Курт Воннегут. А кто я теперь?
     
     
     ----------------------------------------------------------------------------
     Перевод М. Ковалевой
     Курт Воннегут. "Колыбель для кошки"
     Кишинев, "Литература артистикэ", 1981.
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
     ----------------------------------------------------------------------------
     
     "Клуб Парика и Маски" - наш любительский театральный кружок в Северном Кроуфорде - единогласно решил поставить этой весной "Трамвай "Желание" Теннесси Уильямса. Дорис Сойер у нас всегда была за режиссера, но на этот раз заявила, что ничего не получится - у нее серьезно больна мать.
     Вот и вышло, что эту руководящую должность навязали мне, хотя до сих пор мне приходилось руководить только рабочими, устанавливающими комбинированные алюминиевые рамы со ставнями, которые я продавал.
     Конечно, я поставил кое-какие условия, когда брался за режиссерскую работу, и самое главное, что Гарри Нэш - единственный стоящий актер в нашем кружке - взял ту роль, которую в кино играл Марлон Брандо. Когда распределяли роли, Гарри отсутствовал, и я не знал, возьмется он за эту роль или нет. Он вообще никогда не приходил на наши собрания. Стеснялся. Не то чтобы он пропускал собрания из-за каких-то там дел. Женат он не был и вообще с женщинами не знался - да и среди мужчин у него друзей не было. Просто он избегал всяких сборищ по одной причине: он не мог двух слов связать без готового текста.
     Так что пришлось мне на другой день тащиться в скобяную лавку Миллера - Гарри у него работает продавцом - и просить его согласия. По дороге я заглянул на телефонную станцию - они мне прислали счет за разговор с Гонолулу, а я в жизни своей не звонил в Гонолулу.
     Там я и увидел эту красавицу в первый раз. Она сидела за окошечком. И она мне объяснила, что телефонная компания поставила машину-автомат для выписывания счетов, но пока эту машину не отладили как следует и она что-то пошаливает. Она приехала недавно - привезла эту машину и должна была обучить местных девушек с ней управляться.
     - А вы к нам надолго? - спросил я.
     - В каждом городе я живу месяца по два, сэр.
     Глаза у нее были синие, прелестные глаза, только ни надежды, ни любопытства в них не было, ни проблеска. Она мне сказала, что так вот и странствует из города в город уже два года - всегда и всем чужая.
     И тут мне пришло в голову, что ведь она может сыграть Стеллу в нашей пьесе. Стелла - это жена того типа, которого играет Марлон Брандо, жена человека, чью роль я хотел поручить Гарри Нэшу. Я объяснил ей, когда и где у нас назначены актерские пробы, и прибавил, что своим приходом она осчастливит наш коллектив.
     Она так удивилась, что даже немного ожила.
     - Знаете, ведь мне первый раз в жизни предлагают принять участие в каком-то общем деле.
     - Что же, - сказал я, - лучший способ сразу познакомиться со славными людьми - это сыграть с ними в одной пьесе.
     Она сказала, что ее зовут Элен Шоу. Сказала, что сделает сюрприз мне и себе самой. Может, просто возьмет да и придет.
     Вы, наверно, думаете, что Гарри Нэш уже оскомину набил всему Северному Кроуфорду, играя чуть ли не в каждой пьесе. Совсем наоборот: не исключено, что Северный Кроуфорд до скончания веков будет с удовольствием смотреть на Гарри Нэша, потому что на сцене он никогда не был Гарри Нэшем. Когда в спортивном зале средней школы взвивался вверх малиновый занавес, Гарри и телом и душой превращался в того человека, которого выдумал и создал режиссер.
     Как-то кто-то заметил, что надо бы Гарри показаться психиатру: пора бы ему стать более интересным, ярким и в жизни - тогда он, по крайней мере, хоть женится, а может, и работу себе подыщет получше, чем у Миллера за пятьдесят долларов в неделю.
     Когда я зашел к Миллеру и сказал Гарри, что меня назначили режиссером и я хочу дать ему роль, он спросил, как обычно, когда ему кто-нибудь предлагал роль, и по правде сказать, это был грустноватый вопрос:
     - А кто я теперь?
     Актерские пробы я проводил, как всегда, в зале собраний на втором этаже нашей Публичной библиотеки. Дорис Сойер. - наш постоянный режиссер - пришла поделиться со мной своим богатым опытом. Мы с ней вдвоем важно восседали наверху, а те, кто претендовал на роли, ждали внизу.
     Чтобы доставить удовольствие Гарри - да и самим себе тоже, - мы попросили его читать сцену, где он бьет свою жену. И он так за это взялся, что мы будто увидели новую сцену, которой у Теннесси Уильямса и в помине не было. На Гарри был коротенький двубортный пиджачок, как у выпускника средней школы, со складочкой на спине, и крохотный галстучек красного цвета с лошадиной головкой. Он снял пиджак и галстук, расстегнул воротник, повернулся спиной к нам с Дорис - это он накачивал себя, чтобы войти в роль. И рубашка на спине у него лопнула - хотя с виду она была совершенно новая. Это он ее нарочно порвал, чтобы с самого начала еще больше походить на Марлона Брандо.
     Когда он обернулся к нам, это уже был широкоплечий красавец, самоуверенный и жестокий. Дорис подавала реплики за Стеллу, его жену, и Гарри так ее закрутил, что эта очень-очень старенькая леди почувствовала себя очаровательной беременной девчонкой, чей муж, необузданный, как горилла, вот-вот расшибет ей голову. А с нее это и на меня перекинулось. Я читал за Бланш - по пьесе это сестра Стеллы, - и провалиться мне, если Гарри не нагнал на меня такого страху, что мне показалось, будто я сам стал пьяненькой и увядшей красавицей южанкой.
     И пока мы с Дорис приходили в себя, словно просыпаясь после наркоза, Гарри положил на стол пьесу, натянул пиджачок и снова превратился в бледного продавца из скобяной лавки.
     - Ну как... как я, справился? - спросил он, и сразу было видно, что он вовсе не уверен, дадут ему эту роль или нет.
     - Что ж, - сказал я. - Для первого раза не так уж плохо.
     - Спасибо! Большое спасибо, - сказал он, пожимая мне руку.
     - Скажите, вы там, внизу, не видели красивую девушку, новенькую? - спросил я. Я ждал Элен Шоу.
     - Не заметил, - сказал Гарри.
     Но оказалось, что Элен Шоу пришла-таки на репетицию и вдребезги разбила наши с Дорис надежды. Мы мечтали, что наш "Клуб Парика и Маски" в кои-то веки выпустит на сцену по-настоящему красивую, взаправду молодую девушку вместо очередной видавшей виды сорокалетней особы, которую приходится всеми правдами и неправдами выдавать за девчонку.
     Во Элен Шоу играть не могла даже под страхом смерти. Что бы мы ей ни давали читать, она оставалась той же барышней, с той же самой улыбкой наготове для каждого, кто придет жаловаться на телефонные счета.
     - Милая, - сказала Дорис, - я хочу задать вам один интимный вопрос.
     - Пожалуйста, - сказала Элен.
     - Вы когда-нибудь были влюблены? - спросила Дорис. - Я только потому спрашиваю, - добавила она, - что воспоминание о любви могло бы вас согреть, оживить...
     Элен сдвинула брови и глубоко задумалась.
     - Вы знаете, я ведь все время в разъездах. И там, где я бываю по службе, все мужчины уже женаты, а я нигде не задерживаюсь надолго и ни с кем другим познакомиться не успеваю.
     - Ну а в школе? - спросила Дорис. - Разные там обожатели и детские влюбленности, а?
     Элен и над этим вопросом глубоко задумалась и сказала:
     - А мне и в школе приходилось то и дело переезжать. Папа у меня строитель, он все время ездил со стройки на стройку, так что я то с кем-то здоровалась, то прощалась - и все.
     - Да-а, - сказала Дорис.
     - А кинозвезды не в счет? - спросила Элен. - Нет, конечно, не взаправду, Я никого не видела - только на экране...
     Дорис взглянула на меня, потом на потолок.
     - Да-а, пожалуй, можно считать, что это тоже любовь. Тут Элен несколько оживилась:
     - Я по многу раз смотрела фильмы про любовь и мечтала, что выхожу замуж за героя.
     - Угу, - сказала Дорис.
     - Большое спасибо, мисс Шоу, - сказал я. - Пройдите вниз и подождите вместе со всеми. Мы вас вызовем.
     Пришлось искать другую Стеллу. Но не было такой - просто не было в нашем клубе ни одной такой женщины, с которой бы жизнь не стряхнула утреннюю росу. Я вздохнула
     - Одна сплошная Бланш! - то есть я хотел сказать, что у нас полно увядших женщин, которые могут сыграть роль Бланш, потрепанной сестры Стеллы. - Такова жизнь: двадцать Бланш на одну Стеллу.
     - А когда находишь Стеллу, - сказала Дорис, - обнаруживается, что она понятия не имеет о любви.
     Мы с Дорис решили, что надо попробовать последнее средство. Надо заставить Гарри Нэша сыграть эту сцену с Элен.
     - Может, он сумеет зажечь ее хоть чуть-чуть, - сказал я.
     - Эта девушка - негорючий материал, - ответила Дорис.
     Мы крикнули Элен, чтобы она поднялась к нам, и послали кого-то разыскивать Гарри. На пробах - и даже на репетициях - Гарри никогда не оставался со всеми. Как только кончались его реплики, он мгновенно скрывался в какое-нибудь убежище, откуда ему было слышно, если позовут.
     Элен поднялась к нам наверх, и тут мы с удивлением увидели, что она вся в слезах, - стало ужасно ее жалко.
     - Господи, - сказала Дорис, - да что же это, милочка, что случилось?
     - Ужасно, правда? - сказала Элен, не поднимая головы.
     Дорис ответила единственной фразой, которой утешают в таких случаях расстроенных актеров-любителей:
     - Ну что вы, дорогая, вы... вы чудесно сыграли.
     - Ничего подобного, - сказала Элен. - Я ходячий холодильник, сама знаю. - Она расплакалась еще горше. - А что я могу поделать, если у меня такая жизнь? Я только и знала, что мечтать о кинозвездах, как идиотка. А когда я встречаю славного человека в жизни, я вдруг чувствую, словно меня посадили под стеклянный колпак, и, как бы я ни рвалась, мне даже и дотянуться до этого человека нельзя.
     И Элен оттолкнула что-то, словно и вправду ее окружал стеклянный колпак.
     По лестнице кто-то гулко затопал. Похоже было, что водолаз выбирается из бездны в своих ботинках, подкованных свинцом. Это Гарри Нэш на ходу превращался в Марлона Брандо. Вот он показался в дверях - руки у него свисали чуть не до самого пола. Он уже настолько вошел в роль, что при виде плачущей женщины презрительно скривил губы.
     - Гарри, познакомьтесь, пожалуйста, - сказал я, - это Элен Шоу. Элен - Гарри Нэш. Если вы будете играть Стеллу, он будет вашим мужем.
     Гарри и не подумал пожать ей руку. Он сунул руки в карманы, набычился и окинул ее с ног до головы таким взглядом, будто сразу содрал с нее всю одежду. Слезы у нее высохли в мгновение ока.
     - Хотелось бы, чтобы вы сыграли сцену ссоры, - сказал я. - А потом - сцену примирения.
     - Идет, - сказал Гарри, не спуская глаз с Элен. От этого взгляда одежда на ней испарялась так быстро, что она и. прикрыться не успевала. - Идет, если Стелл не будет ломаться.
     - Что? - сказала Элен.
     Она стала красная, как помидор.
     - Стелл - Стелла, - бросил Гарри. - Это вы - Стелл, моя жена.
     Я раздал им тексты. Гарри выхватил у меня роль и "спасибо" не сказал. У Элен руки что-то не слушались, и мне пришлось вложить тетрадь в ее онемевшие пальцы. -
     - Что тут можно выбросить? - спросил Гарри.
     - Что? - я не понял.
     - Тут в одном месте написано, что я выбрасываю из окна приемник, - сказал Гарри. - Что бросать?
     Я сказал, что приемником будет железное пресс-папье, и открыл окно пошире. Элен Шоу перепугалась до смерти.
     - Откуда начинать? - спросил Гарри, повел плечами, и мышцы у него заходили ходуном, как у боксера, разминающегося перед боем.
     - Начните на несколько реплик раньше того места, где вы бросаете приемник, - сказал я.
     - О-кэй, о-кэй, - сказал Гарри, а сам все раскалялся, раскалялся. Он пробежал глазами ремарки. - Так-так, - сказал он. - Я выброшу приемник, она побежит за сцену, я ее догоню и врежу ей разок.
     - Верно, - сказал я.
     - О-кэй, детка, - сказал он Элен, и глаза у него сузились в щелки. - На старт! Внимание, крошка! Пошли!
     Когда сцена кончилась, Элен Шоу была вся в поту, как портовый грузчик, и обмякла, как угорь без воды. Она села, приоткрыв рот, и голова у нее свесилась набок. Разлетелся вдребезги тот стеклянный колпак, под которым она чувствовала себя в целости и сохранности. Какой там колпак!
     - Даешь роль или нет? - зарычал на меня Гарри.
     - Даю, - сказал я.
     - Давно бы так, - проворчал он. - Ну, я пошел... До скорого, Стелла, - бросил он Элен и вышел, изо всех сил грохнув дверью.
     - Элен? - позвал я. - Мисс Шоу?..
     - M-м? - сказала она.
     - Вы будете играть Стеллу, - сказал я. - Это грандиозно!
     - Да? - сказала она.
     - Не знала, что в вас столько огня, милочка, - сказала Дорис.
     - Огня? - повторила Элен. По-моему, она еще не соображала, что под ней - стул или мустанг.
     - Ракета! Фейерверк! Ведьмино колесо! - сказала Дорис. И вот мы начали репетировать по четыре раза в неделю. В первую же репетицию Гарри с Элен задали такой темп, что измотали всех участников, хотя те были увлечены как никогда. Обычно режиссер ходит и умоляет всех учить роли, но мне об этом заботиться не приходилось. Гарри и Элен работали так здорово, что все остальные считали делом чести и совести поддержать их, и старались вовсю.
     Мне здорово повезло - по крайней мере, я так считал. Все шло блестяще, с такой отдачей и накалом, что как-то мне пришлось сказать Гарри и Элен после одной любовной сцены:
     - Знаете, оставьте хоть немного про запас. А то вы оба до премьеры не дотянете, понятно?
     Я это сказал на четвертой или пятой репетиции, и рядом со мной в зале сидела Лидия Миллер - она играла Бланш, увядшую сестрицу. В жизни она была женой Верна Миллера. Берн - владелец миллеровских скобяных лавок и хозяин Гарри.
     - Лидия, - спросил я. - Ну как, есть спектакль?
     - Спектакль-то есть, это точно, - ответила она. Но она сказала это с таким выражением, будто я натворил Бог знает что, будто я ужасный преступник. - Можете гордиться.
     - Что вы хотите сказать? - спросил я. Мне-то казалось, что я вправе радоваться и гордиться. - Разве что-то происходит за моей спиной?
     - А вы не заметили, что эта девушка влюблена в Гарри?
     - По пьесе? - спросил я.
     - Причем тут пьеса! - сказала Лидия. - Вы только посмотрите на нее - сейчас-то никакого спектакля нет. - Она невесело усмехнулась. - Эту пьесу ставите вовсе не вы.
     - А кто же? - спросил я.
     - Мать-природа, и она уж спуску не даст, - сказала Лидия. - Только подумать, что станется с бедной девочкой, когда она поймет, какой Гарри на самом деле. - Но она сразу же поправила себя: - То есть поймет, что он - никакой.
     Я вмешиваться не стал - решил, что не мое это дело. Я слышал, как будто Лидия пыталась что-то предпринять, только ничего у нее не вышло.
     - Знаете, - сказала Лидия Элен однажды вечером, - я как-то играла Энн Рутледж, а Гарри был Авраамом Линкольном.
     Элен всплеснула руками.
     - Это был рай, да?
     - Более или менее, - сказала Лидия. - Порой я настолько увлекалась, что любила Гарри так, как Энн должна была любить Авраама Линкольна. Приходилось себя одергивать, вспоминать, что Гарри никогда в жизни не будет освобождать рабов и что он всего-навсего продавец в лавке моего мужа.
     - Он самый изумительный человек на свете, - сказала Элен. - Я никогда таких не встречала.
     - Но, конечно, когда играешь вместе с Гарри, нужно заранее быть готовой к тому, что случится после окончания последнего спектакля, - сказала Лидия.
     - О чем вы говорите? - спросила Элен.
     - Когда представление окончено, - сказала Лидия, - то все, что вы там себе ни выдумали про Гарри, - все исчезает как сон.
     - Не верю, - сказала Элен.
     - Знаю, что поверить трудно, - согласилась Лидия.
     Тут Элен вдруг обиделась.
     - А зачем вы это рассказываете мне? - спросила она. - Даже если это чистая правда, мне-то какое дело?
     - Я... я не знаю, - Лидия явно пошла на попятный. - Мне... просто показалось, что вам это будет интересно.
     - Ни капельки, - сказала Элен.
     И вот подошла премьера. Мы показывали спектакль три вечера подряд - в четверг, пятницу и субботу, и все зрители были прямо-таки сражены наповал. Они ловили каждое слово, верили всему, что происходило на сцене, и когда малиновый занавес пошел вниз, их можно было тепленькими везти в желтый дом следом за Бланш, увядшей сестрицей.
     В четверг девушки из телефонной компании прислали Элен двенадцать алых роз. Элен вышла на вызовы к краю сцены, взяла розы и выбрала одну - для Гарри. Но когда она обернулась и протянула ему розу, Гарри уже исчез. Это была дополнительная сценка под занавес - девушка, протягивающая розу никому, в никуда.
     Я пробежал за кулисы, отыскал ее - она все еще сжимала в руке эту розу. Букет она куда-то забросила. В глазах у нее стояли слезы.
     - Что я ему сделала? - спросила она меня. - Разве я его чем-нибудь обидела?
     - Да нет, - сказал я. - Это у него такая манера. Как только спектакль кончается, Гарри удирает со всех ног.
     - А завтра он тоже исчезнет?
     - Не снимая грима.
     - И в субботу? - спросила она. - Он же должен остаться на банкет - банкет ведь для всей труппы?
     - Гарри в жизни не ходил на банкеты, - сказал я. - После того, как дадут занавес в субботу, никто не увидит Гарри до понедельника, когда он придет на работу в свою лавку.
     - Какая жалость! - сказала она.
     В пятницу Элен играла намного хуже, чем в четверг. Видно было, что она думает о чем-то другом. Она видела, как Гарри убежал после поклонов. И не сказала ни слова.
     Зато в субботу она превзошла самое себя. Как правило, темп задавал Гарри. Но в субботу ему пришлось поднажать, чтобы угнаться за Элен.
     Когда занавес опустился после всех вызовов, Гарри собирался смыться, но ничего не вышло. Элен не отпускала его РУКУ.
     - Ну, мне пора идти, - пробормотал он.
     - Куда? - спросила Элен.
     - Э-э... домой, - сказал он.
     - Прошу вас, пожалуйста, пойдемте со мной на банкет, - сказала Элен.
     Гарри ужасно покраснел.
     - Боюсь, что для банкетов я не гожусь, - сказал он.
     Куда девался Марлон Брандо! Язык его не слушался, сам он стал робким и перепуганным - словом, он стал тем Гарри, каким всегда был в промежутках между пьесами, - и это знал весь город.
     - Хорошо, - сказала она. - Я вас отпущу. Но сначала дайте мне одно обещание.
     - Какое? - спросил он, и я подумал, что если она сейчас отпустит его руку, он выскочит в окно.
     - Я хочу, чтобы вы обещали подождать здесь, пока я принесу вам подарок.
     - Подарок? - повторил он, окончательно впадая в панику.
     Он дал слово. Без этого она бы не отпустила его руку. И он с несчастным видом стоял на месте, пока Элен ходила в гримерную за подарком. Пока он дожидался, все подходили и подходили к нему, повторяя, что он замечательный актер. Но поздравления его не радовали. Он хотел одного - выбраться отсюда, и поскорее.
     Элен вернулась с подарком. Она принесла маленькую синюю книжечку с широкой алой лентой вместо закладки. Это был Шекспир - "Ромео и Джульетта". Гарри не знал, куда деваться. Бму удалось выдавить из себя только "спасибо".
     - Я тут отметила мою любимую сцену, - сказала Элен.
     - М-м-м, - сказал Гарри.
     - Вы не хотите посмотреть, какую сцену я больше всего люблю? - спросила она.
     Пришлось Гарри открыть книжку там, где была алая лента. Элен подошла к нему совсем близко и прочла слова Джульетты:
     "- Зачем ты здесь и как сюда проник? Ограда неприступно высока, за ней же - смерть, коль кто-то из родных тебя узнает".
     Она показала на следующую строчку:
     - Ну-ка, взгляните, что отвечает Ромео.
     "- Крылатая любовь перенесла меня через ограду, - громко прочел он своим обычным, будничным голосом. Но вдруг он весь преобразился: - Для любви нет стен неодолимых; любовь - всегда дерзанье, и она преград не знает. Всей твоей родне меня не удержать", - прочел он и выпрямился и стал на восемь лет моложе, стал смелым и радостным.
     "- Но если они тебя увидят - то убьют", - сказала Элен и потихоньку повела его за кулисы.
     "- Увы! Твои глаза опасней сотни шпаг", - сказал Гарри.
     Элен повела его к служебному выходу.
     "- Взгляни поласковей, и все враги на свете со мной не сладят", - сказал Гарри.
     "- Я все бы отдала, чтобы они тебя не увидали", - сказала Элен, и это были последние слова, которые до нас донеслись.
     На банкет они не пришли. Через неделю они поженились.
     Видно было, что они очень счастливы, хотя по временам проскальзывало что-то странное - все зависело от пьесы, которую они читали вместе в это время. Как-то я зашел в телефонную контору - машина опять выписывала идиотские счета. Я спросил Элен, какие пьесы они с Гарри читали в последнее время.
     - На этой неделе я была замужем за Отелло, меня любил Фауст и похищал Парис. Скажите, разве я не самая счастливая женщина на свете?
     Я сказал, что тоже так думаю и что большинство девушек в нашем городе думают то же самое.
     - Им никто не мешал, - сказала она.
     - Многие не вынесли бы остроты ощущений, - сказал я. Потом добавил, что меня просили поставить еще одну пьесу. Я спросил, можно ли пригласить ее и Гарри. Она ослепительно улыбнулась и спросила:
     - А кто мы теперь?