Эдгар Алан По.
     
     Стихи
     
     
     OCR: Максим Бычков
     
     
     Евлалия
     
     Песня
     перевод В.Рогова
     
     Дарил мне свет
     Немало бед,
     И чахла душа в тишине,
     Но Евлалия, нежная, юная, стала супругою мне -
     Но Евлалия светлокудрая стала супругою мне.
     
     О, блеск светил
     Тусклее был,
     Чем свет ее очей!
     Никакой дымок
     Так завиться б не мог
     В переливах лунных лучей,
     Чтоб сравниться с ничтожнейшим локоном Евлалии
     С самым малым, развившимся локоном ясноокой
     
     Сомненье, Беда
     Ушли навсегда:
     Милой дух - мне опора опор!
     Весь день напролет
     Астарта льет
     Лучи сквозь небесный простор,
     И к ней дорогая Евлалия устремляет царственный
     взор -
     И к ней молодая Евлалия устремляет фиалковый взор.
     
     Линор
     
     перевод Н.Вольпин
     
     Разбит, разбит золотой сосуд! Плыви, похоронный звон!
     Угаснет день, и милая тень уйдет за Ахерон.
     Плачь, Гай де Вир, иль, горд и сир, ты сладость слез
     отверг?
     
     Линор в гробу, и божий мир для наших глаз померк.
     Так пусть творят святой обряд, панихиду поют для той,
     Для царственной, что умерла такою молодой,
     Что в гроб легла вдвойне мертва, когда умерла
     молодой!
     
     "Не гордость - золото ее вы чтили благоговейно,
     Больную вы ее на смерть благословили елейно!
     Кто будет реквием читать, творить обряд святой -
     Не вы ль? не ваш ли глаз дурной, язык фальшивый,
     злой,
     Безвинную и юную казнивший клеветой?"
     
     Peccavimus; но ты смирись, невесту отпеть позволь,
     Дай вознестись молитвам ввысь, ее утоляя боль.
     Она преставилась, тиха, исполненная мира,
     Оставив в скорби жениха, оставив Гай де Вира
     Безвременно погибшую оплакивать Линор,
     Глядеть в огонь этих желтых кос и в этот мертвый
     взор -
     
     В живой костер косы Линор, в угасший, мертвый взор.
     
     "Довольно! В сердце скорби нет! Панихиду служить
     не стану -
     Новому ангелу вослед я вознесу осанну.
     Молчи же, колокол, не мрачи простой души веселье
     В ее полете в земной ночи на светлое новоселье:
     Из вражьего стана гневный дух восхищен и взят
     сегодня
     Ввысь, под охрану святых подруг, - из мрака
     преисподней
     В райские рощи, в ангельский круг у самого трона
     господня".
     
     
     Ворон
     
     перевод В.Брюсова
     
     
     Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,
     Меж томов старинных, в строки рассужденья одного
     По отвергнутой науке и расслышал смутно звуки,
     Вдруг у двери словно стуки - стук у входа моего.
     "Это-гость,- пробормотал я,- там, у входа моего,
     Гость, - и больше ничего!"
     
     Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,
     Был как призрак - отсвет красный от камина моего.
     Ждал зари я в нетерпенье, в книгах тщетно утешенье
     Я искал в ту ночь мученья, - бденья ночь, без той, кого
     Звали здесь Линор. То имя... Шепчут ангелы его,
     На земле же - нет его.
     
     Шелковистый и не резкий, шорох алой занавески
     Мучил, полнил темным страхом, что не знал я до него.
     Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешенье
     Я твердил: "То - посещенье просто друга одного".
     Повторял: "То - посещенье просто друга одного,
     Друга, - больше ничего!"
     
     Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:
     "Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.
     Дело в том, что задремал я и не сразу расслыхал я,
     Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего".
     Говоря, открыл я настежь двери дома моего.
     Тьма, - и больше ничего.
     
     И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,
     Полный грез, что ведать смертным не давалось до тою!
     Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,
     Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.
     Я шепнул: "Линор" - и эхо повторило мне его,
     Эхо, - больше ничего.
     
     Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),
     Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.
     Но сказал я: "Это ставней ветер зыблет своенравный,
     Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,
     Будь спокойно, сердце! Это - ветер, только и всего.
     Ветер, - больше ничего! "
     
     Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя
     Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,
     Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,
     Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,
     Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,
     Сел, - и больше ничего.
     
     Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,
     В строгой важности - сурова и горда была тогда.
     "Ты, - сказал я, - лыс и черен, но не робок и упорен,
     Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда!
     Как же царственно ты прозван у Плутона?" Он тогда
     Каркнул: "Больше никогда!"
     
     Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.
     Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.
     Но не всем благословенье было - ведать посещенье
     Птицы, что над входом сядет, величава и горда,
     Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,
     С кличкой "Больше никогда!".
     
     Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,
     Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.
     Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,
     Наконец я птице кинул: "Раньше скрылись без следа
     Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.." Он тогда
     Каркнул: "Больше никогда!"
     
     Вздрогнул я, в волненье мрачном, при ответе стол
     "Это - все, - сказал я, - видно, что он знает, жив го,
     С бедняком, кого терзали беспощадные печали,
     Гнали вдаль и дальше гнали неудачи и нужда.
     К песням скорби о надеждах лишь один припев нужда
     Знала: больше никогда!"
     
     Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица
     Быстро кресло подкатил я против птицы, сел туда:
     Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний
     Сны за снами; как в тумане, думал я: "Он жил года,
     Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,
     Криком: больше никогда?"
     
     Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слога
     Птице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда.
     Это думал и иное, прислонясь челом в покое
     К бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда...
     Ах! при лампе не склоняться ей на бархат иногда
     Больше, больше никогда!
     
     И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,
     Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда.
     "Бедный!- я вскричал,- то богом послан отдых всем тревогам,
     Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, - да?
     Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, - о, да?"
     Ворон: "Больше никогда!"
     
     "Вещий, - я вскричал, - зачем он прибыл, птица или демон
     Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?
     Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне,
     Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когда
     В Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?"
     Ворон: "Больше никогда!"
     
     "Вещий, - я вскричал, - зачем он прибыл, птица или д
     Ради неба, что над нами, часа Страшного суда,
     Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальней,
     Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда?
     Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?"
     Ворон; "Больше никогда!"
     
     "Это слово - знак разлуки! - крикнул я, ломая руки. -
     Возвратись в края, где мрачно плещет Стиксова вода!
     Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорны?
     Не хочу друзей тлетворных! С бюста - прочь, и навсегда!
     Прочь - из сердца клюв, и с двери - прочь виденье навсегда!
     Ворон: "Больше никогда!"
     
     И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,
     Там, над входом, Ворон черный с белым бюстом слит всегда.
     Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.
     Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, -
     И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, -
     Знаю, - больше никогда!
     
     Ворон
     
     перевод В. Бетаки
     
     Мрачной полночью бессонной, беспредельно
     утомленный.
     В книги древние вникал я и, стремясь постичь их суть
     Над старинным странным томом задремал, и вдруг
     сквозь дрему
     Стук нежданный в двери дома мне почудился
     чуть-чуть,
     "Это кто-то, - прошептал я, - хочет в гости
     заглянуть,
     Просто в гости кто-нибудь!"
     
     Так отчетливо я помню - был декабрь, глухой и
     темный,
     И камин не смел в лицо мне алым отсветом сверкнуть,
     Я с тревогой ждал рассвета: в книгах не было ответа,
     Как на свете жить без света той, кого уж не вернуть,
     Без Линор, чье имя мог бы только ангел мне шепнуть
     В небесах когда-нибудь.
     
     Шелковое колыханье, шторы пурпурной шуршанье
     Страх внушало, сердце сжало, и, чтоб страх с души
     стряхнуть,
     Стук в груди едва умеря, повторял я, сам не веря:
     Кто-то там стучится в двери, хочет в гости заглянуть,
     Поздно так стучится в двери, видно, хочет заглянуть
     Просто в гости кто-нибудь.
     
     Молча вслушавшись в молчанье, я сказал без
     колебанья:
     "Леди или сэр, простите, но случилось мне вздремнуть,
     Не расслышал я вначале, так вы тихо постучали,
     Так вы робко постучали..." И решился я взглянуть,
     Распахнул пошире двери, чтобы выйти и взглянуть, -
     Тьма, - и хоть бы кто-нибудь!
     
     Я стоял, во мрак вперяясь, грезам странным
     предаваясь,
     Так мечтать наш смертный разум никогда не мог
     дерзнуть,
     А немая ночь молчала, тишина не отвечала,
     Только слово прозвучало - кто мне мог его шепнуть?
     Я сказал "Линор" - и эхо мне ответ могло шепнуть...
     Эхо - или кто-нибудь?
     
     Я в смятенье оглянулся, дверь закрыл и в дом
     вернулся,
     Стук неясный повторился, но теперь ясней чуть-чуть.
     И сказал себе тогда я: "А, теперь я понимаю:
     Это ветер, налетая, хочет ставни распахнуть,
     Ну конечно, это ветер хочет ставни распахнуть...
     Ветер - или кто-нибудь?"
     
     Но едва окно открыл я, - вдруг, расправив гордо
     крылья,
     Перья черные взъероша и выпячивая грудь,
     Шагом вышел из-за штор он, с видом лорда древний
     ворон,
     И, наверно, счел за вздор он в знак приветствия
     кивнуть.
     Он взлетел на бюст Паллады, сел и мне забыл кивнуть,
     Сел - и хоть бы что-нибудь!
     
     В перья черные разряжен, так он мрачен был и важен!
     Я невольно улыбнулся, хоть тоска сжимала грудь:
     "Право, ты невзрачен с виду, но не дашь себя в обиду,
     Древний ворон из Аида, совершивший мрачный путь
     Ты скажи мне, как ты звался там, откуда держишь
     путь?"
     Каркнул ворон: "Не вернуть!"
     
     Я не мог не удивиться, что услышал вдруг от птицы
     Человеческое слово, хоть не понял, в чем тут суть,
     Но поверят все, пожалуй, что обычного тут мало:
     Где, когда еще бывало, кто слыхал когда-нибудь,
     Чтобы в комнате над дверью ворон сел когда-нибудь
     Ворон с кличкой "Не вернуть"?
     
     Словно душу в это слово всю вложив, он замер снова,
     Чтоб опять молчать сурово и пером не шелохнуть.
     "Где друзья? - пробормотал я. - И надежды
     растерял я,
     Только он, кого не звал я, мне всю ночь терзает
     грудь...
     Завтра он в Аид вернется, и покой вернется в грудь..."
     Вдруг он каркнул: "Не вернуть!"
     
     Вздрогнул я от звуков этих, - так удачно он ответил,
     Я подумал: "Несомненно, он слыхал когда-нибудь
     Слово это слишком часто, повторял его всечасно
     За хозяином несчастным, что не мог и глаз сомкнуть,
     Чьей последней, горькой песней, воплотившей жизни
     суть,
     Стало слово "Не вернуть!".
     
     И в упор на птицу глядя, кресло к двери и к Палладе
     Я придвинул, улыбнувшись, хоть тоска сжимала грудь,
     Сел, раздумывая снова, что же значит это слово
     И на что он так сурово мне пытался намекнуть.
     Древний, тощий, темный ворон мне пытался намекнуть,
     Грозно каркнув: "Не вернуть!"
     
     Так сидел я, размышляя, тишины не нарушая,
     Чувствуя, как злобным взором ворон мне пронзает
     грудь.
     И на бархат однотонный, слабым светом озаренный.
     Головою утомленной я склонился, чтоб уснуть...
     Но ее, что так любила здесь, на бархате, уснуть,
     Никогда уж не вернуть!
     
     Вдруг - как звон шагов по плитам на полу, ковром
     покрытом!
     Словно в .славе фимиама серафимы держат путь!
     "Бог,- вскричал я в исступленье,- шлет от страсти
     избавленье!
     Пей, о, пей Бальзам Забвенья - и покой вернется в
     грудь!
     Пей, забудь Линор навеки - и покой вернется в грудь! "
     Каркнул ворон: "Не вернуть!"
     
     "О вещун! Молю - хоть слово! Птица ужаса ночного!
     Буря ли тебя загнала, дьявол ли решил швырнуть
     В скорбный мир моей пустыни, в дом, где ужас правит
     ныне, -
     В Галааде, близ Святыни, есть бальзам, чтобы
     заснуть?
     Как вернуть покой, скажи мне, чтобы, все забыв,
     заснуть?"
     Каркнул ворон: "Не вернуть!"
     
     "О вещун! - вскричал я снова, - птица ужаса
     ночного!
     Заклинаю небом, богом! Крестный свой окончив путь,
     Сброшу ли с души я бремя? Отвечай, придет ли время,
     И любимую в Эдеме встречу ль я когда-нибудь?
     Вновь вернуть ее в объятья суждено ль когда-нибудь?
     Каркнул ворон: "Не вернуть!"
     
     "Слушай, адское созданье! Это слово-знак прощанья!
     Вынь из сердца клюв проклятый! В бурю и во мрак-
     твой путь!
     Не роняй пера у двери, лжи твоей я не поверю!
     Не хочу, чтоб здесь над дверью сел ты вновь
     когда-нибудь!
     Одиночество былое дай вернуть когда-нибудь! "
     Каркнул ворон: "Не вернуть!"
     
     И не вздрогнет, не взлетит он, все сидит он, все
     сидит он,
     Словно демон в дреме мрачной, взгляд навек вонзив
     мне в грудь,
     Свет от лампы вниз струится, тень от ворона ложится,
     И в тени зловещей птицы суждено душе тонуть...
     Никогда из мрака душу, осужденную тонуть,
     Не вернуть, о, не вернуть!
     
     Долина тревоги
     
     перевод Г.Кружкова
     
     Тихий край когда-то был,
     Где давно никто не жил, -
     Все пропали на войне;
     Только звезды в вышине
     Зажигались в поздний час,
     И дозор их нежных глаз
     Охранял с лазурных круч
     Там цветы; и солнца луч
     В душных травах целый день
     Нежил сладостную лень.
     Но теперь исчез и след
     Безмятежных тех примет -
     В том краю покоя нет! -
     Один лишь воздух, недвижим,
     Словно во сне, застыл над ним.
     Нет, то не ветер, пролетев,
     Тревожит голоса дерев,
     Шумящих, как студеный вал,
     Вокруг пустынных скал!
     Нет, и не ветер то влечет
     Шуршащих облаков полет,
     Неутомимый, непрестанный!..
     А степь фиалками полна,
     И плачет лилия одна
     Там над могилой безымянной!
     И плачет вечно, с лепестка
     Роняя капель жемчуга.
     И жжет слеза, на стебли трав
     Росой бессмертною упав.
     
     Колокола
     
     перевод В.Бетаки
     
     1
     
     Слышишь сани за холмом?
     Серебром
     Радость разливают колокольчики кругох!
     Колокольчик льется, льется,
     Пронизав мороз ночной,
     Звоном в небе отдается,
     Хрусталем вдали смеется
     Звездный рой!
     Ритм размеренный храня,
     В ритме древних рун звеня,
     Расплеснулся колокольчик переливом
     голосов,
     Колокольчик, колокольчик,
     Колокольчик, колокольчик,
     Звонко-льдистым, серебристым переливом
     голосов!
     
     2
     
     Слышишь колокол другой,
     Золотой -
     Свадебного колокола голос в
     Над ночным благоуханьем
     Гармоничным ликованьем
     Льется колокола соло,
     Золотой
     Звон литой,
     Счастья голос, гул веселый,
     Чтоб с голубкой юный голубь радовался под
     луной!
     О, мажор колоколов!
     Проливая звуков ливни, затопить он все
     готов!
     Этот зов,
     Зов без слов,
     В днях грядущих, для живущих
     Для восторгов вечно нов!
     О, качанье и звучанье золотых колоколов!
     Колокольных голосов,
     Колокольных, колокольных, колокольных
     голосов,
     В ритме ясных и согласных колокольных
     голосов!
     
     3
     
     Слышишь ты набата звон?
     Бронзой он
     Раскатился и тревогой нарушает со
     У ночных небес в ушах
     Грозной бронзой воет страх!
     Голос колокола дик:
     Только крик, крик, крик!!!
     Жутко воя,
     Он вымаливает, плача, снисхожденье у огня,
     У проклятого, глухого, сумасшедшего огня!
     Скачет пламя, пламя, пламя
     Исступленными прыжками,
     Ввысь отчаянно стремится,
     Чтобы взвиться и кружиться,
     Алым дымом белый месяц заслоня!
     Голоса колоколов
     Словно звук тревожных слов
     Долетают.
     Голоса колоколов
     Неумолчный, жуткий рев
     В недра стонущих ветров
     Изливают!
     Он царит в душе людской -
     Звон нестройный, беспокойный,
     Звон, захлестнутый бедой!
     Слух в гудении басов
     Различает,
     Как спадает
     Гул тяжелых голосов,
     Отдаляется опасность - глуше рев
     колоколов,
     Зов басов,
     Колокольных, колокольных, колокольных
     голосов,
     В крике, в лязге, в дикой пляске
     колокольных голосов!
     
     4
     
     Слышишь, в воздухе ночном
     Чугуном
     Колокола реквием разносится кругом?
     В замолкающих ночах
     Нам в сердца вливает страх
     Угрожающе-спокойный, ровный тон.
     Каждый звук из глотки ржавой
     Льется вдаль холодной лавой,
     Словно стон.
     Это только тем не больно,
     Кто живет на колокольне
     Под крестом,
     Тем, кто жизнь проводит в звонах
     Монотонно-приглушенных,
     Кто восторг находит в том,
     Что ночной порою нам
     Камни катит по сердцам!
     Не мужчины и не женщины они, а звонари,
     И не звери и не люди все они, а упыри!
     А король их тот, кто звоном
     Славит, славит исступленно
     Торжество колоколов!
     Ходит грудь его волною,
     Пляшет он, смеясь и воя,
     Под пеан колоколов!
     Ритм размеренный хранит он.
     В ритме древних рун звонит он.
     В торжестве колоколов,
     Колоколов!
     Он, в гуденье голосов,
     Колокольных голосов,
     Ритм размеренный храня,
     Этим звоном похоронным
     Упивается, звоня,
     Рад гуденью голосов,
     Колокольных голосов,
     Рад биенью голосов,
     Колокольных голосов,
     Колокольных, колокольных, колокольных,
     колокольных,
     Колокольных голосов,
     И рыданьям и стенаньям колокольных
     голосов!
     
     Колокольчики и колокола
     
     перевод К.Бальмонта
     
     I
     
     Слышишь, сани мчатся в ряд,
     Мчатся в ряд!
     Колокольчики звенят,
     Серебристым легким звоном слух наш сладостно томят,
     Этим пеньем и гуденьем о забвенье говорят.
     О, как звонко, звонко, звонко,
     Точно звучный смех ребенка,
     В ясном воздухе ночном
     Говорят они о том,
     Что за днями заблужденья
     Наступает возрожденье,
     Что волшебно наслажденье - наслажденье нежным
     сном.
     Сани мчатся, мчатся в ряд,
     Колокольчики звенят,
     Звезды слушают, как сани, убегая, говорят,
     И, внимая им, горят,
     И мечтая, и блистая, в небе духами парят;
     И изменчивым сияньем,
     Молчаливым обаяньем,
     Вместе с звоном, вместе с пеньем, о забвенье говорят.
     
     II
     
     Слышишь к свадьбе зов святой,
     Золотой!
     Сколько нежного блаженства в этой песне молодой!
     Сквозь спокойный воздух ночи
     Словно смотрят чьи-то очи
     И блестят,
     Из волны певучих звуков на луну они глядят.
     Из призывных дивных келий,
     Полны сказочных веселий,
     Нарастая, упадая, брызги светлыя летят.
     Вновь потухнут, вновь блестят
     И роняют светлый взгляд
     На грядущее, где дремлет безмятежность нежных снов,
     Возвещаемых согласьем золотых колоколов!
     
     III
     
     Слышишь, воющий набат,
     Точно стонет медный ад!
     Эти звуки, в дикой муке, сказку ужасов твердят.
     Точно молят им помочь,
     Крик кидают прямо в ночь,
     Прямо в уши темной ночи
     Каждый звук,
     То длиннее, то короче,
     Выкликает свой испуг, -
     И испуг их так велик,
     Так безумен каждый крик,
     Что разорванные звоны, неспособные звучать,
     Могут только биться, виться и кричать, кричать.
     кричать!
     Только плакать о пощаде
     И к пылающей громаде
     Вопли скорби обращать!
     А меж тем огонь безумный,
     И глухой и многошумный,
     Все горит,
     То из окон, то по крыше,
     Мчится выше, выше, выше,
     И как будто говорит:
     Я хочу
     Выше мчаться, разгораться, ввстречу лунному лучу,
     Иль умру, иль тотчас-тотчас вплоть до месяца взлечу!
     О, набат, набат, набат,
     Если б ты вернул назад
     Этот ужас, это пламя, эту искру, этот взгляд,
     Этот первый взгляд огня,
     О котором ты вещаешь, с плачем, с воплем и звеня!
     А теперь нам нет спасенья,
     Всюду пламя и кипенье,
     Всюду страх и возмущенье!
     Твой призыв,
     Диких звуков несогласность
     Возвещает нам опасность,
     То растет беда глухая, то спадает, как прилив!
     Слух наш чутко ловит волны в перемене звуковой,
     Вновь спадает, вновь рыдает медно-стонущий прибой.
     
     IV
     
     Похоронный слышен звон,
     Долгий звон!
     Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен
     сон.
     Звук железный возвещает о печали похорон!
     И невольно мы дрожим,
     От забав своих спешим
     И рыдаем, вспоминаем, что и мы глаза смежим.
     Неизменно-монотонный,
     Этот возглас отдаленный,
     Похоронный тяжкий звон,
     Точно стон,
     Скорбный, гневный
     И плачевный,
     Вырастает в долгий гул,
     Возвещает, что страдалец непробудным сном уснул.
     В колокольных кельях ржавых
     Он для правых и неправых
     Грозно вторит об одном:
     Что на сердце будет камень, что глаза сомкнутся сном.
     Факел траурный горит,
     С колокольни кто-то крикнул, кто-то громко говорит,
     Кто-то черный там стоит,
     И хохочет, и гремит,
     И гудит, гудит, гудит,
     К колокольне припадает,
     Гулкий колокол качает,
     Гулкий колокол рыдает,
     Стонет в воздухе немом
     И протяжно возвещает о покое гробом.
     
     Песня
     перевод Н.Вольпин
     
     Я видел: в день венчанья вдруг
     Ты краской залилась,
     Хоть счастьем для тебя вокруг
     Дышало все в тот час.
     
     Лучи, что затаил твой взор, -
     Как странен был их свет! -
     Для нищих глаз моих с тех пор
     Другого света нет.
     
     Когда девическим стыдом
     Румянец тот зажжен.
     Сойдет он вмиг. Но злым огнем
     Горит его отсвет в том,
     
     Кто видел, как, венчаясь, вдруг
     Ты краской залилась,
     Хоть счастьем для тебя вокруг
     Все расцвело в тот час.
     
     Вечерняя звезда
     
     перевод В.Бетаки
     
     Нахлынуло лето,
     И звезды бледны
     И тают в полуночном
     Блеске луны.
     Планеты-рабыни
     Подвластны луне,
     И луч ее стынет
     На белой волне.
     
     Улыбалась луна,
     Но казалась луна
     Такой ледяной, ледяной.
     И ползли с вышины,
     Словно саван бледны,
     Облака под холодной луной.
     
     Но взор мой влекли,
     Мерцая вдали,
     Вечерней звезды лучи
     Тонкий свет еле тлел,
     Но душу согрел
     В холодной, лунной ночи,
     И ловил я глазами
     Далекое пламя,
     А не блеск ледяной над волнами.
     
     Сон во сне
     перевод В.Брюсова
     
     В лоб тебя целую я,
     И позволь мне, уходя,
     Прошептать, печаль тая:
     Ты была права вполне, -
     Дни мои прошли во сне!
     Упованье было сном;
     Все равно, во сне иль днем.
     В дымном призраке иль днем.
     Но оно прошло, как бред.
     Все, что в мире зримо мне
     Или мнится,- сон во сне.
     
     Стою у бурных вод,
     Кругом гроза растет,
     Хранит моя рука
     Горсть зернышек песка
     Как мало! Как скользят
     Меж пальцев все назад...
     И я в слезах, - в слезах:
     О боже! как в руках
     Сжать золотистый прах?
     Пусть будет хоть одно
     Зерно сохранено!
     Все ль то, что зримо мне
     Иль мнится,- сон во сне.
     
     Сон
     перевод Г.Кружкова
     
     В ночи отрадной грезил я,
     Не помня о разлуке,
     Но сон дневной настиг меня
     И пробудил - для муки!
     
     Ах, что мне в том, что видно днем?-
     Не все ли это сон
     Тому, чей взор всегда в былом,
     Печалью освещен?
     
     Но тот, родной - тот сон свято .
     Назло судьбе жестокой
     Был мне звездою золотой
     В дороге одинокой.
     
     Откуда он мерцал - бог весть! -
     Сквозь шторм, в ночах глухи
     Но что у правды ярче есть
     Средь звезд ее дневных?