Григорий Израилевич Горин
     
     
     Протекция
     
     
     "Хочу харчо": Искусство; Москва; 1970
     
     (Рассказ вахтера)
     
     ... И вот, гражданин следователь, разрешите, я расскажу вам все по порядку, а вы уж меня не сбивайте, не то я что-нибудь важное забуду, а потом стану переживать.
     А переживаний тяжелых у меня и без того достаточно - в душе такой нарыв, что, ей-богу, уже нет никаких сил терпеть.
     Все, как было, расскажу вам, гражданин следователь, и, коли я преступник, пусть меня в тюрьму сажают, а коли нет, так я сам в первый санаторий уеду... Нервы, они ведь не из проволоки сделаны.
     Значит, начну с того, что я - Зенков Иван Сергеевич, шестьдесят два года мне, работаю сотрудником Медицинского института в должности вахтера.
     Работа, сами понимаете, нехитрая, с утра до вечера сижу на посту в вестибюле, выдаю ключи от кабинетов, по телефону на звонки отвечаю - мол, институт слушает, и вообще слежу за порядком. На работе мною довольны, никаких замечаний - наоборот, благодарности по праздникам выносят за подписью всего треугольника,
     И вот так текла она, моя жизнь, до того самого дня, пока это все не приключилось, не закрутило меня да не привело к вам, гражданин следователь, а видеть вас, сами знаете, радость маленькая. Извините...
     Так вот летом у нас в институте, как известно, экзамены. Вступительные. Одним словом, абитуриентов принимаем. Народу к нам поступает много, все хотят быть докторами, иметь высшее образование. На каждое место человек десять поступает... можете представить, что творится.
     В вестибюле летом не протолкнешься. Все ходят, волнуются, шепчут, в книжки заглядывают... Здесь же родители стоят кучками, тихонько пугают друг дружку... Этот, мол, доцент, страшный, а тот, мол, еще страшнее! Пропадут, мол, наши дети! Запугивают друг дружку до обмороков.
     Я даже специально в столе бутылку валерьянки держу. Как кому плохо, так в стаканчик накапываю. Очень помогает от нервной системы.
     Так вот в тот памятный день из-за валерьянки и началось. Стояла в вестибюле одна мамаша с дочерью - абитуриенткой. У обеих вид был ужасно перепуганный. Дочка дрожала, а мать ее по голове гладила. Гладила, гладила да вдруг за сердце сама и схватилась.
     Ну, я свое дело знаю. Достал валерьянку, отлил в стаканчик и к ней.
     - Выпейте, говорю, гражданка! Очень помогает от нервной системы.
     Она выпила и говорит:
     - Спасибо вам большое, а то мне что-то плохо сделалось.
     Я говорю:
     - Напрасно вы себя изводите. Сдаст ваша дочка.
     Дочка говорит:
     - Ни в коем случае! Я сегодня физику доценту Грачеву сдаю, а он же зверь!
     Я говорю:
     - Какое вы имеете, девушка, право оскорблять наших сотрудников? Товарищ, говорю, Грачев Виктор Георгиевич очень даже хороший человек. Я его прекрасно знаю!
     Сказал и отошел к своему рабочему месту.
     Только вскоре подходит ко мне эта мамаша и говорит:
     - Уважаемый товарищ дежурный! У меня к вам интимный разговор. У меня дочка очень нервная. С ней вот-вот должна произойти истерика. Помогите, ради бога!
     Я говорю: "Пожалуйста!" - и лезу за валерьянкой.
     - Нет, - говорит мамаша, - вы меня не так поняли. Я прошу у вас протекции. Вы сами сказали, что хорошо знаете доцента Грачева. Так не смогли бы вы за нас замолвить словечко? Ничего такого особенного не надо, лишь бы он к ней подобрее отнесся...
     И смотрит на меня так жалобно-жалобно. А сзади дочка выглядывает - вся бледная и губы кусает.
     И вот тут, гражданин следователь, дал я слабину! Мне бы шугануть их да кулаком стукнуть, а я расчувствовался.
     - Хорошо, говорю, мамаша. Попробую. Как фамилия?
     - Николаева, - говорит.
     - Ладно, говорю, попытаемся!
     Встал и пошел на кафедру физики. Постоял там пять минут, папироску покурил - и назад.
     Эта Николаева - ко мне.
     Я говорю:
     - Все в порядке! Пусть сдает и не сомневается.
     Мамаша Николаева говорит:
     - Спасибо вам большое!
     Я говорю:
     - Не стоит!
     Для чего я это сделал, гражданин следователь? Просто для поднятия духа, как говорится. Подумал: пусть девчонка думает, что за нее хлопотали. Все нервы спокойнее будут. А там, глядишь, ежели действительно учила, то и сдаст. Вот какие мысли у меня были, гражданин следователь, и ничего больше.
     Действительно, выбегает вскоре эта девчонка и вся сияет. "Пятерка, кричит, мама!"
     Тут они с мамашей целуются от радости и прыгают.
     Я тоже сижу довольный, что мой фокус удался.
     Только затем подходят они ко мне и начинают благо, дарить. Мол, я спаситель, чудесный человек и все такое.
     Я, понятно, сижу смущаюсь.
     Но после этих слов мамаша лезет в сумку и сует мне двадцать пять рублей.
     Гражданин следователь, я отказывался. Я их ни в какую не брал. Говорил даже: "Да что вы, ей-богу!.."
     Но эта женщина сунула мне в карман деньги и убежала вместе с дочкой.
     Весь вечер потом я совестью мучился. Переживал вовсю. Водки выпил. "Нехорошо, думаю, получилось!" И твердо решил утром деньги этой гражданке вернуть. На другой день пришел рано на работу, сел за стол, жду. А ее нет и нет. В вестибюле опять полно народу. Ходят, волнуются.
     И вдруг подходит ко мне незнакомая женщина. Такая вся из себя полная.
     - Здравствуйте, говорит, Иван Сергеевич. Я к вам по рекомендации Николаевой. У меня сегодня сын физику сдает. Выручайте!
     Я прямо обомлел.
     - Да вы что, говорю, рехнулись? Ничего я не могу сделать. Отойдите и не мешайте работать!
     А она в слезы.
     - Голубчик, говорит, умоляю! Не будьте так жестоки. Мой сын должен стать врачом. Он - талант. Он с детства лягушек резал и все такое. Если он не поступит, я не переживу. У меня давление высокое!
     Ну что было делать, гражданин следователь? Ведь все мы люди. Все должны друг другу помогать. У нас так и в кодексе записано, что висит на стене в главном корпусе. Что тут поделаешь?! И опять, конечно, я дал слабину. Проявил нестойкость.
     - Ладно, говорю, попробую помочь. Но ничего не гарантирую.
     Она говорит:
     - Конечно, какие гарантии?! Просто слово замолвите!
     Опять пошел я на кафедру. Покурил там, выхожу.
     - Все в порядке, - говорю. - Пусть идет, не сомневается!
     - Спасибо! - говорит мамаша.- Я вам буду очень благодарна. Только ведь вы фамилию у меня не спросили!
     - Ничего, - говорю. - Я его по приметам описал.
     - Так вы ж его ни разу не видели, - говорит.
     - Ничего, - говорю. - Я ваши приметы описал. Он ведь на вас похож?
     - Не очень, - говорит. - Он у меня приемный!
     Я даже разозлился. Говорю:
     - Не волнуйтесь, мамаша! Все сделано! Лишь бы знал хорошо!
     И вот, гражданин следователь, можете поверить: через полчаса подбегает к этой мамаше какой-то парень в очках, целует ее и кричит: "Пятерка!"
     Она его ко мне посылает:
     - Благодари, говорит, Ивана Сергеевича.
     Меня этот парень хватает за руки, трясет, всякие слова говорит, а мамаша, чувствую, в это время что-то в карман кладет.
     Я туда-сюда, хочу отказаться, но этот парень за руки держит. Просто не было сил отбиться. Опять, значит, дал я слабину.
     А эта гражданка говорит на прощание:
     - Завтра, Иван Сергеевич, мой племянник сдает. Орлов фамилия. Прошу составить и ему протекцию...
     А на меня, знаете ли, такая усталость напала, что мне уж все равно.
     - Валяйте, говорю, присылайте племянника. Пусть сдает - мне не жалко!
     И вот с тех пор пошло и пошло. Каждый день ко мне родители идут. Просят, умоляют.
     Я, конечно, никому конкретно не обещаю.
     Сдаст человек - так сдаст. А не сдаст - я не виноват.
     - Извините, говорю, не получилось. Уж видно, совсем ваш ребенок ничего не знал, ежели после моей протекции сумел провалиться. Не быть, значит, ему доктором!
     Очень многие моей помощью пользовались.
     Я уж потом стал и на других кафедрах гарантировать.
     А потом уж и в другие институты стал устраивать.
     Придет ко мне родитель, скажет:
     - Иван Сергеевич, у меня сын в юридический или, скажем, в авиационный поступает! Не можете помочь?
     А мне что, жалко?
     - Пусть поступает, - говорю. - Все, что смогу, сделаю. Пусть сдает и не сомневается.
     Многие потом благодарить приходили...
     И, конечно, деньги совали, и я, натурально, проявлял слабость.
     А что, гражданин следователь, если тебе деньги ни за что ни про что дают, а ты еще отказываешься, а тебе все-таки их засовывают, - неужто это преступление?!
     Я ведь из-за этого сна лишился. Нервничать стал ужасно. Уж валерьянку никому не капал - сам все больше пил.
     Денег-то у меня порядком собралось. Хотел я их, так сказать, в фонд науки передать, чтоб собак на них купили для опытов. Да побоялся. Еще начнут выяснять, откуда у меня такие средства.
     В общем, совсем извелся я. Вечерами дома сижу, как крот. Все жду, когда милиция придет. И дождался.
     Вчера вечером звонят в дверь, открываю - наш участковый. У меня внутри все и оборвалось.
     - Вы гражданин Зенков? - спрашивает.
     - Я,- говорю и чувствую - ноги подкашиваются.
     - Вы работаете в институте? - спрашивает.
     - Работаю, - говорю.
     - Значит, все верно, - говорит. - А я к вам по личному делу. У меня брат поступает в ваш институт, так не смогли бы вы чем-нибудь посодействовать?
     Чего он еще говорил, не помню.
     Я сознания лишился, на пол упал.
     Меня на постель положили, стали отхаживать.
     Всю ночь я метался, горел весь, аж, поди, паленым пахло.
     Одним словом, утром встал и сам пошел к вам, гражданин следователь. Судите меня по всей строгости.
     Все равно больше нет сил маяться. Нервы ведь тоже не из проволоки.
     У вас, простите, никто из родственников в институт не поступает?.. Нет?..
     Тогда разрешите папироску...