КАРЕЛ ЧАПЕК
     
     СИСТЕМА
     
     Перевод В.Мартемьяновой
     
     Солнечным воскресным утром мы ступили на палубу увеселительного пароходика "Генерал Годдл", где было устроено народное гулянье, - не подозревая, что очутимся в обществе баптистов. Через полчаса после отплытия, когда этим набожным людям чем-то не понравилась наша общительность, они под предлогом якобы содеянной нами непристойности вышвырнули нас в море. Мгновение спустя к нам слетел господин в белом костюме, а примерные христиане, развлекавшиеся на палубе, по доброте душевной кинули вниз три спасательных круга и, распевая религиозные гимны, удалились, предоставив нас воле волн.
     - Слава богу, спасательные пояса фирмы Слэнка у нас есть, - попытался было завести разговор господин в белом костюме, после того как мы втиснулись в резиновые круги.
     - Это пустяки, господа, - желая нас успокоить, продолжал наш новый попутчик. - Часов через шесть, я надеюсь, если не изменится юго-восточный ветер, пришвартуемся к берегу.
     После этой тирады он представился по всей форме: Джон Эндрю Рипратон, владелец плантаций и фабрик в Губерстоне. Владелец плантаций гостил у своей двоюродной сестры в Сент-Огюстайне. На пароходе он запротестовал против нашего удаления и вскоре получил возможность короче познакомиться с нами - в условиях, правда, несколько необычных.
     Пока совершались эти формальности, безбрежное море гудело равнодушно и ритмично, а ленивое течение относило нас к берегу, то поднимая на гребнях волн, то низвергая в глубины вод.
     Меж тем мистер Джон Эндрю Рипратон развлекал нас рассказом о своих занятиях экономикой в Европе; оказалось, что в Лейпциге он слушал Бюхера; в Берлине - Листа и Вагнера; штудировал Шеффли, Смита, Карлейля и Тэйлора; поклонялся богу промышленности, пока эта увлекательная жизнь не была прервана странным и диким происшествием: взбунтовавшиеся рабочие убили его отца и мать.
     Тут мы - люди праздные - в один голос воскликнули:
     - Ах, рабочие, опять рабочие! Вы - жертва социальная, мистер Рипратон. Рабочие - продукт производства девятнадцатого столетия. И как они развились за это столетие! Ведь теперь их миллионы, и каждый - проблема, загадка и постоянная опасность. Рука рабочего - это та почка, из которой разовьется кулак. Избранных испокон веков - десяток тысяч. Они вырождаются, а рабочих становится все больше и больше. Вас, мистер, они лишили родителей, а девятнадцатый век - традиций. И раз уж дошло до насилия, то скоро дойдет черед и до нас, и до наших милых приятельниц за морем - погодите, дайте только срок.
     - Осторожно, волна, - любезно предупредил нас мистер Рипратон и самодовольно улыбнулся. - Pardon, господа, но меня они не тронут. Мои заводы, мой Губерстон - приют спокойствия и тишины. Я провел там культурные преобразования. Благородный цвет промышленности я привил на крепкую основу рабочей проблемы.
     - А-а, - вскричали мы, колеблемые волнами, - так, значит, вы преобразователь! Организуете воскресные школы, народные университеты, кружки домоводства; воюете с пьянством; учреждаете общества, оркестры, стипендии, проповедуете теософию, дилетантизм; словом, стремитесь облагородить рабочего, пробудить к новой жизни, дать ему образование и привить любовь к культуре. Но, уважаемый, позволив ему вкусить от плодов цивилизации, вы разбудите в нем бестию. В любом из нас дремлет сверхчеловек. И в один прекрасный день потомственная элита будет сметена мощным потоком вождей и проповедников; миллионы спасителей, интеллектуалов, идеологов, папы и святые устремятся прочь с фабрик и заводов; и набег их будет сокрушителен. Все, что не удастся спасти, будет уничтожено. Мир, достигнув своего апогея, превратится в прах. Черствое сердце последнего хозяина-промышленника метеором покатится по Вселенной.
     Мистер Джон-Эндрю Рипратон выслушал эту речь, достал из непромокаемого футляра трубку и, раскурив ее, предложил нам.
     - Не желаете ли, господа? Весьма приятно в столь влажной обстановке. Что же касается ваших взглядов, то лет двадцать назад я согласился бы с вами. Продолжайте!
     Закурив и покачиваясь на волнах, мы развивали свои идеи дальше.
     - Но ведь существует и идеал рабочего. Это - жаккард, маховое колесо, сельфактор, ротационка, это локомотив. Жаккард не желает ни судить, ни властвовать, не объединяется в союзы, не терпит речей; единственная его идея, - но сильная, господа, великая и руководящая идея - нити, как можно больше нитей. Маховик ничего не требует, ничего, только бы ему позволяли вращаться; у него нет ни иной программы, ни иных желаний. Движение - вот идеал, г-н Рипратон. Движение - это все.
     - Превосходно, господа, - ликовал Джон Эндрю Рипратон, сбрасывая с себя скользкую медузу. - Если вы самостоятельно пришли к такому заключению, то, наверное, сможете по достоинству оценить мою систему, мое решение рабочего вопроса, конструкцию типа Operarius utilis ripratoni.
     Итак, господа, термин "фабрикация" происходит от слова "febris", что означает "лихорадочная деятельность". Да, господа, крупная промышленность - это вам не промысел, крупная промышленность - это лихорадка, порождаемая энтузиазмом, взлетом фантазии и честнейшими устремлениями. Обработать пятьдесят тысяч мешков хлопка - дело нешуточное, уважаемые господа, справиться с миллионом таких мешков - для этого нужна прямо-таки необузданная фантазия художника-энтузиаста. Обработать миллионы! Обработать весь мир! Ибо мир - это сырье, не больше. Цель индустрии - обработать мир, господа! Небо, земля, человечество, время, пространство - это всего-навсего сырье для промышленности. Превратить мир в товары!
     И мы беремся совершить это. Чтобы справиться с такой грандиозной задачей, необходимо ускорить все процессы. Но нас держит в плену рабочая сила, рабочий вопрос. Поэтому мы объявляем войну социализму, туберкулезу, снижению рождаемости, восьмичасовому рабочему дню и алкоголизму! Ничто не смеет мешать нашему движению вперед! Рабочий должен стать машиной, от него требуется только движение, ничего больше! Любая идея - грубейшее нарушение рабочей дисциплины! Господа! Система Тэйлора - это систематизированное заблуждение, ибо эта теория прошла мимо вопроса о душе. Душа рабочего - это вам не механизм; ее необходимо устранить. И это удается в моей системе! Моя система предлагает кардинальное решение всех социальных проблем!
     В начале своей деятельности я грезил о рабочем, который был бы лишь рабочей единицей - и только. Поэтому я брал к себе на службу людей недалеких, убогих, флегматиков, неграмотных, альбиносов, представителей неполноценных рас и так далее, то есть исключительно тех, кто, пройдя специальный экзамен у профессора Мюнстерберга, обнаруживал полное отсутствие мыслей, идей, увлечений, кто не имел понятия о поэзии, астрономии, политике, социализме, истории, забастовках и организациях. Они не сомневались, что их жизнь состоит из наследственной предрасположенности к труду и благоприобретенных привычек. С помощью своих агентов я выискиваю эти редкостные экземпляры по всему миру. Теперь мой Губерстон работает безотказно.
     - Эге-ге, мистер Рипратон, осторожнее, как бы вас не задело вон то бревно! - воскликнули мы. - Конечно, ваша система превосходна! Но вас не пугает, что ваш идеальный рабочий со временем выродится и деградирует? Скажем, вследствие неких пагубных влияний испортится и примется изо всех сил искать применение своим душевным порывам? Не считаете ли вы целесообразным проводить у себя недели медицинских освидетельствований? Не наблюдаются ли у ваших рабочих случаи внезапного прозрения?
     - Нет, никогда! - торжествовал мистер Рипратон, отталкивая от себя невесть откуда взявшуюся балку. - Я, уважаемые господа, преобразил своего рабочего; прежде всего я уничтожил в зародыше его альтруизм, всякие коллективные, семейные, поэтические, трансцендентальные чувства; я отрегулировал его пищеварение и всякие прочие желания; я ликвидировал его окружение, воздействовал на него архитектоническими, астральными, диетическими влияниями, температурой, климатом, четкой систематизацией жизни.
     Произнося этот монолог, мистер Джон Эндрю Рипратон не заметил, как очутился в гуще скользких водорослей, - выбраться оттуда он уже не смог; в то время как течение медленно, но верно относило нас к берегу, его узкий круг все еще белел на горизонте. Торопясь изложить свой метод, мистер Рипратон пронзительно кричал нам вслед:
     - Погодите, господа! У меня каждый рабочий пользуется удобствами, он привык к ограничениям и регулярности. Каждый равен себе подобному, как элементы в электрической батарее. Я, построил для них казармы. У каждого своя клетушка, они как две капли воды похожи одна на другую; у моих рабочих одни и те же переживания, ощущения, приборы, часы, одинаковые мечты; у них нет надобности и желания чем-либо поделиться друг с другом; им нечего сказать друг другу или попросить о какой-нибудь услуге. Секунду, господа! Я окружил их скукой, достатком, равнодушием, удобствами и чистотой. Да, господа! Женщина? Женщина возбуждает эстетические, семейные, этические, общественные, романтические, поэтические и общекультурные чувства. Да, господа, во мне тоже; собственно, я это знаю по собственному опыту. Женщина - ах, женщина! Женщина враг любой системы! Женщина, господа... мгновение, господа!.. Я позволяю рабочим пользоваться женщиной лишь изредка; мастерам - раз в три дня; кузнецам - раз в неделю; рабочим хлопчатобумажных цехов - раз в две недели; поденщикам на плантациях - раз в месяц, и то лишь ночью, под покровом темноты, чтобы они не видели женской красоты и не познали эстетического волнения, - алло, господа, вы меня еще слышите? чтобы они не ощутили эстетического и нравственного воздействия или... вообще чего-нибудь более высокого и... господа... я говорю... женщина... всяких желаний, восторгов... умиротворение рабочих... мой метод... Прощайте, господа!
     Мистер Джон Эндрю Рипратон все повышал и повышал голос, долетавший к нам уже откуда-то издалека. Наконец он совершенно скрылся из глаз, плененный водами, словно буй, и ветер, дувший с моря на сушу, уже не доносил до нас его пронзительного голоса. Вскоре на океан как-то сразу опустилась тихая лунная ночь, а в полночь мы выбрались на берег неподалеку от Чарлстона, откуда послали лодку на розыски мистера Джона. Бедняга провел на воде не слишком приятную ночь.
     Из Чарлстона, без каких-либо чрезвычайных происшествий, мы по воде добрались до Сент-Огюстайна и на следующий день нанесли визит мистеру Рипратону и его кузине. Мы застали его в кресле-качалке, с письмом в руках; на лице нашего приятеля застыло выражение глубочайшей скорби. Он поклоном ответил на наше приветствие и, не говоря ни слова, протянул письмо следующего содержания:
     
     "Губерстон, 27 января
     
     Уважаемый сэр!
     
     Письмо мое огорчит Вас, Все погибло. Рабочие взбунтовались, подожгли фабрики, спасти ничего не удалось, Ваша супруга и трое детей убиты.
     Все произошло неожиданно. У молодого рабочего Боба Гиббона (№ С 10707) случайно (случайность была роковой!) забыли выключить свет в ту ночь, когда к нему разрешено было впустить женщину - к несчастью, редкой красоты. В Бобе проснулось чувство прекрасного и понимание высокого предназначения человека, в нем возродились и другие более тонкие чувства, вследствие чего на следующий день, невзирая на замечания и побои караульных, он принялся распевать песни, рисовал что-то, мечтательно улыбался, разговаривал, делал значительное лицо и вообще вел себя самым приятным образом.
     По его наущению остальные рабочие запаслись на ночь свечами и все пришли в неописуемое волнение. После этого их начали интересовать белые манишки, зеркала, открытки, стихи, музыкальные инструменты, картины и тому подобные предметы, возбуждающие любовные чувства. В порыве вдохновения они организовали четыре певческих кружка, два общества декораторов, два клуба театралов-любителей и несколько спортивных обществ. Администрация оказалась бессильной воспрепятствовать этому движению. Затем рабочим удалось проникнуть па женскую половину; разобрав женщин, они стали жить семьями. Назавтра они уже потребовали сокращения рабочего дня и повышения заработной платы, а в последующие дни организовали всеобщую забастовку и основали три профсоюза - кузнецов, рабочих-текстилыциков и батраков-поденщиков. 25 января были изданы три журнала и разбиты лавки и склады в центре города. Таковы события последних дней, имевшие место, пока Вы благоволите пребывать вне стен отчего дома.
     Попытайтесь найти утешение, дорогой сэр, если сможете.
     
     Преданный Вам Фрэнсис Д.Мюлберри".
     
     Мистер Джон Эндрю Рипратон отвернулся к окну, чтобы выплакаться всласть. А мы заметили про себя, с глубоким вздохом: "Бедный Рипратон! Бедняга Гиббон, новый Адам! Какая опасность таится в вас, о наши милые подруги! Да хранят небеса вашу молодость!"
     
     
     КАК Я БЫЛ ВЕЛИКАНОМ
     
     Сборник научно-фантастических рассказов
     чешских и словацких писателей
     
     ИЗДАТЕЛЬСТВО "МИР"
     МОСКВА 1967
     
     Составитель В.А.Мартемьянова
     
     Редакция научно-фантастической и научно-популярной литературы
     
     
     Редактор И.Хидекель
     Художники О. и Л.Васильевы
     Художественный редактор Ю.Л.Максимов
     Технический редактор Е.С.Потапенкова
     
     Spellchek: has@ukrsat.mk.ua
     Scan: fantast2.spb.ru