Ричард С. Пратер                  Свидетелей не оставлять            "Шелл Скотт"                  "Always Leave Them Dying" 1954, перевод Н. Александровой            OCR Денис: http://mysuli.aldebaran.ru                  Глава 1            - Освободите меня от этого! - вопил я.      Психиаторша с хорошей фигурой, два врача и два крепких охранника - все проигнорировали вопль. Смирительная рубашка крепко стягивала мои руки. Поврежденное плечо болело, спина болела. Будь оно проклято, болело все!      Мое тело, длиной в шесть футов и два дюйма, было распростерто горизонтально на носилках, но два здоровенных охранника легко несли двести пять фунтов по коридору. Я чувствовал себя запутанным, как современное искусство, а пребывание в этой дурацкой психушке не облегчало положения.      Сознание только что вернулось ко мне, хотя как следует сосредоточиться все еще было трудно. С левой стороны носилок шли врачи - Вулф и Янсей.      - Какого черта, проклятые дураки? - крикнул я им. - Вы кто - медицинский персонал или здешние пациенты? Вы что, считаете меня сумасшедшим?      Они даже не посмотрели в мою сторону. Наверное, не стоило задавать этот вопрос. Светлые волосы длиной всего лишь в дюйм, торчащие вверх, будто облизанные коровой, странно изогнутые белесые брови и слегка свернутый на сторону нос, разумеется, не прибавляли очарования моей внешности, но в то же время и не говорили о том, что серое вещество мозга стронулось с места.      Повернув голову, я взглянул направо. Тут в белом накрахмаленном медицинском облачении шла хорошенькая маленькая психиаторша, прелестную фигурку которой не могло скрыть даже такое одеяние. Мои глаза неприлично сосредоточились на ней.      Между тем носилки повернули влево, зажегся яркий свет, меня внесли в палату и бесцеремонно сбросили, орущего как дьявол, на узкую койку.      Доктор Вулф посмотрел на своего нового больного сверху вниз. В стеклах его очков без оправы, водруженных на нос в форме картошки, отражался свет лампы, делая его похожим на сову с серебряными глазами.      - Он снова впадает в буйство, - заключил этот врач. Затем вышел, но быстро вернулся, держа в руках длинный шприц.      Игла вошла в мою шею, словно ужалила.      Спустя несколько секунд свет погас, все покинули комнату. Дверь захлопнулась, я остался один в темноте.      Все эти типы считали меня ненормальным. "Либо это действительно так, либо психушку захватили сумасшедшие", - со вздохом подумал я. Лекарство начало действовать почти мгновенно. Я боролся со сном как мог и все-таки вынужден был позволить векам сомкнуться.      Не знаю, сколько прошло времени. Открыть глаза меня заставил какой-то неясный шум. Кто-то вошел в палату и прикрыл за собою дверь. Затем возник тонкий луч света от маленького фонарика. Сверкая, он отразился от большого бриллиантового кольца на пальце другой руки вошедшего и от чего-то еще, что она сжимала, - какого-то длинного, остро отточенного лезвия, то ли ножа, то ли скальпеля.      - Эй! - произнес я хрипло, удивившись собственному глухому голосу.      В ответ прозвучало ругательство, в лицо мне ударил луч. В его свете я увидел, как лезвие взметнулось вверх, и внезапно совершенно проснулся. Пронзила мысль: "Этот идиот собирается меня зарезать!"      Дальше были только звуки и движения. Крики, которые я издавал до сих пор, не шли ни в какое сравнение с моими новыми воплями. Резким рывком я сдвинулся в сторону. Руки и ноги связывала смирительная рубашка. И все же мне удалось зацепиться каблуками за край кровати, покатиться. Лезвие полоснуло по моей спине. Я напряг мускулы и почувствовал, как соскользнул с койки, затем упал на пол. Тут же перекатился на спину и подтянул ноги, чтобы лягнуть стоящую передо мной фигуру, но фонарик, мигнув, погас, а фигура проскочила мимо. Послышался скрип, будто бы открылось окно.      В коридоре раздались торопливые шаги. Дверь снова открылась, вспыхнул свет. В дверях, испуганно моргая, стояла незнакомая медицинская сестра. Затем снова послышался топот, и в палату вошли один из охранников, маленькая психиаторша и другой врач. Чьи-то руки подняли меня снова на кровать. Потом появился доктор Янсей, а за ним доктор Вулф и еще один человек. Все они что-то бормотали, а я, обращаясь к ним, говорил намного громче их:      - У вас здесь бегает сумасшедший! Он пытался меня зарезать. Снимите с меня эту проклятую рубашку!      Доктор Янсей произнес мягко, утешающим тоном:      - Среди наших пациентов нет убийц!      - Это вы так думаете! - Мысли мои путались, мускулы были свинцовыми от лекарства. - А я вам говорю, кто-то пытался меня убить! Он вылез в окно.      Психиаторша положила мне на лоб прохладную руку.      - Не возбуждайтесь, вам это, очевидно, приснилось.      - Черта с два приснилось!      Они отошли от кровати, свет снова погас, дверь закрылась, и я опять остался один, ощущая под собой влагу от крови, которая текла из пореза на спине.      Я чувствовал, как от злости у меня пульсируют виски, но понимал, что могу орать сколько угодно, - больше никто не придет. Слишком много невероятного произошло сегодняшним вечером. Возможно, меня пытался убить вовсе не маньяк. Может быть, из-за дела, которым я стал заниматься, может быть, из-за чего-то из прошлого, а может быть, кто-то вполне нормальный, но сильно напуганный хотел видеть меня мертвым.      Мысленно я вернулся к утренним часам, когда все это началось. Глаза мои закрывались, приходилось заставлять их вновь открываться и оставаться широко открытыми в темноте.                  Глава 2            Это был один из редких, совершенно чистых от смога дней, когда Лос-Анджелес можно видеть в самом Лос-Анджелесе. Чаще бывает так, что разглядеть городскую ратушу можно, только находясь внутри ее. Но на сей раз выдалось именно такое утро, когда выскакиваешь из постели просто переполненным кислородом.      Я пропрыгал через всю мою трехкомнатную квартиру в "Спартан-Апартмент-отеле" в Голливуде до ванной комнаты. И чувствовал себя так хорошо, что даже не имел ничего против, когда неожиданно зазвонил телефон и пришлось разговаривать с клиентом, хотя был ранний час воскресного дня. Мой офис в деловой части Лос-Анджелеса был заперт, и предполагалось, что я должен отдыхать и набираться сил для понедельника.      Звонившая женщина назвалась миссис Гиффорд. У нее пропала дочь, она очень обеспокоилась и спрашивала, не попытаюсь ли я ее найти. Конечно. Сегодня я был готов на что угодно. Поэтому охотно отправился в восточную часть Лос-Анджелеса. Однако веселье мое несколько поубавилось, когда я приехал по названному адресу и припарковал машину.      Это была запущенная, какая-то ненадежная часть города. Из дома неслись звуки включенного телевизора: "Желудок прихватило? Попробуйте "Гатболм"!" И все же я позвонил в дверь.      Кто-то крикнул, приглашая меня войти. Все шторы в комнате оказались задернутыми, свет не горел, но, рассчитав направление и расстояние от мерцающего телеэкрана, я все-таки нашел миссис Гиффорд. Она валялась на кушетке, как мешок. Жирная, вылезающая из выцветшего домашнего халата, в заношенных шлепанцах на босых ногах. Лицо ее напоминало нечто изготовленное из густого теста. Пекарь ткнул в него два пальца и таким образом изобразил глаза, слегка защипнул кусочек, чтобы соорудить подобие носа, и шлепнул ребром ладони, проделав щель вместо рта. Под всем этим, ближе к толстой шее, свисало несколько подбородков.      Несмотря на то что половину своего внимания хозяйка дома уделяла телевизору, мне удалось узнать, что она развелась с мужем, когда Фелисити, их единственному ребенку, было около года, и получила опеку над дочерью, которой в настоящее время уже шестнадцать. Несколько минут миссис Гиффорд объясняла, как ей повезло, что удалось забрать маленькую дочку от "скопления дьяволов", которым, как она утверждала, был ее муж - большой потаскун. Он путался с разными женщинами. Намекнула даже, что поймала его за этим занятием. А пока миссис Гиффорд громко излагала свои переживания, я начал удивляться - зачем, собственно говоря, здесь нахожусь? Наконец она ввела меня в курс дела.      В пятницу вечером, около девяти тридцати, кто-то позвонил Фелисити по телефону. Она ответила, коротко поговорила и нацарапала что-то на листке блокнота. Затем повесила трубку и тихо посидела некоторое время, рисуя что-то на столе. Потом пожелала матери спокойной ночи, ушла в свою комнату и предположительно легла спать. Однако утром оказалось, что девушка исчезла. На ее постели явно никто не лежал. И с тех пор миссис Гиффорд не видела дочь, ничего о ней не слышала.      - Полиция уже знает об этом? - поинтересовался я.      - Да. Я разговаривала с людьми из отдела, который занимается розыском пропавших. Но у них так много подобных случаев и так много в связи с этим дел, что я решила позвонить вам.      - Ясно.      Значит, отдел розыска пропавших выполнит большую часть работы, которую предстояло выполнить мне. Вся эта история выглядела как дюжина подобных, с которыми мне приходилось сталкиваться прежде. Девчонкам просто надоело сидеть дома, или они убегали по одной из многочисленных причин. Некоторые действительно пропадали. Но чаще всего их находили через пару дней, если только беглянки сами не возвращались домой раньше, не повзрослев, но набравшись кое-какого опыта.      - До этого случая Фелисити когда-нибудь убегала? - задал я следующий вопрос.      - О нет! Она и сейчас не убежала, я уверена. Фелисити никогда бы не убежала. По-видимому, случилось что-то ужасное! Я хочу сказать, что она ушла определенно против своей воли. Ее с трудом можно было заставить выйти из комнаты. - Миссис Гиффорд покачала головой и повторила: - Произошло что-то ужасное!      - Вы знаете, кто звонил ей в тот вечер?      - Нет. Полагаю, одна из подруг. Не могу себе представить, что это был кто-то другой. Вы думаете, звонок как-то связан с тем, что произошло?      - Не знаю.      В отличие от миссис Гиффорд я вполне мог себе представить, что девушка сбежала с капитаном футбольной команды, но не хотел отягощать ее подобного рода предположениями.      - Если вы назовете имена ее подруг, я проверю их, только лучше перечислите мальчиков, которые могли позвонить.      - Это не мог быть мальчик, мистер Скотт.      - Поскольку дело происходило в пятницу вечером, может, какой-нибудь парнишка назначил ей свидание?      Миссис Гиффорд воздела глаза к потолку и тихо рассмеялась.      - О боже! - произнесла она тоном, каким говорят с идиотами. - Неужели вы могли подумать, что моя девочка встречается с мальчишками? Она же просто ребенок!      Я ухмыльнулся:      - Простите. Мне показалось, вы сказали, что ей шестнадцать.      Тесто, из которого было сделано лицо миссис Гиффорд, застыло и стало твердым. Она заговорила спокойным, бесстрастным голосом, но с уверенностью человека, убежденного в своей правоте:      - Фелисити шестнадцать лет, мистер Скотт. Ребенок этого возраста, возможно, не знает, как защититься от мужчин. Но я, как мать, не выполнила бы своего долга, если бы не смогла уберечь ее от зла, которое ей могли бы причинить. - И, глядя на меня несколько сердито, с хмурым выражением на тяжелом лице, повторила: - Она - ребенок!      Я вспомнил, как миссис Гиффорд рассказывала о бывшем муже. Ее негодование заставляло меня тогда усомниться, действительно ли она так его ненавидела, как это изображала, или просто у нее этим утром дурное настроение. Во всяком случае, ей была нанесена обида, и она хотела, чтобы ее дочери подобное не грозило. Черт побери, неужели считает, что может оградить ее от этого?      Тут я впервые подумал о Фелисити не только как об участнице очередного дела. Мне стало интересно узнать, какая она, где находится и все ли с ней в порядке.      - Ну конечно, - согласился я на всякий случай с ее матерью. - Вы упомянули, что Фелисити написала что-то в блокноте возле телефона. Можно на это взглянуть?      Миссис Гиффорд повернула голову в сторону маленького столика, на котором не было ничего, кроме телефона, и нахмурилась еще больше.      - Не помню точно, но, возможно, она взяла это с собой в спальню. - Помолчала некоторое время, потом вздохнула. - Пожалуй, лучше пойду взгляну. - И с большим усилием поднялась с кушетки.      Я последовал за женщиной через узкий холл в маленькую комнатку, которая, по ее словам, принадлежала дочери. Пока она искала блокнот, я огляделся. Все вокруг было приглажено, как редкие волосы лысеющего человека. Пока я не понял, как уютно и аккуратно в этой комнатке, совершенно не осознал, какой беспорядок и неубранность царили в остальном доме. Однако это сравнение только подготовило меня к шоку от неожиданно увиденного.      На туалетном столике из некрашеных сосновых досок лежало несколько расчесок, щеток, пара ножниц и стоял в картонной рамке рисованный от руки портрет. На нем была изображена девушка с лицом в форме сердечка, густыми темно-коричневыми бровями, изогнутыми над большими, широко расставленными глазами. Губы ее были слегка тронуты улыбкой. Это был портрет привлекательной молодой девушки на пороге превращения ее в прекрасную женщину. Вероятно, из-за того впечатления, которое произвела на меня миссис Гиффорд, я не подумал сразу, что на портрете изображена ее дочь.      Однако это была именно Фелисити, как пояснила миссис Гиффорд, когда я бестактно задал вопрос: "Кто это?" Тогда, взяв портрет в руки, я начал его рассматривать. Большие темные глаза с длинными ресницами, по-мальчишески коротко подстриженные волосы и чуть кривоватые передние зубы, которые, однако, вовсе не портили милой улыбки.      Миссис Гиффорд закрыла за моей спиной какой-то ящик.      - Вот этот блокнот. На нем ничего нет.      Я обернулся, она передала его мне. Верхняя часть первого листа была чистой, но, если держать блокнот так, чтобы свет падал на его поверхность под острым углом, можно было различить отпечаток трех слов, под которыми бумага была испещрена черточками, завитушками и кружками.      - Посмотрите, - показал я матери. - Похоже, она написала "Диксон", а потом "Бэрч и Айви". Затем оторвала листок. Вам это что-нибудь говорит?      Женщина качнула головой, при этом все ее подбородки затряслись.      - О, Бэрч и Айви?! Это перекресток недалеко отсюда. Один квартал вверх, - она показала рукой, - и один вниз.      По моей просьбе миссис Гиффорд просмотрела вещи, принадлежащие Фелисити. Девушка явно ничего с собой не взяла, кроме кошелька. Ушла в том, во что была одета в пятницу вечером, - белая блузка, серый свитер, юбка, черные туфли на низком каблуке.      - Вам нужно здесь еще что-нибудь? - спросила миссис Гиффорд.      - Если не возражаете, я хотел бы еще посмотреть...      - Пожалуйста, мистер Скотт! - кивнула она и вышла.      Я пробыл в комнате девушки, обыскивая ее, еще несколько минут. Было немного неловко просматривать интимные вещи, принадлежавшие Фелисити, - книги, безделушки, сувениры. Но мне хотелось узнать о ней и о ее образе жизни как можно больше, Лос-Анджелес - большой город, маленькая девочка вполне может в нем затеряться.      То немногое, что я выяснил о самой миссис Гиффорд, подсказало до некоторой степени, какой могла быть ее дочь. Уютная, чистая комнатка добавила еще немного. Одежда Фелисити оказалась однообразной, в основном темно-синего или серого цвета. Одна пара коричневых туфель на низком каблуке и коричневое легкое пальто. Единственные цветные пятна, которые попались мне на глаза, были две ленты для волос - желтая и красная. Я нашел четыре школьных учебника, Библию, довольно потертую книгу с текстами гимнов и шесть киножурналов. Случайно обнаружил почти полный пузырек яркого лака для ногтей, находящийся в странном месте - в нижнем ящике комода, под носовыми платками. Перебрал фотографии, среди которых были снимки самой Фелисити, ее вместе с подругами и просто портреты других девушек. Закончив осмотр, вернулся в гостиную.      Усевшись рядом с миссис Гиффорд, которая уже опять устроилась перед телевизором, предположил:      - А могла Фелисити остаться ночевать у какой-нибудь из своих подруг?      - Нет. Она бы этого не сделала.      - Были ли какие-нибудь признаки, указывающие на то, что она собиралась поступить так? Могла она думать о побеге? О поездке к друзьям за город или что-нибудь в этом роде?      - Но зачем ей было убегать?      В течение нескольких секунд мне казалось, что я могу дать этой женщине прямой ответ на ее вопрос, но сдержался и вместо этого продолжил расспрашивать:      - Она выглядела вполне счастливой, нормальной, здоровой?      Миссис Гиффорд подумала.      - Последнее время казалась несколько нервной, пугливой. И чувствовала себя большей частью не совсем хорошо. Ее немного беспокоил желудок.      Она странно произнесла последнее слово, как "жлудок".      - И сколько времени это продолжалось?      - О, кажется, два или три месяца. Трудно сказать точно. Я сама себя так плохо чувствовала!      - Так. Она показывалась врачу?      - Нет, с ней не было ничего серьезного, просто возрастные явления.      - Понятно.      Я достал сигарету, хотел закурить, но передумал. В доме не было видно пепельниц, я готов был поспорить, что миссис Гиффорд не курит. Покрутив сигарету в пальцах, наконец выпалил:      - У меня мелькнула мысль, а не могла ли Фелисити быть беременной? - Последнее слово мне далось с трудом.      - Какие ужасные вещи вы говорите! - ахнула миссис Гиффорд. Глаза ее расширились, а рот стал маленьким. Сквозь почти сжатые губы она добавила: - Это просто невозможно! Фелисити не имеет об этих вещах ни малейшего понятия. Я хочу сказать... о сексе! Невозможно даже предположить...      - Простите, я не хотел вас обидеть, но должен задать все вопросы, ведь ваши ответы могут как-то помочь. Нездоровье Фелисити и ее...      - Ну, довольно! Она совсем не такая девушка. Я достаточно хорошо за ней следила.      - Не сомневаюсь, миссис Гиффорд. Простите, что упомянул об этом. В моей работе привыкаешь к разного рода неожиданностям, вот подумал, может быть...      - Фелисити хорошая девушка, мистер Скотт. Она ведь траммелитка.      - Она что?      - Траммелитка. Ходит слушать проповеди мистера Траммела почти каждый вечер.      Последняя фраза прозвучала как сигнал тревоги. Как дребезжащий звонок. Звук его мне очень не понравился. Траммелиты - члены секты, основанной на болтовне известного Артура Траммела.      Я знал немало о Траммеле, даже встречался с ним и считал, что если он будет продолжать действовать в том же направлении, то со временем смутит столько же голов, сколько и официальная религия. Начать с того, что большинство его последователей были весьма эксцентричными людьми. Послушав некоторое время его проповеди, они обычно становились такими же извращенцами, как он сам. Если Фелисити была связана с этой компанией, я хотел узнать об этом все.      - Ваша дочь проводила много времени на собраниях траммелитов?      - О да! Даже пела в хоре, который есть у мистера Траммела. В хоровую группу входит всего двадцать человек, Фелисити - одна из них. Они поют прекрасно.      - Вы слышали их сами на собраниях?      - Много раз. Я ходила туда только для того, чтобы послушать хор. Мистер Траммел чудесный человек, не правда ли?      "Чудесный человек, - подумал я, - который прикинется кем угодно, чтобы при первой же возможности воспользоваться своим шансом".      - Полагаю, кое-кто из траммелитов сможет нам помочь. Возможно, кто-нибудь из них знает, где может находиться Фелисити, поскольку она проводила так много времени на собраниях...      Я просто нащупывал почву, чтобы получить побольше информации.      Миссис Гиффорд кивнула:      - Я об этом не подумала, но, знаете, это действительно так. Если кому-то известно что-либо, то это им. Почти все ее друзья, люди, с которыми она знакома, - траммелиты. Это самые лучшие люди. И мистер Траммел... - Она замолчала.      - Да? - попытался я изобразить приятную улыбку. - Что мистер Траммел?      Она прикусила губу, затем понизила голос:      - Он знает такое, чего не знают обычные люди...      - Неужели?      Миссис Гиффорд не ответила. Я подождал с минуту, но больше она не произнесла ничего. Мне это несколько не понравилось. Похоже, если я начну разговаривать с людьми, которых знала Фелисити, пытаясь ее обнаружить, придется иметь дело с одними траммелитами. Это может осложнить задачу, сделать ее труднее, чем она могла бы быть. Столкнувшись с компанией странных последователей Траммела, можно ожидать чего угодно. Возможно, даже на самого их лидера обрушится неожиданный удар.      Я закурил. К черту некурящую миссис Гиффорд! Мне стало не по себе от одной мысли, куда меня могут привести поиски.      В Лос-Анджелесе и его округе на каждую квадратную милю рехнувшихся больше, чем в любом другом месте. Действуют сотни различных сект - от Всемирной партии безопасности во главе с Джоном и его дьявольски хитрым девизом "Каждый человек представляет собою нечто" и до зумитов, возглавляемых Зумом, и всяких прочих.      Но секта Артура Траммела - самая большая, самая известная и наиболее процветающая. Траммел появился у нас всего лишь немногим больше двух лет назад, однако число его последователей за это время выросло до многих десятков человек. Это объяснялось тем, что он сумел собрать вокруг себя полдюжины довольно сильных личностей, которые именовались "наставниками" и помогали ему вести дело, но главным образом тем, что сам руководитель был удивительно сладкоголосым, хитрым и ловким человеком.      Я ненавидел Артура Траммела. Ненавидел его уродливое лицо, извращенный ум, практически все, за и против чего он выступал, ненавидел даже то, что имело к нему близкое отношение. Это был самоуверенный, самодовольный тип, способный придумать больше грехов, подлежащих искоренению, чем любой другой, с самым испорченным воображением. Такие люди мне уже были хорошо знакомы. Унылые существа, готовые заставить вас поступать так, как они считают правильным, даже если это вас убьет. Так что я знал о Траммеле достаточно для того, чтобы его возненавидеть еще до того, как пришлось с ним встретиться. Однако встреча с ним дала еще один повод.      Несколько месяцев назад он явился в мой офис и попытался меня нанять. Хотел, чтобы я разыскал его библиотеку порнографической литературы, которую он собирал вместе с "наставниками" и которая была похищена. Траммел сказал, что эта библиотека создавалась с единственной целью - "служить стандартом, с которым можно было бы сравнивать современную грязь в книжных магазинах и на их витринах". Вот почему, объяснил он, им хотелось бы вернуть это собрание. Исчез "стандарт". Кроме того, существует опасность, что книги попадут "не в те руки".      Я хохотал, пока, черт побери, чуть не сполз с кресла, а затем сказал Траммелу, что не стану искать его библиотеку и не брошу ему самому спасательный круг, если даже он будет тонуть в канализации. Более того, выразил надежду, что он свалится со ступенек, когда будет уходить из моего офиса. С тех пор его не видел и, честно говоря, не имел такого желания.      Однако, обращаясь к миссис Гиффорд, заметил:      - Возможно, я захочу поговорить и с самим мистером Траммелом. Не приходит ли вам в голову еще что-нибудь, что может мне помочь?      На конце сигареты вырос длинный столбик пепла, я стряхнул его в карман пальто.      Миссис Гиффорд дала мне несколько фотографий Фелисити, адрес ее школы и фамилии учителей, составила список подруг дочери.      Это был длинный перечень. Все ее друзья были девочками, но их было очень много.      Чуть не позабыв это сделать, я сообщил миссис Гиффорд, сколько стоит мой рабочий день, а она едва не свалилась с кушетки. Нет смысла рассказывать, какая сцена за этим последовала. У меня создалось впечатление, что эта расплывшаяся кошелка рассчитывала нанять меня за пять центов в день или предполагала, будто за все заплатит правительство из налогов.      Одну фразу она выкрикнула несколько раз:      - У меня нет ничего, кроме алиментов!      После этого мы договорились об оплате. Миссис Гиффорд заявила, что даст мне "самое большее сто долларов". Я сказал, что это превосходно, откланялся и ушел.      Мой черный "кадиллак" с откидным верхом стоял и поблескивал у обочины. Он мягко заурчал, и я отъехал. Небо было все еще голубым, воздух оставался свежим и чистым, а мне предстоял еще один паршивый день.                  Глава 3            Через час я был в моем офисе в деловой части Лос-Анджелеса и уже наметил основную линию действий. Затем связался с отделом поисков пропавших, проверил больницы, автобусные и железнодорожные станции, сделал массу телефонных звонков, переговорил с большинством людей, список которых составила миссис Гиффорд. Мне удалось узнать несколько больше о Фелисити, однако я не получил даже намека на то, что могло с ней произойти, где она могла находиться и почему пропала.      Пришлось подключить к работе еще несколько ребят. Это была блестящая идея, которая должна была обойтись как раз в ту сотню баксов, которую мне обещали. Конечно, это было неразумно не только потому, что бизнесом так не занимаются, но и потому, что я никогда даже не встречал Фелисити. Тем не менее я искренне беспокоился об этой девочке.      Может быть, это было вызвано тем, как она отличалась от матери, может быть, тем, что я представлял себе Фелисити совсем иной, до того как увидел ее портрет. А скорее всего - тем, как о ней говорили люди. Все, с кем я побеседовал по телефону, ей явно симпатизировали. Никто не сказал о девушке ни одного дурного слова, большинство тотчас же выразило озабоченность ее исчезновением и беспокойство, что с ней могло что-то случиться.      Некоторые замечания буквально оживили образ Фелисити. Теперь я мог почти представить ее быструю походку, мягкий, спокойный голос. Я узнал, что у нее всегда исключительно опрятный вид, очень ровный характер, что она улыбчива, грызет ногти, почти каждый вечер поет в хоровой группе траммелитов, а по словам учителя, еще и умная ученица. В общем, у меня создалось о ней впечатление как о милой, тихой маленькой девочке, немного застенчивой и довольно скрытной. Я мог представить себе все, за исключением ее деятельности в группе Траммела, которая, по-видимому, ее интересовала, и не переставал думать о том, какой же она должна быть симпатичной, если так много людей, без единого исключения, говорят о ней хорошо.      В списке оставалось еще несколько человек, которым я не успел дозвониться. С некоторыми из друзей Фелисити мне хотелось встретиться лично. Я запер офис и отправился в путь. К сожалению, следующий час дал мне больше сведений о траммелитах и их лидере, чем о пропавшей девушке.      Каких только невообразимых представителей человечества не приходилось мне наблюдать в различных сектах Лос-Анджелеса! Некоторые даже выглядели вполне нормальными, хотя элемент некоторого умственного расстройства все же присутствовал. Иначе они вряд ли стали бы сектантами. Практически ни одна группа не была похожа на другую, но их объединяло нечто общее: все секты боролись против греха и ни одна из них не могла дать греху четкого определения. Конечно, у каждой были свои определенные понятия, естественно находящиеся в противоречии с понятиями, принятыми другими сектами. Члены большинства сект могли по пятницам бить своих жен, по субботам заниматься любовью с различными пташками, но в воскресенье все как один должны были быть в полном порядке и петь: "Отверзи врата и впусти меня!"      Траммелиты не были исключением. Я догадался об этом по тону, которым они со мной разговаривали по телефону. Некоторые мои собеседники были очень приятными, другие - забавными, но прежде всего все они были траммелитами и всячески это подчеркивали.      Мэри Левис оказалась одной из наиболее умеренных представительниц этой секты.      Это была высокая, стройная девушка примерно тех же лет, что и Фелисити, с черными, туго стянутыми на затылке волосами и тонкими ненакрашенными губами. Я сидел в гостиной с ней и ее матерью, которая меня пристально рассматривала.      Мэри говорила:      - Я просто не понимаю. Удивляюсь, почему она мне вчера не позвонила. Ей-богу, я надеюсь, что ничего плохого с ней не случилось!      - Не обещала, что зайдет к вам?      - Нет, просто я считала, что мы встретимся на собрании. Мы с ней вместе поем в хоровой группе. Когда Фелисити вчера не пришла, я подумала - а почему она мне не позвонила? Может быть, заболела?      - А вы не звонили ей в пятницу вечером?      Мэри покачала головой.      - Кто-то позвонил Фелисити, и она возле телефона написала на блокноте "Бэрч и Айви". Это перекресток возле ее дома. Кроме того, имя - Диксон. Вам не приходит в голову, что это могло бы означать?      Мэри снова покачала головой. Глаза ее казались встревоженными.      - Как Фелисити вела себя в последнее время? Вам она казалась такой же, как всегда?      - Совершенно такой же. Но она не сказала бы ничего, даже если бы умирала. Фелисити такая. Но я не замечала... - Девушка как бы запнулась на мгновение, потом продолжила: - Я видела, как она отправилась в "Комнату исцеления". Это было в первый день той недели. Совсем уже забыла об этом. Мы шли после собрания домой, и вдруг Фелисити сказала, что не может идти. Я видела, как она пошла туда, ей-богу!      - Какая комната? "Комната исцеления"? Что это такое?      - Простите, я все время забываю, что вы не траммелит, мистер Скотт. - Мэри улыбнулась, словно мне посочувствовав. - Всемогущий принимает там любого из нас, кому требуется помощь или совет. Мы всегда можем к нему обратиться. Он не считает никакую проблему незначительной. Такой прекрасный человек! Мудрый...      Ее голос, когда она заговорила о "Всемогущем", стал более приглушенным. Мэри стала произносить слова с благоговением, почти как миссионер, читающий Библию счастливому в своей наготе язычнику. При первой же возможности я ее прервал:      - Насколько понимаю, Всемогущий - это Траммел?      - Конечно, мистер Траммел.      Мне уже было известно, что Траммел проводил ночные исповеди, но я впервые узнал о какой-то "Комнате исцеления" и впервые услышал, что его называют Всемогущим. Другие траммелиты величали этого проходимца Мастером. Он, судя по всему, руководил своей паствой твердой рукой.      - Какого же рода совет или помощь могли потребоваться Фелисити от Всемогущего? - поинтересовался я у Мэри.      - Не знаю. Она мне ничего не говорила.      Я поднялся, поблагодарил их и вышел. Миссис Левис сказала мне вдогонку:      - До свидания.      Это были единственные ее слова после приветствия, но она очень пристально следила за мной все время, пока я разговаривал с ее дочерью.      Сделав еще несколько визитов, я наконец позвонил в дверь Беты Грин. Она меня поразила. Дело в том, что я уже привык к тому, как должна выглядеть и быть одетой траммелитка. До сих пор все они были внешне бесцветными, несколько угрюмыми и печальными. Можно было подумать, что их "Мастер" только что протянул ноги.      К моему удивлению, Бета Грин выглядела прекрасно. На ней был оранжевый свитер, что у траммелитов, безусловно, считалось грехом, коричневые слаксы, и, кроме того, она стояла босиком. На вид ей можно было дать лет семнадцать - восемнадцать, да и личиком оказалась недурна собой.      Когда я представился и сказал, что хотел бы поговорить о Фелисити, Бета улыбнулась и спросила:      - Ну, как она? Я не видела ее уже пару недель. Право, мне очень стыдно.      Мы прошли на веранду, где Бета уселась на деревянный стул, указав мне на другой.      - Надеялся, что хоть вы ее видели, - сказал я. - Фелисити ушла из дому позавчера вечером и не вернулась.      На лице девушки отразился испуг.      - Вы это серьезно?      Я кивнул, а Бета встревоженно произнесла:      - О, надеюсь, с ней не стряслось ничего плохого!      - К сожалению, никто не имеет представления о том, где она и что могло с ней случиться. Вот пытаюсь это установить. Надеялся, вы сможете мне помочь...      - Как странно! Я очень хотела бы вам помочь, право, это так.      Постепенно наш разговор перешел на траммелизм, и я как бы между прочим произнес:      - Вроде бы Всемогущий имеет какую-то "Комнату исцеления", где...      Девушка рассмеялась:      - Вы хотите сказать - Траммел?      - Да.      Ее реакция действительно была неожиданной. Даже я успел усвоить привычку называть их босса Всемогущим. Если перед его именем опускал слово "мистер", лица траммелитов преображались. Теперь, стараясь проявить осторожность, пояснил:      - Все называют его либо Мастером, либо так, поэтому...      - О, все это чушь!      - Чушь? Разве вы не траммелитка, мисс Грин?      - Была ею, но потом перестала посещать эти собрания. Надоело.      - О!      Я думал, она продолжит тему, и надеялся выудить из нее побольше по этому вопросу, но Бета умолкла.      - Вы ведь знаете Фелисити достаточно хорошо, не правда ли?      - Ага. Мы дружили долгие годы, но последние месяцы я редко с ней виделась, главным образом из-за того, что перестала посещать собрания.      - Вы не догадываетесь, по какой причине она могла убежать из дома?      - Гм... Право, не думаю, что она убежала, - произнесла тихо девушка. - Это просто на нее не похоже, что бы с ней ни случилось.      - Что вы хотите сказать?      - Нужно знать Фелисити. Это расстроило бы ее мать, а она не смогла бы никого огорчить, даже за миллион долларов.      - Все же странно. Похоже, ушла из своей комнаты сама...      - Мне просто трудно в это поверить.      - Ах да, вспомнил!      Я рассказал о таинственном вечернем телефонном звонке, и Бета сообщила, что не звонила подруге. Тогда добавил:      - Она записала чье-то имя - Диксон...      Мы оба сидели на деревянных стульях, одна рука девушки лежала на краю сиденья. Бета перебирала пальцами и смотрела в сторону улицы. Я видел ее профиль. Внезапно она конвульсивно сжала край стула так, что у нее побелели косточки пальцев. Но не повернула голову и не произнесла ни слова.      - Вам что-то говорит это имя?      - Ничего! А разве оно должно мне что-то говорить?      Она овладела собой и своим голосом, но рука по-прежнему крепко сжимала деревянное сиденье.      - Посмотрите на меня!      Бета повернулась ко мне. Казалось, девушка немного побледнела, но в остальном выглядела нормально, так же как и раньше.      - Вас это имя слегка неприятно поразило, не так ли? - настаивал я.      - Что вы хотите сказать? - Она улыбнулась, и рука ее ослабла.      - Когда я произнес имя Диксон, мне показалось, вы напряглись.      - Глупости! - Бета рассмеялась. - Я не знаю, что вы имеете в виду.      Такова была позиция моей собеседницы, и она ее придерживалась на протяжении всего дальнейшего разговора. Может быть, я ошибался, но не думаю.      Настала пора уходить, я поднялся:      - Спасибо. Если вы вспомните что-нибудь, что сможет нам помочь, позвоните мне, хорошо? Мой телефон есть в справочнике.      - Хорошо. Я сделаю это. Честное слово, сделаю, - пообещала девушка.            * * *            Широко посещаемое место, где жил и истреблял грехи Траммел, находилось в нескольких милях к северу от Лос-Анджелеса, почти возле городка Роли. Я направился туда, впервые стремясь к встрече с этим проходимцем. Теперь я переговорил со всеми, кто значился в моем списке. Рутинная работа окончена. С этого момента мои поиски Фелисити должны свестись к беготне или ожиданию, что одна из намеченных линий начнет как-то самостоятельно развиваться, если, конечно, Траммел не подскажет какое-то иное направление.      Надежда, что он может это сделать, меня не покидала. Все утро я беседовал исключительно с его последователями. Хотя и был в разговорах крайне осторожен, говоря о нем, старался выглядеть нейтральным, все-таки мое презрение к нему, по-видимому, проскальзывало, - я это понял, уловив несколько довольно злых взглядов моих собеседников. Но теперь знал наверняка, что Артур Траммел в глазах своей паствы - божество в трех ипостасях. Он был отцом траммелитов, их другом и доверенным лицом, своего рода "Стеной Плача", этаким сочетанием исповедника и любителя-психоаналитика. И все были единодушны: если кто-то и способен мне помочь, то только Всемогущий. Это было похоже на правду. Мэри Левис сообщила, что Фелисити ходила к нему исповедоваться. Следовательно, если девочка попала в какую-то беду, была встревожена и расстроена, то вполне могла признаться в этом Траммелу и попросить его о помощи, как это делали многие другие. Вряд ли она обратилась бы за этим к своей матери.      Я подъехал к месту обитания Траммела около полудня. Обычно его нелегко было найти, поскольку "Всемогущий" часто где-то выступал с речами, проводил собрания в различных комитетах, подготавливал резолюции и так далее. Но каждое воскресенье именно здесь он встречался с другими "наставниками", и они вместе проводили не один час в поисках способа спасти мир от пламени ада.      Я припарковал "кадиллак" рядом с тремя другими "кадиллаками" на большой площадке, где также стояли "паккард" и "бьюик". Мне пришла в голову мысль, что если встреча с одним Траммелом обещает мало приятного, то присутствие при этом семи "наставников" может оказаться просто небезопасным.      Ранее из всей этой группы я встречался только со "Всемогущим", но имена и лица остальных знал, поскольку их фотографии, так же как и их выступления, часто появлялись на страницах местной печати. Их проповеди давали достаточно ясно понять, что, по мнению всех семерых, различие между мужчинами и женщинами представляет собой огромную тайну. Их нынешняя кампания (а они всегда проводили какую-нибудь кампанию!) была расписана в газетах и направлена, как обычно, против того, что они называли развратом. Для меня это служило только лишним доказательством, что "наставники" хотели возврата к прежним временам, когда женщины открывали все, но не смели проявлять своих инстинктов. Словом, они выступали с неистовым протестом против равенства.      По идее, "наставники" должны были встречаться в шатре, но, поскольку это был мой первый визит в траммелитский центр, прежде чем выбраться из "кадиллака", я огляделся. Место было очень приятным. Его окружали деревья, растущие на невысоких холмах. Шатер, как сооружение Братьев-звонарей, находился от меня несколько правее. Непосредственно за ним, чуть выше верхушки шатра, возвышалась небольшая скала с огромной пещерой, вырытой людьми и выдутой ветром. В течение последнего месяца там велись работы, и полдюжины людей трудились возле специального парового устройства, с помощью которого создавалось то, что "наставники" именовали "Домом вечности" для траммелитов. В твердой скальной породе выдувалась большая комната, которая должна была сохраниться на века и где Артур Траммел собирался в будущем проводить специальные мероприятия. Я же говорил, что все они были слегка помешанными.      За скалой, левее, почти напротив моего "кадиллака", находилось еще что-то интересное - низкое черное здание, носящее название "Комната истины". Еще левее, в нескольких ярдах от нее, стоял небольшой бревенчатый дом, в котором жил сам "Мастер".      Я вышел из машины и пошел по зеленой траве, под цветущими деревьями к шатру. Внутри его было сумрачно, но в дальнем углу горел свет, освещая высокую трибуну или сцену, на которой стоял Траммел и говорил. Вокруг большого прямоугольного стола расположились "наставники". Пробираясь по одному из проходов между рядами деревянных скамей, я услышал мелодичный, прекрасно поставленный голос "Всемогущего". У этого негодяя он был поразительно приятным.      Подойдя ближе, я увидел, что среди "наставников" присутствует посторонний, потому что за столом оказалось восемь человек. Траммел продолжал говорить, обращаясь к собравшимся, до тех пор, пока я не поднялся на подмостки и он не увидел меня. Его речь выглядела примерно так:      - ...Как показало наше исследование. Потому я уверен и все мы согласимся, что наш долг, да, наш... Шелдон Скотт!      - Доброе утро, мистер Траммел. Извините за вторжение, но мне требуется кое-какая информация.      - Что вы здесь делаете? Вы...      - Если у вас найдется минута, я буду вам благодарен за небольшую помощь. Это очень важно.      Пока он, не отвечая, смотрел на меня, я лишний раз отметил про себя, какая у него отвратительная внешность.      Сомнений быть не могло. На свете существовал только один Траммел. От прочих людей его отличало не просто уродство, а какое-то особенное уродство. Почему-то казалось, что, разговаривая с ним, вы смотрите не на его лицо, а стараетесь понять, что он в этот момент думает. Ростом Артур был немногим ниже шести футов, тощий как палка, с крошечными, постоянно вытаращенными круглыми глазками под чудовищно кустистыми бровями. Всегда одетый в черное, он походил на владельца похоронного бюро, который по ошибке забальзамировал самого себя.      Голова у него была такой уродливо маленькой, что думалось, мозги там должны быть подобны вафле. Космы седых волос ершились на белом черепе, похожем на голую кость. В узком пространстве между черными глазами торчал длинный, изогнутый, крючковатый нос.      "Всемогущий" уставился на меня точно так же, как в тот день, когда я вышвырнул его из моего офиса. Но наконец изрек:      - Лучше бы вы не приходили сюда, Скотт! А что касается помощи...      - Подождите минуту. Я говорю не о помощи мне лично. Речь идет о траммелитке - одной из ваших последовательниц.      В течение секунды взгляд его продолжал оставаться ледяным, затем Траммел медленно улыбнулся. Это было самым неприятным. Казалось, невидимые крючки потянули одну из его губ вверх, а другую вниз. Получилось что-то похожее на гримасу лысого человека, на макушку которого набросился орел.      - Одна из моих последовательниц... - повторил он. - Ну... я всегда стремлюсь помогать любому из моих чад.      - Я пытаюсь найти девушку по имени Фелисити Гиффорд. Она исчезла пару дней тому назад и, возможно, попала в беду.      Или просто убежала из дома. Как бы то ни было, похоже, никто не знает, что с ней случилось. Я подумал, может быть, она разговаривала с вами или одним из ваших наставников?      Я окинул их взглядом. Ближе всех к Траммелу сидели ушедший на пенсию врач и практикующий владелец похоронного бюро. Трое следующих считались женщинами: Эндрюс, юрист с маленькими усиками, и две старые девы, каждой из которых, казалось, было по нескольку сотен лет. Наконец, среди "наставников" был сморщенный президент Всеженского общества трезвенников, которое настаивало на запрещении спиртных напитков повсюду, кроме их общества. И наконец, еще один тип, как я заметил, посторонний, который показался мне знакомым. Я не мог вспомнить, откуда его знаю, но был уверен, что встречал где-то раньше.      - Фелисити Гиффорд? - удивился Траммел. - Что-то не припоминаю...      - Очень молоденькая девушка. Ей всего шестнадцать. Все, с кем я о ней говорил, считают, что она просто совершенство. Между прочим, поет в вашей хоровой группе.      - О да, Фелисити! - Всемогущий кивнул. - Одна из лучших наших чад! Конечно, теперь я ее вспомнил, но ни разу не разговаривал с ней в последние несколько недель. Мне очень жаль, был бы рад вам помочь. Я всегда готов протянуть руку помощи...      Мне пришлось его прервать - выслушивать ханжескую речь было свыше моих сил.      - Дело в том, что я беседовал с несколькими траммелитами. Они говорили, будто вы часто помогаете им, если у них возникают какие-нибудь проблемы, даете советы. Один из них сказал, что Фелисити была у вас на исповеди неделю тому назад или около того. Я подумал, если она столкнулась с чем-то нехорошим, если ее что-то беспокоило, то она могла рассказать об этом вам.      - Возможно, - согласился Траммел холодно, - но я никогда не знаю, с кем беседую. Анонимность соблюдается очень строго. Боюсь, никто из нас не сможет вам помочь.      Он оглядел сидящих за столом, и все дружно покачали головой.      Казалось, таким образом, мой визит в логово траммелитов завершился. Я был разочарован больше, чем мог того ожидать. Наверное, вообще неразумно было полагать, что здесь удастся отыскать какую-нибудь нить, которая приведет меня к Фелисити. Теперь я вновь оказался там, с чего начал. Единственное, что стоило вспомнить из происшедшего за все утро, так это то, как Бета Грин стиснула рукой стул, на котором сидела, а потом соврала. В этом я был уверен.      - Еще одно, - обратился я к Траммелу. - Вам знакомо имя Диксон?      Он прищурился:      - Что? Диксон?      - Может, кто-то из ваших траммелитов? Возможно, он мог бы помочь найти Фелисити.      - Мне это имя ничего не говорит, - отрезал Мастер.      За столом никто никак не прореагировал. Посторонний молодой человек держал перед собой маленькую записную книжку и что-то туда записывал. Я почти заглянул в его записи, но в этот момент услышал за спиной шипение Траммела:      - Убирайтесь! Мы не можем предложить вам никакого содействия. Я выслушал вас только потому, что надеялся помочь кому-то из наших друзей. Если нам станет что-нибудь известно о Фелисити или о других, попавших в беду, мы вряд ли сообщим об этом человеку вашего типа, Скотт.      - А какого типа вы, Траммел? - глянул я на него.      Он начал на меня наступать. Либо наконец получил возможность рассчитаться за то, как я отнесся к нему в нашу первую встречу, либо сознательно старался вывести меня из себя.      - Существует очень много порядочных людей... - начал он с угрозой в голосе.      Но я его оборвал:      - Прекратите, мистер! Меня ни на грош не интересует ваше мнение о моей персоне. Меня интересует только девушка. Иначе я не приблизился бы сюда даже на расстояние мили. Фелисити молодая, прелестная девочка, совсем ребенок. При этом достаточно хорошенькая, и даже страшно подумать, что могло...      Маленькие глазки Траммела загорелись, он хрипло произнес:      - Знаю, о чем вы думаете! Я знаю таких, как вы, Скотт! Она молодая и хорошенькая, не так ли? Так вот почему она вас интересует? Конечно, вам хотелось бы ее найти!      Его слова меня просто сразили. Я так растерялся, что позволил ему прохрипеть дальше:      - Вы не дождетесь от нас никакой помощи! Я требую, чтобы вы никогда здесь больше не появлялись!      - Послушай, ты, тощий сарыч!* - пришел я, наконец, в себя. - Не смей ничего от меня требовать!      ______________      * Сарыч - хищная птица. (Здесь и далее примеч. пер.)            - А я продолжаю требовать, чтобы вы оставили в покое моих друзей и соратников-траммелитов! - заорал Траммел. - Я не позволю вам их беспокоить, тревожить и разговаривать с ними! Это прекрасные, порядочные мужчины и женщины, и я не допущу, чтобы вы с вашими отвратительными моральными устоями и грязными мыслями...      - Ах ты, липкий негодяй! - наклонился я вперед и, опираясь на стол руками, так вперил взгляд во "Всемогущего", что он слегка отшатнулся. - Еще одно слово, и я вгоню твои зубы в твой желудок! - Он явно хотел что-то сказать, но я не дал ему такой возможности, нападая: - Это у меня-то грязные мысли? Да это ты и твои безмозглые "наставники" по уши в грязи и грязных деньгах, которыми эти ваши слепые траммелиты вас осыпают!      С усилием я заставил себя остановиться. Все равно, что бы еще ни сказал, эффективнее и умнее только что высказанного уже не получится.      Теперь "наставники" встали. Лица их были возбуждены, они размахивали руками. Только восьмой человек продолжал сидеть и почти счастливо скалиться, глядя на меня. Он явно развлекался. Но остальные отнюдь не развлекались.      Траммел брызгал слюной. Низенький, плотный тип с лицом, напоминавшим яичницу с ветчиной, - с большими желтоватыми глазами и розовыми щеками, - все время почему-то подпрыгивал. Эндрюс, с маленькими усиками, грозила пальцем и кричала:      - Люди, подобные вам, заставляют нас бороться с грехом!      Я позволил ей выкричаться и повернулся, чтобы уйти.      Траммел заорал:      - Погоди минуту, ты, животное! Мы не позволим...      - Заткнись! - До этого момента я собирался уйти тихо, но теперь повернулся к нему лицом. - И прекрати говорить, что ты мне позволишь и что потребуешь!      - Ты что, не слышал, что я сказал? - вопил Всемогущий.      - Если спрашиваешь, то, наверное, тоже не слышал, что я сказал. Я вас всех уничтожу, если мне представится для этого хоть малейшая возможность!      Угроза неожиданно подействовала - наступила тишина. Никто не произнес ни слова, даже не раскрывал рта. Лицо человека, казавшегося мне знакомым, все еще сохраняло улыбку. Я повернулся и начал спускаться со сцены.      Когда уже подошел к выходу из шатра, Траммел крикнул мне вслед сдавленным голосом:      - Вы совершаете большую ошибку, разговаривая с нами в таком тоне, Скотт!      Продолжая идти, я оглянулся через плечо:      - Конечно. Кстати, вы нашли вашу порнографическую библиотеку, Траммел?      Он не ответил, а я вышел.                  Глава 4            Я принимал душ, когда зазвонил дверной колокольчик. Обернув бедра полотенцем, я опрокинул стакан бурбона с водой, который стоял на раковине, и пошлепал к входной двери.      Время перевалило за семь вечера, однако пожар, вызванный во мне Траммелом и его "наставниками", еще не утих. После встречи с ними я пообщался еще с несколькими людьми, сделал более пятидесяти телефонных звонков, объехал половину города - и все без малейшего намека на след, который мог бы привести к Фелисити. Проверка заняла весь день, а теперь, когда, наконец, появилась возможность расслабиться и отдохнуть, мысли о стычке с Траммелом и беспокойство о пропавшей девочке не давали покоя.      Я не понимал, каким образом она могла так бесследно исчезнуть. И чем больше проходило времени, тем больше волновался. Даже подумал, что она принадлежит к тому типу людей, которые если уж попадают в какую-нибудь историю, то влипают в нее основательно. В моей практике было немало подобных случаев, когда молодые люди, всю жизнь оберегаемые и совершенно не осведомленные относительно собственных эмоций и эмоций других людей, не умеющие управлять своими чувствами, только начинающими в них пробуждаться, оказывались в таком положении, что им приходилось пережить боль, иногда очень серьезную, лишь потому, что они не знали, как поступить.      Таковы были мои мысли о Фелисити в течение нескольких последних минут. Колокольчик снова зазвонил, я открыл дверь и чуть не произнес: "Ой-ой-ой!"      На пороге стояла женщина. Это была куколка, красотка, выглядевшая на двадцать один год, хотя на самом деле двадцать один год, скорее всего, ей исполнился давно. Она была высокой и прелестной, в белой блузке с таким глубоким вырезом, что казалось, выдумала его просто ради шутки.      Она улыбнулась полными красными губами, которые, несомненно, чаще говорили "да", чем "нет", а я неуклюже потоптался и пробормотал:      - Входите, входите. Привет! Привет, мисс... Мисс?      - Мисс Перрайн.      Она внесла с собой тонкий аромат духов. У нее были коротко подстриженные белокурые волосы и тихий хрипловатый голос, которым, когда я закрывал дверь, произнесла:      - Боже мой, принимать девушку в таком виде?! В общем, неодетым...      - Но я не предполагал...      - Подумать только - на вас всего лишь полотенце! Считаете, что производите впечатление? Вообще-то, если честно, производите. Бог мой, какой вы огромный! - протрещала она с улыбкой "да-да", глядя на меня большими зелеными глазами.      После неудачного вступления я сказал:      - Ах, садитесь, пожалуйста! Понимаете, принимал душ. В ванной. Я очень чистоплотный человек, очень открытый и чистый... Могу я предложить... предложить вам что-нибудь? Выпить? Сигарету? Или съесть что-нибудь?      Девушка прошла мимо меня к огромному черному дивану, и я обратил внимание на ее синюю юбку, подчеркивающую приятно округлые формы.      - Простите меня, - пробормотал ей в спину, - одну минуту!      В спальне я действовал как вихрь и вернулся в ботинках "Кордован", коричневых слаксах и ярко-красной спортивной рубашке.      Мисс Перрайн рассматривала мои аквариумы с тропическими рыбками - один с гуппи, другой с парой неонов, которых я пытался разводить. Гуппи в это время грешили. Впрочем, эти дьяволята грешат постоянно!      - Привет! - начал бодреньким голосом. - Вот и я... То есть вот и мы.      Продолжая глядеть в аквариум, она спросила:      - Что это за рыбки?      - Неон-тетрас.      Ее удивил кусочек стекла, висевший снаружи, и я объяснил:      - Это одностороннее стекло. Я пытаюсь спарить их, а неоны хитрые, им не нравится, когда их беспокоят во время совокупления. Впрочем, кому это может понравиться? Ха! Вот и подсматриваю за ними при помощи зеркала, мечут они икру или нет, а они меня не видят и даже не знают, что я присутствую.      Она подняла длинные ресницы:      - Вы подглядываете за ними? Но это ужасно! Вы ведь Шелл Скотт, верно?      - Да, мэм. Детектив. Любитель рыбок. Холостяк.      - Значит, вы детектив, - выбрала она из перечисленного. - Я звонила вам по телефону, но у вас было занято, вот и решила прийти. Мне кажется, я могу вам помочь.      - Конечно...      - Если только вы уже не нашли девушку.      Я замер:      - Какую девушку?      - Фелисити Гиффорд. Вы же ищете именно ее, да?      - Да. Откуда вы узнали?      - Об этом написано в газете, прямо на первой странице. Я прочла, вот почему и пришла. Право...      - Вы знаете, где она?      - Нет, и никогда с ней не встречалась. Я только начала вам говорить, что, право, точно ничего не знаю. Собственно, теперь мне даже кажется глупым, что я здесь.      - Послушайте, если вы знаете хоть что-то, давайте выкладывайте! То есть, хочу сказать, пожалуйста, расскажите! Не важно, как мало у вас сведений, все равно это будет больше, чем мне пока известно.      Ее звали Джо. Джо Перрайн. Она жила здесь, в Голливуде, с матерью и ее братом - богатым эксцентричным типом по имени Рэндолф Хант. Дядя Джо не был траммелитом, но несколько раз бывал на их собраниях в шатре и встречал там Фелисити, знал ее довольно хорошо и, как все прочие, считал маленькой куколкой. Час тому назад или около того, в общем сегодня вечером, Джо и ее дядя сидели в гостиной. Он читал газету и вдруг увидел в ней имя Фелисити. Удивившись, поделился новостью с племянницей и одновременно выразил надежду, что с девушкой все в порядке. Дочитав до конца заметку, пробормотал еще несколько слов, которые Джо, к сожалению, не расслышала, а затем внезапно оделся и ушел.      - Мне все это показалось странным, - заявила мисс Перрайн, - но в тот момент я ничего такого не подумала. А позже, когда прочла заметку сама и обнаружила там в конце упоминание мисс Диксон, решила...      - Как? Мисс Диксон?      - Да. То есть нет, я прочла просто фамилию Диксон. Но у дяди есть знакомая женщина - мисс Диксон. В общем, упоминание ее имени, имени Фелисити и траммелитов - все вместе заставило меня подумать, а не связано ли это каким-то образом с моим дядей? Кроме того, мелькнула мысль, что это может представлять какой-то интерес для вас.      Я встал:      - Могу поклясться, это так! Где можно отыскать мисс Диксон?      - Не знаю, мистер Скотт. Понятия не имею, где она живет. Но если это та женщина, которую вы разыскиваете, ее можно найти через дядю. - Она нахмурилась и добавила: - Правда, не имею представления, где он сейчас.      Я снова сел. Имя, которое Фелисити написала в блокноте, могло не иметь никакого отношения к женщине, с которой был знаком Хант. В телефонной книге Лос-Анджелеса было двести пятьдесят восемь человек с фамилией Диксон. Проверкой всех этих людей сейчас как раз занимались два парня, которых я для этого нанял. И все-таки, нельзя же игнорировать такую ценную информацию!      Я попросил Джо позвонить домой и узнать, не вернулся ли ее дядя, но на ее звонок никто не ответил. Наш дальнейший с ней разговор в течение последующих нескольких минут тоже не дал никаких результатов.      Наконец, я вновь подумал о том, что заинтриговало меня еще раньше. Вообще, каким образом вся эта история попала на полосы газет? Глупо, конечно, но спросил об этом Джо.      - Я не знаю, - пролепетала она, - но в газете об этом большая статья. Я принесла ее с собой.      - Прекрасно. Пока все равно сижу здесь без дела, могу почитать!      Девушка протянула руку к газете, которая лежала рядом с ней на диване, затем, сильно наклонившись вперед, протянула ее мне.      Я взял газету, развернул - это был номер "Леджер" - и сразу понял несколько вещей. Во-первых, почему и каким образом напечатана эта статья, во-вторых, кто был тот ухмыляющийся тип на собрании "наставников", а также что Шеллу Скотту объявлена война.      Мне было отведено целых две колонки на левой стороне газеты под заголовком "Детектив нападает на Артура Траммела". Ниже шел подзаголовок: "Шелл Скотт угрожает "наставникам". Он называет паству слепой". Статья была подписана Айрой Борчем - ухмыляющимся незнакомцем, подобострастным сукиным сыном, которому я помог в свое время отсидеть шесть месяцев в тюрьме. Еще не дочитав до конца, я знал, чего следует ожидать, - впереди множество неприятностей от всех этих людей. А это только начало.      У Траммела достаточно причин ненавидеть меня со всеми моими потрохами, но у Борча, новоиспеченного либерала, и его газетенки - еще больше. "Леджер" была настолько левой газетой, что могла бы с успехом печататься не в Лос-Анджелесе, а в Москве.      В течение полугода я уже занимал заметное место в списке людей, которых она старалась замарать. Шесть месяцев тому назад, имея дело с организацией, которой руководили коммунисты, я был вынужден в целях самообороны вышибить одному предполагаемому "комми" его предполагаемые мозги. "Комми" это прикончило, а Пятая поправка к Конституции в данном случае не обеспечивала ему защиты. Моя история с оправданным убийством получила широкую огласку. Сторонники "комми" отказались, как они это делают всегда, отвечать на какие-либо вопросы, и в результате расследования, проведенного специальным следователем, я оказался, с точки зрения закона, совершенно чист.      Можно было подумать, что Шелл Скотт поджег здание "Леджер" или штаны его редактора! Можно было даже подумать, что он стрелял в самого Маленкова! Раздувая эту историю, "Леджер" написала, что я совершил хладнокровное убийство. И с этих пор при каждом удобном случае на меня нападала. Сегодня произошло то же самое. В статье только кратко сообщалось, что Шелл Скотт якобы занят розыском Фелисити Гиффорд и в связи с этим упомянул в разговоре некую Диксон. В основном все сводилось к резюме в духе Борча, в котором перечислялись мои прежние преступления, включая убийство подвергавшегося моим преследованиям члена союза. Далее приводились семь цитат - по одному высказыванию каждого "наставника". Они дружно объявляли меня самим дьяволом, явившимся для того, чтобы ввергнуть их в ад. Статья заканчивалась всплеском болтовни о моем "непристойном" языке, угрозах физической расправой и поношении церкви.      Дочитав, я поделился с Джо:      - Из этой статьи вы никогда не догадаетесь, что я на самом деле говорил о секте Траммела. Если эти типы верующие, то я просто архангел Гавриил!      - Мне не нужно ничего объяснять, мистер Скотт, - улыбнулась она. - Одна из причин, почему я пришла сюда, заключается в том, что статья напечатана в "Леджер". Ни одна другая газета не сделала этого.      - Похоже, вы тоже не очень-то высокого мнения об этой газете?      - Вы абсолютно правы, мистер Скотт.      - Беби, - растрогался я. - Зовите меня просто Шеллом. И если вам когда-нибудь понадобится детектив, я - в вашем распоряжении.      Джо улыбнулась:      - Для чего угодно?      - Для чего угодно... да.      Она хихикнула:      - Ну, для чего мне могут понадобиться услуги детектива? - Хихиканье перешло в грудной смех.      Когда она успокоилась, я сказал:      - Джо, мне бы хотелось приготовить напитки и выпить с вами, продолжая беседовать и терять голову, как это происходит сейчас. Но дело в том, что у меня зуд. Должен же быть какой-то способ отыскать мистера Ханта?! Куда он обычно ходит? Есть ли какое-нибудь место, где он обычно проводит время щ где я мог бы его найти?      - Трудно сказать, где он может быть. Возможно, у одной из своих подружек. Это, собственно говоря, все, чем он занимается. Его не интересуют ни выпивка, ни сигареты, только женщины!      - А разве это порок? Если будет нужно, я постучу в двери всех его дамочек. Назовите мне несколько имен, и я начну действовать. Может, одна из них будет знать, где он находится, или даже будет знать эту Диксон. Кстати, вы ее, случайно, никогда не видели? Представляете себе, как она выглядит?      Девушка кивнула:      - Однажды приходила к нам домой. Ей примерно сорок лет, худая. На щеке большое черное родимое пятно. - Джо ущипнула себя за подбородок и нахмурила брови. - Есть еще женщина по имени Олив Фейрвезер, с которой дядя часто встречается, особенно в последнее время. Я припоминаю, утром он что-то говорил о свидании, намеченном на сегодняшний вечер. Правда, не знаю с кем.      - Думаете, мог отправиться именно к ней?      - Возможно. Судя по их сюсюканью, они действительно нравятся друг другу. Я однажды наблюдала их дома, видела, как они непрерывно улыбаются друг другу, обмениваются взглядами и воркуют. Между прочим, он называет ее своей "возлюбленной". Ей уже под сорок, а ему пятьдесят четыре, но ведут себя как подростки. Кажется, и она называет его своим "возлюбленным", когда никого нет рядом. Правда, глупо?      - Совсем не глупо, если это делает их счастливыми. Вы знаете, где она живет?      Джо не знала. Я взял телефонную книгу и указатель имен по городу. Листая страницы, спросил мою гостью, как выглядит Хант.      - Ростом примерно в шесть футов, довольно крепкий. Одевается всегда чрезвычайно броско. Он несколько... странный. Да, забыла! Лысый! Нет, я неправильно выразилась - не лысый, а просто вчера взял и сбрил все волосы.      Я посмотрел на нее:      - Сбрил волосы? Действительно, немного странно. Телефонный справочник не помог, но в адресной книге значилась Олив Фейрвезер.      Я встал, надел пальто и на всякий случай прихватил пистолет. Затем проводил Джо до ее машины и завел свой "кадиллак".            * * *            В одном из окон дома Олив Фейрвезер горел тусклый свет. Я подошел к двери и позвонил. Наружная дверь оказалась незапертой, а внутренняя вообще распахнутой. Почти одновременно с тем, как я нажал на кнопку звонка, из гостиной раздался голос:      - Входи-и-и!      - Это... - произнес я.      - Входи, входи!      И хотя свет был сильно приглушен, мне удалось разглядеть женщину. Раскинувшись, она лежала на кушетке, прикрытая какой-то набивной мексиканской тканью. Тут я понял, что имеют в виду, когда говорят: "секс поднимает свою уродливую голову". Женщина закатила глаза в мечтательном экстазе.      - Я знала, что ты придешь, мой возлюбленный! - проворковала она.      Я громко кашлянул.      - Леди, вас ожидает разочарование. Я не ваш возлюбленный!                  Глава 5            Она вскрикнула, и тут же мимо меня промчался шквал - Олив и ее мексиканское покрывало. Женщина исчезла, а я подумал: "Хант не эксцентричный, он просто ненормальный".      Олив Фейрвезер вернулась, одетая в зеленый халат и туфли на низком каблуке. Когда она включила верхний свет, я смог рассмотреть ее как следует. У нее были короткие темные волосы какого-то странного коричневого оттенка, довольно соблазнительные полные губы и серые глаза. Но их серый цвет не был красивым.      Я назвал себя и объяснил, что ищу Ханта.      - Рэнди, то есть мистер Хант, должен был прийти, - сказала она. - Простите, мне не следовало...      - Все в порядке! Это я не должен был так врываться. Вы ждали мистера Ханта?      - Да, полчаса тому назад. - Она села на кушетку. - Не знаю, в чем дело. Обещал быть.      - Мне очень нужно найти его, мисс Фейрвезер.      Я рассказал ей, что ищу Фелисити Гиффорд и у меня есть основания полагать, что Хант располагает сведениями, которые могли бы мне помочь. И добавил:      - Как мне известно, он знает женщину по имени Диксон.      Она мгновенно выпрямилась на кушетке, сделав это так быстро, что чуть не свалилась на пол.      - Мисс Диксон! - взвизгнула женщина. - Эту старую каргу? Значит, он отправился в "Гринхейвен" повидаться с ней?! Ах, старая... старая коза!      Я смотрел на ее взбешенные вытаращенные глаза и пытался понять, в чем тут дело.      - "Гринхейвен"? Где это? Как зовут эту Диксон по имени?      Но Олив Фейрвезер внезапно замкнулась. Лицо ее приняло какое-то странное, отвлеченное выражение. Она быстро справилась с собой. Рукой сжала свое горло и тихо пробормотала:      - О, я... Это просто догадка. Возможно, ничего не значит. Я просто сказала глупость.      - Мисс Фейрвезер, это очень важно. Это именно то, что я стараюсь выяснить. Что такое "Гринхейвен"?      - Просто дом, - она облизнула губы, - дом мистера Гринхейвена... приятеля мистера Ханта.      - Мистера Гринхейвена?      - Ну, его имя просто Грин. Он очень богат и называет свой дом "Гринхейвеном".      Она была паршивая лгунья и, надо сказать, лгала, как все паршивые лгуны, плохо. Но этот вывод мало мне помог. Я рассказал ей о Фелисити и объяснил, почему все, что она, Олив, может сказать, так важно. Затем от попытки убедить перешел к определенному нажиму. Напрасно! Она больше ничего не сказала. Наконец я встал и направился к двери.      Олив Фейрвезер пошла за мной и промолвила:      - Если вы увидите его где-нибудь, пожалуйста, скажите, что я... беспокоюсь. Ко мне никто никогда не приходит, а он обещал, что будет у меня. Надеюсь, с ним ничего не случилось...      - Да, - ответил я, - вы беспокоитесь, беспокоится также миссис Гиффорд и многие другие. И я тоже. Может быть, беспокоится и Фелисити. - Я смотрел, как она раскрыла рот, но потом плотно сжала его. - О'кей, леди, скажу ему, если представится такая возможность.      Я уехал, не рассердившись на нее так, как мог бы. И только из-за одной ее фразы: "Ко мне никто никогда не приходит".            * * *            "Гринхейвен" был окружен высокой цементной стеной с железными воротами. Больше я пока не мог ничего увидеть. В телефонной книге оказалась масса Гринов, но только один "Гринхейвен" - по здешнему адресу.      Припарковав машину на узкой улице возле стены, я подошел к воротам и постучал. Откуда-то справа появился парень и уставился на меня:      - Что вам нужно?      Его челюсть находилась где-то на три-четыре дюйма выше моей. Даже показалось, что он стоит на чем-то, поэтому я посмотрел вниз. Нет, просто у него были огромные ножищи. Настоящий монстр!      Это чудовище плюс то, как вела себя Олив, заставило меня испытать некоторую неуверенность. Я не знал, как должен себя вести. Но надо было что-то говорить.      - Этот дом принадлежит человеку по имени Грин? - спросил спокойно.      - Не болтай! Что тебе нужно?      - Ну... мисс Диксон. Здесь ведь есть мисс Диксон, не так ли?      - Да.      Он извлек ключи и отпер ворота. Я последовал за ним в небольшую комнату вроде приемной, где он записал время, мое имя и имя мисс Диксон в блокнот, потом оторвал верхушку листа и передал его мне. Я повернулся и впервые бросил взгляд на "Гринхейвен".      Перед большим серым зданием раскинулась лужайка размером примерно в пол-акра. К зданию вела покрытая гравием дорожка.      На лужайке стояли, сидели за столиками или просто на стульях примерно человек пятьдесят, а может быть, и больше. Повсюду горели фонари.      - У вас что, вечеринка?      - Да, вечеринка. Давай не болтай!      - А разве я болтаю?      Замолчав, я решил больше не обращать внимания на стража и пошел не торопясь по дорожке. Все действительно было похоже на вечеринку, причем большую. Вокруг болталось множество старых дам, но среди них были и молодые мужчины и женщины. Проходя мимо столика, за которым сидели, беседуя, две женщины средних лет, я вдруг почувствовал, что здесь что-то не так. Меня насторожил их несколько странный разговор:      - Как тебе нравится мое платье, Метти? Правда, милое?      - Ничего подобного. Не нравится. Оно делает тебя похожей на старую каргу!      - О, как глупо! Оно не может выглядеть так плохо.      - Бе-е-е!      - О, Метти, не слишком ли это сильное выражение?      - Еще не достаточно сильное! Говорю тебе, что ты в нем выглядишь как старая карга!      - Но, дорогая, мне кажется, платье мне идет.      - Идет? А по-моему, делает похожей на ведьму!      Я отошел и не слышал дальнейшего разговора, но очень хотелось вернуться и послушать еще. Мне показалось, что я просто не мог слышать того, что услышал. Просто поразительно! Однако то, что увидел вслед за этим, удивило еще больше.      Углом глаза я заметил смотрящую на меня женщину в белом. Взглянул на нее и замер. В ней было все, что мужчинам так нравится в женщинах. Эта малышка могла заставить забыть, что я когда-либо видел мисс Перрайн. У нее были темные глаза и изящные брови. Маленький носик выглядел очень пикантно, как и алые, слегка надутые губки. Она была рыжеволосой и с прической, которую женщины носили до того, как стали подделываться под мужчин, - длинные, густые, блестящие волосы ниспадали на плечи. Но это еще не все! У нее была такая фигура, что, даже не двигаясь, она выглядела так же сенсационно, как Лили Кристин, выполняющая движения ритмической гимнастики. Я готов был стоять и таращить на нее глаза бесконечно, однако за моей спиной раздались крики и возгласы. Оглянувшись через плечо, я увидел нечто столь странное, что не мог отвести глаз.      В пятидесяти футах от меня молодой человек играл в бадминтон, по крайней мере, это так выглядело, хотя не было ни натянутой сетки, ни ракетки, ни волана. Не было и партнера. На мгновение показалось, что молодой человек выполняет какие-то балетные упражнения. Довольно энергично он замахивался, бросался вперед, отступал и подпрыгивал вверх. Потом швырнул на траву что-то невидимое, побежал в мою сторону и перепрыгнул через воображаемую сетку. Может быть, это был не бадминтон, а теннис. И тут я оторопел, - что здесь, собственно говоря, происходит, черт побери?      Энергичный парень продолжал нестись прямо на меня, но примерно за пять ярдов остановился и ухмыльнулся.      - Брось-ка мяч! - обратился ко мне.      - А? Что? Какой мяч?      - Мячик, мячик, брось мне мячик!      Несколько мгновений я действительно осматривался в поисках мяча, затем нервно сглотнул. Внезапно меня осенило, что я нахожусь на какой-то фабрике шуток. И в тот же момент отчетливо понял, почему у ворот стоял такой громила. Возможно, на случай беспорядков здесь находятся еще несколько подобных стражей.      Игрок в теннис поднял ужасный шум, а поскольку мне не хотелось, чтобы беспорядки начались прямо сейчас, я сказал:      - Конечно, приятель, не волнуйся! Где этот твой мячик?      - Вон там! - Он указал мне под ноги.      Чувствуя себя ужасно глупо, я наклонился и коснулся земли.      - О, вот этот мячик!      - Не там, дубина! - прокричал парень во всю мощь своих легких. - У другой ноги! Ты что, слепой?      Я снова захватил в руку воздух возле другой ноги и бросил его парню. Он подпрыгнул вверх, потом нагнулся, "поймал" мяч и, не поблагодарив, умчался.      Маленькая рыжеволосая девушка, хмурясь, все еще продолжала внимательно за мной наблюдать. Я открыл рот, собираясь произнести что-нибудь, но потом закрыл его. Просто не мог придумать ничего путного. Наконец решил сделать вид, что все очень легко и забавно. Засмеялся и произнес:      - Ничего не вижу без очков!      Она не отреагировала.      Тогда я направился к серому зданию, вошел в большую дверь, похожую на вход в библиотеку, и прошел в коридор с низким потолком и натертым до блеска темным полом.      Справа от меня находились две застекленные запертые двери. Я дошел до конца коридора, где увидел еще один длинный проход с дверьми по обеим сторонам. За углом оказалось помещение, окруженное проволочной сеткой. Внутри его были устроены деревянные полки, на которых лежали одежда, коробки и какие-то пакеты.      Навстречу мне шел маленький человечек с толстеньким брюшком. Двигаясь по коридору, он тихонько насвистывал. Ему было около пятидесяти лет, и одет он был в коричневый костюм.      Человек остановился возле меня и сказал:      - Добрый вечер. Я вас еще не видел, верно?      - Добрый вечер. Я действительно только что вошел.      - Могу я быть вам чем-нибудь полезен?      - Возможно. Я ищу мисс Диксон и джентльмена по имени Рэндолф Хант, если он здесь.      Человечек сжал губы.      - Сестру Диксон? Ее не будет до... - он взглянул на ручные часы, - несколько дней.      - Она медицинская сестра? Ее не будет, вы говорите, несколько дней?      Он снова сжал губы.      - Да. - Немного помолчал и добавил: - Может, я все же сумею вам помочь? Я доктор Николс, главный психиатр.      Все встало на свои места.      - Доктор, - спросил я, - где я нахожусь?      - А вы не знаете, мой мальчик?      - Не знаю, черт возьми! Хочу сказать, конечно, знаю, что это "Гринхейвен", но что это такое?      - Ну, "Гринхейвен" - это... - Он замолчал, глядя через мое плечо. - О боже!      Я оглянулся и увидел маленькую красотку с рыжеватыми волосами, прекрасной фигурой и всем прочим. Она стояла на расстоянии ярда и смотрела на меня.      - В чем дело? - поинтересовалась девушка.      Доктор промолчал, и тогда ответил я:      - Понимаете, только что объяснял доктору Николсу, что я пришел...      Она перебила:      - Доктор Николс - это я.      - Да, конечно, мы все трое докторы Николсы! - начал я слегка раздражаться, потому что понять что-нибудь в этом месте становилось все труднее. Это было как пожизненный труд, а мне было некогда.      Красотка повторила спокойно:      - Я доктор Линетт Николс. Идемте со мной, пожалуйста.      Я пошел. Мы все двинулись по коридору и дошли до двери с дощечкой, на которой была табличка: "Доктор Николс, главный психиатр".      Девушка открыла дверь и обратилась ко мне:      - Я должна проводить мистера Уоллеса в его палату, но поговорю с вами через минуту. Как ваше имя?      Она говорила четко, а я разглядел, что ее белое платье на самом деле медицинский халат.      - Шелл Скотт, - представился ей. - Я частный детектив.      Края ее губ слегка приподнялись.      - Что вас рассмешило? - удивился я. - Послушайте, мне нужна помощь, информация. Хочу узнать от кого-нибудь здесь... и это очень важно... - В общем, кратко объяснил, почему оказался в "Гринхейвене" и что мне тут нужно.      Доктор кивнула:      - Хорошо. Я вернусь через минуту.      - Пожалуйста, поторопитесь! Это на самом деле очень важно.      Она снова кивнула, повернулась и вышла, а человечек покорно последовал за ней. Я стоял в дверях и наблюдал, как рыжеволосая красотка шла по коридору.      На минуту Линетт Николс приостановилась и поговорила с двоими мужчинами в белых куртках, которые были либо врачами, либо Наполеонами. Все трое оглянулись и посмотрели на меня. Потом она пошла дальше, а мужчины направились ко мне.      Один из них, тип с большим носом, в очках без оправы, представился доктором Вулфом, другой сказал, что он доктор Янсей. Этот был худым, бледным, с голубыми глазами.      Вулф спросил мое имя и, после того как я себя назвал, мягко осведомился:      - Вы, мистер Скотт, как я понял, ищите... счастье?* Ну, мы...      ______________      * "Фелисити" означает в переводе "счастье".            Бог мой, здесь нельзя было отличить орехи от белок!      - Черт побери, о чем вы говорите? Что я ищу? О, Фелисити! - Я оглянулся. - Вот, оказывается, что она вам сказала!      Он кивнул.      - Фелисити Гиффорд, вот кого я ищу! И, ради бога, перестаньте морочить мне голову! Скажите, эта маленькая куколка действительно психиатр?      Вулф опять кивнул, сверкнув стеклами очков:      - Да, Лин Николс. Главный психиатр.      Внезапно он повернулся и ушел вместе с другим врачом.      Я уселся за стол и огляделся. Мне уже стало казаться, что здесь все ненормальные. Потом встал и начал ходить по комнате. Взглянул на часы. Было уже девять двадцать. Наконец в коридоре раздались шаги.      Однако в комнату вошла не девушка, а тот самый тип, который стоял у ворот. За ним появился второй монстр. Первый направился ко мне со словами:      - Мистер Скотт, не так ли? - и протянул руку.      Автоматически я тоже протянул ему руку.      - Верно... а что... - И закончил стоном, потому что парень с силой дернул мою руку на себя. От неожиданности я потерял равновесие, невольно сделал шаг к нему и оказался в его власти. Громила вывернул мою руку за спину, схватил за левое плечо и поднял меня так легко, будто я весил десять фунтов. Когда я начал вырываться, было уже поздно.      Он действовал быстро и ловко. У него определенно была большая практика в таком деле, однако он не знал, на что способен я. Во время службы на флоте у меня было очень много возможностей освоить приемы рукопашного боя, дзюдо и обычной драки, столько возможностей, что он себе и представить не мог!      - Осторожно, мистер! - предупредил я его. - В чем дело?      - Остынь! Иди спокойно, тебе же будет лучше, - ответил громила.      Он даже дышал ровно и говорил вроде как бы со скукой в голосе. Другой парень стоял перед нами, слегка сбоку, на случай, если понадобится его помощь. А я все еще хотел понять, в чем дело.      - Послушай, ты, тупица, я ведь не пациент, поэтому лучше уймись...      Это все, что я успел произнести. Резким движением громила толкнул меня вперед. Стало так больно, что на какое-то мгновение мне расхотелось урезонивать негодяя. Однако я не стал покорным и послушным, как он рассчитывал. Позволив подвести себя к двери, я, вместо того чтобы идти вперед, подпрыгнул и изо всех сил ударил каблуком по подъему его ноги. Тонкие косточки хрустнули. Громила заорал и ослабил хватку. В этот же момент я вырвал руку и ударил его кулаком левой по губам. Раздался приятный треск.      Он отшатнулся. Я шагнул в сторону и присел как раз в тот миг, когда другой верзила собирался хорошенько стукнуть меня сзади. Верзила пролетел мимо. Снова двинувшись на меня с поднятым окорокообразным кулаком, он оказался открытым для удара. Я выбросил вперед правую руку и врезал ребром ладони по его ключице. Она прогнулась, а он завопил еще до того, как моя левая ладонь поднялась, чтобы сломать его вторую ключицу.      Первый парень, шатаясь, стоял с красным лицом - теперь он мало меня беспокоил. Другой еще долго не смог бы поднять даже палец. И вот тут я совершил ошибку, полагая, что их только двое.      Стоя спиной к двери, я вдруг услышал сзади слабое шевеление. И тут же последовал громкий звук удара, раздавшийся внутри моей головы. Ясно все осознавая, я упал на пол и распростерся на ковре. А через мгновение наступила тишина и темнота.      Вероятно, на некоторое время я полностью отключился. Когда же пришел в себя, двое здоровенных парней несли меня по коридору. Это были новые парни: предыдущие в течение долгого времени будут нести только обиду.      Вскоре я сообразил, что лежу на носилках в смирительной рубашке. Все вокруг было как в тумане, и все же мне удалось разглядеть двух врачей и маленькую психиаторшу. Хотя, черт их знает, кто они были на самом деле! Я тихо заговорил, потом начал орать. Они не обратили никакого внимания, продолжая нести меня по коридору.                  Глава 6            Мне потребовалось огромное усилие, чтобы открыть глаза. Я потерял счет времени, не мог сразу понять, что случилось. Поскольку лекарство затуманило мозги, а тело утратило чувствительность, было даже трудно сообразить, открыты мои глаза или нет. Связно думать было тоже невозможно. Я припомнил весь прошедший день, но не мог объяснить случившееся, тем более почему кто-то хотел меня убить. Но понял, что не узнаю этого никогда, если отсюда не выберусь.      Поэтому, отчаянно выгибаясь до боли в спине, попытался освободиться от связывающих пут и услышал, как рвется ткань рубашки. Руки пошевелились. Шок от этого движения и острая боль несколько прочистили мозги - я понял, что произошло. Лезвие, которым меня полоснули, должно быть, разрезало рукава рубашки, а от моих движений она разорвалась.      Еще через несколько секунд я совсем освободил руки, потом стащил с себя рубашку и встал на ноги возле кровати. Со лба катился пот. Я почувствовал слабость и чуть не упал, но вовремя схватился за край кровати, затем доплелся до стены, рванул раму, распахнул окно, вылез в него и упал на землю. Пальто и пистолет у меня отобрали, видимо, перед тем, как надели смирительную рубашку. Было холодно. С моря приполз туман. На мгновение я прислонился к стене дома. В голове застряло имя Фелисити Гиффорд. Я помнил, что пришел сюда из-за нее, но остальное вспомнить не мог. Почему?      Я двинулся вперед, стараясь удержать в голове мысль, что мне необходимо выбраться из "Гринхейвена", не думать больше ни о чем, лишь бы отсюда уйти. Я чувствовал легкое головокружение, меня мутило.      Потом показалось, будто я плыву. Улыбаясь, даже подумал, что, может быть, смогу переплыть стену. Я спотыкался и шатался как пьяный, неспособный с собой справиться. Это было даже забавно и напоминало путешествие в каком-то сумасшедшем сне.      Я отыскал на лужайке стол, пододвинул его к стене, поставил на него стул. Где-то вдали завыла сирена, а когда я влез на стол, потом на стул и перекатился через стену, звук ее сделался громче. Тяжело приземлившись, я встал на ноги и потопал, спотыкаясь, к автомобилю. А в тот момент, когда дошел до "кадиллака", влез в него и повернул ключ, предусмотрительно оставленный в зажигании, сирена стала оглушительной. Я двинулся с места. Проехав квартал, не зажигая фар, увидел, что возле ворот "Гринхейвена" остановилась полицейская машина.      Голова моя качалась из стороны в сторону, мысли плыли и путались. Спину раздирала боль, движения были ограниченными, тело казалось чужим. Однако память постепенно стала возвращаться. За несколько мгновений до того, как глаза мои непроизвольно закрылись, я каким-то чудом все-таки умудрился съехать с дороги в близлежащие кусты, выключить двигатель, фары и свалиться с сиденья.      Проснулся я на полу машины. Ухватившись за рулевое колесо, подтянулся и посмотрел на часы. Было всего лишь одиннадцать вечера. Я спал, вероятно, немногим более часа. Мускулы одеревенели, будто их стиснули, пульсирующая боль пронизывала череп.      Окровавленная рубашка прилипла к спине. Когда я ее стаскивал, задел пальцами порез. Он оказался глубоким только в одном месте, дальше шла просто опухшая царапина. Кровотечение остановилось. Из багажника "кадиллака", где у меня хранятся разные вещи, начиная с электронного оборудования и кончая запасными патронами к пистолету 38-го калибра, я достал мятую куртку, натянул ее на себя.      В нескольких милях от меня все еще звучал гудок сирены. Эта полицейская машина, без сомнения, была вызвана в "Гринхейвен" из-за меня. Должно быть, полицейские продолжали искать сбежавшего сумасшедшего. Это осложняло мою задачу, поскольку мне нужно было туда вернуться.      Через несколько минут я остановился у работающей круглосуточно закусочной, купил двухлитровый пакет черного кофе и, выпив его, почувствовал, что наполовину ожил. Короткий сон и горячий кофе несколько рассеяли туман в голове. Я вернулся к "Гринхейвену", припарковал машину в стороне от дороги под деревьями и опять оставил ключ в зажигании, опустив остальные ключи, собранные на кольце, в карман. Из багажника "кадиллака" достал веревку длиной в двадцать футов. У наружной стены "Гринхейвена" росли высокие деревья. Один конец веревки удалось легко привязать к суку, а другой перебросить через стену. Никого не интересовали люди, пытающиеся проникнуть в "Гринхейвен". Перепрыгнув с сука на стену, я по веревке соскользнул на землю и направился к зданию.      В лицо ударил холодный туман, сгустившийся еще больше. Из-за мокрой травы и тумана одежда и кожа покрылись влагой. В этот час в саду не было никакого освещения, только сквозь занавешенные окна в нескольких ярдах впереди меня мерцало несколько лампочек. В конце здания я повернул направо. Цементные ступени вели к запертой двери. Я обошел их и приблизился к первому из двух тускло освещенных окон. Мне казалось, что второе окно относится к кабинету главного психиатра. Штора внутри была задернута, но из-под ее нижнего края пробивалась узкая полоска света, освещая траву передо мной. Были видны полки с папками. В них могли быть имена Ханта, Диксон, а может быть, и Фелисити. Несомненно было только одно: вопросов здесь задавать не следует.      Позади раздался легкий шум, затем тихий резкий щелчок. Я оглянулся, но ничего не увидел. Затем снова раздался легкий шум и какое-то мычание. В нескольких ярдах от меня что-то пошевелилось.      Дверь, к которой вели цементные ступени и которую я только что обошел, распахнулась неестественно медленно. Снова послышался какой-то мычащий звук. Я прижался к стене. Мускулы моих ног напряглись, сердце бешено колотилось. Снова что-то зашевелилось, потом тихо скрипнуло. Я догадался, что это закрылась дверь.      По каменным ступеням скользнула тень. У меня заломило шею у основания черепа, даже слегка зашевелились волосы. Тень стала удаляться. Я стоял, выпрямившись, и следил за ней, пытаясь разглядеть, что это такое. Она была странной, не похожей на человека. Двигался какой-то темный куль, прикрытый сверху тоже темной громадой. Все вместе было похоже на несколько искаженную букву "Т". Однако, когда тень попала в полосу света, пробивающуюся из окна, я понял, что это мужчина.      Да, это был мужчина с поднятой вверх рукой, на которой что-то блестело. Я вспомнил сверкающий бриллиант, когда надо мною занесли нож или скальпель. Мужчина проскользнул сквозь полоску света, слегка пригнувшись, и стало понятно, почему его тень выглядит такой ирреальной. Он что-то нес на плече, придерживая это рукой. Ноша была завернута в материю или одеяло. Мне она показалась похожей на человеческое тело.                  Глава 7            Вынырнув из полосы света, человек исчез. Мой мозг из-за лекарства и усталости еще не функционировал нормально. В течение нескольких секунд я просто не мог сообразить, что мне следует делать. Но звук металла, ударившего по металлу, помог принять решение. Я бросился вперед и добежал до незапертых ворот в то мгновение, когда стоявшая снаружи машина сдвинулась с места. Послышался скрежет колес, автомобиль рванулся вперед.      Спустя мгновение я уже сидел в "кадиллаке" и следовал за ним. Впереди на дороге не было видно ни зги. Я ехал с незажженными фарами, стараясь, чтобы расстояние с ехавшим впереди автомобилем не сокращалось. Через полмили он повернул налево.      Минуту спустя я оказался на узкой грязной дороге и вскоре чуть не натолкнулся на преследуемую машину. Она стояла на обочине и была пуста. Проехав мимо нее, через несколько ярдов я тоже припарковался. Туман перешел в легкий моросящий дождик. Вблизи не было ни фонарей, ни домов - одни кусты да деревья.      Я быстро вернулся назад к пустой машине и остановился неподалеку от нее, прислушиваясь. В руке у меня был фонарик, который я собирался включить только тогда, когда увижу человека. Темнота была практически полной. И вдруг невдалеке от меня, чуть повыше на склоне, раздались какие-то странные звуки. Я бросился в их сторону, стараясь на натыкаться на деревья. Казалось, где-то поблизости копают землю. Я четко различал, как лопата впивается в мягкую землю, а затем земля сбрасывается с нее и падает с мягким стуком.      Потом наступила тишина. Я замер, прислушиваясь. Через некоторое время те же звуки продолжались, Я медленно двинулся вперед. Казалось, прошла всего минута. Где-то поблизости хрустнула веточка. Я обернулся, стал ждать. А когда снова сделал шаг вперед, моя правая ступня погрузилась в мягкую землю, которую только что взрыхлили.      Теперь я слышал только шелест ветвей над головой и шорох дождя. Когда неподалеку на дороге раздались звуки включенного двигателя, в первый момент даже не понял, что это означает. Только потом сообразил, что человек, который был здесь, уезжает.      Я бросился бежать. Фары отъехавшей машины разрезали темноту. Вскоре автомобиль свернул на шоссе и поехал назад к "Гринхейвену". Споткнувшись, я упал, встал и снова побежал, заинтригованный, ничего не понимающий. Казалось невероятным, что человек мог так быстро подняться на склон, выкопать могилу, похоронить то, что он нес, закопать могилу и уехать. На все это ушло слишком мало времени!      Подбежав к "кадиллаку", я почувствовал в груди глухую боль.      Слегка отдышавшись, отправился назад к "Гринхейвену", стараясь ехать как можно быстрее, но догнать того человека уже не смог. Его машина была припаркована на прежнем месте. А я лишь увидел, как какой-то мужчина проходит через ворота.      Однако, когда через несколько секунд я сам подошел к ним, они оказались запертыми. Ни один ключ из моей связки к замку не подошел. Я поехал за угол, припарковал "кадиллак" там же, где он стоял раньше, и снова перелез через стену с помощью веревки, остававшейся на месте. Спустившись на землю, бросился бежать по лужайке. В этот момент в одном из холлов "Гринхейвена" зажегся свет. Я подбежал к двери, распахнул ее. Коридор был пуст. Он тянулся вдоль всего здания - безлюдный и тихий. Натертый пол поблескивал под светом белых ламп.      Я прошел всю длину коридора. Справа находился главный вход, через который я входил сюда первый раз, вечером. Двери были закрыты. Прямо за углом было знакомое мне зарешеченное помещение с деревянными полками, на которых хранились какие-то ящики и одежда.      Я подошел поближе, посмотрел сквозь толстую решетку. Возможно, мое пальто и пистолет лежали там, на одной из этих полок, но разглядеть их не удалось. Слева заметил такую же проволочную дверь, выглядевшую не слишком надежной. Она была заперта. Когда выяснилось, что ни один из моих ключей не подходит, я просунул пальцы наверху в проволоку, уперся одной ногой в соседнюю доску и дернул дверь изо всей силы. Скрежет разлетелся по всему коридору. Разодранная кожа на спине внезапно запылала, из пореза снова потекла кровь. Но дверь поддалась. Я снова рванул, замок скрипнул и открылся.      Мое пальто оказалось на верхней полке, пистолет и бумажник лежали в кармане.      Я проверил свой тридцать восьмой и убедился, что он все еще заряжен. Затем стащил с себя куртку, повесил на себя плечевую кобуру с пистолетом, сверху натянул пальто.      Пока добирался до двери с надписью "Доктор Николс. Главный психиатр", в холле мне никто не встретился. За дверью было темно, один из моих ключей к замку подошел. Внутри я включил свет. Кабинет был пуст. Я подошел к полкам с папками.      Здесь стояли сотни карточек в алфавитном порядке. Однако я не нашел ни одной с именами Гиффорд или Диксон. Зато обнаружил карточку с именем "Хант Рэндолф". Под словом "Комната" стоял номер: "114, В. К".      Сейчас я был в восточном крыле здания. Комната 114 находилась рядом, через холл, недалеко от главного входа. Дверь в нее не была заперта, внутри было темно.      Пошарив по стене, я нашел выключатель, включил свет и огляделся. У левой стены стояла кровать, на которой лежал какой-то тип, по грудь прикрытый одеялом.      Звук закрывшейся двери его разбудил. Тип всхрапнул пару раз, почмокал и приподнялся на одном локте. Все еще в полусне спросил:      - Это ты, Дикси? - Он моргал и морщился от яркого света, затем глаза его сосредоточились на мне. - Вы кто такой, разрази меня гром?      Мужчина был плотным, рослым, с резкими чертами лица и совершенно лысый.      Я подошел к постели:      - Вы Рэндолф Хант?      - Да, это я, - подтвердил он, - а вы, молодой человек, врач? Только не записывайте ничего. Мне ничего не нужно прописывать, и вообще... Я здесь не для лечения. Взгляните на мою карту и...      - Нет, мистер Хант, я не врач.      - Тогда кто ты, черт побери, сынок? Ты отнял у меня год жизни, так внезапно разбудив. Не могу допустить, чтобы еще какие-то годы моей жизни...      - Перестаньте, Хант! - прервал я его. - Послушайте меня одну минуту.      - Знаешь, мальчик, не надо мне говорить, что я должен делать!      Я попытался вставить слово, но он не дал мне заговорить:      - Может, ты и не хотел причинить мне вреда, но я просто устал от людей, которые указывают мне, что я должен делать. Вот почему мне так нравится здесь. Можно делать какие угодно глупости, все, что тебе хочется, если только это не причиняет вреда другим...      - Где Фелисити Гиффорд?      Он остановился на середине фразы, раскрыв рот. Затем медленно произнес:      - Фелисити? А почему ты, сынок, меня об этом спрашиваешь?      - Я Шелл Скотт.      Хант почесал лысую голову, кивнул:      - Твое имя было в газете. Ты детектив.      - Да, это так. Я беседовал с вашей племянницей, мисс Пер-райн, сегодня вечером. Она сказала, что вы прочли эту статью обо мне, Фелисити, вашей приятельнице Диксон и сразу же уехали. А теперь скажите мне почему?      Он нахмурился:      - Право, я с этим никак не связан, сынок. Не могу тебе ничем помочь.      В течение нескольких минут Хант старался вести себя уклончиво, но я был полон решимости выжать из него все, что он знает, даже если мне придется для этого сесть на него верхом.      - А что эта Диксон? Я знаю, что она худенькая, что ей под сорок и у нее черное родимое пятно на щеке, верно?      - Да, это Диксон, здешняя медсестра, Глэдис Диксон. Я приехал с ней повидаться, но ее не оказалось на месте. Она будет после двенадцати, вот я и снял эту комнату. Решил, что увижу ее позднее. - Хант взглянул на меня искоса: - А как ты узнал, где меня можно найти?      - Поговорил с вашей подругой Олив Фейрвезер. Она высказала предположение, что вы можете быть здесь.      - О боже мой! - воскликнул он. - Я совершенно забыл об этой милашке!      - Да. Она вас ждала. Хотела вас видеть.      - О боже мой! - снова произнес Хант. - Мне нужно было отправиться не сюда, а к ней!      - О'кей, Хант! Скажите все-таки, зачем вы приехали сюда? - А поскольку он снова заколебался, спросил: - Может, мне вам подсказать?      И поведал ему о том, что произошло с того момента, как я в первый раз переступил порог "Гринхейвена".      - Где-то здесь должно быть объяснение, потому что, оказавшись тут, я несколько раз упомянул ваше имя и имя Фелисити. И вот... Может быть, все это ничего не значит, но Диксон работает именно здесь, а Фелисити записала после телефонного звонка на блокноте ее имя. Это было в пятницу вечером. Теперь сведите концы с концами сами. - Я замолчал и добавил: - Не знаю, что это такое, но полчаса тому назад какой-то субъект вытащил отсюда мертвое тело и закопал.      С полминуты он молчал, потом буркнул:      - Ладно, сынок. Не уверен, что об этом следует говорить, но все же послушай, - и рассказал мне, что встретился с Олив Фейрвезер на собрании траммелитов. Она была ярой последовательницей этой секты. Они начали встречаться. - Ну, у нас все было довольно хорошо, но... - Он сглотнул слюну и внезапно выпалил: - Черт, я привез Олив сюда, в "Гринхейвен", потому что у нее должен был родиться ребенок!      - Вы хотите сказать, что она...      - Я хочу сказать, что мы приехали сюда, чтобы ей сделали аборт. Здесь я встретил Дикси. Именно она взялась все устроить. - Он нахмурился. - Олив - мисс Фейрвезер, а не миссис Фейрвезер. Понимаешь? И не миссис Хант. Обстоятельства тогда сложились так, что родить этого ребенка было невозможно. Олив прекрасная женщина, сынок, но, черт побери, она не миссис, а мисс...      Пока он говорил, я молчал, давая ему возможность выговориться. Потом задал вопрос:      - Вы знаете, кто еще в сговоре с Диксон? Кто с ней работает?      - Не знаю. Олив знает.      Потом сообщил мне еще кое-что. Хант встречал Фелисити на собраниях траммелитов, разговаривал с ней несколько раз, и она ему очень нравилась. Когда же прочел статью в "Леджер", встревожился, зная, чем занимается Диксон. Поэтому и приехал сюда спросить, имеет ли имя, упомянутое в газете, отношение к ней.      - Я, право, не думаю, что это так, - признался Хант, - однако на всякий случай хотел проверить. А если так, то мог бы помочь деньгами или еще как-нибудь. У меня столько денег, что просто не знаю, куда их девать. У меня нефтяные скважины в Джиллионе.      - А как вы вообще узнали о Диксон?      Он почесал затылок.      - Ну, видишь ли, в том, что произошло у нас с Олив, нет ничего необычного. Такое происходит со многими ежедневно. Но, по-моему, мы все еще живем в каком-то дремучем веке. Нельзя просто прийти к врачу и попросить сделать аборт. Найдется десять тысяч человек, которые тут же захотят поломать вам жизнь. Вас могут отправить в тюрьму, пристрелить или что-нибудь вам устроить... - Он вздохнул. - Ну, начал расспрашивать всех вокруг, и у меня было такое гадкое чувство, будто я украл драгоценные камни из королевской короны или потратил чужие деньги. Наконец услышал от кого-то о Дикси и этом месте. Приехал сюда, поговорил с ней, все уладил. Потом привез Олив. И с тех пор приезжал сюда еще несколько раз, просто чтобы развлечь Дикси.      Хант больше не знал никого, кто был замешан в этих делах, не мог сказать, на кого работала Диксон и где можно ее найти.      - Не много, но это все, что я знаю, сынок, - заключил он и повторил: - Когда прочел в газете имя Дикси, решил поехать ее повидать. Мы с ней неплохо ладим. Ну вот. Тебе дает что-нибудь мой рассказ?      - Может быть, мистер Хант, но я хотел бы еще послушать Олив и располагать большим временем, чтобы поговорить с вами. Однако мне предстоит еще кое-что сделать. В любом случае большое спасибо, мистер Хант!      - Брось, не разговаривай со мной так официально, мальчик. Зови меня просто Рэнди*. Так зовут меня девушки. - Он ухмыльнулся.      ______________      * Рэнди - бродяга (англ.).            Выглядел Хант несколько странно. Лысая голова и все прочее. А в одежде, вероятно, представлял потрясающее зрелище!      Я считал, что одеваюсь достаточно ярко, но здесь по комнате были разбросаны ужасная желтая рубашка, разрисованная блестящими петухами, зеленые подтяжки, голубые слаксы и спортивный белый пиджак с большими простроченными карманами. На полу стояли коричнево-белые туфли, а на столе у постели лежала черная шляпа с мягкими, слегка загнутыми полями.      Я направился к двери:      - О'кей, Рэнди!      Он прочистил горло.      - Скажи, а Олив ждала меня?      Я кивнул.      - Скажи, а как она была одета? - поинтересовался он. Я улыбнулся:      - Прикрыта куском набивной мексиканской ткани.      Он воздел глаза к потолку, стукнул себя по лбу и воскликнул:      - О боже мой!      Я выглянул в пустой коридор и направился к главному входу. Уже почти дошел до него, когда в западном крыле здания открылась дверь и оттуда вышел мужчина. У меня не было возможности нырнуть за угол и спрятаться. А мужчина спешил, практически трусил по коридору. Мне ничего не оставалось, как продолжать спокойно идти вперед, в надежде, что человек, идущий навстречу, меня не знает.      Когда он приблизился, я увидел большой нос картошкой и очки без оправы. Он тоже глянул на меня сбоку, и челюсть его отвисла. Это был доктор Вулф, который считал меня сбежавшим маньяком.                  Глава 8            Вулф перешел от трусцы к настоящему бегу, миновал меня и ринулся к слегка приоткрытой двери. Я бросился за ним. Он проскользнул в комнату, и дверь начала закрываться. Однако за мгновение до того, как она захлопнулась, я ударил в нее плечом, толчком распахнул и, ворвавшись внутрь, заорал:      - Остановись, Вулф!      Он прыгнул к телефону, стоящему на письменном столе, но замер, глянув через плечо и заметив в моей руке пистолет. Я захлопнул дверь со словами:      - Стойте тихо, Вулф. Я вам ничего не сделаю, только ни звука!      Он повернулся и медленно попятился, пока не стукнулся о письменный стол. На столе стоял маленький деревянный треугольник, на котором было написано "Доктор Фрэнк Вулф" и лежало несколько бумаг. Кроме этого там находились телефон и графин с водой. Вулф выглядел испуганным. Лицо его было совершенно белым.      - Успокойтесь и сядьте, - велел я. - Не тянитесь к телефону и не вздумайте кричать.      Он послушно сел на вертящееся кресло за столом. Я подцепил ногой деревянный стул с прямой спинкой, пододвинул его и сел напротив, широко расставив ноги. Продолжая держать пистолет нацеленным на его нос, потребовал:      - Давайте сразу выясним один вопрос. Я ни в малейшей мере не помешанный. Такой же нормальный, как вы, но здесь, в этом здании, происходит что-то непонятное, и вы мне сейчас расскажете, что вам об этом известно.      Он повертел головой, не спуская глаз с пистолета. От такого напуганного толку было мало, тем не менее, я продолжал целиться ему в нос.      - Ничего, привыкнете к этому, - пообещал я, - а теперь послушайте.      И рассказал ему, что произошло, когда я приехал в "Гринхейвен", объяснил, как оказался в смирительной рубашке.      - Вот так, - закончил я, - неожиданно эти типы накинулись на меня, кто-то стукнул сзади по голове. А теперь ваша очередь!      Вулф слегка подпрыгнул в кресле. Пока я говорил, он немного успокоился, краска вернулась на его щеки. Но чем лучше он начинал выглядеть, тем хуже чувствовал я себя. Это было паршивейшее состояние! Голова пульсировала, в желудке горело, меня покачивало и мутило.      - Ваш черед, - повторил я тихо. - Что вам известно обо всем этом?      Он затряс головой:      - Ничего, мистер Скотт. Началась какая-то ужасная суматоха, раздались крики. Я кинулся в кабинет доктора Николс, но передо мной туда уже вбежало несколько человек, и мне показалось, что на полу валяются какие-то тела. Вот и все, что мне известно.      Еще он сообщил, что охранники, которых пришлось поместить в госпиталь "Гринхейвена", сказали, будто я впал в буйство и поэтому им пришлось меня скрутить.      - А кто оказался в кабинете доктора Николс раньше вас?      Вулф назвал неизвестные мне имена врачей и сестер.      - А доктор Николс?      - Она появилась почти одновременно со мной. Все так запуталось...      - И это говорите мне вы!      Он рассмеялся и, казалось, в первый раз слегка расслабился.      - Вы... вы не могли бы убрать этот пистолет?      - Нет.      Приятное выражение на его лице слегка изменилось, доктор облизал губы.      - Я абсолютно уверен, что в данный момент вы совершенно нормальны, мистер Скотт, но первоначально вы не произвели такого впечатления ни на меня, ни на доктора Николс. Она сказала, что, когда в первый раз вас увидела, вы бегали за несуществующим мячом.      Я горько ухмыльнулся. Доктор Вулф медленно протянул в мою сторону руку:      - Пожалуйста, мистер Скотт, - его рука дрожала, - минуту назад вы так сильно меня напугали, что у меня пересохло в горле. Я хотел бы выпить глоток воды...      Глаза его были прикованы к пистолету. Естественно, ни на что другое он не смотрел.      - Давайте наливайте!      Вулф взял с подноса графин, стакан и стал наливать воду под аккомпанемент "клинк-клинк-клинк" - рука продолжала дрожать. Затем проглотил воду и вздохнул. Я уже был готов попросить его налить стакан воды и мне, но в этот момент за моей спиной открылась дверь. Прижав пистолет к груди, я оглянулся, чувствуя, как напряглись мои нервы. В дверях стояла высокая полная женщина в медицинской одежде. Раньше я ее не видел. Мое присутствие в кабинете Вулфа ее, казалось, не удивило. Женщина выглядела усталой и сонной.      - Я ухожу, доктор, - сказала она, - если только больше вам не нужна.      - Нет, ничего больше не требуется. Спокойной ночи.      Женщина бросила взгляд в мою сторону, и мне показалось, что на какое-то мгновение на ее лице отразилось удивление. Затем она повернулась и вышла.      Когда дверь затворилась, я снова повернулся к доктору, опасаясь, что он может вытащить из ящика стола пистолет или даже броситься на меня. Но Вулф просто наливал себе второй стакан воды.      Может, мне показалось, что медсестра удивилась, но сердце мое снова заколотилось, горло пересохло до боли.      - А это что за сестра? - обратился я к Вулфу. - Если она начнет кричать...      - Не думаю, что вам следует беспокоиться! Она вряд ли видела вас раньше. Кроме того, я могу теперь за вас поручиться, чего не мог сделать, - перебил доктор и добавил: - Вы очень бледны, мистер Скотт. Вы в порядке?      - Да. Я в порядке, просто немного взволнован.      Он пододвинул ко мне графин с водой.      - Выпейте! Вы выглядите совсем больным.      Левой рукой я налил воды в другой стакан и жадно ее проглотил. Вода смягчила сухость в горле, охладила жжение в желудке.      Я глотнул воздуха и промолвил:      - Через минуту вы возьмете телефонную трубку и позвоните людям, которых я вам назову. И еще я хотел бы поговорить с теми тупыми охранниками и выяснить, кто из них ударил меня по черепу.      Вулф покачал головой и принялся разглагольствовать о том, как все это странно.      - Но прежде всего хочу выяснить все о сестре Диксон, - прервал я его. - Где она и на кого работает.      - Она приходит в полночь, мистер Скотт. А работает с доктором Янсеем, вы его видели.      - Да. Еще несколько вопросов. Пока я находился в смирительной рубашке, кто-то пытался вонзить в меня нож. А недавно отсюда было вынесено человеческое тело. Вынесли и зарыли. Как вы это можете объяснить? Кроме того, известно ли вам, что Диксон здесь, в "Гринхейвене", занимается абортами?      Доктор, казалось, был шокирован, не хотел верить услышанному, даже начал протестовать. Его слова доходили до меня как-то странно. Я не чувствовал себя особенно плохо, но будто наполовину оглох. Тряхнул головой, стараясь прояснить ее, проснуться немного больше, но все равно еле слышал Вулфа.      - Прекратите! Выплюньте кашу изо рта! - прикрикнул на него.      Странно, при этом я не мог вспомнить, о чем его спрашивал.      - Может быть, приляжете? - предложил доктор, сосредоточенно глядя на меня.      Я же смотрел на графин и стакан с водой, стоящие перед ним. Вулф не прикоснулся ко второму стакану, который налил после того, как входила сестра. Я потянулся за графином, налил себе воды, чувствуя, как немеют пальцы. На дне стакана заметил маленькие белые шарики, оставшиеся от того, что я выпил раньше. Вода была мутноватой, как молоко.      Я выпрямился на стуле, огляделся и почувствовал, что меня охватывает слабость. И тут увидел нечто, чего не заметил прежде. В углу комнаты стояла деревянная вешалка. На ней висел дождевик, а на нем блестели дождевые капли. На полу из-под дождевика выглядывали грязные резиновые сапоги. Я посмотрел на мои ботинки, испачканные глиной на том склоне, где кого-то или что-то похоронили, потом на доктора Вулфа. Он явно насторожился.      - Ты, сукин сын! - произнес я, оттягивая гашетку пистолета 38-го калибра. - Руки на стол!      Он положил дрожащие ладони на стол. На мизинце его левой руки сверкнул крупный бриллиант.      Вулф что-то бормотал. Наконец до меня дошли его слова:      - Не надо, не надо, не надо. - Он повторял их снова и снова.      - Заткнись! Кто это был?      Дверь за моей спиной скрипнула, открылась и ударилась, распахнувшись, о стену. Я повернулся, ощущая, что теряю координацию движений. В комнату снова вошла женщина в медицинском одеянии, но другая. Направилась к столу со словами:      - Фрэнк, ты... - и тут же замолчала, уставившись на меня.      Она была невысокого роста, с тонкими чертами лица и большой черной родинкой на щеке. Сестра Диксон! Женщина стояла от меня так близко, что мне прекрасно были видны жесткие волоски, торчащие из родинки, и суровое выражение ее глаз.      Внезапно Диксон повернулась на каблуках и вышла, закрыв за собой дверь. Я окликнул ее, попытался подняться на ноги и упал. Ноги меня не держали, перед глазами все плыло.      Затем я оказался распростертым на полу, продолжая сжимать пистолет. Палец обвивался вокруг гашетки. Вулф сидел за столом и не был мне виден.      Я попытался подняться, не будучи уверенным, что смогу стоять на ногах, но неожиданно передумал и остался лежать с полузакрытыми глазами. Из-под опущенных век я увидел, что Вулф встал. Его лицо мне показалось раздутым, как воздушный шар, но затем снова уменьшилось. Глядя на меня, он прошел через весь кабинет к нише у стены, открыл стоявший там шкаф и что-то из него взял. Потом подошел ко мне.      Его фигура колебалась и расплывалась перед моими глазами. Он склонился надо мной, приблизился, и тут я отчетливо увидел в его руке шприц. Даже разглядел каплю жидкости на конце иглы.      Я хотел поднять пистолет, направить его на Вулфа, но у меня не было даже уверенности, что моя рука совершает какие-либо движения. Однако заметил, как изменилось выражение его лица, услышал, как он закричал. Я заставил себя напрячь мускулы правой руки и почувствовал, как мой указательный палец оттягивает гашетку. Раздался выстрел.      Тело Вулфа качнулось, рот широко раскрылся, раздался вопль на высокой ноте. Шприц выпал из его руки, а я снова попытался подняться, продолжая держать пистолет и направляя его на Вулфа, но лишь перекатился на левый локоть. Темнота сгущалась, но я видел, как он упал, бесшумно ударившись головой о покрытый ковром пол. Собрав последние силы, я подполз к нему, вытянул вперед правую руку, дотянулся дулом пистолета до его черепа.      Больше я ничего не видел, кроме все сгущающейся темноты, и только почувствовал мягкую отдачу в правую руку. Затем куда-то провалился.                  Глава 9            Внезапно меня ослепил свет. Глазам стало больно, я зажмурился. Потом медленно раскрыл их, заслонив правой рукой. При этом левая тоже поднялась, поскольку оказалась сцепленной с ней. На моих запястьях красовались металлические наручники.      Оглядевшись, я понял, что все еще нахожусь в кабинете Вулфа и сижу в кожаном кресле. Но теперь здесь были двое полицейских в форме, приехавшие, должно быть, из соседнего городка Роли. Один из них, толстый, с мясистым лицом и большим носом, испещренным венами, устроился рядом со мной на полу. От него ужасно несло виски. Другой, патрульный, стоял, прислонясь к стене возле двери, с короткой сигарой в зубах.      - Он скоро придет в себя, сержант Медоус, - произнес женский голос.      Я оглянулся, чтобы посмотреть, кто это говорит. Это была очаровательная Лин в своей белой медицинской форме. Она подошла, встала около сержанта и внимательно посмотрела мне в лицо. Бросив взгляд через плечо, я увидел, что тело Вулфа уже убрали. Однако пятна крови на ковре свидетельствовали, что оно там было.      - Да, его уже унесли, - сильно гнусавя, произнес сержант и вопросительно глянул на Лин. - Этот болван понимает, о чем я говорю?      - Думаю, да. - В ее голосе звучало некоторое раздражение.      - Подождите минутку! - обратился я к ней. - Конечно, я знаю... - О боже! Только в этот момент я осознал, что она вряд ли воспринимает меня как нормального человека. Первый раз я попался ей на глаза, когда играл с воображаемым мячом, затем вместе с психом, назвавшим себя доктором Никол сом, и, наконец, в смирительной рубашке. А потом она, должно быть, увидела сбежавшего маньяка лежащим на полу рядом с телом доктора Вулфа. Тем не менее, договорил: - Боюсь, вам очень трудно понять, но я не сумасшедший.      - Не хотите рассказать нам, что случилось? - обратился ко мне сержант тоном, каким разговаривают с маленьким, умственно отсталым ребенком.      Меня мутило от виски, которым отдавало его дыхание. Просто тошнило от него.      - Хотел бы! Объяснить нужно многое.      Сержант высморкался, поднялся с пола, посмотрел через плечо на патрульного, который пожал плечами и передвинул сигару в другой угол огромного рта. Затем ласково вновь спросил меня:      - Вы знаете, кто вы?      - О боже! Конечно, знаю. Я Шелл Скотт и совершенно нормален, сержант. Можете не говорить со мной как с ребенком.      - Конечно, - отозвался он утешающим голосом. - Конечно. Допустим, вы расскажете нам всю историю, Скотт.      Я начал с моего приезда в "Гринхейвен", но уже после второй фразы понял, что Медоус почти не слушает. Тогда стал говорить, обращаясь к Лин, надеясь, по крайней мере, убедить ее. Она выглядела ласковой, прелестной, внимательной, но сомневающейся. Хмурилась, покусывала белыми зубками нижнюю губу, но и все.      Спустя несколько минут патрульный, стоявший у стены, произнес, не вынимая сигары изо рта:      - Действительно спятил! По-моему, я сам не в своем уме, что слушаю этот бред. - Он рассмеялся.      Медоус засмеялся тоже. Не смеялись только Лин и я.      Полицейские очень веселились, припоминая какие-то сказанные мною фразы. Затем Медоус, все еще продолжая развлекаться, повернулся ко мне:      - Значит, все было именно так, а? Самооборона? Вы отбивались от нападения шприца? - Он хихикнул.      Я ответил как только мог спокойно:      - Да, именно так. Насколько могу вспомнить. Кое-что припоминаю туманно, потому что...      Полицейские обменялись понимающими взглядами. Тогда я опять обратился к Лин:      - Мисс, они меня не слушают, но вы же слушаете! Разве я не говорю связно, как нормальный человек?      Я взглянул на часы. Еще не было и часу ночи. Психиаторша слегка нахмурилась:      - Я сделала вам внутривенную инъекцию, мистер Скотт. Для стимуляции. Мы не могли вас разбудить, а офицеры должны были с вами поговорить. Сержант настаивал. Когда действие инъекции закончится, вы можете почувствовать себя хуже...      - Хотите сказать, мне может стать еще хуже? По-моему, тут у вас я скоро превращусь в своего рода наркомана!      Медоус вывел Лин из кабинета, и через некоторое время я услышал его голос:      - Шизо? Что? Безумный?      Потом они о чем-то пошептались с минуту и вернулись.      - Послушайте, здесь же есть свидетельство того, что Вулф собирался вколоть мне что-то, - обратился я к Лин. - Шприц должен быть на полу. Вы должны были его видеть, когда нашли нас.      Она покачала головой:      - На полу не было никакого шприца.      - Но он должен был быть тут!      Психиаторша промолчала.      Я огляделся и увидел графин с водой на письменном столе Вулфа.      - Вот этот графин с водой. Я же сказал вам, что он подмешал мне какое-то снадобье. Остатки какого-то лекарства можно обнаружить в воде. Это послужит доказательством...      - Доказательством чего, мистер Скотт? - мягко спросила Лин.      И тут я понял, что это ничего не докажет, кроме того, что доктор Вулф доступными ему средствами пытался утихомирить маньяка, бегающего на свободе.      Лин стояла возле кресла и смотрела на меня. Ростом она была, вероятно, в пять футов и два дюйма. Карие бархатные глаза, длинные густые волосы мягкого темного цвета с неким оттенком рыжеватости...      Сержант и патрульный явно тоже ее рассматривали, просто не могли не разглядывать. Но теперь Медоус строго скомандовал:      - Пошли, Скотт!      Это меня испугало. Я знал, что будет, если они отвезут меня в Роли, посадят в камеру. Ведь даже здесь, непосредственно на месте, где это произошло, никто не хотел верить, что я убил Вулфа не в состоянии невменяемости, не с холодным расчетом. Мое заявление, что я защищался, звучало для всех нелепо. Теперь и мне самому такое объяснение казалось странным.      Я снова взглянул на Лин:      - Послушайте, повторяю вам, что Вулф уронил шприц здесь. Всего за несколько секунд до того, как я его застрелил. Он вынул его из какого-то шкафа... - Я посмотрел вдоль стены и увидел его. - Вот из этого! Достал оттуда шприц и наполнил его какой-то жидкостью.      Лин посмотрела на полицейских, потом на меня. Затем подошла к шкафу, вынула из кармана несколько ключей. Выбрав нужный, отперла шкаф, извлекла оттуда маленькую черную коробочку и открыла ее. Внутри лежали три шприца, пустого гнезда там не было.      - Мне очень жаль, - пробормотала она. - А вы не могли все это вообразить?      Я облизал губы. Они были сухими. В голове снова стала нарастать пульсирующая боль.      - Нет, нет, не вообразил! Знаю, что было так. Зачем вы все лжете? Что же это такое, черт побери! - Я сглотнул слюну. - Кто-то, очевидно, вошел сюда перед вами, поднял этот шприц и положил его на место. Диксон! Она работает с Вулфом?      - Да.      - Поговорите с ней. Это наверняка сделала она. Она была с ним в сговоре.      Я остановился. Оба полицейских, казалось, забавлялись.      Медоус потянулся.      - Пожалуй, хватит, Эл? - обратился он к патрульному.      - Это правда. Все было именно так! - крикнул я в отчаянии.      - Ладно, давай пошли отсюда! - отреагировал Медоус.      Эл направился ко мне. Виски мои начали бешено пульсировать.      - Знаю, все это трудно постичь сразу, - быстро заговорил я, - но все было именно так. Послушайте, я разговаривал с мистером Хантом, перед тем как налетел в холле на Вулфа. Он может рассказать вам, о чем мы говорили, подтвердить, что я совершенно нормален.      Лин спросила, в какой комнате мы беседовали с Хантом. Я назвал номер. Она вышла и через минуту вернулась.      - Там никого нет. Постель смята, но это все.      - Этот Хант... - лениво произнес Медоус, кажется впервые проявляя какой-то интерес. - Кто он такой? Как выглядит? Как мы его узнаем, если встретим?      - Рэндолф Хант. Найдите его и поговорите с ним. Насколько я понимаю, он все еще должен быть где-то здесь. Вы не ошибетесь, когда увидите его. На нем желтая рубашка, расшитая петухами, белый пиджак и черная шляпа... И... Ладно, это чепуха! К черту с этим!      Медоус и Эл готовы были свалиться на пол, давясь от смеха. Я и сам засомневался - да может ли быть такое на самом деле? Не приснился ли мне цветной сон? И тут понял, что сержант задал вопрос просто для того, чтобы иметь повод еще посмеяться. И ведь добился своего! Теперь он хохотал от души, обдавая меня перегаром виски.      - Заткни свое тупое, вонючее рыло! - разозлился я.      Левой рукой он ударил меня по щеке. Боль отдалась глубоко в голове.      - Прекратите немедленно! - закричала Лин.      Я начал подниматься с кресла, намереваясь немного подпортить внешность этого парня, но увидел рядом другого. Его огромная ладонь угрожающе лежала на револьвере в кобуре. Пришлось остановиться.      Медоус толкнул меня в грудь, я вновь упал в кресло и развалился в нем, не предпринимая даже попытки встать. Лицо сержанта стало жестким. Он больше не веселился.      - Поздравляю! - заявил я укоризненно. - Ударить сумасшедшего! Уверен, за такой подвиг в Роли вас ожидает повышение. Может, получите звание кретина? - И улыбнулся самой лучезарной из моих улыбок, оскалив зубы.      Однако Медоус то ли не расслышал, то ли решил, что я сделал ему комплимент. Во всяком случае, растерянно посмотрел на Лин и переспросил:      - Что он сказал?      Она слегка улыбнулась, растянув уголки рта, отчего на щеках появились прежде незаметные ямочки. Потом взглянула на меня и произнесла:      - Кретин, сержант Медоус.      Смех бурлил во мне, готовый вырваться из сжатых губ. В тот же момент Лин, заметившая, какие усилия я прилагаю, чтобы не рассмеяться, зажала себе рот рукой. Медоус наконец понял, что мы над ним потешаемся. Лицо его стало еще более уродливым. Он не посмел ударить женщину, но отыгрался иным способом - ухмыльнулся и откровенно смерил взглядом с головы до ног, заставив ее покраснеть. Даже в белой крахмальной медицинской одежде фигурка Лин была восхитительной. Нетрудно было догадаться, насколько соблазнительны ее округлые формы в облегающем платье. Или без него. Именно это Медоус явно себе представил, а чтобы не оставалось никаких сомнений, что раздел ее глазами, отпустил несколько грубых острот. Патрульный Эл его немедленно поддержал.      Лицо Лин пылало, она нервно глотала воздух. Я ничего не мог поделать, чтобы оградить ее от оскорблений, и все же потребовал прекратить безобразие. Потом подумал и, вроде бы не обращаясь ни к кому, громко заявил:      - Мне плохо!      Оба полицейских повернули ко мне головы. Я закрыл глаза, покачал головой и пояснил:      - Ужасно себя чувствую! - Затем глянул на Медоуса и понял, что, если продолжать на него смотреть, легко вызвать приступ тошноты. Поэтому добавил: - Я правду говорю, похоже, сейчас умру. - Немного помолчав, повернулся к Лин: - Вы, кажется, вспрыснули мне что-то?      - Да, - подтвердила она.      - Неплохо бы повторить. Наверное, действие первого укола кончается. - И вновь посмотрел на сержанта: - Медоус, меня чертовски тошнит. По-моему, сейчас вырвет. Если это случится, буду целиться в вас.      Я ожидал нового удара, но сержант не сделал этого, только скривился.      - Ой, парень, тошнит! - простонал я.      - Послушай, может, лучше побыстрее запихать этого психа в кутузку? - вмешался Эл.      Я продолжал стонать.      - Ладно, черт подери! - Медоус схватил меня за руку и дернул.      Я встал на ноги, накренился в его сторону и застонал еще громче, косо поглядывая на него с искаженным лицом.      Сержант отпрянул и скомандовал напарнику:      - Хватай этого негодяя за другую руку!      Через несколько секунд мы двинулись к выходу. Полицейские по обе стороны крепко держали меня за бицепсы. У двери я повернул голову и, продолжая тихо стонать, подмигнул Лин. Как ни странно, она улыбнулась в ответ, а мы пошли дальше по коридору.                  Глава 10            На улице было холодно, продолжал моросить мелкий дождик. Мы вышли через главный вход и по дорожке, посыпанной гравием, почти в темноте направились к воротам.      - Слушай, ты, гад, держись на ногах, не то мы положим тебя и будем тащить по земле, - предупредил Медоус.      Я спотыкался как мог, стараясь только не упасть. Но после его слов выпрямился, слегка покачиваясь и издавая горлом отвратительные звуки.      Медоус выругался.      - Может, я пойду к машине и приведу Лестера? - спросил Эл.      - Да нет. Нужно держать этого психа вдвоем.      У меня не было никакого реального плана. Я знал только одно, что должен сбежать до того, как мы приедем в Роли. Я должен это сделать. Ведь если за мной закроется дверь камеры, придется на некоторое время сказать "прощай" всему миру.      Однако замечание Эла насчет Лестера сдерживало. Двое полупьяных полицейских куда ни шло, но трое сведут все мои шансы к нулю. Если я собираюсь вырваться, то должен это делать немедленно.      Пульс участился, сердце заколотилось сильнее. Медоус, крепко вцепившийся в мои бицепсы, был слева. Эл держал правую руку, и его незащищенное тело находилось от меня всего лишь в двух или трех дюймах. Я подождал, пока он выставит вперед левую ногу, и мгновенно свалился на него, ударив правой ногой в пах. Он рухнул на землю, грязно ругаясь.      Крепкая хватка Медоуса потянула его за мной, когда я накренился в сторону Эла. Но в момент падения Эла я постарался удержаться на ногах, нагнулся еще больше вправо, схватил мою левую ладонь другой рукой, чтобы действовать ею как рычагом, и вложил в эту руку всю возможную силу.      Все вышло великолепно. Когда в следующий миг я рванулся в сторону Медоуса, целясь локтем ему в живот, уже ничто не могло помешать моему удару или смягчить его. Твердая костистая часть локтя врезалась ему в кишки с силой, почти равной всему моему весу, и глубоко погрузилась в его жир.      Вонючий выдох изо рта сержанта попал мне в лицо. Медоус согнулся, а я поднял высоко вверх скованные наручниками руки и опустил их на его затылок. Наручники хрястнули по черепу, одновременно я пнул его коленом в лицо. Сержант отключился и свалился окончательно, хотя некоторое время еще как бы висел в воздухе.      Я стал выворачиваться до того, как он упал на землю, но Эл уже начал кричать. В темноте на одно мгновение я потерял его из виду и только слышал крики. Потом увидел поднимающимся с земли. Если бы он тогда прыгнул вперед, возможно, и достал бы меня, но Эл схватился за пистолет.      Когда раздался металлический щелчок, я, сделав прыжок в воздухе, был от него уже на расстоянии фута. Во всяком случае, мои ноги находились именно на таком расстоянии, а голова на несколько ярдов позади. Я прыгнул ему на плечи, но его пистолет оглушительно выстрелил вверх за мгновение до того, как он упал.      Двинув ему как следует, я поскользнулся сам и шлепнулся в грязь, на гравий, но даже не подумал о возможных шрамах и кровоподтеках на физиономии. Я знал - выстрелы решат исход боя не в мою пользу. Однако в тот момент, когда вновь поднялся на ноги, Эл начал уползать от меня на четвереньках. Может, выронил оружие, может, просто перестал соображать, во всяком случае, изо всех сил старался отползти подальше от сумасшедшего. Это облегчало дело.      Я вновь приблизился к нему двумя быстрыми прыжками. Левой ногой ударил в спину, затем перевернул к себе лицом и правым ботинком нанес тупой удар с противным звуком. Не знаю точно, куда попал, но точно знаю, что в цель, - Эл распластался по земле.      - Медоус! Эл! Медоус! Эл! - заорал в это время третий полицейский, вылезая из патрульной машины.      Я опустился на колени возле Медоуса и, неуклюже действуя скованными руками, обыскал его карманы. Мне необходимо было найти ключ от этих проклятых наручников.      Полицейский возле патрульной машины снова закричал, и я услышал его шаги по тротуару.      В памяти всплыло его имя, я заорал:      - Лестер! Нам нужно захватить негодяя. Подай машину назад!      Боюсь, мой крик не показался ему убедительным. Однако шаги слегка замедлились. Я видел, как он остановился у открытых ворот, затем включил фонарик и направился в мою сторону.      В этот миг мои пальцы отыскали наконец кольцо с ключами. Я выхватил его, сунул в свой карман, повернулся и бросился бежать со всех ног.      Луч фонарика осветил меня, и тут же раздался выстрел. Пуля пролетела мимо, но мои ноги начали выделывать такие кренделя, что лишь чудом можно объяснить, как еще несли меня вперед.      Я не знал, куда бегу.      Просто убегал, убегал от человека, который в меня стрелял. И не помнил ни о "кадиллаке", ни о веревке, переброшенной через стену "Гринхейвена". Но когда вспомнил, бросился именно туда. Черт побери, я бежал так быстро, что оказался там через мгновение. Веревку еще не видел, но продолжал нестись параллельно стене и скоро обнаружил ее. Скованные руки я держал наготове перед собой и сумел ими ухватиться за веревку. А поскольку бежал очень быстро, то оторвался от земли и взвился в воздух, оцарапав левый бок о цемент. Казалось, при такой скорости можно оказаться прямо на небесах.      Однако на самом деле я пролетел только половину расстояния, необходимого, чтобы попасть на стену. Поэтому сполз назад, все еще по эту сторону стены, ругаясь, сквернословя и плюясь. Снова прозвучал пистолетный выстрел, и пуля ударила где-то рядом в цемент. Я подпрыгнул, ухватился за веревку повыше, подтянулся, перекинул ноги и полез через стену, действуя исключительно на адреналине. В этот момент раздался еще один выстрел. Однако Лестер опять промазал, а я рухнул на землю с другой стороны стены.      Конечно, здорово ударился, разбился, но все же добрался до "кадиллака" и через десять секунд уже мчался со скоростью сорок миль в час вниз по улице. Потом спидометр показал девяносто и дальше держался только на этой цифре.      Я освободился от наручников. Стеклоочистители монотонно скрипели под моросящим дождем. Это была та же дорога, по которой недавно я преследовал Вулфа. На пути к скрытому туманом склону на правой стороне шоссе, в ста футах за заброшенной лужайкой, я заметил старый сарай и дом с примыкающим к нему гаражом. На лужайке стояла табличка: "Продается". Мне нужно было где-то спрятаться. Через несколько минут все полицейские машины из Роли и Лос-Анджелеса тоже должны начать прочесывать близлежащие дороги в поисках не просто сумасшедшего маньяка, а маньяка-убийцы. Какой сенсационный материал для печати!      Двухэтажный дом возвышался от меня справа. Я погасил фары и въехал на дорожку, ведущую к гаражу. Дом стоял в темноте, окутанный моросящим дождем. Он казался огромным.      Я остановился перед гаражом и вышел из машины. Помимо звука двигателя моего "кадиллака", сквозь шорох дождя был слышен вой двух сирен. Один глухой, другой - на очень высокой ноте. Дверь гаража была закрыта на засов, но время и погода сделали свое дело. Когда я, упершись, толкнул ее плечом, винты, на которых держался засов, легко вылезли из гнилого дерева. Похоже, муравьи грызли дом и гараж уже много лет. Все вокруг казалось мертвым, наполненным муравьями, ползающими повсюду, как черви в мертвой плоти. Вероятно, такое сравнение пришло мне в голову из-за того, что я собирался сделать.      Загнав "кадиллак" в гараж, я выключил двигатель. Затем открыл багажник машины, поискал в нем и нашел то, что было нужно. После этого запер дверь гаража, всунув поржавевшие винты на прежнее место.      За это время одна из сирен приблизилась, зазвучала громче. Стоя под прикрытием гаража, я увидел, как пронеслась полицейская машина с красной мигалкой. После этого повернулся и пошел, скользя и утопая в грязи. Я нес фонарик и лопату.      Из-за охватившей усталости, неодолимого желания прилечь и уснуть не трудно было понять, что стимулирующее средство, которое впрыснула мне Лин, перестает действовать. Меня шатало, движения замедлились, я споткнулся и упал на землю. Некоторое время лежал, распростершись лицом вниз, чувствуя, как все мои мышцы дрожат. Однако звук сирены, раздавшийся совсем близко, заставил подняться.      Наконец выбрался на какую-то узкую тропинку, но в изнеможении прошел слишком далеко, пропустив пригорок, который искал. Однако все-таки знал, где нахожусь, поскольку недавно крался здесь за Вулфом под дождем. За моей спиной склон горы поднимался вверх. Я повернул назад. У меня не было сомнений, что Вулф тогда нес человеческое тело. И насколько помнил - нес его легко, хотя сам не был крупным мужчиной. Тело, должно быть, было небольшим и легким. Скорее всего - женщины.      Пробираясь под деревьями по сырой земле, неожиданно я дошел до нужного места. Луч фонарика осветил небольшое, в несколько ярдов, расчищенное пространство и приглаженную, ровную поверхность могилы. Это был небольшой клочок, примерно шести футов в длину и двух в ширину, прикрытый черной свежевскопанной землей. А вокруг этого места все было плотно утрамбовано.      И хотя дождь прекратился, с деревьев с легким шорохом продолжали падать капли, чавкало под ногами, было отвратительно мокро. Установив фонарик так, чтобы луч освещал нужное мне место, в полном изнеможении и одновременно со все нарастающим чувством отвращения я принялся копать. Лопата коснулась чего-то мягкого, совсем не глубоко зарытого. Отбросив ее, я опустился на колени и начал разгребать влажную землю руками.      Как я и ожидал, это было тело. Как предполагал - тело женщины. Прежде чем очистить с него грязь, я пододвинул фонарь к краю могилы, так чтобы свет падал прямо в яму. Двигаться мне было трудно. Руки и ноги стали тяжелыми, дыхание с шумом вырывалось из открытого рта. Я подождал немного, будто теперь, когда оказался так близко к цели, расхотел увидеть то, что искал, но все же погрузил руки в землю, обхватил труп за плечи и подтянул к себе. В тусклом свете, падающем на него, какое-то время наблюдал, как с головы медленно сползают куски грязи. Это выглядело ужасно, словно от костей отходило мясо. Наконец разглядел лицо.      Я с силой отпихнул от себя труп. Он упал с легким стуком, при этом голова его странно склонилась в сторону, так что засыпанные землей глаза, казалось, уставились на меня.      Наверное, около минуты я неподвижно стоял на коленях. Затем, закрыв глаза и прижав их ладонями, заставил себя вспомнить все с того момента, когда последовал сюда за Вулфом.      Я ехал за ним. Потом подкрался сюда. Да, все происходило именно так! Он похоронил тело и вернулся в "Гринхейвен". Там я беседовал с Хантом, затем с Вулфом. Еще видел какую-то незнакомую сестру, потом сестру Диксон. Я выстрелил Вулфу в голову, потерял сознание от сильнодействующего лекарства, пришел в себя уже в присутствии полиции и очаровательной Лин. Они стояли вокруг меня. После этого убежал, вновь пробрался сюда. И все это время тело, похороненное Вулфом, находилось здесь, в земле.      Конечно, все происходило именно так! И если я в своем уме, то никак не мог видеть раньше женщину, лежащую теперь передо мной в могиле. Вероятно, какая-то ошибка, галлюцинация, злая шутка затуманенного воображения.      С силой тряхнув головой, я снова открыл глаза. Все осталось по-прежнему. Это была она!                  Глава 11            На открытой ровной местности земля слегка дымилась под лучами солнца. На ней образовывались трещины, были видны чьи-то следы. Множество маленьких человеческих фигурок танцевали и вертелись вокруг. От их движений вверх поднимались извивающиеся ленты пыли. Фигурки были какие-то странные, с тонкими изогнутыми телами и огромными головами. И все монотонно смеялись, раскрывая огромные рты.      А еще я видел себя с гротескной, шарообразной головой на болтающемся, как веревка, теле. Я один оставался неподвижным и наблюдал за остальными откуда-то с площадки и с другого места, отдаленного, находящегося где-то наверху. И их всех, и себя мне было видно очень хорошо. Они крутились, хохотали, указывали на меня пальцем. Знакомые все лица! Здесь была Лин, смеющаяся и подмигивающая, Джо Перрайн, Артур Траммел, который орал и проповедовал, насмехаясь надо мной, была и сжимающая лоскут мексиканской ткани Олив Фейрвезер, и миссис Гиффорд с дрожащим, как желе, подбородком, появилась Фелисити, смеющаяся и плачущая одновременно.      Там были все, за исключением сестры Диксон. Но вся эта картина виделась мне сквозь какое-то огромное прозрачное лицо, заполняющее небо. Это было уродливое, костлявое лицо со скулами, выпирающими из-под туго натянутой кожи, и большим черным родимым пятном на щеке, расползающимся, как мягкий круглый слизняк. Какое-то жидкое лицо, мерцающее, тающее, все время меняющее форму.      Я бросился бежать, но не от тех танцующих, а именно от этого лица. И вдруг упал, покатился по земле. Но в этот момент проснулся и с облегчением понял, что видел сон.      Солнце светило и пригревало меня сквозь ветви деревьев. Я лежал на расчищенном участке, весь в грязи, окоченевший и скрюченный.      Усталые, онемевшие мускулы еще оставались скованными, но я уже твердо знал, что видел сон, а теперь уже не сплю. Однако то лицо все еще было передо мной. Оно таяло, мерцало, расплывалось перед глазами. Я мог даже различить черные волоски, торчащие из родинки. Лицо сначала раздувалось до огромных размеров, затем уменьшилось и наконец исчезло совсем.      Спросонья мозг мой работал слабо, поэтому я довольно долго тупо смотрел на мертвое лицо сестры Диксон. Оно было неподвижным, не шевелилось, не таяло, не просвечивало. Теперь оно было абсолютно реальным. Я видел его резкие, испачканные кровью черты, раздвоенный подбородок, засыпанные землей глазницы. Грязь в них засохла и отвердела.      Я лежал на животе, повернувшись лицом к могиле. Тело сестры Диксон как бы наполовину высунулось из нее. Одна рука была подвернута и придавлена теперь уже окаменевшим корпусом, а другая тянулась вперед. Казалось, она пыталась выбраться из земли и в этот момент замерзла.      Я вспомнил последние минуты, когда был в сознании, как впервые увидел лицо Диксон. Вроде бы отбросил труп от себя, потом снова взял за плечи и с недоверием стал вглядываться в безжизненные черты. Наконец оставил его в могиле и отполз на несколько футов. Я был уверен, что следовал за Вулфом именно сюда, слышал, как он ее зарывал. Но ведь после этого я видел, как Диксон влетела в его кабинет в "Гринхейвене"! Спустя пару минут после этого я убил Вулфа. Отлично помнил, что убил его. Прекрасно сознавал это, хотя меня охватывали усталость и непреодолимый сон. Теперь восстановил все точно.      Внезапно, помимо усталости, я ощутил нарастающее чувство голода. Солнце начало двигаться на запад. Очевидно, я проспал не менее двенадцати часов. С трудом поднялся на ноги. Колени были мокрыми, но я стоял выпрямившись. Повернувшись спиной к застывшему трупу, потянулся, стараясь разогнать ноющую боль, которую чувствовал во всем теле. Затем спихнул покойную мисс Диксон в могилу, забросал ее землей и поспешил убраться ко всем чертям.      Я шел по дороге и думал о докторе Вулфе и мисс Диксон. И вскоре, припомнив отдельные факты, сделал вполне здравый вывод. Должен существовать кто-то третий, кто-то живой - мужчина или женщина. Этот человек может ответить на все вопросы. Он должен знать, где находился Вулф около одиннадцати тридцати прошлой ночью, когда я следовал за ним под дождем. Он должен был знать, что сделал Вулф и почему.      Мой "кадиллак" раскалился под солнцем, как палка стриптизерши, поэтому я не сел в машину, а побрел дальше, пока не дошел до довольно отдаленной автозаправочной станции. Там, в туалете, как мог счистил с себя грязь, подозвал служащего и попросил его пригнать мой автомобиль, заняться им.      Сам же вошел в помещение станции. Полицейские полностью очистили мои карманы. Вынули и все деньги. Однако под прилавком я обнаружил частный телефон, снял трубку и вызвал оператора. Затем назвал номер телефона в городской ратуше Лос-Анджелеса. А когда мне ответили, произнес низким голосом:      - Говорит сержант Бентон. Кто у телефона?      - Это Джун. Привет, Том! Что тебе нужно?      Я знал Джун, и она немного знала меня, поэтому старался говорить басом:      - Я сейчас в Роли, Джун. Занимаюсь одним мерзким преступлением. Это место называется "Гринхейвен", ну, ты знаешь, где Скотт учинил драку.      - Да, ну и что?      - Посмотри для меня все вчерашние звонки из "Гринхейвена" с восьми вечера, ну, скажем, до двух ночи. И еще мне нужно также знать, откуда звонили в "Гринхейвен".      - Перезвонить тебе?      - Нет. Меня здесь не будет. Я сам позвоню через полчаса, о'кей?      - Конечно, Том! Постараюсь все выяснить к этому времени. "Гринхейвен", так?      - Так. А что ты думаешь об этом Скотте? Правда, забавно?      - Так и должно было быть. Я всегда считала, что он немного не в себе. - Она рассмеялась. - На этот раз сорвался. Верно, Том?      - Да, на этот раз точно определился. - Я повесил трубку и отошел от телефона.      Вернувшись через тридцать минут, снова позвонил Джун. Она сообщила, что за интересующее меня время из "Гринхейвена" было всего четыре звонка. Два с номера главного психиатра Ларчмонт 8-44-26 и два с телефона доктора Фрэнка Вулфа - Ларчмонт 8-44-29.      Я поспешно записал время звонков, протараторенное Джун, опасаясь, как бы она не догадалась, что с ней говорит не Бентон. Ведь номер, с которого я звонил, тоже могли зафиксировать. Нетрудно представить, какая бы поднялась суматоха.      С телефона Вулфа звонили в девять тридцать и в девять сорок. Потом, пока он рыл могилу, и позже, когда вернулся, его аппарат молчал. Я выругался. Моя великолепная идея ничего не дала. Значит, она и не была такой уж великолепной.      - А куда звонили из кабинета главного психиатра?      - В департамент полиции, в Роли. Оба звонка.      - С телефона Вулфа?      Я просто задавал те вопросы, которые, как считал, должен был задать Бентон. И тут вспомнил, что около девяти двадцати или немного позже я уже был в смирительной рубашке и почти убит. Из его кабинета звонили примерно в это время. Один раз до попытки меня убить, второй - возможно, позже. Только не знал, значит ли это что-нибудь.      - Оба раза звонили в Девенпорт, по номеру, принадлежащему Артуру Траммелу, - ответила Джун.      Я так долго молчал, уставившись на телефонный аппарат, что она дважды меня окликнула:      - Том!      Наконец вышел из оцепенения, быстро поблагодарил ее и повесил трубку. Потом еще постоял с минуту на месте. Мозги мои вертелись, как зад танцора, пристукивающего каблуками.      Посмотрев на служащего станции, который топтался снаружи, я взял телефонную книгу. Машина моя уже стояла на улице, а служащий хмурился, поглядывая в мою сторону. Наверняка ему не нравилось, что я пользовался его частным телефоном, но мне все равно было необходимо еще раз позвонить. С сегодняшнего вечера я собирался стать траммелитом, поэтому мне требовалась кое-какая информация. Я искал номер телефона Рэндолфа Ханта.      Мне ответил мягкий, хрипловатый шепот, я понял, что трубку подняла Джо, искательница развлечений. После некоторого бессвязного диалога она сообщила, что Хант прибыл домой посреди ночи и рассказал ей, что видел меня. Но кто бы что ни говорил, она, Джо, не верит, что я маньяк, хотя газеты полны об этом сообщений. Между прочим, кое-что скверное успел уже сказать и Артур Траммел.      Я прервал ее:      - Могу себе представить, беби! У меня проблема, и она как раз связана с Траммелом. Мне нужно узнать все возможное о нем и его секте, все подробности, как она действует. Но, к сожалению, сейчас не могу свободно бродить по улицам средь белого дня, а ты и твой дядя единственные люди, не считающие меня безумцем. Можно нам как-то встретиться всем вместе? Мне необходимо как следует побеседовать с твоим дядей.      - Где ты находишься? - поинтересовалась Джо.      - Сейчас прямо... как раз застрял... на автозаправочной станции. - Я глянул на служащего за окном. - Но мне нужно отсюда уйти. Там парень слишком настойчиво таращит на меня глаза.      Это было правдой.      - Сейчас попрошу дядю за тобой подъехать. - Джо рассмеялась. - Он тоже не считает тебя сумасшедшим. Говорит, ты и вполовину не такой сумасшедший, как он.      Мы договорились о месте встречи, примерно в двух кварталах от заправочной станции. Я вышел из здания. А спустя двадцать минут уже стоял в нескольких футах от дороги, в зарослях колючего кустарника, и выглядел при этом, полагаю, довольно странно.      Наконец показалась длинная черная иностранная машина с белыми шинами и массой хромированных деталей. У нее были чудовищно большие фары, как, впрочем, и все остальное. Машина мчалась по шоссе, словно локомотив.      Такая машина не могла принадлежать никому, кроме Рэнди Ханта. А когда промчалась мимо, притормозила в следующем квартале, развернулась и поехала назад, я понял, что вел ее он. Да, это был Рэнди Хант.      Механический монстр вновь пролетел мимо меня еще на полквартала и только там остановился. Я бросился к нему. Из окна вылез блестящий лысый череп.      - Где ты, мальчик? Ты здесь? Эй! - закричал Хант и, увидев, как я продираюсь через кусты, расплылся в улыбке. - Прыгай назад, сынок!      Я залез в машину. Колеса заскрежетали, внезапный рывок бросил меня прямо на Джо Перрайн.      О, это была езда! Я не имел представления о том, куда мы едем, но был почти уверен, что живыми никуда не доберемся. Особенно на поворотах.      Мы почти не разговаривали. Первое, что я произнес, обращаясь к Джо, было:      - Извините!      Она ответила:      - Ничего!      Потом я снова сказал:      - Ой, извините!      А она воскликнула:      - Фу ты, черт!      Затем умолкла и только тихонько посмеивалась. К тому моменту, как машина свернула с дороги и заскрипели тормоза, мы были уже лучшими друзьями.      - Готово! - сказал Рэнди, оборачиваясь с переднего сиденья. Он остановил машину перед бревенчатым зданием, напоминавшим вигвам индейцев племени калнева. - Вот моя хижина!      Я продолжал сидеть в машине.      - Ну, выходите! - скомандовала Джо.      - Да, конечно, - отреагировал я, оставаясь на месте. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя.      Она улыбнулась, что-то пробормотала, потом перелезла через меня и выскочила из машины.      Когда я вошел в хижину, в нос ударил запах жареного мяса.      Мы устроились с Рэнди в гостиной перед каменным очагом. Джо удалилась на кухню и занялась приготовлением чего-то, что должно было спасти меня от голодной смерти.      Комната была очень большой, со стенами из обыкновенных сосновых досок. На полу из какого-то темного дерева с отверстиями от выпавших сучков, перед очагом, лежала шкура белого медведя.      Рэнди выглядел блистательно в белых фланелевых брюках, спортивной рубашке всех цветов палитры художника и пиджаке цвета близкого к лиловому. Никак иначе его не назовешь.      - Рэнди, как вам удалось так быстро уехать вчера ночью? - задал я первый вопрос.      - После нашего разговора я начал думать об Олив, - объяснил он. - Как она там одна? Поэтому сразу встал и уехал. Моя машина стояла на улице, за полквартала оттуда.      - Вы видели мисс Диксон?      - Нет. А ты ее видел? Ну, что она?      - Она мертва.      Хант наклонился вперед, лицо его стало серьезным.      - Что ты сказал?      - Она убита. Видел ее размозженную макушку. - Помолчав несколько секунд, я добавил: - Рэнди, вы единственный человек, с которым я могу говорить и который может дать мне нужную информацию. Полагаю, вы представляете мое положение?      - Только из газет, сынок. Этого, конечно, недостаточно. Я им не верю.      - Спасибо. Большую часть случившегося, как мне кажется, я могу объяснить. - И я рассказал ему, что произошло после нашего с ним разговора, подчеркнув при этом главное: - Я застрелил Вулфа, потому что он намеревался меня убить. А сейчас, Рэнди, мне нужна любая информация о Траммеле и его действиях. Важно абсолютно все, что вы можете сказать.      Он нахмурился:      - Ну, я не знаю многого. Вот Олив - настоящая, что называется, траммелитка. Знает там все. Но опишу, что сам видел.      И он подробно рассказал о своей первой встрече с Олив на одном из собраний траммелитов, куда отправился скорее из любопытства, чем по какой-либо другой причине, - просто в поисках развлечения.      - Но сделать это стоило. Точно, - продолжил Хант. - Никогда не видел ничего подобного! Те еще сборища! И скажу тебе, сынок, что они действительно возбуждают. Этот Траммел может говорить как никто. Никогда раньше не слышал, чтобы так говорили. Люди просто катались между рядами и кричали, я сам был готов кататься.      - И чем же достигается такое возбуждение, Рэнди? Никогда не наблюдал ничего подобного. Траммел, что, нашел новый путь к небесам?      - Ну, честно говоря, сынок, не знаю. Чтобы понять, надо это пережить. Может, на разных людей и действует по-разному. Меня поразило, как он говорил о грехе, о том, сколько существует способов согрешить и что совершать греховные поступки ужасно. И говорил так, что я начал так же думать. Некоторые его пассажи звучали прекрасно, он целиком овладевал аудиторией, так что уже казалось, люди были не в состоянии мыслить самостоятельно. - Хант хихикнул.      Я тоже улыбнулся:      - Представляю себе этого типа, Рэнди. Значит, он впечатляет?      - Да! Стоит там на возвышении и вещает так, что, если бы из его рта вырвались пламя и дым, людей бы и это не очень удивило. Если его послушать, то каждая душа в этой толпе обречена попасть в ад. - Он пожал плечами. - Ну, я сидел рядом с Олив в тот первый раз, она вроде внимательно слушала, но все же мне удалось с ней заговорить. А когда проповедь в шатре закончилась, мы вместе отправились в так называемую "Комнату истины".      - Вроде видел. Это такое низкое темное здание?      - Правильно. Недалеко от шатра. Свет там был выключен, мы с Олив сидели рядом, и это было даже еще более возбуждающе, чем в шатре. Я, сказать тебе правду, разгорелся, как утюг. С этого вечера мы начали встречаться.      Я покосился на него:      - И что за действо там устраивает Траммел? Вы сказали, что свет был погашен?      - Да. Он начинает говорить, а свет медленно гаснет, так чтобы вы могли полностью сосредоточиться на истинах, которые он изрекает. Вообще-то, честно говоря, я не очень вникал в то, что он болтал.      Кое-что из рассказа Рэнди меня заинтересовало.      - И сколько времени продолжается проповедь в шатре?      - Начинается в восемь и кончается где-то около девяти.      - А в этой "Комнате истины", куда он направляется затем? Сколько времени находится там?      - Не знаю точно, полагаю, тоже около часа.      Грубо рассчитав, я решил, что все это длилось до десяти вечера. Как раз в это время Вулф звонил Траммелу. Но если Траммел был занят, делясь своими познаниями истины, то с кем же он тогда разговаривал?      Вошла Джо, принесла поднос, на котором стояла еда и лежала пачка газет. Поднос она поставила мне на колени, а газеты бросила рядом на пол. Затем уселась, поджав ноги, на медвежью шкуру.      Я впился зубами в бифштекс, в то время как Рэнди продолжал вспоминать какие-то подробности из увиденного и услышанного на проповедях Траммела. Когда я покончил с едой, Джо унесла поднос на кухню.      - К сожалению, я начисто забыл спросить Олив о том, кто работал вместе с Дикси, - признался Хант. - Но могу поехать в город и привезти ее, если ты считаешь, что это может тебе помочь.      - Было бы не вредно! Кстати, как долго она находилась в "Гринхейвене", когда вы отвезли ее туда в первый раз?      - Приехали вечером, а на следующий вечер уехали.      Это было несколько необычно. Большинство тех, кто делает подпольные аборты, заставляет своих пациентов уходить через полчаса или час после операции. В "Гринхейвене" явно осторожничали, не хотели, чтобы кто-нибудь видел, как пациент приезжает и уезжает.      - Мне пригодится все, что Олив сможет добавить к вашему рассказу, Рэнди. Не думаю, что Диксон была связана с Вулфом. Скорее с кем-то еще. Мне нужен человек, который мог бы ответить на вопросы. Ведь эти оба мертвы.      Он почесал затылок, затем встал со стула.      - Похоже, что ты здорово влип, сынок. О'кей, поездка не займет много времени. Ты знаешь, я езжу быстро.      Мне пришлось улыбнуться. Хант пошел к выходу, но остановился и повернулся ко мне.      - Эй, а какой у тебя размер? - спросил неожиданно. - То, что сейчас на тебе надето, может только пугать ворон.      Действительно, моя одежда была в плачевном состоянии. Я пытался придумать, как расплатиться за новую, поскольку был без денег и не мог выписать чек, но он догадался о моих затруднениях.      - Гром и молния! Мальчик, перестань беспокоиться о деньгах! Нечего сыпать песок на песчаном берегу. Я просто чрезмерно богат. И с годами, сынок, получаю денег все больше и больше. На тот свет их с собой не возьмешь, а если бы и можно было взять, то что с ними делать там? - Довольный, Рэнди рассмеялся. - Когда свалюсь замертво, правительство все равно заберет все до последнего цента и использует на покупку масла или на строительство плотин в пустыне. Ну, так какой у тебя размер?      Я назвал. Через пять минут он исчез, предварительно показав мне, где находится выложенная плиткой душевая, и выдав халат, сшитый, возможно, из золотых самородков. Раздеваясь, я услышал знакомый скрип резиновых шин. Мне было интересно, уехала ли вместе с ним Джо?                  Глава 12            После огненного душа, накинув халат, я вернулся в гостиную и принялся просматривать газеты. В двух из них рассказывалась вся история, а третья к моменту выхода в свет, по-видимому, еще не располагала всем материалом, поэтому не сообщала о смерти доктора Вулфа. На первой полосе мелькали заметки о рядовых кражах и некоторых новых "секретных" документах, составленных некоторыми "секретными" коммунистами, однако в левом углу над двумя колонками шел заголовок: "Частный детектив сходит с ума в частном сумасшедшем доме".      Происшедшее излагалось просто, без особых преувеличений. Впрочем, преувеличивать было нечего. Мое имя называлось правильно, а еще говорилось, что на меня пришлось надеть смирительную рубашку.      В следующей газете было почти все то же самое, за исключением того, что тут я уже превратился в маньяка-убийцу, поскольку без всякого повода застрелил "доктора Фрэнка Вулфа, сотрудника местного лечебного заведения". И оповещалось, что убийца все еще на свободе.      Я взял в руки "Леджер". Заголовок гласил: "Маньяк терроризирует город". А ниже - подзаголовок: "Шелдон Скотт убивает прекрасного врача".      Естественно, автором статьи был Айра Борч. На шестой странице шло продолжение истории. Там красовалась моя фотография, сделанная пару лет назад вечером на ступенях городской ратуши, после того как я, занимаясь одним делом, не спал около тридцати часов, в течение которых меня к тому же изрядно потрепали. Фотограф снял меня снизу, да и свет вспышки придал зверский вид. Я действительно выглядел как сумасшедший.      В доказательство того, что я всегда был слегка не в себе, газета припомнила мои предыдущие убийства, однако не упомянула о том, что все, кого я застрелил, стреляли в меня.      Приводилась также цитата из высказываний "известного и уважаемого гражданина" Артура Траммела, утверждавшего, что Шелл Скотт был вчера явно не в себе, потому что напал на него и на "наставников", выступал против организованных религиозных мероприятий, порочил Бога и беззащитных детей. Траммел и "наставники" призывали всех порядочных граждан оказать помощь в поимке этого "монстра".      Я спокойно сидел в глубоком кресле с газетами на коленях, когда неожиданно две руки обхватили мою шею. Несколько часов тому назад это могло привести к тому, что я свалился бы замертво с разрывом сердца, но сейчас просто рассмеялся. Хрипловатый голос за спиной произнес:      - Хай, Шелл!      - Хай, Джо!      Руки, обнявшие шею, проделали и другие прикосновения.      - Ужасно, правда? - спросила она.      - Не говори глупостей. Это чудесно!      - О, я про эти истории.      - А, про статьи!      Джо рассмеялась:      - Тебе идет этот халат!      Я прочистил горло.      - Правда? Спасибо, что сказала.      Она обошла кресло и уселась на подлокотник, продолжая левой рукой поглаживать мою шею и таким образом оставаясь ко мне прижатой, а вернее, пристегнутой, хотя это слово звучит несколько глупо, учитывая происходящее. Губы ее были изогнуты в форме "да-да", что делало всю картину труднопереносимой.      - Шелл, что с тобой случилось? - прошептала Джо.      - Бог мой, если бы я знал!      - Хочу сказать, ты сейчас не такой, как был в машине.      - Этот дом не подпрыгивает так, как подпрыгивала машина. А та машина в настоящий момент несется, словно ракета, чтобы забрать Олив и доставить ее сюда.      - Прекрасно, будут две пары для игры в гольф.      - Нет, мне необходимо задать ей несколько вопросов.      - Шелл, посмотри на меня!      - Смотрю.      - Взгляни на мое лицо.      Я поднял голову, а она уставилась на меня большими зелеными глазами и наклонилась еще ниже, в результате чего между нашими носами осталось расстояние не более одной восьмой дюйма.      - Его же не будет некоторое время, - предположила она.      - Увы, совсем недолго, очень недолго. Он ведь ведет машину как гонщик.      - Так что же нам делать?      - Делать?      - Да. Правда, он скоро опять уедет.      - Вероятно, - согласился я. - А пока можем разговаривать, сыграть в карты или... обсудить что-нибудь.      - По-моему, я могу сесть к тебе на колени, - улыбнулась Джо и снова спросила: - Шелл, что же мы будем делать?      Сомнений не было: она прекрасно представляла себе, чем мы должны заняться.      - Хочешь, я скажу тебе? - продолжила, между тем, хрипло и кокетливо.      - Скажешь? Словами?      - Словами и громко.      - Так что же, по-твоему, мы можем сделать? А-а, кажется, догадался...      - Да, - произнесла она.      - Хорошо, - ответил я, - конечно.      Трудно представить, что еще можно сказать в таком случае. Джо склонилась ко мне, ее губы коснулись моих. Она прижалась к моему рту легко, мягко, ласково, но когда я потянулся к ней, отодвинулась. Мне показалось, что даже совсем хочет уйти, но в это мгновение просунула руку мне за шею и соединила наши губы. Внезапно прижалась к моей груди, потом оттолкнулась, отняла губы, улыбаясь при этом странной, горячей, напряженной улыбкой.      Я ласково опустил ее руки ей за спину, но она, как угорь, вывернулась из моих объятий, упала и распласталась на полу. Это было одно из самых красивых зрелищ, которые мне когда-либо приходилось видеть, но не тем, к чему я приготовился.      - Иди сюда! - сказал я, но она продолжала извиваться на полу.      Я бросился к ней. Джо делала все точно так же, как целовалась, - позволяла поймать себя, но в момент, когда я практически был готов ко всему, каким-то образом ускользала.      Все было бы не так уж плохо, если бы комната, где это происходило, оказалась небольшой. Однако возня на огромном жестком деревянном полу начала вызывать раздражение.      Я очередной раз поймал ее на медвежьей шкуре, расплылся в улыбке, но... Можно было совершенно точно представить себе, что почувствовал бы альпинист, если бы, добравшись до вершины Эвереста, обнаружил, что Эверест от него убежал.      Мой мир сузился. В нем не осталось ничего, кроме этого Эвереста. Я поймал ее еще раз и сказал вполне трезво:      - Послушай, ну перестань, послушай!      На одно мгновение я замолчал - просто потому, что не хватило дыхания. Эверест оставался на месте. Он был тут. Все.      Спустя некоторое время мои мысли совсем запутались.      И вдруг раздался шум. Казалось, будто приземлился космический корабль. Джо впервые за продолжительное время произнесла связные слова:      - О, Рэнди вернулся!      До этой минуты все, что касалось Рэнди, мне нравилось, но теперь подумал, что ему не следует водить машину на такой скорости. Как дурак, я бросился бежать. За мной бежала Джо.                  Глава 13            Когда я вернулся в гостиную, Рэнди только появился в дверях в сопровождении Олив Фейрвезер. Он подошел ко мне с несколькими пакетами, бросил их на пол и объявил:      - Это все, что мог приобрести для тебя.      - Я был... То есть спасибо! Как вам удалось все это проделать за такое короткое время?      - Меня не было больше часа, сынок. - Он внимательно посмотрел на меня. - Принял душ? Ну, тебя это несколько успокоило. Выглядишь получше.      - И чувствую себя получше, - радостно сообщил я. - Лучше, чем все последние дни и даже недели.      Я переоделся в душевой и, поскольку просил Рэнди приобрести скромную одежду, выглядел теперь как подавальщик. Черный костюм, серая рубашка, черный галстук и черные башмаки. Даже черная шляпа и темный плащ. Великолепный маскарад! Никто бы не узнал меня в таком облачении. В кармане новых брюк я обнаружил двадцатипятидолларовую купюру. Когда позже попытался поблагодарить Рэнди, он заявил, что теперь все брюки так продаются и чтобы я заткнулся.      Я побеседовал с Рэнди и Олив минут двадцать. Вначале Олив немного нервничала, приглаживая свои коричневые волосы и поглядывая на меня странными серыми глазами, но скоро успокоилась. Самой важной информацией, которую мне удалось выудить из разговора с ней, было то, что сестра Диксон помогала доктору Вулфу при абортах. Поскольку я считал, что только эти двое, за исключением разве водителей такси и коридорных, были свидетелями происходившего, это означало - к настоящему моменту дело об абортах прикрыто.      Олив достаточно хорошо посвятила меня в деятельность Артура Траммела. Каждый вечер, кроме вторника, который был для него днем отдыха, "Всемогущий" проводил в шатре большое собрание, после которого проходило другое, в выкрашенном в черный цвет здании - "Комнате истины". Это собрание устраивалось для тех, кто хотел получить "дальнейшие инструкции".      Внутри здания "Комнаты истины" находилась еще одна маленькая комната, в самом конце коридора, так называемая "Комната исцеления". Там завершались ночные операции Траммела. Туда после "дальнейших инструкций" мог анонимно обратиться со своими проблемами, заботами и бедами любой траммелит, чтобы получить от "Всемогущего" мудрые советы и консультации.      Олив также подтвердила сказанное раньше Хантом, что Траммел всегда бывает занят в "Комнате истины" с девяти до десяти вечера, после чего обычно тратит еще полчаса на "мудрые советы".      Я поинтересовался:      - Значит, он не знает, кто входит в "Комнату исцеления"?      - Кто, Мастер?      - Да, Мастер.      - Конечно нет. В "Комнате исцеления" постоянно темно.      - А вы не знаете, посещала ли эту "Комнату истины" Фелисити после собраний в шатре?      - Насколько мне известно, нет.      Хант тоже сказал, что никогда не замечал Фелисити в "Комнате истины", ни в какое время.      За несколько минут они рассказали все, что мне хотелось узнать.      Вошла Джо. Напевая, уселась в кресло.      Рэнди встал:      - Ну, хорошо! Я отвезу Олив домой.      Джо перестала напевать, я видел, как на ее лице расплылась улыбка.      - Так... так быстро? - посмотрел я на Рэнди.      - Вернусь к тому времени, когда нужно будет везти тебя на собрание.      Он вышел вместе с Олив. Вскоре шины вновь заскрипели.      - Итак, мы снова одни, - заметила Джо.      - И что? - откликнулся я.      Она рассмеялась и сказала - что.      - Ты пытаешься управлять мной, - упрекнул я ее, - но предупреждаю, я собираюсь действовать прямолинейно. Больше не сдвинусь с места, и так уже изнемог. Ну, так что ты собираешься делать?      Джо не пошевелилась. Да в этом и не было надобности, потому что она сидела у меня на коленях.      Глядя мне в лицо, она улыбнулась:      - Я больше никуда не денусь, Шелл. Перестань беспокоиться.      - А кто беспокоится?            * * *            Вечером территория траммелитов выглядела иначе. Было без четверти восемь, когда Хант повернул своего "монстра" на гладкую дорожку, ведущую к ярко освещенному шатру. Я был здесь уже второй раз за последние тридцать шесть часов. Впереди и позади нас двигались другие машины. Десятки мужчин и женщин шли вдоль дороги и по траве в том же направлении, к шатру, где вчера я сражался с Траммелом и его "наставниками". До него оставалось ярдов пятьдесят, уже была хорошо слышна органная музыка в стиле джаза.      - Достаточно, Рэнди, я вылезу здесь, спасибо.      Хант съехал на обочину, притормозил.      - Ты уверен, что мне не стоит пойти с тобой?      - Уверен. Спасибо. Постараюсь сообщить обо всем, что здесь будет происходить.      Я вышел, а он развернулся и уехал.      В дополнение к черному костюму и шляпе на мне был еще черный плащ с поднятым воротником, прикрывающим лицо. Дождь не шел, люди были одеты по-разному, но некоторые тоже в плащи, так что я не должен был как-то выделяться.      Внутри шатра, на полпути к сцене, я нашел пустой стул и его оседлал. Часы показывали без пяти восемь. Вот-вот должно было начаться собрание. Пустых мест практически не осталось. По моим расчетам, тут уже присутствовало около двух тысяч человек, но внутрь продолжали протискиваться опоздавшие. По гулу и духоте могло показаться, что народу собралось значительно больше.      С левой стороны полотнище шатра было поднято, в открытом пространстве ничего не было видно, кроме темноты, но из рассказов Рэнди и Олив я знал, что ровно в восемь зажжется яркий свет и собравшиеся смогут лицезреть торжественный выход Траммела из "Комнаты истины" и не менее торжественное его появление на сцене. Однако наверняка это делалось еще и для вентиляции, поскольку от сгрудившейся здесь массы тел воздух был очень тяжелым.      Перекрывая шум голосов, звучал орган. Сверху на задней части сцены свисали серые драпировки. Это там я схватился с "наставниками".      Внезапно орган начал исполнять мелодию, по-видимому хорошо знакомую собравшимся траммелитам. Шум голосов мгновенно смолк, и я услышал мелодичное пение. На правой стороне сцены стояли примерно двадцать человек в сером и пели что-то о "Всемогущем". Это была та самая хоровая группа, в составе которой еще три ночи тому назад выступала Фелисити Гиффорд.      Однако большинство присутствующих смотрели на открытую левую сторону шатра. Я присоединился к ним и увидел, как там зажглось и стало усиливаться освещение, вырывая из темноты здание "Комнаты истины" и все пространство между ним и шатром. И тут "Всемогущий" перешагнул порог и медленными, размеренными шагами направился к нам. Его приближение было точно рассчитано. В момент, когда он вошел в шатер, прозвучала последняя нота. В полной тишине Траммел поднялся на помост по деревянным ступеням с левой стороны.      Дойдя до верхней ступени, он быстро наклонился, взял что-то с маленького столика, затем вышел на середину сцены, держа этот предмет прижатым к груди. Разглядев тянущийся за ним провод, я понял, что у него в руках переносной микрофон. В наши дни ни один руководитель секты не может обойтись без микрофона.      Траммел остановился лицом к собравшимся, поднял и вытянул ладонями вверх обе руки над головой. Одно мгновение стоял молча, затем опустил руки вдоль тела.      - Друзья мои! - произнес он. Это звучало знакомо, но к тому моменту, когда я вспомнил, где раньше слышал подобное, Траммел уже сказал: - Я вас приветствую! Добро пожаловать в обитель Всемогущего! - и продолжил бубнить дальше такие же бесцветные слова. - Мои последователи, мои соратники-траммелиты!      На нем была черная мантия. На лице застыло хищное выражение голодного сарыча. Это было видно даже с моего места. А глаза на таком отдалении, благодаря тому, что были очень близко поставлены, казались одним, случайно возникшим в центре его маленькой головки, глазным яблоком. Кустистые брови все время шевелились.      Слева от меня раздался какой-то шорох, и я заметил движущееся ко мне огромное блюдо для пожертвований, которое передавали по рядам. У меня не было денег, а кроме того, я не собирался бросать ничего в кошелку траммелитов. Поэтому передал его дальше, опустив голову, надеясь, что никто ничего не заметит и не станет на меня шипеть. Однако успел увидеть на блюде довольно много купюр, покрывавших мелочь, если только там вообще была мелочь.      Пока "Всемогущий" сообщал, что пожертвования будут использованы на завершение строительства "Дома вечности", предназначенного для того, чтобы "существовать века", я мысленно умножил среднюю сумму пожертвования на две тысячи, затем на шесть вечеров, затем на пятьдесят две недели. Получилось где-то полмиллиона долларов. После этого начал слушать Траммела внимательнее. Этот парень был большой делец.      Призыв к пожертвованиям закончился, началось главное действо. Скоро я признал, что Хант прав. Все, что говорил "Мастер", и в самом деле действовало возбуждающе.      - Похоть - это грех, уродливый человеческий грех, - неслось со сцены. - Человек вожделеет ко всему. Он вожделеет к мясу животных для своего ненасытного желудка, к женскому телу для своих мерзких чресел. Женщина, если он не расхищает твое тело руками, он оскверняет тебя, греша с тобой в своих мыслях!      В какой-то момент мелодичный и ровный голос Траммела стал резким, он начал задыхаться. Его фразы возносились и падали в испытанном временем призыве проповедника, знающего, как волновать кровь, а не мозги. Отдельные люди в толпе начали издавать вопли согласия и одобрения, выкрикивая: "О боже!", "Аминь!", "Аллилуйя!".      Я должен был согласиться, что "Всемогущий" воздействовал на свою паству здорово. Причем воздействовал на сексуальные чувства. Если бы все это было написано в книгах, которые он требовал запретить, их следовало бы запретить мгновенно.      Толстуха, сидевшая рядом со мной, бросилась к сцене с полуоткрытым ртом и с пересохшими губами, тяжело дыша. Другая женщина нервно сжимала руки.      Между тем Траммел перешел к обвинениям и обличениям. Он размахивал руками и кричал, а речь его усиливалась благодаря висевшему на груди микрофону.      - Мы призваны очистить землю! Мы должны находить грех и уничтожать его! Только тогда Царство Небесное будет нашим!      Потом было еще много, очень много давно известных эмоциональных заклинаний типа "мумбо-юмбо".      Неожиданно он покинул сцену и двинулся по левой стороне шатра, продолжая кричать и напыщенно декларировать. При этом вглядывался в лица тех, мимо кого проходил. Он шел прямо к моему ряду. Я спрятал голову чуть ли не между ног, но успел заметить, что длинный тонкий провод тянется за ним, так что ни одно его слово не остается не усиленным динамиками. "Всемогущий" обошел весь шатер, вернулся к сцене по правой стороне и снова поднялся по ступеням, подбирая за собой длинный шнур. Однако под конец, когда он сказал несколько слов о блудницах, падших женщинах и об угрозе, исходящей от них для присутствующих мужчин, одобрительный гул толпы перекрыл микрофонную речь.      Оргия закончилась песнопениями, в том числе исполнением псалма "Отверзи врата и впусти меня!" и песней, посвященной лично "Всемогущему".      После этого "Мастер" призвал страдающих какими-либо недугами подняться на сцену. Сначала я не понял, что он имел в виду, но потом я увидел мужчину на костылях, женщину в инвалидной коляске, слепого, прокладывающего себе путь с помощью палочки, и, наконец, молодого человека с лицом усеянным прыщами. Всего их было человек двенадцать.      Выстроив их на сцене, Траммел походил перед ними, восклицая, что исцеляющая сила заключена в его правой руке, обещая помочь каждому. Затем провел этой рукой по лицу прыщавого юноши. Прыщи не исчезли. "Мастер" тут же объяснил, что "сила" иногда начинает действовать через день или два. Тогда провел рукой по ногам человека на костылях. Тот тут же отбросил костыли, сделал два шага и упал. Бедняге помогли встать, он опустился со сцены без посторонней помощи и проковылял еще несколько шагов до своего места. Все это особого эффекта на присутствующих не произвело, но тут Траммел продемонстрировал один интересный номер, стоящий одиннадцати остальных попыток. Он довольно долго занимался слепым человеком, издавая гипнотизирующие вопли, убеждая всех, что непременно вернет свет мертвым глазам. Потом прижал к ним руки на две минуты и заявил, что, когда их отнимет, человек прозреет.      Наконец убрал руки. Слепой поднял глаза, посмотрел на Траммела, затем медленно повернулся к толпе. Он долго стоял, уставившись на нас, и вдруг громко заорал:      - Я вижу! О боже, я вижу!      Далее исцеленный упал на колени и, всхлипывая, обнял ноги "Всемогущего". Толпа неистовствовала. Раздавалось еще больше возгласов "Аминь!" и "Аллилуйя!", чем во время проповеди. После этой удивительной демонстрации все остальные "страждущие", стоящие на сцене, "почувствовали" явные признаки улучшения.      В заключение хор снова восславил "Всемогущего", а он пригласил всех желающих познать истину в "Комнате" с соответствующим названием и после этого исповедоваться в "Комнате исцеления".      Под звуки органной музыки Траммел удалился со сцены. Огни снаружи, выключенные в течение последнего часа, снова зажглись. "Мастер" покинул шатер и прошел мимо участка, огороженного веревками, - места строительства "Дома вечности" в ярком освещении. Пока он не вошел в "Комнату истины", никто не сдвинулся с места, но затем начался исход.      С пылающими лицами мужчины и женщины направились туда же рука об руку.      В спешке и толчее я последовал за идущими в "Комнату истины". Свет там был приглушен, и меня вряд ли можно было приметить, хотя я там оказался единственным без пары. Вскоре в помещении собралось человек тридцать - сорок.      В этой "Комнате" не было ни стульев, ни скамеек, только ковер на полу. Люди уселись на нем, скрестив ноги, некоторые разлеглись. Я огляделся, сравнивая увиденное с описанием, которое дали мне Олив и Рэнди. Все стены были задрапированы черной материей. Только справа стояло примерно полдюжины деревянных стульев, ближе к двери, ведущей в "Комнату исцеления". Впереди находилась небольшая деревянная трибуна для оратора, откуда Траммел обращался к пастве.      Спустя минут пять после того, как я уселся на ковре, снова появилось блюдо для пожертвований, а затем откуда-то из глубины вышел Траммел и направился к трибуне.      Он начал говорить через микрофон, но вещал на этот раз более спокойно и сообщил нам, что обращение к пастве займет около часа, после чего он возглавит молитву траммелитов перед тем, как снова зажжется свет. Освещение между тем становилось все слабее, пока не наступила полная темнота. По-видимому, светом управляли с помощью реостата.      Далее он объявил, что его сегодняшняя проповедь направлена против моральной опасности разврата, допускаемого в литературе. И начал нападать на Генри Миллера.      - Генри Миллер должен быть запрещен! - заявил медоточивым тоном Артур Траммел и, чтобы доказать крамольность писателя, принялся цитировать огромные отрывки из "Тропика Рака". Либо он читал, пользуясь азбукой Брайля, либо выучи я их наизусть.      С меня было достаточно, я двинулся к выходу.      Никто этому не воспротивился, мне удалось спокойно выйти наружу. Вероятно впитав достаточно истины, чтобы стать безупречно хорошими, люди нередко покидали "Комнату истины" до окончания церемонии.      Я шел по направлению к дому Траммела, достав из кармана плаща маленький фонарик, которым меня снабдил Хант, и почти всю дорогу мне прекрасно был слышен голос "Всемогущего", продолжающего свою горячую проповедь.      Только у самого его жилища наконец-то от него отделался. Потом открыл дверь и вошел. Но здесь услышал какие-то другие голоса. Передвигаясь с величайшей осторожностью, я пересек холл и подошел к закрытой двери, ведущей в затемненный коридор. В конце его из-под другой двери пробивалась тонкая полоска света. Голоса раздавались там.      Я подкрался тихо, как только мог. Слова, произносимые мужчиной, разобрать было невозможно, но дверь была приоткрыта примерно дюймов на шесть. Прислонившись к стене, я заглянул в щель. В комнате, что-то бормоча, стоял Артур Траммел!                  Глава 14            Я отскочил от стены так, будто старый сарыч плеснул мне в глаза табачный настой. Какое-то мгновение постоял неподвижно в полумраке коридора, затем, выбрав удобную позицию, снова заглянул в щель.      Относительно Траммела никаких сомнений быть не могло: никто иной в этом или соседних мирах не мог выглядеть так, как он. Если кто-то даже отдаленно напоминал его, значит, это и был Артур Траммел с его приплюснутой головой, близко поставленными глазками, кустистыми бровями и похотливыми губами лидера.      Потом я увидел, что он не бормочет себе под нос, а разговаривает с другим человеком. Этот другой шагнул в сторону и тоже попал в поле моего зрения. Им оказался "слепой"! Только теперь он был в очках.      Точно так же, как в определенных условиях можно прийти в восторг от самого большого и ужасного в мире фурункула, я восхищался Траммелом. Отойдя на цыпочках к входной двери, я повернул к "Комнате истины" и снова вошел туда. На ощупь пробрался сквозь толпу людей, которые при этом ругались отнюдь не благочестивым образом, к деревянной трибуне, откуда Траммел продолжал предавать проклятиям Миллера, и там буквально на миг включил фонарик. Но успел заметить на ковре бело-кремовые обнаженные бедра, которые недавно так горячо поносил "Всемогущий", не обнаружить в комнате никаких следов его самого, рассмотреть на кафедре дорогой магнитофон и медленно вращающуюся кассету.      Выключив фонарик, некоторое время я просто стоял, размышляя над тем, до какого совершенства "Мастер" довел свои действия. Так что свет тут вырубался по многим причинам. В том числе для того, чтобы дать возможность Траммелу в течение часа, пока его паства слушает магнитофонную запись, просто отдохнуть или набросать текст очередного обращения, если есть охота этим заниматься, или расплатиться с "исцеленными".      Мне захотелось все это изменить. Пошныряв немного вокруг "Комнаты истины", я вернулся к дому "Всемогущего" и стал ждать, когда он и его посетитель выйдут оттуда. Пришлось набраться терпения. Наконец наружная дверь открылась, кто-то нырнул в темноту. Мне не было видно, кто - "исцеленный" слепец или сам целитель, но я последовал за ним и тут оказался свидетелем того, как он вошел в "Комнату истины" сквозь стену. Это выглядело именно так - подошел к стене и прошел сквозь нее. Однако спустя минуту я проделал то же самое точно таким же образом, отодвинув одну из черных драпировок, которые заметил еще раньше.      Внутри раздался характерный звук - тихий щелчок, и после краткой паузы голос Траммела продолжил держать речь, только на более высокой ноте. Вернувшись на место, он выключил магнитофон.      Закончив речь, "Всемогущий" перешел к заключительной молитве, а я снова прошел сквозь стену, постоял снаружи, придерживая драпировку и дожидаясь, когда зажжется свет, чтобы четко разглядеть Траммела, и только после этого вернулся к его дому.      На этот раз он был пуст. За пятнадцать минут я обошел все помещение, но не обнаружил ничего, что привлекло бы мое внимание. Самым интересным оказалась коробка в шкафу в спальне. В ней лежали кассеты с магнитофонными записями. На каждой была приклеена бумажка с названием проповеди. Понятное дело. Нетрудно представить, что было бы, если бы Траммел, объявив темой проповеди "Зло от глубоких декольте", по ошибке поставил бы кассету под названием "Давайте предадим проклятию всех людей!".      В одной из комнат на письменном столе стоял телефон. Я убедился, что это действительно тот номер, который дала мне Джун, и недолго думая позвонил оператору. При этом снова повторил тот же трюк, что и в разговоре с Джун, назвавшись, однако, Траммелом, поскольку говорил с его аппарата.      - Мне кажется, что кто-то воспользовался моим телефоном для звонков на дальние расстояния, - объяснил я дежурившей девушке. - Это было в мое отсутствие. Не могли бы вы мне сообщить, куда звонили с моего телефона в это воскресенье?      Она не стала создавать лишних сложностей, и через несколько минут у меня был список из трех звонков. Тот, которым я интересовался, оказался среди них. Иначе и быть не могло при той картине, которая складывалась в моей голове. Я повесил трубку и отправился на исповедь. В "Комнате исцеления" уже проводилась эта процедура - Траммел выслушивал своих прихожан.      В полумраке "Комнаты истины" была видна сидящая фигура. Вскоре после того, как я пришел, эта фигура поднялась, и в коридор вышел пожилой мужчина. Его сменила женщина. Когда спустя несколько минут вышла и она, к двери направился я - последний из желающих исповедоваться, возможно, последний на очень длительный срок.      Однако, сделав первые шаги, огляделся в достаточно хорошо освещенном коридоре. Мне показалось странным узкое зеркало, висящее высоко над головой и принятое мною сначала за диковинную декорацию. И тут внезапно вспомнил о моем одностороннем зеркале, с помощью которого я подсматривал за рыбками-неонами.      Я бросился к закрытой двери и распахнул ее. В "Комнате исцеления" было темно, но слева от меня оказалась еще одна открытая дверь. Я ворвался в нее как раз вовремя, чтобы услышать шаги бегущего человека и что-то кричащий снаружи мужской голос. Впереди тянулся узкий коридор.      Единственный путь к выходу, наверняка не заканчивающийся тупиком, был тот, по которому я пришел. Поэтому я побежал назад, влетел в "Комнату истины", совершил большой прыжок к двери и затормозил, столкнувшись с Артуром Траммелом. - Вот он! - заорал Всемогущий.      За его спиной вырисовывались два парня в полицейской форме. Один из них вскинул пистолет, потянул гашетку. Раздался выстрел.      Пуля пролетела над моей головой, я нырнул вниз, рука автоматически юркнула под мышку, где на этот раз не было ничего. Ведь у меня не было с собой пистолета. У них же их было два. Я понял, что пропал.      Иного выхода, как броситься бежать от полицейских и бежать дальше, в холмы, с десятью пулями в теле, просто не было. Чтобы представить себе все это, мне понадобилось не более одной десятой секунды. Затем я развернулся и бросился наутек. Думал, вероятно, что буду это делать, пока не уткнусь в стену, но вдруг пришло озарение. Его подсказал Траммел, когда прошел сквозь стену. Я уже летел, и единственное, что оставалось, - это лететь дальше, стремясь преодолеть еще пару ярдов влево, где, Как я надеялся, не было ничего, кроме драпировки. Двигаться надо было быстро. Я домчался до матерчатой драпировки, фактически прорвал ее и вывалился наружу. Сзади раздалось несколько беспорядочных выстрелов.      Я повернул налево и бросился к шатру в полумраке тусклого света, исходящего от "Комнаты истины". Пробежав так несколько секунд, очутился в полной темноте, когда сзади поднялись вопли и крики, издаваемые, казалось, не людьми, которых я только что видел, а целой маленькой армией. Повсюду слышался топот, народ бежал к тому месту, где недавно раздавались выстрелы. Тут в лицо мне ударил яркий свет, низкий мужской голос что-то прокричал, и все, подхлестываемые им и светом, бросились в мою сторону. Передо мной был этот человек. Я выбросил вперед ноги и ударил туда, где, как я полагал, были его колени. При этом наклонился в сторону и выставил плечо, подобно полузащитнику, перехватывающему противника. Его колени оказались там, куда я целился.      Он с ревом перелетел через меня, а я собрал плечом уйму грязи. Но не повернулся, чтобы снова ударить парня. Просто перекатился, встал на ноги и пошел дальше. Никто больше не стрелял. Я добрался до шатра, вошел в него, держа фонарик, приблизился к сцене, где увидел нагрудный микрофон Траммела. Схватив его и кассету с пленкой, снова выбежал наружу, надеясь, что шнур не зацепится ни за что, и еще больше надеясь, что, когда нажму кнопку, этот проклятый микрофон заработает.      Шнур тянулся за мной, пока я не решил, что вытянул его на достаточное расстояние. Затем я шлепнулся в темноте на землю.      Несколько парней с фонариками осматривали все вокруг. Лежа тихо, я слышал, как за моей спиной в десяти ярдах или около того кто-то остановился.      Люди с фонариками в данный момент меня не беспокоили. Они были достаточно далеко. Неприятность мог причинить парень, находящийся рядом. Но я не мог больше ждать. Поэтому нажал кнопку, приложил микрофон к губам и произнес:      - Эй!      В ста футах от меня, в шатре, где были установлены громкоговорители, раздалось:      - Эй!      Траммел был не единственным хитрецом. Теперь, убедившись, что микрофон включен и работает, я прокричал в него не очень громко:      - Эй, вот он! Вот он где, негодяй! А-а-а!      Крик разнесся по холмистой местности, как гром, но раздавался он явно из шатра, поэтому там тут же замелькали огни, поднялись вопли. Парень, стоящий в десяти ярдах от меня, подошел поближе и неоригинально произнес:      - Эй!      Я вскочил с земли и навис над ним.      Он схватил мою левую руку, но суставы моих пальцев, как кастеты, врезались в солнечное сплетение. Однако действительно прикончил моего противника микрофон, которым я треснул по его черепу. Потом ребром ладони нанес еще удар по шее. Парень свалился.      Я упал вместе с ним. И тут заметил, что приближаются два фонарика. Подтянул под себя колени на случай, если придется повторить все снова. Однако мужчины прошли мимо на расстоянии двадцати футов, держась близко друг от друга. Они направлялись к шатру, где теперь происходила большая суматоха. Я даже слышал два последовательных выстрела, но в этот момент уже бежал от всех подальше, как кролик.      Я мчался по холмам среди деревьев. От бешеной гонки нестерпимо болели легкие. Однако замедлил бег только тогда, когда стал подниматься на последний холм.      На его верхушке была зарыта сестра Диксон. Лопата лежала на месте. Я не стал тратить время на поиски другой могилы. За время столь длительной пробежки мне кое-что пришло в голову.      Пробравшись сюда за Вулфом, я нашел могилу, случайно ступив на более мягкую землю, почувствовав, как в нее погрузились ботинки. Но когда увидел могилу во второй раз, ее поверхность была гладкой и ровной. На земле не было никаких отпечатков, никаких вмятин.      И вот теперь с помощью фонарика я вновь оглядел это небольшое пространство, а затем начал копать.      Вскоре извлек из земли покойную мисс Диксон, откатил ее тело в сторону и продолжил копать глубже.      Наконец чего-то коснулся. Отбросил лопату, принялся разгребать землю руками. Через несколько минут, обхватив маленькие холодные плечики пальцами, я вытащил из нее девушку.      Это была Фелисити.                  Глава 15            Не помню, сколько времени я провел перед останками Фелисити Гиффорд. Даже час спустя не мог сказать, о чем тогда думал. Наверное, вспомнил все, что говорили мне о ней ее друзья, вспомнил, как выглядела ее комната, какими серыми и однообразными были ее платья. И конечно же вспомнил, что ей было всего шестнадцать лет.      Смахнув землю с лица Фелисити, увидел, что оно совершенно такое же, как на портрете. И долго не мог отвести глаз. Нельзя причинить боль мертвому ни тем, что вы о нем скажете, ни тем, что сделаете с его телом. Мне это было прекрасно известно. Поэтому меня самого удивило и даже несколько смутило, с какой преувеличенной осторожностью я вновь опустил девушку в могилу.      Я сжал кулак и стал ударять им по другой руке. Наконец, остановившись, подошел к телу Диксон, столкнул его в яму. Обеих забросал землей.            * * *            У ворот "Гринхейвена" горела только одна маленькая лампочка возле стоянки, примерно на расстоянии полуквартала от стены, окружающей здание. Охранника видно не было. Я вспотел. Дважды мне пришлось пригнуться, когда по улице проезжали полицейские машины, и каждый раз, услышав звук сирены, я вздрагивал.      Теперь Артур Траммел знал, что я разобрался в его трюках. Мое бегство через драпировки в "Комнате истины" подскажет ему, что я видел, как он пользовался своим потайным входом, и что мне известен его обман с магнитофонными записями. Он конечно же уже созвал всех полицейских из всех округов. А это означало, что меня будет искать еще больше патрульных машин, чем это было раньше.      Среди автомобилей на стоянке я отыскал "крайслер"-купе с поднятым верхом и именем Линетт Николс на регистрационной карточке, прикрепленной к ветровому стеклу. Залез на заднее сиденье и стал ждать.      Когда же увидел ее идущей по площадке, в первую секунду усомнился, что это она. На Лин был рыжевато-коричневый костюм вместо белого медицинского облачения. Но затем в тусклом свете разглядел ее лицо, узнал и пригнулся, чтобы не попасть в поле ее зрения.      Туфли поскрипывали по гравию, психиаторша что-то тихонько напевала. Села в машину, захлопнула дверцу. Но, по-видимому, услышала, как я выпрямляюсь за ее спиной, потому что открыла рот, чтобы закричать. Я тут же прикрыл его правой рукой, а левой схватил женщину за плечо, так чтобы не смогла убежать.      И все-таки она попыталась вырваться. Тогда я быстро заговорил:      - Не бойтесь. Я ничего вам не сделаю. Только хочу с вами поговорить, вот и все. Не причиню никакого зла.      Она замерла, но тело ее оставалось напряженным.      - У меня не было другого способа приблизиться к вам и поговорить, а это очень важно. Я Шелл Скотт, но не сумасшедший, и в первую очередь должен убедить в этом вас. Еще мне надо знать наверное, что вы не закричите и не убежите, понятно?      Спустя несколько секунд Лин расслабилась и кивнула. Ее губы, прижатые к моей ладони, обмякли.      - Сейчас отпущу вас, только не кричите. - Я сделал паузу, затем добавил: - Еще вчера вечером пытался вам сказать, что доктор Вулф и сестра Диксон занимаются здесь, в "Гринхейвене", абортами. Так вот, они убили девушку.      Я отнял руку. Одно мгновение она не шевелилась, потом медленно повернулась, и ее большие темные глаза уставились на меня. Губы приоткрылись, Лин тяжело дышала.      - Не пугайтесь. Мне просто нужна некоторая помощь.      Она облизала губы и наконец заговорила:      - Я не собираюсь кричать. Только дайте мне минутку, чтобы прийти в себя, мистер Скотт.      - Пожалуйста, сколько угодно.      Она сидела, повернувшись, на переднем сиденье, все еще тяжело дышала и смотрела прямо на меня. А в тусклом свете, с мягкими тенями на лице казалась еще более очаровательной, чем прежде. Наконец сглотнула слюну и попыталась улыбнуться.      - Не представляю себе, что смогла бы убежать, даже если бы очень захотела. Можете пересесть ко мне вперед.      Я перелез через спинку сиденья.      Лин тихо спросила:      - Вы что-то сказали про убитую девушку? Будто бы она погибла в "Гринхейвене" после аборта?      - Да, прелестная молоденькая девушка по имени Фелисити Гиффорд, та, о которой я спрашивал вас в воскресенье вечером. Приехала сюда, чтобы сделать аборт, но погибла не от этого. Ее убили!      Лин раскрыла рот и некоторое время молчала.      - Убили? - проговорила наконец.      - С помощью цианистого калия. Я только что долго смотрел на нее. А если вам приходилось когда-нибудь видеть человека, умершего от отравления цианистым калием, вы знаете, как он выглядит. Мне доводилось видеть, так что уверен, ее убили именно таким образом. А сейчас нахожусь здесь потому, что мне нужна информация от кого-нибудь, кто хорошо знает "Гринхейвен". И лучше всего - от вас. Ни Вулф, ни Диксон уже ничего сказать не могут. Оба мертвы.      - Оба? - ахнула она. - Почему вы говорите, что и Диксон мертва?      - Я уже дважды извлекал из земли ее тело. Не торопитесь делать заключения. Это не я ее убил. Думаю, ее убил тип по имени Артур Траммел.      Лин облизала губы, уставясь на меня, и снова сглотнула.      - Позвольте задать вам вопрос и, пожалуйста, ответьте мне честно, - попросил я. - Не считаете ли вы, что у меня наступают моменты просветления, когда я говорю разумно и произвожу впечатление нормального человека? Или, может быть, вы считаете, что я вообще нормален?      Она хотела заговорить, но я ее прервал:      - Подождите минуту! Дайте мне честный ответ. Если вы боитесь, что в любой момент я начну хихикать, рычать и превращаться из доктора Джекила в мистера Хайда, станет понятно, что вы не будете меня внимательно слушать.      - Я скажу вам правду, мистер Скотт.      - Шелл. Просто Шелл. Так что я, по-вашему, ненормальный?      - По правде говоря, я не уверена, мистер... Шелл. - Лин пристально посмотрела на меня. - А можно вам задать несколько вопросов?      - О'кей, только побыстрее.      - Почему побыстрее?      - Если сюда забредут полицейские, меня пристрелят.      - О! - Она нахмурилась. - Они патрулируют здесь всю ночь. Ладно, постараюсь побыстрее. Первый вопрос. Что вы будете делать, если я вылезу из машины?      - Брошусь бежать.      - За мной?      - Нет, просто побегу как дурак, - быстро и подальше. Если вы уйдете, мне тут нечего делать.      - Второй вопрос. Почему вы напали на полицейских?      - Если вы понимаете, что я не сумасшедший, у вас хватит здравого смысла самой на это ответить. - Я улыбнулся. - Кроме того, готов поспорить, что вы не испытывали большой симпатии к этим парням. Сержанта Медоуса я стукнул за вас.      Лин улыбнулась. Все идет хорошо, подумал я. У нее была самая очаровательная улыбка, какую мне когда-либо приходилось встречать. Даже лучше, чем у Джо.      - И третий вопрос. Вы действительно считаете, что я могу поверить, будто доктор Вулф собирался вас убить?      - Этот шприц был наполнен. Если кто-то - а пять из восьми, что это была Диксон, - выливший содержимое и положивший шприц на место, все сделал в спешке, в стеклянной части шприца должны остаться следы. Для анализа, во всяком случае, достаточно. Если там был не яд, я сдаюсь. Но готов спорить, там окажется цианистый калий.      Следующий вопрос был задан медленнее:      - Вы сказали, что это Артур Траммел убил мисс Диксон. Но он важное лицо, уважаемое...      - Не мной.      - ...и хорошо известное. У вас есть доказательства против него?      Я сказал правду:      - Никаких. Пока никаких. Если бы у нас было время, я перечислил бы один за другим десять пунктов, которые, думаю, убедили бы вас в моей правоте. Сейчас у меня нет времени.      Она глубоко вздохнула и ничего не ответила.      - Тогда важный вопрос. Мы можем уехать отсюда? Немного подальше от полицейских?      Она повернула ключ в замке зажигания.      - Сядьте на пол.      Я соскользнул с сиденья на пол, а она вывела машину на улицу и повернула налево. Спустя несколько минут припарковалась и сказала:      - Мы можем разговаривать в машине или войти внутрь, - и указала через окно на заведение с вывеской "Терри". - Это маленький бар, обычно в это время там не бывает многолюдно.      - Давайте войдем.      "Терри" был пуст, если не считать бармена и парочки, сидящей за стойкой.      Мы прошли в одну из кабинок, освещенную свечой, которую я задул. Без фонарика или каких-то особенно хорошо видящих глаз в сидящем здесь человеке было трудно узнать Шелла Скотта, тем более в таком похоронном одеянии.      Я заказал себе бурбон с водой, а для Лин шотландское виски с содовой и начал рассказ с того момента, как приступил к розыскам Фелисити. Время от времени Лин перебивала меня, задавая вопросы, которые я назвал бы наводящими.      Один раз поинтересовалась:      - Девушка была в "Гринхейвене" целый день?      - Больше. Ей позвонили по телефону в пятницу вечером, и, вероятно, сразу после этого она уехала. Скорее всего, до рассвета. Диксон всегда дежурила с полуночи, а Вулф?      - Он был в госпитале главным хирургом и дежурил сутками, но работал в основном днем, а Диксон дежурила с полуночи до восьми.      - Правильно. Они могли произвести операцию как раз между полуночью и восемью утра, когда вокруг никто не бродил. И уйти девушка могла утром. Все очень надежно и осторожно. Только Фелисити не ушла. - На минуту я замолчал, а потом продолжил: - Операцию, вероятно, сделали в ночь на воскресенье, а убили ее около полудня.      Лин передернулась:      - Вы не можете знать, когда она умерла.      - Это можно определить достаточно точно. Не забывайте, я видел, как Вулф выносил ее тело, - труп был уже окоченевшим.      Я вспомнил, какой странной мне показалась тень у задней Двери "Гринхейвена". Мужчина нес что-то жесткое, что придавало его фигуре форму буквы "Т". Этот жесткий куль был телом Фелисити.      Я объяснил все Лин:      - Она была мертва по меньшей мере уже несколько часов. Вулф дожидался ночи, чтобы беспрепятственно вынести тело и зарыть. Весь этот день оно находилось, вероятно, где-то в запертой комнате. Вы можете себе представить, как они нервничали?! А что произошло потом? А потом появился я.      Лин кивнула и нахмурилась. Между ее бровями появилась слабая морщинка. Волосы ее отливали мягким светом янтаря, отражая свет от ламп в баре.      - Когда вчера я попал в "Гринхейвен", сначала вы прогнали этого типа, который выдавал себя за вас, потом остановились в холле и поговорили с Вулфом. Потом он мне сказал, мы упомянули в разговоре с ним, что я разыскиваю Фелисити.      Она кивнула.      - Вулф подошел ко мне, начал болтать о каких-то пустяках, просто чтобы отвлечь мое внимание. А вскоре я был сбит с ног и на мне оказалась смирительная рубашка. Вулф не мог позволить мне вести поиски. Я ведь сам сказал ему, что ищу Фелисити Гиффорд. Удивляюсь его выдержке - он при этом не дрогнул. Вот таким образом Шелл Скотт был устранен.      Лин сжала губы, нахмурилась сильнее. Ей было слишком трудно воспринять все сразу.      - Но зачем, скажите, ради бога, ему нужно было применять нож или что-то там иное?      - Это тоже понятно. Не важно, каким способом решил осуществить задуманное убийство. Он был на грани, сдавали нервы. Почему во время пожара люди вытаскивают из дома бумажные салфетки вместо чего-то более ценного? Кроме того, когда я уходил, к "Гринхейвену" подъехала полицейская патрульная машина. Кто вызвал полицию?      - Это сделала я.      - Так и думал! В полицию Роли было два звонка из вашего кабинета. Полагаю, Вулф знал, что полицейские в пути.      - Да. Я сказала ему, как и остальным, что собираюсь позвонить в полицию.      - Значит, были веские причины. Вулф должен был покончить со мной одним махом и спешно. Ему это почти удалось. К счастью, не убил, но зато помог освободиться от смирительной рубашки.      - Вот так мы узнали, что вы сбежали! Когда приехала полиция, смирительной рубашки в комнате не оказалось, а вы говорите, что сумели от нее освободиться. Как это понимать?      - Все, что я унес на себе, - это порез на спине. Возможно, Вулф собирался напасть на меня еще раз до того, как прибыли полицейские. Вошел, обнаружил, что меня нет, забрал смирительную рубашку. Она была разрезана, и на ней были пятна крови, которые могли послужить достаточно убедительным подтверждением моей истории.      - Вероятно. Но в тот момент мы подумали, что вы убежали в смирительной рубашке. Можете себе представить, в каком мы были недоумении?      - Да. Все, кроме Вулфа. Ну и как вам мой рассказ?      - Очень впечатляющий. - Лин улыбнулась.      Это говорило о том, что дела мои идут неплохо.      - Еще один момент, и я заткнусь. Знаете ли вы, в котором часу меня затолкали в палату в смирительной рубашке? Мне кажется, я помню, но не могу утверждать точно.      - Все зафиксировано. Я вчера как раз просматривала записи. Вас заперли примерно в девять часов двадцать пять минут. А ваше исчезновение было обнаружено в девять сорок две.      Я сунул руку в карман, достал клочок бумаги, на котором были записаны четыре телефонных звонка из "Гринхейвена", и передал его через стол моей собеседнице.      - Вулф звонил в девять часов шестнадцать минут и в девять сорок. Причем одному и тому же человеку. Первый раз до того, как ваши громилы меня свалили, второй - сразу после того, как попытался меня убить. Он звонил Траммелу.      Несколько секунд Лин внимательно изучала листок, затем искоса взглянула на меня, слегка склонив голову набок. Густые рыжеватые волосы упали ей на плечо.      - Это еще не все, - добавил я. - Сегодня вечером мне стало известно, что и Артур Траммел звонил в воскресенье Вулфу в "Гринхейвен". Это было после полудня. Тогда-то он и приказал Вулфу убить Фелисити!      - Не понимаю. - Она медленно покачала головой.      - Поймете, если свяжете эти действия. Подумайте минуту, и вам все станет ясно. У меня было много времени это обдумать, я убежден, что все сходится. Есть только один ответ. Фелисити была беременна от Траммела.                  Глава 16            Сказанного было достаточно, чтобы убедить Лин, что я говорю разумные вещи. Мы выяснили еще несколько неясных моментов.      Я полюбопытствовал:      - Не помните, что делал Вулф, когда начался весь шум и крик в связи с моим исчезновением?      - Часа два мы все вас искали, прочесывая территорию вокруг здания, заглядывая во все комнаты. Я не была рядом с доктором Вулфом, но с каждым из нас был полицейский. Не забывайте, ведь вы были... буйным. - Она улыбнулась.      - Действительно обыскали все комнаты? Фелисити все еще была где-то там...      - Доктор Вулф, наверное, держал девушку в больничной палате, поскольку он там был главным, - пояснила Лин. - Возможно, положил ее на постель, будто она спит. Кроме того, не забывайте, ведь никто не искал девушку. Мы все рыскали в поисках страшного маньяка. Я вместе с полицейским осматривала восточное крыло, где мой кабинет.      - А мне, можно считать, повезло: я вернулся в "Гринхейвен" как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вулф вытаскивает тело Фелисити. Его, естественно, сильно беспокоило, что она находится в здании, не терпелось устранить все следы. Сейчас мне пришла в голову еще одна мысль. Вулф с полицейским искал меня в больничных палатах, так? Где они в "Гринхейвене"?      - В конце западного крыла.      - Когда я налетел на него, он как раз шел из западного крыла, страшно торопился, но тут у нас возникла эта... проблема. - Я помолчал, затем спросил: - Вы все еще считаете меня психом?      - Да, считаю. - Лин улыбнулась. - Но безвредным. - Она покачала головой. - Правда, вели вы себя достаточно нормально, вполне...      После этой фразы мы забыли о деле и начали знакомиться друг с другом. Казалось, будто прозвучал какой-то сигнал и наступило время расслабиться. Мы еще немного выпили, свободно беседуя, как старые друзья. И даже весело рассмеялись, когда бармен предупредил:      - Последний раз отпускаю вам выпивку!      Было почти два часа ночи.      - Когда это так пролетело время?      - Не знаю, но я готов поспорить, Лин, что пролетело оно приятно.      - Вы чудак, Шелл! - Она пристально посмотрела на меня. - Давайте, пожалуй, поедем!      На улице я открыл ей дверцу машины, а захлопнув ее за ней, пообещал:      - Приеду к вам в "Гринхейвен", Лин. Не могли бы вы проверить, как там дела с этими двумя охранниками, выяснить, кто же из них все-таки ударил меня по голове? И, кроме того, может...      - Шелл, я ведь знаю, что вам сейчас некуда деться, - перебила Лин.      - О нет! У меня есть маленькая лисья нора, куда я могу забраться. Раньше там жил отшельник. У него были лисьи повадки.      - Поехали ко мне домой! Я хочу помочь вам, Шелл. Вы ведь частично из-за меня попали в беду. Теперь я знаю, что вы просто немного сумасшедший. И не могу допустить, чтобы вы спали в... лисьей норе.      - Ну...      - Пожалуйста, не ведите себя так, будто вы шокированы!      - Я не шокирован.      - Надеюсь. У меня в гостиной есть диван.      - А! Кушетка для психоанализа?      - Конечно, я намерена провести с вами сеанс психоанализа. Кроме того, мне хочется еще немного посмеяться. Влезайте, Шелл, просто для смеха!      - Просто для смеха, - отозвался я и влез в машину.            * * *            Лин отнесла наши чашки на кухню. Приехав к ней, мы с полчаса пили кофе, продолжая разговаривать о случившемся. Я проинструктировал ее, что именно она должна утром проверить в "Гринхейвене".      Вернувшись в гостиную, она сказала:      - Пора бы нам уже идти спать.      Это могло послужить некоторым намеком. Маленькая женщина уже начинала на меня действовать, во всяком случае, эти ее слова пронзили мое тело, как электрический ток. Я вскочил на ноги:      - Пора бы!      Можно было подумать, что я никогда не слышал о девушке по имени Джо Перрайн.      Лин улыбнулась, затем лицо ее сделалось серьезным. Она ушла в спальню, а на обратном пути столкнулась со мной в дверях. Лин несла подушку, простыни и два одеяла, которые бросила на маленькую, бугристую кушетку.      - Ну, вот вы и на месте!      - Нет, - возразил я, улыбаясь и все еще оставаясь в дверях спальни. - Мое место здесь.      Она сделала вид, будто не поняла, продолжая быстро устраивать постель на кушетке, потом подозвала меня и усадила.      - Спокойной ночи, Шелл.      - Вы хотите спать?      - Хо-хо! - ответила она и ушла в спальню.      Я слышал, как она готовилась ко сну, двигалась, чем-то шуршала.      Несмотря на мои хитрые уловки, вроде "А вы уверены, что вам не понадобятся эти одеяла?" или "А вы не хотели бы сейчас потанцевать?", Лин больше не откликнулась. Затем погасила свет, заскрипели пружины кровати. Ну что же!      Некоторое время я полежал, не засыпая, а когда, наконец, заснул, сон мой был сексуальным.            * * *            Я проснулся с болью в спине и затвердевшей шеей, но с чувством, что все в этом мире хорошо. Через несколько секунд вспомнил, что все не так уж хорошо, хотя все равно чувствовал себя неплохо.      Лин возилась в кухне, весело мурлыча. Через минуту она вошла в гостиную:      - Привет! Как спалось?      - Просто не знаю, как мне все же удалось ненадолго закрыть глаза.      Она взглянула на меня и подмигнула:      - Не хитрите! Вставайте, пока я не стянула с вас одеяло!      - Это тест. Я не встану.      - А я не стяну с вас одеяло. Что вы хотите на завтрак?      - Кофе и тост. Это все.      Лин покачала головой, вернулась на кухню и закрыла дверь. Я встал и оделся.      За второй чашкой кофе она сказала:      - Шелл, я хотела бы остаться дома, но, если не появлюсь в "Гринхейвене", это может показаться странным. Вы придумали, что бы я еще могла для вас сделать?      - По-моему, мы договорились обо всем еще вчера.      - Позвонить вам сюда? Я вернусь к обеду.      - Это будет довольно скоро.      - А что вы собираетесь делать, Шелл?      - Просто посижу. Мне нужно о многом подумать. И, ради бога, будьте осторожны! Пусть никто не видит, что вы будете делать. Если Траммел действительно такой, как я о нем думаю, он может убить половину населения земного шара, только бы не оказаться разоблаченным.      Лин допила кофе.      - Ну, хорошо. До свидания!      Я проводил ее до выхода.      - Лин, будьте очень осторожны! И запомните: с кем бы вам ни пришлось разговаривать, с вашей точки зрения, Шелл Скотт - буйнопомешанный.      Она ушла. Я не представлял себе, что квартира так сразу опустеет.      Через некоторое время поднял телефонную трубку, поискал в телефонной книге номер миссис Гиффорд и набрал его. Разговор с ней был коротким. Я сказал ей, как только мог осторожно, о Фелисити. Но о смерти никогда нельзя сообщить осторожно. Она закричала, завыла, заглушая звук телевизора, который продолжал работать за ее спиной. Я объяснил ей, что к тому времени, когда мне удалось найти тело Фелисити, она была мертва уже более суток. Миссис Гиффорд не дала мне закончить - положила трубку. Я даже не успел ей сказать, что ее дочь отправилась делать аборт. Впрочем, вряд ли она бы мне поверила. У меня создалось впечатление, что миссис Гиффорд боялась даже разговаривать со мной по телефону, - ведь газеты накрепко увязали мое имя с маньяком, совершающим жуткие убийства. Интересно, сколько еще жителей Лос-Анджелеса думали обо мне точно так же?      К полудню мне в голову пришла неожиданная идея. К этому времени я прочел утренние газеты, которые нашел под дверью квартиры Лин, прослушал немало новостей по радио. Так что знал, в какую глубокую пропасть попал.      Но дело обстояло еще хуже, чем я думал. По-видимому, все приняли за непреложный факт, что я действительно внезапно сошел с ума, убил Вулфа в "Гринхейвене" и одолел целый полицейский наряд. Никто не высказал даже предположения, что я мог стать жертвой обстоятельств или ложного обвинения. Вопрос просто закрыли. Все полицейские на расстоянии многих миль, так же как и достаточное число перепуганных граждан, занимались моими поисками.      Артур Траммел и его "наставники" еще больше усугубили мое положение. Утренние газеты на первой полосе опубликовали россказни "Всемогущего". Он заявил, что, убежав из "Гринхейвена" вечером того же дня, я набросился на него в комнате, где он выслушивал исповеди прихожан, и пытался его убить. Подробно описал, как ему удалось чудесным образом избежать смерти, разбавляя повествование фразами из мыльной оперы, вроде "...вытаращенные, налитые кровью глаза Скотта", и объяснил мой поступок местью, поскольку он, Траммел, осудил меня с трибуны и в печати. Заканчивалась статья призывом найти сумасшедшего и уничтожить. Ниже стояли подписи "Мастера" и его четырех "наставников".      Вскоре после полудня в замке повернулся ключ, вошла Лин. В комнате сразу стало светлее.      - Привет! Как поживает мой сумасшедший? - поинтересовалась она.      - О'кей. Скучал без вас. Узнали что-нибудь?      - Немного. Идемте, Шелл, на кухню, я приготовлю обед. Мне нужно вернуться к часу.      Я пошел за ней в маленькую, сверкающую чистотой кухоньку, и, пока она суетилась, бросая что-то в скороварку, мы поговорили. У Лин было много дел в "Гринхейвене". Она не обнаружила ничего, что могло бы меня поразить, зато добыла подтверждение целому ряду фактов, до которых я дошел путем логических рассуждений.      Главный психиатр поговорила с охранниками, отправленными по моей милости в госпиталь "Гринхейвена". Они признались, что Вулф велел им меня "укротить", поскольку я буйный псих. И сам напал на меня сзади.      Лин не нашла никаких следов того, что Вулф и Диксон занимались абортами, но я этого и не ждал. Естественно, после убийства Фелисити они позаботились, чтобы в клинике не было новых клиенток.      Еще она организовала проверку содержимого в шприцах Вулфа. В одном из них оказался цианистый калий.      - Это практически подводит подо всем черту. Вы сделали очень много, Лин. Огромное спасибо.      Она нахмурилась:      - Но это не охватывает Траммела! Как вы сможете найти надежные доказательства против него?      - Логическим путем. Задавая ему вопросы, - улыбнулся я.      - Вопросы? Ему? Вы хотите сказать, что отправитесь сегодня вечером туда? - Она не скрывала пронзившего ее страха.      - Нет, не сегодня. Сегодня свидания с ним не будет. Для того, что я задумал, нужно провести встречу с большим размахом. Она должна состояться завтра. И кстати, я не говорил, что буду задавать ему вежливые вопросы.      Лин выглядела изумленной, я сменил тему:      - Никаких неприятностей сегодня утром не было?      - Нет... но со мной беседовали несколько полицейских.      - И что вы им сказали?      - Что вы шизофреник и что вы убежали. Серьезная история, Скотт!      - Хорошо. Вы уверены в том, что делаете?      - Я же обещала вам помочь. Но... - она сдвинула брови, - была одна осечка.      Лин беседовала с репортером, который знал, что сестра Диксон исчезла в ту же ночь, когда я застрелил Вулфа и скрылся. Репортер выведал у полицейских, что я видел Диксон, перед тем как выстрелил в Вулфа. Нельзя ли предположить, спросил он главного психиатра, что Скотт убил и ее, поскольку сестра могла быть свидетельницей убийства Вулфа?      - Мне пришлось согласиться с тем, что это возможно, - сообщила она.      - Конечно, милая! Теперь он будет ссылаться на это, как на сообщение, поступившее из авторитетных источников.      Я представил себе статью, которая появится из-под пера этого репортера: "Очаровательная молодая медицинская сестра Глэдис Диксон, возможно, вторая жертва ненормального убийцы Шелдона Скотта, - сказала сегодня доктор Л. Николс, главный психиатр "Гринхейвена". Мисс Диксон - молодая, обаятельная, привлекательная, хорошо сложенная, темпераментная..." и так далее.      - Вы видели газеты? - спросила Лин.      Я кивнул. Она подошла ко мне и положила руки мне на грудь.      - Шелл, не лучше ли будет мне просто выступить и сказать, что вы абсолютно нормальный человек? Ведь все против вас. Скоро это нельзя будет остановить. И переубедить людей будет невозможно.      Я сжал ее руки:      - Нет, спасибо, Лин. Мы договорились. Уже и без того плохо, что я торчу здесь и подставляю вас. Никто не станет вас слушать. Ваши слова будут восприняты так, словно вы взялись опровергнуть энциклопедию. Если дело когда-нибудь дойдет до суда, я использую весь этот пар, который вы к тому времени накопите, но не раньше, чем сам попрошу вас об этом, и конечно же не раньше, чем Траммел раскроет себя. Но спасибо!      Почти мгновенно она пожарила свиные отбивные, приготовила в скороварке картошку и морковь. Еда была такой вкусной, что, поглощая ее, мы забыли о разговорах, так что за столом царило молчание.      Лин была такой женщиной, какой мужчина может восхищаться целый день, все двадцать четыре часа! Она не считала необходимым все время болтать. Мне нравилось смотреть на нее, говорить с ней, знать, что она рядом, даже если в этот момент я ее не видел.      В час дня Лин сказала:      - Ну что же, Шелл, увидимся около трех.      - Около трех? Я думал, вы собираетесь работать.      - Да, собираюсь, но скоро вернусь, - улыбнулась она. - Этим утром у меня, как ни странно, раскалывалась голова. Не думаю, что кто-то рассчитывает, что я пробуду на работе целый день.      - Умно! Неплохо соображаете, с моей точки зрения.      - Неужели? - Она встала и пошла к выходу.      - Подождите минутку! - сказал я. - Это слишком внезапно!      - Хо-хо! - Дверь открылась и закрылась. Лин ушла.      Эти два часа, с часу до трех, тянулись, как долгий скучный полдень, а когда Лин вернулась, наступил счастливый, но короткий вечер.      Сначала мы прослушали радиопередачу, затем Лин вышла, купила вечернюю газету, и мы ее вместе просмотрели.      По-видимому, миссис Гиффорд вызвала полицейских, а те снабдили информацией репортеров. Теперь все знали, что я известил миссис Гиффорд о смерти ее дочери. Между строк отчетливо просматривался намек, что я мог сам убить девушку, а по отношению к ее матери проявил садизм. С этой новостью оставалось только смириться, а вот заявление лейтенанта Френча из Бюро по розыску пропавших в Лос-Анджелесе заставило меня принять решение. Он вполне логично заметил, что нет никаких доказательств гибели девушки и, пока тело не найдено, преждевременно считать ее мертвой.      - Похоже, сегодня мне все же придется уйти из вашей квартиры, - сообщил я Лин, прочитав это заявление.      - Шелл, я не хочу, чтобы вы уходили, вам нет надобности уходить, - откликнулась она.      - Я не сумасшедший, чтобы самому попасться. Но должен позвонить Френчу, а отсюда звонить не стану. Главная причина, почему я до сих пор не сообщил полиции о смерти Диксон и Фелисити и об их могиле, - боязнь, что распространится слух, будто убил обеих я. Но как бы то ни было, теперь это все равно висит в воздухе. В общем, у меня серьезный повод выбраться из укрытия.      Спустя полчаса я стоял в телефонной будке в нескольких милях от квартиры Лин, ожидая, когда меня соединят с Френчем. Лин настояла на том, чтобы отвезти меня сюда, - ее "крайслер" был припаркован в соседнем квартале.      Когда Френч ответил, я сказал, что звоню ему в связи с его заявлением, опубликованным в газете. Он сразу же заинтересовался. Но стоило мне сообщить, что я могу указать, где найти тело Фелисити, на другом конце провода надолго воцарилось молчание. Потом он спросил:      - Кто это говорит?      - Отвечу вам, если вы быстро все прокрутите. Не вздумайте пытаться установить, откуда я звоню. Все равно меня там уже не будет...      После короткой паузы он произнес:      - Хорошо.      Но я понял, что он все же принимает меры, чтобы установить, откуда звонят.      - Это говорит Шелл Скотт...      Очень быстро я рассказал ему, что Фелисити убили Вулф и Диксон и что я видел, как Вулф зарыл тело, знаю, где находится могила.      - Вы найдете в ней обеих - Фелисити и Диксон. Я не убивал ни ту ни другую. Девушку отравили цианистым калием, но вскрытие покажет, что перед этим ей сделали аборт. Не важно, в чем меня еще обвиняют, но уж этого никто не сможет приписать! Поэтому найдите ее, а Скотта вычеркните из числа подозреваемых, и сделайте это вслух!      - Где они находятся?      Я объяснил ему, как найти могилу, что, к сожалению, заняло слишком много времени. Мне хотелось поскорее закончить разговор и убраться подальше от этого телефона, особенно потому, что близко была Лин.      - То, что я не могу вам сообщить из-за недостатка времени, вы можете узнать у сержанта Медоуса и его напарника, патрульного Эла из полиции Роли, - добавил я напоследок. - А также можете все узнать от типа, который направил Фелисити к Диксон и Вулфу, - Артура Траммела. Он виновник беременности Фелисити, и он же убил Диксон, чтобы не осталось никого, кто мог бы на него показать.      Положив трубку, я бросился к машине. Лин включила двигатель. Всю дорогу назад, в ее квартиру, я обдумывал то, что сообщил Френчу, особенно про Траммела. К сожалению, не было времени объяснить ему мелкие подробности, которые могли убедить его в моей правоте. Я убеждал себя, что поступил правильно, что не ошибаюсь в своих выводах, и все же у меня оставалась крупица сомнения.      На следующее утро мы с Лин узнали, что полицейские побывали на месте, которое я описал Френчу, поднялись на вершину холма, но ничего не нашли. Никаких тел. Только взрыхленную, мягкую землю, которая могла быть прежде могилой.      Отойдя от первоначального шока, я понял, что это даже к лучшему. Зато теперь у меня не осталось никаких сомнений относительно Траммела!                  Глава 17            Была среда. До захода солнца оставалось не более часа. Я лежал на животе на высоте холма, откуда был хорошо виден весь комплекс сооружений во владении Траммела. На мне по-прежнему были темный костюм, шляпа и плащ. Мы расстались с Лин всего полчаса назад. Она высадила меня приблизительно в миле отсюда, после тщетных попыток уговорить отказаться от задуманного мною плана, и вернулась домой. Лин боялась, что меня могут убить.      Это случилось в машине, за минуту до того, как я вылез. Лин внезапно придвинулась, обхватила мою шею и поцеловала. Ее губы были мягкими, теплыми и алчущими. В этой минуте, вероятно, было больше шестидесяти секунд, потому что за это время я пережил очень много. Если бы она не отняла рук и не подтолкнула меня, велев идти, я бы, наверное, никогда не ушел! Мне бы и в голову не пришло уйти!      План мой был прост. Я собирался похитить Артура Траммела.      За его домом, между низким темным зданием, называемым "Комнатой истины", и шатром, клубилась пыль. До моих ушей долетел звук отдаленного взрыва - там все старались увеличить площадь для "Дома вечности". На площадке суетилась дюжина рабочих. Однако я обратил внимание еще на нескольких людей в костюмах, которые, казалось, не делали ничего, кроме того, что наблюдали. Вот они-то, скорее всего, и станут возражать, когда я буду похищать "Всемогущего".      Однако на свете существовал только один человек, с чьей помощью я мог оправдаться. И этот человек был Артур Траммел. В отношении его у меня не осталось ни малейшего сомнения. Как только я понял, что он виновник беременности Фелисити и ее смерти, все встало на свои места, разрозненные факты соединились воедино. Я вспомнил горячее выступление Траммела в воскресенье на собрании "наставников" и его поведение сразу же после того, как я упомянул имя Диксон. Тогда он очень постарался вызвать у меня раздражение. Разгоревшегося скандала ему показалось мало - продолжил свои нападки на меня в газете. Теперь я мог даже объяснить, почему тела Фелисити и Диксон оказались в одной могиле.      Вероятно, распорядившись убить Фелисити, Траммел с перепугу не подумал как следует. Потому что из всех мужчин Лос-Анджелеса он, пожалуй, единственный не мог допустить, чтобы его разоблачили. Если бы поползли слухи, что он развратничает со своими молодыми прихожанками, пользуясь их молодостью и неосведомленностью, и таким образом практикует совершенно противоположное тому, что проповедует, Артур Траммел сразу же упал бы в глазах своей паствы и вместо "Мастера" стал бы просто обезьяной. Его преданные траммелиты захотели бы в него плюнуть, так же как этого хотел я.      Фелисити, безусловно, не была единственной пострадавшей. Я подумал, что таких должно быть много. Например, Бета Грин. А помимо этих убедительных причин мне хотелось добраться до него еще и потому, что никто, кроме самого Траммела, не смог бы рассказать всю историю этого преступления по-настоящему, подробно и хоть как-то объяснимо. Скажем, где теперь искать пропавшие тела? Он, вероятно, перенес их в какое-то более надежное место. Но какое? Если мне повезет, это, как и все остальное, я узнаю сегодня вечером. Нужно будет только хорошенько его допросить. Для осуществления задуманного плана мне необходимо было спуститься вниз, похитить "Всемогущего", а затем вместе с ним раствориться.      Внизу, возле стройки "Дома вечности", снова поднялась пыль от нового взрыва, а спустя секунду до меня донесся глухой звук. Когда пыль осела, люди внизу вдруг заметались. Один человек размахивал руками. Другой подбежал к воронке, возникшей в скалистой почве в результате взрыва, и как-то странно стал вертеться вокруг. А все остальные бросились в разные стороны.            * * *            Солнечный свет был уже слабым, мне приходилось передвигаться очень осторожно, глядя под ноги. Я понимал - войти в дом Траммела и выйти из него будет нелегко, отлично знал, что мне предстоит отнюдь не пикник, но настойчиво шагал вперед.      Маршрут был выбран правильный, все дальнейшие действия достаточно хорошо продуманы, мне ничего не оставалось, как идти, думать о Траммеле и о Лин и стремиться к обоим.      Спустя какое-то время я уже сидел в темноте в гостиной дома "Всемогущего" на краешке стула, который поставил у окна. Когда совсем стемнело, вылез наружу и полежал на животе возле дома. Затем прокрался к задней двери, открыл ее, воспользовавшись отмычкой, опять вошел внутрь и, отодвинув занавеску, занял наблюдательный пункт. Пока все шло по намеченному плану. Стрелки часов приближались к девяти вечера, собрание должно было скоро закончиться.      Я видел возле шатра примерно полдюжины человек. Их фигуры высвечивались благодаря тому, что одна сторона шатра, как и в прошлый раз, была приподнята. Траммел традиционно обходил с микрофоном толпу, напыщенно произнося что-то бредовое. Потом поднялся на сцену, чтобы завершить свое обращение. Обычно в это время все находились внутри, поэтому я решил, что люди снаружи - охранники.      Хоровая группа начала петь. Пройдет еще минут десять, до того как Траммел покинет "Комнату истины" и вернется сюда, в дом, если, разумеется, повторит свои хитрости с магнитофоном.      Я немного нервничал. Мне не терпелось схватить его, когда он выйдет из "Комнаты истины", если, конечно, вообще удастся это сделать. Я должен был поколебать веру последователей Траммела в его могущество, сорвать с него ореол святости. Ведь чувства, которые испытывали к нему большинство траммелитов, были такими, что даже его собственное признание в преступлении могло не поколебать их веру в него, ослабить ее как-то заранее. Правда, для начала я не мог придумать ничего лучшего, как просто увезти "Мастера" куда-нибудь подальше, в горы, предварительно переломав ему несколько костей.      Между "Комнатой истины" и большим шатром, близко от меня, слева, но все же вдалеке от строительной площадки, где воздвигался "Дом вечности", были натянуты ограждающие канаты. А около них воткнуто несколько столбиков с надписями "Опасно!". Один человек стоял примерно на расстоянии десяти ярдов от каната. Несколько других занимали неподвижную позицию подальше. Как мне было известно, за домом тоже находился человек, но по поводу его я пока не беспокоился.      Пение закончилось, снаружи зажглись фонари и осветили землю. Органная музыка звучала печально. Я видел, как "Всемогущий" спустился со сцены по ступеням, но дальше потерял его из виду, поскольку шатер был набит битком, это несколько мешало. Последнее сообщение о "нападении" на "Мастера" в понедельник привело в тому, что число приехавших на его очередную проповедь достигло рекордной цифры. Их собралось тысячи три, а может быть, и более.      Траммел вышел из шатра. Напряжение, в котором мое тело находилось уже несколько часов, теперь, казалось, сосредоточилось в желудке. Глядя на него, я наклонился вперед, крепко сжал руками оконную раму.      Он шел медленными, размеренными шагами под звуки органа. А когда прошел половину пути к "Комнате истины", двигаясь параллельно ограждающему канату, я заставил себя расслабиться, отнял пальцы от подоконника, чувствуя, как у меня дрожат руки. Вот тут все и случилось.      Там, куда я смотрел, земля вдруг сдвинулась, задрожала, затряслась с внезапным грохотом и вспышкой. В центре этого страшного взрыва, теперь совершенно скрытый от меня крутящимся вихрем клубов дыма и пыли, находился Траммел. На несколько секунд я буквально ослеп, затем с краю этого кипящего облака разглядел человека, который до этого момента стоял неподвижно. Он завертелся и упал. Из его горла вырвался вой.      Пыль начала оседать, а дым подниматься в воздух. Прежнее яркое освещение показалось тусклым и померкшим после той необыкновенной вспышки. Наступила гробовая тишина, особенно пронзительная после только что отгремевшего взрыва. Можно было различить лишь одинокие стенания человека, шевелящегося на земле. Но тишина стояла одно мгновение. Затем из шатра раздался общий стон, изданный тысячами глоток. Вначале он еще как-то сдерживался от потрясения, однако, после того как люди поняли, что произошло, стал нарастать.      В шатре поднялась суматоха. Мне было видно, как отдельные фигуры пробрались под поднятым краем шатра и бросились бежать. Даже не думая о том, что меня могут увидеть и опознать, я тоже выскочил в окно и ринулся туда, где лежал Траммел и еще какой-то человек.      Там уже были десятки людей, опередившие меня на несколько секунд. Но основная масса остановила свой бег и нетерпеливо толпилась, тесня друг друга. Снова воцарилась тишина, прерываемая отдельными вздохами и криками ужаса от созерцания того, что мы, стоящие близко, уже увидели. Я ощущал тошноту в желудке и тупость в голове.      Упавший человек поднялся на ноги без посторонней помощи, хотя сделал это медленно. Стенания его постепенно прекратились. Не глядя на него, я, тем не менее, заметил, как он внезапно остановился, заметив, наконец, то, на что смотрели все остальные.      Артур Траммел был мертв.      Бог мой, он был мертв! И не просто безжизнен - потрясающе, ужасно разорван, неправдоподобно и уродливо растерзан. Кровь его залила землю. Я стоял от него на расстоянии менее десяти футов, вернее, не от него, а от той части, которая от него осталась.      "Всемогущий" лежал на спине. Половина его узкого лица была перепачкана кровью, но другая осталась чистой и почти непристойно белой. Черная мантия, в которую он был одет, разорвалась, полностью обнажив тонкое тело. Из развороченной груди выпирало разорванное мясо.      Одна рука была странным образом подогнута под тело, а левая нога просто оторвана. Она кончалась коленом.      В течение некоторого времени я мог думать только о том, что все мои планы и мечты умерли вместе с Траммелом. Затем, словно надеясь, что каким-то образом, может быть, это все же не он, я подошел еще поближе. Глядя на узкое лицо, вытаращенные глазки, длинный крючковатый нос, на редкость уродливые черты, понял: ошибки нет - это был Артур Траммел, и, вне всяких сомнений, мертвый.      Подбежал мужчина с одеялом, накинул его на неподвижное тело. Снова раздались рыдания. Напротив меня, тихо всхлипывая, плакала какая-то женщина, чья-то рука обнимала ее, стараясь отвести в сторону. Эти действия вывели меня из состояния шока. Я начал отступать, протискиваясь сквозь толпу, стоящую вокруг тела. Внезапно подумал, что кто-нибудь может меня узнать. Однако все глаза были направлены на прикрытого одеялом мертвеца. Я надвинул шляпу глубже на лоб, поднял воротник плаща, чтобы полностью закрыть лицо.      Кто-то наткнулся на меня, я резко обернулся. Но это была всего лишь женщина, тоже пытавшаяся выбраться из толпы. Опустив голову, я направился к дому Траммела и вздохнул спокойнее, войдя в отбрасываемую им тень. И тут кто-то рядом издал восклицание, схватил меня за руку.      Повернув голову, я увидел в полумраке квадратное полное лицо с большими глазами на красном фоне. Это был один из "наставников". Он открыл рот как раз вовремя, чтобы я смог закрыть его апперкотом, предпринятым совершенно неосознанно. Зубы его щелкнули, а пока он падал, я устремился в темноту. Через несколько ярдов оглянулся, но меня никто не преследовал. Картина позади оставалась прежней, люди понемногу отодвигались от покрытого одеялом тела.      Некоторое время я шел без определенного направления, раздумывая о том, как мог произойти такой несчастный случай. Но постепенно меня начали одолевать сомнения, что это был действительно несчастный случай. Очень многие люди желали смерти Траммелу. Мне почему-то вспомнился всплеск активности, произошедший после первого взрыва, который я наблюдал с холма. Впрочем, какая теперь разница, было это так или иначе?!      Я продолжал идти, временами начисто забывая, что мне следует прятать лицо, избегать освещенных мест, стараться не сталкиваться с людьми. Потом вдруг осознал, что нахожусь в знакомом месте, перед знакомым зданием. Автоматически я вернулся к Лин.                  Глава 18            Лин стояла в голубом халате. Лицо ее было спокойным, но, открыв дверь и увидев меня, она улыбнулась и произнесла:      - Шелл, я так волновалась!      Затем прижалась ко мне, обняла за шею и склонила голову на мою грудь. Но через минуту отступила, посмотрела на меня внимательнее, хотела что-то сказать и остановилась. Должно быть, по выражению моего лица поняла, что все плохо.      - Что случилось? - Глаза ее были широко раскрыты.      - Все разлетелось. Буквально. К чертям. - Я попытался улыбнуться. - Вернись на место. Подожди. Я выйду и снова постучусь. Попробуем еще раз. Или, может быть...      - Что значит "все разлетелось"?      Я рассказал ей всю историю. Мы сидели на бугристой кушетке, и она, не перебивая, с интересом слушала. Лин знала все - и что я сделал, и что вычислил... знала, как много значила для меня эта ночь.      - Мне очень жаль, Шелл, - проговорила мягко. - Ты уверен, что это был Траммел?      - Да, беби, уверен! Были сумерки, но все его хорошо разглядели. Лицо исковеркалось только с одной стороны. Ты же знаешь, как выглядела эта старая шляпа? Никто никогда не спутал бы его ни с каким другим человеческим существом. И никого нельзя за него принять. Нет, Лин, Траммелу капут.      - Что же ты теперь будешь делать, Шелл?      - Хороший вопрос.      Честно говоря, я понятия не имел, что теперь можно будет предпринять. Мозг мой совершенно отупел от внезапности происшедшего. Мы молча сидели на кушетке. Я откинулся, закрыв глаза. Через минуту почувствовал на щеке дыхание Лин, а потом ее губы - мягкие, теплые и нежные.      Я повернулся к ней, ее губы скользнули по моим, все еще теплые, мягкие и нежные, но ставшие уже более требовательными. Я притянул Лин к себе, крепко прижал. Где-то в глубине ее горла раздавались мурлыкающие звуки. Не открывая глаз, она заговорила со мной почти шепотом.            * * *            Утром небо изменилось, стало сыро и холодно. Для депрессии мне не хватало только этой мрачной, серой погоды. Никогда еще я не был так подавлен, как вчера вечером.      Теперь я сидел на кушетке, а Лин - у меня на коленях. И эхо была одна из причин, по которой сегодня я почувствовал себя лучше. Эта женщина умела говорить хорошие слова. У нее был прекрасный логический ум, которым она, однако, пользовалась не всегда, будучи женщиной, а время от времени, как психиатр. И женщина, и психиатр были потрясающие! Постепенно я вернулся к нормальному состоянию.      - Представь себе самое худшее, Шелл, - бормотала она. - Даже если все поверят в ужасные вещи, которые сейчас о тебе говорят, ты ведь знаешь, что это не правда. И я тоже знаю это.      - Здорово! А что дальше? Найти остров, построить там хижину и загорать в течение пятидесяти лет? Подумай только, как замечательно это будет!      На очаровательных гладких щечках появились ямочки.      - Не говори глупостей, Шелл! Ты должен что-то предпринять. Мы знаем, что ты не виновен, значит, должен быть какой-то способ доказать это.      Я хмыкнул.      Она соскользнула с моих коленей:      - Пойду приготовлю кофе, а ты сосредоточься.      Пока она шумела на кухне, я действительно сосредоточился, но безрезультатно. Мир вокруг меня был в огне. Я не мог свободно ходить по улицам, разговаривать с людьми, задавать вопросы и даже стукнуть кого-нибудь по голове.      С утра пораньше мы с Лин прочли утренние газеты и прослушали новости по радио. Всюду обсуждалось последнее событие.      "Наставники" утверждали, что это я взорвал Траммела, разорвав его на куски.      Больше никто такого не говорил, но мое имя все время упоминалось, поскольку парень, которого я сбил с ног, сообщил, что видел меня на месте трагедии. И хотя допускалась возможность несчастного случая, поскольку, как я и сам подумал прошлым вечером, там находились различные взрывчатые вещества и даже смышленый шестилетний ребенок мог устроить взрыв, журналисты на все лады продолжали мусолить мою встречу с Траммелом и "наставниками", а также мое "нападение" на "Мастера" в понедельник. Меня это не очень удивило. Ну и разумеется, множество стрел летело в адрес полиции. На нее и раньше оказывалось давление, но теперь ее просто душили.      Вошла Лин с двумя чашками кофе.      - Ну, так что же ты вычислил?      Я взглянул на нее.      Она улыбнулась:      - Послушай, Шелл, мы слишком много об этом думаем. Это, заметьте, сэр, говорит психиатр. Перестань на какое-то время думать, освободи голову. Пусть работает подсознание.      - О'кей, психиатр! Потребуется нечто большее, чем мое подсознание, сознание и еще восемь чудес, чтобы выбраться из этого дерьма. Ну ладно! Давай поговорим о тебе. Я ведь правда знаю о тебе очень мало. Во-первых, как случилось, что такая молодая, привлекательная женщина стала психиатром?      - Мой отец был психиатром в Дьюке. Поэтому с детства я тоже хотела стать психиатром. Вот и все. Не могу сказать, что благословляю час, когда приняла такое решение, но и не жалуюсь.      Я закончила среднюю школу, шесть лет училась в колледже, потом четыре года в медицинском училище, затем еще четыре в медицинском институте, два года была интерном. После этого несколько месяцев занималась частной практикой, а потом попала в "Гринхейвен".      - Кстати, что там у вас делается? Какие-то типы бродят по коридорам, снаружи тоже происходят странные вещи. Я там увидел и услышал немало непонятного.      - Видишь ли, "Гринхейвен" несколько отличается от большинства подобных лечебниц. У нас действительно среди пациентов нет убийц, как тебе известно. - Она улыбнулась. - Только среди персонала. Больные проходят обычный курс лечения, но при этом особое внимание мы уделяем честности и откровенности.      Я нахмурился:      - А как это увязать с тем, что на людей надевают смирительные рубашки?      Лин снова улыбнулась:      - У нас редко появляются больные в таком тяжелом состоянии, в каком, предполагалось, находился ты. В основном мы имеем дело с умственным расстройством. Это серьезная вещь. Так вот, мы заставляем пациентов быть предельно откровенными друг с другом, и это все, что применяется к большинству из них. Они так привыкли к большим и маленьким хитростям, что многим из них трудно вести себя иначе. Но постепенно такой метод поразительно улучшает их умственное здоровье, поскольку нечестность и обман, которыми эти люди постоянно пользовались в жизни, тревожили их больше всего, независимо от того, сознавали они это или нет. Отсюда и произошли их неврозы.      - Мне кажется, я наблюдал ваш лечебный процесс в действии. - И рассказал ей о двух старых ведьмах.      Лин рассмеялась.      - А многим из ваших подопечных выбивают зубы?      - Никому. Такое может случиться в "Подунке", но в "Гринхейвене" - никогда! У нас не приходят в ярость, ведь все знают, что люди говорят правду. Может, что-то и звучит обидно, но не потому, что хотят сказать гадость. - На лице Лин снова появились ямочки. - У нас не так, как везде.      Я засмеялся:      - Беби, ты можешь себе представить, если бы было везде, как у вас? И все стали бы вдруг абсолютно честными? Не было бы ни войн, ни недоразумений. Не было бы ни коммунистов, ни Эмиля Поста. Не нужны стали бы суды. Отпала бы необходимость даже в детективах! Можно было бы просто спросить человека: "Кто это сделал?" - а он ответил бы: "Я".      Она захлопала в ладоши.      - Подумать только! Рекламные агенты говорили бы: "Эта маленькая пилюлька не вылечит ваш желчный пузырь, а этот шампунь не уничтожит перхоть. Они вообще не помогут ни от чего. Бесполезны".      Лин закатилась смехом, и я присоединился к ней, но вдруг вспомнил о моем деле, и это меня сразу же отрезвило.      - О, продолжай смеяться! Что случилось?      - Просто подумал, что в вашем очаровательном мире я оказался бы в тяжелой ситуации. И Артур Траммел не смог бы развернуть свою деятельность. Беби, готов поспорить, что массу людей в "Гринхейвен" помещают лжецы и другие подонки. По крайней мере, половину.      - Может быть, эта цена, которую приходится платить за цивилизацию? Хотя она того не стоит...      Я допил кофе.      - Знаешь, дорогая, я просто восхищаюсь твоим правдивым миром! Но стоит произнести всего одно слово, и его стены разрушатся. Вот попробуй сказать, что у тебя есть клиент по имени Шелл Скотт, что он в ужасающем состоянии, а ты должна его вылечить...      - Представляю! - не стала спорить Лин.      Мы помолчали, а потом сменили тему.      - Вот мы с тобой знаем, что Траммел забавлялся с маленькими девочками, - сказал я, - хотя ни один траммелит в такое не поверит. Они убеждены - Мастер не может совершить ничего дурного. Как тут быть? Нужны свидетели, люди, которые могли бы рассказать правду о Траммеле и его исцеляющих руках.      - Ты думаешь, могут быть и другие, такие, как... Фелисити?      - Могут быть даже убитые, хотя в этом я сомневаюсь. До сих пор за Траммелом не охотился ни один детектив. Но готов поспорить, Фелисити была не первой девушкой, которую он отправил в "Гринхейвен".      - Значит, все, что нам нужно сделать, - это найти их!      - Да, очень просто. А после того как отыщем - заставить заговорить. Надо знать этих траммелиток, увидеть, какие они молчаливые и как обожают этого типа! Возможно, после его смерти они станут еще большими тихонями. Кроме того, их тысячи. Найти нужных - не простая работенка. Один Траммел знал их имена. - Я помолчал, закурил сигарету и добавил: - Одно имя мне кажется известно. Бета Грин.      Я рассказал, как Бета вела себя, и Лин поинтересовалась:      - Ты думаешь поговорить с ней еще раз?      - Да, но не сейчас. Сначала в этом проклятом городе все должно немного успокоиться и остыть. Хорошо, если и Траммел немного похолодеет.      - Бета Грин, - тихо повторила Лин.      Мы провели ленивое утро и такое же послеобеденное время. Около шести я принял душ, а когда вышел из ванной комнаты, оказалось, что Лин куда-то ушла. В оставленной записке она оповестила меня, что вернется через час или два. Я почти протоптал дорожку на ковре, прислушиваясь, не вставляется ли ее ключ в замочную скважину.      - Где, черт возьми, ты была? - набросился, когда она, наконец, явилась.      - Ходила к Бете Грин.      - Черт побери, сколько раз...      Она подошла близко ко мне и улыбнулась:      - Все уже сделано. Веди себя разумно. Разве ты не хочешь услышать, что произошло?      Я хмурился еще одну минуту, затем буркнул:      - О'кей. Но я все же сержусь. Бета сказала что-нибудь?      - Ни слова! Она напугана. Я расспрашивала ее о Траммеле, о "Гринхейвене", о Диксон, обо всем. Она все отрицает, но не забывай: я хороший психиатр. Я утверждаю - она лжет.      - Ты не должна была ходить к ней, Лин. Черт, ты ведь сама сказала, что если есть место, где я в безопасности, то это здесь, в твоей квартире, в квартире психиатра, который объявил меня психом! Теперь оно стало не таким безопасным. И видишь, ничего у тебя не получилось. - Я сердито посмотрел на нее: - Что ты имела в виду, говоря, что она напугана? Тебя испугалась?      - Нет. - Лин потянула меня к кушетке. А когда мы сели, пролепетала: - Самое странное. Она услышала об этом и говорит, что все траммелиты уже оповещены. Не знаю, верит ли сама Бета в это или нет...      - Не понимаю, о чем ты говоришь?      - Ходят слухи, что через три дня произойдет воскрешение Траммела.                  Глава 19            - Произойдет что? - Я вытаращил глаза. - Кто воскреснет? Не Траммел же, беби! Не представляю себе, где и когда могла зародиться такая идея!      - Похоже, среди траммелитов, - предположила Лин. - Они потрясены его смертью, и большинство из них хочет, чтобы их лидер вернулся. Конечно, принимают желаемое за действительное. Однако теперь, когда распространился такой слух, очень многие в него поверили. И будут верить, что это произойдет, пока не разочаруются.      - Полагаю, надежда постоянно живет в человеческих душах. Но интересно, как же возник такой слух? - Я помолчал, а спустя некоторое время улыбнулся Лин. - Черт, по-моему, ты готова поспорить, что Траммел не воскреснет!      На этот раз она уставилась на меня.      - Беби, боюсь, ты можешь проиграть. Эти жаждущие чуда траммелиты не разочаруются. Конечно, это не будет настоящий Артур Траммел, если только они не сумеют собрать все его куски, но что-то такое, что пастве его вполне заменит.      Она ухмыльнулась:      - Между прочим, я считаюсь психологом!      - Ну, тут мы с тобой на равных. Я считаюсь детективом. И все может быть именно так, как я думаю. Уцелевшие "наставники" постараются не упустить ситуацию из своих рук. Траммелизм - большое дело, очень доходное. И становится могущественным. Но без Траммела это будет просто еще одна секта. Если "наставники" хотят сохранить бизнес, их босс должен вернуться, и он вернется!      - Шелл, - мягко проговорила Лин, - я не понимаю, что ты имеешь в виду. Это, конечно, неосуществимо. Ты ведь знаешь, как выглядел Траммел. Он был уродом!      - Что ж, может, они отыщут какого-нибудь тощего типа, стиснут его голову тисками и... Короче, сделают так, что он будет достаточно похож на их лидера. А воскрешение, скорее всего, будет происходить темной ночью, и тощий тип с клювом, как у Траммела, выползет, восклицая: "Аллилуйя!" Кучка присутствующих прихожан не сможет как следует рассмотреть мошенника, а спустя несколько секунд его уберут. Но из уст в уста очень быстро будет передаваться: "Мастер воскрес!" Ну, как вам это, доктор Николс?      - Давай я лучше посчитаю твой пульс, мистер Скотт. Но может быть, ты и прав.      Мы пообсуждали это еще некоторое время, затем переменили тему. Последнее, что я об этом сказал, было:      - Что ж, поживем - увидим.      Долго нам ждать не пришлось.            * * *            Лос-Анджелес известен своей любовью к сплетням. Однако последующие три дня - пятница, суббота и воскресенье - были самыми сумасшедшими, фантастическими и ненормальными днями, которые даже в этом городе, как мне кажется, наблюдались впервые. Это был взрыв, бомба замедленного действия.      В пятницу, на другой день после того, как я сказал: "Поживем - увидим", к нашему удивлению, слух о предстоящем воскрешении, который накануне передавался шепотом, превратился чуть ли не в громкий крик. При этом никого не смущало, что объявленный "третий день" отсчитывался, как ни странно, не с момента смерти Траммела, а с четверга, когда поползли слухи. Но это было просто несущественной мелочью по сравнению с фантазиями о том, каким грандиозным будет предстоящее событие.      Зародыш безумия и фанатизма разрастался буквально на глазах, охватывая все больше и больше людей, достигая даже самых отдаленных мест. Естественно, новость не обошла и газеты, которые не преминули посвятить небольшие заметки еще одной забавной истории.      Однако на второй день из разряда заурядных местных происшествий она стала превращаться в настоящую сенсацию, что в принципе еще как-то можно было понять. Почему бы не поговорить о чем-нибудь необычном! Естественно, не многие из миллионов читателей воспримут это всерьез.      Между тем возбуждение среди траммелитов и членов других сект и даже обычных жителей Лос-Анджелеса росло не на шутку. Вера и неистовая надежда вскоре сменили слух на исторгаемый верующими лозунг: "Траммел воскреснет!"      И хотя лихорадка охватила главным образом дураков, неуравновешенных и просто тронутых, пугало, что таких оказалось немало. Люди с невероятной легкостью поверили в патентованную ложь.      В субботу утром предстоящее событие стало в некотором роде официальным, поскольку "наставники" на полном серьезе сообщили некоторым траммелитам, что Артур Траммел возродится в воскресенье, в три часа пополудни, и даже назвали место, где это произойдет. Приблизительно я его знал - не раз тренировался там в стрельбе по мишени или по консервным банкам, поставив их у подножия скалы. Оно находилось в нескольких милях от Лос-Анджелеса, возле небольшого городка Холлис.      Трудно поверить, но газеты подхватили и эту галиматью. Не отстало от них и радио. И хотя преподносилась эта информация с юмором, тем не менее граждане были оповещены.      Мы с Лин обсуждали это.      - Для "наставников" главное, чтобы им поверили, - высказался я. - Если траммелиты уверуют, что их "пастор" воскреснет, они поверят во что угодно. Деньги потекут рекой. "Наставники" станут миллионерами.      Лин хмурилась.      - Шелл, в четверг вечером я с тобой согласилась. Твое предположение было вполне реальным и таким остается. Но не похоже, что это будет небольшое представление лишь для горстки траммелитов. И к тому же будет происходить не при свете луны.      Что-то тут не так. "Наставники" должны быть достаточно уверены в себе.      - Да, это смущает и меня. Кажется, я могу себе представить всю затею, за исключением одного - как они найдут парня, достаточно похожего на Траммела. Это невозможно, если только задуманная игра не планировалась заранее. Но если завтра им все-таки удастся выкинуть этот номер, потом уже не будет особых сложностей. "Всемогущий" сможет еще долго не появляться среди своих прихожан, и это будет легко объяснить. Можно, например, говорить, что он еще слаб. Ведь быть три дня мертвым - не пустяк, что-то да значит для человека. Тут сотни зацепок, которые они смогут использовать. Ведь у них магнитофонные записи с подлинным голосом Траммела, его речи и проповеди...      - Да, действительно похоже, что они собираются сделать попытку, - согласилась Лин.      - Должны ее сделать, иначе придется свернуть весь бизнес! Некоторое время никто не будет приближаться к поддельному Траммелу, а спустя какое-то время толпы людей воспримут его как настоящего, который всегда был с ними, даже если у него вырастет другая голова. И вот еще одна мысль: он может отрастить себе бороду. Не важно, как этот Джо Смит выглядит на самом деле, - он все равно будет Артуром Траммелом с бородой. Черт, существует масса трюков, которые можно применить. Но одно необходимо - завтра его никто не должен хорошо рассмотреть...      - Вероятно, и не допустят этого.      - Конечно. Представляю, как будут орать: "Траммел воскрес!", падать в обмороки и биться в припадках, а из гроба вдруг возьмет да и вылезет Джон Л. Льюис!* И все же абсолютно не могу понять, каким образом "наставники" найдут кого-нибудь, достаточно похожего на Траммела. Ведь в их распоряжении для поисков всего три дня, ну, может, четыре... Всего за... Нет, черт меня побери! - Внезапно я нашел ответ на беспокоивший, ставивший меня в тупик вопрос и заорал: - О чем мы говорим? У этих типов было вовсе не три дня, чтобы отыскать нового Траммела! У них были месяцы, годы! Столько времени, сколько хотели! Черт возьми, это же они убили его!      ______________      * Льюис Джон Ливеллин - американский профсоюзный лидер.            - Что? - воскликнула Лин.      - Ты не ослышалась. Не знаю почему. Может, "наставники" хотели какой-то остроты, может, большей славы, может, Траммел стал дурно пахнуть, но факт тот, что это они его уничтожили. Хорошенько подготовились и провернули задуманное мероприятие. Вот почему и дальше действуют так уверенно!      Все встало на свои места. Теперь многое можно было объяснить.      Траммел отнюдь не по случайному совпадению погиб именно в тот момент, когда глаза всех присутствующих были обращены на него. Убийцы хотели, чтобы запланированный ими "несчастный случай" - этот ужасный взрыв - увидели тысячи людей, чем больше, тем лучше, чтобы они стали свидетелем того, как Артура Траммела разорвало и растерзало, и чтобы знали без всяких оговорок и сомнений, что он безвозвратно, бесспорно мертв. А вот настоящее чудо произойдет, когда восстанет из гроба их новый, избранный ими "лидер", которого они, возможно, долго искали, и траммелиты его примут.      "Наставники" были чертовски близки к тому, чтобы совершить задуманное. Практически одним сомнительным моментом оставалось само воскрешение. Это было их самое слабое место, и тут как раз нужен я, чтобы им помешать.      - Вот еще что, - объяснил я Лин. - Поскольку "наставники" так быстро включились в дело, это означает, что они были к нему давно готовы, лишь ждали подходящего случая. А разве могло быть что-либо лучшее, чем вечер среды?      В воскресенье я угрожал Траммелу, затем сошел с ума. Ночью в воскресенье и в понедельник я убивал людей направо и налево, как мух, а в понедельник вечером напал на самого "Всемогущего". В это, во всяком случае, все поверили, а "наставники" хотели, чтобы люди в это поверили. Если будет доказано, что Траммел был убит, в головах множества людей это немедленно ассоциируется с именем человека, который однажды уже пытался его прикончить, то есть с моим. Во вторник вечером в шатре собрания не было. "Несчастный случай", разумеется, мог бы произойти, но тогда бы его не видели траммелиты. Вот "наставники" и воспользовались первым же шансом в среду.      С минуту я размышлял - и кого же они обвинят? Ну конечно, меня, парня, подготовленного как на заказ!      Мы уже получили газету, но у нас еще не было времени ее просмотреть. Газета лежала раскрытой на коленях Лин. Она опустила глаза, что-то прочла в ней и неожиданно сказала:      - То, что ты говоришь, пожалуй, может меня убедить, что сегодня вечером взлетит пророк.      Я рассмеялся:      - Кто?      - Какой-то сектант. Вот тут написано, что сегодня в три часа дня он поднимется в небо...      Лин указала на заметку и склонилась к моему плечу. Мы прочли ее вместе.      Какой-то "Возлюбленный пророк", главный вершитель судеб любимых чад "Царства солнца", или как там еще, объявил о своем грядущем отбытии с земли. "Возлюбленный пророк" собрался вновь улететь на солнце. "Я вернусь на солнце, откуда прибыл", - цитировала его газета.      Для меня самым интересным было то, что "Возлюбленный" уличал Артура Траммела в обмане, утверждая, что только он, единственный, умеет воскресать. Между прочим, сообщил, что сейчас пребывает в своем семнадцатом перевоплощении. А главное, в заметке говорилось, что "Возлюбленный" взлетит с того самого места, где обманщик Траммел не сумеет воскреснуть.      - Похоже, этот плутишка решил вырваться из безвестности и вызвать к себе интерес! - прокомментировал я прочитанное. - Не случайно его затея состоится точно за двадцать четыре часа до мероприятия, которое собираются осуществить "наставники". Там уже, наверное, собралось немало сектантов.      Некоторое время мы сидели молча. Лин опять забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и сказала, тесно прижав губы к моему уху:      - Шелл, если траммелиты поверят, что их лидер вернулся, они уже никогда не станут выступать против него. Не скажут против него ни слова - ни мне, ни тебе, никому. Так что если "наставникам" это завтра удастся...      Я прервал ее, даже не подумав, какое впечатление могут произвести на нее мои слова. Просто на мгновение забыл, что хотел держать эту идею при себе, не желая, чтобы кто-то еще находился рядом, когда мои руки и ноги окажутся оторванными. В общем, выпалил так, будто уже сообщал об этом Лин раньше:      - Не забудь, дорогая, как бы хорошо у них ни получилась подделка, им обязательно придется покрыть его гримом, краской и чем-то еще, чтобы он стал похожим. А это можно будет содрать. Завтра в три часа я буду там, среди толпы, и раскрою обман. Я подниму такой шум!      Она чуть не упала в обморок. Потом вскочила и закричала:      - Ты самоубийца! Безмозглый сумасшедший!      Эта сцена продолжалась достаточно долго. Когда Лин наконец немного успокоилась, ей ничего не оставалось, как принять услышанное, несмотря на неистовые возражения и гнев, а также слезы. Однако вырвала у меня одну уступку. Заставила согласиться взять ее с собой и позволить быть рядом до последнего момента.      В два часа я сказал:      - Ну, можем уже сегодня положить начало нашей затее - пойти и посмотреть, как полетит пророк.      - Пошли!      - Кто знает, милая. Может быть, это будет забавно. И о чем нам беспокоиться? До завтра ничего не случится, и не исключено, что весь этот бордель разрушится раньше.      - Может быть, - согласилась она. - Пойду за машиной.            * * *            Я опять стоял на холме с биноклем, который Лин взяла напрокат. На этот раз она была со мной. Мы устроились довольно далеко от того места, которое "наставники" выбрали для церемонии, удачно расположившись почти над ним. С помощью увеличительных стекол можно было неплохо разглядеть, где будет происходить воскрешение.      Это была ровная, гладкая площадка, длиной в полмили, со всех сторон окруженная разной высоты холмами. Прямо перед нами возвышалась скала, у подножия которой я стрелял по консервным банкам. Получался своего рода амфитеатр, разделенный надвое скалой. "Наставники" выбрали великолепное место!      Воронкообразная чаша была по крайней мере в два раза больше Колизея в Лос-Анджелесе, который вмещает сто тысяч зрителей. На холмах было сколько угодно мест для зрителей, желающих поглазеть на грандиозное мошенничество.      Я направил бинокль влево к городскому шоссе, которое находилось на расстоянии полумили, затем посмотрел назад. К нам от шоссе шла немощеная дорога. Она тянулась параллельно скале и уходила вправо, к маленькому городку Холлис, который отсюда не был виден. Единственное, что можно было разглядеть, - это цементный резервуар с запасом воды для Холлиса да старый заброшенный карьер.      Гроб еще не установили, однако для него или чего-то другого, что используют "наставники", канатами уже отгородили участок размером в двадцать квадратных футов, очень похожий на боксерский ринг. В самом его центре возвышалась деревянная платформа, поднимаясь над землей примерно на ярд.      Мы находились на расстоянии нескольких миль от шатра траммелитов, и мне показалось странным и нелепым, что воскрешение будет происходить не там, где "Всемогущий" умер. Но еще больше меня поразили уже собравшиеся люди.      Их было, наверное, больше тысячи. Большая часть группировалась у скалы, ближе к центру события. Мужчины и женщины были со спальными мешками, стояло несколько палаток. Шел дым от костров, на которых готовили пищу.      Я передал бинокль Лин:      - Посмотри!      Я был по-прежнему в моем черном ансамбле и пока не предпринял ничего большего для маскировки. Во-первых, я вообще мало что мог бы изменить без хирургического вмешательства, а во-вторых, просто рассчитывал, что нам повезет, мы ни на кого не наткнемся. Так и произошло. Мы пробрались сюда без труда. Однако я совершенно не представлял себе, как это удастся проделать завтра, прокладывая путь к участку, огороженному канатами. Ведь там будет толпа из тысячи мужчин и женщин.      - Ужас сколько народу! - сказала Лин. - Можно подумать, там, у подножия, что-то раздают бесплатно.      - Очень похоже! Часть толпы, наверное, состоит из "возлюбленных", но, полагаю, большинство старается занять хорошие места из-за завтрашнего зрелища. Который сейчас час?      Она лежала на животе и слегка подвинулась, чтобы посмотреть на мои часы.      - Десять минут четвертого. - Потом снова глянула в бинокль. - Вон тот тип в белом, очевидно, и есть "Возлюбленный".      Лин передала бинокль мне, и я отыскал человека в белом.      - Должен заметить, он не выглядит симпатичным.      Это действительно было так. Почему-то я рассчитывал увидеть человека ростом в шесть футов или около того, широкоплечего, крепкого, с массой ниспадающих на плечи волос, хотя не было никаких оснований представлять его именно таким. Может быть, из-за понравившихся мне слов, сказанных им в адрес Траммела?      "Возлюбленный" оказался ростом ниже людей, окружавших его, - не более пяти футов. У него были тоненькие ручки, торчащие из белой мантии, окутывавшей его до самой земли, и к тому же длиннющая седая борода.      - Странный тип, - заключил я. - Знаешь, если полетит, будет довольно неприятное зрелище, аж мурашки побегут по телу.      Лин рассмеялась:      - Увы, люди не летают.      - Да что ты? Тебе просто не приходилось видеть, - улыбнулся я. - Они все время летают. Надо только в это поверить, вот и все. Самое трудное - первый дюйм, а потом очень легко.      Она сделала мне гримасу:      - Ты сказал, что должен... что? Изучить место и наметить путь для отступления. Займись-ка этим!      Я вновь поднес к глазам бинокль и принялся тщательно изучать окружающие холмы. Программа была намечена; и это была выработанная нами общая программа. Между нами больше не существовало разногласий. Завтра Лин привезет меня сюда, высадит из машины и постарается пристроить ее где-нибудь неподалеку.      - Так, чтобы ты мог до нее добежать, - уточнила она, - разумеется, в том случае, если у тебя уцелеют ноги.      - Отлично, дорогая, - не стал я спорить. - Чтобы не беспокоиться, где оставить машину, лучше было бы прилететь на вертолете. Но, увы, среди гор не пролетишь, да и спрятаться негде.      Лин попросила у меня бинокль. Через мгновение радостно сообщила:      - Можно поставить машину за резервуаром! Со скалы меня там никто не увидит.      - Верно... Для тебя удачное местечко. Вот только одна сложность. Чтобы туда добраться, я должен уметь летать.      - Смотри! Смотри! Он машет крыльями! - закричала Лин. - То есть руками! Собирается лететь!      - Не впадай в истерику! - прикрикнул я.      Лин сдвинула бинокль, чтобы я мог посмотреть во второй окуляр. Немного повозившись, мы устроились так, что смогли оба наблюдать за происходящим.      "Возлюбленный", воздевая руки к небу и сильно раскачивая головой, по-видимому, что-то говорил, обращаясь к людям, одетым в такие же, как он, белые одежды. Он стоял на краю утеса, лицом к нам и спиной к собравшимся возлюбленным "Царства солнца". Человек двадцать в белых одеждах образовали за ним полукруг. Среди них наблюдалось какое-то движение. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы рассмотреть, что они хлопают в ладоши. Я бы многое отдал за то, чтобы еще и услышать, что при этом произносят, потому что наверняка напевали нечто таинственное. Интересно было бы послушать.      - Не похоже, что он куда-нибудь отправится, - произнесла Лин почему-то шепотом.      - И не пытается, - подтвердил я тоже шепотом. - Смотри, они хлопают в ладоши, приближая какой-то момент. Ждут сигнала. Может, солнце разверзнется? По-моему, хлопают в такт движениям его рук.      - Вижу, - прошептала она.      Это выглядело так: каждый раз, когда "Возлюбленный" поднимал руки вверх, а затем опускал их, окружающие делали хлопок. Потом они начали хлопать быстрее и быстрее, а "Возлюбленный" - размахивать руками, как демон.      - Собирается взлететь! - заметила Лин возбужденно. - Все-таки собирается взлететь!      Внезапно все эти люди, хлопавшие в ладоши, подняли руки и начали ими махать. Вероятно, в это время они издавали ужасающий вой, потому что до нас долетели какие-то странные звуки.      "Возлюбленный", бедный старый "Возлюбленный"! Он опустил руки по бокам, оглянулся через плечо. Остальные перестали махать.      Лин произнесла:      - Смотри! Тебе не кажется, что он отступился?      - Он не может этого сделать. Так же как завтра и наши друзья. Он должен полететь.      Я уставился одним глазом прямо на него и приказал:      - Лети же, черт тебя побери!      Казалось, он меня услышал. Право, казалось, услышал! Потому что посмотрел прямо перед собой, воздел руки к небесам, опустил их красивым, грациозным движением и ринулся навстречу солнцу.      Однако его не достиг. Отправился в обратном направлении, вниз. Судя по всему, сломал обе ноги.                  Глава 20            Ночью во мне стало нарастать напряжение. Я ходил взад и вперед по комнате, пока Лин не схватила меня за руку и не заставила сесть рядом с собой на кушетку. Затем забралась ко мне на колени, как котенок, и приняла свою (и мою тоже) излюбленную позу, обняв за шею, прижав губы к губам.      - Шелл, - заговорила нежно. - А нет ли какого-нибудь другого способа? Неужели это так необходимо - делать тебе все самому?      - Да, милая. И не говори как идиотка. Мне нет надобности объяснять тебе это. Ты прекрасно знаешь, что такое толпа, даже лучше, чем это знаю я. Легко представить, какой эта толпа будет завтра!      - Знаю, будь она проклята! Знаю. Но что ты сможешь сделать один?      - Я уже говорил тебе, Лин. Не важно, пусть им потребовалось даже десять лет, чтобы отыскать человека, хотя бы отдаленно похожего на Траммела. Завтра они его как следует загримируют, может, наклеят фальшивые брови, фальшивый нос, вставят фарфоровые зубы. Но точно около трех часов я сорву этот искусственный нос и все остальное, что смогу. И это будет подлинным воскрешением Траммела!      - Шелл, мы еще не обсуждали эту часть дела. Не говорили о том, что произойдет, после того как ты его разоблачишь. Допустим, ты сможешь подойти достаточно близко, чтобы сделать это так, как ты надеешься. Ты только что сказал, что я знаю психологию толпы не хуже тебя. Это так. Даже намного лучше...      - Да? Не произноси, пожалуйста, речей. Говорить буду я.      - Шелл, послушай меня, - проговорила она серьезно. - Даже если все пройдет безупречно и люди сразу поймут, что их обманули, ты не застрахован от их гнева. Они выступят не против обманщика, а против того, кто его разоблачил. Так бывало уже не раз. Толпа может наброситься на тебя. Я знаю, что говорю, Шелл.      - О, какая чушь! Почему ты не скажешь чего-нибудь толкового?      Лин слегка отстранилась, но лицо ее продолжало оставаться суровым. Когда я закончил фразу, она сложила губы, как бы изображая поцелуй.      - Прости, Лин, - пробормотал я. - Ты знаешь, что я не хотел сказать тебе ничего обидного. Просто я закручен, как часы с восьмидневным заводом.      - Знаю, выбрось все из головы!      - Выбросил. Но, черт возьми, ты понимаешь, чем я закончу, если им удастся провернуть их затею? Я должен все проделать у них на глазах! Есть только один способ доказать этим фанатикам, что Траммел мертв, а "наставники" лицемеры и лжецы. И если мне это удастся, все их действия окажутся подвергнутыми сомнению, включая и то, что они будут говорить обо мне. Тот факт, что они готовили подмену давно, покажет, что и устранение Траммела задумали тоже давным-давно. А тогда и Шелл Скотт уже не будет выглядеть таким ужасным убийцей.      Она улыбнулась, а как только я усмехнулся в ответ, наклонилась вперед, протянула губы для поцелуя, на этот раз не шуточного. Я хотел сказать ей еще что-то, но не мог вспомнить, что именно.            * * *            Наступил третий день. День воскрешения.      Это должно было произойти через три часа. Мне уже следовало бы быть там, а я все еще не представлял, как пройти до этого огражденного канатами ринга, оставшись неузнанным и неостановленным.      - Сядь, Шелл, расслабься, - посоветовала Лин. - Ты изнуряешь себя.      Я остановился, шлепнулся на кушетку рядом с ней и сказал:      - Вот снова полдень. Сегодня большой день. Мне пора идти, но я не хочу, чтобы меня притормозили еще до того, как я начну выполнять мою миссию...      - Ты... - Она помолчала, над чем-то раздумывая. - С самого утра мы обсуждаем разные варианты, как тебе пробраться незамеченным, но ни один не годится. А что, если... - Лин еще поколебалась, но все-таки договорила: - Ты бы мог пройти как женщина. Надень на себя...      - О боже! Во-первых, я не переоденусь женщиной ни за что на свете. Слишком старый, изживший себя трюк. А во-вторых, много ли ты видела баб ростом в шесть футов и два дюйма и весом в двести пять фунтов?      Она покачала головой:      - Тогда, может быть, просто не существует никакого способа?      - Какой-нибудь способ всегда существует!      - Вроде способа взлететь? Шелл, я не хочу, чтобы ты шел туда!      - Угу, беби. Оставим этот разговор. Ты же видела, тот парень просто не умел летать. Он неправильно взялся за дело. У него не было перьев. Ну его к черту!      Я нервничал. Вскочил, походил, опять сел.      - Я могу напихать за щеки ваты, покрасить волосы, даже сбрить эти проклятые колючки наголо. Могу сделать черт знает что, но все равно останусь ростом в шесть футов и два дюйма. В толпе очень много может сойти, но долго продолжаться не может. Самому таинственному дылде невозможно остаться незамеченным. А там девяносто девять процентов собравшихся знают мой рост, мой облик и даже сколько у меня заусенцев. О боже! Если бы только я мог уменьшиться!      Конечно, оставалась слабая надежда, что все-таки внимание большинства людей будет занимать Траммел. Но не всех. Утренние газеты писали о предстоящем событии так, словно предстоял конец света, однако и обо мне не забыли. Чуть ли не все писаки Калифорнии высказали одну и ту же мысль: маньяк, совершивший нападение на Траммела, а потом убивший его, скорее всего будет присутствовать и при воскресении. Трудно сказать, с чего им взбрело это в голову, но так они утверждали. Во всяком случае, о Траммеле и обо мне люди теперь гадали одинаково - вернутся ли?      Поэтому никакое переодевание не годилось. Возможно, Лин была права - способа замаскироваться просто не существовало.      Все прочитанное оставило неприятный осадок. Рассказав довольно правдивую историю, газетчики привязали меня к ней и раздули такую чушь, которой до сих пор в Лос-Анджелесе еще не слышали. Увы, она быстро распространялась. Ее подхватили газеты других штатов и, насколько мне было известно, даже других стран. Мне очень хотелось, чтобы все скорее закончилось.      Стараясь поддержать меня, Лин сказала:      - Во всяком случае, у нас разработан хороший план отступления.      - Да. Очень хороший. - Я иронизировал, потому что знал, что выполню задуманное, даже если мне придется раздеться, обклеить себя перьями и выдать за птицу. А план отступления мы обсудили ночью и нашли его приемлемым. Но придется ли им воспользоваться?      Вечером я проделал одну вещь. Лин подвезла меня к двухэтажному зданию с гаражом, где был припаркован мой "кадиллак". Машина все еще находилась там, и полицейских поблизости не было, так что, по-видимому, ее никто не обнаружил.      Я вынул из багажника мешок весом в десять фунтов. В нем лежали железные колючки. Мешок переместился в багажник "крайслера" Лин, только вряд ли колючки нам пригодятся.      - Хорошо бы вырасти на два фута или уменьшиться - в общем, стать другим, - бормотал я.      - Шелл! - воскликнула Лин возбужденно и поднялась с кушетки. - Ты можешь уменьшиться! Ведь можно передвигаться на коленях, как Жоз Феррер в "Мулен Руж"! Привяжи к коленям подушки, а голени - к бедрам.      Я замер, прислушиваясь к совету, и вдруг меня осенило.      - О, беби, ты великолепна, ты неповторима! - заорал я, обхватив ее за талию, поднял с пола и стал кружить. Опустив, пояснил: - Нет, я не могу уменьшиться, но могу сделать кое-что получше.      - Что? Получше?      - Да, и еще как! - И поделился моей идеей.      И тут же мы развили бурную деятельность. На осуществление задумки потребовался час. Нам пришлось связаться с Рэндолфом Хантом, посвятить его в нашу затею. Он не только предложил в наше распоряжение свою хижину, как убежище на случай, если я останусь жив, но потратил деньги и нажал на все педали. В результате мы получили все, что нужно. Точно в час тридцать пять я был уже в спальне и готовил себя, а Лин, поджидая меня, сидела в гостиной.      Когда я вышел неожиданно и неуклюже, она завизжала от восторга, хотя могла бы лишиться рассудка, если бы не была в курсе дела. Помимо того что лицо мое с помощью карандаша для бровей и другой косметики Лин "изъела оспа", я стал ростом в шесть футов и одиннадцать дюймов и выглядел так, будто весил не менее трехсот фунтов. На мне было черное одеяние в лохмотьях длиной до пола. Черные волосы рассыпались по плечам, а грудь прикрывала черная борода. В руках я держал суковатую палку.      Явись, пророк! Явись, повелитель возлюбленных Луны!                  Глава 21            Вместо того чтобы умереть на месте от ужаса, Лин издала счастливый возглас:      - О, как ты великолепно выглядишь!      - Конечно! - согласился я, насупив густые наклеенные брови.      Она подозрительно хихикнула, а затем смерила меня взглядом сверху вниз и заключила:      - По-моему, сойдет. Чтобы сошло, нужно что-то ужасное, а это так и выглядит. Да, безусловно, сойдет!      - Ты права. Я не верю никому в мире - ни полицейским, ни Траммелу, ни траммелитам. Думаю, даже самому Шеллу Скотту не пришло бы в голову заподозрить Шелла Скотта в человеке такого роста, с черной бородой и так далее. Я - пропавшая буква. Я чертовски увертлив. Все полицейские и прочие люди будут искать Шелла Скотта и не найдут. Ну разве я не хитрец?      - Ты отвратителен. Не люблю тебя.      - Хорошо. Я и не хочу, чтобы ты любила меня в таком виде. Но подожди, когда все это кончится, я...      Внезапная боль на мгновение исказила ее лицо. Тут же Лин взяла себя в руки, но шутки закончились. Я глянул на часы, повернутые циферблатом внутрь, чтобы на них можно было смотреть без труда. Нам пора было ехать.      Примерно в миле от места воскрешения мы обратили внимание на толпу. Лин ахнула:      - Боже мой, там по меньшей мере пятьдесят тысяч человек!      Я напомнил ей, что даже в старинных восстановленных садах собирается до десяти тысяч человек из двухмиллионного населения Лос-Анджелеса. Так что для такого зрелища народу собралось просто разочаровывающе мало.      Остаток пути мы проехали молча.      Она припарковала машину на обочине дороги, по которой шли и шли люди.      - Ну, пошел, - сказал я, - вон туда, в толпу дикарей.      - Остановись, - попросила Лин. - Я знаю, тебе вовсе не смешно.      - Мне очень смешно, не говоря о том, как смешно я выгляжу.      - Шелл, пожалуйста. - Голос ее звучал как натянутая струна. - Не веди себя так беззаботно!      - Хорошо, дорогая. Я просто болтаю. По правде говоря, сам не понимаю, что говорю.      - Вот видишь, Шелл! Скажи мне, как ты на самом деле себя чувствуешь? - Голос ее дрожал.      - Ну, не могу сказать, что мне очень весело. Собственно говоря, очень боюсь этой... этой бомбы наверху! - Я выглянул из окна и посмотрел на цветистую толпу, движущуюся вверх по склону. - Но подумай, как было бы ужасно, если бы все это были люди.      - Ах, Шелл! - Лицо ее внезапно скривилось, из глаз полились слезы. Она снова и снова повторяла мое имя, хватаясь за меня руками, нежно обхватывая мою шею, прижимаясь ко мне с поразительной силой. - Шелл! - всхлипывала, сотрясаясь от рыданий. - Шелл, пожалуйста, не ходи туда! Забудь об этом! Давай уедем куда-нибудь вместе!      Я ласково разомкнул ее руки, обвившие мою шею.      - Послушай, Лин. Я уже сделал все, чтобы прийти сюда, и теперь не остановлюсь. Не могу.      - Пожалуйста...      - Милая, куда я денусь? Ну куда мы можем уехать? Мы ведь с тобой обо всем договорились и решили больше этого не обсуждать.      Она громко засопела, прикрыла глаза ладонями. Потом опустила руки, взглянула на меня и глубоко вздохнула. Черные полоски туши растеклись по ее щекам.      - Ладно. Боже мой, ну и упрямец же ты! - Она сглотнула. - Ладно, иди поджигай свою бомбу.      Я распахнул дверцу машины, опустил на землю ноги, встал и чуть не упал.      - Черт побери, дорогая, все будет в порядке!      Она включила двигатель, а я повернулся и пошел.      Снизу, с шоссе, мне была видна только небольшая часть этого естественного амфитеатра. Двигаясь вверх по вновь протоптанной тропе, ступая медленно и осторожно, я слышал гул из тысяч голосов в ста ярдах от меня. Я знал: основное сосредоточение толпы там, в воронке, у самого низкого места.      Идти было трудно и утомительно, приходилось сосредоточенно следить, чтобы не упасть. Мои дополнительные девять дюймов роста обеспечили маленькие легкие алюминиевые ходули, которые до сегодняшнего дня использовал для различных трюков цирковой клоун. Каждая была снабжена двумя ремнями, из которых один закреплялся вокруг щиколотки, а другой - под коленом.      Черная мантия тащилась по земле, прикрывая ноги и ходули, скрывая мою настоящую одежду. При каждом шаге я перекладывал мой вес на длинную палку, опираясь на нее изо всех сил. На лице ощущалось незнакомое тепло от бороды, масса спутанных черных волос прикрывала щеки и глаза. Я обливался потом, хотя солнце скрылось за низким облаком, плывущим над головой.      Наконец одолел несколько последних ярдов до гребня холма, откуда начинался спуск вниз вплоть до места, где должно было происходить Воскресение.      Даже зная, что находится по другую сторону гребня, я все же оказался не готов к тому, что предстало перед моими глазами.      Неровный наружный край толпы начинался значительно ниже того места, где я находился. На склонах народ располагался относительно свободно, но ниже и ближе к отгороженной канатами квадратной площадке было тесновато, а у самого ограждения людские тела, казалось, прижимались друг к другу.      В самом центре квадрата на деревянном постаменте стоял гроб. Когда я увидел его жесткие очертания на пустой площадке, такой тихой и спокойной по контрасту с движением и многоцветьем вокруг нее, по моей спине поползли мурашки.      Только этого не хватало! Черт побери, я вовсе не собирался допустить, чтобы это зрелище подействовало на меня так, как, предполагалось, оно должно подействовать на всех остальных. Но хитрый реквизит, его идеальное размещение и все остальное, что было, несомненно, тщательно и хорошо подготовлено, впечатляли.      Оторвав глаза от гроба, я увидел в пяти шагах от меня двоих полицейских в синей форме и едва удержался, чтобы не броситься бежать.      По периметру толпы было еще много людей в такой же форме. Казалось, все вокруг оцеплено полицией. Возможно, в толпе полицейских было еще больше, но эти двое особенно выделялись в сторонке, откуда прекрасно видели каждого проходящего.      Оба уставились на меня с любопытством. Потом медленно закрыли разинутые рты, что было равносильно тому, будто сказали, что я выгляжу довольно странно. Тогда я поднял палку и, указывая ею на них, произнес самым низким, каким только мог, голосом:      - Грешники! О, вы грязные греховодники! Вы получите за все!      Мне казалось, пророк должен произносить что-то в этом роде. Затем повернулся и пошел вниз с холма, опираясь на палку. А сделав десять шагов, оглянулся через плечо. Один из полицейских крутил указательным пальцем у виска, выразительно глядя мне вслед.      Приблизившись к краю толпы, я попытался представить себе ее размеры. Наверное, не преувеличу, если скажу, что собралось не менее пятидесяти тысяч человек. Дальше, внизу, толпа вообще казалась мне состоящей не из людей. Это скорее походило на муравьиную кучу или на клубок каких-то кишащих всех цветов радуги животных. Солнце вышло из-за облака, в его ярком свете краски стали более сочными и живыми.      Войдя в толпу и ловя на себе взгляды многих, очень многих глаз - широко раскрытых, принадлежащих как мужчинам, так и женщинам, - я понял, что на свете существует гораздо больше странных форм жизни, чем мы привыкли думать.      Среди гор одеял, постельных принадлежностей, костров, кофе, сандвичей и палаток бродили удивительные личности в халатах, тюрбанах, коронах и мантиях. А среди них парни в саванах или вообще мало чем прикрытые, куколки в балахонах и другие - в бикини, а одна девица щеголяла даже в юбке из травы. Вообще-то вряд ли стоило им удивляться. Не только потому, что все происходило так близко от Голливуда, хотя это, возможно, играло определенную роль, но и потому, что это Лос-Анджелес - город ненормальных, чего уже давно никто не отрицает. Лос-Анджелес - магнит для помешанных. Похоже, как только житель любого другого штата теряет устойчивое положение, он немедленно отправляется в южную Калифорнию, где больше людей, а потому тут можно ощущать себя как бы в пустом пространстве.      Как-то я прикинул, что наш город насчитывает около трехсот сект с количеством приверженцев от единиц до тысяч. Все они, несомненно, присутствовали здесь. Иначе и быть не могло Ведь обещали Великий день - воскрешение Траммела.      Естественно, присутствовали и главы всех сект. Волновались, потели и кусали ногти, поскольку их лидерство оказалось под угрозой. Если сегодня этот тип воскреснет, многие из них не только утратят свой престиж, но и потеряют паству, которая переметнется к Траммелу.      Естественно, в толпе было очень много просто любопытных, немало репортеров и фотографов, но в первую очередь это был съезд сектантов, бал свихнувшихся. Мне, прожившему в Лос-Анджелесе тридцать лет, знающему многие секты от Мейн-стрит до холмов Голливуда, увидеть их всех вот так одновременно, в одном месте, пока не доводилось. Но теперь, когда пришлось, подумал, что всех нас следовало бы посадить в клетки, чтобы звери снаружи могли смотреть на нас, кормить земляными орешками, бананами и потешаться.      Большими шагами я опускался с холма сквозь эту массу параноиков, и все смотрели на меня вытаращив глаза. Я выделялся даже в этой компании. Время от времени какой-нибудь странно выряженный тип, возможно лидер одной из сект, окруженный своими приверженцами, указывал на меня пальцем и что-то говорил. Я игнорировал всех.      Без четверти три я продвинулся до западной стороны площадки с гробом. Отсюда уже хорошо были видны люди, находившиеся на самой площадке. Их было шестеро. Все одетые в черное, они стояли, выстроившись в ряд. Я начал действительно беспокоиться о том, как, черт побери, проникнуть туда, к ним. Пробираться стало уже совсем трудно, а между мной и "рингом" оставалось еще сто футов. Ведь будет полным провалом, если после всего моего потения и подготовки этот шут, посмеиваясь, улизнет. Тогда мне не останется больше ничего, как только помахать ему вслед.      На протяжении всего пути мне как-то удавалось протиснуться сквозь толпу. Но тут, на последних пяти или шести ярдах, люди стояли плечом к плечу, бедром к бедру и молчали. Чтобы пролезть через них, необходим был какой-то таран.      Низенький человечек, блокировавший мой путь, стоял, не глядя в мою сторону, но вдруг посмотрел через плечо и обомлел. На мгновение я забыл, как выгляжу, но он, полагаю, никогда уже этого не забудет. Вероятно, в этот день он сталкивался со многими странностями, однако, вне всяких сомнений, все, что видел до сих пор, не было столь ужасным. Можно было подумать, что его глаза как-то соединены со ртом, потому что они широко раскрылись одновременно. Мгновенная перемена его облика меня рассмешила, и внезапно я понял, что вокруг вовсе не существа из другого мира, а просто люди. Такие же, как я. Некоторые из них стояли подальше, другие - поближе. Вероятно, самые настойчивые были в этом кольце.      А еще я понял, что, если и остальные такие же, как этот малый, мне удастся пробиться, поэтому несколько воодушевился.      В этот момент я был устрашающе высоким не только из-за ходулей, но еще и потому, что стоял на более высоком месте. Маленький человечек так и застыл, вывернувшись, положив на плечо подбородок. Тогда я выбросил вперед палку, направив ее на него, и одновременно забормотал что-то невнятное. Человечек отскочил в сторону, будто палка была заряжена. Она-то и сыграла роль необходимого мне тарана. Я так и продолжил идти, выкидывая палку вперед, издавая гортанные звуки, не ожесточенно, но все же достаточно громко, чтобы те, кто был ближе ко мне, могли их услышать. Уставившись на гроб, люди, естественно, вначале не обращали на меня внимания, но потом шарахались. Я повторил мой трюк примерно двадцать раз, и каждый - удачно.      Наконец, изрядно потолкавшись, добрался до места и теперь был прямо у канатов, в десяти футах от гроба. У меня взмокли ладони, было сухо во рту. Я стиснул палку, оперся на нее всем весом и тяжело задышал.      Было без пяти три. Оставалось пять минут до назначенного времени воскрешения.                  Глава 22            До сих пор я двигался, шел вперед. Теперь у меня появилось время подумать.      То, что несколько минут назад казалось забавным, больше не выглядело смешным. Когда я направил палку на того коротышку, а он в ужасе отпрянул, мне хотелось рассмеяться, но теперь до меня дошло, что это означало на самом деле. А это означало, что люди, стоящие вокруг, способны поверить во что угодно, согласиться с чем угодно и ко всему готовы.      Я повернул голову налево и посмотрел на утес, по которому проходила грязная дорога, а потом взглянул дальше, влево и за собой, на склон холма, отыскал густой куст, который приметил еще вчера. Сейчас он был почти скрыт спинами мужчин и жен-шин.      Лин должна сидеть внизу, в машине, припаркованной у дальней стороны резервуара, в единственном месте, где можно было как-то спрятаться, не считая карьера, находящегося еще на милю дальше.      Я глянул поверх голов людей, стоящих между мною и тем кустом, затем повернулся к площадке, на которой стояли "наставники".      Я уже привык к несмолкающему гулу толпы, но теперь обратил внимание, что он начал как-то стихать, становился слабее, затем внезапно вообще прекратился. Понятно, как только стало тише, - это заметил не я один, - многие люди тут же перестали разговаривать - вполне естественная реакция. И все-таки все выглядело так, будто все одновременно затихли, по какому-то беззвучному сигналу. Но вскоре бормотание началось снова.      И тут я вдруг подумал, что забыл об одной очень важной вещи. Ведь когда я брошусь на площадку, мне придется действовать быстро и уверенно, а на мне все еще эти неуклюжие, удлинявшие ноги ходули.      Было без четырех три.      Необходимо освободиться от ходулей. Но как это сделать? Нагнуться, отстегнуть их, затем подняться, став на девять дюймов ниже, на глазах у всех окружающих? Даже если ближайшие мои соседи этого не заметят, то уж "наставники" из виду не упустят!      Они находились совсем рядом со мной. Крайний стоял всего лишь в пяти или четырех футах. Ни один из них не смотрел на гроб - "наставники" внимательно следили за толпой. Я разозлился от одной мысли, что это-то мне и помешает, но неожиданно придумал, как быть. Во всяком случае, подумал, что это может сработать. Немного поколебался, учитывая, что среди верующих наверняка есть и неверующие, и все же решился опуститься на колени, будто бы в молитвенном экстазе, чтобы незаметно отделаться от ходулей.      Без трех минут три.      Я медленно воздел руки вверх, сложил ладони, прижал их к груди, склонил голову. Затем опустился на колени и стал копаться под мантией, стараясь делать это незаметно. Нащупал ремешки, отцепил их от пряжек. Через секунду ноги были свободны. Я с облегчением вздохнул, а слева и справа от меня началось какое-то движение.      Всего через несколько мгновений я понял, что происходит. Моя уловка была воспринята как некий совет, возможно, и как команда. Человек справа от меня тоже упал на колени. За ним опустился его сосед. Мгновенно повсюду началось шевеление. Как стадо баранов, за нами последовали и все остальные.      Спустя полминуты на коленях стояли все. Все пятьдесят тысяч. Любой, оставшийся стоять, теперь бросался бы в глаза гораздо больше, чем я до этого на ходулях. Поэтому таких не было.      Без двух минут три.      Я взглянул налево, поверх склоненных голов рядом со мной и дальше, на склон утеса. Посмотрел на ровную землю, которую видел раньше, во сне, сквозь расплывчатые черты лица мертвой женщины. И в этот момент снова, совсем в ином свете увидел массу тел, сгрудившихся вокруг. Это была стена из людей! Разрабатывая мой план, я не подумал об этом, не учел этого.      Я знал: если мне удастся сорвать маску с мошенника, толпа может выступить против меня. Продумал заранее, что сделаю в таком случае, рассчитывая в момент всеобщего потрясения убежать и скрыться. Однако не мог и предположить, что вокруг площадки люди будут прижаты друг к другу так крепко.      Снова наступила тишина. Взглянув на часы, я увидел, как движется секундная стрелка. Вроде даже услышал тиканье.      Без одной минуты три.      Внезапно стемнело. По коже пробежал холодок. Я не мог понять, в чем дело, но потом поднял глаза, взглянул в небо. Солнце зашло за тучу. Только и всего. Обычное и нормальное явление, которое приходилось наблюдать много раз.      Над толпой пролетел и быстро стих вздох. Шестеро в черном стояли неподвижно. Теперь они глядели на крышку гроба. Наступил ожидаемый момент. Было ровно три.      И крышка гроба пошевелилась!      Толпа дружно ахнула, прервав тишину. Я почувствовал, что и сам поддался толпе, - уставился вместе со всеми на гроб.      Из-под крышки появилась белая костлявая рука с согнутыми пальцами. Шепот толпы смолк. Крышка приподнялась вверх, на мгновение опустилась, затем поднялась выше и вдруг с треском упала. В тишине этот грохот был пронзительно громким.      За боковые деревянные стенки гроба ухватились белые руки. Человек, лежащий в нем, подтянул себя в сидячее положение. Его белое, спокойное лицо с отпечатком смерти застыло в неподвижности.      Толпа зашевелилась. Раздался какой-то шелестящий звук, шум вздохов, нарастающая волна первых слабых голосов. Жен-шины завопили, мужчины стали кричать. Человек в гробу зашевелился.      Я тряхнул головой и почувствовал, как сильно забилось сердце. Меня словно загипнотизировали, хотя я был к этому готов, ждал, что такое произойдет. Я встал и напряг мускулы ног.      Человек в гробу был худым, с белой кожей. Не сомневался, что так и будет. Если "наставники" надеялись на успех, сходство с мертвецом должно быть совершенным.      Пока толпа визжала и всхлипывала, я заставил себя холодно и спокойно рассмотреть этого человека.      Он вылез из гроба, встал на землю. Я двинулся вперед. Вокруг меня раздавались грохочущие звуки, нарастающий рев непонятных слов и фраз, криков и визга. Женщины поворачивались, двигались, стонали и пронзительно вопили, падали на землю, снова стонали, визжали и всхлипывали.      Я выпутал ноги, проскользнул под канатами, выпрямился и бросился на "воскресшего".      Он повернулся в мою сторону, лицо его побелело еще сильнее. Когда я прыгнул на него, он отпрянул. И все же я дотянулся до него, схватил за лицо. В этот миг все звуки стихли.      Моя рука застыла. Я не мог пошевелиться. Я был парализован, мой мозг завертелся в шоке.      Передо мной стоял Артур Траммел!                  Глава 23            В первую секунду я ничего не мог понять, зная, что Артур Траммел мертв. Ведь сам видел его растерзанное тело в крови. Но теперь я так же твердо знал, что этот человек - Артур Траммел!      Я уставился на его узкий череп, близко посаженные глаза, зубы и подбородок, волосы и губы. Затем еще раз вцепился в лицо, стал рвать длинный нос и щипать плоть, чувствуя, что мне не удастся оторвать фальшивые части, что он все равно останется вернувшимся к жизни мертвецом.      Толпа онемела. Стояла тишина. Я ощутил, как руки Траммела, в свою очередь, вцепились в мое лицо, сорвали мои фальшивые брови и бороду, видел движение и чувствовал прикосновение его рук. Углом глаза заметил шевеление вокруг нас, какую-то безумную суматоху. Мужчины и женщины отпрянули в страхе и ужасе, некоторые поспешили отвернуться.      И тогда Артур Траммел отступил, поднял левую руку, направил на меня длинный крючковатый палец. Голосом, прозвучавшим в тишине как трубный глас, он громко крикнул:      - Вот стоит человек, который меня убил!      Когда его слова стихли, раздалось тихое бормотание пятидесятитысячной толпы. Но гул стал нарастать с неправдоподобной силой. И вдруг толпа взорвалась. Это был разрывающий уши вой, крик страха и ненависти, какого я никогда не слышал.      С того момента, как Траммел указал на меня и произнес свои слова, и до того, как меня оглушил этот звук, ни один человек не сделал ко мне ни шагу. Движение исходило не от толпы, оно началось на площадке. Один из "наставников", низкий коренастый человек, двинулся в мою сторону, ухватился за рясу, повернул меня к себе и вывел из состояния шока.      Квадратный плотный "наставник" вцепился в меня, но еще до того, как я наполовину повернулся, моя левая рука оторвалась от середины туловища и выбросилась вперед. Жесткий толстый край моей ладони ткнул его в рот так, что хрустнули зубы.      Вокруг меня расплывалось движущееся цветное пятно. Никто пока еще не перешел на площадку, но я знал, что скоро все бросятся вперед. Я решил, что все равно, в любом случае уже мертв, так какого же черта! Поэтому начал колотить этих бедняг руками и ногами, сколько хватало сил. А потом совершил действие, которое могло потрясти всех этих жаждущих крови крикунов, если бы они были способны чувствовать. В один прыжок я подскочил к воскресшему Артуру Траммелу, изо всех сил нанес ему удар в челюсть, и он снова оказался в положении невоскресшего.      Потом наклонился над ним, схватил его хлипкое тело, поднял над головой, повернулся и, придав ускорение, швырнул за пределы ринга, ужасно при этом вопя.      Эти последние десять секунд подействовали на людей по-разному. Многие из тех, кто был тесно прижат к канатам, ограждавшим площадку, отпрянули и бросились бежать, опасаясь вспышек молнии и языков пламени, которые, несомненно, должны были возникнуть вокруг меня. И все-таки тут еще оставалось достаточно народу. У меня не было времени наклоняться, пролезать под канатами - я просто разбежался и прорвался сквозь них. Столбики, к которым они были прикреплены, упали, веревки опустились.      Некоторые из тех, в кого я швырнул Траммела, потеряли сознание, другие постарались увернуться ко всем чертям, опасаясь то ли Траммела, то ли меня. Ведь люди знали, что я сумасшедший, не хотели со мною связываться - это мне помогло.      Внезапно я заметил, хотя сознательно не выбирал направления, что уже поднялся по склону и нахожусь на полпути до того странного куста, на который обратил внимание вчера. Между ним и мною было, правда, еще немало людей. Но большинство из них смотрело не на меня, а за мою спину, на Траммела. Я бросился к кусту.      О боже! Мне и прежде приходилось бегать, но на этот раз я бежал лучше и быстрее, чем когда-либо. Благо был стимул. Мне бросились в глаза парень, катающийся по земле, затем женщина, которая бросала себе в лицо грязь. Думаю, вокруг было немало припадков такого рода, они облегчали мое непростое бегство.      Неожиданно передо мной возникли два парня. То ли ошеломленные, то ли очень храбрые, они продолжали неподвижно стоять на моем пути, а потому получили кулаком в челюсть. Еще одного я двинул как следует плечом и, как ни ужасно это звучит, нанес сильнейший удар какой-то женщине. Правда, это была крупная, широкоплечая тетка, похожая на мужика, и, кроме того, мне мешала.      Только позже я стал соображать, что, возможно, моя затея удастся. Конечно, осуществить ее было не такой уж сложной задачей. Но понятно, что прыжок с высоты шестифутового утеса трудно себе представить со спокойным сердцем.      Я отклонился слегка от края утеса, чтобы лучше сломать куст. Люди продолжали разбегаться, я с криком промчался мимо других и наконец оказался почти прямо перед кустом. Резко повернув вправо, бросился на него.      Несясь к краю утеса, я думал, разумно ли действую и действительно ли существовало то, что так тщательно было распланировано.      Но в конце концов, все уже произошло. Правда, с открытым вопросом - в своем ли я все же уме? Достигнув края утеса, я прыгнул с него к солнцу, размахивая руками.                  Глава 24            Я летел не лучше "Возлюбленного" и в том же направлении, что и он. С той лишь разницей, что так и планировал и, хотя боялся смотреть вниз, твердо знал - там, прямо под кустом, открытый резервуар с водой, глубиной в несколько футов, резервуар, который накануне мы с Лин тщательно осмотрели. Сейчас от меня требовалось только одно - продолжать падать, что было совсем нетрудно. И если мои расчеты правильные... И тут меня пронзила страшная мысль: "Боже, а тот ли это куст?"      Внезапно мне расхотелось совершать все это, стало ужасно страшно. Но я уже падал, отступать было некуда, поэтому все же взглянул вниз, как раз вовремя, чтобы увидеть воду. А в следующую секунду осознал, что, по-видимому, плюхаясь в резервуар, жутко визжал, так как сразу же наглотался воды.      Удар на дне резервуара вытеснил, из моих легких воздух, но я не потерял сознания и, работая руками и ногами, начал подниматься вверх.      Когда же голова вырвалась на поверхность, тут же услышал рев автомобильного двигателя и понял, что Лин видела мое падение. Я перелез через край резервуара, упал на землю, затем пробежал до машины и влез в нее, не открывая дверцы. Лин переключила передачу.      Она не сказала ничего, только сильно нажала на акселератор и двинулась по намеченному нами пути. Лицо ее было белым, искаженным, губы плотно сжаты. Через двести ярдов от утеса Лин повернула вправо, к городской магистрали. Накануне мы ехали другой дорогой, которая заканчивалась в Холлисе. Лин быстро окинула меня взглядом и спросила:      - Что случилось? Я слышала жуткие звуки.      - Слышала жуткие звуки? Думаешь, что я...      Мой ответ прервал резкий звук сирен. Справа, откуда-то из преисподней, как управляемый снаряд, навстречу нам вылетела полицейская машина, оснащенная радио.      - Давай, - крикнул я, - жми, беби!      Позади первой полицейской машины показалась вторая, за ней - третья...      - Это убийство! - заметил я. - Через минуту за нами будет гнаться тысяча полицейских! Во... - И замолчал, потому что мы домчались до перекрестка. Я счел, что на нашей скорости мы скорее перевернемся, чем сумеем повернуть налево. - Жми на тормоза! - заорал я благим матом.      Но Лин уже нажимала на них. Мы заскользили, покатились вбок, съехали с дороги в грязь, а когда ударились колесом об асфальт, машину тряхнуло, шины заскрежетали... Послышался запах горелой резины, затем машина накренилась набок.      Я потянулся, чтобы схватиться за руль, но Лин вывернула его вправо, потом снова влево, мы проехали по краю обочины, разбрызгивая грязь, и чудом вернулись на магистраль. Раздался выстрел. Посмотрев через плечо, я увидел радиофицированную машину так близко, что разглядел дуло ствола в руке офицера, которую он высунул из машины. Казалось, оружие нацелено прямо в мой глаз.      Я сунул руку вниз, нащупал между ногами мешок с железными колючками. Эти безделушки напоминали детские игрушки, но служили совсем иным целям. Во время войны их разбрасывали на дорогах, чтобы помешать движению вражеских машин. Но ведь сейчас тоже шла война, и парень, стрелявший в меня, был моим врагом.      Прозвучал второй выстрел, пуля пробила лобовое стекло. Я захватил две полные пригоршни колючек, поднял руки и швырнул их через голову за нашу машину. Наклонился, взял еще, бросил их на дорогу, затем обернулся посмотреть.      Офицер явно собирался выстрелить еще раз, но передние, а затем и задние колеса его машины наткнулись на кучу моих железок. Одновременно с прозвучавшим выстрелом лопнули сразу все четыре покрышки. Полицейская машина подпрыгнула и съехала с дороги. Какое-то мгновение казалось, что она перевернется, но осталась стоять на колесах.      Однако позади на дороге было полно других машин. В погоню за нами к полицейским присоединилась часть неистовой толпы в пятьдесят тысяч человек. Я продолжал выбрасывать на дорогу колючки, пока мешок не опустел. Еще две полицейские машины вышли из строя. Одна съехала в кювет, а вторая накренилась и свалилась набок. Но масса других машин - сотня или около того - приближалась к участку, усеянному колючками. Я не мог на это даже смотреть, отвернулся, уставился вперед и стал думать.      Лин прервала мои размышления:      - В чем дело? Ты побелел как бумага. И почему ты все время это повторяешь?      - Повторяю что?      - Ты все время говоришь: "Траммел воскрес! Траммел воскрес!"      Я вытер пот со лба:      - Беби, хочешь верь, хочешь нет, но он действительно воскрес!      - О господи! - воскликнула она. - Шелл, прошу тебя, возьми себя в руки!      - Ха! Это он взял себя в руки. Вернулся! Не удивлюсь, если тоже окажется в резервуаре и начнет танцевать на воде.      - Это не мог быть Траммел!      - Будь оно проклято, он!      - Значит, не умирал!      - Нет, был мертв. А теперь жив. Я сбрендил, вот и все. Со мной кончено, беби. Я качусь к чертям! И знаешь что? Действительно в это верю.      - Перестань нести чепуху!      - Лин, - произнес я хрипло. - Ты не была там, ты его не видела. Послушай, глаза его были как неоновые трубки, а голос звучал как гром!      Она сняла одну руку с руля и треснула меня так сильно, что у меня искры посыпались из глаз. В течение пяти секунд мы молчали. Потом я улыбнулся:      - О'кей, беби, объясню тебе все попозже.      Следующие двадцать минут были просто безумными. Дважды я угонял машины, соединив провода зажигания, а Лин продолжала ехать. Я догонял ее на угнанной машине, она пересаживалась ко мне. Два полицейских автомобиля с воющими сиренами пролетели мимо нас, когда мы сидели в "форде", три - когда мы мчались в "шевроле". В "шевроле" я включил радио и попытался объяснить Лин, что случилось. По радио как раз шла сводка новостей.      "Передаем только что полученное нами сообщение, - говорил диктор. - Артур Траммел, основатель траммелизма, умерший три дня тому назад, сегодня после полудня воскрес... Простите... - Он ненадолго умолк. - Одну минуту, пожалуйста. - Откашлялся. - Это первое сообщение, пока оно не имеет подтверждений. Артур Траммел, основатель траммелизма и лидер "наставников", умерший три дня тому назад, сегодня после полудня воскрес и поднялся из гроба на глазах толпы, которая, по приблизительным подсчетам, состояла из ста тысяч человек. На него тут же напал некий пророк, которого обвинили в том, что это он убил Траммела. Как сообщают, возможно, пророк был Шелдоном Скоттом. - Последовала длинная пауза. - Тем самым Шелдоном Скоттом, который, как предполагается, сумел скрыться, улетев вверх. Он улетел в том же направлении и приблизительно с того же места, откуда недавно неудачно совершил полет "Возлюбленный пророк".      Потом диктор сообщил другие подробности происшествия, включая тот факт, что я скрылся на автомобиле марки "крайслер", который вела женщина. Был назван номер машины. Теперь полиция, вне сомнений, уже ее обнаружила.      Я съехал на обочину и остановился.      - Достаточно. Дальше пошли пешком.      Это заняло шесть часов дневного времени и, возможно, стоило года жизни. Только около десяти вечера, все еще под стоящие в наших ушах звуки сирен, мы увидели свет в окнах лачуги Рэндолфа Ханта. Я пошел первым, проверил все, договорился с Хантом, потом привел Лин.            * * *            В следующий вторник в двенадцать тридцать Рэнди, Лин и я сидели перед камином с пылающими поленьями. Джо и Олив, учитывая обстоятельства, приглашены не были. Мы втроем прочли газеты, прослушали сообщения по радио, посмотрели телевизор, а Рэнди еще и передал, о чем говорят в городе.      И раньше в новостях были странные сообщения, но теперь казалось, ненормальность стала нормой. Слухи расползались, как инфекционное заболевание. Траммел воскрес. Конечно, были скептики, нашлись и такие, кто корчился от смеха, но сути дела это не меняло. Самого "Всемогущего" очень вежливо допросила полиция и забросали вопросами другие граждане, однако никто не мог доказать, что он не воскрес. Поэтому люди продолжали об этом говорить.      Среди тронувшихся, сектантов и просто слегка спятивших царило оживление. Ведь секты соперничали между собой, стараясь перещеголять друг друга. Люди надеялись и ждали новых чудес. Начали происходить несусветные глупости, которые шли по цепной реакции, как падающие один за другим карточные домики. Безумие захватило Калифорнию, как чума, и понеслось дальше на восток.      В южной Калифорнии человек, называвший себя Великим Ваном, вошел в Тихий океан, пообещав превратиться в рыбу. Через несколько часов он выплыл на берег и перестал разговаривать. Некий Джога-Джонго, "Отец простых людей", возглавил марш трехсот человек на Вашингтон, требуя уничтожения всяческой роскоши, включая "кадиллаки". Какой-то король Рамонд прыгнул на голову, выбив себе мозги, с того места, откуда пытался взлететь "Возлюбленный" и где приземлился я. В газетах это не вызвало особого шума.      Что касается "Возлюбленного", главного руководителя возлюбленных чад "Царства солнца", то было вполне авторитетно заявлено, что он все же летал. Его последователи, облаченные в белые мантии, утверждали, что видели, как он взмыл к Солнцу, и обещали, что он скоро вернется, принесет с собой свет и благополучие.      Прозвучала еще тысяча подобных теорий, некоторые совершенно сумасшедшие, другие - просто глупые, однако ни одна не произвела фурора, как наша с Траммелом.      Здесь, в хижине, мы просмотрели и обсудили все, но не придумали ничего, что могло бы мне помочь.      - Могу уменьшиться или сделаться выше, - сообщил я Лин, - и тогда будут искать парня ростом от одного фута и до десяти с черными, красными, белыми или зелеными волосами.      - Но должно же быть что-то...      - Да, конечно. Этот Траммел очень хитрый пес. Я хотел сорвать с него маску, а в результате маску сорвал с меня он! Теперь, оглядываясь назад, припоминаю: когда он указывал на меня пальцем, на руке у него были часы. Тогда мне это ни о чем не сказало, но теперь может объяснить, как ему удалось воскреснуть в точно назначенное время. Даже вылезая из гроба, этот тип продолжал лгать. Сказал, что я его убил. Черт побери, возможно, я был единственным человеком в мире, который по-настоящему хотел, чтобы Траммел был жив!      - Ну вот, теперь он жив.      - Совершенно точно, жив, и на взлете. Постарается отплатить мне за все. Я его знаю.      - Но, сынок, - вмешался Рэнди, - не лучше ли все-таки, чтобы он был мертв?      - Лучше, если бы я знал, как обойтись без него. А теперь никогда не смогу убедить его паству, что он не воскресал. Пока они будут верить в его воскрешение, не поверят ничему, сказанному против их "Всемогущего". И сами не вымолвят ни слова. У меня достаточно фактов, чтобы его погубить, но как сделать, чтобы в это поверили? Смерти Фелисити и убийства Диксон хватает, чтобы отправить его в газовую камеру.      - Между прочим, я так и не понял, откуда ты знаешь, что он убил Дикси? - пробормотал Хант.      - Очень просто, Рэнди! Я видел Диксон около полуночи, за несколько минут до того, как застрелил Вулфа. Примерно час спустя нашел ее тело. Совершенно очевидно, что ее убил и зарыл кто-то другой, не Вулф. А поскольку все произошло так быстро, это означает, что она успела с кем-то связаться или кто-то сам связался с ней, а затем убил. А то, что Диксон оказалась в одной могиле с Фелисити, которую зарыл Вулф, говорит - человек, убивший Диксон, знал, где она находится. Не мог же просто случайно наткнуться на то же место. - Я встал и принялся мерить шагами комнату. - Это был Траммел. Вулф и Диксон занимались траммелитками, беременными от него. Когда Вулф умер, медсестра осталась единственным человеком, который мог рассказать об этом. А если бы такое всплыло, Траммел потерпел бы полный крах, разрушилась бы вся его империя. Все стали бы над ним насмехаться. Поэтому он разбил ей голову и успокоился, как вдруг - бум! - я нашел тело Фелисити. Естественно, он понял, что сначала я откопал Диксон. Следовательно, знаю все. Ах, будь оно проклято! По нему плачет виселица, а у меня нет доказательств. Если бы тогда удалось его схватить да потрясти как следует! А кто теперь поверит в мои слова, направленные против воскресшего Траммела?!      Лин сидела нахмурившись.      - Шелл, но в городе есть по крайней мере еще триста руководителей других сект, готовых умереть, лишь бы дискредитировать "Всемогущего". Следовательно, они в какой-то мере на твоей стороне.      - Верно. Они ненавидят Траммела больше, чем меня. Небось сейчас все сектанты готовы переметнуться к Траммелу, и их несчастные руководители действительно огорчены. Если бы я только мог сообразить, как ему удалось выкинуть это чудо! Но я в тупике. Я практически... - И вдруг в моем мозгу, как ракета, взорвалась догадка, я тихо произнес: - Проклятье! Как можно было такое упустить из виду? И это я - бывший моряк! - Глянув на Рэнди, потом на Лин, рассмеялся. - Только, ради бога, не упадите! Я знаю, что он проделал!                  Глава 25            Была среда, почти девять часов вечера. Я опять лежал на животе, прижавшись к земле, между "Комнатой истины" и шатром траммелитов. Точно на том самом месте, где погиб Артур Траммел. Но он в данный момент красовался и бушевал на сцене. Я не мог его видеть, но слышал отлично.      "Всемогущий" нес свой обычный бред, обращаясь к огромной толпе. На проповеди присутствовало не менее десяти тысяч старых и новых слушателей. Занавеси по обе стороны шатра были подняты, поскольку народу собралось столько, что многим пришлось расположиться прямо на земле. Меня еще никто не заметил, но когда собрание закончится и зажгутся огни, чтобы осветить шествие Траммела в "Комнату истины", прекрасно разглядят. Особенно когда я войду в шатер.      За порядком наблюдало не более полдюжины охранников, не так, как в тот день, когда Траммел стал жертвой взрыва. Теперь было понятно, почему тогда потребовалось такое большое их количество. Эти люди осуществляли задуманный трюк - смерть Траммела. Они должны были проследить за тем, чтобы никто не попал в опасную зону, до того как туда войдет сам "Мастер". Но сегодня единственный охранник, который находился снаружи, лежал без сознания в пятидесяти ярдах от меня с большой шишкой на голове.      Вчера, после того как меня осенило, я потратил целый час, чтобы все рассчитать. Не знаю, кто помогал Траммелу и "наставникам", но сообразил, откуда сам могу получить помощь.      Я отправился к моему старому другу Гарри Фелдспену, главному управляющему студии "Магна" в Голливуде. Он связал меня с парнем, который мог меня обеспечить всем необходимым. После объяснений, которые заняли всего десять минут, я уже спокойно спрятал мое оружие. Парня звали Билл Грейндж, он был главным специалистом по организации различных эффектов в студии Фелдспена. Как только мы поняли друг друга, я объяснил, что от него требуется, а он сказал, что может это сделать, и сделал.      Все было готово. Грейндж помог мне устроиться на месте, но теперь ушел. Я остался наедине с траммелитами, которые, благодаря своему "Мастеру", прекрасно меня знали. Он продемонстрировал им мою фотографию на тот случай, если кто-то еще не представлял, как я выгляжу. И в данный момент воскресший "Всемогущий" как раз говорил обо мне, призывая паству к убийству, доводя их ненависть ко мне до точки кипения. Он систематически делал это с тех пор, как вернулся. Так что траммелитам было не так уж трудно узнать меня. Волосы мои были выкрашены, но оставались, как всегда, коротко подстриженными. На мне была коричневая спортивная куртка и потрепанные слаксы медного цвета. Из-под куртки выглядывала часть белой рубашки и ярчайший, красный с желтым галстук. Поверх всего был плащ, на ногах, естественно, башмаки.      Пора было начинать. Я встал и двинулся вперед, осторожно переступив через тонкую проволоку, которую протянул Грейндж. Нельзя было допустить, чтобы все взорвалось прямо мне в лицо. Пока.      Я почти дошел до шатра, когда зажглись фонари и все смогли меня увидеть. Но глаза присутствующих в этот момент были обращены к Траммелу. Потом одна женщина повернула голову и уставилась на меня, затем подтолкнула мужчину, сидящего рядом с ней слева. Траммел в это время двинулся по сцене, а я проскочил в шатер и остановился перед толпой.      Наступила минута молчания. От потрясения. На меня смотрели тысячи глаз. Все сразу меня узнали. А когда гул толпы начал нарастать, я повернулся к Траммелу.      "Всемогущий" не колебался, не ждал. Через микрофон, прикрепленный к груди, он немедленно закричал:      - Убейте его!      Толпа ринулась ко мне с воем и визгом. Я увернулся, бросился к "Комнате истины", повторяя путь Траммела в тот вечер, когда он отдал богу душу.      А на том самом месте, где он умер, дернул за провод, натянутый Грейнджем. Раздался взрыв, взвился дым, слепящим пламенем вспыхнул сильный огонь. Взрыв, дым, вспышка. Меня не задело, но обдало горячим ветром, лизнувшим кожу. И хотя веки мои были крепко сжаты, открыв глаза, я обнаружил, что зрение мое несколько затуманилось.      Находящиеся рядом были ослеплены и поэтому какое-то время не могли ничего видеть. Дым и пыль начали оседать, и тогда я пролез вперед, сорвал плащ и швырнул его в сторону, так же как неделю назад, должно быть, это проделал Траммел. Все было готово, все лежало на месте: левая нога валялась рядом с левой рукой, а правая, оторванная до колена, была живописно уложена ярдах в десяти. Это были отвратительные, очень реалистичные человеческие конечности; понять, что они не настоящие, можно было, лишь взяв их в руки. Но люди обычно не касаются оторванных рук и ног.      Вчера меня просто поразила мысль о муляжах. Удивило, как это я, бывший моряк, видевший сотни таких окровавленных и растерзанных резиновых чучел, которым якобы были нанесены увечья, не подумал, что "Всемогущий" тоже смог ими воспользоваться. Я знаком с пластиковыми куклами, которые применяют, чтобы сохранить картину преступления, но муляжи, что были на флоте, ничем не отличались от живых прототипов. С их помощью нам демонстрировали, что остается на поле боя после нанесения смертельного удара бомбами. Мои руки и ноги, над которыми потрудился Билл Грейндж, были настоящим произведением искусства.      Я упал на землю там, где заранее вырыл три аккуратные ямки. Поскольку плащ был отброшен, из-под рубашки, разорванной еще дома, оголилась грудь, из которой выступал окровавленный кусок пластикового мяса. Он был сделан из тонкого материала, соответствующим образом скручен и покрыт красной краской. А засовывая в вырытые дыры ноги, я потянул скрепленные ниткой брюки и таким образом открыл еще больше кровавого ужаса, скрывавшегося под одеждой. Ноги мои были спрятаны глубоко в земле: левая - до бедра, правая - до колена.      На расстоянии фута от меня лежали резиновый мешок, в котором хранился галлон куриной крови, и последняя маскировочная деталь - гениальное изобретение Билла Грейнджа. Я схватил ее, быстро набросил на голову, расправил руками.      Тонкий пластик легко натянулся, под моей бровью появилось красно-черное сморщенное пятно, из которого на тоненькой резиновой ниточке свисал глаз. Я даже ощутил на щеке болтающийся прохладный круглый шарик, когда поднял мешок с кровью.      По моим расчетам, на все про все требовалось пять секунд, прежде чем толпа начнет приходить в себя, к людям вернется зрение. Я сосчитал две секунды, когда сунул ноги в дыры, три, когда натянул на голову мешок, четыре, опрокидывая мешок с кровью и размазывая ее по лицу, волосам, груди, обрубкам ног и руки. На счет "пять" отбросил мешок, опрокинулся на спину и запустил левую руку по локоть в третью дыру. Я лежал тихо, затаив дыхание, глядя вверх, на крутящийся надо мной столб пыли и дыма. Лежал и ждал реакции людей на мой ужасный, изуродованный труп.      Прошло еще некоторое время, прежде чем толпа начала собираться вокруг. Правым глазом я видел на их лицах выражение ужаса и отвращения, многих тошнило. И все это время я сознавал, что Траммел понимает, что происходит. Люди продолжали кричать, обращаясь к тем, кто еще находился в шатре. "Всемогущий", несмотря на взрыв, который он, несомненно, слышал, по-прежнему визжал, призывая меня убить.      Но я уже был мертвым. Мертвым и окровавленным. Вероятно, самым окровавленным человеком в мире. Руки и ноги разлетелись в разные стороны, из меня все еще текла кровь, так же как она текла из Траммела. Голоса смолкли. Перед лицом смерти всегда очень торжественно.      Но постепенно на лицах немногих одновременно с отвращением появилось и несколько озадаченное выражение. Для тех, кто наблюдал "гибель" Траммела, повторение точно таких же обстоятельств могло показаться странным. Вся разница заключалась в том, что никто не набросил на мой труп одеяла, как это было сделано тогда. Больше никаких различий не было.      Хотя я и понимал, что мои настоящие руки и ноги в ближайший момент могут тоже оказаться оторванными, все же мне было забавно наблюдать это внезапно возникшее сомнение и недоверие. Я смотрел на этих идиотов, которые всего несколько минут назад жаждали моей крови, и хотел, чтобы случившееся со мной глубже проникло в их сознание. И я дал бы им на это время, если бы не опасался, что может примчаться Траммел и выстрелить мне в голову.      Так что особенно медлить было нельзя. Поэтому тихо, очень тихо, едва шевеля якобы разбитыми и окровавленными губами, сказал:      - Эй, вы, козлы! - В тишине, царившей непосредственно вокруг меня, этот призыв прозвучал довольно громко. - Привет! - продолжил я. - Нет, обращаюсь к вам не сверху, а снизу.      Сначала никто не мог понять, откуда раздается замогильный голос, но некоторым стало плохо. Я заговорил немного громче:      - Это я! Вы думаете, я умер? Да? Так вот, я не умирал. Ха-ха! Я разыграл вас!      Одна женщина смотрела на меня разинув рот. Это была прекрасная иллюстрация, как человек не верит тому, что видит. Я подергал губами и подмигнул ей. Она издала короткий крик и рухнула на землю.      Тогда громко, так чтобы услышали все, кто окружали меня, - а тут собралось не меньше тысячи человек - я заявил:      - Ничего! Вот сейчас прыгну на вас! Держу пари, вы броситесь врассыпную. А я собираюсь воскреснуть, ребятки! Это воскрешение Шелла Скотта! - С этими словами я вытащил ноги, руку из земли и сел прямо, окруженный страшными муляжами. Потом вскочил и заорал: - Ну что, сбитые с толку фанатики?! Теперь поняли, как это проделал Траммел?!                  Глава 26            По крайней мере еще трое или четверо потеряли сознание, включая одного очень хрупкого человека, находившегося рядом со мной. Затем начался ужасающий дикий крик, вой, визг и скрежетание зубов. Трудно даже представить себе такое.      Люди падали, колотились о землю, орали, с воплями бежали обратно к шатру. Именно этого я и хотел. Необходимо было, чтобы там вместе со мной появились те, кто наблюдал и мою "гибель", и мое "воскрешение".      Схватив "оторванные" руки и ноги, я помчался туда с быстротой демона. Кто-то бежал за мной, кто-то несся впереди меня. В мгновение ока долетел до сцены, где стоял, продолжая что-то изрекать, Траммел. Его голос, усиленный динамиками, звучал почти как иерихонская труба.      Остановившись в двух шагах от него, я повернулся к орущей толпе и крикнул, что не могу сейчас дотронуться до "Мастера", поскольку опасаюсь, что его последователи могут накинуться на меня. В этот момент никто не смотрел на Траммела - все десять тысяч уставились на меня. И, думаю, не без основания. Каждый из присутствующих видел меня живым, но не мог понять, как это случилось. Пришлось им продемонстрировать.      Стоял такой шум, что заглушал Траммела. Я все еще смотрел одним глазом, потому что второй, заклеенный, болтался на резинке. Оторвав его, я швырнул гениальное изобретение Грейнджа в толпу, как букет цветов. Люди отшатнулись, снова завизжали. Еще несколько человек упало в обморок, другие принялись топать. Мне все это было безразлично, более того - нравилось. С удовольствием сам затоптал бы некоторых из них, всего несколько минут назад жаждущих меня уничтожить. Ведь вполне могли это осуществить!      Издав дикий вопль, я схватил длинную окровавленную ногу и, размахнувшись, подбросил ее в воздух. Нога взлетела к потолку, перевернулась, но, вместо того чтобы упасть на кучку кричащих людей, шлепнулась на пол, поскольку толпа в ужасе расступилась.      Затем на глазах всего честного народа я сорвал муляж с груди и добился нужного эффекта - наступила тишина. Даже Траммел замолчал. Таким образом, несколько секунд меня могли слышать.      - Ну, видели, как я погиб?! - заорал, не теряя времени. - Точно так же умирал Артур Траммел. Его смерть была простым трюком, как и моя. Посмотрите как следует, вы, проклятые, кровожадные попрошайки! Это ведь резина!      Конечно, мне не удалось сказать всего, что хотелось. Траммел был рядом. После секундного замешательства он снова заговорил. А его воодушевляющий голос, который траммелиты привыкли слушать, действовал на них гипнотически. Они верили этому голосу, даже любили его. "Всемогущий" принялся воздействовать на умы и чувства паствы, азартно бросаясь вперед и произнося заученные фразы, чтобы вновь собрать вокруг себя свое стадо. Он говорил и вздыхал, бросал в зал напыщенные слова и ревел. Он напускал на присутствующих свои обычные чары, желая, чтобы они снова страстно в него поверили.      И, надо сказать, был близок к этому. Еще немного - и убедил бы, что ничего не произошло, меня вообще не существует, а у них просто коллективная галлюцинация.      Однако на этот случай я был подготовлен. Со сцены мне было видно немало лиц, а среди них - знакомых. Мы приложили огромные усилия, чтобы на сегодняшнем мероприятии оказались все триста лидеров других ненормальных сект Лос-Анджелеса - люди, у которых было достаточно оснований ненавидеть и презирать Траммела. Большая часть из этих трех сотен откликнулась на мое приглашение. И сейчас они стояли внизу, у сцены.      У Траммела с микрофоном, естественно, было передо мной преимущество, мой голос не мог достичь тех, кто находился в задней части шатра, но я был чертовски уверен, - те, кто у сцены, слышат меня. Поэтому продолжал говорить. Я орал, как труба, охрип, но в итоге высказал все - и о смерти Фелисити, и о смерти Диксон, и о трюках Траммела с магнитофонными записями, и о лжи, которую он преподносит, - в общем, обо всем, что мне было известно.      Два голоса - Траммела и мой - звучали одновременно. И нас слушали, не издавая больше ни визгов, ни криков. Люди стояли молча. Возле сцены не было ни одного свободного места. Мужчины и женщины сгрудились там, подняв глаза на нас обоих.      Лидер выглядел напуганным, а я постарался напугать его еще больше, когда понял, что мои слова до него доходят, что он меня слушает тоже. "Всемогущий" не без ужаса уразумел, как много я о нем знаю.      Люди в толпе еще не до конца постигли главное, - что я разоблачил их идола, что на самом деле он убийца, лжец и мошенник. Но стали проявлять беспокойство. В толпе начало наблюдаться движение.      Голос Траммела упал, но в момент, когда я сделал паузу, "Всемогущий" набрался сил и, указав на меня, вдруг провозгласил:      - Вы ведь знаете, что он сумасшедший!      Больше не сказал ничего, но этого было достаточно, чтобы напомнить людям о том, что они слышали обо мне в последние дни и чему верили. Все опять уставились на меня.      Я знал: если только Траммел не сломается, мне конец - траммелиты слишком долго следовали за своим вождем, они не могли так быстро от него отказаться. Но вдруг у моих ног один из враждебных Траммелу сектантов наклонился и что-то поднял с земли. Мне был виден его кулак, когда он поднялся. Я подошел близко к Траммелу, встал, почти прижавшись к нему, и начал быстро ему говорить:      - Прикинь-ка, ты, сукин сын! С тобой покончено. Не важно, что это стадо сделает со мной, но и за тобой больше не пойдет. Может быть, не сейчас, может быть, не сегодня, но завтра или послезавтра, когда не будут слышать твоего голоса они все вычислят. Большая их часть сделает это. Поэтому тебе, Траммел, надо бежать. Достаточно людей слышали, что я говорил. Они знают теперь все о твоих грязных проделках и лжи.      Лицо его сморщилось и обмякло. Я не упускал из виду движение толпы, но и следил за Траммелом, готовясь или втащить его, или толкнуть навстречу жаждущим "Всемогущего" растерзать. Но мне не пришлось этого делать. Человек под нами размахнулся и швырнул в грудь "Мастера" комок грязи. Траммел глянул на пятно, оставшееся на его черной мантии, и стал серым, как пепел. Затем внезапно двинулся ко мне, стараясь ухватиться за мое лицо, но я успел отклониться и с силой его толкнуть. Он растянулся на сцене, чуть с нее не свалившись. В толпе послышался шепот. К нему потянулись руки, но в это мгновение Траммел, очевидно, понял, что люди хотят не помочь ему, а ударить. С тихим криком он вскочил на ноги и пробежал полпути к ступеням, ведущим со сцены. Там ненадолго остановился. К этому времени шепот перерос в сердитый рев. Я еще не понимал, относится он к нему или ко мне. Но Траммел, окончательно лишившись присутствия духа, бросился бежать. Ринулся из шатра к "Комнате истины".      Какое-то время толпа оставалась как бы в недоумении, многие еще ничего не поняли, кроме того, что их кумир явно напуган, унижен и явно больше не богоподобен. И все же нашлись люди, увидевшие, что он собой представляет. Действуя, возможно, подсознательно, они бросились за ним. А вскоре к ним присоединилась и остальная масса. Люди опять кричали и визжали. Они собирались его убить.      Я тоже сбежал со сцены, смешался с толпой, пытаясь оторваться от нее, вырваться вперед, но не представлял, где сейчас находится Траммел, даже не знал, жив ли он еще.      Затем увидел, что народ устремился в "Комнату истины", под ее низкую крышу, и тоже бросился туда, однако не смог протолкнуться сквозь тела, забившие вход. Внутри "Комнаты" стоял ужасный крик.      Тогда я побежал вдоль стены до задней части здания, пролез сквозь прикрытый занавесом тайный вход и очутился в самом бедламе. Там пробился к деревянному возвышению, оттуда смог увидеть в центре комнаты клубок сцепившихся тел, в котором, как догадывался, находился Траммел.      Пробиться сквозь них к одному человеку, которого я очень хотел оставить в живых, было невозможно. И тут взгляд мой упал на магнитофон, столько вечеров заменявший в этой "Комнате" самого Траммела. Он был включен, на нем стояла кассета с очередной речью "Всемогущего", которую он собирался запустить в этот час. Я включил микрофон, приблизил к нему рот и заорал изо всех сил. Но даже мой усиленный техникой голос потерялся в этом шуме, произнесенные слова не возымели никакого действия.      Еще несколько секунд шум и крики продолжались, затем они стихли. Постепенно эмоции улеглись, пульсы стали биться медленнее, все движение остановилось, наступила тишина. И вдруг ее пронзил высокий женский вопль.      После этого вновь началось шевеление. Толпа попятилась от того немногого, что осталось от Траммела. С моего возвышения я разглядел в центре комнаты скрюченную фигурку.      И тут началась паника. Она набрала инерцию так же быстро, как до этого бессмысленная страсть набирала силу. Люди торопились поскорее уйти от того, что они совершили.      Скоро мы остались одни - я и неподвижное тело Траммела. Он казался маленьким, жалким, уродливым, это уже был не человек, а куча испачканных в крови тряпок.      И вдруг он застонал.      Я уставился на него, не веря своим ушам, потому что был убежден, что его прикончили. Но Траммел снова издал стон и зашевелился.      Я подбежал к нему. Затем снова увидел прикрученный к деревянной раме подиума магнитофон, на котором была установлена кассета с сегодняшней речью "Мастера" в "Комнате истины". Вернулся к нему, переключил из положения "звук" в положение "запись" и сделал при этом самую большую громкость. Затем включил механизм. Однако шнур ручного микрофона оказался невелик, не дотягивался до Траммела где-то на двадцать футов. Я вновь подбежал к нему, поднял его на руки.      "Всемогущий" издавал какие-то звуки, из его рта стекала струйка крови. Я нес Траммела очень осторожно, но не потому, что хотел сохранить ему жизнь. Мне было необходимо, чтобы перед смертью он еще заговорил. Опустив у магнитофона, поднес к его разбитым губам микрофон. Он снова пошевелился, еще слышно застонал.      - Траммел, - сказал я. - Ты умираешь. Способен еще говорить?      Его окровавленный рот зашевелился, но долгие секунды не было слышно никакого звука. Затем он произнес:      - Да, да. Я не должен умереть. Не дай мне умереть.      Слова "Мастер" выговаривал с трудом, но внятно.      - Тогда говори быстро! Расскажи мне обо всем. О Фелисити, о других маленьких траммелитках, с которыми ты баловался, расскажи про Вулфа и Диксон и про тот кошмар, который устроил мне. Расскажи обо всей лжи. Все, все!      Я смотрел на его разбитое лицо, растерзанное тело, белые кости, торчащие из сломанной руки, и понимал, что он скоро умрет.      - Помоги мне, - простонал Траммел. - Не дай мне умереть!      - Я не могу тебе помочь.      - Но я не должен... умереть!      - У тебя мало времени.      Он закашлялся, - очевидно, в горло попала кровь. Затем несколько секунд молчал, наконец тихо проговорил:      - Ты не поможешь? Если я тебе расскажу... ты поможешь мне? Пожалуйста!      - Ничего не стану тебе обещать, Траммел. За исключением того, что, если ты не заговоришь быстро, я помогу тебе поскорее отправиться на тот свет. Может, это будет всего на одну минуту быстрее, чем ты умрешь сам, но все же быстрее.      Наконец умирающий согласился говорить, вероятно полагая, что я, вопреки обещанию, не откажусь ему помочь, если он все расскажет.      Я держал микрофон у его рта. На ленту с записью, сделанной им несколько дней или недель тому назад, теперь ложились слова, которые я хотел услышать.      Большая часть его рассказа соответствовала тому, что я сам уже давно вычислил и рассказал Лин. Он позвонил Вулфу сразу после того, как я появился в воскресенье у него в шатре, и велел ему убить Фелисити, которой только что сделали аборт. Беременная она была, естественно, от него. Потом страшно нервничал, ожидая звонка от Вулфа, который должен был доложить, что тело Фелисити вынесено из "Гринхейвена" и похоронено, то есть все сделано надежно, больше нечего опасаться. Но вместо этого ему позвонила напуганная Диксон и сообщила, что я убил Вулфа, а она не знает, где находится тело девушки. Могилу для нее Траммел вырыл сам в воскресенье вечером и объяснил Вулфу по телефону ее местонахождение. Что ж, теперь мне стало понятно, почему Вулфу удалось так быстро похоронить Фелисити, - ему оставалось лишь засыпать ее землей.      Голос Траммела слабел, и паузы становились все длиннее, но все же он сообщил:      - Я не знал, где он ее похоронил. Диксон... Она тоже волновалась. Тогда я захватил ее с собой к могиле... Мы убедились, что девушка там... - Вдруг он начал говорить торопливо, какими-то рывками, будто хотел выплюнуть все это из разбитого рта: - Увидели, что все в порядке... Но Диксон знала... Она была свидетельницей... Я убил ее... Положил в ту же могилу...      Когда он начал рассказывать о своем давно задуманном воскрешении, я едва его понимал. Но общая картина из его лепета сложилась такая. Ему хотелось когда-нибудь пройти через это, чтобы еще сильнее сплотить свою паству. События подтолкнули: Траммелу нужно было остановить меня - я с моими находками представлял для него серьезную угрозу. Тут-то он и решил, что спектакль с его гибелью будет как нельзя кстати. Ведь "наставники", да и траммелиты должны были приписать это убийство мне. Если бы все удалось, меня надолго вывели бы из игры, а к Траммелу пришли бы еще большие деньги, власть, любовь и преданность последователей.      Закончил он шепотом:      - Это все. Помоги мне! Помоги! Ради бога, не дай мне умереть!      Глаза его округлились, уставились на меня. Я не сказал ничего. Просто смотрел, как он умирает. Траммел закашлялся, голова его слегка склонилась, он отвел от меня глаза. Стиснутый кулак разжался. Он был мертв.      Траммел говорил недолго, но мне казалось, что сказал достаточно, чтобы меня можно было оправдать, хотя я понимал, что в глазах многих никогда не буду оправдан. Впрочем, поживем - увидим.      А пока я смотрел на неподвижное худое тело, скрючившееся возле меня, и одно знал наверняка: больше Артур Траммел не воскреснет!                  Глава 27            Я все еще продолжал смотреть на мертвое тело, когда услышал, как они подходят ко мне.      Полицейских было четверо - двое в форме и двое в штатском. Все с оружием.      - Не пытайся выкинуть что-нибудь, Скотт! Не двигаться! - произнес один, в штатском.      Другой, в форме, холодно приказал:      - Пошли, Скотт!      - Хорошо. Можете дать мне одну минуту?      - Я дам тебе...      - Подожди! Дай две минуты, и вы встанете на голову. Траммел перед смертью рассказал, как меня оболгал. Рассказал все! Даже как устроил это свое "воскрешение". И все записано на магнитофон.      Думаю, именно слова о воскрешении вызвали у них любопытство. Полицейские заколебались, а я продолжил говорить:      - Дьявол, он планировал это уже несколько лет. Продумал, рассчитал, как выполнить, как использовать. Когда приехал в Лос-Анджелес, даже подобрал "наставников" под эту цель - врача, юриста, даже владельца похоронного бюро...      Один из полицейских, уставясь на меня, ударил себя кулаком по ладони. Но все же мне дали две минуты. Я быстро рассказал им о Фелисити и о других подвигах Траммела, о девочках, которых он отправлял в "Гринхейвен" к Вулфу и Диксон.      - Он был у них главным клиентом, - сообщил я. - И втянул их в свои преступления. Полтора года тому назад заплатил Вулфу пять тысяч долларов за аборт маленькой девочке-траммелитке, которая могла начать болтать о "Всемогущем". Скажете, огромная сумма за один аборт? Но и не такая уж большая за то, чтобы имя Траммела осталось чистым. Соответственно, была проделана и операция - та девочка умерла. Вулф и Диксон поделили между собой эти деньги. Так все трое оказались повязаны одной веревочкой. Траммел хладнокровно заказал убийство, а Вулф и Диксон его совершили. Поэтому, когда этому мерзавцу понадобилось убрать еще одну девушку, они сделали и это.      Мои две минуты растянулись на двадцать, потом на целый час. Когда полицейские только пришли, они сразу же надели на меня наручники и выключили магнитофон. Теперь снова его включили, перемотали ленту.      Траммел лежал мертвым у наших ног, а мы - я и четверо полицейских - слушали его шепот, мои вопросы и его ответы, слышали, как слабел его голос. В словах Траммела в подробностях, которые могли быть известны только ему одному, вся история развернулась заново. Он рассказывал, как размозжил череп Диксон лопатой, где перезахоронил ее и Фелисити, называл имена других девушек, которые делали от него аборты, включая Бету Грин... Голос его слабел, затихал, потом он закашлялся, наступила тишина.      Через одну-две минуты раздался уже другой голос:      "Не пытайся выкинуть что-нибудь, Скотт. Не двигаться!"      На этом месте магнитофон был выключен, но, так как сейчас продолжал работать, внезапно, вызывая шок, с поразительной ясностью раздался голос Траммела, записанный раньше. Откуда-то с середины пошла его речь - его отвратительные, похотливые рассуждения о злой сладости женских грудей и бедер, будоражащие мужские умы, превращающие людей в животных...      Я подошел и выключил магнитофон.      Некоторое время стояла тишина. Полицейские явно были потрясены. И я понял, что эта магнитофонная запись лучше всех моих рассказов дала им понять, что представлял собой Траммел.      Прошло не так уж много времени, но мне казалось, что с тех пор, как умер Артур Траммел, миновал целый год.      За это время произошла масса событий. Сначала у меня были некоторые сложности с полицией. Потом мне даже пришлось провести некоторое время в тюрьме. Однако не многие из выдвинутых против меня обвинений удалось доказать. И все-таки кое-какие мне пришлось признать, например: подстрекательство к бунту, нарушение правил порядка, прокол семнадцати пар автомобильных покрышек. За проколотые шины я заплатил. А в тюрьме просидел главным образом за нанесение побоев полицейским из Роли - Медоусу и Элу. В свою очередь, я возбудил судебное дело против газеты "Леджер". В итоге она напечатала на первой полосе отречение от своих прежних заявлений, которые в этой же статье и повторила, но теперь с некоторой иронией. Естественно, эту статью подписал не Айра Борч. Он в это время находился в больнице, не понимая, обо что так сильно ударился. Когда поправится, я, может быть, ему расскажу.      Но теперь все было позади. С большим удовольствием расслабившись, я читал газету и прихлебывал бурбон с водой из большого бокала. Происходило это, разумеется, в квартире Лин.      Она вышла после душа, кутаясь в полотенце, и улыбнулась:      - Привет!      - Привет!      - Готов обедать?      - Готов на что угодно.      - Хо-хо! Ты сумасшедший!      - Именно это обо мне и говорят.      Лин подмигнула мне и пошлепала босиком на кухню. Пока она там возилась и напевала, я снова подумал о деле, которое мне довелось распутывать. Оно перестало мелькать на полосах газет, утратив новизну. Но очень многие люди продолжали меня ненавидеть - в первую очередь, конечно, траммелиты, которые отказались от своего прежнего названия и стали теперь себя называть "Подлинными мыслителями". Однако проповедовали прежние идеи. "Наставники" сидели в тюрьме, но, к сожалению, все были живы. Они были живы, а Фелисити - мертва.      Фелисити, Траммел, Вулф, Диксон - все были мертвы и похоронены. Когда я думал о них, мне почему-то казалось, что ни с кем из них я никогда не встречался. А вот с другими людьми, которые мне нравились и видеть которых мне было приятно, я продолжал дружить. Это Рэнди, Олив и Джо. Мы часто видимся. И конечно, с Лин. Определенно, с Лин!      Я поторопился дочитать газету, пока Лин готовила обед, но из-за того, что мысленно отвлекался, возвращаясь к законченному делу, не получал никакого удовольствия от новостей. В общем, это была какая-то чушь. Критик прославлял выставку произведений современного искусства. Папа римский осуждал контроль над рождаемостью, банда подростков убила бизнесмена, восемь человек получили защиту благодаря Пятой поправке...      Мне показалось, что зазвонил звонок. Я прислушался, затем продолжил чтение. Остальные новости были лучше. Сообщалось, что в нынешнем году длина юбок изменится на одну целую и одну десятую дюйма. Одна из последовательниц Эмили Пост* советовала размешивать суп на огне только левой рукой и никогда не пить из чашек. В общем, все в таком роде.      ______________      * Эмили Пост - американская писательница, автор книги "Этикет".            Снова раздался какой-то дребезжащий звонок. Я обернулся через плечо.      В дверях стояла Лин. Полотенце с нее почти упало. А в руке она держала маленький колокольчик. Слава богу, я уже думал, что звенит в ушах.      - Что, черт возьми, это значит? - улыбнулся ей.      - Обед готов.      - Подан?      - Подан. Приглашаю тебя, Шелл Скотт, к столу! - Она кокетливо пожала плечами. Многообещающее движение, когда женщина закутана в одно полотенце! - Запомни, этот звонок отныне будет означать: "Иди, и получишь то, что хочешь!" Ну, пошли, а то бифштексы остынут!      Они не остыли. Это были толстые, превосходные бифштексы из филейной части. Просто великолепные! Мы выпили кофе и часок приятно поболтали. А потом Лин спросила:      - О чем ты думаешь, Шелл?      - О сегодняшних газетах. Продолжаю вспоминать скандал с Траммелом, вместо того чтобы думать о будущем.      Она прикусила губу.      - Дорогой, но ведь все кончено...      - В том-то и ужас, что не все кончено.      - Не произноси речей! Что ты собираешься делать?      - Не знаю. А что, в "Гринхейвене" действительно порядочные люди?      - Вполне порядочные.      - Тогда, может, мне отправиться туда?      Лин засмеялась и ничего не сказала. Через некоторое время я услышал, что она возится в спальне. А потом зазвенел колокольчик. Я усмехнулся, встал, направился в спальню. Колокольчик продолжал звенеть.