Брайан Олдисс.
     
     Неразделенное хобби
     
     -----------------------------------------------------------------------
     Сборник "Смерть Вселенной" (КЛФ). Пер. - В.Реликтов.
     OCR spellcheck by HarryFan, 30 August 2000
     -----------------------------------------------------------------------
     
     
     Люди с такими интересами, как у меня, всегда оторваны от жизни. Именно так. Если, конечно, у них достаточно интеллекта понять это. Моя мама всегда утверждала, что у меня есть интеллект. Она наверняка будет волноваться, когда узнает, что я арестован за... ну, не стоит пугаться этого слова - за убийство.
     Вот мы с нею посмеемся, когда меня выпустят отсюда. Да, при своем интеллекте я не теряю чувства юмора и про себя горжусь этим свойством характера.
     Одеваюсь я со вкусом. Не совсем по моде: чтобы выделяться среди тех, кто младше, я ношу весьма дорогие костюмы и всегда - шляпу. Потому что работаю в "Грант Робинсоне", понимаете? У них это требуется. Я один из самых представительных в фирме, и, стоит добавить, очень популярен, но с сослуживцами не общаюсь. И никогда - ну, никогда не сделаю _этого_ ни с одним из них, и вообще с теми, кого я знаю, или с теми, кто имеет ко мне хоть какое-то отношение.
     Вот что я называю интеллектом. Некоторые из этих... ну, убийц, если так уж необходимо употребить это слово, - ни о чем не думают. Они делают это со всеми. Я - только с чужими.
     Честно говоря, - со всей честностью, мне присущей, - я никогда бы не подумал сделать это с тем, кого я знаю, даже если он - случайный знакомый. Мой метод более надежен, и, думаю, не ошибусь, если осмелюсь утверждать, что он более нравственный. На войне, как вам должно быть известно, обучают убивать чужих, платят за это и медали дают. Думаю, что, если бы я явился с повинной и откровенно объяснил бы _мою_ точку зрения - я имею в виду правдиво и от всего сердца, - они не стали бы... ну, они взамен даже наградили бы меня медалью. Я так думаю. Я не шучу.
     Первый человек, с которым я сделал это... Я будто заново родился. Это случилось на войне. С тех пор я делал это примерно раз в два года, но как изменилась моя жизнь! Они говорят много разной ерунды, - ну эти, которых называют криминалистами. Но они ничего не понимают. От скольких дурных привычек это меня избавило! Раньше меня мучила бессонница, нервы никуда не годились, да и пил я много, не говоря уж о таких вещах, которые не принято упоминать. Я где-то прочел, что от них даже портится зрение. А самое смешное - в том, что, когда я прикончил своего первого парня, у меня прошла астма, а она доставляла мне немало страданий. Мама до сих пор говорит: "Помнишь, как ты сопел всю ночь, когда был маленький?" Она очень ласкова со мной, моя мама. Вместе мы составляем хорошую пару.
     Что касается того, Первого... Это случилось на Восточном побережье, в порту, забыл, как он называется, впрочем, неважно, хотя иногда мне кажется, что неплохо было бы съездить туда, понимаете? Сентиментальность и все такое. Конечно, я считаю, что первая... ну, ваша первая _жертва_ (знаете, есть такое дурацкое слово!) - как первая любовь, если вы понимаете, о чем идет речь. Все остальные, как бы их ни было много, никогда не сравнятся с первым. Больше такого чувства я не испытывал. Я имею в виду, что потом тоже получалось здорово и, на мой взгляд, стоило затраченного труда, но не шло ни в какое сравнение с тем первым.
     Он был моряк, пьяный моряк, и это сыграло мне на руку. Ужасная ночь! На набережной бушевал дождь, а я стоял под навесом, когда он подошел, еле держась на ногах. Я был в форме и вооружен: винтовка, штык и все остальное, а он уронил мою винтовку в грязь.
     На самом деле я скорей испугался, чем разозлился. Понимаете, он был очень высок - шесть футов с гаком, и очень мощный на вид. Он спросил, есть ли у меня девчонка, и я, конечно, сказал, что нет. Тогда он двинулся на меня, а под навесом было не развернуться, понимаете? Я решил, что он собирается сделать со мной что-то нехорошее, но потом, когда хорошенько подумал, пришел к выводу, что он просто хотел драться. Вы, наверное, знаете таких дураков: они любят пускать в ход кулаки, по поводу и без повода, и, думаю, он напал, решив, что я стою не просто так, а с нехорошей целью. Конечно, это не так. К счастью, я абсолютно нормален.
     Надеюсь, ясно, что я тоже не трус: не испугался, когда он двинулся на меня, хотя сначала было страшновато. Неожиданно на меня снизошло просветление, и я сказал себе: "Верн, ты можешь убить этого пьяницу своим штыком!"
     От этой мысли сильная дрожь пробежала по телу. Когда я втыкал в него штык, мной будто бы руководило Небо: я не дрогнул, и не промахнулся, и ударил не слабо - другой на моем месте так бы не смог. Тогда-то я на самом деле думал, что мною руководит Небо, я много молился в то время; сейчас Господь и я, похоже, разошлись во мнениях. Времена ведь меняются, и нужно принимать эти перемены как должное.
     Он издал громкий звук, будто чихнул. Его руки взметнулись, и он рухнул на меня, прижимая к двери, будто обнимая. Снова сильнейшая дрожь - уже от радости - всколыхнула меня. Больше такой силы чувства я не испытывал.
     Я повис на нем, а он толкался и дергался, пока совсем не умер. Это оказалось слегка волнительно: я не был уверен, что прикончил его, но когда он, наконец, затих, я, стоя с ним в обнимку, мысленно просил, чтобы он еще разок меня толкнул.
     Потом передо мной встала проблема: как избавиться от тела. Когда я собрал всю свою волю и подумал, она разрешилась быстро. Все, что мне необходимо было сделать - перетащить его под дождем к парапету. Я спихнул тело вниз, и оно упало прямо в море. Дождь продолжал лить как из ведра.
     Забавный случай. Я заметил, что за ним тянулся кровавый след до самого парапета, но мне не хотелось останавливаться и делать что-нибудь - ненавижу мокнуть под дождем. Как тогда, так и сейчас.
     Возможно, кому-то это покажется неосторожностью с моей стороны. Может, я доверился Провидению. Дождь продолжал лить и смыл все пятна, и никто никогда больше не напоминал мне о том, что произошло.
     На время я сам забыл об этом. Потом кончилась война, и я вернулся домой. Отец уже умер - невелика потеря. Мы с мамой стали жить вместе. Мы всегда были добрыми друзьями. Она привыкла покупать мне жилеты, брюки. И сейчас покупает.
     Меня начало терзать беспокойство. В памяти всплывал тот моряк. Так или иначе, но хотелось сделать это снова. И было интересно, кто он такой - забавно, ведь я даже не знаю его имени. В какой-то книге, которую я как-то прочел, говорилось о людях с "пытливым интеллектом". Полагаю, у меня развит именно "пытливый интеллект". Хотя я слышал от некоторых, что с первого взгляда кажусь не особо умным. С первого взгляда, понимаете? Это, конечно, комплимент с их стороны.
     Чтобы испытать еще раз ту дрожь, я купил в лавке старьевщика небольшой штык и принялся за поиски подходящей "зоны". Мне никогда не хотелось делать это там, где шумно, и людно, и светло. Мне нравились дома времен королевы Виктории, сонные, грязновато-коричневого цвета, где нет ни магазинов, ни покупателей. Я весьма поднаторел в архитектуре. Такие дома мне дороги как память. Можете считать меня сентиментальным, ничего не имею против. Они будят во мне чувства. Каждый человек имеет право на самовыражение. Они рождают во мне склонность к творчеству, да.
     Мне удалось отыскать "зону" в Сэвн Диалз. Настоящая удача. В округе снесли много старых домов, но здесь удобное местечко осталось и ждало своего часа в боковом проулке. Оно до сих пор освещается газовым фонарем, и фонарщик приходит туда каждый вечер, чтобы зажечь его. Это место я выбрал, чтобы... ну, проще говоря, чтобы повторить свой успех.
     Но я руководствовался не только своим вкусом, нет. В таком деле надо быть еще и расчетливым. Я выяснил, что канализационный люк там легко открывается. Лестница ведет вниз, к другому люку, который ниже первого футов на восемь. Там еще всякие трубы и вентили. Если поднять второй люк, то попадешь прямо в канализацию.
     Ничуть не хуже, чем море!
     Для моих целей лучшего, чем такое негигиеничное место, и придумать нельзя. Я имею в виду - понимаете? - когда вы все сделали... ну, вам надо избавиться от тела. Насовсем, я имею в виду. Иначе они погонятся за вами, понимаете? Как обычно в кино про гестапо: будут стучать ночью к вам в дверь. Сами знаете. Забавно здесь сидеть, в камере: мне совсем не страшно. Я ведь ничего не сделал, совсем ничего.
     У меня такое хобби. Неразделенное. Если вы чуткий человек, вам ведь иногда бывает плохо. Нет, я не хочу вас разжалобить. Я просто подумал, что многим из _них_... ну, большей частью - им не с кем было разделить свои беды.
     И вот я опять сделал это. На сей раз попался маленький крепыш; сказал, что работает кем-то вроде рассыльного у театрального агента. Разговаривал тихо, и не очень-то волновался по поводу того, что я собираюсь делать. Большинство-то еще как волнуется! А рассыльный только пустил слезу, когда я угостил его штыком, и даже не дернулся.
     Некоторые хобби начинаются забавным образом - случайно, понимаете? Ну, и когда я дотащил его до нижнего люка - потом, конечно, сбросил вниз - все, что было у него во внутреннем кармане, рассыпалось. Я собрал это, засунул в свой карман и спихнул его в трубу, где быстрое и зловонное течение должно было унести его далеко-далеко.
     Если честно, то я сделал это зря. Того, что было раньше, теперь уже не было. Я не испытывал ни вдохновения, ни облегчения. Ничего не получилось. Тогда я решил больше никогда не повторять этого, во всяком случае... Никогда нельзя быть уверенным, что тебя не найдут.
     Как только я пришел домой к маме, то под каким-то предлогом проскользнул к себе в спальню - мы уже, естественно, спим в разных комнатах - и рассмотрел то, что оказалось в моем кармане.
     Довольно интересно: письмо от его сестры, два счета его фирмы и вырезка из газеты (двухлетней давности и очень потрепанная) с заметкой о каком-то генерале, посетившем Россию, открытка с текстом о голубях, небольшая папка с образцами всех оттенков светящейся краски, которую можно купить, карточка члена профсоюза и фотография маленькой девочки с трехколесным велосипедом, и еще одна, где то же девочка просто стоит и смеется. Я много раз смотрел на фотографию, пытаясь угадать, почему она смеется.
     Однажды я забыл ее убрать, и ее нашла мама и стала внимательно разглядывать.
     - Берн, а это кто?
     - Сын одного парня с моей работы. Дочь, то есть. Дочь парня, с которым я работаю.
     - Миленькая, правда? Как ее зовут?
     - Я не знаю. Мама, отдайте мне фотографию.
     - А кто он? Кто ее отец?
     - Я же сказал: я с ним работаю.
     - Это Уолтер? - Она никогда не встречалась с Уолтером, но, наверное, я когда-то говорил о нем.
     - Нет, не Уолтер. Его зовут Берт, если вам так уж нужно знать. Я видел его дочку, когда был у него в гостях, и он заметил, что она мне понравилась, и решил, что я не прочь взять себе фотографию.
     - Понятно. И ты не знаешь, как ее зовут?
     - Я же сказал, мама. Я забыл. Нельзя же помнить по именам всех. Отдайте мне, наконец, фотографию.
     Время от времени она бывает очень надоедливой. Когда я был маленьким, они с моим отцом частенько устраивали скандалы.
     Ну, как я уже и говорил, я веду очень замкнутый образ жизни. И я стал думать о всяких потайных карманах, теплых, уютных потайных карманчиках, скрывающих в себе маленькие тайны чьих-то жизней. Что бы я ни делал, меня преследовала мысль о карманах. Как я жалел, что не вытащил из карманов рассыльного все! Очень жалел. Вы, наверное, слышали, как люди говорят: "Ах, если бы вернуть то время!" Вот и я чувствовал себя так, и это чувство захватило все мои мысли.
     Другой на моем месте превратился бы в жалкого воришку, но мне подобное претило. Я ни разу в жизни ничего не украл.
     Третий тип меня разочаровал. В карманах у него было почти пусто, разве что выигранные на ипподроме деньги, благодаря которым я смог купить кое-какие украшения для мамы.
     А потом удача мне опять улыбнулась: следующие трое принесли мне то же чувство облегчения, которое я испытал с первым... ну, скажем, _партнером_. Звучит вполне культурно.
     Эти трое были рослые парни, и то, что я нашел у них в кармане, оказалось весьма интересным. Поверите ли, один из них носил с собой аккуратно сложенный детский журнал двадцатилетней давности - тех времен, когда он сам был мальчишкой. Интересно, зачем это ему было надо? А у другого я нашел морской календарь, каталог всяких вещиц, продающихся в каком-то берлинском магазине, и тоскливое письмо от женщины, которую звали Жанет.
     Все вещи я хранил запертыми в столе. Частенько я мысленно перебирал их и размышлял. Когда становилось известным, что человек исчез, я кое-что мог узнать о нем из газет. Это доставляло мне удовольствие. Один из них имел отношение к кино. Думаю, что, если бы жизнь повернулась как-нибудь иначе, я мог бы стать... ну, скажем, сыщиком. А почему бы и нет? Хотя, конечно, я предпочел бы остаться самим собой.
     Итак, шло время. Я стал очень осторожным, с каждым разом все осторожнее и осторожнее. Никогда нельзя знать наверняка, понимаете? Кто-нибудь всегда может следить за вами. Помню, как отец частенько подглядывал за мной через щелку в дверях, когда я был маленьким, и я вздрагивал, даже если знал, что не делаю ничего плохого.
     К тому же любопытство мучило меня. Работал интеллект, понимаете?
     А теперь расскажу вам о том, что случилось недавно, совсем недавно. Сегодня!
     Так вот, понимаете, прошло уже восемнадцать месяцев... ну, с тех пор, когда у меня был мой последний... ну, партнер (так я их частенько про себя называю). Опять появилось чувство одиночества. И я снова отправился в Сэвн Диалз, и сказал себе: "Верн, дитя мое, ты долго терпел, и теперь я хочу угостить тебя вот этим человеком".
     О, я выбирал очень внимательно, смотрел во все глаза, чтобы наверняка не ошибиться, найти того, кто явно был не местным, а случайным прохожим, который не имел бы никакого отношения к Сэвн Диалз.
     Он меня вполне устраивал, тот бизнесмен, одетый по моде и не очень крепкий на вид. Как только он появился в "зоне", я пошел за ним, делая вид, что гуляю и никуда не тороплюсь.
     Он вышел из одной-единственной парадной, дверь которой была открыта, и тяжело дышал. Что-то показалось мне подозрительным, но я никогда не меняю своих решений, если все на мази.
     Я подошел прямо к нему и приставил мой маленький штык к его горлу, чуть-чуть уколов. Я знал, что сцен он мне устраивать не будет: ростом не вышел - гораздо меньше меня. Я-то чересчур разборчивый, можно сказать, даже привередливый. Терпеть не могу сцен.
     Я сказал ему:
     - Я хочу узнать о самой страшной тайне в твоей жизни - о том, чего никто, кроме тебя не знает. Быстрей говори, а не то я тебя прикончу сразу!
     Цвет его лица показался мне отвратительным, и, похоже, говорить он был не в состоянии, хотя, если судить по его костюму, человек он достойный, почти как я, можно сказать. Я так уколол его горло, что потекла кровь, и сказал, чтобы он поторопился со своим рассказом.
     Наконец он сказал:
     - Ради Бога, оставьте меня! Я только что убил человека!
     Да, именно так он и сказал. Я будто с ума сошел, хотя и стоял как вкопанный. Потом решил, что он шутит, но сделать ничего не успел, а он что-то почувствовал в моем взгляде: схватил меня за запястья и начал невнятно шептать.
     А потом сказал мне:
     - Вы, должно быть, друг Фаулера! Вы следили за мной, когда я сюда шел! Почему я не додумался, что он может предусмотреть это? О Господи! Вы - друг Фаулера, да?
     - Я понятия не имею, кто такой Фаулер. И не впутывайте меня в ваши грязные дела!
     - Но вы же знали, что он меня шантажировал? А если не знали, тогда почему вы здесь?
     Мы стояли, уставившись друг на друга. Понимаете, я был так же, как и он, ошеломлен поворотом событий. Я думал, что происходящее будет для меня... ну, чем-то вроде развлечения, понимаете, это действительно мне необходимо, иначе меня скрючит астма или Бог знает что еще и я не смогу вести нормальную жизнь, и уж меньше всего я желал быть замешанным в убийстве, шантаже и тому подобном.
     Как только я пришел к мысли, что надо отпустить этого типа, он попытался вытащить пистолет. Его рука мгновенно нырнула в карман: я сразу понял зачем - знаете, как в тех ужасных фильмах, которые действительно надо запретить показывать - там даже оружие не выхватывают, а убивают здоровых людей - кх!-кх!-кх! - прямо из кармана.
     И я сделал ему одолжение: мой удар был хладнокровным, быстрым и красивым - такому не сразу научишься.
     На сей раз я не мог заниматься всякой сентиментальной чепухой. Я поднял крышку люка и сбросил его вниз, потом спустился сам. Зрелище не из приятных: он все еще дергался. Я взял у него пистолет - мне хотелось хорошенько рассмотреть эту мерзкую вещицу, прежде чем от нее избавиться. И еще залез рукой к нему в нагрудный внутренний карман. Там я обнаружил открытый конверт с негативами и фотографиями, отпечатанными с них. Непристойные снимки, понимаете, совсем непристойные: девушка там была, взрослая девушка и совсем без одежды - все видно. Не нужно и говорить, как эти снимки связаны с грязным шантажистом Фаулером. Стоит только взглянуть и становится ясно, что за мысли у него в голове. Очень даже хорошо, что мир теперь избавился от него и от этого красавчика, пытавшегося меня застрелить.
     Терзаясь смущением, я опустил эту гадость к себе в карман, чтобы рассмотреть позже, открыл следующий люк и столкнул этого типа в быстрый поток. Потом я все закрыл, вытер лицо носовым платком и поднялся наверх.
     Двое в штатском ждали меня снаружи.
     От изумления я потерял дар речи. Они сказали, что хотят узнать, как я застрелил Эдмонда Фаулера. Я не успел даже понять, что происходит, не успел позвонить маме, а они уже везли меня куда-то в полицейской машине.
     
     
     Полиция теперь не та, что раньше. Это многие говорят. На сей раз они действительно сделали большую ошибку! Но у меня теперь есть адвокат, который улаживает мои дела, и наконец удалось послать записку маме, что со мною все хорошо и завтрак оставлять не надо.
     Я все время начеку и не сказал им ничего лишнего, понимаете? Говорю все время одно: я никогда не слышал об Эдмонде Фаулере. И все. Конечно, трудновато будет объяснить, как у меня оказались эти отвратительные снимки и пистолет. Но я невиновен! Совершенно невиновен! Пусть мне докажут обратное.