Лев Абрамович Кассиль
     
     
     НОЧНАЯ РОМАШКА
     
     
     Воскресная передача была назначена на 21.20. Я должен был читать по радио свой рассказ.
     Ночь в Москве была темная. Бушевала метель. В городе - ни огонька. В двух шагах не разглядеть человека. И на улице, у самого подъезда радиостудии, я едва не наткнулся на маленькую фигурку. На груди слабо светилась ромашка - стеклянная, с фосфором - московская новинка. Меня окликнули. Голос ломкий, низковатый. Мне показалось сперва - мальчик-подросток.
     - Товарищ, где здесь можно передать письмо с фронта по радио?
     Подошел поближе, вижу: это девушка, в шинели, с вещевым мешком за спиной, в шапке-ушанке.
     Писем к нам приносили много - я не удивился вопросу, сказал только, что письма сдаются в другом месте и, кроме того, сегодня день воскресный, выходной, да и поздно вообще - никого в отделе нет.
     - Нет, мне обязательно сегодня нужно, сейчас! Пожалуйста, я вас очень прошу, передайте сейчас же это письмо... Вы ведь на радио работаете? Вот тут все написано. Сейчас же передайте по радио!
     И сует мне в темноте письмецо.
     - Я вас очень прошу. Это очень важно. Вы даже не представляете себе, как это важно.
     - Нет, не представляю, - говорю, - действительно. Я передам ваше послание в отдел писем на фронт завтра.
     - Нет-нет! Завтра уже поздно будет. Сегодня надо, сейчас же! Он же там ждет, на фронте. Он тревожится. Я вам сейчас все объясню. Понимаете, у меня есть... одна подруга.
     - Угу. Подруга? Понимаю.
     - Да, подруга. И вот она... то есть я, должна, вернее, я обещала ей, что он... Я говорю:
     - Слушайте, как вы сами разбираетесь в таком количестве местоимений: вы, она, я, он?.. Тут так темно, что я уже сам заблудился среди этих дремучих местоимений. Мне кажется, что у вас крайне запутанное положение. Вы говорите о своей подруге "я", а подруга, должно быть, говорит про себя "она"? Что это, вы покраснели, кажется?
     - И ни капельки нет! С чего вы взяли? Вот уж... И вообще, откуда вы знаете? В такой темноте ничего не видно.
     А сама все-таки стащила с руки варежку и украдкой коснулась тыльной стороной пальцев своих щек - одной и другой.
     - Ну ладно,- говорю,- выкладывайте, девушка, все ваши местоимения, а то я опоздаю. Так кто он такой? Лейтенант?
     - Младший.
     - Прекрасно. Так где он, ваш младший лейтенант?
     - Никакой он не мой... Просто одна моя подруга...
     - Уф!.. Ладно! Где он, одной вашей подруги младший лейтенант?
     - Вот в том-то и дело, - говорит, - что мы никто не знаем. Мы были в одной группе... с подругой моей. Мы обе комсомолки и пошли добровольцами в партизаны. Действовали там на одном участке. А отряд этого лейтенанта, которому подруга письмо передает, тоже там действовал. И мы выполняли одно важное задание. А этот самый лейтенант младший, мы с ним еще с института друзья. Он у нас военное дело преподавал. Он очень интересный и славный такой - его все у нас любят.
     - Чувствую.
     - Нет, правда! Замечательный человек! Смелый такой! И он очень хорошо относился... к моей подруге.
     - А она?
     - Она какая-то странная. Очень уж скрытная. Это прямо ее несчастье. Я ей говорю: "Ты скажи ему, ведь он сам..." А она мне...
     - Ну, опять пошли местоимения. Она тихонько усмехнулась в темноте:
     - Хорошо, я постараюсь без местоимений. И вот, понимаете, перед тем как идти нам на задание, у них там что-то вышло. В общем, обидела она его. Не так сказала, как надо. И сама теперь мучается. Они даже не попрощались как следует. А задание было опасное - могли нас отрезать. Условились, чтобы зря за нас не тревожились. И срок установили крайний - три месяца. Вот уж если через три месяца весточки о себе не подадим, значит, нет нас в живых. Это было пятнадцатого декабря, а сегодня пятнадцатое марта. Понимаете? Последний день срока. Он ждет там...
     - И что же, - спрашиваю я ее, - вы на последний день это оставили?
     - Мы в пути задержались. В госпитале лежали обе - подруга и я. Мы тогда попались, и меня... ну, то есть подругу, ранили... а я... словом, одна наша девушка, тоже раненная в обе ноги, на себе вытащила ее. Пять километров тащила. Взвалила на себя, сама локтями на лыжи оперлась, так и ползла двенадцать часов... Потом, пока нас подобрали да пока в госпиталь отвезли, лечили покуда, вот три месяца и прошло. Конечно, я ему... то есть мы, писали... Только ответа никакого нет. Но это все равно, где бы он сейчас ни был, он ждет, я уверена. Ведь сегодня пятнадцатое марта, последний день, как мы условились. И подруга очень мучается, и он, наверно, там страдает, беспокоится. Я вас очень, очень прошу: передайте сейчас же. Вы только скажите, что лейтенанту Сергею Тарасовичу Власюку кланяется его... ну, знакомая... Лида Коромыслова. Тут все написано. Пожалуйста, сделайте это. Я сейчас еле добралась, прямо с вокзала, думала, не поспею, только что наш поезд пришел...
     Мне надо было спешить на передачу, я двинулся к подъезду, она пошла рядом. По неровному звуку ее шагов я понял, что она прихрамывает.
     - Знаете,- сказал я,- не очень-то хорошая у вас подруга. Во-первых, прячется за вашей спиной, во-вторых. заставила вас ночью в такую пургу и темь с больной ногой бежать сюда, прямо с вокзала.
     - Ну и что ж такого? Она устала с дороги, а я хоть и маленькая, а сильнее ее. Правда, правда!
     Я видел перед собой в темноте ее небольшую, крепкую фигурку в шинели, но не мог рассмотреть лицо. Только слабо и застенчиво светилась на ее шинели фосфорическая ромашка.
     - А где это вы успели московскую ромашку приобрести?
     - В метро у вокзала продавали. Хотите, я вам подарю на память, чтоб не забыли? Нет, это уж не от подруги, а от меня лично.
     И, прежде чем я успел возразить, она мигом отколола с шинели и сунула мне в руку светящуюся брошку.
     - Так вы передадите сейчас? Ну, и спасибо же вам за это! Прямо не знаю, как спасибо! Если бы вы только знали...
     - Я знаю.
     - Нет, не знаете вы ничего. Вот вы, наверно, думаете, что я и есть Лида самая? Совсем нет. Меня зовут... Ну, это неважно... Вы там прибавьте, когда передавать будете, что еще привет шлет Кутя. Это меня в отряде так звали: "Кутя"... А вот ползла-то пять километров - это верно - я. Это я Лиду вытащила. Только вы этого не передавайте, а то он подумает, что я отличиться захотела, ради него старалась, а я тогда об этом и не думала.
     Я нашел в темноте ее руку в заячьей варежке и крепко пожал.
     - Знаете, - вырвалось у меня, - на месте лейтенанта я бы...
     - Нет, что вы!.. Лида хорошая, красивая, видная собой... И потом...-она вздохнула, - когда я ее тащила, тогда у меня лицо сильно обмерзло... даже операцию делать пришлось потом... Сейчас, в темноте, не видно... Это уж на всю жизнь.
     Она мягко высвободила свою руку, и я не решался удержать ее в первую секунду, а потом было уже поздно. Метель словно сдула ее в темноте. Только на ладони моей остался светлячок - ромашка. Я едва не опоздал к началу передачи, но, вместо того чтобы читать уже объявленный диктором рассказ, выполнил с разрешения редактора свое обещание.
     - Младший лейтенант Сергей Тарасович Власюк! - сказал я в микрофон,-Передаем вам привет от ваших друзей: Лидии Игнатьевны Коромысловой и от девушки, которую зовут Кутя,- очень хорошей девушки, поверьте мне, товарищ младший лейтенант! У нее один только недостаток - слишком много местоимений, за которыми она прячет свое прекрасное сердце...
     И я рассказал о нашей встрече.
     Прочесть объявленный рассказ мне уже не пришлось: кончилось отпущенное на передачу время. Я извинился перед слушателями за то, что не по назначению использовал предоставленные мне минуты. Впрочем, не думаю, что кому-нибудь было жалко этого вечера, который мы уступили такой стоящей девушке.
     А потом я побрел домой по затемненным и вьюжным московским улицам. Зеленый огонь светофора указывал мне дорогу, я слышал сквозь сыпучий ветер мерный шаг комендантского патруля. И на моем пальто легонько светилась подаренная мне ромашка - скромный ночной цветок военной Москвы, от которого исходил голубоватый свет, нежный и затаенный...
     
     ПРИМЕЧАНИЯ
     
     Долгое время Кассиль был тесно связан с работой Всесоюзного радио. В годы войны он был корреспондентом радио на фронте и в Москве. Один из эпизодов в радиоработе писателя натолкнул его на мысль написать этот рассказ. Впервые он был напечатан в сборнике Л. Кассиля "Линия связи".
     
     Е. Таратута