Delirius M            Загадка пенсиона "Вальдберг"            Пролог            Время текло как всегда неумолимо. И вот настал момент, когда финансовые проблемы заставили меня сменить мою квартиру, на более скромную, однокомнатную. Чтобы из однообъёмного помещения сделать двухобъёмное, я купил разделяющую панель, ансамбль полок различной конфигурации. Эта деталь меблировки отделила нишу-спальню от центральной части комнаты. Но, чтобы полки вписались в интерьер их нужно заполнить чем-то соответствующим. Большей частью я решил заполнить их книгами, а отчасти какими-нибудь безделушками. Что касалось книг, то, это проблем не вызывало, их имелось в достатке. А вот насчёт безделушек встал вопрос. Решать его, в ближайшие выходные дни, я пошёл на "блошиный рынок". Безделушки решил закупить у какого-нибудь старца. "У него они должны быть более "со вкусом", - думал я.      Итак, - фломаркт - "блошиный рынок" и старик, торгующий мелким антиквариатом. К этому навязывалась ещё одна идея фикс: выручить этакого старца, продающего, возможно, последнее, чтобы прожить. Хотя, здесь, в Германии, это ...      Не окажется "деда" на рынке с тем, что мне нужно - уйду, ничего не купив. Дело не срочное, потерпит.      Но в первое же посещение, на "фломаркте" оказалась персона, которую, я искал. Старик, торговавший мелким антиквариатом, оказался таким, каким его рисовала моя буйная фантазия и даже более того. Его пальто и шарф, обмотанный вокруг шеи, а так же шляпа, по-видимому, образец моды прошлого века, походившая на котелок, но лишь походившая, так как на неё видимо садились, имели такой вид, что я невольно подумал, что его в таком виде могут и задержать. Он был стар, но возраст его определить было не возможно даже приблизительно. Копна седых волос, закрывавшая полностью уши, удивляла своей густотой. Очки "а-ля Джон Леннон" и шерстяные перчатки баз пальцев, завершали оригинальный портрет старика.      Когда я стал торговаться на счёт десятка фигурок, он предложил мне купить "оптом" целую коробку.      - Эта коробка будет стоить несколько дороже, чем те фигурки, которые вы хотите приобрести, сэр, но в ней находиться гораздо больше вещей. И скажу вам честно, здесь не только фигурки, которые вас интересуют, но и множество других ценностей. Я имею в виду "ценностей" из-за их старины, - произнёс вкрадчиво старик.      - Старины, какой? - поинтересовался я.      - Некоторые вещицы пережили две "мировые войны", - с гордостью произнёс он.      - Ого, это интересно. Но, если можно, то, поподробнее. Какие времена заключены в этой коробке?      - Если сэр желает знать подробнее, то я могу сказать, что самые молодые, это вещицы шестидесятых годов, но есть кое-что и с конца прошлого века.      - Вы хотите сказать, что в этой коробке более ста лет?!      - Да, не меньше!      - И сколько же стоит это бесценное собрание?      - Двести марок. Из примерного расчёта, две марки за год.      "Ну, отец, ты и загнул, ? подумал я. - За коробку хлама, пусть даже столетнего - двести марок!"      - Я считал, это стоит, ну, максимум - сто! Может быть даже - пятьдесят!      - Да, так может показаться, если не знать содержимого, - заскрежетал старик. - Здесь имеются поистине старые вещи. Я не знаю, какую истинную цену они имеют сейчас. Я, знаете ли, не интересуюсь последними новостями нынешней жизни, но, я уверен, да-да, уверен, что эта коробка стоит больше чем двести марок. Нужно лишь внимательнее рассмотреть его содержимое. Например, здесь имеются старинные журналы, фотографии. Тут он перешёл на шёпот:      - Фотографии красавиц тех времён, и, причём, в довольно нескромных одеждах и позах...      Уловив, по-видимому, затухающую искорку в моих глазах, он решил быстро исправить положение:      - Но если вас не интересуют щекотливые вопросы жизни, то, подумайте хотя бы, что некоторым вещам по сто и более лет! Взгляните же сэр!...      Заметив в словах старика нотки отчаяния, я почувствовал, как меня тронула жалость.      - Хорошо, если это действительно так - ваше предложение будет интересно, - ответил я, скрипя сердце, польстив жалкому созданию.      В коробке были уложены несколько книг и журналов, а так же множество всякой мелочи. И что-то, исподволь кольнувшее, заставило меня дать старику двести марок и забрать коробку.      Дотащив с трудом, купленную мною груду старинных вещичек до машины, при этом, ругая себя за то, что отдал двести марок за какой-то хлам, а потом до квартиры, я сразу же взялся за его ревизию и расстановку кримс-крамс (так называют немцы мелкие безделушки в виде фигурок, статуэток, сувениров) на полках. Расправившись с ними, уже вечером решил просмотреть несколько журналов, входивших в эту коллекцию. Листая архаический номер журнала "Стрэнд мэгэзин" за 1896 год, я заметил, что после девятой страницы шла двенадцатая и этот лист, был слишком жёстким и тяжёлым. Перескок был понятен, - страницы склеились. Пролистав ещё два листа, мне вновь попался такой же тяжёлый, а через два следующих ещё один. Заподозрив в этом хитрость, созданную не случайно, я вернулся к первому тяжёлому листу и осмотрел его грани. У основания страниц, нашёл малюсенькое "окно" и, просунув в него тонкий ножик, стал разделять их.      Края страниц не разделялись и не разрезались, они просто ломались, крошились. Листы были склеены, видимо клеем, который пересох за долгие годы и представлял уже не соединительную прокладку между страницами, а нечто целое с ними. Разломав, таким образом, одну сторону листа, я развёл его страницы и обнаружил внутри третий лист. Внутренний лист не был приклеен и я осторожно вытащил его. На нём оказался напечатан, какой-то текст, несколько необычным шрифтом. Я прочитал заглавие: "ЗАГАДКА ПЕНСИОНА "ВАЛЬДБЕРГ". Заглавие мне ничего не говорило, но заинтриговывало. Не колеблясь больше ни секунды, я взялся за чтение текста, напечатанного явно не на принтере, а на старой пишущей машинке.            ЗАГАДКА ПЕНСИОНА "ВАЛЬДБЕРГ"            Глава 1            - Не кажется ли вам, Уотсон, что небо над Лондоном просто прохудилось? - произнёс Шерлок Холмс, тем самым, нарушив тишину нашей гостиной, в которой на протяжении целого часа царствовал потрескивающий камин. - Небо прохудилось и прогнулось в виде воронки. Теперь вся дождевая вода стекает на наш город. Дождь идёт, если вы смогли заметить, целую неделю не переставая ни на минуту.      - Осень, - ответил я вздыхая.      Холмс поднялся из своего любимого кресла, раскуривая уже пятую подряд трубку, подошёл к окну и глянул через промокшее стекло. Бейкер-стрит была пуста. Кроме тускло пробивавшихся пятен света уличных фонарей, сквозь темноту и клубящийся по улице туман, а также, отчасти проступавших из сумрака нескольких домов грязнокоричневого цвета на противоположной стороне не видно было ни зги.      - И результат этой дрянной погоды налицо! - продолжал он. - За всю неделю ни одного преступления. Мелкие кражи, о которых пишут газеты, не в счёт. Вы же понимаете, что я не буду бегать за карманниками.      - По всей видимости, вы переловили всех более-менее серьёзных злодеев и должны быть довольны результатами своего редкостного таланта.      - Нет, Уотсон. Работа для моего мозга должна быть. Неужели вы хотите сказать, что мир начинает излечиваться от этого порока? Не думаю. Я начинаю склоняться к мысли, хоть это звучит наивно, что всё дело в погоде. Именно в ней. Я не занимался статистическими исследованиями влияния плохих погодных условий на количество преступлений, но, думаю, что хоть небольшая, а всё-таки связь имеется. Может написать монографию по этому поводу, озаглавив её "Непогода и преступность"? Уотсон, вдумайтесь! Ведь должна же существовать хоть какая-то связь между отвратительной погодой и отсутствием, например, краж со взломом в квартирах и домах?      - Вы хотите сказать, что преступник из-за непогоды не захочет высунуть носа из своей берлоги? - своим высказыванием я попытался показать, что предугадываю ход мысли моего друга.      - Нет, Уотсон, наоборот. Потенциальные жертвы ограблений сидят по домам и не собираются покидать их в такое ненастье, чем создают для охотников за чужим дополнительные затруднения.      - А что вы скажите по поводу убийств и каких-либо других тяжких преступлений?      - На количество преступлений такого рода также должна повлиять непогода, правда, не в такой степени как на квартирные кражи, но, тем не менее, снизит их число. Умный преступник на дело не пойдёт.      - Умный преступник, хотите сказать, натура артистичная; легко поддаётся влиянию окружающей обстановки; идёт на дело только тогда, когда его посетит муза преступления? А в такую погоду она не приходит. Вы это хотели сказать?      - Опять, Уотсон, вы промахнулись, не проследили до конца ход моей мысли. При сырости следов остаётся больше, это я хотел сказать, - договорив, он подошёл к камину и пошевелил в нём угли. - Уотсон, оглянитесь вокруг, как уныл, скучен и грубо материален мир! Простите, что повторяюсь. Что поделаешь? В таком мире исчезает цель жизни и не остаётся ничего кроме скуки. Вы же знаете меня, доктор, если безделье, простой затянется, то это не лучшим образом отразится на моём совершенном мозге. И я, чтобы не допустить его повреждения вынужден буду прибегнуть к кокаину.      - Холмс, а что вы скажите, если я предложу выпить нам по бокальчику бренди? - настроение моего друга начинало меня пугать, и я предпринял попытку отвлечь его от пессимистического штопора.      - Согласен, Уотсон, это замечательная идея. А выпить вы предлагаете, конечно, за то, что всё же лучше, когда Шерлок Холмс без работы. Одним словом, за моё безделье.      - Совершенно верно, Холмс! Только не за простой, а за плоды победы над преступностью. Я не буду спрашивать, как вы об этом догадались. В данном случае всё просто. Вы вывели это из того, что я доволен отсутствием преступлений.      - Уотсон, вы делаете успехи! - выпив бренди, Холмс снова сел в кресло, поёрзал в нём для уюта и, внедрившись поглубже в свой тёмно-красный халат, вытянул к камину ноги. - Я хочу надеяться, - вновь заговорил он, - что сегодня, чтобы там не случилось, нам не придётся покидать нашу уютную квартиру.      И вновь сизый дым повалил из его трубки вишнёвого дерева.            * * *            Прочитав страницу, я, не сознавая, что у меня в руках, схватил нож и принялся лихорадочно вскрывать следующий тяжёлый лист. Достав из его чрева второй лист рукописи и прочитав первые строки - понял, что это продолжение. Я тут же принялся вскрывать следующий, третий, а за ним четвёртый и т.д. Уже не читая, достал все листы и, сложив их по порядку, рассмотрел последнюю страницу. Она была неполной и на два отступа ниже последней строчки, было напечатано - "конец".      Значит, я держал в руках неизвестный мне рассказ о Шерлоке Холмсе в рукописи! Но чья это рукопись? Имея у себя полное собрание о Холмсе и ряд подражаний, этот рассказ был мне не известен. Всех "холмсовских" подражаний я не читал, но, что касалось Уотсона, то его рассказы были у меня все. Никакого рассказа, с названием "Загадка пенсиона "Вальдберг" у него нет. Этот рассказ явно не публиковался. Но даже если это подражание, всё равно интересно.      Я открыл, у только что вместе сложенной рукописи, ещё раз последнюю страницу, надеясь отыскать там имя автора. Но такового не оказалось. Вместо имени автора, имелся P.S. и в нём я прочёл следующее: "Настоящим сообщается, что эта рукопись, которую вы держите в руках, ранее нигде не публиковалась и не регистрировалась. Нашедший её, и сумевший в последствии сохранить - считается по праву её автором и имеет право поставить под ней своё имя.      С полной уверенностью констатируется факт того, что читающий рукопись в данный момент, может полностью быть уверен: ранее эту рукопись увидеть никто не мог по той причине, что если бы это произошло, то о ней не шёл бы сейчас разговор. Рукописи просто не существовало бы.      После написания, вся рукопись была обработана депотилхлоридом и помещена по отдельному листу в тёмное пространство. Извлёкший её на свет и сумевший в короткий срок сохранить, поистине становится создателем рукописи или её убийцей, в противном случае.      Судить о точном времени реакции (она уже началась, т.к. рукопись на свету) очень сложно. Пишущий эти строки не знает, когда рукопись будет извлечена на свет (если такое вообще случится). Вполне допустимо, что в течение длительного промежутка времени (несколько десятилетий или столетие), которое, это произведение будет находиться в недоступном для света месте, химический препарат утратит, в некоторой степени свои свойства и реакция будет протекать менее интенсивно. Но, как бы то ни было, обладающий в данный момент рукописью, должен проявить расторопность и смекалку, чтобы её сохранить. В противном случае, в течение непродолжительного времени, (имеется в виду минуты или десятки минут, но не часы) рукопись сгорит: истлеет бумага".      По мере прочтения постскриптума у меня всё шире и шире раскрывались глаза, а, прочитав до конца, меня охватила паника. Что делать, я её даже не прочитал?! Прочитать, или сразу переписывать? Это утопия! Переписать за несколько минут столько листов! Читать, читать несколько раз, сколько успею, а потом по памяти записать. Ах, что это? Я заметил: бумага начала желтеть. Она хоть и была сама по себе желтоватой, но сейчас желтизны явно прибавилось.      Боже, праведный, что же делать? Я не успею прочитать даже двух раз!      Но вдруг одна идея обдала жаром, как будто втолкнула меня в сауну. У меня же есть компьютер со сканером и принтером!      Метнувшись к нему и включив, призывал его: "Быстрее!" - пока он загружался программой.      Активизировав программу копирования и вложив в сканер первый лист, со страхом заметил, что бумага стала ещё жёлтее.      "Не успеть, всё равно не успеть, - подумал я. - Сканирование, потом распечатка - это минимум пять-семь минут на одну страницу".      Включив режим быстрого печатания, в ущерб качеству, тешил себя тем, что потом, не торопясь, разберусь, даже если текст отпечатается не очень чётко. Главное - спасти рассказ, повествование.      После копирования трёх страниц, положение с состоянием бумаги стало катастрофическим, она приобрела светло коричневый оттенок. Ещё одна идея пронзила меня в этот миг. Я решил, что реакция горения бумаги замедлится, если положить рукопись в морозильник. Это решение помогло, но лишь отчасти, процесс замедлился, но не прекратился. И всё же это был выигрыш во времени!      Копия последнего листа вышла самой неразборчивой, но спасённой. Я перевёл      дух, вытер влажный лоб и, подойдя к бару, налил себе тройную порцию бренди. Выпив залпом, поднимающую тонус жидкость, глянул на рукопись, которую примерно час назад извлёк на свет. То, что осталось от неё походило на кучку сгоревшей газетной бумаги. Сам рассказ был спасён. Расслабившись, я рухнул в кресло.      Лишь минут через десять я смог прийти в себя, после нервно-беспокойного часа и взять в руки уже перепечатанную рукопись. Волну возмущения, по поводу такого варварского подхода к выпуску рассказа о Шерлоке Холмсе в жизнь, заглушил ничем неудержимый интерес к неизвестному приключению, и я спешно погрузился в чтение.      Я остановился тогда... а, здесь: "И вновь сизый дым повалил из его трубки вишнёвого дерева".            - Как это ужасно, Уотсон, когда тебе не дают заниматься любимым делом, - вновь заговорил Холмс после недолгого молчания.      - В каком смысле?      - В самом прямом! Преступник пошёл абсолютно бездарный, не только в Лондоне, но и по всей Англии: не хочет задать хотя бы мало-мальски серьёзной задачи. Он просто выродился! Вот скажите, Уотсон, какой толк от исключительных способностей, если их не для чего применить?      - Холмс, это кощунство! Взывать к преступникам, чтобы они задали задачку для вашей скучающей головы. А вы подумали о бедных жертвах? - Выпитый бренди разбудил в моём сознании протест и смелость восстать против эгоизма великого сыщика.      - Уотсон, в вас скрывается черта моралиста. Да и почему вы сразу берётесь за крайние мерки? Я вовсе не взываю к кровавым деяниям. Существует же множество преступлений по своему характеру претендующих на категорию сложных, запутанных, и в то же время не связанных с человеческими жертвами.      - И всё же, - не унимался я, - если вы, дорогой Холмс, страдаете от отсутствия головоломок, то могли бы заняться безобидными задачами, но так же требующими работы ума, и, кстати, не требующие даже выходить из дому.      - Хм, это интересно. И чем же, например?      - Например, - шахматы. Их принято считать гимнастикой мозгов, и с вашим аналитическим умом, вы будете сильным соперником.      - Дорогой Уотсон, я не хочу отозваться об этой древней игре дурно, но всё же считаю, что для моего "чердака" это лишнее, - он постучал указательным пальцем себя по лбу. - Я умею переставлять фигуры, но не собираюсь забивать шахматами голову всерьёз.      - Холмс! Я знаю вас уже много лет, но не перестаю иногда вам поражаться. Порой ваш цинизм и скептицизм просто вызывающ! Вы помешались на вашей профессии: для вас не существует практически ничего другого, кроме как распутывания криминальных узлов. Но помилуйте, ведь нельзя же жить только этим! В мире существует множество других интересных проблем. Вот вы сетуете на отсутствие дела, сложнейшей, запутанной задачи; что ваш мозг гибнет от безделья. Значит, вы беспокоитесь о нём, а в тоже время курите уже пятую трубку подряд, отравляя свой, как вы говорите, "чердак" никотином. Да ещё пытаетесь оправдать потребление кокаина, - к раздражителям, исходящим с уст Холмса, теперь добавился ещё и сизый туман, густо заполнивший всю нашу гостиную, и к данному моменту уже не позволявший ясно видеть моего оппонента.      - Уотсон! Вы вспомнили, что являетесь не только моралистом, но и врачом? - воскликнул Шерлок Холмс, улыбаясь. - Я помню ваши лекции, прочитанные мне неоднократно о вреде наркотиков, о том, что это губительный процесс, ведущий к перерождению нервных клеток и, в конце концов, к слабоумию. Теперь же вы решили прочесть мне лекцию о вреде курения. Следующая лекция будет о вреде алкоголя?      - Не иронизируйте, - продолжал я серьёзно. - Да будет вам известно: по данным последних медицинских наблюдений, более девяносто процентов заболевших раком губы курили трубку или мундштук, - и я жестом указал на трубку, дымящуюся в его руке.      - Чем вы это объясняете? - уже серьёзно спросил Холмс. Этот резкий переход от скептического, ироничного тона к серьёзному, смягчил вспышку моего негодования.      - Затрудняюсь ответить с уверенностью, вопрос этот ещё не изучен. Возникает это предположительно оттого, что трубка или мундштук, используясь множество раз, и, пропитываясь со временем никотином, оказывает опасное влияние на кожу губы. Этому способствует ещё тот факт, что трубку или мундштук держат, обычно, подолгу в одном положении. Сигареты и сигары, как бы их не держали во рту, после курения выбрасывают.      - Что вы посоветуете? Бросить курить или бросить курить трубку? - спросил мой друг, глядя на зажатую двумя пальцами свою любимицу. - И как это выражается, как выглядит?      - Ну, это будет для вас слишком радикальный метод. Я даже боюсь это предлагать. Но, посоветовал бы: чаще менять их, да и курить не так много. А выражается заболевание в виде белого не смывающегося налёта на губе или язвы.      - Дорогой доктор, я просто уверен, что вы не могли не заметить мой трубочный арсенал. Не обладая такими сведениями по этому вопросу, я, всё же, подсознательно предостерегаю себя от этой неприятности.      Вялая попытка оправдаться, давала понять, что разговор его занимал.      - Да, вы обладаете обилием разных трубок, но курите в основном две: глиняную и вишнёвого дерева, - продолжал я наступление.      - Браво, Уотсон! Право же, вы делаете довольно заметные успехи в области наблюдательности, но почему-то она нацелена лишь на мою скромную персону. Что же касается остальных случаев, то вы упорно не желаете ей пользоваться.      - Холмс, это же напрашивается само собой. Я вижу ваш процесс курения на протяжении многих лет, а за такой промежуток времени это заметит и слепой.      - Ну, не скажите, мой дорогой доктор. Вспомните, хотя бы, пример со ступеньками лестницы, ведущими из прихожей в нашу квартиру. Вы их тоже видели множество раз, а не знали их количество и, наверное, уже забыли и не знаете сейчас.      - Что вы сравниваете, Холмс, какие-то ступеньки и человека. И кстати, на счёт памяти, вы не правы. Я помню тот наш разговор и знаю - их там семнадцать.      - Уотсон, вы меня обезоружили, - добродушным тоном и, улыбаясь, произнёс мой друг. При этих словах я почувствовал, впервые за многие годы нашего знакомства, прилив особого чувства. Наконец-то я, хоть на мгновение мог не уступить Холмсу, хоть на миг выйти из его тени.      - Что это, Холмс! Кто-то позвонил, неужели клиент? - воскликнул я.      - Скорей всего посыльный с телеграммой. Я не слышал звука подъехавшего экипажа. Дорогой Уотсон, будьте добры, спуститесь в переднюю, наша миссис Хадсон уже спит.      - А что, клиенты к вам никогда не приходили пешком?      - Вы совершенно правы, Уотсон. Это лишь моё предположение.      Через минуту я вернулся в нашу квартиру.      - Холмс, вы как всегда правы. Вам телеграмма, - и я протянул ему жёлтый бланк, заметив, как лёгкая тень оживления мелькнула на его лице.      - Конец унылому покою! - произнёс он, прочитав послание.      - Что-нибудь случилось? Интересное дело?      - Может быть да, а может, и нет. Стэнли Хопкинс просит помочь в деле, имеющим "таинственные", как он пишет, моменты. Пенсион "Вальдберг" в графстве Девоншир. Подайте, пожалуйста, справочник "Туризм - Англия".      Пока я доставал с полки справочник, Холмс спросил:      - Как вы думаете, Уотсон, почему эта гостиница имеет немецкое название?      - Видимо владелец её немец или австриец и потому решил её назвать именем, напоминающим ему о родине.      - Возможно, вы правы, посмотрим. ... "Пенсион "Вальдберг", графство Девоншир. Особняк построен в 1790 году, имеет двадцать комнат в двух этажах,...популярен в сезон охоты". Так... так... так... "Владелец - Франс Даплхор. Особняк был перестроен, под гостиницу в 1850 году...      Основатель - Генрих Штайгер. В 1881 году сын основателя, Ханс Штайгер продал пенсион сегодняшнему владельцу". Да, Уотсон, вы не ошиблись: первым его владельцем был немец. Итак, дорогой доктор, как вы смотрите на то, если мы завтра, с первым поездом, отправимся с Паддингтонского вокзала? - спросив, он встал и, подойдя к полкам, стал искать справочник Брэдшоу.      - Буду только рад возможности сопровождать вас,- ответил я без тени сомнения.            Глава 2            Ещё не забрезжил рассвет, а мы уже мчались в кэбе, который, грохоча по сонным улицам, вёз нас на вокзал. Если бы не выплывавшие изредка из тумана фигуры спешащих на работу мастеровых, можно было бы подумать, что лишь Холмс, я да кучер встали в такую рань. Мой друг молчал, втянув голову в поднятый воротник. Глядя на него, молчал и я. Лишь сидя в вагоне поезда, который, стуча и покачиваясь, нёс нас в Девоншир, я решил заговорить с Холмсом, дабы нарушить наше молчание, длившееся с момента отъезда с Бейкер-стрит.      - Вы думаете о деле? - неуклюже спросил я.      - Ваша способность к дедукции, Уотсон, постоянно растёт, - ответил он. - Вы сумели доказать это вчера вечером на Бейкер-стрит, но сегодня она у вас пошла на убыль. Нет, я не думаю о деле. Ради чего толочь воду в ступе? Мы же не имеем ни единого факта. Постройка предположений на пустом месте, я вам, как-то, это объяснял, может отрицательно повлиять в дальнейшем на ход рассуждений... А дело может оказаться пустяковым. Представьте себе: не зная о нём практически ничего, я срываюсь с места! Да, по-видимому, всё для того, чтобы не умереть от скуки. Это убийство, может случиться, и вовсе не имеет никаких тайн. Просто, и как это часто бывает, инспектор, ведущий следствие, не захотел должным образом напрячь свою голову, пораскинуть мозгами.      - Холмс! - воскликнул я. - Ну, с чего вы вывели, что это убийство?! Это может быть кража, например, или похищение. Ведь в телеграмме конкретно ничего не сказано. Там же написано: "...в деле, имеющем таинственные моменты".      - Это же элементарно, Уотсон! Ведь если чуть-чуть подумать, то, можно прийти к выводу, что это убийство. Взвесьте тот мизер, который мы имеем, и вывод напросится сам собой. Конечно же, это не сто процентов, это всего лишь моё предположение.      - Оно окажется правильным, я в этом не сомневаюсь. Но, хотелось бы узнать, как вы пришли к этому? Вы простите меня, Холмс, но за наши долгие годы дружбы я так и не научился понимать ваши методы: ни из чего делать точные выводы. Взвесьте, пожалуйста, в слух тот мизер, который мы имеем.      - В данном случае всё просто. Во-первых, время доставки телеграммы: была уже ночь. Это говорит о спешности и, следовательно, о важности. Далее, если бы это была значительная кража, то, о ней бы уже написали, ведь событие произошло не вчера вечером, а раньше, - и он потряс газетою бывшей в его руках. - Но, в них о пенсионе "Вальдберг" ничего нет. Если кража была бы весомой, то газеты не упустили бы этого. Значит кража незначительная. Но это так же не соответствует истине, так как в этом случае, я уверен, Хопкинс не стал бы меня беспокоить. Похищение, я отбрасываю сразу. Похищают кого-либо у людей знатных или богатых. Газеты не обошли бы это событие, но они молчат. Следовательно, никакого похищения. Что остаётся? Остаётся убийство. Лишь в этом случае, кто бы ни была жертва, расследование имеет значимость. А так как крупные газеты не пишут об этом ни строчки, то я делаю заключение, что убитый личность незначительная, но и не крестьянин.      - Ну а это-то вы из чего выводите? - изумился я.      - Здесь, дорогой доктор, я имею самое зыбкое утверждение. Я делаю вывод об этом из каких-то непонятных мне предчувствий. Они, эти предчувствия - результат смешивания в моём "чердаке" тех данных, которые мы уже имеем. Это: и "пенсион Вальдберг", и "таинственные моменты", и отсутствие в газетах сообщений.      - А может, пострадавшие просили о неразглашении?      - Уотсон, вспомните, кто нас пригласил! Хопкинс - Скотланд-Ярд! Начато официальное расследование. Какие уж теперь могут быть тайны. Но из-за незначительности дела интерес, я думаю, проявила лишь местная пресса.      После всех этих доводов я не мог не согласиться с моим другом.      - Кстати, Хопкинс вызывал меня уже несколько раз, и все его приглашения были интересны. Хочу надеяться и на этот раз, хотя кто знает, - сказав, Холмс отбросил газету и принялся набивать трубку.            На маленькой станции Кэмб-Уэлс, где мы вышли, нас ожидал инспектор. Погода, встретившая нас в графстве Девоншир, оказалась такой же дождливой, какой нас проводил и Лондон. От горизонта до горизонта небо было равномерно застлано серым моросящим покрывалом. Царило безветрие, и от вертикально падавшего мелкого дождя нас прекрасно укрыли наши зонты.      - Очень рад, что вы приехали, мистер Холмс и вы, доктор Уотсон. Я надеялся и думал, что если вы, мистер Холмс, согласитесь помочь, то непременно прибудете с первым поездом, - приветствовал нас инспектор.      - Как видите, вы не ошиблись. Далеко ли отсюда до пенсиона? - спросил Холмс.      - Две мили, - ответил инспектор, поёживаясь от сырого холода.      - Едем, и вы введёте нас в курс дела по дороге.      Как только колёса нашей коляски покатились по шоссе, Стэнли Хопкинс начал излагать факты.      - Погибший, - Джордж Пин, из Лондона. Род занятий пока не установлен. Прибыл и остановился позавчера вечером, в половине восьмого. Снял номер на одну ночь. Пообедав, заказал завтрак в номер на восемь утра. После этого поднялся к себе наверх.      На утро, как он и заказывал, горничная Энн поднялась на второй этаж с завтраком, но на её стуки в дверь никто не отвечал. Дверь была заперта. Горничная, посмотрев в замочную скважину, увидела, что ключ торчит изнутри в замке. Это вызвало у неё беспокойство, и она поспешила за портье Уилкимом. Когда, уже вдвоём, вернулись к двери номера пятнадцать, и не достучались в очередной раз, подняли тревогу.      Хозяин пенсиона, Франс Даплхор, при помощи проволоки повернул и протолкнул ключ внутрь. Да, забыл упомянуть, что сначала, сэр Даплхор хотел проникнуть или хотя бы заглянуть через окно, при помощи лестницы, но окно оказалось закрытым ставнями. Итак, протолкнув ключ в комнату, хозяин пенсиона открыл дверь запасным ключом. Когда присутствовавшие при этом вошли в комнату, то, обнаружили там бездыханное тело сэра Пина, с огнестрельной раной в области сердца. Тут же послали конюха, Тома Рудэра за констеблем. Тот, прибыв на место происшествия и осмотрев его, закрыл номер, забрав оба ключа. После чего он связался по телеграфу со Скотланд-Ярдом. Сюда был направлен я.      Осмотрев комнату, жертву, и опросив потенциальных свидетелей, я усомнился в своих первых выводах. Поначалу всё выглядело как самоубийство: погибший полулежал поперёк кровати в ночной рубашке, посередине груди, ближе к сердцу, зияла рана от пулевого ранения, а в правой руке он держал револьвер, в котором отсутствовал один патрон.      - Хорошо, Хопкинс. А что же вас побудило усомниться в самоубийстве? - спросил Холмс.      - Меня почему-то сразу встревожила одна догадка: почему самоубийство жильца номера пятнадцать обнаружилось лишь тогда, когда горничная понесла ему завтрак, а не в момент выстрела, который отправил Джоржа Пина на тот свет?      - Превосходно! - произнёс Холмс. В этот момент я заметил, как блеснул огонёк в его глазах. Он подался вперёд и ястребиные черты его лица, подчеркнув свои контуры, выразили напряжённое внимание. Настал один из тех моментов, которые были для него самым интересным в жизни. Мой друг даже чуть поёрзал, устраиваясь удобнее для внимательного прослушивания информации. Убийство, смерть - ужас одним словом, привнесли в него интерес и, начинали разжигать азарт охотника, хотя сказать, что он был чёрств душой, нельзя было ни в коей мере.      - Когда бы это ни случилось, - продолжал инспектор, - выстрел должен был сразу же поднять беспокойство, а его, как выяснилось, не слышали даже жильцы соседних номеров. Это, пожалуй, единственный момент, указывающий на какую-то таинственность в этом деле. Из вещей как будто ничего не взято: нет следов указывающих, что кто-то в них рылся, да и следов присутствия второго лица не обнаружено. Потайных дверей и люков в номере не найдено. Самоубийство? Постоялец застрелился? А выстрела никто не слышал! И ещё одна деталь показалась мне странной, хотя, может, лишь показалась.      - Давайте Хопкинс, выкладывайте. Мелочи всегда играют важную роль, - потребовал Холмс.      - Характер раны и окружающее её пространство: рана выглядит так, как будто стреляли с очень небольшого расстояния, но не в упор, как это бывает при самоубийствах. Об этом говорит ещё и внедрение порошинок, следов пороха. Они разбросаны на некотором расстоянии от входного отверстия. Допустим невероятное: Пин стрелялся с вытянутой руки. Тогда удобнее держать револьвер не как обычно, а как бы стреляя от себя, но повернутым к себе стволом и давить на курок большим пальцем, а не указательным, как при нормальной стрельбе. У покойного на курке лежал указательный палец. Да и кто же стреляется с вытянутой руки?      - Хопкинс, вы подметили много важных деталей.      - И ещё на счёт следов пороха. На рубашке и теле погибшего их, как мне показалось, довольно мало. Эта деталь говорит - стреляли с нескольких футов. Если заключить, что произошло самоубийство, то этот факт противоречит данному выводу. Если же это убийство, то, как убийца покинул комнату? И опять же, выстрела никто не слышал. Не понимаю! Поэтому, мистер Холмс, я попросил помощи у вас. В течение вчерашнего дня мы пытались определиться и не смогли. Если бы это было явное самоубийство, оно не вызывало б у нас затруднений и я не стал бы вас беспокоить.      - Когда наступила смерть?      - По словам доктора, вызванного констеблем и осматривавшего тело через час после обнаружения, смерть наступила примерно в три часа утра.      - Время самого глубокого сна. А где находится тело? - спросил Холмс.      - Труп уже отправили в морг, но всё остальное на месте.      За рассказом инспектора путь от станции до пенсиона пролетал, казалось, незаметно. Я не был прикован к рассказу Хопкинса как мой друг, и, поэтому не лишил себя возможности поглядывать по сторонам, обозревая местные пейзажи. Медленно выплывали из дымки, стоящие в отдалении слева одинокие домики с остроконечными крышами, укрытые отчасти островками леса и кустарниками. Справа же простирались поля покрытые вереском и каменными нагромождениями, постепенно переходящие в сумрачную даль, над которой словно рваный тонкий занавес висел полосами дождь. Отсутствие жилья по правую сторону дороги говорило о подступающих, из тёмной дали болотах. Не зря этот уголок был популярен у охотников.      При подъезде к пенсиону, когда в серой дымке показалось его смутное очертание, в нашей коляске наступило молчание. Пенсион "Вальдберг" встречал нас мрачностью и унынием, как будто сожалел о случившейся в нём трагедии.      Здание пенсиона открыто говорило, что ему не менее ста лет. С обоих углов оно поросло плющом, поднимавшимся по его стенам до самой крыши. Окна двух этажей, несколько увеличенных размеров, подсказывали о внутренней перестройке особняка. Крыльцо главного входа, тоже подверглось усовершенствованию и, как и углы здания, оно было охвачено с обеих сторон плющом, который, сходясь на его крыше, начал уже штурмовать стену второго этажа.            Глава 3            - Мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон. Хозяин пенсиона мистер Даплхор, - выпрыгнув из коляски, представил нас Хопкинс, вышедшему на крыльцо главного входа полному мужчине, примерно пятидесяти лет с добродушным лицом и красными щеками, говорившими о пристрастии их хозяина к горячительным напиткам.      Пройдя в небольшой холл гостиницы, Холмс быстрым взглядом окинул помещение, в котором встречали и провожали постояльцев. Обставленное старой массивной мебелью тёмного дерева, имея низкий потолок оно выглядело старомодно и угрюмо, но, потрескивающий старинный камин с чугунной решёткой привносил в помещение уют и сглаживал торосы его невесёлого облика. За стойкой бюро стоял молодой человек на вид лет двадцати восьми, с прилизанными светлыми волосами, напускной серьёзностью и часто моргающими маленькими глазками.      - Это мой портье Джек Уилким, - представил нам его хозяин пенсиона.      Коротко взглянув на портье своим пронзительным взглядом, Холмс попросил проводить нас в номер пятнадцать. Выходя из вестибюля, мы столкнулись в дверях с двумя женщинами. Одна, полная дама с двойным подбородком, примерно сорока пяти лет, оказалась миссис Даплхор. Вторая, лет двадцати - двадцатидвух с оттенком глуповатости на лице, горничной Энн.      - Я полагаю, это ещё не весь персонал пенсиона? - спросил Шерлок Холмс.      - Нет, у меня работают ещё конюх и кухарка. Вшестером мы вполне справляемся, - ответил хозяин.      Поднявшись на второй этаж, наша процессия, состоявшая из восьми человек, остановилась у номера, у двери которого стоял полисмен. Перед тем как войти Холмс обернулся и выразил недоумение, глянув на шествие: нас сопровождал, чуть ли не весь персонал пенсиона. Войдя в сумрачную комнату, Холмс попросил, чтобы с ним, остались лишь я и Стенли Хопкинс.      Когда мы остались втроём, Холмс взял у инспектора лампу и приступил с азартом к осмотру места происшествия. Осмотрев окно, которое было всё ещё закрыто ставнями, он распахнул их. Дневной свет, как вздох облегчения, ворвался в комнату. Выглянув наружу и осмотрев пространство вокруг окна, он сказал как бы себе, что окно не открывалось. Затем он осмотрел камин и потолок, потом начал осматривать пол. Найдя пару крупных хлопьев пыли, он зажал их двумя пальцами, и поднял, как будто держал за хвост дохлую мышь.      - Видимо здесь плохо убирают? - произнёс он. dd> Потом он осмотрел смятую, с пятном крови, постель.      - Пригласите сюда хозяина пенсиона.      Когда Франс Даплхор вошёл, Холмс задал вопрос:      - Мистер Даплхор, вы уверены, что здесь нет потайного люка, равно как и хода?      При этом Шерлок Холмс пристально посмотрел на хозяина пенсиона, видимо, пытаясь уловить его реакцию.      - Мистер Холмс, я владею этой гостиницей вот уже пятнадцать лет и ни о чём подобном мне не известно. При продаже пенсиона бывший хозяин, Ханс Штайгер так же ни о чём таком мне не сообщил. В бумагах перешедших ко мне вместе с гостиницей, среди которых есть документы касающиеся перестройки особняка под пенсион, также ничего об этом нет.      - Могу ли я повидаться с бывшим хозяином?      - Нет, мистер Холмс. Он умер четыре года назад, - и предвидя следующий вопрос, продолжил, - а миссис Штайгер, через год после него.      - Пол вы осмотрели тщательным образом? - обратился Холмс к инспектору.      - Да, - заговорил Хопкинс, - мы обследовали пол и стены. Потолок побелен, как видите, намёки на люк отсутствуют. Из-за того, что пол устлан короткими досками, которые уложены со смещением относительно друг друга, может показаться: потайной люк, имея неправильную форму, возможен. Но такового обнаружить не удалось.      Достав перочинный нож, Холмс стал просовывать лезвие в стыки между досок. Но, опускаясь на глубину примерно трёх дюймов, лезвие упиралось каждый раз в твёрдую преграду. Поднявшись с четверенек, мой друг застыл в раздумье нахмурив брови.      - Мистер Даплхор, оставьте нас втроём, - попросил Холмс, и сев в кресло, стоявшее слева от окна, закурил трубку.      - А это следы вашего акустического эксперимента, Хопкинс? - при этом мой друг указал на толстую доску, стоявшую у кровати в углу.      - Так точно. Двое: я и констебль были в номере 13 и 17, а сержант стрелял из револьвера, изъятого из руки покойного. Слышимость прекрасная, грохот такой, что разбудит и мёртвого.      - А выстрела никто не слышал, - пробормотал Холмс, уставившись в пол у окна. В номере воцарилась тишина, продержавшаяся не более одной минуты.      - Да, Хопкинс, надо учитывать, что ночью здесь был сильный дождь, и при эксперименте вы прислушивались, а не спали. А теперь друзья мои, я покину вас ненадолго, - прогуляюсь, осмотрю пенсион, - и Холмс стремительно вышел. Сделав какие-то записи, Хопкинс так же покинул злополучный номер.      Думая как скоротать время, пока будет отсутствовать мой друг, я решил спуститься в ресторацию пенсиона, выпить кофе с коньяком, чтобы согреться изнутри. При такой сырой погоде, стоявшей за окном, схватить насморк было делом несложным.            Глава 4            - Мистер Уотсон, скажите, мистер Шерлок Холмс нашёл уже хоть какую-нибудь зацепку к тайне нашего пенсиона? - заговорила в полголоса миссис Даплхор, выполнив мой заказ и усаживаясь на соседний стул. Она заправляла делами в ресторации и, имея в данный момент лишь одного посетителя в моём лице, решила всё своё внимание направить ко меня.      - Я в таком же неведении, как и вы, миссис Даплхор. Мой друг не делится данными о своём продвижении в расследовании раньше времени. Это его стиль. А почему вы говорите "тайна вашего пенсиона"? Точнее будет - загадка этого происшествия?      - Не совсем так. Видите ли, мистер Уотсон, этот случай не первый.      - Что, у вас уже случались здесь таинственные самоубийства? - изумился я.      - Господь с вами, мистер Уотсон. Просто мне кажется, что наш пенсион имеет какую-то тайну. Вот послушайте. Примерно два года назад, у нас на ночлег остановилась одна богатая дама. Хотя может и не очень богатая, но при ней был секретарь. А может и не секретарь, а просто слуга. Но держался он солидно, и на слугу не был похож.      Поняв, что миссис Даплхор любит поговорить, я с горестью решил набраться терпения.      - Так вот, сняли они два номера, 14 и 16, это напротив того, где случился теперешний ужас. Занесли вещи, и после того как устроились, спустились они сюда, обедать. И вот, представьте себе, секретарь спустился сюда с небольшим саквояжем. Сразу было ясно, что в саквояже что-то ценное, раз они побоялись оставить его в номере. На ночь саквояж она взяла к себе.      Рассказывая это, миссис Даплхор активно помогала себе мимикой, чем придавала своему рассказу ещё больше таинственности.      - И вы представляете, утром обнаруживается, что из саквояжа пропала небольшая шкатулка с драгоценностями. К счастью это были не все сокровища этой дамы, а лишь те, которые она брала в поездки. А то бы её, бедняжку, хватил удар. Вызвали полицию. Инспектор всё осмотрел, всех допросил, всё, казалось, проверил. Ничего! Никаких следов. Шкатулка испарилась. А ведь эта дама, тоже спала с закрытыми ставнями и закрытой изнутри дверью. В соседней комнате спал её секретарь, который тоже, как и она, ничего не слышал. В общем, и так и сяк крутилось следствие, и, в конце концов, решили, что шкатулку, видимо, похитили ещё до прибытия сюда. Возможно, на вокзале в Лондоне, они ехали из столицы, ловко поработал какой-то карманник.      Этот рассказ меня заинтриговал, и я слушал миссис Даплхор с должным вниманием. Ей это льстило, и она рассказывала с душой, стараясь ничего не пропустить. Слушая хозяйку пенсиона, я вспомнил холмсовское умение расположить к себе собеседника.      - Полиция выяснить ничего не смогла, - продолжала миссис Даплхор, - а закрыть дело они хотели. Ну и исход дела решило то, что хозяйка шкатулки, прибыв сюда, ни разу не заглядывала в саквояж, и сама была не уверена в том, были ли там её драгоценности, на момент кражи, здесь, при ней. Она же потом сама и согласилась: раз в комнату ночью, когда она спала, проникнуть было не возможно, то шкатулка пропала ещё до прибытия в пенсион. На том все и согласились. А я теперь думаю, что шкатулка пропала здесь.      При этой фразе она широко раскрыла глаза и посмотрела на меня в упор. От этого у меня по спине пробежал холодок.      - И я молю Бога, чтобы мистер Шерлок Холмс раскрыл эту тайну, - и помолчав, добавила. - Хотя может я и ошибаюсь.      - Но почему вы решили, что это и то происшествие связывает вместе ваш пенсион?      - Не знаю, мистер Уотсон, кажется мне так и всё.      - Хорошо. Я думаю, то, что вы рассказали, миссис Даплхор, очень важно. Я передам это мистеру Холмсу, - пробормотал я заинтригованный.      - Передайте, передайте мистер Уотсон, - с этими словами она удалилась заниматься своими делами. Надо было готовить завтраки для постояльцев. Жильцов в пенсионе в этот момент было всего пятеро и это к счастью не создавало помех следствию.      Я, взволнованный рассказом хозяйки пенсиона, и сгораемый от нетерпения сообщить услышанное Холмсу, вышел в холл, и увидел моего друга у стойки бюро. Он отдавал портье какой-то ключ и при этом спросил его:      - Мистер Уилким, здесь у вас, дежурит ночной портье?      - Да, мистер Холмс. Я и хозяева, дежурим попеременно.      - В ночь происшествия, дежурил...      - Дежурила миссис Даплхор. Прошедшей ночью дежурил хозяин.      - Следовательно, сегодня дежурите вы?      - Совершенно верно, мистер Холмс.      - Благодарю, - ответил мой друг и направился ко мне.      - Скучаете, Уотсон!      - Вовсе нет. У меня есть новость для вас.      - Поднимемся в пятнадцатый номер и вы расскажите.      В номере Хопкинса не оказалось. Вместо него там находился констебль.      - А где инспектор? - спросил Холмс.      - На станции, телеграфирует в Скотланд-Ярд, сэр.      Холмс попросил оставить нас вдвоём, после чего я передал рассказ хозяйки. Холмс, выслушав меня, некоторое время оставался в раздумье, но на его лице можно было прочесть некоторое удовлетворение.      - Уотсон, вы мне здорово помогли. Ваше известие ещё больше убеждает меня в правоте моей гипотезы, - наконец сказал он, глядя невидящим взглядом в окно.      Спрашивать о сути его гипотезы не имело смысла, он не стал бы сейчас делиться своими догадками. Я это хорошо знал и ограничился лишь банальной репликой:      - Я рад, что помог вам.      Но, похоже, моих слов он уже не слышал, погрузившись вновь, уже с лупой, в исследование пола перед кроватью и перед дверью.      Поползав на коленях, минут пять, он с удовлетворением встал. Протянув мне лупу, поднёс ладонь, на которой лежали какие-то микроскопические волоски.      - Взгляните, - предложил он.      Я посмотрел через лупу.      - Похоже на обгоревшие нитки.      - Ваше предположение, Уотсон?      - Возможно, стреляли через подушку, и поэтому выстрел был тих.      - Уотсон! Уотсон! Пожалейте мой слух.      - Ах, ну да... - я хлопнул себя ладонью полбу.      - Вот именно. Здесь перьев было бы как в курятнике. Преступник был в номере и стрелял из револьвера, плотно и хорошо укутанного в какую-нибудь материю, например, в большое полотенце. Уотсон, идёмте к хозяину. Он, я полагаю, у себя в кабинете.      Хозяин пенсиона действительно, оказался в своём кабинете, напоминавшем скорее подсобку кладовщика. Он сидел за большим письменным столом, заваленным разными бумагами, а на небольшом свободном пяточке стоял стаканчик с тёмной жидкостью, по-видимому, с виски.      - Мистер Даплхор, - задал сразу же вопрос Холмс, - помимо случая исчезновения шкатулки, случались ли здесь ещё какие-нибудь подобные происшествия?      - О, это уже известно вам! Догадываюсь от кого. Ох уж эти бабы! - вспыхнул хозяин гостиницы. - В них сидит бес, не дающий им покоя, пока они не почешут языком. Да, произошла эта история в стенах этого пенсиона. Думаю, вам так же доложили, что следствие пришло к заключению: шкатулка пропала раньше, не здесь. И с этим согласилась и сама её хозяйка.      Холмс, глядя на хозяина пенсиона, молчал.      - Вы только не подумайте, что я помалкиваю об этом из каких-то неблаговидных соображений. Просто я опасаюсь... слухов. Поймите меня! Ведь если люд узнает обо всех этих случаях, а к ним добавится ещё этот, последний - всё, гостиницу можно будет закрывать. Все постояльцы будут стороной объезжать пенсион. Полиция уже здесь, теперь не хватает только газетчиков! Скандальное дело. И за что мне такое наказание?!      - Я вас понимаю, мистер Даплхор, но в интересах правосудия, и в ваших собственных интересах, лучше ничего не утаивать. Здесь есть некая загадка, и будет несомненно лучше решить её сейчас, покончив с этой тайной.      - Вы правы, мистер Холмс. Скажите, вам удалось хоть ...      - Мне не хватает лишь пары штрихов, для полной уверенности в правоте моей гипотезы.      - А что за... - Даплхор не договорил. Холмс прервал его вопрос своим острым взглядом.      - Я готов вам помочь, но теперь уже не знаю чем. О случае со шкатулкой вам ведь уже известно, - поправился хозяин.      - Вспомните все мало-мальски странные случаи, если таковые ещё имелись. К тому же, вы сказали минуту назад о случаях, происшедших до последнего, во множественном числе.      - Был ещё один, - кряхтя и как бы нехотя, выдавил из себя Даплхор,-примерно полгода назад. В номере семнадцать ночью открылась дверца шкафа, и вещи жильца были сброшены на пол. Проснувшись утром, жилец был сильно перепуган, твердил, что это приходил чей-то дух. Спал он, закрывшись изнутри на задвижку. Окно и ставни были тоже закрыты. В номер попасть никто не мог, разве что, действительно, дух или приведение.      При этих словах Холмс выпрямился, расправив плечи, отчего стал ещё выше своего высокого роста.      - Скажите, мистер Даплхор, шкаф в семнадцатом номере, стоял своей задней стенкой к стене отделяющей комнату от коридора, рядом с входной дверью?      - Совершенно верно, мистер Холмс, - произнёс хозяин пенсиона, выпучив глаза.      - Конечно же, ничего более худшего, чем испуг постояльца, тогда не произошло?      - Нет, но объяснить этого никто не смог, - и хозяин пенсиона впился глазами в Холмса. - Вы намекаете, что это дьявольщина, нечистая сила?      - Если б это было так, то, я был бы здесь бессилен, и не стал бы терять зря время. Скажите, вам не приходит в голову мысль, что все эти случаи произошли только на втором этаже?      - Да, это так, но я не могу этого объяснить. Нет, это какая-то мистика!      - Теперь скажите, кто у вас самый старый работник?      - Конюх, Том Рудэр. Он работал ещё у сэра Штайгера.      - А Уилким?      - Портье работает у меня около трёх лет.      - А нет ли такого совпадения, что один или несколько жильцов, снимали номер, находясь здесь при каждом происшествии?      - Не могу сразу сказать. Я сейчас просмотрю книги учёта постояльцев.      - Хорошо. И ещё одно. Позаботьтесь о плотнике или вы сами сможете им быть?      - Зачем это?      - Думаю, будем вскрывать пол в пятнадцатом номере.      От удивления у хозяина пенсиона раскрылся рот с застрявшим на губах возгласом. Возникла немая сцена.      - Да, да. И я вас попрошу, мистер Даплхор, никому пока об этом не говорить.      - Хорошо мистер Холмс. А поработать топором смогу и я сам.      - Прекрасно. Идёмте Уотсон, Хопкинс, наверно, уже здесь.      Услышав своё имя, я вздрогнул, и вспомнил, что я есть.      Выйдя в коридор, Холмс спросил:      - Теперь вы согласны, Уотсон, что в комнаты второго этажа можно проникать при запертых дверях?      - Согласен, но не пойму, как?      - Вид у вас озадаченный, Уотсон. Неужели не догадываетесь? - в ответ я пожал плечами. - Потому и будем вскрывать пол, так как проникнуть в закрытый номер можно через потайной люк, он должен там быть. Я в этом уверен.      - Но ведь потайных люков не найдено, да и под полом первый этаж!      - Не найдено потому как они хитро устроены, - спокойно произнёс Холмс, давая понять мне, что громко говорить в коридорах не следует. - А потайной ход находится в прослойке между этажами.      - Откуда это вам известно?      - Это и есть моя гипотеза, которая будет доказана после вскрытия пола.      - Но почему вы в этом так уверены? - в ответ Холмс лишь улыбнулся.      Перед тем как подняться наверх, Холмс заглянул в ресторацию к миссис Даплхор и поинтересовался коллективом, обслуживающим постояльцев во время обеда по вечерам. Хозяйка пенсиона ответила с лёгким смущением:      - Если посетителей много, то мы работаем здесь вчетвером. На кухне кухарка, я между кухней и залом, в зале Энн, и, за стойкой бара Джек.      - А позавчера вечером, вы тоже обслуживали вчетвером? - спросил Холмс.      - Сначала мы были вчетвером, пришло человек десять из деревни выпить пинту другую пива. Когда Джек закончил с разливом напитков, он попросился уйти, сказав, что у него разболелась голова. Я его отпустила. Посетителей, в общем-то, было не очень много.      - Скажите, а жилец пятнадцатого номера, где находился в этот момент?      - Здесь в зале. Он обедал.      - Благодарю вас, миссис Даплхор за эти сведения и за те, что вы сообщили доктору Уотсону. Вы мне очень помогли.            Глава 5            Инспектор Хопкинс мерил злополучный номер шагами, и было видно, что он с нетерпением ожидал Холмса.      - Я получил из Лондона очень интересные известия, мистер Холмс!      - Это заметно по вашему лицу, инспектор. Вы выяснили кто такой Джордж Пин?      - Да! Он клерк отделения банка "Мейсонс бэнк" в Лондоне на Пэл-Мэл. Помните, четыре года назад, неудачная попытка ограбления этого банка? Джордж Пин проходил тогда по делу главным свидетелем. Ах да, я забыл, вас не было тогда в Англии, вас считали погибшим в Рейхенбахском водопаде. Гм, простите.      - Я читал об этом в газетах, - произнес Холмс и в задумчивости добавил.-Вот вам и мотив преступления, который до сего момента был не ясен.      - И ещё: я попутно выяснил о Хансе Штайгере. За последние годы он никаким новым делом не обзавёлся и, обеднев, - тихо доживал свой век. Обеднеть ему помог его единственный сын, который вёл разгульную жизнь и был заядлым картёжником. Вдова, миссис Штайгер, доживала последние свои дни в бедности.      - Почему, о сыне Штайгера вы сказали в прошедшем времени?      - Разорив отца с матерью, он исчез из поля зрения. Поговаривают, что он отправился в одну из наших колоний, видимо, решив сколотить там капиталец.      - Но возможно, что... - протянул тихо Холмс. - Как его имя?      - Роланд Штайгер, - отрапортовал Хопкинс.      Неожиданно распахнулась дверь, и в номер вошёл запыхавшийся хозяин пенсиона, неся топор, фомку и молоток.      - Что вы решили, мистер Холмс? - спросил инспектор, явно сильно удивившись.      - Я думаю, не ошибусь, если попрошу вскрыть пол, около двери. Здесь должен быть люк. Не мог же преступник быть невидимкой и пройти в номер незаметно вместе с жертвой, а потом выйти, когда сюда ворвалась толпа. В такой небольшой комнате, это не возможно. Его бы сразу заметили. Мистер Даплхор, как дела с постояльцами?      - Не нашлось никого, кто проживал здесь хотя бы два раза в эти дни, мистер Холмс.      - Хорошо, вскрывайте пол здесь, - произнёс уверенно Холмс и, подойдя к двери, топнул ногой, указывая место, где следовало рубить.      Когда хозяин гостиницы занёс топор над головой, Холмс остановил его:      - Да, мистер Даплхор, чуть не забыл. Сделайте, пожалуйста, так, чтобы портье, ваша жена и горничная удалились настолько, что б не слышать этот грохот.      - Хорошо. Я отпущу Энн на пару часов домой, жену пошлю в подвал, принести нам самого старого портера, какой она только отыщет. А вот куда послать Уилкима, ума не приложу.      - Портье пошлите в свой кабинет. Он находится в другом крыле. Дайте ему задание, которое сами недавно проделали. Пусть сверится по книгам учёта постояльцев. Подождите, это ещё не всё. Потом позовите сюда конюха. А чтобы он не сразу пришёл, пусть прихватит верёвку футов сто длинной. Если таковой не найдётся, то две или три коротких, но чтобы они вместе составили нужную длину.      Слушая приказ Холмса, хозяин пенсиона побледнел, и я заметил, как капельки пота стали скатываться по его вискам. Получив приказание, он поспешно удалился с маской испуга на лице. В номере пятнадцать воцарилась тишина, нарушаемая лишь шагами Холмса. Закурив трубку, он стал медленно вышагивать по комнате, погрузившись в свои мысли. Ни я, ни Хопкинс не решались нарушить молчание, захваченные магической силой ожидания развязки, которая должна была, по всей видимости, скоро произойти.      Минут через пятнадцать появился Даплхор и своим появлением внёс ослабление в напряжённость нашего ожидания. Войдя, он молча посмотрел на Холмса.      - Рубите! - коротко скомандовал знаменитый сыщик. И Даплхор со вздохом обречённости взмахнул топором.      Минут десять нещадно рубил он пол в пятнадцатом номере собственной гостиницы, прежде чем удалось в многослойном настиле прорубить окно в тёмное пространство.      В этот миг все замерли в изумлении, а через несколько секунд вздрогнули. У хозяина пенсиона из рук выпал топор.      Взяв у полисмена потайной фонарь, Холмс лёг на живот, и заглянул в подпол. Осматривая подполье тщательным образом, он по пояс проник в дыру, в которую смог бы пролезть лишь ребёнок. Закончив осмотр, Холмс поднялся и, отряхнувшись, обрисовал фомкой примерную форму люка. Инспектор тоже осмотрел потайной лаз, с трудом проникнув в него по пояс, после чего Холмс дал команду рубить дальше. Но как только, обливающийся потом мистер Даполхор вновь взялся за топор, появился конюх Рудэр с двумя кольцами смотанных верёвок.      - Хозяин, эти две, вместе, будут не меньше ста футов, - пробурчал он.      - Возможно, хватит и одной, а может, и вообще... Мистер Даплхор, принесите керосиновую лампу.      - Зачем, мистер Холмс, ведь есть потайной фонарь?      - Ми-сте-р Да-пл-хор, - растягивая слова, проговорил Холмс, - там слишком темно, и поэтому, я прошу принести керосиновую лампу.      Растерянный и взмокший хозяин, поспешно удалился, кинув взгляд в поднебесье, беззвучно молясь.      - А вы Том, возьмите топор и расширьте окно,- при этом Холмс указал рукой на дыру, прорубленную в полу.      Взяв топор, конюх исподлобья глянул на инспектора, потом на Холмса, потом на дыру.      - Ну, рубить, что ли? - спросил он и, не дожидаясь ответа, ударил топором в пол.      Наблюдая со стороны, то за Холмсом, то за Хопкинсом я замечал, как инспектор Скотланд-Ярда несколько раз порывался в ходе расследования задать вопрос или вставить какую-нибудь реплику. Но каждый раз не решался это сделать. По мимике его лица читались различные состояния, от полного недоумения до неподдельного восхищения.      Вскоре появился хозяин пенсиона с керосиновой лампой. К этому моменту отверстие, вырубленное в полу, было достаточных размеров, чтобы в него мог свободно пролезть человек, правда, не имеющий излишков веса. Шерлок Холмс взял лампу, зажёг фитиль и поставил её недалеко от края вырубленной в полу дыры. Несколько поодаль от керосинки он поставил на пол потайной фонарь.      - Надо пройти по этому тайному ходу и найти выход-вход. Том, окажите нам услугу. Спуститесь в потайной ход и проверьте, куда он ведёт. Обвяжитесь верёвкой, так, на всякий случай.      - Хорошо сэр, - проворчал конюх и, обвязавшись, нехотя спустился в подпол.      Перед тем как с головой уйти в потайной лаз, он взял стоящую не далеко от края проруба керосиновую лампу, и уже чуть было не скрылся с ней под полом, как Холмс неожиданно окликнул:      - Подождите, Том! Пожалуй, чтобы не терять время, мы с доктором Уотсоном хотим успеть на последний поезд в Лондон, пойдите подготовьте экипаж. Мы попросим кого-нибудь другого пройти по проходу.      При этих словах все находившиеся в номере взглянули с изумлением на Холмса.      Если он собрался успеть на последний поезд в Лондон и уже сейчас посылает конюха запрягать, то это означает, что загадка уже разгадана. Но при всём этом, нам он, даже словом об этом не намекнул. Судя по разворачивавшейся здесь две минуты назад ситуации, казалось, не то что бы кому-то из нас, но и самому Холмсу не было всё ясно или, по крайней мере, он имел ещё большие сомнения, и вот буквально миг назад для него всё разрешилось. Зная моего друга уже более полутора десятка лет, я понимал, что он в данный момент на пике раскрытия. И как бы кто не старался его расспросить и вытянуть хоть какое-то пояснение, ничего бы не достиг. Тем более, в такие минуты лучше было к Холмсу не подступаться. Оставалось лишь выполнять его указания и быть немыми участниками.      Обдумывая ситуацию, я пытался определить, в какой момент для Шерлока Холмса клубок распутался, - ведь всё произошло у меня на глазах и, тем не менее, я этого важного момента не увидел. Но, как говорит Холмс: "Видел, но не наблюдал".      Когда конюх ушёл, Холмс нарушил немую сцену:      - Мистер Даплхор, пригласите сюда портье, хватит ему отсиживаться в вашем кабинете.      Не сказав ни слова, лишь вздохнув, хозяин удалился, жестикулируя кистями рук, по немому сетуя и поблёскивая влажными висками.      - Мистер Холмс, что случилось? Вы собрались в Лондон? Всё уже раскрыто?      - Нет дорогой Хопкинс, ещё не всё. Но мне стало ясно: конюх здесь не причём.      - Убей меня гром, не понимаю! Каким образом вы это решили?      Но, Холмс, вопроса Хопкинса, как будто не услышал.      - Инспектор, наступает заключительный момент, слушайте меня внимательно. Если я подам знак - дотронусь до вашей руки, то вы тут же окликните того, кто будет спускаться в потайной ход, сказав ему, чтобы, он обвязался верёвкой, для страховки, на случай если там окажется лабиринт. Когда он выглянет наружу, вы наденете на него наручники. Но только если я подам знак. Я подам его, если буду полностью уверен.      У Стэнли Хопкинса на секунду широко раскрылись глаза, но он, переборов недоумение, кивнул в знак согласия, ничего не спросив. По нему было видно, что его терзают муки непонимания.      Через несколько минут появились мистер Даплхор и портье Уилким. Увидев прорубленную в полу дыру, на лице портье выразилась растерянность и испуг как у напроказившего ребёнка.      - Хм, значит, в этом номере имеется потайной ход! - воскликнул он.      - Насколько он потайной мы ещё не знаем, - сказал Холмс,- хотим это сейчас выяснить, и просим вас выполнить одну нашу просьбу. Спуститесь, пожалуйста, в подпол, осмотрите его и попытайтесь найти выход-вход.      Портье растерянно взглянул на хозяина.      - Может послать Тома?      - Джек, дело в том, - оправдываясь, заговорил Даплхор, - что у мистера Холмса и доктора Уотсона возникла необходимость, им нужно успеть на последний поезд в Лондон. Я послал Тома запрягать.      - Мистер Уилким, - обратился Холмс к портье, - вы же видите, что мы не можем попросить мистера Даплхора. При его комплекции туда, в подпол, просто не пролезть.      - Ну что ж, раз мистер Холмс уезжает, не будем терять времени, - чуть оживившись, произнёс Уилким. - Да, действительно, не спускаться же туда самому хозяину! - Обведя глазами присутствующих, портье спустился в проруб.      - Возьмите лампу и молоток. Если найдёте выход, и он не будет открываться изнутри, начните стучать. По вашим ударам из недр мы попытаемся определить, где вы находитесь, и откроем потайную дверь, - дал последние указания Холмс.      Взяв молоток, Уилким потянулся за потайным фонарём. Вооружившись нехитрыми инструментами, портье взглянул на прощанье на свой костюм и со вздохом нырнул в подпол. В этот момент Холмс дотронулся до руки Хопкинса. Инспектор, вздрогнув и застыв лишь на мгновение, громко произнёс:      - Мистер Уилким, один момент. Обвяжитесь на всякий случай верёвкой, для страховки, вдруг там действительно окажется лабиринт.      Портье, как мне показалось, появился не сразу. Но, как только он, вынырнув, выложил на поверхность пола молоток и фонарь, Хопкинс, стоя уже на краю люка, ловко защёлкнул наручники на его запястьях. Встрепенувшись, Уилким взглянул на инспектора полными ужаса глазами.      - Что это значит, господа? - вымолвил он.      - Это значит, - заговорил Шерлок Холмс, - что вы арестованы по обвинению в убийстве Джоржа Пина и за соучастие в попытке ограбления банка, в Лондоне на Пэлл-Мэл в 1892 году.      - Это страшная ошибка, - произнёс упавшим голосом портье.      - Видите ли, мистер Уилким, а вернее сказать герр Роланд Штайгер...      У хозяина пенсиона открылся рот от изумления.      - Не было ещё случая за мою многолетнюю практику, чтобы я ошибся, давая сигнал к аресту, - твёрдо сказал Холмс и продолжил. - Мои принципы таковы: я многократно проверяю все факты и улики, и только на основании стопроцентной уверенности делаю окончательный вывод.      В этот момент появилась миссис Даплхор. Не успев что-либо сказать, она ахнула, увидев вырубленную в полу дыру и портье в наручниках. Потеряв дар речи, хозяйка прислонилась к косяку двери с широко раскрытыми глазами.      После недолгой паузы, вызванной замешательством миссис Даплхор, Холмс заговорил вновь, невозмутимо, как будто не прерывался.      - Ещё минут десять назад я подозревал двоих, конюха и вас, портье. Мистер Даплхор отпадает. С его комплекцией по туннелю не пройти. Конюх же мог знать о существовании потайного хода, так как работал здесь ещё при бывшем хозяине. Незадолго до вашего прихода, герр Штайгер, я просил Тома осмотреть подпол. Спускаясь в люк, он взял стоящую рядом керосиновую лампу, которую я поставил умышленно поближе. Этим он доказал свою невиновность. Вы же, не взяли стоящую рядом лампу, а потянулись за поодаль стоящим потайным фонарём. Почему вы не взяли лампу, а взяли фонарь, хоть это было неудобно? Потому что вы знаете, как выглядит тоннель. Стенки его покрыты мохнатой пылью, которая скопилась там за десятилетия, и если вы спуститесь туда с керосиновой лампой, то девяносто девять шансов против одного, что возникнет пожар, - воспламенится пыль, и вы сгорите там заживо. Вы знали это, потому как, уже бывали там. Об этом говорят и ваши глаза, сохраняющие ещё незначительные следы раздражения. Двигаясь по туннелю, вы завязали рот и нос платком, чтобы не задыхаться от пыли, не чихать и не кашлять. Глаза вы завязать не могли. Револьвер вы пышно укутали материей, по-видимому, большим полотенцем, дабы заглушить звук выстрела. Естественный звук сразу бы поднял тревогу. Жильцы соседних номеров его услышали бы и вас, как одного из работников пенсиона, сразу могли спохватиться. Например, помочь открыть дверь в номер или вызвать констебля. Пройти же по очень низкому тоннелю, вернуться незамеченным в свою комнату и придать себе надлежащий вид спавшего человека - быстро - невозможно.      Теперь об истории со шкафом в семнадцатом номере. В этом случае одна ножка шкафа стояла на люке. Люки, я говорю о них во множественном числе, так как они имеются во всех комнатах второго этажа, устроены так: под полом коридора этого этажа имеется проход, из которого в каждую комнату в районе входной двери есть люк. Место это выбрано не случайно. Пространство перед входной дверью всегда свободно. Так вот, люки, имея хитрые устройства, опускаются сначала параллельно полу, а потом сдвигаются в сторону. Опускание пола под ножкой шкафа, замечу, здесь явная ошибка злоумышленника, заранее не убедившегося, свободна ли поверхность люка, вызвало его сильный наклон. Отсюда открытие дверцы и выпадение содержимого полок.      Миссис Даплхор тихо ахнула от услышанного.      - Шум выпавших вещей напугал злоумышленника, и он, закрыв люк, как можно быстрее ушёл восвояси. Происшедшее оказалось тогда необъяснимым. Мотив - попытка воровства. Я правильно излагаю, мистер Штайгер? Если я где-то ошибусь, вы поправьте меня, - обратился Холмс к арестованному, который, не реагируя на его слова, сидел на краю люка, сверля глазами пол.      - Нижняя часть крышек люков со всех сторон шире верхней и перекрывает щели по периметру, не позволяя обнаружить пустое пространство под полом. Теперь мотив этого преступления. Портье устранил свидетеля его участия в попытке ограбления банка четыре года назад. Я уверен, это подтвердится в Скотланд-Ярде.      Инсценировка самоубийства была придумана несколько опрометчиво. Зачем человеку, решившему покончить счёты с жизнью, ехать для этого из Лондона в Девоншир, снимать гостиницу, заказывать завтрак на утро в номер, а потом стреляться в три часа ночи. Ведь уйти из жизни можно было без особых хлопот и в Лондоне. А зачем, скажите, Роланду Штайгеру ехать в колонии? Узнав от отца о тайне пенсиона, он решает покинуть Лондон, где его разыскивал Скотланд-Ярд. Он приезжает сюда и устраивается на работу в пенсион. Видимо зная, так же от отца, что о туннеле никому из здешних обитателей не известно, он решает разбогатеть, обворовывая богатых постояльцев. Делая это изредка и необъяснимым для непосвящённых образом, рассчитывал оставаться неуязвимым для правосудия.      Клерк Джордж Пин, остановившись случайно на ночлег в пенсионе, сталкивается здесь с Роландом Штайгером - портье, и узнаёт в нём одного из грабителей банка. Естественно, что и портье узнаёт в постояльце свидетеля событий четырёхлетней давности.      Джордж Пин, собираясь сообщить в полицию, но, по-видимому, не ранее чем на следующий день (в тот вечер был ливень), сделал вид, что не признал в портье грабителя. Он явно не рассчитывал на то, что ночь в пенсионе будет для него последней.      Удачно проверив (случай со шкатулкой) потайной ход, портье решает убрать свидетеля, инсценируя его самоубийство. Клерк волновался и чутко спал, так как не получил, обедая в ресторации, снотворного в напитке, как это было в остальных случаях. Портье почти не помогал в тот вечер за стойкой бара. Он был напуган, увидев свидетеля. Несмотря ни на что, глубоко ночью, он пошёл на преступление, предпочтя побегу убийство. Рассчитывал он на сильный шум дождя, но жертва услышала в последний момент убийцу. Вскочив, свидетель был тут же убит выстрелом в сердце. Это и объясняет, инспектор, почему выстрел был произведён с очень близкого расстояния, но не в упор.      Супружеская чета Даплхор владеет пенсионом уже пятнадцать лет, и столько же прошло лет, как семейство Штайгеров покинули эти места. Тогда Роланду было, если не ошибаюсь, лет двенадцать - тринадцать. За это время утекло много воды: сильно изменился выросший и повзрослевший Роланд Штайгер, да и обитателей здешних мест многих уж нет. Поэтому все эти годы сын бывшего хозяина жил здесь под другим именем, никем не узнанный. В этом его расчёт был верным. Это, пожалуй, всё, господа, - закончил своё повествование Шерлок Холмс.      На протяжении всего рассказа Холмса, арестованный так и не проронил ни слова, слушая пояснения, с опущенной на грудь головой, которые были, без сомнения, абсолютно верны. Но вот он поднял голову, и я увидел печать безысходного отчаяния на его лице: щёки были мертвенно-бледны, взгляд остекленел.      - Ну, дорогой Стэнли Хопкинс, - обратился мой друг к инспектору, - поздравляю вас с очередным раскрытием. Остальное всё за вами. Ну, а нам с доктором надо спешить на станцию. Надеюсь, экипаж уже готов.      Щёки инспектора порозовели, он был явно смущён сарказмом Холмса, тешившего, таким образом, своё некоторое тщеславие, скрывавшееся под его обычно сдержанной, наставительной манерой.      Буквально за полминуты до отправления, мы с Холмсом сели в вагон последнего поезда на Лондон.      - Не умереть бы с голоду, Уотсон, пока мы доберёмся до Бейкер-стрит. А я ещё надеялся успеть дать телеграмму миссис Хадсон, чтобы она к нашему приезду приготовила вкусный обед.      - Будем надеяться, что наша дорогая хозяйка догадается об этом сама. Холмс, если бы вы не заговорили об обеде, я возможно и не вспомнил, что не ел с самого раннего утра. А теперь я чувствую, как сосёт под ложечкой.      - Бытует мнение, что курение притупляет чувство голода. Давайте закурим, дорогой доктор, и до самой нашей квартиры, не будем вспоминать о еде.      Как только мы раскурили наши трубки, Холмс заговорил вновь:      - Вы знаете, Уотсон, о чём я сейчас подумал?      - Конечно, нет, - усмехнулся я.      - Я подумал о том: если бы этот Уилким-Штайгер, выстрелил клерку в упор и вложил в руку убитого закутанный в материю револьвер, то это могло показаться действительно как самоубийство, лишь с несколько причудливым исполнением. И тогда Хопкинс не пригласил бы меня, и убийца остался ненаказанным. Портье сделал верную ставку на тайну пенсиона, но он не рассчитывал, что будет приглашён Шерлок Холмс.      - Холмс! Ну, Холмс! - воскликнул я, глядя на лукавую улыбку моего друга.            Глава 6            Уже ближе к полуночи, когда, поев и разморившись в креслах от бренди и тепла, мы попыхивали трубками, наслаждаясь уютом нашей гостиной, в которой весело потрескивал камин, а за окном по-прежнему бушевала стихия, я спросил Холмса:      - Что же вас твёрдо убедило в том, что нужно вскрывать пол?      - Ах, Уотсон. На эту мысль меня наводили многие детали. Во-первых, крупные, плотные хлопья пыли. Под кроватью и в углах я пыли не обнаружил, - значит, убирали добросовестно. Откуда тогда такая специфическая пыль? Во-вторых, расстояние от пола до подоконника было несколько меньше обычного. На первом этаже, расстояние от верхней кромки окна до потолка, разнилось с архитектурными пропорциями. Создавалось впечатление, что на первом этаже потолок опущен, а на втором приподнят пол. Вы видели, как я возвращал ключ портье. Это был ключ от номера три, он находится под пятнадцатым. Это чем-то напомнило мне дела, которые вы, дорогой доктор, описали и озаглавили когда-то как "Подрядчик из Норвуда" и "Знак четырёх". Там, помните, разнилась длинна коридоров, на первом этаже он был длиннее, чем на втором. Во втором деле, высота дома и сумма высот внутренних помещений не совпадала. Таким образом был найден потайной чердачок. Пойдём далее: случай со шкатулкой, и случай с вывалившимися из шкафа вещами. Последний случай навел меня на мысль об устройстве люков, которые не могли обнаружить.      Вот, скажите Уотсон, зачем Хансу Штайгеру при реконструкции нужно было проделать этот тоннель? А может, он только усовершенствовал уже имеющийся? Я думаю, что этот тайный ход, открывающийся лишь изнутри, служил для неблаговидных целей. И если это так, то выходит, что у трёх поколений Штайгеров рыльце в пушку. И этот, последний Штайгер - яблоко недалеко укатившееся от яблони.      - А почему вы попросили удалить хозяйку и обслуживающий персонал подальше?      - Я хотел устроить так, чтобы портье не узнал раньше времени о том, что мы догадываемся о существовании потайного хода и вскрываем пол. Если бы я попросил удалить лишь одного портье, то женщины могли ему сообщить о наших действиях без всякой задней мысли, - лишь из желания посудачить. И тогда у портье появилась бы возможность обдумать всевозможные для него последствия. Хоть я и не давал ни малейшего намёка на подозрение в его адрес, всё же, кто знает, насколько он подозрителен и умён. Поняв, что я иду в правильном направлении, портье мог бежать, дабы не испытывать судьбу. Когда же он увидел вскрытый пол, то, ни времени на раздумья, ни возможности бежать у него уже не было.      - А если предположить, что портье догадался бы и взял лампу?      - Тогда, дорогой доктор, следствие потребовало бы немного больше времени, пришлось бы заночевать в пенсионе и разыскать вход в туннель. Я уверен, что он находится не далеко от комнаты портье, так как последний умудрялся проникать в него и возвращаться в свою комнату незамеченным. Предпринять ещё что-нибудь. Но, мой эксперимент с керосиновой лампой удался. В таких делах требуется некоторая доля фантазии, и как вы видели, это окупается.      - Холмс, ваше поразительное умение замечать всевозможные мелкие детали, незаметные неискушённому глазу, делать скрупулёзные наблюдения, чему я не раз был свидетель, и на этой основе строить точные выводы, не оставляют преступникам ни единого шанса.      - Спасибо, Уотсон, спасибо. Вы, право, слишком уж высоко расцениваете мои скромные возможности.      - Ну, не скромничайте, не скромничайте, Холмс. Вы же прекрасно знаете, что сейчас, в конце девятнадцатого века, вряд ли найдётся кто-то, кто сможет конкурировать с сыщиком-консультантом с Бейкер-стрит.      Взглянув на моего друга, я заметил сквозь клубы табачного дыма, как тень растроганности слегка коснулась его лица. Мне подумалось: "Ещё одно дело великого сыщика ушло в прошлое. И, когда я запишу его, то, по просьбе Холмса, оно будет отлёживаться сколько-то лет, на дне сейфа вместе со многими другими записями о приключениях моего друга, чтобы не повредить репутации пенсиона "Вальдберг", имеющего этот злосчастный потайной тоннель".      И вновь, на смену нашим смолкнувшим голосам, в гостиной вступила в свои права тёплая, уютная тишина, отчасти поделившая власть с потрескивающим камином и барабанящим за окном дождём.            К О Н Е Ц            Эпилог            Закончив читать рукопись, я неподвижно сидел какое-то время, оставаясь в плену непонятного впечатления. Я вдруг подумал: "Может это один из тех рассказов Уотсона, который входил в число записей дел, хранившихся в банке "Кокс и К'" на Чарринг-кросс? Ведь в последних строках упоминает какой-то сейф! Каким-то образом рассказ был изъят и таким необычным способом пущен по миру? А может, это сделал сам Уотсон, так, шутки ради? А возможно, это только подражание? Как бы там ни было, автор этого рассказа или способа - явно оригинал".      Неожиданно я вспомнил P.S. и ощутил лёгкое дуновение гордости. Я же "написал" новое приключение Шерлока Холмса, согласно постскриптуму, в котором спасителю рукописи присваивается авторство.      Я мысленно стал благодарить деда с блошиного рынка и вспоминать, как торговался с ним не желая покупать коробку "хлама". И тут меня обожгла одна догадка: "Стрэнд мэгэзин" - "Стрэнд"! Это же британский журнал, который первым поведал о Шерлоке Холмсе! Может быть, не случайно именно в нём спрятали рукопись? А у меня оставалось ещё несколько не просмотренных старинных журналов! А что если в одном из них?...