Рэй Брэдбери.            Урочный час                  ---------------------------------------------------------------      Ray Bradbury. "Zero hour", 1947 OCR: Владимир Весленко      ---------------------------------------------------------------                  Ох, и весело будет! Вот это игра! Сто лет такого не было! Детишки с криком носятся взад и вперед по лужайкам, то схватятся за руки, то бегают кругами, влезают на деревья, хохочут. В небе пролетают ракеты, по улицам скользят проворные машины, но детвора поглощена игрой. Такая потеха, такой восторг, столько визга и суеты!      Мышка вбежала в дом, чумазая и вся в поту. Для семи лет она горластая и крепкая, и на редкость твердый характер. Миссис Моррис оглянуться не успела, а дочь уже с грохотом выдвигает ящики и сыплет в мешок кастрюльки и разную утварь.      - О господи, Мышка, что это творится?      - Мы играем! Очень интересно! - запыхавшись, вся красная, отозвалась Мышка.      - Посиди минутку, передохни, - посоветовала мать.      - Не, я не устала. Мам, можно, я все это возьму?      - Только не продырявь кастрюли, - сказала миссис Моррис.      - Спасибо, спасибо! - закричала Мышка и ракетой метнулась прочь.      - А что у вас за игра? - крикнула мать ей вслед.      - Вторжение! - на бегу бросила Мышка.      Хлопнула дверь.            По всей улице дети тащили из дому ножи, вилки, консервные ножи, а то и кочергу или кусок старой трубы.      Любопытно, что волнение и суматоха охватили только младших. Старшие, начиная лет с десяти, смотрели на все это свысока и уходили гулять подальше или с достоинством играли в прятки и с мелюзгой не связывались.      Тем временем отцы и матери разъезжали в сверкающих хромированных машинах. В дома приходили мастера - починить вакуумный лифт, наладить подмигивающий телевизор или задуривший продуктопровод. Взрослые мимоходом поглядывали на озабоченное молодое поколение, завидовали неуемной энергии разыгравшихся малышей, снисходительно улыбались их буйным забавам и сами, пожалуй, не прочь бы позабавиться с детишками, да только солидному человеку такое не пристало...      - Эту, эту и еще эту, - командовала Мышка, и ребята выкладывали перед ней разнокалиберные ложки, штопоры и отвертки. - Это давай сюда, а это туда. Не так! Вот неумеха! Так. Теперь не мешайся, я приделаю эту штуку, - она прикусила кончик языка и озабоченно наморщила лоб. - Вот так. Понятно?      - Ага-а! - завопили ребята.      Подбежал двенадцатилетний Джозеф Коннорс.      - Уходи! - без обиняков заявила Мышка.      - Я хочу с вами играть, - сказал Джозеф.      - Нельзя! - отрезала она.      - Почему?      - Ты будешь дразниться.      - Честное слово, не буду.      - Нет уж. Знаем мы тебя. Уходи, а то поколотим.      Подкатил на мотороликах еще один двенадцатилетний.      - Эй, Джо! Брось ты эту мелюзгу. Пошли!      Джозефу явно не хотелось уходить, он повторил не без грусти:      - А я хочу с вами.      - Ты старый, - возразила Мышка.      - Не такой уж я старый, - рассудительно сказал Джо.      - Только будешь смеяться и испортишь все вторжение.      Мальчик на мотороликах громко, презрительно фыркнул:      - Пошли, Джо! Ну их! Все еще в сказки играют!      Джозеф поплелся прочь. И пока не завернул за угол, все оглядывался.      А Мышка опять захлопотала. При помощи своего разномастного инструмента она сооружала непонятный аппарат. Сунула другой девочке тетрадку и карандаш, и та под ее диктовку прилежно выводила какие-то каракули. Жарко грело солнце, голоса девочек то звенели, то затихали.      А вокруг гудел город. Вдоль улиц мирно зеленели деревья. Только ветер не признавал тишины и покоя и все метался по городу, по полям, по всей стране. В тысяче других городов были такие же деревья, и дети, и улицы, и деловые люди в тихих солидных кабинетах что-то говорили в диктофон или следили за экранами телевизоров. Синее небо серебряными иглами прошивали ракеты. Везде и во всем ощущалось спокойное довольство и уверенность, люди привыкли к миру и не сомневались: их больше не ждет никакая беда. Ведь на всей земле люди дружны и едины. Все народы в равной мере владеют надежным оружием. Давно уже достигнуто идеальное равновесие сил. Человечество больше не знает ни предателей, ни несчастных, ни недовольных, а потому не тревожится о завтрашнем дне. И сейчас полмира купается в солнечных лучах, и дремлет, пригревшись, листва деревьев.      Миссис Моррис выглянула из окна второго этажа.      Дети. Она поглядела на них и покачала головой. Что ж, они с аппетитом поужинают, сладко уснут и в понедельник пойдут в школу. Крепкие, здоровые, и слава богу. Она прислушалась.      Подле розового куста Мышка что-то озабоченно говорит... а кому? Там никого нет.      Странный народ дети. Другая кроха - как бишь ее? Да, Энн - она усердно выводит каракули в тетрадке. Мышка что-то спрашивает у розового куста, а потом диктует подружке ответ.      - Треугольник, - говорит Мышка.      - А что это тре...гольник? - с запинкой спрашивает Энн.      - Неважно, - отвечает Мышка.      - А как оно пишется?      - Тэ...рэ...е... - начинает объяснять Мышка, но у нее не хватает терпения. - А, да пиши как хочешь! - и диктует дальше: - Перекладина.      - Я еще не дописала тре...гольник.      - Скорей, копуха! - кричит Мышка.      Мать высовывается из окна.      - ...у-голь-ник, - диктует она растерявшейся Энн.      - Ой, спасибо, миссис Моррис! - говорит Энн.      - Вот это правильное слово, - смеется миссис Моррис и возвращается к своим заботам: надо включить электромагнитную щетку, чтоб вытянуло пыль в прихожей.      А в знойном воздухе колышутся детские голоса.      - Перекладина, - говорит Энн.      Затишье.      - Четыре, девять, семь. А, потом бэ, потом фэ, - деловито диктует издали Мышка. - Потом вилка, и веревочка, и, шеста... шесту... шестиугольник!      За обедом Мышка залпом осушила стакан молока и метнулась к двери. Миссис Моррис хлопнула ладонью по столу.      - Сядь сию минуту, - велела она дочери. - Сейчас будет суп.      Она нажала красную кнопку автомата, и через десять секунд в резиновом приемнике мягко стукнуло. Миссис Моррис открыла дверцу, вынула запечатанную банку с двумя алюминиевыми ручками, мигом вскрыла ее и налила горячий суп в чашку.      Мышка ерзала на стуле.      - Скорей, мам! Тут вопрос жизни и смерти, а ты...      - В твои годы я была такая же. Всегда вопрос жизни и смерти. Я знаю.      Мышка торопливо глотала суп.      - Ешь помедленнее, - сказала мать.      - Не могу, меня Бур ждет.      - Кто это Бур? Странное имя.      - Ты его не знаешь, - сказала Мышка.      - Разве в нашем квартале поселился новый мальчик?      - Еще какой новый, - сказала Мышка, принимаясь за вторую порцию.      - Который же это - Бур? Покажи его мне.      - Он там, - уклончиво ответила Мышка. - Ты будешь смеяться. Все только дразнятся да смеются. Фу, пропасть!      - Что же, этот Бур такой застенчивый?      - Да. Нет. Как сказать. Ох, мам, я побегу, а то у нас никакого вторжения не получится.      - А кто куда вторгается?      - Марсиане на Землю. Нет, они не совсем марсиане. Они... ну не знаю. Вон оттуда, - она ткнула ложкой куда-то вверх.      - И отсюда. - Миссис Моррис легонько тронула разгоряченный дочкин лоб.      Мышка возмутилась:      - Смеешься! Ты рада убить и Бура, и всех!      - Нет-нет, я никого не хотела обидеть. Так этот Бур - марсианин?      - Нет. Он... ну не знаю. С Юпитера, что ли, или с Сатурна, или с Венеры. В общем, ему трудно пришлось.      - Могу себе представить! - Мать прикрыла рот ладонью, пряча улыбку.      - Они никак не могли придумать, как бы им напасть на Землю.      - Мы неприступны, - с напускной серьезностью подтвердила мать.      - Вот и Бур так говорит. Это самое слово, мам: не...при...      - О-о, какой умный мальчик. Какие взрослые слова знает.      - Ну и вот, мам, они все не могли придумать, как на нас напасть. Бур говорит... он говорит, чтобы хорошо воевать, надо найти новый способ застать людей врасплох. Тогда непременно победишь. И еще он говорит, надо найти помощников в лагере врага.      - Пятую колонну, - сказала мать.      - Ага. Так Бур говорит. А они все не могли придумать, как застать Землю врасплох и как найти помощников.      - Неудивительно. Мы ведь очень сильны, - засмеялась мать, убирая со стола.      Мышка сидела и так смотрела на стол, будто видела на нем все, о чем рассказывала.      - А потом в один прекрасный день, - продолжала она театральным шепотом, - они подумали о детях!      - Вот как! - восхитилась миссис Моррис.      - Да, и они подумали: взрослые вечно заняты, они не заглядывают под розовые кусты и не шарят в траве.      - Разве что когда собирают грибы или улиток.      - И потом, он говорил что-то такое про мери-мери.      - Мери-мери?      - Ме-ре-ния.      - Измерения?      - Ага! Их четыре штуки! И еще про детей до девяти лет и про воображение. Он очень занятно разговаривает.      Миссис Моррис устала от дочкиной болтовни.      - Да, наверно, это занятно. Но твой Бур тебя заждался. Уже поздно, а надо еще умыться перед сном. Так что, если хочешь поспеть с вашим вторжением, беги скорей.      - Ну-у, еще мыться! - проворчала Мышка.      - Обязательно! И почему это дети боятся воды? Во все времена все дети не любили мыть уши.      - Бур говорит, мне больше не надо будет мыться, - сказала Мышка.      - Ах, вот как?      - Он всем ребятам так сказал. Никакого мытья. И не надо рано ложиться спать, и в субботу можно по телевизору смотреть целых две программы!      - Ну, пускай мистер Бур не болтает лишнего. Вот я пойду поговорю с его матерью и...      Мышка пошла к двери.      - И еще есть такие мальчишки, Пит Бритз и Дейл Джеррик, мы с ними ругаемся. Они уже большие. И они дразнятся. Они еще хуже родителей. Даже не верят в Бура. Воображалы такие, задаются, что уже большие. Могли бы быть поумнее. Сами недавно были маленькие. Я их ненавижу хуже всех. Мы их первым делом убьем.      - А нас с папой после?      - Бур говорит: вы опасные. Знаешь почему? Потому что вы не верите в марсиан! А они позволят нам править всем миром. Ну не нам одним, ребятам из соседнего квартала - тоже. Я, наверно, буду королевой.      Она отворила дверь.      - Мам!      - Да?      - Что такое лог-ги-ка?      - Логика? Понимаешь, детка, это когда человек умеет разобраться, что верно, а что неверно.      - Бур и про это сказал. А что такое впе-ча-тли-тель-ный? - Мышке понадобилась целая минута, чтобы выговорить такое длиннющее слово.      - А это... - мать опустила глаза и тихонько засмеялась. - Это значит ребенок.      - Спасибо за обед! - Мышка выбежала вон, потом на миг снова заглянула в кухню. - Мам, я уж постараюсь, чтоб тебе было не очень больно, правда-правда!      - И на том спасибо, - сказала мать. Хлопнула дверь.            В четыре часа загудел вызов видеофона. Миссис Моррис нажала кнопку, экран осветился.      - Здравствуй, Элен! - сказала она.      - Здравствуй, Мэри. Как дела в Нью-Йорке?      - Отлично. А в Скрэнтоне? У тебя усталое лицо.      - У тебя тоже. Сама знаешь, дети. Путаются под ногами.      Миссис Морис вздохнула.      - Вот и Мышка тоже. У них тут сверхвторжение.      Элен рассмеялась:      - У вас тоже малыши в это играют?      - Ох, да. А завтра все помешаются на головоломках и на моторизованных "классах". Неужели мы тоже году в сорок восьмом были такие несносные?      - Еще хуже. Играли в японцев и нацистов. Не знаю, как мои родители меня терпели. Ужасным была сорванцом.      - Родители привыкают все пропускать мимо ушей.      Короткое молчание.      - Что случилось, Мэри?      Миссис Моррис прикрыла глаза, медленно, задумчиво провела языком по губам. Вопрос Элен заставил ее вздрогнуть.      - А? Нет, ничего. Просто я как раз об этом и думала. Насчет того, как пропускаешь мимо ушей. Неважно. О чем, бишь, мы говорили?      - Мой Тим прямо влюбился в какого-то мальчишку... его, кажется, зовут Бур.      - Наверно, у них такой новый пароль. Моя Мышка тоже увлеклась этим Буром.      - Вот не думала, что это и до Нью-Йорка докатилось. Видно, друг от дружки слышат и повторяют. Какая-то эпидемия. Я тут разговаривала с Джозефиной, она говорит, ее детишки тоже помешались на новой игре, а она ведь в Бостоне. Всю страну охватило.      В кухню вбежала Мышка выпить воды. Миссис Моррис обернулась:      - Ну, как дела?      - Почти все готово, - ответила Мышка.      - Прекрасно! А это что такое?      - Бумеранг. Смотри!      Это было что-то вроде шарика на пружинке. Мышка бросила шарик, пружинка растянулась до отказа... и шарик исчез.      - Видала? - сказала Мышка. - Хоп! - Она согнула палец крючком, шарик вновь очутился у нее в руке, и она защелкнула пружинку.      - Ну-ка, еще раз, - попросила мать.      - Не могу. В пять часов вторжение. Пока! - И Мышка вышла, пощелкивая игрушкой.      С экрана видеофона засмеялась Элен.      - Мой Тим сегодня утром тоже притащил такую штучку, я хотела посмотреть, как она действует, а Тим ни за что не хотел показать, тогда я попробовала сама, но ничего не получилось.      - Ты не впе-ча-тли-тель-ная, - сказала Мэри Моррис.      - Что?      - Так, ничего. Я подумала о другом. Тебе что-то было нужно, Элен?      - Да, я хотела спросить, как ты делаешь то печенье, черное с белым...            Лениво текло время. Близился вечер. Солнце опускалось в безоблачном небе. По зеленым лужайкам потянулись длинные тени. А ребячьи крики и смех все не утихали. Одна девочка вдруг с плачем побежала прочь. Миссис Моррис вышла на крыльцо.      - Кто это плакал, Мышка? Не Пегги-Энн?      Мышка что-то делала во дворе, подле розового куста.      - Угу, - ответила она, не разгибаясь. - Пегги-Энн трусиха. Мы с ней больше не водимся. Она уж очень большая. Наверно, она вдруг выросла.      - И поэтому заплакала? Чепуха. Отвечай мне как полагается, не то сейчас же пойдешь домой!      Мышка круто обернулась, испуганная и злая.      - Да не могу я сейчас! Скоро уже время. Ты прости, я больше не буду.      - Ты что же, ударила Пегги-Энн?      - Нет, честное слово! Вот спроси ее! Это из-за того, что... ну просто она трусиха, задрожала - хвост поджала.      Кольцо ребятни теснее сдвинулось вокруг Мышки; озабоченно хмурясь, она что-то делала с разнокалиберными ложками и четырехугольным сооружением из труб и молотков.      - Вот сюда и еще сюда, - бормотала она.      - У тебя что-то не ладится? - спросила миссис Моррис.      - Бур застрял. На полдороге. Нам бы только его вытащить, тогда будет легче. За ним и другие пролезут.      - Может, я вам помогу?      - Нет, спасибо. Я сама.      - Ну хорошо. Через полчаса мыться, я тебя позову. Устала я на вас смотреть.      Миссис Моррис ушла в дом, села в кресло и отпила глоток пива из неполного стакана. Электрическое кресло начало массировать ей спину. Дети, дети... У них и любовь, и ненависть - все перемешано. Сейчас ребенок тебя любит, а через минуту ненавидит. Странный народ дети. Забывают ли они, прощают ли в конце концов шлепки, и подзатыльники, и резкие слова, когда им велишь - делай то, не делай этого? Как знать... А если ничего нельзя ни забыть, ни простить тем, у кого над тобой власть - большим, непонятливым и непреклонным?      Время шло. За окнами воцарилаеь странная, напряженная тишина, словно вся улица чего-то ждала.      Пять часов. Где-то в доме тихонько, мелодично запели часы: "Ровно пять, ровно пять, надо время не терять!" - и умолкли.      Урочный час. Час вторжения.      Миссис Моррис засмеялась про себя.      На дорожке зашуршали шины. Приехал муж. Мэри улыбнулась. Мистер Моррис вышел из машины, захлопнул дверцу и окликнул Мышку, все еще поглощенную своей работой. Мышка и ухом не повела. Он засмеялся, постоял минуту, глядя на детей. Потом поднялся на крыльцо.      - Добрый вечер, родная.      - Добрый вечер, Генри.      Она выпрямилась в кресле и прислушалась. Дети молчат, все тихо. Слишком тихо.      Муж выколотил трубку и набил заново.      Ж-ж-жж.      - Что это? - спросил Генри.      - Не знаю.      Она вскочила, поглядела расширенными глазами. Хотела что-то сказать - и не сказала. Смешно. Нервы расходились.      - Дети ничего плохого не натворят? - промолвила она. - Там нет опасных игрушек?      - Да нет, у них только трубы и молотки. А что?      - Никаких электрических приборов?      - Ничего такого, - сказал Генри. - Я смотрел.      Мэри прошла в кухню. Жужжанье продолжалось.      - Все-таки ты им лучше скажи, чтоб кончали. Уже шестой час. Скажи им... - Она прищурилась. - Скажи, пускай отложат вторжение на завтра.      Она засмеялась не очень естественным смехом.      Жужжанье стало громче.      - Что они там затеяли? Пойду, в самом деле, погляжу.      Взрыв!      Глухо ухнуло, дом шатнуло. И в других дворах, на других улицах громыхнули взрывы.      У Мэри Моррис вырвался отчаянный вопль.      - Наверху! - бессмысленно закричала она, не думая, не рассуждая.      Быть может, она что-то заметила краем глаза; быть может, ощутила незнакомый запах или уловила незнакомый звук. Некогда спорить с Генри, убеждать его. Пускай думает, что она сошла с ума. Да, пускай! С воплем она кинулась вверх по лестнице. Не понимая, о чем она, муж бросился следом.      - На чердаке! - кричала она. - Там, там!      Жалкий предлог, но как еще заставишь его скорей подняться на чердак. Скорей, успеть... о боже!      Во дворе - новый взрыв. И восторженный визг, как будто для ребят устроили невиданный фейерверк.      - Это не на чердаке! - крикнул Генри. - Это во дворе!      - Нет, нет! - задыхаясь, еле живая, она пыталась открыть дверь. - Сейчас увидишь! Скорей! Сейчас увидишь!      Наконец они ввалились на чердак. Мэри захлопнула дверь, повернула ключ в замке, вытащила его и закинула в дальний угол, в кучу всякого хлама. И как в бреду, захлебываясь, стала выкладывать все подряд. Неудержимо. Наружу рвались неосознанные подозрения и страхи, что весь день тайно копились в душе и перебродили в ней, как вино. Все мелкие разоблачения, открытия и догадки, которые тревожили ее с самого утра и которые она так здраво, трезво и рассудительно критиковала и отвергала. Теперь все это взорвалось и потрясло ее.      - Ну вот, ну вот, - всхлипывая, она прислонилась к двери. - Тут мы в безопасности до вечера. Может, потом потихоньку выберемся. Может, нам удается бежать!      Теперь взорвался Генри, но по другой причине:      - Ты что, рехнулась? Какого черта ты закинула ключ? Знаешь, милая моя!..      - Да, да, пускай рехнулась, если тебе легче так думать, только оставайся здесь!      - Хотел бы я знать, как теперь отсюда выбраться!      - Тише. Они услышат. О господи, они нас найдут...      Где-то близко - голос Мышки. Генри умолк на полуслове. Все вдруг зажужжало, зашипело, поднялся визг, смех. Внизу упорно, настойчиво гудел сигнал видеофона - громкий, тревожный. "Может, это Элен меня вызывает, - подумала Мэри. - Может, она хочет мне сказать... то самое, чего я жду?"      В доме раздались шаги. Гулкие, тяжелые.      - Кто там топает? - гневно говорит Генри. - Кто смел вломиться в мой дом?      Тяжелые шаги. Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят пар ног. Пятьдесят непрошеных гостей в доме. Что-то гудит. Хихикают дети.      - Сюда! - кричит внизу Мышка.      - Кто там? - в ярости гремит Генри. - Кто там ходит?      - Тс-с. Ох, нет, нет, нет, - умоляет жена, цепляясь за него. - Молчи, молчи. Может быть, они еще уйдут.      - Мам! - зовет Мышка. - Пап!      Молчание.      - Вы где?      Тяжелые шаги, тяжелые, тяжелые, страшно тяжелые. Вверх по лестнице. Это Мышка их ведет.      - Мам? - Неуверенное молчание. - Пап? - Ожидание, тишина.      Гуденье. Шаги по лестнице, ведущей на чердак. Впереди всех - легкие, Мышкины.      На чердаке отец и мать молча прижались друг к другу, их бьет дрожь. Электрическое гуденье, странный холодный свет, вдруг просквозивший в щели под дверью, незнакомый острый запах, какой-то чужой, нетерпеливый голос Мышки - все это, непонятно почему, проняло наконец и Генри Морриса. Он стоит рядом с женой в тишине, во мраке, его трясет.      - Мам! Пап!      Шаги. Новое негромкое гуденье. Замок плавится. Дверь настежь. Мышка заглядывает внутрь чердака, за нею маячат огромные синие тени.      - Чур-чура, я нашла! - говорит Мышка.