Жорж СИМЕНОН Перевод с французского К. Северовой            ИНСПЕКТОР КАДАВР                  ONLINE БИБЛИОТЕКА            http://www.bestlibrary.ru            #                  1. Ночной поезд            Мегрэ угрюмо смотрел в окно. Он невольно держался с той напускной отчужденностью, которая появляется у человека после долгих часов, праздно проведенных в купе поезда. Обычно едва состав начнет приближаться к станции, даже хода еще не замедлит, как из всех щелей выползают какие-то неуклюжие фигуры в широченных плащах. С чемоданом или портфелем в руке они стоят в коридоре вагона, небрежно опершись на медный прут у окна, и намеренно не замечают друг друга. Стекло было исчерчено горизонтальными, похожими на следы слез полосками: шел дождь.      Сквозь его прозрачную пелену Мегрэ сначала увидел в ночи сноп света - это была будка стрелочника, и затем сразу же, без всякого перехода, под железнодорожным полотном заблестели, словно каналы, прямые улицы городка, дома которого казались совершенно одинаковыми; замелькали окна, крылечки, тротуары, и вдруг среди этого мертвого царства на миг показалась фигура случайного прохожего в дождевике, бог весть куда бредущего. Мегрэ не спеша тщательно набил свою трубку. Чтобы раскурить ее, он повернулся спиной по ходу поезда. В конце коридора, у тамбура, стояли четверо или пятеро пассажиров, которые, как и он, ждали, когда остановится поезд, чтобы разбрестись по пустынным улочкам городка или ринуться в привокзальный буфет. Один из них, с худым, бледным лицом, поспешно отвернулся, но Мегрэ уже узнал его. Кадавр! - Болван, притворяется, будто не видит меня, - пробурчал Мегрэ, но тут же нахмурился: интересно, куда это его несет, уж не в Сент-Обен ли? Поезд замедлил ход и остановился. Станция Ниор. На перроне, холодном и мокром, Мегрэ окликнул железнодорожного служащего:      - Скажите, пожалуйста, когда отходит поезд на Сент-Обен? - В двадцать семнадцать, с третьего пути.      Значит, у него есть еще полчаса. Мегрэ прогулялся в конец перрона в уборную, а затем прошел в буфет, выбрал один из многочисленных свободных столиков и тяжело опустился на стул. Придется коротать время в этом тускло освещенном зале. В другом конце, как раз против него, за таким же голым, без скатерти, столом уже сидел Кадавр. Он опять сделал вид, будто не замечает Мегрэ. Конечно, этого человека звали не так. Настоящее его имя было Жюстен Кавр, но лет двадцать назад кто-то окрестил его инспектором Кадавром, и с тех пор в уголовной полиции его никто иначе не называл. До чего же глупый вид был сейчас у Кадавра! Сидя с постной миной в своем углу, он вертелся и так и сяк, лишь бы не смотреть в сторону Мегрэ. Он знал, что Мегрэ его заметил. Тощий, бледный, с воспаленными веками, он был похож на тех мальчишек, которые на переменке томятся от скуки в одиночестве, злостью маскируя свое желание играть вместе со всеми. В этом был весь Кавр. А ведь он умный человек. Пожалуй, даже самый умный из числа тех инспекторов, которых знал комиссар. Кавр и Мегрэ были одного возраста, и если уж говорить по совести, то Кавр, пожалуй, образованнее и, останься он служить в полиции, разве не получил бы он звания комиссара еще раньше, чем Мегрэ? Но почему он с молодых лет выглядел так, будто уже тогда нес на своих худых плечах тяжесть чьего-то проклятия? Почему смотрел на мир с недоверием, словно в каждом видел своего заклятого врага? - Инспектор Кадавр опять дал свой девятидневный обет... Эту фразу некогда сплошь и рядом можно было услышать в уголовной полиции на набережной Орфевр. Чаще всего из-за какого-нибудь пустяка, а иногда и вообще без всякого повода Кавр становился вдруг молчаливым, настороженным, ну просто человеконенавистником. Мог неделю ни с кем не разговаривать, лишь изредка злорадно ухмылялся, словно раскрыл какие-то черные замыслы своих сослуживцев. Очень немногим было известно, почему Кавр так внезапно ушел из полиции. Мегрэ и сам узнал об этом не сразу, а когда узнал, то ему стало жаль Кавра. Кавр до безумия любил свою жену, любил страстно и ревниво. Это была опустошающая страсть не мужа, а любовника. Чем только пленила его эта вульгарная женщина, которая своими вызывающими манерами напоминала не то особу легкого поведения, не то плохонькую провинциальную актрису, мнящую себя кинозвездой? Но, как бы там ни было, именно из-за нее он совершил ряд серьезных проступков. Были вскрыты некрасивые денежные махинации, и однажды вечером Кавр, понурив голову, вышел из кабинета начальника. Через несколько месяцев стало известно, что на улице Друо, над филателистической лавкой, он открыл частное сыскное агентство...Пассажиры в буфете закусывали каждый в одиночку, окруженные тишиной и скукой. Мегрэ выпил кружку пива, обтер губы, взял свой чемоданчик и направился к выходу, пройдя метрах в двух от своего бывшего сослуживца. Тот пристально рассматривал на полу чей-то плевок. Небольшой состав, черный и блестящий от дождя, уже стоял на третьем пути. В купе старенького вагона было сыро и холодно, и Мегрэ сделал тщетную попытку плотнее прикрыть окно. На перроне бегали, суетились, хлопали дверьми - все это были настолько привычные звуки, что, и не видя, можно было представить себе, что там происходит. Раза три приотворялась дверь, и в купе просовывалась чья-нибудь голова. Все пассажиры одержимы одной манией-найти пустое купе. Увидев Мегрэ, дверь захлопывали. Когда поезд тронулся, Мегрэ вышел в коридор, чтобы поднять там оконное стекло: сквозило. В соседнем купе он увидел инспектора Кадавра. Тот сделал вид, что дремлет. Ну и пусть! Глупо обращать на это внимание! И без того вся история, связанная с его поездкой, достаточно нелепа. Поскорее бы стряхнуть это дело с плеч! В конце концов, какое ему дело до того, что Кадавр тоже едет в Сент-Обен? За окном была сплошная темень, иногда прорезываемая мигающим светом фонаря на обочине дороги, светом автомобильных фар или, что выглядело особенно таинственно и привлекательно, желтым квадратом освещенного окна...Судебный следователь Брежон, очень вежливый, застенчивый человек с манерами в духе девятнадцатого века, сказал Мегрэ:      - Мой зять Этьен Но встретит вас на вокзале. Я уже известил его о вашем приезде. Мегрэ посасывал свою трубку, и мозг его сверлила одна мысль: "Какого черта Кадавр тащится в Сент-Обен?" Мегрэ ехал в Сент-Обен, не имея официального поручения.      Следователь Брежон, с которым ему так часто приходилось вместе работать, прислал Мегрэ записку с любезной просьбой заглянуть к нему. Это было в январе. Больше недели в Париже шел беспрерывный дождь - как сейчас в Ниоре. Солнце не показывалось ни на минуту. В кабинете следователя на столе стояла лампа с зеленым абажуром. Пока Брежон говорил, то и дело протирая свои очки, Мегрэ думал о том, что и у него в кабинете стоит лампа с зеленым абажуром, но только абажур другой. У Брежона он был ребристый и напоминал дыню. - ...Мне, право, так неловко, что я потревожил вас... тем более не по делам службы... Присядьте, прошу вас.      Присядьте... Возможно, вы знаете... Да, не угодно ли сигару?.. Так вот, возможно, вы знаете, что я женат на урожденной Лека... Впрочем, о чем я говорю, это же не имеет никакого значения... Да, так вот, моя сестра Луиза Брежон после замужества носит фамилию Но. Время было позднее. На улице прохожие, видя на фоне темного грозного здания Дворца правосудия свет в окне, наверно, думали, что там, наверху, решаются какие-то важные вопросы. Надо сказать, что, глядя на плотную фигуру Мегрэ, его озабоченно нахмуренный лоб, и впрямь можно было заключить, что он весь во власти глубокого раздумья, и наверняка никто не догадался бы, какими мыслями в действительности занята его голова. Вполуха слушая сбивчивый рассказ следователя, Мегрэ с завистью сравнивал его абажур со своим и думал, что и ему неплохо бы обзавестись таким же. - Понимаете, какова ситуация... Небольшой городок, почти деревня... Вы сами увидите... Люди оторваны от всего света... Недоброжелательство, зависть, беспричинная злоба... Мой зять-добрейший, простой человек... Племянница-сущее дитя...      Если вы не возражаете, я выхлопочу вам отпуск на недельку...      Благодарность всех моих родственников вместе с благодарностью того., тех, кто... Вот так можно влипнуть в дурацкую историю. Ну и что же все-таки рассказал ему этот самый Брежон? Кстати, в нем самом все еще проглядывал провинциал: он без конца упоминал в разговоре своих родственников, произнося их имена с таким почтением, словно это были исторические личности. Его сестра Луиза Брежон вышла замуж за Этьена Но.      И следователь добавил, будто речь шла о всемирной знаменитости:      - Вы понимаете, за сына Себастьяна Но! А этот Себастьян Но был всего-навсего крупный скототорговец в Сент-Обене, маленьком городке, затерявшемся где-то среди болот Вандеи. - Этьен Но по линии матери связан с самыми лучшими семьями... - Отлично. Далее? - Рядом с их домом - он стоит в километре от городка-проходит железнодорожная ветка Ниор - Фонтенэ-ле-Конт... Около трех недель назад один местный парень, впрочем, из довольно хорошей семьи, во всяком случае со стороны матери - она урожденная Пелько, был найден на полотне мертвым. Сначала решили, что это несчастный случай, и я до сих пор придерживаюсь того же мнения... Но потом поползли слухи... стали приходить анонимные письма... Короче говоря, мой зять сейчас в ужасном положении: его чуть ли не открыто обвиняют в убийстве этого парня... Он мне прислал письмо, но такое сумбурное! Чтобы хоть как-нибудь прояснить дело, я связался с прокурором Фон-тенэ-ле-Конта - ведь Сент-Обен юридически подчинен Фонтенэ. И вопреки ожиданиям узнал, что обвинения носят довольно серьезный характер и следствия, по-видимому, не избежать. Вот почему, мой дорогой комиссар, я взял на себя смелость по-дружески просить вас.....Поезд остановился.      Мегрэ протер запотевшее стекло и не увидел ничего, кроме невзрачного домика, од-ного-единственного фонаря, небольшой платформы и железнодорожника, который бежал вдоль поезда и уже давал свистком сигнал к отправлению.. Хлопнула дверца какого-то купе, но не соседнего, и поезд тронулся. Значит, инспектор Кадавр едет дальше. Мелькали фермы, одни совсем близко, другие в отдалении, и свет их освещенных окон отражался в воде, словно поезд шел вдоль озера. - Сент-Обен! Мегрэ вышел на платформу. В Сент-Обене сошли трое пассажиров: старая женщина с корзиной из темных ивовых прутьев, Кавр и Мегрэ. Посреди платформы стоял очень высокий, очень широкоплечий человек в крагах и кожаной куртке. Лицо его выражало забавную растерянность. Ага, вот и сам Этьен Но. Конечно же, это он. Шурин известил его о приезде комиссара, вот он и стоит, думает, который из двух мужчин, сошедших с поезда, комиссар Мегрэ. Этьен Но направился к худощавому. Он поднес руку к шляпе и уже готов был обратиться к приезжему с вопросом, но Кавр с презрительной миной прошел мимо. Кавр всем своим видом показал, что он все знает. "Вы ошиблись. Это вон тот", - словно бы говорил он. Зять следователя Брежона круто повернулся. - Комиссар Мегрэ, не так ли?.. Простите, я не сразу вас узнал... хотя ваши фотографии часто появляются в газетах... Но у нас здесь такая дыра, сами понимаете... Он решительным движением отобрал у Мегрэ его чемоданчик, увидев, что комиссар роется в кармане в поисках билета, бросил: "Не нужно!.." и потащил Мегрэ за собой, но не к зданию станции, а прямо к железнодорожному переезду. Проходя мимо начальника станции, он кивнул:      - Привет, Пьер! Дождь не утихал. К столбу была привязана лошадь, впряженная в двухколесный английский шарабан. - Садитесь, прошу вас. В такую погодку на машине по нашим дорогам не проедешь... А где же Кавр? Мегрэ видел только, как он скрылся во тьме ночи. У него мелькнула запоздалая мысль, что неплохо было бы проследить за ним. Впрочем, смешно, едва сойдя с поезда, бросить человека, который приехал тебя встретить, и кинуться за случайным попутчиком. Вокруг не было никаких признаков жилья, лишь метрах в ста от станции за высокими деревьями горел фонарь. По-видимому, там проходила дорога. - Прикройте ноги брезентом. Да, да, непременно. Даже и так они у вас наверняка промокнут, ведь мы поедем против ветра. В своем письме шурин мне подробно рассказал о вас... Мне очень неловко, что он потревожил столь занятого человека, как вы, из-за ничтожного дела. О, вы не представляете, что за люди в провинции!.. Кончиком кнута он коснулся мокрого крупа лошади, шарабан тронулся, и через несколько минут они, увязая колесами в черной грязи, катили по дороге, тянувшейся вдоль железнодорожного полотна. Справа от них фонари тускло освещали нечто вроде канала. Неожиданно, словно из небытия, перед ними возникла фигура мужчины с накинутой на голову курткой. Прохожий сошел на обочину. - Привет, Фабьен! - крикнул Этьен Но таким же фамильярным тоном, каким он поздоровался с начальником станции. Это был тон человека, который всех знает, убежден, что он здесь - господин положения и потому любого может назвать просто по имени...Но где же Кавр, черт побери? Мегрэ ничего не мог с собой поделать: все его мысли вертелись вокруг инспектора. - А гостиница в Сент-Обене есть? - спросил он. Его спутник добродушно рассмеялся:      - Какая гостиница, помилуйте! У нас в доме места достаточно.      Комната для вас приготовлена. Мы и ужин сегодня отложили на час: я подумал, что вы проголодаетесь с дороги. Надеюсь, вы не вздумали ужинать в ниорском буфете? У нас, правда, все по-простому, но... Мегрэ, однако, было совершенно наплевать на то, как его там будут принимать. Его мысли были поглощены Кавром. - Интересно, тот пассажир, что сошел вместе со мной... - Понятия не имею, кто он, - поспешил заверить его Этьен Но.      Почему он не дал договорить? Ведь Мегрэ собирался спросить совсем о другом. - Я хотел узнать, найдет ли он, где остановиться... - Безусловно. Не знаю, как уж вам расписал Сент-Обен мой шурин... Он уехал в Париж давно и, наверно, до сих пор представляет его себе маленькой деревушкой... А ведь Сент-Обен, дорогой комиссар, уже небольшой городок.      Вы, конечно, пока не могли заметить этого: станция находится на отлете.      У нас есть две отличные гостиницы: "Золотой лев", ее содержит старик Тапонье, или, как все его называют, папаша Франсуа, а напротив - "Три мула"... Смотрите! Мы уже почти приехали... Видите свет?.. Да, да... Вот и наша скромная хижина... Уже по одному его тону можно было понять, что он прибедняется. И действительно, дом выглядел весьма внушительно. На первом этаже в четырех окнах горел свет, а снаружи, на середине фасада, освещая путь хозяину и его гостю, сверкала лампочка. За домом угадывался обширный скотный двор - оттуда доносился запах теплого стойла. К лошади, чтобы схватить ее под уздцы, уже торопился слуга, дверь в доме распахнулась, к коляске подбежала горничная и взяла чемоданчик Мегрэ. - Вот и приехали!.. Как видите, совсем близко... К сожалению, когда строили дом, никто не мог предвидеть, что железная дорога пройдет чуть ли не под самыми нашими окнами... Конечно, ко всему привыкаешь, тем более что поезда ходят так редко, но все же... Прошу вас, входите...      Снимите плащ... "Да он болтает без умолку", - отметил про себя Мегрэ, но тут же его захлестнули иные мысли, и он с головой окунулся в новую атмосферу. Пол широкого коридора был выстлан серыми плитками, стены до уровня человеческого роста отделаны темными деревянными панелями. С потолка свисал фонарь с разноцветными стеклами. Широкая дубовая лестница с массивными перилами, навощенными до блеска, покрытая красной дорожкой, вела на второй этаж. В доме приятно пахло воском, тушеным мясом и еще чем-то сладковато-кислым. "Аромат провинции", - подумал Мегрэ. Но больше всего здесь поражала незыблемость, как казалось, ничем никогда не нарушаемая незыблемость всего окружающего. Чувствовалось, что все в этом доме-и мебель, и вещи-испокон веков стояло на своих местах, и даже люди, передвигаясь по дому, во избежание каких бы то ни было неожиданностей подчинялись раз и навсегда заведенному порядку. - Не хотите ли перед ужином подняться в свою комнату? Здесь вы у себя дома. Прошу вас, без церемоний. Он распахнул дверь в уютную гостиную. Сидящая там пара - дама и господин-тотчас же поднялась. - Разреши представить тебе комиссара Мегрэ... Моя супруга... У нее была такая же бесцветная внешность, как у следователя Брежона, то же приветливое выражение лица, выработанное буржуазным воспитанием, но Мегрэ сразу же показалось, что в ее взгляде есть что-то более острое, более жесткое, чем у брата. - Мне, право, очень неловко, что брат побеспокоил вас в такую погоду... Можно подумать, что дождь играет какую-то роль в этой поездке, что все дело в нем! - Разрешите вам представить нашего друга: Аль-бан Гру-Котель.      Шурин, наверно, говорил вам о нем... Говорил ли Брежон о нем? Все возможно, но ведь Мегрэ тогда был целиком поглощен мыслями о ребристом абажуре. - Очень приятно, господин комиссар. Я большой ваш поклонник.      Мегрэ хотелось ему ответить: "От меня вы не услышите подобного комплимента". В Гру-Котеле он сразу распознал тип человека, который был ему ненавистен. - Не угостишь ли нас портвейном, Луиза? Вино уже стояло на столике. В гостиной царил полумрак. Мало четких линий, вернее ни одной. Старинные кресла, большинство обито штофом. Ковры блеклых, неопределенных цветов. Перед пылающим камином нежилась кошка. - Садитесь, прошу вас... Гру-Котель зашел поужинать с нами по-соседски...      Каждый раз, как упоминалось его имя, Гру-Котель кланялся с изысканной вежливостью, словно вельможа, который в обществе незначительных людей кокетничает тем, что ведет себя так же церемонно, как в светском салоне.      - Мне, старому затворнику, в этом доме любезно предоставили место за столом... Затворник, конечно же, затворник. И к тому же, верно, холостяк. Трудно сказать почему, но это чувствовалось сразу.      Претенциозный. Никчемный. Наверняка с какими-нибудь причудами, да еще и кичащийся ими. Он, несомненно, уязвлен тем, что он не граф и не маркиз, что перед его фамилией нет приставки "де", но зато, должно быть, утешается своим вычурным именем-Альбан, и ему явно доставляет удовольствие слышать, как его произносят. Впрочем, фамилия тоже звучит недурно и пишется через дефис. Лет сорока, высокий, худой, считающий, видимо, что худоба - признак аристократизма, одетый не без претензий, довольно элегантно, в хорошо сидевший неопределенного цвета костюм, который, казалось, никогда не был новым, и в то же время никогда не износится, словно он сросся со своим владельцем и не нуждается в замене, он все равно выглядел каким-то пропыленным, что свидетельствовало об отсутствии в его жизни женщины. В дальнейшем Мегрэ видел Гру-Котеля только в зеленоватой куртке и белом пикейном галстуке, заколотом булавкой в виде подковки, - типичный провинциальный аристократ. - Надеюсь, господин комиссар, поездка не слишком утомила вас? - спросила мадам Но, подавая гостю рюмку портвейна. Мегрэ, плотно усевшись в кресле (хозяйка, должно быть, с опаской подумала, как бы оно не развалилось под такой тяжестью), односложно отвечал на вопросы и не без труда пытался разобраться в тех противоречивых впечатлениях, которые несколько подавили его. Должно быть, он показался семейству Но человеком весьма недалеким...Взять хотя бы дом. Именно о таком доме часто мечтал Мегрэ-доме с надежными стенами, за которыми тепло и уютно. Портреты в гостиной восстановили в памяти комиссара пространный рассказ следователя обо всех Но, Брежонах, Ла Ну - ведь по линии матери Брежоны были родственниками Ла Ну - и, глядя на их важные, немного даже чванные физиономии, Мегрэ подумал, что и он, пожалуй, не отказался бы от таких предков. Запахи, идущие из кухни, сулят отменный ужин, а стук фарфоровых тарелок и звон хрусталя, доносящийся из столовой - она находится рядом с гостиной, - обещают, что сервировка окажется под стать ужину. В конюшне работник сейчас, наверно, вовсю скребет лошадей, в хлеву лениво пережевывают жвачку коровы, стоящие в стойлах двумя длинными рядами.      Тишь да благодать. Здесь царит порядок, здесь торжествует добродетель, в то же время, как бывает во многих семьях, которые живут обособленно, у этих людей, несомненно, имеются и свои чудачества, и свои смешные недостатки. Этьен Но, высокий, широкоплечий, розовощекий, с глазами навыкате и открытым лицом, на котором словно написано: "Смотрите, вот я какой!.. Весь как на ладони... Добряк..." Добрый великан. Добрый хозяин.      Добрый отец семейства. Человек, имеющий право вот так запросто бросить со своей двуколки встречному прохожему:      - Привет, Пьер... Привет, Фабьен... Его жена, совсем заслоненная своим верзилой мужем, застенчиво улыбается, как бы извиняясь за то, что он занимает так много места. - Простите, господин комиссар, я на минутку покину вас... Понятно. Так и полагается: она образцовая хозяйка и, прежде чем пригласить гостей к столу, должна взглянуть на него сама. Альбан Гру-Котель... У этого такой вид, словно он сошел со старинной гравюры. Он кажется тоньше, породистее, умнее хозяев дома и явно относится к ним с легким снисхождением. "Вы же сами видите, - как бы говорит его взгляд, - они неплохие люди, отличные соседи. Философского разговора с ними не заведешь, но у них очень мило, и, как вы сами убедитесь, здесь угощают настоящим бургундским и выдержанным коньяком..." - Госпожа, все готово... - Пожалуйста, к столу... Если вы не против, господин комиссар, прошу вас сюда. - Хозяйка указала ему место справа от себя. Полная безмятежность. А ведь следователь Брежон в разговоре с Мегрэ казался взволнованным. "...Поверьте мне, я знаю зятя так же хорошо, как сестру и племянницу... Да вы и сами с ними познакомитесь... И тем не менее это гнусное обвинение с каждым днем становится все страшнее, так что делом, по-видимому, придется заняться прокуратуре... Мой отец в течение сорока лет был нотариусом в Сент-Обене, унаследовав эту профессию от своего отца... Вам покажут наш дом - он в самом центре городка... Я все пытаюсь понять, как за такое короткое время могла родиться эта слепая ненависть, захлестнувшая стольких людей, ненависть, которая скоро сделает невыносимой жизнь невинных существ... Сестра всегда была слабого здоровья... Она очень впечатлительная женщина, страдает бессонницей и болезненно воспринимает малейшую неприятность..." Облик мадам Но опровергал слова следователя. Да и вообще, какие неприятности? Казалось, его пригласили сюда лишь для того, чтобы угостить вкусным ужином, а затем предложить партию в бридж. Потчуя гостя жаворонками, ему подробно рассказали, как местные крестьяне неводом, словно рыбу, вылавливают их ночью в лугах. Кстати, а где же дочь хозяев? "Женевьева, моя племянница, - сказал Мегрэ следователь, - чистая, наивная девушка, таких теперь можно встретить лишь в романах..." Надо сказать, что автор или авторы анонимных писем-а Мегрэ прочел эти письма-как, по-видимому, и большинство жителей Сент-Обена, придерживались совсем иного мнения. И в конечном счете именно ее называли виновницей смерти Альбера Ретайо, парня, которого нашли мертвым на железнодорожном полотне. Мегрэ, разумеется, еще не разобрался в этом деле, но все, что он слышал о нем, совершенно не вязалось с тем, что он увидел в доме Этьена Но. Ведь злые языки болтали, будто Альбер был любовником Женевьевы и два-три раза в неделю приходил ночью к ней в комнату! Альбер был парень из бедной семьи. Ему едва исполнилось двадцать лет. Его отец работал в Сент-Обене на молочном заводе и погиб при взрыве котла. Мать жила на пенсию, которую по решению суда выплачивал ей владелец завода. "Альбер Ретайо не мог покончить жизнь самоубийством, - утверждали в письмах. - Он слишком любил жизнь и, даже если поверить в то, что парень был пьян, как уверяют некоторые, все равно, не такой он дурак, чтобы лезть под колеса поезда."      Тело бедняги было обнаружено метрах в пятистах от дома Этьена Но, примерно на полпути к станции. Да, но вот теперь поговаривают, что его кепку нашли гораздо ближе к дому Но, в тростнике на берегу канала. Мало того, ходили слухи, еще более наводящие на подозрение. Будто кто-то, зайдя к мадам Ретайо, матери Альбера, через неделю после его смерти якобы увидел, как она поспешно спрятала солидную пачку тысяче-франковых банкнотов. А разве у нее когда-нибудь водились такие деньги? - Как жаль, господин комиссар, что вы приехали к нам зимой! Летом наш городок так красив, что его прозвали зеленой Венецией... Разрешите предложить вам еще кусочек курицы?....А Кавр?.. Чего ради вдруг инспектор Кадавр пожаловал в Сент-Обен?.. Ели много. Много пили. В комнате было очень жарко. После ужина осоловевшие мужчины, вытянув ноги, уселись в гостиной перед пылающим камином. - Прошу вас... Я знаю, вы курите трубку, но, может, соблазнитесь сигарой? Неужели они пытаются усыпить его бдительность? Нет, смешно даже думать об этом. Просто славные люди. И только. Там, в Париже, следователь Брежон, должно быть, все сильно преувеличил... А вот Альбан Гру-Котель-напыщенный дурак, один из тех бездельников, каких сколько угодно в провинции. - Вы, верно, устали с дороги... Если желаете отдохнуть... Так, значит, сегодня разговор о деле не состоится. Может быть, мешает присутствие Гру-Котеля? Или Этьен Но не хочет говорить при жене? - Вы пьете вечером кофе? Нет? Тогда чашечку настоя из трав?.. Вы извините, если я на минутку оставлю вас? Последние два-три дня дочери что-то неможется, и я хочу подняться к ней. Спрошу, не нужно ли чего-нибудь... Молодые девушки вообще существа хрупкие, а в нашей сырой местности особенно... Мужчины, оставшись одни, курили, беседовали обо всем понемногу, даже о делах городка. Дело в том, что новый мэр находится в оппозиции к здравомыслящей части горожан и... - Ну, господа, - нерешительно пробурчал наконец Мегрэ, - если вы не возражаете, я пойду спать... - Вы тоже переночуете у нас, Альбан?..      Зачем вам в такой дождь тащиться домой? Они поднялись на второй этаж.      Комната Мегрэ, оклеенная желтыми обоями, оказалась в глубине коридора.      Она напомнила ему детство. - Вам ничего не нужно? Ах да, я забыл... Надо показать вам одно местечко... Мегрэ пожал хозяину и Гру-Котелю руки.      Разделся. Лег в постель. Он лежал и прислушивался к шорохам в доме. В полусне он услышал какой-то шепот, но вскоре все стихло. Похоже, что везде погасили свет. Мегрэ спал. Или ему казалось, что он спит. Сотни раз перед его глазами возникало мрачное лицо Кавра, самого, пожалуй, несчастного человека на свете. Потом Мегрэ приснилось, будто краснощекая горничная, которая прислуживала за ужином, принесла ему завтрак. Дверь в комнату приоткрылась. Он был совершенно уверен, что слышал, как она приоткрылась. Он сел в постели, с трудом, на ощупь отыскал у изголовья кнопку выключателя., В тюльпане из матового стекла зажглась лампочка, и Мегрэ увидел перед собой девушку в накинутом на ночную рубашку коричневом шерстяном пальто. -^ Tcck Мне необходимо с вами поговорить,прошептала она. - Только тише... Как сомнамбула, она опустилась на стул и устремила неподвижный взгляд в пространство.                  2. Девушка в ночной сорочке            Это была крайне изнурительная, но необычайная ночь. Мегрэ спал и в то же время не спал. Он грезил и, однако, прекрасно сознавал, что это грезы, но охотно поддавался им, а все реальные звуки, доходившие до него сквозь сон, как бы сопровождались видениями. Например, он действительно слышал, как в конюшне лошадь била копытом в перегородку, но все, что, казалось ему, он видел, было уже грезами. Разморенный обильным ужином, он лежал в своей комнате, а перед его глазами вставали темень конюшни, круп лошади, ясли с сеном, двор, где все еще продолжал лить дождь и кто-то шлепал по черным лужам; видел, наконец, как бы со стороны дом, в котором он спал. Он словно раздвоился: он лежал в постели, он наслаждался ее теплом, приятным деревенским запахом, исходившим от матраца, еще более терпким оттого, что Мегрэ был весь в поту, и в то же время незримо присутствовал в каждом уголке дома.      А может, это стены дома стали вдруг его глазами и ушами? Он ясно представил себе коров в темном хлеву и слышал, как в четыре часа утра скотник прошел через двор и отодвинул дверной засов. Так почему же, спрашивается, он не мог видеть, как скотник при свете "летучей мыши", сидя на складном стульчике, сдаивает молоко в жестяное ведро? Потом, должно быть, Мегрэ крепко заснул, потому что в испуге вдруг вскочил, оттого что в уборной спустили воду, настолько неожиданным и громким был шум. И тогда он снова вернулся к своей игре. Теперь он увидел хозяина дома, который со спущенными помочами вышел из уборной и тихо проскользнул в спальню. Луиза Но, повернувшись к стене, спала или делала вид, что спит. Этьен Но зажег маленькую лампу над умывальником. Он брился, и от ледяной воды у него немели пальцы. Лицо у Этьена было розовое, кожа гладкая и блестящая. Вот он сел в кресло, чтобы надеть башмаки. Когда он уже выходил из комнаты, его остановил шепот, донесшийся из постели. Что сказала ему жена? Он наклонился к ней и что-то вполголоса ответил. Потом осторожно закрыл дверь и на цыпочках спустился по лестнице. И тогда Мегрэ, которому надоела эта колдовская ночь, соскочил с кровати и зажег лампу. Часы на ночном столике показывали половину шестого. Он прислушался, и ему показалось, что дождь прекратился или, если еще шел, то моросящий, бесшумный. Слов нет, вечером Мегрэ недурно поел и немало выпил, но, разумеется, в меру, а вот сейчас чувствовал себя словно после хорошей попойки. Доставая из несессера туалетные принадлежности, он мутным взглядом смотрел на свою развороченную постель и на стул, стоявший рядом с кроватью. Нет, конечно, то был не сон. Женевьева Но действительно приходила к нему. Она вошла без стука. Села на этот самый стул и сидела очень прямо, не опираясь на спинку. Ошеломленный, он в первый момент подумал, что она безумна. На самом же деле из них двоих скорее он выглядел обезумевшим.      Никогда еще ему не приходилось попадать в такое дурацкое положение: он лежит в постели в ночной рубашке, голова у него всклокочена, во рту-неприятный вкус, а в это время у его изголовья садится девушка, собираясь посвятить его в какую-то тайну. Он пробормотал:      - Вы не могли бы отвернуться на минутку? Я встану и оденусь. - Не надо... Мне нужно сказать вам всего два слова... Я беременна от Альбера Ретайо... Если об этом узнает мой отец, я покончу с собой, и никто меня не удержит...      Поскольку Мегрэ лежал, он даже не мог взглянуть ей в глаза. Помолчав немного, словно желая увидеть, какое впечатление произвели на него ее слова, она поднялась со стула, прислушалась и, выходя из комнаты, добавила:      - Делайте что хотите. Я целиком полагаюсь на вас. Ему до сих пор не верилось, что эта сцена произошла на самом деле, сцена, в которой он выступал в унизительной роли какого-то лежачего статиста! Нельзя сказать, чтобы он был очень застенчив, и все же он испытывал стыд от того, что молодая девушка видела его в постели, опухшим от тяжелого сна.      И еще больше задевало его то, что девушка вела себя по отношению к нему так пренебрежительно. Она не умоляла его, как того можно было ожидать, не бросилась к его ногам, не плакала. Перед его глазами всплыло лицо Женевьевы: правильные черты, немного похожа на отца. Он затруднился бы сказать, красива ли она, но у него создалось впечатление, что это цельная и уравновешенная натура, несмотря на безрассудство ее ночного визита. "Я беременна от Альбера Ретайо... Если об этом узнает мой отец, я покончу с собой, и никто меня не удержит..." Мегрэ оделся, почти машинально раскурил свою первую утреннюю трубку, открыл дверь, тщетно поискав выключатель, ощупью прошел по коридору и спустился по лестнице вниз. Там тоже нигде не было видно ни проблеска света, зато он услышал, как в печке ворочали кочергой дрова, и пошел на этот звук. В столовой из-под двери, ведущей в кухню, просачивалась тоненькая полоска света.      Постучавшись, Мегрэ вошел. В кухне Этьен Но, положив локти на край стола, ел из миски суп, а старая кухарка в синем фартуке выгребала из плиты горячую золу. Этьен Но был неприятно удивлен появлением комиссара, Мегрэ это прекрасно заметил, но, может быть, просто оттого, что его застали завтракающим на кухне, словно он простой крестьянин. - Уже поднялись, комиссар?.. А я, видите, сохранил старую деревенскую привычку... Когда бы ни лег, в пять утра уже на ногах. Надеюсь, не я разбудил вас? Стоит ли говорить, что он проснулся от шума воды в уборной?.. - Не предлагаю вам супа, вы, конечно... - Напротив... - Леонтина... - Да, да, месье, я слышала. Сейчас... - Вы хорошо спали? - Ничего... Правда, был момент, когда мне почудились за дверью чьи-то шаги... Мегрэ сказал это, чтобы узнать, не застиг ли Этьен Но свою дочь в коридоре, но тот совершенно искренне удивился:      - Когда примерно?      Вечером?.. А я ничего не слышал... Правда, если уж я усну, меня трудно разбудить. Наверно, наш друг Альбан ходил в уборную... Кстати, что вы можете сказать о нем? Симпатичный, не правда ли?.. Он очень образованный человек, но не кичится этим... Вы даже не представляете себе, сколько он читает... Он знает все, буквально все... Жаль, что ему так не повезло с женой... - Он был женат? Решив накануне, что Гру-Котель-типичный провинциальный холостяк, Мегрэ сразу насторожился, как будто от него что-то скрыли, хотели его обмануть. - Не только был, но и сейчас женат.      У него двое детей, сын и дочь. Старшему, должно быть, лет двенадцать-тринадцать.. - И жена живет вместе с ним? - Нет... На Лазурном берегу... Это довольно печальная история, в Сент-Обене о ней никогда не поминают. И, знаете, ведь его жена из хорошей семьи, ее девичья фамилия Деарм... Да, да, племянница генерала Деарма... Несколько эксцентричная молодая особа, которая никак не хотела понять, что она живет в Сент-Обене, а не в Париже... Ну, начались скандалы. И вот однажды, воспользовавшись тем, что зима стояла суровая, она уехала в Ниццу да там и осталась. И дети с ней... Хм... Ну и, естественно, живет не одна... - И муж не потребовал развода? - У нас это не принято... - А чье состояние значительнее? Этьен Но с упреком посмотрел на Мегрэ. Он предпочел бы не отвечать на этот вопрос. - Она, конечно, очень богата...      Кухарка села и принялась молоть кофе в старинной, с большой медной крышкой, мельнице. - Вам повезло, дождь кончился. Мой шурин-следователь родом из наших мест, и уж кто-кто, а он-то должен был посоветовать вам прихватить с собой сапоги. Ведь мы живем среди болот. До некоторых из моих ферм - мы их называем хижинами - ни летом, ни зимой без лодки не доберешься. Кстати, о шурине... Мне очень неловко, что он отважился просить такого человека, как вы... Главное, что беспокоило Мегрэ со вчерашнего вечеpa и чего до сих пор он так и не смог понять, это - где он: среди честных людей, которым нечего скрывать и они от души стараются как можно лучше принять приезжего парижанина, или же среди хитрецов с нечистой совестью, которые не знают, как отделаться от нежеланного гостя, навязанного им следователем Брежо-ном. И Мегрэ попытался кое-что прояснить для себя. - А в Сент-Обен мало приезжает народу, - проговорил он, продолжая есть суп. - Я вчера заметил, нас было всего двое, если не считать старой крестьянки в чепце. - Совершенно верно. - А тот, что сошел с поезда вместе со мной, он местный? Этьен Но медлил с ответом.      Почему? Но Мегрэ пристально смотрел на него, и тому стало стыдно своей растерянности. - Раньше я никогда не видел его, - торопливо сказал он.Вы, наверно, заметили, я даже сперва принял его за вас. Тогда Мегрэ изменил тактику:      - Не понимаю, зачем он приехал сюда, вернее, кто его вызвал? - Вы его знаете? - Он - частный сыскной агент. Я должен сегодня же, прямо с утра, выяснить, что он здесь делает. По-видимому, он остановился в одной из двух гостиниц, о которых вы мне вчера говорили?..      - Я сейчас отвезу вас туда на двуколке. - Благодарю, но я предпочитаю пройтись пешком, поброжу немного по городу. И вдруг Мегрэ осенила мысль: а не собирался ли Этьен Но рано утром, пока он спит, поехать в городок и встретиться там с инспектором Кавром? Что ж, это возможно. Не исключено и то, что ночной визит Женевьевы - тоже часть плана, разработанного всей семьей. Но тут же Мегрэ упрекнул себя за такие мысли. - Надеюсь, у вашей дочери ничего серьезного? - Нет... Откровенно говоря, мне кажется, что она больна не более, чем я... Мы приняли все меры, но до нее тем не менее дошли сплетни, что ходят по округе... А она гордая... Все девушки таковы... В этом, я думаю, и кроется истинная причина того, почему она уже три дня не выходит из своей комнаты. А потом, кто знает, может, она стесняется вас. "Эх ты, простофиля!" - усмехнулся про себя Мегрэ, вспоминая о ночном визите Женевьевы. - При Леонтине мы можем говорить все, - продолжал Этьен Но. - Она меня знает с детства. Она в нашей семье с... с какого времени, Леонтина? - С первого моего причастия. - Еще немного супу? Нет?.. Видите ли, я нахожусь в весьма затруднительном положении и уж нет-нет да и подумаю, не допустил ли мой шурин тактическую ошибку... Вы, конечно, скажете, что он разбирается в подобных вещах лучше меня, ведь это его профессия... Но он так давно уехал отсюда, что, видимо, позабыл атмосферу нашей провинции... Трудно было поверить, что Этьен Но неискренен, он говорил с непринужденностью человека, который высказывает все, что у него на душе. Он сидел, вытянув ноги, и набивал трубку, а Мегрэ тем временем кончал свой завтрак. В кухне было тепло, пахло кофе, который молола Леонтина, а в глубине темного двора, чистя коров, что-то насвистывал скотник. - Поймите меня правильно... Здесь всегда время от времени возникают какие-нибудь слухи то об одном, то о другом человеке... Не спорю, на сей раз обвинение серьезное... Но я думаю, не лучше ли просто не обращать на это внимание... Вы были так любезны, что откликнулись на просьбу моего шурина... Оказали нам честь приехать сюда... Сейчас об этом знают уже все, можете быть уверены... Языки работают... Как я предполагаю, вы собираетесь расспросить людей?.. Воображение разыграется еще больше...      Право, я не знаю, нужно ли это... Почему вы так мало едите?.. Я ежедневно объезжаю свои владения. Если не боитесь холода, составьте мне компанию, я буду рад. Когда Мегрэ надевал плащ, со второго этажа спустилась горничная - она вставала на час позже старой кухарки. Дверь во двор была открыта, оттуда дышало холодом и сыростью. Целый час Мегрэ и Этьен Но осматривали службы. На небольшой грузовичок слуги ставили бидоны с молоком. В этот день нужно было отправить в соседний город на ярмарку коров, и погонщики в темных халатах отбирали их. В глубине двора под навесом стояли конторка, небольшая круглая печка, стол и на нем-картотека и регистры: записи вел служащий Этьена Но, обутый, как и хозяин, в высокие сапоги. - Простите, я на минутку... На втором этаже дома свет горел только в одном окне: это встала мадам Но. Гру-Котель еще спал. Спала и Женевьева. Горничная натирала пол в столовой. А здесь в темноте двора и служб шла своя жизнь: суетились скотники, выгоняя коров, фыркал мотор грузовичка. - Ну, вот и все... Еще несколько распоряжений... Попозже я сам поеду на ярмарку, мне надо встретиться кое с кем из фермеров. Если будет время и если вам это интересно, я расскажу, как организовано мое хозяйство. На остальных фермах я веду молочное животноводство и снабжаю молоком завод. А здесь мы занимаемся выведением племенных пород, которые большей частью идут на экспорт. Я поставляю скот даже в Южную Америку... Теперь я полностью в вашем распоряжении. Через час совсем рассветет. Если вам нужна машина куда-нибудь поехать... Или если у вас есть вопросы ко мне... Я не хочу ни в чем вас стеснять... Будьте как дома... Он говорил с широкой улыбкой на лице, но оно, пожалуй, омрачилось, когда Мегрэ кратко сказал в ответ:      - Ну что ж, если вы не возражаете, я пойду пройдусь... Дорога была такая топкая и грязная, словно канал протекал как раз под нею, а не рядом.      Справа возвышалась железнодорожная насыпь. Впереди, примерно в километре от дома, виднелось ярко освещенное здание; судя по красным и зеленым огням рядом с ним, то была станция. Оглянувшись и заметив, что на втором этаже зажегся свет еще в двух окнах, Мегрэ подумал об Альбане Гру-Котеле и с недоумением вспомнил, как его удивило, а вернее, даже раздражило известие, что тот женат. Небо прояснилось. Миновав станцию, Мегрэ свернул налево. Начинался городок. Окна нижнего этажа одного из первых домов были освещены, над ними виднелась вывеска "Золотой лев". Мегрэ вошел. Он очутился в длинном зале с низким потолком, где все - и стены, и потолочные балки, и узкие деревянные столы, и скамьи без спинок-было коричневого цвета. Плита в глубине зала еще не топилась. У камина, в котором медленно горели дрова, женщина неопределенного возраста, склонившись над решеткой, варила кофе. Она мельком взглянула на вошедшего, но не произнесла ни слова. Мегрэ сел за столик под тускло светившей пыльной лампочкой. - Рюмку местной наливки! - попросил он, стряхивая водяную пыль с набухшего в тумане плаща. Женщина ничего не ответила, и он решил, что она не расслышала. Она продолжала ложечкой мешать кипевший в кастрюльке кофе, по запаху малособлазнительный. Когда кофе был готов, она перелила его в чашку, поставила на поднос и направилась к лестнице, на ходу бросив Мегрэ:      - Сейчас спущусь. Мегрэ был убежден, что кофе предназначался Када-вру, и он не ошибся: доказательством тому было знакомое пальто, которое он заметил сейчас на вешалке. Наверху, у него над головой, послышались шаги - это в комнату вошла хозяйка, и голоса, но о чем говорили, Мегрэ не разобрал. Прошло минут пять. Потом еще столько же. Мегрэ тщетно несколько раз стучал монеткой по столу. Наконец через добрых четверть часа женщина спустилась. Вид у нее был еще более неприветливый, чем раньше. - Что вы просили? - Рюмку местной наливки. - Нету. - У вас нечего выпить? - Наливки нет, а коньяк есть. - Тогда дайте коньяку. Женщина подала ему коньяк в рюмке из такого толстого стекла, что в нее поместилось всего несколько капель. - Скажите, мадам, это у вас, конечно, вчера вечером остановился мой друг? - Не знаю, ваш ли он друг... - Вы поднимались к нему? - У меня постоялец, и я подала ему кофе. - Насколько я его знаю, он, конечно, засыпал вас вопросами, не так ли? Найдя тряпку, хозяйка принялась вытирать на столах оставшиеся с вечера винные пятна. - А это правда, что Альбер Ретайо был у вас вечером накануне своей гибели? - А вам что за дело? - Он, верно, был славным малым. Мне рассказывали, будто он в тот вечер играл в карты. Во что у вас здесь играют, в бел от? - В куанше. - Значит, играл с друзьями в куанше... Он, кажется, жил вместе с матерью? Я слышал, она достойная женщина. - Хм... - Что вы сказали? - Я?      Ничего. Это вы говорите без умолку, и я не пойму, к чему вы клоните.      Наверху снова послышалось какое-то движение. По-видимому, Кавр одевался.      - Она живет далеко отсюда? - В конце улицы, в тупичке... Дом с тремя каменными ступеньками... - А мой друг Кавр, что остановился у вас, еще не был у нее? - Интересно, как он мог пойти к ней, если он только встает? - Он пробудет здесь несколько дней? - Я этим не интересовалась... Хозяйка распахнула окна, чтобы откинуть ставни, и Мегрэ увидел, что на улице уже почти светло, но утро пасмурное. - А как вы считаете, Ретайо в тот вечер был пьян? Она вдруг огрызнулась:      - Не больше, чем вы, хотя вы и пьете коньяк ни свет ни заря! - Сколько с меня? - Два франка. Гостиница "Три мула", более современная на вид, находилась как раз напротив, но Мегрэ не счел нужным заходить туда.      Кузнец разводил огонь в своей кузнице. Какая-то женщина прямо с порога дома выплеснула на середину улицы ведро помоев. Раздался слабый звоночек, напомнивший Мегрэ его детство, и из лавки булочника с батоном под мышкой выбежал мальчик в деревянных башмаках. В окнах, когда Мегрэ проходил мимо, колыхались занавески. Чья-то рука протерла запотевшее стекло, и он увидел старое, морщинистое лицо с красными, как у Кадавра, веками. На правой стороне улицы возвышалась церковь из серого камня с потемневшей от дождя шиферной крышей, и из нее вышла женщина. Худощавая, лет пятидесяти, одетая в глубокий траур, она держалась очень прямо. В руке у нее был молитвенник, завернутый в кусок черного крепа. Не зная, куда идти дальше, Мегрэ остановился на углу небольшой площади, над которой дорожный знак предупреждал автомобилистов: "Школа". Мегрэ проследил глазами за женщиной. Он увидел, что, дойдя до конца улицы, она свернула в какой-то тупичок, и сразу же почему-то решил, что это мадам Ретайо. Вспомнив, что Кавр еще не был у нее, Мегрэ поспешил вслед за ней. Он не ошибся. Когда он вошел в тупичок, женщина уже поднялась по трем ступенькам к двери небольшого домика и вынула из сумочки ключи.      Несколько минут спустя Мегрэ постучал в стеклянную дверь, завешенную изнутри гипюровой занавеской. - Войдите. Женщина только успела снять пальто и шляпу с крепом. Молитвенник еще лежал на покрытом клеенкой столе. В белой эмалированной плите горел огонь. Решетка плиты была тщательно начищена наждаком. - Простите, мадам, что я побеспокоил вас.      Вы мадам Ретайо? Мегрэ чувствовал себя не слишком уверенно: она ни словом, ни жестом не пыталась подбодрить его. Она стояла в ожидании, скрестив руки на животе, и лицо у нее было будто восковое. - Мне поручили провести следствие в связи со слухами, что ходят о смерти вашего сына... - Кто поручил? - Я комиссар Мегрэ, из уголовной полицией Смею вас уверить, что следствие не носит официального характера. - Что вы хотите сказать этим? - Что дело еще не передано в суд. - Какое дело?      - Вы, вероятно, знаете, мадам, - простите, что я говорю о столь тяжелых вещах, - что вокруг смерти вашего сына ходят разные слухи... - Людям рта не заткнешь... Чтобы выиграть время, Мегрэ стал разглядывать фотографию в овальной позолоченной рамке, которая висела на стене, слева от кухонного буфета орехового дерева. Это был портрет стриженного бобриком мужчины лет тридцати, с пышными усами. - Ваш супруг? - Да... - Если не ошибаюсь, он погиб в результате несчастного случая, когда ваш сын был еще ребенком. Мне рассказали, что вам пришлось судиться из-за пенсии с молочным заводом, где он служил. - Вам наплели невесть что. Ни с кем я не судилась. Владелец завода, месье Оскар Друз, сделал все, что требовалось без всякого суда. - А позже, когда ваш сын вырос, он взял его к себе в контору. Ваш сын был счетоводом у него? - Временно - помощником управляющего. Будь он постарше, он бы и занимал этот пост. - Нет ли у вас его фотографии? Едва Мегрэ произнес эти слова, как увидел на круглом столике, покрытом красной плюшевой скатеркой, маленькую фотографию. Боясь, как бы мадам Ретайо не помешала, он торопливо схватил ее. - Сколько ему здесь? - Девятнадцать. В прошлом году снимался.      Красивый парень, здоровый, немного скуластый, с чувственным ртом и искрящимся весельем взглядом. Мадам Ретайо, по-прежнему не двигаясь с места, украдкой вздохнула от нетерпения. - У него была невеста? - Нет. - А связь с какой-нибудь женщиной? - Мой сын был слишком юн, чтобы обращать внимание на женщин. Он был серьезный мальчик и думал только о работе. Пылкий взгляд юноши, весь его облик говорили другое. - Скажите, когда вы узнали, вы тоже подумали... Простите меня... Вы должны понять, что я хочу спросить... Вы поверили, что это несчастный случай? - А что же еще могло быть? - Я хочу сказать, у вас не возникло никаких подозрений? - По поводу чего? - Он никогда не говорил вам о мадемуазель Но?.. Случалось ли, что он возвращался домой ночью? - Нет. - Месье Но... потом не приходил к вам? - У нас с ним нет ничего общего. - Да, конечно... Но все же он мог бы... И месье Гру-Котель, разумеется, тоже не приходил? Что это? Мегрэ показалось? Или в ее взгляде действительно мелькнул злой огонек? - Нет, не приходил, - бросила она. - Значит, вы отвергаете слухи, что ходят по поводу обстоятельств этой драмы?.. - Да.      Я не обращаю на них внимания. Я даже знать не хочу, что там болтают.      Если вас подослал месье Но, можете передать ему мои слова. Несколько секунд Мегрэ стоял неподвижно, полузакрыв глаза, и повторял про себя эту фразу, словно старался запечатлеть ее в памяти: "Если вас подослал месье Но, можете передать ему мои слова". Знала ли она, что вчера на вокзале его встречал Этьен Но? Знала ли, что именно Этьен Но, хотя и косвенно, был причиной его приезда сюда из Парижа? Или только догадывалась об этом? - Простите, мадам, за то, что я взял на себя смелость прийти к вам, да еще в такой ранний час... - Для меня это не рано. - До свидания, мадам. Она молча, без единого жеста смотрела, как он идет к двери, как закрывает за собой дверь. Не успел Мегрэ сделать и десяти шагов, как увидел инспектора Кавра: тот стоял на краю тротуара, словно часовой.      Может, Кавр ждал, когда выйдет Мегрэ, чтобы в свою очередь предстать перед мадам Ретайо? Мегрэ решил все выяснить, тем более что разговор с матерью Альбера привел его в дурное расположение духа, и он был не прочь отыграться на своем бывшем коллеге. Мегрэ раскурил трубку, которую он, перед тем как войти к мадам Ретайо, загасил, придавив табак большим пальцем, пересек улицу и остановился на тротуаре, как раз перед Кавром.      На лице его было написано, что он твердо решил не сходить с этого места.      Городок постепенно оживал. В школу, ворота которой выходили на церковную площадь, бежали дети. Большинство учеников пришли издалека, закутанные в шарфы, в ярких носках из грубой шерсти и деревянных башмаках. "Ну, дорогой мой Кадавр, теперь твой черед. Иди же!" - с насмешкой глядя на него, словно бы говорил Мегрэ. Кавр стоял не двигаясь и смотрел в другую сторону, всем своим видом показывая, что ему наплевать на эти глупые шутки. А вдруг в Сент-Обен Кавра вызвала мадам Ретайо? Вполне вероятно.      Она странная женщина, и ее не так-то легко раскусить. В ней есть что-то от простой крестьянки-взять хотя бы ее недоверчивость, и в то же время что-то от провинциальных буржуа. Сквозь ее неприступность проглядывала спесь, которую ничем нельзя сбить. А как она держалась! Это произвело на Мегрэ сильное впечатление. За все время, что он провел у нее, она не сделала ни одного шага, ни одного жеста-так иные животные замирают при виде опасности-и лишь сквозь зубы цедила отрывистые фразы. "Ну, мой дорогой Кадавр, чего же ты ждешь?.. Решись наконец... Действуй..."      Кадавр пританцовывал на месте, чтобы согреться, но явно не собирался ничего предпринимать, пока Мегрэ не перестанет следить за ним. Ситуация создалась дурацкая. Глупо было упорствовать, просто ребячество, но Мегрэ не сдавался. И напрасно. В половине девятого какой-то невысокий, краснолицый человек вышел из своего дома, подошел к мэрии, достал ключ и отпер дверь. Вслед за ним в мэрию вошел Кавр. А ведь именно туда и собирался пойти Мегрэ прежде всего, чтобы получить информацию у местных властей. А теперь его опередил Кадавр, и ему не оставалось ничего другого, как ждать своей очереди.                  3. Господин, от которого все хотят избавиться            В дальнейшем на эту тему был наложен запрет: Мегрэ никогда не говорил о первом своем дне в Сент-Обене, в особенности о том злосчастном утре, и, наверно, много бы дал, чтобы навсегда вытравить его из своей памяти. Больше всего его выбивало из колеи то, что здесь он, по существу, не был комиссаром Мегрэ. И правда, чьим официальным представителем он являлся в Сент-Обене? Ничьим. Вот и получилось, например, что Жю-стен Кавр вошел в мэрию первым, а он, Мегрэ, понуро стоит на улице среди этих домов, напоминавших ему почему-то гигантские поганки, над которыми нависло свинцово-темное небо, готовое, как назревший нарыв, вот-вот прорваться.      За ним, Мегрэ, наблюдали, он это чувствовал. Из-за каждой занавески на него был устремлен любопытный взгляд. Конечно, мнение нескольких старух или жены мясника его не волновало. Пусть думают о нем, что хотят, и пусть даже, если им угодно, смеются над ним - ведь встретила же его дружным хохотом ватага спешивших в школу ребятишек. Но Мегрэ не покидало ощущение, что его словно бы подменили. Было бы преувеличением сказать, что он чувствовал себя не в своей тарелке, но что-то похожее он ощущал.      Что, например, произойдет, если он сейчас, войдя в приемную мэрии с побеленными стенами, постучит в серую дверь, на которой висит написанная черными буквами табличка "Секретариат"? Его просто-напросто попросят подождать своей очереди, как это бывает, когда приходишь оформить метрическое свидетельство или просить пособие. А тем временем этот самый Ка-давр, сидя в хорошо натопленном кабинете, будет спокойно выспрашивать у секретаря все, что ему нужно. Мегрэ приехал сюда в неофициальном порядке. Если говорить по совести, то он даже не имел права назваться комиссаром уголовной полиции, что же касается его имени, то еще неизвестно, знает ли о Мегрэ в этой дыре, окруженной топкими болотами и стоячими водами, хоть одна живая душа. Кстати, он вскоре проверил это на опыте. Томясь, он ждал, когда выйдет Кавр. И тут ему пришла в голову мысль: а что, если не отставать от Кавра, все время следовать за ним по пятам, не выпускать из виду и даже подойти к нему в упор и сказать:      "Послушайте, Кавр, к чему нам играть в прятки? Вы приехали сюда не ради собственного удовольствия. Кто-то вас вызвал. Скажите мне, кто именно и какое задание вы получили..." До чего же легким делом казалось ему сейчас официальное следствие! Прибудь он в город, который находится в его ведении, как представитель уголовной полиции, ему достаточно было бы отправиться на почту и там заявить: "Я комиссар Мегрэ. Немедленно соедините меня с управлением... Алло! Это ты, Жанвье?.. Слушай, садись в машину... Приезжай сюда... Когда увидишь, что Кадавр вышел... Ну да, Жюстен Кавр... Правильно... Пойдешь за ним и не теряй его из виду..."      Кто знает, может быть, он поручил бы взять под наблюдение и Этьена Но, который только что, сидя за рулем своей машины, пронесся мимо него в сторону Фон-тенэ. Да, быть комиссаром Мегрэ легко! В его распоряжении целый штат вышколенных сотрудников. К тому же там, в Париже, стоит ему лишь назвать свое имя, как люди из кожи лезут, чтобы оказать ему услугу.      Но в этой дыре мало кто слышал о нем, хотя в газетах часто появлялись и его имя, и его фотографии. Даже Этьен Но на вокзале принял за него Жюстена Кавра. Его хорошо встретили в доме. Но из уважения к родственнику, парижскому следователю, а вообще-то они явно недоумевают, зачем, в сущности, он приехал. Вот, наверно, что мог бы сказать ему по этому поводу Этьен Но: "Мой шурин-милейший человек, и он, несомненно, желал нам добра, но он так давно покинул Сент-Обен, что плохо представляет себе здешнюю обстановку. С его стороны очень любезно, что он прислал вас сюда. Очень любезно и с вашей стороны, что вы приехали.      Ешьте. Пейте. Прогуляйтесь со мной по моим владениям. Но только ни в коем случае не считайте себя обязанным задерживаться в нашем сыром и унылом городишке. И главное-не считайте себя обязанным заниматься этой пустячной историей. Она касается только нас одних". А ведь если разобраться, ради кого он трудится? Ради Этьена Но. А Этьен Но всеми способами дает ему понять, что он против серьезного расследования. Ну, а что касается ночного визита Женевьевы, то это уже просто ни на что не похоже. Пришла к нему в комнату и без всяких околичностей заявила: "Я была любовницей Альбера Ретайо. Я беременна от него. Если вы скажете об этом отцу, я покончу с собой". Но ведь если она действительно была любовницей Альбера, то это чудовищно усугубляет обвинения против Этьена Но. Подумала ли она об этом? Или девица сознательно подводит под суд своего отца? А мать жертвы? Она просто молчала. Ничего не подтверждала, ничего не отрицала и всем своим видом давала ему понять, что он суется не в свое дело. Для всех здесь, даже для старух, притаившихся за окнами-их присутствие выдавали колыхавшиеся занавески, даже для ребятишек, которые пробежали сейчас мимо и, оглянувшись, весьма невежливо расхохотались ему в лицо, для всех он нежелательный чужак, даже больше! - какая-то подозрительная личность, неизвестно откуда явившаяся и, главное, неизвестно чего ради. Да и впрямь: стоит посреди улицы странный тип, руки в карманах широченного плаща. Ни дать ни взять-один из числа тех гнусных личностей, которых снедают тайные пороки и которые слоняются в Париже по району Порт-Сен-Мартен да и по другим подобным местам, опустив плечи, пряча лицо, и при виде блюстителей нравственности настороженно жмутся к стенам домов. Неужели это присутствие Кавра так подействовало на него? Мегрэ захотелось послать кого-нибудь в дом Этьена Но за чемоданчиком, сесть в первый же поезд и уехать, а следователю Брежону сказать: "Они не желают моего вмешательства. Пусть ваш зять действует по собственному усмотрению..." И все же, когда Кавр с портфелем под мышкой - что в глазах обывателей подчеркивало его принадлежность к законодательным органам и тем самым придавало ему вес-удалился из мэрии, Мегрэ вошел туда. Секретарь, неопрятного вида человечек, даже не потрудившись встать, угрюмо буркнул:      - Что вам угодно? - Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Я прибыл в Сент-Обен с неофициальным поручением и хотел бы получить у вас некоторые сведения. Секретарь скорчил недовольную мину и не без колебания указал Мегрэ на стул с соломенным сиденьем. - Частный детектив, что сейчас был здесь, сказал вам, кто его вызвал сюда? Секретарь то ли в самом деле не понял вопроса, то ли прикинулся непонимающим. Примерно так же он вел себя, отвечая и на другие вопросы, которые задавал ему комиссар. - Вы знали Альбера Ретайо? Что вы можете о нем сказать? - Хороший был парень... Да, хороший... Ничего плохого о нем не скажешь... - Интересовался женщинами? - Он же молодой был, сами понимаете. А потом, разве всегда знаешь, чем они заняты, эти парни? Но сказать, что Альбер так уж интересовался женщинами, нет, не скажу... - У него был роман с мадемуазель Но? - Кое-кто поговаривал об этом... Ходили слухи... Но ведь слухи еще не доказательство... - Кто обнаружил труп? - Фершо, начальник станции. Он позвонил в мэрию, а помощник мэра-в жандармерию Бене, потому что в Сент-Обене нет своего отделения. - Что сказал врач, который осматривал тело Ретайо? - Что сказал? Сказал, что он мертв... Ведь от тела-то почти ничего не осталось... По нему проехал поезд. - Но все же опознали, что это Альбер Ретайо? - Что?.. Конечно... Тут и сомневаться нечего... - В котором часу прошел последний поезд? - В пять часов семь минут утра. - А то, что Альбер Ретайо оказался в пять утра зимой на железнодорожном полотне, это никого не удивило? Секретарь прикинулся совсем дураком. - А было сухо. Все заиндевело. - И тем не менее поползли слухи... - Да... Разве их запретишь... - Как, по-вашему, это был несчастный случай? - А кто его знает... Мегрэ заводил разговор о мадам Ретайо, и секретарь бормотал себе под нос:      - Почтенная женщина... Против этого не возразишь. Мегрэ расспрашивал об Этьене Но, и секретарь вяло мямлил:      - Очень любезный человек. И отец его, член департаментского совета, тоже был превосходным человеком... г Мегрэ спросил о Женевьеве Но, и секретарь односложно ответил:      - Красивая... - Серьезная девушка? - Конечно, ей и полагается быть серьезной... Ее мать - очень достойная женщина, пожалуй, из самой лучшей семьи в Сент-Обене. В тоне секретаря не было убежденности, да и отвечал он только из вежливости, не больше.      Во время разговора он то и дело засовывал палец в нос и с интересом рассматривал то, что ему удавалось извлечь оттуда. - А месье Гру-Котель?      - Тоже хороший человек. Не гордый... - Он дружен с семьей Но? - Они часто встречаются. Ведь они люди одного круга, не так ли? - А на какой день после несчастья неподалеку от дома месье Но нашли кепку Ретайо? - Когда?.. Подождите... А разве ее нашли? - Меня уверяли, что некий Дезире, который собирает на фермах молоко для завода, обнаружил ее в зарослях тростника у канала... - Да, болтали что-то об этом... - Разве это не правда? - А кто его знает, правда или нет. Ведь Дезире почти всегда пьян. - И когда он пьян, что он говорит? - То так, то этак... - Но кепка! Ведь это вещь, которую можно видеть, можно потрогать.      Некоторые видели ее... - А-а... - И сейчас она где-то должна быть... - Возможно... Не знаю... Видите ли, мы не полиция и не вмешиваемся в дела, которые нас не касаются... Уж яснее, чем высказался неряха чиновник, высказаться было нельзя. А этот идиот еще был в восторге от того, как ловко он отбрил парижанина... Несколько минут спустя Мегрэ вышел на улицу, так ничего и не узнав, или, вернее, твердо узнав, что никто не поможет ему добиться истины. А раз эта истина никому не нужна, зачем он сюда приехал? Не лучше ли вернуться в Париж и сказать Бре-жону: "Ну вот... Ваш зять не проявил ни малейшего желания, чтобы по делу было проведено следствие... И никто в Сент-Обене не хочет этого... Поэтому я вернулся. Меня там угостили великолепным ужином..." Над дверью одного из домов он увидел металлический позолоченный герб и подумал, что это, должно быть, дом нотариуса, покойного отца следователя Бре-жона и его сестры, ныне мадам Но. Большой дом из серого камня на фоне дождливого, темного неба выглядел таким же незыблемым и непроницаемым, как и весь городок. Проходя мимо гостиницы "Золотой лев", Мегрэ увидел через окно, как какой-то мужчина разговаривает с хозяйкой, и ему показалось, что говорили о нем. Они даже подошли к окну, чтобы взглянуть на него.      Навстречу комиссару ехал велосипедист. Мегрэ узнал его, но не успел вовремя свернуть в сторону. Это был Альбан Гру-Котель. Поравнявшись с Мегрэ, он спрыгнул с велосипеда. - Как я рад, что встретил вас!.. Мы буквально в двух шагах от моего дома... О, вы доставите мне огромное удовольствие, если выпьете со мной стаканчик аперитива! Прошу вас... Я живу очень скромно, но у меня еще сохранилось несколько бутылок старого портвейна. Мегрэ принял приглашение. Он не надеялся извлечь пользу из этого визита, но уж лучше пойти к Гру-Котелю, чем слоняться по улицам городка, где все относятся к нему так враждебно. Издали он имел очень внушительный вид, этот большой приземистый дом с высокой шиферной крышей, окруженный чугунной решеткой. Он походил на маленькую крепость.      Но внутри чувствовались бедность и запустение. Служанка со злым лицом была настоящая замарашка, однако по нескольким взглядам, которыми она обменялась с хозяином, Мегрэ понял, что он спит с ней. - Простите за беспорядок... Я живу один, по-холостяцки... Кроме книг, меня ничто не интересует, поэтому... Поэтому со стен свисали покрытые плесенью куски отставших обоев, шторы были грязные и пыльные, и прежде чем найти стул с целыми ножками, пришлось бы испробовать их три или четыре. Видимо, из экономии отапливалась всего одна комната на первом этаже-она служила гостиной, столовой и библиотекой. Там стоял диван, на котором, как заподозрил Мегрэ, хозяин дома чаще всего и спал. - Садитесь, прошу вас... Право, очень жаль, что вы приехали не летом. Тогда у нас все-таки более привлекательно... Как вам понравились мои друзья Но?      Очаровательная семья! Я их хорошо знаю. Вы не найдете человека лучше Этьена Но. Правда, может, не слишком глубокий ум... Чуть заносчив, быть может... Но даже заносчивость его такая наивная, от простоты души... Он ведь очень богат, вы знаете это? - А Женевьева, что она собой представляет? - Очень мила... Но не больше... Да, именно, очень мила...      - Надеюсь, ее недомогание не затянется и я познакомлюсь с ней? - Разумеется... Разумеется... О, девушки-такой народ... За ваше здоровье!      - Вы знали Ретайо? - Только с виду... Говорят, мать у него весьма почтенная женщина... Если вы подольше погостите у нас, я познакомлю вас с нашими краями. Здесь живут очень интересные люди. Мой дядя, генерал, частенько говаривал, что именно в провинции, и особенно в нашей Вандее, можно встретить... Стоп! Если его не остановить, он перескажет родословную всех окрестных семей. - Я вынужден вас покинуть... - Ах да, следствие, я совсем забыл... Как двигается дело? Вы надеетесь раскрыть его?.. Но что, на мой взгляд, необходимо сделать в первую очередь, так это найти того, кто распускает подлые слухи... - Вы кого-нибудь подозреваете? - Я? Решительно никого. О нет, не думайте только, что я что-то знаю... Мы, верно, увидимся с вами нынче вечером, ведь Этьен пригласил меня на ужин, и если только я не буду слишком занят... Занят?!      Но, ради создателя, чем он может быть занят? У Мегрэ создалось впечатление, что здесь, в этом городке, все слова имеют какой-то свой, особый смысл. - Вы слышали о кепке? - О какой кепке?.. Ах да!.. Я сразу не понял, о чем вы спрашиваете... Да, да, что-то такое слышал... А разве это правда? Ее действительно нашли?.. Ведь это, кажется, основная улика?      Нет, не основная! Признание Женевьевы, например, было не менее важно, чем эта находка. Но имеет ли он право воспользоваться им? Через пять минут Мегрэ уже звонил у двери доктора. Молоденькая горничная сперва сказала ему, что доктор принимает с часу, но Мегрэ проявил настойчивость, и тогда его провели в гараж, где здоровенный верзила копался в моторе мотоцикла. Пришлось повторить, как всюду:      - Комиссар Мегрэ, из уголовной полиции... По делам службы... - Прошу вас в кабинет, я только вымою руки... Мегрэ подождал его у покрытого медицинской клеенкой диванчика, на котором врач осматривал больных. - Так вы тот самый знаменитый Мегрэ? О, я много слышал о вас... Один мой товарищ-он живет в тридцати пяти километрах отсюда-следит по газетам за всеми происшествиями... Знай он, что вы в Сент-Обене, мигом бы примчался...      Ведь это вы расследовали дело Лендрю? Доктор упомянул одно из немногих дел, в котором Мегрэ не принимал никакого участия. - Чему мы обязаны, что вы оказали нам честь и посетили Сент-Обен? Да, да, это действительно честь для нас... Вы не откажетесь выпить чего-нибудь? Сейчас болеет один из моих малышей, и его уложили в гостиной, там теплее... Поэтому я принимаю вас здесь... Я налью рюмочку, не возражаете? Вот и все. Ничего, кроме рюмочки аперитива, Мегрэ здесь тоже не получил. - Ретайо?..      Славный парень... Кажется, он был добрым сыном... Во всяком случае, его мать, которую я пользую, никогда на него не жаловалась... А она женщина с характером... Да, она достойна другой участи... Ведь она из хорошей семьи... Все были так поражены, когда она вышла замуж за Жозефа Ретайо, простого рабочего с молочного завода... Месье Но?.. Это личность... Мы вместе охотимся. Первоклассный стрелок... Месье Гру-Котель?.. Нет, он не охотник, он ведь очень близорук... Я смотрю, вы уже всех знаете... А старую Тину вы тоже видели?.. Как, вы еще не знакомы с Тиной?..      Заметьте, я с большим уважением произношу это имя, как и все в Сент-Обене. Тина-мать мадам Но... Короче, мадам Брежон... У нее есть еще сын, судебный следователь, он живет в Париже. Да вы, конечно, должны его знать... Мадам Брежон, урожденная Ла Ну... Это известная в Вандее семья... Она не хочет быть в тягость дочери и зятю и поэтому живет одна, ее дом рядом с церковью... В свои восемьдесят два года она еще полна бодрости и одна из моих самых редких пациенток... Вы пробудете у нас несколько дней?.. Что?.. Кепка?.. Ах да... Нет, лично я ничего об этом не слышал... Ходят какие-то слухи... Видите ли, все эти разговоры начались слишком поздно... Если бы сразу, я бы произвел вскрытие... А так, представьте себя на моем месте... Мне сказали, что бедняга попал под поезд. Я убедился, что он действительно раздавлен поездом, и, естественно, составил акт, опираясь на эти данные... "Можно подумать, что они все сговорились, - мрачно размышлял Мегрэ. - Одни смотрят исподлобья, другие, как этот коновал, радушны, но все гоняют меня, как мяч, от одного к другому, и при этом еще хитро перемигиваются". Небо немного прояснилось. На лужах появились солнечные блики, и даже грязь местами начала поблескивать. Мегрэ снова побрел но центральной улице. Он не знал ее названия, но был уверен, что она должна называться улицей Республики. И вдруг ему взбрело на ум зайти в гостиницу "Три мула", что напротив "Золотого льва", где утром его встретили так неприветливо.      Здесь зал был светлее, на стенах, выбеленных известкой, висели олеографии в рамках и портрет президента республики тридцати-или сорокалетней давности. За этим залом находился еще один-пустой и мрачный, разукрашенный бумажными гирляндами с небольшой эстрадой. Должно быть, по воскресеньям тут танцевала молодежь. Четверо мужчин сидели за столом перед бутылкой крепкого вина. При виде комиссара один из них неестественно кашлянул, словно предупреждая остальных: "Вот он..." Мегрэ выбрал столик в противоположном конце зала и тут же почувствовал: с его приходом что-то сразу изменилось. Разговор прекратился. До его появления эти четверо наверняка не сидели так, облокотившись на столик и молча глядя друг на друга. Они разыгрывали какую-то немую сцену: сомкнули плечи и локти, а затем старший из них, рядом с которым лежал кнут возчика, смачно сплюнул на пол. И все расхохотались. Не Мегрэ ли предназначался этот плевок? - Что вам подать? - подошла к нему молодая женщина, держа на руке замурзанного малыша, отчего одно бедро у нее было выше другого. - Розового вина. - Бутылку? - Пожалуй... Мегрэ сердито попыхивал трубкой. Вот как! Тайная, приглушенная враждебность теперь уступила место открытому вызову! - Как тебе сказать, сынок, - после длительного молчания сказал возчик, хотя к нему никто не обращался,всякие профессии бывают... Последовал новый взрыв хохота, словно в этих, казалось бы, совсем обыкновенных словах заключался некий особый смысл.      Только один из собутыльников не смеялся. Это был парень лет восемнадцати, с серыми глазами и рябым от оспы лицом. Облокотясь на столик, он смотрел Мегрэ прямо в глаза, будто хотел дать ему почувствовать всю силу своей ненависти и презрения. - И как это люди не гнушаются такой работой?.. - пробурчал сосед возчика. - Там, где пахнет деньгами, на гордость плюют... Казалось бы, ничего особенного не было сказано, но Мегрэ понял, что он встретился с группкой оппозиционеров, как принято выражаться на языке политиков. А ведь кто знает, возможно, слухи и родились именно в "Трех мулах". И если люди здесь так неприязненно относятся к нему, то, верно, потому, что, по их мнению, он подкуплен Этьеном Но и прибыл сюда, чтобы заглушить правду... - Скажите, господа... Мегрэ встал и подошел к их столику. Он был человеком отнюдь не робкого десятка и то почувствовал, как у него побагровели уши. Его встретило гробовое молчание. Только рябой парень продолжал смотреть ему в глаза, остальные в замешательстве отвернулись. - Вы здешние и могли бы рассказать мне многое и тем самым помочь правосудию. До чего они подозрительны, эти люди! Правда, его слова им, кажется, польстили, но они не сдавались, и старик, все еще разглядывая свой плевок, красующийся на полу, проворчал:      - Правосудию? Какому? Тому, что покрывает таких, как Но? Хозяйка с ребенком на руках встала в дверях кухни. Мегрэ, словно он не слышал слов старика, продолжал:      - Для этого мне прежде всего нужны две вещи. Первое-поговорить с кем-нибудь из друзей Ретайо, с настоящим его другом... Хорошо бы с тем, который провел с ним последний вечер...      Трое друзей сразу повернули головы в сторону юноши. Мегрэ понял, что именно он-то ему и нужен. - Затем мне необходимо найти кепку. Вы знаете, о чем я говорю? - Давай, Луи, - пробурчал возчик, скручивая сигарету. Но юноша все еще колебался. - А кто вас прислал? Впервые в жизни Мегрэ пришлось давать отчет простому крестьянскому парню, и тем не менее это было необходимо. Во что бы то ни стало он должен был завоевать его доверие. - Я комиссар уголовной полиции Мегрэ. А вдруг случайно юнец слышал о нем, ведь всякое бывает? К сожалению, надежды Мегрэ не оправдались. - Почему вы поселились в доме Но? - Потому что его известили о моем приезде, и он встретил меня на вокзале. А так как я здесь впервые... - Есть гостиницы... - Я не знал... - А кто остановился в гостинице напротив? Ого! Настоящий допрос! - Частный агент. - Кем он нанят? - Не знаю. - Почему до сих пор не начали следствие? Ведь прошло уже три недели, как погиб Альбер. "Молодчина, сынок! Валяй дальше!" - казалось, говорили трое старших, подбадривая юношу, который мужественно преодолевал свою робость. - Никто не подавал жалобы. - Значит, можно убить кого угодно, если нет жалобы... - Врач констатировал смерть от несчастного случая... - А разве он там был, когда это произошло? - Как только я соберу необходимые сведения, начнется официальное следствие. - А какие сведения вам нужны? - Например, если можно было бы доказать, что кепка найдена между домом месье Но и местом, где обнаружили тело погибшего... - Надо отвести его к Дезире, - вставил толстяк в спецовке плотника. - Эй, Мели, повтори-ка нам бутылочку... Да принеси еще один стакан... Вот это уже победа! - В котором часу в тот вечер Ретайо ушел из кафе? - Примерно в половине двенадцатого... - Сколько вас было? - Четверо. Мы играли в куанше... - Вы вышли все вместе? "" . - Двое повернули налево... А я немножко Проводил Альбера... - В какую сторону он пошел? ' - К дому Но... - Он не сказал вам, зачем туда идет? - Нет.      Парень помрачнел, с сожалением произнеся это "нет". Видно было, что он стремится быть скрупулезно точным. - Он был откровенен с вами? - Он был в ярости. - Кем же он возмущался? - Ею. - Вы хотите сказать, мадемуазель Но? Раньше он говорил вам о ней? - Да. - Что именно?.. - Все и ничего...      И без слов было ясно... Он ходил к ней почти каждую ночь... - Он хвастал этим? - Нет. - Юноша укоризненно посмотрел на Мегрэ. - Он любил ее, это сразу было видно. Он не мог этого скрывать. - А в последний день он был в ярости? - Да. Мы в карты играли, так он весь вечер о чем-то думал и то и дело смотрел на часы. А когда мы с ним прощались на дороге... - В каком месте? - В пятистах метрах от дома Но. - То есть там, где обнаружили труп? - Примерно... Я проводил его до половины пути... - А вы уверены, что он действительно пошел к дому Но? - Да... Когда мы прощались, он стиснул мне руки и чуть не со слезами сказал: "Все кончено, старина..." - Что кончено? - Между ним и Женевьевой. Так я понял. Он хотел сказать, что идет туда в последний раз... - Но все-таки пошел? - Ночь была морозная, лунная... Я еще видел его, когда он был уже метрах в ста от дома... - А кепка? Луи встал и, решительно взглянув на своих товарищей, сказал Мегрэ:      - Пошли... - Ты ему доверяешь, Луи? - спросил его один из сидевших за столом. - Смотри, будь осторожен, сынок. Но Луи был в том возрасте, когда любят действовать решительно. Он посмотрел Мегрэ в глаза, словно говоря: "Если ты меня предашь, ты будешь последним мерзавцем". - Пошли... Это в двух шагах отсюда... - Давай чокнемся, сынок... И господин комиссар... Вы можете верить каждому слову этого парня. Он честный человек... - Ваше здоровье, господа. Мегрэ чокнулся со всеми: ничего другого ему не оставалось, как чокнуться.      Стаканы из толстого стекла глухо звякнули. Мегрэ вышел вслед за Луи, забыв заплатить за вино, которое он заказал. Как раз в этот момент на противоположной стороне улицы Кадавр с портфелем, зажатым под мышкой, входил в гостиницу "Золотой лев". Что это, не померещилось ли Мегрэ? Ему показалось, что на лице его бывшего коллеги мелькнула сардоническая усмешка. - Идемте... Сюда... Луи провел Мегрэ по узким улочкам, которые, как предполагал комиссар, соединяли три-четыре главные улицы города. И вот на такой улочке, где тесно стояли неказистые домики с палисадниками, Луи толкнул какую-то калитку с колокольчиком и крикнул:      - Это я! Они вошли в кухню, где за столом завтракали человек пять ребятишек. - Что случилось, Луи? - спросила мать, смущенно глядя на Мегрэ. - Подождите меня здесь... Одну минутку, месье... Луи взбежал по лестнице, ведущей прямо из кухни на второй этаж, прошел в комнату. Наверху послышался шум: по-видимому, Луи выдвигал там ящики комода. Потом он заметался по комнате, уронив стул. А его мать, не зная, как ей держать себя с незнакомым гостем, даже не предложила ему сесть и ограничилась лишь тем, что притворила за ним дверь. Луи спустился бледный, взволнованный. - Ее украли! - произнес он с отчаянием. " И, повернувшись к матери, почти крикнул:      - Кто-то сюда приходил... Кто? Кто сегодня приходил? - Что с тобой, Луи? - Кто? Скажи, кто? Кто украл кепку? - Какую кепку? Я не знаю, о чем ты говоришь... - Кто-то побывал у меня в комнате... Луи был так возмущен, что, казалось, он сейчас ударит мать. - Да успокойся ты!      Ты даже не слышишь, каким тоном ты разговариваешь со мной... - Ты все время была дома? - Только в мясную и булочную выходила. - А дети где были? - Как всегда, у соседки. Младшие. А остальные - в школе. - Простите меня, господин комиссар. Я ничего не понимаю. Еще сегодня утром кепка лежала у меня в ящике. Это я точно помню. Я ее видел... - Да о какой кепке ты говоришь? Ответь же наконец! Ты просто сошел с ума, честное слово. Сядь лучше за стол и поешь... И месье предложи поесть...      Но Луи, бросив на мать сердитый, недоверчивый взгляд, увлек Мегрэ на улицу. - Пошли... Я должен с вами поговорить... Клянусь памятью моего покойного отца, что кепка...                  4. Кража кепки            Взволнованный Луи торопливо шел, почти бежал по улице и, как на буксире, тянул за собой грузного, неуклюжего Мегрэ, который всегда, попав в глупое положение, становился особенно неповоротлив.      Хорошенький же был у них видик: молодой парень упрямо тащит за собой пожилого человека-так какой-нибудь зазывала из кабаре на Монмартре чуть не силой волочит оробевшего провинциального буржуа бог знает куда и для каких развлечений. Они уже дошли до угла улочки, а мать Луи, стоя в дверях, все еще кричала им вслед:      - Может, ты поешь, Луи? Но Луи ее, должно быть, и не слышал. Он был охвачен одной мыслью: он пообещал этому господину из Парижа кое-что показать, а теперь совершенно неожиданно случилось так, что он не сдержал своего слова. Чего доброго, его еще примут за обманщика И не повредит ли это делу? - Пусть Дезире вам сам скажет... Кепка была у меня, в моей комнате. Я все думаю, вдруг мать что-нибудь скрыла... И Мегрэ подумал о том же: ведь Кавру ничего не стоило провести эту обремененную детьми и повседневными заботами женщину. - Который час? - Десять минут первого... - Дезире, наверно, еще на заводе. Пошли здесь. Так быстрее. Луи снова вел Мегрэ какими-то улочками, мимо лачуг-Мегрэ даже не предполагал, что здесь есть такие лачуги Свинья вылезла из грязной лужи и бросилась им под ноги. - Как-то вечером, да, как раз в день похорон, папаша Дезире пришел в "Золотой лев"... Он бросил на стол кепку и на патуа <Патуа - местное наречие.> спросил, чья она. Я ее сразу узнал-мы вместе с Альбером покупали в Ниоре, еще обсуждали, какого цвета брать... - Ты кем работаешь? - спросил Мегрэ. - Плотником. У того толстяка, что сегодня был с нами в "Трех мулах". В тот вечер, про который я вам рассказываю, Дезире был пьян. Я его спросил, где он нашел эту кепку. Да, вы ведь не знаете, что он собирает молоко на маленьких фермах, а туда на грузовике не доберешься, вот он и объезжает их на лодке. Он ответил: "В тростниковых зарослях, как раз возле засохшего тополя". Так вот, я уже сказал вам, что это слышали человек шесть, если не больше. Ну, а все знают, что засохший тополь стоит между домом Но и тем местом, где нашли тело Альбера... Сюда... Мы идем на молочный завод, вон видите слева трубу? Они уже миновали окраину городка. Темные изгороди окружали огороды. Чуть дальше стояли низкие строения молочного завода, в небе вырисовывалась его высокая труба. - Да, так вот, даже сам не знаю почему, но сунул я кепку в карман... Я уже тогда почувствовал, что есть люди, заинтересованные в том, чтобы замять это дело... А тут кто-то возьми да и скажи: "Это кепка Ре-тайо". Дезире, хотя и был пьян, нахмурился. Сообразил, что, пожалуй, кепка валялась в неподходящем месте "А ты не спутал, Дезире, ты, правда, нашел ее возле засохшего тополя?" - "А чего же здесь путать?" И вот, господин комиссар, на следующий день он уже отрекся от своих слов. Когда его просили сказать, где он нашел кепку, он говорил: "Да там... Не помню я уже точно...      Отстаньте вы от меня с этой кепкой!.." Неподалеку от заводских строений стояли плоскодонные лодки с бидонами молока.      - Эй, Филипп... Папаша Дезире вернулся? - Откуда он мог вернуться, если он вообще еще не появлялся? Видимо, вчера опять здорово клюкнул и до сих пор глаз не продрал. У Мегрэ мелькнула одна мысль. Он спросил Луи:      - Как ты думаешь, хозяин сейчас здесь? - Должен быть у себя. Вон сбоку дверь. - Подожди меня минутку. Мегрэ действительно нашел хозяина завода Оскара Друэ разговаривающим по телефону. Он представился.      Спокойствие и степенность хозяина выдавали в нем бывшего фермера, которому удалось стать владельцем хотя и не крупного, но все-таки собственного предприятия. Короткими затяжками покуривая свою трубку, он присматривался к Мегрэ, не перебивал его и старался понять, что за человек его неожиданный визитер. - Некогда у вас работал отец Альбера Ретайо, не так ли? Мне говорили, он погиб в результате аварии на заводе... - Взорвался котел. - Мне также известно, что вы выплачиваете вдове довольно порядочную пенсию... Хозяин, видно, был умным человеком, ибо он сразу смекнул, что этот коварный вопрос задан неспроста. - Что вы хотите сказать? - Вдова подавала в суд или вы сами?.. - Не ищите здесь никакой тайны. Авария произошла по моей вине. Ретайо два месяца твердил мне, что котел нужно капитально ремонтировать или даже сменить. Но был разгар работы, и я все откладывал... - Рабочие у вас застрахованы? - Страховка ничтожная... - Простите, я хотел бы задать вам еще один вопрос: это вы считали, что страховка ничтожна, или же... Они уже поняли друг друга, поняли настолько хорошо, что Мегрэ не закончил фразы. - Вдова ходатайствовала об увеличении пенсии, и это было ее право, - пожал плечами Оскар Друэ. - Я убежден, - продолжал комиссар с еле заметной улыбкой, - что она не просто пришла к вам с просьбой решить этот вопрос.      Она прислала к вам юриста... - А что в этом странного? Ведь женщины не разбираются в подобных вещах, не правда ли? Я признал, что ее требование обоснованно, и вдобавок к страховой пенсии выплачиваю ей еще некоторую сумму из собственных средств. Кроме того, я платил за обучение ее сына, а когда он подрос, взял его к себе на службу. Кстати, я был вознагражден сторицей. Парень оказался честным, толковым, работящим, и он прекрасно вел здесь дело в мое отсутствие. - Благодарю вас... Еще один вопрос: после смерти Альбера к вам не приходила его мать? Оскар Друэ с трудом сдержал улыбку, но в его карих глазах мелькнул лукавый огонек. - Нет,ответил он, - еще не приходила. Мегрэ не ошибся в оценке мадам Ретайо! Эта женщина знала, как постоять за себя, и в случае нужды могла перейти в наступление. Она всегда умела соблюдать свою выгоду. - Говорят, Дезире, ваш служащий, сегодня не вышел на работу? - Это с ним случается... Когда он пьян больше, чем обычно... Мегрэ вернулся к Луи, который до смерти боялся, что теперь комиссар перестанет всерьез относиться к его словам.      ~~ - Что он вам сказал? Он хороший человек, только из другого лагеря...      - Какого лагеря? - Из лагеря месье Но, доктора, мэра... И все равно он ничего не мог вам сказать плохого обо мне... - Да нет... - Нам надо найти папашу Дезире. Если вы не против, зайдем к нему домой. Это недалеко... И они зашагали обратно, совершенно забыв, что наступило время обеда. Войдя в город, они задами прошли к одному из домов, и Луи, постучав в застекленную дверь, толкнул ее и крикнул в полумрак:      - Дезире, эй, Дезире! Никакого ответа. Только кот выскочил откуда-то из угла и стал тереться о ногу Луи. В комнате, напоминавшей берлогу, Мегрэ, приглядевшись, увидел кровать без простынь и подушки - хозяин, видимо, спал не раздеваясь, - чугунную печурку, какие-то лохмотья, обглоданные кости, батарею пустых винных бутылок. - Небось пьет где-нибудь. Идемте.      Все еще опасаясь, что Мегрэ не принимает его всерьез, Луи начал объяснять:      - Понимаете, Дезире работал у Этьена Но... И хотя его выгнали, он не хочет с ним ссориться... Он ни с кем не хочет ссориться.      Вот поэтому назавтра, когда его снова спросили о кепке, он и стал ломать комедию: "Какая кепка? Ах да, та грязная тряпка, что я подобрал где-то в канаве? Даже не знаю, куда она делась..." А я вот, честное слово, месье, видел на кепке следы крови... И я написал об этом прокурору... - Так это ты посылал анонимные письма? - Да, три письма. Если их было больше, то остальные писал кто-то другой. Я написал о кепке, потом об отношениях Альбера с Женевьевой Но... Подождите, может быть, Дезире здесь... Это была бакалейная лавочка, но сквозь витрину Мегрэ увидел на конце прилавка бутылки, а в глубине зала два столика для посетителей. Луи вернулся ни с чем. - Он уже побывал здесь рано утром. Должно быть, успел везде причаститься... До сих пор Мегрэ видел всего два кафе: "Золотой лев" и "Три мула". За какие-нибудь полчаса Луи показал ему не меньше дюжины питейных заведений. Это не были настоящие кафе, просто лавчонки, неискушенный прохожий их даже и не заметил бы. Шорник открыл распивочную рядом со своей мастерской. Кузнец-тоже. И почти всюду Дезире уже успел побывать. - Каков он был? - Хорош! Ясно, что это означало. - Уходя отсюда, он торопился: у него были какие-то дела на почте... - Сейчас почта закрыта, - заметил Луи, - но я знаю девушку, которая там работает.      Придется постучать к ней в окошечко. Вам она откроет. - Прекрасно, тем более что мне надо позвонить по телефону, - согласился Мегрэ. И впрямь, стоило только Луи постучать, как окошечко приоткрылось:      - Это ты, Луи?      Что тебе? - Месье из Парижа, ему надо позвонить. - Сейчас открою. Мегрэ попросил соединить его с домом месье Но. - Алло! Кто у телефона? Голос был мужской, но Мегрэ не узнавал его. - Алло! Что вы сказали? Ах, простите... Это месье Гру-Котель?.. Я не узнал вашего голоса... Говорит Мегрэ. Передайте, пожалуйста, мадам Но, что я не смогу быть к обеду...      Да, да, и мои извинения... Нет, ничего особенного... Я еще не знаю, когда вернусь... Выходя из кабины, Мегрэ по лицу Луи понял, что у того есть какие-то интересные новости. - Сколько с меня, мадемуазель?..      Спасибо... Простите за беспокойство... На улице Луи, страшно взволнованный, стал рассказывать:      - Я же вам говорил: происходит что-то странное. Часов в одиннадцать на почту приходил папаша Дезире. И знаете зачем? Он послал пятьсот франков сыну в Марокко... Его сын-отъявленный шалопай, и почему-то ему взбрело в голову уехать туда. Когда он был здесь, они со стариком каждый день скандалили и дрались... Дезире никогда не видели трезвым. Теперь сын изредка пришлет ему письмецо, и всегда только ради того, чтобы пожаловаться и попросить денег... А Дезире все деньги пропивает. У него никогда нет ни су. Случается, в начале месяца он пошлет сыну франков двадцать, а то и десять... Да, так вот, я хотел бы знать... Подождите... Если у вас есть еще время, мы зайдем к его свояченице... Мегрэ уже узнавал улочки и дома - ведь с самого утра они бродили по одним и тем же местам. Теперь ему были знакомы даже лица прохожих и фамилии лавочников, намалеванные на вывесках. Погода не только не разгулялась, но стала еще пасмурнее.      Воздух был тяжелый, сырой, тумана, правда, пока не было, но чувствовалось, что он вот-вот окутает землю. - Его свояченица занимается вязанием. Она старая дева и была в услужении у бывшего кюре. Нам сюда...      Луи поднялся по ступенькам, которые вели к выкрашенной в голубой цвет двери, постучал, вошел в дом. - Дезире не у вас? И тут же знаком подозвал Мегрэ. - Привет, Дезире... Мадемуазель Жанна, простите меня...      Вот месье из Парижа хочет поговорить с вашим шурином... Они очутились в очень чистой небольшой комнатке. Перед кроватью красного дерева, на которой возвышалась огромная, алого цвета перина, стоял накрытый стол.      На столе - расписная тарелка с двумя отбивными. В углу над распятием висела ветка самшита, на комоде под стеклянным колпаком красовалась статуэтка богородицы. Дезире попытался было приподняться, но понял, что рискует свалиться со стула; и потому остался сидеть неподвижно, пытаясь сохранить достойный вид, и бормотал, еле ворочая языком:      - Чем могу служить? Он был вежлив, Дезире, и не уставал напоминать об этом:      - Может, я пьян... Правильно, я, может, немножко выпил, но, месье, я всегда вежлив... Вам любой подтвердит, что Дезире со всеми вежлив... - Послушайте, Дезире, месье нужно знать, где вы нашли кепку... Кепку Альбера... Этих слов было достаточно. Лицо пьяницы сразу приобрело совершенно тупое выражение, а глаза, и без того мутные, уже совсем осоловели. - Не понимаю, чего тебе от меня надо... - Не стройте из себя дурака, Дезире. Все равно кепка у меня... Помните, в тот вечер вы у папаши Франсуа бросили ее на стол и сказали, что вот, мол, нашли рядом с засохшим тополем... Тут старую обезьяну словно прорвало. Дезире не просто все отрицал, он еще при этом кривлялся, с удовольствием смаковал ложь. - Вы подумайте только, что он говорит, месье! Зачем мне было бросать кепку на стол?.. А?.. Я никогда не носил кепку... Жанна!.. Где моя шляпа?.. Покажи-ка месье мою шляпу... Ну и молодежь пошла, никакого уважения к старикам! - Дезире... - Что это за "Дезире"?.. Может, Дезире и пьян, но он всегда вежлив и просит тебя называть его "месье Дезире"!      Ты слышишь, сопляк, ублюдок несчастный! - У вас есть какие-нибудь известия от вашего сына? - неожиданно вмешался Мегрэ. - Чего? От сына? А что он вам сделал, мой сын? Мой сын-солдат. Мой сын - замечательный парень! - Это я и хотел сказать. Он наверняка будет очень рад, когда получит деньги. - А что, разве я не имею права послать деньги собственному сыну? Ты слышишь, Жанна? Может, и зайти заморить червячка к свояченице я тоже не имею права? Возможно, вначале Дезире и струхнул немного, но теперь он просто потешался. Он так увлекся, разыгрывая этот спектакль, что, когда Мегрэ наконец направился к двери, он, шатаясь, шел за ним до порога и последовал бы даже на улицу, если б Жанна не остановила его. - Дезире-вежливый человек... Слышишь, сопляк?.. А вы, парижанин, если вам кто-нибудь скажет, что сын Дезире не замечательный парень... Из дверей соседних домов стали высовываться головы любопытных, и Мегрэ поторопился уйти. Со слезами на глазах, сжав зубы, Луи бормотал:      - Господин комиссар, клянусь вам... - Не волнуйся, мальчик, я тебе верю... - Это дело того типа, что остановился в "Золотом льве", да? - Убежден. Но мне бы хотелось получить доказательства. Не знаешь ли ты кого-нибудь, кто был вчера вечером в "Золотом льве"? - Наверняка сын Либуро. Он проводит там все веТогда сделаем так: я тебя подожду в "Трех мулах", а ты пойди к нему и спроси, видел ли он там Дезире и разговаривал ли тот с приезжим из Парижа... Подожди... В "Трех мулах", наверное, можно поесть... Давай перекусим там вместе. Беги быстренько.      Столик без скатерти, приборы из жести, ничего, кроме свекольного салата, куска сыра и скверного белого вина... Луи, вернувшись, сел рядом с комиссаром. - Ну что? - Дезире был в "Золотом льве". - Он разговаривал с Кадавром? - С кем? - Не обращай внимание. Это его прозвище. Он с ним разговаривал? - Нет, все произошло иначе. Тот, кого вы называете Ка... как-то странно звучит... - Его зовут Жюстен Кавр. - Так вот, Либуро сказал, что месье Кавр почти весь вечер сидел и молча смотрел, как играют в карты. Дезире расположился в другом углу. Часов в десять Дезире ушел, а через несколько минут Либуро заметил, что парижанин тоже исчез.      Но он не знает, вышел ли тот на улицу или поднялся к себе в номер... - Думаю, вышел... - Что вы теперь будете делать? Луи, гордый тем, что комиссар взял его себе в помощники, горел желанием действовать. - Кто видел в руках мадам Ретайо крупную сумму денег? - Почтальон. Иосафат.      Тоже хороший пьяница. Его прозвали Иосафатом потому, что, когда умерла его жена, он надрызгался еще больше обычного и, рыдая, все время твердил: "Прощай, Селина... Мы встретимся с тобой в Иосафатовой долине... Рассчитывай на меня..." - Что вам подать на сладкое? - спросила хозяйка. Она так и ходила, держа своего малыша, и все делала одной рукой. - Есть печенье и яблоки. - Выбирай, - сказал Мегрэ. - Мне все равно, - Луи смутился и покраснел. - Печенье... Так вот как было дело...      Дней через десять-двенадцать после похорон Альбера к мадам Ретайо пришел Иосафат, принес какое-то извещение об оплате... Она хлопотала по хозяйству... В кошельке у нее денег оказалось мало, ей не хватило пятидесяти франков, тогда она подошла к комоду, на котором стоит супница-вы ее, наверно, заметили, в синих цветочках-стала к почтальону спиной, чтобы он не увидел, что она делает... Но Иосафат вечером клялся, что он разглядел у нее в руках пачку тысячефранковок-штук десять, а может, и больше. Вот так... А ведь все знают, что у мадам Ретайо таких денег сроду не водилось... Альбер тратил все, что зарабатывал. - На что?      - Он любил пофрантить. Это ведь не порок. Одеться хорошо любил, костюмы себе заказывал в Ниоре. Друзей любил угостить... А матери он говорил, что, раз у нее есть пенсия... - У них бывали ссоры? - Случалось.. Альбер считал себя взрослым, понимаете? А мать продолжала обращаться с ним как с ребенком. Если б он слушался ее, он бы по вечерам никуда не ходил, а уж в кафе и ноги б его не было... Вот моя мать, та наоборот... По ней, лишь бы я дома поменьше торчал... - Где бы найти этого Иосафата? - Сейчас он уже должен быть дома или вот-вот вернется. А через полчасика он пойдет к поезду, чтобы забрать мешки со второй почтой. - Будьте добры, принесите нам по рюмке коньяку, - попросил Мегрэ хозяйку. Сквозь занавески Мегрэ смотрел на окна "Золотого льва" и думал о том, что и Кадавр, наверно, сейчас тоже обедает и наблюдает за "Тремя мулами". Но вскоре Мегрэ увидел, что ошибся: послышался шум мотора, к гостинице "Золотой лев" подкатила машина, и из нее вышел Кавр со своим неизменным портфелем под мышкой. Расплачиваясь, он долго торговался с шофером. - Чья это машина? - Хозяина того гаража, мимо которого мы только что проходили. Иногда, если кому надо перевезти больного или срочно поехать куда, он подрабатывает. Машина развернулась, но, судя по тому, что шум мотора вскоре резко оборвался, остановилась она недалеко. - Слышите? Он въехал в гараж. - Ты с ним ладишь? - Он приятель моего хозяина. - Пойди спроси у него, куда он возил своего пассажира. Не прошло и пяти минут, как Луи, запыхавшись, вбежал обратно в кафе. - Они ездили в Фонтенэ-ле-Конт. Это ровно двадцать два километра отсюда. - Ты не узнал, куда именно? - Ему велели остановиться на улице Республики, у кафе "Коммерс". Парижанин зашел туда, потом вышел с кем-то, а шоферу приказал ждать. - А ты не знаешь, кто был с Кадавром? - Шофер никогда раньше этого человека не видел... Они уходили куда-то на полчаса... А потом Кадавр, как вы его называете, велел везти его обратно... На чай он дал всего пять франков... "А не ездил ли в Фонтенэ-ле-Конт и Этьен Но?" - Пошли к Иосафату... Дома Иосафата не оказалось, он уже ушел. Мегрэ и Луи разыскали его на станции, где он ждал поезда. Увидев на другом конце платформы Мегрэ и его спутника, Иосафат явно всполошился и сразу же с деловым видом юркнул в комнату начальника станции. Но Мегрэ и Луи дождались, когда он вышел. - Иосафат! - окликнул его Луи. - Чего тебе?      Некогда мне с тобой лясы точить... - С тобой хотят поговорить. - Кто? Я на службе, а когда я на службе... Мегрэ с трудом удалось оттиснуть его от здания станции в пустынную часть платформы, между уборной и будкой, где хранились фонари. - Один вопрос... Иосафат был как на иголках, это чувствовалось. Он прикидывался, что слышит подъезжающий поезд, и готов был кинуться к почтовому вагону, и в то же время бросал злобные взгляды на Луи, который поставил его в такое неприятное положение. Мегрэ понял, что ему ничего не узнать, - его коллега Кавр и тут опередил его. - Скорее, подходит поезд, - торопился Иосафат. - Недели две назад вы были у мадам Ретайо, принесли ей извещение о задолженности... - Я не имею права разглашать служебные тайны... - И тем не менее в тот же вечер вы разболтали об этом... - При мне, - вмешался Луи. - И там еще были Аврар, Лерито и младший Кроман... Иосафат с глупым и в то же время наглым видом, покачиваясь, переступал с ноги на ногу. - А вы кто такие, чтобы допрашивать меня? - Тебя уже и спросить ни о чем нельзя? Ты что, папа римский, что ли? - А если я потребую у него документы, у этого типа, который с утра шляется по улицам, а? Мегрэ хотел было уйти, понимая, что настаивать бесполезно, но Луи, возмущенный такой очевидной подлостью, не отступал:      - И ты осмелишься утверждать, что не рассказывал о тысячефранковых бумажках, что лежали в супнице? - А почему же не осмелюсь? Не ты ли мне это запретишь? - Ты рассказывал о них! И вот увидишь, я добьюсь, что другие тебе тоже об этом напомнят. Ты даже сказал, что деньги были скреплены булавкой... Иосафат лишь пожал плечами и поспешил к тому месту, где всегда останавливался почтовый вагон: на этот раз поезд действительно подходил к станции. - Негодяй! - пробормотал сквозь зубы Луи. - Вы слышали, как он разговаривал? И все-таки вы должны мне верить. С чего мне врать?.. Но я знал, что так оно и будет... - Почему? - Потому что, когда дело касается их, всегда так бывает... - Кого это "их"? - Всех этих... Не знаю, как вам объяснить... Они все друг за друга... Они богатые... У них родственники или друзья всякие там префекты, генералы, судьи... Не знаю, понимаете ли вы, что я хочу сказать... Ну, и все их боятся... Иногда кто-нибудь спьяну вечером и сболтнет лишнее, а на следующий день он уже сожалеет об этом... Что же вы теперь будете делать? Вы не уедете в Париж? - Нет, конечно, нет, мой мальчик. Почему ты так решил? - Не знаю... Тот, другой, выглядит... - Луи замялся. Он явно собирался сказать что-нибудь вроде: "Тот выглядит настолько сильнее вас!" А ведь так оно и было. В тумане, который, словно сумерки, опустился на землю, Мегрэ казалось, что он видит лицо Кавра, на тонких губах которого играет насмешливая улыбка. - А тебе не влетит от хозяина, что ты до сих пор не на работе? - Что вы, нет! Он не с ними...      Если бы он мог помочь нам доказать, что беднягу Альбера убили, он бы это сделал, уверяю вас... Мегрэ вздрогнул, услышав, как за его спиной кто-то спросил:      - Скажите, пожалуйста, как пройти в гостиницу "Золотой лев"?      Железнодорожный служащий, стоявший у входа, указал на улицу, которая проглядывалась метрах в ста от станции. - Идите прямо... Слева увидите... Толстенький, щеголеватый на вид человечек тащил чемодан, который, казалось, был не меньше его самого, и тщетно искал взглядом носильщика. Но напрасно Мегрэ внимательно с ног до головы оглядел приезжего. Он никогда его прежде не видел.                  5. Три женщины в гостиной            Понурив голову, Луи торопливо зашагал прочь, но, прежде чем исчезнуть в тумане, крикнул:      - Если я вам понадоблюсь, я весь вечер буду в "Трех мулах"! Было пять часов вечера.      Плотная белая пелена и темень окутали городок. Мегрэ предстояло пройти всю главную улицу Сент-Обена, чтобы добраться до станции, а там уж он найдет дорогу к дому Этьена Но. Правда, Луи предложил проводить его, но всему есть предел. Мегрэ устал, ему трудно было поспевать за этим нетерпеливым и лихорадочно возбужденным юношей, который все время словно волочил его за собой. Прощаясь, Луи сказал ему с упреком:      - Эти люди (он, конечно, имел в виду семью Но) будут вас там обхаживать, и вы поверите всем их россказням... - В голосе его Мегрэ уловил подлинную горечь... Засунув руки в карманы и подняв воротник плаща, Мегрэ осторожно шел, ориентируясь, словно на маяки, на тусклый свет фонарей.      Сквозь туман казалось, что они где-то далеко, и это в конце концов сбило его с толку: он чуть не налетел на витрину Вандейского кооператива-он уже ощутил рукой холод стекла. Он проходил сегодня мимо этой узкой лавчонки, выкрашенной в зеленый цвет, с выставленными в окне безделушками, которые выдавались в виде премии, чуть ли не двадцать раз.      Пройдя еще немного, он снова наткнулся на что-то и долго в недоумении ощупывал некий странный предмет, пока наконец не понял, что застрял между экипажами, стоявшими с поднятыми оглоблями у шорной мастерской.      Неожиданно прямо над его головой раздался колокольный звон. Значит, он идет мимо церкви. В таком случае справа-почта с маленьким, как в кукольном домике, оконцем, а напротив - дом доктора, затем на одной стороне улицы гостиница "Золотой лев" и на другой-"Три мула". Странно было даже подумать о том, что всюду, где виднеется свет, живут люди, живут в тепле и уюте, в то время как вокруг такой мрак и холод.      Сент-Обен-небольшой городок. Огни молочного завода на окраине полыхали так ярко, что в этой темени представлялось, будто там, невдалеке, не крохотный заводишко, а большое промышленное предприятие. У станции стоял паровоз без вагонов и изрыгал языки пламени. Вот в этом мирке и жил Альбер Ретайо. Его мать никогда не выезжала из своего маленького городка. И Женевьева Но тоже вряд ли покидала его когда-нибудь, разве что на каникулы ездила в какой-нибудь Сабль-д'Олонн. Мегрэ вспомнил, как, подъезжая к Ниору, он, глядя на мокнущие под дождем пустынные улицы, на шеренги газовых фонарей, на дома с темными глазницами окон, подумал: "А ведь есть люди, которые всю свою жизнь проведут вот на такой улочке". Нащупывая ногой тропинку, Мегрэ теперь шел вдоль канала, ориентируясь на очередной "маяк" - свет в доме Но. Сколько раз морозной ночью или сквозь пелену дождя Мегрэ смотрел из окна вагона на такие вот уединенные дома, само существование которых выдавал лишь желтый квадрат освещенного окна... Давал волю своему воображению, пытаясь представить живущих там людей... И вот сейчас он окажется в одной из таких обителей.      Мегрэ поднялся по ступенькам крыльца, поискал звонок и только тут увидел, что дверь приотворена. Тогда он вошел в переднюю, ступая нарочито громко, чтобы дать знать о себе, но, несмотря на это, монотонный монолог в гостиной продолжался. Мегрэ снял мокрый плащ, шляпу, вытер о половик ноги и постучал. - Войдите... Женевьева, открой дверь. Но Мегрэ уже сам распахнул ее. В гостиной, освещенной лишь одной лампой, он увидел у камина мадам Но с шитьем в руках, сидящую напротив нее очень пожилую даму и девушку, которая шла к нему навстречу... - Простите, я, быть может, не вовремя... Девушка с тревогой смотрела на Мегрэ-не выдаст ли он ее. Он лишь молча поклонился ей. - Ну что вы, господин комиссар... Моя дочь Женевьева... Она так жаждала познакомиться с вами, что вся ее хворь улетучилась... Разрешите представить вас моей матери... Так вот она какая, Клементина Брежон, урожденная Ла Ну, которую все здесь фамильярно называют просто старой Тиной. Подвижное лицо ее до странности походило на лицо Вольтера, каким его изображают скульпторы. Маленькая, живая, она вскочила и заговорила резким фальцетом:      - Ну как, комиссар, взбудоражили наш бедный Сент-Обен? Раз десять-да что я говорю, гораздо больше! - я видела, как вы проходили мимо моего дома, а после обеда смотрю-вы уже и помощника себе завербовали...      Луиза, знаешь, кто служил комиссару поводырем? Интересно, она выбрала слово "поводырь", чтобы подчеркнуть комизм положения? Щупленький Луи водит за собой огромного, толстого Мегрэ! Луиза Но, которая отнюдь не унаследовала живости своей матери, продолжала молча сидеть, склонившись над шитьем и покачивая головой; только слабая улыбка на ее продолговатом бледном лице свидетельствовала о том, что она внимательно слушает. - Сын Фийу... Этого следовало ожидать... Мальчишка, верно, специально искал вас, комиссар... Небось нарассказал вам с три короба... - Нет, мадам, отнюдь. Он только помог мне найти тех, кого я хотел повидать. Без него мне пришлось бы туго, ведь местные жители не очень-то общительны.      Женевьева села на свое место и теперь пристально смотрела на Мегрэ, словно он загипнотизировал ее. Мадам Но время от времени поднимала глаза от шитья и украдкой бросала взгляд на дочь. Гостиная выглядела точно так же, как вчера, все вещи незыблемо стояли на своих местах, создавая ощущение мертвящего покоя, и одна лишь мадам Брежон вносила в эту атмосферу какую-то жизнь. - Я, комиссар, уже старуха. Помню, однажды было нечто подобное, весь наш городок взбаламутился, и куда больше, чем теперь... В Сент-Обене чуть междоусобица не началась. Существовала здесь мастерская сабо, работало в ней человек пятьдесят-и мужчины, и женщины.      А время смутное было-по всей Франции то и дело вспыхивали забастовки, рабочие, чуть что, сразу устраивали демонстрации... Мадам Но, слушая мать, подняла голову от шитья, и Мегрэ прочел на ее худом лице, поразительно похожем на лицо следователя Брежона, тревогу, которую она тщательно пыталась скрыть. - Был там один рабочий, Фийу его звали.      Неплохой человек, но любил выпить, а уж как выпьет, возомнит себя трибуном. И с чего же все началось? В один прекрасный день приходит он к хозяину и предъявляет ему разные требования, не знаю уж там, какие. А через несколько минут дверь распахивается, и из нее спиной вперед пулей вылетает этот самый Фийу и, пролетев несколько метров, плюхается в канал. - Это был отец моего провожатого? - Да, отец. Теперь его уже нет в живых. А время было такое, что безучастным никто не мог остаться-или ты за Фийу, или за хозяина. Сторонники хозяина утверждали, будто Фийу явился в контору пьяный и вел себя глупейшим образом, так что хозяину пришлось силой вышвырнуть его, а дружки Фийу кричали, что хозяин был якобы безобразно груб и, в частности, когда речь зашла о детях, цинично сказал: "Что я могу поделать, если по субботам мои рабочие напиваются и от скуки делают детей?" - Вы сказали, что Фийу умер? - Да, два года назад. От рака желудка. - А тогда, во время этой истории, многие были на его стороне? - Да нет, не очень, но зато те, кто был с ним, так его защищали!.. Каждое утро их противники обнаруживали у себя на дверях угрожающие надписи мелом... - Так вы хотите сказать, мадам, что истории Фийу и Ретайо схожи? - Я ничего не хочу сказать, комиссар. Вы же знаете, старухи любят поболтать. В каждом городке случаются подобные истории. У нас-с Фийу или с Ретайо, у других еще что-нибудь. Без этого жизнь была бы ужасно однообразной. И всегда находится кучка смутьянов, которые подливают масло в огонь... - А чем кончилось дело Фийу? - Замяли, естественно... "Ну, конечно, замяли-просто замолчали", - усмехнулся про себя Мегрэ. Как бы ни старалась небольшая группка правдолюбов, молчание сильнее. Ведь именно на молчание он, Мегрэ, и наталкивался весь день. / Впрочем, он почувствовал, что за то время, что он сидит в гостиной, он и сам словно бы изменился, и это было неприятно ему. С раннего утра и почти до вечера мрачно и упорно он таскался по улицам за Луи, который в какой-то степени заразил его одержимостью. "Он из тех" - говорил о ком-нибудь Луи. "Быть из тех" в его понимании означало быть соучастником в заговоре молчания, принадлежать к числу людей, которые хотят жить, закрывая на все глаза, не вмешиваясь ни в какие истории, жить так, словно все в этом мире устроено наилучшим образом. В глубине души Мегрэ целиком был на стороне тех, кто не хотел мириться с таким взглядом на жизнь, - на стороне бунтовщиков. С ними чокался он в "Трех мулах", перед ними он отрекся от Этьена Но, заявив, что не собирается защищать его. А когда Луи выразил сомнение в его искренности, он готов был поклясться этому юнцу в верности. И все же Луи был прав, когда, прощаясь, он с подозрением поглядел на комиссара, смутно предчувствуя, что произойдет, когда тот вернется во вражеский лагерь. Потому он так настойчиво стремился проводить комиссара до самой двери дома Но, что хотел убедить его в своей правоте, предостеречь от проявления слабости. "Если я вам понадоблюсь, я весь вечер буду в "Трех мулах"..." Зря он его прождет.      Сейчас, сидя в этой уютной мещанской гостиной, Мегрэ испытывал нечто вроде стыда, вспоминая, как он, комиссар Мегрэ, вместе с каким-то мальчишкой шнырял по городку и каждый раз, когда пытался задать кому-нибудь вопрос, получал щелчок по носу. На стене висел портрет судебного следователя Бре-жона. Накануне Мегрэ не заметил его. Брежон смотрел в упор на камиссара и, казалось, говорил ему: "Не забудьте, какое поручение я вам дал..." Мегрэ перевел взгляд на руки Луизы Но, занятые шитьем. Они поразили его своей нервозностью. Ее лицо сейчас было почти безмятежно, но руки выдавали панический ужас. - Что вы думаете о нашем докторе? - продолжала болтать старая Тина. - Оригинал, не правда ли?      Вы в Париже все очень заблуждаетесь, считая, что в провинции нет интересных людей. О, если б вы пожили здесь хотя бы месяца два... Луиза, а твой муж скоро вернется? - Он недавно звонил и сказал, что придет поздно, его вызвали в Ла-Рош-сюр-Йон. Он просил меня, господин комиссар, извиниться за него перед вами... - Это я должен просить прощения, что не смог быть к обеду. - Женевьева, угости господина комиссара рюмкой аперитива... - Ну, дети, мне пора домой, - поднялась с кресла мадам Брежон. - Поужинайте с нами, мама. Этьен вернется и отвезет вас на машине. - Нет уж, доченька. Пока еще я не нуждаюсь в том, чтобы меня отвозили... Ей помогли завязать бант ее старомодной черной шляпки, которую она кокетливо носила на самой макушке, натянули на туфли ботики.      - Может, приказать запрячь лошадь? - Запряжете на мои похороны. До свидания, комиссар. Если вы снова будете проходить мимо моих окон, милости прошу ко мне... Спокойной ночи, Луиза. Спокойной ночи, Женевьева. Дверь за мадам Брежон затворилась, и сразу же атмосфера в гостиной стала иной. И тут Мегрэ понял, почему мадам Но так старалась задержать старуху. После ее ухода на плечи оставшихся навалилась тишина, зловещая, гнетущая тишина. Казалось, что из всех щелей лезет страх.      Пальцы Луизы Но стали двигаться над работой еще быстрее и судорожнее, а Женевьева явно искала предлог, чтобы покинуть гостиную, но не могла решиться. Мегрэ подумал, что вот Альбера Ретайо уже нет, он погиб и его обезображенное тело нашли на железнодорожном полотне, но здесь, в этой комнате, незримо находится крохотное живое существо, его сын, который яерез несколько месяцев появится на свет. Эта мысль невольно взволновала его. Когда Мегрэ поворачивался к Женевьеве, она отнюдь не отводила глаз.      Она сидела прямо и даже как бы нарочно подставляла ему свое лицо, словно говоря: "Нет, вам это не приснилось. Сегодня ночью я была у вас в комнате, и я не лунатик. Все, что я вам сказала, правда. Вы видите, меня это не смущает. И я не сумасшедшая. Да, Альбер был моим любовником, и у меня будет от него ребенок". Итак, значит, сын той мадам Ретайо, которая столь энергично отстояла свои права после гибели мужа, юный и пылкий друг молодого Фийу, по ночам незаметно проникал в этот дом. А Женевьева принимала его у себя в спальне, помещавшейся в конце правого крыла. - Простите, мадам, но если вы не возражаете, я хотел бы пройтись по двору, познакомиться с вашим хозяйством, - обратился Мегрэ к мадам Но. - Позвольте мне составить вам компанию. - Ты простудишься, Женевьева. - Нет, мама. Я накину что-нибудь на плечи. Женевьева принесла из кухни зажженный фонарь. Они вышли в переднюю, и Мегрэ помог ей надеть плащ. - Что вы хотите посмотреть? - тихо спросила она. - Выйдем во двор. - Пройдемте здесь, чтобы не обходить дом... Осторожно, ступеньки... Двери хлева были раскрыты, там горел свет, но сквозь пелену тумана ничего нельзя было различить. - Ваша комната, кажется, вон та, над нами? - Да... Я догадываюсь, о чем вы думаете... Он входил не через дверь, как вы понимаете... Идемте... Видите приставленную лестницу?.. Она всегда здесь... Ему оставалось только передвинуть ее правее метра на три... - Где спальня ваших родителей? - Через три окна. - А окна между?.. - Одна комната для гостей, там сегодня ночевал месье Альбан, а вторая всегда заперта-в ней умерла моя сестренка. Только у мамы есть от нее ключ.      Женевьеву знобило, но она старалась скрыть это: ей не хотелось, чтобы Мегрэ подумал, будто она стремится скорее закончить разговор. - Ваши родители никогда ни о чем не догадывались? - Нет. - А когда это началось? Женевьеве не пришлось долго вспоминать. - Три с половиной месяца назад. - Ретайо были известны последствия вашей любви? - Да. - Каковы были его намерения? - Во всем признаться моим родителям и жениться на мне. - Чем он был так взбешен в последний вечер? Мегрэ пристально смотрел на девушку, пытаясь в темноте увидеть выражение ее лица. По ее молчанию он понял, что она ошеломлена его вопросом. - Я спросил вас... - Я слышала. - Так что же? - Не понимаю... Почему вы решили, что он был взбешен? Руки у Женевьевы дрожали, как недавно у мадам Но. Фонарь так и плясал в ее руках. - В тот вечер между вами не произошло ничего особенного? - Нет, ничего. - Альбер выбрался через окно, как обычно? - Да... Ночь была лунная... Я видела, как он пошел в глубь двора, чтобы там перелезть через забор и выйти на дорогу... - В котором часу это было? - Около половины первого... - Он всегда оставался у вас так недолго? - Что вы хотите сказать? Женевьева старалась выиграть время. В окне, близ которого они стояли, было видно, как старая кухарка ходит взад и вперед по кухне. - Он пришел к вам около двенадцати. Я думаю, что обычно он уходил не так скоро... Вы не поссорились? - Почему мы должны были поссориться? - Не знаю... Я просто спрашиваю... - Нет. - Когда он собирался поговорить с вашими родителями? - Вскоре... Мы ждали удобного случая... - Постарайтесь все вспомнить... Когда он уходил, вы нигде не видели света?.. Не слышали никакого шума?.. Никого не заметили во дворе? - Нет, никого... Клянусь вам, господин комиссар, я ничего не знаю. Вы можете мне не верить, но это правда... Никогда, слышите, никогда я не признаюсь отцу в том, в чем я призналась вам сегодня ночью.      Я уеду... Я еще не знаю, что я сделаю... - Почему вы мне это рассказали?      - Трудно сказать... Испугалась... Подумала, что вы все раскроете и скажете моим родителям... - Давайте вернемся в дом. Вы дрожите... - Так вы не скажете? Мегрэ колебался. Он не хотел связывать себя обещанием и только прошептал:      - Доверьтесь мне. Неужели он тоже "из тех", выражаясь словами Луи? О, теперь он великолепно сознавал, что это значит. Альбер Ретайо мертв. Похоронен. И большинство жителей Сент-Обена считают, что, раз юношу невозможно воскресить, разумнее всего больше не вспоминать об этой истории. Быть "из тех" означало принадлежать к этому большинству.      Ведь даже сама мать Альбера Ретайо была "из тех", вот почему она делает вид, будто не понимает, из-за чего поднялся весь этот шум. А те, гго вначале был не с ними, постепенно переметнулись в их лагерь. Вот Дезире божится, что никакой кепки он не находил. Какая, мол, там еще кепка? А между тем сейчас у него завелись деньжата, он может пить вволю, он послал пятьсот франков негодяю сыну. Почтальон Иосафат не помнит, чтобы он видел ты-сячефранковые бумажки в супнице. Этьен Но раздосадован тем, что его шурин прислал в Сент-Обен такого человека, как Мегрэ, который вбил себе в голову во что бы то ни стало докопаться до истины. До какой истины? Кому она нужна? Лишь небольшая группка завсегдатаев "Трех мулов" - плотник, возчик и этот мальчишка Луи Фийу, Отец которого, кстати, был известным заводилой, - мутит воду. - Вы, верно, проголодались, господин комиссар? - спросила мадам Но у Мегрэ, когда он вернулся в гостиную. - А где моя дочь? - Мы вместе вошли в дом. Думаю, она на минутку поднялась к себе в комнату. Последующие четверть часа были поистине ужасны. Они сидели одни в этой старомодной, жарко натопленной гостиной, где из камина, разбрасывая искры, то и дело выпадали дымящиеся головешки. От лампы с розовым абажуром падал мягкий, приглушенный свет.      Было тихо, и лишь привычные звуки, долетавшие из кухни, нарушали эту мертвую тишину: вот подкладывают в плиту дрова, вот повесили на гвоздь кастрюлю, вот поставили на стол тарелку. Мегрэ видел, что мадам Но хочет начать разговор. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы это понять.      Казалось, какой-то бес так и подбивает ее на это. Разговор о чем? Она терзалась, время от времени, решившись, открывала рот, и Мегрэ со страхом ждал, какое же признание сорвется с ее уст. Но она ничего не говорила. Нервная спазма сжимала ей горло, плечи ее вздрагивали, и, придавленная тишиной и безмолвием, отгораживающими их от всего мира, она продолжала шить мелкими стежками. Знает ли она, что между ее дочерью и Ретайо?.. - Разрешите закурить, мадам? Она вздрогнула, словно ждала услышать от него что-то другое. - Прошу вас, не стесняйтесь, будьте как дома-Внезапно она выпрямила спину и прислушалась. - Боже мой... К чему относилось это "боже мой"? Она явно мечтала, чтобы скорее вернулся муж, чтобы кто-нибудь, все равно кто, пришел бы и положил конец ее мучениям.      И тогда Мегрэ почувствовал угрызения совести. Что мешало ему подняться с кресла и сказать: "Мне кажется, ваш брат напрасно попросил меня приехать к вам. Мне здесь нечего делать. Вся эта история меня не касается. И если вы не возражаете, я. поблагодарив вас за прием, уеду ближайшим же парижским поездом?" Но перед его глазами стояло бледное лицо Луи, молящие глаза юноши, его ироническая усмешка. И еще-это главное! - перед глазами его стоял Кавр с портфелем под мышкой. Кавр, которому после стольких лет судьба дала наконец-то возможность взять верх над своим бывшим коллегой, столь ему ненавистным. А Кавр действительно ненавидел его. И не только его, он ненавидел всех, но Мегрэ особенно. Глядя на Мегрэ, он всегда думал, что и его, Кавра, судьба могла сложиться столь же удачно. Какую же кропотливую, скрытую работу вел этот самый Кадавр со вчерашнего дня, с того самого момента, как они вместе вышли из поезда?      Тикали часы. Но где же они? Мегрэ пошарил глазами по стенам. Ему тоже было не по себе. "Еще пять минут, - подумал он, - и у бедняжки не выдержат нервы.... Она мне во всем признается... Она больше не может. У нее уже нет сил..." А ведь он может разом со всем покончить. Стоит только задать ей вопрос. Или даже не задавать. Просто встать перед ней и выжидающе посмотреть ей в глаза. Разве она в состоянии выдержать его взгляд? Но вместо этого Мегрэ продолжал молчать, мало того - чтобы дать несчастной женщине возможность прийти в себя, он торопливо схватил со стола какую-то книжонку, как оказалось, журнальчик для женщин с узорами вышивок. Как в приемной зубного врача человек читает то, чего никогда не стал бы читать по доброй воле, так и Мегрэ листал журнал, внимательно разглядывая розовые и голубые узоры, и при этом невидимая нить, связывающая его с мадам Но, ни на секунду не ослабевала. Спасла положение горничная-простая деревенская девушка в строгом черном платье и белом фартуке, которые еще больше подчеркивали не правильные, грубые черты ее лица. - Ой, простите, мадам... Я не знала, что у вас гость... - Что вам, Марта? - Я хотела спросить: накрывать на стол или подождать хозяина? - Накрывайте. - А месье Альбан будет ужинать? - Не знаю. На всякий случай поставьте прибор и для него... Какое это облегчение-говорить о простых, привычных вещах, произносить объеденные слова! Мадам Но была рада случаю сказать хоть что-нибудь:      - Сегодня месье Альбан обедал у нас... Это он подошел к телефону, когда вы звонили... Он так одинок... Мы уже считаем его членом нашей семьи... И, воспользовавшись тем, что ей наконец-то подвернулся повод выйти из комнаты, проговорила:      - Вы разрешите, я на минутку покину вас. Вы же знаете, хозяйка всегда должна сама проверить все на кухне... Сейчас я велю сказать дочери, чтобы она спустилась: пусть побудет с вами... - Не беспокойтесь, прошу вас... - Впрочем... - Она прислушалась. - Да, да. Вот и муж вернулся. У подъезда остановилась машина. Сквозь шум мотора слышались голоса. Мегрэ подумал было, что Этьен Но кого-то привез с собой, но оказалось, тот просто отдает распоряжения выбежавшему ему навстречу работнику. Даже не сняв своего кожаного пальто, Этьен Но сразу вошел в гостиную и с удивлением увидел там только жену и Мегрэ. Он встревожепно посмотрел на них. - О, вы... - А я как раз извинилась перед господином комиссаром, Этьен, что вынуждена на минутку покинуть его: мне надо заглянуть на кухню... - Простите меня, комиссар... Я член сельскохозяйственной комиссии Генерального совета и совсем запамятовал, что сегодня у нас очень важное совещание... Он отдышался, налил себе рюмку вина. Видно было, что он мучительно пытается угадать, что произошло здесь в его отсутствие. - Ну как, хорошо потрудились, комиссар? Мне сказали по телефону, что вы даже не смогли прийти к обеду.      Да, Этьен Но тоже чувствовал себя неуютно наедине с Мегрэ. Он оглядывал кресла в гостиной с таким видом, словно упрекал их за то, что они пустуют. - Альбан не приходил? - громко спросил он с деланным безразличием, повернувшись к столовой, дверь в которую была открыта. - Он обедал с нами, но придет ли вечером, не сказал, - донесся из кухни голос жены. - А Женевьева? - Поднялась к себе. Этьен Но ходил по гостиной, все еще не решаясь сесть. Мегрэ понимал его состояние. Чтобы чувствовать себя сильными или хотя бы не дрожать от ужаса, этим людям необходимо быть друг подле друга, тесно сидеть рядом всем вместе. Вот вчера им удалось воссоздать для комиссара ту атмосферу, которая парит обычно в их доме. Они помогали друг другу, обмениваясь банальными фразами, и слова текли легко и безмятежно. - Рюмочку портвейна? - предложил Этьен Но. - Благодарю вас, я только что выпил... - Еще одну... Хорошо... Так расскажите же, что вам удалось сделать...      Вернее... Впрочем, кажется, я задаю нескромный вопрос... - Кепка исчезла, - сказал Мегрэ, не отрывая глаз от ковра. - Да? Неужели?      Злосчастная кепка, которая должна была стать уликой... А где она находилась? Вы знаете, я все время с недоверием относился к ее существованию. - Некий Луи Фийу утверждает, будто бы еще вчера вечером она лежала у него в ящике комода. - У рябого Луи? И ее выкрали сегодня утром? Вам это не кажется странным, а? Этьен Но смеялся. Высокий, розовощекий, крепкий, сильный, он стоял перед Мегрэ. Он был хозяином этого дома, главой семьи, он только что вернулся с совещания, где принимал участие в обсуждении важных административных дел. Он - Этьен Но, тот самый Но, как сказали бы его земляки, сын Себастьяна, которого знали и уважали в департаменте. И все-таки в его смехе слышался страх.      Судорожным движением он взял со столика рюмку портвейна. Его взгляд тщетно искал привычной поддержки тех, кого он сейчас хотел бы видеть рядом, - жены, дочери и Альбана, который в такой день позволил себе отсутствовать. - Сигару?.. Прошу вас, без церемоний... Он ходил взад и вперед по гостиной, будто был убежден, что стоит ему сесть, как он окажется в западне, в лапах страшного комиссара, присланного на его погибель дураком шурином.                  6. Алиби Гру-Котеля            Один инцидент, хотя и незначительный, заставил Мегрэ задуматься. Это произошло перед самым ужином. Этьен Но все еще ходил по гостиной, не решаясь сесть. Из столовой доносились голоса: мадам Но отчитывала горничную за плохо вычищенное серебро. Та что-то отвечала. Женевьева только что сошла вниз. Мегрэ перехватил взгляд, брошенный на нее отцом, когда она появилась в гостиной. В нем он прочел тревогу. Впрочем, отец не видел дочь со вчерашнего дня, она была нездорова, и его беспокойство, как и ее ободряющая улыбка, были вполне понятны. В это мгновение в передней зазвонил телефон, и Этьен Но вышел, не прикрыв за собой дверь. - Что? - послышался оттуда его удивленный голос. - Боже мой, да, конечно же, он здесь. Что вы сказали?.. Да, да, скорее приезжайте, мы вас ждем... Он вернулся в гостиную, пожимая плечами. - Не знаю, что нашло на нашего друга Альбана. Вот уже сколько лет он у нас и обедает, и ужинает, как свой человек... А тут вдруг звонит и спрашивает, вернулись ли вы, а когда я сказал, что да, он попросил разрешения прийти к ужину. Ему, видите ли, нужно поговорить с вами. Так случилось, что Мегрэ смотрел в это время не на отца, а на дочь, и его поразило суровое выражение ее лица. - Он вел себя так же странно днем, - сказала она раздраженно. - Пришел обедать, увидел, что господина комиссара нет, и очень огорчился... Мне даже показалось, что он хочет уйти. Правда, не ушел, но пробормотал: "Как жаль, мне нужно кое-что показать ему." И, едва покончив с десертом, тут же умчался. Да вы, наверное, господин комиссар, встретились с ним в городе? Что-то неуловимое в словах Женевьевы заставило Мегрэ насторожиться. Дело было, пожалуй, не в ее тоне, нет, в чем-то другом. Вот так искушенный мужчина вдруг замечает, что девушка стала женщиной. Сейчас в Женевьевс Мегрэ увидел женщину. Не просто раздраженную, а оскорбленную. И он решил понаблюдать за ней. Извиняясь за долгое отсутствие, вошла мадам Но.      Женевьева, воспользовавшись случаем, снова повторила:      - Только что звонил месье Альбан, сказал, что будет у нас ужинать. Однако он сначала справился, здесь ли господин комиссар. Он придет не ради нас... - Он с минуты на минуту появится, - примирительно добавил Эгьен Но. Теперь, когда семья была в сборе, он наконец опустился в кресло. - На велосипеде от его дома езды три минуты. Мегрэ, насупившись, тихо сидел в своем углу. Взгляд его сейчас ничего не выражал, как бывало всегда, когда комиссар попадал в щекотливое положение. Он молча смотрел то на Этьена Но, то на его жену, то на Женевьеву и, когда к нему обращались, лишь едва заметно улыбался. "Как они, должно быть, проклинают своего бестактного родственника и меня вместе с ним, - думал он. - Ведь все они, в том числе и их друг Альбан, великолепно знают, что произошло. Вот почему каждый из них так дрожит от страха, оставшись со мной наедине.      Когда они вместе, они чувствуют себя уверенней, они стоят, как стена..."      Так что же все-таки произошло? Этьен Но застал Альбера Ретайо в комнате Женевьевы? Был неприятный разговор? В ход пошли кулаки? Или оскорбленный отец просто-напросто пристрелил любовника дочери, как зайца? Какую ночь они должны были пережить! Мать, наверно, совсем потеряла голову от ужаса. А тут еще страх, что прислуга слышала шум... Во входную дверь тихо постучали. Женевьева привстала было, чтобы пойти открыть дверь, но тут же снова села на свое место, а удивленный Этьен Но - видимо, обычно Гру-Котель входил без стука - вышел в переднюю. Оттуда послышался тихий разговор, и вскоре гость и хозяин вошли в гостиную. Мегрэ с любопытством наблюдал за Женевьевой: интересно, как она держится с Альбаном?      Женевьева довольно сухо протянула ему руку. Он склонился к ней, повернул вверх ладонью, поцеловал пальцы и тут же обратился к Мегрэ. Видно было, что ему не терпится что-то рассказать или показать комиссару. - Представьте себе, комиссар, сегодня утром, после того как вы вышли, я случайно обнаружил вот это... И он протянул Мегрэ небольшой квадратный клочок бумаги, который раньше, судя по двум дырочкам на нем, был подколот к чему-то булавкой. - Что это? - довольно бесцеремонно спросил Этьен Но. Лицо Женевьевы выражало настороженность. - Вот вы вечно подтруниваете над моей привычкой хранить всякие бумажки. И правда, я при желании мог бы отыскать какой-нибудь жалкий счет от прачки трех-и даже восьмилетней давности. Мегрэ крутил и вертел в своих пухлых руках счет из гостиницы "Европа" в Ла-Роше-сюр-Йон. "Номер-30 франков. Завтрак-6 франков. Услуги..." Внизу стояла дата: "7 января". - Конечно, - как бы оправдываясь, проговорил Гру-Котель, - все это не имеет ровным счетом никакого значения, но я вспомнил, что полиция любит алиби. Посмотрите на число. Случилось так, что в ту самую ночь, когда нашли мертвым этого парня, я был в отъезде... Реакция Этьена Но и его жены была реакцией хорошо воспитанных людей, шокированных чужой бестактностью. Мадам Но сначала удивленно взглянула на Гру-Котеля, всем своим видом показывая, что она не ожидала от него ничего подобного, а затем, вздохнув, устремила взгляд на пылавшие в камине дрова. Ее муж нахмурился. Он, казалось, ничего не понимал. А может, он искал в поступке своего друга какой-то скрытый смысл? Что же касается Женевьевы, так та просто побелела от ярости. Чувствовалось, что она глубоко потрясена. Ее глаза горели. Поведение девушки так заинтересовало Мегрэ, что он с удовольствием наблюдал бы только за ней одной. Альбан, худой и длинный, с большими залысинами, несколько смущенный, молча стоял посреди гостиной. - Вы, как я вижу, решили, не дожидаясь возможных вопросов, поскорее оправдаться, - проговорил наконец после долгого молчания Этьен Но. - Ну что вы говорите, Этьен! Мне кажется, что вы все превратно поняли меня. Я разбирал бумаги, случайно наткнулся на этот счет из гостиницы и подумал, что любопытно показать его комиссару, ведь там стоит как раз то самое число, когда... Мадам Но перебила его, а это с ней случалось нечасто:      - Вы уже сказали нам это... Я думаю, мы можем сесть за стол... Однако и за столом чувство неловкости не пропало.      Несмотря на такой же, как и накануне, изысканный ужин, все усилия создать дружескую атмосферу или хотя бы нечто подобное оказались тщетны.      Больше всех была возбуждена Женевьсва. Уже прошло немало времени, а она все еще тяжело дышала, не в силах оправиться после перенесенного потрясения. То была ярость женщины и даже, пожалуй, ярость любовницы.      Она едва притронулась к еде и ни разу не взглянула на Альба-на. Да и тот тоже не поднимал глаз от тарелки. Да, похоже, что он именно из тех, кто хранит все бумажки, сортирует их, скалывает булавками, как банкноты, из тех, кто, если представится случай, один вылезет сухим из воды, предав своих соучастников. Ужин проходил в напряженной обстановке. Мадам Но нервничала еще заметнее, чем прежде. Этьен Но, напротив, старался успокоить своих. А может, он преследовал еще какую-нибудь цель? - Сегодня утром, проезжая через Фонтенэ, я встретил прокурора. Кстати, Альбан, он, кажется, ваш дальний родственник со стороны жены? Ведь он женат на Деарм де Шоле... - Деармы де Шоле не имеют никакого отношения к генералу. Они родом из Нанта, и их... - Знаете, комиссар, - продолжал Этьен Но, обращаясь к Мегрэ, - прокурор настроен весьма оптимистично.      Правда, он сообщил моему шурину Брежону, что следствия не избежать, но это пустая формальность, во всяком случае по отношению к нам. Я ему сказал, что вы здесь... Вот как! Этьен Но тут же понял, что последнюю фразу он произнес необдуманно. Он покраснел слегка и торопливо сунул в рот большой кусок омара под соусом. - И что же прокурор сказал вам обо мне? - О, он относится к вам с большим уважением. Он следит по газетам чуть ли не за всеми делами, которые вы расследуете... И именно потому, что он ваш поклонник... Бедный Этьен не знал, как ему выкрутиться. - Он был удивлен, что мой шурин счел нужным побеспокоить такого человека, как вы, ради столь заурядного дела... - Понятно... - Вы не должны обижаться.      Именно потому, что питает к вам глубокое уважение... - А он не добавил, что в результате моего вмешательства дело это может оказаться куда серьезнее, чем оно выглядит сейчас? - Откуда вы это знаете? Вы виделись с прокурором? Мегрэ улыбнулся. А что ему оставалось еще? Кто он здесь?      Всего-навсего гость. Его приняли как нельзя лучше. Вот и сегодняшний ужин-ведь это истинный шедевр местной кухни. Но теперь вежливо, со всевозможными любезностями ему дают понять, что своим присутствием он лишь способен принести вред людям, оказавшим ему гостеприимство. Снова наступило молчание, как тогда, после выходки Гру-Котеля. Мадам Но попыталась загладить неловкость, но сделала это еще более неудачно, чем ее муж:      - Надеюсь, вы все-таки погостите у нас немного? Туман кончится, наверняка подморозит скоро, и вы сможете с мужем поездить по окрестностям... Не правда ли, Этьен? Какое было бы для всех облегчение, если бы Мегрэ как воспитанный человек не обманул их ожиданий и ответил примерно в таком духе: "Я очень тронут вашим гостеприимством и с радостью провел бы у вас несколько дней, но, увы, долг службы призывает меня в Париж. Во время отпуска я, возможно, побываю в ваших краях, а сейчас, поверьте, я сохраню наилучшие воспоминания..." Но Мегрэ ничего не сказал. Он молча продолжал есть. В душе он обзывал себя скотиной: ведь все в этом доме так милы, так гостеприимны. Возможно, на их совести и лежит смерть Альбера Ретайо, но ведь он обесчестил их дочь, как принято выражаться в их кругу. И потом, разве мадам Ретайо - а она ведь мать! - ропщет? Разве не она первая находит, что все к лучшему в этом лучшем из миров? . Эти люди-сколько их: трое, четверо, больше? - изо всех сил стараются сохранить свою тайну, и само присутствие здесь Мегрэ, должно быть, является мукой, ну хотя бы даже для мадам Но. Ведь когда они провели в гостиной четверть часа вдвоем, она под конец от ужаса готова была разрыдаться. Проще всего было бы сделать вот что: завтра утром уехать. Как благословляла бы его вся семья, как со слезами на глазах благодарил бы его в Париже следователь Брежон! Так почему же Мегрэ не хочет уезжать? Только из любви к истине? Нет, этого он, пожалуй, не решился бы утверждать, глядя кому-нибудь прямо в глаза. Он не хочет уезжать потому, что здесь Кадавр. Со вчерашнего вечера Мегрэ потерпел уже несколько неудач по вине этого самого Кадавра, который не удостоил своего бывшего коллегу даже взглядом. Он шнырял повсюду, не обращая на Мегрэ никакого внимания, словно Мегрэ вообще не существовал или уж во всяком случае не был опасным соперником. Там, где успел побывать Кадавр, как по волшебству, улетучивались все свидетельские показания: люди или тут же все забывали, или просто отмалчивались, а единственное вещественное доказательство - кепка - как в воду канула.      Наконец-то после стольких лет этот неудачник, завистник, этот недотепа взял реванш. - Вы о чем-то задумались, комиссар? Мегрэ вздрогнул. - Нет, просто так... Простите... Иногда на меня находит... Он сам не заметил, когда положил себе полную тарелку жаркого, и теперь смутился. Мадам Но, чтобы ободрить его, тихо сказала:      - Хороший аппетит гостя-лучшая награда хозяйке, - и, улыбнувшись, добавила:      - Месье Альбан не в счет. Ему все равно, что есть. Он не гурман. Он просто обжора. Она шутила, и тем не менее и в ее голосе, и в ее взгляде проскальзывала обида. После нескольких рюмок вина Этьен Но еще больше раскраснелся и. вертя нож в руке, вдруг осмелел:      - Ну, комиссар, теперь, когда вы побродили по городку, побеседовали с людьми, какое мнение об этом деле сложилось у вас? - Он познакомился с молодым Фийу... - вмешалась мадам Но, словно предупреждая мужа об опасности. И Мегрэ, с которого все не спускали глаз, неторопливо, подчеркивая каждое слово ответил:      - Думаю, что Альберу Ретайо не повезло. Как будто он не сказал ничего особенного, но Жене-вьева побелела. Эта туманная, незначительная фраза настолько поразила ее, что Мегрэ подумал: сейчас она встанет и выбежит из гостиной. Этьен Но силился понять, что комиссар хотел этим сказать. А Гру-Котель злорадным тоном заметил:      - Вот слова, достойные античного оракула. Если бы я не имел доказательства, что в ту злосчастную ночь спокойно спал в номере гостиницы "Европа" в восьмидесяти километрах отсюда, я бы сейчас почувствовал себя неуютно... - Значит, вы не знаете поговорки, что бытует в полицейской среде, - бросил Мегрэ. - "Чем убедительнее алиби, тем больше подозрений". Шутка Мегрэ явно взволновала Альбана. Он отнесся к ней вполне серьезно. - В таком случае, - проговорил он, - вы должны заподозрить в соучастии и начальника канцелярии префектуры, потому что он весь вечер был со мной. Мы с ним друзья детства и время от времени проводим вместе вечерок, случается, часов до двух-трех ночи засиживаемся... Что-то толкнуло Мегрэ довести игру до конца. Возможно, его раздражала откровенная трусость этого псевдоаристократа. Мегрэ достал из кармана свою известную всем в уголовной полиции толстую записную книжку, перетянутую круглой резинкой, и деловым, официальным тоном спросил Гру-Котеля:      - Его имя? - Вы не шутите? Вы, правда, хотите... Если вам угодно... Мюзелье... Пьер Мюзелье... Он старый холостяк... Живет на площади Наполеона, над гаражами Мюрса... Метрах в пятидесяти от гостиницы "Европа"... - Не пойти ли нам пить кофе в гостиную? - предложила мадам Но. - Ты подашь кофе, Женевьева? Ты не устала? Мне кажется, ты очень бледна. Может, тебе лучше лечь в постель? - Нет. Это была не усталость, а предельное напряжение. Можно было подумать, что у Женевьевы какие-то свои счеты с Гру-Котелем-она не спускала с него глаз. - Вы вернулись в Сент-Обен на следующий же день? - с карандашом в руках продолжал Мегрэ. - Да, на следующий день. Я воспользовался машиной одного приятеля и доехал до Фонтенэ. Там я пообедал у своих друзей, выходя от них, случайно встретил Этьена, и он довез меня сюда в своей машине... - В общем, вы кочевали из одного дружеского дома в другой... Мегрэ совершенно откровенно намекнул, что Гру-Котель-прихлебатель, и это действительно было так. Все прекрасно поняли намек комиссара, а Женевьева вспыхнула и отвернулась. - Вы так и не соблазнитесь сигарой, комиссар? - попытался перевести разговор на другую тему Этьен Но. - Могу ли я считать, что допрос окончен? - спросил Гру-Котель. - Если да, то, стало быть, я свободен. Мне хотелось бы сегодня пораньше вернуться домой... - О, чудесно! Я как раз собирался прогуляться в город. Если не возражаете, мы пройдемся вместе... - Но я на велосипеде... - Пустяки. Велосипед можно вести рядом. Кстати, в таком тумане на велосипеде легко угодить в канал... Но что это? Стоило ему предложить Альбану Гру-Котелю выйти вместе, как Этьен Но нахмурился.      Похоже было, что он сейчас увяжется за ними. Или он считает, что Альбан слишком взволнован и способен под давлением сделать признание? Как он смотрит на него! "Будьте осторожны. Вы взвинчены. Он сильнее вас", - казалось, говорил его взгляд. Почти то же самое можно было прочесть во взгляде Женевьевы, хотя он был суровее и презрительнее:      "Постарайтесь хотя бы достойно держаться". Мадам Но ни на кого не смотрела. Она устала. Она уже ни на что не реагировала. При таком нервном напряжении ее хватит ненадолго. Но удивительнее всех вел себя сам Альбан Гру-Котель. Он никак не мог решиться уйти и ходил взад и вперед по гостиной, судя по всему, с тайной надеждой улучить подходящий момент и что-то шепнуть Этьену Но. - Вы просили меня зайти к вам в кабинет, обсудить эту историю со страхованием, - сказал он Этьену. - С каким страхованием? - недогадливо спросил тот. - Да, впрочем, пустяки.      Завтра поговорим. Какую же важную новость должен был он сообщить Этьену Но? - Так, любезный друг, вы идете? - поторопил Гру-Котеля Мегрэ. - Может быть, вас все-таки подбросить на машине? Или, если хотите, садитесь за руль сами... - Спасибо... Мы прогуляемся, поболтаем дружески по дороге... Туман сразу же поглотил их. Альбан Гру-Котель с велосипедом шел быстро, но ему приходилось то и дело останавливаться и поджидать Мегрэ, который не решался в такой темноте ускорить шаг... - Очень славные люди!.. Прекрасная семья!.. А, должно быть, для девушки такая жизнь слишком однообразна. Подруги у нее есть? - начал разговор Мегрэ. - Насколько мне известно, здесь у нее нет подруг. Летом приезжают кузины, иногда она проводит у них недельку... - Наверно, она бывает в Париже, у Брежонов? - Да, как раз недавно она гостила у них... Мегрэ добродушно вел этот невинный разговор. Их ^окружало белесое, леденящее облако, и они почти не ви-' дели друг друга. Станционный фонарь напоминал свет маяка, чуть дальше мерцали два огонька, похожие на огни плывущих в море пароходов. - В общем, если не считать коротких поездок в Ла-Рош-сюр-Йон, вы так и сидите безвыездно в Сент-Обене? - Нет, почему же? Иногда я гощу у друзей в Нанте, бываю в Бордо у своей кузины. Она замужем за судовладельцем де Шьевром... - А в Париже? - Я там был не так давно... - Тогда же, когда и мадемуазель Но? - Да, кажется... Они проходили мимо гостиницы, и Мегрэ, остановившись, предложил:      - А не зайти ли нам выпить по стаканчику в "Золотом льве"? Мне было бы интересно взглянуть на Кавра, это мой бывший коллега. Под вечер я был на станции и видел, что парижским поездом приехал какой-то субъект небольшого роста. Я подозреваю, что наш Кавр вызвал себе на подмогу агента. - В таком случае я с вами прощаюсь, - живо сказал Альбан. - Нет, нет. Если вы не составите мне компанию, я не пойду. Лучше провожу вас. Надеюсь, я вам не мешаю? - Я хотел бы поскорее лечь. Сегодня мне что-то нездоровится... Приступ невралгии... Это у меня бывает... - Тем более мне не следует оставлять вас одного. Я провожу вас до дома. Ваша служанка ночует у вас? - Конечно. - Я знаю людей, которые не любят, чтобы прислуга ночевала в их доме. Смотрите-ка, у вас горит свет. - Так это она и зажгла... - Она сидит в гостиной? Хотя, правда, там же тепло. Пока вас нет, она, наверно, рукодельничает? Они остановились у порога, и Гру-Котель, вместо того чтобы постучать, принялся искать в кармане ключ. - До завтра, комиссар. Думаю, мы увидимся у моих друзей Но... - Послушайте... Альбан Гру-Котель предусмотрительно не открывал дверь, из опасения, что Мегрэ примет это за приглашение зайти. - Какая нелепость... Простите меня...      Понимаете, мне очень нужно... а раз уж мы у вас... мы оба мужчины, и можно не стесняться, не правда ли? - Прошу вас... Я покажу вам, как пройти. В коридоре было темно, но слева, из приоткрытой двери гостиной, падала полоска света. Альбан потянул было Мегрэ в глубь коридора, но комиссар как бы невзначай толкнул дверь в гостиную. - Вот так встреча! - воскликнул он. - Мой старый друг Кавр! Что вы здесь делаете, приятель? Бывший инспектор, с серым, как обычно, лицом, отложил книгу, которую читал, встал, насупился и уничтожающим взглядом посмотрел на Гру-Котеля, считая, что во всем виноват он. Альбан в полной растерянности не знал, как выкрутиться из этого щекотливого положения. - А где служанка? - наконец спросил он. Первым взял себя в руки Кавр. Он поклонился и сказал:      - Вы месье Гру-Котель, как я догадываюсь. Но Гру-Котель не сразу понял игру. - Простите, что я так поздно побеспокоил вас, - продолжал Кавр. - Мне необходимо с вами поговорить. А женщина, которая открыла мне дверь, сказала, что вы скоро придете... - Хватит! - буркнул Мегрэ. - Что? вздрогнул Гру-Котель. - Я сказал: хватит.      - Что вы имеете в виду? - Ничего. Так где женщина, которая вас впустила сюда, Кавр? В доме нигде больше не горит свет. Короче, она уже спит. - Она сказала мне... - Еще раз повторяю - хватит! Не заговаривайте мне зубы Кстати, можете сесть, Кавр. О, да вы, оказывается, расположились здесь как дома. Сняли пальто, повесили шляпу на вешалку. Что вы читали?      Мегрэ взял в руки книгу, лежавшую на столике перед Кавром. Брови его высоко поднялись. - "Порочные наслаждения"! Подумать только! И вы нашли эту очаровательную книжонку здесь, в библиотеке нашего друга, месье Гру?.. Помилуйте, господа, почему вы стоите? Вас смущает мое присутствие? Месье Гру-Котель, не забудьте, что у вас невралгия. Вам бы следовало принять таблетку аспирина. Несмотря на все, Альбан Гру-Котель нашел в себе силы парировать:      - А вам, мне кажется, приспичило в одно место... - Представьте себе, мне уже расхотелось... Итак, дорогой Кавр, как идет расследование? Скажите-ка, между нами, вы небось не слишком обрадовались, когда увидели, что я занимаюсь этим делом? - Что? Каким делом? - Итак, месье Гру-Котель решил прибегнуть к вашему таланту, который, кстати, и я высоко ценю? - До сегодняшнего утра я и не слышал о существовании месье Гру-Котеля, - пробурчал Кавр. - Другими словами, вам рассказал о нем месье Но, когда встретился с вами в Фонтенэ? - Если вы решили учинить мне допрос, я к вашим услугам, но в присутствии адвоката.      - Например, если я обвиню вас в краже кепки? - спросил Мегрэ. - Хотя бы и так... В гостиной царил полумрак-лампочка, и без того слабая для такой большой комнаты, была покрыта толстым слоем пыли. - Разрешите предложить вам что-нибудь выпить, - вмешался в разговор Гру-Котель. - С удовольствием! - ответил Мегрэ. - Раз уж мы случайно здесь собрались...      Кстати, скажите, Кавр, человек, которого я видел недавно на станции, не ваш ли сотрудник? - Да, это один из моих служащих. - Подкрепление? - Как вам будет угодно... - У вас с месье Гру-Котелем назначены на сегодня важные дела? - Я хотел задать ему несколько вопросов. - Если по поводу его алиби, то можете не беспокоиться, он все предусмотрел и сохранил счет из гостиницы "Европа". Но Кавр не сдавался. Он сел на прежнее место, скрестил ноги, положил на колени свой кожаный портфель. Судя по его уверенному виду, он не сомневался, что последнее слово останется за ним. Гру-Котель наполнил три рюмки арманьяком, одну из них протянул Кавру... - Спасибо. Я пью только воду. Сослуживцы в уголовной полиции подтрунивали над Кавром, над тем, что он не пьет, не подозревая, как это жестоко с их стороны: у Кавра была больная печень. - А вы, комиссар? - Не откажусь! Никто больше не произнес ни слова. Казалось, они играют в какую-то странную игру, нечто вроде молчанки. Альбан залпом выпил арманьяк и налил себе еще. Он до сих пор так и не сел и, стоя у книжной полки, время от времени поправлял то одну, то другую неровно стоящие книги. - А между прочим, месье, - вдруг спокойным, ледяным тоном сказал Кавр, обращаясь ж Гру-Котелю, - ведь вы в своем доме... - Простите, не понимаю... - Я хочу сказать вам, что вы имеете право принимать в нем кого вам заблагорассудится. И я желал бы побеседовать с вами без комиссара. Если же его общество вас больше устраивает, я готов удалиться и назначить вам свидание на завтра. - Иными словами, инспектор вежливо предлагает вам одного из нас выставить за дверь, - объяснил Мегрэ. - Господа, к чему этот разговор! Ведь в общем-то я не имею никакого отношения к этому делу. Как вы знаете, когда парень погиб, я был в Ла-Роше. Правда, я дружен с семьей Но. Часто бываю у них. Но что же делать, в такой дыре, как наш Сент-Обен, выбор знакомых весьма ограничен... - Вспомните апостола Петра! - Не понимаю... - Если вы будете продолжать в том же духе, вы в третий раз отречетесь от своих друзей до восхода солнца. Только бы туман дал ему взойти... - Вам легко шутить. Однако войдите в мое положение. Меня принимают в доме Но.      Этьен-мой друг, как видите, я от него не отрекаюсь. А что у них там произошло, я не знаю и знать не хочу. И не меня надо расспрашивать об этом деле. - Может быть, мы достигнем большего, поговорив с мадемуазель Женевьевой? Как вы думаете? Кстати, обратили ли вы внимание, что сегодня вечером она смотрела на вас без особой нежности? Мне кажется, она что-то имеет против вас... - Против меня? - Это особенно было заметно, когда вы с такой грацией пытались вылезти сухим из воды, сунув мне счет из гостиницы. Мадемуазель Но нашла, что это не очень-то красиво с вашей стороны. Будь я на вашем месте, я побоялся бы, что она отомстит...      Альбан Гру-Котель рассмеялся неестественным смехом. - Чепуха.      Женевьева-очаровательное дитя, которое... Мегрэ неожиданно решил идти ва-банк. - ...которое три месяца назад забеременело, - перебил он своего собеседника, глядя ему прямо в глаза. - Что?.. Что вы говорите? Кавр был так поражен, что с его лица сразу же слетело выражение самоуверенности, которое ни на минуту не покидало его весь день. Он посмотрел на Мегрэ с невольным восхищением. - А разве вы, месье Гру-Котель, не знали об этом?      - спросил Мегрэ. - Что за намек! - Это не намек... Я пытаюсь разобраться... Ведь вы тоже хотите, чтобы истина восторжествовала, не так ли? Давайте же в таком случае добиваться этого вместе... Месье Кавр уже получил в свои руки кепку со следами крови, которые свидетельствуют о том, что было совершено убийство... Кстати, где эта кепка, Кавр? Но Кавр ничего не ответил и только глубже уселся в кресле. - Хочу вас предупредить: если вы ее уничтожили, это вам дорого обойдется... А теперь, поскольку я чувствую, что мешаю вам, я вас покину... Надеюсь, месье Гру-Котель, я увижу вас завтра за обедом у нашего друга Но?..      Мегрэ вышел на улицу. Дверь за ним с шумом захлопнулась. У самого дома он увидел чью-то худенькую фигурку. - Это вы, господин комиссар? Луи!      Наверно, из окна "Трех мулов" он увидел проходивших мимо Мегрэ и Гру-Котеля и пошел за ними. - Знаете, о чем толкуют люди? Весь город об этом говорит, - голос Луи дрожал от возмущения и тревоги. - Будто они вас уговорили, и завтра вы уезжаете трехчасовым поездом. А ведь был момент, когда Мегрэ именно так и собирался поступить!                  7. Старая дева с почты            Мегрэ сейчас находился в таком состоянии, когда все чувства особенно обострены. Он только что вышел из дома Гру-Котеля и теперь вместе с Луи побрел в темноте сквозь туман, который прилипал к коже, как ледяной компресс. Сделав несколько шагов, он неожиданно остановился. - Что с вами, господин комиссар? У Мегрэ промелькнула одна мысль, и он теперь пытался вновь поймать ее нить, продолжая в то же время внимательно прислушиваться к тому, что происходит в доме Гру-Котеля. Оттуда доносились приглушенные голоса, срывающиеся на крик. Почему Мегрэ вдруг остановился посреди улицы? Это, видимо, напугало Луи, и Мегрэ понял почему: он походил на сердечного больного, которого приковала к месту внезапная боль. Но это не был сердечный приступ. Сейчас не до сердца! И все же Мегрэ отметил про себя:      "Испугался, принял меня за сердечника..." Позднее он узнал, что здешний врач умер от грудной жабы и местные жители за многие годы не раз видели, как он внезапно останавливался посреди улицы, прижав руку к сердцу. А в доме Гру-Котеля разыгрался скандал. Так, во всяком случае, можно было заключить по возгласам, которые доносились оттуда. Но Мегрэ уже не слушал, а Луи, считая, что теперь-то он понял, почему комиссар неожиданно остановился, весь превратился в слух. Но чем громче звучали голоса, тем неразборчивее были слова. Такую какофонию можно услышать, если завести патефонную пластинку, в которой дырка просверлена не в центре. Но Мегрэ застыл на середине улицы отнюдь не из-за того, что услышал бурную сцену, которая разыгралась в доме между Кавром и Альбаном Гру-Котелем. Когда он выходил из дома Гру-Котеля, у него промелькнула одна мысль. Даже, пожалуй, ее и мыслью не назовешь. Что-то туманное, до того туманное, что он сейчас с трудом пытался вновь вызвать в себе это ощущение. Порою какой-нибудь пустяк, а еще чаще едва уловимый запах возвращает нас на секунду в одно из мгновений нашей жизни. Все представляется настолько зримо, что у нас захватывает дух, мы хотим продлить это воспоминание, но напрасно, оно мелькнуло и исчезло, и мы уже не можем даже сказать, о чем только что думали. Мы тщетно ворошим память, не в состоянии объяснить, что же с нами произошло, и нам начинает казаться, что это отголосок смутного сна. Мегрэ помнил только одно: это произошло с ним как раз в тот момент, когда захлопнулась дверь дома Гру-Котеля. Мегрэ знал, что и Кавр, и Гру-Котель сейчас оба растеряны и взбешены. Между этими двумя людьми, которых случайно свела судьба, есть нечто схожее. Трудно сказать, что именно, но есть. Кавр, правда, не похож на старого холостяка, но сразу бросается в глаза, что это оплеванный, униженный, исстрадавшийся муж. Он очень завистлив, а зависть зачастую развивает в человеке весьма неприятные черты. В глубине души Мегрэ не питал к Кавру никакой злобы. Он боролся с ним, твердо решил одолеть его и в то же время жалел этого неудачника. Но что же общего между Кавром и Альбаном Гру-Котелем? Да, есть нечто такое, что объединяет этих совершенно разных по характеру, но одинаково антипатичных Мегрэ людей. Это, пожалуй, сказывается даже на их внешности. Оба они какие-то серые, словно покрыты пылью и изнутри, и снаружи. Кавр весь пропитан ненавистью к людям. Альбан Гру-Котель просто трус и подлец. Вся его жизнь зиждется на подлости. От него ушла жена и увезла с собой детей. Он даже не пытался поехать за ними, вернуть их.      Наверно, он и не страдает вовсе. Он живет только для себя. Денег у него нет, и он пригрелся в чужом гнезде, как кукушка. А когда с его друзьями стряслась беда, поспешил от них отречься. И вдруг Мегрэ вспомнил, что промелькнуло в его памяти в то мгновение, когда он так неожиданно остановился, - пустяк, небольшая книжечка, которую он увидел в руках Кавра, одна из тех гнусных порнографических книжонок, что из-под полы продают в некоторых лавочках парижского квартала Сен-Мартен. Один хранил книжонку-и, верно, еще не одну подобную-в своей домашней библиотеке, другой сразу же, едва войдя в дом, как бы невзначай схватил ее. Но не только книжонка, было что-то еще, и вот это "что-то" Мегрэ и старался восстановить в своей памяти. На десятую долю секунды его озарила какая-то бесспорная истина, но не успел он сосредоточить на ней внимание, как нить оборвалась - вот почему он так внезапно застыл на месте, словно сердечный больной, который пытается перехитрить свое сердце. Он же хитрил с собственной памятью. Он надеялся... - Что там за свет? - спросил он Луи. Невдалеке Мегрэ увидел расплывчатое светлое пятно.      Он ухватился за это вполне конкретное явление, чтобы на некоторое время отвлечься от своих мыслей. Мегрэ уже как будто изучил городок. Что же там светится напротив дома Гру-Котеля? - Это почта? - Нет, окно рядом с нею, - ответил Луи. - Там живет телефонистка. Она страдает бессонницей и допоздна читает романы У нее всегда свет горит позже, чем у всех.. Из дома Гру-Котеля по-прежнему доносились голоса. Особенно надрывался Альбан: так ведет себя человек, который не желает слушать никаких доводов. Голос Кавра звучал ниже, но в нем проскальзывали властные нотки. Почему у Мегрэ вдруг появилось желание перейти улицу и прильнуть к окну телефонистки? Что это? Интуиция? Но через минуту он уже думал о другом. Он знал, что Луи с тревогой, нетерпеливо наблюдает за ним, пытаясь угадать его мысли. Ведь для Луи он уже стал кумиром. Но что же все-таки это было? Минуточку... Что-то связанное с Парижем... Книжонка напомнила ему лавочки в предместье Сен-Мартен, где продают подобного рода литературу... Гру-Котель ездил в Париж И примерно в то же время там находилась Жеяевьева... Перед его глазами всплыло ее лицо: как она смотрела на Альбана, когда тот так подленько доказывал свое алиби! И ведь оно выражало не только презрение. В тот момент Мегрэ увидел в Женевьеве не молоденькую девушку, а искушенную женщину... Любовница, внезапно осознавшая всю тнусность своего избранника... Вот что молнией сверкнуло в голове Мегрэ и тут же угасло, оставив лишь смутное ощущение чего-то мерзкого. А не обстоит ли дело совсем иначе, чем он до сих пор представлял себе? Драма, считал он, вызвана тем. что в богатой буржуазной семье произошеа скандал. В постели у дочери застали бедного юношу. который не занимает в обществе достойного положения. Мог ли Этьен Но в припадке гнева убить Альбеоа? Не исключено. И вдруг Мегрэ почувствовал чуть ли не жалость к Этьену и особенно к мадам Но Бедная женщина все знала и заставляла себя молчать, аодазлть в себе страх.      Какой пыткой была для нее каждая мшн-та, проведенная наедине с комиссаром! Но сейчас Мегрэ интересовали не Этьен Но и его жена, они отошли на второй план... Надо постараться связать все в единую цепь... У этого замшелого, лысеющего Альбана нашлось алиби. Что это? Случайность?      Да так ли уж случайно он вдруг обнаружил этот самый счет из гостиницы "Европа"?! Пожалуй, он действительно ночевал там. Конечно, надо еще проверить, но Мегрэ не сомневался, что это правда. А вот почему Альбан Гру-Котель именно в тот вечер отправился в Ла-Рош-сюр-Йон? И верно ли, что его там ждал начальник канцелярии префекта? - Надо проверить! - пробормотал Мегрэ. Он по-прежнему смотрел на тусклый свет окна рядом с почтой, держа в одной руке кисет, а в другой-трубку, которую так и не набил. Дальше... Альбер Ретайо в тот вечер был в ярости... От кого же это он слышал? Ах да, от Луи, от того самого Луи, что стоит сейчас рядом с ним, от верного дружка Альбера. - Он в самом деле был в ярости? - неожиданно спросил комиссар. - Кто? - Твой друг Альбер... Ты мне сказал, что в тот вечер... - Он был очень зол. Даже выпил несколько рюмок перед свиданием... - Он ничего не говорил? - Погодите-ка... Он сказал: "Я недолго пробуду в этом поганом городишке..." - И давно он стал любовником мадемуазель Но? - Не знаю...      Хотя... В день святого Иоанна между ними еще ничего не было. Все началось позже, примерно в октябре... - Но влюблен он был еще до этого?      - Да кто его знает... Во всяком случае, до этого он о ней не говорил...      - Тсс... Вдруг Мегрэ застыл, весь превратившись в слух: голоса в домике смолкли, но оттуда послышался какой-то странный звук, на который и обратил внимание комиссар. - Телефон! - пробормотал он. Он узнал этот характерный звук-крутили ручку аппарата, чтобы вызвать телефонистку.      Такие аппараты еще встречаются в провинции. - Беги к почте и загляни в окно, посмотри, что там происходит... Ты проворнее меня... Мегрэ не ошибся. Теперь рядом с первым зажегся свет и во втором окне.      Телефонистка прошла в служебное помещение, от которого ее отделяла приоткрытая дверь. Мегрэ не торопился. Что он, мальчишка, чтобы бегать?      Странно, конечно, но присутствие Луи его почему-то смущало. При этом пареньке ему хотелось держать себя с достоинством. Набив наконец трубку, он раскурил ее и только после этого не спеша подошел к почте. - Ну что?      - Я так и знал, что она будет подслушивать, - тихо сказал Луи. - Старая карга всегда подслушивает. Доктор даже как-то пожаловался на нее в Ла-Рош-сюр-Йон, а она все равно опять за свое... Мегрэ заглянул в окно: маленькая, неопределенного возраста черноволосая женщина в черном платье сидела перед коммутатором, держа в одной руке опросный штепсель, а в другой - наушники. Абонент уже, видимо, закончил разговор, так как телефонистка, переставив штепсели в гнездах, выключила свет. - Как ты думаешь, она нам откроет? - Надо постучать в заднюю дверь. Идите за мной. Мы пройдем со двора. Во дворе была кромешная тьма. Мегрэ и Луи лавировали между какими-то лоханями с бельем. Из мусорного ящика выпрыгнула кошка. - Мадемуазель Ренке! - крикнул Луи. - Откройте, пожалуйста, на минутку... - Что случилось? - Это я, Луи. Будьте добры, откройте... Старая дева, отодвинув задвижку, приоткрыла дверь, и Мегрэ торопливо шагнул через порог, боясь, как бы дверь сразу же не захлопнулась. - Не бойтесь, мадемуазель... Большой, толстый Мегрэ с трудом помещался в крошечной, под стать своей миниатюрной хозяйке, кухоньке, уставленной фарфоровыми и стеклянными безделушками, купленными на ярмарках, украшенной бесконечным множеством вышитых салфеточек. - Сейчас по телефону звонил месье Гру-Котель. - Откуда вы знаете? - Он звонил своему другу месье Но... Вы подслушивали их разговор. Она поняла, что ее уличили, и неловко попробовала защищаться:      - Дело в том, месье, что почта уже закрыта. После девяти часов я не обязана соединять... Я просто оказала месье Гру-Котелю любезность, потому что живу рядом... - Что он сказал? - Кто? - Имейте в виду, если вы не ответите мне по доброй воле, я вынужден буду прийти к вам завтра, уже официально, составить протокол и передать его по инстанциям. Так что же он сказал? - Они оба говорили. - Одновременно? - Почти, а иногда и сразу оба. Они так старались перекричать один другого, что я уже ничего не понимала...      Наверно, каждый схватил по одному наушнику, и они отпихивали друг друга от аппарата. - Что они говорили? - Сперва говорил месье Гру-Котель:      "Послушайте, Этьен, дальше так продолжаться не может... От меня только что ушел комиссар. Он столкнулся здесь с вашим агентом. Я уверен, что он все знает, и если вы будете вести себя так же, как..." - И дальше? - спросил Мегрэ. - Подождите... В это время вмешался другой голос:      "Алло!.. Месье Но? Говорит Кавр... Жаль, конечно, что вам не удалось задержать его подольше, чтобы он не застал меня здесь, но"." А тут опять месье Гру-Котель вмешался: "Это же компрометирует меня, - кричит, - я больше не могу, слышите, Этьен? Надо сделать так, как вы решили!      Позвоните же наконец вашему болвану шурину (да, да, он так и сказал!), который только глупости делает. Ведь он в некотором роде начальник этого проклятого комиссара. Раз он прислал его сюда, пусть теперь придумает, как отозвать его в Париж... Я вас предупреждаю, если вы снова меня столкнете с ним, я..." А месье Этьен в ужасе вопил: "Алло! Алло! Месье Кавр, вы меня слышите? Месье Альбан меня пугает... Разве в самом деле..." - "Алло! Говорит Кавр... Да замолчите вы, месье Гру... Дайте мне сказать два слова... И не отталкивайте меня... Месье Но, вы меня слышите? Так... Ну вот, ничего угрожающего нет, и если бы не паникерство вашего друга месье Гру-Котеля, нас не... Что? Звонить ли вашему шурину?.. Как вам сказать? Час назад я бы, пожалуй, не посоветовал вам... Нет, лично мне комиссара бояться нечего..." Старая дева, со смаком передав этот разговор, ткнула пальцем в Мегрэ и спросила:      - Это он о вас говорил, да? Так вот, он сказал, что он вас не боится, но из-за месье Гру-Котеля, который способен наделать глупости... Тсс... На почте послышался звонок. Телефонистка бросилась туда и включила свет. - Алло!.. Что?.. Гальвани 17-98?.. Не знаю... Нет, в это время ждать не придется... Я вас вызову... Мегрэ вспомнил, что Гальвани 17-98-домашний телефон следователя Брежона. Он взглянул на часы. Без десяти одиннадцать. Если Брежон не пошел с женой в кино или в театр, он уже спит. Все сослуживцы знали, что он встает в шесть часов и именно рано утром любит изучать очередное досье. Телефонистка принялась манипулировать своими штепселями. - Ниор?.. Будьте любезны, дайте Париж, Гальвани 17-98... Третья линия свободна? Соедините по третьей, ладно? По второй только что было плохо слышно... Как ваши дела? Сегодня всю ночь дежурите? Что?.. Нет, вы же знаете, я никогда не ложусь раньше часа...      Да, у нас тоже... В двух метрах ничего не видно... Завтра будет гололед, это ясно... Алло! Париж?.. Париж? Алло, Париж? Гальвани 17-98... Да ответьте же, милочка... Говорите разборчивее... Дайте мне Гальвани 17-98. Что? Звонили?.. Ничего не слышу. Позвоните еще... Срочно нужно...      Там должен кто-нибудь быть... Телефонистка испуганно обернулась, потому что Мегрэ всем своим грузным телом придвинулся к ней и протянул руку, готовый в нужный момент схватить наушники. - Месье Но?.. Алло... Месье Но?.. Да, даю вам Париж... Секундочку, туда звонят... Не вешайте трубку... Гальвани 17-98?.. Вас вызывает Сент-Обен... Да, я соединяю...      Сент-Обен, говорите... Телефонистка не посмела возразить, когда Мегрэ, властным движением вырвав у нее наушники, надел их. Она решительно воткнула штепсель в нужное гнездо. - Алло! Виктор?.. Что? В наушниках послышалось какое-то шипение, и Мегрэ подумал, что Брежон, должно быть, разговаривает, лежа в постели. После того как Но назвал себя, Брежон сказал кому-то:      - Это Этьен... Наверно, своей жене, которая лежала рядом. - Что?.. У тебя есть новости?.. Нет?.. Да?.. Не кричи так... от вибрации в трубке треск... Этьен Но относился к той категории людей, которые, разговаривая по телефону, орут во весь голос, боясь, что их не услышат. - Алло! Слушай, Виктор... Пока нового ничего нет... Но постарайся понять, что я тебе скажу... Я тебе напишу... А денька через два, возможно, приеду в Париж повидаться с тобой... - Говори медленнее... Марта, отодвинься немножко... - Что ты сказал? - Я сказал Марте, чтобы она отодвинулась... Ну так как?.. Что там у вас происходит?      Комиссар приехал?.. Как он тебе понравился? - Что? Сейчас не о том речь... Но как раз по поводу него я тебе и звоню... - Он отказался заняться твоим делом? - Нет... Он занимается им слишком рьяно...      Послушай, Виктор, крайне необходимо, чтобы ты нашел повод отозвать его в Париж... Нет, сейчас я не могу тебе ничего объяснить... Я знаю нашу телефонистку... Мегрэ с улыбкой посмотрел на мадемуазель Ренке. Видно было, что она сгорает от любопытства. - Ты придумаешь что-нибудь?.. Что?      Говоришь, трудно?.. Но все-таки можно что-нибудь придумать... Поверь мне, это необходимо... Можно было представить себе, что в этот момент следователь нахмурился и в душу его впервые закралось сомнение: а так ли уж невиновен его зять? - Только ради бога, не воображай ничего дурного... Просто он всюду ходит, всех расспрашивает, и от него больше вреда, чем пользы... Понимаешь? Если так пойдет дальше, он взбудоражит весь городок, и я попаду в весьма затруднительное положение... - Не знаю, как быть... - У тебя хорошие отношения с его непосредственным начальником? - Да... Я бы мог, конечно, попросить шефа. Но как-то неудобно... Рано или поздно дойдет до комиссара... Ведь он согласился поехать к вам только из любезности... Понимаешь? - Скажи, ты хочешь, чтобы у твоей племянницы-а она, напоминаю тебе, твоя крестница! - были нешуточные неприятности? - Ты думаешь, дело настолько серьезно? - Ну, раз я тебе говорю... Чувствовалось, что Этьен Но дрожит от нетерпения.      Панический страх Гру-Котеля передался и ему, а то, что Кавр все-таки посоветовал просить следователя, чтобы тот отозвал Мегрэ, посеяло в его душе еще большее смятение. - Ты можешь передать трубку сестре? - Она спит... Я один внизу... - А как Женевьева? Следователь Брежон был явно обескуражен и попробовал перевести разговор на другую тему. - У вас тоже дождь? - Понятия не имею! - заорал Но. - Плевать мне на дождь! Слышишь? Ты должен во что бы то ни стало заставить уехать своего сыщика... - Что с тобой? - Что со мной? А то. что если т? к пойдет дальше, мы просто не выдержим. Он сует нос повсюду. И не говорит ни слова... Он... Он.. - Успокойся. Я попытаюсь. - Когда? - Завтра утром. Как только начнется рабочий день, я пойду к шефу и поговорю с ним... Но не скрою от тебя, мне этот демарш не по душе. Впервые за свою службу я... - Так ты сделаешь это? - Я же тебе сказал... - Телеграмма придет часам к двенадцати... Он сможет уехать трехчасовым поездом. Проследи только, чтобы телеграмму отправили вовремя... - Луиза здорова? - Да, здорова...      Спокойной ночи. Так не забудь... Потом я все объясню тебе... И не думай ничего дурного... Привет Марте... Телефонистка поняла по лицу Мегрэ, что разговор закончился, взяла у него наушники, переставила в гнездах штепсели. - Алло... Кончили?.. Алло, Париж?.. Сколько минут?.. Шесть?..      Спасибо... Спокойной ночи, милочка... Комиссар надел шляпу, раскурил свою трубку. - Этого достаточно, чтобы меня уволили, - сказала телефонистка. - А как вы думаете, это правда? - Что? - А то, что говорят... Неужели такой человек, как месье Этьен, мог... - Доброй ночи, мадемуазель. Не беспокойтесь. Я не разболтаю... - О чем они говорили? - Ничего интересного. Семейные дела... - Вы вернетесь в Париж? - Возможно... Боже мой, конечно... Скорее всего завтра после обеда...      Теперь Мегрэ был спокоен. Он снова почувствовал себя комиссаром Мегрэ.      Он даже немного удивился, увидев Луи, который ждал его на кухне. Луи, в свою очередь, тоже был поражен переменой, происшедшей с Мегрэ. Ему даже показалось-он подумал об этом с обидой! - будто комиссар вдру! посмотрел на него как-то свысока, чуть ли не с презрением Они снова вышли в ночь, в туман. Кое-где светились редкие огни этого нелепого маленького мирка.      - Это он, правда? - Кто?.. Что?.. - Месье Но... Это он убил Альбера... - Ничего не знаю, мальчик... Какое... Мегрэ вовремя остановился. Он чуть не сказал: "Какое это имеет значение!.." Так он думал, вернее, чувствовал. Но он понимал, какую бурю в душе Луи вызовет это признание.      - Что он говорил? - Ничего интересного... О месье Гру-Котеле... Они пошли по направлению к гостиницам. Там еще горел свет. За окном одной из них виднелись темные фигуры посетителей. - А что именно? - Месье Гру-Котель всегда был дружен с Но? - Подождите... Нет, не всегда... Я был еще мальчишкой, понимаете... Этот дом издавна принадлежал его семье, но он почему-то пустовал тогда, и мы часто играли возле него... Это я помню хорошо, ведь мы не раз спускались в подвал через люк, он не был заперт... А сам месье Гру-Котель жил у родственников, где-то в Бретани.      Кажется, там у них замок... Вернулся он уже женатым... Вам надо бы поговорить с кем-нибудь постарше меня... Мне-то тогда было лет шесть или семь... Помню только, у его жены была маленькая желтая машина, очень красивая, и она сама ее водила. И часто ездила одна... - Супруги встречались с семьей Но? - Нет... Точно нет... Я хорошо помню, что месье Гру-Котель вечно торчал у старого доктора... Тот был вдовцом... Так они и остались у меня в памяти: сидят у окна и играют в шахматы... Если не ошибаюсь, это, кажется, из-за жены месье Гру-Котель перестал встречаться с Но... Что-то там произошло между ними... А раньше они дружили, ведь они учились в одном классе... А потом что-то разладилось. На улице они, правда, раскланивались... Даже разговаривали иногда, я сам видел, но и только... - Значит, лишь после отъезда мадам Гру-Котель... - Да... Года три назад... Мадемуазель Но тогда было лет шестнадцать или семнадцать...      Она вернулась из Ниора, где долгое время находилась в пансионе. Домой она приезжала раз в месяц... Это я тоже хорошо помню, потому что здесь у нас все знали: если мадемуазель Но приехала-кроме каникул, конечно,значит, можно не сомневаться: сегодня третье воскресенье месяца... Так вот, тогда они и подружились... Месье Гру-Котель стал чуть ли не дневать и ночевать у Но... - Отдыхать они тоже ездят вместе? - Да, в Сабль д'Олонн... У месье Но там вилла. Вы уже домой? А разве вы не хотите узнать, ушел ли тот?.. Юноша повернулся в сторону дома Гру-Котеля, где сквозь ставни все еще просачивался слабый свет. Наверно, в представлении Луи следствие должно было вестись совсем иначе. Он был слегка разочарован поведением Мегрэ, но не решался показать это. - Что он сказал, когда увидел вас? - Кто? Кадавр? Ничего... Нет, он ничего не сказал... Впрочем, все это не имеет никакого значения. По правде сказать, мысли Мегрэ витали где-то далеко. Он машинально отвечал своему юному собеседнику, не вникая в смысл его вопросов. С Мегрэ случалось, что он впадал в такое состояние. Сколько раз его товарищи по работе подтрунивали над ним из-за этого, судачили за его спиной! В такие минуты Мегрэ казался надменным, важным, непроницаемым... Можно было подумать, что он ничего не видит и не слышит вокруг, всех презирает. Человек, не знающий Мегрэ, мог решить, что он самодовольный дурак или просто недотепа. Как-то один знакомый Мегрэ, вообразивший себя психологом, спросил его: . ,. - Вы подводите итог своим мыслям? И Мегрэ насмешливо ответил ему:      - Я вообще никогда не думаю. И это было почти правдой. Вот и сейчас, холодной, промозглой ночью, он стоял на улице и ни о чем не думал. В его голове не было не единой мысли. Может, и верно, он похож на губку? Это сравнение придумал бригадир Люкас, с которым Мегрэ часто работал. Люкас знал своего начальника лучше, чем кто-либо другой. "Когда патрон расследует какое-нибудь дело, - сказал он однажды, - наступает момент, и он вдруг как бы разбухает, словно губка. Можно подумать, что он заправляется особым составом". Чем же он заправляется? В данную минуту, например, туманом и ночью. Город, который окружал его, уже не был для него чужим. И он не был в нем чужим, случайно заброшенным сюда судьбой человеком. Теперь он чувствовал себя здесь всевидящим богом. Он уже так хорошо знал этот городок, будто всегда жил в нем, более того, будто он сам его создал. Он знал, что происходит сейчас в каждом из этих притаившихся в ночи домишек, он ясно представлял себе, как женщины и мужчины ворочаются в своих пропотевших постелях, какие им снятся сны; по свету ночника он догадывался, что вон за тем окном полусонная мать сует ребенку соску с теплым молоком, а там, в угловом доме, мучается больная; он мог заранее сказать, когда лунатичка-бакалейщица вдруг вскочит с постели. Он незримо присутствовал в кафе, сидел за гладким коричневым столиком вместе с завсегдатаями этого заведения, а они шлепали по столу грязными картами и подсчитывали желтые и красные жетоны. Он был и в комнате Женевьевы, рядом с нею. Он разделял ее страдания оскорбленной любовницы. Ведь она действительно страдала. Сегодня она пережила, наверно, самый тяжелый день в своей жизни и, кто знает, не подкарауливает ли она сейчас Мегрэ, чтобы снова проскользнуть в его комнату, когда все уснут? И мадам Но не спит. Она уже легла, но не спит и в темноте своей спальни прислушивается к шорохам в доме, беспокоясь, почему до сих пор не вернулся Мегрэ, представляя себе, как в ожидании его томится в гостиной муж. После разговора с шурином в его душе вновь затеплилась надежда, но долгое отсутствие комиссара его тревожит. Мегрэ чувствовал тепло хлева, слышал, как бьет копытом лошадь в стойле, видел старую кухарку в ночной кофте... А что же происходит у Гру-Котеля?..      Ага, вот распахнулась дверь. Альбан прощается со своим гостем, которого он уже ненавидит. О чем они еще говорили после звонка к Этьену Но там, в этой пыльной, затхлой гостиной? Вот дверь захлопнулась. Кавр идет быстрым шагом, держа под мышкой свой портфель. Он доволен, и в то же время что-то гложет его. В общем-то можно сказать, что он выиграл. Он одержал верх над Мегрэ. Завтра комиссара отзовут в Париж, хотя жаль, конечно, что это не его, Кавра, заслуга. А вот угроза комиссара по поводу исчезнувшей кепки... Помощник Кавра, потягивая рюмку за рюмкой, ждет его за столиком в "Золотом льве". - Вы уже идете домой? - услышал Мегрэ голос Луи. - Да, милый мой... А что мне еще остается? - Но вы не бросите?.. - Что ты сказал?.. О, как хорошо знал их всех Мегрэ! Сколько таких Яук встречал он за свою жизнь - столь же горячих, наивных и в то же время отважных юношей, которых не страшат никакие препятствия, и они любой ценой хотят добиться правды!.. "Это у тебя пройдет, мальчик,думал он. - Через несколько лет ты будешь низко кланяться такому вот месье Но или месье Гру-Котелю, так как поймешь, что, раз ты сын Фийу, ничего другого тебе не остается..." Ну, а мадам Ретайо? Она уже, конечно, надежно запрятала деньги, лежавшие в супнице, и сейчас сидит од-на-одинешенька в своем доме. Уж она-то, она все это давно взяла в толк. А ведь эта женщина, наверно, была хорошей женой и хорошей матерью, не хуже других. Возможно, раньше и ей были не чужды простые человеческие чувства, но потом она поняла, что от этих чувств проку нет, и смирилась.      Смирилась с тем, что обороняться надо при помощи иного оружия. Смирилась с тем, что из всех несчастий следует извлекать деньги. Смерть мужа принесла этой женщине дом и пенсию, которая позволила ей вырастить сына и дать ему образование. А смерть Альбера... - Держу пари, - пробормотал Мегрэ вполголоса, - что она мечтает о том, чтобы купить домик, но теперь уже не в Сент-Обене, а в Ниоре... Новый, чистенький домик.. Мечтает об обеспеченной старости, которую проведет, глядя на портреты мужа и сына.      Старый Дезире, должно быть, отсыпается на грязной подстилке после дневных возлияний. Почтальон Иосафат, довольный собой, прикидывает, какую награду получит он за свое молчание и изворотливость. Что же касается Гру-Котеля с его "Порочными наслаждениями" ... - Как вы быстро идете, месье! - Ты хочешь проводить меня? - А вы против? - Но твоя мать будет волноваться... - Она обо мне не заботится... Он сказал это с некоторой гордостью, однако в его словах сквозила и обида. Так! Вот уже и станция позади. Они вышли на топкую дорогу, идущую вдоль канала. Там, в конце дороги, где виднелось светлое пятно - казалось, это луна, закрытая облаками, - стоял большой, теплый и спокойный дом, один из тех домов, на которые с завистью поглядывает путник, думая: "Вот где хорошо живется!" - А теперь, сынок, иди домой. Мне тут недалеко... - Когда я вас увижу?.. Дайте мне слово, что вы не уедете прежде, чем... - Обещаю тебе... - Вы, правда, не отступитесь? - Правда... Увы! Как нелегко было Мегрэ сделать то, что ему предстояло. Он понуро взошел на крыльцо. Дверь оказалась незапертой. В гостиной горел свет. Его ждали. Мегрэ вздохнул, снимая тяжелый, набухший от влажного воздуха плащ, постоял немного на половике, раскуривая свою трубку. - Ладно! Бедняга Этьен Но ждал его, то окрыляясь надеждой, то впадая в смертельную тревогу. Он сидел в том же кресле, где днем в муках томилась мадам Но. На столике стояла полупустая бутылка арманьяка.                  8. Мегрэ играет            Мегрэ Когда Мегрэ вошел в гостиную, вид у него был самый естественный. Он ссутулился и слегка склонил голову набок, как человек, который продрог и спешит поближе к огню. Впрочем, он и впрямь продрог, ведь он так долго бродил в этом промозглом тумане, забыв о холоде, и только теперь, когда снял плащ, его начало знобить, только теперь он почувствовал, сколько ледяной сырости впитало его тело. Ему было не по себе, словно у него начинался грипп. Его тяготил предстоящий разговор, он не любил подобных вещей. И, главное, он колебался. Теперь, когда пришла пора действовать, принять окончательное решение, он вдруг стал выбирать между двумя диаметрально противоположными методами. Именно этой раздвоенностью, а отнюдь не тем, что он хотел походить на того легендарного увальня Мегрэ, каким его обычно представляют, и объяснялось, что он вошел в гостиную с угрюмым видом, боком, как медведь, с пустым, невидящим взглядом. Казалось, он вошел ни на что не глядя, но он заметил все: и рюмку, и бутылку арманьяка, и чересчур уж приглаженные волосы Этьена Но, который приветствовал его с наигранной беззаботностью. - Ну как, комиссар, удачный вечер? Видно было, что он только сейчас старательно причесал волосы расческой. Он очень следил за собой, но, наверно, раньше, в томительном одиночестве ожидая Мегрэ, он нервным жестом приглаживал их просто рукой. Вместо ответа Мегрэ подошел к стене и поправил косо висящую картину. Это не было рисовкой, просто его действительно раздражало, что картина висела косо, а сейчас, в такой решительный момент, ему не хотелось раздражаться из-за ерунды. В гостиной было жарко. Еще не улетучился запах блюд, которые подавались к ужину, благоухал арма-ньяк, и Мегрэ, не выдержав, налил себе рюмку. - Так вот! - выпив, вздохнул он. Этьен Но от неожиданности вздрогнул. Его охватила тревога. Это "так вот!" прозвучало, как вывод, сделанный после какой-то внутренней борьбы. Если бы Мегрэ находился сейчас в стенах полиции или хотя бы имел официальное поручение вести это дело, он бы считал себя обязанным, чтобы добиться максимального успеха, применить свой обычный метод: довести Этьена Но до такого состояния, когда тот не сможет уже больше сопротивляться. Нагнать на него страху, сломи гь дух, то вселяя надежду, то приводя в трепет. Это было бы нетрудно. Сначала надо дать ему запутаться в собственной лжи. Затем осторожно намекнуть, что ему. Мегрэ, известно содержание телефонных разговоров, и наконец-была не была! - в упор заявить: "Ваш друг месье Альбан Гру-Котель завтра утром будет арестован..." Но Мегрэ ничего этого не сделал. Он попросту подошел к камину и облокотился на него. Огонь припекал ему ноги. Этьен Но сидел рядом. Видимо, он еще не терял надежды. - Я уеду завтра трехчасовым, как вы того хотели, - несколько раз коротко затянувшись из своей трубки, проговорил наконец Мегрэ. Ему было жаль Этьена Но. Он чувствовал себя словно бы виноватым перед ним. Жил себе человек, немолодой уже-они с ним примерно одного возраста, жил спокойной, размеренной жизнью, в довольстве и душевном покое, и вот сейчас над ним нависла угроза: он может все потерять и остаток дней своих провести за тюремной решеткой. Попытается ли он защищаться, снова лгать? Мегрэ предпочел бы, чтобы он не делал этого. Так из сострадания хотят, чтобы скорее умерло нечаянно раненное животное. Избегая взгляда Этьена Но, он уставился на ковер. - К чему такие слова, комиссар! Вы же знаете, вы у нас желанный гость, и все мы-и я в том числе! - ваши поклонники и глубоко симпатизируем вам... - Я слышал ваш разговор по телефону с шурином, месье Но. Не хотел бы сейчас Мегрэ оказаться в шкуре Этьена. Да, неприятный момент, ничего не скажешь. О таклх минутах потом обычно стараются не вспоминать. - Кстати, - продолжал Мегрэ, - вы очень заб нуждаетесь относительно меня, месье Но. Ваш шурин, следователь Брежон, обоатился ко мне с просьбой оказать ему услугу и приехать сюда, чтобы помочь вам в довольно щекотливом деле. Я сразу догадался, поверьте, что он не правильно понял вас и вы ждете от него совсем иной помощи... Ваше письмо было такое сумбурное, вы просили у него совета... Вы писали о слухах, что ходят по городу, умолчав, конечно, о том, что они обоснованны. И он, бедняга, честный, добросовестный человек, но ограниченный служака, не подозревая ничего дурного, послал агента, чтобы вызволить вас из затруднительного положения... Этьен Но тяжело встал, подошел к столику и налил себе полную рюмку арманьяка. Рука его дрожала и лоб, наверно, был покрыт потом. Мегрэ не смотрел на него, ему было жаль этого человека. Но даже если бы и не жалость, он все равно просто из деликатности не смог бы сейчас встретиться с ним взглядом. - Я бы тотчас уехал после первой же нашей встречи, если бы вы не призвали на помощь Жюстена Кавра. Только его вмешательство вызвало во мне желание проявить упорство. Этьен Но молчал, теребя цепочку от часов и не спуская глаз с портрета тещи. - Поскольку я приехал сюда, не имея официального предписания, и мне не перед кем отчитываться, вам нечего меня опасаться, месье Но. Мне же это облегчает разговор с вами. Вы провели чудовищные несколько недель, не правда ли? И ваша жена тоже, потому что, я убежден, она все знает... Этьен Но еще не сдавался. А ведь стоит только ему сейчас кивнуть головой или сделать знак глазами, прошептать несколько слов - и кончится эта пытка неопределенностью. Кончится мучительное напряжение. Ему нечего будет скрывать, не нужно будет притворяться...      Наверху жена Этьена Но, верно, тоже не спит, прислушивается с беспокойством к каждому шороху, спрашивает себя, почему мужчины не поднимаются к себе в комнаты. А его дочь? Смогла ли уснуть она? - Теперь, месье Но, я поделюсь с вами моими сокровенными мыслями, и вы поймете, почему я не уехал, не поговорив с вами, как я уже готов был сделать, хотя вам это и может показаться странным. Выслушайте меня внимательно и не спешите с выводами, чтобы не ошибиться. Мне кажется-я даже почти убежден в этом! - что, хотя вы и виноваты в гибели Альбера Ре-тайо, вы в то же время сами жертва. Я даже скажу больше: вы были орудием преступления, но по-настоящему не вы виноваты в его смерти.      Мегрэ налил себе рюмку арманьяка, чтобы дать собеседнику время подумать, прежде чем ответить ему. Но так как тот продолжал молчать, Мегрэ наконец посмотрел ему прямо в глаза, заставил его выдержать свой взгляд и спросил:      - Вы мне не доверяете? Реакция Этьена Но была столь же тягостной, сколь и неожиданной: он разрыдался. Веки этого крепкого мужчины сразу набухли, на глаза набежали слезы, губы по-детски искривились. Какое-то мгновение он, пытаясь взять себя в руки, в полной растерянности стоял посреди гостиной, а затем, не в силах сдерживать себя больше, бросился к стене и, уткнувшись в нее, закрыл лицо руками.      Плечи его судорожно вздрагивали. Мегрэ ничего не оставалось другого, как ждать. Дважды он пытался продолжать разговор, но тщетно: Этьен еще не совладал с собой. Мегрэ из деликатности сел перед камином, и, поскольку здесь нельзя было помешать угли, как он привык у себя дома, он принялся щипцами ворочать поленья. - А теперь, если вы не против, расскажите мне, как все произошло. Впрочем, это не так уж необходимо. События того вечера восстановить легко, а вот остальные... - Что вы хотите сказать?      Этьен Но стоял перед Мегрэ, огромный, сильный, но это было лишь чисто внешнее впечатление. Сейчас он походил на ребенка, который не по возрасту рано физически развился и к двенадцати годам ростом и дородностью напоминает взрослого мужчину. - Вы подозревали об отношениях, существовавших между вашей дочерью и этим молодым человеком?      - Я его едва знал, господин комиссар. Конечно, я слышал о нем, потому что более или менее знаю всех местных жителей, но как он выглядит, сразу затруднился бы сказать. Я до сих пор ума не приложу, где Же-невьева познакомилась с ним, ведь она почти нигде не бывает... - В тот вечер вы уже лежали в постели? - Да... И знаете... Это глупо... У нас на ужин тогда был гусь... Он припоминал мельчайшие подробности, словно они могли своей обыденностью скрасить трагическую действительность. - Я очень люблю гусятину, хотя она для меня тяжеловата... И вот что-то около часу ночи я встал, чтобы выпить соды... Вы примерно представляете себе наш дом... Рядом со спальней находится наша ванная, дальше-комната для гостей, затем еще одна комната, куда мы никогда не заходим, потому что... - Знаю... Она напоминает о ребенке... - А в конце коридора, на отлете-комната дочери. Обе наши служанки спят наверху... Так вот, зашел я в ванную и шарю там в темноте, чтобы не разбудить жену, а то начнет меня корить за обжорство... И вдруг слышу какой-то разговор... Словно кто-то ссорится... Я и подумать не мог поначалу, что это в комнате дочери... Но когда я вышел в коридор, то убедился, что это именно там. К тому же из-под двери выбивалась полоска света... Слышу - мужской голос... Не знаю, господин комиссар, есть ли у вас дочь и что бы вы сделали на моем месте... Понимаете, здесь, в Сент-Обене, все мы немного старомодны... Может, я слишком наивен... Ведь Женевьеве уже двадцать лет... Но мне никогда и в голову не приходило, что она может что-то скрывать от меня и от своей матери... Ну, а уж допустить, что мужчина...      Нет! Видите, я и сейчас еще... Этьен Но приложил к глазам платок и машинальным движением достал из кармана пачку сигарет. - Я чуть не бросился туда прямо в рубашке... В этом я тоже старомоден, сплю в рубашке, а не в пижаме... Но спохватился, понял, что буду выглядеть нелепо, вернулся в ванную и в темноте начал одеваться... Как раз когда я натягивал носки, я снова услышал шум, но уже со двора... В ванной ставни не были закрыты, и я раздвинул занавески... В ту ночь светила луна, и я увидел силуэт мужчины, который по приставной лестнице спускался из комнаты дочери во двор... Сам не помню, как я сунул ноги в башмаки и ринулся вниз... Мне показалось, будто жена позвала меня: "Этьен", а может, просто послышалось... Вы не обратили внимания на ключ от той двери, которая выходит во двор? Огромный старинный ключ, тяжелый, как молоток... Не могу поклясться, что я схватил его машинально, но, во всяком случае, здесь не было и продуманного намерения, потому что я не собирался убивать, и если бы меня в тот момент... Этьен Но говорил тихо, голос его дрожал. Пытаясь взять себя в руки, он закурил сигарету и сделал несколько глубоких затяжек-так, наверно, в последний раз затягивается приговоренный к смерти. - Мужчина обогнул дом, перелез через ограду, где она пониже, недалеко от дороги. Я побежал за ним. Я и не старался таиться, он, видимо, слышал мои шаги, но продолжал идти не спеша. Когда я подошел близко, он обернулся, и, хотя я плохо видел его лицо, мне показалось-я и сам не знаю почему, - что он смотрел на меня с презрением... "Что вам от меня надо?" - спросил он вызывающим тоном.      Клянусь вам, господин комиссар, это было ужасное мгновение. Своему врагу я не пожелал бы пережить такое. Я его узнал. Для меня он был просто мальчишка. И этот мальчишка вышел из комнаты моей дочери да еще издевается надо мной! Я совсем потерял голову... Подобные вещи происходят совсем не так, как обычно представляют себе... Я, не находя слов, молча тряс его за плечи, а он кричал мне: "Ах, вас не устраивает, что я бросил вашу шлюху дочь!.. Вы все заодно, да?" Этьен Но провел ладонью по лицу. - Дальше я ничего не помню, господин комиссар. При всем желании я не могу точно рассказать вам, что произошло потом. Он был в таком бешенстве, как и я, но владел собою лучше. Он обливал грязью меня, мою дочь. Вместо того чтобы упасть на колени, упасть к моим ногам, как - пусть это было глупо с моей стороны! - представлялось мне, этот мальчишка насмехался надо мной, над моей женой, над моим домом, кричал: "Да, ничего себе семейка!.." А уж что он говорил о моей дочери, я просто не могу повторить вам. Это были самые неприличные слова, и я, не помня себя, принялся бить его. А ведь в руке у меня был ключ... Парень в ответ неожиданно ударил меня головой в живот... Это была такая боль... И тогда я ударил изо всех сил... Он упал... Сначала я убежал, хотел вернуться в дом... Клянусь вам, я говорю правду. Я решил позвонить в жандармерию в Бенэ... Но, подходя к дому, увидел свет в комнате дочери и подумал, что если расскажу все... Да вы сами понимаете... Я вернулся назад... Он был мертв... - Вы его отнесли на железнодорожную насыпь, - вставил Мегрэ, чтобы помочь Этьену Но поскорее закончить свою страшную исповедь. - Да.      - Один? - Один. - А когда вы вернулись? - Жена ждала меня за дверью, за той, что выходит на дорогу. Она тихо спросила: "Что ты сделал?" Я попытался солгать, но она все поняла. Она глядела на меня с ужасом и в то же время с жалостью... Я лег и забылся в лихорадочном бреду, а она тщательно осмотрела в ванной всю мою одежду, не осталось ли... - Понимаю... - И знаете, вы можете мне не поверить, но до сих пор ни у жены, ни у меня не хватило мужества заговорить об этом с дочерью. И между собой мы тоже ни разу не обмолвились ни единым словом. Даже намеком. Вот что, наверно, самое ужасное, самое невероятное. В доме жизнь течет как прежде, а ведь мы все трое знаем... - А месье Гру-Котель? - Как бы вам объяснить... Сначала я о нем совсем забыл... Но на следующий день, когда мы садились за стол, я с удивлением заметил, что его нет... Я спросил о нем-нужно было хоть о чем-то говорить! - сказал, что надо, мол, позвонить ему... И позвонил... Служанка ответила, что его нет дома... Но я был убежден, что слышал его голос: он был в той же комнате и что-то сказал ей... Мне не давала покоя мысль: почему Альбан не приходит?.. Неужели он что-то подозревает? Глупо, конечно, но мне уже стало казаться, что единственная опасность-это он.      Прошло три дня, четыре - он не появлялся, и тогда я отправился к нему сам... Я хотел только выяснить, почему он вдруг как в воду канул, и отнюдь не собирался ничего рассказывать ему... И все же рассказал... Я нуждался в нем... Окажись вы в моем положении, вы бы меня поняли... Он передавал мне все, что говорили в городке... От него я узнал, как прошли похороны... Он же сообщил мне, когда впервые поползли слухи. И тогда меня начала преследовать мысль: я должен хоть в какой-то степени искупить свою вину. Умоляю вас, не смейтесь надо мной... - Что вы, месье Но, я видел столько людей, которые находились в подобном положении! - И они вели себя так же идиотски? Они, как я, шли к матери своей жертвы?      Знаете, все было как в мелодраме: темной ночью, после того как Гру-Котель убедился, что улицы пустынны, я отправился к ней... Нет, я не выложил напрямик ей всю правду... Просто сказал, что смерть сына - для нее большое горе, тем более что она вдова и теперь осталась без всякой поддержки... Не знаю, господин комиссар, ангел она или черт... Как сейчас вижу: застыла у печки, белая как полотно, на плечах шаль накинута... У меня в кармане лежали две пачки по десять тысяч франков. Я не знал, как их вынуть, как положить на стол. Мне было стыдно... За себя... за нее... Да, да, стыдно... - И все-таки деньги перекочевали из моего кармана к ней. "И я буду считать своим долгом, мадам, каждый год..." - начал я. Но она нахмурилась, и я поспешил добавить: "Если вы предпочитаете, я в ближайшие дни передам вам ту сумму, которая..." Он замолк и, совершенно подавленный, подошел к столику налить себе еще рюмку арманьяка. - Вот и все... Я очень сожалею, что не признался сразу же. А потом было уже слишком поздно... В доме внешне все идет по-прежнему... Не знаю, как у Женевье-вы хватило мужества продолжать жить так, будто ничего не прсизошло. Иногда я спрашиваю себя, не померещилось ли мне все это... Когда я понял, что в городке подозревают меня в убийстве, да тут еще получил анонимные письма и узнал, что такие же были отправлены в прокурат ypv, я написал шурину. Это ^ило глупо, конечно... Чем он мог помочь мне, гем более не зная правды?.. Я наивно полагал, что юристы при желании могут замять дело, об этом часто поговаривают... А он вместо этого прислал вас сюда, и еще как раз тогда, когда я уже связался с частным сыскным агентством в Париже... Да! Я решился и на это! Адрес я нашел среди газетных  объявлений. И вот понимаете... Шурину я не смог признаться, а совершенно чужому человеку все рассказал! Мне необходима была чья-то поддержка... Месье Кавр знал, что вы приедете... Ведь как только шурин известил меня об этом, я сразу же дал телеграмму в агентство Кавра... Мы договорились встретиться на следующий день в Фонтенэ. Что вы еще хотели бы узнать, господин комиссар? Как вы должны презирать меня!.. Да иначе и не может быть... Я сам себя презираю, поверьте мне... Держу пари, что среди всех преступников, с которыми вам довелось столкнуться, вы еще не встречали такого идиота, как я... При этих словах Мегрэ впервые улыбнулся. Этьен Но говорил совершенно искренне. И отчаяние его было искреннее... И все же, как это бывает с каждым преступником, как он сам себя сейчас назвал, в нем вдруг заговорило самолюбие. Ему было неприятно, досадно, что он такой жалкий преступник. Несколько секунд, а может, и минут Мегрэ сидел неподвижно, глядя на языки пламени, лизавшие обугленные поленья. Этьен Но, сбитый с толку поведением комиссара, в растерянности стоял посреди комнаты. Теперь, когда он во всем признался и добровольно покаялся, он счел бы естественным, если бы комиссар отнесся к нему более снисходительно и ободрил его. Разве он уже не втоптал себя в грязь?      Разве он недостаточно трогательно описал свои страдания и страдания всей семьи? Вначале, до исповеди, он считал, что Мегрэ относится к нему с сочувствием, и думал, что это сочувствие не угаснет. Собственно, на него-то и рассчитывал. Но сейчас он не видел в комиссаре и следа участия. Спектакль окончился. Мегрэ спокойно покуривал свою трубку и, судя по его взгляду, о чем-то серьезно размышлял. Лицо его не выдавало никакого волнения. - А что бы вы сделали на моем месте? - спросил все-таки Этьен Но. Мегрэ так взглянул на него, что бедняга подумал, уж не перегнул ли он палку, как ребенок, который, едва его простили за злую шалость, уже спешит воспользоваться снисходительностью взрослых и становится еще более требовательным и нетерпимым, чем раньше. О чем же думает Мегрэ? У Этьена Но мелькнула мысль, что благожелательное отношение комиссара к нему было не чем иным, как западней. А вот теперь комиссар встанет, вынет из кармана наручники и произнесет обычные в таких случаях слова: "Именем закона..." - Я вот думаю... - неуверенно начал Мегрэ. Он снова сделал несколько затяжек, закинул ногу за ногу, потом опять принял прежнюю позу. - Я вот думаю... да... что мы могли бы позвонить вашему другу месье Альбану... Который час?.. Десять минут первого. Должно быть, телефонистка еще не легла и соединит нас... Да, пожалуй, правильно... Если вы, месье Но, не очень устали, мне кажется, лучше со всем юкончить сегодня же. Тогда завтра я смогу уехать... - А разве... Этьен Но не знал, как закончить свой вопрос, вернее, он не осмеливался произнести слова, которые чуть не сорвались у него с языка:      "А... разве мы еще не покончил и?" - Разрешите? - Мегрэ встал, прошел в переднюю и принялся крутить ручку телефона. - Алло... Простите, дорогая мадемуазель, что я так поздно беспокою вас... Да, да, это я... Вы узнали мой голос?.. Нет... Никаких неприятностей... Будьте так любезны, соедините меня с месье Гру-Котелем... Пожалуйста... Позвоните погромче и подольше, а то вдруг он крепко спит... Через приоткрытую дверь Мегрэ видел, как Этьен Но в полном недоумении, весь какой-то обмякший, обессиленный, безвольный, залпом выпил рюмку арма-ньяка. - Месье Гру-Котель?.. Как вы поживаете?.. Вы уже легли? Что вы говорите?..      Читали, лежа в постели?.. Да, это комиссар Мегрэ... Я у вашего друга...      Мы с ним болтали... Что?.. Вы простудились?.. Как это некстати!.. Можно подумать, вы предвидели, что я собирался вам предложить... Нам бы хотелось, чтобы вы заглянули сюда... Да, да... Знаю, что туман... Вы уже разделись? В таком случае мы к вам приедем. На машине нам недолго...      Что?.. Вы предпочитаете сами?.. Нет... Ничего особенного. Я завтра уезжаю. Представьте себе, важные дела призывают меня в Париж...      Несчастный Этьен Но, окончательно сбитый с толку, поглядывал на потолок, думая, наверно, о том, что его жена все слышит и очень волнуется. Может, пойти успокоить ее? А как он мог успокоить? Поведение Мегрэ сейчас вселяло в него тревогу, и он уже сожалел о своей откровенности. - Что вы говорите?.. - все еще доносился из прихожей голос Мегрэ. - Через четверть часа? Долговато... Поторопитесь... До встречи... Спасибо, мадемуазель...      Мегрэ повесил трубку. - Он сейчас придет, - сказал он. - Очень обеспокоен.      Вы не представляете, в какое состояние привел его мой звонок... - Но ведь у него нет никаких оснований для... - Вы так полагаете? - спросил Мегрэ. Этьен уже окончательно перестал понимать комиссара. - Вы не будете возражать, если я поищу на кухне что-нибудь перекусить?.. Не беспокойтесь, я найду выключатель... А где холодильник, я уже приметил... А не прикинулся ли Мегрэ голодным, не разыграл ли он комедию оттого, что ему просто не улыбалась перспектива провести еще десять минут в гостиной наедине с Этьеном Но? Возможно! В кухне Мегрэ зажег свет. Плита уже остыла. Он разыскал куриную ножку, покрытую застывшим желе, отрезал себе толстый ломоть хлеба, густо намазал его маслом... ^ - Простите... 1 Мегрэ, жуя, вернулся в гостиную. - ...у вас не найдется пивка? - Может быть, рюмку бургундского? - Лучше бы пива, но если нет...      - В погребе, кажется, есть... Я всегда заказываю сразу несколько ящиков, но не знаю, осталось ли... И вот, как бывает иногда, когда близкие, оплакивая дорогого покойника, вдруг среди ночи прерывают слезы и стенания, чтобы утолить голод, Мегрэ и Этьен Но после всех потрясений деловито расхаживали по погребу. - Нет... Это лимонад... Подождите...      Пиво должно стоять под лестницей... Так оно и оказалось. Они вылезли из погреба с бутылками. Еще надо было отыскать кружки. Мегрэ, зажав в руке куриную ножку, продолжал жевать, и подбородок у него лоснился от жира. - Интересно, ваш друг месье Альбан придет один или нет? - как бы невзначай проговорил он. - Что вы хотите сказать? - Ничего. Предлагаю пари... Но заключить пари они не успели. Во входную дверь тихонько постучали. Этьен Но бросился открывать, а Мегрэ, держа в одной руке кружку пива, а в другой-куриную ножку на ломте хлеба, спокойно прошел на середину гостиной. Он услышал шепот Гру-Котеля:      - Я встретил месье и позволил себе привести его сюда, он... Взгляд Мегрэ на мгновение стал жестким, но тут же, без всякого перехода, в глазах его вспыхнули веселые огоньки. Он крикнул:      - Входите, Кавр... Я вас ждал...                  9. Шорох за дверью            Бывает, что какой-нибудь сон, который длился, как нас заверяют, всего несколько секунд, мы помним очень долго, иногда всю жизнь. Вот и сейчас эти трое мужчин, что вошли в гостиную, на какое-то мгновение показались Мегрэ совсем не теми, что были в действительности, или, уж во всяком случае, не такими, какими они представлялись себе сами. Но именно такими они навсегда запечатлелись в памяти Мегрэ. Все они, в том числе и сам Мегрэ, были уже немолоды, но, как это ни странно, при взгляде на них у Мегрэ создалось впечатление, что здесь собрались великовозрастные школьники. У Этьена Но в юности, наверно, намечалось брюшко и была склонность к полноте - добродушный здоровяк, хорошо воспитанный и немного застенчивый. С Кавром Мегрэ познакомился давно, в дни ею молодости, и уже тогда он был таким же желчным и необщительным, как и сейчас. И как он ни старался - а в те времена он следил за собой,платье никогда не выглядело на нем элегантно, как на других. Всегда он казался каким-то невзрачным, дурно одетым. От него веяло тоской. Когда он был ребенком, его мать, должно быть, постоянно твердила: "Жюстен, пойди поиграй с детьми..." И делилась с соседями своими опасениями:      "Знаете, мой сын никогда не шалит, не играет. Боюсь, как бы это не отразилось на его здоровье. Слишком уж он серьезен. Все время о чем-то думает..." Ну, и Альбан, по-видимому, не очень изменился. Наверно, он всегда такой и был: длинные, худые ноги, холеное, продолговатое лицо, узкие белые кисти рук, покрытые рыжеватыми волосами, аристократизм во всем облике... Он, наверно, списывал уроки у товарищей, курил их сигареты и где-нибудь в уголке рассказывал им непристойности... И вот теперь эти трое мужчин оказались втянутыми в историю, которая для одного из них может кончиться пожизненной тюрьмой. А ведь они люди семейные.      Двое детей, живущих где-то на юге, носят имя Гру-Котеля и, возможно, унаследовали и кое-какие его пороки. Жена и дочь Этьена Но находятся сейчас здесь, в этом доме, и они едва ли смогли в эту ночь забыться во сне. Что касается Кавра, то его супруга, должно быть, по обыкновению воспользовалась отсутствием мужа - предвидя это, он был еще мрачнее обычного. Мегрэ сразу заметил, что с Этьеном Но за несколько минут, что он отсутствовал, произошла довольно резкая перемена. Только сейчас он рассказывал Мегрэ о своем преступлении, откровенно, как мужчина мужчине, поверял ему свои душевные муки, и вот, войдя в гостиную вместе с Кавром и Гру-Котелем, еще весь пунцовый от волнения, он, тщетно, правда, пытался принять независимый вид. "А ведь в нем есть что-то детское,подумал Мегрэ, - бедняга краснеет, как мальчишка". И он вдруг почувствовал себя школьным учителем, который только что отчитал ученика Этьена Но за неблаговидный поступок, а теперь пришли его однокашники и выжидающе смотрят на своего товарища, словно спрашивая: "Ну, как ты держался?" А держался он плохо. Не защищался. Плакал. И теперь думал, не остались ли у него на лице следы слез. Но Этьен не сдавался: пусть они считают, будто все прошло великолепно. Он засуетился, достал из буфета рюмки, налил всем арманьяка. В Мегрэ вдруг вселилось какое-то мальчишество: бывают моменты, когда человек не задумывается над своими поступками. Он подождал, пока все рассядутся, а затем вышел на середину гостиной, посмотрел на Ка-вра, на Гру-Котеля и сказал:      - Итак, господа, вы влипли! И именно в этот момент, впервые за весь день, он сам стал "играть Мегрэ", как говорили в полиции об инспекторах, которые пытались подражать своему знаменитому патрону. С трубкой в зубах, засунув руки в карманы, Мегрэ то становился спиной к камину, то склонялся к нему и ворошил щипцами обуглившиеся поленья, что-то говорил, бурчал себе под нос, тяжелой, медвежьей походкой переходил от одного собеседника к другому, задавал вопрос и вдруг замолкал, сея тревогу. - Мы с месье Но только что дружески долго беседовали. Я ему сказал, что решил завтра уехать в Париж, но, перед тем как расстаться, нам следует поговорить по душам. И мы поговорили. Месье Гру, почему вы вздрогнули? Кстати, Кавр, извините, что из-за меня вас вытащили чуть ли не из постели. Да, признаюсь, виноват. Ведь когда я позвонил нашему другу месье Альба-ну, я великолепно знал, что у него не хватит мужества прийти одному. Не понимаю, почему он в моем приглашении зайти к нам поболтать часок углядел какую-то опасность и за неимением адвоката привел с собой сыщика, благо тот оказался под рукой... Не так ли, месье Гру-Котель? - Не я вызвал его из Парижа, - буркнул этот облезлый аристократ. - Знаю. И не вы убили беднягу Ретайо^ведь в ту ночь вы случайно оказались в Ла-Роше-сюр-Йон... И не вы бросили свою жену, она сама от вас уехала. И не вы... Словом, все не вы... И ничего хорошего вы тоже никогда не сделали... Гру-Котель, встревоженный тем, что неожиданно оказался в положении обвиняемого, умоляюще взглянул на Кавра, как бы взывая к нему о помощи, но тот, положив портфель на колени, обеспокоенно смотрел на Мегрэ. Кавр достаточно хорошо знал полицию и, в частности, своего бывшего коллегу, чтобы понять: вся эта инсценировка преследует определенную цель, после чего будет сделан вывод. К тому же Этьен Но ни словом не возразил комиссару, когда тот заявил: "Господа, вы влипли!"      Так чего же еще он добивается? А Мегрэ ходил взад и вперед, то останавливаясь перед каким-либо портретом, то подходя к двери в переднюю, то к двери в столовую, не переставая говорить, и Кавр даже подумал было, уж не тянет ли комиссар время в ожидании какого-то события, которое вот-вот должно произойти. - Итак, господа, завтра я уезжаю, - говорил Мегрэ, - ведь все вы хотели этого... Между прочим, я мог бы упрекнуть вас и особенно Кавра, с которым мы давно знакомы, за такое недоверие ко мне. Вы же знали, черт побери, что я всего-навсего гость, да к тому же гость, принятый в этом доме наилучшим образом... Все, что здесь произошло до моего приезда, в конце концов меня не касается. Но вы, конечно, могли бы со мной посоветоваться... В каком положении сейчас месье Но? Да, он совершил преступление, тяжелое преступление... Но разве кто-нибудь подал на него в суд? Нет! Даже мать юноши заявила, что она, если можно так выразиться, удовлетворена... Мегрэ нарочно как бы вскользь произнес эту ужасную фразу. - Мы все здесь люди порядочные, воспитанные. Правда, ходят какие-то слухи, и можно было бы опасаться двух-трех неприятных свидетелей, но благодаря стараниям нашего друга Кавра и деньгам месье Но, а также пристрастию некоторых субъектов к спиртным напиткам эта опасность устранена. Ну, а кепку, которая, впрочем, и не могла служить достаточной уликой, Кавр, как я думаю, из предосторожности уничтожил. Не так ли, Жюстен? Кавр вздрогнул, услышав свое имя. Все повернулись к нему, но он предпочел промолчать. - Вот каково наше положение, вернее, положение нашего друга месье Но. Ходят анонимные письма. Их уже получили и прокурор, и жандармерия. Не исключена возможность, что будет проведено следствие. Кавр, что вы посоветовали вашему клиенту? - Я не адвокат. - О, вы всегда скромничаете. Если разрешите, я выскажу свое мнение. Нет, это не совет адвоката, поскольку я тоже не являюсь им, просто мои собственные соображения: думаю, что через несколько дней месье Но пожелает отправиться всей семьей попутешествовать. Он достаточно богат, чтобы позволить себе продать свои фермы и перебраться куда-нибудь подальше отсюда, может быть, даже за границу... При мысли, что ему придется расстаться со всем, что до сих пор составляло смысл его жизни, у Этьена Но вырвался вздох, похожий на рыдание. - Теперь поговорим о нашем друге месье Альба-не... Месье Гру-Котель, каковы ваши намерения? - Не отвечайте, - поспешно вмешался Кавр, увидев, что Гру-Котель уже открыл рот. - Разрешите мне заметить, что мы имеем полное право не отвечать на вопросы комиссара, тем более что это не официальный допрос. Если бы вы знали комиссара так же хорошо, как я, вы бы поняли, что он ломает комедию, или, как это называют в уголовной полиции, берет вас на пушку.      Мне неизвестно, месье Но, признались ли вы в чем-либо и каким способом у вас вырвали это признание, но я убежден в одном: мой бывший коллега преследует какую-то цель. Какую, я еще на разгадал, но, какова бы она ни была, я советую вам остерегаться его. - Великолепно сказано, Жюстен! - Я не нуждаюсь в вашем одобрении. - И все же я не могу не высказать его! И вдруг Мегрэ заговорил совершенно другим тоном. Наконец произошло то, чего он ждал уже минут пятнадцать, ради чего он разыгрывал эту комедию.      Ведь он не просто так вышагивал взад и вперед по гостиной, подходя то к двери в переднюю, то к двери в столовую. Да и на кухню за куриной ножкой и хлебом он ходил перед этим отнюдь не потому, что был голоден или вообще любил поесть. Ему необходимо было узнать, есть ли в доме другая лестница, ведущая на второй этаж, помимо той, в передней. И он обнаружил узенькую лестницу около кухни... Разговаривая с Гру-Котелем по телефону, он нарочно громко кричал, словно ему было невдомек, что в доме находятся еще две женщины, которым в этот час полагается спать... Сейчас Мегрэ знал: за приоткрытой дверью в столовую кто-то стоит. - Вы правы, Кавр, и, хотя вы довольно мрачная личность, вы не дурак... Я действительно преследую одну цель, и я скажу вам, какую: я хочу доказать, что не месье Но истинный преступник... Больше всех был поражен сам Этьен Но, он с трудом удержал протестующий возглас. А Гру-Котель смертельно побледнел, и на лбу его Мегрэ увидел - раньше он не замечал ее! - мелкую красную сыпь. Такая крапивница высыпает у нервных людей в момент душевного потрясения. Это напомнило комиссару убийцу, виновника нашумевшего процесса, который после двух суток допроса, на котором он упорно все отрицал, вдруг с перепугу заболел медвежьей болезнью. Мегрэ и Люкас-они тогда вели допрос - потянули воздух носом и переглянулись, поняв, что они победили. Крапивница Гру-Котеля была того же происхождения, и Мегрэ с трудом удержался от улыбки. - Ну что же, месье Гру, вы предпочитаете сами рассказать нам правду или хотите, чтобы это сделал я? Не спешите, подумайте. Я охотно разрешаю вам посоветоваться с вашим поверенным, я имею в виду Жюсте-на Кавра. Уединитесь 1де-нибудь в уголке и решите там... - Мне нечего рассказывать... - Значит, придется мне объяснить месье Но, который находится в полном неведении, почему был убит Альбер Ретайо? Месье Но знает, как был убит юноша, но, хотя это и может показаться странным, он даже не подозревает, почему он был убит... Вы что-то сказали, месье Гру-Котель? - Вы лжете! - крикнул тот. - Как вы можете утверждать, что я лгу, если я еще ничего не сказал? Хорошо. Я поставлю вопрос по-иному, это ровным счетом ничего не изменит. Не будете ли вы столь любезны сказать нам, почему вдруг однажды вы почувствовали такую настоятельную потребность поехать в Ла-Рош-сюр-Йон и предусмотрительно привезли оттуда счет из гостиницы? Этьен Но по-прежнему ничего не понимал и, считая, что Мегрэ пошел по неверному пути, с тревогой смотрел на него. Еще недавно комиссар внушал ему чувство подобострастного трепета, сейчас же он сильно упал в его глазах.      Эта ожесточенность против Гру-Котеля была лишена всякого смысла и выглядела отвратительно, настолько отвратительно, что Этьен Но, как человек честный, не мог допустить, чтобы очернили невиновного, тем более гостя. - Уверяю вас, г осподин комиссар, вы идете по ложному пути,поспешил он заверить Мегрэ. - Я сожалею, дорогой месье Но, однако я вынужден рассеять ваши заблуждения. Еще более я сожалею, что новость, которую вы от меня услышите, будет крайне неприятна. Не так ли, месье Гру? Гру-Котель вскочил. Была минута, когда казалось, что сейчас он бросится на своего мучителя, но он огромным усилием воли сдержал себя и только стиснул кулаки. Руки и ноги у него дрожали. Он направился к двери, чтобы выйти. И тогда Мегрэ остановил его незначительным на первый взгляд вопросом, который он задал совершенно естественным тоном:      - Вы хотите подняться наверх? К ю бы мог подумать, глядя на этого самоуверенного толстяка Мегрэ, что он волновался не меньше своей жертвы!      Рубашка на нем прилипла к спине. Он напряженно прислушивался к чему-то.      Он чего-то боялся. Несколько минут назад он был уверен, что Женевье-ва, как он и предвидел, стоит за дверью. Именно для нее он, звоня из прихожей Гру-Котелю, разговаривал с ним нарочито громко. "Если я прав,думал тогда Мегрэ, - она спустится..." И она действительно спустилась. Во всяком случае, он слышал легкий шорох в столовой, заметил, как при этом чуть дернулась дверь. И именно для Женевьевы он так резко говорил с Гру-Котелем. Но сейчас за дверью была такая тишина, что он стал сомневаться, здесь ли она. Уж не упала ли она в обморок? Впрочем, тогда он услышал бы шум падения. Ему не терпелось заглянуть в приоткрытую дверь, но не было повода для этого. - Вы хотите подняться наверх? - спросил он Аль-бана, когда увидел, что тот направился к двери, и Аль-бан, потеряв над собой власть, ринулся назад и остановился перед своим мучителем. - Что еще за инсинуация? Говорите! Какая еще клевета?      Что бы вы сейчас ни сказали, все это ложь, сплошная ложь, вы слышите! - Поглядите-ка на своего адвоката. Действительно, вид у Кавра был жалкий.      Он понимал, что Мегрэ напал на правильный след, а его, Кавра, подопечный совсем запутался. - Я не нуждаюсь в адвокате. Не знаю уж, кто и что мог вам наплести обо мне, но заявляю заранее, что все это ложь, и если какие-то мерзавцы могли... - Вы подлец, месье Гру. - Что? - Я говорю, что вы омерзительный субъект. Так вот, я утверждаю - и не отступлюсь от своих слов, - что вы истинный виновник смерти Альбера Ретайо. Если бы наше законодательство было совершенно, вы бы заслужили большего, чем пожизненное заключение. Лично я, хотя мне нечасто доводилось это делать, с удовольствием проводил бы вас до гильотины... - Господа, призываю вас в свидетели!.. - воскликнул Гру-Котель. - Вы убили не только Альбера Ретайо, вы убили еще и других... - Я?.. Я?.. Вы сошли с ума, комиссар!..      Он потерял рассудок!.. Клянусь, он опасный маньяк... Кто же эти люди, которых я убил?.. Скажите-ка мне, прошу вас... Ну, месье Шерлок Холмс, мы ждем... В его голосе слышалась издевка. Он был возбужден до предела.      - Вот одна ваша жертва, - спокойно сказал Мегрэ, указывая на Этьена Но, который теперь уже абсолютно был сбит с толку. - Мне кажется, этот покойник чувствует себя великолепно, и если все мои жертвы... И Гру-Котель ринулся на Мегрэ с таким решительным видом, что тот, защищаясь, инстинктивно поднял руку, и она, помимо его воли, опустилась на мертвенно-бледную щеку Альбана. Раздался глухой звук пощечины.      Возможно, они сцепились бы и, обхватив друг друга руками, принялись бы кататься по ковру, словно подравшиеся школьники, о которых только что вспоминал комиссар, если бы с лестницы, сверху, не послышался испуганный крик:      - Этьен!.. Этьен!.. Комиссар!.. Скорее!.. Жене-вьева... Мадам Но сбежала на несколько ступенек вниз, удивленная тем, что никто так долго не отзывается на ее зов. - Скорее наверх! - бросил Мегрэ Этьену Но. - В комнату дочери... И, глядя в глаза Кавру, приказал тоном, не допускающим возражения:      - А ты не упусти его, слышишь? Мегрэ вслед за Этьеном Но вбежал по лестнице и вместе с ним ворвался в комнату Женевьевы. - Взгляните... - в ужасе простонала мадам Но. Женевьева, одетая, как-то боком лежала на постели. Из-под полуприкрытых век пробивался тусклый взгляд. На коврике у кровати валялись осколки разбитой пробирки из-под веронала. - Помогите мне, мадам... Наркотик только начинал действовать, и в ней еще теплилось сознание. Когда комиссар подошел ближе, на лице ее отразился ужас. Он приподнял ей голову и силой разжал зубы. - Принесите мне воды, побольше... Лучше теплой... - Этьен, пойди... Там, на плите, бачок... Несчастный Этьен, как слепой, натыкаясь на стены, бросился вниз по лестнице черного хода. - Не волнуйтесь, мадам... Мы подоспели вовремя... Это моя вина... Но разве я мог представить себе, что она решится на такое... Дайте полотенце или платок, ну, что-нибудь... Меньше чем через две минуты у Женевьевы началась обильная рвота. Обессиленная, она сидела на краю кровати и покорно пила воду, которую ей давал Мегрэ, чтобы усилить рвоту. - Можете позвонить доктору. Вряд ли он сделает что-либо большее, но на всякий случай... Женевьева вдруг упала на постель и заплакала такими тихими, беззвучными слезами, что, казалось, они усыпили ее. - Побудьте с ней, мадам... Думаю, что до прихода доктора ей лучше отдохнуть... Уж поверьте мне - а я, к сожалению, довольно часто сталкивался с подобными случаями, - опасность миновала... Слышно было, как Этьен Но говорил по телефону:      - Да, сейчас же... Моя дочь... Я вам объясню... Нет... Да, неважно, как есть, прямо в халате... Мегрэ, проходя мимо Этьена Но. взял письмо, которое тот держал в руке. Он заметил его, когда оно лежало на ночном столике Женевьевы, но не успел забрать. Этьен Но, повесив трубку, попытался взять письмо обратно. В голосе его слышалось удивление. - Зачем оно вам?.. Ведь это же мне и ее матери... - Я верну его вам позже... Поднимитесь к дочери... - Как же так... - Поверьте мне, ваше место там... Мегрэ вернулся в гостиную и тщательно прикрыл за собой дверь. Он держал письмо в руке, думая, вскрыть его или нет. - Ну, как дела, месье Гру? - Вы не имеете права меня арестовать. - Знаю... - Я не совершил ничего противозаконного... За свою наглость он мог бы снова получить пощечину, но в таком случае Мегрэ пришлось бы пройти через всю гостиную, а на это его уже не хватило. Он все еще вертел в руках письмо, не решаясь вскрыть сиреневый конверт. И наконец решился. - Разве письмо адресовано вам? - запротестовал Гру-Котель. - Не мне и не вам. Женевьева написала его перед тем, как покончить с собой... Вы хотите, чтобы я отдал его ее родителям?      Послушайте-ка: "Дорогая мама, дорогой папа, я вас очень люблю и умоляю вас, верьте этому. Но я должна покинуть вас навсегда. Иначе поступить я не могу. Не пытайтесь узнать причину и, главное, не принимайте больше у себя Альбана, который..." - Скажите-ка, Кавр, пока мы были наверху, он вам покаялся во всех своих прегрешениях? Мегрэ был уверен, что Гру в панике во всем признался Кавру, ему нужно было уцепиться за кого-нибудь, кто бы защитил его. А Кавр был именно тем самым человеком, который может помочь ему, ведь это его профессия, стоит лишь заплатить ему за помощь.      Кавр молча опустил голову, и тогда Мегрэ спросил:      - Так что же вы скажете мне? И тогда Гру-Котель, дойдя до крайнего предела подлости, заявил:      - Она сама начала... - О, конечно. И она давала вам читать мерзкие развратные книжонки? - А я и не давал... - И не показывали ей кое-какие гравюрки, которые я обнаружил у вас на полках? - Она сама их нашла, без меня... - Но вы сочли необходимым объяснить девушке, что на них изображено? - Среди мужчин моего возраста не у меня одного молодая любовница... Я ее не принуждал... Она была так влюблена... Мегрэ оглядел его с ног до головы и оскорбительно рассмеялся. - И опять же это ей пришло в голову пригласить Ретайо? - Согласитесь, если она решила завести другого любовника, дело ее. Я считаю, что это наглость с вашей стороны - упрекать в этом меня! Только что при моем друге Но... - Как вы его назвали? - При месье Но, если вы предпочитаете, я не мог вам ответить, и вы оказались в выгрышном положении. У крыльца остановилась машина. Мегрэ вышел в переднюю, открыл доктору дверь и, словно он был хозяином дома, сказал:      - Быстрее к Женевьеве... Потом он вернулся в гостиную, все еще держа в руке письмо. - Итак, месье Гру-Котель, вы потеряли от страха голову, когда Женевьева сказала вам, что забеременела... Вы трус. И всегда были им. Жизнь настолько пугает вас, что вы боитесь жить своим умом и цепляетесь за других... Вот так и с ребенком... Ответственность за него вы решили взвалить на какого-нибудь простака, который поверит, что отец-он... Как это ловко вы придумали!..      Заманили юношу, который был убежден, что он в самом деле любим... И в один прекрасный день он узнал, что его объятия не остались без последствий... Что делать бедняге? Только пойти к папочке, броситься перед ним на колени, вымолить прощение и заявить, что он готов искупить свою вину и жениться. А вы бы, как и раньше, оставались любовником Женевьевы, да? Подлец! А ведь это Луи натолкнул Мегрэ на правильный путь, когда сказал: "Альбер был взбешен... Прежде чем пойти на свидание, он выпил подряд несколько рюмок..." А поведение юноши с отцом Женевьевы?      Он говорил с ним вызывающим тоном, оскорблял Женевьеву... - Каким образом Альбер Ретайо все узнал? - Не знаю... - Вы предпочитаете, чтобы я спросил у Жене-вьевы? Гру-Котель пожал плечами. В конце концов, что это изменит? Все равно ему ничего не угрожает. - Ретайо каждое утро брал почту своего хозяина, когда ее еще только разбирали... Проходил за перегородку, иногда даже помогал сортировать письма. На одном из них, адресованном мне, он узнал почерк Же-невьевы... Она прибегла к этому письму, потому что в течение нескольких дней нам не удавалось поговорить наедине... - Понятно... - Если бы не это, все бы уладилось... И еще если бы вы не совали свой нос куда не надо... Теперь ясно, отчего Альбер был в бешенстве в тот вечер, когда со злосчастным письмом в кармане шел на последнее свидание с любовницей, так низко обманувшей его. И, естественно, он решил, что все, в том числе и родители Женевьевы, сговорились окрутить его. Перед ним разыграли комедию. Встреча с отцом, который сделал вид, будто случайно застал его на месте преступления,лишь последний ее акт, разыгранный для того, чтобы заставить его жениться на Женевьеве. - Откуда вы узнали о письме? - Немного позже я тоже зашел на почту, и мадемуазель Ренке сказала, что для меня, кажется, есть письмо... Она долго искала его, но так и не нашла... Я позвонил Женевьеве... Потом я спросил на почте, не был ли там кто-нибудь при сортировке писем, а узнав, что был Ретайо, понял, и... - И, решив, что дело плохо, почувствовал необходимость поехать в Ла-Рош-сюр-Йон повидаться с вашим другом начальником канцелярии префекта... - Это мое личное дело. - А вы, Жюстен, что скажете? Но Жюстен Кавр снова уклонился от ответа. Кто-то, тяжело ступая, спускался по лестнице. Дверь распахнулась, и вошел Этьен Но, мрачный, подавленный. По его глазам видно было, что он тщетно пытается найти ответ на мучившие его вопросы.      И тут Мегрэ вдруг уронил письмо, да так неудачно, что оно упало в камин прямо на поленья, и его сразу же охватило пламя. - Что вы сделали! - Простите... Впрочем, это уже неважно. Ваша дочь вне опасности, и она сама сможет сказать вам, что там было написано... Поверил ли Этьен Но, что Женевьева действительно вне опасности, или же он просто искал успокоения, как больной, который догадывается, что его обманывают, и верит утешительным словам врача лишь наполовину, а то и вовсе не верит, но все-таки жадно ловит каждое слово надежды? - Ей лучше? - спросил его Мегрэ. - Она спит... Доктор говорит, что если бы не вы... Спасибо вам, комиссар, от всей души... Бедняга Этьен, казалось, чувствовал себя неуютно в собственной гостиной, словно он надел пиджак с чужого плеча.      Он бросил взгляд на бутылку арманьяка и хотел было налить себе, но не решился, и тогда Мегрэ налил ему и себе по рюмке... - За здоровье вашей дочери и за окончание всех недоразумений... Этьен Но удивленно посмотрел на него. Неужели же все это можно назвать просто "недоразумением"? - Пока вы были наверху, мы здесь поболтали немного. Ваш друг, месье Гру, кажется, собирается сделать вам одно очень важное признание...      Представьте себе, никому не сказав ни слова, он начал бракоразводный процесс... Этьен Но терялся в догадках. К чему это клонит комиссар? - Да... У него есть план, который, возможно, и не вызовет у вас особого восторга... Склеенную вазу не назовешь целой, но все же это ваза, не так ли? Ну, хватит! Я так хочу спать, что меня уже ноги не держат... Мне говорили, что есть утренний поезд на Париж? - В шесть одиннадцать,сказал Кавр. - Я как раз думаю поехать этим поездом. - Значит, будем попутчиками... А пока что я часика на два-три прилягу... Проходя мимо Гру-Котеля, Мегрэ, не удержавшись, остановился и бросил ему в лицо:      - Подлец! Утро было такое же туманное, как и накануне. Мегрэ категорически отказался, чтобы его провожали, и Этьен Но не настаивал. - Не знаю, господин комиссар, как мне благодарить вас... Я был по отношению к вам так несправедлив... - О, вы чудесно меня приняли, великолепно угостили... - Передайте, пожалуйста, моему шурину... - Ну конечно. Да, если вы не против, я позволю себе дать вам один совет... Относительно вашей дочери... Не терзайте ее... Грустная отцовская улыбка убедила Мегрэ в том, что Этьен Но все понял, понял даже больше, чем можно было предположить. - Вы, комиссар, хороший человек, очень хороший... Моя признательность... - Ваша признательность, как говорил один из моих друзей, умрет вместе с вами... Это вы хотели сказать? Прощайте!..      Черкните мне когда-нибудь открыточку... Мегрэ вышел из дома, который, казалось, был погружен в успокоительный сон. В городке лишь из двух-трех труб подымался дымок и смешивался с туманом. Молочный завод работал на полную мощность. Вдоль канала на лодке, заставленной бидонами с молоком, плыл старик Дезире. Мадам Ретайо, конечно, спит, спит и телефонистка, и Иосафат, и... До самой последней минуты Мегрэ боялся, что он встретит Луи. Ведь юноша так надеялся на него... Утром, узнав, что комиссар уехал, он наверняка с горечью скажет: "Он был с ними заодно!" Или же:      "Они его купили". Да, они его купили... Но не красивыми словами, и уж во всяком случае не за деньги... И вот, стоя на перроне в ожидании поезда, поставив у ног чемодан, Мегрэ разговаривал вслух со своим невидимым собеседником:      - Понимаешь ли, сынок, я тоже хочу, чтобы все в мире было хорошо, по-честному... Я тоже страдаю и возмущаюсь, когда... Так! А вот и Кавр. Он пришел на перрон и остановился метрах в пятидесяти от комиссара. - Взять хотя бы этого типа... - продолжал Мегрэ. - Он же прохвост... способен на любую мерзость... Да, да, это так... И все же мне его немного жаль. Я его знаю... Знаю ему цену и знаю, что он несчастный человек... Ну, предположим, что Этьена Но осудили... А дальше что?.. Да еще и неизвестно, осудили ли бы его... Ведь улик-то никаких...      Началось бы следствие, столько грязи на свет вытащили бы... И Женевьеву потянули бы в суд... А Альбана даже не потревожили бы... Наоборот, он был бы счастлив, что избавился от ответственности... Но Луи не было рядом с ним, и хорошо, что не было. Честно говоря, комиссар сейчас не очень-то гордился собой, и его отъезд на рассвете сильно смахивал на бегство. - Позже ты поймешь... Да, ты верно сказал, они сильны... Они все заодно... Жюстен Кавр подошел к Мегрэ, но не решился заговорить. - Вы слышите, Кавр? Я разговариваю сам с собой, как старик. - Какие новости? - Что вы имеете в виду? Женевьева вне опасности. Родители ее...      Кавр, я вам сочувствую, но я не люблю вас... Ничего не поделаешь... К одним животным чувствуешь симпатию, к другим - нет... И все же я вам кое-что скажу... Есть одно выражение, которое мы часто употребляем, но которое кажется мне самым отвратительным. Каждый раз, когда я его слышу, меня всего передергивает, я даже зубы стискиваю. Вы догадываетесь, что я имею в виду? - Нет... - Все уладится ... К перрону подходил поезд.      Сквозь нарастающий шум Мегрэ крикнул:      - Вот увидите - все уладится...      Два года спустя Мегрэ случайно узнал, что месье Альбан Гру-Котель женился на мадемуазель Женевьеве Но. Свадьба состоялась в Аргентине, где отец невесты стал крупным скотовладельцем. - Жаль, конечно, нашего друга Альбера, не правда ли, Луи? Но ничего не поделаешь, всегда какой-нибудь бедняк расплачивается за других.            1944 г.