Дарья ДОНЦОВА
     
     
     КЕКС В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ
     
     
     Литературный ПОРТАЛ
     
     
     http://www.LitPortal.Ru #
     
     
     Анонс
     
     Кто-нибудь, ущипните меня больно-больно!!! Уже несколько дней мне кажется, что я. Виола Тараканова, сплю и вижу прекрасный сон! По детективам Арины Виоловой - кто не знает, это мой псевдоним - будут снимать кино! И даже то, что производит сериал кинокомпания под "говорящим" названием "Шарашкинфильм", меня не сильно расстраивает. Наконец-то я стану настоящей звездой! Однако пока это только мечты, а вот очередной детектив, который нужно на днях сдавать в издательство - жестокая реальность. Но ждать им осталось недолго - я нарыла прямо-таки убойный материал! Причем в прямом смысле этого слова...
     
     Глава 1
     
     Если жизнь вдруг начинает осыпать тебя с головы до ног розами, внимательно посмотри вверх, не летит ли с подоконника вслед за ароматными лепестками большой цветочный горшок.
     Ночью меня разбудил телефонный звонок. Вытащив из-под одеяла руку, я схватила трубку и, мысленно ругая на все корки человека, который надумал тревожить меня ни свет ни заря, сонно протянула:
     - Слушаю.
     Послышался писк, треск, потом странный, похожий на кряхтение звук. Я обозлилась и села, нужно на ночь отключать аппарат, но Олег улетел в командировку во Владивосток, и я хотела убедиться, что муж благополучно совершил посадку в аэропорту. Только Куприн должен прибыть на место примерно в шесть утра по московскому времени, а сейчас три ночи, наверное, на том конце провода хулиган, страдающий бессонницей тип, решивший развлечься.
     - Это кто? - гаркнула я в трубку. - А ну немедленно отвечайте, у меня стоит определитель номера, сейчас увижу цифры - мало не покажется.
     Кстати, я давно собираюсь поставить АОН, показывающий на экранчике номер звонящего, да все недосуг.
     Я надеялась, что, услышав мои слова, безобразник испугается, отсоединится и более не станет забавляться с телефоном, но внезапно из трубки раздалось:
     - Хэллоу, этто госпожа Тараканофф?
     Говоривший владел русским языком, но слова произносил с явным акцентом.
     - Да, - отчеканила я, - Виола Тараканова вас внимательно слушает.
     - Простить, пожалуйста, - затараторили из трубки. - Я звонить вам из Америка, только сейчас сообразить, разница во времени есть огромна, у нас день. Ищо раз извиняйт!
     - Ерунда, - бодро отозвалась я, - вы мне совершенно не помешали.
     - Является ли госпожа Тараканофф писателем Ариной Виоловой? - не успокаивался голос.
     - Да, это мой псевдоним.
     - О, иес! Супер! Восхищение! Разрешите представиться, главный продюсер кинокомпании "Уорнер Бразерс" Поль Смит. Счастлив беседовать с великим литератором.
     Я чуть не выронила трубку.
     - Кто?
     - Я есть владелец одной из кинокомпаний Голливуда, Поль Смит, - забубнил мужчина, - мой мать был русским, иес?
     - Иес, - в полном обалдении ответила я, - ферштеен. Простите.., э.., ай донт спик инглиш.., не говорить по-английски...
     Вот ведь странность, я давно заметила, что невольно попадаю в резонансные колебания с собеседником; если он заикается, немедленно начну заикаться или, как сейчас, коверкаю родную речь, и уж совсем по-идиотски я начинаю вести себя, если нечаянно сталкиваюсь с прихрамывающим человеком. Очень хорошо понимая, что подобное поведение может быть расценено как прямое издевательство, но все равно мгновенно начинаю волочить ногу. Я делаю это без всякого злого умысла, сама не понимаю, отчего такое происходит. Ну с какой стати я сейчас произнесла глупость?
     "Не говорить по-английски". Хотя, по сути, это абсолютно справедливо, я и впрямь не сумею прочитать Шекспира в подлиннике, да что там пьесы великого драматурга, я не способна даже спросить: "Как пройти к вокзалу?"
     - Не есть проблем, - откликнулся Поль Смит, - мой мать был из семьи Трубецких, мы болтать на русском. Наш компаний желать снять фильм по вашей книге "Гнездо бегемота".
     - Что?
     - О, иес! Сорок серий! Режиссер господин Лукас, он снимать "Звездные войны", о'кей? Слышать про такой кино?
     В состоянии, близком к коматозному, я закивала:
     - Иес, иес, слышать и смотреть! "Звездные войны" есть супер! Любить фильму!
     - Фантастик! - воскликнул Смит. - Сценарий писать вы, о'кей?
     - Иес.
     - Прилететь в Америка! На год! Мы оплатить все: гостиниц, еда, автомобиль, врач, массажист, психотерапевт, адвокат. Вам только писать! Гут?
     - Но...
     - Вы не есть довольны?
     - Я замужем и...
     - Супруг лететь с вами.
     - Он работает.
     - Ноу проблем, пусть трудиться у нас. Как это... о.., не парьтесь, все устроим!
     Умение владеть членораздельной речью покинуло меня, осталась лишь способность воспроизводить отдельные звуки, причем в протяжно-воющей манере.
     - О.., о.., о, а.., а.., а...
     - Гонорар за серию пятьсот тысяч.
     - Чего? - вырвалось из меня.
     - Долларов. Вам данная сумма кажется маленькой? Вопрос обсуждаем!
     Теперь мои голосовые связки парализовало окончательно, а Поль Смит, явно не думавший о счете, который телефонная компания выставит ему за бесконечный роуминг, принялся живописать условия, которые писательнице Виоловой создадут в Голливуде.
     Потом он плавно перешел к творческим проблемам.
     - Главную женскую роль играйт Джулия Робертс!
     - Bay!
     - Второстепенную Анджелина Джоли или Николь Кидман.
     - Господи!
     - Из мужчин Том Круз.
     - Ой.
     - Брэд Питт.
     - Мама!
     - И Марлон Брандо.
     - Простите, - робко напомнила я, - он умер.
     - Кто?
     - Брандо скончался.
     - Да ну, я не знал, ошибочка вышла, - без всякого намека на акцент заявил Поль Смит и захохотал словно безумный.
     Я замерла с трубкой возле уха, а из нее неслось:
     - Ой, Вилка! Вот уж и предположить не мог, что ты так легко купишься... Ха-ха-ха.
     Тут только до меня дошло, что я стала жертвой идиотской шутки.
     - Коля! Это ты!
     - Ага, - еще громче заржал коллега Куприна Николай Реутов, - а как ты догадалась?
     И что было ответить кретину? "Ты обожаешь подкладывать людям "пукательные" подушечки и подбрасывать в чай пластмассовых мух, поэтому очень многие давно перестали звать милейшего Николашу в гости и постарались свести общение с "юмористом" к нулю"? Коля любитель кретинских розыгрышей, он из породы людей, цепляющих вам незаметно на спину табличку: "Стоимость три рубля" или "Продается за договорную цену".
     - Не узнала, не узнала, - ликовал Реутов, - завтра народ ухохочется, когда про Поля Смита узнает.
     Ну, Вилка, ты даешь, неужели в самом деле решила, будто твои кретинские дюдики Лукас экранизировать станет? Ой, не могу, держите меня семеро.
     - Я просто подыграла тебе!
     - Не ври-ка! Обрадовалась, словно младенец погремушке.
     Из глубины моей души вынырнул монстр злобы.
     - Ты ради прикола готов не спать, - ехидно отметила я, - надо же, дождался глубокой ночи, вот я и решила не разочаровывать тебя, пусть, думаю, порадуется, идиот, такие титанические усилия предпринял.
     - Да не, - протянул Колька, - охота была ломаться. Куприн тебе велел позвонить.
     - Кто?
     - Муж твой, или забыла? - снова принялся ерничать Реутов.
     - Олег попросил меня разыграть?
     - Ну, понимаешь, - объяснил Николай, - он во Владик вылетел, ты в курсе?
     - Естественно.
     - И вовсе даже не естественно, - захихикал Реутов, - вот тут недавно я занимался одним делом...
     Представляешь, некая бизнес-вумен вызвала в свою спальню горничную и спрашивает: "Маша, а почему мой муж не откликается, зову его, зову?" - "Так Иван Иванович уж три дня как в командировку укатил", - ответила домработница. На том и успокоились, а потом запашок по особняку поплыл, ну и обнаружили хозяина в подвале, в баньке, уже того, совсем прямо трупом. Во как случается, супружница не заметила, как любимый уехал, поломойка не отследила, когда вернулся. Хотя, с другой стороны, в двухтысячеметровом здании хрен друг друга найдешь. Ты, того, проверяй комнаты, когда Олега два дня дома нет.
     - В нашей квартире не затеряешься, - рявкнула я, - и, по-моему, ты сейчас врешь! Куприну и в голову не могло прийти так подшутить над женой.
     - Во Владивостоке циклон, - вдруг нормальным голосом сообщил Реутов, - самолеты там не принимают, лайнер из Москвы посадили в другом городе, до Олега ты дозвониться не сможешь, он телефон то ли где-то забыл, то ли потерял. Вот и воспользовался промежуточной посадкой, зная, что я в отделе ночь куковать буду, побежал к начальнику аэропорта, мне звякнул и попросил: "Скажи Вилке, чтобы не дергалась, все хорошо. Как во Владике окажусь, непременно позвоню, только, когда это будет, не знаю".
     - С какой стати Олег мне не сообщил? Почему к тебе обратился?
     - Так думал, женушка дрыхнет, - весело откликнулся идиот, - велел в восемь утра тебе позвонить, а я сообразил, что классный розыгрыш может получиться. Разве я не прав? Клево вышло!
     - Просто супер, - рявкнула я и швырнула трубку в кресло.
     Наверное, следовало сообщить "юмористу" все, что я думаю о его "шуточке", только какой в этом смысл?
     Реутов считает, что поступил замечательно, всем весело, прикольно, стебно. Изменить дурака не в моих силах, воспитывать его желания нет, да и не хочу я тратить душу и время на кретина, остается лишь одно: свести общение с Реутовым к нулю.
     Вздрогнув от озноба, я юркнула под одеяло и попыталась уснуть. Я свернулась клубочком, руки обхватили подушку, глаза закрылись, но Морфей не спешил ко мне, в голову, как назло, полезли всякие, не совсем приятные мысли.
     Я, Арина Виолова, являюсь писательницей средней руки, детективы мои выходят не особо большими тиражами, но заработок растет. За те несколько лет, что нахожусь на книжном рынке, я сумела обрести своего читателя, пусть не очень многочисленную, зато стабильную аудиторию. Издательство в принципе довольно мною, я приношу не громадный, но опять же регулярный доход и прочно поселилась во второй десятке литераторов, связанных с "Марко", но, похоже, звездой мне никогда не стать. Нет, Арину Виолову иногда приглашают поучаствовать в теле- и радиопередачах и просят дать интервью. Но есть один нюанс...
     Ток-шоу, идущие по первому каналу в прайм-тайм, или "Русское радио" хотят видеть и слышать Татьяну Бустинову, Александру Даринину, Миладу Смолякову, Бориса Шакунина, но никак не Арину Виолову, остальные авторы, как бы это помягче выразиться, не их формат, нос не дорос, рожей не вышли. Я - звезда второй категории, осетрина не первой свежести, меня обычно зазывают так называемые кабельные каналы, ну, допустим, приглашают в студию, которая ведет вещание для жителей восемнадцатого подъезда девятого дома Хрюкинской улицы, еще ко мне проявляют активный интерес сотрудники журналов типа "Вестник леса N-ского района" или газеты "Новости нашей клумбы". Всякие там "Эгоист" или "Московский комсомолец" желают иметь дело с топовыми литераторами. Обидно ли мне? Конечно, нет! Впрочем.., наверное, я лукавлю. Конечно, приятно увидеть свое лицо на обложке изданий, которые читает вся Россия. Один раз я спросила у Федора, начальника пиар-службы "Марко":
     - Как полагаешь, я сумею подняться на ступень выше?
     Федька поскреб в затылке:
     - Рыбка моя, тут есть четыре пути. А. Пишешь, как:
     Бустинова и Смолякова, по восемь книг в год и сажаешь рынок на иглу своего творчества. Б. Обладаешь харизмой Дарининой и ее блестящим умением выдавать бестселлеры, пусть не тьму произведений за двенадцать месяцев, зато каждый раз фейерверк. В. Постоянно светишься в скандалах, бьешь журналюгам рожи, пляшешь голая на столе, выходишь замуж за самаркандского верблюда, рожаешь тройню пингвинов.
     Г. Начинаешь бодро живописать некие подробности, пикантные детали, строчишь книжонки о жизни поп-звезд, олигархов, элитных проституток, ну, типа...
     "Я бандерша, поставляющая девочек высокопоставленным особам, сейчас расскажу про цвет трусов всех политиков".
     Выбирай, что тебе больше по душе.
     - Ну, - растерялась я, - ничего не получится.
     Быстро писать я не умею, до Дарининой таланта не хватает, голой на столе плясать как-то не того, и про Рублево-Успенское шоссе вкупе с кулисами я ничегошеньки не знаю!
     - Тогда сиди и не чирикай, - отрезал Федор, - альтернативы нет: либо работа до кровавого пота, либо скандал. Усекла, киса?
     - Угу, - кивнула я.
     - Ну ладно, кропай по крайней мере пять книг в год, и я тебя раскручу, - снисходительно вымолвил пиарщик, - а коли детективчиков нет, то и вертеть нечего. Не могу же я без конца об одном и том же произведении пищать. Впрочем.., в твоем случае может помочь кино. Ежели снимут сериальчик, продажи пойдут вверх. В общем, работай, котеночек, хватай лопату в лапы и копай от забора до обеда.
     Я ушла домой подавленная и вечером даже поплакала в ванной, но потом успокоилась и сказала себе:
     - Не хнычь, родная. На сцене тоже есть примы, но ведь без кордебалета действие не пойдет. Исполнительница главной партии просто не способна одна пропрыгать на подмостках два часа, и ей не передать всех эмоций, не удержать внимания публики. Звездой можно стать лишь на чьем-то фоне, значит, моя судьба быть тем самым восьмым лебедем на пятой линии у озера. Может, "птичку" не слишком хорошо видно из партера, но без ее присутствия Одетта-Одиллия померкнет. Хотя, если вдруг кому-то в голову придет мысль снять сериал по книгам Виоловой...
     Усилием воли я запретила себе думать о "звездной" карьере, но после откровенного разговора с Федором мысль о съемках нет-нет да и мелькала в голове.
     Гадкий Коля Реутов ухитрился попасть каблуком в самое больное место! Я ведь и впрямь на какую-то секунду представила себя под руку с Томом Крузом, подумала о том, как вылезут из орбит глаза Федора при известии об интересе ко мне со стороны Голливуда...
     Сон исчез окончательно, я разозлилась на Олега.
     Надо же, пожалел жену, не захотел будить, обратился к дуболому Реутову. Ну неужели не сообразил, что Колька воспользуется возможностью и надумает "пошутить".
     Понимая, что гнев на Куприна несправедлив, я накрылась еще одним одеялом и неожиданно крепко заснула.
     Др-р-р, - взорвалось в голове, - др-р-р!
     Я подскочила, словно укушенная осой кошка, и невольно глянула на часы. Полдень! В кресле отчаянно вопил телефон. Тряся головой, я потянулась за трубкой, вставать не хотелось, особых дел сегодня нет, нужно просто сесть за стол и положить перед собой стопку чистой бумаги, поэтому никаких мук совести от того, что провалялась в кровати почти до обеда, я не испытывала. Томочка, Семен, Кристина и Никитка на даче, Олег в командировке, домашних хлопот никаких.
     Кресло стояло не так далеко от моего ложа, но все же я не дотянулась, подползла к самому краю матраса, свесилась с него, уцепила верещащий телефон и, не удержавшись, грохнулась на пол, довольно сильно стукнувшись головой о паркет. Трубка заткнулась, я чуть не зарыдала от обиды, вновь услышала "др-р-р" и довольно зло рявкнула невидимому абоненту:
     - Ну, говорите!
     - Простите, - послышался безукоризненно вежливый, "профессорский" голос, - соблаговолите позвать Виолу Леонидовну, если она, конечно, сейчас не работает.
     - Мое отчество "Ленинидовна", - невесть по какой причине обозлилась я на незнакомца.
     Самой не ясно, от чего завелась, имя Ленинид никто еще не произнес с первого раза правильно.
     - Бога ради, простите, меня неверно информировали, я немедленно уволю помощницу, допустившую столь грубую ошибку.
     - Отрубите ей голову, - буркнула я и села на полу, сложив по-турецки ноги.
     - Вы писательница Арина Виолова? - не успокаивался мужчина.
     - Угу, - пробормотала я, пытаясь встать.
     Правая рука оперлась о кресло, левая нога напряглась, но тут невесть почему ступня заскользила, и я вновь шлепнулась на паркет.
     - Ой, блин, - вырвалось у меня, - больно-то как.
     Я не хамка, но вполне способна при особых обстоятельствах выразиться не совсем парламентским образом. Впрочем, учитывая поведение некоторых парламентариев, мое предыдущее высказывание неверно, ряд депутатов употребляет такие выражанцы и ведет себя весьма некорректным образом.
     Ладно, не о том речь, тот, кто не впервые встречается со мной, знает, Виола Тараканова очень редко употребляет сленговые выражения. Но что сказать, если второй раз за минуту бьешься лбом о пол?
     - Простите, это вы мне? - удивился "профессор".
     - Нет, случайно вырвалось, - закряхтела я, - сначала с кровати грохнулась, теперь снова свалилась.
     Что вам надо?
     - Разрешите представиться, генеральный продюсер "Шарашкинфильма" Анатолий Голубев. Мы хотим начать производство сериала по вашим книгам.
     У меня потемнело в глазах. Ну Реутов, ай да сукин сын! Мало ему показалось, решил доиграть, позвал еще одного идиота, какого-то простака, и, пожалуйста! "Шарашкинфильм"! Он меня за окончательную дуру держит???
     - Сорок серий, - пел тем временем "профессор", - хотим позвать на главные роли...
     - Тома Круза и Джулию Робертс! - завопила я. - На других не согласна.
     - Господи, - икнул киношник, - боюсь, подобное невозможно.
     - Ну и пошел тогда в задницу! - рявкнула я и со всей силы шандарахнула трубку о пол. Вверх взметнулся веер осколков, но я не стала хвататься за веник, а пошла в ванную. Вот вернется Олег, мигом пожалуюсь мужу, пусть он заставит подлого Колю купить нам новый телефон, Реутов должен отвечать за свои шуточки.
     
     Глава 2
     
     Просидев в душистой воде около часа, я кое-как привела нервы в порядок и отправилась пить кофе. На кухне надрывался телефон, на этот раз мобильный.
     Я покосилась на трубку, потом все же поднесла ее к уху: Реутов не знает номер моего сотового.
     - Слышь, краса ненаглядная, - заявил Федор, - как житье-бытье? Царапаем рукопись или предаемся любимой забаве?
     - Что ты имеешь в виду под любимой забавой? - слегка насторожилась я.
     - Ну чем вы, писатели, развлекаться любите, ясное дело, водочкой!
     - Глупости, я совсем не пью.
     - Да ну?
     - Ты же великолепно знаешь, что напитков крепче кефира я не употребляю, с какой стати завел эту странную беседу?
     Федор тяжело вздохнул.
     - Понимаешь, цыпа, звонит мне сейчас Анатолий Голубев, известный продюсер, и говорит: "Мы задумали делать сериал по книгам Виоловой, скажи, Федюнчик, она адекватна?" Ну я и отвечаю: "Бывает всякое, конечно, кто из нас без греха, капризничает иногда, глупости несет, но в принципе вменяема". А он в ответ: "Сейчас попытался ей позвонить, а мадам сначала с кровати упала, потом вроде с кресла, следом потребовала на главные роли Тома Круза и Джулию Робертс. Скажи, она пьет, ширяется или на кокаине сидит?"
     У меня началась икота.
     - Голубка, - сладко-нежным тоном пропел Федор, - звезда моя негасимая, золотое перо России, поди сунь голову под кран, выпей рассолу, понюхай нашатырь, лизни черный перец, не знаю, что тебе поможет, но изволь ровно в пятнадцать нуль-нуль стоять в моем кабинете, приедет Голубев для обсуждения ситуации. Целую, киса! Пожуй кофейных зерен, чайной заварки, корень петрушки и прими вид человека, то бишь почти нормальной бабы, и оденься соответственно, на продюсера надо произвести хорошее впечатление, никаких тинейджерских джинсов и придурочных маечек с фотографиями собачек, да еще вынь пластмассовые погремушки из ушей. Мне нужна Писательница с большой буквы. Посмотри в журнале "Все программы" на фото Бустиновой, и поймешь, как сегодня следует выглядеть! Да, имей в виду, вот он, твой шанс, синий зайчик счастья, хватай его за хвост!
     Чего молчишь? Ау, княжна Тараканова, вы потеряли речь?
     - Хочешь сказать, что Голубев настоящий продюсер?
     - Абсолютно взаправдашний.
     - И есть контора с названием "Шарашкинфильм"?
     - Что тебя смущает?
     - Ну.., странно звучит...
     - Нормально. У студии три владельца - Шаров Олег, Ашкенази Борис и Кинычев Алексей, сложили вместе первые слоги своих фамилий и получился "Шарашкинфильм". Согласен, Уолт Дисней или "Коламбия пикчерз" лучше, но туда нас пока не зовут. Так я чего, говорю Голубеву, что госпоже Таракановой не нравится имечко фирмы и она поэтому не желает иметь с ней дело? Странно, конечно, учитывая твою фамилию...
     - Нет! - заорала я, опрокидывая чашку с дымящейся жидкостью.
     - Что "нет"?
     - То есть "да", бегу собираться! Ой, как больно!
     - Кому?
     - Мне.
     - От известия о съемках?
     - Вылила себе на ногу горячий кофе!
     - Зачем?
     - Случайно!
     - Эх, Виола Ленинидовна, - заботливо протянул Федька, - звездулина ты наша, Агата Кристи для сирых и убогих, сколько раз говорено было: не лакай жидкость для мытья окон, не жри галлюциногенные грибочки, не...
     Я не стала дальше слушать начальника пиар-отдела, понеслась в гостиную, где около телевизора лежал журнал с фото Татьяны Бустиновой.
     Именитая писательница выглядела роскошно. Объектив фотографа запечатлел даму на пороге некоего пафосного заведения, на дальнем плане маячили колонны. Бустинова была облачена в синий костюм, брюки чуть расклешены снизу, пиджачок скрывает бедра, на ногах роскошные босоножки. На шее литераторши сверкало ожерелье из светлых камней, наверное бриллиантов. Волосы ее явно побывали в руках умелого парикмахера. Безупречный педикюр и маникюр. На правом запястье болталась парочка браслетов, макияж неброский, никаких пурпурных губ, ярко-рыжих волос, обнаженного бюста и пирсинга в пупке.
     Единственная вольность, допущенная топовым автором, - вторая сережка в правом ухе, но она скорее намек на то, что Татьяна молода не только телом, но и душой. Следовало признать - мне до Бустиновой далеко. Впрочем, не стоит расстраиваться. Главное, понять, чего хотят от Арины Виоловой, и попытаться действовать в указанном направлении.
     Так, у Томочки имеется замечательный костюм, правда, не синий, а зеленый, но ведь не в цвете дело.
     Быстрее ошпаренной кошки я принялась носиться по квартире, распахивая шкафы и стуча ящиками, затем выгребла у Кристины из тумбочки примерно пять кило всяческих косметических штучек, схватилась за фен...
     Спустя час в зеркале отразилась слегка подкрашенная блондинка, одетая в чуть мешковатые брючки и пиджак с отвисающими плечами. На шее у нее болтались бусы из искусственного жемчуга, на запястье сверкал браслет из горного хрусталя, который не так давно подарили в магазине косметики Кристе, как самой любимой клиентке. На ногах босоножки, принадлежащие той же Кристине, мы с Томочкой не слишком любим обувь на высоком каблуке. Чтобы глаза смотрелись так же ярко, как у Бустиновой, я в порыве вдохновения наклеила на веки искусственные ресницы и теперь взирала на мир, словно мышь из еловых ветвей. Одним словом, косметики я не пожалела, и в целом результат моих усилий можно было оценить как положительный, имелось лишь одно "но"...
     Если вы хоть изредка берете глянцевые журналы, то, наверное, видели там материалы, рассказывающие о том, каким образом можно шикарно выглядеть, потратив не слишком много денег. Статьи делаются по одному принципу: публикуется фотография некоей звезды, а рядом сообщается: платье от кутюр - пять, украшения - двадцать, туфли "всего лишь" - одна, сумочка - три. Все цены, естественно, в долларах, да не в сотнях, а в тысячах. На следующем же снимке можно увидеть весьма похожие шмотки и подпись "Это ты можешь": юбка и блузка - две, ожерелье - триста, туфли - семьсот, сумка - четыреста. Но уже сотни и в рублях. Далее помещены адреса и названия магазинов, где можно приобрести прикид. Так вот Бустинова смотрелась как первый вариант, а я напоминала второй. И еще, очень хотелось прицепить на ухо вторую сережку, но у меня в мочке всего одна дырочка, делать сейчас вторую было явно некогда.
     Решив, что все равно произведу необходимое впечатление на Голубева, я спустилась вниз, села в свои старенькие "Жигули" и чуть не скончалась от жары.
     Хотя чего же я хочу, на дворе первое июля, самое время для тепла.
     Включив сигнал поворота, я медленно стартовала, выехала на проспект и моментально захотела пить, причем так, словно неделю брела пешком по Сахаре.
     Слава богу, сейчас путь пролегал мимо метро, на просторной площади стояло много ларьков. Припарковав "копейку", я пошла к разноцветным будкам и через минуту, добравшись до первой, спохватилась. Забыла запереть "Жигули". Впрочем, кому нужна моя развалюха, даже магнитолы в ней нет, я слушаю радио, и потом я ведь отошла всего на секунду.
     - Что хотите? - вяло спросила продавщица.
     - Бутылочку минералки.
     - Десять рублей.
     - Вот полтинник.
     - Сдачи нет.
     - Но мне хочется пить!
     - И чего? - обозлилась девушка. - Гляди, пустая касса, бери пять бутылок.
     - Мне столько не надо.
     - Купи шоколадку.
     - Спасибо, но я пришла только за водой, ладно, загляну в соседний киоск.
     - Там бытовая химия, - усмехнулась продавщица, - за ней хлеб, нитки, обувь и зонтики.
     Я приуныла, но тут мой взгляд упал на симпатичные шарики из розового стекла.
     - Это что такое?
     - А, ерунда, клипсы, тут же рядом спортзал, а в нем всякие выставки часто проводят, с животными, - невпопад сообщила девчонка.
     Недоумевая, какое отношение серьги имеют к собачье-кошачьим шоу, я велела:
     - Покажите.
     - Гляди, - вытряхнула на прилавок украшения торговка.
     Я схватила один шарик, развела в разные стороны лапки, на которых он крепился, и прицепила к уху.
     Мигом стало больно, пришлось внимательно осмотреть вторую клипсу и удивиться, гладкая поверхность замка имела крохотные зубчики, потому мне и стало некомфортно. Мягко говоря, странная идея пришла в голову производителю. Я вытащила зеркальце. А что, ничего!
     - Сколько стоят серьги?
     - Себе, что ли, берешь?
     - Ну да!
     Продавщица кашлянула.
     - Сорок рублей.
     Я кивнула.
     - Отлично, вода и украшения - ровно полтинник, без сдачи.
     Торговка стала хихикать, но я решила не обращать внимания на глупую бабу и, ощущая себя очень похожей на роскошную Бустинову, вернулась к машине.
     Острая боль в ухе стала тупой, а через несколько секунд утихла совсем, лишь иногда мочку вдруг дергала невидимая рука, но это оказалась вполне переживаемая ситуация; главное, что теперь я полностью соответствовала образу, у меня те же украшения, что у Бустиновой.
     Напевая себе под нос, я села в "Жигули", повернула ключ в зажигании и с радостью услышала ровное гудение мотора. Моя машина - инвалид, обремененный кучей несовместимых с жизнью болезней, но по непонятной причине лошадка еще бегает, правда, иногда, в самый неподходящий момент, начинает артачиться. И сейчас, когда я расфуфырилась, нацепила каблуки, сделала прическу и макияж, коняшка просто обязана заглохнуть, но нет, она бойко тарахтит.
     Мысленно перекрестившись, я схватилась за баранку, включила поворотник, выжала сцепление, воткнула первую скорость и стала осторожно отпускать педаль. Всем ведь известно, если проявить в данной ситуации торопливость, ничего хорошего не выйдет!
     - Апчхи! - вдруг послышалось с заднего сиденья.
     От испуга я дернула ногой, автомобильчик резво прыгнул вперед и заглох.
     - Кто здесь? - в полном ужасе воскликнула я и обернулась.
     На заднем сиденье валялось всякое барахло: пара газет, несколько скомканных пакетов, атлас дорог, полупустая бутылка минералки, но, согласитесь, ни один из вышеперечисленных предметов не способен чихать! Может, мне показалось?
     Переведя дух, я снова повернулась лицом к рулю, но не успели руки занять исходную позицию, как из-за спины снова послышалось тихое:
     - Апчхи!
     - Немедленно говорите, кто вы? - заорала я. - И где прячетесь?
     - Простите, - прошелестело из-под моего сиденья, - тетенька, не ругайтесь, пожалуйста, и не кричите, а то он меня пристрелит.
     В изумлении я уставилась на педали; полное ощущение, что сейчас со мной разговаривает одна из них.
     - Кто кого убьет? - сорвалось с языка.
     - Гляньте в окошечко, - торопливым шепотом продолжало то ли сцепление, то ли тормоза, - видите дядьку? Ну противный такой.
     Я повернула голову и наткнулась взглядом на вызывающе шикарный, вымытый и отполированный до блеска джип. Возле сверкающей, скорей всего, очень дорогой иномарки маячил мужик в бежевом, небрежно измятом льняном пиджаке и таких же брюках. Красный от гнева, он разговаривал по мобильному.
     Чуть поодаль от барина маялась охрана, втиснутая, несмотря на удушливую июльскую жару, в черные костюмы и белые рубашки со старомодно узкими галстуками.
     - Это Абдулла, - шептала педаль, - мне просто некуда было деваться, тетенька, простите! Дернула дверь, а она открыта, я ничего не брала, я не воровка, пожалуйста, поедемте побыстрей отсюда, иначе всем худо будет, он еще догадается, куда я шмыгнула, и тю-тю!
     Тряхнув головой, я перегнулась через сиденье и увидела сзади на полу маленькую, растрепанную, хрупкую девочку.
     Большие карие глаза дитяти испуганно моргали.
     - Тетенька, - чуть не плача вымолвила она, - ну, пожалуйста, уезжайте.
     Абсолютно не понимая, что к чему, я повиновалась; было в голосе ребенка нечто, заставляющее подчиниться.
     Проехав пару кварталов, я припарковалась возле супермаркета и велела:
     - Непременно объясни: кто ты, зачем залезла в мою машину и что сделала тому мужику?
     Девочка снова чихнула, вытерла нос не слишком чистым кулаком и грустно ответила:
     - Меня зовут Ольгунчик.
     - Как? - переспросила я.
     - Оля, Ольчик, Ольгунчик, - продолжила незнакомка, - как хотите. Вообще-то Ольга Сергеевна Петрова, но мама называла меня Ольгунчиком, папа Ольчиком, а бабуля заинькой.
     Ребенок зашмыгал носом, потом сказал:
     - Можно мне из вашей бутылки воды хлебнуть?
     Вам не жалко будет?
     - Конечно, нет, - улыбнулась я, - только стаканчика нет.
     - Из горлышка попью.
     - Думаю, не стоит.
     - Почему? - заворчала Оленька.
     - Я сама к нему прикладывалась, это негигиенично.
     Ольга тихо засмеялась.
     - Я, тетенька, полгода по помойкам ела, ко мне ни одна зараза не липнет, простите, конечно, очень пить охота.
     Я повнимательней оглядела неожиданную спутницу. Девочка беспризорница? Но для уличного ребенка она слишком чистенькая, волосы вымыты, расчесаны и аккуратно стянуты в два хвостика, платьице выглажено, даже накрахмалено, на ножках белые носочки и сандалии. Взгляд Оли, наивно-бесхитростный, не похож на взор оборвыша, цветы улиц смотрят на взрослых по-иному, в их глазах явственно мелькают цинизм пополам с отчаянием, да и речь выдает в малышке девочку из хорошей семьи.
     - С какой стати тебе лазить по мусорным бачкам? - не выдержала я.
     Ольчик вздохнула:
     - Тетенька, пожалуйста, спрячьте меня.
     - От кого?
     - От Абдуллы.
     - Это твой папа? - ляпнула я, но сразу спохватилась: девочка же только что представилась: Ольга Сергеевна Петрова!
     - Нет, он меня купил!
     Я удивилась.
     - Что сделал?
     Олечка молитвенно сложила ручонки:
     - Тетенька, у вас дети есть?
     - Ну.., в принципе да, девочка Кристина и мальчик Никита. А почему ты спрашиваешь?
     - Пожалуйста, пожалуйста, выслушайте меня, только не подумайте, что я попрошайка, мне деньги не нужны, вы меня просто увезите подальше отсюда или, допустим, за город. Я вам отплачу, оставьте адрес, приеду, квартиру помою, окна, не смотрите, что малышка, я все могу: и копать, и козу доить. У нас дома козочка была.
     Я украдкой глянула на часы. Нахожусь буквально в двух минутах езды от нового здания "Марко", до пятнадцати еще целый час.
     - Живо рассказывай, что случилось, и я доставлю тебя к родителям.
     Большая прозрачная слеза поползла по детской пухлой щечке.
     - Их нет.
     - Где же твои мама с папой?
     - Умерли.
     - Прости, пожалуйста, - испугалась я, - не знаю подробности твоей жизни, оттого и ляпнула глупость.
     Кстати, меня зовут Виола, но друзья называют просто Вилкой. Так что с тобой произошло?
     Продолжая судорожно сжимать маленькие кулачки, Олечка завела рассказ.
     
     Глава 3
     
     Давным-давно, в начале 80-х годов двадцатого века, молодой выпускник Сельскохозяйственной академии Сергей Петров получил направление на работу в Среднюю Азию. Может, кто бы и начал сопротивляться, но Сережа безропотно поехал в незнакомое местечко Киртау <Киртау - название города выдумано.> и обрел там свое счастье, встретил дочь директора школы Леночку и женился на ней. У пары быстро появились дети - два мальчика-погодка. Сергей работал; жена тоже не сидела сложа руки, преподавала в детском саду музыку. Жили в собственном доме с большим садом, под раскидистой яблоней стоял длинный стол, теплыми вечерами часто заглядывали на огонек соседи, никто из них никогда не вспоминал о своей национальности, жили, простите за банальность, одной большой семьей, вместе справляли свадьбы и сообща рыдали на поминках.
     Но потом положение изменилось, республика, в которой счастливо обитали Петровы, стала отдельным государством, русский язык превратился в иностранный, а граждане России в оккупантов. Прежние соседи трансформировались во врагов.
     Сергей решил не унывать, он за копейки продал дом с садом и вывез семью, так сказать, на историческую родину, в деревню Глазьеве. Олечка не помнила момент переезда, ей тогда было всего два года. Зато очень хорошо детская память запечатлела одну картину.
     Растрепанная, босая мама выволакивает голую, замотанную в одеяло дочь на улицу, ставит на снег и кричит:
     - Олечка, беги скорей к соседям! - а сама кидается в горящую избу, где остались муж и двое сыновей.
     Но войти внутрь дома мама не успела: внезапно обрушилась крыша, сложились, упали стены, вверх взметнулся сноп искр.
     Оля и мама остались в буквальном смысле этого слова голыми - девочка в одеяле, а мама Лена в ночнушке. В пожаре погибли Сергей, оба мальчика. Естественно, сгорели и все вещи, документы, деньги.
     На первое время погорельцев приютила баба Дуня, потом Лене дали комнату в бараке. Кое-как женщина устроилась и начала пить. За полгода интеллигентная преподавательница превратилась в опустившуюся алкоголичку. Сначала ее жалели, местные бабы подкармливали Олю, вздыхая:
     - Вот беда, так всякий разум потеряет.
     Но потом жалость сменило раздражение, а следом пришло негодование. В бараке, состоящем из длинного коридора и несметного количества комнат, имелся лишь один душ, естественно, за право пользоваться им шла жестокая битва, на двери ванной комнаты висело расписание с указанием не только часов, но и минут: "Петрова - 10.05 - 10.12". А Леночка, опустившись ниже плинтуса, стала приводить к себе мужиков, те потом лезли в ванную... Начинались крик и драки.
     Перепуганная Оля убегала во двор и часами простаивала на морозе, боясь вернуться домой: пьяная мама, распаленная скандалом, обладала тяжелой рукой.
     Закончилось все просто. Лена схватила сумку, дочь и, сообщив соседям: "Чтоб вы все сдохли, поеду в Москву на заработки", села в электричку.
     До столицы оказалось совсем недалеко, и на привокзальной площади Лена мгновенно нашла себе службу, она прибилась к группе строителей, возводивших коттеджи, и стала мотаться с бригадой по объектам. Парни выкладывали стены, Леночка кашеварила и служила общей любовницей, Оля находилась при матери. Ее тоже приставили к делу. Девочка мыла полы и окна. Естественно, ни в какую школу она не ходила, но хозяева возводимых домов, как на подбор, оказались замечательными людьми. Они жалели малышку, давали ей вещи и игрушки. Одна тетенька научила девочку читать и писать, другая надавала книжек, третья разрешила жить рядом, и, пока строился особняк, Олечка обитала в соседнем старом доме, набитом под завязку разной литературой, целый год девочка лазила по полкам, с восторгом читая все, что попадалось под руку. В результате к двенадцати годам Оля превратилась в весьма образованную барышню, напичканную сведениями о литературе и истории, вот считать она практически не умела, таблицу умножения не знала, но, с другой стороны, к чему лишние навыки, человечество давно придумало калькулятор.
     Для девочки, проводившей время на строительной площадке, не было никаких жизненных тайн. То, чем занимается мама, помимо готовки, Ольга поняла давно. Усекла она и еще одну истину: Леночка проститутка не от голода или нищеты. Стоя около плиты, от истощения умереть трудно; нет, мама просто любит мужчин, и ей все равно, где, когда и с кем. Олечка ее не осуждала, скандалов не закатывала и не пыталась перевоспитать неразумную мамулю. У ребенка образовался совершенно буддистский взгляд на мир: не можешь справиться с обстоятельствами, оставь все как есть. Кому-то достался папа-профессор и мать-актриса, а ей, Оле, вечно пьяная шалава Лена. И что здесь поделать? Так фишка легла, справедливости и равенства на земле нет.
     Из новых жизненных обстоятельств Ольга сделала два вывода: она никогда не прикоснется к бутылке и не ляжет в постель с парнями. Нет, Олечка выйдет замуж за хорошего человека и заживет счастливо.
     Потом мама умерла, пошла зимним днем в магазин за бутылкой и не вернулась, нашли ее лишь через трое суток в овраге. Алкоголичка высосала "пузырек", села в снег и заснула. Никакого удивления кончина Лены у людей не вызвала.
     Бригада похоронила стряпуху, потом мрачный Петр, бывший у строителей за прораба, недоуменно спросил у девочки:
     - И чего с тобой делать?
     - Не знаю, - испугалась Оля.
     - Документы имеешь?
     - Какие? - не понял подросток.
     - Метрику о рождении.
     - Наверное, у мамы в чемодане лежит, - растерялся ребенок.
     - Там лишь одна рванина, - буркнул Петр, - сколько тебе хоть лет, знаешь?
     - Вроде тринадцать, а может, четырнадцать, - с сомнением ответила Оля, - а что?
     - Вот докука на мою голову, - рявкнул Петр, - не было печали, черти накачали. Ладно, что-нибудь придумаем.
     Спустя месяц на стройку приехала стройная, очень красивая девушка в изящной норковой шубке.
     - Собирайся, - велел Оле повеселевший Петр.
     - Куда? - напряглась та. - Дяденька, не гоните меня, пригожусь вам.
     - Не бойся, дурочка, - слишком ласково ответил бригадир, - это Анна Ивановна, она директор детдома.
     - Ой, - заплакала Оля, - не хочу в приют!
     Девушка нежно обняла девочку.
     - Успокойся, у нас совсем особое заведение, деток мало, ты вообще сейчас одна будешь. Мы подыскиваем ребятам новых маму и папу, добрых, богатых. Ты ведь хочешь игрушек, книжек, конфет?
     - Да, да, да, - закивала Олечка, - еще в школу хочу!
     - Конечно, - заулыбалась Анна Ивановна, - получишь все, поехали.
     И наивная Олечка отправилась с новой знакомой.
     Самое интересное, что Анна Ивановна сдержала все обещания.
     Олю поселили в красивой комнате, одели, обули, причесали, сводили к врачу и оставили наслаждаться непривычным комфортом - А когда я пойду в школу? - заикнулся подросток.
     - Сейчас найдем тебе хорошую семью, - пояснила директор, - и тогда уж новые мама с папой сами тебя пристроят.
     И Олечка успокоилась, новая жизнь нравилась ей чрезвычайно. Анна Ивановна, правда, уходя из квартиры, всегда запирала дверь снаружи, а замок был устроен таким образом, что открыть его изнутри без ключа не представлялось возможным, но Олечке не хотелось убегать. Не было в апартаментах и телевизора с телефоном, однако книжек с игрушками лежали горы, и девочка не скучала, а звонить ей было некому!
     Восхитительная жизнь продолжалась пару месяцев, но однажды ночью Олю разбудил шум. Она встала с кровати, подошла к двери и, осторожно приоткрыв щелку, выглянула в коридор. Перед ее взором предстал мужчина, который нес на руках крепко спящую девочку, впереди шла Анна Ивановна. Процессия прошла в комнату, расположенную у туалета, потом незнакомый дядька и директриса вышли, она тщательно заперла дверь.
     - Завтра вечером вопрос решится, - сказала Анна Ивановна, - Абдулла ее заберет.
     - Она тут болтать не начнет? - хмуро поинтересовался дядя.
     - С кем? - удивилась Анна Ивановна.
     - С той, второй.
     - Во-первых, доза большая, продремлет еще сутки, а во-вторых, дверь заперта, - улыбнулась директриса, - ключи я прячу вот сюда, под картину, на виду не лежат.
     - Тогда ладно, - кивнул мужик и пошагал по коридору.
     Оля на цыпочках бросилась к кровати. Не успела она нырнуть под одеяло, как в ее комнату вошла Анна Ивановна и шепотом просвистела:
     - Олюшка, у тебя все в порядке?
     Девочка не ответила, она немедленно сообразила: лучше сделать вид, будто ничего не видишь и не слышишь.
     - Спит, - с удовлетворением констатировала директриса и ушла.
     Утром Олечка побежала умываться, хозяйки в квартире не было. Не успела девочка, напевая, добраться до ванной, как из-за соседней с санузлом комнаты раздалось:
     - Эй, ты кто?
     - Оля, - испуганно ответила сирота.
     - Че тут делаешь?
     - Живу.
     - Зачем?
     Подростка не озадачила странность вопроса.
     - Жду новых родителей, - честно ответила она, - мне Анна Ивановна семью подбирает.
     - Слышь, выпусти меня.
     - Ой, боюсь!
     - Открой дверь!
     - Она заперта.
     - Ключ поищи, - велел голос, - живей поворачивайся!
     Оля покосилась на висевшую в коридоре картину: она очень хорошо помнила, куда Анна Ивановна сунула ночью связку ключей.
     - Эй, тебе сколько лет? - донеслось из-за двери.
     - Тринадцать, наверное!
     - А мне четырнадцать. Скажи, умереть хочешь?
     - Нет, конечно!
     - Тогда открывай живо!
     Оля выполнила приказ и увидела худенькую девочку, растрепанную и сердитую.
     - Здорово, - сказала незнакомка. - Я Квашня.
     Олечка попятилась.
     - Кто?
     - Фамилия моя такая - Квашня, а зовут Лерой.
     Ясно теперь?
     Оля закивала.
     - Собирайся, - велела Лера.
     - Куда? - снова растерялась Оля.
     - Поедем ко мне в Буркино.
     - Это что такое?
     - Село в Подмосковье, - сообщила Лера. - Эх, дура я была, удрала от бабки, пьет она по-черному, вот я и подумала: лучше в столицу подамся, работу найду, ну и вляпалась.
     Фразы вылетали из Леры, словно пули из скорострельного оружия, Оля с трудом уловила смысл речей сверстницы.
     По словам Леры со странной фамилией Квашня, Анна Ивановна никогда не работала директором детского дома, она бандерша, содержащая публичные дома. На "мамашу" пашет большое количество "девушек" разной стоимости, есть и трехрублевые жрицы любви, и пятисотдолларовые "ночные бабочки". В общем, на любой вкус и карман, но особую ценность для бизнеса Анны Ивановны представляют юные невинные девочки, не старше пятнадцати лет. Бандерша добывает их разным путем. Одни, как Лера, убегают из дома, других продают родственники, третьих, как Олечку, заманивают обманом. Заполучив нимфетку, Анна Ивановна селит ее в специально оборудованной квартире, моет, лечит, одевает, обувает ребенка, а потом, приведя несчастную в божеский вид, продает сластолюбивым дяденькам в качестве сексуальной игрушки.
     Пару месяцев мерзавец развлекается с малышкой, а потом избавляется от нее. Судьба девочки никого не волнует, ее либо убивают, либо, видя ее покорность, заставляют работать в притоне.
     - Врешь, - прошептала Оля, - Анна Ивановна не такая!
     - Такая, такая, - закивала Лера, возясь с замком на входной двери, - вот черт! Снаружи заперто! Надо сломать.
     - Ой, не трогай, - испугалась Оля.
     - Дура! - рявкнула Лера и ринулась в ванную.
     Оля, моргая, смотрела вслед новой знакомой, а та притащила пилку для ногтей и, орудуя ею в замочной скважине, пробормотала:
     - Сосед Мишка Песков научил меня с замочками бороться. Он на зоне пять раз срок мотал, любую дверь пилкой открывал. Во! Гляди, свобода! Побежали!
     Оля затрясла головой.
     - Нет!
     - Идиотка!
     - Я тебе не верю!
     - Кретинка! Делаем ноги по-быстрому, - настаивала Лера, но Олечка вжалась в стену.
     - Нет, Анна Ивановна пообещала найти мне хороших родителей, я хочу в школу ходить, мне учиться охота.
     Лера с огромной жалостью посмотрела на Олю.
     - Да уж, научат тебя стопроцентно, только вопрос - чему! Ладно, долго уговаривать не стану. Идешь со мной?
     - Неа!
     - Спохватишься потом, да поздно будет, - хмыкнула Лера, - ну, покедова! Коли Анна Ивановна привезет тебя к дядьке, толстому такому, лысому, морда красная, глаза навыкате, а на запястье наколка - синий якорь, сразу попытайся удрапать. Это Абдулла, страшный человек, зверь, он кучу девушек убил и тебя тоже пришьет. Запомни на всякий случай: деревня Буркино, Валерия Квашня, бабку мою Анастасией звать, нас на селе все знают. Надумаешь удрать, рви когти на Курский вокзал - и ко мне!
     Сказав эту фразу, Лера шагнула за порог и исчезла.
     Дверь она предусмотрительно заперла за собой снаружи. Оля осталась в коридоре, голова у нее кружилась, девочка не поверила Лере.
     Ну разве милая Анна Ивановна способна на подлость? В полном смятении Олечка пошла на кухню, увидела открытую дверь в комнату, где сидела Лера, и испугалась. Что она скажет директору, а? Кто выпустил пленницу? Ох, влетит Оле по первое число! Еще откажутся ей родителей подбирать!
     Олечка сначала впала в панику, но потом в голове возник план, девочка схватила с дивана плед, привязала к нему простыню, пододеяльник, скатерть, сдернутую со стола, бросила сооруженную "лестницу" за окно, потом заперла дверь снаружи, осторожно засунула ключи под картину и ушла к себе.
     Анна Ивановна заявилась около десяти вечера и спросила:
     - Как дела?
     - Хорошо, - ответила Оля.
     - Тебя никто не тревожил?
     - Я же одна дома, - прикинулась дурочкой Ольга.
     - В соседней комнате девочка спит, - пояснила Анна Ивановна, - утром я не предупредила тебя, не хотела будить. Очень неприятная особа, лживая такая, она обокрала приемных родителей, вот и пришлось ее забрать. Укол успокаивающий ей сделали: воровка драться стала, когда за ней пришли. Крайне агрессивный, неблагодарный ребенок. Ладно, отдыхай, сейчас я к пакостнице загляну, а чуть поздней мы ее увезем.
     - Куда?
     Анна Ивановна закатила глаза.
     - Приемные родители мерзавке отличные попались, простили ее, назад ждут. Ладно, спи, ты-то хорошая девочка.
     Оля забралась под одеяло, ей стало страшно некомфортно. Ведь чуяло сердце, что Лера оговаривает директора, ну зачем она сама помогала противной девочке?
     Пока тяжелые мысли ворочались в голове у Олечки, в коридоре началась суматоха.
     - Так ведь третий этаж, - говорила кому-то Анна Ивановна, - как она не испугалась, по простыне и скатерти!
     Оля затряслась словно осиновый листок, но к ней никто не зашел и выяснять отношений не стал, очевидно, у Анны Ивановны не возникло никаких сомнений по поводу того, каким образом Лера ухитрилась выбраться из заточения.
     Сегодня утром директорша дала Оле новое красивое платье и сказала:
     - Ну, кричи "ура", за тобой приехал папа, в гостиной ждет.
     Олечка мигом влезла в обновку, побежала в комнату, распахнула дверь и замерла. В кресле сидел толстый, лысый, красномордый пожилой дядька в бежевом костюме.
     - Знакомься, Олечка, - запела Анна Ивановна, - это твой папа, дядя Абдулла, богатый, добрый, красивый... Иди скорей, поцелуй его.
     Голос директора был сладким, словно ванильная глазурь, но Оля приросла к полу, ей моментально вспомнилось предостережение Леры.
     - А где мама? - вырвалось у девочки.
     - Дома ждет, - засуетилась Анна Ивановна, - пирог печет.
     - Замолчи, - велел Абдулла, - пусть она топает в машину.
     На подламывающихся ногах Олечка спустилась во двор и была посажена в тонированную иномарку, вскоре рядом оказался Абдулла. Он плюхнулся на сиденье и стиснул жирной рукой колено девочки. Оля взвизгнула и попробовала выдернуть ногу из цепкой лапы.
     Абдулла засопел и навалился на ребенка, тут только до Оли дошло, что Лера Квашня говорила правду.
     Потные ладони шарили по телу, пытаясь сорвать платье, Олечка собрала в кулак всю свою волю и, понимая, что от сидящих на переднем сиденье шофера и охранника помощи ждать не приходится, воскликнула:
     - А подарок?
     Абдулла остановился.
     - Чего?
     Олечка захлопала глазами.
     - Мне Анна Ивановна сказала, что добрый папа станет мне подарки дарить. Всегда.
     Абдулла расхохотался.
     - Лады, получишь! Чего хочешь?
     - Куклу, - прошептала Оля, - в пышном платье.
     Абдулла захихикал и велел шоферу:
     - Притормози там, на площади у метро, пойду с дочуркой ляльку покупать! Не обманула Анька, чистый ребенок! Куколку желает!
     Выходя из машины, Оля сама ухватила "папу" за руку и стала изображать из себя детсадовку.
     - Ой, вот кукленыши! Хочу!
     Усмехающийся Абдулла довел "дочурку" до палатки.
     - Ну, какую берем?
     - В розовом.
     - Эту?
     - Нет, левее.
     - Такую?
     - Не! Выше!
     Абдулла выдернул свою ладонь из кулачка Оли, повернулся к продавцу и начал командовать.
     - Сними коробку, шевелись, урод...
     Оля тихонько отошла в сторонку и рванулась к метро. Никогда она не бегала с такой скоростью. "Папа" опешил, но потом схватился за мобильный, девочка же, не знавшая местности, совершила ошибку, она оказалась на парковке и от полного отчаяния принялась дергать ручки оставленных там машин, в голове испуганными птицами бились простые мысли! Надо спрятаться, подождать, пока Абдулла с охранником и шофером уедут, и мчаться к Лере. Курский вокзал, деревня Буркино, Валерия Кваша и бабушка Анастасия.
     Олечка твердила адрес, словно заклинание, и тут, на ее счастье, одни из "Жигулей" открылись.
     
     Глава 4
     
     Я слушала рассказ Оли, тихо переполняясь негодованием, а потом, когда девочка замолчала, стала задавать ей вопросы.
     - Ты совсем без родственников?
     - Да.
     - И документов никаких?
     - Ага.
     - Жить негде?
     - Угу.
     - Деньги есть?
     - Нет.
     - Как же ты собралась билет на электричку покупать? И в метро бесплатно не пустят!
     Оля пожала тонкими плечиками.
     - Ну.., пройду зайцем. Через турникет перескочу.
     Вы меня только до подземки подкиньте.
     Я покачала головой.
     - Нет.
     - Ой, почему? - испугалась Оля, но потом быстро сказала:
     - Только не подумайте, что я неблагодарная, спасибо огромное, сама до вокзала дойду. До свидания. Как отсюда выйти, ручки нет.
     - Она отломалась, - пояснила я, - вернее, от старости отвалилась. Вот что, детка, у меня есть небольшое дело в издательстве "Марко", оно расположено неподалеку, надо поговорить с продюсером, который станет снимать мой сериал, а потом...
     - Вы артистка! - восторженно перебила меня Олечка.
     - Нет, писательница.
     - Ах! Правда?
     Я кивнула.
     - Никогда не видела живьем тетеньку, которая пишет книги, - пролепетала девочка.
     Восторг и удивление ребенка были настолько велики, что я ощутила себя по крайней мере Агатой Кристи.
     - Там на сиденье лежит книга, видишь?
     - Ага, "Гнездо бегемота".
     - Это я написала!
     - Bay! Какая толстая! И пахнет здорово, - принялась нахваливать издание Олечка, - вы круче всех смотритесь.
     Девочка явно хотела мне польстить, а детективщицу Виолову раздирало желание похвастаться хоть перед кем-нибудь известием о сериале.
     - И вот теперь они начнут снимать кино, - сказала я, - поэтому я и тороплюсь в "Марко", но потом буду абсолютно свободна, мы поедем ко мне домой и подумаем, каким образом нужно поступить, чтобы решить все твои проблемы.
     - Ой! Нет, нет!
     - Почему?
     - Ваши дети будут против, станут ругаться, закричат: "Зачем сюда побродяжку привела!"
     - Ну, во-первых, Никита совсем маленький, он еще разговаривать не умеет, а Кристина хорошая девочка, ей такие гадкие слова на ум не придут. К тому же и ребята, и Тамара сейчас на даче.
     - Это кто?
     - Томочка? Ну как бы тебе попроще объяснить?
     Моя сестра, правда, не родная по крови, но это уже не так важно. Кристина с Никитой на самом деле ее дети, но я их считаю своими. Послушай, в нашей семье ты разберешься потом, мой муж, Олег...
     Тут я примолкла. Вообще говоря, хотела сказать, что Куприн сотрудник МВД и что он обязательно поможет Оле восстановить документы. Еще супруг придет в полное негодование, услышав про Анну Ивановну с Абдуллой, кроме того, девочке-подростку негоже одной бродить по шумному, полному опасностей городу, не имея в кармане ни копейки. Но потом я подумала внезапно, что слово "милиционер" может напугать находящегося в стрессе ребенка, и сказала:
     - Муж влиятельный человек, с обширными связями. Думаю, он сумеет сделать тебе паспорт или другие необходимые бумаги. Во всяком случае, тебе сейчас не надо никуда ехать зайцем, маловероятно, что бабушка Леры обрадуется невесть откуда свалившейся на голову незнакомой девочке. Думаю, сильно пьющей старухе не захочется тебя кормить, понимаешь?
     - Что же мне делать? - прошептала Олечка. - Куда идти?
     - Не волнуйся, пока останешься у нас, а там посмотрим. Кстати, сейчас я живу в большой квартире одна, муж укатил на две недели во Владивосток по... э.., делам бизнеса, а Томочка с детьми на даче, ее супруг Семен прямо со службы рулит в поселок, в городские хоромы он не заглядывает. Осмотришься, обживешься, купим тебе одежду, прости, конечно, но в этом платьице и беленьких носочках ты смахиваешь на детсадовку!
     Говоря последнюю фразу, я хотела насмешить Олечку, думала, та улыбнется, но подросток опять зашмыгал носом.
     - Анна Ивановна меня так одела, чтобы я Абдулле еще больше понравилась!
     - Забудь мерзкую бабу и отвратительного педофила! Теперь, надеюсь, твоя жизнь пойдет по-другому, - воскликнула я и покатила к издательству.
     Войдя в просторный холл "Марко", я приблизилась к бюро пропусков и сказала:
     - Я автор и иду в пиар-отдел.
     - Паспорт, - вежливо, но твердо донеслось из окошка.
     Я протянула бордовую книжечку.
     - Со мной девочка, пожалуйста, пропустите ее без документов, ей всего четырнадцать лет.
     - Нет проблем, - улыбнулась дежурная и протянула мне зеленый прямоугольник.
     Я повернулась к Оле:
     - Хочешь есть?
     - Ага, - прошептала та, - очень! И пить тоже.
     - Смотри, налево столовая, здесь вполне прилично кормят, купи себе побольше еды, а потом поднимайся на пятый этаж, садись в холле, у телевизора, и жди меня. Не хочешь смотреть передачи, почитай, там на столике всегда лежат книги. Подождешь с часок, и поедем домой. Вот, держи деньги на обед.
     - Ой, зачем так много? - воскликнула Олечка.
     - В самый раз, салат, первое, второе, булочка, сок, потом чай или кофе, не знаю, что ты больше любишь.
     Обедай как следует, домашние все разъехались, у меня в холодильнике пусто.
     Ольга начала перебирать край рукава.
     - Хорошо.
     - Ну и славно, - улыбнулась я, - значит, встречаемся в холле, только сколько времени я проведу в пиар-отделе, не знаю, поэтому терпеливо жди.
     - Да, да, да, - закивала девочка, - я даже не пошевелюсь.
     - Ну это уж слишком, - решила я приободрить бедного ребенка. - Ладно, ступай скорей кушать, могу порекомендовать ватрушки, они здесь замечательные.
     Олечка подпрыгнула и ринулась к стеклянным дверям.
     - Стой, - велела я.
     Девочка покорно замерла, потом с опаской обернулась.
     - Чего?
     - А руки помыть? Туалет слева.
     Услышь Кристина от меня подобное замечание, она бы моментально воскликнула:
     - Сама знаю! И потом, лапы чистые, я ничего ими не трогала.
     Впрочем, Кристя могла выдать и фразу типа:
     - Ну чего привязалась! Я не маленькая уже, вечно глупые замечания делаешь!
     Олечка же потупилась и промямлила:
     - Ой, совсем забыла! Вы не подумайте, я вовсе не грязнуля, просто очень кушать хочется.
     Выпалив эту фразу, она повернулась к туалетной комнате, я вздохнула и пошла к лифту. Сколько таких милых, приятных детей волею злой судьбы оказалось на улице? Впрочем, не следует думать, что все беспризорники несчастные детки, этакие ангелы во плоти, и далеко не каждый побродяжка происходит из неблагополучной семьи. У одной из коллег Куприна, Розы Вергасовой, есть дочь Лиза. В детстве ее мама и папа целыми днями пропадали на работе, но дочурка не оставалась без присмотра, из школы ее приводила старенькая бабушка. Лизочку пытались приохотить к спорту, отдали сначала на гимнастику, потом в бассейн, следом в фигурное катание. Но из всех секций ленивую ученицу выгнали, потом мама решила отвести дочку в художественную студию, но и там Лиза заниматься не стала. Родители не ругали отпрыска, они полагали, что у каждого человека, пусть даже и совсем маленького, имеются свои желания, поэтому просто показывали Лизочке, чем можно занять свободное время: хореография, пение, игра на гитаре... В шкафу у Лизы висело много хорошей одежды, на полках лежали игрушки, и читала девочка отличные книги, понимающие родители никогда не отнимали у нее конфеты, жвачки и косметику, привечали всех друзей и не требовали сплошных пятерок. Не надо думать, что Лизавету безоглядно баловали, нет, ее папа и мама разумно сочетали строгость и ласку, никогда не запирали на ключ выпивку, сигареты, не рылись у доченьки в столе и не изучали содержимое ее карманов. И каков результат? Первый раз Лизавета удрала из дома в тринадцать лет, села на электричку и укатила невесть куда. Мама поставила на уши всю милицию и обнаружила дочь в компании бомжей.
     С тех пор жизнь Вергасовых превратилась в ад, Лиза убегала - родители ее ловили. Через десять лет терпение их иссякло, они постарались вычеркнуть из памяти непутевую дочь, последнее известие от Лизаветы пришло три года назад, она появилась на пороге родной квартиры, одетая в грязную куртку, и, сунув матери покрытого болячками младенца, прохрипела:
     - Зовут Костей, забирайте и делайте с ним, что хотите, надоел мне до смерти, вечно орет. Ну, чего уставилась? Это твой внук, не нравится, я его выкину.
     Спрашивается: следует ли жалеть подобную нищенку? Кто виноват, что теперь Лизавета живет в мусорном бачке? У нее имелось все для нормальной жизни, но каждый человек делает свой выбор сам.
     А вот Олечке просто ужасно не повезло.
     Размышляя о беспризорных детях, я поднялась на нужный этаж и вошла в комнату Федора.
     - Звезда моя, - встал из-за стола пиарщик, - чай, кофе или потанцуем, пока работники телекамеры не явились на встречу? Ты любишь танго или вальс? Впрочем, извините, столь молодая особа, наверное, предпочитает брейк-данс. Садись, звезда моя, в ногах правды нет.
     Я опустилась в одно из глубоких, мягких кожаных кресел. Кабинет Федора четко делится на две зоны.
     Справа от входа стоит рабочий стол и два достаточно неудобных, жестких, покрытых грубой материей красных стула. Слева расположена "группа отдыха": мягкая мебель и журнальный столик, на котором красуется вазочка с конфетами. В "Марко" сухой закон, рядовой сотрудник, пойманный с бутылочкой пива, мигом окажется на улице без выходного пособия, но кабинет Федора имеет особый статус, здесь гостю нальют рюмашку, и в зависимости от того, какую бутылочку ушлый пиарщик вытащит из бара, вы легко сделаете вывод о своем статусе в "Марко". Вообще Федор - это индикатор, демонстрирующий значимость того или иного литератора.
     Начнем с того, что с основной массой авторов наш Феденька не здоровается, просто проходит мимо, даже не задержав взгляд на человеке. Если кивнет, прыгайте от радости, руководство "Марко" на ежедневном совещании заметило - книга N продается удачно.
     Если Федя начинает трясти писателю руку, улыбаться и говорить: "Шикарно выглядишь", - это означает лишь одно, произведение прозаика попало в рейтинг, журнал "Книга и деньги" включил его в десятку лучших.
     И уж совсем классно, если Федор зазывает автора в свой кабинет, усаживает у стола и восклицает: "Звезда моя, нам следует пообщаться!"
     Вот тут можно ликовать по-настоящему: "Марко" надумало провести вашу рекламную кампанию, издательские работники готовы потратить некую сумму на выпуск плакатов, закладок, календарей и приглашение журналистов.
     Ну а если Феденька усаживает вас в кресло, да еще вынимает бутылку, значит, вы и впрямь звезда и теперь можете позволить себе некие маленькие капризы, типа заявления: "На передачу о жизни аллигаторов Кении я не пойду, устала от внимания прессы".
     Впрочем, чтобы окончательно уяснить свое место в "Марко", надо еще ориентироваться в "бутылочном рейтинге". Тут имеются свои тонкости. Коньяк в шкафу стоит разный: от пакостного пойла, произведенного в подвале на малой Лоховской улице, до элитного напитка, доставленного прямо из Франции. Впрочем, есть на полках и водка, и шампанское, и виски, и вино; глянув на этикетки, вы сразу поймете, что к чему.
     Меня, кстати, до сих пор не усаживали в кресло, госпожу Виолову держали у стола, на жестком стуле.
     В принципе у "Марко" нет ко мне никаких претензий, кроме одной: мало пишу и не вовремя сдаю рукописи.
     Но сейчас пиарщик подчеркнуто заботливо умостил меня на кожаной подушке, потом распахнул дверцы бара и воскликнул:
     - Звезда моя, как насчет шампусика?
     - Спасибо, у меня от него голова болит, - честно ответила я.
     - Коньяковского?
     - Нет, нет.
     - Водярского? Или винца? Имею совершенно замечательное, из Италии.
     Огромным усилием воли я попыталась погасить счастливо-глупую улыбку. Федор не предложил мне молдавское, болгарское или чилийское пойло. Госпоже Таракановой хотят налить нектара, прибывшего с Апеннинского полуострова. Следовательно, мой рейтинг взлетел выше некуда. Правда, в шкафу еще имеются эксклюзивные вина из Франции, но их, думаю, открывают лишь для Бустиновой или Смоляковой.
     - Спасибо, - тоном герцогини ответила я, - очень мило, но вынуждена отказаться, поскольку нахожусь за рулем. Вот минеральной водички хлебну.
     Федор крякнул, покосился на свой стол, где стояла нераспечатанная пластиковая бутылка с этикеткой "Речная", и, добыв из недр бара стеклянную емкость, украшенную бумажкой "Naturwasser", ловко свернул пробку.
     - Дешевая ты девушка, - вздохнул он, - имей в виду, подобных не ценят. Мужики любят тех, в кого много вложили: если за все по полной программе заплачено, то другому отдавать ее жаль. Значитца, так!
     Курс молодого бойца. Сейчас сюда заявится Анатолий Голубев, жуткий сукин сын! Отвратительная морда, жадный кабан! Твое дело молчать и кивать. Никаких разговоров о деньгах, это без Арины Виоловой обговорят. Помни, ты звезда, поэтому находишься выше земных реалий. Всякой ерундой, типа денег, то бишь гонорарами, занимаемся мы, мелкие, серые издательские мышки. Великую писательницу не волнуют презренные бумажки, она погружена в творчество. Компранэ <Компранэ - понимаешь? (испорчен, франц.).>, киса?
     - Ага, - кивнула я, - понятно, но у меня иногда бывают всякие незвездные желания, вроде покупки одежды, обуви и вкусных продуктов, и вот в этот момент, когда пафосная личность мается у прилавка, ей очень хочется презренного металла, причем побольше.
     - Лавэ получишь, - дернул шеей Федор, - но учти, чем дольше не будешь вмешиваться в процесс переговоров, тем больше бумажек попадет в твой кошелек. Сиди молча, улыбайся, кивай изредка, произнося фразу: "Все вопросы к издателям".
     - Зачем меня тогда позвали?
     - Ну ты даешь! Нельзя без автора! Имей в виду. Голубев мерзопакостный павиан, беспринципная сволочь, отвратительный.., о.., боже! Рад безумно, великолепно выглядишь! Господи, как ты похудел! Это специально?
     Я обернулась и постаралась не захихикать. В кабинет бойко вкатился бильярдный шар, засунутый в светлый, выпендрежно-дорогой костюм. Сходство с аксессуаром для настольной игры придавали Голубеву не только рост и объем - мне даже сначала показалось, что оба эти размера, если применить сантиметр, будут одинаковы, - но и совершенно лысая, блестящая голова.
     - Раздельное питание, Феденька, - пропыхтело чудовище с портфелем, - жиры, белки и углеводы хаваются по отдельности, и, главное, никакой выпечки.
     Поэтому не предлагай мне ханки, плесни водички, как своей очаровательной дочке.
     Федор заморгал, потом с совершенно искренним изумлением воскликнул:
     - Ты кого имеешь в виду?
     Анатолий улыбнулся, толстые щеки взметнулись и подперли нижние веки, глаза продюсера утонули под бровями.
     - На диване сидит прелестная девчушка, думаю, она твоя дочка.
     Не скрою, мне было очень приятно услышать заявление Голубева, кстати, я еще не справила сорокалетие и считаю себя вполне молодой особой, но вот за школьницу меня давно не принимали.
     - Это Арина Виолова, - хмыкнул Федор, - наш автор.
     Анатолий замер, потом заломил руки.
     - Господи! Такая юная и красивая! Каким образом вы ухитряетесь писать книги лучше Достоевского? Откуда черпаете опыт, где берете сюжеты? Честно говоря, я считал госпожу Виолову умудренной жизнью пожилой дамой не слишком приглядной внешности.
     А вы выглядите словно "Мисс Вселенная", но в отличие от топ-модели еще и обладаете умом.
     Я потупила взор. Конечно, Голубев сейчас произносит льстивые речи, но ведь в них есть и зерно правды. Мои книги замечательны, вот, например, "Гнездо бегемота" или вышедшая в конце прошлого месяца повесть "Сафари на таракана", мне самой понравилась. Что же касается внешности...
     Внезапно я ощутила пинок, Федор, делая вид, что вынимает бутылки из шкафа, толкнул меня и тихонько погрозил кулаком.
     Голубев тем временем сел за стол и вытащил бумаги.
     - Приступим, - другим тоном заявил он, - читайте!
     
     Глава 5
     
     Не стану вам пересказывать содержание беседы, сама не поняла больше половины слов, которыми жонглировали не обращавшие на меня внимания мужчины. Сначала я попыталась вникнуть в суть, но потом бросила бесполезное занятие. Изредка Федор основательно пинал меня под столом, и тогда изо рта Арины Виоловой вылетала фраза:
     - Все вопросы к издателям.
     В конце концов и продюсер, и пиарщик притомились. Федор начал вытирать лоб платком, а Голубев, забыв про раздельное питание, лихо влил в себя почти стакан коньяка и принялся заедать алкоголь шоколадными конфетами.
     - Арина, звезда наша, - с несказанной ласковостью пропел пиарщик, - поставь здесь свою подпись.
     - Где? - прищурилась я.
     Из-за наклеенных ресниц угол зрения значительно сузился, но ради красоты можно и потерпеть некие неудобства.
     - Вот тут, внизу.
     - Слева?
     - Нет, где галочка.
     - Около пункта "В"?
     - Смотри правее, - слишком нежно процедил Федор, и мне стало понятно, что охотнее всего пиарщик сейчас бы треснул свою звезду по затылку.
     - В углу.
     - Над закорючкой?
     - Повнимательней можно? - не сдержался Федор.
     Не желая окончательно злить высокое начальство, я машинально потерла кулаком правый глаз и в ту же секунду вспомнила, что сегодня наложила на себя макияж, так сказать, по полной программе, отдернула от лица руку, но поздно! Одна из фальшивых ресниц шлепнулась прямо на документ.
     Я быстро дунула, но черная полосочка, украшенная мелкими, сильно загнутыми волосинками, приклеилась насмерть. По счастью, Федор и Анатолий не заметили казуса, они вели довольно мирную беседу о своих новых машинах.
     Острым пером врученного мне стило я попыталась отковырять ресничину, но плохо державшийся на веке прибамбас просто приварился к договору.
     Покосившись на мужчин, я поскребла бумагу ногтем. Никакого эффекта. Пришлось снова тыкать в договор ручкой, в какой-то момент из недр самописки выплеснулась большая жирная капля черного цвета.
     Федор и Голубев, не замечая моих действий, беседовали о цилиндрах, дисках и магнитолах, а любая женщина знает, коли в разговоре начинают проскальзывать слова "буфер", "колонки", "сидичейнджер", значит, мужская часть компании находится почти в наркотическом опьянении, в такой момент они ничего не видят вокруг.
     Сочтя момент подходящим, я быстро слизнула каплю и одновременно попыталась зубами отгрызть фальшивую ресницу. На этот раз я выполнила задуманное с блеском, вместо кляксы на договоре остался лишь мокрый след, но вот там, где секунду назад щетинились искусственные ресницы, возникла дыра.
     Я заморгала. Как прикажете поступить теперь? Глаза заметались по столу, и, о радость, я увидела бумажный скотч.
     Оторвать небольшой кусочек от мотка оказалось плевым делом, наклеивание его на дыру заняло максимум две секунды, поставить подпись и того меньше.
     Федор и Голубев теперь схлестнулись на почве руля.
     Спортивный или обычный? Поверьте, это настолько глобальная проблема, что про мелочь по имени Арина Виолова они начисто забыли.
     Я оглядела результаты своего труда и вновь осталась недовольна. Дырка, правда, исчезла, клякса вместе с ресницей благополучно испарились, но все равно понятно, что на договоре имеется заплатка! И тут на меня снизошло подлинное вдохновение. Главное ведь никогда не отчаиваться, выход найдется из любого положения.
     Стило запорхало по документу, и очень скоро мой автограф оказался в рамочке из цветочков. Вот теперь просто на славу.
     - Ну, готово? - вынырнул из беседы Федор.
     - Да.
     Не глядя на договор, пиарщик передал его Голубеву, тот вздернул брови.
     - Это ваша подпись?
     - Естественно, - фыркнула я, - собственноручная, а почему вы удивляетесь? Я всегда рисую овал из незабудок, он делает росчерк неповторимым.
     Пиарщик и продюсер уставились на меня, в их глазах заметалось странное выражение, некая смесь удивления и легкого испуга.
     - Что-то не так? - насторожилась я.
     - Э.., все просто супер, - кашлянул продюсер, - нам нужно будет еще раз встретиться, довольно скоро, обсудить детали сценария.
     - Вы, Виола Ленинидовна, можете ехать по делам, - протянул Федор, - понимаю занятость звездного человека, не смею вас более задерживать. Разрешите проводить.
     Схватив меня цепкой рукой, пиарщик допинал "звезду" до коридора и с чувством заявил:
     - Офигеть можно! Вали отсюда, жди звонка от Голубева. Скончаться можно, я велел же без дури! Знаешь, о чем сейчас спросит Анатолий, когда я вернусь в кабинет? "У твоей Виоловой все дома? Она случайно не из психушки удрапала?"
     - Совершенно не понимаю суть претензий, - с достоинством возразила я, - я одета, как Бустинова, даже вторую серьгу в ухо воткнула, никаких джинсов и маечек, элегантный костюм.
     - Если на пугало нацепить бальное платье, оно не станет принцессой, - прошипел Федор, - звезда моя, сходи в туалет, глянь на свою морду!
     Я покорно побрела в указанном направлении, походя отметив, что Олечка спокойно сидит в холле в кресле, лицо девочки скрывала огромная книга, которую сиротка держала в руках. Были видны лишь оборки белого платья и две тоненькие ножки в белых носочках и парусиновых туфельках. Отчего-то мой взор зацепился за обувь Олечки, но я решила пока не отвлекать девочку, а все же глянуть в зеркало.
     В туалете оказалось пусто, большое посеребренное стекло было полностью в распоряжении госпожи Таракановой. Я подошла к рукомойнику, изо рта вырвался вскрик:
     - Ой!
     Вокруг моего рта темнели синие пятна, они же украшали подбородок и щеки, в качестве особо пикантной детали на нижней губе висела фальшивая ресница.
     Я попыталась ликвидировать безобразие, но очень скоро поняла: качественные чернила намертво въелись в кожу, просто водой их не смыть, требуется применить всякие средства: скраб, гель, но здесь их нет.
     Единственное, что мне удалось, это оторвать налипшую на губу "красотищу", и теперь ранку щипало. Решив, что в моей жизни были и более неприятные ситуации, чем леопардовая расцветка личика, я вытащила тональный крем и спустя несколько минут сочла свой внешний вид вполне приемлемым.
     Особо не расстраиваясь, я вышла в холл, приблизилась к девочке, увлеченной книгой, и велела:
     - Поехали.
     Подросток не пошевелился.
     - Оля, вставай.
     Толстый том опустился на коленки, прикрытые белым платьицем, показалось смуглое личико, маленькие раскосые карие глаза и иссиня-черные, гладкие, словно вороново крыло, волосы.
     - Я не Оля, - вежливо ответила девочка, - меня зовут Яной, я жду маму, она в бухгалтерию пошла.
     В ту же секунду я поняла, отчего зацепилась глазом за парусиновые туфли: на Оле ведь были сандалии.
     - А где Оля?
     - Не знаю.
     - Тут должна сидеть девочка, тоже в белом платье.
     - Здесь только я.
     В легком недоумении я пошла к лифту, вполне вероятно, что Оля не поняла, о каком холле идет речь, и сейчас тоскует внизу около охраны, там тоже стоят кресла.
     Но на первом этаже оказалось пусто.
     - Простите, - обратилась я к секьюрити, высокому парню в черном костюме, - со мной приходила девочка, я отправила ее в столовую, а теперь потеряла.
     Нельзя ли по громкой связи попросить ее спуститься вниз?
     Охранник кашлянул.
     - Такая светленькая, в белом платье?
     - Верно.
     - Она на улицу побежала.
     - Зачем? - изумилась я.
     Парень пожал плечами.
     - Вышла из столовой и спросила: "Где у вас курят?"
     - Курят? Девочка хотела подымить сигаретой??
     Секьюрити осторожно пригладил волосы.
     - Ну, родители, ясное дело, все последними узнают. Сейчас дети ого-го какие, в десять лет уже меня кой-чему научить могут. Я красавице ответил: "В издательстве безникотиновая зона, ступай во двор". Она и учапала, небось там на лавочке сидит, назад не входила! Погода хорошая, дождика нет.
     На площадке рядом с большой клумбой и впрямь стояли две скамеечки, но Оли на них не нашлось. Я зачем-то обошла лавочки.
     - Ищете чего? - дружелюбно поинтересовался парковщик, стоявший у опущенного шлагбаума. - Никак кошелек потеряли?
     - Случается такое, - протянула я, - но сегодня не в портмоне дело. Девочку посеяла, наверное, она все же в издательстве.
     - Сама светленькая, а платьице беленькое?
     - Верно, видели ее?
     Парковщик хмыкнул.
     - Кто она вам, дочь?
     - Просто знакомая, а почему вы спрашиваете?
     Юноша поправил лямки форменного комбинезона.
     - Стою тут с полудня, прямо офигел уже, да еще курево кончилось, а отойти нельзя. Маялся, маялся, гляжу, ребенок вышел, сел на лавочку и закурил. Наверное, нужно было сигарету отнять да сказать, что маленьким смолить вредно, только вдруг ей родители разрешают? В общем, попросил у девочки: "Дай закурить".
     В ответ парковщик услышал короткую фразу:
     - У самой последняя.
     Юноша потерял к девочке всякий интерес, тем более что в этот момент к зданию издательства подлетел тонированный джип и замер. Из иномарки выбрался мужик и пошел ко входу.
     - Она на лавке! - крикнул кто-то из иномарки, и тут начался настоящий цирк.
     Дядька вздрогнул, повернул голову и шагнул туда, где курила малолетка. Девчонка вскочила на ноги и рванула в сторону большого забора, окружавшего двор находившейся по соседству с "Марко" школы.
     - Эй, суки, шевелитесь! - завизжал, похоже, неспособный не то что бегать, а даже ходить быстрым шагом дядька. - Ловите падлу!
     На тротуар выскочили двое мужчин, шофер и охранник, легко, словно гепарды, они кинулись за удирающей девочкой, расстояние между преследователями и жертвой живо сокращалось, и тут белое платьице шмыгнуло в дырку. Накачанные парни замерли в легкой растерянности.
     - Чего встали, уроды! - затопал короткими, жирными ногами хозяин.
     - Так забор, - ответил шофер.
     - Живо перелезайте!
     - Дык не получится, - заскулил водитель, - сплошной бетонный блок, зацепиться не за что, тут человеком-пауком надо быть.
     - Кретины, ..! - принялся материться хозяин. - В дырку ныряйте, за девкой!
     - Нам туда не пролезть, - хором ответила бравая парочка, - слишком узко.
     Речь, полившуюся из уст хозяина джипа, парковщик решил не слушать до конца, он предпочел шмыгнуть в будку, стоявшую около шлагбаума, потому что хорошо запомнил народную мудрость: баре дерутся, а у крепостных чубы трещат. И вообще, его хата с краю.
     Побесновавшись некоторое время и отсыпав нерасторопной, разожравшейся обслуге зуботычин, мужчина пару раз лягнул колеса джипа, а потом сел в салон и укатил.
     Не слушая дальше парковщика, я кинулась к глухой изгороди и легко проскочила в проем, через который не сумели протиснуться бодигарды Абдуллы. Перед глазами распростерся абсолютно пустой школьный двор, слева виднелась распахнутая настежь калитка, возле нее на табуретке дремал дедушка, одетый в форму, отдаленно напоминающую мундир эсэсовца: черные брюки с рубашкой и белая нашивка на груди.
     Только у гитлеровцев из особых дивизий, насколько мне известно, красовался череп, а у старичка было изображение какой-то птички, больше всего напоминавшей ожиревшую курицу.
     - Девочку не видели? - закричала я, подлетая к божьему одуванчику. - Худенькую, беленькую, в носочках.
     Призванный служить грозной охраной, дедуська вздрогнул, открыл глаза, откашлялся и заявил:
     - Уроки закончились, если в кружок мягкой игрушки идешь, то с бокового входа.
     Я воззрилась на старика; интересно, чью голову осенила счастливая идея посадить у входа еле-еле живое существо, засыпающее от отсутствия энергетики?
     Пришлось повторить вопрос. С энтузиазмом старой черепахи охранник чихнул и, промямлив; "Тут много таких, в носочках", - мирно отбыл в страну Морфея.
     Я вышла через калитку на улицу, полюбовалась на прохожих, несущихся в разные стороны по проспекту, посмотрела вслед лентам машин и побрела назад к "Жигулям".
     Оставалось удивляться, каким образом Абдулла ухитрился вычислить, в какой автомобиль занырнула испуганная девочка и куда покатила тачка.
     Устроившись за рулем, я завела мотор, потом выключила его и посидела несколько мгновений без движения. Перед глазами возникла худенькая, маленькая фигурка в нелепом платьице, а в ушах послышался безнадежно усталый голосок:
     "Денег у меня нет, но до Буркина и зайцем доехать можно, Лера, наверное, пустит к себе, я ж ей помогла спастись! "
     Руки снова вцепились в руль, надо срочно ехать на Курский вокзал, Олечка может попасть в новую неприятность. Несмотря на то, что девочка, дочь сильно пьющей и гулящей матери, приучена сама о себе заботиться, она не имеет опыта проживания в большом городе, и потом, за ребенком охотится Абдулла. Надеюсь, мне удастся перехватить Олю у дверей электрички.
     Вдавив педаль в пол, я понеслась по проспекту. Те, кто хорошо знаком со мной, знают: детство Вилки было не самым счастливым. Меня воспитывала крепко закладывающая за воротник мачеха Раиса. Хотя глагол "воспитывала" в данном случае мало подходит. Я отлично знаю, что такое сидеть в студеном подъезде на подоконнике, поджидая, пока "мамаша" наконец забудется пьяным сном. Еще крохотная Виола мастерски умела воровать в булочной сайки, а с трех лет жестоко дралась с мальчишками. В очень юном возрасте ко мне пришло понимание: я сирота, и если у других детей имеются мамы, папы, бабушки, дедушки, старшие братья-сестры, то у меня нет никого. Оставалось лишь сделать выбор: что делать? Принимать удары, сгибаться под пинками судьбы, превратиться в обозленную парию или давать сдачи, не боясь синяков, шишек и кровоподтеков, дурной славы хулиганки.
     Я пошла по второму пути и, когда оказалась в седьмом классе, "приобрела авторитет", даже совсем взрослые мужики в нашей пятиэтажке знали: Вилку лучше не трогать, она без тормозов. Вот Колька Жигунов из двенадцатой квартиры ущипнул меня за попу, и что вышло? Сначала сиротинушка шандарахнула его по башке мусорным ведром, которое несла на помойку, потом схватила железный лом, коим дворник скалывал во дворе лед, и, выставив его, словно пику, заорала:
     - Только подойди еще раз, руки поотшибаю!
     Испугавшийся не на шутку Николай рванул от разъяренной малолетки, но удача в тот день была явно не на его стороне. Не успев сделать два шага, мужик поскользнулся и шлепнулся. Я подлетела к обидчику, высыпала на него объедки, а затем с силой воткнула лом в распахнувшееся пальто соседа, пригвоздив одежду к асфальту.
     После того дня ко мне более не приставали. Кстати, повзрослев, я долго боролась с припадками необузданного гнева. Впрочем, у меня до сих пор иногда темнеет в глазах, если слышу оскорбления. Тут главное попытаться остановить себя, потому что если я иду вразнос, то способна проломить кирпичные стены.
     Непонятно, отчего у меня, хрупкой, слабой женщины, в момент гнева просыпается чудовищная силища.
     Но, несмотря на сиротство, я имела дом, собственную кровать, тумбочку, где лежали игрушки, а Раиса в трезвые моменты была ласкова. Она покупала падчерице халву и карамельки, баловала колбасой, даже дарила изредка кукол. Самое же главное - это наличие Томочки, замечательной подруги, ставшей мне сестрой. Я великолепно знала, что могу слезть с подоконника и побежать домой к Тамарочке. А вот Оля совершенно одинока, во всем мире у нее нет близкого человека. Мама умерла, добрый дядя Петя отдал ее бандерше, ласковая Анна Ивановна продала Абдулле, а уж тот, натешившись с ребенком, наверняка велит пристрелить его. Смерть беспризорной Олечки никого не обеспокоит, некому будет вспоминать о бродяжке, она исчезнет, словно пыль с комода. Впрочем, сравнение неверно, мебель станут протирать, ворча с негодованием: "Опять запылилась".
     Пыль вызовет хоть какие-нибудь эмоции, раздражение, злость, а кончина Ольги пройдет незаметно, так умирает бродячий щенок, ни разу в своей короткой жизни не поевший досыта.
     Внезапно у меня защипало в носу, нога посильнее нажала на газ; ничего, Ольга, я непременно отыщу тебя и постараюсь исполнить роль доброй феи. Олег сделает тебе документы, устроим девочку сначала в санаторий, потом в школу, главное сейчас обнаружить Оленьку.
     
     ***
     
     Если вы пытались когда-нибудь найти человека на Курском вокзале, то поймете меня. Оказавшись около пригородных касс, я мигом поняла тщетность своих попыток. Людское море шумело, кричало, ругалось, плакало, ело, тащило в разные стороны пудовые чемоданы с сумками. Орали дети, шастали цыганки, и бродили странные личности, похожие на опухших мышей.
     Но не в моих принципах сдаваться. Одна из героинь Арины Виоловой, Светочка, является непотопляемым крейсером, девушкой, способной найти несколько выходов из тяжелого положения. Редактор упрекал меня, говоря, что люди, подобные Свете, не встречаются в жизни: выпрыгнув с пятнадцатого этажа без парашюта, невозможно остаться целой и невредимой, но разве я виновата, что Света ухитрилась в полете зацепиться хорошо накачанной ручкой за перила одного из балконов! Скажете, подобного не бывает?
     Должна вас разочаровать, в жизни случается все, даже то, что никому не придет в голову.
     Сосредоточившись, я подумала, как бы повела сейчас себя Света, и полетела к справочному окошку с вопросом:
     - Скажите, как добраться до Буркина?
     Полная блондинка с кроваво-красными губами потыкала пальцем в клавиши и очень вежливо сказала:
     - В Буркине останавливаются лишь три электрички. Одна отправляется в шесть тридцать утра, другая в полдень, а третья отходит с пятого пути через семь минут.
     
     Глава 6
     
     Забыв сказать милой женщине "спасибо", я ринулась в сторону платформы, перепрыгивая через тюки и спотыкаясь о бесконечные сумки на колесах. На любом вокзале сориентироваться трудно, а уж на Курском с его подземными переходами, бесконечными залами, углами-загогулинами и вовсе невозможно.
     В конце концов я нашла нужный путь, увидела стоящий поезд и решила, крича во все горло "Олечка", бежать по вагонам. Времени до отхода было катастрофически мало, но мне ведь надо отыскать девочку, значит, поеду в электричке по области, пока не отыщу Олю.
     Внезапно в толпе мелькнуло белое платьице.
     - Ольга! - завизжала я. - Стой, не бойся!
     Светлое пятно метнулось в вагон, я понеслась вперед, хотела уже вскочить внутрь электропоезда, но тут двери с тихим шипением закрылись, и состав начал быстро удаляться от Москвы, мне не хватило всего одной секунды, чтобы укатить вместе с ним.
     Сжав зубы, я вернулась на площадь, села в машину и принялась изучать атлас. Буркино оказалось не так уж далеко, у меня был шанс, если я, конечно, не влипну в пробки, очутиться в местечке через час.
     Может ли кто-нибудь объяснить мне, когда и по какой причине в Москве образовываются заторы? Ясное дело, что в пятницу, после шести вечера, лучше не высовываться на магистрали, но отчего во вторник в три дня стоит Тверская? Народ же должен куковать на работе, а не раскатывать по столице. Впрочем, иногда дороги оказываются свободными, и сегодня мне несказанно повезло, похоже, что сотрудники ГАИ специально освободили трассы. Я птицей долетела до Буркина всего за сорок минут и припарковалась на главной площади.
     Надо же, я предполагала, что это деревня, а сейчас нахожусь в относительно крупном населенном пункте, тут и там виднеются блочные пятиэтажки. Где искать Валерию Квашню?
     Слегка поразмыслив, я вошла в здание вокзала, нашла там дверь с табличкой "Милиция" и, толкнув ее, увидела мужчину лет сорока в форме, с книгой в руке.
     Услышав скрип петель, дежурный отложил раскрытое издание переплетом вверх и с легким раздражением поинтересовался:
     - Вам чего, гражданочка?
     Я машинально взглянула на растрепанный томик и ощутила приступ зависти: Смолякова, причем очень старый роман, один из ее первых опусов.
     - Че молчите? - начал злиться мент.
     Во мне проснулась актриса.
     - Извините, конечно, я попала в совершенно идиотскую ситуацию.
     - А сюда по другой причине не суются, - безразлично сказал дежурный, - у вас вытащили кошелек?
     Где? Если на автобусной остановке, то ступайте на Коммунистическую, там отделение есть, это ихняя территория.
     - Дело в другом.
     - В чем? - окончательно поскучнел дежурный.
     - Я приехала в гости к подруге, Валерии Квашне.
     - Ну и?
     - Потеряла ее адрес, - заныла я, - Лерочка дала бумажку и добавила: "Если заплутаешь, там спросишь, нас с бабушкой Анастасией все знают".
     - Я думал, у вас дело, - хмыкнул милиционер, - а тут ерунда. Ничем помочь не могу.
     - Пожалуйста, запросите адресное бюро, думаю, много времени операция не займет, все же Буркино не Москва.
     Милиционер моргнул, затем скривился.
     - Ну вы, москвичи, и наглые! Может, тебе еще ботинки почистить или вареньем язык помазать? Иди отсюда.
     - Я вас отблагодарю.
     - Взяток не беру!
     - Кто же о деньгах говорит! Гляжу, вы детективы любите?
     - От скуки любую дрянь прочтешь! - заявил мужик.
     - Вот, смотрите, новая книжка Виоловой, могу подарить, с автографом, моим.
     - За фигом мне твоя подпись!
     - Так я и есть Арина Виолова, писательница.
     Приоткрыв рот, дежурный начал рассматривать обложку с фотографией. Не надо думать, что я страдаю звездной болезнью и всегда таскаю в сумочке собственные произведения, нет, просто это появилось совсем недавно, в моей домашней коллекции ее пока нет, вот я и прихватила сегодня в "Марко" книжечку.
     Конечно, ее легко можно купить в любом магазине, но, согласитесь, смешно приобретать собственное произведение, да и стоит оно совсем недешево.
     - Хорош врать, - рявкнул дежурный, - не похожа совсем. Ну, народ, чего только не придумают. Книги она пишет! Может, еще президентом назовешься, ступай отсюда, пока я меры не принял.
     С этими словами он вышвырнул мою книгу в открытое окно.
     Пришлось уйти прочь, не зная, то ли радоваться, что грубиян не узнал меня на идиотской фотографии, то ли расстраиваться. И как разузнать адрес девушки со странной фамилией Квашня?
     Ломая голову над непростой задачей, я вышла на улицу, сделала шаг вперед и услышала звонкое восклицание:
     - Тетя, вы Квашню ищете?
     Я повернула голову и увидела сидевшего на скамеечке паренька лет пятнадцати-шестнадцати. В руках подросток держал мою книжку, она упала на него из открытого окна, под которым стояла лавочка.
     - Хотите адрес Квашни? - повторил юноша.
     - Ты знаешь Леру? - обрадовалась я.
     - Кого? - протянул парнишка.
     - Леру Квашню, молоденькую девушку...
     - Не, с нами в бараке старуха жила, баба Настя Квашня.
     - Анастасия!
     - Ну.
     - Давай адрес.
     Паренек прищурился.
     - Мы с мамкой оттудова съехали, теперь в Ковалеве квартируем, а я на вокзале подрабатываю, к ларькам продукты таскаю, ящики, бутылки. Сел отдохнуть, ваш разговор услышал, а потом на башку книжка шлепнулась. Вы че, правда ее сами написали?
     - Да, - улыбнулась я.
     - Не похоже, - с сомнением протянул паренек. - Книжечку оставите? Я читать такое люблю, да дорого купить, не по деньгам.
     - Бери, пожалуйста, - кивнула я, - только адрес скажи.
     - Может, померла она, - тянул подросток, - старая была, толстая, противная, с ней никто не дружил, шибко злая Квашня.
     - Адресок назови.
     - Он денег стоит.., много.., сто баксов! Вы писательница, значит, богатая!
     Я вздохнула. Какой смысл объяснять полуграмотному ребенку, что не все литераторы Крезы? И потом, на самом деле я обеспеченная дама, имею квартиру, машину, не очень экономлю на еде. Но с какой стати я должна выкидывать сто долларов за адрес Квашни?
     В результате длительного торга мы пришли к соглашению. Юноша получил купюру с цифрой "100", но маленькая деталь - это были рубли, а я обрела бумажку с нацарапанными словами: "Первомайская улица, дом семь". Вот только в номере квартиры информатор засомневался, то ли сорок семь, то ли сорок восемь, а может, сорок шесть. Но это уже были детали.
     Я села в машину и повернула ключ в зажигании.
     Нужно признать, я удачливый человек, мне просто повезло, что под открытым окном на скамеечке сидел бывший сосед Квашни. Хотя, думается, я все равно нашла бы адрес. Я умная, хитрая и не привыкла пасовать перед трудностями. Главное теперь, чтобы Квашня и впрямь жила на указанной улице.
     Первомайская оказалась длинной, грязной улицей, застроенной обшарпанными двухэтажными бараками, но дом номер семь выглядел совсем уж отвратительно, штукатурки на нем практически не осталось, часть окон уставилась на мир пустыми проемами. Около единственного подъезда сидела на лавочке скрюченная бабушка, одной рукой она крепко вцепилась в детскую коляску, второй подпирала голову с седыми нечесаными патлами.
     - Здравствуйте, - завела я разговор.
     Старушка распахнула глаза, попыталась скорректировать взгляд и громко икнула, тяжелый запах перегара повис в воздухе.
     - А ну пошла вон! - неожиданно заорала бабка, вскакивая на ноги и пытаясь отпихнуть меня от коляски. - Не тронь!
     - Мне и в голову не придет обидеть младенца!
     - Вали отсюдова!
     - Скажите, здесь ли...
     - Иди на...!
     - Простите, я всего лишь хотела узнать про Леру по фамилии Квашня, - тщетно пыталась я добиться от старухи разумного поведения.
     Бабулька с силой толкнула повозку, от толчка "капюшон" упал, и я поняла, что никакого новорожденного внутри нет, в коляске громоздились пустые бутылки.
     - Не дам, - заголосила старушонка, - ишь, взялась из ниоткуда! Это мое!
     С треском растворилось одно окно, сверху свесился парень в серой футболке.
     - Слышь, старая, не блажи!
     - Костик, она деньги отбирает, - еще громче заорала бабулька.
     Костя погрозил мне кулаком.
     - Не трожь Аню Иванну, или в рыло получишь!
     Поняв, что местные жители отличаются на редкость злобным характером, я, зажав нос, нырнула в подъезд и сразу сообразила, что в бараке коридорная система. Дверь с цифрой "48" оказалась предпоследней.
     Не успели пальцы сложиться в кулачок, как эта дверь распахнулась, оттуда резко пахнуло мочой, и появилась хорошо одетая, вполне симпатичная молодая женщина лет двадцати.
     - Вы Лера Квашня? - обрадовалась я.
     - Нет, - вежливо ответила незнакомка, - я Наташа Еремина, можно просто Ната. А зачем вам Лера?
     - Лучше скажите, где баба Настя! - быстро воскликнула я.
     - Кто? - удивилась Наташа.
     - Анастасия Квашня, бабушка Леры.
     Наташа отступила на шаг.
     - Вы знаете Леру?
     - Ну.., не совсем, я ее ищу.
     - Леру?
     - Да, и Анастасию Квашня или Квашню, право, не знаю, склоняется ли фамилия.
     - А кто вам о них рассказал?
     - Это неважно. Не знаете, в какой комнате живет алкоголичка?
     - Алкоголичка?
     - Бабушка Леры Квашни пьет, ее внучка удрала в Москву, но должна была вернуться, а еще девочка Оля могла к ним приехать! Маленькая такая, хрупкая, совсем ребенок. Лера...
     - Маленькая, совсем ребенок, - повторила Наташа, потом в ее глазах мелькнула искра понимания, беспокойство и некий намек на страх.
     Но, может, все это мне лишь показалось, потому что потом Наташа поморщилась.
     - О господи, - вылетело из ее накрашенного ротика, - на Первомайской все если не пьяные, то обкуренные! Отвяжитесь.
     Она с силой выдернула рукав из моих пальцев и пошла к выходу, я толкнула дверь, обозрела комнатку и поняла, что тут давно никто не живет, помещение было набито грязной мебелью, видно, даже бомжи не желали селиться в подобном месте.
     Постояв пару секунд на пороге и вздрогнув, словно попавшая под струю холодной воды собака, я кинулась за Наташей, а та только выходила из подъезда.
     Я схватила ее за руку и сообщила:
     - Ната! Я не пью и не употребляю наркотики.
     - Чего вы от меня хотите? - отозвалась молодая женщина.
     - Давайте подвезу вас до станции, поговорим по Дороге!
     Наташа поколебалась, потом нырнула в "Жигули".
     - Слушаю, - без эмоций заявила она и уронила на пол свою сумку. Торбочка раскрылась, наружу вывалилась куча мелочей.
     - Вот неуклюжая какая, - вздохнула Наташа и стала подбирать вещи. - Ну зачем таскать с собой столько дряни?
     - У меня в сумке такой же бардак, - улыбнулась я, потом, решив помочь Наташе, наклонилась, взяла лежащий на коврике ключ весьма странного вида, толстый, с кнопками и брелком с логотипом "БМВ", и подала его хозяйке:
     - Держи.
     - Спасибо, - нервно ответила та, - так о чем беседовать станем?
     
     ***
     
     Мой рассказ затянулся, Наташа в процессе его потеряла агрессивность, а потом и неприветливость, в конце концов она произнесла:
     - Если подбросишь до Курского вокзала, скажу "спасибо", а в качестве платы за проезд расскажу про Леру, только думается, она давно покойница.
     Я вздрогнула.
     - Почему?
     Ната пожала плечами.
     - Валерка пропала не вчера, известий от нее никаких не было, что прикажешь думать, а? Ладно, давай по порядку. Слушай, хочешь мороженое? Вон там палатка.
     - Нет, - ответила я.
     - Постой, себе куплю, - заявила Наташа, сбегала к ларьку, вернулась с огромным рожком и, кусая лакомство, завела рассказ.
     Девочки по фамилии Квашня появились на свет в Буркине у сильно пьющей матери. Сначала родилась Лера, а потом Наташа. Были ли они от одного отца, не знает никто, мама Аня сама не помнила, с кем делила постель. Но у нее имелся законный муж Ваня Квашня, на которого и записали девочек. Услышь Иван о том, что дважды стал отцом, он, может, и закричал бы:
     "Офигели? Я сто лет с Анькой не живу".
     Только Ваня давным-давно бежал из Буркина в неведомом направлении.
     Аня о девочках особенно не беспокоилась, росли они как трава в огороде, потом мать глотнула некоей жидкости, отдаленно похожей на спирт, и умерла, малышки остались с бабкой Настей, такой же запойной пьянчужкой, что и молодуха. И никто не мог вспомнить, является ли Анастасия родной бабушкой крошек; если все же да, то кем она приходилась Ане?
     Свекровью? Матерью? Ната особо своим генеалогическим древом не занималась, Настю звала "бабой", а Леру "сестричкой".
     Самое интересное, что девочки выросли хорошие, красивые и неожиданно умные. Лера окончила десять классов и уехала в Москву. Валерии хотелось стать парикмахером или маникюршей, найти в столице мужа и навсегда забыть о Первомайской, Ната же мечтала поступить в институт.
     Лера уехала из Буркина сразу после получения аттестата.
     - Устроюсь и сообщу новый адрес, - сказала она Нате.
     Но младшая сестра так и не дождалась сведений от старшей, Валерия словно в воду канула.
     На следующий год Буркино покинула Ната. Ни в какой вуз она не попала, зато пристроилась в фирму, которая отмывает коттеджи после строительства, и встретила свою любовь. На симпатичную девочку обратил внимание сорокалетний хозяин строительной бригады. Разница в возрасте Нату не испугала, сыграли тихую свадьбу, Наташа сменила фамилию на Еремину, и теперь она правая рука мужа, дела у них идут не слишком хорошо, но и не плохо, на хлеб да масло с сыром хватает.
     Два раза в год, на Рождество и Троицу, Ната приезжала в Буркино и находила там одну и ту же картину: пьяные соседи и невменяемая баба Настя. Оставлять старухе деньги было опасно, поэтому внучка затаривала родственницу крупами, консервами, сухим молоком, макаронами, оплачивала вперед коммунальные расходы и уезжала. Мысль о том, чтобы прихватить с собой бабку, даже не приходила внучке в голову, ясное дело, старуха и в Москве станет квасить, а Ната с мужем живут в приличном доме, среди вполне успешных людей, стоит ли позориться перед соседями. Нет уж, пускай баба Настя обитает в Буркине.
     Пару лет назад Ната, приехав очередной раз с продуктовым десантом, нашла Настю мертвой. Сколько бабка пролежала бездыханной, не сумел определить даже эксперт. За окном стояла стужа, в старухиной комнате оказалось открыто окно, градусник в помещении сполз ниже нуля.
     Наташе пришлось побегать по инстанциям, раздать взятки, прежде чем она получила свидетельство о смерти. Немудреные бабкины пожитки растащили обитатели барака, в комнате осталась лишь поломанная мебель, но по-прежнему Лера и Ната прописаны были в Буркине.
     Некоторое время назад Наташе позвонили из администрации Буркина и сообщили, что барак наконец-то идет под снос. Сестрам положено дать отдельную квартиру и, что самое интересное, ее им выделили в новом доме, возведенном, правда, не в Буркине, а в Ведерникове. Наташе было совершенно наплевать на то, где ее собираются поселить, она живет у мужа, поэтому она ответила:
     - Честно говоря, я не нуждаюсь в жилье.
     - А ваша сестра тоже отказывается? - несказанно обрадовался чиновник. - Тогда побыстрей оформите выписку.
     Вечером с работы приехал Андрей, супруг Наты, и отругал жену.
     - Ну ты даешь! - рявкнул он. - Какую хоть квартиру предлагают?
     - Не знаю, - растерялась та, - зачем она мне?
     Андрей постучал согнутыми пальцами по лбу Наты.
     - Ау, войдите! Ведерникове близко от Москвы.
     Сейчас там пустырь, сплошные краны и никакой инфраструктуры, но через пару лет возникнет город. Измученные плохой экологией москвичи уже рвутся вон из столицы. А ты от денег отказываешься! Дают - бери, тебе по закону положено. Барак идет под снос, всем квартиры предоставят. Прописка есть, вопросов нет.
     Наташа закивала и поторопилась в Буркино. Ездить в городок она стала постоянно, потому что оформляла документы, а еще появилась новая забота! Следовало отыскать Леру. В районной администрации Нате объяснили четко: сестрам дадут двухкомнатную квартиру. Одна же Наташа может рассчитывать лишь на маломерку, и для обретения хорошей жилплощади необходимы документы Леры.
     Найти родственницу Еремины не сумели, хоть муж и нажал на все педали. Не так давно рабочие Андрея возвели дом одному милицейскому начальнику, и строитель попросил заказчика о помощи. Довольный хорошо сделанным особняком чиновник постарался, и очень скоро Андрей узнал неутешительную информацию: женщина по имени Валерия Квашня прописана в Буркине, она не зарегистрирована ни в одном городе России, ЗАГСы не отметили и смену фамилии.
     Квашня не стала Ивановой, Федоровой или Задуйветер, она просто исчезла, но и среди мертвых Лера тоже не значилась.
     - Куда же она подевалась? - растерялся Андрей. - По месту прописки вот уж несколько лет не появляется.
     Ментовское начальство крякнуло, а потом весьма откровенно ответило:
     - Знал бы ты, сколько таких! Армия. Живут в одном месте, прописаны в другом. Только не делай вид, что никогда не слышал об этом, небось на работу нелегалов берешь, да и жена твоя вроде в Буркине должна жить, а где на самом деле обретается?
     - Но Валерию никто давно не видел, - протянул Андрей, - Нату в случае необходимости сразу найдут.
     - Может, померла, - спокойно ответил чиновник, - похоронили неопознанной, или лежит где-то в овраге, косточки истлели. Мой тебе совет: не пытайся откусить шмат больше головы, пусть Наташа однокомнатную квартиру получит.
     Но Еремин понимал, более просторные хоромы принесут больший доход, и поэтому велел Нате:
     - Ищи человека, который возьмет бабки и оформит дело.
     Наташа рванулась в очередной раз в Буркино, поболтала кое с кем и вышла на ушлую Татьяну Михайловну, которая деловито заявила:
     - Нет проблем. Платите мне малую толику и получаете на законном основании выделенные квадратные метры.
     Услыхав об объеме "малой толики", Андрей присвистнул, но, по его расчетам, через пару лет стоимость квартиры в Ведерникове должна была сравняться с московской, игра стоила свеч, и Еремин вручил супруге деньги. Ната расплатилась со взяточницей, а та оказалась верна слову, купюры взяла и выполнила обещание.
     Когда жителей барака начали переселять в новые дома, одной из первых ключи от просторной двушки получила Ната.
     Андрей был в восторге.
     - Сейчас возьмем недорогую мебель, - заликовал он, - и сдадим новостройку, много денег не выручим, но пусть хоть копеечка капает! Займись, дорогая.
     И Нате снова пришлось ездить в Буркино. Сегодня она явилась на новую квартиру совсем рано и наткнулась у подъезда на соседку, Елену Петровну, пожалуй, единственную пристойную женщину из барака на Первомайской и, в отличие от остальных жильцов, всегда совершенно трезвую.
     - Ой, Натусечка, - зачастила Елена Петровна, - радость у тебя, да?
     - Какая? - удивилась Наташа. - Вы имеете в виду получение новой квартиры?
     - Лерочка вернулась! - всплеснула руками соседка. - В бараке она поселилась, ночевать приходит.
     У Наташи из рук выпала сумочка. Меньше всего ей хотелось сейчас узнать о появлении сестры. В голове Ереминой мигом заклубились мысли: двушка оформлена на нее и Леру, Андрей не сомневался в смерти золовки, а оказывается, она жива. Если Валерия околачивается в Буркине, то, скорей всего, ее дела идут плохо, старшая сестра, узнав о расселении барака, потребует свою долю, поселится в Ведерникове, Андрей обозлится на жену, наорет на Наташу.
     Конечно, Ната ни при чем, но у всякого мужчины в любой неприятной ситуации всегда виновата жена.
     Полная мрачных раздумий, Наташа поторопилась в Буркино, влетела в полупустой барак, распахнула дверь некогда родной комнаты и обнаружила там на продавленной кровати женщину, отдаленно похожую на Леру. У незнакомой бомжихи были грязные рыжие волосы и синевато-бледная, усыпанная веснушками кожа. Сначала даже испуганной Нате показалось, что перед ней опустившаяся сестра, но потом она с облегчением поняла - нищенка ей незнакома.
     Комната больше не принадлежала Наташе, никаких прав гнать оттуда кого-либо она не имела, но Еремина не стала долго думать, она ухватила бродяжку за шиворот, выбросила несопротивляющуюся бабу за порог, потом побежала в туалет, тщательно вымыла Руки, покинула санузел и наткнулась на меня.
     
     Глава 7
     
     - Значит, Лера старше вас, - подвела я итог.
     - Да, - кивнула Наташа.
     - Ей, простите, конечно, не пятнадцать лет?!
     - Нет, - усмехнулась Ната, - впрочем, и не восемнадцать и не двадцать.
     Я молча уставилась на дорогу, из рассказа Олечки было ясно, что Абдулла педофил, тогда с какой стати его заинтересовал "перестарок"? Или девочку, принесенную в квартиру Анны Ивановны, на самом деле звали по-иному? Но зачем она тогда прикинулась Лерой? Назвала фамилию Квашня? Указала адрес в Буркине? И где Олечка? Если она не поехала в область, то где Оля сейчас? Бродит испуганной по враждебной Москве? Попала в руки к очередной Анне Ивановне?
     А может, ее захватил Абдулла и теперь издевается от души, мстит за часы погони?
     - Если можно, притормози у метро, - попросила Ната.
     Я машинально выполнила просьбу Ереминой. Молодая женщина улыбнулась и сказала:
     - Спасибо, на машине намного лучше, чем на электричке. Наверное, придется научиться управлять автомобилем, да все недосуг.
     - В своих колесах тоже есть неудобство, - решила я просветить Наташу, - в столице сплошные пробки, иногда часами стоять приходится, а метро катит спокойно.
     - Ну насчет "спокойно" ты хватила, - покачала головой собеседница, - подземка сплошной стресс, то взрыв случится, то электричество вырубят. Нет, решено, прямо завтра отправляюсь в автошколу, ну, пока.
     - Постой!
     - Что случилось?
     - Будь добра, запиши мой телефон.
     - Давай, - после легкого колебания ответила Ната, - диктуй, только зачем?
     - Ты же регулярно ездишь в Буркино.
     - Теперь все, больше не стану.
     - Ладно, - не сдалась я, - но ведь Ведерникове недалеко от твоего прежнего места проживания.
     - В двух шагах, через лесок десять минут спокойным шагом.
     - Вдруг Лера объявится...
     - Маловероятно.
     - Или Оля придет! Очень прошу, не гони девочку, позвони мне, я мигом примчусь. Пойми, она круглая сирота, без родителей, ей никто, кроме меня, не поможет!
     Наташа кивнула.
     - Ладно, я очень хорошо понимаю, каково одной-одинешеньке во враждебном мегаполисе. Ты, кстати, тоже запиши мои координаты, затеешь ремонт, обращайся, в лучшем виде сделаем.
     Сказав последнюю фразу, она вдруг побледнела и схватилась за низ живота.
     - Что с тобой? - испугалась я.
     - Ну и прихватило, словно ножом режет, - пробормотала Наташа, синея на глазах, - такой приступ резкий, словно гвоздь в кишки воткнули и поворачивают, поворачивают. Потом бах - и отпускает, зато тошнота появляется, а после опять хорошо.
     - Может, ты беременна?
     - Нет, - прошептала Ната, - аборт по глупости в семнадцать лет сделала, не могут у меня дети появиться.
     - Аппендицит?
     - Вырезан давно.
     - Тогда гастрит или холецистит?
     - Ты врач?
     - Нет, просто иногда приходится листать "Справочник терапевта".
     - Можно посижу пару минут?
     - Конечно, - закивала я и, решив слегка развеселить Нату, спросила:
     - Хочешь анекдот расскажу?
     - Ага, - выдавила из себя та.
     - Ночью в квартире врача раздается звонок, сонный эскулап снимает трубку и слышит хорошо знакомый голос одного из его постоянных клиентов: "Доктор, немедленно приезжайте, у моей супруги приступ аппендицита". - "Это невозможно, - с плохо скрытым раздражением ответил мужик, - три года тому назад ей удалили отросток, у человека не бывает второго аппендикса". - "Зато у него бывает вторая жена", - заорали из трубки. Смешно?
     - Да, - прошептала Вата и, закатив глаза, стекла по сиденью.
     - Эй, - насторожилась я, - тебе плохо? Ответь.
     Но попутчица молча полулежала в кресле, по ее лицу тек пот. Испугавшись, я схватилась было за телефон, но поняла, что нахожусь в двух минутах езды от большой клинической больницы, и рванула по проспекту, нарушая все правила дорожного движения.
     В приемный покой я влетела с воплем:
     - Скорей, человек умирает!
     Сидевшая за столом женщина средних лет, заполнявшая какие-то бумаги, раздраженно сказала:
     - Нельзя ли потише.
     - У меня в машине тяжелобольная.
     - Незачем так орать! По "Скорой" приехали? Где бригада?
     - Ната в моей машине.
     - Везите ее сюда.
     - Она не может передвигаться самостоятельно.
     Медсестра скривилась.
     - Пьяную не возьму, впрочем, наркоманку тоже.
     - Да вы что! - подскочила я. - Больница тут или невесть какое заведение? У Наташи схваткообразные...
     Врачиха не дала мне закончить фразу.
     - Это в роддом, - с огромным облегчением заявила она, - мы рожениц не принимаем.
     Поняв, что с тупой бабой каши не сваришь, я толкнула дверь с табличкой "Кабинет врача" и, провожаемая гневными воплями медсестры: "Стой, куда поперла?!", влетела в крохотное помещение.
     На кушетке лежала юная женщина, около нее с какой-то стеклянной трубкой в руках стоял мужчина в синей хирургической пижамке.
     - Ай - взвизгнула больная и, мгновенно сев, попыталась прикрыться висевшим на спинке стула платьем.
     - Безобразие! - с чувством произнес доктор. - Убирайтесь вон!
     Но я уже вцепилась в его руку и, не отпуская ее, принялась говорить о потерявшей сознание Наташе.
     Надо отдать должное врачу, он не стал мямлить и терять время, коротко сказав голой тетке: "Подождите секунд очку", медик вышел во двор, влез в мои "Жигули", окинул взглядом судорожно дышащую Наташу, выхватил из кармана черную коробочку с антенной и начал раздавать указания. Не прошло и пары минут, как началась суета. Словно по мановению волшебной палочки возникла каталка, и две симпатичные девочки в обтягивающих халатиках увезли бездыханную Нату внутрь коридора.
     - Что с ней? - испугалась я.
     - Пока не знаем, - сухо ответил врач. - Ступайте к Нине Николаевне, нужно оформить документы.
     Я вновь оказалась около неприветливой медсестры, только на этот раз она имела на лице человеческое выражение.
     - Уж простите, - принялась извиняться Нина Николаевна, - я сразу не поняла, что человеку плохо, к нам ведь всех волокут, мы и привыкли, что если не "Скорая" доставляет, то либо белая горячка, либо наркоман.
     Я не стала воспитывать медсестру, просто сообщила все известные мне о Наташе данные, оставила ее домашний телефон и уже собралась уходить, но тут Нина Николаевна воскликнула:
     - Теперь ваши координаты!
     - Зачем?
     - Так положено, если не "Скорая" доставила, то я обязана записать все о том, кто привез больную.
     - Пожалуйста, пишите, мне скрывать нечего, - пожала я плечами.
     ...Дома после всех невзгод я оказалась поздно, распахнула холодильник и пригорюнилась: пусто. За хозяйством у нас следит Томочка, она готовит всякие вкусные блюда, стирает, гладит. Я хожу за продуктами и убираю квартиру, честно говоря, не люблю делать первое, а второе просто ненавижу, но совесть не позволяет взваливать на хрупкие плечи подруги все бытовые тяготы. Впрочем, Тамарочка давно говорит:
     - Вилка, ты работаешь, приносишь в дом деньги, а я ничего не делаю.
     Только я очень хорошо знаю, сколько времени и сил отнимает это "ничегонеделанье" домашней хозяйки, поэтому не разрешаю Томочке шляться на рынок и в супермаркет. Каждый понедельник подруга вручает мне список, где подробно указано, сколько и чего нужно приобрести. Я тупо следую указаниям, никогда не проявляя творческой инициативы. Если Томочка написала: гречневая крупа, ядрица, производства фирмы "Русская ложка", то буду искать именно подобную.
     Если на прилавках я увижу идентичный продукт, но под маркой "Русский половник", то ни за какие коврижки не возьму его. На первый взгляд вся гречка выглядит одинаково, но Томочка лучше знает, из чего получится вкусная каша.
     Беспрекословно слушаться подругу я стала после одного случая. Пару лет назад, вручая мне очередной список покупок, она сказала:
     - Молоко бери только обезжиренное.
     - Угу.
     - Масло лучше всего сделанное в Вологде.
     - Ага.
     - И шоколад наш, не импортный.
     - Хорошо.
     - Макароны только "Макфа".
     - Италия, да.
     - Нет, Россия.
     Я хихикнула.
     - Томуся, это уже смахивает на квасной патриотизм, что, ничего иностранного нельзя?
     Тут из кухни понесся свист чайника, Томочка побежала на звук со словами:
     - Пожалуйста, только по списку, я сейчас пойду в школу, на родительское собрание, вернусь и сделаю макароны болонез.
     Я отправилась в супермаркет, прошлась со списком вдоль рядов и купила все, что заказала Томочка. Макароны оставила напоследок. Но сил бродить уже не было, и я решила, что беды не будет, если схвачу любую пачку из представленных в продаже. Макароны они и в Африке макароны. Ну какая между ними разница?
     Вернувшись домой, я разобрала сумку, быстро вскипятила воду и закинула туда сухие палочки. Сейчас сварю спагетти и, когда Томочка вернется, скажу:
     - "Макфу" приготовила.
     Стопроцентно она не заметит разницы. Очень довольная собой, я отправилась в ванную; на пачке написано: "Варить 10 минут", успею помыться.
     Плескаясь над раковиной, я услышала голос Олега:
     - Покушать есть чего?
     Мыло попало в глаза, я взвизгнула.
     - Так ужин где? - не успокаивался супруг.
     - На плите, - пытаясь смыть с лица гель, пробормотала я, - там, в кастрюле. В общем, сам разберешься, я сейчас закончу и приду.
     Куприн ушел, а я, думая, что муж отбросит макароны на дуршлаг, не торопясь привела себя в порядок.
     Через четверть часа появилась на кухне. Как раз в тот момент, когда Олег что-то вываливал на тарелку.
     - Ничего кашка, - сказал он, - пресновата слегка, но с джемом сойдет. Она из чего, никак не пойму.
     Перловка? Больно мягкая. Геркулес? Вообще-то не похоже, ты что сварила?
     - Макароны, - растерянно ответила я, глядя на малоаппетитную серо-белую массу, и впрямь смахивающую на кашу.
     - Спагетти?
     - Да.
     - А почему они такие жуткие? - воскликнул Олег. - Ну и гадость! Я думал, каша-размазня!
     - Не знаю, - пробормотала я, - ты что с ними сделал? Толкушкой мял?
     - Когда я пришел, они уже такие были! Интересно, почему?
     - Потому что Вилка схватила не то, что я ей заказывала, - сообщила, входя в кухню, Томочка, - ведь не зря я сказала: "Макфу" бери! Так и знала, что не послушаешься, и купила сама пачку. Вот, глянь!
     - Ну и в чем отличие этих макарон от других? - взвыла я.
     - Во всем, - вздохнула Томочка, - макароны разные. Читай, что написано на упаковке "Макфы".
     - Сделано из твердых сортов пшеницы.
     - А теперь вторую посмотри, ту, что сама купила.
     - Произведено из мягких сортов.
     - Вот! Потому они и разварились! А из твердых - не развариваются. Уловила разницу? И еще, от таких не потолстеешь. Софи Лорен всем говорит, что каждый день лопает пасту, и какая у нее фигура! Маленький секрет: она ест лишь то, что сделано из твердых сортов пшеницы, как "Макфа".
     - Знаешь, - из чистого упрямства заявила я, - можно не обожаемую тобой "Макфу" брать, а итальянский продукт! Италия - родина макарон, там плохо не сделают.
     Томочка потрясла пустой упаковкой.
     - Так ты и купила Италию. Очень часто к нам сплавляют не самый лучший товар, надеются на неопытных покупателей, ну не приучены наши люди надписи на пачках читать. И потом, итальянские значительно дороже "Макфы", потому что везут издалека Получается, что ты приобрела задорого дрянь, а могла купить хорошие и подешевле. Просто тебя остановило то, что "Макфу" делают в России. Да, наши товары порой не отличаются качеством. Допустим, машины, ну не сравнить их с иномарками.
     - Это верно, - живо встрял Олег, - наши автомобили просто конструктор для взрослых, набор гаек и болтов.
     - Но ведь глупо не видеть правды, - не обращая внимания на Куприна, проговорила Томочка, - Вилка, не упорствуй зря. Российское не значит плохое.
     Давай я приготовлю "Макфу", и ты попробуешь, какая она вкусная.
     Я устыдилась и с тех пор всегда слушаю Томочку, покупаю лишь то, что она велит.
     Но сейчас подруга на даче, я давно не пополняла припасы, а методично уничтожаю то, что было в шкафчиках, и вот теперь настал момент, когда перед глазами распростерлись пустые полки.
     Уставившись в шкафчик, я призадумалась. С одной стороны, хочется есть, с другой, лень выходить на улицу, с третьей, если меньше лопать, то талия станет, как у Гурченко, но, с четвертой, жрать хочется невыносимо. Вздохнув, я решила пойти на компромисс: сейчас переоденусь в джинсы, смою с лица надоевший макияж, выпью пустой чай и, если голод не утолит сладкая вода, пойду на проспект. Кстати, похоже, сахара тоже нет.
     Вздыхая, я пошла в ванную, открыла воду, с наслаждением умылась, провела ладонями по щекам, дотронулась до ушей и вскрикнула от боли: правую мочку словно дернуло током.
     Быстро промокнув лицо, я глянула в зеркало. Правое ухо чуть распухло и покраснело, виной тому явно была клипса, прикрепленная мною для большей схожести с Бустиновой.
     Проклиная креативное решение, я попыталась избавиться от украшения, но потерпела неудачу. Защелка клипсы, по непонятной причине утыканная мелкими зубчиками, намертво впилась в мочку.
     Злая как мурена, я вышла из квартиры и понеслась на проспект. Впрочем, нет худа без добра, сейчас устрою продавщице, всучившей мне бижутерию, вселенский скандал, заставлю ее отцепить "красотищу", а потом в качестве награды за суетный, нервный день куплю себе разных вкусностей: кусок шоколадного торта, брикет сливочного мороженого... Нет, прежде отправлюсь в гастрономический отдел.
     Обдумывая список разносолов, я подбежала к прилавку, где утром приобрела воду вкупе с другими мелочами, и, ткнув пальцем в свое ухо, воскликнула:
     - Девушка, это что?
     - Голова, - лениво ответила продавщица.
     - Не о ней речь! Сбоку чего висит?
     - Где?
     - Вот!
     - Вы о чем?
     - О клипсе! - теряя остатки самообладания, заорала я. - Что за дрянь вы мне продали! Сначала еле ее надела, теперь снять не могу.
     Торговка захихикала.
     - Ничего смешного не вижу, - окончательно вышла я из себя, - немедленно отцепите! Иначе.., иначе.., иначе...
     Слова иссякли. Да и чем я могла напугать продавщицу.
     Девушка подавила смешок.
     - Ведь сказала вам про выставки животных, которые тут в двух шагах проходят, так вы слушать не стали!
     - Дорогуша, - процедила я сквозь зубы, - мне совершенно непонятен ход ваших мыслей. С какого рожна вы зазываете меня любоваться на собак и кошек? И при чем тут клипсы отвратительного качества, впившиеся в ухо?
     - Вот, - с укоризной отметила торгашка, - снова меня перебиваете, если всегда так себя ведете, то неудивительно, что попадаете в дурацкие истории. Следует хоть иногда слушать других людей.
     Я затопала ногами.
     - Хватит трепаться! Немедленно сними эту дрянь с моего уха.
     Холодные пальцы прикоснулись к мочке, на секунду боль стала совсем невыносимой, потом девушка положила на прилавок украшение и констатировала:
     - Да уж, прямо до крови разодрало, надо перекисью промыть и йодом помазать.
     - Надо тебе по лбу настучать за продажу некачественного товара! - окончательно вышла я из себя.
     - Клипсы суперские!
     - Ага! Посмотри на мое ухо!
     - Так их не для вас делали, - пошла в атаку девушка, - не знаете, а лаетесь.
     - Ну-ка, милочка, немедленно покажи, где на этой упаковке указано, что серьги нельзя носить Виоле Таракановой? Остальные покупатели спокойно вынесут пытку колючками? - рассвирепела я. - Имей в виду, я так это дело не оставлю. Завтра же пойду жаловаться!
     - Куда?
     - Не волнуйся, найду адрес!
     - Ступайте хоть в ООН, - заржала девчонка, - только опозоритесь! Дурой покажетесь! Сережки-то для собак!
     Я даже сделала шаг назад.
     - Что?
     - Здесь рядом часто выставки проходят, собачники с кошатниками люди психованные, заради любимчика на все готовые, охота им потом медалями хвастаться! Вот мы и приторговываем аксессуарчиками. Глядите, браслетики на лапки, цепочки на шею, - словоохотливо объясняла девица, - а клипсы эти для пуделя или йоркшира предназначены, их в уши вставлять не надо, за шерсть цепляются, оттого прибамбасы и с зубчиками, чтобы не выпали. Я как увидела, что вы на себя примеряете, прямо офигела!
     - Почему же не остановили покупательницу?
     - Так я начала про выставку рассказ, а вы слушать не стали: какое, думаю, мне дело? Охота вам в пуделячьих украшениях рассекать, флаг в руки. Деньги заплатили - и вперед.
     Не найдя никаких возражений, я пошла домой, уже войдя в квартиру, вспомнила, что так и не купила никакой еды, обозлилась на себя и легла спать. В конце концов, почивающего человека голод не мучает, и вообще, все, что ни случается, случается к лучшему, на ночь вредно наедаться.
     
     ***
     
     Утром я села к столу и уставилась на чистый лист бумаги. Новую рукопись следовало сдать через три недели. С одной стороны, срок большой, с другой, если учесть, что написать надо 350 страниц, то понятно, - времени нет. Нужно упорно работать, но, как назло, в голову ничего не лезло, кроме фразы "Жил-был Иванцаревич...".
     Промаявшись до полудня, я решила, что виновник моего творческого кризиса - голод, и собралась пойти в ларек за булочками. Но не успела я выйти в прихожую, как раздался звонок. Я схватила трубку.
     - Алло.
     - Добрый день, не разбудил? Анатолий Голубев вас беспокоит.
     - Что вы! - бодро воскликнула я. - Мы, писатели, ранние пташки, еще солнце не взошло, а уже сидим и строчим рукопись.
     - И как долго длится рабочий день?
     - Ну.., часов до пяти.
     - Душенька, нам надо встретиться.
     - Зачем?
     - Обсудить сценарий, но боюсь вам мешать, пишите, кошечка.
     Я подскочила на месте. Больше всего хочу, чтобы кто-нибудь сейчас вытащил меня из-за стола, вот тогда я со спокойной совестью брошу неначатую рукопись. Не надо думать, что госпожа Тараканова лентяйка, рада бы ваять роман, только неотложные дела оторвали от стопки бумаги.
     - Кино очень важная вещь, поэтому я сейчас все отложу.
     - Вы ангел! Где столкнемся? В пятнадцать ноль-ноль устроит?
     - Право, мне все равно! И место выбирайте сами.
     - Не затруднит вас подъехать в наш офис?
     - А где он находится?
     - Самый центр, очень удобно. Только вы ведь, наверное, на машине?
     - Естественно, - хмыкнула я, - звезды на метро не ездят.
     - Давайте запишу номер, - засуетился Анатолий, - сами знаете, какая проблема с парковкой, резервируем для VIP-гостей места.
     Ощутив себя в одной шеренге с Бустиновой и Смоляковой, я распахнула шкаф. Что надеть? Поверьте, этот вопрос намного серьезнее, чем "Что делать?" и "Кто виноват?". К сожалению, передо мной не столь уж богатый выбор! Но можно залезть в комод к Кристе и поворошить вешалки в гардеробной Томочки.
     И тут снова зазвенел телефон.
     - Слушаю, - пропела я.
     - Виола Ленинидовна Тараканова?
     - Да.
     - Вас беспокоит зав реанимационным отделением Козырькин Максим Михайлович.
     - Что случилось? - воскликнула я, ощущая, как Дрожат ноги. - Говорите скорей!
     - Вы вчера доставили в нашу больницу Еремину Наталью.
     - Да.
     - Она скончалась.
     - Господи!
     - Приезжайте.
     - Зачем?
     - Тело надо забрать, - пояснил доктор, - мы не можем его у себя долго держать.
     - Простите, мне очень жаль умершую женщину, только я не имею к ней никакого отношения. Познакомилась с Натой случайно, подвезла из Буркина в Москву, потом пассажирке стало плохо, собственно говоря, это все.
     - Но вы сообщили ее данные!
     - Правильно, мы разговорились, обменялись телефонами, позвоните ее мужу Андрею.
     - И имя супруга знаете, - протянул медик, - скажите честно, просто не хотите заниматься похоронами, вот и придумали сказки!
     - Глупости! Мы чужие друг другу люди!
     - Но при этом вы в курсе ее семейного положения, знаете, как зовут мужа, - не успокаивался Козырькин.
     - Ничего странного, мы всю дорогу болтали. А что случилось с Наташей? Отчего она умерла?
     - К чему ненужное любопытство, - тоном замороженной селедки ответил Максим Михайлович, - если, как вы утверждаете, являетесь совершенно посторонним человеком, то и подробности вам знать не следует.
     
     Глава 8
     
     К офису "Шарашкинфильма" я прибыла в четырнадцать тридцать и слегка рассердилась на себя. Настоящая звезда должна опаздывать, а не являться как дворняжка за полчаса до назначенного времени. Ладно, посижу в машине, послушаю радио, тем более что у самого входа есть свободное местечко. Но не успели "Жигули" удобно устроиться около тротуара, как появился мужчина, одетый в ливрею, и категорично заявил:
     - Уезжайте.
     Обратись швейцар ко мне вежливо, произнеси он фразу типа: "Извините, пожалуйста, но это место зарезервировано для другого человека", я бы спокойно убралась прочь, но наглый тон лакея вынудил меня ответить адекватно:
     - И не подумаю.
     - Отваливай.
     - Почему?
     - Тут нельзя стоять.
     - И где запрещающий знак?
     - Я вместо него.
     - Что-то не вижу на твоем лице красной полосы!
     Привратник посинел.
     - Укатывай, убогая.
     - Сам отвали.
     - Глянь вокруг, чмо! Здесь парковка "Шарашкинфильм", сплошь звездные тачки, убирай раздолбайку, иначе хуже будет!
     - Даже не пошевелюсь!
     - Ща эвакуатор позову.
     - Права не имеете, да и не станет ГАИ заморачиваться, - спокойно ответила я.
     - Эвакуатор свой есть, - прошипел прислужник, - в последний раз спрашиваю: отвалишь?
     - Нет, - рявкнула я и, тут же вспомнив беседу с Голубевым, хотела сказать, что руководство "Шарашкинфильм" зарезервировало Арине Виоловой парковку.
     Но я не успела произнести заветную фразу, швейцар вытащил из кармана складной нож и ровно за секунду проткнул покрышки.
     - По-хорошему не хотела, - засмеялся он, - теперь по-моему будет. Ща эвакуатор оттащит, колесики прокололися, ай, беда! Неисправная тачка подлежит увозу с Тверской! Распоряжение самого мэра!
     Я вылетела из машины и услышала радостный вскрик:
     - Арина! Вы! Замечательная пунктуальность!
     От шикарного "Мерседеса" шел Анатолий.
     - Точность - вежливость королев, - воскликнул продюсер, - право, редкое качество в наше время!
     Чем вы расстроены?
     - Ваш парковщик проткнул колеса моей машины!
     Голубев замер.
     - Кто?
     - Он! - показала я на опешившего швейцара.
     - Ваши покрышки?
     - У меня нет резины! Речь идет об автомобиле!
     Анатолий всплеснул руками.
     - Господи! Урод! Как посмел! Ариночка, солнышко, не волнуйтесь, пока обсудим дела, "Бентли" обуют, или вы ездите на "Лексусе"? Вон тот, серебристый, ваш?
     - Нет! У меня "Жигули"!
     Продюсер уставился на ржавую "лошадку".
     - Этот ме..., - начал он, но вовремя спохватился, закашлялся и сумел исправить ситуацию, - ..таллический автомобильчик?
     - Ну не бумажный же! - ехидно отозвалась я.
     - Ваня, Сашка, Петька! - затопал ногами Голубев и, когда три парня в темных костюмах явились на зов, перешел в диапазон ультразвука. - Чтоб этот ме.., то есть "Лада", была немедленно приведена в лучший вид, колеса новые, руль, кресла, педали.., не знаю, что еще, живо, кретины! Парковщика убить, расчленить, закопать в навоз, руки ему оторвать, ноги, голову в... засунуть! Живо! Чего встали! Выполняйте! Всех расстреляю! Арина, солнце мое, душенька, ангел, кошечка, заинька, пингвинчик сизокрылый...
     Продолжая присюсюкивать, Анатолий втолкнул меня в лифт, который поднялся на шестой этаж. Продюсер усадил меня в кабинете, велел длинноногой блондинке подать кофе, чай, газировку, кефир, молоко, сливки, доставить из ресторана обед вкупе с десертами, упал в кресло, вытер лоб платком и простонал:
     - Боже! Кругом одни свиные рожи! Я не способен всех воспитать! Нормальных людей просто не осталось! Одни болваны!
     - Не переживайте так, - улыбнулась я.
     - Вы ангел! - приободрился Голубев. - Чистый, светлый херувим, талантливый, гениальный...
     Поток хвалебных речей прервал стук в дверь.
     - А вот и ваш режиссер, - радостно потер руки продюсер, - входи, Сигизмунд.
     В кабинет втиснулось странное существо ростом чуть повыше нашей собаки Дюшки. Тонкие ножки мужчинки были обтянуты грязными рваными джинсами. Конечно, сейчас в моде "бомжеватость", и в самых дорогих магазинах вы увидите на вешалках настоящую рванину за невероятные деньги. Только штаны режиссера потеряли приличный вид, так сказать, естественным путем, очевидно, Сигизмунд ползал пару недель по помойке кирпичного завода, вот брюки и приобрели дырки вкупе с пятнами рыже-коричневого цвета. Хотя, может, я ошибаюсь? Вдруг постановщик крутился около бачков заведения быстрой еды и извозился в кетчупе?
     Впрочем, и майка у него не лучше, а отсутствие бицепсов парень компенсирует прической, его треугольное личико прикрывают длинные клокастые пряди, коим мог бы позавидовать шнуровой пудель.
     - Это Сигизмунд, - воскликнул Голубев, - он снимал "Москва в крови", "Семеро с винтовкой", "Собака-убийца" и "Пикник с бензопилой". Все сериалы супер! Гизя мастер приковывать зрителя к экрану. Да, мой дорогой?
     Гизя издал нечленораздельный звук и топнул рваной, заляпанной грязью кроссовкой.
     - А это Виола, автор супербестселлеров, от которых тащится вся страна, - закатил глаза продюсер, - когда две звезды сталкиваются, то...
     - Давай по делу, - прохрипел Гизя, - значитца, по сценарию, серий до фига, материала мало, надо дописывать.
     - Хорошо, - быстро кивнула я.
     Режиссер с любопытством взглянул на меня.
     - Лады! Главного героя обеспечиваем бабой, а то эротики не будет! Касса не попрет.
     - Простите, - напомнила я, - в моей книге действует женщина Света.
     - Не канает.
     - Не поняла.
     - Мужик будет! Баба не хиляет, на нее не пойдут.
     Делаем из Светы Павла. Лады?
     - Ну...
     - Согласна? Хорошо, - кивнул Гизя, - тебе, главное дело, мне не мешать, иначе дерьмо выйдет. Значитца, Павел! Ему необходима любовница! Негритянка!
     Я заморгала.
     - Э...э...
     - Чернокожие пока у нас редкость, - принялся теребить сальные волосы Гизя, - подберем конфетку, пару сцен в постели, потом прирежем ее. Классная картинка получится: белая простыня, черная герла, красная кровь! Супер! Тарантино отдыхает!
     - Но... - попыталась возразить я.
     - У Павла будет брат, - стукнул кулаком по столу Гизя, - китаец! Сейчас мода на Восток.
     Воспользовавшись тем, что постановщик вцепился в бутылку с водой и стал жадно глотать, я влезла со своим замечанием.
     - Нелогично!
     - Че? - удивился Гизя.
     - Павел россиянин, а его брат из Поднебесной?
     - И чего?
     - Так не бывает!
     - Почему?
     Как следует отреагировать на идиотский вопрос?
     - Хочешь классный сериал с чумовым рейтингом и отпадной долей? - резко вскочил на ноги Гизя.
     - Да, - честно призналась я, не слишком поняв смысл последних слов Сигизмунда. Кто такая доля?
     Чья она? Моя или его?
     - Тады молчи! Брат китаец, и точка! Никто объяснений не потребует, хотя можно упомянуть, что мамаша Павла непутевая баба, спала со всеми.
     - Значит, Павел и китаец сводные братья? Во всяком случае, отцы у них должны быть разными, - вновь сказала я.
     - Ты мне надоела! Скачем вперед! Действие происходит в Калифорнии.
     - Где?
     - В США, куда Павел приехал, чтобы выручить брата, попавшего в тамошнюю тюрьмищу.
     - Где-то я уже видел подобное, - с сомнением вымолвил Анатолий.
     - Ништяк! Народ от америкосов прется! - не дрогнул Гизя. - Ну и там завертится! Украденная ядерная кнопка! Угроза мировой цивилизации.
     - Но в моей книге ничего такого нет!
     - Кино не литература, мы высокое, динамичное искусство, а не зудятина! Все пойдет супер, Павла сцапает динозавр!
     - Кто? - чуть не упала я в обморок.
     - Такие ам-ам, большие ящеры с зубами и хвостами, неужели никогда о них не слышала? - изумился Гизя. - Динозавры классная фишка, хотя, конечно, мы бедные, не можем, как Спилберг, миллионы на реквизит потратить. Но ничего, вывернемся. Ну, круто складывается. Победив чудовищ, Павел вытащит Ли из тюрьмы.
     - Ли - это кто? - окончательно потеряла я нить разговора.
     Сигизмунд заморгал, потом снова схватил бутылку с минералкой, опустошил ее и, бормотнув: "Сушняк замучил", повернулся к Голубеву.
     - Если она бухает, как Мотылин, я работать не стану, хватит, намаялся с алкоголиком. Ну почему писатели вечно под газом? Слышь, Толя, попроси еще водички принести.
     - Я вообще не употребляю спиртное, - опешила я, - не обладаю никакими дурными привычками.
     Ой, беда, беда, - затряс грязной головой Гизя, - значит" у тебя болезнь этого, забыл, как его, Ольм... Альм... Гайм... Ну когда человек ничего не помнит.
     - Альцгеймера, - вырвалось у меня, - но с какой стати вы сейчас вспомнили об этом недуге?
     - Да только что объяснил, Ли китаец, брат Павла, - хватая принесенную секретаршей бутыль с водой, брякнул Гизя, - один из главных героев сериала, а ты глазами хлопаешь и вопросик суперский задаешь:
     "Это кто?" За фигом тогда я тут распинаюсь, фонтанирую идеями, концепцию выкладываю, коли автор в наркозе?
     Я растерянно посмотрела на Голубева, а тот быстро заулыбался.
     - Дети, дети, не ссорьтесь, папа всем даст конфетки. Гизя, огурчик наш, продолжай. Арина просто никогда не связывалась с кинопроизводством, не знает специфики.
     - Ладно, - кивнул Сигизмунд, - повезло вам, неконфликтный я. Ли выходит из тюрьмы. Ты помнишь, кто он такой?
     - Китаец, брат Павла, - машинально ответила я.
     - Сработаемся! - хлопнул в ладони Сигизмунд. - Просекла фишку! Молодца! Вижу сцены в деталях! На площади стадо перебитых динозавров, переступая через окровавленные трупы, идет Павел, за ним, пошатываясь от усталости, в разорванной одежде, с обнаженной грудью двигается Сьюзен.
     - А это кто? - подскочила я и тут же прикусила язык, но Гизя неожиданно мирно ответил:
     - Сью? Негритянка, любовница Павла!
     - Так ее же убили на белых простынях.
     - Это вначале, во второй серии, а я сейчас повествую уже десятую.
     - Но она умерла, - тупо повторяла я.
     - И что? Народ не любит, когда герои погибают, - пожал плечами Гизя. - Эка сложность! Сначала тапки отбросила, потом воскресла! Очень просто! Инопланетяне!
     - Простите?
     - О боже! Прилетели представители другой Галактики и оживили Сью! Сплошь и рядом такое, право, даже неинтересно вдаваться в столь малозначительные детали! Ладно, следи за моими рассуждениями!
     По площади, расталкивая ногами трупы динозавров, идет Павел...
     - Невозможно.
     - Теперь что не так?
     - Ящеры, насколько я знаю, были гигантскими, их тела с места и грузовиком не сдвинуть!
     - Впереди высится мрачное здание тюрьмы, - абсолютно проигнорировав мое замечание, продолжал Сигизмунд, - взлетает самолет, из него...
     - Маловероятно!
     Гизя начал краснеть.
     - Опять недовольна?
     - Динозавры жили в прошлые века, а летательные аппараты человечество придумало относительно недавно. Тут нестыковка: либо птеродактили, либо "МИГи", вместе им не встретиться!
     Гизя почесал шею и рявкнул:
     - Ты не даешь людям высказаться! Естественно, я опустил лишние детали! Или хочешь услышать изложение сорока серий? Этак мы за год не управимся! Ясное дело, Павел - ученый, он в своей лаборатории изобрел машину времени, полетел на ней в прошлое, чтобы добыть лекарство от СПИДа для своей смертельно больной дочери. Крошке перелили в больнице кровь; когда делали онкологическую операцию, опухоль удалили, но занесли иммунодефицит. Павел хочет спасти ребенка, он знает, что мудрый предводитель динозавров, дракон Ге, имеет микстуру от СПИДа, и отправляется к нему вместе со Сью. Ясно?
     - Ага, - обалдело закивала я, - а Ли?
     - Он брат Павла, китаец. Неужели ты не способна запомнить такую простую информацию? - возмутился Гизя.
     - Я просто хотела уточнить, куда делся ближайший родственник Павла!
     - Ли сидит в тюрьме, - заорал Сигизмунд, - его туда поместили по ложному обвинению в краже ядерной кнопки. На самом деле чемоданчик скоммуниздила Мадлен.
     - Кто???
     - Мадлен, жена Павла.
     - А Сью? Негритянка Сью, она кто?
     - Любовница, - затопал ногами Гизя, - у тебя голова деревянная? Все проще некуда! Павел имеет жену, русскую, белую, она плохая! И любимую, она хорошая, черная! Это политкорректно! Мадлен дерется со Сью на шпагах, а тут прилетает дракон Ге с лекарством для Анны.
     У меня закружилась голова. Сигизмунд немедленно замолчал, Голубев тоже сидел тихо, оба мужчины уставились на меня не мигая, через секунду я ощутила себя кроликом, на которого нацелились сразу два удава, и попыталась с достоинством выйти из создавшегося положения.
     - Простите, конечно, но в моей книге рассказана история женщины по имени Света, которая выходит замуж за одинокого интеллигентного мужчину и потом совершенно случайно выясняет, что он серийный убийца... Никаких чудовищ, негров, больных СПИДом там нет. Может, конечно, Светлана слегка экстравагантна, но это все, что можно...
     - Толя, - капризно протянул Гизя, - я отказываюсь! Не мой автор! Она вязкая, непонятливая, не чуткая, не креативная! Хочет, чтобы дословно перенесли книгу на экран!
     - Тише, мой золотой, успокойся, - завел Голубев.
     - Нет, нет, пусть ее экранизирует Федысин.
     - Никогда, только ты, помидорчик мой!
     - Нет! Ни за что!
     Голубев встал и, подойдя к Гизе, нежно сказал:
     - Котеночек, ступай к Люсе.
     - А что, уже дают гонорарные? - оживился постановщик.
     - Тебе выписали!
     Забыв попрощаться, Сигизмунд ринулся в коридор. Когда за ним захлопнулась дверь, Анатолий крякнул и упал в кресло.
     - Он сумасшедший? - ляпнула я.
     Продюсер улыбнулся.
     - Гизя человек увлекающийся, к нему надо привыкнуть. Но он умеет делать рейтинговые сериалы.
     Ариночка, будем откровенны, открою перед вами наши карты. Люди устали от тиражирования на экранах одних и тех же лиц. Вот, допустим, Алиса Кислова, замечательная актриса, спора нет, но куда ни плюнь, там она. Зрителю хочется новых имен, и есть, поверьте, имеется замечательная молодежь, но... Режиссеры берут только раскрученных, а звезды выпендриваются, растопыривают пальцы и намерены работать лишь за бешеный гонорар либо в блокбастерах. Да и сценариев хороших нет. Вот мы и решили пойти на эксперимент.
     Возьмем юного, стремительно набирающего вес автора, Арину Виолову, соединим ее с незатасканными лицедеями и сделаем суперсериал. Ваше издательство пообещало рекламную поддержку. Гизя возьмется за постановку. Фантастика! И еще, после выхода ленты вы звезда. Хотите большие гонорары, славу, почет, уважение?
     - Да, - честно призналась я.
     - Значит, вы нужны нам, а мы вам!
     - Но почему именно я? Есть же Смолякова.
     - По ней уже снимают.
     - Бустинова!!!
     - И она при студии! Остались лишь вы, нам пришлось брать, что дают! - буркнул уставший Голубев, потом спохватился. - Душенька, вы сейчас в изумительном положении, звезда загорающаяся, а не чадящая, все впереди. Гизю я придержу, мы сработаемся, лады? Ну подумайте сами, премии, кинофестивали, гонорары... О'кей, красавица, не волнуйтесь, от вас много не потребуется. Эй, Аня, проводите нашего лучшего автора до машины!
     
     Глава 9
     
     На площади у входа в "Шарашкинфильм" метался уже другой парковщик, молодой парень в зеленой жилетке. Я окинула взглядом ряд машин и растерянно спросила у юноши:
     - Я оставила "Жигули", такие грязные...
     - Номер подскажите, - весьма вежливо отреагировал служащий.
     - Восемьсот тридцать.
     - Вы Арина Виолова?
     - Верно.
     - Ваш автомобильчик на самом vip-овском месте, прямо перед подъездом.
     - Где?
     - Вот.
     - Не вижу.
     - Да вы стоите перед ним.
     Я глянула на ряд машин, потом еще раз очень внимательно осмотрела парковку и увидела притулившиеся около тротуара "Жигули". Чьи-то трудолюбивые руки отмыли мою коняшку от многодневной грязи и натерли ее до блеска. Но этого неведомым волшебникам показалось мало. Бока давно не нового произведения отечественной промышленности украсили никелированными полосками, на крыльях появились большие зеркала, а передний и задний бамперы теперь прикрывали решетки. Но круче всего смотрелись колеса, высокие, толстые, с диковинными спицами.
     Я уставилась на номер - "830". Потом пару раз обошла машину кругом, села наконец внутрь и обнаружила на креслах чехлы из молочно-бежевой замши и красные коврики, такая же, только алая оплетка покрывала и руль, а бомбошка, венчавшая ручку переключения скоростей, сразила меня наповал. Вместо пластмассового кругляшка там сверкала голова собаки сделанная, похоже, из серебра. И пахло теперь в "Жигулях" тонким ароматом дорогого одеколона, кто-то прикрепил в салоне ароматизатор, да не дешевую картонную "елочку", а эксклюзивный вариант, предназначенный для роскошных иномарок.
     В легком обалдении я включила мотор, парковщик, вытянувшись, отдал мне честь; едва не задев бордюр тротуара, машина выехала на проспект, и тут раздался звонок мобильного. Я аккуратный водитель, поэтому всегда пользуюсь устройством "хандс-фри".
     - Алло, - закричала незнакомая женщина, - позовите Тараканову.
     - Я слушаю вас.
     - И вам не стыдно?
     - Простите, не поняла.
     - Совесть имеете?
     - Кто вы и что хотите?
     - Думаешь, самая хитрая, да? Привезла и сбагрила? Не выйдет номер, - орала тетка.
     У меня зазвенело в ухе, пришлось припарковаться и попытаться разобраться в ситуации. Через несколько минут, несмотря на очень злую и нервную речь собеседницы, я сумела-таки понять суть дела.
     На том конце провода висела некая Зинаида Андреевна, сотрудница клинической больницы, где скончалась Ната. Зинаида была абсолютна уверена, что госпожа Виола Тараканова является близкой родственницей Ереминой. По мнению звонившей, я привезла Наташу к врачам, а теперь, узнав о ее смерти, не желаю заниматься похоронами, тратить деньги и притворяюсь чужим человеком.
     - Сколько вас таких, гадов, - возмущалась Зинаида, - постыдилась бы!
     - Я не имею никакого отношения к Ереминой, Уже объяснила ситуацию главврачу! Позвоните супругу Наташи, - попробовала я вразумить Зинаиду, но та пошла вразнос и стала выдавать совсем уж немыслимый текст:
     - Надоели! По трое в неделю! В прошлую пятницу бабку кинули, потом мужика, теперь ты нарисовалась!
     - Но...
     - На работу сообщу!
     - Я не работаю.
     - А-а-а! Понятненько! Все вы такие, пьяницы! Хорошо, на дом тело привезу и на лестнице положу! - взвизгнула Зинаида. - Если сегодня до двадцати трех ноль-ноль ко мне не явишься.., то.., то... Лучше тебе прийти и миром дело уладить!
     Трубка квакнула и замолчала, я потрясла телефон, но из него не доносилось ни звука, аппарат скончался.
     То ли не выдержал бурю эмоций Зинаиды, то ли я опять забыла бросить деньги на счет. Наверное, надо сейчас купить... Ту-у-у-у, - послышалось из мобильника. Я обрадовалась, значит, все в порядке, связь не оборвалась навсегда, она просто временно дала сбой.
     Поколебавшись несколько секунд, я набрала домашний номер Наты и услышала тихий голос умершей женщины:
     - Здравствуйте, сейчас мы не можем ответить на ваш звонок, оставьте свои координаты после звукового сигнала или перезвоните по номеру: восемь девятьсот три...
     Меня охватил ужас, Ната умерла, а голос ее живет и останется на земле вечно, если только запись не сотрут.
     Я набрала другой номер, и из трубки незамедлительно донеслось:
     - Андрей Еремин слушает!
     Я, не ожидавшая столь скорого ответа, растерялась и промямлила:
     - Простите, вы.., э... Еремин?
     - Да, Андрей, весь внимание.
     Мне стало не по себе. Вы бы сумели огорошить ничего плохого не подозревающего мужчину фразой: ваша жена скончалась?
     - Извините, но...
     - Хотите встретиться, - деловито перебил Андрей, - у вас ремонт?
     - Э.., нет.
     - Строительство?
     - ., нет.
     - Тогда зачем вам понадобился?
     - Ну.., в общем...
     - Отделочные работы?
     - Да, - ответила я, - да, да, причем очень срочно, прямо сейчас.
     Еремин хмыкнул:
     - Так горит?
     - Уже сгорело, - с жаром воскликнула я, проклиная себя за мягкотелость.
     Ну зачем ехать на встречу с Андреем, надо сейчас сказать правду! Я собралась с силами.
     - Андрей, пожалуйста, не волнуйтесь, я хочу...
     Из трубки послышались свист и шум.
     - О черт! - воскликнул Еремин. - Как вас зовут?
     - Вилка.
     - Я в данный момент не могу разговаривать! Налево, тащи налево, сейчас просыпешь! Кафе "Лотарингия", в восемнадцать устроит?
     Последняя фраза явно относилась ко мне.
     - Да, - кляня себя за малодушие, ответила я, - говорите адрес, надеюсь, успею доехать, сейчас уже семнадцать тридцать.
     - Подожду, - коротко бросил Андрей и, скороговоркой сказав название улицы, отключился.
     Я схватила атлас и стала искать незнакомый переулок.
     "Лотарингия" оказалась чем-то вроде пивного ресторана. Маленький темный зал заполняли деревянные столы и длинные скамейки. Я, всю дорогу размышлявшая на тему о том, как узнаю в толпе посетителей Еремина, сразу успокоилась. В помещении находилось всего три человека: две девушки и мужчина, одетый в джинсы и светлую футболку.
     Я подошла к нему и сказала:
     - Здравствуйте, мы договорились о встрече.
     Андрей вежливо встал.
     - Вы Вилка? Правильно запомнил имя?
     - Вообще-то я Виола.
     - Простите.
     - Вилкой меня зовут многие знакомые, я не обижаюсь.
     - Хотите пива? - галантно предложил Андрей.
     - Спасибо, я за рулем.
     - Тогда колбаски, тут хорошо готовят.
     - Извините, я очень тороплюсь.
     - Приступим прямо к делу, - кивнул строитель, - что имеем?
     Тут к столику подошла официантка и поставила перед Андреем тарелку, наполненную жареным жирным мясом с луком. Восхитительный аромат вкусной еды поднялся над столом, но к моему горлу почему-то подступила тошнота.
     - Извините, - улыбнулся Андрей, - с моей работой не поесть как следует. Со вчерашнего утра маковой росинки во рту не держал, сейчас восемь объектов на сдачу подходит, вот я и мотаюсь бешеной собакой.
     Да еще жена вчера по делам урулила, ночевать на нашей новой квартире осталась, мобильный зарядить забыла, столько вопросов к ней и.., она пропала! Ничего, сегодня вернется, я ей выдам. Вас не смутит, если я буду жевать?
     Не дождавшись моего ответа, прораб схватился за вилку, я весьма неприлично разглядывала собеседника.
     Наташа говорила, что муж намного старше ее, но я сейчас бы не дала Еремину и тридцати пяти. Может, моложавое впечатление он производит быстротой движений и бойким разговором, или ему визуально сбавляют года подтянутая фигура и пышные, кудрявые, без единой сединки волосы. Впрочем, и лицо Андрея не испещрено морщинами, его покрывает темный загар, который получает человек, проводящий целые дни на свежем воздухе.
     - Совсем не хотите есть? - улыбнулся Еремин. - Ей-богу, вкусно.
     Я покачала головой.
     - Спасибо.
     Ладно, подожду, пока Андрей насытится, и лишь тогда сообщу ему ужасную новость, пусть он нормально поест, после известия о смерти Наташи он надолго потеряет аппетит. Значит, супруг решил, что Ната ночевала в Ведерникове, наверное, подобные ситуации уже имели место. И потом, она, как и я, частенько забывала вовремя заправить мобильный, вот отчего Андрей вчера не занервничал, не найдя жену дома.
     Мясо быстро исчезало с тарелки, Андрей нацелился на картошку и вздрогнул: из его кармана понеслась бравурная мелодия. Чертыхнувшись, Еремин вытащил один мобильный, потом второй, следом третий, ярко-красного цвета, и ласково сказал:
     - Да, Милочка, слушаю. Нет, нет, нормально, не болит. Извини, я с клиенткой сижу. Естественно. Без проблем.
     Потом он сгреб сотовые в кучу и сказал:
     - Сестра беспокоится, спрашивает, как я себя чувствую.
     - Сколько у вас телефонов! - поддержала я ничего не значащую беседу.
     Андрей улыбнулся:
     - Бизнес хлопотный. Черный аппарат рабочий, номерок по строителям и клиентам роздан. Серебряный домашний: жена, приятели.
     - Но сестра вам сейчас звонила по-красному, - невольно отметила я.
     Андрей усмехнулся.
     - Вы очень внимательны. "Пожарный" телефончик только для Милы. Они с моей женой не ладят, знаете, как бывает, две хорошие бабы, а взаимопонимания нет, вечно лаются, я их перестал вместе сводить, любой праздник скандалом заканчивается. Да еще Ната иногда звонит мне, а занято, потом прорвется и давай злиться: "С кем трепался? Ага, с Милочкой разлюбезной! Значит, пока с сестричкой сюсюкал, жена должна ждать". В общем, надоела мне грызня, завел Миле отдельный аппарат. Нате его и показывать не стал! По карманам она не лазает, в машине моей обыск не устраивает. Дорого, конечно, но личное спокойствие того стоит!
     - Не боитесь, что телефон затрезвонит, а жена услышит?
     Андрей аккуратно доел картошку.
     - Вы, часом, не следователем работаете? Я аппарат в машине вечером оставляю, домой не несу! Так в чем проблема? Сначала расскажите об объекте отделки.
     Он...
     Внезапно Андрей замер с открытым ртом. Я было подумала, что он раскусил горошину черного перца, но тут мой собеседник, странно всхлипнув, рухнул лицом в тарелку.
     - Помогите! - закричала я. - Андрей! Вам плохо?
     Девушки за соседним столом мигом обернулись, от стойки бара поспешила официантка. Я, оцепенев, следила за суматохой. Откуда ни возьмись появились два парня в черных костюмах, Андрея понесли в глубь помещения, меня повели в кабинет директора, налили кофе, потом приехала "Скорая помощь".
     Спустя часа два я, плохо понимая происходящее, оказалась перед мужчиной лет сорока, который, выслушав меня, устало спросил:
     - Следовательно, вы умершего не знали?
     - Нет, - бормотала я, - имя и фамилию назову, Андрей Еремин, строитель. Но это все. Господи, что с ним случилось?
     - Не знаю, наверное, инфаркт, жара стоит, вот народ и мрет, - мрачно ответил следователь, - давайте запишу ваши данные.
     Я продиктовала адрес, телефон и решила сама прояснить ситуацию:
     - Видите ли, Наташа...
     - Женя, - крикнула женщина в серой кофточке, - скоро закончишь? Мы все! Давай, поехали.
     - Ладно, - мигом прекратил допрос следователь, - до свидания. Виола Леонидовна.
     - Ленинидовна.
     - Вас вызовут, - и не подумал извиниться он.
     - Но я могу...
     - Сейчас мы заняты.
     - Всего пару слов!
     - Отменим до следующего раза!
     - Вы должны меня выслушать, это не профессионально - прерывать показания свидетеля!
     Женя прищурился, а потом процедил:
     - Понадобитесь - вызову, прощайте.
     Высказавшись, он встал и в мгновение ока исчез, я осталась одна. Ну и люди, однако, встречаются среди сотрудников МВД! Вот Олег никогда не ведет дела подобным образом, даже если свидетель выглядит идиотом и несет, на взгляд окружающих, невероятную чушь, Куприн примется крайне внимательно слушать его. И в навозной куче иногда попадаются жемчужные зерна.
     Др-р-р-р! - заорал мой мобильный.
     Номер на дисплее не высветился, и я обрадовалась.
     Может, это Олег наконец решил связаться со мной?
     Вспомнил о моем существовании? Временно прервал свою важную работу и решил узнать, живали любимая Вилка? Отыскал или купил телефон? Хотя не стоит ехидничать. Поглощенный делом спутник жизни намного лучше того, который занят два часа в неделю.
     Конечно, второй будет постоянно сидеть дома, но, думается, он доведет вас до обморока своими замечаниями и придирками. Мужчине просто необходимо кого-то строить, и в отсутствие сослуживцев объектом станете вы.
     - Милый, - заворковала я, нажав на зеленую кнопочку, - дорогой...
     - Если думаешь, что я отстану, - завопила Зинаида, - то зря надеешься! Забирай тело! Немедленно!
     Еремина не одинокая! Не фига...
     Я быстро отсоединилась и впала в задумчивость.
     Что делать? Положение хуже не придумаешь.
     - Вы как? - всунула в комнату голову официантка. - Ничего?
     - Спасибо, нормально.
     - Ваще молодец! Классно держитесь, - сказала девушка, - отбрось мой парень в кафе тапки, я так бы орала.
     - Еремин не мой ухажер.
     - Да?
     - У нас была деловая встреча.
     - Ага!
     - Я видела его впервые!
     - Угу!
     - До сегодняшнего дня мы знакомы не были.
     - Ясненько.
     Подавальщица произнесла слово с таким ехидством, что мне захотелось немедленно уйти.
     Торопясь покинуть "Лотарингию", я вскочила.
     - До свиданья.
     - Заходите еще.
     - Ну уж нет, спасибо.
     - Счастливого пути, - процедила официантка.
     Я вышла на улицу и постаралась взять себя в руки, не следует считать меня истеричкой, сами подумайте, сколько событий случилось со мной за короткое время! Известие о съемках сериала, беседа с Голубевым и Гизей, смерть Наташи, идиотские звонки Зинаиды, кончина Андрея, побег Олечки. Кстати, я временно забыла о несчастном ребенке, а ведь девочка бродит по городу одна, без денег, ей плохо, страшно, Олечка в опасности...
     - Эй, на, держи!
     Я вздрогнула и увидела около себя все ту же официантку из "Лотарингии".
     - Что еще случилось? - спросила я.
     - Мобильный ты оставила, - спокойно пояснила девушка, - я стала пол мыть и под столиком нашла.
     Сунув мне в руки аппарат, девчонка унеслась, я взглянула на сотовый - это был красный телефон, один из трех, принадлежавших Андрею. Наверное, надо вернуться в "Лотарингию" и отдать находку персоналу, пусть передадут следователю. И тут раздалась бравурная музыка, я машинально поднесла трубку к уху.
     
     Глава 10
     
     - Дрюшечка, - запел нежный голосок, - аушеньки! Так я и не поняла, мы сегодня...
     - Вы Милочка? - прохрипела я.
     Сначала воцарилась тишина, прерываемая странным шипением, потом звонившая вскрикнула:
     - Это кто?
     - Здравствуйте, меня зовут Виола Тараканова.
     - И что?
     - Простите?
     - Какая мне разница, как тебя зовут? - заорала женщина. - Где Андрей?
     - Он.., э.., он...
     - Отчего ты взяла его телефон?
     - Тут вышла.., э...
     - Немедленно позови Еремина.
     - Простите, не могу. Видите ли...
     - Вот что, - отчеканила Милочка, - все понятненько! Передай-ка ему...
     - Кому?
     - Еремину! Вонючему, мерзкому, гадкому животному! Людмила великолепно понимает...
     Я набрала полную грудь воздуха и наконец-то сумела произнести нужную фразу:
     - Ваш брат умер.
     Милочка издала странный звук, похожий то ли на всхлип, то ли на сдавленный кашель.
     - Кто скончался? - спросила она.
     - Ваш брат, - повторила я, - Андрей Еремин.
     - Где?
     Вопрос удивил меня: ну не все ли равно, где нашел смерть Андрей?
     - В кафе "Лотарингия".
     - А-а-а, - протянула Милочка, - а-а-а ты кто?
     - Виола Тараканова, - терпеливо ответила я, понимая, что разговор пошел по кругу.
     - Он с тобой теперь спит, - неожиданно спокойно констатировала Милочка, - ясненько! Суперски придумал! О подобном я еще не слышала! Ленке он набрехал про туберкулез, Ирке наплел о СПИДе, ясное дело, та долго думать не стала, смазала пятки салом.
     Я предполагала, что мне он еще про какую-нибудь болячку заведет. Но чтобы умершим прикинуться... Ты... как тебя зовут?
     - Виола Тараканова, - покорно повторила я.
     - Передай своему Андрюшеньке, что он заигрался.
     Не верю я ни в какую смерть, пусть катится вон и не считает всех дурами, я его сама бросила.
     - Еремин умер, - сурово перебила я Милочку, - его тело недавно увезли в морг.
     - Ха! - выкрикнула Мила. - Если это гонялово правда, то кто ты? Милиционер?
     - Нет, меня зовут Виола Тараканова.
     - Слышала уже сто раз тупое имечко. Телефончик ты где взяла? Дрюша его прятал лучше заначки!
     - Когда Андрей умер, аппарат упал под стол, его нашла официантка и передала мне.
     - Ха! Ты с какого боку там оказалась? - продолжала уличать меня во вранье Милочка. - Шла себе по улице, мороженое грызла, тут выбегает из кафе девка в переднике, сует тебе сотовый и велит: "Позвони Милочке"? Врать уметь надо!
     - В вашем изложении ситуация и впрямь выглядит по-идиотски, - разозлилась я, - не так дело обстояло! Я сидела с Андреем в "Лотарингии".
     - Вот! Сама призналась! Ладно, передай ему, что он урод!
     - Ты дура?! - завопила я, теряя всяческое терпение. - Или сумасшедшая? У меня есть муж, я совершенно не нуждаюсь в связях на стороне, не изменяю супругу! К Еремину у меня было дело! Он предложил встретиться в "Лотарингии".
     - Это его любимая забегаловка, - растерянно вклинилась в мою речь Милочка, но я не дала идиотке возможности высказаться дальше и, добавив в голос дицибел, легко переорала вздорную бабенку.
     - Беседа носила рабочий характер, но мы даже не успели ничего как следует обсудить, Еремин упал лицом в тарелку, приехали врачи, но было поздно, официантка стала убирать зал, нашла мобильный, ярко-красный, совершенно не мужской по виду, и отдала его мне, решив, что сотовый оставила я, я хотела отнести трубку назад, а она зазвонила! Не надо спрашивать, откуда я знаю твое имя. За несколько минут до кончины Андрей говорил с тобой, а потом, разоткровенничавшись, сообщил: звонила сестра, она с моей женой не ладит, пришлось для бесед с тобой отдельный аппарат завести. В общем, твое дело, верить мне или нет! Телефон я оставлю в "Лотарингии", прощай.
     Сочла нужным сообщить тебе о внезапной смерти ближайшего родственника!
     - Ты где? - прошептала Мила.
     - На парковке у трактира.
     - Не уезжай.
     - Я тороплюсь домой, дел полно.
     - Умоляю, подожди, - заплакала Мила. - Ты не врешь? Он умер?
     - Да. Ты можешь представить человека, который способен шутить, оповещая людей о гибели их родственников?
     - Стой на месте! Стой! Жди меня! Если уедешь, я покончу с собой! - выкрикнула Милочка.
     В ее голосе было такое отчаяние, перемешанное с истеричной решимостью, что я невольно ответила:
     - Хорошо, я сижу в "Жигулях", номер восемьсот тридцать.
     - Бегу! - заорала Мила.
     Отложив красную трубку, я тяжело вздохнула: ну вот, снова я попала в историю, сейчас мне предстоит беседовать с явно психически нестабильной Милой.
     Ну отчего я влипаю в дурацкие ситуации? Зачем стала отвечать на звонок? Пожалела сестру Андрея? Однако она странно ведет себя, скорее как жена или любовница. Конечно, случается, что сестры ревнуют братьев, но проявляется это по-другому. Женщины выражают неудовольствие невесткой, без конца критикуют приготовленную той еду, насмехаются над ее внешностью. Мила же отреагировала, словно пассия, которой объявили о разрыве отношений. Ну почему я вляпалась в эту историю? Сообщать людям печальные вести прерогатива милиции! Не схвати я телефон, сейчас бы уже сидела за письменным столом, работала над новым романом. Хотя, если откровенно, в голове нет ни сюжета, ни героя.
     Дз-з-з-з, - зазудело из сумки.
     Я вытащила свой телефон и глянула на дисплей.
     Номер начинался с 411, писательницу Арину Виолову искало издательство. Откашлявшись и ругая себя за трусость, я прощебетала самым милым голосом:
     - Алло!
     - Виола Ленинидовна, здравствуйте, - очень вежливо прозвучало из трубки.
     Стало совсем нехорошо: интересно, почему мне решила позвонить Олеся Константиновна? Никаких рукописей я пока в "Марко" не относила!
     - Здравствуйте, здравствуйте, - защебетала я, ощущая, как ледяная рука тревоги сжала сердце, - очень рада вас слышать!
     - Только что кончилось совещание, посвященное съемкам вашего сериала, - как всегда, спокойно заявила Олеся.
     Перед моим взором мигом возникла большая комната с овальным столом, вокруг него на стульях сидят гомонящие сотрудники "Марко". Основное большинство из них кричит, размахивает руками, сердится, одна Олеся Константиновна внешне спокойна, она молчит, делая изредка пометки в блокноте. Потом, когда буйство идей и фонтан креатива иссякают, Олеся Константиновна, аккуратно поправив прядь красивых светлых волос, тихо произносит:
     - В услышанном мною сейчас имеются рациональные зерна. Первое.
     И все замолкают. Абсолютно непостижимым образом спокойная, никогда не выходящая из себя Олеся мгновенно находит необходимую, рациональную идею в обсуждаемом материале. Светловолосая и голубоглазая красавица обладает ехидным языком и острым умом.
     Однажды я, сидя около полуоткрытой двери ее кабинета, невольно стала свидетельницей разговора редактора и одного из полувменяемых, возомнивших о себе черт знает что авторов. Писатель наотрез отказывался вносить в рукопись правку.
     - Вы поганите мое слово, - орал он, - искажаете мысли, обезличиваете текст.
     - Хорошо, - согласилась Олеся, - давайте укажем, что роман выпущен в авторской редакции.
     - Ладно, - буркнул прозаик, - по крайней мере я не стану беситься, читая потом собственную книгу, а то корежит всего.
     - Ив авторской орфографии, - закончила Олеся.
     - Вы о чем? - напрягся литератор.
     - Можем полностью сохранить рукопись в первозданном виде, - мирно предложила редактор, - вы же хотите предстать перед читателями в, так сказать, первозданном виде, без правки!
     - Верно, - слегка сбавил тон автор.
     - Хорошо, - воскликнула Олеся, - значит, и название будет родное?
     - Да! - рявкнул собеседник. - Знаю я вас, поменяете на дебильное.
     - В принципе заголовок интересный, - словно не заметила хамства Олеся, - "Пагода в гостиной", но я не очень поняла, при чем тут храм!
     - Умереть не встать! О какой церкви идет речь?
     - Вот и я спрашиваю о том же!
     - Вы не правильно поставили ударение, - взвизгнул "Достоевский", - не пагода, не культовое сооружение в Индии, а пагода! Ну там дождь, снег, ветер...
     Пагода! Просто пагода!
     - Пагода?
     - Именно так.
     Послышалось шуршание, потом слишком ласковый голосок Олеси:
     - Прошу прощения, вот орфографический словарь, слово "погода" пишется через два "о", а не через два "а". Вы по-прежнему настаиваете на авторской редакции? Тогда попытайтесь объяснить читателям причину появления пагоды в гостиной!
     Я чуть не скончалась от смеха в коридоре, а потом тихо отползла в туалет, чтобы не дай бог не столкнуться с писателем, который начал визжать, употребляя не совсем принятые в литературе выражения. Оставалось лишь удивиться выдержке Олеси, во время разговора она ни разу не вышла из себя. Моя редактор вообще никогда не повышает голоса, вот и сейчас она приветливо объясняет:
     - Виола Ленинидовна, постарайтесь сдать следующую рукопись через две недели.
     - Ага, - бормотнула я.
     - Думаю, вы уже написали больше половины?
     - Ну...
     - Да или нет?
     - Да, - лихо соврала я, вздрагивая при воспоминании о совершенно чистых листах, стопкой громоздящихся на столе.
     - Чудесно, значит, семнадцатого июля я жду текст, до свидания, Виола Ленинидовна.
     Я откинулась на спинку водительского кресла, глядя на телефон, как на ядовитую змею. Олеся, кстати, единственный человек, который ни разу не исказил моего отчества, остальные кто во что горазд: Леонидовна, Леокадьевна, Ламинировна, Леопольдовна, Леософьевна... И где взять сюжет? О чем писать? Зачем я соврала?
     К глазам начали подкатывать слезы. Ну почему я совершаю одну глупость за другой?
     В боковое стекло постучали, я вздрогнула и открыла дверь. Хорошенькая, похожая на розовую зефирку девушка нервно воскликнула:
     - Ты Виолетта?
     - Да, Виола.
     - И где телефон?
     - Вот.
     Милочка осторожно взяла трубку, повертела ее пухленькими, украшенными золотыми кольцами пальчиками и отшвырнула аппарат в сторону. Он отлетел прямо на шоссе, где на него незамедлительно наехал троллейбус, превратив мобильный в мелкое крошево.
     Я не успела удивиться неадекватному поведению Милочки, как девушка села на бордюрный камень и, тупо уставившись на фонарный столб, прошептала:
     - И правда, умер. Это она его убила.
     - У Андрея по всем признакам случился инфаркт, - попыталась я образумить Милочку.
     - Его застрелили.
     - Ошибаешься, Еремин спокойно ел, потом упал лицом в тарелку. Я сидела около него, никакой крови и в помине не было, да и милиция говорила о сердечном приступе.
     - Значит, его задушили!
     - Нет, он сам умер.
     Милочка подняла на меня глаза, полные слез.
     - Ты не понимаешь! Его точно убили! Жена! Наташа.
     - Вот уж это-то вообще невозможно, - покачала я головой. - Во-первых, повторяю: мы сидели в "Лотарингии" вдвоем, Андрею просто стало плохо, а во-вторых, и это самое главное, Наташа, супруга твоего родственника...
     Милочка легко вскочила на ноги и вцепилась в мою руку.
     - Он мне не брат!
     - А кто же?
     - Муж!
     Солнце слишком сильно пекло, и у меня внезапно немилосердно заболела голова.
     - Андрей твой законный супруг? - усомнилась я.
     - Нет, но мы собирались пожениться. Слушай внимательно, - зачастила Мила, - все расскажу.
     - Может, не надо? - безнадежно спросила я. - Просто поинтересуйся в кафе, из какого отделения они вызвали милицию, и соединись со следователем.
     Милочка вцепилась в мою руку.
     - Нет уж! Никуда я не пойду! Слушай меня! Андрей был сволочь! Он убил по крайней мере двадцать женщин! Меня не успел.
     Я затравленно стала оглядываться по сторонам, но, как назло, вокруг не было видно прохожих, измученные жарой люди предпочитали не высовываться на улицу даже вечером.
     - Думаешь, я чокнутая? - хмыкнула Мила. - Нет, он и впрямь убийца, хладнокровный. Синяя Борода!
     Помнишь сказку о милом графе, его супругах и ключе от запертой комнаты? Так вот, это Андрей! Сто пудов уверена, прибили его, по-хитрому, сердце у мужика деревянное, там болеть нечему!
     Внезапно я поняла! Мила вполне вменяема, она меня не обманывает и ничего не придумывает. И потом, ну с какой стати великолепно выглядящий, бодрый, загорелый мужчина вдруг умирает в ресторане, отведав любимое блюдо, а? Во мне проснулся автор детективных романов, нос почуял запах тайны.
     - Пошли сядем, - велела я Миле, - не стоять же нам посередине улицы.
     - Только не в "Лотарингию"! - воскликнула она.
     Я вздрогнула.
     - И в мыслях не было предложить тебе подобное!
     Сама не смогу переступить порог харчевни, давай устроимся в моей машине!
     Умостившись на сиденье, Мила нервно сказала:
     - Включи кондиционер, сейчас сознание потеряю от духоты.
     - Могу лишь опустить окно, - ответила я.
     Мила кивнула, но, когда бензиновый смог вполз в салон, стала судорожно кашлять, пришлось вновь загерметизироваться.
     - Ужасная погода, - прошептала Мила, - послушай, я живу буквально в двух кварталах, ты не против посидеть в холодке и съесть мороженое?
     Предложение женщины, узнавшей совсем недавно о кончине любимого человека, удивило меня до крайности. Я невольно примерила ситуацию на себя и поежилась. Какой пломбир! К чему беседы? Но Мила отчего-то не потеряла боевого расположения духа, она была полна желания рассказать совершенно незнакомой женщине всю правду об Андрее Еремине.
     
     Глава 11
     
     В красивой, обставленной дорогой мебелью и оборудованной самой современной техникой кухне Мила чувствовала себя очень уверенно. Она мгновенно вытащила пластиковую коробочку, специальной круглой ложечкой наковыряла оттуда шарики, положила их в изящную хрустальную вазочку, посыпала сверху тертыми орешками, ловко взбила сливки, водрузила на кешью белую гору, воткнула в ее середину клубничку и поставила эту красоту на стол. Одновременно хозяйка ухитрилась запустить кофемашину, вытащить из холодильника сгущенку и тарелки с тонко нарезанными ломтиками ветчины, сыра и колбасы.
     - Прошу, - Мила обвела рукой стол.
     - Ловко, - покачала я головой, - у меня бы подобные приготовления заняли час.
     Милочка села напротив, аккуратно помешала ложечкой головокружительно пахнущий кофе и горько усмехнулась:
     - Извини, что сначала устроила тебе скандал. Ты не похожа на очередную жертву Еремина, наверное, и правда клиентка. Он знаешь как баб делит? С этой можно трахаться, а с той дела иметь. Обе категории никогда не смешивал, от любовниц Дрюша требовал рабского подчинения и полной самоотдачи. Хочется ему в три утра заявиться, ты обязана в коридоре стоять, при полном макияже, в отличном настроении, с улыбкой на лице, в одной руке мясо по-французски, в другой пирог с яблоками, в зубах домашние тапки.
     Упаси бог ему замечание сделать или покритиковать!
     Правда, он был щедрым, подарки делал крупные, дорогие, только странно их преподносил. Вот пример: повел он меня в ювелирный магазин, сплошной пафос: полы мраморные, кругом диваны, продавщицы в белых перчатках, чай, кофе.
     Войдя в торговый зал, Андрей сел и категорично сказал:
     - Не дороже пяти тысяч долларов.
     Менеджер кивнула и принялась таскать коробочки.
     - Колечко хочется, - заикнулась Мила.
     - Серьги, - велел Андрей.
     Милочка, желавшая получить брюлики, не стала спорить, в конце концов, подвески тоже неплохо. Очень скоро на замшевом подносике засверкали камни.
     - Ой, - восхитилась она, - какие шикарные сапфиры, розовые!
     - Вульгаршина, - брякнул Андрей, - берем круглые, в желтом золоте.
     - Но мне нравятся розовые сапфиры в белом золоте, - решила высказать свою точку зрения Мила.
     - Нет.
     - Цена у вещей почти одинаковая.
     - Нет.
     - Но почему?
     - Я сказал "нет" - и точка.
     - Уступите даме, - не к месту выступила продавщица, - к ее образу сапфиры подойдут лучше, те, в желтом золоте, слегка старомодны, тяжелая классика подходит женщине, справившей шестидесятилетие!
     Андрей резко встал и толкнул столик, блестящие украшения дождем посыпались на пол, продавщица, ахнув, кинулась их поднимать.
     - Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваше мнение, - заорал Еремин, - оно никого не интересует! А ты. Мила, кусай теперь локти, ничего Не куплю, терпеть не могу вздорных бабенок.
     Пунцовая от стыда Милочка постаралась незаметно выскользнуть из магазина, но идти пришлось сквозь строй девушек в форме и охранников. Правда, служащие посматривали на Милочку с явным сочувствием, но от этого только делалось хуже.
     Не успела она спуститься на проспект, как из торгового центра вылетел Еремин, схватил любовницу за плечи, тряхнул и промычал:
     - Умная очень? Ну и прись домой пешком! В машине ездят только те, кто не кочевряжится, если им подарки предлагают!
     Высказавшись, Андрей сел в джип и улетел со скоростью реактивного истребителя. Милочка разрыдалась и потащилась пешком. Но Еремин отходил от гнева так же быстро, как и заболевал им. Около восьми он позвонил любовнице и, словно ничего не случилось, предложил:
     - Пошли поужинаем!
     - И ты после всего отправилась с ним! - не выдержала я.
     Мила кивнула.
     - Андрею невозможно отказать. И потом, он всегда говорил: "Меня не бросают, только я решаю, когда разорвать отношения". Понимаешь, он тиран, а еще большой любитель играть в кошки-мышки, со всеми так себя вел. Предупреждала меня Рита, так не послушала я ее, решила, что она со зла гадости несет! И что вышло?
     - Это кто?
     - Жена Андрея.
     - Еще одна?
     - Ты о чем?
     - Только что я услышала от тебя заявление: "Я жена Еремина".
     - Верно, фактически я являлась его супругой!
     Официально мы расписаны не были, но штамп в паспорте не меняет положение вещей! Верно?
     Я кивнула.
     - В принципе, да, хотя, на мой взгляд, поход в загс заставляет мужчину быть ответственным.
     - Ерунда, - отмахнулась Мила.
     - И самой приятно, - вздохнула я.
     - Фигня, - нахмурилась Мила.
     Решив не обсуждать, очевидно, болезненную для собеседницы тему, я перевела разговор в прежнее русло.
     - Насколько мне известно, у Андрея имелась законная жена Наташа!
     - Ах эта! - процедила Мила. - Бревно на шее!
     - Наташа вчера...
     - Давай по порядку, - перебила меня Мила, - если я сейчас не выговорюсь, меня разорвет на части!
     Больше не могу, не могу, не могу.
     По пухлым щекам молодой женщины потекли слезы.
     - Хорошо, хорошо, - испугалась я, - коли тебе станет легче, я готова послужить жилеткой.
     Милочка встретила свою любовь на улице. Ох, не зря опытные мамы предупреждают наивных дочек:
     - Никогда не вступай в беседу с незнакомцем, под личиной милого, приятного во всех отношениях мужчины может скрываться кто угодно.
     Но во все времена юные девушки не слишком-то охотно шли на поводу у докучливых мам, к тому же Мила давно жила одна. Ее предки разошлись, потом вступили в разные браки и разлетелись по свету. Мама осела в Израиле, а папочка устроился в Нью-Йорке.
     У Милочки великолепные отношения с родителями, но она уже закончила институт, пошла на работу и ощущает себя взрослым человеком.
     В тот судьбоносный день Милочка бежала домой, поскользнулась, не удержалась на ногах и ударилась коленкой о бровку тротуара. Больно было так, что из глаз брызнули слезы.
     - Надеюсь, не сломали ножку? - сочувственно произнес незнакомый голос.
     В ту же секунду Мила почувствовала, как крепкие руки подхватили ее, нос уловил запах дорогого одеколона и хороших сигарет, так пах любимый папа, правда, к его "букету" примешивался еще и аромат коньяка, а неизвестный мужчина, похоже, был трезв.
     Не успела Мила моргнуть глазом, как сначала оказалась в салоне дорогой иномарки, а потом в травмопункте, в коридоре которого на стульях маялась очередь из охающих людей. Зима в Москве период переломов, растяжений, вывихов и сотрясений мозга.
     Спутник посадил Милу чуть поодаль от остальных недужных, потом начались чудеса. Словно из-под земли появились врачи, моментально сделавшие необходимые манипуляции. Диагноз, слава богу, звучал нестрашно: сильный ушиб, ноге просто нужен покой.
     Андрей довез Милочку до дома, отнес ее в квартиру, уложил на диван, потом пошел в супермаркет, приволок тонну деликатесов, чудесную выпивку, накрыл стол, зажег свечи...
     Думаю, что кое-кто из вас сейчас осудит Милу, но я ее поняла. Девушка была свободна, мечтала о принце на белом коне, и вот он появился, правда, не на верном четвероногом рысаке, а на черной иномарке, но в наши времена машина предпочтительнее жеребца.
     Внезапно начавшийся роман стремительно набирал обороты, и через неделю Мила уже не могла понять, каким же образом до сих пор обходилась без Дрюши. Забота и ласка изливались из Еремина потоком, подарки сыпались дождем, в постели он оказался нежен и предупредителен, а вылезая из койки, не забывал говорить комплименты. Еще Андрей очень откровенно рассказал о себе.
     - Увы, я женат, но с супругой давно живем врозь.
     В молодости мы любили друг друга, но потом пути наши разошлись, - вещал Еремин. - Я давно один, практически холостякую.
     Мила обозрела комнату любимого, более похожую на гостиничный номер, чем на уютное гнездышко, и не сдержала любопытства.
     - Почему же ты не разводишься?
     - Не было необходимости, - тихо ответил Андрей и посмотрел Миле прямо в глаза.
     Девушка чуть не задохнулась от бури эмоций, ей, похоже, скоро сделают предложение руки и сердца, начнется новая, потрясающе счастливая жизнь, родятся дети, мальчик и девочка... Думаю, вы сами знаете, о чем мечтают женщины, влюбившись, не стоит долго повествовать о мыслях Милочки.
     Месяца через три Андрей слегка изменился, он не то чтобы стал грубым, просто желание ужинать при свечах у него пропало, да и под венец он Милочку не звал, но она была неглупа и очень хорошо понимала: первая стадия в их отношениях, романтически приподнятая, миновала, теперь наступает иная, стабильно-спокойная. Ведь нельзя годами питаться взбитыми сливками, вредно бесконтрольно поглощать жиры, организму нужна и геркулесовая каша, и картошка, и макароны. А романтические ужины пара еще себе устроит несколько раз в год - на дни рождения или на годовщину свадьбы.
     Милочка откровенно ждала предложения, но Андрей молчал, более того, он иногда говорил:
     - Сегодня встретиться не удастся, я занят.
     Мила скандалов не устраивала, просто кивала и оставалась вечером одна. Кстати, на квартире у Андрея она не бывала, любовник приходил к ней, объяснял он свое поведение просто:
     - Дорогая, у тебя так уютно, а у меня казарма.
     Милочка, которой родители старательно переводили деньги, любила бегать по магазинам в поисках всяких штучек, украшающих быт, поэтому она моментально ответила:
     - Давай повешу у тебя занавески, постелю ковер, да и мебель можно поменять.
     - Не надо, - неожиданно резко ответил Андрей.
     - Но почему?
     - Не хочу! - сердито рявкнул любовник.
     Милочка не стала настаивать, если Андрею приятней у нее, то пожалуйста. Наверное, ему просто лень начинать ремонт. Мила очень хорошо помнила, что трещина в отношениях между ее папой и мамой началась на почве улучшения жилищных условий. Родители затеяли глобальную перестройку апартаментов и в результате остались у разбитого корыта семейной жизни. Учитывая печальный опыт предков, Милочка моментально заткнулась и с удвоенным тщанием принялась украшать собственную норку. Путь к сердцу мужчины лежит не только через желудок, есть еще много не менее важных дорог и мелких тропинок.
     Спустя полгода их отношения окончательно устаканились, встречи приобрели цикличный характер, два раза в неделю Андрюша оставался ночевать у Милочки, в остальные дни он просто ей звонил. И еще у него начал портиться характер, из Еремина лезла грубость, иногда граничащая с жестокостью, гнев пополам со злобой и вредность. Стоило Милочке сказать, по мнению кавалера, нечто не правильное, как она моментально получала вселенский скандал, в котором рефреном служили слова:
     - Ты меня не уважаешь!
     А "уважение" понималось Ереминым столь широко, что Милочка порой терялась. Доходило до смешного.
     Девушка большая любительница вязать, никакого практического применения ее хобби не имеет. Мила вполне способна купить себе любую понравившуюся вещь, просто ей по душе сам процесс. Один раз она решила купить нитки на шаль. Около прилавка она стояла вместе с любовником, и у них получился просто восхитительный разговор.
     - Вон тот, голубенький, мохер чудесный! - воскликнула Мила.
     - Лучше бордо, - буркнул Еремин.
     - Ой, что ты, очень мрачно! Розовый и то интереснее.
     - Мне нравится бордо.
     - Совершенно не подойдет! Голубой или розовый? - повернулась девушка к спутнику.
     - Не знаю!
     - Ну, милый, подскажи!
     - Бордовый!
     - Господи, - всплеснула руками Мила, - тебя прямо заклинило на идиотском цвете!
     И тут Андрей, коротко выругавшись, пошел к выходу, спутница кинулась за ним.
     - Дорогой, что случилось?
     - Ты меня не уважаешь, - заорал любовник, - на любое слово тявкаешь, бреешь словно бритвой! К чему продолжать отношения, если мнение близкого человека тебе безразлично?
     Мила заморгала глазами и попыталась оправдаться:
     - Любимый, речь шла всего лишь о мотке мохера!
     - Верно! Даже в ерунде ты уступить не желаешь, - пошел вразнос Еремин.
     Людмила кое-как сумела успокоить разбушевавшегося спутника, она извинялась, плакала и в конце концов вымолила прощение. Молодая женщина подумала, что неадекватность поведения Андрея вызвана его усталостью. Но потом ей стало понятно: Еремин способен взорваться по любому поводу, оскорбительным ему может показаться все, даже криво положенная вилка.
     Пришлось Людмиле стать очень осторожной, следить буквально за каждым своим словом, но, коли у Дрюши имелось желание поскандалить, остановить его не представлялось возможным.
     В январе Андрей устроил такую истерику, что у Милы случился сердечный приступ и она не пошла на работу. Мила легла в кровать и попыталась отвлечься при помощи детективов Смоляковой, но испытанный "антидепрессант" не помог В глазах стояли слезы, а в мозгу горел вопрос: ну почему Андрей столь дико себя ведет, неужели он не понимает, как его любит Мила?
     И вообще, мог бы позвонить... И тут ожил телефон.
     Обрадовавшись, она бросилась к аппарату и услышала мелодичное сопрано:
     - Можно Милу?
     - Слушаю, - слегка расстроилась хозяйка.
     - Ты живешь с Андреем? - вылетело из трубки.
     От неожиданности Милочка закашлялась, а незнакомка спокойно уточнила:
     - Я имею в виду Еремина.
     - Да, - от растерянности ответила Милочка и тут же обозлилась на себя. - С какой стати мне перед вами отчитываться!
     - Я жена Андрея, - прозвучало в ответ.
     - Ой, - вздрогнула Мила, - простите. То есть я не то хотела сказать! Зачем вы мне звоните? Откуда узнали номер?
     Из телефона послышался смешок, и Милочка ощутила себя дурой.
     - Нам надо поговорить, - решительно заявила законная супруга, - срочно! Насколько я поняла, ты находишься дома? Приезжай на станцию "Павелецкая"!
     Через час успеешь? Там, на Валовой улице, есть кафе!
     Наташа разговаривала приказным тоном, в котором не было и тени смущения, и Милочка, сама не понимая почему, подчинилась ей.
     
     ***
     
     Оказавшись за столиком, Людмила пролепетала:
     - Здравствуйте.
     Красивая, эффектная брюнетка окинула ее оценивающим взглядом и усмехнулась.
     - Понятно, так я и думала! Маленькая и наивная!
     Еще одна! Ладно, давай знакомиться, Маргарита Львовна Копейко, можно просто Рита.
     - Мила, - машинально ответила любовница Андрея и тут же спохватилась:
     - Но супругу Андрея зовут Натальей!
     Маргарита скривилась.
     - Ага! Понятненько! Есть среди нас такая.
     - Среди кого? - окончательно растерялась Милочка.
     Рита спокойно взяла чашку, отпила кофе и улыбнулась.
     - Что ты знаешь об Иване-царевиче?
     - О ком?
     - О Еремине! Говори, не стесняйся!
     - Ну... - замямлила Мила, - он москвич, занимается бизнесом, имеет фирму, которая возводит людям дома, всякие там коттеджи, еще ремонтирует квартиры. Дрюша неплохо зарабатывает, хорошо обеспечен.
     Он замечательный, заботливый, нежный, ласковый...
     - Значит, еще ни разу не бил, - перебила Рита.
     - Кого?
     - Тебя, дуру! Кулаком в нос не тыкал!
     - Нет, - возмутилась Мила, один раз таки получившая от любовника оплеуху, - это невозможно.
     Правда, Дрюша иногда выходит из себя.
     - Это начало, потом лупить тебя начнет! Морально! Впрочем, и физически тебе достанется.
     - Врешь, - вышла из себя Мила, - и вообще, зачем я тебе понадобилась? Решила опозорить Андрюшеньку? Думаешь, брошу его, а он к тебе вернется?
     Очень теперь хорошо поняла, что к чему. Никакая ты ему не жена! Законная супруга носит имя Наташа, только Андрюша с ней не живет!
     Рита скривилась.
     - Да уж! Узнаю себя! Следовало тогда Тату послушать, да ума не хватило. Вот, глянь.
     Маргарита задрала рукав кофты, Милочка взвизгнула. Тонкая рука собеседницы в районе локтевого сустава оказалась испещрена длинными шрамами.
     - Понимаешь? - наклонила голову к плечу Рита.
     - Нет, - испуганно ответила Мила.
     Рита опустила рукав на место.
     - Эх, - с тоской протянула она, - если бы мне в тот день, когда Тата появилась, мозги в кучу сгрести, не случилось бы беды. Да не поверила я ей! Ладно, попытайся не сделать моей ошибки, слушай внимательно, в твоем рассказе о Еремине есть лишь одна правда: он владелец строительной фирмы. Все остальное ложь!
     Хотя жена Наташа реально существующий персонаж, и он с ней живет вместе, в одной квартире, на Фестивальной улице.
     - Нет, - закричала Мила, - я была у Дрюши дома, он стопроцентно обретается один, в маломерке, дико неуютной. Ты лжешь, никаких следов женщины в его берлоге нет.
     - Наивняк, - с невероятной жалостью в голосе ответила Рита, - слушай сюда. Квартирка, что ты видела, им снята для кобелирования, он туда бабенок водит, а вообще-то предпочитает дам с собственными хоромами, сам к девкам ходит.
     
     Глава 12
     
     Сначала Милочка внимала словам Маргариты относительно спокойно, она уже сообразила, что ее собеседница раньше была любовницей Андрюши, и совсем не испытала приступа ревности. Еремину не четырнадцать лет, ясное дело, что у него до Милы имелись женщины. Да и сама Людмила не была до встречи с любимым невинной девицей, но ведь неважно, что случилось до знакомства, старые книги прочитаны и закрыты, теперь наступила очередь новых.
     Но по мере того, как из Риты выплескивались подробности, Милочка цепенела.
     Маргарита жила с Андреем не один год и считала себя гражданской женой Еремина. О существовании Наташи любовница была великолепно осведомлена, более того, Андрей прямо сказал:
     - С супругой я никогда не разведусь, не люблю ее, тягощусь отношениями, но не брошу никогда, о причинах не спрашивай. Впрочем, могу слегка приоткрыть завесу: мой бизнес начался на деньги, данные ее отцом, а фирма записана на имя жены.
     Рита закивала, финансовые узы самые крепкие, но, может, Андрей поймет, что семья - это не просто деньги? Маргарита родит ребенка...
     Первые месяцы связи были безоблачными, потом набежали тучи, начались скандалы, но Риточка не унывала, она старалась изо всех сил, мечтая о браке с любимым. Потом ей позвонила женщина, назвавшаяся Татой, и рассказала, что является гражданской женой Еремина.
     - Ты еще наплачешься, - предостерегала она Риту, - через некоторое время разберешься, что к чему, похоже, он тебя основной жертвой выбрал. Знаешь, чем Еремин занимается? У него одновременно куча баб, три-четыре-пять. Число постоянно колеблется, но одна - раньше это была я, теперь, видно, ты - является постоянной. Андрей садист, энергетический вампир, он обожает издеваться над женщинами, постоянно устраивает им проверки. Любимое его занятие объявить себя смертельно больным, сообщить, что у него, допустим, туберкулез. Эту феньку он применяет, если хочет избавиться от надоевшей бабенки, на моей памяти он четверым напел про СПИД и очень потешался, глядя, как тетки в ужасе начинают носиться по лабораториям. Позвонит ему потом бывшая дамочка и радостно заверещит: "У меня нормальный анализ, я здорова". А он в ответ: "Дорогая, ты пока не расслабляйся, вирус сразу не выявляется". Мерзавец.
     Но хуже всего приходится той, которую Еремин выберет на роль новой жены! Вот ей по полной программе достанется, начнет мучить, не отпустит до тех пор, пока тетка не умрет!
     Рита не поверила собеседнице, отшвырнула трубку, словно ядовитую змею, но потом стало понятно:
     Тата не лгала.
     - Врешь, - перебила Мила Риту, - в тебе сейчас ревность кипит, но придется перетоптаться! Раньше Дрюша с тобой жил, да, похоже, удержать мужика ты не сумела, вот и приехала мне настроение испортить.
     Не на такую напала! У нас с Андрюшей настоящая любовь, да, я согласна, у него не самый простой характер, но я почти сумела приспособиться!
     Рита грустно глянула на Милу.
     - Вот-вот, точь-в-точь такие слова я сказала Тате, не поверила ей, теперь вот почти умерла. Как он надо мной издевался, в основном психологически, но иногда и кулаками доставалось. Знает подонок про свой дар, он любую бабу просто приворожить может, глупые мы, наивные, хотим счастья, влюбляемся безоглядно и терпим от мужиков все, наивно полагаем, что сумеем притереться. Ну и пусть от него десять жен сбежало, это они гадины, а он замечательный зайчик, просто плохо его любили, вот подарю Андрюшеньке море нежности и заботы, и превратится он в белого и пушистого! Нет! Черного кобеля не отмыть добела!
     Знаешь, откуда мой шрам?
     - Нет, - прошептала Мила.
     - С собой покончить пыталась, - обыденно сказала Рита, - решила вены вскрыть, измучилась до предела, извел меня Еремин, живого места в душе не осталось, одна выжженная пустыня.
     - Неужели нельзя было просто уйти?
     - Пыталась, только он мастер игры в кошки-мышки. Стоило мне крикнуть: "Прощай, не приходи больше!", как он мигом сладким пончиком делался: тю-тю-то, милая, обожаю, люблю, трамвай куплю. Я начинала таять, а он видит, что жертва коготки спрятала, мягкое брюшко приоткрыла, и бац туда каблуком.
     Мне снова плохо, я корчусь, а Андрей доволен, получил энергию, под питался. Ну и решила я за бритву схватиться, взяла лезвие, только страшно было себя резать, больно стало. Все примерялась, как лучше, руку сначала чуть-чуть повредила, а уж потом как резанула...
     - Мамочка, - прошептала Мила, у которой мгновенно исчезла вся злость на Риту, - как же ты жива осталась?
     Маргарита прикусила нижнюю губу, потом, тряхнув головой, ответила:
     - Глядела я, глядела, как кровь текла, потом голова кружиться стала, ну и испугалась я, подумала: зачем из-за подонка умирать? Собралась с силами и до соседки доползла, та "Скорую" вызвала, пришлось в больнице полежать довольно долго. Андрей ко мне ни разу не пришел.
     - Он, наверное, не знал о случившемся, - попыталась оправдать любовника Мила, - небось ты записки ему не оставила!
     Маргарита рассмеялась.
     - Еще как знал! Приехал в гости, начал в дверь звонить, соседка вышла и обо всем ему рассказала!
     Еремин поохал, поахал, а потом, сказав ей: "У Риты, увы, давно плохо с головой", исчез. Все, ку-ку, испарился. Хочешь, объясню, по какой причине он ко мне в клинику не кинулся?
     - Побоялся ответственности? Испугался разговора с врачом!
     - Нет, Еремин познакомился с тобой и почувствовал: вот она, новая жертва! Рита уже отработанный материал, весь выжатый в моральном плане, а тут свеженькая дурочка, надо начинать по новой чужими переживаниями лакомиться.
     - Не смей говорить о Дрюше плохо, - топнула ногой Милочка.
     Рита мрачно улыбнулась.
     - Дура ты! Откуда мне твой телефон известен, а?
     - Не знаю!
     - Сам Андрей дал.
     - Где? Когда? Зачем? - начала задавать бестолковые вопросы Мила.
     Маргарита поманила пальцем официантку, заказала себе еще кофе и пояснила:
     - Он, очевидно, решил с тобой любимые игрища затеять. Теперь станет мучить, с каждым днем все изощреннее, для того и меня вспомнил. Звякнул намедни и зажурчал ласково, прямо медовый пряник. Начал на жизнь жаловаться, дескать, сейчас у него новая пассия, ревнивая кретинка, жадная стерва, нахалка, каких мало, Андрюша понял, что потерял в моем лице настоящее сокровище, и теперь жаждет раскрутить пружину назад. Но сам он связываться с Людмилой не хочет, дрянь его третирует, она слишком много знает правды о бизнесе Еремина, грозит пожаловаться в налоговую инспекцию.
     - Я! - оторопела Мила.
     - Ты, ты, - закивала Рита, - поэтому Андрюша предложил мне: "Солнышко, давай начнем все сначала. Вот тебе телефончик стервы, звякни ей и расскажи правду: мы любим друг друга, просто временно поссорились!"
     Людмила лишь ошарашенно моргала глазами, а Маргарита продолжала:
     - Только я слишком хорошо садиста знаю, поняла, какой он замысел вынашивает, желает нас столкнуть и от скандала кайф поймать!
     - Мужчины обычно боятся таких ситуаций, - выдавила из себя Мила.
     - Нормальные парни да, - скривилась Рита, - но Еремин-то патологическая личность. И потом, скажи, услышь ты от меня подобную информацию, как поступишь? Только честно, не стесняйся, я сама такая!
     Мила сглотнула слюну и призналась:
     - Для начала наору на любовницу, потом шмякну трубку, поколочу посуду...
     - А затем?
     Людмила пожала плечами.
     - Если мужчина хочет уйти от женщины, то виновата чаще всего она сама. Плохо вела хозяйство, устраивала скандалы. Подумаю и попробую измениться, начну работать над собой, пойми, я очень люблю Дрюшу, просто не представляю своей жизни без него.
     - И ничего Андрею о моем звонке не скажешь?
     - Нет, иначе придется ставить его в ситуацию выбора: либо я, либо ты.
     Рита кивнула.
     - Ясненько. Рабыня.
     - Кто?
     - Ты! Впрочем, и я тоже такой была до определенного времени, во мне изменения после попытки самоубийства произошли! А Дрюша, наш принц распрекрасный, садист, он женщин, готовых по-собачьи ему служить, носом чует. Думаю, жена его, Наташа, из той же породы, коли не один год с парнем мается. Андрей, конечно, отлично тебя изучил: не полезет Милочка кавалеру глаза выцарапывать! Будет втихаря мучиться, страдать, вообще ниже плинтуса ляжет! И чем хуже ей будет, тем лучше Андрюше.
     Только он во мне ошибся, я из-под его влияния вышла, небось дурная кровь вытекла, поэтому и решила я предостеречь тебя. Знаешь, в жизни все повторяется дважды! В свое время Тата захотела меня предупредить, я не послушала ее и хлебнула по полной программе. Не повторяй чужих ошибок! Пойми, ты живешь с маньяком, готовым ради собственного удовольствия тебя растоптать. Уж не знаю, отчего он такой уродился, может, мстит за детство, проведенное в дерьме, в общем, Фрейд бы разобрался, но я-то не психолог!
     Мила молчала, Рита кивнула.
     - Ясно! Не веришь! Твое дело, моя совесть теперь чиста, я попыталась тебя предостеречь, а то, что ты меня не услышала, уже чужая беда. Впрочем, поставь над Ереминым эксперимент, расскажи о моем звонке, только не правду, а то, что он надеется услышать, заплачь, спроси: "Это в самом деле так?"
     Он тебе стопроцентно скажет, что впервые слышит мое имя, дескать, кто-то решил ваше счастье порушить. "Не верь, любимая, вокруг слишком много злых людей, им наша любовь поперек горла". Вот услышишь эту фразу и спроси себя: кто же про ваши отношения знает? Где злопыхатели? Небось Андрюшенька тебя ни с кем не знакомил и с твоими подружками встречаться не хотел.
     Мила продолжала хранить молчание.
     - Еще одно, - как ни в чем не бывало продолжила Рита, - у Еремина, прости, конечно, за интимную подробность, прямо под правой ягодицей есть тонкий, еле заметный шрам. Вроде он в детстве задом на стекло сел, не знаю точно. Только отметину, ежели его голым внимательно не изучать, не найти. Видела полоску?
     - Нет, - вымолвила Мила.
     - Так поищи ее, - хмыкнула Маргарита, - ляжет он на живот и заснет, а ты внимательно его огляди и спроси себя: откуда же Риточка про такую детальку знает, если Дрюшечка о Марго никогда не слышал!
     - Но откуда тебе биография Андрея известна? - только и сумела вымолвить Мила. - Про его провинциальное происхождение? Мне он всегда повторял, что родился в Москве, учился здесь, номер школы называл, институт...
     - Комплекс парня из Задрипанска, - фыркнула Рита, - встречаются такие люди, которые в столицу приедут, квартиру купят, а потом соловьем заливаются: "Мы, столичные жители". Это все от ущербности!
     Какая, хрен, разница, где ты родился, хоть в Африке, главное, чтоб человек был нормальный. Впрочем, Андрей в Москве давно, с детства, его дядя усыновил.
     Я особых подробностей не знаю. И тебе про деревенское прошлое Еремина лишь по одной причине сказала: имей в виду, он врун, даже по ерунде обманет. Тебе не все равно, где он родился?
     - Абсолютно, - прошептала Мила.
     - Во, - кивнула Рита, - ты нормальная, а Андрей урод! Помесь павиана с павлином.
     Высказавшись, Рита встала и пошла к двери, Мила осталась сидеть, она пыталась переварить услышанное.
     Вечером Людмила спросила у Андрюши:
     - Кто такая Рита?
     - Рита? - удивленно вскинул брови Еремин.
     - Верно.
     - Рита???
     - Ты впервые услышал это имя?
     - Нет, конечно, просто пытаюсь сообразить, о ком речь, у меня на фирме полно баб, но Маргариты вроде нет. Хотя точно не скажу. Сама понимаешь, я имею дело с десятком бригад, может, среди штукатурщиц и...
     - Не о строителях речь, - перебила Мила, - Рита Копейко, твоя любовница, она мне звонила!
     Андрей, вытаращив глаза, выслушал Милочку, потом нежно обнял девушку и с чувством произнес:
     - Первый раз о такой слышу. Рита Копейко? Запоминающаяся фамилия! Извини, конечно, я здоровый мужик, до тебя не жил монахом, имел нелюбимую жену и порой заводил связи на стороне, но Риты не было никогда, не верь, любимая, вокруг слишком много злых людей, им наша любовь поперек горла.
     Милочка вздрогнула. Именно эту фразу произнесла Маргарита.
     - Ты ревнуешь? - воскликнул Еремин.
     Мила кивнула.
     - Тебе не по себе? - жадно спросил Дрюша.
     - Да.
     - Расстроилась?
     - Очень.
     - Наплюй! Кругом много зависти, - бросился обнимать любовницу Андрей.
     Ночью Милочка решила изучить тело Еремина, зажгла ночник и стала обозревать нижнюю часть его спины. Под ягодицей, именно в том месте, где указывала Рита, был еле-еле заметный шрам, белая ниточка.
     Увидеть отметину случайно невозможно, ее мог приметить лишь любящий взгляд страстной женщины, которая хотела изучить своего мужчину всего, осмотреть каждый уголок обожаемого тела.
     Но все равно в душе Милы жил зародыш сомнения, вдруг Андрюша случайно переспал с Ритой, для большинства мужчин сексуальные отношения являются чем-то вроде глотка воды в момент острой жажды, утолил естественную потребность и спокоен. Неприятно, конечно, осознавать, что дорогой тебе изменил, но, с другой стороны, разве можно считать подобный зигзаг изменой? Любовью тут и не пахнет!
     И Мила решила забыть о Рите. Через месяц Людмила нашла в машине Андрея надушенный носовой платочек, затем ей попалась черная перчатка, потом неизвестно чья губная помада.
     Мила, понимая, что в авто ездят другие женщины, напрямую спросила об этом Андрея, разгорелся скандал, и понеслось. Еремин мгновенно превратился в чудовище, мучившее Милочку, нет смысла пересказывать все, что он проделывал с бедняжкой.
     В конце концов Мила, сообразив, что Рита говорила правду, решила поймать Дрюшу на месте преступления. Она принялась следить за ним и очень скоро обнаружила сразу трех баб: Лену, Иру и Катю. Сжав кулаки, Милочка бросилась к первой.
     Леночка, симпатичная молоденькая дурочка, увидав Людмилу, быстро сказала:
     - Да, спали мы, только неделю, я от него ушла!
     Кто же с туберкулезным жить станет.
     - С каким? - разинула рот Милочка.
     - Легкие у него гнилые, - фыркнула Лена, - ты че, не знала? Так поинтересуйся! Мне не с руки палочки Коха получать, ну его в задницу, забирай инвалида себе. Кругом много здоровых мужиков.
     Мила мгновенно вспомнила слова Риты о том, что Андрей любил устраивать проверки любовницам, прикидываясь смертельно больным, и кинулась к Ире.
     Та тоже сбежала от Еремина.
     - СПИД у него, - шептала Ира, нервно оглядываясь, - я как узнала, чуть не померла со страху. Во, блин, влипла! Он сам не в курсах был! Мы с ним месяц общались, пошел Дрюша анализы сдавать, в бассейн собрался, плавать хотел.
     Приходит из поликлиники весь синий, трясется, бумажку показал и прохрипел:
     - Я, как честный человек, сразу тебя предупреждаю, СПИД у меня! Наверное, стоматолог занес, я зубы недавно лечил.
     Ира понеслась в кабинет анонимного лечения, сдала кровь, увидела слово "не обнаружено" и перевела дух.
     - Я больше с ним не общаюсь, - откровенничала она с Милой, - даже по телефону боюсь, хоть он и пытался со мной говорить. Прямо кажется, сейчас зараза из трубки выскочит! Ты к врачу топай и, если пронесло, забудь о Еремине!
     Милочка, убитая полученной информацией, вышла на улицу. Она очень хорошо знала, что ни туберкулеза, ни СПИДа у Андрея нет, он, если можно так выразиться, патологически здоров.
     Теперь, когда Людмилу мучила ревность, она решила не показывать ее Андрею, но получалось плохо.
     У нее пропал аппетит, сон, каждый раз, когда любимый исчезал на пару дней, перед глазами разворачивались отвратительные картины: два голых тела, сплетенных вместе, Андрей и очередная пассия.
     В конце концов Мила стала срываться, Андрей в ответ устраивал скандал, пару раз он ударил ее. Правда, почти мгновенно Еремин отходил и делался несказанно ласков, покупал презенты, осыпал поцелуями, клялся в вечной любви и.., тут же убегал на балкон, не забыв притворить за собой плотно дверь, вынимал телефон. Милу опять обдавало душем ревности. В общем, ей казалось, что ее швыряет из огня в ледяную воду.
     Через полгода такого счастья Мила превратилась в законченную истеричку, начинавшую рыдать по любому поводу.
     - Может, тебе лечь в клинику неврозов? - заботливо предложил Андрей.
     - Ага, - прищурилась Мила, - собираешься, пока я в психушке лежу, с бабами развлекаться?
     - Ты и впрямь сумасшедшая, - констатировал Дрюша, - фаза обострения маниакальной стадии ревности.
     - Мерзавец! - завизжала Мила и кинулась на него.
     Тот легко отшвырнул Милу, сказав:
     - Хватит, больше не желаю тебя видеть, - и ушел.
     Людмила кинулась в ванную, трясущимися руками схватила бритву, полоснула себя по руке в сгибе локтевого сустава и взвизгнула. Было очень больно.
     Внезапно в голове прояснилось, лезвие упало на пол, Милочка тупо уставилась на бритву. Как ей сказала Рита? "В жизни все повторяется дважды"?
     Пошатываясь, Мила добралась до комнаты, вытащила блокнот, куда Рита вписала свой телефон, и соединилась с Копейко. Милочка слабая, безвольная, Андрей станет измываться над ней бесконечно, а Маргарита сумела обрести силу. Сейчас Мила попросит у Риточки прощения и скажет: "Помоги! Дай мне совет, как навсегда избавиться от Еремина?"
     В ухо летели длинные гудки, Миле делалось все хуже и хуже, но в конце концов, когда она уже готова была повесить трубку, из нее донеслось сонное:
     - Алло!
     - Рита, - обрадовалась Мила, - слава богу, ты дома.
     - Вам Копейко?
     - Да, да.
     - Она съехала, - равнодушно ответил голос, - еще зимой.
     - Не может быть, - прошептала Мила.
     - Запросто, - без особых эмоций отозвался незнакомый человек, - чего удивительного?
     - Куда подевалась Рита? - почти теряя сознание, спросила Милочка.
     - Понятия не имею, не звоните больше, я просто купил квартиру, - равнодушно ответил собеседник.
     
     Глава 13
     
     Несколько мгновений мы сидели молча, потом Мила прошептала:
     - Когда ты позвонила, я решила, что Дрюша новое издевательство придумал: объявляет себя мертвым, чтобы посмотреть, как любимая прореагирует. Подослал ко мне свою новую бабу!
     По щекам Милы горохом покатились слезы, я протянула ей взятую со стола бумажную салфетку и с жаром воскликнула:
     - Никогда не имела никаких дел с Ереминым!
     И потом, я замужем.
     - Можно подумать, что наличие законного супруга способно остановить ту, которая решила погулять, - глухо пробормотала Мила.
     - Меня да. Зачем жить с мужчиной и изменять ему? Честнее просто развестись.
     - Ага, - протянула Мила, - бывает так, что все в мужчине хорошо, только в кровати он пшик, тогда как?
     - Не знаю, - честно призналась я.
     - Вот и не осуждай других, - зло воскликнула Милочка.
     По ее лицу разлилось большое красное пятно.
     - Тебе плохо? - воскликнула я.
     - Кстати, - прищурилась Мила, - если, как ты утверждаешь, никогда не имела дел с Дрюшей, то почему оказалась с ним в "Лотарингии", а? Чего поволоклась в трактир?
     Кожа на лице Милы стала принимать синеватый оттенок, я невольно покачала головой. В конце концов, кто виноват, что Андрей измывался над любовницей? Да только она сама! Разве женщину приковали к парню железной цепью? Или ей поставили условие, заявили: живешь с Ереминым, иначе смерть? Нет, конечно, Мила могла в любой момент отключить телефон, запереть квартиру и не открывать любовнику, думаю, тот бы не стал ломать дверь. В конце концов, можно уехать из Москвы или снять себе временно жилье в другом районе столицы, есть масса способов избежать нежелательного общения, но Мила предпочла сидеть сложа руки и мучиться. Ей просто нравится роль рабыни.
     - В "Лотарингию" меня привела необходимость сказать Еремину о смерти Наташи, - сурово ответила я.
     Мила вцепилась пальцами в край стола.
     - Кого? Еще одна любовница? Она покончила с собой?
     - Нет, умерла законная жена Андрея, Наташа.
     - Врешь!
     Я поморщилась, но не стала сейчас обращать внимание на ее грубость.
     - Наташа скончалась в больнице. Вчера вечером у нее внезапно заболел живот, вроде спазм или колика.
     - Откуда знаешь?
     - Ей стало плохо при мне, я отвезла бедняжку в клинику, а сегодня оттуда позвонили с просьбой забрать тело, - я стала вводить в курс дела Милу, - ну я и нашла Андрея. Не успели мы сесть за стол, как...
     - Почему ты мне сразу не сообщила о смерти Наташи? - нервно перебила меня Мила.
     - Я пыталась пару раз, но ты меня затыкала, требовала сидеть молча. Кстати, Андрею я так и не успела ничего сообщить, он съел пару кусков мяса и упал лицом в тарелку. Ну дальнейшее, про телефон, ты уже знаешь.
     Мила прикусила нижнюю губу, потом схватила со стола салфетку, нервно разорвала ее на мелкие кусочки и вдруг заявила:
     - Странно получается! Сначала на твоих глазах умирает Наташа...
     - Нет, она скончалась в больнице.
     - Неважно, плохо ей стало при тебе?
     - Да, - кивнула я.
     - Вот видишь! - с азартом воскликнула Мила. - А потом, снова в твоем присутствии, погибает Дрюша.
     - Действительно, - пробормотала я.
     - Просто детектив какой-то, - зашипела Мила.
     - Детектив? - насторожилась я.
     Людмила встала, налила себе чашку кофе, забыв предложить его мне, села на стул и вдруг сказала:
     - Обожаю криминальные романы, прочитала всю Смолякову, здорово пишет, не то что другие, понимаю, конечно, в них сплошная ложь, но держит. А ты как относишься к подобным книгам?
     Удивленная сменой темы разговора, я откровенно ответила:
     - Тоже отдыхаю со Смоляковой и должна отметить: при всей простоте ее сюжетов каждая повесть цепляет, невозможно бросить, пока не узнаешь, кто убил, только при чем тут Смолякова?
     Милочка осторожно помешала ложечкой кофе, облизала ее и улыбнулась:
     - Видишь, я спокойна!
     - И что?
     - Я спокойна?!
     - Ну.., да.
     - Более того, - продолжала криво улыбаться Мила, - я очень рада смерти Дрюши, он меня освободил, теперь заживу счастливо, сама себе хозяйка.
     - Извини, пока я плохо понимаю, куда ты клонишь?
     Людмила внезапно швырнула на пол чашку, я вздрогнула, темно-коричневая лужица стала быстро разливаться по светло-бежевой плитке, мелкие осколки фарфора с легким треньканьем разлетелись по разным углам уютной, вылизанной до блеска кухоньки.
     - А к тому, - заорала хозяйка, вновь становясь жертвой красного пятна, - а к тому... В общем, передай Андрею: пусть в другой раз для написания сценария наймет Смолякову, нечего жадничать, она бы ему хорошую историю закрутила, у самого вышло плохо!
     Мне понятен его замысел! Приходит любовница, врет с три короба, я сначала в шоке, затем в обмороке, а потом Дрюша сам заявляется! Пшла вон, гадина!
     С этими словами Мила стала кашлять, потом упала головой на стол и закатилась в истерических рыданиях. Я попыталась привести ее в чувство, но чем больше бормотала всякие слова, типа: "Ну, ну, милая, успокойся, выпей воды", - тем громче рыдала Милочка.
     В конце концов, поняв, что у хозяйки началась нешуточная истерика, я схватила стакан, наполнила его холодной водой из-под крана и вылила Миле за шиворот.
     - Bay, - взвизгнула та, - охренела, да?
     - Нет, просто хотела прекратить твое кваканье, - зло сказала я, - ты сама себя заводишь. Ладно, прощай, больше нам говорить не о чем. Андрей мертв, Наташа тоже, разбирайся в ситуации сама, мне пора!
     Чувствуя себя побитой собакой, я встала и пошла к двери.
     - Не верю тебе, - завопила вслед Мила, - все ты врешь!
     Я молча шла к выходу, хозяйка полетела за мной, выкрикивая на ходу:
     - Брехалово! Гонялово! Он новую феньку придумал! Другим бабам про болезни врал, а мне про смерть придумал! Классно вышло! Была бы Смоляковой, написала бы книгу!
     Я, пытаясь открыть замок, замерла, потом спросила:
     - Какую?
     Мила скорчила рожу и издевательским тоном протянула:
     - Сюжет для чудного романа! Некая дамочка подбирает на улице женщину, та умирает, а следом погибает и ее муж! Загадочно! Кто убивает обоих? При чем тут дамочка? Суперсериал, "Москва ментовская" отдыхает! Ну, чего остановилась? Обломалось вам? Не такая я дура оказалась, разобралась в придуманной тобой и Дрюшей истории! Решил меня помучить? Имей в виду, это он сейчас с тобой ласковый. Знаю, знаю, что сказал. "Милая, не могу избавиться от сучки, давай расскажем ей чудесную басенку, ты только помоги мне, и заживем счастливо". Но не верь ему, не найдешь счастья. Да уж, все точно по одному кругу ходит:
     Тата предупредила Риту, та меня, я - тебя. Уноси ноги, дура, иначе изжует тебя Андрей и выплюнет. Да, кстати, передай Дрюше: Милочка абсолютно не расстроилась. Услышала про его "кончину" в "Лотарингии" и воскликнула: "Слава богу!"
     - Андрей умер, - безнадежно сказала я, - не веришь, позвони в ресторан, узнай номер отделения милиции и обратись туда!
     Мила вздернула брови.
     - А может, я ошибаюсь? Ты Наташа? Жена Дрюши? Воспользовалась тем, что мы никогда не виделись, и теперь ломаешь комедию? Вместе решили цирк устроить?
     - Наташа умерла.
     - Ага, почти при тебе?
     - Да.
     - И Андрюша тоже?
     - Понимаю, что звучит странно, но это так!
     Милочка рывком распахнула дверь и неожиданно сильно пнула меня в спину. Я, не ожидая нападения, покачнулась, чтобы удержаться, сделала шаг вперед и оказалась на лестничной клетке. Последовал еще пинок. Я не сумела удержать равновесия и брякнулась на четвереньки.
     - Вы с Андреем начинайте писать криминальные романы, - прошипела Мила, - опыт уже имеете, классно получится, Смолякова удавится от зависти.
     Дверь хлопнула о косяк, я попыталась встать и свалилась на бок.
     "Пишите детективный роман". Действительно, более чем странная ситуация: сначала погибает Наташа, потом Андрей, и я оказываюсь в центре событий. Как всегда, влипла в идиотскую историю? И случайно оказалась участницей кем-то задуманной акции?
     Др-р-р, - заверещал мобильный, я кое-как изловчилась, вытащила трубку и тихо сказала:
     - Да.
     - Звезда моя. - прожурчал Федор, - ты где?
     Сообщать правду в данной ситуации мне показалось глупо, не говорить же: "Лежу на грязной лестнице, возле квартиры, откуда меня только что вышибли коленом под зад".
     - Сижу за письменным столом, скоро сдавать книгу" - стараясь сохранить спокойный тон, сообщила я.
     - А почему к домашнему телефону не подходишь?
     - Отключила его, работать мешает!
     - Правильно, звезда моя. Долго тебя сейчас не задержу, слушай внимательно. Послезавтра, в полдень, на "Шарашкинфильме" кастинг.
     - Что?
     - Будешь выбирать актеров на главные роли! Подготовься заранее.
     - Я?
     - Ты, звезда моя, по условиям контракта, ваше слово, великая наша, является последним. Веди себя прилично, сам приехать проконтролировать процесс не смогу. Усекла?
     - Да.
     - И еще, - неожиданно сурово и без всякого ерничанья сказал начальник пиар-отдела, - сериал - это очень и очень серьезно. После его выхода на экран ты моментально переместишься на верхние позиции рейтингов, возрастут и прибыли издательства, и, естественно, твои гонорары. Ясное дело, появление у "Марко" нового, толового автора не обрадует наших заклятых друзей из "Ореона" и "Реки". Кстати, "Река" пыталась всучить Голубеву свою авторшу, Кирюшкину, только Анатолий не пожелал с нею связываться, компранэ?
     - Наин, - честно ответила я.
     Федор присвистнул.
     - Голубев мальчик откровенный, он в "Реке" на встрече так высказался: "Вы, ребята, с дерьмом не лезьте. Стану снимать Виолову, вашей Кирюшкиной контракт на сериал светит лишь в том случае, если автор "Марко" заартачится или с ним чего случится".
     Въехала в проблему?
     - Нет, не понимаю, о чем речь.
     - О деньгах, звезда моя, о проклятом золотом металле, о котором человечество, с одной стороны, говорит с презрением, а с другой - просто умирает от желания иметь его побольше. "Река" хотела заработать на Кирюшкиной, но им обломалось, теперь мы на Виоловой тугрики огребем. Аморе мио, просветлело в твоих мозгульках?
     Я встала, отряхнулась и сердито сказала:
     - Говори прямо, без ужимок.
     - Лады, беседую, как с олигофреном. Чтобы Кирюшкина получила контракт с "Шарашкинфильмом", надо убрать тебя. Будь осторожна, возможна любая провокация, от ерундовой до самой нехорошей.
     - Какой? - испугалась я.
     - Ну.., не знаю.., навряд ли, конечно, тебя убивать станут, - деловито сообщил Федор, - не девяносто первый год, вот в те времена не дал бы я за твою жизнь в подобной ситуации и копейки. Но сейчас мы стали цивилизованными, интеллигентными. Устроят скандал, изучат твои привычки, узнают, что мадам Тараканова вечно без мыла во всякие места влезает, ну и подставят дуру, подбросят ей труп молодого парня, а потом вой поднимут, прямо вижу заголовки желтых газет: "Детективщица Виолова решила на практике изучить криминальный мир. Арина прирезала своего юного любовника".
     - Это невозможно, - возмутилась я, - имею мужа!
     Федор заухал, словно наевшаяся мышами сова.
     - Это ты потом объяснять будешь, ясное дело, отмажут тебя, только "Шарашкинфильм" не станет ждать, пока "Марко" дело замнет. Ежели полагаешь, что Голубев тебя у ворот Бутырки с букетом встретит, то ошибаешься, продюсеру надо бабло крутить, контракт получит Кирюшкина.
     - Из Бутырки меня точно не встретят, - пробормотала я, - женщин теперь там не содержат, для них построен новый СИЗО, относительно комфортный.
     - Хватит занудничать, звезда моя, - рыкнул Федор, - имей в виду, сиди тихо, веди буржуазный образ жизни, без экстрима, возможны любые провокации.
     Кстати, с завтрашнего дня у тебя будет охранник.
     - Зачем? - вздрогнула я.
     - Затем, что надо, - донеслось из трубки, и потом полетели гудки. Федор не утруждает себя особой вежливостью, он редко говорит собеседнику "до свидания".
     Слегка ошарашенная разговором, я, проигнорировав лифт, пошла вниз по лестнице, на втором этаже ноги вдруг перестали меня слушаться. Провокация!
     Вот оно что! Конкуренты из издательства "Река" уже взялись за дело, меня явно втягивают в нехорошую историю. Смерть Наташи, кончина Андрея, оба раза я оказывалась причастной к неприятным событиям.
     Постояв в раздумье несколько мгновений, я понеслась вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки.
     Ну, "Река", погоди, не на такую напали. Теперь я хорошо понимаю замысел враждебно настроенных издателей и знаю цель негодяев. Так, для начала следует выяснить, правда ли умерли Наташа и Андрей. Ну какие у меня есть доказательства их кончины? Наташу вчера привезла в клинику живой, у нее сильно болел живот, я оставила женщину в приемном покое. Мертвого тела не видела, получила только известие по телефону, сначала побеседовала с неким доктором, а потом посыпались звонки от психопатической бабы, требовавшей немедленно приехать за трупом Однако очень странно, разве так по-хамски разговаривают с родственниками? По какой причине меня упорно зазывали в больницу, какую там приготовили мне бяку?
     А ситуация с Андреем? Ладно, он потерял сознание на моих глазах, но ведь опять я не могу быть твердо уверена в его смерти. Еремина унесли, затем появилась милиция. Служителей правопорядка вызывала не я. Что, если я стала участницей широкомасштабной операции под названием "Загоняй писательницу Виолову в угол"?
     Спокойно, Вилка, главное, не нервничай, возьми себя в руки и попытайся рассуждать логично. Сейчас поезжай домой, выпей чаю, да, кстати, не забудь по дороге купить продуктов, потом почитай новенький роман Смоляковой, выспись, а с утра начинай действовать, отправляйся в больницу, поговори с врачами, правда непременно вылезет наружу, может, бедная Наташа и впрямь скончалась, а может, и нет. Или ее убили?
     По моей спине пробежал озноб, я вздрогнула и ринулась на улицу.
     
     Глава 14
     
     Нагрузившись в супермаркете пакетами, я еле-еле впихнулась в родной лифт. На душе скребли кошки, особенно меня тревожило то, что я никак не могу услышать вестей от Олега. Пусть он потерял мобильный, но почему не пытается соединиться со мной сам? Хотя небось занят работой по горло. Зная Куприна, я не удивлюсь, если он забыл про меня, погрузившись в дела. Ладно, не стану беспокоиться о муже, потому что очень хорошо усвоила простую истину: у дурных вестей быстрые ноги. Случись во Владивостоке с московским гостем неприятность, мне мигом сообщили бы о ней, а раз никаких тревожных курьеров нет, то и дергаться не надо. Вот вернется Олег, устрою ему проработку и тем удовлетворюсь.
     Слегка заглушив тревогу, я дотащилась до квартиры, немедленно плюхнула полиэтиленовые торбы на пол и начала рыться в сумке в поисках ключей.
     - Здрассти, - прошелестело сзади, - тетя Виолина...
     - Кто тут? - заорала я, роняя связку. - Стоять на месте, стрелять стану! Думаете, "Марко" отпустило меня безоружной?
     Я повернулась, глаза наткнулись на тщедушную маленькую фигурку в грязном, некогда белом платье.
     На площадке, вжавшись в стену, стояла Олечка.
     - Детка! - всплеснула я руками. - Это ты? Где была? Как узнала мой адрес? За тобой гнался Абдулла!
     Счастье просто, что не поймал! Входи скорей.
     Оля подхватила стоявшие у двери пакеты.
     - Оставь, - велела я, - сама донесу.
     - Вам тяжело.
     - Ерунда, ты еще маленькая.
     - Не, нормально.
     Борясь за право переть на кухню продукты, мы прошествовали по коридору, потом я усадила Олечку на диванчик и стала расспрашивать. Она старательно рассказала о своих приключениях.
     Оставшись в "Марко" одна, Оля пошла в столовую и там от души поела, затем поднялась, как ей было велено, на шестой этаж и села в холле в кресло.
     - Господи, я сказала же идти на пятый! - воскликнула я.
     - Угу, - кивнула Оля, - я перепутала, теперь-то разобралась.
     Девчушка мирно проводила время, сначала она просто тосковала, потом к ней подошла маленькая симпатичная женщина и спросила:
     - Ты ждешь кого-то?
     - Меня привела писательница Арина Виолова, - испуганно ответила Олечка, - не ругайтесь, пожалуйста, она велела ее тут ждать.
     - И в мыслях не было тебя корить, - улыбнулась женщина, - меня зовут Галя, я работаю в пиар-отделе. Просто подумала: сидит девочка одна, скучает. Хочешь, дам книжек почитать?
     - Спасибо! - обрадовалась Олечка.
     Приветливая Галя вмиг принесла стопку изданий, Ольга выбрала обожаемые сказки и углубилась в текст.
     Истории оказались настолько захватывающими, что она забыла о времени. Пару раз к ней, правда, подходили разные люди и спрашивали:
     - Ждешь кого?
     - Писательницу Арину Виолову, - отзывалась Олечка, - она приказала: отсюда ни шагу.
     Сотрудники "Марко" кивали, улыбались и уходили. Затем девочку перестали тревожить, и она совершенно спокойно наслаждалась сказками. На самой интересной странице ее тронул за плечо мужчина в черной форме.
     - Что тут делаешь? - вежливо, но сухо поинтересовался он.
     - Жду писательницу Арину Виолову, - привычно сообщила Олечка и собралась продолжить чтение, но дядька не отстал.
     - Время позднее, издательство прекратило работу, твоя Виолова давно уехала.
     Ольга растерялась.
     - Дяденька, вы шутите?
     - Нет, - сурово заявил охранник, - посмотри, все кабинеты заперты.
     - Но мне велено было подняться на шестой этаж.
     - Странно, - нахмурился секьюрити, - вообще-то писателям тут делать нечего, здесь технические службы, авторы выше пятого этажа не ходят.
     - Ой! - воскликнула девочка. - Точно! Она именно про пятый говорила! Я перепутала! Чего делать-то?
     - Пошли со мной, - велел охранник, - разберемся.
     Вскоре Олечка оказалась одна на первом этаже, точь-в-точь в таком же холле, как на шестом, потом появился секьюрити и сообщил:
     - Виолова тут по двору бегала, тебя искала, ей сказали, что ты курить пошла!
     - Я еще маленькая и не употребляю сигареты, - Испугалась Ольга.
     Мужчина крякнул и начал терзать телефон, через полчаса он заявил:
     - Нет Виоловой дома, или трубку снимать не хочет. Сама до нее на метро добраться сумеешь?
     - Я адреса не знаю, - прошептала Оля.
     - А ты ей кто? - насторожился охранник.
     - Дальняя родственница, - слегка приврала Олечка - из другого города. Виолова сказала: "Сначала в издательство по делам скатаем, потом домой".
     - Ох уж эти бабы, безголовые чудилы, - забубнил охранник, - нет бы по этажам пробежаться, а она по двору носилась. Погоди, найду ее адрес.
     Очень скоро Ольга стала обладательницей бумажки с моими координатами, охранник подробно растолковал, каким образом следует добраться до нужной улицы. Оля поблагодарила его и отправилась в путь.
     До метро девочка дошла быстро, а вот в подземке запуталась. В Москве оказалось две "Белорусских", Олечка вышла на кольцевой, она не нашла пересадку на радиальную станцию с тем же названием и, оказавшись на шумной площади, принялась растерянно спрашивать у прохожих:
     - Где тут Горьковско-Замоскворецкая линия?
     Но москвичей на дороге не оказалось, спрошенные вздергивали брови.
     - Шо? Якая такая линия? Мы не местные, - чаще всего слышала в ответ Олечка.
     В конце концов девочка устала и вошла в здание вокзала, устроилась в кресле и.., заснула. Одетая в белое платьице, носочки и сандалии, Оля не походила на бродяжку. Патруль, регулярно дефилирующий по помещению, посчитал, что она пассажирка, едет куда-то с родителями, и не проявил к ней интереса. Девочка мирно прокемарила до десяти утра, потом очнулась, кое-как привела себя в порядок и отправилась на поиски загадочной линии.
     В конце концов приключение завершилось успешно, Оля добралась до моей квартиры, но на ее звонки никто не отзывался. Девочка, решив, что я ушла по своим делам, мирно села на подоконник, решив спокойно ждать.
     Узнав о приключениях подростка, я покачала головой.
     - Понимаешь, я разбила телефонную трубку от злости на одного очень глупого мужчину по имени Коля, вот почему сотрудник службы безопасности "Марко" до меня не дозвонился. Наверное, он набирал домашний номер. Уж извини, что так вышло, просто ерунда! Мне парковщик сказал: ты удрала через дырку в заборе, отправилась покурить...
     - Я даже не прикасаюсь к сигаретам, - воскликнула Оля, - ей-богу!
     - Знаешь, - протянула я, - когда я вышла от Федора, увидела тебя в кресле с книжкой. Вернее, подумала, что ты, а на самом деле это просто оказалась девочка, очень похожая на тебя, в белом платье, наверное, она пошла смолить сигарету, это ее видел парковщик!
     Бедная ты моя. Вокзал опасное место для школьницы!
     - Ничего же не случилось, - тихо сказала Олечка, - вы меня не выгоните? Честное слово, мне идти некуда!
     Я обняла худенькие плечи ребенка, жалость охватила меня, девочка такая маленькая, тощенькая.
     - Нет, конечно, останешься пока у нас. Скоро вернется мой муж, он ми...
     Остаток фразы замер в горле, наверное, не стоит пугать Ольгу рассказом о месте работы Олега.
     - ..милый добрый человек с большими связями, - закончила я. - Кстати, дочь моей подруги Томочки, Кристина, тоже наполовину сирота, и оказалась она в нашем доме совершенно случайно, почти так же, как ты. Как-нибудь расскажу тебе ее историю <Ситуация, о которой сейчас вспоминает Виола, описана в книге Дарьи Донцовой "Черт из табакерки", издательство "Эксмо".>.
     Я к чему вспомнила - не ты первая попадаешь в беду, любые испытания можно преодолеть.
     Оля наклонила голову, шмыгнула носом и тихо забормотала:
     - Дай вам бог здоровья, тетя Виолина, счастья и денег!
     - Для начала давай перейдем на "ты".
     - Хорошо.
     - И я не "тетя Виолина", а просто Виола или Вилка, называй, как тебе удобней.
     В глазах Ольги запрыгали бесенята.
     - Вилка прикольней.
     - Значит, решено, безо всяких "теть". Ты, наверное, устала, хочешь есть и спать?
     - Вы обо мне не беспокойтесь, - рассудительно ответила Оля. - Устроюсь, где прикажете, тут, у плиты, на полу могу. Есть мне не надо, я мало кушаю, кусочка хлеба на ночь хватит, только не выгоняйте. Не думайте, я не стану на вашей шее сидеть, отработаю за жилье, квартирку помою, кастрюли начищу, постираю, поглажу, я все умею, все могу! Мне бы только паспорт получить. Живо на работу пристроюсь, на стройку, обед варить.
     - Это неперспективно, надо учиться. И потом, мы договорились перейти на "ты".
     - Оно понятно, так ведь и жить где-то надо, и одеваться, и продукты покупать! Зарплата требуется, за так ничего не дадут, - по-крестьянски деловито рассуждала девочка.
     - Иди в ванную, - я решила прекратить разговор, - вымойся как следует, поешь - и в кровать.
     Спать и жить будешь в угловой комнате, она у нас гостевой считается.
     - Вилка! Я отработаю, - захлюпала носом Оля, - не сомневайся, не лентяйку пустила.
     - Ничего не надо.
     - Нет, - уперлась Оля, - завтра же полы помою.
     Мне стало бесконечно жаль Олечку, бедная девочка не способна понять, что на свете встречаются люди, которые делают добро просто так. И потом, я слишком хорошо помню свое неприкаянное детство, знаю, каково это, ощущать себя никому не нужной, пригретой из милости.
     - Иди мойся! - рявкнула я.
     - Ой, не сердись, - воскликнула Оля и мухой полетела в ванную.
     Пока девочка приводила себя в порядок, я живо пожарила омлет, раскрыла коробочку мармелада в шоколаде и включила телевизор.
     Оля вышла из ванной, закутавшись в полотенце, она лениво потыкала вилкой во взбитые яйца, с трудом проглотила пару кусочков, отказалась от конфет и прошептала:
     - Я очень устала.
     Я отвела ребенка в комнату, уложила в кровать, погладила по голове, подоткнула со всех сторон одеяло и сказала:
     - Спи, все несчастья остались в прошлом. Знаешь, у судьбы для каждого человека припасено два мешка, в одном счастье, в другом горе. Обычно богиня судьбы черпает по очереди то из одного, то из другого. Но иногда бывает, что мешковина рвется и тогда все содержимое высыпается разом. В твоем случае беды вывалились дождем, они попросту теперь иссякли, впереди тебя ждут только радость и счастье.
     - Хорошо, кабы так, - сонно пробормотала Олечка и мирно засопела.
     Я пошла к двери, но потом кто-то невидимый ткнул меня между лопаток, я повернулась. Олечка лежала на боку. Одна ее ручонка свесилась из-под одеяла. Маленькая кисть, белая, с длинными "музыкальными" пальчиками, под кожей видны слегка вздувшиеся вены. На секунду я замерла: что-то не так! Что? А? Но тут же к горлу подкатил комок, и я поняла, что через секунду истерически разрыдаюсь от жалости к Олечке и невесть откуда налетевшей тоски.
     Утром я вскочила ровно в восемь и, написав: "Жди меня спокойно, не скучай, я постараюсь побыстрей вернуться", вышла из квартиры. Дверь следовало тщательно запереть снаружи на два замка. Я раскрыла сумку, вытащила связку...
     - Доброе утро, Арина Лебединовна! - гаркнули над ухом. Ключи брякнулись на пол.
     - Кто тут? - подпрыгнула я.
     - Дык., это самое .. Макс.
     Я осторожно повернула голову, около стены возвышалась гора мышц, втиснутая в черный костюм и белую рубашку, могучую шею объемом больше моей талии украшала узкая полоска ткани с кривым узлом. От мужчины несло одеколоном. У меня защипало в носу, назойливый удушливый аромат вползал в легкие и, похоже, собрался там остаться навечно.
     - Разве вас не предупредили? - загудел Макс. - Из "Марко" не звонили? Вот козлы! Охранник я ваш!
     Таперича всегда рядом буду, только свистните, сразу на помощь брошусь.
     Я перевела дух.
     - Федор, начальник пиар-отдела, обронил фразу о секьюрити, но я думала, он не всерьез.
     - Какие уж тут шутки, - вздохнул Макс.
     - Ладно, - кивнула я и снова распахнула дверь, - идите в квартиру, садитесь и ждите, пейте чай, кофе, смотрите телик, вернусь не знаю когда!
     Секьюрити вытаращил глаза, потом пробормотал:
     - Вы чегой-то не врубились. Теперь я везде с вами хожу.
     - Как это везде? - насторожилась я. - Вы не квартиру стеречь собрались?
     - Нет, конечно, ваше тело, - пояснил Макс, - будем постоянно находиться рядом. Куда иголка, туда и нитка.
     Слегка обескураженная, я кивнула и вызвала лифт.
     Не успела кабина приехать на этаж, как Макс ринулся к ней.
     - Нукось, - приказал он, - в сторону отошли.
     - Зачем? - изумилась я. - Хочу к машине спуститься.
     - Хочуха у вас больше не живет, - гаркнул Макс, - в целях безопасности теперь всегда будете слушаться меня. Сначала я проверю кабину, потом по моему приказу вы вперед шагнете. Лады?
     Я кивнула, ситуация начала мне казаться все менее и менее приятной.
     С тихим шуршанием подъемник раздвинул створки, Макс, сделав зверское лицо, уставился в узкое пространство, я хихикнула. Из недр лифта выпал точь-в-точь такой же парень, как, к моему несчастью, нанятый бодигард: шкафоподобная личность, упакованная в темный пиджак, брюки и белую рубашку. Провожаемый недобрым взглядом Макса, незнакомец подошел к моей двери и начал растерянно топтаться около нее, поглядывая на часы.
     - Эй, - рявкнул Макс, - чего тут маячишь?
     - Надо, - прогудел дядька.
     - Не фиг у чужой двери стоять.
     - Тебя не спросил.
     - Слышь, уходи.
     - Отвали.
     - Ща мало не покажется, - пригрозил Макс парню чемоданообразным кулаком.
     Но незнакомец не потерял присутствия духа, он показал в ответ пудовый "камень", состоявший из крепко сжатых пальцев, и достаточно мирно сообщил:
     - Не вяжись, хуже будет.
     Макс распахнул полу пиджака, на свет выглянула висевшая на брючном ремне желтая кобура, из которой торчала черная ручка пистолета.
     - Видал? Шагай отсюдова.
     Собеседник сделал тот же маневр со своей одеждой, и я увидела не только оружие, но и ножны с кинжалом.
     - Нашел чем хвастаться, - хмыкнул он, - сказано, не приставай, на работе я.
     - Я тоже, - пояснил Макс. - И обязан следить за безопасностью вверенного мне тела.
     Я хотела было возмутиться и объяснить дуболому, что телом я стану после кончины, а пока являюсь вполне живой женщиной, но тут у меня затрезвонил мобильный.
     - Не брать, - взвизгнул Макс, судорожно вертя головой, - заминировано!
     - Что? - подскочила я.
     - То, которое звенит: сейчас террористы взрывчатку в сотовые закладывают! Бросай аппарат, ложись на пол, руки на голову, ногами в сторону взрыва!
     - Это мой личный телефон, - прошипела я, - его никто, кроме меня, не брал. Алло! Слушаю.
     - Ариночка, солнышко, - защебетал Голубев, - вчерашний идиотский случай с твоей машиной меня так напугал! Страшно представить, какое количество неадекватных людей бродит по городу. Шлепает псих по улицам, а навстречу наша любимая писательница, ужас! В общем, приставил я к тебе охрану. Выгляни за дверь, там Юрик должен стоять. Конечно, он идиот, ничего, кроме Смоляковой, не читает и слово "корова" правильно написать не сумеет, но, с другой стороны, зачем тебе охранник-Конфуций? Юрик надежен, как скала, с ним я за тебя спокоен, и не возражай, золотце, не рви душу бедному продюсеру, брильянтовая наша! Главное - твоя безопасность.
     Справившись с приступом злобы, я вклинилась между двумя здоровенными парнями, явно намеренными разобраться друг с другом, и рявкнула:
     - Ты Юрик?
     - Верно, - осторожно ответила личность с кинжалом.
     - А я Виола Тараканова.
     - И че?
     - Ты являешься моим охранником!
     - Не, я работаю с Ариной Виоловой.
     - Это я.
     - Не, так не бывает.
     - Как?
     - Меня не обманете! Только что сами сказали: зовут Виолеттой Пауковой, а я к Арине Виоловой приставлен.
     - Не Виолетта Паукова, а Виола Тараканова!
     - И че? Мне по фигу, как вас звать! Мое тело Арина Виолова.
     - Тело Арины Виоловой принадлежит мне, - фыркнула я, - оно никак твоим быть не может.
     Юрик заморгал, потом в его пустых глазах зажегся задорный огонь понимания.
     - Типа, ты тоже охранница? Голубев наказал к Виоловой еще и бабу пристроить? Модно теперь, если женщина в секьюрити ходит, только какой от вас прок? Да и не положено в паре с чужой работать.
     - Арина Виолова - это я!!! Сама! Лично!
     - А Виолина Комарова кто?
     - Виола Тараканова!!! Тоже я! Меня зовут и так, и так!
     Юрик повертел пальцем у виска.
     - Совсем того, да? Из дурки удрапала?
     Я схватила телефон.
     - Аллоу, - пропел Голубев.
     - Объясните своему Юрику про псевдоним, - заорала я и сунула в лопатообразную ладонь охранника свой мобильный.
     - Ага, угу, эге, ого-го! А-а-а! О-о-о! - начал издавать на разные лады Юрик. - Извиняйте, не хотел обидеть!
     Последняя фраза была сказана в мой адрес.
     - Ничего, - кивнула я, - главное, разобрались.
     Юрик, ступай в квартиру, пей чай, кофе, мне пора.
     - Не, мне ведено с вами ходить.
     - Спасибо, не надо.
     - Не.
     - Видишь Макса?
     - Этого?
     - Да.
     - И че?
     - Он со мной пойдет, а ты дома сиди.
     - Не, ведено с вами ходить.
     - Макс охранник от издательства.
     - И че?
     - А ты дома сиди.
     - Не, ведено с вами ходить.
     - Зачем мне два бодигарда?
     - Не, ведено с вами ходить.
     К голове начала подбираться мигрень. Поняв, что Юрик упертый, как баран, я повернулась к Максу.
     - Дружочек, я отправляюсь с Юрой, а ты дома сиди.
     - Не, ведено с вами ходить, - заявил секьюрити "Марко", - приказ имею от начальства.
     - И я имею приказ от начальства, - ожил Юрик.
     - Но лично я велю вам остаться дома!
     - А вы нам не указ, - хором ответили "шкафы", - вы наше тело. Что хотите делайте, мы с вами, будем охранять от неприятностей.
     Я глубоко вздохнула, до сих пор никто особо не обращал внимания на Виолу Тараканову. Писательница Арина Виолова иногда мелькает на телеэкране, но перед передачей меня гримируют, причесывают, в общем, делают практически неузнаваемой. В обыденной жизни я слегка растрепанная худенькая блондинка, а из телевизора глядит довольно упитанная шатенка.
     Отчего камера так радикально меняет мой образ, объяснить не могу, но человек, общавшийся с Ариной Виоловой посредством телика, ни за какие коврижки не сообразит, что писательница и бегущая сейчас по улице Виола Тараканова - одно лицо.
     - Ладно, - вздохнула я, - пошли!
     - Есть, Виолетта Леопардовна, - гаркнул Макс.
     - Так точно, Виолисса Ламинарьевна, - заорал Юрик, - отойдите в сторону, лифт проверю.
     - Кабину осматриваю я, - обиженно протянул Макс.
     - Нет я, - по-детски надулся Юрик.
     - Мальчики, - миролюбиво заулыбалась я, - не спорим по пустякам, ну-ка, помирились сейчас же и вместе, дружно изучили лифт на предмет нахождения колюще-режущих предметов особой опасности для человеческого организма, а также взрывчато-отравляющих веществ широкого радиуса действия вкупе с людьми, желающими нанести стойкий ущерб здоровью госпожи Таракановой-Виоловой.
     Как супруга милиционера я вполне способна изъясняться на ментовском "суахили", обычному человеку, никогда не писавшему и не читавшему протоколы, трудно сообразить, что такое "задне-передняя поверхность шеи", мне же сразу понятно, о какой части тела идет речь.
     Юрик и Макс, услыхав милые им загогулистые обороты, с удвоенным рвением кинулись к лифту и сшиблись лбами. Глядя, как бойкие охранники потирают пострадавшие места, я призадумалась. Конечно, спасибо "Марко" и "Шарашкинфильму" за заботу, только в мои планы не входит таскаться по городу с двумя здоровенными, тупыми детинами. Необходимо как можно быстрее узнать, что случилось с Наташей и Андреем, а каким образом я смогу вести расследование, имея за спиной двух сопящих от напряжения кабанчиков? Нет, надо немедленно избавиться от докучливых бодигардов.
     - Пожалуйста, Вендетта Лаписовна, - гаркнул Макс, - все чисто.
     - Ступайте спокойно, Арианна Волковна, - добавил Юрик, - я завсегда аккуратно обстановку изучаю.
     - Спасибо, мальчики, - прочирикала я и, натянув на лицо выражение настоящей блондинки, впорхнула в лифт.
     
     Глава 15
     
     Выйдя из подъезда, я решительно двинулась в сторону метро. Юрик обогнал меня и пошел впереди, размахивая окорокообразными руками.
     - Посторонитесь, граждане, - гудел он, - левей примите.
     Макс закрывал тыл, он был весьма груб.
     - Куда прешь, придурок, - злился охранник "Марко", - не видишь, женщина идет, вали вправо, там и шкандыбай.
     Вокруг меня образовалась пустота, а граждане начали улыбаться и хихикать.
     - Ваще новые русские обнаглели, - сказал кто-то, - теперь скоро тротуары перекрывать начнут, чтобы их бабы спокойно шлялись.
     - Мало им "Мерседесов", - подхватила бабка с пакетом, бодро ковылявшая за Максом, - ишь, надумали прохожих прогонять.
     - Может, мы просто спокойно дойдем до метро? - тихо спросила я у "шкафов".
     - А че? - хором отозвались те. - Мы тихонько движемся в потоке чужих тел.
     Услышав последнюю фразу, я еще больше укрепилась в своем желании как можно быстрее избавиться от "овчарок" и решительно начала активные действия.
     Я остановилась возле кафе.
     - Мне сюда.
     - Ща, - молнией метнулся ко входу Юрик.
     - Стоять, не шевелиться, - велел Макс и ринулся было за коллегой, но потом обернулся и приказал, - тут будьте, возле меня, не отходите!
     - Конечно, конечно, - закивала я.
     - Проходьте, Ариана Мамонтовна, - высунулся Юрик.
     Мы вдвинулись в крохотный зальчик, я села за столик, парни тумбами стали за спиной.
     - Устраивайтесь, - улыбнулась я, - вот свободные стулья.
     - Не положено, Офелия Оленевна, - покачал головой Юрик.
     - Нам следовает обстановку бдеть, Василисса Липовна, - подхватил Макс.
     Официантка принесла меню.
     - Чашечку кофе с булочкой, - попросила я и, получив через минуту заказ, уже собралась полакомиться выпечкой с напитком, но не тут-то было.
     - Секундочку, - засуетился Юрик, - нельзя хлебать из чашки, дайте-ка!
     Не успела я глазом моргнуть, как секьюрити схватил фарфоровую емкость, сделал глоток, пару мгновений прислушивался к своим ощущениям, потом кивнул:
     - Можно.
     Если вы полагаете, что Макс спокойно стоял в сторонке, то ошибаетесь. Секьюрити "Марко" ловко откусил от булочки и тоже дал добро:
     - Ешьте на здоровье.
     Я уставилась на полупустую чашку и обгрызенную выпечку, аппетит исчез. А еще некоторые наивные граждане завидуют звездам шоу-бизнеса, которых постоянно сопровождает охрана. Право, несчастных следует пожалеть, их судьба - питаться огрызками!
     - Кушайте, кушайте, - не успокаивались парни, - проверено, яда нет.
     Я с тоской глянула на них. А если представить на минуточку, что отрава там была? Как разовьются события? Сначала на пол рухнет бездыханный Юрик, затем шлепнется бесчувственный Максик, а вверенное им несчастное тело останется одно, вопя от ужаса. Нелогично получается. Пробовать пищу должен один, второй обязан охранять объект и в случае неприятности заняться похоронами!
     Я встала из-за стола.
     - - Куда? - нахмурился Юрик.
     - Зачем? - спросил Макс.
     - Руки помыть, не могу же я грязными лапами, как некоторые, булочки хватать, - не преминула я кольнуть секьюрити.
     - Ща, пошли, - велел Юрик.
     - Нет, я отведу! - воскликнул Макс.
     - Ты еду стереги.
     - Лучше ее в туалет сопровожу.
     - Сказано, кофе охраняй.
     - Ишь, раскомандовался, - обозлился Макс, - кто тебя главным поставил?
     - "Шарашкинфильм", - гордо заявил Юрик, - я в кино работаю.
     - Тьфу, дрянь какая, - скривился Макс, - я в книжном бизнесе служу, это круче.
     Юрик набычился. Макс прищурился.
     - Мальчики, мальчики, не деремся между собой, - защебетала я, - предлагаю вам компромисс.
     - Что вы, Арина Крокодиловна, - с укоризной ответил Юрик, - я не пью на работе, да и в свободное время не увлекаюсь компромиссами, на мой взгляд, лучше чуток водочки, первое средство от всего.
     Я старательно заулыбалась.
     - Давайте поступим так! Юрик отведет меня в туалет, потом вернется сюда, а Макс придет к дамской комнате и заберет объект. Таким образом, и еда не будет без присмотра, и я одна не стану рассекать по ресторану, и вы оба прогуляетесь до сортира.
     - Ну.., можно, - согласились "двое из ларца".
     - Вот и отлично, - обрадовалась я, - договорились.
     Кафе, в котором сейчас разыгрывался спектакль, находится не так далеко от моего дома, и я иногда захожу в него, тут готовят отличный кофе и подают свежайшие, тающие во рту булочки В заведении, на мой взгляд, имеется всего лишь один минус - это расположение туалета. До санузла приходится идти довольно далеко, по двум извилистым коридорам, путь от столика до туалета занимает не менее пяти минут, что, если вам приспичило, крайне неудобно. Но именно на удаленности сортира и строился мой план. А еще я очень хорошо знаю: в туалете есть окно, кафе расположено на первом этаже... Ясно?
     
     ***
     
     Юрик распахнул дверь, оглядел рукомойник, унитаз, зачем-то поднял крышку бачка, пустил воду из кранов, отмотал рулон бумаги и ласково сказал:
     - Пользуйтесь, Ариэлла Страусовна, на доброе здоровьичко, тихо тут и прилично, вам подходит - Благодарствуйте, дружочек, - царственно кивнула я.
     - Вы ща дверку заблокируйте на замочек, - заботливо принялся наставлять меня Юрик, - и не выходьте, пока этот дурак Макс не постучится, не сомневайтесь, я обучу его правильным манерам, стуканет и станет поджидать, вы не торопитесь, писайте вволю.
     - Спасибо, милый, - тоном государыни-императрицы отозвалась я.
     Юрик заулыбался и ушел, я в мгновение ока заперла дверь, юркой кошкой шмыгнула в окно и понеслась быстроногим оленем в родной двор к тоскующим там "Жигулям".
     Сначала медленный Юрик протащится по коридору, потом Макс дотопает до туалета, поскребется в створку и станет ждать "тело". Пока до бравых охранников дойдет, что вверенный их заботам объект смылся, я успею дорулить до клиники. Ах, жаль, не увижу лица Юрика, когда очумевший Макс заорет.
     - Виолетта Леопардовна утекла в трубу!
     Надеюсь, они догадаются, что госпожа Виолова-Тараканова ушла через окно, и не станут срывать с места унитаз и вытаскивать трубу, дабы найти в ней автора детективных романов.
     
     ***
     
     До больницы я добралась без особых приключений и сразу пошла в морг. Лучше всего прямо на месте спросить у санитаров, находится ли здесь тело Наташи и что случилось с ней. Думаю, небольшая, но приятная сумма заставит их быть откровенными.
     Трупохранилище оказалось на редкость цивилизованным. Посетители вначале попадали в приемную, где стояли вполне приличные кресла, а на столике лежали растрепанные журналы. Тут даже имелся телевизор, правда, допотопный черно-белый вариант, но все же исправно работающий, и пахло в зальчике хвоей, аромат был слишком сильный, он явно вытекал из спрятанного в незаметном месте ароматизатора.
     В комнате беседовали двое: женщина неопределенных лет, закутанная, несмотря на жаркий день, в шерстяную кофту, и мужчина, вернее парень, одетый в белый халат. На меня они не обратили никакого внимания, а я, сообразив, что сейчас сотрудник морга разговаривает с родственницей умершего больного, постеснялась задавать вопросы и, решив подождать, пока патологоанатом освободится, села в одно из свободных кресел.
     - Вот видите, - говорил доктор, - она не лечилась.
     - Нет, - кивнула женщина, - вообще к врачам не ходила.
     - Наплевательски относилась к своему здоровью.
     - Молодая, думала, так пройдет, у нее всегда весной и осенью желудок болел.
     - Язва коварная вещь!
     - Ага.
     - Прободение и привело к смерти.
     - А-а-а! Ничего сделать нельзя?
     - Когда? - оторопел доктор.
     - Ну.., сейчас!
     - Ваша сестра умерла!
     - Она мне не родная, только по матери, - непонятно для чего уточнила тетка, кутаясь в кофту.
     - Все равно вы родственница.
     - Не совсем.
     Врач помрачнел.
     - К чему речь ведете? Не желаете похоронами заниматься?
     - Господь с вами, - замахала руками тетка, - не бросишь же, как крысу, хотя, конечно, Наташа та еще дрянь была, но смерть грехи смывает. Скажите, это заразно?
     - Что? - снова потерял нить беседы парень в белом халате.
     - Язва.
     Патологоанатом вытащил сигареты.
     - Десять лет назад мы однозначно отвечали на подобный вопрос: нет. Винили во всем не правильное питание, курение, нервные перегрузки. Потом медицина глянула на язву с иной стороны, теперь она лечится антибиотиками вкупе с трихополом, комбинация, которая в принципе помогает всем, но иногда язва протекает бессимптомно, регулярных болей нет, человек начинает ощущать дискомфорт в тот момент, когда уже практически поздно. Мне сейчас трудно сказать, что именно случилось с Ереминой. То ли она глушила себя обезболивающими, то ли и впрямь не ощущала сбоя в здоровье.
     - Значит, можно заразиться язвой, - протянула женщина, - от Наташи.
     - От покойной? Нет, конечно.
     - А-а-а! А еще чем?
     - Вы о чем?
     - Когда человек умирает, что с болячками случается?
     Я удивилась странному вопросу, врач, похоже, тоже, потому что он воскликнул:
     - Никак не пойму, куда вы клоните!
     - Ну, допустим, умер человек с туберкулезом, бывает же такое?
     - Сплошь и рядом.
     - И вообще, на тот свет редко уходят здоровыми.
     - Это верно.
     - Так куда зараза денется? Туберкулез тот же!
     - В могилу, - слегка растерялся парень, - или в огне крематория сгорит.
     - А если совсем страшная болезнь была! Ну, типа чумы, тогда как? - не успокаивалась тетка.
     Врач резко встал.
     - Чумы на земном шаре нет, она осталась лишь в пробирках.
     - А все же?
     - Давайте прекратим глупый разговор, - разозлился патологоанатом.
     - Я не хотела никого обидеть, - прошептала женщина, - просто вы там сами поаккуратней, не трогайте тело без перчаток.
     - Мы соблюдаем необходимые меры безопасности, - неожиданно вежливо ответил врач, - спасибо за заботу. Вернемся к вашей проблеме. Насколько я понял, вы хотите задержать тело Ереминой у нас.
     - Да, - прошептала тетка.
     - Услуга платная.
     - Хорошо.
     - Бальзамировать будем?
     - А надо?
     - Я бы посоветовал прибегнуть к этой процедуре, в особенности если момент погребения откладывается.
     - Хорошо, - кивнула тетка.
     - Сейчас придет Маша, она выпишет квитанцию и примет у вас оплату, - явно обрадовался завершению беседы парень, - извините, придется подождать.
     - Куда мне торопиться, - пожала плечами тетка.
     Врач ушел, я кашлянула, потом робко произнесла:
     - Простите, пожалуйста.
     Женщина повернулась ко мне всем телом.
     - Что?
     - Вы сестра Наташи Ереминой?
     - А вам какое дело?
     - Она умерла?
     - Нет, на танцы отправилась, - зло ответила собеседница и отвернулась к окну.
     Я затаилась в кресле. Похоже, первая часть таинственной истории прояснилась. Из подслушанного только что разговора легко сделать вывод: Наташу сгубила язвенная болезнь, внезапно открылось кровотечение, и несчастная покинула сей мир. Ладно, сейчас найду парня в белом халате, задам ему пару вопросов, а потом попытаюсь выяснить у милиционеров, жив ли Андрей.
     - Простите, - вдруг тихо сказала женщина в кофте, - нахамила вам.
     - Ничего, ерунда, вы просто понервничали, - охотно пошла я на контакт.
     - Меня Луизой зовут, - вдруг представилась незнакомка, - вообще-то Луизой Марковной, но я к отчеству плохо отношусь.
     - Очень приятно. Виола, - машинально ответила я.
     - Откуда про Наташу знаешь?
     - Это я привезла ее в больницу, - объяснила я.
     - Понятно, - протянула Луиза, - я ей сестра по матери. Вчера поздно совсем мне из клиники позвонили...
     Я внимательно слушала ее рассказ. Луиза очень поразилась, когда услышала из трубки вопрос:
     - Кем вам приходится Наталья Еремина?
     - Вроде как сестрой, - ответила она.
     И тут на ее голову вылился ушат информации: Еремина скончалась, надо забирать тело, хоронить...
     - Откуда взяли мой телефон? - только и сумела спросить Луиза, когда в трубке образовалась тишина.
     - У нее в сумке книжка лежала, а в ней один ваш номерок, - раздалось в ответ, - на первой страничке, остальные пустые, звонить больше некому было.
     - Сочувствую, - пробормотала я.
     - Да уж, - протянула Луиза, - неожиданность, а что особенно неприятно, никак не могу найти Андрея, он человек состоятельный, ну почему я-то должна хлопотать? Он бизнесмен! Квартира у них знаешь какая? Наташка все переживала, жаловалась: детей нет, некому богатство передать. Мне б ее заботы, тут кофе лишний раз не купишь, думаешь, то ли им наслаждаться, то ли стиральным порошком обзавестись. И, как назло, Андрей не отзывается! Я уж в полночь трезвонила, никакого отклика! Словно умер. Но надо ж ему про внезапную смерть жены рассказать. Вот ведь странный какой, не пришла Наташка ночевать, а он даже не забеспокоился, куда она подевалась. Хотя, может, он опять ее бросил? Лучше б совсем ушел, а то мотается туда-сюда, не пойми что получается.
     - Еремин умер, - ляпнула я.
     - Андрей? - вздрогнула Луиза.
     - Да.
     - Когда?
     - Вчера.
     - Господи! Откуда ты знаешь?
     Я набрала полную грудь воздуха и начала говорить:
     - Понимаю, что история невероятная, но я решила сообщить мужу о несчастье, случившемся с женой, мы встретились в "Лотарингии", и Андрей скончался.
     - Боже!
     - Просто упал лицом в тарелку, похоже, инфаркт или инсульт.
     - Дева Мария, Пресвятая Богородица, - забубнила Луиза, крестясь, - вот оно что! Настигла его кара!
     Постой, постой, это что же выходит? Наташка на тот свет ушла?
     - Верно, - кивнула я, плохо понимая, куда сворачивает разговор.
     - И Андрей убрался?
     - Ну, похоже, так!
     - Да или нет?
     - Милиция вела себя так, словно Еремин покойник, - на всякий случай обтекаемо ответила я.
     - Детей у них нет, - почти радостно подытожила Луиза, - и никаких других родственников, кроме меня, тоже! Bay! Понимаешь?
     Я повнимательней присмотрелась к Луизе, вначале она показалась мне пятидесятилетней, потом, в процессе разговора, рассмотрев как следует свою собеседницу, я опустила планку возраста до сорока, затем снизила до тридцати, но сейчас, услышав вскрик "вау", сообразила: передо мной совсем молодая женщина.
     Просто Луиза одета в мешковатую кофту серо-буромалинового оттенка и юбку, которая хорошо подойдет для пенсионерки. Никакой косметики на лице у нее нет, волосы длинные, но это не красивые локоны с аккуратно подстриженными концами, а лохматые пряди, почти никогда не бывавшие в руках парикмахера.
     Еще девушку сильно старит кисло-обиженное выражение лица, рот с опущенными уголками и низко нависающие над глазами брови, никогда не знавшие пинцета. Луиза явно не красавица, у нее серо-желтый цвет лица, невыразительные блекло-голубые глаза с редкими ресницами, тонкие губы. По улицам Москвы толпами ходят особы, коим Господь не отсыпал красоты, но хитрые женщины ловко научились пользоваться косметикой.
     Если Луиза положит на лицо тональный крем, возьмет тушь, тени, губную помаду, то в конечном итоге появится вполне нормальная мордашка, но девушка не желает приукрашиваться и ходит страшилищем.
     - Получается, что все их теперь мое! - воскликнула Луиза. - Квартира, дача, мебель, машина. Bay! Cyпер!
     - Тебе не жаль Ереминых? - удивилась я.
     Луиза спохватилось, прикусила язык, но потом сказала:
     - Послушай, помоги мне!
     - Но вряд ли я сумею дать взаймы большую сумму, впрочем, сто долларов выделить могу, - осторожно пообещала я.
     - Не надо, - отмахнулась Луиза, - просто проводи меня.
     - Куда?
     - На квартиру к Наташке.
     - Зачем?
     - Андрей дома в сейфе кучу денег держит, - рассмеялась Луиза, - конечно, и он, и Наташка думали, что я не знаю, только я работала у них и видела.
     - Ты служила на фирме у зятя?
     - Не, домработницей.
     - Где?
     - Экая ты непонятливая, - попеняла Луиза, - да У Натки с Андрюшей!
     - Убирала квартиру сестры за деньги?!
     - А чего? Нормально! Со своим человеком-то надежней, лучше меня пустить, чем невесть кого, еще сопрут чего-нибудь!
     Я не нашлась что ответить, тут в приемную вошла симпатичная молодая женщина и громко спросила:
     - Кто собирается Еремину оплачивать?
     Луиза схватила меня за руку.
     - Не волнуйтесь, мы внесем деньги, сейчас только съездим за ними быстренько. Пошли, Виола, по дороге объясню, что к чему! Ну чего стоишь? Неужели не понятно, я одна не могу в квартиру войти, не по себе мне, пошли, не за так, конечно, дам тебе пятьдесят рублей.
     
     Глава 16
     
     - У тебя машина! - обрадовалась Луиза. - Супер!
     Ясный перец, получишь рублики, только не бросай меня. Оно вроде и бояться нечего, да страшно в квартиру входить.
     - И как мы в нее попадем? - поинтересовалась я.
     - Просто, через дверь.
     - Но она, естественно, заперта!
     Луиза раскрыла здоровенький мешок из искусственной кожи, служащий ей сумкой, запустила внутрь обе руки и вытащила маленький ключик.
     - Во! Я ж к ним убираться ходила, по пятницам и вторникам, Наташка мне доверяет.
     - Понятно, - протянула я.
     - Пять комнат у них, - защебетала Луиза, - Андрей две квартиры объединил в обычном доме, с виду помойка помойкой, а внутри дворец! Стой!
     От неожиданности я резко нажала на тормоз, сзади послышались возмущенные гудки, мимо просвистела зеленая "девятка", из нее высунулся русоволосый кудрявый парень и с возмущением заорал:
     - Эй ты, хоть в зеркала иногда глядишь? Таранька за рулем!
     - Что случилось? - спросила я у Луизы.
     - Так приехали, - мирно ответила та, - вон их пятиэтажка, пошли.
     Проглотив все рвущиеся наружу замечания типа:
     "Следовало заранее предупредить об остановке", я выбралась наружу. Дом, где жила Наташа, смотрелся обычно, такими невысокими зданиями из светлого кирпича застроена четверть Москвы. "Хрущоба" кажется лучше, чем ее сестры из блоков, но только внешне, внутри же находятся крохотные квартиры с низенькими потолками, совмещенными санузлами и четырехметровыми кухнями.
     - Нам на последний этаж, - деловито заметила Луиза, - шагай!
     Железную дверь она открыла легко, стало понятно, что Луиза привыкла отпирать этим ключом, столь же буднично она нашарила рукой выключатель. Вспыхнул свет, и я ахнула.
     Вместо ожидаемого узкого полутемного, заставленного шкафами коридорчика перед моим взором предстал большой светлый холл. С потолка свисала хрустальная люстра. В центре комнаты стояли два кресла из молочно-белой кожи и стеклянный столик на золоченых львиных лапах. Правая стена оказалась целиком зеркальной.
     - Снимай туфли, - деловито велела Луиза и быстро сдвинула в сторону посеребренное стекло, в ту же минуту мне стало ясно: это дверца встроенного шкафа.
     - Ну, чего замерла? - торопила Луиза. - Пошли на второй этаж.
     - Куда? - заморгала я.
     Луиза улыбнулась и ткнула рукой влево.
     - Туда.
     Я проследила взглядом за ее ладонью и удивилась еще больше: я приметила совершенно невероятную для московских пятиэтажек вещь - деревянную лестницу, устремленную вверх.
     Луиза, довольная произведенным эффектом, усмехнулась:
     - Впечатляет?
     - Да, - кивнула я, - неожиданно.
     - Андрей из чердака три комнаты сделал, - пояснила Луиза, - квартирка теперь бешеных денег стоит.
     Внизу кухня, столовая, гостиная, ну и туалет. А на втором этаже две спальни плюс кабинет. Мебель частично из Италии, частично на заказ. Еремин строитель, уж он расстарался для себя, как мог! Денег сюда вгрохал уйму! Знаешь, сколько шторы на одно окно стоили? Тысячу баксов.
     - Думаю, ты ошибаешься, - покачала я головой, - ткань не может на такую сумму потянуть!
     Луиза рассмеялась.
     - Я, как из своего Буркина приехала, да еще из монастыря, прямо обалдела. Такой красоты не видела, не знала, как люди живут. Вообще, я плохо представляла себе обычный мир, еле привыкла. Занавески меня просто наповал убили, не эти тогда висели, попроще был вариант, но и тот меня с ног сшиб, да я по квартире-то ходить боялась!
     - Буркино? - насторожилась я, услыхав знакомое название. - Подмосковное местечко, ты оттуда?
     - Ну да, - кивнула Луиза, - в монастыре жила.
     - Ты? Была монашкой?
     - Нет, Анна Ивановна, мама моя, там трудилась, я при ней до окончания школы прокуковала.
     - Кем же можно работать в монастыре?
     - Бухгалтером.
     - Кем?
     Луиза улыбнулась.
     - Людям отчего-то кажется, что в монастыре жизни нет, все только молятся и постятся. На самом деле это особый мир с четкими законами. Буркинская обитель почти коммерческое предприятие.
     - Постой, постой, - забормотала я, - ты Луиза, сестра Наташи, так?
     - Верно.
     - Насколько я поняла, твоя мама была замужем дважды.
     - Нет, один раз.
     - Но ты же сказала, что у вас с Наташей разные отцы?
     - Верно, только зря думаешь, что ребеночек может лишь в законном браке родиться. Мамочка от Наташиного папы ушла, там какая-то темная история, я вообще-то с ней в семнадцать лет познакомилась.
     - С историей?
     - С сестрой, она в монастырь приехала, к матушке, а до этого не появлялась. Вообще, у нас все так перекручено, постороннему сразу не разобраться.
     - Значит, Лера Квашня тебе тоже сестра, - подвела я итог.
     - Кто? - искренне изумилась Луиза.
     - Лера Квашня, она сестра Наты.
     - Первый раз про такую слышу.
     - Но мне Наташа сама описала свою историю. Их мать, алкоголичка...
     Язык замер, потом я с легким недоумением протянула:
     - Совсем запуталась. Твоя мать - это и Натина мама.
     - Ну да!
     - И она служила в монастыре бухгалтером?
     - Верно.
     - Наверное, была церковным человеком.
     - Ясное дело, другую матушка Епифания не возьмет.
     - Она пила?
     - Ни в жизни, - привычно перекрестилась Луиза, - Анна Ивановна, мамочка моя покойная, капли в рот не брала, ну разве что во время причастия или по глоточку на Пасху.
     - Но Наташа рассказывала о своей родительнице, Рано умершей от безудержных возлияний, о сестре Валерии, которая уехала в Москву учиться...
     - Бред, - пожала плечами Луиза, - пошли на кухню. Кофе угощу и все объясню. Торопиться некуда, ну привезу я им деньги в морг завтра, чего такого случится, не выбросят же тело на улицу.
     Оказавшись у холодильника, Луиза распахнула дверцу.
     - Хочешь холодненького?
     - Нет, спасибо, горло берегу.
     - А я хлебну. Вот странно!
     - Что? - насторожилась я.
     - За фигом Наташка полтора литра сливового сока взяла? - пожала плечами Луиза. - Всегда лишь крохотный пакетик берет, на один стакан. И вишневого нет. Фу, скис!
     И она выплюнула сок, который только что отхлебнула из пакета.
     - Давай лучше кофе, - предложила Луиза, включив воду.
     Налив мне удивительно вкусную арабику, Луиза завела рассказ, через несколько минут мне стало понятно, что она нисколько не скорбит о внезапно умершей сестре, даже пытается скрыть радость оттого, что неожиданно превратилась во владелицу шикарных хором, но эмоции рвались наружу.
     Детство Луиза помнила плохо, если она задумывалась о ранних годах, то перед глазами появлялось нечто вроде больницы, коридор, выкрашенный синей краской, пол из щербатой плитки, железные кровати, женщины, замотанные то ли в халаты, то ли в тряпки.
     Потом воспоминания меркли, более или менее осознанно проявлялось лишь одно: вот мама, как всегда, одетая в черную хламиду и с темным платком на голове, стоит возле полной тетки со злым лицом.
     - Нехорошее имя у ребенка, - вдруг говорит незнакомая баба, - не нашенское. Эк ты ее обозвала, уж лучше бы Еленой.
     Потом опять в памяти образовывался провал, а дальше шли вполне ясные картины.
     Луизе семь лет, они с мамой живут при монастыре.
     Анна Ивановна не пострижена, она, истово верующая женщина, служит в обители бухгалтером. Иногда мама ездит в Москву и никогда не берет с собой Луизу, девочка нигде, кроме Буркина, не бывает. В Буркине расположена школа, куда бегает Луиза. Никакого удовольствия от процесса получения знаний девочка не испытывает. Одноклассники с ней не дружат, нет, над Луизой не издеваются, ее не травят ни дети, ни учителя, просто первоклассница сильно отличается от остальных детей, на ней длинное, почти в пол платье, а на голове повязан платок.
     Еще Луиза не ест в столовой, потому что часто блюдет пост, ей не разрешено оставаться после уроков на всякие мероприятия, и, понятное дело, девочка не бегает по вечеринкам. Вначале Луизочка не задумывалась о своей необычности, монастырь был домом, любимым, родным. В нем жила кошка со странноватым именем Калистрата, хрюшки, а еще имелась библиотека с громадными, тяжелыми томами.
     Матушка Епифания выдавала девочке по одной книге, и Луиза с восторгом читала жития святых, рассказы о мучениках были намного интересней сказок.
     Свою позицию Луиза один раз высказала на уроке русского языка, чем донельзя шокировала учительницу. Преподавательница, проверяя, как ученики справляются с заданием по внеклассному чтению, вызвала к доске девочку и спросила:
     - Ну-ка скажи нам, что случилось с Красной Шапочкой?
     - Все не правда! - воскликнула Луиза.
     - Почему? - навострила уши училка.
     - Ну, во-первых, отчего она приняла волка за бабушку? - вопросом на вопрос ответила рациональная девочка. - Совсем же не похоже человеческое лицо на звериную морду! Волк весь волосатый.
     - Ну-ну, - покачала головой русичка.
     - А еще, он же бабулю съел?
     - Да.
     - Вот! - воскликнула Луиза. - Небось по всей комнате крови было! Даже когда рыбу чистят, и то раковина красная! Судак маленький, а бабка же большая! Неужели волк потом все отмыл? Не было у него времени, Красная Шапочка по пятам шла. Она такая глупая, что пятен повсюду не заметила? Нет, лишь глупости в сказках. Хотите, лучше расскажу вам про святого Петра? Вот в житиях правда.
     - Не надо, - быстро прервала преподавательница Луизу, - садись.
     После урока к девочке подошла звезда класса, Маша Аргенова, и захихикала:
     - Ловко ты Веру Павловну умыла! Пошли ко мне в гости!
     - Домой тороплюсь, - ответила Луиза, - мама ровно в три назад ждет.
     - Так нам два последних урока отменили, - принялась соблазнять девочку Маша, - давай, у меня такие куклы есть!
     Луиза заколебалась, но потом, решив, что ничего плохого не совершает (на дворе стояла Масленица, а в эти дни предписано развлекаться и ходить в гости), отправилась к однокласснице.
     Впечатление, которое на нее произвела квартира Маши, определяется одним словом: шок. В комнатах было так красиво, что у Луизы заслезились глаза, а еще нигде не было икон. Луиза, хотевшая привычно перекрестить лоб, наткнулась в гостиной на пустой правый угол, не удалось ей и помолиться перед едой. Нина Петровна, Машина мама, просто положила на тарелки блины и весело воскликнула:
     - Ну, начинайте! Луизочка, не стесняйся, бери колбасу, ветчину, или хочешь буженину?
     - Мясо на этой неделе есть нельзя, - покачала головой школьница. - Масленая неделя еще называется "мясопустная", она подготовка к Великому посту. Гулять, веселиться, лопать вкусное - сколько угодно, а на мясное запрет.
     - Скажите, пожалуйста, - разинула рот хозяйка, - откуда же ты знаешь?
     - Ну, мама, - укоризненно протянула Маша, - я говорила же тебе, Луизка из монастыря!
     - Действительно, - спохватилась Нина Петровна, - а тебя не раздражает, что на столе мясное ассорти?
     - Нет, конечно, - с достоинством ответила Луиза, - не следует никого осуждать и щеголять своей верой, это грех гордыни. Вы ешьте, только я не стану.
     Домой Луиза вернулась с ворохом подарков, Нина Петровна вручила ей коробочку шоколадных конфет, красивую книгу и много всяких мелочей, вроде красивых ручек и разноцветных ластиков.
     Анна Ивановна отругала Луизу, но презентов не отобрала. А школьница внезапно поняла: мир не ограничивается монастырем, за его стенами течет иная, более веселая жизнь, девочки там носят яркие платья, не прячут волосы под платок, им не надо подниматься ни свет ни заря, чтобы успеть помолиться перед школой. А еще, оказывается, дети не занимаются целыми днями послушанием, они имеют время для игр и веселья.
     Анна Ивановна, как могла, пыталась оградить дочь от мирских соблазнов, но она не имела права держать ребенка в монастыре, лишить его школьных занятий.
     А Луиза взрослела и в конце концов взбунтовалась и заявила:
     - Хватит, сегодня я сплю до восьми утра, каникулы на дворе! Не буду в пять лоб у иконы расшибать.
     Анна Ивановна кинулась к настоятельнице с просьбой:
     - Урезоньте малолетнюю, совсем ум потеряла, молиться не желает.
     Матушка Епифания тяжело вздохнула и призвала к себе Луизу. Вопреки ожиданиям Анны Ивановны настоятельница не стала наказывать бунтарку, не поставила ту коленями на горох, не заставила бдеть ночью у икон, а повела спокойный разговор.
     - Ты ведь знаешь, что дети обязаны почитать родителей? - тихо спросила она.
     - Да, - кивнула Луиза.
     - Вот и тебе не следует огорчать маму.
     - Выйду замуж и уйду от нее, - упрямо заявила девочка, - не хочу в монастыре жить.
     - А как же с почитанием родителей? - напомнила Епифания. - Не боишься, что потом, на Страшном суде, ответ держать придется? В Библии сказано: "Чти отца и мать своих".
     - Там еще другие строки есть, - возразила отлично знавшая Священное Писание школьница:
     - "Да покинет человек своих родителей и прилепится к жене своей, и будут они одна плоть".
     Епифания покачала головой, потом встала, порылась зачем-то в коробочке, стоявшей на тумбочке, и мирно сказала:
     - Ангел мой, в жизни твоей мамы есть одна тайна.
     Поэтому она и скрылась от мира в обители, я не имею никакого права ее разглашать, и навряд ли Анна когда-нибудь расскажет тебе истину. Но я сейчас попытаюсь чуть-чуть растолковать, чем ты обязана матери.
     Если бы не маменька, ты бы сейчас не училась в школе, не имела подруг, хорошей одежды и сладостей по праздникам. Скажи огромное спасибо Анне Ивановне, для тебя в книге Судьбы была написана одна, право слово, крайне печальная глава, но матушка сумела ее переделать.
     Луиза скривилась.
     - Не работай мама в монастыре, мы бы сейчас жили в городе, как все, ходили бы в кино, имели много денег.
     - Тебе кажется, что золото - счастье? - с укоризной осведомилась Епифания.
     - Конечно! - жалко воскликнула Луиза. - Деньги могут все!
     - Мы учили тебя иным принципам, - грустно сказала настоятельница, - но, видно, сильно искушение. Хорошо, приподнимем завесу, кабы не монастырь, ты бы, наверное, давно умерла в детском доме.
     - Почему? - захлопала глазами школьница.
     Епифания сложила тонкие руки на животе.
     - Твой отец за грехи был сурово наказан, его посадили в тюрьму.
     - Ой! - потрясенно воскликнула Луиза.
     - Оказался он в камере вместе с тобой.
     - Господи, - прошептала девочка.
     - Ты ничего не помнишь, - спокойно продолжала матушка, - поелику совсем крошкой была.
     Внезапно перед глазами Луизы развернулась картина: длинный коридор, стены, выкрашенные синей краской, железные кровати.
     - Я думала, это больница, - вырвалось у Луизы.
     Епифания строго посмотрела на собеседницу.
     - Ты о чем?
     - Ну порой вспоминается что-то вроде клиники...
     - Если не станешь меня перебивать, расскажу тебе историю, - нахмурилась матушка.
     К Луизе вернулось вбитое с детства смирение.
     - Простите, - прошептала она.
     Настоятельница ласково погладила ослушницу по голове.
     - Отец твой был человеком слабым, искушениям противиться не мог, работать не хотел, порхал, словно бабочка, а потом решил разбоем заняться, он вскрывал чужие квартиры и воровал у людей деньги, драгоценности, не брезговал ничем.
     Анна Ивановна, человек верующий, никак не могла смириться с таким поведением супруга, она сначала просто молилась, упрашивала разбойника одуматься, но тот лишь смеялся над женой.
     В конце концов Анна Ивановна, перекрестившись, пошла в милицию, где все честно рассказала. В отделении отчего-то отнеслись к заявлению Анны с прохладцей, участковый равнодушно заявил:
     - Нечего нас в свои скандалы вмешивать, много вас таких, умных, полаются с мужиками и сюда несутся. Иди лучше домой, вари щи.
     Анна Ивановна в слезах побрела обратно, утром она, как обычно, отвела четырехлетнюю Луизочку в садик, отправилась на работу. Вечером пришла за ребенком и услышала от нянечки:
     - Девочку папка забрал.
     Встревоженная Анна кинулась домой, Марк иногда заходил за дочерью, но делал он это лишь после долгих и нудных просьб супруги, сам инициативы никогда не проявлял.
     Родная квартира встретила непривычной тишиной, на кухонном столе белела записка. Аня схватила листок и чуть не свалилась без чувств, она прочла весь текст разом. "Гнида! Думала мужа за решетку сунуть?
     Теперь мучайся, я уехал, тебе не надо знать куда, Луизка станет жить со мной".
     Несчастная мать помчалась в милицию, в голове у нее теснилась куча вопросов. Откуда вор узнал о ее визите в отделение? Куда он отправился? Что с девочкой? Зачем разбойнику крохотный ребенок? Впрочем, на последний вопрос ответ имелся: муж хотел побольнее "ущипнуть" жену, потому и выкрал Луизу, дочь ему без надобности, скорей всего, он просто бросит малышку на каком-нибудь вокзале.
     Леденея от ужаса, Анна оказалась в кабинете того же участкового и вновь выслушала отповедь.
     - Никакого похищения нет, - рявкнул мент, - ребенка отец забрал, не чужой дядя, разбирайтесь сами, дело семейное, милиция ни при чем.
     Пришлось Анне уходить в слезах, больше к представителям властей она ходить не рисковала, пыталась найти девочку сама, но муж словно в воду канул. За несколько месяцев неизвестности Анна Ивановна поседела, похудела и дала обет: если девочка отыщется живой, мать посвятит себя Богу.
     В январе несчастную вызвали в милицию и обрушили ей на голову ведро ужаса. Муж попался на воровстве, обчищал очередную квартиру и не заметил некстати вернувшихся хозяев. Но судьба непутевого мужика мало волновала Анну, намного хуже было то, что омерзительный тип использовал в качестве "отмычки" Луизу.
     Отец подсаживал малышку в опрометчиво открытую людьми форточку, и девочка, юркая, как обезьянка, распахивала дверь: папа-вор обучил ее виртуозно обращаться с любыми замками.
     
     Глава 17
     
     Увидев Луизочку, Анна разрыдалась, любимая доченька была похожа на ужасное отродье, грязная, в рваной куртенке. Девочка не узнала маму, но согласилась принять из ее рук еду. Уронив бутерброд на пол, ребенок грязно выругался, Анна побледнела и спросила у сотрудницы детской комнаты:
     - Мы можем идти домой?
     - Нет, - ответила женщина, - все не так просто, девочка участвовала в преступлениях, конечно, она крошка, но для таких ребят существуют специнтернаты.
     - Но я ее мать!
     - И что?
     - Луизу не надо отправлять в приют, она будет жить со мной.
     - Вовсе нет, - отрезала женщина в синей форме, - вот перевоспитают ее в учреждении, и получите дочь назад. Сидите смирно, сейчас оформим бумаги.
     С этими словами она ушла, в голове законопослушной Анны Ивановны мигом созрело совершенно нехарактерное для нее решение. Мать схватила дочь и вылезла в окно, домой она не пошла, села на электричку и укатила в Буркино, пришла в монастырь, упала в ноги к настоятельнице и рассказала Епифании все.
     Монахиня, сердобольная женщина, оставила Анну Ивановну в обители, мать, боясь, что дочь запомнит уроки воровства, стала воспитывать Луизу в строгости.
     Епифания прервала рассказ, постояла немного молча, потом очень тихо сказала:
     - Анна красивая женщина, с отцом твоим она официально в разводе и могла бы запросто устроить жизнь.
     Имеет в руках хорошую профессию, обладает ровным характером, на нее местные мужчины поглядывали, хоть при обители живет, да не монашка, в любой момент под венец пойти может. Только очень уж Анна за тебя боится, вот и осталась с нами, справедливо полагая, что дурная наследственность исправляется хорошим воспитанием. Мама ради тебя столько сделала!
     Не стыдно?
     - Ужасно, - заплакала Луиза, - я же ничего не знала!
     - И не узнала бы, да видишь, пришлось тебя вразумлять, - вздохнула Епифания, - ладно, ангел мой, не убивайся, вытри слезы, ни к чему они, бесполезное занятие рыдать. Ступай к маменьке, повинись, обними ее, поцелуй, да впредь не безобразничай, нехорошо это.
     Чувствуя себя гаже некуда, девочка пошла к двери.
     Епифания воскликнула:
     - Матери о том, что я открыла тебе правду, не рассказывай.
     Луиза сдержала слово, данное настоятельнице, она попросила у мамы прощения и впредь более не заводила разговоры об уходе из монастыря. Но молчать о проблеме не значит решить ее. Девочка очень надеялась, что когда-нибудь ее жизнь изменится и она уедет в большой город, начнет получать много денег. Луизе страстно хотелось богатства, наверное, это напоминали о себе гены папы-разбойника.
     Анна Ивановна умерла в год, когда Луиза заканчивала школу, ушла тихо, без болезни и мучений. Господь, пославший женщине полную лишений и тягот жизнь, милостиво даровал ей тихую смерть.
     Луиза оплакала маму и осталась в некоей растерянности: что теперь делать? Ехать в Москву, поступать в вуз? Но у школьницы в аттестате сплошняком стояли тройки, о каком высшем образовании может идти речь?
     Остаться при монастыре было невозможно. Нет, матушка Епифания не гнала девушку прочь, но что за жизнь ждала Луизу? Молитва - послушание - молитва - послушание - молитва.
     Следовало устраивать свою судьбу, но как сделать это, не имея жилплощади, денег, профессии и ни одного родного человека рядом?
     В самый разгар тягостных раздумий Епифания позвала к себе Луизу.
     Девушка вошла в келью настоятельницы и увидела там незнакомую молодую женщину, симпатичную, хорошо одетую, с красивыми серьгами в ушах и колечками на пальцах.
     - Вот, знакомься, - с несвойственной ей ажитированностью воскликнула Епифания, - Наташа, твоя сестра.
     - Моя? - опешила Луиза.
     - Да, да, - закивала настоятельница.
     - Сводная, - быстро уточнила Наташа.
     - Это как? - окончательно растерялась Луиза.
     Наташа и Епифания переглянулись, в глазах настоятельницы мелькнуло нечто, похожее на растерянность.
     - Наша мама, - резко сказала Наташа, - Анна Ивановна...
     - Это моя мама, - окончательно потеряла нить беседы Луиза.
     - Верно, - кивнула невесть откуда появившаяся сестра, - правильно, Анна была замужем два раза. Первый ее супруг - мой отец, Иван, они потом развелись и оба создали новые семьи. Я плохо помню то время, вообще ничего, маленькая была.
     - Синяя комната с железными кроватями, - вдруг всплыло у Луизы ненужное воспоминание.
     Наташа резко встала и повернулась к Епифинии.
     - О чем она говорит?
     - Нет, нет, - испуганно воскликнула настоятельница, - ерунда, ей сон все детство снился, бог весть что младенцу привидеться может!
     Наташа осторожно кивнула:
     - Ладно. Я не припоминаю дней, когда жила с мамой и отчимом. Единственное, что знаю твердо, мой папа, первый муж Анны, приехал к ней и попросил:
     "Отдай нам с женой Нату на воспитание, свои дети не получаются, а у тебя целых два рта".
     - И мамочка отдала тебя? - прижала руки у щекам Луиза.
     Сестра кивнула:
     - Да, ее второй муж оказался плохим человеком, алкашом.
     - Вором, - быстро вставила Епифания.
     - Точно, - подхватила Ната, - уголовником. Ну не куковать же ей с двумя полусиротами?
     - Плохо-то как! - всхлипнула Луиза.
     - Нормально, - откликнулась Наташа, - от меня правду не скрывали, я всегда знала, что папина жена на самом деле мне мачеха. Только она хорошая была, но теперь все они покойники, остались мы вдвоем, мой долг тебе помочь, поехали.
     - Куда? - еле выдавила из себя Луиза.
     - В Москву, - спокойно ответила Ната, - не волнуйся, пристрою тебя наилучшим образом.
     Не успела Луиза опомниться, как оказалась в шумной столице. Первое время она жила у Ереминых, потом Андрей подарил свояченице комнату в коммуналке. Ни о какой учебе речь не заходила, Наташа сказала:
     - Таких, как ты, в Москве тьма, выбирай, что больше нравится! Работать прислугой у хороших людей, получать за труд вполне приличное вознаграждение или торговать у метро в любую погоду пончиками, зарабатывая копейки. Тебе решать, сама свою жизнь планируй.
     Естественно, Луизу привлек первый вариант. Наташа не обманула, она живо подыскала сестричке хозяев, теперь день Луизы был занят до отказа. Пропылесосив хоромы генеральши Степановой, девушка неслась к профессорше Николаевой, а еще следовало приводить в порядок апартаменты Ереминых.
     Сначала Луиза находилась просто в эйфорическом состоянии, из крошечного местечка она попала в шумный, никогда не спящий город. Витрины магазинов поражали воображение, метро восхищало, а отдельная комната казалась раем. До сих пор у Луизы не имелось возможности оказаться в одиночестве, в обители девочка находилась вместе с мамой на десяти метрах, а теперь получила двадцать в личное пользование. Убогая бабушка-соседка, тихо шлепающая по коридору, не раздражала ее, привычка старушки без конца молиться и причитать не удивляла; в конце концов, Луиза всю жизнь прожила среди подобных бабулек, в монастыре наряду с молодыми "христовыми невестами" обретались и "божьи одуванчики".
     Примерно через год эйфория пошла на убыль, и Луиза стала понимать: не все в ее жизни прекрасно.
     Зарплата, показавшаяся вначале роскошной, оказалась не столь уж и велика. Девушка не могла себе позволить такие хорошие вещи, которые носила сестра.
     Теперь, проходя мимо витрин, Луиза ощущала острое недовольство. В подземке ей стало душно, да и вечная толчея угнетала, а привычка бабки-соседки без конца сморкаться в раковину доводила до бешенства.
     Потом пришла злость на Наташу. Сестра жила неизмеримо лучше ее, могла позволить себе шубку и бутерброд с икрой. А что, разве Ната сама заработала на счастливую жизнь? Деньги шли от Андрея. Кстати, Наташа могла наступить на горло своей жадности и заставить мужа купить сестре отдельную квартиру, еще ей следовало платить Луизе побольше. Кроме того, Ната просто обязана была познакомить сестру с хорошим человеком, а Еремина, наоборот, старательно отпугивала от Луизы кавалеров.
     Вот намедни в гости к строителю пришел холостой друг, он с интересом посмотрел на Луизу, суетящуюся на кухне, и спросил у Наташи:
     - Кто эта милая женщина, познакомь нас!
     Другая бы сестра мигом попыталась "склеить пару", а Ната пренебрежительно ответила:
     - Эта? Дальняя родственница, из глухого местечка сироту вывезли, вот сейчас пообтешется слегка в Москве, и будем пристраивать за хорошего человека.
     Естественно, симпатичный мужик мигом потерял к Луизе интерес, а ведь Наташа вела себя подобным образом постоянно. Впрочем, отгоняла она не только своих знакомых. Как-то раз наивная Луиза радостно сообщила сестре:
     - Я познакомилась с парнем, очень милым, он меня в кино позвал, можно сегодня я пораньше уйду?
     Ната всплеснула руками.
     - Ты очень неосторожна, столица не Буркино, тут полно нехороших людей, у которых на уме одни гадости. Откуда ты знаешь юношу?
     - В метро столкнулись, - честно ответила Луиза.
     - С ума сойти! Не смей ходить в кино, вдруг он маньяк!
     - Вовсе нет! Очень приличный с виду.
     - Внешность ни о чем не говорит, сиди дома.
     - Мне уже восемнадцать лет, - неожиданно проявила строптивость Луиза, - я имею полное право распоряжаться собой.
     - Никуда не пойдешь, - отрезала Ната, - не разрешаю.
     - Ну и оставайся со своими запретами одна, - воскликнула Луиза, - прощай, без вас проживу!
     Выпалив тираду, девушка резко повернулась и решительно пошла к двери, Ната бросилась следом, схватила сестру за руку, Луиза оттолкнула ее, Наташа упала, младшая сестра, забыв о ссоре, кинулась к старшей. Неожиданно Наташа заплакала, а потом сказала:
     - Может, на твой взгляд, я веду себя как Салтычиха, только просто боюсь, что ты станешь жертвой обмана. Лучше, прежде чем роман крутить, приведи кавалера ко мне, чайку попить, я хорошо разбираюсь в людях, у меня глаз наметан, сразу изъян вижу.
     Луиза послушала Нату. Семен, так звали ее нового знакомого, предстал пред очи жены Андрея, а та, угощая парня ужином, ловко вытянула из него биографию: украинец, явился в Москву на заработки, ни жилплощади, ни хорошей профессии не имеет, полученные копейки отправляет на родину, там их ждут мама и пять маленьких сестер, у которых нет отца.
     - Нам такой вариант не подходит, - подвела итог Ната, когда пьяный от непривычно сытой еды Семен ушел, - ему надо в Москве зацепиться, вот он и ищет дуру. Впрочем, если он тебе по вкусу пришелся, то пожалуйста, станешь батрачить на новых родственников. Сестрички-то живо в Москву переберутся, в твоей комнатке поселятся!
     Луиза понуро молчала, у нее хватило сообразительности понять: Ната говорит разумные вещи, связывать судьбу с нищим юношей, вынужденным тащить на плечах кучу прихлебателей, не слишком разумно.
     - Скажи спасибо, что у тебя я есть, - завершила беседу Наташа, - сделай одолжение, показывай впредь мне своих кавалеров, а то мигом обманут, останешься без комнаты, придется в Буркино возвращаться.
     Луиза вздрогнула. В Буркино? Страшнее перспективы не могло быть! Может, Наташа права? Решив поверить сестре, Луиза продемонстрировала той следующего ухажера, с которым тоже познакомилась на улице, и опять вышел облом, правда, на этот раз кавалер оказался москвичом с собственной квартирой, но он был вдовцом с тремя крошечными детьми на руках, ясное дело, такому требовалась бесплатная домработница и нянька.
     Шло время, хороший, богатый жених не появлялся, Наташа откровенно эксплуатировала сестру, взвалив на нее все хозяйство. Ната начала раздражать Луизу, младшая хотела избавиться от старшей, зажить собственной жизнью, ей стало казаться, что торговля сосисками у метро дело куда более веселое, чем возня тряпкой по чужим полам. У подземки было много ларьков, в каждом сидят люди, можно найти себе друзей. А еще Луизу напрягал Андрей. Нет, он вел себя корректно, к родственнице жены не приставал, никаких сальных намеков не делал, рук не распускал. Еремин не пил, не дрался, он даже делал Луизе на день рождения подарки, но в быту Андрей частенько бывал невыносим.
     Он патологически боялся заболеть. Сначала Луиза посмеивалась над его привычкой по сто раз на дню мыться, потом чистоплотность мужчины стала ее бесить. Вставая утром, Еремин надевал все свежее, пижаму, в которой провел одну ночь, он швырял в бачок грязного белья. Луиза, которой в обязанности вменялось стирать и гладить, только качала головой. Ну разве можно запачкать куртку и штаны, повалявшись на чистых простынях? Кстати, постельное белье Еремин велел менять ежедневно. Придя с работы, Андрей шел в ванную, почти час принимал душ, выходил в халате, а брюки и рубашка оказывались в грязном белье. Ладно бы он менял трусы с носками! Но нет, "освежалось" все. Но на этом переодевание не заканчивалось. Перед сном хозяин облачался в чистенькую пижаму, а "дневные шмотки" швырялись на стиральную машину.
     Луизе самой не нравятся потные мужики в мятых сорочках, она считала, что представители сильного пола должны мыться чаще женщин, но чистоплотность Еремина была патологической, превосходила все разумные пределы. Он требовал стирать подушки, одеяла, обрабатывать хлоркой пол в прихожей и подошвы ботинок, чашки следовало ошпарить кипятком, тарелки замачивать в растворе горчицы, а унитаз дезинфицировать после каждого посещения. Впрочем, в квартире имелось два санузла. Одним пользовались Наташа, Луиза и гости, а другим только Андрей.
     Один раз кто-то из заглянувших на огонек друзей, не разобравшись в ситуации, вошел в хозяйский сортир, после ухода гостя Еремин устроил форменную истерику. На следующий день явились рабочие, которые установили новый толчок, врезали в дверь замок. Теперь, если в дом заявлялись посторонние, Андрей нервно говорил Луизе:
     - Немедленно запри мой туалет.
     Но самый ужас начинался, когда хозяин вдруг подхватывал насморк или кашель. Вот тут Наташа просто стояла на ушах. Муж валялся в кровати, врача вызывать он не разрешал, пил всякие лекарства, которые жена притаскивала из аптеки, и стонал:
     - Господи, мне конец.
     Луиза, подавая "умирающему" чай с лимоном, старательно скрывала ухмылку, но в один день ей стало противно: ну до какой же степени должен любить себя человек, чтобы так испугаться соплей!
     А еще Андрей мог выскочить из своей комнаты почти голым и истерически заорать:
     - Скорей посмотрите! У меня на плече белое пятно! Катастрофа!
     К слову сказать, Ната никак не реагировала на закидоны мужа, просто купила ему семь халатов, столько же комплектов постельного белья и тьму рубашек вкупе с трусами и носками. Жена не возмущалась, когда к вечеру бачок с грязным бельем наполнялся до краев, да и по какой причине ей было негодовать?
     А вот Луиза, без конца стоящая у стиральной машины и гладильной доски, тихо злилась. Хорошо быть чистюлей, если тебя обслуживают наемные руки. Но если не обращать внимания на некоторые шероховатости, Еремины жили в принципе хорошо, в достатке, особо не ссорясь с домработницей. Только Луизе очень хотелось иметь свою семью, отдельную квартиру и много-много денег, а со временем девушка стала понимать: навряд ли ей удастся осуществить свои мечты, если работать всю жизнь поломойкой при более богатых и удачливых.
     
     Глава 18
     
     Выговорившись, Луиза замолчала, потом вдруг, сложив руки крестом на груди, закричала:
     - Но теперь это все мое! Мое! Я богата! Могу делать что хочу!!!
     В голосе женщины звучало такое торжество, такое счастье, что меня передернуло. Неужели Луиза столь страстно хотела материальных благ? Она же узнала о смерти сестры и зятя! Ее не волнует ничего, кроме богатства?
     Очевидно, Луизе в голову внезапно пришли те же мысли, она захлопнула рот, потом растерянно попросила:
     - Посиди тут пару минут, деньги взять надо, куча средств понадобится.
     Я кивнула, говорить не было сил, да и что тут скажешь?
     Луиза резво убежала в глубь необъятных апартаментов, я осталась в одиночестве, в голову полезли разные темные мысли.
     Я столкнулась с Наташей в бараке, довезла Еремину до Москвы, услышала рассказ про пропавшую сестру и мать-алкоголичку. Но сейчас выясняется, что, похоже, ни капли правды в той истории не было. Зачем Наташа соврала мне? Отчего просто не сказала:
     "Извините, но я ничего не слышала о женщине по имени Валерия Квашня"?
     С какой стати ей пришло в голову нафантазировать неизвестно что?
     Минуточку: если Валерия Квашня не сестра Наты, то что делала Еремина в бараке и почему она там была прописана? Она ведь жила с детства в Москве, вместе с отцом и мачехой. И потом, вот странность, и Наташа, и Андрей, с виду молодые, здоровые, умирают в одночасье. Кстати, Еремина сообщила мне, что супруг намного ее старше, так сказать, покрытый опятами пень, но мне хозяин фирмы не показался старикашкой. Допустим, он следил за собой, сейчас мужчины охотно пользуются новейшими разработками косметологов, пусть даже сделал круговую подтяжку лица, но задор в глазах не натянуть!
     Еремин смотрелся максимум на сорок лет, а вообще-то больше тридцати я никогда бы ему не дала.
     И теперь напрашивается резонный вопрос: отчего его жена столь самозабвенно врала? Зачем она разоткровенничалась перед абсолютно незнакомой женщиной? Ведь мы могли поболтать о всяких малозначительных вещах типа погоды или о модных кофточках, а потом расстаться. Одна женщина просто подвезла другую, ничего не значащая услуга, встретились случайно, разошлись, словно в море корабли, так к чему долгий рассказ о своей семейной ситуации?
     Правда, психологи давно подметили явление, названное ими "эффект попутчика". Сами, наверное, сталкивались в купе поезда с человеком, который, едва сев на полку, начинает откровенничать с присутствующими. Такое поведение вполне объяснимо, многие люди, увы, не имеют около себя внимательного слушателя. И еще, не всегда расскажешь близкому человеку о некоторых личных тайнах, а вот перед незнакомцем легко обнажить душу, очистить ее. Попутчик ведь, поболтав от души, потом растворяется на вокзале в толпе, "забыв" оставить свой телефон или адрес.
     Может, Наташа была из таких? Но она дала мне свои координаты. Почему? Заподозрила во мне клиентку?
     Впрочем, и Луиза сейчас была откровенна с полузнакомой Виолой Таракановой, но только поведение поломойки абсолютно объяснимо. Она перенесла стресс, поняв, что из полунищей девицы стихийно превратилась в богатую особу. И еще, Луизе стало страшно одной входить в квартиру сестры и зятя.
     В моей жизни был случай, когда пришлось идти в дом к умершей подруге. Я, сто раз бывавшая у Лены, имевшая вторые ключи от ее особняка, всегда спокойно приезжавшая кормить во время командировок Ленки кошку, узнав об автомобильной катастрофе, в которую та попала, так и не отважилась в одиночестве войти в принадлежавшее ей здание, пришлось брать с собой Кристину и Семена, но все равно, вставляя ключ в замочную скважину, я испытала настоящий ужас. Поэтому с Луизой ситуация понятна. А вот с Наташей!
     Чего та испугалась-то? Моего вопроса про Леру Квашню! Конечно, ну как я не сообразила раньше! Едва услыхав это имя и фамилию, Еремина вздрогнула и начала врать, словно сивый мерин. Кстати, меня давно мучает вопрос: ну каким образом в русском языке появилась эта поговорка - "лжет, как сивый мерин"?
     Право, странно, но еще более странной кажется мне ситуация с Лерой Квашней. И кто убил Ереминых?
     Я вздрогнула и нервно оглянулась. Ох, не зря в голову пришел этот вопрос. Сейчас я абсолютно уверена: и Наташа, и Андрей погибли не своей смертью, их уничтожили очень хитро, представив дело как несчастный случай. Отчего я пришла к такому заключению?
     Знаете, став Ариной Виоловой, писательницей, описывающей подлинные, реально произошедшие криминальные ситуации, я обрела чутье. Нет, Виола Тараканова в быту вполне способна забыть про кипящий на плите суп или наполняющуюся ванну, а вот Арина Виолова ловко подмечает нестыковки в ситуациях.
     Андрей Еремин внезапно скончался в трактире, по версии правоохранительных органов, по предварительным данным, у него случился инфаркт. Но Луиза только что рассказывала мне о том, как трепетно следил ее зять за своим здоровьем. Неполадки с сердцем начинаются постепенно, организм всегда предупреждает человека, "звонит" о беде: легкая одышка, головокружение, боль в лопатке, онемение рук. Большинство людей, ощутив один из этих симптомов, сначала пугаются, но потом, обнаружив, что состояние здоровья стало вновь хорошим, не идут к врачу и в конце концов расплачиваются за свою беспечность и нежелание слышать сигналы тревоги. Но Еремин! Он из насморка делал трагедию! Защеми у него в левом боку, он мигом бы лег в клинику, следовательно, Андрей не испытывал дискомфорта, но.., умер от инфаркта.
     А Наташа! Ее сгубило не очень страшное заболевание. Неужели она не знала о язве? Да быть такого не могло. Если уж речь зашла о прободении, то язва находилась в самой крайней стадии, ладно, пусть она не болела, но есть куча других признаков, та же изжога!
     У язвенника она начинается от любого куска "не правильной" еды. В "Марко" работает художник Леша Маркелов, у него язва, давно залеченная, но тем не менее Лешка никогда не берет в столовой ничего, провоцирующего желудочно-кишечные неприятности.
     Он чурается салатов с майонезом, сметаны и так далее.
     А Наташа на моих глазах преспокойно стала лакомиться здоровенным рожком с жирным пломбиром!
     Нет, их отравили, очень хитро, представив дело как несчастный случай! Кто? Почему? За что? Я просто обязана узнать правду! И начинать следует с женщины с фамилией Квашня, ведь упоминание о ней подвигло Наташу на вдохновенное вранье. Кстати, может, Олечка расскажет о Лере некие подробности?
     - Ты довезешь меня до морга? - закричала Луиза, влетая на кухню. - Деньги взяла, вот!
     Я глянула на толстую пачку, перетянутую розовой резинкой, которую та стиснула в пальцах, и подавила желание воскликнуть: "Крайне опасно демонстрировать малознакомому человеку такое количество ассигнаций".
     - Заплачу сполна! - ажитированно орала Луиза. - Сколько хочешь? Сто? Двести баксов? Вот держи, спасибо за услугу. Я теперь богата! Все в жизни пойдет по-иному! С сегодняшнего дня не мне, а я людям платить стану! Найму горничную, шофера! Bay! Заживу человеком! Замуж выйду.
     Я молча смотрела на Луизу. Ну какой смысл объяснять ей, что сейчас она обижает меня, оскорбляет, засовывая в карман купюры? Вполне вероятно, она не такая уж и толстокожая, просто у нее от осознания собственного богатства снесло крышу.
     - Прости, - тихо сказала я, - но мне больше недосуг болтать, домой пора, дела ждут. Ты можешь нанять такси, только не вынимай при шофере все деньги, отложи небольшую сумму в кошелек, а остальные спрячь.
     - Уж не дура, - фыркнула Луиза и пихнула пачку за воротник блузки.
     - Скажи, ты никогда не слышала имя Валерия или Лера Квашня?
     - Говорила уже, нет, - напомнила Луиза.
     - Может, у Наташи подруга такая имелась?
     - Она с бабами не общалась, - хмыкнула наследница, - старалась их в дом не водить, Андрея ревновала.
     - В монастыре у тебя Квашня не жила?
     Луиза пожала плечами.
     - Не знаю.
     - Как же так?
     - Просто.
     - Провела с людьми детство, юность и не в курсе, как их зовут? - изумилась я.
     Луиза улыбнулась.
     - Сразу видно, что ты не церковный человек. В обители фамилий нет. Сестра Евпраксия, сестра Анна, сестра Онуфрия, а уж как их в миру звали, все позабыли.
     Те, которые не пострижены, пока вроде со своими именами, но знаешь, женщины-то за монастырскими стенами от разных обстоятельств спрятались и представились другими именами, допустим, Марфой. Конечно, настоятельница правду знает, ей не солгут, нельзя с матушкой хитрить, только она никому чужих секретов не раскроет, мать Епифания под пытками молчать будет. А тебе очень про эту Квашню знать надо?
     - Да! - воскликнула я. - Безумно.
     Луиза кивнула.
     - Хорошо, оставь телефон. Сейчас оплачу бальзамирование, а потом займусь похоронами, стану по телефонным книжкам звонить, Наташи и Андрея знакомых оповещать, может, и обнаружится Квашня, я сообщу тебе тогда.
     - Огромное спасибо!
     - Слушай, - оживилась Луиза, - ты про Петра и Февронию слышала?
     - Ну.., нет.
     - Были такие святые люди, муж с женой, любили друг друга, их потом в одном гробу похоронили. Может, Нату с Андреем в общую домовину положить? - деловито осведомилась Луиза. - Как тебе моя идея, а?
     Два пристанища дорого потянут, в простой ящик-то не сунешь, народу много придет. Мне надо со всеми знакомыми Еремина законтачить, фирма-то тоже моей будет! На поминки куча денег усвистит. По-тихому не сделать, следует объявиться наследницей. Жалко на гроб много выкидывать, это ж в прямом смысле зарытые деньги! Ну, так как?
     Меня передернуло. Жадность Луизы пугала, а ее открытость и странная для взрослого возраста наивность изумляли.
     Впрочем, может, она просто инфантильна? Отсюда и неумение ощутить скорбь. Пятилетний ребенок не станет плакать на похоронах бабушки, он зарыдает, когда поймет, что та больше никогда не испечет ему сладких ватрушек. Только зрелая личность способна скорбеть о человеке как об индивидууме, остальные пожалеют не покойного, а себя, оставшегося без ласки, внимания или денег.
     - Чего молчишь? - поинтересовалась Луиза, подталкивая меня к выходу. - Что скажешь про мою идею?
     - Мне кажется, это ужасная затея!
     - Да? Ну ладно, прощай, позвоню, если Квашня объявится! - сказала Луиза, когда мы вместе вышли на улицу.
     Я кивнула и стала искать свои "Жигули". Понадобилась целая минута, прежде чем я вспомнила, что моя тачка теперь отлично тюнингованный вариант.
     - Эй, - крикнула Луиза, - постой!
     Я обернулась и увидела, что наследница, уже поймавшая такси и успевшая сесть в машину, высунулась в открытое окошко.
     - Что случилось?
     - Да Квашня эта!
     - Ты вспомнила ее?!
     - Нет, но фамилия отчего-то знакомой вдруг показалась!
     - Наверное, ты встречала в поваренной книге слово "квашня", - вздохнула я.
     - Нет, - задумчиво протянула Луиза, - вначале имя с фамилией неизвестными показались, но сейчас... Лера Квашня... Кто мне о ней говорил, а? Ладно, вспомню, позвоню. Давай, покатил, заплачу сполна, думаешь, денег мало? Ошибаешься, у меня ими полны карманы.
     Последнюю фразу Луиза сказала таксисту, черноволосому черноглазому мужчине. Тот оскалил в улыбке золотые зубы - Ай, сам красавыц, денег пално, ты замуж не хочешь?
     Луиза счастливо рассмеялась, наемный экипаж, дребезжа всеми частями и издавая предсмертный кашель, поехал по проспекту, я, удрученно покачав головой, села в свою машину. Нарвется Луиза на неприятности! Разве можно столь откровенно кричать о набитом до отказа кошельке? Надо же, как ей мечталось о богатстве, до такой степени, что, обрадовавшись смерти единственных родных людей на земле, она готова рассказать о своей удаче всему миру.
     Руки повернули ключ в зажигании, "Жигули" тихо поехали вдоль тротуара, потом замерли у светофора.
     - Bay, супер, - донеслось слева.
     Я повернула голову, из притормозившей рядом "десятки" высунулся парень лет двадцати.
     - Классные колеса! - заорал он. - Где купила?
     - Нормальная "обувь", как у всех, - не поняла я его восторга, - просто новая.
     - Ты че? Про колпаки не знаешь?
     - А что с ними?
     - Тю, дура! Они же вертятся.
     - Как?
     - Ну, в обратную сторону.
     - Не понимаю.
     Юноша закатил глаза.
     - Припаркуйся.
     Я покорно встала у обочины, "десятка" замерла рядом, из нее вышел водитель.
     - И правду в невпонятках, чего обула? - спросил он.
     - Ну.., мне сделали подарок, резину сменили.
     - Давай проеду пару метров, а ты глянь!
     Я кивнула, юноша влез в мои "Жигули" и тронул машину, я разинула рот. Если вы катите вперед, то колеса вертятся в том же направлении, правда? Но сейчас "копейка" двигалась по проспекту, а круглые шины совершали обратное движения.
     От неожиданности я икнула, но потом сообразила, в чем дело. Колеса ведут себя нормально, а вот прикрывающие их огромные колпаки отчего-то поворачиваются против часовой стрелки.
     - Суперская фишка, - завздыхал парень, вылезая из машины, - повезло же тебе, такой дорогой подарок сделали. Эх, мне бы такие диски! Мечта! До сих пор я только слышал о них.
     Я вновь влезла за руль. Да уж, Голубев постарался изо всех сил, представляю, какой вопль издаст Олег, увидав новые колпаки "Жигулей", муж испытает приступ самой подлинной зависти.
     Внезапно меня охватила тревога. Ну почему Куприн не звонит? Потом пришло раздражение. Почему не звонит? А откуда ему трезвонить? Телефончик наш бравый милиционер забыл невесть где, вернее всего, потерял, новый он покупать не станет. Впрочем, супруг мог бы воспользоваться аппаратом коллеги, городским телефоном или, в конце концов, почтой. Но Олег напрочь забыл о жене, он сейчас увлечен работой и выкинул все "гражданские" мысли из головы. Значит, беспокоиться не о чем, у Куприна в жизни полный порядок, а разбор полетов я ему всегда успею устроить. Вот он какой! С глаз долой - из сердца вон! Отлично получается, улетел и забыл про жену.
     - Здравствуйте, - раздалось за спиной.
     - Мама, - заорала я, - кто тут!
     - Простите, не хотел напугать, - донеслось с заднего сиденья.
     Я обернулась и увидела симпатичного мужчину славянской наружности. Дядечка смотрелся типичным "ботаником", на нем красовался слегка помятый серый костюм, на носу сидели очки в крупной пластмассовой оправе, а лицо украшало выражение крайней застенчивости.
     - Право, извините, - заговорил он.
     - Вы кто?
     - Павел Петрович Сухоруков.
     - Виола Тараканова, - машинально ответила я и мгновенно обозлилась на себя.
     Ну какого черта полезла знакомиться с незнакомым мужиком!
     - Что вы делаете в моей машине?
     - Сижу.
     - Вижу! Как попали в автомобиль?
     - Так он стоял сейчас у тротуара, - бестолково принялся объяснять Павел Петрович, - парень вышел, я сел.
     - Вы приняли "Жигули" за такси?!
     - Ну.., не совсем, - промямлил пассажир, - извините, я имею честь сейчас беседовать с писательницей Ариной Виоловой?
     - Да.
     - Очень, очень приятно, разрешите представиться - Павел Петрович Сухоруков.
     - Виола Тараканова, - на автопилоте отозвалась я и обозлилась еще больше, - уже знакомились секунду назад.
     - Позвольте все же дать вам визитку, - заулыбался Сухоруков, потом, поправив идиотские очки, он вытащил из кармана блестящую коробочку, выудил оттуда белый прямоугольничек и протянул мне.
     Пришлось бросить взгляд на бумажку. "Павел Петрович Сухоруков, секретарь по особым поручениям, фирма "Рокко".
     - Рада знакомству, - вспомнила я правила приличия, - и еще раз сообщаю: я не работаю водителем.
     - Мне не нужна наемная машина, там, на площади, своя стоит.
     - Ничего не понимаю, - воскликнула я и спохватилась:
     - Постойте-ка, откуда вы знаете, что я писательница?
     Павел застенчиво улыбнулся.
     - Буду очень благодарен, если разрешите мне изложить дело.
     - Ладно, - кивнула я, - только по-быстрому.
     К сожалению, в Москве очень много людей, которые считают писателей супербогатыми особами, ни в чем не нуждающимися олигархами, которые должны делиться накопленным капиталом со всеми, кто их попросит. В издательство ежедневно приходят мешки писем, большинство из которых начинаются со слов:
     "Дайте денег" или "Купите нам.., квартиру, машину, Дачу, мебель, телевизор, холодильник". Некоторые послания удивляют до оторопи, ну, к примеру, такое:
     "Здравствуйте, Арина Виолова! Вы живете хорошо, а мы плохо! Моя судьба страшно тяжелая, родила десять Детей, чем кормить их, не знаю, во что одеть - тоже, работы нет двадцатый год, муж всю жизнь пьет. Пришлите мне денег или одежды на деток, размеры 56 - 58, обувь 44 - 46. Но лучше будет, если станете давать нам каждый месяц по три тысячи долларов, вам такая сумма тьфу, а нам есть не на что. Жду ответа, расчетный счет..." <Вам это может показаться не правдой, но здесь приведена цитата из подлинного письма, пришедшего писательнице Дарье Донцовой.>.
     Прочитав такое послание, - я, как правило, впадаю в глубокую задумчивость и пытаюсь примерить ситуацию на себя. Работы нет двадцать лет? Она что, два десятилетия лежит на диване и ноет? Зачем родила столько деток, если сама не у дел, а муж вечный алкоголик? Не сообразила, что отпрысков потребуется кормить, поить, одевать? И сколько лет ребяткам, чьи размеры одежонки 56 - 58, а ботиночек 44 - 46? Может, крошки могут пойти сами на службу и начать содержать безголовую лентяйку-маменьку?
     Впрочем, письма не самая худшая вещь, вас могут подстеречь на улице или ворваться в дом с воплем:
     "Немедленно дай денег!"
     Похоже, Павел Петрович из подобных экземпляров, странно только, что он сказал про личную машину.
     - Мой хозяин, владелец фирмы "Рокко", господин Абдулла, - спокойно начал ничего не подозревающий о моих мыслях Сухоруков, - к сожалению, имеет дочь. Тоня его единственный, горячо любимый ребенок. Увы, супруга Михаила Сергеевича рано скончалась, и девочкой занимались бабки да няньки, донельзя избаловавшие ее.
     
     Глава 19
     
     Слушая плавную речь Павла Петровича, я попыталась понять, к чему он клонит. Наверное, сейчас попросит денег на лечение девочки или потребует спонсорскую помощь для фирмы "Рокко". Но Сухоруков никак не приступал к материальным вопросам, он терпеливо, педантично, практически без эмоций, сообщал некие подробности из жизни абсолютно неизвестного мне Михаила Сергеевича со странной фамилией Абдулла.
     Впрочем, ничего удивительного в информации не было, очень часто люди, став родителями, капитально теряют голову и начинают нещадно баловать ребенка, отчего-то они полагают, что счастливое детство - это когда выполняются любые прихоти отпрыска, но, как правило, ничего хорошего в результате не получается.
     Михаил Сергеевич не оказался исключением, и в его случае дело усугублялось тем, что Абдулла имел практически неограниченное количество средств, поэтому Антонина купалась в роскоши. Платья для нее шили лучшие модельеры, игрушки делали на заказ, а за здоровьем ребенка следил целый штат докторов.
     В семь лет Тоню отдали в элитную школу, такую, где на одного ученика приходилось по пять человек обслуживающего персонала: педагог, воспитатель, няня, горничная и медсестра.
     Одна Тоня не бывала никогда, утром охрана привозила малышку в машине на занятия, и девочка попадала к преподавателям, а вечером Антонину возвращали в подмосковный особняк, те же секьюрити сдавали ученицу на руки нянькам. Абсолютно все бытовые проблемы решались домашней прислугой, девочка никогда не видела, как заваривают чай или стирают белье. Не привыкла она и отказывать себе в любых прихотях, жила в пятидесятиметровой комнате и была вольна творить там что хочет: включать на всю мощь ночью телевизор или прыгать через скакалку. У Тони не было соседей, которые бы начали стучать в стену кулаком и орать: "Безобразие, сейчас милицию вызовем. Прекратите хулиганить, нам завтра на работу".
     Тоня росла в твердой уверенности: если она чего-то хочет, это должно немедленно упасть ей в руки. В случае бессонницы девочка ничтоже сумняшеся звонила горничной и требовала принести в свою спальню чай, мороженое, фрукты. Капризница и не думала посмотреть на часы, ей было плевать, что разбудила прислугу, которой предстоит тяжелый рабочий день. Тонечка преспокойно могла потребовать в час ночи машину и поехать в круглосуточный фитнес-клуб, чтобы поплавать в бассейне. Пока наследница Михаила Сергеевича плескалась, водитель смиренно спал в джипе, положив голову на руль, а девочка наслаждалась в теплой воде, мысль о том, что у шофера есть семья: жена с детьми, ждущие дома мужа и папу, не обременяла хорошенькую головку.
     Не следует считать Тоню плохо воспитанной девочкой. Нет, она всегда вежливо разговаривала с горничной и, вытащив ту из теплой постели в четыре утра, приветливо щебетала:
     - Люся, будьте добры, сделайте мне гоголь-моголь и чай с вареньем.
     Девочка не хамила прислуге, не говорила людям гадостей, она просто пребывала в глубочайшей уверенности, что мир делится на две категории: хозяева и лакеи. Вторые прислуживают первым и имеют за свою работу деньги. Все очень просто, о поломойках, кухарках, гувернантках не надо переживать, они созданы для обслуживания Тони.
     Впрочем, у Тонечки имелось не все, обладательница многих жизненных благ была лишена друзей. В ее классе училось три человека, и всех их окружала толпа прислуги. По улицам Тоня не ходила, в метро не ездила, на дискотеки не бегала, где ей было познакомиться со сверстниками? И потом, служба безопасности Михаила Сергеевича никогда бы не допустила общения наследницы невесть с кем. Иногда, правда, дети богатых людей находят приятелей, так сказать, по месту жительства, например, в коттеджных поселках. В них подрастают мальчики и девочки, жаждущие общения.
     Но Тоне и тут не повезло.
     Михаил Сергеевич жил в гордом одиночестве, на участке размером в пару гектаров стоял лишь его окруженный забором, утыканный камерами видеонаблюдения особняк, никаких других населенных объектов вблизи не было.
     Тонечка существовала в некоем нереальном мире, практически не зная действительности: машина - школа - машина - особняк - машина - фитнес-клуб - машина - особняк - машина - школа...
     В седьмом классе Тоня открыла для себя Интернет и очень скоро поняла: вот оно, счастье. Во Всемирной паутине нашлось много друзей, у Антонины хватило ума не сообщать о себе правды, она выбрала имя "Люлю" и бросилась общаться с людьми. Из-за полнейшего отсутствия опыта обычной жизни девочка вначале наделала кучу ошибок. Она не понимала жалоб сверстников на учителей, когда одна из "чатившихся" написала:
     "Русичка вчера озверела и долбанула меня линейкой по лбу", - Тоня пришла в крайнее возмущение и ответила:
     "Неужели ты спокойно вытерпела унижение? Немедленно иди к папе, тот ведит уволить преподавателя".
     На секунду Интернет затих, потом взорвался ответом:
     "Bay? У меня нет отца!"
     "В Бобруйск, жывотное! Ты откуда взялась?"
     "Выпей-ка иаду! У нас в школе всех фигачат".
     Тоня поняла, что совершила ошибку, и попыталась уладить ситуацию.
     "Я из Англии, в моем колледже другие порядки".
     Буря улеглась, а Антонина стала эксплуатировать имидж иностранки, она, не стесняясь, спрашивала самые простые вещи: как ездить в метро? Сколько денег тратят обычные люди на еду? Что читают ее сверстники? Ей охотно отвечали, многие были рады просветить девочку из другой страны.
     Потом настал час, когда дочь Михаила Сергеевича поняла: ей страстно хочется встретиться с собеседниками, а те иногда устраивали вечеринки в "реале".
     Свой побег Антонина продумала до мелочей. В назначенный день она, сев в машину, велела шоферу:
     - Хочу пирожков из кафе "Тутти-фрутти".
     - Пожалуйста, скажите адрес, - попросил водитель.
     - Тверская улица, - проронила девочка.
     Машина послушно порулила в указанном направлении и встала возле кафе.
     - Идите внутрь, - велела Тоня, - и позвоните, я скажу, что взять.
     Водила, ничуть не удивленный, отправился выполнять указание. Тонечке сквозь большие окна было великолепно видно прислугу. Скоро зазвенел телефон, девочка продиктовала большой список сластей и велела уложить каждую корзиночку в отдельную коробочку. Она рассчитала правильно, шоферу пришлось ждать больше получаса, пока соберут заказ. Когда он вернулся, его ждал неприятный сюрприз, на сиденье иномарки лежала записка: "Пошла гулять, сама позвоню, когда захочу домой!"
     Несчастный шофер чуть не сошел с ума. Машина стояла на шумной площади около входа в метро. Носиться по улице в поисках девочки было бессмысленно, школьница правильно выбрала место побега, небось подземный поезд давным-давно увез ее в неизвестном направлении, сотовый наследницы упорно бубнил "абонент недоступен", а потом и вовсе замолчал.
     Михаил Сергеевич объявил план-перехват. Тоню искал весь город, но безрезультатно, девочка словно в воду канула, через десять дней Михаил Сергеевич прибег к помощи телевидения. Убитый горем отец заплатил немереное количество денег, чтобы фотография дочери и объявление о ее пропаже были переданы во время самой рейтинговой передачи новостей на центральном канале.
     Не прошло и десяти минут после сообщения, как по указанному номеру телефона позвонила женщина и зашептала:
     - Я сдаю комнату студентке, к ней на днях прибыла из провинции в гости младшая сестра. У школьницы на вокзале украли сумку с вещами, у девочки нет ни одежды, ни документов. Сначала я поверила россказням об ограблении, но сейчас понимаю, обманули меня, очень уж "сестричка" на девочку со снимка похожа!
     Антонину вернули домой, с тех пор ее жизнь - это цепь побегов. Девочка научилась мастерски обманывать охрану, она уходит от преследователей, словно Никита: может спрыгнуть со второго этажа, удрать по крышам, переплыть вплавь реку, прицепиться на "колбасе" у электрички...
     Павел Петрович замолк, поправил сползающие на кончик носа идиотские очочки и спросил:
     - Понимаете?
     - В принципе да, я работала одно время преподавателем и очень хорошо знаю, что подростков нельзя чересчур "закручивать". Это как со скороваркой: если не приоткрыть клапан, давление пара станет немыслимым, крышку немедленно сорвет, и случится беда.
     Михаил Сергеевич совершил весьма распространенную ошибку: ему следовало дать дочери свободу, а он окончательно законопатил все щели, ну и вышло то, что вышло, но при чем здесь я? Если вы хотите нанять меня в качестве воспитателя к девочке, то, простите, пожалуйста, я давно перестала учительствовать.
     - Верните Тоню, - тихо попросил Сухоруков, - Михаил Сергеевич собрал о вас необходимые сведения и готов сделать феноменальное предложение.
     - Какое? - невольно полюбопытствовала я.
     - Вы отличная писательница, - мягко улыбнулся собеседник, - но издательство "Марко" не собирается вкладывать деньги в раскрутку Арины Виоловой, тамошних сотрудников вполне устраивает сложившийся статус-кво: Смолякова, Бустинова - это звезды, остальные так, приносящие прибыль рабочие лошадки.
     Суперстар не должно быть много, иначе теряется смысл понятий, ясно?
     Я кивнула.
     - Михаил Сергеевич готов устроить вашу рекламную кампанию, - закончил Павел Петрович, - даст толчок, дальше само попрет!
     - Спасибо, конечно, - пробормотала я, - но почему Михаил Сергеевич решил озаботиться делами Арины Виоловой?
     - Верните нам Тоню, - терпеливо повторил собеседник.
     - С удовольствием бы, но я совершенно не знаю, где девочка.
     Сухоруков потыкал пальцами в оправу. У меня назрел еще один, не произнесенный вслух вопрос: "Ну почему бы вам не приобрести себе нормальные очки?
     А заодно погладить костюм?"
     - Тоня удрала от охраны на стоянке, - проронил Сухоруков, - секьюрити сумели сообразить, что девочка влезла в один из автомобилей. Антонина прирожденная актриса с буйной фантазией, она такое наболтать способна! Люди ей верят и охотно помогают.
     Бодигарды выяснили номер "Жигулей", в которые юркнула Тоня, узнали, что его владельцем является Виола Тараканова, и мгновенно получили справку на вас.
     - Офигеть! - подскочила я и ударилась головой о потолок "копейки".
     - Мы отправили незамедлительно две машины: одну к вам домой, другую в "Марко", - повествовал Сухоруков, - в квартире никого не оказалось, во всяком случае, дверь на звонок не открыли. Второй группе повезло больше, она увидела во дворе издательства, на лавочке, мирно курящую Тоню. И тут идиоты проявили нерасторопность, девочка сумела удрать. Впрочем, я уже упоминал, она хитра, коварна, лжива и отлично спортивно подготовлена.
     Внезапно мне стало жарко.
     - Простите, - попыталась я спросить как можно спокойнее, - я не расслышала фамилию Михаила Сергеевича.
     - Абдулла.
     Мне стало совсем душно.
     - Я всегда считала, что это имя человека.
     - Да, правильно, - закивал Павел Петрович, - дед Михаила из Средней Азии, в 1920 году большевики стали массово выписывать паспорта жителям отдельных регионов. Людям задавали простой вопрос:
     "Ваша фамилия?" Но малограмотное население, общавшееся с новыми властями в основном через переводчиков, не очень понимало, чего хотят русские, потому мужчины представлялись по имени, которое ставили им в документы как фамилию. Кстати, отца Михаила Сергеевича звали "Сайд", Сергеем его сделали в Москве, для простоты, понимаете?
     - Да, - осторожно ответила я, пытаясь не измениться в лице.
     - Знаете Сергея Шойгу? - вдруг спросил Павел Петрович.
     - Начальника МЧС? Нет, конечно.
     - Даже ничего не слышали о нем?
     - Навряд ли в России найдется человек старше семи лет, ни разу не видевший господина Шойгу по телевизору, - отозвалась я, - но лично с ним я не общалась. И при чем он тут?
     - Думаю, с его предками произошла та же история, на самом деле Шойгу - это имя, ошибочно записанное в качестве фамилии.
     - Очень интересно, - закивала я, - чего только не случается! Вот моего отца, например, нарекли "Ленинид", имя расшифровывается так: "Ленинские идеи".
     - Верните Тоню - и получите невиданную рекламную кампанию, - Сухоруков резко вернул разговор в прежнее русло.
     - Увы, первый раз слышу о девочке! - стояла я на своем.
     Павел Петрович снял очки, я замерла, сохраняя на лице выражение полнейшего недоумения. Через секунду майка прилипла к лопаткам. Взгляд Сухорукова, нехороший, тяжелый, сверлящий, заставил меня поежиться.
     - Но вы же привезли ребенка в издательство, - констатировал внезапно он.
     Я собрала в кулак все умение лгать. Давай, Виола, представь себе, что пишешь роман. Как бы вылезла твоя бойкая героиня Света из создавшегося положения? Жизнь Олечки сейчас зависит от того, насколько убедительно я сумею соврать. В рассказе господина Сухорукова нет ни слова правды. Абдулла мерзкий педофил, решил заполучить ребенка; с одной стороны, ему, очевидно, жаль потраченных денег, с другой - мужик не привык проигрывать. Страшно представить, что он сделает с Олечкой, если та попадет к негодяю в руки.
     - Да, - сохраняя на лице маску жизнерадостной идиотки, закивала я, - вышла очень смешная ситуация. Я села за руль и услышала тихий детский голосок:
     "Тетенька, сколько возьмете за поездку до улицы Каргольского?" Девочка приняла "Жигули" за такси, а поскольку издательство расположено недалеко от этой улицы, я предложила ребенку доставить его до места.
     Все просто. Вы бы тоже помогли школьнице.
     - Действительно, - не моргнув глазом, поддакнул Павел Петрович, - готов поверить вам целиком и полностью, если бы не одна деталь: мне известно, что вы вместе с Тоней вошли в здание "Марко". Право, Виола, очень прошу, проникнитесь серьезностью ситуации. Михаил Сергеевич готов заплатить за пиар-акцию, если вернете ему дочь.
     - Люди иногда слишком усложняют ситуацию, - покачала я головой, - право, дело обстоит совсем просто. Когда мы подъехали к "Марко", девочка сказала: "Очень в туалет хочется, не добегу до дома", - вот я и довела ее до санузла!
     Сухоруков побарабанил пальцами по спинке водительского сиденья, я тем временем мирно продолжала:
     - Показала школьнице нужную дверь и ушла по своим делам. Кстати, мы не познакомились, может, это вовсе и не дочь Михаила Сергеевича была.
     - Она, она, увидела во дворе охранников, швырнула сигарету - и деру!
     - Трудно поверить, что наивная, милая девочка, которую довезла до улицы Каргольского, балуется сигаретами, - не выдержала я.
     Сухоруков потер затылок.
     - Ладно, окончательно раскрою карты. Тоня не только курит, она еще и наркоманка со стажем, поэтому и сбегает от отца. Обманывает доверчивых людей, крадет у них деньги, золото, меняет на дурь, и так безостановочно. Ее лечили, да толку! И еще, по причине употребления героина у мерзавки развилось психическое заболевание, она опасна! Антонина способна убить человека, в момент ломки у нее появляется нечеловеческая сила.
     - Вы же сами сказали, - напомнила я, - что девочка, бросив сигарету, убежала прочь от охранников, я не увозила ее.
     Павел Петрович кашлянул.
     - Ну.., может, и так, только отчего-то, изучив вашу биографию, я подумал... Хорошо, раскроюсь совсем!
     Виола! Пока Тоня находится рядом, ваша жизнь в опасности! Поймите, девочка не контролирует свои поступки, она - крайне неприятно быть таким откровенным, но я обязан это сказать - сумасшедшая.
     - Ой! - старательно изобразила я испуг. - Правда?
     - Да. Верните Тоню. Михаил Сергеевич честный, законопослушный человек, он не посмеет силой ворваться в вашу квартиру, нарушить конституционное право на сохранность жилища. Михаил Сергеевич никогда не нарушает и не нарушал законов.
     Пытаясь не выпасть из роли идиотки, я старательно закивала. "Никогда не нарушает закон". Ой, не могу! Судя по рассказу Сухорукова, Тоня с младых ногтей живет в роскоши, значит, на момент рождения дочери отец уже был богат. Похоже, состояние он сколотил в конце 80-х годов прошлого века.
     Согласитесь, это было время, когда люди очень честно собирали урожай денег. Руководствуясь лишь буквой закона, носились по улицам с автоматами и, опираясь на Конституцию, грабили страну. Милейший Павел Петрович говорит сейчас сплошную правду, только я ему не верю. Ни за что не выдам Олю!
     - Какой кошмар, - прошептала я.
     - Ужасно, - подхватил Сухоруков, - так как, едем за Тоней?
     Я принялась ломать пальцы.
     - Я очень хочу рекламную кампанию! Мечтаю стать знаменитой, богатой, успешной, обойти на повороте Смолякову и Бустинову!
     С лица собеседника сползло напряжение, в глазах появилось спокойное удовлетворение.
     - Рад, что мы нашли общий язык, - вымолвил Павел Петрович.
     - Ужасно, но мне всегда не везет! Знала бы, что познакомлюсь с вами, мигом бы захватила беглянку, но увы! - рыдающим голосом произнесла я. - Поедемте немедля ко мне, покажу квартиру, сами убедитесь, девочки у меня нет! Господи, как хочется денег!
     Ну почему я не догадалась подружиться с ребенком?
     Сухоруков крякнул.
     - Значит, она к вам не приходила?
     - Увы, нет! Да поедемте ко мне сию секунду, сами осмотрите комнаты. - Снова тяжелый взгляд уткнулся в мое лицо, я заморгала и заканючила:
     - Может, Михаил Сергеевич проспонсирует меня просто так?
     Ну, пожалуйста, поговорите с хозяином! Я готова за хорошую сумму на все!
     Сухоруков молча начал вылезать из "Жигулей".
     - Вы куда? - я испуганно попыталась остановить его. - Неужели не поможете?
     - Маловероятно, - прозвучало в ответ.
     - Ну а если девочка объявится, - упорно изображала я алчную особу, - тогда как?
     - Сообщите мне.
     - Я получу деньги?
     - Безусловно.
     - И много?
     - Вам хватит.
     - Супер, непременно звякну! Более того, сама займусь поисками.
     Павел Петрович никак не отреагировал на вопли обезумевшей от предвкушения хорошей суммы особы.
     Он молча вышел на дорогу, я осталась сидеть в машине, вцепившись в руль. Конечно, я рисковала, предложив пособнику бандита поехать ко мне домой, но надеялась, что тот решит: если дура зазывает к себе, там никого нет. Похоже, расчет оправдался.
     Припаркованная в некотором отдалении от моих "Жигулей" тонированная черная иномарка заурчала мотором и подъехала к Сухорукову. За роскошным седаном тенью скользнул не менее дорогой джип, из него вылетел парень в черном костюме и, почти согнувшись в поклоне, открыл заднюю дверь "мерина".
     Павел Петрович обернулся, поправил дешевую оправу, поддернул измятые брюки и плюхнулся на кожаное сиденье.
     На крыше черной иномарки заработала "мигалка", сопровождаемый недовольно крякающим внедорожником седан на огромной скорости понесся по дороге.
     Я, притихнув, смотрела вслед парочке суперкрутых автомобилей. Боже, спаси Вилку, во что я вляпалась на этот раз? Очень надеюсь, что сумела произвести на господина Сухорукова нужное впечатление. Надо сейчас же бежать домой, жизнь Олечки в опасности. Вот только заскочу в один магазин.
     
     Глава 20
     
     Открыв дверь, я заорала:
     - Оля!
     В ответ тишина.
     Чувствуя, как тревога ледяными пальцами схватила за горло, я прохрипела:
     - Детка, ты здесь?
     Из гостевой комнаты высунулась растрепанная голова.
     - Вилка! Пришла? А я заснула.
     Я села на табуретку, стоящую в прихожей, и с чувством выдохнула:
     - Фу!
     - Что-то случилось? - озабоченно спросила Олечка. - Ты такая бледная, прямо зеленая!
     - Это от жары!
     - Надо голову вымыть! Холодной водой! Сразу поможет, - засуетился подросток, - у меня мама всегда так поступала. Давай душ подержу!
     Я вскочила на ноги, быстро заперла все замки, навесила цепочку и, вытащив из сумки коробочку, сказала:
     - В ванную сейчас пойдешь ты. Вот, держи.
     - Зачем? - удивилась девочка. - Я уже мылась.
     А что ты принесла?
     - Краску для волос, купила только что по дороге.
     Не сомневайся, отличное средство, немецкое качество, называется "Палетт", - затарахтела я, не желая показывать Оле тревогу, занозой сидевшую в сердце, - сейчас очень быстро станешь рыжей, словно лисичка.
     Волосы будут красиво переливаться, блестеть. Сама пользуюсь этой краской и очень довольна, стоит недорого, держится хорошо, не течет, и Кристине тоже нравится.
     - Но я не крашу волосы!
     - А теперь попробуешь!
     - Да зачем?!
     Я снова села на табуретку.
     - Понимаешь, я только что видела во дворе издательства "Марко" того противного дядьку, от которого ты удрала!
     - Абдуллу! - в ужасе закричала Оля. - Он меня ищет!!!
     - Не факт, - попыталась я успокоить девочку, - вполне вероятно, что мерзавец прибыл в "Марко" по своим делам, но нужно подстраховаться. Значит, так!
     Надо слегка изменить твою внешность, а цвет волос при этой задаче первый помощник. Ты должна стать похожей на Кристину, а та красится "Палетт" в рыжий цвет. Еще переоденься, у Кристи в шкафу полно одежды, подбери такую, которую никогда не носишь, ну что до сих пор не надевала.
     - Мини-юбку и маечку в обтяжку, - прошептала Оля, - мама не разрешала, мне хотелось, а она говорила: "Так только проститутки выряжаются".
     - Ладно, - кивнула я, - пошли красить волосы.
     В ванной я лишний раз убедилась в том, что Павел Петрович нес явную ложь. Сухоруков назвал девочку наркоманкой, но никаких следов на руках и ногах ребенка не обнаружилось, Олечка явно не пользовалась шприцами, и потом, ее нижнее белье было очень дешевым и далеко не новым, а белое платьице явно приобреталось не в дорогом бутике. Впрочем, затрапезную верхнюю одежду богатая девочка могла надеть для конспирации, но вот трусики, жуткие синтетические "плавки", не тронула бы и щипцами.
     Проделав необходимые операции, мы сели на кухне, и я стала раздавать указания.
     - Телефоном не пользуйся, хотя он разбит, никак не куплю новый аппарат. Дверь не открывай! Кстати, ты куришь?
     - Ой, нет, конечно, - засмеялась Оля.
     - Мерзавец, - вырвалось у меня.
     - Кто? - напрягся ребенок.
     - Не важно! Сиди дома и читай книгу.
     - Ладно.
     - Приедет мой муж и все уладит.
     - Спасибо.
     - Не вздумай выйти на улицу.
     - Ага.
     - Можешь, впрочем, гулять на балконе, тебе нельзя оставаться без свежего воздуха, поэтому мы и голову покрасили. Если кто увидит девочку на лоджии - примет за Кристину, у вас теперь один цвет волос. Ясно?
     - Да, да, да.
     - Главное, дождаться Олега, - словно заклинание твердила я, - Куприн мгновенно разрулит ситуацию.
     И тут раздался звонок в дверь.
     Девочка прижала руки к лицу.
     - Абдулла!
     - Нет, - рявкнула я, - иди спрячься в комнате и не выходи ни при каких обстоятельствах, залезь под кровать и лежи тихо-тихо. Там, у стены, находится свернутый ковер, залезь за него!
     Олечку словно ветром сдуло. Чеканным шагом я дошла до двери, глянула в глазок, увидела по-идиотски улыбающегося Ленинида и, распахнув створку, рявкнула:
     - Чего тебя принесло?
     - Хорошо папку встречаешь, - вздохнул Ленинид, - ласково, прям приятно.
     - Я занята! Пишу роман!
     - Так я не помешаю!
     - Мне не до гостей!
     - Разве ж я посторонний тебе, доча? - хмыкнул папенька и начал спокойно снимать ботинки. - Чайку глотну и пойду! Упарился весь, изработался, шел мимо, решил навестить, или ты не рада?
     - Пришла в полный восторг, - сквозь зубы процедила я, - имеешь на чайную церемонию четверть часа!
     - Злая ты.
     - Какая есть.
     - Но я не обидчивый, - забубнил папенька, медленно, но верно двигаясь в сторону кухни, - ты чего телефон не берешь? Иззвонился весь! Возьми мобильный! Вон как верещит.
     - Не хочу.
     - Дурочка, - усмехнулся Ленинид и протянул руку.
     - Не подходи! - завопила я, но папенька уже взял трубку.
     - Алло, вам кого? Арину Виолову? Здесь она, где ж ей быть, новый роман кропает, ща!
     Мне пришлось взять телефон и прохрипеть:
     - Слушаю!
     - Звезда моя, - ворвался в ухо глухой баритон Федора, - ты зачем Макса обидела?
     - Кого? - изумилась я.
     - Охранника, бравого оленя, - пояснил напарник, - он приплелся с поникшей головой, хочет покончить с собой, весь такой депрессивный, несчастный!
     Я хихикнула.
     - Ничего смешного, - сердито оборвал меня Федор, - ты наше достояние, издательство обещало обеспечить безопасность писательницы.
     - Только не личный секьюрити, - взвыла я, - представлять, он меня постоянно называл то Арина Крокодиловна, то Ангелина Леопардовна.
     Федор заржал.
     - Ладно, драгоценная суперстар, попробуем как-нибудь вдолбить в дубовую башку чудовища имя Великой. Не надрывай больше мне сердце, охрану уберем, найдем иной способ обеспечить твою безопасность.
     Я застонала и швырнула трубку в кресло.
     - Зубы болят? - заботливо осведомился Ленинид.
     Я не успела дать адекватный ответ на вопрос, потому что телефон снова начал сердиться.
     - Не смей его трогать, - зашипела я, но папенька опять схватил мобильник и кокетливо поинтересовался:
     - Ктоу?
     Потом улыбка сползла с его лица.
     - Чаво? Какая такая шарашкина контора? Вы че?
     Я выхватила трубку из его цепких пальцев:
     - Слушаю.
     - Арина, любовь моя, - зачастил Голубев.
     Решив сократить время тягостного разговора, я быстро заявила:
     - Да, я избавилась от охранника.
     - Слышал, - ласково пропел Анатолий. - Ты не забыла про кастинг?
     - Про что?
     - Так и знал! Завтра в полдень в офисе, надо набирать актеров на главные роли в твоем сериале!
     - А сами вы не справитесь без меня?
     - Ты неподражаема! Скромна, интеллигентна, застенчива, - вкрадчиво замурлыкал Анатолий, - ну отчего остальные писатели не такие? Не стану лукавить: без автора никак. Завтра!
     - Ну не могу я! Дел полно!
     - Пришлем машину.
     - Спасибо, своя есть.
     - Наймем сопровождение ГАИ.
     - Только его мне и не хватало, - отбивалась я от настырного продюсера, но уломать Голубева не удалось.
     - Ах, как с тобой приятно иметь дело, - сказал он в завершение беседы, - никаких капризов! Другие на твоем месте ведут себя отвратительно, требуют невесть чего, устраивают скандалы. А ты! Ангел чистой красоты! Так мы ждем!
     - Угу, - буркнула я, последние слова Голубева отбили всякую охоту сопротивляться.
     Ну сами подумайте, разве можно настаивать на своем, после того как услышали фразу про ангела.
     - Вот влипла! - воскликнула я, отшвыривая трубку.
     - Что случилось? - мигом проявил любопытство Ленинид.
     - Хотела завтра поехать... - машинально начала я и тут же осеклась.
     - Ну, ну, говори, - приободрил родитель.
     Я глянула на Ленинида, папенька болтлив, словно сорока, а еще он может заложить за воротник. Хлебнув горячительного, папашка начинает говорить без умолку, он не из тех людей, которые способны хранить тайны.
     - Чего насупилась? - насторожился Ленинид, наблюдая колебания дочери. - Неприятности случились?
     - Да нет, наоборот, приятность, по моим книгам собираются снимать сериал, - сказала я.
     Главное, чтобы папенька до поры до времени ничего не знал про то, что в квартире находится Оля, пусть уж лучше растреплет всему свету информацию о кино.
     Услыхав про мое участие в завтрашнем кастинге, Ленинид закричал:
     - Доча! Иду с тобой!
     - Это зачем?
     - Разве можно одной на такое мероприятие отправляться?
     - Если ты полагаешь, что кастинг - это нечто вроде кинофестиваля, то жестоко ошибаешься: обычный рабочий момент, думаю, ничего интересного.
     - Нет, нет, - буйствовал папенька, - женщине не положено без сопровождающего принимать участие в подобном.
     - Ступай домой, - решила я прекратить идиотскую беседу, - я очень устала, спать хочу.
     - Значит, в десять утра у подъезда!
     - Сказано, нет.
     Внезапно на глаза Ленинида навернулись слезы, папенька молча постоял несколько секунд, затем, понуро повесив голову, побрел в коридор.
     - Эй, - бросилась я за ним, - ты обиделся?
     Отец помотал головой.
     - Не-а.
     - Почему тогда уходишь с убитым видом?
     Ленинид кашлянул - Эх, доча, мечта у меня имеется, розовая, словно леденец. Всю жизнь хотел глянуть, как кинушки снимают, интересно до ужаса. Вот и обрадовался, подумал, ты папку с собой прихватишь, сяду тихо в уголке и одним глазком позырю. Ну какая из меня обуза?
     Есть-пить не потребую, шуметь не стану. Впрочем, кто я такой? Бывший зэк, который научился шкафы сколачивать! Не профессор, не академик, не врач, не учитель... Гордиться таким папкой нечего, еще ляпну чего! Ладно, доча, счастливо тебе!
     Тяжело вздыхая, Ленинид взялся за ключ, мне стало стыдно.
     - Завтра в десять у подъезда, - вылетело изо рта.
     Папашка обернулся.
     - Ты мне?
     - Да.
     - Идем вместе?
     - Именно так.
     - Bay! Супер! - по-детски завопил Ленинид. - Не сомневайся, доча, в грязь лицом не ударю! У нас в бараке дипломат сидел, попался на взятках, научил меня правильным манерам.
     Продолжая радоваться, папашка резко выскочил на лестничную клетку. Я тщательно заперла замок, навесила цепочку и побежала в гостевую.
     В комнате не горел свет и стояла тишина.
     - Олечка, - позвала я.
     Ни звука, ни шороха.
     - Детка, вылезай, мы одни.
     Послышалось сопение, затем из-под кровати высунулась одна нога, вторая, девочка выползла из убежище и со смаком чихнула - Ох и пыльно ж за ковром, - с чувством произнесла она, потом, спохватившись, добавила:
     - Прости, Вилка, я не в обиду тебе сказала!
     Я махнула рукой:
     - Сама знаю, что давно пора уборку делать, только руки не доходят.
     - А кто приходил? - полюбопытствовала Олечка, отряхиваясь.
     - Мой отец, потом познакомитесь, - улыбнулась я - ладно, давай еще раз повторим, как следует себя вести.
     - Сидеть тихо, телефоном не пользоваться, дверь не открывать, можно погулять на лоджии, прикидываясь Кристиной, - бойко отрапортовала девочка, - у меня теперь рыжие волосы, а лица соседи не увидят!
     - Молодец, - одобрила я, - все абсолютно правильно, теперь укладывайся спать.
     - Лучше почитаю немножко.
     - Уже поздно, - я решила продемонстрировать педагогическое занудство.
     - Днем скучно было, проспала часа три, - призналась Оля, - по телику всякую ерунду показывали, почитала книгу и сама не заметила, как задремала, сейчас бессонницей маяться буду. Лучше кино погляжу.
     Я кивнула:
     - Конечно. Кстати, если днем надумаешь у экрана сидеть, надень наушники. У нас в доме плохая звукоизоляция, я, подходя к двери, частенько слышу разные звуки. Странно получается, в квартире якобы никого нет, а шумно.
     - Верно, - поежилась Оля.
     - Скажи, милая, эта Лера Квашня была совсем молоденькой девочкой? - быстро спросила я.
     - Ты о ком? - изумилась Олечка.
     - Ну помнишь, ты рассказывала мне о несчастной, которую принесли в квартиру? О той, которой ты помогла бежать!
     - А! Разве она квашня? - удивилась еще более Оля. - Я так сказала? Знаешь, я не люблю дразнить людей, как бы они ни выглядели. Да и не была Лера толстухой, с чего бы ее квашней обзывать?
     - Неужели ты забыла? Это фамилия пленницы, Квашня. Она еще предложила тебе в случае неприятностей ехать в местечко Буркино, там якобы проживает ее бабушка, которая сумеет тебе помочь.
     Олечка сдвинула брови, на лице ее возникло выражение сначала недоумения, потом задумчивости, в конце концов она потерла кулачками глаза и неожиданно спросила:
     - Ты ведь меня не выгонишь, если я кое в чем признаюсь?
     - Нет, конечно, а что произошло? - насторожилась я.
     Оля шмыгнула носом.
     - Понимаешь, я дебилка.
     - Не говори чушь!
     - Правда, так маме сказали.
     - Кто?
     - Ну.., доктор специальный, по психам.
     - Тебя водили к психиатру?
     - Вроде по-другому тетка называлась.
     - Психолог?
     - Ну не, такое слово смешное, фырк.., деффрк..
     - Дефектолог?
     - Bay, точно.
     - С какого рожна твоя мама решилась на подобный шаг?
     Олечка пожала плечами.
     - Я ж при ней постоянно моталась, в школу не ходила, да и где учиться? По разным поселкам мамочка ездила. Вот один раз она работала у тетеньки, Веры Петровны, та этим дефырктологом служила. Стала ко мне приматываться, ну типа, посчитай до десяти или прочти стишок. Я ее боялась прям до трясучки! И ведь знала, как сказать, ну там, раз-два-три-четыре-пять, только у Веры Петровны лицо словно у крысы, нос длинный, глазки такие шныристые. Она в меня их уставит, весь ум исчезает, прямо беда! Стою кастрюлей, ничегошеньки не говорю.
     - Понимаю, - сочувственно кивнула я, - у нас в школе такая русичка была, Раиса Ивановна. Вечно она меня шпыняла, подойдет и заведет: "Тараканова сейчас в диктанте ошибок насажает". И точно! Сама не пойму, почему пишу "пажар", и ведь хорошо знаю, что он "пожар".
     Олечка скривилась - Во и со мной так! Вера Петровна потом маме сказала: "Ребенок запущенный, умственно отсталый, дебил, надо его в специнтернат сдать!"
     - Вот сволочь! - воскликнула я.
     Оля кивнула:
     - Может, и так! А может, правда. Я лишь читать научилась, пишу очень плохо, считать вообще не могу, пыталась таблицу умножения освоить, но не получилось.
     - Не беда, с тобой просто правильно не занимались.
     - Ну.., не знаю. И еще, я мигом имена и фамилии забываю, любые. Некоторое время помню, потом, бах, вылетело напрочь. Вот ты сейчас про Квашню спрашиваешь, а я в непонятках. Девушку помню, она ненамного меня старше, а может, и одногодка, лицо, волосы, одежду опишу точно, а имя вылетело вон. У меня еще одна особенность есть, дебильская: если чего плохое случилось, мигом про это позабуду - ну, к примеру, сломаю вечером руку, ночь просплю, утром увижу гипс и начну мучиться: откуда он? Во какая я кретинка!
     - Ты забыла фамилию Квашня?
     - Ага.
     - И название местечка Буркино, вкупе с именами "Лера" и "Анастасия".
     - Извини, пожалуйста, - прошептала Оля, ее большие глаза начали наливаться слезами, - ваще вылетело из головы, про все! Вот сейчас ты напомнила, я живо в памяти воскресила события, но имя! Прости!
     Может, и Квашня, если ты утверждаешь, что я такое называла, то, значит, правильно! А зачем тебе девочка, которая убежала?
     
     Глава 21
     
     Я спокойно улыбнулась и погладила Олю по голове. Рассказ ребенка не кажется ни удивительным, ни странным. Стихийно превратившись в писательницу Арину Виолову, я накупила всяких умных книжек и справочников, которые пришлось изучить, дабы не попасть впросак. Ну согласитесь, ни один читатель не поверит фразе: "Нож воткнулся в горло несчастного и поранил печень". Ясное дело, прозаик, написавший подобную ахинею, не имеет ни малейшего понятия об анатомии, я боюсь таких идиотизмов, оттого и засела за учебники.
     Эффект забывания неприятностей известен психологам давно, в научной литературе описано много случаев, когда люди, оказавшись в катастрофе или став жертвой преступления, вытесняли из головы все воспоминания об ужасном происшествии. Мозг пытается сохранить личность и включает защитные системы.
     Известно мне и о так называемых "необучаемых" детях. Вы даже не представляете себе, какое на свете количество людей, не способных научиться читать. И это не значит, что они идиоты. Кое-кто из звезд Голливуда слоги в слова складывать так и не научился, зато стал замечательным актером. Вполне вероятно, что встречаются и индивидуумы, не способные к восприятию цифр, и Олечка одна из них. Хотя я не уверена, что в данном случае речь идет о патологии, просто девочку никто не развивал, вот она и не приобрела необходимых навыков. Кстати, речь у Оли совершенно нормальная, даже, можно сказать, интеллигентная.
     Иногда она, правда, начинает употреблять сленговые слова, но в общем говорит намного лучше Кристи, которая постоянно восклицает: "Понтово! Шоколадно! Отстойно! Суперски! Гонялово!"
     Мне не кажется странным, что ребенок, живущий при стройке, изъясняется литературным языком. Олечка сталкивалась не только с рабочими, но и с хозяевами, и, похоже, последние оказали на нее сильное влияние, девочка, как губка, впитывает в себя хорошее, отбрасывая плохое. Никакая она не дебилка. К сожалению, дефектологи, подобные Вере Петровне, частое явление, они калечат детей, навешивают на них ярлыки "дурак", "идиот", "хулиган". Олечка сумеет выправиться, надо лишь помочь ей, не развивать комплекс неполноценности.
     - По поводу памяти не переживай, - бодро воскликнула я, - наша Кристина постоянно все путает, теряет ключи, оставляет дома тетради. А насчет той девочки, Леры Квашни... Подумай, может, связаться с ее бабушкой и подать вместе на Абдуллу в суд?
     - Ой-ой, - замахала руками Оля, - вот уж дурацкая идея. С богатыми лучше не связываться! У него адвокатов небось армия! Вилка! Придет же такое в голову! Теперь, даже если я и вспомню точный адрес Леры, не скажу тебе, а то ты беду устроишь. Когда твой муж возвращается?
     - Думаю, дней через десять.
     - А он мне поможет?
     - Не сомневайся, ложись спать.
     Оля громко зевнула.
     - Верно, что-то меня сморило!
     Ночью мне захотелось пить, толком не проснувшись, я пошарила рукой по тумбочке и, не обнаружив там воды, потрусила на кухню. По коридору прошлепала с закрытыми глазами и, оказавшись у холодильника, свет зажигать не стала, сквозь стекло незанавешенного окна светила огромная, не правдоподобно желтая луна.
     Пару секунд я, словно загипнотизированная, любовалась спутником Земли, потом, сбросив оцепенение, зевая, взяла бутылку, откупорила пробку...
     Прозрачная струя с тихим журчанием наполнила стакан, и тут из прихожей послышался странный звук:
     Щелк, щелк, щелк. Затем донеслось деликатное шуршание.
     Я вздрогнула и вжалась в стену, дверь в кухню у нас всегда стоит открытой, сейчас было хорошо видно, как из прихожей вытянулась серая тень и стала крайне осторожно двигаться в сторону гостевой комнаты.
     Сон пропал без следа, в голове моментально созрело решение, правая рука схватила висевшую на стене шумовку. Сжимая в одной длани кухонную утварь, а во второй стакан, полный воды, я с диким воплем:
     "Сдавайся, мерзавец, стрелять буду!", выскочила в коридор, мгновенно выплеснула жидкость на крадущегося человека, а потом со всего размаха треснула его здоровенной шумовкой.
     - Ой-ой-ой, - запищал кто-то, - вау, ты совсем офигела, да? Мне же больно!
     В ту же секунду ярко вспыхнул свет, я на секунду зажмурилась, потом открыла глаза и взвизгнула.
     Передо мною стояла мокрая Олечка.
     - Ты чего дерешься? - воскликнула она. - Вон как меня долбанула, аж шумовка погнулась.
     - Действительно, - растерянно пробормотала я, - вот обманщики, продавали ее как стальную, пообещали - никогда не сломается!
     - Небось у меня башка кирпичная, - захихикала Оля, - если об нее железная штука погнулась!
     - Я тебя ударила по голове?!
     - Ага, по лбу!
     - Господи, прости!
     - Ничего, забей.
     - Что ты делала в прихожей? - догадалась я задать вопрос. - Я решила, что к нам лезет Абд.., то есть подумала, вор в квартиру вошел.
     Олечка поежилась.
     - Сначала я заснула, потом в туалет захотела, пошла в тубзик, свет не включала, села на унитаз - и вдруг как испугаюсь!
     - Чего? - подскочила я, ощущая настоящий ужас. - Кого?
     - Подумала: вдруг ты дверь не заперла? - зашептала Оля. - Представь, как страшно! Мы вдвоем, обе дрыхнем, ничего не слышим, не видим. Ну и кинулась проверять! Покрутила ключом, отперла сначала, потом снова затворила замок, тут меня отпустило! Фу, полный порядок, пошла к себе, а тут бац, вода, затем по лбу - стук! Я ваще очумела!
     Внезапно мне стало смешно, я обняла Олечку, прижала ее к себе и, давясь хохотом, сказала:
     - Похоже, мы обе жутко храбрые!
     - Ага, - захихикала девочка, - видно, смелее нас нет!
     Целую минуту мы не могли разогнуться от смеха, потом я пошла на кухню за тряпкой, сказав Олечке:
     - Иди переоденься, вон все брюки и футболка мокрые.
     - Сколько же воды в одном стакане, - покачала головой Оля и убежала.
     На следующий день ровно в указанное время мы с папенькой вошли в офис "Шарашкинфильма". Я выглядела обычно: джинсы и легкий свитер. Жара решила дать москвичам отгул, небо затянули тучи и ощутимо похолодало, но лично мне такая погода нравится намного больше, чем пекло. Ленинид же выпендрился по полной программе; увидав его во дворе, я постаралась не засмеяться в голос. Папенька смотрелся женихом на деревенской свадьбе. Он натянул серый костюм, брюки радовали глаз идеальной "стрелкой", пиджак, правда, казался маловат, зато из-под него выглядывала белая сорочка с ярко-красным галстуком.
     В качестве апофеоза из нагрудного кармана высовывался носовой платочек, зеленый в желтую клетку. Ботинки у папеньки были лаковые, и еще он облился едкими духами, такими сладко-противными, что у меня незамедлительно начался кашель, продолжавшийся всю дорогу от дома до кабинета Голубева.
     - Наша писательница, - заквохтал Анатолий, - любимая, садитесь.
     - Знакомьтесь, - проявила я светское воспитание, - Ленинид.
     Папенька приосанился, сделал ладошку лодочкой и протянул руку продюсеру.
     - Рад встрече.
     - Счастлив, совершенно счастлив, окончательно, решительно счастлив, - замурлыкал Анатолий, оценивающим взглядом оглядывая папашку, - ваша жена - наш золотой фонд!
     Ленинид захихикал, я обозлилась и резко ответила:
     - Он мне не муж!
     - Ах, ах, - заломил руки продюсер, - приятно познакомиться с другом самой Виоловой.
     Сообразив, что его посчитали моим любовником, папашка развеселился еще больше, а я добавила:
     - Никакой он не друг!
     Голубев вытаращил глаза.
     - Хотите сказать, я вижу вашего сына? Мальчика Тараканова?
     Ленинид откровенно заржал, а я прошипела:
     - Ну и чушь пришла вам в голову! Ленинид мой отец!
     - Господи! - заверещал продюсер. - Ну как я не догадался! Одно лицо!
     Мне стало совсем нехорошо. Неужели я похожа на папашку? Вот беда! Вообще говоря, до последней минуты я считала себя вполне симпатичной особой.
     - Вы обязательно должны поделиться со мной опытом воспитания гения, - замурлыкал Голубев, - ну что вы делали, дабы вырастить великую писательницу, а? Витамины? Гувернантки? Теннис?
     Ленинид засопел, а я, подавив желание искренне сказать: "Он все детство и юность любимой дочки провел на зоне", решила переменить тему разговора.
     - Давайте приступим к работе, времени мало.
     - Йес, - закивал Анатолий, - пошли в нашу пыточную, ха-ха, шутка, зовем так зал, где проходят кастинги.
     Миновав длинный коридор, мы цепочкой вошли в квадратное помещение, где обнаружилась женщина, причем весьма престарелая.
     - А где Сигизмунд, талантливый режиссер? - поинтересовалась я.
     - Он нам не нужен, - потер руки Голубев, - увлекающаяся, психопатическая, излишне творческая личность первая помеха при кастинге, верно, Нина Аркадьевна?
     Пожилая дама со старомодным начесом из седых волос кивнула.
     - Знакомьтесь, Ариночка, - засуетился Голубев, - Нина Рапсова, старейший, лучший ассистент режиссера! Когда Ниночка рулит процессом, я спокоен!
     - Рада видеть нашего автора, - царственно кивнула тетка, - а вот заявление насчет старейшего ассистента является откровенным, неприкрытым хамством! Мне всего-то семьдесят!
     - Нинуша! - подпрыгнул Голубев. - Как семьдесят? Зачем ты врешь? Сорок максимум.
     - Ой, хватит, - довольно усмехнулась дама, - не старайся, знаю цену твоим комплиментам.
     - Ей-богу, я удивлен!
     - Перестань!
     - Нет, честно!
     Нина взяла мобильный и, не обращая внимания на продолжавшего бухтеть продюсера, твердо велела:
     - Пусть Лапин готовится!
     Потом она повернулась ко мне.
     - Собственно говоря, сейчас мы соблюдаем некую формальность. Особой толпы артистов не ждите, была проделана огромная предварительная работа с базой, и отобрано два человека. Одна женщина...
     - Зато какая! - встрял Голубев. - Ариночка, солнышко, она вам непременно понравится! Звезда! Суперстар! Мегаактриса! Культовая фигура! Мировая величина!
     - Да ну, - разинул рот Ленинид, потом с детским восторгом воскликнул:
     - Николь Кидман?
     - Нет, - осекся Голубев, - мы не приглашаем звезд Голливуда, своими богаты! Аурелия Монтегю.
     - Кто? - хором поинтересовались мы с Ленинидом - Аурелия Монтегю. Супер! Так вы рады? Верно?
     О таком лишь мечтать можно!
     - Ну, - дипломатично протянула я, - оно конечно...
     Нина Аркадьевна хмыкнула, вытащила из бумажек, лежащих перед ней на столе, один листок и спокойно сообщила:
     - Читаю справку. Аурелия Монтегю - псевдоним, настоящее имя Зинаида Собакина, родилась в... Дата рождения отсутствует, стояла у истоков советского кинематографа, снималась, естественно, в массовке в фильме Сергея Эйзенштейна "Броненосец Потемкин". Надеюсь, слышали о такой ленте?
     - Вообще-то я люблю про зверушек смотреть, - неожиданно ответил папашка, - но эту пропустил.
     Нина Аркадьевна распахнула глаза.
     - При чем тут животные? - нервно поинтересовался Анатолий.
     - Так броненосец же, - пояснил Ленинид, - не встречали их? Не в жизни, конечно, а на картинах?
     Они ваще-то в Австралии обитают, прикольные очень.
     Пока папашка нес глупости, я пришла в себя и заорала:
     - С ума сойти! Сколько ей лет?
     - Фу! О таком не спрашивают, - отбила мяч Нина.
     - Но в моей книге нет ископаемых! Там действуют тридцатилетние женщины.
     - Тише, Ариночка, тише, - затравленно оглядываясь на дверь, зашептал Голубев, - Аурелия наш золотой фонд.
     - Вот и поставьте ее в музей.
     - Монтегю в великолепной форме.
     - Маловероятно! - отрезала я, решив стоять насмерть.
     - Месяц назад она закончила съемки в сериале "Секреты Франции".
     - И кого она там изображала? Эйфелеву башню?
     Очень правильно, ваша Аурелия почти одного возраста с главной достопримечательностью Парижа, - возмутилась я.
     - Монтегю снималась в роли Симоны, восемнадцатилетней дочери графа Монтеин!
     - Ну просто офигеть! - простонала я.
     - Душенька, - залебезил Анатолий, - полноте гневаться. Во-первых, Монтегю выглядит супер, личико без морщин. Во-вторых, имеются технологии... уж поверьте мне!
     - Нет! Ищите нормальную актрису не старше сорока.
     Голубев всплеснул руками.
     - Сейчас у меня инфаркт начнется.
     - Выпей воды, - равнодушно предложила Нина, потом повернулась ко мне. - Хочешь сериал?
     - Да.
     - Придется смириться с Монтегю.
     - Но почему?
     - Ее правнук владеет банком, он дает на съемки деньги! Нет прабабки в проекте - прощайте бабки!
     Извините за каламбур!
     - Ясненько, - убито протянула я.
     - Единственное, что обещаю, в постельных сценах Монтегю заменит дублерша, - хмыкнула ассистент.
     - Да уж, пожалуйста, - выдавила я из себя.
     - Заметано, - кивнула Нина, - теперь о мужчинах. Денис Лапин.
     - Он у нас кто? - оживился Голубев.
     Помощник режиссера вытащила сигару, аккуратно обстригла кончик, понюхала "гавану", медленно раскурила ее и, выпуская удушливо-едкий дым, ответила:
     - Бандит Кругов, многократно сидевший рецидивист, практически хозяин зоны, его боятся все, и милиционеры, и криминальные личности. Как раз для Лапина. Пусть входит?
     - Да, да, - хором ответили все.
     - Давай, - рубанула Нина в трубку.
     В левом углу комнаты приоткрылась дверь, и через секунду перед нами предстало тщедушное существо, отдаленно похожее на французского киноактера Пьера Ришара в молодости.
     Светлые, мелко вьющиеся волосы обрамляли треугольное личико с узким подбородком, голубые глаза Лапина смотрели наивно и слегка обиженно. Очевидно, паренек мало ест и совсем не занимается спортом, бицепсы на моих руках выглядят намного более впечатляюще, впрочем, талии Дениса может позавидовать балерина, сантиметров пятьдесят, не больше.
     Приглядевшись к претенденту на одну из главных ролей, я поняла, что его ресницы накрашены тушью, а на веках лежат тени, наверное, и загар, покрывающий мордочку Лапина, ненатуральный, а в ухе у него поблескивают целых три серьги, на одну больше, чем у звезды "Марко" Бустиновой.
     - Здрассти, - прошелестело убогое создание.
     - Приветик, - кивнула Нина, - мы рады, что ты нашел время для нас.
     - Право, пустяк, у меня было окно.
     - Знаем о твоей занятости.
     - Да ничего.
     На этом церемония приветствия завершилась.
     - Хорошо, - хлопнула в ладоши Нина, - сцену знаешь?
     - Иес!
     - Начинай!
     Лапин отступил назад, потом, уперев одну руку в тощее бедро, вихляющейся походкой пошел вперед, вторую конечность он воздел вверх. Протопав с видом полного кретина почти до противоположной стены, Денис резко повернулся и тоненьким голоском запищал:
     - Ишь, вылупилась! Ща объясню, чья тут правда!
     Кто под шконки полезет, а? А? А?
     Паренек явно пытался казаться страшным, отмороженным бандитом, но вытаращенные глазки актера приобрели совсем жалкий вид. Лапин покачался с пятки на носок, потом картинно тряхнул волосами и закончил "выступление".
     - Всех поубиваю!
     - Ну нормально, - воскликнул Голубев.
     - Иди, Денис, отдохни, - велела Нина.
     Лапин вынул носовой платок и, промокая вспотевший лобик, пожаловался:
     - Я очень устал, весь выложился.
     - Ты никогда не халтуришь, - кивнула Нина, - горишь свечой!
     После ухода актера помощник режиссера повернулась ко мне.
     - Ну?
     Я схватила со стола бутылку минералки и сделала вид, будто изнемогаю от жажды. Что сказать Нине Аркадьевне? После того, как на роль главной героини утвердили столетнюю бабу-ягу Монтегю, этот клоун вполне способен изображать безжалостного Крутова.
     - Чего-то я не понял? - заявил вдруг Ленинид. - Пудель братка корчил?
     - Верно, - кивнула Нина.
     - Авторитетного парня?
     - Именно так.
     - Смотрящего?
     - Кого? - не поняла далекая от криминальных реалий дама.
     - Ну типа.., начальника над контингентом.
     - Кого? - опять не въехала в ситуацию Нина.
     - Ох-хо-хонюшки, - помотал головой Ленинид, - лажовка получается! Бредятина с собачатиной!
     - Вам что-то не нравится?
     - Так все!
     - А если поконкретней?
     - Могу и чисто конкретно, - охотно согласился папашка, - ваш Лапин опущенный.
     - Кто?
     - Пидор, - гаркнул папенька, - кто ж на зоне такому права вручит? Не файно выходит, ваще параша!
     Ему ложку с дыркой всучат, спецпосуду - и ау, спи у забора. Не! Не верю!
     Я уставилась на Ленинида. "Не верю"! Ну просто Станиславский!
     - По какой причине вы сделали вывод о нетрадиционной сексуальной ориентации Лапина? - холодно поинтересовалась Нина.
     Ленинид ухмыльнулся, потом встал и прошелся по залу.
     - Пудель он, а не мужик! Разве блат-папа так двигается? Во как надо! Руки тут, шаг шире, в глазах зверь.
     Что там ваш петушок кукарекал? Ой, держите нас семеро! А НУ КТО ЩА ЖРАЛЬНИКОМ ПО ШКОНКЕ ПОУТЮЖИТСЯ? А? БУРКАЛЫ ОТВОРИЛИ, ГРАБКИ СЛАПАЛИ! СУКИ!
     Крик отлетел от стен и ударился в потолок, эхо рухнуло вниз.
     Я невольно вскочила, вместе со мной подхватился Голубев и Нина.
     - Че всполошились-то? - удивился Ленинид. - Я просто показал, как в бараке авторитетиться надо.
     Нина и Анатолий переглянулись.
     - Друг мой, - ласково осведомилась помощник режиссера, - вы любите кино?
     - Кто ж его не любит? - резонно ответил Ленинид.
     - А сами сниматься не хотите?
     - Я?
     - Вы!
     - Я???
     - Вы, вы! В роли Крутова.
     - Я? Я? - твердил Ленинид. - Стану как Том Круз?
     - Скорей как Годзилла, - без тени улыбки на лице ответила Нина, - кстати говоря, лучшие актеры, как правило, не имеют дипломов. Вот, допустим, колли Лэсси, она собака, ничего не заканчивала, а какой образ создала? На все времена!
     
     Глава 22
     
     Дальнейшее действо стало развиваться без моего участия. Голубев и Нина налетели на Ленинида, ошалевший папашка только кивал головой и соглашался со всем, что ему предлагали. Когда Анатолий, словно фокусник, вытащил из пустоты бланк контракта, я попыталась вмешаться и пробормотала:
     - Подождите, я хочу сказать...
     Но на мои слова никто не обратил внимания. В целом ситуация напоминала день рождения человека, торжество, отмечаемое дома в большой компании родственников всех рангов. Наверное, вы сами принимали участие в подобных тусовках. Представьте накрытый стол, миски с салатами, батарею бутылок, мужчин, влезших по причине праздника в неудобные костюмы, и женщин, изуродовавших себя помпезными прическами вкупе со слишком ярким макияжем.
     Все уселись, налили, выпили по первой. И тут из комнаты приводят бабушку, виновника торжества, полубезумную старушку, чей возраст не известен никому.
     Дряхлую особу торжественно сажают в кресло, тамада Церемонно заявляет:
     - А сейчас, вторым тостом, мы выпьем за патриарха семьи!
     Люди хватаются за рюмки, бабуся, кряхтя, встает и заводит:
     - Сначала я хочу сказать о моем любимом Коленьке...
     Улыбки замирают на лицах, бабуська толкает речь, длится она долго, почти бесконечно.
     - Война.., голод.., строительство коммунизма... мы не думали о себе.., сын отлично учился.., жена, правда, неудачная...
     Гости потихоньку опрокидывают рюмашки, жуют салат. Сначала присутствующие ведут себя тихо, делая вид, что внимательно слушают великолепно известные всем воспоминания о том, как в 1939 году дедушка потерял на вокзале портфель, но потом народу надоедает ее речь, шум усиливается, о бабушке капитально забывают. Впрочем, все оказываются довольны: бабуся - оказанным ей вниманием, гости и тамада - тем, что церемония проходит правильно. По обычаю ведь второй тост надо провозглашать за родителей: пожалуйста, вот вам бабушка. Теперь можно благополучно забыть о ней до следующего праздника.
     Вот я сейчас, сидя между Голубевым и Ниной, походила на эту бабулю, роль именинника исполнял Ленинид.
     Ошарашенный папашка подписал подсунутую ему бумагу.
     - Вот это пиар-ход! - заорал продюсер. - Всех сделаем! В сериале Виоловой одну из главных ролей сыграет отец Арины. Такого еще не бывало.
     Я вздохнула, оно верно, подобная глупость могла случиться лишь со мной, небось другие авторы во избежание таких коллизий не шляются по кастингам в сопровождении ближайших родственников.
     Не успела последняя мысль влететь в голову, как из сумочки донеслась бойкая трель мобильника. Я вытащила аппарат и, решив впредь всегда соблюдать предусмотрительность, глянула на дисплей... Невероятная радость охватила душу, Олег наконец-то нашел возможность связаться с женой!
     Прижав к уху телефон, я вышла в коридор и быстро заговорила:
     - Алло! Говори скорей! Почему так долго не звонил?
     Но вместо хорошо знакомого голоса мужа послышался совершенно чужой дискант:
     - Пригласите Тараканову.
     Вот черт! Надо же было свалять такого дурака! Отчего я решила, что меня ищет Куприн! Из-за сообщения "Номер засекречен"? Но ведь шифруются не только сотрудники милиции, еще услугами антиопределителя вовсю пользуются журналисты, и сейчас я нарвалась на одну из представительниц древнейшей профессии, придется отвечать на оригинальные вопросы, типа:
     "Откуда берете сюжеты для своих книг?" Один раз, устав говорить честно о том, что описываю лишь реальные, произошедшие со мной или с моими знакомыми события, я рявкнула:
     - Понимаете, я отчаянно вру и получаю за это деньги.
     Газета вынесла опрометчивое заявление в заголовок, и мне здорово попало от Федора, поэтому сейчас следует проявить крайнюю вежливость и сладкую приветливость. Не подумайте, что я боюсь борзописцев, сама до недавнего времени была одной из них, но у меня трясутся коленки при мысли о начальнике отдела пиар и рекламы "Марко".
     - Внимательно вас слушаю, - пропела я, приготовившись услышать следующую фразу, нечто типа:
     "Вас беспокоят из газеты "Жизнь комаров".
     Рейтинговым изданиям с миллионными тиражами Арина Виолова не нужна, мой удел раздавать интервью всяким журналам типа "Лошади и кролики", "Вести N-ского леса" или "Новости третьего подъезда восемнадцатого дома".
     Но собеседница неожиданно произнесла совсем иное.
     - Вас беспокоят из больницы. У нас в реанимации лежит Луиза Марковна Стеклова.
     - Луиза! - закричала я. - Что случилось?
     - Вы ее знаете?
     - Да.
     - Меня зовут Юлия, я работаю медсестрой.
     - Говорите быстрей.
     - Сегодня около одиннадцати к нам привезли Стеклову в тяжелом состоянии, ей срочно сделали операцию ..
     - Что случилось? Она под машину попала?!
     - Нет, у нее язва прободная.
     На какое-то мгновение я потеряла дар речи. Юлечка, очевидно, подумав, что собеседница не понимает, о чем идет речь, стала растолковывать мне суть дела.
     - Ну, грубо говоря, у Стекловой ссадина имелась в животе, женщина на болезнь внимания не обращала, не лечилась, вот и довела до того, что кишка треснула и...
     - Она жива? - перебила я медсестру.
     - Ну.., как сказать!
     - Правду, - велела я.
     - Пока от наркоза не отошла, состояние тяжелое, но делаем все необходимое. Ее совсем плохую привезли, хорошо, в морге упала, близко было.
     - В морге? - повторила я.
     - Ну да, - продолжила Юля, - одежду принесла, вроде у нее родственница померла, вы, наверное, лучше меня в курсе, она понервничала и того, грохнулась.
     Если б дома беда приключилась или на улице, хуже б некуда, в такой ситуации все время решает. Ей просто повезло, что в морге хлопнулась, ее санитары прямо на каталке к нам доставили. Я вообще-то чего звоню, Стеклова в сознании была, когда ее на стол укладывали, схватила меня за рукав и шепчет: "Скажи опара, она опара.., опара в Буркине, там, где.., опара, опара..."
     У меня по спине побежал озноб.
     - Опара?
     - Ага, - охотно продолжила Юля, - ну, знаете, тесто.
     - Тесто? - в полуобморочном состоянии переспросила я. - Тесто?
     - Ты никогда пирогов на дрожжах не пекла? - удивилась медсестра, отбросив церемонное "вы". - В любом же рецепте сказано: возьмите дрожжи, поставьте опару.
     - Понятно, - протянула я, - а что еще говорила Луиза?
     - Очень волновалась, - мгновенно продолжила Юля, - опара, опара... Я сначала подумала: тесто она дома замесила. Ну и решила успокоить, глажу ее по голове и говорю: "Не беспокойся, ничего не случится, ну завоняет немного, не беда. Кто-нибудь из родных вернется, вымоет кастрюлю".
     Но Луиза, услышав слова медсестры, возбудилась еще больше.
     - Нет, нет, никто, нет, - с огромным трудом шептала она, - помоги, умрет, умрет...
     Тут до Юли дошло, что дело, наверное, не шуточное. Будучи медсестрой в реанимации, она хорошо знает, что тяжелые больные, такие, которым по состоянию здоровья следует находиться без сознания, иногда вдруг принимаются четко и громко разговаривать. Случается это тогда, когда у недужного человека имеются некие крайне важные, просто неотложные дела. Юля отлично помнила молодую женщину, у которой после автокатастрофы не осталось никаких шансов на жизнь, все врачи понимали: смерть заберет пациентку с минуты на минуту. Но несчастная неожиданно пришла в себя и совершенно нормальным голосом сказала:
     - Немедленно запишите телефон и адрес моей сестры, пусть сразу едет к нам домой, там спит ребенок.
     В квартире больше никого нет. Я подожду, пока вы выполните мою просьбу. Только скажите, что с ним все в порядке, тогда я и успокоюсь.
     Медики, естественно, бросились выполнять последнюю волю пациентки, а та продолжала жить до тех пор, пока Юля не вошла в палату и не сообщила:
     - Все хорошо, малыш под присмотром.
     Жертва катастрофы тут же скончалась, на этом свете ее удерживала лишь тревога за сына.
     Поэтому, услыхав упорное бормотание про опару, Юля решила: Стеклова поставила в духовку пироги и ушла отдать вещи в морг. Конечно, странное поведение, но люди совершают и более идиотские поступки... Решив успокоить больную, Юля сказала:
     - Хорошо, сейчас попытаюсь связаться с кем-нибудь из ваших родственников, они приедут и выключат духовку.
     - Нет, опара.., тесто.., квашня...
     - Не волнуйтесь, дайте их телефон.
     - Сумка.., тараканы.., в сумке тараканы.., опара, она.., ушла... Тараканы...
     Дальше разговор продолжать оказалось невозможно, Луизой занялся анестезиолог, а Юля, решив, что у несчастной просто помутился рассудок, пошла выкурить сигаретку. Если речь об опаре и тесте еще можно было принять за разумную, то заявление о тараканах в сумке не лезло ни в какие ворота.
     Едва Юля вернулась в сестринскую, как на нее с воплем налетела старшая медсестра.
     - Где ты шляешься?
     - Ну.., тут!
     - Дымила?
     - Э-э...
     - Не ври!
     - Ага, - кивнула Юля.
     - Немедленно сдай вещи Стекловой на склад! Валяются прямо на полу! Там сумка! Пропадет чего, скандала не оберешься! - затопала ногами начальница. - Да не забудь опись составить, по всем правилам, на бланке! За всем самой глядеть надо! Ничего делать не хотят! Лентяйки! Курила она!
     Подгоняемая злобным криком начальницы. Юля отправилась за шмотками, открыла сумку, нашла там паспорт, ключи, всякие мелочи и бумажку с записью "Виола Тараканова".
     Девушка мигом сообразила: Стеклова вела речь не о прусаках, она хотела сказать, что в ее сумке имеется записка с координатами некой Таракановой. Юлечка решила позвонить по написанному на клочке телефону, но тут в реанимацию поступил еще один тяжелый больной, и медсестру приставили к нему. Занимаясь другим человеком, Юля не забывала о Луизе и, лишь только выдалась свободная минутка, звякнула мне.
     - Уж и не знаю, скажет ли вам чего фраза про опару, - вздохнула она, - только думается, Стеклова хотела, чтобы вы ее услышали.
     - Можно к вам приехать?
     - Зачем?
     - С Луизой поговорить надо!
     Юля хмыкнула.
     - Под наркозом она, отойдет лишь завтра, да и не пустят вас к ней. Если все нормально пойдет, отвезут ее через недельку в палату, там и пообщаетесь.
     - Она будет жить?
     - Кто ж вам на такой вопрос точно ответит? Делаем все возможное.
     - Ей очень плохо?
     - Состояние больной соответствует тяжести проведенной операции, - заученно ответила медсестра.
     - Юлечка, - взмолилась я, - сделайте одолжение, попробуйте припомнить все-все, что говорила Луиза.
     - Так несвязные слова!
     - Ну, пожалуйста! Это очень важно.
     Юля кашлянула.
     - Опара.., опара.., скажи опара, она опара.., опара в Куркино, там, где.., опара.., опара... Вроде так!
     - Куркино?!
     - Верно, район такой в Москве есть, или не слышала? Я подумала, Стеклова там живет, хотя по паспорту она в другом месте прописана, ну да частое дело, документы по одному адресу, сама по другому.
     - Хорошо расслышала "Куркино"?
     - Ну.., да!
     - А не может быть Буркино?
     - В Москве Буркина нет, - безапелляционно отрезала медсестра, - а Куркино вот оно, возле Кольцевой дороги! У меня там сестра купила квартиру, очень довольна.
     - Еще о чем Луиза твердила?
     - Нет, нет, пошли, умрет, умрет, - озвучила Юля и добавила, - за дословность не ручаюсь, но вроде так. Ну а потом про тараканов завела. Да, еще квашню поминала. Квашня - опара...
     - Юлечка, милая, меня зовут Виола Тараканова!
     - Так я уж поняла.
     - Но под псевдонимом "Арина Виолова" я пишу детективы.
     - Bay! Я их читала!!! Во, прикол! Наши не поверят!
     Вы мне автограф дадите? А Луиза вам кто? - начала сыпать вопросами девушка.
     - Дорогая Юлечка, объясню суть дела потом, привезу тебе полный комплект своих книжек, с автографом.
     - Только напишите Юлии Роднянской, - ажитированно воскликнула медсестра, - а то у нас еще Козлова Юлька есть.
     - Непременно укажу фамилию и обязательно вознагражу вас за заботу, буду очень благодарна, понимаете?
     - Ясное дело. Дорого не беру, стольник за смену, пригляжу за вашей родственницей, как за родной.
     - Юленька, сейчас я приехать не могу.
     - А и смысла нет, Стеклова лежит на аппаратах.
     - Как только она придет в себя, сразу мне звоните.
     - Будьте спокойны.
     - Деньги заплачу, не сомневайтесь.
     - Так я и не волнуюсь, приличного человека сразу слышно по голосу.
     - Скорее всего, завтра приеду.
     - Нет, не моя смена, лучше в пятницу.
     - Ладно. Дайте телефон больницы.
     - Ой, вы нам не дозвонитесь, лучше запишите мой мобильный. Я, правда, не всегда его взять могу, на автоответчик наговорите. Записываете?
     - Да, - крикнула я, - диктуйте.
     
     ***
     
     Забыв про сериал и папеньку, стремительно превращающегося из никому не известного столяра в суперзвезду, я вскочила в лифт, спустилась вниз и кинулась к "Жигулям".
     Луиза не вела речь о Куркине. Буркино - вот название, которое она озвучила, Юля просто плохо разобрала его, и потом, медсестра и предположить не могла, что больная толкует о небольшом подмосковном местечке. Опара! Фамилия Леры не Квашня, а Опара.
     Луиза откуда-то знает девушку, вот почему она пробормотала, расставаясь со мной: "Лера... Лера... Лера Квашня, отчего имя кажется знакомым".
     "Квашней", или "опарой", называют тесто, Олечка просто перепутала. Может, поговорить с ней?
     Я схватилась за телефон и тут же отключила его.
     Домашний аппарат разбит. Ладно, я правильно сейчас поняла ситуацию, нужно немедленно ехать в Буркино и искать среди обитателей барака женщину по фамилии Опара.
     Пока мой верный "коняшка", сверкая роскошными вертящимися дисками, летел по трассе, в голове писательницы Виоловой царила сумятица. Если фамилия девушки Опара, то с какой стати Наташа подтвердила мне, что в бараке жила Квашня? Да еще наврала, что та являлась ее непутевой сестрой? Отчего Еремина наболтала небылиц? Села ко мне в машину?
     Впрочем, на последний вопрос есть вполне простой ответ: Наташе не хотелось ехать на электричке...
     Внезапно на ум пришло воспоминание. Вот Еремина устраивается в машине, кладет сумочку на колени, я резко отпустила сцепление, ридикюльчик падает на пол, раскрывается, из него вываливается куча вещей: пудреница, расческа, мятные конфетки, телефонная книжка..
     - Каждый раз даю себе обещание навести в сумке порядок, - восклицает Наташа и наклоняется, чтобы подобрать рассыпанное.
     - В моей торбе положение еще хуже, - усмехнулась я, - на днях обнаружила там солонку, до сих пор в недоумении, как она в сумочку попала.
     Вот примерно такой разговор.
     Высказавшись, я наклонилась и, желая помочь Наташе, взяла ключ с брелоком и подала хозяйке. Очень хорошо помню, что в этот момент я ощутила недоумение.
     И теперь, вновь прокрутив в голове сцену, я сообразила, отчего тогда сделала стойку! Ключ был один, странного вида, на его головке имелись кнопочки.
     А брелок представлял собой цепочку с кругом, а внутри него буквы "BMW". Понятно? Это был ключ от машины!
     Наверное, удивись я в тот момент, спроси Наташу:
     "Откуда у тебя ключи? Вроде говорила, что не имеешь машины!" - женщина бы небось всплеснула руками и принялась вскрикивать: "Ой, ой! Случайно прихватила связку от джипа мужа!"
     Или придумала бы другую какую-нибудь небылицу, похоже, Еремина была мастером художественного свиста! Но я перевела внимание на дорогу, и Наташа решила: прокатило, дура ничего не заметила!
     Но зачем она села в мои "Жигули", если имела в своем распоряжении лучшее средство передвижения, не ржавую раздолбайку, в которой задыхаешься от жары, а комфортную иномарку, вероятно, с кондиционером?
     Ответ ясен даже младенцу! Еремина решила спеть мне песню про "сестру". Но по какой причине? Мы встретились случайно и разошлись бы без напряга.
     Проворачивая в голове ситуацию так и эдак, я доехала до уже знакомого барака и вылезла из машины.
     Похоже, в Буркине не было дождя, мне стало жарко и отчего-то страшно.
     Длинный коридор был пуст, основная масса дверей оказалась запертой. Я подергала ручки, постучала ногой в створки, похоже, местных жителей забрали инопланетяне. В конце концов счастье мне улыбнулось, в крохотном чуланчике у кухни обнаружилась женщина примерно сорока лет.
     - Вы кто? - изумленно спросила она. - Ищете кого-то?
     - Да, да, - радостно закивала я, - Леру!
     - Леру?
     - Валерию, девочку, может, девушку, такую молодую. Не знаете, где она?
     Женщина пожала плечами.
     - Барак расселили примерно год назад, хотели сносить, но потом сюда переселенцев направили. Ну, беженцев всяких. Тут такой бардак начался, не передать словами! Комнату выделяют одной семье, глянь, уже пять живут, все друг другу родственники, шум, гам, ну а на прошлой неделе менты заявились, народ в машины покидали и вывезли. Одна я осталась, потому что местная. Мне квартиры не хватило!
     - Вот неприятность, - сочувственно воскликнула я, - небось тяжело в бараке, да и страшно!
     Женщина усмехнулась.
     - У нас тут в туалете крыса жила, в норе. Централизованной канализации в Буркине отродясь не было, пещерный век. Я один раз в сортир пошла, а крысятина как вылетит, кинулась на меня. И чего делать было?
     Стащила с ноги туфлю и давай дрянь по морде долбасить! Дрались мы не на жизнь, а на смерть. Колочу мерзавку, а она прыгает вверх, словно у нее не ноги, а пружины, ни за что бы не поверила, расскажи мне кто, как крысы высоко сигают! В общем, прибила я ее, и меня после той драки ничего уже не пугает и не расстраивает. Даже хорошо, что квартира не досталась!
     - Почему? - только и сумела спросить я, потрясенная услышанным.
     Уж на что считаю себя сильной личностью, только схватиться один на один с обезумевшим грызуном мне слабо.
     - А в администрацию съездила, - удовлетворенно пояснила тетка, - к самому губернатору пробилась и пожаловалась! Уж тут шум пошел! Наш мэр, тоже мне, прыщ на заднице, перетрухал до болезни, сам в барак приплелся. Ой, не могу, прямо, как большой, с охраной из двух наших местных объедков. Цирк! Умереть не встать. Вошел сюда и завел: "Лидия Сергеевна, не надо больше жаловаться, все уладим, получите личную площадь в доме, который в июле принимают". Я, конечно, ногами затопала, завизжала: "Еще чего, почти год во двор на горшок бегать!" А он говорит: "Извините, виноваты. Хочу бартерную сделку предложить: вы успокаиваетесь, а я вам ключи от бесплатных двухкомнатных хором вручаю". Понимаете? Я-то одна, а комнат сколько? Вот оно как! Правильно люди говорят: не было счастья, да несчастье помогло!
     - Лера Опара из местных, - перебила я Лидию Сергеевну.
     - Не помню такую.
     - Вроде в самой последней комнате, в противоположном от вас конце коридора жила.
     - Нет, - заулыбалась женщина, - там баба Катя мыкалась. Совесть наша.
     - Кто?
     Лидия Сергеевна засмеялась.
     - Весь барак водку пил безостановочно, мало кто трезвым ходил, троих лишь назвать могу, включая себя. Но я и Рита Меркулова тихо сидели, а баба Катя по пятницам обход устраивала. Только народ "отдыхать" начнет, бац, бабуся на пороге, с иконой Николая-угодника в руках и давай причитать: "Хватить грешить, пост нынче, на стол колбасу поставили, ироды, злодеи анафемские! Отложите бутылки, прокляну иначе на иконе!" Ну не поверишь, у особо нервных икота начиналась. Ее у нас тут ведьмой считали.
     - С иконой?
     - Так и что? Белая она колдунья, хорошо людям делала, голову умела лечить, зубы заговаривала, кости вправляла, от заикания избавляла, травки всякие знала. Ей за знахарство все прощали.
     Вон другая бабка, из двадцатой комнаты, тоже решила один раз народ припугнуть, соседи драться начали, а старуха и ворвись к ним, по примеру бабы Кати, с образом в руках. Только ей и слова вымолвить не дали, мигом по черепушке огребла, потом по больницам таскалась, сотрясение глупого мозга лечила! Бабу Катю уважали и боялись, а бабку Лену чего опасаться...
     - Где сейчас ваша баба Катя? - с тоской поинтересовалась я, почти на сто процентов ожидая услышать в ответ: "На кладбище".
     Но Лидия Сергеевна спокойно отозвалась:
     - Небось у себя, в новой квартире, где ж ей еще быть? Она не девочка, по танцулькам не носится. Тут говаривали, что баба Катя вроде монашкой служила, а ее за что-то из обители выперли, не знаю, наверное, брехали.
     - Адрес ее подскажите.
     - Экая тайна, Мурашкино, новый дом, а квартиру не знаю.
     - Мурашкино?
     - Ну да, садитесь на автобус...
     - У меня машина.
     - А.., а.., из богатых, значит, - спокойно констатировала собеседница, - тогда по шоссе вперед, до развилки. Тут близко, пешком за четверть часа управиться можно. Зачем вам баба Катя?
     - Зубы болят, - соврала я, - посоветовали к старушке обратиться.
     - Ступайте, - закивала Лидия Сергеевна, - она всем помогает, денег только не суйте, обидится.
     - Нельзя же просто так заявиться!
     Лидия Сергеевна вздохнула.
     - Верно, с рублями проще, заплатил - и заботы нет. Вы на дороге остановитесь, в Мурашкине магазин есть, купите конфет или кофе баночку, растворимого.
     Дорогой, зараза, на пенсии пить не станешь. А баба Катя очень шоколад с кофейком любит, ей все такой набор несут.
     Я ринулась к машине.
     Лидия Сергеевна не обманула, дорога до Мурашкина оказалась простой и быстрой, небольшая деревенская лавка обнаружилась в указанном месте, и в ней нашлись кофе и конфеты.
     Новый дом я увидела сразу. Мурашкино представляло собой большую деревню, застроенную покосившимися избенками в разной стадии ветхости. Когда "Жигули" взобрались на большой холм, передо мной открылась полная панорама поселка. Глаза мигом приметили новую большую четырехэтажку, белевшую на околице. Это было единственное недавно построенное здание.
     Во дворе толклась тьма народу, население элитного по местным понятиям дома отдыхало после рабочего дня. Я подошла к женщинам, сидевшим на скамеечке, и вежливо сказала.
     - Здравствуйте.
     - И вам хорошего вечера, - ответила одна из теток, толстая блондинка со спицами в руках.
     Остальные дамы промолчали и начали меня разглядывать.
     - Простите, не подскажете, где живет баба Катя? - задала я блондинке вопрос.
     - А вы кто будете? - полюбопытствовала брюнетка, сидевшая слева. - Похоже, не из наших, не из мурашкинских.
     - Из Кочетовки небось, - слегка пьяноватым голосом высказалась самая тощая особа.
     Блондинка презрительно скривилась:
     - Молчи лучше, Райка, вечно дурь несешь! В Кочетовке больница большая.
     - И че? - не сдалась пьянчужка. - Бабка лучше лечит!
     - Из Москвы приехала, - решила я набить себе цену.
     - Из столицы? - уточнила блондинка.
     - Именно так. Зубы сильно болят, вот посоветовали сюда приехать.
     - К бабе Кате?
     - Верно.
     - А номера квартиры не знаете?
     - Увы, нет.
     - Так и нам он неизвестен.
     На секунду я оторопела, но потом воскликнула:
     - Вы шутите?
     - Не-а, - отозвалась брюнетка.
     - Но мне нужно к бабе Кате!
     - Идите спокойно, мы тут при чем. Я Лариса, рядом Лера, там Рая, никаких Кать среди нас не имеется, - откровенно издевательски сообщила блондинка.
     - Я думала, вы соседки...
     - И че? - вновь влезла в разговор поддавшая Рая. - Скажем тебе квартиру, а че окажется? Из налоговой ты? Загребут бабку за незаконную деятельность.
     Вона! Из Москвы приперла! А то у вас тама врачей нет!
     Врешь, собака! В столице у гадов полно чего имеется, катаетесь кошками по мягкому дивану, все богатые, кровь из деревенских пьете! Сами не работаете, огорода не держите, утречком глазенки продерете и в магазин, за яйцами, мясом, хлебушком. А кто вам все это приготовил, а? Кто о тунеядцах позаботился? Кто?
     Мы, убогие, всю жизнь в навозе по уши!
     В голосе пьяницы послышались истерические визгливые нотки. Блондинка встала, потянулась и, сказав:
     - Отдохнуть не дадуть, только на скамеечке сядешь, припруться да шабаш затеють, - ушла в дом.
     Брюнетка проделала тот же маневр, правда, молча, последней подхватилась исходившая злобой Раиса.
     Я села на скамеечку. Ладно, сейчас передохну и пойду звонить в квартиры, конечно, наслушаюсь много "приятного", но другого выхода нет.
     - Тетя, - сказал тоненький голосок, - чего сидишь?
     Я повернула голову, около скамеечки стоял донельзя замурзанный ребенок. Мальчик это или девочка, понять было тяжело.
     - Чего сидишь? - повторил малыш.
     - Сейчас уйду, - пообещала я.
     - Чего сидишь? - не успокаивался ребенок.
     - Зубки болят, - попробовала я перейти к понятной крошке аргументации.
     - Их надо чистить!
     - Правильно!
     - Щеткой.
     - Точно.
     - Вот так: вжик-вжик.
     - Согласна.
     - Зубной пастой! Неужели не знаешь?
     - Спасибо тебе за заботу, никогда не забываю чистить зубы.
     - Тогда почему болят?
     - Ну.., наверное, дырочка получилась, - ответила я, надеясь, что ребенок отвяжется, - теперь надо к доктору идти.
     - Не надо, - затряс кудлатой, грязной гривой бесполый отпрыск, - не ходи! Там больно! Машинка у-у-у!
     - Зубки лечить надо, иначе хуже станет, - машинально поддержала я разговор.
     Деточка подняла вверх тонкую ручонку и пальчиком с обгрызенным ноготком ткнула в окно второго этажа.
     - Видишь занавесочки с цветочками?
     - Конечно.
     - Там баба Катя живет, она зубки без машинки чинит!
     Я вскочила на ноги.
     - Спасибо, милый!
     - Меня Аня зовут.
     - Еще раз огромное спасибо! - воскликнула я и пошла в подъезд.
     Никогда не следует сдаваться! Если кажется, что жизнь загнала тебя в угол, не стони, не плачь, не принимай радикальных решений. Лучше ложись спать, и утром ясно увидишь выход из патовой ситуации. Судьба играет с человеком, сначала заводит его в глухую комнату без окон и дверей, а потом указывает на кирпичик, вытащив который вы проделаете дыру в стене.
     Главное, не падать духом!
     
     Глава 23
     
     Дверь в квартиру бабы Кати оказалась незапертой.
     Я стукнула кулаком в нее, и она тихо открылась. Я вошла в узенький коридорчик, в нос ударил странный запах, не противный, просто необычный, похожий на аромат корицы или ванили.
     - Здравствуйте! - закричала я.
     - День добрый, - донеслось из комнаты, - кто там у двери шуршит? Входи, не бойся, в зале сижу В голосе хозяйки не было ни злобы, ни раздражения, и, похоже, мне сейчас отвечает молодая женщина, ничего старушечьего в тембре нет. Хотя вполне вероятно, что у бабы Кати имеется внучка, которая ухаживает за престарелой бабушкой.
     - Чего маешься, иди смело, - поторопил звонкий девичий голос, - нет тут собак кусачих.
     Я послушно выполнила приказ и вошла в прохладное помещение. Мебель в нем была далеко не новой.
     Стол, два кресла, диван и пара стульев. Похоже, купили в семидесятых годах прошлого века, тому же времени принадлежал и крохотный приемник, стоящий на книжных полках. В углу висело несколько икон, около них теплилась лампада, и я поняла, чем таким необычным пахло в прихожей: там витал тот же аромат, что в церкви.
     Невысокая, сухонькая старушка, сидевшая в кресле с журналом в руках, подняла на меня глаза и звонко спросила:
     - Ну? Чего случилось?
     Я слегка растерялась. Во-первых, я представляла бабу Катю древней, толстой, замотанной в черный платок мегерой; во-вторых, я и предположить не могла, что ведьма станет читать журнал, посвященный домашним животным; в-третьих, изумлял голос, он, по идее, должен был принадлежать молодой женщине, у старух, как правило, "надтреснутые" связки.
     - Никак онемела? - усмехнулась баба Катя. - Отомри! С чем явилась? Кто прислал, ну? Если просто так зашла, то уходи, недосуг ерундой заниматься.
     - Зубы болят, - ляпнула я.
     - Ага, - протянула странная бабка, - ну садись, вот сюда, на стульчик, глянем, в чем беда.
     Я умостилась на указанном месте, старуха легко встала, приблизилась ко мне и поинтересовалась:
     - Ну и где плохо? Справа?
     - Слева, - продолжала я врать.
     Баба Катя хмыкнула.
     - Ясненько! И сильно мучает?
     - Да.
     - Дергает?
     - Точно, - закивала я, - прямо сил нет терпеть!
     Пока что разговор складывается замечательно, ведьма не заподозрила ничего плохого, она сейчас станет совершать некие дурацкие обряды: пошепчет на воду, даст мне попить, поводит зажженной свечкой вдоль тела, пробубнит заклинанье. Я, естественно, радостно воскликну: "О, спасибо, помогло! Дайте передохну у вас минуточку".
     Похоже, старушка добрая, и, Думаю, она, как большинство пожилых людей, небось любит поговорить...
     - Значит, совсем тебе плохо? - улыбаясь, констатировала бабушка.
     - Ага, - подтвердила я.
     В ту же секунду в мою челюсть вонзился отбойный молоток, раскаленное сверло принялось вгрызаться в десну. Я схватилась за щеку, из глаз посыпались слезы.
     - Скрутило? - участливо продолжала старушка.
     - М-м-м, - простонала я, не в силах вымолвить ни слова.
     - Вот теперь верю, - кивнула баба Катя, - сразу видно, схватила зубница за корень. А до этого ничегошеньки не мучило, или я ошибаюсь?
     - М-м-м, - закивала я.
     - Вот и славно, - вздохнула бабушка, отходя от меня.
     Сверло выдернулось из десны, я судорожно стала ощупывать руками внезапно переставшую болеть челюсть.
     - Кто же ты будешь? - по-прежнему крайне приветливо осведомилась баба Катя. - Как звать-величать?
     - Виола Тараканова, - прошептала я, боясь, что зубодробильная машина снова оживет в моем организме.
     - Ну а мое имечко знаешь?
     - Да.
     - Откуда?
     - Лидия Сергеевна сказала.
     - Это кто ж такая?
     - Соседка ваша по бараку в Буркине.
     - Ах Лидка! Ну и зачем ты пожаловала? Только не ври, - покачала головой бабка Катя, - еще раз про зубы сбрешешь - и уйдешь навсегда больной, ни один врач не поможет. Очень уж я лгунов ненавижу, от них все беды.
     - Я не хотела вас обманывать.
     - Да ну? Чего ж про зубы наплела?
     - Э...э...
     - Думала, их не видно, не полезет бабка в рот, не станет там шуровать, не поймет правду.
     - Э...Э...Э...
     - Так?
     - Верно, - кивнула я.
     - Дурочка, - ласково укорила баба Катя, - я болезнь чувствую, часто помочь могу, но иногда не берусь, а знаешь почему?
     - Нет.
     - Каждому человеку Господь свой крест определил, если лечить возьмусь, то божью волю порушу.
     Создатель, допустим, для Вани страдания заготовил, думал, тот помается и через это умным станет, и тут я со своими травками. И что? Испортила божью волю, на чью голову гнев упадет? Уж не на Ваньку, на бабушку ляжет. А на мне и так грехов как на собаке репьев, лишний ни к чему. Ты вот, ежели заболела, не рыдай, а подумай, с какого размышления тебе Господь милость оказал, ну почему недуг послал?
     - Хороша милость! - воскликнула я. - Что вы такое говорите? Кого радует от боли мучиться и по больницам мотаться!
     - Эхма, - тяжело вздохнула баба Катя, - не с той стороны глядишь. Давай по-простому объясню. Вот пьет мой сосед и жену бьет, хорошо это?
     - Нет, конечно.
     - Сам он того понять не может: если всю жизнь так протянет, то совсем душу загубит. Вот Господь ему и насылает болезнь, чтобы одумался. Если он разберется что к чему, долго проживет еще, а не дойдет до пьяницы, так и помрет скоро, сгниет заживо, спасибо богу за мягкосердие.
     - С ума сойти! Ну и доброта!
     - Глупая ты, чем раньше он уберется, тем меньше нагрешит!
     - Пусть так, - ввязалась я в теологический спор, - с алкоголиками еще худо-бедно понятно, а дети-то за что болеют, самые маленькие?
     - Это их родителям наказание.
     - Ладно, - кивнула я, - только если следовать вашей логике, то получается, что все врачи грешники?
     - Верно, - кивнула бабка, - толку от них нет! Лечат, лечат, режут, штопают, глядь, больной помер.
     - Но многие выздоравливают!
     - Знаешь почему?
     - Нет.
     - Все лишь от самого человека зависит, - объяснила старуха, - вот заболел он, сел и задумался: за что? Где не так поступил? Может, неверно живу? Для другого меня Господь предназначил. Если хочу еще по земле ходить, надо измениться.
     - Но каким образом и в какую сторону?
     - А вот это каждый должен решить сам, - усмехнулась баба Катя, - я лишь подтолкнуть могу. Вот тут недавно один приезжал, богатый, на машинах. Денег совал! Пачки! Причитал: "Говорят, ты все можешь, вылечи, съедает рак".
     Глянула я на него и отвечаю:
     "Долларов не беру, вот конфетки люблю, грешна.
     Спрячь купюры-то! Если возьмусь, то так просто".
     А он затрясся весь, заорал:
     "Мне бесплатно не надо, без денег ничего путного не будет".
     И как такому втолковать, что его путь на земле другой был? Ему бы при храме прислуживать, смиренно, ан нет, гордыня жрет. Ну и что? Поверит он мне? Раздаст богатство, уйдет? Схимником станет? В келье запрется? Никогда. Значит, судьба ему помереть! Или вот вчера Юркина жена из пятой квартиры прибежала!
     Слезы, сопли, ребенок у нее обезножел, на велосипеде катался, упал, позвонок сломал, беда! Плачет, рыдает:
     "Беги, баба Катя, ты вправлять умеешь". И что я ей скажу? Для начала на мужа глянь: сидит дома, всем довольный, гладкий да румяный, до двух дня работает, потом у телевизора храпит. А между прочим, в нем талант зарыт, великим актером мог стать! Людям радость и смех приносить. Но не вышло, вот отчего сын и пострадал. И поверит она мне? Велит добытчику в Москву ехать и на подмостки лезть? Променяет сытую жизнь на ерунду? Изменится? Нет, не случится такого, лежать парню недвижимым. То-то и оно, все в мире к тебе самой стекается. Так зачем явилась?
     - Знаете ли вы женщину по имени Лера? - решила я задать бабе Кате откровенный вопрос.
     - Может, да, а может, нет. Ко мне многие ходят.
     - Ее фамилия Опара.
     - Квашня, - усмехнулась баба Катя.
     - Нет, Опара, - машинально поправила я старушку.
     - Квашней знакомые кликали, больно толста была.
     - Так вы с ней встречались?
     - Случалось, только звали Квашню Настей.
     - Ой, бабушка Анастасия!
     - Что ж, и так подходит.
     - Дайте мне ее координаты.
     Баба Катя никак не отреагировала на просьбу. Решив, что моя собеседница не поняла заковыристое слово "координаты", я задала вопрос по-иному:
     - Адрес Опары подскажите!
     Старушка ткнула в сторону занавешенного окна.
     - Иди до конца улицы, под горку спустись и найдешь.
     - Номер дома какой?
     - Нет его.
     - Не поняла.
     - Кладбище там, большое, испокон веку со всех ближайших поселков покойников туда тянут. Умерла Опара.
     - Анастасия?
     - Да.
     - А внучка, внучка где?
     - Вот этого не сообщу, уж и не знаю, имелась ли она у нее, когда я с Настей знакома была, та.., в общем, ступай домой.
     - Может, припомните, где она до кончины жила?
     - Зачем тебе?
     - Понимаете, - забубнила я, - мне очень надо найти того, кто сумеет о Лере рассказать, похоже, к ней все нити тянутся.
     - Зачем тебе? - спокойно повторила вопрос старуха.
     - Ну.., от этой информации зависит, сумею ли я найти убийцу Ереминых и того, кто хотел уничтожить Луизу! Вот странность! Ее тоже с язвой в клинику привезли, как и сестру!
     Баба Катя моргнула, потом, поправив кофту, медленно сказала:
     - Небось конфет прихватила?
     - Да, - удивленно ответила я, - как вы догадались?
     - Эка хитрость, мне все шоколадки несут, - усмехнулась колдунья, - вынимай презент, чаем угощу, пока вот кушать станем, ты мне все подробненько и расскажешь, а то я ничего не пойму.
     Высказавшись, старушка встала и поманила меня рукой.
     - Пошли на кухню, там чайник, в комнате я не ем, нехорошо это, в кровати крошить.
     Я покорно двинулась за странной хозяйкой, задавая себе вопрос: она каким-то непостижимым образом догадалась, что гостья любит по вечерам лакомиться в постели пирожными, и укорила ее или просто так сказанула про крошки. Только, думается, бабка Катя ничего просто так не произносит!
     Мой рассказ затянулся надолго, старушка успела влить в себя три громадные кружки кофе и съесть почти все конфеты. Наконец бивший из меня фонтан иссяк, баба Катя кивнула.
     - Интересная история. А ты, значит, решила докопаться до истины? Любопытство мучает? Или деньги получить хочешь?
     - В конечном итоге деньги, - честно пояснила я, - уже говорила, что пишу криминальные романы, но буйной фантазией не обладаю, а вот реально произошедшие события описываю просто здорово. Хочу потом книгу выпустить, гонорар получить, это мой заработок.
     Баба Катя уставилась в окно, налила себе еще кофейку и сообщила:
     - Господь зря никаких встреч не устраивает. Ладно, расскажу тебе, чего знаю, но история долгая, придется издалека начинать, иначе не поймешь. Сиди тихо, не встревай, а то позабуду чего, а оно самым главным и окажется.
     Я закивала и замерла на продавленном стуле.
     Катя Симонова очень хорошо запомнила, как умирала в 47-м году ее бабка, древняя Зина. Катюше исполнилось двенадцать лет, уже девушка по деревенским понятиям, скоро замуж выходить. То, что Зина занимается знахарством, внучка отлично знала, да и как было скрыть сей факт? К бабушке со всех деревень тянулись бабы. Зина отлично умела отваживать мужиков от водки, давала их женам маленькие пузырьки с каплями и говорила:
     - Через месяц выкинет самогонку.
     Так и получалось. Благодарные колхозницы потом тащили подарки, кто что мог: яйца, поросят, кур, молоко, отрезы на платье, новые калоши. Денег старуха не брала, впрочем, презенты из рук баб тоже не принимала. Люди знали, подношения следует утром оставить на крыльце и молча уйти. Маленькая Катя очень любила выскочить спозаранку из избы и заорать:
     - Бабуся! У нас кто-то опять домашнюю колбасу забыл!
     - Бери, внучка, - отзывалась старуха, - потерянное припрятать не грех, человеку за забывчивость еще прибудет.
     Лет до шести Катя наивно верила в эту версию, потом разобралась, что к чему.
     Кроме вразумления алкоголиков, Зина обладала и другими талантами, в частности, она ловко лечила болезни травами. Лекарства знахарка готовила сама; едва научившись ходить. Катюша таскалась с бабушкой по лесу и полянам. Старуха не жалела времени, объясняла девочке:
     - Вот этот зеленый листочек от кашля, если его высушить и заварить, как чай, мигом человек хрипеть перестанет. Но мы сейчас траву рвать не станем.
     - Почему? - спрашивала любопытная девочка.
     - Ее из земли можно лишь в пять утра девятого июля вытаскивать, - методично поясняла старуха, - иначе проку не будет, превратится лекарство в обычное сено!
     В восемь лет Катюша уже сама могла составить простой сбор и в отсутствие бабушки спокойно наливала желающим микстуру от водки. Сие надежное средство девочка составляла легко.
     В третьем классе Катя поняла, зачем к бабушке по ночам тайно, через калитку на огороде, шмыгают замотанные в платки бабы. Зина умела делать строго запрещенные законом аборты. Впрочем, способна она была помочь и бесплодной женщине. Естественно, секреты этих лекарств она Катюше не открывала.
     Умерла Зина неожиданно, попала под сильный ливень и простудилась, собственноручно сделанные снадобья не помогли, вызванная в конце концов из района "Скорая помощь" заявилась лишь на третьи сутки, когда старуха впала в агонию.
     Мучилась она страшно, кричала неделю, смерть никак не хотела забирать грешную душу. На исходе седьмых суток местные мужики разобрали у избы крышу, но даже это радикальное средство не помогло. Катя, обливаясь слезами от жалости к бабушке, сидела в своей комнате, отец и тетка, бывшая у девочки вместо матери, запретили ей выходить в коридор.
     Потом бабушка стала внятно молить:
     - Приведите Катю, Катю, Катю...
     - Побойся бога, мать, - ответил сын старухи, - терпи, авось все закончится, помрешь скоро.
     - Катю, Катю, Катю, - кричала Зина, - Катю!
     Девочка, решив нарушить запрет, понеслась в комнату умирающей, но ее перехватила тетка и, запихнув в сарай, приказала:
     - Не смей наружу высовываться!
     - Меня бабушка зовет, - плакала школьница, - проститься хочет.
     - Нет, это не она зовет, - покачала тетка.
     - А кто? - испугалась Катя.
     - Сатана старается, новую душу хочет, - загадочно заявила тетка и ушла.
     Ночью Кате приспичило в туалет, она вышла во двор, сделала пару шагов к дощатой будке, и тут какая-то немыслимая сила подхватила ее и поволокла назад, К комнате бабушки. У входа с наружной стороны, сидя на стуле, дремала тетка. Тогда все та же сила развернула девочку и дотолкала до выхода на улицу, подтянула к окну. Повинуясь невесть чьему приказу, подросток перегнулась через подоконник, увидела кровать и Зину в подушках.
     - Катя, - прошептала старуха, - иди сюда.
     Девочка шмыгнула в спальню.
     - Уж прости меня, внученька, - зашептала бабуля, - слабая я оказалась, он сильней, не отпускает.
     Мочи нет больше терпеть, наклонись, я тебе крест отдам.
     С этими словами бабушка стала снимать с шей шнурок. Катя, полагавшая, что старушка хочет вручить ей свой нательный крестик, спокойно ждала, но на веревке оказался ключик.
     - На, - шепнула Зина, - теперь твой черед, авось разберешься, и помни, не сама ты зло и добро творишь, он тобой руководит. Открой шкаф на чердаке! Ну, бери!
     Катя машинально протянула руку, костлявые пальцы бабушки вложили в детскую ладошку ключик, потом уцепили внучку за запястье. Девочку сковало ледяным холодом, сначала окаменели ноги, потом тело, шея, голова, когда льдина дошла до макушки, бабушка икнула и упала в подушки, из ее лица ушло напряжение, морщины разгладились. Катя разинула рот, на подушке лежала мертвая девушка удивительной, почти неземной красоты, даже волосы из седых превратились в смоляные.
     В разобранную крышу сверкнула молния, грянул гром.
     - Господи! - заорала, влетая в спальню тетка. - Катька! Что же ты наделала! Скажи скорей, Зина тебя трогала?
     - Ключик отдала, - испуганно ответила Катя, - вот! На шнурке!
     - Что случилось? - спросил, появляясь на пороге, отец.
     Тетка кинулась в ноги к брату.
     - Прости, Сергей, прости, - запричитала она, - не уберегла, стерегла в коридоре, а она через окно влезла! Ой, горе! Горе! Глянь-ка, она ей все передала!
     Отец попятился, потом перекрестился и зло рявкнул на тетку:
     - Хорош выть! Дело сделано! Судьба ей такая! Ты сама чего мать за руки не взяла?
     - Дык.., тык... - стала заикаться сестра, - боязно!
     И потом, она не меня кликала!
     - Могла избавить Катьку от зла, - не успокаивался отец.
     - Ой! Сережа-а-а! - завыла тетка. - Не-е-ет! Стра-а-ашно!
     - Отбоялись мать, - выплюнул отец, - теперь через Катьку трястись станем. Ша! Зови соседей, крышу закрыть надо, дождь хлынет, три дня ему лить теперь.
     Затопит избу. Да лицо ей прикрой, страх глядеть.
     Катя обернулась и взвизгнула. На кровати вместо молодой, черноволосой девушки лежал труп отвратительно-уродливой бабки, чистой бабы-яги. При жизни Зина выглядела совсем по-другому.
     
     Глава 24
     
     Баба Катя допила кофе и усмехнулась - Это теперь я умная и знаю, что ведьму с белого света так просто не отпускают. Мучиться ей, пока дар свой не передаст.
     - Как? - испуганно прошептала я.
     Колдунья кивнула.
     - Ну просто, тому, кто колдунью пожалеет, к одру подойдет и за руку ее возьмет, вся сила и уйдет. Обычно смену себе заранее готовят, из девочек, ближайших родственниц, но иногда на воспитание берут, сиротку например. Той потом по жизни крест нести. Только мало дар получить, надо и знаниями обладать, иначе такого натворить можно. Чего не пьешь чай?
     Я отодвинулась от стола и дрожащим голосом сказала:
     - Не хочется.
     Баба Катя засмеялась:
     - Не бойся, мне еще года два жить, да и есть сменщица на примете. А потом, понаделав глупостей, я только белые дела творю. Давай продолжу!
     После поминок по бабке Катя открыла ключом шкаф, нашла там много тетрадок и несколько очень старых книг, написанных от руки непонятными буквами. Не один месяц ушел у нее на изучение наследства, но в конце концов девочка разобралась в бабкиных записях и старинных томах. Наверное, Кате и впрямь перешли некие способности, потому что к двадцати Годам ее иначе как ведьмой не звали. Правда, называли так за глаза, только разве в деревне что скроешь?
     Теперь люди шли к Кате, точь-в-точь как когда-то к Зине, и некстати забеременевших баб тоже принимала она. Сколько плодов вытравила молодая умелица не знал никто, Катерина умела держать язык за зубами. Если честно, ей нравилась власть над людьми, радовало, как деревенские кумушки, стоявшие длинной очередью в местном магазине, расступались и говорили:
     - Проходите, Катерина Сергеевна, мы не торопимся.
     Да что там бабы, Катю уважал сам председатель колхоза, коммунист Сергеев. Высокому деревенскому начальству Катя вправила спину, и тот после этого случая всегда снимал кепку при встрече с девушкой.
     В общем, жизнь шла хорошо, денег Катя не брала, но приносимых подарков вполне хватало для сытого существования. Была лишь одна беда: после смерти отца и тетки - на близких отчего-то умение Кати не действовало - девушка осталась одна.
     Холостые парни обходили ведьму стороной, если Катя заглядывала в клуб, на танцы, юноши мигом убегали курить и возвращались в зал лишь после ухода ведьмы.
     Так бы и куковать девушке вековухой, но тут из Москвы прибыл по распределению новый доктор, молодой симпатичный Павел.
     Через два месяца сидения в вечно пустом медпункте он пошел к председателю и недоуменно спросил:
     - Амбулатория одна на восемь деревень, почему народа нет?
     - Так здоровы все, - кашлянул коммунист Сергеев, - не болеют!
     - Никогда?
     - Вроде того.
     - Удивительно, - пробормотал Павел, - вчера на улице встретил женщину, толстую такую, в красном платке.
     - Марфа это, - кивнул председатель.
     - С раздутой рукой, - продолжил врач, - прямо силой заставил показать, явная флегмона. Хотел бабу отвести в медпункт, вскрыть нарыв, так не далась! Утром домой к ней наведался, и что? Прошла болячка!
     - Бывает.
     - Но не в этом случае!
     Сергеев замялся, потом шепнул:
     - Катька вылечила, ведьма!
     Павел был комсомольцем, ни в бога, ни в черта он не верил, к деревенской знахарке пошел с желанием прочитать старухе нотацию, заставить ту прекратить заниматься мракобесием. Но вместо дряхлой жабы молодой человек увидел красавицу.
     Когда по деревне разнесся слух, что доктор хочет жениться на ведьме, председатель под благовидным поводом зазвал к себе врача и начал мямлить нечто невразумительное.
     - Да в чем дело, говорите прямо! - велел доктор.
     - Брось ее, сынок, - ляпнул Сергеев, - горя не оберешься. Лучше на мою дочку глянь, красавица выросла.
     Павел скривился:
     - И вы глупости повторяете!
     - Значит, не послушаешься?
     - Ясное дело, нет, - отрезал безбожник.
     На свадьбу пришло все село, пили-гуляли три дня, а потом Катя стала помогать мужу. Теперь страждущие шли в амбулаторию. Их там принимал врач в белом халате, он старательно заводил историю болезни, выслушивал трубкой, вручал с умным видом порошки, только все равно народ знал: лекарит Катя, а муж так, для виду.
     Жила пара хорошо, дружно, одна беда, дети у них не задерживались. Первый младенец родился мертвым, второй скончался через месяц, третий, правда, протянул до трех лет и утонул. Больше Катя не беременела.
     - И правильно, - сказала один раз сгоряча Танька Федотова, - не желает Господь ей наследников давать, оно и понятно почему, сколько душ загубила!
     - Молчи уж, - заткнули болтунью соседки, - сама небось на аборт ходила!
     Танька приумолкла. Катю в деревне хоть и побаивались, да уважали, а от Федотовой никто отродясь помощи не видел.
     Относительно спокойно и счастливо Катя прожила довольно долго, но потом на нее посыпались несчастья, да еще какие!
     Сначала умер Павел, сгорел в два часа от непонятной болезни, у него резко подскочила температура, потом начался бред, судороги, и очень быстро наступила смерть. На беду, именно в этот день Катя отправилась в Калистратовку принимать роды. О мобильных телефонах в те годы и не слыхивали, обычный-то имелся лишь в кабинете у председателя, да и то черный, словно высеченный из камня, аппарат большую часть времени простаивал "немым", потому что любой мало-мальски сильный ветер валил гнилые столбы с проводами.
     Представляете чувства Кати? Ушла утром, веселый, здоровый муж махал вслед жене рукой, вернулась - супруг уже остыл.
     Не успела Катя похоронить Павла, как приключилась новая беда. К ней на аборт пришла женщина из Жуковки, знахарка проделала все необходимые манипуляции, и "пациентка" ушла. Через три дня в дом ведьмы ворвалась толпа разъяренных людей, впереди с топором в руке шел взбешенный мужик. Не обращая внимания на слезы Кати, он порубил все, что можно, поколотил окна, остальные участники "демонстрации" старательно доламывали то, что не заметил буян.
     Уничтожая уютный дом, они походя объясняли Катерине суть вопроса.
     Оказывается, сделавшая аборт тетка была женой заводилы погрома. Для начала она не хотела выходить замуж, мечтая уехать в город учиться, но родители силком отвели неразумную дщерь под венец. Молодуха временно смирилась, но, пожив с немилым, взбунтовалась и потребовала развода. Родители, увидев мучения дочери, дрогнули, и все бы в принципе могло закончиться спокойно, но тут жена поняла, что беременна.
     В деревне свои законы: родила младенца, теперь терпи, живи в семье. Вот бабенка и понеслась к знахарке. Мужу она ни словом не обмолвилась ни о своем "залете", ни о намечающемся аборте, обстряпала дельце тихо, да, на беду, у муженька имелась младшая сестра, которая, увидав, что невестка тайком уходит из дома, проследила за ней.
     Катя попыталась оправдаться, мол, бабенка объяснила знахарке ситуацию по-другому: она забеременела от любовника, боится мужа, ну и...
     Договорить ведьме не дали, уходя, мерзавцы подпалили избу, на пожарице прибежало все село, притопал и сельский милиционер. Катя спокойно сказала ему:
     - Сама виновата, утюг забыла выключить.
     - Вот и ладно, - откровенно обрадовался столь простому решению страж порядка, - нет поджога - нечего дело заводить.
     Вечером Лиза Мотыгина, выйдя во двор, увидела на пепелище Катю, та, вооруженная длинной палкой, ковырялась в углях. Лиза не вытерпела, подошла к соседке-погорелице и сказала:
     - Перебирайся ко мне.
     - Ничего, в бане поживу, а тебе за доброту спасибо, - глухо ответила Катя.
     - Сволочи! - воскликнула Мотыгина.
     - Кто? - сделала удивленные глаза Катя.
     - Так Белокрыловы, они ж тебя подожгли, вся деревня слышала, как мужики в избе шуровали.
     - Нет, - спокойно отреагировала знахарка, - это была случайность.
     - Послушай, - обозлилась Лиза, - я понимаю, что ты никуда в участок не пойдешь и правды не расскажешь, тебе только хуже будет, вломят за незаконное занятие медициной. Но хоть какую гадость Белокрыловым сделай!
     - Их Господь сам накажет, - сверкнула глазами Катя, - очень скоро!
     И точно! Не прошло и года, как от многочисленных Белокрыловых не осталось и следа. Один утонул, другой угорел от печки, третий подхватил воспаление легких, до больницы его не довезли, четвертый загнулся в психушке. А Катя по-прежнему жила в бане, давала людям лекарства, пока за ней не пришли из милиции.
     Снова случилась беда. Катя взялась лечить мальчика от дифтерита, просидела около парнишки ночь, ушла, когда крошке стало легче, а ребятенок возьми да умри.
     Бабушка мальчика только крестилась, приговаривая:
     - Бог дал - бог взял.
     Но из Москвы прикатила мать несчастного, невестка старухи, и кинулась на свекровь с кулаками:
     - Почему врача не звала!
     - Так был, - оправдывалась бабка.
     - Кто?!
     - Катька-знахарка, - закрестилась тетка.
     Столичная жительница закусила губу и помчалась прямехонько в милицию. Шум поднялся страшный.
     Как раз именно в это время вышло постановление ЦК об усилении мер ответственности тех, кто берется лечить людей без диплома. Процесс над Катей решили сделать показательным. Судили ее в областном центре, при огромном скоплении народа, припомнили все. Бабы, многие годы бегавшие к знахарке, теперь с пеной у рта причитали:
     - Ой, она тут такое творила! Жуткие дела!
     Перед судьей выплеснули кучу невероятных сведений, правда в них была перемешана с домыслами.
     Кое-кто нес откровенную дурь, та же Танька Федотова, хоть и постарела, да ума не нажила, она не постеснялась при всем народе заявить:
     - Катька на метле летает и со свиньей живет!
     Сколько раз видела, выйдет в полночь во двор, об землю ударится, и готово, на помело вскакивает. Фр-р-р над поселком. А кабан у ей на самом деле мужик...
     На этом месте судья, поморщившись, оборвала Федотову и резко сказала:
     - Представить доказательства полета на метле можете?
     - Чаво? - осеклась Федотова.
     - Может, кто еще вместе с вами за удивительным поведением подсудимой наблюдал?
     Танька растерялась и заткнулась. Но если на слова Федотовой судья не обратила внимания, то к случайно брошенной Леной Маркиной фразе прицепилась, словно репей к собачьему хвосту.
     Ленка, рассказывая о врачебной деятельности соседки, ляпнула:
     - Так и раньше у ей люди мерли, не убивала же она их, просто не всех вылечить могла!
     - Поподробней, - велела судья.
     - Ну... Аня Белова.., у нее обе ноги сенокосилкой оторвало, не помогла Катька тогда.
     - А еще?
     - Ванька Костин с лестницы когда упал и шею сломал, то...
     - Это все? - перебила судья.
     - Ну... Петька Назаров! Совсем здоровый лоб был, пил здорово только, он лекарство по ошибке сожрал, которое Катька его жене от кашля сделала, и того, убрался!
     - Отравился?
     - Выходит, так.
     - Микстурой от простуды?
     - Брешет Ленка, - голосом, полным ужаса, завопила вдова Назарова, - Петяха дезинфекции для туалета хватил, бутылки в кладовке перепутал.
     Зал загудел, бабы начали шептаться, народные заседатели, ткачиха и учительница, уставились во все глаза на Катю. Потом фабричная рабочая машинально перекрестилась, а судья рявкнула:
     - Тишина.
     Сами понимаете, что обстановка на процессе была очень тяжелой. В конце концов Кате дали такой срок, что даже прокурорша вздрогнула, когда судья каменным голосом читала приговор.
     Баба Катя остановилась, вытащила из коробки конфетку и спокойно продолжила:
     - Ну о чем я в бараке передумала, то неинтересно.
     Разные бабы мне встречались, с Настей Опарой мы несколько лет вместе провели.
     - А ее за что за решетку сунули? - поинтересовалась я.
     Знахарка покачала головой.
     - За дело. Хоть и кричат зэчки, что все они лебеди белые, попали в тюрьму невинно, не так это. Воровали, разбойничали, убивали. Вот и запихнули их от честных людей подальше. Да и я хороша, на незабудку не похожа, водились за мной дела, которые теперь искупаю. Опара работала в больнице, взятку она приняла!
     - От больной?
     - Верно кумекаешь.
     - Странно.
     - Что тебя покоробило?
     - Понимаете, - осторожно ответила я, - до того, как стать писательницей, я работала в журнале, писала статьи на криминальные темы и очень хорошо знаю: осудить медицинского работника практически невозможно. Существует негласное правило: докторов не трогать. Какие бы вещи ни случались! Иногда хирурги оставляют внутри больного тампоны, зажимы, перчатки... Люди мучаются, подвергаются вторичным операциям, и ничего, с медиков словно с гуся вода. Порой журналисты ухитряются поднять скандал, вот недавно случай был, бригада изъяла почку у еще живого мужчины. И снова это сошло им с рук. А тут взятка! Да тогда, по идее, следовало бы сунуть за решетку практически весь медицинский персонал. Вы-то сами себя лечите и, наверное, не знаете, что после каждой операции родственники несут "конвертики", а в районные, муниципальные больницы без "барашка в бумажке" и соваться не следует. Мало что изменилось с советских времен, кроме научно-технического прогресса. Теперь имеется томограф, побывав внутри которого вы почти со стопроцентной уверенностью узнаете правду о своем здоровье, но подобных аппаратов мало, больных много, можно и не дождаться очереди, которую блюдет молоденькая медсестричка с копеечным окладом. Девушке хочется новые туфли, вам позарез требуется томограф... Дальше говорить?
     - Уж не такая я дура, - качнула головой баба Катя, - только Опара в особом месте служила, и деньги она взяла не за то, чтобы устроить человека в больницу, а наоборот.
     - Это как? - не поняла я и засмеялась. - Чтобы не лечить его?
     - - Верно.
     - Вот бред! Хотя.., постойте! Я поняла! Опара служила в психиатрической больнице и отпускала сумасшедших?
     - Тепло, - кивнула баба Катя, - но не горячо, рядом ходишь! Ну-ка скажи, какие смертельные болезни знаешь?
     Я, удивившись перемене темы беседы, послушно стала перечислять:
     - Инсульт, инфаркт...
     - Заразные, - остановила меня знахарка, - инфекционные!
     - СПИД, гепатит, сифилис, туберкулез, - начала я загибать пальцы, - да мало ли их существует, и от насморка, если не повезет, умереть можно, потом, вирусы постоянно видоизменяются, в последнее время появился какой-то птичий грипп и атипичная пневмония.
     - Что ж про чуму, холеру и оспу не вспомнила?
     Я пожала плечами.
     - Чума и оспа остались лишь в пробирке, а холера перестала внушать ужас, ее научились достаточно хорошо лечить. Впрочем, как я уже говорила, скончаться можно от любой инфекции.
     - Вот на то у Опары расчет и был, - кивнула Катя, - времена изменились, кое о каких несчастьях народ начисто забыл. Да что там простые люди, выросло поколение врачей, которые о лепре ничего не знают, слыхом лишь слыхивали, ну, может, еще им картинки показывали, да и только.
     - Лепра! - подскочила я. - Проказа?!
     - Она самая, что про нее знаешь?
     Я порылась в памяти.
     - Немного. Страшная, неизлечимая в прежние времена болезнь, у человека пропадает чувствительность кожи, образуются язвы, проказа уродует внешность, появляется так называемое "лицо льва", по которому хороший врач сразу вычислит больного. В древности прокаженные носили специальные балахоны, с капюшонами, практически полностью скрывавшими их тело, еще им предписывалось непрестанно звонить в колокольчик, чтобы люди могли избежать с ними контакта, так вроде.
     - Верно, - кивнула старуха, - проказа коварная болезнь, заразишься ею в двадцать лет, а то, чем болен, узнаешь в сорок пять, такой вот огромный инкубационный период.
     - Разве проказой еще болеют? - изумилась я.
     - Да, - ответила баба Катя, - и Опара работала в лепрозории. Знаешь про такие заведения? Туда больных лепрой свозят.
     - Ну.., название слышала...
     Старуха встала, налила в чайник новую порцию воды и продолжила:
     - Не все врачи теперь знакомы с этой болезнью.
     Часто человек, в особенности в каком-нибудь глухом местечке, никогда и не узнает, от чего мается, лечит язвы всякими мазями, слышит самые диковинные диагнозы, ну вроде съездил он на море и теперь его какая-то неведомая бактерия жрет. Кабы проказа, как оспа, мигом проявлялась, сразу понятно было бы, что к чему! Заболел Ваня, через день его жена Таня, потом их дети, соседи, и пошло-покатило. С эпидемией справиться можно, чай, не Средние века, есть нынче способы, но проказа коварна. Заболел Ваня, лечился, мучился лет десять и помер, освободил семью. Таня жива-здорова, дети веселы, о соседях говорить нечего. Ну и через двадцать пять лет вдруг начинает заживо гнить женщина, с которой Ваня своей жене разок изменил.
     Кто-нибудь свяжет ее болезнь с кончиной Вани? Баба позабыла давно, с кем спала по случайности в молодости. Лечит ее молоденькая свиристель, в голове у которой проказы нет, она, как ты, считает, что лепра осталась лишь в учебниках. Ясненько?
     Я кивнула.
     - Лепрозории в стране есть, - вещала баба Катя, - и работают там настоящие подвижники. Зарплата у них не сильно от других отличается, а труд намного тяжелее. Но встречаются и такие, как Опара. Вот уж правду говорят: чужое несчастье - ворону счастье.
     Я, раскрыв рот, слушала старуху, а та с недрогнувшим лицом сообщала совсем невероятные вещи.
     
     Глава 25
     
     Уж не знаю, правда это или нет, рассказ я сейчас передаю со слов бабы Кати, а та, в свою очередь, опиралась на те сведения, которые узнала от Насти. Вполне вероятно, что знахарка и не совсем точно знала подробности о несчастных, страдающих от лепры.., но давайте по порядку.
     Настю в лагерь, где сидела Катя, привезли из другого места. Отчего заключенную перекинули из одной, так сказать, "точки отсидки" в другую, Катерину не интересовало, она вообще старалась держаться от товарок подальше, и ей это легко удавалось.
     На зонах во все времена, при коммунистах тоже, существовал дефицит медработников. Ну не желали врачи работать за решеткой, зарплата маленькая, служба тяжелее некуда. В советские годы выручало обязательное распределение, некоторым выпускникам медвузов вручали предписание отработать на зоне. Естественно, бывшие студенты, как могли, пытались отвертеться от оказанной "чести", поэтому одной из головных болей начальников зоны был вопрос: где взять медика? И очень часто в нарушение всех правил в местных амбулаториях оказывались представители "контингента", доктора, осужденные за бытовые преступления, чаще они были намного опытнее врача, только что получившего диплом и оказавшегося на зоне по распределению.
     Катерину поставили работать санитаркой при кабинете доктора. Молоденькая Наташенька, вчерашняя выпускница, только ойкала, когда ей приводили одну из матерых зэчек, загнавших себе под кожу расческу.
     - Господи, - лепетала девушка, трясущимися руками перебирая нехитрый инструмент, - зачем это она? Что делать, а? Надо в больницу отправлять!
     - Еще чего, - рявкала воспитательница, - машины нет, да и по голове за недосмотр не погладят! Давай режь, я в коридоре постою!
     Наташенька, сдерживая слезы, лепетала:
     - Наркоза нет!
     - Эка беда, - роняла воспитательница, выходя из кабинета, - ну дай ей чего-нибудь!
     - Есть только анальгин и йод!
     - Ну и хорошо, всунь таблеточки, ваткой помажь, обязательно поможет, - заявляла баба в форме, исчезая.
     Наташа умоляюще глядела на санитарку, Катя мыла руки, живо вытаскивала расческу и сухо говорила зэчке:
     - Еще раз такое сделаешь, зубную боль нашлю.
     - Все, все, все, - кивала заключенная, - ни-ни!
     Поняла.
     С Наташей Кате в принципе жилось нормально, но молоденькая докторша ухитрилась добиться перевода и отбыла прочь. Некоторое время кресло в амбулатории пустовало, а потом появилась Настя Опара, толстая, одышливая тетка, которую в лагере моментально начали звать Квашня. То ли кличку дали из-за фамилии, то ли из-за внешнего вида Насти. Впрочем, Анастасию прозвище не удивило.
     - Меня всю жизнь Квашней кличут, - спокойно пояснила она Кате, - кое-кто думает, фамилия у врача такая, не Опара, а Квашня, я привыкла уже.
     Опара оказалась опытным специалистом, в обморок при виде травм не падала, обманывать себя не давала и ловко умела справляться с мелкими хирургическими операциями, зашить рану на ноге для Насти являлось плевым делом. А еще она не лаялась с Катей, не корчила из себя великого профессора, не напоминала санитарке о том, что та невесть кто без диплома, а прислушивалась к замечаниям и советам вынужденной напарницы.
     Через некоторое время Катя полюбопытствовала:
     - За что сидишь?
     Правила зоны требуют отвечать на подобный вопрос честно, Настя сухо назвала статью. Катя, успевшая за время отсидки выучить почти весь кодекс, удивилась!
     - Это что ж такое?
     - Взятка.
     - Деньги брала?
     - Да, - коротко ответила Настя и мгновенно перевела разговор на иную тему.
     Катя не стала продолжать явно неприятную для напарницы беседу.
     Насте никто не передавал посылок и не писал писем, Катя мотала срок на тех же условиях, в принципе между женщинами было много общего, обе никому не нужны, достаточно квалифицированны в избранном ремесле. Наверное, они могли бы стать близкими подругами, но.., никаких попыток к сближению ни та, ни другая не делали. Так пролетело три года, а потом Настя заболела, да так сильно, что ее пришлось отправить в больницу.
     Месяца два Катя работала в амбулатории одна, потом начальство сказало:
     - Завтра встречай нового доктора, вольнонаемная она и, слава богу, не первый день служит, при муже состоит, его на нашу зону переводят замполитом.
     Начальник откровенно радовался удачному приобретению, он даже милостиво заметил:
     - Сказал Надежде Петровне пару слов, похвалил тебя.
     - А где Опара? - рискнула поинтересоваться Катя.
     - Не жилица, - махнул рукой хозяин, - рак у ней и еще куча хворей, смерти ждет.
     Неожиданно Кате стало страшно: вот судьба какая, умрет Настя, похоронят ее в общей могиле, и конец, словно и не было никогда человека на земле.
     Надежда Петровна оказалась хорошим, добрым и очень грамотным специалистом. Вот с ней Катя подружилась, и заключение перестало быть обузой. Надя подкармливала санитарку, приносила той домашнюю еду, а еще она тщательно записывала рецепты Катерины.
     Появился и совсем радостный момент в жизни Кати. Надежде Петровне иногда требовалось ездить в областной центр, за лекарствами и всякой ерундой. В качестве сопровождающей она брала Катю. Это было грубейшим нарушением режима, но муж Нади, замполит, сумел уговорить начальство. Впрочем, хозяин зоны не слишком сопротивлялся, в те годы о качественной контрацепции в СССР не слыхивали, люди знали лишь презервативы, с печальной регулярностью пропадавшие даже в аптеках Москвы, чего уж говорить о богом забытом местечке в Мордовии. Жена хозяина зоны беременела с удручающей регулярностью, и если бы не умение Кати, в доме начальника голосило бы штук пятнадцать детишек.
     В общем, правила нарушались, Надя с Катей ездили в город. Зимой врач и санитарка отправились в очередной раз в больницу. Пока Надя решала всякие вопросы, Катя смирно сидела в коридоре. Отделение, где она находилась, не считалось специальным, особого отсека для зэков не имелось, просто были палаты с решетками на окнах и дверями, тщательно запираемыми на ключ. В общую столовую зэчки не ходили, но процедурный кабинет, операционная, рентген, лаборатория были одними для всех: как для свободных граждан, так и для осужденных. В провинции из-за бедности все проще, чем в крупных мегаполисах. И потом, в клинику заключенных привозили уже в таком состоянии, что мысли о побеге не приходили несчастным в голову.
     Катя сидела на стуле, поджидая Надю, вдруг в конце коридора показалась каталка, на которой лежала какая-то женщина. Не успела медсестра довезти больную до Кати, как раздался громкий голос:
     - Аня, забыла снимок.
     - Во черт, - сплюнула девчонка и пошла назад.
     - Одеяло поправьте, - прошелестело с передвижной кровати, - холодно очень.
     Катя встала, хотела подтянуть повыше застиранную, серую байку и ахнула: перед ней лежала Настя.
     - Ты жива? - вырвалось у знахарки.
     - Едва, - шепнула Настя, - сил нет. Послушай, помоги мне.
     - Но как?
     - Телефончик скажу, позвони, попроси Епифанию, передай, Настя Опара умирает.
     - Конечно, - кивнула Катя, - говори номер.
     Разговор пришлось заказывать на почте, Надя с Катей довольно долго просидели на переговорном пункте, пока их не соединили. Из трубки послышалось:
     - Слушаю вас.
     - Мне бы Епифанию, - бормотнула Катя.
     - Это я.
     - Вы Настю Опару знаете?
     Послышалось осторожное покашливание:
     - Да.
     - Она просила сообщить вам, что умирает.
     - Где?
     - В больнице.
     - Адрес продиктуйте, - потребовала Епифания.
     Катя поспешно назвала город и улицу.
     - Спасибо, - ответила незнакомка и отсоединилась.
     Катя растерянно глядела на телефон. Епифания не проявила ни беспокойства, ни элементарного любопытства, не стала вскрикивать, ахать, охать...
     Через две недели Катю вызвали в комнату свиданий. Там сидела совершенно незнакомая женщина непонятного возраста, одетая в старомодное платье темного цвета, волосы посетительницы покрывал платок.
     - Тут гостинец тебе, - приветливо, словно хорошей знакомой, сказала она, - чай, сахар, конфет немного. Не обессудь за малость.
     - Как вас зовут и почему вы передаете мне подарки? - изумилась Катя.
     - Епифанией, - ответила женщина, - мы с тобой по телефону говорили, а привет Настя Опара прислала.
     - Она жива?
     Епифания вздохнула и ушла от прямого ответа.
     - Анастасия тебе за все благодарна.
     - Так я ничего особенного не сделала.
     Епифания улыбнулась.
     - Это тебе так кажется!
     - Просто позвонила вам по ее просьбе.
     - Не всякая на такое согласится.
     - Ерунда.
     - Нет, - строго оборвала Епифания, - не правильное слово. Кто ж милосердие так называет. Анастасия говорила: ты скоро освобождаешься?
     - Если беды не случится, то зимой, - суеверно ответила Катя.
     - Куда ж пойдешь?
     - Не знаю, - растерялась знахарка, - домой, наверное. Впрочем, никаких вестей из родных мест я не имею, может, уж и бани, где последнее время жила, нет. Ну не выкинут меня на улицу, пристроят небось.
     Епифания поправила платок.
     - К нам приезжай, примем, адрес запиши. Сначала поездом до Москвы, затем электричкой в Буркино, ну а дальше пешком или на автобусе, как повезет.
     - Не чувствую я в себе сил "христовой невестой" стать, - тихо сказала Катя, - не церковный я человек.
     - И не надо, - просто ответила Епифания, - я тебя в гости зову. Понравится, живи себе, места много, станешь матушке Одигитрии помогать, она у нас за лекаря. Не по вкусу тишь и глушь окажутся, в другом направлении счастье поищешь. Все равно тебе идти некуда.
     Катя послушалась Епифанию и приехала в обитель, там она с огромным удивлением встретилась с Настей, которая опять стала толстой и выглядела совершенно здоровой.
     Некоторое время женщины жили при монастыре, потом Епифания, у которой имелись совершенно неограниченные связи, выбила для них комнаты в Буркине, так Опара и Катя очутились в одном доме. Катя, которой суд запретил заниматься знахарством, служила в детском саду нянечкой, Настя мыла полы в местной школе.
     Один раз знахарка, давшая сама себе клятву никогда не помогать больным, не удержалась и вправила спину скрюченному болью соседу. Мигом по бараку разнесся слух о костоправе, и к Кате потянулись люди.
     Пришлось снова браться за старое ремесло, только теперь она была крайне осторожна, никаких подарков, кроме конфет и баночки кофе, не брала, аборты не делала, от бесплодия не лечила. Катя щедро раздавала микстуру от алкоголизма, сироп от кашля, мазь от порезов и ожогов, от больных детей она шарахалась, роды не принимала. Даже тогда, когда в России появилась тьма нелицензированных целителей, знахарка не изменила своим принципам. Одного полученного урока хватило на всю оставшуюся жизнь.
     Недавно барак начали расселять, Катя первой получила квартиру, теперь наконец-то, на старости лет обретя отдельное жилье, она ощущает себя королевой: вода, туалет, газ, что еще надо для счастья?
     - А где Опара? - в нетерпении спросила я.
     - Не знаю.
     - Она к вам не приходит?
     - Зачем?
     - Ну.., вы же дружили.
     - Вовсе нет, просто жизнь столкнула. Я Насте помогла, она меня отблагодарила, с Епифанией познакомила. Если каждый человек хоть одному себе подобному поможет, тут-то и настанет божье царство, - спокойно ответила знахарка. - Закон всемирного добра.
     - И где сейчас Опара?
     - Я не знаю.
     - А кто такая Лера?
     - Лера?
     - Валерия Опара.
     - Понятия не имею!
     Меня охватило раздражение.
     - Но как же так! Ведь в самом начале нашего разговора вы сказали...
     - Что? - улыбнулась баба Катя.
     - Что знаете Опару.
     - Ясное дело, жили рядом долго.
     - Леру!
     - Ты меня не правильно поняла, - нахмурилась бабка.
     - Но зачем тогда столь долго и подробно живописали свою жизнь?
     Знахарка поправила кофту.
     - Старость ум изводит, тоскую тут в одиночестве, вот и решила поболтать.
     - И еще я не поняла: при чем в вашей истории проказа?
     Баба Катя хмыкнула.
     - Настя Опара в лепрозории работала, врачом. А в том учреждении порядки почище, чем на зоне. Сейчас много чего в газеты повыплескивалось, информации всякой, а о лепрозориях молчок, словно нету их. Так ведь не правда, работают себе люди, и лепра существует. Только писаки туда не едут, боятся. Прокаженных-то вылечить не могут, ну чуть-чуть жизнь им скрасят, но радикального средства нет. Сожрет лепра заживо, долго мучиться станешь. Лепрозорий хуже тюрьмы, нет надежды из него выйти по-честному, ну чтоб отпустили, м-да... Атак, конечно, всякое случалось, вот, например.., кха.., кха...
     Знахарка старательно стала кашлять.
     - Что "например"? - насторожилась я. - Баба Катя, вы же что-то знаете, ну скажите!
     - Например, - мирно продолжила колдунья, - врачи тоже боятся, не всякий в лепрозорий работать пойдет, заразиться-то легко, и бывает такое. С медсестрами беда, ой беда... Платят мало, работы полно!
     - Баба Катя! - закричала я. - Где Лера Опара?
     Как она связана с Еремиными? Почему Наташа мне наврала, сказав, что девушка ей сестра, причем старшая? С какой стати увела меня спешно из барака, из комнаты Насти, а? В чем там дело? Умоляю, скажите!
     По моим сведениям, Лера, девочка лет пятнадцати-шестнадцати, была продана некой сутенершей педофилу Абдулле. Ну я же вам все рассказала! Вы точно что-то знаете! Поймите, дело плохо, Еремины умерли, оба супруга, Луизу тоже пытались убить, я совершенно в этом уверена. Правда, пока не понимаю, каким образом киллер вызывает у людей язву, но ведь он это делает! Лера Опара собиралась поехать к бабушке Анастасии! Минуточку! Постойте!
     Я задохнулась от крика, потом, забыв спросить разрешения у хозяйки, схватила со стола кружку, подбежала к мойке, налила себе воды и принялась жадно пить. Баба Катя молча наблюдала за мною, в ее лице не дрогнула ни одна мышца.
     - Постойте, - прохрипела я, нахлебавшись по горло противной теплой жидкости, - вы же сказали, что барак расселили год назад?
     - Верно, - кивнула знахарка, - где-то так, точное число не назову. Я первая выезжала.
     - Но Лере-то не шесть месяцев! Внучка Опары подросток, девушка уже, неужели вы ее не видели?
     - Никогда.
     - Как же так?
     - Просто. Небось она с родителями жила.
     - Так у Опары были дети?
     - Понятия не имею.
     - Только ж что сказали: "у родителей жила"! - завопила я.
     Баба Катя прищурилась.
     - Ты сама о внучке заговорила, вот я и предположила, что девочка с отцом и матерью обреталась.
     - И вы не слышали ничего о детях Насти?
     - Нет.
     - Они не появлялись в монастыре?
     - Нет.
     - И в бараке?
     - Нет.
     - Может, их и в природе не существует?
     - Вероятно.
     - Откуда ж внучка?
     - Это ты про нее речь вела, не я, - напомнила знахарка.
     Из меня ушла вся энергия, собрав в комок остаток сил, я продолжила разговор, превратившийся в допрос.
     - Извините, я не верю вам.
     - Я никогда не лгу.
     - Может, и так, но сейчас вы изменили правилам.
     - В чем же я сфальшивила?
     - Ни за что не поверю, что, продружив всю жизнь с человеком, вы ничегошеньки не знали о его детях?
     Баба Катя хмыкнула.
     - Не были мы подругами.
     - Но...
     - Не нокай, - оборвала меня бабка, - хочешь совет? Езжай домой, Опара умерла, а с ней и все остальное погибло.
     - Откуда вы знаете про кончину Насти? - решила я уличить старуху. - Вроде не общались после вашего переезда на новую квартиру.
     Баба Катя включила чайник.
     - Экая ты настырная. Сюда, в новый дом, из нашего барака шесть семей перебралось, постепенно переезжали, уж и не помню кто, то ли Нинка Ряжкина, то ли Семен Павлюк и сказали: "Слышь, баба Катя, померла Квашня-то, не дождалась отдельной жилплощади". Вот так я и узнала. Лежит себе Настя в могилке, розовые цветочки из нее растут. Господь милостив, он всех утешит, даже Опару.
     Потеряв всяческое самообладание, я налетела на бабу Катю и схватила старуху за плечи:
     - Кто же на погосте цветы посадил, если родственников нет, а? И откуда вам известно, что они розовые?
     Знахарка вздрогнула, потом тихо ответила:
     - Я позаботилась, ухаживаю за могилой.
     - Зачем? Утверждаете, что не дружили, просто рядом существовали.
     Колдунья вывернулась из моих рук и неожиданно нервно сказала:
     - Сядь. Виновата я перед ней сильно, вот и решила за могилкой приглядывать. Ничего я больше тебе не скажу, ступай с богом, не моя это тайна.
     - А чья? - Я решила во что бы то ни стало добиться цели. - Чья? И какая тайна?
     - Божья, - вымолвила баба Катя и отвернулась.
     
     Глава 26
     
     Наступила такая тяжелая, душная тишина, что ее захотелось разорвать руками. Я внезапно поняла, баба Катя и впрямь ничего не расскажет. Забыв попрощаться, я повернулась и пошла к двери.
     - Слышь, Виола, - вдруг сказала старуха, - спина у тебя болит?
     Я остановилась и кивнула.
     - Верно. А что, так плохо дело, что со стороны видно?
     - Мне понятно, - хмыкнула баба Катя, - ходишь ты так, крюком! Одно плечо выше другого, хочешь поправлю?
     - И ныть перестанет?
     - Ну.., да. Ложись сюда.
     - Прямо на пол?
     - На твердом надо, мягкая подстилка не подойдет.
     Я остановилась. Постоянная боль между лопатками стала мучить меня год назад. Сначала я решила, что простудилась, потом начала винить матрас на кровати, полагала, что сплю не правильно, - ну сами посудите, ложусь здоровой, встаю больной, - но и смена кровати не помогла.
     - Да не бойся ты, - хмыкнула знахарка, - у меня с твоей проблемой по два человека в день заявляются, всего-то разок шлепнуть надо. Впрочем, если охота маяться, уходи.
     Я легла на пол, старуха что-то прошептала и со всей Дури треснула меня чуть пониже шеи, по телу прошла такая боль, что потемнело в глазах.
     - Вставай, - велела знахарка, - все.
     Я машинально повиновалась, искренне удивляясь тому, что могу шевелиться.
     - Ну? - улыбнулась баба Катя. - Лучше? Или еще беспокоит?
     Я пошевелила лопатками и пришла в изумление - никакой боли.
     - Позвонок на место встал, - пояснила знахарка.
     - Вот здорово! А то я уже тонну анальгина выпила.
     - Глупость это, болеутоляющие глотать, - хмыкнула бабка, - они ж не лечат, вроде как гнилой стол скатертью накрыть: с виду хорош, а под красотой дерьмо.
     - И больше он не выпадет? - радовалась я.
     - Пока нет. Только тебе обязательно надо гимнастику делать, мышцы слабые, вот позвонок и съезжает, станешь заниматься - забудешь про хворобу, на авось оставишь - скрючит всю, я уже не помогу. Все от тебя зависит, от твоего выбора.
     - Надо же! Так просто, одна секунда - и спина здоровая, - ликовала я.
     - Ага, - кивнула знахарка, - если знать, куда стукнуть. Вот и Настя Опара знала, что дать и куда спрятать!
     Я заморгала, а баба Катя вдруг очень тихо сказала:
     - Знаешь, отчего я тут так долго трепала всякие истории? Мне тебя почувствовать было надо, сразу понять не могу, с первой минуты. Иногда придет человек - и милый, и хороший, и ласковый, и конфет дорогих принесет, и я ему отлично помогу, расстаемся друзьями. Все славно, только после него впору в баню идти, столько грязи в комнате остается. А другой с виду сморчок, да душа светлая. Ты же упорная, все равно своего добьешься, или я ошибаюсь?
     - У меня характер терьера, - так же тихо ответила я, - если вцеплюсь в проблему, буду трясти ее, пока не разрешится.
     Знахарка села на стул.
     - Думаешь, тебя Господь зря сюда привел? Нет, ты мое наказание, вот я и мучилась, говорить или нет.
     Ладно. Опара отпустила людей из лепрозория, ясное дело, за деньги. Больных потом в монастырь привезли.
     Епифания им документы достала и в добрый путь, пошли они по новой жить.
     - Прокаженные?
     - Да, только с виду-то они нормальные, от здоровых не отличишь. И не все там болели.
     - И в лепрозории шум не поднимали, когда несчастные исчезли?
     - Нет.
     - Почему?
     - Не стану объяснять, поверь, шито-крыто все было. Епифания с Опарой крепко-накрепко веревочкой связаны, почему - не скажу. Что матушка с этого имела, тоже не знаю. Вообще-то она святой человек, доброты немереной, думаю, полагала, несчастным помогает, в лепрозории ведь и здоровые есть. А вот Опара денег хотела, и куда потом их дела, не знаю, у нее самой практически ничего не осталось, нищей ушла. Если померла, конечно.
     - Это как?
     Баба Катя мрачно усмехнулась.
     - Знаешь, как она из тюремной больницы освободилась?
     - Я слышала, что безнадежно больных заключенных отпускают.
     - Может, и так, только Опара "умерла", похоронила ее Епифания в Мордовии, на местном кладбище.
     - Ничего не понимаю.
     - Ясно объяснила же, померла Опара, потом ожила.
     
     
     - ОЖИЛА?!
     
     - Да, Епифания ее в монастырь увезла, несколько лет она там жила, потом в барак перебралась. Тихо очень денечки тащила, потом... Ну не знаю!
     - Что? Что? Что потом?!
     Знахарка тяжело вздохнула.
     - Очень уж она злой к концу стала, прямо ядом прыскала и все причитала: денег нет, денег нет, нищета горькая, раздели меня, отняли накопленное.
     - Кто?
     Баба Катя развела руками.
     - Не знаю, только убивалась она страшно, пару раз обронила со злобой: "Ну я их заставлю раскошелиться". А потом, гляжу, довольная ходит.
     Удивленная переменами в настроении старухи, баба Катя решила заглянуть к соседке на огонек, но та не пустила знахарку к себе.
     - Не убрано у меня, - проворчала Опара, - и вообще, я узлы собираю, съезжаю скоро, документы на квартирку готовлю.
     - Вот я и подумала, - закончила баба Катя, - взялась Настя за нехорошие дела снова. Уж чем занималась перед смертью-то, мне неведомо. Может, шантажировала тех, кто с ее помощью из лепрозория вышел? Оговорилась она мне еще на зоне, что их несколько человек было. Вдруг списочек Настя хранила?
     Может, Еремина, та, которую язва убила, за ним охотилась? Потому тебя от комнаты увела? Думала тайничок найти, а в нем бумажку. Да зря, Настя с листочком небось смылась.
     - Она же умерла! - тупо повторила я. - Если на тот свет ушла, назад не вернутся.
     Баба Катя подперла кулаком щеку.
     - Ну ладно, до конца расскажу. У Епифании лекарство имелось, в монастырях такие вещи творятся, большие умельцы есть. А при обители Одигитрия жила, она любую микстурку сделать могла, великой знахаркой считалась.
     В общем, договорившись с прокаженными, Опара начала действовать. Побег готовили задолго и очень тщательно. Человек начинал пить снадобье и заболевал, ему делалось откровенно плохо, поднималась температура, ломало суставы, резко падал вес. Никакие лекарства, применяемые современной медициной, не действовали. Для того чтобы остановить процесс, следовало не просто прекратить прием варева, но и использовать противоядие. Очевидно, прокаженные страстно желали выбраться из лепрозория и верили Анастасии, раз решились на подобную авантюру.
     Еще надо было обладать большой силой воли, чтобы продолжать телесные страдания, потому что человеку с каждой неделей делалось все хуже и хуже, в конце концов он умирал.
     - Как умирал? - подскочила я. - Конечно, того, кто закончил жизненный путь, вынесут из лепрозория, но навряд ли задумавшие побег планировали подобный исход. Маловероятно, что люди хотели использовать гроб в качестве трамвая к остановке "Свобода".
     - Именно смерть и была их целью, - пояснила баба Катя, - люди-то погибали не по-настоящему, просто внешне очень походили на трупы. Лежат, не дышат, не шевелятся...
     - И что, сотрудники морга не понимали, что человек в коме?
     - Охо-хонюшки! Какой особый в лепрозории морг Опара сама смерть констатировала, тело на местное кладбище хоронили. Устраивали нечто вроде торжественной процедуры: гроб, в нем тело. Больные плачут, потом домовину увозили и закапывали.
     - В землю?
     - Ясное дело, затем поминки скромные, монашки приходили, они в лепрозории частые гости, обитель рядом, сестры убогим помогают, и, пока больные угощаются, им в день похорон обязательно водочки нальют, "труп" из могилы выкапывают, в монастырь переносят! Там человека в себя приводят, ну и дальше неинтересно.
     - Откуда вы все знаете? - прошептала я.
     Баба Катя потерла виски ладонями.
     - Опаре невмоготу сидеть стало, вот она и решилась мне открыться, лекарство сама сделать не могла, помощник требовался, я ей идеально подходила. И потом, следовало Епифанию вызвать. Уж как она все устроила, кто тело Насти перевез, то мне неведомо, я плату за свои действия получила.
     - Какую?
     - Сначала в монастыре меня пригрели, потом комнату дали и подкармливают меня сестры до сих пор, помогают, они памятливые. В обителях порой такие вещи творятся! Настоятельница выше бога!
     - Неужели Епифания жива?! - вырвалось у меня.
     - А чего ей сделается? - нахмурилась знахарка. - С одного года мы, по нынешним временам это не возраст. Еще Епифания всякие секреты знает, правильный образ жизни ведет, вот и сохранилась.
     - Но почему, когда арестовали Опару, не тронули монахинь?
     Баба Катя сложила руки на коленях.
     - Так ее на другом взяли, на взятке.
     - Не поняла! Вернее, я решила, что она взяла деньги за "смерть" прокаженных.
     - Конечно, - кивнула знахарка, - только жадности у нее немерено было, вот и вляпалась. Умер в Мохове, это городок тут рядом, мужичонка, прокаженным не считался, а когда скончался, то терапевта, который его лечил, сомнения взяли. Другой бы лекарь и не чихнул, про проказу не вспомнил, но поскольку около местечка лепрозорий находится, то зашевелились у доктора подозрения.
     Очевидно, специалист был совестливым, потому что не стал заталкивать сомнения в гроб, а честно обратился куда надо, сказал:
     - Увольняйте меня, лишайте диплома, если я болезнь сразу не опознал, только сейчас проверить все надо.
     Вызвали Опару, она главной в лепрозории считалась. Настя оглядела умершего, потом отвела жену его в комнату и сказала:
     - Проказа - стопроцентно она.
     - Ой, мама! - взвизгнула тетка. - И что теперь?
     - Ничего хорошего, - пояснила врач, - заберут тебя к нам, прощайся с жизнью, сидеть теперь тебе взаперти.
     - Я же здоровая.
     - А это неизвестно, - начала мучить Опара несчастную.
     - Господи, - зарыдала тетка, - помогите мне!
     - Можно, конечно, - крякнула Настя, - только дорого.
     - Есть, есть денежки, - засуетилась тетка, - хочешь, сейчас дам? Сколько надо?
     Опара назвала цифру, вдова ахнула и прошептала:
     - Столько нет, сбавь немного.
     - Не мне это идет, - загадочно ответила Настя, - другим людям, а они ни копейки не скинут, за целковый удавятся. Короче, тебе сроку до завтра. Скажу сейчас всем: анализ для точности сделать надо, но больше суток тянуть нельзя. Сама сообрази, у мужа твоего проказа, просто похоронить тело нельзя, а чтобы тебя отпустили, надо сказать: супруг лепрой не болел, сплошные сложности.
     Очевидно, Настя чувствовала себя в совершенной безопасности, потому что на следующий день, вечером, спокойно пришла в то место, где была назначена встреча с женой скончавшегося. Вдова протянула конверт и нервно сказала:
     - Посчитайте.
     Врач вытащила купюры, принялась их мусолить, и тут появилась милиция. Разгорелся невиданный скандал. Следствие установило, что никакой проказы у покойного не было. Опытный врач Опара просто запугала женщину, вот так Анастасия оказалась на зоне.
     - История настолько чудовищная, что кажется выдуманной, - покачала я головой.
     - Но это правда!
     - Слишком фантастическая, здорово смахивает на сказку.
     Баба Катя выпрямилась.
     - Я никогда не вру.
     - У меня возникло другое мнение. Уже слышала от вас один вариант рассказа про то, как вы случайно столкнулись в больнице с умирающей Настей. Сейчас узнала иную версию событий, какая же правильная?
     - Вторая. Не лгала я тебе, - заявила знахарка, - а проверила, на лицо твое смотрела, я, как про смерть Опары услыхала, живо напряглась. С чего бы ей убираться? Не болела она, так, всякая ерунда ее грызла, типа артрита, но от больных суставов тапки не отбросишь. Вот и стала раздумывать. Ловко получается - барак разъезжался, тут Опара и померла. А может, смылась?
     - Куда и почему?
     - Куда - не знаю, а почему - догадываюсь: либо она бывших больных шантажировала, тех, что при ее помощи из лепрозория выбраться сумели, либо от Епифании удрала. Я ведь сначала, когда ты про Настю речь завела, насторожилась. Ну, думаю. Опара ко мне шпионку подослала, хочет выяснить, чего я расскажу!
     А потом вдруг сообразила, ни при чем ты, а история твоя правда. Мне, чтобы понять человека, поговорить с ним надо, с одним час, с другим два, с третьем день, время разное уходит, но в конце концов я разбираюсь, что к чему.
     - Значит, Настя, может быть, жива?
     - Вполне вероятно.
     - И она умеет делать всякие штуки?
     - Какие?
     - Ну, вроде отравы?
     - Легко, - кивнула баба Катя.
     - А способна Опара сделать настойку или таблетку, чтобы человек умер, а медики смерть естественной посчитали?
     Баба Катя кашлянула.
     - Проще простого, с этой задачей многие справятся. Я, например, могу микстурку от кашля сообразить и кому надо вручить. Попринимает болезный, попьет месячишко, потом от воспаления легких и уберется, никому и в голову дурное не взбредет!
     - И вы такое делали?
     Знахарка нахмурилась.
     - Ты не священник, а я не на исповеди. Не обо мне речь, об Опаре.
     - А почему тогда сейчас решили правду рассказать?
     Баба Катя пощупала чайник, потом ответила:
     - Боюсь я Насти. Нас с ней судьба связала, мне хотелось в жизни устроиться, ну куда было с зоны идти?
     В родные места? Так они давно не родные. И не хотелось туда мне. Уехать незнамо куда? Начинать жизнь сначала можно в двадцать лет, но не на пороге пенсии.
     А Настя предложила мне сделку: я помогаю ей - получаю приют, какую-никакую работу, тихую жизнь на свободе. Я же особо в ее тайны не лезла, сама она многое рассказала, без этого нельзя было. И мы, оказавшись в одном доме, не дружили, вместе не чаевничали. Я про нее много чего знала, она про меня, и молчок.
     Но, похоже, Настю припекло, вот она и "померла".
     Я же теперь для нее представляю опасность, потому как информацией обладаю. Епифания, конечно, большим знанием владеет, но до нее трудно добраться, и не станет настоятельница вредить, Опара хорошо ее характер изучила, а я людей принимаю, спину правлю, от кашля лечу, вдруг сболтну ненароком чего! Ты ищешь Опару, верно?
     - Да.
     - Видишь, - улыбнулась баба Катя, - я себе помочь решила: коли Настя найдется и за новые художества за решетку угодит, мне бояться до конца жизни некого. Хочешь мой совет?
     - Да, - кивнула я.
     - Кто такая Лера, я не знаю.
     - Жаль.
     - Опара ничего про родственников не говорила.
     Езжай в монастырь, он тут недалеко, и там покопай.
     Может, ниточка и потянется.
     - Похоже, в этой обители провела детство Луиза, мать ее бухгалтером служила в монастыре, где настоятельницей женщина по имени Епифания, - пробормотала я.
     - Вот видишь! - удовлетворенно кивнула знахарка. - Одно к одному. Все нити у Епифании.
     - Но как я попаду в обитель?
     - Проще некуда, - ответила собеседница, - завтра праздник церковный, утром, в шесть, на первой электричке послушницы поедут, ты к ним прибейся.
     Только оденься соответственно, платье темное, длинное, платок на голову, косметики никакой, ботинки без каблуков, сумку прихвати тряпичную, самую обычную, белье надень не кружевное, простое, белое, да крест на шею не забудь, только ты его на шнурок приспособь, не надо золотой цепочки и украшений всяких. Молитвы знаешь?
     - Нет.
     - Совсем?
     - "Отче наш" могу прочитать.
     - Да уж, - крякнула баба Катя, потом она встала, принесла из комнаты тоненькую книжечку и протянула мне, - вот хоть почитай. А сейчас я тебе кое-какие правила разъясню... Во-первых, ни за какую работу не берись, не испросивши благословения.
     - У кого?
     - А у того, к кому приставят, слушай спокойно, не перебивай, ничего хитрого нет, - продолжала баба Катя.
     Инструктаж длился долго, говорила баба Катя ровно, методично, и под конец я поняла, что забыла начало наставлений, в моей голове, очевидно, дырявой, словно решето, полученные знания долго не задерживались. В конце концов знахарка остановилась.
     - Ладно, - вздохнула она, - смотри внимательно за послушницами и все за ними повторяй. Начали креститься - и ты следом, поняла?
     - А если ошибусь?
     - Не в чем там ошибаться.
     - Вдруг поймут, что я ничего в обрядах не смыслю?
     Баба Катя рассмеялась.
     - Дурой прикинешься, идиоткой. Таких по обителям тьма шляется! К блаженным монашки привыкли, никого ты не удивишь, главное, ничего о себе не рассказывай, подробностей никаких о жизни не сообщай, говори просто: жила вместе с бабкой, та умерла, а внучке перед смертью велела за ее душу в монастыре помолиться, и дальше ни-ни, слушай и смотри, думаю, много всякого узнаешь, если хитро себя поведешь. Ты рисовать умеешь?
     - Нет.
     - А шить?
     - Вообще никак.
     - Может, пишешь красиво?
     - Словно курица лапой.
     - Поешь?
     - Ой, что вы, ни голоса, ни слуха.
     - Вот оказия, - покачала головой баба Катя, - хоть какой-нибудь талант имеешь? В монастырях рукодельниц и певиц любят.
     - Книжки пишу, детективы, они хорошо продаются!
     - Ну это тебе не в плюс, - вздохнула баба Катя, - поставят в свинарник или на кухне. В общем, думай до завтра, чем из общей массы выделиться сумеешь, какой от тебя прок обители. Иначе на хоздворе останешься!
     
     Глава 27
     
     Домой я вернулась поздно, по дороге купила запас продуктов и, решив еще прихватить вкусных булочек, притормозила у хорошо знакомого магазинчика-пекарни.
     Продавщица, увидев меня, воскликнула:
     - Ваши любимые, с корицей, в духовке стоят!
     - И долго им печься? - пригорюнилась я.
     Девушка бросила взгляд на часы.
     - Семь минут.
     - Нет проблемы, посижу пока в машине, покурю, - обрадовалась я и вернулась в "Жигули".
     Меня трудно назвать настоящей курилыцицой, потому что дымлю я нечасто, две-три сигареты в день, не более, легко могу обойтись вообще без табачных изделий, в моем случае речь идет не о пагубной привычке, а о баловстве. Но иногда, как, например, сегодня, к пачке с надписью "Минздрав предупреждает" меня толкает усталость.
     Я устроилась за рулем, щелкнула зажигалкой и принялась бездумно смотреть, как легкий серо-синий дымок утекает через открытое окно на улицу. Стояла непривычная для Москвы тишина. Впрочем, пекарня расположена в маленьком переулочке, знают о ней лишь постоянные покупатели, в основном такие, как мы с Томочкой, местные жители.
     Внезапно около лавки материализовалась живописная группа - трое парней в милицейской форме, толстых, похожих на раскормленных мышей. С ними была девушка, крохотная, ростом ниже меня, весом, наверное, кило тридцать, не больше. Сначала я приняла ее за ребенка одного из ментов, потом, приглядевшись поняла, что щуплое, смахивающее на больного комара тщедушное создание тоже находится при исполнении служебных обязанностей, на девочке красовались форменная юбка и рубашка с погонами.
     В руках она держала поводок, на другом конце которого был привязан здоровенный ротвейлер с добродушной мордой. Собачка, встань она на задние лапы, явно оказалась бы выше хозяйки, да и веса в ней было вдвое больше.
     - Слышь, Таньк, - сказал один из ментов, когда процессия достигла пекарни, - постой тут, мы булочек купим.
     - Я с вами, мальчики, - голосом трехлетней малышки пропищала коллега.
     - С собакой в магазин нельзя, - возразил другой парень.
     - Ладно, - кивнула Таня.
     - Стой спокойно.
     - Ага.
     - Мы сейчас.
     - Ладно.
     - Не бойся, с тобой же Гектор.
     - Мне совсем не страшно, - дрожащим дискантом заявила Таня, - кого тут опасаться?
     Милиционеры исчезли в магазине, Таня прижалась к стене, и тут, словно черти из табакерки, появились два рослых парня очень неприятного вида, с наглыми улыбками.
     - Че, - сказал один, - булок возьмем или ну их на...
     - Гля, Павлуха, какая киса, - заржал другой, черноволосый юноша, - хорошенькая.
     - Этта што ль?
     - Ну!
     - Рожа как задница, - вынес вердикт Павел, оглядев Таню, та, вспыхнув огнем, отвернулась.
     - Ну, ничаво, - протянул брюнет.
     - Нравитца?
     - Прикольная.
     - Так забирай себе, разрешаю.
     Черноволосый приблизился к Тане.
     - Слышь, тя как звать?
     - Отстаньте, - пискнула девушка, - а то хуже будет.
     - Колян, - лениво заметил Павел, - похоже, тя пугают.
     - Хто?
     - Она.
     - Е! Эта?
     - Верняк.
     - Слышь, киса, - заухмылялся Колян, - ты че, на карнавал собралась, с песиком?
     - Я сотрудник милиции, - гордо пропищала Таня, - уйдите, а то хуже будет!
     Парни согнулись от смеха. Больше всего в этой ситуации меня удивило поведение ротвейлера. Здоровенная псина отвернула в сторону большелобую голову, зевнула и села на асфальт.
     - Ты ментовка? - справился наконец с припадком хохота Павел. - Супер! Прикол. И че сделаешь? Арестуешь?
     - Вы мешаете мне исполнять служебные обязанности, - бойко прочирикала Таня.
     Хулиганы снова застонали от хохота.
     - Киска улетная, - простонал Колян. - Пошли, Покажу интересную штучку.
     - Отстаньте, хуже будет, - попугаем твердила девушка.
     - И че? Застрелишь?
     - У меня нет оружия, - призналась Таня, - и лучше вам уйти, а то не сдобровать.
     Я со все возрастающим изумлением наблюдала за сценой. Почему Таня не зовет коллег? И какой прок от служебной собаки, которая дрыхнет, не обращая внимания на стремную ситуацию?
     - Ути-пути, муси-пуси, джага-джага, - запел Колян и вытянул руки, - киска-сосиска...
     - Умоляю, не трогайте меня.
     - Не боись, тебе понравится.
     - Плохо тебе будет.
     - Ни фига.
     - В последний раз предупреждаю.
     - Ох, надоело, киска-крыска, - рявкнул Колян и ухватил Таню за плечи, - пошли по-хорошему вон туда, в уголок! Мы быстренько, чик-чирик, и готово.
     Или я тебе не понравился? Зря, зря.
     - Уйди, - попыталась вывернуться Таня, - право слово, сейчас слу..
     Договорить она не успела, я, уже собравшись выскочить из машины и с воплем "Помогите!" нестись в пекарню, застыла на месте. И было от чего. До сих пор я видела подобное зрелище лишь в фильме "Матрица", но там был киноэффект, а сейчас события разворачивались в реальности.
     Ротвейлер лениво встал, затем слегка осел на задние лапы, подпрыгнул вверх, сделал сальто и задними лапами ударил Коляна по голове. Хулиган упал, словно подкошенный.
     - Гектор, - закричала Таня, - умоляю, пожалей их!
     Пес чихнул, снова присел и опять взметнулся вверх.
     Но на этот раз он не стал кувыркаться, просто огромной головой боднул Павла в лоб. Мерзавец плюхнулся на асфальт.
     - Гектор, милый, - чуть не рыдала Таня, - остановись.
     Собака схватила Коляна за правое запястье и потрясла, на рукаве у парня показались капли крови, та же участь ждала Павла.
     - Гектор! - закричала Таня. - Стой, ой, ой, ну не надо!
     Но ротвейлер решил расправиться с врагами до конца. То, что хулиганы лежали без сознания, с прокушенными руками, его не остановило.
     Гектор глянул на Коляна и совершенно по-человечески вздохнул. Весь его вид говорил: "Неохота, конечно, но ведь надо!"
     Потом он поднял лапу, блестящая струя полилась на хулигана.
     - Гектор, - умоляла Таня, - нельзя быть таким мстительным! Это нехорошо! Неинтеллигентно! Фу!
     Пес встал на четыре ноги, с удовлетворением оглядел дело своих рук, если, конечно, слово "рука" возможно употребить в этой ситуации, потом подошел к Павлу и внимательно осмотрел поверженного хулигана. Пописать собаке уже было нечем, но Гектор сумел найти достойную альтернативу, он повернулся к мерзавцу задом, сгреб лапы вместе, сгорбился...
     - Гектор! Какая гадость! - завизжала Таня. - Ты же знаешь, что мэр велел штрафовать тех, кто оставляет кучки! У меня нет веника и совка! Как теперь я уберу за тобой! Впрочем, если парень согласится снять рубашку, можно вместе с ней твою визитную карточку выбросить.
     Гектор окинул хитрым взором обкаканного хулигана, потом вразвалочку вернулся к девушке и сел у ее ног.
     - Милый, - заволновалась та, - ты испачкался!
     С этими словами она вытащила из кармана кокетливый белый носовой платочек и принялась заботливо вытирать морду пса.
     На улицу вышли милиционеры.
     - Боже! Опять! - возмутился старший.
     - Прости, Юра, - покаянно ответила Таня, - я их предупреждала, уйдите, нет, не послушали.
     - И нам теперь их в отделение тягать! Ну е-мое, вызывай Лешку!
     Один из милиционеров вытащил мобильный, второй присел около Гектора.
     - Слышь, парень, ты обещал больше их не обсирать!
     Ротвейлер понурил голову.
     - Ну накостылял по шее, и хватит! Прикинь, какая вонь опять пойдет! Дежурный материться станет!
     - Р-р-р, - тихонька заворчала собака.
     - И некрасиво это!
     - Р-р-р.
     - Дал по лбу - и хорош!
     - Р-р-р.
     - Ох, видно, тебя не перевоспитать!
     - Гав, - согласно ответил Гектор.
     - Милый, хочешь булочку, - засуетилась Таня, - кушай, котик!
     Ротвейлер разинул клыкастую пасть, мигом, не жуя, проглотил сдобу и начал облизываться.
     - Котик обормотик, ненасытный ротик, - сказал Юра и тут только заметил меня:
     - Чего глядите, гражданочка?! Езжайте себе мимо, ничего интересного, нормальная работа, задержание асоциальных элементов.
     - Булочки жду с корицей, - растерянно ответила я - надо же, как ваша девушка собаку натаскала!
     Юра улыбнулся.
     - Не, наоборот все, это Гектор Таню дрессируют.
     Идите в магазин, испекли они целый противень.
     - Собака учит Таню? - изумленно переспросила я.
     - Ага, - кивнул Юра и протянул Гектору еще одну плюшку.
     - Успокойся, пакостник, вечно бы тебе по-своему поступать.
     - Ротвейлер умеет кувыркаться в воздухе и бить соперника лапой, - не успокаивалась я.
     - Это еще ерунда, - кивнул Юра, - впрочем, неудивительно, в прошлой жизни Гектор существовал под именем Брюс Ли.
     Пораженная увиденным, я вошла в пекарню, набрала булочек, пирожков, потом, не удержавшись, прихватила еще и кекс. Продавщица тщательно стала укладывать покупки в фирменные коробочки. Длилось это довольно долго, одна булочка никак не хотела влезать в отведенное ей место.
     - Сейчас еще одну упаковку принесу, - вздохнула кондитерша.
     - Не надо, - ответила я, - давайте так.
     Когда я вышла на улицу, милиционеры, переругиваясь, впихивали в раздолбанный "уазик" еще не пришедших в себя грязных хулиганов. Тани не было видно, Гектор с видом смиренной овечки сидел у двери пекарни. При виде меня он задергал носом, псу явно нравился аромат сдобы.
     - Можно пройти? - спросила я.
     Гектор прищурился.
     - Вы же не тронете меня? - осведомилась я. - Ничего плохого не делаю, иду к себе домой, с плюшками. Ваша Таня мне симпатична, ей, правда, следует слегка пополнеть, но я не имею никакого права ехидничать над весом девушки, сама не слишком корпулентна.
     - Гав, - тихо вступил в разговор ротвейлер и начал шевелить хвостом-обрубком.
     - Хотите булочку?
     - Гав.
     - А вам можно?
     - Гав.
     Я покосилась на ментов, занятых процессом погрузки. Наверное, ничего плохого не случится, если я угощу пса, такому и килограмм выпечки не повредит.
     Но как булку дать? Положить на асфальт? Боюсь, Гектор оскорбится.
     Пересиливая страх, я вытянула руку.
     - Прошу вас.
     Очень осторожно, одними губами, пес взял угощение и мгновенно проглотил его.
     - До свидания, - кивнула я, - конечно, мне хочется еще раз увидеть, как удивительная собака красиво кувыркается в воздухе, но понимаю, что вы больше так сегодня делать не станете.
     Ротвейлер отвернулся и стал смотреть на своих коллег, у которых никак не получалось впихнуть хулиганов в железный коробок на колесах. Я пошла к своей машине, взялась за дверь и услышала:
     - Гав!
     Я повернулась на звук, Гектор, явно ждавший того, что я посмотрю на него, присел на задние лапы, потом ловко, пружиной, взлетел вверх, сделал сальто, вновь встал на четыре лапы и сообщил:
     - Гав!
     Я чуть было не уронила коробки, набитые пирожками. Ротвейлер великолепно понимает человеческую речь, и он явно решил поблагодарить незнакомку за угощение.
     - Гектор, - послышалось слева, - давай, пошли.
     Ротвейлер стрелой полетел на зов, через несколько секунд на улице не осталось и следа от милиционеров и хулиганов, только несколько капель крови на асфальте свидетельствовали о том, что мне ничего не приснилось.
     ...Оля была в своей комнате, она читала роман Куприна "Яма". Не слишком подходящее произведение для девочки-подростка. В свое время родители Томочки вытащили этот том из собрания сочинений великого писателя, мама и папа моей лучшей подруги полагали, что повествование о жизни проституток в царской России совершенно не нужно изучать детям. Но сейчас по телевизору демонстрируют такие ленты, что Куприн с его "Ямой" кажется добрым, наивным сказочником. И навряд ли Олечка откроет для себя много нового на этих страницах.
     Решив не делать девочке замечаний, я спросила:
     - Как день прошел?
     - Отлично, - ответила она.
     - Чем занималась?
     - Читала.
     - Весь день?
     - Ага. Еще в ванной мылась! - бойко отрапортовала Оля.
     - Молодец, - похвалила я, - значит, не боишься одиночества.
     - Нет, у вас очень хорошо.
     Я улыбнулась.
     - Оленька, мне надо по работе уехать в командировку, ненадолго, всего на пару дней. Вот, смотри, я привезла много продуктов, забью сейчас холодильник.
     Это замороженный хлеб, закончится батон, сунешь новый в СВЧ-печку. Давай объясню, как она работает.
     - Не надо, - отмахнулась девочка, - у мамы такая на стройке была.
     - Не побоишься одна остаться?
     - Не-а.
     - Думаю, скучно не будет, есть телевизор, видеокассеты, если хочешь, попробуй включить компьютер, могу дать руководство, "Интернет для чайников".
     - Не волнуйся, Вилка, - сказала Оля, - мне тут здорово, очень люблю в одиночестве сидеть, только раньше редко удавалось, на стройке-то все вместе живут, в вагончике. Я здесь просто наслаждаюсь тишиной.
     Интеллигентность и душевная тонкость Оли удивляли. Ясное дело, подростку не слишком комфортно куковать без общения в запертой квартире, но девочка не хочет, чтобы я волновалась, вот и бодрится изо всех сил.
     
     ***
     
     Ранним утром, беспрестанно зевая, я подъезжала к небольшой станции, припарковала "Жигули" прямо на шоссе, потом пешком дошла до платформы и села на скамеечку. Спустя несколько минут притормозила электричка, из вагонов вышло с десяток разновозрастных женщин, толстых, худых, высоких, низких, но одновременно очень похожих друг на друга. Все они оказались одеты в длинные юбки и мешковатые кофты, у всех головы прикрывали платки, лица не имели ни грамма косметики. Плотной группой они двинулись по перрону, я встала и присоединилась к процессии.
     Честно говоря, я ждала вопроса: "Женщина, вы кто?
     Отчего идете с нами?"
     Но паломницы не выказывали никакого интереса, они спокойно спустились по лестнице и цепочкой двинулись по шоссе. Вскоре процессия разбилась на группки, женщины начали переговариваться между собой, на меня никто не обращал внимания.
     С дороги мы свернули в лес, сразу стало прохладно, я шла замыкающей, стараясь не потерять из виду попутчиц. Вдруг ковылявшая в непосредственной близости девушка упала на землю.
     Я быстро подскочила к ней и протянула руку.
     - Вставай, не ушиблась?
     - Нет, - улыбнулась упавшая, - мягко тут. Экая я неловкая, за корень зацепилась, хорошо, платье не порвала.
     Продолжая корить себя, она встала и начала отряхиваться.
     - Ой, - испугалась я, - твои подружки-то ушли, мы заблудимся!
     - Не волнуйся, - успокоила меня девушка, - я хорошо дорогу знаю, да и плутать здесь негде, тропинка сама приведет к обители. Спасибо тебе за внимание, меня Маша зовут.
     - Я Виола.
     - Красивое имя, только не христианское.
     - У меня родители неверующие были.
     - Мои тоже лба не перекрестят, - кивнула Маша, - как услышали, что хочу в монастырь уйти, чуть не убили, но у меня вера крепкая, как у первых христиан, можно собаками травить, не отступлюсь, вот мы и пришли к консенсусу: до двадцати пяти лет я в миру живу, если же не соблазнюсь, то все, ни мама, ни папа больше не препятствуют. Пошли, а то сестра Евдокия злиться станет, она гневливая, не нравится ей, если народ до полуночи тянется.
     - И долго тебе до четвертьвекового юбилея осталось? - поинтересовалась я.
     - В ноябре дата, - улыбнулась Маша, - меня в обители ждут. Я в общем-то из семьи художников, только мама и папа мирские сюжеты пишут, а меня божественные привлекают. Если тебя в библиотеку допустят, посмотри, там над одним из шкафов картина про Святую Елену, это я написала. Матушка Епифания очень хвалила. Ты про Святую Елену знаешь?
     - Нет, - помотала я головой, - я вообще не в теме. Понимаешь, у меня бабушка умерла, очень верующей была, вот и велела мне после своей смерти в обители недельку пожить, за нее помолиться. Приходится теперь последнюю волю старушки выполнять.
     - Вот оно что, - протянула Маша, - было бы прекрасно, окажись она Достойной.
     - Чего?
     Маша повернула ко мне безмятежное лицо.
     - Достойной воскрешения.
     - Ты о чем? - окончательно растерялась я и, заметив в глазах девушки неприкрытое удивление, быстро Добавила:
     - Извини, пожалуйста, я не церковный человек, наверное, тебе неприятно такое слышать, но не знаю молитв, кроме "Отче наш", и очень боюсь, что монахини меня не пустят, не сумею бабушкину просьбу выполнить, а она так приказывала, обещала с того света достать, если слово нарушу.
     - Ясное дело, - кивнула Маша, - бабушка твоя об обители что рассказывала?
     - Ну.., э.., святое место, где руководит необыкновенная женщина, мать Епифания.
     - Это верно, а еще?
     - Все.
     - О чуде не знаешь?!
     - О каком?
     - О Достойных, - с придыханием произнесла Маша.
     - Нет, - покачала я головой, - может, просветишь меня?
     
     Глава 28
     
     Маша оказалась замечательной рассказчицей, а поведанная ею сказка показалась мне забавной. Вкратце она звучала так.
     Много-много лет назад у одной набожной женщины умер сын. Несчастная мать похоронила его и осталась рыдать на могиле. И тут ей явился некий старец и сказал: молитва твоя услышана, ребенок воскреснет, но на этом месте ты должна построить храм и остаться при нем служить богу.
     Ясное дело - женщина выполнила указание, вот так и возник монастырь, в котором происходят чудеса.
     Очень редко умершие, за которых родственники молились в обители, оживали. Естественно, все бывшие мертвецы вели праведный образ жизни, и почитали их после воскрешения, словно святых. Удивительное дело, люди, получившие вторую жизнь, не являлись ни монахами, ни служителями церкви, все они были миряне, мужчины, но, повторюсь, самого достойного поведения.
     Чудеса случались в обители нерегулярно, и происходили они по странному совпадению в знаковые, поворотные моменты в истории государства. В последний раз Достойным оказался простой, тихий школьный учитель, он восстал из гроба в середине двадцатых годов, когда по всей стране комсомольцы громили церкви, разбивали колокола, жгли на кострах иконы.
     Слух о чуде, случившемся в обители, мигом разлетелся по городам и весям, надо сказать, что известие сильно напугало безбожников, некоторые из них мигом понеслись в церковь замаливать грех, и машина уничтожения святых мест перестала щелкать челюстями с невероятной силой. Говорят, сам Сталин приказал не трогать монахинь из чудесной обители, а уж у верующих людей отношение к монастырю стало невероятно благолепным. Захоти правившая в те времена настоятельница собрать войско и двинуться на Москву, ей бы вполне это удалось.
     Вот почему из разных уголков страны до сих пор в крохотное местечко течет нескончаемый поток людей, огромную часть которых составляют родственники недавно умерших. Конечно, они понимают, что их родители, мужья, жены, дети не восстанут из гроба.
     А вдруг? В сердце каждого человека, искренне верящего в бога, живет надежда на чудо. И потом, если помолиться за усопшего в обители, то новопреставленную душу ангелы мигом перенесут в рай, вот в подобном исходе событий никто ни на минуту не сомневался.
     - Странно, что бабушка тебе ничего не говорила, - завершила рассказ Маша.
     - Она внезапно умерла, - быстро ответила я, - может, и хотела, да не успела.
     - Слушай, - внезапно спросила Маша, - ты храпишь?
     - Вроде нет, пока никто из домашних на шум из моей спальни не жаловался, а почему ты спрашиваешь?
     - Да нас сейчас расселять станут, - пояснила Маша, - в общежитии, там такие крохотные келейки, на двоих. А мне последнее время не везет, вечно я то упаду по дороге, то на электричку опоздаю, вот и являюсь последней, когда уже все пристроены, и третий раз вместе с одной теткой оказываюсь, Анной Ивановной.
     Хорошая женщина, но как храпит! Глаз не сомкнуть.
     Понятно, конечно, что это испытание, только сколько ж можно? Ты не против со мной в одной комнате побыть?
     - Нет, даже приятней со знакомой.
     - Вот и хорошо, я скажу сестре Устинье, что мы вместе, - обрадовалась Маша и поспешила вперед.
     - Это кто? - спросила я.
     - Сестра Устинья? Она занимается хозяйством, в том числе и послушницами.
     - А Епифания?
     - Настоятельница? Ну та же не станет людей по комнатам разводить!
     - Я ее увижу?
     - Вполне вероятно, если внутрь на послушание попадешь, а коли к скотине приставят...
     - Куда?
     - К коровам или свиньям, при обители хозяйство большое: скотный двор, огороды, пекарня, мастерские всякие, золотошвейки шьют, художницы иконы пишут, - пояснила Маша.
     - Но я хотела лишь бабушкину волю исполнить!
     Оставаться здесь навсегда в моих планах нет.
     - За одну службу усопшую не отмолить, минимум неделю стараться надо, - деловито сообщила Маша.
     - Тогда при чем тут работа?
     Девушка поправила платок.
     - Если ты прибыла свечку поставить, то никто ничего не скажет, а уж коли задержаться задумала, так лениться нельзя. Сестры ни за еду, ни за кровать денег не берут, лишь послушанием отплатить можно. Что сестра Устинья велит, то и делать надо, потому как любой труд радостен. Самой же стыдно дармоедкой быть, сестры все не покладая рук трудятся, даже Меланья, а ей зимой девяносто пять стукнуло! Ноги не ходят, глаза не видят, а не бездельница.
     - Чем же может заниматься старуха в подобном состоянии?
     - Раньше она лучшей кружевницей была, - вздохнула Маша, - такие вещи делала, загляденье! Сейчас варежки вяжет, на ощупь.
     
     ***
     
     Устинья оказалась высокой женщиной с недобрым взглядом. Маша о чем-то пошепталась с монашкой, и та отвела нас в комнатенку, по сравнению с которой тюремная камера могла показаться дворцом.
     Крохотное длинное помещение находилось в подвале, окон в нем не имелось, из мебели было лишь два узких жестких лежака без постельного белья, пара крюков, вбитых в стену, заменяла шкаф для одежды, в углу висела темная икона, ни тумбочек, ни стола, ни уютных кресел не было и в помине.
     Маша привычно перекрестилась на образ, я быстро повторила ее действия. Устинья кашлянула:
     - Ты, Мария, иди к Феофании.
     - Благословите, сестра!
     - Ступай, помолясь.
     Маша исчезла, я испугалась.
     Устинья окинула меня цепким взором.
     - Из города?
     - Да, - опустив глаза долу, прошептала я, - из Москвы, за бабушку помолиться.
     - Поди, скотины боишься, - усмехнулась Устинья, - корову не подоишь!
     - Да, но, если велите, научусь.
     Глаза Устиньи подобрели.
     - Подберу тебе занятие по вкусу, зачем же зря время терять. Ты что умеешь?
     - Э.., э.., ничего.
     - Неладно! Работаешь или так живешь?
     - Служу.
     - Кем? - продолжала допрос монахиня.
     Я моргнула, сообщать правду о написанных детективных романах невозможно, говорить о том, что являюсь журналисткой, тоже не самый лучший вариант, остается одно.
     - Преподаю иностранный язык детям.
     На лице Устиньи возник откровенный интерес.
     - И какой басурманский знаешь?
     - Немецкий.
     - Готический шрифт разбираешь?
     - Да, вполне нормально читаю, ничего хитрого в готике нет.
     - Однако ж не все буквицы распознают, - склонила набок голову Устинья.
     - У меня в школьные годы была великолепная учительница Наталья Львовна Краснова, - сказала я чистую правду, - своих детей у нее не имелось, она всю душу в школьников вкладывала, истинный преподаватель, научила меня языку так, что до сих пор не забыла его. А тем, кто хотел, Наталья Львовна объясняла готический шрифт, она сама готику великолепно читала, вот и мне знания передала, за что я ей всю жизнь благодарна.
     - Хорошо, - кивнула Устинья, - пошли.
     Путь занял не пять минут. Длинными, извилистыми коридорами мы шагали довольно долго, на пятидесятом повороте я поняла, что если Устинья сейчас бросит меня тут, то шансов выбраться самой из лабиринта у госпожи Таракановой нет.
     Потом дизайн помещений изменился, я не хочу сказать, что они стали богаче, просто несколько уютнее. В конце концов мы поднялись по потемневшей от времени, скрипучей деревянной лестнице, Устинья распахнула огромную дверь и вошла в темное помещение, заставленное шкафами.
     - Ой-ой, - невольно вырвалось у меня. Но тут же, подумав, что монахиня рассердится, я быстро добавила:
     - Простите, пожалуйста.
     Неожиданно Устинья улыбнулась.
     - Ничего, я сама сюда попала в незапамятную пору и обомлела. Наша библиотека уникальна, здесь бесценные раритеты, которые мы должны сохранить. Садись сюда, у окна, там светло. Мать Пелагея, библиотекарь, занедужила, лежит в келье, мается, поэтому я сама объясню тебе, что к чему. Вот видишь, книга.
     - Да.
     - Можешь прочитать имя автора?
     - Карл Баумгарт, - озвучила я.
     - Верно, а название?
     - "Майн Кампф", в переводе "Битва" или "Мое сражение", надо же, книга Адольфа Гитлера называлась так же.
     - Гитлер родился в прошлом веке, - бесстрастно ответила Устинья, - а Баумгарт жил давно, и писал он о борьбе зла с добром. Издание сильно подпортила вода, вот часть слов и размыта. Бери листы и переписывай на них текст, очень аккуратно, восстанавливая то, что пропало.
     - Но я могу не понять лексику!
     - Словари есть, целая полка.
     - Том такой толстый, а я всего на пару дней приехала!
     Устинья прижала подбородок к груди.
     - Сколько сделаешь, пока у нас живешь, все матери Пелагее помощь, а то она сокрушается: болею, труд не движется. Вон страничка заложена, с нее и начинай.
     Я кивнула и хотела сесть, но тут заметила слегка удивленный взгляд Устиньи и, мигом вспомнив лекцию бабы Кати, сказала:
     - Благословите на работу.
     - Начинай, помолясь, - кивнула Устинья и испарилась.
     В полночь, ворочаясь на немилосердно жесткой лежанке и пытаясь хоть чуть согреться, кутаясь в застиранную тряпку, выполнявшую здесь роль одеяла, я хорошо поняла, что ни при каких условиях не сумею стать монахиней. Сегодняшний день тянулся жвачкой, подавляющую его часть я провела в библиотеке, пытаясь разобрать немыслимый текст. Утешало лишь одно: на скотном дворе работа явно тяжелей.
     Покормили меня два раза, обед дали в районе часа.
     В библиотеку пришла хмурая девушка, похожая на ворону, и велела:
     - Пошли в трапезную.
     Совершив путь по бесконечным коридорам, я очутилась в комнате, где за длинным столом сидело множество женщин, молча хлебавших некое варево из алюминиевых мисок. Устиньи среди них не было, впрочем, других монахинь тоже, лишь во главе стола восседала толстая баба в черном. Мне выдали порцию то ли каши, то ли супа, два куска хлеба и стакан компота. Пока послушницы наслаждались едой, толстая баба читала вслух книгу, я не понимала ни слова, но делала вид, будто поглощена историей.
     Потом всех отправили в церковь, где состоялась молитва, к моей радости, быстрая, затем я вновь оказалась в библиотеке.
     Ужин подали в восемь, от обеда его отличало отсутствие компота, желающие пить могли начерпать из ведра простой воды, затем снова служба, но на этот раз длинная до невозможности, просто изматывающая.
     Сначала, правда, действо меня заворожило, а слух поразило изумительной красоты хоровое пение, но позднее стало душно, множество горячих свечей нагрело воздух, еще тут витали разные ароматы, от которых закружилась голова. Примерно через полчаса стояния на одном месте у меня заломило спину, заныли ноги, к тому же "электорат" периодически падал ниц и бил земные поклоны.
     Когда толпа впервые рухнула на каменные плиты, я даже обрадовалась возможности сменить позу, но потом поняла, что стоять на жестком полу на коленях еще хуже, чем на своих двоих.
     В общем, когда нас благословили спать, я еле-еле доволоклась до кельи.
     - Притомилась? - зевая, поинтересовалась Маша.
     Я кивнула.
     - С непривычки всегда так, завтра легче пойдет, - заверила соседка, - давай, не сиди, в четыре вставать.
     - Во сколько? - вздрогнула я.
     - В четыре, - спокойно повторила девушка.
     - Зачем в такую рань?
     - А как иначе? - удивилась Маша. - Одеться надо, умыться, службу отстоять.
     - Службу! - я пришла в окончательный ужас.
     - Да, - закивала Маша, - завтра тут много чего будет, правда, в районе десяти.
     - А именно? - полюбопытствовала я.
     - Усопшего сегодня привезли.
     Мне стало совсем неприятно.
     - Мертвого?
     - Да уж не живого, - вновь зевнула Маша, - отпевать будут, сама матушка Феофания петь станет. Эх, надеюсь, всем послушать дадут!
     - Что за нужда на чужих похоронах присутствовать, - фыркнула я, - вот забава! Веселей некуда.
     Маша стала медленно расшнуровывать свои чемоданообразные ботинки.
     - Не знаешь ты ничего, - в конце концов сказала она, - из Москвы усопшего доставили, какой-то он великий, уж и не пойму кто. Может, ученый или писатель!.. Завтра такое будет! Мне Ксения нашептала...
     - Кто?
     - Ну девушка, которая тебя в трапезную водила, - пояснила Маша, - она сирота, при обители живет.
     Вот Ксения и набормотала! Такого, говорит, и не упомнить. Галерею открыли! Всю! Во как! До единой комнаты вымыли!
     - И что странного в уборке? - продолжала я недоумевать.
     Маша вытянула из сумки что-то похожее на холщовый мешок и, расшатывая его, зашептала:
     - В обитель-то разные люди съезжаются, такие как мы с тобой, например, и другие.
     - Какие?
     - Ну.., всякие. Для них комнаты в галерее есть, там просторно, кровати хорошие, белье тонкое, ясно?
     Я кивнула. Понятнее некуда, слова о том, что все люди равны, всегда останутся лишь сказанными всуе фразами. Конечно, в обители случаются почетные гости и черная кость.
     - Но чтобы всю галерею приготовили! - качала головой Маша. - Небывалое дело! Потом, матушка Феофания поет! Вот это блаженство, говорят, ее в Большой театр приглашали, но веру не поколебали. Феофания уже в возрасте, голоса своего она не потеряла, однако каждый день теперь в хоре не стоит, лишь в особых случаях старается, я ее еще никогда не слышала, а охота! Гроб уже привезли, днем. Такая домовина!
     Богатая! А еще тут все собака проверила. Представляешь, ее в монастырь впустили! Во внутренние покои!
     Ладно бы во двор или к послушницам!
     - Так пес не мужчина, - хихикнула я, - монахиням его бояться смысла нет!
     Маша перекрестилась.
     - Совсем ты темная! Собака нечистое животное!
     Вот кошка нормально, они при церквях живут. А всяких жучек вон гнать положено. Ксения говорила, лично мать Епифания распоряжение насчет овчарки дала, она не слишком-то ненужных в хозяйстве животных долюбливает. Вот корова, коза, гуси, в конце концов, куры! А собаки! Ни к чему они. Но эту шавку из милиции специально привезли, к приему гостей готовятся.
     Размотанный Машей мешок превратился в ночную рубашку, длинную, с широкими рукавами и воротничком-стойкой. Натянув сорочку, Маша перекрестилась.
     - Вот какая служба будет, богатая! Суетная я, наверное, и любопытство грех, да поглядеть охота! Ксения говорила, вроде всех-всех допустят!
     Я вспомнила небольшое душное помещение, где проходила вечерняя служба, и вздохнула.
     - Сегодня-то дышать было нечем, а если к обитателям монастыря прибавятся еще и многочисленные гости, то люди от отсутствия кислорода попадают в обморок.
     Маша всплеснула руками.
     - Кто же в малом храме такое отпевание устраивает! Ясное дело, главную церковь откроют! Вот тебе повезло.
     - В чем?
     - Ведь никогда основную молельню не видела?
     - Нет, откуда, я тут впервые.
     - Ой-ой, - закачалась из стороны в сторону соседка, - первый раз красоту узришь! И икону чудотворную! От нее свет идет! А еще мать Феофания споет! Хоть бы завтра поскорей!
     Я с легким удивлением посмотрела на Машу, впавшую в экстаз, милая девушка забыла, что все замечательные события, вроде чудесного пения и красивой службы, затеваются из-за умершего человека. Стоит ди ликовать в подобном случае, даже услыхав известие о встрече с чудотворной иконой?
     Хотя, может, Маша, как истово верующий человек, считает: смерти нет? За гробовой чертой нас ждет намного лучшая жизнь, значит, нет необходимости рыдать о том, кто ушел в лучший мир. Меня, кстати, всегда поражает на похоронах скорбь людей, которые уверяют окружающих в своей вере. Наоборот, надо радоваться, родственник попал из юдоли печали в царство Божие, вы же с ним непременно встретитесь в лучшем из миров, к чему рыдания, а?
     - За поминальный стол нас не позовут, - подытожила Маша, - и не надо, но служба! Давай, ложись!
     Чего сидишь?
     Я упала на плоскую, твердую подушку и попыталась заснуть, но сон исчез начисто, и вот теперь я ворочаюсь, опасливо поглядывая на мирно посапывающую Машу. Очень не хочется разбудить уставшую за день девушку.
     
     Глава 29
     
     Промаявшись около двух часов, я ощутила необходимость посетить туалет. Уж не знаю, имелась ли в центральном здании, где обитали монахини, канализация и куда будут бегать гости, для которых приготовили элитные комнаты в галерее, но послушницам и паломницам предписывалось пользоваться дощатой будкой, стоящей во дворе.
     Тяжело вздыхая, я оделась, завязала на голове платок и пошла по коридору. Направо, налево, направо.
     Запутаться было невозможно, дорога одна, просто она извивается в разных направлениях.
     Слегка повеселев, я двигалась вперед и внезапно оказалась на перекрестке. Вот интересно! Днем тут не было никаких боковых ответвлений! Куда теперь идти? Может, вернуться и спокойно лечь?
     Но тут в животе поднялась буря, и я храбро направилась налево. Правый коридор был узким, темным и выглядел малопосещаемым, а второй украшали тусклые лампочки. Раз горит свет, значит, предполагается, что помещением станут часто пользоваться люди.
     Направо, налево, налево, направо, налево... Лестница!
     Вот тут мое изумление достигло предела. Очень хорошо помню, что никаких ступенек, входя со двора в коридор, ведущий к трапезной, я не преодолевала.
     Пришлось прислониться к стене и призадуматься: ну-ка, Вилка, попробуй еще раз мысленно совершить путь. Что было днем и вечером, когда Ксения выводила тебя из библиотеки, а?
     Так, сначала хмурая девушка открыла дверь, пошла по коридору, потом.., лестница! Да, она определенно была, но не такая! Ступеньки, ведущие в библиотеку, были выполнены из темного дерева, а сейчас передо мной истертые плиты!
     Затем Ксения ловко повиляла по коридорам, и мы оказались во дворе, где находился туалет. После того как я воспользовалась "уголком задумчивости", девушка вновь ввела меня в дом, и мы, никуда не поднимаясь и не спускаясь, оказались в столовой.
     Но почему сейчас я вижу ступени? И тут меня осенило! Вилка, ты дура! Выползла из спальни, прошла по коридору и повернула направо по коридору, а следовало-то налево. Надо бежать назад.
     Радуясь тому, что революция в животе слегка стихла, я стала возвращаться. Направо-налево, налево-направо, направо-налево... Дорога раздвоилась, я свернула, побежала по кишкообразному помещению, снова развилка, еще одна, третья, четвертая. Боже мой, конца этому пути просто нет. Интересно, сколько времени тратят вновь прибывшие монахини, изучая план здания, такое ощущение, что его строил сумасшедший архитектор! Минуточку! Я резко остановилась. Но когда я шла тут впервые, коридор раздваивался лишь один раз! А сейчас я миновала уже несколько "перекрестков". Господи, нужно бежать назад!
     Направо-налево, налево-направо, направо-налево, развилка, направо, и.., лестница! На этот раз деревянная, только не из темного дуба, а из неизвестного мне массива, ступеньки были цвета сливочного масла.
     И как поступить?
     Мгновенно стало понятно, обратной дороги к келье, где мирно спит Маша, мне одной ни за что не найти, буду бегать по этим коридорам неделю, пока кто-нибудь случайно не наткнется на обессилевшую от голода и жажды паломницу. И потом, мне необходимо в туалет! Живот снова принялся бунтовать.
     Ладно, попытаюсь не впасть в панику. Плакать, кричать, бить кулаком в стену бесполезное занятие.
     Значит, так, я заблудилась.
     Насколько помню, сейчас, носясь по лабиринту, я никуда не спускалась и не поднималась, значит, нахожусь на первом этаже. Если пойду по лестнице вверх, окажусь на втором, потом на третьем, ну и так далее, спущусь, попаду в подвал, там небось, как водится, имеются всякие технические помещения типа кладовки, прачечной и бойлерной.
     Решено, лезу вверх, добредаю до какого-нибудь помещения, подхожу к окну и высовываюсь наружу.
     Окину взором пейзаж и мигом соображу, в каком месте здания нахожусь. Кстати, если второй этаж будет не слишком высоко от земли, можно попытаться выпрыгнуть наружу.
     Вот одна из моих героинь, оказавшись в безвыходной ситуации на 45-м этаже, весьма ловко спустилась по водосточной трубе, обманув всех своих преследователей. А что, богатая идея!
     Я вздохнула, надо засунуть поглубже некстати проснувшуюся сейчас во мне писательницу Арину Виолову, помнится, другое действующее лицо из того же романа, бесшабашная Света, свалилась из самолета, летевшего на высоте десять тысяч метров. Падая, она ухитрилась поймать брошенный ей дружеской рукой парашют, надеть его, дернуть за кольцо и спокойно приземлиться, имея за плечами огромный купол. Кстати, трюк с парашютом придумала редактор Олеся Константиновна, ей не понравился авторский вариант, он показался ей не правдоподобным, у меня Светка просто шмякнулась на забытый кем-то у реки надувной матрас, отряхнулась и понеслась, не прихрамывая, дальше.
     Нет, идею с водосточной трубой отбросим. Ладно, иду вверх.
     Решив теперь быть крайне внимательной, я стала считать ступеньки. Раз, два, три, четыре, пять... На двадцать восьмой лестница закончилась.
     В полном изумлении я пощупала рукой возникшую перед глазами стену: ни двери, ни окошка, ни ручки, ни кнопки, ни кодового замка. Вообще ничего. Лестница вела в никуда.
     Вспотев от переживаний, я двинулась вниз, попала в полутемный коридор и пошла по нему. На этот раз дорога не извивалась и оказалась относительно короткой, очень скоро перед глазами возникла дверь.
     Не ожидая ничего хорошего и полагая, что створка крепко заперта, я изо всей силы рванула за ручку и чуть не упала. Деревянная панель легко пошла на меня, перед глазами вновь распростерся коридор, но совсем иного вида.
     Пол прикрывал ковер, правда, не слишком новый, местами потертый, но идеально чистый, стены были украшены картинами в тяжелых рамах. На всех полотнах изображались некие библейские сюжеты, я не могу сказать какие, потому что совершенно не знаю Священного Писания. Единственная картина, на которой художник нарисовал огромный корабль, куда гуськом втягиваются животные, оказалась мне понятной. Живописец явно изобразил Ноя и ковчег.
     Я шла по ковру, разглядывая произведения искусства, вдруг мой глаз наткнулся на листок в рамке "Спальни галереи", под ним красовалась красная стрелочка, указующая направо. И тут до меня дошло! Непостижимым образом я добралась до подземного перехода, соединяющего рабочие помещения с той самой галереей, некоей разновидностью гостиницы для элитных гостей.
     Душу охватило ликование, теперь я точно сумею выбраться, потому что чья-то заботливая рука понатыкала повсюду табличек, вот целая россыпь надписей со стрелками: "Библиотека", "Трапезная", "Спальни".
     И куда бежать?
     Так, в книгохранилище может обнаружиться бодрствующая монахиня, решившая из-за бессонницы заняться чтением, в трапезной сейчас готовятся к шикарным поминкам, ставят тесто, режут салаты. Моему появлению никто не обрадуется, и, вероятнее всего, глупую гостью выставят вон из монастыря, а в опочивальнях пусто. Следовательно, мне надо зайти в одну из комнат, там точно найдется окно. И, кстати, где-то здесь должен быть туалет, очень сомнительно, что элита ходит в ту же деревянную будку.
     Переполнившись радостью, я добрела до первой Двери, осторожно открыла ее и испытала чувство настоящей гордости. Вот Вилка какая! Умная и хитрая.
     Спальня была пустой, и она походила на келью паломниц, как корочка ржаного хлеба на бисквитный торт с кремовыми розочками.
     Большая, если не сказать огромная кровать под балдахином, "стенка" из резных дубовых шкафов, глубокое кресло, маленькая скамеечка для ног, столик, тумбочка, много-много подушек, гора уютных пледов.
     И что совсем ввергло меня в изумление, телевизор, плоский, явно дорогой, стоящий на моноблоке из DVD и видео. А еще считается, что верующие люди тяготеют к аскетизму!
     Взгляд приметил справа небольшую дверцу, влекомая любопытством, я приоткрыла ее и взвизгнула от счастья. Ну надо же, я очутилась в роскошном санузле, по размерам сравнимом с комнатой.
     Чугунная ванна покоилась на бронзовых лапах, около нее чья-то заботливая рука бросила пушистый коврик. "Мойдодыр" был заставлен всякими баночками, бутылочками, флакончиками, из стаканчика торчала зубная щетка, наверное, следовало удивиться столь широкому выбору средств по уходу за лицом и телом, для гостей обычно кладут лишь мыло, ну ладно, еще ставят шампунь! Не успев обдумать интересное наблюдение, я увидела роскошный унитаз и кинулась к нему, как к любимому брату.
     Еще раз я удивилась при виде туалетной бумаги, она оказалась трехслойной, очень дорогой, совершенно не монашеский вариант!
     Но долго обдумывать увиденное в ванной времени не было, нужно поскорее вернуться в спальню. Я одернула юбку, поправила дурацкую блузку, хотела открыть дверь и тут же уловила звук шагов. В гостевую опочивальню вошел человек, очевидно, он был грузным, потому что ходил, тяжело ступая.
     Испугавшись, я прижалась к большому шкафу, невесть зачем поставленному около умывальника. Впрочем, наверное, в этой помеси гардероба с носорогом хранится постельное белье. Или монахини не захотели выбрасывать антикварную вещь, шифоньер, похоже, сделали в незапамятные времена, сантехника в ванной комнате стилизована под старину, а шкафчик антикварный.
     Но что мне делать? А? Если тот, кто шумно вздыхает сейчас в спальне, заглянет в туалет, как объяснить свое присутствие здесь?
     Только сейчас в голову пришло замечательное предположение. В спальне кто-то живет. Вот почему там много всякой всячины и дорогой аппаратуры, вот почему в ванной полно косметических средств, вот почему...
     Плавная цепь мыслей прервалась характерным звуком.
     Та-ра-та-та, та-ра-та-та... - так звонит мобильный телефон.
     Почти потеряв сознание от ужаса, я взглянула на свои пустые руки и перевела дух. Фу, мой аппарат издает точь-в-точь такую же мелодию, и на минуту мне показалось, что сейчас это он трезвонит. Но не надо пугаться, сотовый уложен в сумку, та находится в келье, к тому же я отключилась от сети.
     Та-ра-та-та, - плыл напев, - та-ра-та-та.
     - Да, да, - раздался глухой голос, - нет, не сплю.
     Разве тут угомонишься? За всем догляд требуется.
     В центральную трапезную ходила, мать Фекла совсем обезумела, прости меня, грешную, за подобные речи.
     Ведено было зеленый сервиз достать, а она синий вытащила, блюдо разбила. Самое большое, с рыбами.
     И то верно, громоздкое больно, его даже сестра Ольга поднять не может, куда уж матери Фекле! Да, да, да.
     Я осторожно отлипла от стены шкафа, прокралась к двери, присела на корточки и приникла глазом к Здоровенной замочной скважине.
     В круглое отверстие было видно кровать и сидевшую на ней Устинью с мобильным в руке.
     - Ксении я велела двор еще раз подмести, - говорила она, - пусть с метлой постоянно стоит, а то в прошлый раз стыдно было. Да, да, да. Идти? Прямо сейчас? Уж простите, матушка, ноги гудят немилосердно, дозвольте их в прохладной водичке пополоекать, сразу облегчение получу. Ох, спасибо за милосердие, через четверть часа явлюсь, не задержусь!
     Быстро отключив сотовый, Устинья стала снимать черную хламиду, и я поняла, что монахиня собирается в ванную.
     Не знаю, какие эмоции испытывает мышь, загнанная в угол, но у меня исчез даже ужас, осталось только любопытство: ну как поступит благочестивая дама, обнаружив в санузле непрошеную гостью? Закричит, заругается? Бросится на нахалку с кулаками? Позовет на помощь? Навряд ли Устинья расцветет в радостной улыбке и прощебечет: "Деточка моя, пописать захотела? Сиди, сиди спокойненько!"
     Дверь стала тихонько отворяться, стряхнув оцепенение, я распахнула гардероб, шагнула внутрь и.., полетела вниз, шкаф оказался без дна, он стоял над лестницей.
     Говорят, у кошки семь жизней, может, кто-то из моих далеких предков принадлежал к семейству этих хвостатых, иначе чем объяснить тот факт, что, пересчитав спиной ступени, я оказалась на полу, не переломав себе ни одной косточки.
     Патряся головой, я посмотрела вверх - ага, понятно, отчего я не убилась насмерть, лестничка невысока, метра два. Сейчас я очутилась на небольшой площадке, от которой вниз вели новые ступени, и вот их уже было много.
     Стараясь не шуметь, я стала спускаться и в конце концов оказалась в круглом помещении с дверью.
     Ощущая себя Алисой в стране чудес, я ткнула створку и вошла в.., церковь. Помещение показалось мне огромным, все стены его заполняли иконы, перед ними горели лампады. Пытаясь справиться с ужасом, я стала озираться. Скажите, вы бы согласились остаться ночью, одна, в совершенно незнакомом храме? Нет?
     Я бы тоже! Если честно, ничего страшнее в своей жизни я не испытывала.
     В зале стояла такая пронзительная тишина, что заломило уши, очи образов глядели мрачно, казалось, им крайне не по душе неверующая женщина, нарушившая покой молельни.
     - Милые, дорогие, - зашептала я, - Отче наш, хлеб наш.., э.., искушение... Троица... Дева Мария...
     Простите, забыла молитву. Ничего плохого я не задумала, уж простите, только решила, что тут есть центральное парадное, ведь не попадают же люди сюда через шкаф в опочивальне Устиньи? Можно мне походить по храму? Я ничего не трону...
     Продолжая бормотать, я выбралась из ниши и стала очень медленно двигаться вдоль бесконечной стены. Сначала увидела нечто вроде стола, сплошь утыканного свечами, потом глаз зацепился за некое подобие пюпитра, на котором лежала не правдоподобно большая, толстая раскрытая книга, затем я приметила странное сооружение, типа кафедры, на которой стоит во время лекций преподаватель, только она оказалась низкой, педагогу, чтобы опереться о панель, служащую столиком, пришлось бы встать на колени.
     Не успела я додуматься до этой мысли, как моментально поняла, что вижу женщину, всю в черном, она на самом деле стоит перед пюпитром в коленопреклоненной позе, а голова ее лежит на скрещенных на столике руках.
     Меня отшатнуло назад, в ту же минуту из горла вырвался легкий вскрик. Сбоку громоздился гроб, огромная, полированная шикарная домовина.
     Монахиня зашевелилась, я опрометью бросилась назад, налетела на скамейку, длинную, с резной крышкой, сиденье прикрывала потертая бархатная накидка.
     Долго не раздумывая, я юркнула под скамью, распласталась на полу и тут же пожалела о совершенном поступке, ледяной холод пробрал тело до костей.
     - Спишь? - послышался вдруг голос Устиньи.
     - Сморило, матушка, - смиренно прозвучало в ответ.
     - Экая ты, хорошо я вошла первой, а кабы настоятельница?
     - Уж не гневайтесь, - всхлипнула провинившаяся.
     - Просто я объясняю, - слишком ласково продолжила Устинья, - уму-разуму учу. Тебе честь оказали, а что получилось? Ладно ли? Или ты за ужином слишком много откушала?
     - Грешна, матушка.
     - Да уж, известно про твое чревоугодие, тешишь плоть! О душе беспокоиться надобно. Ступай, я сама почитаю.
     - Не гневайтесь!
     - Иди себе.
     - Не гневайтесь!!!
     - Не вздорничай, - возмутилась Устинья, - совсем, похоже, разум затмило, виданное ли дело криком беседовать!
     - Не прогоняйте!
     - Я и не собиралась.
     - Так мне остаться?
     - Ступай отдохни.
     - Матушка! Простите! Пожалуйста!!!
     Послышался удар, потом щелчок и всхлипыванье.
     - А ну встань, - ровным голосом приказала Устинья, - чего передо мной поклоны бьешь?
     - Спасите!
     - Не кликушествуй, - вздохнула Устинья, - сказано, иди поспи, потом помогать станешь. Сама почитаю. Бессонницею маюсь и сюда пришла не проверять, как ты бдение стоишь, а подменить. Подумалось ненароком, что сестра Анна небось уж голосом ослабла, дай, думаю, схожу, отпущу голову преклонить, мне ж все равно сна не видать.
     - Матушка!
     - Иди, иди.
     - Матушка!
     - Вот, право, забота, - сердито заявила Устинья, - другая б радовалась, спасибо сказала бы.
     - Ой, ой, ой, ой.
     - Накось, прими, конфетка вот есть, постный сахар, полакомись и на боковую.
     - Матушка! Родная! Заботница!
     - Уйдешь ты наконец, докука?!
     Послышался шорох, потом следом шелест страниц, и Устинья забубнила нечто малопонятное, монотонное...
     - Одна? - послышался незнакомый высокий голос. - А сестра Анна куда подевалась?
     Устинья хмыкнула.
     - Она, матушка, вновь за ужином обкушалась, напихалась кашей и уснула. Ажно <Даже.> заорала, когда я ее окликнула, отпустила неразумную спать.
     - Отлично. Ну что, начнем, помолясь?
     - Ох, боязно, мать Епифания.
     - Ну ничего, ведь знаем зачем.
     - Может, и так, только вдруг не получится?
     - Всегда с рук сходило, а сегодня нет?
     - Так по времени же!
     - Службу затянуть можно.
     - Оно верно.
     - Хор споет благолепно, Феофания постарается.
     - И то правда, - согласилась Устинья, - гипнотический голос, дан же ей талант.
     - Всякому свое умение, - отрезала настоятельница, - каждому по кресту. Ладно, не о чем судачить, пошли.
     И тут мои глаза наткнулись на довольно большую дырку в бархатном покрывале. Я приникла к ней и стала наблюдать за "христовыми невестами".
     
     Глава 30
     
     Скамья, служащая мне убежищем, стояла у стены, в огромном зале не было никакой мебели, кроме гроба, если, конечно, его можно так назвать. Мне было великолепно видно подставку, на которой громоздилось последнее пристанище умершего, низенькую кафедру и две одетые в черное фигуры: одну плотную, крепкую, не слишком высокую и вторую - полную ей противоположность. Настоятельница оказалась сухопарой, длинной, похожей на жердь.
     Епифания раскрыла небольшой, принесенный с собой мешочек, на свет явились пузырьки и одноразовые шприцы.
     - Надобно костюм расстегнуть и рубашку, - велела настоятельница.
     - Ох, боязно, - перекрестилась Устинья.
     - Не блажи, - сурово сказала Епифания.
     - Прости, матушка, - повинилась Устинья, но не сдвинулась с места.
     - Устя, - вдруг очень ласково вымолвила Епифания, - мы с тобой сколько вместе?
     - Так, почитай, всю жизнь, - вздохнула монахиня, - сами разве не помните? С сирот в обители. Я себя без вас не помню.
     Настоятельница обняла Устинью за плечи.
     - И я без тебя не жила, бок о бок идем, одному делу служим. Ничего нового делать не требуется, за лекарство волноваться нет причины, сколько раз применяли, всегда срабатывало.
     - А вдруг именно сегодня застопорится? - прошептала Устинья. - Что тогда? Мы с вами под судом окажемся.
     Епифания усмехнулась - Так за какие дела?
     - Ну, - начала тыкать полной рукой в сторону гроба Устинья, - вдруг он помрет?
     - Он уже преставился, - спокойно ответила Епифания, - есть о том документ, врачами подписанный.
     Жена и дети плачут.
     - Они ничего не знают? - подняла голову Устинья.
     - То не моя забота, - резко отозвалась Епифания, потом снова обняла Устинью, - но думаю, нет. Наше дело маленькое, поняла? Не ради себя, а ради процветания обители стараемся.
     - Оно верно.
     - Значит, приступим, помолясь.
     Перекрестившись, две фигуры в черном начали действовать. Епифания вытаскивала из сумки все новые и новые пузырьки вкупе со шприцами, Устинья наклонялась к гробу и делала уколы. Я наблюдала за процедурой во все глаза, в принципе, после беседы с бабой Катей мне было понятно, чем занимаются дамы. Сейчас они старательно "оживляют" одного из "умерших" прокаженных. Но было и много вопросов, которые бы я, имейся подобная возможность, задала бы Епифании. Почему манипуляция проводится в помещении храма? Хотя, может, лекарства действуют лишь в непосредственной близости от икон? Кто купил прокаженному столь роскошную домовину? Отчего его, как предписывают правила, не похоронили в специально отведенном месте, а доставили в церковь?
     Зачем съезжается огромное количество гостей, очевидно, богатых и чиновных, для которых приготовили комнаты в галерее? Не проще ли тихонько сделать соответствующую запись в нужных книгах, а потом, вручив прокаженному новые документы, забыть о нем навсегда?
     - Ну вот, - перекрестилась Епифания, - готово.
     Который час?
     - Три утра, - отозвалась Устинья.
     Настоятельница стала загибать пальцы.
     - Значит, до десяти у нас семь часов. Все правильно, как раз к одиннадцати чудо и свершится.
     - Хорошо, кабы так, - пробормотала Устинья.
     - Ох, замолчи, - рассердилась Епифания, - лучше собери склянки в узелок, шприцы отдельно сунь, потом в город вывезешь и там выбросишь, да пол помой, капнула я на плиты, попахивает. Да...
     Договорить фразу настоятельница не успела, под сводами храма вспыхнул такой яркий свет, что на секунду мне показалось, будто произошел взрыв. На всякий случай, ожидая оглушительное "бум", я зажмурилась, но неожиданно услышала:
     - Всем оставаться на своих местах, - четко и ясно, словно главнокомандующий на параде, сказала какая-то женщина.
     Устинья взвизгнула и запричитала:
     - Ой, беда, беда, так и знала, худо будет...
     - Стоять! - гремело эхом под сводами.
     Я снова приникла к дырке в покрывале и опять увидела внутренность храма, только теперь там было много народа, отнюдь не в монашеских одеяниях, абсолютное большинство присутствующих носило брюки. Неподалеку от гроба стояла на коленях рыдающая Устинья, чуть поодаль от нее валялась торба, из которой вывалились пузырьки и использованные шприцы.
     Появившаяся невесть откуда женщина с камерой в руках старательно направляла объектив на мешочек с завязками.
     Дальнейшие события начали развиваться стремительно. Епифания бросилась в сторону, я сразу поняла, куда торопится настоятельница - к тому месту, где прячется потайная лестница, ведущая в ванную Устиньи.
     - Стоять, - заорал кто-то, - не двигаться!
     Но настоятельница летела стрелой, потом вдруг резко остановилась, вход в нишу загораживала тонкая фигура в черном облачении.
     - Лучше тебе остаться, - звонким, напряженным голосом воскликнула она, - не беги, заперто.
     - Ксения! - ошеломленно прошептала Епифания. - Ты?
     - Я.
     - Ты нас выдала?!
     - Я.
     - Ксения! - в полной растерянности бормотала настоятельница. - Змею на груди пригрела! Вот как за добро отплатила.
     Девушка сложила руки на груди, потом засмеялась.
     - Добро? Нет уж, на волю пойду, больше тут, в тюрьме, не удержишь!
     - Прокляну, - шептала Епифания, - на чудотворной иконе!
     В этот момент к настоятельнице приблизились две фигуры в джинсах.
     - Пойдемте, - сказала одна.
     - Лучше не шумите, - добавила вторая.
     - Проклянешь? - встряла Ксения. - Пожалуйста, хоть сто раз, отскочит от меня, не боюсь. Во, гляди.
     Сложив фигу, девушка ринулась к одной из стен и, тыча фигурой из трех пальцев в образа, заорала:
     - Ну-ка! Накажи меня! Нашли гром и молнию на голову, испепели! А? Не выходит! То-то и оно! Нету бога, обман один, вроде воскрешения Достойных!
     Мне стало жутко и интересно одновременно; желая получше разглядеть происходящее, я попыталась пальцем расширить отверстие в накидке, но ничего не получилось. Тогда в голову пришла идея слегка приподнять бархатное полотно. Очень осторожно я выполнила задуманное.
     - Кто тут прячется? - послышалось буквально над моей головой.
     В ту же секунду покрывало со скамейки сдернули.
     - Вылезай, - приказал кто-то.
     Пришлось выбираться на свет божий.
     - Ты кто? - резко спросила женщина в брюках. - Имя, фамилия, что тут делаешь?
     - Виола Тараканова, - забубнила я, - паломница, заблудилась случайно, заплутала, туалет искала, забрела в ванную, а там...
     Незнакомка вопросительно взглянула на Ксению, та присмотрелась ко мне и кивнула.
     - Не, не наша. Пришла с бабами, один день всего тут, сидела в библиотеке, меня за ней посылали, никогда до этого ее не встречала.
     - Ну-ну, - протянула женщина в брюках, - двигай наверх, поговорим.
     Отпустили меня лишь к обеду, поспать и поесть не Дали, в туалет, правда, отвели и водой напоили. Во время допроса я стояла насмерть, твердила, словно молитву, одни и те же слова:
     - Несколько лет замужем, детей нет, услышала про монастырь с чудотворной иконой и решила попросить у бога милости. В монастыре меня посадили в библиотеку, там и провела день, лишь один раз прерывалась на обед. Ночью захотела в туалет, заплуталась в коридорах, попала в спальню Устиньи, свалилась вниз, а потом, услышав, что в храм входят люди, спряталась под скамейку, испугалась, что меня накажут.
     В конце концов Наталья Николаевна, так назвалась женщина, проводившая допрос, вздохнула и, записав все мои данные, сказала:
     - Езжайте домой, вас вызовут.
     Ощущая себя побитой собакой, я кое-как докатила до родного подъезда и мгновенно налетела на соседку Антонину.
     - Послушай, - зашипела она, - просто безобразие!
     Антонина - совесть нашего дома, ее жизнь - настоящая борьба. Она воюет с автолюбителями, поставившими не туда, куда надо, машины, с собачниками, которые не в тех местах прогуливают псов, с детьми, не правильно строящими куличики, с подростками, севшими на скамейку, со старухами, толпящимися у подъезда, с теми, кто курит, с теми, кто пьет пиво, с теми, кто делает ремонт, и с теми, кто его делать не собирается. Затеяв очередные военные действия, Антонина начинает вербовать союзниц, сколачивает из жильцов дома блоки, оформляет их в группы. В общем, учитывая вышесказанное, вам должно стать понятно, по какой причине я предпочитаю держаться от липкой дамочки подальше.
     - Отвратительно, - злилась Тоня, - эй, остановись.
     - Потом.
     - Нет уж, сейчас.
     - Извини, я тороплюсь.
     - Куда это?
     Следовало оборвать нахалку, резко ответив той:
     - Какое твое дело?
     Но у меня, учитывая бессонную ночь и массу пережитых приключений, просто не нашлось сил с ней связываться, поэтому, не вступая в беседу, я пошла к лифту. Антонина ринулась следом.
     - Я так это не оставлю! Безобразие! Да...
     Конец фразы остался за кадром, кабина поползла вверх, я навалилась на стену.
     Сейчас вымоюсь и спать!
     Дверь в квартиру оказалась незаперта, я вошла в прихожую и возмущенно закричала:
     - Велела же не приближаться к двери!
     - Почему? - раздался знакомый голос, и в коридоре показался Олег.
     У меня подкосились ноги.
     - Ты уже приехал! - вырвалось у меня помимо воли.
     Куприн улыбнулся одной стороной рта.
     - Похоже, ты не слишком рада встрече с любимым мужем.
     - Э... Нет, конечно. То есть да! Здорово, что ты вернулся. Кстати, почему ни разу не позвонил?
     Олег нахмурился.
     - Многократно пытался связаться с тобой, весь телефон оборвал, но в квартире, похоже, никогда никого не было!
     - Ой, я разбила аппарат, новый купить не успела, но можно было на мобильный звякнуть.
     - Твой номер наизусть не помню, идиотский он, потому я просто вбил его в свой сотовый, а аппарат в Москве забыл, ясно?
     - Ага.
     - Теперь позволь задать тебе пару вопросов, - слишком ласково протянул Куприн, - где ты была?
     Отчего не ночевала в своей кроватке?
     - Э...э...
     - Только не ври, - предостерег супруг, - я вернулся вчера около полуночи.
     - Ну.., э.., э...
     - Отчего столь странно вырядилась?
     - Теперь так модно, - нашлась я, - длинная юбка и платок!
     - Хорошо, и...
     Дзынь-дзынь... - ожил дверной звонок.
     Олег мигом подошел к створке и распахнул ее, на пороге возникла Антонина.
     - Это хамство! - заорала она с порога. - Оплатите босоножки!
     - Вы о чем? - удивился Куприн.
     - Кристина нахалка, - понеслась Антонина, - вырастили невесть кого! Проститутку!
     - С ума сошла, - рявкнула я, - убирайся!
     - Ну уж нет, - ухватилась цепкими пальцами за косяк соседка, - теперь все скажу!
     Из слов Антонины явствовало, что вчера она сидела на лавочке у подъезда, радуясь отличной погоде. Не успела женщина вытащить газету, как из дома вылетела Кристина, как всегда, в срамной мини-юбочке, лицо занавешено длинными волосами, в руке сигарета.
     - Ты куришь? - возмутилась наша "совесть". - Немедленно брось, завтра же родителям расскажу. Эй, стой!
     Желая навести порядок, Антонина схватила Кристину за футболку, девочка, не говоря ни слова, попыталась вывернуться, но Тоня вцепилась в жертву клещом. И тогда, по-прежнему молча, Кристя подняла ногу и изо всей силы наступила местной "правдолюбке" на босоножку. Каблук прорвал тряпичный верх обуви. Антонина заорала от боли и злобы, Кристя ловко вывернулась из ее ослабевших рук и была такова.
     - Теперь платите за баретки, - визжала Тоня, - во, смотрите, совсем испорчены.
     - Но почему вы решили, что это Кристина? - изумился муж. - Девочки нет в Москве, и она не курит.
     - Да такие волосья рыжие только у ней, занавесит морду и бежит, потом одежда ее, сумка, - забрюзжала соседка, - а то я не знаю! Не курит! Вот Танька Махова из сороковой тоже тише воды была, а теперь от сифилиса лечится! Позор и срам на всю семью.
     Кое-как Куприну удалось выпихнуть клокотавшую ненавистью соседку и запереть дверь.
     - Немедленно объясни, что у нас происходит! - повернулся он ко мне.
     - Когда ты вернулся, кто был дома? - спросила я.
     - Никого.
     - Совсем?
     - Абсолютно!
     - Это Оля, - вздохнула я, - правильно. Волосы мы ей в рыжий цвет перекрасили. И одежда Кристины, вот только Оля уверяла, что не курит, наверное, соврала, но ее понять можно, девочка росла практически беспризорной!
     Олег крепко взял меня за плечо, дотащил до кухни, сунул в кресло и велел:
     - Живописуй подробности! Во что опять вляпалась?
     - Может, потом?
     - Сейчас.
     - Спать хочется, еще пить и есть, - заныла я, пытаясь разжалобить супруга, но Куприн отчего-то обозлился еще сильней.
     - Чем ночью занималась?
     - Ну...
     - Отвечай!
     - Послушай, - вскипела я, - меня и так уже сегодня допрашивали, то есть я вовсе не это сказать хотела, извини, чушь ляпнула!
     Куприн сел напротив, кашлянул и очень спокойно сказал:
     - Начинай.
     Мой муж человек гневливый, он способен орать с такой силой, что в буфете лопаются бокалы. Но домашние очень хорошо знают: прокричавшись и выпив рюмку валокордина, Олег моментально забудет о скандале. Он патологически незлопамятен и обычно сразу прощает провинившихся членов семьи. Но вот если Куприн начинает беседовать тихим, вежливым, очень, очень спокойным голосом, это беда. Значит, он больше не мой любимый муж Олег, а майор Куприн, находящийся при исполнении служебных обязанностей.
     Не знаю, какие ощущения испытывают настоящие уголовники, сидя перед моим мужем, а я, моментально покрывшись потом, принимаюсь каяться.
     - Значит, - начала я помимо воли, - все случилось после идиотской шутки Николая Реутова. Телефонный звонок раздался ночью, из трубки послышался голос с акцентом...
     
     Глава 31
     
     На неделю меня подвергли домашнему аресту. Мобильный Олег отобрал, потом в моем присутствии набрал номер Олеси Константиновны и очень вежливо сказал:
     - Вас беспокоит муж Арины Виолевой. Увы, она заболела, у нее приступ аппендицита.
     Очевидно, редактор заахала, потому что Куприн все тем же безукоризненно интеллигентным тоном продолжал:
     - Большое спасибо, все уже сделали, сейчас супруга в клинике, скоро будет дома и сразу свяжется с вами. Мобильный ее у меня, врачи не разрешают пользоваться сотовым, у них из-за него работа аппаратуры в реанимации нарушается. Да, да, не волнуйтесь, с Ариной полный порядок, она под присмотром лучших специалистов, через семь дней приступит к работе.
     Конечно, передам. Думаю, будет лучше, если я сам заберу все у вас!
     Завершив разговор, Олег ухмыльнулся.
     - Видно, твой рейтинг в "Марко" взметнулся выше крыши. Олеся Константиновна проявила несвойственную ей нервозность, а еще тебе пришлют букеты, конфеты и другие подарки.
     - Ну зачем ты наврал про апендицит? - попыталась возмутиться я.
     Неожиданно Куприн улыбнулся.
     - Наверное, следовало сказать правду: госпожа Виолова сломала язык, она слишком много болтала в последнее время.
     Я обиделась и отвернулась, а Куприн, не обратив внимания на надутое лицо жены, преспокойно ушел из дома, не забыв запереть дверь снаружи. Поняв, что меня фактически посадили под домашний арест, лишив возможности связаться с внешним миром, я обозлилась, но спустя некоторое время решила заняться домашним хозяйством. В конце концов, нет худа без добра, наконец-то наведу порядок в квартире.
     Постирав белье, я подтащила плетеную корзину с влажными полотенцами к двери на лоджию и пришла в негодование. Олег ухитрился перед отъездом тщательно закрыть балкон и вынуть ручку, при помощи которой открывается дверь, и, похоже, ее он увез с собой!
     Право, это уже слишком, мне бы никогда не пришло в голову сигать с сумасшедшей высоты вниз.
     
     Глава 32
     
     До субботы я многократно пыталась заговорить с Олегом, но на все вопросы относительно Леры Опары и того, что случилось в обители, слышала один и тот же ответ:
     - Пока подожди.
     На мои просьбы: "Найди Олю! Девочку явно похитил Абдулла!" - Куприн реагировал иначе:
     - Делаю, что могу, отстань.
     Но вечером в субботу ситуация изменилась, супруг вернулся домой около десяти вечера и отказался от ужина.
     - Устал, - мрачно сказал он.
     - Сегодня твоя любимая окрошка, - стала я подлизываться к мужу.
     - Потом.
     - Когда?
     - Завтра съем.
     - А вот курочка с овощами.
     - Нет сил на еду.
     - Бедный, - пожалела я супруга, - не надо так пахать, пожалей себя. Сейчас ты выглядишь, как грузчик, который таскал мешки с цементом.
     - Лучше уж тонну стройматериалов перетаскать, чем Епифанию выслушать, - вдруг ответил Олег.
     Половник выпал из моих рук.
     - А что она рассказала? Хотя ты ведь сейчас промолчишь!
     - Нет, - покачал головой Олег, - расскажу все в деталях!
     Мое удивление было столь велико, что я неблагоразумно ляпнула:
     - Но почему? Обычно ты ругаешь меня и...
     Куприн потер затылок и перебил меня:
     - Я был сегодня с утра, перед работой, в "Марко"!
     Кстати, Федор просил передать тебе презент, извини, забыл его в машине, потом схожу. Слегка потолковал с парнем и уяснил одну вещь: издательство связывает с Ариной Виоловой большие надежды, через месяц стартуют съемки сериала, весной его покажут на одном из центральных каналов. В общем, тебе надо соответствовать, писать как можно больше и быстрее. Я всего лишь мент, особых денег в дом не принесу.
     - Нам хватает, - быстро сказала я, - ты великолепно зарабатываешь, мы ни в чем не нуждаемся, у меня лучший муж.
     - Верно, конечно, - кивнул Куприн, - только что станешь делать, если меня на пенсию отправят? Вон Ленька Ножкин медкомиссию не прошел.
     - Ленька? - изумилась я. - Он же молодой и здоровый.
     - Ага, - кивнул Олег, - нашли какие-то изменения в глазной роговице - и, ау, прощайте!
     - Глупости! Увольнять замечательного специалиста из-за такой ерунды! А потом еще удивляются, что в милиции нет профессионалов. Вот же он, знающий, опытный, не взяточник. Хотя, может, он сам попросился?
     - Нет, наоборот, умолял его оставить, только никто Ножкина слушать не стал.
     - Бред!
     - Согласен, но правила не я писал, - развел руками Олег, - вот я и подумал, а что, если и со мной так обойдутся? Куда деваться? В охрану идти? Нет уж, пусть лучше Вилка рейтинг набирает, будем жить за городом, построим дом. Томочка давно мечтает о саде.., ближайшее Подмосковье... Знаешь.., нет, не буду!
     - Говори, - велела я.
     Олег слегка покраснел.
     - Я могу заняться разведением собак, создать питомник. Соблазнил бы Вадима, он кинолог от бога, ну и.., и... В общем, пиши, Вилка, похоже, наша счастливая, обеспеченная старость зависит от тебя. Федор говорит, книги сейчас стали очень хорошо продаваться, а после сериала Виолова и вовсе влет пойдет. Кстати, я прочел твой новый детектив, знаешь, ничего. Конечно, мало похоже на истину, но кому она нужна, правда? В общем, решено. Буду тебе помогать.
     - Дорогой, - забормотала я, - э.., э...
     - Конечно, я крайне обрадуюсь, если ты перестанешь вляпываться в истории, но о нашей дальнейшей жизни поговорим потом, а сейчас могу рассказать об Епифании. Вполне вероятно, что ты напишешь книгу.
     Только, похоже, детектив получится мрачный.
     Я опешила, потом потрясла головой. Ай да Федор! Интересно, что он наплел Куприну, какие аргументы нашел, если Олег принял решение поддержать меня на сложном пути писательства?
     Словно не замечая моего откровенного изумления, Олег завел рассказ.
     Епифания не помнила, каким образом попала в монастырь. Ясное дело, что родиться в обители девочка не могла, монахини не имеют дела с мужчинами, а непорочное зачатие вещь эксклюзивная, до сих пор произошедшая лишь с одной дамой.
     Все воспоминания детства Епифании были связаны с обителью. Будущая настоятельница родилась в 1930 году, а себя она помнила лет с пяти. Руководила тогда обителью мать Макария, сумрачная женщина, казавшаяся ребенку старухой.
     Годы советской власти были не самыми легкими для монастыря, но обитель, где имелась чудотворная икона, избежала уничтожения. Спасло монахинь лишь появление в начале двадцатых годов Достойного, воскресшего из гроба школьного учителя. Случилось чудо во время отпевания, при большом скоплении народа.
     Ивана Никифорова, так звали современного Лазаря, пришло проводить несметное количество людей: ученики, коллеги по работе, родственники. Посещение церкви советскими властями не одобрялось, за участие в службе могло сильно нагореть от партийных органов, только буркинцев в те годы еще не успели по-настоящему испугать, они не знали пока репрессий тридцатых и были набожны. Сказывалась близость монастыря, который находился тут испокон веков.
     Никифоров своей любви к Богу не скрывал никогда, он был чистейшей души, светлый человек. Заболев, Иван не раз говорил о том, что желает быть отпетым в обители, ходил к матушке Макарии, держал посты, не пил, не курил, не прелюбодействовал, почитал родителей, в общем, старался жить по заповедям.
     Кончина Никифорова не была мгновенной, почти полгода он угасал на глазах у буркинцев, Иван сам понимал, что дни его сочтены, но вел себя очень достойно, частенько говорил своим ученикам:
     - На все божья воля.
     Представьте теперь священный ужас толпы, когда во время поминальной службы человек, о смерти которого имелось медицинское заключение, вдруг сел в гробу и громко сказал:
     - Люди, я видел Царствие Божие.
     Сначала присутствующие впали в шоковое состояние потом, мигом вспомнив о чудотворной иконе и поняв, что присутствуют при воскрешении Достойного, пали ниц.
     Епифания, естественно, чуда не видела, оно случилось до ее рождения, но девочка очень хорошо знала:
     Господь явил милость в нужный момент, благодаря ему обитель была не тронута новыми, безжалостными к церкви властями и не разгромлена революционно настроенными нехристями. Даже пролетариев, присланных в Буркино из Москвы, дабы руководить лапотными крестьянами, вести их за собой в светлое коммунистическое завтра, охватил священный трепет.
     Восемь церквей в Буркине и прилегающих деревеньках были разгромлены и сожжены, а обитель устояла, никто не посмел даже пальцем тронуть ворота.
     Жизнь Епифании со стороны могла показаться заунывно скучной, но девочка была счастлива. О себе она знала лишь одно: ее трехдневным ребенком подбросили на крылечко монастыря. В корзинке, кроме младенца, лежала еще бумажка с датой рождения, более никаких сведений.
     Мать Макария велела пригреть брошенку, и Епифанию стали воспитывать в обители. Вскоре в монастырь привезли еще одну сиротку, Устю, и девочки крепко подружились.
     Настоятельница была ласкова и ровна с обоими детьми, но скоро Епифания поняла: она более по сердцу матушке, чем Устя. Проявлялось это в мелочах, Макария охотно гладила Епифанию по голове, а еще девочку ругали и наказывали чаще, чем Устю. Епифания же твердо знала: Макария бьет лишь того, кого любит. Девочка обожала настоятельницу, мысль о том, что за стенами монастыря идет иная жизнь, никогда не приходила ей в голову. В обители имелись гигантская библиотека, золотошвейная и иконописная мастерские. А еще тут жила мать Одигитрия, уникальная травница и врач, к которой народ стекался из многих городов.
     В конце пятидесятых годов мать Макария сдала, она сильно похудела и обезножела. Епифания с горечью понимала: скоро матушка уйдет с земли, и как жить без нее?
     Восемнадцатого июля, число Епифания запомнила на всю жизнь, Макария около полуночи зазвала воспитанницу в свою опочивальню и велела:
     - Садись да слушай. В субботу я умру!
     Епифания перекрестилась и воскликнула:
     - О нет! Пожалуйста!
     - Сказано, молчи, - вздохнула настоятельница, - беседа долгая, сил у меня мало, рак всю съел, спасибо, мать Одигитрия отваром поит, а то бы криком изошла.
     Хорошо, приготовься к испытанию. Ты - моя дочь.
     Удивление девушки было настолько велико, что она забыла осенить себя крестным знамением.
     - Родная, - продолжала Макария, - так в Буркинской обители заведено, принадлежим мы к древу Столпских, древняя фамилия, всех нас истребить хотели, и тогда, в тысяча пятьсот двенадцатом году, Марфа Столпская основала обитель. И с тех пор настоятельницами тут становились только женщины нашего рода. Ты ведь знаешь, как детей зачинают?
     Епифания кивнула.
     - Мать Одигитрия объясняла.
     - Хорошо, придется тебе через это же испытание пройти, чтобы монастырь без присмотра не остался.
     Девушка вспыхнула огнем.
     - Но, матушка...
     - То моя последняя воля, - сухо проронила Макария, - завет предков, обитель наша, на века поклянись, что всю свою жизнь станешь служить монастырю верой и правдой. На иконе! Вот на той.
     Пришлось Епифании подчиниться.
     - А теперь ступай к Одигитрии, - велела, задыхаясь, Макария, - ей много чего тебе рассказать надо, сама хотела правду открыть, да сил нет. Надобно их до завтра сберечь, когда тебя на свое место перед всеми поставлю.
     Ошарашенная, приученная безоговорочно подчиняться настоятельнице, Епифания пошла к Одигитрии и узнала новые, шокирующие обстоятельства.
     Испокон века в обители передается секрет неких лекарств. Они после довольно длительного применения делают человека похожим на труп до такой степени, что врачи выдают свидетельство о смерти. Другие снадобья воскрешают лжепокойника. Монахини пользуются зельями лишь в самом крайнем случае, когда обители грозит уничтожение, они подбирают нужную кандидатуру, готовую ради веры страдать по полной программе, и творят "чудо". Последним из таких Достойных был Иван Никифоров.
     - Так это обман! - прошептала Епифания.
     - Ради обители, - кивнула Одигитрия, - не мы ее основали, предки завещали дело сберечь, род Столпских должен вечно быть на земле, и вечно существовать монастырю, мы радеем из-за людей, скольких убогих, болезненных поддержали, сама видишь, что в России происходит, бьет страну лихорадкой, мы должны и Богу служить и народу, миссия у нас такая.
     - Вы моя родственница? - робко поинтересовалась Епифания.
     - Тетка, - ответила Одигитрия, - у матери Онуфрии, прежней настоятельницы, двойня родилась, случайность вышла. Епифания первой на свет появилась, ей и пришлось тяжелый крест нести, я ж просто помогаю.
     - Но вы с ней не похожи! - только и сумела произнести девушка.
     Одигитрия развела руками.
     - Божья воля такова, не все близнецы на одно лицо. Ты о разговоре подумай, помолись, поплачь, но знай, твоей воли тут нет, за нас на небесах решили: велено служить во имя веры. Мы сильные, остальные люди слабые, да еще сейчас путеводный божий свет теряют. Смутные времена идут, нам факел нести, чтобы тьму рассеять.
     Макария скончалась в воскресенье, Епифания возглавила монастырь. Не все у нее получалось гладко да ладно, но сил прибавляла вера, ради обители настоятельница была готова на все. Епифания очень хорошо знала, ей должно привести монастырь к процветанию, укрепить его, привлечь к престолу Господа много народа, открыть неразумным дорогу к Богу.
     У молодой настоятельницы имелись верные помощницы - Одигитрия и Устинья. Первая прожила более ста лет и обучила племянницу всему, что знала сама, вторая оказалась не слишком расторопна и не особенно умна, зато была преданней собаки, готова была прыгнуть по приказу Епифании в огонь.
     Кто помнит 60-е и 70-е годы, очень хорошо знает: время это было для церкви смутное, подросло поколение атеистов. Безбожниками эти люди стали не от чтения философских книг, не вследствие длительных размышлений о Господе, а по незнанию. В детстве их не крестили, в церковь не водили, молитв не читали, икон в квартирах не было, ну откуда взяться Богу в душе? Нет, конечно, имелись истинно верующие люди, правильно воспитавшие своих детей, но их с каждым годом делалось все меньше.
     Когда умерла Одигитрия, Епифания оценила ее смерть как катастрофу. Во-первых, ушел единственный человек, с которым настоятельница могла быть откровенна, как с самой собой, во-вторых, даже будучи немощной, столетней старухой, Одигитрия продолжала лечить людей, и поток страждущих тек в обитель постоянно. Теперь же он почти иссяк. Одигитрия передала племяннице все накопленные знания, Епифания умела делать снадобье, но Господь не наградил ее талантом целительницы. У Одигитрии еще имелось чутье, а вот Епифании она его передать не могла.
     Больной мог жаловаться Одигитрии на боли в животе, но матушка лишь вздыхала:
     - Сердце у тебя, вот попей микстурки.
     Почему целительница всегда, иногда вопреки описываемым симптомам, правильно ставила диагноз, это не поддавалось никакому объяснению, но она не ошибалась, а Епифания охотно наливала снадобье.
     Опираясь лишь на слова людей, она не видела тело насквозь, как Одигитрия, ручей посетителей стал редеть. Не следует упрекать Епифанию в корысти, монастырь - огромное хозяйство, требующее беспрестанных вложений. Сестры вели почти натуральный образ жизни, но кроме еды и одежды, требовалось ремонтировать крыши, обновлять иконостас, восстанавливать книги в библиотеке. Большинство обителей пускает на эти траты средства, полученные от паломников и благодетелей.
     К концу 70-х годов Буркинская обитель пришла в упадок, а Епифанию от тяжелой депрессии спасала лишь истовая вера, но, несмотря на ежедневные молитвы, она ощущала себя некомфортно: не сумела справиться со своим долгом, подвела Макарию и Одигитрию. Правда, Епифания родила девочку, уже не в молодом возрасте, настоятельнице исполнилось сорок пять, когда дитя появилось на свет. Умелая Одигитрия своими снадобьями немало способствовала сему казусу. Только таким образом можно было сохранить тайну, уже немолодую матушку никто бы не посмел заподозрить в шалостях. Найденное у двери обители дитя нарекли Ксенией и стали соответственно воспитывать. И это была единственная выполненная просьба Макарии, род Столпских не прервался, но обитель хирела, а после кончины Одигитрии завяла вовсе.
     Потом случилось настоящее несчастье: по неизвестной причине полыхнул пожар. В огне, слава богу, погиб лишь скот, люди остались целы. Но как поднять пепелище?
     И тут Епифания впервые дала слабину: пока сестры рылись на пожарище, пытаясь найти хоть что-нибудь уцелевшее, настоятельница пошла в церковь, открыла храм, упала на колени перед чудотворной иконой и стала возносить молитвы. Шли часы, Епифания плакала на полу, потом вдруг воскликнула:
     - За что? Отчего, Господи, ты меня оставил?
     Внезапно по темному залу разлилось сияние, и в столбе яркого света возникла Макария.
     - Благодарить надо Создателя за испытания, а не роптать, - укорила она отшатнувшуюся к стене дочь, - ладно, помогу тебе. Завтра в ворота постучится женщина, впусти ее, приветь, выслушай, и делайте дело.
     Благословляю. В нем спасение обители.
     С шести утра Епифания стала маяться во дворе; не обращая внимания на удивленные лица сестер, настоятельница мерила шагами площадку у ворот обители, с каждой минутой надежда увидеть женщину, могущую спасти монастырь, таяла.
     В полдень калитка распахнулась, на пороге появилась баба, толстая, неуклюжая, с некрасивым лицом.
     - Мне бы с настоятельницей поговорить, - тихо попросила она.
     - Это я, - кинулась к ней Епифания, - пошли скорей в кабинет.
     
     Глава 33
     
     Незнакомка представилась Настей Опара.
     - Уж и не знаю, с чего начать, - забубнила она, - понимаю, диким покажется, только мне ночью мать покойная привиделась, велела к вам идти. Дело у меня есть, работаю тут неподалеку, в лепрозории, слышали про него?
     - Да, - кивнула Епифания, - мать Одигитрия несчастным помочь пыталась, все какие-то мази делала, я сама, правда, у страждущих не бывала.
     - Одигитрия - моя мать, - внезапно заявила гостья.
     Епифания вцепилась пальцами в стол.
     - Что?
     Настя кивнула.
     - Да, это правда. Многое она мне открыла, в частности про воскрешение Достойных. Одигитрия дочь на воспитание отдала хорошим людям, но не бросала, помогала, я ее раньше за дальнюю родственницу считала, ну а перед смертью она мне тайну и открыла.
     Следовательно, мы с тобой близкая родня, двоюродные сестры.
     Епифания лишь моргала, а Настя вынула из-за пазухи бумагу - Вот, гляди, тут написано все рукой Одигитрии, знаешь ее почерк?
     - Конечно.
     - Так изучи.
     Епифания впилась глазами в текст, то, что его набросала рука тетки, сомнений не вызывало, Настя говорила чистую правду. Не успела бедная Епифания прийти в себя от невероятной новости, как Настя обрушила на нее новую.
     В лепрозории, где она работает главным врачом, недавно скончалась женщина. Жила она в медицинском учреждении не одна, с семьей, мужем и четырьмя детьми.
     Супруг покойной имеет много драгоценностей, откуда золото - Насте все равно, она изделия видела, подлинность их проверила и может подтвердить: камни с металлом подлинные. Мужчина отдаст Насте свое богатство, если та сумеет выпустить его и детей на свободу.
     - У тебя есть лекарство, "воскрешающее" трупы, - спокойно говорила Настя, - у меня клиент.
     - Господи, - перекрестилась Епифания.
     - Золото продашь, на вырученное обитель восстанавливать будешь.
     Епифания, вспомнив явление Макарии и ее приказ воспользоваться предложением гостьи, кивнула.
     - Хорошо, но как осуществить задуманное?
     - Сразу не получится, - с жаром воскликнула Настя, - но я подготовлю все в лучшем виде, от тебя требуется лишь лекарство. Потом пусть твои доверенные люди "трупы" в обитель привезут, ну и до свидания. Остальное я беру на себя.
     - Куда ж они двинутся? - осведомилась Епифания.
     - Это нам все равно, - отмахнулась Настя, - не последнее отдает, есть у мужика копеечка.
     Первым "умер" старший сын, восемнадцатилетний Юрий. Все прошло без сучка и задоринки. Из могилы труп вытащили сестра Манефа и мать Нестория. Первая была полудебильной садовницей с чудовищной силой в руках, а Нестория, хоть и находилась в полном разуме, была немой. Господь с рождения лишил ее речи.
     Юрия спрятали в потайном помещении обители, даже монахини, по двадцать лет жившие за толстыми стенами, не знали всех секретов монастыря, подземный ход, небольшая галерея, ведущая от главного здания к реке, был известен лишь одной Епифании.
     Парень ушел на волю, вот только документы у него остались старые, Настя не сумела достать новые. По идее, паспорт должны были сжечь в загсе, но, когда Опара явилась в эту организацию и сделала вид, что хочет сдать удостоверение личности, заведующая испуганно спросила:
     - Бумаги-то у больного хранились?
     - Конечно, - кивнула Настя.
     - А зараза может переползти с паспорта на мои руки?
     - Запросто, - сообщила рассчитывавшая именно на этот диалог Опара.
     - Ой, мама! Не возьму!!!
     - Ладно, - закивала Анастасия, - понимаю, самой страшно. Давайте свидетельство, я лично документы уничтожу.
     Перепуганная заведующая мигом оформила нужную бумажку. Потом ситуация повторилась, сотрудница загса, боясь инфекции, выписывала свидетельства о смерти, а Настя оставляла паспорта нетронутыми.
     Юрий Еремин растворился на просторах России.
     Следом за ним освободился его отец, потом сын Андрей, дочь Наташа. Последней отправилась в путь Луиза, та была совсем малышкой. Глава семьи попросил Епифанию:
     - Пригрейте дочку ненадолго, вот плата за содержание. Устроюсь и заберу дитя. Куда мне с младенцем.
     Настоятельница кивнула, к Луизе приставили тихую, молчаливую Анну Ивановну Стеклову. Та работала бухгалтером и юридически считалась замужней дамой, но на самом деле Марк Стеклов давным-давно исчез из виду.
     Не успела Епифания порадоваться на прибыль и начать ремонт, как Настю Опара посадили в тюрьму.
     Жадная главврач решила "пощипать" обеспеченную вдову.
     Ну да эту историю ты отлично знаешь!
     Олег замолчал и принялся наливать в стакан минеральную воду.
     - Постой, постой, - забормотала я, - следовательно, Наташа и Андрей брат и сестра?
     - Верно.
     - Но почему они выдавали себя за супругов?
     Куприн кивнул.
     - Правильный вопрос. Отец Ереминых обладал большими средствами. Где он их взял - понятия не имею, только у него имелись на руках драгоценности.
     Может, он получил их по наследству или украл... В общем, сия тайна покрыта мраком, но нам и не нужна в данном случае ясность, просто прими это как данность: у старшего Еремина материальных проблем не было.
     Выкупив семью из лепрозория, больной отец хотел жить вместе с детьми. Он велел Юрию ехать в Подмосковье. Дал старшему сыну денег и посоветовал купить хоть какую-то избенку: в те годы приобрести в столице жилье было практически нереально, а вот поселиться в деревне представлялось возможным. Нужно только отыскать алкоголика без роду и племени, раздать взятки в сельсовете и спокойно стать владельцем фазенды.
     Правда, потом пришлось бы до смерти содержать пьяницу, который превращался вследствие махинаций в родственника, но это уже детали.
     В общем, отец доверил Юрию совершить покупку жилья, но потом выяснилось, что доверял он ему зря.
     Парень испарился вместе с деньгами.
     Крайне огорченный отец, хотевший выйти на свободу последним, поменял план. Он покинул лепрозорий вторым и начал обустраиваться. Андрею и Наташе пришлось ждать, пока папа уладит вопрос с жильем.
     Потом дети приехали к отцу, вместе они прожили два года, Луиза осталась в монастыре, ее планировали забрать поздней. Еремин девочку не бросил, регулярно осведомлялся о ней, давая денег, но здоровье отца ухудшалось, Андрей и Наташа еще не были совсем взрослыми, вот Луизу и оставили пока при обители.
     Потом отец умер. Андрей и Наташа сначала растерялись, но затем решили искать счастья в Москве. Андрей нашел семью москвичей, у которых имелся больной ребенок. Несчастные родители не имели больших денег, ютились в крохотной квартиренке и мечтали выехать в Подмосковье, чтобы спасти инвалида. Но за свои столичные хоромы они могли получить не слишком благоустроенную избу. Поэтому предложение Андрея поменять жалкие метры в доме, который нависал прямо над Кольцевой дорогой, на добротную, только что отремонтированную избу в деревне было встречено с восторгом.
     Брат и сестра хорошо понимали, что они на этом свете одиноки, крохотная Луиза, живущая в монастыре, ими в расчет не принималась, О Юрии Андрей и Наташа не вспоминали. Еще Еремины понимали: над ними висит дамоклов меч болезни. Никто не может гарантировать, что они здоровы. Отец и мать болели проказой, вполне вероятно, что болячка поселилась и в детях. Юноша и девушка были честными людьми, но им страшно не хотелось жить в лепрозории, там они не имели будущего. Их отец великолепно понимал ситуацию, поэтому и затеял побег. Юрий, оказавшись на свободе, не пожелал иметь ничего общего с семьей, решил держаться подальше от родственников. Может, хорошо зная о болезни отца, он боялся заразиться, а еще он, наверное, думал, что обычные врачи не сумеют диагностировать лепру, и он в случае проявления болезни будет спокойно жить среди людей. Юрий панически боялся лепрозория.
     Андрей и Наташа оказались другими, они трогательно ухаживали за отцом, потом похоронили его, сменили место жительства и начали делать карьеру в Москве.
     Конец 80-х - смутное время в России, начало 90-х было еще хуже. Но Андрей сумел выплыть и занять свое место в новом мире. Парень начал заниматься ремонтом квартир и весьма преуспел. Олигархом он не стал, но созданная им фирма вполне твердо стояла на ногах, приносила хороший доход и имела отличную репутацию. Андрей был честным человеком, Наташа тоже, но имелась у них тайна: они никому никогда не рассказывали о том, что их родители умерли от проказы и что часть своей жизни они провели в лепрозории.
     - Но как же их расписали, если они были брат и сестра? - удивилась я.
     - Еремины не ходили в загс, - ответил Олег, - просто представлялись мужем и женой, таковыми их считали и клиенты, и соседи, и знакомые. Окружающим же не надо показывать свидетельство о браке, достаточно сказать: "Знакомьтесь, моя жена Наташа".
     Официальные бумаги требуют лишь в редких случаях.
     - Но зачем они объявили себя супругами?
     Куприн сцепил пальцы в замок.
     - Понимаешь, люди странные животные, самая большая забава для них обсуждать себе подобных. Молодые мужчина и женщина, пусть даже и близкие родственники, живущие вместе и не собирающиеся заводить семью, мигом вызовут к себе интерес всяких кумушек, языки замолотят с невероятной скоростью, самое мягкое, что припишут паре, это кровосмесительную связь. А так, скромная семья, работящая, непьющая, чего интересного? Детей нет? Полно бесплодных пар. Андрей и Наташа очень боялись привлечь к себе внимание.
     - Но почему они не хотели разъехаться и зажить каждый своей жизнью?
     Куприн наклонил голову.
     - Ты бы согласилась сейчас покинуть Томочку?
     - Нет!
     - А почему?
     - Мы вместе с детства, она мне больше чем сестра.
     - Некоторые сестры терпеть не могут друг друга.
     - Но мы-то иные! Я не мыслю себя без Томы, она моя семья, Кристина и Никита мне тоже как дети!
     - Вот ты и ответила сама на свой вопрос. Наташу и Андрея связывали те же чувства. Но было еще одно соображение. Пойми, они достаточно долго прожили в лепрозории и понимали, какой страшной болезнью является проказа. Лепра хорошо изучена, но вылечить от нее не могут. А еще существует теория "спящей проказы". Правда, очень многие исследователи считают ее бредом, но и Андрей, и Наташа знали, что некоторые ученые считают: если мать или отец болели лепрой, их дети могут родиться и остаться здоровыми, а вот внуки вполне способны оказаться инфицированы.
     То есть болячка считается генетической, она вроде как спит, но при некоторых обстоятельствах просыпается.
     Не стану сейчас рассуждать на тему о правильности этой теории, она существует, и Еремины слышали о ней. Будучи людьми совестливыми и напуганными, они решили: семьи с детьми у них не будет никогда, не надо рисковать. К тому же Наташу совершенно не тянуло замуж, не было у нее никакого интереса к мужскому полу. Если уж быть совсем откровенным, Еремину привлекали женщины. А Андрей заводил любовниц, правда, он был человеком специфических привычек, третировал своих пассий по полной программе, устраивал им провокации и проверки, постоянно намекал на некие заразные болезни... Ну да эту историю ты тоже знаешь.
     - Вот почему Андрей был патологически чистоплотен! Вот по какой причине боялся любого недуга и плюхался в кровать даже с легким насморком, - закричала я.
     - Ну да, - кивнул Олег, - он просто дико боялся проказы. Наташа оказалась более сильной личностью.
     - А Луиза?
     Куприн вздохнул.
     - Ее оставили в монастыре. После смерти отца Наташа съездила к Епифании и честно сказала: "Деньги имеются, отец не был нищим. Но сестру мы пока взять не можем, пригрейте у себя! Стану вам платить".
     Епифания согласилась, но, чтобы взрослеющая девочка не задавала ненужных вопросов, настоятельница сходила в загс и попросила начальницу:
     - Окажите божью милость. Живет с нами Анна Ивановна, бухгалтером в обители работает, дочь при ней, Луиза. Только неразумная мать, когда от мужа-пьяницы убегала, все документы потеряла. Пока-то девочке они не нужны, но ведь в школу оформлять придется, по закону все дети учиться обязаны. Уж порадейте, помогите. А мы за ваше здоровье молебен отстоим.
     Не уважить Епифанию было невозможно, девочка стала Луизой Марковной Стекловой. Ей ни настоятельница, ни Анна правды не открывали, не хотели смущать ребенка. Когда Луиза, впав в подростковый возраст, начала бузить и пытаться вырваться из монастырских стен, Епифания живо придумала сказку про отца и воровство. Луиза поверила в историю, ей, жившей в монастыре, и в голову не могло прийти, что матушка способна на вранье. Но ведь ложь бывает разной. Епифания спасала психику ребенка, оттого и солгала. Удивительно другое. Как ты, моя дорогая, не заметила в этом рассказе нестыковок.
     - Не очень понимаю, о чем ты говоришь, - протянула я.
     Куприн улыбнулся - Луиза передала тебе содержание того разговора, в нем имелось много нелепиц. Ну, вот, например, такая. Анна убежала из дома в монастырь, чтобы спасти четырехлетнюю дочь от специнтерната?
     - Да.
     Олег засмеялся.
     - Конечно, в советские годы закон был более суров, чем сейчас. Людей изолировали от общества легко: если в чем-то провинился, сиди за решеткой. Алкоголиков свозили в ЛТП <ЛТП - лечебно-трудовой профилакторий, заведение, очень сильно смахивающее на зону, где пытались перевоспитать пьяниц. Ныне ЛТП не существуют.>, подростков-уголовников отправляли в спецшколы, но интернатов для дошкольников, совершивших преступление, не существовало. Право, такое было слишком даже для страны социализма. Ну как можно было поверить в подобную чушь? Я сейчас не о Луизе речь веду, а о тебе. Ладно, можешь не отвечать, продолжаем разговор.
     Луиза провела в монастыре детство и отрочество, потом Анна умерла, Епифания вызвала Наташу и сказала ей:
     - Что делать? Луизу надо увозить, она не способна жить при монастыре, нет в ней внутренней силы и желания служить обители, она рвется в мир. Забирайте девочку.
     Вот тогда и родилась версия о разлуке сестер, об их сводном родстве. Луиза уехала в Москву.
     Девушка отличалась от Наташи и Андрея. Хоть и говорят, что главное - это воспитание ребенка, только чем тогда объяснить жадность, корыстолюбие и жестокость девочки, которой с пеленок внушали библейские заповеди? Отчего у отца и матери Ереминых родились столь разные дети? Юрий, который, наплевав на родню, удрал с большим количеством денег, сластолюбивый, трусоватый Андрей, тихая, но решительная Наташа и жадная до одури Луиза.
     Сначала Еремины не собирались открывать младшей правду, но потом Наташа увидела, что сестра маниакально стремится выйти замуж. Луиза знакомилась на улице с парнями, приводила их в дом и устраивала истерики, когда Ната трезво говорила ей:
     - Ну подумай сама, зачем ты нужна бедному провинциалу с армией голодных родственников?
     Луиза рыдала, соглашалась с сестрой, разрывала отношения и.., снова пыталась захомутать первого приглянувшегося ей мужчину. Потом она вдруг завела разговор о детях, о том, как хочет иметь ребеночка, пусть даже и внебрачного. Вот тут Наташа испугалась по-настоящему и открыла ей всю правду про лепрозорий, побег и умерших от проказы родителей.
     - Господи, - всплеснула я руками, - теперь понятно, почему Луиза задавала такие странные вопросы врачу в морге, про инфекцию, можно ли ее подхватить, целуя покойного, и не выползет ли зараза из-под земли!
     - Да, - кивнул Олег, - она решила, что и Наташа, и Андрей погибли от приступа лепры.
     - Глупости, проказа не инсульт, сразу убить не может, она ест человека медленно.
     - А Луиза, которой Наташа раскрыла истину буквально за несколько дней до своей смерти, посчитала иначе, - вздохнул Олег, - она, в отличие от родных, подробностей о семейной болезни не знает. И еще, Луиза очень жадна, кончина брата и сестры радует девушку, деньги-то достанутся ей!
     - Луиза решила поговорить со мной от страха?
     Боялась одна войти в квартиру?
     - Да, - кивнул Олег, - именно так. Узнала о смерти близких, испытала сначала ужас, потом радость, затем поняла, что боится открыть хоромы Ереминых, и тут ты подвернулась. Но потом Луизу понесло, у нее началось нечто вроде истерики, требовалось высказаться, вылить свои эмоции, но она все-таки контролировала себя, потому и выдала "официальную" версию, ни словом не обмолвилась о проказе! Боялась, что ее отправят в лепрозорий. Наташа, чтобы урезонить сестру, капитально напугала ее, сказала: "Если кто правду узнает, мигом все за дверью медицинской тюрьмы окажемся".
     - И откуда ты все знаешь! - поразилась я. - Ведь Наташа и Андрей умерли!
     - Епифания жива, - пояснил Олег, - основные детали я узнал от нее, и Луиза оклемалась.
     - Она не умерла?
     - По счастью, нет, успели помочь.
     - Луиза перед операцией велела позвать меня, зачем?
     - Она поняла, кто хотел убить ее, и пыталась сообщить имя.
     - Лера Опара!
     - Верно.
     - Она существует?
     - Да!
     - Кем же женщина приходится Анастасии Опара?
     - Никем. У врача никогда не было семьи.
     - Только не надо сейчас говорить, что они однофамилицы, - взвыла я, - подобное невозможно!
     Опара настолько редкая фамилия...
     - И не думал об этом, - пожал плечами Куприн, - Лера Опара, с одной стороны, есть, а с другой - ее нет.
     - Это как?
     - Попробую объяснить, - вздохнул Олег, - знаешь, в чем твоя основная беда?
     - Ну? - насторожилась я. - Интересно очень.
     - Наметишь одну версию, сама в нее поверишь и идешь танком, не замечая ничего вокруг. Порой отметаешь "толстые" обстоятельства, если они не укладываются в твою схему, притягиваешь за уши незначительные. Ты лишена здравого смысла и объективности, а еще отчего-то веришь людям, хотя большинство из них склонно врать с абсолютно честным видом.
     Почти все, с кем ты разговаривала в последнее время, не сообщили тебе правды либо столь искусно перемешали ее с ложью, что только остается удивляться.
     - По-твоему, я кретинка?!!
     - Да нет, просто обычная женщина, - спокойно ответил муж.
     Следовало обидеться и затопать ногами, но любопытство оказалось сильнее других эмоций.
     - Так кто и что мне соврал?
     Куприн кивнул:
     - Слушай.
     
     Глава 34
     
     На деньги, полученные от отца Ереминых, Епифания сумела сделать ремонт монастыря. Настя Опара сидела на зоне, она очень тяжело перенесла заключение и в конце концов решилась "умереть". Составить лекарство ей помогла Катя, которой за участие в деле был обещан приют в монастыре. Катерине было некуда деваться, вот она и согласилась. А Епифания не могла бросить двоюродную сестру, дочь обожаемой Одигитрии. В результате предпринятых усилий Анастасия оказалась на свободе. Каким образом Епифании удалось получить на руки паспорт Опары, она не рассказала, зато остальную информацию скрывать не стала.
     Опара очутилась в обители, а через несколько лет настоятельница выбила для нее и Кати по комнате в бараке.
     - Анастасия жила под своей фамилией? Она не боялась?
     Олег покачал головой:
     - Нет. О главвраче лепрозория, севшей за взятку, позабыли давно. К тому ж в стране произошли колоссальные изменения, монастырь теперь процветает, верить в бога стало модным, к чудотворной иконе идут не только верующие, но и политики, звезды экрана.
     Да посмотри "глянец", ни одно интервью с так называемым общественно значимым лицом не обходится без вопроса: "Верите ли вы в бога", на который следует страстный рассказ о регулярных молитвах. Нас шатнуло в другую сторону, от тотального атеизма к показной религиозности. Ясное дело, Епифания теперь имеет вес, с ней считаются местные власти.
     - Я не о том, как она получила комнаты, это понятно. Но люди! Неужели никто не удивился возвращению Опары! А милиция!
     Олег вздохнул.
     - Ну насчет людей! Один умер, второй не знал ничего об Опаре, третий нечто слышал, но не понял сути, четвертому на всех наплевать. Живет себе старуха тихо, и бог с ней. Потом, не забудь, после "воскрешения" Анастасия довольно долго обитала в монастыре, она уже совсем пожилая, ее ровесники в основном поумирали, у молодых свои заботы, никому нет дела до Опары, которую все вокруг за толщину кличут Квашня. Кстати, многие считают кличку фамилией, оттого тебе и говорили пару раз: "Настя Квашня". Нет, со стороны общественности опасаться нечего. Беда пришла из-за другого угла.
     Примерно год назад в монастырь поздним вечером постучалась женщина, с головы до пят укутанная в черное, лицо незнакомки скрывала вуаль. Открывшей калитку монахине дама шепотом сказала:
     - Больна я сильно, зараза кожу ест, сказали, мать Епифания поможет, травы имеет.
     - Настоятельница почивает, - ответила монахиня, - до завтра подождите, можете переночевать в обители.
     - Хорошо, - кивнула дама, - только Епифания меня великолепно знает и очень заругается, когда поймет, что меня сразу к ней в спальню не привели.
     Монахиня испугалась и вызвала Устинью, та, оставшись с дамой вдвоем, спросила:
     - Кто вы?
     В ответ та приподняла вуаль.
     - Не узнаете? - услышала ошеломленная помощница матушки. - Оно и понятно, сколько лет прошло!
     Я Юрий Еремин. Пошли к Епифании, дело есть.
     Оказавшись в опочивальне, Юрий сразу взял быка за рога. Сбежав с большой суммой денег, юноша не пустил средства по ветру, сумел правильно распорядиться ими, получил образование, а после перестройки ушел в бизнес, где преуспел. Сейчас Еремин очень богат, его дело налажено, крутится без сбоев, все у Юрия есть: и дом, и машины, и жена в бриллиантах, нет лишь власти, вот и захотел Еремин стать сначала депутатом, потом спикером Госдумы, а там уж как фишка ляжет.
     Одна беда, выборы через год, летом, но шансов победить на них у Юрия очень мало. Еремин нанял всех специалистов: пиарщиков, политтехнологов, консультантов, но проку от них чуть, только деньги берут. Поломал Юрий сам голову и придумал фишку, она стопроцентно принесет ему огромное количество голосов.
     Епифания почти лишилась дара речи, когда услышала, какая идея пришла на ум мужчине.
     - Стану набожным, - вещал он, - начну демонстративно службу посещать, откажусь от мяса, выпивки, а потом умру и.., воскресну в обители, на собственном отпевании, при огромном скоплении народу. Свидетелей будет тьма, журналисты все перья сломают от восторга. Ну а простой, верующий люд за мной пойдет, я же оказался Достойным воскрешения!
     - Поди вон! - в несвойственной ей резкой манере ответила Епифания. - Не бывать такому!
     - Не горячитесь, матушка, - улыбнулся Юрий, - не за Христа ради прошу, денежки дам немалые. И потом, представляете рекламу монастырю? Да со всего мира сюда народ бросится - Нет.
     - Только не прикидывайтесь белым лебедем, - обозлился Юрий, - очень хорошо знаю, как мой больной отец на свободу вышел! За деньги.
     - Тихо дело уладили, - ответила Епифания, - без шума, а ты вон чего задумал!
     - Эка невидаль, вечно монастырские народ обманывали, - усмехнулся Юрий.
     - Достойные воскресали лишь в тот момент, когда обители грозила опасность! Это крайнее средство для спасения монастыря.
     - Охо-хо, матушка! Я столько могу вам неприятностей причинить, - гадко улыбнулся Юрий. - Ладно, обломается мне с выборами, знаете, как поступлю? Продам бизнес, куплю дом в другой стране, отправлю туда жену и дочь, а сам накануне отъезда пойду в парочку газет или на телевидение да всю эту историю им и продам. Про лекарство, воскрешение, лепрозорий, наш побег. Про то, что обитель верующих с незапамятных времен дурит, про то, как вы за деньги прокаженных в мир выпустили. Да много чего наболтать можно! Ну, к примеру, про мать Макарию, она вам кто? А?
     Епифания похолодела. Ну откуда Юрий узнал тайну? А Еремин, словно подслушав мысли настоятельницы, ответил на незаданный вопрос - Мать Устинья по ночам в своей келье молится, голос у нее громкий, пока о всех грехах не вспомнит, не успокоится. Вечно она повторяла: "Помилуй мать Макарию за грех рождения Епифании". Я же в монастыре пару месяцев провел, пока выздоровел окончательно, ядовитая у вас отрава, хуже наркотиков выходит, крючит всего и ломает потом. Ну в себя пришел и начал по обители шастать, нехорошо, наверное, да какой мой возраст был, восемнадцать едва стукнуло, вот и лазил везде. Много чего увидел, в частности, лесенку из храма, что в шкаф Устиньи ведет, сколько раз там ходил, нравилось уж очень. Вот и наслушался ее раскаяний! Конечно, прямых доказательств у меня нет, только они, матушка, и не нужны. Журналистам слов хватит. То-то лай поднимется! Натуральный конец обители придет, не отмоетесь, или, как теперь модно говорить стало, потеряете имидж. Так что решайте, мать Епифания, но только, на мой взгляд, выбора у вас нет.
     - Тебя, ирода, Господь накажет, - только и сумела вымолвить настоятельница, - гореть тебе после смерти в адском котле.
     - Может, оно и так, - гадко ухмыльнулся Юрий, - но лучше уж оказаться в аду, нагрешив как следует, хоть понятно, за что маешься. Буду на сковородке жарится и депутатство вспоминать. Власть, матушка, круче денег, уж вы-то сей факт лучше многих знаете.
     Или неверно говорю?
     И что оставалось Епифании? Бороться с шантажистом она не могла, допустить позора обители и замазывания грязью светлого образа матери Макарии - тем более. Юрий никогда бы не понял, что детей матушки рожали не от похоти, а из-за верности завету предков, велевших хранить и род Столпских, и обитель. Кстати, не всем настоятельницам везло так, как Епифании, кое-кто из прежних матушек производил на свет не по одному ребенку, как назло, из чрева появлялись мальчики. Приходилось потом выдавать их за подкидышей и пристраивать к приемным родителям. Настоятельнице, рожавшей Макарию, тоже довелось поволноваться, у нее откуда ни возьмись появилась двойня, хорошо, что милостивый Господь послал девочек, а то бы пришлось детей разлучить. А вот Епифании повезло, на свет явилась Ксения, и можно было более не заниматься унизительными действиями с немым мужчиной, которого по подземному ходу приводила Одигитрия.
     - Епифания могла обратиться в милицию! - воскликнула я. - Пожаловаться на шантажиста. Разве можно идти на уступки такому человеку? Аппетит будет расти, выполнив требование мерзавца, попадешь от него в зависимость!
     - Милая, - ласково сказал Олег, - ты рассуждаешь, как Виола Тараканова, нормальная, современная женщина без особых грехов за душой. Ну какие у тебя от меня тайны? Потратила больше, чем можно, денег на ерунду? Вляпалась в очередную историю, желая написать криминальный роман? Конечно, эта информация меня не обрадует, могу тебя отругать, но и только.
     Это, извини, конечно, не настоящие тайны. А вот представь, что ты изменила мужу...
     - Глупости!
     - Все равно. Сбегала налево, великолепно зная, что я не стану продолжать жить с женщиной, так сказать, общественного пользования, и, как на грех, появляется шантажист. Как поступишь? Пойдешь в милицию? Признаешься мужу в адюльтере, понимая, что после этого разговора семейной жизни конец? Или попытаешься откупиться?
     Я замялась.
     - Ну.., думаю, начну искать деньги, не захочу терять супруга.
     - Вот! А Епифания оказалась совсем в тяжелом положении. Кабы речь шла лишь о ней одной, ну припугни ее Юрий разглашением информации о той далекой сделке с семьей Ереминых, настоятельница бы не дрогнула. Но опасность угрожала обители, мерзавец мог разрушить вековую легенду о чудотворной иконе и воскрешении, забросать грязью доброе имя Макарии. И Епифания согласилась устроить спектакль.
     - Постой, - покачала я головой, - но ведь настоятельница могла нанести ответный удар, заявить:
     "Ты из семьи прокаженных, может, инфицирован.
     Навряд ли электорат кинется голосовать за такого больного!"
     Куприн кивнул.
     - В принципе ты мыслишь правильно, не знаешь лишь одного обстоятельства, но о нем чуть позднее.
     - Ладно, - пробормотала я.
     - Сразу умереть Юрий не мог, - как ни в чем не бывало продолжал Олег, - лекарство не действовало мгновенно, оно требовало многократных уколов по схеме. Еремин усиленно начал изображать верующего человека, ездил в обитель, жертвовал деньги, стоял молебны. Поскольку ему объективно становилось плохо пошли разговоры, что рвущийся в политику бизнесмен уверовал в Господа перед смертью. Многие простые люди начали жалеть Еремина, в особенности когда видели его в толпе молящихся, опухшего, болезненно полного, с бледным лицом. Порой Юрий выходил из храма, пил воду и шел назад. Народ у нас жалостливый, и Еремина перестали ненавидеть за богатство, пропала и зависть.
     - Вот оно как, - вздыхали бабы, - жрет его болячка, не жилец он, авось Господь поможет, жаль мужика!
     "Смерть" Еремина, по всем расчетам, должна была произойти в начале июля, воскрешение бы не замедлило себя ждать, выборы назначены в конце сентября.
     Ясное дело, за светлого человека, избранного самим Господом, проголосует весь электорат, даже неверующие дрогнут.
     Может, замысел бы и удался, никто, кроме Епифании, Устиньи и Юрия, в дело вовлечен не был.
     - Еремин не поставил в известность жену? - удивилась я.
     - Конечно, нет, она могла проговориться или, зная о будущем воскрешении, не правильно отреагировать на "смерть" мужа, а Юрию нужна была безупречная ситуация с вдовой, бьющейся в истерике.
     Но только у мужчины, на его горе, имелась дочь Лера.
     - Лера! Опара! Не может быть!
     - Она не Опара, - спокойно пояснил Олег, - Лера носит фамилию отца. Ей за двадцать, и она настоящее испытание для родителей. Девушка росла в достатке, и мама, и папа баловали единственное чадо, только на пользу это ему не пошло. Вот уже пять лет, как девица сидит на наркоте. Начала с травки, потом перешла на кокаин. Юрий пытался лечить неразумное дитя, укладывал безобразницу в клинику, только зря он старался. Лера совершенно не собиралась меняться, она не училась, не работала, болталась без дела.
     Жизнь ее выглядела так: выйдя из клиники, девушка притихала, сидела дома, не высовывалась на улицу, читала книги, смотрела телик, ела конфеты. Родители приходили в умиление.
     - Слава богу, Лерочка взялась за ум! - восклицала мать. - Вот придет в себя, и осенью в институт отправим.
     Но спустя месяц Лера сначала принималась курить, потом исчезала из дома безвозвратно. Ее искали с милицией по притонам и подвалам. Иногда находили в невменяемом состоянии на грязном матрасе, порой она возвращалась сама, еле живая, избитая, больная и умоляла:
     - Дайте денег на дурь, ломает!
     Рыдающая мать пристраивала дщерь в клинику, и события шли по спирали. Еремин о своих проблемах с девочкой старался не распространяться, но ведь шила в мешке не утаишь.
     Когда Юрий решил идти в большую политику, он сразу сообразил: Лера его ахиллесова пята, отличный аргумент в руках противников. Можно ли допустить к управлению государством того, кто не сумел воспитать своего ребенка?
     Понимая, что теперь его жизнь журналисты станут изучать под лупой, Юрий решает избавиться от дочери. Он тайком помещает ее в очень дорогое заведение, этакую суперкомфортную тюрьму. У девушки имеется там все: шикарная спальня, ванная, телевизор и куча иной аппаратуры, включая компьютер, личная горничная, превосходная еда, лекарства. Но! Выйти в коридор Лера не может, комната снаружи запирается на ключ.
     Всем вокруг Юрий спокойно сообщает:
     - Дочь учится в Америке, отправил ее в институт на честно заработанные деньги.
     Жене Еремин запретил даже приближаться к клинике и успокоился, а зря. Леру, как всех истинных наркоманов, отличает умение филигранно врать. Девушка явно обладает артистическим талантом и немалой фантазией, она способна придумать невероятную историю, при этом рассказать ее с таким видом, что вы поверите в любую чушь, выданную красавицей.
     Промаявшись некоторое время в больнице, Лера останавливает свой взгляд на молоденьком враче и плетет ему сказку. Якобы ее, несчастную, сюда засадил отвратительный отчим. Лера наследница своего рано умершего отца, она имеет много денег, а злобный новый муж матери решил лишить ее дееспособности, чтобы учредить опеку над падчерицей и всеми капиталами. История болезни выдумана, анализы фальшивые, Лера страдает невинно, все врачи куплены злобным мужиком. Молоденькому доктору девушка доверилась лишь по одной причине: она его полюбила!
     Впервые в жизни испытала сильное чувство.
     - И он поверил?
     Олег кивнул.
     - Да, вывел ее ночью, в свое дежурство, из больницы, посадил в такси и велел ехать к нему домой. Как думаешь, что стряслось дальше?
     - Лера удрала.
     - Точно! Сначала она добралась до квартиры доброго врача, открыла дверь данными ей ключами, потом навела в апартаментах шмон, забрала найденные деньги, ценности и исчезла.
     - Вот мерзавка!
     - Да уж, хорошим словом Леру назвать трудно, - вздохнул Олег, - но это еще цветочки, урожай чертовых ягодок созрел чуть позднее.
     
     Глава 35
     
     Прогуляв деньги врача, Лера встала перед задачей: откуда взять средства? И где жить? Обычно, издержавшись, в лохмотьях, девица шла к матери, но сейчас она никак не могла отправиться к родительнице. Лера знала, что отец стремится в депутаты, и понимала: он теперь увезет дочурку невесть куда, запрет на семь замков.
     Деньги были нужны позарез, но главное, не было жилья, и Лера внезапно сообразила, как действовать.
     У Юрия имелась дача, вернее, домов было два. Один каменный, двухэтажный в элитном поселке, там семья проводила летние денечки. Но была еще старая избушка, домик в деревне, где Еремины обитали до того, как глава семейства построил кирпичные хоромы. Избенку никто не охранял, красть там было нечего, деревня вымерла, жителей практически не осталось. Родители никогда не навещали брошенную фазенду, и Лера решила, что может перекантоваться там и поразмышлять, как жить дальше.
     К избе она пришла вечером, преодолев пешком семь километров от станции.
     Подойдя к домику, Лера вздрогнула: ее охватила досада. Во дворе стояли две машины, дешевые, старые "Жигули" четвертой модели, ничем не примечательные авто, на таких ездит полстраны, а в одном из окошек избенки слабо мерцал свет.
     Девушка сразу поняла, что произошло. Не слишком богатые москвичи, желавшие хоть изредка выбираться на свежий воздух, приметили никем не посещаемый домик и сделали его своей дачей. Это не бомжи, маргиналы на машинах не раскатывают, просто не очень совестливые люди, обрадовавшиеся своей удаче. В доме имелось все для нормальной жизни, стояла немудренная мебель, была посуда, плита, холодильник, разве плохо?
     Лера решила тихонько подойти к избушке и заглянуть внутрь, от того, что она увидит там, зависели ее дальнейшие действия. Если она приметит трех здоровенных парней с ящиком пива, надо уходить, с такими не договориться; если окажется парочка любовников или женщины с детьми, вот тут можно входить в дом, представляться хозяйкой, качать права, требовать денег за нарушение частной собственности.
     Лера на цыпочках подкралась к окну и крайне осторожно заглянула в него, оно было занавешено старой драпировкой, но между полотнищами имелась щель.
     Девушка присмотрелась и чуть не упала в траву.
     
     Глава 36
     
     В хорошо знакомой комнате, служащей тут и гостиной, и столовой, и кухней, сидели двое мужчин: ее отец и незнакомый дядька самого затрапезного вида.
     - Ваши родственники живы, - донесся до уха девушки хриплый баритон.
     Голос прозвучал так четко и близко, что Лера окаменела от страха, на секунду ей показалось: во дворе есть еще некий человек. Но уже через секунду стало понятно, в чем дело. В форточке отсутствовало стекло, поэтому, стоя на улице, Лера стала третьей лишней при чужом разговоре.
     - Все? - сухо спросил отец - Да.
     - Вы уверены?
     - Послушайте, я профессионал, - слегка обиделся мужик, - и мы приехали сюда, в глушь, чтобы поговорить спокойно. Кстати, место было выбрано вами, я предлагал более цивилизованный вариант, а не заповедник комаров.
     - В вашем цивилизованном варианте возможны жучки и лишние уши, - отрезал отец, - а здесь сто процентов безопасно, и мы можем говорить открыто.
     Итак, слушаю.
     - Ваша сестра Наташа и брат Андрей живут по такому адресу, - сообщил мужчина.
     Лера стояла, почти не дыша, впитывая информацию, а пара в избе разговаривала, ничего не опасаясь, и очень скоро девушка узнала ошеломляющую информацию: ее отец, чтобы попасть во власть, затеял невероятную авантюру с воскрешением. Но бизнесмен боится, что его родня узнает блудного брата, и возникнут сложности. Человек, с которым сейчас беседует отец, является специалистом по особо деликатным делам. Никаких тайн от него нет, и, похоже, сей Павел Петрович, так называл отец мужчину, абсолютно безжалостен и влиятелен на своем поле игры.
     - Павел Петрович, Павел Петрович, - забубнила я, - где-то я слышала это имя.
     - Оно совсем не редкое, - улыбнулся Куприн, - у нас сосед Павел Петрович Онуфриев, ну, тот лысый дядька со второго этажа.
     - Нет, нет...
     - Потом вспомнишь, - пообещал муж, - не перебивай.
     Разговор тянулся долго, в конце концов Лера услышала от отца такую фразу:
     - Как мы и договаривались прежде, они должны быть убраны.
     - Все сразу?
     - Да. Наташа, Андрей и Луиза. Последняя была маленькой, меня она совершенно не помнит, но рисковать не стон г. Дело нужно обставить естественно, никаких катастроф и самоубийств, падений с высоты, киданий под электричку, мне не нужен милицейский интерес.
     - Обижаете, право слово, - возмутился Павел Петрович, - за дурака меня держите? Есть разные методы, все пройдет естественно. К примеру, язва желудка.
     - Чушь! От нее не умирают.
     - Запросто, - кивнул Павел Петрович, - как нечего делать, прободение, кровотечение - и ку-ку, пишите некрологи.
     - И как вы это устроите?
     Павел Петрович крякнул.
     - К чему подробности? Важен конечный результат.
     - А все же?
     - Есть лекарство, оно подмешивается в еду или питье, не важно. Вкуса не имеет, запаха тоже, это разработка спецструктур. У меня существует канал получения средства, стоит дорого, срабатывает безотказно, причем примерно через сутки после приема. Понимаете? Допустим, в полдень человек выпивает стакан воды, а на следующий день к обеду ему делается плохо, очень плохо. Впрочем, время отравления индивидуально, но не менее трех часов.
     - Будет подозрительно, если все погибнут от одного заболевания. Хорошо, начинайте с Наташи, она, насколько я понял из вашего отчета, наиболее активна. Как станете действовать? - резко сказал отец.
     Павел Петрович вынул блокнот.
     - На основании проведенных наблюдений мы составили план, смотрите. Еремина каждый день покупает в супермаркете около дома продукты. Набор всякий раз более или менее одинаков: сыр, колбаса, минеральная вода. Берет она и сок, причем постоянно два пакета вишневого, один сливового. Нами выяснено, что Андрей употребляет лишь вишневый, сливовый пьет только Наташа.
     - Это точно?
     - Абсолютно. Стопроцентно. Лекарство введем в сливовый сок. Давайте не буду объяснять технические детали, кто, за какую сумму, каким образом сумеет попасть в квартиру.
     - Это мне неинтересно.
     - Следующий будет Андрей, ему...
     - Так, пока остановимся на Наташе, - оборвал его отец, - посмотрим, как дело пойдет. Только не тяните, они должны умереть до всех событий, в идеальном варианте - в первых числах июля.
     - Вы приказываете - я делаю.
     - Приказываю.
     - Хорошо, второго-третьего ее не станет. Он уйдет, допустим, десятого, младшая - пятнадцатого.
     - Но не от язвы! Желательно от другой болезни.
     - Выполню.
     - Кстати, я день своей "смерти" не знаю, то, что скоро, - это точно, но вот когда! Если не успеете разобраться с проблемой... Черт вас возьми! Почему так тянули? Отчего не выполнили дело зимой? У нас была куча времени, а сейчас впритык! Очень по-русски!
     - Простите, конечно, - кашлянул Павел Петрович, - но при чем тут я? Ко мне обратились лишь в самом конце мая.
     - Ладно, - буркнул отец Леры, - сам виноват. Но вы все равно поспешите!
     - Есть еще одна свидетельница, о которой вы забыли.
     - Кто?
     - Анастасия Опара, бывший главврач лепрозория.
     - О, черт? Она жива?
     - Не знаю. Просто, когда я начал заниматься порученным делом, обратил внимание еще и на то, что она была в курсе истории.
     - Почему не собрали сведений об Опаре?
     - Вы не отдавали подобного приказа.
     - А сам сообразить не мог! - вскипел отец.
     - Клиент приказывает - я делаю, отсебятина недопустима. Просто сейчас указал вам на еще одну, существующую опасность, - спокойно парировал Павел Петрович.
     - Хорошо, - кивнул заказчик, - ищите Опару.
     - Имею ее адрес: Буркино, улица Первомайская.
     - Так она жива?!
     - Подробности не сообщу, информация лишь самая общая, по прописке.
     - Вашу мать, наройте детальную!
     - Это увеличит сумму расходов.
     - Наорать!
     - Понял. Еще приказы будут?
     - Нет.
     - Тогда уходим.
     Лера опрометью кинулась к забору и упала в большую, давно никем не кошенную траву. Впрочем, на дворе стояла ночь, небо затянули тучи, и начал накрапывать тихий дождик. Свет в окошке погас, потом заурчали моторы, и машины скрылись. Лера полежала еще минут пять в мокрой земле и пошла в избушку: она хорошо понимала, сегодня тут безопасно, можно спокойно лечь спать.
     Рано утром Лера поехала к Наташе, в голове у нее крепко застрял адрес. Еремина впустила девушку и услышала от неожиданной гостьи:
     - Меня зовут Лера, я дочь вашего старшего брата.
     Знаю, что отношений вы не поддердиваете, но, умоляю, поймите меня. Папа умирает, я, кажется, тоже больна. Скажите, это правда насчет проказы? И кто может мне помочь по-тихому? Очень боюсь оказаться изолированной в лепрозории.
     - Постой, постой, я думала, она пошла предупредить никогда не виденную тетку об опасности! - закричала я.
     - Нет, - тяжело вздохнул Олег, - Лера чудовище.
     Девушке чуть за двадцать, а душа у нее чернее зимней ночи. Наркоманке нужны деньги, и она очень хорошо понимает, что, начав шантажировать отца, получит все.
     Ну не станет же папенька убивать дочурку, это просто невозможно, он любит непутевое дитятко, следовательно, надо подождать, пока Наташа, Андрей и Луиза умрут, а потом сказать отцу: "Гони монеты, я все знаю о твоих делишках".
     - Ужасно! Она знала о предполагаемом убийстве и не предотвратила его!
     Олег кивнул.
     - Именно так, более того, она собиралась нагреть руки на информации.
     - Но Лера же могла шантажировать папу "воскрешением".
     Куприн хмыкнул:
     - Нет. Лера расчетлива. Знаешь, все, кто имеет дело с наркоманами, отмечают их способность фантазировать и филигранно врать. Лера просто мастер художественной лжи. Но она еще и на редкость корыстна.
     Нет, Лера собиралась молчать об истории с "воскрешением", потому что отец-депутат будет иметь много денег и возможностей. Понятно?
     - Да, - кивнула я, - но все равно ужасно. Значит, Лера рассудила так: пусть папенька сделает карьеру, а я потом начну "доить" его, пугая совершенными преступлениями?
     - Верно.
     - Но зачем она пошла к Наташе?
     - Хотела проверить узнанную информацию. Живут ли по указанному Павлом Петровичем адресу Еремины, как отреагирует Наташа на приход Леры.
     - Почему Наташа поверила девушке?
     - Ну, во-первых, та знала скрытую от всех тайну о проказе, во-вторых, имелось еще одно обстоятельство.
     - Какое?!
     Куприн потер руки.
     - Ага, теперь я понимаю, почему ты пишешь детективы: нравится держать людей в напряжении. Ладно, поступлю сейчас, как обожаемый тобою Эркюль Пуаро, окончательную разгадку сообщу в самом конце! Просто, поверь, имелась одна деталь, которая четко убедила Наташу: перед ней находится никогда не Виденная ею племянница. Слушай дальше.
     Наташа предлагает Лере остаться у нее, но та, зная, что в доме скоро случится убийство, восклицает:
     - Ой, нет, спасибо! Бегу назад, больной папа ни о чем не должен догадаться. Вы только найдите мне врача, такого, чтобы шито-крыто, я приеду через неделю.
     На самом деле Лера не собирается более встречаться с Ереминой, она уже все узнала: есть и тетка, и дядя, и про лепрозорий правда. Остается лишь подождать смерти родственников, "воскрешения" отца, восхождения его на Олимп власти, и вот тогда наступит час Леры.
     Мерзавка уезжает, она решает вновь вернуться в деревню, ей кажется, что там Спокойно, да и другого места для ночлега нет. Лера входит в избушку и мгновенно оказывается в лапах Павла Петровича. Организатор убийства не так прост, как кажется. Узнав от заказчика, что их встреча состоится в умершей деревне, Павел Петрович заранее приезжает в избушку и устанавливает там видеозаписывающую аппаратуру, так, на всякий случай, бывало в его жизни всякое, а береженого, как известно, бог бережет.
     Днем Павел Петрович возвращается в избушку, чтобы забрать камеру, понимает, что в комнате кто-то ночевал, просматривает "кино" и несется к заказчику.
     Лера оказывается у отца, ей под давлением улик приходится признаваться:
     - Да, я стояла во дворе и слышала все.
     Такого свидетеля надо убрать, но Еремин не способен казнить единственную дочь. Павел Петрович, всю жизнь занимающийся "улаживанием" всяких дел и делишек, развивает невероятную активность и предлагает решение проблемы. Леру отвезут в аэропорт, где по чужим документам посадят в самолет и вместе с "няней", специально обученной для подобных дел женщиной, отправят в Лондон. Там, у трапа, их встретят представители закрытой, частной школы для трудных подростков. Двери ее захлопнутся за Лерой, и ближайшие пять лет она проведет под замком. Вырваться шансов не будет, персонал колледжа-каземата нацелен на работу с такими детьми, как Лера.
     Дальше события развиваются так. Леру везут в аэропорт, девушка понимает, что нужно найти способ удрать и.., о счастье! У джипа внезапно прокалывается колесо. Машина тормозит на парковке возле метро, подопечную надзирательница выводит наружу, девушке с женщиной надо сделать пару шагов, чтобы пересесть в машину охраны. Лера соображает: вот он, последний, дарованный судьбой шанс. Она делает вид, что спотыкается и падает. Сопровождающая наклоняется, и тут Лера бьет ее пальцами в глаза. Женщина, почти ослепшая от боли, закрывает руками лицо. Охранники выскакивают из машины, но юркая девица шмыгает в толпу. На секунду секьюрити охватывает растерянность, но уже через мгновение они приходят в себя, один блокирует вход в метро, а второй кидается к торговым павильонам. Но Лера хитрее всех, она, пригнувшись, дергает ручки дверей припаркованных машин, находит незапертую, влезает внутрь и замирает на полу, около заднего сиденья.
     Лере везет: через секунду за руль садится милая женщина, оказавшаяся писательницей, такой можно наврать с три короба, и девушка старается вовсю.
     - Эй, эй! Ты о чем? - закричала я. - Вернее, о ком?
     - О тебе и Лере!
     - Ко мне в машину села Оля!
     - Это она так назвалась, сама. Или показала документы?
     - Нет, - растерянно ответила я, - паспорт я не видела.
     - И поверила небылицам?
     - Оля несчастный ребенок, сирота...
     - Вилка, - с жалостью сказал Олег, - Лере пришлось на ходу придумывать историю, она допустила кучу ляпов, а ты их не заметила. Ну, допустим, по ее словам, Лера Квашня открыла замок пилкой для ногтей. Дорогая, сильно сомневаюсь, что бандерша бы имела на двери подобные запоры, и уж она бы никогда не стала привозить провинившуюся девочку в ту квартиру, где живет будущая жертва. Разыграйся такая ситуация в действительности, Леру бы просто убили, и делу конец. И в самом начале Оля бросает фразу "полгода по помойкам ела", а затем выясняется, что после смерти мамы она еще некоторое время жила на стройке, и только потом оказалась у Анны Ивановны. Где шесть месяцев беспризорности, а?
     - Но...
     - Погоди, - перебил меня Куприн, - еще не вечер. Сначала Оля думает просто отъехать от места, где носится охрана, и прибывает с тобой в издательство.
     Тебя она не знает и полагает, что посторонний человек не станет особо заморачиваться чужим ребенком.
     Но ты активно интересовалась ее приключениями, и Лера решает успокоить слишком настырную тетку, отсюда и история про Леру Квашню.
     - Но почему она назвала выдуманный персонаж своим именем?
     - Говорит, оно само вылетело изо рта. Лера - ее собственное имя, вот и пришло первым на ум, а Квашню брякнула случайно. Понимаешь, у нее на языке висело "Опара", но в тот момент, когда за именем Лера уже готова была вылететь фамилия, врунья спохватывается: нельзя говорить "Опара", нужно назвать нечто иное! Что? Раздумывать некогда... Опара, Квашня! Девушка машинально произносит почти синоним слова "опара". Конечно, оно обозначает заготовку для теста, как написано в словаре: "смесь молока и дрожжей", а "квашня" - это кастрюля или горшок, в котором поднимается опара, только для подавляющего числа людей эти два слова превратились в синонимы. В экстремальной ситуации мозг вруньи Леры пошел по самому простому пути. Кстати, я не первый раз сталкиваюсь с подобной ситуацией. У нас был случай, когда одна дама, имевшая подругу по фамилии Кошкина, чтобы спасти близкую себе женщину, заявила, что ей звонит - Собакина. Понимаешь? Кошка - Собака. Опара - Квашня. Вот Опара - Собакина никак не придет в голову второпях. Кстати, Лера, не желая того, угодила в точку, Опару многие называли Квашней из-за ее полноты, а кое-кто считает, что это фамилия Анастасии, отсюда и путаница. Кстати, когда ты произносила: "Лера Квашня", Наташа мигом поняла, что речь идет об Опаре, но об этом позднее. Ну а уж потом, начав самозабвенно врать, девица сообщила про Буркино.
     - Зачем?!
     Олег потер затылок.
     - Знаешь, если на вопрос: "Где был?" человек спокойно отвечает: "Гулять ходил, просто так, название улицы не запомнил", я ему верю. Но если звучит, что:
     "Шел по магистрали, там еще кинотеатр, в нем фильм показывали "Тайна земли", режиссер Пупкин, в главной роли Тютькин, а еще аварию увидел, две машины и т.д." - в общем, если на простой вопрос дается слишком обстоятельный ответ, невольно думаешь о вранье. Правда коротка - ложь цветиста. Вруны, чтобы убедить всех в своей честности, начинают сыпать кучей ненужных подробностей, сообщать детали. Лера из числа таких людей, отсюда речь про Буркино, Леру Квашню и так далее. Почему именно эти имена и названия пришли ей на ум? Не было времени на подготовку легенды. Ты учти, Лера только что вырвалась из лап надзирателей, удивительно, как она вообще ухитрилась придумать относительно связный рассказ. Лера думала о Буркине, об Опаре, о ситуации с проказой, и в момент стресса мозг заставил язык произнести то, что он сказал.
     - Неужели она не сообразила, что я поеду проверить ее историю?
     - Милая, - улыбнулся Олег, - Лера-то не хотела от тебя убегать. Во время разговора с Ариной Виоловой она поняла: лучшего места, чтобы спрятаться, чем квартира писательницы, ей не найти. Ты Лере сказала, что временно живешь одна, муж вернется лишь через десять дней, остальные родственники в деревне, в город они не наезжают. Кстати, давно ты проверяла банку из-под печенья, где держишь "кассу"? Сколько у тебя имелось в заначке?
     - Две тысячи долларов, - растерянно ответила я, - а что?
     - Их нет. Лера нашла купюры... Впрочем, об этом тоже позднее.
     
     Глава 37
     
     Оставшись в "Марко", девица сначала смирно сидит в кресле, потом идет покурить.
     - Она курит? Но Оля говорила, что нет!
     Куприн махнул рукой:
     - Тебе еще не надоело тупо повторять одно и то же? "Оля говорила, что нет". Ну право, смешно! Не успевает Лера выбраться наружу, как к "Марко" подъезжает охрана.
     - Как они узнали, куда делась девочка?
     - Павел Петрович ас своего дела, за джипом, в котором везли Леру, велось видеонаблюдение. Камера запечатлела момент побега, естественно, тут же просмотрели ленту и обратили внимание на уехавшие с парковки через несколько секунд после пропажи девицы "Жигули". Спустя короткое время установили владелицу. Одна группа направилась к тебе домой, но нашла запертую квартиру, вторая рванула в "Марко".
     Лере удалось убежать, она прошаталась ночь по улице, потом явилась к тебе. Павел Петрович дал маху, не установил за квартирой Виоловой слежку.
     - Зато потом опомнился и решил меня допросить!
     - Но ты стояла насмерть, не купилась на разговор об оплаченной пиар-кампании. Кстати, Вилка, ну неужели ты ни разу не засомневалась в Оле - Лере?
     - Нет.
     - Хорошо, еще нестыковка. Лера, соблюдая образ милой девочки, начисто открещивается от курения.
     И ты решаешь: в "Марко" в кресле сидела девочка в белом платье, ты еще смотрела на нее, приняв за Олю, помнишь?
     - Да.
     - В твою голову приходит мысль: это другого ребенка видел парковщик, дети похожи, Оля находилась на другом этаже. Так?
     - Да.
     - Но! Ты подошла к незнакомому ребенку, увидела, что это не Оля, и спустилась вниз, где охранник сказал: "Девочка ушла курить". Но другая же сидела в кресле! Следовательно, курила Оля, а не другая девочка. Все просто.
     - Я идиотка!
     - Ну.., да!!! Ладно. Далее ты несешься в Буркино и налетаешь там на Наташу, которая, попив утром сливовый сок, поехала искать Анастасию Опару. Наташа поверила Лере и решила помочь той. Анастасия хороший доктор, пусть выпишет лекарство. Но увы, приехав в барак, Еремина узнает, Опара умерла. Потом вы сталкиваетесь в коридоре, ты спрашиваешь о Квашне, заводишь разговор, Ната пугается. Она всю жизнь ждет разоблачения, и вдруг неизвестная тетка принимается говорить о... Лере. При чем тут фамилия Квашня? Наташа решает порасспросить незнакомку, она прикидывается "безлошадной", залезает к тебе в машину и рассказывает выдуманную историю про якобы пропавшую сестру и новую квартиру. Я уже говорил, что почти все участники событий тебе врали. Наташа хочет при следующей встрече с Лерой сообщить той о странной тетке, спросить, что происходит, но тут начинает действовать отрава.
     - Значит, вот почему Наташа так подробно живописала свое несчастное детство с бабушкой-алкоголичкой.
     Куприн встал и начал ходить между столом и окном.
     - Да, ложь потребовала подробностей - Нет, ты ошибаешься!
     - В чем?
     - Оля не Лера! Не она!
     - Увы, я прав.
     - Нет!!! Оле всего тринадцать или четырнадцать лет, она была одета в белое платьице, носочки, так не наряжаются двадцатилетние девушки! Да бог с ней, с одеждой! Олечка смотрится ребенком, ее с трудом можно принять за семиклассницу! Крохотная такая!
     Куприн оперся руками о столешницу.
     - Помнишь, я говорил об одном обстоятельстве, которое убедило Наташу в том, что она видит племянницу! У ее матери, умершей в лепрозории от проказы, была сестра, которая до самой смерти казалась ребенком. Нет, она не лилипут, не карлик, но на грани, рост метр двадцать, вес воробья, и из-за гормональных нарушении, недоразвитости женских органов абсолютно детская внешность. Инфантилизм, хорошо описанная в медицинской литературе вещь. Генетику не переделать, Лера пошла в свою никогда не виденную двоюродную бабку, получилась с теми же нарушениями, оттого и смотрелась девчушкой, она часто эксплуатировала свою внешность и тебя "купила" на ребячливый вид. Кстати, это же обстоятельство решил использовать и ее отец, он сделал Лере документы тринадцатилетней девочки, в лондонской школе были уверены, к ним направляется трудный подросток. Отец старательно заметал следы, вот почему он так одел перед отлетом дочь, слегка нарочито по-детски, но благодаря белому платьицу и носочкам мерзавка стала смотреться настоящей школьницей. Впрочем, ты все же что-то заподозрила.
     - Я?, - Да. Помнишь, ты говорила, что, выходя из комнаты, обратила внимание на руку Оли, свисавшую из-под одеяла. Тебя ничего не удивило?
     - Верно, но не понимаю что.
     - Можешь описать увиденное?
     - Ну.., тонкие пальцы.., внешняя сторона кисти с выступающими венами...
     - Вот! У ребенка, девочки тринадцати лет, вены не выступают, а после двадцати, в особенности если употреблять кокаин, они вылезут. Ты нечаянно отметила, что ручка не ребячья, но заострять внимание на этом наблюдении не стала.
     - Но я видела Олю без одежды, на ее коже не имелось следов от уколов.
     - Вилка, кокаин нюхают!
     - Действительно, - охнула я, - ну и дурака я сваляла. Где сейчас Лера?
     - У нас.
     - Но как ты ее поймал?
     Куприн пожал плечами.
     - Просто приехал поздно ночью домой, открыл дверь, тебя нет, зато есть девочка, попытался с ней поговорить, понял, дело нечисто, много врет. Знаешь, Лера постоянно выходила в город, один раз ночью, когда ты спала, за кокаином пошла. Ты ее чуть не застала, облила водой, стукнула черпаком.
     - Шумовкой!
     - Не важно! И как ты не просекла, что гостья с улицы явилась?
     - Оля сказала, что решила проверить дверь.
     - Эх, Вилка, ты же мне описывала ситуацию и обронила фразу: "Я ей велела переодеться, джинсы и футболка мокрые были". Если девочка в страхе вскочила с кровати и бросилась к двери проверять замок, на ней бы оказалась ночная сорочка, максимум халат, а не уличная одежда.
     - Да, - чуть не заплакала я, - похоже, ты прав!
     - Ничего, - заулыбался Олег, - ну не заметила, не поняла, всякое бывает. Лера-то мастерица! Когда ты подкатываешься к ней с новым разговором про Опару, она мигом заводит речь о дебильности и своей беспамятности. Кстати, Лера твердо решает: сейчас эта дура уедет по делам, я наведу в квартире шмон и уйду.
     - Куда?
     - Ты думала, она сидит дома?
     " - Да.
     - Нет, Лера ходила по улицам, свела знакомство с одним молодым человеком, который предложил ей пожить у него на даче, когда уедут родители. Предки парня должны были отвалить вскоре после твоего отъезда, Лера надумала переночевать у дуры-писательницы, а утром уйти, но тут приехал я. Не повезло ей.
     Кстати, ты очень помогла Лере, выкрасила ей волосы, и местные кумушки приняли девушку за Кристину.
     А Лера решила вовсю воспользоваться новыми возможностями, знаешь, что я обнаружил в ее сумочке?
     - Деньги!
     - Да, конечно, но еще паспорт Кристи, она собиралась жить дальше под именем Кристины. Здорово!
     - Просто су пер, - пробормотала я, - значит, никакой Абдулла за ней не охотился!
     Олег усмехнулся.
     - Еще как охотился. Юрий Еремин, в отличие от своих родственников, поменял себе документы, он стал Михаилом Сергеевичем Абдуллой. Может, не слишком удачная фамилия, но иных бумаг он тогда не раздобыл.
     - Я думала, Абдулла имя, но потом...
     Олег махнул рукой.
     - Ясно, можешь не продолжать. У Леры был шанс выскочить сухой из воды, но ей не повезло, впрочем, в этой истории не повезло еще двум людям.
     - Кому?
     - Сейчас поймешь. Дело обстояло так. Наташе ввели отраву в сливовый сок, Андрей его не употреблял, он предпочитал вишневый, поэтому сестра брала себе маленький пакетик, на один раз, она выпивала его утром. Но накануне убийства в магазине не оказалось вишневого нектара, а сливовый имелся лишь в полуторалитровом пакете, Наташа взяла один и поставила в холодильник.
     Ночью, когда Еремины спали, в квартиру с предельной осторожностью проник человек со шприцом, заполненным лекарством.
     - Как он открыл дверь?
     - Боже! Отмычкой! Не спрашивай ерунды, на Павла Петровича работают люди, для которых любые задачи по плечу.
     Киллер подошел к холодильнику. У него имелась четкая инструкция ввести отраву в сливовый сок, что он и выполнил. Но только никто не приказывал ему проверить на полках наличие вишневого, и о величине пакета речь не шла.
     Сделав дело, убийца спокойно уходит. Утром Наташа вскакивает рано, она торопится к Опаре. Женщина быстро завтракает, выпивает стакан сока и уезжает.
     Брату она оставляет записку. "Извини, рванула по одному делу, вернусь - расскажу".
     Андрей встает, одевается, потом решает попить нектар, лезет в холодильник и видит там лишь начатый пакет сливового сока. Любимого вишневого нет.
     Решив, что лучше слива, чем ничего, он наливает себе чашку, отхлебывает немного и уходит.
     - Но как же Павел Петрович не предусмотрел такой вариант развития событий?!
     - Наташа всегда брала маленький пакетик, лишь для себя. Павел за ней наблюдал не один день, она ни разу не поступила иначе. Судьба!
     - И глупость Павла Петровича!
     - Да, - согласился Олег, - его недоработка, но еще и судьба. Именно в день, когда было назначено убийство, в супермаркете оказался лишь большой пакет сливового сока, и вишневого не было.
     Андрей не ночевал дома, он поехал к очередной любовнице, отсутствия Наташи брат не заметил, правда, с утра начал волноваться, что сестра не брала телефон. Но потом он занялся работой, не знал, что в его теле уже идет разрушительный процесс. Андрей был крепче Наташи и выпил меньше сока, поэтому отрава "догнала" его лишь через день к обеду. Но она ведь так и работает, убивает не сразу, и смерть кажется естественной.
     Остатки сока хотела выпить Луиза.
     - На моих глазах! Она еще удивилась, воскликнула: "Почему Наташка такую бандуру купила, никогда столько не берет. Фу, прокис!" И выплюнула сок в раковину.
     - Чем и спасла свою жизнь! Хотя даже минимальной дозы хватило для кровотечения, хорошо еще, что Луиза упала в морге и очень быстро получила помощь, да и отравы было немного.
     Вот теперь все. Хотя нет, последние неясности.
     Луиза говорит, что вроде слышала имя Лера Квашня. Знаешь откуда? Ну что она вспомнила уже в больнице, отчего просила позвонить тебе?
     - Нет.
     - Последний раз Луиза видела сестру Наташу вечером, та была очень взволнована.
     Луиза спросила:
     - Что-то случилось?
     - Квашня, - невпопад ответила Наташа, - Опара, она же Квашня.
     - Хочешь пирогов? - удивилась сестра.
     - Нет, - протянула Ната, - я не хочу, но кое-кому охота замесить тесто. Ну и ну! Опара! Надеюсь, она жива! А может, нет. Квашня! Лера.., вот тебе и фокус.
     Да уж. Опара.., может помочь ей, иначе Лера... О Господи! Одним словом, Лера и Опара... Вот как поворачивается! Надо ехать!
     - Ты о чем? - напряглась Луиза.
     Сестра рассказала ей про лепрозорий, но фамилии главврача не упомянула, отделалась фразой: "Нам помогли", поэтому сейчас Луиза в недоумении.
     - Лера... Опара.., может убить Леру.., надо срочно искать Квашню... Матушка знает...
     - Господи, ты заболела!
     - Я? - осеклась Наташа. - Все чудесно.
     - Про какую ты тут квашню толкуешь?
     - Не обращай внимания, - отмахнулась Ната, - я на курсы записалась, буду английский учить, велели текст составить про кухню.
     Еремина пока не хотела пугать Луизу сообщением о больной Лере, но сама испугалась почти до обморока.
     Значит, проказа не хочет оставить членов их семьи, она проявилась у Леры.
     Олег замолчал, я тоже сидела тихо. Вот оно как, Луиза потом припомнила странный разговор, хорошо, что она осталась жива.
     - Все, - устало сказал Олег.
     - Нет! Почему Павел Петрович сказал, что дочь Абдуллы зовут Тоней?
     - Это правда. Антонина Михайловна Абдулла.
     - Но она назвалась Лерой!
     - Да, сбежав первый раз из дома, девочка стала так представляться новым знакомым. Дома ее звали Тоней, на улице Лерой. В среде наркоманов ее знают как Лерку Сказка. А родители, естественно, обращались к дочери - Тоня.
     - Но почему "Сказка"?
     - Оттого что Лера - Тоня много врала, ни слова правды никто от нее не слышал. Вот сейчас и впрямь все!
     - Что же теперь будет? - прошептала я.
     
     Эпилог
     
     Епифания скончалась через пару часов после того, как честно рассказала обо всем. Она не произносила пафосных слов о своем долге перед обителью, просто дала показания и отправилась в камеру, там легла на нары и заснула. Все. Ни о каком самоубийстве речи идти не могло, у настоятельницы просто остановилось сердце.
     Та же судьба постигла в другом помещении Устинью, настоятельница и ее верная подруга умерли одновременно, находясь в разных, расположенных далеко друг от друга помещениях. Сокамерницы Устиньи сообщили, что монахиня постоянно молилась, прося, чтоб Господь освободил ее. Наверное, бог в конце концов сжалился и взял обеих "невест" к себе.
     Юрий Еремин - Абдулла находится под следствием, Антонина - Лера сидит дома, у нее взяли подписку о невыезде и лечат от любви к кокаину. Чем для девушки закончится вся история, пока не ясно.
     Баба Катя, узнав о том, что смерть Насти Опары случилась на самом деле, не пошла на контакт с милицией, сослалась на возраст, плохую память и слабое здоровье. Секрет зелий, делавших человека "мертвым", а потом "живым", со смертью Епифании был утрачен.
     Кстати, я забыла рассказать, кто ворвался тогда в церковь на поминальной службе. Всю историю затеяла Ксения, воспитанница Епифании, сирота, прожившая в обители с младенчества. Она не знала, что является родной дочерью настоятельницы, мечтала уйти "в мир" и, чтобы вырваться из обители, "настучала" соответствующим органам о готовящемся "воскрешении".
     Ксения имела хорошие уши и знала монастырь как свои пять пальцев, это она открыла ворота странной, закутанной в черное женщине и позвала Устинью. Но, передав гостью правой руке матушки, Ксения из любопытства подслушала разговор и поняла - вот он, шанс выбраться из обители. Девушке пришлось пережить страшные мгновения, когда следователь сообщил: настоятельница на самом деле родная мать Ксении.
     Где сейчас стукачка, я не знаю, в обители новая хозяйка, думаю, ей будет трудно, по репутации монастыря нанесен сокрушительный удар.
     Луиза выздоровела и обрела наследство, я с ней более никогда не виделась.
     В нашей жизни особых изменений нет, Олег работает, я написала очередную книгу и, правда с опозданием, сдала рукопись Олесе Константиновне. Сериал запустили в производство, и у меня прибавилось забот, причем связаны они не только с профессиональной работой, основная головная боль - Ленинид.
     Вчера вечером папенька прибыл к нам в компании роскошной блондинки. Я, открыв ему дверь, от удивления ляпнула:
     - Это кто?
     - Анжела, - заулыбался папенька, - моя невеста.
     - Ты же женат! - вырвалось у меня.
     - Кисонька, - прочирикал Ленинид, - ступай в гостиную, вот туда, налево.
     Перебирая бесконечно длинными ногами, красавица покорно двинулась в указанном направлении.
     - Нельзя ли потише, - сердито сказал папенька, - какая жена?
     - Твоя.
     - Уж не думаешь ли ты, что звезда экрана станет жить с.., хм.., в общем, у нас развод! У меня изменился статус.
     - Кто? - вытаращила я глаза. - Что?
     - Статус, - повторил Ленинид, - когда я был простым столяром - это одно, но теперь... Кстати, я получил еще одно предложение. Закончу съемки в сериале Виоловой, буду играть главную роль у Бустиновой.
     Меня охватила настоящая злость. Мой папенька у Бустиновой? Право, это слишком.
     - Кстати, как тебе костюмчик? - спросил Ленинид. - Супер, да? А часы? Класс! Да, я тут принес Олегу в подарок одеколон, просто неприятно, какой он дрянью душится, фу, за две копейки. На, держи, отдай зятю.
     Мне оставалось лишь хлопать глазами.
     - Надеюсь, ты купила себе платье? - продолжал папенька. - Вечернее.
     - Зачем?
     - Как? У нас представление первой серии "Кекса в большом городе".
     - Это что?
     Папенька вытаращил глаза.
     - Твой сериал. "Кекс в большом городе"! Суперское название.
     Я сначала лишилась дара речи, но потом пришла в себя и подумала, что сорок серий, где главные герои - китаец, русский и негритянка - спасают человечество от ядерной войны, борясь с динозаврами, и походя разыскивают при помощи инопланетян лекарство от СПИДа, лучше и не назвать как "Кекс в большом городе"!
     - Экая ты, право, бессовестная, - покачал головой папенька, - все забыла! И платье не приобрела!
     Не вздумай опозорить меня! Звезду! Изволь явиться в соответствующем виде. Конечно, фильм получился лишь из-за меня, но ведь и тебя надо людям показать.
     Без автора, даже такого, как ты, никак нельзя. Ну не принято без писателя, компранэ?
     Высказавшись, Ленинид пошел в гостиную, я смотрела ему вслед. И кто тут говорит о совести, а? Папенька сошел с ума, зазвездился, растопырил пальцы.
     Значит, у меня нет совести? Это у него она отсутствует! Впрочем, сейчас я не права. На самом деле совесть говорит в каждом человеке, просто она не со всяким находит общий язык.