АРКАДИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ АДАМОВ
     
     
     УГОЛ БЕЛОЙ СТЕНЫ
     Повесть
     
     
     ORC: Олег-FIXX (fixx10x@yandex.ru)
     Адамов Аркадий Григорьевич. Угол белой стены.
     - Издательство "Советская Россия", 1986 г.
     
     
     Аннотация:
     Имя писателя Аркадия Адамова широко известно читателям благодаря таким книгам, как "...Со многими неизвестными", "След лисицы", "Стая", "Идет розыск", "Инспектор Лосев".
     В первую книгу избранных произведений А. Адамова, которые выпускает наше издательство под общим названием "Криминальный роман", вошли роман "...Со многими неизвестными" и повесть "Угол белой стены".
     
     
     Глава 1
     ПОСЛЕДНИЙ ПРИВЕТ ОТ ДЯДИ
     
     Голос в трубке был удивительно приятный, и Лобанов каждый раз ловил себя на мысли, что ему хочется продлить короткий служебный разговор. Интересно, какая она, этот палатный врач городской больницы? Кажется, совсем молоденькая. И всегда она почему-то смущается, когда говорит с Лобановым. И, конечно, улыбается. Ведь он обычно шутит. А смущается она, вероятно, потому, что знает: он работник уголовного розыска, и ей нельзя рассказывать больному Семенову об этих звонках.
     Лобанов звонил ей чаще, чем требуется, это точно. И при этом неизменно поругивал себя. "Тебе что, восемнадцать лет? - ворчал он.- Что это за романы по телефону? - И тут же со странной горечью насмешливо возражал: - Никаких романов, товарищ майор. Как можно? Долг, так сказать. Служебный долг, только и всего". И при этом мелькала мысль, что следовало бы съездить в больницу и своими глазами посмотреть, что там и как. Ведь Семенова, как только он выздоровеет, придется немедленно арестовать: он связан с опасным преступлением - торговля наркотиком - гашишем. Этой мерзости никогда не было у них в городе. И не будет. А от Семенова ниточка тянется куда-то, по ней предстоит еще пойти, осторожно, чтобы не оборвать, и добраться до ее конца. Непременно добраться. Вернее, это будет не конец, а начало. Оттуда тянется не одна ниточка, и не только к Семенову, это уж точно. Там главный преступник, там самое опасное. Но пока что путь к нему только через Семенова. И поэтому за Семеновым надо смотреть в оба глаза. Особенно пока он в больнице.
     В этом месте Лобанов прервал свои размышления и. усмехнулся: "Ведь для этого тебе самому вовсе не надо ехать в больницу, старик. Смотрят там и без тебя, по твоему же приказу, кстати".
     - Наталья Михайловна? Доброе утро. Все тот же Лобанов вас беспокоит. Как сегодня наш подопечный?
     - Мне бы хотелось, чтобы он меньше нервничал. Это замедляет выздоровление.
     - А как же не нервничать? Ему же предстоит скоро разлука с вами. Тут, наверное, каждый занервничает.
     - Представьте, все другие только об этом и мечтают.
     Как она стала бойко отвечать ему!
     - Не могу представить. Самому надо испытать. И когда же его ждет этот удар, как полагаете?
     - Дня через два-три, вероятно. Он должен окрепнуть.
     "Улыбается. Наверняка улыбается сейчас".
     - Значит, встает, ходит?
     - Ну конечно. Я же вам уже говорила.
     - Да, да, действительно.
     Лобанов рассердился на себя и поспешно закончил разговор. "Идиотом каким-то кажусь. Впрочем, идиот и есть. Амуры разводить вздумал на старости лет". И без всякой видимой связи неожиданно подумал: "Хоть бы одним глазом взглянуть на нее, что ли".
     Если бы еще недавно ему кто-нибудь сказал, что он будет способен на такое мальчишество, он бы даже, наверное, не рассердился: на подобную нелепость сердиться было просто невозможно. Черт возьми, если кто-нибудь узнает. Например, Коршунов. Или, хуже того, Гаранин. Сергей поднимет на смех, это уж точно. А Костя - он только посмотрит, но так, что готов будешь провалиться сквозь землю. Впрочем, все это чепуха. О чем им узнавать? Что Саше нравится чей-то голос! Ну и что? По радио он тоже с удовольствием слушает разные приятные голоса. Но этот довод показался не очень убедительным.
     Лобанов не раз задумывался, обычно по ночам, когда не спалось, или в редкие дни отдыха, о том, как это случилось, что он, такой общительный, веселый, энергичный человек, и в общем, видимо, не глупый, остался холостяком. Конечно, были встречи, были увлечения, но перед последним шагом Сашу вдруг неизменно охватывали смятение и тревога.
     Лобанов покосился на телефон. Так просто снять трубку, еще раз набрать номер и услышать... Что-то есть в том голосе странное, совсем необычное, чего другие, наверное, просто не замечают. Как будто каждое человеческое ухо и каждая душа настроены на свою, особую звуковую волну, которая только и может заставить вдруг замереть сердце. И тогда кажется, что нечем дышать.
     Ну, это уж слишком. К черту! Лобанов досадливо нахмурился и потянулся к лежавшим на столе сигаретам.
     В этот момент в кабинет вошел молчаливый, подтянутый Храмов, его заместитель, и Лобанов настороженно взглянул на него, словно тот мог подслушать его мысли.
     Храмов коротко и невозмутимо доложил:
     - Пришел ответ из Ташкента. От Нуриманова. Семенов там действительно жил и работал. Три года. Потом исчез.
     - Ну что ж. Ташкент - это то, что надо. Через два дня Семенов расскажет нам об этом подробнее, надеюсь. И как жил, и как работал. Через два дня, Коля. Понял?
     Храмов сдержанно усмехнулся.
     - А пока что,- продолжал Лобанов, хмуря свои пшеничные Орови, и на круглом улыбчивом его лице проступила озабоченность,- пока что требуется одно: полная изоляция от внешних... влияний, что ли. Володя на месте?
     - Так точно.
     - Значит, все связи Семенова в городе оборваны. Сестра навещает?
     - Нет.
     - За два месяца ни разу не навестила! А ведь отношения хорошие, даже очень хорошие. Странно...- задумчиво покачал головой Лобанов.
     - Племянница раза три приходила. С передачей. Вчера была.
     - А виделась с ним?
     
     - Нет.
     - Передачу проверили?
     - А как же. Жаткин смотрел.
     - Ну и что?
     Храмов удивленно взглянул на Лобанова:
     - Нормально.
     - Да, да, он ведь докладывал,- махнул рукой Лобанов, досадуя на свою забывчивость, затем, подумав, спросил: - А кто такая эта племянница?
     
     - Школьница. В девятом классе. Скромная девчушка, тихая. Видел я ее.
     
     - Гм... А мать, кажется, живет... весело. А?
     - Так точно.
     - В какой школе девочка учится?
     - В четырнадцатой.- И, чуть помедлив, Храмов добавил: - Где мой Толька.
     
     - Ну, твой еще в третьем.
     - Так точно.
     
     - Ох, и парень у тебя. Умора одна. - Лобанов с улыбкой покачал головой.- Встретил его вчера. Просто умора,- повторил он.
     - Из школы шел?
     
     - Ага. Одну важную вещь мне сообщил. Спрашиваю: "Ну, как, старик, дела на работе?" - "А, дела! - говорит.- Отвлекаюсь".- "С кем за партой-то сидишь?" - "А, сижу!.. С девчонкой".- "Что, - спрашиваю,- не уважаешь?" Так он мне, представляешь, говорит: "Деформировались девчонки, даже фартуки перестали носить". Деформировались, а? - Лобанов рассмеялся.
     
     Храмов покачал головой и озабоченно произнес:
     - Начитанный невозможно. Не знаешь иной раз, что и отвечать.
     
     - Да, пошел народец,- ухмыляясь, согласился Лобанов и добавил: - А некоторые девчонки действительно деформировались. Это надо иметь в виду. Как фамилия сестры-то?
     
     С лица Храмова стерлась улыбка, и он с обычной сухостью ответил:
     
     - Стукова Нинель Даниловна.
     - А она, часом, в Ташкенте не жила?
     - Можно узнать.
     
     - Надо узнать,- поправил его Лобанов.- И когда пода, в Борек, приехали. И где муж. Словом, все надо узнать. Дочку-то как зовут?
     - Валентина.
     
     - А по батюшке?
     - Узнаем.
     - Вот, вот. В случае чего... понимаешь?
     - Так точно.
     "С ним работать можно",- удовлетворенно подумал Лобанов. И неожиданно представил, как сидит за завтраком семья Храмовых. Ведь он всех их знал, и бабушку тоже. И статную красивую жену Храмову Зину - костюмершу городского драмтеатра, на которую заглядываются все мужчины, но которая беззаветно любит своего неразговорчивого Николая. Хотя однажды... Да, все было в этой семье, и все, между прочим, она выдержала. И Николай вел себя, говорят, в той истории, как надо. И осталась семья, и все как будто наладилось. Жизнь... Течет, катится через омуты и мели. Лобанов невольно вздохнул и вдруг подумал, что он, наверное, тоже все бы перенес, все бы сохранил.
     - Ну, я пойду,- сказал Храмов.
     Лобанов кивнул в ответ.
     Оставшись один, он принялся рассеянно перебирать бумаги,, требующие его подписи, и никак не мог сосредоточиться.
     Лобанов досадливо отодвинулся от стола, прошелся по небольшому кабинету наискосок - от угла продавленного дивана возле двери до сейфа, стоявшего за столом, рядом с креслом, потом подошел к окну.
     По улице медленно, робко шла весна. Мокрый, выпавший ночью снег еще лежал, как отсыревший сахар, на крышах, карнизах, во дворах, тяжело цеплялся за голые ветви деревьев, но мостовая уже была исполосована темными, неровными колеями, из-под колес машин и троллейбусов летели грязные брызги, а на тротуарах снег был и вовсе истоптан, превратился в жирную грязь. В зябком воздухе висел белесый туман. Стены домов сочились сыростью. Весна... Еще одна весна в этом городе...
     
     Лобанов вернулся к столу и с особым усердием, словно стараясь отвлечься от чего-то, принялся за бумаги, про себя удивляясь этой минутной тишине в своем кабинете, когда никто почему-то не врывается, не звонит телефон, не сваливаются одно за другим неожиданные происшествия и неприятности.
     И в этот самый миг, как будто торопясь исправить случайную оплошность, к нему без стука вбежал раскрасневшийся Володя Жаткин, в распахнутом пальто, с болтающимся на тонкой шее кашне, держа в руке пушистую, совсем новую кепку:
     Едва успев прикрыть за собой дверь, он подскочил к столу и, тяжело дыша, возбужденно произнес:
     - Александр Матвеевич, начинается... Вот!..
     Он почти бросил на стол бланк телеграммы.
     - Изымаем с разрешения прокурора... почту Семенова...- словно оправдываясь, проговорил он, все еще не в силах отдышаться.- И вот. Смотрите. Телеграмма!
     - Это я и сам вижу, что телеграмма,- улыбнулся Лобанов.- Да ты садись.
     - Вы только прочтите, прочтите! Я-то сяду,- взмолился Жаткин, тяжело опускаясь на стул.
     Лобанов развернул телеграмму. "Шестнадцатого вечером встречай привет
     дядя".
     - Та-ак... Выходит, дождались.- Лобанов поднял хмурые глаза на Жаткина.- Шестнадцатое, между прочим, завтра.
     - Телеграмма - вы видите? - из Ташкента,- торопливо доложил Жаткин.- А поезда оттуда через день. И завтра как раз приходит. Тридцать восьмой. И как раз вечером. В двадцать один тридцать.
     - Оттуда, может, и самолет вечером приходит.
     - Так ведь прошлый раз они поездом ехали.
     - Вот именно. За дураков-то их не считали. Погоди.
     Лобанов позвонил Храмову.
     Через пять минут в кабинете собрались сотрудники. К этому времени Жаткин успел выяснить, что каждый вечер, в двадцать ноль-ноль, действительно прибывает самолет из Ташкента, и по утрам, кстати, тоже. Так что указание в телеграмме вечера было в этом случае необходимо. Впрочем, утром, оказывается, приходил и поезд, на котором, с пересадкой правда, тоже можно было добраться из Ташкента в Борек. На этот поезд указал один из сотрудников.
     - Словом, без Семенова мы никого не встретим, - заключил Лобанов.-Авось врачи нам завтра вечером одолжат его на часок.
     Тут он невольно подумал о враче, который должен был "одолжить" Семенова, и голос его чуть заметно дрогнул. Впрочем, никто из присутствующих этого не заметил.
     Было решено, что разговор с Семеновым состоится завтра утром. Прямо в больнице. И вполне естественно, беседовать с Семеновым должен был сам Лобанов. Слишком важной была эта беседа, слишком много зависело от ее исхода. Ведь Семенов мог, для вида даже согласившись помочь, затем объявить, что не обнаружил приехавших. А те первыми к нему никогда, конечно, не подойдут. В этом случае ниточка оборвется навсегда. Больше уже к Семенову никто не приедет.
     Храмову и еще двум сотрудникам было поручено к концу дня собрать дополнительные сведения о Семенове, все, какие возможно, а Жаткину - о сестре и племяннице.
     - Проверь, кстати,- сказал ему Лобанов,- не получала ли и сестрица в эти дни сигнала из Ташкента. Письма, телеграммы. Всюду проверь как надо. Ясно?
     - Ясно, Александр Матвеевич,- нетерпеливо ответил Жаткин.- Я пойду. Разрешите?
     - Все могут идти. А ты, Храмов, обожди.
     Когда они остались одни, Лобанов, закурив, сказал:
     - Давай еще раз уясним ситуацию. Значит, Семенов впервые получил чемодан с гашишем в январе. Привезли двое. Одного звали Иван. Имя второго неизвестно. По виду узбек. Приехали, видимо, из Ташкента. Поезд был оттуда. Сейчас и телеграмма оттуда. Так что сходится. Тех двоих мы не нашли. Но чемодан конфисковали. Недостающий там гашиш отдал Сенька, карманный вор. Семенов поручил ему продать это на рынке. Помнишь?
     Храмов молча кивнул.
     - Сенька никого, кроме Семенова, не знает,- продолжал, откинувшись на спинку кресла и неторопливо покуривая, Лобанов.- Значит, ниточка тянется к нам сюда из Ташкента, и на конце ее только Семенов. Пока все ясно, а?
     - Так точно,- подтвердил внимательно слушавший Храмов.
     - Вполне вероятно, что завтра приедут те же двое. Их, между прочим, может узнать не только Семенов, но и Тамара, его бывшая подружка, так сказать. Как думаешь?
     - Ее судили. Она уже в колонии. Этапировать не когда,- покачал головой Храмов.
     - Да, верно,- согласился Лобанов.- Тем более что может приехать и кто-нибудь другой, кого она не знает, а Семенов знает. Итак, остается он, один он. Все правильно.
     - Надо сегодня бы с врачом договориться,- предложил Храмов.- И место для беседы найти. Может, съездить?
     - А ты с ней знаком?
     - Так точно.
     - Ну... и как она?
     - Женщина симпатичная,- равнодушно ответил Храмов, удивительно равнодушно, как показалось Лобанову.- Молодая еще, конечно,- добавил Храмов, не то осуждая, не то сомневаясь в чем-то. - Так кто же поедет? - спросил Лобанов.- Ты или я?
     Храмов посмотрел на него слегка удивленно. Он не привык, чтобы его деловитый и решительный начальник колебался в таких простых вопросах. Лобанов поймал этот удивленный взгляд и, хмурясь, сказал:
     - Сейчас мы с ней договоримся.
     Он снял трубку и поспешно, будто прогоняя охватившее его на миг смущение, набрал нужный номер.
     К телефону подошел сначала кто-то другой, и только потом раздался знакомый голос.
     - Наталья Михайловна, тысячу извинений, это снова Лобанов вас беспокоит,- бодро, пожалуй даже слишком бодро, произнес он, искоса взглянув на спокойно курившего Храмова.- Тут несколько изменились обстоятельства. Хотелось бы вас повидать. Да и... в общем повидать,- сбивчиво и сердито закончил он.
     - Меня или больного?
     "Улыбается. Конечно, улыбается, черт возьми".
     - Сначала вас, а потом его, завтра.
     - Ну что ж, приезжайте. Только до четырех, можно?
     - Постараюсь. А вы... так рано уходите?
     - Нет. Мы вообще до шести. Но сегодня... Мне надо за сыном зайти, в детский сад:
     - Понимаю, понимаю,- торопливо произнес Лобанов.- Ну конечно.
     Он медленно опустил трубку, ощущая какую-то непривычную горечь в душе, и мстительно подумал: "Вот так. У всех сыновья. Все правильно". И сказал Храмову:
     - За сыном идет, в детский сад.
     - Кто? - не сразу понял тот.- Врач?
     - Не я же,- буркнул в ответ Лобанов и неожидан но подумал, что, пожалуй, с удовольствием пошел бы в детский сад за своим сыном. Интересно, какой бы у него был сын? Но он тут же прогнал эти глупые, не к месту пришедшие мысли и деловито добавил: - Просит приехать до четырех.- Он посмотрел на часы.- А сейчас уже без четверти два.
     В этот момент зазвонил внутренний телефон, и Лобанов рывком снял трубку.
     - Слушаюсь, товарищ комиссар. Буду.
     - Через полчаса совещание у него,- с непонятным облегчением объявил он Храмову.- Поедешь сам. Узнай, как себя ведет, когда завтра нам приехать, где лучше побеседовать и можно ли будет его завтра вечером забрать на часок. Или нет, о вечере ничего не говори, а узнай... Когда Храмов, наконец ушел, удивляясь про себя странной нервозности начальника и объясняя ее исключительно тем, что предстоит им завтра, Лобанов решительно убрал в сейф бумаги со стола, еще раз взглянул на часы и отправился к дежурному.
     - Вызывай по спецсвязи Москву. Коршунова. Быстренько.
     
     Москва ответила почти мгновенно, а еще через минуту к телефону подошел Коршунов.
     
     - Телепатия,- засмеялся он.- Я как раз собрался звонить тебе. Какие новости, старик? Ты же без этого не позвонишь.
     
     - Получили привет от дяди. Завтра вечером будем брать племянников. Но перед этим...
     
     Коршунов слушал внимательно, не перебивая, не задавая вопросов, позволяя выговориться до конца, и именно так, как хотелось бы собеседнику. Он даже чуть помедлил с ответом, ожидая, не сообщит ли Лобанов что-нибудь еще, и только потом сказал:
     
     - Ну что ж. Итак, начинаем, старик, новое дело. Очень серьезное. Пора добираться до дяди. А то все на племянников натыкаемся. Но ты что-то слишком волнуешься, по-моему. Что у тебя там еще случилось?
     Лобанов смущенно кашлянул. Это же надо! Свои тут ничего не заметили, а этот из Москвы что-то учуял.
     - Согласно вашим указаниям жениться надумал, - грубовато пошутил он.- А она не согласна.
     Вопреки ожиданию, Коршунов шутки не принял.
     - Тогда понятно,- коротко ответил он и перевел разговор на Семенова.-Держи меня в курсе. Дело серьезней, чем ты думаешь, старик.
     Лобанову нестерпимо захотелось расспросить подробности. Выходит, Коршунову известно что-то такое, чего не знает он сам? Но пришлось проститься: у комиссара уже начиналось совещание.
     
     "Итак, начинаем новое .цело,- думал Лобанов, шагая по коридору,-"снова вышли на тропу войны",- вдруг пришли ему на память слова из давно забытых, в детстве когда-то читанных книг.
     
     
     * * *
     
     
     Утром пошел дождь, первый дождь в этом году унылый, мелкий и холодный, при котором все вокруг выглядит нудным и противным: и низкое, серое небо, и придавленные им, тоже как будто посеревшие дома, и поникшие, голые деревья в скверах, и грязный снег под ногами.
     Лобанов приехал в больницу невыспавшийся и сердитый. Накануне они допоздна совещались в отделе. Да и предстоящий разговор, с Семеновым казался сейчас Лобанову не столько трудным, сколько неприятным. Снова видеть его самоуверенную физиономию, слышать истерический, наглый крик. "Черт бы тебя побрал вместе со всеми твоими дядями и племянниками,-раздраженно думал Лобанов, выбираясь из машины.- Ну, погоди у меня". Ночью, в который раз обдумывая эту встречу, он наметил как будто неплохой план, даже, как ему тогда показалось, остроумный. Но сейчас, в это хмурое, сырое утро, Лобанова вдруг что-то забеспокоило, что-то не учтенное им в этом предстоящем разговоре и пока совершенно неуловимое.
     Он оставил машину у ворот и пошел мимо мокрых, серых корпусов больницы с крупными белыми номерами на торцовых стенах, которые тоже одним своим видом навевали уныние. В окнах бледно-желто горели лампы, словно напоминая, что пасмурное, сумрачное это утро еще не утро и вообще никакого утра не будет и дня не будет тоже. Ночью Лобанов успел себя не раз отругать за мальчишеские волнения с телефоном и теперь был полон к себе насмешливого презрения.
     Но вот показался наконец седьмой корпус.
     Лобанов свернул к нему по асфальтовой дорожке и позвонил у облупленной, дощатой двери.
     Через несколько минут он уже шел по длинному коридору второго этажа, в халате, накинутом на плечи, следом за толстой пожилой няней. В палатах больные кончали завтракать, и ходячие помогали уносить грязную, посуду; из-под серых байковых халатов у них болтались белые тесемки кальсон. Молодые, кокетливые сестры в белоснежных шапочках и коротеньких, тщательно отглаженных халатиках озабоченно сновали мимо Лобанова, бросая на него быстрые, любопытные взгляды. Навстречу прошел высокий седой человек в халате. Его почтительно сопровождала целая свита врачей и сестер.
     "Профессор", - решил Лобанов.
     В это время нянечка, тяжело переваливаясь и запыхавшись, подвела его к двери ординаторской и уважительно, со значением произнесла:
     - Тута они все.
     Лобанов толкнул дверь.
     Он сразу узнал палатного врача Семенова, вернее сразу угадал, что это она, и, обойдя всех других - а врачей в комнате было человек шесть или семь,- подошел к белокурой женщине, что-то писавшей за столом. Шапочка ее лежала рядом, и пепельные короткие волосы падали на лоб. Она их нетерпеливо отбросила, подняв голову, когда к ней подошел Лобанов.
     - Здравствуйте, Лобанов,- коротко произнес он.
     Она поднялась и с улыбкой протянула руку:
     - Здравствуйте. Волошина.
     Коротенький халатик, без единой складки облегавший ее стройную фигурку, детские ямочки на щеках и смущенный взгляд больших серых глаз показались Лобанову неуместными. "Как она только мужиков лечит?" - с неожиданным раздражением подумал он.
     
     - Так вы хотели бы поговорить с больным Семеновым?
     - С вашего разрешения.
     - Мы вчера договорились об этом с вашим товарищем,- снова улыбнулась Волошина.- И комнату приготовили. Пойдемте.
     Она торопливо сложила бумаги в старенькую папку с тесемочками и направилась к двери. "Просто девочка какая-то",- неодобрительно подумал Лобанов, следуя за ней.
     - Наталья Михайловна, вы скоро вернетесь? - окликнула ее одна из врачей.- Меня беспокоит вчерашняя кардиограмма Осипова. Вы обещали посмотреть.
     - Да, да, я сейчас.
     Она порывисто открыла дверь.
     Теперь они шли рядом по коридору, и Лобанов казался себе страшно неуклюжим рядом с этой легкой, Маленькой женщиной в белом халате, с перепутанными светлыми волосами. Ему все время казалось, что она сейчас убежит от него, спрячется или, подняв голову, лукаво улыбнется, и он не будет знать, что тогда делать.
     С Волошиной все время здоровались - то больные, то санитарки, то сестры, и она отвечала приветливо, но всем по-разному. И Лобанов старался угадать ее отношение к каждому. Но он успевал только подумать: "Любит... не любит... любит...". И, неожиданно смутившись, бросил это занятие. С каждой минутой молодая женщина нравилась ему все больше. "Храмов, в общем, прав, она симпатичная",- сдержанно, почти строго сказал он себе. И все же чувствовал себя Саша как-то непривычно скованно рядом с ней и, сердясь на это, с напускной беспечностью спросил:
     - Ну и как, успели вы вчера за сыном?
     Волошина подняла голову, откинув рукой прядку волос со лба, и улыбнулась.
     - Представьте, опоздала. Тяжелый больной поступил.
     - Получили выговор?
     - Еще какой! Вовка у меня очень строгий. Когда я прибежала, он уже сидел одетый, в пальто; шапке; и говорит мне: "Тебя удовлетворяет такая ситуация? Лучше бы Валя за мной пришла".
     Оба рассмеялись, а Лобанов спросил:
     - Это старшая сестренка?
     - Нет. Валя на нашей площадке живет. Большая девочка. Но с Вовкой очень дружит.
     - Скажите,- вдруг спросил Лобанов.- Почему Семенов сначала поступил в другую палату, а потом его перевели к вам?
     Они уже стояли около какой-то двери, и Волршина нажала ручку, чтобы войти.
     - Почему? - Она подняла голову, привычно откинув светлую прядку со лба.- Сестра его меня попросила. Мать этой самой Вали. У вас ему, говорит, лучше будет.
     Лобанов насторожился.
     Он не мог бы объяснить, почему задал свой последний вопрос. Это произошло непроизвольно, сработала годами воспитанная в нем чисто профессиональная способность увязывать, сопоставлять самые туманные намеки, самые, казалось бы, далекие факты. В данном случае как-то неожиданно, видимо, сцепились между собой у него в мозгу три в разное время отмеченных им обстоятельства: Семенова перевели в другую палату, к Волошиной; девочка Валя живет с ней на одной площадке, а ведь так зовут и племянницу Семенова; наконец, какая-то нотка особой озабоченности в голосе Волошиной, когда та говорила ему по телефону о состоянии здоровья Семенова. .
     Ответ Волошиной, однако, обеспокоил его. Хотя, казалось бы, он мог быть доволен своей проницательностью. "Этого еще не хватало",- подумал Лобанов и сказал:
     - Заботливая же у него сестра. Наверное, часто навещает?
     На этот раз Волошина взглянула на него, строго и, как ему показалось, даже обиженно:
     
     - Вы же сами запретили навещать этого больного. И я никому не разрешала.
     Теперь улыбнулся Лобанов:
     
     - Но ведь могли же вы сделать исключение? Или не вы, а другой врач, допустим. Вы, кажется, исключений никому не делаете.
     
     - Почему же? Когда можно, делаю.- Она открыла дверь и добавила - Заходите. Здесь у нас дежурят ночные сестры.
     
     Комната оказалась небольшой, светлой и очень чистой. Лобанов огляделся. У стены стоял маленький белый столик, над ним висело круглое зеркальце, за которое была засунута веточка мимозы, напротив стоял высокий топчан, застеленный простыней, у окна - стеклянный шкафчик с лекарствами и инструментами; два белых стула дополняли обстановку.
     
     - А вы были раньше знакомы с Семеновым? - вернулся к прерванному разговору Лобанов, придвигая к столику один из стульев, стоявший возле окна.
     
     - Нет, не была. Я вообще-то мало знаю Нинель Даниловну, - сдержанно ответила Волошина.- Иногда одолжишь луковицу, соль. И она тоже. Ну, вот еще дети...
     
     Лобанов сразу уловил перемену в ней и очень серьезно сказал:
     
     - Вы извините меня за эти расспросы. Но тут не простое любопытство. Семенов замешан в опасном преступлении, И у нас не очень хорошие сведения о его сестре.
     
     Волошина взглянула на него удивленно и встревоженно.
     
     - Что вы говорите?! - Она даже закусила в испуге губу.- В преступлении?
     - Да.
     - Какой ужас! Но сестра... по-моему, она ничего не знает. Она так живет... беззаботно. А Валя... она очень хорошая девочка. Уверяю вас.
     - Один мой приятель,- улыбнулся Лобанов,- из третьего класса, говорит, что девчонки совсем деформировались, даже фартуки не носят.
     Волошина тихо рассмеялась.
     - Нет,- сказала она покачав головой - Валя не деформировалась.
     - Я почему-то вам во всем верю,- тоже тихо сказал Лобанов.
     - Правда?
     Она казалась удивленной.
     - Правда.
     - Так... я позову Семенова?
     - Подождите. А как, по-вашему, его сестра, не деформировалась?
     - Она мне не нравится,- просто ответила Волошина.- Я не знаю почему. Вернее... Но ведь вы сами ее знаете.
     - Не очень,- вздохнул Лобанов.- Следовало бы больше. К ней, кажется, приходит много людей?
     
     - Я их не знаю.
     - И бывает очень весело, говорят?
     - Не знаю,- сдержат" ответила Волошина. Я не люблю сплетничать. Пожалуйста, не спрашивайте меня о ней, ладно?
     Лобанов нахмурился:
     - Я тоже не люблю сплетничать. Но вы говорите "сплетничать", а имеете в виду совсем другое. Правда?
     Волошина опустила глаза:
     - Правда...
     - Вы думаете, что это нехорошо, это... непорядочно, что ли, рассказывать мне о другом человеке и тем, может быть, приносить ему вред. Так ведь? - Лобанов незаметно разгорячился.- И получается, что я вас толкаю на эту непорядочность.
     
     Она посмотрела на него открыто и твердо.
     - Да, так получается. И я этого не хочу.
     - Но это же не так! Вы же... вы же понимаете, о чем и о ком Я вас спрашиваю. Значит, и моя работа непорядочная? Найти преступника, найти вора, убийцу, насильника или... отравителя, например?
     - Ну что вы! - в испуге воскликнула она.
     - А как же я его найду, один? - все больше горячась, продолжал Лобанов.- Как, же я его найду, если мне не помогут те, кто знает хоть самый маленький кусочек пути к нему? А ведь, как правило, это очень сложный путь, он проходит и через другие города, через десятки людей, самых разных, плохих и хороших, которые что-то знают, что-то видели. Нет, вы не правы. Если бы вы были правы, я, например, не мог бы уважать свою работу. А я ее не только уважаю, я ее люблю и считаю нужной, очень нужной, пока существуют такие люди, которые... Вот если бы вы хоть раз видели тех, кого ограбили, если бы вы видели родных убитого, его жену, его детей, если бы вы видели их слезы, вы бы... Я вам точно говорю, вы бы все сделали, вы бы землю перевернули, чтобы найти того, кто причинил такое горе. А я все это видел. И каждый раз это как будто мое собственное горе...
     - Да, вы, конечно, все это видели,- прошептала Волошина, не спуская с Лобанова широко открытых глаз.- И я не права... сейчас.
     - Ну ладно,- махнул рукой Лобанов.- Я, кажется, очень много наговорил. Извините меня.
     - Нет, нет. Просто я вас... обидела. Я понимаю. Это вы меня извините.
     - Ну что вы!..
     Они посмотрели друг на друга и неожиданно улыбнулись, словно каждый понял гораздо больше, чем было сказано, понял, кажется, даже то, что другой только подумал, только на какой-то миг ощутил, и от этого в глазах у них вдруг мелькнула неясная тревога.
     Волошина провела рукой по лбу и неуверенно сказала:
     - Я позову Семенова, хорошо?
     - Да, позовите. А потом... мы еще увидимся?
     Она улыбнулась:
     - Если вам что-нибудь потребуется узнать.
     - А если мне что-нибудь потребуется понять?
     Она кивнула:
     - Тогда тоже...
     И поспешно вышла из комнаты.
     Лобанов медленно огляделся, словно соображая, как он попал в эту незнакомую комнату.
     Хмурясь, он прошелся из угла в угол, придерживая рукой наброшенный на плечи халат, потом опустился на стул. Надо было собраться с мыслями, надо было многое вспомнить. Сейчас войдет Семенов. От этого разговора многое зависит. "Дело серьезней, чем ты думаешь",- вспомнил он слова Коршунова и неожиданно улыбнулся.
     В дверь постучали.
     - Войдите! - крикнул Лобанов.
     Улыбка мгновенно исчезла с его лица, оно стало замкнутым и сосредоточенным.
     В кабинет вошел Семенов. О, это был уже совсем не тот цветущий и самоуверенный человек в модном пальто и дорогой пушистой шапке, который появился однажды в кабинете Лобанова, и совсем не тот расторопный, лукавый и услужливый заведующий галантерейным ларьком, каким видели его на рынке. Когда-то полные, румяные щеки Семенова обвисли и побледнели, заросли светло-рыжей щетиной, глаза ввалились и смотрели тоскливо и как-то отрешенно. Серый больничный халат с зелеными обшлагами, который он придерживал, чтобы не разошлись полы, висел на нем как на вешалке, мятый и испачканный на груди; видимо, Семенов ел неряшливо и торопливо. Белые с синими прожилками ноги еле волочили спадавшие тапочки, и тесемки кальсон болтались вокруг них как-то сиротливо и жалостливо. Вся фигура Семенова выражала уныние.
     Увидев Лобанова, он растерянно остановился. Видимо, встреча эта была для него неожиданной.
     - Садитесь, Семенов, чего же вы,- пригласил Лобанов, внимательно и почти сочувственно оглядывая его.
     - Да, да, конечно... - пробормотал Семенов. Шлепая тапочками и судорожно запахивая халат, он приблизился и тяжело опустился на стул.
     - Итак, Петр Данилович, опасность миновала, и вы почти выздоровели,-сказал Лобанов. - Это, знаете, просто чудо. Ведь положение ваше было ой-ой какое.
     - А, - вяло махнул рукой Семенов.- Мне уже все равно. Сами видите, инвалидом стал.
     - Да, отравление было тяжелым, что и говорить. Вы догадываетесь, кто это сделал?
     Семенов горько усмехнулся.
     - Конечно. С вами,- он сделал ударение на этом слове,- я могу быть откровенен. Это Тамарка, сволочь, голодранка, которую я... почти любил. Только подумайте!..
     - А почему она это сделала, вы тоже догадываетесь? - быстро спросил Лобанов.
     - Как же не догадываться,- зло усмехнулся Семенов.- Очень даже догадываюсь. И я ее теперь...
     
     - Вы ее теперь долго не увидите,- в свою очередь
     
     улыбнулся Лобанов.- Она осуждена.
     - Правильно! Судить! Всех! - мстительно воскликнул Семенов, стукнув по колену худым, белым кулаком, и дряблые щеки его порозовели.- Всех судить! И меня! Пожалуйста! И меня! Но и других тоже!..
     В уголках его тонких, дрожащих губ запеклась слюна.
     - Других надо еще поймать, изобличить,- заметил, Лобанов.- Вот, например, задержали мы Сеньку.
     - Мелочь...- презрительно пробормотал Семенов.
     - Конечно,- согласился Лобанов.- Но давайте, Петр Данилович, говорить откровенно. Вам ведь терять нечего. И вам все равно, как вы сказали.
     Семенов настороженно и опасливо взглянул на Лобанова, и тот подумал: "Нет, тебе, кажется, еще осталось что терять", однако все так же доверительно продолжал:
     - В январе вы получили чемодан с гашишем. Мы его, между прочим, нашли и конфисковали.- При этих словах в тусклых глазах Семенова мелькнула злорадная усмешка.- Вам его привезли двое: Иван и еще один человек. Кто их прислал, Петр Данилович?
     Задумчиво пожевав губами, Семенов пробормотал:
     - Не знаю его...
     
     - Но вы же должны были встретиться с ним хоть раз там, в Ташкенте?
     
     - Не в Ташкенте,- покачал головой Семенов.- В Самарканде. И вообще это была не встреча, а так, случай...
     
     Он на секунду умолк, горбясь и не отрывая взгляда от своих ног в больничных тапочках, потом глубоко вздохнул и тоскливо посмотрел на Лобанова.
     - Ладно. Мне действительно теперь все равно. Вот как было дело.- Он снова опустил голову и глухо продолжал: - Однажды я прилетел в Самарканд в командировку из Ташкента...
     "За теми самыми вазами, наверное,- подумал про себя Лобанов.- Жуликом ты уже и тогда был". И спросил:
     
     - Когда это было, не помните?
     
     Семенов ответил.
     
     "Ну, конечно, за вазами ездил",- удовлетворенно подумал Лобанов и попросил:
     - Рассказывайте.
     - Прилетел я, значит, в Самарканд, за день все свои дела сделал и на следующее утро приехал на аэродром, чтобы в Ташкент обратно лететь. А самолет задерживается. Я в ресторан зашел. Заказал что-то. Тут подсаживается ко мне человек. Ну, выпили. Разговорились. Еще выпили. И он мне свой товар предлагает...
     
     "Удивительно, как они друг друга находят. Прямо-таки носом своего чуют,- подумал Лобанов.- Хотя в таком деле... случайному знакомому... так сразу..."
     - Вы его раньше не встречали в Ташкенте или в Самарканде? - перебил он Семенова.
     - Представьте, не встречал,- пожал плечами Семенов.
     "Врешь, - тут же решил про себя Лобанов.- Не такой он дурак. И я, кстати, тоже".
     - Значит, он предложил. А вы?
     - Я отказался.
     - Почему же?
     - Как вам сказать...
     - Как есть, Петр Данилович. Вернее, как было. Ведь мы же с вами условились.
     - Да, да. Я ему сказал, что у меня сейчас нет свободных денег. К тому же из Ташкента уезжаю совсем, в другой город. Я сюда, в Борек, перебраться решил. Климат, знаете, там, в Ташкенте, ужасный. Я просто больной ходил. Чувствую, не могу...
     "Ну, еще бы",- насмешливо подумал Лобанов и, снова перебив, спросил:
     - А какой из себя этот человек?
     - Как сказать... лет за сорок, полный. Узбек, наверное. Зубы такие, знаете, острые, прямо волчьи зубы. И глаза... Страшноватый, в общем.
     - Ну хорошо. Вы отказались. А он?
     - А он говорит: "Уезжай, пожалуйста, Дай адрес только, пожалуйста. Гостем буду".- Семенов произнес это с каким-то издевательским акцентом...
     - И вы...
     - Дал...- упавшим голосом произнес Семенов.- До востребования, конечно...
     - А не сестры адрес вы дали?
     - Сестры?.. Может, и сестры. Я уже не помню... Давно это было, знаете...- сбивчиво ответил Семенов, нервно потирая худые руки.
     - Ну, пока неважно. Потом вспомните, если потребуется,- добродушно сказал Лобанов.- И что же он?
     
     - Написал.
     - И вы ответили?
     - Не мог не ответить. Боялся.
     - И тоже до востребования, конечно?
     - Да, конечно.
     
     - Как же его фамилия, имя?
     - Фамилия?..- Семенов пробел бледной рукой по лбу.- Кажется, Борев... Нет, Борисов. Николай... Вот дальше забыл.
     - Это узбек-то? - удивился Лобанов.
     - Да... Вот так...- растерянно подтвердил Семенов.- Выходит, не узбек...
     "Что-то ты, милый, путаешь,- подумал Лобанов.- Или тот путает..."
     - Вы не думайте, я не вру.- Семенов прижал руки к впалой груди и с тревогой посмотрел на Лобанова.- Это точно, что Борисов.
     - Ну хорошо, допустим. А что было потом?
     - Потом? Прошло несколько месяцев. Я уже думал, что он забыл про меня. Обрадовался...
     "Представляю себе эту радость,- саркастически подумал Лобанов.-Немалый барыш из рук-то уплывал".
     - Как вдруг,- продолжал Семенов,- неожиданно приезжает от него человек. Тот самый Иван.
     - Значит, вы в письме адрес сообщили?
     - А что было делать? Он же потребовал. А я...
     - Понимаю. Что же было дальше?
     - Когда он приехал, у меня Тамара сидела. Они познакомились. Потом я ее и встречать послал. На вокзал. Когда они тот чемодан привезли. Я себя в тот вечер неважно чувствовал.
     Лобанов усмехнулся:
     - Будем уж до конца откровенны, Петр Данилович. Сами вы встретить побоялись. Вы же понимали, что преступление совершаете, причем преступление опаснейшее - торговля наркотиками, отравление людей. И потому лишний раз себя под удар ставить не захотели. Тамару на вокзал и послали. Так ведь?
     Пока он говорил, Семенов сидел сгорбившись, низко опустив голову, с взъерошенными, седеющими волосами вокруг кругленькой лысины, и вздрагивал, как от озноба, в своем сером больничном халате, с видневшимися из-под него кальсонными тесемками, на которые он, видимо, все время наступал, потому что концы их были черные от грязи.
     Но сейчас его вид уже не вызывал у Лобанова сочувствия. Он вспомнил тех двух мальчишек, которые по неведенью, из озорства и любопытства, купили у Сеньки гашиш, подумал, что бы с ними стало, если бы они его выкурили и потянулись бы за новой порцией, подумал об их семьях, об ужасе и отчаянии, которые там поселились бы после этого. Лобанову стоило немалого труда сдержать себя и тем же ровным, чуть насмешливым тоном закончить:
     - Вы говорите: Сенька - мелочь. Вы для нас, извините, тоже мелочь. Нам нужен тот, Борисов, как вы его называете. И мы его найдем. Будьте уверены. С вашей помощью или нет, все равно. Вот только вам, Семенов, это не все равно.
     - Я же понимаю, понимаю,- забормотал Семенов.- Пропади все пропадом. Мне бы только жить, дышать. Мне бы только выздороветь. А врачи... Разве это врачи?.. Они ничего не гарантируют.
     - И я вам ничего не гарантирую. Все решит суд. Но если хотите надеяться хоть на какое-нибудь снисхождение, надо его заслужить. Пока вы его ничем не заслужили. Хотите жить? Хотите дышать? Быть здоровым? А я хочу, чтобы жили, дышали, были здоровыми те мальчишки, которые купили у Сеньки вашу отраву! Мы их задержали. Но пока вас тут лечили, этот ваш Борисов...
     - А кто он мне?! Брат, сват, компаньон?! - в от чаянии воскликнул Семенов.- Почему он мой?! Я его знать не знаю! Я его видеть не хочу!..
     - Все верно, - согласился Лобанов, закуривая и ломая о коробок спичку.-Видеть вам его и не требуется.
     Семенов дрожащей рукой вытер со лба испарину и упавшим голосом произнес:
     - Что же я могу теперь сделать? Я ничего больше не знаю, я болен, я устал...
     - Кое-что вы можете,- с ударением произнес Лобанов, делая короткую затяжку.- Например, вы можете сегодня вечером... встретить племянника от дяди.
     Он ожидал испуга, удивления, думал, что Семенов вскрикнет от неожиданности. Однако ничего этого не произошло. Семенов лишь еще больше съежился и пробормотал:
     - Да, да, да... конечно. Я так и знал...
     "Неужели он знал? - с беспокойством подумал Лобанов.- Но это означает..." - И резко спросил:
     - Откуда вы знали?
     Семенов в испуге посмотрел на него и прижал бледные руки к груди.
     - Это должно было случиться, должно... рано или поздно. Он же не знает, что меня постигло... такое не счастье. Он же не знает, что Тамарка, эта дрянь... и вообще он ничего не знает.
     - Пожалуй,- недоверчиво произнес Лобанов.- Ну, а кто же приедет, Иван? Или... как звали второго?
     - Карим...
     - Но ведь никого другого вы не знаете?
     Семенов задумчиво покачал головой:
     - Не знаю...
     - Ну вот, видите. А теперь прочтите.
     Он протянул Семенову бланк телеграммы. Тот осторожно, с опаской развернул его и пробежал глазами текст один раз, второй, потом взгляд его остановился, стал сосредоточен, и Лобанов, внимательно наблюдавший за ним, понял, что Семенов сейчас что-то обдумывает, на что-то, возможно, решается.
     - Где их надо встречать? - сухо спросил Лобанов.- И когда?
     - На вокзале... поезд тридцать восьмой...
     - Это точно? Вечером прибывает и самолет.
     - Точно...
     - Хорошо. Вы не откажетесь поехать на вокзал?
     - Не откажусь,- тихо произнес Семенов, все еще не отрывая глаз от телеграммы, и вдруг встревоженно посмотрел на Лобанова.- А врачи... они пустят?
     - Мы договоримся.
     - Тогда я встречу... Мне теперь уже все равно...
     - Нет, Семенов, вам не все равно. А теперь идите и отдыхайте. Мы за вами заедем.
     Семенов тяжело поднялся, запахнул полу халата и, шаркая тапочками, понуро направился к двери.
     Когда он вышел, Лобанов подумал: "А все-таки на аэродроме мы тоже приготовим встречу. И на квартире у тебя тоже. Да, да. Мало ли что может случиться".
     Он встал, потянулся, неторопливо закурил и прошелся, по комнате. Потом взглянул на часы. Ого! Надо было действовать. И все еще раз обдумать с ребятами, все предусмотреть. Он неожиданно вспомнил, как еще боцман Трофим Приходько с "Архангельска" когда-то говорил им: "Моряк всегда моряк, и бури бывают всюду, братишки". Эх, Трофим, Трофим. Таких бурь даже ты не знал. Ну что ж. Пока что полный вперед! "Моряк всегда моряк",- с удовольствием повторил он.
     
     
     * * *
     
     К вокзалу подъехали, когда совсем стемнело. Семенов, нахохлившись, сидел на заднем сиденье, надвинув на лоб шляпу и подняв воротник модного драпового пальто. Пушистый шарф укутывал его шею да самого подбородка. Возле Семенова расположился Володя Жаткин. Лобанов сидел рядом с водителем.
     Когда машина остановилась перед ярко освещенным вокзалом, Лобанов посмотрел на часы:
     - Так. Значит, до прихода поезда еще пятнадцать минут. Подождем в машине. А ты узнай,- он повернулся к Жаткину и неопределенно пошевелил в воздухе пальцами,- как там и что.
     Жаткин толкнул дверцу и мгновенно исчез в толпе.
     К вокзалу непрерывно подъезжали машины. Люди вокруг суетились, спешили, нервничали, многие с чемоданами, с тюками в руках, некоторые вели детей. Носильщики в белых фартуках грузили багаж на свои тележки. Напряженный гул висел над площадью, сплетенный из урчания автомобильных моторов, звона трамваев, чьих-то возгласов, шарканья тысяч ног, железного голоса репродукторов где-то высоко над головой и далеких паровозных гудков.
     Кипящая, неумолчная жизнь, вся в движении, вся, словно на колесах, захлестывала до краев площадь, которая и сама, казалось, готова была сорваться с места и двинуться в дальний путь вслед за людьми.
     Жаткин появился так же неожиданно, как и исчез. Он наклонился к Лобанову и тихо доложил через приспущенное стекло:
     - Все в порядке.
     - Пошли, Петр Данилович,- сказал Лобанов.
     - Да, да, пошли,- заторопился Семенов, с трудом вылезая из машины.
     Втроем они поднялись по ступеням вокзала, пересекли огромный с высокими сводами зал ожидания и вышли на сырой, обдуваемый ветром перрон.
     Лобанов, заметив, что Семенов слегка пошатывается от слабости и волнения, взял его под руку:
     - Спокойнее, Петр Данилович, спокойнее. Еще раз повторяю: мы их задержим, как только они подойдут. Вам и слова сказать не придется. Если же они вас не заметят, то...
     Он говорил негромко, спокойно и уверенно и чувствовал, как Семенов постепенно успокаивается.
     На перроне было людно и шумно.
     Внезапно откуда-то из дальней тьмы вынырнули два ослепительно-ярких глаза, с шипением и лязгом они накатывались на перрон. Мощный электровоз, блестя и переливаясь в огнях вокзала, плавно вытянул за собой вереницу освещенных вагонов, и они неторопливо проползли мимо людей на платформе, постепенно замедляя ход, и как-то совсем незаметно остановились.
     Люди вокруг затоварили еще возбужденнее, засуетились. Из вагонов стали выходить пассажиры.
     Лобанов и Жаткин с безразличным видом отошли от Семенова, не спуская, однако, глаз с его напряженного, бледного лица. К ним подошла сотрудница их отдела с чемоданом в руке, и они теперь стояли втроем, словно провожая ее, и оживленно болтали. Невдалеке прогуливались еще двое сотрудников, один из них тоже держал чемодан. Лобанов знал, что на противоположной платформе тоже находятся двое его ребят и все выходы в город надежно "закрыты", а на площади дежурят машины.
     Это была далеко не первая операция по задержанию опасных преступников не только в жизни Лобанова, но и каждого из ее участников, кроме, пожалуй, Володи Жаткина. Он работал в уголовном розыске совсем еще мало, каких-нибудь два года, сразу после университета. "И Лобанов видел, что Володя возбужден и нервничает, излишне суетится, и время от времени строго поглядывал на него, А Верочка, умница, вдруг попросила его подержать чемодан и окончательно лишила его возможности вертеться и суетиться. Володя покорно держал ее чемодан, сдвинув кепку с потного лба, а свободной рукой поминутно поправлял свернувшееся в жгут кашне на тонкой, почти мальчишечьей шее или нетерпеливо расстегивал, а потом снова, застегивал пальто. Ему было жарко, неудобно, просто невыносимо.
     Семенов стоял сгорбившись, глубоко сунув руки в карманы пальто и чуть надвинув на лоб шляпу, залитый ярким светом лампы, висевшей высоко над его головой, и напряженно вглядывался в снующих вокруг людей. Чувствовал он себя отвратительно. Ноги были словно ватные, и все время его тряс нервный озноб, во рту вдруг стало горько, и голова слегка кружилась от слабости.
     Люди с поезда шли и шли мимо него - мужчины, женщины, некоторые с детьми,- несли багаж, громко, возбужденно переговаривались, и никто не обращал на него внимания, да и сам он никого не узнавал. У него уже начинало рябить в глазах от бесконечного потока чужих, незнакомых лиц, от всего этого шума и суеты вокруг. Он устал и невольно оперся спиной о тонкий ребристый столб, на котором висела лампа.
     И вдруг... Семенов весь напрягся и чуть подался вперед. В толпе мелькнула долговязая фигура в серой кепке и темном длинном пальто. Семенов увидел узкое лицо с тонкими поджатыми губами, густые черные брови и хмурые глаза. Иван!.. Один, без чемодана!.. Он мелькнул в толпе и исчез.
     Семенов ждал. Сейчас появится с чемоданом Карим, сейчас они оба подойдут к нему. Сейчас подойдут! Сердце забилось как-то странно, с болью и паузами.
     В этот момент Иван появился снова, он посмотрел на Семенова, встретился с ним взглядом и вдруг перевел его в сторону, потом опять посмотрел на него и снова отвел глаза, будто указывая Семенову на что-то. Семенов нерешительно проследил за его взглядом и увидел невысокого, коренастого паренька с чемоданом. Тот шел неуверенно, поглядывая в сторону... Да он же следит за Иваном! Тот словно наводит его на Семенова. Так и есть. Парень теперь смотрел на него, он уже шел к нему уверенно, торопливо. А Иван вдруг снова исчез. Значит, Ивана не задержат и он все увидит и передаст. А тогда... Что тогда?..
     Семенов вздрогнул. Парень подошел к нему и с натянутой усмешкой спросил:
     - Вы... Петр Данилович?
     Что произошло дальше, Семенов не успел сообразить.
     К парню с двух сторон приблизились люди. Один из них, наклонившись, тихо что-то сказал ему, и парень в испуге отпрянул назад, к противоположному краю перрона, собираясь, видимо, спрыгнуть вниз, на рельсы. Но двое подошедших удержали его - один за плечо, другой за руку. И парень напрягся, засопел, пытаясь вырваться из их цепких рук.
     И тут случилось нечто вовсе непредвиденное.
     По краю перрона неожиданно метнулся человек, выхватил чемодан из рук парня, швырнул его вниз, на рельсы, и сам прыгнул вслед за ним.
     Это произошло так внезапно и стремительно, что только по ошеломленному виду парня, по гримасе боли, исказившей его лицо, можно было понять, что для него все это было такой же неожиданностью, как и для задержавших его людей. Все трое на секунду словно оцепенели.
     Но тут сорвался со своего места Жаткин и птицей перемахнул через перрон вслед за исчезнувшим там человеком. По пути он нечаянно толкнул женщину, та, вскрикнув, ухватилась за своего спутника, и это привлекло внимание окружающих. Люди столпились вокруг нее и задержанного парня, раздались возмущенные возгласы
     - Хулиган!
     - Он же украл что-то, украл!
     - Не что-то, а чемодан! Вот у этого молодого человека!
     - Не он украл, а другой!..
     - Где милиция? Милиция!..
     - Спокойней, граждане! Его сейчас задержат! Это вы видели чемодан?..
     А вслед за Жаткиным уже соскочил с платформы Лобанов. Больно ударившись ногой о рельсы, он упал и в этот момент увидел в темноте, под платформой, две сцепившиеся человеческие фигуры, услышал тяжелое, прерывистое дыхание, потом короткий вскрик, один из мужчин метнулся и тут же растворился в темноте, прежде чем Лобанов, пригибаясь, добежал до места схватки. Второй человек приподнялся ему навстречу, зажимая рукой плечо. Это был Жаткин. Возле него лежал чемодан.
     .- Александр Матвеевич...- задыхаясь, произнес он.- Ушел, сволочь... Но чемодан... я не отдал... И он ножом... в плечо...
     Володя чуть не плакал от досады и боли. Из темноты вынырнули еще двое сотрудников, соскочивших c соседней платформы.
     - Быстро! - крикнул им Лобанов.- Он туда побежал! Андрей, предупреди ребят на площади!..
     С платформы соскакивали люди, они что-то кричали, спрашивали, предлагали помощь.
     Жаткин, пригибаясь, с трудом двинулся к ним, рукой зажимая раненое плечо и, волоча за собой чемодан. Ему помогли выбраться на платформу.
     Все произошло в считанные минуты. Задержанный парень и оба сотрудника, окруженные толпой людей, продолжали вглядываться в черный провал за платформой. С лица парня еще не стерлись испуг и растерянность. В стороне стоял оцепеневший Семенов, судорожно засунув руки в карманы пальто.
     Появление Жаткина усилило всеобщее возбуждение.
     - Вот он, вот он!..- закричал кто-то.
     - Это из милиции, вы что?..
     - Он ранен! Посмотрите!..
     К Володе подскочил один из сотрудников, взял у него чемодан и
     торопливо спросил:
     - Идти можешь?
     - Могу... Плечо только...
     Сотрудник кивнул Семенову, приглашая того следовать за ним, и все двинулись по перрону к выходу в город.
     Где-то далеко в стороне, за бесчисленными путями и вагонами, из темноты доносились тревожные свистки. Там продолжалась погоня.
     На вокзальной площади ждали машины. Вместе с Семеновым в больницу отвезли Жаткина. Володя отбивался изо всех сил, уверяя что плечо уже не болит, а перевязку можно сделать и в санчасти. Но появившийся Храмов был сух и непреклонен.
     Задержанный парень вместе с чемоданом был доставлен в управление. Ждали Лобанова. Первый допрос должен был провести он.
     Сотрудники собрались в его кабинете, обсуждая происшествие.
     - Неаккуратно получилось,- сдержанно сказал Храмов,
     И все согласились: да, получилось неаккуратно, плохо получилось. Конечно, можно было бы привести всякие оправдания. Ведь преступников никто не знал в лицо, они могли обнаружить себя, только подойдя к Семенову, а подошел лишь один, его и задержали. Кто мог предположить, что второй не подойдет? Прошлый раз к Тамаре подошли оба. А то, что они снова приехали поездом, причем тем же самым, наталкивало на мысль, что они действуют по прежней схеме. Наконец, все произошло вечером, на перроне было много народу, теснота, суета... Словом, оправдания и объяснения были. Но каждый понимал, что такова уж их работа, она не принимает ни одно из них. Долг и совесть не позволяли оправдываться. Ранен товарищ, и, возможно, ушел второй преступник, к тому же опасный, очень опасный. Наконец, шум, переполох на вокзале и в результате - разговоры, слухи в городе об этом происшествии. Да, всему этому оправданий не было и не могло быть. Если бы еще удалось задержать того, второго...
     Лишь в первом часу ночи возвратились в управление Лобанов и остальные сотрудники, измотанные, раздраженные.
     - Ушел,- коротко бросил Лобанов и, не снимая пальто, повалился в кресло, швырнул на стол кепку, крепко вытер ладонью лицо, словно смывая усталость, потом вяло, почти нехотя вытянул сигарету из мятой пачки. Кто-то из сотрудников чиркнул спичкой.
     Лобанов глубоко затянулся и, помолчав, сказал:
     - Выходы из города закрыли.
     - И приметы кое-какие есть,- добавил один из вернувшихся.
     - Авось задержим.
     - Должны задержать,- жестко поправил Лобанов и посмотрел на Храмова.-Где этот-то?
     - Здесь.
     - Семенов?
     - В больнице,
     - Володя?
     - Тоже.
     - Звонили?
     - Да. Повязку ему накладывали. Врач говорит, рана неопасная. Ничего такого не задела.
     - Ясно.
     Лобанов продолжал хмуриться. На утомленном его лице явственно проступили веснушки под запавшими глазами. Рыжеватая щетина появилась на щеках и подбородке. Лобанов потер подбородок и сказал, разминая в пепельнице окурок:
     - Сейчас все по домам. Допрос проведем утром.
     
     
     * * *
     
     Такой ночи он давно не помнил. Заснуть не удавалось. Голова гудела, больно ломило в висках, жгли ссадины на пальцах, торопливо смазанные йодом. Лобанов вставал, шел на кухню, пил воду, осторожно возвращался к себе в комнату, чтобы не разбудить соседей, валился на кровать, тушил свет и с головой закутывался в одеяло. Но заснуть так и не удавалось. Лишь под утро он забылся в короткой, беспокойной дремоте.
     
     Когда Лобанов открыл глаза, робкий серый рассвет заползал в окно. Будильник показывал половину седьмого.
     
     Лобанов торопливо откинул одеяло. По привычке сделал зарядку, принял душ. Заставил себя выпить стакан чаю. И пешком отправился на работу.
     Эти полчаса утренней ходьбы всегда прибавляли бодрости. Лобанов неторопливо обдумывал дела, которые его ждали, и одновременно все замечал вокруг. Долговязый парень в потертом темном пальто с поднятым воротником и серой кепке. "Долговязый" - так. Лобанов уже мысленно окрестил того. Если бы его сейчас встретить!.. Кстати, не заметил ли его Семенов там, на вокзале! Он может его знать, возможно, это один из тех двоих, которые приезжали в первый раз. Иван, например. Или Иван тот, кого задержали? Да, с Семеновым надо будет потолковать... Кто-то идет по той стороне улицы... поравнялся с парикмахерской... Нет, не то...
     Ровно в восемь Лобанов был в управлении, поднялся к себе на второй этаж. Он нетерпеливо и придирчиво просмотрел утреннюю сводку происшествий по городу затем подписал груду бумаг, скопившихся за вчерашний день.
     Один за другим появлялись сотрудники. Пришел Храмов. Появился Жаткин. Он был чуть бледнее обычного, с синими теням и под глазами. На плече под пиджаком угадывалась повязка-. Лобанов приказал ему отправляться домой. Володя клялся, что он уже здоров, преувеличенно бодро двигал раненой рукой, правда только в одном направлении, и сгибал ее в локте... Но Лобанов был непреклонен, и Жаткин обиженно удалился.
     Потом привели задержанного.
     Это был невысокий, широкоплечий парень с упрямым скуластым лицом и выпуклым лбом, на который падала косая, темная челка, в угрюмом взгляде его угадывался страх. Он был в мятом коричневом костюме и клетчатой рубашке с расстегнутым воротом.
     Сопровождавший его сотрудник положил на стол перед Лобановым обнаруженные в карманах задержанного вещи: потертый кожаный кошелек, расческу, паспорт, грязный носовой платок, записную книжку с загнутыми углами, старый перочинный нож с одним целым лезвием, две скомканные бумажки. Возле стола он поставил отобранный у парня чемодан.
     - Садитесь,- сказал парню Лобанов, беря в руки паспорт.- Итак, фамилия ваша... Трофимов. Зовут... Борис Алексеевич. М-да... Год рождения - тысяча девятьсот сорок седьмой. Учащийся.- Он перевернул страничку паспорта.- В техникуме учитесь. А проживаете, значит, в Ташкенте... Ага, временно проживаете. Снимаете комнату на время учебы, так, что ли?
     Это был, по существу, первый вопрос, на который требовалось ответить. Лобанов задал его все тем же добродушным, почти дружеским тоном, словно ему доставляли несказанное удовольствие эта встреча и знакомство с Трофимовым.
     - Так...- хмуро ответил парень, глядя в сторону.
     - А родители где живут?
     - В Самарканде...
     - Ага. Ну, ладно. О них потом.- Лобанов сделал паузу и внимательно посмотрел на парня.- Сначала о вас. Будете рассказывать... Борис Алексеевич?
     - Что рассказывать-то? - грубовато спросил парень, по-прежнему глядя в сторону.
     - Зачем, например, пожаловали к нам?
     - Вот.- Он кивнул на чемодан.- Его привез.
     - Кому?
     - А этому... Петру Даниловичу.
     - От кого?
     - Не знаю...- И вдруг, всем телом повернувшись к Лобанову, он с неожиданной горячностью повторил: - Убейте, не знаю!
     Это прозвучало так искренне, что Лобанов удивленно спросил:
     - То есть как не знаете? С неба он на вас упал, чемодан этот?
     - Не. Он под кроватью у меня лежал. И еще билет, деньги. И записка. Хозяйка говорит, человек какой-то принес. Ну я и поехал.
     - Так не бывает, Боря, - покачал головой Лобанов.- Ни с того ни с сего, выходит, принес?
     - Зачем? Я знал, что принесут. Как было-то...
     Парень уже не казался угрюмым и неразговорчивым. Он все больше волновался, нервно теребил край пиджака и с испугом :смотрел на Лобанова.
     - Мы же вчетвером живем. А месяц назад Валька на три дня уехал, мать у него заболела. Ну, койка вроде свободная. Вот один и попросился переночевать. Хозяйка пустила. Юсуф его звали. Угощал нас, чай пили. Потом ребята в кино пошли. А я остался. Хвост у меня по технологии. Он вдруг и говорит: "Хочешь заработать?" "А кто,- говорю,- не хочет?" У меня положение хреновое. Ребятам хоть по десятке, а то и по две из дому пришлют. А мне...-Он запнулся. - Пьет отец-то. А у матери еще двое. Хозяйка и так уж, когда берет с меня, когда нет. Вот я где могу и подрабатываю. А тут Юсуф подвернулся. Принесут, говорит, тебе чемодан. Ну и объясняет все.
     - Так он, наверное, и принес?
     - Не. Я тоже так думал. А хозяйка говорит - другой.
     
     - Это который с тобой потом в поезде ехал, чемодан из руки выбил?
     - Наверное, он. Я его не спрашивал. Он ко мне только на вокзале подошел, перед самой посадкой. Сказал: "Приедем, смотри за мной. Я тебе этого Петра Даниловича незаметно укажу. Ему чемодан и отдашь".
     - Кто же он такой, этот парень? - как можно спокойнее, почти безразлично спросил Лобанов.
     - Да говорю ж, не знаю. Ну, убейте, не знаю. Мы даже в разных вагонах ехали, как чужие.
     - Допустим. Но в какое дело ты влезаешь, это ты понимал? - спросил Лобанов. - Знал, что в чемодане везешь?
     
     - Не,- с заметным облегчением ответил парень.- А зачем? Лучше не знать. Мне-то какое дело?
     Он косил глаза на стоявший возле стола чемодан.
     - Незнание от ответственности не освобождает, - строго произнес Лобанов.-
     Имей в виду.
     Парень недоверчиво взглянул на него, в глазах мелькнул испуг.
     - Нуда?
     - То-то и оно. А что в нем, сейчас узнаешь.
     Лобанов поднял чемодан, положил на стол и проверил замки. Чемодан был
     заперт.
     Пока ходили за инструментом и понятыми - надо было пригласить двух посторонних граждан присутствовать при вскрытии чемодана,- парень сидел молча, уставившись в пол, на скулах и шее у нега проступили красные пятна. Вид у него был подавленный и растерянный.
     Лобанов откинулся на спинку кресла и тоже молчал, нетерпеливо поглядывая на дверь. Ему уже было ясно, что парень не врет, он, конечно, случайно попал в эту историю и ничего не знает. Его использовали "втемную". И: все дело, вместо того, чтобы хоть немного проясниться, еще, больше усложнялось. Что и говорить, хитро обвел его этот Юсуф. Впрочем, имя скорее всего вымышленное. Это мог быть тот же Борисов, вернее, тот, кто выдавал себя за Борисова.
     Беспокоило и молчание телефона. Вернее, телефон время от времени звонил: Но это были совсем не те звонки, которых ждал Лобанов. Значит, преступник пока не пойман. А ведь он скрывается где-то в городе и не появился ни на вокзале, ни в аэропорту, ни на одном из шоссе - там просматривают все машины. И он не шатается по улицам, не сидит в подъездах, и в ресторан он тоже не заходил, и в, кафе, ив кинотеатр. Ведь о нем уже знают каждый работник милиции, многие дружинники. Значит, он скрывается, где-то скрывается, у кого-то...
     Лобанов с беспокойством покосился на телефон и незаметно вздохнул.
     Поиск, снова поиск, казалось бы, знакомый, привычный, в деталях уже разработанный, и все-таки при этом неизменные волнения, выматывающее, тревожное ожидание и... сюрпризы, всякие сюрпризы, сколько их уже было...
     В этот момент в кабинет вошел Храмов, посторонился и пропустил какого-то старика в зимнем пальто с черным каракулевым воротником, в такой же шапке, с портфелем под мышкой, и молодого паренька в пестром свитере и расстегнутой поролоновой куртке на "молнии". Это были понятые. Одновременно принесли и инструменты.
     - Ну вот, сейчас увидишь, что ты вез,- сказал Лобанов сидевшему у стола парню и, обращаясь к остальным, строго добавил: - Внимание, товарищи.
     Он ловко поддел замок, нажал - и чемодан открылся. Саша поднял крышку и... остолбенел от изумления.
     Все придвинулись к столу.
     В чемодане лежали вещи, только самые обыкновенные вещи, которые каждый берет с собой в дорогу, рубашки, носки, свитер, мыльница, коробка с электрической бритвой, трусы, носовые платки...
     И это был тот самый чемодан, который Трофимов пытался передать на вокзале Семенову, который выбил у него из рук скрывшийся преступник, именно за этим чемоданом бросился Володя Жаткин и получил удар ножом!
     
     
     Глава 2
     МАКАРЫЧ НЕ ХОЧЕТ ГНАТЬСЯ ЗА ДВУМЯ ЗАЙЦАМИ
     
     Жаркое азиатское солнце поднималось по небосклону, расплавляя утреннюю городскую прохладу. И розы в небольшом дворике возле дома начинали благоухать. Напоенный ими воздух волнами вкатывался в распахнутые окна.
     
     Дворик был окружен высокой глухой стеной. В глубине, за фруктовыми деревьями, виднелось длинное строение, там останавливались гости. А под раскидистыми ветвями деревьев, в их спасительной тени, была установлена для отдыха и чаепитий в жаркие, душные дни восточная "кровать для сидения", эдакая квадратная терраска на столбиках с невысоким барьером, застеленная пестрыми паласами и подушками. Часть дворика аккуратно выложена каменными плитами. Возле, высоких ворот разместился гараж. Калитка рядом с воротами была заперта на замысловатый замок. Другая калитка возле домика для гостей не была видна за кустами. Громадный лохматый пес развалился возле гаража, вывалив из приоткрытой клыкастой пасти розовый язык и лениво жмурясь от солнца.
     
     Из двери застекленной террасы на крыльцо вышел хозяин, невысокий полный человек лет за сорок. На широком смуглом лице его острый нос, щелочки глаз, брови, ниточка усов были словно нанесены тушью и потому особенно выделялись сочные, влажные губы. Он был одет в потертые, неопределенного цвета брюки, такой же пиджак, бритую голову прикрывала тюбетейка.
     Окинув взглядом дворик, человек вяло спустился по ступенькам. Пес у гаража, не меняя позы, настороженно следил за хозяином, уши его поднялись, пушистый хвост радостно забил по земле.
     Человек, не обращая внимания на собаку, пересек дворик и, толкнув калитку, вышел на улицу. Калитка с лязгом захлопнулась за ним.
     Тенистая безлюдная улица вывела его на шумную площадь. Там человек скромно пристроился к очереди на троллейбус и стал терпеливо ждать. Из кармана пиджака он вынул сложенную газету и принялся за чтение.
     
     Троллейбус долго и неуклюже кружил по городу, по новым широким проспектам, мимо бесчисленных строек, по кривым, старым улицам. Он миновал величественное здание театра с высокими квадратными колоннами и широкой лестницей, ведущей к их подножию, затем совсем новые кварталы красивых жилых домов с надписью на крайнем из них: "Ташкентцам на счастье от белорусского народа", проехал мимо памятника Шота Руставели в центре другого района новостроек, пересек еще один огромный район, застроенный новыми домами, и снова надпись, сообщала: "Ташкентцам от москвичей". Потом долго еще тянулись по сторонам улицы, небольшие, утопающие в зелени домики, длинные корпуса предприятий, шумные базары, магазинные вывески, рекламы кинотеатров. Наконец на одной из остановок человек сошел с троллейбуса, завернул за угол, деловитой походкой миновал узкий переулок и вскоре подошел к широким распахнутым воротам. Здесь его окликнули:
     -Эй, привет, Максуд!
     Он в ответ помахал рукой с зажатой, газетой и прошел в огромный, заполненный машинами двор. Из длинного здания в глубине выезжали все новые машины, у каждой под ветровым стеклом горел зеленый фонарик.
     В стороне, около двухэтажного дома, где размещалась администрация таксомоторного парка и диспетчерская, виднелась большая красная доска с фотографиями передовиков. В первом ряду висела и фотография Максуда Кадырова.
     На скамейке у входа в диспетчерскую сидели, покуривая и степенно беседуя, самые уважаемые из водителей. Молодежь толпилась поодаль, здесь болтали громко и весело.
     Кадыров присел на скамейку, вынул из кармана мятую пачку дешевых сигарет и, указав на газету, сказал соседу:
     - Паника на лондонской бирже, Качается фунт. И франк тоже качается. А там и доллар, увидишь. Вот дела-то у мировой буржуазии. Хуже некуда, я так скажу.
     - Конечно. Ты прав, ака,- степенно согласился сосед.
     По двору разнесся голос диспетчера:
     - Сайыпов, зайдите к начальнику колонны... Туляков Владимир, вас ждут на участке тэ-о-два. Отгоните туда машину... Волков, получите путевку, не задерживайтесь. Волков!..
     Кадыров взглянул на большие электрические часы над входом в диспетчерскую и, аккуратно загасив си- -гарету, поднялся.
     - Пора, однако, за работу,- сказал он.
     - Ты прав, ака,- снова согласился его сосед, в свою очередь гася сигарету.- Сегодня тоже два плана привезешь?
     - Надо постараться,- наставительно ответил Кадыров.- Всем надо постараться. Конец месяца. И у нас обязательство, не забудь.
     - Ты прав, ака.
     Вскоре бежевая "Волга" с маленьким красным вымпелом передовика на ветровом стекле медленно выкатилась из ворот, переехав опущенную вахтером заградительную цепь, и влилась в уличный поток.
     Кадыров вел машину уверенно и спокойно.
     Только в одном месте, на шумной, суетливой площади, где нервно звенели трамваи, тяжело отдуваясь, урчал неповоротливый, как слон, троллейбус, а вокруг нетерпеливо гудели сгрудившиеся машины, Кадыров нахмурился, тонкие брови его напряженно сошлись у переносицы, а руки твердо легли на баранку руля.
     И в момент, когда, повинуясь вспыхнувшему зеленому глазу светофора, лавина машин ринулась через площадь, какой-то неопытный водитель прямо перед машиной Кадырова вдруг резко свернул направо, решив, видимо, перестроиться для поворота. Доли секунды остались до столкновения, и ни одного, казалось бы, шанса для того, чтобы его избежать - так плотно и стремительно катился поток машин через площадь.
     
     В этот миг Кадыров проделал поразительный по точности и стремительности маневр. Резко просигналив и дав газ, он круто взял влево, в узенький просвет между машинами, затем мгновенно развернул вправо и буквально "облетел" нарушителя в миллиметре от его заднего бампера, не задев ни одну из соседних машин. При этом круглое бронзовое лицо его даже не дрогнуло, только над тонкими бровями проступили бисеринки пота.
     Дальше Кадыров ехал уже спокойно, провожаемый восхищенными взглядами водителей. Но волнение его, видимо, улеглось не сразу, он даже миновал стоянку такси, где люди дожидались свободных машин.
     ...Поздно вечером Кадыров возвратился в парк. Просторный двор был, как всегда, заполнен машинами. Но на этот раз их было больше обычного. И людей было больше. И цепь, преграждавшая выезд на улицу, была почему-то опущена, хотя ни одна машина не собиралась выезжать. И вахтера не было видно у ворот.
     Около диспетчерской толпились люди, они громко и взволнованно переговаривались между собой и, казалось, чего-то ждали. А у самой двери диспетчерской стояла синяя "Волга" с красной милицейской полосой.
     Как только Кадыров въехал во двор, к нему подбежал один из водителей.
     - Слыхал? - запыхавшись, произнес он, наклоняясь к опущенному боковому
     стеклу. - Беда случилась.
     Кадыров встревоженно посмотрел на товарища и отрывисто спросил:
     - Авария? Наезд?
     - Да нет! - нетерпеливо махнул рукой тот.- Аварии не было. Какая авария? Ограбление с убийством, вот это что!
     - Как ты говоришь? - Кадыров торопливо выбрался из машины и схватил говорившего за плечи.- Как ты говоришь?
     - Как слышишь. Такого у нас давно не было. Ты же знаешь.
     К ним подошли еще двое водителей. Один со злостью сказал, погрозив кулаком:
     - Найти бы их, гадов.
     - Кого убили? - спросил Кадыров.
     - Тольку Гусева, вот кого.
     - Гусева?..- в отчаянии переспросил тот.- Толика?
     - Его... Вон милиция приехала.
     Все вместе они направились к диспетчерской, где толпились водители, механики, слесари, мойщицы - все, кто в этот поздний час находились в парке.
     - Ты, конечно, два плана привез? - спросил один из водителей.
     - Привез,- рассеянно ответил Кадыров.
     - Ну ас,- восхищенно покачал головой другой.- Где только пассажиров берешь. Небось и холостяка ноль?
     - Почти,- снова подтвердил тот,- Все можно, если сильно хочешь, если болеешь за дело.
     - Ну ас,- повторил водитель.
     Когда они приблизились к диспетчерской, оттуда вышли директор парка, начальник колонны, в которой работал Гусев, и двое незнакомых людей в темных плащах и кепках. Директор пожал руку одному из них, по виду старшему, и громко сказал:
     - Найдите их, товарищи. Все мы просим: найдите.- Он указал рукой на окружавших людей.
     Человек в кепке кивнул.
     - Наше дело такое. Постараемся найти. Только помочь придется.- Он взглянул на молчаливую толпу: - Кто чего знает про Гусева, кто чего заметил в городе, надо будет рассказать.
     И сразу все заговорили, заволновались в толпе.
     - А чего мы знаем?..
     
     - Наше дело маленькое - баранку крутить...
     - Эдак и другого кого ухлопают...
     - Ясное дело, надо помочь...
     - Это Вальков приехал, я его знаю. Во, мужик...
     - Мы небось по всему городу крутимся, чего только не увидишь...
     - А пассажиры, я скажу, бывают всякие. Другого не знаешь, куда и везти, по адресу или сразу к вам...
     - Черт его знает, как теперь ездить...
     
     - Эх, отгулял парень. Теперь две бабы небось ревут.
     
     - Больно он той нужен был...
     Между тем приехавшие направились к ожидавшей их машине. Толпа, взволнованно гудя, расступилась.
     - Здорово, Макарыч,- окликнул кто-то Валькова.
     Тот рассеянно кивнул в ответ.
     
     
     * * *
     
     У Валькова гостил земляк и старый друг Коля Жиганов. То есть теперь, конечно, Николай Иванович Жиганов, такой толстый и лысый, что Вальков с трудом мог себе представить, каким Николай Иванович был лет тридцать пять назад, в родной деревне Заборовке под Калининым. Когда Вальков вспоминал то далекое время, то смутно проступал перед ним тощий-претощий малец, вихрастый, обязательно почему-то с разбитой губой и в закатанных выше колен брюках, вечно сползавших с впалого живота. Крикун и заводила был этот малец, страсть.
     
     Самым ярким воспоминанием той далекой поры была подготовка к побегу в Испанию, на помощь героическим защитникам Мадрида. Были уже насушены сухари, раздобыт компас, и из соседней деревни Алешка, то есть сам Вальков, привел на веревке огромного лохматого пса. Грандиозный замысел лопнул из-за пустяка. Возникли разногласия в маршруте. Алешка предлагал самый простой и быстрый путь: морем из Одессы. Колька настаивал на сухопутном варианте через всю Европу: у него были какие-то дела не то в Вене, не то в Париже. Кроме того, Колька ни за что не желал расстаться с большим портретом маршала Тухачевского в деревянной раме, которым его наградило правление колхоза за ударную работу по выращиванию молодняка на конеферме.
     В конце концов портрет решили взять с собой. Но разногласия в маршруте
     преодолеть не удалось. Важное мероприятие было, таким образом, сорвано.
     Впрочем, дружбе их все это не мешало.
     У обоих у них отцов убило в самом начале войны, и брата Валькова тоже, это уже в сорок втором. В тот год и оба друга пошли в армию, попали в одну часть, а потом и в одну школу, называвшуюся ОШОССП,- язык сломаешь, пока назовешь,- и расшифровывать это длинно: окружная школа отличных стрелков снайперской подготовки. Но стрелять они там научились здорово и сержантами там стали. А потом война раскидала друзей, воевали они на разных фронтах, совсем неплохо, кстати, воевали. Встретились в голодном сорок шестом году, в деревне своей. Колька демобилизовался уже, а Валькова отпустили из части на неделю - мать повидать, хозяйство хоть как наладить. И опять раскидала друзей жизнь. Слышали, конечно, друг о друге, даже письмишки изредка писали. Знал Вальков, что Колька стал инженером, живет в Горьком, с семьей. И тот, конечно, знал, что друг его нежданно-негаданно в милицию попал, там работает.
     
     Впрочем, не так уж и негаданно.
     Вот как раз в тот вечер, когда сидели за чаем, и вспомнил Николай ту историю.
     А приехал он в командировку всего на три дня, ну и остановился, конечно, у Валькова, ни в какую гостиницу тот его не пустил. Хотя из трех вечеров только один, последний, и посидели друзья. Два других был Вальков на работе до ночи. Только Поля, жена Валькова, да дочка Нина, студентка, развлекали гостя. Что ж поделаешь, такая работа оказалась у Валькова. Когда он, совсем измотанный, возвращался наконец домой, Николай уже спал на диване в столовой, где обычно спала Нина. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседей, Вальков на кухне съедал холодный ужин и, осторожно раздвинув скрипучую раскладушку возле дивана, тоже валился спать.
     Убийство шофера такси Анатолия Гусева как раз и пришлось на один из этих вечеров.
     Ну, а в последний вечер все-таки удалось друзьям посидеть. Тогда Николай, посмеиваясь, и вспомнил ту давнюю историю в снайперской школе, когда вдруг пропали деньги у одного из курсантов. Все, конечно, возмущались, искали, но в конце концов решили, что тот деньги свои сам потерял. Один Вальков не успокоился и, к всеобщему удивлению, нашел вора, заставил его признаться и деньги вернуть. Сашка Жуков оказался, из их же деревни парень. Ребята тогда смеялись: быть тебе, Алешка, сыщиком.
     
     - А потом что было, помнишь? - спросил Вальков, задумчиво помешивая ложечкой чай в стакане.
     - Разве все упомнишь?
     - А я вот помню. Убежал тогда Сашка из части. Всей ротой его в лесу искали. К вечеру нашли. Сидел на пеньке и плакал.
     - Неужто плакал? - усомнился Николай, удивленно посмотрев поверх очков на Валькова.- Ей-богу, не помню.
     
     - Солдат - и расплакался,- засмеялась Нина.
     
     Вальков покосился на дочь:
     
     - А это, между прочим, самое важное во всей той истории было.
     
     Он вздохнул.
     В тот последний вечер друзья просидели чуть не до утра. Давно уже уснули и жена Поля, и Нина. Угомонились, утихли повздорившие было соседи за стеной. А друзья пили крепчайший чай, курили и не могли наговориться.
     Бывает так. Не видятся люди много лет, мечтают о встрече, с нежностью вспоминают друг друга, и кажется им, что нет на свете человека ближе, понятнее и дороже. А встретятся - и неожиданно обнаруживают, что стали далекими и, по существу, чужими, а иной раз и враждебными. Сложная наша жизнь, все больше, все отчетливей поляризует взгляды, вкусы, характеры. О чем в таких случаях говорить бывшим друзьям, и, главное, как говорить, непонятно. И кроме отчуждения и неловкости, а порой и горечи, ничего не испытывает человек. И сам собой угасает вспыхнувший было разговор.
     Но бывает и по-другому. Бывший друг оказывается таким же близким и понятным, таким же во всем "своим", каким 'был. И тогда тебе не просто легко и приятно говорить с ним, тебе это оказывается необходимым, ты словно со стороны другими глазами смотришь на свои дела, планы, мысли, поступки, словно заново советуешься с самим собой, вглядываешься и открываешь что-то.
     - Я тебе скажу так, - говорил Николай Иванович, умеряя свой раскатистый бас и опасливо поглядывал на дверь в соседнюю комнату, где спали жена и дочь Валькова.- Жизнь у всех трудная и сложная, дерганая жизнь. Вот на что уж у меня на заводе работка, не дай бог. Но все-таки, я скажу, с твоей не сравнить. Это же надо так мотаться. И не мальчик уже. Что ж ты за двадцать пять лет не заслужил работу поспокойнее?
     - Хочешь сказать, поответственней? - усмехнулся Вальков.- Хочешь сказать, почему в начальники не вышел, так, что ли?
     - А хотя бы и так. Образование у тебя есть?
     - Ну есть.
     - Какое, если не секрет?
     - Высшее. Заочное, правда.
     - Юрфак небось?
     - Нет. Своя высшая школа у нас.
     - Так. Значит, высшее образование,- удовлетворенно констатировал Николай Иванович, отхлебывая черный остывший чай.- Опыта тоже не занимать. Так?
     - Так.
     - Ну-с. Взыскания, поощрения, тут. как?
     - Всякое бывало. Вот последнее - орденом наградили. Трудового Красного Знамени.
     - Ага! Вот видишь? Выходит, и с начальством отношения налажены. Оно небось представляло. Почему же, спрашивается, тебя не продвигают? Сколько можно, по-нашему, в подмастерьях ходить? А почему не начальником цеха, не еще повыше?
     - Был,- вздохнул Вальков.- И повыше был.
     - Сняли, значит?
     - Сам рапорт подал. Не для меня пост.
     - Это ты брось. Не боги горшки обжигают.
     - Во-во. Так мы и выдвигаем. По такому принципу. Отличился на своей работе, набрался опыта, получил диплом - выше тебя. "Поможем, подскажем" или вот, как ты, "не боги горшки обжигают". А что получается? Вот хоть в нашем деле. Я, к примеру, в уголовном розыске работаю. Это дело люблю, знаю. И получается, прямо тебе скажу, неплохо. Много сложных дел раскрыл. Ты только не подумай, я перед тобой не хвастаюсь.
     - Да знаю я тебя, знаю, слава богу,- нетерпеливо махнул рукой Николай Иванович.
     - Ну вот. Поощряли меня, поощряли, а потом и выдвинули. Расти, мол, дальше. Стал я начальником. Вроде бы по заслугам стал. А получилось что? А получилось, что я свою специальность ну как бы на другую сменял. И начали меня помаленьку греть. Одно упущу, другое не предусмотрю, этого не туда поставлю, там не так выступлю. А я уже замечаю, что вроде во вкус вхожу, других-то посылать легче, чем самому бегать. Вот тут я, знаешь, и испугался. Почувствовал, не в том направлении меня расти пустили.
     - Глупости,- досадливо возразил Николай Иванович.- Не учили тебя, вот и все. А надо бы на особые, скажем, курсы тебя послать, методы руководства изучить, психологию...
     Вальков махнул рукой:
     - Не в этом дело. Тут прежде всего другие способности нужны, другое призвание, если хочешь. Руководство, на мой взгляд,- это особая специальность, И обучать ей надо тех, у кого склонность к этому есть. Ты вот агрономом, допустим, не стал? Почему же я руководителем стать должен? Нет у меня такого таланта, и интереса к этому тоже нет. Вот я рапорт и подал. Пошлите, мол, меня назад, пока я ту, старую свою специальность, не забыл. Ну и послали.
     Николай Иванович молча снял очки, подышал на стекла и принялся тщательно и неторопливо протирать их носовым платком.
     - Тут ты, пожалуй, прав,- задумчиво произнес он.- У нас действительно полагают, что на инженера, скажем, учить надо, а в руководители сам вырастет. Вероятность ошибки тут возрастает в огромной степени. Отсюда всякие, конечно, трагедии. Это мы каждый день хлебаем. Но с другой стороны. Ведь у тебя тоже перспектива должна быть. Говоришь, не туда тебя растить начали. А куда, спрашивается, тебя растить? И потом зарплата, тоже не последнее дело. Ведь у человека семья появляется, дети, расходы прибавляются, да и квартира уже побольше требуется,- Николай Иванович невольно бросил взгляд вокруг себя.- В этом смысле тоже перспектива нужна. Другие ради этого за посты и цепляются, и охотятся; хотя, с другой стороны,-перебил он сам себя,- вот у нас на заводе, допустим, лекальщик шестого разряда, высшего,- это же фигура! Это и уважение, это и зарплата. Инженер того не получает, что он.
     - Выходит, не только ради зарплаты некоторые за посты цепляются? - усмехнулся Вальков.
     - Выходит,- Ответно улыбнулся Николай Иванович.- Но как же все-таки с твоей-то перспективой? Ты же в самом деле вроде как лекальщик шестого разряда.
     - Вот-вот,- оживился Вальков.- И у нас сейчас об этом задумались. Был я, допустим, инспектором уголовного розыска в райотделе, так меня в горотдел перевели, в республиканское управление, а там, глядишь, и по важнейшим делам сделают. Это, брат ты мой, тоже перспектива, не думай.
     - По важнейшим делам, это звучит, - уважительно подтвердил Николай Иванович.- Это перспектива стоящая, если, конечно, зарплатой подкрепить.- И, усмехнувшись, добавил: - Были бы важнейшие дела. Вальков устало махнул рукой.
     - На наш век хватит, к сожалению. А потом, что считать важнейшим. Каждая спасенная человеческая судьба - это тоже важнейшее дело. Преступная жизнь начинается с малого.
     Николай Иванович нахмурился:
     - Не преступника надо спасать, а людей от него. Я смотрю, добренький ты
     очень.
     - Спасешь преступника - спасешь и будущие его жертвы,- возразил Вальков.- Вот когда Сашка Жуков сидел в лесу и плакал, это, брат, то самое и было. Ты, часом, не знаешь, где он теперь?
     - Федька Грачев встретил его во Владивостоке. Старпомом плавает.
     - Вот, видал? Может, ему тот случай уроком на всю жизнь стал, почем знать.
     - Что Сашка,- пожал плечами Николай Иванович.- Какой он преступник. Вот у нас в городе было дело. Ужас, я тебе скажу. Казнить за это мало.
     - Казнить никогда не мало,- задумчиво произнес Вальков.- Казнить всегда много, часто - слишком много. Война в нас еще сидит, что ли. А жизнь... Про нее в старину говорили: "Бог дал, бог взял". А теперь можно сказать: "Природа дала, природа взяла". Только так.
     - Это ты им скажи,- с гневом прогудел Николай Иванович, наливаясь краской.- Им, кто на такое дело пошел.
     - Не только сказать, повторять и повторять надо. Из поколения в поколение,- строго сказал Вальков.- И пример показывать.
     Николай Иванович сердито посмотрел на друга из-под очков.
     
     - Ну ты же идеалист, я вижу. В том случае, к примеру, поздно говорить. Понимаешь? Одних нет, а у других уже руки по локоть в крови.
     Вальков усмехнулся:
     - Ты про факт толкуешь, а я про проблему, социальную к тому же. Если иметь в виду факт, то, конечно, поздно. Вот именно поздно.
     
     Он устало потянулся.
     - И вообще поздно,- решительно объявил Николай Иванович, взглянув на часы и отодвигая пустой стакан.- Я завтра в поезде отосплюсь. А тебе с утра крутиться... по важнейшим делам.
     - Это точно,- согласился Вальков.- Ну что ж. Давай укладываться, раз так.
     Да, завтра ему предстоит крутиться, что верно, то верно. Дело об убийстве таксиста Гусева за сутки только чуть продвинулось. Не простое дело, надо сказать. Совсем не простое.
     Друзья, стараясь не шуметь, поднялись из-за стола.
     ...Утром, перед началом оперативного совещания, в городские управление приехал замнач. уголовного розыска республики полковник Сарыев. Он зашел в кабинет Нуриманова, когда тот еще был один, и обрадовался этой минуте тишины и покоя.
     - Здорово я тебя застал,- сказал он, подсаживаясь к столу.- Ну как с убийством, светит что-нибудь?
     - Мало,- вздохнул немногословный Нуриманов, закуривая, и, разогнав рукой дым, добавил: - Пока.
     - А кто этим делом у тебя занимается? Имей в виду, тут нужен надежный человек, очень надежный. Со всех концов, понимаешь, мне по этому делу звонят. И сверху, понимаешь, и снизу. Вот я к тебе и удрал.- Сарыев хитро улыбнулся.- Так кто, спрашиваю, занимается?
     - Макарыч.
     - Э-э, Вальков? - Сарыев недовольно передернул плечами.- Жаль. Сонный он, понимаешь, какой-то стал, рассеянный, вялый,- с каждым словом он говорил все убежденнее, круглое бронзовое лицо его нахмурилось.- Стар становится Вальков. Посмотришь - лысый, добрый дядюшка, а не работник уголовного розыска.
     - Кажется,- коротко возразил Нуриманов и, помедлив, сказал: - Классный работник.
     - Был,- поправил его Сарыев.- Это конечно. Не спорю. А как из Алешки в Макарыча превратился, кончился специалист. Старой славой живет. Не спорь, пожалуйста.
     Удивительно разными были эти два человека. Маленький, круглый, бритоголовый Сарыев и долговязый, молчаливый, с узким костистым лицом Нуриманов. Спорили они вечно, и, кажется, не было вопроса, по которому их мнения бы совпадали. Как ни странно, это обстоятельство их не ссорило и, что еще более странно, не мешало работать. Сарыев, кажется, даже получал удовольствие от этих споров. Часто он так и говорил Нуриманову: "Приехал к тебе поспорить" или "Вызвал тебя поспорить". Нуриманов в ответ лишь усмехался. Ни перед кем другим Сарыев не мог так выговориться, как перед молчаливым Нуримановым. А Сарыев любил поговорить длинно, горячо и красиво, любил, чтобы последнее слово всегда было за ним, и редко с кем соглашался.
     - Ты помнишь дело по пошивочному ателье? - увлеченно продолжал Сарыев.-Крупная кража, квалифицированная, наглая, конечно, но и хитрая, я бы сказал, с фантазией. Как они, подлецы, грузовик подогнали, помнишь? Сторожа связали, он же глазом моргнуть не успел. А второй, из магазина, зашел погреться, так они...
     - Помню,- кивнул Нуриманов.- Ну и что?
     - А то, что Вальков не смог эту кражу раскрыть. Это ты помнишь? Мы-то надеялись на его опыт, на его, так сказать, талант, а, вернее говоря, на славу его, на авторитет. А Вальков, оказывается, выдохся, устал. И это понятно, это можно было предвидеть.
     - Он раскрыл,- коротко заметил Нуриманов, снова разгоняя рукой дым от сигареты.
     - Да? Он, говоришь? - сощурился Сарыев.- А почему, спрашивается, другому передали?" У тебя много свободных людей? Твоим ребятам нечего делать? Они у тебя каждый день обедают? Вовремя спать ложатся? В кино с женами ходят? Картина, как мы знаем, как раз обратная.
     - Макарыч раскрыл,- упрямо повторил Нуриманов и добавил: - У ребят спроси.
     - Мне свидетельских показаний не надо! - вспылилСарыев.- Что мне твои ребята? Я это дело изучил во как и сыт был им тоже во как.- Он провел маленькой темной ладонью по горлу.- И кончал его Леров, я же помню.
     - Макарычу другое дело дали,- спокойно возразил Нуриманов.- По стадиону. И тоже раскрыл.
     - Пусть! А Леров раскрыл то дело по ателье. Мы его за это поощрили. Способный парень, молодой, перспективный, растущий, дисциплинированный.
     - Ученик Макарыча.
     - Пусть ученик! Но зачем затирать? Наоборот! Правильное воспитание кадров
     требует...
     В кабинет стали заходить сотрудники, и Сарыев поневоле прекратил спор. Еще возбужденный, он энергично здоровался с каждым, а когда зашел Вальков, то дружески, и притом совершенно искренне, поздоровался с ним, словно забыл о своем споре с Нуримановым. Такой уж человек был Сарыев, запальчивый, отходчивый и незлой. Он даже испытывал удовлетворение от минувшего спора, ибо считал, что преподал Нуриманову предметный урок по работе с кадрами, молодыми и старыми, для чего, как ему сейчас казалось, вполне сознательно сгустил краски в отношении Валькова, и Нуриманов, конечно же, сделает для себя соответствующие выводы.
     Был доволен спором и Нуриманов: начальство получило некоторую разрядку, необходимый "разнос" как бы уже состоялся, и оперативное совещание, пожалуй, пройдет для городского управления благополучно.
     Действительно, пока обсуждали суточную сводку происшествий и ход расследований некоторых второстепенных дел, все шло спокойно и гладко. Сарыев благодушно улыбался и пошучивал. Но когда подошли к делу об убийстве таксиста, Нуриманов заметил, как Сарыев насторожился и в узких черных глазах его блеснул нетерпеливый огонек.
     Дело докладывал Вальков. Невысокий, плотный, с большими залысинами и чуть сонным выражением на полном, добродушном лице с мешочками под глазами и крупным бугристым носом, Вальков и в самом деле смахивал на "дядюшку", и его безобидная, простоватая внешность никак не вязалась с такой строгой профессией. И Нуриманов подумал: сколько людей, наверное, ввело это в заблуждение, кому на их горе, а кому и на радость. Да, сыщику следует меньше всего походить на сыщика.
     Вальков между тем говорил спокойно, не торопясь, как будто не выступал на совещании, где находилось человек тридцать, да еще и высокое начальство, а беседовал со своим товарищем. И эта манера невольно настраивала присутствующих на деловой, откровенный разговор без оглядок на начальство и дипломатического расчета, что следует и что, пожалуй, не следует говорить. Нуриманова это одновременно и радовало, и чуть беспокоило.
     - Убитый, значит, Гусев Анатолий Никитович, двадцать семь лет,- говорил Вальков, перебирая лежащие перед ним на столе бумаги,- Жена осталась, ребеночек. Ну, еще мать с отцом. В парке он работал шестой год. Характеризовался хорошо, и по месту жительства тоже. Хотя тут есть и одна колдобинка, и Гусев на ней, так сказать, споткнулся. Дело в том, что месяц назад он от жены к родителям перебрался. Говорят, зазноба появилась. Это мы, конечно, на заметку взяли.
     - Установили ее? - быстро спросил Сарыев.
     - Пока нет, - ответил Вальков и все так же спокойно продолжал: - Теперь, значит, место происшествия. Это Цветочная улица, около часовой мастерской с проходным двором. Убит Гусев был часов в одиннадцать вечера в машине, ударом в голову сзади тяжелым тупым предметом. Версия с ограблением не отпадает, хотя деньги остались при нем. Теперь, что еще? Проверяем связи. Может, месть, ревность. Ну и прочее.
     - Семейная ссора, родственники жены,- подсказал кто-то.
     - Да, и это,- согласился Вальков.
     
     - Почему версия с ограблением не отпадает, если деньги целы? - с интересом спросил Сарыев.
     - Есть тут одна зацепочка,- с сомнением проговорил Вальков.- Не знаем пока, что она даст...
     - Хорошо. Это потом,- перебил его Сарыев.- Скажите, что в карманах убитого обнаружили?
     - В карманах? - переспросил Вальков.- Сейчас скажу.
     
     Он перебрал лежащие перед ним бумаги и, достав одну, пробежал глазами, затем, отложив, сказал:
     - Читать протокол не буду, долго. Мы каждую вещь подробно там описали. Самое интересное что? Кошелек. В нем деньги, три рубля семьдесят восемь копеек. Бумажник. В нем двадцать восемь рублей, паспорт, права водительские, квитанция за квартплату, фотографии сыночка и еще барышни одной, той самой, наверное...
     - О! - воскликнул Сарыев.- Это интересно.
     - А как же,- охотно согласился Вальков.- Сегодня мы ее как раз и попробуем установить, барышню эту. Так вот, что еще в карманах нашли? - Он поглядел в лежащую перед ним бумагу и продолжал, невольно уже читая написанное там: - "Носовой платок, белый, мятый, с широкой красной каймой, бывший в употреблении, посторонних следов не имеет; гребень мужской, пластмассовый, коричневый, целый..."
     Вальков все же прочитал протокол до конца. Когда он кончил, Сарыев
     досадливо заметил:
     - Ну, ясно. Все тут интереса для дела не представляет.
     Произнес он это уверенно и безапелляционно, словно приказывая больше к протоколу не возвращаться.
     Однако Вальков как будто не заметил этой интонации и продолжал:
     - По правде сказать, меня такой осмотр не устроил. И потом уже, в морге, я из карманов убитого весь сор вытряхнул и направил на экспертизу. Мало ли что, думаю, уж больно его там много.
     - Чудит наш Макарыч,- тихо сказал кто-то на ухо соседу.
     Тот сердито ответил:
     - Макарыч не чудит, он ищет, понял? Ты, друг, слушай и наматывай.
     - Ну и что ваша экспертиза дала? - нетерпеливо и чуть насмешливо спросил Сарыев.
     - Вот в том-то и дело,- задумчиво ответил Вальков, словно решил сперва про себя оценить это открытие.- Дала она... гашиш. Вот что. Просыпался он, видать, там. А как мы установили, сам Гусев этой заразой никогда не увлекался.
     - Выходит, еще одна версия,- в тон ему заметил сидевший в стороне розовощекий, чубатый Леров.- Приторговывал небось?
     Вальков покачал головой:
     - Это, милый, пока не версия, и, удастся ли на этом построить версию, еще вопрос. Но попробуем, конечно.
     - В котором часу, вы сказали, произошло убийство? - снова спросил Сарыев. Сообщение о гашише как будто не произвело на него впечатления.
     - Около одиннадцати вечера,- ответил Вальков.- Темно уже было. А Цветочная улица совсем не освещена, и вечером прохожих почти не бывает. Страшновато там ходить, по правде говоря.
     - Черт знает что! - возмутился Сарыев.- Надо было давно вопрос поставить. Конечно, определенные трудности у нас с этим еще имеются. Но сигнализировать надо, добиваться. И кому, как не вам! - Он сердито посмотрел на Нуриманова, затем снова обратился к Валькову: - Жители улицы ничего не слышали?
     - Никто ничего не слышал. Глухая улица. Старая. Окна на нее не выходят. Одни дувалы тянутся.
     - Ай, ай, ай, - покрутил бритой головой Сарыев. - Вот заехал парень.
     
     - Сам не заехал бы,- коротко заметил Нуриманов и добавил: - Пассажира привез.
     - А может, у него там знакомые живут? - возразил Сарыев.- Может, эта самая девица? Всегда, товарищи, надо...
     
     - Проверили,- сказал Вальков.- Нет у него там знакомых.
     
     - Это другое дело,- удовлетворенно произнес Сарыев, по-видимому нисколько не обидевшись, что его прервали.- Тогда, конечно, пассажир. И возможно, не случайный.- Он многозначительно поднял палец и, хмурясь, посмотрел на Валькова.- Поэтому мотив ограбления и не отпадает?
     
     - Ясное дело,- заметил кто-то.- Могли взять только наркотик.
     
     Сарыев живо обернулся в ту сторону.
     - Значит, знали, что он у Гусева был. Значит, не случайный человек сел в машину. Хотя...- он на секунду задумался, - убийца мог и неожиданно наткнуться на наркотик. И взять. А деньги оставить. Чтобы нас запутать. В таком случае не дурак, выходит, попался. Отсюда что вытекает, товарищи? - Сарыев строго оглядел присутствующих.- Вытекает, что версий много. Значит, надо быстрее работать, энергичнее, оперативнее. Вторые сутки идут! Вяло работаете. Медленно. Значит, надо подключить новых людей.- Он бросил многозначительный взгляд на Нуриманова.
     
     Тот, нахмурившись, кивнул головой.
     - Дадим Валькову еще людей,- отрывисто сказал он.
     - Что ж,- все так же многозначительно произнес Сарыев.- Решайте сами. Дело ведет город. А мы проконтролируем. Если в ближайшие дни не поднимете, заберем к себе. Предупреждаю. Тем более,- закончил он с ударением,- что это дело может приобрести и более серьезный характер. Да, да, может!
     Присутствующие насторожились. Но Сарыев больше ничего не прибавил.
     Совещание закончилось.
     Когда сотрудники разошлись, Сарыев сказал Нуриманову:
     - Вчера звонила Москва. Поздно ночью. Кто, думаешь?
     На худом лице Нуриманова впервые мелькнуло что-то вроде улыбки. Он не спеша закурил, помахал рукой, разгоняя дымок, и, откинувшись, коротко произнес:
     - Наверно, Сергей, а?
     - Точно. Коршунов. А зачем звонил, знаешь?
     - Откуда? - поднял одну бровь Нуриманов.
     - Честно говоря, я думал тебя пока не отвлекать.- Сарыев провел смуглой маленькой ладонью по бритой голове.- Но раз в карманах у этого Гусева нашли гашиш, то... город Борек знаешь?
     - Знаю. Лобанов там.
     - А-а. Ну так вот. Слушай внимательно.
     
     
     * * *
     
     Вальков зашел к себе в кабинет вместе с Леровым и Муратом Ибадовым, молодым пареньком, лишь недавно пришедшим в уголовный розыск по путевке машиностроительного завода.
     Помощники его были разительно не похожи друг на друга. Огромный, голубоглазый, румяный, с пшеничным чубом, падавшим на лоб, Леров и маленький, смуглый, с блестящими, гладко зачесанными назад черными волосами и такими же черными бусинками глаз Ибадов. Подружились они с первого же дня появления Ибадова в отделе и характерами удивительно дополняли друг друга. Медлительный, обстоятельный, любивший все заранее рассчитать и десять раз взвесить, Леров умерял горячность и стремительность своего нового приятеля, в то же время невольно и сам начиная действовать и размышлять куда быстрее, чем раньше.
     Единственное, но, однако весьма существенное, что объединяло их, это армейская подтянутость, точность и решительность, быстрая ориентировка и смелость - качества, которые приобретаются только службой в армии, ее суровой и мудрой, школой воспитания. И Вальков, подмечая в них эти качества, невольно вспоминал себя и все то, что дала ему самому армия, что осталось в нем навсегда, помогла идти по той трудной и счастливой дороге, которую он себе выбрал. Вальков незаметно любовался и про себя гордился своими молодыми помощниками и ни на кого бы их не променял. Всех троих как бы объединяло это незримое, но вполне ощутимое, однако, армейское братство. Закон боя "Погибай, но товарища выручай" в сегодняшней их трудной борьбе мог проявиться в любой, самый неожиданный момент. И тут Вальков был уверен, его парни не дрогнут. Они были и остались солдатами в самом лучшем, благородном и в самом прямом смысле. И Вальков, не давая спусков и поблажек, как и положено в армии, продолжал воспитывать из них бойцов, солдат нового, тоже важного и опасного фронта. Недаром Леров как-то, смеясь, заметил, что ему все время кажется, будто он сменил только часть, только род войск, только форму, но остался солдатом, навсегда Солдатом. Нет, славные у него парни, и он из них сделает опытных бойцов, передаст им все, чем богат сам, с радостью передаст, они это заслужили.
     Рядом с Леровым и Ибадовым полноватый, невысокий Вальков со своими залысинами и мешочками под глазами казался действительно "дядюшкой", тем более что оба помощника относились к нему с подчеркнутым почтением и даже каким-то оттенком обожания. А тут еще сначала Леров, а потом уже при его содействии и Ибадов познакомились с Ниной. По наблюдениям Валькова и особенно Полины Осиповны девушка что-то уж очень уверенно стала командовать обоими в те редкие часы, когда молодые оперативные работники оказывались свободными от службы. Вдобавок Нина все чаще теперь возмущалагь перегруженностью отца работой и других сотрудников тоже. Такой заботливости Вальков почему-то раньше не замечал. И когда дочка, ласкаясь, гладила его по щекам и уверяла, что он плохо выглядит и что нельзя в конце концов забывать о здоровье и отдыхе, он старался прогнать от себя мысль о том, почему это она стала вдруг такой внимательной.
     
     Однако на работе в обращении со своими молодыми помощниками Вальков старался избегать каких бы то ни было намеков.
     
     В тот день после совещания, зайдя вместе с ними к себе в кабинет, он деловито объявил:
     
     - Так. Поговорили, теперь надо браться за дело.
     - Очень долго говорили,- подтвердил Ибадов.
     - Хотя и не впустую,- рассудительно, уточнил Леров.
     - Ну-с, так вот,- продолжал Вальков, тяжело опускаясь в кресло за столом.- Дела у нас такие. Ты, Гоша, отправляйся к жене Гусева. Задание, сам понимаешь, деликатное. Женщина убита горем. Осторожно ее разговори, выясни, с кем дружил Гусев, с кем во вражде был, как вообще вел себя. О той барышне боже тебя упаси заговаривать, Вот если сама начнет, то, пожалуйста, слушай. Заодно обстановочку посмотри и все такое. Понятно? Ее, кстати, как зовут?
     - Галина Григорьевна.
     - Ну вот. Потом к соседям зайди. Тоже аккуратно так поговори.
     - Все понятно, Алексей Макарович,- кивнул чубатой головой Леров и широко улыбнулся, отгребая со лба упавшие волосы.- С женщинами у меня всегда разговор получается, доверием пользуюсь.
     Ибадов при этих словах усмехнулся, блеснув черными узкими глазами. А Вальков иронически заметил:
     - Смотри только не используй во зло это исключительное доверие.
     - Что вы, Алексей Макарович! - испуганно воскликнул Леров, заливаясь краской.- Неужели вы думаете, что я...
     - Ладно, ладно,- перебил его Вальков, сам слегка смутившись неожиданно получившимся намеком.- Задание тебе дано. Выполняй. Теперь, значит, ты,-повернулся он к Ибадову.- Надо изучить тех, кто живет на Цветочной или рядом. Машина-то у проходного двора остановилась, это тоже учти. И кто поздно вернулся домой в тот вечер. Понял? Осторожно только, чтобы никого не спугнуть, не насторожить. Найди людей, которым можно доверять. Но и им главного не говори, а... ну, словом, придумай что-нибудь.
     - Я очень постараюсь, Алексей Макарович,- прижал руки к груди Ибадов.-Очень.
     - Это твое первое самостоятельное задание.- Вальков погрозил пальцем.-Гоши рядом не будет. И меня тоже...
     - Да, да, понимаю. Постараюсь,- сбивчиво повторил Ибадов. Он явно волновался.
     - Вот и ладно,- кивнул Вальков.- А я - в парк. Если понадоблюсь, звоните туда. Вечером встречаемся здесь. А теперь топайте, ребятки. Сегодня нам надо это дело двинуть так, чтобы высокое начальство больше не сомневалось. Не подведите старика.
     Это был единственный намек на ситуацию, которую Вальков прекрасно уловил по ходу совещания.
     - Будьте спокойны, Алексей Макарович... Они еще увидят,- почти одновременно заверили его помощники, и в тоне их прозвучала прямо-таки несокрушимая убежденность.
     Оба они а в особенности более опытный Леров, тоже кое-что подметили в ходе совещания и были немало этим уязвлены.
     Тем временем Вальков достал из папки фотографию неизвестной девушки, обнаруженную в бумажнике Гусева.
     
     - На всякий случай запомните ее. Мало ли что...
     Леров, а за ним Ибадов внимательно рассмотрели фотографию, с которой на них смотрела миловидная, улыбающаяся девушка с пушистыми волосами, в пестрой открытой кофточке, тонкую шею охватывала ниточка бус. Лерову улыбка девушки показалась чуть горькой, а в больших глазах под изогнутыми ниточками бровей прятался испуг. Ибадову же эта улыбка не понравилась, ему почудилось в ней что-то хитрое и неискреннее, то же он уловил и во взгляде девушки. Впрочем, ощущения эти были так неопределенны, что оба ничего не решились сказать, и Ибадов молча вернул фотографию Валькову.
     - Можно идти, Алексей Макарович? - спросил Леров.
     Вальков кивнул.
     Оставшись один, он минуту молча сидел за столом, подперев голову рукой и машинально барабаня пальцами другой по столу, затем, словно очнувшись, решительно потянулся к телефону и попросил у дежурного машину-
     ...Таксомоторный парк встретил его неутихающим шумом и суетой. К воротам тянулись выезжающие на линию машины, часть из них задержалась из-за мелкого ремонта, другие шли по скользящему графику, по тому же графику возвращались машины из города. , Несколько машин стояло в стороне с поднятыми капотами, около них возились перепачканные слесари и водители. Из темных распахнутых боксов в глубине двора доносились рев заводимых моторов, визг и скрежет работающих станков ремонтной зоны, чьи-то возгласы и смех. Несколько человек суетились возле красной грузовой машины техпомощи, с которой сгружали разбитую "Волгу",- где-то в городе произошла авария.
     Слева от ворот, около двухэтажного домика диспетчерской, на скамьях в тени акаций отдыхали водители.
     Когда Вальков проходил мимо, кое-кто из них дружески кивал ему, а один даже остановил его и, подойдя, негромко, с ноткой сочувствия спросил:
     - Ну что, Макарыч, крутимся?
     Вальков вытер платком потный лоб - солнце уже поднялось в зенит и палило
     нещадно - и со вздохом сказал.
     - Крутимся. Чего ж делать. Ты, кстати, Гусева-то хорошо знал?
     - Да не очень. Вон дружок его стоит, Володька Туляков. Этот уж знал так
     знал. Не одну, бутылку выпили.
     Водитель указал на стоявшего невдалеке бледного рыжеватого паренька в клетчатой ковбойке с закатанными рукавами. Туляков нехотя разговаривал с двумя парнями, рассеянно поглядывая по сторонам.
     - Володь! - окликнул его собеседник Валькова и, когда тот поднял голову, поманил пальцем: - А ну, подойди.
     Туляков что-то сказал парням и не спеша, вразвалочку, сунув руки в карманы мятых брюк, направился к Валькову. Рыжеватые волосы его были аккуратно расчесаны на пробор, белых, покрытых рыжим пушком и веснушками рук еще не коснулся загар. На одной из них, пониже локтя, был виден синий, не очень искусно вытатуированный якорь в кривых линиях волн. На другой руке была изображена полногрудая русалка, окруженная сетью.
     Когда Туляков подошел, Вальков добродушно сказал, улыбаясь одними морщинками вокруг глаз:
     - Давай, друг, познакомимся. Вальков Алексей Макарович.
     - Слыхал,- ответил Туляков и в свою очередь представился, пожимая протянутую руку:
     - Володька.
     Пожатие его было вялым, рука мокрой от пота.
     Вальков кивнул знакомому водителю и отошел с Тучковым к дальней пустой скамье. Присев, закурили, и Вальков спросил:
     - Давно здесь причалил?
     - Третий год,- как-то бесшабашно ответил Туляков.
     - А до этого во флоте службу нес, рыбачил?
     - Ага. На Дальнем. База - Владик, а сам по кругу - Камчатка, Находка, Шикотан,- тем же тоном пояснил Туляков, сплевывая себе под ноги.
     - Надоело?
     - Кому что снится. Рубль там, конечно, длинный. Но качает. Опять же климат оказался неподходящим.
     - А этот климат как, принимаешь?
     - Тоже, скажу, не мед. Ташкент нравится. Ходовой город, гудящий. Я такой люблю. И о зиме думать не надо. Потом народ у нас - поискать.
     - С Гусевым дружил, говорят?
     - Кореш мой был.- Туляков поднял голову и пристально посмотрел на Валькова, глаза его вдруг стали злыми и недоверчивыми. Найдете гадов?
     - Надо найти. Ты, кстати, не слыхал, кто-нибудь из ребят его в тот день на линии не встречал?
     - Зачем кто-нибудь? Я встречал. Один раз даже покурить удалось.
     - Это где же и когда?
     - Да у рынка. Часов так в двенадцать.
     - Говорили о чем-нибудь?
     - Не молчали.
     Туляков сидел согнувшись, опираясь локтями о колени, и хмуро смотрел себе под ноги, дымя сигаретой.
     - Ну и что Гусев тебе говорил?
     - Известно что. Все о...- Туляков неожиданно умолк и, подняв голову, снова пристально посмотрел на Валькова: - Только, это между нами, идет?
     - Секреты хранить умеем,- серьезно ответил Вальков.
     - Ладно. Теперь уж ладно,- вздохнул Туляков.- С покойника не спросишь. Одним словом, он к Галке решил вернуться, к жене...
     - Почему же так?
     - А! - Туляков зло махнул рукой и снова опустил голову, так что Валькову видна была только его рыжая макушка и ровная ниточка пробора.
     
     - Что "а"? - спросил он.
     - Дешевкой оказалась его краля,- глухо ответил Туляков.- Вот что. В другого втюрилась.
     - Кто же она такая, знаешь?
     - Нужно мне. У меня у самого таких навалом.
     - Ну, хоть как зовут?
     - Динка.
     - Видел ее?
     - Не.- Туляков с усмешкой поглядел снизу вверх на Валькова.- Только она к этому делу не причастна. Это точно.
     Вальков стал расспрашивать его о других приятелях Гусева, но среди них не оказалось никого, кто мог бы иметь хоть самое отдаленное отношение к разыгравшейся трагедии. Всех их Туляков знал, по его словам, "как облупленных", все это были ребята из их шоферской братии, разбитные, нахальные, любившие выпить, иной раз пустить в ход кулаки, при случае подцепить чаевые или некрупно надуть кого-то,- словом, знакомый Валькову тип людей, все время идущих где-то рядом с мелкими преступлениями или проступками. Но ни один из них, конечно, не мог пойти на убийство приятеля, да и не было у них причин к тому. В этом Туляков, или "рыжий Володька", как его звали в своем кругу, был убежден. И Вальков согласился с ним.
     
     Но не ведомая никому из них Дина, в которую влюбился Гусев и которую не познакомил ни с одним из приятелей, указывала и на другой круг знакомых, которые были у Гусева. И пути к ним Вальков пока не видел.
     
     - Чудную, конечно, он мне вещь брякнул,- задумчиво произнес вдруг Туляков.- Это я только сейчас, между прочим, допер.
     Вальков насторожился.
     - Я, говорит,- продолжал тем же тоном Туляков, - завяжу это дело, все завяжу. Так я сегодня и объявил. Чуете? "Все завяжу". А что, спрашивается, "все"? Ну, с девкой ясно. А что еще?
     Он испытующе посмотрел на Валькова.
     - М-да,- покачал головой тот.- Действительно. Что еще завязал?
     А про себя добавил: "И кому объявил об этом?" Такое могло кончиться и убийством, если Гусев был замешан в серьезном преступлении. Но "все" могло относиться и к решению порвать с этой Диной, и ей же он мог "объявить" об этом. После чего никаких трагических последствий, произойти, очевидно, не могло. И тогда убийство - случайность. Последним пассажиром оказался бандит, уголовник. Решил ограбить шофера. А найдя наркотик, плюнул на двадцать рублей, лишь бы сбить со следа. Но откуда у Гусева мог оказаться наркотик?
     Вопросы обступали Валькова со всех сторон, неразрешимые пока вопросы, сейчас только уводящие в сторону. А между тем этот Володька не все еще рассказал, кое-что он пропустил.
     - Ты забыл рассказать, где еще видел в тот день Гусева,- напомнил Вальков.
     - Еще? Было и еще. Часа за два до встречи у рынка я его в аэропорту видел. Он как раз какую-то женщину с пацаном сажал.
     - Поговорить не пришлось?
     - Не. Он сразу отъехал.
     - А еще кто из ваших там в это время стоял?
     - Из наших? - задумчиво переспросил Туляков.- Да мало ли. Кажись, Генка Волков стоял. Ага, он. Сразу следом за долькой уехал. Я еще подумал, здорово у него заднее левое виляет. Вот-вот отвалится. Чуть за ним не погнал:
     Вальков легко запомнил новую фамилию, как, впрочем, и все, что рассказывал Туляков. Он давно уже отвык хвататься за карандаш, когда ему называли какие-то имена, сколько бы их ни было, или вообще сообщали что-то важное. Профессиональная память надолго отпечатывала все это у него в мозгу.
     Простившись с Туляковым, он отыскал еще двух или трех водителей, работавших в день убийства Гусева. Но ничего интересного сообщить они ему не смогли. Волкова же в парке не оказалось: он был на линии.
     Уже начало темнеть, когда Вальков зашел в диспетчерскую. Жара спала, стало легче дышать.
     Вальков дружески кивнул полной женщине-диспетчеру и уселся в сторонке, дожидаясь, когда та освободится.
     Наконец, воспользовавшись минутой, когда у окошечка никого не оказалось, он подошел и негромко попросил:
     - Мария Тимофеевна, покажите мне последнюю цепочку Гусева. Сняли вы ее, наверное.
     - А как же,- ответила та.- Должны были снять. Сейчас погляжу.- Она тяжело повернулась к стоявшему сбоку от нее на табуретке ящику и пояснила: - Машина-то не на линии. Значит, путевой лист должен быть здесь.
     Цепочка, то есть все показания счетчика на машине Гусева, оказалась снятой. И Вальков приступил к ее изучению.
     Для начала его интересовало лишь одно показание - холостой пробег машины. И тут обнаружилось в высшей степени любопытное обстоятельство: холостой пробег был равен нулю! Это могло означать только одно - Гусев в тот день или стоял, или возил пассажиров, никакой ездки по собственным делам он не совершил. Как же он сумел "объявить" о своем решении? Может быть, он случайно встретил Дину или кого-то еще на улице? Или тоже случайно оказался недалеко от ее дома?
     Здесь цепочка тоже могла кое-что прояснить. Гусев виделся с Туляковым возле рынка часов в двенадцать дня. К этому времени он уже "объявил" кому-то свое решение. И за это же время он сделал не меньше десяти - двенадцати посадок. Об этом свидетельствовало общее количество посадок до момента убийства и пройденный за это время километраж в расчете на среднюю скорость движения по городу. За город Гусев в течение дня не выезжал, иначе он должен был взять разрешение у диспетчера. Да и количество посадок указывало на то, что ездки в среднем были небольшие. Эти же показания говорили еще об одном важном обстоятельстве: Гусев нигде долго не стоял, средняя продолжительность стоянок не превышала семи-восьми минут, а если учесть, что около рынка он, по свидетельству того же Тулякова, простоял минут пятнадцать, то и того меньше.
     Итак, встреча с кем-то у Гусева произошла утром, и случайно. Следовательно, надо было постараться выяснить его маршрут именно в это время. Тут пока была известна лишь одна точка - аэропорт.
     Вальков сам не заметил, сколько времени он просидел над этой проклятой цепочкой. Разобраться во всех ее тонкостях было не так-то легко, а привлечь кого-нибудь на помощь означало посвятить постороннего человека в ход, своих мыслей и рассуждений. Этого делать было нельзя.
     
     Только часов в десять вечера приехал наконец Вальков в управление. Там его дожидались Леров и Ибадов, оба усталые и голодные. Весь день они провели в беготне, так и не успев хоть где-нибудь перекусить. Да и нервное напряжение, непрерывный, лихорадочный поиск не позволяли думать об этом. Сосущий голод и непомерную, свинцовую усталость они ощутили только сейчас, когда ждали Валькова.
     Леров беседовал с женой Гусева. Об этой беседе всегда флегматичный и невозмутимый Леров не мог рассказывать спокойно.
     - Она так плакала, Алексей Макарович, сил не было смотреть, - хмурясь, говорил он.- А сама девчонка, ну просто девчонка, лет двадцать, не больше. Парню их года еще нет. Она на телефонной станции работает, на междугородных линиях. Две косички, глазки подведенные, голые коленки - ну девчонка! И любила его, вот что. Ревет, понимаете, в три ручья, и парень за ней. Пришлось его у нее отобрать. А он еще и пустил мне на рубашку. Представляете наш разговор?
     На хмуром лице Лерова отразилась такая растерянность, что Вальков и Ибадов невольно улыбнулись, предаставив громадного, неуклюжего Лерова с орущим младенцем на руках.
     - Два часа парня укачивали, перед этим она его кормила, а я... ну, в общем... развешивал бельишко, в магазин сбегал...
     - Ладно. Давай о деле. Поздно уже,- сказал Вальков.
     О деле Леров, к сожалению, узнал немного. Жена Гусева, всхлипывая и мечась по комнате, сообщила, что ее Толик недавно "психанул" и ушел к какой-то женщине, но та его прогнала, и он вернулся домой. Галя его простила, потому что вообще Толик был хороший, очень хороший, и друзья у него хорошие, и выпивал он, "как все", и всегда был "в норме". Ни на каких его друзей она жалоб не имеет и зла не держит. А самые лучшие друзья - это Володя Туляков, который вместе с ними работает, и Карим, который работает шофером на стройке, фамилии его она не знает и где точно работает - тоже. Живёт он с матерью и двумя братишками, где, она тоже не знает, кажется, в старом городе. Но оба они очень хорошие, и Володя, и Карим, оба никогда при ней "не выражались", даже выпивши, а Карим два раза деньги им одалживал и назад брать не хотел.
     Вот и все, что Леров смог узнать у жены Гусева.
     Обошел он и соседей. Все отзывались о Гусеве хорошо, и только один сосед назвал его "приблатненным" и "махинатором", но верить ему нельзя, так как сам он оказался горьким пьяницей и однажды даже увел из соседнего подъезда чью-то собаку и обменял на пол-литра.
     - Прямо как Швейк,- улыбнулся Леров.- Только что не перекрашивал.
     - Улыбаться тут нечего,- сухо заметил Вальков.- Мог бы и побольше узнать.
     Леров сконфуженно умолк.
     Ибадов, в противоположность Гоше, вел себя загадочно. На смуглом его лице ничего не отражалось, когда он коротко сказал:
     - Надо там, на Цветочной, еще поработать. Три-четыре объекта для изучения имеются. Разрешите, Алексей Макарович? Очень прошу, пожалуйста.
     Вальков больше его не расспрашивал, устало потер лоб и дал для "изучения" два дня.
     Сам он на следующий день, рано утром, снова был в парке и принялся терпеливо опрашивать одного за другим всех водителей, работавших в день убийства на линии. Среди них был на этот раз и толстый улыбчивый 'Гена Волков, который отъехал в тот день из аэропорта вслед за Гусевым. До этого Волков стоял там довольно долго и видел, как подъехал Гусев, высадил пассажиров, сам вылез, пошел за газетой вроде, по дороге задержался около какого-то "Москвича", поговорил с водителем, потом еще с кем-то, а вернувшись, посадил женщину с мальчиком. Волков тоже посадил пассажира, и случайно его маршрут совпал с маршрутом Гусева. Он видел, как Гусев подвез пассажиров к новому дому на улице Строителей. Больше Волков не встречал Гусева.
     После этого Вальков позвонил Лерову и велел отправиться на улицу Строителей и отыскать в доме по левой стороне, от угла третьем или четвертом, женщину с мальчиком, прилетевших в тот день в Ташкент, и побеседовать с ними на известный ему, Лерову, предмет, ибо вез их от аэропорта... Словом, пусть Гоша едет туда побыстрее.
     
     Закончив этот иносказательный разговор, Вальков снова принялся за работу. Он отыскивал все новых интересовавших его людей и, с первых же слов улавливая их характер и манеру вести разговор, терпеливо, с кем дружески и напрямик, а с кем суховато, требовательно и в обход, выяснял подробности их работы в тот самый день.
     
     Это было утомительное, а главное, не очень результативное, занятие. Почти никто из водителей не мог ему сообщить что-либо заслуживающее внимания, хотя некоторые в разное время мельком и видели Гусева то в одном, то в другом районе города. А один из лучших водителей парка Максуд Кадыров сказал:
     
     - Я, товарищ Вальков, его в тот день, правда, не встречал, но кто-то мне сегодня говорил о нем... Кто-то говорил... Интересное что-то... - Он потер круглую бритую голову.- Вспомню... Обязательно вспомню. Общее это наше дело.
     
     Уже начинало темнеть, спала дневная жара, когда. Вальков подвел наконец не очень радостные итоги прошедшего дня. Опрошенными оказались чуть больше половины людей из его списка. Впереди было по крайней мере еще дня два такой же проклятой, изнурительной работы, от которой у Валькова уже раскалывалась голова и ломило все тело, словно он целый день колол дрова, а не разговаривал с людьми.
     Вальков сидел один на скамеечке возле диспетчерской, устало вытянув ноги, покуривая и одновременно соображая, не взять ли завтра с собой сюда Лерова, чтобы разделить с ним предстоящую работу, когда к нему неслышно подошли Кадыров и худой усатый водитель, старик Сайыпов.
     - Вот, - твердо сказал Кадыров.- Вот он, ака. Можешь все сказать. Должен все сказать.
     Он ушел. А Сайыпов хмуро произнес:
     - Я, понимаешь, только сегодня узнал, что его убили на Цветочной. Так вот. Знаю кто, понимаешь.
     Все-таки недаром, видимо, говорят, что самое простое объяснение всегда самое верное, решил Вальков.
     Разом отпала необходимость уточнять утренний маршрут Гусева, разыскивать человека, которому он объявил, что возвращается к семье, устанавливать неведомую Дину, гусевского друга Карима и весь круг их знакомых. Нельзя сказать, чтобы все это перестало интересовать Валькова, нет, конечно. Но все это сразу отошло на второй план, ибо к убийству Гусева отношения не имело. Убийцей оказался совсем другой человек.
     Старый водитель Сайыпов сообщил Валькову даже имя этого человека. Кстати сказать, Сайыпов тоже значился в списке работавших в тот день, но Вальков не успел до него добраться.
     А рассказал Сайыпов следующее. Он тоже видел Гусева, но поздно вечером, часов в одиннадцать, когда подъехал к стоянке около Шпильковского переулка. В этот момент к Гусеву сел пассажир. Было уже темно, но недалеко висел фонарь. А у старого Сайыпова острые глаза, как у молодого. И он узнал того пассажира. Это был Ленька Чуприн, он учился в одной школе с младшей дочерью Сайыпова, даже ухаживал за ней одно время и бывал у них в доме. А потом его выгнали из школы. Сайыпов давно его не видел, очень давно. Плохое говорили про Леньку, будто он даже в тюрьме сидел. Но этого Сайыпов не знает и болтать не хочет. И вот в тот вечер Ленька сел в машину Гусева, это точно, это Сайыпов видел своими глазами. А потом Гусев подошел к Сайыпову и спросил, есть ли сейчас проезд по улице Жуковского на Цветочную, и Сайыпов ответил, что проезда сейчас там нет. Они с Гусевым еще обсудили, как ехать. И вот сегодня Сайыпов узнал, что Гусев был убит на Цветочной. А повез он туда Леньку Чуприна.
     Сообщение было настолько важным, что Вальков, прихватив Сайыпова, немедленно отправился в управление. Там старый водитель уже спокойно и подробно рассказал о встрече с Гусевым, а также все, что он знал о Чуприне, хотя эти сведения и относились лишь к прошлому, о жизни Чуприна в последние годы Сайыпов ничего не мог сообщить. Он даже не знал, где тот сейчас живет.
     
     А вскоре приехали Леров, за ним Ибадов. Узнав от своего начальника столь важную новость, они повели себя по-разному.
     
     Леров потер огромные руки и удовлетворенно произнес:
     
     - Вот это да. Остается только установить, где живет этот Ленька и...
     
     - Не надо устанавливать! - с неожиданной запальчивостью вдруг перебил его Ибадов.- Совсем не надо!
     Черные узкие глаза его загадочно блестели, и видно было, что Ибадову стоило немалого труда сдержать себя,
     - Это еще почему? - недовольно спросил Леров.
     Он не привык, чтобы начинающий сотрудник, пусть это будет даже Мурат,
     перебивал его и тем более вступал в спор.
     
     - А потому,- ослепительно улыбнулся Ибадов и, повернувшись к Валькову, торопливо доложил: - Чуприн Леонид по кличке Чума мною установлен, Алексей Макарович. Уже установлен,- радостно повторил он.- Живет через двор от Цветочной, с выходом на улицу Степана Разина. Мне этого парня еще вчера назвали среди других подозрительных. А сегодня я их как раз устанавлинал. Вот здорово, да?
     - Та-ак,- медленно протянул Вальков.- Действительно, здорово. Ну и что ты еще о нем узнал?
     - А вот, пожалуйста,- живо откликнулся, снова сверкнув улыбкой, Ибадов. - Это парень уже судимый. Недавно вернулся. Связи преступные не порвал, ведет себя плохо, нигде не работает. А на такси, видите, разъезжает. Живет с матерью. Все пока, Алексей Макарович.
     Ибадов был в восторге от своей первой удачи и не скрывал этого.
     
     Леров наставительно и чуть насмешливо сказал ему:
     - Если бы не старик Сайыпов, все бы твои сведения висели, как зеленый урюк. И вообще...
     - Что вообще? Ну что? - обиженно воскликнул Ибадов, сверкнув глазами.
     - Хватит, - сказал Вальков. - Молодец, Мурат. А сейчас ступайте-ка домой, поздно уже. Завтра займемся этим Чуприным.
     Сам же Вальков отправился на доклад к Нуриманову.
     Они давно работали вместе, и оба любили эти поздние часы, когда стихало управление, пустели коридоры, прекращались телефонные звонки, а за окном, в черном-пречерном небе пурпурно-яркая луна заливала серебряным светом уснувшие дома, пустынные улицы и буйные кроны чинар в сквере напротив.
     Нуриманов невозмутимо выслушал доклад Валькова, потом сказал:
     - Кажется, вышел правильно. - И, подумав, добавил с ноткой сомнения: - Кажется.
     - С утра будем работать,- вздохнул Вальков, устало потирая широкий лоб.- Нас ноги кормят. А людей мне больше не надо,- добавил он, намекая на недавний приезд начальства: - Управимся сами. Ребятки мои тянут хорошо.
     - Согласен,- коротко ответил Нуриманов тоном, по которому можно было догадаться, что он с самого начала полагал, что людей Валькову добавлять не следует.- Только учти, тебе придется... как это по-русски?.. Гнаться и за вторым... зверем.
     - Зайцем,- машинально поправил Вальков и сказал недовольно: - Говорят: за двумя зайцами погонишься - ни одного не поймаешь.
     - Ничего,- усмехнулся Нуриманов.- Одного ты уже, кажется, поймал. А второй... он, может быть, живет в той же норе.
     - Дай кончить с одним,- хмурясь, попросил Вальков.
     - Дам, - коротко ответил Нуриманов.- Два дня дам. Не больше.
     - Ну, а что за второе дело? - немного успокоившись, поинтересовался Вальков.
     - Важное. Москва ведет. Сарыеву по нему звонил Коршунов.
     - Да ну? - улыбнулся Вальков.- Коршунов? А по чему говоришь, что оба дела в одной норе?
     - Помнишь, что ты нашел в кармане у Гусева?
     - Гм...Но два дня на первого зайца даешь? - пытаясь прикрыть шуткой снова вдруг возникшее беспокойство, спросил Вальков.
     - Даю.
     И Вальков окончательно успокоился, ибо знал, что его начальник не меняет решений и слово у него одно.
     Потом Нуриманов вызвал машину и сперва завез домой Валькова.
     А утром началась работа, сложная, лихорадочная и тем не менее радостная, потому что она была полна открытий и маленьких побед, с каждым шагом приближавших к окончательному успеху.
     Первой ласточкой оказалась справка о судимости Леньки Чуприна за кражу из клуба. Однако по месту заключения он, как ни странно, характеризовался хорошо. "Твердо встал на путь исправления",- писал в характеристике замполит колонии.
     - Тоже мне воспитатели,- проворчал Леров, ероша свой чуб.- "Твердо остался на старом пути" - так надо было писать. И небось отпустили раньше срока.- Он снова посмотрел справку.- Ну, ясно. На год раньше выскочил. Посмотрите, Алексей, Макарович.
     Он протянул Валькову через стол справку.
     - Бывает,- примирительно сказал тот, пробежав ее глазами.- У них работа
     тоже не сахар. К каждому в душу не залезешь...
     Потом прибежал Ибадов и положил перед Вальковым две фотографии Чуприна. Одна была маленькая, для паспорта. Ее Ибадов раздобыл в отделении милиции, где Чуприн получал свой первый паспорт, А другая была групповая, на которой был снят весь десятый класс, где учился Чуприн.
     С первой смотрел насупленный, кругоголовый парень, ворот рубахи разошелся на мощной шее. Но если по этой фотографии можно было только предполагать, какой здоровяк был этот Чуприн, то вторая не оставляла на этот счет никаких сомнений. Чуприн был на голову выше всех ребят в классе. На этой фотографии он улыбался самодовольно и чуть нахально.
     - Ну и лоб,- покачал головой Леров.- Не всякий с таким справится.- И он мельком взглянул на щуплого Ибадова.
     
     Тот вспыхнул и с напускной небрежностью сказал:
     - На прием надо уметь брать или неожиданно, на испуг. Запомни, пожалуйста.
     Вальков с усмешкой поглядел на друзей.
     - Брать его пока вообще не будем,- сказал он.- Рано. Мне сперва нужны данные, как он провел тот день. Это раз. А два - это его связи. Их надо выявить. Первое поручаю тебе, Мурат. За второе возьмусь сам. Ты поможешь,-кивнул он Лерову.
     Ибадов бросил молниеносный, горделивый взгляд на приятеля и мгновенно исчез из кабинета, крикнув на ходу:
     - Слушаюсь, Алексей Макарович! Слушаюсь!..
     В этот день Мурат Ибадов, кажется, впервые по-настоящему понял вкус и радость оперативной работы.
     Он сумел повидаться с десятками людей, начиная от соседей Чуприна и окрестных мальчишек и кончая работниками милиции и дружинниками, дежурившими в самых людных местах города. При этом Ибадов вдохновенно играл то одну, то другую роль, ибо он ни на минуту не забывал, что Чуприн пока на свободе и его нельзя спугнуть. И все люди, с которыми он повидался, кто охотно и многословно, кто недоверчиво и скупо, делились с ним тем, что они заметили и запомнили в тот злосчастный день.
     Тем не менее узнал Ибадов, на первый взгляд, довольно мало. Сведения, добытые им, заключались в следующем.
     Рано утром, часов около шести, Чуприн вышел из дома, прошел двором на Цветочную, оттуда на площадь, где находилась стоянка такси, потоптался там в ожидании машины, потом со всех ног кинулся к подъехавшему автобусу. Он очень спешил и, кажется, очень нервничал. Затем след его терялся часа на два. Около восьми утра Чуприн появился в закусочной возле вокзала с каким-то человеком, длинным и хмурым. Они торопливо поели, при этом выпили самую малость и быстро вышли. В этот момент недалеко от закусочной на миг остановилась машина. Кажется, парни сели в нее. Затем Чуприн исчезает снова, и только около десяти утра его заметили в толпе у аэропорта все с тем же человеком. После этого след Чуприна пропадал надолго. Где и с кем он был весь день и вечер вплоть до момента, когда он сел в машину Гусева и велел везти себя на Цветочную, Ибадову выяснить не удалось.
     Было уже часов девять вечера, когда он, еле передвигая ноги от усталости, появился в управлении, изрядно раздосадованный очевидной, как ему казалось, неудачей своего поиска.
     В коридоре недалеко от кабинета Валькова ему, как назло, попался Леров, которого Ибадов меньше всего хотел бы сейчас видеть. Но тот был немногословен, сосредоточен и явно забыл утреннюю пикировку с другом. Леров так был занят своими мыслями, что даже не спросил, что удалось выяснить Ибадову. В светлых глазах его светилось напряженное ожидание, явно не относившееся, однако, к Ибадову, и тот; сразу забыв своих неудачах, торопливо спросил:
     - Ну что? Нашли чего-нибудь, да?
     Леров в ответ только погрозил толстым пальцем и, почему-то понизив голос, предупредил:
     - К старику не заходи. Понял?
     - А почему? Скажи, пожалуйста.
     - Подходящего человека удалось зацепить,- туманно пояснил Леров.
     И Ибадов, несмотря на все свое нетерпение и любопытство, не посмел спрашивать больше. Этому он уже научился за короткий срок работы в уголовном розыске.
     "Подходящим человеком" был хулиган и уголовник Федька Замков по кличке Кат. "Подходящим" он был по причине того, что хорошо знал Чуприна, "проходил" с ним по одному делу и часто встречался в последнее время. Утром в этот день Кат был задержан за очередное "художество" и пока находился в КПЗ одного из отделений милиции, где и разыскал его Леров. Ему грозили немалые неприятности, и потому он был готов чем угодно расположить к. себе высокое милицейское начальство, каковым ему казался Вальков.
     
     То, что Кат находился под арестом, с одной стороны, вполне устраивало Валькова, ибо он мог быть уверен, что тот не сможет предупредить Ч|уприна. Но в то же время положение, а главное, характер Ката, о котором Вальков был немало осведомлен, требовали весьма осторожно относиться к сообщаемым им сведениям. Ибо Кат мог наговорить что угодно на любого человека, каким-то особым чутьем угадывая, что именно нужно допрашивавшим его работникам милиции. Это был человек без совести, достоинства, без верного слова, на которого никто и никогда не мог положиться, трусливый и гаденький, всегда готовый ради любой, самой малой для себя выгоды совершить самый подлый и бесчестный поступок,- словом, это был законченный подонок, презираемый всеми, даже знавшими его уголовниками, и не раз битый ими до полусмерти.
     
     И все-таки именно он знал Чуприна, именно он попался сейчас, в эту горячую минуту, под руку Валькову, и тот, превозмогая брезгливость и недоверие, вынужден был беседовать с ним.
     Они сидели в кабинете Валькова уже часа два, и Кат, грузный, с шишковатой, покрытой редким пухом головой, посаженной прямо на сутулые плечи, с глазами навыкат и свернутым набок большим носом, жадно курил сигарету за сигаретой. При этом держал он их двумя грязными пальцами, отставив в сторону мизинец, и, отчаянно жестикулируя другой рукой, визгливо говорил:
     - Чума за нее на что хочешь пойдет, гражданин начальник. Он и на мокрое дело пойдет. Он сам говорил. С места мне не сойти! Вам лепить не буду. Частую правду говорю, гражданин начальник. Кого хочешь спроси: Кат от фонаря не лепит. Кат правду любит. Кого хочешь спроси. Что мне Чума? Плюнул и растер! Вот он мне что.
     "Все люди тебе так-то,- подумал Вальков.- Всех продашь до единого в случае чего". И насмешливо спросил:
     - Одна, значит, правда тебе дорога?
     - Точно! - воскликнул Кат, не замечая насмешки.- С места не сойти! Кат от фонаря не лепит! Кат...
     - Погоди,- оборвал его Вальков.- А давно он этим занимается?
     - Да как вышел. Считай, с осени. Он теперь за нее кого хочешь порешит.
     - И ты эту заразу у него вчера видел? - досадливо спросил Вальков.- Сам видел?
     - С места не сойти!
     - Может, у него где в заначке она была?
     - Ни-ни! Так и сказал: "Свежую вчера получил". И рожа такая была, точно авто по лотерее выиграл.
     "Вчера,- подумал Вальков.- Как раз сходится. На этот раз не врет, кажется, подлец".
     - Я, гражданин начальник, так скажу,- вдохновенно продолжал между тем Кат.- Чума ради этого уже пошел на мокрое дело! Печенкой чую! Он и мать родную зарежет, если что. Я могу фактически это доказать, если отпустите. Я потом сам вернусь. С места не сойти! Мне правда пуще свободы, пуще жизни дорога! Докажу, а тогда стреляйте меня, пожалуйста!
     Он неожиданно всхлипнул и вытер глаза грязной, с черными ногтями рукой.
     Вальков брезгливо поморщился. "Водится же такая мразь на земле,-подумал он.- Ведь водится же".
     Разговор можно было кончать. Ничего такого, чего бы не знал Вальков о Чуприне, этот Кат не сообщил. Кроме одного. И это обстоятельство осветило новым светом трагедию, которая произошла два дня назад на Цветочной улице.
     
     Оказывается, Чуприн стал курить наркотик и уже отравлен им и ради него действительно мог пойти на любое преступление, это Вальков и сам понимал. А ведь. в кармане Гусева...
     Да, надо брать Чуприна, решил Вальков, немедленно брать. Пока у него не кончилась эта зараза, пока он не пошел ради нее на новое преступление.
     Как только увезли хнычущего, упиравшегося Ката, Вальков сказал Лерову и Ибадову:
     - А ну, ребята, в машину - и за Чуприным. Быстро! А то он нам вот-вот еще какой-нибудь номер устроит. И обыск по всей форме. Санкцию прокурор уже дал. Вот она. Так что быстро. Ты, Гоша, старший.
     - А что этот дал? - спросил Леров, кивнув в сторону двери.
     - Потом. Все потом,- резко ответил Вальков.
     И его молодые помощники поняли, что сложное дело, которым они занимались, подходит к концу и, как всегда в таких случаях, обстановка накаляется и требует мгновенных решений и действий. И еще подумали, что взять Чуприна будет не просто и то, что Вальков отправляет на это сложное задание их одних, означает особое доверие, обмануть которое нельзя.
     Оба молча вышли из кабинета.
     А Вальков в который уже раз стал просматривать материалы дела, готовясь к новому, главному допросу.
     Но мысли его были сейчас там, на Цветочной. Он уже не раз успел пройти по этой глухой короткой улице, от забора стройки, перегораживавшего ее с одного конца, до небольшой суетливой площади. Он помнил широко распахнутые ворота проходного двора и маленькую часовую мастерскую, притулившуюся возле них, и как будто вновь видел сиротливо стоявшую там машину Гусева, еле различимую в темноте, с зажженными подфарниками и слепо глядящими фарами, в которых отражались огоньки снующих вдали, на площади, машин.
     Вальков перебирал одну бумагу за другой в толстой папке, лежащей перед ним. Вот и фотографии места происшествия, вот машина Гусева, за ней видны те вороха и мастерская, вот общий вид этой погруженной во тьму улицы в мгновенной вспышке блица, вот и убитый Гусев с опрокинутой назад головой. Сейчас привезут его убийцу...
     Прошло, однако, не меньше двух часов, прежде чем Леров снова появился в кабинете Валькова. На круглом румяном его лице отражалось такое смущение, что Вальков даже встревожился.
     - Привезли?- спросил он.
     Леров растерянно развел руками:
     - Ну, знаете, Алексей Макарович. Я даже не знаю, как сказать. Привезли, конечно. Но вы помните его фотографии?
     - Еще бы.
     
     - Такой лоб, да? Косая сажень в плечах. Так вы его сейчас не узнаете.
     Вальков удивленно посмотрел на него.
     А Леров уже открыл дверь и крикнул в коридор:
     - Мурат, давай его сюда.
     Ибадов ввел Чуприна.
     При взгляде на задержанного Вальков с удивлением приподнял очки и горестно вздохнул. Да, конечно, перед ним стоял убийца, в этом Вальков был почти уверен. Но, черт возьми, в кого превратился этот парень! Где тот богатырь, который был изображен на фотографиях? Перед Вальковым сейчас стоял совсем другой человек. С желтым, иссохшим лицом, с впалыми полуприкрытыми глазами, редкими, свалявшимися волосами, тонкая шея, казалось, чудом держала его голову. Чуприн был так худ, что одежда обвисла на нем. Только огромные костлявые руки напоминали, каким он был еще совсем недавно. "И кличка-то Чума,- подумал Вальков.- Сколько же времени он курит этот наркотик? Ведь и полгода нет".
     
     - Садись, Павел,- сказал он Чуприну, кивнув на стул возле своего стола.
     Леров и Ибадов уселись в стороне не диване.
     - Что нашли? - коротко спросил у них Вальков.
     Леров достал из лежавшей у него на коленях тонкой папки несколько сколотых
     листов и положил их перед Вальковым,
     Надев очки, тот пробежал глазами протокол обыска.
     - Двести граммов? - спросил он, посмотрев поверх очков на Лерова.
     - Так точно.
     - Надо будет сравнить с тем.
     - Ясно.
     
     Вальков помолчал, глядя куда-то в пространство, потом снял очки и посмотрел на Чуприна, который за это время не произнес ни слова. Вся его сутулая, обмякшая фигура выражала полное равнодушие к происходящему.
     - Что ж, Павел, будешь рассказывать? - спросил его Вальков.
     - Чего рассказывать-то? - вяло отозвался Чуприн, не отрывая сонного взгляда от своих потрепанных ботинок, небрежно завязанных обрывками шнурков.
     - Что сделал с таксистом два дня назад на Цветочной?
     - Каким еще таксистом?
     Чуприн поднял мутный взгляд на Валькова.
     - В среду, часов в одиннадцать вечера, ты приехал в такси на Цветочную улицу, так?
     - Не ехал я ни на каком такси! - с неожиданным надрывом крикнул Чуприн, и в прояснившихся глазах его мелькнул страх.
     - Где же ты был в тот вечер?
     - Не помню я, где был!
     - А ведь таксиста того нашли убитым, Павел. В тот вечер, на Цветочной. Недалеко от твоего дома.
     - Нашли?! Ну и что?! А я при чем?!
     Чуприн рванулся вперед, уцепившись побелевшими пальцами за край стола.
     - Ты был в его машине.
     - Не был!.. Не убивал!..- хрипло крикнул Чуприн.
     На сухом морщинистом лбу его проступили крупные капли пота и потекли по
     впалым вискам.
     - Он тебе предлагал наркотик? - спокойно, как-то даже буднично спросил Вальков.
     - Не убивал!.. - снова крикнул Чуприн, навалившись грудью на стол.
     - Ну ладно,- примирительно сказал Вальков.- Сейчас поздно. Разговор продолжим завтра. Ты пока подумай.
     На следующий день Вальков, однако, не спешил с допросом.
     Срочная экспертиза подтвердила, что гашиш, обнаруженный дома у Чуприна, составляет одну партию с тем, который был в кармане убитого Гусева.
     Новый тщательный осмотр территории от места, где стояла машина Гусева, до дома Чуприна, дал новые улики.
     В кустах, возле двери дома, лежал присыпанный землей и укрытый ветками массивный складной нож, с металлической рукояткой, на которой сохранились следы крови. Нож был опознан соседями, он принадлежал Чуприну. А кровь по группе оказалась схожей с группой крови Гусева. Кроме того, по характеру пролома в черепе экспертиза установила, что смертельный удар Гусеву был нанесен именно этим ножом. Наконец, в ноже между лезвиями обнаружили несколько волосков с его головы.
     
     Кольцо улик сомкнулось вокруг Чуприна. Но он и на следующем допросе исступленно, упрямо продолжал кричать, что не знает никакого таксиста. Очная ставка с Сайыповым нисколько не повлияла на него. Он по-прежнему утверждал, что не ехал в тот вечер на такси. При этом он все время путался в своих рассказах, явно что-то недоговаривал и злобно отказывался отвечать, где он достал обнаруженный у него наркотик и как провел день, предшествовавший убийству. Впрочем, и без того было ясно, что весь тот день он рыскал по городу в поисках наркотика, а когда, придя в отчаяние, вечером натолкнулся на Гусева, то уже был готов на все.
     Словом, все обстоятельства и даже детали разыгравшейся трагедии стали очевидными.
     
     На оперативное совещание снова приехал полковник Сарыев. После сообщения Валькова он со свойственной ему экспансивностью и прямотой воскликнул:
     - Молодец, Вальков! Аи, молодец! Важное дело поднял, громкое, просто заказное дело! А почему? Опыт, организованность, оперативное чутье.- Он строго оглядел присутствующих, словно одновременно делая выговор всем им за отсутствие этих качеств.- И люди твои молодцы! Да! Тебе дали еще людей?
     - Дали,- невозмутимо ответил Вальков.
     - Вот, вот,- подхватил Сарыев.- Правильно сделали. А я, скажу тебе, сомневался, что справишься,- с улыбкой признался он.- Урок. Всем урок. Надо равняться на лучших, надо ценить кадры, доверять им. Надо правильно сочетать...
     Перед этим, пока еще Сарыев не кончил, ему кто-то позвонил по телефону. Закрыв совещание и отпустив людей, Нуриманов задержал. Валькова и, когда все вышли, сказал Сарыеву:
     - Сейчас один человек из парка приедет.
     - Кто такой? - быстро спросил Сарыев.
     - Сменщик Гусева. Что-то нашел, говорит.
     Спустя некоторое время в кабинет Нуриманова просунулась вихрастая голова в лихо сдвинутой набок кепке.
     - Можно, товарищ начальник?
     - Заходите,- кивнул Нуриманов.
     Обладатель кепки оказался разбитным и смышленым Парнем. Он протянул Нуриманову небольшой, измятый клочок бумаги и с облегчением сказал:
     - Нашел, понимаете, в машине, на полу. Тут адрес какой-то не наш. И не Толька писал. Я его почерк знаю. Так что подозрительно, товарищ начальник. Потому я к вам и пригнал.
     Нуриманов расправил на столе бумажный клочок, внимательно прочел, затем встал и поблагодарил парня. Когда тот ушел, он передал записку Сарыеву, коротко сказав:
     
     - Непонятно.
     
     - Непонятно?- загадочно переспросил тот, прочтя записку.- Тебе непонятно? Зато Москве будет понятно, Коршунову будет понятно. Хотя ты прав, пока ни черта нее понятно. Ай, ай! Это паршивое дело поворачивается совсем по-новому,- озабоченно покачал он бритой головой.- У меня тоже оперативный нюх есть.- И подмигнул озадаченному Валькову.
     На клочке бумаги торопливо и коряво был написан адрес: "Борск, улица Луговая, дом 4, Семенов Петр Данилович".
     
     
     Глава 3
     ВТОРОЙ "ПЛЕМЯННИК"
     
     Лобанов глубоко вздохнул и посмотрел на стоящего возле него парня.
     Что же произошло? Ведь это тот самый чемодан, который Трофимов пытался передать на вокзале Семенову, который выбил у него из рук скрывшийся преступник, именно за этим чемоданом кинулся Володя Жаткин и получил удар ножом. А в чемодане между тем лежат " самые обыкновенные вещи, которые берут с собой в дорогу, какие-то рубашки, носки, трусы... Где же гашиш, ради которого и была затеяна вся эта комбинация с приездом Трофимова? Да, скорее всего, тут какая-то хитрость.
     Все молча сгрудились вокруг стола, где лежал раскрытый чемодан. Лица понятых выражали откровенное любопытство, к которому примешалось, однако, и некоторое разочарование. Они ведь бог знает что ожидали увидеть в этом чемодане. Не ради же такой ерунды пригласили их сюда. На лицах сотрудников читалось явное недоумение и досада. Такого сюрприза никто из них не ожидал. Уж они-то, казалось, твердо знали, что должно было находиться в чемодане, и чувствовали себя сейчас обманутыми, обведенными вокруг пальца, невесть как вдруг проигравшими важный поединок.
     Зато на хмуром скуластом лице Трофимова первоначальный страх сменился растерянностью, а потом и явным облегчением, он даже вздохнул, и на губах его мелькнула усмешка.
     
     Только Храмов остался сосредоточен и невозмутим. При взгляде на него Лобанов почувствовал, как и к нему возвращается спокойствие. А подметив усмешку Трофимова, он еще и рассердился. Это помогло ему окончательно стряхнуть с себя охватившее его было оцепенение.
     
     - Ну что ж,- с подчеркнутой невозмутимостью произнес он.- Приступим к осмотру. Составим протокол. Все как полагается.
     
     Он придвинул к одному из сотрудников лист бумаги и указал на стул
     
     - Садись, пиши. Будем осматривать каждую вещь и сам чемодан тоже. А там будет видно. Это еще не вечер, как говорится.
     
     И снова появилась тревога на угрюмом лице Трофимова, снова возобладало любопытство на лицах обоих понятых.
     Сотрудники же принялись за дело. И это конкретное дело, да и тон, каким отдал приказ Лобанов, скрытый в этом тоне намек, вернули им уверенность. На лице Храмова по-прежнему ничего нельзя было прочесть, удивительным хладнокровием обладал этот человек.
     Однако чем дальше продвигался осмотр чемодана, тем беспокойнее становился Лобанов. Нет, кажется, ничего не найдут в этом проклятом чемодане его товарищи. Это самый обыкновенный чемодан, без всяких тайников и секретов, и в нем самые обыкновенные вещи, не предназначенные даже для подарка или продажи, их просто берут с собой в дорогу. Но тогда что все это должно значить? Что произошло?
     Лобанов напряженно размышлял, наблюдая, как его сотрудники тщательно осматривали и прощупывали одну вещь за другой, внося подробные сведения о них в протокол.
     
     Зачем же понадобилось пересылать этот чемодан Семенову, да еще с такими предосторожностями? Почему ради него пошел на такой риск скрывшийся преступник? Может быть, он чего-то не знал, о чем-то не был предупрежден? Нет, вряд ли. Но тогда... Что же тогда?.. А вдруг произошло самое простое... Вдруг!.. Где может быть сейчас тот поезд? Вчера в двадцать один час пятьдесят минут он вышел из Борска... По нашему времени...
     Лобанов резко повернулся к Храмову.
     - Заканчивайте осмотр, оформите протокол. Трофимов пусть будет здесь. Я сейчас вернусь.
     - Слушаюсь,- коротко отозвался Храмов.
     Лобанов торопливо вышел из кабинета и по длинному коридору направился к
     дежурному по управлению.
     - Быстро вызови Москву. Коршунова,- сказал он ему.- Если нет на месте, давай МУР, Гаранина.
     "Только бы Сергей оказался на месте,- нервничая, подумал Лобанов.- Он в курсе дела, он, кажется, даже больше знает, чем я. А Косте все объясняй с самого начала..."
     Дежурный сочувственно покосился на него и ответил:
     - Один момент. У нас теперь связь поставлена, будь здоров. С любым уголком. А уж с Москвой... По последнему слову науки и техники.
     - Ну вот и давай.
     - Пожалуйста,- улыбнулся дежурный, протягивая одну из разноцветных трубок, установленных на длинном пульте, в котором что-то мерно гудело и мигали многочисленные разноцветные лампочки.- Москва отвечает, дежурная часть штаба министерства.
     Лобанов схватил протянутую ему трубку.
     - Срочно прошу полковника Коршунова,- сказал он, вспомнив новое звание своего друга.
     - Переключаю на управление уголовного розыска,- ответил голос в трубке.
     Его тут же сменил другой голос:
     - Полковник Коршунов у начальника управления. Кто его вызывает?
     - Майор Лобанов. Из Борска. Он мне срочно нужен. Поезд от нас скоро будет в Москве.
     - Сейчас доложу.
     Прикрыв ладонью трубку, Лобанов сказал дежурному:
     - Посмотри, когда тридцать восьмой приходит в Москву. Быстро.
     И почти сразу он услышал голос Коршунова:
     - Слушаю, старина. Что у тебя там стряслось?
     - Сергей? Привет. Вот слушай.
     В этот момент дежурный придвинул расписание и пальцем указал нужное место. Лобанов кивнул.
     - Так вот,- продолжал он в трубку.- Нами задержан некий Трофимов. Он привез...
     Коршунов слушал, как всегда, молча, не перебивая вопросами, и, только когда Лобанов кончил, он досадливо спросил:
     - Выходит, упустили того, второго?
     - Думаем задержать. Но сейчас главное...
     - Все понятно,- перебил его на этот раз Коршунов.- Я с тобой согласен. Чемодан, скорей всего, обменяли, причем случайно, конечно. Когда поезд приходит в Москву?
     Лобанов ответил.
     
     - Так. Времени в обрез. Где ехал этот Трофимов?
     - Четвертый вагон, место семнадцатое.
     - Ясно. Выеду сам. Навстречу. Как чувствует себя Жаткин?
     - Порядок. Бегает.
     - Привет передай. Я тебе буду звонить. А ты пока...
     Через минуту разговор был закончен.
     "Hу, теперь завертелось,- удовлетворенно, хотя и с некоторым беспокойством, подумал Лобанов, направляясь к себе в отдел.- Насчет Трофимова он, конечно, правильно решил. И насчет Семенова тоже". В кабинете Лобанов застал лишь Трофимова и одного из сотрудников. Протокол был уже составлен. Как и ожидал Саша, в чемодане ничего подозрительного обнаружено не было.
     - Ну что ж, Борис, продолжим разговор,- сказал Лобанов, усаживаясь к столу.- Только теперь будем кое-что записывать.
     
     - А я ничего не знаю,- с вызовом ответил Трофимов,- говорил же. И выходит, ничего такого я не вез. Чего же цепляться-то?
     Лобанов покачал головой:
     - Во-первых, давай, Боря, разговаривать культурно. Не вез, говоришь? Вез, милый, вез. Только, когда из вагона ты выходил, чемоданчик-то и перепутал. Ясно? Свой оставил, а чужой взял.
     - Это еще доказать надо.
     - Уж постараемся. Теперь рассуди сам: кому ты его вез? Этот Петр Данилович замешан в опасном преступлении. И ты не первый ему такой чемоданчик привозишь. Он это подтвердил. Так что задержать тебя у нас основания были, как видишь. Да и сам ты, что ни говори, а чувствовал, конечно, что в темное, незаконное дело лезешь. Иначе зачем бы такие осторожности, а?
     - Чего я чувствовал, это мое дело. Я только знаю, что сажать меня не за что,- с прежней дерзостью ответил Трофимов.
     - Пока, Боря, только пока, если не одумаешься,- строго возразил Лобанов.- И не смотри на нас как на врагов. Мы тебе зла не желаем.
     - Ну да. Было бы за что уцепиться, враз посадили бы.
     - То есть, соверши ты преступление, так, что ли?
     - По-вашему, может, и преступление.
     - А по закону?
     - А это уж я не знаю, как по закону.
     - Вот это ты правильно сказал. Законов ты не знаешь. В школе их не проходят. А надо бы. Тем более, что есть еще и такой закон: незнание закона не освобождает от ответственности по нему. Я тебе это уже говорил.
     - А я вам, уже говорил, что мне жрать нечего.
     - Брось. От голода у нас никто преступлений не совершает. Ты стипендию в техникуме получаешь?
     - Ну и что? Кто на нее проживет?
     - Работай. Многие студенты работают еще. Раз учиться охота.
     - Много так заработаешь,- презрительно протянул Трофимов.
     - Да, брат,- вздохнул Лобанов.- Дело тут, видно, не только в том, что ты законов не знаешь. Мало тебе денег? Так бросай свой техникум, иди на завод.
     - Ну да! Мне диплом нужен. Не одним вам тысячи получать. Я тоже хочу.
     - Скажи, пожалуйста. Тысячи! На меньшее ты не согласен?
     - Там видно будет, на что соглашаться.
     - Ну что ж, посмотрим. Мы теперь за тобой внимательно посмотрим. И преступления совершить тебе не дадим. Но главное не в этом. Главное, чтобы ты сам понял: жить надо честно, чтобы несовестно было людям в глаза смотреть, чтобы спать спокойно, чтобы не таиться, не прятаться, не дрожать каждую минуту, чтобы на душе было легко. Вот вернешься ты домой...
     Тут Лобанов заметил, как на миг блеснули угрюмые глаза парня.
     
     - ...Вернешься, говорю,- с расстановкой повторил он.- Снова придет к тебе этот Юсуф, предложит еще какой-нибудь чемоданчик подкинуть, деньги пообещает...
     - Нет уж, спасибо,- усмехнулся Трофимов.- Другое занятие поищу. А то, чего доброго, и вовсе загремишь с ним.
     
     - Обязательно даже загремишь,- подтвердил Лобанов.- Хотя и тут важнее другое. Ты, про гашиш слышал? Курят его некоторые.
     
     - Слышал. Психи курят.
     - Страшный это яд. Человека дотла разрушает, если втянуться.
     - Точно.
     
     - Вот этот яд, Боря, ты и вез.
     - Ну да?!
     
     Трофимов ошалело посмотрел на Лобанова, и угрюмое его лицо приобрело вдруг выражение такой мальчишеский растерянности, что Лобанов невольно усмехнулся.
     
     - Вот именно,- уже строго и сокрушенно произнес он. - Это ты и вез. Чтоб Семенов мог других травить и зарабатывать на этом, как тот Юсуф. И ты бы на этом заработал. Или тебе все равно, на чем зарабатывать?
     - Ладно вам,- сердито ответил Трофимов.- Кто ж я, по-вашему, зверь, что ли?
     - Нет. Но помогал ты зверям, и еще каким!
     - Так если бы я знал... Да я бы, скорее, удавился!..
     Губы Трофимова задрожали от волнения.
     - Теперь знаешь. Й вижу, понимаешь. Это еще важнее. А дальше пусть тебе совесть подскажет, как жить...
     Лобанов встал, упругим шагом стремительно прошелся из угла в угол по кабинету, заложив руки за спину, потом, успокоившись, остановился перед Трофимовым, невысокий, крепко сбитый, с широкими, покатыми, как у борца, плечами, которые не мог скрыть мешковатый пиджак. Круглое, веснушчатое лицо его было сосредоточенно, рыжеватые брови сошлись у переносицы, и только в светлых глазах все время пряталась какая-то хитринка, то злая, то добродушная, то настороженная. Сейчас она была злой.
     - Скажи, Боря,- задумчиво покусывая губу, спросил Лобанов.- Этот парень... который с тобой приехал... он не говорил, может, у него тут знакомые есть, родственники?
     - Не говорил,- покачал головой Трофимов, не отрывая глаз от пола. Он все еще находился под впечатлением страшной новости, услышанной от Лобанова.
     - А про Семенова чего говорил?
     - "Покажу тебе его". Вот и все.
     - А как "покажу", не говорил?
     - Следи, говорит, за мной. Я и следил. Он мне глазами на этого Петра Даниловича и указал.
     - А тот когда тебя заметил? Когда ты подошел?
     - Не. Когда я понял, что это он, и пошел к нему, он
     уже на меня смотрел. Вроде как узнал. Я даже удивился.
     Лобанов чувствовал, что он сейчас нащупывает что-то важное, но никак не мог сообразить, что именно.
     - Может, он раньше тебя уже видел?
     - Скажете. Откуда он мог меня видеть?
     - Он жил в Ташкенте. Правда, года три назад. И в Самарканде бывал.
     - Три года назад я пацаном был.
     - Да, пожалуй...
     "Как Семенов мог узнать этого парня? - думал Лобанов.- А ведь он его узнал, это ясно. Хотя раньше не встречались, это тоже ясно. Как же тогда?.. Может быть, случайно встретился с ним взглядом, увидел чемодан, догадался? Это, пожалуй, скорее всего. А как вел себя Семенов там, на перроне?.."
     Лобанов обошел стол, достал сигарету, закурил и снова прошелся по кабинету.
     Теперь он старался в мельчайших подробностях припомнить вчерашний вечер, освещенный перрон, толпу людей на нем, когда подошел поезд, наконец, Семенова, стоявшего под яркой лампой, надвинув на лоб шляпу, сунув руки в карманы пальто, исхудавшего, сутулого, вялого, слабого еще. А Лобанов стоял в стороне с Володей Жаткиным, с Верочкой из их отдела и все время наблюдал за Семеновым. И был какой-то момент... Семенов вдруг встрепенулся, напрягся, словно чего-то испугался. И взгляд у него стал другой. Другой стал взгляд! А потом к нему подошел Трофимов. Потом... Почему же Семенов насторожился? Почему испугался? Трофимова испугался? Но он же его первый раз увидел.
     И опять же взгляд. Лобанову почему-то не давал теперь покоя этот взгляд. Сначала он был просто растерянный, усталый... Да, да, это Лобанов хорошо помнит. Он еще подумал, что Семенову, наверное, трудно вот так стоять и как бы он не пропустил приезжих. И вдруг... Семенов насторожился, даже испугался. И Лобанов тоже невольно тогда насторожился. Да, этот момент он хорошо помнит. Значит, Семенов кого-то увидел, Трофимова? Да, конечно. Трофимова он заметил, причем даже раньше, чем тот заметил его. Вот ведь что! Даже раньше! Узнать его Семенов не мог. Догадаться? Но пока они не встретились глазами, догадаться было невозможно. А когда встретились, Семенов уже смотрел на Трофимова, ждал его. Так, так... Перед этим Трофимов следил глазами за тем парнем в толпе. А Семенов в тот момент, когда вдруг испугался, смотрел...
     - Боря, тот парень шел от тебя по какую сторону, слева или справа, не помнишь?
     Трофимов удивленно поднял глаза на Лобанова и, подумав, сказал:
     - Слева, впереди немного.
     Слева... значит, от Семенова справа, потому что Трофимов шел прямо на Семенова. А тот, когда испугался, смотрел не прямо, а куда-то в сторону. Лобанов хорошо помнил, что видел в тот момент Семенова, смотревшего куда-то в сторону, видел его плечи, спину и только часть лица. А Лобанов стоял... ага, он стоял слева от Семенова. Значит, Семенов смотрел направо. И испугался... А там шел тот парень. Значит... Ого, это много значит!..
     Необходимо было побыстрее увидеть Семенова и проверить эту неожиданную догадку. Но предварительно следовало закончить с Трофимовым.
     - Вот что, Боря,- решительно сказал Лобанов, усаживаясь за стол.-Сегодня поедешь домой. У нас нет оснований тебя задерживать.
     - Домой?..- недоверчиво переспросил Трофимов, и на скуластом его лице проступила растерянность.
     
     А ведь еще полчаса назад он нагло требовал этого. И Лобанов сразу отметил про себя эту перемену.
     
     - Да, домой,- подтвердил он,- и запомни наш разговор. На этот раз ты только случайно выскочил из очень скверной и опасной истории. Смотри не попадись снова на эту удочку.
     - Все, товарищ начальник,- потупившись, хмуро и твердо сказал Трофимов.- Больше им меня не купить.- И повторил: - Не зверь же я в самом деле.
     - Знаю,- кивнул Лобанов.- И верю. Сейчас мы все оформим. Подожди пока в коридоре.
     Трофимов медленно поднялся и направился к двери. У порога он на секунду задержался, словно собираясь еще что-то сказать, но, передумав, молча вышел. Лобанов вызвал к себе Храмова.
     - Вот что, Николай. Парня следует отпустить. Улик против него нет. Оно, между прочим, и к лучшему. Тюрьма ему сейчас совсем ни к чему. Даже наоборот.
     - Как сказать,- сдержанно заметил Храмов.
     
     - Так и сказать. Пусть ребята достанут ему" билет. Поезд на Ташкент когда теперь?
     - Вечером.
     - Ну вот. Денег у него сколько?
     - Трояк с мелочью. Расчета с ним произвести не успели.
     - Понятно. Тогда пусть он до обеда погуляет по городу. Обязательно пусть погуляет. - Саша многозначительно взглянул на Храмова.- Может, они и встретятся. Скажи ему, чтобы обедать пришел сюда. Если они не встретятся, то он придет. На вокзале они тоже могут встретиться. Все это учти.
     - Слушаюсь...
     - Давай. А я еду в больницу к Семенову. Да, вот еще что. Позвони в Ташкент Нуриманову. Пусть они встретят этого парня и посмотрят за ним. К нему могут прийти. И прибавь, что верить ему можно. Уже можно. Понятно?
     - Так точно.
     - И подкрути ребят. Розыск по городу не прекращать. Где-то ходит этот сукин сын. Или куда-то забился. Выходы-то из города ему закрыты.
     - Слушаюсь.
     - Все. Давай двигай. А я... пожалуй, сначала позвоню туда, в больницу, как думаешь?
     Храмов удивленно взглянул на своего энергичного начальника, который вдруг заколебался по такому пустяковому поводу.
     - Можно, чего же,- равнодушно согласился он.
     Лобанов перехватил этот взгляд и неожиданно про себя усмехнулся. "Даже в мыслях, у него нет, что его начальник может влюбиться,- подумал он.-Словно уж и не человек я. И порядочный дурак, между прочим, тоже. Круглый дурак, это точно.- Он незаметно вздохнул.- Интересно, кстати, кто ее муж? Небось тоже врач. Всегда почти так бывает у них".
     
     Храмов ушел, а Лобанов, крайне недовольный собой, взялся за телефон. "У человека свои дела, своя жизнь,- сердито думал он, набирая знакомый номер, - а я тут лезу со своей трепотней и шуточками. Ну все. И задний ход. А то в шута горохового превращаешься на старости лет".
     Из трубки доносились уже длинные гудки, потом раздался чей-то голос.
     - Будьте добры Наталью Михайловну,- с внезапной хрипотцой попросил Лобанов и откашлялся.
     - Сейчас.
     
     Трубка умолкла. Лобанов одной рукой торопливо вытянул сигарету из лежавшей на столе пачки и, чиркнув спичкой, закурил.
     - Слушаю.
     - Здравствуйте, Наталья Михайловна. Лобанов беспокоит,- с подчеркнутой деловитостью сказал он.
     И вдруг услышал ее встревоженный голос:
     - Здравствуйте. Что вчера случилось?
     - Где случилось? - не понял Лобанов.
     - Ну там, на вокзале. К нам вчера вашего сотрудника привезли, раненого. Я как раз дежурила.
     - Это случайность.
     - Неправда. Это ножевое ранение. И он так беспокоился.
     - Он еще очень молодой,- усмехнулся Лобанов.
     - Да, но он все время звонил куда-то и все время спрашивал о вас. Вернулись вы или нет. Даже... мы забеспокоились.
     Лобанову вдруг передалось ее волнение.
     - Я вернулся,- смущенно сказал он.- Все в порядке.- И, хмурясь, добавил': - Теперь мне надо повидать Семенова. Это можно?
     - Ну конечно. Когда вы приедете?
     - Я сейчас хочу приехать.
     - Пожалуйста. Обход уже закончен.
     - А я... вас застану? Вы же ночь дежурили.
     - Это сверх графика. Я буду до вечера:
     - Тяжелая у вас работа.
     - Пустяки. Меня все-таки никто не ударит ножом.
     - Ну, это у нас тоже не каждый день,- засмеялся Лобанов.- Так я еду.
     Ему вдруг стало удивительно легко и радостно, он и сам не понимал отчего.
     Лобанов торопливо сбежал по лестнице к ожидавшей его машине, натягивая по
     дороге пальто.
     День выдался удивительно теплый и солнечный, и небо было ярко-голубое, без единого облачка. Лобанов почему-то только сейчас обратил на это внимание. И с наслаждением вдыхал напоенный весенней свежестью воздух, таким он ему казался даже в машине. Ноздреватый, искристый снег на крышах домов и во дворах тоже казался каким-то теплым и праздничным. И люди кругом улыбались...
     Машина неслась, разбрызгивая грязь, деловито урча и замирая на перекрестках под красным глазом светофора. Лобанов еле удержался, чтобы не попросить водителя включить сирену.
     Унылые больничные корпуса, мимо которых потом он шел, совсем не казались ему сейчас унылыми, наоборот, теплом и добротой веяло от них.
     Лобанов почти бежал не подсохшим асфальтовым дорожкам, жмурясь от искристой белизны нетронутого снега вокруг.
     Вот и седьмой корпус, и знакомая дощатая дверь со звонком.
     Лобанов получил халат и, накинув его на плечи, поднялся на второй этаж. Кокетливая дежурная сестра, стрельнув подведенными глазами, с улыбкой сообщила, что доктора Волошину вызвали на консультацию в другое отделение, но больного Семенова сейчас пригласят. Товарищ из милиции может с ним поговорить в комнате, где дежурят ночные сестры, это налево, в конце коридора.
     Скрывая разочарование, Лобанов направился к указанной двери.
     А спустя несколько минут Семенов уже сидел перед ним в своем сером больничном халате с зелеными отворотами, в шлепанцах, над которыми болтались грязные тесемки от кальсон, худой, со складками дряблой кожи па лице, как бывает у когда-то полных людей, внезапно вдруг похудевших. Кожа в уголках рта и около глаз чуть заметно подергивалась, словно Семенову требовались усилия, чтобы это напускное равнодушие не стерлось с лица. Бледной рукой он поминутно приглаживал свалявшиеся, перепутанные волосы и проводил по щекам, заросшим рыжей щетиной.
     - Вы поняли, что вчера произошло, Петр Данилович? - строго спросил Лобанов.
     - Ах, боже мой, конечно, понял.- Семенов нервно передернул плечами.- Чего
     ж тут не понять?
     - Что же вы поняли?
     
     - Вы задержали этого типа с чемоданом, только и всего.
     - А что было потом?
     
     - Откуда я знаю, что было потом? - раздраженно ответил Семенов.
     - Потом этот чемодан у него выбили из рук, как вы помните, и мы ловили уже второго типа.
     - Возможно, возможно. Тут столько набежало народу, что я уже ничего не видел.
     - Допустим. Но кто был этот второй, Петр Данилович?
     - Откуда я знаю? Что он мне, докладывал, кто он такой?
     Семенов возмущенно посмотрел на Лобанова, на впалых щеках его проступила краска, сильнее задергалась кожица около глаз.
     "Однако что-то слишком уж нервничаешь",- подумал Лобанов.
     - Докладывать и не требовалось,- все так же спокойно возразил он.- Вы его и так узнали. И он вас узнал.
     - Он?.. Узнал?..- растерянно переспросил Семенов.
     - Конечно. Еще раньше, чем вы его.
     Семенов задумчиво посмотрел на свои ноги в шлепанцах, пожевал губами и наконец решительно объявил:
     - А я его не узнал, представьте себе.
     - Трудно,- покачал Толовой Лобанов.- Даже не возможно. Я это понимаю так, что вы просто не хотите говорить. И это нехорошо, Петр Данилович, предупреждаю вас.
     - Что вы от меня хотите?! Я больной человек!.. Я инвалид! - внезапно закричал Семенов, стуча худым кулаком по колену.- Вы меня доконать хотите?! В могилу свести?! Не знаю я его! Не знаю! Не знаю!
     - Тихо! - повысил голос Лобанов.- Никто не собирается сводить вас в могилу. И не кричите. Вы в больнице находитесь, а не у себя дома.
     - Вот именно! Я больной. Я тяжелобольной. И... и не могу... Не желаю... А вы мне допросы устраиваете,- все так же возбужденно произнес Семенов, захлебываясь в собственных словах.
     - Ну что ж. Я не знал, что вам стало вдруг так трудно разговаривать со мной, - усмехнулся Лобанов.- Придется наш разговор отложить на несколько дней. Вас к тому времени выпишут из больницы. И тогда я вам снова задам этот вопрос. Вы же видите, про человека с чемоданом я вас не спрашиваю. Вы его действительно не знаете, и он вас тоже. Ему на вас указал тот, второй. Они так заранее и условились. А вам... вам он указал на того человека с чемоданом. Глазами указал, Петр Данилович, всего лишь глазами.
     - Не знаю, кто там чего глазами указывал,- упрямо и раздраженно ответил Семенов.
     - Ладно. Кончим тогда этот разговор, - сухо сказал Лобанов.- Я только повторю то, что сказал вам вчера. Этот самый Борисов, как он себя вам назвал, опасный преступник. И мы его найдем. Во что бы то ни стало найдем. С вашей помощью или нет, все равно. Только вам, Семенов, это не все равно. Если вы хотите надеяться хоть на какое-то снисхождение... Потому что вас будут судить, Семенов. Вы тоже преступник, хотя и помельче. Отраву, которую вы пытались продать через Сеньку, купили двое мальчишек. Мы их спасли. Вы тут кричали, что хотите жить, хотите выздороветь. А я вам ответил, что мы хотим, чтобы никогда и никому не попадала в руки та отрава, чтобы жили и были здоровыми те мальчишки, которых вы чуть не отравили. Вот за что будут судить и вас, и того Борисова, и Ивана...
     Тут вдруг Лобанов заметил, что Семёнов неожиданно вздрогнул, снов задергалась кожица около глаз, а худые пальцы торопливо и ненужно натянули халат на впалую грудь. "Ну, голубчик, - подумал Саша с ожесточением,- можешь больше ничего не говорить. Кажется, я уже догадался". И он тем же тоном закончил:
     - Да, судить. И вы, кстати, тоже вчера кричали: "Судить! Всех судить!" Помните? Вы, наверно, не хотите, чтобы вас судили одного?
     - Правильно, правильно,- забормотал Семенов, не поднимая головы.- Всех судить... Я меньше их виноват... Я почти ничего такого и не сделал... И вообще я их не знаю... И. не желаю знать...
     Лобанов, помедлив, спросил:
     - Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?
     Семенов бросил на него затравленный взгляд:
     - Я... я не боюсь... Я просто... не знаю, что отвечать... У меня голова кругом идет. Никогда еще не попадал в такое положение...
     - Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.
     - Правда?..- нервно переспросил Семенов.- Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!
     Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.
     - "Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?
     - Нет, не говорил.
     - Где они тогда собирались ночевать?
     - В гостинице, насколько я помню.
     "Да, так оно и было",- подумал Лобанов.
     - А в первый свой приезд где он ночевал?
     - У меня. Он тогда ничего не привез.
     - Договаривался?
     - Вот именно. Это... это, я вам скажу, страшный человек... Он может на все пойти... Ему человека убить, что плюнуть. Да, да...
     Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.
     "Какая же ты мразь",- брезгливо подумал Лобанов.
     - Вам уже нечего его бояться,- сказал он.
     Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы хотел. Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.
     Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. "Надо все-таки ее повидать",- в который уже раз подумал он.
     И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.
     Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.
     - Здравствуйте, Наталья Михайловна,- подходя, произнес он.
     Волошина с улыбкой кивнула ему:
     - Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.
     - Ну, я пойду, коллега,- сказал человек в очках.- Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы,- он поднял пухлый розовый палец,-обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.
     - Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.
     - Прекрасно. Мы будем с вами союзники,- галантно поклонился толстяк.-Это меня успокаивает.
     "Чего он выламывается?" - неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. "Только не будь уж окончательным болваном",- сказал он себе.
     - Вы мне хотели что-то сказать? - спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.
     - Я... Я много хотел вам сказать,- неожиданно для самого себя сказал Лобанов.
     Она рассмеялась:
     - Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.
     - Правда? Так я вас подвезу. Можно?
     - О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.
     - Все. Я вас жду. Там, в саду.
     - Да, да... Я сейчас.
     Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и оглянулся. "Что же это такое? - растерянно подумал он.- Неужели она сейчас выйдет ко мне?" Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.
     А когда Наташина фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и в белой вязаной шапочке появилась из двери, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.
     В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.
     - Вы все успели сделать? - спросила Наташа.
     - Да. Конечно,- ответил Лобанов.
     Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.
     Черная, сверкающая "Волга" с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.
     Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.
     Черная "Волга" птицей пролетела огромный виадук над Садово-Сухаревской, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской,
     - Никакой езды не стало,- досадливо проворчал молодой паренек-водитель.
     - Погоди. То ли будет, когда "Жигули" пойдут и новый "Москвич",-усмехнулся Коршунов.
     - Сергей Павлович,- наклонился к нему сидевший сзади Светлов,- уточнить бы приход поезда.
     - Через три часа он должен быть в Рязани. А мы - через два с половиной. Так, что ли., Гена?
     - Так точно, Сергей Павлович,- кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла.- Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.
     - Гена-то не подведет,- заметил Светлов.- А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.
     Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.
     - Ну и печка у тебя,- проворчал он и уже деловым тоном добавил: - Сейчас узнаем насчет поезда.
     Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:
     - Заробян? Коршунов говорит. Как там наш. поезд? Уже прошел?.. Ага. Понятно. Следующая где?.. Так. Подключи меня в свою сеть и дай линейное отделение там. Потом мне нужна будет Рязань. Что у тебя еще? Так. Правильно. Ну давай. Жду.
     И, не отрывая трубку от уха, он сказал Светлову:
     - Их ребята уже в поезде. К нашему приезду кое-что выяснят.- И тут же снова произнес в трубку: - Дежурный? Коршунов говорит...
     Пока Коршунов вел переговоры, машина проскочила несколько бесконечно длинных улиц и, чтобы расчистить себе дорогу, сдержанно сигналила у перекрестков, где ее неизменно поджидал уже желтый глаз светофора, затем нырнула под кольцевую магистраль, опоясывающую Москву, и, набирая скорость, вылетела из города.
     По сторонам замелькали пригородные поселки, потянулись заснеженные поля и унылые, продуваемые ветром безлистые березовые рощи. Но на взгорках, припекаемых солнцем, уже проступила бурая прошлогодняя трава в слюдяных корочках тающего снега. В сыром, облачном, небе с криком носились стаи гадок и ворон. По Подмосковью шла весна.
     Машина со свистом летела по пустынному, прямому, как стрела, Ново-Рязанскому шоссе.
     - Сто двадцать, это подходяще,- одобрительно заметил Светлов.- Так, пожалуй, успеем.
     - Проблема для нас не успеть, проблема найти,- сказал Коршунов, не отрывая глаз от дороги.
     - А ты узнаешь этот чемодан?
     - Узнать не трудно, - махнул рукой Коршунов.- В крайнем случае попросим открыть. Хуже, если с ним уже сошли. Но и это узнаем. Главное - переговорить с людьми. Не может быть, чтобы Трофимов всю дорогу молчал. О чем-то он говорил со своими попутчиками, на первый взгляд, может быть, о самом пустяковом. Точнее, на их взгляд. Надо, чтобы они вспомнили каждое его слово. И вторая задача: установить, где ехал тот, второй, как вел себя в дороге, что говорил. Это будет потруднее. И все надо успеть, выяснить, пока поезд не придет в Москву. Вот ведь что.
     - Задачка,- покачал головой Светлов.
     - Еще не самая трудная,- засмеялся Коршунов.
     Невдалеке проплывали еще безлюдные дачные поселки. Потом к самому шоссе подступили деревни с каменными зданиями магазинов и клубов. Над крышами высоко поднялись неуклюжие телевизионные антенны, раскинув, словно для равновесия, длинные поперечные планки. Чем дальше от Москвы, тем антенны становились все выше. Забрызганные первой весенней грязью тяжелые машины с урчанием выбирались на шоссе. По обочине бежали стайки ребятишек с портфелями, возвращаясь из школы.
     "Витька небось тоже из школы пришел,- подумал Сергей, взглянув на часы.- Чего он там себе разогревает? Лена-то на репетиции, потом спектакль. А бабушка только вечером придет... И до тех пор за уроки не сядет, конечно. Ну, жизнь у парня..."
     Сергей, по-прежнему не отрывая взгляда от дороги, закурил.
     
     Но вот наконец появилась на пустынном шоссе перед густым еловым лесом стройная башенка с витиеватой, красочной надписью: "Рязань" и рядом на большом щите: "Добро пожаловать".
     - Приехали, - радостно сообщил Светлов и добавил, обращаясь к водителю: - Ну ты, Гена, даешь.
     Машина стремительно миновала "зеленую зону" города и понеслась, по улицам, сдержанно урча сиреной и заставляя отклоняться в сторону встречные и попутные машины. Прохожие, оглядываясь, провожали ее взглядами.
     
     Со стороны невидимого еще вокзала доносились отрывистые гудки, словно торопя приезжих.
     Однако поезд из Борска ожидался здесь минут через двадцать: еще подъезжая к городу, Сергей связался по радиотелефону с линейным отделением милиции.
     На привокзальной площади их уже ждали. До прихода поезда товарищи даже успели напоить приезжих чаем с пирожками. От обеда Коршунов и Светлов решительно отказались, "завещав" свою долю, шоферу Гене, который, отдохнув, должен был возвращаться в Москву.
     Потом позвонил дежурный по станции: поезд из Борска подходил к вокзалу.
     
     Все торопливо вышли на перрон, уже заполненный людьми.
     
     Когда мощный электровоз с лязгом прогромыхал мимо них, с подножки третьего вагона соскочил человек и, безошибочно узнав своих среди суетившихся пассажиров, подошел к Коршунову и тихо доложил:
     - Попутчики установлены. Обратите внимание на девушку. Зовут Люба. А проводников - Мария Захаровна и Таня. Указанного в ориентировке чемодана в купе нет. На промежуточных станциях никто не сходил. Здесь тоже никто не сходит.
     
     - Ясно. Спасибо. Ну, товарищи до, свидания,- сказал Сергей, пожимая руки провожавшим его сотрудникам.
     
     Через минуту Коршунов и Светлов были уже в вагоне. Обязанности распределили заранее: Светлов беседует с проводниками. Коршунов - с пассажирами.
     В купе, куда зашел Сергей, ехали три человека: девушка в ярком красно-белом пуловере с бойкими, сильно подведенными глазами и пышной копной отливавших бронзой волос; полная немолодая женщина в очках и теплой кофте, она что-то вязала, и на коленях у нее лежали разноцветные мотки шерсти; и офицер-моряк, седоватый и подтянутый. Семнадцатое место, которое занимал Трофимов, оказалось пустым.
     - Здравствуйте, товарищи,- сказал Коршунов, опускаясь на скамейку, где сидела девушка.- Извините за беспокойство. Я из милиции. Тут случилась неприятность с пассажиром, который ехал до Борска вон на том месте. - Он указал на пустую полку.- Поэтому попрошу вас нам помочь кое в чем.
     - Я сел позже,- сдержанно заметил моряк.
     - Господи, да что с ним случилось? - встревожилась пожилая женщина, откладывая вязанье.- Тихий, скромный такой.
     - Это он с вами был тихий да скромный,- засмеялась девушка.- А так парень, как все. Очень даже нормальный.
     - С вами, значит, он скромным не был? - улыбнулся Коршунов.
     - Почему? Я только со скромными парнями и хожу.
     Теперь Сергей рассмотрел ее лучше: ярко накрашенные губы, неестественный, бордовый румянец на щеках, черная краска на веках и ресницах была нанесена неровно и так щедро, что местами собралась в комочки. Крупные голубые серьги не шли к ее пуловеру и бронзовым волосам. "Смыть бы все,- подумал он.- Ведь симпатичная девушка. И научить бы краситься, как надо".
     - Куда же вы с ним ходили? - снова улыбнулся Сергей, тоном давая понять, что ничего тут плохого не видит.
     Впрочем, девушка вовсе не нуждалась в его поддержке.
     - А,- беззаботно махнула она рукой.- В вагон-ресторан пригласил. Только ничего у него не вышло.- И; звонко рассмеявшись, стрельнула глазами в сторону моряка.
     - Да что же с ним самим-то случилось, вы скажите?- вмешалась пожилая женщина.
     - Ничего особенного,- успокоил ее Коршунов.- Чемодан ему обменяли.
     - Батюшки! - всплеснула руками та.
     - Но теперь я думаю, что он и сам мог обменять,- весело продолжал Коршунов.- В ресторане, наверное, выпил. А рядом такая девушка. Вот голова и закружилась. Вас ведь Люба зовут?
     - Ага. А вы почем знаете?
     - Он говорил, что познакомился с вами.
     - А чего в ресторане было, он вам не говорил? - лукаво спросила девушка.
     - Нет. А что?
     - Ой, умрешь! - Она снова рассмеялась, прикрыв ладошкой рот. Он только заказ стал делать, подходит какой-то парень. Ну, взрослый уже. А длинный такой, кошмар! И говорит: "Давай иди, смотри за багажом, а то жуликов тут в поезде поймали". А мне говорит: "Вы извините, девушка. Я его старший брат, в разных вагонах только едем, билеты поздно брали". Ну, мой Боря, как водой облитый, встал, покраснел, глазами - у него, между прочим, ничего глазки - как зыркнет на братика-и ушел. А я, значит, за ним. Думала, старший хочет меня пригласить, хотела поворот ему дать. А он ноль внимания. К какому-то мужчине обратно сел. Ну я и пошла.
     Рассказывала она все это весело и беззаботно, ничуть не стесняясь, и видно, было, что ничего не привирает, что просто очень насмешила ее эта нелепая история.
     - А Боренька бедный залез на свою полку, отвернулся и так до самого Борска и пролежал. Стыдно, наверное, было,- заключила Люба.
     - Ясное дело, сконфузили парня,- укоризненно за метила пожилая женщина,- Нешто можно так.
     - Вот еще! - снова не выдержала Люба.- Просто он лопух. Мне бы кто-нибудь так сказал, хоть брат, хоть сват. Он бы у меня утерся!
     Она достала из сумочки сигареты и возбужденно чиркнула спичкой. Закурив, она успокоилась и с прежней насмешливостью сказала Коршунову:
     - Так что ни пьян, ни влюблен он не был. Чемоданчик у него просто свистнули - вот и все.
     - Да-нет,- возразил Коршунов.- Точно такой у него и остался. Только, когда открыл, увидел, что не его.
     - Все равно лопух, - решительно произнесла Люба, стряхивая пепел, и неожиданно заключила: - Слава богу, у меня ни братьев, ни сестер. Айнкиндерсистем. Никому теперь больше рожать неохота.
     Сергей рассмеялся. А пожилая женщина, сердито посмотрев поверх очков на Любу, сказала:
     - Глупости говоришь. Вот у меня...
     - Вы, бабушка, другое поколение,- бесцеремонно перебила ее та. - А вот скажите,- она повернулась к Сергею,- у вас сколько детей?
     - Один.
     - Видали? А у вас? - Теперь она обратилась к моряку.
     Тот, слушавший весь разговор очень внимательно и серьезно, неожиданно смутился.
     - У меня двое. - Но тут же с гордостью уточнил: - Два сына.
     - Ну, значит, жена дома сидит, - заключила Люба.
     "Эге,- подумал Сергей, - эта энергичная девица сейчас уведет разговор совсем в другую сторону" - и в свою очередь спросил:
     - А что, тот брат к нему сюда заходил?
     - Не,- охотно отозвалась Люба.- Чудики какие-то, а не братья.
     - Где же он ехал?
     - Кто его знает? - Люба пожала плечами и, приподнявшись, загасила испачканную помадой сигарету.
     В это время в купе заглянул Светлов и поманил Коршунова.
     - Извините,- сказал Сергей, вставая.- Товарищ зовет. Я только хотел спросить: в вашем купе еще кто-нибудь ехал вот на месте этого товарища? - Он указал и моряка.
     - Ехал, ехал,- ворчливо отозвалась пожилая женщина, не отрываясь от вязанья.- Все в карты ходил играть куда-то.
     - Хмырь какой-то,- презрительно пожала плечами Люба.- Вертлявый, глазки бегают, ножкой шаркает. На прощание даже руку мне поцеловал. А сам во какой, представляете?- Она протянула руку над полом.- Фельетон один.
     - А где он сошел?
     - Да тоже в Борске.
     - Не помните, какой у него был багаж?
     - Чемодан, портфель, кажется.
     - А какой из себя чемодан?
     - Ну, знаете.- Люба пожала плечами.- Я всегда на личность человека смотрю. А на чемоданы только жулики смотрят и еще,- она лукаво стрельнула глазами, - милиция, конечно.
     - Мы тоже на личность смотрим,- засмеялся Коршунов.- Девушек особенно. Спасибо вам, Люба. До свидания, товарищи.
     Уже выходя из купе и задвигая за собой дверь, он услышал, как Люба сказала:
     - Все-таки в милиции симпатичные мужчины попадаются. Можно даже запросто влюбиться. Моя подружка...
     Светлов притянул Сергея к окну и тихо сказал:
     - Вторая проводница, Таня, говорит, что в Борске вместе с Трофимовым, сошел еще один пассажир из их купе. Чемодан у него был точно такой же, она обратила внимание. Так что все ясно.
     - М-да,- задумчиво согласился Сергей.- Ясно. Но далеко еще не все. Пойдем в вагон-ресторан.
     Официантка сразу вспомнила вчерашний инцидент.
     - Нахально так прогнал, знаете. А паренек с девушкой пришел. Ну каково ему? И вовсе они не братья. Что я, братьев не узнаю? А сам с Товарищем остался. Выпивали. И с собой еще взяли.
     - В каком вагоне они ехали, не знаете?
     - Кто их знает? Вон стой стороны пришли.- Она махнула рукой в противоположный конец вагона.
     Коршунов вместе со Светловым двинулась туда. Переходя из вагона в вагон, они беседовали с проводниками. Приметы обоих посетителей ресторана всем оказались знакомы, особенно второго, длинного, очень характерные приметы. Проводники заметили обоих. "Проходили",- уверенно сказала проводница соседнего вагона.- "Проходили",- подтвердила вторая, третья... И наконец, Коршунов и Светлов услышали; "Тут ехали, тут, в шестом купе". Это сказала проводница предпоследнего, четырнадцатого, вагона.
     В указанном ею купе сейчас ехало всего двое пассажиров. Когда Сергей зашел туда, один, из пассажиров, устроившись возле столика, читал какой-то журнал. Это был элегантно одетый седовласый человек в очках с золотой оправой. Второй пассажир спал на верхней полке, отвернувшись к стене. Оттуда доносилось тяжелое похрапывание.
     Сергей представился.
     Человек отложил журнал - Сергей заметил, что это был какой-то научный
     ежемесячник,- и вежливо спросил;
     - Чем могу быть полезен?
     - Видите ли, в этом купе ехал один человек,- начал Сергей.- Такой худой, высокий, чернобровый...
     - Да, да,- поморщился пассажир.- Прекрасно помню. Он, слава богу, вышел в Борске. Они,- он с не приязнью покосился на спавшего,- тут просто кабак устроили. Вот, видите, отсыпается теперь.
     - Тот человек рассказывал, откуда он едет, куда?
     - А! - пассажир досадливо махнул рукой.- Вели какой-то пьяный, глупый разговор. Я, признаться, не прислушивался. Помню только, что этот,- он снова кивнул на спящего,- называл его Иваном.
     - Иваном?
     - Да, это я точно помню. И... вот еще что. Перед самым Борском он начал шарить у себя по карманам. Сказал, что потерял адрес родственника. Вдруг, мол, тот не встретит на вокзале. При этом ругался, конечно, последними словами. В общем, грязный тип. Что-нибудь натворил?
     - Да. Пытался украсть чемодан на вокзале.
     - Похоже. Весьма похоже.
     - А сам он ничего, случайно, тут не оставил?
     - Ну, как же,- брезгливо усмехнулся пассажир.- Вон там бутылки пустые насовали.- Он указал на угол под полкой.
     Сергей нагнулся и осторожно одну за другой вынул - три пустые бутылки из-под водки.
     Пассажир снова усмехнулся:
     - Отпечатки думаете обнаружить?
     - Конечно. Может статься, старый знакомый,- тоже усмехнулся Сергей.-Тут, знаете, вся биография может отпечататься.
     - М-да. Неприятное у вас занятие,- покачал седой головой тот.- А главное, бесперспективное.
     - Ну почему же? - возразил Сергей.- Посидит, одумается. Большинство все-таки одумывается. Это ведь тоже наука. Розыск, перевоспитание, предупреждение. Последнее должно быть, конечно, первым.
     - Знаю. Слышал и читал неоднократно,- махнул рукой пассажир.-Криминология, криминалистика. А преступность... Я вот раньше только в книгах о преступниках читал. А недавно жену брата ограбили, нагло, прямо, знаете, в подъезде. Да я вам тысячу случаев таких приведу. Вы их лучше меня знаете.
     - Положим, тысячу не приведете. И отдельными фактами тут ничего не докажешь! - невольно втягиваясь в спор, ответил Сергей.- Вы, кажется, ученый, вы должны это знать.
     - Моя специальность очень далека от вашей. Но вы правы. Тут нужна точная статистика, нужен строго научный анализ. Вывод мой, конечно, некомпетентен. Он скорей обывательский, чем научный. И все-таки это явление многих тревожит, согласитесь.
     - Конечно., И прежде всего, нас самих. Хотя борьба с преступностью - дело всего общества, а отнюдь не только милиции. С этим, я думаю, вы тоже согласитесь.
     - Это элементарно. Я даже больше вам скажу...
     Внезапно на верхней полке заворочался спавший там человек, оттуда раздался протяжный зевок, послышалось какое-то бурчание, и сверху свесилась заспанная, измятая физиономия с всклокоченными волосами.
     - Ага,- прохрипел человек, уставясь на Сергея.- Прибыл, значит. Может, напоследок опохмелимся.
     - Слезайте, гражданин,- строго сказал Сергей.
     - А чего?.. Фу ты, дьявол! Я думал, Ванюша сидит.
     - Ну, слезайте, слезайте. Познакомимся.
     - А чего? Меня Сема зовут. Мне и тут хорошо. Вот только голова, дьявол, трещит. У тебя, браток... Фу ты! Извиняюсь, конечно...
     Он громко икнул и, откинувшись на подушку, внезапно захрапел.
     - Да-а,- покачал головой седой пассажир, откладывая журнал, которым он как бы отгородился от происходившего разговора.- Тот, знаете, был покрепче. Когда в Борске выходил, так ни в одном глазу. Словно и не пил. Представляете?
     - И покрепче, и поопаснее, - сказал Сергей и в свою очередь спросил: - А записку ту с адресом он так и не нашел?
     - Так и не нашел. Не только карманы, он все купе обшарил.
     - М-да. Ну что ж.- Сергей поднялся.- Извините. Скоро Москва, нам надо заканчивать работу.
     - Бога ради. Желаю успеха.
     Они простились.
     Сергей осторожно взял бутылки и вышел из купе. В коридоре его уже ждал Светлов.
     Ничего интересного проводники ему не сообщили. Иван пил, много спал и, как оказалось, даже удерживал своего собутыльника, который пытался шуметь и ругаться. В Борске Иван спрыгнул на платформу первым, оттолкнув проводника, когда вагон еще даже не остановился окончательно. Он очень спешил и нервничал. И это Сергею было понятно.
     Затем Светлов привел заспанного, оробевшего Сему, оказавшегося Семеном Петровичем Шатуновым, слесарем одного из московских ЖСК, следовавшим домой после законного двухнедельного отдыха, который, однако, судя по опухшей Семиной физиономии, большой пользы ему не принес. Сема клялся и божился, что, кроме имени, ничего о своем случайном собутыльнике знать не знает, и о чем разговоры у них были, он тоже не помнит, ибо в голове у него все это время шум и звон стоит невозможный. На работе он якобы "только премии и благодарности получает, круглый год на красной доске висит, и начальство им не нарадуется", а тут вот позволил себе отвлечься от дел и забот. Все в его словах вызывало очевидное сомнение, кроме двух пунктов: пьян был все это время Шатунов безусловно и такой преступник, как Иван, что-либо рассказать ему о себе, конечно, поостерегся.
     Непонятна была только одна деталь в поведении Ивана, сообщенная седым пассажиром. Какой адрес потерял Иван, чей? Семенова? Иван сказал: "Вдруг не встретит". А встречать его на вокзале должен был именно Семенов. Но его адрес Иван знал, он ведь был у него дома. Странно, странно. Над этим еще предстояло подумать...
     Поезд подходил к Москве. Коршунов и Светлов аккуратно упаковали с помощью проводника обнаруженные бутылки и приготовились к выходу.
     На площади перед вокзалом их уже ждала черная "Волга". Гена, отдохнув, успел все же приехать раньше, обогнав поезд.
     Синие сумерки уже окутали город. Но еще не зажглись фонари на улицах, не осветились витрины магазинов. На широком Садовом кольце только колючие белые огоньки подфарников машин и красные- огни их задних фонариков бесконечным роем неслись навстречу друг другу между сумрачными громадами домов. Силуэты людей уже плохо были видны на фоне темных без снега мостовых. Был самый трудный час для водителей машин.
     
     И все же Гена, включив желтые фары и изредка сердито урча сиреной, стремительно летел на своей черной "Волге", ловко обходя попутные машины.
     Только когда выскочили на улицу Горького, над головой начал разгораться голубой неон уличных фонарей.
     - Значит, я на доклад к начальству,- сказал Сергей и улыбнулся: - А ты сдаешь бутылки.
     - Так точно,- ответил озабоченный Светлов, даже не уловив шутку.- При мне сделают. Следы для идентификации есть вполне приличные.
     Машина лихо развернулась у подъезда министерства. Сергей выскочил и махнул на прощание рукой. Гена тут же рванул машину: уголовный розыск научил его быстроте и решительности.
     Кабинет начальника управления был ярко освещен. Когда Сергей вошел, комиссар поднялся ему навстречу.
     - Ну, с приездом,- сказал он, пожимая Сергею руку.- Как добыча? Заодно давайте и ваши предварительные соображения по делу.- И с ударением добавил: - Товарищ полковник.
     Сергей чуть смущенно усмехнулся.
     Он все еще никак не мог свыкнуться со своим новым званием. Черт возьми, полковник! Хотя в сорок три года это не так уж и странно. Но Сергей не чувствовал и этих лет. И Витька еще совсем клоп. И Лена тоже ничуть не состарилась, правда, она здорово следит за собой, режимчик у нее будь здоров какой. Актриса всё-таки. Но и он сам - ни одного седого волоса, ни брюшка, ни одышки, и хочется бегать, заниматься самбо, ходить на лыжах и играть в волейбол. Вот ведь что! И все это: закалку, энергию, бодрость - дала ему армия, как и многое другое, конечно. Да, да, все заложено было в те годы, все он принес оттуда. Как удивительно ясно помнил Сергей то время! Худой, угловатый мальчишка, вчерашний школьник, стал солдатом в самое трудное, самое опасное для Родины время. Громы великих и малых сражений, тяготы дальних походов, разведывательные рейды по тылам врага и строгая служба потом, в Германии,- все помнил Сергей. Он помнил даже перестук вагонных колес, когда возвращался, домой в Москву, помнил, кажется, и бешеное биение собственного сердца в ожидании счастливых встреч, которые до того ему лишь снились и в которые он порой уже не верил. А ведь с тех пор прошло почти двадцать лет, и каких лет! И вот - "товарищ полковник". И новое дело, которое уже захватило его целиком, важное, трудное дело, это и сейчас ясно, хотя оно только начинает разворачиваться и таит в себе многое, чего нельзя даже предвидеть
     - Разрешите начать с предварительных соображений? - сказал Сергей.
     - Как хотите,- согласился комиссар.- Садитесь, закуривайте и по возможности отдыхайте. День у вас выдался нелегкий.
     Сергей опустился на стул возле письменного стола и не спеша закурил, собираясь с мыслями.
     - Прежде всего, как разворачивались события,- начал он.- Семенову привезли вчера из Ташкента чемодан с наркотиком. Случайно этот чемодан перед самым выходом из вагона был обменен. Это мы сегодня точно установили. Значит, чемодан этот сейчас в Борске у какого-то человека, и, как он им распорядился, мы не знаем. Человек же, привезший этот чемодан, задержан. Но он ничего не дает, его использовали "втемную". Его напарник, по имени Иван, скрылся, ранив нашего сотрудника. Он и сейчас скрывается в Борске.
     - Опасный преступник. И конечно, многое знает. Приметы?
     - Известны. Причем, возможно, у него там есть еще связь помимо Семенова. В вагоне он потерял бумажку с адресом. И перед Борском искал ее и очень нервничал. Это мы тоже узнали там, в поезде.
     - Нашли вагон, где он ехал?
     - Да, и вагон, и купе, и попутчиков.
     - Молодцы. А записать он мог адрес Семенова на случай, если тот не встретит их.
     - Но он уже бывал у него,- задумчиво возразил Сергей.- Впрочем, все возможно. Тут надо разобраться.
     - Вот именно,- с ударением произнес комиссар.
     - Теперь дальше,- продолжал Сергей.- Ниточка эта тянется из Ташкента. Там, кстати, Семенов одно время жил. И там гнездо этих спекулянтов.
     - Очень опасная группа.
     - Да, конечно. Но это не все. За день до приезда в Борек людей из Ташкента там происходит убийство таксиста. Вернее, за несколько часов до их отъезда.
     - Знаю. Наши товарищи там уже работают.
     - Но в кармане убитого тоже обнаружен наркотик. Вы помните? Я хотел бы как версию увязать эти два дела.
     - Основания?
     Сергей улыбнулся:
     
     - Нет оснований, товарищ; комиссар. Но...
     - Интуиция?
     - Если хотите, да.
     
     - Не последнее дело. Что еще дал поезд?
     - Бутылки. Светлов отвез их на экспертизу.
     Комиссар взглянул на часы:
     
     - Там кончают работу. Надо попросить задержаться.
     - Светлов попросит.
     
     - Хорошо. Что дал разговор с пассажирами, проводниками?
     
     - Множество деталей. Даже приметы человека, случайно унесшего тот чемодан.
     
     - Весьма интересно. А теперь,- комиссар пристально и выжидающе посмотрел на Сергея,- что думаете делать дальше? Вы были в Борске. Там сейчас сложная ситуация. Как, впрочем, и в Ташкенте. Группу эту надо обезвредить во что бы то ни стало.
     
     - Так точно. А думаю делать... Надо мне лететь, товарищ комиссар.
     
     - Правильно. Сначала в Борек, потом в Ташкент. Тогда я буду спокоен, Сергей Павлович, честно вам скажу.
     
     - Понимаю, товарищ комиссар. Тогда и я буду спокоен.
     
     - Что ж решено. И помните. У вас самые широкие полномочия. Такими еще никто не располагал при раскрытии конкретных дел.
     
     - Понятно. Когда прикажете вылетать?
     
     - Решайте сами.
     
     - Сегодня. Самолет через час пятьдесят. В десятьвечера я буду в Борске.
     
     Врач городской поликлиники в Борске Ольга Николаевна Бессонова поздно вечером заканчивала обход своего участка. Больных было много, шла эпидемия гриппа. И вот наконец последний вызов.
     
     Ольга Николаевна устало поднялась по полутемной, грязноватой лестнице с погнутыми перилами на четвец,-тый этаж большого дома по улице Луначарского и остановилась возле двери одной из квартир. Тусклая лампочка на площадке еле освещала длинный список жильцов. Ольга Николаевна, близоруко щурясь, водила пальцем по списку, пока не наткнулась на строчку: "Глумовым- 4 зв.", и принялась нажимать на кнопку звонка.
     
     Дверь долго не открывали. Пришлось звонить снова.
     Открыл кто-то из соседей.
     - Ах, это вы, доктор! Проходите. Вон их дверь. А это их, вешалка.
     Ольга Николаевна сняла пальто и, прихватив старенький портфель, постучала в указанную ей дверь. Из комнаты раздался хриплый голос:
     - Чего стучать-то? Не заперто.
     Ольга Николаевна вошла;
     
     В комнате было не прибрано, на столе - грязные тарелки, куски хлеба, пустая, небрежно вспоротая, консервная банка. На стульях валялись какие-то вещи.
     У стены на широкой постели под ватным одеялом лежала женщина, толстая, непричесанная, жирные ее руки, как два окорока, покоились поверх одеяла.
     Ольга Николаевна освободила ближайший стул, придвинула его к постели, достала стетоскоп и сказала:
     - На что вы жалуетесь, Мария Федоровна?
     - На все я, милая, жалуюсь,- басовито прогудела женщина.- На все как есть.
     - Ну, давайте я вас осмотрю, выслушаю.
     Она откинула тяжелое, дурно пахнувшее одеяло. Больная вздрогнула. Начался осмотр!
     - Почему вы такая нервная? - удивилась Ольга Николаевна.- До вас дотронуться нельзя.
     - Как же мне не быть нервной,- громко пробасила больная,- если мой муж изменяет мне на каждом шагу. За каждой юбкой, стервец, за каждой юбкой... Как он в коридор, я за ним. И с кем-нибудь уже стоит. Ну я терпела, терпела, потом собрала ему чемодан, говорю: "Катись". А он говорит: "Площадь общая". "Ах, - говорю,- общая?" И стала его выживать.
     - Как же это вы его выживали? - улыбнулась Ольга Николаевна, давно привыкшая к самым неожиданным исповедям своих пациентов.
     - А бить стала. Я ж здоровая. А он вон какой щуплый. Набью морду, стыдно и. на работу идти. И кричать стыдно, что жена бьет. Вот так и выжила.
     - Где ж он теперь?
     - Да тут! Я ж вторую неделю больная лежу. Надо и магазин сбегать, на рынок, сварить, постирать. Вот пока и держу.
     - Где ж он сейчас?
     - Не говорите, доктор. Как на грех, мать у него в Ташкенте померла. Так я его на два дня туда отпустила. Ежели к сроку не вертается, ну, не знаю, что сделаю.
     Продолжая осмотр, Ольга Николаевна спросила:
     - Когда же у него срок-то кончается?
     - Вот сегодня и кончается. Опять небось юбку нашел.- Она тяжело заворочалась под одеялом.- Ох, придется бить. А прогоню уже опосля, когда выздоровлю.
     - Нельзя так, Мария Федоровна. Надо добром договориться.
     - Ах, доктор.- Жирная рука больной вяло приподнялась над одеялом.- С этим козлом никак нельзя. Я уж и била, и говорила, и реагировала. А вот, сами видите, опять где-то козлует.
     Но тут в передней раздались четыре нерешительных, коротких звонка. Ольга Николаевна к этому времени уже закончила осмотр и теперь выписывала рецепты.
     Больная, услышав звонки, встрепенулась.
     - Идет,- с угрозой прогудела она.- Идет, окаянный. Ключ-то я ему пока не даю.
     Кто-то из соседей открыл дверь, и через минуту в комнату робко вошел щуплый невысокий человечек в мятом костюме, с чемоданом в руке. Вид у него был растерянный и встревоженный.
     - Явился, значит? - сразу наливаясь злостью, прогудела из-под одеяла больная.- Не запылился?
     - Приехал, Машенька, приехал, как велела,- ответил человечек, осторожно ставя чемодан на стул.
     Тут он заметил врача и галантно поклонился:
     - Мое почтенье. Глумов Василий Евдокимович, супруг, так сказать,- и, потирая озябшие руки, с наигранной бодростью спросил: - Ну-с, как наша больная?
     - Не радуйся, не радуйся, выздоровлю, - пробасила в ответ та.- Тогда ты у меня порадуешься.
     - Ну что ты, Машенька,- сконфузился Глумов.- Что ты, ей-богу, говоришь.
     - Знаю, чего говорю.
     Ольга Николаевна поспешила дописать рецепты, дала последние наставления больной и простилась. "Какая смешная и противная пара",-брезгливо подумала она.
     Глумов все так же галантно, с поклонами проводил ее до дверей, в передней подал, пальто и на прощание сказал:
     - Будет время, заглядывайте к нам в парикмахерскую, на углу Гоголя и Первомайской. Посажу к лучшему мастеру. Будете несказанно довольны. Золотые руки. Цены нет.
     В комнату он возвратился снова робкий и притихший.
     - Что, еще за одну юбку уцепился? - подозрительно пробасила из постели супруга.- Вот погоди, встану...
     - Ну что ты, Машенька, что ты,- суетливо и озабоченно ответил Глумов.-Тут такое дело, Машенька; произошло, уму непостижимо.
     - Какое еще дело?
     
     - Совершенно невозможное! Чужой чемодан из поезда унес. Абсолютно чужой!
     - Ладно врать-то. Твой это чемодан. Ослеп, что ли?
     - В том-то и дело, Машенька! Похоже, но не мой. Это я только по дороге понял. По тяжести, так сказать. А со мной в купе один паренек ехал и одна... Впрочем, не в этом дело.
     - Опять?..- грозно прорычала из постели супруга, тяжело приподнявшись на локте.- Не мог пропустить, ирод?
     - Ах, Машенька, - плачущим голосом сказал Глумов.- Ты в главное вникни. Чужой чемодан, понимаешь? И в нем... Я по дороге заглянул. Странный такой, порошок. Серый. Понять не могу, что это может быть. Ты вот погляди.- Он торопливо открыл чемодан и вынул туго набитый, завязанный шнурком целлофановый мешочек, а за ним другой, третий и выложил их на стол. Потом взял один и поднес супруге.- Вот видишь? - И удивленно, повторил: - Уму непостижимо, что это может быть.
     Та с любопытством осмотрела мешочек, помяла, понюхала его и, положив возле себя на одеяло, спросила:
     - А еще чего там?
     - Тряпки какие-то, совершенные тряпки,- махнул рукой Глумов и нерешительно добавил: - Может, в милицию отнести?
     - Я те дам в милицию! - грозно ответила Мария Федоровна, откидываясь на подушки.- А ежели это ценность какая? Они там сразу ее к рукам приберут.
     - Ну какая же это, Машенька, ценность? - разводя руками, усмехнулся Глумов.- Небось удобрение какое-нибудь или там лекарство. Что же мы с ним делать будем?- И опасливо добавил: - А его, наверное, уже ищут. Парень тот, конечно, заявил. Это, Машенька, уголовно наказумое дело. Присвоение, так сказать.
     - Ладно тебе пугать-то. Ищут его...
     - Но что же делать?
     - Перво-наперво узнать надо, что за вещь. Может, и в самом деле лекарство. Я вон, в аптеке уборщицей работала, наслышалась. Лекарство лекарству рознь. Другим цены нет, лекарствам-то.
     Глумов, однако, был в явном замешательстве. Душонка его раздиралась противоречиями. С одном стороны, нехорошо, конечно, присваивать чужое, непорядочно. С другой - это чужое могло и в самом деле стоить немало. И тогда Машка уж наверняка пропишет его обратно. И можно будет не раз потихоньку кутнуть с Зиночкой, новой их мастерицей. Но, с третьей стороны, можно и ответить, ведь парень-то, конечно, заявил. Последнее было так страшно, что и подумать невозможно. Что такое, например, ОБХСС Глумов знал по собственному опыту, когда у него в парикмахерской однажды обнаружилась недостача дорогого одеколона, хны и салфеток. Господи, что он тогда пережил! Чудо его спасло, просто чудо. В то же время надо быть круглым идиотом, чтобы своими руками отдать, может быть, целое богатство. Но тогда что же делать?
     - Значит, так,- решительно объявила Мария Федоровна, снова приподнявшись на локте.
     Плоское, обрюзгшее лицо ее с бородавками под ухом и возле носа было суровым.
     - Значит, так,- повторила она.- Первым делом надо разузнать, что за порошок такой. Понял? Отсыпь в коробочку. Ну! - И указала пальцем на мешочек, лежащий возле нее.
     
     Глумов с готовностью подскочил к кровати, взял мешочек и, отойдя к столу, с трудом, ломая ногти, развязал его. В нос ударил какой-то странный, неприятный запах. Глумов поморщился. Потом достал из буфета спичечный коробок, высыпал спички в ящик и осторожно наполнил коробок странным порошком. При этом в носу у него засвербило, глаза наполнились слезами, и он громко чихнул.
     - Ну, ты! - прикрикнула с постели Мария Федоровна.- Не просыпь, гляди.
     - Что ты, Машенька, как можно.
     Он снова завязал мешочек, положил его вместе с остальными обратно в чемодан, захлопнул крышку и с усилием потащил его к шкафу.
     - Давай его сюда, олух,- приказала Мария Федоровна, ткнув пальцем под кровать.
     Глумов послушно изменил направление, подтащил чемодан к кровати, затем встал на колени и принялся задвигать его подальше, к самой стене, выставив при этом свой худосочный, обтянутый поношенными брюками зад.
     Когда Глумов, отдуваясь, наконец поднялся на ноги и стал отряхивать колени, Мария Федоровна отдала новый приказ:
     - Завтра утречком забежишь в мою аптеку. Ну где работала. Помнишь небось?
     - Конечно, Машенька, а как же?
     - То-то. Спросишь Нинель Даниловну. Только гляди у меня. Убью, если что. Я теперь нервная стала.
     - Ну что ты, Машенька, как можно? - слабо возмутился Глумов, опускаясь на стул.
     - Так и можно. Скажешь, что от меня. Покажи ей коробок, пусть определит. Если что - знакомый, мол, дал. И все. Про чемодан ни слова, понял? И домой. А потом я решу, чего дальше.
     - Понял, Машенька, понял. Все сделаю, как велишь.
     "Дура ты темная,- с презрением подумал он.- Разве так коммерческие дела делают? Уж я-то знаю, как надо". Тем не менее в аптеку Глумов решил зайти: "Нинель - это интересно. Нинель..."
     Утром вертлявая его фигурка уже появилась у аптечного прилавка за высокой стеклянной витриной. Работавшая там девушка в белом халатике, выслушав его просьбу, приоткрыла дверь за своей спиной и крикнула:
     - Нинель Даниловна, к вам пришли!
     Через минуту к Глумову вышла, точнее даже выплыла, высокая, статная женщина в белом халате, с густо подведенными глазами на румяном лице и высоко взбитыми ярко-рыжими волосами, на которых чудом держалась беленькая крахмальная шапочка.
     Глумов застыл от восхищения. Как большинство маленьких мужчин, он любил именно таких женщин, крупных и. представительных. Но, боже мой, тут была еще и ослепительная красота вдобавок. "Ах, если бы..." - мелькнула у него в голове.
     - Можно вас на одну минуточку? - проникновенно сказал он и, понизив голос, добавил: - Хотелось бы поговорить с вами тет-а-тет.
     - Пожалуйста,- с ленивым достоинством произнесла Нинель Даниловна.
     Они отошли к стеклянной витрине.
     - Прежде всего разрешите представиться. Глумов Василий Евдокимович.- Он
     поклонился, слегка шаркнув ножкой.
     
     - Очень приятно,- насмешливо ответила Нинель Даниловна, сверху вниз поглядывая на неожиданного посетителя.- Что скажете?
     
     - Вы должны знать мою...- Глумов слегка замялся,- бывшую супругу Марию Федоровну.
     - Ах, да, да,- слегка оживилась Нинель Даниловна, двумя руками поправляя шапочку на волосах.
     Видимо, это имя вызвало у нее какие-то приятные воспоминания.
     
     - Так вот,- продолжал Глумов, не спуская глаз со своей собеседницы,-мы... то есть я... хотели бы у вас, так сказать, проконсультироваться.- Он торопливо до стал из кармана заветный коробок и протянул его Нинель Даниловне.- Что бы это могло быть, как вы полагаете?
     
     Та цепким движением выхватила у него коробок, открыла его и вдруг, раскрасневшись, почти с испугом взглянула на Глумова:
     - Откуда это у вас?!
     
     - Э-э... весьма случайно,- смешался Глумов.- Но что же это такое, разрешите узнать? Ибо это нам... вернее, нас... как бы выразиться?.. Весьма, знаете...
     Пока он выкарабкивался из этой словесной каши, Нинель Даниловна уже овладела собой и обворожительно улыбнулась.
     
     - Ах, милый... Василий Евдокимович.- Она с трудом вспомнила его имя.-Это лекарство, дорогой мой, простое лекарство.
     - Простое?..
     
     Лицо Глумова вытянулось.
     
     - Ну, как вам сказать? Не совсем, конечно, простое. Это...
     
     Нинель Даниловна произнесла какое-то длинное латинское название.
     
     - Видите ли...- запинаясь, проговорил Глумов,- у нас этого лекарства... некоторый избыток. И мы... и я бы хотел... так сказать...
     
     - Ах, боже мой,- перебила его Нинель Даниловна.- Я с удовольствием помогу вам от него избавиться. Дело в том, что из него приготовляют...- Она произнесла по-латыни еще более длинное название.- Вот это уже весьма ценный препарат. Сколько у вас его? - Она бросила взгляд на коробок.
     
     - У нас... э-э-э... многовато,- неуверенно сказал Глумов.
     Нинель Даниловна придвинулась к нему и, обдавая его лицо своим жарким дыханием, прошептала.
     - Принесите мне все. Я вам хорошо уплачу. Очень хорошо.- Она плутовски и многозначительно посмотрела на него своими подведенными глазами.-Приходите ко мне домой. Сегодня вечером. Попозже. Ну, скажем, часов в десять. Сможете? Вы не пожалеете.- И погрозила розовым наманикюренным пальцем с тяжелым кольцом.- Только это дико между нами. Я буду ждать.
     Глумов почувствовал, как у него медленно закружилась голова и на секунду сперло дыхание.
     - Конечно,- пролепетал он.- Я... я буду счастлив. И непременно приду. И... и все принесу.
     - Тогда запишите адрес.
     Нинель Даниловна внимательно проследила, чтобы дрожащая рука ее нового знакомого правильно вывела на клочке бумаги название улицы, номер дома и квартиры. Это было весьма предусмотрительно, ибо номер дома Глумов, волнуясь, записал совсем неразборчиво.
     Из аптеки Глумов вышел, слегка пошатываясь. Очутившись на улице, он несколько раз глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам и, обретя наконец равновесие, торопливо засеменил на работу.
     "Что-то надо придумать для Машки,- размышлял он по дороге.- Совещание в тресте? Нет, это уже недавно было. Производственное собрание?.. Тоже было. Ну да что-нибудь придумаю. Боже мой, какая удача! Даже сразу две удачи! Ах, Нинель..." И он повторил про себя заветный адрес.
     Глумов даже не мог представить, какой сюрприз ждет его сегодня вечером.
     
     
     * * *
     
     Наташа вернулась из горздрава только к концу рабочего дня, усталая, изнервничавшаяся. Боже мой, эти заседания, кто их придумал!
     Ее ждала уйма дел. В отделении больны два врача, и палата одного из них перешла к ней. А там три очень тяжелых больных, Наташа волнуется за них каждую минуту. Хорошо еще, что Вера Евграфовна не заболела, на нее не страшно оставить отделение: старая, опытная сестра, получше некоторых врачей. И все-таки, если бы не эти частые совещания... Скоро уже надо бежать за Вовкой и по дороге обязательно зайти в магазин, получить в химчистке свое платье и Вовкину курточку, а вечером обязательно постирать, столько скопилось белья. Или нет, стирать она будет в субботу, а крупное сдаст в прачечную. Хотя там очень долго держат. А сегодня, когда Вовка уснет, она наконец напишет своим старикам, они так всегда ждут ее писем. Старшей сестре Кате она напишет отдельно, у нее же больна Леночка и может заболеть Галка, как они их там разделили? Мама, наверное, сбилась с ног, ведь Катя и Валерий целый день на работе, они тоже врачи. Ой, как хочется всех их повидать! Летом она с Вовкой непременно поедет к ним. Только до лета еще...
     
     Наташа бежала уже по больничному двору, соображая, что она купит в магазине. Если в мясном не будет очереди... впрочем, очередь, конечно, будет. Тогда она возьмет молока, пачку творога, яйца, хлеб, не забыть бы хлеб! И еще на утро ряженку. Вовка ее обожает.
     Она свернула по асфальтовой дорожке к своему корпусу, увидела знакомую цифру "7" в белом квадрате на желтой оштукатуренной стене, приоткрытую дверь...
     Солнце уже зашло за крыши домов, синие тени деревьев легли на искристый, белый снег вокруг.
     Наташа неожиданно подумала о Лобанове: вон там, около двери, он ее ждал и курил. И ужасная у него работа, никогда, наверное, нельзя быть за него спокойной. Наташа улыбнулась и насмешливо сказала себе: "А собственно говоря, тебе-то почему надо за него беспокоиться? Вот если бы..." Ей стало стыдно додумывать эту мысль до конца. Наташа приложила холодную варежку к щеке: "Дуреха, просто дуреха. Не смей!.."
     Она добежала наконец до корпуса и с шумом распахнула дверь.
     На площадке второго этажа к ней метнулась молоденькая сестра:
     - Наталья Михайловна, скорее! С Кузьминым плохо. Сердце... Мне кажется, опять спазм...
     Теперь они обе бежали уже по коридору, и Наташа никак не могла попасть в рукав халата.
     - Мы даже звонили вам в горздрав. Но вы ушли...
     - Что ж, тут врачей нет?
     - Он требует вас...
     И вот началась знакомая, напряженная суета вокруг больного, уколы, кислородные подушки, компрессы, горчичники. А рядом встревоженные, страдальческие лица его соседей, их тоже надо успокоить. И наконец, облегчение и безмерная усталость. Наташа еле дошла до ординаторской. Только бы не повторился приступ, только бы спокойно прошла ночь.
     Наташа посмотрела на часы. Боже мой, шестой час! Вовка уже ждет. И еще магазины. Превозмогая усталость она торопливо написала новые назначения в истории болезни Кузьмина, потом подробно проинструктировала ночную сестру, она ведь новенькая, может напутать, растеряться. Ох, как страшно ее оставлять на эту ночь.
     Но тут зашла Вера Евграфовна и ворчливо сказала:
     - Сама останусь. Нешто можно? А ты иди,- обратилась она к Наташе.- Иди, иди. Вовка-то небось заждался. Без тебя управимся.
     Она просто чудо, эта Вера Евграфовна, и со всеми на "ты", и никто, конечно, не обижается.
     Наташа обняла старуху за плечи, чмокнула в седой висок.
     - Я побежала. Только вы мне позвоните, если что-нибудь случится. И ночью звоните. Вовка очень крепко спит. Обязательно позвоните. Я приеду.
     - Ну беги, беги уж,- с напускной суровостью про ворчала Вера Евграфовна.- Ничего такого, бог даст, не случится.
     Ой, какое счастье, что Вера Евграфовна осталась!
     Уже совсем стемнело, когда Наташа выбежала из больницы. Нет, в магазин она уже не успеет, магазин потом, сейчас надо за Вовкой. Бедненький, он, наверное, заждался ее и, конечно, уже оделся и вспотеет. И другие дети уже ушли...
     Когда Наташа подбежала к остановке автобуса, по тротуару уже вытянулась длинная очередь. Подавляя отчаяние, Наташа пристроилась к ее концу.
     И тут вдруг произошло чудо. Возле Наташи неожиданно остановилась зеленая "Волга", шофер приоткрыл дверцу и весело сказал:
     - Можно вас подвезти, доктор?
     Наташа с удивлением посмотрела на молодое, улыбающееся, совершенно незнакомое лицо.
     - Не узнаете? - засмеялся тот.- А ведь мы с Александром Матвеевичем вас сегодня в горздрав возили.
     Боже мой, ну конечно! Как Наташа его не узнала!
     - Спасибо, спасибо. Я так спешу.
     Трогая машину, шофер весело объявил:
     - Вы теперь вроде как наша. Так что извините.
     Хорошо, что в машине было темно и он не заметил, что Наташа смутилась, и даже, кажется, покраснела. Около детского сада он притормозил и сказал:
     - Давайте вашего молодца, я вас домой доставлю.
     - Ой, что вы! - воскликнула Наташа.- Не надо. Мы теперь сами. И так ужасно неудобно, что я вас затруднила.
     
     - Так у меня еще двадцать минут. Александр Матвеевич велел к шести быть. Я ему доложу, он только доволен будет. Знаете, какой это человек? Поискать.
     Наташа невольно улыбнулась.
     - Ну хорошо. Мы сейчас.- И она побежала через садик к двери с зеленой табличкой.
     Через минуту Вовка, укутанный шарфом чуть не до носа, важно сопя, взгромоздился на переднее сиденье и с любопытством огляделся.
     Когда машина тронулась, он оттянул вниз шарф и строго спросил:
     - Это чья, а?
     
     - Одного начальника милиции,- в тон ему ответил шофер.
     - Хорошего?
     
     - Ого, еще какого хорошего! Поискать.
     
     Шофер, оглянувшись, весело подмигнул Наташе.
     - А чего он сейчас делает? - продолжал допытываться Вовка.
     
     - Он, брат, одну сложную операцию проворачивает. Хорошо, если к утру управимся,- серьезно ответил шофер и добавил, обращаясь уже к Наташе: - Начальство даже сегодня из Москвы прилетает, друг его. Скоро встречать поедем.
     
     - И... опасная операция? - робко спросила Наташа.
     - Все может быть,- вздохнул тот.- Может, еще кого к вам в больницу привезем.
     "Это ужасно, ужасно,- подумала Наташа.- Только бы ничего не случилось... с ними".
     
     - А сегодня, когда мы гуляли, ко мне один здоровенный детина подошел из второго класса...- начал рассказывать Вовка.
     Около дома Наташа с сыном вышли и направились в магазин неподалеку.
     
     ...Вовка уже сидел за ужином, а Наташа стелила ему постель, когда в передней раздался звонок.
     
     Наташа кинулась открывать, и ей почему-то вдруг стало страшно.
     
     На пороге стояла высокая, худенькая девочка с рыжеватой косой, перекинутой через плечо. Глаза ее были красны от слез. Рукой она прижимала к себе пальто.
     - Это ты, Валечка,- с облегчением сказала Наташа.- Ну, заходи же. Что с тобой?
     Она только сейчас заметила ее заплаканные глаза.
     - Тетя Наташа,- решительно сказала девочка, прикрывая за собой дверь.-Я ухожу из дома. Я уже взрослая и больше жить с мамой не буду.
     - Ты с ума сошла! - всплеснула руками Наташа.- А ну, идем. Сейчас уложу Вовку, и ты мне все расскажешь. Повесь пальто.
     Вовку, однако, уложить спать было не так-то просто. Он выдумывал одну причину за другой, чтобы оттянуть этот неприятный момент. Он требовал, чтобы помазали йодом какую-то невидимую царапину на коленке, потом у него начинал болеть живот, который прошел только после конфеты, потом Вовка вспомнил, что не почистил зубы, потом, что ему надо приготовить на завтра цветные карандаши, последним было условие дать ему в постель яблоко и мохнатого любимого мишку. Наконец он, угомонился.
     Наташа, облегченно вздохнув, сказала Вале:
     - Гаси свет. Пойдем на кухню и спокойно поговорим.
     - Я тоже хочу... спокойно... поговорить...- сонным голосом пробубнил из темноты Вовка.
     В кухне на плите весело пыхтел чайник.
     Наташа усадила девочку за стол, налила чай и придвинула вазочку с конфетами.
     - Ну, рассказывай, Валюша, что случилось?
     - Просто я не хочу больше так жить...
     У Вали вдруг скривилось лицо, и крупные слезы за капали прямо в чашку.
     - Ну, подожди. Ну, успокойся,- заволновалась Наташа.- Давай разберемся. Как ты не хочешь жить?
     - Вот так,- глотая слезы, произнесла девочка.- У мамы всегда гости. А я не хочу больше каждый вечер гулять по улицам и ночевать у подруг. Я не хочу ее больше видеть... такую! - с ненавистью воскликнула она.
     - Но это же все-таки твоя мама,- сама чуть не плача, возразила Наташа.- И она тебя любит.
     - A почему тогда она меня заставляет врать? Почему она сама все время врет? Она, никого не любит, она только себя любит!
     На бледном личике и на шее девочки, проступили красные пятна, глаза сухо
     блестели, слез в них уже не было.
     "Кажется, это серьезно,- в испуге подумала Наташа.- Очень серьезно.
     Бедная девочка".
     
     - Но ты подумала, куда уйдешь? - спросила она.
     - Да, подумала. Я уеду к папе.
     - К папе? - дрогнувшим голосом переспросила Наташа.- А у тебя папа... хороший?
     - Очень. Он меня звал. А я, дура, осталась с мамой. Мне ее было жалко.
     - А где папа живет?
     
     - В Москве. У меня есть адрес. Я спрятала.
     - Подожди, Валюта. Надо сначала папе написать. Ведь это было давно, когда он тебя звал.
     - Ну и что же? Разве...
     
     Она вдруг осеклась и испуганно посмотрела на Наташу.
     
     - Нет, Валечка, нет! - Наташа поспешно вскочила, наклонилась к девочке и прижала к себе ее голову.- Ну, глупенькая, просто надо предупредить папу. Но я бы тебе советовала последний раз поговорить с мамой, сказать ей все.
     
     - Я не пойду домой,- глухо сказала Валя.- Ни за что. У нее опять сидит какой-то человек. Грязный, страшный. Она его перевязывает.
     
     - Перевязывает?..
     
     - Ну да. И готовит угощение, и... и я должна идти гулять. И потом, я вам скажу,- Валя перегнулась через стол и понизила голос,- он спрашивал про дядю Петю. Они с мамой на кухню ушли, но я слышала. И еще он сказал, что дядя Петя встречал его на вокзале.
     - Чепуха какая,- засмеялась Наташа.- Он же лежит у меня...
     
     "Боже мой,- вдруг испуганно подумала она,- неужели Александр Матвеевич ездил с ним на вокзал? И там... и оттуда привезли потом раненого... А этот-чело-век, значит, все видел? Неужели Семенов его встречал? Но тогда... Ничего не понимаю".
     
     Наташа растерянно посмотрела на Валю.
     В это время в передней раздался звонок.
     - Это мама! - Валя с испугом вскочила из-за стола.- Она собиралась к вам зайти. А я не хочу ее видеть, не хочу!
     
     - Хорошо,- решительно сказала Наташа.- Иди к Вовке и ложись на мою постель. Только не зажигай свет. Я скажу, что ты уснула. В общем, я найду, что сказать. Иди.
     Девочка кивнула и на цыпочках проскользнула в темную комнату.
     Наташа открыла дверь.
     На площадке стояла Нинель Даниловна. Темно-зеленый джерсовый костюм красиво облегал ее крупную фигуру, полную шею охватывало янтарное ожерелье, в ушах видны были крупные янтарные серьги, свисавшие чуть ли не до плеч, а на руке, державшей сигарету, красовался янтарный браслет. Высоко взбитые рыжие волосы, казалось, тоже отливали янтарным блеском.
     "Какие, у нее всегда красивые вещи",- невольно подумала Наташа.
     - Простите, дорогая,- произнесла Нинель Даниловна, отводя в сторону руку с дымящейся сигаретой.- Я к вам на одну минуточку, вы разрешите?
     - Входите.
     - Ах, Вовочка уже, наверное, спит, маленький,- нежно проворковала Нинель Даниловна, вплывая в переднюю.- Прелестный ребенок.
     "О своем ребенке лучше подумала бы",- мысленно посоветовала ей Наташа, стараясь успокоиться.
     - Проходите на кухню,- сказала она.
     - У вас, я надеюсь, никого нет? - игриво поинтересовалась Нинель Даниловна, держа во рту сигарету и двумя руками поправляя перед зеркалом свою пышную прическу.
     - Нет. Единственный мужчина уже спит,- улыбнулась Наташа,- так что проходите.- И тоже невольно посмотрела на себя в зеркало.
     Рядом с Нинель Даниловной она казалась почти девочкой в своем простеньком платьице. Светлые, коротко остриженные волосы были перепутаны, падали на лоб, а под темными бровями насмешливые карие глаза смотрели сейчас чуть недовольно. "Конечно, забыла причесаться". Наташа отвела глаза и вдруг нахмурилась. Ведь там, в комнате, на ее постели лежала Валя.
     Они прошли на кухню, и Нинель Даниловна опустилась на стул, на котором только что сидела ее дочь.
     - Ах, дорогая,- вздыхая, сказала она,- я измучилась, думая о брате. Скажите, как он сейчас? Когда вы его выпишете?
     - Выздоровление идет нормально. Думаю, скоро выпишем. Вам можно уже не волноваться.
     
     - Что вы говорите! Это же родной человек! Простите, куда можно стряхнуть? - Нинель Даниловна огляделась.- Ну, не беспокойтесь, я сюда.- Она стряхнула пепел в блюдце и продолжала.- Единственный близкий мне человек, кроме Валечки. Я безумно переживаю. Поверите, у меня даже начались мигрени. Так вот. Я хотела вас попросить. Дико между нами, конечно. Кстати, у вас есть брат?
     - У меня есть сестра.
     
     - Ах, это совсем не то. Мужчины, они ужасно не самостоятельные. Петя особенно. За ним нужен такой уход.
     
     - За ним хороший уход.
     
     - Ах, я знаю, знаю. Я вам безумно благодарна, дорогая... И... если
     разрешите. Дико между нами.
     Нинель Даниловна вынула из кармашка небольшую коробочку и придвинула ее через стол к Наташе:
     
     - Посмотрите. Если вам понравится, я буду безумно счастлива.
     
     Наташа машинально открыла коробочку. На черном бархате сверкало колечко с маленьким бриллиантом.
     - Вы с ума сошли!
     
     Она хотела оттолкнуть коробочку, но Нинель Даниловна поспешно удержала ее руку.
     - Ах, я вас умоляю, дорогая. Это же так естественно. Ведь я не взятку же вам даю? И ничего от вас не прошу. Это благодарность. За отношение. Только и всего. Поверьте, все так делают. Буквально все. И никто не обижается. Потому что это от всего сердца. Поверьте, дорогая.
     
     - Мне не нужна такая благодарность, Нинель Даниловна.
     
     - То есть как не нужна? Вы такая молодая, такая прелестная. Это колечко вам безумно пойдет. К любому платью, к любой прическе, имейте в виду. Кстати, у меня есть одна женщина. Она приносит очень милые вещицы. Вас не интересует?
     
     При других обстоятельствах Наташа, наверное, заинтересовалась бы. Но сейчас ее переполняло отвращение.
     - Нет, Нинель Даниловна, это меня не интересует. И колечко тоже. Спрячьте, пожалуйста.- Она решительно отодвинула от себя коробочку.- Если вы пришли только за этим...
     
     - Нет, нет. Хотя вы меня безумно огорчили: Я ведь так к вам расположена.- Нинель Даниловна погасила сигарету и осторожно поправила мизинцем свои длинные, черные ресницы.- Я хотела вас попросить, дорогая. Ко мне приехал родственник. Двоюродный брат. Из Ташкента. Завтра уезжает обратно. Ему так хотелось бы повидать Петю. Умоляю, устройте. Никто не будет знать, клянусь. Хоть на одну минуту.
     - Я вам говорила, Нинель Даниловна, что это не возможно.
     - Но вы же врач, дорогая, вы же знаете, как это важно для больного. Он лежит у вас уже три месяца. И ни разу... ни разу...- Она всхлипнула и осторожно сняла с глаз слезинку.- Это так жестоко.
     Наташа почувствовала неловкость. Ей и в самом деле было жаль Семенова: он долго и тяжело болел. Отравление было на редкость сильным, дало осложнения на печень, на кишечник. И его действительно все время никто не навещал. Так что тревога этой женщины в конце концов вполне понятна. Она сестра. А тут еще приехал двоюродный брат. Да, но он же видел Семенова? Тот, оказывается, даже встречал его на вокзале. Значит, Семенова туда привезли, нарочно привезли... Нет, ничего невозможно было понять.
     И Наташа неуверенно спросила:
     - А ваш двоюродный брат... он разве не видел Семенова?
     Нинель Даниловна перестала плакать и бросила на Наташу настороженный взгляд:
     - Что вы, дорогая! Как он мог его видеть? Я вас умоляю, пусть они повидаются. В любое время, на одну минуту. Клянусь, об этом никто не узнает. Петя ведь уже встает, выходит.
     "Откуда она это знает?" - мелькнуло в голове у Наташи.
     - Вы меня простите,- вздохнув, сказала она.- Но я просто не могу разрешить свидание. Не могу.
     Нинель Даниловна снова заплакала.
     Наташе стало ее жалко. "Может быть, все-таки разрешить? - подумала она.- Ну, не брату, так ей самой. Но для этого надо позвонить Александру Матвеевичу. Разрешить может только он". Наташа невольно взглянула на свои часики. Половина десятого. "Хорошо, если к утру управимся",- вспомнила она. Наташу вдруг охватила тревога, безотчетная, непонятная, в которой она даже боялась разобраться. Да, она, пожалуй, позвонит, еще не поздно. И... и там, конечно, ничего не случилось, с чего это она взяла?
     
     - Хорошо,- сказала Наташа.- Я постараюсь. Позвоните мне завтра утром.
     
     - Боже мой, как я вам благодарна,- всплеснула руками Нинель Даниловна, комкая мокрый носовой платок.- Вы даже не знаете, какой вы ангел! Все будет дико между нами, клянусь! - Уходя, она попыталась забыть коробку с кольцом на столе, возле сахарницы. Но Наташа решительно вложила коробочку ей в руки, и Нинель Даниловна побоялась настаивать.
     
     Уже в передней она вдруг заметила висевшее на вешалке пальто дочери.
     - Боже мой, Валечка у вас?
     - Да. Она заснула, и давайте ее лучше не будить,- твердо сказала Наташа.- Она очень на вас обижена и хочет уехать к отцу.
     
     - Глупая девочка! - вспыхнула Нинель Даниловна.- Ах, это такой трудный возраст. Вы еще узнаете, дорогая.
     
     - Как раз тут дело не в возрасте,- покачала головой Наташа. - Я бы на вашем месте постаралась ее понять.
     
     - Ах, с ней стало просто невозможно! Она на каждом шагу грубит и убегает из дома. Я измучилась, у меня не хватает сил воевать с ней. В конце концов пусть едет. Может быть, там ей будет лучше. И., бога ради, извините, дорогая. Мы столько причиняем вам хлопот,, и я, и она.
     
     Нинель Даниловна обворожительно улыбнулась и попыталась чмокнуть Наташу в щеку, но Наташа уклонилась.
     
     "Какая она жестокая",- подумала Наташа, закрывая за Нинель Даниловной дверь.
     Она заглянула в комнату. Валя спала. В своей кроватке посапывал Вовка.
     Наташа перенесла телефон в кухню и с бьющимся сердцем набрала "02".
     - Дежурный по городу лейтенант Ковалев слушает,- раздалось в трубке.
     - Простите. Как мне позвонить товарищу Лобанову? - едва слышно произнесла Наташа.
     
     - Майор Лобанов выехал на задание. Кто его спрашивает?
     
     - Это... врач Волошина.
     - Будет передано.
     Наташа медленно повесила трубку.
     "Выехал на задание". Опять на задание, каждый день на задание. И каждый день может что-то случиться.
     Наташа порывисто встала и подошла к окну.
     А через полчаса снова раздался звонок в ее передней, самый неожиданный звонок...
     
     
     * * *
     
     Машина стремительно неслась по ярко освещенным улицам, изредка сворачивая в полутемные переулки, чтобы сократить путь. Из-под колес веером разлетался грязный, сырой снег.
     - Ну куда летишь,- недовольно сказал Лобанов.- Времени еще вагон. Самолет прибывает в двадцать два часа. Вон женщину чуть не обрызгал.
     - Я, Александр Матвеевич, женщин очень уважаю,- лукаво ответил водитель, сбавляя, однако, скорость.- Я даже одну женщину сегодня домой отвез.
     - Это кого? - удивился Лобанов.
     - А доктора, Наталью Михайловну. Я как раз мимо больницы ехал. Гляжу, она в длинную очередь на автобус встала. А сама спешит, все на часики поглядывает. Ну я и подкатил.
     - Ты ко всем, кто спешит, подкатываешь?
     - Что вы, Александр Матвеевич,- обиделся шофер.- Это же не чужой человек. Вы же сами...
     - Ладно, ладно. Молодец, что подвез. Устала она, наверное.
     - Вот именно! А ей еще за сынишкой надо было. В детский сад. Симпатичный такой парень у нее. Я их оттуда и домой отвез,- осмелев, признался водитель.
     Лобанов вдруг почувствовал зависть. Вот бы и ему встретить ее случайно. И с сынишкой. Интересно, какой у нее сынишка?
     - Служебная все-таки машина,- укоризненно заметил сидевший сзади Храмов.
     - Так у меня же как раз время было, Николай Степанович.
     - Между прочим, она живет на одной площадке с сестрой Семенова,- сказал Лобанов.- Как ее зовут, забыл?
     - Стуков а Нинель Даниловна,- ответил Храмов.- Знаменская, десять, квартира шестнадцать.
     "Знаменская,- подумал Лобанов.- Мы сейчас как раз мимо проедем. Вот бы..."
     Вскоре машина вылетела из города и, набирая скорость, понеслась по темному, пустынному шоссе. А еще через несколько минут вдали показались огни аэропорта.
     Когда приехали, оказалось, что самолет из Москвы задерживается, по предварительным данным, часа на два.
     - Вечная история,- проворчал Лобанов, выходя из комнаты дежурного в огромный, полный шума и суеты зал ожидания, где у закрытого газетного киоска покуривали Храмов и водитель.
     - Ну что будем делать? - спросил он у товарищей.
     - Ждать,- коротко ответил Храмов.
     - Да, в город возвращаться нет смысла,- согласился Лобанов.- Тем более что обстановка может каждую минуту измениться. Свяжись с дежурным по городу, предупреди. А я, пожалуй, пройдусь.
     Запахнув пальто, он вышел через широкие зеркальные двери в сад перед аэропортом. Там он огляделся и, секунду помедлив, миновал стоянку машин и двинулся по темной аллее, с наслаждением вдыхая сырой, холодный воздух. По сторонам молчаливо стояли высокие, заснеженные ели.
     
     Непонятное беспокойство овладело Лобановым. "Что это ты?" - удивленно спрашивал он себя и не находил ответа. Конечно, положение складывается серьезное, что и говорить. В городе скрывается опасный преступник, и только через него можно выйти на ташкентскую банду. Ни Семенов, ни Трофимов больше ничего не дадут, они просто ничего и никого больше не знают. Завтра, кстати, Трофимова отправят домой, арестовывать его нет оснований. И это даже к лучшему. Надо только предупредить Нуриманова, пусть они там посмотрят за ним. Сергей сообщил, что чемодан случайно обменен и он у кого-то в Борске. Так Лобанов и думал. Значит, надо искать еще и чемодан. Ну теперь приезжает Сергей. Ответственности вроде будет поменьше. Впрочем, дело, конечно, не в ответственности. Спокойнее как-то будет, увереннее. С Сергеем отлично работать. Он талантлив, вот что. И стал мастером, настоящим мастером сыска. Это можно было предвидеть еще тогда, в МУРе, когда Сергей только пришел туда, по первым делам можно было предвидеть. И просто здорово, что он теперь приезжает. Да и потолкуют они всласть, по душам потолкуют. А это сейчас Лобанову тоже надо, очень даже надо. "Ну так чего же ты?" - снова спросил он себя и снова не нашел, что ответить. А непонятное беспокойство все росло и требовало каких-то действий, требовало куда-то ехать, куда-то спешить.
     Лобанов невольно ускорил шаг и вскоре вышел на освещенную дорогу, ведущую от шоссе к аэропорту. Мимо пронеслась машина, за ней другая. "Едут кого-то встречать,- подумал Лобанов.- А самолет опаздывает на целых два часа. За это время можно..." Незаметно для себя он шел все быстрее. Под конец он почти побежал.
     Показалось здание аэропорта, вереница машин у подъезда. Лобанов взбежал по широким ступеням.
     Своего заместителя он нашел в комнате милиции. Храмов доложил:
     - Звонил дежурному. Говорит, вам только что звонила доктор Волошина.
     - Ну да? - изумился и тут же встревожился Лобанов.- Сама звонила?
     - Так точно.
     - Что случилось?
     - Не сказала. Дежурный обещал вам доложить.
     - Так...
     
     Лобанов уже не мог побороть волнения. Если она ему сама позвонила, да еще так поздно, значит, случилось что-то важное. Но что могло случиться? С Семеновым что-нибудь? Или... с ней самой? Да, да, что-то с ней случилось! Это он и чувствовал все время!
     - Я скоро буду,- отрывисто произнес Лобанов.- Жди тут.- В случае чего сам встречай самолет. Связь через дежурного.
     - Слушаюсь,- удивленно ответил Храмов.
     Он уже привык к быстрым и неожиданным решениям своего начальника, но, чтобы Лобанов так волновался, Храмов видел впервые.
     Через минуту Лобанов уже мчался по темному шоссе. Теперь он не удерживал своего водителя, и тому словно передалось его нетерпение. Красненькая стрелка спидометра качнулась далеко за цифру "100". Гул мотора стал еле слышен из-за свиста ветра.
     Когда влетели в город, Лобанов коротко приказал:
     - На Знаменскую.
     - Ага...
     Вскоре машина, затормозила на углу Знаменской улицы. В этот час она была почти пуста, лишь изредка мелькали фигуры одиноких прохожих в тусклом желтом свете редких фонарей. Неожиданно прошел автобус, тяжелый, неуклюжий, весь забрызганный грязью, даже не задержавшись возле остановки рядом с закрытым уже продуктовым магазином. Его никто не ждал, и, видимо, никто не собирался выходить. Потом мелькнула где-то в самом конце улицы машина.
     - Подожди меня здесь,- сказал водителю Лобанов.
     Он двинулся по тротуару, сунув руки в карманы пальто. "Ну, приехал? А дальше что?" - насмешливо и смущенно подумал он.
     Лобанов медленно прошел мимо дома десять, ничем не примечательного пятиэтажного блочного дома, видимо построенного недавно, года три или четыре назад, но успевшего уже потемнеть и теперь ничем не выделявшегося среди стареньких домов по соседству.
     Дойдя до конца улицы, Лобанов пересек мостовую и по противоположной стороне снова вернулся к дому десять. Здесь он остановился и начал в задумчивости рассматривать окна. В большинстве из них за занавесками горел свет - желтый, красноватый, оранжевый, голубой; в одних окнах он горел ярко, под самым потолком, в других еле теплился, вероятно на столе или возле кровати.
     Лобанов мысленно прикинул, на каком этаже может быть квартира пятнадцать. Если на каждой площадке четыре квартиры, а подъездов два - значит, это четвертый этаж, первый подъезд. Вот они, эти окна, все светятся. Где же ее окно?..
     Он стоял в тени возле каких-то ворот, глубоко засунув руки в карманы пальто, обдуваемый сырым, промозглым ветром, от которого наворачивались на глаза слезы, и с волнением смотрел на эти окна. Уже десять часов. Что она сейчас делает? Уложила, наверное, сына и читает, готовит что-нибудь или пишет письма. Кому она пишет письма?.. И потом... муж... Должен же быть у нее муж?.. А вдруг она сейчас подойдет к окну? Тогда он узнает, которое же ее. Стыдно, между прочим, так стоять, не мальчишка же он в самом деле. Вдруг она выйдет на улицу и увидит его? Или, например, возвратится откуда-нибудь, и не одна?
     Лобанову вдруг стало невыносимо одиноко и горько. "Что это со мной? - растерянно подумал он.- Разве так можно? Иди, раз тебе звонили, иди. Или уезжай. Нельзя так стоять. Глупо же".
     Так он говорил себе, не двигаясь, однако, с места, зябко втянув голову в плечи, и ноги медленно стыли в легких ботинках. Холодные струйки пробирались под пальто, растекались по спине.
     "Ну все,- решительно и зло подумал Лобанов, стряхивая с себя оцепенение.- Пора эти слюни кончать. И Виктор, наверное, уже заждался".
     Он оглянулся и внезапно увидел какого-то человека, который медленно шел, держа в руке чемодан, и посматривая на номера домов. Лобанов невольно стал наблюдать за ним.
     Человек двигался как-то неуверенно, даже боязливо, то и дело оглядываясь, обходя редкие фонари, хотя свет их почти не рассеивал промозглую темноту улицы.
     "Странно, - подумал Лобанов, настораживаясь. - Дай-ка посмотрим на него поближе".
     Он отделился от стены дома, деловитой, торопливой походкой пересек улицу и двинулся навстречу странному человеку.
     Тот, заметив его, на секунду остановился, словно в нерешительности, потом, видимо устыдившись своего испуга, снова двинулся вперед, но теперь уже подчеркнуто уверенно и беззаботно. Эта церемония насмешила Лобанова. "Трусоват, однако, дядя",- усмехнулся он про себя.
     Они разминулись возле дома восемь. Но, как ни короток был этот миг, Лобанов успел разглядеть щуплую, маленькую, фигурку человека, его бегающие, испуганные глаза на узеньком личике, его пальто, шапку, а главное... Лобанову потребовалось усилие, чтобы ничем себя не выдать, не остановиться, не замедлить шаг, не повернуть голову. Человек нес в руках чемодан, точно такой чемодан, какой был у Трофимова!
     Лобанов торопливо и равнодушно прошел мимо и тут же свернул в какой-то двор, затем, уже осторожно, выглянул на улицу.
     Человек подошел к дому десять, посмотрел на его номер и, оглянувшись, исчез в первом подъезде.
     В тот же момент Лобанов выскочил из своего укрытия и в два прыжка оказался у того же подъезда. Он осторожно приоткрыл невысокую дверь и проскользнул к лестнице. Сверху были слышны шаркающие, неуверенные шаги. На каждой площадке человек приостанавливался, видимо рассматривая в тусклом свете горевших там лампочек номера квартир.
     Лобанов неслышно стал подниматься вслед за ним.
     Человек прошел второй, затем третий этаж и остановился на четвертом. Лобанову видна была его щуплая фигурка. Нерешительно потоптавшись на площадке, человек наконец позвонил в шестнадцатую квартиру. Ему тут же открыли, и Лобанов услышал женский возглас:
     - Ах, вот и вы, дорогой...
     Дверь захлопнулась.
     Лобанов остался один на полутемной лестнице.
     Итак, человек зашел в шестнадцатую квартиру, к сестре Семенова. Это, конечно, она открыла дверь. Интересная, однако, ситуация. Конечно, таких чемоданов, как у Трофимова, много, похожих, одинаковых чемоданов. Но тут бросаются в глаза два подозрительных обстоятельства. Человек, который нес этот чемодан, вел себя странно, он боялся, явно боялся чего-то, словно понимал, что несет что-то недозволенное, что-то запретное. Но это еще полдела, это пустяк по сравнению со вторым обстоятельством. Чемодан из Ташкента предназначался Семенову, и точно такой же чемодан тайком приносят его сестре. Случайность? Возможно. Но возможно, что это и не случайность... Что же теперь делать? А может быть, Наташа что-то узнала об этом и хотела сообщить ему? Вот это уже вполне вероятно. И раз так... "Надо идти,- преодолевая смущение, решил Лобанов. Но сначала примем кое-какие меры".
     Он стремглав спустился по лестнице, выбежал на улицу и торопливо зашагал к стоявшей на углу машине. Подойдя, он приоткрыл дверцу и тихо сказал водителю:
     - Давай, Витя, подъезжай поближе к тому подъезду. Если выйдет маленький человек с чемоданом...
     - Ага. Я его видел. Он мимо меня прошел,- загораясь, ответил тот.
     - Он может выйти и без чемодана. Задерживай, сажай в машину и жди меня. Это на всякий случай. Скорей всего, задержу его сам. Ты жди.
     - Все понял...
     Машина, тихо урча, поползла вперед.
     Лобанов снова вернулся к подъезду и стал решительно подниматься по лестнице.
     На площадке четвертого этажа он на секунду замешкался, потом нажал кнопку звонка.
     Дверь открылась почти мгновенно.
     На пороге стояла Наташа.
     
     - Это вы? - растерянно спросила она.
     
     - Я...
     
     - Что-нибудь случилось?
     
     - Это у вас что-то случилось.
     - Да.... Но прежде всего входите,- первая опомнилась Наташа и засмеялась.
     
     - Простите... за вторжение,- смущенно сказал Лобанов.- Я вам сейчас все объясню.
     - Сначала входите...- Она прикрыла за ним дверь.- Снимайте пальто. Только тихо, тут дети спят.- И указала на дверь в комнату.
     - Дети? - понизив голос, невольно переспросил Лобанов.
     
     - Да, да. Мой Вовка и Валечка. Ой, что тут было! Я вам сейчас тоже все объясню.
     
     Лобанов снял пальто и на цыпочках последовал за ней на кухню.
     Наташа усадила его к столу.
     - Будем пить чай,- объявила она.
     - Нет, нет, Наталья Михайловна. Что вы! Я ведь на минуту. Тут, понимаете...
     
     - Давайте сначала расскажу я, - мягко перебила его Наташа.- Ведь это я вам звонила. А вы пока выпьете стакан чаю. Я же вижу, вы замерзли. И конечно, голодны.
     
     - Ну хорошо,- сдался Лобанов.- Чай я выпью. И больше ничего. Я сыт. Честное слово, сыт.
     Пока он пил горячий чай, Наташа рассказала о визите Нинель Даниловны.
     - Вот я и решила вам позвонить,- закончила она.
     Лобанов внимательно слушал.
     
     Значит у Стуковой появился человек из Ташкента. Двоюродный брат. Ну это, положим, чепуха. Никакой это не брат. Но кто же тогда? И почему она его перевязывала? А насчет Ташкента, это она явно проговорилась. Эх, взглянуть бы на этого братца. Может быть, он длинный, в темном пальто и серой кепке, с узким лицом и густыми черными бровями? Пусть он придет завтра утром в. больницу, пусть придет обязательно.
     
     - Наталья Михайловна,- сказал Лобанов,- вы можете ей позвонить сейчас? Вы, мол, Очень ей сочувствуете и разрешаете ее брату завтра утром, до обхода, ненадолго повидать Петра Даниловича. Сейчас ведь еще не поздно, - он посмотрел на часы, - начало одиннадцатого. .
     Наташа смущенно откинула рукой падавшие на лоб волосы.
     - Дело не во времени. Она может подумать, будто я жалею, что не взяла кольцо.
     - Пусть думает. Главное, чтобы этот братец пришел завтра в больницу.
     - Это... так важно?
     - Очень. Может быть, это тот самый человек, которого мы ищем. Опасный человек.
     - Хорошо. Я позвоню.
     Она сняла трубку и набрала номер.
     Лобанов следил за ее движениями и чувствовал, как переполняется нежностью. До чего же она хороша! Если бы можно было ей все сказать, если бы можно было задержаться тут или когда-нибудь прийти сюда снова. Значит, она живет одна с сыном. Значит, у нее нет...
     - Это Нинель Даниловна? - произнесла Наташа, с трудом преодолевая смущение, и, улыбнувшись, взглянула на Лобанова.- Это я. Знаете, я решила. Пусть ваш брат приходит завтра утром в больницу, ровно в девять, до обхода. На несколько минут я ему разрешу. Что?.. Ах, вот что. Ну, пожалуйста. Да, да, договорились... Ну что вы! И не думайте даже... Всего хорошего.
     Наташа повесила трубку и растерянно посмотрела на Лобанова.
     - Она сказала, что брат прийти не сможет. Оказывается, его поезд уходит очень рано. Но она придет обязательно.
     - Так я и знал,- досадливо кивнул Лобанов. - Испугался. И теперь может...
     Он решительно потянулся к телефону:
     - Вы разрешите?
     - Ну конечно.
     Саша набрал номер:
     - Дежурный? Лобанов говорит. Срочно машину с сотрудниками на Знаменскую, десять. Предстоит задержание. Другую пошлете в аэропорт, Храмову. Моя машина тоже на Знаменской. Все. Жду.
     Лобанов поднялся:
     - Я пошел. Спасибо вам. И еще раз извините, что так ворвался.
     - Что вы! Я только хочу вас попросить...- Наташа смущенно улыбнулась,-
     будьте вс,е-таки осторожнее. Хорошо?
     
     - Ну конечно, - улыбнулся в ответ и Лобанов.- Обязательно.
     
     Он на цыпочках прошел в переднюю, надел пальто и, уже взявшись за ручку двери, нерешительно сказал, посмотрев на Наташу:
     
     - Можно я вам завтра позвоню?
     - Ой, непременно...
     Лобанов обрадованно кивнул.
     - Тогда до свидания,- сказал он и вдруг, нахмурившись, озабоченно спросил: - Скажите, а куда выходят ваши окна?
     
     - Во двор,- удивленно ответила Наташа.
     - А окна вашей соседки?
     
     - У Нинель Даниловны?..- Она задумалась.- Окно из комнаты - на улицу, а из кухни - тоже во двор, рядом с моим, вот тем.
     
     - Я вас попрошу,- сказал Лобанов.- Подойдите сейчас к нему. Я буду во дворе. Хорошо?
     - Пожалуйста,- улыбнулась Наташа.
     - Так я пошел.
     
     Он осторожно прикрыл за собой дверь и стараясь не шуметь, быстро спустился по лестнице.
     Недалеко от подъезда стояла его машина. Водитель в ответ на вопросительный взгляд Лобанова отрицательно покачал головой.
     
     Лобанов с облегчением вздохнул и свернул за угол дома, в ворота.
     
     Двор оказался большим и темным, с детской площадкой посредине, обнесенной низким штакетником.
     Лобанов поднял голову. В освещенном окне четвертого этажа Наташа помахала ему рукой: она, наверное, заметила его, он стоял в полосе света, лившегося из окон нижнего этажа. В соседнем окне мелькнула чья-то тень. Лобанов поспешно отступил в темноту и оценивающим взглядом окинул стену дома.
     
     Нет, через окно уйти нельзя. Пожарная лестница проходит далеко в стороне. До крыши еще один этаж. Балконов нет. Гладкая, без выступов и выбоин стена. Если только спуститься по веревке? Вряд ли. Все, однако, возможно, и все надо предусмотреть. Почему кто-то из них оказался в кухне возле окна? Скорей бы приехали ребята.
     Впрочем, не исключено, что его опасения напрасны. Человек спокойно спустится по лестнице, и, может быть, его вообще не придется задерживать. Или останется ночевать, а утром тоже спокойно отправится на вокзал. Разве так быть не может?
     Но мысли эти возникали и тут же исчезали в его возбужденном сознании. Он уже ясно ощущал, каждая деталь подсказывала ему, что все это не так, что неизвестный "братец" не уйдет из этого дома спокойно и открыто. А тут еще появился чемодан.
     Лобанов вышел со двора на улицу. У подъезда стояли уже две машины. Лобанов торопливо подошел к ним.
     - Андрей,- обратился он к одному из приехавших сотрудников,- ступай во двор, следи за окном четвертого этажа, третье справа от пожарной лестницы.
     Тот кивнул и выскочил из машины, которая по указанию Лобанова, урча, попятилась назад и стала медленно разворачиваться.
     В этот момент из подъезда вышел щуплый человечек с чемоданом в руке. Увидев машины, он втянул голову в плечи и попытался быстро прошмыгнуть мимо.
     Лобанов подошел к нему.
     - Уголовный розыск.- Он показал удостоверение.- Прошу в машину.
     - Но, пардон... я не понимаю...- залепетал человек, отступая назад к подъезду.- В чем дело?..
     - Сейчас поймете,- строго сказал Лобанов и повторил: - Прошу в машину.
     - Пожалуйста...- покорно проговорил человек, направляясь к машине.- С большим удовольствием...
     Лобанов сел рядом с ним:
     - Ваши документы.
     Человек торопливо достал бумажник и вынул оттуда паспорт:
     - Вот... прошу вас...
     Лобанов наклонился к окну машины так, чтобы свет уличного фонаря падал на
     раскрытый паспорт.
     - Так...- произнес он, с трудом разбирая написанное, там.- Значит, ваша фамилия... Глумов?.. Зовут... Василий... Евдокимович? - Он поднял голову.-Что у вас в чемодане, Василий Евдокимович?
     - Ровным счетом ничего,- засуетился Глумов, пытаясь открыть чемодан, тот, однако, поддался не сразу.- Смотрите... пожалуйста...
     Чемодан был пуст. Лобанов усмехнулся.
     - Чго же вы принесли в нем уважаемой Нинель Даниловне?
     
     - Я?..
     - Да, вы. Кто же еще?
     - Я... сам не знаю... Уверяю вас, это форменная правда... Чистая правда... Уверяю вас!..
     Глумов в отчаянии прижал к груди руки.
     - Ну, ну, сейчас посмотрим, какая она чистая.
     - Пожалуйста... Значит, так. Приехал я вчера домой... Матушка у меня изволила помереть... в Ташкенте... И Машенька, это супруга моя законная, велела... то есть разрешила... Она больна, понимаете...
     Глумов говорил, захлебываясь в словах и поминутно сбиваясь. Его даже подташнивало от страха.
     Когда он наконец кончил, Лобанов сказал:
     - Что ж. Тут, пожалуй, все ясно. Сейчас поедете и управление. Опознаете свой чемодан. Официально оформим ваши показания. Теперь последний вопрос. Кто сейчас находится у Нинель Даниловны?
     - Двоюродный брат;- услужливо ответил Глумов.- Проездом он у нее.
     - Как он выглядит?
     - Ну, что вам сказать...- замялся Глумов.- Если откровенно... Только тет-а-тет... грубиян невоспитанный. А на внешность... Ну, длинный. Прически нет никакой, даже небритый... Брови, знаете, черные, густые. А зовут его Иван. А уж выражается ну до того некультурно. Я бы, знаете, такого к себе не посадил...
     "Зато мы его к себе постараемся посадить",- усмехнувшись, подумал Лобанов.
     К машине подошел сотрудник.
     - Поедешь с этим гражданином,- сказал ему Лобанов.- В управление. Допрос. Опознание чемодана Трофимова. И сразу к дежурному прокурору. Ордер на обыск у гражданки Стуковой.- И тихо добавил: - У Стуковой Иван. Немедленно присылайте ребят.
     - Слушаюсь,- кивнул тот.
     Глумов побитой собачонкой выполз на тротуар, волоча за собой злосчастный чемодан, и засеменил рядом с сотрудником к стоявшей невдалеке машине.
     - Заползай-ка вон туда,- сказал Лобанов своему водителю, указывая на темную подворотню возле дома напротив.- Нечего тут глаза мозолить. Да и обзор оттуда получше. - И добавил: - Только не сразу.
     - Все понятно, Александр Матвеевич.
     Машина рванулась вперед, промчалась до конца улицы, скрылась за углом, а оттуда, уже спустя некоторое время, медленно подъехала к дому напротив и задним ходом вползла в узкую и темную подворотню.
     - Вот так,- удовлетворенно произнес Лобанов, издали следя за ней глазами.- Теперь будем смотреть в оба.
     Он подошел к приоткрытой двери подъезда и чутко прислушался. Не уловив ни одного подозрительного звука, Лобанов осторожно двинулся дальше, перешел улицу и по противоположной ее стороне побрел к подворотне, где скрылась машина.
     .Усевшись возле водителя, он закурил, пряча сигарету в кулак, потом отдернул рукав и посмотрел на светящийся циферблат часов.
     Так, десять минут двенадцатого. Вряд ли, конечно, Иван рискнет на ночь глядя выходить из дому. Да и куда ему идти? Он же понимает, что его ищут. Придется расставить ребят и ждать до утра. Идти к Стуковой сейчас бесполезно: она никому не откроет. А там прилетит Сергей. Собственно, он уже через час прилетит. Николай его встретит, отвезет в гостиницу. Пожалуй, надо будет и самому туда подъехать потом. Ребята, однако, что-то задерживаются.
     Лобанов размышлял, не спуская глаз с дома десять напротив. Никто пока не вышел из подъезда, и никто туда не вошел. А в окне Стуковой на четвертом этаже по-прежнему горел свет, за легкой шторой мелькнула чья-то тень и исчезла. Вот человек снова подошел к окну. Это она, Стукова. Вот она отошла от окна. Тень исчезла. И снова появилась! Теперь это, кажется, не она. Да, да, это он! Отошел.
     Лобанов насторожился. Что-то они там заволновались. С чего бы это? Может быть, они следили за Глумовым и видели... Нет. Из окна четвертого этажа подъезд не виден. И потом, они не гасили в комнате свет. Тогда чего они волнуются? Ну, положим, волноваться есть от чего. Ведь знает, что его ищут, по всему городу ищут. Вот и нет покоя, вот и мерещится всякое.
     Надо ждать. А ребята все-таки задерживаются. Может быть, дежурная опергруппа выехала на какое-нибудь происшествие? Тогда плохо. Сотрудников придется вызывать из дому.
     Пожалуй, надо стать в подъезде. Если он все-таки выйдет, сразу брать, чтобы не успел опомниться.
     Лобанов расстегнул пальто, поправил кобуру пистолета под пиджаком и сказал
     водителю:
     
     - Я буду там.- Он кивнул на подъезд.- В случае чего поможешь мне. И не забудь: во дворе Андрей.
     Он не успел еще выбраться из машины, как сразу произошло два события.
     
     Из-за дальнего угла улицы неожиданно вынырнула машина. И в тот же момент из подъезда вышла женщина, но, заметив машину, тут же юркнула обратно. "Стукова!- пронеслось в голове у Лобанова.- Сейчас она увидит... Это же, наверное, ребята приехали..."
     Машина, однако, спокойно проехала мимо и остановилась возле какого-то дома невдалеке.
     Лобанов напряженно наблюдал, не рискуя появиться на улице: Стукова наверняка стоит в подъезде и тоже наблюдает. Но приехавшую машину она не видит.
     Между тем оттуда вышли два человека,- всего два! - о чем-то посовещались, затем пересекли улицу и двинулись в направлении дома, возле которого прятался со своей машиной Лобанов.
     
     Он осторожно следил за ними, не выпуская из вида и подъезд, дома напротив.
     Люди приближались. Их темные силуэты проступали все четче, все яснее. Люди шли и о чем-то негромко беседовали.
     
     Лобанова охватила досада. Нет, это были не его ребята, это были совсем другие, посторонние люди. Хотя...
     И тут же теплая волна внезапно поднялась в груди, и Лобанов чуть не бросился навстречу им. Усилием воли он заставил себя остаться на месте, даже еще плотнее прижаться к шершавой, холодной стене дома.
     И только когда люди почти поравнялись с темной подворотней, Лобанов негромко окликнул:
     - Сергей!..
     
     - Я, я... Салют...- не поворачивая головы, тихо ответил, проходя мимо, Коршунов.- Не высовывайся. Там женщина какая-то в подъезде.
     - Это Стукова...
     
     - Мы так и подумали. Я к тебе сейчас...
     
     Они уже прошли подворотню, Коршунов и Храмов, и Лобанов не расслышал последних слов друга. И еще потому, что очень громко, оглушительно билось сердце.
     Лобанов только видел, как темные силуэты вдруг разделились. Один пропал, другой пересек улицу. "Николай",- догадался Лобанов.
     Храмов теперь осторожно приближался к подъезду напротив, вот он замер в
     двух шагах от него, прислушался...
     И в этот момент кто-то крепко обхватил Лобанова сзади за плечи.
     - Ну вот и я,- сказал Коршунов, выпуская друга из объятий.- Прямо с неба на вас свалился,
     - Не ждал я тебя тут,- улыбнулся Лобанов.
     - Сам не ждал. Самолет мой пришел раньше. Связались с дежурным. Он все доложил. Сейчас приедут твои ребята. Давай мозговать. Какая тут ситуация пока?
     Лобанов принялся торопливо рассказывать.
     - В квартире его сейчас без шума не возьмешь,- закончил он.- Надо ждать до утра, когда выйдет.
     - Гм...- с сомнением покачал головой Коршунов, что-то соображая про себя.
     
     
     * * *
     
     За несколько минут до всех этих событий в квартире Глумова зазвонил телефон. Подошла соседка.
     - Сейчас узнаю,- сказала она и, положив трубку, направилась в глубь коридора. Там она постучала в одну из дверей и крикнула:
     - Василия Евдокимовича к телефону!
     - Нет его, заразы! - пробасила из постели Мария Федоровна.- Куда его леший занес, не знаю.
     ...Нинель Даниловна повесила трубку и испуганно сообщила:
     - Его до сих пор нет дома. Боже мой, что это значит? Мне почему-то безумно страшно.
     - Та-ак,- настораживаясь, проговорил ее гость и с угрозой добавил: - Дернула, меня нелегкая сюда заскочить. Если б знал, что он из больницы встречать нас приехал... Видишь, дура, ему даже свиданку не дают. Значит, на крючке он у них. И его заместо крючка, на вокзал кинули. А тут еще эта козявка припуталась. Ну, ладно, раз так. Живым я им не дамся. Трупом вынесут, и не одного меня...- Он, не стесняясь Нинель Даниловны, грубо выругался, потом мрачно взглянул на нее и, подумав, приказал: - Одевайся. Швырнись по улице, разуй там свои зенки.- И, ощупав что-то тяжелое в кармане, повторил: - Живым не дамся.
     Всхлипнув, Нинель Даниловна метнулась в переднюю.
     
     
     * * *
     
     - Так что будем делать? - нетерпеливо спросил Лобанов.- Она еще,
     наверное, стоит там, в подъезде.
     - Нет,- сказал Сергей, взглянув через плечо на противоположную сторону улицы, откуда Храмов в этот-момент махнул рукой.- Подъезд свободен.
     Лобанов быстро оглянулся.
     
     - И в окне никого нет,- добавил он.
     - Тогда пошли,- решительно произнес Коршунов.- Одного водителя во двор, к твоему сотруднику. Храмов с другим остаются около подъезда. А мы с тобой давай поднимемся. Надо быть ближе к объекту. Мало ли что. Возьми фонарь.
     Они торопливо пересекли улицу и, предупредив Храмова, стали медленно, то и дело прислушиваясь, подниматься по полутемной лестнице. При этом оба, не сговариваясь, переложили пистолеты в карманы пальто, переведя их на боевой взвод.
     
     Лестница была полна холодной, звенящей тишины, сотканной из десятков знакомых, далеких и посторонних звуков. Где-то играла музыка, плакал ребенок, стрекотала швейная машинка, вдруг жалобно мяукнула кошка... Все это было понятно, знакомо, все это было тишиной на этой полутемной, пустой, уходящей вверх лестнице.
     
     Когда друзья достигли площадки второго этажа, где-то наверху неожиданно звякнул замок, тихо скрипнула дверь, короткий луч света скользнул по лестничному проему и тотчас исчез: дверь наверху бесшумно приоткрыли. И снова воцарилась тишина. Только плакал ребенок и далеко-далеко играла музыка...
     Друзья замерли. Луч света указал точно: дверь открыли на четвертом этаже. Сергей первым отделился от стены и стал красться вверх по лестнице. Лобанов последовал за ним.
     
     Вот и третий этаж. Здесь они снова затаив дыхание прислушались. И неожиданно до них донеслись чьи-то осторожные, едва различимые шаги. Человек двигался вверх по лестнице. Вверх, а не вниз!
     Сергей, наклонившись к Лобанову, прошептал:
     - Ты осмотрел чердак?
     Тот досадливо покачал головой.
     - Тогда вперед,- тихо произнес Сергей.
     Они стали подниматься по лестнице.
     Неожиданно наверху послышалась какая-то возня, затем металлический лязг, и
     снова все стихло.
     - Он на чердаке! - сдавленным голосом воскликнул Лобанов.
     
     И оба, уже не заботясь о производимом ими шуме, перепрыгивая через
     ступени, устремились вверх по лестнице.
     Они проскочили четвертый этаж, затем пятый. Лестница теперь, правда, другая, железная, узкая, вела дальше, прямо под потолок, и заканчивалась железным люком.
     Лобанов уперся в него плечом и хотел уже было откинуть его и вскочить на чердак, но Коршунов резко оттолкнул друга.
     - Ты что? - глухо бросил он.- А если... Пригнись!
     Сергей с силой отбросил крышку люка и быстро отпрянул в сторону.
     И тут грохнул выстрел!
     Пуля просвистела совсем рядом. На чердаке что-то обрушилось, покатилось...
     В этот момент Коршунов ринулся в темный проем. Но там он не вскочил на ноги, а мягко перекатился на левый бок, держа в руке пистолет, и крикнул:
     - Бросай оружие!.. Хочешь вышку заработать?!
     Ему никто не ответил.
     Сергей только почувствовал, как в люк проскользнул Лобанов. Глаза его уже привы'кли к темноте, и он различил вдалеке серый проем чердачного окна.
     - Стереги его здесь,- шепнул он Лобанову.- Я пролезу к окну. А то как бы не ушел.
     Сергей приподнялся и, ощупывая руками путь впереди, пополз по дощатому неровному полу. Толстая косая балка преградила ему путь. Он, прячась за нее, поднялся на ноги. Окно было почти рядом.
     И тут Сергей заметил тень, отпрянувшую в сторону.
     - Бросай оружие,- снова приказал он уже негромко.- Бросай, говорю.
     И снова на звук его голоса грохнул выстрел, так близко, что Сергей ощутил резкий запах пороха. Вздрогнула балка, за которую он держался, и Сергей понял, что пуля попала в нее.
     В этот момент со стороны люка, где находился Лобанов, ударил узкий пучок света, путаясь в клубках поднятой вокруг пыли.
     - Берегись! - крикнул Сергей.
     И снова выстрел!
     - Берегусь,- насмешливо откликнулся Лобанов.
     Голос его прозвучал совсем не оттуда, откуда продолжал светить фонарик.
     А Коршунов в этот миг заметил метнувшуюся к окну тень.
     И тогда, уже не задумываясь, он ринулся вперед на пригнувшегося, изготовившегося к прыжку человека и с размаху ударил его рукояткой пистолета. Человек, глухо вскрикнув, упал, увлекая Сергея за собой, но тут же вывернулся и коротким движением откуда-то снизу нанес ему ответный удар. Раздался звон выбитого стекла.
     К Сергею подполз Лобанов, обнял его за плечи. Но Сергей, оттолкнув его, поднял пистолет.
     Выстрел!
     И человек медленно, тяжело осел на пол возле окна, цепляясь руками за переплет рамы.
     Лобанов бросился к нему.
     "Неужели прикончил? - пронеслось в голове у Сергея.- Не может быть".
     
     - Ах ты, черт! - раздался возглас Лобанова.- Кусаться?!
     
     Почти одновременно лучи света неожиданно забегали по чердаку, и кто-то крикнул:
     - Где вы тут, Александр Матвеевич?
     Прибыла оперативная группа.
     Сергей поднялся на ноги. В боку саднило, но слабости не было. "Ножом зацепил,- подумал он.- Пустяк".
     
     Человека уже волокли к люку.
     - Нога у него прострелена,- сказал один из оперативников.
     
     - Храмов здесь? - громко спросил Лобанов.
     
     - Так точно,- раздалось из темноты чердака.
     - Давай на обыск к Стуковой. Быстренько, - приказал Лобанов.- Возьми ребят. Эта дамочка уже все прячет. Ордер получили?
     - Так точно.
     - Ну, двигайте. Этого в управление. Допрос завтра. Я еду с полковником Коршуновым в гостиницу.- И, оглянувшись, спросил: - Ты как, Сергей?
     - Порядок. Идем.
     Все собрались около люка и по очереди стали спускаться вниз.
     
     На площадках лестницы сотрудники милиции успокаивали взбудораженных жильцов.
     Лобанов перегнулся через перила и увидел Наташу. Она стояла возле приоткрытой двери квартиры и, прижав руки к груди, неотрывно смотрела наверх.
     Их глаза встретились. Лобанов помахал рукой.
     - Все в порядке! - крикнул он.- Идите спать. Наделали мы вам тут шуму.
     Наташа слабо улыбнулась дрожащими губами и прислонилась к дверному косяку, двинуться не было сил.
     ...В гостинице Коршунову сделали перевязку. Рана и в самом деле оказалась пустяковой.
     - Эх,- вздохнул Сергей.- Костюм ладно, а вот пальто новое жалко.
     - Да уж,- согласился Лобанов.- Мировое у тебя пальто... было. Подавай рапорт руководству. Это все-таки производственная специфика. Кому в таких случаях молоко выдают, а нам...
     В дверь номера постучали. Вошел официант с подносом в руках.
     - Давай-ка закусим,- оживился Лобанов.- И выпьем по рюмочке за твой благополучный прилет. Ну и вообще.
     Он не мог сдержать счастливой улыбки.
     - Интересно, за что "вообще"? - подозрительно покосился на него Сергей, подсаживаясь к столу.
     
     
     * * *
     
     На следующий день Коршунов и. Лобанов поехали в тюрьму.
     - Как наш вчерашний?- спросил у дежурного Лобанов.- Лежит или ходит?
     - Прыгает,- усмехнулся тот.- Костыль ему выдали. Лежать не желает. В санчасти со всеми лясы точит.
     - Ну так давайте его сюда. Пусть с нами поточит.
     
     Через несколько минут в дверях следственной комнаты появился, опираясь на костыль, долговязый чернобровый парень. Он хмуро огляделся, поджал тонкие губы и молча проковылял к столу.
     - Ну, Рожков, будете все сами рассказывать или как? - спросил Коршунов.
     При упоминании его фамилии парень чуть вздрогнул.
     - Докопались? - зло проговорил он.
     - Меньше в поезде пить надо,- усмехнулся Сергей.- Или сразу сдавать бутылки. Так как?
     - Ничего не знаю.
     - А зачем в Борек приехали, тоже не знаете?
     - Воздухом дышать.
     - Та-ак,- протянул Коршунов.- Ну что ж. Провоз наркотика мы вам докажем. Ранение на вокзале нашего отрудника тоже. И вчерашнюю стрельбу, конечно. Откуда пистолет взяли?
     - На улице за углом нашел.
     - Мы посмотрим на тот угол, Рожков. Как следует посмотрим. Он, кстати, в Борске или...
     - В Борске. Где ж еще?
     - Мало ли где. Придется вспоминать. Много чего вам придется вспомнить, Рожков. А что забудете, мы вам напомним.
     - Третья судимость у тебя наворачивается,- вступил в разговор Лобанов.-Это тоже не забудь. Серьезное это дело.
     
     - Ни за что сажали,- передернул плечами Рожков.
     - Как сказать,- снова усмехнулся Коршунов.- Может, и сейчас ни за что?
     - Ну, приехал. Ну, дрался на вокзале,- хмуро ответил Рожков.- Ну, стрелял вчера. Ни в кого не попал. Вот и все за мной.
     Сергей покачал головой:
     - Нет. Не все. За вами хвост тянется вон откуда.- Он махнул рукой.- В Ташкенте он начинается. Там еще разбираться будем.
     Рожков внезапно подался вперед, по лицу его пробежала судорога.
     - Не поеду в Ташкент, понял?! - крикнул он, стукнув костылем по полу.-Умру, не поеду!.. Нету там ничего! Нету! Нету!..
     Коршунов и Лобанов переглянулись.
     - Поедешь,- негромко и твердо ответил Сергей.- Со мной поедешь.
     
     
     Глава 4
     НОЧЬЮ ВСЕ КОШКИ СЕРЫ
     
     Ровный мощный гул моторов за круглым стеклом иллюминатора. Над бескрайними молочными сугробами облаком медленно плывет серое, влажное, дрожащее от напряжения самолетное крыло.
     В длинном, светлом салоне читают, разговаривают, смеются люди. Дальних не видно за высокими в серых чехлах спинками кресел.
     Сергей смотрел в иллюминатор и думал. Думал о том, что оставил, потом он будет думать о том, что его ждет.
     А оставил он Борск, и ждет его Ташкент. Эти два далеких города через тысячи километров рек, лесов, степей и пустынь связывает тоненькая, невидимая, но неразрывная нить человеческих судеб, замыслов и поступков. Их, конечно, много, таких нитей, их протянула сама жизнь, кипящая, напряженная жизнь целой страны. Но Сергею сейчас важна только одна из них, враждебная, опасная для людей нить преступных замыслов, темных, грязных, изломанных судеб и жестоких поступков. Надо пройти по такой нити, чтобы изменить эти судьбы, пресечь эти замыслы, сурово наказать за эти поступки. Нить ведет Сергея в Ташкент, но кончается она неизвестно где, вернее, у нее там много концов, она там завязывается в клубок, его надо распутать, осторожно, умело, ибо там нить становится совсем тонкой, ее можно легко оборвать, и тогда останутся ненайденными какие-то ее концы, а этого нельзя допустить. На концах этой нити люди-пауки, ядовитые, опасные, деятельные, уцелев, они начнут тянуть новую нить и поползут по ней...
     Сергей усмехнулся. Фантазер все-таки он. Вдруг так ясно представил себе эту нить с пауками почему-то на белой, чистой стене в углу.
     Он чуть скосил глаза.
     Рядом- с ним сидит немолодая женщина в теплом джемпере. Красивое усталое лицо, следы от очков на переносице и висках, чуть вспухшие веки, руки покойно лежат на коленях, на одном пальце пятнышко, туши. Женщина дремлет, откинувшись на спинку кресла. Сергей уже знает, что она архитектор, в Ташкенте что-то строят по ее проекту.
     А дальше сидит, отгородившись от всех газетой, молодой бородатый парень. С ним Сергей тоже успел познакомиться. Это аспирант, физиолог. Летит на какой-то молодежный симпозиум по путевке ЦК комсомола. Здесь их целая группа, веселых, шумных, очень славных ребят.
     Еще дальше, через проход,- двое военных: пожилой усатый полковник и молоденький солдат. Беседуют. Полковник что-то с улыбкой спрашивает, солдат, смущаясь, отвечает. Дружески беседуют. Хотя, как видно, только что познакомились, в самолете. Солдат, очевидно, из отпуска. В полевой сумке у него пирожки, мать, конечно, напекла. Краснея, угощает полковника. Тот ест со смаком, хвалит. Где это видано, в какой другой армии? Солдат летит в свою часть. А полковник, наверное, возвращается из командировки. Судя по петлицам, солдат пехотинец, а полковник артиллерист.
     Нити, какие, разные, какие интересные нити, идут из Борска в Ташкент. И только у Сергея нить совсем другая, непохожая ни на одну, что тянутся рядом. Что ж поделаешь, такая у него работа.
     А в Борске остался Саша Лобанов. Как он жалел, что Сергей улетает, пробыв всего двое суток в Борске. Но там работа по делу закончена.
     Собственно, там дело только начиналось. Семенову привезли чемодан с гашишем, вторично привезли, не зная, что в первый раз гашиш - у него был конфискован и сам Семенов избежал ареста только потому, что попал в больницу. А три дня назад почти выздоровевший Семенов был доставлен из больницы на вокзал, чтобы встретить приехавших. К нему с чемоданом подошел Трофимов, молодой парень, студент, которого использовали "втемную". Трофимов был задержан. А вот Рожков, издали сопровождавший Трофимова от самого Ташкента, скрылся. Его чуть не схватили там же, на вокзале, но он ранил сотрудника и скрылся. Только вчера его взяли на квартире Стуковой, сестры Семенова. Вернее, на чердаке дома, где она живет. Рожков отстреливался. Это опытный и опасный преступник. И он второй раз приезжает в Борек. Первый вот с Трофимовым. Но Трофимов явно случайная фигура в этом деле. При выходе из вагона в Борске он даже перепутал чемоданы. Это и спасло его от ареста. Сейчас Трофимов уже дома. А вот Рожкова этапируют в Ташкент.
     Да, в Борске работа, по существу, закончена. Чемодан с гашишем нашли, Семенов и Стукова понесут наказание, которое каждый из них заслужил. Все это Лобанов уже доведет до конца сам.
     Сергей вспомнил последнюю ночь в Борске. Саша остался ночевать у него в гостинице, и они проговорили чуть не до утра.
     Да, Сашка влюбился. Подумать только! Этот закоренелый холостяк, смущенно усмехаясь, вдруг объявил, что он, пожалуй, выполнит приказ начальства и женится. Это он имел в виду их шутливый разговор, когда Сергей первый раз прилетал зимой в Борек. Женится!.. А ведь ему сорок пять лет. Впрочем, ерунда. И очень хорошо, если Сашка женится.
     Когда Сергей вернется в Москву, надо будет посоветоваться с Леной, позвонить Гараниным, кое-кому еще из старых друзей. Сообща они соорудят какой-нибудь классный подарок. И приедут на свадьбу. Непременно приедут.
     Вот только когда Сергей вернется в Москву - это еще вопрос. Ниточка закрутится по Ташкенту будь здоров как. Даже сейчас он видит, сколько предстоит сделать, а уж когда прилетит, то, как обычно, все окажется еще сложнее.
     Убийство таксиста в Ташкенте раскрыто. Об этом по спецсвязи сообщил вчера Сергею Нуриманов. А сегодня Сергей говорил перед отлетом с Сарыевым. И тот неожиданно сообщил о записке с адресом Семенова, которую нашел в своей машине сменщик убитого Гусева. С адресом Семенова! Что бы это могло значить?
     Сергей усмехнулся. Какой расстроенный голос был у Сарыева. Ну еще бы! Они считали преступление раскрытым, а тут такой сюрприз. Правда, Сарыев подтвердил, что убийца найден и изобличен. Но не признался. Значит, и не объяснит, как эта записка попала в машину Гусева. Может быть, она не имеет отношения к убийству? Нет, тут что-то не то. Интересно, знает Рожков об этом убийстве? Ведь он уехал из Ташкента... Когда же он уехал? Ну конечно. Наутро после убийства. Выходит, может и знать. Но вот что он знает наверняка - это кто его послал в Борек. Этого, видимо, не знают ни Семенов, ни Стукова, ни тем более Трофимов. А это самое главное. И самое опасное. Это начало. Оттуда идет не одна отравленная ниточка. Там пауки, которые их плетут, там главари шайки.
     Но тут надо помнить, что Семенов знает в Ташкенте какого-то Борисова, который якобы и договорился с ним, что будет присылать ему наркотик для продажи. Но фамилия эта явно вымышленная. Узбек по фамилии Борисов! Однако Семенов писал ему до востребования. Вот что странно.
     Еще надо помнить, что Трофимов знает некоего Юсуфа, который однажды ночевал у ребят в комнате и предложил Трофимову отвезти чемодан. Но кто такой этот Юсуф, Трофимов не знает. Как и Семенов ничего не знает о мнимом Борисове. Оба могут только опознать их при встрече, больше ничего.
     А вот Рожков, этот знает все или многое. Но так просто ничего не скажет. Тут призывы к совести не помогут, совести у него давно нет. Он будет отступаться, рассказывать только под напором улик, железных улик, и притом если сочтет это для себя выгодным. Ни о какой солидарности, дружбе, жалости речи быть, конечно, не может, этого у него, нет в помине. Рожкову это должно быть выгодно, только выгодно. Между прочим, как он испугался, когда узнал, что его отправят в Ташкент! Почему бы? Чем ему грозит Ташкент? Этого бандита никаким сроком заключения не испугать. Его может испугать только расстрел. Но спекуляция наркотиком не грозит расстрелом. Выходит, в чем-то еще замешан Рожков? Или... он боится сообщников? Вот это, пожалуй, скорее всего. Главаря боится. Ого! Ведь не так-то просто запугать Рожкова.
     
     Кстати, интересно, что искал в поезде, подъезжая к Борску, Рожков, чей адрес он потерял? Адрес Семенова в данном случае исключается: его Рожков и так знал, ему не надо было его записывать. Интересная, между прочим, получается ситуация с утерянными адресами в разных, казалось бы, делах - убийство таксиста и спекуляция наркотиком. Однако эти дела связываются двумя обстоятельствами - и там и тут фигурирует гашиш, а главное, в машине убитого таксиста найдена записка с адресом Семенова. Вот ведь что! Да, все странно, все, пока непонятно.
     Сергея охватило нетерпение. Черт возьми, скорей бы уж Ташкент. Сколько дел ждет его там, срочных, неотложных дел...
     Он посмотрел в. круглый иллюминатор.
     По-прежнему перед ним был серый, в пунктире заклепок, чуть дрожавший от напряжения угол самолетного крыла с рыжими подпалинами от выхлопных газов. Но внизу под ним уже не было облаков, далеко внизу распахнулась земля - желто-бурая, бескрайняя пустыня. Вот голубой каплей мелькнуло озерко, другое, чуть по больше, третье, поменьше, словно кто-то небрежно брызнул тут водой. И снова желтая, мертвая пустыня под крылом. За ней, наверное, Ташкент.
     Сергей посмотрел на своих соседей. Женщина по-прежнему дремала, откинувшись на спинку кресла. Молодой аспирант уже не читал газету, а, слегка подавшись вперед, смотрел в иллюминатор. Темная бородка его сливалась с усами, придавая улыбчивому лицу не свойственную ему строгость, лохматые брови словно подпирали большой, с залысинами лоб. В карих живых его глазах светилось любопытство. Он перехватил взгляд Сергея и, смущенно усмехнувшись, сказал:
     - Представляете, никогда не был а Средней Азии. А ведь где только не бывал: и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и на Камчатке. И в Италии был, и в Польше. А вот тут не был, надо же?
     - Нельзя объять необъятное,- улыбнулся Сергей.
     - Да, наверное. Но надо к этому стремиться. Как думаете, скоро Ташкент?
     - Через час, не раньше.
     - Эх, знаете, у меня мечта: хоть на денек заскочить в Самарканд, столицу великого Тимура. Интересно. Вы там были?
     - Не пришлось. Но тоже мечтаю.
     Молодой аспирант лукаво взглянул на Сергея:
     - А я, Сергей Павлович, ведь вас узнал. О вас в газете писали, и фотография ваша там была. В "Известиях", в День милиции.
     - Да,- усмехнулся Сергей.- Что-то было.
     - Что-то! Целый подвал. Известный журналист писал. Романтическая у вас профессия. Может, и мне интервью дадите? Банальный вопрос: "Над чем работаете?"
     Сергей засмеялся;
     - Может, еще автограф дать?
     - Нет, в самом деле. Интересно.
     - Эх, Вадим. Не наше это с вами дело - брать и давать интервью. Вы не репортер, а я не кинозвезда.
     - Ну пожалуй,- махнул рукой тот.- Но вот я сейчас вспомнил, что мне в том очерке не понравилось. Можно сказать?
     - Валяйте. А потом я скажу, что мне не понравилось.
     - Идет, - уже загораясь, продолжал Вадим. - Так вот. Во-первых, можно подумать, что главная наша задача - всех перевоспитывать. И этого вы перевоспитали, и того. Непонятно, когда вы успеваете преступления раскрывать. Причем перевоспитываете вы, судя по очерку, мгновенно, двумя-тремя чувствительными фразами и проникновенным взглядом. Фальшиво это все, честное слово.
     - Согласен,- кивнул Сергей.- Написано неудачно. Хотя тут все не так просто. Что-то заронить в душу: человека, на какую-то светлую струну воздействовать, а перед этим ее обнаружить, в нашем деле необходимо. Кстати говоря, это необходимо не только в нашем деле. Вот будете вы, допустим, преподавателем, профессором. Что ж, ваша задача только курс прочесть?
     - Это элементарно,- усмехнулся Вадим.- И в том, что вы о своем деле сказали, есть, конечно, рациональное зерно. Но согласитесь, уголовный розыск все-таки не университет.
     - Еще какой университет! Своеобразный, конечно.
     Тут они заметили, что их соседка проснулась и с интересом следит за
     разговором.
     - Я тоже читала эту статью,- сказала она.- Умная и интересная статья. И я с вами не согласна, Вадим. Акцент в статье правильный, главное - это воспитание.
     - Ну вот,- удовлетворенно констатировал тот, и в карих его глазах, мелькнул насмешливый огонек.- И Нина Александровна высказалась. Уже, как видите, борьба мнений. Но у меня есть еще одна претензия к очерку.
     - Давайте, давайте,- ответил Сергей, сам незаметно втягиваясь в спор.
     - Претензия, так сказать, деликатная, - Вадим усмехнулся и погладил бородку.- Из очерка получается, что вы все до одного преступления раскрываете. Но Шерлок Холмс или Мегрэ - это литературные герои, и им легче. А в жизни, как говорится, так не бывает. Или я задел ваше профессиональное самолюбие?
     - Конечно,- засмеялся Сергей.- Хотя, я думаю, нет человека, которому бы все удавалось.
     - И ни один журналист в таком очерке об этом не напишет,- решительно вставила Нина Александровна.- Ведь очерк о безусловно талантливом человеке, и это надо доказать читателю.
     - Я другое хочу сказать,- возразил Сергей. - Если опасное преступление не удалось раскрыть мне, его потом раскроют другие. У нас был случай, когда одно убийство раскрыли через двадцать-шесть лет. Но раскрыли.
     - Это, простите, случайность.
     - Нет. Это означает, что за двадцать шесть лет над ним бились разные люди. И вот пришла удача. Убийство это раскрыл очень опытный и очень талантливый человек.
     - Ваш товарищ?
     - Да. К сожалению, его уже нет в живых.
     - Убили? - испуганно спросила Нина Александровна.
     - Нет. Просто не выдержало сердце.
     - Вы хотели сказать, чем вам не понравился очерк,- напомнил Вадим.
     - Мне? - переспросил Сергей.- А тем, что из него получается, будто я один раскрываю преступления. Вроде Шерлока Холмса. Но это красивая сказка. Один человек не может раскрыть преступление, тем более сложное. Или это будет чистая случайность. Тут всегда работает много людей.
     - Но вы ими руководите?
     - Кто-то всегда руководит,- пожал плечами Сергей и взглянул в иллюминатор.- О, смотрите! - воскликнул он.- Скоро Ташкент!
     Под крылом самолета исчезла пустыня. Далеко внизу проплывали расчерченные, как по линейке, зеленые и бурые прямоугольники полей, вытянулись асфальтовые ленты шоссе, от них расползались, путаясь, пересекаясь, желтые проселочные дороги. Видны был" утопающие в зелени дома. Вот показался целый поселок с, прямыми улицами, овалом маленького стадиона. Рядом дымились фабричные корпуса. И снова потянулись прямоугольники полей.
     Сергей прильнул к иллюминатору.
     Далеко впереди по курсу в легкой серебряной дымке возникал огромный город.
     В салоне появилась молоденькая бортпроводница.
     - Товарищи, подлетаем к Ташкенту,- объявила она.- Самолет идет на снижение. Прошу пристегнуться ремнями.
     На передней стенке салона возникла светящаяся надпись: "Не курить".
     Сергей загасил сигарету и потянулся. Ну вот и прилетели. Начинаются ташкентские дела. "Попробуй теперь чего-нибудь не раскрыть",- усмехнувшись, подумал он.
     
     
     * * *
     
     Когда Сергей вышел на площадку трапа, то сразу увидел внизу среди встречающих Нуриманова и Валькова.
     Длинный, худой Нуриманов приветственно махнул ему рукой, при этом узкое лицо его оставалось невозмутимым. Зато круглое, добродушное лицо Валькова прямо-таки светилось в улыбке. Он поднял над головой короткие, сцепленные как бы в пожатии руки.
     Сергей спустился по трапу, держа в одной руке чемоданчик, в другой шапку и расстегнув пальто.
     - Ну жара же у вас тут, братцы,- сказал он, обнимая по очереди встречающих.
     - Тепло, - коротко подтвердил Нуриманов.
     - Разрешите чемодан, товарищ полковник? - улыбаясь, сказал Вальков.
     - Ну; ну,- строго сказал Сергей.- Ты меня за кого принимаешь, Макарыч?
     - А это, как в сопромате,- удовлетворенно усмехнулся тот.- Испытание на изгиб. Выходит, ты, Сережа, не зазнался. А мог бы вполне, я тебе скажу. В газетах пишут, полковника получил и должность по нашей линии высочайшую.
     - Подписку дал,- пошутил Сергей.- Как зазнаюсь, все отберут.
     Они направились к зданию аэровокзала.
     Усаживаясь в машину, Сергей спросил:
     - Куда поедем?
     - В гостиницу,- сказал Нуриманов, отвечая одно временно и на вопросительный взгляд шофера.
     - До оперативного совещания час пятнадцать,- пояснил Вальков.- Успеем.
     Машина медленно выползла из плотного ряда других машин, обогнула шумную, суетливую площадь и, набирая скорость, устремилась в город.
     Сергей с интересом смотрел в окно. Он никогда не был в Ташкенте. Его восхитили недавно построенные современные здания необычайной, смелой архитектуры, широкие, прямые проспекты, гудящие пыльные стройки, бесконечные квадраты новых жилых домов... "Братьям"... "Друзьям"... "Братьям"...- читал он на стенах надписи строителей.
     - Ну, здорово у вас тут,- произнес Сергей.
     - Строимся,- подтвердил Нуриманов.
     В просторном, светлом номере гостиницы стол был накрыт белоснежной скатертью, стояла бутылка с вином, высокая ваза с фруктами, блюдо восточных сладостей. В широкой стеклянной миске плавали огромные чайные розы.
     
     - Ого! - восхитился Сергей.- Вы что же делаете? Как вас потом критиковать?
     
     - Как надо,- невозмутимо ответил Нуриманов.
     
     - Тонкий расчет, Сережа,- улыбнулся Вальков.
     
     Сергей засмеялся:
     - Еще одно испытание на изгиб, так, что ли?
     В стороне на столике зазвонил телефон. Нуриманов снял трубку.
     - Так точно. Приехали,- сказал он и повернулся к Сергею: - Тебя Сарыев.
     Сергей взял трубку.
     - Салям, товарищ Коршунов! - энергично прокричал Сарыев.- С благополучным прибытием на цветущую, братскую землю Узбекистана. Хотел сам тебя встретить, но министр вызвал. Привет передает. Я буду на совещании.
     - Отлично. Значит, до встречи. Я только душ приму. Жара у вас страшенная. А в Борске еще снег лежит.
     ...Оперативное совещание должно было проходить в кабинете Нуримансша. Перед его началом Сергеи знакомился с работниками уголовного розыска города.
     - Вот мои хлопцы,- сказал Вальков, представляя ему Лерова и Ибадова.-Неплохо тянут. С ними это дело поднимали. Молодые сотрудники с нескрываемым любопытством смотрели на знаменитого московского гостя. Сергей перехватил их взгляды и улыбнулся.
     - Ну, будем знакомы,- сказал он.- Дело вы начали неплохо. Дальше вместе потянем.
     Приехал и Сарыев, как всегда оживленный, энергичный, шумный. Притянув. Сергея к себе маленькой, смуглой рукой, чмокнул в щеку.
     - Привет от министра, - еще раз сообщил он.- Видеть тебя хочет.
     Все расселись. Началось совещание.
     Первым докладывал Вальков. Он подробно изложил ход расследования убийства водителя такси Анатолия Гусева. Перед ним на столе лежала пухлая папка с протоколами допросов, очных ставок, заключениями экспертов и другими документами по делу. Рассказывая, Вальков поминутно надевал очки, отыскивая то одну, то другую бумагу.
     - Значит, Чуприн не сознается в убийстве? - уточнил Сергей.
     - Нет, товарищ полковник, не сознается. Он даже отрицает, что ехал в такси. Но вот показания водителя Сайыпова. Он видел, как Чуприн сел к Гусеву, чтобы ехать на Цветочную.
     Сергей сделал пометку у себя в блокноте и попросил:
     - Повторите, пожалуйста, какие еще имеются улики против Чуприна?
     Они держались между собой подчеркнуто официально.
     - Улики следующие,- ответил Вальков.- Найденный у Чуприна гашиш составляет одну партию с тем, что был в кармане у Гусева. Вот заключение экспертизы. Смертельный удар Гусеву нанесен ножом, принадлежащим Чуприну. Нож мы потом обнаружили около его дома, в кустах.
     
     - Как этот факт объясняет Чуприн?
     - Да никак. Говорит, что нож потерял за день до убийства.
     Сергей сделал новую пометку и обернулся к Нуриманову:
     - Теперь насчет записки. Кто доложит?
     - Сам доложу,- кивнул тот.- Привез ее сменщик Гусева.Сразу же, как на линию выехал. Еще ни одного пассажира не посадил. Нашел на полу, у дверцы, около сиденья.
     - Переднего или заднего?
     - Заднего.
     - Совершенно так,- подтвердил Сарыев.- При мне разговор был. Но, я думаю, Чуприн не имеет отношения к этой записке. Он не собирался в Борек, к Семенову. Туда собирались другие.- Сарыев строго взглянул на Нуриманова.-Наблюдение за домом Трофимова установили?
     - Так точно.
     - Ну и что?
     - Пока ничего.
     
     - Наблюдаем и за самим Трофимовым,- добавил Вальков.- Он вчера приехал. Пока никаких подозрительных, встреч не зафиксировано.
     - Э-э, рано еще,- покачал бритой головой Сарыев и строго добавил: - Продолжать наблюдение. Встреча будет.- Он энергично рубанул в воздухе маленькой смуглой ладонью.- Должна быть. Им же отчет нужен. Им надо знать, почему Иван не вернулся, Рожков этот. Как думаешь, товарищ Коршунов?
     - Встреча возможна. Но нам сидеть и ждать, пока она произойдет, нельзя.
     - Совершенно верно! - азартно подхватил Сарыев.- Действовать надо. Инициативу проявлять надо! Это, товарищи, закон оперативной работы. А мы успокоились. Нашли убийцу и успокоились. На... этих самых, заснули... как там говорится... лаврах. Так? А в деле остались недоработки. Вот скажите, кто такая Дина? Не установили ее. Вы мне, конечно, скажете: к убийству не имеет отношения. Допустим. Я не говорю "не имеет". Я говорю "допустим".- Он многозначительно поднял палец.- Но она имеет отношение к убитому. Дальше. Два друга было у Гусева. Один Туляков, таксист. Он тебе ясен, Вальков, а?
     - Ясен.
     - А другой? Этот самый Карим, а? Не ясен. Даже, понимаешь, совсем неизвестен. Вот как. Выходит, еще одна недоработка. Так? А в нашем деле, товарищи...
     Все присутствовавшие на совещании про себя соглашались с Сарыевым, но оценивали те же самые факты по-разному.
     Вальков думал о том, что и Дина, и Карим вовсе не прошли мимо его внимания. Он собирался их установить, и их, конечно же, надо установить. Но с того момента, когда появился в поле зрения Чуприн, все остальное как бы отодвинулось на второй план, выглядело уже несущественным. Оно бы и сейчас так выглядело, если бы не эта странная записка, связавшая уже раскрытое и, казалось бы, завершенное дело по убийству Гусева с другим, вовсе не завершенным делом, в котором замешаны какой-то Семенов из Борска, а также Трофимов, Рожков и кто-то еще здесь, в Ташкенте. И Валькову казалось, что эта всплывшая вдруг записка как бы наказывала его за невнимательность, за неточность, непоследовательность в проделанной работе. А все потому, что слишком уж торопили его с этим делом. Слишком дергали. И еще он все время чувствовал недоверие высокого начальства и невольно стремился поскорее доказать, что работает не хуже, чем раньше. Да, надо было спрятать подальше свое дурацкое самолюбие. И не спешить, как бы его ни торопили, А Чуприн... Он все-таки замешан в убийстве, крепко замешан. Вот только он ли один...
     Леров же и Ибадов думали по-другому, и приблизительно одинаково. В чем дело, думали они? Ведь убийство-то раскрыто! Черт бы побрал эту дурацкую случайную записку, которая вдруг смазала всю их работу, всю их труды и поставила под вопрос достигнутый результат. Ведь к самому факту убийства Гусева записка эта отношения, конечно, не имеет. Убил Гусева Чуприн, который никогда о Борске, наверное, и не слышал. Что же начальство не видит, что записка эта не может зачеркнуть главное - раскрытое убийство? Раскрытое! А тут все валят в одну кучу. Неужели этого не видит Коршунов? Но тогда почему он молчит?
     Нуриманов же думал о том, что весь вопрос не в недоработках по связям убитого Гусева, хотя, конечно, они имеются, а в том, что не удалось выявить весь его маршрут в тот день и всех пассажиров, которых он возил. Ясно, что записка потеряна не Чуприным, Вот на это Коршунов и обратил внимание. Чуприн сидел наверняка рядом с Гусевым, а записка оказалась возле заднего сиденья. Спинка переднего сиденья в этой машине сплошная, так что никаким ветром не могло бы переместить оброненную записку от переднего сиденья к заднему. Значит, ее обронил другой, ехавший раньше пассажир. Да, Коршунов уцепился за самую важную деталь, с ходу уцепился. Значит, надо отделить убийство Гусева от записки. Убийство раскрыто, и его люди во главе с Вальковым свое дело сделали. Их бы надо похвалить. Вот Макарыч расстроен, это видно. И Леров, и Ибадов. Обижены ребята, незаслуженно обижены. Они же как черти работали, душу вкладывали, сил не жалели. Нет. Сарыев тут не прав. А записка - звено другой, цепи, И по ней надо, конечно, идти. Цепочка эта случайно прошла через машину Гусева и тянется куда-то дальше. Вот это и заметил Коршунов. Об этом он, наверное, сейчас и скажет. Нельзя обижать людей, которые так хорошо поработали.
     В это время Сергей думал совсем о другом. Он видел, что, конечно же, убийство раскрыто торопливо, даже небрежно. И дело не только в том, кто такие эти Дина и Карим. Дело в том, что целая сторона жизни убитого Гусева оказалась невыясненной. Близкий, закадычный его друг Туляков не знал другого закадычного друга - Карима, не знал Дину. Странно это. Потом. Никогда не употреблявший гашиш, всеми характеризуемый с самой лучшей стороны, Гусев возит в кармане, да еще во время работы, этот самый наркотик. Тоже странно. Очень странно. Нет, Гусев совершенно не ясен. Как же можно было это допустить? Может быть, Чуприн знал Гусева, знал совсем с другой, неведомой всем остальным стороны?
     И конечно же, Сергей обратил внимание, что записка была найдена около заднего сиденья. А Чуприн, скорее всего, сидел рядом с Гусевым. Впрочем, нет. Чуприн должен был сидеть сзади. Ведь и удар был нанесен сзади. А естественней всего было сесть рядом с водителем. Значит, Чуприн, садясь в машину, уже имел какой-то план?
     Вот обо всем этом сейчас и размышлял Сергей, делая пометки у себя в блокноте. Вернее, это было главное, о чем он размышлял. Но одновременно его неотвязно, как надоевшая муха, преследовала еще одна мысль.
     Карим... Где он слышал это имя?.. Карим... Он его слышит не впервые. Где же он слышал его раньше?.. А ведь где-то слышал. Такое необычное для его уха имя... Карим...
     Сергей отдельно записал в блокнот это имя, потом дважды подчеркнул, поставил рядом большой вопросительный знак.
     В это время Сарыев уже кончил говорить и, проведя ладонью по бритой голове, удовлетворенно закурил.
     Что ж, он еще раз объяснил товарищам всю важность и сложность оперативной работы, призвал их мобилизовать силы, строго предупредил об ответственности и указал на очевидные недоработки по делу, резко указал, прямо, как надо. Пусть и Коршунов видит, какие высокие требования предъявляет Сарыев к своим подчинённым, и он не только требует, но и разъясняет, указывает, ставит конкретные задачи. Сарыев это делает всегда, это стиль его работы, стиль руководства, правильный стиль. Вот Нуриманов хмурится, и Вальков тоже. А Леров что-то недовольно шепчет Ибадову. Ничего, ничего, пусть задумаются, пусть сделают выводы. Они хорошие, умные работники, они правильно его поймут, Сарыев уверен.
     Он закурил не спеша, с чувством исполненного долга, потом обвел строгим взглядом собравшихся и повернулся к Нуриманову:
     :- Может быть, у товарищей имеются вопросы или есть другое мнение по делу? Попрошу высказаться.
     Но желающих не оказалось. Лишь Вальков сказал, что, конечно же, недоработки у них есть. Вместе со следователем прокуратуры, который ведет это дело, они работу продолжают.
     Нуриманов согласно кивнул головой и коротко добавил, что теперь они возьмутся и за дело, в связи с которым прибыл из Москвы товарищ Коршунов. Это важное, очень опасное дело. Тут ниточки тянутся и от Рожкова, которого сейчас этапируют из Борска, и от Трофимова, и от этой самой записки.
     - Да, да,- подхватил Сарыев.- Уже сам приезд товарища Коршунова говорит, какое это важное дело. К нему следует подключить группу Валькова. В целом она неплохо показала себя. Я так считаю. - Он обернулся к Сергею и с пафосом заключил: -Я еще раз приветствую товарища Коршунова на солнечной земле братского Узбекистана. Мы очень рады его приезду.
     - Вы что-нибудь скажете, Сергей Павлович? - невозмутимо спросил Нуриманов.
     - Я только доложу товарищам о фактах по Борску, которые привели меня сюда,- ответил Сергей.- Что касается дела по убийству Гусева, то мне хотелось бы прежде всего его изучить. Вот факты по Борску.
     Сергей сообщил о связях Семенова с Ташкентом, и его сестре, о неведомом Борисове" который дважды посылал Семенову чемоданы с гашишем, о задержании Трофимова и случайной замене чемоданов, о самом Трофимове и, наконец, о задержании Рожкова.
     - Таким образом, Рожков дважды приезжал в Борек,- заключил он.-Поэтому.
     Сергей вдруг остановился. Он неожиданно вспомнил, ясно вспомнил это имя - Карим! Ведь с неким Каримом приезжал первый раз в Борек Рожков. Ну конечно! Как он этого не вспомнил сразу. Впрочем, тут может быть простое совпадение. Имя это, наверное, распространено в Узбекистане.
     - ...Поэтому,- секунду помедлив, продолжал он: - Рожков знал адрес и Семенова, и Стуковой: Но в поезде, подъезжая к Борску, он обнаружил, что потерял чей-то адрес. Об этом сообщили его попутчики. Следовательно, у Рожкова возможна какая-то еще связь в Борске, Или... что-то еще. Здесь надо разобраться.
     Сергей оглядел сосредоточенные, внимательные лица вокруг и добавил:
     - Приехал я, конечно, не случайно. Мы имеем дело с опаснейшим преступлением, хотя у нас и редким. Спекуляция, сбыт наркотика. От него тоже гибнут люди. Не от пули, не от ножа, но гибнут, медленно отравляются и гибнут. Неизбежно. Вы это знаете лучше меня. И мы не должны этого допустить.
     - Все верно,- кивнул Сарыев.- Все очень верно. Не должны. Хуже, я считаю, нет смерти.
     - Что касается фактов по Ташкенту,- заключил Сергей,- то пока могу сказать только одно: по-моему,- он сделал ударение на этом слове,- по-моему, записка оказалась в машине Гусева не случайно. Как именно, это надо еще выяснить. Но она, возможно, даст нам больше, чем Рожков, который говорить пока не собирается, и чем Трофимов, который ничего сказать, кажется, не может.
     - А Чуприн? - спросил кто-то.
     - Ну что я могу сказать? - улыбнулся Сергей.- Я его еще в глаза не видел.
     - Кое-что он может дать,- задумчиво произнес Вальков. - Он тоже жертва
     этого самого наркотика. Он где-то добывает его.
     Леров саркастически усмехнулся:
     - Если он только пожелает, Алексей Макарович. Ведь он даже в убийстве не сознается, хотя тут уже некуда деться.
     - Больной человек,- покачал головой Ибадов.- Совсем больной.
     - Попробуем, все попробуем,- сказал Сергей, захлопывая свой блокнот.-Ясно одно: впереди многоработы.- И добавил: - Ниточка из Борска здесь запуталась в такой клубок, что я и не ожидал. Впрочем, так бывает всегда. А пока все, кажется?
     Он вопросительно посмотрел на Нуриманова. Совещание закончилось.
     
     
     * * *
     
     На следующее утро Сергей приехал в управление вялый и невыспавшийся. Не помогли ни холодный душ, ни зарядка, ни утренняя прогулка по городу. Хорошо еще, что не проспал: выручил будильник, который Сергей неизменно брал с собой в дорогу, куда бы ни ехал.
     
     Виной всему был плов, которым угостил его вчера у себя дома Сарыев. Чудесный плов, ароматный, рассыпчатый. Такого плова никогда еще не ел Сергей. И он съел его чудовищное количество, запивая добрым узбекским вином. И вот расплата.
     В кабинете, который отвели Сергею в управлении, было душно и жарко. Окна не открывали: на улице жара была еще больше. Крутившаяся под потолком огромная лопасть вентилятора, похожая на винт самолета, гнала по комнате горячие воздушные волны.
     Счастье еще, что Нуриманов прислал пузатый фаянсовый чайник с горьковатым зеленым чаем. И Сергей, обливаясь потом, непрерывно тянул этот чудодейственный напиток из маленькой, изящной пиалы. Да, он слышал о зеленом чае, даже видел его в Москве, в знаменитом чайном магазине на улице Кирова, но только сейчас оценил по достоинству. Чай этот незаметно возвращал бодрость и ясность мыслей. Если бы можно было еще скинуть рубаху.
     На столе перед Сергеем лежала пухлая папка с делом Чуприна, Леонида Чуприна по кличке Чума.
     С Вальковым они условились так. Тот со своими помощниками будет ликвидировать недоработки по делу, выявлять неустановленные связи Гусева и через них вторую, неизвестную пока никому сторону его жизни, которая принесла вспыхнувшую на миг любовь и горькое разочарование потом, богатого друга Карима, дававшего взаймы без отдачи, и гашиш, который затем перешел к Чуприну и который, возможно, стоил Гусеву жизни. Всем этим должен, был заняться Вальков.
     Сергей просматривал одну бумагу за другой, то и дело потягивая из пиалы горьковатый зеленый чай.
     Ага, вот. Семья Леньки Чуприна. Допрос матери, у нее сейчас живет Ленька. Допрос соседки, допрос сестры, живущей отдельно с мужем и ребенком. Их, конечно, прежде; всего допрашивали о подлой и грязной Ленькиной жизни после выхода из заключения. Но за что же его судили первый раз? Вот справка. Чуприна судили тогда за кражу из клуба. Значит, подлая и грязная жизнь началась давно. Об этом упоминают и мать, и соседка, и сестра. Только упоминают. Это жаль.
     И все-таки, что же это за семья? Отец был геолог, погиб в экспедиции. Как же он погиб, когда? На последний вопрос отвечает мать: он погиб, когда Ленька учился в восьмом классе. Но еще до этого родители, оказывается, развелись. По чьей же вине? Видимо, ушла мать, потому что очень скоро, почти сразу, у Леньки появился отчим. Об этом говорит сестра. Кстати, ее зовут Оля, Ольга Игоревна, она машинистка в редакции газеты и старше Леньки на десять лет. Потом мать развелась и с отчимом. Он и сейчас живет в Ташкенте, директор клуба. После этого мать стала пить. Да, не удалась у нее жизнь.
     Какие же взаимоотношения были между всеми этими людьми, кого Ленька любил, кто любил его? Неизвестно. И мать, и сестра, и соседка характеризуют только Леньку. Это понятно, их только о нем и спрашивали! Но как; какими словами они это делают, что в Леньке отмечают? Мать ругает, только ругает. И соседка тоже, она особенно, тут неприкрытая враждебность и злость. Да, иметь такого соседа неприятно, что и говорить. А вот сестра... Она Леньку жалеет. Эх, если бы в протоколах допросов кроме "вопрос - ответ", "вопрос - ответ" можно было бы давать ремарки, как в пьесах: "плачет", "волнуется", "враждебно", "с тоской", "радостно". Впрочем, и так можно о многом догадаться, достаточно, прочитал Сергей своей, работы в розыске таких протоколов.
     Да, нелегкая была у ребят жизнь, у Лёни и Оли. Нелегкая.
     Что же в деле есть еще о самом Леньке? Ага, вот копия характеристики из школы. Она была дана в связи с первой судимостью. Молодец Вальков, раскопал. Характеристика подписана классным руководителем. Оказывается, до восьмого класса Чуприн учился хорошо, увлекался спортом. Ну еще бы! Он же был богатырь. Достаточно взглянуть на фотографию. Но был заносчив, любил командовать, хотя никогда не обижал слабых, даже заступался. А вот потом произошел перелом, пишет классный руководитель. Стоп! Что же произошло в том году у Леньки? Он жил с матерью и отчимом, сестра была уже замужем. Но в том году... Ага, вот! Погиб отец. Как относился к нему Ленька? Совпадение тут не случайное. А вскоре, конечно же, вскоре, когда Ленька еще не оправился от этого удара, случилось что-то еще, перед чем он уже не устоял. Что же случилось, кого встретил в то время Ленька, кто его потянул за собой? А такая встреча произошла. И Ленька внутренне, нравственно не был готов к отпору. Но все это, к сожалению, не отражено в допросах, и не могло быть отражено. Да-а, вот так и жил Леонид Чуприн...
     Сергей встал, задумчиво прошелся по кабинету, на ходу отпил чай из пиалы, потом снова уселся к столу, вытер мокрым платком пот со лба и закурил.
     Ну что ж. Посмотрим теперь, какие улики собраны против Леньки по последнему делу. То есть какие, это Сергей уже знает, о них докладывал вчера Вальков. Посмотрим, чего они стоят, эти улики.
     И снова Сергей листает бумагу за бумагой в толстой папке, делает выписки и размышляет.
     Итак, первая серьезная улика. Около одиннадцати часов вечера Ленька сел в машину Гусева и потребовал, чтобы тот отвез его на Цветочную улицу. Но Ленька отрицает эту поездку. Глупо отрицает, наперекор очевидным фактам. Вот протоколы допроса Сайыпова, очной ставки его с Ленькой. Словом, поездка доказана. И она закончилась убийством.
     Что еще? Гашиш. Один и тот же в кармане Гусева и у Чуприна. Вот протокол экспертизы. Этот факт тоже не вызывает сомнений. Как гашиш попал к Гусеву - неясно. Но как он от Гусева попал к Леньке - очевидно. Гусев мог и продать его, но тогда бы у него оказались деньги. А сумма, обнаруженная у Гусева, приблизительно соответствует показанию счетчика. Подарить Гусев тоже не мог: с Чуприным они знакомы не были. Только у мертвого мог Чуприн забрать гашиш. Это ясно.
     Наконец, третья улика. Нож. Он принадлежит Чуприну. Это доказано. И этим ножом совершено убийство. Это тоже доказано. Кроме того, его нашли возле дома, где Чуприн живет, как раз по пути от места убийства. Но Ленька утверждает, что нож он потерял. Собственно говоря, эта улика, если бы она была единственной, мало чего стоит. Нож мог побывать и в чужих руках. Но вместе с другими эта улика "работает". Тут ничего не скажешь. Видимо, убийство доказано. Видимо, доказано... Тем более что и мотив вполне убедителен. Чуприну нужен был наркотик, он его всюду искал, он мучился. И Гусев предложил купить. Зачем бы еще он возил эту-гадость в кармане? А у Чуприна денег не было. Да, мотив очевиден. Сергей посмотрел на часы. Долго же он сидит. Обед скоро. А есть совершенно не хочется, только пить. Но чайник, к сожалению, уже пуст. Проклятая жара.
     Только тут Сергей обратил внимание, что за все утро его никто не побеспокоил, не раздалось ни одного звонка. Молодцы, дают спокойно поработать. Это Нуриманов, конечно, позаботился. Но теперь придется его побеспокоить. Сергею нужен Чуприн, он уже готов к первой встрече. Но обедать Сергей не пойдет, пусть Нуриманов и не уговаривает. Только чай, зеленый причем.
     Сергей позвонил Нуриманову и попросил доставить к нему. Чуприна, затем с некоторой тревогой повесил трубку. Насчет обеда тот не настаивал, но предупредил, что ужинает Сергей у него. Опять плов! Черт возьми, ведь удержаться не будет сил. Божественное это блюдо, узбекский плов.
     Он усмехнулся и, убрав в сейф бумаги, вышел в коридор. Надо хотя бы прогуляться по городу. У него есть час времени.
     ...Чуприн, горбясь, неуверенно вошел в кабинет, привычно заложив руки за спину, тощий, с желтым, высохшим лицом, дряблая кожа складками висела на впалых щеках и неестественно тонкой шее. Его слегка пошатывало, когда он пересекал кабинет, и он плюхнулся на стул уже совсем обессиленный. "Ему же только девятнадцать лет, этому старику",- с ужасом подумал Сергей. Такое он видел впервые.
     - Ну что ж, давай знакомиться, Леонид,- сказал Сергей, нервно закуривая, и придвинул пачку Чуприну.- Хочешь?
     - Можно...
     Сергей заметил, как дрожат руки Чуприна, большие, когда-то, видимо, сильные.
     Чуприн вяло закурил и вдруг поднял на Сергея возбужденные, лихорадочно заблестевшие глаза.
     - Что, теперь пытать будете, да?.. А я закричу!..- с надрывом, неожиданно произнес он.
     - Ты что, ошалел? - удивленно спросил Сергей.- Кто тебя собирается пытать?
     - Вы, вы!.. Все тут...
     Чуприн откинулся на спинку стула, сигарета плясала у него в руке. Страдальческая, злобная гримаса исказила его лицо.
     - Ладно, хватит,- как можно спокойнее сказал Сергей.- Давай разговаривать нормально. Никто тебя пытать не собирается.
     - Не надо!.. - Чуприн весь дернулся, и вновь глаза его лихорадочно заблестели.- Не надо! Я сам скажу!.. Убил!.. Точно!.. Убил!.. Стреляйте меня теперь! Стреляйте!..
     - Рассказывай по порядку, если так,- строго сказал Сергей.- По порядку, понял?
     - Могу и по порядку, раз надо. Мне все равно, Я конченый.- Чуприн вяло махнул рукой.- Так и так хана мне уже, - повторил он тихо, словно для самого себя, и потер грудь.- Рассказывать, значит?
     - Давай,- кивнул Сергей. "Девятнадцать лет, всего девятнадцать лет",-думал он со злостью и болью.
     - Ну, сел я к нему, велел ехать,- глухо, как-то безжизненно начал Чуприн, опустив голову.- Приехали на Цветочную. Он мне предложил купить. А у меня ни гроша. Вот я и приложил его ножом. Ну, чего еще?
     Он устало и безнадежно посмотрел на Сергея. Желтое лицо его подергивалось, губы дрожали, в уголках их запеклась слюна.
     - Где ты сел к Гусеву, в каком месте?
     - В каком?.. Не помню я...
     - Постарайся вспомнить. Ведь там тебя видел Сайыпов.
     
     - А-а... Ну да...- кивнул Чуприн.- Теперь, помню. У этого самого, у Шпилъковского переулка; Ну да...
     - Как туда попал?
     - Как?.. Не помню.
     - Вспомни. Постарайся.
     - Говорю, не помню,- с внезапным раздражением ответил Чуприн.- И все.
     - Ладно. О чем вы с Гусевым по дороге разговаривали, помнишь?
     - Ни о чем не разговаривали. Он баранку крутил... А я вперед смотрел.-Чуприн вдруг усмехнулся: - Девочка у него там изображена классная. И не наша.
     Сергей насторожился. В первый момент он даже не понял почему. Может быть, потому, что Чуприн наконец самостоятельно что-то вспомнил, хоть какую-то деталь, которую ему не могли подсказать.
     - Когда он тебе предложил купить гашиш, по дороге или когда приехали? - спросил Сергей.
     - Не помню,- ответил Чуприн и потер лоб.- Память у меня никуда стала.
     - Так. Ну ладно. А нож потом куда дел?
     - Нож? Зашвырнул. В кусты около дома. Куда ж еще?
     
     "Помнит,- подумал Сергей.- Кое-что он все-таки помнит. Но только..."
     Его все больше охватывала какая-то непонятная тревога. Рассказ Чуприна почему-то перестал вызывать доверие. Хотя все как будто сходится, все так и должно было произойти. И Вальков докладывал именно так.
     - Вспомни-ка, Леонид, что ты делал в тот день около аэропорта? - спросил Сергей.- Зачем туда ездил?
     - Я-то? - неуверенно переспросил Чуприн и снова потер лоб.- Не был я там вроде...
     - Тебя там тоже видели.
     - Не был я там, и все.
     - Ладно, допустим, А в закусочной около вокзала был утром?
     - Не помню,- хмурясь, ответил Чуприн. - Ничего я больше не помню. Понятно? Ничего!..
     
     Он вдруг дернулся, и в помутневших его глазах снова блеснуло лихорадочное возбуждение.
     - Чего еще надо?! - крикнул он, подавшись вперед.- Чего надо?! Говорю, убил! И все!.. Ох, мне бы скорее только... скорее...
     Он в который раз уже потер грудь, словно пекло его там, жгло что-то.
     - Тебе лечиться надо, Леонид,- тихо сказал Сергей.- Тебя мать ждет...
     Он не мог понять, почему он вдруг это сказал. Мать? А сколько людей ждало Гусева, убитого этим парнем; Ведь убийца же сидит перед ним. Не лечить его надо, а...
     - Мать? - криво усмехнулся Чуприн.- Нужен я ей, матери. Отмучилась она со мной... Все... отмучилась... - И я тоже...
     - Ну ладно,- решительно сказал Сергей.- Хватит на первый раз.
     Он вызвал конвой.
     Когда Чуприна увели, Сергей устало потянулся в кресле, потом встал, прошелся по кабинету, задержался на миг у окна.
     Тревожное ощущение, возникшее, где-то в середине допроса Чуприна, не покидало его. Что-то было не так на этом допросе, что-то не так. Что же именно? Да, Чуприн многое не помнит или не хочет вспомнить. На вот как он оказался в Шпильковском переулке, это он помнил и, испугавшись, не захотел сказать. Испугался! В этом Сергей убежден. Но сейчас не это главное. Сейчас главное то, что вдруг вспомнил Чуприн и о чем сказал. Это не могло вызвать у него опасений. Он сказал, что Гусев крутил баранку, а он сидел и смотрел вперед и заметил, кстати, фотографию какой-то "не нашей" девчонки, "там у него", сказал он. Но это означает...
     Сергей вдруг почувствовал, как маленькая, едва заметная трещинка возникла в убедительной, стройной, подкрепленной несокрушимыми уликами версии. Валькова. Едва заметная, совсем крошечная трещинка.
     ...В тот же день под вечер Сергей вместе с Ибадовым поехали на Цветочную улицу.
     
     По дороге Мурат показывал Сергею новые проспекты, здания, бесконечные кварталы жилых домов, показывал с гордостью и радостью за свой город, за его людей, за дружбу, которая помогла в такой короткий срок залечить раны страшного землетрясения, сделать Ташкент еще красивее. И Сергей искренне восхищался и этими зданиями, и широкими, прямыми проспектами.
     Потом они ехали по тихим тенистым улицам, где за деревьями и арыками стояли уютные небольшие домики с занавесками на окнах и телевизионными антеннами, со скамейками у высоких глухих ворот. Проезжали они и узкими, изломанными улицами старого города, вдоль, которых тянулись бесконечные глухие глиняные дувалы, пыльные, местами полуразвалившиеся. И Мурат объяснял, что в старину улицы нарочно строили с такими резкими поворотами, чтобы легче было обороняться от напавших врагов.
     Наконец они выехали на небольшую шумную площадь, и Мурат сказал, махнув рукой:
     - А вот и Цвёточная улица, пожалуйста. Мы в тот вечер как в нее въехали, так сразу машину увидели. В темноте желтые подфарники у нее горели. Больше тут никакого света нет, пожалуйста. Видите?
     - Вижу, - задумчиво ответил Сергей.- А в самой машине свет горел, не помните?
     - Никакого света, что вы.
     Они подъехали к тому месту, где стояла машина Гусева.
     Сергей вылез и огляделся.
     Да, совсем небольшая улочка, и узкая. С одного конца перегорожена, там стройка. И вечером здесь совсем темно. Это ясно. В сгущавшихся сумерках уже сейчас тонули глухие, без окон, стены домиков на противоположной стороне.
     Они прошли улицу из конца в конец, потом Сергей неторопливо, словно считая шаги, перешел на другую сторону, постоял там. Вернувшись к поджидавшему его около машины Ибадову, он снова задумчиво оглядел улицу и вдруг попросил водителя развернуться. Он пристально следил, как машина тяжело, неуклюже, дважды подаваясь назад, совершила этот маневр.
     - Давайте теперь пройдем к дому Чуприна,- предложил Сергей.- Тем же путем, каким он мог идти в тот вечер.
     
     - А он мог только так, - сказал Ибадов и направился к воротам возле маленькой часовой мастерской.
     - Работает? - кивнул на нее Сергей.
     - Нет,- небрежно ответил Мурат.- Вторую неделю уже закрыта. Переводить ее отсюда хотят. Что тут за работа!
     Они вошли в распахнутые ворота и неторопливо пересекли пустынный, заросший травой двор. В противоположном конце его оказалась калитка, через нее они попали в соседний двор. Там стоял, торцом выходя на другую улицу, длинный и, видимо, старый, оштукатуренный дом с тремя подъездами. Вдоль него под окнами первого этажа тянулась полоса густого кустарника.
     Сергей и Ибадов подошли к дому:
     - Где нашли нож? - спросил Сергей.
     Он держал в руке небольшой листок со схематическим планом, составленным оперативной группой, выезжавшей на место происшествия. На плане была нанесена Цветочная улица, и оба двора, и вот этот дом. Крестиками было указано, где стояла машина Гусева и где был обнаружен нож. Сергей все время сверялся с этим планом и, чем дальше, тем все скептичнее посматривал на него.
     Крестик, обозначавший нож, был нанесен слева от третьего подъезда на Заштрихованной полоске, означавшей кустарник.
     - А вот тут он лежал, пожалуйста,- уверенно откликнулся Ибадов и, нагнувшись, сунул руку в кусты.
     Сергей присел на корточки и внимательно осмотрел указанное место. Земля здесь была покрыта слоем ржавой, слежавшейся прошлогодней листвы.
     - Кто же его нашел? - спросил Сергей.
     - Я именно и нашел,- вспыхнул от смущения Ибадов.
     Сергей поднял голову и улыбнулся.
     - Мне, однако, здорово повезло, что я с вами поехал. И на происшествие вы выезжали, и нож нашли. Как же он лежал?
     Ибадов опустился на корточки возле Сергея и стал горячо объяснять. Сергей внимательно, не перебивая, слушал. Потом задал несколько уточняющих вопросов Недоумевающий Ибадов ответил на них вполне толково. Затем оба поднялись и тем же путем направились назад к поджидавшей их машине.
     "Да,- подумал Сергей,- вот тебе разница между самым точным и подробным планом и живой натурой. Чёрта с два заметил бы я что-нибудь на этом плане... А тут, вот кое-что обнаруживается..."
     Они сели в машину.
     - А теперь,- сказал Сергей, закуривая,- расскажите мне, пока будем ехать, что вам удалось узнать про Чуприна, как он вел себя в тот день, когда было совершено убийство. Вы ведь этим занимались?
     Ибадов незаметно вздохнул и без особой охоты принялся рассказывать. Ведь он так мало, в сущности, узнал про тот день, ужасно мало, просто стыдно было рассказывать. И даже то, что он узнал, никакой пользы не принесло и не могло принести, вот что досадно. А он так старался.
     Мурат рассказал, как спешил в то утро Чуприн, как он хотел даже ехать на такси, но не дождался и кинулся к автобусу. Потом он появился в закусочной у вокзала, с ним был еще какой-то парень.
     - Приметы его есть? - спросил Сергей.
     - Плохие.- Мурат снова вздохнул.- Как будто высокий, худой. Ну, еще хмурый. Вот и все.
     - Так. Что дальше?
     
     Он слушал с таким интересом, словно и не читал докладную Ибадова обо всем этом, имевшуюся в деле.
     Итак, оба парня поели в закусочной, выпили совсем немного и ушли.
     - Как они вели себя там? - снова спросил Сергей.
     Оказывается, они очень торопились, высокий все время поглядывал в окно. А когда вышли, то, кажется, сели в машину.
     - Такси?
     
     Нет, скорей всего, это было не такси, а случайная машина. Заметивший ее человек сам сидел в тот момент в закусочной у окна и потом, сердито говорил Ибадову: "Машину им, видишь, подали. Тоже мне, начальство".
     Сергей отметил про себя, что этой детали не было в докладе Ибадова.
     
     Номера машины человек, конечно, не заметил, но припомнил, что она была синего, цвета с дополнительными желтыми фарами, которые, вероятно, и навели того человека на мысль о "начальстве".
     Всего этого Ибадов тоже не отметил в своей докладной. Вообще, видимо, эпизод с машиной прошел мимо внимания и его, и Валькова. Как и некоторые другие детали, кстати. Это, правда, можно понять. Ведь Ибадов писал свой отчет уже после ареста Чуприна, когда главные, решающие улики против него были собраны, убийство выглядело доказанным, мотив его очевидным, и то, как провел Чуприн день перед убийством, представлялось второстепенным и малозначащим. Психологически это все вполне объяснимо.
     
     Они уже подъехали к управлению, и Ибадов заканчивал свой рассказ, пока они поднимались по лестнице и дошли до кабинета Сергея. Он сообщил, что в последний раз перед убийством Чуприна видели около аэропорта осе с тем же высоким худым парнем. Это было часов в десять утра. И Сергей отметил про себя, что как раз в это время Гусев тоже оказался там, его видели... Кто же его там видел?
     
     Сергей торопливо простился с Ибадовым, сказав:
     - Вы не зря провели тот день, Мурат, совсем не зря.
     Он успел заметить, как вспыхнул от радости Ибадов, как благодарно и удивленно взглянул на него.
     Зайдя в кабинеты Сергей зажег настольную лампу и достал из стола бумаги.
     Так кто же видел Гусева около десяти часов возле аэропорта? Где-то Сергей, читал об этом, в каком-то документе. Ага, вот... Запись Валькова о его беседе с водителем такси Геной Волковым. Этот Волков, оказывается, отъехал от аэропорта вслед за Гусевым, и, маршруты их случайно совпали. Он видел, как Гусев высадил какую-то женщину с мальчиком возле нового дома на улице Строителей. Надо бы разыскать, между прочим, ту женщину.
     Сергей сделал пометку у себя в блокноте и задумался.
     Да, конечно, совпадение маршрутов случайно. А вот случайно ли Чуприн появился около аэропорта как раз в то время, когда там оказался и Гусев, убитый им через несколько часов? Скорей всего, это тоже случайность. Иначе получается, что Чуприн целый день следил за Гусевым. Зачем? Он же не знал, что у Гусева имеется наркотик. И убил его, когда тот предложил ему купить его. И потом, как мог Чуприн следить целый день за Гусевым? На той синей "Волге"? Нет, это что-то уж слишком сложно и, главное, уводит в сторону от очевидного мотива убийства и от доказанных обстоятельств его. Тогда выходит, что Гусев и Куприн случайно оказались в одно и то же время около аэропорта.
     
     Сергей откинулся на спинку кресла и закурил.
     Здорово, однако, он устал за этот хлопотный, напряженный день. Изучение материалов дела, допрос Чуприна, поездка с Ибадовым. И Главное, не исчезает, наоборот, все растет тревога, возникшая во время допроса Чуприна. Поездка с Ибадовым дала ей новый толчок, а потом и его рассказ. Но особенно поездка.
     Сергей снова придвинулся к столу, раскрыл папку.
     Вот протокол осмотра места происшествия, вот фотографии. Общий вид той темной узкой улочки в мгновенной вспышке блица и одинокая машина возле ворот. Видны даже горящие подфарники. Забор стройки там, площадь тут. Ну конечно. Это же так ясно. А вот машина крупным планом, вот снимок трупа на переднем сиденье...
     
     Неожиданно зазвонил телефон. Сергей снял трубку и одновременно посмотрел на часы. Как летит время, уже девятый час. Это, конечно, Нуриманов.
     
     - Да,- сказал Сергей.- Помню. Спасибо. Сейчас кончаю.
     
     Ну нет. Теперь он уже по-умному будет есть этот чудесный плов. Хватит. Нелегко, конечно, будет остановиться, но надо делать выводы из прошлых ошибок.
     Только сейчас Сергей почувствовал, как голоден. Еще бы, целый день ничего не ел.
     ...Наутро Сергей проснулся с ясной годовой и вполне приличным аппетитом. Делая зарядку, он весело, подмигнул себе в зеркало. "Так держать, браток",- вспомнил он любимое выражение Лобанова.
     Однако с приездом в управление веселое настроение мгновенно исчезло. Сергей озабоченно и хмуро просмотрел свои вчерашние записи. Потом коротко поговорил с Вальковым и пригласил к себе Лерова.
     Огромный, светловолосый Леров смущенно опустился на стул возле его стола.
     - Скажите, Георгий Владимирович,- обратился к нему Сергей,- вы, кажется, должны были установить женщину, которую привез Гусев из аэропорта на улицу Строителей. Вы ее отыскали?
     - Так точно,- охотно подтвердил Леров.- Улица Строителей, дом пять, квартира семь. Шапошникова Зинаида Ивановна. А сына зовут Валерий.
     - Вы с ней виделись?
     - А как же! Имел задание от Алексея Макаровича!
     - Что она вам рассказала?
     - Она-то? - Леров беспокойно заерзал, и стул под им угрожающе заскрипел.- Плачет все. Мать у нее тяжело заболела. Вот она и приехала.
     - М-да. А про Гусева ничего вам не рассказала?
     - Не было у них никакого разговора. Сами понимаете, не до разговоров ей было. Назвала адрес, и все.
     - А вам было не до расспросов,- усмехнулся Серей.- Чуприна уже задержали, улики железные. Так, что ли?
     
     - Если по правде, то так,- сконфуженно улыбнулся Леров и сгреб широкой рукой волосы со лба.- Тут у нас такое завертелось.
     - Понятно. Ну что ж. Будем вертеть назад. Сейчас поедем на улицу Строителей. Новая небось улица?
     - Так точно,- оживился Лееров. - Украинские кварталы. Ох, и отличные же дома они построили. Вот увидите. И школу. Другой такой в городе нет. Значит, вызывать машину?
     - Вызывайте.
     Ехали они долго. На этот раз пояснение давал Леров, скупо, солидно и обстоятельно, в отличие от горячего и азартного Ибадова.
     На улице Строителей дома оказались и в самом деле все новые, возведенные добротно и- красиво, с узкими, прикрытыми жалюзи окнами на южной стороне и широкими, просторными лоджиями на северной. Элементы украинского орнамента, украшавшие их, не оставляли сомнений, откуда приехали с дружеской помощью строители. Леров даже попросил водителя сделать небольшой крюк, чтобы проехать мимо знаменитойдпколы. На стене ее спортзала красовалось огромное мозаичное панно, на котором был изображен великий кобзарь.
     Машина наконец остановилась возле дома пять.
     Сергей в сопровождении Лерова поднялся на второй этаж.
     Дверь открыл худенький, бледный мальчик лет двенадцати с копной давно не стриженных темных волос и. живыми карими глазами.
     - Мама дома? - спросил Сергей:
     - Не. Она в больнице,- без тени смущения, охотно сообщил мальчик.- У нас бабушка больна. А мама скоро вернется, я уже обед грею.
     - Ишь ты, молодец какой,- улыбнулся Сергей.- В каком классе учишься?
     - В шестом. А вам маму нужно?
     - И маму, и тебя,- сказал Сергей и вынул удостоверение.- Парень ты уже большой, читай:
     Мальчик с любопытством взял красную кожаную книжечку.
     - Фотография сходится,- важно сообщил он и спросил: - Тут написано, что имеет право на ношение оружия. Значит, носите?
     - А как же. Тебя Валерик зовут?
     - Ага. Вы заходите,- предложил мальчик.- Мама, правда, не разрешает посторонних пускать. Но вы же из милиции.- И, подумав, сказал: - А потом женщин во всем слушаться нельзя. Если бы я слушался, знаете, какая у меня тяжелая жизнь была бы?
     Сергей и Леров засмеялись.
     Они прошли в скромно обставленную комнату и уселись на диван. Валерик сел
     напротив и предупредил:
     - Только я развлекать не умею. Может, вам книжки дать? Я привез две из Москвы. А остальное учебники.- Он указал на этажерку с книгами и снисходительно добавил: - Мама, конечно, боится, что я по школе отстану.
     
     - А то нет,- сказал Сергей.- Очень даже свободно. Ведь неизвестно, сколько бабушка проболеет.
     - Ей, понимаете, лекарство одно надо, а его нигде нет.
     
     Валерик не по-детски вздохнул.
     - Какое же это лекарство? - поинтересовался Леров.
     - Латинское. Мама уже все аптеки обегала. И я ходил в две. Мама мне название написала. Нигде нет.
     - Плохо,- покачал головой Сергей.- А ты первый раз в Ташкенте?
     - Первый. Но не последний. Классный город. Я тут, наверное, жить буду, когда вырасту.
     - Ишь ты. Уже планы строишь?
     - Конечно. Очень много надо успеть,- вздохнул Валерик.- Я решил Азию изучать. А она вон какая. И очень плохо исследована. Я уже Козлова читал, и Пржевальского. Память у меня очень хорошая. Это даже учительница наша говорит. Мне только прилежания не хватает. Так она полагает,- саркастически заключил он.
     - Слушай, а ты помнишь, как вы прилетели? Вернее, как от аэропорта сюда приехали?
     - Конечно,- пожал плечами Валерик.- Самым обычным образом. На такси. У нас же вещи были.
     - И водителя помнишь?
     - Помню. Молодой такой. Зовут Анатолий.
     Сергей улыбнулся:
     - Успели познакомиться?
     - Ага. В дороге люди быстро знакомятся,- пояснил Валерик.- Он еще мне город показывал.
     - А про себя ничего не говорил.
     - Не. Он вообще с самого начала расстроенный ехал.
     - С самого начала?
     - Ага. Мы подошли, а его нет. Потом подбежал, и мы поехали.
     
     - Расстроенный подбежал?
     - Ну да. Я его даже спросил: "У вас тоже кто-нибудь болен?" Мама ведь тоже очень расстроенная ехала. Даже плакала.
     - А он что?
     - Нет, говорит, просто неприятный разговор был. Но машину он вёл классно. И все мне объяснял. Я ведь машинами интересуюсь. Теперь только на них путешествуют.
     - Что же он тебе объяснял?
     - Ну, для чего ручки всякие, приборы, как дальний свет давать, как ближний. Хорошая у него машина, хотя и старая. Вот только плохо, что бокового зеркальца нет и противотуманных фар.
     Сергей улыбнулся.
     - Ну, брат, это не обязательно.
     - Очень полезно,- наставительно заметил Валерик.- И красиво.
     - А ты видел такие машины в Ташкенте?
     - Сколько хотите. Вот даже, когда мы приехали, у соседнего дома такая остановилась.
     - Тоже "Волга"?
     - Ага. Знаете, как классно выглядит? Сама синяя, а впереди желтые фары. Ой!..- Валерик неожиданно сорвался со стула, на лице его отразился испуг.- У меня же обед горит!..
     Только тут Сергей ощутил странный, горелый запах, тянувшийся по квартире.
     Валерик кинулся к двери.
     В этот момент в передней раздался звонок.
     - Это мама! - крикнул Валерик из кухни.
     Все время молчавший Леров нерешительно заметил:
     - С ней я уже говорил, Сергей Павлович. Ей сейчас не до нас. И она тоже ничего особенного не заметила.
     - Тоже? - хмурясь, переспросил Сергей.
     Между тем Валерик уже открыл дверь, и через минуту в комнату вошла худенькая женщина в белой кофточке и в очках. Глаза ее были красны от слез, в руках она нервно, комкала платочек.
     - Извините...- пробормотала она.- Такое горе... Мама у меня...
     - Мы уже знаем, Зинаида Ивановна,- сказал Сергей, вставая.- Это вы нас извините. Мы очень не вовремя приехали. Маме вашей, видимо, не лучше?
     - Ах, боже мой. Ей... ей совсем плохо.
     Она отвернулась и, приподняв, очки, прижала платок к глазам. Валерик
     застыл в дверях, страдальчески глядя на мать.
     - Зинаида Ивановна,- вдруг тихо произнес Леров.- Может быть, мы и вовремя приехали. Валерик нам сказал, что вы искали какое-то лекарство.
     - Его нигде нет... совершенно, нигде нет...- не оборачиваясь и еле сдерживая рыдания, ответила женщина.- Я уже все...
     
     - Мы найдем,- решительно перебил его Леров.- Перевернем весь город и привезем вам это лекарство. Давайте рецепт.
     
     Женщина с испугом обернулась и, судорожно комкая в руке мокрый платок, посмотрела на Лерова.
     
     -Вы достанете?.. Вы?..- она растерянно огляделась.- Боже мой, где же моя сумочка?.. Валерик, где моя сумочка?..
     
     Мальчик стремительно кинулся в переднюю:
     - Здесь она, здесь!.. Вот!
     Когда Сергей и Леров вышли на улицу к ожидавшей их машине, Сергей сказал:
     
     - Ну ты и молодец! Какой же ты молодец, Гоша! Если надо, я пойду к министру.
     Незаметно для самого себя он перешел с Леровым на "ты".
     - Не надо, Сергей Павлович,- торопливо ответил он.- Я достану. Вот увидите. Только дайте машину.
     - Что за разговор. Завези меня в управление и поезжай, куда надо.
     ...Поднявшись к себе в кабинет, Сергей некоторое время беспокойно расхаживил из угла в угол, потом, словно решившись на что-то, достал из сейфа свой блокнот и, подсев к столу, стал что-то торопливо записывать. Кончив, он посмотрел на часы и позвонил Валькову.
     - Это я,- сказал он.- Слушай, Алексей Макарович, мне надо повидать...-и бросил взгляд в раскрытый блокнот: - Сайыпова. Помоги, пожалуйста.
     - Все сделаем. Сейчас я к тебе зайду,- ответил Вальков.
     Вскоре выяснилось, что Сайыпов в этот день не работает и Вальков узнал в парке его домашний адрес.
     - Если хочешь, можно подъехать,- сказал он Сергею. - Или пригласим
     его сюда?
     - Поедем,- решил Сергей.- И так неловко человека беспокоить. Только вызывай другую машину, на той Леров за лекарством поехал. У одной женщины мать умирает в больнице.
     - А-а. Ну понятно,- ответил Вальков таким тоном, словно ему и в самом деле было понятно это странное задание.
     Проехав уже знакомые Сергею центральные проспекты, машина вскоре остановилась на тихой зеленой улице, по сторонам которой тянулись старые глинобитные дома без дверей с маленькими окнами и узкими темными подворотнями.
     Через такую подворотню Сергей и Вальков прошли, во внутренний двор. Сергей с удивлением огляделся.
     В большом, разгороженном низким палисадником дворе царило оживление. В глубине его возле длинных сараев и летних кухонь кипели на кострах котлы, вокруг суетились женщины. Под деревьями на столах и невысоких квадратных террасках что-то готовили, гремя посудой и перекликаясь, другие женщины. Стайки возбужденных ребятишек носились по двору. На длинных террасах дома вывешивались пестрые ковры и паласы. Двое мужчин со стремянкой тянули через двор электрические провода с подвешенными лампочками. Им деловито и серьезно помогали несколько мальчиков постарше.
     Вальков окликнул одного из них:
     - Селим, твой дед дома?
     - Он там! - Мальчик указал на террасу.- Я его позову!
     Спустя минуту к ним неторопливо вышел сам Сайыпов, крепкий, прямой, с зоркими глазами, над которыми нависли лохматые седые брови. Одет он был в пестрый, подвязанный кушаком халат, голову прикрывала тюбетейка.
     - Салям алейкум,- с достоинством приветствовал он гостей.
     На террасе за пиалой с чаем начался разговор.
     - Наша махаля готовится к свадьбе,- сказал Сайыпов, обведя рукой двор.-Большая будет свадьба. Женим Амана, сына достойного человека Хайдара Турсунова, на шелкоткацком комбинате работает, Почетную грамоту получил, о нем недавно писали в газете.
     - Значит, не только его семья готовится к свадьбе? - удивленно спросил Сергей.
     - Почему семья? Вся махаля готовится.- Сайыпов снова обвел рукой двор.-Здесь Аман вырос, и все мы за него в ответе перед махалей невесты.- Он улыбнулся: - Приходи. Дорогим гостем из Москвы будешь,- И повернулся к Валькову: - Ты тоже приходи, ака.
     - Спасибо, ака. Спасибо. Это честь для нас.
     - Какое дело вас привело? - спросил Сайыпов. Очевидно, можно было перейти к цели их приезда.
     - Вы видели Гусева в тот день на стоянке около Шпильковского переулка? - спросил Сергей.
     - Видел. Поздно было. Гусев ко мне подошел, дорогу на Цветочную спрашивал. Я рассказывал уже.
     - Да. Я читал. Но ведь было уже темно? Как же вы узнали Чуприна?
     - Фонарь горел. Я рассказывал.
     - А больше машин там не было, в переулке?
     Сергей напряженно ждал ответа. "Неужели я ошибся? - думал он.- Неужели
     я..."
     
     - Стояла машина,- кивнул головой Сайыпов.- Далеко стояла. Потом мимо проехала.
     - Какая машина?
     
     - "Волга". Черная. Два человека в ней ехали.
     - Черная?..
     
     - Да, помню. Чёрная, - спокойно подтвердил Сайынов.- Собственная машина, ТНБ серии.
     - Ну, зрение у вас, - улыбнулся Сергей.- Молодые позавидуют.
     - Хорошее зрение. Все вижу.
     - Больше Ничего вы на этой машине не заметили?
     - Больше?..- Сайыпов задумчиво потеребил реденькую бородку.
     
     А Сергей вдруг поймал на себе напряженный, испытующий взгляд Валькова.
     
     - Было еще,- сказал Сайыпов.- Фары были!- Он растопырил пальцы обеих рук и ткнул ими низко перед собой.- Протидотуманные фары были.
     - Все, ака,- сказал с облегчением Сергей и поднялся.- Спасибо вам. Не будем мешать. Свадьба - большое дело.
     
     - Очень,- согласился Сайыпов.- Рождение, свадьба и смерть - три больших дела.
     Он проводил гостей до машины.
     
     Когда она тронулась, Сергей закурил и повернулся к Валькову:
     
     - Вот что я тебе скажу, Алексей Макарович. Чуприн убийства не совершал. Я тебе это докажу.
     
     
     Глава 5
     
     ТОТ САМЫЙ УСПЕХ,
     
     КОТОРЫЙ ИНОГДА ОБОРАЧИВАЕТСЯ
     
     ПОРАЖЕНИЕМ
     
     
     На этот раз в кабинете Нуриманова их было трое: Нуриманов, Коршунов и Вальков.
     
     - Никакое не совещание, - предупредил Нуриманов.- Совещание будет потом. А сейчас рабочий разговор. Давайте, Сергей Павлович.
     Сказал он это, как всегда, невозмутимо, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Но Вальков, хорошо, изучивший своего начальника, по мельчайшим, почти неприметным признакам безошибочно уловил, как тот обеспокоен и насторожен.
     Да и сам Вальков был не на шутку встревожен. Неужели Коршунов прав? Тревога за проделанную работу впервые появилась у Валькова сразу, как только обнаружилась та записка с адресом Семенова. Это была неясная тревога, тревога вообще. Никаких конкретных фактов тогда еще не было. Вальков лишь понимал, что записка выявила очевидные недоработки по делу. Но потом... кое-что появилось. Да, да. Сергей кое-что выкопал. Вчерашний разговор его с Сайыповым ясно показал это. Вальков заметил все и, кажется, все понял. То есть, конечно, не все, но главное. И это главное заключалось в том, что недоработки обернулись ошибкой, и, возможно, крупной ошибкой. Сергей ухватился за важную деталь. Вальков ее уже видел! И все же...
     Между тем Сергей раскрыл свой блокнот, придвинул поближе пухлую папку с делом Чуприна и незаметно вздохнул. На смуглом его лице явственно проступил вдруг давний шрам поперек щеки. Сергей нахмурился и провел рукой по густым темным волосам с чуть заметными сединками на висках.
     "Волнуется",- отметил про себя Вальков.
     - Значит, так,- произнес Сергей. - Что меня убеждает в невиновности Чуприна, хотя он и признался на последнем допросе. Меня убеждают три момента. Первый заключается в следующем. Вот Гусев привез Чуприна на Цветочную, подъехал к воротам/остановился, выключил счетчик. Чуприну следовало рассчитаться и выходить. В этот момент он и должен был ударить Гусева. Так?
     - Да, так,- согласился Вальков.
     Нуриманов молча кивнул.
     - Нет, не так,- покачал головой Сергей.- Оказывается, не так. Давайте разберемся. Вот протокол осмотра места происшествия.- Он достал из папки бумагу и положил, перед собой.- Гусев не просто выключил счетчик, он еще и сбросил набитую сумму. Значит, Чуприн расплатился? Зачем, если он собирался убить Гусева?
     - Я тоже заметил,- возразил Вальков.- И таксисты часто сразу сбрасывают
     сумму, назвав ее пассажиру.
     
     - Допустим,- охотно согласился Сергей.- Хотя в такой ситуации, когда он везет поздно вечером подозрительного парня, осторожность требовала не спешить сбрасывать счетчик. Но допустим. И пойдем дальше. В машинe, пока они ехали на Цветочную, Чуприн, как он мне сказал, смотрел все время вперед и заодно любовался "классной девчонкой", налепленной Гусевым рядом с приборной доской. В машине было темно, фотографию можно было рассмотреть только с близкого расстояния. Значит, Чуприн сидел рядом с Гусевым. А удар был нанесен сзади, почти в затылок.
     - Он мог сидеть и сзади, облокотившись на спинку переднего сиденья,-снова возразил Вальков, про себя удивляясь странной легковесности доводов Коршунова.
     - Что ж, и это можно было бы допустить,- все так же охотно согласился Сергей и, помедлив, добавил: - Если бы не еще одно странное обстоятельство. Взгляните-ка.
     Он достал из папки фотографию. На темной улице возле ворот проходного двора одиноко стояла машина Гусева с зажженными подфарниками.
     - Как вы думаете,- спросил Сергей, передавая фотографию Валькову,- в какую сторону смотрят ее фары, в сторону площади или в сторону забора стройки?
     Вальков даже не взглянул на снимок. Он сразу вспомнил тот вечер, когда они приехали на окутанную темнотой Цветочную улицу, и как будто снова увидел отражение огней недалекой площади в стекле погашенных фар.
     - Фары смотрели на площадь,- задумчиво произнес он.- Да-а. Это я не учел.
     - Именно,- согласился Сергей и, повернувшись к Нуриманову, пояснил: - Значит, Гусев, высадив Чуприна, успел развернуться на этой узкой улице, снова зачем-то остановился около ворот и только тогда был убит. А остановился он, чтобы посадить нового пассажира, больше ему там незачем было останавливаться.
     - Гм...- с сомнением покачал головой Нуриманов.- А нож? А гашиш?
     - Сейчас займемся и этим,- сказал Сергей.- Начнем с ножа.- Он снова раскрыл папку и достал несколько сколотых вместе листков.- Вот допросы Чуприна. Он всюду утверждает, что нож потерял. Но на последнем допросе, где он признался в убийстве, говорит, что за швырнул нож в кусты возле дома.
     - Там мы его и нашли,- хмурясь, подтвердил Вальков.
     - Да, нашли,- усмехнулся Сергей. - Но он его, оказывается, вовсе не зашвырнул. Он лишь чуть-чуть разворошил листья почти возле самой дорожки и положил туда нож как будто специально, чтобы вы побыстрей его нашли. Зачем бы это?
     Сергей посмотрел на хмурое, озабоченное лицо Валькова, на невозмутимо курившего Нуриманова и заключил:
     - Нож положил не Чуприн. Его положил - именно положил, а не зашвырнул - кто-то другой. И при этом очень хотел, чтобы вы его нашли.
     - Но гашиш! - не вытерпел Вальков.- Как ты объяснишь это? Или не от Гусева он перешел к Чуприну?
     - Погоди,- остановил его Сергей.- Сейчас мы раз беремся и с ним. Давайте рассуждать. Если кому-то надо было свалить убийство на Чуприна, то на гашиш он делал особую ставку. И тут возникает третий момент. Смотрите сами. В тот день, рано утром Чуприн появляется в закусочной вместе с каким-то человеком. Потом они садятся в машину. В синюю машину с желтыми противотуманными фарами. Так сказал Ибадову человек, видевший его.
     - Он мне этого почему-то не сообщил,- сердито сказал Вальков.- Какая была машина.
     - Он молодой сотрудник,- возразил Сергей. - Он вообще не придал значения этому факту. И можно было бы не придать, если бы... Чуприн, тот парень и та же машина не оказались потом около аэропорта. Если бы затем та же машина не последовала за Гусевым на улицу Строителей. Если бы вечером она не оказалась вместе с Гусевым около Шпильковского переулка и не уехала оттуда вслед за ним. Ты помнишь? - обернулся он к Валькову.- Нам сказал об этой старик Сайыпов.
     - Там была черная машина,- возразил Вальков, но тут же махнул рукой.-Впрочем, ясно. Темно же было.
     - Вот именно,- подтвердил Сергей.- Ночью все кошки серы. И обрати внимание. Около Шпильковского переулка к Гусеву сел Чуприн. И в той машине осталось два человека. Их заметил Сайыпов.
     - Значит, по-твоему, эта машина весь день следила за Гусевым? - недоверчиво спросил Вальков.- И тот ничего не заметил?
     - Да, следила. Ты же сам видишь. И Гусев не заметил. Если бы он опасался такой слежки, если бы был настороже, если бы, наконец, не был чем-то расстроен, он бы заметил. Но он был расстроен и был очень далек от мысли о такой слежке. И вот у Шпильковского переулка тот, второй, человек послал наконец Чуприна к Гусеву и сказал ему примерно так: "Теперь поезжай домой, на Цветочную". А ведь до этого он целый день таскал его с собой на машине. И Чуприн не возражал. Почему? А потому, что тот обещал ему что-то. Помнишь, как утром Чуприн спешил к нему? Чем легче всего можно купить Чуприна? Конечно, наркотиком. Он отравленный человек. Он действительно гибнущий человек. А ему всего лишь девятнадцать лет! - Сергей взволнованно посмотрел на Нуриманова.- Его надо лечить, принудительно лечить!
     
     - Согласен, - кивнул в ответ Нуриманов.- Продолжай, пожалуйста.
     - Хорошо,- согласился Сергей, но тут же снова обеспокоенно спросил: - Да, а где Леров?
     Нуриманов сдержанно усмехнулся:
     - Носится на машине за каким-то лекарством.
     - Достал?
     - Не знаю. .
     - Надо достать.
     
     - Достанем,- кивнул Нуриманов,- раз обещал, то достанем.- И повторил: - Продолжай, пожалуйста.
     - Ну так вот,- снова собираясь с мыслями, сказал Сергей.- Значит, насчет Чуприна. Этот человек и дал ему гашиш как плату и послал домой. Вернее, послал он его в тюрьму, может быть, даже на расстрел. Потому что решил свалить на него убийство Гусева. Чуприн очень подходил для такой роли. Это был точный и хитрый расчет, что и говорить. И сделал его умный и хитрый человек.
     
     - Которому надо было почему-то убрать Гусева, да? - спросил Вальков.-Так ты полагаешь?
     - Да, я так полагаю,- ответил Сергей.- А ты?
     - И он же, этот человек, уронил потом ту записку? - снова спросил Вальков, не отвечая на вопрос.
     - Возможно,- подтвердил Сергей.- Вполне возможно. Кстати, что дала экспертиза по записке?
     - Сейчас. Вот слушай.
     
     Вальков надел очки и вынул из тонкой папки, которую принес с собой, листок с заключением эксперта.
     Там указывалось, что почерк, каким написана записка, мужской, торопливый, принадлежит узбеку, человеку; не очень грамотному. Бумага является частью газеты "Правда Востока", оторвана от первой полосы ее, верхний правый угол. На обороте - часть газетного текста, это помогло установить день, когда газета вышла.
     Дойдя до этого места, Вальков многозначительно посмотрел поверх очков на Сергея.
     - Это накануне убийства Гусева,- сказал он.
     - Понятно. Что там еще?
     Далее в заключении говорилось, что характер отрыва небрежный. В сочетании с торопливым почерком это означает, что автор записки, видимо, спешил. В самом углу оторванного клочка другим карандашом и почерком проставлена цифра "14". Скорее всего, это номер дома подписчика, и проставил ее почтальон. Наконец, на записке имеются слабо различимые отпечатки бурого цвета. Это следы машинного или автомобильного масла. Можно предположить, что этим маслом были испачканы пальцы автора записки. Но идентифицировать их не представляется возможным.
     - Вот, и все,- сказал Вальков, снимая очки.
     - Немало,- заметил Сергей.- Добросовестный эксперт попался.- И деловито спросил, чувствуя, что все доводы его уже приняты и доказывать больше ничего не надо:- А теперь скажи, Алексей Макарович, как дела со связями Гусева, удалось их установить, ту девушку и Карима?
     Вальков досадливо покачал головой:
     - Никаких подходов пока нет. Их никто не знает из тех, кого знаем мы.-И, вздохнув, добавил: - Будем дальше работать. Их надо установить. Теперь особенно.
     Знали бы Нуриманов и Сергей, как себя сейчас казнил Вальков. Если бы он не торопился, если бы его не подгоняли, он бы, конечно, заметил, как услужливо текли к нему в руки улики против Чуприна, он бы задумался над тем, как стоит машина Гусева, как спрятан нож, он бы заинтересовался, что это была за машина, в которую сели около закусочной Чуприн и тот человек. А зацепившись хоть за одно из этих обстоятельств, он бы не пропустил и остальные. Он бы сделал все то, что сейчас сделал Коршунов. И даже еще больше. Да, да. Ведь Гусев сказал Тулякову, что он в тот день, утром... Вот что надо еще потянуть!
     - Гусев сказал Тулякову,- задумчиво произнес Вальков,- что в то утро он кому-то "объявил", что "все завяжет".
     - Гусев? - насторожился Сергей.
     - Да. Вначале мы подумали, не девушке ли той он объявил, что уходит от нее. Ведь он решил к жене вернуться.
     - Не-ет,- покачал головой Сергей.- Это что-то другое. Любовь не "завязывают". Что-то другое,- по вторил он.- Что может стоить и жизни.
     
     
     * * *
     
     Итак, явственно обозначились две линии работы: убийство Гусева, которое оказалось не только не раскрытым, но еще более запутанным, чем вначале, и опасная ниточка, тянувшаяся из Ташкента в Борек, к Семенову, через Рожкова и Трофимова. Случилось то, чего так боялся Вальков: предстояло "гнаться сразу за двумя зайцами". Правда, запутанные следы их как будто пересекались и можно было предположить, что "зайцы" эти, как выразился Нуриманов, "из одной норы". Возможных точек пересечения было три: записка с адресом Семенова в машине Гусева, гашиш, фигурировавший в том и в другом деле, наконец, некий Карим, приезжавший однажды вместе с Рожковым в Борек и оказавшийся другом Гусева. Впрочем, все эти три обстоятельства или любое из них легко могли оказаться чисто случайным совпадением. Поэтому одинаково опасно было и отбросить их, и в них поверить. Одно было пока очевидным: и в том, и в другом деле удалось ухватиться за важные, хотя и промежуточные, звенья. Кто-то стоял за Чуприным в деле по убийству Гусева, кто-то стоял за Рожковым и кто-то послал его в Борек. Вот до них и предстояло сейчас докапываться, оставив пока в стороне возможные точки пересечения этих дел, чтобы не запутаться и не пойти по ложному следу.
     В соответствии со всеми этими соображениями и был составлен новый план оперативных мероприятий.
     Сергею предстоял новый допрос Чуприна.
     Предварительно, однако, он решил повидаться с его сестрой, Ольгой Игоревной Кныш.
     В кабинет к Сергею торопливо вошла молодая, очень полная женщина. Ее желтые, крашеные, волосы были сложены в огромный, вытянутый вверх пучок, чудом державшийся на затылке. Слегка оплывшее лицо ее раскраснелось, на лбу выступили бисеринки пота. На женщине было легкое, открытое платье, каждую минуту готовое, казалось, лопнуть под напором ее могучих форм. Маленькие темные глаза ее под припухшими веками светились любопытством.
     Женщина остановилась у порога, прижав к груди сумку, казавшуюся в ее руках почти игрушечной, и неуверенно спросила:
     - Простите, это вы будете товарищ Коршунов?
     - Я. Проходите, пожалуйста,- ответил Сергей, вставая.
     
     - Ой! - Женщина всплеснула пухлыми руками.- Ну, конечно, это вы! Как же я сразу не узнала. Ну, абсолютно вы, просто вылитый. Знаете,- словоохотливо продолжала она, подходя к столу,- это так интересно - увидеть вас вдруг живым. Я теперь всем буду рассказывать. Тамара Георгиевна, моя напарница, мы вместе работаем, не верила, что это вы. Говорит: "Однофамилец". Это же надо! А я была уверена, просто уверена. Вы знаете, у меня удивительные предчувствия бывают. Я иногда говорю мужу...
     Сергей не сразу справился с этим потоком слов.
     - Разве мы с вами встречались? - удивленно спросил он.
     - Как сказать,- игриво ответила Ольга Игоревна, опускаясь на стул.- Вы со мной, конечно, не встречались...
     
     "Иначе я бы тебя надолго запомнил",- подумал Сергей.
     - А вот я с вами встречалась,- продолжала Ольга Игоревна.- Я видела ваш портрет. В газете. Вы там такой серьезный и совершенно молодой. Ну совершенно. У нас в редакции все девочки в вас влюбились, имейте в виду. И какой очерк о вас был написан! Боже, какой очерк! Даже наш редактор на летучке говорил: "Вот какой материал нам нужен". А он у нас ужасно требовательный. И горячий. Если что не так, он просто на люстру кидается. Однажды, вы можете себе представить...
     - Одну минуточку, Ольга Игоревна,- взмолился Сергей.- Вы мне потом все расскажете. Я вас пригласил, чтобы поговорить о вашем брате.
     Оживление мгновенно исчезло с ее полного лица, она остановилась на полуслове и растерянно посмотрела на Сергея.
     - О... брате?.. О... Лёне? - прерывающимся голо сом, словно проглатывая одну косточку за другой, переспросила она.
     Из глаз ее вдруг потекли слезы. Ольга Игоревна громко всхлипнула и, торопливо достав из сумки платочек, прижала его к глазам. Но сдерживаться у нее не было сил, она просто захлебывалась в слезах и не могла произнести ни слова. В конце концов она разрыдалась так бурно и громко, что в дверь даже заглянул кто-то из сотрудников.
     Сергей стоял возле нее, держа в руках стакан с водой, и безуспешно пытался унять этот поток слез.
     Наконец он поставил стакан, обошел стол и опустился и кресло. Закурив, он решил, что все средства исчерпаны и остается только ждать. Это было самое верное решение. Постепенно рыдания начали утихать, словно костер, и который больше не подкидывали хворост.
     - Это ужасно, ужасно...- простонала Ольга Игоревна, вытирая распухшие от слез глаза, мокрые щеки ее тряслись.- Вы не можете себе представить, сколько горя он нам принес... Это незаживающая рана... Ради бога, простите, об этом нет сил говорить спокойно... Вы только подумайте! Был такой хороший мальчик, красивый, умный, сильный. Мы так гордились им. Он был один из первых в школе. И вдруг... после смерти отца... Лёня его обожал. Он просто молился на него. И так хотел с отцом, жить. Но папа был геолог. И все время уезжал и экспедиции. А Лёня не мог простить маме, что она ушла. Он ее возненавидел после этого. Я говорила: "Лёнечка, ну так нельзя. Это же все-таки мама". Он только грубил. И ничего не хотел слушать. А потом... эта отрава... этот ужас...
     У нее не было сил говорить, она уже не плакала, она только задыхалась от волнения, ей не хватало воздуха. Полное лицо побледнело, на лбу обильно выступил пот. Ольга Игоревна прижала руку к горлу, и в глазах ее возник страх.
     Сергей вскочил. Надо было вызывать врача.
     Ольгу Игоревну на машине отправили домой. Перед этим ей сделали укол, принесли кислородные подушки. Врач, измерив кровяное давление, озабоченно покачал головой.
     Сергей после этого долго еще ходил по кабинету, стараясь успокоиться.
     Потом вызвал на допрос Чуприна.
     Тот вошел, все так же сутулясь, заложив за спину руки, шаркая спадавшими, без шнурков, ботинками. Подойдя к столу, он с усилием, опираясь руками о худые, острые колени, опустился на стул.
     Сергей некоторое время молча смотрел на него.
     Чуприн сидел, безвольно опустив голову, морщинистое, измученное лицо его с впалыми щеками ничего не выражало, тусклые глаза неподвижно и равнодушно уставились в какую-то точку на полу.
     - Ну что, Леонид, будем говорить? - спросил наконец Сергей.
     
     Тот, не меняя позы, молча передернул плечами.
     - Я должен тебе сказать,- продолжал Сергей. - Ты не убивал Гусева. Понял? Не убивал
     - Убил...- тихо произнес Чуприн, не поднимая головы
     - Нет, Леонид. Все было не так.
     - Убил,- уже твердо повторил Чуприн.
     - Нет. Это доказано. В тот вечер, на Цветочной, ты вылез из машины и пошел домой. А в нее сел другой человек. Вот он-то...
     
     Чуприн вдруг поднял голову и пристально посмотрел на Сергея.
     
     - Кто этот человек? - спросил Сергей.- Скажи, кто он.
     
     Но Чуприн только молча покачал головой и отвел глаза.
     
     - Он дал тебе гашиш,- продолжал Сергей.- Он целый день возил тебя на машине по городу. А вечером велел сесть к Гусеву и ехать домой. Он ведь так и сказал: "Теперь поезжай домой". Сказал?
     Чуприн слабо кивнул головой, но тут же, словно спохватившись, снова поднял измученные глаза на Сергея и тускло, устало произнес:
     - Хватит... я убил... и все тут... Я...
     - Кто был этот человек? - повторил Сергей, чувствуя, что не в силах пробиться сквозь эту чугунную усталость и безмерную, смертельную апатию.
     Чуприн молчал.
     
     Сергей достал из папки с делом записку, найденную в машине Гусева, и показал ее Чуприну.
     - Смотри. Ну, смотри же.
     Чуприн с усилием поднял голову, взглянул на записку. На лице его ничего не отразилось.
     - Тебе известна эта записка?
     - Не знаю... Не моя...
     - Ну, а кто такая Дина, ты знаешь? - снова спросил Сергей.
     - Кто ее знает...- равнодушно ответил Чуприн.
     - Вот погляди. Может, вспомнишь?
     Сергей достал фотографию девушки, обнаруженную в бумажнике у Гусева.
     Нет, Чуприн ничего не вспомнил. Скорее всего, он действительно не знал эту девушку.
     - Ну что ж, Леонид, - сказал Сергей. - Тогда все. Не хочешь ты нам помочь, не надо. Того человека мы все равно найдем. А тебя будем лечить. Обязательно лечить; Гусева ты не убивал. Ты только себя убиваешь. И еще Олю...
     Чуприн поднял голову. Впервые в глазах его мелькнула какая-то мысль, тревожная, взволновавшая его мысль.
     - А ей-то чего? - хрипло спросил он.
     - Она же тебя любит. Брат ведь ты ей. Родной брат.- Сергей досадливо нахмурился. - Она была у меня. Если бы ты видел, как она плакала...
     Чуприн отвернулся. Губы у него вдруг задрожали.
     - Ты хочешь вылечиться? - спросил Сергей.- Ну, отвечай же!
     Чуприн безнадежно махнул рукой:
     - Э-эх... Ладно уж...
     - Если бы тебя видел отец, что бы он сказал? - стиснув зубы, процедил Сергей. - Он тоже был такой тряпкой?
     - Ну! - крикнул вдруг Чуприн и вскинул голову.- Не трожь!
     - Вот это уже другое дело, - улыбнулся Сергей.- Это вселяет надежду.
     
     
     * * *
     
     Когда Сергей остался один, он с усилием потянулся, закурил и только сейчас почувствовал, как устал.
     Тяжелый разговор с Ольгой Игоревной и не менее тяжелый допрос Чуприна в общем ничего нового не дали и ни на шаг не приблизили к цели. А ведь Чуприн знает того человека. Неужели в его отравленном мозгу ничего не шевельнется?
     Зазвонил телефон. Сергей снял трубку и услышал спокойный голос Нуриманова.
     - Тюрьма сообщает: доставлен Рожков. Кто будет им заниматься?
     - Я буду.
     - Хорошо. Леров достал лекарство. Уже отвез.
     - Молодец. Где он сейчас?
     
     - Работает согласно плану. По почтовым отделениям.
     
     - Ну, там ему работы хватит. Подписчиков искать. А где Вальков? С утра его сегодня не видел.
     - Связи Гусева, - коротко ответил Нуриманов и в свою очередь спросил: - Тебе что-нибудь надо?
     - Пока нет. Позвоню.
     Сергей повесил трубку и задумался.
     Из Борска доставлен Рожков. Но допрашивать его сейчас бесполезна. Никаких новых фактов у Сергея пока нет. Связи Рожкова в Ташкенте еще не установлены. Вот только Трофимов. Но это связь случайная. Их соединил тоже пока неведомый Юсуф. Неужели он не встретится с Трофимовым? Ведь. Рожков не вернулся, Семенов молчит. Единственный человек, который может сообщить о том, что произошло в Борске,- это Трофимов. Юсуф должен с ним встретиться. У него нет другого выхода: Вот только где и когда произойдет эта встреча? Удастся ли ее зафиксировать? И как поведет себя Трофимов?
     
     Сергей снял трубку одного из телефонов и набрал короткий номер.
     Ответил Нуриманов.
     - Мне нужен Трофимов,- сказал Сергей.- Пошли кого-нибудь за ним. Он, наверное, еще на занятиях.
     - Пошлю. Обедать собираешься?
     - Спасибо. Я еще твоим пловом сыт.
     - Ну-ну, слабо ел. Помню.
     - Все равно. Обед потом. Жду Трофимова.
     - Хорошо. Жди.
     Они простились.
     Да, Трофимов пока единственная известная связь Рожковав Ташкенте. А в Борске? Там Семенов, Стукова и кто-то еще, чей адрес потерял Рожков. Чей же это адрес? Это должен узнать Лобанов, обязательно должен узнать. Как там вообще у него дела, интересно.
     Сергей посмотрел на часы и торопливо вышел из кабинета.
     В дежурной части его мгновенно связали с Борском.
     К телефону подошел Храмов.
     - Николай Григорьевич, привет. Коршунов говорит.
     - Здравия желаю, товарищ полковник
     - А где Лобанов? - усмехнувшись, спросил Сергей.
     - Выехал, товарищ полковник... в городскую больницу.
     - Что случилось? Ах, да...
     Сергей засмеялся.
     - Как себя чувствуете, товарищ полковник? - участливо спросил Храмов.
     - Нормально. Даже зарядку делаю. Вы мне вот что скажите. Установили связи Рожкова?
     - Так точно, товарищ полковник. Семенов и Стукова.
     - Их адрес он знает. Бывал у обоих.
     - Так точно.
     - А других его знакомых в Борске не нашли?
     - Пока нет, товарищ полковник. Занимаемся.
     - Как здоровье Жаткина?
     - Все в порядке. Вышел на работу.
     - Ну ладно. Привет Лобанову и всем товарищам.
     - Слушаюсь. Желаем удачи, товарищ полковник.
     Сергей досадливо повесил трубку.
     В кабинете его поджидал маленький черноволосый Ибадов. Узкие глаза его весело блестели.
     - Чего это вы такой довольный? - улыбнулся Сергей.
     - Суббота, товарищ полковник.
     - Ну и что? С утра отдыхаете?
     - Никак нет. Но Алексей Макарович приказ вам велел передать,- хитро прищурился Ибадов.
     - Ишь ты. Какой же?
     - Прибыть сегодня вечером к нему, пожалуйста. И нам с Гошей тоже. А сейчас...- Ибадов прищурился еще хитрее.- Сама Полина Осиповна звонила. Уточняла.
     Сергей засмеялся:
     - А плов будет? Я теперь только на плов хожу.
     - Все будет. И Нина будет, пожалуйста. Самая красивая девушка в Ташкенте. Так Гоша говорит. Он это точно знает.
     Ибадов неожиданно вздохнул.
     - И вы так полагаете? - с улыбкой спросил Сергей.
     - Обязательно! Очень хорошая девушка,- снова загорелся Ибадов. - Сами увидите, пожалуйста.
     В этот, момент в кабинет заглянул один из сотрудников и доложил, что приехал вместе с Трофимовым.
     - Пусть заходит,- распорядился Сергей и кивнул Ибадову: - Ну, до вечера.
     Ибадов торопливо вышел, пропустив в кабинет высокого плотного паренька в мятом пиджаке, под которым виднелась клетчатая рубашка, ворот ее был расстегнут. Это был Трофимов.
     
     Остановившись у порога, он хмуро и настороженно посмотрел на Сергея. Лицо у него было скуластое, упрямое, на выпуклый лоб падала темная челка.
     
     - Долго меня таскать будете? - спросил он.- Ни в чем я не виноватый. Подумаешь, чемодан с барахлом вез.
     
     - Проходи и садись,- строго сказал Сергей.- Поговорить надо.
     
     Он уже прочел протоколы допросов Трофимова и кое-что знал о нем еще со слов Лобанова.
     - Ну так вот,- продолжал Сергей, когда Трофимов опустился на стул возле его стола.- Тебе, Борис, семнадцать лет, это, как ты понимаешь, вполне достаточно, чтобы понимать, что хорошо и что плохо. А вот впутался ты в очень плохую историю.
     - Уже выпутался,- все так же хмуро, но не очень твердо возразил Трофимов.
     - Верно, выпутался. Хотя и не по своей воле, заметь.
     - Майор хороший попался.
     - Тоже верно. Фамилия его, кстати, Лобанов,- улыбнулся Сергей.- Большой мой друг. Он мне про тебя рассказывал.
     Улыбка у Сергея была удивительно располагающей. Живое смуглое лицо со шрамом на щеке и голубыми глазами в лучинках морщинок у седоватых висков становилось в такой момент вдруг простым и добрым, каким-то даже домашним. И люди невольно улыбались ему в ответ. Улыбнулся и Трофимов, застенчиво и чуть виновато, сам словно стесняясь своей улыбки.
     - Главное сейчас, Боря, в другом,- покачал головой Сергей.- Ты-то выпутался и, надеюсь, никогда больше не впутаешься.
     - Да уж. Будьте спокойны.
     - Вот-вот. Но преетупление-то осталось пока не рас крытым. И мы должны его раскрыть. Нельзя позволить отравлять людей, губить их. Нельзя, понимаешь? Закон и совесть не позволяют.
     - Еще бы не понимать. Ясное дело, не позволяют.
     - Между прочим, чемодан мы тот нашли. Вот он, гляди.
     Сергей подошел к шкафу и, достав оттуда чемодан, протянул его Трофимову.
     - Узнаешь?
     - Точно, он,- кивнул тот.- Я на нем колбасу резал. Вон, видите? Знал бы, что там, нипочем не резал. И вообще... не полез бы. Я уж майору говорил. Это точно.
     - Он тебе поверил. И я верю.
     Сергей видел, как паренек постепенно словно оттаивает. Исчезла настороженность, в голосе появились какие-то новые, доверчивые, искренние нотки.
     - Придется, Боря, нам помочь,- вздохнув, сказал Сергей.- Без тебя трудно нам будет.
     - Чем помочь-то? - Трофимов удивленно и чуть испуганно посмотрел на Сергея.
     - Ты больше не видел этого... Юсуфа?
     
     - А-а... Видел.
     "Ну вот,- пронеслось в голове у Сергея.- Так я и знал".
     - Где ты его видел?
     - На улице. Он в машине проехал. За рулем.- И насмешливо прибавил: - Говорил, жить ему негде. А сам на машине разъезжает.
     - Какая же у него машина?
     - "Москвич". Четыреста восьмой. Новый совсем. Красного цвета, как пожарный.
     - А номер не заметил?
     - Не. На номер я не посмотрел.- Трофимов усмехнулся: - Сыщик из меня неважный.
     - Зато человек ты, кажется, стоящий. И если Юсуф к тебе придет...
     - Он мне монеты обещал.
     - Ну, монет не жди. Поручение его ты, слава богу, не выполнил. Но он придет узнать, что случилось в Борске. Ведь Рожков оттуда не вернулся.
     - Иван? А вы почем знаете?
     - Задержан он.
     - Ну да?
     Трофимов с изумлением посмотрел на Сергея.
     - Что ж тут удивительного? - усмехнулся Сергей.- И не таких задерживали.
     - Он говорил, у него там знакомая баба есть. Всегда спрячет, если что.
     - А тебе, если что, куда велел прятаться?
     - Мне-то? - неуверенно переспросил Трофимов.- А никуда. Чего мне прятаться? Его, он говорил, искать могут. А меня кто будет искать?
     
     - А его, значила могут искать,- задумчиво повторил Сергей и, взглянув на Трофимова, неожиданно спросил: - Что бы ты, Боря, делал, если бы Семенов не встретил тебя на вокзале, куда бы ты пошел?
     - Домой к нему, куда же еще? - пожал плечами Трофимов.- У меня же вон чего было.- Он брезгливо кивнул на чемодан.
     
     - Конечно, куда же еще с ним идти,- подтвердил Сергей и снова спросил: - А где живет Семенов, ты знал?
     
     - Не. Иван обещал сказать, и... не знаю... не успел, что ли. Еще в поезде должен был.
     "Не успел,- подумал Сергей.- Так-таки не успел? Ну, Рожков, теперь есть о чем с тобой поговорить. Кажется, есть". Он почувствовал нетерпение. "Погоди, погоди,- сказал он себе.- Только не торопись. Надо еще кое-что сделать и кое-что выяснить".
     
     ...Ибадов оказался на месте, когда ему позвонил Сергей, и тотчас зашел к нему в кабинет. Живой, энергичный, он словно ждал этого звонка и заранее уже был полон желания выполнить любое поручение.
     Мурат не только помнил слова Валькова, сказанные им накануне прилета Коршунова: "Это не просто знающий, опытный работник, это - талант, каких мало". Теперь Мурат сам убедился в справедливости этих слов. Как Коршунов перевернул, как опроверг их, казалось бы, неопровержимые выводы! Это было сделано так ювелирно и точно, так психологически тонко, что не только обижаться или сердиться, но даже огорчаться было невозможно. Только помогать, помогать изо всех сил идти дальше. Ведь Коршунов теперь взвалил на свои плечи всю ответственность за успешное раскрытие дела по убийству Гусева. И уже что-то нащупывает, безусловно, нащупывает! А ведь на нем лежит и другое не менее серьезное дело, ради которого он прилетел в Ташкент.
     - Послушайте, Мурат,- сказал Сергей, когда молодой оперативник вошел к нему в кабинет.- Вы помните людей, которые видели Чуприна в закусочной и около аэропорта?
     
     - Помню, конечно! - воскликнул Ибадов.- Могу их найти хоть сейчас, пожалуйста.
     - Их надо будет найти. И пригласить сюда. Но сначала надо будет сделать вот что...
     Сергей говорил спокойно, неторопливо, стараясь умерить горячность свого молодого помощника. Ему хорошо было известно это состояние, когда начинаешь вдруг явственно ощущать плохо пока различимый, но кажущийся совсем близко финиш, конец большого, запутанного дела. И нервы уже не выдерживают размеренного, последовательного хода событий, медленного, осмотрительного движения вперед. Хочется все ускорить и сократить, и невыносимы остановки и петли. Но раскрытие преступления не беговая дорожка, и спурт на финише ему больше всего противопоказан. Один слепой рывок, один слишком поспешный шаг - и все может полететь. Ведь борьба тут идет не с секундами и метрами, а с живым, совсем не глупым, порой очень хитрым врагом, который, чем ближе к концу, тем все яростнее, все изобретательнее обороняется. Поэтому тут надо в кулак зажать нервы, ни в коем случае не торопиться и все предусмотреть. Ох, как трудно это было когда-то самому Сергею, как он спешил и как расшибался! А сейчас так же трудно взять себя в руки вот этому парню. И надо ему помочь, надо, чтобы он не нервничал и не спешил.
     - Вы все поняли, Мурат?- спросил Сергей.- И не спешите. Людей надо выбрать точно, чтобы у нас не было тут осечки.
     - Понял! Конечно, понял!
     - И приготовьте фотографии еще нескольких человек, близких ему по возрасту, по цвету волос, и без усов, бороды, очков, словом, без особых примет, которых нет у него. Вы понимаете?
     - Ну, конечно, Сергей Павлович!
     - Завтра воскресенье, но придется поработать.
     - Что за разговор! Конечно поработаем, пожалуйста.
     - Хорошо. Начинайте сейчас же.
     Ибадов, кивнув, пулей выскочил из кабинета, но тут же с виноватым видом вернулся и взял забытую на столе кепку.
     Сергей с улыбкой посмотрел ему вслед и позвонил Валькову. Тот оказался на месте.
     - Зайду сейчас,- сказал Сергей.- Хочу тебя попросить кое о чем.
     Разговор с Вальковым был совсем другой, чем с Ибадовым. Валькова не надо было сдерживать и успокаивать, он сам мог кого угодно успокоить, и осмотрительности у него хватало на двоих. Да и видел он куда дальше; чем Ибадов, и скорого финиша не ждал.
     - Есть один подонок,- неторопЛиво и задумчиво сказал Вальков, крутя в руках очки.- Некий Замков по кличке Кат. Окружение и связи Чуприна знает как свои пять пальцев.
     
     - Такой именно человек и нужен,- подтвердил Сергей.
     
     - Человек...- усмехнулся Вальков.- Это, милый мой, не человек, а, как бы тебе сказать?.. Словом, мать родную продаст, друга, кого хочешь. И наговорит на них такого, чего свет не видывал. Вернее, чего ты хочешь, то он и наговорит.
     - Опасная порода,- заметил Сергей.
     - Куда там. Опаснее не придумаешь. И главное, носом чует, чего тебе надо. Вот ведь что. Чуприна он сразу в убийцы записал.
     - И все-таки с ним придется потолковать,- вздохнул Сергей.- Выбора у нас нет и времени тоже. При этом запутать, чтобы ничего не учуял, и все, что можно, узнать. Не мне тебя учить.
     - Это понятно, - кивнул Вальков и посмотрел на часы.- Теперь уж только завтра.
     - Да, конечно,- согласился Сергей.- Но завтра обязательно. Прямо с утра. Поэтому сейчас надо все подготовить.
     
     - И еще,- продолжал Сергей.- Пусть ГАИ проверит по своим учетам. Красный "Москвич" четыреста восьмой. Это тоже путь к Юсуфу.
     - Не простой. Ведь тысячи машин. И каждого владельца такого "Москвича" надо еще проверить. А этот Юсуф, может быть, вообще не живет в Ташкенте.
     - И все-таки по этой линии надо тоже идти. Сам понимаешь.
     
     - Пойдем, конечно. Но Рожков может нам дать Юсуфа быстрее.
     
     Да, с Вальковым все было по-другому. Его не надо было учить и призывать к осмотрительности. Его надо было поторапливать.
     Но прежде чем встретиться с Рожковым, прежде чем провести новый, может быть решающий его допрос, надо было осуществить еще одно мероприятие, попробовать раздобыть еще одну улику.
     Важная эта улика таилась в гашише, который был конфискован в Борске и который привезли туда Трофимов и Рожков.
     Сергей долго еще размышлял, чертя какие-то кружки и квадратики на бумаге, потом снял трубку, нашел нужный номер в длинном списке под стеклом и позвонил.
     Ему ответил женский голос.
     - Добрый вечер. Говорит Коршунов, - сказал Сергей. - Это Зара Халиковна? Мы с вами вчера уже познакомились. Вы успели что-нибудь сделать?.. Успели? Вот спасибо! Ну и как?.. Совпало? Значит, одна партия?.. Отлично. Огромное вам спасибо: Можно получить письменное заключение?.. Не надо. Я сам сейчас зайду.
     Сергей неторопливо убрал со стола бумаги и вышел из кабинета.
     "Ну что ж, - думал он, шагая по длин нежу коридору.- Кажется, завтра мы все закончим. И в понедельник мы с тобой поговорим, Рожков. Как следует поговорим. Деться тебе будет некуда".
     Но в то же время Сергей прекрасно понимал, что деться Рожкову будет куда. И на том пути, который мог избрать Рожков, Сергея ждала только половина победы, причем наименее важная. А половина победы для Сергея равносильна поражению, временному, конечно, но поражению.
     Мысль о Рожкове не покидала Сергея и на следующий день, когда он готовился к допросу.
     Да, конечно, думал Сергей, Рожков человек опасный, очень опасный, он способен отравить жизнь многим людям, даже отнять ее у кого-то. На совести именно таких, как Рожков, искалеченные судьбы совсем молодых, неопытных ребят вроде Чуприна или Трофимова. Только Трофимов - это начало такой судьбы, а Чуприн - ее конец. И бороться с такими, как Рожков, дело необходимое. А для этого надо обшарить все темные углы, все выгребные ямы. Что и говорить, грязная работа, конечно, и небезопасная, кстати. А погибнуть от бандитского ножа совсем не то, что на фронте или испытывая новый самолет, покоряя горную вершину, прививая себе вирус неведомой болезни. Но разве дело в том, где драться и от чего погибнуть? Главное все-таки, за что драться и погибать.
     Сергей неожиданно вспомнил, как знакомый журналист, тот самый, который потом написал о нем в газете, однажды пригласил его к себе в клуб на диспут: "Героическая тема в литературе". "Писатели придут,- сказал он.- О вашей работе тоже, наверное, будут говорить". Сергеи усмехнулся, но пошел. Диспут оказался интересным. Говорили о военных романах, о книгах, посвященных разведчикам, путешественникам, морякам, летчикам. Сергею запомнилось одно выступление. Говорил писатель, Сергей не расслышал его фамилии. Это был пожилой человек, высокий, с впалыми щеками, в очках, говорил хорошо поставленным голосом, свободно, с горячим пафосом, сурово и убежденно. "Нечего писать о преступниках,- сказал он.- Оставим это Агате Кристи. Эта кровавая дама любит убивать. Я не принимаю этой темы. Она не воспитывает благородные, высокие чувства, она соблазняет юные души ложной романтикой преступлений. Подобные книги могут нанести только вред". С ним заспорили. Но Сергей видел, что этого человека никто не переубедил, он твердо остался при своем мнении, писатель, который ничего не увидел в его, Сергея, работе. "Не расстраивайся,- сказал на обратном пути тот самый журналист,- Златов не прав. Знаешь что? - Он остановился.- Вот я возьму и напишу о тебе, бывшем солдате. А? Ручаюсь - получится отличный материал!" Кажется, именно тогда ему и пришла в голову эта мысль. "Глупости",- сердито ответил Сергей. Как будто он нуждался в чьей-то поддержке, как будто он не был убежден в полезности и важности своей работы.
     Почему Сергей вдруг вспомнил сейчас этот случай? Сейчас некогда было заниматься воспоминаниями. Сергею предстоял сложный и очень важный допрос. И надо было к нему готовиться.
     
     
     * * *
     
     В понедельник утром в кабинет к Сергею ввели Рожкова. Длинный, худой, обросший черной щетиной, он, прихрамывая и заложив за спину руки, прошел к столу. На губах у него застыла насмешливая ухмылка. Всем своим видом Рожков словно говорил: "Ничего я не боюсь. Плевал я на тебя". Но Сергея не обманула эта игра, некоторые играли и получше. Он чувствовал: Рожков напряжен, все у него внутри натянуто, как струна, и он готов к схватке.
     - Вот мы с вами и в Ташкенте, Рожков,- спокойно сказал Сергей.- Можем продолжить разговор,
     - Вы куда хошь приволокете.
     - Куда надо,- поправил Сергей.- Здесь у вас, оказывается, много знакомых. Ката, например, знаете?
     - Кто его не знает, вошь эту,- презрительно ответил Рожков.
     - Он и других ваших знакомых назвал.
     - Мало ему морду били.
     Сергей пожал плечами.
     - Кажется, не мало.
     
     Он назвал еще несколько имен, и Рожков не очень охотно подтвердил знакомство. Никакой опасности эти люди для него не представляли.
     
     - Ну, вот еще Ленька Чума, тоже знаете? - спросил Сергей.
     
     Впервые Рожков задумался, потом безразлично пожал плечами:
     
     - Этого не помню. Может, и встречал где.
     - Ну что ж,- сказал Сергей.- Давайте тогда сперва займемся Борском. И условимся заранее. Человек вы опытный. Волынку не тянуть. То, что доказано, не отрицать. Глупо будет. И не в ваших это интересах. Договорились?
     
     - Не фрайер. Знаю.
     
     - Вот и хорошо. Итак, в Борек вы приезжали дважды. Один раз с Каримом, второй раз с Трофимовым. Правильно?
     
     - Ну, правильно. Чего там?
     - Карим тоже вор?
     Рожков усмехнулся:
     
     - Мне когда-то один умный мужик сказал: "Все воруют, сколько смелости хватит. Один гвоздь украдет, другой квартиру возьмет. А у кого ее совсем нет, тот воров ловит". Или не так?
     
     - Конечно, смелости большой не надо, чтобы воров ловить. Это он прав. А насчет того, что умный, не сказал бы. Только и хватило ума из вас вора сделать. Он и Кариму это говорил?
     
     - Карима, начальник, оставь,- нахмурился Рожков.- Вы его не знаете, и я его не знаю.
     
     - Ну что ж, оставим пока,- согласился Сергей.- А не скажите, почему второй раз с вами поехал не Карим, а Трофимов?
     
     - Почем я знаю? - отрывисто произнес Рожков.- Поехал, и все.
     
     - Допустим пока, что не знаете. Но ведь Трофимов не знал Семенова. Так?
     - Ну, так.
     
     - А теперь скажите: что бы делал Трофимов, если Семенов не встретил бы вас на вокзале?
     - К нему потопал. Что же еще?
     - Ну да, конечно. Вы же бывали у Семенова, адрес его знаете. Он,
     кстати, на какой улице живет?
     - На... Полевой, что ли. Или Луговой...
     - А дом?
     - Дом?.. Не помню, в общем. Записан у меня адрес был.
     - Потеряли?
     - Ага. Да я и так бы его нашел.
     - Зачем же записывали?
     - Для Борьки. Зачем же еще?
     - Где же вы этот адрес потеряли?
     - В поезде. Все карманы обшарил, не нашел.
     - Да. Мне пассажиры рассказывали, как вы его искали. Не надо было столько пить с Сенькой.
     - Ишь ты, - уважительно произнес Рожков.- И в поезде моем, выходит, побывали?
     Испуга в его голосе, однако, не было.
     - Побывали. И между прочим, записку ту нашли.
     Сергей небрежно достал из папки клочок бумаги и показал Рожкову.
     - Она,- кивнул тот и поинтересовался: - Где ж она, зараза, валялась?
     - Там, где вы ее потеряли,- медленно произнес Сергей.
     Он с трудом подавил охватившее его волнение. Рожков, уловив что-то в его
     голосе, насторожился. Все так же медленно Сергей спросил:
     - Ну, а кто такой Гусев, а? Зачем ты его убил, Рожков?
     Секунду стояла звенящая тишина в кабинете. Рожков застыл на своем стуле, вперив в Сергея неподвижный, пристальный взгляд. Сдвинулись, почти слились густые, черные брови над хмурыми глазами, и взбухли каменные желваки на скулах, так стиснул зубы Рожков. Потом, шевеля непослушными губами, произнес:
     - Никого... не убивал... Не знаю такого... Гусева...
     Сергей вздохнул и покачал головой:
     - Ведь мы условились. Что доказано, того не отрицать.
     - Попробуй докажи сперва, начальник.
     - Ну что ж. Слушай.
     Раскрыв лежавшую на столе папку, Сергей вынул из нее стопку бумаг, йотом не спеша закурил и подвинул пачку сигарет к Рожкову:
     - Закуривай, если хочешь. Слушать придется долго.
     Рожков негнущимися пальцами вытянул сигарету, не сводя глаз с Сергея,
     словно сторожа каждое его движение. Потом чиркнул спичкой, сломал ее,
     достал другую, снова сломал и, наконец, прикрыл широкими, грязными
     ладонями вспыхнувший огонек.
     "Сколько же на этих руках крови",- подумал Сергей.
     - Ну что ж, теперь слушай, Рожков,- повторил он.- Слушай. Убийство ты совершил накануне отъезда и Борек. В тот день рано утром ты встретился с Ленькой Чуприным. Ты его хорошо знал. Это подтвердили многие. Сговорился ты с ним о встрече заранее. Обещал дать наркотик. И этот несчастный парень бежал к тебе сломя голову. Вы зашли с ним в закусочную около вокзала. Затем вы сели в машину, синюю "Волгу" с желтыми противотуманными фарами. Ты потом мне скажешь, чья это машина, потом, когда убедишься, что главное про тебя мы знаем. Ты же не будешь фрайером, Рожков. Так вот. На этой машине вы весь день следили за Гусевым. Он ничего не подозревал. Иначе, конечно, заметил бы вас. Вы были с ним у аэропорта, на улице Строителей. Вас там видели и тебя снова опознали, Рожков. Вот еще один протокол. Можешь посмотреть. Эти люди опознают тебя снова, если понадобится, уже не по фотографии. Поздно вечером, около одиннадцати, вы оказались около Шпильковского переулка. Ты решил, что пора действовать. Дал Чуприну обещанный наркотик, велел пересесть D машину Гусева и ехать домой, на Цветочную. Возле Шпильковскаго переулка вас снова видели. Вот протокол допроса водителя Сайыпова. Ты тоже видел его машину, к ней подходил Гусев. И вы поехали следом за ним на Цветочную. Там Гусев высадил Чуприна, а ты в это время вышел из своей машины. И когда Гусев развернулся, ты сел к нему, на заднее сиденье. И тут же, Гусев даже не успел включить счетчик, ударил его сзади рукояткой ножа. Ты все хитро рассчитал. Так хитро, что мне даже кажется, кто-то тебе помог. Нож-то был у Чуприна, ты его украл накануне. И этот нож ты потом подбросил к его дому. Здесь ты допустил ошибку, Рожков. Ты подбросил его очень неуклюже, около самой дорожки. Но, прежде чем подбросить нож, ты сунул в карман убитого Гусева горстку того же самого наркотика, который дал Чуприну. Ты правильно рассчитал. Вернее, правильно рассчитал тот, другой, что поиск начнется вокруг машины Гусева, вокруг места убийства. И Чуприн сразу попадает в поле нашего зрения. И у него найдут тот же самый наркотик. Одного вы не учли, Рожков, да, впрочем, и не могли учесть. Ведь тот самый наркотик, из той же партии, ты повез с Трофимовым в Борек. Тот же самый, понимаешь? Вот заключение экспертизы. Можешь посмотреть. Но главный твой промах, Рожков, заключается не в этом...
     Сергей помедлил и затянулся сигаретой. Чем больше он волновался, тем внешне спокойнее и медленнее говорил. Сейчас он на секунду умолк. Предстояло нанести последний удар.
     Молчал и Рожков. Он молчал все время, не сводя хмурого, пристального взгляда с Сергея. Он даже не посмотрел на бумаги, которые тот выкладывал перед ним, он смотрел только на него, не отрываясь, стиснув зубы, забыв про сигарету, которая давно Погасла у него в руке.
     
     - Вот эта самая записка,- Сергей сделал жест рукой, - которую ты искал в поезде. Но ты ее потерял не там, Рожков. Ты ее потерял раньше, в машине Гусева. Когда выхватил из кармана нож или доставал в темноте наркотик. Там ее и нашли, Рожков. Именно там, а вовсе не в поезде. Тебе нужны еще доказательства?
     Рожков молчал и все так же пристально, стиснув зубы, глядел на Сергея. Рука его с погасшей сигаретой чуть заметно дрожала.
     И снова звенящая тишина возникла в кабинете.
     - Так вот, теперь я тебя спрашиваю,- глухо сказал Сергей.- За что ты его убил? Будешь отвечать?
     - Девку не поделили,- произнес Рожков еле слышно.
     Сергей покачал головой:
     - Нет. Я даже думаю, что ты вообще не знаешь, почему убил. Тебе велели. Вот и все. И заплатили. Да, ты такой, Рожков. Ты можешь и так убить. Но вот кто тебе велел, это ты знаешь. Кто же это, а?
     Рожков не отвечал. Он только смотрел, пристально и недобро смотрел в глаза Сергею.
     - Не хочешь говорить? Ладно. А кто написал ту записку? - выждав, снова спросил Сергей.- Это не твой почерк. И ты не знаешь адреса Семенова.
     Рожков не отвечал. И не двигался. Он вообще словно оцепенел.
     - Молчишь? Тогда я тебе скажу. Это один и тот же человек. К нему тянется убийство. К нему тянется и гашиш. По-моему, тебе лучше его назвать.
     Что-то дрогнуло в окаменевшем лице Рожкова, он отвел взгляд от Сергея,
     посмотрел на свои руки и шевельнул губами.
     - Я не слышу, - медленно сказал Сергей.
     Тут Рожков хрипло и резко произнес:
     -: И не услышишь.
     - Вот как? Тогда я тебе скажу его фамилию. Борисов.
     - Не знаю такой,- передернул плечами Рожков. Он постепенно словно просыпался, сбрасывая с себя оцепепение.
     "Ведь он действительно не знает",- подумал Сергей.
     - А Юсуфа ты знаешь?
     - Не знаю. Никого, начальник, не знаю. Запомни! - со злостью произнес Рожков.
     - Ну что ж, - ответил Сергей.- Тебе виднее, как себя вести сейчас. Только учти, именно сейчас многое решается в твоей судьбе.
     Рожков откинулся на спинку стула и насмешливо сказал:
     
     - Брось, начальник. Все равно все подохнем и на том свете встретимся. Тогда плевать будет, кто кем был.
     - Ну, до этого я надеюсь поймать еще не одного такого, как ты,- ответил Сергей.- Чтобы людям спокойнее жилось.
     - Спокойнее? Все равно война будет. Что я, не знаю?
     - На войну не надейся, Рожков. Ты мал и глуп, чтобы о ней говорить,-строго произнес Сергей.- А вот твоя война с людьми кончена. Навсегда кончена. Все. На этом и мы с тобой пока кончим.
     Он вызвал конвой.
     Когда Рожкова увели, в кабинет зашел Вальков. Взглянув на Сергея, он покачал головой.
     - Ну, брат, и вымотался же ты.
     - Что поделаешь,- рассеянно ответил Сергей и, помолчав, сказал: - Ничего не получилось, Алексей Макарович. Рожков ничего не сказал.
     - Следовало ждать,- спокойно ответил Вальков,
     - Что же будем теперь делать?
     - Искать,- пожал плечами Вальков.- Еще актив нее, еще продуманнее. У нас есть за что уцепиться. Что ни говори, а есть.
     - Да, пожалуй...
     Сергей только сейчас в полной мере ощутил, каким поражением обернулся успех в разоблачении Рожкова, какой неудачей. И, невольно вздохнув, с горечью спросил:
     - Выходит, все сначала?
     - Ну и что? Хотя бы и сначала. Хватка у нас бульдожья. Ты знаешь. За что уцепились, того не выпустим.- Вальков сердито посмотрел на Сергея.- Я твоей меланхолии не понимаю. И давай считать, что я ее вообще не заметил.
     
     
     Глава 6
     ЗАГАДОЧНЫЙ ЮСУФ
     
     В тот вечер Сергей сделал странное открытие: в его номере кто-то побывал. Никакого беспорядка, конечно, не было, и ничего не пропало. Фотоаппарат, например, по-прежнему лежал на столе, его даже не сдвинули. Но чья-то чужая рука все же прошлась по вещам. Нет, это не была горничная, убиравшая каждый день номер. Ее следы Сергей уже знал: отодвинутое кресло около письменного стола, протертая пепельница, загнанные к стене под кроватью спортивные туфли, чистая бумага в мусорной корзине и вымытый стакан около графина со свежей водой. Но на этот раз были совсем другие приметы: не до конца задвинут ящик письменного стола, приоткрытая створка шкафа и чемодан в нем чуть сдвинут в сторону, на аккуратно застеленной самим Сергеем кровати, к которой обычно не притрагивается горничная, подушки лежали не совсем так, как обычно, а дверца тумбочки оказалась неплотно закрытой.
     Сергей внимательно оглядел комнату. Больше никаких признаков чужого присутствия не было. Он повесил пиджак в шкаф и подошел к письменному столу. Да, в ящике кто-то определенно перебирал бумаги и книги. Он вернулся к шкафу и вытащил чемодан. Вещи в нем лежали чуть-чуть в ином порядке, чем обычно. И там неизвестный человек что-то искал. Он учинил настоящий секретный обыск, осторожный и, на первый взгляд, незаметный. Что же он искал? Неужели он мог предположить, что Сергей держит в номере служебные бумаги? Нет, конечно. Но, кроме них, что его могло интересовать? Хотя... Почему же обязательно служебные бумаги? Какая-нибудь записка на память, чей-то адрес, телефон, фамилии, наконец. Да, пожалуй, он мог на это рассчитывать. И это его тоже могло устроить.
     В общем, история неприятная.
     Кто же это мог быть? Горничная? Сергей припомнил: горничных на этаже было две. Одна молоденькая, простенькая девушка, старательная и неразговорчивая, даже пугливая. Кажется, ее зовут Аня. Она, застенчиво потупясь, здоровалась, когда Сергей проходил мимо, и ни за что не решалась заглянуть в номер, если Сергей был там. Вторая горничная была пожилая и хмурая, с усталым худощавым лицом и седеющими волосами под косынкой. Она, не стесняясь, заходила в номер, иногда заговаривала с Сергеем, как-то даже сердито пожаловалась на низкую зарплату и цены на рынке. Убирала она быстро, сноровисто и равнодушно. Видимо, давно работает в гостинице и ко всему привыкла. Нет, пожалуй, ни одна из горничных не могла учинить такой обыск. Кто же еще? Дежурная по этажу? В этот день работала молодая, сдержанная женщина, красиво одетая, с густо подведенными бровями и ресницами на румяном, холеном лице. Судя по тому, как она относилась к жившим на своем этаже, все ее интересы лежали где-то вне гостиницы. На работе она была олицетворением строгости и порядка
     Нет, скорей всего, в номере побывал кто-то посторонний. Он, вероятно, подобрал ключ и, улучив момент, когда в коридоре никого не было, открыл дверь.
     
     Пожалуй, надо спросить дежурную и горничных, не появлялся ли в течение дня посторонний человек на этаже.
     Сергей направился было к двери и уже взялся за ручку, но потом раздумал. Нет, не стоит спрашивать, не стоит привлекать внимание к этому случаю. Надо выждать. Ведь тот человек ничего не нашел и может повторить свою Попытку.
     На столе зазвонил телефон. Сергей снял трубку. Энергичный женский голос спросил:
     - Это товарищ Коршунов?
     - Да. Слушаю вас.
     - Товарищ Коршунов, с вами говорят из редакции газеты. Моя фамилия Мальцева. Мне поручено взять у вас интервью и вообще побеседовать с вами. Это возможно?
     - Это, конечно, возможно,- улыбнулся Сергей.- Но почему именно со мной? Я веди приезжий. А у вас тут есть...
     - Нет, нет, у меня задание встретиться именно с вами. О наших товарищах мы уже не раз писали. А о вас спрашивают читатели, есть письма. И мы хотим воспользоваться вашим приездом.
     В голосе женщины звучали непреклонные, напористые нотки.
     
     - Ну, если спрашивают и у вас такое задание,- Сергей пожал плечами,-давайте встретимся.
     - Когда вам удобно?
     - Завтра вечером. Часов в восемь. Только предварительно позвоните. Мало ли что случиться может.
     - Очень хорошо. Значит, до завтра.
     "Настойчивый народ эти газетчики,- подумал Сергей, вешая трубку.-Конечно, задание есть задание. Тут умри, но сделай".
     Он задумчиво прошелся по комнате, подошел к раскрытому окну. На подоконнике в широкой вазе плавали распустившиеся розы, огромные и необычайно красивые. Сергей невольно нагнулся и понюхал их.
     В окно волнами вливался теплый воздух, шевелил волосы, приятно обдувал лицо. Сергей закурил и оглядел площадь перед гостиницей. Возле ярко освещенного подъезда стояли машины, на тротуаре было много людей. Женщины в открытых, легких платьях, мужчины в рубашках с короткими рукавами. Да, жарко здесь. А в Москве еще ходят, наверное, в пальто. В Борске не сошел снег.
     Перед Сергеем раскинулась знакомая уже до мелочей, шумная, оживленная площадь. Рядом с гостиницей светятся огни огромного нового универмага. Напротив, через площадь, расположен ресторан, оттуда все время доносится музыка. Проплывают длинные освещенные троллейбусы, снуют, нервно сигналя, машины. Вдаль уходит широкий, новый проспект, голубые неоновые огни ожерельем вытянулись над ним на длинных, изогнутых, как лебединые шеи, мачтах. И машины, машины вдали... Их почти не видно. Только поток желтых огоньков подфарников движется к площади, а им навстречу льется поток красных огоньков удаляющихся от площади машин. Красивое зрелище! Четко видны только машины, стоящие у гостиницы. И среди них...
     Сергей невольно насторожился. Внимание его привлек красный новенький "Москвич". Почему? Ведь самый обыкновенный "Москвич", каких тысячи. Скромно стоит между двумя "Волгами", серой и черной. Может быть, его яркая окраска так бросается в глаза? Нет... Сергей задумался. В последние дни что-то слишком часто попадается ему на глаза красный новенький "Москвич", слишком часто... И потом... Кто-то говорил ему про такой "Москвич"... Ах, да! Трофимов говорил. Он видел, как в таком именно "Москвиче" ехал этот самый Юсуф... Может быть, поэтому Сергей стал обращать внимание на все красные четыреста восьмые "Москвичи"? Да, скорее всего. А тут еще это странное, происшествие у него в номере.
     Сергей посмотрел на часы. Не поздно. Можно, пожалуй, пройтись или спуститься в ресторан, поужинать. Нет, никуда идти не хочется. Все-таки здорово он устал за целый день.
     В дверь постучали.
     - Войдите! - крикнул Сергей, отходя от окна.
     Вошла горничная, пожилая, высокая, в белом переднике. В руках она держала щетку на длинной ручке. Видно, подметала коридор. И Сергей сразу вспомнил ее имя.
     - Что, Софья Егоровна, никак, дежурите сегодня?
     Он был не прочь поговорить с ней.
     - А что поделаешь? - сердито ответила та.- Приходится свои копейки отрабатывать. Другие вон...- Она кивнула на окно.- А ты тут цельный день пылью дыши да по этажам бегай. И все равно всего не переделаешь.
     Она привычно провела ладонью по полированной дверце шкафа и сердито покачала головой.
     - Вот как знала. Опять Анька пыль не стерла. О, господи. Срам один. За что только людям деньги платят.
     И, достав из широкого кармана фартука тряпку, она быстрыми движениями стала протирать шкаф.
     - Ну, а как жизнь-то, Софья Егоровна? - спросил Сергей.
     - Жизнь-то? Да по-разному. Вот племянника у меня надысь посадили. Ни за что ни про что, я так вам скажу. Одно беззаконие у нас. Выпивши, говорят, был. Ну, а если и выпивши? Дело, значит, какое. Нешто за это сажать позволено?
     "Понятно, чего ты пришла,- подумал Сергей,- За племянника хочешь похлопотать".
     - А вот других за агромадные дела сперва будто сажают, а потом выпущают,- продолжала Софья Егоровна, усердно вытирая со шкафа пыль.- Чего уж там. Все про то знают. Есть богатые люди. Тыщи не жалеют. Другой раз, конечно, и правильно дают, я так скажу, раз ни за что человека посадили. А умные люди находятся и берут. Кто ж от таких денег откажется? Дурачок только.
     
     "Э, милая, куда это ты переехала?" - удивленно подумал Сергей.
     Но та будто и сама почувствовала, что "переехала" не туда. Убрав тряпку и хозяйским взглядом окинув комнату, она уже другим, озабоченным тоном сказала:
     - Я чего еще зашла. Днем тут к вам двое приходили, спрашивали. Мужчина и женщина. Говорят, знакомые. А я и не знала, чего сказать. Когда вы, значит, будете. Они номер ваш записали, сказали, звонить будут.
     - Записки не оставили?
     - Записки? - Она помедлила.- Мне не оставляли. А там кто их знает. Может, Любовь Гавриловне передавали.- И лениво закончила:- Ну ладно. Пойду. Извиняйте.
     Она вышла.
     Сергей задумчиво посмотрел ей вслед.
     Странный, однако, получился разговор. Любовь Гавриловна - это дежурная по этажу. Сергей видел ее совсем недавно, когда брал ключ от своего номера. Она ему ничего не сказала и ничего не передала. Может быть, эти двое приходили, когда она отлучилась, потому они и разговаривали с горничной? Но тогда они не могли и оставить записку дежурной. Кто же такие эти двое? Никаких знакомых у Сергея в Ташкенте нет. Странно...
     Он прошелся по комнате и снова подошел к окну. Красного "Москвича" возле гостиницы уже не было.
     
     ...Утром Сергей, как всегда, проснулся около семи, без всяких усилий сделал зарядку - легкая рана в боку, почти царапина, уже не мешала ему,-потом принял душ:
     
     Когда он вышел из ванны, то неожиданно увидел из-под двери высовывавшийся белый уголок записки. Он мог поклясться, что, когда проснулся, записки этой под дверью не было.
     Сергей осторожно вытянул сложенный вчетверо глянцевый листок, осмотрел его, по-разному поворачивая к свету, потом развернул и прочел: "Возьми большие деньги. Кончай дело. Таксиста убил Рожков Иван. Гашиш достает у знакомых людей в кишлаке. Вот и все. А то будет не очень хорошо. Оставь записку дежурной".
     Первым желанием было выглянуть в коридор. Но Сергей удержал себя. Бесполезно. Даже вредно. Во-первых, там уже никого нет. Это ясно. А искать, расспрашивать, суетиться вредно. Тут надо все обдумать.
     Сергей перечитал записку. Почерк незнакомый. Адрес Семенова на обрывке газеты был написан другим почерком. Тут даже никакой экспертизы не потребуется. Написано заранее, старательно, без помарок, шариковой ручкой. А главное, неглупо написано. Так, и в самом деле можно закончить расследование, на Рожкове.
     Он стоял посреди комнаты в одних трусах, с мокрыми, взъерошенными волосами, перекинув через плечо полотенце.
     Итак, ему предлагают взятку и предупреждают, что в противном случае "будет не очень хорошо". Что же это должно означать все? Ну тут, пожалуй, ясно. Они, видимо, испугались. Они поняли, что от Рожкова он придет к ним. Но записка эта означает и кое-что еще. Они знают, что Рожков задержан, что разоблачен Семенов. Откуда они могут все это знать? Круг людей, ведущих дело здесь, в Ташкенте, ограничен и за каждого можно поручиться: Нуриманов, Вальков, Леров, Ибадов. Вот и все. Нет, тут утечки информации быть не может. Хотя... Леров и Ибадов молодые ребята, они могут проговориться случайно или рассказать кому-то из сослуживцев.
     Сергей помнил подобный случай. Это было давно, еще в МУРе. Но Козин был случайный человек в розыске, завистливый, самодовольный и мелкий. К тому же он еще влюбился в ту девушку. А ее отец... Да, Козин - это особый случай. Ничего похожего сейчас нет. Ибадов и Леров совсем другие ребята. Правда... Сергей улыбнулся. Они тоже, кажется, влюблены. Особенно Леров. Сергей прекрасно помнил тот вечер у Валькова. Хотя это совсем другое дело. И все же... Это только один, к тому же наименее возможный, источник утечки информации. Какой же другой? Из Борека? Но там Лобанов, там Храмов... Однако там еще и Стукова Нинель...
     Сергей вдруг почувствовал легкий озноб. Из раскрытого окна тянуло прохладой... Черт возьми, надо одеться. Он подошел к тумбочке и взглянул на часы. Ну конечно! Он уже опаздывает.
     Торопливо одеваясь, Сергей продолжал обдумывать неожиданно возникшую ситуацию. "Оставь записку дежурной". Это надо сделать. Нельзя обрывать возникшую ниточку. Она может оказаться самым коротким путем к цели. Да, это надо использовать и сделать все чисто, чтобы не вызвать никаких подозрений. Поэтому не надо предупреждать дежурную, не надо устанавливать за ней наблюдения. Все это потом. А пока... Он заинтересован. Он, черт возьми, умный человек. Кто же откажется от "больших денег"? Так, кажется, говорила вчера Софья Егоровна. Н% она ли и подложила эту записку? Вполне возможно. По чьей-то просьбе, конечно.
     Сергей подошел к окну. Ему почему-то показалось, что у подъезда гостиницы снова должен стоять красный "Москвич". Но "Москвича" там не было. Зато там стояла машина из городского управления и ждала его.
     Сергей достал листок бумаги, сел к столу и, секунду подумав, написал: "Все не так просто. Надо встретиться". Затем аккуратно сложил записку, достал из шкафа пиджак и, выходя, внимательно оглядел комнату.
     Передавая ключ и записку дежурной по этажу, Сергей сказал:
     
     - Очень вас прошу, если ко мне придут и спросят, не оставлял ли я записку, передайте пожалуйста. Кстати...- Он огляделся.- Я хотел попросить Софью Егоровну... Она здесь?
     
     - Уже сменилась,- ответила дежурная.- А что вы хотели?
     
     - Да так, простирнуть мне кое-что. Давно она сменилась?
     
     - В шесть утра. Вы можете попросить Аню,- любезно предложила дежурная.-Или сдать в нашу, прачечную. Правда, это будет дольше.
     - Неважно,- ответил Сергей.- Успею.
     "Выходит, записку подложила не она,- подумал Сергей, спускаясь по
     лестнице.- Странно. Все очень странно".
     
     
     * * *
     
     Приехав в управление, Сергей сразу направился к Нуриманову. В приемной он
     спросил секретаршу:
     - Начальство у себя?
     - Да, конечно,- улыбнулась та.- Проходите, пожалуйста. Там свои сотрудники.
     У Нуриманова заканчивалась утренняя оперативка. Он кивнул вошедшему Сергею и, словно уловив его нетерпение, коротко объявил:
     - Все. Через час, Усманов, зайдите ко мне. Обсудим операцию по рынку. Подготовьте людей, свяжитесь с райотделом: Сабиров, вылетайте в Бухару. Задержание проведете ночью. И чтобы ни одна собака там не тявкнула. А вы, Голиков, в аэропорт. Приметы вам известны. Алексей Макарович, задержитесь.-И повторил:- Все, товарищи.
     - Давай заниматься нашим делом, Сергей Павлович.
     Сергей подсел к столу и сказал:
     - Есть внеочередная информация. Большие деньги мне предлагают. Вот почитайте.
     Он положил перед Нуримановым записку.
     Тот внимательно ее прочитал и передал Валькову, который уже достал очки.
     - Ну, что скажете? - спросил Сергей, когда записка вернулась к нему.
     - Грубо работают,- покачал головой Вальков, по привычке вертя в руке очки.- Видно, напуганы. Но тебя засекли.
     - Онимного чего засекли,- многозначительно заметил Сергей.- Интересно, как они получат мою ответную записку и как организуют встречу. Вот тогда и посмотрим, грубо они работают или нет.
     - Надо ждать,- подтвердил Нуриманов.- Сейчас вмешиваться нельзя. Но надо быть наготове.- Он взглянул на Валькова.
     - Да, конечно,- согласился тот.- Ловко они на Рожкова все предлагают повесить. Это можно использовать.
     - Рано,- возразил Нуриманов.
     - Не сейчас, конечно. Потом. Но пригодится.
     - А теперь по делу,- сказал Сергей и обратился к Валькову: - Вот что меня сейчас интересует. Ты, Алексей Макарович, когда расследовал убийство Гусева, зацепился за одну деталь, но потом ушел от нее. Вспомни-ка. В тот день Гусев кому-то объявил, что навсегда "завязывает". И ты проследил час за часом весь его тот день. Помнишь?
     - Ясное дело, помню. Объявил он утром, до встречи у рынка с Туляковым. Причем никуда для этого не заходил и не заезжал. Больших стоянок у него не было. И холостяка тоже. А насчет "час за часом",- Вальков вздохнул,- этого не удалось. Мы зафиксировали только его приезд утром в аэропорт. Что было до этого, не знаем. А до этого он мог все кому-то объявить. Хотя бы тому же Рожкову. Тогда тот и решил его убрать. Следуя чьему-то приказу, конечно.
     - Нет,- покачал головой Сергей.- С Рожковым он не встречался. Иначе тому не удалось бы потом целый день следить за ним на синей "Волге". Гусев встретился с кем-то другим. Повтори-ка, кто его видел у аэропорта?
     - Видел Туляков. Видел Волков. Все его друзья, таксисты. Видела, наконец, та женщина с мальчиком, которых он посадил.
     - А что они видели, эти люди?
     
     - Что? Ну, Туляков видел, как Гусев женщину с мальчиком посадил, как за ним Волков отъехал. Волков видел, как Гусев к аэропорту подъехал, как вышел из машины, увидел знакомого, потом как женщину ту на улицу Строителей вез и высадил там.
     
     - Та-ак. Что же это за знакомый был? - спросил Сергей.
     
     Вальков вздохнул:
     - Установить не удалось. Волков его самого даже не видел. Тот в машине сидел.
     - В какой машине?
     - Красный "Москвич", четыреста восьмой,
     Сергей насторожился. Опять красный "Москвич"! Значит, это был Юсуф? Все же Юсуф? Да, скорей всего, именно ему объявил Гусев, что "завязывает", Значит, он имел какие-то дела с этой шайкой? Как же попал к ним такой парень, как Гусев? Ведь хороший парень был. И имел друга Карима. И Карим же ездил с Рожковым в Борек. Это, конечно, один и тот же человек. Не он ли затянул Гусева в шайку? И еще Гусев был влюблен в какую-то. Дину, а та, оказывается, любила другого. Вернее, любит. Она-то ведь жива, и тот человек тоже. А Рожков на последнем допросе сказал, когда Сергей изобличил его в убийстве Гусева: "Бабу не поделили". С ходу придумал или проговорился? Не в него ли влюблена, эта Дина? Но в любом случае, если он ее знает, то ее знает и Юсуф. И она их знает.
     - О чем думаешь? - спросил Нуриманов.
     - Думаю я вот о чем...
     Сергей неторопливо, последовательно, сам словно заново все обдумывая и взвешивая, передал ход своих мыслей.
     - Да,- согласился Нуриманов.- Верно думаешь. И этот Юсуф очень активная фигура. Не он ли и Борисов, а?
     - И не он ли выписывает "Правду Востока" в дом четырнадцать?- добавил Вальков.
     - Все может быть,- сказал Сергей.- Надо узнать, как там твои хлопцы работают, каждый по своей линии. А что слышно по линии ГАИ?
     - Работают. Выявили первые семнадцать красных "Москвичей". Проверяем владельцев. Пока ничего нет.
     - Так-ак. Ну, пошли, потолкуем с твоими хлопцами.
     - Давайте,- согласился Нуриманов.
     Вальков и Сергей вышли из кабинета.
     В коридоре Сергей негромко сказал:
     - Обрати внимание, Алексей Макарович. Судя по их записке, произошла утечка информации. А ею здесь, в Ташкенте, обладают только... раз, два, три, четыре, пять человек.
     Вальков потер свой высокий, с залысинами лоб и устало прищурился. Он прекрасно понял, кого перечислил Сергей и, помолчав, сдержанно сказал:
     - Значит, утечка идет не из Ташкента.
     - Тогда из Борска, больше неоткуда. Но там Лобанов.
     - Там не один Лобанов.
     - Тоже верно,- задумчиво согласился Сергей.- Надо будет ему позвонить. Пусть кое-кого проверит.
     В кабинете Валькова они застали Лерова и Ибадова. Молодые сотрудники о чем-то оживленно спорили, но при виде входящего начальства тут же умолкли и поднялись СО своих мест.
     - Ну что ж, давайте займемся,- сказал Вальков, усаживаясь к столу и по привычке доставая из верхнего кармана пиджака свои очки.- Докладывайте, кто чего откопал. Ну, давай ты, Мурат.
     - У меня Борисов,- недовольно сообщил Ибадов.- Николай Борисов. В Ташкенте их, оказывается, четыреста семнадцать. Это просто ужас, понимаете! Кто из них получил до востребования письмо из Борска, на главном почтампе установить никак нельзя. Нет там такого учета. Я спрашивал. Предъявил паспорт, отдали ему письмо - И все. Следов не остается. Если бы еще заказное было. Тогда распишись, пожалуйста. А так...- Он вдруг лукаво усмехнулся, блеснув черными узкими глазами.- Я опыт сделал, пожалуйста. Взял у соседа паспорт. Старик, понимаете, в очках. И русский. Прихожу на почтамт, сую, пожалуйста, этот паспорт в окошечко, спрашиваю: "Есть письмо?" Девушка на меня даже не посмотрела. Перебрала все письма на букву "эс" - Смирнов его фамилия, соседа,- паспорт вернула, говорит: "Нет вам ничего". Вот, пожалуйста, бдительность. "А Борисову,- говорю,- есть? Товарищ просил узнать". Тоже посмотрела. "Нет",- говорит. Ну и вот, пожалуйста.- Ибадов сокрушенно вздохнул: - Остается четыреста семнадцать Борисовых. Ужас просто. Мне этот Борисов Николай сниться даже начал.
     - В каком же это виде, интересно? - улыбнулся Сергей.
     - А так, пожалуйста. Шляпа, темные очки, кашне до носа накручено, пальто, перчатки. Идет, палочкой, как слепой, постукивает. Я к нему подхожу, говорю: "Снимите очки, гражданин, никакой вы не слепой". Снимает. Глаз нет, пожалуйста. Ужас просто. А шляпу снял, головы под ней нет. Я больше спать не мог. И первый раз в жизни сон запомнил.
     - Уэллса почитай. "Невидимку",- ехидно посоветовал Леров.- Он там как раз такой, без лица и без ничего, одна одежда.
     - Зачем читать! Я его сам во сне видел, пожалуйста! - воскликнул Ибадов.- Совсем уснуть не мог, честное слово.
     - Плохо,- покачал головой Вальков.- Чем больше Борисовых, тем ты должен быть внимательнее. Нам не во сне, нам наяву надо с ним встретиться. Одного пропустишь, а он, может, тот самый и есть.
     - Я так решил.- Ибадов сердито сузил глаза.- Отброшу всех детей до шестнадцати, у кого паспорта еще нет. Всех стариков, которые...
     - Стариков нельзя,- вздохнув, возразил Сергей.- У них паспорт можно украсть или попросить. Сам ведь опыт провел. И о каждом Борисове надо узнать, что за человек. И не пропадал ли у него паспорт. Большая работа.- Он посмотрел на Валькова.- Кого-нибудь в помощь тут надо.
     - Сам найду! - запальчиво объявил Ибадов.- Через три дня найду, пожалуйста. Раз он мне сниться стал, собака такая. Отец не снится, брат не снится, а он снится! Совсем спать не буду, а найду!
     - Ладно,- согласился Вальков.- Два дня еще поработай, а там видно будет, как дело пойдет.- Он повернулся к Лерову: - Ну что у тебя, Гоша?
     Громадный Леров пригладил широкой ладонью вьющиеся волосы,: откашлялся и, насупившись, сказал:
     - Почтальоном стал. Хоть сумку вешай. Но я, знаете, в одиночку работать не привык. Тут же сеть на весь город надо набросить. Все дома четырнадцать, где "Правду Востока" получают, установить. Шутка? Даже сниться тут нечему,-скупо усмехнулся он.
     - Кого же ты привлек? - спросил Вальков, крутя в руке очки.-Инициатива - дело хорошее. Но советоваться с руководством в таких случаях не мешает.
     - Нельзя же по всякому пустяку бежать к вам, Алексей Макарович,-хмурясь, возразил Леров.
     - Это не пустяк.
     - Понятно, что не пустяк.
     Лерову явно было неприятно, что начальство делает ему замечание, тем более при Коршунове, к тому же замечание, по его мнению, несправедливое. Не новичок же он в конце концов вроде Ибадова, сам понимает, кого можно привлечь к такой работе. И Сергей в душе согласился с ним, но промолчал.
     - Кого же ты привлек? - повторил вопрос Вальков.
     - Участковых инспекторов, кого лично знаю,- сдержанно ответил Леров.-Кое с кем пришлось раньше работать.
     - Так. И что же?
     - Установили пока тридцать семь адресов. Никаких подозрений не вызывают. Продолжаем работу.
     - Знакомые фамилии или имела не попадались? - спросил Сергей.-Например, Борисов, Рожков, Трифонов, Гусев, Чуприн или Юсуф, Карим, Дина.
     Он перечислил все их быстро, без всякого напряжения, слишком много было связано с каждым из этих имен.
     - Всех помню. Но пока не попадались,- все так же сдержанно ответил Леров.
     - А знакомые адреса?
     - Не попадались.
     - Ну что ж,- заключил Вальков,- продолжайте работу.
     - Это очень важная работа,- добавил Сергей.- И тут все зависит от внимательности и добросовестности. Обе сети действительно заброшены через весь город. И в конце концов в них непременно попадается то, что нам надо. Главное - не пропустить: И следите, чтобы не утекла информация. Никому не должны быть известны имена, которые я перечислил. Да и все остальное тоже.
     Когда Леров и Ибадов ушли, Сергей посмотрел им
     - Хорошие у тебя ребятки. Надежные.
     - Неплохие, - согласился Вальков.
     - Надо только приучать их к самостоятельности" - добавил Сергей.- Пусть сами принимают решения и несут за них ответственность. На порученном участке, конечно.
     
     Вальков суховато кивнул в ответ. Он понял намек.
     - А теперь,- предложил Сергей,- давай поищем новые линии работы по этому делу. У меня уже нет сомнений: Гусев каким-то образом попал в шайку. За ним охотился Рожков. Он дружил с Каримом, тоже членом шайки. Наконец, он влюбился в Дину, которая любит другого, и об этом знал Рожков, знал, потому и сказал: "Бабу не поделили".
     
     - Может быть, она любит Рожкова?
     
     - Вряд ли. Что-то непохоже. Он бы так легко об этом не сказал. Но вот Гусев... Он был членом шайки... и вдруг "завязал"... Тогда они решили его убрать...
     
     Сергей задумался.
     - Все это вполне возможно,- подтвердил Вальков и добавил: - Может быть, еще раз допросить Рожкова? Он ведь все знает. И эта записка, где они продают его с потрохами, развяжет ему язык.
     - Рано его допрашивать. Одной запиской язык ему не развязать. Это преступник опытный. Он понимает, что ему грозит за убийство. И придумал самый подходящий мотив - ревность. И вешать себе на шею еще и участие в какой-то опасной шайке он не будет. Кроме всего прочего, тогда появится совсем другой, куда более тяжкий мотив убийства. Нет, если его не припереть к стенке уликами, он ничего не скажет. А у нас их пока нет. Только записка. Этого мало. И ее надо приберечь. Но вот Гусев... Гусев... Что-то тут есть, черт возьми!
     Они еще долго сидели с Вальковым, припоминая и обсуждая каждую деталь, каждый самый мелкий факт в этом запутанном деле.
     Потом Сергей говорил с Борском.
     На этот раз к телефону подошел Лобанов.
     - Привет, старик,- обрадованно произнес он.- Как самочувствие?
     - Порядок, порядок. Как твое самочувствие, лучше скажи?
     - Отлично! Все просто отлично!- прокричал Лобанов.
     - В больнице, говорят, пропадаешь?
     - Зачем? Это, старик, уже пройденный этап.- И вдруг, понизив голос, торопливо добавил: - Знаешь, у нее муж действительно врачом был.
     - Что значит "был"? - улыбнулся Сергей.- А теперь он кто?
     - Теперь тоже. Но прохвостом оказался. Наташа от него ушла. И сына забрала. Ох, какой сын, ты бы видел! Очень перспективный парень, честное слово.
     - Ну, ну. Я вижу, у тебя и в самом деле на этом фронте порядок. А вот как на другом, посмотрим. Где Семенов?
     - Еще в больнице.
     - А Стукова?
     - Взята подписка о невыезде. Возбуждено дело.
     - Не арестовали?
     - Дочь ведь у нее. Да и следствию уже помешать не может. Присматриваем, конечно. Никаких писем, ни каких гостей. Притихла.
     - Догадываюсь. Она уже сообщила кому-то сюда, в Ташкент, что арестован Рожков. И насчет брата, видимо, тоже. К счастью, все обернулось нам на пользу.
     - Вот как! - Голос Лобанова стал напряженным и злым.- Ну это мы учтем, будь спокоен.
     - Да уж постарайтесь. Имей в виду, ей могут звонить из Ташкента.
     - Понятно.
     Они простились.
     Потом Сергей выехал в одно из почтовых отделений к Лерову. Тот по телефону сообщил, что наткнулся на очень подозрительный адрес. Тщательная проверка, однако, заставила отбросить это подозрение.
     Вечером Сергей усталый вернулся в гостиницу.
     Получая у дежурной ключ от номера, он спросил:
     - Я тут оставил записку. За ней приходили?
     - Приходили, приходили,- подтвердила та.- Женщина какая-то. Вы ведь не написали, кому именно отдать.
     - Не знал, кто придет. Да и неважно, - махнул рукой Сергей.- Получили, и ладно. Спасибо.
     Он прошел по коридору к своему номеру и открыл дверь. Зайдя, Сергей внимательно осмотрелся. Нет, как будто никто сюда без него не входил, за исключением горничной, конечно. Ее следы были налицо: чистая пепельница, туфель под кроватью не видно, загнаны к стенке, кресло около стола сдвинуто в сторону.
     Тем не менее он выдвинул один за другим ящики письменного стола и убедился, что там все в порядке и даже листок бумаги, как бы случайно положенный так, что его нельзя не сдвинуть, если дотронешься до содержимого ящика, и тот лежит на своем месте. Затем Сергей вытащил чемодан и убедился, что и туда никто не заглядывал.
     Он закурил и подошел к окну. Огромная площадь жила своей обычной, шумной, суетливой жизнью. Светились вдали зеркальные окна, ресторана, над ними переплелись в длинном названии разноцветные неоновые трубки. Мелькали огни машин. В окно врывались гудки, урчание моторов, чьи-то возгласы, обрывки музыки... И тонкий аромат роз на подоконнике.
     Сергей размышлял. Итак, записка получена. Интересно, что они предпримут дальше. Ведь встретиться же необходимо. Это они понимают. Как же они организуют эту встречу? И как они ее обставят, обезопасят себя? И как поступить ему, когда встреча произойдет? Задержать? Это ничего не даст. Их придется тут же отпустить. Если, конечно, не придет сам Юсуф. Его опознает Трофимов. А других никто не опознает. Например, Карима. Рожков опознавать его не будет, а больше некому. Да, их придется сразу отпустить. И как их задержать? Хорошо, если придет один человек, ну два. А если больше? И встречу они устроят, конечно, внезапно, так, как удобно им. Отказаться? Но тогда все, ниточка будет оборвана. Ну нет. Он все-таки потянет за эту ниточку, а там будет видно, кто на ее конце. И надо быть ко всему готовым, к любой хитрости. Они ведь тоже боятся. Вот, например, позвонит сейчас телефон...
     И, словно подслушав его мысли, на столе резко и неприятно зазвонил телефон. Сергей вздрогнул и торопливо подошел к стулу. Надо же, черт возьми!
     - Слушаю,- произнес он как можно спокойнее.
     - Сергей Павлович? Добрый вечер. Это Мальцева, из газеты. Так вы уже дома?
     И Сергей с невольным облегчением ответил:
     - Дома. И мы можем встретиться, если хотите. Мой номер триста седьмой.
     Он совершенно забыл о звонке этой Мальцевой и потому был с ней сейчас особенно любезен, видимо из чувства раскаяния: обещал и забыл, это уже никуда не годилось.
     - Спасибо. Я выезжаю...
     Голос женщины, как ив первый раз, звучал энергично, весело, да же обрадовано.
     Сергей положил трубку и огляделся. Как будто все в порядке и можно принимать прессу. Интересно, о чем будет спрашивать его эта Мальцева? Зачем он приехал в Ташкент? Или где он родился? Кто его родители? Почему он выбрал такую профессию? М-да.
     Сергей, разгуливая по комнате, досадливо закурил и снова подошел к окну. Вид оживленной площади, мелькание огней там неожиданно подействовали на него успокаивающе. "Ладно,- решил он,- как-нибудь выпутаюсь".
     В дверь негромко постучали.
     Сергей поспешно открыл ее, успев по дороге зажечь свет: в комнате стало уже совсем темно.
     На пороге стояла высокая смуглая молодая женщина в легком бежевом платье с коричневой сумкой на длинном ремешке через плечо. Сергей отметил про себя независимый и в то же время смешливый взгляд ее черных глаз.
     - Можно? - улыбнувшись, спросила она.
     - Да, конечно. Я вас жду,- торопливо сказал Сергей.
     Женщина была очень хороша собой, и это невольно сковывало его.
     - Присаживайтесь,- сказал он.- Вот на диван. Или к столу. Как вам удобнее.
     - Спасибо. Я вот сюда сяду.
     Она опустилась на диван возле круглого столика с огромной хрустальной пепельницей посередине.
     "Сейчас начнет записывать каждое слово",- с беспокойством подумал Сергей.
     - К сожалению, я ничем не могу вас угостить,- вдруг сказал он, сам огорченный этим откровением.
     - Ну что вы! - засмеялась Мальцева. Имейте в виду, во-первых, это вы у нас в гостях. А во-вторых, я пришла по делу. Кстати, меня зовут Алла Георгиевна, это если вы захотите обратиться ко мне по имени.
     - Наверное, захочу,- улыбнулся Сергей.
     - А вы раньше бывали у нас в Ташкенте?
     - Нет, и очень жалею.
     - Как же так? - удивилась Мальцева - Вам же много приходится ездить.
     - Немало. И где только не побывал! Вот вы знаете, например, такой город...
     Сергей незаметно втянулся в разговор и скоро сам увлекся, рассказывая о городах, где довелось ему побывать и где, оказывается, не бывала его собеседница. А заодно он невольно рассказывал и о делах, которые привели его туда. Дела, как всегда, были сложные и запутанные.
     
     Но вдруг, осекшись на полуслове, Сергей смущенно сказал:
     
     - Я пожалуй, напрасно вам все это рассказываю. Об этом не стоит писать. Работа у нас... как бы это сказать?.. Ассенизаторская, что ли.
     
     - Перестаньте,- сердито возразила Мальцева, и красивы! глаза ее нахмурились.- Как вам не стыдно.
     Сергей улыбнулся:
     
     - Вы меня не так поняли. Я не стыжусь своей работы. Я ею горжусь и считаю весьма нужной пока. Но мы имеем дело с такими человеческими пороками, с такими низменными чувствами и грязными помыслами, что, вероятно, незачем пачкать ими людей. А без этого нет и нашей работы. Или вы напишете неправду, красивую такую, розовую неправду.
     
     - Ну что вы говорите! - запальчиво воскликнула Мальцева.- По-вашему, Достоевский, например, пачкал людей или писал неправду?
     - То Достоевский. И к тому же сто лет назад. Впрочем...- Сергей помедлил.- Я, пожалуй, не прав. Согласен. Тема преступления и наказания - вечная тема. Как человеческая совесть, как жажда справедливости, как стремление к счастью.
     - О, да вы философ,- засмеялась Мальцева.
     Сергей махнул рукой:
     - Просто я увлекся. А если говорить серьезно, то о нашей работе, конечно, следует писать, только правильно писать. Чтобы кого-то предостеречь, чтобы сделать людей активными в борьбе со злом. Вот так я понимаю задачу.
     - И еще рассказать о людях, которые такую борьбу ведут,- наставительно добавила Мальцева.- Активнее всех ведут. Опасную борьбу, нужную, благородную. Имейте в виду, рассказ о живых людях и их борьбе всегда впечатляет больше, чем простые рассуждения об идеях, принципах, морали.
     Она внимательно посмотрела на Сергея и вдруг спросила требовательно и деловито:
     
     - Откуда у вас этот шрам на щеке?
     
     - Этот? - смутился Сергей, невольно дотрагиваясь до щеки.- Длинная история. Мы расследовали одно дело. Давно. Я тогда работал в МУРе. Дело это получило у нас шифр "Черная моль". Потому что все началось с одной меховой фабрики...
     Сергей, продолжая рассказывать, закурил.
     Мальцева слушала, подперев ладонью щеку, потом тоже вытянула сигарету из пачки и, не сводя с Сергея глаз, закурила. В ее взгляде Сергей прочел такой напряженный интерес, что невольно подумал: "Почему она так слушает? Может быть..." Он не додумал до конца, сам увлекшись рассказом. Он вдруг так ясно вспомнил те давние события: и огни ресторана "Сибирь", и занесенный снегом поселок Сходня, и то подлое письмо, и многое, многое другое.
     Когда он закончил, Мальцева решительно объявила:
     - Вы умеете рассказывать. И с вами легко работать. Читатели с ходу
     проглотят этот материал, имейте в виду.
     - Вам так кажется. Просто я...
     - Нет уж.- Она приподняла руку.- Можете мне поверить. Вы знаете свое дело, а я свое.
     - Это верно,- согласился Сергей.- Не смею спорить.
     - Еще один вопрос,- сказала Мальцева.- Страшноватая у вас работа, надо признать. Неужели ив Ташкенте может случиться что-нибудь подобное с вами или с вашими товарищами? Ведь вы не случайно приехали к нам, признайтесь.
     - Конечно, не случайно, - улыбнулся Сергей.- Но все в конце концов не так страшно. Я, очевидно, сгустил краски. А Ташкент - чудесный город. Хотя я даже не успеваю его как следует посмотреть.- Он решил уйти от этой нежелательной темы: о делах в Ташкенте рассказывать пока не следовало.- И скажу вам откровенно, мне чертовски хотелось бы попасть еще в Самарканд. Ведь я почти рядом с ним!
     - Да, это удивительный город. И там удивительные, потрясающие памятники тысячелетней культуры. Люди едут туда со всех концов света, чтобы все это увидеть хоть раз,- наставительно проговорила Мальцева. Она как будто не заметила, что Сергей ушел от темы их разговора.- Вот если бы вы могли задержаться у нас... Знаете что? - Она вдруг оживилась, и большие, красивые глаза ее заблестели.- Вы можете быть свободным послезавтра вечером?
     - И что тогда? - улыбнулся Сергей.
     - Тогда вы увидите... Это даже больше, чем памятники: старины, имейте в виду. Вы увидите душу народа, его характер, его обычаи. Хотите?
     - Очень.
     
     - Прекрасно.- Она загадочно посмотрела на Сергея.- Тогда... мы пойдем с вами на свадьбу. Послезавтра. Договорились?
     
     Сергей засмеялся:
     
     - Это вторая свадьба, на которую меня приглашают. Неужели в Ташкенте так часто свадьбы?
     - Вас уже пригласили? Куда же?
     - Я познакомился с одним замечательным стариком. С очень трудной фамилией. Сейчас я вам скажу... Сайыпов, вот как.
     
     - Значит, на свадьбу Амана Турсунова? - Она всплеснула руками.- Так и я вас туда зову. Я писала о его отце. И мы подружились. Это их махаля справляет.
     - Я второй раз слышу это странное слово.
     - Это очень важное слово. Вы потом поймете. Значит, решено?
     
     - Решено,- весело подтвердил Сергей.
     ...А на следующее утро он обнаружил под дверью записку: "Будь на свадьбе Турсунова".
     
     
     * * *
     
     В управлении Сергей первым делом отыскал Валькова. Он положил перед ним записку и многозначительно сказал:
     
     - Прочти-ка.
     Вальков не спеша надел очки, пробежал глазами записку и посмотрел поверх стекол на Сергея.
     - Выходит, второе приглашение получаешь?
     - Третье,- задумчиво поправил его Сергей.- Вчера еще одно получил.
     Он рассказал о визите Мальцевой. - ...И наутро после ее ухода появилась записка. Сергей испытующе посмотрел на Валькова.
     - Ты что?- усмехнулся Вальков.- Мы эту журналистку знаем. Она действительно о Турсунове писала.
     - Это еще не довод.
     - Конечно. Но мы же ее знаем.
     
     - Что ж, бывают и совпадения,- пожал плечами Сергей.
     
     Но про себя он все же отметил поведение Мальцевой, ее попытку узнать, чем занимается Сергей в Ташкенте, ее приглашение, после которого и появилась записка.
     
     - М-да, - задумчиво произнес между тем Вальков, снимая очки.- Значит, они рассчитывают встретиться с тобой там.
     - Выходит, что так. А вот тебе, Алексей Макарович, идти туда нельзя, хоть и пригласили. Спугнешь. Тебя ведь все знают.
     - Пожалуй. А если еще ты за меня извинишься, скажешь, что я не смог, они решат, что ты нарочно от меня отделался. Ведь, раз они узнали, что приглашен ты, значит, знают, что и я приглашен.
     - Смотря от кого они узнали.
     - Только одному тебе, я думаю, идти не следует. Мало ли что,- продолжал Вальков, явно игнорируя последнее замечание Сергея.
     - А моя дама? - насмешливо осведомился Сергей.
     - Ну, дама не в счет,- усмехнулся Вальков.- Пусть-ка еще Мурат пойдет. Все-таки будет у тебя под рукой свой человек. Он у нас недавно, его мало кто знает.
     - Это бы неплохо. Но его же не приглашали.
     - Э, милый. Не знаешь ты узбекской свадьбы. Здесь рады каждому гостю. И будет на ней человек сто или двести. Иди разбери, кто откуда и кто кого пригласил.
     На том они и порешили.
     - Теперь так,- сказал Вальков.- Только что звонил Леров. Он в третьем райотделе. Еще один адрес подходящий нашел. Ты поедешь?
     - Обязательно.
     - Ну как хочешь. Возможно, опять не то.
     - Все равно поеду. Что у Ибадова?
     - У него осталось двести с чем-то Борисовых. Половина уже отсеялась по разным причинам.
     - Осталось самое трудное,- покачал головой Сергей.- Ему надо дать кого-нибудь в помощь. Один он утонет в этих Борисовых. Минимум трех-четырех человек дайте.
     - Дадим.
     - Ну все. Я поехал.
     И снова кружил Сергей по улицам Ташкента, любуясь непривычной восточной пестротой и своеобразием многих из них.
     Солнце палило и жгло с неистовой яростью. В машине нечем было дышать. Раскаленный ветер, врывавшийся над опущенными стеклами, не приносил облегчения. Сергей чувствовал, как рубашка на спине прилипла от пота, пистолетная кобура врезалась в бок под пиджаком, словно напоминая, что пиджак снять нельзя. Сергей только запрятал в карман галстук и расстегнул ворот рубахи.
     Отдел милиции располагался на тихой, малолюдной улице, во дворе старого и массивного дома, как видно не тронутого землетрясением. У ворот стояли машины и мотоциклы.
     Сергей прошел через двор, миновал дежурную часть и в одном из кабинетов отыскал Лерова.
     Распаренный от жары, тот сидел в одной рубашке с закатанными рукавами, повесив пиджак на спинку стула за собой, и беседовал с незнакомым капитаном милиции, подтянутым, в форменном кителе, с галстуком, на смуглом его лице не было видно и капельки пота.
     Когда Сергей зашел, оба встали, и капитан представился:
     - Старший инспектор уголовного розыска Расулов.
     - Мы тут обдумываем, Сергей Павлович, как к этому адресу подобраться,-сказал Леров и указал на отчеркнутую строчку в длинном списке, лежавшем перед ним, потом тыльной стороной ладони вытер мокрый лоб и добавил, словно оправдываясь: - Очень сегодня жарко.
     - Ну, давайте обдумывать вместе,- предложил Сергей.
     Пока они беседовали, в комнату то и дело заглядывали сотрудники. Они знакомились с Сергеем, и при этом каждый стремился чем-то заинтересовать его в своей работе, обратить внимание на что-то, пожаловаться на какую-нибудь неурядицу, чем-то прихвастнуть. Это были разные люди, и по-разному они себя вели, встречаясь с приехавшим из Москвы коллегой.
     Один сотрудник рассказал, как раскрыл недавно хитрую магазинную кражу, такую хитрую, что никогда еще, наверное, никому не встречалась. Другой упомянул о группе подростков, арестованных за дерзкое хулиганство, и возмущался невниманием окружающих взрослых: ведь давно уже было видно, что с ребятами этими что-то неладно. Третий сотрудник утверждал, что известный приказ за номером таким-то в их условиях выполнить очень трудно, тут нужны коррективы, и стал деловито, напористо перечислять их, загибая пальцы. А один молодой, застенчивый лейтенант, поддавшись общему настроению, вдруг сказал, что вчера арестованная за спекуляцию девушка попыталась переслать письмо и он его задержал. Но это такое письмо, что просто жалко, если оно не дойдет.
     Сергей, улыбнувшись, спросил, где же это письмо.
     - А вот,- ответил лейтенант и достал из планшета мятый, сложенный вчетверо листок.
     Сергей, пробежав Глазами первые фразы, собрался уже было вернуть письмо, как вдруг одно неожиданное слово привлекло его внимание и уже с нарастающим интересом он продолжал вчитываться в неровные, бегущие вкось строчки. Сергей читал:
     "Здравствуй, дорогой!
     Ты так и не пришел в тот раз и не написал. Но я все, поняла. Что ж, разве имеет значение, кто первый напишет последнее письмо. Я буду посмелее тебя и напишу. Я отлично поняла, что больше тебе не нужна. Но меня это уже не волнует. Я теперь поняла, что такое твои друзья, твоя родня и ты сам. Разве вы можете ценить просто любовь? Вам понятно только слово "деньги". А когда денег нет, у вас в душе ничего не остается. Вот теперь я тоже стала такой. И за тебя, за других я сидеть не буду. Я вам всем отомщу за свою пропавшую жизнь. Я знаю, мне будет плохо. Но зато я один раз за все отвечу и всю жизнь потом буду честно жить. А быть с вами - это значит всю жизнь прятаться и бояться. Не хочу. А тебе большое спасибо за любовь, которую ты мне подарил. Посылаю последний раз мое фото. Если не надо, вышли назад моей маме, ты ее адрес знаешь. И еще вышли наше фото, где мы вместе. А то во время обыска у меня его забрали. Сделай, пожалуйста, последнее одолжение. Ну, вот и все. Я тебе честно все написала. Так что теперь все. Целую тебя крепко в последний раз. Прощай, моя радость, мое солнышко, мое золото. Вряд ли удастся еще раз нам встретиться.
     Когда-то твоя жена".
     Сергей отложил письмо и спросил:
     - По какому адресу она хотела его отправить?
     - Не знаю,- смущенно ответил молодой лейтенант.- Она не успела его написать. И назвать отказывается.
     - За что арестована?
     - За спекуляцию. Кофточки, кажется. Дело у следователя.
     - Та-ак...
     Сергей задумался. Потом снова пробежал письмо.
     - Она одна проходит по делу?
     - Одна. И все время плачет. Вообще девчонка, по-моему, неиспорченная.
     - Как ее фамилия?
     - Сокольская. Мила или Лина... не помню сейчас.
     - Откуда же у нее фотография, которую она послать хотела?
     - Спрятала. Обыскали ее плохо.
     
     - Эта фотография у вас?
     - Так точно.
     Маленькая, для паспорта изготовленная фотография пошла по рукам. Миловидная девушка с пушистыми волосами смотрела оттуда напряженно и послушно, прямо перед собой, как ей велел, наверное, фотограф. Снимок нужен был для документа, и улыбаться или повернуть голову не полагалось.
     Когда фотография дошла до Лерова, он смотрел на нее особенно долго и наконец как-то неуверенно передал соседу.
     - Где-то я ее все-таки видел,- пробормотал он.
     Сергей внимательно посмотрел на него:
     - Попробуйте вспомнить, Гоша.
     В это время один из сотрудников заглянул в список, лежавший на столе, и указал на подчеркнутый там адрес.
     - Знаю я этого деятеля,- сказал он.- Мой участок. Дом четырнадцать, это точно.
     - И "Правду Востока" получает,- добавил капитан Расулов.- Нам его проверить надо.
     Все снова вернулись к списку, шумно обсуждая возникшую задачу. Каждый предлагал свой план проверки. Только Леров время от времени потирал широкий лоб, и взгляд его на миг становился отсутствующим.
     В конце концов удалось выработать осторожный и вполне надежный план проверки подозрительного жильца дома номер четырнадцать. Леров и Расулов немедленно принялись за его реализацию.
     Сергей вернулся в управление. Там его уже поджидал Вальков.
     
     - Звонили с междугородной,- сообщил он.- Мы просили их зафиксировать, если кто-нибудь будет звонить в Борек Семенову или Стуковой. Дали их номера телефонов. Так вот, какой-то гражданин второй раз сегодня вызывает с переговорного пункта Стукову, а до этого, рано утром, вызывал Семенова.
     
     - Он и сейчас там?
     
     - Именно.
     
     - Поехали!
     
     Уже в машине Сергей досадливо сказал!
     - Они должны были сообщить нам сразу, еще утром.
     - Скажи спасибо, что сейчас сообщили,- махнул рукой Вальков.- Знаешь, что у них там творится?
     Они приехали на переговорный пункт.
     В зале было полно людей. Одни сидели на длинных скамьях или бесцельно и нетерпеливо расхаживали в узких проходах между ними, дожидаясь вызова в какую-нибудь из кабин, стоявших вдоль стен. Многие толпились возле барьера, где принимали заказы. Время от времени гул голосов, наполнявший зал, вдруг покрывал мощный голос динамика: кто-то из ожидавших вызова приглашался в кабину.
     - Кстати, здесь работает жена Гусева,- сказал Вальков.
     - Да? Это может оказаться очень кстати.
     - Только она сейчас, наверное, в отпуске,- добавил Вальков, направляясь к барьеру, за которым сидели телефонистки.- У нее ребенок грудной еще.
     Они с трудом пробрались к самому барьеру, и Вальков спросил:
     - Девушка, где у вас тут старшая?
     - Вон там, видите?
     Через минуту они оба были уже в маленькой, тесной комнате, уставленной телефонными аппаратами, и пожилая худощавая женщина в очках, положив на край пепельницы дымящуюся сигарету со следами помады на мундштуке, раздраженно сказала:
     - Добавляете нам работы. Мои девушки и так еле справляются. Одна болеет, другая рожает, третья за ребенком ухаживает или за мужем. Голова от них лопается. Сейчас его вызовут в кабину.- Она сняла одну из трубок: - Гусева! Вызовите того гражданина для разговора с Борском... Неважно. Какая кабина?.. Хорошо.
     Она резко бросила трубку и сказала Валькову:
     - Идите. Сейчас его вызовут в пятую кабину.
     Сергей и Вальков вышли в зал.
     - Слышал? - спросил Сергей.- Она, оказывается, работает.
     - Видимо, да,- равнодушно подтвердил Вальков.
     В этот момент ожил динамик под потолком и, покрывая все голоса, объявил:
     - Гражданин Борисов, зайдите в пятую кабину...- И через минуту снова повторил: - Гражданин Борисов...
     Сергей даже вздрогнул от неожиданности: "Борисов!", и впился глазами в пятую кабину. Но в нее почему-то никто не входил.
     Динамик в третий раз громко и требовательно объявил свой призыв и умолк.
     Сергей посмотрел на Валькова. Было ясно, что человек, вызвавший Борек, или ушел, или по какой-то причине не решается зайти в указанную ему кабину и прячется в толпе.
     - Не иначе, как тебя узнали,- прошептал Сергей в спину Валькова.- Черт возьми, как мы оплошали. Ведь это Борисов.
     
     Решено было ждать: может быть, человек отлучился случайно и еще вернется.
     
     Спустя минут двадцать динамик снова пригласил гражданина Борисова для разговора с Борском, на этот раз в другую кабину.
     Но и туда никто не зашел.
     Вальков подошел к Сергею: - Все. Поехали.
     - Нет, - покачал головой Сергей.- Давай повидаемся с Гусевой. Может быть, она его узнала.
     Они снова прошли в комнату старшей телефонистки.
     - О, господи,- проворчала та, щурясь от сигаретного дыма. - Ну как можно ее сейчас вызвать? Там же вся очередь сбесится.- Тем не менее она сняла трубку и хрипло приказала: - Белова, смени Гусеву. Пусть зайдет ко мне.
     Через минуту в комнате появилась тоненькая, бледная молодая женщина, почти девочка, с двумя смешными, торчащими в стороны светлыми косичками, в белой кофточке и совсем коротенькой, выше колен, юбочке. Она испуганно посмотрела на свою начальницу.
     - Вы меня звали, Вера Ильинична?
     - Не я звала. Вот товарищи.- Та недовольно кивнула на Валькова и Сергея.- Пять минут даю. Видите, что у нас творится?
     Подчиняясь выразительному взгляду Валькова, она, шумно вздохнув, вышла из комнаты.
     - К вам только один вопрос, Галина Григорьевна,- мягко сказал Вальков.-Остальное потом. Вы случайно не узнали человека, который заказывал разговор с Борском? - И поспешно добавил, словно успокаивая: - Мы из милиции.
     - Нет, откуда же? - пожала худенькими плечами Гусева.- Если бы это был кто-нибудь из знакомых...- у нее вдруг задрожали губы,- моего Толи...
     - А как тот человек выглядел? - вступил в разговор Сергей.
     - Как выглядел?.. Да никак особенно не выглядел. Ну, не старый еще... в тюбетейке...
     Она стала неуверенно припоминать мелькнувшего перед ней в очереди человека. Сергей и Вальков напряженно слушали. Потом Сергей спросил:
     - А он вас не предупреждал, что уйдет, что разговор отменяется?
     - Нет. А то бы я его не вызывала.
     - Ну хорошо. Простите нас за беспокойство,- сказал Вальков.
     - А вы... нашли, кто убил... Толю? - не поднимая глаз, тихо спросила Гусева.
     - Нашли. Его будут судить.
     - Но за что же он так? Что ему Толя сделал?
     Теперь она смотрела на Валькова, и столько страдания и наивной, почти детской чистоты было в ее взгляде, что Вальков, нахмурясь, резко, с необычной для него злостью ответил:
     - Потому что бандит, потому и убил.
     Они вернулись в управление.
     А к концу дня примчался потный, взволнованный Леров. Он без стука ворвался в кабинет Сергея, где в это время был и Вальков, и, задыхаясь, с торжеством объявил:
     - Вспомнил, Сергей Павлович!.. Это же Дина. Та самая!.. Можете проверить!..
     И он поспешно вытащил из кармана знакомую Сергею маленькую фотографию для паспорта.
     Тут же принесли фотографию, обнаруженную в бумажнике Гусева. И сразу отпали все сомнения. Память не подвела Лерова.
     - Не зря же я целый год в полковой разведке служил, - скромно заявил Гоша, сияя от гордости.
     - Ну, брат, мы с тобой, выходит, коллегами в армии были, - улыбнулся Сергей. - Молодец, не посрамил.
     И в самом деле Гоша Леров сделал открытие чрезвычайной важности.
     
     
     * * *
     
     Мальцева позвонила около семи часов. Так они условились. И Сергей, в тот день вырвавшийся с работы пораньше, уже успел к этому времени побриться и переодеться. "Что там ни говори, - размышлял он, - и какие у тебя ни есть планы, а у людей свадьба, и к тому же у хороших людей".
     - Сергей Павлович, будьте готовы,- деловито предупредила Мальцева.- Я сейчас за вами еду.
     - Всегда готов,- в тон ей ответил Сергей.
     Ему было любопытно встретиться с ней и посмотреть эту необычную свадьбу. Но главное, конечно, записка... Она сейчас лежала в его кабинете - за стальной дверцей сейфа. Но она не выходила из головы, она все время напоминала: сегодня тебя ждет дело, важное, трудное, может быть опасное. И от этой мысли Сергея охватывало нетерпение и скрытая тревога тоже. Сегодня вечером многое должно было решиться.
     Мальцева приехала оживленная, даже радостная. На ней было красивое бордовое платье и перламутровые серьги, которые очень шли ей. Сергей невольно отметил это. В руке Мальцева держала маленькую замшевую сумочку.
     В машине он спросил:
     - Вы уже написали что-нибудь обо мне?
     Она улыбнулась:
     
     - Нет. Еще рано.
     - Дадите сначала прочесть?
     - Пожалуй...
     - Это будет полезно.
     - Хорошо... А вы... расскажете мне, зачем приехали в Ташкент?
     Он снова поймал на себе ее взгляд, зоркий и, как ему показалось, настороженный.
     - Что ж. Но только позже. Перед самым отъездом,- ответил Сергей и многозначительно прибавил: - Я думаю, это тоже будет полезно.
     Больше они не возвращались к этому разговору.
     Машина свернула на тихую, безлюдную улицу. Впро чем, она только в первый момент показалась такой, и такой она, вероятно, бывала в обычные дни. Но сейчас в дальнем ее конце виднелся автобус, толпились люди, оттуда неслись странные, призывные звуки трубы и флейты.
     Музыка остановила машину.
     - Здесь мы выйдем,- сказала она и добавила: - Положите пока к себе мою
     сумочку.
     Пока они шли к толпе, она объяснила:
     - Это играют музыканты. Они оповещают людей о свадьбе. Старики уже уехали в дом невесты. Там тоже все готово к свадьбе. Старики побудут там час-полтора, поедят, побеседуют, но ни капли не выпьют. Так положено. Их приезд означает, что все делается серьезно, солидно, без всякого легкомыслия. "Мы послы, и мы несем моральную ответственность за жениха. Можете отпустить дочку и не бояться за нее". Вот что означает приезд стариков. А сейчас музыканты созывают друзей жениха. Вернутся старики и скажут: "Можешь ехать, тебя ждут и встретит как положено". И тогда за невестой поедут жених и его друзья.
     Мальцева говорила торжественно, черные глаза ее влажно блестели, и в тоне звучала откровенная гордость.
     - Но такая огромная свадьба,- сказал Сергей.- Как может одна семья справиться?..
     - Что вы! Семья жениха только встречает гостей,- засмеялась Мальцева.-Все организует махаля.
     - Да что же такое в конце концов эта махаля? - удивленно спросил Сергей.
     - Махаля? Как бы вам объяснить... Это крепкое дружеское объединение живущих по соседству в одном квартале людей. Самых разных. Все вместе и в беде, и в радости. Вы представляете, что это значит?
     - Да, представляю. Это удивительно.
     - Имейте в виду, здесь живут и самые простые, и самые известные люди. Я вас познакомлю. Знаменитый врач, писатель, народный художник, рабочие с шелкоткацкого комбината, шоферы. Вы увидите. Они все будут на свадьбе. Это не только долг, это потребность. Они сами себе не простят, если не придут. О, вы сейчас все увидите!
     Сергей с любопытством посмотрел на свою спутницу. Смуглое лицо ее раскраснелось от волнения и стало еще прекраснее. И он при всей своей настороженности вдруг ощутил, что ему приятно идти рядом с этой женщиной.
     Они приблизились к толпе.
     Нарядные женщины в пестрых шелковых платьях громко и возбужденно переговаривались между собой по-узбекски, мужчины, тоже приодетые, покуривая, слушали музыкантов или степенно беседовали. Чуть поодаль толпились молодые парни в белоснежных рубашках, оживленные, весёлые и в то же время сдержанные и торжественные. "Друзья жениха,- догадался Сергей.-Готовятся ехать в дом невесты". Тут же нетерпеливо крутились ребятишки, тоже возбужденные, охрипшие от крика, слегка ошалевшие от важности и торжественности надвигающегося события.
     Сквозь толпу неожиданно пробрался старик Сайыпов. Сергей даже не сразу узнал его, так разбегались у него глаза, так он был ошеломлен всем происходящим: шумом, весельем, суетой и возбуждением, царившим вокруг.
     Сайыпов, прижав руку к груди, торжественно приветствовал его, выразил радость и благодарность за то, что московский гость пришел на эту свадьбу. К его словам прислушивались окружавшие их люди.
     Сергей, улыбаясь, тоже прижал руку к груди и в свою очередь поблагодарил за приглашение и сообщил, что Вальков, к сожалению, прийти не смог и просил передать извинения. Сайыпов важно кивнул в ответ и, сославшись на свои обязанности, отошёл.
     А через минуту Сергея слегка тронули за локоть. Он оглянулся и узнал в толпе Ибадова. Тот, улыбаясь, уже разговаривал с кем-то. Взгляды их на миг встретились, и Сергей чуть заметно кивнул ему.
     В это время музыканты заиграли с новой силой, и молодые, люди в белых рубашках устремились к автобусу.
     - Старики вернулись,- шепнула Мальцева.- Пойдемте.
     Они направились к дому жениха.
     Там в просторном дворе были уже расставлены буквой "П" длинные столы. Невдалеке, возле кухонь, над пылавшими кострами висели черные, закопченные котлы, от них тянуло острым, пряным запахом готовившихся блюд. Суетились женщины, галдели ребятишки, строгие и озабоченные парни расставляли по столам посуду, закуски, бутылки с вином. Многочисленные гости толпились возле ворот и на улице.
     Все ждали возвращения жениха.
     
     Сергей с интересом оглядывался по сторонам. Да, на такой свадьбе ему еще не приходилось бывать. Сколько древней народной мудрости несут в себе эти обряды, как глубоко они вошли здесь в сознание людей. И, заражаясь общим волнением и радостью, глазеют на все это ребятишки, впитывают торжественность и важность происходящего вокруг. Как же, такое событие - свадьба! Память на всю жизнь.
     Сергей наклонился к стоявшей рядом Мальцевой:
     - У вас тут должны быть очень крепкие семьи. Правда?
     Она, улыбнувшись, кивнула ему.
     - Конечно. У нас редко разводятся. Нельзя не оправдать доверия махали. И она не позволит. Жених ведь очень уважает старших здесь. Это у него воспитано с детства. Пойдемте.- Она взяла Сергея за руку.- Я вас познакомлю с отцом и матерью жениха.
     Они стали пробираться сквозь толпу.
     Высокий, стройный узбек в темном костюме и галстуке показался Сергею совсем не старым. На тонком, без единой морщинки бронзовом лице ниточка черных усов, внимательные, живые глаза, и только под красиво расшитой тюбетейкой в черных волосах серебрилась седина.
     - Хайдар Турсунович, вот наш московский гость, познакомьтесь,- сказала Мальцева.
     Турсунов почтительно, с достоинством приложил руку к груди, затем представил стоявшего рядом с ним немолодого узбека.
     - Уважаемый Максуд Кадыров. Лучший водитель такси. На красной доске всегда. Два плана привозит.
     Сергей снова обменялся рукопожатием.
     "Со стариком Сайыповым работает,- подумал он.- Тут вообще, наверное, много таксистов".
     Потом Сергей познакомился с матерью жениха, потом с дядей, с соседями. И такая атмосфера чуткого, приветливого внимания окружила его, что через какой-нибудь час или два ему стало казаться, будто он давно знает этих славных людей, давно и крепко дружит с ними. С одним он горячо обсуждал новостройки Ташкента, с другим достоинства новой модели "Волги", с третьим международное положение и полет наших космонавтов, А рядом все время была Мальцева, они время от времени обменивались взглядами, улыбками, какими-то словами, и Сергей понимал, что нравится ей, и сам невольно любовался ею. Однако все время его не покидало ощущение, что она ждет, когда он наконец разоткровенничается, когда расскажет, зачем приехал в Ташкент. И он невольно ловил себя на том, что старается заметить, с кем она разговаривает, как держится с этими людьми.
     Но, конечно, не она назначила ему тут встречу. Поэтому Сергея не покидало чувство тревожного ожидания и. непривычное ощущение какой-то особой своей открытости, просматриваемости, что ли. Ведь на этот раз не он наблюдал за интересовавшим его человеком, а тот, пока ему неизвестный, опасный человек наблюдал за ним. Впрочем, за Сергеем наблюдали многие, он то и дело ловил на себе любопытные взгляды. Видимо, уже все присутствовавшие знали, какой необычный гость находился среди них. Но Сергею все время казалось, что среди этих взглядов один, настороженный, колючий, оценивающий, следит за ним неотступно и враждебно. Это чувство не давало ему покоя, заставляло все время быть в напряжении. Он незаметно всматривался в окружавших его людей, стараясь угадать, кто же этот человек. Но угадать не удавалось.
     Неожиданно на улице снова заиграл оркестр. Толпа заволновалась, начала расступаться. И Сергей вдруг увидел небольшой костер. Через него медленно проехала серая, украшенная гирляндами цветов и зелени "Волга". За ней показался автобус.
     - Приехали!.. Приехали!..- разнеслось по толпе.
     - Это тоже старинный обычай,- улыбнувшись, сказала Мальцева.- Костер - чтобы тепло было жить молодым, огонь - это семейный очаг, это хлеб в доме.
     Дверца "Волги" раскрылась, оттуда показался высокий, гибкий юноша в белой рубашке с галстуком, за ним маленькая фигурка девушки в длинном белом платье с охапкой цветов в руках, которыми она прикрывала свое лицо.
     Под звуки оркестра и одобрительный гул толпы жених бережно поднял свою подругу и легко понес ее на руках к дому.
     Толпа двинулась вслед за ними.
     Уже заметно стемнело, и во дворе на протянутых проводах ярко горели лампочки.
     Гости с шумом стали рассаживаться за длинными столами. Маленькая невеста под руку с женихом, скромно опустив голову, полускрытая от всех белой газовой фатой, прошла к своему месту.
     И началось веселье. Но друзья жениха, строгие и торжественные, продолжали обслуживать гостей, разносить блюда, открывать бутылки. В стороне за низеньким палисадником пылали костры и суетились женщины.
     
     Торжественную речь сказал по-узбекски самый уважаемый член махали известный писатель. Мальцева шепннула Сергею его фамилию.
     Потом появился оркестр, начались пляски. Из-за столов выходили то друзья жениха, то подруги невесты, и огневая, лихая пляска парней сменялась нежным и грациозным танцем девушек. Да и сами музыканты, захваченные общим весельем, словно состязались между собой, обходя столы, и гости бурно аплодировали им тоже.
     
     А за столами не стихал шум и говор. Разносили все новые и новые блюда. Большинство из них Сергей пробовал впервые, и соседи наперебой потчевали его. Казалось, все уже перезнакомились с ним, все старались выказать ему свою дружбу и внимание.
     Неожиданно Сергей насторожился. До него донесся негромкий разговор двух парней, сидевших невдалеке. Один из них, толстый, с жаром говорил своему приятелю, бледному, рыжеволосому пареньку:
     - Хочешь заработать, так не надо болтать, понял? А Толька небось по всем углам тряс, чего знал. Вот и...
     - Много ты понимаешь, салага,- сердито перебил рыжий, и на бледном лице его проступила краска.- Любовь тут была.
     
     - Тю, любовь! Я вон жену свою тоже люблю. А она у меня образованная. Ей подарки надо делать знаешь какие? Потому я вожу и не спрашиваю, чего и зачем. И помалкиваю, что вижу. У нас в парке кое-кто, если хочешь знать, тоже дела делает.
     - "Дела-а"...- насмешливо протянул рыжий, - Сегодня дела, а завтра во.-Он сложил пальцы.- Небо в клетку. И плакала твоя образованная. И подарочки ей носить другие будут. А тебе она будет носить передачи. Если будет. Знал я одного такого мужика на Шикотане. Он с палубы рыбку тянул...
     Но тут к Сергею кто-то обратился через стол, и он утерял нить заинтересовавшего его разговора. Потом один из парней куда-то пересел. А Сергея и Мальцеву потянули за другой стол.
     Гремел оркестр. Веселье не стихало.
     Несколько раз Сергей замечал Ибадова, но тот больше не подходил к нему. И никто не пытался завести с Сергеем особый, многозначительный, с каким-либо намеком разговор, что-то тихо сказать или подать какой-нибудь знак.
     Сергей переходил от стола к столу. Он уже познакомился; с женихом и невестой, сердечно и искренне поздравил их, пожелал счастья. Кажется, не осталось человека, с которым он не перебросился хоть одним дружеским словом. И когда Сергей уже начал терять надежду на обещанную в записке встречу, решив, что человек тот, видимо, вообще не пришел, он неожиданно, увидев на земле, около одного из опустевших стульев, утерянную кем-то газету. Она выглядела удивительно сиротливо и совсем неуместно здесь, она просто резала глаза, эта газета, хотя никто не обращал на это внимания. Повинуясь неясному чувству, Сергей с безразличным видом подошел ближе. На земле прижатая ножкой отодвинутого стула лежала "Правда Востока", и в верхнем ее правом углу ясно видна была цифра "14", проставленная торопливой рукой почтальона.
     Сергей не нагнулся, не поднял газету, он сделал вид, что вообще ее не заметил, и попытался отыскать среди гостей Ибадова. Наконец он обнаружил его и, когда тот оглянулся и встретился с ним взглядом, незаметно подал ему условный знак. Ибадов подошел не сразу, и Сергей, с равнодушным видом пройда мимо него, шепнул:
     
     - Посмотри на газету. Вон там, около стула.
     
     После этого он вернулся к Мальцевой, оживленно разговаривавшей с одной из
     женщин.
     Было уже поздно, и гости постепенно расходились. Только молодежь не собиралась еще покидать свадьбу. Взрывы смеха, возгласы и пляски не стихали ни на минуту.
     - Мне пора,- сказала Мальцева,
     - Я вас провожу. Мне тоже пора,- ответил Сергей.
     - А я думала, вас самого проводят.
     Мальцева усмехнулась.
     И Сергей не понял, намек это или только предположение. Ведь машина действительно ждала его где-то неподалеку. Но этого Мальцева не могла знать, и этого ей не следовало знать. Проводить его мог и человек, назначивший ему встречу, но он не появился, а если бы и появился, Мальцева тоже... Впрочем, если бы он появился, ее слова получили бы вполне точное объяснение. А вот пока... нет, надо ее проводить, не отвезти на машине, а именно проводить. Может быть, она ему что-то скажет по дороге.
     Сергей махнул рукой:
     - Дорогу домой я как-нибудь найду. Но сначала провожу вас.
     - Что ж. Мне будет только приятно,- спокойно ответила Мальцева.
     
     Они стали прощаться с хозяевами.
     "Ну, все,- подумал Сергей.- Встреча не состоялась. Интересно почему? Ведь кто-то из них был на свадьбе". Все складывалось неудачно и просто скверно. Ниточка оборвалась, такая важная, такая перспективная, как сказал бы Саша Лобанов.
     Сергей и Мальцева вышли из ворот и медленно двинулись по пустынной, темной улице, затем свернули на другую, потом на третью, пересекли незнакомый, широкий проспект и снова углубились в какую-то узкую улочку.
     Теплый ветер обдувал лицо, шевелил волосы. В бархатно-черном, мягком небе висела, как нарисованная, идеально круглая золотая луна.
     "Однако ребята следуют за нами вполне квалифицированно,- подумал Сергей.- Ничем себя не обнаруживают, совершенно ничем. Даже странно". Еще он отметил, что Мальцева задумчива, молчалива и разговора не получается, она даже не стремится его завязать.
     - Устали? - спросил Сергей.
     - Немного болит голова.
     Они шли по неширокой, пустынной улице. От редких фонарей падали на темную мостовую четкие желтые круги. Где-то недалеко проехала машина, потом другая, за глухой оградой, учуяв прохожих, злобно лаяла собака.
     Возле одного из домов Мальцева сказала:
     - Вот мы и пришли.- Она протянула руку.- Спасибо, Сергей Павлович.
     - Нет, это вам спасибо,- возразил Сергей.- Замечательная была свадьба.
     Он окинул взглядом мрачный, с погашенными окнами дом.
     - На каком этаже вы живете?
     - Я живу во дворе. - Она указала рукой на ворота.- Вон видите? В том доме.
     - Так пойдемте,- сказал Сергей.- У вас такой темный, двор. Вы не боитесь?
     Мальцева кивнула:
     - Честно говоря, немного боюсь.
     Они медленно пересекли двор и остановились у крыльца небольшого одноэтажного дома. Света в окнах не было.
     - Когда же мы увидимся теперь? - спросил Сергей.
     - Я хочу показать вам свой очерк, - задумчиво ответила Мальцева.-Значит, дня через два. Но вы обещали... Помните?
     - Помню. Так через два дня?
     - Да. Не раньше.
     Они простились. Мальцева достала из кармана ключ, осторожно, чтобы не
     шуметь, открыла дверь и исчезла за ней.
     Сергей закурил и направился через двор к воротам.
     "Интересно, какая у нее семья?" - вдруг подумал он.
     Выйдя на пустынную улицу, Сергей огляделся. Где же ребята? И куда теперь идти, интересно? Пожалуй, налево, к проспекту.
     Слабенькая ниточка редких фонарей убегала во мглу, словно указывая путь. Кругом отчужденно, равнодушно спали дома или притворялись, что спали, глядя на Сергея черными проемами окон. Неправдоподобно огромная и яркая луна по-прежнему безмолвно висела в душном, вытканном звездами небе.
     Внезапно мимо проехала машина и остановилась невдалеке. Из нее вылез человек.
     Сергей, продолжал идти, машинально отметил про себя: "Не наша машина. "Москвич".
     Человек неторопливо закурил и неожиданно двинулся навстречу Сергею.
     "Ого, это уже интересно",- подумал Сергей и только в этот момент отметил, что мотор "Москвича" продолжал негромко урчать. А человек вышел из машины слева,- значит, сам был за рулем.
     Сергей невольно украдкой оглянулся. Нет, никого не видно. Странно.
     Когда они поравнялись, человек тихо и вкрадчиво произнес:
     - Здравствуйте. Это я написал вам записку.
     Сергей внимательно оглядел незнакомца. Темные, гладко зачесанные волосы, решительное худощавое лицо с небольшими усиками, под пиджаком белая расстегнутая у ворота рубашка. Нет, этого человека не было на свадьбе.
     - Почему вы не пришли на свадьбу? - спросил Сергей.
     - Не обязательно,- усмехнулся тот.- Вы написали: "Надо встретиться". Вот мы и встретились.
     - Значит, вы предлагаете...
     - Кончать дело. Дальше его копать... э-э... не надо. А деньги вам
     пригодятся.
     
     - И как вы советуете кончать?
     
     Сергей тянул время. Он не знал, на что решиться. Брать самому этого человека? Но это ничего не даст. Его завтра же придется выпустить. Он от всего откажется, и никаких улик против него нет: Кроме того, в машине, может быть, находятся его сообщники, они или скроются, или придут на помощь. Черт возьми, где же ребята?
     В этот момент из ворот, откуда только что вышел Сергей, появилась женская фигура.
     - Сергей Павлович! - узнал он голос Мальцевой.- Хорошо, что вы еще не ушли. Я же забыла...
     Она в нерешительности остановилась.
     - Отправьте женщину,- резко сказал незнакомец, отворачиваясь.
     - Сейчас мы это сделаем,- охотно согласился Сергей и подумал: "Нет, она, видимо, не связана с ними, она ему, кажется, даже помешала".
     Он подошел к Мальцевой:
     - Что случилось, Алла Григорьевна?
     - Я же забыла у вас свою сумочку. А там у меня... И потом я хотела объяснить вам, как добраться до гостиницы.
     - Ах да! И я забыл,- улыбнулся Сергей и снова незаметно огляделся.
     Ему показалось, что на противоположной стороне улицы мелькнула чья-то тень. Нет, нет, он не ошибся. Кажется, все в порядке.
     Сергей достал из кармана пиджака сумочку:
     - Вот она... А насчет гостиницы... Мне поможет вон тот товарищ.
     Он кивнул на незнакомца.
     Мальцева взяла сумочку и успокоенно сказала:
     - Тогда все в порядке. И еще раз извините меня.
     Она улыбнулась ему на прощание и скрылась в темном проеме ворот.
     Сергей возвратился к незнакомцу.
     Тот с явным неудовольствием ожидал его, опасливо поглядывая по сторонам. Когда Сергей приблизился, он раздраженно сказал:
     - Сперва дела, а потом уже женщины. Лишние глаза, понимать надо.
     - Что поделаешь, так... случилось.
     Сергей осекся. Он вдруг сделал важнейшее открытие. Видимо, он подошел к незнакомцу под другим углом и. неожиданно заметил освещенный уличным фонарем красный бок его машины. "Вот это встреча!"- ошеломленно подумал он.
     - Как же вы предлагаете кончать это дело? - собираясь с мыслями, машинально спросил Сергей.
     - Как написал. Все сделал Рожков. И точка.
     - Деньги при вас?
     - Деньги будут,- успокоительно произнес незнакомец.- Задаток...
     Он назвал сумму.
     "Ого,- подумал Сергей.- И это только задаток".
     - Что ж, давайте взглянем.
     Он решил проверить, есть ли в машине еще кто-нибудь.
     - Деньги не кино,- иронически произнес незнакомец.- Их смотреть неинтересно.
     - Кино будет потом,- сказал Сергей.
     Но незнакомец решительно встал между ним и машиной.
     - И деньги потом. Сперва скажите, согласны?
     В этот момент Сергей уловил, как вдруг напряженно заработал мотор машины. Видимо, там кто-то пересел за руль. Негромко проскрежетал рычаг переключения передач. Правая передняя дверца машины слегка приоткрылась, словно зовя к себе незнакомца.
     И потому, что внимание Сергея все время делилось между машиной и этим человеком, он, видимо, что-то не заметил из того, что происходило вокруг. Поэтому он и не понял, почему незнакомец вдруг рванулся к машине, а мотор ее бешено взревел.
     Сергей только успел на лету перехватить его руку и резко, заученно дернул ее на себя. Человек упал так внезапно, что Сергей покачнулся. В следующий момент он ощутил сильный удар в живот и повалился на землю. Незнакомец попытался вскочить, но Сергей, перекатившись, всей тяжестью навалился на него.
     А машина, сорвавшись с места, с ревом устремилась вперед. Однако, пролетев метров сто, она чуть не врезалась в перегородившую ей дорогу черную "Волгу". И тут же к ней кинулись два человека:
     Но водитель с удивительной ловкостью в последнюю секунду вывернул руль. "Москвич", с ревом перемахнув тротуар, влетел в темную, узкую подворотню и там, послушный опытной руке, косо заклинился, перегородив собою проход. Сидевший за рулем человек выскочил из машины. Пока его преследователи возились с застрявшим "Москвичом", он успел скрыться в окутанном темнотой, обширном проходном дворе.
     Между тем незнакомец оказался вертким и жилистым. Сергею было не так просто справиться с ним. И еще не утихла боль в животе от удара ногой. Помогла школа, великолепная школа самбо, пройденная еще в МУРе. Один прием, второй, третий - сбрасывание, новый перекат, узел ног... И не успел еще кто-то из оперативников подбежать на помощь, как раздался короткий вопль. Незнакомец бессильно откинулся назад, закрыв глаза. Сергей с трудом поднялся, провел рукой по потному лбу и озабоченно сказал, сотруднику:
     - Пощупай его руку. Цела?
     - Порядок, Сергей Павлович. Сейчас очухается.
     Вскоре подъехала машина с остальными сотрудниками.
     Обмякшее тело незнакомца перенесли на заднее сиденье.
     Сергею стали наперебой рассказывать о неудаче с "Москвичом".
     
     - Водитель - ас,- сказал один из приехавших.
     - Черт, а не ас, - сердито поправил его другой.
     - Около машины кто-нибудь остался? - спросил Сергей.
     - А как же. Сейчас подошлем туда техпомощь. Он, сукин сын, все разворотил там. Как только сам цел остался.
     В это время незнакомец глубоко вздохнул, открыл глаза и яростно дернулся, пытаясь подняться. Убедившись в своей беспомощности, он процедил:
     - Ловко. Значит, не договорились?
     - Почему же? - возразил Сергей, усаживаясь рядом с водителем.- У нас еще будет полная возможность договориться... Юсуф.
     
     
     Глава 7
     "ДАЮ ТРЕТИЙ РАЗВОД!"
     
     Утром Сергей встал невыспавшийся и с трудом подавил в себе неизвестно откуда вдруг взявшееся раздражение. Чего это он в самом деле? Казалось бы, все идет нормально, даже успешно. События последних двух дней - обнаружение Дины, а главное, вчерашнее задержание Юсуфа - значительно продвигали расследование всего дела. Этот Юсуф, бесспорно, главная фигура. И Рожков, и неизвестный пока Карим, и тем более Трофимов являются простыми исполнителями, "возчиками". А вот Юсуф где-то достает наркотик. Это самое опасное. И Юсуф задержан. Так чем же Сергей недоволен? Чего ему надо? Дойти до конца преступной цепочки? Так ведь он и идет к нему! Сейчас в его руках новое, важнейшее ее звено. Казалось бы, радуйся, черт возьми! Просто он вымотался за эти дни, вот и все. Сначала Борек, потом Ташкент.
     Сергей потянулся и подошел к окну.
     До чего же тут хорошо, в Ташкенте, тепло, солнечно, все цветет кругом, воздух просто напоен ароматом роз.
     Он нагнулся над широкой вазой, где плавали розы. Ну и запах! И одновременно увидел стоявшую у подъезда гостиницы машину из управления. Так и есть, он, конечно, опаздывал.
     Когда Сергей приехал в управление, ему почти сразу позвонил Нуриманов:
     - Заходи. Ждем.
     В его кабинете Сергей застал и Валькова. Тот, хмурясь, потирал свой широкий, с залысинами лоб, потное лицо его, на котором резко обозначились синеватые мешочки под глазами, выглядело озабоченным. Увидев Сергея, он улыбнулся и сказал, тяжело поднимаясь и пожимая Сергею руку:
     - Ну и отличился ты сегодня ночью. Еще одна свадьба - и ты всю шайку переловишь.
     - Было дело. Ибадов уже пришел?
     - Пришел. Он ту газету чуть не до утра сторожил. Никто ее не взял.
     - Гм...- закуривая, покачал головой Сергей.- Странное дело. Чья она может быть? Юсуфа на свадьбе я не видел. Неужели я его проморгал?
     - Ничего удивительного. Там же человек сто было.
     - Если не больше.
     - Ну вот видишь.
     - И все-таки странно...
     - Что думаете делать дальше? - спросил Нуриманов, взглянув на Сергея.-Людей у вас хватает?
     - Пока хватает. А делать...- Сергей помедлил.
     - У нас сейчас обозначились четыре линии работы,- неторопливо произнес Вальков.- Леров ищет владельца газеты. Теперь круг сузился. Это кто-то из вчерашних гостей.
     - Юсуфа не исключаете? - спросил Нуриманов.
     - Нет, конечно, - с сомнением в голосе ответил Вальков.- Это как раз уже легко проверить. Теперь вторая линия. Установка Николая Борисова. Этим занимается Ибадов. Письмо до востребования из Борска могло быть получено только по его паспорту. Поэтому в любом случае его надо установить.
     - У Ибадова осталось, кажется, двести таких Борисовых?
     Сергей посмотрел на Валькова. Тот кивнул.
     - Ему дали двух человек в помощь.
     - Я просил трех, даже четырех,- недовольно возразил Сергей.- Эту работу надо форсировать.
     - Дадим,- коротко произнес Нуриманов.
     Узкое лицо его оставалось невозмутимым. Откинувшись на спинку кресла, он внимательно слушал.
     - Дальше,- попросил он.
     - Теперь третья линия,- продолжал Вальков.- Дина Сокольская. Ее связь с Гусевым, ее друг, которому она написала письмо, что она сама из себя представляет. Словом, очень важная линия работы. Вчера только этим и занимался.
     - Беседовал? - спросил Нуриманов.
     - Нет еще. С пустыми руками к ней идти бесполезно. Надо сперва все, что можно, узнать о ней.
     - Ну вот,- заключил Сергей.- А четвертая линия - Юсуф. Этим я сам займусь. Ведь такие деньги мне совал, подлец, вы только подумайте!
     - Прокурор даст санкцию на его арест? - спросил Нуриманов.
     - Надеюсь. Для начала его опознают Трофимов и его хозяйка. Надо за ними послать.- Нуриманов молча кивнул в ответ.- И еще, думаю,- продолжал Сергей,-кое-что даст и обыск. Тщательный, квалифицированный обыск.- Он обернулся к Валькову: - Тебе это надо возглавить, Алексей Макарович.
     Вальков досадливо вздохнул:
     - Плохо. Без подготовки придется проводить. Так что большого успеха не ждите.
     - Зато внезапно,- утешил его Сергей.
     ...Очная ставка не дала результата, которого ждал Сергей. Правда, и Трофимов, и его квартирная хозяйка уверенно опознали человека, ночевавшего однажды в комнате у ребят.
     И Юсуф каждый раз хмуро подтверждал:
     - Знаю его, зовут Борис... Знаю, зовут Зара Хамидовна. Ночевал там. Это
     точно...
     Однако на вопрос, какое дал поручение Трофимову, отправляя его в Борек,
     злобно сверкнул глазами:
     - Никакого не давал. Врет он, собачий сын.
     Больше в том доме Юсуф не показывался. Судя по приметам, сообщенным хозяйкой, чемодан для Трофимова принес туда Рожков.
     А к концу дня вернулась бригада сотрудников во главе с Вальковым, проводившая обыск в доме Юсуфа. В качестве понятых и добровольных помощников с ними ездила группа студентов юридического факультета.
     Несмотря на скептический прогноз Валькова, обыск все же кое-что дал. В подвале в двух из многочисленных кастрюль были обнаружены залитые топленым салом целлофановые мешочки с наркотиком.
     Теперь имелись уже все основания просить у прокурора санкцию на арест Юсуфа Якубова.
     Попытку дать взятку Коршунову доказать было невозможно; одних показаний Коршунова тут было мало, свидетели, естественно, отсутствовали, а Юсуф категорически отрицал этот факт. К тому же он проявил немалую осмотрительность: записки, j которые Юсуф подбросил Сергею, оказались написанными не его рукой. Юсуф решительно от них отказывался.
     Ничем пока не удалось подкрепить и показания Трофимова.
     Но обнаружение в доме Якубова наркотика резко меняло дело.
     На следующий день прокурор дал санкцию на его арест.
     После этого Сергей снова совещался с Нуримановым.
     - Странно,- сказал тот,- мы совсем не знаем Якубова. Он не проходил ни по одному делу, он даже близко не стоял к ним, его никто никогда не называл. А для спекуляции...
     - Тем более наркотиком,- вставил Сергей.
     - Да,- согласился Нуриманов.- Для этого нужны связи. И кто-то должен был его назвать. Значит, очень ловкий человек, очень хитрый.
     - Интересно...- задумчиво произнес Сергей.- Очень ловкий, говоришь... Гм... А "Правду Востока" он, между прочим, не выписывает... Ловкий...
     В этот момент, кажется, впервые у Сергея закралось неясное подозрение. Не очень уж ловким показался ему Якубов. Во всяком случае, с ним, Сергеем, он поступил не так уж осторожно. Но по началу все было организовано неплохо. Сергей так и не смог установить, откуда брались записки. Он не заметил Якубова и на свадьбе. Там был кто-то другой из шайки, оставивший газету. Этот же человек, возможно, находился и в "Москвиче". Великолепный водитель, кстати, и Юсуф, конечно, не случайно взял его с собой. Выбор момента и места встречи с Сергеем был сделан тоже удачно. Но потом... Как Якубов решился сам пойти на эту встречу? Это был явный риск и просчет. Потом с Трофимовым. Опять Якубов сам появился в том доме. Все сам! И разговор с Гусевым около аэропорта. Почему Якубов все время подставляет себя под удар? Если бы он всегда так действовал, он бы давно попал в поле зрения милиции. А он не попал. В чем же дело? Странно. Действительно, очень странно...
     - Где он работает? - отрывисто спросил Нуриманов.
     
     Очевидно, мысли его тоже сейчас кружились вокруг Якубова. Но он не разбирался в поведении, в поступках Якубова, да и не мог в них разбираться, потому что не знал тех деталей, которые знал Сергей. Нуриманов пока стремился выяснить то первичное и самое необходимое, по чему можно хотя бы в какой-то мере судить о человеке.
     
     - И как живет? - добавил он.
     - Живет дай бог,- ответил Сергей.- Свой дом не далеко от города. Машина. Много ценностей. Вопрос только, откуда это все. Ведь работает сторожем магазина. Через двое суток на третьи. А впрочем...- он задумался,-дело не в этом. Но вот все сам, все сам...
     Сергей снова вернулся к занимавшей его мысли.
     Но Нуриманов думал о другом. Он по-своему уже видел будущий допрос Якубова и оценивал возможные его результаты.
     - Пока ничего не даст, - мрачно заключил он.- Допрашивать его сейчас нельзя. Надо поработать.
     - Нет, - покачал головой Сергей.- Допрос надо провести сегодня же. Немедленно. Пока он не остыл, не разобрался до конца в случившемся. У нас есть о чем с ним поговорить. И кое-что допрос может дать. Надо только постараться.
     У Сергея уже сложилась схема такого допроса, он как будто нащупал его главный нерв. Схема эта была рассчитана именно на то психологическое состояние, в котором должен находиться сейчас Якубов, должен, если верна догадка Сергея, которая пришла к нему только то, во время разговора с Нуримановым.
     Он понимал, что нельзя терять времени, нельзя упустить тот единственный момент, когда этой догадкой, если она окажется верна, можно воспользоваться с наибольшим успехом.
     Когда Якубова ввели к нему в кабинет, Сергей сразу заметил, как изменился тот за двое суток. Худые, небритые щеки еще больше ввалились, вокруг усталых, покрасневших глаз легли темные круги, руки безвольно болтались вдоль туловища. Руки! Вот что в первый же момент привлекло внимание Сергея.
     - Здравствуйте, Якубов,- сказал он спокойно, даже как будто доброжелательно.- Садитесь. Вы плохо спали?
     - А у вас разве можно спать хорошо? - раздраженно ответил Якубов.
     - Вам,- Сергей сделал ударение на этом слове,- хорошо спать действительно у нас трудно.
     - Почему именно мне?
     - По многим причинам,- уклончиво ответил Сергей.- Я их вам назову. Не сразу, правда. Начнем мы с другого. Прежде всего познакомьтесь с санкцией прокурора на ваш арест.
     Сергей подвинул ему через стол бумагу.
     - Ах, есть уже и санкция,- иронически произнес Якубов.
     Тем не менее он внимательно прочитал весь текст документа.
     "Для сторожа ты, однако, слишком умен и развит,- подумал Сергей.- И в одном, по крайней мере, я, кажется, не ошибся".
     - Крупного преступника вы, оказывается, поймали,- сказал Якубов, закончив чтение и откладывая бумагу.
     Несмотря на насмешливый тон, было видно, что санкция прокурора произвела на него впечатление.
     - Не очень крупного,- покачал головой Сергей.- Ловим и покрупнее. Но вот что я вам должен сказать. Преступление, в котором вы замешаны, наш закон считает особо опасным.
     Сергей отметил про себя, что лицо Якубова оставалось бесстрастным, вот только руки... руки задрожали, и он поспешно сцепил их на коленях.
     - Я хочу, чтобы вы поняли и учли это,- продолжал Сергей.- А теперь пойдем дальше. Дело ваше групповое. Мы докажем вашу связь с Рожковым, с Трофимовым, с неким Каримом и с другими. А участие в групповом деле всегда отягощает вину, Якубов. Но мало того. В групповом деле всегда имеется главарь.
     Сергей заметил, что Якубов насторожился, темные глаза его сузились.
     - Да, главарь,- повторил Сергей,- который несет главную ответственность за преступление. Этим главарем наши работники считают вас. Не скрою, так думал и я.
     - Вот как...- насмешливо проговорил Якубов.
     - Думал,- с ударением повторил Сергей.- Но сейчас я так не думаю. И вот почему. Судите сами. Ну кто, например, по своей воле будет все время лезть на рожон, все время рисковать собой? А вы все время выполняли очень опасные, очень рискованные и в общем совсем не сложные дела, которые, будь вы главарь, вы поручили бы другому. И одно из этих дел, вполне естественно, кончилось вашим провалом.
     - Никаких таких дел я и не выполнял,- хмурясь, сказал Якубов.
     
     Но в голосе его не было убежденности, не было решительности, было лишь упрямство и еще растерянность. Якубов, видно, не мог решить для себя, что же выгодней: отрицать, что является главарем, и тем ставить себя в положение, когда надо будет такого главаря назвать, или утверждать, что главарем является он, и тем брать на себя всю тяжесть новой, дополнительной ответственности. И он старался оттянуть момент, когда придется такой выбор сделать.
     - Ну как не выполняли? - возразил Сергей.- Мы ведь уже достаточно много знаем, Якубов. Вот хотя бы вербовка Трофимова. Примитивное, но рискованное дело. Или наша с вами встреча. Тоже, согласитесь, не безопасное дело. Вас кто-то послал на эту встречу.
     - Никто меня не посылал! - запальчиво воскликнул
     Якубов.
     Сергей покачал головой:
     - Вас ведь не было на свадьбе. Там за мной следил другой человек. Но он не рискнул встретиться со мной. Вместо себя он послал вас. Он вас и в тюрьму пошлет вместо себя.
     - Я не собираюсь за другого...- Якубов вдруг осекся, словно захлебнулся последними, не произнесенными еще словами.
     - Надеюсь, что не собираетесь,- спокойно согласился Сергей.- Что, хотите еще примеры? Пожалуйста. Кто ездил в кишлак? Опять вы.
     - Не я ездил!..
     - И вы тоже. А в день убийства Гусева? И тут именно вы оказались на его пути. Это вам он объявил, что "завязывает", что больше...
     - Нет!..- яростно воскликнул Якубов.- Я случайно там оказался! Случайно!.. Рожков все равно бы его убил!..
     Видно было, что он ошеломлен и издерган, что у него нет больше сил сдерживаться.
     - У Рожкова не было с Гусевым никаких счетов,- резко ответил Сергей.-Никаких. Ему велели это сделать.
     - Все равно! Я не велел! Я даже не знал!
     - Знали. Вот уж знать вы знали.
     - Ну и что?! Но я не велел!
     - Это верно. Велел другой человек. Тот самый, который прислал вас вербовать Трофимова, дать мне взятку, поехать в кишлак за... Кстати, вы как туда ехали - поездом, самолетом или на машине?
     - Как ехал?..- растерянно переспросил Якубов.- Не помню я, как ехал! И вообще я никуда не ехал!
     - Вспомните. Мне тоже придется скоро туда поехать. Так вот. Нам нужен тот человек,- резко переменил тему разговора Сергей.- И вы...
     
     - Не знаю я никого!..
     - Бросьте, Якубов. Зачем же так глупо? Если хотите, я могу вам его даже описать. Вот слушайте. Он не высокий, плотный, ему лет за сорок, круглое лицо, тонкие усы вроде ваших, толстые губы, носит тюбетейку, коричневый пиджак...
     Сергей почти слово в слово повторил приметы человека, звонившего три дня назад в Борек, которые сообщила ему и Валькову жена убитого Гусева.
     Якубов пристально смотрел на Сергея, потом проглотил набежавшую слюну.
     - Вот кто нам нужен,- закончил Сергей.- И, мне кажется, вам нет смысла отвечать за него. Подумайте, И все взвесьте. Завтра мы снова с вами встретимся. А на сегодня хватит.
     Он встал, обошел сидевшего у стола Якубова и, открыв дверь, вызвал из коридора конвой.
     Якубова увели.
     Оставшись один, Сергей некоторое время курил, устало откинувшись на спинку кресла. Ну вот, догадка его подтвердилась. И он вовремя провел этот трудный допрос.
     Сергей позвонил Валькову, но того, на месте не оказалось. Тогда он позвонил Ибадову.
     - Сергей Павлович, я вам вечером что-то доложу, пожалуйста! - азартно прокричал в трубку Мурат.- А сейчас я поеду, если разрешите. Очень надо спешить, Сергей Павлович!
     - Ну, давайте, давайте, - улыбнулся Сергей.- А где Леров? Пусть зайдет.
     - Здесь. Сейчас к вам зайдет, пожалуйста!
     Леров ввалился в кабинет Сергея, возбужденный, кажется, не меньше Ибадова. Стул жалобно скрипнул под его тяжестью. Откинув падавшие на лоб светлые волосы, он радостно прогудел:
     - Значит, Юсуфа взяли ночью, Сергей Павлович?
     - Именно. Видал, как полезно на свадьбы ходить?
     - Ну, значит, все тогда? - удовлетворенно спросил Леров.
     - Как так все? А владелец газеты?
     Леров вздохнул:
     - А я-то надеялся, что это Юсуф.
     - Его фамилия, между прочим, Якубов. Он не был на свадьбе. И он не получает газет,- уже серьезно ответил Сергей.- А тот человек нам сейчас нужен еще больше, чем раньше. Давайте-ка разберемся, что у вас там творится с подписчиками. Сайыпова видели?
     - Так точно. И еще кое-кого. Припомнили всех, кто был на свадьбе. Сто тридцать шесть человек, не считая ребятишек.
     Леров был уже спокоен и сосредоточен, от прежнего возбуждения не осталось и следа.
     - Из этого числа можно исключить женщин,- продолжал он.- Они не придут на свадьбу с газетой.
     - Правильно.
     Вдвоем они внимательно перечитали составленный Леровым список. И Гоша аккуратно вычеркивал женские" имена.
     - Ну вот,- удовлетворенно произнес он под конец.- Наполовину убавилось.
     - Много таксистов,- заметил Сергей.
     - Друзья Сайыпова. Да и. жених там одно время работал. Сайыпов его устроил. Кстати, его тоже можно вычеркнуть, сказал Леров.- И всех членов его махали. Там нет дома четырнадцать. Я выяснил.
     - Пожалуй. Прежде всего ищите жильцов дома четырнадцать, по любой улице конечно. И среди них подписчика газеты.
     
     - Все ясно, Сергей Павлович.- Леров сдержанно улыбнулся.- Теперь будет порядок. Точно вам говорю.
     Сергей хотел было предупредить, что розыск по этой линии вступает в последнюю, решающую фазу, что сейчас требуется особое внимание и осторожность, ибо именно сейчас можно одним неверным, опрометчивым шагом спугнуть преступника, но, взглянув на Лерова, передумал. Сергей видел, как тот спокоен, как напряжен, собран, и понял, что Леров все понимает и все сделает как надо. Он только крепче обычного пожал ему на прощание руку и коротко сказал:
     
     - Желаю успеха, Гоша. Ты сейчас ближе всех нас к цели.
     
     А вечером примчался Ибадов, ликующий, с блестящими глазами.
     
     - Вот! Пожалуйста! - воскликнул он, едва успев прикрыть за собой дверь кабинета.- Нашел Борисова Николая! Честное слово, нашел!
     - Постой, постой,- остановил его сидевший тут же Вальков.- Ты нашел Борисова? Того самого Борисова?
     - Ну конечно, пожалуйста! Нашел, пожалуйста! Не того самого. А того, чей паспорт! А он у того самого. А тот самый... Тьфу!
     От волнения Ибадов совершенно запутался и растерянно умолк.
     Сергей засмеялся:
     - Садись, Мурат. И успокойся. Я уже все понял. Вы нашли владельца паспорта. Кто же он такой?
     Ибадов устало повалился на стул и с благодарностью посмотрел на Сергея.
     - Кто такой? - повторил он, вытирая скомканным платком пот со лба.-Замечательный человек, вот кто он такой. Работает на такси.
     
     - Что? - удивился Сергей.- И он тоже? Ну и ну. Это становится интересно. Когда же он потерял свой паспорт?
     
     - Точно узнал, пожалуйста,- выставил вперед руку Ибадов.- Все точно. За месяц до того, как Семенов в Борске получил первое письмо из Ташкента. Вот когда, пожалуйста. Я по делу проверил. И нашел заявление Борисова в милицию. Он пишет там, что паспорт потерял у себя в парке.
     
     - Да-а,- задумчиво протянул Сергей.- Удивительное дело. Все тянется к таксомоторному парку. Что бы это значило?
     
     
     * * *
     
     
     Следующий день принес с собой открытия, которые заставили Коршунова серьезно усомниться в добытых им сведениях по делу, причем усомниться в главном пункте: кто же такой Якубов - исполнитель или главарь? И когда эти сомнения возникли, все, относящееся к Якубову, приобрело иную окраску, получило новое объяснение.
     В то утро первым в кабинет к Сергею зашел озабоченный Вальков.
     - Такое дело, понимаешь,- сказал он, тяжело опускаясь на стул и по привычке потирая лоб.- Девчонка та мне в общем уже ясна. Вот слушай.
     Он вытащил очки, утвердил их на своем бугристом носу, затем открыл записную книжку и, время от времени поглядывая в нее, продолжал:
     - Зовут ее Дина Сокольская, это ты знаешь. Двадцать один год. Живет одна. Мать с отчимом и младшей сестренкой живут отдельно. С матерью она поссорилась из-за отчима. И вообще,- Вальков усмехнулся,- считает отставшей от жизни мещанкой и деспотом. Насчет жизни это нам, между прочим, моя Нинка тоже говорит, что отстали.
     Сергей пожал плечами.
     - Мой Витька мне это тоже скоро скажет. Однако из дому не уйдет. Как и твоя Нина.
     - Само собой,- вздохнул Вальков.- Но и мы с тобой пока разводиться не думаем. Хотя отчим там вполне хороший человек. И мать тоже. Очень они переживают, что Дина ушла.
     - Где она работает?
     - В архитектурной мастерской. Чертежница. И отзывы по работе, представь себе, неплохие.
     - Представляю. Ну а насчет ее любви что известно?
     - Любви? Да вот хвасталась подружкам, что из-за нее один семью бросил. Вообще за ней многие приударяли. Любит она голову парням кружить. Еще намекала, что будто бы замуж собирается. Но девчонки не знают за кого. По работе у нее ни с кем серьезных отношений нет.
     - Так. Сплетнями это все попахивает. По письму у меня другое впечатление о
     ней сложилось. Ну ладно. За что она арестована?
     - А, чепуха,- махнул рукой Вальков.- Смотрел я дело. Продавала на толкучке кофточки. Скорей всего, свои. Ну, дерзила, когда задержали. Выпускать ее надо.
     - Это недопустимо в принципе,- резко сказал Сергей.- Недопустимо злоупотреблять арестом. Пора бы уже понять. Где ее дело?
     - В райотделе, конечно.
     - Хорошо.- Сергей хлопнул руками по столу.- Я еду туда. Предупреди, пожалуйста. Пусть приготовят дело. Допрошу сам эту Дину.
     - Давай,- сказал Вальков, поднимаясь.- Сейчас я им позвоню.
     
     Не успел он выйти, как на столе у Сергея зазвонил телефон.
     - Салям, Сергей Павлович. Сарыев говорит.
     - А-а, здравствуйте.
     - Еще раз спасибо за раскрытие убийства. Очень вы нам помогли. Это наше общее, большое дело. И школу, так сказать, оперативного мастерства наши товарищи прошли. Это тоже большое дело. У нас много молодежи. Ее учить надо непрестанно, вдумчиво, серьезно. И за это вам тоже спасибо. Министр передает привет. Все занят. Громадная работа. Хочу спросить. Как идут дела по той группе?
     - Кое-что есть. Группа вырисовывается.
     - И главарь?
     - И главарь тоже.
     
     Сергея еще не посетили сомнения. Открытия и сомнения ждали его впереди.
     - Хочу войти в курс,- продолжал Сарыев.- К нам не заедете?
     - Сейчас не могу. Давайте ближе к вечеру.
     На том они и договорились.
     Сергей в общем-то симпатизировал вспыльчивому, любившему красиво поговорить Сарыеву, с первого дня знакомства подметив в нем безусловную честность, искреннее расположение к людям и большой опыт. Поэтому еще раз проверить вместе с Сарыевым свои выводы, расчеты и догадки было полезно.
     А пока что Сергей отправился в знакомый ему райотдел милиции.
     Следователь, ведший дело Сокольской, оказался молодым, щеголеватым лейтенантом с университетским значком на новеньком, тщательно пригнанном милицейском кителе. Розовое, с пушистыми бачками и чуть выпуклыми голубыми глазами лицо его выражало самоуверенность и подчеркнутую значительность.
     - Я смотрю глубже, товарищ полковник,- сказал он Сергею.- Что кофточки! Это, знаете, только повод. А я имею...
     - Для чего это повод?
     - Для ареста, конечно.
     - Так, так. Ну а что вы имеете?
     - Я имею веские основания полагать, что эта девчонка связана с крупным преступлением.
     - С каким именно?
     - Это я еще не установил. Но установлю. Будьте уверены.
     - Какие же у вас есть основания полагать, что она связана с таким преступлением?
     - Видите ли, в мои руки попало ее письмо. Там она прямо говорит об этом. Сейчас я вам его покажу.
     - Не надо. Я его читал.
     - Читали?..
     - Да. Это письмо попало к вам после ее ареста, кажется?
     - На следующий день. И она там, если помните, надолго прощается со своим драгоценным.
     - Значит, вы ее арестовали только за продажу кофточек? Более веских оснований у вас тогда не было? Но кофточки, по вашим словам, были только поводом. Что же было причиной ареста?
     Сергей сознательно обострял разговор. Арест Сокольской был произведен явно неосновательно. Надо было заставить этого самоуверенного человека признать не только свою ошибку, но и справедливость наказания, которое за ним последует.
     - Ну, сначала ее арестовали за спекуляцию, конечно,- сердито ответил молодой следователь.
     - Почему же спекуляция? Ведь она продавала свои собственные кофточки. Сколько их у нее было?
     - Две...
     - Новые, только что купленные?
     - Не совсем новые...
     - Это вы называете спекуляцией?
     - Но у нее не было разрешения. И она себя хамски вела.
     - Допустим. Что же, кроме ареста, вы не знаете других мер воздействия? Ведь у нее есть прописка, она работает и раньше никогда не привлекалась к ответственности.
     - Но вы же видите, какие у нее связи! И она тоже понимает, что ее арестовали не за кофточки.
     - Не понимает, а подозревает, опасается. И может быть, опасается напрасно. Вы же пока ничего не знаете. И что значит "тоже"? Вы-то ее арестовали именно за кофточки.
     - Я сразу почувствовал, что за этим стоит кое-что поважнее.
     - Ах вот как. Значит, истинная: причина ареста - ваши предчувствия?
     - Ну, знаете, товарищ полковник. Так можно смазать любое дело.
     - Так можно дойти до серьезных нарушений законности. Сколько дней прошло с момента ареста?
     - Шесть дней.
     - Ну и что вы добыли за это время, какие улики?
     - Пока в общем... Ничего нового. Но...
     - Скажите,- медленно произнес Сергей.- На вас лично не произвело впечатления это письмо? Просто так, по-человечески?
     - При чем здесь "по-человечески"? - нервно усмехнулся следователь.- Это же серьезный уличающий документ.
     - М-да.- Сергей потер подбородок и неожиданно спросил: - Вы читали Кони?
     - Анатолия Федоровича? Еще бы! Выдающийся судебный деятель.
     - Так вот, еще Кони писал, что дневник или письмо молодого человека "очень опасное в смысле постижения правды доказательство". Вы допрашивали Сокольскую по поводу этого письма?
     - Конечно.
     - Что она говорит?
     - Она, видите ли, оскорблена и вообще не желает говорить.
     - Понятно. Ну так вот,- закончил этот тягостный разговор Сергей.- Дело немедленно прекратить. Получите, взыскание за необоснованный арест. С прокурором я поговорю сам. А на будущее советую помнить: перед вами всегда человек с нелегкой, как правило, судьбой, человек со своими мечтами, планами, любовью. И первая ваша мысль должна быть: "А если он не виноват?" И потом уже попробуйте ее опровергнуть фактами, уликами, а не ощущениями. Вот когда вам это удастся, тогда возбуждайте дело против него. Только так. Вам ясно?
     
     - Ясно, товарищ полковник,- хмуро ответил молодой следователь.
     
     - А теперь вызовите Сокольскую. Я сам ее допрошу. Без вас.
     - Слушаюсь.
     
     Оставшись один, Сергей задумался. Допрос девушки теперь значительно осложнялся. Этот следователь все испортил. Как теперь заговорить с ней о письме?
     Сергей раскрыл папку с делом. Поверх всех бумаг там лежал знакомый конверт. Вынув письмо, Сергей еще раз пробежал его. И, как ни странно, именно это письмо, вернее, сам тон его, подсказало Сергею единственно, пожалуй, возможное направление предстоящего разговора.
     
     Черт возьми, девчонка, видимо, немало пережила. Она по-настоящему любила этого человека. Мало того, она продолжает его любить, несмотря ни на что. А как же Гусев? Что произошло между ними? И эта ее решимость за все ответить и дальше жить честно. И намерение отомстить. А потом это прощание, поцелуи. Да, плохо ей сейчас, трудно. Вот она и мечется, и не знает, на что решиться.
     Сергей курил, задумчиво глядя в окно.
     За стеклом, касаясь его бесчисленными глянцевато зелеными лепестками, протянулась ветка какого-то незнакомого дерева. Самого дерева видно не было. Только эта тонкая, дрожащая на ветру ветка. Она казалась совсем слабой, но удивительно упругой.
     В дверь постучали.
     
     Милиционер ввел невысокую светловолосую девушку в синей кофточке и серой коротенькой юбке. Красивое лицо ее выражало враждебность, глаза чуть покраснели, бледные, видимо привыкшие к помаде, губы были плотно сжаты.
     
     - Садитесь, пожалуйста,- сдержанно сказал Сергей и, обращаясь к милиционеру, добавил: - Вы свободны.
     Тот молча козырнул и вышел.
     Девушка опустилась на стул возле стола. Она сидела очень прямо, в напряженной позе, сложив на коленях руки, и выжидающе смотрела на Сергея.
     - Давайте познакомимся, Дина,- сказал Сергей.- Моя фамилия Коршунов, я...
     - У меня тоже есть фамилия, товарищ Коршунов, - резко отчеканила девушка.
     - Извините. Просто вы мне годитесь в дочери, поэтому я назвал вас по имени.
     - И еще в любовницы,- усмехнулась Дина.- Так тоже бывает.
     Сергей внимательно посмотрел на девушку.
     - Вы выбрали неверный тон для разговора,- сказал он.- А нам все-таки придется познакомиться и поговорить.
     Дина сердито сузила глаза:
     - Сперва верните мне письмо. Иначе я...
     - Пожалуйста.
     Сергей достал из папки конверт и протянул ей.
     Девушка, очевидно, не ждала с его стороны такого поступка и настороженно взглянула на Сергея. Нет, она не поверила в его порядочность или доброе отношение. Она решила, что тут кроется какая-то уловка, желание задобрить ее, обмануть, и насмешливо спросила:
     - Вы уже выучили его наизусть, конечно?
     Сергей пожал плечами:
     - Видите ли, то, что я хочу вам сказать и о чем спросить, может быть, и имеет отношение к этому письму. Но я бы все это сделал, и не прочтя его.
     - Ну что ж,- небрежно ответила Дина,- теперь можете говорить что угодно и спрашивать тоже.
     Она сделала движение, чтобы разорвать письмо.
     - Напрасно,- остановил ее Сергей.- Вы же хотели его послать. Вот и пошлите.
     - Да? Интересно, каким образом?
     От враждебного тона она перешла к ироническому. Сергей улыбнулся:
     - По дороге домой. Это самое удобное.
     - Что... вы говорите?..
     Девушка была так изумлена и растеряна, что даже не смогла обрадоваться, не смогла сообразить, что произошло.
     - Я вам сейчас все объясню, Дина. То есть, простите...
     - Ах, все равно! - нетерпеливо прервала она.- Дина так Дина.
     - Ну так вот. Вас арестовали неправильно. Выражаясь юридическим языком, в ваших действиях нет признаков спекуляции. И следователь получит за это взыскание.
     
     - Но он сказал, что это письмо...
     - Письмо не улика,- покачал головой Сергей.- Из него я только понял, что вы хотите жить честно, не бояться и не прятаться, как раньше. Ну и еще, что, по вашему мнению, вы должны быть за что-то наказаны. За что, я пока не знаю. И должны ли, это еще тоже вопрос. Ну, а что касается ваших отношений с тем человеком...
     
     - Это мое дело! - запальчиво воскликнула девушка.
     - Вот именно.
     
     - Знаете.- Она пристально посмотрела на Сергея.- Я не ждала от милиции такой скромности и: такой... самокритики.
     
     - Ошибки надо признавать,- сказал Сергей, - исправлять их и стараться не повторять. Больше ничего не остается делать. Ну, пожалуй, еще наказать виновников. Это тоже необходимо в профилактических целях.
     - А я... А мне что остается, по-вашему?
     - Вероятно, то же самое,- улыбнулся Сергей.
     - Да, вам легко говорить...
     Девушка сидела все так же прямо, на самом кончике стула, обхватив руками колени, и, хмурясь, смотрела в окно.
     
     Сергей видел, какая борьба происходит с ней: говорить или не говорить о том, что она знает, что мучает ее, не дает покоя, не позволяет жить открыто и честно. Но если она заговорит, то неминуемо подведет того человека. А она его любит. Любит, вот в чем дело.
     - Скажите, Дина,- неожиданно спросил он.- За чем вы продавали эти кофточки?
     - Что? - девушка оторвала взгляд от окна и посмотрела на Сергея.- Что вы сказали?
     Сергей повторил.
     - Нужны были деньги.- Она пожала плечами.
     - Мне кажется, вы впервые продавали свои вещи, да?
     - Да. Ну и что?
     - Значит, раньше вы не нуждались в деньгах?
     - То было раньше. И потом...
     Она запнулась.
     - Вы не хотите больше тех денег?
     - Допустим...
     - Или просто у вас больше их нет?
     - Вы намекаете на мое письмо? - Она покраснела.
     - Да.
     - Ну так знайте: они мне не нужны. Понимаете? Они мне отвратительны! И я... И он меня не бросил. Его заставили. Вот и все. И больше я вам ничего не скажу.
     - Зато я вам могу сказать, когда и почему это случилось.
     - Вот как? - Она приподняла одну бровь.- Интересно.
     - Вы это, конечно, и сами знаете,- продолжал Сергей,- но я все-таки скажу. И скажу, почему я это знаю.
     При последних его словах в глазах девушки мелькнул испуг.
     - Почему же? - еле слышно прошептала она.
     - Он больше не пришел к вам после одного события и из-за него. Этим событием, Дина, было убийство Толи Гусева.
     Она так побледнела, что лицо ее стало как будто мраморным и под кожей проступили синие жилки.
     - Нет!..- с отчаянием воскликнула она, подняв тонкую руку и словно защищаясь ею от кого-то.- Нет! Он тут ни при чем!
     - Возможно. Но почему убили Толю, вы догадываетесь?
     - Откуда я могу знать...
     - Ну что ж. Тогда я вам скажу.- Сергей сделал паузу, потом медленно добавил: - Это убийство легко объяснить ревностью.
     - Что вы,- слабо улыбнулась Дина.- Он знал, что я люблю только его. Он просто нас познакомил. Ведь они были друзьями. А Толя...
     - Влюбился?
     
     - Да...
     Она произнесла это так тихо, что Сергей скорее догадался, чем услышал.
     "Были друзьями"... Но у Гусева был только один друг, который мог это сделать,- Карим! И какой-то Карим связан с Рожковым, убийцей Гусева. Так неужели?.. Да, да, это не совпадение, это один и тот же человек! Конечно, один и тот же!
     Открытие пришло внезапно, как всякое открытие, как озарение. Будто проскочила искра - и разрозненные элементы вдруг соединились в цепь. И она куда-то ведет, эта цепь.
     - Влюбился...- повторил Сергей.- Это повод для ссоры. И они поссорились?
     - Нет, они не поссорились...
     - Но ведь Толя ушел от семьи. Значит, у него появилась надежда?
     
     Закусив губу, Дина напряженно смотрела в окно.
     - Вы подарили ему свою карточку,- продолжал Сергей.- На добрую память. Об этом тоже знал... Карим?
     
     Она повернулась так стремительно, словно ощутила ожог.
     
     - Знал! Он все знал! Я ничего от него не скрывала.
     - Но тогда...
     
     - Что "тогда"? Что?..- Она вся подалась вперед и теперь смотрела на Сергея с отчаянной решимостью.- Я же вам сказала, он не виноват! Он... никого не убивал!
     - Я знаю. Толю убил другой человек!
     - Вот, видите!..
     
     - Это не все,- покачал головой Сергей.- Я вам сказал, что убийство можно объяснить ревностью. Но его можно объяснить и по-другому. Гусев тоже не хотел больше брать те деньги, как и вы.
     
     - Ну да! Он не хотел! Будь они прокляты! - с внезапно вспыхнувшей ненавистью воскликнула Дина.- И... Карим тоже не хотел!
     
     Она впервые произнесла это имя, произнесла неуверенно, через силу.
     - Нет,- резко возразил Сергей.- Карим брал и берет. Он и вас втянул в это дело, и Толю тоже. Он...
     - Если на то пошло, то его тоже втянули! - страстно перебила его девушка.- Втянули, втянули, я знаю!
     - Погодите.- Сергей поднял руку.- Давайте говорить начистоту. Согласны?
     - Согласна!
     
     Он видел, девушка сейчас готова была на все, чтобы защитить своего возлюбленного, чтобы отвести от него подозрение.
     - Так слушайте.
     Сергей закурил.
     
     - Можно? - спросила Дина, потянувшись к сигаретам
     - Да, конечно.
     
     В ее тонких пальцах сигарета выглядела неуместно, хотя курила Дина привычно и жадно.
     - Так вот,- повторил Сергей.- Дело это серьезное и опасное. Опаснее, чем вы думаете. Тот человек...
     
     - Это он втянул Карима!
     - Возможно.
     - Не возможно, а точно! Он его родственник. И все время посылал Карима к другому родственнику. Куда-то далеко, на машине. Карим мне говорил.
     Она теперь произнесла это имя свободно, не задумываясь. Какой-то барьер уже рухнул между ней и Сергеем.
     - И Толю он посылал?
     - Да, и Толю... один раз.
     "Вот зачем ему нужны были шоферы,- подумал Сергей.- И вот почему убили Гусева: он знал дорогу".
     - Знаете, Дина,- сказал он.- Мне надо увидеть Карима. Может быть, вы и правы. И его затянул в преступление тот человек. Как его зовут, кстати?
     - Его?..
     Она вдруг заколебалась.
     - Мы условились говорить начистоту,- напомнил Сергей.- Главарь должен отвечать как главарь. За него не должны отвечать другие.
     Дина, опустив голову, молчала. Сигарета чуть дымила в ее дрожащих пальцах.
     - Он отравляет людей, он продает им наркотик.- Голос Сергея сорвался от злости, он кашлянул.- Убийца убивает одного человека. Этот медленно убивает многих. И еще многим калечит жизнь деньгами, от которых вы отказались.
     - Я его ненавижу,- чуть не плача, произнесла Дина.- Я его проклинаю! Он всех... всех топчет! Всех вокруг! Вы понимаете?
     - Понимаю.
     - И все его боятся. И я...
     - Как же его зовут?
     - Его... Юсуф!
     Если бы Дина назвала кого угодно, даже самого постороннего, самого, казалось бы, далекого от этого дела человека, Сергей не был бы, вероятно, так ошеломлен, как сейчас.
     Юсуф! Но ведь он... Неужели этот человек сумел так притвориться? Кто же тот, другой, который звонил в Борек? И почему... Но Дина сейчас не обманывает, не хитрит. Она сейчас не способна хитрить, она говорит правду! Значит, Юсуф... Вот это да!.. А пока... Как же найти Карима? Дина не приведет к нему, это исключено. Если только не обещать... Но Карим преступник. Он втянул в это дело Гусева, он возил наркотик в Борек, он привозил его откуда-то в Ташкент. И он, если останется на свободе, может скрыться. Впрочем, он уже, наверное, скрылся. Ведь арестован Юсуф, арестован Рожков, была арестована Дина - он же не знает за что! Наконец, убит Гусев, провалился Трофимов. Карим обо всем этом, конечно, знает. Все дымится, все горит вокруг него. Да, он скорей всего уже скрылся. Вопрос только куда. Этого, наверное, и Дина не знает.
     Сергей посмотрел на девушку. Она перехватила его взгляд и нервно спросила, гася сигарету:
     - Что же теперь будет?
     - С кем?
     - Со мной... с Каримом?
     - Вы пойдете домой. А Карим... к сожалению, его уже, наверное, нет дома.
     - Как так нет?
     Она испуганно посмотрела на Сергея.
     - Боюсь, что он сделал самое худшее, что только мог: скрылся.
     - Но почему... самое худшее?
     - Потому что, мы рано или поздно все равно его найдем. Но этим он покажет, что ни от чего не отказался и ни в чем не раскаивается, покажет, как он опасен.
     - Он не скрылся,- резко сказала Дина.- И он вовсе не опасный. Он глупый. Хотите...- Она оглянулась на часы, висевшие над дверью.- Он сейчас на работе. Можно позвонить.
     - Мы привыкли больше верить глазам,- ответил Сергей.- Если хотите, можно подъехать туда вместе.
     - Хочу,- с вызовом ответила она.
     Сергей взглянул на девушку.
     - А я не хочу вас обманывать, Дина. Мы вынуждены будем его задержать.
     - Я понимаю. Меня тоже задержали.
     - Но тут не будет ошибки. Он действительно виноват.
     - Все равно. Ему так нельзя больше жить,- тихо сказала девушка и, помедлив, добавила: - Я вам верю.
     Почему-то эти последние слова вдруг больно резанули Сергея. Почему? Ведь он же не обманывал ее. Просто очень трудно, неимоверно трудно решать чужую участь, особенно когда тебе верят.
     ...В диспетчерской большой ташкентской автобазы им сообщили, что Карим Сафаров сегодня на работу не вышел. Дома его тоже не оказалось.
     - Что же он наделал,- глотая слезы, сказала Дина.- Что он наделал, глупый!
     - Мы его найдем,- ответил Сергей.- И он еще сможет кое-что поправить, если захочет.
     Он отвез девушку домой.
     
     В конце дня Сергей приехал в министерство, к Сарыеву.
     
     Что ж, кажется, все идет как надо. Опасная шайка, по существу, обезврежена. Арестован главарь. Это Якубов. Раз он посылал Карима к другому своему родственнику в кишлак, а Рожкова в Борек сначала с тем же Каримом, потом с Трофимовым, то цепочка смыкается. В ней нет места другому главарю, это ясно. "Родственная" цепочка добывания наркотика самая надежная и самая очевидная. Родственники не допустят "чужака" в этой цепочке, они его используют по другой, по сбыту например, как Рожкова или Трофимова, они могут "поставить" его в переговорах с Семеновым, как того, круглолицего, который выступает под именем Борисова. Но до "святая святых", до источника получения наркотика, они не допустят постороннего. И цепочка тут четкая: Якубов - Карим - родственник в кишлаке. Итак, главарь арестован и Рожков тоже. Исчез Карим, в общем-то второстепенный член шайки, не установлен пока мнимый Борисов. Но Сергея сейчас больше всего тревожили не они, эти двое, а третий, тот, в кишлаке... Кто он? Где этот кишлак?.. Якубов, конечно, ничего не скажет. Рожков ничего об этом не знает. Карим скрылся. Гусев убит...
     
     Пройдя вестибюль, Сергей начал было подниматься по лестнице, как вдруг остановился. На хмуром его лице неожиданно появилось выражение пытливой сосредоточенности, словно он стремился поймать какую-то возникшую, но еще неясную, все время ускользающую от него мысль.
     
     Постояв секунду в нерешительности, Сергей повернулся, торопливо, почти бегом пересек в обратном направлении вестибюль и выбежал на улицу.
     Машина его еще не успела отъехать.
     Сергей, запыхавшись, уселся возле шофера и назвал адрес.
     
     - Жми как можешь,- нетерпеливо добавил он.
     
     В машине Сергей немного успокоился. Всегда легче, когда примешь какое-то решение и начинаешь действовать.
     
     Сергей закурил и принялся заново обдумывать сложившееся положение куда спокойнее, чем десять минут назад.
     В общем-то все понятно. Так убедительно, логично выстроенная им версия о Якубове провалилась. Якубов не исполнитель, а главарь. И все остроумные, тонкие наблюдения и выводы Сергея оказались ложными. Нельзя свою логику приписывать другому, нельзя механически ставить себя на место другого. Якубов действовал по иной, собственной логике. Да и в самом деле, кому, например, он мог поручить вербовку Трофимова? Рожкову? Этот бандит может убить, но не завербовать. Кариму? Тот мог и не справиться с этим. Тому человеку, который звонил в Борек? Но, возможно, Якубов использует его только на второстепенных заданиях и не подпускает к главному - к своей цепочке. Поручил, например, позвонить в Борек и узнать, на месте ли Семенов. Поручил быть на свадьбе и дать знать, когда оттуда уйдет Сергей. Наконец, продиктовал тому текст всех записок. Это очень ловко, тем более что написаны они человеком, далеким от главного дела, на которого меньше всего может пасть подозрение.
     А главное дело - это цепочка, по которой идет этот проклятый гашиш, или анаша - это одно и то же. Цепочка начинается где-то далеко, в кишлаке, где тайком сеют запрещенный сорт конопли, из которого потом и добывается гашиш. И сеет ее родственник Якубова. А другой родственник, Карим, привозит в Ташкент. Отсюда ее везут уже другие. Вот почему Якубов решил заменить Карима на этом этапе другим человеком и нашел Трофимова. Нельзя подвергать Карима двойному риску, и никому больше нельзя доверить поездку в кишлак - это самая секретная часть цепочки. Один раз доверил Гусеву - и пришлось идти на убийство. И больше Якубов никого не подпускал к этой части цепочки. Здесь действовали только его родственники. Что ж, с одной стороны, это осложняет дело, но с другой...
     - Приехали,- сказал водитель, останавливая машину у подъезда знакомого дома.
     Сергей стремительно поднялся на третий этаж и позвонил. За дверью послышались легкие шаги. Сергей с облегчением вздохнул. Дина была дома, она никуда не успела уйти.
     В маленькой душной комнате на столе висела запылившаяся гитара с красным бантом на грифе, под ней веером расположились пожелтевшие фотографии киноактеров. В углу на шатком столике стояло зеркало, и перед ним разноцветные флаконы, баночки, гребешки и щеточки. У стены, под гитарой, старая тахта, напротив - узкий, потрескавшийся платяной шкаф, на нем старые коробки, и круглый стол посредине, накрытый линялой клеенкой.
     
     Какой-то горькой, тоскливой заброшенностью веяло от всего здесь.
     
     - Садитесь,- вздохнув, сказала Дина, подвигая стул и как будто даже не удивившись его неожиданному приезду.
     
     Она была все в той же синей кофточке и серой короткой юбке, только поверх был повязан старенький фартук, и в руке она держала тряпку, "Убирается",- подумал Сергей.
     
     - Я к вам, Дина, вот зачем,- сказал он, опускаясь на стул.- Во-первых, дайте мне телефон и фамилию вашего начальника. Я сам ему позвоню, чтобы не было лишних разговоров.
     
     - Чуткость проявляете,- с горечью усмехнулась она
     
     - Исправляю все ту же ошибку,- возразил Сергей.
     
     Дина назвала телефон и фамилию.
     
     - Теперь второе,- продолжал Сергей.- Вы не знаете, где живет тот родственник, к которому ездил Карим?
     - Нет,- девушка покачала головой.- Не знаю.
     "Вот поэтому тебя и не тронули",- подумал Сергей.
     - Вспомните,- сказал он.- Ведь Карим хоть что-нибудь рассказывал вам о своих поездках.
     - Кое-что, конечно, рассказывал...- неуверенно произнесла Дина.- Что тот живет в кишлаке... Дом его стоит возле маленького пруда... просто лужа, но там уйма рыбы... И еще... там был пожар... недалеко... Это когда Карим был там последний раз...- Она вспоминала медленно, с усилием.- Да, еще... у него что-то сломалось, когда он приехал в Самарканд... Он так измучился... Сказал: "Еле дотянул последние сорок километров..." Там очень плохая дорога, ее всю изрыли... Еще...- Она приложила ладони к вискам.- Больше ничего не помню.
     
     - А имени этого человека он не называл?
     
     - Нет... Хотя!.. Нет, не помню.
     - Молодой он, старый?
     - Нет... кажется, не говорил...- Она посмотрела на Сергея.- Мало, да?
     - Маловато,- ответил Сергей.- Но и на том спасибо.
     Она проводила его до двери.
     Спускаясь по лестнице, Сергей подумал: "Все-таки кое-что есть. Надо попробовать".
     
     
     * * *
     
     На коротком совещании у Нуриманова все было решено почти мгновенно. Нуриманов знал цену минутам. Затем он сам позвонил в аэропорт. Им повезло: в Самарканд вылетал внеочередной самолет. Следующий звонок был в областное управление Самарканда. В это время Сергей и Ибадов уже мчались на аэродром.
     Спустя полчаса небольшой самолет взмыл в потемневшее небо.
     И сразу исчезли внизу краски земли, утонули в серой пелене дома, свежая зелень садов, еще черные хлопковые поля, желтые холмы, путаница серых дорог, голубые ленты каналов. И чем больше погружались в темноту земли, тем ярче разгоралось багровым закатным заревом небо вокруг.
     Гул моторов наполнял короткий и зыбкий самолетный салон. Под самым иллюминатором серебристое, с языками черной копоти крыло, дрожа от напряжения, плыло в прозрачном воздухе.
     Сергей откинулся на высокую спинку кресла, следя за световым табло над дверью пилотской кабины, и, как только там погасла предупреждающая надпись, достал сигареты.
     Рядом, полузакрыв глаза, сидел усталый Ибадов.
     - Когда прилетим, а, Мурат? - наклоняясь к нему, громко спросил Сергей.
     - Через час должны. Ну чуть больше, если встречный ветер.
     Сергей невольно взглянул в иллюминатор.
     Тьма внизу стала уже непроницаемой. В ней лишь изредка возникали желтые россыпи огоньков далеких поселков.
     Докурив сигарету, Сергей удобней устроился в кресле и незаметно задремал.
     Когда он открыл глаза, на табло снова горела предупреждающая надпись. Самолет шел на посадку. Под ним, чуть в стороне, тьма взрывалась заревом бесчислениых огней. "Вот он, древний Самарканд",- с неожиданным волнением подумал Сергей.
     
     Наконец самолет, слегка стукнувшись колесами, покатился, подпрыгивая на неровностях. Вдоль посадочной полосы замелькала цепочка красных фонариков. Самолет свернул с нее и стал медленно подруливать к небольшому зданию аэровокзала.
     
     Вместе с другими пассажирами Сергей и Ибадов спустились по шаткому трапу. На земле было жарко и душно.
     
     Около широкого прохода за длинной металлической оградой стояла группа встречающих.
     
     Ибадов указал на высокого, чуть сутулого человека в белой рубашке:
     
     - Вон товарищ Веретенников, пожалуйста. Вон другие товарищи.
     
     Уже в машине Веретенников сказал:
     
     - Кое-что удалось нащупать, Сергей Павлович
     - Да ну! - устало обрадовался Сергей. - Что именно?
     
     - Нуриманов нам передал: радиус приблизительно сорок километров, дорога, где ведутся работы, ну и пожар. А там недалеко хлопкоочистительная фабрика, где недавно был пожар. Так что район ясен. А вот дальше...
     
     - Маленький пруд с рыбками,- подсказал Сергей
     
     Веретенников досадливо махнул рукой:
     - Таких прудиков сколько хотите. В каждом кишлаке.
     
     - И все-таки этого человека надо найти во что бы то ни стало,- сказал Сергей.- Иначе получится, что мы оборвем только стебель, а корень останется. Очень опасный корень.
     
     - Все понятно, Сергей Павлович. Вас там будет ждать участковый инспектор Мукумов. Отличный, кстати, инспектор. Он поможет. Моих людей вам дать?
     - Не надо.
     
     - Как угодно. Завтра утром можете выехать. А сейчас едем в гостиницу. Ужинать и спать.
     Машина уже шла по городу тенистыми, зелеными улицами.
     
     Внезапно раскрылась просторная площадь, красивое, современное здание театра, аллеи цветов перед ним, в стороне светились зеркальные окна большого кафе. Затем потянулся бульвар с огромными, ветвистыми деревьями, в густой их зелени таинственно светились фонари.
     - Бульвар Горького,- пояснил Веретенников и сказал шоферу: - проедем к Регистану. Хоть бы денек у нас пробыли,- обратился он к Сергею.- Показали бы вам обсерваторию Улугбека, мавзолеи Шахи-Зинда, Гур-Эмир, усыпальницу Тимура и Тцмуридов. Это же величайшие творения древних зодчих. А? Когда еще к нам попадете.
     - Надо спешить,- вздохнув, сказал Сергей.
     Он чувствовал, что засыпает. Глаза неудержимо слипались, дремота, наваливаясь, обволакивала сознание.
     - Хоть и темно, но все-таки взгляните, - произнес над его ухом Веретенников.- В мире ничего подобного не увидите. Это Регистан.
     Сергей с усилием открыл глаза.
     Машина остановилась перед тремя необыкновенными, словно из древней восточной сказки вышедшими, огромными сооружениями. Их величественные порталы образовывали обширную квадратную площадь. Высокие стройные минареты по сторонам каждого из порталов, мощные стены, ограждавшие внутренние дворики, и причудливые купола - все было покрыто сплошным ковром разноцветной майолики, поражавшей своим великолепием даже сейчас, в полумраке ночи. А бархатно-черное небо над головой, расшитое непривычно яркими, огромными Звездами, усиливало впечатление нереальной сказочности этого фантастического ансамбля.
     - Что же это такое? - ошеломленно спросил Сергей.
     - Это три древних медресе,- пояснил Веретенников.- Высшие духовные учебные заведения Востока. Вон то, левое, построено еще при Улугбеке, пять с половиной веков назад. А два других - уже позже. Это древний центр Самарканда. Его надо смотреть днем. Роспись тут, я вам скажу, просто чудо какая.
     Сергей вышел из. машины и долго стоял как зачарованный, не в силах оторвать взгляда от этих древних сказочных гигантов, воздушно-стройных, причудливо-гармоничных, как застывшая в камне музыка.
     - Да-а,- выдохнул он наконец.- Словами не передашь. Теперь сниться будет.
     ...Рано утром в гостинице появился Веретенников.
     - Пойдемте перекусим. Машина уже ждет,- сказал он, снимая темные очки.-Здесь недалеко чайхана.
     Втроем они вышли из гостиницы. Было очень жарко, ослепительно палило
     солнце, но духоты почему-то не чувствовалось.
     Накануне, поздно вечером, когда они только приехали, Сергей не успел разглядеть ни эту чистую, всю в зелени и цветах улицу, ни красивый бульвар напротив, густо заросший могучими деревьями.
     
     Они миновали старые здания университета. И сразу за легкой оградой появились среди деревьев небольшие пруды. На их берегу и даже на плотах, к которым тянулись по воде короткие мостики, в тени могучих чинар разместились столики и небольшие квадратные терраски, где посетители полулежа курили, неторопливо беседуя.
     - Нам сюда,- сказал Веретенников и подвел их к накрытому столику возле самой воды.
     А спустя час серая "Волга" вырвалась из города и запетляла, запрыгала по разбитому, с выбоинами шоссе мимо гор свежевырытой земли, строительных материалов и глубоких траншей.
     Потом потянулись хлопковые поля с чуть пробивающимися зелеными всходами. За обочиной дороги стояли лохматые пыльные акации и торчали, словно гигантские волосатые гусеницы, толстые, причудливо изогнутые стволы тутовника с коротко обрубленными ветвями.
     Шофер-узбек, кивнув на тутовник, сказал:
     - Еда для шелковичных червей. Все до листика обрубаем. По всей республике. И в городах даже. Они день и ночь жрут, пока в кокон не превратятся. А это богатство. У нас про тутовник стихи пишут.- Он белозубо улыбнулся, - "Я хотел бы быть тутовником, чтобы всего себя отдать людям".
     Вдали за хлопковыми полями в зеленых рощах виднелись желтые глиняные дувалы кишлаков. Вглядываясь в них, Сергей думал: "А ведь где-то здесь и живет родственник Юсуфа Якубова. Где-то здесь..:"
     По дороге часто попадались чайханы. Возле них в тени деревьев стояли запыленные грузовые машины и понуро, неподвижно, как нарисованные, застыли под горой поклажи маленькие серые ослики.
     
     Навстречу то и дело с грохотом проползали, неимоверно чадя, огромные машины с хлопком, темные его клочья лезли из всех щелей длинного решетчатого кузова.
     Потом за высоким белым забором проплыли корпуса хлопкоочистительной фабрики. Сергей заметил, что в этом месте тянувшиеся вдоль дороги телеграфные провода были сплошь облеплены волокнами хлопка. "Не здесь ли был пожар?" - снова подумал Сергей.
     Промелькнули яркие, в кумачовых полотнах ворота пионерского лагеря.
     Оживленная, пыльная, шумная, добела раскаленная солнцем дорога тянулась и тянулась мимо полей и кишлаков.
     В машине было душно, глаза слепили яркие солнечные лучи. Но Сергей продолжал с жадным любопытством оглядываться по сторонам. Удивительная, совершенно незнакомая жизнь разворачивалась перед ним.
     Возле какой-то чайханы машина неожиданно остановилась. К ней приблизился молодой, стройный узбек в милицейской форме с лейтенантскими погонами и кожаным планшетом в руке. На узком бронзовом лице его весело блестели черные глаза. Он представился:
     - Участковый инспектор Мукумов.
     Сергей, а за ним Ибадов и шофер выбрались из машины. Мукумов провел их через чайхану в маленький внутренний дворик, посреди которого мутно переливался узкий арык. Возле густой ивы был накрыт стол.
     - Прошу,- сказал Мукумов.- Устали с дороги, конечно. Жарко тоже.- Он разлил в пиалы зеленый чай из пузатого цветастого чайника,- Если разрешите, товарищ подполковник, я пока доложу по существу.
     Сергей, улыбнувшись, кивнул, с наслаждением отхлебывая из пиалы чай. Затем все принялись за еду, а Мукумов приступил к докладу.
     - Вчера руководство звонило. Говорило, есть у тебя, конечно, такой человек где-то, коноплю индийскую сеет, гашиш получает, продает, закон нарушает. Найди его. К нему родственник из Ташкента за ней приезжает. Я говорю: "Всех тут знаю. Знакомые, конечно, приезжают. По разным делам, знаю. Родственники не приезжали, конечно".
     - А есть у вас данные, кто коноплю эту сеет? - спросил Сергей.
     - Сигналы, товарищ полковник. У меня актив - комсомольцы. Хороший народ, конечно...
     - "Сигналы"...- усмехнулся Сергей.- А задержания есть? Приезжим продают?
     - Был случай. Был приезжий, конечно. Суд был.
     - Кого же судили?
     - Из этого кишлака.- Мукумов указал рукой в сторону шоссе.- Султанов Наби. Старый человек, конечно. Очень деньги любит. Просто дрожит, когда видит.
     - Кто к нему приезжал?
     - Человек из Ташкента. Давно это было. Три года, конечно.
     
     - Родственник?
     - Нет. Родственник у него там хороший человек, большой человек. Стыдили мы его, конечно.
     - Теперь не приезжает?
     - Нет. Обещание дал. Стыдно было. Бороду рвал. Раскаивался, конечно. Кричал: "Все! Даю третий развод! Все!" Люди слышали.
     - Это еще что значит? - удивился Сергей.
     - Третий развод? Это по шариату, конечно. Последний, значит, окончательный.
     Сергей засмеялся.
     - В этом случае такой развод мне нравится, как, Мурат, а? - обратился он к Ибадову.
     - Мне тоже,- улыбнулся Ибадов, блеснув зубами, и в свою очередь спросил: - А здесь у этого Султанова тоже есть родственники?
     - Есть. Брат. Тураб зовут. Тихий человек. Тоже его стыдил.
     
     - Давайте, Мукумов, с комсомольцами вашими поговорим,- предложил Сергей.
     - Очень хорошо, конечно,- согласился тот.- Очень интересно им будет.
     - И мне интересно.
     - А я бы, Сергей Павлович, погулял. Разрешите? - неожиданно произнес Ибадов.- Гоша мне всегда говорит: "Если ищешь, погуляй, потолкайся среди людей". Меня ведь тут не знают.
     - Что ж, Гоша вам дело говорит,- улыбнулся Сергей.
     - Я еще и "куклу" припасу,- лукаво добавил Ибадов.
     - Ну, ну, осторожнее только.- Сергей погрозил ему пальцем.- Это дело не простое. И вас уже с нами видели.- Он кивнул на чайхану.
     - Кто видел, а кто и нет. За час все не узнают.
     - Попробуйте,- с сомнением ответил Сергей и спросил у Мукумова: - Вы как думаете?
     Тот пожал плечами:
     - Не было у нас таких, конечно, приезжих. Пусть попробует. Старика
     Акбарова поищи. Тоже очень деньги любит. Тоже дрожит.
     Ибадов вытащил из кармана газету и, отвернувшись, аккуратно сложил ее несколько раз, затем свернул в толстую короткую трубочку. После этого он достал из бумажника две десятирублевые купюры, попросил столько же у Сергея и тщательно обернул ими газетный комок. Впечатление получилось такое, что весь сверток состоит из денег. После этого Ибадов завернул его в новый кусок газеты и слегка надорвал его, чтобы видны были деньги.
     - Готово, пожалуйста,- объявил он.- "Кукла" что надо. Кто хотите задрожит.
     - Неплохо,- улыбнулся Сергей, следя за его манипуляциями, и добавил: - А мы будем...- Он взглянул на Мукумова.
     - У меня ребят соберем,- торопливо ответил тот.- Дома. Гостем будете, конечно.- Мукумов радостно заулыбался.- Дорогим гостем, товарищ полковник. И ты, товарищ Ибадов. Я пригласить сам не осмелился, конечно.
     На этом и порешили.
     Первым ушел Ибадов, сунув в карман свою "куклу" и лихо сдвинув кепку на затылок. Предварительно он снял галстук, расстегнул ворот рубахи. Черные глаза его блестели хитро и настороженно. Весь его новый облик как бы свидетельствовал, что это человек ловкий, бывалый, с которым можно вести любые, даже самые рискованные, дела.
     
     Спустя некоторое время поднялись из-за стола Сергей, Мукумов и шофер. Они прошли через пустую в этот час чайхану и вышли к шоссе. Шофер направился к стоявшей поодаль машине. А Сергей и Мукумов пересекли шоссе и двинулись напрямик по узкой тропке мимо посевов хлопчатника, где в черной земле только еще пробивалась зеленая россыпь побегов, мимо мохнатых тутовников и густых пыльных акаций к видневшимся невдалеке глиняным дувалам кишлака.
     Толкнув деревянные ворота, Мукумов провел гостя через длинный темноватый проход во внутренний дворик, опоясанный низенькими строениями. На середине дворика раскинулась, заполняя чуть не весь его, могучая чинара, В одном из строений, за решетчатой оградой, теснились овцы, где-то рядом коротко промычала корова.
     Под ноги хозяину кинулись две огромные желтые овчарки, широкомордые, с могучей грудью и свалявшейся длинной шерстью. "Среднеазиатская порода,-подумал Сергей.- Силища страшная". За собаками показался карапуз на трехколесном велосипеде в короткой клетчатой рубашонке, с красной пластмассовой саблей на боку. В окне одного из строений мелькнуло женское лицо и тут же скрылось.
     
     Мукумов с усилием оттолкнул собак, погладил стриженую голову сына и представил его гостю:
     - Младший, Мумин.
     Мальчик поднял на Сергея черные, как сливы, глаза, посмотрел строго и внимательно.
     
     - Серьезный мужчина,- улыбнулся Сергей.
     - Прошу сюда,- добавил Мукумов.
     Сергей прошел через застекленную веранду в прихожую, по примеру хозяина снял там обувь и очутился в просторной комнате. Потолок ее, разделенный тонкими дранками, был раскрашен в самые разные цвета, на стенах висели яркие, пестрые сюзане, пол был устлан паласами, посередине вокруг низенького столика лежали подушки, а у стены стоял полированный чешский сервант с посудой.
     
     - Прошу, конечно, садитесь,- радушно предложил Мукумов, снимая форменную милицейскую фуражку.
     Потом он ненадолго вышел и появился-уже с подростком лет четырнадцати, тоже строгим и молчаливым, в аккуратном костюмчике и белой рубашке. У обоих в руках были тарелки с кищмишем, соленым миндалем, лепешками, зеленым луком, миски с холодным мясом и белыми хлопьями свернувшегося молока.
     - Пока до обеда, конечно,- объяснил Мукумов, расставляя на столе тарелки, и не без гордости указал на мальчика: - Мой старший, Аскад. Сейчас он соберет молодежь, конечно.
     
     Пока шли все эти приготовления, Сергей сидел, неудобно скрестив ноги на подушке, положив под локоть другую, и, разглядывая необычную обстановку, думал о том, что даст эта встреча с комсомольцами кишлака.
     Было странно, что Мукумов так уверенно заявил: ни к кому здесь не приезжали родственники из Ташкента. А ведь каждый приезжий здесь на виду, тем более приехавший на машине.
     
     Красивый парень, кстати, этот Карим. Сергей вспомнил фотографию, которую рассматривал в милиции, маленькую фотографию для паспорта. Она и сейчас лежала у него в кармане. Тонкое, нервное лицо под шапкой черных, спутанных волос, большие глаза, тоже строгие и задумчивые, как у сыновей Мукумова, родинка на щеке, густые, насупленные брови. С характером, видно, парень, горячий, неглупый. В такого легко влюбиться и нелегко разлюбить, и покоя с ним тоже нет. Да, Дину можно, понять...
     Так к кому же приезжал сюда этот Карим, к какому родственнику? Ведь Дина твердо сказала - к родственнику. И Кариму не было смысла ее обманывать. Этого родственника надо во что бы то ни стало найти.. Как же это сделать? Возможно, он уже знает об аресте Якубова, о бегстве Карима и затаился, спрятался, а то и вовсе уехал...
     Мукумов снова неслышно вышел. А Сергей продолжал размышлять, вытянув затекшие ноги и время от времени машинально кидая в рот то миндаль, то изюминку, то отламывая лепешку.
     Но вот в комнату вошли, оживленно переговариваясь, трое смуглых, черноволосых парней в тюбетейках, в белых рубашках с закатанными рукавами, стройные, гибкие, мускулистые. Увидев Сергея, они умолкли и, конфузясь, приблизились к нему. Сергей поднялся и по очереди пожал им руки. Парни представились, а появившийся вслед за ними Мукумов усадил их вокруг стола. Гости привычно и удобно расположились на подушках. Тут же появились еще несколько человек, тоже молодые, улыбчивые, говорливые, и также уселись вокруг.
     Мукумов, обведя строгим взглядом собравшихся, опустился на одну из подушек и сказал:
     - Вот приехал товарищ полковник из Москвы. Большое дело его к нам привело, конечно. Надо узнать, кто в наших кишлаках коноплю сеет, кто анашу продает приезжему из Ташкента, конечно. Родственнику, конечно. На машине приезжал. Вспомнить надо. Обязательно.
     Парни молча, внимательно слушали, а когда Мукумов кончил, один что-то спросил по-узбекски, и тут же все заспорили, заговорили между собой, оживившись и словно забыв о госте.
     Сергей прислушивался к незнакомой, быстрой речи.
     Наконец Мукумов обратился к нему:
     - Говорят, разные люди приезжали. Родственники не приезжали, конечно. Анашу еще курят некоторые старики. Им все равно помирать. Тайком курят. Старик Акбаров курит, старик Султанов Наби курит.
     - А его брат? - спросил Сергей.
     - Тураб? Тихий человек, правильный.
     - И Тураб курит,- вмешался один из парней.- Тихо курит...
     - Нет, нет,- перебил его другой.- Тураб не курит.
     - Нет... нет...- поддержали его вокруг.
     - Вы говорите, разные люди приезжали,- сказал Сергей.- А вот этого человека кто-нибудь видел?
     
     Он вытащил фотографию Карима и передал ближайшему из парней. Фотография пошла по рукам. Ее внимательно рассматривали, переговариваясь, пересмеиваясь между собой, видимо отпуская шутки. Веселый, живой, энергичный народ собрался у Мукумова.
     Сергей следил за выражением их лиц. Нет, кажется, никто не узнавал Карима. Или он приезжал не сюда? Но район определен точно, в этом не было сомнения. А впрочем...
     - Не видели такого,- сказал последний из парней, к которому попала фотография, возвращая ее Сергею. - Никто не видел.
     - Разрешите,- попросил неожиданно Мукумов и, повертев фотографию в руках, задумчиво произнес: - Видел такого. Видел, конечно. В чайхане сидел. Кушал, конечно.
     - Вы не ошибаетесь? - настораживаясь, переспросил Сергей.
     - Да, видел,- уже уверенно повторил Мукумов.- Давно было. Месяц назад, наверное.
     Итак, Карим появлялся здесь. Это было очень важным открытием. Но почему никто из ребят не видел его? Скорей всего, они просто не запомнили ту случайную встречу. А у Мукумова профессиональная память. Да, скорей всего, это так.
     - К кому же он все-таки приезжал?..- досадливо произнес Сергей.- Вот ведь что главное сейчас.
     Он снова переменил позу. С непривычки ему было неудобно сидеть на подушках.
     - Давай еще посмотрим,- предложил один из парней.
     И снова пошла по рукам маленькая фотография.
     "Теперь уж они его запомнят,- подумал Сергей.- Поздно только".
     - Кто же еще в ваших кишлаках может торговать гашишем? - спросил он.
     Начали перебирать одного за другим жителей окрестных кишлаков. Парни заспорили, загорячились, невольно снова переходя на родной узбекский язык.
     - Есть, конечно, один человек, - с сомнением в голосе произнес наконец Мукумов.- Пустой человек. Телля Рахимов зовут. Жену бросает, конечно. Детей бросает. Пьянствует. В Самарканде на базаре день живет, еще день живет. Приезжают к нему... Надо проверить, конечно.
     - А сейчас он здесь? - спросил Сергей.
     - Надо проверить,- решительно повторил Мукумов и обратился к одному из парней: - Давай, Назир, к нему зайди. Сейчас зайди. Сосед ваш этот Рахимов. Утром его в чайхане видел. Много ел. Очень много. Гляди: дома он, гости есть?
     Парень пружинисто вскочил и, кивнув, исчез за дверью.
     - А ты, Асаль,- обратился Мукумов к другому парню,- в чайхану сбегай. Смотри туда, смотри сюда, кто сидит? Шофер там с машиной из Самарканда, конечно. Пусть смотрит, если машина с ташкентским номером пройдет. Пусть задерживает, документы проверяет. Сержант в форме имеет право, конечно,-повернулся он к Сергею.- Утром я сам смотрел.
     Сергей утвердительно кивнул.
     Потом Мукумов вышел и через некоторое время вернулся со старшим сыном. В руках у них были дымящиеся миски с мясом.
     - Кушайте, конечно. Свежий барашек, молоденький,- сказал, улыбаясь, Мукумов.- В честь дорогих гостей.
     Он снова вышел и вер-нулся с двумя кувшинами.
     - Водка нет, коньяк нет,- все так же улыбаясь, объявил он.- Наше узбекское вино. Очень хорошее вино, конечно.
     Все охотно придвинулись к столу.
     - Ну это уж вы зря...- смущенно сказал Сергей.
     - Как так зря? Что значит зря? - удивился Мукумов.- Кушайте. Довольны будете. Еще раз к нам приедете.- Он снова заулыбался.- В Ташкенте такого барашка нет, конечно. И в.Москве нет. Я там был. Наш ресторан там есть. Хороший ресторан, конечно, "Узбекистан" называется. Нет такого барашка там, конечно. И вина такого нет. Вот, пожалуйста.
     Сергей засмеялся и уже подставил было свой стакан, чтобы ему налили вина, как дверь с шумом распахнулась.
     На пороге появился раскрасневшийся, взволнованный Ибадов. Отыскав глазами
     Сергея, он торопливо доложил:
     - Вот, Сергей Павлович. Задержали мы его.- И повернувшись к Мукумову, добавил: - Ваш комсомолец помог. Замечательный парень, честное слово.
     - Погодите, Мурат. Рассказывайте все по порядку,- нахмурился Сергей, опуская на стол пустой стакан.
     - Садись, товарищ, - торопливо сказал Мукумов, бросив подушку возле себя.- Не надо стоять. Садись.
     Ибадов, еще не отдышавшись, опустился на подушку, поджав под себя ноги. Обувь он по привычке оставил в прихожей.
     - Значит, так,- начал он.- Разыскал я сначала старика Акбарова. Увидел он у меня "куклу"...
     ...Увидев "куклу", старик Акбаров действительно "задрожал", как и предсказывал Мукумов. Долго они с Ибадовым осторожно прощупывали друг друга и плели хитрые словесные кружева, пока Акбаров наконец не объявил, что может помочь приезжему человеку. И повел его к Рахимову. Тот в дом их, однако, не пригласил, и они вели разговор во дворе около овчарни. Рахимов оказался пьян, и старик Акбаров очень ругал его за это. А Ибадов осторожно намекнул, что если его опередили люди из Ташкента, то он не обидится и придет в другой раз. Тут Рахимов, почему-то испугался, это Ибадов точно заметил. И всякие подозрения закрались ему в голову, даже такое, что Рахимов и есть тот родственник. Об этом Ибадов сразу подумал. Пока они беседовали, пришел какой-то парень. Ворота ему открыл уже не сам Рахимов, а его сын. Пришедший вел себя очень строго и, видно что-то узнав от сына Рахимова, спросил: "Где твой гость, Телля? Говорить с ним хочу". Ибадов сразу насторожился, а Рахимов сказал, что никакого гостя у него нет. "Неправда, Телля,- сказал пришедший.- Мне уже Ташпулат сказал про него". Тогда Рахимов испугался и сказал, что никакой это не гость. Он к.кому-то другому приехал, но дома его не застал и ночевать попросился. Что он, Рахимов, знать не знает этого человека и к кому он приехал тоже и, пожалуйста, может его показать. И Ташпулат сразу подтвердил, что и он не знает этого человека. А старик Акбаров рассердился и сказал, что пришедший совсем еще молодой и мешает беседе почтенных людей. А тот заявил, что его послал товарищ Мукумов. И тогда все пошли в дом. А там оказался... Карим!
     - Карим? - недоверчиво переспросил Сергей.
     - Он самый, Сергей Павлович,- с торжеством подтвердил Ибадов.- Точно Карим, вылитый.
     - Где он сейчас?
     - Здесь, во дворе. Назир его стережет. Мы его тут же задержали. Для проверки документов как будто. Не хотел идти. Кусался даже. Нож хватал. Пришлось мне удостоверение показать.- Ибадов ослепительно улыбнулся: - Старика Акбарова чуть удар не хватил.
     - Та-ак... Повезло нам, ничего не скажешь. Крупно повезло.
     
     Сергей задумчиво потер подбородок. Он еще не знал, какое открытие ждет его впереди.
     Комсомольцы сидели строгие, настороженные, молчаливые, понимая, что случилось что-то важное, может быть, то самое, ради чего и приехал к ним этот человек из Москвы.
     Мукумов, хмурясь, взял лежавшую рядом фуражку.
     Сергей повернулся к нему:
     - Мог бы я где-нибудь поговорить с задержанным?
     Мукумов поспешно поднялся:
     - Можете, конечно, товарищ полковник. Комната есть, конечно.
     Они вдвоем вышли в прихожую, и Мукумов отворил какую-то дверь. За ней оказалась точно такая же комната, только поменьше, с раскрашенным в разные цвета потолком, с пестрыми шелковыми сюзане на стенах и паласами, устилавшими пол, у стены стоял полированный платяной шкаф и стол, видимо из того же чешского гарнитура.
     
     - Хорошо бы пару стульев, если возможно,- не уверенно произнес Сергей, боясь обидеть хозяина своей просьбой.
     
     - Можно, конечно,- понимающе откликнулся Мукумов.- Сейчас Аскад принесет. А я,- он надел фуражку,- приведу задержанного, конечно.
     - Погодите. Пусть сначала зайдет Ибадов.
     - Слушаюсь.
     
     Ибадову Сергей торопливо сказал:
     - Немедленно свяжитесь с Ташкентом. Из райотдела, он тут недалеко. На машине подскочите. Пусть побыстрее узнают у матери или сестры Карима, какой их родственник живет здесь, в кишлаке. Мы совсем это упустили. А они должны знать. Дождитесь ответа и сразу сюда, назад.
     - Рахимова им называть?
     - Нет. Пусть сами его назовут.
     - Понятно, Сергей Павлович.
     Мурат стремительно повернулся и исчез за дверью.
     А через несколько минут Мукумов ввел в комнату высокого, худого парня в синей перепачканной нейлоновой рубашке с короткими рукавами и узких модных серых брюках. Сергей узнал его. Такое же, как на фотографии, тонкое, нервное лицо под шапкой черных, спутанных волос, густые брови, большие хмурые глаза, родинка на левой щеке. И только расплывшийся под глазом синяк делал это лицо почти неузнаваемо разбойничьим.
     
     - Здравствуйте, Сафаров,- сказал Сергей.- Моя фамилия Коршунов. Садитесь, поговорим.
     Парень бросил на него быстрый враждебный взгляд из-под насупленных бровей и, продолжая стоять, отрывисто спросил:
     
     - Почему меня задержали, на каком основании?
     - Сейчас узнаете. Садитесь же.
     
     - Не желаю садиться!
     - Как угодно. К кому вы приехали сюда в кишлак?
     - Ни к кому. Слыхал об этом месте, вот и приехал
     - Зачем?
     
     - Просто так. Никого это не касается. Что, ездить нельзя, да?
     
     - Здесь живет ваш родственник?
     - Никакой родственник здесь не живет.
     - А раньше зачем вы сюда приезжали?
     - Не приезжал я сюда раньше.
     
     - Неправда,- покачал головой Сергей.- Приезжали. Вас тут видели. Рахимов утверждает, что вы приехали к какому-то человеку, но не застали его дома. Это верно?
     
     - Придумал я этого человека,- хмуро ответил Карим, глядя в сторону.-Чтоб ночевать пустил.
     - Придумали? И Дине придумали, что у вас тут родственник живет?
     - Дине?..
     Карим, вздрогнув, пристально посмотрел на Сергея.
     - Да, Дине. Ну вот что. Не будем играть в прятки. Садитесь и слушайте. Я, как и вы, приехал сюда не случайно. Садитесь.
     Карим послушно опустился на стул. Он был подавлен и сбит с толку.
     Сергей продолжал:
     - Впервые я познакомился с вами, Карим, правда заочно, еще зимой, когда вы с Рожковым приезжали в Борск, к Семенову. Вы помните ту поездку?
     - Не... помню...
     - Придется вспомнить. Рожков арестован. И Семенов тоже. И ваш ташкентский родственник, Якубов. Все вы это знаете, Каримов. У них конфискован гашиш. А его привозили вы. Отсюда. И вы не задержаны, Карим. Вы арестованы. Мы доставим вас в Ташкент. Но прежде я должен знать, кто ваш родственник здесь, у которого вы покупали гашиш. Вас посылал Якубов.
     Что-то дрогнуло в лице у Карима, нервно скривились губы, еще больше прищурился чуть заплывший от синяка глаз, в уголке его задергалась жилка.
     - Э-э... ничего... не знаю,- процедил он.
     - Надо подумать,- спокойно возразил Сергей.- Надо все взвесить, Карим. Между прочим, Дина вам написала письмо...
     
     - Она тоже... арестована?
     - Была. Сейчас она дома.
     - Э-э, врете,- махнул рукой Карим.
     - Ну, увидите сами. Так вот, Дина написала вам письмо. Когда еще была арестована. Поэтому письмо попало ко мне. Она написала вам вот что.
     Сергей почти слово в слово передал содержание письма.
     Карим слушал, не поднимая головы, безвольно опустив плечи.
     - А вам не хочется жить спокойно? - спросил Сергей.- Жить честно? Дина больше не хочет этих денег. И с вами она простилась. Первая. Хотя... Впрочем, вы сами увидите это письмо. Она вам его пришлет, наверное. Там она с вами прощается. Но она еще и благодарит вас за любовь к ней. А ведь эта любовь принесла ей столько горя, столько разочарований.
     - Я тоже... благодарю...- стиснув зубы, произнес вдруг Карим, не отрывая глаз от пола.- Не думайте...
     - Ну, ну. Тем более, значит, надо все взвесить в своей жизни, Карим. И решить, что будет дальше. Сейчас именно такой момент, Карим. Может быть, самый ответственный момент. И, я думаю, еще не поздно кое-что исправить. Да, я так думаю. Ведь посмотрите, с кем вы связались. Рожков убил вашего друга Толю Гусева. Осталась Галя, остался сын. Толя не хотел тех денег. И он решил вернуться к Гале, вы знаете. И вот его нет. Рожкову велел это сделать Якубов. Он искалечил и вам жизнь, и Дине тоже. Он тоже убивал людей. Вот с кем вы оказались рядом. Подумайте, Карим. Подумайте. Ведь вы не такой, как они. И вам еще долго жить.
     
     Сергей с трудом сдерживался. Злость и сострадание переполняли его. Такой парень... Гибнет такой парень! Разве можно это допустить? Из-за проклятых денег, из-за собственной глупости, упрямства, слабости. Из-за чего еще, черт возьми? Как добраться до того благородного, чистого, что еще осталось у него в душе? Как разбудить в нем эти уснувшие чувства? И есть ли они вообще? Впрочем, они есть, есть - это точно. Но удастся ли добраться до них, вот вопрос. Беда в том, что нет времени разобраться в этом парне. Как он жил, кто окружал его. Пока нет времени. Надо спешить.
     Сергей вздохнул.
     - Подумайте, Карим. Я вас сейчас оставлю. Скоро мы поедем. Перед этим мы еще раз поговорим. Если захотите, то начистоту.
     Карим продолжал угрюмо молчать.
     Сергей вышел из комнаты.
     А спустя час возвратился Ибадов.
     Комсомольцы уже разошлись. В большой комнате находились только Сергей и Мукумов. В мисках стыла баранина. В кувшинах не убавилось вина.
     - Все верно, Сергей Павлович,- устало сказал.Ибадов, опускаясь на подушку.- Товарищ Нуриманов сам выяснил. У Сафарова нет здесь родственника.
     - Та-ак,- медленно произнес Сергей.- Выходит, и у Якубова тоже?
     - Выходит, так, Сергей Павлович.
     Сергей посмотрел на Мукумова:
     - К кому же он тогда приехал, этот парень? Неужели к Рахимову все-таки?
     Мукумов покачал головой:
     - Пустой человек. Несерьезный человек, конечно. Пьяница. Семью бросает. По базарам живет. Дела с ним вести никто не будет, конечно.
     - Кто же тогда остается? - спросил Сергей.- Ведь к кому-то этот парень приехал.
     - А ночевать попросился к Рахимову,- добавил Ибадов.
     Мукумов потер лоб:
     - Я так полагаю. Верно он говорит, конечно. Не застал он того человека. Я велел ребятам обойти весь кишлак, конечно. Узнать, кого дома нет. Кто уехал. Того человека дома нет. Все узнал, мог убежать, конечно. - А что? - загорелся Ибадов.- Очень верно. Молодец Мукумов. Аи, молодец!
     Вскоре стало известно, что из кишлака исчез тихий, правильный, стыдливый человек Тураб Султанов, тот самый, который так стыдил своего брата Наби, когда того судили три года назад. Наби тогда рвал на себе бороду и кричал, что "дает третий развод". Тихий, стыдливый его брат, оказывается, последний "развод" этому черному делу давать не собирался.
     Карим при новом разговоре с Сергеем, когда тот назвал ему имя исчезнувшего старика, мрачно и коротко сказал:
     - К нему приезжал. Да.
     - Вас Якубов к нему посылал?
     Карим как-то странно посмотрел на Сергея и, поколебавшись, ответил:
     - Не знаю...
     И Сергей почувствовал, что парень не врет, что он действительно не знает, кто его посылал, хотя приказы он получал, конечно же, от Якубова.
     И в этот момент у Сергея впервые вдруг закралось подозрение, страшное подозрение, которое ставило под вопрос всю проделанную до сих пор работу. И как ни гнал его от себя Сергей, как ни убеждал себя, что все это только кажется ему, что это никак не укладывается в ту четкую схему, которая уже выявлена, которая доказана, но уже и эта схема начинала казаться ему порочной в каком-то неуловимом еще звене. Он почти зрительно видел, как она шатается, как грозит рухнуть, и тогда под ее обломками окажутся и Сергей, и его товарищи, и само дело, на которое они положили столько труда и сил.
     Сергей, ступая по мягкой кошме, пересек прихожую и вошел в большую комнату. Там никого не оказалось. В царившей полутьме было видно, что миски с бараниной убраны. На столике стояли лишь кувшины и тарелки с миндалем и лепешками. Сергей опустился на одну из подушек.
     
     Да, все так ясно было в Ташкенте, казалось, что он дошел до последнего звена в преступной цепочке и ядовитый паук из своего угла уже не протянет больше опасной нити. Да, казалось. И надо было приехать в этот далекий кишлак, чтобы все вдруг переменилось. Нет больше уверенности, нет убежденности. Карим сказал: "не знаю", И вот уже Сергей ясно чувствует, что и он чего-то не знает. Звено... выпало какое-то звено... какой-то человек. Кто он?.. Неведомый, мелькнувший где-то на заднем плане Борисов?.. Узбек по имени Николай Борисов, укравший паспорт у настоящего Борисова... а тот работает в таксомоторном парке... Снова этот парк... Нельзя повторять ошибки Валькова. Он тогда упустил второстепенные, как ему казалось, связи Гусева... И сейчас второстепенная фигура мнимого Борисова. И еще что-то, что-то еще...
     
     Это был момент наивысшего напряжения, и Сергею казалось, что от того, найдет он сейчас то главное, за что следует ухватиться, или промахнется, зависит все.
     И что-то было еще сегодня, что-то мелькнуло в стремительной череде событий. Какие-то слова... кто их сказал?.. Они мелькнули, на миг остановили его внимание и растворились... Да, да, что-то мелькнуло... А исчез Тураб Султанов... исчез...
     
     Сергей с усилием поднялся, прошелся в полутьме по шелковистым паласам, разминая затекшую ногу, затем почти ощупью вышел в прихожую, разыскал там свою обувь и спустился во дворик.
     Уже почти совсем стемнело. Но Сергей все-таки заметил Мукумова и Ибадова. Они стояли возле чинары и, покуривая, оживленно беседовали по-узбекски.
     Сергей подошел к ним, вынул и не спеша размял в пальцах тугую сигарету. Ибадов, чиркнув спичкой, поднес ему огонек. И Сергей, прикурив, задумчиво спросил:
     - Скажите, Мукумов, вы знаете фамилию родственника Султановых в Ташкенте?
     - Знаю, конечно.
     
     Когда Мукумов назвал эту фамилию, Сергей чуть не поперхнулся дымком от сигареты.
     - Как?.. Как вы сказали?..
     Мукумов повторил.
     
     Сергей и Ибадов молча переглянулись. Такого открытия они не ждали.
     
     И Сергей подумал, что в Ташкенте их ждет теперь самое трудное и ответственное из всего того, что есть в этом деле.
     
     Дина, оказывается, ошиблась, и вместе с ней чуть не ошибся он сам, Сергей.
     
     - Завтра утром вылетаем, первым самолетом,- отрывисто сказал он Ибадову.- Надо спешить.
     
     В ту ночь Сергею и Ибадову уснуть так и не удалось.
     
     Совсем поздно, в кромешной тьме, вернулись они в Самарканд.
     Вместе с ними в машине находился и арестованный Карим Сафаров. Всю дорогу он угрюмо молчал, опустив голову, и только в Самарканде, когда подъехали к областному управлению, он поднял на Сергея грустные, совсем не разбойничьи глаза и спросил:
     - Что вам Дина про меня еще сказала?
     - Что ты глупый человек,- устало ответил Сергей. - Но она тебя почему-то любит.
     Карим раздраженно махнул рукой:
     - Э-э, врете.
     Сутулясь, он вышел вслед за Сергеем из машины. Сзади шел Ибадов.
     В управлении их поджидал Веретенников. Первый самолет на Ташкент вылетал через четыре часа. Веретенников уже звонил Нуриманову и передал номер рейса
     Еще раньше с Нуримановым говорил по спецсвязи из райотдела и Сергей. Они условились, что завершающую сложную операцию проведут по возвращении Сергея и он ее возглавит. Однако подготовку к ней следовало начать немедленно. И немедленно же должна быть проведена одна важная почерковедческая экспертиза. Нуриманов обещал все сделать. И Сергей в который уже раз подумал, что это просто счастье работать с человеком, на которого можно положиться, как на самого себя.
     Веретенников повез Сергея и Ибадова к себе домой.
     - Перекусим перед отлетом,- сказал он.
     - Ты что? - возмутился Сергей. - Ведь два часа ночи.
     - Не имеет значения,- усмехнулся в ответ Веретенников.- Валя моя привыкла. Ребята спят. А она все уже на стол собрала. Ждет.
     - Да я лучше час посплю в гостинице,- не сдавался Сергей.- С ног же падаем. И тебе советую. И провожать нас не обязательно.
     - У нас так не делается,- строго возразил Веретенников.- Мы по-быстрому. Еще часок и поспите.
     Спорить с ним было бесполезно.
     Часок действительно удалось поспать, в гостинице. Еще один подремали в самолете, как его ни кидало и ни бросало в утренних воздушных потоках, как ни ревели, ни гудели моторы. Сергей открыл глаза, только когда самолет замер возле Ташкентского аэропорта.
     В своей, показавшейся ему родной гостинице Сергей с наслаждением принял душ, побрился, сменил рубашку, когда на столе зазвонил телефон.
     Женский голос обрадованно воскликнул:
     - Сергей Павлович? Это Мальцева говорит. Здравствуйте. Я просто отчаялась уже вас застать.
     - Здравствуйте, Алла Георгиевна. Застать меня было действительно трудно. Только час назад прилетел из Самарканда.
     
     - О, поздравляю. Видели, значит, нашу жемчужину?
     
     Сергей досадливо вздохнул:
     - Лучше не спрашивайте. По существу, даже не видел. Не успел прилететь, как уехал в район. Не успел вернуться, как улетел в Ташкент. Вот такая жизнь.
     - Такая работа,- поправила Мальцева.
     
     - Это точнее. А перед глазами, знаете, стоит Регистан, все три его медресе, в лунном свете, под звездами, как я их увидел. Просто сказка!
     
     - Да,- подтвердила Мальцева.- Чудесная сказка. А знаете.- Она засмеялась.- Эта ваша поездка неплохая деталь к моему очерку.
     - Он у вас готов?
     
     - Еще бы! И, представьте, редактору понравилось. Хотели уже отсылать в набор, но я не дала, пока не покажу вам. Мы же условились, помните?
     - Конечно.
     
     - Когда же мы увидимся?
     
     - Завтра. И тогда, я надеюсь, еще кое-что вам расскажу.
     
     - А я вас опять не потеряю?
     
     Оба рассмеялись.
     - Нет. Теперь уже нет,- ответил Сергей.
     Ровно через пятнадцать минут он был в управлении, в кабинете Нуриманова. Там собрались все участники предстоящей операции.
     
     Первое, что бросилось Сергею в глаза, это загадочно-торжественное выражение на широком лице Лерова. Нуриманов был, как всегда, сух и сдержан. Вальков выглядел усталым и сосредоточенным. Но Леров... Черт возьми, не иначе, как что-то произошло за те две ночи и один день, которые Сергей потратил на свою стремительную поездку.
     
     После первых приветствий и обычных расспросов, не занявших, впрочем, много времени, ибо собравшиеся по профессиональной своей привычке умели ценить каждую минуту, Нуриманов отрывисто сказал:
     - Что мы имеем на сегодня. Давай, Макарыч.
     Вальков устало потер лоб и, по привычке вертя в руках очки, неторопливо
     доложил:
     - Объект взят под наблюдение. Дом его тоже. Составлен план всего квартала. Теперь. Данные почерковедческой экспертизы.- Он взглянул на Сергея: - Наша версия полностью подтверждается. Записку с адресом Семенова писал он. И он же пытался звонить в Борск. Гусева его опознала по фотографии. Юсуф назвать его отказался. Рожков его не знает. Трофимов и Сокольская тоже. Считаю нужным доложить, что объект был установлен и по другой линии, помимо Султанова. Это сделал товарищ Леров.
     Вальков очками указал на своего помощника.
     - Подписчик! - торжествующе объявил тот, повернувшись к Сергею.- Живет в доме четырнадцать. Был на свадьбе.
     - Где он сейчас? - быстро спросил Сергей.
     - На работе,- ответил Вальков.- Дома будет в двадцать три тридцать. Не раньше...
     - Так...
     Сергей побарабанил пальцами по столу, что-то соображая про себя, потом решительно сказал:
     - Давайте план. Будем думать. Да! Вот еще что. Отправьте фотографию в Борск. Может быть, его опознает Семенов. Они же встречались в Самарканде. А возможно, и не только там.
     Ему вдруг показалось, что Борск где-то немыслимо далеко и все события, в которых он участвовал там, произошли давным-давно. Сергей словно сквозь туман вспомнил на миг и Семенова, и задержание Рожкова на темном, пыльном чердаке, и Сашу Лобанова, и что-то связанное с ним, о чем Сергей уже не успел подумать.
     Он тряхнул головой, закурил, прогоняя эти неуместные сейчас воспоминания, и деловито повторил:
     
     - Давайте план.
     Все сгрудились вокруг стола, на котором Вальков разложил большой лист бумаги с сеткой улиц, квадратиками различных строений, условными обозначениями оград, деревьев, кустарников.
     - Нужен отдельный план вот этого участка,- сказал Сергей, обведя пальцем кружок на плане.- Со всеми деталями. Вы говорите, есть собака. А где ее конура? Где вторая, задняя калитка? Куда выходит? Как расположены окна в доме, где двери? Все это надо знать.- Он посмотрел на Валькова.- Операция, сам знаешь, не простая. И преступник не простой.
     
     - Сделаем,- коротко ответил Вальков. - Я это уже имел в виду.
     
     - Теперь дальше,- продолжал Сергей.- Список родственников. Кто где живет. Операцию надо проводить одновременно.
     - Есть такой список.
     Вальков надел очки, открыл папку и, порывшись в бумагах, протянул одну из них Сергею.
     - Так...- Сергей пробежал глазами.- Брат, сестра и сестра жены - в Ташкенте. Первая жена, вторая сестра - во Фрунзе. Третий брат... в армии?
     Он взглянул на Валькова. Тот кивнул.
     - Вчера связались с командованием части. Отличный солдат, говорят. В комсомол недавно приняли. Радистом первого класса стал. А вначале трудно с ним было, дисциплину нарушал, самоволки и все такое.
     - Армия,- с гордостью произнес Леров.- Послужишь - человеком станешь. К нам тоже такие попадали. Я комсоргом роты был. Знаю.
     - С братом переписку ведет?
     - Поссорились они. С девушкой переписывается.
     - Из-за чего же поссорились? Брат-то вон на каком счету.
     
     - Это я тоже спросил,- кивнул Вальков.- Говорят, когда в комсомол принимали, сказал про брата: "Совсем отсталый. Для одного себя живет".
     - Так...- Сергей снова взялся за список.- Еще один родственник в Пржевальске, другой - в Фергане.- Он обернулся к Нуриманову.
     - Все будет сделано,- кивнул в ответ тот.- Сегодня же.
     - Что ж, займемся тогда самым главным,- сказал Сергей.
     
     Он совсем не чувствовал усталости. Как будто и не было бессонной ночи, утомительной поездки в кишлак, самолетной болтанки. Слишком велико было сейчас нервное напряжение перед последним, завершающим рывком. Подходил к концу долгий, трудный, полный всяких неожиданностей путь, который начался в далеком Борске, прошел через Москву, Самарканд и кончался здесь, в Ташкенте, сегодня ночью.
     - Как ведет себя объект? - спросил Сергей.
     - Спокойно,- ответил Вальков. - По-моему, даже слишком спокойно. Все
     кругом него...
     В этот момент странно запищал один из аппаратов на маленьком столике возле Нуриманова. Тот снял трубку.
     - "Сокол"... Я - "Сокол",- с ударением произнес он.- Прием.- И щелкнул переключателем.
     Выслушав сообщение, Нуриманов снова щелкнул переключателем и сказал:
     - Вас понял. Продолжайте наблюдение.
     Он положил трубку и сообщил собравшимся:
     - Хозяйка дома с большим свертком прошла в гараж. Вышла оттуда без свертка. Потом вместе с сыном отправились на рынок. Купить собираются немало: у обоих по две сумки.
     - Кто же остался дома?
     - Никого. Собака одна...
     - Та-ак... - задумчиво произнес Сергей.- Придется и мне взглянуть на все.
     - Объект надо брать на подходе к дому,- волнуясь, произнес Ибадов.-
     Честное слово, так лучше. Сергей улыбнулся:
     - Не спеши, Мурат. Это мы еще успеем решить Ситуация может в любой момент измениться.
     Он поднялся:
     - Поеду. Вернусь через час. Со мной... Леров Ты знаешь расположение
     постов наблюдения?
     - Так точно.
     Ехать пришлось долго знакомыми, шумными улицами. И Сергею на минуту даже показалось, что он никуда не уезжал, что не было Самарканда, и самолетного гула в ушах, и того далекого кишлака, и умницы Мукумова, и что все это ему приснилось, наверное.
     - Значит, сегодня задержим, а завтра уедете, Сергей Павлович? - неожиданно спросил Леров.
     - Ну не завтра, так послезавтра,- рассеянно ответил Сергей.
     - Привыкли, между прочим, к вам.
     Сергей улыбнулся:
     - Что делать, Гоша. Друзьями ведь мы останемся. И живы будем - встретимся. Писать-то мне будешь?
     - То писать... Я вот думал...- Леров смущенно потер руки.- Как полагаете, Сергей Павлович... жениться на дочери непосредственного начальника... ну этично, что ли?
     Сергей внимательно посмотрел на Лерова:
     - И ты это серьезно спрашиваешь?
     - Ну, я понимаю... Глупо, конечно. Нина смеется. Говорит: "Карьеру решил сделать". Но... всякие люди есть.
     
     - Что ж теперь, не жениться? - иронически спросил Сергей.
     
     - Что вы! Просто я подумал, не перейти ли в другой отдел. Неудобно все же получается, как вы думаете?
     - Пустяки, Гоша. С Алексеем Макаровичем все потом решите.
     
     - Это конечно. Решим,- задумчиво подтвердил Леров, сгребая со лба светлые волосы, и неуверенно добавил: - Я только подумал... вы бы с Алексеем Макаровичем поговорили. Может, он не очень... ну, доволен будет...- И, словно оправдываясь, тихо прибавил: - Отца у меня нет...
     
     "А ведь я ему действительно в отцы гожусь,- неожиданно подумал Сергей.- Ничего себе, добрый сынок..."
     - А я и не знал, что ты такой,- засмеялся Сергей и, посерьезнев, добавил: - Поговорю. Обещаю тебе.
     - Где ж теперь,- грустно возразил Леров.- Если сразу уедете.
     - Все равно поговорю.
     Спустя несколько минут машина, не останавливаясь, проехала по тенистой, поросшей травой пустынной улице мимо небольших домиков и высоких глиняных оград.
     - Вот его дом,- сказал Леров.
     Сергей внимательно оглядел крепкую стену, пышные кроны фруктовых деревьев за ней, добротные глухие ворота гаража и рядом еще одни, для въезда во двор, наконец, небольшую дощатую калитку с черной кнопкой звонка, металлической прорезью почтового ящика и белой табличкой с мордой собаки на ней.
     Машина выехала на площадь и остановилась невдалеке от каких-то палаток.
     Дальше Сергей и Леров пошли пешком.
     Вернулись они не скоро, и Сергей, усаживаясь, на свое место возле водителя, озабоченно сказал:
     - И все-таки в доме кто-то есть. Причем чужой. Собака ведет себя беспокойно.
     
     - Почему же он ни разу не вышел во двор? - усомнился Леров.
     - Это другой вопрос. Тоже, кстати, немаловажный.
     Водитель уже собрался тронуть машину, но Сергей остановил его.
     - Погоди.- И обернулся к Лерову: - Ты должен остаться. Обрати внимание на следующее. Первое - калитка. Я тебе уже говорил про нее. Второе, ворота гаража. Там есть интересная деталь, изучи ее. Третье, ограда в глубине двора, за деревьями. Ее плохо видно. Наконец, четвертое, это соседи слева. Ты знаешь почему. Ждем твоих сообщений.
     - Слушаюсь, Сергей Павлович. Все будет сделано.
     Сергей дружески хлопнул его по плечу. Этот человек с каждым днем нравился ему все больше. С ним можно было спокойно работать и крепко дружить.
     Леров сконфуженно улыбнулся, вылез из машины и, не оглядываясь, двинулся через площадь, беспечно помахивая свернутой в трубку газетой. Вскоре высокая его фигура исчезла за палатками.
     Сергей вернулся в управление.
     А еще через час Мурат Ибадов присоединился к группе наблюдения за самим объектом, предварительно перехватив ее по радио на одной из улиц. Мурат был в приподнятом настроении: его план был лринят, объект не должен после окончания работы попасть к себе домой, его предстояло задержать на ближних подступах к дому по сигналу руководителя операции.
     Вслед за Ибадовым уехал и Вальков.
     Медленно надвигался вечер: Спадала жара. Белесое, словно выгоревшее за день небо наливалось темной, прохладной синевой. Длинные, расплывчатые тени расползались по улицам. Огни еще не зажигались. Солнце зашло за крыши высоких новых зданий, но узкая кромка неба в той стороне янтарно горела, словно подожженная невидимыми лучами его.
     И так же неощутимо для постороннего глаза росло напряжение в сложной, все время как бы пульсирующей сети, которой сейчас руководили Сергей и Нуриманов.
     Люди кончали работу, спешили домой. Их ждал отдых, ждали дети, домашние дела и заботы, покупки в магазинах и кресла у телевизоров, театры и танцплощадки, недочитанные книги и недостиранное белье, свидания и кроссворды в вечерних газетах...
     Сергею казалось, что он почти физически ощущает этот мирный, ровный пульс большого города. Вот уже столько лет главным для Сергея было, чтобы этот пульс где-то не дал перебоя, не застучал бы лихорадочно и тревожно, чтобы не пришла беда в чей-то дом, чтобы кто-то не крикнул в испуге, не упал от удара. А сейчас его больше всего волнует, чтобы кто-нибудь по неведению или слабости не сжег себя в коварном, злом белом дымке самодельной сигареты, чтобы никто не посмел подсунуть людям этот страшный яд, чтобы из темного угла на белой, чистой стене не тянулась ядовитая нить...
     Хмурясь, Сергей посмотрел из окна на город.
     За его спиной на столике вновь запищал один из аппаратов.
     
     - Я - "Сокол"...- спокойно произнес Нуриманов.- Прием...
     
     Очередное сообщение Валькова гласило: к дому подошел какой-то человек, он не нажал кнопку звонка в калитке, но из дому тут же выбежал сын хозяина и открыл ее. Очевидно, имеется скрытая сигнализация. И сразу поступило другое сообщение: в глубине двора за кустами обнаружена ещё одна калитка. Она ведет в соседний сад и через него на параллельную улицу. Калитка взята под наблюдение и та улица тоже.
     И опять сообщение: во дворе наблюдается непонятная суета. Хозяйка и гость заносят что-то в гараж.
     Сергей взял у Нуриманова трубку.
     
     - Я - "Звезда",- отчетливо произнес он.- Переходите на ночное видение. Немедленно осуществите мероприятие с гаражом.
     
     После его команды на далекой, окутанной тьмой улице возникла тень. Человек осторожно приблизился к запертым изнутри воротам гаража, рукой нащупал старые, поржавевшие петли, давно уже, видимо, не использовавшиеся, и неслышно продел в них стальную дужку узкого, еле видимого в темноте замка. Раздался чуть слышный щелчок. Теперь гараж оказался запертым и снаружи. Его ворота уже никто из хозяев открыть не мог.
     Во дворе к гаражу метнулась с глухим рычанием собака. Но человек уже исчез на улице. Собака успокоилась и, виляя хвостом, подбежала к вышедшей из дома хозяйке. Та погладила ее по густой шерсти и, взяв за ошейник, повела в глубь двора. За кустами возле дальней калитки она остановилась, дважды повернула в ней ключ и рядом привязала собаку. В наступившей темноте женщина действовала спокойно и не торопясь, полагая, что никто не может ее заметить сейчас.
     И так же спокойно вдруг впервые вышел из дому еще один мужчина. В руках у него были две сумки. Он что-то сказал встретившей его женщине и направился к калитке, которая вела на улицу.
     ...Вальков на секунду отвел глаза от странного, напоминавшего бинокль прибора, укрепленного на коротком прикладе рядом с небольшим закрытым темным фильтром прожектором, и отдал короткое распоряжение стоявшему рядом Лерову. Тот, кивнув, мгновенно растворился в темноте. А Вальков, поднеся ко рту маленький микрофон, негромко вызвал "Сокола".
     ...В то время как Нуриманов вел переговоры с Вальковым, на столике запищал аппарат. Сергей снял трубку. Сквозь шум атмосферных разрядов до него донесся взволнованный, торопливый голос Ибадова: объект кончил работу, вернулся на базу и, сдав машину, идет домой.
     - Я - "Звезда". Вас понял,- подчеркнуто спокойно ответил Сергей.-Продолжайте наблюдение. Докладывайте об изменении обстановки и о движении объекта. Как поняли? Прием.
     Ибадов попросил разрешения задержать объект на улице, вдалеке от дома.
     - Ни в коем случае,- резко ответил Сергей.- Ждите приказа.
     Положив трубку, он посмотрел на часы. Двадцать два сорок пять. Не позже чем через полчаса будет взят объект. Одновременно надо начать операцию вокруг дома. Во двор следует проникнуть в тот момент, когда там никого не будет, и сразу же отрезать путь к гаражу и к задней калитке. Но там привязана собака. Это надо учесть. Что ж, пора.
     Он предупредил Нуриманова, накинул через голову тонкий шнурок с маленьким белым микрофоном, проверил на поясе пистолет и стремительно спустился к поджидавшей его машине.
     Операция вступала в решающую фазу.
     По пути Сергей принял новое сообщение Ибадова: объект встретился на улице с каким-то человеком, у того в руке две сумки. Зашли в магазин. Ибадов видит Лерова.
     - Я - "Звезда". Продолжайте наблюдение совместно,- передал Сергей.
     Вскоре его машина подъехала к погруженной в темноту пустынной улице. Сквозь густые кроны деревьев еле пробивался тусклый желтый свет редких фонарей. Городской шум замирал здесь. Улица словно притаилась.
     Машина с погашенными фарами и выключенным мотором неслышно, как привидение, прокатилась по траве и остановилась. Сергей собрался открыть дверцу и выйти, но в этот момент негромко, настойчиво зазуммерил микрофон у него на груди. От Ибадова поступило новое сообщение: объект и его спутник вышли из магазина с полными сумками, сели в такси, видимо, направляются домой. Перед этим объект звонил куда-то по телефону-автомату, набрал номер, где последние цифры - три, семь и два.
     "Домой звонил",- промелькнуло в голове у Сергея.
     - Продолжайте наблюдение,- передал он.- По выходе из такси задерживайте. Учтите возможность наличия оружия. Будьте осторожны.- И с ударением повторил: - Будьте осторожны.
     Его охватило внезапное беспокойство. Черт возьми, Как бы ребята не оплошали. Брать-то придется двоих, в темноте. И эти двое... кто их знает, на что они способны.
     Через минуту Сергей был уже около Валькова. Не отрываясь от аппарата ночного видения тот доложил:
     - Опять началась суета. Все время в гараж и обратно. Не иначе, как готовятся к отъезду. Сейчас будут открывать ворота. И тогда обнаружат замок.
     Сергей не успел ответить. Его вызвал Ибадов. Сообщение гласило: такси сворачивает на параллельную улицу, едут к задней калитке. Готовьтесь!
     - Стягивай окружение,- торопливо приказал Валькову Сергей.- Того, кто выйдет на улицу и попытается открыть гараж, берите сразу. И во двор. Не дайте ему закрыть калитку. Там сигнализация. Если никто не выйдет, жди моего сигнала. А я - на ту улицу, к задней калитке.
     
     И, не дожидаясь ответа Валькова, Сергей кинулся в темноту. Какое счастье, что он уже был тут днем и все запомнил. Сейчас Сергей уверенно бежал по узким проходам, огибая дома и глухие высокие заборы. Наконец он выскочил на соседнюю улицу и увидел вдали двигавшиеся прямо на него желтые фары машины, услышал глухой и неторопливый рокот мотора.
     Сергей, прячась за деревьями, устремился ей навстречу. Он знал, что за этой машиной двигается другая, с погашенными фарами. Там ребята. Но кто-то должен быть и здесь. Вот он, сад, куда выходит та калитка, вот он...
     Такси остановилось совсем недалеко от Сергея. Под ветровым стеклом вспыхнул зеленый фонарик. В темноте щелкнула дверца. Один за другим из машины вылезли два человека, у каждого в руке тяжёлая продуктовая сумка. Сергей ясно различал их силуэты.
     Взревев мотором, машина медленно тронулась с места. Приехавшие молча провожали ее глазами, словно не решаясь при ней углубиться в сад. Сергей, стоя за деревом, наблюдал. Сейчас появится кто-нибудь из ребят. Их надо будет подстраховать.
     Мимо него тяжело проехала машина с зажженными фарами и зеленым огоньком. Звук мотора постепенно смолк. При слабом свете далекого уличного фонаря видны были две застывшие человеческие фигуры. Люди словно прислушивались к чему-то. Наконец один из них что-то тихо сказал другому, и они собрались уже было идти, когда из глубины сада, где проходила ограда дома с потайной калиткой, вдруг донеслись шум, яростный лай собаки и чьи-то возгласы.
     Приехавшие насторожились, поставили сумки на землю, в руке одного из них появился какой-то темный предмет.
     В этот момент перед ними возник человек, сбоку появился другой, сзади хрустнули ветки под ногами третьего, четвертого.
     Сергей, сжимая тяжелую, нагретую рукоятку пистолета, неслышно передвинулся ближе, к соседнему дереву. "Что у него в руке?" - подумал он, чувствуя, как тяжело забилось сердце.
     - Стоять! - раздался в это время повелительный окрик.
     И сразу же в ответ неожиданно грохнул выстрел, за ним другой. Раздался глухой, протяжный стон, шум падающего тела, чей-то отчаянный возглас, звуки борьбы, и человек, ломая кусты, пригнувшись, кинулся в сторону от возникшей свалки.
     Сергей устремился ему наперерез, уже ни о чем не думая, полный страшного предчувствия, и, догнав, почти автоматически, давно заученным косым ударом, вкладывая в него всю тяжесть своего разгоряченного тела, опрокинул его правую руку, он выбил из судорожно сжатых пальцев пистолет.
     - Гоша! - кричал за его спиной чей-то неузнаваемый, прерывающийся, отчаянный голос.- Ответь мне, пожалуйста!.. Гоша!
     И Сергея охватило желание бить, бить, бить это чужое, дергающееся под ним тело, бить, пока оно дергается, пока живет. Он до крови закусил губу, дрожа от еле сдерживаемого бешенства и чувствуя, как к горлу подступает комок и текут по щекам слезы.
     К нему подбежали, попытались оторвать от лежавшего на земле человека, но Сергей не сразу уступил их усилиям. Наконец он встал и увидел, как, шатаясь, к нему подходит маленький Ибадов. Неожиданно обняв Сергея за шею, он припал к его груди и разрыдался.
     Кто-то негромко сказал:
     - Убит Лееров. Две пули. Наповал.
     Одна за другой, включив фары, подошли машины.
     - Сначала Гошу,- негромко приказал Сергей.
     Ибадов резко выпрямился:
     - Я сам понесу!..
     - Вместе понесем, Мурат.
     Сергей подозвал одного из сотрудников:
     - Вы остаетесь за старшего, Усманов. Я буду там.
     Он направился через сад к калитке.
     Идти в темноте было очень трудно. Ноги не слушались, больно ломило в висках, странная вялость разливалась по телу.
     В доме уже шел обыск.
     ...Утром Сергею на работу позвонила Мальцева.
     - Сергей Павлович, мне сказали, что вы не приходили ночевать,- виновато произнесла она.- Но я все-таки...
     - Да, да. Мы же условились,- ответил Сергей.- Приезжайте. Вы нам очень нужны.
     Он едва успел положить трубку, как в кабинет вошел Нуриманов.
     - Почему не едешь отдыхать? - строго спросил он.
     Сергей покачал головой:
     - Сперва мы его вместе допросим.
     Нуриманов внимательно посмотрел на него и вздохнул, поняв, что спорить бесполезно. Он подсел к столу и вынул пачку сигарет:
     - Кури. Твои давно кончились. Значит, так. Прежде всего, что дал обыск...
     Спустя некоторое время в кабинет ввели невысокого, плотного человека лет сорока, с круглым лицом, на котором острый нос, щелочки глаз под тонкими бровями и ниточка усов казались нанесенными тушью. Только пухлые, сочные губы, сейчас плотно сжатые, нарушали это впечатление.
     Нуриманов жестом указал ему на стул перед собой. В стороне на диване сидел Сергей. Человек скользнул по нему острым как бритва взглядом и, узнав, поспешно отвел глаза. При этом он невольно пошевелил пальцами правой руки. Ему, видно, казалось, что они до сих пор еще не отошли с того момента, когда сидящий сейчас на диване усталый темноволосый человек с голубыми глазами и шрамом на щеке выбил у него из руки пистолет.
     - Итак, Кадыров, у вас в доме обнаружен наркотик, в большом количестве,- сухо сказал Нуриманов.- В подвале установлены приспособления для его обработки. Там же и в коридоре дома особая сигнализация от калитки. Дальше.- Он раскрыл лежавшую перед ним папку с бумагами.- Вот показания вашего родственника Султанова. Он задержан вместе с вами. Скрыться на машине вы не успели. Нам знакома ваша синяя "Волга". Дальше,- все тем же ровным, ледяным тоном продолжал Нуриманов.- Вот показания Карима Сафарова. Он во всем признался, Кадыров. Опознает вас и Семенов из Борска. Он, собственно, уже это сделал, пока, правда, по фотографии. Нами арестованы и другие члены вашей шайки. Это вы знаете. Так что ваших показаний нам даже не требуется. Их вы будете давать на суде. Вы там расскажете, как ловко замаскировались в парке, как вы там перевыполняли план. И еще вы расскажете, как стали убийцей...
     Нуриманов на минуту умолк.
     Сергей чувствовал, как сейчас тяжело этому сдержанному, немногословному человеку. Худое лицо Нуриманова казалось окаменевшим. Только из-под лохматых бровей недобро светились глаза...
     - Да, стали убийцей.
     Сергей жестко поправил его:
     - И были убийцей.
     
     Он встал, прошелся по кабинету и остановился перед Кадыровым.
     
     Тот, опустив бритую голову, не отрываясь, смотрел на свои пальцы, которыми машинально шевелил все это время.
     
     - Вы торговали смертью,- медленно произнес Сергей.- Вы несли ее людям. С этим теперь покончено, Кадыров. Навсегда. Люди останутся в живых. И они будут здоровыми. Запомните это.
     - Совсем не хотел... Совсем не думал...- пробормотал Кадыров.
     - Конечно, не думали. А хотели вы одного: заработать. На чем угодно, только заработать.
     Кадыров яростно скрипнул зубами.
     - Все врут, собаки. Язык вырву.
     - Поздно, Кадыров. Все уже доказано,- холодно возразил Нуриманов.- И никто не врет. Только спасают свою шкуру. Но и это поздно.- Он перебрал на столе бумаги и тем же тоном продолжал: - А теперь уточним некоторые детали...
     Допрос продолжался.
     А потом Сергей вышел в коридор, где его ждала Мальцева.
     - Здравствуйте, Алла Георгиевна,- сказал он, подходя.- Извините, что не могу долго разговаривать.
     - Ну что вы, Сергей Павлович, я же понимаю.- Она с тревогой всматривалась в его осунувшееся лицо.- Вот очерк. Прочтите. Я потом позвоню.
     Сергей отрицательно покачал головой:
     - Очерка этого не будет. Нужен другой. Очень нужен. Сегодня ночью погиб наш товарищ...
     
     1969-1970 гг.
     
     
     ...СО МНОГИМИ НЕИЗВЕСТНЫМИ
     УГОЛ БЕЛОЙ СТЕНЫ
     
     Аркадий Григорьевич Адамов
     Составитель Ирина Львовна Адамова
     
     Редактор А. К. Бел о з е р ц, е в .
     Худ. оформление В. Н. Чеснокова
     Техн. редактор 3. М. Корнилова
     Корректор В. А. Пот кии а
     
     ЛР № 070200.18.10.91 г.
     Сдано в набор 20.10.92. Подписано в печать 15.04.93.
     Формат 84X108/32. Гарнитура литературная.
     Бумага газетная. Печать офсетная.
     Усл. п. л. 25,2. Усл. кр.-отт. 25,2.
     Уч.-изд. л. 25,37. Тираж 50 000.
     Заказ № 1569. С5.
     
     "Вариант-Книга", 454048, г. Челябинск, ул. Энтузиастов, 15в.
     
     Полиграфическое объединение "Книга"
     управления печати и информации администрации
     Челябинской области. 454000, г. Челябинск, ул. Постышева, 2.
     
     
     Имя писателя Аркадия Адамова широко известно читателям благодаря
     таким книгам, как "...Со многими неизвестными", "След лисицы", "Стая",
     "Идет розыск", "Инспектор Лосев".
     
     В первую книгу избранных произведений А. Адамова, которые
     выпускает наше издательство под общим названием "Криминальный роман",
     вошли роман "...Со многими неизвестными" и повесть "Угол белой
     стены".
     
     
     ISBN 5-85070-09G-0
     
     
     (C) Издательство "Советская Россия", 1986 г.
     
     (C) Оформление В. Н. Чеснокова, 1993 г.
     
     Scan & Read - Олег-FIXX fixx10x@yandex.ru