Агата Кристи
     
     Хлопоты в Польенсе
     (problem at pollensa bay, 1991)
     
     01. хлопоты в польенсе (problem at pollensa bay, 1991)
     02. второй гонг (the second gong, 1991)
     03. желтый ирис (yellow iris, 1991)
     04. чайный сервиз арлекин (the harlequin tea set, 1991)
     05. тайна регаты (the regatta mystery, 1991)
     06. любовные перипетии (the love detectives, 1991)
     07. собака, которая не лает (next to a dog, 1991)
     08. цветы магнолии (magnolia blossom, 1991)
     
     ХЛОПОТЫ В ПОЛЬЕНСЕ
     
     Ранним утром мистер Паркер Пайн сошел в Пальме с борта теплохода, доставившего его на Майорку из Барселон. Разочарование последовало незамедлительно.
     Отели были переполнены!
     Лучшее, что ему смогли предложить в центре города, это душная каморка с окнами во внутренний двор. К этому мистер Паркер Пайн не был готов совершенно. Владелец отеля, однако, остался равнодушен к его горю.
     - А что вы хотели? - пожал он плечами.
     Пальма стала модным местом. Курс валюты благоприятствовал. Англичане, американцы - все! - ехали зимой на Майорку и забивали ее до отказа. Сомнительно, чтобы английскому джентльмену удалось пристроиться где-нибудь еще - ну разве на Форментере, который иностранцы обходят стороной по причине безумных цен.
     Мистер Паркер Пайн выпил кофе с булочкой и отправился было осматривать собор, но по дороге обнаружил, что совершенно не в настроении наслаждаться прелестями архитектуры.
     Вместо этого он завязал весьма плодотворную беседу, протекавшую на ужасни смеси французского и испанского языков, с каким-то дружелюбным таксистом, обсудив с ним поочередно достоинства и преимущества Сольера, Алькудии, Польенсы и Форментера, где, оказывается, были приличные, но слишком уж дорогие гостиницы.
     Мистера Паркера Пайна волновал вопрос: насколько дорогие.
     - Нелепо, абсурдно дорогие, - уверял таксист. - Понятно ведь, что англичане и едут-то сюда из-за умеренных цен.
     - Несомненно, - согласился мистер Паркер Пайн, - но, любопытства ради: сколько же стоит проживание на Форментере?
     - Вы не поверите, - сказал таксист.
     - Ничего страшного, - успокоил его мистер Паркер Пайн, - так сколько же?
     Таксист, удивленный его настойчивостью, выдавил точную цифру.
     Закаленного претензиями иерусалимских и египетских гостиниц мистера Паркера Пайна она не испугала.
     Сделка состоялась, багаж мистера Паркера Пайна был погружен - или, скорее, заброшен - в такси, и оно принялось колесить по острову с заездами в отели подешевле, но с Форментером в качестве конечной цели.
     Однако они так и не добрались до этого оплота плутократии {Плутократия - политическое господство богачей, государственный строй, при котором власть принадлежит богатой верхушке господствующего класса.} по той причине, что, выбравшись из путаницы узеньких улочек Польенсы и двигаясь изогнутой линией побережья, обнаружили расположенный у самого моря отель "Пино д'Оро" - небольшое строение, очертания которого расплывались в утренней дымке ясного дня, подобно краскам на загадочных японских акварелях. Едва завидев его, мистер Паркер Пайн понял, что хочет жить здесь - и только здесь. Он остановил такси и проследовал внутрь, надеясь обрести наконец пристанище.
     Пожилая чета, владевшая отелем, не знала ни английского, ни французского. Вопрос тем не менее был улажен. Мистера Паркера Пайна поместили в номере с видом на море, его багаж подняли туда же, и таксист, поздравив своего пассажира с чудесным избавлением от чудовищных поборов "этих новых отелей" и получив плату, отбыл, по-испански жизнерадостно с ним распрощавшись.
     Взглянув на часы и обнаружив, что не было еще и десяти, мистер Паркер Пайн вышел на маленькую террасу, залитую первыми лучами солнца, и - второй раз за это утро - попросил кофе и булочек.
     Кроме его столика на террасе стояли еще три: с одного как раз прибирали, два других были заняты. За соседним расположилось немецкое семейство: отец, мать и две взрослые дочери. Дальше, в самом углу террасы, сидели, без всякого сомнения, англичане: мать и сын.
     Женщине было около пятидесяти пяти: седые волосы приятного оттенка, практичные, не слишком модные твидовые жакет и юбка и та особая невозмутимость, которая вырабатывается у привыкших много путешествовать англичанок.
     Молодому человеку, который сидел против нее, на вид можно было дать лет двадцать - двадцать пять, и он тоже был совершенно типичным представителем своего класса и своего возраста. Особенно хорош собой он не был, но назвать его невзрачным тоже бы никто не решился; он был не высок и не низок и, судя по тому, как заботливо он ухаживал за своей матерью и по веселому смеху, доносившемуся с их стола, находился с ней в самых дружеских отношениях.
     За разговором женщина заметила появление мистера Паркера Пайна. Ее взгляд скользнул по нему с благовоспитанным безразличием. Но он понял, что оценен по достоинству. То есть как англичанин и джентльмен, заслуживающий того, чтобы, при случае, обратиться к нему с вежливой и ни к чему не обязывающей фразой.
     Никаких особенных возражений на этот счет у мистера Паркера Пайна не было. Соотечественники, мужчины и женщины, которых он встречал за границей, слегка утомляли его, но он был отнюдь не прочь какое-то время провести в дружеской беседе. Тем более что попытка уклониться от общения в таком маленьком отеле могла бы вызвать напряженность. Эта же женщина, он был уверен, в совершенстве владела тем, что он называл про себя "гостиничным этикетом".
     Молодой человек сказал что-то, рассмеялся и ушел с террасы. Его мать взяла свою сумочку, газеты и, усевшись лицом к морю - спиной к мистеру Паркеру Пайну, - развернула номер "Дейли мейл".
     Когда, допив кофе, мистер Паркер Пайн снова взглянул в ее направлении, он невольно насторожился: над безмятежным течением его отпуска нависла страшная угроза. Спина женщины говорила об этом с безжалостной выразительностью. В свое время мистер Паркер Пайн немало повидал таких спин. Ее напряженная неподвижность - мистеру Паркеру Пайну не нужно было видеть лица женщины - со всей определенностью говорила, что в ее глазах блестят слезы, удерживаемые лишь огромным усилием воли.
     Мистер Паркер Пайн тихонько поднялся и, точно старый матерый кролик - мечта браконьера, крадучись проскользнул в отель. Менее получаса назад его пригласили расписаться в книге для гостей. И сейчас его аккуратно выведенная роспись значилась там: "К. Паркер Панн, Лондон!" Несколькими строчками выше расписались некие миссис Р. Честер и мистер Бэзил Честер, Холм-парк, Девон.
     Схватив перо, мистер Паркер Пайн поспешно написал прямо на своей прежней подписи: "Кристофер Пайн". Но если в Польенсе на миссис Р. Честер обрушилось несчастье, следовало постараться ограничить ее возможность обратиться за советом к мистеру Паркеру Пайну.
     Количество встреченных за границей соотечественников, заметивших его объявление и знающих его имя постоянно удивляло достойного джентльмена. В Англии тысячи людей, ежедневно читающих "Таймс", совершенно искренне могли бы сказать, что в жизни о нем не слыхали. На чужбине, однако, как он начал подозревать, они читают вести с родины куда более вдумчиво. Ни одна мелочь не ускользала от их внимания - даже колонка объявлений.
     Ему уже неоднократно отравляли отдых, заставляя заниматься чужими проблемами, начиная с убийства и заканчивая попыткой шантажа. И теперь на Майорке мистер Паркер Пайн был полон решимости оградить свой покой. Инстинкт же подсказывал ему, что расстроенная пожилая леди могла серьезно этому помешать.
     Мистер Паркер Пайн премило устроился в "Пино д'Оро". Неподалеку находился отель побольше, "Марипоза", где проживало множество англичан. Все окрестности были буквально заполнены художниками. По берегу моря можно было прогуляться до рыбацкой деревеньки, где располагался уютный бар, обжитый отдыхающими. Все было очень тихо и мирно. Девушки расхаживали в джинсах и цветастых косынках, которыми укрывали верхнюю часть своего тела. Длинноволосые юноши в беретах, толкущиеся "У Мака", распространялись на такие темы, как ложные ценности и абстракционизм {Абстракционизм - возникшее в начале XX века течение в европейской живописи, скульптуре, графике, представители которого отказывались от изображения предметного мира и искали новые формы, экспериментируя с цветом, линиями, объемом и т.д.} в искусстве.
     На следующий после прибытия день мистер Паркер Пайн удостоился со стороны миссис Честер нескольких светских фраз, насчет очарования местной природы и надежд на хорошую погоду. Затем миссис Честер немного поболтала с немецкой леди о вязании и перемолвилась парой слов о политической нестабильности с двумя джентльменами из Дании, тратившими весь свой досуг на то, чтобы от рассвета до заката бродить по окрестностям В лице юного Бэзила Честера мистер Паркер Пайн обнаружил исключительно приятного собеседника. Молодой человек неизменно называл его "сэр" и вежливо выслушивал все, что бы ему ни вздумалось сообщить. Иногда вечерами после ужина они втроем усаживались на террасе, попивая кофе. На третий день Бэзил, просидев с ними минут десять или около того, ушел, оставив старших наедине.
     Они побеседовали о цветах, их выращивании, плачевном состоянии английского фунта, растущей дороговизне отдыха во Франции и трудностях, с которыми в наши дни сталкивается англичанин, желая получить в пять часов прилично заваренный чай.
     И каждый вечер мистер Паркер Пайн замечал, как предательски начинают дрожать губы миссис Честер, когда ее сын покидал их. Однако она быстро справлялась со своими чувствами, и беседа непринужденно и мило текла в обозначенном выше русле.
     Мало-помалу в их разговорах начал появляться образ Бэзила: какой он был - примерный ученик в школе (представляете, он был среди одиннадцати первых!), как все его любили, как гордился бы им отец, будь он жив, и какой он всегда покладистый, за что миссис Честер так ему благодарна.
     - Разумеется, я постоянно твержу ему, что он должен быть с молодежью, но, знаете, ему, кажется, куда больше нравится мое общество, - заметила она с ноткой явного удовлетворения.
     И вот тут-то мистер Паркер Пайн забыл об осторожности и, вместо того чтобы ответить одной из тактичных фраз, которые так легко ему удавались, заметил:
     - Да, конечно, Здесь очень много молодежи. Не в отеле - в окрестностях.
     Миссис Честер тут же помрачнела.
     - Да, здесь столько художнике в, - недовольно отозвалась она. - Я, наверное, страшно старомодна, но, в конце концов, я же не против настоящего искусства; к сожалению, для большинства этих молодых людей живопись всего лишь отличный повод бездельничать и везде слоняться. А видели бы вы, сколько они пьют... И девушки тоже.
     На следующий день Бэзил сказал мистеру Паркеру Пайну:
     - Просто здорово, что вы здесь оказались, сэр. Я имею в виду, для моей матери. Так хорошо, что у нее теперь есть с кем поговорить вечерами...
     - А что же вы делали, когда были здесь раньше?
     - В основном играли в пикет {Пикет - старинная карточная игра, в которой два партнера разыгрывают 32 карты.}.
     - Понятно.
     - Только он очень быстро надоедает, этот пикет. Понимаете, у меня здесь появились друзья - страшно веселая компания. Сомневаюсь, чтобы мама одобряла моих новых знакомых.
     Он рассмеялся, считая, видно, что это очень забавно.
     - Она, знаете, ужасно старомодна. Ее шокируют даже девушки в джинсах!
     - Шокируют, - подтвердил мистер Паркер Пайн.
     - Я ей говорю: нужно жить в ногу со временем... А у нас в Девоне девушки такие скучные...
     - Понимаю, - сказал мистер Паркер Пайн. Все это немало его занимало. Перед ним разворачивалась маленькая драма, в которой ему не было нужды участвовать.
     А затем случилось худшее - худшее из того, что, по мнению мистера Паркера Пайна, могло с ним случиться. В местном кафе, в присутствии миссис Честер, он столкнулся с некой экзальтированной особой, остановившейся в Марипозе и - о, ужас! - знакомой с ним.
     - Кого я вижу! Да неужто это сам мистер Паркер Пайн? Единственный и неповторимый? - тут же взвизгнула она. - Да не с кем-нибудь, а с Аделой Честер! Вы знакомы? Правда? Остановились в одном и том же отеле? Адела, это же настоящий волшебник, восьмое чудо света, человек, уничтожающий все твои беды одним мановением руки. Как? Ты не знаешь? Не может быть, уж наверное, ты о нем слышала. Ну, как же? Неужели ты не читала его объявления? "Если у вас проблемы, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну". Для него нет решительно ничего невозможного. Семейную пару, готовую перегрызть друг другу глотки, он мигом превратит в образцовую семью. Если вы разочаровались в жизни, он обеспечит вам незабываемые впечатления! Говорю тебе: этот человек - волшебник!
     Она еще долго пела ему дифирамбы, изредка прерываемые робкими возражениями мистера Паркера Пайна, которому очень не понравилась задумчивость, появившаяся в обращенном на него взгляде миссис Честер. Еще меньше ему понравилось, когда он увидел ее, возвращающуюся вечером с пляжа, оживленно беседуя с неугомонной поклонницей его талантов.
     Развязка наступила скорее, чем он ожидал. Тем же вечером, после кофе, миссис Честер решительно предложила:
     - Давайте пройдемте в маленький салон, мистер Пайн. Я хотела бы поговорить с вами.
     Мистер Паркер Пайн поклонился и покорился неизбежному.
     Самообладание, видимо, уже начало изменять миссис Честер. Как только двери салона закрылись за ними, оно рухнуло. Миссис Честер села в кресло и залилась слезами.
     - Мой мальчик, мистер Паркер Пайн! Вы должны спасти его. Мы должны спасти его! Мое сердце разрывается.
     - Милая моя леди, как человек совершенно посторонний...
     - Нина Уичерли говорит, что вы можете все. Говорит, я должна полностью вам довериться. Советует ничего от вас не скрывать - и тогда вы непременно поможете.
     Прокляв про себя восторженную Нину Уичерли, мистер Паркер Пайн смирился и приступил к делу.
     - Что ж, давайте проясним ситуацию. Женщина, я полагаю?
     - Он говорил вам о ней?
     - Я догадался.
     Слова неудержимым потоком хлынули из миссис Честер. Девица чудовищна. Пьет, сквернословит и носит на себе так мало одежды, что не всякий эту одежду разглядит. Еще у нее есть сестра, которая живет здесь же, а у той - муж художник и датчанин. Общество, в котором они вращаются, не менее ужасно. Половина из них живет друг с другом, не состоя в браке. Бэзил совершенно переменился. Он всегда был таким тихим, спокойным мальчиком... Интересовался серьезными вещами... Думал заняться археологией...
     - Вот! - заметил мистер Паркер Пайн. - А природа этого не терпит.
     - То есть?
     - Для молодого человека противоестественно интересоваться серьезными вещами. Он должен интересоваться девушками, Причем как можно в большем количестве и наиболее ужасными.
     - Умоляю вас, не шутите так, мистер Паркер Пайн.
     - Я абсолютно серьезен. Кстати, не та ли эта девушка, что была с вами вчера за чаем?
     Мистер Паркер Пайн отлично ее помнил: серые фланелевые брюки, алый платок, небрежно завязанный узлом между лопатками, ярко-красная помада... Еще он помнил, что чаю она предпочла коктейль.
     - Так вы ее видели? Чудовище, не правда ли? Раньше Бэзил восхищался совершенно другими девушками.
     - Вам не кажется, что вы оставляли ему не слишком много возможностей восхищаться девушками?
     - Я?
     - Ему слишком нравилось ваше общество! Скверно... Однако, думаю, все обойдется, если только вы не будете торопить события.
     - Вы не понимаете! Он хочет жениться на этой... Бетти Грегг! Они уже помолвлены.
     - Дело зашло так далеко?
     - Да. Мистер Паркер Пайн, вы обязаны что-то сделать. Предотвратить эту ужасную женитьбу. Эта девица разрушит моему мальчику всю жизнь.
     - Жизнь человека может разрушить только он сам - и никто другой.
     - Жизнь Бэзила можно разрушить! - уверенно заявила миссис Честер.
     - Бэзил меня не беспокоит, - заметил мистер Паркер Пайн.
     - Вас что же, беспокоит эта девица?
     - Нет, миссис Честер, вы. Точнее, личность, которую вы в себе губите.
     Миссис Честер взглянула на него с некоторым недоумением.
     - Что есть жизнь между двадцатью и сорока годами? - вопросил мистер Паркер Пайн. - Темница, сотканная из межличностных эмоциональных связей! Так есть и так должно быть. Это жизнь. Но позже.., позже она вступает в новое качество. Вы можете размышлять, наблюдать ее со стороны, узнавать кое-что новое о людях и почти всю правду о себе. Жизнь становится настоящей, она обретает смысл. Вы видите ее в целом - не как отдельный эпизод, в котором вы задействованы как актер на сцене. Ни один мужчина и ни одна женщина не может считать себя совершенно самой собой до сорока пяти. Только тогда индивидуальность получает шанс проявиться.
     - Но я была так занята Бэзилом... Он был для меня всем.
     - А не должен был быть. За это вы теперь и расплачиваетесь. Любите его сколько угодно, только не забывайте, что вы - Адела Честер, личность, а не только мать Бэзила.
     - Если его жизнь будет разрушена, это разобьет мне сердце, - возразила мать Бэзила.
     Мистер Паркер Пайн взглянул на ее тонкое лицо, на печально опущенные уголки губ... Она все еще была привлекательной женщиной. Он не хотел, чтобы она страдала.
     - Что ж, я посмотрю, что можно сделать, - сказал он и отправился разыскивать Бэзила.
     Тот, казалось, давно уже мечтал поговорить с Паркером Пайном и принялся с жаром отстаивать свои позиции.
     - Все это чертовски неприятно. С матерью говорить без толку. Предрассудки, ограниченность. Если бы только она от этого избавилась, то увидела бы, какая Бетти замечательная и...
     - А что сама Бетти? Бэзил вздохнул.
     - Черт! С ней тоже нелегко. Если бы она хоть чуточку уступила - я имею в виду, хоть день не красила губы... Может, в этом все дело. Но такое чувство, что при матери она просто из кожи вон лезет, чтобы выглядеть еще - ну.., современней, что ли...
     Мистер Паркер Пайн улыбнулся.
     - Мать и Бетти - самые дорогие для меня люди! - раздраженно продолжал Бэзил. - Кажется, могли бы и поладить.
     - В жизни не все идет так, как нам того хочется, молодой человек, - заметил мистер Паркер Панн.
     - Вот если бы мы сейчас пошли к Бетти и вы поговорили бы с ней обо всем этом?
     Мистер Паркер Пайн с готовностью принял приглашение.
     Бетти с сестрой и ее мужем жили в небольшом ветхом строении чуть в стороне от моря. Их быт радовал простотой. Обстановка состояла из стола, кроватей и трех стульев. Встроенный в стену буфет, помимо самой необходимой посуды, был пуст.
     Ганс оказался беспокойным молодым человеком с огромной копной непослушных светлых волос. Он изъяснялся на ломаном английском, делал это с невероятной скоростью и при этом неутомимо расхаживал по комнате. Стелла, его жена, была маленькой и милой. У Бетти Грегг оказались рыжие волосы, веснушки и озорные глаза. Мистер Паркер Пайн отметил, что накрашена она куда меньше, чем это было вчера в "Пино д'Оро".
     Она подала ему коктейль и подмигнула.
     - Вас тоже втянули в эту заварушку? Мистер Паркер Пайн кивнул.
     - И на чьей же вы стороне, господин судья? Молодых влюбленных или непримиримой леди?
     - А можно задать вам один вопрос?
     - Конечно.
     - Много ли такта вы проявляете в этой истории?
     - И не думала проявлять, - честно призналась мисс Грегг. - Как только я вижу эту дамочку, мне тут же хочется делать ей все назло.
     Оглянувшись, она убедилась, что Бэзил находится вне пределов слышимости, и продолжила:
     - Она меня просто бесит. Не отпускает Бэзила ни на шаг от своей юбки, а ему сколько лет-то уже! Мужчина, который позволяет так с собой обращаться, должен быть полным идиотом. А Бэзил вовсе не идиот. Просто она злоупотребляет своим положением.
     - Ну, не так уж это и плохо. Не совсем, как говорится, в духе времени, но и только.
     Бетти Грегг неожиданно подмигнула.
     - Что-то вроде того, как прячут на чердак чиппендейловские {Имеется в виду стиль мебели XVIII века, характеризующийся обилием декоративных деталей и тонкой резьбой (по имени краснодеревщика Томаса Чиппендейла, 1718 - 1779).} кресла, когда в моду входят викторианские? {Имеется в виду тяжелая массивная мебель с богатой резьбой и дорогой обивкой, вошедшая в моду в эпоху правления королевы Виктории (1837-1901).} А потом стаскивают их вниз и говорят: "Ну разве они не прекрасны?"
     - Что-то в таком духе. Бетти Грегг задумалась.
     - Может, вы и правы. Буду с вами откровенной. Бэзил сам во всем виноват. Видели бы вы, как он боялся, что я произведу плохое впечатление на его обожаемую матушку. Меня это просто из себя выводило. Подозреваю, надави она на него посильнее, он бы тотчас же меня бросил.
     - Возможно, - согласился мистер Паркер Пайн, - если б она нашла правильный подход.
     - Уж не собираетесь ли вы ей его подсказать? Сама-то она ни за что не додумается. Будет упорно сидеть с осуждающим видом, а этого явно маловато. Но с вашей подсказки...
     Она закусила губу и подняла на мистера Паркера Пайна свои голубые глаза.
     - Знаете, а я ведь о вас слышала. Считается, что вы больше других знаете о человеческой натуре. И что же вы думаете о нас с Бэзилом? Есть у нас шанс или нет?
     - Сначала я хотел бы задать вам несколько вопросов.
     - Тест на совместимость? Отлично, давайте.
     - Вы закрываете окна на ночь?
     - Никогда. Люблю свежий воздух.
     - У вас с Бэзилом одинаковые предпочтения в пище?
     - Да.
     - Вы любите ложиться рано или поздно?
     - Ну, между нами говоря, рано. Если не лягу спать в половине одиннадцатого, то вся измучаюсь, а утром буду чувствовать себя совершенно разбитой. Но, надеюсь, это между нами.
     - Вы должны отлично подойти друг другу, - решил мистер Паркер Пайн.
     - На редкость поверхностный тест.
     - Отнюдь. Я знаю несколько браков, окончательно распавшихся только потому, что муж любил засиживаться до полуночи, а жена засыпала в половине десятого - или наоборот.
     - Какая жалость, - заметила Бетти, - что люди не могут быть счастливы все одновременно. Представить только: я, Бэзил и его мать, благословляющая нас.
     Мистер Паркер Пайн кашлянул.
     - Думаю, - сказал он, - это можно устроить. Бетти недоверчиво посмотрела на него.
     - Вы, часом, меня не дурачите?
     Лицо мистера Паркера Пайна осталось бесстрастным.
     
     ***
     
     Отчет, представленный им Аделе Честер, был успокаивающим, но не совсем определенным. В конце концов, помолвка далеко еще не женитьба. Сам он уезжает на неделю в Сольер и на время своего отсутствия рекомендует ей не обострять ситуацию. Пусть думают, что она уступила.
     Он провел очаровательную неделю в Сольере.
     По возвращении же обнаружил, что события приняли совершенно неожиданный оборот.
     Первое, что он увидел, ступив на террасу "Пино д'Оро", были миссис Честер и Бетти Грегг за чаем. Бэзила с ними не было. Миссис Честер выглядела постаревшей. Да и у Бетти вид был неважный. Казалось, она вообще забыла накраситься, а ее веки покраснели, словно она недавно плакала.
     Они тепло его поприветствовали, но о Бэзиле не было сказано ни слова.
     Неожиданно Бетти резко вдохнула, словно от острой боли, и мистер Паркер Пайн оглянулся.
     По ступеням, ведущим на террасу с пляжа, поднимался Бэзил Честер. Рядом с ним шла девушка такой необыкновенной красоты, что просто дух захватывало. Кожа у нее была восхитительно смуглой, а фигура изумительно женственная, что никак нельзя было не заметить, учитывая, что скрывалась она лишь бледно-голубой призрачной хламидой {Хламида - широкая накидка, первоначально мужская верхняя одежда древних греков и римлян, род плаща с застежкой на правом плече или на груди.}. Обилие румян цвета охры и ярко-оранжевая губная помада только подчеркивали ее удивительную красоту. Что до юного Бэзила, он, казалось, был совершенно не в силах оторвать от нее глаз.
     - Ты сильно опоздал, Бэзил, - заметила его мать. - Ты же обещал повести Бетти ужинать.
     - Ох, это я виновата, - томно протянула прекрасная незнакомка. - Но нам было так хорошо вместе...
     - Ангел мой, - повернулась она к Бэзилу, - принеси мне что-нибудь покрепче.
     Она скинула босоножки и вытянула восхитительные ноги с ухоженными ногтями изумрудно-зеленого оттенка - под цвет ногтям на руках.
     На женщин она не обратила ни малейшего внимания, зато доверительно наклонилась к мистеру Паркеру Пайну.
     - Ужасный остров, - сообщила она. - Я просто умирала от скуки, пока не повстречала Бэзила. Он такой душка!
     - Мистер Паркер Пайн - мисс Рамона, - представила их друг другу миссис Честер.
     Девушка поблагодарила ее небрежной улыбкой.
     - Я буду звать вас просто Паркер, - решила она. - А вы зовите меня Долорес.
     Вернулся Бэзил с напитками. Теперь мисс Рамона оказывала внимание (выражавшееся большей частью в томных взглядах) не только Бэзилу, но и мистеру Паркеру Пайну. Присутствия за столом других дам она как будто не замечала вовсе. Раз или два Бетти пыталась вступить в беседу, но всякий раз мисс Рамона смотрела на нее с величайшим удивлением и зевала.
     Наконец она поднялась.
     - Думаю, мне пора. Я остановилась в другом отеле. Кто-нибудь меня проводит? Бэзил поспешно вскочил.
     - Бэзил, дорогой... - одернула его миссис Честер.
     - Я скоро вернусь, ма.
     - Разве можно огорчать маму? - поинтересовалась мисс Рамона ни у кого в особенности. - Примерные мальчики никогда так не поступают.
     Бэзил покраснел и замялся. Долорес Рамона одарила мистера Паркера Пайна ослепительной улыбкой, кивнула в пространство рядом с миссис Честер и удалилась, сопровождаемая Бэзилом.
     За столом воцарилось гнетущее молчание, и мистер Паркер Пайн совершенно не собирался нарушать его первым. Бетти, стиснув ладони, смотрела на море. Миссис Честер сидела красная, ее переполняло возмущение.
     - Ну, и как вам наше новое знакомство? - прервала наконец тишину Бетти не совсем ровным голосом.
     - Довольно.., э.., экзотично, - осторожно ответил мистер Паркер Пайн.
     - Экзотично? - У Бетти вырвался нервный смешок.
     - Она чудовищна, чудовищна! - воскликнула миссис Честер. - Бэзил, должно быть, сошел с ума!
     - С Бэзилом все в порядке, - резко возразила Бетти.
     - Ее ногти! - содрогнувшись от отвращения, вспомнила миссис Честер.
     Неожиданно Бетти поднялась.
     - Думаю, миссис Честер, мне лучше пойти домой. Бог с ним, с ужином.
     - Но, дорогая, Бэзил будет так расстроен!
     - Вы думаете? - коротко рассмеялась девушка. - И все же, я лучше пойду. Голова страшно разболелась.
     Она улыбнулась им и ушла. Миссис Честер повернулась к мистеру Паркеру Пайну.
     - Чего бы я только не отдала, чтобы мы никогда сюда не приезжали. Никогда!
     Мистер Паркер Пайн сочувственно покачал головой.
     - И зачем вы только уехали? - простонала миссис Честер. - Останься вы здесь, ничего этого не случилось бы. Отмалчиваться дальше было решительно невозможно.
     - Милая моя леди, - ответил мистер Паркер Пайн. - Уверяю вас: когда дело касается хорошеньких девушек, я не имею на вашего сына ни малейшего влияния. У него, по-видимому, очень.., э.., впечатлительная натура.
     - Он не был таким раньше, - возразила миссис Честер сквозь слезы.
     - Ну, - заметил мистер Паркер Пайн с наигранной бодростью, - зато это новое увлечение, похоже, не оставило камня на камне от чувств, которые он питал к мисс Грегг. Этим ведь можно утешаться, верно?
     - Не понимаю, о чем вы. Бетти - милое дитя и предана Бэзилу всей душой. Очень достойно переносит выпавшие нам испытания. Мой сын, должно быть, слеп.
     Мистер Паркер Пайн выслушал это не моргнув глазом. Подобную непоследовательность он замечал в лучшей половине человечества и раньше. Поэтому он только мягко сказал:
     - Ну-ну, какое там слеп. Просто увлечен.
     - Эта особа - итальянка. Она решительно невозможна.
     - Зато весьма привлекательна. Миссис Честер презрительно фыркнула. В этот момент на террасу взбежал Бэзил.
     - Привет, ма! - бросил он. - Вот и я. А где Бетти?
     - У нее разболелась голова, и она ушла домой. Что неудивительно.
     - Опять, значит, дуется, - заметил Бэзил.
     - Я считаю, твое отношение к Бетти совершенно недопустимо.
     - Бога ради, ма, не начинай снова. Если она собирается устраивать сцены всякий раз, как я перемолвлюсь словечком с другой женщиной, хорошенькая же у нас будет жизнь!
     - Вы обручены.
     - Да помню я, помню. Но это вовсе не значит, что у каждого из нас не может быть каких-то знакомых. В наши дни люди должны жить так, как им хочется, и не мешать жить другим.
     Он помолчал.
     - Слушай, если уж Бетти с нами не ужинает... Я, пожалуй, вернусь в "Марипозу". Меня приглашали...
     - О Бэзил!
     Молодой человек раздраженно передернул плечами и сбежал вниз по лестнице.
     Его мать красноречиво посмотрела на мистера Паркера Пайна.
     - Видите? - сказала она.
     Он видел.
     Развязка наступила парой дней позже. Бетти и Бэзил договорились отправиться на пикник и провести весь день на природе. Однако, зайдя утром в "Пино д'Оро", Бетти обнаружила, что Бэзил начисто забыл об их планах, отправился с компанией Долорес Рамоны на острова и вернется лишь вечером.
     Девушка сжала губы, но промолчала. Вскоре, однако, она поднялась с кресла и решительно подошла к миссис Честер. На террасе, кроме них, не было ни души.
     - Все это в порядке вещей, - заявила она. - Не о чем и беспокоиться. Только.., наверное.., знаете.., пора уже с этим покончить.
     С этими словами она сняла с пальца перстень, который подарил ей Бэзил, - настоящее обручальное кольцо он собирался купить позже.
     - Вы не передадите ему это, миссис Честер? И скажите, что все в порядке и чтобы он не беспокоился...
     - Бетти, дорогая, нет! Он ведь любит тебя, правда, любит.
     - И делает все, чтобы доказать это. - Бетти горько рассмеялась. - Нет, кое-какая гордость у меня еще осталась. Скажите ему, что все в порядке и.., и что я желаю ему счастья.
     Когда на закате Бэзил вернулся в отель, его ожидала буря.
     При виде кольца он немного покраснел.
     - Ого! Даже так? Ну, может, оно и лучше.
     - Бэзил!
     - Да ладно тебе, ма, все равно последнее время мы не очень-то и ладили.
     - И чья же это вина?
     - Не думаю, что только моя. Ревность - отвратительная штука, но, честно говоря, я не совсем понимаю, чего ты-то так разволновалась. Сама ведь умоляла меня отказаться от Бетти.
     - Это было до того, как я узнала ее получше. Бэзил, дорогой мой, ты же не думаешь.., жениться на этой... Бэзил Честер спокойно ответил:
     - Как только она согласится. Только, боюсь, она не согласится.
     Холодные мурашки пробежали по спине миссис Честер, и она незамедлительно отправилась на поиски мистера Паркера Пайна. Тот сидел в укромном уголке и безмятежно читал книгу.
     - Вы должны что-то сделать! - набросилась на него миссис Честер. - Должны что-то сделать! Жизнь моего сына рушится на моих глазах.
     - Да что же я могу? - осведомился мистер Паркер Пайн, порядком утомленный непрестанно рушащейся жизнью Бэзила Честера.
     - Пойти и поговорить с этим ужасным созданием. Если нужно, откупиться от нее.
     - Боюсь, это слишком дорого обойдется.
     - Не важно.
     - Очень трогательно, но, возможно, есть и другие способы...
     Миссис Честер вопросительно посмотрела на него.
     - Я ничего не обещаю, - сказал он, покачав головой, - просто посмотрю, что можно здесь сделать. Мне знаком этот тип женщин. И кстати: ни слова Бэзилу. Это все погубит.
     - Конечно нет.
     Из "Марипозы" мистер Паркер Пайн вернулся только к полуночи. Миссис Честер ждала его на террасе.
     - Ну? - выдохнула она.
     В глазах мистера Паркера Пайна мелькнул огонек.
     - Завтра утром сеньорита Долорес Рамона покинет Польенсу, а к вечеру - и вообще остров.
     - О! Мистер! Паркер! Пайн! Как вам удалось это?
     - Без единого, как говорится, цента. - В его глазах снова вспыхнул огонек. - Я был почти уверен, что смогу убедить ее, и, как видите, убедил!
     - Нина Уичерли была права. Вы просто волшебник! Вы обязаны сказать мне, сколько.., э...
     - Ни пенни. Это было для меня развлечением. Надеюсь, все кончится хорошо. Разумеется, когда мальчик узнает, что она внезапно исчезла и даже не оставила адреса, он будет страшно расстроен. Просто будьте с ним поласковей пару недель.
     - Если бы только Бетти смогла простить его...
     - Простит, можете не сомневаться. Они прекрасная пара. Между прочим, я тоже завтра уезжаю.
     - Ох, мистер Паркер Пайн, нам будет так не хватать вас.
     - Нет уж, лучше мне уехать, пока ваш отпрыск не поддался очередному увлечению.
     
     ***
     
     Облокотившись о перила, мистер Паркер Пайн смотрел с парохода на огни Пальмы. Рядом стояла Долорес Рамона.
     - Отличная работа, Мадлен, - говорил он ей с искренним восхищением. - Хорошо, что я догадался вызвать вас телеграммой. Вы ведь у нас такая домоседка...
     - Рада была помочь, - просто ответила Маделейн дэ Сара, она же Долорес Рамона, она же Мэгги Сайерс. - И потом, полезно иногда сменить обстановку. Я, пожалуй, пойду вниз и прилягу, пока мы не отплыли. Моряк из меня неважный.
     Несколькими минутами позже на плечо мистера Паркера Пайна опустилась чья-то рука. Обернувшись, он увидел Бэзила Честера.
     - Вот, пришел с вами попрощаться. Бетти просила передать, что вы прелесть. Ну, и огромное вам спасибо от нас обоих. Отличный спектакль. Бетти и ма теперь лучшие подруги. Чуточку стыдно перед ма, что пришлось обманывать ее, но, в конце концов, она сама виновата Ладно, главное, все хорошо закончилось. Теперь бы не забыть, что еще пару дней сердце у меня совершенно разбито, и все. Мы просто ужас как вам благодарны, мистер Паркер Паин, Бетти и я.
     - Желаю вам всяческого счастья, - улыбнулся тот - Спасибо.
     После небольшой паузы Бэзил с каким-то уж чрезмерным равнодушием поинтересовался:
     - А мисс.., мисс де Сара.., она поблизости? Хотелось бы поблагодарить и ее тоже.
     Мистер Паркер Пайн пристально взглянул на молодого человека.
     - Боюсь, мисс де Сара уже легла, - сообщил он.
     - Жаль... Ну что ж, возможно, мы как-нибудь увидимся в Лондоне.
     - Вообще-то по прибытии она почти тотчас же уезжает по моим делам в Америку.
     - О! - тусклым голосом отозвался Бэзил - Ну мне наверное, пора.
     Мистер Паркер Пайн улыбнулся. По дороге в свою каюту он постучался к Мадлен.
     - Как вы, моя милая? Все в порядке? Наведывался наш юный друг. Обычное обострение мадленита {Мадленит - псевдомедицинский термин, образованный по модели названий болезней от собственного имени Мадлен и означающий "болезненное влечение к Мадлен".}. Ничего страшного. Через день-другой пройдет. Но до чего же все-таки заразная болезнь!
     
     ВТОРОЙ ГОНГ
     
     Джоан Эшби выглянула из своей комнаты и замерла, прислушиваясь. Она уже хотела вернуться обратно, когда, чуть не под самыми ее ногами, раздался оглушительный удар гонга.
     Джоан сорвалась с места и помчалась к лестнице. Она так спешила, что на верхней площадке с разгона налетела на молодого человека, появившегося с противоположной стороны.
     - Привет, Джоан! Где пожар?
     - Извини, Гарри. Я тебя не заметила.
     - Я так и понял, - обиженно отозвался Гарри Дэйлхаус. - Но что это за гонки ты тут устроила?
     - Гонг же был.
     - Слышал. Но это ведь только первый.
     - Да нет же, Гарри, уже второй!
     - Первый.
     - Второй.
     Продолжая спорить, они спустились по лестнице. Когда они оказались в холле, дворецкий, только что отложивший молоточек для гонга, степенным размеренным шагом двинулся им навстречу.
     - Второй, - настаивала Джоан. - Точно тебе говорю. Не веришь, взгляни на время.
     Гарри Дэйлхаус посмотрел на большие напольные часы.
     - Двенадцать минут девятого! - воскликнул он. - Похоже, ты права. Только все равно: не слышал я первого гонга. Дигби, - повернулся он к дворецкому, - это первый гонг или второй?
     - Первый, сэр.
     - В двенадцать-то минут девятого? Дигби, кое-кого могут уволить за такие штучки.
     Губы дворецкого растянулись в вымученной улыбке.
     - Сегодня ужин будет подан десятью минутами позже, сэр. Распоряжение хозяина.
     - Невероятно! - воскликнул Гарри Дэйлхаус. - Ну и ну! Хорошенькие дела, я вам доложу. Мир полон чудес. И что же стряслось с моим уважаемым дядюшкой?
     - Семичасовой поезд, сэр, он опоздал на полчаса, а поскольку...
     Раздавшийся резкий звук, похожий на удар хлыста, заставил его смолкнуть.
     - Какого черта? - удивился Гарри. - Это сильно напоминает выстрел.
     Слева от них открылась дверь гостиной, и в холл вышел смуглый привлекательный мужчина лет тридцати пяти.
     - Что это было? - поинтересовался он, - Очень напоминает выстрел.
     - Должно быть, выхлоп, сэр, - ответил дворецкий. - С этой стороны шоссе проходит совсем рядом, а окна наверху открыты.
     - Возможно, - с сомнением произнесла Джоан, - но дорога ведь там, - махнула она рукой вправо, - а звук, по-моему, шел оттуда, - показала она в противоположную сторону.
     Смуглый мужчина покачал головой.
     - А по-моему, нет. Я был в гостиной и готов поклясться, что это донеслось вон оттуда. - Он кивнул в направлении гонга и входной двери. - Потому и вышел.
     - Итак: восток, запад и юг, - подвел итог Гарри, не выносивший, когда последнее слово оставалось за кем-то другим. - Чтобы дополнить картину, Кин, я выбираю север. Уверен, звук донесся оттуда. Какие будут предположения?
     - Какие же еще, кроме убийства? - улыбнулся Джеффри Кин. - Прошу прощения, мисс Эшби.
     - Да нет, ничего, - отозвалась Джоан. - Всего-навсего мурашки. Что называется, кто-то прошел по моей могиле.
     - Убийство.., отличная идея, - оживился Гарри. - Но, увы! Ни стонов, ни крови. Боюсь, максимум, на что мы можем рассчитывать, это кролик, застреленный браконьером.
     - На редкость приземленно, но, полагаю, так оно и есть, - согласился Кин. - А стреляли совсем рядом. Однако давайте лучше пройдем в гостиную.
     - Слава богу, мы не опоздали! - горячо воскликнула Джоан. - Я просто-таки скатилась с лестницы, решив, что дали второй гонг.
     Дружно смеясь, они вошли в просторную гостиную.
     Личэм Клоуз был одним из самых знаменитых старинных особняков Англии. Его владельцем, Хьюбертом Личэмом Роше, завершался славный и древний род, представители побочных ветвей которого любили поговаривать, что "Нет, кроме шуток, по старине Хьюберту давно уже плачет психушка. Совсем ведь, бедолага, спятил".
     Даже со скидкой на присущую друзьям и родственникам склонность к преувеличению, в этом несомненно была какая-то доля истины. Хьюберт Личэм Роше был, как минимум, эксцентричен. Прекрасный музыкант, он тем не менее отличался совершенно неуправляемым темпераментом и доходящим до абсурда чувством собственной значимости. Его гостям приходилось либо разделять его пристрастия, либо перестать быть его гостями.
     Одним из таких пристрастий была музыка. Если хозяин играл для гостей, что он частенько проделывал по вечерам, действо должно было вершиться в абсолютном безмолвии. Брошенная шепотом фраза, шорох платья или хотя бы даже просто движение - и он как ужаленный разворачивался, сверля источник возникшего шума убийственным взором, а несчастный прощался со всякой надеждой посетить этот дом вновь.
     Еще одним наваждением для гостей была безукоризненная пунктуальность, которая ожидалась от них в отношении ужина. Завтрак никого не интересовал - к нему можно было спуститься хоть в полдень или вообще не спускаться. Обед тоже считался низменным физиологическим процессом поглощения холодных закусок и тушеных фруктов. Но ужин.., ужин был обрядом и настоящим пиршеством, приготовленным cordon bleu {Искусным поваром (фр.).}, некогда - гордостью знаменитого отеля, соблазнившимся баснословным окладом, предложенным Личэмом Роше.
     Первый гонг звучал в пять минут девятого. В четверть давали второй, по которому распахивались двери столовой, и, после торжественного провозглашения ужина, собравшиеся гости в церемонном молчании следовали к столу. Любой, имевший дерзость опоздать ко второму гонгу, опаздывал к нему навсегда: Личэм Клоуз навеки закрывал перед несчастным свои двери.
     Поэтому беспокойство Джоан Эшби, как и беспредельное удивление, вызванное у Гарри Дэйлхауса известием, что этим вечером священное действо откладывается приблизительно на десять минут, вполне объяснимы. Будучи слабо знаком со своим дядей, он, тем не менее, достаточно часто бывал в Личэм Клоуз, чтобы оценить всю необычность происходящего.
     Джеффри Кин, секретарь Личэма Роше, был удивлен не меньше.
     - Невероятно, - заметил он - Такого не бывало еще ни разу. Вы совершенно уверены?
     - Так сказал Дигби.
     - Он, кажется, говорил еще что-то про поезд, - вспомнила Джоан Эшби.
     - Странно, - задумчиво проговорил Кин. - Хотя, думаю, в свое время нам все объяснят Но все же очень странно.
     Наступила пауза, вызванная тем, что мужчины увлеклись созерцанием Джоан Эшби. Это было совершенно очаровательное создание с золотистыми волосами и озорными голубыми глазами. В Личэм Клоуз она была впервые и появилась тут стараниями Гарри Дэйлхауса.
     Открылась дверь, и в комнату вошла Диана Кливз, приемная дочь Личэма Роше.
     Была в Диане какая-то беспечная грация, колдовство в темных глазах и притягательность в ее насмешках, перед которыми мог устоять редкий мужчина. Диана знала это и от души забавлялась бесчисленными победами. Странное создание, манящее своим теплом и совершенно холодное в действительности.
     - Старик сдает, - заметила она. - Впервые за много недель он не поджидает нас здесь, поглядывая на часы и расхаживая взад и вперед, как тигр перед кормежкой.
     Молодые люди рванулись вперед. Она одарила обоих обворожительной улыбкой - и повернулась к Гарри. Смуглое лицо Джеффри Кина вспыхнуло, и он медленно отступил назад. Однако, когда немногим позже в комнату вошла миссис Личэм Роше, он уже успел взять себя в руки.
     Миссис Личэм Роше была высокой темноволосой женщиной с вечно отсутствующим видом и пристрастием к свободным одеждам неопределимого - но, по-видимому, зеленого - оттенка. Мужчина средних лет, который шел рядом с ней, обладал загнутым, как клюв, носом и решительным подбородком. Грегори Барлинг, будучи довольно известной фигурой в финансовом мире и обладая неплохой родословной по материнской линии, последние годы был близким другом Хьюберта Личэма Роше.
     Бум!!!
     Гонг у Личэмов звучал на редкость внушительно. Когда он затих, дверь столовой отворилась, и Дигби провозгласил:
     - Ужин подан!
     Затем, несмотря на отличную школу, его бесстрастное лицо выразило полное замешательство. Впервые на его памяти хозяина не было с гостями!
     Впрочем, замешательство было написано на всех лицах. У миссис Личэм Роше вырвался неуверенный смешок:
     - Совершенно удивительный случай. Представляете, я даже не знаю, что теперь делать.
     Никто из присутствовавших не знал этого тоже. Рушились все устои Личэм Клоуз. Что могло случиться? Разговоры стихли, и в комнате воцарилась атмосфера напряженного ожидания.
     Наконец дверь открылась снова, и раздался дружный вздох облегчения, мгновенно подавленный из боязни осложнить положение. Разумеется, недопустима была даже тень намека на то, что хозяин нарушил священную и им же самим установленную заповедь.
     Но тот, кто вошел в комнату, вовсе не был Личэмом Роше! Вместо внушительной бородатой фигуры старого викинга взглядам собравшихся предстал облаченный в не правдоподобно безукоризненный вечерний костюм маленький человечек решительно иностранной внешности, с яйцевидной головой и роскошными усами.
     Мало того, в его глазах сквозило плохо скрываемое веселье.
     - Пардон, мадам, - учтиво проговорил он, подходя к хозяйке. - Боюсь, я несколько опоздал.
     - О, вовсе нет! - растерянно пробормотала миссис Личэм Роше. - Вовсе нет, мистер... Она запнулась.
     - Пуаро, мадам. Эркюль Пуаро, - подсказал пришедший и услышал за своей спиной тихое "Ох!", и не настоящее "ох" даже, а скорее изумленный выдох, вырвавшийся у одной из женщин. Надо полагать, он немало польстил Эркюлю Пуаро.
     - Вы ведь знали, что я приеду? - мягко подсказал он хозяйке. - N'estce pas, madame? {Не так ли, мадам? (фр.)} Ваш супруг упоминал об этом?
     - Н-ну.., да, разумеется, - согласилась миссис Личэм Роше с редкой неубедительностью. - То есть, наверное, разумеется. Я страшно рассеянна, мосье Пуаро. Вечно все забываю. К счастью, Дигби все помнит.
     - Боюсь, мой поезд задержался, - сообщил Пуаро. - Какое-то происшествие на линии...
     - А! - воскликнула Джоан. - Так вот почему отложили ужин.
     Взгляд Пуаро - и на редкость проницательный, кстати сказать, взгляд - стремительно обратился к ней.
     - Что-то не так, да?
     - Представить себе не могу... - начала миссис Личэм Роше и смолкла. - Я имею в виду, - попыталась она собраться с мыслями, - это так странно... Хьюберт никогда...
     Пуаро быстро обвел общество взглядом.
     - Мистер Личэм еще не спускался?
     - Нет, и это так необычно...
     Она умоляюще взглянула на Джеффри Кина.
     - Мистер Личэм Роше сама пунктуальность, - пришел тот на помощь. - Он не опаздывал к ужину уже... - я сомневаюсь, чтобы он вообще когда-либо к нему опаздывал.
     Незнакомцу ситуация, вероятно, представлялась забавной. Растерянные лица, общая неловкость...
     - Я знаю, что делать, - заявила вдруг миссис Личэм Роше с облегчением человека, справившегося со сложной ситуацией. - Я позову Дигби.
     Так она и поступила. Незамедлительно явился дворецкий.
     - Дигби, - обратилась к нему миссис Личэм Роше, - ваш хозяин. Он...
     Продолжения, по обыкновению миссис Роше, не последовало, но дворецкий, очевидно, его и не ждал. Он тут же и с полным пониманием ответил:
     - Мистер Личэм Роше спустился в пять минут девятого и прошел в кабинет, мадам.
     - Ага!
     Миссис Личэм немного подумала.
     - А как вам кажется.., я имею в виду.., он слышал гонг?
     - Думаю, должен был слышать: гонг расположен прямо у дверей кабинета.
     - Да, конечно, конечно, - сказала миссис Личэм Роше, теряясь окончательно.
     - Передать ему, мадам, что ужин подан?
     - О, спасибо вам, Дигби. Да, думаю.., да, да, вы ему передайте.
     - Даже и не знаю, - сообщила она гостям, когда дворецкий вышел, - что бы я делала без Дигби.
     Последовала пауза.
     Вернувшийся Дигби дышал несколько чаще, чем это подобает хорошему дворецкому.
     - Прошу прощения, мадам, но дверь кабинета заперта. Вот с этого-то момента Эркюль Пуаро и взял ситуацию в свои руки.
     - Думаю, нам всем лучше пройти туда, - заявил он и первым двинулся к выходу.
     Остальные последовали за ним. Никому и в голову не пришло подвергать сомнению его право распоряжаться. Довольно комичный гость исчез. Вместо него появился человек, облеченный властью и полностью владеющий ситуацией.
     Поэтому они безропотно проследовали за ним через холл, прошли мимо лестницы, мимо огромных часов и, наконец, мимо ниши с установленным в ней гонгом. Прямо напротив него была закрытая дверь.
     Пуаро постучал в нее; сначала - тихо, потом все сильнее и сильнее. Ответа не было. Пуаро проворно опустился на колени и приник глазом к замочной скважине. Затем он поднялся и огляделся.
     - Господа, - объявил он, - мы должны взломать эту дверь. Немедленно!
     Присутствовавшие и тут ни на миг не усомнились в его праве командовать ими. Как самые крупные из мужчин, Джеффри Кин и Грегори Барлинг немедленно принялись штурмовать дверь под руководством Пуаро. Процесс несколько затянулся. Двери в Личэм Клоуз были солидным и серьезным препятствием - не то что современные хлипкие заслонки. Они упорно сопротивлялись натиску, но в конце концов уступили объединенным усилиям мужчин и с грохотом повалились внутрь.
     Заходить в кабинет, однако, никто не спешил: краем глаза они там уже увидели то, что, боялись увидеть. Напротив двери было окно. Слева, между окном и дверью, стоял большой письменный стол. В кресле, повернутом к нему боком, сидел крупный мужчина, безвольно повалившийся на стол. Он сидел лицом к окну и спиной к двери, но его поза не оставляла никаких сомнений. Под правой рукой, бессильно свесившейся к ковру, лежал маленький пистолет.
     - Уведите миссис Личэм Роше, - резко бросил Пуаро Грегори Барлингу, - и других леди тоже.
     Тот понимающе кивнул и положил ладонь на руку хозяйки. Миссис Личэм Роше вздрогнула.
     - Он застрелился, - выговорила она. - Какой ужас!
     Она снова вздрогнула и позволила увести себя. Девушки последовали за ними.
     Пуаро, сопровождаемый молодыми людьми, вошел в комнату. Остановив их жестом, он подошел к телу и опустился возле него на колени.
     Входное пулевое отверстие он обнаружил на правом виске. Пуля прошла насквозь, и разбитое зеркало, висевшее на стене, ясно показывало, куда она попала. На столе лежал лист бумаги, на котором неверной дрожащей рукой было выведено единственное слово: "Простите".
     Пуаро оглянулся на дверь.
     - Ключа в замке нет, - бросил он. - Возможно... Его рука скользнула в карман покойника.
     - Да, вот он, - подтвердил он. - По крайней мере, должен быть он. Будьте добры, мосье, проверьте,..
     Джеффри Кин взял у него ключ и вставил в дверной замок.
     - Да. Он и есть.
     - А окно?
     Гарри Дэйлхаус подошел к окну.
     - Заперто.
     - Вы позволите? - Пуаро стремительно поднялся и приблизился к большому двустворчатому окну, доходившему до пола. Он открыл его, с минуту пристально разглядывал траву внизу и снова закрыл.
     - Друзья мои, - объявил он, - нам следует позвонить в полицию. До тех пор пока она не появится здесь и не убедится, что произошло действительно самоубийство, ничего нельзя трогать. С момента смерти не прошло и четверти часа.
     - Знаю, - хрипло ответил Гарри. - Мы слышали вы стрел.
     - Comment {Что (фр.)}? Что вы сказали?
     Гарри Дэйлхаус и Джеффри Кин объяснили ему. В этот момент вернулся Барлинг, и Пуаро повторил ему то, что уже сказал молодым людям. Кин ушел звонить в полицию, и Пуаро попросил Барлинга уделить ему несколько минут.
     Оставив Дигби охранять дверь кабинета и отправив Гарри Дэйлхауса за дамами, Пуаро провел Барлинга в небольшую комнату, примыкавшую к кухне.
     - Насколько я понимаю, вы были близким другом покойного, - начал он. - Именно потому я и счел возможным поговорить с вами первым. Возможно, приличия требуют от меня объясниться сначала с мадам, но в данный момент это не представляется мне pratique {Разумным (фр.)}.
     Он помолчал.
     - Видите ли, я попал в довольно деликатное положение. Лучше всего будет изложить вам факты прямо. По профессии я частный детектив.
     Барлинг слегка улыбнулся.
     - Вряд ли есть необходимость сообщать мне это, мосье Пуаро. Ваше имя гремит по всему миру.
     - Мосье слишком любезен, - поклонился Пуаро. - В таком случае, начнем. Недавно на мой лондонский адрес пришло письмо от мосье Личэма Роше, в котором он писал, что имеет основания подозревать серьезную утечку своего капитала. По семейным обстоятельствам - так говорилось в письме - он не желает вмешивать в это дело полицию, поэтому просит меня приехать и разобраться в нем лично. Что ж, я согласился и приехал. Не так, впрочем, спешно, как ожидал от меня покойный мосье, но, в конце концов, у меня есть и другие дела, а мосье все же не король Англии, как бы он ни был уверен в обратном.
     Барлинг позволил себе понимающую улыбку.
     - Он нисколько в этом не сомневался.
     - Вот именно. Э.., ну, вы меня поймете. Письмо достаточно ясно говорило о - что называется - эксцентричности его автора. То есть не об откровенном безумии, но все же о значительной неуравновешенности. N'estce pas?
     - Последний его поступок говорит об этом лучше всего.
     - О мосье, самоубийства далеко не всегда совершаются импульсивно. Так часто говорят присяжные, но делают они это единственно, чтобы пощадить чувства родственников.
     - И тем не менее, Хьюберт не был нормален. Он страдал непредсказуемыми приступами ярости, фамильная гордость превратилась у него в самую настоящую манию, а уж по части чудачеств мало кто мог его обойти. При всем при том он оставался умным человеком.
     - Несомненно. Достаточно умным, чтобы понять, что его обкрадывают.
     - Но разве это причина, чтобы свести счеты с жизнью?
     - Вот именно, мосье. Нелепость. И я должен спешить. Из-за этих - как он назвал их в своем письме - семейных обстоятельств. Eh bien, мосье, вы человек опытный и прекрасно знаете, что подобные обстоятельства обычно и есть главная причина, по которой человек решается покончить с собой.
     - Вы имеете в виду...
     - Что дело выглядит так, будто се pauvre {Несчастный (фр.)} мосье обнаружил нечто еще - и не смог это вынести. Но, понимаете ли, у меня остался долг перед ним. Я согласился на его просьбу, я взялся за это дело - я уже веду его. Эти "семейные обстоятельства"... Покойный не желал вмешивать полицию. Поэтому я должен действовать быстро. Я должен выяснить истину.
     - И когда вы ее выясните...
     - Тогда.., мне придется быть очень осторожным. Но я должен сделать все, что только возможно.
     - Понимаю, - проговорил Барлинг. Несколько минут он молча курил.
     - Тем не менее, боюсь, я не смогу вам помочь, - ответил он наконец. - Хьюберт не откровенничал со мной. Я просто ничего не знаю.
     - Но, мосье, вы можете высказать догадку, у кого, на ваш взгляд, была возможность ограбить покойного.
     - Трудно сказать. Хотя в таких случаях первым на ум приходит управляющий.
     - Управляющий?
     - Да. Маршалл. Капитан Маршалл. Отличный парень, потерял на войне руку. Он появился здесь около года назад. Но Хьюберт любил его и, насколько я знаю, доверял.
     - Но если бы капитан Маршалл обманул доверие своего хозяина, это вряд ли бы относилось к разряду стоящих умолчания "семейных обстоятельств".
     - Н-ну, да.
     Замешательство собеседника не ускользнуло от Пуаро.
     - Говорите, мосье. Говорите открыто, прошу вас.
     - Возможно, это лишь сплетни.
     - Умоляю вас, говорите.
     - Ну что ж, хорошо. Возможно, в гостиной вы заметили весьма привлекательную молодую леди.
     - Я заметил там двух.
     - Ах да, мисс Эшби! Очень мила. Впервые здесь. Гарри Дэйлхаус заставил миссис Личэм Роше пригласить ее. Нет, я имел в виду брюнетку, Диану Кливз.
     - Прекрасно помню, - отозвался Пуаро. - Думаю, любой другой на моем месте тоже бы не забыл.
     - Настоящий чертенок! - взорвался вдруг Барлинг. - Заморочила голову всем мужчинам на двадцать миль в округе. Рано или поздно она доиграется, и кто-нибудь прибьет ее за эти штучки.
     Он вытащил платок и утер лоб, совершенно не замечая изучающего взгляда своего собеседника.
     - И эта юная леди...
     - Приемная дочь Личэма Роше. Собственных детей у них не было - страшное разочарование. Тогда они удочерили Диану - она приходилась им то ли племянницей, то ли еще кем. Хьюберт души в ней не чаял, только что не молился на нее.
     - И, надо полагать, мысль о ее замужестве пришлась бы ему совсем не по вкусу? - предположил Пуаро.
     - Отчего же? При условии, что брак был бы удачным.
     - То есть, мосье, с вами? Барлинг вздрогнул и покраснел.
     - Я не говорил ничего подобного...
     - Mais, non, mais, non {Конечно же нет (фр.).}! Ничего подобного вы не говорили. Но ведь думали, не так ли?
     - Да, я люблю ее. Личэм Роше знал это и одобрял. Это соответствовало его планам на ее будущее.
     - А планам мадемуазель?
     - Я же сказал, что это дьявол во плоти.
     - Понимаю. Мадемуазель обожает развлекаться за чужой счет, не так ли? Но капитан Маршалл, он-то здесь при чем?
     - Ну, их часто видели вместе. Пошли разговоры. Хотя, сомневаюсь, чтобы там было что-то серьезное. Очередной скальп в ее коллекцию, и только.
     Пуаро кивнул.
     - Но, если все же допустить наличие чего-то серьезного, это может объяснить, почему мистер Личэм Роше действовал осторожно.
     - Да поймите же вы наконец, что нет ни малейших оснований подозревать капитана Маршалла в растрате!
     - Oh, parfaitement, parfaitement {О, разумеется, разумеется! (фр.)}! Возможно, дело всего-навсего в чеке, подделанном кем-то из домашних. Вот, к примеру, юный Дэйлхаус... Он, собственно, кто?
     - Племянник.
     - И, соответственно, наследник?
     - Он сын сестры. Разумеется, он может взять его имя - других Личэмов Роше не осталось.
     - Понятно.
     - Собственно говоря, здесь ограничений не существует, до сих пор имение переходило к старшему сыну только потому, что таковой был. В данном же случае мне всегда представлялось, что Личэм Роше оставит жене право на пожизненное владение имением с последующей передачей его Дианге. Это, конечно, если он одобрит ее замужество. Тогда ее муж мог бы взять фамилию.
     - Понимаю, - кивнул Пуаро. - Что ж, мосье, вы были очень добры и сильно помогли мне. Могу ли я просить вас еще об одном одолжении? Объясните миссис Личэм Роше все, что я рассказал вам, и узнайте, не может ли она уделить мне минутку?
     Вскоре - и скорее, чем это представлялось Пуаро возможным, - открылась дверь, и появившаяся миссис Личэм Роше проплыла к креслу.
     - Барлинг все объяснил мне, - сказала она. - Разумеется, скандал недопустим. И все же, я думаю, это судьба. Ведь правда? Зеркало и вообще...
     - Comment - зеркало?
     - Я сразу это заметила. Разбитое зеркало... Мертвый Хьюберт.. Между ними была мистическая связь. Разумеется, это проклятие. Полагаю, почти в каждом древнем роду есть свое проклятие. Хьюберт всегда был таким странным... А последнее время даже более, чем обычно.
     - Простите мне подобный вопрос, мадам, но нет ли у вас каких-либо денежных затруднений?
     - Затруднений? Как-то не задумывалась об этом.
     - Знаете, мадам, говорят, тому, кто не задумывается о деньгах, их нужно особенно много.
     Он позволил себе деликатный смешок, оставшийся без ответа. Взгляд миссис Личэм Роше блуждал где-то очень далеко.
     - Что ж, благодарю вас, мадам, - поспешно завершил Пуаро беседу.
     Потом он позвонил, и через минуту явился Дигби.
     - Попрошу вас ответить на несколько вопросов, - сказал Пуаро. - Я частный детектив. Ваш хозяин нанял меня еще при жизни.
     - Детектив! - выдохнул дворецкий. - Но зачем?
     - Потрудитесь отвечать на мои вопросы. Расскажите о выстреле.
     Дигби рассказал.
     - Итак, в тот момент в холле вас было четверо? - переспросил Пуаро.
     - Да, сэр. Мистер Дэйлхаус, мисс Эшби и мистер Кин.
     - А где были остальные?
     - Остальные, сэр?
     - Ну да: миссис Личэм Роше, мисс Кливз и мистер Барлинг.
     - Миссис Личэм Роше и мистер Барлинг спустились позже, сэр.
     - А мисс Кливз?
     - Мне думается, сэр, мисс Кливз находилась в гостиной.
     Пуаро задал еще несколько вопросов и отпустил дворецкого с напутствием пригласить мисс Кливз.
     Та явилась незамедлительно, и Пуаро смог рассмотреть ее уже в свете откровений мистера Барлинга. В белом атласном платье с приколотой к плечу розой она была решительно прекрасна.
     Внимательно наблюдая за девушкой, Пуаро объяснил ей причину своего появления в Личэм Клоуз, однако, кроме вполне естественного удивления, он не обнаружил на ее лице никаких признаков беспокойства. О Маршалле она говорила равнодушно, хоть и тепло, и только упоминание о Барлинге заставило ее оживиться.
     - Этот человек мошенник, - резко заявила она. - Я говорила отцу, но он и слышать ничего не хотел, упорно продолжая препоручать свои деньги заботам этого сомнительного господина.
     - Мадемуазель.., вам жаль вашего отца? Она пристально взглянула на Пуаро.
     - Конечно. Просто современная молодежь, мосье, не любит показывать своих чувств. Но старика я любила. Хотя, наверное, так для него даже лучше.
     - Лучше?
     - Да. Не сегодня-завтра его все равно посадили бы под замок. В нем стремительно росло убеждение, что последний из Личэмов Роше поистине наделен Божьей благодатью.
     Пуаро задумчиво кивнул.
     - Понимаю, понимаю, явные признаки умственного расстройства. Кстати, какая очаровательная у вас сумочка! Позвольте взглянуть. Эти шелковые розочки.., прелестно! Так о чем я? Ах да, вы слышали выстрел?
     - Да, только я думала, это машина, или кто-то охотится, или что-то еще.
     - Вы находились тогда в гостиной?
     - Нет, я была в саду.
     - Понятно. Благодарю вас, мадемуазель. Что, если следующим пригласить мистера Кина?
     - Джеффри? Я пришлю его вам. Кин держался настороженно, но был явно заинтересован.
     - Мистер Барлинг рассказал мне, почему вы здесь. Не представляю, что такого полезного я могу рассказать, но, если все же могу...
     - Меня интересует только одна вещь, мосье Кин, - прервал его Пуаро. - А именно, та, которую вы подняли с пола, когда мы подошли к дверям кабинета.
     - Я... - Кин вскочил было с кресла, но тут же уселся обратно.
     - Не понимаю, о чем вы, - равнодушно сказал он.
     - Думаю, понимаете, мосье. Вы шли за мной, я знаю, но один мой знакомый говорит, что у меня есть глаза на затылке. Вы подобрали что-то с пола и положили это в правый карман своего пиджака.
     Повисла пауза. На приятном лице Кина отчетливо проступила растерянность. Наконец он решился.
     - Выбирайте, мосье Пуаро, - предложил он, наклоняясь к столу и выворачивая из кармана мундштук, носовой платок, крохотный шелковый бутон розы и небольшой спичечный коробок.
     После секундной заминки Кин добавил:
     - По правде говоря, это был он... - он поднял со стола спичечный коробок. - Должно быть, обронил раньше.
     - Не думаю, - отозвался Пуаро.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - То, что сказал. Мосье, я человек метода, человек порядка, я, наконец, не выношу беспорядка. Окажись на полу спичечный коробок, я заметил бы его и поднял. Спичечный коробок таких размеров! Безусловно бы увидел. Нет, мосье, думаю, это было что-то гораздо меньшее, вот как, например, это.
     Он взял крохотный шелковый бутон.
     - Кажется, это от сумочки мисс Кливз? После мгновенной заминки Кин со смехом подтвердил догадку.
     - Да, точно. Она.., дала мне его вчера вечером.
     - Ясно, - проговорил Эркюль Пуаро, и в этот момент дверь открылась, пропуская высокого белокурого мужчину в простом костюме.
     - Кин, да что же это? Личэм Роше застрелился? Дружище, я этому не верю. Этого просто не может быть.
     - Позволь представить тебе мосье Пуаро, - сказал Кин, заставив вошедшего вздрогнуть. - Он все тебе объяснит. С этими словами он вышел, громко хлопнув дверью.
     - Мосье Пуаро! - с крайним воодушевлением воскликнул Джон Маршалл. - Страшно рад познакомиться. Какая удача, что вы здесь оказались! Личэм Роше ничего не говорил мне о вашем приезде. Знаете, сэр, я ведь ваш горячий поклонник.
     Пуаро подумал, что начало совершенно обезоруживающее, как, впрочем, и сам молодой человек, молодость которого, учитывая седые волосы на висках и прорезавшие лоб морщины выражалась, больше, в мальчишеском голосе и поведении.
     - Полиция...
     - Уже здесь, сэр. Я с ними и приехал, узнав о случившемся. Их, кстати, это не особенно и удивило. Нет, понятно, конечно: с головой последнее время у него было совсем скверно, но все же...
     - Все же вы удивлены, что он совершил самоубийство?
     - Честно говоря, да. Не представляю.., точнее, сомневаюсь, чтобы Личэм Роше мог представить, как это мир сможет обойтись без него.
     - Насколько я понял, в последнее время у него возникли некоторые денежные проблемы? Маршалл кивнул.
     - Он играл на бирже. Какие-то сомнительные затеи Барлинга.
     - А нет ли у вас причин думать, - вкрадчиво спросил Пуаро, - что мосье Личэм Роше подозревал вас в махинациях с отчетностью?
     Пораженный до глубины души Маршалл глупо вытаращился на Пуаро. Он выглядел настолько комично, что Пуаро не сдержал улыбки.
     - Вижу, вы совершенно потрясены.
     - Да уж. Какое нелепое предположение!
     - Хорошо. Еще вопрос. Не подозревал ли он вас в желании увести его дочь?
     - О, так вы уже знаете о нас с Ди? Он смущенно засмеялся.
     - Стало быть, это правда? Маршалл кивнул.
     - Только старик знать об этом не знал. Ди не разрешила ему говорить и, думаю, была права. Он бы взорвался, как.., праздничный фейерверк, а я тут же бы вылетел с работы. Тут уж никаких сомнений.
     - И что же вы думали делать?
     - Ну, честно говоря, сэр, я-то как раз особенно и не думал. У нас это делает Ди. Она сказала, что все устроит. Ну, и еще я искал другую работу. Если бы нашел, тут же бы ушел с этой.
     - Тут же бы женились, а мосье Личэм Роше тут же бы лишил мадемуазель Диану всякого содержания. А она, как бы это сказать, к этому привыкла.
     Маршалл выглядел несколько смущенным.
     - Ну, я постарался бы заработать их для нее, сэр. В этот момент в комнату вернулся Джеффри Кин.
     - Полицейские уезжают, мосье Пуаро, и хотели бы вас видеть.
     - Merci. Сейчас приду.
     В кабинете его ожидали рослый инспектор и полицейский врач.
     - Мистер Пуаро? - осведомился инспектор. - Наслышаны о вас, сэр. Я инспектор Ривз.
     - Вы крайне любезны, - ответил Пуаро, пожимая ему руку. - Мое сотрудничество вам, вероятно, без надобности. Не правда ли?
     Он коротко рассмеялся.
     - Только не в этот раз, сэр. Никаких проблем. - Стало быть, случай совершенно ясный? - уточнил Пуаро.
     - Абсолютно. Окно и дверь заперты, ключ от нее - в кармане покойного. В последнее время странности в поведении. Никаких сомнений.
     - И все вполне.., естественно? Врач хмыкнул:
     - Ну, разве... Это в какой же позе ему нужно было стреляться, чтобы пуля попала в зеркало! Впрочем, самоубийцы народ странный.
     - А вы нашли пулю?
     - Да, вот она. - Врач протянул ему пулю. - Лежала у самой стены под зеркалом. Пистолет принадлежал покойному и всегда хранился в ящике стола. Что-то, конечно, подтолкнуло беднягу к такому концу, но что именно, мы, боюсь, никогда уже не узнаем.
     Пуаро кивнул.
     Тело перенесли в спальню, полицейские уехали. Пуаро стоял у входной двери, провожая их взглядом, когда какой-то шум заставил его обернуться. Прямо у него за спиной топтался Гарри Дэйлхаус.
     - У вас случайно не найдется фонаря, друг мой? - осведомился у него Пуаро.
     - Да, сейчас принесу.
     Вернулся он не только с фонарем, но и с Джоан Эшби.
     - Можете пойти со мной, - милостиво разрешил им Пуаро.
     Выйдя из дому, он обогнул его справа и остановился у окна кабинета. От дорожки окно отделяли около шести футов газона. Пуаро наклонился и принялся водить лучом света по траве. Потом выпрямился и покачал головой.
     - Нет, - сказал он, - не здесь...
     Внезапно он смолк и застыл на месте. По бокам газон окаймляли широкие полосы цветочных клумб. Все внимание Пуаро сосредоточилось на правой, где росли астры и георгины. В свете фонаря на рыхлой земле отчетливо виднелись следы.
     - Четыре, - пробормотал Пуаро. - Два к окну и два обратно.
     - Садовник, наверное, - пожала плечами Джоан.
     - Да нет же, мадемуазель, нет. Вы не хотите воспользоваться своими глазами. Это следы от крохотных, изящных туфель с высоким каблуком - женских туфель. Мадемуазель Диана упоминала, что была в саду. Вы не помните, мадемуазель, она спустилась вниз раньше вас или позже?
     Джоан покачала головой.
     - Не помню. Слишком уж я спешила, когда раздался гонг. Мне ведь показалось, что до этого я уже слышала один. Кажется, когда я пробегала мимо ее комнаты, дверь была открыта, но я не совсем уверена. Вот дверь в комнату миссис Личэм Роше была закрыта, это точно.
     - Понятно, - сказал Пуаро.
     Что-то в его голосе заставило Гарри взглянуть на него повнимательней, но Пуаро только тихонько хмурился своим мыслям.
     В дверях они повстречались с Дианой Кливз.
     - Полиция уехала, - сообщила она и глубоко вздохнула. - Все кончилось.
     - Могу ли я попросить вас на пару слов, мадемуазель? - осведомился Пуаро.
     Диана прошла в маленькую комнату, и Пуаро, последовав за ней, закрыл дверь.
     - Да? - повернулась к нему Диана. Она выглядела несколько удивленной.
     - Всего лишь маленький вопрос, мадемуазель. Вы подходили сегодня к цветочной клумбе, что у окон кабинета?
     Диана кивнула.
     - Да. Около семи вечера и потом, перед самым ужином.
     - Не понимаю, - признался Пуаро.
     - Я тоже: что это вы хотите тут "понять"? - холодно произнесла Диана. - Я срезала к столу астры. Цветы за столом - моя обязанность. И было это около семи.
     - А потом - позже?
     - Ах, это! Видите ли, я капнула масло для волос на платье - прямо на плечо, а я уже собиралась спускаться к ужину. Чтобы не переодеваться, я выбежала в сад, сорвала бутон розы и приколола его на плечо. Вот, поглядите.
     Она вплотную подошла к Пуаро и приподняла бутон. Под ним Пуаро действительно увидел крохотное жидкое пятнышко. Диана продолжала стоять, почти касаясь Пуаро плечом, и вовсе не спешила отходить.
     - И во сколько же это было?
     - О, минут в десять девятого, я полагаю.
     - А вы.., вы не открывали окно?
     - Только пыталась. Так и впрямь было бы гораздо быстрее попасть внутрь. Но оно оказалось запертым.
     - Ясно.
     Пуаро набрал побольше воздуха и выпалил:
     - А выстрел? Где вы были, когда услышали выстрел? Все еще в саду?
     - О нет. Это же случилось двумя или тремя минутами позже. Я была уже у входной двери.
     - Вы знаете, что это, мадемуазель? - спросил Пуаро, разжимая ладонь, на которой лежала маленькая матерчатая роза.
     Диана равнодушно взглянула на нее.
     - Похоже, это с моей сумочки. Где вы ее нашли?
     - Она была в кармане у мистера Кина, - сухо объяснил Пуаро. - Вы сами дали ему ее, мадемуазель?
     - А он так сказал? Пуаро только улыбнулся.
     - И когда же вы это сделали, мадемуазель?
     - Вчера вечером.
     - Это он просил вас ответить мне так, мадемуазель?
     - А не много ли вы себе позволяете? - спросила в ответ Диана.
     Пуаро промолчал. Он вышел и направился в гостиную. Там оказались Барлинг, Кин и Маршалл. Пуаро подошел к ним.
     - Господа, - деловито заявил он, - будьте любезны пройти со мной в кабинет.
     Выйдя в холл, он обратился к Гарри и Джоан:
     - Вас я попрошу тоже. И возможно, кто-нибудь позовет мадам? Благодарю вас. А вот и наш несравненный Дигби! Друг мой, один маленький, но очень важный вопрос: мадемуазель Кливз действительно принесла к ужину астры?
     Дворецкий выглядел озадаченным.
     - Да, сэр, действительно.
     - Вы уверены?
     - Совершенно уверен, сэр.
     - Tres bien {Прекрасно (фр.).}. Идемте же, - нетерпеливо обернулся он к собравшимся. - У меня были причины пригласить вас сюда, - обратился он к ним, когда все оказались в кабинете. - Дело закрыто. Полиция уехала. Мосье Личэм Роше застрелился - так они решили. Все кончено.
     Он сделал паузу.
     - Но я, Эркюль Пуаро, говорю вам, что это не так! Глаза присутствовавших обратились к маленькому бельгийцу. В этот момент дверь отворилась, и в комнату вплыла миссис Личэм Роше.
     - Я как раз говорил, мадам, - повернулся к ней Пуаро, - что дело закрыли слишком рано. Это же вопрос психологии, в конце концов. У мосье Личэма Роше была manie de grandeur {Мания величия (фр.).}. Он считал себя великим человеком, черт возьми! Такие люди не убивают себя. Нет, нет, при всем своем безумии они никогда не убивают себя. И мосье Личэм Роше тоже этого не делал.
     Пуаро выдержал паузу.
     - Он был убит.
     - Убит? - Маршалл коротко рассмеялся. - В комнате с запертыми окном и дверью?
     - И тем не менее он был убит, - упрямо повторил Пуаро.
     - А потом, надо полагать, - презрительно бросила Диана, - встал и запер за убийцей дверь. Или окно.
     - Я покажу вам кое-что, - ответил Пуаро, подходя к окну.
     Он повернул оконную ручку и приоткрыл окно.
     - Видите? Открыто. Теперь я закрываю его, но ручку не поворачиваю. Итак, окно закрыто, но не заперто. А теперь, внимание!
     Он коротко и резко ударил по оконной раме. От сотрясения, вызванного ударом, ручка свободно проскочила вниз, запирая окно.
     - Видите? - мягко проговорил Пуаро. - Он слишком разболтан, этот замок. Им легко можно закрыть окно и снаружи.
     Он отвернулся от окна. Теперь он был очень мрачен - Когда в двенадцать минут девятого раздался выстрел, четверо из вас находились в холле. Это обеспечивает им алиби. Где же были остальные трое? Вы, мадам? Знаю: в своей комнате. Вы, мосье Барлинг? Видимо, в своей?
     - Совершенно верно.
     - А вот вы, мадемуазель, вы были в саду и признались мне в этом.
     - Я не понимаю... - начала Диана, но Пуаро остановил ее.
     - Подождите.
     Он повернулся к миссис Личэм Роше:
     - Мадам, вы знаете, кому ваш муж завещал деньги?
     - Хьюберт показывал мне завещание. Сказал, я должна знать. Три тысячи годовых, причитающихся с имения, он оставил мне, плюс еще загородный домик или городскую квартиру - по моему выбору. Все остальное переходит к Диане с тем условием, что ее будущий муж возьмет ее фамилию.
     - Ага!
     - Но затем он сделал добавление - всего несколько недель назад.
     - Да, мадам?
     - Все по-прежнему оставалось Диане, но с условием, что она выйдет замуж за мистера Барлинга. Если она выберет себе другого мужа, все состояние переходит к племяннику моего мужа, Гарри Дэйлхаусу.
     - Однако дополнение было сделано лишь несколько недель назад, - вкрадчиво напомнил Пуаро. - Мадемуазель могла и не знать. А ведь вы, мадемуазель Диана, - с обвиняющим видом шагнул он вперед, - собираетесь замуж за капитана Маршалла, не так ли? А может быть, за мистера Кина?
     Вместо ответа Диана молча подошла к Маршаллу и взяла его под руку.
     - Говорите дальше, - спокойно сказала она.
     - Я обвиняю вас, мадемуазель. Вы любите деньги. Еще вы любите капитана Маршалла. Ваш приемный отец ни за что не одобрил бы этого союза. В смерти же он был бы бессилен помешать вам как выйти замуж, так и получить все деньги. Поэтому вы вышли из дому и через открытое окно проникли в кабинет вашего отца, оставив при этом следы на клумбе. При вас был пистолет, который вы заранее взяли из ящика письменного стола. Непринужденно о чем-то болтая, вы подошли к нему и выстрелили. Затем стерли с пистолета отпечатки своих пальцев, прижали к нему пальцы покойного и оставили лежать на полу возле тела. Выбравшись через окно, вы закрыли его снаружи и трясли раму до тех пор, пока ручка не соскочила вниз. Потом вы вернулись в дом. Все было именно так, мадемуазель, не правда ли? Я вас спрашиваю.
     - Нет! - выкрикнула Диана. - Нет. Нет! Пуаро некоторое время смотрел на нее и вдруг улыбнулся.
     - Нет, - сказал он. - Это было не так. Могло быть - вполне могло, - но не было по двум причинам. Первая: вы срезали астры к столу в семь часов, а вторая.., вторая кроется в рассказе мадемуазель.
     Он повернулся к Джоан, которая уставилась на него в полном недоумении.
     - Ну как же, мадемуазель, вы же рассказывали, что спешили вниз, думая, будто слышали второй гонг. Он оглядел собравшихся.
     - Вы не понимаете, что это значит? - изумленно вскричал он. - Не понимаете. Да смотрите же! Смотрите! Он подскочил к креслу.
     - Вы помните, в каком положении мы нашли тело? Мосье Личэм Роше сидел не за столом, а боком к нему - лицом к окну. Нежели в этой позе он собирался свести счеты с жизнью? Jamais, jamais {Никогда, никогда! (фр.)}! Вы пишете последнее "прости" на листе бумаги, открываете ящик стола, достаете пистолет, подносите его к виску и спускаете курок. Вот так совершают самоубийство! А теперь смотрите, как совершают убийство. Жертва сидит за столом, убийца стоит рядом и что-то рассказывает. Рассказ прерывается выстрелом. Куда, в этом случае, попадает пуля?
     Он сделал паузу.
     - Пройдя навылет, она попадает в дверь, и - если та открыта - в гонг, находящийся напротив нее.
     Ага! Я вижу, вы начинаете понимать! Это и был первый гонг, который слышала только мадемуазель, комната которой расположена рядом с кабинетом.
     Что же делает убийца дальше? Он запирает дверь на ключ, кладет его в карман покойного, разворачивает кресло, оставляет отпечатки мосье Роше на пистолете, кладет его рядом, и - заключительный штрих - разбивает зеркало. В общем, инсценирует самоубийство. Дальше выпрыгивает через окно в сад, запирая его за собой известным уже вам способом, и не по траве, а по клумбе, где следы легко сровнять, проходит на садовую дорожку, которая приводит его к дому. В двенадцать минут девятого он заходит в пустующую на тот момент гостиную, стреляет из револьвера в открытое окно и спешит в холл. Полагаю, вы так поступили, мосье Кин?
     Секретарь, широко раскрыв глаза, смотрел, как Пуаро медленно подходит к нему. Затем, издав странный горловой звук, он рухнул на пол.
     - Красноречивый ответ, - заметил Пуаро. - Мосье Маршалл, не откажитесь позвонить в полицию. Он склонился над распростертым телом.
     - Думаю, именно в таком виде он их и встретит.
     - Джеффри Кин, - выдохнула Диана. - Но зачем?
     - Полагаю, как у секретаря у него были определенные возможности: счета, чеки... Но что-то возбудило подозрения мосье Личэма Роше. Он обратился ко мне.
     - Но почему к вам? Почему не в полицию?
     - Думаю, мадемуазель, ответ вам известен. Когда мосье начал догадываться, что между вами и капитаном Маршаллом что-то происходит, вы попытались отвлечь его внимание, отчаянно флиртуя с Джеффри Кином. Полно же, зачем отрицать!
     Узнав о моем скором приезде, мосье Кин срочно принимает меры. Его план основывается на том, чтобы создать видимость того, что самоубийство произошло в восемь двенадцать, то есть в тот момент, когда у него было стопроцентное алиби. Единственная опасность - пуля, которая должна была лежать где-то возле гонга и которую у него не было времени найти. Он делает это, когда мы все идем к кабинету. Он уверен, что в такой напряженный момент это пройдет незамеченным. Но я-то, я замечаю все! Позднее я спрашиваю его, что он в тот момент поднял с пола. После секундного замешательства он пытается разыграть передо мной комедию! Пытается убедить меня, что поднял маленький шелковый бутон розы с сумочки мадемуазель Дианы. Изображает рыцаря, защищающего даму своего сердца! Причем изображает это так убедительно, что, если бы не астры...
     - Не понимаю: они-то здесь при чем?
     - Не понимаете? Но как же: на клумбе было всего четыре отпечатка ваших туфель, а, срезая цветы, вы должны были оставить их много больше! Следовательно, после того, как вы срезали цветы к ужину, и до того, как снова вернулись сорвать розовый бутон, кто-то побывал там и привел клумбу в порядок. И это не был садовник - все садовники оканчивают работу до семи. Следовательно, это был убийца - а значит, убийство было совершено до того, как прозвучал выстрел.
     - Но почему же никто не слышал первого выстрела? - спросил Гарри.
     - Глушитель. И глушитель и пистолет, скорее всего, будут обнаружены в ближайшем кустарнике.
     - Но какой риск!
     - Напротив! Все были наверху - одевались к ужину. Момент был выбран очень удачно. Единственным неприятным для убийцы штрихом была пуля, но и это, как он думал, пройдет для него без осложнений.
     Пуаро показал собравшимся пулю.
     - Он кинул ее под зеркало, в то время как мы с мистером Дэйлхаусом осматривали окно.
     - О, Господи! - Диана порывисто развернулась к Маршаллу. - Давай уедем, Джон, забери меня отсюда. Барлинг кашлянул.
     - Но, дорогая, вспомните об условиях завещания...
     - Мне все равно! - воскликнула девушка. - Если понадобится, буду рисовать мелками на асфальте.
     - Ну, до этого не дойдет, Ди, - сказал Гарри. - Поделим все поровну. Что же ты думаешь, я смогу пользоваться тем, что у дяди под конец появились такие сумасшедшие желания.
     Внезапно миссис Личэм Роше с громким восклицанием вскочила с кресла.
     - Мосье Пуаро, зеркало! Он.., он ведь нарочно его разбил?
     - Да, мадам.
     - О! - Ее взгляд затуманился. - Но ведь это к несчастью.
     - Думаю, у мосье Кина будет достаточно возможностей убедиться в этом, - согласился Пуаро.
     
     ЖЕЛТЫЙ ИРИС
     
     Эркюль Пуаро вытянул ноги поближе к встроенному в стену электрическому радиатору. Вид докрасна раскаленных параллельных спиралей радовал глаз Пуаро, во всем любившего симметрию и порядок.
     - Пламя горящих углей, - размышлял он, - всегда хаотично. Симметрия в нем совершенно недостижима.
     Раздался телефонный звонок. Пуаро встал и невольно взглянул на часы. Было около половины двенадцатого. Кто бы мог звонить в такой поздний час? Наверное, кто-то просто ошибся номером.
     - Хотя, возможно, - вполголоса рассуждал Пуаро, насмешливо улыбаясь, - обнаружен труп миллионера.., газетного магната.., в библиотеке собственной загородной виллы.., с пятнистой орхидеей в левой руке.., и приколотой к груди страницей из поваренной книги.
     Продолжая улыбаться эксцентричности своего предположения, Пуаро снял трубку. Сразу послышался голос - слабый приглушенный женский голос, - в котором, однако, чувствовались настойчивость и отчаяние.
     - Это мосье Пуаро? Мосье Эркюль Пуаро?
     - Да, я слушаю.
     - Мосье Пуаро.., не смогли бы вы прийти? И немедленно! Немедленно... Я в опасности.., в ужасной опасности.., я это знаю...
     - Кто вы? - отрывисто спросил Пуаро. - Откуда вы звоните?
     - Немедленно... - голос прозвучал еще тише, но с еще большей настойчивостью. - Это вопрос жизни или смерти... "Jardin des Cygnes" {"Сад лебедей" (фр.).}... Немедленно... Стол с желтыми ирисами...
     Наступила пауза. Затем послышался странный, короткий вздох... Связь прервалась...
     Эркюль Пуаро повесил трубку. Вид у него был озадаченный.
     - Странная какая-то история. Очень странная, - процедил он сквозь зубы.
     
     ***
     
     Когда он вошел в ресторан "Jardin des Cygnes", ему навстречу поспешил тучный Луиджи.
     - Buona sera {Добрый вечер (ит.).}, мосье Пуаро! Желаете столик? Да?
     - Нет-нет, мой добрый Луиджи. Я ищу своих друзей и хочу оглядеться. Может быть, они еще не пришли. О! Погодите, кажется, вот за тем столиком с желтыми ирисами кто-то из них. Кстати, разрешите спросить, не сочтите за нескромность... На всех столиках у вас стоят тюльпаны.., розовые тюльпаны... Почему же на этом - желтые ирисы?
     Плечи Луиджи выразительно поднялись.
     - Так было приказано, мосье! Должно быть, любимые цветы одной из дам. Стол заказан мистером Бартоном Расселом. Американец... Страшно богатый!
     - Гм! С женскими прихотями следует считаться, верно, Луиджи?
     - Мосье совершенно прав.
     - Ба, да за тем столиком сидит мой знакомый. Пойду-ка поговорю с ним.
     Осторожно обойдя танцующие пары, Пуаро направился к столику с желтыми ирисами. Он был накрыт на шесть персон, но сейчас за ним сидел только один молодой человек, который с задумчивым, даже меланхоличным видом пил шампанское.
     Это был совсем не тот человек, которого ожидал увидеть Пуаро. Мысль об опасности или мелодраме никак не вязалась с Тони Чэпелом, в какой бы компании он ни находился.
     Пуаро нерешительно остановился у стола.
     - О! Кого я вижу, мой друг Энтони Чэпел!
     - Силы небесные! Пуаро! Полицейская ищейка Пуаро! - воскликнул молодой человек. - Но, дорогой Пуаро, почему Энтони? Для друзей - я Тони.
     Он предупредительно отодвинул стул, приглашая Пуаро к столу.
     - Посидите со мной. Потолкуем о преступлениях! Даже больше!.. Выпьем за преступления... - Он наполнил бокал шампанским. - Однако, дружище, вы-то что делаете в этом прибежище веселья, танцев и песен? Трупов тут нет! Решительно ни одного трупа, который можно было бы вам предложить!
     Пуаро отпил глоток шампанского.
     - Похоже, вам очень весело, mon cher {Мой дорогой (фр.).}?
     - Весело?! Я погружен в печаль.., погряз в унынии. Вы слышите мелодию, которую играет оркестр? Узнаете?
     - Гм, кажется, что-то о том, - осторожно предположил Пуаро, - что ваша малышка вас покинула?..
     - Почти угадали, - заметил молодой человек, - но не совсем. "Ничто, как любовь, не приносит несчастье". Вот как она называется.
     - И что же?
     - Это моя любимая песенка, - грустно сказал Тони Чэпел, - и мой любимый ресторан, и мой любимый оркестр... И здесь моя, любимая девушка, но танцует она с кем-то другим...
     - И отсюда меланхолия?
     - Вот именно. Видите ли, между мной и Полин, выражаясь вульгарно, произошла словесная баталия. Причем на каждую сотню слов у нее было девяносто пять против моих пяти. Мои пять были: "Но, дорогая.., я могу объяснить..." Тут она выдает свои девяносто пять, и все начинается сначала! Похоже, - грустно добавил Тони, - мне остается только отравиться.
     - Полин? - переспросил Пуаро.
     - Полин Уэзерби. Юная свояченица Бартона Рассела. Молода, очаровательна и невероятно богата. Сегодня Бартон Рассел устраивает званый ужин. Вы знаете Рассела? Большой бизнес.., гладко выбритый американец - ни бороды, ни усов... Полон энергии и собственного достоинства. Он был женат на сестре Полин.
     - Кто еще приглашен?
     - Как только кончится музыка, вы их всех сразу увидите. Лола Вальдес - танцовщица из Южной Америки.
     Она участвует в новом шоу в "Метрополе". Стив на дипломатической службе. У него все сверхсекретно. Известен под именем Стивен-молчун. Из тех, кто талдычит только одно: "Я не в праве утверждать..." Привет! Ну вот и они!
     Пуаро встал. Тони представил его Бартону Расселу, Стивену Картеру, Лоле Вальдес - жгучей красавице-смуглянке - и Полин Уэзерби, юной, и очень хорошенькой, с глазами, синими, как васильки.
     - Что я слышу? Сам великий мосье Эркюль Пуаро? - воскликнул Бартон Рассел, - Чрезвычайно рад с вами познакомиться, сэр! Не хотите ли к нам присоединиться? Разумеется, если вы не...
     - По-моему, - вмешался Тони, - у него задание, связанное с убийством.., или с финансистом, сбежавшим от суда. А может, речь идет об огромном рубине раджи Барриобулага?
     - О, друг мой, по-вашему, я что же, все время при деле? Разве я не могу в виде исключения просто позволить себе развлечься?
     - Может быть, у вас назначена встреча с Картером? Последнее сообщение из Женевы! Международная обстановка обостряется! Похищенные чертежи обязательно должны быть найдены, в противном случае - завтра будет объявлена война!
     - Тони! Неужели обязательно выглядеть полнейшим идиотом? - резко вмешалась Полин Уэзерби.
     - Извини, Полин.
     Тони снова погрузился в унылое молчание.
     - Как вы жестоки, мадемуазель!
     - Ненавижу людей, которые все время строят из себя идиотов.
     - Я вижу, мне следует поостеречься и говорить только на серьезные темы.
     - О нет, мосье Пуаро! - Улыбнувшись, Полин повернулась к нему. - Вас я не имела в виду. Скажите, мосье Пуаро, вы и правда своего рода Шерлок Холмс и в совершенстве владеете методом дедукции?
     - Гм.., дедукция... В реальной жизни это не так просто, мадемуазель. Однако я попытаюсь. Я полагаю, мадемуазель, что ваши любимые цветы - желтые ирисы.
     - Вы ошиблись, мосье Пуаро. Ландыши и розы. Пуаро вздохнул.
     - Полное фиаско. Попробую еще раз. Совсем недавно вы говорили по телефону.
     Полин засмеялась и захлопала в ладоши.
     - Совершенно верно!
     - Это было вскоре после того, как вы сюда приехали.
     - И это верно! Я позвонила сразу, как только вошла.
     - О! Это уже не так хорошо. Вы звонили до того, как подошли к этому столику?
     - Да.
     - Плохо. Очень плохо.
     - О нет! По-моему, у вас все отлично получается. Как вы узнали, что я звонила по телефону?
     - Это профессиональный секрет, мадемуазель. А тот, кому вы звонили.., его имя начинается на П? Или, может быть, на Э?
     Полин опять засмеялась.
     - Опять ошибка! Я звонила своей служанке, чтобы она отослала ужасно важное письмо, которое я забыла вовремя отправить. Ее зовут Луиза.
     - Какой конфуз, мадемуазель... Какой конфуз! Оркестр заиграл снова. Тони посмотрел на Полин.
     - Потанцуем?..
     - Я только что танцевала. Немного отдохну.
     - Ну разве это не ужасно?! - с горечью произнес Тони, адресуя свою жалобу всему свету.
     - Сеньорита, - тихо сказал Пуаро латиноамериканской красавице, - я не смею пригласить вас на танец. Я слишком стар.
     - Ах! Это есть чепуха, то, что вы сказали сейчас! Вы еще молодой. Ваши волосы... Они еще черные! Пуаро втайне содрогнулся.
     - Полин! - раздался властный голос Бартона Рассела. - Поскольку я твой зять и опекун, я намерен воспользоваться своим правом и заставить тебя потанцевать со мной. Это вальс, а вальс, пожалуй, единственное, что я умею.
     - Ну конечно, Бартон! Пойдемте!
     - Умница, Полин! Очень мило с твоей стороны. Они ушли. Тони откинулся на стуле и посмотрел на Стивена Картера.
     - Вы разговорчивый парень, Картер, не правда ли? - заметил он. - Развлекаете компанию веселой болтовней, да? Вы что-то сказали?
     - Э... Чэпел! Не понимаю, о чем вы?
     - Не понимаете... Ну конечно, - продолжал поддразнивать его Тони.
     - Но послушайте...
     - Пейте, старина! Пейте, если уж не хотите разговаривать.
     - Нет, благодарю.
     - Тогда выпью я.
     Стивен Картер пожал плечами.
     - Извините, - сказал он, - я должен переговорить с одним моим знакомым. Мы вместе учились в Итоне {Итон - одна из самых старых привилегированных мужских средних школ Великобритании, расположенная в г. Итоне недалеко от Лондона.}. - Поднявшись, он направился к столу, находившемуся в нескольких шагах от них.
     - Кто-нибудь должен топить итонцев еще при рождении, - мрачно заявил Тони.
     Эркюль Пуаро продолжал галантно беседовать с сидевшей рядом с ним красавицей.
     - Хотелось бы знать, мадемуазель, какой ваш любимый цветок?
     - А-а! Зачем вы хоти-ите это знать, - кокетливо протянула Лола.
     - Мадемуазель, если я посылаю даме цветы, я должен быть уверен, что они ей нравятся.
     - Это есть очень ми-ило, мосье Пуаро. Я скажу. Я просто обожаю большие темно-красные гвоздики.., или темно-красные розы.
     - Превосходно!.. Да-да, превосходно! Значит, вам не нравятся желтые цветы... Например, желтые ирисы?
     - Желтые цветы? Нет... Они не отвечают мой темперамент.
     - Очень разумно!.. Скажите, мадемуазель, вы не звонили кому-нибудь из своих друзей по телефону, как только пришли сюда?
     - Я? Звонить друзья? Нет! Какой странный вопрос!
     - Видите ли.., я очень странный человек.
     - Да, это есть так. И очень опасный человек. - Черные глаза выразительно сверкнули. - Очень опасный!
     - О нет, не опасный... Скорее, такой человек, который может быть полезным.., в случае опасности. Понимаете?
     Лола кокетливо засмеялась, показав ряд ровных белых зубов.
     - Нет-нет. Вы опасный человек. Эркюль Пуаро вздохнул.
     - Судя по всему, вы не понимаете. Все это очень странно.
     Тони, выйдя из своего приступа меланхолии, внезапно сказал:
     - Лола, как ты насчет того, чтобы немного повертеться? Пойдем?
     - Я пойду... Да. Раз мосье Пуаро не есть такой храбрый.
     Тони положил руку ей на талию, и они скользнули в сторону площадки.
     - А вы, старина, - через плечо насмешливо бросил Тони, - можете пока поразмыслить о грядущих преступлениях.
     - Очень глубокая мысль. Очень глубокая. Минуту-другую Пуаро сидел задумавшись, потом призывно поднял палец. Луиджи поспешно подошел. Широкое лицо итальянца расплылось в улыбке.
     - Mon vieux {Старина (фр.).}, - сказал Пуаро, - мне нужны кое-какие сведения.
     - Всегда к вашим услугам, мосье.
     - Я хотел бы знать, кто из людей, сидящих за этим столом, звонил по телефону.
     - Я могу вам сказать, мосье. Молодая леди, та, что в белом, она позвонила сразу, как только вошла. Потом она направилась в гардероб снять плащ, и в это время оттуда вышла другая леди и зашла в телефонную кабинку.
     - Значит, сеньорита все-таки звонила по телефону! Это было до того, как она вошла в зал?
     - Да, мосье.
     - Кто-нибудь еще?
     - Нет, мосье.
     - Да. Мне кажется, Луиджи, что сегодня я должен быть как никогда собранным. Что-то должно случиться, а я совсем не представляю, что именно.
     - Если я могу быть чем-то полезен, мосье, я в любой момент...
     Пуаро сделал знак, и Луиджи скромно удалился. К столу приближался Стивен Картер.
     - Нас с вами покинули, мистер Картер, - сказал Пуаро.
     - О! Гм.., да.
     - Вы хорошо знаете мистера Бартона Рассела?
     - Да, довольно хорошо.
     - Какая у него очаровательная свояченица!
     - Да, хорошенькая.
     - Вы ее тоже хорошо знаете?
     - Довольно хорошо.
     - О! Довольно.., довольно... - процедил Пуаро. Картер удивленно посмотрел на него. Музыка прекратилась, и все вернулись к столу.
     - Еще бутылку шампанского, - распорядился Бартон Рассел. - И побыстрее!
     - Прошу внимания, - обратился он к своим гостям. - Я хочу предложить тост. Должен сказать, что за сегодняшним нашим камерным застольем кроется определенный смысл. Как вам известно, я заказал стол на шесть персон. Нас было пятеро. Одно место оставалось не занятым. Потом по крайне странному совпадению около этого стола оказался мосье Эркюль Пуаро, и я пригласил его присоединиться к нам. Вы даже представить себе не можете, насколько это удачное совпадение. Видите ли, этот стул должен был оставаться не занятым в честь леди.., леди, памяти которой посвящена наша сегодняшняя встреча. Леди и джентльмены, наш званый ужин посвящен памяти моей дорогой жены... Айрис.., умершей в этот день четыре года назад.
     Его слова вызвали взволнованное движение за столом.
     - Я прошу вас выпить в память Айрис, - ровно и бесстрастно предложил Бартон Рассел.
     - Айрис? {В английском языке имя Айрис и название цветка ирис произносятся одинаково.} - резко переспросил Пуаро. Он посмотрел на цветы на столе. Бартон Рассел, перехватив взгляд Пуаро, слегка кивнул головой.
     - Айрис... Айрис... - послышался приглушенный шепот за столом.
     Все были поражены и чувствовали себя неловко.
     Бартон Рассел продолжал говорить. Слова давались ему с трудом, американский акцент стал более заметным.
     - Всем вам может показаться странным, что я отмечаю годовщину смерти моей жены таким образом.., устроив ужин в фешенебельном ресторане. Однако у меня есть на то причина!.. Да, на то есть причина! Я объясняю специально для мосье Пуаро. - Мистер Рассел повернулся в его сторону. - Ровно четыре года тому назад, мосье Пуаро, в Нью-Йорке был устроен званый ужин, на котором присутствовали: моя жена, я сам, мистер Стивен, бывший тогда сотрудником посольства в Вашингтоне, мистер Энтони Чэпел, который гостил у нас в течение нескольких недель, сеньорита Вальдес, очаровавшая в то время Нью-Йорк своими танцами, и малышка Полин, - Рассел похлопал девушку по плечу, - ей тогда было всего шестнадцать. Мы решили доставить ей это удовольствие. Ты помнишь, Полин?
     - Помню.., я помню. - Голос ее чуть заметно дрожал.
     - В ту ночь, мосье Пуаро, произошла трагедия. Я помню как сейчас: раздалась барабанная дробь, и началось представление. Свет погас.., весь, кроме освещенной прожектором площадки в центре зала. Когда свет снова загорелся, все увидели, что моя жена лежит ничком на столе. Айрис была мертва, мосье Пуаро... Мертва. В ее бокале был обнаружен цианистый калий, а в сумочке - пакетик, в котором был яд.
     - Она покончила жизнь самоубийством? - спросил Пуаро.
     - Таков был вердикт... Меня это просто сразило, мосье Пуаро! Возможно, у нее была причина... Так полагала полиция. Я не стал возражать.
     Внезапно он с силой ударил по столу.
     - Но я не был удовлетворен. Нет! В течение этих четырех лет я все обдумывал и размышлял. И я не могу согласиться с полицией. Я не верю, что Айрис наложила на себя руки. Я убежден, мосье Пуаро, что она была убита.., одним из тех людей, которые сидят сейчас за этим столом.
     - Послушайте, сэр!..
     Тони Чэпел вскочил с места.
     - Спокойно, Тони, я еще не закончил. Это сделал один из них, мосье Пуаро! Теперь я в этом уверен. Кто-то под прикрытием темноты сунул ей в сумочку пакет с остатками цианистого калия. Мне кажется, я знаю, кто это сделал. И я намерен узнать это точно...
     - Вы сумасшедший! - резко прозвучал голос Лолы. - Сумасшедший... Кто бы мог причинить ей зло? Нет! Вы сумасшедший.., я.., я здесь не останусь...
     Внезапно она замолкла. Послышалась дробь барабана.
     - Кабаре! - воскликнул Бартон Рассел. - Продолжим после. Оставайтесь на своих местах. Все! Мне нужно переговорить с оркестрантами. Я с ними кое о чем договорился.
     Он вышел из-за стола.
     - Невероятно, - прокомментировал Картер. - Этот человек - безумен!
     - Он есть сумасшедший! Да! - подхватила Лола. Свет погас.
     - Я бы с удовольствием сбежал отсюда, - бормотал Тони.
     - Нет! - резко сказала Полин. - О Боже мой! Боже мой!.. - пробормотала она вполголоса.
     - В чем дело, мадемуазель? - тихо спросил Пуаро.
     - Это ужасно! - ответила она шепотом. - Все совсем как в ту ночь...
     - Ш-ш! - послышались голоса из зала. Пуаро понизил голос.
     - Словечко вам на ушко, мадемуазель, - зашептал он и ободряюще прикоснулся к ее плечу. - Все будет хорошо, уверяю вас!
     - О Господи! Слушайте! - воскликнула Лола.
     - Что случилось, сеньорита?
     - Та самая песня.., ее играли в ту ночь. В Нью-Йорке. Все это подстроил Бартон! Мне это не нравится...
     - Мужайтесь, мадемуазель.., мужайтесь! По залу пронеслась новая волна шиканий, и все смолкли. На освещенную прожектором площадку в центре зала вышла чернокожая певица, сверкая белками глаз и белоснежными зубами. Голос у нее был низкий, глубокий, чуть хрипловатый. Он странно волновал.
     
     Я забыла тебя,
     Не вспоминаю тебя.
     Забыла походку, слова,
     Что ты говорил
     Мне тогда.
     Я забыла тебя,
     Не вспоминаю тебя.
     И не могла бы сказать
     Теперь через столько дней,
     Какие глаза у тебя,
     Серые или неба синей...
     Я забыла тебя,
     Не вспоминаю тебя.
     Все кончено.
     Навсегда
     Я забыла,
     Забыла тебя
     Навсегда.., навсегда.., навсегда...
     
     Берущая за душу мелодия, глубоко проникающий прекрасный негритянский голос гипнотизировал.., околдовывал... Это почувствовали даже официанты. Все в зале смотрели только на певицу, покоренные силой вызванных ею эмоций.
     Официант, бесшумно двигаясь вокруг стола с тихим:
     "Шампанское?.." - наполнял бокалы, но внимание всех было привлечено к ярко освещенному пятну площадки, где стояла чернокожая певица, в жилах которой текла кровь ее африканских предков. Волшебный, чарующий голос продолжал:
     
     Я забыла тебя,
     Не вспоминаю тебя...
     О! Все это ложь! Никогда
     Не забыть, не забыть мне тебя!
     Никогда.., никогда.., никогда...
     Пока я жива...
     
     Зал взорвался аплодисментами. Вспыхнул свет. Бар-тон Рассел вернулся к столу.
     - Она просто великолепна! - восторженно воскликнул Тони. - Это...
     Слова его внезапно прервал приглушенный возглас Лолы:
     - Смотрите! Смотрите!
     Голова Полин Уэзерби лежала на столе.
     - Она умерла! - снова закричала Лола. - Как Айрис.., как Айрис в Нью-Йорке!
     Пуаро вскочил, дав знак всем оставаться на своих местах. Склонившись над безжизненной фигурой, он осторожно взял руку, пытаясь прощупать пульс. Сидевшие за столом молча следили за каждым его движением. Пуаро был бледен, суров.
     - Да, она мертва... La pauvre petite! {Бедняжка! (фр.)} И я сидел рядом! Но на этот раз убийце не уйти!
     - Точно как Айрис... - произнес Бартон Рассел. Лицо его посерело. - Она что-то видела... Полин что-то видела в ту ночь... Только не была уверена... Она говорила мне, что не уверена... Мы должны сообщить в полицию... О Господи, малышка Полин!
     - Где ее бокал? - Пуаро поднес его к лицу. - Да, цианид.., запах горького миндаля... Все, как и в тот раз, тот же яд...
     Он взял в руки сумочку Полин.
     - Посмотрим, нет ли здесь чего.
     - Вы что же, думаете, это самоубийство? - закричал Бартон Рассел. - Нет, это не самоубийство!
     - Подождите, - приказал Пуаро. - В сумочке ничего нет. Гм! Свет, по-видимому, зажгли слишком быстро, убийца не успел.., не было времени. Значит, пакетик с ядом должен быть еще у него.
     - Или у нее, - сказал Картер, глядя на Лолу Вальдес.
     - Вы что хоти-ите сказать? - с трудом выдавила она. - Что вы говори-ите? Я ее убила?.. Это не есть правда... Нет! Зачем бы я это делала?
     - Вы сами в Нью-Йорке поглядывали на Бартона Рассела. До меня доходили слухи. Аргентинские красотки известные ревнивицы.
     - Это все есть сплошная ложь! И я совсем не из Аргентины. Я из Перу. О-о! Я наплевать на вас.., я... - Она перешла на испанский.
     - Тише! - воскликнул Пуаро. - Говорить буду я.
     - Нужно всех обыскать, - заявил Бартон Рассел.
     - Нет-нет, - спокойно возразил Пуаро. - В этом нет необходимости.
     - Как это - нет необходимости?
     - Я, Эркюль Пуаро, я знаю. Я все мысленно сопоставил. И я скажу. Мистер Картер, не покажете ли вы нам пакетик, который находится в вашем нагрудном кармане.
     - У меня в кармане? Какого дьявола!..
     - Тони, друг мой, - обратился к нему Пуаро, - не будете ли вы так любезны?
     - Какого черта!.. - воскликнул Картер, но Тони ловко извлек пакетик, прежде чем Картер сумел ему помешать.
     - Пожалуйста, мосье Пуаро. Все как вы сказали!
     - Это чудовищный подлог! - выкрикнул Картер. Пуаро взял пакетик.
     - Цианистый калий, - прочитал он. - Все ясно.
     - Картер! - приглушенно выговорил Бартон. - Я всегда подозревал. Айрис была влюблена в вас. Собиралась бежать с вами. Но вы, дрожа за свою драгоценную карьеру, побоялись скандала. Поэтому вы отравили ее. Мерзавец, тебя повесят!
     - Тихо! - Голос Пуаро прозвучал твердо и уверенно. - Мы еще не кончили. Я, Эркюль Пуаро, должен кое-что сообщить. Когда я пришел в ресторан, мой друг Тони Чэпел предположил, что я появился здесь, чтобы расследовать совершенное кем-то преступление. И это отчасти правда. Мысль о преступлении у меня была. Но я пришел, чтобы предотвратить преступление. Убийца все тщательно спланировал... Однако я, Эркюль Пуаро, опередил убийцу. Я был, так сказать, на один ход впереди. Когда погасили свет, я кое-что шепнул на ушко мадемуазель. Она умна и сообразительна. Да, мадемуазель Полин хорошо сыграла свою роль. Мадемуазель, будьте так добры, покажите всем, что вы, несмотря ни на что, живы.
     Полин выпрямилась на стуле.
     - Воскрешение Полин, - неуверенно засмеялась она.
     - Полин.., дорогая!
     - Тони! Милый!
     - Я.., я не понимаю, - тяжело дыша, произнес Бар-тон Рассел.
     - Тут, мистер Рассел, я могу вам помочь! Ваш план провалился.
     - Мой план?!
     - Да, ваш план. Вы единственный, у кого было алиби, когда погас свет... Единственный, кто вышел из-за стола. Но под прикрытием темноты вы вернулись и, наполняя бокалы, подсыпали цианистый калий в бокал Полин, а пакетик сунули в карман Картера, когда наклонились над ним, чтобы взять бокал. О да, нетрудно сыграть роль официанта - в темноте, когда все внимание обращено на сцену. В этом заключалась истинная цель ужина в ресторане. Безопаснейший способ совершить преступление, ведь вокруг столько людей.
     - Какого.., какого черта? Зачем мне убивать Полин?
     - Возможно, из-за ее денег. Ваша жена избрала вас опекуном своей сестры. Вы сами упомянули об этом. Полин уже двадцать лет. Когда ей исполнится двадцать один или если она выйдет замуж, вы обязаны будете дать ей отчет о том, как расходовали ее деньги. Полагаю, что вам это будет непросто. Вы играли на бирже. Я не знаю, мистер Бартон Рассел, действительно ли вы таким же способом убили свою жену или ее самоубийство подсказало вам идею подобного убийства, но я точно знаю, что сегодня вы пытались убить сестру своей жены. Ей и решать, возбуждать против вас судебное расследование или нет.
     - Нет! - резко сказала Полин. - Пусть убирается с глаз долой и.., из Англии. Я не хочу скандала.
     - В таком случае уходите побыстрее, мистер Рассел, и советую вам впредь быть осторожнее.
     Бартон Рассел вскочил, лицо его исказилось.
     - Идите вы к черту!.. Бельгийский щеголь.., проклятый щеголь, всюду сующий свой нос! Кипя злостью, он зашагал прочь. Полин с облегчением вздохнула.
     - Мосье Пуаро, вы были великолепны!..
     - Это вы, мадемуазель, достойны восхищения. Как ловко вы все провернули. Ни у кого не возникло и тени сомнения в вашей смерти!
     - Ух, - она вздрогнула, - прямо мороз по коже.
     - Ведь это вы мне звонили, не правда ли? - тихо спросил он.
     - Да.
     - А почему?
     - Не могу сказать. Я была встревожена.., напугана, хотя сама не понимала чем. Бартон сказал, что устраивает ужин, чтобы отметить день смерти Айрис. Я чувствовала, что он что-то замышляет. У него был такой вид.., такой странный, и он был так возбужден, что я уже не сомневалась: может случиться что-то ужасное... Но.., мне, конечно, и в голову не приходило, что он решил избавиться от меня.
     - И что же, мадемуазель?
     - Я слышала о вас и подумала.., вот если бы мне удалось сделать так, чтобы вы пришли. Я подумала, вы же иностранец.., если я позвоню, притворюсь, что в опасности...
     - Вы решили, мадемуазель, заинтриговать меня? Это-то как раз меня и озадачило. Ваше сообщение было настолько не правдоподобным... Однако в голосе чувствовался страх... Самый настоящий. Но потом, когда я пришел сюда, вы категорически отрицали, что мне звонили.
     - А что мне было делать? Я не хотела, чтобы вы знали, что это была я.
     - Но я в этом был почти уверен! Я понял, что только два человека могли знать о желтых ирисах на столе: вы и мистер Рассел.
     Полин кивнула.
     - Я слышала, как он велел поставить их на стол, - объяснила она. - А потом.., он распорядился накрыть стол на шесть персон, тогда как я знала, что нас будет только пятеро... Все это вызвало у меня подозрение.
     Она замолчала и прикусила губу.
     - Что вы подозревали, мадемуазель?
     - Я боялась, - медленно произнесла она. - Мне казалось.., что что-нибудь может случиться с мистером Картером.
     Стивен Картер кашлянул. Не спеша, но решительно он поднялся из-за стола.
     - Гм.., я должен.., гм.., поблагодарить вас, мистер Пуаро. Крайне вам признателен. Полагаю, вы простите, если я вас покину. Это происшествие было.., э-э.., довольно удручающим.
     Глядя вслед удалявшейся фигуре, Полин вспыхнула:
     - Ненавижу его! Я всегда думала... Айрис покончила с собой из-за Картера... Или, может... Бартон ее убил из-за него. О, все это так отвратительно!..
     - Забудьте, мадемуазель, - тихо сказал Пуаро, - забудьте... Пусть прошлое уходит... Думайте только о настоящем...
     - Да, - прошептала Полин, - вы правы.
     - Сеньорита, - обратился Пуаро к Лоле Вальдес, - с каждой минутой я становлюсь все храбрее, и если бы вы согласились сейчас потанцевать со мной...
     - О да! Конечно! Вы, мосье Пуаро... Вы есть высший класс! Я буду с вами танцевать! Я даже настаиваю!..
     - Вы очень добры, сеньорита! За столом остались только Тони и Полин. Через стол они склонились друг к другу.
     - Полин.., дорогая!
     - О Тони! Весь день я была такой противной, злющей, вредной! Сможешь ли ты простить меня?
     - Ангел мой! Ты слышишь? Это же опять наша песня! Тони и Полин танцевали, улыбаясь друг другу и тихонько напевая:
     
     Ничто, как любовь, не приносит несчастья,
     Ничто, как любовь, не повергнет в печаль
     И не сделает вас унынью подвластным,
     Подавленным,
     Одержимым,
     Сентиментальным,
     Нетерпимым.
     Ничто, как любовь,
     Не повергнет в печаль.
     Ничто, как любовь, не лишает рассудка,
     Ничто, как любовь, не сведет вас с ума
     И не сделает вас, будто в шутку,
     Непредсказуемым,
     Фанатичным,
     Самоубийственно-
     Истеричным...
     Ничто, как любовь,
     Не сведет вас с ума.
     Ничто, как любовь...
     Ничто, как любовь...
     
     ЧАЙНЫЙ СЕРВИЗ "АРЛЕКИН"
     
     Мистер Саттертуэйт был вне себя. Сбывались самые его худшие опасения. Самое обидное, он ведь прекрасно знал, что доверять можно только старым машинам: надежным и испытанным. Конечно, у них свои недостатки, но они, по крайней мере, известны, предсказуемы и, как следствие, не фатальны. А эти новые автомобили! Сплошные окошки и куча непонятных приспособлений! Чего стоит одна панель! Блестит, конечно, здорово, но пока разберешься, что там к чему... Руки лихорадочно мечутся между бесчисленными переключателями: противотуманные фары, дворники, глушитель и так далее и тому подобное. При этом все - в самых неожиданных местах. И когда это сверкающее совершенство вдруг выходит из строя, механик флегматично цедит сквозь зубы: "Отличная машина, сэр, просто замечательная! Последнее слово техники. Только еще не обкатана. Я бы сказал, сэр, ха-ха, у нее просто режутся зубки".
     Ха-ха. Очень смешно. Ничего себе младенец! Дожив до преклонного возраста, мистер Саттертуэйт вовсе не собирался нянчиться с новорожденными. Если вы покупаете машину, считал он, это должна быть надежная и проверенная машина, уже обкатанная машина, можно сказать, взрослая машина.
     Мистер Саттертуэйт ехал за город к друзьям, чтобы провести у них выходные, но, едва его новенькая машина выбралась из Лондона, как мотор начал сдавать и пришлось срочно сворачивать в ближайшую авторемонтную мастерскую - выяснять, что с ним такое.
     Пока его шофер неспешно беседовал с механиком, мистер Саттертуэйт, точно тигр, метался поодаль. Вчера он клялся по телефону, что будет ровно в четыре и ни минутой позже: нет ничего хуже, чем откладывать из-за опаздывающего гостя вечерний чай.
     Он мрачно хмыкнул и попытался думать о чем-нибудь приятном. Что толку расхаживать взад и вперед, многозначительно поглядывая на часы, и кудахтать, точно снесшая яйцо наседка?
     О чем-нибудь приятном... Было ведь что-то такое совсем недавно. Что-то, промелькнувшее за окном... Что-то, что очень ему понравилось и наверняка запомнилось бы, не начнись тогда вся эта суета с машиной.
     Что же это было? Слева - нет, кажется, справа. Да, точно справа, они еще ехали тогда по деревне. Как раз проезжали почту. Он еще подумал, что надо бы позвонить Эдисонам предупредить, что опаздывает. Почта как почта. А вот рядом... Соседняя дверь - нет, скорее, через одну. Что-то до боли знакомое. Он еще вспомнил тогда.., что же он вспомнил? Господи, вот мучение! Какой-то цвет.., даже несколько цветов. Да-да, именно сочетание цветов. И слово. Оно напомнило ему о прошлом. О чем-то очень приятном. Не просто увиденном, а пережитом. Но о чем же, о чем? Где это было? Ответ так и просился на язык. Да повсюду же! На островах, на Корсике; в Монте-Карло, когда он наблюдал, как крупье крутит колесо рулетки; за городом, наконец. В разных-разных местах. С ним еще был кто-то... Да, кто-то еще. Без кого ничего бы и не случилось...
     Наконец-то! Он вспомнил. Если бы можно было... Его мысли прервал появившийся шофер. За ним следовал механик.
     - Это не займет много времени, сэр, - бодро заявил шофер. - Минут десять - двадцать... Около того.
     - Ничего серьезного, - сообщил механик тягучим голосом деревенского жителя. - Просто машина еще не обкатана. Я бы сказал, сэр, ха-ха, у нее режутся зубки.
     Мистер Саттертуэйт даже не хмыкнул. Изданный им звук был самым настоящим скрежетом зубовным. Выражение довольно распространенное, но истинное его значение он понял только с годами - когда разболталась верхняя пластинка. Зубы: молочные, потом постоянные, затем больные, под конец и вовсе искусственные, а теперь - вот - машинные. Поистине, вся жизнь вертится вокруг зубов.
     - Отсюда до Довертон-Кингсбурна рукой подать, - сообщил шофер, - Возьмите такси, сэр, они здесь есть. А я пригоню машину, как только будет готова.
     - Нет! - неожиданно взорвался мистер Саттертуэйт. Его глаза горели, а в голосе звучали такая власть и сила, что механик с шофером невольно попятились.
     - Пойду, - уже спокойнее продолжил мистер Саттертуэйт, - прогуляюсь. Когда сделаете, найдете меня в трактире "Арлекин". Мы его проезжали по дороге. Он ведь так называется? - повернулся он к механику.
     - Да, сэр, только... Только это не очень хорошее место, - пробормотал тот.
     - Тем лучше, - величественно изрек мистер Саттертуэйт и, развернувшись, решительно зашагал прочь.
     Оставшиеся проводили его недоуменными взглядами.
     - Вообще-то он у меня тихий, - извиняющимся тоном проговорил шофер. - Просто не понимаю, что на него нашло, Лучшим в селении Кингсбурн, определенно, было его название. Остальное представляло из себя маленькую деревеньку с одной улицей, несколькими домами и парой магазинов, причем разницы между всеми этими сооружениями, не считая вывесок, не было ни малейшей. Обычная мирная деревенька. Ни красот, ни достопримечательностей. Естественно, любое яркое пятно сразу бросается в глаза и надолго запоминается. Мистер Саттертуэйт подошел к почте. Ничего особенного: ящик для писем, стандартный набор газет и открыток. Но рядом... Рядом было то, что привлекло его внимание раньше и привело сюда теперь. Трактир "Арлекин". Неожиданно мистер Саттертуэйт занервничал и сам себе удивился. Так разволноваться из-за какого-то там названия! Что-то уж больно впечатлительным стал он под старость. "Арлекин". Ну, собственно, и что?
     Механик оказался прав. Внутреннее убранство трактира совершенно не способствовало аппетиту. Пожалуй, там еще можно было перекусить или выпить кофе - но не более того. Мистер Саттертуэйт хотел уже было развернуться и уйти, как что-то привлекло его внимание. Половина помещения была отдана под магазин керамики. Не унылый и серый антикварный магазин с никому не нужными вазочками, пылящимися на стеклянных прилавках, а вполне современный магазин с выходящей на улицу витриной, переливающейся всеми цветами радуги. Среди прочего там красовался чайный сервиз. Большие разноцветные чашки и блюдца: синие, красные, желтые, зеленые, розовые, фиолетовые.
     - Настоящий парад красок, - подумал мистер Саттертуэйт.
     Так вот что отпечаталось в его памяти, когда они проезжали по этой улице! На ценнике значилось: "Чайный сервиз "Арлекин".
     Ну конечно же: "Арлекин"! Именно это слово он и пытался вспомнить. Веселые цвета, цвета арлекина.
     "Уж не знак ли это?" - подумалось вдруг ему.
     Знак свыше. Глупо, конечно, но как увлекательно! А вдруг здесь и вправду окажется его старый друг, мистер Арли Кин? Сколько же воды утекло с тех пор, как они виделись в последний раз? Ох, много! Тогда мистер Кин исчез, растворился на неприметной сельской тропинке, которую все называли "Дорогой влюбленных". Мистер Саттертуэйт давно уже привык, что судьба дарит ему одну - иногда две - встречи с мистером Кином в год. В этом году надеяться на встречу, похоже, уже не приходилось.
     И тут, в убогом трактире, в глухой деревушке Кингсбурн им вдруг овладело предчувствие, что он может все-таки встретить мистера Арли Кина.
     "Глупость какая, - сказал он себе. - Даже странно. Вот уж действительно: с годами начинаешь потихоньку выживать из ума".
     Он никогда не скрывал от себя, что ему мучительно недостает мистера Кина, олицетворявшего для него чуть не все лучшее и значительное из прожитой жизни. Ему не хватало этого человека, который мог появиться где угодно, когда угодно, и чье появление всегда означало, что с мистером Саттертуэйтом вот-вот произойдет нечто захватывающее. В общем-то не совсем даже с ним, но что без него никогда бы и не случилось. Это-то и было самое интересное.
     Рядом с этим человеком мистер Саттертуэйт чувствовал себя.., совсем другим. Благодаря одному только слову, оброненному мистером Кином, ему в голову приходили великолепные идеи. Он начинал замечать, сопоставлять, думать. И, в результате, делать именно то, что единственно и следовало предпринять.
     Мистеру Кину стоило только усесться напротив, ласково улыбнуться, и в голове мистера Саттертуэйта начинали роиться мысли и образы, в которых он сам, Саттертуэйт, представал уже совершенно иным. Это был Саттертуэйт, обладающий множеством друзей, среди которых попадались и герцогини, и епископы - и прочие люди с немалым весом в обществе. Саттертуэйт всегда был немножко снобом, и ему льстило общение со знатными семьями, многие века неофициально властвовавшими в Англии. Впрочем, молодые люди, не обладающие весом в обществе, тоже могли рассчитывать на его участие, но для этого они должны были предварительно попасть в беду или влюбиться - в общем, тем или иным образом нуждаться в его помощи. И он, Саттертуэйт, действительно мог им помочь. Благодаря мистеру Кину.
     Сейчас же, когда того не было рядом, мистер Саттертуэйт был вынужден, как последний обыватель, разглядывать витрину сельского магазинчика, продающего современный фарфор, чайные сервизы и, разумеется, керамические кастрюльки.
     - Ладно, - сказал себе мистер Саттертуэйт, - зайду. Не зря же я тащился в такую даль. Все равно машину будут чинить еще бог знает сколько. Уж наверное, здесь интереснее, чем в мастерской.
     Еще раз взглянув на витрину, он неожиданно для себя решил, что это очень хороший фарфор. Качественный и добротный. Как в старину.
     Его мысли тут же устремились в прошлое. Герцогиня Лейтская. Старая добрая герцогиня! Как добра она была тогда к своей служанке: они плыли на Корсику, и у несчастной разыгралась морская болезнь. Никогда до этого он не представлял, что эта женщина может быть кротка как ангел. Уже на следующий день к ней вернулся ее буйный нрав, который, кстати сказать, ее домочадцы переносили без единого звука протеста. Мария, Мария. Старая добрая Мария Лейтская... Умерла несколько лет тому назад. Ах, вот оно что! У нее тоже был сервиз "Арлекин". Такие же большие разноцветные чашки. Черные, желтые, красные и мрачноватого, на его взгляд, красновато-коричневого оттенка - ее любимого. У нее даже был рокингемский чайный сервиз с золотой росписью по красновато-коричневому фону.
     - Да, - вздохнул мистер Саттертуэйт, - вот это было время! Выпить, что ли, здесь кофе? Разумеется, он на три четверти будет состоять из молока, а остальным окажется сахар, но все лучше, чем ничего.
     Он вошел внутрь. Трактир был почти пустым.
     - Видимо, - решил мистер Саттертуэйт, - для любителей чая еще не пришло время. Впрочем, оно, похоже, и вовсе уже прошло. Кто теперь пьет чай? Разве что старики, да и те у себя дома, В углу шепталась какая-то парочка, за столиком у стены лениво сплетничали две женщины.
     - А я ей говорю, - важно и мрачно изрекла одна из них, - что так не годится. "Я этого не потерплю", - так ей прям и сказала. Вот и Генри со мной согласен.
     - Бедный Генри, - подумал мистер Саттертуэйт. - Попробовал бы он не согласиться. На редкость отталкивающая особа. Подружка, впрочем, не лучше.
     Он отвернулся и подошел к прилавку магазина.
     - Можно взглянуть?
     - Конечно, сэр, - услужливо ответила продавщица. - У нас как раз очень хороший товар.
     Мистер Саттертуэйт принялся рассматривать разноцветные чашки. Повертел в руках одну, вторую, снял с полки молочный кувшин, полюбовался фарфоровой зеброй; провел пальцем по очень даже недурной пепельнице... Услышав звук отодвигаемых стульев и обернувшись, он увидел, что сельские леди, продолжая сплетничать, расплатились и двинулись к выходу. Как только они вышли, в дверь вошел высокий мужчина в темном костюме и уселся за освободившийся столик спиной к мистеру Саттертуэйту. Со спины человек казался стройным и сильным. Впрочем, из-за скудного освещения трудно было сказать с уверенностью. Обычная фигура, возможно, немного мрачная. Мистер Саттертуэйт снова повернулся к прилавку.
     "Надо бы купить что-нибудь, - подумал он, - а то неудобно перед продавщицей".
     И в этот момент солнце наконец вышло из-за туч. До этого мистеру Саттертуэйту как-то не приходило в голову, что магазин кажется мрачным из-за недостатка солнечного света. Он вспомнил, что за все время поездки солнце так ни разу и не выглянуло. Теперь же, когда в разноцветное, похожее на церковный витраж, окно ворвались лучи солнечного света, фарфор заиграл всеми цветами радуги.
     "Сейчас такие уже почти и не встретишь", - подумал мистер Саттертуэйт, разглядывая окно.
     Солнце, залившее трактир, сыграло странную шутку с костюмом сидевшего у стены мужчины, расчертив темную ткань светлыми ромбами красного, синего, зеленого и желтого цвета. И неожиданно для себя мистер Саттертуэйт осознал, что перед ним тот, кого он надеялся найти. Интуиция не подвела его. Теперь он знал, кто сидит за столиком. Знал настолько хорошо, что ему не нужно было даже взглянуть ему в лицо, чтобы убедиться в своей правоте. Он повернулся спиной к прилавку, подошел к столику и, обойдя его, уселся напротив мужчины.
     - Доброе утро, мистер Кин, - сказал он. - А я ведь знал, что это вы.
     - Вы всегда все знаете, - улыбнулся тот.
     - Давненько не виделись, - заметил мистер Саттертуэйт.
     - Разве время имеет значение? - осведомился мистер Кин.
     - Нет, наверное. То есть конечно нет.
     - Позвольте предложить вам что-нибудь прохладительное.
     - А оно, думаете, здесь есть? - с сомнением спросил мистер Саттертуэйт. - И только не говорите мне, что пришли сюда за этим.
     - Откуда человеку знать, зачем он пришел куда-то?
     - Знаете, - улыбнулся мистер Саттертуэйт, - а я уж почти и забыл вашу манеру общаться. Как вы меня вечно подталкиваете и заставляете думать. Или делать.
     - Я? Заставляю? Помилуйте! Вы и сами всегда прекрасно знали и что делать, и почему делать именно это.
     - Да, но только когда вы были рядом.
     - О нет, - небрежно отмахнулся мистер Кин. - Я здесь ни при чем. Вы же знаете: я просто проходил мимо - только и всего. Прохожу и сейчас.
     - Мимо Кингсбурна.
     - Мимо Кингсбурна. А вот вы - нет. У вас есть цель. Верно?
     - Ну да. Собираюсь навестить старого друга - не видел целую вечность. Теперь он уже совсем старик, недавно у него был удар - едва оправился. Так что кто знает...
     - Он живет один?
     - К счастью, уже нет. Его семья вернулась из-за границы. Точнее, то, что от нее осталось. Так что вот уже несколько месяцев они живут вместе. Знаете, я так рад, что наконец их увижу! Я ведь не всех даже знаю.
     - Вы имеете в виду детей?
     - И внуков.
     Мистер Саттертуэйт вздохнул. На мгновение ему стало жаль, что у него самого нет ни детей, ни внуков, ни правнуков. Обычно он об этом не думал.
     - Здесь делают хороший кофе, - сказал мистер Кин. - Действительно хороший. Все остальное, как вы и догадались, лучше не пробовать. Но чашечку хорошего кофе всегда можно выпить, не правда ли? Давайте так и поступим, тем более что вскоре, полагаю, вам придется продолжить свое путешествие.
     В дверях появилась маленькая черная собака. Она подошла, села рядом со столиком и посмотрела на мистера Кина.
     - Ваша? - спросил мистер Саттертуэйт.
     - Да. Это Гермес. Познакомьтесь.
     Он погладил собаку по голове.
     - Скажи Али, пусть сделает кофе, - проговорил он. Собака направилась к двери и скрылась в подсобке. Послышался отрывистый звонкий лай. В дверях тут же показался смуглый молодой человек в зеленом свитере.
     - Кофе, Али, - сказал мистер Кин. - Два.
     - По-турецки, если не ошибаюсь? - улыбнулся Али и исчез.
     Собака вернулась и устроилась рядом с хозяином.
     - Рассказывайте, - начал мистер Саттертуэйт. - Где были, что делали? Что-то давно вас не было видно.
     - Но ведь я уже говорил, что время несущественно. Я запоминаю только обстоятельства. Надеюсь, вы тоже не забыли, при каких обстоятельствах мы встречались в последний раз?
     - Ужасно, - вздохнул мистер Саттертуэйт. - Не хочется даже вспоминать.
     - Вы про смерть? Но она вовсе не обязательно трагедия. Я уже как-то говорил об этом.
     - Да, - согласился мистер Саттертуэйт. - Та смерть, о которой мы говорим, может, и не была трагедией. Но все-таки.:.
     - Но все-таки жизнь лучше. Здесь вы, разумеется, правы, - согласился мистер Кин. - Абсолютно правы: жизнь лучше. Никто не хочет, чтобы умирал тот, кто молод, счастлив или мог бы таковым стать. Никто не желает этого. Вот почему мы и должны спасать жизнь, когда предоставляется такая возможность.
     - И вы.., хотите ее мне предоставить?
     - Я? Вам?
     Длинное печальное лицо Арле Кина осветилось улыбкой.
     - Я никогда и ничего не предоставлял вам, друг мой. Вы сами прекрасно знаете, что должны делать, и всегда это делаете. При чем же тут я?
     - Э, нет, - возразил мистер Саттертуэйт. - Меня не проведешь. Но все-таки, где вы пропадали все это.., что я называю временем?
     - Можно сказать: везде и нигде в особенности. Какие-то города, страны, приключения. Но я ведь, как обычно, просто проходил мимо... Скорее, рассказывать должны вы. Нет-нет, не о том, что делали, а о том, что собираетесь... Вот, например, сейчас. Куда вы едете? Кого увидите? Кто они, эти ваши друзья?
     - Конечно, я расскажу, и расскажу с удовольствием, поскольку только об этом и думаю. Когда долго кого-то не видишь, всегда волнуешься, как пройдет встреча.
     - Конечно, - кивнул мистер Кин.
     Появился Али, улыбаясь, поставил перед ними кофе в маленьких чашечках с восточным узором и удалился. Мистер Саттертуэйт с удовольствием сделал первый глоток.
     - Сладок как любовь, черен как ночь, горяч как ад. Так, кажется, говорят арабы?
     Мистер Кин улыбнулся и кивнул.
     - Итак, куда я еду... Ну хорошо, хоть и сомневаюсь, что это имеет какое-то значение. Как я уже говорил, намерен повидать старого друга и познакомиться с его новой семьей. Зовут его Том Эдисон. В юности мы были очень дружны, но потом жизнь, как это бывает, разбросала нас в разные стороны. Он пошел по дипломатической линии, уехал за границу, работал в разных странах. Изредка я ездил к нему в гости, иногда мы встречались, когда он приезжал в Англию. В самом начале карьеры он оказался в Испании и женился там на местной девушке. Такая темноволосая красавица. Пилар ее звали. Он безумно ее любил.
     - У них были дети?
     - Двое. Обе - дочки. Светленькую, похожую на отца, назвали Лили. Я был ее крестником. Вторая, Мари, была вылитая мать. Впрочем, с детьми я виделся редко. Два или три раза в год устраивал вечеринки в честь Лили, иногда навещал ее в школе. Это был прелестный, совершенно очаровательный ребенок. Она была очень привязана к отцу, а уж тот от нее и вовсе без ума. Потом началась война (не мне вам о ней рассказывать), и мы встречались все реже. Лили вышла замуж за военного, летчика-истребителя. До недавнего времени я даже не знал его имени. Саймон Джиллиат. Командир эскадрильи Джиллиат.
     - Он погиб?
     - Нет-нет. Жив. Ушел в отставку и вместе с Лили уехал в Кению - как и многие другие. Они обосновались там и жили счастливо. Вскоре у них появился сын, мальчик по имени Роланд. Потом, когда он уже учился в школе в Англии, я видел его пару раз. В последнюю нашу встречу ему было, думаю, лет двенадцать. Славный малыш. Волосы рыжие, как у отца. Безумно хочется посмотреть, что из него получилось. Сейчас ему двадцать три - двадцать четыре. Время летит так быстро...
     - Женат?
     - Нет. Пока нет.
     - Собирается?
     - Кажется, да. Том писал о какой-то девушке, кажется, кузине. Ну, а младшая дочь, Мария, вышла за местного врача. Я с ними, к сожалению, так и не сошелся. Умерла при родах. Бабушка назвала ее малышку Инесс. Испанская кровь... Я вас еще не утомил?
     - Нет-нет, продолжайте. Все это очень интересно.
     - Разве? - удивился мистер Саттертуэйт, с внезапным подозрением всматриваясь в лицо мистера Кина. - Но почему вас так интересует эта семья?
     - Просто хочется составить о ней представление.
     - Ну что ж. Очи живут, как я уже говорил, в Довертон-Кингсбурне. Их особняк называется так же. Такой красивый старый дом. Впрочем, ничего особенного. Туристов, например, туда не заманишь. Ну, вы понимаете. Именно такой дом строит себе англичанин, хорошо послуживший стране и теперь наслаждающийся заслуженным отдыхом. А Том всегда любил деревню. Он же заядлый рыболов и охотник. Ох, и славно же мы с ним проводили время в юности! А в Довертон-Кингсбурне я мальчишкой проводил все школьные каникулы. До сих пор вспоминаю. Другого такого места нет. И дома тоже. Знаете, каждый раз, подъезжая к нему, я нарочно делаю крюк... Там есть такая большая аллея... И в просвет между деревьями вид совершенно незабываемый. Посидишь у речки, вспомнишь былые деньки. Том всегда был заводилой. Таким и остался. А я... Что я? Обычный холостяк.
     - Это совершенно не так, - возразил мистер Кин. - Вы, скорее. Друг. Человек, который умеет дружить.
     - Хорошо бы. Но, боюсь, вы мне просто льстите.
     - Отнюдь. Вы на редкость дружелюбный человек. А для этого нужно не так уж мало: и собственный опыт, и способность им поделиться, и многое-многое другое. О вас, кстати, можно было бы написать целую книгу.
     - Только главным героем в ней стали бы вы.
     - Вряд ли, - отозвался мистер Кин. - Я всего лишь тот, кто проходил мимо. Не более. Однако же продолжайте.
     - Это начинает напоминать настоящую семейную хронику. Так вот, я уже говорил, что мы могли годами не видеться, оставаясь при этом друзьями. Иногда я заезжал к Тому с Пилар - до того, как она умерла. К сожалению, это случилось слишком рано. Навешал Лили, свою крестницу, виделся с Инесс. Тихая скромная девушка, живущая вместе с отцом (вы помните, он доктор) в деревне.
     - А ей сейчас сколько?
     - Думаю, девятнадцать - двадцать. Надеюсь, мы с ней подружимся.
     - Итак, в целом, это счастливая хроника?
     - Не совсем. Моя крестница Лили, уехавшая в Кению с мужем, погибла там в автомобильной катастрофе, оставив после себя годовалого Роланда. Саймон, ее муж, был убит горем. Это была по-настоящему счастливая пара. Во второй раз он женился на молодой вдове. Думаю, оно и к лучшему. Она была вдовой командира эскадрильи, его погибшего друга. У нее тоже остался ребенок, примерно того же возраста, что и Роланд, - может, месяца на три постарше. Похоже, второй брак Саймона тоже оказался счастливым. Я, конечно, с ними не виделся, поскольку они продолжали жить в Кении. Мальчиков воспитывали как братьев. В Англии они ходили в одну школу, а каникулы обычно проводили в Кении. Мы много лет не виделись. Потом... Вы же знаете, что произошло в Кении. Некоторым удалось там остаться, многие уехали в Западную Австралию и обосновались там. Некоторые же вернулись домой, в Англию.
     Саймон Джиллиат с женой и двумя детьми тоже вынуждены были, уехать из страны, вдруг ставшей для них чужой. Старый Том Эдисон давно уже звал их к себе, и теперь они решили принять его приглашение. И вот они приехали: зять Тома с новой женой и их двое детей - хотя, какие они теперь дети? Молодые люди! Они вернулись, живут все вместе, и они счастливы. Внучка Тома, Инесс Хортон, как я уже говорил, живет в деревне с отцом-врачом и много времени проводит в Довертон-Кингсбурне с дедом. У них прекрасные отношения. Кажется, они все там счастливы. Том уже много раз приглашал меня приехать повидаться с ними. Ну, и вот я наконец сумел выбраться на выходные. Страшновато, конечно, после стольких лет увидеть старого друга... Все думаешь: а вдруг в последний раз? Однако, как я понимаю, сам он не унывает. И потом, я сильно скучаю по Довертон-Кингсбурну: с этим домом у меня связано столько воспоминаний... Если прожил жизнь зря и остался в итоге ни с чем, как это случилось со мной, только и остается, что старые друзья и воспоминания о счастливой юности... Вот только...
     - Что такое? Вас что-то тревожит?
     - Честно говоря, очень боюсь разочароваться. Вдруг того, что я помню, уже нет? За это время дом мог стать совсем другим: могли пристроить новое крыло, вырубить сад - да мало ли что? Столько лет минуло!
     - Думаю, этого не случится, - сказал мистер Кин. - В любом случае, у вас останутся воспоминания. Думаю, это хорошо, что вы туда едете.
     - А знаете, что я тут придумал? - воскликнул вдруг мистер Саттертуэйт. - Поедемте со мной! Составьте мне компанию. Поверьте: это совершенно удобно. Том Эдисон - самый гостеприимный человек на свете. Мои друзья - его друзья. Поедемте! Вы просто должны поехать. В конце концов, я настаиваю.
     Разволновавшись, он чуть не столкнул со стола чашку и лишь чудом успел ее подхватить.
     Услышать ответ ему помешал звон подвешенного над дверью колокольчика. Вошедшая женщина была уже немолода, но все еще привлекательна: каштановые волосы, тронутые сединой, и та изумительно гладкая кожа цвета слоновой кости, которая часто встречается у рыжеволосых женщин с голубыми глазами. Заметно было, что она тщательно следит за фигурой. Окинув посетителей трактира небрежным взглядом, она стремительно направилась к прилавку.
     - О! - воскликнула она, не совсем еще отдышавшись. - Вы его еще не продали?
     - Сервиз? Да, миссис Джиллиат, вчера как раз привезли новую партию.
     - Как удачно. Я все волновалась, что не успею. Даже мотоцикл у мальчиков взяла. Слава Богу, никого из них не было дома. Представляете: сегодня гости, а утром разбивается несколько чашек. Будьте добры, подберите мне синюю, зеленую, ну и, пожалуй, красную. Думаю, этого будет достаточно.
     - Конечно, миссис Джиллиат. Прямо беда с этими сервизами. Так трудно подобрать нужный цвет...
     Мистер Саттертуэйт с интересом наблюдал за этой сценой. Когда продавщица упомянула имя Джиллиат, он тут же сообразил. Ну конечно! Как он сразу не догадался? Поколебавшись, он поднялся с места и подошел к женщине.
     - Простите, - обратился к ней он, - вы ведь миссис Джиллиат из Довертон-Кингсбурна?
     - Да. Верил Джиллиат. А вы? - спросила она в свою очередь, нахмурившись.
     Мистер Саттертуэйт решил, что она ему нравится. Возможно, лицо слишком уж волевое для женщины, но зато умное. Вот, значит, кто занял место Лили. Не так, конечно, красива, но, бесспорно, хороша. И энергии, ей, кажется, не занимать...
     На лице миссис Джиллиат появилась улыбка.
     - Ах да, конечно. У Тома же есть ваша фотография. Вы, должно быть, тот самый гость, которого мы ждем. Мистер Саттертуэйт?
     - К вашим услугам, - любезно подтвердил тот. - Вы не ошиблись. Кстати, сразу должен извиниться за опоздание. Представляете, сломалась машина, сейчас над ней колдуют в гараже.
     - Сочувствую. Но волноваться совершенно не из-за чего. До ужина еще уйма времени, а, если понадобится, мы его и отложим. Я тут случайно. Может, вы слышали.., я тут говорила.., у нас разбилось несколько чашек, так что пришлось приехать за новыми. Обычная история: стоит пригласить гостей, и непременно произойдет что-нибудь непредвиденное.
     - Ваша покупка, миссис Джиллиат, - вернулась продавщица. - Упаковать?
     - Да нет, заверните получше в бумагу - и достаточно.
     - Если нам по дороге, я вас подвезу, - предложил мистер Саттертуэйт. - Машину вот-вот починят.
     - Как мило с вашей стороны. Я бы с радостью, но, понимаете, мотоцикл... Мальчики собирались на нем куда-то вечером. Жутко расстроятся, если не пригнать его обратно.
     - О, позвольте представить вам, - спохватился мистер Саттертуэйт. - Мой старый друг, мистер Кин. Случайно встретил его здесь и как раз пытаюсь уговорить поехать со мной. Как вы думаете. Том ведь сможет его устроить?
     - О да, разумеется, - ответила Берил Джиллиат. - Уверена, он будет только рад новому знакомству. Или они уже знакомы?
     - Нет, - впервые подал голос мистер Кин, - не имею счастья быть знакомым с мистером Эдисоном, хотя много о нем слышал.
     - Тогда приезжайте, доставьте нам удовольствие. Мы будем очень рады.
     - К сожалению, - ответил мистер Кин, - у меня назначена встреча.
     И, посмотрев на часы, добавил:
     - На которую, похоже, я уже начинаю опаздывать. Вот так всегда и бывает, когда встречаешь старого друга.
     - Пожалуйста, миссис Джиллиат, - сказала продавщица. - Уверена, довезете их в целости.
     Берил Джиллиат осторожно положила пакет в сумку и повернулась к мистеру Саттертуэйту.
     - Ну, тогда до встречи. Чай подадут не раньше четверти шестого, так что можете не спешить. Очень рада, что наконец-то познакомилась с вами. Столько слышала о вас от Саймона и свекра!
     Она небрежно попрощалась с мистером Кином и быстро вышла из магазина.
     - Спешит, - заметила продавщица. - Как всегда, впрочем. Просто невероятно, сколько она всего успевает за день.
     С улицы донесся треск мотоцикла.
     - Интересная женщина, - проговорил мистер Саттертуэйт. - Правда?
     - Не без того, - отозвался мистер Кин.
     - Так вы едете?
     - Я только прохожу мимо, - напомнил мистер Кин.
     - Но мы еще увидимся?
     - И очень скоро. Вы меня узнаете.
     - И вы.., больше ничего не хотите мне сказать? Объяснить?
     - Объяснить что?
     - Ну, хотя бы, почему я встретил вас именно сейчас?
     - Вы уже столько знаете, - улыбнулся мистер Кин, - что добавить практически нечего. Впрочем, думаю, одно слово может вам пригодиться.
     - Какое еще слово?
     - Дальтонизм, - ответил мистер Кин, улыбаясь.
     - Что-что? - нахмурился мистер Саттертуэйт. - Да нет, я знаю, только никак не могу вспомнить...
     - Ну что ж, до свидания, - сказал мистер Кин. - Вон ваша машина.
     Обернувшись, мистер Саттертуэйт увидел, что у дверей трактира действительно остановился его автомобиль. Как ни грустно ему было расставаться с мистером Кином, но он не хотел больше заставлять своих друзей ждать.
     - Я могу что-то для вас сделать? - грустно спросил он.
     - Для меня? - удивленно переспросил мистер Кин. - Разумеется, ничего.
     - Возможно, для кого-то другого?
     - Думаю, да. Весьма вероятно.
     - Кажется, я догадываюсь, о чем вы.
     - -Очень на это надеюсь. Очень, - сказал мистер Кин. - Помните: я в вас верю. Вы много знаете и способны наблюдать и проникать в суть явлений. И вы нисколько не изменились, уверяю вас.
     Его рука на мгновение задержалась на плече мистера Саттертуэйта. Затем он вышел и быстро зашагал по деревенской улице в направлении, противоположном Довертон-Кингсбурну. Мистер Саттертуэйт в свою очередь вышел и сел в машину.
     - Надеюсь, проблем больше не будет, - сказал он. Шофер пообещал, что нет.
     - Тут уж рукой подать, сэр. Мили три, максимум - четыре. Все идет как по маслу.
     Они проехали до конца улицы и свернули на дорогу.
     - Три, максимум четыре мили, - зачем-то повторил шофер.
     - Дальтонизм, - не слушая его, пробормотал мистер Саттертуэйт.
     Слово совершенно ничего ему не говорило, хоть он и чувствовал, что слышал его раньше.
     - Довертон-Кингсбурн, - тихонько проговорил он, прислушиваясь к своим ощущениям.
     Ничего не изменилось: это название означало для него то же, - что и всегда: место, где тебя ждут и где тебе всегда рады. Куда всегда приятно приехать - даже теперь, когда там нет многих, кого он знал. Но старый Том все еще там. Старина Том. Сразу вспомнились трава, озеро, речка и далекое детство.
     
     ***
     
     Чай пили в саду. Между ливанским кедром и красноватым буком, расположившимся у подножия ведущей с веранды лестницы, накрыли два белых резных столика и расставили плетеные стулья с мягкими разноцветными сиденьями и шезлонги для тех, кто любит устроиться поудобней. Зонтики от солнца отбрасывали на них густую тень.
     Солнце начинало уже клониться к закату, смягчая сочную зелень аккуратно подстриженной лужайки и обводя золотой каймой листья старого бука. Огромный кедр величественно раскинул свои ветви на фоне розовеющего неба.
     Том Эдисон ждал своего друга, расположившись в большом плетеном кресле. В глаза мистеру Саттертуэйту бросилось, что на его немного отечных подагрических ногах надеты разноцветные тапочки: один красный, другой зеленый.
     "Старина Том все такой же, - подумал мистер Саттертуэйт. - Совершенно не изменился".
     И тут его осенило. Конечно же, он знал, что означает то слово. Как он мог забыть?
     - А я уж думал, ты так никогда и не явишься, старый хрыч, - проворчал Том Эдисон.
     Это был статный старик с широким лицом и глубоко посаженными серыми живыми глазами. Широкие плечи говорили о все еще недюжинной силе. Его улыбающееся лицо лучилось радушием.
     "Все такой же", - снова подумал мистер Саттертуэйт.
     - Будем здороваться сидя, - заявил Том Эдисон. - Чтобы выбраться из этого кресла, мне нужны трость и двое здоровых парней. Ты ведь уже знаком с нашей компанией, так? Саймона, конечно, тоже помнишь?
     - Да, разумеется. Столько лет прошло, как мы виделись, а вы практически не изменились, - вежливо обратился мистер Саттертуэйт к Саймону Джиллиату - стройному симпатичному мужчине с копной рыжих волос.
     - Жаль, что вы не успели навестить нас в Кении, - сказал тот. - Вам бы понравилось. Там было на что посмотреть. Впрочем, кто знал, что все так обернется? Я-то думал, мои кости останутся в той земле.
     - Да у нас и здесь неплохое кладбище, - вмешался Том Эдисон. - И реставраторы до церкви не добрались, и строители пока тоже. Так что места на всех хватит - это вам не город, соседей подкладывать не станут.
     - Ну что за мрачные разговоры? - укоризненно перебила его Берил Джиллиат. - А вот и наши мальчики. Вы ведь уже знакомы с ними, мистер Саттертуэйт, правда?
     - Боюсь, надо знакомиться заново, - вежливо улыбнулся тот.
     Последний раз он видел их, когда забирал из подготовительной школы. Родства между мальчиками не было, но тогда их часто принимали за братьев. Оба рыжеволосые, почти одного роста... Роланд, вероятно, унаследовал цвет волос отца, Тимоти - матери. Друзья не разлей водой.
     Теперь же, когда им было, по прикидкам мистера Саттертуэйта, лет двадцать - двадцать пять, отчетливо проявились различия. Роланд совершенно не походил на своего дедушку, как, впрочем, не считая рыжих волос, и на отца. Не был он похож и на Лили, свою мать. Если уж на то пошло, на нее куда больше походил Тимоти. Тот же высокий лоб, светлая кожа, тонкая кость...
     - А я Инесс, - раздался приятный глубокий голос. - Вы меня, наверное, уже и не помните. Так давно это было...
     "Красивая девушка, - решил мистер Саттертуэйт. - Смуглая-то какая!"
     Он вспомнил, как много лет назад был шафером на свадьбе Тома Эдисона и Пилар.
     "Испанская кровь заговорила, - подумал он. - Да, тут не ошибешься. Этот горделиво вскинутый подбородок, смуглая кожа, аристократизм".
     Ее отец, доктор Хортон, стоял рядом. Этот сильно сдал со времени их последней встречи.
     "Приятный, доброжелательный человек. И врач хороший. Скромный, надежный. Очень привязан к дочери, - подумал мистер Саттертуэйт. - Сразу видно, как он ею гордится".
     Мистер Саттертуэйт почувствовал, как на него нахлынуло ощущение огромного счастья. Все эти люди, даже те, кого он не знал раньше, казались ему старыми добрыми друзьями. Красивая темноволосая девушка, два рыжих парня, Берил Джиллиат, хлопотавшая над чайным подносом... Сейчас она расставляла чашки с блюдцами и отдавала распоряжения служанке, чтобы та несла из дома печенье и бутерброды. Замечательный стол! Продумано все до мелочей.
     Молодые люди предложили мистеру Саттертуэйту сесть между ними. Тот с готовностью согласился. Ему давно уже хотелось поговорить с ними, посмотреть, есть ли в них что-нибудь от старого Тома Эдисона. Лили... Как бы он хотел, чтобы и Лили была сейчас здесь!
     "Вот я и вернулся в свою молодость, - подумал мистер Саттертуэйт. - В то время, ему, мальчишке, здесь всегда были рады. И родители Тома, и его тетя, и другие родственники, и даже двоюродный дедушка. Сейчас членов семьи поубавилось, но все же это та же семья. Том в своих дурацких домашних тапочках, красном и зеленом. Совсем уже старый, но веселый и совершенно счастливый. Еще бы: с такой-то семьей! И дом - такой же или почти такой же, каким был всегда. Может, не такой ухоженный, однако лужайка превосходна. Деревья разрослись, но сквозь листву вдалеке все так же видна река. Возможно, стоило бы покрасить дом заново. В конце концов, Том далеко не бедняк. Земли у него - дай бог каждому. Вкус у него неприхотливый, тратит он мало... За границу почти не ездит, не путешествует. Иногда устраивает небольшие приемы для приезжающих погостить друзей, как правило, старых - и все. Гостеприимный дом.
     Мистер Саттертуэйт немного развернул стул, чтобы лучше видеть пространство между домом и рекой. Внизу виднелась мельница, на другом берегу реки - поле с традиционным соломенным пугалом. На какое-то мгновение мистеру Саттертуэйту показалось, что оно как две капли воды похоже на его друга мистера Арле Кина.
     "А может быть, - неожиданно подумал мистер Саттертуэйт, - это он и есть?"
     Мысль, конечно, дикая, но все же... Создателю пугала удалось как нельзя лучше передать присущую мистеру Кину элегантность, без которой прекрасно обходилось большинство виденных мистером Саттертуэйтом огородных пугал.
     - Разглядываете наше страшилище? - спросил Тимоти. - У него даже имя есть. Арли. Арли-Барли.
     - Да ну? - переспросил мистер Саттертуэйт. - Как интересно.
     - Что интересно? - заинтересовался Роланд.
     - Больно уж оно похоже на одного моего знакомого. Его, кстати, тоже зовут Арле..
     Молодые люди переглянулись и затянули:
     
     Арли-Барли строг и суров,
     Арли-Барли не любит воров.
     Арли -Барли велик и ужасен
     И для воришек страшно опасен.
     
     - Бутерброд с огурцом, кусочек пирога? - предложила Берил Джиллиат.
     Мистер Саттертуэйт выбрал домашний пирог и положил его рядом со своей чашкой Красновато-коричневого цвета - того самого, которым так восхищался в магазине. Сервиз изумительно смотрелся на столе. Желтый, красный, синий, зеленый...
     "Наверное, у каждого своя любимая чашка", - подумал мистер Саттертуэйт.
     Он уже заметил, что Тимоти пьет из красной, а Роланд - из желтой. Возле чашки Тимоти лежал какой-то предмет, в котором мистер Саттертуэйт не сразу узнал пенковую трубку. Заметив, что гость разглядывает ее, Роланд сказал:
     - Тим привез ее из Германии и курит днями напролет. Помяните мое слово, он наживет себе рак!
     - А ты не куришь, Роланд?
     - Нет уж, спасибо. Ни сигарет, ни травки.
     Инесс подошла к столику и села напротив Роланда. Молодые люди наперебой принялись ее угощать. Завязался веселый разговор.
     Мистер Саттертуэйт чувствовал себя совершенно счастливым среди этой молодежи. Они, правда, не собирались общаться с ним больше, чем того требовала обычная вежливость, но он к этому и не стремился. Ему просто нравилось слушать их и пытаться понять каждого. Вскоре у него появилось подозрение - а потом и уверенность, - что оба молодых человека неравнодушны к Инесс.
     "Ничего удивительного, - подумал он. - Собственно, иначе и быть не могло. Они же соседи. Симпатичные молодые люди, красивая девушка..."
     Он обернулся. На холме за деревьями виднелся дом доктора Хортона. Совершенно такой же, каким он его запомнил в свой последний приезд сюда лет семь или восемь тому назад.
     Он посмотрел на Инесс. Кого же из молодых людей она выбрала? Или есть кто-то третий? Собственно говоря, с чего он взял, что она обязательно должна была влюбиться в одного из них?
     С возрастом мистер Саттертуэйт ел все меньше, и вскоре он уже отодвинул свой стул от стола, чтобы спокойно наблюдать за окружающими.
     Берил Джиллиат все еще хлопотала.
     "Слишком уж она суетится, - подумал он, - Посидела бы хоть минутку спокойно - всем было бы лучше. В конце концов, я и сам не без рук".
     Берил Джиллиат действительно не сиделось на месте. Она то и дело вскакивала, предлагала гостям печенье, уносила и наполняла чашки, обносила всех по кругу пирожными.
     "Что-то уж больно она нервничает", - подумал мистер Саттертуэйт.
     Он взглянул в сторону кресла, на котором устроился Том Эдисон. Тот исподлобья наблюдал за хозяйкой.
     "Недолюбливает, - решил мистер Саттертуэйт. - Точнее, откровенно не любит. Впрочем, чего и ожидать? Ведь она заняла место его дочери. Лили... Моя прекрасная Лили!"
     Неожиданно ему показалось, что она здесь, что она тоже присутствует за столом. Нет, конечно, ее здесь не было, и все же... Все же он чувствовал ее присутствие.
     "Наверное, возраст, - вздохнув, подумал мистер Саттертуэйт. - Хотя, что ж тут такого, если она спустилась посмотреть на сына?"
     Он с нежностью посмотрел на Тимоти и тут же опомнился. Сыном Лили был Роланд. Тимоти - сын Берил.
     "Интересно, а Лили знает, что я здесь? Наверное, ей бы хотелось со мной поговорить, - подумал мистер Саттертуэйт и тут же оборвал себя:
     - Ну что за глупости лезут мне нынче в голову!"
     Искоса взглянув на пугало, он лишний раз убедился, что оно выглядит в точности как его друг Арле Кин. Закатный свет, игра теней и красок... И маленькая черная собака, что-то очень уж похожая на Гермеса, гоняется за птицами.
     "Все дело в цвете, - подумал мистер Саттертуэйт и снова повернулся к столу. - Но почему я здесь? Зачем? Есть ведь какая-то причина..."
     Он был почти уверен, что ощущает за столом напряжение, источником которого могли быть как все сразу, так и кто-то один. Вот Берил Джиллиат, миссис Джиллиат... Явно нервничает. Чуть не на грани срыва. Том? Ничего такого. Но его ничем и не прошибешь. Счастливчик... Владеть такой красотой, Довертоном. Иметь внука, которому можно будет все это оставить. Интересно, что бы он сказал, женись Роланд на Инесс? Многие считают, что брак столь близких родственников нежелателен. Хотя, если взять историю, братья и сестры веками женились друг на друге без всяких последствий.
     "Да полно! - успокаивал себя мистер Саттертуэйт. - Что может случиться? И потом, я здесь... Лезет же всякое в голову! Более мирной сцены трудно и представить. Чай, цветные чашки. Да, сервиз "Арлекин". Белая пенковая трубка возле красной чашки".
     Берил что-то сказала Тимоти. Тот кивнул, встал и пошел к дому. Берил убрала несколько стульев, пошепталась с Роландом и предложила доктору Хортону глазированное пирожное.
     Мистер Саттертуэйт наблюдал за ней. Он чувствовал, что должен наблюдать. Проходя мимо стола, она взмахнула рукой, и красная чашка, упав со стола, разбилась о железную ножку стула. Берил огорченно вскрикнула и принялась убирать осколки. Потом направилась к подносу с чаем, вернулась назад и поставила на стол голубую чашку с блюдцем. Передвинула пенковую трубку, положив ее рядом с чашкой. Принесла чайник и налила чай. Ушла.
     Инесс тоже ушла и теперь беседовала с дедушкой. За столом остался один мистер Саттертуэйт.
     "Господи, - терзался он. - Ну что здесь может произойти?"
     Стол с разноцветными чашками... Вернувшийся Тимоти... Волосы в точности такие же рыжие и вьющиеся, как у Саймона Джиллиата, горят на солнце. Недоуменно посмотрел на стол и пошел к месту, где лежала пенковая трубка - возле голубой чашки.
     Подошедшая Инесс рассмеялась.
     - Тим, оставь мою чашку в покое. Твоя - красная.
     - Не мели чепухи, - возмутился тот. - Что я, свою чашку не знаю? Может, скажешь, и трубка не моя?
     Внезапно в мозгу мистера Саттертуэйта что-то вспыхнуло. Разрозненные части сложились в одно целое. Все было предельно ясно. Он надеялся только, что это он сошел с ума, а не мир, позволивший сотворить такое.
     Он стремительно поднялся и, подойдя к столу, резко сказал Тимоти, уже поднесшему чашку к губам:
     - Поставь на место! Поставь, тебе говорят! Тимоти недоуменно поднял на него глаза. Тут же подоспел доктор Хортон:
     - Что такое, Саттертуэйт?
     - Чашка. С ней что-то неладно. Из нее нельзя пить. Хортон поднял брови:
     - Послушайте...
     - Я знаю, что говорю, - упорствовал мистер Саттертуэйт. - У него была красная чашка. Она разбилась, и ее заменили голубой. Он ведь не различает цветов, так?
     Доктор Хортон слегка замялся.
     - Вы имеете в виду... Ну, как и Том?
     - Да. Вам, надеюсь, известно, что Том не различает цветов?
     - Ну да, естественно. Все это знают. Стоит взглянуть на его тапочки.
     - Вот и парень такой же.
     - Но... Да нет, что вы. Это же наследственное. Если с кем и могло быть то же, так это с Роландом. Но он в порядке.
     - Дальтонизм, - сказал мистер Саттертуэйт. - Так это, кажется, называется?
     - Ну да.
     - Женщины ей не подвержены, но способны передавать по наследству. Лили дальтоником не была, а ее сын мог бы.
     - Но, дорогой мой, ее сын - Роланд. Я понимаю, что они очень похожи. И возраст, и цвет волос... Вы, часом, не перепутали?
     - Нет, - ответил мистер Саттертуэйт. - Не перепутал. И сходство, поверьте, тоже от меня не укрылось. Но теперь я знаю точно: матерью Тима была вовсе не Берил. Ею была Лили. Настоящий сын Берил - это Роланд. Мальчики были совсем маленькими, когда Саймон женился во второй раз, не так ли? Женщине, растящей двух младенцев, очень легко поменять их местами, особенно, если оба они рыжие. Тимоти - сын Лили, а Роланд - сын Берил. Берил и ее первого мужа, Кристофера, и он никак не может быть дальтоником. Поверьте, я знаю, что говорю!
     Он видел, как Хортон переводит взгляд с одного на другого. Тимоти, не понимая, в чем дело, с озадаченным видом смотрел на свою чашку.
     - Я видел, как она ее покупала, - продолжал мистер Саттертуэйт. - Выслушайте меня, дружище. Вы обязаны меня выслушать. Мы давно знакомы. Разве я когда-нибудь ошибался?
     - Ну, нет, в общем. Что-то не припомню.
     - Заберите у него чашку. Отнесите ее в лабораторию и проверьте, что в ней. Я видел, как Берил покупала ее в деревенском магазинчике. Она уже тогда знала, что разобьет красную чашку и заменит ее голубой. А Тимоти никогда не узнает, что они были разного цвета.
     - Полагаю, вы сумасшедший, Саттертуэйт. Но я сделаю то, о чем вы просите. Не знаю уж почему.
     Хортон приблизился к столу и потянулся к чашке.
     - Позволь взглянуть.
     - Пожалуйста, - растерянно ответил Тимоти.
     - Она, кажется, треснула. Ну да, точно. По лужайке к ним быстро шла Берил. Подойдя, она резко остановилась.
     - Что.., что вы делаете? Что тут происходит?
     - Да ничего, - невозмутимо ответил доктор, глядя ей прямо в глаза. - Хочу вот показать мальчикам небольшой эксперимент с чашкой чаю.
     Ее лицо окаменело. В глазах застыл ужас.
     - Пойдете со мной, Саттертуэйт? - продолжил доктор. - Это быстро. Проверка качества современного фарфора. Недавно было сделано очень интересное открытие.
     Ни на секунду не умолкая, он пошел к дому. Мистер Саттертуэйт последовал за ним. Молодые люди, переговариваясь, потянулись следом.
     - Как думаешь, Ролли, что это док затеял? - спросил Тимоти.
     - Понятия не имею, - отозвался тот. - Вид у него какой-то странный. Ну да ладно. Потом узнаем. Пошли за мотоциклом.
     Берил Джиллиат резко повернулась и быстро пошла к дому. Том Эдисон окликнул ее:
     - Что-то случилось, Берил?
     - Да нет, ничего, - ответила она. - Забыла кое-что. Том Эдисон вопросительно посмотрел на Саймона.
     - Что это с твоей женой?
     - С Берил-то? Да ничего, по-моему. Забыла, наверное, что-то к столу.
     - Тебе помочь? - крикнул он ей вслед.
     - Нет-нет. Я скоро.
     Проходя мимо сидящего в кресле старика, она громко и внятно проговорила:
     - Старый идиот. Снова перепутал тапки. Один красный, другой - зеленый. Кошмар какой-то!
     - Опять я провинился, - сокрушенно вздохнул Том Эдисон. - А мне казалось, они одинаковые. Странная штука, правда?
     Берил быстро прошла мимо.
     Подойдя к воротам, мистер Саттертуэйт и доктор Хор-тон услышали звук удаляющегося мотоцикла.
     - Уехала, - сказал доктор Хортон. - Точнее, сбежала. Вам не кажется, что нам следовало ее остановить? Вдруг она вернется?
     - Нет, - ответил мистер Саттертуэйт. - Думаю, не вернется.
     - Может, - задумчиво добавил он, - так оно и лучше.
     - Кому?
     - Это старый дом, - медленно проговорил мистер Сатервей, - и старая семья. Хорошая семья. Вряд ли им захочется огласки и скандала. Я думаю, лучше позволить ей уйти.
     - А ведь Том ее не любил, - заметил доктор Хортон. - Никогда не любил. Всегда был вежлив и добр, но никогда не любил ее.
     - Думайте лучше о парне, - посоветовал мистер Саттертуэйт.
     - О парне? Вы имеете в виду...
     - Да, второго, Роланда. Вряд ли ему нужно знать, кто его настоящая мать и что она пыталась сделать.
     - Но зачем ей это? Чего ради?
     - Значит, вы больше не сомневаетесь?
     - Нет. Теперь нет. Я видел ее глаза. Вы правы, Саттертуэйт. Но в чем же причина?
     - Деньги, полагаю, - ответил мистер Саттертуэйт. - Скорее всего, у нее не было своих денег. Ее первый муж. Кристофер Идеи, был славным парнем, но без гроша за душой. А к сыну Лили, прямому наследнику Тома Эдисона, переходит большое состояние. Действительно большое. Недвижимость сильно выросла в цене. И мало кто сомневается, что большая ее часть перейдет к внуку. Вот Берил Джиллиат и решила, что этим внуком должен быть ее сын. Обычная жадность.
     Мистер Саттертуэйт обернулся.
     - Там что-то горит, - воскликнул он.
     - Бог ты мой, действительно горит! А-а, это просто пугало в поле. Какой-нибудь сорванец поджег. Ничего страшного. Стогов там поблизости нет. Сгорит и погаснет.
     - Да, - протянул мистер Саттертуэйт. - Вы, пожалуй, идите, доктор. Думаю, в лаборатории я вам не помощник.
     - Я и так уже почти уверен, что именно обнаружу. Я не про химическую формулу, я про содержимое. В голубой чашке - смерть.
     Мистер Саттертуэйт вышел за ворота и направился к горящему пугалу. Солнце уже клонилось к горизонту, все вокруг было окрашено в цвета заката.
     - Вы снова проходили мимо, - тихо проговорил он и вздрогнул, заметив рядом с догорающим пугалом стройную женскую фигурку в бледно-жемчужном одеянии. Она двинулась навстречу мистеру Саттертуэйту, и он застыл, не в силах двинуться или оторвать от нее глаз.
     - Лили, - прошептал он. - Лили...
     Он видел ее так ясно... Лили. Правда, слишком далеко, чтобы можно было разглядеть лицо, но он и так знал, что это она. Только, подумал он, окажись сейчас кто-нибудь рядом, вряд ли бы он увидел ее тоже. Тихо, почти шепотом, он произнес:
     - Все хорошо. Лили. Твой сын в безопасности. Она остановилась и поднесла к губам руку. Он не видел ее улыбки, но знал, что она улыбается. Она послала ему воздушный поцелуй, медленно повернулась и пошла прочь.
     - Снова уходит, - прошептал мистер Саттертуэйт, - и уходит с ним. Конечно, они ведь принадлежат одному миру. Приходят только, когда дело касается любви или смерти. Или того и другого вместе.
     Он знал, что больше не увидит Лили. Но, возможно, еще повстречает мистера Кина? Он повернулся и пошел по лужайке к чайному столику с оставленными на нем разноцветными чашками, к ждавшему его другу. Он был уверен, что Берил не вернется. Довертон-Кингсбурну больше ничто не угрожало.
     По лужайке пронеслась маленькая черная собачка. Задыхаясь и виляя хвостом, она подбежала к мистеру Саттертуэйту. Из-за ошейника торчал клочок бумаги. Мистер Саттертуэйт наклонился, вытащил его и расправил. Цветным карандашом там от руки было написано:
     
     "Поздравляю! До следующей встречи.
     А. К."
     
     Собака убежала.
     - Спасибо, Гермес, - растроганно проговорил мистер Саттертуэйт, глядя, как она мчится через поле, догоняя тех, кто уже скрылся из виду, но кто, он знал точно, недавно прошел совсем рядом.
     
     ТАЙНА РЕГАТЫ
     
     Мистер Айзек Пойнтц вынул изо рта сигару и одобрительно произнес:
     - Милое местечко.
     Подтвердив таким образом свое одобрение гавани Дартмут, он вернул сигару на место и огляделся с видом человека, совершенно довольного собой, окружающими и жизнью в целом.
     Что касается довольства самим собой, то оно было вполне обоснованным - в свои пятьдесят восемь мистер Айзек Пойнтц сохранил прекрасное здоровье и отличную форму, возможно, с легким намеком на полноту. Это вовсе не означало, что мистер Пойнтц выглядел тучным - нет, отнюдь. Да и ловко сидящий на нем костюм яхтсмена никак не позволял отнести его к разряду стареющих и толстеющих джентльменов. Костюм этот был безукоризнен до самой последней пуговки и самой крохотной складки, так что у смуглого и слегка восточного типа лица мистера Пойнтца, осененного козырьком спортивной кепки, были все основания излучать уверенность и покой.
     Что до окружающих, то имелись в виду, конечно, спутники мистера Пойнтца: его компаньон Лео Штейн, сэр Джордж и леди Мэрроуэй, мистер Сэмюель Лезерн - чисто деловое знакомство - со своей дочерью Евой, миссис Растингтон и Эван Левеллин.
     Общество только что вернулось с прогулки на принадлежащей мистеру Пойнтцу яхте "Веселушка". Утром они наблюдали за гонками парусников и теперь вернулись на сушу ненадолго отдаться во власть ярмарочных развлечений: поиграть в кокосовый кегельбан , прокатиться на карусели и посмотреть на Человека-паука и Невероятно Толстую Женщину. Можно не сомневаться, что, если кто и был в восторге от подобных развлечений, то это Ева Лезерн; так что, когда мистер Пойнтц предложил наконец обеденный перерыв, чтобы отправиться в "Ройал Джордж", ее голос оказался единственным против.
     - Ой, мистер Пойнтц, а я еще хотела, чтобы Настоящая Цыганка предсказала мне судьбу в этой своей кибитке!
     Несмотря на серьезные сомнения в подлинности вышеупомянутой настоящей цыганки, мистер Пойнтц снисходительно уступил.
     - Ева просто без ума от ярмарки, - извиняющимся тоном проговорил мистер Лезерн. - Не обращайте внимания, если нам действительно пора.
     - Времени предостаточно, - благожелательно ответил мистер Пойнтц.
     - Пусть юная леди развлекается. А я пока выставлю тебя в дартс, Лео.
     - Двадцать пять и больше получают приз! - высоким гнусавым голосом выкрикнул хозяин павильона.
     - Ставлю пятерку, что наберу больше, - заявил Пойнтц.
     - Идет! - с готовностью согласился Штейн. Вскоре мужчины с головой ушли в сражение.
     - Кажется, Ева не единственный ребенок в нашей компании, - шепнула леди Мэрроуэй Эвану Левеллину.
     Тот согласно, но отсутствующе улыбнулся. Подобная рассеянность отмечалась в нем с самого утра. А некоторые из его ответов позволяли предположить, что он вообще не слышит, о чем его спрашивают.
     Оставив его в покое, Памела Мэрроуэй сообщила мужу:
     - У этого молодого человека определенно что-то на уме.
     - А может, кто-то? - пробормотал сэр Джордж, многозначительно показывая глазами на Джанет Растингтон.
     Леди Мэрроуэй слегка нахмурилась. Это была высокая и изящная, исключительно ухоженная женщина. Алый лак ее ногтей прекрасно гармонировал с темно-красными коралловыми серьгами. Глаза у нее были темные и очень зоркие. Взгляд прозрачно-голубых глаз сэра Джорджа, несмотря на его беспечные манеры добросердечного английского джентльмена", был так же зорок и цепок.
     Если Айзек Пойнтц и Лео Штейн большую часть своей жизни проводили на Хаттон-Гарден, торгуя алмазами, сэр Джордж и леди Мэрроуэй принадлежали к другому миру - миру Французской Ривьеры, гольфа на Сен-Жан-де-Люз и зимних ванн на Мадейре".
     С виду это были сущие цветы, что растут, не ведая ни забот, ни хлопот, но, возможно, впечатление это было и не совсем верным. Разные бывают заботы и совсем уж разные хлопоты.
     - Ну вот, ребенок возвращается, - заметил Эван Левеллин, повернувшись к миссис Растингтон.
     В этом смуглом молодом человеке было нечто от голодного волка, что некоторые женщины находят весьма привлекательным. Но вот находила ли его таким миссис Растингтон, оставалось совершенно неясно. Она была не из тех, о ком говорят: "душа нараспашку". Миссис Растингтон рано и неудачно вышла замуж, меньше чем через год брак был расторгнут, и хотя манеры ее были неизменно очаровательны, это наложило на нее некий отпечаток отчуждения и замкнутости.
     Ева Лезерн вприпрыжку вернулась к взрослым, оживленно тряся своими длинными светлыми волосами. Ей было только пятнадцать, и она в полной мере обладала присущей этому возрасту нескладностью и неистощимым запасом энергии.
     - Я выйду замуж в семнадцать, - не успев отдышаться, объявила она, - за жутко богатого человека, и у нас будет шестеро детей, а вторник и четверг - мои счастливые дни, и мне всегда нужно носить что-нибудь зеленое или голубое, и мой камень изумруд и...
     - Ладно, цыпленок, доскажешь по дороге, - остановил ее отец.
     Мистер Лезерн был высоким светловолосым мужчиной с внешностью язвенника и некоторым налетом скорби на лице.
     Мистер Пойнтц и его компаньон оторвались от своего состязания. Первый довольно посмеивался, мистер Штейн выглядел расстроенным.
     - Вопрос удачи, - оправдывался он.
     - Мастерство, мой мальчик, мастерство! - возразил мистер Пойнтц, жизнерадостно хлопая себя по карману. - Пятерку я таки с тебя снял. Мой старикан, вот тот был первоклассным игроком. Ну, господа, пора двигать. Тебе все предсказали, Ева? Предупредили, чтобы остерегалась жгучего брюнета?
     - Брюнетку, - поправила Ева. - Она косоглазая и может наделать кучу неприятностей, если я не уберегусь. И еще я выйду замуж в семнадцать...
     И она весело умчалась вперед, предоставив компании догонять ее по пути в "Ройал Джордж".
     Обед был заранее заказан предусмотрительным мистером Пойнтцем, и официант, кланяясь, провел их на второй этаж в частные апартаменты. Круглый стол оказался уже накрыт. Огромное окно, выходящее на портовую площадь, было распахнуто, пропуская шум ярмарки и хриплый визг трех каруселей, каждая из которых скрипела на свой особый лад.
     - Лучше закрыть его, если мы хотим друг друга слышать, - заметил мистер Пойнтц, подкрепляя свои слова делом.
     Все расселись вокруг стола, и мистер Пойнтц с сияющим видом обвел взглядом своих гостей. Он чувствовал, что им хорошо, а ему нравилось делать людям приятное. И вот они все здесь...
     Леди Мэрроуэй... Очаровательная женщина! Не совершенство, конечно, - он прекрасно отдавал себе отчет, что те, кого он привык именовать "сливками общества", вряд ли пришли бы в восторг, обнаружив чету Мэрроуэй в своем кругу, но, с другой стороны, о существовании Айзека Пойнтца эти самые "сливки" вовсе и не подозревали. В любом случае леди Мэрроуэй - чертовски привлекательная женщина, и он готов был смотреть сквозь пальцы на ее вчерашние передергивания за бриджем. Вот в отношении сэра Джорджа подобная снисходительность давалась ему куда труднее. У парня совершенно рыбьи глаза. Так и смотрит, где чего урвать. Только зря он надеется поживиться за счет старого Пойнтца. Уж об этом он позаботится.
     Сэмюель Лезерн... Парень, в общем, неплохой. Болтливый, конечно, как и большинство американцев, - обожает рассказывать какие-то нудные бесконечные истории. И эта его отвратительная привычка - требовать точных цифр... Каково население Дартмута? В каком году построен Морской колледж? И так без конца. Видимо, думает, что его хозяин что-то вроде ходячего "Бедекера". Вот Ева - милый живой ребенок, подшучивать над ней - одно удовольствие. Голос словно у коростеля, но прекрасно знает, чего ей надо. Сообразительная юная леди.
     Молодой Левеллин... Что-то он подозрительно затих. Похоже, усиленно размышляет. Гол как сокол, по всей вероятности. Обычное дело с этими писателями. Очень может быть, неравнодушен к Джанет Растингтон. Что ж, хороший выбор. Привлекательна и умна к тому же. Не высовывается со своей писаниной. Послушаешь, как говорит, ни в жизнь не поверишь, что сочиняет такую заумь.
     Ну и, конечно, старина Лео! Этот с годами не худеет и не молодеет. И в блаженном неведении, что в эту самую минуту его партнер подумал о нем точно так же. Мистер Пойнтц исправил заблуждение мистера Лезерна о происхождении сардин из Корнуолла, а не Девона и приготовился получить полное удовольствие от обеда.
     - Мистер Пойнтц, - проговорила Ева, когда перед каждым оказалось по дымящейся тарелке с макрелью и официанты покинули комнату.
     - Да, юная леди.
     - А тот большой бриллиант у вас и сейчас с собой? Ну тот, который вы показывали нам вчера вечером и еще говорили, что никогда с ним не расстаетесь?
     Мистер Пойнтц добродушно рассмеялся.
     - Точно. Я называю его своим талисманом. Естественно, он при мне.
     - А мне кажется, это жутко опасно. Кто-нибудь может украсть его. Например, в толпе - на ярмарке.
     - Вряд ли, - возразил мистер Пойнтц. - Я, знаете ли, хорошенько на этот счет позаботился.
     - Но могут же? - настаивала Ева. - У нас вон полно гангстеров. Наверняка ведь в Англии тоже?
     - Ну, "Утренней Звезды" им не видать как своих ушей! - заявил мистер Пойнтц. - Во-первых, она в особом внутреннем кармане. Старый Пойнтц свое дело знает. "Утреннюю Звезду" не сможет украсть никто.
     Ева рассмеялась.
     - Вот еще! Спорим, я смогу?
     - А спорим, не сможете! - подмигнул ей мистер Пойнтц.
     - Да клянусь вам, у меня получится! Я обдумала все вчера вечером, когда легла спать, - после того как вы за ужином всем показывали камень. Я придумала исключительно хитроумный план.
     - И какой же?
     Ева склонила голову набок, и ее светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам.
     - Ну, пока не скажу. На что спорим, что мне это удастся?
     В голове мистера Пойнтца пронеслись воспоминания его юности.
     - Полдюжины пар перчаток, - предложил он.
     - Перчатки! - презрительно протянула Ева. - Да кто ж их теперь носит?
     - Ну, а шелковые чулки?
     - А что! Сегодня утром как раз поползла моя лучшая пара!
     - Ну вот и отлично. Ставлю полдюжины лучших шелковых чулок!
     - Ооо! - благоговейно выдохнула Ева. - А что хотите вы?
     - Ну, а мне нужен новый кисет.
     - Отлично. Вот это сделка! Хотя, конечно, кисета вам не видать. Теперь слушайте, что вы должны сделать. Нужно пустить бриллиант по кругу, как вчера, чтобы каждый мог его посмотреть...
     В комнату вошли официанты, чтобы заменить тарелки, и Ева смолкла. Принимаясь за цыпленка, мистер Пойнтц заметил:
     - Но запомните, юная леди. Чтобы все было по-честному, я вызову полицию и вас обыщут.
     - Да ради бога. Только зачем так уж по-настоящему? Леди Мэрроуэй или миссис Растингтон обыщут нисколько не хуже.
     - Тогда решено, - согласился мистер Пойнтц. - Кем вы, кстати, собираетесь стать, юная леди? Уж не намереваетесь ли специализироваться на краже драгоценностей?
     - Ну, если это окупается...
     - Если вам удастся фокус с "Утренней Звездой", это вполне окупится. Даже если распилить его, камень будет стоить больше тридцати тысяч фунтов.
     - Ничего себе! - ахнула явно потрясенная Ева. - А сколько это будет в долларах?
     Леди Мэрроуэй издала удивленное восклицание.
     - И вы носите при себе такой камень? - с упреком проговорила она. - Тридцать тысяч фунтов! Ее темные ресницы вздрогнули.
     - Большие деньги, - мягко заметила миссис Растингтон. - И потом, очарование самого камня... Он прекрасен.
     - Обычный кусок угля, - вставил Эван Левеллин.
     - Мне всегда представлялось, - заметил сэр Джордж, - что в краже драгоценностей самое сложное - продать их. Перекупщик вечно забирает львиную долю... Хм... Так о чем это я?
     - Ну, давайте, - возбужденно перебила его Ева. - Давайте начинать. Доставайте свой бриллиант и повторяйте все, что говорили про него вчера вечером.
     - Прошу прощения за своего отпрыска. Она слишком возбуждена, - вставил мистер Лезерн своим низким печальным голосом.
     - Да ладно тебе, па, - нетерпеливо воскликнула Ева. - Ну, давайте же, мистер Пойнтц!
     Улыбаясь, тот пошарил во внутреннем кармане и вытащил что-то наружу. На его ладони, поблескивая в электрическом свете, лежал крупный камень. Бриллиант...
     Затем мистер Пойнтц не без труда, по мере возможности, восстановил свою вчерашнюю речь на "Веселушке".
     - Не желают ли леди и джентльмены взглянуть поближе? Это необычайно красивый камень. Я называю его "Утренней Звездой", и он для меня что-то вроде талисмана - всегда и всюду со мной. Вот полюбуйтесь.
     Он протянул бриллиант леди Мэрроуэй, которая взяла его, восхищенно ахнула и передала мистеру Лезерну, весьма натянуто молвившему: "Довольно мил. Да, определенно, мил..." и, в свою очередь, передавшему его Левелину.
     На этом месте в процедуре произошла легкая заминка, вызванная появлением официантов. Когда они удалились, Эван, заметив: "Очень крупный камень", передал его Лео Штейну, который не стал утруждать себя комментариями и поскорее отдал бриллиант Еве.
     - Как он прекрасен! - вскричала та высоким театральным голосом, тут же сменившимся испуганным восклицанием, когда бриллиант выскользнул у нее из руки:
     - Ой, я его уронила!
     Она оттолкнула стул и нырнула под стол. Сэр Джордж, сидевший от нее слева, нагнулся тоже. В общей суматохе кто-то смахнул со стола бокал. Штейн, Левеллин и миссис Растингтон приняли участие в поисках. Под конец к ним присоединилась и леди Мэрроуэй.
     Мистер Пойнтц остался в стороне от суматохи. Он невозмутимо сидел за столом, с саркастической улыбкой потягивая вино.
     - О Боже! - вскричала Ева все в той же театральной манере. - Какой ужас! Но куда же он мог закатиться? Его нигде нет!
     Один за другим участники поисков выбрались из-под стола.
     - Исчез, как и не бывало, Пойнтц, - широко улыбаясь, объявил сэр Джордж.
     - Неплохо проделано, - согласился мистер Пойнтц, одобрительно кивая. - Из вас выйдет прекрасная актриса, Ева. Вопрос лишь в том, спрятали вы его в комнате или на себе?
     - Обыскивайте меня, - драматическим тоном предложила Ева.
     Мистер Пойнтц поискал глазами и, обнаружив в углу комнаты большую зеленую ширму, кивнул в ее сторону и вопросительно посмотрел на леди Мэрроуэй и миссис Растингтон.
     - Если кто-нибудь из дам будет столь любезен...
     - Ну, конечно, - улыбаясь, согласилась леди Мэрроуэй.
     Обе женщины поднялись.
     - Не волнуйтесь, мистер Пойнтц, - пообещала леди Мэрроуэй, - сделаем все как надо.
     Они исчезли за ширмой.
     В комнате становилось душно, и Эван Левеллин распахнул окно. Бросив монетку проходившему внизу разносчику газет, он ловко подхватил свежий выпуск.
     - В Венгрии неспокойно, - сообщил он, развернув его.
     - Это местная? - поинтересовался сэр Джордж. - Взгляните, пожалуйста... Меня интересует одна лошадка. Должна была бежать сегодня в Хэлдоне. Ее зовут Шустрый Мальчик.
     - Лео, - заметил мистер Пойнтц, - запри пока дверь. Ни к чему этим чертовым официантам сновать тут взад-вперед, пока мы не закончили.
     - За Шустрого Мальчика выдача три к одному, - объявил Эван.
     - Ерунда! - поморщился сэр Джордж.
     - В основном новости регаты, - сообщил Эван, проглядывая газету.
     Из-за ширмы появилась женская часть общества.
     - Ничего нет. Пусто, - объявила Джанет Растингтон.
     - Можете мне поверить: бриллианта у нее нет, - подтвердила леди Мэрроуэй.
     Мистер Пойнтц подумал, что как раз ей он очень даже может поверить. Нотки разочарования в ее голосе лучше всего подтверждали, что обыск был проведен на совесть.
     - Послушай, Ева, а ты его случайно не проглотила? - забеспокоился мистер Лезерн. - Потому что, если так, это ведь, наверное, вредно.
     - Я бы увидел, - тихо заметил Лео Штейн. - Я все время наблюдал за ней. Она ничего не клала в рот.
     - Да я бы и не проглотила такую огромную штуковину, - заявила Ева и, уперев руки в бока, победно взглянула на мистера Пойнтца. - Ну так что?
     - Стойте там и никуда не двигайтесь, - сказал мистер Пойнтц.
     Мужчины очистили стол и перевернули его. Мистер Пойнтц лично обследовал его до последнего дюйма, после чего перенес свое внимание на стул, за которым сидела Ева, и два соседних.
     Более тщательно вряд ли можно было это проделать. Вскоре к нему присоединились остальные четверо мужчин, а затем и женщины. Ева Лезерн стояла у стены возле ширмы и от души веселилась.
     Через пять минут мистер Пойнтц с тихим стоном поднялся на ноги и принялся мрачно отряхивать брюки. Девственная свежесть его костюма слегка пострадала.
     - Ева, - сказал он, - снимаю шляпу. В области кражи драгоценностей ты лучшая, с кем мне довелось сталкиваться. То, что ты проделала, ставит меня в тупик. Как я понимаю, раз его нет при тебе, он должен быть где-то в комнате. Я побежден.
     - Значит, чулки мои? - осведомилась Ева.
     - Ваши, юная леди.
     - Ева, дитя мое, но куда же ты могла его спрятать? - с любопытством спросила миссис Растингтон. Ева горделиво выпятила грудь.
     - Я лучше покажу. Сейчас вам будет за себя просто стыдно.
     Она подошла к той части стола, где были свалены остатки обеда и столовые приборы. Взяв свою маленькую черную вечернюю сумочку, она объявила:
     - Прямо у вас под носом. Прямо... Ее голос, только что радостный и победный, внезапно сорвался.
     - Ох, - произнесла она. - Ох...
     - Что такое, дорогая? - поинтересовался ее отец.
     - Он исчез, - прошептала Ева. - Исчез...
     - Что там такое? - нахмурился мистер Пойнтц, подходя ближе.
     Ева порывисто развернулась.
     - Дело было так... У этой сумочки в застежке был большой стеклянный камень. Он выпал вчера вечером, и, когда вы показывали свой бриллиант, я заметила, что они почти одного размера. И вот ночью я подумала, что можно.., прикрепить ваш бриллиант на пустующее место в застежке с помощью пластилина. Я была совершенно уверена, что никто не заметит. Так я и сделала. Выронила бриллиант и бросилась за ним под стол со своей сумочкой. Там быстро прикрепила его пластилином - он заранее был у меня в руке - к застежке, положила сумочку на стол и сделала вид, что продолжаю искать. Я думала, это будет как с Похищенным письмом {"Похищенное письмо" - новелла американского писателя Эдгара По (1809 - 1849).} - ну, вы помните. Бриллиант лежит прямо у вас под носом, а вы думаете, что это самая обычная стекляшка. Это был прекрасный план: никто из вас действительно ничего не заметил.
     - Интересно... - проговорил "Лео Штейн.
     - Что вы сказали?
     Мистер Пойнтц взял сумочку, оглядел пустующее гнездо с сохранившимся кусочком пластилина и медленно произнес:
     - Камень мог выпасть. Нужно поискать еще. Поиски возобновились, но на этот раз проходили в тягостной тишине. В комнате чувствовалось напряжение.
     Один за другим участники поисков оставили это занятие. Все стояли и молча смотрели друг на друга.
     - Бриллианта в этой комнате нет, - прервал тишину Штейн.
     - И никто из нее не выходил, - многозначительно добавил сэр Джордж.
     Повисла пауза, прерванная расплакавшейся Евой.
     - Ну, ну, - неловко произнес ее отец, похлопывая дочь по плечу.
     Сэр Джордж повернулся к Лео Штейну.
     - Мистер Штейн, - начал он, - вы сейчас произнесли что-то вполголоса, а когда я переспросил, не захотели повторить. Но так уж вышло, что я слышал ваши слова. Это было сразу после того, как Ева заявила, что никто из нас не видел, куда она спрятала настоящий камень. И вы сказали: "Интересно". Думаю, мы должны допустить вероятность, что кто-то все же это заметил, и этот кто-то находится сейчас в комнате. Я полагаю, единственно возможный и справедливый выход - это каждому из присутствующих согласиться на обыск. Бриллиант не мог покинуть комнаты.
     Если уж сэр Джордж входил в роль настоящего английского джентльмена, сравниться с ним не мог никто. Его голос даже зазвенел от благородного негодования.
     - Однако же неприятно все это, - грустно заметил мистер Пойнтц.
     - Это я виновата, - всхлипнула Ева. - Но я ведь не хотела...
     - Выше нос, детеныш! - мягко проговорил мистер Штейн. - Никто тебя и не винит.
     Мистер Лезерн в присущей ему медлительной педантичной манере произнес:
     - Что ж, несомненно.., думаю, предложение сэра Джорджа встретит единодушное одобрение. Лично я за.
     - Согласен, - сказал Эван Левеллин.
     Миссис Растингтон взглянула на леди Мэрроуэй и, встретив легкий кивок, встала и скрылась с ней за ширмой. Всхлипывающая Ева отправилась вслед за ними.
     В дверь постучал и получил приказание удалиться официант.
     Еще через пять минут восемь человек недоверчиво смотрели друг на друга.
     "Утренняя Звезда" растворилась в воздухе.
     
     ***
     
     Мистер Паркер Пайн задумчиво созерцал смуглое взволнованное лицо сидящего против него молодого человека.
     - Ну, конечно же, - сказал он, - вы валлиец {Имеется в виду представитель кельтского населения Уэльса, полуострова на юго-западе Великобритании.}, мистер Левеллин.
     - Господи, а это-то здесь при чем? Мистер Паркер Пайн взмахнул своей крупной и тщательно ухоженной рукой.
     - Совершенно ни при чем, полностью с вами согласен. Просто я увлекаюсь классификацией эмоциональных реакций, проявляемых различными этническими группами, только и всего. Давайте вернемся к вашей проблеме.
     - Собственно говоря, я и сам не знаю, почему пришел к вам, - сказал Эван Левеллин.
     Молодой человек выглядел осунувшимся, и его руки явно не находили себе места. Он не смотрел на мистера Паркера Пайна, пристальное же внимание джентльмена заставило его чувствовать себя крайне неуютно.
     - Не знаю, почему я пришел к вам, - повторил он. - Хотя куда я еще мог пойти? И что я вообще мог сделать? Вот эта-то абсолютная беспомощность меня и добивает. Я увидел ваше объявление и вспомнил, что один парень как-то говорил, что вы здорово ему помогли. Ну.., я и пришел! И чувствую себя теперь полным идиотом. В моем положении не поможет уже никто и ничто.
     - Вовсе нет, - возразил мистер Паркер Пайн. - Вы попали точно по адресу. Я специалист по несчастьям, а это дело, несомненно, причинило вам большую неприятность. Вы уверены, что все происходило именно так, как вы рассказали?
     - Вряд ли тут можно что-нибудь упустить. Пойнтц вынул свой бриллиант и пустил его по кругу. Это чертово дитя Америки прикрепило его к своей дурацкой сумке, а когда мы подошли взглянуть на нее, бриллианта там уже не было. Его вообще ни у кого не было! Мы обыскали даже старого Пойнтца - он сам это предложил. И, готов поклясться, в комнате его не было тоже! А ведь из нее никто не выходил.
     - Возможно, официанты? - предположил мистер Паркер Пайн.
     Левеллин отрицательно покачал головой.
     - Они ушли еще до того, как девочка начала всю эту возню, а потом старый Пойнтц запер дверь, чтобы нам не мешали. Нет, это сделал кто-то из нас.
     - Ну, в этом можно и не сомневаться, - задумчиво произнес мистер Паркер Пайн.
     - Эта проклятая газета! - горько воскликнул Эван Левеллин. - Конечно же, они меня подозревают. Это была единственная возможность...
     - Расскажите мне в точности, как это произошло.
     - Да ничего особенного. Я открыл окно, свистнул мальчишке, бросил ему монетку, а он мне - газету. Но это, как вы понимаете, единственно возможный путь, каким бриллиант мог покинуть комнату - чтобы я передал его поджидавшему на улице сообщнику.
     - Возможный, но не единственный, - поправил его мистер Паркер Пайн.
     - Вы можете предложить какой-то еще?
     - Раз это не ваших рук дело, значит, был другой.
     - Ах, вот оно что. Я-то надеялся на что-нибудь более определенное. Что ж, могу только повторить, что я не бросал бриллиант из окна. Впрочем, я не надеюсь, что вы мне поверите - или кто-то еще.
     - Да нет же, я вам верю, - возразил мистер Пайн.
     - Но почему?
     - Вы не криминальный тип, - объяснил мистер Паркер Пайн. - То есть не тот криминальный тип, что крадет драгоценности. Несомненно, есть преступления, которые способны совершить и вы, но сейчас мы не будем в это углубляться. Важно то, что я не вижу вас в роли похитителя "Утренней Звезды".
     - Остальные видят, - горько заметил Левеллин.
     - Понимаю, - сочувственно отозвался мистер Пайн.
     - Они так на меня смотрели... Мэрроуэй, так тот просто поднял газету и взглянул на окно. Он ничего не сказал - зато Пойнтц все прекрасно понял. Я просто читал их мысли. И хуже всего то, что прямо меня так никто и не обвинил.
     Мистер Паркер Пайн понимающе кивнул.
     - Это хуже всего, - подтвердил он.
     - Да. Просто подозрение. Тут ко мне наведывался парень с вопросами - самыми формальными, как он сказал. Я так понимаю, полицейский в штатском. Очень вежливый - никаких намеков. Ему просто было любопытно, что у меня все не было и не было денег, а потом они вдруг взяли и появились.
     - А это так?
     - Ну, в общем, да. Немного повезло на скачках. К сожалению, я ставил не в конторе - так что никаких квитанций, чтобы это подтвердить. Опровергнуть, конечно, тоже нельзя, но уж очень это со стороны выглядит подозрительным.
     - Согласен. И все же им потребуется куда больше фактов, чтобы предпринять официальные шаги.
     - О! Вот как раз официального обвинения я боюсь меньше всего. В каком-то смысле это даже было бы лучше. Хоть знаешь, на каком ты свете. Как же это ужасно чувствовать, что все считают тебя вором.
     - И особенно одна персона?
     - На что вы намекаете?
     - Предполагаю, и ничего больше, - снова отмахнулся своей ухоженной ручкой мистер Паркер Пайн. - Ну так что же, одна из них имеет-таки место? Миссис Растингтон, скажем?
     - Почему сразу она? - осведомился Левеллин, густо краснея.
     - Ну, дорогой мой... Совершенно очевидно, что чье-то мнение вас особенно волнует, и, скорее всего, это мнение женщины. Какие же дамы имеются у нас в наличии? Маленькая американка? Леди Мэрроуэй? В глазах последней вы, скорее всего, только выиграли бы, сумей провернуть такое дельце. Я немного знаю ее. Значит, остается миссис Растингтон...
     Левеллин не без усилия выговорил:
     - Она.., у нее.., очень печальный опыт. Ее муж был законченным негодяем. Это отбило у нее желание доверять кому бы то ни было. Она.., если она думает...
     Эван Левеллин запнулся, не зная, как объяснить.
     - Понятно, - спас его мистер Паркер Пайн. - Я вижу, дело действительно серьезное. В этом следует разобраться. Эван Левеллин коротко рассмеялся.
     - Легко сказать.
     - И совсем нетрудно сделать, - добавил мистер Паркер Пайн.
     - Вы думаете?
     - О да. Вопрос поставлен на редкость четко. Большинство возможностей исключено заранее. Следовательно, и ответ должен быть крайне прост. Собственно говоря, передо мной уже брезжит...
     Левеллин недоверчиво уставился на него. Мистер Паркер Пайн пододвинул к нему стопку бумаги и карандаш.
     - Будьте добры коротко описать вашу компанию.
     - Разве я не сделал это раньше?
     - Я имею в виду внешность: цвет волос и так далее.
     - Но, мистер Паркер Пайн, это-то здесь при чем?
     - Еще как при чем, юноша, еще как! Классификация и все прочее...
     Все еще с недоверием Эван описал внешность каждого из участников злополучного обеда.
     Мистер Паркер Пайн изучил листок, сделал на нем пару пометок и отложил в сторону.
     - Отлично, - подытожил он. - А кстати, вы говорили, разбился какой-то бокал?
     Эван снова недоуменно воззрился на детектива.
     - Ну да, его смахнули со стола, а потом еще и наступили.
     - Скверная штука, эти стеклянные осколки, - заметил мистер Паркер Пайн. - А чей это был бокал?
     - Кажется, девочки. Евы то есть.
     - Ага. А кто сидел рядом?
     - С одной стороны Штейн, с другой - сэр Джордж Мэрроуэй.
     - А вы не видели, кто из них смахнул бокал на пол?
     - Боюсь, что нет. А это важно?
     - Да нет, не очень. Может, это и ни при чем. Что ж, - добавил он, поднимаясь, - всего вам доброго, мистер Левеллин. Загляните ко мне денька через три. Думаю, к тому времени дело окончательно прояснится.
     - Вы шутите, мистер Паркер Пайн?
     - Мой дорогой друг, в профессиональных вопросах я не шучу никогда. Это вызвало бы недоверие клиентов. Так, значит, в пятницу. Скажем, в одиннадцать тридцать? Вот и договорились.
     В пятницу утром Эван Левеллин переступил порог офиса мистера Паркера Пайна в сильнейшем смятении. Надежда и скепсис боролись в его душе.
     Мистер Паркер Пайн, сияя улыбкой, поднялся ему навстречу.
     - Доброе утро, мистер Левеллин. Присаживайтесь. Вы курите?
     Левеллин отстранил предложенные сигареты.
     - Ну? - выдавил он.
     - Ну и все, - ответил мистер Паркер Пайн. - Вчера ночью полиция взяла всю шайку.
     - Какую шайку?
     - Амальфи, разумеется. Я подумал о ней сразу, как только услышал ваш рассказ. Знакомый стиль. Ну, а когда вы описали гостей, тут уж не осталось никаких сомнений.
     - Какие еще Амальфи? - тихо выговорил Левеллин.
     - Отец, сын и невестка - это, конечно, если Пьетро и Мария женаты, что весьма сомнительно.
     - Я не понимаю.
     - Все очень просто. Фамилия - итальянская, как, очевидно, и происхождение. Однако родился Амальфи-старший в Америке. Работает обычно в одном стиле. Представляется крупным бизнесменом, знакомится с какой-либо фигурой из мира торговцев драгоценностями, а затем проделывает свой маленький трюк. В нашем случае он определенно охотился за "Утренней Звездой": чудачества Пойнтца отлично известны в деловом мире. Мария Амальфи сыграла роль его дочери (удивительное существо: ей как минимум двадцать семь, а она почти всегда играет шестнадцатилетних).
     - Только не Ева! - выдохнул Левеллин.
     - Именно она. Третий член шайки устроился в "Ройал Джордж" официантом. Вы понимаете: пора отпусков, отель нуждается в дополнительном персонале... Хотя не исключено, что он просто подкупил кого-то из служащих, чтобы занять его место. Таким образом, все готово к спектаклю. Ева бросает Пойнтцу вызов, тот его принимает. Он пускает бриллиант по рукам, как уже делал это накануне вечером. Когда в комнату заходят официанты, бриллиант находится у Лезерна. Когда они уходят - бриллиант также покидает комнату - аккуратно прикрепленный кусочком жвачки к донышку тарелки, которую несет Пьетро. Все очень просто!
     - Но когда вошли официанты, бриллиант был у меня!
     - Нет-нет, у вас уже была всего лишь подделка, правда, достаточно хорошо исполненная, чтобы обмануть поверхностный взгляд. Штейн, например, вы говорили, почти и не смотрел на него. И вот Ева роняет этот так называемый бриллиант под стол, смахивает туда же стакан и все вместе давит ногой. Бриллиант чудесным образом исчезает! И Ева и Лезерн могут позволить обыскивать себя сколько душе угодно!
     - Ну.., я... - Эван потряс головой, не находя слов. - Вы говорили, что узнали шайку по моему описанию. Они что же, проделывали подобное и раньше?
     - Ну не совсем подобное. Но это их профессия, и я сразу обратил внимание на девочку.
     - Но почему? Я не подозревал ее - да и никто не подозревал. Она выглядела.., выглядела совсем как ребенок.
     - Такой уж у нее дар. Она больше похожа на ребенка, чем обычный ребенок. И потом - пластилин. Предполагалось, что пари предложено совершенно спонтанно, и, однако, у юной леди оказался под рукой пластилин. Это говорит о расчете. Я тотчас ее и заподозрил.
     Левеллин поднялся.
     - Что ж, мистер Паркер Пайн, я бесконечно вам обязан.
     - Классификация, - пробормотал тот. - Классификация криминальных типов всегда меня интересовала.
     - Вы известите меня, сколько.., э...
     - Мой гонорар будет достаточно скромным, - отозвался мистер Паркер Пайн. - Он не проделает слишком уж большую брешь в.., э.., ваших доходах от скачек. И тем не менее, молодой человек, лично я на будущее оставил бы лошадей в покое. Очень уж непредсказуемые животные, эти лошади.
     - Конечно, - согласился Эван.
     Он пожал руку мистера Паркера Пайна и вышел из его офиса.
     На улице он остановил такси и назвал адрес Джанет Растингтон.
     Он чувствовал, что теперь его ничто не остановит.
     
     ЛЮБОВНЫЕ ПЕРИПЕТИИ
     
     Мистер Саттертуэйт задумчиво поглядывал на своего собеседника. Странная дружба связывала этих двоих. Полковник - как всякий уважающий себя сельский джентльмен - главнейшим делом своей жизни почитал охоту. В Лондоне, куда ему иногда приходилось выбираться по долгу службы, он с трудом выдерживал две-три недели. Мистер Саттертуэйт, напротив, был жителем сугубо городским, знатоком французской кухни, дамских нарядов и всегда был в курсе последних столичных сплетен. Этот господин всегда со страстью предавался изучению человеческой натуры, у него был дар совершенно особого рода, а именно дар наблюдателя жизни.
     Словом, с полковником Мелроузом - которого дела ближних не очень-то занимали, а всяких там эмоций и прочих сантиментов вообще терпеть не мог - их как будто ничто не объединяло. Тем не менее они дружили: в первую очередь потому, что в свое время дружили их отцы. Кроме того, у них было много общих знакомых и одна общая нелюбовь к выскочкам-нуворишам.
     Было уже около половины восьмого, друзья сидели в уютном кабинете полковника Мелроуза. Хозяин увлеченно и обстоятельно рассказывал своему гостю об едином из прошлогодних выездов на верховую охоту. Мистер Саттертуэйт, чьи знания о лошадиных статях черпались в основном из воскресных визитов на конюшню - эта освященная веками традиция еще сохранилась в отдельных сельских домах, - внимал со своей всегдашней вежливостью.
     Резкий телефонный звонок прервал занимательную беседу. Мелроуз подошел к столу и снял трубку.
     - Полковник Мелроуз слушает. - Голос и весь облик хозяина тут же изменился: вместо вдохновенного охотника у аппарата стоял страж закона, взыскательный и суровый. - В чем дело?
     Некоторое время он слушал молча, после чего решительно закончил разговор:
     - Все ясно, Кертис. Сейчас буду. - Он обернулся к своему гостю. - Убит сэр Джеймс Дуайтон. Тело найдено в библиотеке его собственного дома.
     - Что?! - Мистер Саттертуэйт оторопел от неожиданности.
     - Я должен немедленно ехать в Олдеруэй. Не хотите составить мне компанию?
     "Ну да, Мелроуз ведь начальник полиции графства", - вспомнил мистер Саттертуэйт.
     - Боюсь, не помешаю ли... - неуверенно начал он.
     - Никоим образом. Звонил инспектор Кертис. Хороший, честный малый, но дурак. Соглашайтесь - я буду только рад. Дело, судя по всему, прескверное.
     - Убийцу уже задержали?
     - Нет, - лаконично ответил Мелроуз, и за этой лаконичностью чуткое ухо мистера Саттертуэйта уловило что-то недосказанное.
     Мистер Саттертуэйт постарался припомнить все, что когда-либо слышал о Дуайтонах.
     Покойный сэр Джеймс немного не дотянул до шестидесяти. Седые жидкие волосы, красное, в прожилках, лицо. Чванливый старикашка - заносчивый и бесцеремонный. Врагов у такого могло оказаться сколько угодно. Поговаривали, что к тому же он был скуп сверх всякой меры.
     А леди Дуайтон? Образ ее послушно всплыл перед мысленным взором мистера Саттертуэйта: стройная красавица, юная и золотоволосая. В памяти закопошились обрывки каких-то сплетен, намеков... "Ах, вот, значит, отчего полковник Мелроуз так сразу помрачнел. Впрочем, - тут же одернул себя мистер Саттертуэйт, - нечего давать волю воображению".
     Пять минут спустя он уже сидел рядом с Мелроузом, и двухместный автомобиль полковника уносил их в ночную темень.
     Полковник был человек немногословный. Они успели проехать не меньше полутора миль, когда он наконец заговорил.
     - Полагаю, вы их знаете? - без всяких предисловий осведомился он.
     - Дуайтонов? Не очень хорошо. Но, разумеется, кое-что о них слышал. - Впрочем, такого человека, о котором бы мистер Саттертуэйт не слышал, надо было еще поискать. - С сэром Джеймсом я встречался лишь однажды, а вот жену его приходилось видеть не раз.
     - Она недурна собой, - заметил Мелроуз.
     - Красавица! - авторитетно заявил мистер Саттертуэйт.
     - Вы так считаете?
     - Чисто ренесанссный тип! - воодушевляясь, заговорил мистер Саттертуэйт. - Прошлой весной я видел ее в любительских спектаклях - ну, вы знаете, ежегодная благотворительная деятельность, - так вот, я был поражен. Ничего современного - чистый Ренессанс! Так легко представить ее во дворце какого-нибудь дожа - прямо Лукреция Борджиа...
     Тут машину слегка тряхнуло, и мистер Саттертуэйт осекся. "Странно, - подумал он, - отчего это мне вдруг вспомнилась Лукреция Борджиа? И именно сейчас, когда..."
     - А Дуайтона случайно не отравили? - неожиданно для самого себя брякнул он.
     Мелроуз кинул на него искоса несколько удивленный взгляд.
     - С чего вы взяли?
     - Да.., в общем, сам не знаю, - смешался мистер Саттертуэйт. - Так как-то, подумалось.
     - Нет, его не отравили, - мрачно усмехнулся Мелроуз. - Ему, если вам угодно знать, проломили череп.
     - Вот оно что, - глубокомысленно кивнул мистер Саттертуэйт. - Тупым тяжелым предметом. Мелроуз досадливо поморщился.
     - Послушайте, Саттертуэйт, вы прямо как сыщик из дешевого детективчика. Сэра Джеймса просто ударили по голове. Бронзовой статуэткой.
     - А-а, - протянул мистер Саттертуэйт и умолк.
     - А Поля Делангуа вы случайно не знаете? - спросил Мелроуз после паузы, растянувшейся еще на несколько минут.
     - Знаю. Красивый юноша.
     - Да уж, - проворчал полковник. - Красавчик. Дамский любимчик.
     - А вам, я вижу, он не по душе?
     - Не по душе.
     - Странно, что он вам не нравится. Он ведь прекрасный наездник.
     - Трюкач он, а не наездник. Кривляется в седле, будто иностранец какой.
     Мистер Саттертуэйт едва сдержал улыбку. Бедняга Мелроуз! Вот что значит англичанин до мозга костей! Сам мистер Саттертуэйт гордился широтою собственных взглядов и смотрел на британский консерватизм со снисходительностью истинного космополита.
     - Так он сейчас гостит в ваших краях? - спросил он.
     - Гостил, - поправил Мелроуз. - У Дуайтонов. Но неделю назад сэр Джеймс, говорят, выставил его из Олдеруэя.
     - Почему?
     - Вероятно, застал со своей женой... Что за черт?! Резкий поворот - сокрушительный удар.
     - Здешние перекрестки самые опасные во всей Англии, - проговорил Мелроуз, переведя дух. - Но все равно, тот парень должен был просигналить, мы ведь ехали по главной дороге... Впрочем, ему, кажется, пришлось хуже нашего.
     Полковник выбрался из машины, пассажир другой машины тоже вышел. Обрывки их разговора доносились до Саттертуэйта.
     - Да, это, конечно, моя вина, - говорил незнакомец. - Но дело в том, что я не очень хорошо знаю эти места, а тут, как нарочно, кругом ни одного указателя - видите, нигде нет, что впереди выезд на главную дорогу.
     Полковник, явно смягчившись, что-то ответил. Они вместе склонились над пострадавшей машиной, в которой уже копался шофер, и дальше разговор принял сугубо технический характер.
     - Что ж, тут возни на полчаса, не меньше. - заключил наконец незнакомец. - Но не стану вас задерживать. Хорошо хоть, с вашей машиной ничего серьезного.
     - Собственно говоря... - начал было полковник, но ему не дали закончить.
     Мистер Саттертуэйт неожиданно выпорхнул из машины, как птаха из клетки, и в величайшем волнении схватил незнакомца за руку.
     - Так и есть! То-то мне ваш голос сразу показался знакомым! - восклицал он. - Это поразительно! Просто поразительно!..
     - Что поразительно? - спросил полковник Мелроуз.
     - Мелроуз, это же мистер Арли Кин. Вы наверняка о нем слышали - я столько раз рассказывал!
     Полковник Мелроуз явно не мог припомнить никаких рассказов, но любезно решил не уточнять. Мистер Саттертуэйт тем временем продолжал весело щебетать:
     - Сколько же мы с вами не виделись? Позвольте, позвольте...
     - С того вечера в "Наряде Арлекина", - подсказал мистер Кин.
     - В наряде арлекина? - удивился полковник.
     - "Наряд Арлекина" - это такая гостиница, - пояснил мистер Саттертуэйт.
     - Странное название для гостиницы.
     - Скорее старинное, - возразил мистер Кин; - В прежние времена, говорят, этот пестрый наряд гораздо чаще можно было встретить в Англии, чем сегодня.
     - Да, прежде очень может быть, - несколько неопределенно пробормотал Мелроуз. Он растерянно моргнул. Из-за причудливой игры света - белого от фар одной машины и красного от заднего фонаря другой - ему вдруг померещилось, что и сам мистер Кин одет в какие-то пестрые лоскутья. Но это была, конечно, только игра света.
     - Однако не можем же мы бросить вас на дороге, - волновался мистер Саттертуэйт. - Вы поедете с нами! У нас хватит места для троих, - правда, Мелроуз?
     - Гм-м, конечно. - Голос полковника звучал не совсем уверенно. - Вот только, - заметил он, - вы не забыли, Саттертуэйт? Мы же едем по делу.
     Мистер Саттертуэйт замер на месте. Возбуждение его, видимо, достигло апогея, мысли в голове с лихорадочной быстротой сменяли друг друга.
     - О да! - воскликнул он. - Как же я сразу не догадался? Наше столкновение на ночной дороге отнюдь не случайно! Уж поверьте, мистер Кин! Где вы, там нет места случайностям.
     Мелроуз в немом изумлении глядел на своего друга.
     - Помните, - вцепившись в локоть полковника, продолжал мистер Саттертуэйт, - я как-то рассказывал вам историю своего приятеля Дерека Кейпела? Ну, что никто не мог разобраться в мотивах его самоубийства? Это же мистер Кин тогда все распутал - а сколько других дел было с тех пор!.. Он заставляет людей видеть то, что как будто у всех на виду, но без него этого почему-то никто не видит. Удивительнейший человек!
     - Дорогой мистер Саттертуэйт, вы заставляете меня краснеть, - с улыбкой проговорил мистер Кин. - Насколько мне помнится, все эти дела распутали вы, а не я.
     - Только благодаря вам, - с видом непоколебимой убежденности заявил мистер Саттертуэйт.
     - Гм-да. - Полковник Мелроуз, начинавший терять терпение, откашлялся. - Мы не можем больше задерживаться. Пора ехать, - и решительно направился к машине.
     Нельзя сказать, чтобы он был в восторге от того что Саттертуэйт, в своей непонятной лихорадке, навязывал ему совершенно незнакомого человека - но веских возражений в голову как-то не приходило, к тому же им действительно пора было спешить.
     Мистер Саттертуэйт галантно предоставив мистеру Кину место в середине, сам сел возле дверцы. Места и правда оказалось достаточно для всех троих, так что им даже не пришлось особенно тесниться.
     - Так вас, мистер Кин, интересуют преступления? - спросил полковник, стараясь быть любезным.
     - Не совсем.
     - Что же тогда? Мистер Кин улыбнулся.
     - Спросим мистера Саттертуэйта. Знаете, он ведь тонкий наблюдатель.
     - Думаю... - медленно проговорил мистер Саттертуэйт, - то есть, возможно, я ошибаюсь, но... Думаю, что мистера Кина больше всего интересуют.., любовники.
     На последнем слове - коего ни один англичанин не произнесет без смущения - мистер Саттертуэйт залился краской, и сакраментальное слово прозвучало у него как-то виновато, словно в кавычках.
     - О-о, - озадаченно сказал полковник и умолк, решив про себя, что этот приятель Саттертуэйта, кажется, подозрительный субъект.
     Он незаметно покосился на мистера Кина. Да нет, с виду вроде человек как человек, довольно молодой. Смугловат, правда, но в целом нисколько не похож на иностранца.
     - А теперь, - торжественно объявил мистер Саттертуэйт, - я должен изложить вам наше сегодняшнее дело.
     Он говорил около десяти минут. Едва различимый в темном углу мчащегося сквозь ночь авто, он наслаждался пьянящим чувством собственного могущества. Что из того, чти в жизни он всего лишь зритель? В его распоряжении слова. Они ему подвластны. Он волен сплести из них узор, причудливый узор , в котором оживет и красота Лоры Дуайтон - белизна обнаженных рук, золото волос, - и темная, загадочная фигура Поля Делангуа, любимца дам. Фоном же пусть послужит древний Олдеруэй, незыблемо стоящий на английской земле со времен Генриха VII, если не раньше; Олдеруэй, обсаженный стрижеными тисами, за которыми тянутся хозяйственные постройки и темнеет пруд - в былые времена по пятницам монахи вытаскивали из него жирных карпов.
     Всего несколько точных, четких штрихов - и готов портрет сэра Джеймса Дуайтона, прямого потомка старинного рода де Уиттонов. Эти де Уиттоны всегда славились своим умением выкачивать деньги из всей округи и складывать их в кованые сундуки, так что, когда наступили черные времена и многим английским семействам пришлось потуже затянуть пояса, богатство Олдеруэя ничуть не оскудело.
     И вот финал! С самого начала и до конца мистер Саттертуэйт был уверен в благосклонности слушателей. Теперь он смиренно ждал заслуженной похвалы, и она не заставила себя ждать.
     - Вы настоящий художник, мистер Саттертуэйт.
     - Я... - Блестящий рассказчик неожиданно стушевался. - Я просто старался быть точным.
     Они уже несколько минут, как миновали главные ворота олдеруэйского парка и теперь подъезжали к парадному крыльцу. По ступенькам навстречу машине спешил констебль.
     - Добрый вечер, сэр. Инспектор Кертис в библиотеке. Мелроуз взбежал на крыльцо, его спутники последовали за ним. В просторном вестибюле их встретил насмерть перепуганный старик дворецкий. Мелроуз на ходу кивнул ему:
     - Добрый вечер, Майлз. Печальное событие.
     - Вы правы, сэр, - заметно дрожащим голосом отвечал дворецкий. - Просто не укладывается в голове. Как подумаю, что какой-то злодей...
     - Да-да, конечно, - не дослушал Мелроуз. - После поговорим, - и, не останавливаясь, прошагал дальше.
     В библиотеке его почтительно приветствовал инспектор, огромный детина солдафонского вида.
     - Скверное дельце, сэр. До вашего приезда я ничего не трогал. Отпечатков нет, чисто сработано. Так что убийца, судя по всему, не новичок.
     Мистер Саттертуэйт скользнул взглядом по сгорбленной фигуре за огромным письменным столом и торопливо отвел глаза. Удар был нанесен сзади, со всего размаху, череп раздроблен - в общем, зрелище малопривлекательное.
     Само орудие убийства валялось на полу: бронзовая статуэтка высотой около двух футов, в пятнах невысохшей крови на основании. Мистер Саттертуэйт наклонился, чтобы рассмотреть ее получше.
     - Венера, - вполголоса сообщил он. - Стало быть, Венера явилась виновницей его гибели.
     Образ был не лишен поэзии, есть о чем поразмышлять на досуге.
     - Все окна заперты, - продолжал докладывать инспектор, - изнутри.
     Последовала многозначительная пауза - Значит, все-таки кто-то из своих, - неохотно заключил начальник полиции. - Ну что ж, будем разбираться Убитый был одет в костюм для гольфа, сумка с битами небрежно брошена на широкую кожаную кушетку.
     - Прямо с поля пришел, - пояснил инспектор, проследив за взглядом шефа. - В пять пятнадцать закончил игру - и прямо сюда. Дворецкий подал ему чай, а после чая он позвонил, чтобы лакей принес тапочки. Пока что выходит, что этот самый лакей как раз и видел его последний - живого.
     Мелроуз кивнул и вернулся к изучению письменного стола.
     От сильного сотрясения многие из настольных украшений опрокинулись, некоторые разбились. Заметно выделялись большие часы темной эмали, лежавшие посреди стола.
     Инспектор откашлялся.
     - А вот тут нам, что называется, повезло так повезло. Видите - стоят. Ровно половина седьмого, сэр! Вот вам и время совершения преступления. Редкостная удача, сэр!
     Полковник долго всматривался в лежащие на боку часы.
     - Да уж точно, редкостная, - сказал он наконец и, помолчав немного, добавил:
     - Даже чересчур редкостная. Не нравится мне это, инспектор.
     Он обернулся к своим спутникам.
     - Нет, черт возьми, больно уж все гладко получается - догадываетесь, о чем я? - Он заглянул в глаза мистера Кина, словно ища поддержки. - В жизни так не бывает.
     - Вы хотите сказать, - уточнил мистер Кин, - что часы так не падают?
     Мелроуз озадаченно уставился на него, потом снова обернулся к часам. Часы, как всякий предмет, неожиданно лишившийся привычного достоинства, имели вид жалкий и виноватый. Полковник бережно поднял их и поставил на ножки, после чего изо всей силы стукнул кулаком по краю стола.
     Часы покачнулись, но устояли. Мелроуз нанес столу еще один сокрушительный удар, и часы - медленно, словно нехотя - завалились назад.
     Мелроуз решительно обернулся к инспектору:
     - В котором часу было обнаружено тело?
     - Около семи, сэр.
     - Кем?
     - Дворецким - Позовите его, - приказал Мелроуз. - Мне нужно с ним поговорить Кстати, а где леди Дуайтон?
     - У себя в комнате, сэр. Служанка говорит, что она просто убита горем и никого не хочет видеть.
     Мелроуз кивнул, и инспектор Кертис отправился выполнять приказ шефа. В ожидании дворецкого мистер Кин задумчиво глядел в камин, и мистер Саттертуэйт последовал его примеру. Некоторое время он щурился на тлеющие поленья, потом его внимание привлек какой-то блестящий предмет у самого края каминной решетки. Наклонившись, он подобрал узенький осколок изогнутого стекла.
     - Сэр, вы меня звали? - послышался от двери дрожащий голос дворецкого.
     Мистер Саттертуэйт опустил осколок в жилетный карман и обернулся.
     Старик дворецкий неуверенно топтался на пороге - Садитесь, садитесь, - приветливо встретил его Мелроуз. - -Э-э, голубчик, да у вас все поджилки трясутся! Вижу, вы еще не оправились от потрясения.
     - Это верно, сэр.
     - Ну ничего, я вас надолго не задержу. Так вы говорите, хозяин вернулся после гольфа в начале шестого?
     - Да, сэр, и сразу приказал подать ему чай в библиотеку. А когда я зашел за подносом, велел прислать Дженнингса - это его лакей, сэр.
     - Не помните, который тогда был час?
     - Минут десять седьмого, сэр.
     - Так, и что потом?
     - Потом я передал, что было ведено, Дженнингсу, сэр, и ушел. А в семь часов захожу сюда, чтобы закрыть окна и задернуть портьеры, а тут уже...
     - Ну-ну, об этом не надо, - поспешно прервал его полковник. - Скажите лучше, вы не касались тела? Ничего в комнате не трогали?
     - Что вы, сэр! Я тут же бросился к телефону, звонить в полицию.
     - Так. А что вы потом делали?
     - Потом я велел Жанетте - это служанка ее милости, сэр, - сообщить ее милости о случившемся.
     - А что, сами вы хозяйку нынче вечером вовсе не видели? - спросил полковник как бы между прочим, но чуткий слух мистера Саттертуэйта уловил в его голосе неприязнь.
     - Во всяком случае, не говорил с ней. После этого страшного известия ее милость не выходила больше из своей комнаты.
     - Это понятно. А до того вы ее видели? Вопрос был задан, что называется, в лоб, и все заметили, что дворецкий замялся, прежде чем ответить.
     - Разве что мельком, сэр... Когда она спускалась по лестнице.
     - Она заходила в библиотеку? Мистер Саттертуэйт затаил дыхание.
     - Думаю.., кажется, да, сэр.
     - В котором часу?
     Тишина сделалась почти оглушительной. "Интересно, осознает ли старик, как много зависит сейчас от его ответа?" - успел подумать мистер Саттертуэйт.
     - Где-то в половине седьмого, сэр. Полковник Мелроуз глубоко вздохнул.
     - Спасибо, достаточно, Майлз. И пожалуйста, пришлите ко мне Дженнингса, лакея.
     Лакей явился по вызову без промедления. Кошачья походка. Узкое длинное лицо. Похоже, хитроватый и скрытный тип.
     "А парень-то, кажется, себе на уме, - подумал мистер Саттертуэйт. - Такой запросто укокошит хозяина - лишь бы все было шито-крыто".
     Пока лакей отвечал на вопросы полковника, мистер Саттертуэйт ловил каждое слово, но все как будто сходилось: Дженнингс принес хозяину мягкие кожаные тапочки, забрал спортивные ботинки и ушел.
     - Куда вы направились потом?
     - Вернулся в комнату для прислуги, сэр.
     - В котором часу вышли от хозяина?
     - Думаю, в четверть седьмого или чуть позже, сэр.
     - Где вы были в половине седьмого?
     - В комнате для прислуги, сэр. Кивком отпустив лакея, полковник Мелроуз вопросительно взглянул на Кертиса.
     - Все правильно, сэр. Я проверял. Примерно с шести двадцати до семи он находился в комнате для прислуги.
     - Значит, он отпадает, - не без сожаления произнес Мелроуз. - Да и какой у него может быть мотив? Все выжидающе смотрели друг на друга. Молчание было прервано стуком в дверь.
     - Войдите, - отозвался полковник. На пороге стояла обмирающая от страха служанка леди Дуайтон.
     - Прошу прощения, но... Ее милость только что узнала о приезде господина полковника и хочет его видеть.
     - Разумеется, - сказал Мелроуз. - Я немедленно иду к ней. Проводите меня.
     Но тут чья-то рука отодвинула девушку в сторону, и в дверном проеме возникла совершенно иная фигура.
     Всем присутствующим Лора Дуайтон показалась пришелицей из другого мира. На ней было длинное облегающее платье из тускло-голубой парчи, сшитое в средневековом стиле. Длинные золотисто-рыжие волосы расчесаны на прямой пробор и собраны в простой узел на затылке: найдя свой стиль еще в ранней юности, леди Дуайтон никогда не стригла волос.
     Одной рукой она держалась за дверной косяк, чтобы не упасть; я другой у нее была книга. "Как мадонна с полотна какого-нибудь представителя позднего Дученто", - пронеслось в голове у мистера Саттертуэйта.
     Она слегка качнулась, и полковник Мелроуз тут же подскочил к ней.
     - Я пришла, чтобы сообщить вам... Чтобы сообщить... - низким грудным голосом начала она.
     Мистер Саттертуэйт смотрел как завороженный. Сцена была так драматична - он даже забыл, что все это происходит в жизни, а не на театральных подмостках.
     - Не волнуйтесь, мадам, прошу вас! - Заботливо поддерживая леди Дуайтон за талию, Мелроуз увлек ее в маленькую проходную комнатку, смежную с вестибюлем. Кин и Саттертуэйт последовали за ними.
     Стены комнатки были задрапированы старинным выцветшим шелком. Леди Дуайтон опустилась на низкий диванчик терракотового цвета и, закрыв глаза, бессильно откинулась на подушки. Мужчины терпеливо ждали. Наконец она открыла глаза, села прямо и тихо, еле слышно, сказала:
     - Это я убила его. Вот что я пришла вам сообщить. Это я его убила.
     В напряженной тишине мистеру Саттертуэйту на миг почудилось, что сердце у него в груди перестало биться.
     - Леди Дуайтон, - заговорил Мелроуз. - Вы пережили тяжелое испытание и, видимо, еще не вполне владеете собой. Вряд ли вы сейчас понимаете, что говорите.
     "Может, одумается, пока еще не поздно?" - подумал мистер Саттертуэйт.
     - Нет, я прекрасно понимаю, что говорю. Это я застрелила своего мужа!
     У двух из присутствующих в маленькой комнатке мужчин вырвалось невольное "ах", третий не проронил ни звука. Лора Дуайтон упрямо расправила плечи.
     - Надеюсь, все слышали мои слова? Я спустилась в библиотеку и застрелила своего мужа. Я признаю себя виновной.
     Книга, которую она все еще держала в руке, скользнула на пол. Из нее выпал нож для разрезания страниц, в форме старинного кинжала с каменьями на рукоятке. Мистер Саттертуэйт машинально поднял его и положил на столик. "Опасная игрушка, - подумал он про себя, - таким и убить можно".
     - Итак? - В голосе Лоры Дуайтон уже слышалось нетерпение. - Что вы намерены делать? Арестуете меня? Увезете в тюрьму?
     Полковник Мелроуз не сразу обрел дар речи.
     - Ваше заявление, леди Дуайтон, слишком серьезно.
     Я вынужден просить вас побыть некоторое время у себя в комнате, пока я... Гм-м, пока я не отдам необходимых распоряжений.
     Леди Дуайтон кивнула и поднялась с дивана. Она шагнула было к двери, когда послышался голос мистера Кина:
     - Леди Дуайтон, а что вы сделали с револьвером? На миг холодная уверенность, кажется, покинула ее, она озадаченно остановилась.
     - Я.., уронила его на пол. Хотя нет, наверное, я выбросила его в окно... Впрочем, не помню. Да и какая разница? Я вряд ли соображала, что делаю. Теперь ведь это уже не важно, правда?
     - Да, пожалуй, не важно, - не стал настаивать мистер Кин.
     Во взгляде леди Дуайтон как будто промелькнула тревожная тень - но она лишь выше подняла голову и величественно удалилась. Мистер Саттертуэйт, беспокоясь, как бы она не лишилась чувств, поспешил следом. Однако, пока он семенил к двери, леди Дуайтон успела подняться до середины лестницы: от ее неуверенности не осталось и следа. Перепуганная служанка все еще торчала за дверью.
     - Позаботьтесь о своей хозяйке, - строго сказал ей мистер Саттертуэйт.
     - Да, сэр. - Девушка послушно двинулась за златовласой красавицей, но тут же снова обернулась. - Умоляю вас, сэр, скажите: они его подозревают?
     - Кого - его? - не понял мистер Саттертуэйт.
     - Дженнингса, сэр. Поверьте, сэр, он и мухи не обидит!
     - Дженнингса? С чего вы взяли? Нет, конечно. Ну ступайте же, ступайте за ней!
     - Да, сэр. - И девушка резво взбежала вверх по лестнице, а мистер Саттертуэйт возвратился в комнату с шелковыми драпировками.
     - Провалиться мне на этом месте, - мрачно рассуждал полковник Мелроуз. - Что-то здесь не так. Прямо как в романе каком-нибудь!
     - Все как-то ужасно не правдоподобно, - согласился мистер Саттертуэйт. - Похоже на сцену из спектакля. Мистер Кин кивнул.
     - Да, вы же большой любитель театра, верно, мистер Саттертуэйт? Вы сумеете оценить хорошую игру.
     Мистер Саттертуэйт посмотрел на него очень внимательно.
     В комнате повисла тишина. Где-то вдалеке послышался резкий отчетливый звук.
     - Похоже на выстрел. - Полковник Мелроуз поднял голову. - Наверное, сторож. Видно, и она, скорее всего, что-нибудь такое услышала, спустилась вниз посмотреть... Близко к телу подходить не решилась - вот и подумала, что...
     - Мистер Делангуа, сэр!
     Это был голос старого дворецкого.
     - А? - Мелроуз обернулся. - Что такое?
     - Пришел мистер Делангуа, сэр, - виновато повторил дворецкий. - Просит разрешения с вами поговорить. Мелроуз откинулся на спинку стула и хмуро сказал:
     - Пригласите.
     Уже через минуту Пол Делангуа стоял в дверях маленькой комнатки. Полковник оказался прав: в нем действительно было что-то от иностранца: слишком изящные жесты, слишком смуглое лицо, слишком близко посаженные глаза. В нем тоже было что-то от Ренессанса - это, видимо, и сближало их с Лорой Дуайтон.
     - Добрый вечер, господа. Вошедший картинно поклонился.
     - Не знаю, что за дело вас сюда привело, мистер Делангуа, - не очень любезно начал полковник. - Но, думаю, вряд ли оно имеет отношение к сегодняшнему...
     Делангуа рассмеялся.
     - Ошибаетесь, полковник! Имеет, и самое непосредственное.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Я хочу сказать, - теперь голос Делангуа звучал тихо и серьезно, - что я пришел сдать себя в руки правосудия - это я убил сэра Джеймса Дуайтона.
     - Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? - еще угрюмее спросил Мелроуз.
     - Вполне.
     Взгляд молодого человека задержался на столике возле дивана.
     - Но что... - начал полковник.
     - Что заставило меня явиться с повинной? Раскаяние, угрызения совести - называйте, как хотите! Главное, что я его заколол - можете в этом не сомневаться. - Он кивнул на столик. - Вот и орудие убийства. Леди Дуайтон случайно оставила его в книге, чем я и воспользовался.
     - Минуточку, - вмешался полковник Мелроуз. - Так вы утверждаете, что закололи сэра Джеймса вот этим? - Он поднял кинжал для всеобщего обозрения.
     - Совершенно верно. Как вы понимаете, в библиотеку я проник через окно. Все оказалось очень просто - он как раз сидел ко мне спиной. Удалился я тем же путем.
     - Тоже через окно?
     - Разумеется.
     - В котором часу?
     - В котором часу? - Делангуа поколебался. - Со сторожем я разговаривал в четверть седьмого - да, в этот момент как раз ударил церковный колокол. Значит, из окна я выпрыгнул.., по всей видимости, где-то около половины седьмого.
     На губах полковника заиграла мрачноватая усмешка.
     - Вы правы, молодой человек, - сказал он. - Половина седьмого - это как раз то, что надо. Вы ведь уже слышали об этом от прислуги? М-да, тем не менее мы имеем престранное убийство!
     - Почему?
     - Слишком много людей в нем признается... Молодой человек явственно затаил дыхание.
     - Кто еще в нем признался? - Он, видимо, старался сдержать дрожь в голосе, но это ему не вполне удалось.
     - Леди Дуайтон.
     Делангуа откинул голову и рассмеялся несколько деланным смехом.
     - Леди Дуайтон просто несколько истерична! - беспечно объявил он. - На вашем месте я бы не придавал значения ее словам.
     - Пожалуй, я так и поступлю, - кивнул Мелроуз. - Но тут есть еще одна загвоздка.
     - Какая же?
     - Видите ли, леди Дуайтон призналась в том, что она застрелила сэра Джеймса, вы - что закололи его кинжалом. Однако, к счастью для вас обоих, его не застрелили и не закололи. Ему попросту раскроили череп.
     - Боже правый! Но ведь это невозможно! Разве женщина... - Он вдруг прикусил губу. Мелроуз удовлетворенно кивнул.
     - Столько раз читал о таком, - заметил он, пряча ухмылку. - Но воочию сталкиваться пока не приходилось.
     - О чем вы?
     - О чем? Да вот о таких полоумных парочках! Он, видите ли, думает на нее, она на него - и ну выгораживать друг друга!.. Однако придется нам с вами начать все сначала.
     - Лакей! - осенило вдруг мистера Саттертуэйта. - Ведь служанка мне только что... А я и внимания не обратил! - Он запнулся, стараясь привести мысли в порядок. - Она волновалась, не подозреваем ли мы лакея. Возможно, у него все-таки был мотив - просто мы о нем не знаем. А она знает.
     Полковник Мелроуз насупился и позвонил в колокольчик.
     - Пожалуйста, - сказал он явившемуся дворецкому, - попросите леди Дуайтон оказать нам любезность и явиться сюда еще раз.
     Все молча дожидались прихода хозяйки.
     При виде Поля Делангуа она покачнулась и словно протянула руку, пытаясь за что-то ухватиться. Полковник Мелроуз тотчас поспешил ей на помощь.
     - Все в порядке, леди Дуайтон. Пожалуйста, не волнуйтесь.
     - Я не понимаю... Зачем здесь мистер Делангуа? Делангуа шагнул к ней.
     - Лора, Лора! Зачем ты это сделала?
     - Зачем.., что?
     - Я все знаю. Ты пошла на это ради меня. Ты ведь думала, что это я... В конце концов, это было бы естественно. И все же... О, мой ангел!
     Полковник Мелроуз многозначительно кашлянул. Он вообще не любил разных там эмоций, а уж подобных представлений тем более терпеть не мог.
     - Если мне будет позволено вмешаться, леди Дуайтон, вы с мистером Делангуа счастливо отделались. Он, видите ли, тоже явился "признаваться" в совершении убийства, - да не волнуйтесь вы так, не совершал он его! А теперь - хватит играть в кошки-мышки, пора наконец выяснить истину. Итак, леди Дуайтон, дворецкий утверждает, что в половине седьмого вы направились в библиотеку, - верно ли это?
     Лора кинула быстрый взгляд на Делангуа, тот кивнул.
     - Говори правду, Лора, - сказал он, - Это единственное, что нам остается.
     - Хорошо, я скажу, - сказала она, глубоко вздохнув, и опустилась на стул, который едва успел пододвинуть мистер Саттертуэйт.
     - В половине седьмого я действительно спустилась вниз. Войдя в библиотеку, я увидела... Она судорожно сглотнула.
     - Так, - мистер Саттертуэйт, наклонившись, легонько похлопал ее по руке. - Стало быть, вы увидели?..
     - Мой муж сидел спиной к двери, навалившись всем телом на письменный стол. Его голова... И эта лужа крови... Ах, нет!
     Она закрыла лицо руками. Начальник полиции сочувственно склонился вперед.
     - Простите, леди Дуайтон. Так вы решили, что мистер Делангуа его застрелил? Она кивнула.
     - Прости меня, Поль, - проговорила она. - Но ведь ты сам говорил, что.., что...
     - Что пристрелю его как собаку, - угрюмо закончил за нее Делангуа. - Помню даже день, когда я это сказал. Тогда я впервые узнал о том, как он над тобой издевается.
     Полковник Мелроуз, однако, упорно гнул свою линию.
     - Если я вас правильно понял, леди Дуайтон, из библиотеки вы поднялись к себе и.., гм-м.., никому ничего не сказали. Не спрашиваю вас сейчас, почему, - меня интересует другое. Вы подходили к письменному столу? Трогали тело?
     Она содрогнулась.
     - Нет! Нет. Я тут же выбежала из комнаты.
     - Так, понятно. Вы можете точно назвать время, когда это было?
     - К себе в спальню я вернулась ровно в половине седьмого.
     - Ну что ж. - Мелроуз обвел глазами собравшихся. - Значит, где-то в шесть двадцать пять сэр Джеймс был уже мертв. Так что время на часах было совсем другим - как мы и подозревали с самого начала. К тому же убийца допустил одну оплошность - бросил часы совсем не так, как они должны были упасть на самом деле. Стало быть, остаются дворецкий и лакей. Насчет дворецкого у меня лично нет и тени сомнения: это не он. Скажите, леди Дуайтон, а у Дженнингса, лакея, с вашим мужем не было никаких конфликтов?
     Лора Дуайтон отняла руки от лица.
     - Не знаю, можно ли назвать это конфликтом... Но как раз сегодня утром Джеймс сказал мне, что увольняет Дженнингса. Он поймал его на мелком воровстве.
     - Ага! Кажется, подбираемся к сути. Значит, Дженнингсу грозило увольнение без письменной рекомендации? Для прислуги это серьезно.
     - Вы говорили что-то о часах, - сказала Лора Дуайтон. - Может быть... Если вы хотите уточнить время... Не уверена, что это поможет, но все-таки... Джеймс, когда играл, всегда имел при себе карманные часы. Может, они разбились, когда он упал?
     - Это мысль, - медленно проговорил полковник. - Боюсь... Кертис!
     Инспектор кивнул и мигом исчез за дверью. Вернулся он через минуту, держа на ладони серебряные часы: когда играют в гольф, игроки, как правило, носят такие в кармане для мячей, и на крышке у них выгравированы такие же линии, как на мячах.
     - Вот, сэр. - Он предъявил добычу шефу. - Только вряд ли они нам помогут. Видно, что сделаны на совесть, такие еще поди разбей.
     Полковник забрал у него часы и поднес к уху.
     - Гм-м, тем не менее они стоят. Он отщелкнул крышку, и все увидели под ней вдребезги разбитое стекло.
     - Вот оно! - торжествующе произнес полковник. Стрелки часов показывали ровно четверть седьмого.
     
     ***
     
     - Превосходный портвейн, полковник, - похвалил мистер Кин.
     Было половина десятого, запоздалый обед в доме полковника Мелроуза только что завершился. Мистер Саттертуэйт прямо-таки сиял.
     - Вот видите, мистер Кин, я оказался совершенно прав, - посмеиваясь, сказал он. - Вы сегодня выехали на нашу дорогу отнюдь не случайно! Вы спасли двух безумцев, которые чуть было не влезли головой в петлю.
     - Вы ошибаетесь, - возразил мистер Кин. - Я и не думал их спасать.
     - Так вышло, что это не понадобилось, - согласился мистер Саттертуэйт. - Но все ведь висело на волоске. Никогда не забуду, как леди Дуайтон произнесла: "Я убила его". Того, как они были сказаны, я и на сцене никогда не слышал.
     - Тут, пожалуй, я вынужден с вами согласиться, - заметил мистер Кин.
     - Я думал, такое бывает только в романах, - повторил полковник, кажется, в двадцатый раз за сегодняшний вечер.
     - А разве нет? - спросил мистер Кин. Полковник удивленно уставился на него.
     - Но вы же все видели своими глазами...
     - И заметьте, - мистер Саттертуэйт, с бокалом портвейна в руке, откинулся на спинку стула, - леди Дуайтон была великолепна - просто великолепна! - но в одном все же ошиблась: решила с чего-то, что ее супруга не иначе как застрелили. И Делангуа тоже хорош: думает, раз на столе лежит какой-то нож, то им непременно сэра Джеймса и закололи? Но ведь это чистая случайность, что нож вообще выпал из книги леди Дуайтон.
     - Думаете? - сказал мистер Кин.
     - А представьте, - продолжал мистер Саттертуэйт, - если бы каждый из них просто признался в убийстве, не уточняя, чем оно было совершено, - что тогда?
     - Тогда бы им, чего доброго, поверили, - как-то странно улыбнулся мистер Кин.
     - Ну точно как в каком-нибудь романе, - опять изрек полковник.
     - Да, - согласился мистер Кин. - Вероятно, оттуда они и почерпнули свою замечательную идею.
     - Очень возможно, - оживился мистер Саттертуэйт. - Прочитанное возвращается к нам порой самым неожиданным образом. Разумеется, часы с самого начала не внушали нам доверия, - продолжал он, обращаясь к мистеру Кину. - Ведь яснее ясного, что их можно перевести вперед или назад.
     - Вперед, - повторил мистер Кин, и после паузы:
     - Или назад.
     Его тон словно бы подбадривал мистера Саттертуэйта, как и взгляд его темных блестящих глаз.
     - Но стрелки часов были переведены вперед, - сказал мистер Саттертуэйт. - Это-то мы уже выяснили.
     - Думаете? - снова спросил мистер Кин. Мистер Саттертуэйт все пристальнее вглядывался в смуглое лицо.
     - Вы хотите сказать, - медленно заговорил он, - что кто-то, наоборот, отвел назад стрелки карманных часов? Позвольте, но зачем? Нет, это совершенно невозможно!
     - Отчего же невозможно? - пробормотал мистер Кин.
     - Ну, во всяком случае, бессмысленно. Кому, по-вашему, это было нужно?
     - Полагаю, тому, у кого есть алиби на это время.
     - Черт меня подери! - взревел вдруг полковник. - Ведь Делангуа же нам как раз и показал, что в шесть пятнадцать он разговаривал со сторожем!
     - Да, он назвал именно это время, - подтвердил мистер Саттертуэйт.
     Они с полковником переглянулись, и у обоих одновременно возникло странное чувство, будто твердая почва уходит у них из-под ног. Все факты и события, казавшиеся такими понятными, стремглав понеслись по кругу, при этом оборачиваясь к ним какими-то новыми, неожиданными гранями, - а в самом центре этого калейдоскопа темнело смуглое, улыбающееся лицо мистера Кина.
     - Но в таком случае... - начал Мелроуз, - в таком случае...
     - Все было наоборот, - опередил его мистер Саттертуэйт, отличавшийся большей гибкостью ума. - Все так или иначе оказалось подстроено - против лакея... Да нет, не может быть, - спохватился он. - Ерунда какая-то! Тогда зачем им вообще было брать вину на себя?
     - Вот именно, зачем?.. Однако, пока они этого не сделали, оба были под подозрением, верно? - В голосе мистера Кина появилась некая мечтательная умиротворенность. - Вы точно подметили, полковник, - все как в романе. Именно из романа они и позаимствовали весь этот сюжет. Они ведь поступили так, как всегда поступают невиновные герой и героиня. Неудивительно, что и полковник сразу же счел их невиновными - как-никак, за ними сила литературной традиции. Мистер Саттертуэйт, со своей стороны, без конца сравнивал происходившее с театром. И оба вы, несомненно, были правы. Все это мало правдоподобно и не имеет отношения к реальной жизни - вы оба, сами того не сознавая, повторяли эту мысль снова и снова. Если бы они добивались правдоподобия, им пришлось бы выдумать что-нибудь получше.
     Полковник и мистер Саттертуэйт слушали его с самым безутешным видом.
     - Да, им надо было бы быть поумнее, - проговорил наконец мистер Саттертуэйт. - И кстати, я припоминаю, в семь часов дворецкий ведь спускался в библиотеку, чтобы закрыть окна? Стало быть, им полагалось быть открытыми...
     - Они и были открыты, когда через одно из них проник Делангуа, - кивнул мистер Кин. - Он одним ударом убил сэра Джеймса, а потом - уже вдвоем - они довели дело до конца...
     Он взглянул на мистера Саттертуэйта, как бы приглашая его дорисовать картину убийства, и тот заговорил - поначалу не очень уверенно:
     - Пожалуй, прежде всего они разбили большие часы и уложили их на стол... Да, вероятно, так. Потом перевели стрелки на карманных часах и разбили стекло. Потом он выбрался наружу, а она заперла все окна изнутри. Я только одного не пойму: чего ради они разбили карманные часы? Разве недостаточно было настольных...
     - Такой ход был чересчур очевидным, - возразил мистер Кин. - Его легко можно разгадать.
     - Зато с карманными часами чересчур заумный. Мы ведь и подумали-то о них совершенно случайно...
     - Разве? - сказал мистер Кин. - Помнится, нам очень помогла подсказка ее милости.
     Мистер Саттертуэйт застыл с открытым ртом.
     - Тем не менее, - мечтательно продолжал мистер Кин. - есть один-единственный человек, который ни за что не забыл бы о карманных часах, - лакей. Лакею лучше всех прочих известно, что лежит в карманах у его хозяина. Но он ничего не сказал. Переведи лакей стрелки на больших часах - он бы уж не забыл и про карманные... Нет, эти двое не знатоки человеческой натуры! Им далеко до мистера Саттертуэйта.
     Мистер Саттертуэйт горестно качал головой.
     - Как же я ошибся! - пробормотал он. - Решил, что вы явились спасать влюбленных!..
     - Так оно и есть, - улыбнулся мистер Кин - Только не этих двоих - других. Вы, возможно, не обратили внимания на служанку ее милости? Она, правда, не шуршала парчой и не разыгрывала трагических сцен - но все же она очень милая девушка и, кажется, по-настоящему любит своего Дженнингса. Думаю, господа, что спасение ее возлюбленного теперь целиком в ваших руках.
     - Но мы не можем представить никаких доказательств, - мрачно буркнул полковник. Улыбка озарила лицо мистера Кина.
     - Мистер Саттертуэйт может.
     - Я? - изумленно переспросил мистер Саттертуэйт.
     - Смешно. Вы можете доказать, что часы сэра Джеймса разбились отнюдь не в его кармане. Прежде всего, нельзя вдребезги разбить стекло, не открыв при этом крышку. Не верите - попробуйте сами. Кто-то вытащил их из его кармана, откинул крышку, отвел стрелки назад, ударил по стеклу, а потом уже закрыл часы и вернул их на место. Вот только он не заметил, что один осколок при этом выпал.
     - О Боже! - вскричал мистер Саттертуэйт. Рука его сама дернулась к жилетному карману, в глубине которого он нащупал заостренный осколок изогнутого стекла.
     Наконец-то наступила его минута.
     - Это стеклышко, - провозгласил мистер Саттертуэйт, - поможет мне спасти человека от виселицы.
     
     СОБАКА, КОТОРАЯ НЕ ЛАЕТ
     
     Лили Маргрейв с излишней старательностью разглаживала перчатки, лежащие у нее на коленях. Несомненно, она нервничала. Искоса взглядывала на человека, который сидел напротив в глубоком кресле. Она много слышала об Эркюле Пуаро, знаменитом детективе, но впервые видела его перед собой. Комичный, почти нелепый вид совсем не соответствовал тому представлению, которое у нее сложилось заранее. Каким образом этот забавный человечек с яйцевидной головой и чудовищными усами распутывал те необычные дела, разгадку которых ему предписывали? Даже игра, которой он забавлялся, слушая Лили, поразила ее своим невероятным ребячеством. Он громоздил один на другой маленькие разноцветные деревянные кубики и, казалось, больше был увлечен пирамидкой, чем ее рассказом.
     Она обиженно замолчала. Он сразу поднял голову.
     - Продолжайте, мадемуазель, прошу вас. Не опасайтесь, что я рассеян. Напротив, я слушаю вас с величайшим вниманием.
     Он вновь принялся за свои конструкции, а Лили принудила себя продолжить рассказ. Это была волнующая история, но излагалась она столь лаконично, таким нарочито невозмутимым голосом, что весь душераздирающий подтекст как бы терялся.
     Закончив, Лили сказала с легким вызовом:
     - Надеюсь, я передала все достаточно ясно?
     Пуаро кивнул головой, раскидал по столу деревянные кубики и, сцепив пальцы, выпрямился в кресле. Он методично повторил:
     - Сэр Рьюбен Аствелл был убит десять дней назад. Затем в среду, то есть позавчера, полиция арестовала его племянника Чарльза Леверсона. Улики против него следующие (поправьте меня, если я ошибусь): десять дней назад, в ночь преступления, мистер Леверсон вернулся домой очень поздно.
     Он отомкнул дверь своим ключом. Сэр Рьюбен еще работал.
     Один в башне, которую он прозвал своим святилищем. - Он писал за письменным столом. Дворецкий, комната которого находится прямо под кабинетом в башне, слышал, как Леверсон ссорился со своим дядюшкой. Ссора завершилась глухим шумом, будто с грохотом опрокинули стул, а затем приглушенным криком. Обеспокоенный и взволнованный дворецкий хотел было подняться, посмотреть, что произошло. Но спустя несколько секунд мистер Леверсон вышел из кабинета, весело насвистывая. Дворецкий успокоился и больше не придавал значения тому, что услышал. Однако на следующее утро горничная нашла сэра Рьюбена мертвым рядом с его письменным столом. Он был убит каким-то тяжелым предметом.
     - Если я правильно понял, дворецкий сначала ничего не сказал полиции. Это было вполне естественно, вы не находите, мадемуазель?
     Вопрос заставил Лили вздрогнуть.
     - Простите? - пробормотала она.
     - В таком деле, как это, всегда ищешь что-нибудь чисто житейское. Слушая ваш замечательный и столь сдержанный пересказ, я подумал, что актеры этой драмы всего лишь автоматы, марионетки. Но я всегда ищу человеческую природу и думаю, что у этого дворецкого... как вы сказали его зовут?
     - Парсонс.
     - Да, у этого Парсонса наверняка в психике есть черты его класса. Он с традиционным недоверием относится и к полиции и к полицейским, стараясь по возможности держать язык за зубами. Прежде всего он будет избегать сболтнуть то, что сможет повредить кому-то из членов семьи его хозяев.
     Случайный грабитель - да, это отличная идея, и он станет цепляться за нее со всей энергией, на которую только способен. Видите ли, формы, которые способна принимать преданность старых слуг, изучать весьма любопытно!
     Пуаро с удовольствием откинулся на спинку высокого кресла.
     - Тем временем, - продолжал он, - все обитатели дома, леди и джентльмены, успели изложить свои версии преступления. Мистер Леверсон в том числе. По его словам, он вернулся поздно и пошел спать, не поднимаясь к своему дядюшке.
     - Он сказал именно так.
     - И никто не подумал усомниться в этом, исключая, разумеется, Парсонса, - продолжал Пуаро задумчиво. - Тут появляется инспектор из Скотланд-Ярда. Инспектор Миллер, кажется? Я его знаю, мы с ним встречались один или два раза. Это дотошный малый, типичный полицейский проныра. И вот этот проницательный инспектор Миллер сразу видит то, чего инспектору местной полиции разнюхать было не под силу.
     Он замечает, что Парсонс явно не в своей тарелке, очевидно, он знает нечто, о чем пока не сообщил. Миллер быстренько заставляет Парсонса разговориться. К этому моменту было уже точно установлено, что никто посторонний не проникал в дом.
     Убийцу следует искать на месте. Несчастный перепуганный Парсонс испытал подлинное облегчение, когда у него выудили тайну! Он старался избежать скандала, но все имеет границы.
     Итак, инспектор Миллер выслушивает Парсонса, задает несколько наводящих вопросов, проводит собственные наблюдения и строит крайне убедительное обвинение. В кабинете, находящемся в башне, на углу сейфа находят следы окровавленных пальцев. Отпечатки оказываются принадлежащими Чарльзу Леверсону. Горничная сознается, что, убирая комнату мистера Леверсона на следующий день после преступления, она выплеснула из умывального таза воду, окрашенную кровью. Он объяснил ей, что порезал палец, но этот порез едва заметен.
     Манжет рубашки, которая была на нем накануне вечером, грубо застиран, но с изнанки одного из рукавов пиджака нашли свежие следы крови. Н-да... Он испытывал денежные затруднения и рассчитывал получить после смерти сэра Рьюбена крупное состояние. Все это очень убедительно... И тем не менее вы пришли ко мне?
     Лили слегка пожала плечами.
     - Как я вам уже сказала, меня послала леди Аствелл.
     - А по своей воле вы бы не пришли?
     Низкорослый бельгиец взглянул ей прямо в лицо. Она молчала.
     - Вы не отвечаете на мой вопрос? Почему?
     Лили снова принялась разглаживать свои перчатки.
     - Мне довольно трудно ответить. Я стараюсь быть беспристрастной по отношению к леди Аствелл. Я всего лишь компаньонка на жалованье, а она всегда обращалась со мною скорее как с дочерью или племянницей, чем как со служащей.
     Она постоянно была добра ко мне... Я не хотела бы осуждать ее образ действий... или вызывать у вас предубеждение, которое помешало бы вам заинтересоваться этим делом.
     - Эркюль Пуаро недоступен предубеждениям, - заявил с апломбом знаменитый детектив. - Мне кажется, я угадал: вы находите леди Аствелл немного странной? Признайтесь в этом.
     - Если быть откровенной...
     - Говорите без опасений, мадемуазель.
     - Я нахожу ее просьбу просто абсурдной!
     - Именно такова ваша точка зрения?
     - Не мое дело осуждать леди Аствелл...
     - Понимаю, понимаю, - подбодрил девушку Пуаро, взглядом приглашая ее продолжать.
     - Это на самом деле необыкновенное существо, редкой доброты, но она не... как бы это сказать?.. У нее отсутствует всякое образование. Вы знаете, что она была актрисой, когда сэр Рьюбен женился на ней? Она полна мелочных предрассудков, суеверий. Если в чем-нибудь упрется, ей напрасно было бы возражать. Она даже не хочет слушать, что ей говорят. Инспектор был не очень тактичен, он вывел ее из себя. Теперь она упрямо твердит, что глупо подозревать мистера Леверсона, что это чистый идиотизм, который как свойствен полиции, и что, конечно, милый Чарльз не может быть виновным.
     - Но никакого убедительного аргумента?
     - Никакого. Я ей повторяла, что бесполезно идти к вам с утверждением, которое не подкреплено фактами.
     - Вы ей так сказали? Это интересно.
     Мгновенным взглядом Пуаро окинул свою собеседницу.
     Черный костюм хорошего покроя. Маленькая траурная шляпка очень ей к лицу. Он отметил ее элегантность, красивое лицо с немного заостренным подбородком, голубые глаза, опушенные длинными ресницами. Незаметно для себя он ощутил, что его отношение к ней меняется. Теперь его, пожалуй, больше интересовала сама молодая женщина, чем дело, которое привело ее к нему.
     - Я охотно поверил бы мадемуазель, что Аствелл чересчур эмоциональна и не совсем уравновешенна.
     Лили Маргрейв с готовностью кивнула.
     - Именно так. Как я уже говорила, она обезоруживающе добра, но с ней невозможно спорить или заставить рассматривать вещи с точки зрения логики.
     - Видимо, у нее имеются собственные подозрения и они достаточно нелепы?
     - Совершенно верно! - пылко воскликнула Лили. - Она невзлюбила несчастного секретаря сэра Рьюбена. И теперь утверждает, что она ЗНАЕТ, будто именно он убийца. Хотя было точно доказано, что Оуэн Трефузиус не мог совершить этого преступления.
     - Значит, нет оснований обвинять его?
     - Никаких. Но для нее существует только своя интуиция, добавила Лили пренебрежительно.
     - А вот вы, мадемуазель, не верите в интуицию, - заметил Пуаро улыбаясь.
     - Для меня это просто глупость.
     Пуаро выпрямился в своем кресле.
     - О, женщины, - пробормотал он. - Им очень нравится воображать, что господь бог наградил их особым прозрением.
     Но в девяти случаях из десяти интуиция приводит к заблуждению.
     - Вполне согласна, - подхватила Лили. - Я уже описала вам леди Аствелл. Совершенно немыслимо заставить ее внять доводам рассудка.
     - И поэтому вы, мадемуазель, такая рассудительная и тактичная, пришли ко мне, как она велела вам, и постарались добросовестно ввести меня в курс событий.
     Лили резко вскинула голову, удивленная странным тоном Пуаро. Она принялась извиняться.
     - Разумеется, я сознаю, как ценны ваши минуты...
     - Вы мне льстите, мадемуазель. Однако верно, что сейчас у меня на руках несколько важных дел...
     - Этого я и опасалась, - сказала она вставая. - Я передам леди Аствелл...
     - Вы очень торопитесь уйти отсюда, мадемуазель?
     Задержитесь еще на минутку.
     Лили слегка покраснела и снова села с явным неудовольствием.
     - Мадемуазель, вы живая и решительная девушка. Простите старика, который думает и действует более медленно. Но вы ошиблись относительно моих намерений. Я еще не говорил, что не поеду повидать леди Аствелл.
     - Так вы приедете?
     Она сказала это без всякого воодушевления, опустив глаза на ковер, и не заметила пристального внимания, с которым Пуаро наблюдал за нею.
     - Разумеется. Скажите леди Аствелл, что я в ее полном распоряжении. Я прибуду в "Мой отдых" - так кажется, называется имение? - сегодня после обеда.
     Он встал. Лили сделала то же самое.
     - Передам. Это очень любезно с вашей стороны, месье Пуаро. Хотя опасаюсь, как бы вы не оказались втянуты в химерическую авантюру.
     - Вполне возможно. Но... как знать?
     Он галантно проводил свою гостью до двери, потом медленно возвратился в кабинет, сел, нахмурившись, погруженный в свои мысли. Наконец, поднялся, приоткрыл дверь и кликнул слугу.
     - Мой добрый Джордж, прошу вас приготовить обычный маленький чемодан. Сегодня после обеда я еду за город.
     - Очень хорошо, месье, - отозвался тот.
     Джордж был типичным англичанином высокий, тощий, как жердь, и при любом повороте событий невозмутимый.
     - Видите ли, Джордж, молодая девушка - это одно из самых интересных явлений, особенно если она умна, - сказал Пуаро, откидываясь в кресле и закуривая сигару. - Просить что-то сделать и одновременно убеждать не делать этого - какой деликатный маневр, требующий большой тонкости. Ловка малютка, даже очень ловка. Но Эркюлю Пуаро присуща ловкость более высокого разряда!
     - Я неоднократно слышал, как вы утверждали это, месье.
     - Она хлопочет не о секретаре, - продолжал размышлять вслух Пуаро, - обвинение леди Аствелл принято ею с пренебрежением. Но ей очень не по нутру, чтобы кто-то вмешивался в дело. Ну что ж, в него вмешаюсь я. Разбужу всех спящих собак. В "Моем отдыхе" разыгрывается какая-то человеческая драма, она меня весьма заинтриговала. Малютка хитра, но недостаточно. И я спрашиваю себя: что я там найду?
     За этим замечанием последовала тягостная пауза Джордж воспользовался ею, чтобы задать прозаический вопрос.
     - Класть ли в чемодан смокинг, сэр?
     Пуаро меланхолически взглянул на него.
     - Я восхищен вашей всегдашней сосредоточенностью, Джордж!
     Вы так внимательны к своим обязанностям!
     Поезд в 16.55 остановился на вокзале в Эббот Кросс. Из него вышел месье Пуаро, несколько преувеличенно расфранченный, с нафабренными усами, вытянутыми в тонкую линию, концы их были заострены. Он отдал свой билет при входе. Его встретил шофер поражающе высокого роста.
     - Месье Эркюль Пуаро?
     - Да, таково мое имя, - произнес маленький бельгиец с важностью.
     - Машина подана с этой стороны, месье.
     Шофер распахнул дверцу "роллс-ройса".
     Понадобилось не более нескольких минут, чтобы домчаться от вокзала до виллы Дворецкий уже распахивал входную дверь, хотя Пуаро был еще в машине. Не претендуя на особую красоту, она производила впечатление прочности и комфорта.
     Детектив едва сделал два шага, входя в холл, как дворецкий проворно принял у него плащ и шляпу. Он сообщил тем почтительным тоном, каким умеют говорить только по-настоящему вышколенные слуги - Леди Аствелл ждет вас, месье Пуаро последовал за дворецким, несомненно тем самым, уже известным ему Парсонсом. Они поднялись по лестнице, покрытой мягким ковром. На втором этаже двинулись направо по коридору. В маленькой прихожей слуга открыл дверь и доложил:
     - Месье Эркюль Пуаро.
     Комната, в которую вошел Пуаро, казалась тесной из-за обилия мебели и безделушек. Женщина, одетая в траур, протянула руку.
     - Здравствуйте, месье Пуаро, - сказала она. Его сверхэлегантный вид прошел как бы мимо нее. Не обращая внимания ни на густо покрытую помадой прическу, когда он склонился к ее руке, ни на почтительное "мадам", которым он сопроводил свое приветствие, она крепко пожала ему руку и порывисто воскликнула.
     - Я доверяю людям маленького роста Они самые умные!
     - Если не ошибаюсь, - как бы мимоходом проронил Пуаро, инспектор Миллер рослый человек.
     - Самоуверенный кретин, - заявила леди Аствелл. Садитесь поближе, месье Пуаро. - Она указала ему на диван и продолжала:
     - Лили сделала все, чтобы помешать мне пригласить вас. Но в моем возрасте четко знаешь, чего хочешь.
     - Не всегда, - ввернул Пуаро.
     Удобно устроившись среди подушек, леди Аствелл села так, чтобы быть лицом к нему.
     - Лили такая милашка, но она считает, что знает все. А опыт научил меня, что как раз люди ее типа ошибаются особенно часто. Я, знаете ли, не умна, месье Пуаро, и никогда не была умной. Но часто оказываюсь права там, где умники попадают впросак. Я полагаюсь на высший инстинкт, который ведет нас. А теперь хотите ли вы, чтобы я сказала, кто убийца? Да или нет? Раз женщина говорит, месье Пуаро, то она ЗНАЕТ!
     - А мисс Маргрейв знает?
     - Что она вам наплела? - живо спросила леди Аствелл.
     - Перечислила факты.
     - Факты? О, конечно, факты абсолютно все против Чарльза.
     Но, месье Пуаро, я говорю вам: не он преступник. Уверяю, не он!
     Подавшись вперед, она повторила это с горячностью, которая делала ее почти одержимой.
     - Вы очень категоричны, леди Аствелл.
     - Трефузиус убил моего мужа. Вот в чем я убеждена, месье Пуаро!
     - Почему?
     - Почему он его убил? Или почему я в этом уверена?
     Говорю вам, что я ЗНАЮ. Моя уверенность возникает обычно сразу, и я никогда не обманываюсь.
     - Должен ли был мистер Трефузиус извлечь из смерти сэра Рьюбена какую-нибудь выгоду?
     Ответ последовал немедленно:
     - Нет. Муж не оставлял ему ни гроша. Всем хорошо известно, что мой дорогой Рьюбен не питал к своему секретарю ни привязанности, ни доверия.
     - Давно ли он служил у сэра Рьюбена?
     - Около девяти лет.
     - Весьма долгое время, - задумчиво промолвил Пуаро. Очень долгое. И оно проведено на службе у одного и того же человека. Мистер Трефузиус должен был хорошо знать своего хозяина?
     Леди Аствелл пронзительно посмотрела на него:
     - К чему вы клоните? Не вижу, как это может быть связано с преступлением.
     - У меня возникла маленькая собственная идейка, возможно, не особенно глубокая, но все-таки оригинальная: о влиянии на поступки людей рода их служебных занятий.
     Леди Аствелл продолжала смотреть на него.
     - Вы очень умны, не так ли? - спросила она, скорее, с сомнением в голосе. - Все так говорят.
     Пуаро рассмеялся.
     - Возможно, и вы на днях сделаете мне подобный комплимент, мадам. Но вернемся к нашей теме. Расскажите мне о ваших людях, которые находились здесь в ночь трагедии.
     - Был, конечно, Чарльз...
     - Мистер Леверсон. Он племянник вашего мужа, а не ваш, если я правильно понял?
     - Совершенно верно. Чарльз единственный сын сестры Рьюбена. Она вышла замуж за довольно богатого человека, но разразился кризис, как это частенько бывает, знаете в Сити.
     Отец Чарльза умер, мать тоже, и мальчик переехал к нам. В то время ему исполнилось двадцать три года. Он хотел стать адвокатом. Но когда произошла катастрофа с отцом, Рьюбен взял его в свое дело.
     - Был ли мистер Леверсон трудолюбив?
     - Мне нравятся люди, которые быстро все схватывают, сказала леди Аствелл, одобрительно покачивая головой. Нет, и это было темным пятном. Чарльз манкировал службой, и из-за глупостей, которые он делал, между ним и его дядей постоянно происходили сцены. Нельзя сказать, что у бедного Рьюбена был легкий характер. Много раз я ему напоминала, что он позабыл, что значит быть молодым. Его собственная молодость прошла совсем иначе, месье Пуаро. Ах, он стал совсем другим!
     При этом воспоминании леди Аствелл глубоко вздохнула.
     - Все претерпевают изменения, мадам. Это правило, от которого никто не отклоняется, - торжественно заявил Пуаро.
     - Однако со мной он никогда не был груб. Или, если это с ним случалось, по крайней мере, всегда жалел об этом. И умел мне это доказать. Бедный дорогой Рьюбен!
     - С ним было трудно жить?
     - Я-то умела за него взяться, - сказала леди Аствелл тоном опытного дрессировщика. - Но иногда, если он напускался на слуг, мне становилось просто неловко. Можно впадать в гнев тоже по-разному, а манера сердиться у Рьюбена была не из лучших.
     - Не могли бы вы, леди Аствелл, сказать мне более точно, как сэр Рьюбен распорядился своим состоянием?
     - Разделил пополам между Чарльзом и мною. Нотариусы излагают менее понятно, но все сводится к этому.
     - Вот как, - пробормотал Пуаро. - Теперь, леди Аствелл, прошу вас назвать точно людей, которые живут обычно у вас.
     Прежде всего; это вы сами. Затем секретарь мистер Оуэн Трефузиус, племянник сэра Рьюбена мистер Чарльз Леверсон, мисс Лили Маргрейв. Может быть, вы смогли бы сказать несколько слов об этой молодой особе?
     - Вы хотите получить сведения о Лили?
     - Именно. Давно она у вас?
     - Примерно год. У меня, знаете ли, перебывало множество компаньонок. Но по той или иной причине все они начинали в конце концов действовать мне на нервы. Лили не такая, как другие. У нее есть такт, она полна здравого смысла, и, кроме того, она хорошенькая. Приятно видеть перед собою хорошенькое личико! Я, месье Пуаро, странный человек. Моя симпатия или антипатия возникает с первого взгляда. В тот момент, когда я впервые увидела эту мисс, я сказала себе: она мне подойдет!
     - Вам ее порекомендовали друзья?
     - Сдается, она явилась по объявлению, которое я поместила в газете... Да, так оно и было, пожалуй.
     - Вы знаете что-нибудь о ее семье, о прежней службе?
     - Кажется, ее родители жили в Индии. Я знаю о них немного, но сразу видно, что Лили хорошего круга, не правда ли?
     - О, разумеется, разумеется.
     - Меня-то самое нельзя назвать дамой высшего света. Я знаю это, и для слуг это не секрет. Но, поверьте, во мне нет ничего низкого. Я способна справедливо оценивать других. Никто не мог бы подойти для меня лучше Лили. Я к ней отношусь почти как к дочери, уверяю вас, месье.
     Правой рукой Пуаро потрогал несколько изящных вещиц, которые стояли на столе возле него, потом спросил:
     - Сэр Рьюбен разделял ваше отношение к мисс Лили?
     Продолжая рассматривать безделушки, он отметил тем не менее мгновенное колебание леди Аствелл.
     - У мужчин все по-другому, - проронила она. - Конечно, они ладили. Они очень хорошо ладили.
     - Благодарю вас, мадам, - сказал Пуаро, скрывая улыбку.
     - А кроме слуг, больше никого не было в доме?
     - Ах, да. Был еще Виктор.
     - Виктор?
     - Да, Виктор Аствелл, брат моего мужа, который тоже был его компаньоном.
     - Он обычно живет вместе с вами?
     - Нет. Он только что приехал, чтобы провести несколько дней в "Моем отдыхе" после многих лет жизни в Западной Африке.
     - В Западной Африке, - повторил вполголоса Пуаро. Он понял, что леди Аствелл могла распространяться на любую тему, лишь бы ей дали на это время.
     - Говорят, это дивная страна, но я думаю, что это страна, где люди явно меняются к худшему. Там слишком много пьют.
     И бог знает что еще делают! У всех Аствеллов характеры на сахар, но у Виктора с тех пор, как он вернулся оттуда!..
     Это переходит все границы! Нечто скандальное! Один или два раза я сама испугалась его.
     - Внушает ли он также страх мисс Маргрейв? Вот о чем бы я хотел спросить себя, - пробормотал Пуаро.
     - Лили? О, не думаю, что он вообще видел ее более двух-трех раз.
     Пуаро черкнул несколько слов в крошечной записной книжке, которую тотчас тщательно запрятал в карман, предварительно вложив карандашик в специальный футляр.
     - Благодарю вас, леди Аствелл, - церемонно сказал он. Теперь, если позволите, я желал бы побеседовать с Парсонсом.
     - Вы хотите пригласить его сюда? - Леди Аствелл уже протянула руку к звонку.
     - Нет, тысячу раз нет! Я встречусь с ним внизу.
     - Ну, если вы считаете, что так удобнее...
     Было видно, что леди Аствелл разочарована, лишившись возможности участвовать в предполагаемой сцене. Пуаро принял таинственный вид.
     - Именно это крайне важно, - сказал он с нажимом, оставив леди Аствелл под глубоким впечатлением.
     Он нашел Парсонса в буфетной за чисткой столового серебра и начал переговоры с ним после изысканного поклона, секрет воздействия которого он знал наперед.
     - Я должен объяснить вам кое-что. Я частный детектив.
     - Да, месье, - ответствовал Парсонс. - Мы так и поняли.
     Тон был почтительный, но держал собеседника на расстоянии.
     - Леди Аствелл пригласила меня. Она обеспокоена и неудовлетворена следствием.
     - Я слышал, как госпожа неоднократно говорила об этом, месье.
     - Да, - продолжал Пуаро, - я действительно повторяю вещи, уже известные вам. Итак, не станем терять время на ненужные детали. Проводите меня, если не возражаете, в вашу комнату, и там вы по возможности точно перескажете все то, что слышали в ночь преступления.
     Комната дворецкого помещалась на первом этаже и примыкала к холлу для прислуги. Окна были забраны решетками, а в углу оказалась затворенная дверь, ведущая в подвал. Парсонс педантично указал на свою кровать.
     - Я лег в одиннадцать. Мисс Маргрейв поднялась в свою комнату, а леди Аствелл была с сэром Рьюбеном в кабинете в башне.
     - Леди Аствелл была у сэра Рьюбена?!. Продолжайте.
     - Кабинет расположен как раз над этой комнатой. Когда там говорят, слышны голоса, но нельзя разобрать слов. Я уснул, вероятно, в половине двенадцатого. Было ровно двенадцать, когда меня разбудил звук захлопнутой с силой двери, и я понял, что вернулся мистер Леверсон. Затем я услышал, как над моей головой ходят, и узнал голос мистера Леверсона, который разговаривал со своим дядюшкой. В этот момент я подумал, что мистер Чарльз бы... не скажу, что пьян, но очень раздражен и нарочно старался шуметь вовсю.
     Он громко кричал в разговоре с сэром Рьюбеном. До меня долетало то одно слово, то другое, но я слышал недостаточно, чтобы понять, о чем идет речь. Вдруг раздался пронзительный крик и глухой стук, будто упал тяжелый предмет или тело. А затем в тишине отчетливо прозвучал голос мистера Леверсона, он вскричал: "Боже мой! Боже мой!" - точно так, как я вам передаю, месье.
     Парсонс, поначалу мало расположенный беседовать с Пуаро, вошел во вкус и излагал свою историю с видимым удовольствием. Он ощущал себя искусным рассказчиком. Пуаро всячески подбадривал его.
     - Представляю, как вы взволновались!
     - Ах, так оно и было, месье. Не то чтобы в тот момент я придал всему особое значение. Просто подумал, что что-то уронено и мне бы следовало подняться взглянуть. Я встал, чтобы зажечь свет, и налетел в темноте на стул. Наконец отворил дверь и пошел отмыкать другую, которая выходит на площадку. Оттуда начинается лестница. Я стоял под лестницей и еще раздумывал, когда вновь услыхал голос мистера Леверсона. Он был наверху и говорил очень естественно и весело. "Ничего плохого, к счастью, - сказал он - Спокойной ночи!" Затем я услышал, как он прошел в свою комнату, насвистывая. Я отправился спать, говоря себе, что это всего лишь упал какой-то предмет, не больше. И я вас спрашиваю, месье, мог ли я заподозрить, что сэра Рьюбена убили, если мистер Леверсон сказал "спокойной ночи" и все такое?
     - А вы уверены, что слышали голос именно мистера Леверсона?
     Парсонс взглянул на маленького бельгийца почти с жалостью. Тот понял, что, независимо от того, прав он или ошибается, сам Парсонс не имеет никаких сомнений.
     - Желаете ли вы, месье, задать мне другие вопросы?
     - Мне хотелось узнать вот что: вы любите мистера Леверсона?
     - Я... простите, что вы сказали, месье?
     - Это очень простой вопрос: вы любите мистера Леверсона?
     - Общее мнение прислуги, месье... - Дворецкий остановился.
     - Ну, что ж. Отвечайте мне таким образом, если вам это больше нравится.
     - Все находят, месье, что мистер Леверсон благородный молодой человек, но недалек.
     - Знаете, Парсонс, хотя я его никогда не видел, у меня самого сложилось похожее мнение.
     - Правда, месье?
     - А каково ваше мнение... простите, мнение прислуги о секретаре?
     - Очень спокойный господин, воспитанный, терпеливый и сделает все, лишь бы никого не обеспокоить.
     - Вот как?
     Дворецкий кашлянул.
     - Леди Аствелл, месье, склонна судить несколько поспешно.
     - Следовательно, в глазах прислуги преступник мистер Леверсон?
     - Никто из нас не хотел бы верить, что это он... мы... короче, мы не считаем его способным на это, месье.
     - Мне кажется, однако, что характер у него неуравновешенный, - сказал Пуаро.
     Парсонс доверительно приблизился к нему.
     - Если вы меня спросите, у кого в доме самый вспыльчивый характер...
     Пуаро поднял руку:
     - Я бы задал не этот вопрос. Напротив, я бы спросил, у кого в доме самый лучший характер?
     Парсонс смотрел на него, раскрыв рот. Но Пуаро решил, что уже достаточно потерял времени с Парсонсом. Дружески кивнув, он оставил его.
     Детектив вновь поднялся в большой холл, на минутку остановившись, чтоб поразмыслить. Легкий шум заставил его очнуться. Склонив голову, как воробей, он на цыпочках приблизился к неприкрытой двери с другой стороны холла.
     Остановился по пороге и заглянул.
     Это оказалась маленькая библиотека. В наиболее удаленной от двери части ее молодой человек, худой и бледный, сидя за обширным письменным столом, что-то писал. У него был убегающий назад подбородок и пенсне.
     Пуаро наблюдал с минуту, потом обнаружил свое присутствие деликатным кашлем. Молодой человек оторвался от работы и поднял голову. Появление Пуаро не столько испугало его, сколько озадачило. Детектив сделал несколько шагов вперед и проговорил со своим обычным утрированным поклоном:
     - Вы месье Трефузиус, не так ли? Меня зовут Пуаро, Эркюль Пуаро. Вы, наверно, слышали обо мне?
     - О! Ну, конечно, - промямлил молодой человек.
     Пуаро внимательно рассматривал его. Оуэну Трефузиусу было около тридцати трех лет, и сразу стало понятно, почему никто не принимал всерьез обвинения леди Аствелл. Мистер Трефузиус относился к категории приличных молодых людей, исполнительных, скромных и обезаруживающе безобидных. Тип человека, с которым обращаются плохо, потому что он ни на кого не смеет обидеться. В этом уверены заранее.
     - Вас прислала леди Аствелл? Она сообщила, что собирается сделать это. Могу я вам быть чем-нибудь полезен?
     - Гм... А говорила ли леди Аствелл вам о своих подозрениях?
     - Что касается этого, - со слабой улыбкой отозвался Трефузиус, - то я знаю, она подозревает меня. Абсурд, но это так. После смерти сэра Рьюбена она почти со мною не разговаривает, а когда мы сталкиваемся в доме, даже прижимается к стене.
     Он держался совершенно естественно, скорее, забавляясь ситуацией, чем огорчаясь. Казалось, искренность Пуаро располагала и его к ответной сердечности.
     - Представьте, мне она заявила то же самое! Я с ней не спорил. Взял за право никогда не пререкаться с такими безапелляционными особами. Пустая трата времени.
     - Вы правы.
     - Поэтому я лишь повторял: да, мадам; вот именно, мадам; совершенно верно, мадам. Эти слова ничего не выражают и в то же время успокаивают. У меня собственные изыскания.
     Между нами говоря, мне кажется почти невероятным, чтобы кто-то, кроме Леверсона, мог совершить это преступление.
     Однако... в общем, в нашей практике случалось и так, что невозможное все-таки происходило.
     - Очень хорошо понимаю ваши сомнения, - корректно произнес секретарь. - Прошу считать, что я целиком в вашем распоряжении.
     - Отлично, - проговорил Пуаро. Мы с полуслова понимаем друг друга. Теперь поведайте мне не спеша о событиях того вечера. Лучше начать с ужина.
     - Как вы наверняка уже знаете, мистер Леверсон не ужинал дома. Они с дядей крупно поссорились, и он отправился ужинать в клуб. Сэр Рьюбен весь вечер пребывал в мрачном расположении духа.
     - Не очень-то легкий характер был у вашего хозяина, подсказал Пуаро.
     Трефузиус невесело усмехнулся.
     - По правде говоря, ужасный! Я служу у него девять лет и изучил все его штучки. Человек с невыносимым нравом, месье Пуаро. Он впадал в приступы ярости, как избалованный ребенок. И тогда оскорблял каждого, кто к нему приближался.
     Я-то, в конце концов, этому притерпелся, не обращал ни малейшего внимания, что бы он ни говорил. В глубине души он не был злым, но случалось, что от гнева просто терял рассудок, приводя в отчаяние окружающих. Единственно, что надо было делать - это не отвечать ему ни слова.
     - А остальные домашние? Обладают ли они подобной рассудительностью?
     - Леди Аствелл, пожалуй, даже любила громкие сцены. Она ни чуточки не боялась своего мужа, всегда давала отпор и отвечала порой очень метко. Вскоре они мирились Сэр Рьюбен был глубоко привязан к ней.
     - Ссорились ли супруги в тот вечер?
     Трефузиус бросил несмелый взгляд в сторону собеседника и ответил не сразу.
     - Полагаю, что да. Почему вы об этом спросили?
     - Естественно, я не знал об этом, - объяснил Пуаро, - но все представляется мне так, как если бы они повздорили.
     Он искусно перевел разговор на другую тему.
     - Кто еще был за ужином?
     - Мисс Маргрейв, мистер Виктор Аствелл и я.
     - Как прошел остаток вечера?
     - Мы перешли в гостиную. Сэр Рьюбен не последовал за нами. Он ворвался туда минут через десять, чтобы устроить мне нагоняй из-за какой-то чепуховой обмолвки в письме. Я поднялся вместе с ним в кабинет в башню и исправил то, что требовалось. Потом вошел мистер Виктор Аствелл и объявил, что желает говорить с братом наедине. Я возвратился в гостиную к дамам. Не прошло, однако, и четверти часа, как сэр Рьюбен принялся трезвонить, и Парсонс передал мне, чтобы я немедля шел к сэру Рьюбену. Когда я переступал порог кабинета, мистер Виктор Аствелл оттуда выходил. Он так толкнул меня, что я еле устоял. Видно было, что он взбудоражен. Это очень импульсивный человек. Думаю, он меня даже не заметил.
     - А сэр Рьюбен ничего не сказал вам по этому поводу?
     - Он пробормотал: "Виктор спятил. Не удивлюсь, если на днях он убьет кого-нибудь в приступе ярости"
     - Вот как? У вас есть какие-либо соображения, что могло привести его в невменяемое состояние?
     - Увы, никаких.
     Пуаро не спеша повернул голову и бегло взглянул на секретаря. У него сложилось впечатление, что Трефузиус сказал больше, чем первоначально хотел. Но и на этот раз Пуаро не пожелал настаивать.
     - Что же последовало дальше? Продолжайте, пожалуйста.
     - Я работал с сэром Рьюбеном над бумагами около полутора часов. В одиннадцать пришла леди Аствелл, и сэр Рьюбен сказал мне, что я могу быть свободен.
     - И вы ушли?
     - Да.
     - Сколько времени, по-вашему, леди Аствелл оставалась наедине со своим мужем?
     - Даже не представляю. Ее комната на втором этаже, моя на третьем. Я не мог слышать, когда она вернулась к себе.
     - Понятно. - Пуаро стремительно встал. - Теперь проводите меня в башню.
     Секретарь безмолвно прошел вперед. Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж, дошли до самого конца коридора, где находилась обитая дверь, которая выходила на площадку еще одной, маленькой лестницы. Лесенка привела их к другой двери, и они оказались на месте преступления: в кабинете в башне.
     Это был обширный зал, его потолки представлялись вдвое выше, чем во всем остальном доме. Стены украшало оружие дикарей: стрелы, копья, кинжалы. Вообще вокруг были развешаны в изобилии разные диковинки, почти все африканского происхождения. Письменный стол занимал оконный проем. Пуаро сразу направился к нему.
     - Именно здесь нашли сэра Рьюбена?
     Трефузиус молча утвердительно кивнул.
     - Если я правильно понял, его ударили сзади?
     - Его ударили одной из этих палиц, - пояснил секретарь.
     - Они ужасно тяжелые. Смерть, очевидно, наступила мгновенно.
     - Это подтверждает мысль, что преступление непреднамеренное. Крупная ссора, кто-кто хватает почти бессознательно первое попавшееся орудие...
     - Да. Но это отягчает обвинение против бедняги Леверсона.
     - Труп нашли склонившимся вперед, на письменный стол?
     - Нет. Он упал на пол, боком.
     - Это весьма любопытно, - произнес Пуаро.
     - Почему любопытно? - тотчас заинтересовался Трефузиус.
     - А вот почему, - охотно отозвался Пуаро, указывая пальцем на запекшееся пятно неправильной формы на полированной поверхности стола. - Это кровь, мой друг.
     - Может быть, просто брызги? Их могли оставить позже, когда уносили труп.
     - Возможно, возможно, - не отрицал маленький бельгиец. Есть в комнате другая дверь, кроме той, в которую мы вошли?
     - Вот здесь. Видите, где лестница?
     Трефузиус отдернул штору, которая драпировала самый близкий к двери угол кабинета. Оттуда узкая лестница вела на верхний этаж.
     - Первоначально башенку построили для любителя-астронома, Винтовая лестница ведет в круглую комнату, где у него некогда стоял телескоп. А сэр Рьюбен устроил там себе вторую спальню и иногда ночевал в ней, если засиживался допоздна.
     Пуаро легко взбежал по ступенькам. Круглая комнатка была обставлена самой незамысловатой мебелью: раскладная кровать, стул и туалетный столик. Он заметил, что другого выхода из комнаты не существовало, и удовлетворенный спустился в кабинет, где его ждал Трефузиус.
     - Вы слышали, когда вернулся мистер Леверсон?
     - Нет. В это время я уже крепко спал.
     Пуаро не спеша обошел кабинет.
     - Ну, что ж, - процедил он наконец. - Думаю, здесь больше ничего интересного нет. Хотя... не будете ли вы любезны задернуть шторы?
     Трефузиус с привычной расторопностью сдвинул тяжелые бархатные занавеси перед окном.
     Пуаро зажег верхний светильник, прикрытый стеклянным шаром, свисающим с потолка.
     - В исправности, конечно, и настольная лампа? - спросил он.
     Секретарь включил массивную настольную лампу с абажуром зеленого стекла, которая стояла на письменном столе. Пуаро потушил плафон, потом несколько раз зажигал и гасил его.
     - Хорошо, - сказал он. - Здесь я окончил. Спасибо за вашу помощь, мистер Трефузиус.
     - Всегда рад служить, - ответил секретарь. - Ужин в семь тридцать, сэр.
     В задумчивости Пуаро отправился в отведенную ему комнату и нашел там исполнительного Джорджа, который уже распаковывал вещи своего хозяина.
     - Мой милый Джордж, - произнес Пуаро спустя несколько минут. - Я очень надеюсь встретить сегодня за ужином некоего господина, который меня весьма интригует. Человека, который вернулся из тропиков, Джордж, и обладает тропическим темпераментом, как утверждают окружающие. Человека, о котором Парсонс рвался рассказать мне, а вот мисс Маргрейв не упомянула вовсе. У покойного сэра Рьюбена был препаршивый характер, Джордж. Предположим, что такой горячка, как он, оказался рядом с другим, еще более запальчивым субъектом. Вполне мог произойти взрыв, как думаете?
     - Не обязательно, месье.
     - Не обязательно?
     - Нет, то есть да, месье. У меня была тетушка Джемина, с языком змеи, настоящая мегера. Она мучила свою бессловесную сестру, которая жила вместе с ней, это было ужасно. Чуть не уморила ее своей злобой. А вот если ей осмеливались давать отпор, тогда совсем другое дело! Она тотчас присмиреет, настоящая овечка! Чего она совершенно не выносила, так это тихонь. Тех, кто ей потакал.
     - Вот как? - пробормотал Пуаро. - В самом деле, этот пример наводит на размышления.
     Джордж кашлянул, как бы заранее извиняясь.
     - Могу ли я чем-нибудь помочь вам, месье? - спросил он.
     - Конечно, милый Джордж. Я хотел бы знать, какого цвета было платье на мисс Маргрейв вечером, когда произошло убийство. И кто из горничных прислуживает ей.
     Джордж выслушал инструкции с обычным непроницаемым видом.
     - Очень хорошо, месье. Вы получите эти сведения завтра утром.
     - Вы чрезвычайно ценный для меня человек, Джордж, сказал Пуаро, вперившись в огонь в камине. - Поверьте, отныне я буду держать в голове вашу тетушку Джемину.
     В конце концов в этот вечер Пуаро так и не удалось встретиться с Виктором Аствеллом. Тот задерживался в Лондоне и предупредил об этом по телефону.
     - Он распутывает дела, которые остались после вашего мужа? - спросил Пуаро у леди Аствелл.
     - Виктор один из компаньонов фирмы. Он и в Америку ездил, чтобы изучить постановку дела каких-то горнорудных концессий. Ведь это связано именно с шахтами. Лили?
     - Да, мадам.
     - Мне кажется, с золотыми приисками. А может, медь или олово? Вы-то должны знать. Лили, досконально. Сэр Рьюбен еле успевал отвечать на кучу ваших вопросов об этом! О, осторожнее, моя дорогая. Вы чуть не опрокинули вазу!
     - Здесь становится так жарко, когда топят камин, - нервно отозвалась девушка. - Вы разрешите открыть ненадолго окно?
     - Если хотите, дорогая.
     Пуаро проследил взглядом, как девушка распахнула раму и высунулась наружу, чтобы подышать свежим воздухом из сада.
     Когда она вернулась за стол, он любезно осведомился:
     - Вы интересуетесь шахтами, мадемуазель?
     - О, нет. Не слишком. Я слушала сэра Рьюбена вполуха и мало что запомнила, - легко отозвалась Лили.
     - Тогда вы маленькая притворщица, - заметила с улыбкой леди Аствелл. - Бедный Рьюбен даже заподозрил, что у вас есть особые причины атаковать его вопросами.
     Детектив упорно не сводил глаз с пылающего камина, однако от него не укрылось, как вспыхнуло лицо Лили Маргрейв. Он незаметно переменил тему разговора.
     Когда пришло время расходиться на ночь. Пуаро обратился к леди Аствелл:
     - Могу я задержать вас на несколько слов, мадам?
     Тактичная Лили Маргрейв тотчас вышла из комнаты. Леди Аствелл выжидающе взглянула на детектива.
     - Мадам, вы последний человек, который видел сэра Рьюбена живым?
     У нее навернулись слезы, и, кивнув, она поднесла к глазам платочек, отделанный черным кружевом.
     - Не плачьте, прошу вас, мадам!
     - Вам легко это сказать, месье Пуаро. Я просто не могу остановиться.
     - Я трижды глуп, что огорчаю вас!
     - Нет, нет, ничего. Продолжайте. Что вы хотели спросить?
     - Было около одиннадцати, не правда ли, когда вы вошли в кабинет в башне и сэр Рьюбен отослал Трефузиуса.
     - Кажется да.
     - Сколько времени вы пробыли с сэром Рьюбеном?
     - Было ровно без четверти двенадцать, когда я вошла в свою комнату. Я запомнила это, потому что ненароком взглянула на часы.
     - Леди Аствелл, будете ли вы настолько добры, чтобы сказать мне, о чем вы беседовали с вашим мужем?
     Теперь она разрыдалась по-настоящему и упала головой на диван.
     - Мы... мы поссорились, - простонала она.
     - Из-за чего? - ласково спросил Пуаро.
     - Ах, из-за кучи вздора. Началось с Лили. Рьюбен готов был невзлюбить и ее. Конечно, без причины. Он утверждал, что застал ее, когда она рылась в его бумагах. Требовал ее уволить. Тогда я заявила, что она славная девочка и я этого не допущу. Он повысил голос, я тоже уперлась на своем и высказала все, что о нем думаю. На самом деле я вовсе этого не думаю, месье Пуаро! Он ответил, что вытащил меня из канавы, чтобы жениться на мне, а я ему сказала... Но теперь какое это все имеет значение? Понимаете, я всегда себя уверяла, что хорошая семейная ссора только очищает воздух.
     Если бы я знала, что его убьют в ту самую ночь! Бедный мой старина Рьюбен!
     Пуаро выслушал отчаянную тираду с сочувствием.
     - Я причинил вам боль, простите меня за это, сказал он.
     - Попытаемся взглянуть на все практически, стать обеими ногами на землю. Вы по-прежнему убеждены, что вашего мужа убил мистер Трефузиус?
     Леди Аствелл выпрямилась.
     - Месье Пуаро, инстинкт женщин не обманывает.
     - Конечно, конечно, - поспешил Пуаро. - Но вот вопрос, в какой момент он это делал?
     - Ну, разумеется, потом. Когда меня уже не было в кабинете.
     - Вы покинули сэра Рьюбена без четверти двенадцать.
     Мистер Леверсон возвратился домой без пяти двенадцать. Вы думаете, что за десять минут секретарь, который был в своей комнате, вернулся в кабинет и совершил убийство?
     - Вполне возможно.
     - Сколько всяких возможностей вокруг, - меланхолически пробормотал Пуаро. - Да, пожалуй, успеть можно. Но вот сделал ли он это?
     - Безусловно, теперь он клянется, что лежал в своей постели и сладко спал. Но кто может знать, так ли это?
     Пуаро напомнил, что никто из домашних в этот час не видел Трефузиуса и на ногах - Никто не видел, потому что все спали, - торжествующе сказала леди Аствелл.
     "Это еще вопрос", - подумал Пуаро, а вслух сказал:
     - Ну, что ж Я удовлетворен Спокойной ночи, мадам.
     Джордж поставил возле кровати своего хозяина поднос с дымящимся утренним кофе.
     - Если позволите, месье, на мисс Маргрейв вечером, когда произошло убийство, было бледно-зеленое платье из шелкового муслина.
     - Благодарю, Джордж. Вижу, что могу рассчитывать на вас - Мисс Маргрейв обслуживает третья горничная, ее зовут Глэдис.
     - Еще раз спасибо. Вы прямо-таки сокровище!
     - Что вы, месье!
     - Сегодня хорошая погода, - сказал Пуаро, взглянув на окно. - Но навряд ли кто-нибудь поднимется слишком рано.
     Думаю, Джордж, кабинет в башне будет в нашем полном распоряжении, если мы захотим провести маленький эксперимент.
     - Я вам понадоблюсь, месье?
     - Вот именно. Эксперимент абсолютно безболезненный.
     Шторы еще не были раздернуты, когда они поднялись в кабинет в башне Джордж хотел раздвинуть их, но Пуаро остановил его:
     - Оставим комнату, как она есть. Зажгите только настольную лампу.
     Джордж повиновался.
     - А теперь, мой дорогой, садитесь в это кресло.
     Устраивайтесь так, как будто бы вы пишете. Я тем временем подкрадусь, возьму эту палицу и ударю вас по голове. Вот так.
     - Да, месье, - бесстрастно проговорил слуга.
     - Но когда я ударю, перестаньте писать. Вы ведь понимаете, я не могу воспроизвести все совершенно точно. Не могу ударить вас с той силой, с какой убийца ударил сэра Рьюбена. Когда мы дойдем до этого момента, вам придется притворится убитым. Я легонько стукну, а вы сползете в кресле вот так руки вытянуты, тело обмякло. Дайте-ка покажу. Нет, нет, не напрягайте мышцы, - Пуаро вздохнул. Джордж, вы прекрасно гладите мои брюки, но у вас маловато воображения. Придется мне вас заменить в кресле.
     И Пуаро сел перед письменным столом.
     - Я занят, пишу. И думаю только об этом. А вы подкрадываетесь бесшумным волчьим шагом сзади и ударяете меня по голове. Бах! Я опрокидываюсь вперед. Но не очень далеко вперед, потому что кресло низкое и, кроме того, мне мешают мои руки. Вернитесь к двери, оставайтесь там и скажите мне, что вам оттуда видно.
     - Гм...
     - Начинайте, начинайте - Я вижу, месье, что вы сидите за письменным столом.
     - Прекрасно, сижу за столом.
     - Трудно точно разглядеть. Тут далеко и абажур плотный.
     Если позволите зажечь плафон... - Джордж протянул руку к выключателю.
     - Нет, нет! - вскричал Пуаро. - Мы прекрасно обойдемся и так. Вот я склонился над столом, а вы стоите около двери.
     Идите вперед, Джордж. Идите и положите мне на плечо руку.
     Немного нажмите на плечо, как будто стремитесь сохранить равновесие. Вот так.
     Когда Джордж отпустил его, Пуаро свалился на бок именно в том положении, которое было нужно.
     - Я падаю... Так и есть! Да, это недурно придумано. А теперь проделаем еще более важную вещь. Мне необходимо плотно позавтракать!
     И маленький детектив расхохотался, довольный своей шуткой.
     - Никогда нельзя пренебрегать желудком, Джордж!
     Пуаро спустился вниз, продолжая посмеиваться. Он был вполне доволен поворотом событий.
     После завтрака он познакомился с Глэдис, третьей горничной. То, что она ему рассказала, очень его заинтересовало. Она была полна симпатии к Чарльзу, хотя его виновность не вызывала и у нее сомнений.
     - Бедный молодой человек, - сказала она. - Ему, конечно, очень тяжело, месье, особенно потому, что он в тот момент был, можно сказать, не в себе.
     - Они, вероятно, отлично ладили с мисс Маргрейв?
     Единственные молодые люди во всем доме.
     - Мисс Маргрейв держала его на расстоянии, - произнесла Глэдис, покачав головой. - Она не хотела никаких историй и ясно дала это понять.
     - Она ему очень нравилась?
     - О, так себе. Слегка, как говорится. Ничего серьезного. Мистер Виктор Аствелл - вот тот прямо без ума от мисс Лили, - добавила Глэдис, глуповато посмеиваясь.
     - Неужто?
     Глэдис снова захихикала.
     - Он в нее сразу втюрился. А что, мисс Лили в вправду раскрасавица. Настоящая лилия, правда ведь, месье?
     Стройненькая и волосы золотистые, густые.
     - По вечерам ей надо надевать бледно-зеленое платье, проговорил Пуаро мечтательно. - Существует один оттенок зеленого...
     - А у нее есть как раз такое платье, - сразу оживилась Глэдис. - Из-за траура его сейчас нельзя надевать, но оно было на ней в тот вечер, когда убили сэра Рьюбена.
     - Видите, ей нужен именно нежно-зеленый тон, ничего темного. Как бы это вам объяснить?
     - Платье и есть точь-в-точь такое, месье. Подождите минутку, я вам его покажу. Мисс Лили не заругается, она ушла гулять с собаками.
     Пуаро был осведомлен об этом не хуже ее. Он начал поиски горничной только после того, как увидел Лили выходящей из дома. Глэдис умчалась стрелой и также быстро вернулась, неся платье на плечиках.
     - Великолепно! - воскликнул Пуаро, вскинув в восхищении руки. - Дайте на секундочку, хочу разглядеть на свету.
     Он взял платье и проворно подошел к окну, наклонился, внимательно изучая шелковистую ткань. Затем протянул горничной обратно.
     - Оно в самом деле восхитительно, - сказал он. - Тысяча благодарностей, что показали мне его.
     - Не за что, месье. Я всегда говорю, что французы знают толк в дамских нарядах!
     - Вы очень любезны, милая Глэдис!
     Он проводил ее глазами, когда она упорхнула с платьем, и улыбнулся. Его правая ладонь скрывала крошечные ножнички и совершенно уже миниатюрный лоскуток зеленого муслина, отрезанный с большой аккуратностью. "А теперь будем героем", - сказал он сам себе.
     Возвратившись в свою комнату, он кликнул Джорджа:
     - Мой славный Джордж, найдите на туалетном столике золоченую булавку для галстука.
     - Да, месье.
     - А на умывальнике флакончик с эфиром. Теперь обмакните кончик булавки в эфир.
     Джордж пунктуально выполнил приказание. Он уже давно перестал удивляться причудам своего хозяина.
     - Готово, месье.
     - Отлично. Подойдите поближе. Я протягиваю палец, воткните в него острие булавки.
     - Простите, месье, но... вы хотите, чтобы я уколол вас?
     - Вот именно. Мне нужно, чтобы появилась малюсенькая капля крови.
     Джордж ухватил его за палец, а Пуаро зажмурился и отвернул голову. Когда слуга воткнул кончик булавки, Пуаро слабо вскрикнул.
     - Спасибо, вы проделали это великолепно. - С этими словами он вынул из кармана лоскуток и обтер им кровь с пальца. - Опыт полностью удался, - объявил торжественно. Взгляните-ка.
     Но Джордж смотрел в окно.
     - Простите, месье. Какой-то господин прикатил в большом автомобиле.
     - Ах, ну, это, скорее всего, вспыльчивый мистер Виктор Аствелл! Спущусь познакомиться с ним, - и он поспешно вышел вон.
     Голос мистера Аствелла раздался намного раньше, чем возник он сам. Из холла неслась отборная брань.
     - Да потрудитесь же взглянуть, что вы делаете, идиот!
     Стекло в ящике, стекло! Черт подери, Парсонс, убирайтесь оттуда! Поставьте на пол, болван! Безмозглое животное!
     Пуаро задержался на лестнице и спускался очень медленно.
     С отменной вежливостью он поклонился великану, который и был Виктором Аствеллом.
     - А вы здесь какого дьявола?..
     Пуаро вновь поклонился:
     - Меня зовут Эркюль Пуаро, мистер Аствелл.
     - О, господи... Значит, Нэнси вас все-таки приволокла?
     - прорычал он.
     Положив медвежью руку на плечо Пуаро, он почти втолкнул его в библиотеку.
     - Так вы и есть тот самый тип, о котором столько шуму? Он бесцеремонно разглядывал маленького детектива с головы до ног. - Впрочем, не обращайте внимания на мои крепкие выражения. Шофер осел, а старый кретин Парсонс постоянно действует мне на нервы. Я плохо переношу дураков, месье Пуаро! Счастлив, что вы не относитесь к их категории, - уже более любезно закончил Виктор Аствелл.
     - Те, кто думал обратное, впоследствии сожалели о своей ошибке, - спокойно произнес Пуаро.
     - Так, так. Нэнси притащила вас сюда, потому что вбила себе в голову всякие дурацкие идеи относительно секретаря Рьюбена. Они ни в какие ворота не лезут! Трефузиус безволен, как тряпка. Убежден, он пьет одно молоко.
     Принципиальный противник алкоголя, видите ли. Ей-богу, вы только зря потеряете время.
     - Когда наблюдаешь человеческую натуру, время никогда не тратится впустую, - миролюбиво заметил Пуаро.
     - Что? Человеческую натуру? Ах, вот что! - Виктор взглянул не без иронии и небрежно развалился в кресле. - Я могу быть вам полезен?
     - Разумеется. Если объясните повод к ссоре с вашим братом накануне его смерти.
     Виктор Аствелл нетерпеливо мотнул головой.
     - Это вовсе не относится к преступлению.
     - Вы абсолютно убеждены?
     - Естественно. Раз не имеет связи с Чарльзом Леверсоном.
     - Леди Аствелл уверена, что сам Чарльз Леверсон не имеет связи с преступлением.
     - Ах, эта Нэнси!..
     - Парсонс непоколебимо стоит на том, что в ту ночь поздно вернулся домой именно Чарльз Леверсон, но он его не видел.
     Да, собственно, и никто не видел.
     - В этом вы ошибаетесь, - сказал Аствелл. - Его видел я.
     - Вы?!
     - Ах, да все очень просто. Рьюбен здорово допек Чарльза, надо признать, что не без причины. Потом принялся за меня.
     Я выложил все, что о Нем думаю, и, чтобы позлить, принял сторону Чарльза. Потом решил, что стоит повидать Чарльза этой же ночью, рассказать, чем все кончилось. Поднявшись в спальню, я не стал ложиться, оставил дверь приоткрытой и ждал его, покуривая сигару. Наши комнаты на третьем этаже соседние.
     - Простите великодушно, что прерываю. А мистер Трефузиус тоже живет на третьем этаже?
     - Да, - ответил Аствелл, - его спальня сразу после моей.
     - Ближе к лестнице?
     - Да нет, с другой стороны.
     Странный огонек вспыхнул во взгляде Пуаро, но его собеседник ничего не заметил и спокойно продолжал:
     - Как я вам уже сказал, я поджидал Чарльза. Входной дверью он хлопнул примерно без пяти двенадцать, но поднялся на нашу площадку только через десять минут. Едва взглянув на него, я понял, что бесполезно даже пытаться говорить с ним в этот вечер!
     В ответ на его выразительный жест - щелчок по собственному горлу. - Пуаро пробормотал:
     - Понятно...
     - Бедняге никак не удавалось держаться прямо, ноги у него подгибались. Тогда-то я объяснил это себе просто. Но, оказывается, дело было в том, что он только что совершил преступление!
     Пуаро тотчас спросил:
     - А никакого шума в этот момент из кабинета в башне вы не слышали?
     - Да нет. Вы забываете, что я ведь был на противоположной стороне дома. Стены толстые, едва ли услышишь и выстрел из башни. Я спросил у Чарльза, не надо ли ему помочь? Но он ответил, что до постели доберется и сам. Вошел в свою спальню и хлопнул дверью. Я разделся и тоже лег спать.
     Пуаро задумчиво разглядывал ковер.
     - Сознаете ли вы всю важность вашего заявления, мистер Аствелл? - спросил он, отрывая наконец взгляд от пола.
     - Да. Впрочем... Собственно, что вы имеет в виду?
     - Согласно этому заявлению между тем моментом, когда Леверсон хлопнул дверью у входа, и тем, когда он появился на третьем этаже, прошло десять минут. Насколько мне известно, сам он утверждает, что, возвратившись в дом, сразу же поднялся наверх и лег в кровать. Но есть и еще одно. Я допускаю, что обвинение, выдвинутое леди Аствелл, фантастично. Однако, что оно полностью абсурдно, надо было еще доказать. А ваше заявление подтверждает полное алиби секретаря.
     - То есть как?
     - Охотно объясню. Леди Аствелл говорит, что покинула своего мужа без четверти двенадцать, а секретарь поднялся к себе в одиннадцать. Следовательно, единственный промежуток, когда тот мог бы совершить свое преступление, это время между без четверти двенадцать и возвращением мистера Леверсона. Если же, исходя из ваших слов, ваша дверь была приоткрыта, Трефузиус не мог выбраться из своей комнаты, не будучи замечен вами.
     - Действительно, - пробормотал Виктор Аствелл.
     - А другой лестницы не имеется?
     - Нет. Чтобы оказаться в башне, у него не было другого пути, как мимо моей двери. А он не проходил. Да в любом случае он мямля! Это не для него, уверяю вас!
     - Да, да. Я уже понял. У вас по-прежнему нет желания открыть мне причину вашей ссоры с сэром Рьюбеном?
     Виктор Аствелл побагровел:
     - Вы от меня ничего не добьетесь!
     Пуаро рассеянно обозревал потолок.
     - Я умею хранить тайны, - многозначительным шепотом сказал он. - Особенно если речь идет о женщине.
     Аствелл вскочил.
     - Черт побери! Откуда вы это взяли? На что намекаете?
     - Я имею в виду мисс Лили Маргрейв, - размеренно произнес Пуаро.
     Виктор Аствелл секунду потоптался в нерешительности, затем нормальный цвет лица к нему вернулся, и он сел.
     - Кажется, для меня вы чересчур проницательны, месье Пуаро. Что ж, мы с Рьюбеном в самом деле поссорились из-за Лили. Он был разозлен на нее. Все равно я ничему не верю.
     Но он перешел все границы, он заявил, будто она по ночам выходит тайком из дому, чтобы встречаться с мужчинами! Ну, тут я его поставил на место! Сказал, что и за меньшее пристреливал людей на месте. А они были покрепче его. Он прикусил язык. Вообще Рьюбен побаивался меня, когда на меня накатит бешенство.
     - Поверьте, это меня не удивляет, - любезно вставил Пуаро.
     - Я очень хорошо отношусь к Лили Маргрейв, - с вызовом продолжал Аствелл. - Она во всех отношениях замечательная девушка.
     Пуаро не отозвался. Он сидел погруженный в свои мысли.
     Внезапно он очнулся.
     - Не худо бы поразмять ноги! Поблизости есть какая-нибудь гостиница?
     - Даже две, - озадаченно ответил Аствелл. - Гостиница "Гольф", рядом с площадкой для гольфа, наверху. И гостиница "Митра", внизу, около вокзала.
     - Благодарю. Мне просто необходимо прогуляться.
     Гостиница "Гольф", как и следовало ожидать, располагалась напротив клуба игроков в гольф. Пуаро направился туда. У него был определенный план действий. Войдя в гостиницу, он ровно через три минуты получил личную аудиенцию у директрисы мисс Лэнгтон.
     - Мне совестно беспокоить вас, мадемуазель, но такова моя профессия. Я детектив.
     Иногда он предпочитал самые простые пути. В данном случае эффект сказался сразу.
     - Детектив? - испуганно протянула директриса без особой уверенности.
     - Я не служу в Скотланд-Ярде, - поспешно объяснил Пуаро.
     - Вы, видимо, заметили, что я даже не англичанин? Я веду частное расследование обстоятельств гибели сэра Рьюбена.
     - Убийство, вы говорите? Ах, вот как!..
     Она смотрела на него глазами круглыми, как плошки.
     - Ну да, - терпеливо повторил Пуаро. - Разумеется, открыться я могу только надежному человеку, вроде вас.
     Думаю, мадемуазель, что вы можете мне помочь. Постарайтесь припомнить имя постояльца, который жил у вас в тот день, когда совершилось преступление. Не выходил ли он вечером из гостиницы? Возвратиться он мог около половины первого.
     - Но вы ведь не думаете... - начала мисс Лэнгтон и задохнулась от волнения.
     - Что у вас жил преступник? Нет. Но у меня есть основания думать, что один из ваших постояльцев в ту ночь прогуливался в направлении виллы "Мой отдых". В таком случае он мог видеть нечто, не имевшее значения для него, но очень ценное для меня.
     Директриса покивала головой с многозначительным видом.
     Словно полностью проникла в смысл логики событий.
     - Я вас прекрасно понимаю. Погодите, дайте сообразить, кто же у нас тогда жил? - Она сдвинула брови, вспоминая имена. - Капитан Сванн, мистер Элкинс, полковник Блант, старый мистер Венсон... Нет, месье, не думаю, чтобы кто-нибудь из них выходил в тот вечер, - Об отлучке любого из них вы бы знали?
     - Конечно. Такое случается крайне редко. Когда господа ужинают в другом месте, они отсутствуют не более двух часов.
     По вечерам тут нечего делать вне гостиницы. Развлечения в Аббате Кроссе ограничиваются гольфом и только им!
     - Это верно, - согласился Пуаро. - Итак, насколько вам помнится, никто из жильцов не выходил в тот вечер из гостиницы?
     - Не считая капитана Энгланда с женою. Они были приглашены на ужин.
     Пуаро покачал головой.
     - Я имею в виду не это. Пойду поищу в другом месте.
     Кажется, название второй гостиницы "Митра"?
     - О, "Митра"!.. Вы правы, оттуда любой мог бы прогуливаться по ночам! - Видимо, она не очень жаловала постояльцев "Митры".
     Пуаро удалился с безмолвным достоинством.
     Спустя десять минут та же сцена повторилась с мисс Коул, управлявшей гостиницей "Митра". Гостиница оказалась более дешевой и, следовательно, менее претенциозной. Она располагалась вблизи вокзала.
     - В тот вечер один господин действительно долго не возвращался. Кажется, около половины первого. У него, знаете, такая привычка, гулять по ночам. Один или два раза с ним это уже случалось. Постойте, как же его звали? Не могу припомнить.
     Она перелистала страницы в большой книге, бормоча:
     - Двенадцатый... двадцатый... двадцать первый... двадцать второй... А, вот. Нэйлор, капитан Хэмфри Нэйлор.
     - Он раньше останавливался у вас? Вы хорошо его знали?
     - Приезжал один раз, примерно за две недели до этого.
     Припоминаю, что и тогда он уходил ночью.
     - Он приезжал ради гольфа?
     - Думаю, да. Гольф привлекает сюда большинство наших клиентов.
     - Резонно, резонно... Ну, что же, мадемуазель, сердечно благодарен. Разрешите откланяться, - сказал Пуаро, уходя.
     Детектив вернулся в "Мой отдых" с самым озабоченным видом. По дороге он несколько раз доставал из кармана некий маленький предмет и рассматривал его. "Надо решаться, бормотал он. - И побыстрее, при первой же возможности.
     Первой его заботой было спросить у Парсонса, где можно найти мисс Маргрейв? Парсонс ответил, что она в маленьком кабинете за разборкой корреспонденции леди Аствелл. Пуаро без труда нашел указанную ему комнату. Лили Маргрейв писала, сидя за столом возле окна. Она была одна. Пуаро плотно прикрыл за собой дверь и приблизился к девушке.
     - Не могли бы вы уделить мне несколько минут, мадемуазель?
     - С удовольствием.
     Лили отодвинула бумаги, лежавшие перед нею, и с готовностью повернулась к Пуаро.
     - Чем могу быть полезной?
     - Мадемуазель, если я правильно понял, в тот вечер, когда произошла драма, вы отправились спать тотчас, как леди Аствелл ушла к мужу?
     - Да.
     - А еще раз вы, случайно, не спускались вниз?
     - Нет.
     - Мне кажется, вы также говорили, что ни в один из моментов этого вечера вы не появлялись в кабинете в башне?
     - Не помню, чтобы я говорила это, но тем не менее это соответствует действительности: я там не была.
     Пуаро поднял брови.
     - Странно, - пробормотал он.
     - Что именно?
     - Все странно. Как вы объясните, к примеру, вот это?
     Он неторопливо достал из кармана зеленый лоскуток муслина, запачканный кровью, и протянул его Лили, чтобы она могла разглядеть хорошенько.
     Лицо ее не изменилось, но детектив уловил учащенное дыхание.
     - Простите. Я не понимаю.
     - Если не ошибаюсь, мадемуазель, на вас в тот вечер было платье из шелкового муслина. Это лоскуток от него.
     - И вы его нашли в кабинете в башне? В каком же месте?
     - быстро проговорила девушка.
     Пуаро, по обыкновению, безмятежно разглядывал потолок.
     - Пока ограничимся констатацией: в кабинете в башне.
     Впервые во взгляде Лили промелькнуло выражение страха.
     Она хотела что-то сказать, но сдержалась. Пуаро смотрел теперь на ее белые тонкие руки, сжимавшие край стола.
     - Пытаюсь припомнить, была ли я там в тот вечер? - Она как бы размышляла вслух. - Почти убеждена, что нет. Но если лоскут валялся там уже давно, как же полиция не обнаружила его? Это невероятно.
     - Полиция не думает о многих вещах, о которых привык думать Эркюль Пуаро, мадемуазель!
     - Не забегал? ли я туда на минутку перед обедом? продолжала Лили тем же задумчивым тоном. - Или это было накануне? Да, теперь я почти уверена, что это было накануне.
     - Сомневаюсь, - отрезал Пуаро.
     - Почему?
     Не отвечая, он только отрицательно качал головой.
     - Не хотите ли вы сказать... - строптиво начала Лили.
     Она подалась вперед, пристально глядя на него, бледная как смерть.
     - Вы не заметили на лоскутке пятно, мадемуазель? Это человеческая кровь.
     - Что вы говорите?!
     - Я говорю, что вы заходили в кабинет в башне после преступления, а не до него. Думаю, для вас будет лучше доверить мне всю правду. Иначе вас ждут крупные неприятности.
     С грозным видом он выпрямился во весь свой маленький рост, его палец, направленный на нее, сурово грозил.
     - Но как вы узнали?.. - прошептала упавшим голосом Лили.
     - Не имеет значения. Эркюль Пуаро ЗНАЕТ, этого довольно.
     Не скрыто от меня и существование капитана Хэмфри Нэйлора.
     И то, что вы выходили ночью, чтобы повидаться с ним.
     Неожиданно Лили уронила голову на вытянутые руки и горько заплакала. Манера поведения Пуаро тотчас изменилась.
     - Полно, малютка, не расстраивайтесь так, - мягко сказал он, слегка поглаживая ее по плечу. - Провести Эркюля Пуаро немыслимо. Как только вы это уясните, все ваши беды кончатся. Поведайте мне вашу историю. Вам ведь самой хочется облегчить душу перед папашей Пуаро, не так ли?
     - Но это совсем не то, что вы предполагаете, совсем не то. Мой брат Хэмфри и пальцем его не коснулся!
     - Ваш брат? - нахмурившись, воскликнул Пуаро. - Так вот в чем дело!.. Ну, если вы не хотите, чтобы на него пало подозрение, выкладывайте все без утайки.
     Лили подняла голову, отвела волосы, которые упали ей на лоб, и заговорила тихим, но уже вполне твердым голосом:
     - Хорошо, я скажу всю правду, месье Пуаро. Было бы безумием не сделать этого. Мое подлинное имя Лили Нэйлор, Хэмфри мой единственный брат. Несколько лет назад в Африке он открыл золотой прииск. Вернее, наткнулся на жильное золото. Эту сторону дела я не смогу передать с достаточной точностью, я не сильна в технических подробностях. Суть сводится к тому, что хорошо поставленное дело могло бы принести огромные прибыли. Хэмфри вернулся с письмом к сэру Рьюбену Аствеллу, которого надеялись заинтересовать этим предприятием. Я до сих пор не разобралась в правах каждого из участников, но знаю, что сэр Рьюбен отправил туда своего эксперта с целью получить достоверный отчет. Моему брату он сказал, что отзыв эксперта отрицательный и что он, Хэмфри, ошибся в своих предположениях. Брат вернулся в Африку с экспедицией, которая направлялась в глубь континента и следы которой вскоре затерялись. Предполагали, что все погибли, и мой брат в том числе.
     А спустя совсем немного времени была создана солидная компания по разработке золотого месторождения в районе Мпалы. Когда брат все-таки возвратился в Англию, он-то знал, что открытие принадлежит ему! Официально сэр Рьюбен не имел отношения к новой компании, его средства не были в нее вложены. Но это не убедило Хэмфри, он повторял мне, что сэр Аствелл безбожно обманул его. Такое вероломство совершенно сломило брата, он стал желчным и глубоко несчастным неудачником. У нас с ним больше никого на свете нет, помочь нам некому. Когда возникла необходимость мне самой зарабатывать на жизнь, я подумала: а почему бы не попытаться поступить на службу к леди Аствелл? Она как раз искала секретаря-компаньонку. Может быть, удастся выяснить наконец, имеет ли сэр Рьюбен отношение к злосчастной афере?
     По вполне понятным причинам я изменила фамилию и - честно признаюсь вам - представила поддельные рекомендации.
     Кандидаток на место оказалось много, и все более квалифицированные, чем я. Короче говоря, я написала от имени леди Пертпгар убедительное письмо, так как знала, что она только что отправилась путешествовать в Америку и не могла бы уличить меня. -Мне подумалось, что покровительство такой важной дамы произведет впечатление на леди Аствелл.
     Так и вышло, она выбрала именно меня... С тех пор я и превратилась в то презренное отвратительное существо, которым вы меня видите. Я стала шпионкой, хотя до последних дней неудачливой. Сэр Рьюбен не из тех, кто выдает свои секреты. Но вот из Африки вернулся Виктор Аствелл, а он менее скрытен; я стала склоняться к мысли, что Хэмфри прав.
     Мой брат приезжал сюда недели за две до убийства, и я в самом деле ускользала по ночам из дому, чтобы повидаться с ним. Узнав то, о чем проболтался мне Виктор Аствелл, он был сильно взбудоражен, твердил, что я на верном пути... Но тут все пошло вкривь и вкось: кто-то заметил, как я уходила из дому, донес сэру Рьюбену. Тот стал подозрителен, разыскал мои документы, обнаружил фальшивку. В день преступления произошел взрыв. Видимо, он вообразил, что моя цель подобраться к драгоценностям его супруги. Как бы то ни было, он не желал больше терпеть меня в своем доме, хотя согласился не преследовать за подлог рекомендации. Леди Аствелл смело встала на мою защиту и не колеблясь противостояла гневу мужа.
     Она смолкла. Пуаро был очень серьезен.
     - Теперь, мадемуазель, мы подошли вплотную к ночи убийства, - напомнил он.
     Лили понурилась и с трудом проглотила комок в горле.
     - Начну с того, что мой брат вновь приехал и мне необходимо было его повидать, как всегда, тайком. Это произошло в ту самую ночь. Я действительно поднялась в свою комнату, расставшись с леди Аствелл, но не легла, а подождала, пока все утихнет в доме. Затем бесшумно спустилась и выскользнула через боковую дверь. Хэмфри узнал от меня обо всех последних событиях. Нужные нам бумаги, сказала ему я, скорее всего в сейфе сэра Рьюбена в его кабинете в башне. Было решено этой же ночью предпринять отчаянную попытку овладеть ими. Я должна была войти первой и удостовериться, что путь свободен. Входя в ту же боковую дверь, я слышала, как пробило полночь. Я поднялась уже до середины лестницы, ведущей в башню, когда оттуда донесся звук падения и чей-то крик: "Боже мой! Боже мой!" Почти тотчас дверь из кабинета распахнулась и выскочил Чарльз Леверсон. При свете луны я ясно его разглядела, но он видеть меня не мог, так как я забилась в самый темный угол под лестницей, гораздо ниже его. Какое-то время он оставался неподвижным, ноги его подгибались, на нем не было лица. Он словно прислушивался. Наконец, сделав над собой невероятное усилие, он вновь приоткрыл дверь в кабинет и что-то крикнул, вроде того, что, мол, ничего особенного не случилось. Голос прозвучал легко и беззаботно. Но лицо!..
     О, оно было совсем другим! Он собрался с силами и стал спускаться по лестнице, а затем исчез на площадке третьего этажа.
     Я обождала еще несколько минут и проникла в кабинет.
     Чувство, что произошло нечто ужасное, не покидало меня...
     Большая лампа не горела, свет шел только от настольного светильника. Я увидела, что сэр Рьюбен распростерт на полу у стола. Не знаю, как у меня хватило духу, но я подошла к нему, встала возле на колени и сразу поняла, что он мертв.
     Его ударили сзади и совсем недавно, видимо, всего несколько минут назад. Его рука была еще теплая, когда я к ней прикоснулась. Ах, месье Пуаро! Поверьте, это было ужасно!
     При одном воспоминании она содрогнулась.
     - А потом? - напомнил Пуаро, не спуская с нее глаз.
     Лили покаянно опустила голову.
     - Да. Я знаю, о чем вы думали. Почему я не подняла тревогу? Не разбудила весь дом? Но тогда же, стоя на коленях у трупа, я сообразила, что цепь фактов неумолимо складывается против меня: сэр Рьюбен относился ко мне плохо, я тайком уходила из дома, и меня, собственно, уже рассчитали, я должна была уехать наутро. Первое, что придет в голову каждому, это то, что я привела в дом брата и именно он убил сэра Рьюбена, чтобы отомстить ему. Кто поверит моим словам, что я подсмотрела, как Чарльз Леверсон выходил из кабинета тотчас после убийства? Все складывалось чудовищно, месье Пуаро! Меня одолевали беспорядочные мысли, как вдруг я увидала ключи от сейфа, наверно, они выпали у сэра Рьюбена из кармана, когда он упал. Шифр я знала, леди Аствелл однажды называла его при мне. Отомкнув сейф дрожащими руками, я стала лихорадочно рыться в бумагах и наконец отыскала то, что было нужно. Да, Хэмфри не ошибся: за компанией месторождений Мпалы стоял сэр Рьюбен! Он бессовестно обокрал моего брата. Но ведь это только ухудшало положение! Значит, у Хэмфри был совершенно определенный повод для убийства, не так ли? Я сунула бумаги на место, оставила ключ в замке сейфа и тотчас убежала к себе. На следующее утро после того, как горничная обнаружила труп, пришлось притвориться изумленной и испуганной, как и все в доме.
     Она умоляюще взглянула на Пуаро.
     - Вы мне верите, месье? О, скажите, что это так!
     - Я вам верю, мадемуазель. Вы объяснили многое из того, что ставило в тупик. Например, откуда шла ваша твердая уверенность, что убийца Чарльз Леверсон, и почему в то же время вы настойчиво стремились отговорить меня от расследования.
     - Я боялась, - сказала Лили с большой искренностью. Откуда леди Аствелл было догадаться, что я совершенно точно знаю, кто совершил преступление? Я вынуждена была молчать.
     Оставалось надеяться, что вы откажетесь приехать сюда.
     - Если бы не ваше странное беспокойство, которое бросилось мне в глаза, так бы и случилось, - задумчиво сказал Пуаро.
     Лили мимолетно взглянула на него. Ее по-прежнему била нервная дрожь.
     - Что же вы будете делать теперь?
     - Что касается вас, мадемуазель, то ничего. Я верю, что вы не солгали, и принимаю вашу версию происшествия. Тем настоятельнее мне следует отправиться в Лондон, чтобы повидать инспектора Миллера.
     - А потом?
     - Потом? Время покажет.
     И Пуаро покинул ее, со старательностью прикрыв за собой двери. "Проницательность Эркюля Пуаро поистине не имеет себе равных!" - не без самодовольства сказал он сам себе.
     Инспектор Миллер явно недолюбливал Эркюля Пуаро. Он не принадлежал к тем инспекторам Скотланд-Ярда, которые принимают сотрудничество с маленьким бельгийцем, как особую честь и удачу. Напротив, Миллер любил повторять, что заслуги частного детектива слишком преувеличены.
     Расследование дела виллы "Мой отдых", по его мнению, шло успешно, поэтому приход Пуаро не испортил ему настроения.
     - Итак, вы работаете для леди Аствелл? Погоня за призраками?
     - А у вас никаких сомнений не возникает?
     - Ни малейших. Дело проще простого. Убийца все равно что взят с поличным.
     - Надо ли это понимать так, что мистер Леверсон сознался?
     - Уже лучше бы он вообще помалкивал! Твердит одно и то же: дядю не видел, сразу поднялся к себе в спальню. Кто ему поверит?
     - Похоже, он отрицает очевидность, - согласился Пуаро. Какое впечатление производит на вас этот молодой человек?
     - Простофиля.
     - Слабохарактерен?
     Инспектор кивнул.
     - Почти не верится, что у такого неженки, как он, могло хватить решимости на убийство, - проговорил Пуаро.
     - Увы, могу подтвердить, что с похожими случаями мне приходилось сталкиваться и прежде. Возьмите самого бесхребетного субъекта, доведите его до крайности, подогрейте стаканчиком виски - смею заверить, что на короткое время он превратится в отменного храбреца. Слабый человек, когда он считает, что попал в капкан, опаснее любого забияки в буяна!
     - В этом я с вами вполне согласен.
     Миллер начинал немного оттаивать.
     - Впрочем, для вас, месье Пуаро, любая ситуация беспроигрышна: свой гонорар вы получите при любом исходе.
     Хотя, естественно, постараетесь сделать максимум, чтобы удовлетворить свою нанимательницу леди Аствелл.
     - Смотрите-ка, как вы тонко во все вникли, - любезно отозвался Пуаро и самым дружеским образом распрощался с инспектором Миллером.
     Следующий визит он нанес адвокату, занимавшемуся делом Чарльза Леверсона. Мистер Мэйхью оказался худощавым человеком, осторожным и сухим в обращении. Он принял Пуаро весьма сдержанно. Но маленький бельгиец обладал особым даром вызвать собеседника на, откровенность. Спустя четверть часа он вполне расположил к себе мистера Мэйхью, и они дружески разговорились.
     - Вы понимаете, - убеждал Пуаро, - что я действую исключительно в интересах Чарльза Леверсона. Такова воля леди Аствелл: она убеждена, что он невиновен.
     - Кто поручится, что завтра ее убежденность диаметрально не изменится на противоположное мнение? - хладнокровно отозвался адвокат. - Согласен, что интуиция еще не доказательство и положение молодого человека, особенно на первый взгляд, почти безнадежно.
     Достойно сожаления все то, что он наговорил в полиции.
     Глупо цепляться за свою смехотворную версию.
     - Он и в беседе с вами за нее цеплялся?
     - Представьте. Не меняя ни одного слова, словно попугай!
     - Именно это подорвало ваше доверие к нему? Не отрицайте. В глубине души вы также считаете его виновным.
     Но выслушайте меня, - продолжал настойчиво Пуаро. - Версия, которую я изложу, возможно, окажется тоже приемлемой. Итак, молодой человек возвращается в дом дяди. Он проглотил не один коктейль, да еще подбавил основательно виски с содовой.
     Его обуревает ложная храбрость, подогретая алкоголем. В таком состоянии он заявляется в "Мой отдых" и, спотыкаясь, поднимается по лестнице, ведущей в башню. Отворяет дверь и видит своего дядюшку в неярком свете настольной лампы. Тот сидит низко наклонившись над письменным столом. Мистер Леверсон, как мы знаем, возбужден выпивкой, жаждет излить накопившиеся обиды и говорит без остановки, раздражаясь все более и более. Молчание дяди распаляет его до крайности!
     Голос его звучит все громче. Непривычная кротость сэра Рьюбена вселяет в него, однако, смутное беспокойство. Он приближается к сидящему и трогает его за плечо. От этого легкого прикосновения сэр Рьюбен неожиданно падает, а кресло с грохотом опрокидывается. Наш молодой друг мгновенно трезвеет. Наклонившись над телом, он понимает, что произошло, и с испугом смотрит на свою руку, обагренную теплой красной влагой. Чего бы он не отдал, чтобы минуту назад удержать свой пронзительный крик! Чудится, что эхо его потрясло весь дом. Почти не сознавая, что делает, он машинально поднимает опрокинутое кресло, затем отступает к двери и, как ему кажется, слышит в доме какой-то шум. Это повергает его в панику, и он устраивает несложную инсценировку: разговаривает с сэром Рьюбеном через открытую дверь. Шум не повторяется. Леверсон убеждает себя, что его и не было. Поднявшись к себе в спальню, он решает, что самое безопасное стоять на одном: дядюшку он не видел и к нему в башню не поднимался. Это он и твердит полицейским.
     Вспомните, Парсонс еще не делал тогда своего признания. А затем для Леверсона отступать было уже невозможно, он не мог изменить показания. Он глуп, упрям и будет держаться за свое. Скажите мне, месье Мэйхью, так ли уж это неправдоподобно с вашей точки зрения?
     - Нет, почему же? - осторожно отозвался адвокат. - То, как вы представляете вещи, могло иметь место в реальности.
     Пуаро поднялся.
     - Вы имеете возможность видеть мистера Леверсона, сказал он. - Изложите ему все то, что я вам рассказал, и спросите напрямик, не так ли именно и было дело.
     Покинув контору адвоката, Пуаро подозвал такси.
     - Харли-стрит, 48, - велел он шоферу.
     Леди Аствелл была крайне изумлена поспешным отъездом Пуаро в Лондон: маленький бельгиец не предупредил ее об этом ни словом. Он возвратился после суточного отсутствия, и Парсонс тотчас передал ему настоятельное желание хозяйки дома незамедлительно повидаться с ним.
     Он нашел ее в будуаре. Опершись на подушки, она полулежала на диване, и вид ее был еще более суровый и напряженный, чем при их первой встрече.
     - Итак, вы изволили, наконец, вернуться, месье Пуаро?
     - Вернулся, мадам.
     - Если не ошибаюсь, вы ездили в Лондон?
     - Да, мадам.
     - Вы не нашли нужным сказать мне об этом, - голос ее прозвучал весьма резко.
     - Умоляю простить мою оплошность, мадам! Полностью признаю свою вину. Конечно, мне следовало предупредить вас.
     Поверьте, в следующий раз...
     Она перебила его, против воли развеселившись:
     - В следующий раз вы повторите то же самое! - Ее черты изобразили саркастическую гримаску. - Убеждена, у вас существует тайный девиз: делать, что вздумается, а выкручиваться потом!
     - Сдается, это также и ваш девиз? - лукаво отозвался Пуаро.
     Она не отрицала.
     - Ну... иногда. Время от времени... Так зачем же вы все-таки улизнули в Лондон? Теперь-то вы уж можете мне признаться?
     - Я беседовал с нашим непревзойденным инспектором Миллером, а также повидался с милейшим мистером Мэйхью.
     Леди Аствелл в упор взглянула на собеседника. Казалось, к ней вернулось прежнее беспокойство. Она запинаясь сказала:
     - И теперь вы думаете?..
     - Что невиновность мистера Леверсона становится, скорее всего, возможной, - с важностью отозвался Пуаро, отвечая ей таким же пристальным взглядом.
     - Ах, боже мой! Значит, вы признаете, что я была права?
     - Я сказал: возможной. И ничего больше, леди Аствелл.
     Тон Пуаро заставил ее присмиреть. Она посмотрела на него с покорностью.
     - Я могу что-нибудь сделать?
     - Разумеется, мадам. Прежде всего объяснить, почему вы подозреваете Оуэна Трефузиуса?
     - Я же вам много раз говорила: я это знаю. Вот и все.
     - К сожалению, одного такого заявления недостаточно, вздохнул детектив. - Ну прошу вас, мадам, сделайте еще одно усилие. Перенеситесь мысленно в тот злосчастный вечер.
     Восстановите подробности, самые незначительные мелочи. Хоть что-нибудь, касающееся секретаря сэра Рьюбена. Что-то было!
     Не могло не быть. Это говорю вам я, Эркюль Пуаро! Ваша память наверняка зафиксировала один или два штриха.
     Леди Аствелл печально покачала головой.
     - Я вообще едва замечала его присутствие. Просто не держала его в голове.
     - Ваши мысли были заняты совсем другим, да?
     - Вот именно.
     - Например, враждебность вашего мужа к Лили Маргрейв?
     - Да... Вы, оказывается, знаете уже и это, месье Пуаро?
     Ответ маленького бельгийца прозвучал с комичным высокомерием:
     - Для меня не существует ничего скрытого, мадам!
     - Я нежно привязана к Лили, зачем отпираться, если вы и так заметили? Рьюбен начал накручивать всевозможные предположения на ее счет из-за фальшивого рекомендательного письма. Заметьте, я тоже не отрицаю, что она сжульничала.
     Ну и что? Да я в молодости и не такое вытворяла! Думаете, легко иметь дело с директорами театров? На любые штучки пойдешь, лишь бы получить ангажемент. В такой момент я тоже что угодно написала бы, сказала, подделала... Лили хотела получить это место, и естественно, что она пренебрегла некоторыми условностями, хотя это выглядит незаконно.
     Поверьте, в некоторых делах мужчины - просто круглые идиоты!
     Рьюбен так раскипятился, словно она служила у него в банке и имела дело с миллионами. В тот вечер и я была не в своей тарелке. Обычно мне удается уломать Рьюбена, но тут он уперся, как упрямый осел, мой бедняжка. Посудите сами, могла ли я думать в это время про какого-то секретаря? Да и вообще, Трефузиус вроде невидимки; он не из тех людей, на которых обращают внимание. Он пребывал где-то поблизости, вот все, что можно сказать.
     - Я тоже отметил это. Мистер Трефузиус личность на редкость тусклая. Не из тех, кто поражает воображение.
     - Чего нет, того нет. Полная противоположность Виктору, - сказала леди Аствелл.
     - О мистере Викторе Аствелле я рискнул бы заметить, что он самовзрывающийся, не так ли?
     - Прекрасное определение! Причем взрывается на весь дом, как фейерверк, - воскликнула леди Аствелл с некоторым даже удовольствием.
     - Натура, переполненная эмоциями, - вставил Пуаро.
     - О, если его завести, он сущий дьявол! Хотя мне ни капельки не страшно: от него больше шума, чем вреда.
     Пальба в небо, вот что такое Виктор.
     Но Пуаро уже с безразличием смотрел в потолок.
     - Так вы ничего не припомните, что бы остановило ваше внимание в связи с секретарем в тот вечер?
     - Могу повторить, месье: порукой только моя женская интуиция.
     - Которая если и не доведет одного до виселицы, то уж другому не помешает быть повешенным, - подхватил Пуаро. Леди Аствелл, - серьезно продолжал он. - Раз вы искренне верите в невиновность мистера Леверсона, а свои подозрения другого лица считаете важными, то не согласитесь ли на один эксперимент?
     - Какой еще эксперимент? - подозрительно осведомилась леди Аствелл.
     - Не согласитесь ли вы, чтобы вас подвергли гипнозу?
     - Господи, да зачем же?
     Пуаро подсел к ней поближе.
     - Если я начну объяснять вам, мадам, что в основе всякой интуиции лежат бессознательно зафиксированные мозгом факты, боюсь, вам станет скучно. Поэтому поясню проще: эксперимент, который я вам предлагаю, может иметь решающее значение для спасения жизни несчастного молодого человека.
     Вы ведь не откажетесь?
     - Гм. Кто же меня будет усыплять? Вы?
     - Один из моих ученых друзей, мадам. Если не ошибаюсь, как раз его автомобиль остановился у вашего подъезда.
     Слышите?
     - Кто он?
     - Доктор Казалет с Харли-стрит.
     - Постойте... А это надежный человек?
     - Он не шарлатан, если вы это имеете в виду. Его пациенты из лучших домов. Совершенно спокойно можете довериться ему.
     - Ладно, - сказала со вздохом леди Аствелл. - Я не больно верю, но раз вы настаиваете... Попытка не пытка. По крайней мере, мы не упустим ни одной возможности помочь Чарльзу. Я ни в чем не хочу мешать вам.
     - Тысяча благодарностей, мадам!
     Пуаро шариком выкатился из будуара и вскоре возвратился в сопровождении полного человека в очках. Его круглое лицо и откровенно жизнерадостный вид никак не совпадали с представлением леди Аствелл о гипнотизерах.
     - С чего начнем наш спектакль? - настроившись на веселый лад, спросила она.
     - Никаких сложностей, леди Аствелл, все чрезвычайно просто, - охотно откликнулся доктор. - Подложите подушку под локоток, займите самое удобное положение, вот так. И ни о чем не тревожьтесь.
     - С чего бы мне тревожиться? Посмотрела бы я на того, кто попробует усыпить меня или еще что-нибудь против моей воли!
     - Совершенно справедливо. Но раз вы согласились на наш маленький сеанс, это уже не против воли, не правда ли? сказал доктор с приятной улыбкой. - Все прекрасно. Месье Пуаро, выключите верхний свет. Леди Аствелл, будьте добры прикрыть глаза, словно вам дремлется.
     Он неслышно подошел к ней поближе.
     - Уже поздно. Вам хочется спать. Веки тяжелеют. Они смыкаются, смыкаются... их уже не разлепить. Вы погружаетесь в сон. Вы спите.
     Голос походил на умиротворяющее журчание, на тихое мурлыкание. Наконец, доктор наклонился и слегка приподнял правое веко леди Аствелл. С удовлетворенным видом он повернулся к Пуаро.
     - Все в полном порядке, - сказал он. - Начинать?
     - Да, пожалуйста.
     Теперь доктор заговорил иначе: отчетливо и властно.
     - Леди Аствелл, вы спите, но вы меня слышите? Способны ответить?
     Не меняя положения, она отозвалась бесцветным монотонным голосом, который прозвучал очень слабо:
     - Я слышу. Могу отвечать.
     - Я хочу, чтобы вы вернулись в тот вечер, когда был убит ваш муж. Вы помните этот вечер? Хорошо помните?
     - Да.
     Легкая нервная дрожь передернула ее.
     - Итак, вы за столом во время ужина. Что вы видите? Что чувствуете?
     - Я расстроена, сокрушаюсь из-за Лили.
     - Это мы знаем. Что вы видите вокруг себя?
     - Виктор в неумеренном количестве поглощает соленый миндаль, он такой лакомка. Надо предупредить Парсонса, чтобы ставил блюдо с миндалем на другой конец стола.
     - Отлично. Продолжайте.
     - Рьюбен насуплен и подавлен. Едва ли это из-за одной Лили. Подозреваю, что у него деловые неприятности. Виктор то и дело бросает на него скрытые взгляды...
     - Что вы можете сказать о мистере Трефузиусе?
     - Его левая манжета пообтрепалась. Волосы обильно смазаны брильянтином... Скверная привычка у мужчин; обивка кресел всегда в жирных пятнах.
     - А теперь, мадам, ужин окончен, - сказал доктор Казалет, выразительно взглянув на Пуаро. - Вы пьете кофе. Опишите все подробнее.
     - Кофе сварен хорошо. Кухарке это удается далеко не каждый день, вообще ей нельзя ничего доверить... Лили часто поглядывает на окно. Не знаю, что ей там понадобилось? В гостиную входит Рьюбен. У него приступ мрачности, не знает на ком сорвать свой гнев и очень груб с Трефузиусом, беспрерывно осыпает его оскорблениями. У Трефузиуса в руке нож для разрезания бумаг с довольно острым лезвием. Как он его стиснул! Даже суставы пальцев побелели. Воткнул в стол с такой силой, что кончик отломился... Держит, словно кинжал, готовый вонзиться в спину... Они оба уходят. С беспокойством и нежностью смотрю на Лили. Как ей к лицу зеленый муслин! В своем платье она похожа на водяную лилию... Нет, чехлы от мебели придется отдать в стирку на следующей же неделе.
     - Минутку, леди Аствелл, остановитесь.
     Казалет снова повернулся к Пуаро.
     - Кажется, наступает самое главное, - шепотом сказал он.
     - Разрезательный нож, вот что первым запало в ее подсознание. Перейдем теперь в башню. - Он продолжал настойчиво и четко:
     - Прошло некоторое время. Вы уже в кабинете у вашего мужа. Началась ссора, не так ли?
     Она опять непроизвольно поежилась.
     - Да, очень крупная ссора. Мы не сдерживаемся и говорим очень обидные вещи друг другу.
     - Отвлекитесь от этого. Забудьте. Насколько ясно вы видите комнату? Она ярко освещена? Шторы задернуты?
     - Нет, плафон потушен. Зажжена только настольная лампа.
     - Вот вы уходите. Желаете ли вы мужу спокойной ночи?
     - Нет. Я слишком рассержена.
     - Вы видите его в эти минуты последний раз. Скоро он будет убит. Вы знаете его убийцу?
     - Да. Это Трефузиус.
     - Почему вы так говорите? Что вас натолкнуло на эту мысль?
     - Горб. Горб на шторе. Она оттопыривалась.
     - Вы видели достаточно ясно?
     - Да. Я почти коснулась шторы.
     - Вы подумали, что там спрятался человек? Трефузиус?
     - Да.
     - Почему вы уверены, что именно он?
     Впервые в ее голосе прозвучала неуверенность, она заволновалась.
     - Я... я... Из-за ножа для бумаг.
     Пуаро и Казалет переглянулись.
     - Леди Аствелл, вы говорите, что на шторе был выступ, словно кто-то прятался. А вы видели этого человека?
     - Нет.
     - Значит, вы заподозрили Трефузиуса, потому что незадолго перед тем он со злобой сжимал нож?
     - Да.
     - Разве Трефузиус не отправился к себе наверх спать?
     - Да, он поднялся в свою комнату.
     - Выходит, в оконном проеме он затаиться не мог?
     - Не мог.
     - Уходя, он пожелал сэру Рьюбену доброй ночи?
     - Да.
     - И больше вы его не видели в кабинете?
     - Нет. - Она говорила все с большим колебанием, дыхание ее становилось прерывистым, она слегка застонала.
     - Сейчас проснется, - сказал вполголоса доктор. - Думаю, что большего нам не добиться.
     Пуаро кивнул. Доктор наклонился над леди Аствелл.
     - Вы просыпаетесь. Надо проснуться, - мягко повторил он.
     - Сейчас вы откроете глаза.
     Несколько минут они ждали. Леди Аствелл приподнялась и поочередно обвела их взглядом.
     - Я в самом деле спала?
     - Совсем недолго, леди Аствелл, - ответил доктор.
     - Значит, вы все-таки проделали свой фокус?
     - Ну, вы ведь не ощущаете ничего плохого?
     - Пожалуй, некоторую разбитость. Я устала.
     Оба мужчины поднялись.
     - Мы вас покинем и скажем, чтобы вам принесли крепкого кофе. Это вас подбодрит.
     - А я что-нибудь говорила? - догнал их уже у дверей ее возглас.
     - Право, ничего особенного. Кажется, вы беспокоились о том, чтобы отдать в стирку чехлы с кресел.
     - Для этого не стоило меня гипнотизировать, - сказала она с улыбкой. - Это я сказала бы вам охотно и так. А еще что?
     - Вы можете припомнить, как в гостиной, сидя за кофе, мистер Трефузиус вертел в руках разрезательный нож?
     - Может, и вертел, но, честно говоря, я этого попросту не заметила.
     - А оттопыренная занавеска? Это на что-нибудь наталкивает?
     Леди Аствелл сосредоточенно нахмурилась.
     - Словно что-то брезжит в памяти... - голос ее звучал нерешительно. - Но нет, ничего определенного... и все-таки...
     - Не беспокойтесь, леди Аствелл, - живо произнес Пуаро.
     - Нет смысла напрягаться. Это уже несущественно, абсолютно несущественно!
     Доктор Казалет проводил Пуаро в его комнату.
     - Теперь вы нашли объяснения многому, - сказал он. - Без сомнения, когда сэр Рьюбен напускался на своего секретаря, тому стоило неимоверных усилий сдерживать себя, поэтому он так сжимал нож и стискивал пальцы. Что касается леди Аствелл, то сознательная часть ее существа была полностью занята беспокойством о Лили Маргрейв и лишь подсознательная работа мозга зафиксировала многие другие факты. То, что она называет интуицией, есть их правильное или неправильное толкование. Теперь перейдем к шторе с горбом. Это весьма интересно. Из вашего рассказа я представляю себе, что письменный стол расположен на одной линии с окном. Окно, конечно, занавешено?
     - Да, на нем шторы из черного бархата.
     - И амбразура окна достаточно глубока, чтобы там мог спрятаться человек.
     - Пожалуй так.
     - Значит, это не исключено. Но был ли это секретарь?
     Ведь двое видели, как он покинул комнату. Виктора Аствелла встретил выходящим из кабинета в башне Трефузиус. Лили Маргрейв тоже отпадает. Кто же этот неизвестный? Ясно одно, он должен был проникнуть в кабинет еще до того, как сэр Рьюбен поднялся к себе в башню из гостиной. А если капитан Нэйлор? Не мог спрятаться он?
     - Почему же нет? - протянул задумчиво Пуаро. - Он, видимо, отужинал в гостинице, но как установить момент, когда он оттуда вышел? Хотя возвратился более точно: полпервого.
     - Выходит, убийство мог совершить он, - констатировал врач. - Повод имеется, оружие при нем... Но мне сдается, такое решение вас не привлекает?
     - Вы угадали. В голове у меня вертится совсем другое, признался Пуаро. - Скажите-ка, доктор, а если на секундочку предположить, что мужа убила сама леди Аствелл, то выдала ли она бы себя во время гипнотического сеанса?
     - Что? Леди Аствелл - убийца?! Вот уж никогда бы не подумал. Впрочем, и в этом есть вероятность: ведь она оставалась с сэром Рьюбеном последней и позже его уже никто живым не видел... Что касается вашего вопроса, то я склонен ответить "нет". Под гипнозом она бы выдала себя, если бы твердо решила скрыть собственную Вину, не тем, что созналась, но просто не смогла бы с такой искренней убежденностью обвинить другого...
     - Понятно, - пробормотал Пуаро. - Я ведь и не сказал вам, что подозреваю леди Аствелл. Одна из версий, не более.
     - Дело чертовски интересное, - произнес доктор после минутного размышления. - Подозрение падает на стольких людей! Хэмфри Нейлор, леди Аствелл и даже Лили Маргрейв!
     - Вы пропустили Виктора Аствелла. Он утверждает, что оставался в своей комнате, приоткрыв дверь и поджидая Чарльза Леверсона. Но мы не обязаны верить ему на слово!
     - Тип, про которого вы мне говорили? Этот невоздержанный скандалист?
     - Вот именно.
     Доктор с сожалением поднялся.
     - Пора возвращаться в Лондон. Вы обещаете держать меня в курсе, чертовски занимательно, какой оборот примут эти странные события.
     После отъезда друга Пуаро позвонил Джорджу:
     - Чашку травяного настоя, пожалуйста. Я чувствую, что превращаюсь в комок нервов!
     - Сию минуту подам, месье.
     Вскоре он вернулся с дымящейся чашкой, налитой доверху.
     Пуаро с наслаждением вдохнул аромат.
     - В этой истории, мой милый Джордж, нас должен вдохновлять пример кошки. Она проводит утомительные часы перед мышиной норкой, сидит не шевелясь и не покидая своего поста.
     Пуаро с глубоким вздохом отставил пустую чашку.
     - Я просил вас уложить чемодан с расчетом на три дня?
     Завтра вы отправитесь в Лондон и привезете вещи на две недели.
     - Слушаюсь, месье, - отозвался невозмутимый слух а.
     Назойливое присутствие детектива в вилле "Мой отдых", казалось, раздражало многих. Виктор Аствелл заявил невестке форменный протест.
     - Вы его пригласили, Нэнси, прекрасно! Но вы не знаете, что это за беспардонные типы! Он прямо-таки присосался к нам, нашел даровое жилье, устроился с удобствами чуть ли не на месяц, а ваши денежки ему между тем идут и идут!
     В ответ леди Аствелл с твердостью заявила, что способна сама заниматься своими делами.
     Лили Маргрейв пыталась не показывать волнения. Поначалу ей казалось, что Пуаро ей верит, но теперь в нее закрадывались сомнения.
     Свою игру маленький детектив вел так, чтобы нагнетать вокруг нервное напряжение. Спустя пять дней после своего водворения в "Моем отдыхе" он принес в гостиную - о, только для забавы! - маленький дактилоскопический альбом.
     Довольно примитивный прием, чтобы снять у всех отпечатки пальцев. И никто не осмелился уклониться от этого! Едва коротышка бельгиец удалился со своим альбомчиком Виктор Аствелл вскипел:
     - Теперь вам ясно? Наглец метит в одного из нас, Нэнси!
     - Ах, не будьте идиотом, Виктор.
     - Но какой еще смысл могла иметь его выходка?
     - Месье Пуаро знает, что делает, - сказала леди Аствелл, метнув выразительный взгляд в сторону Трефузиуса.
     В следующий раз Пуаро затеял получить ото всех следы подошв на белых листах бумаги. Когда затем он своей неслышной кошачьей походкой возник в библиотеке, Трефузиус так подпрыгнул на стуле от неожиданности, словно в него всадили заряд дроби.
     - Простите, месье Пуаро, - сказал он с несколько вымученной улыбкой, - но боюсь, что из-за вас у нас всех начнется неврастения.
     - С чего бы? - невинно спросил Пуаро.
     - Улики против Леверсона казались неоспоримыми, а вы даете понять, что придерживаетесь иного мнения, не так ли?
     Пуаро, который подошел к окну, теперь с живостью обернулся:
     - Мистер Трефузиус, я решился открыться вам кое в чем.
     Но разумеется, строго конфиденциально.
     - Да?
     Пуаро, казалось, все-таки испытывал колебания и заговорил не сразу. Вышло так, что первые слова заглушил стук входной двери и Трефузиус не расслышал их. Тогда Пуаро повторил раздельно и четко:
     - Дело в том, мистер Трефузиус, что появились новые данные. А именно: когда Чарльз Леверсон поднялся в кабинет в башне, сэр Рьюбен был уже мертв. Так-то.
     Секретарь с трудом оторвал от него остекленевший взгляд.
     - Но... какие данные? Почему о них никто не слыхал?
     - Еще услышат, - таинственно проговорил маленький бельгиец. - А пока лишь мы с вами обладаем секретом.
     Он стремительно выбежал из кабинета и почти налетел на Виктора Аствелла.
     - Вы только что вернулись, мистер Аствелл?
     - Да. Поистине собачья погода, сырость, холодище, ветер.
     - Ну, тогда я остаюсь дома, без прогулки. Я, знаете, как кошка, люблю посидеть в тепле, у огонька...
     Тем же вечером Пуаро сообщил своему преданному слуге:
     - Дело движется, Джордж! Они все у меня вертятся на горячих углях. Хлопотно все-таки изображать из себя кошку у норы! Однако дело стоит того, результаты просто великолепны. А завтра мы попробуем еще один ход.
     На следующий день и Трефузиусу и Виктору Аствеллу понадобилось отлучиться в Лондон. Они сели в один поезд.
     Не успели оба выйти за дверь, как Пуаро развил лихорадочную деятельность.
     - Скорее, Джордж, за работу. Зевать сейчас некогда!
     Если появится горничная, задержите ее в коридоре.
     Рассыпайтесь в любезностях, заговаривайте ей зубы как хотите, лишь бы задержать.
     Сам он юркнул в комнату секретаря и провел там самый тщательный обыск, пересмотрел все ящики и полки. Затем водворил вещи по местам.
     Джордж, стоявший на страже у дверей, позволил себе кашлянуть.
     - Извините, месье; - почтительно произнес он.
     - Да, Джордж?
     - Это касается туфель, месье. Две пары коричневых находились на верхней полке, а черные кожаные под ними. Вы спутали их местами.
     - Вы неподражаемы, - воскликнул Пуаро. - Впрочем, это мелочь. Мистер Трефузиус не обратит внимания на столь незначительный беспорядок.
     - Как вам будет угодно, месье.
     - Замечать подобные детали входит в вашу профессию и делает вам честь, милый Джордж, - с одобрением добавил Пуаро.
     Слуга промолчал. И когда в комнате Виктора Аствелла его хозяин позволил себе подобную небрежность вновь, он воздержался от замечаний. Однако в этом случае Пуаро оказался решительно не прав. Виктор ворвался в гостиную подобно урагану.
     - Признавайтесь, вы, чучело! Проклятый иностранишка!
     Кто вам разрешил рыться в моих вещах?! Что это значит? Что вы вынюхиваете? Я не потерплю этого, слышите? Вот что получается, когда в доме поселяется грязный шпион, который всюду сует свой нос!
     Вытянув руки перед собою защитным и умоляющим жестом, Пуаро сыпал извинения, как из рога изобилия. Речь его не прерывалась ни на миг. Ах, он в отчаянии, проявив подобную нескромность, неловкое рвение, глупую старательность...
     Сто, тысяча, миллион извинений! Он сконфужен, донельзя огорчен, умоляет простить неоправданную вольность... Под этим потоком слов Виктору Аствеллу поневоле пришлось умолкнуть самому, хотя едва ли его возмущение улеглось окончательно.
     Поздно вечером, смакуя травяной чай, Пуаро повторил с удовольствием:
     - Дело движется, мой добрый Джордж! Дело идет на лад.
     - Пятница - удачнейший мой день! - объявил Пуаро на следующее утро.
     - Правда, месье?
     - А вы не подвержены суевериям, милый Джордж?
     - Я предпочитаю, месье, чтобы за стол не садилось тринадцать человек и избегаю проходить под приставными лестницами. Пятница меня как-то мало волнует.
     - Может быть, и так. Но, видите ли, сегодня грянет наша победа!
     - Правда, месье?
     - Вы даже не спрашиваете, как я собираюсь этого добиться?
     - Как же именно, месье?
     - Сегодня я осмотрю, не пропуская ни пяди, кабинет в башне. И в самом деле, получив разрешение хозяйки дома, Пуаро после завтрака прошествовал к месту преступления.
     Любопытные могли видеть, как он ползает на четвереньках по ковру, заглядывает под кресла, отодвигает картины и щупает занавески. Даже на леди Аствелл все эти манипуляции произвели тягостное впечатление.
     - Сознаюсь, он мне тоже начинает действовать на нервы.
     Понимаю, что все это работает на его идею, но... на какую именно? У меня просто мурашки бегают, когда он так вынюхивает и выслеживает, будто ищейка! Лили, милочка, поднимитесь в башню, взгляните незаметно, чем он сейчас занят... Нет, пожалуй, не стоит. Останьтесь со мною.
     - Не угодно ли, леди Аствелл, чтобы поручение выполнил я?
     - спросил Трефузиус, вставая.
     - Если вам так хочется, мистер Трефузиус.
     Оуэн Трефузиус тотчас поднялся в башню. Сначала ему показалось, что в кабинете никого нет. Присутствие Эркюля Пуаро им не было обнаружено. Он собирался удалиться, как вдруг услышал легкий шорох и увидел маленького бельгийца на середине винтовой лестницы, которая вела в спальню. Все так же на корточках он рассматривал в лупу нечто на ступеньке, сбоку от ковровой дорожки. Нечленораздельно бормоча себе под нос, он сунул лупу в карман, а это нечто держал двумя пальцами. Только сейчас он заметил секретаря.
     - Ах, мистер Трефузиус! Представьте, я и не услышал вас.
     Всю прежнюю озабоченность Пуаро словно рукою сняло. Это был совсем другой человек: он ликовал, он торжествовал!
     - Что произошло, месье Пуаро? Вы так сияете, чувствовалось, что секретарь ошеломлен его переменой.
     Коротышка детектив самодовольно выпятил грудь:
     - Именно сияю. Я нашел то, что ищу с первого дня. В моих руках улика, которая разоблачает преступника!
     - Надо ли понимать так, что это лицо не Чарльз Леверсон?
     - Трефузиус скептически поднял брови.
     - Разумеется, не он. Собственно, это я знал сразу, но сомнения в истинном имени убийцы оставались. Зато теперь все ясно.
     Он весело сбежал по лестнице и от избытка чувств потрепал секретаря по плечу.
     - Я тороплюсь в Лондон, а вы попросите от моего имени леди Аствелл, чтобы она пригласила всех собраться к девяти часам вечера сюда, в кабинет в башне. К этому времени я непременно вернусь и - конец всем недомолвкам! Истина будет установлена. Ах, я положительно счастлив!
     Пуаро изобразил пируэт какого-то фантастического танца и стремительно исчез, оставив Трефузиуса в тягостном недоумении. Однако через несколько минут Пуаро вновь появился, на этот раз в библиотеке, и попросил поискать для него совсем крошечную картонную коробочку.
     - У меня под руками не нашлось подходящей, а она мне крайне нужна, как хранилище для некой ценности.
     Трефузиус порылся в ящиках письменного стола и подал то, что требовалось. Весьма довольный, Пуаро взбежал по лестнице на третий этаж, где отдал свое сокровище Джорджу.
     - Имейте в виду, внутри находится предмет, не имеющий цены!
     Спрячьте коробочку в туалетный столик, рядом с футляром для моих жемчужных запонок.
     - Все исполню, месье.
     - Будьте чрезвычайно внимательны. То, что в коробочке, приведет на виселицу убийцу.
     - Вот как, месье?!
     Пуаро вприпрыжку сбежал по лестнице, схватил шляпу и ушел.
     А вот возвращение его было не таким эффектным. Как было условлено с Джорджем, тот встретил его у боковой двери, незаметно отомкнув ее.
     - Они в кабинете? Все?
     - Да, месье.
     Оба обменялись еще несколькими словами шепотом, после чего Пуаро с видом победителя направился в кабинет, где менее месяца назад было совершено убийство.
     Он окинул собравшихся взглядом: здесь, были леди Аствелл, Виктор Аствелл, Лили Маргрейв, секретарь и дворецкий Парсонс. Последний неуверенно топтался у дверей.
     - Месье Джордж сказал, что я понадоблюсь. Так ли это? спросил он у Пуаро.
     - Сущая правда. Прошу вас остаться.
     Детектив вышел на середину комнаты. Он заговорил не спеша, взвешивая выражения.
     - Это дело вызвало у меня особый интерес. Каждый из вас мог убить сэра Рьюбена Аствелла. Кто получает наследство?
     Леди Аствелл и Чарльз Леверсон. Кто оставался с ним позже всех в ту ночь? Леди Аствелл. С кем произошла крупная ссора? Опять же с леди Аствелл.
     - Что вы плетете? - закричала она. - Я не понимаю... я...
     - Но и еще один человек разбранился с сэром Рьюбеном, невозмутимо продолжал Пуаро. - Еще один человек ушел от него в ту ночь, трясясь от ярости. Если предположить, что леди Аствелл оставила своего мужа живым без четверти двенадцать, то до возвращения Чарльза Леверсона оставалось еще десять минут. За эти десять минут кто-то другой мог бесшумно и незаметно спуститься с третьего этажа, совершить убийство и также быстро и тихо возвратиться в свою спальню.
     Виктор Аствелл подскочил с рычанием:
     - Долго вы будете нас морочить, черт побери! - Он захлебнулся яростью и ему не хватило дыхания.
     - Однако, мистер Аствелл, в Западной Африке вам случалось убить человека в припадке гнева, не так ли?
     Раздалось внезапное восклицание Лили Маргрейв:
     - Я не верю, не верю этому!
     Она тоже вскочила с пылающими щеками, руки ее были стиснуты.
     - Нет, не верю! - повторила она и решительно подошла к Виктору, чтобы встать с ним рядом.
     - Это правда. Лили. Но кое о чем этот тип не знает. Я застрелил бесчеловечного фанатика, колдуна, который сам убил пятнадцать детей. Мой гнев был оправдан.
     Лили сделала шаг к Пуаро.
     - Месье Пуаро, вы не правы. Если человек вспыльчив и невоздержан на язык, если он способен взорваться и наговорить невесть что, это вовсе не означает, что он способен и на преступление. Я-то это знаю и убеждена, что мистер Аствелл на способен на бесчестный поступок.
     Пуаро взглянул на нее очень ласково и даже слегка погладил протянутую ему руку.
     - Оказывается, мадемуазель, и вы не чужды интуиции?
     Итак, вы полностью доверяете мистеру Аствеллу? Я не ошибся?
     Лили уже овладела собою.
     - Не ошиблись. Он честный, смелый человек и ничем не запятнал себя в афере с приисками Мпалы. Я верю каждому его слову и обещала стать его женой.
     Виктор Аствелл с нежностью взял ее за другую руку.
     - Месье Пуаро, - проникновенно сказал он. - Клянусь вам перед богом: я не убивал моего брата!
     - Я это знаю, - ответил Пуаро.
     Он вновь обвел всех присутствующих внимательным взглядом.
     - Есть еще одно обстоятельство, друзья мои. В состоянии гипнотического транса леди Аствелл упомянула о странно оттопыренной шторе, которую видела в ту ночь.
     Все взоры невольно приковались к окну.
     - Вы хотите сказать, что там прятался грабитель? - с облегчением воскликнул Виктор Аствелл. - Поистине это лучшее решение!
     - Но то была другая штора, - тихо возразил Пуаро и указал на портьеру, закрывавшую вход на маленькую лестницу. Предыдущую ночь сэр Рьюбен провел в верхней спаленке, завтракал в постели и там же давал мистеру Трефузиусу указания на день. Я не знаю, что именно мистер Трефузиус по рассеянности оставил в этой комнате, но вечером, покидая сэра Рьюбена, он решил на минуту подняться туда, чтобы захватить эту вещь. В какую дверь он вышел, ни муж, ни жена попросту не обратили внимания, так как между ними уже начиналась ссора. Единственно, что дошло до их сознания, это то, что они наконец наедине и могут не сдерживаться больше. Когда Трефузиус спускался обратно, ссора настолько углубилась, супруги бросали друг другу в лицо столь интимные обвинения, что показаться им на глаза, давая понять, что он все слышал, было просто немыслимо. Ведь они-то думали, что он давным-давно отправился спать! Опасаясь новых, еще более грубых оскорблений от своего хозяина, Трефузиус поневоле оставался в своем укрытии, надеясь улучить момент для незаметного исчезновения. Он стоял за шторой, и леди Аствелл, уходя, бессознательно запечатлела в памяти ее выпуклость. Мистер Трефузиус пытался выскользнуть вслед за леди Аствелл, но, на его беду, сэр Рьюбен обернулся и увидел его. Что только не посыпалось на его несчастную голову! Он подслушивает, он шпионит! Намеренно отирается под дверьми!.. Сознаюсь, что психология - моя страсть. Во время всего расследования я искал не того, кто легко теряет самообладание и для кого гнев, таким образом, служит предохранительным клапаном, но, напротив, человека, вынужденного затаивать обиды, переносить их молча, терпеть, не показывая вида, как глубоко он возмущен. Не та собака кусает, которая лает! Девять лет играть роль козла отпущения - какое длительное усилие. И как много накопилось злобы. Но неизбежно наступает момент, когда пружина не выдерживает, она лопается. Струну нельзя натягивать бесконечно. Это и происходит в ту злосчастную ночь.
     Накричавшись вволю, сэр Рьюбен вернулся за стол, совершенно не интересуясь человеком, которого только что оскорбил без всякой. вины. Он убежден, что тот, как всегда, униженно ретировался. Но секретарь, охваченный бешенством, срывает со стены палицу и ударяет ею ненавистного ему человека.
     Пуаро повернулся к Трефузиусу, который, словно в беспамятстве, безмолвно смотрел на него.
     - Ваше алиби было таким несокрушимым! Мистер Виктор Аствелл считал, что вы у себя в комнате. Но ведь никто не видел, как вы туда вошли! На самом деле вы находились в башне еще довольно долго, не успев уйти до появления Чарльза Леверсона. Вы стояли за той же портьерой, когда в кабинет пришла Лили... В общем, вам удалось выбраться, лишь когда дом окончательно затих. Надеюсь, вы не станете отпираться?
     - Я... я никогда...
     - Ладно, покончим с этим, - сурово прервал Пуаро. - Вот уже две недели, как я разыгрываю комедию. Я дал вам возможность заметить сеть, которая затягивала вас.
     Отпечатки пальцев, следы подошв, небрежный обыск - все это нагнетало на вас ужас разоблачения. Вы проводили бессонные ночи, лихорадочно ища спасения, прикидывая вновь и вновь все мельчайшие улики. Не осталось ли ваших отпечатков в башне?
     Или следа ботинка на лестнице? Вы выдали себя, когда панически испугались: что именно я подобрал на ступенях, где вы так долго прятались? Я всячески раздумывал этот эпизод. У вас же попросил коробочку, наказывая своему слуге беречь ее пуще глаза... Джордж!
     - Я здесь, месье.
     - Прошу вас, повторите в присутствии леди и джентльменов, какие инструкции вам были оставлены.
     - Вы мне велели, месье, спрятаться в стенном шкафу в вашей комнате и наблюдать оттуда за спрятанной коробкой. В четверть четвертого на цыпочках вошел мистер Трефузиус и полез в ящик туалетного стола. Он ее и взял.
     - А в этой коробочке, - торжествуя, подхватил Пуаро, была всего лишь шпилька! Я действительно подобрал ее где-то на лестнице. Говорят, найти шпильку к удаче. Что ж, мне повезло, я обнаружил убийцу. Вот видите, - он обернулся к секретарю, - в сущности, вы выдали себя сами.
     Как подкошенный Трефузиус упал на стул и отчаянно зарыдал.
     - Я был безумен! - стонал он. - Я потерял в тот момент рассудок! Но... о, господи! Как он изводил меня, как мучил... все это было выше человеческих сил! Год за годом, день за днем... Я ненавидел его!
     - Всегда чувствовала это, - прошептала леди Аствелл. Она выпрямилась. Лицо ее выражало нескрываемое торжество. - Я знала, кто убийца!
     - Что ж, вы оказались правы, - подтвердил знаменитый детектив без особого энтузиазма. - Можно называть вещи разными именами, суть их не меняется. Ваша интуиция была верной. Поздравляю вас, мадам.
     
     ЦВЕТЫ МАГНОЛИИ
     
     Нетерпеливо поглядывая на часы, Винсент Истэн томился в ожидании на площади вокзала "Виктория".
     - Сколько же неудавшихся свиданий видели эти часы! - подумал он и тут же почувствовал, как защемило сердце.
     А если Tea действительно не придет? Если она передумала? От женщины можно ждать чего угодно. Почему он так верит? Когда это началось? Он же о ней ровным счетом ничего не знает. Разве с самой их первой встречи она не стала для него неразрешимой загадкой? В ней как будто уживались два человека: легкомысленная красавица - жена Ричарда Даррела, и замкнутое таинственное существо, с которым он бродил по дорожкам Хеймерс-клоуз. Она казалась ему тогда цветком магнолии - может быть, потому, что именно эти цветы видели их первый, еще робкий поцелуй. Одуряющий аромат цветов, поднятое к нему милое лицо и несколько опавших бархатных лепестков, нежно его коснувшихся... Лепестков магнолии: загадочной, чужой, опьяняющей.
     Это случилось две недели назад - на следующий день после того, как они познакомились. А сейчас он уже ждал ее, ждал, когда она придет и останется с ним навсегда. Снова заныло сердце. Да как он смеет на это надеяться? Конечно, она не придет. Как он мог в это поверить? Сделать это означало бы для нее отказаться слишком от многого. Зачем это прекрасной миссис Даррел? Публичный скандал, нескончаемые сплетни...
     Можно было бы сделать все тихо и незаметно... Благопристойно, без лишней огласки развестись, но это попросту не приходило им в голову - по крайней мере, ему.
     - Интересно, - неожиданно подумал он, - а ей.., ей приходило?
     Он ведь совершенно не представлял, о чем она думает, и до сих пор удивлялся, как вообще посмел предложить ей это: сбежать вместе. Кто он, в конце концов, такой? Ничтожество - обычный трансваальский фермер, каких тысячи. Куда он повезет ее из Лондона, что даст взамен теперешней роскоши? И все же он предложил ей это. Он просто не мог иначе.
     И она совершенно спокойно, без малейших колебаний или сомнений согласилась, как будто он предложил ей вместе позавтракать.
     - Тогда, стало быть, завтра? - потрясение выдавил он, не в силах поверить в случившееся.
     И тихим голосом - так разительно отличавшемся от легкомысленного щебетания, к которому привык свет - она ответила ему "да".
     Когда он увидел ее впервые, она показалась ему бриллиантом, в холодных гранях которого играют тысячи отраженных огней. Но стоило ему коснуться ее, стоило только поцеловать, и она превратилась в нежную жемчужину, излучающую теплый и розовый, как лепестки магнолии, свет.
     Да, она дала ему обещание. И теперь он стоял и ждал, когда она придет его выполнить.
     Истэн снова посмотрел на часы. Еще немного, и они опоздают на поезд.
     - Нет, не придет! - внезапно родилась в нем уверенность.
     Конечно, не придет. Каким глупцом он был, что позволил себе поверить в это! Она обещала! Что ж с того? Дома его, наверное, уже ждет письмо. Где его просят простить, понять и сделать все то, что требуется от отвергнутого любовника.
     Он почувствовал боль, злость и стыд.
     И в этот момент он ее увидел. Она шла к нему по платформе, слегка улыбаясь, обычным своим шагом, как будто впереди у них была целая вечность. На ней было черное обтягивающее платье и черная шляпка, восхитительно оттеняющая нежный, как лепестки магнолии, цвет лица. Он схватил ее руки и в смятении выдавил:
     - Вы все-таки пришли... Пришли!
     - Конечно, пришла, - спокойно подтвердила она. Так спокойно!
     - Я боялся, вы передумаете, - выдохнул он, отпуская ее руки.
     Она удивленно, точно ребенок, взмахнула ресницами.
     - Почему?
     Чтобы не отвечать, он поспешно отвернулся и кликнул первого попавшегося носильщика. Времени оставалось совсем мало. Следующие несколько минут им было не до разговоров. Наконец они устроились в своем купе, и за окном потянулись унылые привокзальные здания.
     
     ***
     
     Они сидели друг против друга. Наконец-то они были вместе! До самой последней минуты он не верил, что это случится. Он просто не решался в это поверить. Она была так далека, так загадочна... Она казалась совершенно недостижимой.
     И вот с сомнениями покончено. Возврата нет. Она неподвижно сидела напротив него. Нежная линия щеки тронута едва заметной улыбкой, черные ресницы опущены...
     - Как мне узнать, что творится у нее в душе? О чем она думает? Обо мне? О муже? Если так, то что же? Любила она его когда-нибудь или нет? Ненавидит или же презирает? Мне никогда не узнать этого, - с горечью думал он. - Я люблю ее, но что я о ней знаю? Что она думает, что чувствует?
     Что он знал хотя бы о ее муже? Большинство знакомых ему женщин готовы были часами говорить о своих мужьях: об их черствости, тупости, эгоизме. К этому Винсент Истэн привык давно и цинично не обращал никакого внимания. Но Tea почти совсем не говорила о муже. О Ричарде Дарреле Истэн знал не больше других. Богатый и красивый мужчина, светский и обаятельный, Даррел нравился всем. В свете их с Tea брак считался на редкость счастливым и удачным.
     - Что еще ни о чем не говорит, - поспешно перебил себя Винсент. - Tea слишком хорошо воспитана, чтобы выставлять на показ свои чувства.
     В своих разговорах они еще ни разу не касались этой темы. Даже в тот, второй раз, когда они долго бродили по парку, и он чувствовал, как от его прикосновений по ее телу пробегает дрожь. Когда ничего уже не осталось от той холодной светской красавицы. Она так страстно отвечала на его поцелуи... И ни разу не заговорила о муже. Тогда Винсент был даже рад этому. Благодарен ей за то, что не приходится выслушивать вымученных оправданий.
     Теперь же это молчание начинало тяготить его. Неожиданно он со страхом понял, что ничего не знает о непостижимом существе, с такой безмятежностью вверившем ему свою жизнь. Ему стало не по себе.
     Пытаясь найти опору, он наклонился к ней и легонько коснулся обтянутого черной тканью колена. Ее плоть тут же отозвалась на его прикосновение трепетом. Он взял ее руку и стал нежно целовать пальцы, чувствуя, как они дрожат под его губами. Он откинулся назад и решился, наконец, посмотреть ей прямо в лицо. Он успокоился. Этого было достаточно. Она действительно была с ним. Принадлежала ему.
     - Почему вы молчите? - с улыбкой спросил он.
     - Молчу?
     - Да.
     Помолчав, он вдруг упавшим голосом спросил:
     - Надеюсь, вы не жалеете? Ее глаза распахнулись.
     - Что вы! Нет, конечно.
     В ее голосе не было и тени сомнения. Он прозвучал совершенно искренне и уверенно.
     - Но о чем же вы тогда думаете? Мне бы хотелось знать это.
     - Я боюсь, - тихо ответила она.
     - Боитесь?
     - Да. Боюсь счастья.
     Он бросился к ней, обнял и стал осыпать поцелуями лицо, шею...
     - Я люблю вас, - повторял он. - Люблю. Люблю. Она теснее прижалась к нему, вся отдавшись поцелуям. Потом он вернулся на свое место и взял журнал. Она тоже. Поднимая глаза от страницы, он всегда встречал устремленный на него взгляд. Тогда они улыбались.
     Около пяти поезд прибыл в Дувр. Они собирались переночевать там, чтобы утром отплыть на континент.
     Винсент вошел в номер вслед за Tea, держа в руке пару вечерних газет, которые тут же небрежно бросил на стол. Носильщики, получив чаевые, ушли.
     Tea медленно подошла к окну, посмотрела на улицу и обернулась. Секундой позже они уже держали друг друга в объятиях.
     В дверь постучали, и они отпрянули друг от друга.
     - Черт бы их всех побрал, - задыхаясь, выдавил Винсент. - Нас что же, так никогда и не оставят в покое? Tea улыбнулась.
     - Думаю, оставят, - нежно ответила она и, взяв одну из газет, опустилась на диван.
     За дверью оказался бой {Имеется в виду слуга (англ.)}. С любопытством оглядываясь, он поставил поднос на столик и разлил чай. Поинтересовавшись, не нужно ли чего еще, он нехотя удалился.
     Винсент, выходивший в смежную комнату, вернулся в гостиную, радостно потирая руки.
     - Что ж, чай так чай! - бодро заявил он и замер на месте, потрясенный произошедшей переменой. - Что-то случилось?
     Tea, выпрямившись, сидела на диване и невидяще смотрела перед собой. Ее лицо было смертельно бледным.
     Винсент бросился к ней.
     - Любовь моя, что с тобой?
     Вместо ответа она протянула ему газету, указывая на какой-то заголовок.
     Взяв у нее газету, Винсент прочел:
     "Банкротство компании "Хобсон, Джекил и Лукас".
     Это ровным счетом ничего ему не говорило, хоть он и понимал, что должно было бы что-то сказать. Он недоуменно взглянул на Tea.
     - Там работает Ричард, - пояснила она.
     - Ваш муж?
     - Да.
     Винсент вернулся к статье и внимательно ее прочел. В глаза бросались фразы "неожиданный крах", "тяжелые последствия", "обманутые вкладчики".
     Заметив краем глаза какое-то движение, он поднял голову. Tea стояла у зеркала и уже надевала шляпку. Повернувшись, она посмотрела ему прямо в глаза.
     - Винсент, я должна вернуться к нему. Он вздрогнул.
     - Tea, о чем вы?
     - Я должна вернуться к Ричарду, - безжизненным голосом повторила она.
     - Но любовь моя...
     Она указала на газету, упавшую на пол.
     - Это означает разорение, крах и нищету. Я не могу оставить его в такую минуту.
     - Любимая, но вы уже оставили его. Что вам до того, что случилось после? Будьте же благоразумны. Она грустно покачала головой.
     - Вы не понимаете. Я должна.
     Большего он не смог от нее добиться. Казалось невероятным, что это мягкое и покорное существо может быть столь непреклонным. Она не спорила. Она просто от него уходила. Он мог говорить что угодно - это больше не действовало. Он обнимал ее, напоминал о ее чувствах и обещаниях, надеясь сломить эту невыносимую решимость... Ее уста по-прежнему отвечали на его поцелуи, но он чувствовал, как между ними стремительно растет стена.
     Потом, обессилев, он отпустил ее. Мольбы сменились упреками.
     - Ты никогда меня не любила! - бросил он ей в лицо.
     Она приняла это молча, даже не пытаясь протестовать против очевидной лжи, только лицо ее стало еще более грустным.
     Он уже не помнил себя. Он бросал ей все известные ему оскорбления, пытаясь сломать ее, надеясь, что вот сейчас она не выдержит и запросит пощады.
     А потом наступила минута, когда слов не осталось. Говорить больше было не о чем. Он рухнул на ковер и, обхватив голову руками, тупо на него уставился: красный, в черную клеточку ковер.
     Tea еще мгновение помедлила у дверей. Белое лицо, черные тени. Все было кончено.
     - Прощай, Винсент, - тихо сказала она. Не дождавшись ответа, она вышла и закрыла за собой дверь.
     
     ***
     
     Особняк Даррелов располагался в Челси. Это была старинная постройка причудливой архитектуры, окруженная небольшим садом. Там, возле самого парадного, росла магнолия - старая, почти засохшая, но все же - магнолия.
     Тремя часами позже Tea уже поднималась по ступеням своего дома; ее губы кривились, словно от боли.
     Она решительно прошла в кабинет, расположенный в задней части дома. Молодой человек с красивым, но осунувшимся лицом стремительно обернулся на ее шаги.
     - Tea! Слава Богу, ты вернулась. Слуги сказали, ты уехала в деревню.
     - Услышала, что произошло, и тут же вернулась, Ричард.
     Даррел обнял ее за талию и повел к дивану. Они уселись бок о бок, и Tea непринужденно высвободилась из его объятий.
     - Положение очень скверное, Ричард? - спокойно спросила она.
     - Что скрывать? Хуже некуда.
     - Рассказывай.
     Он принялся говорить, все время расхаживая по комнате. Tea молча слушала его рассказ. Она никак не могла сосредоточиться. Перед глазами плыло, мелькали вокзал, гостиничный номер в Дувре, любимое лицо... Иногда голос мужа доносился словно издалека, иногда она просто его не слышала.
     Все же она услышала достаточно, чтобы понять. Даррел умолк и снова опустился на диван рядом с нею.
     - Хорошо хоть, - закончил он, - что до твоего имущества они не могут добраться. Да и дом записан на тебя. Tea задумчиво кивнула.
     - Значит, это у нас осталось, - произнесла она. - Что ж, могло быть и хуже. Просто нам придется начать все с начала, вот и все.
     - Да, да, разумеется, - подхватил он с наигранным оживлением.
     - Значит, не все, - догадалась Tea. - Он рассказал мне не все.
     - Что еще, Ричард? - мягко спросила она. - Что-то действительно серьезное? Он замялся.
     - Серьезное? Что же может быть серьезней?
     - Тебе видней, Ричард.
     - Да все будет в порядке, - отозвался тот, пытаясь успокоить то ли жену, то ли самого себя. - Обещаю: все будет в порядке.
     Он порывисто обнял ее за плечи.
     - Как же я рад, что ты здесь! Теперь все точно будет хорошо. Ведь у меня есть ты, правда?
     - Да, Ричард, у тебя есть я, - тихо ответила она, уже не сбрасывая его руки.
     Он притянул ее к себе и поцеловал, словно ее присутствие его успокаивало.
     - У меня есть ты, - радостно повторил он, и она снова ответила:
     - Да, Ричард.
     Он опустился на колени у ее ног.
     - Я так устал! - жалобно произнес он. - Боже, что за день! Какой-то кошмар! Не представляю, что бы я без тебя делал! Господи, какое счастье, когда у человека есть жена.
     На этот раз она только молча наклонила голову. Он положил ей голову на колени и вздохнул, совершенно как усталый сонный ребенок.
     - О чем же он умолчал? - снова подумала Tea, машинально гладя его волосы, точно мать, убаюкивающая сына.
     - Ты приехала, и теперь все будет хорошо, - снова повторил Ричард. - С тобой я ничего не боюсь.
     Его дыхание становилось все ровнее, все спокойнее... Вскоре он уснул, a Tea продолжала гладить его волосы, смотря перед собой невидящими глазами.
     
     ***
     
     - Тебе не кажется, Ричард, - спросила Tea, - что будет лучше, если ты расскажешь мне все?
     Этот разговор произошел тремя днями позже. Они сидели в гостиной и как раз собирались обедать.
     Ричард вздрогнул и покраснел.
     - Не понимаю о чем ты, - сказал тот, отводя глаза.
     - Неужели?
     Он бросил на нее быстрый взгляд:
     - Нет, ну были кое-какие детали...
     - Ты просишь у меня помощи, так расскажи мне все. Он как-то странно посмотрел на нее;
     - Разве прошу? Она удивилась:
     - Милый, я все же твоя жена. Неожиданно на его лице появилась прежняя обаятельная лукавая улыбка.
     - И удивительно красивая жена, Tea. Впрочем, на другой я бы и не женился.
     Он стал расхаживать по комнате, что делал всегда, когда нервничал.
     - Не скрою, в некотором смысле ты права, - решился наконец он. - Кое о чем я действительно умолчал. Он запнулся.
     - Я слушаю.
     - Черт, так трудно объяснить это женщине... Вы же вечно все переворачиваете с ног на голову. Даете волю воображению и так далее.
     Tea молча ждала.
     - Понимаешь, - продолжал Ричард, - закон такая странная штука... В общем, он применим далеко не ко всем ситуациям. Я могу совершить поступок совершенно порядочный и честный, а закон будет рассматривать его как.., что-то иное. В девяти случаях из десяти он просто закроет глаза, а на десятый, ни с того ни с сего...
     Tea постепенно начинала понимать.
     - Почему же меня это не удивляет? - думала она. - Неужели я всегда знала, что вышла за бесчестного человека?
     Ричард все говорил, приводил какие-то ненужные доводы, пытался что-то объяснить. Впрочем, Tea давно уже привыкла, что муж совершенно не способен говорить прямо даже о самых простых вещах. Речь шла о каких-то его операциях с недвижимостью компании в Южной Африке. В чем конкретно заключались эти операции, Ричард говорить не хотел, но уверял ее, что действовал исключительно честно и порядочно. Беда в том, что закон отнесся к его действиям с излишней суровостью. В конце концов ему пришлось все же признать, что по факту этих сделок против него возбуждено уголовное дело.
     Объясняя все это, он то и дело украдкой бросал взгляд на жену. Ему никак не удавалось скрыть своего смущения и обрести обычную раскованность. Он все говорил и говорил, пытаясь изменить то, что изменить было уже поздно. Наконец, он не выдержал. Его сломило то, что он прочел в глазах жены. Оно мелькнуло и тут же исчезло, но он успел заметить: презрение.
     Он рухнул в кресло и спрятал лицо в ладонях.
     - Это все. Tea, - хрипло выговорил он. - И что же ты теперь намерена делать?
     Она, не колеблясь, подошла к нему, опустилась рядом на колени и взглянула ему прямо в глаза.
     - Ничего, Ричард. Он робко ее обнял.
     - Так ты не бросишь меня?
     - Конечно, нет, милый. Конечно, нет. Этого он уже не выдержал.
     - Но я же вор, Tea! Если отбросить все красивые слова, я самый обычный вор!
     - Что ж, значит, я жена вора. Мы либо вместе справимся с этим, либо вместе опустимся на дно. Оба замолчали. Наконец Ричард произнес:
     - Слушай, Tea, у меня есть один план, но о нем мы поговорим позже. Давай обедать. Сходи переоденься. В это мое любимое платье.., ты знаешь.., от Калло {Калло - модельная мастерская в Лондоне, очень популярная в 50-е годы, название по фамилии владельца и кутюрье.}.
     Она удивленно подняла брови:
     - Но ведь мы обедаем дома?
     - Да-да, конечно, но оно мне так нравится... Надень его, сделай мне приятное. Оно тебе так идет!
     Tea вышла к обеду в платье от Калло. Сшитое из парчи теплого розового оттенка с тонким золотистым рисунком, с глубоким вырезом, обнажавшим ослепительные плечи и шею Tea, оно удивительно шло ей, придавая трогательное сходство с хрупким цветком магнолии.
     Ричард восхищенно посмотрел на жену.
     - Умница моя. Ты выглядишь просто потрясающе. Они прошли в столовую. В течение всего вечера Ричард был возбужден, непрерывно шутил и смеялся по любому поводу, точно стараясь забыть о какой-то неприятной мысли. Несколько раз Tea пыталась вернуться к неоконченному разговору, но он уходил от него.
     И только когда она уже вставала из-за стола, он неожиданно перешел к делу.
     - Подожди. Мне надо тебе кое-что сказать. Это касается моих неприятностей. Tea опустилась на стул.
     - Если нам повезет, - скороговоркой заговорил Ричард, - дело можно будет замять. Вообще-то, я был довольно осторожен, так что им совершенно не за что зацепиться, кроме одного документа...
     Он многозначительно замолчал.
     - Документа? - непонимающе переспросила Tea. - Ты хочешь сказать, его нужно уничтожить? Ричард поморщился.
     - Мне бы только до него добраться. Но в этом-то и вся загвоздка.
     - У кого же эти бумаги?
     - Да ты его знаешь: Винсент Истэн. Tea тихонько ахнула, и Ричард удивленно на нее взглянул.
     - Понимаешь, я подозревал, что без него тут не обошлось, потому и приглашал к нам так часто. Помнишь, я еще просил тебя быть с ним полюбезнее?
     - Помню.
     - Странное дело: мне так и не удалось с ним подружиться. Не знаю уж почему. Но ты ему понравилась. Я бы даже сказал, слишком понравилась.
     - Знаю, - спокойно ответила Tea.
     - Да? - искоса взглянул на нее Ричард. - Вот и отлично. Тогда ты поймешь меня с полуслова. Сдается мне, что если к Винсенту Истэну поедешь ты, он не сможет отказать.., если ты попросишь его отдать эти бумаги. Ну, ты понимаешь: возвышенные чувства и все такое...
     - Я не могу, - поспешно сказала Tea.
     - Да брось ты.
     - Об этом не может быть и речи. По лицу Ричарда поползли красные пятна. Tea поняла, что он с трудом сдерживается.
     - Милая моя, ты, кажется, чего-то не понимаешь. Этот документ означает для меня тюрьму, а тюрьма - крах, бесчестье и унижение.
     - Ричард, Винсент Истэн не станет использовать эти бумаги против тебя, обещаю.
     - Не в этом дело. Он может сделать это невольно. Он ведь даже не понимает, что они для меня значат. Они заговорят, только если сравнить их с моей отчетностью, а все эти цифры скоро станут известны. Я не могу сейчас вдаваться в детали, но пойми: он может уничтожить меня даже не подозревая об этом. Его следует предостеречь.
     - Так сделай это. Напиши ему.
     - Что ему до меня? Нет, Tea, другого выхода нет. Ты мой единственный козырь. Ты моя жена. В конце концов, это твой долг - помочь мне. Поезжай к нему сегодня же вечером...
     - Только не сегодня! - вырвалось у Tea. - Хотя бы завтра.
     - Господи Боже, Tea! Как ты не понимаешь? Завтра может быть уже поздно. А вот если ты поедешь к нему прямо сейчас, немедленно...
     Он заметил, что она дрожит, и истолковал это по-своему.
     - Знаю, милая моя девочка, знаю: все это жутко неприятно. Но речь идет о жизни и смерти. Tea, ты же не оставишь меня в такую минуту? Ты сама говорила, что пойдешь ради меня на все.
     Tea услышала свой голос, резкий и неестественный:
     - Нет, и на то есть причины.
     - Пойми, речь идет о жизни и смерти. Я не шучу, Tea. Смотри.
     Он рванул на себя ящик письменного стола и выхватил оттуда револьвер. Если он и играл, то играл слишком уж натурально.
     - Если ты откажешься, я застрелюсь. Я не вынесу скандала, Tea. Скажи "нет", и меня не станет. Клянусь честью, я это сделаю.
     - О нет, Ричард, только не это, - выдохнула она.
     - Так помоги же!
     Он швырнул револьвер на стол и упал перед женой на колени.
     - Tea.., если ты любишь меня, если когда-нибудь любила, сделай это, сделай ради меня. Ты моя жена, Tea. Мне больше не к кому обратиться.
     Он продолжал ползать перед ней на коленях и умолять, пока Tea не услышала свой голос:
     - Ну хорошо, хорошо. Да.
     Ричард проводил ее до двери и поймал такси.
     
     ***
     
     - Tea!
     Не в силах скрыть радости, Винсент Истэн бросился ей навстречу. Она стояла в дверях его комнаты, кутаясь в накидку из белого горностая.
     - Никогда, - подумал Истэн, - я не видел женщины прекрасней.
     - Вы пришли!
     Она отпрянула, вытянув вперед руки.
     - Нет, Винсент, нет, это не то, что вы думаете. И торопливо заговорила сдавленным тихим голосом:
     - Я приехала по просьбе моего мужа. Он считает, что существуют бумаги, способные причинить ему вред. Я приехала просить вас.., отдать их мне.
     Винсент окаменел. На его лице застыла жалкая кривая улыбка.
     - Вот как? А я уж было и забыл об этом деле. Даже странно: как это могло вылететь у меня из головы, что ваш муж там работает. Дела там и впрямь неважные. Знаете, когда мне поручили во всем разобраться, я и подумать не мог, что напал на след такой важной птицы. Думал, все дело в какой-нибудь мелкой сошке...
     Tea молчала. Винсент с любопытством посмотрел на нее.
     - Насколько я понимаю, вас это не волнует? - спросил он. - Я говорю, вам безразлично, что ваш муж мошенник?
     Она качнула головой.
     - Господи! - выдавил Винсент.
     - Вам придется несколько минут подождать, - бросил он после паузы. - Мне еще нужно найти их.
     Tea устало опустилась в кресло. Истэн вышел в другую комнату. Вскоре он вернулся и протянул ей небольшую связку бумаг.
     - Благодарю вас, - произнесла Tea. - У вас есть спички?
     Она взяла протянутый коробок и подошла к камину. Когда бумаги превратились в кучку пепла, она выпрямилась.
     - Спасибо.
     - Не стоит, - сухо ответил Истэн. - Я вызову вам такси. Он усадил ее в автомобиль и долго смотрел вслед, даже когда тот исчез из виду. Странное, почти враждебное свидание. Они едва осмеливались даже взглянуть друг на друга. Что ж, это конец. Остается только уехать за границу и попробовать все забыть.
     
     ***
     
     Tea чувствовала, что не в силах сразу вернуться в Чел-си. Ей нужно было время, немного свежего воздуха. Встреча с Винсентом все перевернула в ней. Что если... Нет! Она справилась с минутной слабостью. Мужа она не любила - теперь она знала это точно, но оставался долг. Ричард пошатнулся - она должна поддержать его. Каков бы он ни был, он любит ее; он ненавидит всех и вся, но ее он любит.
     Такси покружило по широким улицам Хэмпстеда, выехало к реке, и от влажного прохладного воздуха Tea постепенно пришла в себя. К ней вернулась прежняя уверенность. Она окликнула водителя и велела ему ехать в Челси.
     Ричард ждал ее в холле.
     - Ну? - нетерпеливо спросил он. - Тебя так долго не было!
     - Разве?
     - Да, страшно, безумно долго. Тебе это удалось? Он шел за ней по пятам. Его глаза жадно исследовали ее лицо в поисках ответа, руки тряслись.
     - Все в порядке, да? - переспросил он.
     - Я лично сожгла их.
     - О-о!
     Она прошла в кабинет и обессиленно рухнула в большое кресло. Ее лицо снова было мертвенно-белого оттенка.
     - Господи! - подумала вдруг она. - Вот бы сейчас заснуть и больше никогда - никогда - не просыпаться.
     Она не замечала, что Ричард пожирает ее глазами; ей было просто не до него.
     - Так все в порядке, да?
     - Я же сказала.
     - Но ты уверена, что это были те самые бумаги? Ты их просмотрела?
     - Нет.
     - Но как же...
     - Это были те самые бумаги, Ричард, говорю тебе. И, пожалуйста, оставь меня в покое. На сегодняшний вечер с меня достаточно.
     Ее муж поспешно отсел с виноватым видом.
     - Да-да, я понимаю.
     Он нервно заходил по комнате. Потом подошел к жене и положил руку ей на плечо. Она сбросила ее.
     - Не прикасайся ко мне! - вырвалось у нее. Она попыталась рассмеяться.
     - Прости, дорогой, но мои нервы уже на пределе. Эти прикосновения...
     - Конечно-конечно, я понимаю.
     Он снова принялся Мерить комнату шагами.
     - Tea! - неожиданно воскликнул он. - Ну прости меня!
     - Что? - она недоумевающе подняла голову.
     - Я не должен был отпускать тебя к нему в такое время. Но поверь, мне и в голову не приходило, что я подвергаю тебя опасности.
     - Опасности? - рассмеялась она. Это слово, казалось, ее позабавило. - Что ты понимаешь? Ричард, ты даже представить себе не можешь...
     - Что? Что такое?
     Глядя прямо перед собой, она мрачно произнесла:
     - Ты даже не представляешь, чего мне стоила эта ночь.
     - О Господи, Tea! Я.., я не думал... И ты.., пошла на это ради меня? Господи, какая же я скотина! Tea... Tea... Клянусь, если бы я хоть на секунду подумал...
     Упав на колени, он обнял ее и принялся бормотать что-то, словно в бреду. Она опустила голову и с некоторым удивлением взглянула на него. До нее только сейчас начало доходить значение его слов.
     - Я.., я никогда не думал...
     - О чем ты никогда не думал, Ричард? Он вздрогнул, услышав ее голос.
     - Ответь же. О чем ты никогда не думал?
     - Tea, давай просто забудем об этом. Я ничего не хочу знать. Не хочу даже думать об этом.
     Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.
     - Ты.., никогда.., не думал, - раздельно произнесла она. - И что же, по твоему мнению, произошло?
     - Ничего не произошло, Tea. Мы будем думать, что ничего не было.
     Она не отрываясь смотрела на него, пока не уверилась, что действительно поняла его правильно.
     - Так ты думаешь, что...
     - Не надо!
     Она не обратила на него никакого внимания.
     - Ты думаешь, что Винсент Истэн потребовал платы за эти бумаги? И получил ее?
     Очень тихо, почти неслышно Ричард выдавил:
     - Я не верил, что он посмеет.
     - Не верил?
     Она изучающе рассматривала его, точно впервые видя, пока он не опустил глаза.
     - И потому попросил надеть мое лучшее платье? Потому послал меня к нему ночью одну? Ты ведь знал, что я ему нравлюсь. Ты просто спасал свою шкуру, Ричард, спасал любой ценой.., даже ценой моей чести. Она поднялась.
     - Теперь я тебя понимаю. Именно это ты и имел в виду с самого начала. Или, по крайней мере, не отбрасывал такой возможности. И.., и все равно отпустил меня.
     - Tea!
     - Не смей отрицать! Знаешь, Ричард, я думала, что узнала все о тебе еще много лет назад. Я всегда знала, что ты способен на бесчестные поступки, но до сегодняшнего вечера верила, что только не по отношению ко мне.
     - Tea!
     - Ты хочешь что-то возразить? Он молчал.
     - Ну так слушай, Ричард. Я хочу тебе кое-что сказать. Помнишь, три дня назад, когда все это началось, слуги сказали тебе, что я уехала в деревню? Так вот, Ричард, это не так. Я уехала с Винсентом Истэном.
     Ричард издал невнятный горловой звук. Tea остановила его жестом.
     - Подожди. Мы были уже в Дувре, когда я прочла в газете о том, что с тобой случилось. Тогда, как ты знаешь, я вернулась.
     Она смолкла. Ричард схватил ее за руку и пристально посмотрел ей в глаза.
     - Ты вернулась.., вовремя. Tea горько рассмеялась.
     - Да, Ричард, для тебя да.
     Он отпустил ее руку и, отойдя к камину, замер, гордо вскинув подбородок. В эту минуту он был действительно красив.
     - Я, - медленно произнес он, - смогу простить тебе это.
     - А я нет.
     Это было как взрыв. Ричард, вздрогнув, непонимающе повернулся к ней. Его губы беззвучно шевелились.
     - Ты.., ты что, Tea?
     - Я сказала, что не прощу тебя. Я сама согрешила, бросив тебя ради другого мужчины, хоть между нами ничего и не произошло - это не важно. Но я хоть согрешила ради любви. Я знаю, что ты никогда не был мне верен. Не спорь, я прекрасно знала это и прощала, поскольку верила, что ты меня все же любишь. Но то, что ты сделал сегодня, перечеркнуло все. Это омерзительно, Ричард. Этого не сможет простить ни одна женщина. Ты продал меня, продал свою собственную жену!
     Она подхватила накидку и направилась к двери.
     - Tea! - тревожно позвал ее муж. - Ты куда?
     - За ошибки нужно платить, Ричард, - бросила она, обернувшись. - За свои я заплачу одиночеством. Что до тебя... Ты сделал ставкой в игре любимого человека... Что ж, ты его проиграл!
     - Ты уходишь?
     - Да, Ричард. Теперь я свободна. Здесь меня больше ничто не держит.
     Хлопнула дверь. Прошла вечность или несколько секунд - он не знал. Едва слышный шелест заставил его очнуться. С магнолии за окном осыпались последние лепестки.