ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
     
     ВРЕМЯ ГЛАЗА
     
     перевод М. Левина
     
     
     На третьем году смерти я повстречал Пиретту. Совершенно случайно-она жила в комнате на втором этаже, а мне разрешали выходить на первый этаж и в солнечный садик. И таким странным это казалось, что мы встретились вообще, в ту первую, самую важную встречу - она была там с того времени, как ослепла, с 1958 года, а я был один из тех стариков с молодыми лицами, кого пережевал и выплюнул Вьетнам.
     В Доме было не так уж неприятно, если, конечно, не замечать высокую стенку вокруг и материнскую заботу миссис Гонди, тем более я знал: когда туман пройдет и мне снова захочется говорить с людьми, меня выпустят.
     Но то было делом будущего.
     Я не ждал этого дня и не искал убежища от него в надежной размеренности жизни Дома. Я жил призрачной жизнью среди медицинской заботы; мне сказали, что я болен, но я-то знал, что мертв. Какой смысл меня лечить?
     А с Пиреттой было по-другому.
     Пиретта - фарфоровое личико с голубыми, как мелководье, глазами и постоянно чем-то занятые шевелящиеся руки.
     Я уже сказал, что встретил ее случайно. В те времена, которые она называла "Время Глаза", она становилась беспокойной, и однажды смогла ускользнуть от своей мисс Хэзлет.
     А я гулял по нижнему коридору, сцепив за спиной руки и глядя под ноги, когда она быстро сбежала по винтовой лестнице.
     У этой лестницы я много раз останавливался и глядел, как скребут каждую ее площадку и каждую ступеньку женщины с болезненными лицами. Казалось, что они по этим ступенькам спускаются в ад, заметая за собой следы. Вечно с белыми прямыми волосами, похожими на старое сено, они скребли лестницу с методической жестокостью, ибо это было их последнее занятие вплоть до самой могилы, и терли ее мылом и поливали водой. А я смотрел, как они ступенька за ступенькой сходят в ад.
     Но в этот раз там не было поломоек на коленях.
     Я слышал, как она идет вдоль стенки, как ее беспокойные пальцы бегут по деревянным панелям, и немедленно почувствовал: слепа.
     И эта слепота - не просто потеря зрения.
     Что-то в ней было такое, что-то эфемерное, что тут же отозвалось в моем мертвом сердце. Я смотрел, как она плавно спускается, как бы в ритме безмолвной музыки, и моя душа потянулась к ней.
     -Могу я вам помочь? - спросил я вежливо издали. Она остановилась и повела головой, как прислушивающаяся полевая мышь.
     -Нет, спасибо,-ответила она самым благорасположенным тоном. - Я вполне сама могу о себе позаботиться, благодарю вас. Вон до той особы,-она мотнула головой вверх, откуда пришла, - никак это, похоже, не дойдет.
     Она прошла оставшиеся ступеньки и ступила на безворсовую дорожку пола. Там она остановилась и тяжело перевела дыхание, будто только что успешно завершила какое-то трудное и дерзкое предприятие.
     - Меня зовут... - начал было я, но она прервала меня, коротко фыркнув, и я закончил: - Меня зовут: "Эй, ты!"
     Она очаровательно усмехнулась:
     - В именах мало смысла, вы согласны?
     В ее голосе звучала такая убежденность, что не согласиться было бы трудно. И я сказал:
     - Полагаю, вы правы.
     Она еще раз хихикнула и пригладила волосы.
     - Несомненно, они куда как бессмысленны.
     Очень странная получилась беседа - по нескольким причинам. Во-первых, в ее разговоре была какая-то сложная разорванность, которая все же показалась мне очень рационалистичной; во-вторых, она была первой, с кем я заговорил за все те два года и три месяца, что прожил в Доме.
     Я почувствовал родство наших с ней душ и поторопился эту связь закрепить.
     - И все-таки, - зашел я с другой стороны, - человеку приходится как-то называть другого человека. - Я набрался храбрости и продолжал:-Особенно...-я сглотнул, - если этот другой ему нравится.
     Она раздумывала долгую секунду - одна рука попрежнему на стенке, другая на белом пятне горла.
     - Если вы настаиваете, - ответила она, подумав, - меня зовут Пиретта.
     - Это ваше имя? - спросил я.
     - Нет, - ответила она, и я уже знал, что мы будем друзьями.
     - Тогда зовите меня Сидни Картон, - высказал я давно подавляемое желание.
     - Хорошее имя, если вообще бывают хорошие имена. -Я кивнул. Потом, сообразив, что она не слышит кивка, я каким-то односложнымзвуком выразил, как я доволен тем, что ей оно понравилось.
     - Не хотите ли посмотреть сад? - галантно спросил я.
     - С вашей стороны это очень мило, - ответила она слегка иронично, - но я, как видите... совсем слепа. Я подхватил ее игру:
     - В самом деле? Я, честное слово, не заметил.
     Пиретта взяла меня под руку, и мы пошли по коридору к створчатой двери в сад. Я услышал, что кто-то идет по лестнице, и тут же ее пальцы сжались на моей руке.
     - Мисс Хэзлет, - выдохнула она. - Выручайте!
     Я понял, что она хочет сказать. Ее сторож. Очевидно, ей не разрешается сходить вниз и сиделка сейчас ее разыскивает. Но я не мог допустить расставания теперь, когда я только что ее нашел.
     - Доверьтесь мне, - шепнул я, уводя ее в боковой коридор.
     Там я заметил чулан для веников и мягко подтолкнул Пиретту в прохладную и влажную темноту. Тихо закрыв за нами дверцу, я стоял так близко к ней, что слышал ее частое поверхностное дыхание. Мне это напомнило Вьетнам, часы перед рассветом, когда даже спящие с дрожью и ужасом ждали того, что должно было произойти. Она была испугана. Я держался близко к ней, хотя и не намеренно, и ее рука обвилась вокруг моего пояса. Мы стояли совсем рядом, и впервые за два года во мне заговорили какие-то чувства; но здесь думать о любви... как это глупо. Я ждал вместе с ней, запутавшись в саргассах противоречивых чувств, а тем временем мисс Хэзлет прошла мимо.
     И потом, мне показалось, через секунду, те же шаги прошлепали обратно - назойливые, размеренные, возбужденные.
     - Ушла. Можем теперь пойти посмотреть сад, - сказал я и тут же захотел откусить себе язык. Смотреть Пиретта не могла ни на что, но я не стал исправлять ошибку. Пусть думает, что я не заметил, как задел больное место. Так будет лучше.
     Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Только старый Бауэр шаркающей походкой шел через холл спиной к нам. Я вывел ее наружу, и она, как ни в чем не бывало, снова взяла меня под руку.
     - Как мило с вашей стороны, - сказала Пиретта, сжимая мой бицепс.
     Мы прошли через створки двери и вышли в сад.
     В воздухе держался мускусный запах осени, и хруст листьев под ногами казался очень уместным. Холодно не было, но она льнула ко мне с какой-то безнадежностью, как будто по необходимости, а не по склонности. Я не думал, что это из-за слепоты; я был уверен, что при желании она прошла бы по этому саду без всякой помощи.
     Мы шагали по аллее, и Дом на мгновение скрылся из виду, заслоненный аккуратно выровненной живой изгородью. Довольно странно: не было ни служителей, скользящих между изгородями, ни других "гостей", любующихся пустыми глазами на дерн дорожек.
     Скосив глаза на профиль Пиретты, я восхитился его точеными чертами. Может быть, слишком острый подбородок чуть сильнее, чем нужно, выдавался вперед, зато высокие скулы и длинные ресницы придавали ее лицу слегка азиатский вид. Полные губы и классический, чуть коротковатый нос.
     У меня возникло странное чувство, что где-то я ее видел, хотя это было никак невозможно. Но ощущение не удавалось подавить.
     Я вспомнил другую девушку... Это было давно, гораздо раньше Вьетнама... когда еще не летел с неба визг металла... кто-то возле моей кровати в Речных Камышах. Другая жизнь, до того как я умер и попал в Дом.
     - А небо темное? - спросила она, кoгда я подвел ее к скамейке, укрытой в изгибе изгороди.
     - Не очень, - ответил я. - На севере облака, но на дождевые не похожи. День обещает быть хорошим.
     - Не имеет значения, - сказала она тихим голосом. - Погода роли не играет. Вы знаете, как давно я последний раз видела солнце сквозь кроны деревьев? -Пиретта вздохнула, прислонившись головой к спинке скамейки. - Нет, погода роли не играет. По крайней мере в это Время.
     Я не понял, но и не обратил внимания. Новый всплеск жизни бушевал во мне. Я с удивлением слышал его биение у себя в ушах. Никто из тех, кто лишен моего опыта, не знает, что значит быть мертвым, не иметь будущего - и вдруг найти что-то, ради чего стоит жить.
     Не надежду, не просто обрести надежду, а вот быть мертвым - и ожить. Со мной это случилось через несколько минут после встречи с Пиреттой. Я эти два года и три месяца не думал даже о следующей оекунде, а сейчас... я вдруг стал смотреть в, будущее. Сначала не очень напряженно, потому что эта способность у меня атрофировалась, но с каждой минутой она росла, и жизнь снова возвращалась ко мне. Да, я начал смотреть вперед - а не это ли первый шаг к возвращению потерянной жизни?
     - Как вы сюда попали? - спросила она, кладя тонкие пальцы на мое предплечье.
     Я накрыл руку Пиретты своей, и ее рука шевельнулась, а я застенчиво убрал руку. Она пошарила вокруг, нашла мою руку и снова положила ее на свою.
     - Я был на войне, - объяснил я. - Нас накрыло минометом, меня контузило... и вот я здесь. Я не хотел, может быть, и не мог - не знаю, - я долго не хотел ни с кем говорить. А сейчас я здоров, - закончил я, ощутив вдруг душевный мир.
     - Да, - согласилась Пиретта, как будто ее слова решали дело. Она продолжала говорить несколько странным голосом: - А вы чувствуете Время Глаза, или вы один из них? - В ее голосе слышалась холодная жесткость. Я не знал, что ответить.
     - А кто это - они?
     У нее поднялась верхняя губа, как у собаки, собирающейся зарычать:
     - А те бабы, которые меня держат в постели. Эти мерзкие, тусклые, стерильные твари!
     - Если вы имеете в виду сестер и санитарок, - я уловил ее мысль, - то нет, я не из них. И мне они докучают не меньше, чем вам. Разве я вас не спрятал?
     - Не найдете мне палочку? - попросила она.
     Я посмотрел вокруг - никого не было. Тогда я отломил ветку от живой изгороди.
     - Вот такую?
     Она взяла ветку и сказала: "спасибо", и начала очищать ее от листьев и мелких веточек. Я смотрел, как порхают ее проворные руки, и думал: "Как страшно, что такая прекрасная, такая умная девушка брошена в сумасшедший дом с этими больными, с этими сумасшедшими".
     - А вы, наверное, думаете, что здесь делаю я? спросила она, снимая с ветки тонкую зеленую кору.
     Я не ответил, потому что знать я не хотел. Я толькотолько нашел что-то, кого-то, вернувшего меня к жизни, и боялся все тут же разрушить.
     - Нет, я об этом не думал.
     - Так вот, я здесь потому, что я знаю о них, и им это известно.
     Это было мне знакомо. Знал я когда-то такого человека - Хербмана, он жил на первом этаже Дома, когда я уже был там второй год. Хербман всегда говорил про большую шайку людей, что пытаются его тайно убить, и как они пойдут на любые крайности, чтоб до него добраться, заставить его замолчать, пока он не разоблачил их адские планы.
     Я надеялся, что ее миновала такая болезнь. Жаль было бы такой красоты.
     -Им?
     - Да, им. Вы сказали, что вы не из них, а вдруг вы врете? Вдруг вы смеетесь надо мной, хотите меня оконфузить? - Она выдернула свою руку из-под моей.
     Я поспешил найти почву под ногами.
     - Нет-нет, конечно, нет, но разве вы не видите, что я не понимаю? Я просто не знаю. Я здесь уже очень давно.
     Похоже, что логика ее убедила.
     - Прошу вас меня простить. Я иногда забываю, что не все Чувствуют Время Глаза, как я.
     Она отщипывала от веточки, стягивая ленты коры и заостряя конец.
     - Время Глаза? -спросил я. -Не понимаю.
     Пиретта повернулась ко мне. Ее неживые глаза смотрели поверх моего правого плеча, ноги она подтянула поближе, а палку отложила в сторону, как откладывают игрушку, когда больше не до игры.
     - Я расскажу вам, - сказала она.
     Минуту она помолчала, а я ждал;
     -Вы видали женщину с кроваво-красными волосами?
     Я был удивлен. Ожидал рассказа, какого-то погружения в глубины души, чтобы полюбить ее еще больше, а получил бессмысленный вопрос.
     - Да нет, как-то не приходилось...
     -Думайте!-приказала она.
     Я стал думать и - странно - вспомнил. Женщину с кроваво-красными волосами За несколько лет еще до того, как меня призвали, на разворотах всех женских журналов была женщина по имени... Господи мой
     Боже! Разбуженная память заработала-Пиретта!
     Фотомодель с утонченными чертами, ослепительными голубыми глазами и прической цвета киновари. Она была так знаменита, что ее очарование выплескивалось с журнальных страниц, она была из тех, чьи имена всегда на слуху и на устах у всех.
     - Я помню вас, - сказал я, пытаясь найти слова с большим смыслом.
     - Нет! - оборвала она меня. - Нет. Вы не меня помните. Вы помните женщину по имени Пиретта. Красавицу, набрасывавшуюся на жизнь так жадно, как будто это ее последний любовник, и любившую ее с остервенением. Это была другая. А я - несчастная слепая. Меня вы не знаете.
     - Нет, - согласился я. - Не знаю. Простите, я на минуту...
     Она продолжала, как будто я ничего не говорил:
     - Пиретту знали все. Ни один фешенебельный салон мод не был фешенебельным, если ее там не было. Любой вечер с коктейлями ничего без нее не значил. Но она не была нежным, фиалковым созданием. Она любила риск, новые ощущения, она была нигилисткой и более того. Она делала все. Поднималась на горы, обошла с двумя парнями вокруг мыса Доброй Надежды на паруснике с аутригером. Изучала в Индии культ Кали, и хотя она пришла как неверная, в конце концов Союз Убийц принял ее в свои послушницы.
     Такая жизнь развращает. И она ей наскучила. Благотворительность, показы мод, короткие эпизоды со съемками и с мужчинами. Мужчинами богатыми, мужчинами талантливыми, которых влекло к ней и которых поражала ее красота. Она искала новых ощущений... Ив конце концов - нашла.
     Я недоумевал, зачем она мне это рассказывает. Я уже решил, Что жизнь, которую мне теперь хочется прожить, - здесь, в ней. Я снова был жив, и это случилось так быстро и так незаметно - из-за нее.
     Она все еще оставалась - пусть и слегка исхудавшей - голубоглазой красавицей неопределимого возраста. В белом больничном наряде не видна была ее фигура, но чувствовалась магнетическая аура, и я был жив.
     Я был влюблен.
     А она говорила:
     - Она попробовала кататься на небесных лыжах и жила в колонии художников на Огненном Острове, а потом вернулась в город и искала все нового и нового.
     Наконец она набрела на них - на Людей Ока. Это была религиозная секта, почитавшая созерцание и опыт. А она для этого и родилась на свет. Она ушла по их путям, служа в рассветные часы их идолу и до дна осушая Чашу жизни.
     Темны были их пути, и дела их не всегда были чисты. Но она оставалась с ними. И однажды ночью, в то время, которое сектанты называли Временем Глаза, они потребовали жертвы, и она была избрана.
     И они взяли ее глаза.
     Я сидел неподвижно. Я не до конца верил, что слышу то. что слышу. Странная секта, почти что поклонники дьявола, в сердце Нью-Йорка? Выкалывают на церемонии глаза самой знаменитой модели всех времен? Слишком уж фантастично. На удивление мне самому, давно забытые чувства нахлынули на меня. Я ощутил недоверие, ужас, печаль. Девушка, назвавшая себя Пиреттой - а она и была Пиреттой, - вернула меня к жизни только для того, чтобы рассказать мне столь нелепую историю, что ее ничем и не сочтешь, кроме как кошмаром или бредом преследования.
     Но ведь были же у нее эти глаза цвета мелководья?
     Их не видно, но они здесь. Как же их могли украсть? Я был в унынии и смущении.
     И вдруг я повернулся к ней и обнял. Не знаю, что на меня нашло, я всегда смущался перед женщинами, даже до войны, а сейчас вдруг сердце у меня подпрыгнуло к горлу, и я прильнул к ее губам.
     Они раскрылись мне навстречу, как лепестки, и моя любовь вернулась. Моя рука нашла ее грудь.
     Мы несколько минут сидели так. Наконец, когда, насладившись моментом, мы разъединились, я начал что-то молоть насчет выздоровления, женитьбы, жизни за городом, где я буду заботиться о ней.
     И я провел рукой по ее лицу, осязая красоту на ощупь, проводя кончиками пальцев по изгибам. Случайно мизинцем я задел ее глаз. Он был сух.
     Я остановился, и блик улыбки мелькнул в углу ее восхитительных губ.
     - Да, это правда, - сказала она и вытолкнула глаза в подставленную ладонь.
     Я вцепился зубами в собственный кулак и испустил писк маленького зверька, попавшего под сапог.
     И тут я заметил, что она держит в руке заостренную палку, направив ее вверх, как копье.
     - Что это? - спросил я, вдруг похолодев без всякой причины.
     - Ты не спросил, - мягко сказала она, как будто разъясняя непонятливому ребенку, - ты не спросил, не приняла ли Пиретта их веру.
     - То есть?.. - промямлил я.
     - Это и есть Время Глаза, ты разве не знаешь?
     И она бросилась ко мне с палкой. Мы вместе упали на землю, и ее слепота не мешала ей.
     - Не надо! - взвизгнул я, когда палка взлетела вверх. -Я ведь люблю тебя. Я хочу, чтобы ты была моей, вышла бы за меня замуж!
     - Что за глупости, - мягко упрекнула меня Пиретта. - Я не могу за тебя выйти: ты ведь душевнобольной.
     Палка взлетела, и с тех пор со слепой верностью меня вечно сопровождает Время Глаза.