Михаил БУЛГАКОВ
     
     СПИРИТИЧЕСКИЙ СЕАНС
     
     
     (c) 19??, Михаил Булгаков. "Спиритический сеанс". (c) 1998, В.И. Лосев. Составление, комментарии. (c) 1998, ООО "Издательство АСТ-ЛТД", Вече. Москва. Оформление. [x] 20 May 2001, OCR & spellcheck: Denis Suhanov aka 'sadist'.
     
     
     ---------------------------------------------------------------------------
     
     Не стоит вызывать его!
     Не стоит вызывать его!
     
     Речитатив Мефистофеля
     
     
     1
     
     Дура Ксюшка доложила:
     - Там к тебе мужик пришел...
     Madame Лузина вспыхнула:
     - Во-первых, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты мне "ты" не говорила! Какой такой мужик?
     И выплыла в переднюю.
     В передней вешал фуражку на олений рог Ксаверий Антонович Лисиневич и кисло улыбался. Он слышал Ксюшкин доклад.
     Madame Лузина вспыхнула вторично.
     - Ах, Боже! Извините, Ксаверий Антонович! Эта деревенская дура!.. Она всех так... Здравствуйте!
     - О, помилуйте!.. - светски растопырил руки Лисиневич. - Добрый вечер, Зинаида Ивановна! - он свел ноги в третью позицию, склонил голову и поднес руку madame Лузиной к губам.
     Но только что он собрался бросить на madame долгий и липкий взгляд, как из двери выполз муж Павел Петрович. И взгляд угас.
     - Да-а... - немедленно начал волынку Павел Петрович, - "мужик"... хе-хе! Ди-ка-ри! Форменные дикари. Я вот думаю: свобода там... Коммунизм. Помилуйте! Как можно мечтать о коммунизме, когда кругом такие Ксюшки! Мужик... Хе-хе! Вы уж извините, ради Бога! Муж...
     "А, дурак!", - подумала madame Лузина и перебила:
     - Да что же мы в передней?.. Пожалуйте в столовую...
     - Да, милости просим в столовую, - скрепил Павел Петрович, - прошу!
     Вся компания, согнувшись, пролезла под черной трубой и вышла в столовую.
     - Я и говорю, - продолжал Павел Петрович, обнимая за талию гостя, - коммунизм... Спору нет: Ленин человек гениальный, но... да, вот не угодно ли пайковую... хе-хе! Сегодня получил... Но коммунизм - это такая вещь, что она, так сказать, по своему существу... Ах, разорванная? Возьмите другую, вот с краю... По своей сути требует известного развития... Ах, подмоченная? Ну и папиросы! Вот, пожалуйста, эту... По своему содержанию... Погодите, разгорится... Ну и спички! Тоже пайковые... Известного сознания...
     - Погоди, Поль! Ксаверий Антонович, чай до или после?
     - Я думаю... э-э, до, - ответил Ксаверий Антонович.
     - Ксюшка! Примус! Сейчас все придут! Все страшно заинтересованы! Страшно! Я пригласила и Софью Ильиничну...
     - А столик?
     - Достали! Достали! Но только... Он с гвоздями. Но ведь, я думаю, ничего?
     - Гм... Конечно, это нехорошо... Но как-нибудь обойдемся...
     Ксаверий Антонович окинул взглядом трехногий столик с инкрустацией, и пальцы у него сами собою шевельнулись.
     Павел Петрович заговорил:
     - Я, признаться, не верю. Не верю, как хотите. Хотя, правда, в природе...
     - Ах, что ты говоришь! Это безумно интересно! Но предупреждаю: я буду бояться!
     Madame Лузина оживленно блестела глазами, затем выбежала в переднюю, поправила наскоро прическу у зеркала и впорхнула в кухню. Оттуда донесся рев примуса и хлопанье Ксюшкиных пяток.
     - Я думаю, - начал Павел Петрович, но не кончил.
     В передней постучали. Первая явилась Леночка, затем квартирант. Не заставила себя ждать и Софья Ильинична, учительница 2-й ступени. А тотчас же за ней явился и Боборицкий с невестой Ниночкой.
     Столовая наполнилась хохотом и табачным дымом.
     - Давно, давно нужно было устроить!
     - Я, признаться...
     - Ксаверий Антонович! Вы будете медиум! Ведь да? Да?
     - Господа, - кокетничал Ксаверий Антонович, - я ведь, в сущности, такой же непосвященный... Хотя...
     - Э-э, нет! У вас столик на воздух поднимался!
     - Я, признаться...
     - Уверяю тебя, Маня собственными глазами видела зеленоватый свет!..
     - Какой ужас! Я не хочу!
     - При свете! При свете! Иначе я не согласна! - кричала крепко сколоченная, материальная Софья Ильинична, - иначе я не поверю!
     - Позвольте... Дадим честное слово...
     - Нет! Нет! В темноте! Когда Юлий Цезарь выстучал нам смерть...
     - Ах, я не могу! О смерти не спрашивать! - кричала невеста Боборицкого, а Боборицкий томно шептал:
     - В темноте! В темноте!
     Ксюшка, с открытым от изумления ртом, внесла чайник.
     Madame Лузина загремела чашками.
     - Скорее, господа, не будем терять времени!..
     И сели за чай...
     ...Шалью, по указанию Ксаверия Антоновича, наглухо закрыли окно. В передней потушили свет, и Ксюшке приказали сидеть на кухне и не топать пятками. Сели, и стала темь...
     
     
     2
     
     Ксюшка заскучала и встревожилась сразу. Какая-то чертовщина... Всюду темень. Заперлись. Сперва тишина, потом тихое, мерное постукивание. Услыхав его, Ксюшка застыла. Страшно стало. Опять тишина. Потом неясный голос...
     - Господи?..
     Ксюшка шевельнулась на замасленном табурете и стала прислушиваться... Тук... Тук... Тук... Будто голос гостьи (чистая тумба, прости, Господи!) забубнил:
     - А, га, га, га...
     Тук... Тук...
     Ксюшка на табурете, как маятник, качалась от страха к любопытству... То черт с рогами мерещился за черным окном, то тянуло в переднюю...
     Наконец не выдержала. Прикрыла дверь в освещенную кухню и шмыгнула в переднюю. Тыча руками, наткнулась на сундуки. Протиснулась дальше, пошарила, разглядела дверь и приникла к скважине... Но в скважине была адова тьма, из которой доносились голоса...
     
     
     3
     
     - Ду-ух, кто ты?
     - А, бе, ве, ге, де, е, же, зе, и... Тук!
     - И! - вздохнули голоса.
     - А, бе, ве, ге...
     - Им!
     Тук... Тук, тук...
     - Им-пе-ра! О-о! Господа...
     - Император На-по... Тук... Тук...
     - На-по-ле-он!!. Боже, как интересно!..
     - Тише!.. Спросите! Спрашивайте!..
     - Что?.. Да, спрашивайте!.. Ну, кто хочет?..
     - Дух императора, - прерывисто и взволнованно спросила Леночка, - скажи, стоит ли мне переходить из Главхима в Желеском? Или нет?..
     Тук... Тук... Тук...
     - Ду-у... Ду-ра! - отчетливо ответил император Наполеон.
     - Ги-и! - гигикнул дерзкий квартирант.
     Смешок пробежал по цепи.
     Софья Ильинична сердито шепнула:
     - Разве можно спрашивать ерунду!
     Уши Леночки горели во тьме.
     - Не сердись, добрый дух! - взмолилась она, - если не сердишься, стукни один раз!
     Наполеон, повинуясь рукам Ксаверия Антоновича, ухитрившегося делать два дела - щекотать губами шею madame Лузиной и вертеть стол, взмахнул ножкой и впился ею в мозоль Павла Петровича.
     - С-с!.. - болезненно прошипел Павел Петрович.
     - Тише!.. Спрашивайте!
     - У вас никого посторонних нет в квартире? - спросил осторожный Боборицкий.
     - Нет! Нет! Говорите смело!
     - Дух императора, скажи, сколько времени еще будут у власти большевики?
     - А-а... Это интересно! Тише!.. Считайте!..
     Та-ак, та-ак, застучал Наполеон, припадая на одну ножку.
     - Те...оэр...и... три... ме-ся-ца!
     - А-а!..
     - Слава Богу! - вскричала невеста. - Я их так ненавижу!
     - Тсс! Что вы?!
     - Да никого нет!
     - Кто их свергнет? Дух, скажи!..
     Дыхание затаили... Та-ак, та-ак...
     ...Ксюшку распирало от любопытства...
     Наконец она не вытерпела. Отшатнувшись от собственного отражения, мелькнувшего во мгле зеркала, она протиснулась между сундуками обратно в кухню. Захватила платок, шмыгнула обратно в переднюю, поколебалась немного перед ключом. Потом решилась, тихонько прикрыла дверь и, дав волю пяткам, понеслась к Маше нижней.
     
     
     4
     
     Маша нижняя нашлась на парадной лестнице у лифта внизу, вместе с Дуськой из пятого этажа. В кармане у нижней Маши было на 100 тысяч семечек.
     Ксюшка излилась.
     - Заперлись они, девоньки... Записывают про императора и про большевиков... Темно в квартире, страсть!.. Жилец, барин, барыня, хахаль ейный, учительша...
     - Ну!! - изумлялась нижняя и Дуська, а мозаичный пол покрывался липкой шелухой...
     Дверь в квартире № 3 хлопнула, и по лестнице двинулся вниз бравый в необыкновенных штанах. Дуська, и Ксюша, и нижняя Маша скосили глаза. Штаны до колен были как штаны, из хорошей диагонали, но от колен расширялись, расширялись и становились как колокола.
     Квадратная бронзовая грудь распирала фуфайку, а на бедре тускло и мрачно глядело из кожаной штуки востроносое дуло.
     Бравый, лихо закинув голову с золотыми буквами на лбу, легко перебирая ногами, отчего колокола мотались, спустился к лифту и, обжегши мимолетным взглядом всех троих, двинулся к выходу...
     - Лампы потушили, чтобы я, значит, не видела... Хи-хи!.. и записывают... большевикам, говорят, крышка... Инпиратор... Хи! Хи!
     С бравым что-то произошло. Лакированные ботинки вдруг стали прилипать к полу. Шаг его замедлился. Бравый вдруг остановился, пошарил в кармане, как будто что-то забыл, потом зевнул и вдруг, очевидно раздумав, вместо того, чтобы выйти в парадное, повернулся и сел на скамью, скрывшись из Ксюшкиного поля зрения за стеклянным выступом с надписью "швейцар".
     Заинтересовал его, по-видимому, рыжий потрескавшийся купидон на стене. В купидона он впился и стал его изучать...
     ...Облегчив душу, Ксюшка затопала обратно. Бравый уныло зевнул, глянул на браслет-часы, пожал плечами и, видимо соскучившись ждать кого-то из квартиры № 3, поднялся и, развинченно помахивая колоколами, пошел на расстоянии одного марша за Ксюшкой...
     Когда Ксюшка скрылась, стараясь не хлопнуть дверью, в квартире, в темноте на площадке вспыхнула спичка у белого номерка - 24. Бравый уже не прилипал и не позевывал.
     - Двадцать четыре, - сосредоточенно сказал он самому себе и, бодрый и оживленный, стрелой понесся вниз через все шесть этажей.
     
     
     5
     
     В дымной тьме Сократ, сменивший Наполеона, творил чудеса. Он плясал, как сумасшедший, предрекая большевикам близкую гибель. Потная Софья Ильинична, не переставая, читала азбуку. Руки онемели у всех, кроме Ксаверия Антоновича. Мутные, беловатые силуэты мелькали во мгле. Когда же нервы напряглись до предела, стол с сидящим в нем мудрым греком колыхнулся и поплыл вверх.
     - Ах!.. Довольно!.. Я боюсь!.. Нет! Пусть! Милый! Дух! Выше!.. Никто не трогает ногами?.. Да нет же!.. Тсс!.. Дух! Если ты есть, возьми la на пианино!
     Грек оборвался сверху и грянул всеми ножками в пол. Что-то с треском лопнуло в нем. Затем он забарахтался и, наступая на ноги взвизгивающим дамам, стал рваться к пианино... Спириты, сталкиваясь лбами, понеслись за ним...
     Ксюшка вскочила как встрепанная с ситцевого одеяла в кухне. Ее писка: "Кто такой?" - очумевшие спириты не слыхали.
     Какой-то новый, злобный и страшный, дух вселился в стол, выкинув покойного грека. Он страшно гремел ножками, как из пулемета, кидался из стороны в сторону и нес какую-то околесину:
     - Дра-ту-ма... бы... ы... ы.
     - Миленький дух! - стонали спириты.
     - Что ты хочешь?!
     - Дверь! - наконец вырвалось у бешеного духа.
     - А-а!.. Дверь! Слышите! В дверь хочет бежать!.. Пустите его!
     Трык, трак, тук, - заковылял стол к двери.
     - Стойте! - крикнул вдруг Боборицкий, - вы видите, какая в нем сила! Пусть, не доходя, стукнет в дверь!
     - Дух! Стукни!!
     И дух превзошел ожидания. Снаружи в дверь он грянул как будто сразу тремя кулаками.
     - Ай! - взвизгнули в комнате три голоса.
     А дух, действительно, был полон силы. Он забарабанил так, что у спиритов волосы стали дыбом. Вмиг замерло дыхание, стала тишина...
     Дрожащим голосом выкрикнул Павел Петрович:
     - Дух! Кто ты?..
     Из-за двери гробовой голос ответил:
     - Чрезвычайная комиссия.
     ...Дух испарился из стола позорно, в одно мгновение. Стол, припав на поврежденную ножку, стал неподвижно. Спириты окаменели. Затем madame Лузина простонала: "Бо-о-же!" - и тихо сникла в неподдельном обмороке на грудь Ксаверию Антоновичу, прошипевшему:
     - О, черт бы взял идиотскую затею!
     Трясущиеся руки Павла Петровича открыли дверь. Вмиг вспыхнули лампы, и дух предстал перед снежно-бледными спиритами. Он был кожаный. Весь кожаный, начиная с фуражки и кончая портфелем. Мало того, он был не один. Целая вереница подвластных духов виднелась в передней.
     Мелькнула бронзовая грудь, граненый ствол, серая шинель, еще шинель...
     Дух окинул глазами хаос спиритической комнаты и, зловеще ухмыльнувшись, сказал:
     - Ваши документы, товарищи...
     
     
     ЭПИЛОГ
     
     Боборицкий сидел неделю, квартирант и Ксаверий Антонович - 13 дней, а Павел Петрович - полтора месяца.