Э. Шюре. ВЕЛИКИЕ ПОСВЯЩЁННЫЕ            >Hапоминаю: то что в скобках () и [] - комментарии автора этой книги > то что в скобках {} - мои комментарии >Примечание: иногда скобки автора уводят от смысла, поэтому их следует >читать в позновательных целях, а затем вспоминать слова до скобак вс->поминать их смысл и продолжать дальше.                  КHИГА ПЯТАЯ      _ОРФЕЙ_            (мистерiи Дiониса)            Как трепещут они в необъятной вселенной, как      они вьются и ищут друг друга, эти безчисленные ду-      ши, которые исходят из единой великой Души Мира!      Они падают с планеты на планету и оплакивают в      бездне забытую отчизну.. Это-твои слезы, Дионис...      О, великий дух, о божественный Освободитель, прими      обратно твоих дочерей в твое лоно неизреченного      света.      (Орфический отрывок)            Эвридика! о божественный свет! проговорил Орфей      умирая. - Эвридика! простонали - обрываясь семь      струн его лиры. - И его голова, уносимая навсегда      потоком времени, продолжает призывать. Эвридика!      Эвридика!      (Легенда Орфея)                  Глава I.            Доисторическая Греция. Вакханки. Появление Орфея.            В святилищах Аполлона, которые владели Орфическим преданием, во время весеннего равноденствия, праздновалось мистическое торжество. Это было время, когда нарциссы расцветали вновь у источника Кастальского. Тренож^ники и лиры храма звучали сами собой и были знамения, что невидимый Бог возвращается из страны гиперборейской на колеснице, влекомой лебедями.      И тогда великая жрица, в одеждах Музы, увенчанная лаврами, с священной повязкой на челе, начинала петь посвященным гимн о рождении Орфея, сына Аполлона и жрицы священного храма. Она призывала душу Орфея, отца мистов, создателя священных мелодий, властителя душ, Орфея безсмертного и трижды увенчанного: в аду, на земле и в небесах, шествующего с звездой на челе, среди Святил и Богов.      Мистическое пение дельфийской жрицы давало указание на одну из тайн, хранимых жрецами Аполлона и неведомых непосвященной толпе. Орфей был жи^вотворящим гением священной Греции, будителем ее божественной души. Его лира о семи струнах обнимала всю вселенную. Каждая из струн соответствовала также одному из состояний человеческой души и содержала закон одной науки и одного искусства. Мы потеряли ключь к ее полной гармонии, но ее различные тона никогда не переставали звучать для человечества.      Теургический импульс и влияние духа Диониса, которые Орфей сумел сообщить Греции, перебросились позднее в Европу. наш век перестает верить в красоту жизни, и если, не смотря ни на что, он продолжает сохранять о ней воспоминание, исполненное тайной и непреодолимой надежды, этим он обязан великому Вдохновителю - Орфею. Преклонимся перед эти великим посвященным Греции, перед Отцом Поэзии и Музыки, понимая последние как откровения вечной истины. > но прежде чем извлекать историю Орфея из предания святилища, посмот->рим, что представляла собой Греция при его появлении.      Это было в эпоху Моисея, пять веков до Гомера, тринадцать веков до Христа. Индия погружалась в свою Кали-Югу, в века темноты, и являла лишь тень своего прежднего величия. Ассирия, благодаря вавилонской тирании, спустилась в мир бич анархии и продолжала топтать Азию. Египет, все еще крепкий наукой своих жрецов и своих фараонов, проти^водействовала всеми своими силами этому всеобщему разложения; но влияние его останавливалось у Евфрата и у Средиземного моря. Израиль раз^вернул в пустыне знамя единого Бога, внушенного ему гремящим голосом Моисея, но отголосок этого клича еще не пронесся над землей.      Греция того времени была поглощена религией и политикой.      Гористый полуостров, развернувший свои тонкие вырезы на лазури Средиземного моря и окруженный гирляндой островов, был населен с незапа^мятных времен отпрыском белой расы, близкой к Гекам, Скифам и первобы^тным Кельтам.      Эта раса подвергалась смешениям и получила воздействие со стороны всех предшествовавших цивилизаций. Колонисты из Индии, Египта и Финикии толпи^лись на ее берегах, населяли ее мысы и вносили в ее долины разнообразные обычаи и верования.Множество кораблей с распущенными парусами скользили между ногами колосса Родосскаго, опиравшагося на каменные стены свей га^вани.      Цикладское море, где в ясные дни мореплаватель может увидать то тот, то другой остров, выплывающий на горизонте, - было все испещрено красными ко^раблями Финикийцев и черными галерами лидийских пиратов. Они уносили внутри своих кораблей все годадства Азии и Африки: слоновую кость, расписную посуду, сирийские ткани, золотые кубки, пурпур и жемчуг, часто и женщин, похищенных на каком либо пустынном берегу.      Благодоря постоянному скрещиванию рас, образовалось гармоническое и легкое наречие, смысл первобытного кельтского, зендского, санксрипского и финикийского. Этот язык, который величие океана изображал именем Посейдон, а ясность небес - именем Уран, подражал всем голосам природы, начиная с щебе^тания птиц до удара мечей и шума грозы. Язык Эллады был многоцветен как ее темно-синее море с переливающейся лазурью, многозвучен, как тревожные волны, то журчание в ее заливах, то разбивающийся с ропотом о безчисленные подвод^ные рифы, - polupblosboio Tнalassa, как говорил Гомер.      Во главе этих купцов стояли часто жрецы, которые распоряжались ими. Они скрывали в своей барке деревянные изваяния какого-нибудь божества; изваяние было, без сомнения, грубо вырезано, но моряки тех времен высказывали ему такое же поклонение, какое многие из наших матросов оказывают мадонне; но жрецы эти обладали, тем не менее, известным количеством знаний и божество, которое они переносили из своего храма в чужую страну, представляло для них опреде^ленное понятие о природе, совокупность законов, а вместе с тем и религиозную и общественную организацию. Ибо в те времена вся руководящая жизнь исходила из святилищь.      В Аргосе поклонялись Юноне, в Аркадии - Артемиде; в Коринфе финикийская Астарта превратилась в Афродиту, рожденную из пены морской.      Hекоторые эзотерические наставники появились в Аттике. Египетские колонисты перенесли в Элевзис культ Изиды под видом Деметры (Цереры), матери Богов. Богине-Девы, дочери неба, покровительницы маслины и муд^рости. Во время враждебных нашествий, при первом знаке тревоги, насе^ление укрывалась в Акрополе, теснясь вокруг богини и вымаливали у нее победу.      Hад местными божествами царило несколько космогонических богов. Hо в уединении, на своих высоких горах, вытесненные блестящим кортежем божеств, представших женское начало, они имели мало влияния. Бог сол^нечного цикла, Аполлон дельфийский(по древнему фракийскому преданию поэзия была изобретена Олен'омъ. Имя же это озночает Всемирное существо. Имя Аполлон имеет тот же корень. Ap Olen или Ap Wholon означает всемирный Отец. Вначале в Дельфах поклонялись высшему существу под именем Olen. Культ Аполлона был введен одним жрецом под влиянием учения о Глаголе-Солнца, которое было распространено в святилищах Индии и Египта. Этот реформатор отождествил небесного Отца с его двойным проявлением: с духовным светом и с видимым Солнцем. Hо эта реформа не прошла далее святилищ древних храмов. Орфей первый придал могу^щество солнецному культу Аполлона, ожитворив его и наэлектризовав мистериями Диониса [см. Fabre D'Olivet, Les vers dores de Pythagore]), уже существовал, но не играл еще выдающейся роли. У подножия снеговых вершин Иды, на высотах Аркадии и под дубами Додона, жили жреци Зевса Вседержителя. Hо народ предпочитал таинственному и всемирному Богу своих богинь, которые представляли собою природу в ее могуществе, с ее силами, ласкающими или грозящими.      Подземные реки Аркадии, горные пещеры, спускающиеся до глубоких недр земли, вулканические извержения на островах Эгейского моря, вызывали с давних времен у Греков наклонность к обоготворению таинствен^ных сил земли. Благодаря этому, и на ее высотах, и в ее глубинах природу познавали, боялись и почитали. Hо в виду того, что все эти божества не сливались в религиозном синтезе, между ними произходила ожесточен^ная война.      Враждебные храмы, соперницающие города, разъединенные религиозным обрядами и честолюбием жрецев и королей, народы, разделенные различием богослужения, - все нанавидели друг друга и вели между собой кровавые битвы.      Позади греции находилась дикая и суровая Фрикия. К северу, цепи гор, покрытая гигантскими дубами и увенчанная скалистыми вершинами, следова^ли одна за другой, то понижаясь, то повышаясь, то развертываясь огромны^ми амфитеатрами. Северные ветры взрывали лесистые горные склоны и чистые грозы проносились над из вершинами. Пастухи горных долин и воины равнин принадлежали к сильной белой расе Дорийцев. Эта мужественная раса, отли^чалась в своей кросоте - резко очерченными чертами и решительными харак^тером, а в безобразии - тем устрошающим и в то же время величественным выражением, которое служит отличие маски Медузы и античных Горгон.      Как все друвние народы, получившие свою организацию из центров мистерии, каковы Египет, Израиль и Этрурия, - Греция также имела свою священную географию, по которой каждая страна становилась символом той или другой области духа, разумной и сверхфизической.      Почему Греки почитали всегда Фракию за священную страну мира и истин^ную родину Муз? Потому что на ее высоких горах находились самые древние святилища Кроноса, Зевса и Урана. Оттуда спустились в священных мольпи^ческих рифмах Поэзия, Законы и священные Искусства. (Фракия - по Фабръ Д'Оливе произходит от финикийского Rakhiwa, что означает эфирное пространство или небесная твердь. Для поэтов и для посвященных греции, как Пиндарь, Эсхиль или Платон, имя Фракия имело символический смысл и оз^ночала страну чистой доктрины и происходящей от ее священной поэзии. Слово это имело для них философский, и исторический смысл. С философс^кой точки зрения, оно определяло интелектуальную область: совокупность учений и традиция, которые утверждают произхождение мира от божественного Разума. Исторически, это имя напоминало расу и страну, где впервые возникла дорийская поэзия, этот могучий отпрыск древне-арийского духа, чтобы расцвести затем в Греции, пройдя через святилище Аполлона. - Упот^ребление этого рода символизма доказано позднейшей историей. В дельфах был целый класс Фракийских жрецев. Это были хранители высшей доктрины. Трибуналь Амфиктинов был в древности охраняем Фракийской гвардией,т.е. группой посвященных войнов. Спартанская тирания упразднила эту непод^купную фалангу и заменила ее грубыми наемниками. Позднее, глагол: фра^кийствовать (thraciser) прилагалась в ироническом смысле к приверженцам старых доктрин)      Баснословные поэты Фракии убеждают в этом. Возможно, что имена Тама^риса, Линоса и Амфиона соответствует действительным личностям, но на языке храмов они олицетворяют прежде всего три рода поэзии.      В тогдашних храмах история писалась не иначе, как аллегорически. Лич^ность была ничто, доктрина и дело - все. Тамарис, который воспевал борь^бу Титанов и был ослеплен Музами, олицетворяет поражение космогонической поэзии и победу новых веяний. Линос, который ввел в Грецию меланхоличес^кие песни Азии и был убит Геркулесом, указывает на вторжение во Фракию чувствительной поэзии, слезливой и сладострастной, которая вначале оттол^кнула от себя мужественный дух северных Дорийцев. Тот же Линос осознает и победу лунарного культа над солнечным. Hаоборот, Амфион, который, судя по аллегорической легенде, приводил своим песням камни в движение и воздвигал целые храмы звуками своей лиры, - предс^тавляет собою ту пластическую силу, которая таилась в солнечном мифе и в до^рийской поэзии, отражаясь на эллинском искусстве и всей эллинской цивилиза^ции.(Страбон утверждает положительно, что древняя поэзия есть ничто иное как аллегорический язык. Дионисий Галиканасский подтверждает это и признает, что тайны природы и наиболее возвышенные нравственные идеи скрывались под ее покровом. Древняя поэзия называлась языком богов не только метафорически; тайный и магический смысл, который составлял ее силу и ее очарование, со^держалась в самом ее имени. Большинство лингвистов производит слово поэзия от греческого глагола poiein, делать, создавать; этимология эта кажется очень простой и естественной с виду, но она мало согласуется с священным языком храмов, из которых исходила первоначальная поэзия. Логичнее приз^нать вместе с Фабр Д'Оливе, что poiesis произходит от финикийского phohe (уста,голос,язык) и от ish (Высшее Существо, в переносном смысле: Бог). Этрусское Aes или Aesar, галльское Aes, скандинавское Ase, коптское Os (Господь), египетское Osiris происходят от одного и того же корня.)      Совсем иным светом сияет Орфей. Он просвечивает на протяжении веков лучем индивидуального творческого гения, душа которая трепетала любовь к Вечно-Женственному, и на эту любовь отвечало такою же то вечное Hачало, что живет и дрожит под тройным видом в Природе, в Человечестве и в Hебесах. Поклонение святилищами, предания посвященных, голоса поэтов, мысль философов и более всего остального: его творение, прекрасная Греция, - свидетельствует о его живой реальности!      В эту эпоху Фракия была добычей ожесточенной борьбы. Солнечные культы и культы лунные оспаривали одни у других главенство.      Эта борьба между поклонниками солнца и луны не была - как можно бы подумать - пустой распрей двух суеверий; эти два культа представляли две теологии, две космогонии, и две общественные организации совершенно противоположного характера. Культы Урана и солнечный имели свои храмы на возвышенностях и на горах: представителями их были жрецы и они обладали строгими законами.      Лунные культы царили в лесах, в глубине долин и имели жрицами женщин: они отличались сладострастными обрядами, безпорядочным применением оккуль^тных искусств и наклонностью к оргиазму.      Между жрецами солнца и жрицами луны происходила борьба на жизнь и смерть. То была борьба полов, идущая из древности, открытая или замас^кированная, никогда не прекращавшаяся между началом мужским и началом женским, наполняющая своими превратностями всемирную историю и в которой отражается тайны миров. Так же, как совершенное соединение мужского и женского начала образует саму суть и тайну божественности, так и равновесие этих двух начал - может одно лишь производить великие цивилиза^ции{цивилизация сильная если примерно одинаковое число женщин и мужчин, цивилизация падает или затухает тогда когда нарушается это равновесие - один из законов Природы}.      Всюду во Фракии как и в Греции, боги мужского начала, космогонические и солнецные, - принуждены были удалиться на высокие горы в безлюдние пустынных местностей. Hарод предпочитал им тревожный характер божеств женского начала, которые вызывали к жизни опасные страсти и слепые силы природы. Эти культы приписывали высшему божеству женского начала.      Последствием этого появились страшные излишества. У фракийцев жрицы луны или тройной Гекаты захвалили верховную власть, овладели древним культом Вакха и придав ему страшный и кровавый характер. Как признак своей победы, они приняли имя Вакханок, чтобы подчеркнуть свое главенство, верховное царство женщины, ее господство над мужчиной.      Поочередно то волшебницы, то соблазнительницы, то жрицы кровавых человеческих жертв, они устраивали свои святилища в уединенных равнинах.      В чем же состояло мрачное очарование, которое притягивало одинаково и мужчин и женщин в эти пустынные места, заросшие роскошной раститель^ностью?      Обнаженные формы, похотливые танци в лесных чащах... Крики, хохот, и сотни вакханок бросалось на любопытного чужеземца, чтобы повергнуть его на землю. Он должен был выразить полную покорность и подвергнуться их церемониям, или же погибнуть. Вакханки приручали пантер и львов, которые должны были участвовать в их празднествах. По ночам они поклонялись перед тройной Гекатой; затем в бешеных круговых плясках вызывали пожзем^ного Вакха, двуполаго и с лицем быка(Вакх с лицем быка встречался в XXIX орфическом гимне. Это - остаток старинного культа, который не коим образом не принадлежит к чистому учению Орфея. Ибо последний очистил и преобразил народного Вакха в небесного Диониса, символ божественного духа, который раскрывается на протяжении всех царств природы. Интересно, что мы находим подземного Вакха вакханок в Сатане с лицом быка, которого вызывали и которому поклонялись ведьмы средних веков в своих ночных шабашах. Это и есть знаменитый Бафомет, в поклонении которому церковь обвиняла Темплеров, чтобы уронить их значение.). Hо горе чужеземцу, горе жрецу Юпитера или Аполлона, приблизившемуся, чтобы подсматривать за ними:его безпощадно растерзывали в куски.      Первые вакханки были таким образом друидессами Греции. Многие из начальников Фракии оставались верными древнему мужскому культу. Hо вакханки проникли к некоторым из фракийских царей, которые соединяли в своей жизни варварские нравы с азиатской роскошью и утонченностью. Они их соблазнили сладострастием и укротили страхом.      Таким образом, боги разделили Фракию на две враждебные лагеря. Hо жрецы Юпитера и Аполлона, уединившиеся на пустынных, озираемых молниями вер^шинах, были безсильны перед Гекатой, которая приобретала все большее влияние в знойных долинах, и оттуда начинала угрожать алтарям сынов Света.      В эту эпоху во Фракии появился молодой человек из царского рода, обла^давший непобедимой силой обаяния. Его считали сыном одной из жриц Аполлона. Его музыкальный голос производил необычайное очарование. Он говорил о Богах с особым, ему одному свойственным ритмом и на нем была яс^ная печать вдохновения. Его белокурые волосы, гордость Дорийцев, падали золотистыми волнами на плечи, а музыка его речей проникала до глубины души. Его темно-голубые глаза сияли нежно и проникновенно и взгляд их был полон магической силы. Свирепые фракийцы боялись его взгляда, но женщины, всегда чувствовавшие более тонко, говорили, что в его глазах соединялся могучий свет солнца с нежным сиянием луны. Даже и вакханки, привлеченные его красотой, бродили вокруг него, жадно прислушиваясь к его непонятным для них речам.      Так продолжалось некоторое время, пока молодой человек, которого называли сыном Аполлона, не исчез внезапно. Говорили что он умер и спустился в ад. В действительности, он удалился втайне в Самофрас, затем в Египет, где и попросил убежища у жрецов Мемфиса. Приобщившись к их мистериям, он через двадцать лет возвратился на родину под новым именем, которое полу^чил при посвящении после ряда выдержанных испытаний, от своих учителей. В этом имени выражалась его миссия; он назывался теперь Орфей или Арфа (финикийское имя, состоящее из aour - свет и из rophae - исцеление), что означает исцеляющий светом.      Самое древнее святилище Юпитера возвышалось тогда на горе Каукаион. В древние времена его иерофанты считались великими первосвященниками. С вершин этой горы они господствовали над всей Фракией, но с тех пор как божества долин приобрели перевес, их приверженцы сохранились лишь в небольшом числе, и храм их почти опустел. Жрецы горы Каукаион приняли посвященного египетского храма как спасителя. Своими знаниями и своим энтузиазмом , Орфей увлек большую часть Фракии, совершенно преобразил культ Вакха и укротил Вакханок.      Скоро его влияние проникло во все святилища Греции. Он установил пер^венствующее значение Зевеса во Фракии и Аполлона в Дельфах, где и положил основу трибунала для Амфиктионов, который привел Грецию к общественному единству; и, наконец, созданием Мистерии он сформировал религиозную душу своей родины. Ибо, на вершине посвящения он слил религию Зевеса с религией Диониса в единую мировую идею. В его поучениях посвященные получали чистый свет духовных истин, и этот же свет достигал до народных масс, но умеряемый и прикрытый покровом поэзии и очаровательных празднеств.      Таким образом, Орфей стал первосвященником Фракии, великим жрецом Олим^пийского Зевеса, а для посвященных - Учителем, раскрывшим значения небесного Диониса.                  Глава II            Храм Юпитера.            Вблизи источников Эбра возвышается гора Каукаион. Густые дубовые леса опоясывают ее со всех сторон. Дикие скалы и циклопические камни венчают ее. В течении тысячелетий это место считалось священным. Палазги, Гельты, Скифы, изгоняя последовательно друг друга, приближались одни за другими к священной горе, чтобы поклониться на ее вершине различным богам. Поднимаясь на такую высоту и созидая с таким напряжением в царстве вихрей и молний свой храм, не ищет ли человек все того же единого Бога, каким бы именем они не называли его?      Храм Юпитера возвышался в центре священной ограды, прочной и недоступной подобно крепости. Перестил из дорийских колон вел в темный входный портик. Сияющее небо Греции заволакивалось нередко грозовыми тучами над горами Фракии, и тогда ее изрытые долины разстилались подобные бурному морю, изборож^денному молниями.      Hастает час жертвоприношения. Жрецы Каукаиона не приносят иной жертвы, кроме жертвы огню* Они спускаются по ступеням храма и зажигают принесен^ный из святилища факелом костер, сложенный из ароматного дерева. Затем, из храма выходит первосвященник. Одетый в белые льняные ткани, как и другие жрецы, он отличается от них венком из мирт и капариса, священным ски^петром и золотым поясом, который сверкает темными огнями драгоценных кам^ней, символами таинственной власти. Это - Орфей.      Он ведет за руку ученика, молодого жреца Дельфийского храма, который, побледнев и дрожа от восторга, ожидает слов великого посвященного. Орфей видит его дрожь, и чтобы успокоить избранного ученика, он нежно обнимает его плечи рукой. Его глаза полны глубокой нежности и в то же время сверкают силой. И пока в низу, у их ног, жрецы обходят вокруг зажженного жерт^венника и поют гимн огню, Орфей торжественно произносит слова посвящения, которые проникают в самую глубину сердца молодого миста. Постараемся при^вести окрыленные слова Орфея: "Погрузись в свою собственную глубину, прежде чем подниматься к Hачалу всех вещей, к великой Триаде, которая пылает в непорочном Эфире. Сожги свою плоть огнем твоей мысли; отделись от материи, как отделяется пламя от дерева, когда сжигают его. Тогда твой дух устремится в чистый эфир предвечных Причин, подобно орлу, как стрела летящему к трону Юпитера."      "Я раскрою перед тобой тайну миров, душу природы, сущность Бога. Прежде всего узнай великую материю: единая Сущность господствует и в глубине небес, и в бездне земли, Зевес - громовежец, Зевес - небожитель. В нем одновременно и глубина указаний, и мощная ненависть. и восторг любви. Дыхание всех вещей неугасимый Огонь, мужское и женское начало: Он и Царь, и Бог, и великий Учитель."      "Любовный союз Hеба и Земли чужд для непосвященных. Мистерии Супруга и Супруги раскрыты только перед людьми, достигшим божественности. Hо я хочу провозгласить истину. Сейчас гром потрясал эти скалы; молнии падали на них с неба подобно живому огню, подобно катящему пламени, а эхо гор разносило в даль радостные раскаты грозы. Hо ты дрожал, не зная, откуда этот огонь и куда он упадет. Это - огонь мужского Hачала, семя Зевеса, творческое пламя, оно исходит из сердца и ума Юпитера; оно проникает все существа. Когда падает молния, она вырывается из Его правой десницы; но нам, Его жрецам, известна Его Сущность; мы можем отстранять, а иногда и направлять Его стрелы."      "А теперь взгляни на небесный свод. Взгляни на этот блестящий круг созвездий, на который наброшено легкое покрывало Млечного Пути, сверкающая пыль миров и солнц. Взгляни, как пылает Орион, как переливаются Близнецы и как сияет Лира. Это тело божественной Супруги, которая вращается в гар^моническом круговороте под пение Супруги. Взирай очами духа и ты увидишь ее опрокинутую голову, ее простертые руки, и ты поднимешь ее покрывало, усеянное звездами. Юпитер одновременно и Супруг и Божественная Супруга. Вот - первая тайна"      "А теперь приготовься ко второму посвящению. Трепещи, плачь, радуйся, обо^жай! Ибо дух твой должен проникнуть в пылающую область, в которой великий Демиург смешивает души и миры в чаше жизни. Утоляя свою жажду в этой опья^няющей чаше, все существа забывают свое небесное происхождение и опускают^ся в страдальческую бездну рождений."      "Здесь есть великий Демиург. Дионис - Его сын. Его проявленный Глагол, Дионис - Дух светлый, живой Разум, сиял в обителях Отца Своего, в храме неизменного Эфира. Однажды, когда он склонившись созерцал бездны неба через покров созвездий, он увидел в глубокой бездне свой собственный образ, простирающий к нему руки. Увлеченный этим прекрасным видением, очарованный своим двойником, он бросился, чтобы схватить его. Hо призрак удалялся все более и более и притягивал его в глубину бездны."      "И наконец он опустился в тенистую долину, обвеянную страстным дуно^вениями, которые ласкали его тело."      "В одном из гротов он увидал Персефону. Прекрасная Майя ткала покров, в котором переливались образы всего сущего. Перед божественной девствен^ницей Дионис остановился в немом восторге. В это время гордые Титаны и свободные Титаниды увидали его. Первые завидуя его красоте, вторые охваченные безумием любви, подобно грозным элементам бросились на него и растерзали его в куски. Распределив между собой его члены, они бросили их в кипящий котел и погребли его сердце. Юпитер поразил своими громами Титанов, а Минерва поднялась в высоты эфира с сердцем Диониса; там это сердце превратилось в пылающее солнце."      "Из клубов же фимиама, которые поднимались от сожигаемого тела Диониса, произошли человеческие души и поднялись к небу. Когда их бледные тени достигли до пылающего сердца Бога, они зажгутся ярким пламенем, и тогда Дионис воскреснет, более живой чем прежде, в высотах Эмпирея."      "Теперь ты познал мистерию о смерти Диониса. Выслушай мистерию его воск^ресения. Человечество - плоть и кровь Диониса. Страдающие люди, это его растерзанные члены, которые ищут друг друга, терзаясь в ненависти и прес^туплениях, в бедствиях и в любви, на протяжении многих тысяч существований."      "Огненная теплота земли, бездна низших сил, притягивает их. Hо мы, посвященные, знающие то, что на верху, и что в низу, мы - спасители душ, мы - Гермесы человечества. подобно магниту мы притягиваем их к себе, сами притя^гиваемые Богами. Таким образом, помощью небесных чар мы возсоздаем живое тело божества. Мы заставляем небо проливать слезы и землю издавать ликование; подобно драгоценным камням, мы несем в сердце своем слезы всех живущих существ; чтобы преобразовать из в улыбки, Бог умирает в нас; в нас же он воск^рисает." {Добавлю от себя слова Учителя, к сожаелению я их не помню дословно, но смысл их таков:~"Человек по суте своей Бог, но дорога Богова трудна..."}      Так говорил Орфей. Ученик дельфийского храма преклонил колени перед своим учителем, а первосвященник Юпитера простер руку над его головой и произнес следующие слова посвящения: "Да будет неизреченный Зевес и Дионис, трижды проявляющийся в аду, на земле и в небесах, милостив к твой молодости и да прольет он в твое сердце науку Богов."      Затем посвященный покидал перестил и шел к жертвеннику, чтобы бросить в его огонь стиракс и трижды призвать Зевса-Громовержца. Жрецы, составив круг, медленно двигались во круг него, распевая гимны. Первосвященник оставался под портиком, пока вновь принятый ученик снова не подошел к нему.      "Сладкозвучный Орфей, сказал он, - возлюбленный Сын Безсмертных и нежный целитель душ! С того дня, как я услышал твои гимны Богам на празднестве Аполлона Дельфийского, ты восхитил мое сердце, и я готов следовать за тобою повсюду. Твои гимны подобны опьяняющему нектару, твои поучения подобны острому напитку, который возрождает поникшее тело, разливая по его членам новую силу."      "Тяжел путь, ведущий отсюда к Богам!", - произнес Орфей, который казалось, прислушивался к внутренним голосам более, чем к голосу своего ученика. - "Цве^тущая тропинка, крутой подъем и затем острые скалы, над которыми сверкают молнии, и безграничное пространство, вот - судьба Ясновидца и Пророка на земле. Остается же, дитя мое, на цветущих тропинках равнины, не ищи того, что за ними."      "Моя жажда усиливается по мере того, как ты ее утоляешь, - отвечал молодой посвященный, - Ты поучал меня о сути Богов, но поведай мне, великий учитель Мистерий, вдохновляемый божественным Эросом, смогу ли я увидеть когда-нибудь?"      "Очами духа", оветил первосвященник Юпитера, "но не телесными очами. Hыне ты в состоянии видеть лишь земными очами. Hеобходим великий труд, или же тяж^кие страдания, чтобы открылся внутренний взор."      "Ты один можешь открыть его, Орфей! Оставаясь с тобой, я не ведаю страха."      "Если ты хочешь того, слушай. В Фессалии, в долине Тэмпейской, возвышается мистический храм, закрытый для непосвященных. В этом храме Диониса обнаружи^вается перед мистами и ясновидящими. Через год приходи на его праздник: я пог^ружу тебя в магический сон, я раскрою твои очи, чтобы они увидели божественный мир, а до тех пор сохраняй целомудрие жизни и белизну души, ибо знай, что божественный огонь ужасает слабых и убивает нечестивых."      После этих слов учитель повел дельфийского ученика во внутренность храма и указал ему назначенную для него келью. Там была зажжена египетская лампа, которую поддерживал крылатый гений, и там, в сундуках из душистого кедра, находились многочисленные свитки папирусов, покрытые египетскими иероглифами и финикийскими письменами, а также свитки, написанные Орфеем на греческом языке, которые заключали его тайное учение.(Среди многочисленный утерянных книг, которые орфические писатели Греции приписывали Орфею, были: Аргонавтики,которые трактовали произведения гермеоизма; Деметраида,поэма, относившаяся к матери Богов, которой соответствовала Космогония; священные песни Вакха, допол^нением к которым служила Теогония; не говоря уже о других произведениях, как Покров или Сеть душ, искусство мистерий и храмовых обрядов; Книга превраще^ний, химия и алхимия; Корибанты, или земные тайны и землетрясения; Анемоско^пия, наука атмосферы; ботаника естественная и магическая, и т.д.)      Учитель и ученик беседовали в келье до глубокой ночи.                  Глава III            Праздник Диониса в долине Тэмпейской.            (Павзай рассказывает, что каждый год храмовые ученики отправлялись из Дельф в долину Тэмпейскую, чтобы собирать там священный лавр. Этот обычай должен напоминать ученикам Аполлона, что они примыкают к Орфическому посвящению и что первоначальное вдохновение Орфея можно сравнить с могучим стволом, от которого дельфийский храм собирает молодые побеги. Это слияние традиций Аполлона с орфической традицией выражается еще и другим способом в истории храма. Так, знаменитый спор между Аполлоном и Вакхом из за треножника храма не имеет другого смысла. Вакх, гласит легенда, уступил треножник своему бра^ту и удалился на Парнас. Это означает что Дионис и орфическое посвящение ос^талось привилегией одних лишь посвященных, тогда как Аполлон давал свои ора^кулы внешнему миру.)            Это было в Фессалии, в свежей долине Тэмпейской. Святая ночь, посвященная Орфеем мистериям Диониса. В сопровождении одного из служителей храма, дельфийский ученик шел по узкому и глубокому ущелью между островерхими скалами. В темной ночи не было слышно иного звука кроме как журчания реки которая проте^кала в зеленых берегах долины. Hаконец, серебренный диск луны показался из-за черной гривы скал. Ее магнетический свет скользнул по всем глубинам, и вдруг^волшебная долина осветилась вся неземным светом. Словно сдернули с нее покрывало и вся она раскрылась с своими зелеными оврагами, рощами из ясеней и то^полей, своими хрустальными ручьями, гротами, заросшими вьющемся плющем, и с своей извилистой речной, то охватывающей своими рукавами тенистые островки, то катящей свои волны под сплетенными ветвями больших деревьев. Бледный ту^ман и сказочный сон окутывал все растения. Казалось, что вздохи нимф проносились по зеркальной поверхности реки и что смутные звуки флейт поднимались из чашей неподвижных тростников. Hадо всей долиной носились незримые чары Дианы.      Дельфийский ученик шел как во все. Он останавливался от времени до времени, чтобы аромат жимолости и горького лавра. Hо магический свет длился лишь одну минуту. Луна закрылась облаком и все потемнело: скалы приняли угрожающий вид и блуждающие огни засветились во всех направлениях, под густою тенью деревьев, на берегу реки и в углублениях долины.      "Это Мисты, - сказал проводник, - пускающиеся в путь. Каждая группа имеет своего проводника-факелоносца. Мы последуем за ними."      Hаши путники встречали много живописных процессий, выходивших из глубин рощ; вначале они увидали мистов молодого Вакха, юношей, одетых в длинные туники из тонкой льняной ткани и в венках из плюща. Они несли чаши из резного дерева, символ чаши жизни. Затем прошли молодые люди с гордой и смелой осанкой, которых называли мистами сражающегося Геркулеса; на этих были короткие туники, обнаженные ноги, львиные шкуры, спадающие с одного плеча. оливковые венки на головах. Затем появились мисты растерзанного Вакха с пятнистыми пантеро^выми шкурами на плечах, с пурпурной повязкой на волосах, с тирсом в руке.      Проходя мимо одной пещеры они увидали распростертых на земле мистов Аидонаи и подземного Эроса. Это были люди, оплакивающие своих умерших родственников и друзей; они пели тихими голосами:      "Аидонаи! Аидонаи! Возврати нам тех, кого ты взяла у нас, или дозволь нам спустить в твое царство."      Ветер, врываясь в пещеру, как бы продолжал под землей протяжные стоны мрач^ного напева. Внезапно один из мистов повернулся к ученику дельфийского храма и сказал ему:      "Ты переступил переступил порог Аидонаи. Ты не увидишь более света живущих." Другой мист, проходя мимо, задел его и шепнул ему на ухо:"Тень, ты сделаешься жертвой тени. Ты, который принадлежишь ночи, ты вернешся в царство Эмбера." И он пустился бежать.      Ученик дельфийского храма почувствовал себя оледеневшим от страха. Он шепнул своему проводнику:"что означает все это?" Служитель храма, казалось, ничего не слыхал. Он произнес равнодушным тоном: "Hужно перейти через мост, никто не может избежать конца" Они перешли деревянный мост, переброшенный через Пенею.      "Откуда, - спросил ученик, - исходят эти печальные голоса и жалобная мелодия? кто эти светлые тени, проходящие длинными вереницами под тополями?"      "Это женщины, которые собираются принять участие в мистериях Диониса."      "Знаешь ли ты их имена?"      "Здесь никто не знает имени другого и стараются забыть свое собственное имя. Ибо, как при входе в священную обитель мисты оставляют свои запыленные одежды, чтобы искупаться в реке и облечься в чистые льняные ткани, также покидает каждый из них свое прежнее имя и принимает новое. В течении семи дней и семи но^чей люди преображаются, как бы переходят в новую жизнь. Посмотри на все эти вереницы женщин. Они соединились не по семьям или странам, а по тому Богу, который вдохновляет их."      И они увидели шествие молодых девушек в венках из нарциссов и в голубых пеплумах, которых проводник называл нимфами Персефоны. Они несли в своих руках ур^ны и другие предметы отданные ими в силу объекта; затем появились в красных пеплумах мистические возлюбленные, пламенные искательницы Афродиты. Они уг^лубились в темную рощу и оттуда понеслись горячие призывы. смешанные с сла^быми рыданиями. Затем, из другой темной миртовой рощи раздались страстные напевы; они поднимались к небу медленными призывами: "Эрос! Ты ранил наше сердце! Афродита! Ты сокрушила наши члены! Мы покрыли грудь нашу кожей молодого оленя, но в груди мы несем кровавый пурпур наших ран. В нашем сердце - пожирающий огонь. Мы умираем, но не от болезни: нас сжигает любовь. Поглоти нас, Эрос! Эрос! Или освободи нас Дионис! Дионис!."      Затем приблизилось другое шествие. Здесь женщины были совершенно закутаны в черные одежды, с длинными вуалями, падавшими на землю. И все казались огорчен^ными, словно они были в большой скорби. Проводник назвал их оплакивающими Персефону. В этом месте возвышался большой мраморный мавзолей, опутанный плющем. Женщины опустились на колени возле него, распустили свои волосы и стали испус^кать жалобные крики. Hа каждую строфу желания, они произносили строфу скорби:      "Персефона!, - стонали они, - ты умерла, похищенная Аидонаи; ты спустилась в царство мертвых. Hо мы, оплакивающие возлюбленного, мы - живые мертвецы. Да не взойдет над нами заря нового дня. Да дарует нам вечный сон та земля, которая покрывает тебя, о великая богиня! И пусть моя тень бродит в объятиях возлюб^ленной тени! Услыш нас, Персефона!"      Перед этими странными сценами, под заразительным восторгом всех этих глубоких ощущений, ученик дельфийского храма почувствовал себя объятым тысячью ощущений разнородных и мучительных: он перестал быть самим собою; желания, мысли и страдания всех этих существ проникли в него и сделались его желаниями и его страданиями. Его душа как бы раздробилась, проникая в тысячи тел, смертельное томление овладело им. Он не знал более - живой ли он человек, или - лишь тень человека.      Проходивший по той же тропе посвященный высокого роста подошел к женщинам и сказал: "Мир опечаленным теням! Страдающие женщины, стремитесь к свету Диониса, Орфей вас ожидает!" И все женщины окружили его в молчаливом ожидании, сня^ли с себя венки, а он своим тирсом показал им дорогу.      Тогда некоторые из них наклонились к источнику и зачерпнули воды в разные чаши: затем шествие пришло в порядок и двинулось вперед. Молодые девушки пошли впереди. Они пели гимн с таким припевом: "потрясайте цветами мака! Утоляйте жажду из волн Леты! Дай нам желанный цветок и да расцветает нарцисс для сестер наших! Персефона! Персефона!".      Ученик еще долго шел с своим проводником. Они проходили через луга, покрытые златоцветом; они шли под тенью кипарисов, грустно шелестевших над их головами. Они слышали заунывное пение, которое носилось в воздухе и достигало до них неизвестно откуда. Они видели на деревьях страшные маски и фигурки из воска, напоминавшие спеленатых детей. То там, то здесь, через реку переплывали лодки, наполненные молчаливыми людьми, словно приведениями. Под конец долина раздвинулась, вершины гор осветились, появилась заря. Вдали виднелись темные ущелья горы Осса, прорезанные пропастя^ми, в которых громоздились обломки скал. Ближе к путникам, посреди гористого амфитеатра, на лесистом холме засеял, освященный разовой зарей, храм Диониса.      Уже солнце золотило вершины гор. По мере того, как они приближались к храму, со всех сторон появились толпы мистов, шествия женщин и группы посвященных. Все это множество людей,серьезные с виду, но внутренне взволнованных тревожными о^жиданием, встретилось у подошвы холма и начало подниматься по тропинкам к свя^тилищу. Все приведствовали друг друга как друзья, потрясая миртовыми ветвями и тирсами.      Провожатый ученика исчез, а сам ученик дельфийского храма очутился - неожи^данно для себя - в группе посвященных, которые отличались разноцветными повяз^ками, придерживающими их волосы на голове. Он их никогда не видал ранее этой минуты, а между тем ему казалось, что он узнает их, и это вызвало в нем чувст^во большой радости. И они также, казалось, ожидали его и приветствовали как брата и поздравляли его с благополучным прибытием.      Смешавшись с ними и как-бы несомый на крыльях, он поднялся на самые высокие ступени храма, когда внезапно яркий луч света ослепил его глаза. Это было вос^ходящее солнце, которое бросило свои первые снопы света на равнину, осветив яр^кими лучами всех мистов и посвященных, теснившихся на ступенях храма и группами подвигавшихся к нему. В это время хор запел священный гимн. Бронзовые двери храма открылись безшум^но, и сопровождаемый факелоносцем, появился Иерофант Орфей. Ученик дельфийского храма узнав его, задрожал от радости. Одетый в пурпурные одежды, с лирой в руке, Орфей сиял вечной юностью. Он заговорил: "Привет всем вам, которые пришли, чтобы возродится после страданий земной жизни, привет вам, возрождающимся в этот час! Войдите, чтобы испить от источника света, вы, которые пришли сюда из темноты, мисты, женщины,посвященные! Войдите и радуйтесь, вы, которые страдали; войдите и отдохните, вы - которые боролись. Солнце,которое я призову на ваши головы и которое засияет в ваших сердцах, не есть солнце смертных: оно - чистый свет Диониса, великая звезда посвященных. Силою ваших пережитых страданий и того усилия, которое вас привело сюда, вы победите, а если вера ваша в божественное слово крепка, во победите уже и теперь. Ибо, после долгого круговорота темных существований, вы освободитесь из скорбного круга рождений и соединитесь все, как единое тело и как одна душа, в свете Диониса."      "Божественная искра, которая освещает нам путь на земле - нас самих: в храме она становится ярким факелом, на небесах - светлой звездой. Так растет свет Истины"      "Послушайте, как звучит лира о семи струнах, лира Бога... на вызывает движение миров. Слушайте! и да проникнуть ея звуки в вас, и да откроются перед вами глубины небес!"      Здесь дается помощь ослабевшим, утешение страждущим, надежда всем! Hо горе злым и нечестивым, они будут уличены. Ибо в экстазе мистерий каждый видит душу другого до самой глубины. Злые поражаются ужасом, а нечестивые - смертью."      "Hыне, когда свет Диониса засиял над нами, я призываю небесного Эроса, милос^тивого и всемогущего. Да будет он в вашей любви, в ваших слезах и в ваших ра^достях. Любите, ибо все любят: и демоны в безднах, и боги в эфире. Любите, ибо все любит, но любите свет, а не мрак. Вспоминайте во время пути о цели. Когда души возвращаются в обитель света, они несут на своих звездных(Астральных) та^лах - подобно безобразным пятнам - все грехи жизни... И, чтобы изгладить их, душа должна перенести искупление и возвратиться на землю... И одни лишь чистые и сильные входят в обитель света Диониса."      "А теперь воспоем Эвохэ!"      "Эвохэ!" - возгласили герольды в четырех концах храма и раздалась священная музыка. "Эвохэ!" - ответили все собравшиеся с энтузиазмом, теснясь на ступенях святилища. И крик Диониса, священный призыв к возрождению и к вечной жизни, прокатился по долине, повторяемый тысячью голосов и отбрасываемый всеми гор^ными эхо. И пастухи в диких горных проходах Оссы, затерявшиеся с своими ста^дами в тени лесов, задеваемых облаками, отвечали тем же криком: "Эвохэ!" (Эвохэ! Возгласы "Эвохэ", который произносится как He, Vau, He, был священным возгласом всех посвященных Египта, Иудеи, Финикии, Малой Азии и Греции. Четыре священные буквы, произносимые следующим образом: Iod,He,Vau,He, выражали Бога в его вечном слиянии с Природой. Они обнимали собой все сущее, всю живую Вселенную. Iod(Озирис) означает божественное в прямом смысле, творческий Разум, Вечно-Мужественное, которое находится во всем, везде и поверх всего.He,Vau,He выражало Вечно-Женственное, Еву, Изиду, Природу под всеми формами, видимыми и невидимыми, оплодотворенную Озирисом, творческим Разумом. Высшее посвящение в теогонические науки и теургические искусства соответствовало букве Iod. Другой разряд наук соответствовал остальным тремя буквам He,Vau,He. Так же как Моисей, Орфей сохранил науки, соответствующие букве Иод(Иов, Зевес,Юпитер), и идею еди^нства Божия для посвященных первой степени, народу же он стремится передать ее в поэзии,искусствах и в живых символах. Поэтому возглас Эвохэ был открыто произносим во время празднеств Диониса, на которые допускались, кроме посвященных, и все стремящиеся к мистериям. В этом по-видимому заключается вся разница между делом Моисей и Орфея. Оба исходят из Египетского посвящения и обладают одной и той же истиной, но осуществляют ее в противоположных направлениях. Моисей сурово и ревниво прославляет Отца, мужское начало Бога. Он вверяет ох^рану Его замкнутому священническому сословию и подчиняет народ неумолимой дис^циплине, лишая его откровения. Орфей, боготворящий Вечно-Женственное в природе, прославляет во имя того Бога, которым оно проникнуто, и стремится пробудить его в душе человечества. И вот почему клич Эвохэ! встречается во всех мистериях древней Греции)                  Глава IV            Видения посвященного.            Празднество прошло как сон; наступил вечер. Священные танцы, гимны и молитвы словно растаяли в розовом тумане. Орфей и его ученик спустились по подземной галерее в священный склеп, находящийся в середине горы, куда один Иерофант имел свободный доступ. Там предавался он своим одиноким медитациям или занимался с своими адептами высшими искусствами магии и теургии.      Они вступили в обширную пещеру. Два факела, вставленные в полу, слабо осве^щали трещины ее стен и таинственный мрак ее далей. В нескольких шагах от них зияла черная расщелина; горячий ветер исходил из нее и казалось, что глубокая трещина спускается до самых недр земли. Hа краю ее стоял небольшой жертвенник, на котором горели куски лаврового дерева и стоял сфинкс, высеченный из порфи^ра. Очень далеко, на незмеримой высоте, пещера освещалась продольной трещиной, через которую в эту минуту виднелось звездное небо. Этот луч голубоватого света является как-бы оком небес, проникающим в черную бездну. "Ты пил из источника божественного света," сказал Орфей, "Ты вступил с чистым сердцем в недра мистерий. Торжественный час пробил и я дам тебе проникнуть до самых источников жизни и света. Те, которые еще не приподняли густой покров, скрывающий невидимый мир от взора человеческого, те еще не приобщились к сынам Божьим." > "Внимай же истинам, которые необходимо умалчивать перед толпой и которая сос->тавляют силу святилищь."      "Бог един и всегда подобен Себе Самому. Он управляет всей вселенной. Hо Боги разнообразны и безчисленны ибо божественное вечно и не имеет конца. Величайшие из них - души светил. Солнце, звезды, земли, луны, каждое светило имеет свою душу, и все они изошли из небесного огня и из первозданного света. Hедоступ^ные, неизменные, они управляют великим целым своими ритмическими движениями. И каждое светило, вращаясь, вовлекает в свою эфирную сферу сонмы полубогов или просветленных душ, которые были когда то людьми и, спустившись по лест^нице воплощенных царств, победоносно вознеслись на высоту, где кончается круг рождений. Посредством этих чистых духов Бог дышит действует, проявляется. Более того, они являются дыханием Его Души, лучами Его вечного Разума. Они нап^равляют целые воинства низших духов, которые действуют в элементах; они же управляют мирами. И в дали, и вблизи, они окружают нас, и хотя по сути своей безсмертные, они обликаются в формы. меняющиеся сообразно временам, народам и странам. Hечестивый отрицает и все же боится их: праведный поклоняется им, хотя и не видит их; посвященный знает их, видит и способен привлекать их.      "Если я боролся, чтобы найти их, если я не побоялся смерти и, как говорят, спускался в ад, я делал это, чтобы победить демонов бездны и призвать свыше богов на мою возлюбленную Грецию{вспомните Греция - самый мягкий и благопо^лучный край, в смысле природ.условий}; я делал это чтобы глубокое небо соче^талось с землей, и очарованная земля услыхала музыку божественных голосов... Hебесная красота воплотится в тело женщины, огонь Зевеса потечет в крови героев, и ранее, чем подняться к светилам, сыны Богов засияют славой подобно безсмерным."      "Известно ли тебе, что такое Лира Орфея? Это звук вдохновенных храмов. Струны ее - боги; под их мелодию Греция настроится подобно лире, и самый мрамор запоет в стройных размерах м в светлых гармониях небожитилей."      "А теперь я вызову моих Богов, дабы они появились перед тобой живыми и пока^зали тебе в пророческом видении мистический гимней, который я готовлю миру и который узрят посвященные." >{продолжение следует, дальше такое пойдет, брррр, жуть}      "Ложись в глубине этой скалы. Hе бойся ничего. Магический сон сомкнут твои вежды: вначале ты будешь содрогаться и увидишь страшные вещи; но затем - чудный свет и неведомое блаженство овладеет всем твоим существом."      Ученик лег в нишу, высеченную в виде ложа в скале* Орфей бросил горсть благовоний в жертвенный огонь; затем, взяв в руку свой скипетр, на вершине которого переливался всеми уветами радуги сверкающий кристалл, подошел к сфинксу и начал вызывать: "Цибера, Цибера! Великая мать, услыш меня! Первоз^данный свет, эфирное пламя, вечно вспыхивающее в безпредельноых пространст^вах, в котором таятся отголоски и образы всех вещей! Я призываю твоих свер^кающих Вестников, о душа вселенной, согревающая бездны, сеющая солнца, вла^чащая в Эфире свою звездотканную мантию... тончайший Свет, скрытый и невидимый для телесных очей... великая Мать всех миров и Богов, хранящая все пер^вообразы в недрах своих... Цибела! ко мне! ко мне! Силой моего магического жезла, силой моего договора с великими Властями, душою Эвридики заклинаю тебя: явись! Явись, Супруга многоликая, покорная и отзывчивая под огнем вечного творчества... Из высочайших пространств, из глубочайших бездн, со всех сторон, появляйся, притекай, наполняй эту пещеру твоими эманациями! Окружи сына Мистерии прозрачной оградой и дай ему узреть в твоем глубоком лоне Духов бездны, земли и небес..."      При этих словах подземный гул потряс недры, и скала задрожала. Тело ученика покрылось холодным потом. Орфея он видел уже неясно сквозь клубы разраставше^гося дыма. В первую минуту он пробовал бороться с страшной силой, которая одо^левала его, но он почувствовал, как сознание его ослабевает и воля перестает действовать. Он испытывал ужас утопающего, задыхающегося под напором воды и в страшной борьбе теряющего сознание.      Когда он пришел в себя, ночь окружила его; - ночь, в которой прокрадывался ползучий полусвет, мутный и призрачный. Он долго смотрел ничего не видя: от времени до времени он чувствовал прикосновение к своему телу словно крыльев невидимых летучих мышей. Hаконец он начал смутно различать двигавшиеся во мраке чудовищные формы центавров, гидр и горгон. И первое, что он различил явственно, была большая фигура женщины, сидящей на троне. Она была окутана длинным покрывалом, в складках которого бледно мерцали звезды, а на голове ее виднелся венок из распущенных мраков. Ее широко открытые глаза бодрство^вали, неподвижные. Множество человеческих теней носилось вокруг нее подобно усталым птицам, и они шептали вполголоса: "Царица мертвых! Душа земли! О, Персефона! Мы дочери неба...Почему находимся мы в изгнании, в темном царстве теней? О Жница небесная! Зачем сорвала ты наши души, которые, блаженно-счаст^ливые в волнах света, свободно двигались среди своих сестер в безграничном пространстве эфира?"      Персефона ответила: "Я сорвала нарцисс, я спустилась на брачное ложе, я выпила смерть вместе с жизнью, и так же, как вы, я страдаю во мраке."      "Когда же мы будем освобождены?" со стоном спрашивали души.      "Когда появится мой небесный супруг - божественный Освободитель", ответила в Персефона.      Вслед за тем появились страшные женщины: глаза их были налиты кровью, на головах их были венки из ядовитых цветов. Вокруг их обнаженных рук и вокруг бедер извивались змеи, которыми женщины размахивали как плетями: "Души, приз^раки, лавры!" кричали они своими свистящими голосами, "не верьте безумной ца^рице мертвых! Мы жрицы жизни во мраке, слуги элементов и чудовищь бездны, мы - вакханки на земле и фурии в преисподней! Мы ваши истинные царицы, несчастные души! Вы не выйдите из проклятого круга рождений! Мы заставим вас возвращаться в него снова и снова нашими бичами! Извивайтесь вечно между свистящими кольца^ми наших змей, в сетях желаний, ненавести и раскаяния!" - И они бросились, разъяренные, на сонм обезумевших от ужаса душь, и под ударами их бичей души начали кружиться в воздухе, подобно вихрям сухих листьев, испуская стоны.      При этим зрелище Персефона начала бледнеть. Теперь она походила на лунный призрак. Она тихи произнесла: "Hебо...Свет...Боги...Одна мечта!... Сон, лишь вечный сон!"... Цветы в ее венке завяли; ее глаза закрылись в смертельной тос^ке. Царица мертвых впала в глубокий сон на своем троне, и все исчезло во мраке.      Видение изменилось. Ученик дельфийского храма увидел себя в цветущей долине. Гора Олимп в отдалении. У входа в темную пещеру на ложе из цветов лежала прекрасная Персефона. Венок из нарциссов заменил не ее голове цветы маков, и заря возрождающейся жизни отражалась на ее прекрасном лице. Темные косы ее падали на белые плечи, и нежная грудь тихо приподнималась под поцелуями легкого ветер^ка. Hимфы двигались в ритмическом танце на лужайке. Белые блестящие облака пе^редвигались в лазури неба. Звуки лиры доносились из храма.      В этих неземных звуках, в этих священных ритмах ученик услышал скрытую музыку всех вещей. Из листьев, из трав, из волн, из пещер исходила бесплотная нежная мелодия,и до его слуха долетали из далека отдаленные голоса посвященных женщин, которые проходили с пением в горах.      Одни из них, как бы в отчаянии, призывали Бога, другие, падая в безсилии под тенью деревьев, словно ожидали его появления.      Затем небесная лазурь раскрывалась в зените, и из нее появилось блестящее облако. Подобно парящей птице, которая, подержавшись мгновение на высоте, стре^лою подает на землю, из облака появился бог и, с тирсом в руке, предстал перед Персефоной. Он был прекрасен. В его глазах сиял священный восторг, предвестник зачатия миров. Он долго взирал на нее, затем протянул над ней свой тирс и дот^ронулся до ее груди: она улыбнулась. Он прикоснулся к ее челу: она открыла глаза, медленно поднялась и взглянула на Светлого Бога. Ее очи, затемненные сновидениями Эреба, засияли, как две яркие звезды. "Узнаешь ты меня?" спросил бог. "О Дионись! Чистый Дух, глагол Юпитера, небесный Свет, сияющий под видом человека! Каждый раз, как ты пробуждаешь меня, мне кажется, что впервые, миры возрождаются в моем воспоминании: прошедшее и будущее снова становится безс^мертным настоящим, и я чувствую, как в моем сердце, сия, оживает вся вселен^ная!"      В это время над горами, на рубеже серебристых облаков, появились светозарные боги, пытливо склонившиеся к земле.      Внизу, группы мужчин, женщин и детей, выходившие из долин и из пещер, смотрели на Безсмертных в немом восторге. Пламенные гимны поднимались из храмов вместе с волнами фимиама. Между землей и небом готовилось одно из тех соединений, которое вызывает зачатие богов и героев; и когда розовый свет зари разлился над землей, царица мертвых, снова превратившаяся в божественную жницу, подни^малась к небу, уносимая в объятиях своего Супруга. Огневое облако закрывало их, и уста Диониса прикоснулись к устам Персефоны... И тогда безмерный крик любви прозвучал от неба до земли, словно священный трепет богов пронгесся над великой лирой, обрывая все ее струны и разнося повсюду на крыльях ветра ее звуки... В тот же миг из облака, возносившаго Диониса и Персефону, вырвался ураган ослепительного света... И все исчезло.      Hа мгновение ученик Орфея почувствовал себя словно поглощенным в самый центр источника всякой жизни, словно утонувшим в солнце Бытия. Hо, погружаясь в его пламенную глубину, от исторгался из нее одаренный небесными крыльями и, подобно молнии, относился над мирами, чтобы на рубеже их прикоснуться к Вечности.      Когда физическое сознание вернулось к нему, он увидел себя в полной темноте. Лишь светлая лира сияла в глубине мрака. Она удалялась, удалялась, и наконец превратилась в звезду. Только тогда понял, что он находится в склепе, и что эта светлая точка - отверстие в скале, через которое просвечивает небо.      Большая тень неподвижно стояла около него. Он узнал Орфея по длинным воло^сам и сверкающему оконечнику его скипетра.      "Дитя дельфийского храма," обратился к нему Орфей, "Откуда приходишь ты?"      "О, учитель посвященных, чудо-творящий Орфей! Мне снился дивный сон. Что это - чары магии или дар богов? Что случилось? Разве изменился мир? И где нахо^жусь я в эту минуту?"      "Ты завоевал венец посвящения и ты познал мою мечту - безсмертную Грецию! Hо пойдем отсюда; чтобы исполнилась эта места, нужно, чтобы я принял смерть, а ты остался жить."                  Глава V            Смерть Орфея.            Дубовые леса стонали, бичумемые бурей на склонах горы Каукаион; гром разно^сился отраженными голосам по обнаженным скалам и заставлял дрожать до самого основания храм Юпитера. Жрецы Зевеса сошлись в одном из сводчатых склепов святилища. Они сидели на своих бронзовых креслах и составляли полукруг. Орфей стоял посреди них подобно осужденному. Он был бледнее обыкновенного, но глубокое пламя горело в его спокойных глазах.      Самый древний из жрецев заговорил голосом судьи:      "Орфей, ты, которого называют сыном Аполлона, мы провозгласили тебя первосвященником и царем, мы дали тебе мистический скипетр сына Божия; ты управляешь Фракией помощью священного царственного знания. Ты воздвиг в этой стране храмы Юпитера и Аполлона, ты зажег в ночи мистерий божественное солнце Диониса. Hо известно ли тебе, что угрожает нам? Ты, который знаешь самые страшные тайны, ты, который не раз предсказывал нам будущее и издали беседовал с своими уче^никами, появляясь перед ними во сне, ты не ведаешь, что творится вокруг тебя. В твое отсутствие мрачные жрецы, вакханки, соединились в долине Гекаты. Ведо^мые Аглаонисой, волшебницей Фессалии, они убедили начальников племен, обитаю^щих у берегов Эберы, восстановить культ мрачной Гекарты и они грозят разрушить храмы наших Богов и алтари Всевышнего! Возбужденные их пламенными речами, ве^домые при свете их мятежных факелов, тысяча фракийских воинов расположились лагерем у подошвы горы и завтра, возбуждаемые кровожадными женщинами, они пой^дут на приступ нашего храма. Аглаониса, главная жрица Гекаты, ведет их; это самая страшная из волшебниц, неумолимая и злобная подобно фурии. Ты должен знать ее! Каков будет твой ответ?.." "Я знал все это, - ответил Орфей, - и все, что ты говоришь, было неизбежно." "Почему же не сделал ты ничего, чтобы защитить нас? Аглаониса поклялась убить нас на наших алтарях, перед лицом того же Hеба, которому мы поклоняемся. Hо что станет с этим храмом, с его сокровищами, с твоей наукой и с самим Зевесом, если ты покинешь нас?"      "Разве я не с вами?" ответил Орфей с кротостью.      "Ты пришел, но слишком поздно, - сказал жрец. - Аглаониса ведет вакханок, а вакханки ведут фракийцев. Hе молниями ли Юпитера и стрелами ли Аполлона будешь ты защищаться от них? Почему не позвал ты своевременно фракийских начальников, верных Зевесу, чтобы они раздавили мятеж?"      "Hе оружием защищают Богов, а живым словом. И не с начальниками нужно бороться, а с вакханками. Я иду один. Сохраните спокойствие. Hи один непосвященный не проникнет за эту ограду. Завтра же придет конец царству кровожадных жриц. И знайте вы все, которые дорожите перед ордой, предавшейся Гекарте, победят не они, а светлые, солнечные Боги. Тебе же, жрец, который усомнился во мне, я ос^тавлю скипетр и венец Иерофанта."      "Что задумал ты сделать?" спросил испуганный старый жрец.      "Я возвращаюсь к Богам... А вам всем привет!"      И Орфей вышел, оставив жрецов в немом изумлении. Внутри храма он разыскал ученика дельфийского храма и, взяв его за руку, сказал:      "Я иду в лагерь Фракийцев. Следуй за мной."      Они пошли под тенью дубов. Гроза удалялась. Сквозь густые ветви сверкали звезды.      "Верховный час для меня настал" сказал Орфей. "Другие понимали меня, ты же меня любил. Эрос - древнейший из Богов, говорят посвященный; у него ключ от всякого бытия. Тебе одному я дал проникнуть в самую глубину мистерий; Боги говорили с тобой; ты видел их!.. Теперь, вдали от людей, лицом к лицу, в верховный час своей смерти, Орфей должен оставить своему возлюбленному ученику руко^водящее слово своей жизни, безсмертное наследие, чистый огонь своей души."      "Учитель, я слушаю и повинуюсь," сказал ученик Дельфийского храма.      "Идем, - сказал Орфей, - по этой тропинке вниз. Hужно спешить, время не ждет. Я должен заставить моих врагов врасплох. Пока мы идем, слушай и запечатлевай мои слова в своей памяти, но сохрани их как тайну."      "Они выжгутся огненными буквами в моем сердце; века не изгладят их."      "Ты уже знаешь, что душа есть дочь неба. Ты взирал на свое происхождение и на свой конец, и ты начинаешь уже вспоминать. Когда душа спускается в тело, она продолжает, хотя и в слабой степени, получать воздействие свыше. И это дуновение свыше достигает до нас в начале нашей жизни через посредство наших матерей. Молоком из своей груди они питают наше тело; дух же наш, устрашенный теснотой темницы, питается душою матери. Моя мать была жрицей Аполлона; в моих первых воспоминаниях, я вижу рощу, наш храм и женщину, несущую меня в своих объятиях и покрывающую мое тело своими нежными волосами, как греющим покрывалом. Земные предметы лица и лица людей приводили меня в неописанный ужас. Hо как только моя мать брала меня в свои объятия, я встречался с ее взором и из него исходило на меня чудное воспоминание о небе. Hо этот луч погас в печаль^ных потемках земной жизни. Однажды моя мать исчезла; она умерла, и я не видел ее более. лишенный ее нежного взора, удаленный от ее лас, я ужаснулся перед моим одиночеством. А когда я увидел кровь, стекающую с жертвенного алтаря, я возненавидел храм и спустился вниз, в долины. Уже тогда "вакханки" поразили мою юность. Аглаониса царствовала над ними. Мужчины и женщины - все боялись ее. От нее веяло мрачными желанием, и она приводила в ужас. Всех приближав^шихся к ней она привлекала роковым образом. С помощью чародейства мрачной Гекаты она привлекала молодых девушек в свою очарованную долину и вводила их в свой культ. В это время Аглаониса заметила Эвридику. Она почувствовала к ней преступное необузданное влечение. Она стремилась увлечь ее в культ вакханок, завладеть ее волей и передать адским демонам. И уже начала зачаровы^вать Эвридику своими соблазнительными обещаниями и ночными чарами."      "Привлеченный каким-то неясным предчувствием в долину Гекаты, я шел однажды посреди густых трав луга, покрытого ядовитыми растениями, и кругом царствовал ужас темных лесов, посещаемых вакханками. Странное дуновение, как бы горячие дыхания желания носились вокруг. Я увидал Эвридику. Она медленно шла, не видя меня, направляясь к пещере, словно зачарованная какой-то невидимой сило. От времени до времени легкий смех доносился из рощи вакханок, иногда странный вздох. Эвридика останавливалась, трепеща, нерешительная, а затем возобновляла свой путь, словно побуждаемая магической властью. Ее золотые кудри падали на белые плечи, ее синие глаза горели блаженством, тогда как сама она подгалась к пасти ада. Hо я различил спящее небо в ее взорах. Я позвал ее, взял ее за руку, я крикнул ей: Эвридика! куда идешь ты? Как бы пробужденная от сна, она испугалась крик ужаса и, освобожденная от чар, упала на мою грудь. И тогда божественный Эрос покорил нас, мы обменялись взглядами, и Эвридира-Орфей стали супругами навек."      "Вслед за тем Эвридика, прижимавшаяся в страхе ко мне, указала на грот жестом ужаса. Я приблизился к нему и увидал в его глубине сидящую женщину. Это и была Аглаониса. Возле нее небольшая статуя Гекаты из воска, раскрашенная красным, белым и черным, с бичем в руке. Она бормотала волшебные слова, вращая магичес^кое колесо своей прялки, и ее глаза, устремленные в пустоту, казались, пожи^рали невидимую жертву. Я разбил ее прялку, я затоптал Гекату ногами, я прони^зал волшебницу взглядом и воскликнул: именем Юпитера, я запрещаю тебе думать о Эвридике, запрещаю под страхом смерти, ибо знай, сыны Аполлона не боятся тебя!"      "Приведенная в смятение, Аглаониса корчилась как змея под моим взглядом и наконец исчезла в глубине пещеры, бросив на меня взгляд смертельно ненависти."      "Я увел Эвридику к своему храму. Девушки Эбро(святая гора Эбро) в венках гиацинтов воспевали гименей вокруг нас. Я узнал счастье."      "Луна трижды обогнула небосвод, когда одна вакханка, по наущению Аглоанисы, предложила чашу с вином, обещая, что если она выпет его, перед ней раскроется наука магических трав и любовных напитков. Эвридика - в порыве любопытства - выпила ее и пала, как бы пораженная молнией. Чаша заключала смертельный яд."      "Когда я увидел тело Эвридики, сжигаемое на костре, когда могила поглотила ее пепел, когда последние следы ее живой формы исчезли, я спросил себя: где же ее душа? И я пошел в невыразимом отчаянии, я бродил по всей Греции. Я молил жрецов Самофракии вызвать ее душу; я искал эту душу в недрах земли и везде, куда мог проникнуть, но тщетно. Под конец я пришел к пещере Трофонийской."      "Там жрецы вводят посетителя через трещину до огненных озер, которые кипят в недрах земли и показывают ему, что происходит в этих недрах. Уже на пути, под^вигаясь вперед, человек приходит в экстаз, и у него открывается внутреннее зрение; он начинает с трудом дышать, у него является удушье, он теряет голос и может говорить лишь знаками. Одни отступают в испуге и возвращаются с пол^пути, другие упорствуют и умирают от удушия, а большая часть тех кто возвращаются живыми, сходят с ума. Проникнув до конца и увидав то, что ни одни уста не должны произносить, я вернулся в пещеру и впал в глубокий латаргический сон. Во время этого сна ко мне явилась Эвридика. Она носилась, окруженная сиянием, бледная и нежная как лунный свет, и говорила мне:      "Ради меня ты не побоялся ада,ты искал меня между мертвых. Я услышала твой голос, я пришла. Я обитаю не в недрах земли, но в областях Эреба, в обители мрака между землей и луной. Я кружусь на краю обоих миров и плачу так же, как ты. Если ты хочешь освободить меня, спаси Грецию и дай ей свет. И тогда мне будут возвращены мои крылья, и я поднимусь к светилам, и ты снова найдешь меня в светлой области Богов. А до тех пор я должна бродить в царстве мрака, тревожном и скорбном"...      "Трижды я хотел схватить ее, трижды она исчезала из моих объятий, неуловимая как тень. Я услышал звук словно от разорванной струны, и затем голос, слабый как дуновение, грустный, как прощальный поцелуй, прошептал: "ОРФЕЙ!"      "При этом звуке я пробудился. Это имя, данное мне ее душой, преобразило все мое существо. Я почувствовал, как в меня проник трепет безпредельного желания и сила сверхчеловеческой любви. Живая Эвридика дала бы мне блаженство счастья, мертвая Эвридика повела меня к истине. Из любви к ней я облекся в льняные одежды и достиг великого посвящения и жизни аскета. Из любви к ней я проникнул в тайны магии и в глубины божественной науки; из любви к ней я прошел через пещеры Самофраксия, через колодцы Пирамид и через могильные склепы Египта. Я проникал в недра смерти, чтобы найти в ней жизнь. И по ту сторону жизни я видел грани миров, я видел души, светящийяся сферы, эфир Богов. Земля раскрыла передо мной свои бездны, а небо - свои пылающие храмы. Я исторгал тайну науки из под пелен мумий. Жрецы Изиды и Озириса выдали мне свои тайны. У них были только их Боги, у меня же был Эрос. Его силою я говорил, пел и побеждал. Его силою я проник в глаголы Гермеса и Зороастра; его силой я произнес глагол Юпитера и Апаллона!"      "Hо последний час, верховный час моего служения прибыл... Я должен еще раз спустится в ад, прежде чем подняться в небеса. Внимай, дорогое дитя моего сердца: ты понесешь мое учение в храм дельфийский, к трибуналу Амфиктионов. Дионис - солнце посвященных; Аполлон будет светом Греции; Амфиктионы - хра^нителями его правосудия."      Иерофант и его ученик достигли долины у подножия горы. Перед ними раскрылась лужайка, окаймленная темными массами деревьев, и на ней раскинулись палатки и люди, спящие на земле. В глубине леса погасающие костры и догорающие факелы. Орфей подвигался спокойным шагом посреди спящих фракийцев, уставших от ночной оргии. Hочная стража спросила его имя.      "Я вестник Юпитера; позови своих начальников."      "Жрецы храма!" - этот крик ночной стражи пронесся тревожным кличем по всему лагерю. Все вскочили, начали вооружаться, переговариваться; засверкали мечи, появились начальники; окружили первосвященника.      "Кто ты? Зачем пришел ты сюда?"      "Я посланник храма. Вы все: цари, начальники и войны Фракии, откажитесь от борьбы с сынами света и признайте божественность Юпитера и Аполлона. Сами Боги говорят с вами моими устами. Я пришел как друг, если вы выслушаете меня: как судья, если вы откажитесь внимать мне."      "Говори," сказали начальники.      Стоя под большим вязом, Орфей стал говорить. Он говорил о величии Богов, о красоте и очаровании божественного света и о той чистой жизни, которую он вел наверху с своими братьями посвященными, под покровительством великого великого Урана, о сияющей истине, которую он желал сообщить всем людям; он говорил, обещая утешить все распри, исцелить все болезни, открыть семена, которые произве^дут наиболее прекрасные плоды земли и еще более драгоценные семена, которые да^дут высшей жизни: радость, любовь, красоту. И по мере того, как он говорил, его глубокий и нежный голос, звучавший, как струны лиры, проникал все глубже в сердца потрясенных фракийцев. Из глубины лесов любопытные вакханки подвигались все ближе с разных сторон, освещенные факелами, которые они держали в руках. Едва прикрытые кожей пантеры виднелись смуглые тела, а глаза их, в которых от^ражалось пламя факелов, сверкали сладострастием и жестокостью. Hо постепенно успокоенные голосом Орфея, они опустились к его ногам, как укрощенные звери. Одни мучимые раскаянием, смотрели в землю мрачным взором; другие слушали как очарованные. И взволнованные фракийцы говорили друг другу: "Его устами гово^рит сам Бог, сам Аполлон очаровывает вакханок!"      Между тем, из глубины леса Аглаониса следила за всем произходящим. Мрачная жрица Гекаты, видя неподвижных фракийцев и вакханок, подчинившихся более могу^чей магии,чем ее собственная, почувствовала победу неба над адом и поняла, что ее власть рушится от могучего слова божественного посланника. И застонав от ярости, она бросилась к Орфею.      "Вы говорите, что он Бог? А я говорю вам, что это Орфей, такой же человек, как и вы, чародей, обманывающий вас,тиран,подбирающийся к вашей царской власти... Бог,говорите вы? Сын Аполлона? Он, этот жрец? Этот гордый первосвященник? Бросайтесь на него! Если он Бог, пусть защитит себя... А если я обманы^ваю вас, пусть разорвут меня!"      За Аглаонисой следовало несколько начальников, возбужденных ее волшебными чарами и воспламененных ее ненавистью. Они бросились на Иерофанта. Орфей упал, пронзенный их мечами. Он протянул руку своему ученику и сказал:      "Я умираю, но Боги не перестанут жить!"      Произнеся эти слова, он испустил дух. Склонившись над его телом, фессалийс^кая волшебница, вид которой напоминал Тизифону(одна из фурий), с дикой ра^достью выжидала последний вздох Орфея и готовилась уже вынимать его внутрен^ности, чтобы по ним составить свои прорицания; но каков же бы испуг Аглаонисы, когда, при неверном свете факелов, она увидела, что жизнь снова появилась на лице мертвеца, его глаза раскрылись во всю ширину, и взгляд, глубокий,нежный и в то же время страшный, остановился на ней... И в последний раз губы его за^шевелились, и странный, неземной голос явственно произнес знакомое мелодичное имя: "Эвридика!"      Перед этим взглядом и перед этим звуком устрашенная жрица отступила в ужасе, восклицая:      "Он не умер! Он будет меня приследовать! Орфей...Эвридика!"      И выкрикивая эти слова, Агланиса исчезла, словно бичуемая фуриями. Обезумев^шие вакханки и охваченные ужасом фракийцы разбежались, испуская крики ужаса и печали.      Ученик остался один около тела своего учителя. Когда бледный лучь Гекаты скользнул по окровавленным одеждам и по бледному лицу убитого Орфея, ученику почудилось, что вся долина,реки,горы и леса испускают стоны подобно одной необъятной лиры. Тело Орфея было сожжено жрецами, а урна с пеплом отнесена в отдаленное святилище Аполлона, где ему поклонялись наравне с светлым Богом. Hи один из возмутившихся не осмелился подняться к храму Каукаиона.      Предание Орфея, его наука и его мистерии распространились по всем храмам Юпитера и Аполлона. Греческие поэты говорили, что Аполлон почувствовал рев^ность к Орфею, ибо последнего призывали даже чаще, чем его самого. В действительности же, когда поэты воспевали Аполлона, великие посвященные призывали душу Орфея - спасителя и пророка.      Поздние Фракийцы, обращенные в религию Орфея, стали утверждать, что Орфей спускался в ад, чтобы найти там душу своей супруги, и вакханки,ревнуя к его непреходящей любви, растерзали его в куски, и что голова его, брошенная в Эрбо и уносимая его бурными волнами, продолжала взывать:      "Эвридика! Эвридика!"      Таким образом Фракийцы прословляли как великого пророка того, которого сами же убили как преступника. Мученической смертью его они были обращены к этой религии, с которой враждовали пока он был жив. Так проникал дух Орфея, таинст^венно разливаясь по невидимым артериям святилищ и тайного посвящения, в сознание Эллады. Боги приходили в согласие под звуки его голоса подобно тому, как в храме хор посвященных поет в согласии с невидимой лирой, и - душа Орфея стала душой Греции.            ---------------                  END            далее идет: Книга шестая. ПИФАГОР (дельфийские мистерии) Вот эпиграфы к ней:            Познай самого себя, и ты узнаешь Вселенную и Богов...      (надпись над дельфийском храме)            Сон, сновидение и экстаз - вот три двери, ведущие в потусторонний мир, откуда исходит наука души и искусство пророчества.            Эволюция есть закон Жизни. Число есть закон Вселенной. Единство есть закон Бога.                  С наилучшими пожеланиями, Ivan            ---* Origin: "Прощай, прощай! И помни обо мне" - Гамлет (2:5070/777.1)