Аркадий Аверченко.
     
     Пропавшая калоша Доббльса
     
     OCR: Игорь Корнеев
     
     "После ''Таймса'' мы зашли в редакцию ''Дэли-Нью'',
     ''Пель-Мель'' и еще в несколько"...
     Соч. А. Конан-Дойля.
     
     
     Мы сидели в своей уютной квартирке на Бэкер-стрит в то время, когда за окном шел дождь и выла буря. (Удивительно: когда я что-нибудь рассказываю о Холмсе, обязательно мне без бури и дождя не обойтись...)
     Итак, по обыкновению, выла буря, Холмс, по обыкновению, молча курил, а я, по обыкновению, ожидал своей очереди чему-то удивиться.
     - Ватсон, я вижу, у тебя флюс.
     Я удивился.
     - Откуда вы это узнали?
     - Нужно быть пошлым дураком, чтобы не заметить этого! Ведь вспухшая щека у тебя подвязана платком.
     - Поразительно!! Этакая наблюдательность.
     Холмс взял кочергу и завязал ее своими жилистыми руками на шее в кокетливый бант. Потом вынул скрипку и сыграл вальс Шопена, ноктюрн Нострадамуса и полонез Васко да Гама.
     Когда он заканчивал 39-ю симфонию Юлия Генриха Циммермана, в комнату с треском ввалился неизвестный человек в плаще, забрызганный грязью.
     - Г.~Холмс! Я Джон Бенгам... Ради бога помогите! У меня украли... украли... Ах! Страшно даже вымолвить...
     Слезы затуманили его глаза.
     - Я знаю, - хладнокровно сказал Холмс, - у вас украли фамильные драгоценности.
     Бенгам вытер рукавом слезы и с нескрываемым удивлением взглянул на Шерлока.
     - Как вы сказали? Фамильные... что? У меня украли мои стихи.
     - Я так и думал. Расскажите обстоятельства дела.
     - Какие там обстоятельства! Просто я шел по Трафальгар-скверу и, значит, нес их, стихи-то, под мышкой, а он выхвати, да бежать. Я за ним, а калоша и соскочи у него. Вор-то убежал, а калоша - вот.
     Холмс взял протянутую калошу, осмотрел ее, понюхал, полизал языком и наконец, откусивши кусок, с трудом разжевал его и проглотил.
     -Теперь я понимаю! - радостно сказал он.
     Мы вперили в него взоры, полные ожидания.
     - Я понимаю... Ясно, что эта калоша резиновая!
     Изумленные, мы вскочили с кресел.
     Я уже немного привык к этим блестящим выводам, которым Холмс скромно не придавал значения, но на гостя такое проникновение в суть вещей страшно подействовало.
     - Господи помилуй! Это - колдовство какое-то!
     По уходе Бенгама мы помолчали.
     - Знаешь, кто это был? - спросил Холмс. - Это мужчина, он говорит по-английски, живет в настоящее время в Лондоне. Занимается поэзией.
     Я всплеснул руками.
     - Холмс! Вы сущий дьявол. Откуда вы все это знаете?
     Холмс презрительно усмехнулся.
     - Я знаю еще больше. Я могу утверждать, что вор - несомненно, мужчина!
     - Да какая же сорока принесла вам это на хвосте?
     - Ты обратил внимание, что калоша мужская? Ясно, что женщины таких калош носить не могут!
     Я был подавлен логикой своего знаменитого друга и ходил весь день как дурак.
     Двое суток Холмс сидел на диване, курил трубку и играл на скрипке.
     Подобно богу, он сидел в облаках дыма и исполнял свои лучшие мелодии.
     Кончивши элегию Ньютона, он перешел на рапсодию Микеланджело и на половине этой прелестной безделушки английского композитора обратился ко мне.
     - Ну, Ватсон, собирайся! Я-таки нащупал нить этого загадочного преступления.
     Мы оделись и вышли.
     Зная, что Холмса расспрашивать бесполезно, я обратил внимание на дом, к которому мы подходили. Это была редакция "Таймса".
     Мы прошли прямо к редактору.
     - Сэр, - сказал Холмс, уверенно сжимая тонкие губы. - Если человек, обутый в одну калошу, принесет вам стихи, задержите его и сообщите мне.
     Я всплеснул руками.
     - Боже! Как это просто... и гениально.
     После "Таймса" мы зашли в редакцию "Дэли-Нью", "Пель-Мель" и еще в несколько. Все получили предупреждение.
     Затем мы стали выжидать.
     Все время стояла хорошая погода, и к нам никто не являлся. Но однажды, когда выла буря и бушевал дождь, кто-то с треском ввалился в комнату, забрызганный грязью.
     - Холмс, - сказал неизвестный грубым голосом. - Я Доббльс. Если вы найдете мою пропавшую на Трафальгар-сквере калошу, я вас озолочу. Кстати, отыщите также хозяина этих дрянных стишонок. Из-за чтения этой белиберды я потерял способность пить свою вечернюю порцию виски.
     - Ну, мы эти штучки знаем, любезный, - пробормотал Холмс, стараясь свалить негодяя на пол.
     Но Доббльс прыгнул к дверям и, бросивши в лицо Шерлоку рукопись, как метеор, скатился с лестницы и исчез.
     Другую калошу мы нашли после в передней.
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Я мог бы рассказать еще о судьбе поэта Бенгама, его стихов и пары калош, но так как здесь замешаны коронованные особы, то это не представляется удобным.
     Кроме этого преступления, Холмс открыл другие, может быть, более интересные, но я рассказал о "Пропавшей калоше Доббльса" как о деле, наиболее типичном для Шерлока.
     
     "Сатирикон", 1908 год, N 3. Публикация В. Сурмило.