Василий Шукшин
     
     
     ХАХАЛЬ
     
     Костя Жигунов ездил в командировку в краевой центр и там зашел к земляку своему Сашке Ковалеву.
     Сашка работал на стройке, жил в общежитии, в комнате на двоих... Сашка шумно обрадовался гостю.
     Сидели втроем, беседовали о том о сем, о заработках.
     - Сколько в среднем выходит? - спросил Костя.
     - Сто пятьдесят самое большое... Больше не дадут заработать.
     - Ну, братцы!.. Надо совесть иметь. Я техникум кончил, работаю завгаром и то столько не получаю.
     - Сравнил! - только и сказали строители. - Город - это город.
     - Как мои там? - поинтересовался Сашка.
     - Давно их не видел... Сеструху, правда, видел раза два. Ничего вроде. Ты в отпуск приедешь?
     - Не знаю. Пошли похахалим?
     - Как это?
     - Ну как?.. У меня одна есть, скажем ей, она приведет еще. А чего вечер зря пропадать будет. Пошли.
     Костя женился лет пять назад и ни разу еще не изменил жене, даже как-то не думал об этом. Да и случая не было подходящего.
     - Хм...
     - Что? Пойдем?
     - Нет, я ничего. Пошли.
     Пошли. Это оказалось рядом - тоже общежитие, тоже с комнатами на двоих. "Во житуха-то! - подумал Костя. - И ходить далеко не надо".
     Сашкин товарищ отвалил куда-то наособицу, а Сашка и Костя постучались в дверь, обитую дерматином.
     - Пообизают двери - все казанки посшибаешь об эти скобки, - недовольно заметил Сашка. - Обили дверь, - значит, проведи звонок! Так я понимаю. Нет, звонок стоит денюжку - пусть люди пальцы сшибают.
     - Хахали. Ходят-то...
     - А?
     - Не люди, а хахали.
     - К ним не одни хахали ходят. - Сашка опять постучал.
     За дверью молчание.
     - Может, нет дома?
     - Дома. Голые ходят. - Сашка еще постучал в железную скобочку. И поморщился.
     - Кто? - тоненько спросили из-за двери.
     - Мы-ы! - тоже тоненько, передразнивая голосок, откликнулся Сашка.
     - Сейчас!
     - Я ж говорю, голые ходят.
     - Почему голые-то?
     - Ну, с работы пришли... Переодеваются, умываются.
     - Тоже на стройке работают?
     - Но.
     - Может, мы не вовремя?
     - Все в порядке, - успокоил Сашка. И крикнул: - Скоро вы там?
     С той стороны двери щелкнула задвижка, хахали вошли. У Кости вдруг взволновалось сердце, когда он переступал запретный в его положении порог.
     - Нинон? - удивился Сашка, - Ты приехала? Нинон - рослая, чернобровая девушка, грудастая.
     Это она взволновала Костю.
     В комнате жили две девушки - Нина и Валя. Костя сообразил: раз для Сашки новость, что Нина приехала, стало быть, его... хахалиха, что ли, Валя. Валя тоже милая девушка, но Нинон... Костя украдкой взглядывал на чернобровую, и ему не верилось, что просто так - ни за что ни про что, даром - судьба возьмет и подарит ему эту красавицу. Но похоже, что так: Сашка успел подмигнуть другу и показал глазами на Нину.
     Сашка между тем молотил языком, и у него это получалось славно.
     - Нина, ну как отдохнула?
     - Хорошо, Саша. Очень хорошо. - Нина чуть ударяла на "о", выкругляла слова, подталкивала, и они катились - легко, как колесики. - Покупалась в речке... Ох, хорошо!
     - Да где уж там хорошо-то? Скучно небось?
     - Господи, а чего мне надо? Сходила в кино, раза три на танцы - не манит... В огороде больше копалась. За ягодами ходила.
     Костя слушал девушку... И так бы и слушал, и слушал ее - не надоело бы. "Какое тут к черту хахальст-во! - подумал. - Тут впору жениться на такой".
     Валя была побойчей, поострей на язык, немножко пустомеля.
     - А у нас... Ты знала Зинку-то Хромову? Палка такая ходила, волосы седила...
     - Но.
     - Замуж вышла за Валерку Семенова. Бригадиром...
     - Он же женат!
     - Бросил. Позарился!.. Доска доской, ничегошеньки нет, и вот - пожалуйста.
     - А дети были? У Валерки-то?
     - Нет, не было. Он ходит теперь, треплется: я, мол, потому и бросил, что рожать не может. Ой!.. Посмотрим, сколь тебе эта жердь нарожает! Стыдно - вот и нашел отговорку.
     "Да как же это к ним так ходят - к бабам, и все? - все больше удивлялся Костя. - Приврал, видно, Сашка, хвастнул. Не похожи они на таких... Обыкновенные девчата, и рассуждения у них нормальные - женские".
     Сашка торопил события.
     - Давайте - знаете что? - выпьем! - предложил он. Отчаянная головушка. - Ко мне как-никак друг приехал...
     К изумлению Кости, девушки легко согласились.
     - Валюха, мы - в магазинус, Нинон с Костей - соображают насчет картошки. Быстро! Душа горит.
     И Нинон с Костей остались одни.
     "Ну и что я должен делать? - растерялся Костя. - Анекдот, что ли, какой-нибудь рассказать?"
     Перебрал в памяти анекдоты, какие знал, - не годятся.
     Нина расстелила на полу у двери газету и принялась чистить картошку.
     - Вы в командировку, что ли? - спросила она.
     - Ага. Надо... Замолчали.
     "Ну и фраер же я! - мучился Костя. - Совсем язык проглотил". Долго молчали.
     - Зинка-то! - вдруг сказала Нина. - Надо же... замуж вышла. - И покачала головой. И усмехнулась.
     "О-о! - ужаснулся Костя. - Это ж она при мне... сама с собой разговаривает. Понял? За табуретку меня принимает".
     - У нас недавно случай был, - заговорил он. - Пошли бабы за малиной на остров... Берут. А с той стороны острова - протока, она летом мелеет здорово. Ну, медведь и перешел ее...
     - Медведь?
     - Медведь. Перебрел, значит, и тоже - к малинке, они любят ее. А одна баба у нас есть, смешная такая!.. Наткнулась на рясный куст и успевает в две руки, и успевает. Вдруг слышит: с той стороны кто-то подошел к кусту... А куст-то большой - не видно. А она, баба-то, и говорит: "Это ты, Нюра?" Думала, товарка с той сторсн ны подошла. А медведь-то как рявкнет!... - Костя засмеялся. Нина слушала. - Как он рявкнул, баба бросила ведро и бежать. Бежит и орет дурным голосом: "Мишенька, у меня дети маленькие!" - Костя опять засмеялся, долго смеялся, представив, как летела по кустам перепуганная баба.
     - А он что, он за ней, что ли?
     - Медведь? Да нет, он в другую сторону побежал - к протоке. Он сам напугался. А ей казалось, что он следом бежит. Вот она и кричала про детей...
     - Закричишь. - Нина так и не посмеялась. - Шутка в деле - медведь! - И продолжала чистить картошку. - Нет, у нас их нету. У нас - змеи.
     - Гадюки?
     - Но. Да большие! Тоже - берешь ягоду-то, а сама думаешь: "Ох, чикнет сейчас, ох, чикнет".
     - Надо ежей разводить. Вот где-то, в Болгарии кажется, змей в одном месте было - кишели. А место само по себе очень здоровое - хорошо бы курортов настроить. Так они что сделали: взяли ежей там развели, и все.
     - Дак они что, едят змей?
     - Еще как! Ежи и свиньи - жрут за милую душу. Кабаны еще дикие - тоже едят. У меня брательник на Кавказе служит, один случай в письме описывал. С кабанами связано. Значит, один колхоз держал свиней на откорме где-то... подальше от жилья. Ну, и они паслись, ходили одни, а к вечеру сами приходили в загон. А однажды они не пришли к загону. Выяснилось, что они встретились где-то с дикими кабанами и те сманили их с собой. Суток трое их не было... Искали, но без толку: далеко куда-то ушли. Потом пришли, но не все. Из тысячи, кажется, штук пятьсот вернулось только...
     - А те остались?
     - Те остались. Но эти, которые вернулись, такой приплод принесли, что колхоз даже обрадовался.
     Нина засмеялась.
     - Вот, говорят: нет худа без добра.
     - Да. Еще говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня зять помер с такой поговоркой.
     - Как же это?
     - Да у него голова что-то болела... Болит и болит голова, ну, а к врачу, знаете, все некогда, да, может, обойдется... А тут - дотерпел, что сознание потерял. Ну, его в больницу. Сеструха потом рассказывала: "Прихожу, говорит, к нему, а он мне и говорит: "Вот, говорит, не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь хоть вылечусь"". Рад был, что в больницу попал. Веселый лежал... Потом помер. А жили они за Новосибирском, далеко. Ну что: надо ехать за ним. Он был из нашего села, Сашка его знал. Хоронить надо на родине. Я поехал. А было начало ноября, река только становилась. А мост у нас был наплавной, к зиме его разбирали. Самая распутица. Я туда-то на моторке пробился, а оттуда - это уже дня через четыре: реку уже схватило. Пешие ходят, досок накидали - ничего. А с гробом-то как? Ну, я сестру с ребятишками перевел по доскам, а сам вернулся, нанял подводу и поехал вверх по реке - там, сказали, схватило покрепче. И вот мы с возчиком выбрали такое место - вроде ничего, можно. Разогнали коня, а сами - в стороны от саней. Лед трещит, гнется, мы бежим и со стороны орем на коня... А он сам уж - дай бог ноги, самому охота живому до берега добежать. Как переехали, не знаю. Хороший мужик был, зять-то. Жалко. Тридцать три года всего было. Двое детей осталось...
     Эта грустная история рассказана была, как понял сам Костя, совсем некстати. Он замолчал. На какое-то время он забыл и про Нину, и зачем он пришел сюда - вспомнил Дмитрия, зятя... Ребятишек-племяшей вспомнил... И совестно стало. Закурил.
     И в это время пришли Сашка с Валей. Пришли веселые. Сашка вовсю дурачился.
     - Спорим? - кричал он. - Давай спорить!
     - Чего вы? - спросила Нина.
     - Она не верит, что я могу выпить бутылку вина, не держась руками.
     - Кто спорит, тот...
     - Да это мы слышали! Мне только напиваться неохота, а то бы я показал.
     - А как это?
     - Вот чайник, да? Я б сейчас вино вылил в него, носик в зубы и...
     - А-а.
     - Вот те и "а-а". Ну, как тут у вас?
     - Я еще картошку только начистила.
     - Ну-у, товарищи!.. Чем вы тут занимались, не знаю. Не знаю. Нинон, чем вы тут занимались?
     "Трепач, - с яростью подумал Костя. - Носик в зубы..."
     - Долго с этой картошкой, - сказала Валя. - Ну ее к черту! Закусим чем-нибудь...
     - Идея! - подхватил Сашка. - Выпьем и пойдем на танцы.
     Нина остановилась с тазиком в руках.
     - Ну?
     - Как, Костя?
     - Да мне-то, господи!.. Нужна мне эта картошка. Так и порешили - не возиться с картошкой. Сели за стол.
     После двух стаканов вина Косте стало веселей.
     - А где тут у вас танцы? Далеко?
     - В парке.
     - Пойдем, Нина?
     - Мне что-то неохота. Не манит. Можно сходить, только я танцевать не буду.
     - Почему?
     - Не умею, как они. Совестно.
     - Ерунда! - раздухарился Костя. - Я могу не хуже их.
     До парка решили идти пешком.
     Валя с Сашкой шли впереди, Нина с Костей сзади.
     Костя начал помаленьку растрачивать веселье из груди. Опять подступали неловкость и стыд, и как он себя ни взбадривал, как ни старался настроиться на беспечность - не получалось. Он взял Нину под руку и шел так, молчал. Зато Сашка впереди строчил, как из пулемета. Валя то и дело смеялась громко. Костя завидовал земляку и понимал, что только так и нужно сейчас - нести околесицу, чтоб уши вяли. Только так и надо. Но Костя боялся, что если он начнет говорить, то его опять поведет куда-нибудь не туда. Про гроб начал давеча!..
     - Расскажи чего-нибудь, - попросил он Нину.
     - Чего рассказать?
     - Ну... веселое что-нибудь. А то со мной с тоски завянешь.
     - А я вот так вот люблю: ходить и смотреть на людей. И отгадывать про них.
     - Ты что, ворожейка? - Костя засмеялся насильственно и снова остро почувствовал, что это глупо, что он хихикает.
     - Не ворожейка, - серьезно сказала Нина, - просто хожу и отгадываю: вот у этого горе какое-то, а этому - только до постели добраться, с работы идет. А другому, посмотришь, ничегошеньки не надо: куда-нибудь придет...
     "Это она про меня, наверно".
     - Знаешь, - сказала вдруг Нина, останавливаясь. - Пойдем на реку. Там хорошо.
     - А они?
     - А что они?
     - Ничего? Оставим-то их...
     - Ничего. - Нина посмотрела на своего кавалера, и тому показалось, что она усмехнулась.
     "Ну, давай, Костя, - серьезно подумал он, - не будь же уж совсем-то чумичкой: девка сама подсказывает. Совсем, что ли, баран?"
     - У меня там скамеечка есть... Сидишь, думаешь... Хорошо. Иной раз дотемна досидишь.
     - Одна? - Костя только что не взбрыкнул - так ему хотелось показаться игривым.
     - Одна.
     - О чем мысли?
     - Не знаю.
     - Вот это да! Как же так? Сидеть, думать, а о чем - не знаю.
     - Не знаю. Сижу - вроде думаю, а спроси вот так - не знаю о чем. Может, вспоминаю... Я маленькая бойкая была, в школе озоровала...
     - А теперь?
     - Теперь другая.
     - Замуж пора, - брякнул Костя.
     - Была, - просто сказала Нина.
     - Была? Где, здесь?
     - Здесь. Полтора года была замужняя женщина...
     - Ну?
     - Теперь нет. Опять, вишь, на танцы хожу.
     - А почему?
     - Разошлись.
     - Как так?
     - Что?
     - Почему разошлись-то?
     - Не надо об этом, - попросила Нина. - Не бывает, что ли?
     Не скажешь, чтобы в голосе ее слышалась грусть или скорбь, но была в ее голосе, глубоко спокойном, усталость. Как будто накричался человек на том берегу реки, долго звал, потом сказал себе тихо, без боли: "Не слышат".
     Некоторое время шли молча. Шли по набережной. Нина смотрела на воду, Костя сбоку разглядывал ее. И досмотрелся до того, что забыл неловкость и крепко прижал ее руку к своему боку. Нина повернулась к нему...
     - Почему разошлись-то? - вылетело у Кости. Он не хотел больше об этом. Он чуть не взвыл от отчаяния. Вовсе ему неинтересно было знать, из-за чего разошлись Нина с мужем. А ведь хотел-то он сказать что-нибудь доброе, ласковое, а... Тьфу!
     Нина усмехнулась... И ничего не сказала.
     Между тем подошли к той самой скамеечке, где любила сидеть Нина. Сели.
     За домами на той стороне садилось солнце. Небо было темное, мутное, река черная... А там, где садилось солнце, обозначился слабый румянец зари. По обоим берегам зажглись на столбах огни, и по воде, поперек реки, заструились тоненькие светлые вилюшки... Наносило холодом от воды. Костя снял пиджак и накинул на плечи Нины. Когда накидывал, то хотел тут же и приобнять ее... Нина спокойно отстранилась и спокойно сказала:
     - Не надо.
     С удовольствием устроилась удобней в пиджаке и продолжала смотреть на воду. Костя закурил. Долго молчали. - Домой-то не лучше уехать? - сказал Костя.
     - Все равно, - не сразу откликнулась Нина. Помолчала и еще сказала: - Устала я как-то.
     - Домой надо, - опять сказал Костя.
     - Дома хорошо, - согласилась Нина.
     - Тебе сколько лет?
     - Двадцать три.
     Костя не знал, о чем еще говорить. Замолчал. Но теперь почему-то не мучился, что молчит.
     "Обязательно тискаться, что ли?" - подумал сердито.
     Слабый румянец за рекой погас. В той стороне на небе светлела только одна бледная пролысинка. Вода сделалась совсем черной, маслянисто-черной, неслышно текла на середине, а здесь, у берега, сонно покачивалась, лизала жирный гранит, вздыхала.
     - Пошли потихоньку к дому, - сказала Нина. И поднялась. - Не холодно без пиджака-то?
     - Нет.
     - Ну, пойду в нем. Зябко.
     - Не простыла?
     - Нет, так чего-то. Тихонько шли до общежития.
     Костя и сам сейчас - не то думал, не то вспоминал что-то такое. Вообще грустно было.
     - Пришли, - сказала Нина.
     - Сашку я уж теперь не дождусь...
     - Они долго будут,
     - Скажи, что я ушел в гостиницу. А завтра - домой.
     - Счастливо.
     Костя пожал крепкую ладонь девушки. Задержал ее в своей руке. Нина улыбнулась, отняла руку, еще сказала :
     - Счастливо. - И пошла. И ушла в подъезд, не оглянулась.
     Костя пошел наугад переулками - потом где-нибудь на большой улице можно спросить, как пройти к гостинице. Думал о Нине... Шевельнулось в груди нечто вроде жалости к ней - или он попробовал пожалеть? - очень захотелось, чтоб у ней в жизни случилась бы какая-нибудь радость.
     "Все мы какие-то", - подумал он и о себе. И не додумал. Стал слушать: где-то во дворе или в переулке молодые девичьи голоса тянули:
     ...Мою печа-аль, мою печа-аль. А я такой, что за тобо-ою Могу пойти в любую далъ. А я тако-ой...
     - Пойдешь, пойдешь, - сказал Костя вслух. И встряхнулся, точно хотел смахнуть с себя стыд и бестолочь сегодняшнего вечера - вспомнил свои рассказы про медведя, про гроб... - Тьфу!
     
     
     1969
     
     Шукшин В. М.
     
     Ш95 Рассказы. - Лениздат, 1983. - 477 с - (Мастера русской прозы XX века).
     
     В однотомнике известного советского писателя Василия Макаровича Шукшина (1929 - 1974) представлены рассказы 60 - 70-х годов.
     
     4702010200 - 115
     Ш-----------------226 - 83
     М171(03) - 83
     
     84.3Р7
     
     OCR Pirat