Г.К.Честертон
     
     
     НЕРАЗРЕШИМАЯ ЗАГАДКА
     
     (Из сборника "Скандальное происшествие с отцом Брауном", 1935)
     
     ----------------------------------------------
     Честертон Г. К. Собрание сочинений в 5 томах.
     СПб.: Амфора, 2000, Том 3, с. 429-443.
     Перевод: Н. Трауберг.
     OCR: sad369 (г. Омск)
     ----------------------------------------------
     
     Странный этот случай, наверное, - самый странный из многих, встретившихся на его пути, настиг отца Брауна в ту пору, когда его друг, француз Фламбо, ушел из преступников и с немалой энергией и немалым успехом предался расследованию преступлений. И как вор, и как сыщик он специализировался на краже драгоценностей, обрел большой опыт, разбирался в камнях и в тех, кто их похищает. Именно поэтому в одно прекрасное утро он позвонил другу-священнику, и наша история началась.
     Отец Браун очень обрадовался ему, даже его голосу в трубке, хотя вообще телефона не любил. Он предпочитал видеть человека и ощущать самый воздух вокруг него, прекрасно зная, что слова очень легко перетолковать неправильно, особенно если говорит незнакомец. Как ни печально, в то утро незнакомцы звонили без перерыва и говорили что-то крайне туманное, словно в злосчастный аппарат вселились бесы глупости. Должно быть, понятней всех был тот, кто поинтересовался, нельзя ли узнать в церкви, сколько надо платить за разрешение на убийство и воровство; когда же отец Браун сообщил ему, что таких тарифов не бывает, он гулко засмеялся, видимо - не поверил. Потом взволнованный и сбивчивый женский голос попросил немедленно приехать в усадьбу, расположенную у дороги, в старинный город, милях в сорока пяти от Лондона; и тут же, сама себе противореча, женщина сказала, что все это не важно, а он - не нужен. Потом позвонили из какой-то газеты, чтобы узнать, что он думает об отношении некоей кинозвезды к мужским усам; после чего, уже в третий раз, взволнованная незнакомка сказала, что он все-таки нужен. Отец Браун предположил, что она просто мечется и теряется (это нередко бывает с теми, кто петляет на пути к Богу), но признался себе, что ему стало гораздо легче, когда позвонил Фламбо и весело сообщил, что сейчас придет завтракать.
     Отец Браун больше всего любил мирно беседовать с другом за трубочкой, но тут он быстро понял, что тот рвется в бой и твердо намерен умыкнуть его в какую-то экспедицию. Правда, ему и впрямь могла понадобиться сейчас помощь пастыря: Фламбо раскрыл, одно за другим, несколько похищений особого рода - так, он просто вырвал у вора из рук прославленную диадему герцогини Даличской. Преступнику, намеревавшемуся украсть само сапфировое ожерелье, он расставил такие силки, что несчастный унес подделку, которой думал заменить настоящие драгоценности.
     Несомненно, поэтому он с таким пылом занялся делом о камнях, быть может - еще более драгоценных, но не только в обычном смысле слова. В городок, где стоял прославленный собор, прибыла рака святой Доротеи, и один из прославленных воров, судя по донесениям, заинтересовался не столько останками мученицы, сколько золотом и рубинами. Быть может, Фламбо решил, что священник тут очень кстати; как бы то ни было, он пришел к нему, преисполненный пыла и замыслов.
     Занимая едва ли не всю уютную комнатку пастыря, Фламбо, словно мушкетер, крутил свой воинственный ус.
     - Как можно?! - кричал он. - Как можно допустить, чтобы он украл эти камни прямо из-под носа?!
     Городок Кестербери находился в шестидесяти милях от столицы. Раку ожидали в монастыре только к вечеру, так что спешки особой не было, хотя даже в автомобиле пришлось бы ехать целый день. Отец Браун заметил, что у этой дороги стоит кабачок, где они пообедают, ибо его давно приглашали туда заглянуть.
     Пока они ехали мимо леса, кабачков и домов становилось все меньше, а ясный дневной свет преждевременно сменялся полутьмой, ибо над серыми деревьями собирались синие тучи. Как всегда бывает в таких сумерках, все яркие пятна как бы засветились - красные листья и золотисто-бурые грибы горели собственным мрачным огнем. Тогда и увидели путники просвет в лесу, подобный щели в серой стене, а глубже, над обрывом - высокий, довольно странный кабачок, именуемый "Зеленым драконом".
     Друзья нередко бывали вместе в кабачках и других обиталищах человека, они любили бывать там, но сейчас не слишком обрадовались. Когда автомобиль их был еще ярдах в ста от мрачно-зеленых ворот, перекликавшихся с мрачно-зелеными ставнями узкого, высокого дома, ворота резко распахнулись, и женщина с дикой копной рыжих волос бросилась наперерез автомобилю. Фламбо затормозил, но она уже успела приникнуть к стеклу искаженным, бледным лицом.
     - Вы отец Браун? - вскричала она и тут же спросила: - А это кто такой?
     - Мой друг Фламбо, - спокойно отвечал священник. - Чем я могу вам помочь?
     - Зайдите в дом, - сказала она как-то слишком коротко и резко. - Человека убили.
     Они молча вышли и направились к темно-зеленой калитке, за которой открылась темно-зеленая аллея, окаймленная не деревьями, но столбиками и подпорками, увитыми плющом и виноградом, чьи листья были порой и багровыми, и мрачно-бурыми, и даже черными. Потом они вошли в просторную комнату, увешанную ржавым оружием XVII века; мебель здесь была такой старой и стояла в таком беспорядке, словно это не комната, а склад всякой рухляди. К великому их удивлению, от рухляди отделился один предмет, двинулся к ним и оказался на редкость неряшливым, непривлекательным человеком, который словно бы никогда прежде и не двигался.
     Однако, сдвинувшись с места, он проявил вежливость, даже некую живость, хотя напоминал, скорее, учтивую стремянку или полку. И священник, и друг его ощутили, что никогда прежде им не было так трудно определить, кто перед ними. Никто не назвал бы его джентльменом, но была в нем та несколько пыльная утонченность, какая бывает у людей, преподающих в университете; он казался изгоем, отщепенцем - но скорее ученым, чем богемным. Худой и бледный, остроносый и остробородый, он полысел со лба, но волос не стриг, глаза же были скрыты темными очками. Отец Браун вспомнил, что нечто похожее он видел когда-то давно; однако никак не мог понять, что же. Комната и впрямь служила чем-то вроде склада, и на полу лежали кипы памфлетов XVII века
     - Насколько я понял, - серьезно спросил Фламбо, - вы сказали, мадам, что здесь произошло убийство?
     Та, кого он так назвал, нетерпеливо кивнула лохматой рыжей головой. Кроме диких пламенных кудрей, все стало в ней приличней; черное платье было пристойным и чистым, лицо - волевым и красивым, и что-то наводило на мысль о той телесной и душевной силе, которые отличают властных женщин, особенно - когда рядом немощный мужчина. Однако ответил именно он, с какой-то нелепой учтивостью.
     - И впрямь, - пояснил он, - моя несчастная невестка совсем недавно перенесла страшное потрясение. Весьма сожалею, что не мне довелось все увидеть первым и выполнить ужасный долг, сообщив горестную весть. К несчастью, миссис Флуд обнаружила в саду нашего престарелого деда. Он давно и тяжко болел, но, судя по телу, он убит. Странно убит, да, очень странно. - Рассказчик тихо кашлянул, как бы прося прощения.
     Фламбо с глубоким сочувствием поклонился даме, потом сказал ее родичу:
     - Насколько я понял, вы приходитесь братом мужу миссис Флуд?
     - Я доктор Оскар Флуд, - отвечал его собеседник. - Брат мой в Европе, уехал по делу, а гостиницей управляет моя невестка. Дед наш был очень стар и ходить не мог. Он давно не покидал своей спальни, и потому так удивительно, что тело оказалось в саду.
     - Послали вы за врачом и за полицией? - спросил Фламбо.
     - Да, - отвечал ученый. - Мы сразу позвонили в полицию, но они навряд ли скоро доберутся сюда. Гостиница наша стоит далеко от населенных мест, ею пользуются лишь те, кто едет в Кестербери. И вот мы решили попросить вашей помощи, пока...
     - Мы поможем вам, - перебил священник слишком серьезно, чтобы казаться невежливым, - если вы нам сразу все покажете.
     Почти машинально он двинулся к двери и чуть не налетел на человека, преградившего ему путь, - огромного парня с темными непричесанными волосами, который мог бы считаться красивым, если бы у него было два глаза, а не один.
     - Какого черта вы тут болтаете? - заорал он. - Подождали бы полицию!
     - Перед полицией отвечу я, - величаво отвечал Фламбо, как бы принимая всю власть. Он подошел к двери и, поскольку был намного выше молодого человека, а усы у него торчали как рога у испанского быка, беспрепятственно прошествовал в сад. Все направились по тропинке к кустам шелковицы, но Фламбо услышал, как маленький священник сказал ученому:
     - Кажется, мы ему не понравились. Кстати, кто он такой?
     - Некий Денн, - довольно сдержанно ответил доктор. - Сестра наняла его садовником, потому что он потерял на войне глаз.
     Когда они шли через кусты, сад засверкал той несколько грозной красотою, которая возникает, если земля ярче небес. Сзади лился последний солнечный свет, и деревья впереди на фоне темнеющего неба казались языками пламени всех цветов, от бледно-зеленого до густо-лилового. Тот же свет падал на траву и клумбы, придавая им таинственную мрачность. Тюльпаны казались каплями крови, некоторые из них стали и впрямь черными, и отцу Брауну почему-то показалось, что дальше стоит не что иное, как "иудино дерево". Мысли этой способствовало то, что на одной из веток, словно сушеный плод, висело сухое тело старика, и длинную бороду трепал ветер.
     Все это осенял не ужас тьмы, а много более страшный ужас света, ибо солнце окрасило и человека, и дерево радостными красками театральной бутафории. Дерево было в цвету, старик сверкал и переливался синеватой зеленью халата и пурпуром шапочки. Были на нем и алые шлепанцы; один упал и лежал в траве, словно пятно крови.
     Однако пришельцы наши глядели не на это. Они глядели на странный предмет, буквально проткнувший старика, понемногу догадываясь, что это - заржавелая старинная шпага. Ни священник, ни сыщик не двигались, пока беспокойный доктор Флуд не рассердился.
     - Больше всего меня удивляет, - сказал он, нервно хрустя пальцами, - положение тела. Это наводит на мысль...
     Фламбо шагнул к дереву и принялся рассматривать сквозь лупу рукоять шпаги. Священник почему-то резко повернулся, встал спиной к трупу, уставился в противоположную сторону - и увидел в другом конце сада рыжую голову хозяйки, а рядом - какого-то человека, садящегося на мотоцикл. Человек этот тут же исчез с мотоциклом вместе, женщина пошла через сад, а священник принялся рассматривать шпагу и мертвое тело.
     - Насколько я понимаю, - сказал Фламбо, - вы нашли его примерно полчаса назад. Был тут кто-нибудь? У него в спальне, или в той части дома, или в этой части сада - ну, за час до этого.
     - Нет, - уверенно ответил доктор. - То-то и странно. Сестра была в кладовой, это отдельный домик, Денн - в огороде, тоже не здесь. А я рылся в книгах, там, за той комнатой, где вы были. У нас две служанки, но одна ушла на почту, другая была на чердаке.
     - Скажите, - очень спокойно спросил Фламбо, - был ли с ним в ссоре хоть кто-нибудь из этих людей?
     - Его все очень любили, - торжественно ответствовал доктор. - Если недоразумения и бывали, то ничтожные, у кого их нет в наше время? Покойный был чрезвычайно благочестив, а дочь его и зять, возможно, мыслят несколько шире. Такие разногласия никак не связаны с мерзким и диким убийством.
     - Это зависит от того, насколько широки взгляды, - сказал отец Браун. - Или - насколько узки.
     Тут они услышали голос хозяйки, нетерпеливо звавшей деверя. Он побежал навстречу ей, а на бегу виновато взмахнул рукой и указал длинным пальцем вниз.
     - Очень странные следы, - сказал он, все так же мрачно, словно показывал катафалк.
     Сыщики-любители взглянули друг на друга.
     - Многое тут странно, - сказал Фламбо.
     - О да! - подтвердил священник, глуповато глядя на траву.
     - Вот я удивился, - продолжал Фламбо, - зачем вешать человека, а потом протыкать шпагой.
     - А я удивился, - сказал отец Браун, - зачем протыкать человека и еще вешать.
     - Вы спорите спору ради, - возразил его друг. - Сразу видно, что, когда его пронзили шпагой, он был мертв. Иначе было бы куда больше крови, да и рана другая.
     - А я увидел сразу, - сказал священник, подслеповато глядя снизу вверх, - что он уже умер, когда его вешали. Посмотрите, петля очень слабая, веревка почти не касается шеи. Он умер раньше, чем его повесили, и раньше, чем его проткнули. От чего же он умер?
     - По-моему, - сказал Фламбо, - лучше нам вернуться в дом, взглянуть на спальню... и на все прочее.
     - Вернемся, - сказал отец Браун. - Но сперва взглянем на следы. Начнем с другого конца, из-под его окна. Нет, там газон. А здесь следы четкие.
     Помаргивая, он рассмотрел след и медленно пошел к дереву, то и дело весьма недостойно наклоняясь к земле. Потом обернулся к другу и просто сказал:
     - Знаете, что здесь написано? Рассказ довольно странный...
     - Мало того, - сказал его друг. - Противный, мерзкий, гнусный.
     - Вот что написано буквами следов, - сказал священник. - Старый паралитик выпрыгнул из окна и побежал вдоль клумб, стремясь к смерти, - так стремясь, что он скакал на одной ноге, а то и катился колесом.
     - Хватит!.. - вскипел Фламбо. - Что за адская пантомима?
     Отец Браун только поднял брови и кротко указал на загадочные знаки.
     - Почти всюду, - сказал он, - след одной ноги, а в двух-трех местах есть и следы рук.
     - Может быть, он хромал, потом упал? - предположил сыщик.
     Священник покачал головой.
     - В лучшем случае, он встал бы, опираясь на локти и на колени. Таких следов здесь нет. Мощеная дорожка рядом, там вообще нет следов, а могли быть между камешками - она мощена довольно странно.
     - Господи, все тут странно, страшно, жутко! - вскричал Фламбо, мрачно глядя на мрачный сад, исчерченный кривыми дорожками, и слова эти прозвучали с особенной силой.
     - Теперь, - сказал отец Браун, - мы пойдем в спальню.
     Они подошли к двери, неподалеку от рокового окна, и священник задержался на минутку, приметив палку от садовой метлы, прислоненную к стенке.
     - Видите? - спросил он друга.
     - Это метелка, - не без иронии сказал сыщик.
     - Это накладка, - сказал отец Браун. - Первый промах, который я заметил в нашем странном спектакле.
     Они взошли по лесенке в спальню старика, и сразу стало понятно, что соединяет семью, что разделяет. Священник тут же понял, что хозяева - католики или хотя бы католиками были; но некоторые из них далеко не праведны и не строги. Картины и распятие в спальне ясно говорили о том, что набожным остался только старик, родня же его, по той или иной причине, склонялась к язычеству. Однако пастырь понимал, что это - не повод и для самого обычного убийства.
     - Ну, что это!.. - пробормотал он. - Убийство тут проще всего... - И когда он произнес эти слова, лицо его медленно озарилось светом разумения.
     Фламбо сел в кресло у ночного столика и долго и угрюмо смотрел на несколько белых пилюль и бутылочку воды.
     - Убийца, - сказал он наконец, - хотел почему-то, чтобы мы подумали, что бедный старик повешен или заколот. Этого не было. В чем же тогда дело? Логичней всего решить, что истинная его смерть связана с каким-то человеком. Предположим, его отравили. Предположим, на кого-то очень легко пало бы подозрение.
     - Вообще-то, - мягко сказал отец Браун, - друг наш в темных очках - медик.
     - Я исследую эти пилюли, - продолжал Фламбо. - Надо их взять. Мне кажется, они растворяются в воде.
     - Исследовать их долго, - сказал священник, - и полицейский врач вот-вот приедет, так что посоветуйтесь с ним. Конечно, если вы собираетесь ждать врача.
     - Я не уеду, - сказал Фламбо, - пока не разрешу загадки.
     - Тогда оставайтесь тут жить, - сказал Браун, спокойно глядя в окно. - А я не останусь в этой комнате.
     - Вы думаете, я загадки не решу? - спросил его друг. - Почему же?
     - Потому что она не решается, - ответил священник. - Эту пилюлю не растворить ни в воде, ни в крови. - И он спустился по темным ступенькам в темнеющий сад, где снова увидел то, что видел из окна.
     
     Тягостный, знойный мрак предгрозового неба давил на сад еще сильнее, тучи одолели солнце, и во все более узком просвете оно было бледнее луны. Уже погрохатывал гром, но ветер улегся. Цвета казались густыми оттенками тьмы, но один цвет еще сверкал - то были волосы хозяйки, которая стояла неподвижно, запустив пальцы в рыжую гриву. Тьма и сомнения вызвали в памяти священника прекрасные и жуткие строки, и он заметил, что бормочет: "А в страшном, зачарованном саду под бледною луной стояла та, что плакала по страшному супругу". Тут он забормотал живее:
     - Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных... Да, именно так: "плакала по страшному супругу".
     Нерешительно, почти дрожа, приблизился он к рыжей женщине, но заговорил с обычным своим спокойствием. Он пристально смотрел на нее и серьезно убеждал не пугаться случайных ужасов, как бы мерзки они ни были.
     - Картины вашего деда, - говорил он, - гораздо истинней для него, чем давешний ужас. Мне кажется, он был прекрасный человек, и не важно, что сделали с его телом.
     - Как я устала от его картин! - сказала она и отвернулась. - Если они так сильны и хороши, почему они себя не защитят? Люди отбивают у Мадонны голову, и ничего им не делается. Вы не можете, не смеете судить нас, если мы открыли, что человек сильнее Бога.
     - Благородно ли, - спросил священник, - обращать против Бога Его долготерпение?
     - Ну, хорошо, ваш Бог терпелив, человек - нетерпелив, - отвечала она. - А мы вот больше любим нетерпение. Вы скажете, что это святотатство, но помешать нам не сможете.
     Отец Браун чуть не подпрыгнул.
     - Святотатство! - вскричал он и решительно шагнул к двери. В ту же минуту в дверях появился Фламбо, бледный от волнения, с какой-то бумажкой в руке. Отец Браун начал было фразу, но друг перебил его.
     - Я нашел ключ! - кричал Фламбо. - Пилюли как будто одинаковые, а на самом деле разные. И знаете, только я их коснулся, эта одноглазая скотина сунулась в комнату. У него был пистолет! Пистолет я выбил, а его спустил с лестницы, но понял многое. Если останусь часа на два, разберусь во всем.
     - Значит, не разберетесь, - неожиданно звонким голосом сказал священник. - Мы не останемся здесь и на час. Не останемся и на минуту. Едем!
     - Как же так? - растерялся Фламбо. - Мы почти у цели. Сразу видно, они нас боятся.
     Отец Браун твердо и загадочно посмотрел на него.
     - Пока мы здесь, они не боятся нас, - сказал он. - Они испугаются нас, когда мы уедем.
     Оба они заметили вдруг, что нервный доктор Флуд, маячивший в полутьме, пошел к ним, дико размахивая руками.
     - Стойте! Слушайте! - крикнул он. - Я открыл правду.
     - Что ж, расскажите ее полиции, - кротко ответил отец Браун. - Они скоро будут. А мы уезжаем.
     Доктор страшно разволновался, что-то горестно крикнул и наконец распростер руки, преграждая путь.
     - Хорошо! - вскричал он. - Не буду лгать, я не открыл правды. Я просто хочу исповедаться.
     - Идите к своему священнику, - сказал отец Браун и засеменил к калитке. Удивленный Фламбо пошел за ним. У самой ограды им наперерез кинулся садовник, невнятно браня сыщиков, презревших свой долг. Отец Браун увернулся от удара, но Денн не увернулся - Фламбо сразил его кулаком, подобным палице Геракла. Оставив садовника на дорожке, друзья вышли из сада и сели в автомобиль. Фламбо задал очень короткий вопрос, а Браун ответил: "Кестербери".
     Они молчали долго, потом священник сказал:
     - Так и кажется, что гроза была только там, в саду, и вызвало ее смятение духа.
     - Друг мой, - сказал Фламбо, - я давно вас знаю и всегда вам верю. Но я не поверю, что вы оторвали меня от дела из-за каких-то атмосферных явлений.
     - Да, атмосфера там плохая, - спокойно отвечал отец Браун. - Жуткая, мрачная, тяжелая. А страшнее всего, что в ней нет злобы и ненависти.
     - Кто-то, - предположил Фламбо, - все-таки недолюбливал дедушку.
     - Ненависти нет, - со стоном повторил священник. - Самое страшное в этой тьме - любовь.
     - Чтобы выразить любовь, - заметил сыщик, - не стоит душить человека или протыкать шпагой.
     - Любовь наполняла ужасом дом, - твердил священник.
     - Не говорите мне, - запротестовал Фламбо, - что эта красавица любит паука в очках.
     - Нет, - сказал отец Браун. - Она любит мужа. В том-то и ужас этого дела.
     - Мне казалось, вы цените супружескую любовь, - сказал Фламбо. - Она не беззаконна.
     - Не беззаконна в одном смысле... - начал отец Браун и, резко повернувшись к другу, заговорил куда горячее. - Разве я не знаю, что любовь жены и мужа, первое повеление Господа, священна во веки веков? Вы не из тех кретинов, которые считают, что мы не любуемся любовью. Не вам рассказывать об Эдеме и о Кане Галилейской. Сила супружеской любви - от Бога, вот почему любовь эта страшна, если с Богом порывает. Когда сад становится джунглями, они прекрасны. Когда вино Каны скисает, оно становится уксусом Голгофы. Неужели вы думаете, что я этого не знаю?
     - Конечно, знаете, - сказал Фламбо. - А вот я не знаю ничего об убийстве.
     - О нем и нельзя ничего знать, - сказал священник.
     - Почему же? - спросил Фламбо.
     - Потому что убийства не было, - отвечал отец Браун.
     Фламбо онемел от удивления, а друг его спокойно продолжал:
     - Скажу вам странную вещь. Я говорил с этой женщиной, когда она просто обезумела, но она ни разу не заговорила об убийстве. Она не упомянула его, не намекнула. Она говорила о святотатстве.
     И совсем не к месту спросил:
     - Вы слышали о Тигре Тайроне?
     - Еще бы! - воскликнул Фламбо. - Да именно его и подозревают! Его я должен предупредить там, в святилище. Самый дерзкий бандит, какой у нас был. Ирландец, конечно, но веру ненавидит до безумия. Может быть, он как-то связан с этими сатанинскими сектами. Во всяком случае, он любит отколоть штуку, которая гнуснее с виду, чем она есть. А так он не из худших - убивает редко, только по необходимости, зверств не допускает. Норовит оскорбить, это да, особенно своих, католиков, - грабит храмы, выкапывает мертвые тела...
     - Все сходится, - сказал отец Браун, - надо бы давно догадаться.
     - Не знаю, как мы могли догадаться, когда пробыли там не больше часа, - возразил Фламбо.
     - Надо было догадаться до того, как мы туда попали, - отвечал его друг. - Нет, до того, как вы ко мне пришли.
     - О чем вы, Господи? - все больше удивлялся француз.
     - Голос очень меняется по телефону, - размышлял отец Браун. - Я слышал утром все три действия и счел их пустяками. Сперва позвонила женщина и попросила немедленно приехать в гостиницу. Что это значило? Конечно, что дедушка умирал. Потом она позвонила и сказала, что ехать не надо. Что это значило? Конечно, что дедушка умер. Мирно умер в своей постели, видимо - от сердца, от старости. Тогда она позвонила еще раз и сказала, чтоб я все-таки приехал. Что же значило это? Тут все оказалось намного интересней!
     Он помолчал и начал снова
     - Жена очень любит Тигра Тайрона. Поэтому ему и пришла в голову эта безумная и талантливая мысль. Он услышал, что вы пошли по следу; быть может, он знал, что я иногда помогаю вам. И вот он решил задержать нас, разыграв убийство. Да, он сделал страшное дело, но он не убивал. Может быть, он ошарашил жену каким-то зверским здравомыслием - сказал, что она спасет его от тюрьмы, а мертвому все равно. Во всяком случае, жена готова для него на что угодно. И все же она чувствовала, как мерзок этот зловещий спектакль, потому и говорила о святотатстве. Думала она об оскверненной раке - но и об оскверненном смертном ложе.
     Доктор Флуд - из этих жалких ученых-мятежников, которые балуются с бомбами, но брату он предан; предан и садовник. Быть может, это говорит в его пользу, что столько людей преданы ему.
     Среди книг, которые листал этот доктор, были памфлеты XVII века, и я заметил, что один называется "Истинное свидетельство о суде над лордом Стаффордом". Но ведь дело Стаффорда началось с одного из детективов истории - со смерти сэра Эдмунда Берри Годфри. Его нашли в болоте, а загадка отчасти заключалась в том, что он был и задушен, и проткнут собственной шпагой. Я сразу подумал, что кто-то мог позаимствовать идею, не для убийства, для вящей загадочности.
     Потом я увидел, что это подходит ко всем гнусным подробностям - бесовским, конечно, но не только бесовским. Понять этих людей можно, они хотели покруче все запутать, чтобы задержать нас подальше. Вот они и вытащили несчастного старика и заставили его бедное тело ходить колесом - словом, делать все, чего оно делать не может. Надо было подсунуть нам неразрешимую загадку. Свои следы они замели, но забыли убрать метлу. К счастью, мы вовремя догадались.
     - Это вы догадались, - сказал Фламбо. - Я бы долго шел по ложному следу, занимался пилюлями.
     - Ну, во всяком случае, мы уехали, - благодушно сказал священник.
     - Видимо, - сказал сыщик, - поэтому я и еду на такой скорости.
     
     События этого вечера нарушили монастырский покой в обители и в храме. Рака святой Доротеи, вся в золоте и рубинах, стояла в боковой комнатке монастырской часовни до той поры, пока процессия не возьмет ее и не внесет в часовню к концу службы.
     Охранял ее один монах, очень зорко и настороженно, ибо он, как и его братья, знал о возможной опасности. Поэтому он и вскочил в тот самый миг, когда в окно, сквозь решетку, просунулось что-то вроде темной змеи.
     Тигр Тайрон делал так и прежде, но для монаха это было внове. К счастью, на свете жил человек, для которого приемы Тайрона внове не были; он и появился в дверях - огромный, с воинственными усами, - когда вор собирался выйти. Фламбо и Тигр пристально посмотрели друг на друга и словно бы отдали друг другу честь.
     
     А священник проскользнул в часовню помолиться о тех, кто замешан в этих невероятных событиях. Он скорее улыбался, чем печалился, и, честно говоря, ни в коей мере не ощущал, что дела преступного семейства безнадежны; напротив, надежды здесь было больше, чем для многих куда более почтенных семейств.
     Потом он подумал о многом другом, что подсказали место и случай. На фоне зеленого и черного мрамора, в глубине часовни, мерцал темный багрянец великомучеников, а на его фоне алели рубины усыпальницы, розы святой Доротеи. Отец Браун снова подумал о странных событиях и о женщине, боявшейся святотатства, которому она сама помогла. В конце концов, думал он, Доротея тоже любила язычника, но он не убил ее веры. Она умерла свободной, умерла за истину и послала ему розы из рая.
     Священник поднял взор и увидел сквозь облака ладана мерцание огоньков, сообщившее ему, что благословение подходит к концу, сейчас пойдет процессия. Сокровища времен и преданий двинулись к нему сквозь века, а высоко над ними, снопом негасимых огней, солнцем в нашей ночи, дароносица сверкала сквозь мрак, как сверкает она сквозь темную загадку мироздания. Многие считают, что и эта загадка неразрешима. Многие считают, что у нее - только одно решение.