Олег Михайлович Куваев
     
     
     Чудаки живут на Востоке
     
     
     OCR Intar http:/aldebaran.ru/
     "Через триста лет после радуги": Молодая гвардия; Москва; 1981
     
     Олег Куваев
     Чудаки живут на востоке
     
     1
     
     Маленький город на берегу Охотского моря мало чем походил на знаменитых собратьев по океану. Через триста лет после основания он все еще оставался одноэтажным и деревянным. На улицах его в течение трехсот лет росли лиственницы, согнутые под прямым углом. Жестокие зимние ветры не давали этим лиственницам расти прямо.
     Начало городку положили бородатые мужики-землепроходцы. Мужики гнались за соболем аж от самого Урала, наткнувшись на Тихий океан, остановились, наверное, покурить, осмотрелись и решили остаться подольше. Так возник город.
     К середине XX века здесь было: пять тысяч жителей, три магазина, положенное число городских и районных учреждений, гостиница, две школы, кинотеатр "Север".
     Городок был административным центром большой таежной территории. В тайге жили дикие звери и домашние олени, а также люди, которые охотились на зверя и пасли оленьи стада в широких речных долинах.
     Летом к городу подходили рыбацкие сейнеры и малогрузные пароходы-снабженцы. В часы прилива пароходы заходили прямо в речное устье к деревянному причалу и выгружали из трюмов все, что было необходимо людям города и тайги. Два раза в месяц сюда прилетали легкие зеленокрылые самолеты, привозившие почту и редких пассажиров.
     По списку научно-культурных центров в городке числился краеведческий музей.
     По списку хозяйственных предприятий - ателье мод и норковый питомник.
     
     2
     
     Ателье мод процветало, потому что в нем работал уникальный закройщик, грек Николай Згуриди. Згуриди мог все. С одинаковым вдохновением он работал мелом и ножницами над бостоном, шевиотом и темно-синим трико для парадных костюмов. Весной и летом он шил жакеты из красного плюша с большими черными пуговицами. Осенью Згуриди изготовлял самостоятельного облика пальто с цигейковыми воротниками. Универсальность обеспечивала спрос и сбыт - основные факторы процветания. Словом, ателье мод в маленьком городе на берегу Охотского моря являлось экономически здоровым предприятием.
     О норковом питомнике в городке говорили чрезвычайно мало и редко. Он был организован всего год назад и не успел еще врасти в медлительное течение здешней жизни.
     
     3
     
     Жизненный путь Семена Семеновича Крапотникова был извилист и сложен. Этот человек родился с концентратом идей под черепной крышкой. К сожалению, идей было слишком много, и они мешали друг другу, как мешали бы, допустим, друг другу птицы, заключенные в замкнутое пространство.
     От беспорядочного полета устают даже стрижи. Однажды утром, бреясь перед зеркалом, Семен Семенович Крапотников вздохнул, рассматривая стариковские морщинки вокруг глаз, попробовал расправить их пальцем и вздохнул еще раз, серьезнее. Он заглянул в самую стеклянную глубину, пытаясь угадать: что дальше? Зеркало честно молчало. Заглядывай не заглядывай, а неизвестно, в чем была на земле роль Крапотникова. Дело, которого он ждал и неутомимо искал всю жизнь, которое мог понять и развернуть только он, Семен Семенович Крапотников, обмануло, прошло стороной. Даже и неизвестно, что это было за дело. Так просто образовался в результате десятилетий маленького роста пожилой человек в неизменной мальчишеской кепке и неизменно стоптанных башмаках. В активе имелось только знание людей да жизненных ситуаций. Как считал Семен Семенович, не очень веселого свойства багаж.
     Так повздыхав около месяца, он понял, что пора остепениться и осесть на месте. И лишь по привычке стал искать свой собственный, крапотниковский, вариант. Он решил уехать как можно дальше на восток, чтобы дальше и ехать было некуда.
     "Тихий океан, - было сказано самому себе, - надежный барьер для всякого человека. Берега океанов дышат вечностью. Тишина, века и размышления. Что еще надо пожилому усталому человеку?"
     
     4
     
     Краеведческий музей городка размещался в бревенчатой избушке. Стены избушки помнили, наверное, екатерининские времена. В свое время здесь находился архив, где хранились кабальные, податные, ясачные и прочие записи с самых замшелых времен. В тридцатых годах один не в меру революционный товарищ приказал уничтожить архив как "вредную память царизма".
     Жечь архив поленились. Его погрузили в телегу и свалили в яму, из которой испокон веку горожане брали песок для обмазки печек.
     Полусгнившие останки архива спас случайный географ. Наиболее ценное было отослано географом в Москву. Оттуда же пришел приказ организовать в городке краеведческий музей с документами истории края и прочими необходимыми экспонатами. Возникла штатная должность директора музея.
     Веня Ступников шел по счету восьмым. Он учился на историческом факультете в одном черноземном городе. В начале четвертого курса Веня бросил университет, так как не мог пережить трагедии: без всяких причин Она вышла замуж за какого-то нахала дипломника с геологического. Конечно, Веня решил уехать "далеко-далеко".
     Ехать на знаменитую стройку было банальным, в моряки-рыбаки не хотелось - все это было по кино и не соответствовало тонкости Вениных переживаний. Так, независимо от Семена Семеновича Крапотникова он решил "добраться до точки".
     Уезжать "далеко-далеко" легко только в теории. В практической жизни от решения до его исполнения лежит много неудобных мытарств: снятие со всевозможных учетов, поиски денег на дорогу. Только мстительное пламя любви помогло Вене преодолеть все это и добраться до вагонной полки. К Вениному удивлению, "на точке" в конце железной дороги оказался громадный город с шумом, суетой и обилием на улицах презренного женского сословия. В управлении культуры ему впервые повезло. Забирая направление, Веня с наслаждением думал о том, как бы Она содрогнулась, увидев на карте дыру, в которой он себя похоронит.
     Через два месяца Веня был счастлив. Посетители в музей не заходили. Коллекцию образцов горных пород, напоминавшую о ненавистном геологе, он самолично запрятал в самый дальний темный угол.
     При музее оказалась отличная библиотека, собранная стараниями предыдущих директоров. В тишине этой библиотеки Веня понял, что должен стать писателем. К этому его обязывал долг пережитых мытарств.
     
     5
     
     Директорство в норковом питомнике Семен Семенович Крапотников принял без удивления. Точно так же он согласился бы руководить раскопками, часовой мастерской или лесозаготовительной конторой.
     Перед тем как принять назначение, он установил: норка относится к семейству куньих (смотри БСЭ, т. 6, "Минеры - Первомайка").
     Объектом клеточного звероводства является так называемая американская норка, имеющая шкурку коричневого цвета (там же).
     Мех норки имеет круглогодичный выход и чрезвычайно стабилен по цене на международном рынке.
     Питается норка мелкими млекопитающими, рыбой и даже земноводными, то есть обычными лягушками. Более подробно о питании следует смотреть в работе кандидата биологических наук В. С. Попято "Рационы кормления при вольерном содержании пушных зверей".
     Усвоив это, Семен Семенович с легким сердцем расписался в акте приемки двухсот зверьков, вольерных сооружений, домика конторы, некоторого количества специального комбикорма, а также выполнил ряд других формальностей.
     Хозяйство располагалось в полутора километрах от городка в неширокой, заросшей травой долинке. Городок отсюда был виден как на ладони.
     Прежний директор, одышливый волосатый мужчина, водил Семена Семеновича по хозяйству и равнодушно тыкал коротким пальцем: "Это то, это то..." Дощатые заслонки вольера были подняты по случаю хорошей погоды. Коричневые, похожие на ласку зверьки ловко перебегали за проволочной сеткой, посверкивали темными бусинками. Семен Семенович легкомысленно сунул за проволоку палец. Волосатый мужчина вздохнул и сказал: "Откусят. Очень уж до жратвы охочи".
     Мимо быстро, так что раздувалась юбка, прошла молоденькая работница Соня. Обернула к начальству смуглое, явно с примесью туземной крови лицо.
     - Егоза, - сказал ей вслед прежний директор и ушел, тяжело ступая по обрезкам досок, испорченным кормушкам и разному хламу неизвестного происхождения. Ушел насовсем.
     Семен Семенович остался у клеток. Несколько зверьков кончили возню и подошли к сетке, прижав к ней острые мордочки. Похоже, хотели спросить: каков будет новый директор, с каким характером человек? Один, по-смешному перебирая лапами, поднялся по проволоке в рост, показал светлое брюшко. Потом скорчился обезьянкой, притих, только бусинки любопытно косились на Семена Семеновича.
     
     6
     
     Социологи не ломали копий из-за Топоркова, Бедолагина и Янкина. Они их просто не знали. Но если бы какой-нибудь пытливый исследователь пропластков человеческих судеб добрался до маленького городка на берегу Охотского моря, он смог бы применить к Топоркову и Бедолагину или Бедолагнну и Янкину лишь два расплывчатых принципа:
     а) все трое занимались тем, что добывали средства к существованию;
     б) средства к существованию они добывали нерегламентированными путями.
     Нижней границей в этом свободном предпринимательстве был уголовный кодекс, который все трое свято чтили. Верхний - абсолютная неспособность ежедневно начинать и кончать работу в одно и то же время.
     Причина, которая поставила их на такой путь, затерялась в тумане времени.
     Давняя дорога привела их в молодости на Север. Их можно было видеть со старательским лотком или с плотничьим топором в руках на какой-нибудь малокалиберной стройке. Возможно, их гоняла мечта о длинном рубле, возможно, просто страсть к перемещению, которая, как известно, принимает различные формы. Неизвестно также, какая причина привела их в маленький город на берегу Охотского моря. Их потребности состояли из чая, папирос, хлеба и сахара. Они умели делать все.
     Топорков был мал ростом и худ, Бедолагин высок, жилист и тощ. Янкин был просто волосатого вида мрачным мужчиной.
     Все трое носили армейские гимнастерки, купленные где-то по дешевке, и хлопчатобумажные полосатые штаны, те самые, которые можно увидеть в любом сельском магазине от Чукотки до Прибалтики. Москвошвеевские кепки со сломанными козырьками и молчаливость ставили точку на внешней характеристике этих людей. Положенный для человеческого общения запас слов употреблялся ими лишь изредка в сериях: "а вот однажды...", "к примеру, возьмем...", "в одна тысяча девятьсот...", "снасть, она..." и так далее.
     
     7
     
     Тема первого Вениного романа наметилась сразу: "Жизнь сурового северного городка с мужественными людьми и романтическими судьбами главных героев". Веня для простоты мыслил стандартными формулировками.
     Именно по этому плану Веня уже около месяца изучал жизнь. Опыта у него, конечно, не было. Он подолгу толкался в магазинах, ходил на морской берег, где пацаны в отцовских резиновых сапогах обманывали бычка на красную тряпочку, и выбирался на окраины, где у иных домов (вот он, колорит) подыхали от безделья косматые упряжные псы. Но все оказалось не так просто, как думалось в тишине музейной библиотеки.
     Главный герой с романтической судьбой был. Ехидно остроумный молодой человек, капитан институтской сборной по баскетболу и свой парень. Это вначале. А потом жизнь у него закручивалась вовсе не по стандарту.
     Но никак не находился северный колорит. Не было мудрого старика, который закурил бы трубку и, глядя на огонь, сказал: "Ох-хо, тяжело вспоминать то время..."
     
     8
     
     Столпы хозяйственной жизни города - грек Згуриди и Семен Семенович Крапотников - оказались соседями. Их разделяли только бревенчатая стена и полоса травы между дощатыми крылечками. Вначале дощатые крылечки были ареной знакомства, затем стали местом ежевечерних встреч. Семен Семенович уже наизусть знал историю жизни этого тихого человека. Это была все та же, обычная и необъяснимая история о том, как человеку "захотелось куда-то поехать".
     - Хорошо, спокойно живем, - говорил Згуриди. - Очень хорошие люди. Всех знаешь, тебя все знают. Мы с Марусей думали: скопим денег, купим каменный домик на Черном море. Я раньше в Одессе жил. Очень хотел каменный домик. За три года хорошо скопили. Приехали туда. А, слушай, жарко, людей много. Понимаешь, мне, греку, жарко. Через полгода я этот город во сне стал видеть. Не понимаю сам почему, а вижу его во сне. Очень редкий грек я, вот что иногда думается.
     Семен Семенович слушал, поддакивал, с коротким смешком рассказывал забавные случаи из своей жизни. Так за несколько вечеров он узнал всю предысторию городка и всех его обитателей, достойных упоминания.
     Однажды Згуриди рассказал о системе экономических взаимоотношений внутри города. Семен Семенович слушал не очень внимательно.
     По Згуриди, получалось так. Около пятисот жителей городка работали в разных учреждениях. Получали зарплату. Остальные жители перераспределяли ее между собой. Остальными были "добытчики". Добытчики солили рыбу. Продавали огурцы и капусту из собственных парников. Поставляли свинину, дрова и кетовую икру.
     Два человека жили тем, что жгли где-то известь для беления потолков. Получалось так, что городок жил натуральным хозяйством, забирая извне зарплату и не выдавая наружу ничего, если не считать функций административного управления краем.
     - Чудеса, - охотно согласился Семен Семенович. - Консервная банка без дырки.
     На крылечке было тихо. В комнате Згуриди перестал шуметь примус. Значит, сейчас их позовут пить чай. С моря доходил дальний шум: где-то в океане бушевал шторм, и отголоски его разбивались о здешние тихие берега. Посреди вечерней улицы, размазывая по щекам безутешные слезы, прошел босоногий пацан. Наверное, сбежал из дому и шел сейчас куда-нибудь в неизвестность, чтобы поселиться подальше от человеческой несправедливости.
     - Чудеса, - повторил Семен Семенович и вдруг почувствовал волнующий холодок рождающейся идеи. Идея возникла и мягко, но властно расперла грудь.
     Консервная банка без дырки? А норковый питомник? Как же он не мог понять этого раньше? Не жалкое ателье с плюшевыми жакетами, не одноэтажные учреждения с вывесками, не двести норок у одной кормушки, а грандиозный питомник - вот идея! В этом заключалась историческая, социальная, географическая и какая хотите роль городка. И личная задача С. С. Крапотникова. Это была идея!
     Городок спал. Спали работники учреждений с вывесками "Рай..." и "Гор...", спали домохозяйки, похрапывали добытчики.
     Плескался в отголосках шторма набитый рыбой Тихий океан. Гигантская кормушка для грандиозного питомника. Большинство женщин земного шара не думали в это время о норковых шубах. Министры финансов решали валютные проблемы без всякой мысли о том, что существует зверек, мех которого равноценен самой твердой валюте.
     Маленький взъерошенный человечек курил папиросу за папиросой.
     
     9
     
     Поняв внутренний смысл событий, Семен Семенович Крапотников сразу же провел удачную экономическую операцию.
     По уставу питомника, до тех пор, пока он считался опытным, норок полагалось кормить комбикормом, специально доставляемым из далеких земель. Комбикорм стоил дороге. Поразмышляв над брошюрой В. С. Попято, Семен Семенович понял, что надо поискать кормежку подешевле. Разницу тогда можно пустить на расширение питомника.
     Рыбу он достал почти даром. Ее поставил экипаж загулявшего рыбацкого сейнера, промышлявшего вблизи городка. Настоящего хода не было, вдоль береговой полосы шла только несерьезного значения рыба навага. Семен Семенович получил три тонны наваги, экипаж получил возможность скрасить предстоящий промысловый рейд. В активе питомника осталась сумма. На эту сумму можно было купить новых зверьков.
     ...В лихорадочной деятельности облик Семена Семеновича стал меняться самым заметным образом. Тихий грек Николай Згуриди посматривал на него с опасением. Как он раньше мог не замечать, что сосед бегает по улицам, как мальчишка, а когда речь заходит о питомнике, глаза у него вспыхивают фосфоресцирующим блеском? И странные разговоры о будущем процветании городка. О какой-то "социальной революции". Кому надо? Какая революция?
     ...Первая норка подохла через неделю после покупки наваги. Это был самый прожорливый и толстый зверек во второй вольере. Теперь он лежал в углу скрючившись, безучастным ко всему миру комочком коричневой шерсти.
     Через день подохли еще две. Это было вопиющей каверзой природы.
     После долгих колебаний Семен Семенович послал в центр длинную радиограмму. Как колебания, так и длина радиограммы объяснялись тем, что перед этим в центр было послано письмо с радужным рапортом. С намеком на необходимость расширения.
     
     10
     
     Веня Ступниксв напрасно рылся на полках библиотеки музея. Никакой литературы о заболеваниях норок здесь не было. Перед этим, удивившись просьбе странного посетителя, Веня долго ходил около витрин с чучелами.
     - Так такой зверь здесь не живет, - ответил он, вернувшись.
     - Должен жить, - ответил странный посетитель.
     Теперь Веня шарил по полкам. Был найден двухтомник "Птицы и звери СССР", "Охотник" Д. Олдриджа, подшивка "Российского натуралиста" за 1879 год, "Кролиководство" Б. Бермана.
     Растерянный человечек долго перебирал эти книги. Неуверенным жестом отложил "Кролиководство", "Птицы и звери".
     - Берите, только принесите, - сказал Веня.
     - Вы не знаете, как лечат пушных зверей?
     - По специальности я историк, - с достоинством ответил Веня.
     Забрав книги, человек ушел. Веня снисходительно смотрел ему вслед: "провинциальная достопримечательность".
     И, в который уж раз сладко вздохнув, Веня стал думать о том времени, когда он напишет сногсшибательную северную повесть. Редакцию будут заваливать письмами: где эти места и как туда проехать? И невдомек им будет, что все написанное не более как продукт его, Вениамина Ступникова, психотворчества.
     Для тренировки Веня стал думать о только что ушедшем от него человеке. Он искал в неприметном событии яркую фабулу жизни. Получалась какая-то ерунда: замаскированный под видом безобидного чудака японский шпион прибыл, чтобы узнать тайну производства норковых шкурок, а также ряд других немаловажных секретов.
     
     11
     
     В деревянном домике конторы было тихо. На газетном листе лежал мертвый зверек. Восьмой по счету. Положив норку на стол, Соня отошла к стене и остановилась там, сердито поджав губы. Румянец на щеках стал от этого еще темнее.
     - Ну как, Сонечка, - по привычке спросил Семен Семенович, - сколько сердец разбито за вчерашний вечер?!
     Соня презрительно фыркнула, потом застучала каблуками к двери. Семен Семенович молча смотрел на зверька. Осторожно потрогал коричневый бок. Пальцы наткнулись на выступы ребер. Оскаленные зубы норки молили о помощи.
     - Старый хвастливый болтун, - сказал Семен Семенович. - Несостоявшийся пушной Наполеон. Спасать зверей - вот что надо.
     
     12
     
     В каждом приморском городе есть свой "Шанхай". "Шанхаем" называется древняя окраина города, где беспорядочное скопище разнокалиберных домишек, во-первых, свидетельствует о пренебрежении наших предков к архитектурной планировке, во-вторых, внушает уважение к долговечности дерева, как строительного материала. "Шанхай" всегда располагается на морской окраине. Эта позиция свидетельствует о его обреченности. Новое строительство наступает из центра. "Шанхаю" отступать некуда.
     В маленьком городе на берегу Охотского моря между крайними домиками и водой оставалось еще порядочное пространство.
     Часть его, огороженная бочками из-под горючего, служила посадочной полосой. В обычное время на полосе и рядом с ней паслись немногочисленные коровы и козы. Сегодня на полосу сел самолет.
     Топорков передал Бедолагину очередной кусок нанизанной на бечеву сети и сказал на всякий случай:
     - Сел.
     - Сел, - согласился Бедолагин.
     - А ведь у меня где-то племяш в летунах служит,- сказал Янкин.
     - Кокнулся, поди, твой племяш, - съехидничал Бедолагин.
     - Полетай ты каждый день на такой фитюльке, небось тоже кокнешься.
     - И никаких денег не надо, - миролюбиво заключил Топорков.
     - Деньги всегда надо.
     - Много у тебя их было?
     - Бывало!
     - Порастерял, значит, сберкнижки?
     - До сберкнижки не доходило. Сам знаешь.
     ...Из самолета выкинули мешки с почтой. Потом он вырулил к началу полосы, потарахтел немного мотором и легко, почти без разбега оторвался.
     - Улетел, - сказал Топорков. - Всего-то из-за одного пассажира приходил.
     - У меня племяш самостоятельный, - сказал Янкин. - Не кокнется.
     
     13
     
     Голова Я. Н. Беклемишева склонилась над "Экологией паразитирующих пресноводных". Вчера хитрющий, как сто цыганок, Баядера упек его в библиотеку выписывать из толстых томов все, что связано с именем Дж. Б. Гупера и еще пятнадцати таких же умных людей. Пока тетрадка лежала нетронутой, в голове Я. Н. Беклемишева бродили пустячные мысли, например: хотелось угадать, кто сидит напротив за уляпанным чернилами барьером. Из-за барьера высовывалась лишь зеленая макушка настольной лампы. Зеленые макушки торчали по всему залу, как квадратно-гнездовая посадка фантастических кактусов.
     В дальнем конце зала светлело пустотой во всю стену зеркало. Зеленая россыпь кактусов уходила в нем в перспективу, в бесконечность.
     Мысли перешли на "прану". Эта "прана" берется утром из форточного воздуха. Потом, не дай бог, перетеплить душ. Вытираться надо снизу вверх, в последнюю очередь массируя кончики волос. После кончиков волос надо подойти к зеркалу и несколько раз беззвучно крикнуть "ых". Пятилетняя дуреха Катька специально просыпается, чтобы посмотреть, как он это делает. Эта система, как уверяют, поможет ему стать настоящим научным работником. Не хуже Баядеры, официально выражаясь, доцента Мироненко.
     А сзади, видимо, о том же шептались два студента: "...И вот, понял, если две недели подряд это делать, понял, то все экзамены будут как котлетку съесть, понял..."
     "Пойду домой, - решил Славка. - Сейчас пойду домой, а завтра приду, сяду прямо к микроскопу. Пусть Баядера бесится, сколько влезет".
     Он сдал "Экологию паразитирующих пресноводных" и с наслаждением сунул в карман пустую тетрадку. Девушка в регистратуре поставила ему в наказание штамп "12.00". В двенадцать дня из библиотеки уходят лишь патентованные бездельники.
     
     14
     
     По пустынным камням портала ветер гнал сухой листок. Троллейбусные провода качались в светлом небе. Мазнув по нему глазами, прошли две филологички. Славка понял, что они филологички потому, что услышал спор о "семантическом примитивизме Даля". На серой гранитной колонне карандашом были написаны стихи:
     ...
     
     Миры вращаются в мирах...
     Планетная система картотек и фолиантов
     Лишь просто включена в огромный мир другой -
     Из дальних океанов, островов
     И неизвестных мне космических гигантов.
     
     Дуреха Катя с соседским Аркашкой громко дразнили неизвестное лицо во втором подъезде. Когда Славка вошел, неизвестное лицо крикнуло сквозь дверную щель: "А мне папка гончий велосипед купил!" Увидев Славку, Катя притихла, но все-таки сказала достаточно громко: "И не бывает для детей гончих велосипедов". Вообще для пяти лет она была на редкость толковой девчонкой. Славка уже подымался по лестнице, когда она догнала его и крикнула:
     - А к тебе дяденька приходил. Незнакомый.
     Проходя мимо почтового ящика, Славка машинально выдернул задвижку. На пол упал ключ. Значит, мать уже ушла.
     На тумбочке лежала написанная карандашом записка от матери. "Слава, к тебе приходил какой-то мужчина. Говорил, что тебе надо ехать к каким-то тайфунам. Еще рассказывал про лиственницы. Ничего не понимаю".
     Славка покрутил записку. Лиственницы, тайфуны. Чепуха сплошная.
     Он положил записку на тумбочку. Налил в чайник воды. Поставил чайник на плитку. Голова все-таки болела. Спираль начала тихо пощелкивать, нагреваясь.
     "Верь в интуицию, если она настораживает", - неожиданно решил Славка. Он подошел к телефону. По голосу он узнал Миху Ступаря, ихтиолога из соседней лаборатории.
     - Ты знаешь, что такое мир бризов и тайфунов?
     - Так сейчас кругом миры. Мир фантастики, мир букинистов, мир искусства. Осталось узнать, где кончаются миры и начинается жизнь, - хладнокровнейшим голосом ответил Мила.
     - А лиственницу знаешь?
     - Хвойное дерево Лярикс. Подробнее в справочнике Мамушкина.
     - Значит, ты ничего не знаешь, - вздохнул Славка. - Чернышев там?
     - Ни, - сказал Миха. - У него доклад завтра. Думаешь, он?
     - Что он?
     - А ты о чем?
     - Будь, - сказал Славка.
     - Ага. Будь, - сказал Миха.
     Они оба выжидательно молчали в трубку. У Михи были железные нервы. Славка отошел от телефона.
     Голова все-таки болела. Славка поискал пирамидон, вздохнул, лег на диван и решил, что завтрашний разговор с Баядерой он начнет с недавно прочитанной статьи. Статья была о машинном реферировании. (То, чем меня заставляют заниматься второй год, сейчас великолепно делают машины.)
     
     15
     
     "...Высочайший эмоциональный взлет духовных сил, обусловленный глубоким чувством к любимой женщине, как объекту, олицетворяющему высшую гармонию мира, в том виде, как она представлялась художникам тех времен, дали нам множество поистине прекрасных произведений искусства... Данте и Лаура. Феерический взлет пожилого Гёте в результате любви к молодой девушке. Платоническая любовь Бальзака..."
     Все было правильно. Страница 175-я книги В. Д. Авдехина "Процесс психотворчества в художественной литературе" положительно рекомендовала состояние влюбленности как стимул литературного творчества. Веня с облегчением закрыл книгу.
     ...Это произошло случайно. В тот самый раз, когда он старательно вживался в образ Семена Семеновича Крапотникова, Веня незаметно для себя пришел к выводу, что он просто-напросто прошляпил единственного достойного внимания человека.
     Двухдневная гонка по следу привела Веню в норковый питомник. Приземистое сооружение вольеры и домик конторы стояли в узком распадке, закиданном предательски замаскированными камнями. Веня шел, спотыкаясь о камни, и чертыхался.
     Дверь в контору была открыта. Веня поднялся на крыльцо, растерянно прикидывая, как объяснить свой визит, и нос к носу столкнулся на пороге с девушкой, которая в одной руке несла лоток с мусором, а в другой держала веник.
     - Ой! - сказала она.
     - Извини... - начал было Веня, но поперхнулся.
     Ее звали по-русски Соня. Но у нее было второе местное имя - Каткаль, что в переводе значит "подснежная вода". Кроме того, закоренелый циник Крапотников назвал ее как-то в шутку Тамерланом, потому что, по его мнению, целые улицы, поселения и города мужских сердец должны были разбиваться вдребезги при одном ее появлении. И он был не так уж не прав.
     Она унаследовала от матери хрупкую стройность таежных женщин, женщин древнего охотничьего племени. Отец ее был потомком бородатых мужиков, остановившихся покурить на берегу Тихого океана. Соня - Тамерлан - Каткаль.
     Половины этого было достаточно, чтобы беспощадный меч Тамерлана опустился на забитую поисками экзотики Бенину голову.
     
     16
     
     Утром Славка шел в институт, чувствуя, что за ночь его голова как-то многозначительно опустела. На ученый совет он все-таки опоздал. В темном коридоре стоял реставрированный бюст питекантропа. Пахло пылью и сигаретами. Из-за стеклянной двери доносился голос его бывшего однокурсника Тольки Чернышева. Делового парнишки.
     "...Концентрация данного вида вопреки экстенсивности распространения отдельных его разновидностей..." Речь шла об озерных блохах, которые Толька Чернышев решил двинуть на корм карпам.
     Светловолосый круглолицый тихоня Толька до конца курса прошел непонятным человеком. Он все молчал и все ходил на разные кружки, когда остальные просто с ума сходили по баскетболу. Потом стал председателем СНО, потом нашел идею о водяных блошках. Попав в этот биологический институт, Толька быстро оперился. Стал носить хорошие костюмы и здорово научился рассказывать "научные анекдоты". "Мой реферат почти аннотация, моя аннотация почти диссертация, моя диссертация почти монография..." и так далее.
     В лаборатории опять не убрали пыль. Пылесосом проползли лишь по ковровой дорожке. Славка стал прибирать свой стол. Выписки, списки, рефераты, папки с ярлычками и ярлычки с пометками разноцветной тушью. "Баядерская нумерация". Его руководителя доцента Мироненко прозвали Баядерой за умение хорошо, "соблазнительно" говорить.
     "Пасьянс - вот основа открытий. Линней и Менделеев раскладывали пасьянс и получили системы". Проговорив что-нибудь такое, доцент Мироненко убегал, оживленно работая ручками. Говорят, он работает над какой-то систематикой, которая даст ему докторскую диссертацию.
     В коридоре возник сдержанный гул голосов. Чья-то голова ошалело заглянула в дверь и так же моментально исчезла. Вошел Чернышев. Он вытирал платком испачканные мелом пальцы...
     - Ну, как доклад? - вежливо осведомился Славка.
     - Ничего доклад. Хороший доклад. А что?
     - У меня идея для тебя. Вот, понимаешь, если бы заставить лягушек размножаться круглогодично...
     - Ну? - заинтересованно спросил Чернышев.
     - Так чего "ну"? Тогда бы карпы запросто кормились их икрой.
     - Чудишь все, - недоверчиво сказал Чернышев.
     - Чудю, - согласился Славка. - Ты Баядеру не видел?
     - Нужен мне твой Баядера!
     - Ты подумай насчет лягушек! - крикнул вслед Славка.
     Чернышев вернулся и, округлив глаза, постучал себя по лбу согнутым пальцем.
     В ответ Славка молча поманил его к себе. От удивления Чернышев приоткрыл рот и остановился.
     Славка вынул из кармана мятую записку.
     - Твоя работа?
     - Ты о чем? - почему-то шепотом сказал Чернышев.
     - Я про записку. Бризы там, тайфуны. Калиостро в тапочках!
     - В тапочках?
     - Можешь идти.
     - Слушай, - сказал Чернышев, - я вроде понял. - И что же тебя осенило?
     - Ты вчера в библиотеку отписан был? Все правильно. Прихожу я утром к директору. Ну, надо было. Секретарша сидит позевывает. Говорит, занят. "Кто?" - говорю... Ну, знаешь, вдруг из китов кто. Иногда полезно подловить. "А!" - говорит она и машет рукой, Я - раз, в кабинет. А там сцена, смеха не хватит. Директор за столом красный весь. Пилит по горлу ладошкой. Отказывает. А напротив какой-то чудак. Видно, что от сибирских руд, и тоже себя по горлу ладошкой, надо что-то ему позарез. И спокойно сидит твой Баядера и крутит пальчиками.
     - Мы же не отраслевой институт, - колотит себя по груди шеф.
     - Был в отраслевом, - отвечает тот, маленький.
     - Нет у нас таких специалистов. Ну, скажите хоть вы, Мироненко!
     А Мироненко этот твой так улыбается и шутит тонко:
     - Агрессия, - говорит, - через головы ветеринаров, Вениамин Петрович.
     Тут директора допекло; он сел и говорит так устало: "Решайте сами". Это Баядере. "Ваш, - говорит, - отдел". А тот говорит: "Не могу решать, у меня сейчас из сотрудников только один молодой человек Беклемишев". Тот сразу за карандашик: "Ага, Беклемишев. Hу, спасибо. Знал, что поможете". Шляпу в руки и с приветом. Те ему вслед: "Куда же вы?" А его уже нет. Это страшный человек, Славка. Поверь опыту.
     - Ну, страшного ничего нет, - на всякий случай сказал Славка. Теперь он совсем перестал что-либо понимать.
     Гул голосов затих в коридоре. Видимо, начался следующий доклад. Славка взглянул на приколотое к стене расписание. Вслед за Чернышевым шла сенсация дня - доклад, который в институте ждали почти полгода. "Жаль, что опоздал", - подумал Славка. В комнате было тихо. Темная пылесосная дорожка лежала на ковре. За стеной Миха Ступарь дурашливо напевал песню о Марусе, решившей отравиться.
     "Смотрит на увеличение 800 и радуется", - решил Славка.
     
     17
     
     Дверь открылась.
     В комнату вошел незнакомый человек. - Здравствуйте, - сказал он и снял шляпу.
     Мудрые, чуть грустноватые глаза старого лешего были у этого человека. Оттопыренные уши и ехидных размеров нос составляли его лицо.
     - Здравствуйте, - сглотнув от волнения слюну, сказал Славка.
     Шляпа качнулась и опустилась, закрыв голый, как коленка, выпуклый череп мудреца.
     - Здравствуйте, - повторил он. - Вы Беклемишев?
     - Ага, - опять почему-то сглотнув, сказал Славка. - Вы это по интуиции или по информации?
     Человек хитро улыбнулся. Сумасшедшая веселинка скакнула в его глазах.
     - Крапотников, - представился он. - Директор норкового питомника. В местах отдаленных...
     Славкина мысль обежала кругозор событий. Цепь фактов с лязгом сомкнулась. Он вежливо поклонился:
     - Ярослав Беклемишев.
     Странный человек широко улыбнулся. Славка улыбнулся еще шире.
     - Мне рекомендовали вас как лучшего специалиста по норкам, - вкрадчиво сказал незнакомец.
     - Без меня меня женили, - осторожно отпарировал Славка. - Я узкий специалист по грызунам.
     - Давайте напрямик.
     - Идет.
     - У меня умирают маленькие коричневые зверьки, - серьезно сказал странный человек. - Каждый день я кидаю на свалку золотые рубли международной валюты. Мне нужен толковый специалист. Я не упрашивал бы вас, как мальчишка, если бы вы не были последней надеждой.
     - Ваша последняя надежда видела норок три раза в жизни: два на экскурсиях в музей и один раз на препараторском столе.
     - Готова койка с видом на океан.
     - Океаны принимаю только по распоряжению начальства, - насмешливо сказал Славка. - Какой океан?
     - Тихий.
     - Черт возьми! И все-таки идите к начальству.
     - Ваше согласие, и я через пять минут принесу вам командировочное удостоверение.
     - Вы действительно страшный человек, - усмехнулся Славка. - Теперь я все понял. У вас, не обижайтесь, паранойя. Идефикс, по-научному. С такими, как вы, невозможно бороться.
     - А может, поговорим по-хорошему? Не боитесь поговорить по душам с параноиком? - Человек сказал это тихо, почти грустно.
     - Идет!
     Они встали. За стеной Миха Ступарь озабоченно насвистывал румбу... Тихо пощелкивала батарея отопления. Бюст питекантропа смотрел в темноту коридора слепым взглядом. Из-за стеклянных дверей доносился голос очередного докладчика.
     
     18
     
     Их встретила зеленая трава аэродрома. (Скажите, пожалуйста, здесь растет трава!) И ветер донес знакомый по мальчишеским снам соленый запах. (Это пахнет Тихий океан. Почему его не видно?)
     Навстречу им двинулся жердеобразный человек в длинном, до пяток, плаще. Человек стеснительно пожал Славке руку и сказал баском: "Згуриди"
     - Грек, - скороговоркой прокомментировал Крапотников. - Единственный грек на все побережье. Единственный закройщик плюшевых жакетов на сто тысяч квадратных километров.
     Обшарпанная "Победа" крутила их по узким деревянным улицам. Шофер был в ковбойке и почему-то в зимней шапке. На поворотах он перекатывал папиросу из одного угла рта в другой. Уникальный грек с провинциальной вежливостью задавал вопросы о дороге.
     "Победа" остановилась у деревянного одноэтажного домика. Полная женщина в ситцевом платье открыла им калитку.
     - Прошу, - сказал Згуриди.
     Низенькая чистая комната была тщательно убрана. Беклемишеву сразу понравилась эта комната, и даже горшки с фикусами у окон, и глупейшая картина рыночного производства. Полная женщина с церемонными извинениями накрывала стол. Згуриди принес откуда-то цветной графинчик.
     - За знакомство, - сказал он.
     Только Крапотникову не сиделось на месте. Он рассказал Славке о вольерах, холодильнике, каком-то микроскопе. Было ясно, что ему очень хочется немедленно схватить Беклемишева за руку и потащить его в питомник к норкам. Полная женщина с улыбкой наблюдала за ним. Видимо, Крапотников был в этом доме свой человек.
     - Молодой человек будет спать после дороги, - сказала женщина. - Ваших норок он посмотрит и завтра.
     - Я живу здесь седьмой год, - сказал Згуриди. - Два года назад здесь работали геологи. Очень насмешливые молодые люди. Они все удивлялись, почему я грек. "У тебя должна быть фелюга, Згуриди, - говорили они. - Какой же ты грек без фелюги?" Я послушал их. Действительно, живу, можно сказать, на берегу Великого океана, а фелюги нет. Я купил себе очень большую шлюпку. На ней есть мотор. "Мотофелюга" - так сказали геологи. Вы можете брать ее себе когда угодно. Здесь много рыбы. Но редко бывает погода.
     Они пили какой-то сладкий ликер. Наверное, от него Славке в самом деле хотелось спать. Казалось, что он сидит в этой комнате сто лет. За тысячи верст отсюда остался город с библиотекой, курилкой, дурехой Катькой, идеями доцента Мироненко и стихами о мирах, написанными карандашом на серой гранитной колонке.
     - Фелюга должна быть с парусом, - сказал Славка.
     - Не умею шить парус, - усмехнулся Згуриди. - Могу сшить юбку-кринолин, но не знаю, как делать парус. Кроме того, у настоящей фелюги мачта должна быть из дерева кипариса.
     - Чепуха, - сказал Семен Семенович Крапотников. - Исправный мотор - и все кипарисы.
     
     19
     
     Было обычное утро. Оно принесло с собой туман. Туман пах йодом и рыбой, потому что на берегах Тихого океана туманы всегда пахнут так. Он висел на иголках лиственниц и серебрил стены домов. Запах йода смешивался с запахом человеческого жилья и хвои.
     В это утро Веня Ступников проснулся без пятнадцати семь. Его разбудил будильник. В сущности, Вене незачем было просыпаться именно в это время. После визита директора норкового питомника в музей не забрела ни одна живая душа. Но Веня-то твердо знал, что уважающий себя писатель должен начинать день чашкой кофе и сигаретой. И необходимо, чтобы это было пораньше.
     Веня пил кофе, курил и мыслил. За окном стояла белая муть. В раскрытую форточку лезла сырость. Это был знаменитый туман Охотского побережья. Жизнь снова оказалась очень сложной. Из-за того, что в каком-то проклятом питомнике дохнут норки, он, Веня Ступников, не имеет ни минуты покоя. Каждый день он как идиот бредет в эту долину. Два дня подряд доказывал, что он историк и ни черта не понимает в животноводстве. Потом еще два дня по ее просьбе толкался по всем учреждениям города в поисках помощи. Кажется, он узнал всех служащих городка. Директор питомника, тот самый злополучный чудак, исчез в неизвестном направлении.
     По ночам память воскрешает далекий черноземный городок, и... так или иначе приходится заниматься самокритикой. А кому это приятно? Соня - Каткаль - Тамерлан. Она заставила его даже к этим норкам относиться с уважением, хотя он с детства терпеть не мог кошек, ворон и прочую живность. И сама она похожа на норку. Движется быстро, бесшумно, и кажется, что тело ее скручено из какого-то диковинно-упругого материала.
     Сегодня ночью он нашел идею. Питомник будет спасен. Он напишет громовую газетную статью. Статью, которую будут рвать из рук миллионы. В современном духе. Каждая фраза как бомба. Форма - это основное. Читатель ждет форму. Любой может слазить в энциклопедию на букву Н, выписать оттуда все, что относится к норке, вставить местные факты и фамилии - и готово дело. Веня Ступников сделает иначе. Он начнет с песни Монтана о Мари, которая носила норковую шубку. Мари гуляла в норковой шубке по Парижу, и все девушки завидовали ей, а парни на улицах шли следом, как лунатики.
     А разве наши девушки не имеют права ходить в норковых шубках? Далее можно написать о достоинствах норковых шкурок.
     В грустной французской песенке Мари кончила плохо. Она состарилась, и состарилась ее шубка. Мари стала никому не нужна.
     Каждая девушка имеет право носить столько норковых шубок, сколько ей угодно. Но для этого нужны норки. "А что же творится в нашем питомнике? Далее сплошные разрывы гранат.
     Веня кончил пить кофе и закурил еще одну сигаретку. Материал о норках прекрасно складывался. Только надо все хорошо обдумать.
     
     20
     
     В это обычное утро Славка Беклемишев был в питомнике с восьми утра. Он наблюдал, как кормят норок. Маленькие коричневые зверьки с хрустом уничтожали рыбу. Они были веселы и явно довольны жизнью. Потом Крапотников провел Славку смотреть на больных. Это был полный контраст. Норки лежали у стенок вольер и безучастно смотрели на Беклемишева. В кормушках лежала нетронутая рыба. Один зверек был, по-видимому, мертв. Беклемишев попросил вынуть его. Зверек был невероятно худ. Сквозь шерсть просвечивала синяя истощенная кожа. Никаких внешних следов заболевания не было видно. Беклемишев чувствовал себя отвратительно.
     - Надо сделать вскрытие, - сказал он как можно увереннее.
     - Прошу, - сказал Семен Семенович. - Все готово. Я знал, что вы будете делать вскрытие. - Он сказал это спокойно, но Славка заметил, как у него дрожат руки, когда он вытягивал из кармана папиросу.
     Они прошли в домик управления питомника. Тоненькая смуглая девушка в халате ожидала их на крыльце.
     - Это наша уборщица, - сказал Семен Семенович. - Я зову ее Тамерланом. В скором времени она уничтожит все мужские сердца города и окрестностей.
     Вулканический румянец упал па щеки Тамерлана.
     - А ну вас, - чуть слышно сказала она.
     Славка неприлично долго нащупывал дверную ручку. Ему мешала дохлая норка, которую он держал под мышкой. Он услышал, как кто-то сдавленно засмеялся за его спиной, и услышал легкий топоток убегающих ног.
     На обтянутом простыней столе лежали несколько скальпелей, пинцет. А в стеклянном шкафу горделиво распределился малый хирургический набор. У некоторых инструментов были даже братья. Видимо, реквизиция медицинского оборудования в городке имела широкие масштабы.
     - Не буду мешать, - сказал Семен Семенович, тихонько притворив за собой дверь.
     Славка закурил. Он ворошил в памяти обрывки лекций и практических занятий. Потом он попытался вспомнить статьи, читанные им в научных журналах. Он вспомнил Дж. Б. Гупера и его желудочных паразитов. Наверное, полевые мыши тоже худели, когда паразиты грызли их внутренности.
     - С этого и начнем, - сказал Беклемишев. Он взял в руки ланцет... И вдруг ему стало чертовски хорошо. Легкая тяжесть ланцета в руке была свидетельством, что ему, Славке Беклемишеву, надо сделать сейчас нужное и полезное дело. Может быть, первое по-настоящему полезное дело в его жизни. Ему должно повезти. Ему не может не повезти.
     
     Ночной таверны огонек метнулся и погас.
     Друзья, наш путь еще далек в глухой полночный час,-
     
     тихо запел Славка.
     Мертвые оскаленные зубы зверька просили о помощи.
     
     21
     
     Веня, спотыкаясь, шел вверх по долине. Лицо и плащ были мокры от мельчайших капелек тумана. Казалось, туман настолько плотно прижимается к земле, что его можно будет резать ножом. Веня тихонько бормотал вслух фразы из первой в его жизни статьи. Пока это был только черновик. Но сладостный яд успеха уже туманил голову. Она должна это оценить...
     - Черт! - сказал Веня, споткнувшись о камень. Ботинок был порван. Пальцы ног остро заныли.
     Ощупывая ногу, Веня вспомнил о том, что узнал по дороге сюда. Чудак, директор питомника, вернулся. Привез с собой какого-то юного мужа науки. Наверняка очкарик. Аспирантишка.
     Острая игла ревности кольнула Веню. А что, если это в самом деле молодой аспирант? Аспирант? Аспиранты - это такой народ. Всегда ухлестывают за девчатами с младших курсов. И всегда с успехом. Кому, как не Вениамину Ступникову, знать это? И Веня поспешно похромал в туман. Туда, где его должна ждать Соня - Тамерлан - Каткаль.
     
     22
     
     Соня читала "Трех мушкетеров". Крапотников строго-настрого запретил ей уходить. Она должна была ждать, пока тому, в соседней комнате, не понадобится помощь. Но в соседней комнате было тихо. Может быть, он там заснул? Такой смешной. Высокий, взрослый, а ищет дверную ручку не с той стороны. И дохлый хвост торчит из-под руки. Уж если сам директор не знает, отчего умирают норки, то где знать ему!
     - Где директор? - раздался громкий вопрос. Соня - Тамерлан вздрогнула. Страшная голова смотрела на нее из соседней комнаты. Всклокоченные волосы, в зубах нахально дымилась папироса.
     - Где этот Крапотников? - спросила голова ликующим тоном.
     Соня опомнилась.
     - Директор вышел, - обидчиво сказала она.
     Но ученый чудак только рассмеялся. Он выскочил из комнаты и схватил Соню за руку. Он потащил ее в ту самую комнату. От растерянности Соня даже не вырывала руку. На столе лежала растерзанная норка.
     - Прошу прощения, - сказал голос за спиной. Соня тихонько потянула свою руку. Но Беклемишев ничего не замечал.
     - Что это? - снова закричал он и сунул ей в нос пинцет с какой-то гадостью.
     Снаружи хлопнула дверь. Кто-то сбежал по крыльцу.
     - Слушай, Тамерлан, - свистящим шепотом сказал Славка. - Немедленно тащи сюда этого гениального комбинатора. Я дам ему урок на всю жизнь. Быстро...
     Соня послушно побежала.
     
     23
     
     - Таким образом, - лекторским голосом продолжал Беклемишев, - челюстные косточки этой рыбы не растворяются желудочными кислотами. Иногда они скапливаются в желудочном тракте и своими острыми краями вызывают многочисленные ранения, переходящие в язвы. Вы должны немедленно прекратить кормление зверьков этой рыбой.
     Семен Семенович Крапотников молчал. Он только что посмотрел под лупой злополучные челюстные косточки. Все было ясно. Все, кроме одного.
     - А чем же я буду их кормить? - убитым голосом спросил он. - Я же отказался от запаса комбикорма.
     И тут настала очередь Беклемишева растеряться.
     - Можно отрубить головы, - сказал он. Семен Семенович грустно покачал головой.
     - Сконструировать специальную гильотину?
     - Это уже ваше дело, - сказал Беклемишев. - Будем думать вместе, - поправился он.
     - Я уже думаю, - сказал Семен Семенович. - Я уже кое-что придумал... - Крапотников смотрел на Славку. Он выпрямил спину и улыбался. Два сатанинских чертика прыгнули в его глазах. И исчезли.
     - Я уже кое-что придумал, - повторил он. - На пару недель комбикорма хватит. И нам поможет не кто иной, как старый пройдоха Згуриди.
     
     24
     
     В этот туманный день Топорков, Бедолагин и Янкин кейфовали. Ставить сеть почти вслепую было бессмысленным делом. Выполнять те, взятые ранее обязательства по доставке дров, а также по ремонту сарайчика, очень нужного одному доброму человеку, как-то не хотелось. Вчерашней выручки за рыбу хватило на недельный запас чая, сахара и дешевейших папирос "Байкал". Непривычный избыток материальных благ наводил на всякие мысли.
     - Вот жжем мы, ребята, эти папироски. Тощенькие. Гвоздики, одним словом. А в Америке миллионеры сигары курят. В той сигаре этих гвоздиков целая пачка. И ведь курят, не умирают.
     - Смерть свое сама знает. Может, она его через сигару брать не хочет.
     - А через чего она тебя, интересно, выцеливает? - ехидно спросил Янкин.
     - Я мужик тертый, - ответил Бедолагин. - Меня выцелить трудно. Помню, в позапрошлом году я новую жизнь начал. Совсем было в экспедицию устроился. Хотите верьте, хотите нет, полный меховой комплект выдали. Ну и хэбэ само по себе, как положено. Консервов и курева завались на складе. Держался я две недели...
     - Врешь.
     - Ну, полторы, - сказал Бедолагин и чиркнул спичкой.
     - А я однажды жениться хотел, - вздохнул Топорков. - То ли с бабой не повезло, то ли сам виноват. Затосковал, в общем.
     - Понятное дело. Я из-за такой тоски да за фартом столько исколесил, что и паровозу не наездить до самого слома. Может, я в этом месте потому и застрял, что надоело.
     - А может, надо было все-таки жениться.
     В этот туманный день владелец мотофелюги Згуриди искал среди заросших корявыми лиственницами улиц "Шанхая" домик, где живут три деклассированных элемента.
     
     25
     
     Веня Ступников не был алкоголиком. В институте он выпивал только по праздникам, а на четвертом курсе вместе с ребятами заходил иногда в "чипок" под стипендию. Тем более он никогда не пил спирт.
     Сегодня он купил в магазине бутылку спирта. Он нес ее к замшелому домику музея, старательно исследуя со всех сторон мысль о том, что в одиночестве пьют лишь совершенно пропащие люди.
     Бутылка пустела очень медленно. После двух стопок мрачное настроение пришлось поддерживать искусственным путем.
     - Все они такие, - убеждал себя Веня, наливая третью стопку.
     Потом мысли приняли саркастическое направление. "Подумаешь, биология! Тоже мне, наука. Живчик-яйцеклетка. Печки-лавочки. Ах вы, сени, мои сени, вестибюль мой, вестибюль. - Веня начал тихонько раскачиваться на стуле. - В конце концов, я больше могу. Я все могу, когда захочу. Только не отвлекаться. Плевал я на этого К. Д. Авдехина с его толстой книгой... И пить брошу, хоть спирт пить я уже умею..."
     
     26
     
     Где-то внизу, на дороге, глухо профырчала автомашина. Соня подумала, что, наверное, приехал тот самый смешной очкастый чудак из Москвы. Может быть, он профессор и его положено каждый раз привозить на машине. Неожиданно с фокуснической ловкостью веник как-то сам, словно был одушевленным, исчез за тумбочкой, и вместо него столь же неуловимо в руках возникло маленькое зеркало.
     Между прочим, все это было зря. Вместо загадочного московского человека появился Веня Ступников. Веня вел себя странно. Сухо поздоровавшись, он по очереди заглянул во все комнаты, подергал запертую дверь кабинета директора. Сел на табурет.
     - Я принес директору статью о питомнике. Думаю1, что зверьков удастся теперь спасти.
     - Их уже спасли, - хихикнув, сказала Соня. - А директор будет через полчаса.
     - Сегодня в "Севере" новый фильм, - несущественным тоном начал Веня. - "Чайки умирают в гавани". Изысканная вещь.
     "Пшчик, пшчик", - ответил ему веник.
     
     27
     
     ...Крышка гигантского краба, служившая пепельницей, была полна окурков. Семен Семенович расхаживал по кабинету, слушал Веню. Теперь это был не тот растерянный человек, который унес из музея "Кролиководство" и "Российского натуралиста" за 1879 год. Его шаги были сдержанны, но энергичны. И только в силу чрезвычайного волнения Веня не замечал быстрого, ощупывающего взгляда своего собеседника.
     - Нет, - сказал Семен Семенович, - писать о случившемся инциденте сейчас неактуально. Вы лее сами не хотите работать по мелочам. Я признаю ошибку и думаю, как ее исправить. Нам надо срочно и дешево добыть много корма. Посоветуйте. Старый Крапотников охотно слушает умные советы.
     - Редакция сделает все возможное, чтобы помочь питомнику, - растерянно сказал Веня Ступников.
     - Может быть, редакция добудет кита? Это очень поможет! - саркастически усмехнулся Семен Семенович.
     - Идея, - сказал окончательно запутавшийся Веня. - В нашем районе ходит флотилия "Алеут". Можно дать кратко и убедительно: "Нужен кит". Они поймут, они помогут.
     - Нет! - жестко сказал Семен Семенович. - Пресса - вот это идея! - Он поднял палец и посмотрел на Веню гипнотизирующим взглядом. - Нам нужна большая пресса. У нас колоссальные ресурсы. Питомник можно расширить до гигантского предприятия. Нам нужны деньги. Нужны новые зверьки. Нужны специалисты с высшим образованием. Пресса, наука и помощь - вот что нам надо.
     - Черт, это в самом деле идея, - взволнованно сказал Веня. - Я же все время думаю об этом. Вы чертовски правы. - Он схватил кепку и добавил: - Все-таки я думаю помочь вам с кормом.
     Справедливости ради надо сказать, что загадочная краткая телеграмма "нужен кит" была в самом деле получена флагманом флотилии "Алеут". К сожалению, корабли преследовали крупное стадо кашалотов за много сотен миль от маленького городка, а радист получил устное замечание от капитана за прием бредовых заявок.
     
     28
     
     Пятна облаков плыли с Тихого океана в глубь Азиатского континента. Иногда солнце прорывалось сквозь них, и тогда громадные желтые блики падали на город, на дорогу, на склоны сопок. Три небритых мужика, поднимавшихся по распадку к конторе питомника, не замечали, что они идут по разноцветным полянам света. Они подходили к бревенчатому домику серьезно и молчаливо.
     - Привет, зверобои! - бодро воскликнул навстречу им Крапотников.
     Он выпорхнул из-за стола и как-то в одно мгновение успел окрутиться вокруг каждого из мужиков в отдельности.
     - Нешто мы зверобои, - буркнул старик Топорков.
     - Я однажды... - начал было Бедолагин.
     - Заткнись! - тихо сказал Янкин и подозрительно посмотрел на Семена Семеновича. Тот, потирая руки, прошелся по кабинету.
     - Я имею вам предложить, - торжественным и интригующим тоном начал Семен Семенович.
     Посвященный Беклемишев, краснея от необычности момента, неловко поставил на стол бутылку. Отпетые личности, не переглядываясь, не обмениваясь ни одним словом, сомкнули ряды. Бутылка и хитрый тон предвещали многое.
     В городском кинотеатре начался второй вечерний сеанс. Подстреленная полицейской пулей чайка второй раз падала в море в далеком бельгийском порту, а Соня - Тамерлан уже третий раз выносила панцирь-пепельницу. Потом еще раз сообщила Крапотникову, что уходит. "И вообще она не обязана сидеть здесь до двенадцати".
     Хлопнула дверь. Соня тихо сошла по ступенькам. На третий сеанс было еще рановато.
     В долине стояла тишина. По краю сопки шла странная оторочка из опалового воздуха. Соня подумала о том, что, может быть, это виден далекий край океана. Сердитые камни долины казались розовыми. Соня остановилась, вздохнула и вдруг побежала вниз, легко угадывая дорогу между камнями.
     Между тем в комнате сгущалась обстановка. Семен Семенович только что изложил свой план. Его идея была проста, как все великие идеи. Он решил организовать зверобойную бригаду. Свою собственную зверобойную бригаду из людей, знающих море, винтовку и удачу.
     Карты были раскрыты. В комнате воцарилось молчание.
     - Мы как-то больше по рыбе, - нерешительно сказал Топорков.
     - Моржа или эту нерпу, конечно, можно.
     - Снасть нужна, - буркнул, перебивая его, Янкин.
     - А чего ты с этой снастью делать будешь? Морж не рыбина, об весло не оглушишь.
     - И не надо об весло, - с необычной живостью заговорил Бедолагин. - Про моржа не скажу, врать не буду, но вот эту самую белуху, ну, тоже вроде бы моржа, большая очень, мы, значит, и сетьми ловили, и опять из винта ей под дыхало, надо бить на ладонь сзади, и всплывает, как миленькая, Тут не зевай, гарпунь, и сидит она у тебя на лине. Как хариус на леске вроде бы.
     - Наслушался или сам видел? - подозрительно спросил Янкин.
     - Зачем же наслушался. В Мандрякиной губе это было, возле самого Таймыра. В одна тысяча девятьсот тридцать восьмом году и в одна тысяча девятьсот тридцать девятом тоже.
     - Мы, директор, люди серьезные, - сказал Топорков. - Мы чего не умеем, того не знаем. Вот он про эту белуху говорит, значит, пробовал. Лет тому шесть назад я на "Утином мысу плотничал. Избы ставили для охотников. Охотники там чукчи все. Не говорю, что сам, но для баловства я с ними в море ходил раз десяток. Не промышлял, но приглядывался. И снасть ихнюю чинить приходилось.
     - А белуха, она большая, - вздохнул над своим Бедолагин. - Тащить ее на берег тяжело. Воротком, конечно, это делается...
     - Нерпу, ту больше с берега хлещут? - задумчиво сказал Янкин. - Но опять же снасть нужна.
     Семен Семенович встал и прошелся по комнате.
     - Человеку свойственно быть добрым, - сказал он. - Хороший человек не бывает жадным. Именно поэтому единственный грек на побережье отдает нам бесплатно свою мотофелюгу. Сегодня я проверил дальние углы в трех здешних складах. И я нашел там разные вещи, которые, на мой взгляд, как раз приспособлены для морской охоты.
     Славку Беклемишева давно уже подмывало вставить что-нибудь свое в этот чертовски волнующий разговор. Но, кроме всплывшей из какого-то учебника фразы "По насыщенности органической жизнью Охотское море напоминает уху..." - ничего не приходило ему в голову.
     Опаловый край воздуха над сопкой давно уже исчез. Темная ночная прохлада заполняла долину.
     Совещание в комнате заканчивалось. Топорков, Бедолагин и Янкин переминались на месте, слушая последнюю речь С. С. Крапотникова.
     - Каждый желает, чтобы его уважали. Каждый хочет быть на своем месте. Разве не так?
     Никто не возражал. Бедолагин с легким вздохом покосился на чуть тронутую бутылку спирта. Янкин осторожно дернул его сзади за штаны.
     - От нас, в общем, нет возражения, - откашлявшись, сказал он. - Попробовать можно. Пошли мы.
     Они повернулись к двери.
     - Эй, товарищи! - спохватившись, крикнул Семен Семенович. - Початую посуду не оставляют. Не годится.
     - Непьющие мы, - постным тоном ответил ему Бедолагин.
     
     29
     
     Улетая, Славка Беклемишев не оставил адреса. Тем более он был удивлен, когда в питомник пришло письмо па его имя. Писал Миха Ступарь:
     "Тут у нас недавно состоялось собрание. Представь, вспомнили о тебе. Шеф сказал, что наши специалисты работают сейчас в самых глухих восточных районах. За ним выступил Мироненко и резонно ответил, что "практика - воздух молодого ученого". Только Чернышев втихую съехидничал: "Практика практикой, а мимоза в тундре не цветет". Ты черкни, как там насчет мимозы. И еще: встретил я в библиотеке твоего приятеля-физика. Тот взял меня за пуговицу и стал допрашивать, как на востоке обстоит дело с самоорганизующимися системами. Я на всякий случай заверил, что очень хорошо"...
     - Что-нибудь важное? - спросил Семен Семенович.
     - Так. Кое-что про систему Мироненко. Спрашивают, цветет ли здесь мимоза.
     - Она здесь цветет по своей, особой системе, - серьезно ответил Семен Семенович.
     Они сидели на камне возле крайней вольеры. В стороне оживленно перетюкивались ножи. Десяток домохозяек, привлеченных сдельной оплатой, обрубали зловредные головы.
     - Идемте, - сказал Славка.
     - Я думаю, может быть, организовать пацанов на ловлю бычка? У бычков нет этих косточек?
     - Проверим, - сказал Славка.
     
     30
     
     - Куда гарпун кладешь? - сердито спросил Топорков. - Или он тебе с левой руки нужен?
     Мотофелюга "Старушка" третий раз отправлялась в море. Первый рейс был просто пробным. Во второй раз сорвавшийся откуда-то ветер загнал шлюпку обратно в речное устье.
     За это время мотофелюга приобрела вид бывалого промыслового судна. Длинные шесты гарпунов аккуратно мостились вдоль борта. Зачехленные от морской сырости винтовки лежали на банках. Портящие морской антураж посуда и примус прятались в носовом отсеке. Брезентовые полосы брызговиков не болтались как попало, а были аккуратно прикантованы бечевкой. Толстый морской брезент укрывал одежду и продукты, и кольчатые свитки линей висели на нужных крючьях.
     В этот раз на берегу не торчала толпа. Было раннее утро. Ленивые, почти неприметные для глаза валы океана с шорохом перекатывали гальку. Сплющенное рефракцией солнце висело над водой желтым блином.
     - Куда они пойдут? - спросил Славка.
     - В какую-то Татьянину бухту. Старожилы посоветовали. Говорят, по морскому зверю нет богаче места, - ответил Семен Семенович.
     Они стояли на берегу трое. Третьим был Веня Ступников. Он стоял в сторонке и, сосредоточенно дымя сигаретой, наблюдал за погрузкой.
     - Пошли! - скомандовал Топорков и налег плечом на корму.
     Мотофелюга проскрипела килем по гальке и тихонько закачалась на воде. Затарахтел двадцатисильный двигатель. Никто из троих, сидевших в лодке, не оглянулся на берег.
     Семен Семенович Крапотников долго смотрел вслед шлюпке. Он размышлял о том, что такое удача и какова ее вероятность. И, как бы отвечая на его мысли, Веня сказал:
     - Они же дилетанты в морской охоте, а дилетантам всегда везет.
     - В "очко" им везет, - сердито сказал Семен Семенович.
     Желтый круг солнца поднялся выше. Пылающая отблесками рябь усов тянулась за носом лодки, которая теперь казалась просто черным непонятным предметом.
     - Черт возьми, - зачарованно вздохнул Славка. - Такое не каждый день увидишь.
     - Конечно, если человек нездешний, - ехидно вымолвил Веня и, независимо сплюнув, зашагал от берега.
     
     31
     
     - Ну что ж, - сказал Славка. - Пожалуй, мне пора на крыло; Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А то как бы там институт без меня не обрушился.
     В дверь постучали. С независимым видом вошла Соня.
     - Семен Семенович, - сказала она, - там бычков привезли три корзины. Принимать или не принимать?
     - Соня, - сказал Семен Семенович, - я объявлю вам выговор. Какой вы, к чертям, Тамерлан, если человек ни с того ни с сего собирается уехать!
     - Может быть, человеку столичные нравятся, - дерзко сказала Соня.
     Зазвонил телефон. Славка взял трубку. - Кит, - сказал чей-то хриплый возбужденный голос. - К вам прибыл кит.
     - Какой кит? - спросил Славка.
     - Мертвый, конечно, - ответила хриплая трубка.
     
     32
     
     Они обгоняли пешеходов. Пешеходы тоже шли к пристани. У них был необычный возбужденный вид. Пешеходов становилось все больше. Еще издали они увидели на пристани толпу. Толпа стояла у причала, и оттуда шло глухое удивленное молчание.
     Мотофелюга "Старушка" покачивалась у деревянной стенки. Рядом с ней качался мертвый сероватый кит. Топорков, Бедолагин и Янкин встали им навстречу.
     - Как? - сиплым голосом спросил Семен Семенович.
     - Обыкновенно, - сказал Бедолагин.
     - Кашалот. С зубами, - добавил Топорков. "Нет, такого мне больше никогда не увидеть", - сказал сам себе Беклемишев. Но он ошибался. Ему предстояло увидеть еще многое...
     - Пресса, пропустите прессу, - раздалось сзади. Веня Ступников рассекал толпу, целясь в фотоаппарат. - Готово, - сказал он, переведя десятый кадр. - Теперь мне надо снять, как его будут резать.
     - Обыкновенно, - сказал Бедолагин.
     - Вытащить надо вначале, - добавил Янкин.
     Кита удалось вытащить при помощи двух автомашин и одного трактора. Его отвели на отмель за пристанью. Теперь он лежал на песке. Беклемишев шевелил губами. Он вспоминал систему определения возраста кашалотов и их размеры.
     Веня Ступников дощелкивал вторую пленку. Топорков, Бедолагин и Янкин совещались о чем-то в стороне.
     - Ну, - сказал Семен Семенович, - транспорт ждет.
     Но никто не подходил к киту ни с топорами, ни с ножом.
     - В чем дело?
     - Большой он, - сказал Янкин. - Чем резать?
     - Чем?
     Кит лежал как монолитная скала. Семен Семенович ожесточенно скреб затылок. Беклемишев стоял в стороне и мучительно старался приспособить кита к системе раздела тушек грызунов. Но ни Мамушкин, ни Гупер в этой ситуации не годились.
     Веня Ступников метался между Крапотниковым и Бедолагиным, между Янкиным и Топорковым.
     - Идите к черту, - сказал ему наконец Янкин. - Я не знаю, как обдирают эту мышку.
     "Я должен найти выход, - сказал сам себе Веня. - Я обязательно должен его найти". И он вспомнил.
     - Моби Дик! - крикнул Веня. - Есть такая книга, где все про китов. Увлекательный роман. Я бегу в город.
     Веня бежал в город и обдумывал варианты поисков, если книги не окажется в библиотеке.
     В это время кто-то осторожно дернул Крапотникова за рукав.
     Трое темнолицых невысоких юношей стояли перед ним. На них были одинаковые черные костюмы с выпущенными поверх воротниками рубашек. Он узнал их. Это были юноши из зверобойного поселка к северу. Они прибыли сюда катером и ждали самолета. Все трое летели куда-то учиться.
     - Что? - спросил Семен Семенович.
     - Мы можем, - сказал один из невысоких юношей. - У нас в колхозе это делают ножами. Нам нужны ножи, бруски и переодеться.
     Через полчаса трое невысоких юношей деловито подошли к киту. В их руках были обычные ножи из мясного отдела гастронома. Толпа заинтересованно качнулась вперед. Топорков, Бедолагин и Янкин вытянули шеи.
     
     33
     
     Человек спускался с горы, выписывая кривую по дороге. Какая-то машина долго сигналила сзади, потом обогнула его. Шофер с руганью высунулся из кабинки. Веня Ступников рассеянно махнул ему рукой. Он держал в руках раскрытую толстую книгу в черной обложке. Он спускался с горы и на ходу пытался найти среди четырехсот восьмидесяти девяти страниц все, что относится к разделке китов. Ему даже некогда было гордиться собой, хотя он нашел единственную книгу в городе. Он провел пятнадцать интервью с ее временными владельцами. Каждый из них высказывал свое мнение о китах вообще и о книге в частности, потом называл адрес человека, которому книга была дана "на два дня".
     - Есть! - крикнул Веня. - Фленшерные лопаты. Нужны фленшерные лопаты, здесь есть рисунок. - Забыв о корреспондентской солидности, он хотел припустить бегом и... остановился. Бежать было некуда. Голый скелет кита лежал перед ним. Несколько усталых людей грузили в машину квадратные куски китовой туши. Какие-то невысокие юноши умывались около китового черепа.
     - Опоздал, - ошалело выдохнул Веня. Песчаный кусок берега около пристани был пуст.
     Трактор утащил останки кита на пустырь. Толпа разошлась, и волны прилива замывали следы людей. Последняя машина ушла, чтобы доверху заполнить выбитые в вечной мерзлоте ямы холодильника. Мотофелюга "Старушка" качалась в стороне у надежной стенки причала.
     Чуть подальше на траве сидели Топорков, Бедолагин и Янкин. Перед ними стояла бутылка водки и снедь, разложенная на газете. Ветер доносил обрывки горячего разговора:
     - Ежели бы сразу правильный заход... - А я ему как...
     Кучка болельщиков, стоя в стороне, слушала их в благоговейном молчании.
     Закат падал на бухту. Из города шел легкий неясный гул жизни. Плескался Тихий океан.
     - Что мы есть? - глубокомысленно спросил Семен Семенович Крапотников. - Букашки с жаждой невозможного. И мы делаем это невозможное. Когда я учился в частной гимназии, я узнал про броуново движение. Мелкие пылинки толкутся под микроскопом, мешая друг другу. Иногда люди также всю жизнь толкутся в крохотном объеме этой жизни величиной с каплю. Они не видят ничего за этой каплей. В частной гимназии я думал: что будет, если под микроскоп посадить к одинаковым пылинкам одну веселую пылинку с большой жаждой движения? Сможет она взбудоражить всех?
     Славка не отвечал. Ему вспомнился Витька-физик. "Самая самоорганизующая система из всех - это человек, вот что надо сказать ему", - думал он. И сказал вслух:
     - Все-таки я просто узкий специалист.
     - Лезвие скальпеля и острие иглы тоже узки, - усмехнулся Семен Семенович. - Расчленять и соединять- вот благородная задача узкости. Не сводите ее к понятию узкого лба. Я верю в то, что этот городок будут знать все. И самые широко известные узкие специалисты будут приезжать сюда за консультацией. А вы мне толкуете про мимозу к Восьмому марта.
     Славка.снова промолчал. Как ни странно, он думал теперь о не похожей ни на кого девушке -Соне - Тамерлане - Каткали. Глядя на носки ботинок, он сказал:
     - Вы неплохой психолог, Семен Семенович. Паустовский советует лоции читать. Может быть, лучше плавать.
     В это время Веня Ступников сидел на камне около китового черепа и черкал в записной книжке первые строчки будущего романа:
     "Я живу в том месте, где китов ловят на удочку и потрошат их перочинными ножами..."