Песах Амнуэль                  ДУРНОЙ ГЛАЗ            - Напрасно ты так говоришь, - обиженно сказала Наташа. - Эдик вовсе не шарлатан, он уже многим помог, а если что-то у него не получается, так ведь и обычные врачи не всем помогают. Медицина не всесильна.      - Замечательный аргумент! - воскликнул Беркович. - То же самое могут сказать о себе астрологи. Да, предсказания далеко не всегда сбываются, но ведь и футурологи ошибаются очень часто!      - А что, разве не так?      Разговор происходил вечером, когда старший сержант вернулся с работы после многочасового допроса подозреваемого в совершении вооруженного ограбления. Хотелось тишины и отдыха, а Наташа, будто нарочно, принялась рассказывать о том, как знакомый экстрасенс снял мучившую ее уже второй день головную боль.      - А что, разве не так? - повторила Наташа. - Разве футурологи не ошибаются, а обычные врачи все могут? Конечно, Эдик - не господь Бог. Мику он, например, не спас, хотя там был явный сглаз.      - Мика? - переспросил Беркович. - Это еще кто такой?      - Михаэль Бош, ты его не помнишь? Он был моим соседом, когда я еще не была за тобой замужем.      Беркович не помнил никакого Мику, а время, когда он не был еще женат, казалось таким далеким! Правильнее было промолчать, но Берковича злило, когда при нем превозносили успехи телепатов, ясновидцев и прочей шушеры, дерущей деньги с простого народа. От жены он и вовсе не ожидал, что лечить головную боль она отправится к экстрасенсу.      - А что было делать, - сказала Наташа, - если в поликлинике врач сказал: "Терпите, в вашем положении лекарства вредны". А страдать от головной боли не вредно?      - Так что случилось с Микой? - спросил Беркович, просто чтобы поддержать разговор.      - Завтра похороны, - сообщила Наташа. - У него был сглаз. Началось это три месяца назад. Почувствовал себя плохо, пошел к врачу, тот сказал, что у него все в порядке. А Мике становилось все хуже. Он опять пошел к врачу, а тот опять сказал: "Ничего у вас нет, все анализы нормальные".      - Анализы - вещь объективная. - вяло сказал Беркович.      - А собственные ощущения, конечно, субъективны, - возмутилась Наташа. - Есть болезни, в которых медицина бессильна, а экстрасенс может помочь. От сглаза никакой медик не вылечит, а экстрасенс...      - Так ведь, по твоим словам, этот Мика все равно умер, - сказал Беркович.      - Потому что было уже поздно! Если бы Мика сразу пришел к Эдику, а не тратил время на врачей, все было бы иначе!      - Это Эдик так говорит? - поинтересовался Беркович.      - Это так и есть, - отрезала Наташа.      - Допустим, - сказал Беркович. - Но ведь сглаз, как я понимаю, не болезнь, а причина. Кто-то на кого-то плохо посмотрел, и тот заболел. Но болезнь-то вполне реальна независимо от причины заболевания, верно? Почему же нормальный врач...      - Если сглаз, то нормальный врач может ничего не обнаружить, как у Мики. У человека боли, видения, слабость, но все это не имеет физической природы, понимаешь? Это как бы болезнь тонкого тела, на астральном уровне. И только экстрасенс...      - Господи, ничего не понимаю, - пожаловался вслух Беркович. - Боли, видения, слабость - и все на астральном уровне?      - Да, потому что это от сглаза.      - От сглаза, - повторил Беркович. - Ну ладно. А кто сглазил-то? Ведь если этот человек может взглядом убить того, кто ему не нравится, то он опасен, ты согласна?      - Конечно! - воскликнула Наташа. - Но как ты можешь его наказать? Арестовать? За что? За взгляд?      - Да, за взгляд не арестуешь. И еще доказать надо, что человек заболел именно от взгляда... Но твой... как его... Эдик, да? Он ведь может сказать, кто Мику сглазил? И если Эдик действительно экстрасенс, то почему он не повлияет на негодяя через астрал, не сыграет роль Фемиды?      - Боря, - грустно сказала Наташа, - ты шутишь? Ты так и не принял эту историю всерьез.      - Почему же? Принял. Просто у меня сейчас голова не варит, спать хочется. Если ты мне завтра расскажешь все еще раз, я, может быть, даже поверю, что здесь действительно имело место преступление.      Назавтра у Берковича был день отгула, проснулся он поздно, Наташа успела вернуться из магазина и приготовить завтрак.      - Ну давай, - бодро предложил Беркович, намазывая хлеб маслом, - выкладывай подробности про Мику. С чего у него началось, как развивалась симптоматика. Только побольше деталей.      - Но я не знаю... - смутилась Наташа. - Тебя действительно интересуют детали? Тогда позвони Эдику, он будет доволен.      - Я думаю, - пробормотал Беркович, но после завтрака все-таки набрал номер, который был записан у Наташи в блокноте.      Голос у экстрасенса оказался неожиданно теплым и дружелюбным, и Беркович проникся к собеседнику симпатией, сам того от себя не ожидая.      - Бедный Михаэль, - сказал экстрасенс. - Я ничего не смог сделать. Вас интересует, как развивалась болезнь? Знаете, не так, как это обычно бывает. У него началось с усиливавшихся болей в затылке. Думал - пройдет. Но боль перекинулась на грудную клетку и конечности. Собственно, симптоматически это было похоже на спазмы, но стандартные препараты не помогали. Михаэль обратился в поликлинику, и пока врач провел все анализы, прошло около трех месяцев. У Михаэля то и дело случались судороги. Боли, правда, прекратились, но зато появились галлюцинации.      - Что-то конкретное?      - Нет, хаотические видения. Врач в поликлинике сделал все, что мог, но беда в том, что он не мог ничего. Собственно, жена ведь сказала вам, что врач ничего и не обнаружил? Типичный случай сглаза с нетипичной симптоматикой.      - Типичный случай... - повторил Беркович. - Похороны сегодня?      - Да, в два часа, - сказал Эдик и тяжело вздохнул.      Положив трубку, Беркович посидел несколько минут в раздумьи, а потом набрал номер управления. Эксперт Хан оказался на рабочем месте, и это было хорошо. Объясняться с незнакомым сотрудником у старшего сержанта просто не было времени.      Рассказав Хану историю болезни Михаэля Боша, Беркович спросил:      - Тебе это ничего не напоминает?      - Напоминает - и очень, - озабоченно отозвался Хан. - Я не понимаю другого - кто дал разрешение на захоронение тела, не сделав патологоанатомического исследования?      - Думаю, что вскрытие производили, - сказал Беркович. - Но ведь умер Бош наверняка от внезапной остановки сердца, это и было зафиксировано. А предварительной симптоматики судмедэксперт не знал - у него были только результаты поликлинических анализов, то есть - норма.      - Понятно, - протянул Хан. - Когда похороны?      - В два. Думаешь, успеем?      - Это от тебя зависит, - сказал Хан. - Как только оформишь бумагу...      - Наташа, - сказал Беркович, положив трубку, - где живет... то есть, жил Михаэль?      - Как где? Ты забыл дом, куда приходил, когда за мной ухаживал? Квартира шесть, а моя была четвертая.      - Мне нужно съездить на работу, - сказал Беркович.      Следующий час он потратил на то, чтобы раздобыть материалы вскрытия, записать все, что ему рассказали Наташа и Эдик, и добиться у помощника прокурора разрешения на повторное обследование тела. До похорон оставалось меньше часа, "Хевра кадиша" уже перевезла покойника на кладбище, вот-вот должны были подъехать родственники. Труп увезли под возмущенные крики служителя, требовавшего согласовать действия полиции с раввинатом.      С кладбища Беркович вернулся в управление, прихватив с собой Яшу, двоюродного брата Михаэля. Тот ничего не понял в неожиданной суматохе и не знал, как объяснить перенос похорон остальным членам семьи.      - Несколько вопросов, - сказал Беркович. - Все равно нужно ждать результатов анализа... У Михаэля были враги?      - А... - протянул Яша. - Это вы про сглаз, да? Мика действительно был у экстрасенса, просто от отчаяния. Ему посоветовали...      - Так были у вашего брата враги, желавшие ему смерти?      - Нет, не думаю. С чего бы? Он ведь работал в солидной фирме, был на хорошем счету, его продвигали, он должен был стать начальником отдела...      - Значит, завистники у него наверняка были, - заключил Беркович. - Чем занимается фирма?      - Солидная фирма, - повторил Яша. - Какие-то органические материалы или полимеры, я в этом не разбираюсь.      - Хорошо, - сказал старший сержант. - Врагов у него не было. А приятели? Кто-то, с кем Михаэль проводил время, выпивал...      - Гена, это его давний друг, еще с Союза. И Марк, они вместе работали. Да вы его видели на кладбище, он был рядом с дядей Семой...      Беркович вспомнил: Марк был мужчиной лет тридцати, чуть старше покойного, полноватый, с залысинами. Химик, значит? Конечно, это еще не основание для подозрений...      - У Михаэля не было стычек с Марком? - спросил Беркович. - Может быть, женщина...      - А! - воскликнул Яша. - Вам уже сказали? Но это давняя история, еще в прошлом году Белла их обоих кинула.      - Белла? Кто такая Белла?      - Какое это имеет значение? - пожал плечами Яша. - Оба они влюбились в одну девушку. Поссорились, долго не разговаривали. А Белла выбрала третьего, не знаю уж - кого. Потом Мика с Марком помирились, чего уж там, оба оказались в дураках.      Зазвонил телефон, и Беркович поднял трубку. Звонил эксперт Хан, голос его был мрачен:      - Ты прав, это бирканодал. Реакция вполне определенная. В поликлинике, ясное дело, никто и не думал искать в этом направлении. А экстрасенс - подавно. И судмедэксперт не сделал эту реакцию, ему тоже в голову не пришло. Да и прийти не могло, я его вполне понимаю, сам бы на его месте... Заключение пришлю чуть позже, ты пока проводи следственные действия.      - Уже провожу, - буркнул Беркович и положил трубку.      - Марк, значит, химик, вы сказали? - спросил он у Яши. - Поедем, покажите мне его.      - Все не так просто, - рассказывал Беркович Наташе поздно вечером, вернувшись домой после первого допроса Марка Бендецкого. - Нужно будет еще выяснить, каким образом этот тип достал яд. То, что он химик, конечно, облегчало ему задачу...      - Это был яд? - поразилась Наташа.      - Конечно, я об этом подумал, когда ты рассказала о симптомах. Есть такая группа ядов: сначала они действуют на периферическую нервную систему, потом начинаются галлюцинации, а заканчивается все спазмом и остановкой сердца. Если, конечно, давать препарат регулярно. Значит, искать нужно было кого-то в окружении Михаэля, кто мог бы капать ему в стакан, когда тот отворачивался. Это ведь безвкусное вещество... Мы проходили на курсах в полиции, нам даже фильм показывали, как эта штука действует. Если не знаешь симптоматики, ни за что не определишь, что человек отравлен. Сердце остановилось - и все...      - Но зачем он это сделал?      - Женщина, - сказал Беркович. - Марк решил, что Белла не отвергла бы его, если бы не Михаэль. И не простил.      - Ужасно, - вздохнула Наташа. - Значит, это не сглаз?      - Господи, сглаз! Твой экстрасенс, может быть, приятный мужчина, но в ядах смыслит не больше врача в поликлинике.      - Почему мой? - возмутилась Наташа. - Но головную боль он мне снял! Значит, хороший специалист.      Беркович не стал спорить.                  ИСТОРИЯ ЛЮБВИ            Женщина, стоявшая на мосту в семь часов утра, выглядела такой одинокой, что Беркович невольно замедлил шаг. Была хорошая погода - впервые за многие дни, - он вышел из дома очень рано, пошел в управление пешком и не жалел об этом до тех пор, пока, переходя по мосту над шоссе Аялон, не увидел свесившуюся через перила женщину. Незнакомке было на вид лет тридцать, светлые короткие волосы, профиль, типичный для евреев-выходцев из европейских стран. Может, даже из России. И судя по тому, с каким напряжением женщина всматривалась в поток машин, мчавшихся под мостом в сторону Иерусалима, сейчас могло случиться непоправимое.      Беркович подошел и сказал, стараясь не испугать:      - Простите, может, я могу вам помочь?      Женщина скосила глаза, отвернулась и коротко ответила по-русски:      - Нет.      - Мне показалось, - старший сержант тоже перешел на русский язык, - что у вас очень плохое настроение. Это пройдет, это всегда проходит...      - Только не говорите мне, что у вас тоже было желание броситься с моста, но вы с ним героически справились и теперь радуетесь жизни, - раздраженно сказала женщина, и Беркович удовлетворенно вздохнул: если на смену отчаянию приходит раздражение, значит, есть шанс, что все обойдется.      - Я мог бы проводить вас, - с сомнением сказал Беркович, - но боюсь, у вас свои планы.      - Планы? Нет у меня планов... Был один, да и тот...      Она повернулась и направилась в сторону проспекта Намир, Беркович шел рядом, размышляя над тем, что делать дальше. Распрощаться, поскольку опасность вроде бы миновала? Или попытаться узнать, что с этой женщиной произошло? А чем он сможет помочь? Добрым словом, которое и кошке приятно?      На углу, в кафе Иосифа, где сотрудники управления обычно покупали фалафель или шварму, хозяин расставлял столики, а за прилавком его сын Игаль быстрыми движениями надрезал питы.      - Здесь отличный кофе, - сказал Беркович. - Говорю как завсегдатай - каждый день пью здесь кофе в полдень.      Несколько минут спустя они сидели за столиком в глубине кафе, Игаль принес две дымящиеся чашки, и Лена - так звали женщину - сначала медленно и преодолевая внутреннее сопротивление, а потом все быстрее и откровеннее, рассказывала о странных событиях в ее жизни.      Она репатриировалась в Израиль два года назад из небольшого российского городка. Приехала с матерью и воспоминаниями. Мать умерла спустя полтора года от быстротечного рака крови, а воспоминания остались. Хотела даже назад вернуться, ей было страшно одной в квартире, купленной на две машканты - ее и матери. Но тут как раз познакомилась с Володей - Зеэвом, как он переделал свое имя на еврейский манер. Сначала все было хорошо, Володя тоже жил один, возраст у них был примерно одинаков, совпадали и интересы. Роман быстро развивался, Володя переехал к Лене, о регистрации брака они не заговаривали - может быть, из суеверного страха, что это может как-то осложнить отношения. А может, просто срок не пришел - всему ведь на свете свое время.      Впрочем, что изменила бы в их жизни свадьба с раввином? Если Софе суждено было появиться на горизонте, она появилась бы все равно. Володя купил как-то подержанную машину и начал возвращаться с работы позже обычного. Ничем от него вроде бы не пахло - ни духами, ни запахом чужой квартиры, - но Лена женским чутьем определила: у Володи кто-то появился. Она пыталась вызвать Володю на откровенный разговор, но он отшучивался, и это только увеличивало ее подозрения. Она не могла сдержать свои чувства и устраивала Володе сцены, вдвойне бессмысленные от того, что у нее не было решительно никаких доказательств измены.      Она пыталась следить за Володей, искала новые номера телефонов в его записной книжке, какие-нибудь фотографии. А однажды началось то, что окончательно отравило ей жизнь. Она увидела во сне, как выслеживает Володину пассию, настигает ее и вонзает в спину нож. Женщина обернулась, и Лена узнала ее - это была Софья, давняя знакомая, когда-то они вместе работали на фабрике в Атароте, а однажды, прогуливаясь с Володей по улице Бен-Иегуды, она увидела Софу в кафе и подошла. Значит, тогда Володя и положил на Софу глаз?      Утром, когда Володя уехал на работу, а у Лены было еще два свободных часа, она позвонила Софе, и разговор оставил впечатление недосказанности, совершенно убедив Лену в том, что Володя изменяет ей с ее же бывшей подругой.      Вечером Володя был мрачен и все время поднимал трубку телефона, хотя и никуда не звонил. Когда он ушел в ванную, Лена на выдержала и набрала номер Софы. Тогда она и услышала новость, перевернувшую жизнь: днем, когда Софа шла по улице, кто-то ударил ее сзади ножом. Не очень опасно, удар получился скользящим, в больнице наложили повязку и к вечеру отпустили домой.      Сразу вспомнился сон. Лена, по ее словам, никогда не верила в ясновидение, но тут... Она ведь действительно думала о том, как разлучить Володю с Софой. И если способна предвидеть будущее... Или даже творить его сама...      Несколько дней спустя, копаясь по привычке в Володиных вещах в поисках компромата, Лена обнаружила несколько книг, на которые раньше не обращала внимания - должно быть потому, что вообще была равнодушна к чтению. Одна книга была по магии, другая рассказывала о способах ворожбы. После нескольких бессонных ночей Лена была готова думать о себе что угодно. Эти книги никогда ей не попадались, а теперь, в нужный момент, оказались в нужном месте - значит, это знак.      И она принялась за чтение. Володя, как всегда, опаздывал, телефон у Софы не отвечал, а ведь она была еще не настолько здорова, чтобы выходить из дома. Значит, они отключили аппарат, чтобы не мешал заниматься... Чем? Она представила эту сцену, и ей стало дурно.      Книга. Там есть способ. Лена перелистывала страницы и обнаружила способ, как избавиться от соперницы. Кто-то, видимо, уже этим способом пользовался - строчки оказались подчеркнуты, около названия стоял восклицательный знак. Суеверие, конечно, но если...      Лена истово произнесла про себя слова заклинания и сделала все, о чем говорилось в тексте: зажгла две свечи, положила на стол бумажку с именем соперницы...      Володя вернулся поздно и был спокоен - видимо, дела у Софы пошли на поправку. "Посмотрим, - думала Лена, засыпая в ту ночь, - посмотрим, что ты скажешь завтра".      Все произошло именно так, как предсказывала книга. Володя вернулся рано и под натиском Лены признался наконец, что любит другую. Но и Лену тоже. Как это возможно? Да вот так, любит обеих. "Извини, Леночка, но сейчас я должен быть у Софы, потому что ей опять плохо". Что такое? "Видимо, сильное отравление, она так страдает".      Лене очень хотелось отправиться к Софе с Володей - сравнить реальные симптомы с теми, что были описаны в книге по ворожбе. Но она сдержала себя. Пока Володи не было, она опять читала книги и нашла способ более радикальный. Избавиться раз и навсегда. Убить. Нужно сделать из воска куколку, а потом...      Лена так и поступила. Но, должно быть, не сумела сделать все как надо, потому что Софа выжила, хотя, по словам Володи, и пережила несколько страшных часов. Володя теперь и скрывать не собирался, что ходит к Софе, а однажды остался у нее на ночь, и тогда Лена сделала вторую попытку. Приготовила все ингредиенты, намешала состав, произнесла молитвы...      И поняла, что потеряла себя. Перестала быть человеком. Как она могла так опуститься? Позвонила бывшей подруге, услышала в трубке ее слабый голос и, совсем расклеившись, поехала на другой конец города, совсем не думая, что может застать у Софы своего благоверного. Нет, Володи там не оказалось, но в прихожей стоял его рюкзак. Софа лежала на диване и вид у нее был - краше в гроб кладут. Разговора не получилось, они смотрели друг на друга, а потом Софа сказала, едва ворочая языком:      - За что ты меня так? Если я... Как ты будешь жить потом?      Отвернулась к стене - разговор был закончен.      Она вернулась домой, ждала Володю, он пришел поздно, отмалчивался, в глаза не смотрел, и Лена поняла - он ее боится. Она и сама уже боялась себя, знала, что не выдержит, опять займется ворожбой, и тогда...      Утром Володя ушел не попрощавшись, Лена металась как в клетке, на работе у нее все валилось из рук, а когда она вернулась домой, раздался телефонный звонок, и густой потусторонний бас сказал по-русски:      - Убийца должен уйти сам.      Повисло мрачное молчание, будто на линии случился обрыв.      Так продолжалось несколько дней, и Лена приняла решение. Утром, дождавшись, когда Володя ушел, она отправилась на мост через Аялон. Внизу бежали машины, и ее тянуло, будто в воронку водоворота.      - А потом появились вы, - закончила Лена и расплакалась.      - Что вы собираетесь делать? - помолчав, спросил Беркович. - Вы... любите его?      - Володю? Ненавижу! Я бы прогнала его, но... Что это изменит? Я все равно не могу не думать о том, что она должна умереть. И он. И это происходит как бы само собой...      - Вы думаете? - вздохнул Беркович. - Знаете что, Лена... Пойдемте со мной, вы подождете в моем кабинете, а я наведу кое какие справки и кое с кем поговорю. Потом отвезу вас домой. Хорошо?      Оставив женщину в кабинете, он попросил шефа присматривать, чтобы она не ушла. Хутиэли остался в недоумении, но обещал не выпускать Лену из поля зрения. Беркович поехал по названному Леной адресу и застал Софу Бейлинсон вполне здоровой. Она готовила обед и не хотела впускать Берковича в квартиру. Он сказал несколько слов, и Софа посторонилась. Разговор получился тяжелым, Беркович понимал, что именно Софа, а не Володя, была мозговым центром. Женщина с холодным расчетливым умом - это стало ясно с первой минуты. Противопоставить ей можно было только логику и серьезные аргументы, и Берковичу показалось, что он превзошел самого себя.      Через час он поднялся и сказал:      - Имейте в виду, если этот цирк не прекратится, я прибегну к другим способам.      - Каким? - с вызовом сказала Софа.      - Назначенный полицией эксперт, - сообщил Беркович, - в два счета докажет, что имело место доведение до самоубийства. Уголовное преступление.      Вышел он, не попрощавшись.      Лену Беркович продержал в управлении до вечера, а потом сам отвез домой. По ее взгляду старший сержант понял: Володи здесь больше нет.      - Представляешь, Наташа, - сказал он вечером жене, - чего только не придумает женщина, чтобы извести соперницу!      - Ты веришь во всю эту чушь с ворожбой? - удивилась Наташа, выслушав рассказ мужа о встрече на мосту. - Веришь, что эта Лена могла извести Софу?      - Ты не поняла! - воскликнул Беркович. - Это Софа с Володей хотели довести Лену до самоубийства. Подсовывали ей литературу, звонили по телефону, изображали болезнь...      - Но Софа же не могла знать, что Лене приснилось, как она нападает с ножом!      - Могла. С этого, собственно, все началось. Лена кричала во сне, Володя услышал, рассказал Софе. А ее холодный ум рассчитал эту комбинацию. И все бы получилось...      - Но зачем? - продолжала недоумевать Наташа. - Ну, бросил бы он ее, и все! Ушел бы к своей Софе.      - А квартира? У Лены была собственная квартира, на которую Володя мог предъявить права, поскольку жил в ней с Леной больше полугода. Никаких родственников у Лены не было, суд вынес бы решение в пользу Володи, а Софа перебралась бы к нему.      - Господи, - пробормотала Наташа, - что делается с людьми?                  ОТСРОЧЕННАЯ СМЕРТЬ            С утра Наташа чувствовала себя плохо, и по дороге на работу Беркович отвез жену в поликлинику, а потом каждые полчаса звонил жене на сотовый телефон, чтобы узнать, как дела. Телефон был отключен, старший сержант нервничал, и только около полудня Наташа наконец отозвалась:      - Да все в порядке, - сказала она усталым голосом. - Я уже дома, не беспокойся. А у тебя что нового?      - Ничего особенного, - бодро сказал Беркович. - Все как обычно.      Он, конечно, лукавил. С утра все шло не так, как всегда. Начать с того, что комиссар Бендецкий отменил ежедневное совещание, потому что с виллы миллионера Гиндеса поступило сообщение о внезапной смерти старого Абрама, главы рода. Казалось бы, что странного? Человеку недавно исполнилось семьдесят семь, болезней у него был целый букет, но врач "скорой помощи" заподозрил, а полицейский эксперт подтвердил, что старику помогли отправиться в мир иной. На тумбочке, стоявшей возле кровати, была обнаружена рюмка с лекарством против болезни печени, а рядом лежала коробочка с порошком - это было снотворное, которое Абрам обычно принимал на ночь. Осмотр показал: в рюмке содержался сильнодействующий растительный яд, не имевший вкуса, но обладавший специфическим запахом. Старик запаха не чувствовал, поскольку с обонянием у него уже давно были проблемы, и выпил достаточно яда, чтобы отправиться на тот свет - во сне, естественно, поскольку он принял и снотворное.      Когда Беркович приехал на виллу, патрульный Соломон уже успел выяснить, что убийцей мог быть только кто-нибудь из ближайших родственников Арона Гиндеса: либо сын Алекс, либо Ринат, жена Алекса, либо, наконец, сестра Алекса Наоми, разведенная и бездетная женщина, долгое время жившая с отцом. В ту ночь на вилле были - кроме самого Абрама, естественно, - только эти три человека, и подозревать кого-то из них в убийстве старика было, на взгляд Берковича, колоссальной глупостью.      Сейчас все они молча сидели в салоне второго этажа, выглядели изможденными и подавленными. Беркович представился и пробежал взглядом текст протокола, составленного сержантом Соломоном. Алекс Гиндес, 52 года, вице-директор рекламной компании "Руфус", постоянно проживает в Герцлии, отца посещал ежедневно, советовался по проблемам бизнеса, нынешнюю ночь провел на вилле. Ринат Гиндес, жена Алекса, 43 года, не работает. Ночевала с мужем в спальне на первом этаже. Наоми Гиндес, 46 лет, незамужняя, проживала с отцом и выполняла секретарские функции. Именно она приносила отцу на ночь лекарства, так же поступила и вчера. Утверждает, что, как обычно, накапала в рюмку лекарство от печени и залила водой из чайника. Никакого запаха не было.      Из задумчивости Берковича вывел ввалившийся в салон адвокат семьи Гиндес Гирш Арбель. Это был мужчина пятидесяти лет, больше похожий на пивной бочонок.      - Старший сержант! - воскликнул Арбель, опуская на стол тяжелый кейс. - Рад вас видеть, вы мне очень симпатичны. Но неужели вы, молодой человек, подозреваете бедную Наоми, поскольку она обычно приносила Абраму лекарство?      - Не обязательно, - вздохнул Беркович. - Яд могли подсыпать и после того, как Наоми Гиндес вышла из комнаты отца. Мы ведь не знаем, заходил ли к нему кто-нибудь после этого.      - Я заходил, - подал голос Алекс. - Пожелал отцу спокойной ночи и вышел.      - Я тоже заходила, - тихо произнесла Ринат. - Не знаю, была ли я у свекра до мужа или после... Мы минут пять поговорили о внуках, и я ушла. Это было примерно в половине одиннадцатого.      - Значит, до меня, - быстро сказал Алекс. - Я заходил к отцу в одиннадцать - как раз пробили часы на стене.      - Да какая разница кто когда заходил, - с досадой сказал адвокат. - Все члены семьи были заинтересованы в том, чтобы Абрам прожил до ста двадцати!      - Я как раз хотел спросить, - Беркович повернулся к адвокату. - У покойного было завещание?      - Конечно! Завещание и две доверенности на имя Алекса и Наоми. В завещании сказано, что после смерти Абрама все его состояние должны быть потрачено на создание фондов для развития израильской культуры. С другой стороны, в обеих доверенностях Абрам передавал сыну и дочери право пользоваться до его смерти всеми его счетами при условии правильного ведения дел всех предприятий.      - Но позвольте, - удивился Беркович, - получается, что и для Алекса, и для Наоми смерть отца - просто катастрофа!      - Именно так, - сухо сказал Арбель. - Надеюсь, вы понимаете теперь, что подозревать в убийстве можно кого угодно, только не их?      - Я буду вести допросы в вашем присутствии, господин Арбель, - сказал Беркович. - И прошу вас, не советуйте клиентам молчать - это ведь не в их интересах.      - Разумеется, - кивнул адвокат. - В их интересах, как и в ваших, быстрее найти убийцу. Возможно, он влез в окно?      - Прямо в комнату старика? - буркнул Беркович. - Налил Абраму яд, тот выпил, а пришелец удалился, как и пришел...      - М-да, - крякнул Арбель. - Чепуха получается.      Допросы продолжались до полудня, а потом Берковичу пришлось вернуться в управление, взяв с подозреваемых слово, что они не будут покидать виллу, пока не получат разрешения. У входа осталась дежурить патрульная машина с сержантом Соломоном.      Адвокат последовал за Берковичем - он хотел обсудить проблему с инспектором Хутиэли.      - Не заглянете ли ко мне на минутку? - спросил Беркович Арбеля, открыв дверь своего кабинета. Когда адвокат с шумом уселся на стул, заскрипевший под его тяжестью, старший сержант сказал:      - Ни Алекс, ни Наоми, ни тем более Ринат не заинтересованы в смерти Абрама. Но кроме них на вилле никого не было. Вы давно знакомы с этим семейством. Я, конечно, понимаю, что задаю вопрос, на который вы, как адвокат, не очень-то захотите ответить, но все же... Каково финансовое положение детей Абрама Гиндеса? Насколько Алекс и Наоми зависели от отцовских денег?      - Они пользовались счетами отца, и им было достаточно. Алекс и Наоми были заинтересованы в том, чтобы отец прожил как можно дольше, это же очевидно. Если бы все это произошло, скажем, две недели назад, тогда у вас были бы основания для сомнений, но не сейчас!      - А что случилось две недели назад? - насторожился Беркович.      - Абрам изменил завещание, - сообщил адвокат. - Предыдущее он написал одиннадцать лет назад, когда приобрел контрольный пакет акций "Дастин корпорейтед". Все переходило к Алексу, который должен был выплачивать сестре ежегодно полмиллиона шекелей из доходов концерна.      - Вы хотите сказать, что завещание, по которому дети в случае смерти Абрама не получают ничего, было написано две недели назад?      - Именно так. Вот я и говорю - если в прошлом месяце ваши подозрения против Алекса были бы вполне обоснованы, но сейчас это чепуха.      - Любопытно, - пробормотал Беркович.      Ему сейчас хотелось одного: чтобы адвокат поскорее ушел. Выпроводив Арбеля, Беркович спустился в лабораторию судебно-медицинской экспертизы.      - Отчет для тебя пишу, - сообщил эксперт Хан, увидев старшего сержанта. - Тридимидин, яд из группы растительных, очень широкого применения. В гомеопатических дозах используется для лечения болезней желудочно-кишечного тракта.      - Передозировка могла быть случайной? - с надеждой спросил Беркович.      - Исключено.      - Жаль, - вздохнул Беркович. - Понимаешь ли, не было у них ни малейшего мотива убивать старика! Наоборот - он был им нужен живым. Пусть больным и немощным - это даже лучше, - но живым!.. Послушай, - перебил Беркович сам себя, - а что если они хотели, чтобы старик не умер, а оказался, скажем, парализован...      - Исключено, - повторил эксперт. - Вот если бы он был при смерти, и его нужно было его спасти, тогда да, имело смысл.      - Не понял, - нахмурился Беркович. - Повтори.      - Тридимидин в данной высокой концентрации может быть использован как яд или как противоядие. Но противоядием он может быть только в том случае, если жертву перед этим долго и упорно травили другим ядом того же растительного типа. У него слишком длинное название, ты все равно не запомнишь.      - Но ты не проводил теста на этот яд с длинным названием, верно? - возбужденно спросил Беркович.      - Нет, - пожал плечами Хан. - Невозможно проводить все мыслимые и немыслимые тесты. Я исследовал содержимое рюмки и обнаружил яд, от которого Абрам Гиндес мог умереть. То же вещество я нашел в крови умершего. Вот если бы он остался жив и меня спросили бы, как это ему удалось несмотря на то, что его долго и медленно травили, тогда да, я бы понял, что должен искать...      - Пожалуйста, Рон! - воскликнул Беркович. - Сделай эти тесты! Очень важно.      Результата он дожидался в кабинете эксперта, нервно прохаживаясь из угла в угол. Прошло около трех часов, прежде чем Хан вернулся из лаборатории.      - Похоже, что ты прав, - задумчиво сказал он. - В организме есть следы обоих ядов. Тридимидин, что был в рюмке, естественно, в гораздо большей концентрации. Похоже, что Абрам принимал яд регулярно и спасти его могла лишь ударная доза тридимидина, которую ему и дали вчера вечером. Но... нет, передозировки в этом случае не было, скорее наоборот - дали слишком мало. Черт меня возьми, - воскликнул Хан, - если я вижу в этом смысл! Старика отравить хотели или спасти?      - Вот именно, что спасти, - хмуро сказал Беркович. - А перед этим хотели отравить.      Он задал эксперту еще несколько вопросов и получил исчерпывающие ответы. Оставив Хана в состоянии некоторого недоумения, Беркович поднялся к себе. К счастью, инспектор Хутиэли еще не ушел домой, хотя день уже клонился к вечеру, и Беркович сообщил о результатах экспертизы.      - Не знаю, кто приложил к этому руку, - сказал старший сержант. - Скорее все-таки Наоми, ведь она жила в доме с отцом и каждый вечер давала ему лекарство, в котором, видимо, и был яд. Не такой сильный, чтобы вызвать немедленную смерть, но достаточный, чтобы привести к летальному исходу в течение нескольких недель. Симптомы, по словам Рона, не могли вызвать подозрение у лечащего врача - в возрасте Абрама все выглядело бы естественно. Причина, по которой старика хотели отравить, понятна - все деньги оставались детям. Но он неожиданно изменил завещание, и все могло пойти прахом! Абрама нужно было спасти, и Наоми с Алексом - сами или после консультаций - нашли препарат, который мог нейтрализовать действие яда. Но и сам этот препарат - тридимидин - тоже смертельно опасен, если используется сам по себе...      - Они ведь не специалисты-фармакологи, - закончил рассказ Беркович. - Хотели спасти старика, но только приблизили конец.      - М-да, - протянул Хутиэли. - Когда будет готово полное экспертное заключение?      - Рон обещал управиться к ночи. Ему предстоит двойная работа - следы первого яда оказались практически нейтрализованы тридимидином...      - Надеюсь, ты не собираешься ждать в управлении, пока будет результат? - спросил инспектор. - Тебя Наташа уже несколько раз спрашивала.      - Поеду домой, - решил Беркович. - До утра Гиндесы не сбегут.      - Не сбегут, - сказал Хутиэли. - Сержант Соломон отвечает за них головой.                  РАЗГОВОР НАЧИСТОТУ            - Наташа, - спросил Беркович, - ты что хочешь смотреть: "Любовь и тайны Сансет-бич" или передачу "Моя семья"?      - Если честно, то я бы посмотрела передачу Шели Гутман по второму израильскому каналу, - сказала Наташа, отобрав у мужа программу передач.      - Тебе доставляет удовольствие смотреть, как бойкая девица ведет на экране сеанс психоанализа?      - Почему нет? - удивилась Наташа. - По крайней мере я знаю, что это живой эфир, а не игра.      - Не нравится мне Шеля Гутман, - пожал плечами Беркович. - Но ты смотри, а я почитаю.      Передача называлась "Разговор начистоту", и разговор чаще всего действительно велся более чем откровенный. Ведущая задавала гостям в студии такие вопросы, на которые Беркович, пожалуй, не стал бы отвечать даже под пытками.      Перелистывая "Приключения Ионы Шекета", Беркович краем уха слышал, как ведущая сказала:      - Об этом интересно спросить у доктора Игаля Дихтера. Надеюсь, он сейчас дома, я попрошу нашего режиссера набрать номер телефона...      После нескольких гудков мужской голос сказал:      - Дихтер у телефона. Слушаю вас.      - Здравствуйте, доктор, - зачастила ведущая. - Вам звонят из студии второго канала телевидения, передача "Разговор начистоту", ведущая Шеля Гутман.      - Здравствуйте, Шеля! - воскликнул Дихтер с таким энтузиазмом, будто услышал голос самой Пнины Розенблюм. Беркович невольно оторвал взгляд от страницы и посмотрел на экран. В студии собралось человек пятьдесят, Шеля ходила вдоль рядов с большим микрофоном, а голос Дихтера звучал, казалось, с потолка - во всяком случае гости, пришедшие на передачу, слушали, подняв головы.      - Доктор, - продолжала ведущая, - мы обсуждаем проблему насилия в семье...      - Да, я смотрю телевизор, - отозвался Дихтер, - и слышал все, о чем вы говорили.      - Очень хорошо! - обрадовалась ведущая. - Не могли бы вы, в таком случае, дать свой комментарий?      Дихтер забубнил что-то о наведенной агрессивности, пороках общества и воспитания, Беркович потерял к передаче интерес и вновь погрузился в фантастический мир, где еврейский Ион Тихий одной левой швырял планеты в пасть черной дыры.      Впоследствии он, конечно, жалел о том, что не досмотрел передачу; все-таки запись - не то, что живое впечатление. А запись ему пришлось на следующее утро прокрутить несколько раз, не имея никаких версий и понимая, что он так же далек от решения проблемы, как и в тот момент, когда рано утром позвонил инспектор Хутиэли и сообщил об убийстве Реувена Бен-Дора.      Бен-Дор был доктором психологии, как и Игаль Дихтер. Они вместе работали в университете, но Дихтер занимался проблемами подростковой преступности, а его коллегу интересовали вопросы адаптации новых репатриантов. Года два назад между ними, как говорится, пробежала черная кошка. Причина была тривиальной - женщина. Алона Еселевич, работавшая в буфете факультета, предпочла Дихтера и вышла за него замуж, а Бен-Дор не собирался сдаваться, продолжая (при живом-то муже!) оказывать Алоне знаки внимания. Естественно, случались ссоры, доходило до рукоприкладства, а однажды по факультету пополз слух: Алона наставляет мужу рога, на самом деле она любит Реувена, а за Игаля вышла по ошибке.      Отношения между Дихтером и Бен-Дором стали откровенно враждебными. Доказать факт измены Игаль не мог. Он даже нанял частного детектива, и тот следил за Алоной несколько недель, запечатлев встречи с Бен-Дором в кафе, но Алона упорно стояла на том, что верна мужу, а с Реувеном у нее чисто дружеские отношения, они, в конце концов, живут в свободной стране, а если Игалю это не нравится, пусть подает на развод и доказывает на суде то, чего не происходило в действительности.      Когда поздно вечером у входа в собственную квартиру был обнаружен труп Бен-Дора с тремя ножевыми ранениями в спину и шею, подозрения сразу же пали на Дихтера. Других версий просто не было. Никаких следов на месте преступления эксперт не обнаружил, нож убийца унес с собой и наверняка выбросил в мусорный бак. Улица, на которой жил Бен-Дор, была далекой от центральных магистралей, здесь и в светлое время суток трудно было встретить прохожего, а машинам проезд был запрещен по той причине, что здесь и пешеходы могли разойтись с некоторым трудом. Старая тель-авивская улица, скорее переулок, и дом тоже старый. Если кого-то нужно убить, лучшего места не придумаешь.      Беркович все утро допрашивал сначала Дихтера, задержанного сразу после обнаружения трупа, а потом его жену Алону и работников университета, хорошо знавших обоих психологов. Алона ничего сказать не могла - вечер она провела в опере, где давали "Дона Паскуале", вернулась за полночь, муж спал, и она тихо легла рядом. А сотрудники Бен-Дора и Дихтера утверждали, что врагов у погибшего не было и быть не могло, потому что это был замечательный человек и никому не делал зла. Можно, конечно, считать злом ухаживания за Алоной, но, если это действительно была всего лишь дружба...      Игаль Дихтер, проведя ночь в камере, был возмущен до глубины души и обещал подать жалобу на полицию в Высший суд справедливости. Беркович понимал, что подозреваемого придется отпустить, потому что у Дихтера было надежное алиби на время убийства: вся страна видела, как ведущая телепрограммы "Разговор начистоту" звонила ему домой, и он делился своими соображениями о насилии в семье.      - Вы часто принимаете участие в этой передаче? - спросил Беркович.      - Да, - кивнул Дихтер. - Обычно меня приглашают в студию, но вчера они думали, что обойдутся без комментария психолога. В ходе передачи возникли, однако, кое-какие вопросы, и Шеля позвонила мне.      - Домой? - уточнил Беркович. Он прекрасно знал, что дело было именно так, поскольку держал в руке бланк телефонной компании, где утверждалось, что в 21 час 37 минут из студии второго канала был звонок на домашний номер доктора Дихтера, и разговор состоялся.      - Домой, куда же еще! - возмутился психолог. - Я понимаю, старший сержант, что вам просто не на кого больше навесить убийство, тем более, что я был... м-м... не в ладах с бедным Реувеном. Но я весь вечер провел дома, работал над лекцией, у меня алиби! И я буду жаловаться...      - Да-да, - сказал Беркович. - Вы совершенно правы. Вы работали над лекцией, но и телевизор смотрели, верно?      - Смотрел, конечно. Я много раз участвовал в этой передаче, и мне было интересно!      - Звонок ведущей не был для вас неожиданностью?      - Нет, я же видел, как она просила режиссера набрать мой номер. Послушайте, какое все это имеет значение?      - Никакого, - вздохнул Беркович. - Дело в том, что я сам видел вчера эту передачу впервые в жизни, и мне очень не понравился мужчина в желтой майке, который утверждал, что жен нужно бить, иначе они сядут на голову. Гнусный тип, вы согласны?      - Ну, таких на самом деле немало, - назидательно произнес Дихтер. - Вчерашний просто был более агрессивен.      - Наверно, - кивнул Беркович. - Я задам вам последний вопрос и отпущу.      - Я требую извинений! - воскликнул Дихтер.      - Лично я готов, но ведь не я вас задерживал, верно? Так мне хотелось бы знать, какие у вас отношения с ведущей Шелей Гутман. Давно ли вы знакомы, встречались ли вне студии?      - Почему я должен отвечать на такие вопросы? - нахмурился психолог. - Это вообще к делу не относится!      - Я просто уточняю детали, - пожал плечами Беркович. - Ведь убийцу нам все равно нужно отыскать. Здесь может быть важна любая мелочь, и вы, как психолог, это наверняка понимаете.      - Конечно... Но я все равно не знаю, какое отношение... Ну ладно, с Шелей мы давно знакомы, еще с детства, можно сказать. Она меня потому и приглашала на передачи.      - О! - просиял Беркович. - Тогда понятно. Больше у меня к вам вопросов нет. Подпишите протокол, и вы свободны.      Дихтер внимательно прочитал текст и расписался на каждой странице, в то время как Беркович продолжал рассуждать:      - Пожалуй, я теперь тоже стану смотреть эту передачу. Тип в желтой майке был отвратителен, но женщина с длинными волосами, та, которая говорила о случае с ее сыном Давидом... Помните?      - Случай, в общем, тривиальный, - пробормотал Дихтер и протянул Беркович подписанные бумаги. - Так я могу идти?      - Одну минуту, - сказал старший сержант. - Посидите здесь, я должен оформить вам пропуск.      Он вышел из кабинета и запер за собой дверь, надеясь, что, оставшись на время один, Дихтер не станет бросаться в окно. Впрочем, с чего бы?      - Инспектор, - сказал Беркович, войдя в кабинет Хутиэли. - Протокол обыска в квартире Дихтера у вас? Я хотел бы взглянуть.      - Пожалуйста, - кивнул инспектор. - Улик не обнаружено, ты знаешь. Ни ножа, ни следов крови, ничего. Ты его еще не отпустил?      - И не собираюсь, - заявил Беркович. - Вот, смотрите, в списке значится стереосистема "Сони", хорошая штука, там есть таймер и возможность включения от звукового сигнала.      - Да, - сказал Хутиэли. - Ну и что?      - Очень просто! Дихтер и Гутман давно знакомы. Не исключаю, что у них были, а может, и сейчас остались некие отношения... И Дихтер попросил ведущую передачи создать ему алиби. Они договорились о том, что именно и в какой последовательности она будет спрашивать и какие паузы делать между вопросами. Может, даже записали диалог заранее, а потом Дихтер вопросы стер с ленты, оставив только свои ответы. И поставил пленку в магнитофон, подключив его к телефонному автоответчику. В девять тридцать семь Гутман позвонила Дихтеру и повела разговор с магнитофоном, а он в это время...      - Понял, - прервал Хутиэли. - Убив Бен-Дора, Дихтер вернулся домой и уничтожил запись.      - Я вызову на допрос Шелю Гутман, - решительно сказал Беркович. - Не думаю, что она будет очень уж упорствовать. Соучастие в убийстве - ей это нужно?      Разговор Берковича с Хутиэли продолжался к вечеру, после того, как телеведущая дала первые показания, признавшись, что Дихтер просил ее позвонить к нему во время передачи и задать несколько вопросов.      - Неплохо было задумано, - сказал инспектор. - Могло и сработать, у нас ведь не было сомнений: передачу видела вся страна! Послушай, а почему ты решил, что алиби фальшивое?      - Сначала мелькнула такая идея, - улыбнулся Беркович, - а потом я задал Дихтеру два вопроса и понял, что передачу он не видел, хотя и утверждал обратное... Не было в студии ни мужчины в желтой майке, ни женщины с ее историей о сыне Давиде.      - Очень интересная была вчера передача, - сказал Беркович Наташе, когда они поздно вечером пили чай на кухне. - Я имею в виду "Разговор начистоту". Я теперь всегду буду ее смотреть. Правда, Шели Гутман там уже не появится...      - Да? - удивилась Наташа. - Откуда ты знаешь?      - Слышал где-то, - сказал Беркович и углубился в чтение фантастики.                  РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ            - Боря, - сказала Наташа, - ты сам скоро отцом станешь, а в игрушки играешь, будто десятилетний.      Беркович с трудом заставил себя оторваться от потрясающей модели железной дороги - на большом столе расположились два станции, три моста, река и небольшой городок с магазинами и колокольней.      - Мне действительно кажется, что я вернулся в детство, - вздохнул он.      На день рождения сына Наташу с мужем пригласила Наоми Баркан - они вместе работали в офисе компьютерной фирмы "Серверком". Никого, кроме хозяйки дома, Беркович не знал и потому разговоры слушал невнимательно, вступив в беседу лишь один раз, когда кто-то заговорил о русской мафии в Израиле. Упоминание о мафии по какой-то странной ассоциации заставило одного из гостей, Игаля Штаркмана, приходившегося кузеном хозяйке дома, вспомнить о том, что жена врача из поликлиники, где он работал, недавно покончила с собой, отравившись газом.      - Бедняжка! - воскликнула Наоми. - Наверное, он ее бил? Сейчас это сплошь да рядом...      - Ничего подобного, - покачал головой Игаль. - Они прекрасно жили. Хотя... Кто может знать точно? Полиция даже думала, что он ее убил.      И рассказчик бросил выразительный взгляд на Берковича, полагая, что ему, как полицейскому, должно быть известно куда больше об этой ужасной истории.      О самоубийстве Мирьям Курц Беркович, конечно, слышал. Женщина заперла в кухне окна, закрыла дверь, села перед плитой и открыла все конфорки. Врач "скорой" вызвал полицию, но расследование не показало ни малейших следов насилия. Дело вел инспектор Лагуш и закрыл его несколько дней спустя из-за отсутствия состава преступления.      - Джозеф Курц жену не убивал, - сказал Беркович. - И семейных проблем у них тоже не было. Почему она это сделала - непонятно. Наши эксперты говорят, что иногда достаточно совершенно невинного вроде бы события. На людей определенного склада характера оно оказывает непредсказуемое влияние.      - Ну да, - протянул Игаль. - Полиция только и делает, что придумывает отговорки. А почему две предыдущие жены Курца тоже отравились газом? Совпадение, по-вашему?      - О чем вы говорите? - нахмурился Беркович. - Курц был вдовцом, это верно, но...      Старший сержант запнулся. Он ничего не слышал о том, что предыдущая жена Курца тоже покончила с собой. И тем более - о том, что у врача было две жены. Джозеф Курц приехал в Израиль из Кейптауна пять лет назад, он был прекрасным врачом и легко нашел работу. С Мирьям, секретаршей посреднической фирмы, он познакомился на какой-то вечеринке, вскоре они поженились и жили, по словам соседей, душа в душу. У Джозефа не было мотива для убийства - Мирьям ему не изменяла и не оставила никакого наследства.      ...На следующий день, придя в управление, Беркович отправился к инспектору Лагушу и спросил, что тот думает о прежних женах Джозефа Курца.      - Я знаю, что он был вдовцом, так написано в его документах, - сказал инспектор. - Но какое это имеет значение? Курц жену не убивал, Борис, ты же читал экспертное заключение.      - Я слышал, что у Курца было две жены в Кейптауне, и обе отравились газом, - сообщил Беркович. - Согласитесь, один случай - это случай, два - совпадение, но три - уже система!      - Откуда у тебя такие сведения? - нахмурился Лагуш. - Я не занимался прошлым Курца, а сам он, конечно, ничего не рассказывал.      Выслушав Берковича, инспектор надолго задумался.      - Черт, - сказал он наконец. - Мне и в голову не пришло задавать вопросы о том, как Курц жил в Кейптауне. А теперь и бесполезно. Дело в архиве, второй раз привлечь Курца по одному и тому же обвинению нельзя, ты знаешь.      - Да, - кивнул Беркович. - Если вы не против, инспектор, я наведу кое-какие справки. Неофициально, конечно, поскольку дело закрыто.      - Хорошо, - согласился Лагуш.      На следующий день Беркович отправил в ЮАР запрос и на две недели вовсе забыл о существовании какого-то Курца. Когда в компьютерной почте оказался файл, посланный из управления полиции Кейптауна, Беркович не сразу понял, что это может означать.      Сведений оказалось не очень много, но они были чрезвычайно любопытны. Первую жену Джозефа Курца звали Рут, она была медсестрой и прожила с мужем душа в душу три с половиной года. Однажды, когда Джозефа не было дома, женщина закрылась в кухне и открыла все конфорки. Спасти ее не удалось. Возникли, конечно, подозрения, но быстро выяснилось, что у Курца надежное алиби - весь день он находился в клинике, где работал, на глазах десятков больных и врачей. Мотивов для убийства жены у Курца не оказалось.      Вторично он женился два года спустя на продавщице из супермаркета. С Джанет Бергер он прожил меньше года. Однажды, вернувшись домой, Джозеф обнаружил жену мертвой. Она отравилась газом, и подозрения полиции в отношении Курца были тогда проверены самым тщательным образом. С алиби у него на этот раз возникли проблемы, но, с другой стороны, никто не мог засвидетельствовать, что видел врача около дома в часы, когда его жена задыхалась на кухне. Вскрытие показало, что насилия не было. Не обнаружили следов алкоголя, наркотиков - ничего, что могло бы стимулировать суицидальное поведение. Мотива для преступления у Курца не оказалось и на этот раз.      Дело о смерти Джанет закрыли, как и первое, ввиду отсутствия состава преступления. Не везет человеку с женами - таким было общее мнение.      Но третий случай самоубийства не мог быть случайным совпадением! Думать так было просто непрофессионально, что бы ни утверждали по этому поводу результаты всех экспертиз. Да, у Курца не было мотива для убийства ни в одном из трех случаев. Да, следов насилия не обнаружено. Что это доказывает? Возможно, только то, что Джозеф Курц - маньяк и обставляет свои преступления с удивительной тщательностью.      Но ведь и это всего лишь предположение.      Уголовное дело против Курца сдано в архив, и преступник успокоился. Более того, он уверен, что в полиции не знают о судьбе Джанет и Рут. Может быть, если застать его врасплох, показать фотографии женщин, заявить, что полиции все известно, он выйдет из себя, и его поведение станет аргументом в пользу обвинения? Слабый аргумент, но других в этом деле не предвиделось. Можно, конечно, подождать, когда Курц женится в четвертвый раз. После того, как его новую жену найдут мертвой, полиция проведет расследование более тщательно и разоблачит серийного убийцу, но - какой ценой?      Показав Курцу, что он знает о трех предыдущих убийствах, Беркович не получит доказательств, но эта беседа заставит преступника действовать осторожнее, и тогда четвертой жертвы, возможно, не будет.      Во всяком случае, есть шанс предупредить преступление.      Беркович не хотел вызывать Курца в полицию и сам отправился к нему домой, выяснив, когда врач возвращается с работы.      - Полиция? - удивился Курц. - Вам удалось выяснить что-то новое о Мирьям?      - О Мирьям - нет, к сожалению, - покачал головой Беркович. - Я хотел поговорить с вами о Рут и Джанет, ваших предыдущих женах.      Старший сержант внимательно следил за выражением лица Курца и увидел лишь неподдельное горе, внезапно состарившее этого человека лет на двадцать. "Если это игра, - подумал Беркович, - то Курц гениальный актер, и место ему в "Габиме", а не в поликлинике".      - Бедняжки... - пробормотал Курц, взяв себя в руки. - Я понимаю... Вы думаете, что я... Господи! Это было бы так просто! Знаете, я бы тоже хотел хоть что-то доказать и зажить по-человечески. Как я хочу привести в дом жену и жить с ней много лет!      - Кто же вам мешает? - спросил Беркович, растерявшись. Он считал себя наступающей стороной и не был готов к неожиданному напору.      - Я! Я мешаю! - воскликнул Джозеф и застыл, обхватив голову руками. Беркович молчал, понимая, что сейчас может услышать наконец признание преступника. Опустив руку в карман, он надавил на клавишу включения лежавшего там диктофона.      - Есть такая вещь, как сродство душ, - глухим голосом заговорил Курц. - Никто не знает, откуда оно берется. Почему одним нравятся тихие женщины, на поверку оказывающиеся семейными тиранами? Другие обращают внимание только на женщин, способных часами говорить о нарядах и не отличающих Гогена от Ван-Гога. А я... Меня всегда влекло к женщинам, в которых было что-то... Я не понимал - что. Когда Рут покончила с собой, я долго думал, вспоминал, сопоставлял: почему она так поступила? В конце концов понял - это было в ее характере, она бы все равно сделала это рано или поздно. И что самое страшное: если бы не ее подсознательная склонность к суициду... В общем, я бы ее не полюбил.      - Я искал других женщин, чтобы забыться, - продолжал Курц, - но никто мне не нравился, ни с кем я не мог провести и часа. Потом появилась Джанет... Когда мы уже поженились, я вдруг понял, что в ее характере есть те же особенности, что и у Рут, что и она способна... Наверное, я и выбрал Джанет потому, что в ней было это неосознанное стремление... Я надеялся, что все обойдется, создал жене замечательные условия, оберегал, как конфетку, но...      - И тогда я репатриировался в Израиль, - Курц посмотрел Берковичу в глаза, и во взгляде этом оказалось столько тоски, что старший сержант не выдержал и опустил голову. - Я надеялся, что... Но от себя разве убежишь? Я познакомился с Мирьям, мы полюбили друг друга, и я знал, что добром это не кончится. Это такой тип женщин. Я выбирал именно их - подсознательно, даже когда не хотел этого! Но все равно надеялся - вдруг обойдется... Я понимаю вас. Вы думаете: один случай - это случай, даже два случая можно понять. Но когда это происходит в третий раз... Поставьте себя на мое место. Я ведь знаю: если когда-нибудь я опять полюблю женщину, она будет принадлежать к тому же типу. И значит, когда мы поженимся, может, через год, может, через десять лет, она откроет газ... Четвертую смерть я просто не переживу.      - Почему бы вам вообще не встречаться с женщинами? - осторожно спросил Беркович.      - И что это даст? - с горечью спросил Джозеф. - Это ведь в их характере, а не в моем, стремление к суициду. Они все равно сделают это - выйдут за меня или нет. Что я? Просто индикатор. Реагирую на тип. А получается - будто специально отбираю.      Он замолчал и опустил голову на руки. Беркович понял, что ничего больше не услышит, выключил диктофон и поднялся.      - Извините, - сказал он. - Если вы когда-нибудь полюбите женщину, дайте мне знать, хорошо? Мы вместе подумаем, как избежать несчастья.      Курц не ответил.      Вернувшись домой, старший сержант прослушал запись. Беркович не был доверчивым человеком, но сейчас был почему-то уверен, что Курц говорил правду.      - Наташа, - сказал он жене, когда они вечером пили чай, - ты веришь в родство душ?      - Конечно, - убежденно сказала Наташа. - Только родственные души могут быть счастливы вместе.      - Возможно, - протянул Беркович. - Но иногда счастье оказывается таким недолгим...                  СЕАНС ПСИХОТЕРАПЕВТА            Перед старшим сержантом Берковичем сидел подтянутый худощавый мужчина лет сорока с живыми печальными глазами. Говорил он медленно, но не потому, что ему приходилось подбирать слова - казалось, что посетитель вкладывает в каждую фразу особенную, одному ему присущую силу. Посетителя звали Антоном Равдиным, представился он как психотерапевт и продемонстрировал Берковичу документ, выданный на его имя Всемирной Академией Информатизации. Документ разрешал владельцу проводить публичные психотерапевтические сеансы.      - Я прошу полицию, - говорил Равдин, - оградить меня от претензий этого человека.      - Но ведь Бреннер действительно умер после посещения... - вставил Беркович.      - После этого не значит вследствие этого! - произнес Равдин сентенцию, известную каждому юристу.      - Да, конечно, - согласился Беркович.      Речь шла о трагедии, произошедшей девять дней назад. Антон Равдин, психотерапевт с большим стажем, ученик Кашпировского (так он, во всяком случае, говорил о себе сам), разъезжал по городам Израиля и проводил сеансы публичной психотерапии. Все было вполне легально - Равдин платил налоги, доходов не скрывал и всегда имел при себе пухлую папку с письмами от благодарных клиентов. Беркович пробежал глазами несколько опусов - люди писали, как после сеанса у них проходили боли, зарубцовывались язвы, а у одного деда даже исчезла седина. Не было сказано, впрочем, исчезла ли седина вместе с волосами, или волосы только изменили цвет.      По словам Равдина, ни разу в его практике не случалось, чтобы кто-либо из людей, сидевших в зале, пожаловался на ухудшение состояния. Но девять дней назад, после того, как Равдин провел сеанс в клубе Бат-Яма (присутствовало около семидесяти человек, в основном, пенсионного возраста), одному из зрителей стало плохо. Психотерапевт еще не успел уйти со сцены, когда ему сообщили, что в фойе клуба упал и не подает признаков жизни старичок лет семидесяти, пришедший на сеанс с племянником.      - Вызовите скорую! - приказал Равдин, не желавший связывать свое имя со случаем, способным подорвать его репутацию.      Скорая, однако, не помогла. Парамедики только констатировали смерть. Племянник умершего был в шоке. "Я привел дядю лечиться, - повторял он, - а этот человек его убил!"      На самом деле Арон Бреннер скончался, как сказано было в акте судебно-медицинской экспертизы, от черепно-мозговой травмы, не совместимой с жизнью. Иными словами, выходя из зала, Бреннер споткнулся и, падая, ударился виском об острый угол деревянного барьера. Смерть наступила практически мгновенно.      После похорон племянник Бреннера Яков Шульман явился к Равдину и заявил, что засудит его, если тот не заплатит за причиненное горе. "Но я-то при чем?" - искренне возмутился психотерапевт. "А при том, - сказал Шульман, - что своими пассами и установками вы так возбудили дядю, что он не соображал, что делал! У него начали трястись руки, а ноги подгибались. По-моему, он даже и не видел ничего перед собой. Вот и споткнулся. Если бы не вы, дядя был бы жив, и вы мне за это ответите!"      - Сколько же хочет с вас слупить господин Шульман? - поинтересовался Беркович.      - Он требует сто тысяч шекелей, - мрачно сообщил психотерапевт. - Это неприкрытый шантаж, и я требую вмешательства полиции.      - А что, - сказал Беркович, - разве ваш сеанс не мог подействовать на Бреннера именно таким образом? Дрожь в руках, плохая ориентация и все такое. Я слышал, что даже у вашего учителя Кашпировского подобные случаи происходили.      - Чушь! - презрительно воскликнул Равдин. - Злобные наветы. Вы видели письма? Хоть в одном из них есть намек на то...      - Ну, даже если такие письма к вам приходили, - покачал головой Беркович, - вы ведь не стали бы их коллекционировать, верно?      - Я вижу, что добиться понимания в израильской полиции так же трудно, как вылечить больного раком! - заявил Равдин. - Значит, вы считаете, что этот негодяй имеет право меня шантажировать?      - Нет, конечно, - сказал Беркович. - Вашу жалобу я принял к рассмотрению. Поговорю с этим Шульманом и уверен, что он не станет подавать на вас в суд.      - Но будет продолжать требовать деньги?      - Предоставьте это полиции, - твердо сказал Беркович.      Когда Равдин вышел из кабинета, старший сержант несколько минут сидел, потирая пальцами виски - неожиданно разболелась голова, и у Берковича возникло впечатление, что случилось это не без прямого или косвенного воздействия господина психотерапевта.      Почему действительно старику не могло стать плохо именно в ходе сеанса? Даже наверняка так и произошло, племянника можно понять. Конечно, требовать от психотерапевта денег Шульман не имел права, это шантаж. Но в суд-то он вполне мог обратиться, и никто заранее не скажет, какое будет принято решение. Во всяком случае, много шансов за то, что Равдину запретят выступать публично, вот он и паникует. Что ж, и его понять можно.      Понять, конечно, можно обоих, но истину-то сейчас уже не восстановить! Бреннера похоронили неделю назад, факт смерти от несчастного случая зафиксирован, а сейчас уже не докажешь, отчего бедняга оступился - то ли по чистой случайности, то ли у него действительно тряслись руки и подгибались ноги. Племянник тоже хорош - не смог поддержать дядю! Будь он более внимательным, несчатье не случилось бы.      Беркович вздохнул и потянулся к телефону.      Яков Шульман не захотел являться в полицию и имел на это полное право, поскольку против него еще не было возбуждено дело. Договорились, что Беркович придет к нему домой после работы для разговора в неофициальной обстановке. Обстановка действительно оказалась неофициальной - удобное кресло, крепкий вкусный чай с российским печеньем, Шульман вовсе не был похож на наглого шантажиста, он оказался молодым, лет тридцати, человеком приятной внешности и с открытым взглядом.      - Значит, этот негодяй пожаловался в полицию? - воскликнул Шульман, выслушав старшего сержанта. - Вы думаете, я шантажист? Нет! Но Равдин по сути убил дядю Арона, а кроме него, у меня в Израиле никого не было. С женой мы развелись еще в Союзе, а дядя Арон овдовел вскоре после репатриации... Впрочем, это неважно. Я обязательно подам в суд, таких людей нужно наказывать!      - Когда у вашего дяди начались эти... гм... явления - после окончания или во время сеанса?      - Минут за десять до конца. Я сразу обратил внимание и хотел вывести дядю из зала, но это было невозможно - люди сидели даже в проходе. Но как только сеанс закончился...      - Если вы видели, в каком состоянии был дядя, почему не поддержали его?      - Я его поддерживал! Но когда мы выходили из зала, мне пришлось его отпустить, мы просто не прошли бы вместе в дверь. Тут он и споткнулся о порог...      - Понятно, - сказал Беркович. - Я бы вас просил, Яков, не требовать от Равдина денег. Это действительно шантаж, уголовное преступление. Если у вас есть к нему претензии, обращайтесь в суд.      - Обязательно обращусь! - воскликнул Шульман и поднялся, показывая, что достаточно уже пообщался с представителем полиции.      - Вы жили с дядей вместе? - задал Беркович последний вопрос.      - Нет, конечно! Слава Богу, дядя был состоятельным человеком, в отличие от меня, через год после приезда он купил квартиру в Рамат-Авиве.      - Вот как? - удивился Беркович. - Он занимался бизнесом?      - Нет, бизнесом занимался мой другой дядя, брат Арона Самуиловича. В начале девяностых дядя Сема действительно заработал много денег на каких-то махинациях, а потом... ну, его убили, деньги достались дяде Арону, и он поспешил от греха подальше свалить в Израиль.      - Вы приехали вместе?      - Нет, чуть позже - несколько месяцев спустя.      - Понятно, - кивнул Беркович.      Вернувшись домой, он долго сидел в задумчивости перед телевизором, не отвечая на настойчивые расспросы жены.      - Наташа, - сказал он наконец, - ты была когда-нибудь на сеансах Кашпировского?      - Нет, - покачала головой Наташа. - Видела по телевидению. На меня это не действовало, хотя я очень хотела.      - А в клубе Бат-Яма ты была?      - Конечно, я ведь жила неподалеку, - сказала Наташа. - А почему ты спрашиваешь?      - Да вот... Неделю назад там выступал некий Равдин со сеансом а-ля Кашпировский. И одному старичку стало плохо. Руки-ноги... Выходя из зала, он споткнулся о порог, упал, ударился головой о барьер и помер.      - Кошмар! - воскликнула Наташа. - Я помню этот барьер. Такая деревянная стойка, если выходишь из зала, то справа. Но...      - Но что? - спросил Беркович.      - Ты говоришь, он споткнулся о порог?      - Да, у него, по словам племянника, подгибались ноги...      - Там нет порога, Боря, - сказала Наташа, - ты что-то путаешь.      - Нет порога? - заинтересованно спросил Беркович. - Ты уверена?      - Я много раз была в этом зале на концертах. Это сейчас ты меня редко выводишь на люди, а тогда я не пропускала ни одного гастролера.      - Намек понял, - пробормотал Беркович. - На следующей неделе непременно пойдем в театр.      Утром, прежде чем поехать в управление, Беркович отправился в Бат-Ям. Здание клуба было построено лет двадцать назад на деньги некоего Залмана Кучика, о чем извещала огромная надпись над входом. Фойе оказалось просторным, а за барьером, ставшим причиной смерти Арона Бреннера, оказался небольшой бар - стойка и несколько столиков. В зал вели две двери, и Беркович убедился, что Наташа была права - споткнуться здесь было невозможно, разве что о собственную ногу.      Или о чужую.      Приехав в управление, Беркович явился к инспектору Хутиэли и рассказал о вчерашнем визите психотерапевта и последовавших за этим событиях.      - Ты думаешь, что виноват племянник? - спросил Хутиэли.      - Он соврал, когда сказал, что дядя споткнулся о порог. И еще: он утверждал, что не мог поддержать дядю, когда они проходили в дверь, потому что дверь слишком узкая. Это тоже ложь, там и три человека пройдут запросто.      - Но зачем ему нужно было давать подножку собственному дяде? - удивился инспектор.      - Наследство, - сказал Беркович. - Дядя, похоже, привез из России большие деньги. Яков Шульман - единственный наследник.      - Вот оно как... - протянул Хутиэли. - Но зачем тогда он наехал на психотерапевта? Сидел бы тихо, никому бы и в голову не пришло, что со смертью его дяди дело нечисто!      - Жадность, - мрачно сказал Беркович. - Почему не попробовать еще и с Равдина получить какую-то сумму? Наверняка он не собирался доводить дело до суда - надеялся договориться с психотерапевтом, ведь тому совершенно не нужна такая реклама!      - Но он должен был понимать, что его могут поймать на лжи.      - Да? Кто бы его поймал, если бы Равдин не обратился в полицию? А этого Шульман как раз ожидал меньше всего. Он еще не отвык от российских разборок. Кто там сейчас обращается к властям, если имеет дело с шантажистом? Себе дороже. Обычно договариваются...      - Обычно договариваются, - повторил Хутиэли и покачал головой.                  СЕРЕБРИСТАЯ СТАТУЯ            Шломо Барка каждое утро приходил на перекресток двух приморских улиц, устанавливал на небольшой площади легкий постамент из пенопласта, забирался на него и замирал, изображая из себя статую в классическом стиле. Когда-то он работал в театре, но никогда не рассказывал даже близким знакомым - в каком именно. Прогнали его, по словам Шломо, из-за интриг, но все, кто знал Барку, полагали, что театральная карьера не задалась по причине если не бездарности, то, во всяком случае, не очень большого артистического таланта, которым обладал этот средних лет, среднего роста и, видимо, средних способностей мужчина. Жил он один, снимал двухкомнатную квартиру в непрестижном и дешевом районе Тель-Авива.      Может, ему стоило поменять специальность, но в своем призвании Барка был почему-то уверен. Некоторое время он показывал на улицах сценки и читал монологи, даже пробовал петь совершенно не оперным голосом, и все эти усилия привели только к тому, что Барку начали обходить стороной завсегдатаи улицы Рамбам, а случайные прохожие хихикали и бросали в коробку мелочь, не стоившую того, чтобы терять время.      Однажды Барка увидел по телевизору живую статую, покрытую позолотой и действительно похожую на роденовского Мыслителя. Статуя сидела на скамье у входа в парижский Нотр-Дам и, судя по окружавшей толпе, пользовалась изрядным успехом. Тогда-то Барка и понял: вот шанс! Он купил серебряной краски, изготовил одежду, подчеркивавшую рельеф фигуры, вымазал лицо, нацепил серебряный парик, из пенопласта вырезил постамент и в ближайшую пятницу изобразил на пешеходной улице Рамбам статую в стиле Фидия.      Эффект превзошел ожидания. Подавали столько, что к обеду Шломо окупил все расходы на краску, парик и пенопласт. Он понял, что напал на золотую жилу и с того дня работал сначала на Рамбам, а потом перешел ближе к морю, хотя здесь было меньше народа - в основном, туристы из ближайших отелей.      В тот день серебряная статуя, изображавшая дискобола, стояла на перекрестке с десяти утра. Около полудня начало припекать, зрители разошлись, и Шломо решил, видимо, что сегодня больше сборов не будет. Он сошел с постамента, поднял коробку с пожертвованиями и направился в ближайший переулок. Это видел Бени Хазан, хозяин расположенного напротив магазинчика. Когда старший сержант Беркович спросил у Хазана, не показалось ли ему поведение Барки странным, свидетель ответил, подумав:      - Он ушел слишком рано, это раз. В пятницу обычно туристы появляются ближе к вечеру, и Шломо оставался чуть ли не до первых звезд. И потом... Он никогда не оставлял постамента. Я подумал, что ему захотелось в туалет, и он вернется. А он не вернулся.      Шломо Барка действительно не вернулся на свое рабочее место, потому что еще с утра лежал в своей квартире мертвый. Эксперт Хан, обследовавший труп после того, как сосед Барки вызвал полицию, сказал, что смерть наступила между девятью и десятью часами.      - Как это может быть? - удивился Беркович. - В полдень Барка еще стоял на набережной. Не мог же он одновременно изображать статую и лежать мертвый в собственной спальне!      - Значит, либо этот человек - не Барка, либо статую изображал кто-то другой! Разве это не очевидно?      - Конечно, - кивнул Беркович. - Статую видели сотни человек. Многие из них - не первый раз. Хазан, сидевший за прилавком в своем магазине, видел Барку каждый день на протяжении многих месяцев. Он утверждает, что единственной странностью в сегодняшнем поведении Барки было то, что он слишком рано ушел и не забрал постамента.      - Надеюсь, ты не веришь в призраков? - осведомился эксперт.      - Нет, - резко сказал Беркович. - Меня интересуют две вещи. Во-первых, кто сыграл роль Барки - сам убийца или его сообщник? И во-вторых, зачем это вообще было нужно? Почему убийца рисковал - ведь кто-нибудь мог все-таки понять, что это не Барка?      - Видимо, - сказал Хан, - кому-то было нужно, чтобы тело как можно дольше не обнаружили.      - Ты думаешь? - покачал головой Беркович. - Но ведь сосед, позвонивший в полицию, мог и на час раньше заглянуть в квартиру Барки. Дверь была не заперта.      - Ну... Он ведь знал, что до вечера Барки обычно не бывает дома.      - Да, - согласился Беркович. - Соседу понадобилась зажигалка, и он позвонил в дверь Барки, не надеясь на то, что тот у себя. Потом потянул дверь на себя - чисто механически, как он утверждает, - и обнаружил, что может войти.      - Может, сосед и убил? - предположил эксперт Хан. - Мало ли какие у них были отношения? Убил, выбросил нож, подождал пару часов...      - А кто в это время стоял на постаменте? У соседа, кстати, алиби - с девяти утра до полудня он был на рынке Кармель, где его хорошо знают.      - У тебя есть другие идеи? - поинтересовался Хан.      Беркович пожал плечами и перевел разговор. В этом странном деле пока было ясно только одно: убийце необходимо было, чтобы прохожие, туристы и завсегдатаи тель-авивской набережной видели Барку стоящим на своем обычном месте.      Почему произошло убийство? Мотив сначала представлялся достаточно очевидным - драка. Барка что-то с кем-то не поделил, сцепился и получил нож в сердце. В квартире царил беспорядок, будто хозяин в гневе швырял стулья и выбрасывал посуду из кухонных ящиков. В спальне на первый взгляд все было на своих местах, но при внимательном рассмотрении Беркович обнаружил и здесь следы недавнего погрома. Кто-то открывал ящики с бельем, все переворошил, а потом в спешке сложил вещи неаккуратно, и ящики не удалось закрыть плотно.      Если так, то речь может идти не об обычной драке. Более вероятен иной сценарий. Квартиру пытались ограбить, Барку убили, потому что он оказал сопротивление, искали драгоценности, и, возможно, нашли, хотя... Какие драгоценности могли быть у бывшего актера, долгое время перебивавшегося с хлеба на воду? В такие квартиры грабители не лазят, есть районы побогаче. А если все-таки полезли, значит, искали что-то конкретное. Что?      И почему - все тот же вопрос - нужно было изображать статую и показывать всем, что Барка жив? Если речь идет о грабеже, все это просто не имело смысла!      Пока Беркович осматривал квартиру убитого, следственная бригада опросила соседей - старший сержант просил задать два вопроса: видел ли кто-нибудь утром чужих людей и кто обычно приходил к Барке, когда он был дома?      На первый вопрос ответа получить не удалось - никто никого не видел. Если что и происходило в квартире Барки, то без лишнего шума. Значит, разбросанная мебель в салоне действительно была лишь инсценировкой драки, и на самом деле все было сделано достаточно тихо и со знанием дела. Что касается второго вопроса, то оказалось, что к бывшему актеру ходили самые разные люди. У него было множество приятелей, но вот что показалось Берковичу удивительным: соседи в голос утверждали, что все, кто ходил к Барке, были людьми не его круга. Не опустившиеся личности, как сам Шломо, а вполне приличные господа. Долго они, кстати, у Барки не засиживались, наверняка едва успевали выпить по чашечке кофе. Какие у них могли быть дела? Вряд ли просто приятельские отношения.      - Одно время я даже думал, что Шломо приторговывает наркотиками, - предположил сосед с первого этажа, старый Реувен Занднер. - Но потом понял, что это глупости. Не та публика. Местных наркоманов я знаю, они здесь ни разу не появлялись...      Перечитав краткие протоколы, Беркович сложил бумаги в папку и вернулся в управление. Инспектор Хутиэли был занят - допрашивал свидетеля по делу о пьяной драке в кафе, - Беркович спустился в подвал, где помещались лаборатории криминологической экспертизы. Рон Хан еще не вернулся из морга в Абу-Кабире, где проводил вскрытие убитого утром Шломо Барки.      - Он уже едет, - сообщил сидевший в соседнем кабинете эксперт Даниэль Пундак. - Будет через несколько минут.      - Ты меня ждешь? - спросил Хан, войдя в свой кабинет и застав Берковича сидящим на узкой кушетке. - Могу сообщить: Барку убил профессионал. Один точный удар, и мгновенная смерть. Барка наверняка даже не вскрикнул.      - Попытка ограбления инсценирована, - задумчиво произнес Беркович. - Может, что-то и пропало, сказать трудно. Но ключ к этому убийству наверняка в двойнике Барки - в том человеке, кто изображал статую, когда Барка был уже мертв. Должен был быть смысл, и я вижу только один вариант.      - Какой? - полюбопытствовал Хан.      - Сам не догадываешься?      - В общем-то, это очевидно. Нужно было изображать Барку, чтобы некто, проходя мимо, подумал, что тот жив.      - Почти верно, - сказал Беркович. - Но мало для логически связанной картины. Некто должен был думать, что на постаменте - Барка, чтобы положить в коробку нечто. Не деньги. Что? Положил и ушел. А тот, кто играл Барку, взял коробку и исчез в переулке. Если его там ждала машина, никто бы этого не видел. А если машины не было, лже-Барку увидели бы на соседней улице. Согласен?      - Пожалуй.      - Если мы найдем человека, который что-то положил в коробку для денег, мы выйдем и на убийцу.      - Ищи ветра в поле, - хмыкнул эксперт.      - Почему? Лже-Барка ушел с набережной в четверть первого, это я выяснил. Народа там было мало, так утверждает хозяин магазина. Туристы. И я думаю...      Речь Берковича становилась все более замедленной, и наконец он и вовсе замолчал, уставившись в одну точку.      - Эй! - сказал Хан. - Проснись! О чем ты думаешь?      - Пожалуй, я поговорю с Ароном из отдела по борьбе с наркотиками, - сказал Беркович.      Арон Бармин об убийстве Барки уже слышал и на вопрос Берковича ответил, не задумываясь:      - Три туриста из Германии. Мы за ними следим с момента их приезда, нас Интерпол на них вывел. Утверждают, что это наркодилеры, и у них может быть товар. Но поводов для задержания мы так и не придумали... Ты считаешь, что пакетики с героином они бросили в коробку?      - Да, - кивнул Беркович. - Очень удобно, никто и внимания не обратит. Этот Барка давно занимается перепродажей. Думаю, в статую он стал играть именно тогда. А потом к нему приходили домой местные посредники и забирали товар. Поговори с соседями, возможно, узнаешь по описаниям знакомых тебе личностей.      - Почему его убили? - нахмурился Бармин. - Канал ведь действительно очень удобный.      - Возможно, он решил скрыть часть товара, не знаю. В квартире искали. Поняли, что товар еще не поступил, а Барку убили. Что делать? Тогда и возникла идея...      - Но подмену могли увидеть!      - Кто смотрит в лицо серебристой статуи? Лишь бы фигура была подходящей: рост, комплекция...      - О'кей, - кивнул Бармин. - Я этим займусь.      - Держи меня в курсе, - попросил Беркович. - Официально это убийство веду я.      - Конечно, - сказал Бармин.      - Ну что? - спросил инспектор Хутиэли, войдя в кабинет Берковича полчаса спустя. - Есть продвижение в деле Барки?      - Похоже, - кивнул старший сержант. - Скажите, инспектор, вы были в музее Израиля?      - Когда-то... - неопределенно отозвался Хутиэли.      - Там стоят статуи. На что вы больше обращали внимание - на лица или тела?      - В статуе главное - фигура, - заявил инспектор. - Поза, жест...      - Вот и я говорю о том же, - заключил Беркович.                  СМЕРТЬ ДЕЛЬТАПЛАНЕРИСТА            С утра была хорошая погода - редкий случай, когда яркое весеннее солнце не обжигало кожу, а ласково поглаживало ее, дул слабый прохладный ветерок, и в воздухе стояла свежесть. Старший сержант Беркович предложил Наташе пройтись пешком до набережной, а там посидеть под тентом.      - В твоем положении, - сказал он, - тебе вредно находиться на солнце, даже если оно, казалось бы, не греет.      Телефонный звонок раздался, когда Беркович надевал босоножки. Трубку подняла Наташа.      - Алло, - сказала она. - Здравствуйте, инспектор, доброй субботы. Да, мы уже выходим. Как куда? Гулять, у Бори выходной... Но ведь... Хорошо, передаю ему трубку.      - Борис, - услышал Беркович голос инспектора Хутиэли, - я, конечно, понимаю, Наташин гнев, она буквально испепелила меня голосом, но... Видишь ли, на набережной убили человека. Машину за тобой я уже выслал.      - Слышу, - сказал Беркович. Действительно, за открытым окном уже раздавался заунывный вой сирены полицейского автомобиля. - На набережной, говорите вы? Послушайте, инспектор, что если я возьму жену с собой? Пока буду разбираться, она посидит под тентом...      - Ну смотри, - неопределенно отозвался Хутиэли. - Вид трупа для беременной женщины...      - Она не будет смотреть, - быстро сказал Беркович. - Она будет любоваться морским пейзажем.      Несколько минут спустя Наташа и Борис сидели на заднем сидении полицейской машины, мчавшейся по улицам Тель-Авива. Патрульный Моше Динкевич вводил старшего сержанта в курс дела.      - Отличная погода, - говорил он. - С утра на пляже собрались дельтапланеристы. Разгонялись на автомобиле, поднимались и парили - восходящие потоки сегодня очень сильные. К десяти стало припекать, и большинство любителей полетов отправилось купаться. В воздухе оставался только один планерист - Амнон Захави, биржевой брокер, тридцать два года. На берегу было много народа, все следили, как его дельтаплан медленно опускался к дальнему концу пляжа. Там никого не было в это время. Дельтаплан опустился, Захави неожиданно споткнулся, упал и остался лежать. Несколько человек бросились на помощь - расстояние было метров триста... Когда добежали, Захави был мертв. Вызвали скорую и полицию. У бедняги оказалось пулевое ранение в спину, с левой стороны. Пуля вошла в сердце, он умер практически мгновенно.      - И никто не видел, откуда стреляли? - спросил Беркович.      - Нет. Могли стрелять с набережной, со стороны пляжа или лодочной станции, но никто ничего толком не видел.      - Кошмар, - подала голос Наташа. - Средь бела дня в центре города стреляют в человека, и - никаких свидетелей...      - Почему никаких? - удивился Динкевич. - Свидетелей более чем достаточно. Обязательно найдем тех, что что-то видел.      Беркович неопределенно хмыкнул - свидетельствам подобного рода он не очень доверял, особенно в таком случае, как сейчас, когда расстояние до убитого исчислялось сотнями метров.      Когда приехали, он сначала устроил Наташу под большим тентом и лишь убедившись, что с женой все в порядке, отправился к месту трагедии. Участок был огорожен, собралась толпа, цветастое пятно дельтаплана выделялось на ярко-желтом песке, тело погибшего лежало лицом вниз, на рубашке расплылось алое пятно крови. Инспектор Хутиэли мрачно смотрел, как полицейский фотограф заканчивал съемку.      Беркович подошел к инспектору и, обменявшись рукопожатиями, спросил:      - Мне заняться связями убитогоили работать здесь?      - Связи без тебя отработают, - ответил Хутиэли. - Нужно разобраться, откуда стреляли. Вот смотри. Дельтаплан опустился - видишь, где ноги Захави начали пропахивать песок? Если Захави не крутился вокруг оси, то спина его была обращена к парапету набережной. Стреляли скорее всего оттуда, но свидетели утверждают, что ничего не видели и не слышали выстрела.      - Много ли свидетелей?      - Восемь человек - два старика, гревшихся на солнце, женщина с ребенком, она следила за тем, как Захави опускался, и пятеро прохожих, остановившихся, чтобы увидеть, как планерист будет складывать свой аппарат.      Подойдя к телу, Беркович внимательно его осмотрел и сказал, обращаясь к эксперту Хану:      - Если стреляли с набережной, то пуля должна была войти под небольшим углом сверху.      - Не обязательно, - возразил Хан. - Если Захави наклонился, чтобы удержаться на ногах, когда дельтаплан тащил его по песку, пуля могла войти даже снизу.      - А на самом деле?      - На самом деле пуля вошла горизонтально. Стрелять могли и с набережной, и из любой точки на пляже - между морем и улицей. Кстати, вот что меня удивило, если хочешь знать. Тело очень быстро коченеет. Сегодня довольно прохладно, но все же не настолько. Если бы не совершенная абсурдность такого предположения...      - Какого? - нетерпеливо переспросил Беркович.      - У меня создалось впечатление, что врут все. Или у всех что-то с часами. По моим оценкам, с момента смерти Захави должно было пройти на полчаса больше времени, чем это утверждают свидетели. Конечно, здесь может быть какое-то свойство организма, из-за которого тело остывает быстрее обычного, но определить это трудно, хотя я, конечно, попытаюсь...      - Попытайся, - рассеянно сказал Беркович. Свойства организма бедняги Захави вряд ли могли помочь в расследовании.      Восемь свидетелей, о которых упоминал инспектор, сидели на раскладных стульях под навесом и проявляли признаки нетерпения. Трехлетний малыш бегал по пляжу, разбрасывая песок, а его мать возмущенно требовала от полицейского отпустить их домой, потому что Йоси давно уже проголодался. С нее Беркович и начал.      - Знала бы, что меня будут задерживать, будто это я стреляла, ни за что бы в свидетели не записалась! - заявила женщина, назвавшасяся Даной Михаэль.      - Пожалуйста, успокойтесь, - мягко сказал Беркович. - Несколько вопросов, я все запишу, и вы поедете домой. Вы видели, как опускался Захави?      - Кто такой Захави? А, это которого убили? Да, видела. Он опустился во-он на том краю пляжа, и тут в него выстрелили, потому что...      - А до того, как он начал опускаться, вы за ним следили?      - За ним? Конкретно за ним - нет. Просто смотрела иногда, как они летают.      - Долго ли Захави оставался в воздухе один?      - Ну... Нет, не думаю. Минут десять-пятнадцать, может и меньше. Скучно, наверное, стало, когда другие опустились.      - Они опустились вместе или по одному?      - Да о чем вы меня спрашиваете? - рассердилась женщина. - Человека убили, а вас что интересует?      - Вы можете ответить на вопрос?      - Могу! По одному они опускались. Сначала их было шесть. Двое опустились, когда задул ветер, это примерно часов в девять. Четверо еще полетали, а потом облака совсем рассеялись, и еще двое решили опуститься.      - Значит, остались двое - Захави и... кто еще?      - Откуда я знаю? - удивилась Дана.      - Я имею в виду - какой это был дельтаплан. Форма, цвета...      - Форма немного закругленная, зеленая кайма, рисунок тигриной морды. Больше не помню.      - Спасибо, - поблагодарил Беркович. - Вполне достаточно.      Остальные свидетели, которым старший сержант задал всего по два-три вопроса, подтвердили показания Даны Михаэль. Записав полученные сведения, Беркович подошел к группе, где инспектор Хутиэли допрашивал двух спасателей, находившихся во время происшествия на вышке в центре пляжа.      - Пустой номер, - сказал инспектор. - Эти герои смотрели в сторону моря, дельтапланеристы их не интересовали. Вот пример отличного отношения к прямым служебным обязанностям.      - Ничего, инспектор, - сказал Беркович. - Думаю, мы и без них обойдемся. Я хотел бы поговорить с человеком, пилотировавшим дельтаплан с изображением тигриной морды.      - Эта компания ожидает на автостоянке, я просил, чтобы они не расходились. Наверняка кто-нибудь из них хорошо знал Захави и может рассказать о его связах.      - Думаю, кто-то из них может сказать куда больше, - пробормотал Беркович.      Пятеро мужчин действительно ожидали на автостоянке, проявляя признаки нетерпения. Дельтапланы были сложены и лежали в кузове грузовичка. Беркович взобрался наверх и показал на один из свертков.      - Это чей? - спросил он.      - Мой, - хмуро ответил высокий загорелый мужчина. - А что?      - У вас есть оружие?      - Оружие? - удивился дельтапланерист. - Дома есть. Я работаю на территориях, так что...      - Вы уверены, что пистолет ваш дома, а не лежит в свертке? - Беркович показал на дельтоплан.      - Дома, - отрезал мужчина, но уверенности в его голосе старший сержант не ощутил.      - Видите ли, - сказал Беркович, - экспертиза легко покажет, стреляли ли из вашего пистолета именно сегодня. Идентифицировать пулю тоже достаточно легко. А на ваших пальцах должны были остаться следы пороховой гари, и этот факт тоже легко устанавливается...      - О чем вы говорите, старший сержант! Я находился в воздухе, это все видели! Я и близко не подходил к той части пляжа, где опустился Амнон! Это могут подтвердить все, кто...      - Действительно, - вмешался один из дельтапланеристов, судя по его уверенным движениям, он был главным в компании, - Гай все время был с нами. Не лучше ли вам, старший сержант, заняться поисками убийцы, а не терять время...      - Я не теряю время, - сухо сказал Беркович и повернулся к подошедшему на его знак эксперту Хану. - Рон, определи, пожалуйста, есть ли у этого человека на ладонях следы пороховой гари. А я займусь дельтапланом.      - Эй! - воскликнул Гай. - Что вы себе позволяете?      Впрочем, возмущение его было недолгим. Пистолет "беретта" действительно оказался в глубине свертка. Отведя подозреваемого Гая Бузагло к инспектору Хутиэли, Беркович подошел к Наташе.      - Все, - сказал Беркович жене, - скоро поедем домой. Тебе не скучно?      - Скучно, - заявила Наташа. - Но если ты расскажешь, что произошло...      - Стрелял один из дельтапланеристов, когда остался в воздухе вдвоем с Захави. Мотива я пока не знаю, но убил Бузагло, нет сомнений. Он классный планерист, прекрасно знает все особенности местных воздушных потоков. Все получилось так, как он рассчитал: Захави потерял сознание, дельтаплан находился в мощном восходящем потоке и продолжал планировать, а Бузагло опустился и присоединился к остальным. Дельтаплан Захави планировал еще минут десять, постепенно опускаясь - конечно, вовсе не там, где его ждали другие планеристы. Захави был мертв, когда ноги его коснулись песка. Со стороны действительно могло показаться, что он сначала сделал несколько шагов, а потом упал... Так убийца создал себе алиби. Но оставить группу планеристов он не мог, чтобы не вызвать подозрений. Спрятал пистолет и стал ждать - думал, что о нем никто не подумает, ведь все свидетели утверждали, что в Захави стреляли, когда он уже опустился...      - Что-то стало холодно, - пожаловалась Наташа. - Пошли домой, Боря. Или ты должен остаться?      - Я провожу тебя и поеду в управление. Извини, но допрос Бузагло нужно обязательно провести именно сегодня...      - Ладно, не оправдывайся, я неплохо провела время под тентом, - вздохнула Наташа.      - Борис, - крикнул издали инспектор, - ты с нами или приедешь позже?      - Буду через час! - отозвался Беркович.                  СМЕРТЬ ДВОЙНИКА            - Не такой уж крупный у него бизнес, - сказал инспектор Хутиэли. - Два ювелирных заводика - один в Герцлии, другой в Бейт-Шеане. Не вижу смысла в угрозах. Может, он ошибается?      - Нет, - вздохнул старший сержант Беркович. - К сожалению, ему действительно угрожают. Вот уже неделю Владимир Лейбзон каждый день получает анонимные письма, отпечатанные на лазерном принтере. Посланы из разных почтовых отделений - от Эйлата до Хадеры.      - Ты считаешь, что это не шутка?      - Если бы Лейбзон был коренным израильтянином, я, возможно, так бы и подумал, - признался Беркович. - Но он из России. Приехал два года назад и уже имеет неплохой бизнес. В России у него связей практически не осталось - во всяком случае, он так утверждает.      - Все равно не понимаю, - покачал головой Хутиэли. - Зачем письма писать, если этот Лейбзон не понимает, чего от него хотят. Повтори - что там написано.      - "Жить тебе осталось неделю, ничто тебе не поможет. Даже если ляжешь на дно, все равно достанем. Мы еще будем плясать на твоих похоронах", - перевел Беркович на иврит текст послания, отпечатанного по-русски. - Подписи нет.      - Я бы на месте Лейбзона плюнул и забыл, - решительно сказал Хутиэли.      - Я же говорю, инспектор, вы плохо знаете русских, - не согласился Беркович. - Лейбзон все воспринимает очень серьезно, потому и заявил в полицию.      - Но что мы можем сделать? - удивился Хутиэли. - Приставить охрану? Ты же сам говоришь, что у него есть охранник, чем поможет еще один?      - Я думаю, это отвлекающий маневр, - сказал Беркович. - Лейбзон полагает, что все его передвижения отслеживают те, кому он почему-то пришелся не по нраву. Он бы уехал на время из Израиля, но об его отсутствии сразу станет известно. Поэтому Лейбзон решил, во-первых, заявить в полицию - пусть автор писем считает, что начато официальное расследование. Возможно, это заставит его чуть умерить пыл. А тем временем Лейбзон намерен действительно уехать, оставив вместо себя двойника.      - Господи, еще один Саддам Хусейн выискался! - воскликнул инспектор.      - Вы бы говорили иначе, если бы видели Лейбзона, - возразил Беркович. - Кто бы ни хотел его гибели, он наверняка уверен, что скрыться Лейбзон не сможет. Слишком примечательная внешность, двойника никаким гримом не создашь.      Беркович вытащил из пластиковой папки и положил перед инспектором большую цветную фотографию. Хутиэли поднял брови и присвистнул. Владимир Лейбзон стоял у входа в здание Иерусалимского муниципалитета на площади Сафра. Рост бизнесмена не превышал метра шестидесяти, фигура напоминала бочонок, а крючковатый нос делал Лейбзона похожим на странную птицу, не способную взлететь.      - Да уж, - усмехнулся инспектор, - грим тут не поможет. Если бы Саддам Хусейн обладал такой комплекцией и таким носом, у него тоже были бы проблемы с двойниками. Не понимаю, - прервал Хутиэли сам себя, - ты сказал, что он намерен обзавестись двойником. Где он отыщет такого, как сам?      - В том-то и дело, - оживился Беркович. - Лейбзон нашел такого человека! Живет в Араде, работает на фабрике пластмассовых изделий, холост. Приехал из Москвы, как и Лейбзон. Зовут Михаил Бердник.      Беркович вытащил из папки еще одну фотографию и положил рядом с первой. Бердника сфотографировали у каменного забора, на котором висел плакат "Народ с Голанами". Сходство с Лейбзоном было поразительным: та же нелепая фигура, такой же орлиный нос, волосы только были другими - светлыми в отличие от почти черных волос бизнесмена.      - Игра природы, - хмыкнул Хутиэли. - И что же? Этот господин согласился сыграть роль Лейбзона?      - Конечно, - кивнул Беркович. - Ему хорошо заплатили. Лейбзон не назвал мне точной суммы, но намекнул, что речь идет о четырех нулях. Таких денег Берднику не заработать за годы. А тут - всего за неделю, пока Лейбзон будет отсиживаться в Австрии.      - А потом? - полюбопытствовал Хутиэли. - Что будет потом, когда Лейбзон вернется?      - Он надеется, что за неделю полиция вычислит и задержит анонима, - сказал Беркович.      - Вот как... - протянул инспектор. - Ты сам сказал только что, что это невозможно.      - Если пользоваться только письмами, то конечно, - сказал Беркович. - Но Лейбзон полагает, что автор писем может осуществить угрозу. И тогда полиция схватит преступника на месте.      Хутиэли с изумлением воззрился на старшего сержанта.      - О чем ты, Борис? Лейбзон подставил человека, будучи уверен, что того могут убить?      - Я не утверждаю, что этот господин обладает выдающимися моральными качествами. Скорее наоборот. Но в его действиях нет ничего противозаконного. Он нанял человека, тот согласился. А убьют его или нет... Вы только что сами сказали, что это чья-то шутка. Пройдет неделя, ничего не случится, разве что придут новые угрожающие письма, а потом Лейбзон вернется... Кстати, Бердник получил деньги вперед.      - Значит, речь все-таки идет об охране со стороны полиции, - резюмировал инспектор. - Нужно постоянное наблюдение, иначе, если что-то действительно произойдет...      - Вот именно, - кивнул Беркович. - Собственно, я все это рассказываю для того, чтобы попросить...      - Сам, что ли, хочешь стать телохранителем? - удивился Хутиэли.      Беркович кивнул.      - Видите ли, инспектор, эта история кажется мне излишне театрализованной. Лейбзон действительно боится. У него есть какой-то план противостояния анониму, и я не уверен, что этот план - законный. Вот почему я бы хотел...      - Понятно, - буркнул Хутиэли. - У тебя, кажется, есть неиспользованные отгулы? По-моему, ровно семь дней.      - Да, но... Я хотел съездить с Наташей в Эйлат.      - Сейчас твоей жене вредно трястись в автобусах, - усмехнулся инспектор. - А официально дать тебе поручение охранять этого клоуна я не могу. Не такая важная шишка. Так что выбирай.      - Хорошо, - вздохнул Беркович. - Беру отгулы.      Собственно, ни на что большее он и не рассчитывал. А Наташе действительно не стоило сейчас, на восьмом месяце беременности, ездить в такую даль - Эйлат может и подождать.      Дома он сказал, что получил задание охранять русского безнесмена, и потому несколько дней будет как бы на казарменном положении. Возможно, вернется ночевать, а возможно - нет.      Бердник переехал на виллу своего нанимателя глубокой ночью, а через два часа Лейбзон покинул Израиль рейсом компании "Аркиа". Беркович приехал в Рамат-Авив в девять утра, когда самолет, на котором летел бизнесмен, подлетал к Вене. Вилла располагалась в новом районе за университетом, и на повороте путь старшему сержанту преградил полицейский патруль.      - В чем дело? - спросил Беркович, предъявляя удостоверение.      - Убийство, - сказал сержант, проверявший документы.      - Убийство? - насторожился Беркович. - Где? Кого убили?      - Вы не в курсе? - удивился патрульный. - Я думал, вы по этому делу и приехали, во всяком случае, звонили из Управления и назвали вашу фамилию.      - Убитый - Владимир Лейбзон?      - Точно так, - сказал сержант и отошел к машине.      У виллы стояли еще две полицейских машины, прибывшие, похоже, совсем недавно - эксперт Рон Хан вытаскивал из багажника свой чемоданчик, а фотограф освобождал из футляра камеру. Лейбзон (тьфу ты, конечно, это был не Лейбзон, а бедняга Бердник) лежал на земле перед входной дверью. Одна пуля попала ему в голову, другая в спину. Телохранитель Лейбзона стоял над телом хозяина и выглядел растерянным.      - Когда это произошло? - резко спросил Беркович.      - В восемь двадцать. Мы с хозяином в это время всегда выезжали на фабрику. Все как обычно. Метрах в десяти дальше по улице стоял мотоцикл, и водитель сразу открыл огонь из пистолета. Видимость была хорошая...      - Вы не ответили?      - Я не ожидал нападения именно в этот момент, - напряженно сказал охранник.      - Понятно, - вздохнул Беркович. - Номер мотоцикла...      - Заляпан чем-то, - сказал охранник. - Мотоцикл "Хонда". Водитель в черной кожаной куртке, шлем...      - В общем, стандартный джентльменский набор - ищи теперь по всему Израилю, - буркнул Беркович.      - Похоже, что стреляли из "беретты", - сообщил эксперт Хан. - Точно скажу после вскрытия.      - Из пистолета, - согласился охранник. - Какой был пистолет или, может, револьвер - не разглядел, далеко...      Вернувшись в управление после бесплодного допроса охранника и соседей, не видевших самого убийства, а только слышавших выстрелы, Беркович позвонил в Вену. Лейбзон только что прилетел и разбирал чемодан в номере гостинцы "Плаза". Услышав о смерти Бердника, бизнесмен, похоже, потерял дар речи.      - Черт, - сказал он наконец после долгой паузы. - Так это правда?.. Как я вовремя смылся!      - Очень вовремя, - сухо сказал Беркович. - Сколько вы заплатили Бердинику за его смерть?      - Послушайте, старший сержант! - возмутился Лейбзон. - Разве я мог предположить...      - Могли, если спешно покинули страну. Ведется расследование, и я хочу знать, кого вы подозреваете. Только не нужно повторять, что у вас нет никаких подозрений.      - Есть, - сказал Лейбзон, помолчав. - Только к бизнесу это не относится.      - Допустим. В чем тогда дело?      - Политика, - неохотно сказал Лейбзон. - В девяносто шестом я сдуру согласился участвовать в одном деле... Предвыборные технологии.      - Допустим, - повторил Беркович. - Пожалуйста, в двух словах. Подробнее поговорим, когда вы вернетесь. Сейчас я хочу знать конкретные имена - в каком направлении нам вести расследование? Хочу напомнить - убит человек, и этим человеком могли быть вы.      - Да... - Лейбзон шумно вздохнул. - До сих пор не могу... В Москве есть компьютерная фирма "Геликон", в девяносто шестом я там работал.      - Вы? - удивился Беркович.      - Представьте. Ювелирным бизнесом я занялся в Израиле, обнаружил для себя эту нишу. А в России был неплохим программистом. Попробуйте такую фамилию - Щепетнев. Тогда он был у нас начальником отдела охраны. А я слинял и унес кое-какие дискеты. Очень, мне казалось, важные кое для кого. Я не собирался никого шантажировать. То есть, не собирался в тот момент. Взял на всякий случай. Только год спустя понял, насколько эта информация опасна - и прежде всего для меня. Тогда...      - Да-да, я слушаю, - сказал Беркович, потому что Лейбзон замолчал и только шумно дышал в трубку. - Вы уехали в Израиль, я правильно понял?      - В Израиль... Да, уехал, а те дискеты... Я их отформатировал. Но ни Щепетнева, ни его людей убедить в этом было невозможно. Я думал, что после отъезда меня оставят в покое - ну кому я там мог помешать? А оказалось... Я это сразу понял, когда начал получать письма. Щепетнев обожал такие фокусы... Тогда и нанял Бердника. Я не думал, что все так обернется, клянусь вам!      - Кстати, - сказал Беркович, - как вы Бердника нашли? Достаточно сложно отыскать человека, способного вас заменить - очень примечательная внешность. А у вас это заняло день или два.      - Нет, - вздохнул Лейбзон. - Даже часа это не заняло. Мишу я знал еще там... Познакомились на одной тусовке и оба поразились нашему сходству. Миша даже как-то предложил поучаствовать в телевизионной программе, там двойников показывали. Я отказался - это было незадолго до моего отъезда, только светиться мне не хватало! Миша уехал через год после меня. В Израиле мы практически не общались, но я знал его адрес.      - Понятно, - протянул Беркович. Все-таки он плохо понимал этого человека. Добро бы Лейбзон не знал Бердника лично, просто нанял человека на смертельно опасную роль. Но - знакомого! Можно сказать, приятеля... Беркович не мог поверить, будто Лейбзон действительно считал, что угрозы несерьезны. Не стал бы он так спешно удирать в Европу.      - Насколько я понимаю, - сухо сказал Беркович, - вы бы предпочли, чтобы Бердника и похоронили под вашим именем. Ведь иначе...      - Было бы хорошо, - с готовностью отозвался Лейбзон, и старшему сержанту захотелось отвесить ему хорошую оплеуху. - Но ведь полиция не разрешит, верно?      - И не только полиция.      - Понимаю. Видимо, мне лучше пока не возвращаться.      Пообещав связываться с Лейбзоном в случае необходимости, Беркович положил трубку. Полученная информация, конечно, проливала определенный свет на мотив преступления, но вовсе не облегчала поиск убийцы. То, что убийство заказное, было ясно с самого начала. Щепетнев этот наверняка в Израиле не появлялся, прислал кого-нибудь, а может, нанял на месте...      Весь день до вечера старший сержант занимался сбором информации - звонил в Москву, потом обсуждал возможные действия с инспектором Хутиэли и опять звонил в Россию, теперь уже не только в столицу, но еще и в Санкт-Петербург, где Щепетнев, как выяснилось, жил с девяносто восьмого. Если верить питерским коллегам, Щепетнев занимался посреднической деятельностью - закупал и перепродавал за рубеж деловую древесину, неплохо на этом зарабатывал и давно "забил на политику", как выразился майор Сухой, который, проявив оперативность, за несколько часов накопал на Щепетнева материал, достаточный для того, чтобы сделать определенные выводы.      Получалась ерунда. Получалось, что не нужен был Щепетневу этот Лейбзон. Оба перестали заниматься политикой. Если Лейбзон от греха подальше уехал в Израиль, то и Щепетнев покинул Москву, оборвав связи и занявшись более спокойным и, главное, наверняка прибыльным делом.      Беркович вернулся домой поздно вечером, голова гудела, мысли, которых и без того было немного, разбрелись по темным углам подсознания, осталась одна: спать, спать... Но пришлось еще рассказывать что-то Наташе, и Беркович не помнил - что именно. То ли он действительно излагал, уткнувшись лбом в теплый бок жены, всю свою дневную эпопею, то ли - кажется, это так и было - пересказывал сюжет фантастического романа, почему-то пришедший на память. Там тоже одного героя убили вместо другого, а потом тот, кого убили, отомстил своему двойнику, такое возможно было только в фантастике, но Беркович, засыпая, почему-то был уверен, что и в жизни может произойти нечто подобное, иначе с чего бы все это вдруг вспомнилось?      Утром он, конечно, уже не помнил ничего, да и не думал, что нужно что-то вспомнить - сначала поехал на виллу Лейбзона, потом в морг Абу-Кабира, после этого позвонил в Вену, хотел убедиться, что Лейбзон никуда не смылся. В полдень на электронный адрес Берковича поступило несколько файлов из России - разрешенные для оперативной разработки материалы по Щепетневу. Ничего толкового. Если этот человек и сохранил зуб на Лейбзона, то ничем свою ненависть не проявлял.      Поиск мотоциклиста (этим занималась группа сержанта Горелика) тоже не привел ни к какому результату. Впрочем, этого и следовало ожидать. В два часа дня, кое-как перекусив питой с салатом, Беркович сидел перед экраном компьютера и пытался составить план дальнейших мероприятий по делу. Со Щепетневым явно не получалось. Значит, был кто-то еще, желавший убрать Лейбзона. И сам Лейбзон, конечно, должен был это знать. Скрыл? Почему? А если все-таки говорил правду?      Если говорил правду, значит, не было никого, кто бы действительно хотел его смерти и, главное, мог организовать убийство. Но ведь убийство произошло! И угрожающие письма были на самом деле. Противоречие.      Позвонил эксперт Хан и сказал, что тело Бердника можно выдать родственникам для захоронения.      - Нет у него родственников в Израиле, - сообщил Беркович.      - Но кто-то должен быть, - сказал Хан. - Друзья, которые могли бы о нем скорбеть, враги, которых его смерть обрадовала бы... Кто его хоронить будет, в конце концов?      - Враги, - пробормотал Беркович. - Враги с удовольствием...      Он положил трубку и сжал ладонями виски. Вчера ночью он рассказывал Наташе историю. Какой-то сюжет. Там тоже были враги, которые с удовольствием хоронили одного из двойников, когда друзья... Да, друзья сожалели о другом человеке.      Нелепая идея. Но ведь никто, похоже, не хотел смерти Лейбзона. И почему, назначив срок - неделю, убили его... то есть, не его, а Бердника... убили все-таки на девятый день, причем именно тогда, когда двойник уже занял место оригинала? Зачем ждали? Чтобы попугать перед смертью?      Беркович долго сидел, глядя на экран компьютера, и складывал по-новому элементы мозаики. Придя к определенному решению, старший сержант связался с полицейским участком Арада, где жил Бердник, и долго говорил с неким майором Нахмани. Попросил оформить сведения официально и положил трубку. Информация, которую он ждал, поступила по электронной почте в восемь вечера, и только тогда Беркович вспомнил, что за весь день ни разу не позвонил Наташе. Набрав номер, он сказал:      - Наташенька, ты помнишь, я тебе рассказывал вчера историю с двойниками? Так там все правильно.      - Не сомневаюсь, - отозвалась Наташа. - Ты сегодня домой вернешься?      - Обязательно. И расскажу, чем дело закончилось.      - Не люблю фантастику, ты же знаешь, - сказала Наташа. - Лучше скажи, разогревать ужин или подождать?      - Разогревай! И фантастика, между прочим, ни при чем.      - Хитрая комбинация, - увлеченно говорил Беркович полчаса спустя, сидя на кухне и глядя, как Наташа вынимает из духовки курицу-гриль. - Представь: два похожих человека - Бердник и Лейбзон. Убить хотят Бердника, но так, чтобы никто не подумал, что именно его нужно отправить на тот свет. Что они делают? Забрасывают угрожающими письмами Лейбзона, зная, что он с Бердинком знаком и непременно подумает о нем как о возможной подставке. Лейбзон попадается на крючок - ему действительно есть кого опасаться, так он, по крайней мере считает. Договаривается с Бердником за довольно крупную сумму и улетает в Вену, надеясь, что все обойдется. А Бердника тут же убивают, якобы спутав его с Лейбзоном.      - Ничего не поняла, - заявила Наташа. - Почему "якобы"?      - Да потому, что убить хотели именно Бердника, его и убили, а полицию заставили разрабатывать версию, будто Бердника убили по ошибке, а на самом деле хотели убить Лейбзона! Мы и искали тех, кто мог бы покушаться на Лейбзона. И искали бы до посинения, если бы не мое подсознание, вспомнившее этот американский роман... Когда я понял ошибку и начал искать врагов не у Лейбзона, а у Бердника, тут-то все и стало ясно.      - Тебе - может быть, - сказала Наташа, - но не мне.      - Неважно, - махнул рукой Беркович и отрезал себе куриную ножку. - Бердник уже здесь, в Израиле, связался с криминальными элементами. Торговля наркотиками. Заработать, понимаешь, хотел, не прилагая усилий. Потом испугался, решил завязать. Но это не та компания, от которой легко отделаться. Да и знал уже Бердник слишком много. Как, впрочем, и они о нем - в частности, о существовании похожего на Бердника человека. Внешность у обоих действительно примечательная... Вот они и придумали, как Бердника убрать, но чтобы никто не понял, что убрали именно его.      - Должно быть, я сегодня тупая, - вздохнула Наташа. - Того убрали или не того? Ты извини, Боря, я себя что-то плохо чувствую, пойду лягу. Только не рассказывай мне на ночь фантастических рассказов, хорошо? Вчера мне плохой сон приснился - будто у нас родилась двойня, и оба инопланетяне, только один с Марса, а другой с Юпитера.      - Глупости, - возразил Беркович. - Какая двойня? У нас будет сын, и тебе это известно лучше, чем мне!                  СМЕРТЬ НА ЯХТЕ            - Яхта "Челеста", - сказал инспектор Хутиэли. - Сейчас она стоит у причала яхтклуба. Ты, помнится, уже разбирался в одном убийстве, случившемся на яхте.      - Арик Кабало, - вспомнил Беркович. - Его убил собственный охранник.      - Совершенно верно, - согласился инспектор. - Сейчас, впрочем, другая ситуация. Трое вышли в море, чтобы провести уикэнд, наслаждаясь природой. "Челеста" принадлежит Йосефу Бирману - это талантливый менеджер, недавно он перешел работать в "Интел". На прогулку с Бирманом отправился Даниэль Войцеховский, они давно знакомы, вместе служили в армии. С ним была невеста, зовут ее Ализа Лурье.      - Сегодня утром Войцеховский сообщил, что Бирман покончил с собой выстрелом в голову, - продолжал Хутиэли. - Произошло это ночью, яхта стояла на якоре метрах в двухстах от берега, выстрела не слышал ни Войцеховский, ни его подруга.      - Они спали в одной каюте? - спросил Беркович.      - Оба утверждают, что находились в разных каютах и всю ночь спали, как убитые. Утром Даниэль постучал в каюту Бирмана, тот не ответил, дверь была не заперта, Войцеховский вошел и увидел Йосефа, лежавшего на полу в луже крови. Он тут же позвонил в полицию. Через полчаса на "Челесту" прибыл катер.      - У Бирмана были причины для того, чтобы покончить с собой? - спросил Беркович.      - Это не было самоубийством, - хмыкнул Хутиэли. - Осмотр показал, что Бирмана убили. Рана находилась в затылочной части. Кроме того, в каюте не оказалось огнестрельного оружия.      - А у Войцеховского?      - Ну, не настолько же он глуп, чтобы держать оружие у себя! Выбросил за борт, и все. Оружие, кстати, нестандартное - крупный калибр, похоже на автоматическую винтовку, череп чуть ли не снесло. Стреляли не в упор, в ране нет следов пороха.      - Гильза?      - Не нашли, - покачал головой Хутиэли. - В каюте ее нет, но если стрелял Войцеховский, то он мог и не входить к Бирману. Открыл дверь, выстрелил, гильза осталась на палубе и либо скатилась в море, либо сам Даниэль поднял ее и выбросил. Как и оружие.      - Что говорит по этому поводу Войцеховский? - с интересом спросил Беркович. - Он задержан?      - Конечно. И он, и его подруга. Впрочем, к женщине претензий практически нет, к вечеру ее выпустят. А положение Войцеховского незавидно.      - Довольно глупо, - пробормотал Беркович. - Он должен был понимать, что станет единственным подозреваемым.      - Да, - согласился Хутиэли. - Все он понимает, не дурак. Не знаю... Может, выстрелил, будучи в состоянии аффекта. Поругались или еще что. А потом решил все отрицать.      - В чем должна заключаться моя роль? - спросил Беркович. - Я должен убедить Войцеховского, что отпираться бессмысленно?      - Нет, ты должен найти доказательства его вины.      - Вы сказали, что Войцеховский и Бирман вместе служили. А потом? Где он работал? Конфликтовал с Бирманом?      - Если и был конфликт, то внешне он не проявлялся, - сказал инспектор. - Если бы они враждовали, зачем стал бы Бирман приглашать Войцеховского с его подругой на уикэнд?      - Согласен, - сказал Беркович. - Пожалуй, я сначала поговорю с Войцеховским.      Подозреваемый в убийстве оказался приятным мужчиной лет тридцати - насколько приятным может выглядеть человек, которого уже допрашивали несколько часов. На вопросы Берковича Войцеховский отвечал односложно, смотрел в сторону, похоже было, что на своей судьбе он поставил крест, но ни в чем признаваться не собирался, поскольку всю ночь спал, выстрела не слышал и вообще потрясен всем случившимся до глубины души.      - Вы же понимаете, - сказал Беркович с некоторым сожалением, ему действительно было жаль этого человека, то ли вконец запутавшегося, то ли просто не отдававшего отчет в том, насколько серьезным было его положение, - вы понимаете, что, кроме вас, стрелять было некому. Или вы обвиняете Ализу?      - Нет! - вскричал Войцеховский, на мгновение выйдя из состояния ступора. - Она тоже ни при чем!      Беркович отметил про себя это "тоже" и завершил допрос. На яхте, куда он прибыл полчаса спустя, старшего сержанта встретил дежурный полицейский. Каюта Бирмана находилась в носовой части, две другие располагались на корме. Расстояние небольшое, полтора десятка метров, почему ни Войцеховский, ни его подруга не слышали выстрела? Беркович поймал себя на мысли, что исходит в своих рассуждениях из того, что Даниэль все-таки, несмотря на все, говорит правду. Презумпция невиновности, да. Но в такой очевидной ситуации... Либо-либо. Стрелял или Войцеховский, или его подруга. Третий вариант: некто забрался на яхту, когда все спали, убил Бирмана и скрылся тем же путем. Вариант еще менее вероятный, чем два первых. Во-первых, какой идиот стал бы стрелять ночью на яхте? Куда проще воспользоваться ножом! Разве убийца мог быть уверен, что грохот выстрела не разбудит гостей Бирмана? И во-вторых, откуда гипотетический убийца, подплывший к яхте, мог знать, что дверь в каюту Бирмана будет не заперта? Или он надеялся, что хозяин сам ему откроет? Войцеховский мог знать, что его друг не запирается на ночь, но откуда было знать об этом киллеру?      Труп из каюты, естественно, давно убрали, но крови на полу натекло действительно много. Иллюминатор был не заперт, а только прикрыт - должно быть, ночь была не такая уж теплая, и Бирман оставил лишь небольшую щель, чтобы в каюте не было душно. Выйдя на палубу, Беркович оставил дверь открытой и всмотрелся в полумрак каюты - мог ли убийца в темноте разглядеть фигуру Бирмана... где? На постели? Если действительно была ночь, Бирман должен был лежать, а между тем, когда в него стреляли, он стоял - это очевидно, ведь тело лежало поперек каюты, и эксперт утверждал, что никто его не трогал, в том числе и убийца. Но если так...      Беркович достал сотовый телефон и набрал номер Хутиэли.      - Скажите, инспектор, - сказал он, - кто из экспертов осматривал каюту? Рон или кто-то другой?      - Бен-Ханина, - отозвался Хутиэли. - А что тебя интересует?      - Горел ли свет в каюте, когда полицейские прибыли на яхту?      - Могу и сам ответить: да, горел. Свет выключили после осмотра.      Значит, с освещением у убийцы проблем не было. Но почему в середине ночи Бирман был одет, не находился в постели и включил свет? Может, он ждал кого-то? Что значит - кого-то? Ждать он мог Даниэля или Ализу. Что же получается? Бирман захотел отбить у приятеля женщину, пригласил ее ночью в свою каюту, а Войцеховский об этом узнал и пришел первым? Логично? На первый взгляд. Ведь тогда Даниэль должен был заранее знать о том, что может произойти - иначе зачем он взял с собой на яхту оружие? И почему - крупного калибра? Не проще ли было...      Круг замкнулся.      А если Бирман не ждал гостя или гостью? Может, у него была бессонница? Или он размышлял о делах фирмы? Или...      Беркович еще раз набрал номер телефона Хутиэли.      - Извините, инспектор, - сказал он. - У меня еще один вопрос к эксперту. Иллюминатор в каюте закрыт наполовину. Было это с самого начала или кто-то прикрыл иллюминатор во время осмотра?      - Не знаю, - сказал Хутиэли, помедлив. - Я дам тебе номер телефона Бен-Ханины...      Через минуту Беркович получил ответ на свой вопрос, хотя и не знал пока, что с этим ответом делать: иллюминатор был раскрыт настежь, а прикрыли его во время осмотра каюты, чтобы не дуло. Что получается? Ночь, Бирман стоит одетый в освещенной каюте, иллюминатор открыт, потому что жарко. Открывается дверь, на палубе темно, и Бирман не видит убийцу...      Нужно было сделать еще один звонок, но сначала Беркович сошел с "Челесты" на причал и прошел вдоль борта к носовой части. Вот иллюминатор каюты Бирмана. С пирса видно плохо, но если всмотреться... Да, пожалуй, так и могло быть...      Усевшись в тени, Беркович позвонил в компанию сотовой связи. Он вовсе не надеялся, что ему повезет. В конце концов, то, о чем он подумал, было всего лишь предположением, хотя, на его взгляд, и более вероятным, чем официальная гипотеза следствия.      - Спасибо, - сказал он минут десять спустя, получив наконец ответы на все свои вопросы.      Теперь он знал, как было совершено убийство. Но кто убил?      Вернувшись в управление, Беркович прошел в кабинет инспектора.      - Полагаю, что Войцеховский не виноват, - сказал старший сержант. - В ноль часов семнадцать минут Бирман услышал звонок своего сотового телефона. Звонили из автомата, но звонившего Бирман наверняка хорошо знал. Иначе почему он открыл иллюминатор и высунулся из него? Немедленно раздались выстрелы, одна из пуль попала Бирману в голову, и он упал.      - Ты хочешь сказать, что выстрелов было несколько? - недоверчиво сказал Хутиэли.      - То, что выстрелов было несколько, - это точно. Эксперт осмотрел каюту изнутри, но не догадался осмотреть яхту снаружи. Справа и слева от иллюминатора в борту видны царапины - будто пули чиркнули по металлу. Смотрите - каюта ярко освещена, и это единственное яркое пятно, видное издалека, кроме бортовых огней на мачте. Неожиданно в круге иллюминатора появляется темное пятно - голова Бирмана, отличная мишень. Если хорошо прицелиться...      - Ты думаешь, что стреляли с судна, проходившего мимо?      - Я думаю, что стреляли с берега - ведь до яхты было метров двести, не больше. Если использовать оптический прицел...      - Кто мог позвонить ночью Бирману на яхту и заставить его выглянуть в иллюминатор? - продолжал Беркович. - Хороший знакомый или, точнее, хорошая знакомая. Здесь ведь больше романтики, чем логики, не так ли? Почему Бирман пригласил на уикэнд Даниэля с Ализой? Почему сам был без женщины? Да потому, что со своей девушкой он поссорился. Я навел справки, это не так уж и трудно. Зовут ее Мирьям, она дизайнер. Думаю, что именно она позвонила ночью Бирману: "Я, мол, на берегу, вижу твою "Челесту", выгляни, и ты тоже увидишь меня"... А когда Бирман высунул голову из иллюминатора, раздались выстрелы.      - Ты хочешь поговорить с этой Мирьям? - спросил Хутиэли.      - У меня три улики, инспектор. Следы от пуль возле иллюминатора, звонок на сотовый телефон Бирмана - это улики прямые и доказывают, что стреляли с берега. Потому и использовано было нестандартное оружие - ведь стреляли издалека. А третья улика - ссора Бирмана с девушкой - косвенная. Способна ли Мирьям нанять убийцу, желая отомстить бросившему ее мужчине?      - Хорошо, - решил Хутиэли. - Займись этим.      На следующее утро Беркович дожидался Войцеховского у здания окружного суда, где решался вопрос об освобождении подозреваемого.      - Спасибо! - воскликнул Даниэль, бросившись навстречу старшему сержанту. - Мне сказали, что это благодаря вам...      - В некотором смысле, - хмыкнул Беркович. - А если бы вы сказали еще вчера, что Мирьям, бывшая подруга Арика, уже покушалась на жизнь своего первого мужа, с которым развелась...      - Так вы меня не спрашивали, - вздохнул Даниэль. - А самому мне и в голову не пришло, что это Мирьям.      - Я вас прекрасно понимаю, - улыбнулся Беркович.                  СМЕРТЬ ПИСАТЕЛЯ            - Наташа, - сказал жене старший сержант Беркович, - в твоем положении вредно волноваться. И уж тем более - по такому поводу. Мне нравится такая литература, тебе - нет, разве это причина для того, чтобы нервничать?      - Конечно! - воскликнула Наташа и бросила на стол книгу, купленную мужем. - Я видеть не могу эти страшные оскаленные морды на обложках. У этих книг отрицательная энергетика, они на тебя плохо влияют, разве ты этого сам не замечаешь?      - По-моему, - рассудительно сказал Беркович, - книги о вампирах влияют на меня положительно. Прочитав один-два рассказа, я прекрасно засыпаю. Конечно, Брэм Стокер писал об этой нечисти лучше, чем современные авторы...      - Лучше? - пожала плечами Наташа. - Из человека выпускают кровь, как можно писать об этом лучше или хуже?      - Писать можно обо всем, разве нет? Важно - как. Давид Зильбер, говорят, писал хорошо, хотя я, например, придерживаюсь иного мнения. Но это уже вопрос вкуса.      - Зильбер? - удивилась Наташа внезапной перемене темы. - Какой Зильбер?      - Замечательный писатель, автор исторических романов с криминальным сюжетом.      - Первый раз слышу это имя, - сказала Наташа.      - Естественно, - кивнул Беркович. - Он выпустил всего одну книгу в середине семидесятых годов. Роман назывался "Крестоносцы" - сюжет ясен из названия. Был успех, продали около десяти тысяч экземпляров, собирались сделать перевод с иврита на английский, но... Автор запретил не только переводить роман, но даже делать второе издание. Видимо, немного свихнулся, во всяком случае, так считали родственники. Мог хорошо заработать, но не захотел. Впрочем, у него был другой источник дохода - он был химиком, создавал новые духи и делал это замечательно. "Лунный свет", к примеру, и "Звезда" получили высшие призы на международных конкурсах.      - Так ты о том Зильбере говоришь? - сказала Наташа. - Известная личность, хотя духи его не в моем вкусе.      - Он хорошо зарабатывал, - продолжал Беркович, - Литература для Зильбера была хобби и не более того. Умер он на прошлой неделе, и в его архиве нашли распечатки рукописей двенадцати неизданных романов. Домочадцы утверждают, что романы великолепны. Это Сенкевич и Фейхтвангер в одном лице.      - Ну, ты преувеличиваешь... - протянула заинтересованная Наташа.      - Марик Дашевский, филолог из Тель-Авивского университета, с родственниками согласен. Во всяком случае, теперь рукописи будут изданы, все ожидают большого успеха, особенно Игаль Зильбер, племянник покойного. Дело в том, что по завещанию права на рукописи отходят именно к этому молодому человеку. И запрет на публикацию снимается, согласно тому же завещанию, после смерти автора.      - Первый раз слышу о писателе, не желавшем прижизненной славы.      - Меня это тоже поразило, но мне объяснили. Видишь ли, он считал писательство игрой, а создание духов - делом жизни. Известности ему хватало, он считал, что слава писателя только повредит его славе как парфюмера.      - А почему ты это рассказываешь? - с подозрением спросила Наташа. - Со смертью Зильбера что-то нечисто?      - Умер он в результате несчастного случая. Споткнулся, спускаясь по лестнице, - у Зильбера вилла в Нетании, два этажа, довольно крутые ступени. Он покатился и проломил голову о каменную вазу, стоявшую внизу. Мгновенная смерть. Дело было ночью, грохота от падения никто не слышал, все спали. Тело обнаружили утром.      - А кто еще был в ту ночь на вилле? - спросила Наташа.      - Ронит - это его жена, дочь Лимор и племянник Игаль. Дочь разведена, детей нет. Племянник имеет квартиру в Тель-Авиве, но сейчас там ремонт, и он около месяца жил на вилле дяди. В том, что Зильбер оказался ночью на лестнице, нет ничего необычного - он нередко вставал среди ночи и поднимался в кабинет, чтобы написать главу или хотя бы несколько предложений. В ту ночь была гроза, и произошел перебой в подаче электроэнергии. Час с четвертью район вилл оставался без света. А Зильбер как раз в это время писал свой новый роман - естественно, на компьютере. Свет погас, и он, видимо, решил, что лучше пойти спать. Спальня на первом этаже. На лестнице темно. В общем, не повезло человеку...      - Ты считаешь, что его столкнули? - спросила Наташа.      - Это одна из версий, - уклончиво отозвался Беркович. - Жена утверждает, что слышала в полусне, как муж встал с постели и вышел. Ничего необычного в этом не было, и она спокойно заснула, проспав до утра. Спальня дочери - соседняя с родительской. Лимор вечером приняла снотворное, потому что после развода у нее бессонница. Спала до тех пор, пока ее не разбудил приезд "скорой помощи". Племянник тоже спал без задних ног и даже не слышал ударов грома.      - И ты, конечно, думаешь, что племянник столкнул дядю, поскольку был заинтересован в его смерти.      - Хм... В принципе, да. Он ведь был уверен, что, издав дядины романы, заработает кучу денег. Сам Зильбер говорил племяннику, что тот на его рукописях станет миллионером. В конце концов Игаль мог в это поверить.      - А что, у него были финансовые проблемы? - поинтересовалась Наташа.      - Сколько угодно. Он игрок. Играл одно время в казино "Оазис", но там в долг не поиграешь, и он перешел на карты. Игаль и сам не отрицает, что долгов у него набирается тысяч на триста. Не может он представить и надежных доказательств того, что всю ночь провел в постели и ничего не слышал. Более того, тапочки Игаля, стоявшие у его кровати, оказались влажными, будто он наступил в мокрое. Где может быть лужа на вилле?      - Ну, он же не идиот, чтобы выходить в тапочках под дождь? - недоверчиво сказала Наташа.      - Нет, конечно. Сам Игаль утверждает, что замочил тапочки утром, когда умывался - это было, по его словам, еще до того, как он вышел в холл и обнаружил дядю мертвым у основания лестницы.      - Но ты этому не веришь...      - Есть сомнения, - кивнул Беркович. - Из головы Зильбера натекла струйка крови, и видно было, что кто-то на эту струйку наступил. Если это сделал племянник и в темноте не заметил, то утром он, конечно, обнаружил следы крови на подошве, понял, чем это грозит, и протер тапочки мокрой тряпкой.      - Но он не мог знать, что ночью начнется гроза, свет выключится, будет темно...      - Заранее знать, конечно, не мог, но когда это произошло, решил воспользоваться случаем.      - Ты его задержал?      - Игаля? Нет, деться ему все равно некуда, не станет же он скрываться, бросив рукописи дяди, - единственное, ради чего стоило убивать. Мне нужно найти хотя бы одну прямую улику...      - И ты думаешь об этом, читая книги про вампиров? - ехидно спросила Наташа.      Беркович поставил книгу на полку и отправился в ванную, посчитав разговор законченным. Весь следующий день старший сержант был занят на допросах по нескольким мелким делам, не представлявшим никакого интереса, - жуликов в Тель-Авиве в последнее время развелось слишком много, попадались они на мелочах, работа с ними была не интересной, и вечером Беркович вернулся домой с головной болью.      - Боря, - сказала Наташа, подавая мужу тарелку с его любимым борщом, - я сегодня была в парикмахерской.      - Поздравляю, - рассеянно отозвался Беркович. - Как поживает Роза?      - Я ездила не к Розе, а в салон "Оранж", что в Нетании.      - Куда? - поразился Беркович. - Зачем было ехать в такую даль... А, понял, - прервал он себя, - у моей жены возник зуд расследования. Ты решила посмотреть на виллу Зильбера, не так ли?      - И не думала, - возразила Наташа. - Я хотела послушать, что говорят о смерти Зильбера женщины в салоне красоты.      - Ну-ну, - заинтересованно сказал Беркович. - И что же ты услышала? Женщины тоже считают, что Зильбера столкнули?      - Это не обсуждается, - отмахнулась Наташа. - Но что меня поразило: все сочувствуют Игалю и возмущаются действиями полиции - твоими, дорогой Боря.      - Но я ведь не...      - Всем известно, что полиция подозревает Игаля! А женщины уверены, что он ни при чем. Знаешь кого они считают виновным? Жену! Ронит Зильбер ходит в "Оранж", ее там хорошо знают и считают жуткой женщиной. Она ненавидела мужа...      - Знаю, - поморщился Беркович. - Он ей все время изменял, а не уходила она он мужа только из-за его денег. Но убить... К тому же, Зильбер свою жену тоже терпеть не мог. Настолько, что специально оговорил в завещании - Ронит получала только виллу и ничего больше.      - Вилла дорогая, - настаивала на своем Наташа. - Если ее продать...      - Погоди-ка, - прервал жену Беркович. - Пожалуй, в этом кое-что есть.      Он замолчал и до самой ночи не желал больше говорить о семействе Зильберов. Наташа не мешала мужу думать и была горда тем, что помогла расследованию. Эта Ронит... Наташа видела ее мельком, когда сидела под феном. Действительно неприятная женщина, голос визгливый, такая убьет и не поморщится...      На следующий вечер Беркович вернулся домой раньше обычного и сказал с порога:      - Ты была права. Племянник ни при чем.      - Вы ее арестовали? - спросила Наташа.      - Да, - кивнул Беркович.      - И она созналась в убийстве собственного мужа?      - Какого мужа? - удивился Беркович. - Она разведена!      - Кто разведен? - не поняла Наташа. - Ронит оставалась женой...      - При чем здесь Ронит? - нетерпеливо сказал Беркович. - Я говорю о Лимор Зильбер, их дочери.      - Ничего не понимаю, - пробормотала Наташа.      - Женщин мы вообще во внимание не принимали, - сказал Беркович. - Мы думали: или несчастный случай, или виноват племянник. А когда ты сказала о том, что Ронит могла продать виллу... Понимаешь, я подумал: кому отойдет все состояние Зильбера, кроме виллы и рукописей? Дочь не была упомянута в завещании вообще, но если относительно жены и племянника есть четкие указания, то все остальное по закону отходит к дочери - других претендентов на наследство нет.      - Но... Лимор спала, ты сам сказал, что это доказано!      - Доказано, что она приняла снотворное. Но когда? До грозы или после? На этот вопрос экспертиза ответа не дала, потому что перед ней такой вопрос и не ставился. Я попросил Рона - это наш лучший эксперт, - и он сегодня проверил выводы... В общем, лекарство она приняла не раньше часа ночи.      - Это еще не улика, - упрямо сказала Наташа, не желавшая расставаться со своей версией.      - Улика, хотя и косвенная. Но мы нашли и прямую. Лимор наступила на струйку крови, а не Игаль, и не заметила этого. На подошвах ее тапочек обнаружены следы, так что...      - Но ей-то зачем было убивать отца? - поразилась Наташа. - Неужели из-за этого проклятого наследства? У нее тоже были денежные проблемы?      - Представь себе. Точнее, не у нее самой, а у ее бывшего мужа, которого она продолжала любить так сильно, что столкнула с лестницы собственного отца... Муж ее бросил, а она... Нет, женщины - странные существа, - заключил Беркович.      - Не более странные, чем мужчины, - заявила Наташа. - Разве так трудно понять, что ради любви женщина готова на все?                  СМЕРТЬ ПОД ДОЖДЕМ            - Никогда бы не подумал, что в Израиле есть такие замечательные леса! - воскликнул старший сержант Беркович, выйдя из полицейской машины. - Здесь совсем как с сибирской тайге...      - В Израиле есть все, - хмуро сказал встречавший Берковича инспектор Фриман.      Лес был, конечно, хорош - огромные раскидистые дубы и масличные деревья, которым было не меньше сотни лет. В иное время Беркович с удовольствием растянулся бы на траве, положил руки за голову, смотрел бы вверх и ни о чем не думал. Тем более - об убийствах. А думать приходилось именно об убийстве, потому что инспектор Фриман ожидал, что случайно оказавшийся в этих краях старший сержант из Управления, о котором говорили как об израильском Шерлоке Холмсе, поможет в расследовании странного преступления.      В Галилее Беркович оказался действительно по воле случая: взяв на три дня отпуск, поехал с Наташей в киббуцную гостиницу. Первый день прошел замечательно, а утром второго позвонил инспектор Фриман и, сославшись на своего коллегу и друга Хутиэли, попросил Берковича помочь в осмотре места происшествия.      - Это недалеко от киббуца, - сказал Фриман. - Расследование мы проведем сами, но мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели.      Смотреть действительно было на что: посреди поляны, под лиственным сводом, лежал труп молодого человека.      - Натаниэль Занусси, - произнес инспектор Фриман. - Член киббуца Маале-Дан, это в километре отсюда к югу. Двадцать семь лет, художник. В киббуце региональный колледж искусств, Занусси преподает там... преподавал... рисование.      Беркович склонился над трупом. Даже неспециалисту было ясно, что художника задушили - скорее всего, с помощью шарфа или иного подобного предмета.      - Кто мог это сделать? - спросил Беркович. - У него были враги?      - Враги! - воскликнул Фриман. - У друзей не было, а врагов - сколько угодно! Но какое это имеет значение? Никто не мог его задушить, это невозможно!      Беркович огляделся. Тело Занусси лежало посреди поляны, до ближайшего дерева - точнее, до его ствола - было не меньше пяти метров. Трава росла только по краям поляны, ночью прошел дождь, и на подсхошей почве четко пропечатались следы ботинок. Следов оказалось несколько, и они были свежими - их наверняка полицейские.      - Когда его задушили? - спросил Беркович. - Несколько часов назад, насколько я могу судить.      - Часов шесть-восемь, - сказал инспектор. - Между шестью и семью часами утра.      - А когда кончился дождь?      - В том-то и дело, что дождь шел всю ночь и прекратился только около половины девятого. Занусси был уже мертв. На поляну прямые струи дождя не попадают, но с листьев стекает более чем достаточно... Тело обнаружил водитель грузовика, решивший здесь справить малую нужду. До трассы полсотни метров, он остановил машину - было это в половине десятого, - прошел в глубину леса и... Увидев тело, он вызвал полицию, сам на поляну не выходил. Это на самом деле так, потому что, когда мы приехали, следов здесь вообще не было. Никаких. Занусси лежал так, как лежит сейчас - посреди поляны, и никаких следов вокруг, даже его собственных. Но он ведь пришел сюда, когда шел дождь и почва была мокрой! Следы обязательно остались бы! И его, и убийцы! Но их нет - сами можете убедиться...      Понять происшедшее действительно было трудно. Если Занусси задушили не здесь, а в другом месте, то убийца должен был принести на поляну тело. Тогда должна была остаться хотя бы одна цепочка следов - к центру поляны и обратно. Если Занусси пришел сам, а убийца шел следом, то цепочек должно было быть две. На самом деле нет ни одной! Мокрая земля, дождь... Может, убийца стер следы? Нет, это невозможно - земля не взрыта.      Может, кто-то стоял в траве на краю поляны, держал тело в раках, а потом размахнулся и зашвырнул... Чепуха. Никто бы не смог бросить тяжелое тело (на вид - килограммов семьдесят) на четыре с лишним метра. Да и зачем? Если Занусси был задушен на краю поляны или в лесу, для чего понадобилось убийце прилагать титанические усилия и забрасывать труп на середину поляны?      - Мистика, - пробормотал инспектор над ухом у Берковича. - Не с Луны же он упал, черт побери!      С Луны? Беркович поднял голову. Кроны деревьев нависали над поляной, снизу ветви казались достаточно прочными, чтобы по ним мог проползти человек. Мог Занусси свалиться с ветки? Конечно. Остается только придумать, как мертвец влез на дерево, прополз по толстой ветке и только потом упал. Чушь.      - Приехала машина, чтобы увезти тело, - сказал один из полицейских.      Фриман вопросительно посмотрел на Берковича, старший сержант пожал плечами.      - Я здесь не распоряжаюсь, - сказал он.      - Уносите, - приказал инспектор.      - О врагах, - продолжал Фриман, выйдя с Берковичем к полицейской машине. - Занусси был личностью неприятной. Во-первых, его терпеть не мог Лозински, он преподает в колледже историю живописи. Давняя вражда, они несколько раз дрались, оба даже угрожали убить друг друга, но вы же знаете, чего обычно стоят такие угрозы. Сотрясение воздуха. Во-вторых, история с Ронит. Это девушка, с которой встречался Занусси. Не так давно она его бросила, предпочтя Альберта Харма, киббуцного повара. Занусси вышел из себя, угрожал убить Ронит и Альберта...      - А они взяли и убили его, - хмыкнул Беркович.      - Да, смысла в этом нет, - согласился Фриман. - И к тому же, никто из них не умеет летать и не закинет тело на расстояние больше двух метров...      - Вы уже говорили с ними? - спросил Беркович. - Я имею в виду Дорит, Альберта и этого... как вы сказали... Лозински?      - Пока нет, - покачал головой Фриман. - Все имеют алиби, причем абсолютно надежное. Лозински провел ночь у родителей в Кармиэле, его вызвали, когда был найдет труп. А Ронит ночевала у Альберта, нравы в киббуце довольно свободные. Кстати, можете себе представить, как бесился Занусси... Да, Ронит была с Альбертом, это подтверждают родители Альберта и соседи. Рано утром Альберт отправился на кухню готовить завтрак, а Ронит ушла к себе. Это было в половине шестого, так что между шестью и восемью Альберт находился на кухне, его видели минимум семь человек.      - Если эти трое исключаются, значит, был четвертый, - сказал Беркович.      - Четвертый? Тот, кто не оставляет следов? Тот, кто обладает немыслимой силой? Он ведь задушил Занусси буквально одним движением - обмотал вокруг шеи шарф или широкую ленту, затянул, и все...      До киббуца ехали в молчании. В помещении клуба для допросов была выделена комната, и первым Беркович с Фриманом вызвали Лозински, который нервничал так, будто действительно задушил беднягу Занусси.      - Да мы ничего против вас не имеем, - успокоил Фриман преподавателя. - Просто хотим знать, были ли у Занусси враги, кроме вас...      - Я не был ему врагом! Он был сволочь, но я не был врагом! Нет!      Разговор продолжался полчаса и не принес никакой информации. Ни задушить одним движением, ни - тем более - бросить труп на середину поляны Лозински был физически не в состоянии. К тому же, у него было алиби. Его отпустили и вызвали Альберта Харма, который тоже оказался человеком далеко не богатырского телосложения. В отличие от Лозински, Харм держался спокойно, он знал, что алиби его безупречно, да и мотива для убийства бывшего соперника у него не было. Скорее наоборот. Об этом Харм и заявил сразу после того, как Фриман заполнил первые строчки протокола.      Задав несколько вопросов и убедившись, что улик против Харма нет, инспектор вопросительно посмотрел на Берковича. Тот, впрочем, тоже не очень представлял, какую информацию может сообщить повар. Старший сержант все время думал о действительно мистической картине преступления и о трупе, будто свалившемся с неба. Взгляд Берковича блуждал по детским рисункам, которыми были покрыты стены комнаты. Дети рисовали зверей - были тут обезьяны, змеи, драконы и какие-то странные монстры с множеством голов и крыльев.      - Родственников у Занусси нет? - сказал Беркович, не отрывая взгляда от одного из рисунков. Мысль, возникшая у него, выглядела нелепой, но решала загадку. Если, конечно, он не ошибается... - Друзей, как выяснилось, нет тоже. Чему он посвящал свободное время?      - А, - махнул рукой Харм. - Возился со всякой гадостью, такой же, как сам. Держал дома змей, ящериц...      - Да, - подтвердил инспектор Фриман. - Вы не видели, старший сержант, а я успел... Не понимаю таких людей.      - Змеи, - сказал Беркович. - Среди них были и крупные?      - Два удава, - кивнул Харм. - Он выступал с ними перед детьми в колледже. И еще любил покрасоваться, когда в киббуц приезжали экскурсии. Человек со змеями на плечах.      - Могу я посмотреть? - спросил Беркович и поднялся.      Несколько минут спустя он получил подтверждение своей догадке.      - Где второй удав? - спросил он. В ванне, накрытой решеткой, лежала змея длиной около двух метров. Толстое противное тело, почти черное. "Господи, - подумал Беркович, - как можно носить такую гадость на плечах?"      - Не знаю, - пробормотал Харм, глядевший через плечо Берковича. - Я не был здесь давно... Но на прошлой неделе Натаниэль демонстрировал удавов детям из Тель-Авива. Обоих, могу поклясться.      - Вы полагаете, что... - инспектор Фриман уже понял ход мысли Берковича. - Змея сбежала, и Занусси отправился на поиски?      - Похоже на то, - кивнул Беркович. - Это ведь ценная штука, верно? Удав был почему-то рассержен или голоден, не знаю. В лесу Занусси настиг своего питомца. Тот, видимо, висел на ветке и не желал слезать на зов хозяина. Тогда Занусси полез на дерево и...      - И удав задушил своего хозяина, - закончил фразу инспектор. - Возможно, вы правы, старший сержант. Так это или нет, но удав на свободе!      Странное зрелище предстало перед очередной группой туристов, приехавших в киббуц около полудня. Несколько десятков человек, среди которых были полицейские, выстроившись цепью, прочесывали окрестности. В руках каждый держал большую палку, и не было похоже, что эти люди получали от работы удовольствие.      Берковича среди них не было - он вернулся в гостиницу, где Наташа ждала мужа, сидя у окна с книгой в руке.      - Поймал убийцу? - хмуро спросила она.      - Ловят, - ответил Беркович, целуя жену. - Не сердись, я ведь быстро справился, верно? И трех часов не прошло.      - Давай погуляем, - предложила Наташа. - Для чего мы сюда приехали? Не в помещении же сидеть!      Из кармана Берковича раздался звонок сотового телефона.      - Если тебя зовут искать еще одного убийцу, - сказала Наташа, бросая книгу на стол, - я возвращаюсь в Тель-Авив.      - Старший сержант! - в голосе инспектора Фримана слышалось торжество. - Нашли! Большая гадина, метра два с половиной. Спасибо за помощь. Хотя... - он помедлил. - Мы бы и сами разобрались, наверное.      - Безусловно, - сказал Беркович. - Простите, инспектор, жена зовет меня на прогулку. Мы ведь, собственно, здесь отдыхаем...                  ТРУП В КОРИДОРЕ            Труп лежал в конце коридора неподалеку от двери следователя Мандельштама. Он не мог лежать долго, потому что минут за пять до обнаружения тела из кабинета вышла секретарша Ронит, и следователь выглянул за дверь - посмотреть, не пришел ли вызванный на допрос фалафельщик Бар-Фадида, свидетель по делу о драке на улице Невиим. В коридоре было пусто, на скамье у окна лежала кошка и вздыхала от тяжких мыслей о мышах, которых ей полагалось ловить в свободное от отдыха время.      Мандельштам вернулся в кабинет и в ожидании свидетеля принялся читать газету. Через несколько минут из коридора донесся такой вопль, будто кошка, которой надоело думать о мышах, вцепилась в волосы самой красивой женщине в управлении.      Следователь пулей вылетел в коридор и обнаружил, что по-женски визжит явившийся на допрос свидетель Бар-Фадида, указывая пальцем на лежащее поперек коридора тело мужчины. На визг Бар-Фадиды прибежал, естественно, не один Мандельштам. Не прошло и минуты, как рядом с трупом толпились все сотрудники следственного отдела, а также секретарши, охранники и пришедшие в управление посетители. Инспектор Хутиэли, оказавшийся в этой компании старшим по званию, потребовал немедленно очистить место происшествия, что и было сделано. Возле трупа остались Мандельштам, Хутиэли, эксперт Хан и старший сержант Беркович.      Все выходы из здания были, естественно, перекрыты, а посторонние собраны в зале заседаний. Неизвестных не оказалось, все находились в здании управления по делам, иные - в качестве подозреваемых, и единственным человеком, цель прихода которого оставалась неизвестной, был убитый.      На трупе был прорезиненный плащ, хотя дождя на улице не наблюдалось. Отверстие в плаще, проделанное ножом убийцы, было маленьким, и кровь через него практически не вытекала, скопившись между водонепроницаемой тканью и рубашкой.      - Умер совсем недавно, да это и так ясно, - заявил Хан, закончив осмотр. - Проблема в другом. Смотрите, сколько крови скопилось под плащом. Рана не такая большая, чтобы все это могло натечь в считанные секунды. Несколько минут - минимум. И человек должен был стоять на ногах, иначе пятно имело бы совсем иной вид.      - То есть? - сказал Хутиэли. - Его ударили ножом, а потом не давали упасть, пока он не истек кровью? Здесь не рынок Кармель, а управление полиции! В коридорах полно людей, да еще профессионалов!      - Я сообщаю свои наблюдения, - сухо заявил эксперт. - Выводы - не по моей части.      - За три минуты до того, как Бар-Фадида поднял крик, в коридоре не было ни одной живой души, - вставил следователь Мандельштам.      - Эта душа, - Хан кивнул на труп, - могла быть уже не живой.      - Трупа не было, - твердо сказал следователь.      Хутиэли вздохнул и открыл бумажник, который вытащил из внутреннего кармана плаща убитого.      - Йосеф Малка, - прочитал он в удостоверении личности, - проживает по улице Бальфур, Петах-Тиква. Борис, - обратился инспектор к Берковичу, - наведи справки. И узнай, кто вызывал Малку в управление.      Беркович спустился к выходу и попросил у дежурившего с утра Дова Пульмахера журнал записи посетителей. Йосеф Малка вошел в здание в десять часов семнадцать минут - за две минуты до того, как Бар-Фадида поднял визг.      - Он сказал, что хочет сделать заявление, и я направил его в секретариат, - сказал Пульмахер. - Обычное дело.      Дело действительно было обычным, если не считать, что две минуты спустя Малка был обнаружен мертвым в коридоре второго этажа. Секретариат, между прочим, находился на первом.      - А кто вошел следом за Малкой? - спросил Беркович.      - Амнон Кигель к следователю Бушински, - сообщил Пульмахер, - но это было уже после того, как поднялся шум.      - Не годится, - вздохнул Беркович. - Значит, убийца уже находился в здании, когда вошел Малка.      Дома у Малки телефон не отвечал, и Беркович решил съездить в Петах-Тикву. Ему, конечно, хотелось, послушать, что будут говорить на допросах собранные в зале люди - убийца наверняка был среди них, но кто именно? Девятнадцать человек, включая поднявшего крик Бар-Фадиду, - попробуй разобраться!      Водитель полицейской машины хотел задать старшему сержанту несколько вопросов, но Беркович напустил на себя вид полной отрешенности - он хотел подумать. Почему Малка надел плащ? Если ему было холодно, мог надеть свитер или легкую куртку.      Машина остановилась у трехэтажного дома, и Беркович взбежал на второй этаж. На звонки и громкий стук никто в квартире Малки не отвечал, и старший сержант решил навести справки у соседей. Не успел он повернуться, как дверь в соседнюю квартиру распахнулась, и на пороге появилась чернокожая девушка лет семнадцати, наверняка подглядывавшая за действиями Берковича в дверной глазок.      - А он тут не живет, - быстро заговорила девушка, не дожидаясь вопроса. - Он еще в прошлом году уехал, а квартиру запер и не сдает даже, наверное, деньги не нужны. Родственников у него нет, так что сюда уж год никто не ходит, вы первый...      - Уехал? - прервал Беркович поток красноречия. - Куда?      - Куда-куда, - пожала плечами девушка. - В Америку, куда еще?      - Понятно, - протянул Беркович. - А родители твои дома? Могу я с ними поговорить?      - Не можешь, - сообщила девушка. - Они на работе. Я одна дома.      - Почему ты сказала, что у Малки нет родственников?      - Так это все знают! Жена у него умерла, когда мы сюда переселились. Больше никого не было. А что?      - Уехав, Малка так больше ни разу не появился дома? Сегодня, например...      - Нет, - твердо сказала девушка. - Из моей комнаты прекрасно слышно, что делается в соседней квартире. Никто не приходил.      - Ну, допустим, - с сомнением сказал Беркович.      Получалось, что Малка, уехав в Америку (а может, куда-то в иное место), сегодня вернулся и, не заезжая домой, отправился в полицию, а там его убили... Но если он прибыл из-за границы, почему среди обнаруженных в кармане плаща документов не было заграничного паспорта?      Ничего больше соседка сказать не могла, и Беркович, спустившись к машине, позвонил в паспортную службу аэропорта. Представившись, он попросил навести справки и несколько минут спустя, после препирательств с каким-то несговорчивым служащим, выяснил, что Йосеф Малка действительно прилетел в Израиль ночным рейсом из Нью-Йорка.      Что ж, по крайней мере стало понятно, почему на убитом был плащ - в Америке наверняка гораздо прохладнее, чем в Тель- Авиве, а может, даже и дождь шел, когда Малка садился в самолет. Но оставались другие вопросы. Где иностранный паспорт? Где багаж? Почему сразу из Бен-Гуриона Малка отправился в полицию? И сразу ли? И кого он встретил в здании управления? Кто, увидев Малку, пришел в такое возбуждение, что немедленно пырнул его ножом, несмотря на то, что вокруг было полно полицейских?      Неужели кто-то из работников управления?      Беркович набрал сначала номер Хутиэли, а потом позвонил эксперту Хану. Инспектор, выслушав доклад, сообщил, в свою очередь, что нож так и не найден, а допросы оказались бесперспективными. Никаких улик, никаких мотивов, никаких подозреваемых. Эксперту Беркович задал единственный вопрос и, выслушав ответ, произнес странную фразу:      - Значит, он был мертв уже тогда, когда входил в управление.      - Что ты сказал? - удивленно переспросил эксперт, но Беркович отключил связь.      - Куда едем? - нетерпеливо спросил водитель.      - Послушай, Бени, - сказал Беркович, - ты хорошо знаешь район управления? Между зданием и улицей Хлавин есть мусоросборник?      - Есть, - с недоумением в голосе ответил водитель. - На самом углу.      - Вот туда и едем, - сообщил старший сержант, откинулся на спинку сидения и закрыл глаза, чтобы избежать вопросов.      Полчаса спустя случайные прохожие могли увидеть полицейского в звании старшего сержанта, копавшегося в полупустом мусорном контейнере. А еще несколько минут спустя полицейский издал радостный крик и направился ко входу в управление. Предметы, которые Беркович держал в руках, должно быть, представляли собой величайшую ценность в мире - судя по тому, как осторожно он их нес.      - Теперь убийцу легко будет вычислить по спискам пассажиров, прибывших тем же рейсом, что Малка, - говорил Беркович инспектору и эксперту несколько минут спустя, положив перед ними на столе извлеченные из мусоросбоника окровавленный нож с узким лезвием и небольшой портфель-дипломат, в котором лежали бумаги и в том числе - заграничный паспорт на имя Йосефа Малки.      - В прошлом году он уехал в Штаты в поисках лучшей жизни, но сохранил компаньонов в Израиле, - продолжал Беркович, - и там, возможно, попал в криминальную историю. А может, криминальный бизнес вели его израильские компаньоны, и Малка недавно узнал об этом... Неважно, все это мы потом выясним. Малка со своим американским партнером отправился в Израиль, чтобы немедленно заявить в полицию. Не заезжая домой, он и его попутчик отправились в управление - дело, видимо, не терпело отлагательств. Наверняка относительно американца у Малки не было подозрений, иначе он не доверил бы компаньону подержать дипломат, пока он будет в полиции. У того, однако, были иные соображения. Забрав портфель, приятель Малки последовал за ним и недалеко от входа в управление вонзил ему нож в спину.      - Гм, - недоверчиво хмыкнул инспектор. - О чем ты, Борис? Вонзил нож, и Малка ничего не почувствовал?      - Рон, скажи-ка! - обратился Беркович к эксперту.      - Это вполне возможно, - неохотно признал Хан. - Если нанести удар в определенную точку, а их на теле немало, то жертва ощутит лишь легкий толчок и ничего больше. Течет кровь, но в плаще жарко, и Малке, вероятно, казалось, что он покрывается потом. Но ему было не таких мелочей. Он вошел в управление, и здесь сознание начало его покидать. Впечатление такое, будто от жары мутится в голове. Боли по-прежнему нет, но жертва уже плохо соображает. Так Малка и оказался в коридоре второго этажа вместо секретариата.      - Вот именно! - воскликнул Беркович. - И здесь он потерял сознание.      - Ты сказал, что Малка был мертв уже тогда, когда входил в управление, - напомнил Хан. - Сначала мне твои слова показались бессмысленными, но потом я стал думать... Это место, куда ударили ножом... Да, Малка действительно мог прожить еще несколько минут, даже не подозревая о том, что уже фактически мертв.      - Ударил профессионал, - кивнул Беркович. - Значит, тем лечге будет его вычислить. Список пассажиров, наверное, уже у меня в компьютере, если, конечно, в аэропорту выполнили мою просьбу.      - Придется тебе самому этим заняться, - сказал инспектор. - Твоя идея, тебе и лавры.      - А может, лучше повышение в звании? - спросил Беркович. - Куда мне с лаврами-то?      - Поговорю с начальством, - согласился Хутиэли, а эксперт Хан энергично кивнул головой в знак согласия.                  УБИЙСТВО В ПРЯМОМ ЭФИРЕ            Ночные разговоры по радио производят странное впечатление. Диктор, сдерживая зевоту, приглашает всех, кто не спит, рассказывать об интимных сторонах своей жизни, а радиослушатели, для которых два часа ночи - время активной деятельности, стремятся почему-то изложить свои соображения о политике правительства. Да кому нужно правительство, когда нормальные люди спят давно?      - Конечно, Ави, вы правы, - поддакнул ведущий передачи "Ночной микрофон" Дан Кучинский. - Правительство нам досталось еще то... Спокойной ночи. Есть у нас кто-нибудь еще на линии?      Голос радиослушателя был странным - глухим, напряженным, как струна, и готовым сорваться на крик:      - Послушайте, Дан, - быстро, глотая окончания слов, заговорил голос, - меня, наверно, сейчас убьют, я их вижу, а звонить мне больше некому... Я уже звонил домой, но Ора отключила телефон... Левинзон моя фамилия. Эхуд Левинзон. Я вас умоляю... В полицию... Сообщите в полицию... Господи!.. Нет!      Послышался короткий истерический визг, и связь прервалась.      Несколько секунд в эфире царило молчание, а потом неуверенный голос ночного ведущего сказал:      - А теперь послушайте немного музыки. Для вас поет Дуду Топаз.      - Все, - сказал инспектор Хутиэли и остановил запись. - Кучинский связался с полицией, и Натан, патрулировавший в районе студии, забрал пленку. Что скажете?      Старший сержант Беркович и эксперт Хан переглянулись.      - Сколько времени уже идет поиск? - поинтересовался Беркович, взглянув на часы. Было восемь утра. Значит, после ночного эфира прошло чуть меньше шести часов.      - Поисковые бригады подняли с рассветом, - сказал Хутиэли. - Домой Левинзон не вернулся. Жена в панике - особенно после того, как ей дали послушать запись.      - Зачем нужно было это делать? - мрачно поинтересовался Хан.      - Она должна была опознать голос мужа. В конце концов, это мог быть и чей-то розыгрыш!      - Кто такой этот Левинзон? - спросил Беркович.      - Хозяин упаковочной фабрики в Петах-Тикве. Живет в Рамат-Авиве. В последнее время у него большие финансовые трудности. Взял у кого-то взаймы большую сумму - это со слов жены. Банк ему денег в долг уже не давал, а не прошлой неделе налоговое управление арестовало счет.      - Понятно, - протянул Беркович. - Срок возврата прошел, кредиторы насели, денег нет...      - Да, да, - нетерпеливо сказал Хутиэли. - Левинзон покинул фабрику в семь вечера. Сказал, что едет домой. На студию Левинзон звонил со своего сотового телефона. Операторы "Селкома" утверждают, что разговор велся из района Гуш-Дан, но точнее определить не могут. Представьте себе квадрат поиска...      - Возьму пленку в лабораторию, - неуверенно сказал эксперт, - может, удастся по частотному спектру или по деталям фона уточнить место, где находился Левинзон.      - Я с тобой, - попросил Беркович. - Все равно мне пока делать нечего.      В подвальном помещении, где располагалась криминалистическая лаборатория, было тихо, как на кладбище. Вставили пленку в магнитофон, по шкалам забегали указатели, в окошках замелькали числа.      - Послушай, - сказал Беркович, - голоса в отдалении, тебе не кажется?      - Безусловно, - отозвался эксперт. - По меньшей мере три человека. Слов не разобрать, тут фон какой-то...      - Странный фон, - пробормотал Беркович, - то ли свистит, то ли воет, и все на одной ноте. Ветер?      - Нет, конечно, это, скорее всего, паразитная радиочастота. Тебе не приходилось слышать в разговорах, особенно по сотовому телефону?      - Приходилось.      Подал голос телефон, стоявший на столе эксперта. Хан поднял трубку и, послушав, начал отключать аппаратуру.      - Нашли труп Левинзона, - сказал эксперт. - Поехали.      Хутиэли ждал сотрудников в машине. Водитель включил сирену, едва выехали из ворот управления.      - Машину обнаружил дорожный патруль на сорок восьмом шоссе. Она лежит в овраге, глубина метров двадцать... Все сгорело.      Ехать предстояло полчаса, и Хутиэли из машины связался с бригадой, работавшей дома у погибшего бизнесмена. Инспектор поинтересовался, что было надето на Левинзоне вчера вечером, что у него было с собой.      Машина бизнесмена, "тойота", когда-то синяя, а теперь прогоревшая насквозь, лежала вверх колесами. Беркович спустился следом за инспектором по крутой тропинке - вокруг валялись части кузова, пепел, в метрах от остова лежал обуглившийся труп.      Эксперт склонился на телом, осторожно перевернул его. Беркович отвернулся - смотреть на то, что осталось от лица, было невозможно.      - Два ножевых удара - в грудь и шею, - сказал Хан. - Оба, в принципе, смертельны. Потом уже тело, видимо, посадили в машину и столкнули в овраг.      - Это действительно Левинзон? - спросил инспектор.      - Скорее всего. Сохранилась прядь волос - русые, как на фотографии. Кольцо-печатка с инициалами "Э.Л." Бумажник сгорел практически полностью, но часть удостоверения личности сохранилась, можно разобрать окончание фамилии "...нзон". Инспектор, я думаю, нужно избавить его жену от процедуры опознания, она может не выдержать.      - Зачем нужно было поджигать машину и сбрасывать в овраг? - спросил Беркович, ни к кому конкретно не обращаясь. - Ну, убили человека, оставили бы в машине, и все дела...      - Хотели скрыть следы, это же ясно, - с легким раздражением сказал инспектор. - Возможно, хотели затруднить опознание, они же не знали, что Левинзон звонил на радио.      - Убили Левинзона не в машине, - продолжал рассуждать Беркович. - Он ведь не сидел за рулем, когда говорил с радиоведущим.      - Звука мотора на пленке нет, - подтвердил Хан. - Нет, кстати, и звука моторов проезжавших машин. На шоссе было пусто.      - Получается, что он вышел из машины и ждал убийц? В два часа ночи на пустом шоссе? А увидев людей, начал звонить на радио, потому что не мог дозвониться домой? Где логика? - недоумевал Беркович.      - Ничего странного, - заявил инспектор. - Он ждал одних, а появились совсем другие, тогда он и понял, что произойдет...      - Это возможно, - согласился Беркович. - Допустим, он должен был встретиться с кем-то, кто обещал ему денег, а вместо знакомого человека увидел других, они отрезали ему путь к машине... Но я не понимаю, зачем нужно было договариваться о встрече в два часа ночи на пустынном шоссе?      - Вернемся в управление, - решительно сказал Хутиэли. - Нужно допросить вдову и руководство фабрики, найти кредиторов Левинзона, возможно, тогда станет ясно, в каком направлении действовать.      К месту, где, сорвав дорожное ограждение, машина свалилась в овраг, подъехал автокран. На шоссе образовалась пробка, водители выходили из машин, собралась толпа.      - Ну все, - недовольно сказал Хутиэли. - Сейчас еще и репортеры нагрянут... Поехали отсюда.      По дороге в управление продолжали обсуждать единственную пока версию - убийство из-за огромного долга. Хутиэли принялся перечислять возможные варианты, эксперт иногда возражал, иногда поддакивал, а Беркович, считая разговор беспредметным, смотрел в окно, еще и еще раз прокручивая в памяти каждое слово из ночного телефонного разговора. Старший сержант был уверен, что именно здесь должна быть разгадка, но... "Меня, наверно, сейчас убьют, я их вижу"... Кого он увидел? Чьи еще голоса записались на пленке? Если бы удалось разобрать слова... И этот странный звук, будто свист...      Хутиэли с Ханом перешли на крик, машина проезжала мимо аэропорта, на посадку заходил "Боинг", и крылья его на мгновение заслонили солнце, а низкий рокот двигателей заложил уши.      Беркович, как зачарованный, проводил самолет взглядом и спросил:      - Рон, ты когда летал за границу в последний раз?      - В прошлом году, - отозвался эксперт, - был с женой в Париже. А почему ты спрашиваешь?      - Я вспомнил звук. Тот непонятный свист на пленке. Это не паразитная частота. Это самолет. Так звучит двигатель, работающий в холостом режиме. Вспомни... Ты выходишь на летное поле, идет посадка, неподалеку стоят другие самолеты...      - Черт, - сказал эксперт. - Действительно, похоже. Но этого не может быть, Борис! На шоссе нет самолетов.      - Ты можешь сказать точно, это свист двигателя или нет?      - Могу, - кивнул Хан. - Нужно сопоставить звуковые спектры. Но ты прекрасно понимаешь, что это не мог быть самолет...      - О чем вы спорите? - недовольно сказал Хутиэли. - Разве это сейчас важно?      - Я думаю, что это и есть ключ к делу! - заявил Беркович.      Через час он повторил свои слова, сидя за столом в лаборатории Хана. Сравнение звуковых характеристик показало однозначно: во время звонка Левинзона на студию издали слышался звук работавшего на холостом ходу самолетного двигателя.      - Но он не был в то время в аэропорту! - удрученно воскликнул Хутиэли, услышав сообщение Хана.      Беркович придвинул телефонный аппарат и набрал номер справочной аэропорта имени Бен-Гуриона.      - Мне нужны названия рейсов, вылетевших прошедшей ночью в интервале от двух до трех часов, - попросил он. Выслушав ответ, Беркович повернулся к инспектору.      - Только один рейс, - сказал он. - В два сорок на Бухарест.      - Бухарест? - недоуменно переспросил Хутиэли. - При чем здесь Бухарест? Что тебе пришло в голову?      - Я вам скажу, инспектор, когда увижу списки пассажиров, улетевших этим рейсом! - твердо сказал Беркович.      - У Левинзона действительно были очень серьезные финансовые трудности, - рассказывал Беркович инспектору и эксперту несколько часов спустя, - и он решил избавиться от кредиторов, сбежав за границу. Это оказалось не просто: счета в банке у него уже были арестованы, из страны его бы не выпустили. Тогда он решил инсценировать свою смерть и бежать, воспользовавшишь чужими документами. На фабрике Левинзона работало около сотни иностранных рабочих, в том числе нелегалы, приехавшие туристами, - в основном, румыны. Среди них Левинзон отыскал одного, который был на него похож - рост, комплекция, овал лица, цвет волос... Фамилия этого человека Кудряну, срок его визы закончился, и он должен был вернуться домой. Левинзон договорился с ним о встрече - может, сказал, что заплатит, а потом доставит в аэропорт на своей машине? Встретились они, скорее всего, около восьми часов - кстати, товарищи Кудряну утверждают, что их приятель собрался в аэропорт именно в это время, хотя было еще рано. Левинзон заколол румына, забрал у него документы, переодел в свою одежду... Но в машине остались следы крови, да и труп могли опознать. Поэтому пришлось инсценировать пожар. И не в два часа ночи это произошло, а гораздо раньше, часов в десять, на шоссе уже практически не было движения. Потом Левинзон отправился в аэропорт - скорее всего, на такси, это ведь теперь можно проверить, - и позвонил на радио, когда вышел на летное поле для посадки в самолет. Нанес, так сказать, последний штрих на полотно...      - И если бы не тихий свист двигателя, - закончил Беркович, - эта инсценировка могла удасться!                  ЗАКАЗНОЕ УБИЙСТВО            - Борис, - сказал инспектор Хутиэли, - Ты не считаешь, что засиделся в старших сержантах?      - Я-то считаю это с первого дня после того, как получил звание, - хмыкнул Беркович.      - А когда подходит срок?      - В будущем году. Меня одновременно ожидают два важных события. Повышение в звании и рождение сына.      - Сына? - воскликнул инспектор. - Это уже точно известно?      - Да, вчера доктор заявил это определенно. Да я и сам видел снимок... Очень впечатляет.      - Я не случайно заговорил о званиях, Борис, - сказал Хутиэли. - Возможно, тебя повысят раньше, чем ты станешь отцом.      - Почему? - поднял брови Беркович. - Я не против, но для этого, видимо, нужно совершить подвиг?      - Да, найти киллера.      - Того, кто убил Шалганова? - догадался Беркович и покачал головой.      Энтузиазма по этому поводу он действительно не испытывал. Семен Шалганов владел в Израиле сетью салонов видеоигр и имел еще какой-то, скорее всего криминальный, бизнес в России. Кое-какие сведения поступали от московских следователей, но все было так неопределенно, что для задержания полиция оснований не находила. В группе следственного отдела, занимавшейся "русским" бизнесом, работали отличные ребята, в том числе и новые репатрианты, Беркович их хорошо знал, а с Олегом Ратушем и его женой Светой даже несколько раз устраивал субботние посиделки на лоне природы.      Пока полиция искала на Шалганова компромат, его "достали" конкуренты. Вчера средь бела дня, когда Шалганов садился в свою "тойоту", неизвестный на мотоцикле промчался мимо и всадил в бизнесмена восемь пуль из "калашникова". Шалганов умер на месте, а прибывший через несколько минут полицейский патруль обнаружил в десятке метров от места убийства брошенный автомат без единого пальцевого отпечатка. А в трех кварталах, на тихой улице вскоре нашли лежавший на боку мотоцикл "ява".      Все обстоятельства свидетельствовали в пользу версии о том, что действовал профессиональный киллер, прибывший, скорее всего, из России. "Русский отдел" со вчерашнего вечера находился на казарменном положении, и Беркович решительно не представлял, какую пользу он мог бы принести.      - Дело вот в чем, - сказал инспектор, заметив смущение старшего сержанта. - Ребятам нужны данные о заказных убийствах, происходивших за последние месяцы в России. Более чем вероятно, что Шалганова "заказал" кто-то из его российских конкурентов.      - - Мне еще писать отчет по делу Дихтера, - нахмурился Беркович.      - Напишешь, когда вернешься. Пойди к Ратушу, он введет тебя в курс дела, а ночью вылетишь в Москву. Если киллера возмут благодаря, в частности, и твоей информации, то повышение в звании, можешь считать, тебе обеспечено.      - Хорошо, - вздохнул Беркович но, прежде чем отправиться к коллегам, позвонил домой и сообщил Наташе новость.      - В Москве снег, - сказала Наташа, помолчав. - Я приготовлю тебе теплый свитер. И куртку.      Ратуша Беркович застал в прокуренной комнате, где пятеро следователей обсуждали оперативные сводки и анализировали фоторобот киллера, составленный на основании показаний свидетелей преступления. Рост убийцы установить не удалось, поскольку никто не видел его стоящим. На нем была кожаная куртка, тысячи мотоциклистов разъезжают по дорогам Израиля в точно таких же. На голове - мотоциклетный шлем, тоже стандартный, черного цвета. На глазах - большие очки. Единственной, по сути, отличительной деталью фоторобота были полные щеки преступника. На это указывали практически все свидетели.      - Типичный висяк, - сказал Берковичу Олег Ратуш. - Работал профессионал, типично российский сценарий, поэтому, собственно, и возникла версия о том, что киллер прибыл из России.      - Что там за дела были у Шалганова? - спросил Беркович.      - Торговал компьютерами, а недавно организовал фирму по услугам, связанным с сетью Интернет. Очень выгодный бизнес, в России на этот счет все "схвачено", и конкурент, тем более с израильскими возможностями, им ни к чему.      - А в Израиле? Как с местными конкурентами?      - Никак, - пожал плечами Ратуш. - У Шалганова была сеть подпольных казино, небольшие заведения в пяти городах - Тель-Авиве, Хайфе, Иерусалиме, Бат-Яме и Рамат-Гане. Бизнес он вел вдвоем с мужем сестры, Евсеем Банишевским. Конкурентов у них нет и пока не предвидится.      - Если вы знали об этих казино, почему не прикрыли? - удивился Беркович.      - А почему не прикрывают массажные кабинеты? - вопросом на вопрос ответил Ратуш. - Все оформлено по закону как салоны видеоигр. Несколько раз проводили облавы, забирали двух-трех игроков, Шалганов с Банишевским всегда выходили сухим из воды.      - Какие отношения были у Шалганова с компаньоном?      - Нормальные. Давняя дружба. Вместе начинали дело. Банишевский с Россией не связан, у него аппетиты поменьше шалгановских. С ним вчера говорили, парень в трансе, ему теперь будет намного труднее, у него нет и пятой доли той хватки, что была у Шалганова.      - Понятно, - протянул Беркович. - А что оружие и мотоцикл?      - "Калаш" со спиленными заводскими номерами куплен, скорее всего, где-то на территориях, а мотоцикл полтора года назад привезен из России новым репатриантом по фамилии Брускин, тогда же продан некоему Швейцеру, вскоре угнан неизвестными и с тех пор числился в розыске.      - Со Швейцером, конечно, говорили?      - Нет. Он с семьей восемь месяцев назад переехал в Канаду.      - Все концы в воду, - вздохнул Беркович и признался: - Не хочется мне ехать в Москву, пустой это номер. Они там и своих заказных убийств раскрыть не могут...      - Я же говорю: типичный висяк, - согласился Ратуш. - Не завидую тебе. Когда летишь?      - Ночью, - сказал Беркович. - Могу я занять твой стол и посмотреть протоколы?      - Конечно, - согласился Ратуш.      Углубившись в чтение, старший сержант не заметил, как прошло время обеда. Олег принес фалафель, и Беркович, хотя и не любил это израильское кушанье, съел его, а потом запил крепким кофе. Время приближалось к трем часам, когда он решил, что больше ничего нового из бумаг не узнает. Подумав, он позвонил в дорожную полицию и задал дежурному несколько вопросов. Ответ он получил не сразу, а когда ему перезвонили и сообщили нужные сведения, Беркович опустил голову на руки и надолго задумался.      Самолет компании "Трансаэро" вылетал поздно ночью, Хутиэли сам принес Берковичу билет с визой и командировочные деньги, постоял рядом, спросил:      - Ну что? Есть мысли?      - Есть одна... - неопределенно отозвался Беркович и, подняв голову, добавил: - Не хочется мне лететь в Москву, вот я и думаю - может, киллер из местных? Неужели в Израиле у Шалганова действительно не было смертных врагов, способных заказать убийство?      - И к какому выводу ты пришел? - с интересом спросил стоявший рядом Ратуш.      - Не было, - удрученно сознался Беркович. - Значит, придется лететь.      Он собрал бумаги в "дипломат", сунул туда же билет и пачку долларов и покинул управление с мыслью о том, что есть еще дело, которое он должен сделать до вылета. Заехать домой и попрощаться с Наташей? Да, это тоже, но еще...      Беркович повел машину в сторону Холона, где жил напарник Шалганова Евсей Банишевский. В пятикомнатной квартире, обставленной без всяких признаков хорошего вкуса, хозяин был один и выглядел мрачным, от него пахло спиртным, похоже было, что пить он начал еще вчера, узнав о гибели напарника.      - Жена в магазин поехала, - сообщил он. - Выпить не предлагаю, ты ж на работе, верно?      - Верно, - кивнул Беркович. - Когда вы узнали об убийстве?      - Сто раз меня об этом спрашивали, - пробурчал Банишевский. - Через час после... ну... мне позвонили из полиции... Я в салоне был, в Бат-Яме.      - Все время, с утра?      - Почему все время? Все время я мотался от салона к салону, работа такая...      - В половине третьего, когда расстреляли вашего компаньона, вы были...      - Не помню. Кажется, возвращался из Иерусалима.      - Верно, - кивнул Беркович, - и проезжали в трех кварталах от места убийства.      Банишевский удивленно посмотрел на старшего сержанта.      - В трех кварталах? Вы что-то путаете. Я ехал из Иерусалима в Бат-Ям, это совсем другая дорога!      - Другая, - согласился Беркович. - То-то и подозрительно. Вас видел патрульный полицейский на перекрестке Дизенгоф и Фришман, машина у вас ярко-голубого цвета, трудно не обратить внимание.      - Мало ли ярко-голубых...      - С вашим номером? Только одна машина - ваша. Кстати, не спуститесь ли со мной к машине? Когда ваша жена вернется, я, с вашего позволения, хотел бы осмотреть багажник и салон.      - Это еще зачем, старший сержант?      - Не думаю, что вы выбросили одежду мотоциклиста. Вы ведь должны были переодеться в машине и побыстрее ехать в Бат-Ям. Потом у вас тоже не было времени: сначала приехала полиция, и до позднего вечера вас расспрашивали о делах Шалганова в России. Полицейский отвез вас домой, поскольку вы были не в себе, а потом вы и вовсе напились, машина стояла у здания управления, пригнали вы ее к дому час или два назад, дома была жена, а потом она уехала за покупками... Кстати, она, кажется, приехала, я вижу, как машина сворачивает к стоянке.      - У вас есть ордер, старший сержант? - сухим и совершенно трезвым голосом спросил Банишевский.      - Нет, - признался Беркович. - Но и времени нет тоже. Готов понести дисциплинарное наказание, когда вы подадите на меня жалобу. Так как, спустимся? Кстати, надуйте-ка щеки... Если еще очки и шлем, то неплохо получается.      Час спустя, отправив задержанного в камеру, Беркович и Ратуш ввалились в комнату, где ждали Хутиэли и ребята из следственной группы.      - Герой! - провозгласил Ратуш, хлопая Берковича по плечу. - А мы ослы. Нужно было не оставлять Банишевского в покое.      - А с чего бы ему убивать компаньона? - с досадой спросил один из следователей. - Абсолютно нелепо! Без Шалганова он прогорит в два счета!      - В этом и была наша ошибка, - сказал Беркович, опускаясь на стул. - Все говорило о том, что убийство заказное. А оно лишь было обставлено как работа киллера. Банишевский знал, что такие дела раскрываются плохо, и отношение к ним в полиции соответствующее. А мотив... Понимаете, он парень с головой и рассудил, что убивать нужно сейчас, когда мотива действительно нет. Мотив появился бы в будущем, когда бизнес с казино раскрутился бы и доход исчислялся бы миллионами шекелей. И мотив был бы тогда не у Банишевского, а у Шалганова, и он-то уж не стал бы церемониться, понимаете? Банишевский решил упредить события. Действительно, выгоднейший момент: мотива - никакого, у Шалганова полно врагов в России, а Банишевский с этим не связан...      - Он готовился несколько месяцев, - закончил Беркович. - Единственный его просчет: не смог вовремя избавиться от одежды мотоциклиста. На перчатках следы пороха...      - Все-таки ты поторопился, Борис, - покачал головой Хутиэли. - Обыск без ордера... Теперь тебе до лета придется ждать очередного звания. А мог бы получить сейчас.      - Поехав в Россию? Инспектор, все к лучшему: родится у меня сын, получу звание, сразу отпразднуем два события. Разве это плохо?