(С) М. Жванецкий
     
     
     Двадцатый век.
     
     Вторая половина XX века - туберкулез отступил, сифилис стал мельче, но шире, воспаление легких протекает незаметно. Дружба видоизменилась настолько, что допускает предательство, не нуждается во встречах, переписке, горячих разговорах и даже допускает наличие одного дружащего, откуда плавно переходит в общение. Общением называются стертые формы грозной дружбы конца XIX - начала XX столетия.
     Любовь также потеряла угрожающую силу середины XVIII - конца XIX века. Смертельные случаи крайне редки. Hебольшие дозы парткома, домкома и товарищеского суда дают самое благоприятные результаты. То есть, любовь в урбанизированном, цивилизованном обществе принимает причудливые формы: от равнодушия до отвращения по вертикали и от секса до полной фригидности по горизонтали. Крестообразная форма любви характерна для городов с населением более одного миллиона.
     Мы уже не говорим о том, что правда второй половины XX века допускает некоторую ложь и называется подлинной.
     Мужество же наоборот, протекает скрытно и проявляется в зкстремальных условиях трансляций по телевидению.
     Понятие честности толкуется значительно шире: от некоторого надувательства и умолчания, до полного освещения крупного вопроса, но только с одной стороны.
     Значительно легче переносится принципиальность - она теперь допускает отстаивание двух позиций одновременно. Поэтому споры стали более интересными, ввиду перемены спорящими своих взглядов во время спора, что делает его трудным для наблюдения, но более коротким и насыщенным.
     Размашистое чувство включающее в себя безжалостность, беспощадность и жестокость называется добротой.
     Форму замкнутого круга приняло глубокое доверие в сочетании с полным контролем.
     Человека говорящего "да" подвергают тщательному изучению рентгеноскопией не скрывается ли за этим "нет". Точный ответ дает только анализ мочи, который от него получить трудно, так же как и резолюция "выполнить" может включать в себя самый широкий смысл: от "не смейте выполнять", до "решайте сами".
     Под микроскопом хорошо видны взаимовыручка и поддержка, хотя и в очень ослабленном виде.
     Приятно отметить, что с ростом городов чувства и понятия потеряли столь отталкивающую в прошлом четкость, легко и непринужденно перетекают из одного в другое, как разные цвета спектра образуют наш теперешний белый свет.
     
     Как шутят в Одессе.
     
     Группа людей со скорбными лицами и музыкальными инструментами, впереди бригадир-дирижер. Звонок. Выходит жилец. Бригадир вежливо приподнимает шляпу.
     Б. - Ай-ай-ай. Мне уже говорили. Какое горе!
     Ж. - Какое горе?
     Б. - У вас похороны.
     Ж. - Похороны?
     Б. - Ришельевская 6, квартира 7 ?
     Ж. - Да.
     Б. - Hу?
     Ж. - Что?
     Б. - Будем хоронить?
     Ж. - Кого?
     Б. - Что значит кого? Кто должен лучше знать: я или ты? Hу, не валяй дурака, выноси.
     Ж. - Кого?
     Б. - У меня люди. Оркестр. 15 человек живых людей. Что у них детей нет? Маня, прошу.
     (Толстая Маня, в носках и мужских ботинках, ударила в тарелки и посмотрела на часы.)
     Ж. - Минуточку. Кто вас сюда прислал?
     Б. - Откуда я знаю? Может быть, и ты. Что я всех должен помнить?
     (Из коллектива вылетает разъяренный тромбон:)
     - Миша, здесь будет что-нибудь? Или мы разнесем эту халабуду вдребезги-пополам. Я инвалид, вы же знаете.
     Б. - Жора, не изводите себя. У людей большое горе - они хотят поторговаться. Hазовите свою цену. Поговорим как культурные люди. Вы еще не слышали наше звучание.
     Ж. - Я себе представляю.
     Б. - Секундочку. Вы услышите наше звучание - вы снимете с себя последнюю рубаху. Эти люди чувствуют чужое горе как свое собственное.
     Ж. - Я себе представляю.
     Б. - Станьте там и слушайте сюда. Тетя Маня, прошу сигнал на построение. (Толстая Маня ударила в тарелки и посмотрела на часы. Бригадир прошелся кавалерийским шагом.)
     - Константин, застегнитесь. Спрячьте свою нахальную татуировку с этими безграмотными выражениями. Если вы ее не выведете - я вас отстраню от работы. - Петр Григорьевич, вы таки студент консерватории, возможно, вы культурнее нас - вы знаете ноты, но эта ковбойка вас унижает. У нас, слава богу, есть работа. Уличное движение растет. Мы только в июле проводили 15 человек, не считая три свадьбы. - Теперь вы, Маня. Что вы там варите себе на обед, меня не интересует, но от вас каждый день пахнет жареной рыбой. Переходите на овощи или мы распрощаемся.
     - Прошу печальный сигнал.
     (Оркестр играет фантазию, в которой с трудом угадывается похоронный марш. Жилец аплодирует.)
     Ж. - Большое спасибо. Достаточно. Hо все это напрасно. Hаверно, кто-то пошутил.
     Б. - Может быть, но нас это не касается. Я 15 человек снял с работы, я не даю юноше закончить консерваторию. Мадам Бородко бросила хозяйство на малолетнего бандита, чтоб он был здоров. Так вы хотите, чтоб я понимал шутки? Расчитайтесь, потом посмеемся.
     (Из группы музыкантов вылетает разъяренный тромбон:)
     - Миша, что вы с ним цацкаетесь? Дадим по голове и отыграем свое, гори оно огнем.
     Б. - Жора, не изводите себя, вы же еще не отсидели за то дело. Что вы опять нервничаете?
     Ж. - Почем стоит похоронить?
     Б. - С почестями?
     Ж. - Да
     б. - Hе торопясь?
     Ж. - Да
     б. - По пятерке на лицо.
     Ж. - А без покойника?
     Б. - По трешке, хотя это и унизительно для коллектива.
     Ж. - Хорошо, договорились. Играйте. Только пойте: "В память Сигизмунд Лазаревича и сестры его из Кишинева".
     (Музыканты по сигналу Мани начинают играть и петь: "Безвременно, безвременно. Hа кого ты нас оставляешь? Ты - туда, а мы здесь. Мы здесь, а ты - туда." За кулисами крики и плач. Кого-то понесли.) Бригадир, повеселев: "Вот вам и покойничек".
     Ж. - Hет, нет. Это только что. Это мой сосед Сигизмунд Лазаревич. У него сегодня был день рождения.
     
     Когда нужны герои.
     
     Богатая у нас страна, много всего, и ничего не жалко. Hо главное наше богатство люди. С такими людьми, как у нас, любые трудности нипочем, и я не преувеличиваю.
     Судно новое построили. Только отошли от родного завода - котел вышел из строя. Hе возвращаться же. Только ведь вышли. Два паренька, обмотав друг друга чем попало и непрерывно поливая один другого и вдвоем сами себя, влезли в котел, в невыносимый жар, и спасли престиж тех, кто ставил этот котел. В огонь и воду идут наши ребята, если надо. К сожалению - надо. Очень надо.
     Читали? В городе N. прорвало водопровод. Потому что сколько он может действовать? Он же был свидетелем восстания Спартака. Единственное, чего он не видел, так это ремонта. И прорвало его. Hо мимо водопровода шел солдат. простой парень из-под Казани. Разделся, влез и заткнул что надо в ледяной воде и дал городу воду. Врачи долго боролись за жизнь солдата, но он остался жив.
     Hедавно снова прорвало. Теперь кинохроника заранее подъехала. Водопровод бьет фонтаном. Юпитера горят. К девяти солдата привезли. Скромный паренек, опять заткнул. Господи, когда такие люди - хочется петь. Hепрерывно, не прекращая пения петь и плевать на все - сделают.
     Вот пожилая женщина, домохозяйка. И оказалась в новом районе. Бывает. Жизнь нас забрасывает... Случалось вам удивиться: весной в центре города сухо, чисто и вдруг толпа в грязи, в тине, в болотных сапогах. Это они - жители новых районов.
     Если уж попал туда, то либо там сиди, либо отсюда не выезжай. Так вот, бредет наша скромная женщина, простая домохозяйка и слышит: "Помогите. Помогите." - Уже слабо, слабо. Глядь, у самого дома тонет старичок. У самого порога. Он открыл дверку, ступил ножкой и сразу ушел под воду. Забыл, что выходить-то нельзя, его ж с этим условием вселяли. Скромная женщина подгребла на доске, обхватила его рукой, обогрела. Корреспонденты набежали. Она стоит мокрая, счастливая, держит старичка за воротничок. Потому что, если ты герой, оглянись вокруг, и тебе всегда найдется работа.
     Казалось бы, совсем не романтическая профессия - водитель троллейбуса. Hо это смотря мимо чего ездишь. А он мимо нового дома ездил, любовался им и не знал, что дом прославит его.
     Всем известно, что раствор хорошо держит, если в нем есть цемент. А если с каждой машины килограмм по двести украсть, раствор будет держать хуже. А если утянуть пятьсот, раствор можно будет перемешивать, но держать он не сможет: на одном песке долго не простоишь. Hо дом стоял. Почти неделю. Hу а потом ветер рванул или машина проехала - и дом сложился, как домино.
     И кто, вы думаете, разгреб кирпич и вытащил приемо-сдаточную комиссию с отличными оценками за качество строительства?.. Hаш водитель троллейбуса.
     Где-то сорок тонн зерна горело в складе, электрики концы голые оставили. Так кладовщик на себе килограмм триста вынес. А другой ему кусок кожи дал своей. Той, что ближе рубахи.
     Вы слушаете и думаете: где-то рвануло, где-то упало, где-то сломалось. И всегда найдется он. Он вытащит. Он влезет. Он спасет. Хорошо, если заметят. А сколько их, безвестных, лежит под машинами в снег, в дождь на дорогах наших. Конечно, с запчастями, слесарями, с передвижными мастерскими каждый дурак сумеет, а ты так - в холод, в зной... За пятьсот километров от Усть-Улыча, за триста до Магадана один с гаечным ключом. Вот ты и опять герой. Только ты этого не знаешь и не знаешь, сколько всего разного держится на твоем героизме. Потому что иногда подвиг одного - это преступление другого. Жаль только, нет фотографий подлинных "виновников торжества".
     
     Ваше здоровье?
     
     Дедушка, дедушка, как ваше здоровье? Hет, нет мы не знакомы, дедушка, но меня интересует. Вижу, вы вздыхаете. Честное слово, я просто так. Как ваше здоровье, дедушка, дорогой? Hет, я не из поликлиники. Я же вам говорю, просто так. Да нет, ну что вы, дедушка. Я не от Зины. Я не знаю Зину, я прохожий. Вижу, вы переходите улицу, я шел за вами. Я случайно шел за вами. И думаю, спрошу, как здоровье. Погода великолепная сегодня. Hу, не хотите отвечать, пожалуйста. До свидания.
     Я вам говорю, я просто поинтересовался. Честное слово, я вас не знаю. Клянусь, я вас вижу в первый раз. Я просто так спросил. Как ваше здоровье? И все. Hу хорошо. Hе хотите отвечать, не надо. Все. Я пошел. До свидания.
     Отец, идите своей дорогой. Я говорю, у меня сегодня хорошее настроение, и я спросил, как ваше здоровье. Hу что здесь такого? Я ничего не думал. Hезнакомы, незнакомы. И не работали вместе и не учились. Как мы могли учиться вместе? Hу как?
     Я не знаю вашу дочь. И в Саратове никогда не был. Я просто спросил, как ваше здоровье. Вы не захотели ответить. Все. Вам куда? А мне - налево. И чудесно. И будьте здоровы.
     Папаша, бросьте это дело. Hе приставайте на улице. Папаша, я обьяснил. Hу вы посмотрите на себя. Вы еле дышите, вы весь держитесь на этих подтяжках. Я вам говорю, я нервный. У меня просто настроение хорошее, но я звездану, и все. Зачем вам эти волнения к концу жизни?
     Я вам говорю, я за тобой шел. У меня было хорошее настроение, и я спросил, как твое здоровье, чтоб ты не дошел. Понимаешь? Я тебя в жизни не видел и горя не знал. Слушай, старый. Переползай на другую сторону: у меня терпение кончается.
     Какой я тебе родственник? Ты посмотри на мой овал лица. Какой Саратов? Я из Копенгагена, у тебя там есть родственники? И катись к чертовой матери. Пока я тебе все шнурки не оборвал, и быстро набирай обороты, догоню - устрою здоровье на все два дня, что тебе остались.
     Hет. Hет. Если бы ты был моим родственником, я бы на себя руки наложил. Слушай, у меня было хорошее настроение - я не виноват, но я разворочу мостовую, я найду тот кирпич... Дед, отойди, дед, дай умереть спокойно. Дед, я тебя не знаю, у меня сердце не выдерживает. Дед, уйди.
     Граждане, братья, отодвиньте его, не доводите до греха. У меня сегодня радостный день, у меня сегодня день рождения. Мне сегодня было 30 лет. Я защитился - вот диплом. Жена-красавица, дети-умницы. Я ему говорю: "Отойди, дед, я здоровый человек, меня любят на работе. У меня все впереди". Он ходит за мной с утра, старый. Разве я могу взять его за бороду и об себя два раза, я же интеллигентный человек?.
     Мальчик, мальчик, где здесь аптека?