М. Жванецкий                  ГОД БЫКА            ...И вот наши люди, не отвлекаясь от выяснения национальности, за^интересовались экологией. Новый предмет, в отличие от истории и фило^софии, не объясняет жизнь, а сокращает.      Выдох чище вдоха. Питьевая вода из фенолов и нитратов кипячению не подлежит.      В мышцах быка нет прежней ярости и силы - они пропитаны антибиоти^ками и пестицидами. Люди, поедая мышцы быка, несут в себе его прокля^тие и послание: "Всем, всем, съевшим меня, мое последнее мщение. Я бо^лел всю жизнь. Я не мог бегать. Я стоял, а потом лежал. Еды не было, благодаря колхозам. Любви не было, благодаря искусственному осемене^нию, движения не было, благодаря новым методам содержания. Я на вас не обижаюсь. Я просто проклинаю вас, и все. Не думайте, что несчастья по^койника уходят вместе с ним. Покойники уходят честными. Вам остаются их болезни, неприятности, как все то, что вы построили, перейдет сле^дующим поколениям, которые попытаются поймать вас и на том свете. Ешь^те меня, скоро встретимся".      Мы возмущаемся, почему организм коровы не может переработать все окончательно? Почему вода, земли, воздух не могут переработать все окончательно? Мы все возмущены.      Ну действительно, нельзя пить, есть, дышать и купаться, но мы все это делаем. Когда так много нельзя, что нельзя жить, люди как раз и живут, и поэты пишут - "человек крепче стали".      Он не крепче, просто он чаще сменяет друг друга. Он как бы все вре^мя есть, но это уже не тот, а другой. Музыка та же, стихи те же, камни те же, а люди уже другие. Так и должно быть, чтобы со стороны каза^лось, что они всегда есть.      И Сталиным их, и Гитлером, и Чернобылем, а они есть и есть. Отсюда ошибочное мнение, что их ничто не берет.      На Крайнем Севере чум дымит, но в нем за 40 лет уже три поколения дымят и два поколения под шпалами лежат, а третье как бы ездит. Не ус^певаешь объяснить человеку, как он живет, как аудитория меняется и лектор другой.      Антибиотик от туберкулеза спасает, а от антибиотика спасенья нет. Если количество этой еды увеличат, шире гибнуть будем и чаще. Даже на^воз стал ядовитым. Так что подумать надо, может, пустые полки и есть то, что нам надо. Жизнь и так коротка, а во второй половине водопадом уходит. Шкала ценностей меняется. За промтовары можем жизнь отнять. Что дороже - постепенно стало неизвестно. Сразу после 20 начинается вторая половина жизни. Мы делаем из нефти платья и мыло, а потом по^полняем запасы нефти собою, и следующие жгут нас в бензобаках.      - Почему бензина нет?      - Сейчас подвезут.      И пошел в бак пятый век до н.э. со всеми страстями и расстройствами. Потому от нефти и гибнет все: прежняя жизнь давит. Тоска прежняя, ре^лигиозный фанатизм, скука деревенской жизни, отсутствие телефона, ав^томобиля - все это душит и давит.      Мы еще быстрее нефтью станем, мы будем давить следующих нашей тос^кой, паникой, автомобилями, телефонами, грабежами, злобой друг к другу Нас в бак зальют, мы торчком встанем от ненависти. Потому бензин так дико горит, что в нем ненависть всех предыдущих к последующим. А по^следующие загоняют в цилиндр - нет, будете белье стирать, ток давать, динаму крутить и еще раз умрете в тесных цилиндрах и, умирая, толкнете поршень в последний раз и повезете. А нам искры достаточно. Взорвемся и везем.      А как нефть разольется, никто живым не уходит. Отсутствие жизни, быта, темнота, ненависть к другим народам - лежит, черным сверкая. Много поколений в ней, и всё черным сверкает.