Виктор Юзефович Драгунский
     
     Он живой и светится
     
     
     Однажды вечером я сидел во дворе, возле песка, и ждал маму. Она, наверно, задерживалась в институте, или в магазине, или, может быть, долго стояла на автобусной остановке. Не знаю. Только все родители нашего двора уже пришли, и все ребята пошли с ними по домам и уже, наверно, пили чай с бубликами и брынзой, а моей мамы всё ещё не было...
     И вот уже стали зажигаться в окнах огоньки, и радио заиграло музыку, и в небе задвигались тёмные облака - они были похожи на бородатых стариков...
     Мне захотелось есть, а мамы всё не было, и я подумал, что, если бы я знал, что моя мама хочет есть и ждёт меня где-то на краю света, я бы моментально к ней побежал, а не опаздывал бы и не заставлял её сидеть на песке и скучать.
     И в это время во двор вышел Мишка. Он сказал:
     - Здорово!
     И я сказал:
     - Здорово!
     Мишка сел рядом и взял в руки самосвал.
     - Ого! - сказал Мишка. - Где достал? А он сам набирает песок? Не сам? А сам сваливает? Да? А ручка? Для чего она? Её можно вертеть? Да? А? Ого! Дашь мне его домой?
     Я сказал:
     - Нет, домой не дам. Подарок. Папа подарил перед отъездом.
     Мишка надулся и отодвинулся от меня. На дворе стало ещё темнее. Я смотрел на ворота, чтоб не пропустить, когда придёт мама. Но она всё не шла. Видно, встретила тётю Розу, и они стоят и разговаривают и даже не думают про меня. Я лёг на песок.
     Тут Мишка говорит:
     - Не дашь самосвал?
     Я говорю:
     - Отвяжись, Мишка!
     Тогда Мишка говорит:
     - Я тебе за него могу дать одну Гватемалу и два Барбадоса.
     Я говорю:
     - Сравнил Барбадос с самосвалом...
     А Мишка:
     - Ну, хочешь, я дам тебе плавательный круг?
     Я говорю:
     - Он у тебя лопнутый.
     А Мишка:
     - Ты его заклеишь.
     Я даже рассердился:
     - А плавать где? В ванной? По вторникам?
     И Мишка опять надулся. А потом говорит:
     - Ну, была не была! Знай мою доброту! На! И он протянул мне коробочку от спичек. Я взял её в руки.
     - Ты открой её, - сказал Мишка, - тогда увидишь!
     Я открыл коробочку и сперва ничего не увидел, а потом увидел маленький светло-зелёный огонёк, как будто где-то далеко-далеко от меня горела крошечная звёздочка, и в то же время я сам держал её сейчас в руках.
     - Что это, Мишка, - сказал я шёпотом, - что это такое?
     - Это светлячок, - сказал Мишка. - Что, хорош? Он живой, не думай.
     - Мишка, - сказал я, - бери мой самосвал, хочешь? Навсегда бери, насовсем! А мне отдай эту звёздочку, я её домой возьму...
     И Мишка схватил мой самосвал и побежал домой. А я остался со своим светлячком, глядел на него, глядел и никак не мог наглядеться: какой он зелёный, словно в сказке, и как он хоть и близко, на ладони, а светит, словно издалека... И я не мог ровно дышать, и я слышал, как быстро стучит моё сердце и чуть-чуть колет в носу, как будто хочется плакать.
     И я долго так сидел, очень долго. И никого не было вокруг. И я забыл про всех на белом свете.
     Но тут пришла мама, и я очень обрадовался, и мы пошли домой. А когда стали пить чай с бубликами и брынзой, мама спросила:
     - Ну, как твой самосвал?
     А я сказал:
     - Я, мама, променял его. Мама сказала:
     - Интересно! А на что?
     Я ответил:
     - На светлячка! Вот он, в коробочке живёт. Погаси-ка свет!
     И мама погасила свет, и в комнате стало темно, и мы стали вдвоём смотреть на бледно-зелёную звёздочку.
     Потом мама зажгла свет.
     - Да, - сказала она, - это волшебство! Но всё-таки как ты решился отдать такую ценную вещь, как самосвал, за этого червячка?
     - Я так долго ждал тебя, - сказал я, - и мне было так скучно, а этот светлячок, он оказался лучше любого самосвала на свете.
     Мама пристально посмотрела на меня и спросила:
     - А чем же, чем же именно он лучше?
     Я сказал:
     - Да как же ты не понимаешь?! Ведь он живой! И светится!..