Астрид ЛИНДГРЕН
     
     СТУК-ПОСТУК
     
     Давным-давно, во времена нищеты и голода, по всей стране водились волки. И вот однажды на хутор Капелу пришел волк и напал на овец. Проснулись утром хуторяне, глядь, а курчавые овечки и ласковые ягнятки лежат на лугу мертвые, и кругом разбрызгана кровь - всех волк загрыз, ни одной не оставил. Худшего несчастья для бедных людей невозможно и представить. Ах, как горевали, как плакали обитатели Капелы! Как проклинала вся округа кровожадного убийцу! Мужики собрались и с ружьями, с ловчей сетью отправились на охоту, выгнали зверя из логова и поймали в сеть. Там волку и смерть пришла. Поделом ему, злодею. Не будет больше овец губить! Да только плохое это утешение: пропали овечки - назад не воротишь! Ужасное горе случилось в Капеле.
     Больше всех горевали двое: дедушка да внучка Стина-Мария, самый старый и самая малая из обитателей Капелы. Сели они на пригорке позади овчарни и заплакали. Сколько раз они любовались отсюда овечками, которые паслись на лужайке, и всегда все было тихо и спокойно, никаких волков в помине не было. Все лето каждый день дедушка и внучка приходили сюда: дед грел на солнышке старые косточки, а Стина-Мария строила среди камней игрушечные домики и слушала дедушкины рассказы. Дедушка много сказывал такого, про что знают только старые люди. Про хульдру - чешет хульдра золотым гребешком свои длинные волосы, а сама спину закрывает, потому что сзади она пустотелая; и про эльфов сказывал дедушка - к эльфам близко не подходи, эльф дохнет на тебя, порчу наведет; еще сказывал дедушка про водяного - водяной живет в речном омуте и на арфе играет; от дедушки узнала Стина-Мария про троллей - тихо бродят тролли в лесной чаще; и про подземных жителей - эти прячутся в глубоких норах, и даже и имя их нельзя произносить вслух. Обо всем этом и толковали дедушка и внучка, сидя за овчарней, - старый да малый всегда друг к другу тянутся.
     Иной раз дедушка говорил Стине-Марии заветный стих, такой же древний, как хутор Капела:
     
     Стук-стук-постук!
     Для овечек тучный луг.
     Сколько было - столько есть.
     Тучек на небе не счесть.
     
     В такт этим словам дедушка ударял посохом о землю, а под конец подымал его над головой, чтобы Стина-Мария поглядела, как в вышине пасутся тучки; поэтому, дескать, небеса хранят всех овечек и ягнят, которые живут в Капеле.
     Но сегодня дедушка со Стиной-Марией оба плакали, потому что нынче никак нельзя было сказать "сколько было - столько есть", овечки погибли все до единой, и небеса, хоть и пасутся на них тучки, не уберегли земных овечек и ягнят от волка.
     - Кабы живы были овечки, мы бы их завтра стригли, - сказала Стина-Мария.
     - Да, кабы живы были овечки, - вздохнул дедушка, - мы бы их завтра стригли.
     Стрижка овец была для Капелы праздником. Конечно, для овец и ягняток никакой радости в этом не было, зато радовались Стина-Мария с дедушкой и все остальные обитатели хутора. Сначала на холм возле овчарни притаскивали большую бельевую лохань, потом доставали большие овечьи ножницы, которые в остальное время висели на стене в сарае, а мама Стины-Марии выносила из дому нарядные красные ленты, которые она соткала своими руками, - этими лентами овцам опутывали ноги, чтобы не разбежались. Потому что овцы трусили и не хотели купаться в лохани, им не нравилось, когда их связывали и переворачивали вверх ногами, им неприятно было прикосновение холодных железных ножниц. И они совсем не желали расставаться со своей мягкой, теплой шубой для того, чтобы обитатели Капелы могли сделать себе зимнюю одежду. Овцы отчаянно блеяли у дедушки на коленях, не понимая, зачем их стригут. Дедушка всегда сам стриг овец, никто не умел так ловко управляться с ножницами. А пока дедушка стриг, Стина-Мария держала голову ягненочка и пела ему песенку, которой выучилась у дедушки:
     
     Ох ты мой ягненок, Бедненький малыш!
     
     Ах, бедные ягнятки! То, что с ними теперь случилось, было куда страшнее. Волчьи зубы злее, чем ножницы, а обливаться собственной кровью, конечно, гораздо хуже, чем искупаться в большой лохани.
     - Никогда уж, наверно, не будет больше овечьей стрижки в Капеле, - сказала Стина-Мария.
     Но, как говорится, поживем-увидим...
     Наступил вечер. Дедушка уже отправился спать в свою каморку, но вдруг спохватился, что забыл где-то свой посошок.
     - Остался, поди, лежать за овчарней, - сказал дедушка. - Сбегай, внученька. Да смотри, поторопись, чтобы похлебку без тебя не съели.
     Дело было уже к осени, и когда Стина-Мария пустилась бегом за дедушкиным посохом, на дворе начинали сгущаться сумерки; кругом было тихо-тихо, нигде ни шороха. Странное чувство охватило девочку, ей вдруг сделалось очень страшно. Вспомнила она тут все, что слыхала про хульдру и троллей, про эльфов и водяного и про подземных жителей. И начало ей всякое мерещиться. Скирды хлеба в поле чернели так угрюмо! Никак это тролли? Сейчас подкрадутся неслышными шагами! Вот плавают над лугом пряди вечернего тумана. Нет! Это эльфы потихоньку слетаются все ближе, чтобы дохнуть на девочку и навести порчу. А хульдра в лесу! Не она ли затаилась среди деревьев? Так и зыркает огненными очами на девочку, которая вздумала одна бродить среди ночи! А что затевают подземные жители? Те, кого нельзя называть по имени?
     Но за овчарней на пригорке, на том месте, где сидел дедушка, нашелся его посох. Стина-Мария подняла его с земли и, едва почувствовала в руке гладкое дерево, как сразу перестала бояться. Присела Стина-Мария на камушек и снова окинула взглядом поле и луг, лес и усадьбу. Увидала девочка, что в поле стоят скирды, из которых потом намолотят хлеб, увидала, как на лугу, колыхаясь, подымается вечерний туман, как чернеют в лесу деревья, увидала, как светятся в доме окошки, озаренные изнутри приветливым пламенем очага: и всё это - милая, родная Капела - тут уж все страхи Стины-Марии точно рукой сняло.
     Даже камень, на котором сидела Стина-Мария, был частью Капелы. Лисьим камнем называл его дедушка, потому что под камнем в земле была дыра. Дедушка говорил, что это - лисья нора, но никто на хуторе уже не помнил, чтобы тут когда-нибудь водились лисы. Стина-Мария подумала про лису, вспомнила про волка, но нисколько не испугалась. Она подняла дедушкин посох и постучала по земле, точно как дедушка. А потом взяла и сказала старинный стих, такой же старый, как хутор Капела:
     
     Стук-стук-постук!
     Для овечек тучный луг.
     Сколько было - столько есть.
     Тучек на небе не счесть.
     
     И вдруг в тот же миг что-то произошло. Откуда ни возьмись, появился перед Стиной-Марией маленький человечек, весь сумеречно-серый и смутный, как вечерний туман. И глаза у него были старые-престарые, как земля и камни; и голос был старый, словно журчание воды в реке или шорох ветра. Старичок заговорил так тихо, что Стина-Мария еле различала его слова.
     - Кончились все овечки, - бормотал он, - кончились овечки, и Стук-постук кончился. Не будете барабанить у нас над головой. Кончились ваши овечки!
     После этих слов Стина-Мария поняла, что перед нею стоит один из подземных жителей. И тут ей стало так страшно, так страшно, как никогда После этих слов Стина-Мария поняла, что перед нею стоит один из подземных жителей. И тут ей стало так страшно, так страшно, как никогда еще не бывало! Она не могла ни слова сказать, ни пальцем пошевелить - так и застыла, сидя на камне, и только слушала шепот и бормотание.
     - Сама говоришь: "Сколько было - столько есть"! И вот и нету у тебя овец, были да сплыли! Мы видали ночью, как их волк всех придушил. Но если ты обещаешь, что не будешь делать Стук-постук, тогда я дам тебе новых овец.
     Стина-Мария вся дрожала от страха, но услышав, что ей дадут новых овец, разом перестала дрожать:
     - Ты и взаправду дашь мне новых овечек?
     - Дам, если сама за ними придешь, - ответил серый человечек.
     Не успела Стина-Мария опомниться, как человечек снял ее с Лисьего камня будто пушинку, откатил камень в сторону, а потом подхватил девочку, и они провалились в темный подземный лаз, такой длинный, что, казалось, конца не будет этой дороге, она тянулась, точно долгая черная ночь, и Стина-Мария подумала:
     "Вот уж никогда не видала таких лисьих нор. Верно, смерть моя пришла!" И вот она очутилась в подземном царстве. Там, где дремлют окутанные сумраком дремучие леса, где ветер никогда не колышет ветвей, где густой туман неподвижно висит над сумрачными водами, в которые никогда не заглядывают ни солнце, ни луна, ни звезды - там вечно царит первозданная древняя тьма, и там в глубоких пещерах и гротах живут подземные жители. Но сейчас они все вылезли из своих нор и толпою теней окружили Стину-Марию.
     Седой старичок, который привел Стину-Марию в подземное царство, сказал подземным жителям:
     - Мы дадим ей овец - столько, сколько у нее было. А ну-ка, овцы! Сколько вас волк задрал - все идите сюда!
     И тут Стина-Мария услыхала, как зазвенели колокольчики, смотрит она и видит - выходят из лесу друг за дружкой овечки и ягнятки. Только не беленькие, как в Капеле, а серые, и у каждой овцы за ушко подвешен золотой колокольчик.
     - Забирай своих овец и возвращайся в Капелу, - сказал серый человечек.
     И тут все подземные жители расступились, чтобы пропустить Стину-Марию и ее овечек. И только одна женщина не сошла с дороги. Стала и стоит перед Стиной-Марией - серая, словно тень, и старая, как земля и камни.
     И вот женщина-тень берет в руку русую косу Стины-Марии и шепчет:
     - Какая ты беленькая, какая светленькая! Красавица моя, солнышко! Давно я мечтала о такой девочке.
     Потом женщина-тень ласково провела невесомой рукой по лбу девочки, и в тот же миг Стина-Мария позабыла все, что раньше любила.
     Позабыла она про солнце, про луну и звезды, забыла голос родимой матушки, забыла имя отчее, забыла милых братцев и сестричек, забыла дедушку, который качал ее на руках, - никого больше не помнила Стина-Мария, вся Капела в один миг сгладилась в ее памяти. Одно только и запомнила девочка, что стала она хозяйкой овечек с золотыми колокольчиками. И начала Стина-Мария гонять овечек в дремучий лес на пастбище и водить на водопой к сумрачному озеру, а самого маленького ягненочка она брала на руки и укачивала, напевая песенку:
     
     Ох ты мой ягненок, Бедненький малыш!
     
     Эти слова девочка помнила; а когда она пела, ей почему-то казалось, что и сама она маленькая овечка, отбившаяся от дома, и порой Стине-Марии случалось тогда всплакнуть. Но она все про себя забыла и не знала, кто она такая на самом деле. Ночевать девочка приходила в пещеру, где жила женщина-тень; Стина-Мария звала эту женщину мамой. Овечек она тоже приводила на ночь в пещеру и укладывала спать рядом с собой, ей нравилось слушать, как в темноте позванивают их колокольчики.
     Сменялись дни и ночи, проходили месяцы и годы, а Стина-Мария все пасла своих овечек в сумрачном лесу, мечтала да пела песенки на берегу сумрачного озера, а время все шло.
     Безмолвная тишина царила в подземном мире. Ни звука не слышала тут Стина-Мария, кроме собственного тихого пения да тонкого звона золотых колокольчиков; разве что иногда над сумрачным озером, куда она приводила на водопой своих овечек, вскрикнет в тумане какая-то птица.
     И вот однажды сидела она в забытьи на бережку, глядела, как пьют овцы, и задумчиво черпала рукой воду. Как вдруг раздался такой грохот, что все кругом вздрогнуло, всколыхнулись сумрачные воды; потом раздался голос, такой громкий, что все деревья в сумрачном лесу приклонились к земле, и на все подземное царство прогремели старинные слова, такие же старые, как хутор Капела:
     
     Стук-стук-постук!
     Для овечек тучный луг, Сколько было - столько есть.
     Тучек на небе не счесть.
     
     Стина-Мария вздрогнула и точно проснулась.
     - Слышу, дедушка! Слышу! Я - здесь! - закричала она.
     Тут же она опамятовалась и все припомнила. Вспомнила дедушку, вспомнила голос родимой матушки, вспомнила имя отчее, вспомнила, кто она такая, и поняла, что родной дом ее на хуторе Капела.
     И вспомнила Стина-Мария, что она живет в плену у подземных жителей в том темном царстве, где не светят ни солнце, ни луна, ни звезды. И вот пустилась Стина-Мария бежать со всех ног, а овцы и ягнята за ней; казалось, что серая речка течет следом за Стиной-Марией по сумрачному дремучему лесу.
     А подземные жители, услыхав грохот и громкий голос, вылезли из своих пещер и гротов и злобно зашептались, а глаза у них почернели от злости. Все смотрели на Стину-Марию и бормотали все громче и показывали пальцем на девочку. И тогда серый старичок, который привел сюда Стину-Марию, кивнул головой.
     - Пускай поспит в сумрачном озере, - пробормотал он. - Не будет нам тишины и покоя, покуда ее род живет в Капеле. Пускай она поспит в сумрачном озере.
     И сразу же подземные жители, словно тени, обступили Стину-Марию, и схватили ее, и повлекли к озеру, над которым стелился густой туман.
     Но тут женщина, которую Стина звала своей мамой, вдруг как закричит во весь голос! Никто еще не слыхал в подземном царстве такого крика.
     - Красавица моя! - кричала женщина-тень. - Солнышко мое!
     Она ворвалась в толпу и обхватила Стину-Марию своими легкими руками. Посмотрев на подземных жителей почерневшими от гнева глазами, она крикнула им срывающимся голосом:
     - Только я сама, и никто другой, уложу мое дитя спать, когда настанет время!
     Она подняла Стину-Марию на руки и понесла к озеру, все подземные жители стояли молча и ждали.
     - Пойдем, красавица моя! - бормотала женщина. - Пойдем, спать пора!
     Над озером клубился туман. Едва женщина вступила в него, он густой пеленою обвил ее и девочку. Но Стина-Мария заметила, как внизу под ногами блеснула вода, и с тоской подумала: "Ох ты мой ягненочек, не видать тебе больше Капелы!" Но женщина-тень, которую Стина-Мария звала мамой, погладила ее легкой рукой по головке и шепнула:
     - Беги вслед за овечками, красавица моя!
     И Стина-Мария очутилась совсем одна, в густом тумане не видно было ни зги, только впереди звенели золотые колокольцы, и девочка шла за ними. Колокольчики вели ее сквозь мрак и туман, она шла долго-долго, сама не зная куда, и после долгого пути вдруг почувствовала под ногами траву, короткую общипанную овцами травку, какая бывает на выгоне.
     "Вот уж не знаю, куда я попала, - подумала Стина-Мария. - Но трава тут растет такая же, как у нас дома".
     В тот же миг туман пал росою и девочка увидала месяц. Месяц светил над хутором Капела, он как раз выглянул из-за крыши овчарни. А на Лисьем камне сидел дедушка и держал в руках своих посох.
     - Где же ты так долго пропадала? - спросил дедушка. - Пойдем скорее домой, пока похлебка не остыла!
     Но тут он замолчал. Потому что увидел овец. Красивые белые овечки паслись на лугу вместе с малыми ягнятами, дедушка ясно разглядел их на лугу в свете месяца и услышал нежный звон колокольчиков.
     - Вот уж правда, старость - не радость, - сказал дедушка. - У меня в ушах звенит, и я вижу овец, которых загрыз волк.
     - Это не те овцы, которых волк загрыз, - сказала Стина-Мария.
     Тогда дедушка посмотрел ей в глаза и понял, где побывала Стина-Мария. Тот, кто побывал у подземных жителей, на всю жизнь остается меченым. Даже если ты пробыл там ровно столько времени, сколько надо, чтобы похлебка сварилась и месяц успел подняться над овчарней, метка все равно останется у тебя на всю жизнь.
     Дедушка поднял Стину-Марию на руки и посадил ее к себе на колени.
     - Ох ты мой ягненочек, - сказал дедушка. - Сколько же времени ты пропадала, бедная овечка?
     - Много месяцев и много лет, - ответила Стина-Мария. - И если бы ты не позвал меня, я бы там и осталась.
     Но в старых дедушкиных глазах светилась радость при виде овечек. Он всех пересчитал и убедился, что их столько же, сколько сгубил волк.
     - Похоже, что в Капеле все-таки будут стричь овец, - сказал дедушка Стине-Марии. - Похоже, что надо мне с вечера наточить овечьи ножницы. Если, конечно, лунные овечки - твои.
     - Мои они, чьи ж еще! - сказала Стина-Мария. - Сейчас они беленькие, а были серые, когда мне их дали...
     - Тсс. Молчок! - перебил дедушка.
     - Дали те, кого нельзя называть по имени, - закончила Стина-Мария.
     Месяц все выше поднимался над крышей овчарни и озарил своим светом луг, на, котором паслись овцы и ягнята хутора Капела. Дедушка взял свой посох и постучал по земле: "Стук-стук-постук..." - Тсс! Молчок! - остановила его Стина-Мария. И шепотом, дедушке на ушко, сказала стих, который был так же стар, как старинный хутор Капела:
     
     Стук-стук-постук!
     Для овечек тучный луг.
     Сколько было - столько есть.
     Тучек на небе не счесть.
     
     
     Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/
     
     Астрид ЛИНДГРЕН: СТУК-ПОСТУК