Рэй Брэдбери.            Мусорщик                  Л. Жданов, перевод      Текст из 1999 Электронной библиотеки Алексея Снежинского                  Вот как складывался его рабочий день.      Он вставал затемно, в пять утра, и умывался теплой водой, если кипятильник действовал, а то и холодной. Он тщательно брился, беседуя с женой, которая возилась на кухне, готовя яичницу или блины, или что там у нее было задумано на завтрак. К шести он ехал на работу и с появнлением солнца ставил свою машину на стоянку рядом с другими машинами. В это время утра небо было ораннжевым, голубым или лиловым, порой багровым, порой желнтым или прозрачным, как вода на каменистом дне. Иногда он видел свое дыхание белым облачком в утреннем воздухе, иногда не видел. Но солнце продолжало подниматься, и он стучал кулаком по зеленой кабинке мусоровоза. Тогда водинтель, крикнув с улыбкой "хелло!", взбирался с другой стороны на сиденье, и они ехали по улицам большого города туда, где ждала работа. Иногда они останавливались выпить чашку черного кофе, потом, согревшись, ехали дальше. Нанконец приступали к работе: он выскакивал перед каждым домом из кабинки, брал мусорные ящики, нес к машине, поднимал крышку и вытряхивал мусор, постукивая ящиком о борт, так что апельсиновые корки, дынные корки и конфейная гуща шлепались на дно кузова, постепенно его занполняя. Сыпались кости от жаркого, рыбьи головы, кусочки зеленого лука и высохший сельдерей. Еще ничего, если отбросы были свежие, куда хуже, если они долго лежали. Он не знал точно, нравится ему работа или нет, но так или иначе это была работа, и он ее выполнял добросовестно. Иногда его тянуло всласть поговорить о ней, иногда он совершенно выкидывал ее из головы. Иногда работа была наслаждением - выедешь спозаранок, воздух прохладный и чистый, пока не пройдет несколько часов и солнце начнет припекать, а отбросы - вонять. И вообще, работа как ранбота: он был занят своим делом, ни о чем не беспокоился, безмятежно смотрел на мелькающие за дверцей машины дома и газоны, наблюдая повседневное течение жизни. Раз или два в месяц он с удивлением обнаруживал, что любит свою работу, что лучшей работы нет во всем мире.      Так продолжалось много лет. И вдруг все переменилось. Переменилось в один день. Позже он не раз удивлялся, как могла работа настолько измениться за каких-нибудь ненсколько часов.            Он вошел в комнату, не видя жены и не слыша ее голоса, хотя она стояла тут же. Он прошел к креслу, а она ждала и смотрела, как он кладет руку на спинку кресла и, не говоря ни слова, садится. Он долго сидел молча.      - Что-нибудь стряслось? - Наконец ее голос проник в его сознание. Она спрашивала в третий или четвертый раз.      - Стряслось? - Он посмотрел на женщину, которая занговорила с ним. Ну конечно, это же его жена, он ее знает, и это их квартира, с высокими потолками и выгоревшими обоями. - Верно, стряслось, сегодня на работе.      Она ждала.      - Когда я сидел в кабине моего мусоровоза. - Он пронвел языком по шершавым губам и закрыл глаза, выключая зрение, пока не стало темно-темно - ни малейшего пронблеска света, как если бы ты среди ночи встал с постели в пустой темной комнате. - Я, наверно, уйду с работы. Понстарайся понять.      - Понять! - воскликнула она.      - Ничего не поделаешь. В жизни со мной не случалось ничего подобного. - Он открыл глаза и соединил вместе похолодевшие пальцы. - Это нечто поразительное.      - Да говори же, не сиди так!      Он вытащил из кармана кожаной куртки обрывок ганзеты.      - Сегодняшняя, - сказал он. - Лос-анджелесская "Таймс". Сообщение штаба гражданской обороны. Они закупают радиоустановки для наших мусоровозов.      - Что ж тут плохого - будете слушать музыку.      - Не музыку. Ты не поняла. Не музыку. Он раскрыл огрубевшую ладонь и медленно стал чертить на ней ногтем, чтобы жена увидела все, что видел он.      - В этой статье мэр говорит, что в каждом мусоровозе поставят приемники и передатчики. - Он скосился на свою ладонь. - Когда на наш город упадут атомные бомбы, радио будет говорить с нами. И наши мусоровозы поедут собирать тела.      - Что ж, это практично. Когда...      - Мусоровозы, - повторил он, - поедут собирать тела.      - Но ведь нельзя же оставить тела, чтобы они лежали? Конечно, надо их собрать и...      Ее рот медленно закрылся. Глаза моргнули, один раз. Он следил за медленным движением ее век. Потом, механически повернувшись, будто влекомая посторонней силой, она проншла к креслу, помедлила, вспоминая, как это делается, и села, словно деревянная. Она молчала.      Он рассеянно слушал, как тикают часы у него на руке.      Вдруг она засмеялась:      - Это - шутка!      Он покачал головой. Он чувствовал, как голова поворанчивается слева направо и справа налево - медленно, очень медленно, как и все, что происходило сейчас.      - Нет. Сегодня они поставили приемник на моем мусоронвозе. Они сказали: когда будет тревога, немедленно сбрансывай мусор где придется. Получишь приказ по радио, понезжай куда скажут и вывози покойников.      На кухне зашипела; убегая, вода. Жена подождала пять секунд, потом оперлась одной рукой о ручку кресла, встала, добрела до двери и вышла. Шипение прекратилось. Она снова появилась на пороге и подошла к нему; он сидел неподвижно, глядя в одну точку.      - У них все расписано. Они составили взв9ДЫ, назнанчили сержантов, капитанов, капралов, - сказал он. - Мы знаем даже, куда свозить тела.      - Ты об этом думал весь день, - произнесла она.      - Весь день, с самого утра. Я думал: может, мне больше не хочется быть мусорщиком? Бывало, мы с Томом затевали что-то вроде викторины. Иначе и нельзя... Что ни говори, помои, отбросы - это дрянь. Но коли уж довелось такую работу делать, можно и в ней найти что-то занимательное. Так и мы с Томом. Мусорные ящики рассказывали нам, как живут люди. Кости от жаркого - в богатых домах, санлатные листья и картофельные очистки - в бедных. Смешно, конечно, но человек должен извлекать из своей работы хоть какое-то удовольствие, иначе какой в ней смысл? Потом, когда ты сидишь в грузовике, то вроде сам себе хозяин. Встаешь рано, работаешь как-никак на воздухе, видишь, как восходит солнце, как просыпается город, - в общем, ненплохо, что говорить. Но с сегодняшнего дня моя работа мне вдруг разонравилась.      Жена быстро заговорила. Она упомянула и то, и се, и пятое, и десятое, но он не дал ей разойтись и мягко останновил поток слов:      - Знаю-знаю, дети, школа, автомашина - знаю. Счета, деньги, покупки в кредит. Но ты забыла ферму, которую нам оставил отец? Взять да переехать туда, подальше от городов. Я немного разбираюсь в сельском хозяйстве. Сделаем запасы, укроемся в логове и сможем, если что, перенсидеть там хоть несколько месяцев.      Она ничего не сказала.      - Конечно, все наши друзья живут в городе, - прондолжал он миролюбиво. - И кино, и концерты, и товарищи наших ребятишек...      Она глубоко вздохнула:      - А нельзя несколько дней подумать?      - Не знаю. Я боюсь. Боюсь, что если начну размышлять об этом, о моем мусоровозе и о новой работе, то свыкнусь. Но, видит небо, разве это правильно, чтобы человек, разумнное создание, позволил себе свыкнуться с такой мыслью?!      Она медленно покачала головой, глядя на окна, на серые стены, темные фотографии. Она стиснула руки. Она отнкрыла рот.      - Я подумаю вечером, - сказал он. - Лягу попозже. Утром я буду знать, что делать.      - Осторожней с детьми. Вряд ли им полезно все это узнать.      - Я буду осторожен.      - А пока хватит об этом. Мне нужно приготовить обед. - Она быстро встала и поднесла руки к лицу, потом посмотрела на них и на залитые солнцем окна. - Дети сейчас придут.      - Я не очень хочу есть.      - Ты будешь есть, тебе нужны силы.      Она поспешила на кухню, оставив его одного в комнате. Занавески висели совершенно неподвижно, а над головой был лишь серый потолок и одинокая незажженная ламнпочка - будто луна за облаком. Он молчал. Он растер лицо обеими руками. Он встал, постоял в дверях столовой, вошел и механически сел за стол. Его руки сами легли на пустую белую скатерть.      - Я думал весь день, - сказал он. Она суетилась на кухне, гремя вилками и кастрюлями, чтобы прогнать настойчивую тишину.      - Интересно, - продолжал он, - как надо укладывать тела - вдоль или поперек, головами направо или налево? Мужчин и женщин вместе или отдельно? Детей в другую машину или со взрослыми? Собак тоже в особую машину или их оставлять? Интересно, сколько тел войдет в один кузов? Если класть друг на друга, ведь волей-неволей приндется. Никак не могу рассчитать. Не получается. Сколько ни пробую, не выходит, невозможно сообразить, сколько тел войдет в один кузов...      Он все еще сидел в пустой комнате, когда с шумом распахнулась наружная дверь. Его сын и дочь ворвались, смеясь, увидели отца и остановились.      В кухонной двери стремительно появилась мать и, стоя на пороге, посмотрела на свою семью. Они видели ее лицо и слышали голос:      - Садитесь, дети, садитесь! - Она протянула к ним руку. - Вы пришли как раз вовремя.                  2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского