Валентин Саввич Пикуль
     
     
     Что держала в руках Венера
     
     Исторические миниатюры -
     
     
     В апреле 1820 года древний ветер с Эгейского моря принес к скалам Милоса французскую бригантину "Лашеврет". Сонные греки смотрели с лодок, как, убрав паруса, матросы травят на глубину якорные канаты. С берега тянуло запахом роз и корицы, да кричал петух за горою - в соседней деревне.
     Два молодых офицера, лейтенант Матерер и поручик Дюмон-Дарвиль, сошли на нищую античную землю. Для начала они завернули в гаванскую таверну; трактирщик плеснул морякам в бокалы черного, как деготь, местного вина.
     - Французы, - спросил, - плывут, наверное, далеко?
     - Груз для посольства, - отвечал Матерер, швыряя под стол кожуру апельсина. - Еще три ночи, и будем в Константинополе...
     Надсадно гудел церковный колокол. Неуютная земля покрывала горные склоны. Да зеленели вдали оливковые рощицы.
     Нищета.., тишь.., убогость.., кричал петух.
     - А что новенького? - спросил Дюмон-Дарвиль у хозяина и облизнул губы, ставшие клейкими от вина.
     - Год выпал спокойный, сударь. Только вот зимой треснула земля за горою. Как раз на пашне старого Кастро Буттониса, который чуть не упал с плугом в трещину. И что бы вы думали?
     Наш Буттонис упал прямо в объятия прекрасной Венеры...
     Моряки заказали еще вина, попросили поджарить рыбы.
     - Ну-ка, хозяин, расскажите об этом подробнее...
     Кастро Бутгонис глядел из-под руки, как к его пашне издалека шагают два офицера, ветер с моря треплет и комкает их нежные шарфы. Но это были не турки, которых так боялся греческий крестьянин, и он успокоился.
     - Мы пришли посмотреть, - сказал лейтенант Матерер, - где тут треснула у тебя земля зимою?
     - О господа французы, - разволновался крестьянин, - это такое несчастье для моей скромной пашни, эта трещина на ней.
     И все виноват мой племянник. Он еще молод, силы в нем много, и так сдуру налег на соху...
     - Нам некогда, старик, - пресек его Дюмон-Дарвиль.
     Бутгонис подвел их к впадине, открывающей доступ в подземный склеп, и офицеры ловко спрыгнули вниз, как в трюм корабля. А там, под землей, стоял беломраморный цоколь, на котором возвышались вдоль бедер трепетные складки одежд.
     Но только до пояса - бюста не было.
     - А где же главное? - крикнул из-под земли Матерер.
     - Пойдемте со мной, добрые французы, - предложил старик.
     Буттонис провел их в свою хижину. Нет, он никого не хочет обманывать. Ему с сыном и племянником удалось перетащить к себе только верхнюю часть статуи. Знали бы господа офицеры, как это было тяжело.
     - Мы несли ее через пашню бережно. И часто отдыхали...
     Средь нищенского убожества, обнаженная до пояса, стояла чудная женщина с лицом дивным, и офицеры быстро переглянулись - взглядами, в которых читались миллионы франков.
     Но крестьянин умел читать только свою пашню, а в людские глаза смотрел открыто и чисто.
     - Продам.., купите, - предложил он наивно.
     Матерер, стараясь не выдать волнения, отсыпал из кошелька в сморщенную ладонь землепашца:
     - На обратном пути в Марсель мы заберем богиню у тебя.
     Буттонис перебрал на своей ладони монеты:
     - Но священник говорит, что Венера за морями стоит дороже всего нашего Милоса с его виноградниками.
     - Это лишь задаток! - не вытерпел Дюмон-Дарвиль. - Мы обещаем вернуться и привезем денег сколько ни спросишь...
     С вечера задул сильный ветер, но Матерер не брал паруса в спасительные рифы. Срезая фальшбортом клочья пены, "Лашеврет" влетел в гавань Константинополя, и два офицера появились на пороге посольства. Маркиз де Ривьер, страстный поклонник всего античного, едва успел дослушать их о небывалой находке - сразу дернул сонетку звонка, вызывая секретаря.
     - Марсюллес, - возвестил он ему торжественно, - через полчаса вы будете уже в море. Вот письмо к капитану посольской "Эстафеты", который да будет повиноваться вам до тех пор, пока Венера с острова Милое не явится пред нами. В деньгах и пулях советую не скупиться... Ветра вам и удачи!
     "Лашеврет" под командой Матерера больше никогда не вернулся в родной Марсель, пропав безвестно. А военная шхуна французского посольства "Эстафета" на всех парусах рванулась в сторону Милоса. Среди ночи остров замерцал точкой далекого огня. Никто из команды не спал. Марсюллес уже зарядил пистолет пулей, а кошелек - хорошей дозой чистого золота.
     Античный мир, прекрасно-строгий, вызывая восторги людей, понемногу открывал свои тайны, и на шхуне все - от юнги до дипломата - понимали, что эта ночь окупится потом благодарностью потомства.
     Марсюллес, волнуясь, хлебнул коньяку из фляжки капитана.
     - Пойдем напрямик, - сказал он, - чтобы не тащиться пешком от деревни до гавани... Видите, светит в хижине огонь?
     - Ясно вижу! - ответил капитан, уже не глядя на картушку компаса; берег, блестя под луной острыми камнями, резко выступал в белой окантовке прибоя...
     - Я вижу людей! - заголосил вдруг вахтенный с бака. - Они что-то тащат.., белое-белое. И - корабль! Как Божий день, я вижу прямо по носу турецкий корабль.., с пушками!
     Французы опоздали. В бухте уже стояла громадная военная фелюга. А по берегу, осиянные лунным светом, под тяжестью мрамора брели турецкие солдаты. И между ними, повисшая на веревках, качалась Венера Милосская.
     - Франция не простит нам, - задохнулся в гневе Марсюллес.
     - Но что же делать? - обомлел капитан.
     - Десанту по вельботам! - сказал секретарь посольства. - Боевые патроны - в ружья, на весла - по два человека... Дорогой капитан, на всякий случай - прощайте!
     Матросы гребли с такой яростью, что в дугу сгибались ясеневые весла. Турки подняли гвалт. Венеру они сбросили с веревок. И, чтобы опередить французов, покатили ее вниз по откосу, безжалостно уродуя тело богини.
     - Бочка вина! - крикнул матросам Марсюллес. - Только гребите, гребите, гребите.., именем Франции!
     Он выстрелил в темноту. Затрещали в ответ пистоли.
     Склонив штыки, десант французов бросился вперед, но отступил перед свирепым блеском обнаженных ятаганов.
     Венера прыгала по рытвинам - прямо в низину гавани.
     - Что вы стоите? - закричал Марсюллес. - Две бочки вина.
     Честь и слава Франции - вперед!
     Матросы в кровавой схватке обрели для Франции верхнюю часть Венеры - самую вожделенную для глаз. Богиня лежала на спине, и белые холмы ее груди безмятежно отражали сияние недоступных звезд. А вокруг нее гремели выстрелы...
     - Три бочки вина! - призывал Марсюллес на подвиг.
     Но турки уже вкатили цоколь на свой баркас и, открыв прицельный огонь, быстро отгребали в сторону фелюги. А французы остались стоять на черных прибрежных камнях, среди которых блестели осколки паросского мрамора.
     - Собрать все осколки, - распорядился Марсюллес. - Каждую пылинку благородства... Вечность мира - в этих обломках!
     Бюст богини погрузили на корабль, и "Эстафета" стала нагонять турецкий парусник. Из-за борта высунулась пушка.
     - Верните нам ее голову, - озлобленно кричали турки.
     - Лучше отдайте нам ее зад, - отвечали французы.
     Канонир прижал фитиль к запалу, и первое ядро с тихим шелестом нагнало турецкую фелюгу. Марсюллес схватился за виски:
     - Вы с ума сошли! Если мы сейчас их потопим, мир уже никогда не увидит красоты в целости... О боже, нас проклянут в веках и будут правы...
     Турки с воинственными песнями натягивали драные паруса. Марсюллес сбежал по трапу в кают-компанию, где на диване покоилась богиня.
     - Руки? - закричал в отчаянии. - Кто видел ее руки?
     Нет, никто из десанта не заметил на берегу рук Венеры...
     Начались дипломатические осложнения (из-за рук).
     - Но турки, - сказал маркиз де Ривьер, раздосадованный, - также отрицают наличие рук... Куда же делись руки?
     Султан турецкий никогда не противился влиянию французского золота, а потому нижняя часть богини была им предоставлена в распоряжение Франции. Из двух половин, разрозненных враждой и завистью, Милосская Венера предстала в целости (но без рук). Мраморная красавица вскоре отплыла в Париж - маркиз де Ривьер приносил ее в дар королю Людовику XVIII, который был напуган и растерялся от такого подарка.
     - Спрячьте, спрячьте Венеру поскорее! - сказал король. - Ах, этот негодный маркиз . Пора бы уж ему знать, что королям не дарят ворованные вещи!
     Людовик тщательно скрывал от мира похищение статуи с Милоса, но тайна проникла в печать, и королю ничего не оставалось делать, как выставить Венеру в Лувре - для всеобщего обозрения.
     Так-то вот в 1821 году Венера Милосская явилась перед взорами людей - во всей своей красоте.
     Археологи и ценители изящного сразу же стали ломать себе головы в мучительных загадках. Кто автор? Какая же эпоха? Вы только посмотрите на этот сильный нос, на трактовку уголков губ; какой крохотный и милый подбородок.
     А - шея, шея, шея...
     Пракситель? Фидий? Скопас?
     Ведь это же - доподлинно образец эллинистической красоты!
     Но сразу же встал неразрешимый вопрос:
     - Что держала в руке Венера?
     И этот спор затянулся на половину столетия.
     - Венера держала в руках щит, поставленный прямо перед собой, - говорили одни историки.
     - Глупости! - возражали им. - Одною рукой она стыдливо прикрывала свое лоно, а вторая рука несла воинственное копье.
     - Вы ничего не поняли, профан, - раздался третий голос, не менее авторитетный. - Венера держала перед собой большое зеркало, в которое и разглядывала свою красоту.
     - Ах, как вы не правы, дорогой маэстро! Венера с Милоса уже вышла из той эпохи, когда атрибутику ее составлял круглый предмет. Нет, она делает отталкивающий жест стыдливости!
     - Мой амфитрион, вы сами не понимаете разгадку рук. Скорее, что сам создатель, в порыве недовольства, пожелал уничтожить свое создание. Он отбил ей руки, а потом.., пожалел.
     Да, в самом деле, что же, наконец, держала в руке Венера, найденная на острове Милое греческим крестьянином по имени Кастро Буттонис? ..
     Лувр манил людей. Все восхищались. Но подвергнуть богиню реставрации нечего было и думать, ибо не выяснен главный вопрос: руки! А безрукая Венера стояла под взглядами тысяч людей, вся в обворожительной красоте, и никто не мог разгадать ее тайны...
     
     ***
     
     Миновало полвека. Жюль Ферри, французский консул в Греции, приплыл в 1872 году на остров Милое. Так же тянуло с берега ароматом роз и корицы, так же плеснул ему трактирщик густого и черного вина.
     - До деревни здесь далеко ли? - спросил Ферри, вращая стакан в липких пальцах.
     - Да нет, сударь. Сразу за горой, вы там сами увидите...
     Ферри постучался в ветхую лачугу, которая совсем развалилась за эти прошедшие 52 года. Дверь тихо скрипнула.
     Перед консулом стоял сын Кастро Буттониса, а на лавке лежал племянник - дряхлый, как и его брат.
     Нищета сразила Ферри запахом луковой похлебки и подгорелых в золе лепешек. Нет, здесь ничто не изменилось...
     - А вы хорошо помните Венеру? - спросил Ферри у крестьян.
     Четыре землистые руки протянулись к нему:
     - Сударь, мы тогда были еще очень молоды, и мы бережно несли ее от самой пашни... О, сейчас нам и себя не пронести так осторожно!
     Ферри прицелился взглядом на пустой очаг бедняков.
     - Ну, ладно. А кто из вас может вспомнить: что держала в руке Венера?
     - Мы оба хорошо помним, - закивали в ответ крестьяне.
     - Так что же.., что?
     - В руке у нашей красавицы было яблочко.
     Ферри был поражен простотой разгадки. Даже не поверил:
     - Неужели яблоко?
     - Да, сударь, именно яблочко.
     - А что держала ее вторая рука? Или вы забыли?
     Старики переглянулись.
     - Сударь, - ответил один из Буттонисов, - мы не можем ручаться за других Венер, но наша, с острова Милое, была целомудренной женщиной. И будьте покойны: ее вторая ручка тоже не болталась без дела.
     Жюль Ферри, вполне довольный, приподнял цилиндр:
     - Желаю здоровья...
     Он вышел из хижины. Вобрал в себя глоток свежего воздуха.
     Подъем в гору казался легок, как в детстве. Итак, кажется, все ясно...
     - Хороший господин! - раздался за его спиной дребезжащий голос: это Буттонис-сын, опираясь на палку, ковылял за ним следом. - Остановитесь, пожалуйста...
     Ферри подождал, когда он приблизится.
     - Не обессудьте на просьбе, - сказал старик, потупив глаза в землю. - Но священник говорит, что наша Венера стала очень богатой дамой. И живет теперь во дворце короля, какой нам и не снился. Это мы открыли ее красоту, ковыряясь в грязной земле, и с тех пор мы бедны, как и тогда.., еще в юности. А ведь вот этими-то руками...
     Ферри поспешно сунул старику монету.
     - Хватит? - спросил насмешливо.
     И, более не оглядываясь, дипломат торопливо зашагал в сторону близкого моря. Как и полвека назад, звонко кричал петух за горою...
     С тех пор прошло немало лет. И до сего времени копают археологи землю острова Милое - в чаянии найти, средь прочих сокровищ, и утерянные руки Венеры.
     ...Не так давно в нашей печати промелькнуло сообщение, что один бразильский миллионер за 35 000 долларов приобрел руки Венеры Милосской - Только руки! При продаже с него взяли расписку, что три года он должен молчать о своей покупке. И три года счастливый обладатель рук Венеры хранил клятву.
     Когда же тайна рук обнаружилась, ученые-археологи заявили, что эти руки - чьи угодно, только не Венеры Милосской. Проще говоря, миллионера надули...
     А мир уже настолько свыкся с безрукой Венерой с Милоса, что я иногда думаю: а может, и не надо ей рук?
     
     ***
     
     Наверное, не все читатели останутся мною довольны, ибо я не рассказал о Венере Таврической, которая с давних пор служит украшением нашего Эрмитажа. Но повторять рассказ о ее почти криминальном появлении на берегах Невы у меня нет желания, так как об этом уже не раз писалось.
     Да, писали много. Вернее, даже не писали, а переписывали то, что было известно ранее, и все историки, словно сговорившись, дружно повторяли одну и ту же версию, вводя читателей в заблуждение. Долгое время считалось, что Петр I попросту обменял статую Венеры на мощи св. Бригитты, которые он якобы заполучил как трофей при взятии Ревеля. Между тем, как недавно выяснилось, Петр I никак не мог совершить столь выгодного обмена по той причине, что мощи св. Бригитты покоились в шведской Упсале, а Венера Таврическая досталась России потому, что Ватикан желал сделать приятное российскому императору, в величии которого Европа уже не сомневалась.
     Несведущий читатель невольно задумается: если Венеру Милосскую нашли на острове Милое, то Венеру Таврическую, надо полагать, отыскали в Тавриде, иначе говоря - в Крыму?
     Увы, она была обнаружена в окрестностях Рима, где пролежала в земле тысячи лет. "Венус Пречистую" везли в особой коляске на пружинах, которые избавили ее хрупкое тело от рискованных толчков на ухабах, и лишь весной 1721 года она явилась в Петербурге, где ее с нетерпением ожидал император.
     Она была первой античной статуей, которую могли видеть русские, и я бы покривил душой, если бы сказал, что ее встретили с небывалым восторгом...
     Напротив! Был такой хороший художник Василий Кучумов, который на картине "Венус Пречистая" запечатлел момент явления статуи перед царем и его придворными. Сам-то Петр I смотрит на нее в упор, очень решительно, но Екатерина затаила усмешку, многие отвернулись, а дамы прикрылись веерами, стыдясь глядеть на языческое откровение. Вот купаться в Москве-реке при всем честном народе в чем мама родила - это им не было стыдно, но видеть наготу женщины, воплощенную в мраморе, им, видите ли, стало зазорно!
     Понимая, что не все одобрят появление Венеры на дорожках Летнего сада столицы, император указал поместить ее в особом павильоне, а для охраны поставил часовых с ружьями.
     - Чего разинулся? - покрикивали они прохожим. - Ступай дале, не твово ума дело.., царское!
     Часовые понадобились не зря. Люди старого закала нещадно бранили царя-антихриста, который, мол, тратит деньги на "голых девок, идолиц поганых"; проходя мимо павильона, староверы отплевывались, крестясь, а иные даже швыряли в Венеру огрызки яблок и всякую нечисть, видя в языческой статуе нечто сатанинское, почти дьявольское наваждение - к соблазнам...
     Шло время, Петра I не стало, отплясала свое веселая Елисавет, о Венере вспомнила Екатерина II, которая и подарила се князю Потемкину для убранства его Таврического дворца (почему и сама Венера стала именоваться Таврической). Но после смерти Потемкина и Екатерины император Павел I подверг Таврический дворец нещадному погрому, желая обратить его в конюшни гвардии, и наша несчастная Венера долгое время находилась в забвении на складах гоф-интендантской (придворной) конторы, всеми забытая, окруженная вещами, далекими от искусства.
     О ней вспомнили лишь в 1827 году и отдали на реставрацию знаменитому скульптору Демут-Малиновскому. А в середине прошлого столетия Венеру торжественно внесли в здание Эрмитажа, где она красуется и поныне, сохранив свое прежнее название - Таврическая...
     Свой короткий рассказ о двух прекрасных "сестрах", Милосской и Таврической, я закончу отчасти неожиданно для читателя.
     В пору душевного смятения и трагического надлома в жизни писатель Глеб Успенский, будучи в Париже, навестил Лувр и.., надолго замер перед Венерой Милосской.
     Встреча с нею стала для него целительной. "Это действительно такое лекарство, особенно ее лицо, ото всего гадкого, что есть на душе, - что я даже не знаю, какое есть еще другое? " - спрашивал он сам себя.
     И произошло чудо: разом отпали душевные сомнения, жизнь заново осиялась волшебным светом, после чего Глеб Успенский выпрямился от былых невзгод, уверенный в себе и своих силах - как еще никогда не бывал он уверен ранее.
     Чудо, спросите вы меня? Да, чудо, отвечу я вам.
     Потому-то он свою встречу с Венерой и запечатлел в очерке, который так и назвал: "ВЫПРЯМИЛ А".
     ...Не будем же меркантильны, блуждая по залам музеев, стараясь по-обывательски угадать, сколько копеек или сколько миллионов рублей стоит тот или иной обломок человеческой древности.
     Подлинное искусство оценивается не деньгами и тем более не стоимостью входного билета в музей.
     Поверьте, оно способно изменить и улучшить наш бестолковый мир, в котором мы, грешные, еще живы; именно шедевры искусства способны "выпрямить" и всех нас, населяющих этот мир, чтобы мы стали чище, возвышеннее и благороднее...
     Всего доброго, мой милейший читатель.
     До встречи в Эрмитаже, а может, и даже в Лувре.
     Уверен, что многим из нас необходимо "выпрямиться".