Песах Амнуэль
     
     ИГРЫ ВЗРОСЛЫХ ЛЮДЕЙ
     
     Ехать пришлось довольно далеко - в лес Бен-Шемен, но и случай оказался экстраординарным: человека, как сказал Берковичу по телефону патрульный Огельман, убили стрелой, выпущенной из лука.
     Погода выдалась хорошая - не жарко, небольшой ветерок, легкие облачка то и дело закрывали солнце. Прекрасное время для пикников. Насколько понял Беркович из сообщения патрульного, народ и собрался на пикник, только пикник оказался каким-то странным. В чем заключалась странность, старшему сержанту еще предстояло выяснить.
     С дороги он позвонил Наташе - раз уж обещал названивать жене каждые два-три часа, то приходилось держать слово.
     - Арик спит, - сказала Наташа. - Я тоже сейчас прилягу, а то полночи не спала. Ты-то храпел вовсю...
     - Поспи, - сказал Беркович. - Позвони, когда проснешься.
     Машина свернула с шоссе, проехала километра два по лесной дороге и оказалась на большой поляне, где было много кустов и толпились десятка три человек странного вида. Это были молодые люди - старшему на вид не больше тридцати, - одетые в костюмы, больше подходившие для карнавала. Мужчины - в латах и расшитых камзолах, девушки - в широких платьях с большими воротниками.
     Навстречу Берковичу и приехавшему с ним эксперту Рону Хану поспешил патрульный Цви Огельман.
     - Это толкиенисты, - предупредил он вопрос Берковича, - любители творчества Толкиена. Хоббиты и все такое.
     - Вот оно что, - протянул Беркович. О поклонниках английского профессора, автора сказочной эпопеи "Властелин колец", он, конечно, слышал. Толкиенисты в каком-нибудь из живописных мест и устраивали показательные игрища, всерьез изображая сюжеты, для которых сами и писали сценарии. Разумеется, латы у них были картонными, как и мечи, секиры и прочая рыцарская атрибутика. Беркович не очень понимал, почему взрослые люди, многие из которых имели семьи, играют, будто малые дети, но ведь о вкусах не спорят.
     - Сюда, старший сержант, - сказал Огельман и повел Берковича в дальний угол поляны, где за большим кустом лежал навзничь человек, одетый в картонные латы. Из груди у него торчало древко стрелы, на раскрашенном картоне кровь была почти не видна. Неподалеку сидел на земле, опустив голову на руки, еще один участник этой странной игры.
     - Умер практически мгновенно, - констатировал эксперт Хан, осмотрев тело.
     - Его звали Андрей Корш, - принялся рассказывать патрульный, успевший до прибытия группы из управления снять необходимые для расследования показания. - Двадцать шесть лет. Стрелял парень, что сидит вон там - его имя Ефим Будкер. Они с Коршем ровесники и, как свидетели утверждают, друзья. В подобных игрищах не бывает кровопролития - все картонное или деревянное. Корш и Будкер изображали лучников вражеских армий. Луки - убедитесь сами - далеко не спортивные. Стрелы использовались с острыми наконечниками, что не запрещено, поскольку, во-первых, согласно правилам, стрелы не применяются в ближнем бою, а во-вторых, попасть в цель из такого лука даже с относительно близкого расстояния практически невозможно.
     - Но Будкер попал, - заметил Беркович.
     - Судя по всему, совершенно случайно. Все утверждают, что Будкер не стрелял из лука до начала этого представления, а когда тренировался за полчаса до боя, то стрелы летели куда угодно, только не в цель. К тому же, Будкер близорук.
     - И все-таки он попал, - повторил старший сержант и направился к молодому человеку, который при виде полицейского тяжело поднялся на ноги. В глазах Будкера, под толстыми стеклами роговых очков, застыло выражение такого ужаса, что Беркович сказал сочувственно:
     - Ну-ну... Успокойтесь и расскажите, что здесь произошло.
     - Я, - со всхлипом вздохнул Будкер, - я уже расска...
     - Я хотел бы услышать все от вас лично, а не в пересказе. И держите себя в руках, договорились?
     Полчаса спустя, сопоставив сбивчивый рассказ Будкера с показаниями остальных участников игры, Беркович уже мог ясно представить себе, что произошло на поляне.
     Согласно сценарию, Будкер и Корш были воинами враждующих армий - хоббитов и орков. Они должны были сражаться на мечах, но Корш предложил взять еще и луки. Никто не думал, что это опасно, поскольку стреляли издалека, а в ближнем бою должны были перейти на "холодное оружие". Корш потерял свой меч в стычке и, когда на него насел Будкер, бросился в кусты - хотел, вероятно, обогнуть поляну и взять новый меч у рефери, следившего за ходом сражения. Будкер понял, что не догонит приятеля и пустил стрелу, метя в куст, - согласно правилам, это означало, что противник добит. То, что он увидел, заставило Будкера бросить оружие и с воплем броситься на помощь: пущенная наугад стрела вонзилась в грудь Корша. Вопль Будкера слышали все, и был этот вопль так ужасен, что бой немедленно прекратился. Не прошло и минуты, как три десятка игроков собрались около безжизненного тела Корша. Будкер бился головой о ствол дерева.
     - Послушайте, старший сержант, - сказал Берковичу полководец орков, представившийся программистом Володей Свищевым, - это ужасно, конечно, но Фима не виноват. Он и стрелять не умел - это я готов подтвердить где угодно. Нелепая случайность. Фиму сейчас самого спасать нужно, а то он руки на себя наложит...
     - Нельзя было использовать стрелы с острым металлическим наконечником! - резко сказал Беркович.
     - Это сейчас кажется очевидным, - вздохнул Свищев. - Но мы играем уже не первый десяток раз, никогда ничего не происходило, даже если стрела попадала в человека. Ну царапнет немного... А без наконечника стрела вообще не летит.
     - Вы знали обоих - и Будкера, и Корша?
     - Конечно. Андрюша репатриировался один пять лет назад, приехал по программе НААЛе и остался. Отслужил в армии, работал в престижной фирме, он... был отличным автомехаником. Мать и отец остались в России. А Фима здесь с родителями и сестрой, работает программистом. В армии не был, у него зрение очень слабое и плоскостопие. Получил низкий профиль... Так что сами судите, мог он прицельно выстрелить даже если бы хотел?
     - Какие между ними были отношения?
     - Нормальные... То есть, как-то пробегала между ними черная кошка, но потом они помирились и стали не разлей вода.
     - Черная кошка? - переспросил Беркович. - Нельзя ли подробнее?
     - Девушка, - коротко сказал Свищев. - Андрюша встречался с Машей Циклер, а потом Фима ее отбил. Маша не из нашей компании, но иногда приходила. Впрочем, когда возник скандал, она перестала к нам заглядывать.
     - Значит, был скандал?
     - Но послушайте, старший сержант! Это случилось несколько месяцев назад, во-первых. И они давно помирились. А во-вторых, кто у кого девчонку отбил? Фима у Андрея! Так кто кого мог ненавидеть, если на то пошло? Если бы Андрей стрелял в Фиму, я бы еще понял, Андрей ведь, кстати, и стрелок был отличный, он служил в "Голани", а Фима в трех шагах не попал бы...
     - Да я все понимаю, - с досадой сказал Беркович, - и вовсе не обвиняю Будкера в умышленном убийстве.
     - Это нелепая случайность! - твердо сказал Свищев. - Хватит одной трагедии. Если Фиму отдадут под суд, это будет несправедливо.
     - Нам ли решать? - вздохнул Беркович и направился к эксперту, который закончил работу и разрешил парамедикам унести тело.
     - Очень точное попадание, - сказал Хан старшему сержанту. - Прямо в сердце. Стрела вошла сверху под углом градусов сорок. Удар был не так уж силен, из этого лука иначе и не получится... Могу себя представить на месте этого Будкера. Помнишь, в прошлом году солдат случайно застрелил сослуживца? Не знал, что пуля в стволе. Его потом несколько месяцев в психушке лечили.
     - Да, я слышал, - сказал Беркович. Он был согласен и со Свищевым, и с Ханом. Достаточно было посмотреть на Будкера, чтобы проникнуться к нему участием.
     - Можно посмотреть на эту проклятую стрелу? - спросил Беркович.
     - Конечно, - Хан протянул старшему сержанту пластиковый пакет, в котором лежала стрела с перьевым оперением. На тускло блестевшем наконечнике были видны приставшие к металлу крохотные темные комочки.
     - Кровь? - спросил Беркович.
     - Естественно, - кивнул эксперт. - И есть еще следы грязи. Вот эти едва заметные комочки, они чуть светлее, чем запекшаяся кровь.
     - Следы грязи? - удивился Беркович. - Откуда?
     - Стрелой пользовались, не так ли? И никогда, кстати, не попадали. Естественно, что наконечник в земле.
     - Это свежая грязь?
     - Да, - уверенно сказал Хан.
     - Ты можешь определить, с какого именно места на поляне? Если вообще грязь с этой поляны...
     - Могу, - нахмурился эксперт. - Возьму пробы и сравню. Но зачем это тебе?
     - Так, - туманно сказал Беркович. - Сколько времени займет анализ?
     - Пока я буду копаться здесь в земле, пока доеду до лаборатории... Скажем, три часа.
     - Договорились. Займись этим, я к тебе загляну.
     Толкиенисты между тем стянули с себя маскарадные принадлежности и стали обычными ребятами и девушками - в шортах, больших майках, рюкзаки за спиной, нормальные вроде люди, но их увлечение...
     - Скажите своим, что они могут разъезжаться, - сказал старший сержант, подойдя к Свищеву.
     - А Фима? - спросил Свищев.
     - Будкер поедет со мной. Нужно уточнить детали.
     - Я поеду тоже, - решительно заявил Свищев. - Необходимо, чтобы рядом был знакомый человек, иначе он совсем расклеится. Не исключаю, что он может что-нибудь с собой сделать.
     - Нет, - сказал Беркович. - Мы уж сами как-нибудь...
     По дороге в управление Будкер молчал, закрыв глаза, но похоже, начал приходить в себя. Беркович молчал тоже, оставил задержанного в кабинете под присмотром Огельмана и поспешил в лабораторию к Хану.
     - Земля с того места, где лежало тело Корша? - спросил он.
     - Так ты это заранее знал? - удивился эксперт. - Почему так решил?
     - Потому, что Будкер не попал бы в цель и с десяти шагов - это раз. И потому, что тридцать человек видели, как он пустил стрелу в сторону Корша. Но никто не видел самого Корша - его скрывали кусты.
     - Верно, - согласился Хан. - Однако стрела ведь все-таки попала в...
     - Да нет, конечно! Стрела вонзилась в землю рядом с Коршем. Будкер завопил что есть силы и бросился к приятелю. Все обернулись и, когда прошло оцепенение - секунд через десять, полагаю, - побежали к месту происшествия. Но первым там был, конечно, Будкер. Озадаченный криком, Корш стоял, как статуя. Он так ничего и не понял, когда Будкер выдернул стрелу из земли и изо всей силы вонзил ему в грудь. В двадцати-то сантиметрах, да еще в очках, он прекрасно видел, куда метил. Удар, естественно, пришелся сверху - и ты решил, что стрела была на излете...
     - Черт возьми, - только и смог проговорить Хан.
     - Вот именно.
     - Но мотив? Ты же слышал о той истории...
     - Вот именно, - повторил Беркович. - Да, Будкер заполучил девушку. И воспылал к бывшему сопернику любовью? Черта с два, его ненависть только усилилась - у таких людей комплекс неполноценности ярко выражен, Будкер наверняка был уверен, что такая девушка, как Маша, бросит его и все равно вернется к Коршу. Или будет наставлять рога. Само существование Корша было Будкеру ненавистно.
     - Он мог увезти девушку, поселиться в другом городе...
     - Это ничего бы не изменило! Ему казалось, что уверенность в себе он получит только в одном случае - если Корша вообще не станет. А план он придумал замечательный. Все видели, что он стрелял, и все знали, что попасть специально он не мог. Все - три десятка свидетелей! - подтвердили бы на суде, что это была трагическая случайность. Его бы оправдали, или ты в этом сомневаешься?
     - Оправдали бы, - кивнул эксперт.
     - Если бы не комочки земли на наконечнике. У Будкера времени не было их стереть - ведь на его крик уже мчались люди...
     - Я бы эти комочки, конечно, обнаружил, - сказал Хан, - но не уверен, что придал бы значение. Тебе-то почему пришло в голову?
     - Будкер слишком хорошо играл роль, - усмехнулся Беркович. - И я подумал: сколько же раз он ее репетировал...
     
     
     АРИЭЛЬ, СЫН БОРИСА
     
     Беркович вышел из палаты в коридор и прислонился к стене, чтобы перевети дух. Он не предполагал, что способен так разволноваться. Наташа кормила грудью их сына, и Берковичу хотелось встать перед женой на колени, целовать ей пальцы и говорить - неважно что, просто говорить, потому что любое сказанное сейчас слово было бы словом любви.
     Он заехал в больницу на несколько минут и обещал Наташе вернуться вечером, когда остальные посетители уже начнут расходиться. Спустившись на первый этаж, Беркович направился к выходу и едва не столкнулся с сержантом Соломоном.
     - Борис? - удивился Соломон, увидев коллегу. - Тебя тоже вызвали по этому делу?
     - По какому? - не понял Беркович. - Я приходил к жене. Видишь ли, у меня родился сын...
     - Да, я слышал! - воскликнул Соломон, хлопнув себя по лбу. - Поздравляю! Как назвали мальчика?
     - Еще не решили, - сказал Беркович. - Послушай, а ты-то что здесь делаешь?
     - Нужно зайти в терапию, - объяснил Соломон. - Покончил с собой Рон Липкин, хозяин торговой сети "Интерглобаль".
     - Вот как? - протянул Беркович. Один из супермаркетов "Интерглобаль" находился в квартале от его дома, и Наташа чаще всего ходила туда за продуктами.
     Минуту спустя Беркович поднимался с Соломоном в лифте и слушал краткий рассказ о происшедшем. Липкину было пятьдесят четыре года, и до последнего времени он не жаловался на здоровье. Работал всю жизнь, всего добился сам, состояние его недавно перевалило за сто миллионов. Двое детей, внуки, с женой развелся. Липкин считал себя здоровым человеком, но неожиданно узнал о том, что смертельно болен. Рак крови, очень быстрая форма, излечение невозможно. Некоторые - сильные духом - кончают с собой, чтобы избежать страданий. Генерал Мота Гур, например.
     Липкин ввел себе в вену смертельную дозу сильнейшего снотворного. Уснул и не проснулся. Арье, один из сыновей Липкина, не смог разбудить отца и вызвал скорую. Когда скорая прибыла, Липкин был еще жив, и его доставили в больницу, но сделать уже ничего было нельзя. Врачи, естественно, вызвали полицию, поскольку имел место суицид.
     - Что сказано в записке? - спросил Беркович.
     Лифт остановился, и полицейские вышли в административный сектор терапевтического отделения. Кабинет главного врача был в конце коридора.
     - Читай сам, - сказал Соломон и вытащил из бокового кармана листок бумаги.
     Четким почерком человека, находившегося в здравом уме и твердой памяти, было написано: "Не хочу ждать. Я не боюсь боли, но не желаю быть обузой. Человек жив, пока здоров. Простите".
     - Когда он узнал, что болен? - спросил Беркович сержанта Соломона после того, как с формальностями было покончено, и полицейские спустились в холл.
     - Недели две назад, - сказал Соломон. - Проходил проверку, и анализы показали...
     - По поводу чего проверка? Люди не очень-то любят проверяться, если ничего не болит.
     - Не знаю, - сказал Соломон. - Какая, собственно, разница?
     - Никакой, - согласился Беркович. - Тело уже отправили в морг?
     - Отправили, - кивнул Соломон. - Тебе что-то не нравится? По-моему, здесь нет вопросов.
     - Только один: почему Липкин выбрал такой способ самоубийства? Так обычно поступают женщины. Мужчины предпочитают действовать иначе: веревка или пуля. Чаще пуля. Наверняка у Липкина был пистолет.
     - Да, - сказал Соломон. - "Беретта", лежит в небольшом сейфе в его спальне, оружием давно не пользовались.
     - Вот видишь. Куда проще было достать пистолет и... А он искал яд, вводил себе дозу... Откуда он знал, какая именно доза нужна? Тебе не кажется, что был еще кто-то, с кем Липкин мог консультироваться?
     - Допустим, - сказал Соломон. - Ну и что?
     - Ничего, - пожал плечами Беркович.
     Они вернулись в управление, и Беркович сел за телефон. Эксперт Рон Хан, тезка покойного, на вопрос Берковича ответил, что через несколько минут приступит к вскрытию тела, но первичный осмотр лично у него подозрений не вызвал. Укол был сделан в вену, причем не очень-то профессионально. Мог ли Липкин сделать укол сам? Конечно, мог. Пальцевые следы? Какие могут быть следы на шприце? Все размазано. А на коробке с ампулами следов много, в том числе и следы пальцев покойного, лежащие поверх прочих, так что оснований для подозрений практически нет.
     - Позвони, когда закончишь, - попросил Беркович и следующий звонок сделал в поликлинику больничной кассы "Меухедет", где Липкин проходил последнюю проверку. Достаточно быстро удалось узнать, что врач лишь дал направление, а анализы проводились в частной клинике. Получив номер телефона, Беркович связался с профессором Марком Воронелем.
     - Как покончил с собой? - ахнул профессор. - Не может быть! Да, я сказал ему о диагнозе. Я не мог поступить иначе, пациент должен знать, к чему быть готовым... Это первый случай в моей практике...
     Положив трубку, Беркович посмотрел на часы и, вызвав дежурную машину, отправился на виллу Липкина. Он и сам не знал, почему поступал именно так - в конце концов, что невероятного в том, что бедняга Липкин решил не стреляться, а мирно заснуть? Стоило ли говорить с сыновьями, и без того сломленными смертью отца?
     На вилле оказалось неожиданно много народа - кроме Арье и Дана, сыновей Липкина, здесь были их жены, несколько человек из директората "Интерглобаль", Мирьям Хариф, адвокат покойного.
     - Можно вас на пару слов? - спросил Беркович и, отведя адвоката в сторону, спросил: - Кому досталось наследство? Надеюсь, это не является тайной...
     - Нет, - пожала плечами женщина. - Хотя я и не понимаю, почему это интересует полицию? Честно говоря, на месте Рона я бы, возможно, поступила так же. Вы знаете, какой это кошмар, когда болит все тело? У меня мать...
     - Да, я понимаю, - перебил Беркович. - Так что относительно завещания?
     - Состояние делится поровну между сыновьями, случай вполне стандартный. Нестандартным было прежнее завещание, и хорошо, что Рон успел его изменить.
     - Прежнее? - переспросил Беркович. - А что прежнее?
     - Какое это имеет значение? - недовольно сказала Мирьям Хариф. - Ну хорошо... Пять лет назад у Липкина была любовница, на которой он одно время хотел жениться. Ей он и отписал все, что имел. Порыв любви, понимаете ли. Я его отговаривала, но у него было обо всем свое мнение. А потом они поссорились. Я спросила, будет ли он менять завещание, раз уж так получилось, и господин Липкин ответил, что да, конечно, но это не к спеху, умирать он, слава Богу, не собирается. Я так понимаю, что он надеялся на примирение.
     - Но завещание все-таки изменил?
     - Да, когда узнал о болезни. Не мог же он допустить, чтобы после его смерти деньги остались женщине, с которой он так и не помирился.
     - Понятно, - кивнул Беркович. Все действительно было очевидно, а поступки Липкина логичны и объяснимы. Кроме способа самоубийства. И пожалуй, еще один момент вызывал сомнения: даже самая быстротечная форма лейкоза длится не одну неделю, а боли начинаются по крайней мере через несколько месяцев. Это время Липкин мог прожить, не испытывая особых неудобств - кроме, конечно, сознания, что смерть вот-вот взмахнет своей косой...
     Зазвонил телефон, и Беркович, извинившись перед адвокатом, поднес аппарат к уху. Говорил эксперт Хан:
     - Борис? Причину смерти я подтверждаю - передозировка. Но вот с другим диагнозом у меня проблема - я имею в виду лейкоз. Да, кровь была не в порядке, но заболевание могло быть и доброкачественным. Точно не скажу, нужны дополнительные исследования, и я бы хотел иметь в своем распоряжении анализы, сделанные в клинике. Можешь это устроить?
     - Конечно, - сказал Беркович.
     Ушел он с виллы по-английски, не попрощавшись.
     Профессор Воронель оказался мужчиной молодым и энергичным. Он сообщил, что клинику открыл недавно, дело еще в стадии становления, но уже завоевало авторитет.
     - Почему Липкин обратился именно к вам? - спросил Беркович.
     - Я давно знаком с его сыном Арье, он отцу и посоветовал.
     - Я хотел бы получить распечатки анализов, которые вы делали для Липкина.
     - Вы думаете, что сами в них разберетесь? О, простите, это не мое дело, верно? Пожалуйста, я сейчас распоряжусь.
     Получив бумаги, Беркович поехал в лабораторию судебно-медицинской экспертизы, где застал Рона Хана за внимательным изучением каких-то документов.
     - Принес? - спросил Хан вместо приветствия. - Ну-ка, покажи. Так... Понимаешь, Борис, как я и думал, анализы не такие уж однозначные. Лично я не стал бы пугать пациента, прежде чем проведу повторный анализ недели через две-три.
     - И еще я не понимаю, - продолжал Хан, - почему Липкин сразу впал в депрессию, такую глубокую, что решил покончить с собой. На его месте я бы обратился еще к одному врачу, сделал бы другие анализы, речь, черт побери, шла о жизни и смерти!
     - Об этом я тоже все время думаю, - согласился Беркович.
     - И что надумал? - спросил Хан. - Я же вижу, у тебя есть соображения...
     - Есть, - кивнул Беркович и рассказал о разговоре с адвокатом.
     - Я понял! Ты решил, что сыновья не могли иным способом заставить отца изменить завещание? И Воронель специально начал пугать беднягу? И напугал настолько, что тот изменил-таки завещание. Но Воронель не рассчитал, и Липкин покончил с собой...
     - Примерно так, - кивнул Беркович. - Хотя и не совсем. Я все думаю: почему Липкин вколол снотворное, а не застрелился? Почему не обратился к другому врачу? И еще. Адвокат Липкина утверждает, что ее клиент надеялся возобновить отношения с бывшей любовницей. Тебя это не наводит на мысль?
     - На какую?
     - Извини, Рон, мне нужно идти. Хочу разыскать таинственную любовницу и еще с сыновьями поговорить. В целом я догадываюсь, как было дело, но доказательств нет...
     На поиски доказательств ушло трое суток, в течение которых Беркович почти не спал. Наташу выписали из больницы, он привез жену с сыном домой, и ребенок поднимал крик каждые два-три часа. Нужно было бы посидеть с Наташей, помочь ей, но пришлось съездить в Эйлат, где третий год жила Нора Шлимак, бывшая возлюбленная Рона Липкина, да и беседы с сыновьями покойного тоже нельзя было перепоручить никому. Инспектор Хутиэли, встретив Берковича в коридоре, поздравил его с рождением сына и сказал вскользь:
     - Жалуются на тебя. Чего ты, собственно, добиваешься от детей Липкина? Выбор человека надо уважать.
     - Да, - вздохнул Беркович, - если у него был выбор.
     Через три дня он свел воедино все показания и доказательства и явился к инспектору.
     - Одну ошибку они все-таки сделали, - сказал старший сержант. - Я имею в виду Арье и Дана, сыновей Липкина. Письмо от имени отца писал Даниэль. У них почерки вообще похожи, а он еще сильно старался. Братья не ожидали, что полиция займется экспертизой. Все выглядело так естественно: смертельная болезнь, желание избавиться от мучений... К каждому элементу цепи можно придраться, но доказательств никаких. Да, Арье знал Воронеля, ну и что? Да, Воронель сказал Липкину о болезни, не будучи уверен. Это нехорошо, но не наказуемо. Да, Липкин изменил завещание, это естественно при сложившихся обстоятельствах. Покончил с собой? Некоторые так и поступают. Ничего не докажешь. Но с письмом вышел прокол. Если Липкин покончил с собой, то сам и должен был писать письмо, верно? А если письмо писал Дан, то, значит, и самоубийства не было.
     - Да, письмо - сильный аргумент, - вынужден был согласиться Хутиэли. - Ты хочешь сказать, что Липкина убили сыновья?
     - К сожалению... Это объясняет, кстати, почему не был использован пистолет. Оружие лежало в сейфе, открыть его братья не могли. Завещание в пользу бывшей любовницы их не устраивало, менять его отец не желал, а деньги им были нужны срочно, это, между прочим, тоже аргумент против обоих. Тогда и был придуман план с лейкемией.
     - Ты хочешь сказать, что Воронель фальсифицировал результаты анализов?
     - Нет, он только выдал желаемое за действительное. У Липкина оказалась редкая болезнь крови, вполне доброкачественная, но при небрежном анализе можно было заподозрить и лейкемию.
     - А если бы Липкин вообще оказался здоров?
     - Милые детки придумали бы что-нибудь другое. Недомогание отца сильно облегчило им задачу. Разумеется, они не стали ждать, когда отец обратится к другому врачу, чтобы подтвердить или опровергнуть диагноз. Не таким он был человеком, чтобы поверить первому слову кого бы то ни было. Липкин записался на прием к профессору Либоцки, это лучший специалист по лейкозам, он бы наверняка успокоил беднягу. Но дети ждать не стали, успокоили отца снотворным, Даниэль написал предсмертное письмо... И все сошло бы, ведь даже Рон Хан не смог однозначно определить, что болезнь Липкина не была смертельной. А если, как они надеялись, экспертиза лишь подтвердила бы факт самоубийства, и эксперт не стал бы вникать в детали...
     - Все равно, - хмуро сказал инспектор, - до суда дело может не дойти. Невозможно доказать, кто из братьев был убийцей. Даниэлю ты можешь предъявить только обвинение в подлоге. А обвинять в убийстве обоих...
     - Да, - согласился Беркович. - Но сухими из воды они все-таки не выйдут.
     Домой он вернулся усталый и не сказать, чтобы совсем довольный. Наташа сидела в салоне и держала на руках сына. Беркович подошел к жене и опустился перед ней на колени.
     - Какая ты красивая, - сказал он. - Вы оба такие красивые...
     - Давай назовем его Ариэлем, - сказала Наташа.
     - В честь Шарона? - удивился Беркович.
     - В честь Беляева. Помнишь роман о летающем человеке? Красивое имя. И еврейское.
     - Давай, - согласился Беркович. - Ариэль Беркович, сын Бориса. Ничего, годится.
     
     
     КОЛЬЦО С БРИЛЛИАНТОМ
     
     - Почему ты раньше меня поднимаешься, когда Арик начинает плакать? - спросила Наташа. - Все-таки я мать и должна...
     - Ты мать, - перебил жену Беркович, - и потому должна ночью выспаться. А я не только отец, но еще и полицейский, к ночным дежурствам привык, сплю чутко... Все в порядке, Наташа, отдыхай, я уже дал Арику соску с водой.
     Наташа заснула, а Беркович еще долго лежал в темноте, прокручивая в памяти события прошедшего вечера. То, что произошло на вилле Авраама Лейзера, с одной стороны было достаточно тривиально, а с другой - выглядело полной нелепостью. Конечно, в жизни бывает всякое, и, вполне вероятно, что Беркович напрасно ломал в ночной темноте голову над проблемой, не стоившей выеденного яйца. Однако мыслям не прикажешь, а сон все равно не шел...
     Телефонный звонок с виллы Лейзера, одного из владельцев компании "Аруцей мерказ", поступил в восемнадцать тридцать шесть. Взволнованный женский голос сообщил, что виллу ограбили, а хозяина убили. Звонила Дора, племянница Лейзера, пришедшая в гости к дяде и нашедшая его в гостиной без признаков жизни.
     Старший сержант Беркович выехал на место происшествия вместе с судебно-медицинским экспертом Роном Ханом и оперативной группой сержанта Соломона. Судя по всему, владельца кабельной компании убили, когда он, приехав домой, обнаружил, что на виллу проникли грабители и уже успели перевернуть все вверх дном и в салоне, и в малом кабинете, где хозяин хранил свою коллекцию морских раковин. Возвращение Лейзера стало неожиданностью для грабителей, он получил удар в висок острым предметом и скончался на месте.
     - Умер не больше полутора часов назад, - констатировал Хан, - и не меньше сорока-пятидесяти минут.
     - Крови почти нет, - сказал Беркович.
     - Посмотри, вот кровоподтек прямо над правым ухом. Крови действительно мало. Профессиональный удар - жертва даже вскрикнуть не успела.
     - Как грабители проникли на виллу? - сам себя спросил Беркович. - Решетки целы. Впрочем, окон здесь много, сейчас проверю...
     Решетки были не на всех окнах первого этажа, и одно из стекол оказалось сломано. Грабителей было двое - это удалось установить по следам ног на песке за окнами виллы. Пришли они со стороны шоссе - но не того, по которому мчались машины в сторону Тель-Авива и Хайфы, а от строившегося ответвления, на котором несколько недель не велось никаких работ. По обеим сторонам будущего шоссе стояло несколько вилл, таких же, как вилла Лейзера. Беркович отправил сержанта Соломона задать несколько вопросов соседям, а сам вместе с другими оперативниками осмотрел комнаты.
     - Вы можете сказать, что украдено? - спросил Беркович у Доры.
     Девушка, ходившая следом за полицейскими, покачала головой.
     - По-моему, ничего... Может, мелочь какая-то... Главное богатство дяди - коллекция раковин, так она вот вся стоит, ее даже не тронули.
     - Дядя жил один?
     - Почему один? - удивилась Дора. - С Нурит. Это его новая подруга. Она сейчас в Германии, то ли в Берлине, то ли во Франкфурте.
     - Отдыхает?
     - Почему отдыхает? Работает. Да, вы же не знаете... Нурит - начальник отдела рекламы в дядиной компании. Она поехала в Германию, чтобы о чем-то договориться. О чем - не знаю, это меня не интересовало...
     - Борис! - позвал эксперт Хан, продолжавший возиться с телом. - Подойди-ка сюда!
     - Смотри, - показал Хан, когда Беркович вернулся в салон, - правая ладонь сжата в кулак. Я думал, что он хотел ударить того, кто на него напал... Попробуй-ка...
     Беркович с трудом расцепил пальцы, он уже видел то, что хотел показать эксперт - на его ладонь упало кольцо с огромным бриллиантом.
     - Ничего себе, - присвистнул Беркович. - Это ж тысяч на пятьдесят, наверное...
     - Скорее на все сто, причем не шекелей, а долларов, - поправил Хан.
     - Но почему он держал кольцо в кулаке?
     - Вероятно, оно было у него на пальце, но, увидев грабителей, Лейзер снял кольцо и хотел спрятать...
     - Вот как? - удивился Беркович. - А грабители оказались такими идиотами, что, убив хозяина, не потрудились осмотреть тело?
     - Может, просто в голову не пришло...
     - Я же говорю - идиоты. Коллекция раковин на месте, значит, не это их интересовало. Просто так грабители не полезут - была наводка, они знали, что искать, ты не согласен?
     - В принципе, так обычно бывает, - уклончиво сказал Хан. - Думаешь, им нужно было кольцо?
     - Это же самая ценная вещь, верно? Найти кольцо можно либо в коробочке, где оно хранится, либо на пальце хозяина. Они искали коробочку. Не нашли, а тут является хозяин. Его убивают и... уходят, даже не потрудившись посмотреть, нет ли кольца на пальце?
     - Должно быть, кто-то спугнул, - сказал Хан. - Пришлось сматываться.
     Беркович покачал головой и задумался. В салон вошел сержант Соломон и заявил, довольный результатом собственного расследования:
     - Говорил с соседями справа и слева. Шума не слышал никто. Они дома с четырех часов. Машину Лейзера видели, когда он возвращался, это было в начале шестого.
     - По времени сходится, - кивнул эксперт. - Именно в это время Лейзер и был убит.
     - Непонятно, - сказал Беркович. - Машину Лейзера видели, а машину грабителей - нет? Они должны были уехать сразу после убийства! И шума соседи тоже не слышали? Тут ведь такой разгром...
     - Да, странно, - согласился Хан. - Но объяснимо. Если грабители удалились в сторону главного шоссе, что, скорее всего и было на самом деле, то соседи справа их видеть не могли. А соседи слева в это время могли отвлечься.
     - Не исключено, - кивнул Беркович. - Но из этого следует, что никто грабителей не спугнул. Они спокойно могли завершить поиск. И уж, во всяком случае, им легко было обнаружить кольцо в кулаке убитого.
     Тело Лейзера увезли в морг, Дору сержант Соломон лично проводил до вызванного Берковичем такси.
     - Отпечатков пальцев много, - сообщил Хан. - На разбросанных предметах два типа пальцевых следов. Скорее всего, оба принадлежат грабителям. В салоне много следов самого Лейзера - я сравнил с оттисками, сделанными с пальцев трупа. Что меня немного смущает... Вот здесь и здесь, на столе и телевизионной тумбочке пальцы Лейзера лежат поверх пальцев гостей.
     - А что тут странного? - подал голос сержант Соломон. - Он вошел в салон, когда грабители возились, допустим, в кабинете. Увидел разгром, коснулся пальцами стола и тумбочки, а тут вышел кто-то из грабителей...
     - Похоже... - протянул Беркович. Он был недоволен. Картина выглядела ясной, но нелогичной. Если грабителям нужно было именно кольцо, они должна были быть уверены, что Лейзер не носит его на пальце - иначе зачем им было в отсутствие хозяина лезть на виллу?
     - Где был Лейзер сегодня днем? - спросил Беркович сам себя. - Он что, всегда надевает это кольцо? Обычно люди не носят такие драгоценности на работу.
     Ответ на эти вопросы удалось получить достаточно быстро. Вернувшись в управление, Беркович позвонил сотрудникам фирмы Лейзера и установил, что хозяин с трех до половины пятого принимал у себя гостей из Франции - представителей одной из фирм кабельного телевидения, с которой "Аруцей мерказ" намеревалась заключить выгодный контракт. Стало понятно, по крайней мере, почему кольцо оказалось на пальце Лейзера, а не дома.
     Но почему соседи не слышали шума и не видели чужой машины? И почему убийцы не обратили внимания на кольцо, зажатое в кулаке Лейзера?
     Один из типов пальцевых следов, как показал поиск в компьютерной базе данных, принадлежал Шаю Кошману, домушнику-рецидивисту, полгода назад вышедшему из "Абу-Кабира" после трехлетней отсидки. Второй тип следов в картотеке зарегистрирован не был. Впрочем, достаточно было данных и о Кошмане. Место его нынешнего жительства было не известно, но найти Кошмана было, конечно, дело техники. И времени. Дав поручения сержанту Соломону, Беркович решил, что сегодня уже больше ничего сделать не удастся, и отправился домой. К утру могут поступить сведения о местонахождении Кошмана, и тогда станет ясно, что делать дальше...
     Беркович лежал в темноте рядом с мирно спавшей Наташей и думал о том, что, скорее всего, упустил при осмотре какую-то деталь. Кошмана Беркович не знал, его посадили, когда старший сержант еще не работал в полиции, но вряд ли опытный рецидивист сделал бы такую глупость - не осмотрел тело. И черт возьми, почему Кошман пошел на убийство? Домушники не убивают, это иной тип преступления, иной характер...
     Где же ошибка?
     Мысль, пришедшая Берковичу в голову, сначала показалась ему нелепой, но полчаса спустя выглядела уже настолько логичной, что старший сержант не мог больше оставаться в постели. Он пошел на кухню, налил себе кофе и сидел до утра, прокручивая в мыслях варианты. В семь, когда Арик громким криком потребовал материнского молока, Беркович поцеловал жену и поехал - не в управление, как намеревался вначале, а на виллу Лейзера. Дверь была опечатана, и Берковичу пришлось потратить полчаса, чтобы дозвониться до прокурора и получить разрешение на дополнительные следственные действия.
     В салоне он быстро нашел то, что искал. Удостоверившись в том, что мысль его оказалась верной, Беркович поехал на работу и из кабинета позвонил эксперту.
     - Ну что? - спросил старший сержант, когда Хан поднял трубку. - Сердечный приступ?
     - Как ты догадался? - поразился эксперт. - Я пока и сам не уверен, но действительно похоже...
     - Я всю ночь думал над противоречием - почему Кошман убил и почему, если убил, не нашел кольца? И понял, в чем мы ошиблись. Мы решили, что грабеж и убийство произошли в одно и то же время. Между тем, догадаться можно было уже тогда, когда ты нашел пальцы Лейзера поверх пальцев Кошмана.
     - Кошман знал о ценном кольце, - продолжал Беркович, - и знал, что обычно Лейзер его не носит, тем более - на работу. Знал он также и то, что соседей днем нет дома. Чего он не знал, это того, что неожиданно приехали фирмачи из Франции и Кошман надел кольцо, чтобы покрасоваться. Кошман с компаньоном полезли на виллу, думаю, вскоре после полудня. Перерыли все, что могли, кольца не нашли и вынуждены были удалиться - могу себе представить, как Кошман злился. Он был так раздосадован, что даже не взял коллекцию раковин - впрочем, как товар эта коллекция вряд ли имеет большую ценность... А Лейзер вернулся домой в пять часов, увидел разгром и решил, как и мы, между прочим, что грабители еще на вилле. Что он делает в первую очередь? Обходит салон, оставляя следы пальцев на столе и тумбочке, снимает с пальца кольцо, это инстинктивный жест - он боится, что сейчас грабители войдут и... И все. Лейзер так напуган, что у него начинается сердечный приступ, он падает и ударяется виском об угол стола...
     - Надо было осмотреть стол, - пробурчал эксперт. - Мы искали пальцевые следы, а нужно было искать след от удара головой...
     - Я нашел этот след, - сказал Беркович. - Маленькая застывшая капелька крови.
     - Ты избавил Кошмана от обвинения в убийстве, - хмыкнул Хан.
     - И за это, - закончил разговор Беркович, - он будет мне благодарен, сидя в тюрьме "Абу-Кабир"...
     
     
     КОЗНИ ПОЛТЕРГЕЙСТА
     
     Люся и Гена Крупники были дальними родственниками Наташи - то ли пятая вода на киселе, то ли вовсе девятая. Наташа жила в Москве, Крупники - в Омске, так что в прошлой жизни почти и не виделись. В Израиль Крупники переехали года через два после Наташи, поселились в Маалоте, предполагая почему-то, что там должно быть прохладнее, чем в Тель-Авиве - крайний север все-таки. Оказалось, однако, что температура воздуха в Израиле мало связана с географическими понятиями севера и юга, но зато все прелести пограничной жизни Крупникам пришлось испытать и удовольствия они не получили.
     Время от времени Люся (именно она была то ли шести-, то ли девятиюродной сестрой Наташи) звонила родственнице и все мечтала о том, как они будут жить рядом и ходить в гости.
     На четвертый год пребывания Крупников в Израиле мечта их осуществилась, они сняли квартиру в Тель-Авиве и с нетерпением принялись ждать приглашения. Тут, правда, получилась закавыка - Наташа как раз родила Арика, никого видеть не желала, даже родственников, а потом Беркович был почти все вечера занят на работе. В общем, прошло почти три месяца прежде чем раздался звонок в дверь и в гостиную к Берковичам ввалилась чета Крупников.
     Люся оказалась миловидной женщиной чуть моложе Наташи, не делавшей трагедии из своего пока не очень устроенного существования. Да и Гена вел себя интеллигентно и не приставал к Берковичу с просьбами рассказать о расследовании запутанного убийства.
     Часов в девять Наташа вышла в детскую, чтобы накормить подавшего голос Арика, в гостиной на минуту повисло напряженное молчание, а потом Люся спросила:
     - Скажите, Боря, а вот... с полтергейстом вам в полиции приходилось встречаться?
     - С чем? - удивился Беркович.
     - Ну... если в квартире сами двигаются предметы, что-то вдруг исчезает, а затем появляется в другом месте... Когда к вам обращаются с такими проблемами, вы что делаете? Сразу зовете психиатров или сначала принимаете меры?
     - Расскажите, - предложил Беркович. - Я так понимаю, что вы столкнулись с чем-то необычным.
     - Если не сказать больше, - мрачно сказал Гена. Наташа, войдя в гостиную, конечно, поинтересовалась, о чем шла речь.
     Перебивая друг друга, Люся и Гена сообщили, что почти сразу после их переезда на новую квартиру там стали происходить странные и необъяснимые явления. Однажды, выйдя утром в салон, Гена обнаружил, что любимое кресло, в котором он вечером смотрел телевизор, сдвинуто в коридор и мешает проходу. Дня через два на полу оказалось висевшее в салоне бра - причем и Люся, и Гена дуэтом уверяли, что самостоятельно упасть этот предмет никак не мог: кто-то аккуратно вытащил его из стены вместе с шурупами и дюбелями. Всего таких случаев Люся насчитала двенадцать, а Гена - четыре, поскольку по большей части полагал, что кто-то из них двоих либо переставил, либо перевесил, либо сделал что-то еще, а потом забыл, бывает, жара, и нечего сразу на нечистую силу сваливать.
     - Да? - возмутилась Люся. - Значит, я вытащила косметичку из сумки, бросила ее на пол около входной двери, а потом забыла об этом и пошла спать?
     - Что, был и такой случай? - поразилась Наташа.
     - Да, а еще такой: как-то ночью я сквозь сон услышала такой звук, будто на пол в салоне упал металлический предмет и чей-то голос что-то пробормотал. Я ужасно испугалась, а Гена спал, как убитый, я его никак растолкать не могла, пришлось самой вставать, хотя и было страшно...
     - И что же? - напряженно спросила Наташа.
     - Ничего. Я включила в салоне свет и все внимательно осмотрела. Никаких металлических предметов на полу. Все на своих местах. В общем...
     - А Гена так и не проснулся? - спросил Беркович.
     - Да он спит без задних ног! - с досадой сказала Люся. - Его и утром бывает трудно добудиться, когда на работу пора.
     - А вы сами? - продолжал допытываться Беркович, будто проблема сна интересовала его больше, чем таинственные явления, происходившие в квартире. - Вы сами, Люся, хорошо спите? Снотворного не принимаете?
     - Никогда! - с гордостью сообщила Люся. - Никогда не пользовалась лекарствами, да и Гена тоже. Между прочим, здесь, в Тель-Авиве, спится гораздо лучше, чем в Маалоте. То есть сначала, конечно, я спала плохо, на новом месте я всегда нервничаю... А потом просто замечательно. Сплю без задних ног.
     - Но однажды все-таки проснулись, - напомнил Беркович.
     - Да, та ночь была какой-то особенной. Духота, влажность...
     - Да, - с едва заметной иронией проронил Беркович. - Для Тель-Авива это как-то не свойственно.
     Спросив Гену о том, нравится ли ему на новом месте работы, Беркович перевел разговор на другую тему. Когда гости ушли, Наташа сказала:
     - Тебе не кажется, что у них реакция какая-то... неадекватная? Назвать тель-авивские ночи замечательными... Пока у нас не было кондиционера, я полночи заснуть не могла.
     - Да-да, - рассеянно сказал Беркович и добавил не к месту: - А утром Гена никак проснуться не может. Хотел бы я знать...
     Что именно хотел знать ее муж, Наташа спросить не успела: заплакал Арик, пришлось менять ему подгузник, а потом надо было вымыть посуду... Вопрос забылся сам собой.
     Утром Беркович, придя на службу, сел за телефон. Первый звонок он сделал Гене, благо тот оставил Берковичам номер своего мобильника.
     - Скажите, Гена, - сказал Беркович после приветствия, - я думаю о вашем полтергейсте...
     - А, - нервно отозвался Гена, - это все Люсины заморочки.
     - Вы хотите сказать, что кресло стояло на своем месте...
     - Нет, оно сдвинулось, но я это мог сделать и сам, а потом забыть, у меня по вечерам просто отключается голова после дневной жары...
     - Это мой второй вопрос, - быстро сказал Беркович. - Вы ощущаете тяжесть в мыслях, все будто плывет...
     - Вот именно, - подтвердил Гена. - От жары свихнуться можно.
     - Согласен. Скажите, Гена, вы с Люсей по вечерам обычно пьете кофе? Или что-то другое?
     - Терпеть не могу кофе, - заявил Гена. - И Люся его тоже не выносит. Только чай.
     - Сами завариваете?
     - Нет, пьем "Липтон" в пакетах.
     - И по утрам тоже?
     - Только вечером. Утром не успеваем, завтракаем на работе.
     - И последнее, что я хотел спросить: вы снимали квартиру через маклера? Если да, то не подскажете ли адрес его конторы?
     Второй звонок Беркович сделал маклеру по имени Арье, который говорил со старшим сержантом так, будто знал его десять лет.
     - Я не врач и не раввин, - сказал Арье, когда Беркович спросил, не хранит ли маклер как зеницу ока секреты своих клиентов. - Чего ради я буду хранить их секреты? Если, конечно, знаю.
     - Я к вам сейчас приеду, - сказал Беркович.
     Арье и при личной встрече произвел впечатление человека открытого, дружелюбного и готового рассказывать обо всем на свете. Скоро старший сержант был в курсе дел едва ли не всех его клиентов - как хозяев квартир, так и квартиросъемщиков. Берковичу не составило труда выяснить, что перед вселением Крупников квартира несколько месяцев пустовала, а перед этим в ней жила неприятная семейка, глава которой был человеком нечистоплотным в том смысле, что не желал платить маклеру за услуги, пришлось даже судом пригрозить. Хойзерман его фамилия, Давид Хойзерман, ну разве можно с такой фамилией быть приличным человеком? Он и похож на свинью - такой же толстый и неприятный. А хозяин квартиры вообще в Израиле появляется раз в году, постоянно живет в Америке.
     - Почему Хойзерманы съехали с квартиры? - спросил Беркочич. - И может вы знаете куда?
     - Съехали, потому что хозяин их выгнал - как-то, неожиданно нагрянув, он обнаружил, что в его квартире устроили чуть ли не притон. А переехали эти типы... сейчас скажу... я им сам и нашел новый аппартамент... А, вот... Это рядом, через два дома.
     Попрощались тепло.
     По дороге в управление, Беркович еще раз позвонил Гене на мобильный телефон и сообщил, что зайдет к ним вечером, поскольку есть небольшое дело.
     - Точнее два, - сказал Беркович, придя к родственникам, когда часы показывали уже десять. - Во-первых, хочу взять у вас один из пакетиков вашего "Липтона". Кстати, вы уже чаевничали?
     - Да, - ответила Люся. - Хотите чаю? Я сейчас...
     - Нет-нет, - отказался Беркович. - Лучше "колу". И второе, из-за чего я, собственно, пришел. Вы не позволите ли мне переночевать в вашем салоне?
     - Э... - удивился Гена. - Да, но... Вы поссорились с Наташей?
     - Ни в коем случае, - твердо сказал Беркович. - Хочу разобраться наконец с вашим полтергейстом.
     - Ах, - сказала Люся. - Это очень мило, но при вас наверняка ничего не будет. Полтергейст не любит свидетелей.
     - Это верно, - согласился Беркович, - но я все же попробую.
     Постелили ему на диване. Видно было, что хозяева едва держатся на ногах - оба зевали и готовы были, похоже, заснуть на ходу.
     Когда в спальне хозяев все затихло, Беркович поднялся с дивана, сложил постель, спрятал узел за журнальный столик, прошел в ванную комнату и принялся ждать.
     Было около часа ночи, когда старший сержант услышал тихие звуки со стороны технического балкончика. Потом кто-то прошел мимо него в темноте, едва слышно щелкнула дверь в туалете, что-то зашелестело, и лишь тогда Беркович включил в ванной свет и вывалился в коридор с диким воплем: "Всем стоять! Перестреляю!" Не обращая внимания на топот ног, он бросился к входной двери и лишь после того, как в салон ворвались два оперативника, старший сержант огляделся по сторонам.
     Увиденная картина его полностью удовлетворила.
     - Хойзерманы, жившие в квартире до Гены с Люсей, промышляли торговлей наркотиками, - рассказывал Беркович Наташе вечером следующего дня. - В канализационной шахте, куда можно попасть из туалета, они устроили тайник. Когда хозяин квартиры попер эту компанию, они решили оставить тайник на месте - знали, что находятся у полиции на примете, и решили, что если перенесут тайник на новое место, при неожиданном обыске запас героина и "экстази" могут обнаружить. Пока квартира пустовала, они наведывались в нее через технический балкон, а потом там поселились Гена с Люсей. Что было делать? Место тайника было очень удобным, но днем приходить в квартиру Хойзерманы не могли, несмотря на то, что Гена и Люся были на работе: наверняка их увидел бы и узнал кто-нибудь из соседей. А ночью в квартире были постояльцы. Давид, глава шайки, человек умный и с фантазией, придумал выход. Примерно через неделю после того, как вселились Гена с Люсей, им понадобилось съездить в Маалот за оставшимися там вещами. Давид проник в квартиру, осмотрел ее и увидел, что хозяева пользуются пакетиками чая "Липтон". В ту же ночь коробку заменили, в новых пакетиках, кроме чая, содержалось сильное снотворное.
     - Вот почему Люська сказала, что спит без задних ног! - воскликнула Наташа.
     - Конечно. Именно это в ее рассказе меня особенно насторожило. Полтергейст - явление вторичное. Просто Давид пытался выжить постояльцев из квартиры. Доведет, мол, их этот полтергейст, они и поищут жилье поспокойнее.
     - Теперь Гена с Люсей могут спать спокойно? - спросила Наташа.
     - Если им вообще удастся заснуть, - вздохнул Беркович. - Они, понимаешь, уже привыкли к этому препарату, теперь будет очень сложно отвыкнуть...
     
     
     ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПЛЯЖЕ
     
     - Я думаю, - сказала Наташа, - что свежий воздух нашему Арику не помешает.
     - Я тоже так думаю, - согласился Беркович. - Проблема лишь в том, что взять свежий воздух в Тель-Авиве.
     - На пляже, конечно! - воскликнула Наташа.
     - Ты уверена, что Арику полезно полуденное тель-авивское солнце?
     - Ни минуты под солнцем, - твердо заявила Наташа. - Арик будет спать под тентом, а мы с тобой по очереди искупаемся.
     - Завтра же, - сказал Беркович. - У меня как раз есть несколько дней отгула, я возьму один из них.
     На пляже напротив здания Мигдаль Опера яблоку негде было упасть. Берковичи с трудом нашли под большим тентом свободное место, и Арик принялся впервые в жизни вдыхать морской воздух. Наташа пошла купаться первой, а Беркович тем временем привычно наблюдал за купальщиками, спасателями и случайными прохожими.
     В море людей было едва ли не больше, чем на берегу, правда, почти все купальщики сгрудились на небольшом отрезке, отгороженном от остальной части акватории торчавшими из воды буйками.
     Беркович поправил малышу одеяльце и достал из сумки книгу - "Смерть Ахиллеса", детективный роман новомодного российского автора Бориса Акунина. В отличие от многих других произведений этого жанра, роман был хорошо написан, но вскоре вернулась Наташа, и Беркович с сожалением оставил чтение.
     Откуда-то издалека донесся чей-то вопль, и человек на спасательной вышке отчаянно замахал руками, указывая в сторону дикого пляжа, где купание было, вообще говоря, запрещено. Беркович вскочил на ноги. В море на расстоянии сотни метров от берега виднелась черная точка, то появлявшаяся в волнах, то исчезавшая.
     От пирса с ревом отвалил спасательный катер, люди уже бежали в сторону дикого пляжа, но там, конечно, не ждали, пока прибудет помощь - Беркович видел, как в волны бросился мужчина и поплыл к тонувшему. Не доплыв до цели метров тридцати, мужчина замедлил движение и неожиданно скрылся под водой. Похоже, что спасать теперь нужно было двоих - катер мчался, разрезая волны, но прошло еще несколько минут, прежде чем спасатели оказались там, где над волнами появлялась и исчезала чья-то голова. В воду полетел спасательный круг, и Беркович с облегчением увидел, как тонувшего перетащили на борт.
     Затем спасатели занялись вторым тонувшим, тем, кто бросился в воду, но не сумел доплыть до цели. Похоже, что ему повезло меньше - лодка делала круг за кругом, несколько спасателей ныряли под воду, но, судя по всему, безуспешно.
     - Я пойду туда, - с беспокойством сказал Беркович Наташе. - Кажется, там несчастье.
     - А без тебя не обойдутся? - недовольно отозвалась Наташа.
     Не ответив, Беркович направился в сторону дикого пляжа, где уже столпилось немало людей. Лодка подошла к берегу, и спасенная - это была девушка лет двадцати - самостоятельно сошла на песок и опустилась в подставленное кем-то легкое пляжное кресло.
     Со стороны набережной послышались звуки сирены, и на берегу появилась группа медиков с носилками. Беркович узнал Нахума Паркера, с которым не раз встречался на происшествиях, и решительно подошел ближе.
     - Борис, ты какими судьбами? - узнал Берковича медик.
     - Случайно, - пожал плечами Беркович.
     - Да уж, - хмыкнул Паркер. - Шел мимо в плавках...
     - Что-нибудь серьезное?
     - С девушкой - нет. Она даже воды почти не наглоталась. Неплохая пловчиха. А вот парень... Черт, неужели его еще не нашли?
     Похоже, что так и было. Прошло еще полчаса, прежде чем тело извлекли из воды и вытащили на берег. Паркер возился томительно долго и в конце концов устало вытер со лба пот.
     - Все, - сказал он. - Ничем не поможешь.
     И лишь тогда девушка, наблюдавшая за действиями медиков, пронзительно закричала и упала в обморок. Паркеру пришлось приводить ее в чувство, а Беркович тем временем взял на себя составление протокола, облегчая работу коллегам, которые наверняка уже были извещены и мчались сейчас к месту происшествия. Когда на пляже появился сержант Горелик, Беркович уже мог дать ему более или менее осмысленную информацию.
     Ронит Шифер, 19 лет, и ее приятель Алон Харель, 23 лет, приехали купаться на машине Хареля, которую оставили на платной стоянке. Ронит терпеть не могла толкучки, и потому молодые люди пошли на дикий пляж. Алон идти в море не торопился, и Ронит решила поплавать сама. Вот тогда ее и прихватила судорога. Она была хорошей пловчихой, но... Когда понимаешь, что тонешь, то охватывает такой ужас... В общем, в себя Ронит пришла лишь после того, как с ней повозился Паркер.
     - Алон бросился в воду, услышав крик, - продолжал рассказывать Беркович сержанту Горелику. - Похоже, что плавал он плохо. Я ведь все видел - правда, издалека. Он и половины расстояния не проплыл - ушел под воду.
     - М-да, - философски заметил Горелик, - это уже девятый случай в нынешнем году. Не понимаю, зачем люди лезут в воду там, где запрещено. Особенно, если плохо плавают.
     - О чем ты говоришь! - воскликнул Беркович. - Он же бросился спасать свою девушку!
     - Лучше бы позвал на помощь спасателей, - хмыкнул Горелик.
     - Хотел бы я посмотреть на тебя, если бы в море тонула твоя жена... Извини, я не хотел сказать ничего дурного.
     Распрощавшись с Гореликом, Беркович вернулся к Наташе, начавшей проявлять признаки беспокойства.
     - Я уж думала, что ты обнаружил там какого-нибудь преступника, - сказала она.
     - Нет, - покачал головой Беркович. - Если не является преступлением купание в неположенном месте.
     Супруги вернулись домой во второй половине дня - Наташа чувствовала себя посвежевшей, Арик замечательно выспался на свежем воздухе, а у Берковича почему-то болела голова. Приехав на следующее утро в управление, он позвонил сержанту Горелику и спросил, не знает ли тот, какими были отношения между спасенной Ронит и погибшим Алоном.
     - Они дружили, - ответил Горелик. - А какое это сейчас имеет значение?
     - Не знаю, - вздохнул Беркович, - но может иметь, если эти двое недавно поссорились.
     - Откуда ты знаешь, что они поссорились? - с подозрением спросил Горелик, всегда ревниво относившийся к любому вмешательству в дела, которые он вел лично. - Ты наводил справки?
     - Нет, - сказал Беркович. - Это всего лишь предположение.
     - Ну да, они поругались примерно неделю назад. Я не собирался копаться в их отношениях, зачем мне это? Но протокол нужно было составить по всей форме, пришлось кое о чем спросить родителей Алона. Обычные формальности, сам понимаешь...
     Это Беркович прекрасно понимал, сержант Горелик редко выходил за пределы обычных формальностей, но со стандартными вопросами справлялся замечательно.
     - Что еще говорят родители Алона об их отношениях? - осторожно спросил Беркович, стараясь даже интонацией голоса не обидеть коллегу.
     - Алон хотел жениться на Ронит, но она, похоже, нашла другого. Во всяком случае, в последнее время между ними пробежала черная кошка. Родители Алона были в шоке, когда узнали, что их сын погиб, спасая эту, как они выразились, негодяйку. Они говорят... Впрочем, оба вряд ли отвечают за свои слова, тут только эмоции и родительское горе...
     - Так что они говорят? - довольно бесцеремонно прервал сержанта Беркович.
     - Что... гм... Ронит вовсе не тонула, а только сделала вид, что тонет, а Алон сразу же бросился в воду. Плавал он плохо. По словам родителей - как топор. Кстати, Борис, ты не знаешь, как плавает топор?
     - Отвратительно, - буркнул Беркович. - Спасибо, ты мне очень помог.
     - В чем? - подозрительно осведомился Горелик, но ответа не получил - Беркович положил трубку.
     Подумав несколько минут, старший сержант вздохнул, вызвал дежурную машину и, спустившись к выходу, назвал водителю адрес Ронит Шифер. Он ожидал найти девушку в трауре - хотя бы показном, - но квартира содрогалась от звуков тяжелого рока, и Берковичу пришлось кричать, как на аэродроме, пока Ронит не соизволила выключить проигрыватель.
     - Вы дали Алону отставку неделю назад? - спросил старший сержант.
     - Почему вас это интересует? - вспыхнула девушка. - Разве это теперь важно?
     - Теперь, - Беркович подчеркнул слово, - важно именно это. Вы не хотели видеться с Алоном, а он вам звонил, угрожал, требовал свидания?
     - Почему вы спрашиваете? - в голосе Ронит появились нотки беспокойства. - Да, звонил, требовал, будто я ему была служанкой.
     - И вчера вы согласились с ним встретиться, - утверждающе сказал Беркович.
     - Почему бы не встретиться?
     - Чтобы погулять или чтобы выяснить отношения?
     - Послушайте, зачем вы меня мучаете? Думаете, мне приятно вспоминать вчерашний ужас?
     - Надеюсь, что неприятно, - вздохнул Беркович. - Но вы не ответили...
     - Мы крупно поговорили, - сухо сообщила Ронит.
     - И поехали купаться, - заключил старший сержант. - Логичное завершение крупного разговора.
     - Что вы хотите сказать? - пробормотала Ронит.
     - Ну, я могу себе представить: вы дали Алону от ворот поворот, а потом решили вместе отдохнуть на пляже. Наверняка эта идея пришла в голову не Алону, а вам.
     - Да, ну и что?
     - Вы не собирались купаться, когда отправлялись на встречу. Я ведь был вчера на пляже, и мне бросилось в глаза, что вы купались в майке и шортах - необычный костюм, верно? В чем приехали, в том и в воду бросились. Купальника с собой не было. Идея пришла вам в голову, когда Алон окончательно довел вас своими просьбами и угрозами. Вы как раз проезжали мимо пляжей и сказали: "Хочу искупаться". Я прав?
     Ронит молчала, не понимая еще, куда клонит полицейский.
     - Когда вам пришла в голову идея изобразить, будто вы тонете? - неожиданно спросил Беркович.
     - Я... Почему идея? - растерялась Ронит. - Я ничего не изображала!
     - Знаете, - доверительно понизил голос Беркович. - Мне довелось всякие крики слышать - когда люди просили о помощи, когда на них нападали, когда они попадали в экстремальные ситуации. И ваш крик я вчера слышал тоже. Так кричат не очень хорошие актеры в театре средней руки. Да, очень громко. Но... Вы наверняка не знаете Станиславского - был такой русский режиссер. В подобных случаях он говорил: "Не верю!"
     - Я не помню, как я кричала...
     - И воды вы совсем не наглотались, я ведь видел и это. Уверяю вас, только в той суматохе, что началась, когда искали Алона, спасатели могли не обратить на все это внимания.
     Ронит смотрела на Берковича, широко раскрыв глаза.
     - Но память у спасателей профессиональная, и они наверняка дадут свидетельские показания, - заключил Беркович. - Все говорит о том, что вы фактически утопили Алона Хареля.
     Ронит молчала.
     - Этим делом занимается мой коллега, - сказал Беркович, вставая. - Он посетит вас через некоторое время, и я не советую вам удариться в бега...
     Выходя из дома, старший сержант раздумывал о том, как навести Горелика на правильный след, не ущемив при этом его гипертрофированного самолюбия.
     "Ничего, перетерпит", - решил он в конце концов.
     
     
     СЕКРЕТ УТОПЛЕННИКА
     
     - У маленьких детей всегда болит живот, - убежденно сказал старшему сержанту Берковичу эксперт Хан, аккуратно вытирая руки полотенцем. - Месяцев до трех-четырех, а потом проходит. Так что потерпи, потом будет поспокойнее, хотя и без гарантии. Мой второй, например, орал до трех лет - и не потому, что у него что-то болело, но просто характер такой. Сейчас тоже, кстати, хотя ему уже шестнадцать. Все ему вынь да положь, иначе такой скандал закатывает...
     - Ну и что, - поинтересовался Беркович, - вынимаешь и кладешь?
     - Нет, конечно, детей воспитывать нужно.
     Разговор происходил в "предбаннике" прозекторской. Рон Хан только что закончил вскрытие тела найденного в море утопленника. По предварительным оценкам, тело пролежало в воде не меньше суток - его бы, возможно, и вовсе не нашли, потому что рубашка зацепилось за металлический стержень, торчавший из дна, и утопленник не мог всплыть. Обнаружил его водолаз, очищавший дно по заказу муниципалитета.
     - Это действительно был несчастный случай? - переменил тему Беркович.
     - Да, - кивнул Хан. - Смерть наступила уже после того, как легкие наполнились водой. Утопленник - ты сам видел - в плавках и легкой рубахе, такие обычно надевают на пляже. Там, где его нашли, купаться запрещено. В том, что он утонул, нет ничего удивительного.
     - Удивительно, - сказал Беркович, - что такой человек, как Моше Брискин, отправился купаться на море, да еще в одиночку, да еще на дикий участок. У него на вилле прекрасный бассейн. К тому же, он не умел плавать.
     - Какой же ты делаешь вывод? - с интересом спросил эксперт.
     - Никакого, - с досадой сказал старший сержант. - Я только хочу сказать, что иногда люди совершают поступки, которых никто не может понять.
     - Так не трать на это времени, - пожал плечами Хан. - Брискин утонул, когда полез купаться в неположенном месте. А почему он предпочел море бассейну... Это психология и, боюсь, ты ничего не выяснишь, поскольку спросить некого.
     Беркович поднялся из лаборатории судмедэкспертизы в свой кабинет, где его ждали молодая женщина лет двадцати пяти и мужчина постарше - дочь и сын утонувшего бизнесмена Моше Брискина, владельца процветавшей фирмы. На опознании Дана Брискин упала в обморок, да и Игаль, ее брат, выглядел не краше покойника.
     - Ваш отец утонул, - сообщил Беркович. - Кстати, машину его нашли в полукилометре от места... э-э... Судя по всему, его течением волокло к югу, в сторону Яффо, и он зацепился за... Ох, извините!
     Беркович прервал свою речь, потому что на лице Даны проступила мертвенная бледность, и женщина, похоже, опять собралась грохнуться в обморок.
     - Вы были последними, кто видел Моше Брискина в живых, - сказал старший сержант несколько минут спустя, когда Дана привела себя в порядок. - Это было вчера днем?
     - Да, - кивнул Игаль. - Мы были у него в субботу, вместе обедали, потом разъехались - отец два года жил на вилле один после того, как умерла мама. Сегодня утром я звонил отцу домой и на мобильный телефон, но работал автоответчик, и я просил перезвонить.
     - Я тоже звонила, - глухо сказала Дана.
     - Не получив ответа, вы не стали беспокоиться? - удивился Беркович.
     - Нет, - покачал головой Игаль. - Это часто бывало: он не подходил к телефону, мобильник отключал, хотел, чтобы его не трогали. Так что у нас и в мыслях не было...
     - Часто у него бывали такие приступы? - поинтересовался Беркович.
     - Нет... иногда. Все началось после смерти мамы, он ее очень любил.
     - В субботу, когда вы у него были, отец говорил, что собирается искупаться в море?
     - Нет, иначе мы бы его отговорили. Были высокие волны...
     - Почему же отец ваш отправился на море в такую погоду, хотя не умел плавать?
     - Вы хотите сказать, - нахмурился Игаль, а Дана пристально посмотрела Берковичу в глаза, - вы хотите сказать, что папа сделал это... намеренно... потому что...
     - Не исключено, - вздохнул Беркович. - Смерть жены, депрессия... Я хочу у вас спросить: если это предположение верно, где ваш отец мог бы оставить записку?
     Игаль посмотрел на сестру.
     - В кабинете? - неуверенно сказала Дана. - Наверное, в кабинете, больше негде.
     - Вы не смогли бы поехать со мной? - предложил Беркович. - Возможно, это... м-м... предположение неверно и ваш отец утонул случайно, но проверить нужно, вы согласны?
     Часа два спустя Беркович вышел на балкон виллы Брискина, чтобы полюбоваться открывавшимся видом на район Савьона: поиск не привел ни к каким результатам. Если Моше Брискин и покончил с собой, бросившись в бурное море, предсмертной записки он не оставил. Похоже, что после отъезда детей у него начался обычный приступ депрессии, погнавший старика прочь от дома - на берег, туда, где волны манили и обещали покой...
     Оставив до следующего утра выполнение нелюбимой обязанности - составление отчета, - Беркович вернулся домой и провел вечер в обществе жены и сына, рассказывая Наташе смешные истории из собственного детства и качая Арика на руках, хотя в этом и не было никакой необходимости. Он говорил и смеялся, а сам продолжал думать о гибели Брискина. Все вроде было ясно, но Берковичу казалось, что он то ли забыл о какой-то важной детали, то ли не обратил на нее внимания.
     - Борис, - сказала Наташа, - у тебя усталый вид. Может, пойдем спать, а то Арик ночью проснется...
     - Давай, - согласился Беркович, продолжая думать о своем. Ночью ему приснилась так самая деталь, которую он не мог вспомнить. Беркович проснулся, но мысль исчезла, не оставив следа. А тут и Арик заплакал, пришлось вставать и менять сыну подгузник. В общем, на работу Беркович приехал с головной болью и был точно уверен, что ничего нового по делу о смерти (или самоубийстве?) Моше Брискина он не придумает. Написав отчет и переслав файл на сетевой компьютер управления, Беркович спустился к Рону Хану.
     - Ты уже выдал родственникам тело Брискина? - спросил старший сержант.
     - Скоро должны подъехать люди из "Хевра кадиша", - сказал эксперт. - Документы оформлены, тело повезут прямо на кладбище. А что, у тебя возникли какие-то сомнения? Уверяю тебя, Брискин действительно утонул. И ничего удивительного: плавать он не умел, а волны были больше метра.
     - Удивительно, что его вообще потянуло на берег. И еще удивительнее...
     Беркович замолчал и сжал пальцами виски: он вспомнил наконец явившуюся ему во сне мысль и теперь старался ее не упустить.
     - Голова? - участливо спросил Хан. - Хочешь, я тебе дам таблетку?
     - Погоди... Я вот что вспомнил: водолаз, который нашел тело Брискина... Он опустился под воду и сразу увидел, верно? Будто специально.
     - Ну и что? - недоуменно сказал эксперт. - Мог и не увидеть, если бы Брискин зацепился рубашкой за другой штырь, в десятке метров. Или вообще бы не зацепился, тогда его могло унести в море...
     - Вот именно. Должно было унести в море, но не унесло. Мог зацепиться за другой штырь, но зацепился именно за этот, где водолаз проводил работу. И еще: одежду он оставил в автомобиле и пошел купаться. А где ключ от машины? На теле его нет.
     - Может, он ключ на цепочке себе на шею повесил, и его сорвало течением? - пожал плечами Хан. - А может, просто выбросил, если действительно покончил с собой...
     - Я все думаю об этом водолазе...
     - Считаешь, что это он Брискина и утопил, потянув за ноги? - ехидно спросил эксперт. - Чем тебе водолаз не нравится?
     - Я тоже долго думал: что мне до водолаза... Ночью вспомнил, а потом опять забыл. И вот сейчас вспомнил окончательно. Видишь ли, муж Даны, дочери Брискина, работает в компании "Хоф ха-ям". В числе прочего эта компания осуществляет также и водолазные работы - в прошлом году именно они доставали со дна упавший спортивный самолет.
     - Этот случай я помню, - кивнул Хан. - Ну и что?
     - Я вот думаю, - проговорил Беркович, - а не работает ли водолаз, нашедший тело Брискина, в этой же компании?
     - И что же, если работает?
     Ничего не ответив, Беркович потянулся к телефонной трубке. Ему понадобилось сделать всего три звонка, чтобы получить нужную информацию. Хан между тем закончил писать свои бумаги.
     - Я был прав, - торжествующе сказал старший сержант. - Водолаз Шай Бар-Лев, нашедший тело, работает в "Хоф ха-ям" и прекрасно знаком с мужем Даны. Следовательно...
     - Ты говоришь глупости, Борис, - раздраженно сказал эксперт. - Тело пролежало в воде около суток, я тебе это как эксперт говорю. Так что бедняга водолаз никак не мог утопить Брискина - вчера была суббота, и никаких водолазных работ, естественно, не велось.
     - Да, я понимаю, - пробормотал Беркович. - Послушай, Рон, когда должны забрать тело Брискина?
     - Возможно, уже забрали.
     - Узнай, пожалуйста. Если тело еще в морге, у меня будет к тебе последний вопрос.
     - Надеюсь, что действительно последний, - сказал Хан и, справившись по телефону, сообщил: - Тело еще здесь, но за ним уже приехали.
     - Вот что мне нужно обязательно знать, - заторопился Беркович и объяснил эксперту, ответ на какой вопрос он хотел бы получить.
     Час спустя он ехал в патрульной машине домой к Дане Брискин и думал о том, какими глазами будет смотреть на него женщина, утопившая собственного отца. Полуобернувшись к сержанту Соломону, сидевшему на заднем сидении, Беркович излагал ему свою версию убийства:
     - Дети наверняка считали, что старик зажился на этом свете. Во всяком случае все подобного рода преступления совершаются обычно ради наследства. В субботу Дана и Игаль, как обычно, приехали к отцу и пошли с ним купаться в бассейн. Свидетелей не было, и милым деткам не составило труда утопить собственного папу. Тело оставили в воде, а ночью вывезли на пляж, где ждал Шай Бар-Лев, который, будучи профессионалом, прицепил тело под водой к штырю как раз в том месте, где ему же утром предстояло проводить водолазные работы.
     - Зачем такие сложности? - спросил Соломон. - Бросили бы тело в море...
     - Им нужно было, чтобы отца обязательно нашли и чтобы ни у кого не было сомнения, что Моше утонул, купаясь в штормовую погоду. Если бы тело исчезло, дело о наследовании могло тянуться много месяцев, понимаешь?
     - Вот оно что, - протянул Соломон. - И что же, ты хочешь сказать, что они признались? Разве они психи? Тело же действительно нашли в море, Брискин действительно утонул...
     - Мы с Роном вовремя успели! Еще полчаса, тело увезли бы на кладбище, и никто бы ничего больше не доказал! Видишь ли, Рон провел анализ воды, взятой из легких погибшего. При вскрытии ему и в голову не пришло это сделать - человек утонул, естественно, что в легких вода. Так вот - это была пресная вода из бассейна, а не соленая морская! Бар-Лев перепугался до смерти, когда ему это сообщили, и сразу всех выдал.
     - Дети, - вздохнул сержант Соломон. - Холишь их, лелеешь, а они тебя утопить готовы.
     
     
     СМЕРТЬ БОМЖА
     
     - Твое назначение на должность инспектора - дело решенное, - сказал, улыбаясь, Хутиэли, войдя в кабинет старшего сержанта Берковича. - И повышение в звании ты, естественно, тоже получишь. Я говорил только что с майором Лившицем, он обещал, что приказ будет готов к началу следующей недели. Эй, Борис, ты что, не рад этому?
     Старший сержант Беркович сидел за столом с отсутствующим видом, взгляд его был направлен в пространство.
     - Борис! - воскликнул Хутиэли. - Что с тобой? Ты не заболел? С Наташей все в порядке? А с Ариэлем?
     - Что? - переспросил Беркович. - Извините, шеф, я задумался. Но я все слышал. Господи, конечно, я рад назначению! И я не болен, вовсе нет! С Наташей тоже все в порядке, а Арик просто прелесть, я не предполагал, что игра с ребенком может доставить такое удовольствие.
     - Интересно, - хмыкнул Хутиэли, - в какие игры ты играешь с малышом, которому не исполнилось и полугода?
     - В гляделки, - отозвался Беркович. - Мы смотрим в глаза друг другу, улыбаемся и говорим "Агу". Выигрывает тот, кто первым отведет взгляд.
     - А ногами ты при этом тоже дрыгаешь? - с любопытством спросил Хутиэли.
     - Не издевайтесь, инспектор! - воскликнул Беркович. - Наверняка у вас были такие же ощущения, когда родился ваш первенец.
     - Наверно, - пожал плечами инспектор. - Это было так давно... Рони уже из армии вернулся. Так ты о сыне своем думал, когда я вошел?
     - Нет, - покачал головой Беркович. - Я думал об убийстве Лещинского.
     - Того "русского", которого нашли с пробитой головой на площади Шимшон? - нахмурился Хутиэли. - А что тут думать? Насколько я знаю, дело это закрыто.
     - Закрыто, - кивнул Беркович. - Если бы речь шла не о бомже и алкоголике, да еще и "русском" впридачу, расследование так быстро не свернули бы. Я неправ?
     - Наверное, ты прав, - сказал инспектор, - но перспектив в этом расследовании не было никаких, с этим ты должен согласиться.
     - Не знаю... Я как раз думал об этом, когда вы вошли и сообщили радостную новость.
     - И что же ты об этом думал? - с интересом спросил Хутиэли.
     - Я думал, что наши с вами коллеги, инспектор, отнеслись к расследованию халатно и не сделали всего, чтобы найти убийцу.
     - Серьезное обвинение, - нахмурился Хутиэли.
     Новый репатриант из России Николай Лещинский, 42 лет, приехал в Израиль с семьей - женой и десятилетним сыном - семь лет назад. Как это часто бывает, на новом месте в семье возникли проблемы. Николай не мог устроиться на работу, и жена его Ирина вкалывала за двоих. Сын Толик не нашел общего языка с детьми в школе, его часто били, и в конце концов мальчик вообще отказался ходить на уроки. Николай начал пить, скандалы в семье происходили все чаще, и кончилось тем, что Ирина выбросила на улицу вещи мужа. Николай еще не знал, что его любимая Ира решила вернуться в Россию, полностью разочаровавшись в Израиле после того, как хозяин ресторана, где она мыла посуду, предложил ей уединиться для любовных утех.
     Николай некоторое время жил у приятелей, но долго так продолжаться не могло. Ирина подала на развод, а потом вернулась с сыном в Оршу, откуда была родом. Николай спился окончательно и ночевал на скамейке под большой финиковой пальмой на площади Шимшон. Лещинский и его собутыльники - их было человек пять - устраивали пьяные драки, но быстро успокаивались, когда слышали полицейскую сирену.
     Дней десять назад полицейский патруль обнаружил Николая Лещинского мертвым на куче тряпья, служившей ему и домом, и постелью. У бомжа был пробит череп, орудие убийства - разбитая бутылка из-под пива "Маккаби" лежала рядом. Сержанту Охайону, начавшему расследование, все было ясно с самого начала: Николая убили собутыльники в очередной пьяной драке. Найти приятелей Лещинского труда не составило - места их ночевок полиции были известны. Все подозреваемые утверждали, что в тот вечер они с Николаем не пили. Нашлись свидетели, видевшие, как эта пятерка бомжей устраивалась на ночлег в районе новой автобусной станции.
     И еще одно обстоятельство заставило сержанта Охайона оставить бомжей в покое: отпечатки пальцев, обнаруженные на горлышке бутылки, не принадлежали никому из этой компании.
     Так кто же убил?
     Вокруг площади стояло несколько домов, жильцы которых могли видеть драку или слышать крики. Николая Лещинского знали все, поскольку жил он и дебоширил под их окнами. Один из жильцов даже устроил сержанту Охайону скандал, обвиняя полицию в том, что она вмешивается лишь тогда, когда происходит преступление, а вот почему никто не принял меры и не заставил этого "русского пьяницу" перенести свое тряпье куда-нибудь на окраину города?
     Впрочем, на вопрос "Что вы видели или слышали в ночь с понедельника на вторник?" все отвечали одинаково: "Ничего, мы спали". Охайон сделал вывод, что драка произошла поздно ночью, когда все спали, а подраться Лещинский мог и не со старыми знакомыми - не с ними же одними он пил, в конце-то концов! Можно было, конечно, перетрясти всех бомжей Тель-Авива, но неужели полиции больше делать нечего?
     - Это я и называю халатным отношением к своим обязанностям, - сказал Беркович инспектору Хутиэли. - Интересно, поставил бы сержант точку, если бы убитым оказался выходец не из России, а из восточной общины?
     - Серьезное обвинение, - повторил Хутиэли. - Самое неприятное, что ты, в принципе, прав. Но, с другой стороны, согласись: "русские" значительно пополнили за несколько последних лет коллекцию тель-авивских бомжей. В восточной общине количество алкоголиков все-таки меньше, ты не согласен?
     - Меня не интересуют межобщинные проблемы, - резко сказал Беркович. - Пусть этим занимаются социологи. Но я не понимаю, как можно было прекратить расследование убийства!
     - Да потому, что все версии были отработаны, и результат оказался нулевым, - спокойно произнес инспектор.
     - Версии! Отрабатывалась единственная версия - пьяная драка.
     - У тебя есть другие предположения? Ведь все улики совершенно типичны...
     - Если была драка, почему никто из жильцов не слышал криков? То, что они спали, - во-первых, не убедительно, от крика кто-нибудь обязательно проснулся бы, ведь все происходило буквально под окнами, а во-вторых, это просто неправда.
     - Неправда? - поднял брови Хутиэли.
     - Я сделал то, что обязан был сделать сержант Охайон, - сказал Беркович. - Навел справки и выяснил, что по крайней мере в трех квартирах были люди, которые могли видеть, как все происходило. Судя по заключению судмедэксперта, смерть наступила между полуночью и двумя часами. Около полуночи закончилась вечеринка в одной из квартир. Не могли же хозяева сразу лечь спать! В другой квартире живет старушка, к которой в ноль часов двадцать минут приезжала "скорая помощь". Медики находились на месте до ноля часов сорока минут. В третьей квартире живет человек, работавший в вечернюю смену, которая заканчилась в полночь. Значит, именно в нужное время он возвращался домой. Он тоже мог видеть происходившее.
     - Но не видел, - покачал головой инспектор. - Из сказанного тобой следует всего лишь, что убийство произошло, скорее всего, после часа ночи, когда "скорая" уже уехала, а жители квартиры, где была вечеринка, наскоро прибравшись, легли спать. Человек, работавший до полуночи, тоже вернулся домой раньше часа ночи, ты согласен?
     - Да, - вздохнул Беркович. - Для успокоения совести мне бы все же хотелось задать им всем по два-три вопроса. Но не могу. Дело закрыто, и вел его не я. Мне очень не хочется ссориться с сержантом Охайоном, он отличный парень...
     - Но все это будет тебя мучить, пока ты не задашь свои вопросы, - усмехнулся инспектор. - Я тебя знаю, Борис, ты этого так не оставишь... Хорошо, я поговорю с майором Лившицем, ты ведь этого от меня хотел? Но учти - никакой гарантии.
     - Большое спасибо, инспектор! - воскликнул Беркович.
     Разрешение он получил через два часа, и Хутиэли предупредил старшего сержанта, что дополнительные вопросы он может задавать лишь с согласия жильцов. Дело закрыто, и возобновлять официальное расследование майор не собирается.
     Три квартиры, о которых упоминал Беркович, располагались в разных домах, и старший сержант больше всего времени потратил там, где в ночь убийства происходила вечеринка. Он познакомился с Ави, юношей, справлявшим свой день рождения. Берковичу пришлось посмотреть семейный альбом, выслушать восторженный рассказ Далии, матери Ави, о том, какой это замечательный мальчик, и на улицу Беркович вышел, твердо уверенный в том, что на таких семьях и держится государство.
     Старушки, вызывавшей "скорую", дома не оказалось. По словам соседей, ее отвезли в больницу, и Беркович не стал задерживаться. Третьим в списке был Раанан Розен, работник "Хеврат хашмаль" - тот, кто возвращался в ту ночь с работы после полуночи. Розен оказался дома - он работал сегодня в ночную смену.
     - Я уже рассказал все, что знал, сержанту Охайону, - удивился Розен. - Неужели мои показания потеряли? Если даже в полиции происходит такое...
     - Нет, - успокоил его Беркович. - Ваши показания занесены в компьютер, никуда они не делись. Я только хотел уточнить время, когда вы вернулись домой. Это нужно для идентификации момента смерти.
     - Без пяти час, - сказал Розен. - Я немного запоздал, потому что заезжал на заправочную станцию. Обычно мне до дома ехать минут двадцать.
     - Спасибо, - поблагодарил Беркович и покинул квартиру. Хозяин и не заметил, что с журнального столика исчезла пластмассовая пепельница.
     Старший сержант постоял минуту под пальмой, где уже ничто не напоминало о произошедшей трагедии, и поехал в управление. Через час он вошел в кабинет Хутиэли и положил перед инспектором экспертное заключение, подписанное Роном Ханом.
     - Отпечатки пальцев на бытулке "Маккаби", - сказал Беркович, - идентичны пальцевым следам на пепельнице, принадлежащей Раанану Розену.
     - Ты хочешь сказать...
     - Он убийца. Не было никакой пьяной драки. Я думаю, что отчасти виноват сам Лещинский - его оргии долгое время выводили Розена из себя. Он поздно возвращается домой, хочет спать, а под окном вопли... И полиция никаких мер не принимает. В ту ночь Розен вернулся с работы около часа, проходил мимо Лещинского. Возможно, тот не спал и сказал в адрес Розена какую-нибудь гадость. Возможно, Розен увидел бутылку в руках Лещинского и понял, что ему опять не дадут спать... В общем, он двинул Николая этой бутылкой по голове и, успокоившись, отправился домой. А почему он должен был волноваться? Кто станет искать убийцу какого-то бомжа? Да их всех топить надо в Ярконе... Впрочем, меня не интересует, о чем думал Розен. Пальцевые отпечатки принадлежат ему.
     Инспектор внимательно прочитал заключение.
     - И опять ты прав, Борис, - сказал он. - Считай, что это еще один шаг к новой должности и званию. Но вот сержант Охайон теперь вряд ли подаст тебе руку.
     - Ничего, - бодро сказал Беркович. - Рони хороший парень, разберемся.
     
     
     СМЕРТЬ В КИББУЦЕ
     
     - Почему бы нам не снять на три-четыре дня домик в киббуце? - предложил Беркович. - Арику необходим свежий воздух.
     - Арику, - возразила Наташа, - пока все равно, а вот тебе, Боря, отдых действительно необходим.
     В газетах Беркович нашел десятка два объявлений: одни киббуцы предлагали только комнату с завтраком, другие - еще и бассейн впридачу. После долгих обсуждений решили позвонить в киббуц Ронит - Наташу обрадовало сообщение о трехразовом питании. Ей совсем не хотелось в дни отдыха заниматься приготовлением пищи.
     Комната оказалась не такой дорогой, как ожидал Беркович. Правда, все было занято почти на месяц вперед, но и та дата, которую предложил киббуц, его вполне устроила. Выехать предстояло в четверг утром, а домой вернуться - в воскресенье вечером.
     Домик действительно оказался таким, каким был изображен на рекламной картинке - маленьким, уютным и с видом на вершину Хермона. В комнате была детская кроватка (за отдельную плату), и, уложив спавшего Арика, Беркович с Наташей вышли на аллею, тянувшуюся вдоль берега искусственного озера - небольшого, конечно, но достаточно живописного. Далеко уходить они не собирались - Арик мог проснуться в любую минуту.
     Вдоль аллеи стояло около десятка таких же коттеджей, и рядом с самым дальним из них группа мужчин и женщин обсуждала какое-то происшествие.
     - Погляжу, что там случилось, - сказал Беркович.
     - Поболтать захотелось? - спросила Наташа. - Иди, а я побуду с Ариком. Только возвращайся быстрее, скоро обед.
     Подойдя к дальнему коттеджу, Беркович услышал обрывки разговоров:
     - ...Совсем молодой, как же так...
     - ...Такие случаи сто раз бывали. Хлоп - и все...
     - ...Ализу жалко, как ей сообщить?..
     - Что-то случилось? - вежливо поинтересовался Беркович у мужчины лет сорока, не принимавшего участие в общем шуме.
     - Вы только что приехали? - вопросом на вопрос ответил мужчина. - Меня Шмуэлем зовут, а вас?
     - Борис Беркович, мы с женой и ребенком приехали на четыре дня. Вы здесь живете, Шмуэль, или тоже приехали отдыхать?
     - Я здесь родился, - сообщил Шмуэль. - Это я принимал ваш телефонный заказ. Беркович, говорите? Работаете к криминальном отделе полиции?
     - Да. Надеюсь, у вас в киббуце преступность на достаточно низком уровне?
     Шутка, конечно, была не из лучших, а Шмуэль вообще воспринял слова Берковича очень серьезно.
     - У нас нет преступников! - воскликнул он. - Не знаю, что вам успели наговорить об Игале, но это чепуха!
     - Не знаю никакого Игаля, - удивленно сказал Беркович. - Я только хотел спросить, что здесь случилось.
     - Случилось то, что Моти умер, а Игаль был у него ночью, это многие видели, и теперь вот идут всякие разговоры, хотя врач сказал, что у бедняги просто остановилось сердце.
     - Погодите, - прервал собеседника Беркович, поняв, что здесь действительно произошло нечто экстраординарное. - Я ничего не знаю, вы можете рассказать по порядку?
     По порядку получилось так. Моти Кац и Игаль Коэн дружили с детства, оба недавно отслужили в армии, Игаль - в "Голани", а Моти по здоровью не попал в боевые части. Вернувшись в киббуц, друзья нашли себе дела по душе: любивший риск Игаль пошел в помощники к Рону Фишману в змеиный питомник, где разводили гадов и продавали яд на фабрику лекарственных препаратов, а Моти работал в бухгалтерии. Змеи в питомнике были всякие - от гюрз и гадюк разных видов до очень ядовитой породы североафриканской эфы, недавно завезенной в Израиль.
     Друзья были не разлей вода. Правда, в последние месяцы между ними пробежала черная кошка - обоим нравилась одна и та же девушка по имени Лея, но она не отдавала предпочтения ни Игалю, ни Моти, так что соперничество вовсе не мешало на самом деле их дружбе. Они и по ночам довольно часто проводили время вместе - смотрели телевизор, пили пиво, разговаривали. Прошедшая ночь ничем не отличалась. Часа в четыре утра поднялся шум: Игаль что было сил колотил в дверь местного эскулапа Нахума.
     Нахум прибежал следом за Игалем в коттедж Моти, но лишь констатировал смерть молодого человека. Вызвали, конечно, и скорую, и полицию, все утро разбирались. Тело отвезли в Афулу, и там врачи заявили, что произошла спонтанная остановка сердца. На теле Моти не было ни малейших следов насилия, лишь на лице застыла, говорят, гримаса ужаса, но это понятно: когда прихватывает сердце, человека охватывает паника.
     Полицейские допросили Игаля, но тот смог лишь сказать, что до трех часов обсуждал с Моти будущую олимпиаду в Сиднее и смотрел спортивный канал. Моти лежал на диване, он любил смотреть телевизор лежа. Вдруг лицо его изменилось, он захрипел и... все. Ужасно! Игаль всякого насмотрелся в армии, но чтобы человек умер просто так, ни с того, ни с сего...
     Полицейские записали показания Игаля и уехали. А скоро привезут из Афулы тело Моти - до вечера беднягу нужно похоронить на киббуцном кладбище. Вот ведь как порой складывается...
     Беркович покачал головой. Случаи неожиданной смерти были ему известны, единственное, что смущало - обычно трагедия происходит так быстро, что человек просто не успевает испугаться. Почему на лице Моти застыло выражение испуга?
     Не желая докучать вопросами новому знакомому, Беркович отошел в сторону, достал сотовый телефон и позвонил сначала в местное отделение полиции, а потом в афульскую больницу, где прекрасно, еще по службе в армии, знал заместителя главного врача Иегуду Бар-Адама.
     - Вскрытие мы, конечно, сделали, - сказал Иегуда. - Спонтанная остановка сердца - однозначно. Ничего другого. Что тебя, собственно, смущает?
     - Выражение ужаса на лице покойного. Это же не типично.
     - Да, - согласился Иегуда. - Но если смерть наступает не мгновенно и человек успевает осознать происходящее... Такие случаи описаны.
     - Описаны могут быть всякие случаи, - хмыкнул Беркович. - Вам, врачам, обычно видны следствия, а причины бывают скрыты...
     - Что ты хочешь сказать?
     - Да ничего, - вздохнул Беркович. - Всего тебе хорошего.
     Люди, стоявшие у коттеджа Моти, расступились, когда к домику подошли молодой человек и женщина лет пятидесяти. Как понял Беркович из реплики Шмуэля, это были Игаль и Ализа, мать Моти, приехавшая из Нагарии, где она жила со вторым мужем. Игаль и Ализа вошли в коттедж, за ними последовали еще несколько человек, и Беркович тихо вошел следом. В салоне, где произошла трагедия, все оставалось так, как было ночью: включенный телевизор показывал футбольный матч, с дивана свисал на пол темный плед, которым, видимо, укрывался Моти - по ночам в киббуце было, как сообщали рекламные проспекты, довольно прохладно.
     Игаль подошел к дивану, поправил плед, поднял лежавшую на полу кривую палку и, поискав глазами, куда бы ее положить, направился к раскрытому настежь окну. У молодого человека были воспаленные от бессонной ночи глаза, плотно сжатые губы выдавали неподдельное волнение. Мать Моти опустилась на стул и тихо заплакала.
     - Минутку, - сказал Беркович, когда Игаль проходил мимо, направляясь к окну. - Я бы хотел с вами поговорить.
     - Кто вы такой? - мрачно сказал Игаль. - Здесь человек умер, какие еще разговоры? Дайте мне пройти, и вообще, что вы делаете в этой квартире?
     - Не нужно так волноваться, - мягко сказал Беркович и взял Игаля за локоть. - Моя фамилия Беркович, я работаю в полицейском управлении в Тель-Авиве.
     Он не стал говорить, что вообще-то не имеет никакого отношения к местной полиции и не уполномочен вести расследование, верно рассчитав, что упоминание о полицейском управлении произведет необходимое действие.
     - Ну и что вам нужно? - Игаль, не сопротивляясь, направился за Берковичем, все еще сжимавшим его локоть, к спальне, где никого не было и можно было поговорить.
     - Мне нужна правда, - сказал Беркович, закрыв дверь в салон и оказавшись с Игалем наедине. - Два вопроса, всего-навсего.
     - Ну, - буркнул Игаль.
     - Вопрос первый: вы рассказывали Моти о свойствах и привычках африканских змей, живущих в вашем питомнике?
     - Почему вас это интересует? Мы обо всем говорили - может, и рассказывал.
     - Я так и думал, - сказал Беркович. - Вопрос второй: почему вы хотели избавиться от этой палки?
     Игаль перевел взгляд на палку, которую он все еще сжимал в руке, и пожал плечами.
     - Не знаю, - ответил он. - Она на полу валялась, что ей в комнате делать?
     - Вот и я так думаю, - кивнул Беркович. - Хотели избавиться от улики?
     - От какой улики? - вскинулся Игаль.
     - Давайте сядем, - предложил Беркович, - и я вам расскажу о том, что произошло нынче ночью.
     - Лея - вот причина конфликта между вами и Моти, - продолжил старший сержант, сев напротив Игаля у узкого столика.
     - При чем здесь Лея? - воскликнул Игаль, но Беркович жестом прервал его.
     - Вы продолжали общаться с Моти, но ревность - страшная штука... Деталей не знаю, но в последние дни вы часто рассказывали бывшему другу о привезенных из Африки змеях. Они чрезвычайно ядовиты, но не кусают, если их не тревожить. Однако достаточно коснуться лежащей змеи, и укуса не избежать - эфы очень быстры. Вчера вы пришли к Моти и принесли с собой палку... Да, именно эту. Она похожа на змею, верно? Вы положили палку у входа и стали ждать, когда Моти, который смотрел передачу, лежа на диване, начнет дремать. Видимо, так часто случалось, когда вы сидели заполночь...
     - Когда Моти заснул, вы положили палку ему на грудь и прикрыли пледом. А потом... Вы, конечно, кричать не стали, это было глупо. Нет, вы тихонько разбудили Моти и сказали ему, чтобы он ни в коем случае не шевелился, потому что на груди у него под пледом лежит эфа, которая каким-то образом заползла в комнату. Может, Моти в тот момент подумал, что вы сами принесли змею - он ведь тоже ревновал вас к Лее? Но в то, что на груди лежит эфа, Моти поверил сразу и перепугался до смерти. Именно до смерти - на это вы и рассчитывали? Может быть, он умер не сразу, а какое-то время с ужасом терпел, прекрасно зная, что стоит ему пошевелиться, и змея его немедленно укусит. Потому и застыло выражение ужаса у него на лице. Ну, а потом, когда все закончилось, вы подняли крик. Это было уже в четыре утра. Вы не выбросили палку сразу, да и вообще - разве это улика? Могли бы и вовсе не выбрасывать. Но все-таки решили избавиться.
     - Господи, какая чушь, - с отвращением проговорил Игаль. - Вы думаете, что если служите в полиции, то вам все позволено?
     - Нет, конечно, - пожал плечами Беркович, - я всего лишь высказываю версию.
     Игаль встал и направился к двери.
     - Интересно, откуда у полицейского такие обширные знания о змеях? - спросил он, стоя на пороге.
     - Читал когда-то, - ответил Беркович. - А память у меня хорошая, вот и вспомнил.
     Игаль пожал плечами и вышел.
     ...Вернувшись в свой коттедж, Беркович застал жену спящей. Арик, напротив, бодрствовал - гулил и глядел по сторонам.
     Беркович плотно прикрыл за собой дверь. Змей здесь, конечно, быть не могло - в питомнике наверняка прочные клетки. Но все же... Мало ли что.
     
     
     СПИРИТИЧЕСКИЙ СЕАНС
     
     Наташа приготовила фаршированную рыбу, испекла в духовке мясной пирог и долго допытывалась у мужа, кошерно ли будет поместить эти блюда на одном столе.
     - Да вроде, - пожал плечами Беркович. - К тому же, не думаю, что мой бывший шеф так уж соблюдает кашрут. На прошлых выборах он, между прочим, голосовал за Шинуй.
     - Тогда я спокойна, - улыбнулась Наташа. - Во всяком случае, это вкусно.
     - Очень вкусно! - воскликнул инспектор Хутиэли, отведав тем же вечером Наташиной кухни, а его жена Ронит добавила еще несколько лестных слов.
     Ужин удался. Мужчины немного выпили - за новое назначение Берковича, за то, что они теперь как бы в равных весовых категориях и могут давать друг другу советы, не опасаясь, что коллега обидится.
     - У Бориса острый ум, - сказал Хутиэли. - Иногда мне хочется рассказать об уже раскрытом преступлении, о котором ему не известно, и поглядеть, какие он будет строить версии, и будут ли эти версии соответствовать реальным событиям.
     - А что! - заинтересованно сказал Беркович. - Давайте попробуем. Женщины послушают...
     - С удовольствием! - воскликнули Наташа и Ронит.
     - Прямо сейчас? - усомнился Хутиэли. - Впрочем... Ты слышал об убийстве Лазариса?
     - Это хозяин фалафельной, убитый наемным работником?
     - Нет, - покачал головой Хутиэли. - Авигдора Лазариса убили двадцать шесть лет назад, я был тогда молоденьким следователем, и расследование в Кохав-Моцкине было первым моим самостоятельным делом. Я расскажу факты, а ты попробуй найти разгадку.
     Авигдор Лазарис был преуспевающим адвокатом, а жена его Шуламит содержала салон красоты. Двое их детей - братья-близнецы - незадолго до описываемых событий закончили службу в армии, и в тот вечер отсутствовали, поскольку путешествовали по Западной Африке. Авигдор был человеком сугубо рациональным, чего нельзя было сказать о Шуламит - она верила в гадания, пророчества, астрологию и спиритизм. Время от времени она собирала дома компанию единомышленников и вызывала дух Бен-Гуриона или Маты Хари. Иногда получалось, иногда - нет. Жили Лазарисы на вилле, где было пять комнат, не считая салона и кухни, и длинный коридор, имевший ответвление, которое вело на балкон, выходивший в сад. В сад выходили и окна салона, в то время, как дверь в дом располагалась с противоположной стороны.
     - В тот вечер, - продолжал инспектор, - собралась обычная компания. Были трое гостей - подруга хозяйки Бася Цинкер с мужем Шаулем, а также большой любитель спиритизма, адвокат Меир Абарджиль, коллега Авигдора. Сам Авигдор в этом шоу не участвовал, поскольку считал спиритизм непроходимой глупостью. Он рано ушел в спальню, расположенную между салоном и ответвлением коридора.
     В десять Шуламит с гостями сели за круглый стол, погасили свет, зажгли три большие свечи в подсвечниках и принялись витийствовать. Вызвали дух Теодора Герцля, и тарелочка, двигаясь между буквами, неожиданно сложила слово "убийство".
     - Мрачное предсказание, - сказала Шуламит. - На чье убийство он намекает?
     Тарелочка еще раз двинулась по кругу, и получилось "Авиг", а после небольшой заминки еще и "Лаз".
     - Авиг... Лаз... - пробормотала Бася, а ее муж воскликнул:
     - Авигдор Лазарис!
     И все посмотрели на Шуламит.
     - Когда это произойдет? - спросил Меир Абарджиль.
     "Сегодня", - ответил дух Герцля, причем так быстро, будто заранее готовился к этому вопросу.
     - Я посмотрю, как там Авигдор, - потеряв самообладание, сказала Шуламит и на минуту покинула гостей. Все слышали, как открылась дверь спальни, тихие голоса, потом дверь закрылась, и Шуламит вернулась в салон.
     - Он в постели, - сказала она. - Передает всем привет и собирается спать...
     - Давайте спросим, кто будет убийцей, - нервно сказал Меир. - Ведь если это произойдет сегодня, а кроме нас здесь никого нет...
     Заняли места за столом. Однако дух, видимо, ушел - тарелочка даже не сдвинулась с места.
     Какое-то движение послышалось со стороны спальни, там что-то упало и раздалось возмущенние восклицание.
     - Господи, - сказала Шуламит, - может, ОН уже там!
     Нервное напряжение достигло такого накала, что никому и в голову не пришло зажечь лампы в салоне и коридоре. В полумраке, стараясь не шуметь, подошли к двери в спальню - впереди шел Меир Абарджиль, как наиболее решительный. За дверью была тишина, и все подумали, что эта тишина - мертвая.
     - Вот что, - прошептал Шауль, муж Баси, замыкавший процессию. - Если там кто-то есть, не нужно позволить ему уйти. Он может сбежать через окно спальни?
     - Конечно, - сказала Шуламит. - Там низко.
     - Тогда, - продолжал Шауль, - пусть Меир обойдет дом и встанет под окном, а я открою дверь и войду. Шуля, ты с Басей пойдите в салон.
     - Вот еще, - возмутилась Шуламит. - Нужно перекрыть все пути к отступлению. Пусть Бася встанет у окна в конце коридора, я буду у балконной двери, Меир обойдет дом, а ты открывай дверь в спальню. Убежать ему будет некуда.
     Так и поступили. Ни у кого и тени сомнения не возникло относительно правильности этих действий. Убийца находился в спальне, и нужно было его поймать. Наверняка в иных обстоятельствах эти люди поступили бы более разумно, но после спиритического сеанса, слов Герцля об убийстве, странных звуков из спальни Авигдора - плюс напряженные до предела нервы...
     Поставив женщин на отведенные им места - подальше от возможного места схватки, Шауль выпустил из дома Меира, запер за ним дверь, убедился, что адвокат занял позицию под окном, а затем, подойдя к спальне, рывком распахнул дверь и ворвался внутрь.
     То, что затем произошло, заняло не больше десяти секунд. Чья-то тень прошмыгнула мимо Шауля, задев его плечом, и пустилась наутек по коридору в сторону окна, где стояла Бася. Женщина увидела метнувшуюся к ней тень и завизжала. Тень свернула в ответвление коридора, и оттуда послышался визг Шуламит. Шауль бросился на помощь и столкнулся с женой и хозяйкой дома, продолжавшими визжать так, будто убивали их самих.
     - Упустили! - крикнул Шауль и подбежал к окну. Даже в полутьме было видно, что окно заперто изнутри. Заперта изнутри оказалась и дверь на балкон. Никто не мог покинуть дом, но убийцы и след простыл. А тут еще снаружи закричал Меир, не понимавший, что происходит.
     Догадались, наконец, включить свет. Мужчина и две женщины смотрели друг на друга обезумевшими глазами. В открытую дверь спальни видно было лежавшее на кровати тело Авигдора. Из груди у него торчала рукоять ножа.
     - Вот и все, - заключил инспектор Хутиэли. - Эта компания была в таком шоке, что полицию вызвали только полчаса спустя. Пытались понять, куда мог деться убийца, если все пути были перекрыты, да и не мог он уйти, оставив окна запертыми. Вывод, к которому они пришли...
     - Это ясно, - хмыкнул Беркович. - Нечистая сила, призрак.
     - Именно, - кивнул Хутиэли. - Самое удивительное, что все они одинаково описывали происходившие события. Убийце действительно некуда было деться, и тем не менее он исчез.
     - Пальцевых следов на ноже, конечно, не обнаружили? - спросил Беркович.
     - Нет. У кровати лежала смятая салфетка. Ею убийца, видимо, и держал оружие.
     - Могу представить, как они вас достали рассказами о спиритическом сеансе! - воскликнул Беркович.
     - Случившееся действительно выглядело мистикой, - усмехнулся Хутиэли. - Убийца растворился в воздухе на глазах у трех свидетелей!
     - Вы им поверили?
     - Я верил фактам - запертым дверям и окнам. И если свидетели не сговорились обмануть полицию, то приходилось верить и им.
     - Я человек не суеверный, - заявил Беркович, - и потому изначально буду исходить из предположения о том, что убийца сидел за столом, когда шел сеанс спиритизма и лично руководил движениями тарелочки.
     Хутиэли молчал, ни единым движением не показывая, согласен ли он с аргументами Берковича. Наташа и Ронит переводили взгляды с одного мужчины на другого, ожидая продолжения.
     - Меир не мог быть убийцей, - сказал Беркович, - поскольку он находился в саду. Остаются трое, из которых две женщины.
     - Кто же тогда выбежал из спальни? - удивился Хутиэли. - Ты не забыл диспозицию? Бася у окна коридора, Шуламит у балконной двери, Шауль входит в спальню, мимо него пробегает убийца, и эту фигуру видит не только Шауль, но и Бася, которая начинает визжать.
     - Я помню, - перебил Беркович. - Именно поэтому Шауль тоже не мог быть убийцей.
     - Значит, не могли быть убийцами ни Бася, ни Шуламит, испугавшаяся тени, - ведь все трое столкнулись буквально через две-три секунды!
     - Надеюсь, инспектор, вы не закрыли дело, объявив, что Лазариса убил дух Герцля?
     - Нет, конечно, я арестовал убийцу после очередного допроса.
     - Шуламит созналась?
     - Шуламит? - воскликнула Наташа. - Почему Шуламит?
     - Созналась, - кивнул Хутиэли.
     - Не понимаю, - повторила Наташа. - Почему Шуламит?
     - Шауль видел тень убийцы и свою жену у окна в конце коридора, - пояснил Беркович. - Бася видела тень убийцы и своего мужа у двери спальни. Шуламит находилась вне их поля зрения. Тень свернула в ответвление коридора, оттуда послышался визг и появилась Шуламит, столкнувшаяся с Басей и Шаулем. Если без мистики, то убийцей могла быть только она.
     - Но как...
     - Оставив женщин, Шауль пошел выпускать из дома Меира. В это время его жена наверняка смотрела в окно, чтобы увидеть, как Меир обходит дом. Именно тогда Шуламит вошла в спальню мужа, прикрыла дверь и ударила спавшего мужа ножом. Когда Шауль появился в спальне, Шуламит проскользнула мимо него и помчалась туда, где должна была находиться с самого начала. Повернув за угол, она начала визжать и вернулась, чтобы столкнуться с Шаулем и Басей. Наверняка это была ее идея - выключить весь свет, оставив только свечи. Несомненно, и тарелочку двигала она же - это ведь особое искусство. Я прав?
     - Да, - кивнул Хутиэли, - так и было.
     - Но почему? - воскликнула Ронит. - Почему она убила мужа?
     - Наследство, - сказал Хутиэли. - обычное дело.
     - Не понимаю, - продолжала Ронит. - А если бы Шауль ее схватил в дверях? Не проще ли было...
     - Не проще, - покачал головой Беркович. - Не забывайте, Ронит, эта компания была в сильном возбуждении после сеанса, одна Шуламит сохраняла самообладание. И дом свой она знала лучше гостей. Она была уверена, что мистическая атмосфера произведет впечатление и на полицию - ведь все показания должны были однозначно указывать на невозможность материалистического объяснения. А как бы иначе она убила мужа? Отравила? Зарезала без свидетелей? Во всех этих случаях она навлекала на себя подозрения. Шуламит все отлично организовала. Ей даже случайность помогла.
     - Какая случайность? - не поняла Наташа.
     - Должно быть, у Авигдора что-то упало в спальне, и это было слышно в салоне. А Шуля это сразу же интерпретировала по-своему, помнишь?
     - Это ты все помнишь, - смутилась Наташа. - Ты у нас полицейский.
     - Более того, он у нас теперь инспектор полиции, - сказал Хутиэли и поднял бокал с вином. - Предлагаю выпить за то, чтобы инспектор Беркович так же легко распутывал дела, как он разгадал загадку убийцы-призрака.
     
     
     СТАТУЭТКА ШИВЫ
     
     - Ну как? - спросил сержант Соломон, когда Беркович сел рядом с ним в патрульную машину. - Арик твой не очень по ночам спать мешает?
     - Почему ты именно сегодня заинтересовался? - удивился Беркович. - Арику уже три месяца, а ты раньше ни разу не спрашивал...
     - У нас в блоке соседка родила, вчера вернулась из роддома, - объяснил Соломон. - Ее ребенок так вопит у нас за стеной, что не только спать - радио слушать невозможно!
     - Понятно, - кивнул Беркович. - Говорят, это с возрастом проходит. У одних за три месяца, у других - за три года.
     - А некоторые всю жизнь вопят, как резаные, - вздохнул сержант Соломон. - Все, Борис, приехали. Вот дом, в котором произошло ограбление.
     Ограбление случилось ночью, точное время установить не удалось - соседи спали, хозяев не было дома, они только утром вернулись из поездки в Эйлат и обнаружили, что входная дверь сломана, но главное - украдена позолоченая статуэтка Шивы, которую глава семейства привез два года назад из Индии.
     - Что исчезло еще? - спросил Беркович, присев на диван и внимательно рассматривая предметы антиквариата, собранные в салоне этой не очень-то богатой на первый взгляд квартиры.
     На секретере стояла еще одна статуэтка - на этот раз, похоже, какого-то африканского божка. Десятки других статуэток, керамических изделий и изделий из кожи висели на стенах, стояли на низком столике в углу и лежали в специальной витрине, закрытой стеклом. Это были сувениры, привезенные Эльдадом из его ежегодных поездок по экзотическим странам. Кого что интересует: одни ездят отдыхать в Париж или Ниццу, а другие - в джунгли Амазонки...
     - Что еще исчезло? - повторил вопрос Беркович, и ответила на него Хана, жена Арона, вошедшая в салон после того, как она в сопровождении сержанта Соломона обошла квартиру.
     - Ничего, - сказала она удивленно. - Ну то есть, совсем... У меня в шкафу лежала довольно крупная сумма денег, все цело, не взяли ни шекеля. И бриллиантовое кольцо в тумбочке...
     - Украденная статуэтка представляла собой какую-то особенную ценность?
     Арон Эльдад, вошедший следом за женой, сказал со злостью:
     - Здесь все ценно! Каждый предмет! Я этого Шиву вез через половину земного шара. Не понимаю! Грабители тут двери ломали, а никто из соседей даже не проснулся?
     - Соседями мы еще займемся, - пообещал Беркович. - Я бы хотел, чтобы вы ответили на мой вопрос. Это важно для расследования. Преступники влезли в квартиру имеено из-за статуэтки Шивы или прихватили ее только потому, что она стояла на видном месте?
     - Есть вещи более ценные, - сказал Эльдад. - Например, этот африканский бог. Девятнадцатый век.
     - Ничего пока не трогайте, - предупредил Беркович. - Сейчас приедет группа экспертов, займется фиксацией следов. А мы с сержантом опросим соседей.
     Эльдад мрачно кивнул.
     На соседей у Беркович ушло больше часа. В квартире рядом с квартирой Эльдада никого не оказалось - хозяева, как удалось выяснить, еще три дня назад уехали отдыхать в Галилею. Этажом ниже были две квартиры, и в обеих удалось выяснить, что поздно ночью действительно слышался какой-то шум.
     - Тут постоянно шумят, спать не дают, - ворчливо сказал один из жильцов, мужчина лет шестидесяти. - По ночам приезжает машина, вывозит мусор - грохот, как на аэродроме. И еще какие-то идиоты постоянно грохочут чем-то под окнами. Ну, может, и не грохочут, но в три часа ночи все равно спать невозможно. Этой ночью было не более шумно, чем обычно. Может, и дверь ломали - кто знает?
     Вернувшись через час в квартиру Эльдада, Беркович обнаружил там, кроме хозяев, эксперта Хана, закончившего работу и мывшего руки в ванной.
     - Пальцевых следов нет, кроме хозяйских, конечно, - сообщил Хан.
     - Это я уже привык от тебя слышать, - недовольно сказал Беркович. - Похоже, что преступники вообще лишились пальцев.
     - Похоже, что преступники давно поумнели, - парировал эксперт, - и надевают перчатки. Могу только сказать, Борис, что никакие другие предметы, кроме Шивы, грабителей не интересовали. Почти на всех предметах слой пыли - небольшой, максимум трехдневной давности, но нетронутый. А на тумбочке, где был Шива, видны следы - не пальцев, правда, именно пятна, свободные от пыли, кто-то работал в перчатках.
     - Вот и я так думаю, - согласился Беркович. - Интересно, чем этот Шива так ценен?
     - Я хотел бы знать побольше об этой статуэтке, - обратился старший сержант к хозяевам квартиры, с потерянным видом топтавшимся в салоне. - Почему незванным гостям нужна была именно она?
     - Сам не могу понять, - пробормотал Арон. - Все время об этом думаю. Шива, конечно, стоит дорого, но не дороже, скажем, чем африканский божок, и уж тем более не дороже вот этой нецке, - и Эльдад показал на чрезвычайно изящную фигурку стоявшего на коленях японского крестьянина в шляпе. Фигурка была небольшой, всего несколько сантиметров в высоту, стояла на достаточно видном месте, ее можно было забрать с собой просто из любопытства - сунуть в карман, проходя мимо.
     - Вспомните, пожалуйста, - попросил Беркович, - может быть, кто-нибудь из ваших коллег-коллекционеров проявлял повышенный интерес к этому Шиве? Просил вас его продать?
     - Нет! Вот о нецке разговор заходил много раз и об африканском божке...
     - Странное преступление, - сказал Беркович эксперту, когда полчаса спустя они ехали в управление, так и не обнаружив никаких зацепок. - Тебе не кажется, что в квартире Эльдада преступников вообще не интересовала его коллекция? Шиву они могли взять только для того, чтобы создать у хозяина квартиры, да и у нас с тобой нужное впечатление.
     - Но что им тогда было нужно? - хмыкнул эксперт. - Ведь оба - и Арон, и Хана - утверждают, что ничего не пропало.
     В управлении Беркович с Ханом расстались: эксперт спустился в лабораторию, а старший сержант поднялся в свой кабинет, где и предался мрачным размышлениям, перечитывая протокол осмотра места преступления. Никаких идей у него не было. Все говорило за то, что грабители вломились в квартиру Эльдада только для того, чтобы забрать не самую ценную статуэтку. Может, в ней был спрятан бриллиант, как в рассказе Конан Дойля "Голубой корбункул"? Нет, глупости, Эльдад купил Шиву в антикварном магазине в Дели, сам, естественно, ничего внутрь статуэтки не прятал, иначе сказал бы об этом в первую очередь...
     Нелепое дело и, похоже, - глухое. Нужно будет, конечно, проследить - появится ли Шива в антикварных магазинах, торгующих предметами со вторых рук. Сержант Соломон займется этим без напоминания. Но надежды мало - сколько могли получить преступники от такой продажи? Глупое преступление.
     Берковичу, как это с ним часто бывало, начало казаться, что на самом деле преступление достаточно простое, и что он даже знает разгадку, думал о ней совсем недавно, но вот упустил мысль, и теперь уже не поймаешь. Что-то промелькнуло у него в сознании, когда он думал о... О чем? О похищенном Шиве? Нет. О нецке, которую почему-то не взяли? Нет, и не об этом.
     Вот! Хана осмотрела квартиру и нашла, что все находится на своих местах. Ничто не пропало. И ничто не появилось. Конечно, это всего лишь фигура речи - что могло появиться в квартире после посещения грабителей? Но если остальные версии ни к чему не ведут...
     Четверть часа спустя Беркович звонил в квартиру Эльдада.
     - Извините, - сказал он Хане, открывшей дверь. - Хочу спросить... Осматривая недавно квартиру, вы заглянули во все места?
     - Да, - сказала Хана с недоумением.
     - Точно? Наверняка были места, куда вы не подумали заглянуть, потому что это бессмысленно. На крышки шкафов, например.
     - Что там есть, кроме пыли?
     - И под кроватью в спальне?
     - Под кроватью? - удивилась Хана. - А почему я должна была смотреть под кроватью? Там ничего нет.
     - А вы посмотрите, - резко сказал Беркович.
     Он оттеснил женщину от двери и направился в спальню. Ничего не понимавшая Хана шла за ним, громко жалуясь на полицию, мужа и судьбу.
     Под кроватью лежал довольно внушительный по размерам мешок, и Беркович не стал искушать судьбу. Он выволок Хану из квартиры на лестничную площадку, вызвал бригаду саперов и эксперта и только после этого задал вопрос, вертевшийся у него на языке:
     - У вашего мужа есть враги?
     - Конечно, - пожала плечами Хана, - но я не понимаю, что вы себе позволяете...
     - У вас в спальне находится взрывное устройство, - оборвал ее Беркович. - Сейчас приедут саперы, и я очень надеюсь, что до их приезда бомба не взорвется.
     Хана побледнела, глаза ее закатились, и она без чувств опустилась на руки старшего сержанта.
     ...Тем же вечером, когда закончилась суматоха и оформление нового протокола дознания, Беркович пил крепкий кофе в компании эксперта Хана и говорил:
     - Эльдаду и его жене крупно повезло, что механизм был поставлен на час ночи. При более раннем включении все взлетело бы на воздух еще днем. Но преступники рассуждали здраво: бомба должна была взорваться, когда Арон и Хана лягут спать.
     - Им, конечно, повезло, - кивнул Хан, - но еще больше повезло нам с тобой. Что если взрыв произошел бы, когда мы осматривали квартиру?
     - Что? - переспросил Беркович. Похоже, такая возможность не приходила ему в голову. - Глупости, - сказал он, - взрывать бомбу днем не имело смысла: преступники ведь знали наверняка, что в это время в квартире будет полиция, а хозяева уж наверняка не окажутся в постелях. Результат - грохот, раненые, но цель не будет достигнута. Нет, нам с тобой ничто не грозило.
     - Кроме ошибки в расчете времени, - пробормотал Хан. - У тебя есть версии: кому все это было нужно?
     - Конечно, - кивнул старший сержант. - У Эльдада есть враги в мире коллекционеров. Двое или трое из них способны на все, лишь бы прибрать к рукам его коллекцию.
     - Не понимаю логики! - воскликнул Хан. - Если уж они решились на грабеж, то вынесли бы все и дело с концом!
     - Да? А что потом? Предметы будут объявлены в розыск, продать их с выгодой вряд ли удастся. А так - хозяин мертв, коллекция идет с молотка, приобрести нужные предметы можно будет достаточно дешево.
     - Но к чему такие сложности? Подложили бы бомбу в машину, как это обычно делают.
     - Нет гарантии, что Эльдад погибнет. Ты же знаешь - эффективность таких терактов не выше пятидесяти процентов. А им нужно было наверняка. Вот они и инсценировали ограбление, взяли Шиву, чтобы это сразу бросилось в глаза, но целью был не грабеж - им нужно было подложить бомбу под кровать.
     - И если бы не твоя догадка, - заключил эксперт, - сегодня ночью было бы два трупа, а завтра мы бы терялись в догадках о том, что произошло и кто виноват.
     - Именно, - кивнул Беркович. - Думаю, заказчика будет нетрудно найти. Не так уж много в Израиле коллекционеров, подобных Эльдаду...
     
     
     СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ
     
     - Похоже, - сказал Беркович, - начальство решило, что я уже достиг своего потолка.
     - Ты? - удивился инспектор Хутиэли. - Твой потолок достаточно высок, и у тебя впереди вся жизнь. Я понимаю, что ты хочешь сказать. В приказе о присвоении очередных званий о тебе не сказано ни слова, а это обидно. Почему Горелик получил офицерское звание, а ты как был старшим сержантом, так уже третий год им остаешься? Я правильно интерпретирую твою мысль?
     - Правильно, - кивнул Беркович. - Я думаю вот о чем: пойти ли мне к майору Дранкеру лично или ограничиться докладной запиской?
     - Полагаю, тебе не следует делать ни того, ни другого, - покачал головой Хутиэли. - Поверь мне, Борис, твой вопрос разбирается отдельно от других. Имей терпение.
     - Очередной израильский савланут, - пробормотал Беркович.
     - Конечно! Сколько людей в полиции поломало себе карьеры, потому что у них не было достаточно терпения...
     Разговор происходил в кабинете инспектора, куда Беркович заглянул, чтобы передать распечатанный аналитический обзор происшествий за последнюю неделю. Старший сержант поднялся, чтобы отправиться на свое рабочее место, но в это время зазвонил телефон, и Хутиэли поднял трубку.
     - Хорошо, - сказал он, выслушав собеседника. - Мы поедем вместе с Берковичем.
     Положив трубку, инспектор сказал, отвечая на немой вопрос старшего сержанта:
     - Похоже, заказное убийство. Улица Габрилович. Расстрелян некий Дотан Ростер. Подробности узнаем на месте.
     Улица Габрилович оказалась короткой - длиной всего в один квартал - и не очень широкой, движение здесь было односторонним, от проспекта Моше Даяна. Въезд в улицу и выезд из нее перегородили полицейские машины, что не помешало собраться довольно внушительной толпе - правда, непосредственно к месту преступления людей все-таки не допускали. Следом за Хутиэли с Берковичем подъехал эксперт Хан, и они втроем направились туда, где на тротуаре лежало ничком тело жертвы нападения.
     Сдержанно поздоровавшись, патрульный офицер, первым прибывший на место происшествия, сообщил:
     - Убитый - Дотан Ростер, личность в этих краях известная. Содержал массажный кабинет на улице Бограшов. Врагов у него наверняка было достаточно. Вопрос - кто из них решился на убийство.
     - Свидетели есть? - спросил Хутиэли.
     - Конечно. Свидетелей много, я отобрал человек десять. Вон они стоят - около машины.
     - Борис, - обратился инспектор к Берковичу, - займись свидетелями, а мы с Роном осмотрим тело.
     Старший сержант кивнул и направился к группе мужчин и женщин, стоявших у полицейской машины.
     - Я буду говорить с каждым в отдельности, - предупредил Беркович. - Прошу не расходиться, это займет некоторое время.
     - Да мы все понимаем, - сказал от имени "коллектива" мужчина лет сорока в светлой майке и кепочке, надетой на голову козырьком назад.
     - Вот с вас и начнем, - сказал Беркович и уселся на заднее сидение машины, широко раскрыв дверцы с обеих сторон. Мужчина сел рядом и назвал себя:
     - Йосеф Бузагло, вон мой магазинчик - напротив. Оттуда прекрасно виден выезд с улицы, так что могу сообщить все подробности.
     Несколько минут спустя, задав наводящие вопросы, старший сержант выяснил, что в одиннадцать тридцать (время торговец засек, потому что по радио как раз началась передача "Разговор начистоту") со стороны улицы Габрилович раздались три выстрела, и несколько секунд спустя оттуда с ревом вырвался и свернул вправо мотоцикл. Красная "хонда", водитель - молодой парень в красном же шлеме, черной майке и шортах неопределенного цвета.
     - Если надо, я его узнаю, - завершил рассказ Бузагло. - Когда негодяй сворачивал, я его хорошо рассмотрел. Европейское лицо, типичный ашкеназ.
     "Конечно, - подумал Беркович. - Если следующим свидетелем окажется выходец из Румынии, то мотоциклист у него будет, скорее всего, типичным сефардом. Ох уж эти общинные склоки"...
     Следующим свидетелем оказалась молодая женщина, одетая в строгий брючный костюм.
     - Алона Киперман, - представилась она. - Адвокат-нотариус.
     "Повезло, - подумал Беркович. - Адвокаты - народ наблюдательный, наверняка, если она что-то видела, то опишет без фантазий и точно".
     Алона Киперман показала, что парковала машину возле дома, где живет ее мать, когда услышала три выстрела, скорее всего пистолетных, и секунд восемь-десять спустя увидела, как с улицы Габрилович выехал на проспект и повернул вправо ("как раз мимо меня") мотоциклист. Красная "хонда", красный шлем, черная майка, серые шорты. Алона даже успела заметить две последние цифры номера мотоцикла - 74.
     Прежде чем вызвать третьего свидетеля, Беркович сообщил инспектору Хутиэли приметы мотоциклиста и его машины.
     Прохожий по имени Михаэль Верник, двадцати трех лет, программист, выходец из Украины, полностью подтвердил рассказ Киперман и Бузагло. По словам Верника, ровно через девять секунд ("Я автоматически считаю, привычка такая") после третьего выстрела с улицы Габрилович вылетела красная "хонда", свернула направо и исчезла в потоке машин.
     - Ты лицо этого типа не разглядел случайно? - спросил Беркович. - Узнать смог бы?
     - Да, - твердо сказал Верник. - Я даже удивился - такой, знаешь, римский профиль. Наверняка европейский еврей.
     "Один-ноль не в мою пользу, - подумал Беркович. - Похоже, межобщинной враждой не пахнет, убийца действительно ашкеназ".
     - Номер мотоцикла не разглядел?
     - Только последнюю цифру, - покачал головой Верник. - Это была четверка.
     Пока все сходилось - свидетели друг другу не противоречили, что значительно упрощало поиск. Четвертым оказался пенсионер по имени Шай Кабало, сидевший на скамейке напротив выезда на проспект с улицы Габрилович. Несмотря на возраст, зрение у старика оказалось вполне приличным, а память тоже не подкачала. Красная "хонда", красный шлем, черная майка, грязно-серые шорты, номера он не разглядел.
     Остальные свидетели не добавили к этой картине ничего принципиально нового. Разве что последний из них, пересекавший улицу Габрилович в том месте, где она вливается в проспект, разглядел еще и первую цифру номера мотоцикла - это была тройка. Найти мотоцикл и его хозяина, имея столько твердо установленных фактов, не составляло трудностей, и об этом Беркович не беспокоился. Думал он лишь о том, что все свидетели засекли мотоциклиста, когда тот выезжал с улицы, и никто не видел, как тот стрелял. На самой улице Габрилович в это время не было ни одного прохожего, и жители близлежащих домов не смотрели в окна. Мотоциклиста, конечно, найдут, но если он успел выбросить оружие, доказать его причастность к покушению окажется не таким уж простым делом.
     - Закончил со свидетелями? - поинтересовался инспектор, подойдя к машине. - Мы тоже все закончили. В теле две пули, третья попала в дерево. Убитого уже увезли, можно возвращаться в управление, будем ждать, когда найдут мотоциклиста.
     - Странная вещь, - задумчиво сказал Беркович. - Все свидетели видели выезжавшего с улицы мотоциклиста, но никто не видел, как тот стрелял.
     - Улица была в тот момент пуста, - кивнул Хутиэли. - Там вообще не часто появляются машины, да и прохожих бывает немного. Конечно, прямое свидетельство не помешало бы, но сведений и без того достаточно.
     - Может, мне остаться и походить по квартирам? - спросил Беркович. - Если повезет, найду нужного свидетеля.
     - Это уже сделано, - возразил Хутиэли. - Жители нижних этажей опрошены - те, конечно, кто оказался дома. Я послал сержанта Соломона с помощником. Никто ничего не видел, а выстрелы, конечно, слышали. Но когда подбежали к окнам, на улице был только труп. Мотоциклист уже свернул на проспект.
     - И для этого ему понадобилось девять секунд, - сказал Беркович. - Не много ли - на такой скорости? От места, где упал Ростер, до угла можно доехать секунд за пять максимум.
     - Борис, - с некоторым раздражением сказал инспектор, - ты прекрасно знаешь, что оценки могут сильно различаться, у каждого свидетеля свои представления о времени...
     - И все без исключения называют восемь-десять секунд, - вздохнул Беркович.
     - Не понимаю тебя, - заявил Хутиэли. - Какое значение имеют эти секунды?
     - Да я тоже не очень понимаю, - сказал старший сержант, - но свидетели очень точны в показаниях, это бывает редко, вы же знаете. Значит, этому числу доверять просто необходимо.
     - Доверяй, - разрешил Хутиэли. - Подумаем об этом потом, когда найдем мотоциклиста. Поехали, Борис, работы еще много.
     - Я все-таки останусь ненадолго, если разрешите, - попросил Беркович. - Жильцов опрашивать не собираюсь, хочу просто оглядеться, составить представление.
     - Хорошо, - решил инспектор. - Даю тебе полчаса, а потом жду у себя.
     Когда труп увезли, а полицейские машины разъехались, Беркович медленно прошел от проспекта по улице Габрилович к месту трагедии. Метров двадцать - немного, а для мотоцикла и вовсе не расстояние...
     Он пошел дальше и вышел на проспект Моше Даяна, откуда улица Габрилович брала свое начало. Здесь на углу был магазинчик, где продавали всякую мелочь, хозяин с интересом смотрел на полицейского и на вопросы отвечал охотно:
     - Мотоциклист? Видел, конечно. Он как раз сворачивал на Габрилович, когда раздались выстрелы.
     - Позвольте! - воскликнул Беркович. - Вы твердо в этом уверены?
     - Конечно, - обиженно сказал лавочник.
     - Но тогда мотоциклист не мог застрелить человека!
     - Почему не мог? Если все говорят, что стрелял он...
     - Все говорят! - саркастически сказал старший сержант.
     - Он еще чуть той машине в задний бампер не врезался, - сообщил лавочник новую информацию.
     - Какой машине?
     - Ну, когда мотоциклист сворачивал на Габрилович, оттуда задним ходом выезжал Моти на своей "сузуки".
     - Моти?
     - Моти Лугаси, он живет вон в том доме, у него два секс-магазина на Бограшов, как раз рядом с массажным кабинетом, где... Эй, старший сержант, я что-то не то сказал?
     Должно быть, Беркович действительно не смог сдержать своих эмоций. Но секунду спустя он взял себя в руки и произнес:
     - Вам, наверное, придется поехать со мной - я бы хотел взять у вас показания.
     - С удовольствием! - воскликнул лавочник и бросился закрывать ставни в своем магазинчике.
     Час спустя старший сержант вошел в кабинет инспектора Хутиэли и назвал имя убийцы - Мордехай Лугаси. Мотив преступления тоже был ясен - конкуренция. Как оказалось, кроме магазинов на Бограшов, у Лугаси был там и "институт здоровья".
     - Черт, - сказал Хутиэли, - этот проклятый мотоциклист оказался так некстати! Надо же ему было именно в это время...
     - Его нашли?
     - Конечно. Бедняга только твердит, что ничего не видел и ничего не знает, а сержант Соломон ему, конечно, не верит.
     - Закрыть бы все эти "институты", - сказал Беркович, - и убийств в Тель-Авиве стало бы меньше.
     - Эх, - закатил глаза инспектор. - У вас, русских, кажется, есть поговорка: "Когда рак на горе свистнет"...
     
     
     УБИЙСТВО ПРИ СВЕТЕ МОЛНИИ
     
     Расследование убийства Нормана Вильсона, туриста из Англии, началось по горячим следам, но даже к вечеру следующего дня не привело ни к каким результатам. Старший сержант Беркович сидел на жестком стуле в кабинете инспектора Хутиэли, подключившегося к расследованию, когда стало ясно, что продвижений нет. Инспектор читал протоколы допросов многочисленных свидетелей преступления и делал пометки. Допросы Беркович провел толково, свидетели на этот раз попались вполне надежные, показания их не противоречили друг другу - напротив, все упоминали одни и те же приметы преступника. Фоторобот удалось составить очень быстро, чего давно не случалось, и все-таки...
     Все-таки дело стояло на мертвой точке и грозило обернуться международными осложнениями. Английский турист убит на глазах десятков людей, есть следы, есть точное описание преступника, а израильская полиция вот уже второй день не в силах обнаружить убийцу.
     Хутиэли понимал, что никто на месте Берковича не мог бы сделать большего. Но если в ближайшие часы убийца не будет арестован, представление о новом назначении Берковича и присвоении очередного звания останется лежать в груде бумаг на столе начальника кадров управления полиции. А для инспектора Хутиэли провал может обернуться даже и понижением в должности.
     - Не вижу, Борис, в твоих действиях ни одного прокола, - сказал Хутиэли, оторвавшись наконец от чтения. Впрочем, майора Лившица я понимаю тоже. Показания свидетелей - единственная зацепка, и если до сих пор не достигнуто никакого результата, то естественно возникает предположение, что свидетели чего-то недоговаривают...
     Убийство произошло в одиннадцать часов двадцать семь минут вечера на центральной площади небольшого городка, строительство которого несколько месяцев назад началось к северо-западу от Рамат-Авива на берегу моря. Предполагалось, что в дальнейшем городок, названный Ганей-Шемеш, сомкнется с пригородами Тель-Авива и станет одной из составляющих мегаполиса. Жили в Ганей-Шемеше люди состоятельные, деловые, не склонные к фантазиям. Когда в
     11.27 раздался истошный вопль, десятки человек в разных домах бросились к окнам, выходившим на площадь.
     Погода была аховая. К вечеру над Тель-Авивом сгустились тучи - впервые за долгие месяцы, - а к ночи началась гроза, скоротечная, мощная, пугающая. Молнии разрывали небо, а гром оглушал.
     "Когда началась гроза, я выключил телевизор, - показал на допросе свидетель Яаков Уриэль, преподаватель философии в Тель-Авивском университете. - Собрался было идти в спальню, когда услышал дикий вопль. На улице было темно, как во Вселенной до сотворения света. Фонари не горели - вероятно, из-за грозы. Вопль раздался еще раз, и в этот момент сверкнула молния - буквально над нашим домом, в самом зените. То, что я увидел, запомнилось на всю жизнь. Посреди площади - там ведь ничего еще не построили, все открыто и прекрасно видно - один человек бил другого. Тот, кого били, упал, а тот, кто бил, в этот момент выпрямился, и я увидел на его голове черную кипу, одет он был в черное, как религиозный из Бней-Брака. И борода - не очень большая, но тоже черная. В следующее мгновение наступила тьма, криков больше не было, выходить в ливень на улицу у меня не было ни желания, ни сил, я вызвал полицию и стал ждать у окна".
     Мири Штеренгас, менеджер рекламной фирмы и жена директора одной из ведущих страховых компаний, показала следующее:
     "Я вышла из ванной и собиралась закрыть шторы в салоне, чтобы дождь не бил в стекло. И тут раздался безумный вопль, а потом еще один. В темноте улицы ничего не было видно. Тут сверкнула молния, и я увидела, как прямо перед моими окнами мужчина бросил кого-то на землю. Он был в кипе, черном костюме и с бородой. Потом опять настала темнота, и я вызвала полицию".
     Полицию в тот вечер независимо друг от друга вызвали одиннадцать человек - жители квартир в домах, расположенных по периметру городской площади. Патруль прибыл на место через три с половиной минуты, а еще десять минут спустя приехал с оперативной группой старший сержант Беркович. Посреди площади лежал труп английского туриста. Смерть Нормана Вильсона наступила из-за нанесенных ему восьми несовместимых с жизнью ножевых ранений. Нож лежал рядом с телом - даже если на рукояти и были пальцевые следы, ливень их смыл. Смыты оказались и следы ног на гравии. После осмотра тела выяснилось, что у туриста исчезли все деньги и кредитные карточки. В кошельке лежал лишь паспорт гражданина Великобритании. Можно было говорить о простом ограблении, если бы не единодушное описание внешности убийцы. Описаний этих в деле было двадцать три - едва ли не все жители соседних домов, услышав вопли, поспешили к окнам, а молния позволила им увидеть все происходившее, как свои пять пальцев.
     - Майор Лившиц, - сказал инспектор Хутиэли, - решительно отвергает версию о том, что убийцей был религиозный еврей. Он утверждает, что преступник переоделся, чтобы обмануть следствие.
     - Полная чушь, - поморщился Беркович. - Представьте себе ночного грабителя, идущего на дело в черном костюме и кипе. Кстати, почему только в кипе? Если уж говорить об антураже, должна быть шляпа.
     - Шляпа с головы упала, когда он бил жертву ножом. Не смотри на меня так, Борис, я излагаю версию майора, и на этой версии будет настаивать все начальство. Как и на том, что это был маскарад. Да, ты прав, нужно быть идиотом или психом, чтобы устроить такой цирк... Но они там так думают.
     - А вы считаете, что убийцей и грабителем действительно мог быть религиозный человек? Хасид?
     - Это невероятно, согласен, но маскарад с переодеванием - полный бред. А из двух версий - невероятной и невозможной - нужно выбрать одну.
     - Мы эту версию прорабатывали весь день, несмотря на то, что майор был нашими действиями недоволен, - сказал Беркович. - Наверняка завтра нам запретят вести расследование в религиозном районе.
     - Да, - кивнул Хутиэли. - Меня потому и подключили к этому делу - чтобы я подействовал на тебя соответствующим образом.
     - И вы намерены так поступить?
     - Но ведь ты сам говоришь, что за весь день не продвинулся ни на шаг.
     - Расследование в религиозной среде - это самое последнее, что я мог бы пожелать себе в жизни, - согласился Беркович. - Мне нужно было найти человека, поздно вернувшегося домой. Найти мокрый костюм. Но все молчат, потому что раввин велел им не вести разговоров с полицией. Вполне возможно, что я говорил и с убийцей, но он ничем себя не выдал...
     - Вот видишь, - сказал Хутиэли. - Все это бесполезно. Даже если виноват кто-то из них, его будут покрывать, потому что там свои законы. Они, конечно, ни в коей мере не оправдывают убийство, но суд будут вершить сами. И если однажды мы обнаружим где-нибудь на пустыре тело, побитое камнями...
     - Может быть и такое? - поразился Беркович.
     - Теоретически, - пожал плечами Хутиэли. - По традиции именно такое наказание полагается еврею за убийство. А расследование они там проведут сами, у них вполне достаточно для этого возможностей.
     - Я не понимаю смысла этого убийства для религиозного человека, - пожаловался Беркович. - Отнять две тысячи шекелей и тысячу долларов мог уличный грабитель, обычно промышляющий в позднее время. Он мог выследить англичанина...
     - Тоже, кстати, странный тип, - заметил Хутиэли. - Что его понесло на улицу в такую погоду?
     - Я справлялся, - объяснил Беркович. - Вильсон обожал гулять под дождем. Он и в Лондоне это делал, а здесь просто не мог упустить такой возможности - понимал, как редко случаются в Израиле грозы с ливнем...
     - Ну и погулял, - буркнул инспектор. - Похоже, это дело грозит нам обоим неприятностями.
     Беркович и сам это понимал.
     - Удивительно, - сказал он. - Обычно свидетели дают противоречивые описания, а тут все говорят одно и то же - нет ни малейших оснований сомневаться в том, что преступник выглядел именно так, как он изображен на фотороботе.
     Хутиэли не ответил, с мрачным видом просматривая листы протоколов.
     - И ведь видели они эту картину в течение какой-то доли секунды, когда сверкнула молния, - продолжал Беркович, - но запомнили на всю жизнь, будто четкую фотографию.
     Он неожиданно запнулся и повторил, сдвинув брови:
     - Четкую фотографию, да...
     Некая мысль пришла ему в голову, и минуту-другую Беркович обдумывал ее, поворачивая разными сторонами, потом потянулся к телефонной трубке и набрал номер.
     - Могу я поговорить с Яаковом? - спросил Беркович, услышав ответ. - Здравствуйте, это старший сержант Беркович из криминального отдела. Да, у меня есть ваши показания... Нет, преступника еще не нашли... У меня один вопрос. Я не задавал его, просто в голову не приходило, а сами вы тоже, видимо, не обратили внимания. Может, сейчас вспомните, это очень важно. Какого цвета был гравий на площади, когда вы выглянули в окно?
     - Гравий? - удивился Яаков Уриэль. - Обычного. То есть... Погодите, он ведь был почти белый! Странно. Я действительно об этом не думал... Белый гравий. Ну, это просто игра воображения, вы же понимаете, старший сержант. За мгновение разве все разглядишь? Мое внимание было приковано к людям...
     - Именно, - сказал Беркович. - А гравий действительно был белым, вам не померещилось. Спасибо.
     Под недоуменным взглядом Хутиэли Беркович сделал еще несколько звонков свидетелям и наконец положил трубку.
     - Все в голос утверждают, что гравий на площади был белым, и два тела были видны на нем, будто на экране, - сказал он торжественным голосом.
     - А на самом деле...
     - Темный, конечно, а мокрый гравий вообще почти черный.
     - Ты хочешь сказать...
     - Именно! Представьте, что вы стоите в полной темноте, и вдруг на мгновение вспыхивает ослепительный свет. Вы все видите очень четко, но... как негатив! Белое вам видится черным, а черное - белым. А тут еще и ассоциативная память включается. И вы уверенно говорите, что видели религиозного еврея в кипе, когда на самом деле...
     - Да, так что на самом деле?
     - На самом деле это могла быть лысина! А борода - седая, конечно. И никакого черного костюма - это могло быть что-то светлое.
     - Лысина и седая борода? Ах, мерзавец! - воскликнул инспектор и потянулся к телефону. - На выход, Борис! - бросил он Берковичу, - по дороге объясню.
     Вернулись они в управление через час, после того, как взяли с поличным и посадили в камеру Йосефа Бармина, давно состоявшего на учете в полиции - человека необузданного нрава, наркомана, жившего в двух кварталах от места, где произошло убийство.
     - Черт побери, - сказал инспектор, усаживаясь в кресло и вытягивая ноги, - как не поверить, когда все утверждают одно и то же! Ты молодец, Борис, я сделаю все возможное, чтобы в отделе кадров ускорили твое назначение. Но как тебе пришла в голову эта идея с негативом?
     - Будто молния в голове сверкнула, - улыбнулся Беркович, - и сразу вся картина вывернулась наизнанку...
     
     
     УБИЙСТВО В ОФИСЕ
     
     Старшего сержанта Берковича вызвали на работу в семь утра - у него был день отдыха, вставать не хотелось, в кои-то веки появилась возможность отоспаться, но телефон звонил не переставая, и пришлось поднять трубку.
     - Здоров же ты спать, - сказал знакомый голос сержанта Соломона. - Извини, конечно, но, похоже, без тебя не обойдется.
     - Что случилось? - спросил Беркович, стараясь говорить тихо, чтобы не разбудить спавшую рядом Наташу.
     - Убийство в офисе фирмы "Нефеш". Убит менеджер фирмы Гай Лискер. Звоню с места преступления. Жду тебя - шеф распорядился, чтобы расследование провел ты.
     - Благодарю за доверие, - вздохнул Беркович. - Говори адрес...
     Офис компании "Нефеш", занимавшейся разработкой дизайна интернетовских страниц, находился на третьем этаже девятиэтажного административного здания на набережной Яркон. День был субботний, и в здании, по идее, никого быть не могло. Сержанта Соломона Беркович нашел в комнатке ночного сторожа на первом этаже сразу за входной дверью. Сторож, молодой человек лет двадцати пяти, сидел на диванчике и раскачивался, как на молитве.
     - Убийца проник в здание совершенно элементарно, - сказал Соломон, - этот тип по имени Арон Шехтман, который называется сторожем, даже не потрудился запереть дверь...
     - Я выходил подышать воздухом, - пробормотал парень.
     - В такую жару! - закатил глаза сержант. - Короче говоря, его сбили с ног и связали. Потом убийца поднялся на третий этаж и застрелил Лискера. Пистолет лежит в метре от трупа, там уже работает Рон.
     - Вы можете описать нападавшего? - обратился Беркович к Шехтману.
     - Конечно! - воскликнул сторож, перестав раскачиваться. - Их двое было. Один с пистолетом, высокий, с усами, в майке с надписью "Бейтар", другой низкий, плотный, в серой рубахе. Оба молодые, лет по тридцать, по-моему.
     - У вас есть оружие?
     - Да, но я его и достать не успел! Который низкий - он меня обхватил, а ручищи у него ого-го...
     - Они пошуровали немного, - заметил Соломон. - Видно, не сумели сдержаться.
     Беркович оглядел каморку - никаких следов погрома не наблюдалось.
     - Тут блок "Кэмел" лежал, - нехотя пояснил Шехтман, кивая на тумбочку, - так они его прихватили. И еще игровую приставку к телевизору, я сыну купил, хотел сюрприз сделать...
     - А кто полицию известил, если сторож был связан? - поинтересовался Беркович у Соломона.
     - Прохожий, религиозный человек, - объяснил сержант. - Шел мимо в синагогу, увидел, что дверь не заперта, удивился...
     - И нарушил субботу, - усмехнулся Беркович.
     - Нет, по телефону он звонить не стал, но вошел, увидел связанного, развязал, а тот уж сам вызвал полицию.
     - Я поднимусь наверх, а ты займись протоколом, - сказал Беркович.
     Гай Лискер лежал на полу в своем кабинете, пуля попала ему в лоб. Эксперт Рон Хан, стоя у окна, наблюдал за тем, как полицейские фотографы фиксируют на пленке место преступления.
     - Пальцевые следы на пистолете сохранились? - спросил Беркович, не ожидая, что ответ будет положительным.
     - Нет, - покачал головой эксперт. - Преступник убил клиента наповал, протер рукоятку пистолета и бросил оружие на пол. Других следов тоже нет. Чистая работа.
     - Что Лискер делал в офисе в ночь на субботу? - сказал Беркович, ни к кому конкретно не обращаясь. Ответ все-таки прозвучал - подал голос мужчина средних лет, стоявший у журнального столика:
     - Гай почти каждый день до полуночи задерживался, жены у него не было...
     - Познакомься, Борис, - сказал эксперт, - это Рафи Гольдштейн, исполнительный директор "Нефеша".
     - А сами вы когда ушли с работы? - спросил Беркович.
     - Рано, часа в два... Вечером говорил с Гаем по телефону, все было в порядке. Это было часов в десять...
     - Смерть последовала между десятью и полуночью, - заметил эксперт.
     - Понятно, - рассеянно отозвался Беркович. - Тебе не кажется странным...
     - Что? - насторожился Хан.
     - Как убийцы попали в кабинет.
     - Поднялись на лифте или по лестнице...
     - Не так просто, - покачал головой Беркович. - Я знаю, как организована система безопасности в таких зданиях. Сторож сидит внизу, он может с пульта блокировать движение лифта. Кроме того, на ночь запираются на электронный замок двери на лестничных клетках. Если кто-то хочет подняться, он должен либо сделать это вместе со сторожем, а это было невозможно, поскольку сторожа связали, либо позвонить на этаж, и если там кто-нибудь есть, он откроет дверь... Сложная система, но зато избавляет от случайностей. Я правильно говорю? - обратился Беркович к внимательно слушавшему Гольдштейну.
     - Точно так, - кивнул тот. - Получается, что убийца был Лискеру знаком!
     - Вот именно. Менеджер открыл дверь, встал навстречу гостю и получил пулю в лоб.
     - Пожалуй, - кивнул Хан.
     - Тогда вопрос к вам, - повернулся Беркович к Гольдштейну. - Предположим, что убийцы - стрелял один, но на самом деле, судя по рассказу сторожа, их было двое - были хорошо знакомы с Лискером. Тогда и вы могли их знать. Один был высокого роста, усатый...
     Выслушав пересказанное Берковичем со слов Шехтмана описание, Гольдштейн покачал головой.
     - Не было у Гая таких знакомых и быть не могло, - отрезал он. - С людьми подобного типа он не знался.
     - Действительно, Борис, - вступил в разговор Рон Хан. - Судя по твоему описанию, это скорее базарные торговцы, чем интеллектуалы.
     - Кто знает, с кем общался Лискер во внеслужебное время, - пожал плечами Беркович, не будучи уверен в своих словах. - Возможно, свел знакомство с криминальными элементами...
     Он не стал развивать свою мысль, встретив иронический взгляд Гольдштейна.
     - Есть еще одна странность, - сказал старший сержант. - Совершив убийство, эти двое не стали сразу делать ноги, а вернулись в комнату сторожа. Возможно, хотели проверить, крепко ли он связан. И прихватили с собой блок "Кэмел" и игровую приставку к телевизору.
     - Но это вообще бред! - воскликнул Хан. - Честно говоря, я не понимаю даже того, почему они оставили этого дурака-сторожа в живых. Специально для того, чтобы он мог их описать полиции?
     - Да-да, - закивал Гольдштейн. - Это нелогично. По-моему, сторож никого на самом деле не видел и все выдумывает. Двинули ему по голове, ничего он не помнит, но не хочет выглядеть в глазах полиции полным болваном и трусом, вот и придумывает.
     - Нет, - покачал головой Беркович. - Никто Шехтмана по голове не бил, нет у него на темени ни шишки, ни кровоподтека. Он был в полном сознании.
     - Знаете что я думаю? - нерешительно сказал Гольдштейн. - Надо бы проверить этого Шехтмана. Вам не кажется, что он сам впустил убийц в здание? Может, ему заплатили? Он их впустил, а потом они его связали, чтобы полиция не подумала чего-то дурного. Он и двери на этаж для убийц разблокировал!
     - Да, это очевидно, - согласился Беркович. - Вот только доказать факт сговора трудновато. Понятно, что и описания бандитов тоже вымышлены, слишком уж они карикатурны. Но это слова. Надо иметь что-то более существенное, чтобы прижать сторожа и заставить сознаться.
     - Один момент, - сказал эксперт. - Вы забыли о том, что Лискер был знаком с убийцей. Если принять версию о том, что преступники подкупили сторожа, то откуда Лискер мог знать того, кто вошел к нему в кабинет?
     - Почему же... - задумчиво проговорил Беркович. - Люди, знавшие Лискера, решили свести с ним счеты, подкупили сторожа, поднялись на этаж...
     - Не могли найти более простого способа? - удивился Хан. - Подкараулить на улице, например! Зачем им лишний свидетель?
     - И зачем они, кроме убийства, еще и на грабеж пошли? Я все думаю об этом блоке сигарет и игровой приставке...
     - Да, - согласился эксперт. - Преступники вели себя совершенно нелогично.
     - Или мы пока не можем понять их логики, - возразил Беркович.
     - Я бы на вашем месте крепко прижал сторожа, - сказал Гольдштейн. - Он наверняка соучастник.
     - Я бы тоже так думал, - вздохнул Беркович, - если бы не блок "Кэмел".
     - А почему этот блок сбивает тебя с толку? - спросил Хан.
     - Зачем сторож о нем вообще упомянул? Ну, допустим, его приятели не удержались... Хотя, согласитесь, логики здесь ни малейшей. Но даже если все так и было, к чему было Шехтману сообщать о пропаже?
     - А может, и пропажи не было? - усомнился Хан. - Может, он просто на ложный след наводит?
     - Возможно. Только вот на какой?.. Ты уже закончил здесь? - спросил Беркович у эксперта.
     - Да. Никаких следов. Собственно, этого и следовало ожидать: убийца стрелял с порога, ни до чего не дотрагивался. Одна улика - пистолет, но и он, скорее всего, до убийцы не доведет, иначе оружие не бросили бы.
     - Сторож наверняка все знает, - убежденно повторил Гольдштейн. - Займитесь этим типом!
     - Непременно, - кивнул Беркович и вышел в коридор.
     Он, конечно, собирался еще расспросить Шехтмана, но совсем не о том, о чем говорил Гольдштейн. Берковичу не давали покоя блок сигарет и игровая приставка. Это ведь даже не смешно, господа - совершить хладнокровное убийство, а затем - мелкое воровство. Будто речь шла о двух независимых преступлениях...
     Когда старший сержант вернулся в комнату сторожа, Шехтман сидел на диване и о чем-то увлеченно рассказывал Соломону, закончившему заполнять протокол. "Как он быстро пришел в себя", - подумал Беркович.
     - Сколько вы им заплатили? - спросил старший сержант, и сторож оборвал рассказ на полуслове.
     - Кому? - напряженно спросил он.
     - Мальчишкам, - объяснил Беркович. - Только не врите, вы уже достаточно лапши повесили мне на уши. Вы ж понимаете, мальчишек найти будет достаточно просто, это ведь не мафиози, они тут обычно бегают, потому вы их и наняли.
     - Не понимаю, - пробормотал Шехтман.
     - Все вы прекрасно понимаете, - резко сказал Беркович. - Хотите расскажу, как было дело? У вас произошел какой-то конфликт с Лискером, и вы решили убить менеджера. Любой другой убийца подкараулил бы его на улице, а вам было проще сделать это здесь. Вы поднялись наверх и застрелили Лискера, а пистолет бросили. О том, где вы его взяли, я еще спрошу, ведь это не ваше оружие. Потом вы вышли на улицу, нашли двух ребят - тут неподалеку вечно какая-нибудь подростковая компания ошивается - и посулили награду. За что? За то, чтобы они вас хорошенько связали. Они так и сделали, а потом увидели сигареты и приставку... Взрослый не стал бы красть все это, согласитесь, а подросток...
     - Глупости, - сказал сторож. - С чего бы мне убивать Лискера?
     - Разберемся, - пожал плечами Беркович. - А ребят я вам предъявлю через час-другой. Думаю, больше времени поиск не займет.
     Сержант Соломон увел Шехтмана, а Беркович присоединился в холле к спустившимся с этажа Гольдштейну и Хану.
     - Какой негодяй! - возмутился Гольдштейн, выслушав рассказ старшего сержанта. Эксперт только головой покачал.
     - Намучаешься ты еще с этими подростками, - сказал он. - Так они тебе эту приставку и выдадут.
     - Да пусть себе оставят, - заключил Беркович. - Лишь бы правду сказали.