Рэй Брэдбери.
     
     Солнце и тень
     
     
     Л Жданов, перевод
     Текст из 1999 Электронной библиотеки Алексея Снежинского
     
     
     Камера стрекотала как насекомое. Она отливала металлической синью, точно большой жирный жук, в чутких, бережно ощупывающих руках мужчины. Она блеснтела в ярком солнечном свете.
     - Брось, Рикардо, не надо!
     - Эй, вы там, внизу! - заорал Рикардо, подойдя к окну.
     - Рикардо, перестань! Он повернулся к жене:
     - Ты не мне, ты им скажи, чтобы перестали. Спустись и скажи... Что, трусишь?
     - Они никого не задевают, - терпеливо произнесла жена. Он отмахнулся от нее и лег на подоконник, глядя вниз.
     - Эй, вы! - крикнул он.
     Человек с черной камерой мельком взглянул на него, потом снова навел аппарат на даму в белых, как соль, купальных трусиках, белом бюстгальтере и зеленой клетнчатой косынке. Она стояла прислонившись плечом к понтрескавшейся штукатурке дома. Позади нее, поднеся руку ко рту, улыбался смуглый мальчонка.
     - Томас! - крикнул Рикардо. Он обратился к жене: - Господи Иисусе, там стоит Томас, это мой собственный сын там улыбается.
     Рикардо метнулся к двери.
     - Не натвори беды! - взмолилась жена.
     - Я им голову оторву! - ответил Рикардо.
     В следующий миг он исчез.
     Внизу томная дама переменила позу, теперь она опиранлась на облупившиеся голубые перила. Рикардо подоспел как раз вовремя.
     - Это мои перила! - заявил он.
     Фотограф подбежал к ним.
     - Нет-нет, не мешайте, мы фотографируем. Все в понрядке. Сейчас уйдем.
     - Нет, не в порядке, - сказал Рикардо, сверкая чернными глазами. Он взмахнул морщинистой рукой. - Она стоит перед моим домом.
     - Мы снимаем для журнала мод. - Фотограф улыбался.
     - Что же мне теперь делать? - спросил Рикардо, обранщаясь к небесам. - Прийти в исступление от этой новости? Плясать наподобие эпилептического святого?
     - Если дело в деньгах, то вот вам пять песо, - с улыбнкой предложил фотограф.
     Рикардо оттолкнул его руку.
     - Я получаю деньги за работу. Вы ничего не понимаете. Пожалуйста, уходите. Фотограф оторопел:
     - Постойте...
     - Томас, домой!
     - Но, папа...
     - Брысь! - рявкнул Рикардо. Мальчик Исчез.
     - Никогда еще такого не бывало! - сказал фотограф.
     - А давно пора! Кто мы? Трусы? - Рикардо вопрошал весь мир.
     В переулке стала собираться толпа. Люди тихо перегованривались, улыбались, подталкивали друг друга локтем. Фотонграф подчеркнуто вежливо закрыл камеру.
     - Ол райт, пойдем на другую улицу. Я там приметил великолепную стену, чудесные трещины, отличные глубокие тени. Если мы поднажмем...
     Девушка, которая во время перепалки нервно мяла в руках косынку, взяла сумку с гримом и сорвалась с места. Но Рикардо успел коснуться ее руки.
     - Не поймите меня превратно, - поспешно проговонрил он.
     Она остановилась и глянула на него из-под опущенных век.
     - Я не на вас сержусь, - продолжал он. - И не на вас. - Он повернулся к фотографу.
     - Так какого же... - заговорил фотограф. Рикардо махнул рукой:
     - Вы служите, и я служу. Все мы люди подневольные. И мы должны понимать друг друга. Но когда вы приходите к моему дому с этой вашей камерой, которая словно глаз черного слепня, пониманию конец. Я не хочу, чтобы вы использовали мой переулок из-за его красивых теней, мое небо из-за его солнца, мой дом из-за этой живописной трещины! Ясно? "Ах как красиво! Прислонись здесь! Стань там! Сядь тут! Согнись там! Вот так!" Да-да, я все слышал! Вы думаете, я дурак? У меня книги есть. Видите вон то окно, наверху? Мария!
     Из окна высунулась голова его жены.
     - Покажи им мои книги! - крикнул он.
     Она недовольно скривилась и что-то буркнула себе под нос, но затем, зажмурившись и отвернув лицо, словно речь шла о тухлой рыбе, показала сперва одну, потом две, потом с полдюжины книг.
     - И это не все, у меня еще штук двадцать, не меньше! - кипятился Рикардо. - Вы с человеком разговариваете, не с бараном каким-нибудь!
     - Все, все, - фотограф торопливо складывал свои приннадлежности, - уходим. Благодарю за любезность.
     - Нет, вы сперва поймите меня, что я хочу сказать, - настаивал Рикардо. - Я не злой человек. Но я тоже умею сердиться. Похож я на картонные декорации?
     - Никто никого ни с кем не сравнивал. - Фотограф повесил на плечо сумку и зашагал прочь.
     - Тут через два квартала есть фотограф, - продолжал Рикардо, идя за ними следом. - Так у него картонные деконрации. Становишься перед ними. Написано - "Гранд-отель". Он снимает, и пожалуйста - как будто вы живете в Гранд-отеле. Ясно, к чему я клоню? Мой переулок - это мой переулок, моя жизнь - моя жизнь, мой сын - мой сын, а не картон какой-нибудь. Я видел, как вы распоряжались моим сыном - стань так, повернись этак! Вам фон нужен... Как это там у вас называется - характерная деталь? Для красоты, а впереди хорошенькая дама!
     - Время, - выдохнул фотограф, обливаясь потом. Его модель семенила рядом с ним.
     - Мы люди бедные, - говорил Рикардо. - Краска на наших дверях облупилась, наши стены выцвели и потреснкались, из водостока несет вонью, улицы вымощены булыжнником. Но меня душит гнев, когда я смотрю, как вы все это подаете, - словно я так нарочно задумал, еще много лет назад заставил стену треснуть. Думаете, я знал, что вы приндете, и сделал краску старой? Мы вам не ателье! Мы люди, и будьте любезны относиться к нам как к людям. Теперь вы меня поняли?
     - Все до последнего слова, - не глядя ответил фотонграф и прибавил шагу.
     - А теперь, когда вам известны мои желания и мысли, сделайте одолжение - убирайтесь домой! Гоу хоум!
     - Вы шутник, - ответил фотограф.
     
     - Привет! - Они подошли к группе из еще шести моденлей и фотографа, которые стояли перед огромной каменной лестницей. Многослойная, будто свадебный торт, она вела к ослепительно белой городской площади. - Ну как, Джо, дело подвигается?
     - Мы сделали шикарные снимочки возле церкви девы Марии, там есть безносые статуи, блеск! - отозвался Джо. - Из-за чего переполох?
     - Да вот, Панчо кипятится. Мы прислонились к его дому, а он возьми да рассыпься.
     - Меня зовут Рикардо. Мой дом совершенно невредим.
     - Поработаем здесь, крошка, - продолжал первый фотонграф. - Стань у входа в тот магазин. Какая арка... и стена!.. Он принялся колдовать над своим аппаратом.
     - Вот как! - Рикардо ощутил грозное спокойствие. Он выжидательно смотрел на их приготовления. Когда останвалось только щелкнуть, он выскочил перед камерой, взынвая к человеку, стоящему на пороге магазина: - Хорхе! Что ты делаешь?
     - Стою, - ответил тот.
     - Вот именно, - сказал Рикардо. - Разве это не твоя дверь? Ты разрешаешь им ее использовать?
     - А мне-то что, - ответил Хорхе. Рикардо схватил его за руку.
     - Они превращают твою собственность в киноателье. Тебя это не оскорбляет?
     - Я об этом не задумывался. - Хорхе ковырнул нос.
     - Господи Иисусе, так подумай же, человече!
     - Я ничего такого не вижу, - сказал Хорхе.
     - Неужели я во всем свете единственный, у кого язык есть? - спросил Рикардо свои ладони. - И глаза? Или, монжет быть, этот город - сплошные кулисы и декорации? Неужели, кроме меня, не найдется никого, кто бы вмешался'
     Толпа не отставала от них, по пути она выросла, и теперь собралось изрядно народу, а со всех сторон, привлеченные могучим голосом Рикардо, подходили еще люди. Он топал ногами. Он потрясал в воздухе кулаками. Он плевался. Фотографы и модели боязливо наблюдали за ним.
     - Так вам нужен живописный тип для фона? - рявкнул он, обращаясь к фотографам. - Я сам стану здесь. Как мне становиться? У стены? Шляпа так, ноги так, мои сандалии - я их сам пошил - освещены солнцем так? Эта дыра на рубашке - сделать ее побольше?.. Вот так? Готово. Достанточно пота у меня на лице? Волосы не коротки, добрый господин?
     - Пожалуйста, стойте себе на здоровье, - сказал фотонграф.
     - Я не буду смотреть в объектив, - заверил его Ринкардо.
     Фотограф улыбнулся и прицелился камерой.
     - Чуть влево, крошка. Модель шагнула влево.
     - Теперь поверни правую ногу. Отлично. Очень хонрошо. Так держать!
     Модель замерла, приподняв подбородок. Брюки Рикардо съехали вниз.
     - Господи! - воскликнул фотограф.
     Девушки прыснули. Толпа покатилась со смеху, люди подталкивали друг друга. Рикардо невозмутимо подтянул брюки и прислонился к стене.
     - Ну как, живописно получилось? - спросил он.
     - Господи! - повторил фотограф.
     - Пошли на набережную, - предложил его товарищ.
     - Пожалуй, я пойду с вами. - Рикардо улыбнулся.
     - Силы небесные, что нам делать с этим идиотом? - прошептал фотограф.
     - Дай ему денег.
     - Уже пробовал!
     - Мало предложил.
     - Вот что, сбегай за полицейским. Мне это надоело.
     Второй фотограф убежал. Остальные, нервно куря, смотнрели на Рикардо. Подошла собачонка, подняла ногу, и на стене появилось мокрое пятно.
     - Посмотрите! - крикнул Рикардо. - Какое произведенние искусства! Какой узор! Живее фотографируйте, пока не высохло!
     Фотограф отвернулся и стал смотреть на море.
     В переулке показался его товарищ. Он бежал, за ним не спеша шествовал полицейский. Пришлось второму фотонграфу обернуться и поторапливать его. Полицейский издали жестом дал ему понять, что день еще не кончился, они успеют своевременно прибыть на место происшествия.
     Наконец он занял позицию за спиной у фотографов.
     - Ну, что вас тут беспокоит?
     - Вот этот человек. Нам нужно, чтобы он ушел.
     - Этот человек? Который прислонился к стене? - спронсил сержант.
     - Нет-нет, дело не в том, что он прислонился... А, черт! - не выдержал фотограф. - Сейчас вы сами поймете. Ну-ка, крошка, займи свое место.
     Девушка встала в позу, Рикардо тоже; на его губах играла небрежная улыбка.
     - Так держать!
     Девушка замерла.
     Брюки Рикардо скользнули вниз.
     Камера щелкнула.
     - Ага, - сказал полицейский.
     - Вот, доказательство у меня здесь, в камере, если вам понадобится! - воскликнул фотограф.
     - Ага, - сказал полицейский, не сходя с места, и потер рукой подбородок. - Так.
     Он рассматривал место действия, словно сам был фотонграфом-любителем. Поглядел на модель, чье беломраморнное лицо вспыхнуло нервным румянцем, на булыжники, стену, Рикардо. Рикардо, стоя под голубым небом, освенщенный ярким солнцем, величественно попыхивал сигарентой, и брюки его занимали далеко не обычное положение.
     - Ну, сержант? - выжидательно произнес фотограф.
     - А чего вы, собственно, от меня хотите? - спросил полицейский, снимая фуражку и вытирая свой смуглый лоб.
     - Арестуйте этого человека! За непристойное поведение!
     - Ага, - произнес полицейский.
     - Ну? - сказал фотограф.
     Публика что-то бормотала. Юные красотки смотрели вдаль на чаек и океан.
     - Я его знаю, - заговорил сержант, - этого человека возле стены. Его зовут Рикардо Рейес.
     - Привет, Эстеван!
     - Привет, Рикардо, - откликнулся сержант. Они помахали друг другу.
     - Я не вижу, чтобы он делал что-нибудь, - сказал сернжант.
     - То есть как это? - вскричал фотограф. - Он же гонлый, в чем мать родила. Это безнравственно!
     - Этот человек ничего безнравственного не делает. Стоит, и все, - возразил полицейский. - Если бы он делал что-нибудь, на что глядеть невыносимо, я бы тотчас вмешался. Но ведь он всего-навсего стоит у стены, совершенно непондвижно, в этом ничего противозаконного нет.
     - Он же голый, голый! - кричал фотограф.
     - Не понимаю. - Полицейский удивленно моргал.
     - Голым ходить не принято - только и всего!
     - Голый голому рознь, - сказал сержант. - Есть люди хорошие и дурные. Трезвые и под мухой. Насколько я вижу, этот человек не пьян. Он пользуется славой доброго семьяннина. Пусть он голый, но ведь он не делает со своей наготой ничего такого, что бы можно было назвать преступлением против общества.
     - Да кто вы такой - уж не брат ли ему? - спросил фотограф. - Или сообщник? - Казалось, он вот-вот сонрвется с места и забегает под жгучим солнцем, кусая, лая, хрипя. - Где справедливость? Что здесь, собственно, пронисходит? Пойдемте, девочки, найдем другое место!
     - Франция, - сказал Рикардо.
     - Что? - фотограф круто обернулся.
     - Я говорю, Франция или Испания, - объяснил Ринкардо. - Или Швеция. Я видел фотографии из Швеции - красивые стены. Вот только трещин маловато... Извините, что вмешиваюсь в ваши дела.
     - Ничего, будут у нас снимки вам назло! - Фотограф тряхнул камерой, сжал руку в кулак.
     - Я от вас не отстану, - сказал Рикардо. - Завтра, послензавтра, на бое быков, на базаре, всюду и везде, куда бы вы ни пошли, я тоже пойду, охотно, без скандала. Пойду с достоинством, чтобы выполнить свой прямой долг.
     Они посмотрели на него и поняли, что так и будет.
     - Кто вы такой, что вы о себе воображаете? - закричал фотограф.
     - Я ждал этого вопроса, - сказал Рикардо. - Всмотнритесь в меня. Отправляйтесь домой и поразмышляйте обо мне. Покуда есть такие, как я, хоть один на десять тысяч, мир может спать спокойно. Без меня был бы сплошной хаос.
     - Спокойной ночи, няня, - процедил фотограф, и вся свора девиц, шляпных коробок, камер и сумок потянулась в сторону набережной. - Сейчас перекусим, крошки. После что-нибудь придумаем.
     Рикардо спокойно проводил их взглядом. Он стоял все на том же месте. Толпа улыбаясь смотрела на него.
     "Теперь, - подумал Рикардо, - пойду к своему дому, на двери которого стерлась краска там, где я тысячу раз заденвал ее, входя и выходя, пойду по камням, которые я стер ногами за сорок шесть лет хождения, проведу рукой по трещине на стене моего дома - трещине, которая появинлась во время землетрясения тысяча девятьсот тридцатого года. Как сейчас помню ту ночь, мы были в постели, Томас еще не родился, Мария и я сгорали от любви, и нам казанлось, что наша любовь, такая сильная и жаркая, колышет весь дом, а это земля колыхалась, и утром в стене оказалась трещина. И я поднимусь по лестнице на балкон с затейливой решеткой в доме моего отца, он сам эту решетку ковал, и я буду на балконе есть то, что мне приготовила моя жена, и рядом будут мои книги. И мой сын Томас, которого я сотворил из материи - чего уж там, из простыней - вместе с моей славной супругой. Мы будем есть и разговаривать - не фотографии, и не декорации, и не картинки, и не рекнвизит, а актеры, да-да, совсем неплохие актеры".
     И словно в ответ на его последнюю мысль, какой-то звук дошел до его слуха. Он как раз сосредоточенно, с большим достоинством и изяществом подтягивал брюки, чтобы занстегнуть ремень, когда услышал этот восхитительный звук. Будто легкие крылья плескались в воздухе. Аплодисменты...
     Кучка людей, которая следила за его исполнением занключительной сцены перед ленчем, увидела, сколь элегантнно, с истинно джентльменской учтивостью он подтянул брюки, И аплодисменты рассыпались подобно легкой волне на берегу моря, что шумело неподалеку.
     Рикардо вскинул руки и улыбнулся всем.
     Поднимаясь к дому, он пожал лапу собачонке, которая окропила стену.
     
     
     2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского