Всеволод Иванов
     
     РОГУЛЬКА
     
     Лёнька с другими парнишками ходил на Мурачьи Озёра и вылавливал рогульки: водяные орехи со скорлупкой, похожей на маленькие рога. Забрасывали в густо-синюю воду старые рогожи, ворошили ими неподвижную гладь. И вытаскивали обратно. Остроугольные чугунного цвета орехи цеплялись за рогожу, и ловцы собирали их тысячами. Было жарко. Пахло камышом, сочно блистали, точно лакированные, листья лопухов, и было приятно облегчать свою грудь радостным криком:
     - Пистери-и-и!
     И когда издали - с Косой Горы доносился к посёлку по Иртышу гулкий рёв парохода, Лёнька брал корзину с рогульками и бежал на пристань. Не столько занимала его торговля, сколь наблюдения над пробегающей мимо неизвестной жизнью. Выбегали на берег повара, весёлые матросы, господа в куцых пиджаках, как у поповского сына, и барыни с какими-то неестественными голосами. "Чимбары на выпуски носят, лешаки" - с завистью думал Лёнька.
     Сегодня пароход пришёл самый большой - "Андрей", белый, белый, как голова сахару, и столько же таящий в себе прелестей, как сахар. Два пистеря рогулек разобрали сразу, на донышке в одном немножко осталось. "На пароход пойду,- решил Лёнька,- вытурят, так пусть, а коли рогулек дать - может, и не вытурят". На нижней палубе он бывал уже не раз - изучил её достаточно.
     "На верх надо, сверху-то все на берег ушли".
     И Лёнька с пистерями в руках полез по железной лестнице вверх. Влез. В проходах никого не было. Лёньку с берега не видели - вылез он на борт, обращённый к Иртышу.
     - "Верно - никого нет,- проскользнуло у него в голове,- дураки с такого места в посёлок пошли".
     Лёнька уселся на скамейку, оглядел решётки, перила, пол.
     "Всё крашено, а у нас только ставни красят".
     Потом Лёнька повернулся и посмотрел в окно, у которого сидел:
     - Толсто. У нас в церкви таково нету. Заглянул в салон и удивился:
     - Вот, хаипы: столы-то каки? А зеркала!
     В салоне, у пианино, под цветами, сидела маленькая, бледная девочка, читавшая зелёную книжку. "Умная,- подумал Лёнька,- книжку читает, ни как те по берегу шляются. Пойду, може рогульки последние возьмёт". И, набравшись смелости, шагнул в коридор. С сильно бьющимся сердцем взялся он за стеклянную ручку двери:
     "Харю налупят али нет?"
     Бледная девочка оторвалась от книжки и с недоумением взглянула на веснушчатого белоголового мальчугана в синей дырявой рубашке, в коротких обмызганных штанишках с корзинками в руках.
     - Вам что? - спросила она.
     Лёнька почесал живот и, фыркнув, ответил:
     - А ничо. Так.
     - Кого же вам?
     - Никого. Рогулек, может, купишь?
     Девочка подошла ближе и заглянула в корзинку.
     - Какие нехорошие ягоды.
     - Сама ты ягода,- рассердился Лёнька,- не знаешь, так и молчи. Орехи, рогульки - а не ягоды.
     - Орехи-и... - протянула девочка,- у меня денег нет, мне мамочка не даёт.
     "Врёшь, поди",- подумал Лёнька, внимательно оглядывая её ещё раз. "Квёлая какая, будто репа мороженая".
     - А ты бы слямзила,- предложил он.
     - To-есть как?
     - Ну, попёрла, не понимаешь?
     - Ах, украсть? Нет, разве воровать можно! Грешно.
     - Маленьким воровать не грешно,- серьезно сообщил Лёнька,- у меня баушка так говорит.
     - Бабушка твоя ничего не понимает, она неучёная.
     Лёнька свистнул и уселся на стул.
     - Баушка знает, она зубы заговаривает, от лихоманки лечит... А ты - "неучёная", Брякнет тоже. А рогулек я так тебе дам, бери.
     - А как их брать?
     - Сейчас покажу.
     Лёнька взял со стола блестящий маленький ножичек и чугунное пресс-папье, наставил ножичек на орех и ударил.
     - На-а, трескай,- протянул он девочке извлечённое из рогульки беленькое ядрышко,- но, ладно?
     - Вкусно.
     - Баско? Ну я те ищо поколю, успевай в рот класть.
     Лёнька уселся на пол и стал усердно колоть рогульки.
     Девочка подумала немного и тоже села рядом с ним.
     Они мирно разговаривали:
     - Чо это? - мотнул головой Лёнька на пианино.
     - Пианино, музыка.
     - А кто играет?
     - Все.
     - Все. Ишь. И ты умеешь?
     - Умею.
     Лёнька с уважением поглядел на собеседницу.
     - Заливашь! Поиграй, айда.
     Девочка подбежала к пианино и взяла несколько аккордов.
     - Что?
     - Валынка! У нас молодяжник как заиграет на гармошках, даже в ушах пищит. У нас басче. А ты на гармошке не умешь?
     - На гармошке? Нет.
     - И гармошки нету? Чо таки вы за люди.
     Лёнька высморкался на пол и утёр унизанные ципками пальцы о портьеру.
     - У те мать-то богата? - спросил он у девочки.
     - Не знаю.
     - Ну! А коров много у вас?
     - Коров у нас нет.
     - Врёшь, поди. А лошади есть?
     - Одна, папа на службу ездит.
     - Бедные, значит,- соболезнуя сказал Лёнька,- а пошто так живёте? А вы откуда?
     - Из города.
     - Ишь. Все из города. Ты чо рогульки-то не ешь?
     Девочка улыбнулась:
     - Я наелась, мне много мама запрещает есть.
     - Ничо, ешь, я и твоей маме поколю. Всем хватит. Ешь.
     - Ты почему такой грязный? - спросила девочка.
     - Я-то? Ничего не грязный... я раз десять в день купаюсь, кожа аж слупилась.
     - В ванне купаешься?
     - В Иртыше, а когда в Собачью Ямлу ходим с парнишками, только туда далеко: шесть вёрст.
     - Не боитесь?
     - А чо бояться? Это ночью боязно, тогда ведьмы бегают.
     - Разве у вас есть ведьмы? - с испугом на лице спросила девочка.
     - Сколь хош.
     - А ты видел?
     Лёньке не хотелось потерять авторитет, и он соврал:
     - Видел.
     - Когда? Расскажи,- девочка схватила его за рукав.
     - Ладно,- сказал Лёнька,- а ты мне ножик отдашь?
     - Какой?
     - А которым рогульки колем.
     - Он не мой, я бы отдала.
     - Не твой, дак я и так возьму. Не разбрасывайся.
     Лёнька сунул ножик за пазуху и стал рассказывать:
     - Лонись дедушка Калистрат да я на рыбалку поехали: перемёты ставить. Осётер шёл, прямо беда, как бревно. Ладно. Напились мы с дедом чаю вечером и спать, а ночь мисячная, мисячная, будто днём. И видим мы, значит...
     - Ну! ну! - торопила девочка.
     - Видим мы, значит...
     Но договорить ему не дали: в дверь просунулась пышноволосая голова, и тонкий женский голос спросил:
     - Ты что здесь делаешь, Нора?
     - Разговариваю,- отвечала девочка.
     - С кем?
     Сердце у Лёньки сжалось, и он почувствовал пот на спине.
     - С ним, с мальчиком.
     Дама взглянула на Лёньку и закричала, как укушенная:
     - Кто тут? Мария Павловна! Мария Павловна!
     Вбежала другая женщина, помоложе.
     - Почему вы ребёнка одного оставили? Мария Павловна?
     - Я... я... на минуту... - растерялась Мария Павловна.
     "Всыпят мне",- подумал Лёнька, поддёргивая штаны.
     - Ты что тут? А? Что? Где капитан, зовите сюда капитана.
     - Рогульки... купите... - смущённо тряс для чего-то корзинку Лёнька,-рогульки...
     - Я вот тебе дам рогульки!..
     Вбежал капитан, полный густобровый человек с рыкающим, сердитым голосом:
     - Тебе что тут нужно? Зачем вполз?
     - Он отравлял мою дочь какой-то гадостью! - волновалась дама.
     - Нужно доктора, скорее. Доктор!
     Капитан развернулся и шлёпнул Лёньку по затылку. Корзинка у Лёньки выпала, выскочил из-за пазухи украденный ножичек, зазвеневший на полу, а сам Лёнька укатился под стол.
     - Господи! Он ещё и воришка. Ножичек украл,- кричала дама,- капитан!
     Капитан засуетился:
     - Я сейчас, ваше превосходительство.
     Дальше пошло совсем плохо... сбежался народ. Лёньку потащили из-под стола, он уцепился за скатерть, скатерть стащил, попадали со стола чашки, чайник.
     - Чертёнок,- шлёпал Лёньку капитан жилистой рукой,- не ползи, куда не надо, не ползи.
     - Дяденька, не буду... Не буду... - кричал Лёнька.
     Под смех матросов, пассажиров и казаков его выгнали по трапу на берег.
     Было ему стыдно, обидно, и сквозь слёзы, со злостью, орал он капитану:
     - Корзину отдай, толстопузая кикимора!
     Капитан погрозил шишковатым кулаком и выругался.
     
     
     *
     * *
     
     Больше Лёнька не бывает на пароходах.
     Когда к посёлку подходит пароход, Лёнька ложится на край яра, ест рогульки и бросает в воду скорлупы.
     Кружась, уплывают скорлупы.
     Река блестит, спину греет солнце, водой пахнет.
     С пронзительным рёвом пробегают белые, чистые, опрятные пароходы, наполненные иной, не Лёнькиной жизнью.
     "Откуда их лешак прёт?" - думает Лёнька.
     
     
     OCR: Константин Хмельницкий(lyavdary@mail.primorye.ru)
     
     
     Источник: Всеволод Иванов. "Нежинские огурцы". М.-Л.,"Земля и фабрика",
     
     
     1926.