О. Генри
     
     Громила и Томми (1)
     
     Перевод Н. Дарузес
     
     Файл с книжной полки Несененко Алексея http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
     
     В десять часов вечера горничная Фелисия ушла с черного хода вместе с полисменом покупать малиновое мороженое на углу. Она терпеть не могла полисмена и очень возражала против такого плана. Она говорила, и не без основания, что лучше бы ей позволили уснуть над романом Сент-Джорджа Ратбона в комнате третьего этажа, но с ней не согласились. Для чего-нибудь существует на свете малина и полицейские.
     Громила попал в дом без особого труда: в рассказе на две тысячи слов требуется побольше действия и поменьше описаний. В столовой он приподнял щиток потайного фонаря и, достав коловорот и перку, начал сверлить замок шкафа, где лежало серебро.
     Вдруг послышалось щелканье. Комнату залило электрическим светом. Темные бархатные портьеры раздвинулись, и в комнату вошел белокурый мальчик лет восьми в розовой пижаме, держа в руке бутылку с прованским маслом.
     - Вы громила? - спросил он тоненьким детским голоском.
     - Послушайте-ка его! - хрипло воскликнул гость. - Громила я или нет? А для чего же, по-твоему, я три дня отращивал щетину на подбородке, для чего надел кепку с наушниками? Давай живей масло, я смажу сверло, чтоб не разбудить твою мамашу, у которой заболела голова и она легла, оставив тебя на попечение Фелисии, не оправдавшей такого доверия.
     - Ах ты, боже мой, - со вздохом сказал Томми. - Не думал я, что вы так отстали от времени. Это масло пойдет для салата, когда я принесу вам поесть из кладовой. А мама с папой уехали в оперу слушать де Решке. Я тут ни при чем. Это только доказывает, сколько времени рассказ провалялся в редакции. Будь автор поумней, он бы в гранках исправил фамилию на Карузо.
     - Замолчи, - прошипел громила. - Попробуй только поднять тревогу, и я сверну тебе шею, как кролику.
     - Как цыпленку, - поправил Томми. - Это вы ошиблись. Кроликам шею не свертывают.
     - Неужели ты меня не боишься? - спросил громила.
     - Сами знаете, что не боюсь, - ответил Томми. - Неужели вы думаете, что я не отличу правду от вымысла? Если б это было не в рассказе, я бы завопил, как дикий индеец, а вы скатились бы по лестнице и на тротуаре вас бы зацапала полиция.
     - Вижу, ты свое дело знаешь, - сказал громила. - Валяй дальше.
     Томми уселся в кресло и поджал под себя ноги.
     - Почему вы грабите чужих людей, господин громила? Разве у вас нет знакомых?
     - Вижу, к чему ты клонишь, - злобно нахмурившись, сказал громила. - Стара штука. Твоя младенческая невинность и беззаботность должны вернуть меня к честной жизни. Каждый раз, как залезешь в дом, где имеется младенец, получается одна и та же история.
     - Может быть, вы посмотрите жадными глазами на тарелку с холодной говядиной, которую буфетчик забыл на столе? - сказал Томми. - А то времени у нас мало.
     Громила согласился.
     - Бедненький, - сказал Томми - Вы, должно быть, проголодались. Постойте, пожалуйста, в нерешительной позе, а я вам принесу чего-нибудь поесть.
     Мальчик принес из кладовой жареную курицу, банку с вареньем и бутылку вина. Громила недовольно взялся за нож с вилкой.
     - И часу не прошло, как я ел омаров и пил пиво на Бродвее, - проворчал он. - Хоть бы эти писаки позволили человеку принять таблетку пепсина перед едой.
     - Мой папа тоже пишет книжки, - заметил Томми.
     Громила поспешно вскочил с места.
     - А ты говорил, будто он уехал в оперу, - прошипел он хриплым голосом, подозрительно глядя на мальчика.
     - Я забыл сказать, - объяснил Томми. - Билеты он получил бесплатно.
     Громила снова уселся на место и стал обгладывать куриную косточку.
     - Зачем вы грабите квартиры? - задумчиво спросил мальчик.
     - Затем, - ответил громила, вдруг залившись слезами. - Помилуй господи моего темноволосого мальчика Бесси, который остался дома.
     - Ах нет, - сказал Томми, сморщив нос. - Это вы не так говорите. Прежде чем пустить слезу, вы должны рассказать, отчего вам не повезло.
     - Да, да, я и забыл, - сказал громила. - Ну вот, раньше я жил в Мильвоки...
     - Берите серебро, - сказал Томми, слезая с кресла.
     - Погоди, - сказал громила. - Но я уехал оттуда. Другой работы я найти не мог. Некоторое время я поддерживал жену и ребенка, сбывая ассигнации Южного правительства, но увы! пришлось бросить и это, потому что они не имели хождения. Я махнул на все рукой и с горя сделался громилой.
     - А вы когда-нибудь попадались в руки полиции? - спросил Томми.
     - Я сказал "громилой", а не нищим, - ответил грабитель.
     - Как же мы кончим рассказ, когда вы доедите курицу и у вас, как полагается, начнется приступ раскаяния?
     - Предположим, - задумчиво начал громила, - что Тани Пастор кончит сегодня раньше обыкновенного и твой отец приедет с "Парсифаля" в половине одиннадцатого. Я окончательно раскаялся, потому что ты напомнил мне моего сыночка Бесси...
     - Послушайте, - сказал Томми, - а вы не ошиблись?
     - Нет, клянусь пастелями Б. Кори Килверта, - сказал громила. - Всегда у меня дома остается Бесси и бесхитростно болтает с бледнолицей женой громилы. Так вот я и говорю, твой отец откроет парадную дверь как раз в ту минуту, когда я буду уходить, нагруженный увещаниями и бутербродами, которые ты завернул для меня в бумажку. Узнав во мне старого товарища по Гарвардскому университету, он отшатывается...
     - Не в изумлении, надеюсь? - прервал его Томми, глядя на него круглыми глазами.
     - Он отшатывается назад, - продолжал громила и вдруг, поднявшись на ноги, начал выкрикивать: - Pa, pa, ра! Ура, ура, ура!
     - Ну-ну, - сказал удивленно Томми. - Первый раз слышу от громилы на работе университетский клич, хотя бы и в рассказе.
     - Не все тебе знать, - засмеялся громила. - Это я подпустил сценичности. Если такую штуку сыграть в театре, только этот намек на университетскую жизнь и может обеспечить ей успех.
     Томми взглядом выразил свое восхищение.
     - Вы в этом здорово разбираетесь, - сказал он.
     - И вот еще в чем ты проврался, - заметил громила. - Тебе давно надо бы пойти и принести золотой, который мама подарила тебе в день рождения, чтобы я передал его Бесси.
     - Но она не для того дарила мне золотой, чтоб вы передали его Бесси, - надувшись, отвечал Томми.
     - Ну, ну! - строго сказал громила. - Нехорошо пользоваться тем, что в рассказе попалась неясная по смыслу фраза. Ты понимаешь, что я хотел сказать. Что я там получу от этой литературной стряпни? Я теряю всю выручку да еще каждый раз обязан каяться; а достаются мне разные пустячки и сувениры от вас, ребят. Как же, в одном рассказе я получил в награду всего-навсего поцелуй маленькой девочки, которая застала меня врасплох, когда я вскрывал сейф. Да еще вся она была липкая от патоки. Вот возьму эту скатерть, накину тебе на голову, да и залезу в шкаф с серебром.
     - Ничего подобного, - сказал Томми, обхватив колени руками. - Потому что после этого ни один журнал не примет рассказа. Вы же знаете, что вам следует соблюдать единство.
     - И тебе тоже, - угрюмо возразил громила. - Вместо того чтобы сидеть здесь, болтать глупости и отнимать хлеб у бедного человека, тебе бы следовало залезть под кровать и вопить благим матом.
     - Ваша правда, дружище, - согласился Томми. - Удивляюсь, к чему нас заставляют это делать. По-моему, Совет по охране детства должен был бы вмешаться. Для ребенка моих лет и неестественно и неприятно соваться под ноги взрослому громиле, когда он занят делом, и предлагать ему красные санки и коньки, лишь бы он не разбудил больную маму. А посмотрите, что они заставляют вытворять громилу! Кажется, редактор должен бы знать... э, да что толку!
     Громила вытер руки о скатерть и, зевнув, поднялся с места.
     - Ну, давай кончать, - сказал он. - Благослови тебя боже, мой мальчик, ты нынче не дал человеку совершить преступление. Бесси станет молиться за тебя, когда я попаду домой и распоряжусь на этот счет. Больше я не ограблю ни одной квартиры - по крайней мере до тех пор, пока не выйдут июньские журналы. Тогда придет черед твоей сестренки - она застанет меня, когда я буду извлекать из чайника четырехпроцентные облигации С. Ш. А., и попытается подкупить меня коралловыми бусами и слюнявым поцелуем.
     - Напрасно вы жалуетесь, не вам одному плохо, - вздохнул Томми, сползая с кресла. - Подумайте, ведь я никогда не высыпаюсь. Нам обоим достается, старик. Я бы хотел, чтоб вам удалось вылезти из рассказа и в самом деле ограбить кого-нибудь. Может быть, вам повезет, если мы попадем в инсценировку.
     - Вряд ли, - мрачно сказал громила. - Я, должно быть, всегда буду сидеть на мели, если юные дарования вроде тебя будут пробуждать во мне стремление к добру, а журналы - платить по выходе из печати.
     - Очень жаль, - сочувственно сказал Томми. - Только я тоже ничем помочь не могу. Это уж такое правило семейной беллетристики, что громиле никогда не везет. Ему мешает или младенец вроде меня, или юная героиня, или в самую последнюю минуту его сообщник, Рыжий Майк, припоминает, что служил в этом доме кучером. Во всяком рассказе вам достается самая плохая роль.
     - Ну, мне, пожалуй, пора смываться, - сказал громила, подхватывая фонарь и коловорот.
     - Вы должны взять с собой остаток курицы и вино для Бесси и ее мамы, - спокойно заметил Томми.
     - Да провались ты, ничего им не надо! - с досадой воскликнул громилам. - У меня дома пять ящиков Шато де Бейхсвель разлива тысяча восемьсот пятьдесят третьего года. - А ваш кларет пахнет пробкой. А на курицу они и глядеть не станут, если ее не протушить в шампанском. Когда я выхожу из рассказа, мне так стесняться не приходится. Кое-что зарабатываю иной раз.
     - Да, но вы все-таки возьмите, - настаивал Томми, нагружая громилу свертками.
     - Спасибо, молодой хозяин, - послушно произнес громила. - Саул - гроза вторых этажей - никогда тебя не забудет. А теперь выпусти меня поживей, малец. Наши две тысячи слов подходят к концу.
     Томми проводил его через холл к парадной двери. Вдруг громила остановился и тихонько окликнул мальчика:
     - А это не фараон там перед домом стоит и любезничает с девушкой?
     - Да, - ответил Томми, - ну и что же из этого?
     - Боюсь, как бы он меня не забрал, - сказал громила. - Не забывай, что это беллетристика.
     - Батюшки мои! - воскликнул Томми, поворачиваясь. - Идемте, я выпущу вас черным ходом.
     
     ------------------------------------------------------------
     1) - Пародия на повесть Фрэнсис Бэрнет "Громила и Эдит" и
     другие сентиментальные повести о раскаявшихся грабителях.