Всеволод Вячеславович ИВАНОВ            ПОДКОВА            Рассказ            ________________________________________________________________            ОГЛАВЛЕНИЕ:            I II            ________________________________________________________________                  I            Перемеченные огнем снарядов - красные, кроваво-красные и тяжелые, - низко обламывались облака над городом. Невнятные гулы шли по деревянным тротуарам, между досок их - мокрая, седая осенняя трава. Люди в узких деревянных щелях домов; слышен шепот:      - Через Сусловицу перешли...      - Сначала коммуну бить... начнут...      - Говорят, всех прощают, только масштабы их признавай...      - Какие масштабы?      - Господи, а мы-то при чем?..      В этот вечер, когда калечили облака желтые - пахнущие углем и серой - снаряды, когда солнце в маслянистой крови - как незарубцованная рана, уездный кузнец Василий в горне варил картошку. Был он подслеповат - не от кузнечной, а от портняжной работы; от болезни глаз и в кузнецы пошел.      Кузница была под горой - "на подоле"; ниже - город; выше, на горе - кладбище. Почему кладбище на горе, а не город - неизвестно. Живым и так весело, а мертвецу с горы лучше видно: может быть, так думали?      Подручный Ерошка - кузнец всех подручных Ерошками звал - качал мехи. Голосенко у него какой-то подтянутый, словно пищали мехи или скрипела сухая кожа. Грызя полусырую картошку, махал он тонкой, как ремень, рукой и спрашивал:      - А обозы белу муку скоро повезут? Утикают...      - Муки белой не полагается, муку белую едят белые, а нам надо исть муку черную.      Кузнец погнул в пальцах изржавевший жестяной обручишко, изорвал его в куски и бросил в угол. Обошел вдоль сен, выглянул, вдохнул сладковатой сырости и захлопнул торопливо дверь.      - В городе-то - тьма, даже в тюрьме огня нету. Ты картошку не проследи, уплывет... Белые поди сегодня придут, надо б домой идти. Пущай здесь убивают, одна могила, да и та хоть своя, а?.. Всех трудящихся чересчур, говорят, убивают. Возьмут нас, Ерошка, да и повесят вот тут, в станке на перекладинах, где коней куем.      - А за ноги вешают? У которых шея поди тонкая, не выдержит, дяденька?      - Проси - повесят за ноги.      - А на том свете в рай попадем?      Василий оттянул котелок, щеточкой попробовал картошку. Седоватая бороденка отсырела и запахла табаком. Ему захотелось курить, он поскоблил в карманах.      - А на этом свете в рай хочешь?      - Хочу.      - Давай табаку, дорогу расскажу.      Ерошка выпустил ремень меха и сказал медленно:      - Я некурящий.      Подумал и, подхватывая ремень, кашлянул тихонько:      - У нас, дяденька, парнишки порешили в бога не верить.      - Ишь!      - Большевики в бога не верют... Кипит!..      - Кипит. Доставай.      В крестах, на горе, ухнуло и посыпало мелким треском.      - Бонба, - сказал боязливо Ерошка.      - Ешь, пока картофель горяч.      А сам кузнец не стал есть. Разломил, понюхал: пахнуло сыростью. Отложил. Поднялся и вдруг, ссутулясь, накрыл корчагой угли в горне. Ерошка зачавкал медленнее:      - Темно, дяденька.      Василий стоял у дверей. Ржала где-то далеко лошадь; по дороге неустанно шел ветер. У станка для ковки, подле кузницы, свистела, как бич, веревка... Кузнецу стало холодно, он вспомнил, что у воротника рубахи нет пуговиц. Тоненько пискнул в углу Ерошка:      - Дяденька, темно... Пойдем в город... тут крысы...      Обстрел, должно быть, кончился. Щели дверей расширились.      Запах угля отяжелел.      Здесь, от станка для ковки, глухо и медленно позвал голос:      - Хозяин!                  II            Ерошка для чего-то задергал ремень мехов; метнулась зола в очаге. Василий хотел было промолчать, но туго потер загривок и хрипло крикнул:      - Чего ты-ы?..      - Хозя-яин... - протяжно и густо позвал голос.      В распахнутую дверь сразу, под бороду и на потную грудь, хлестнуло холодом.      У станка, фыркая и звеня уздой, - лошадь. Выше ее - темный, широкий голос:      - Подковы есть?      Звякнуло стремя, мягко осела земля под пятой.      - Кузнец?      Василий порылся в карманах, сплюнул и, ленью голоса стараясь преодолеть дрожь, сказал:      - Покурить нету?      - Огня давай. - Потом, расстегивая одежду должно быть, медленнее добавил: - Коня куй.      - Откуда ты?      - Куй.      Человек стоял поодаль; дыханье у него было медленное. Тонко, прерывисто запахло кислым хлебом.      "Крестьянин", - подумал радостно Василий и, стукнув кулаком по бревну станка, твердо выговорил:      - Ерошка, дуй уголь.      Василий подошел к станку.      - За ночную работу берем вчетверо. От ночной работы у меня глаз сочится, оттого ремесло переменил. Опять, кто ночью кует? Лошади спать надо. Каков размер копыта?      Так же, словно роняя грузный мешок, повторил тот:      - Куй.      Огонь в горне поднялся, и отблеск переломился в синей луже за дверью. Огромное и теплое, лежало копыто перед Василием, как темное блюдо. Волос от копыта шел длинный, жесткий и седоватый, пахнущий прелой соломой. Ерошка, стукая пяткой по ящику, тащил подковы. И вот, перекидывая железо, набивая ладонь едкой ржавчиной, стал выбирать Василий подкову. Одна за другой, в связках, в одиночку, старые, стертые, блестящие, и совсем шершавые, и новые, еще пахнущие огнем, ложились подковы на кочковатую ладонь и звякали, падая обратно в ящик. Не то! От старых битюгов, давно, еще до войны, возивших барские клади, уцелело шесть пар, валялись они в углу. Ерошка вытащил их, свистнул и подкинул угля в горн - чтобы было светло. И эти - не то! Лежали они, словно кольца, на ладони.      Человек, сошедший с лошади, звякнул чем-то позади станка. Василий обернулся и поглядел на него.      Тоненькой ниточкой на огромном куске солдатского сукна блеснула винтовка. Ушастая островерхая шапка с пятиконечной звездой оседала на широкий лоб.      Василий поспешно спросил:      - Какой губернии?      - Я-то?.. Муромской.      Василий обежал кузницу; запнулся за подвернувшийся обруч, откинул его в угол. Подбросил для чего-то угля в горн, махая над углем куском железа, крикнул:      - Нету подходящих подков! Нету!      Звякнула тяжелыми кольцами узда.      - По коню куй.      Человек, сошедший с коня, огромным грузным шагом отошел куда-то в темень, и оттуда раздалось:      - Куй.      Раскаляя железо, Василий над искрами его хотел было охнуть, пожаловаться, а засвистел, заскрежетал молотом:      - И-их!.. И-их!.. Ирошка-а!..      И Ерошка вился худеньким телом: тоже под искрами, под молотом рвал мехи, в горн надавливал воздух, потел, попискивал:      - Их, дяденька-а! Их...      И только тогда, когда подкова лежала, как темновато-алая ржаная булка, крикнул Василий:      - Туда, что ль, на них?..      - Прямо! Куй.      - Кую! И-их!.. Пря-ямо?      - Прямо.      - И-их!..      Лошадь дышала тепло, прямо в затылок Василию. Человек в островерхой шапке так и не показывал лица.      Шлепая, разрезая грязь, прошел в гору обоз.      Хотел Василий пожаловаться, рассказывать долго и правильно, чего он, кузнец Василий, хочет. Конь, словно лопатами, откидывал подкованными копытами звонкую пахучую грязь. Седло под рукой Василия - теплое, ласковое.      Он сказал, указывая на гору:      - Город-то надо сюда перенести.      Из тьмы опять, как грузные пласты земли, последний раз упало:      - Перенесем. Обожди.            1922            __________________________________________________________________________            С 56. Советский военный рассказ. / Вступ. ст. Е. А. Глущенко. -      М.: Правда, 1988. - 576 с.      Сборник составили военные произведения советских писателей Вс.      Иванова, К. Симонова, А. Платонова и др.                  ИБ 1646            Тираж 300 000 экз. Цена 2 р. 70 к.      Редактор  И. А. Б а х м е т ь е в а      Оформление художника  П. С. С а д к о г о      Художественный редактор  В. В. М а с л е н н и к о в      Технический редактор  Е. Н. Щ у к и н а      __________________________________________________________________________      Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 29.10.2002      О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru      Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/