А.С. Пушкин      Полное собрание сочинений с критикой                  СТИХОТВОРЕНИЯ 1823                  <ИЗ ПИСЬМА К В. П. ГОРЧАКОВУ.>            Зима мне рыхлою стеною      К воротам заградила путь;      Пока тропинки пред собою      Не протопчу я как-нибудь,      Сижу я дома, как бездельник;      Но ты, душа души моей,      Узнай, что будет в понедельник,      Что скажет наш Варфоломей.                  ПТИЧКА.            В чужбине свято наблюдаю      Родной обычай старины:      На волю птичку выпускаю      При светлом празднике весны.            Я стал доступен утешенью;      За что на бога мне роптать,      Когда хоть одному творенью      Я мог свободу даровать!                  <Л. ПУШКИНУ>            Брат милый, отроком расстался ты со мной -      В разлуке протекли медлительные годы;      [Теперь ты юноша] - и полною душой      Цветешь для радостей, для света, для свободы.      Какое поприще открыто пред тобой,      Как много для тебя восторгов, наслаждений      И сладостных забот, и милых заблуждений!      Как часто новый жар твою волнует кровь!      Ты сердце пробуешь, в надежде торопливой,      [Зовешь, вверя<ясь> <им> ,] и дружбу и любовь.                  [ЧИНОВНИК и ПОЭТ.]            "Куда вы? за город конечно,      Зефиром утренним дышать      И с вашей Музою мечтать      Уединенно [и] беспечно?"      - Нет, я сбираюсь на базар,      Люблю базарное волненье,      Скуфьи жидов, усы болгар      И спор и крик, и торга жар,      Нарядов пестрое стесненье.      Люблю толпу, лохмотья, шум -      И жадной черни [лай] свободный.      "Так - наблюдаете - ваш ум      И здесь вникает в дух народный.      Сопровождать вас рад бы я,      Чтоб слышать ваши замечанья;      Но службы долг зовет меня,      Простите, [нам] не до гулянья".      - Куда ж? -      "В острог - сегодня мы      Выпровождаем из тюрьмы      [За молдаванскую границу].      [Кирджали]".                  * * *            "Внемли, о Гелиос, серебряным луком звенящий,      Внемли, боже кларосской, молению старца, погибнет      Ныне, ежели ты не предыдишь слепому вожатым".      Рек и сел на камне слепец утомленный. - Но следом      Три пастуха за ним, дети страны той пустынной,      Скоро сбежались на лай собак, их стада стерегущих.      Ярость уняв их, они защитили бессилие старца;      Издали внемля ему, приближались и думали: "Кто же      Сей белоглавый старик, одинокой, слепой - уж не бог ли?      Горд и высок: висит на поясе бедном простая      Лира, и голос его возмущает волны и небо."      Вот шаги он услышал, ухо клонит, смутясь, уж      Руки простер для моленья странник несчастный. "Не бойся,      Ежели только не скрыт в земном и дряхлеющем теле      Бог, покровитель Греции - столь величавая прелесть      Старость твою украшает, - вещали они незнакомцу; -      Если ж ты смертный - то знай, что волны тебя [принесли]      К людям [дружелюбным]".                  <М. Е. ЭЙХФЕЛЬДТ.>            Ни блеск ума, ни стройность платья      Не могут вас обворожить;      Одни двоюродные братья      Узнали тайну вас пленить!      Лишили вы меня покоя,      Но вы не любите меня.      Одна моя надежда - Зоя:      Женюсь, и буду вам родня.                  ЦАРСКОЕ СЕЛО.            Хранитель милых чувств и прошлых наслаждений,      О ты, певцу дубрав давно знакомый Гений,      Воспоминание, рисуй передо мной      Волшебные места, где я живу душой,      Леса, где [я] любил, где [чувство] развивалось,      Где с первой юностью младенчество сливалось      И где, взлелеянный природой и мечтой,      Я знал поэзию, веселость и покой...            Другой пускай поет [героев] и войну,      Я скромно возлюбил живую тишину      И, чуждый призраку блистательныя славы,      [Вам], Царского Села прекрасные дубравы,      Отныне посвятил безвестной Музы друг      И песни мирные и сладостный досуг.            Веди, веди меня под липовые сени,      Всегда любезные моей свободной лени,      На берег озера, на тихий скат холмов!..      Да вновь увижу я ковры густых лугов      И дряхлый пук дерев, и светлую долину,      И злачных берегов знакомую картину,      И в тихом [озере], средь блещущих зыбей,      Станицу гордую спокойных лебедей.                  * * *            Сегодня я по утру дома      И жду тебя, любезный мой.      Приди ко мне на рюмку рома,      Приди - тряхнем мы стариной.      Наш друг Тардиф, любимец Кома,      Поварни полный генерал,      Достойный дружбы и похвал      Ханжи, поэта, балагура,-      Тардиф, который Коленкура      И откормил, и обокрал,-      Тардиф, полицией гонимый      За неуплатные долги, -      Тардиф, умом неистощимый      На entre-mets, на пироги -                  ЖАЛОБА.            Ваш дед портной, ваш дядя повар,      А вы, вы модный господин -      Таков об вас народный говор,      И дива нет - не вы один.      Потомку предков благородных -      Увы, никто в моей родне      Не шьет мне даром фраков модных      И не варит обеда мне.                  * * *            Кто, волны, вас остановил,      Кто оковал [ваш] бег могучий,      Кто в пруд безмолвный и дремучий      Поток мятежный обратил?      Чей жезл волшебный поразил      Во мне надежду, скорбь и радость      [И душу] [бурную]      [Дремотой] [лени] усыпил?      Взыграйте, ветры, взройте воды,      Разрушьте гибельный оплот -      Где ты, гроза - символ <свободы>?      Промчись поверх невольных вод.                  НОЧЬ.            Мой голос для тебя и ласковый и томный      Тревожит поздное молчанье ночи темной.      Близ ложа моего печальная свеча      Горит; мои стихи, сливаясь и журча,      Текут, ручьи любви; текут полны тобою.      Во тьме твои глаза блистают предо мною,      Мне улыбаются - и звуки слышу я:      Мой друг, мой нежный друг... люблю... твоя... твоя!..                  * * *            Завидую тебе, питомец моря смелый,      Под сенью парусов и в бурях поседелый!      Спокойной пристани давно ли ты достиг -      Давно ли тишины вкусил отрадный миг -      [И вновь тебя зовут заманчивые волны].      [Дай руку - в нас сердца единой страстью полны.]      Для неба дальнoго, для [отдаленных] стран      [Оставим <берега>] Европы обветшалой;      Ищу стихий других, земли жилец усталый;      Приветствую тебя, свободный Океан. -                  <ИЗ ПИСЬМА К ВИГЕЛЮ.>            Проклятый город Кишенев!      Тебя бранить язык устанет.      Когда-нибудь на грешный кров      Твоих запачканных домов      Небесный гром конечно грянет,      И - не найду твоих следов!      Падут, погибнут пламенея,      И пестрый дом Варфоломея      И лавки грязные жидов:      Так, если верить Моисею,      Погиб несчастливый Содом.      Но с этим милым городком      Я Кишенев равнять не смею,      Я слишком с библией знаком,      И к лести вовсе не привычен.      Содом, ты знаешь, был отличен      Не только вежливым грехом,      Но просвещением, пирами,      Гостеприимными домами      И красотой не строгих дев!      Как жаль, что ранними громами      Его сразил Еговы гнев!      В блистательном разврате света,      Хранимый богом человек,      И член верховного совета,      Провел бы я смиренно век      B Париже ветхого завета!      Но в Кишиневе, знаешь сам,      Нельзя найти ни милых дам,      Ни сводни, ни книгопродавца. -      Жалею о твоей судьбе!      Не знаю, придут ли к тебе      Под вечер милых три красавца;      Однакож кое-как, мой друг,      Лишь только будет мне досуг,      Явлюся я перед тобою;      Тебе служить я буду рад -      Стихами, прозой, всей душою,      Но, Вигель - пощади мой зад!                  * * *            [Мое] беспечное незнанье      Лукавый демон возмутил,      И он мое существованье      С своим на век соединил.      Я стал взирать [его глазами],      Мне жизни дался бедный клад,      С его неясными словами      Моя душа звучала в лад.      Взглянул на мир я взором [ясным]      И изумился в тишине:      Ужели он казался мне      Столь величавым и прекрасным?      Чего, мечтатель молодой,      Ты в нем искал, к чему стремился,      Кого восторженной душой      Боготворить не устыдился?      [И взор я бросил на] людей,      Увидел их надменных, низких,      [Жестоких] ветреных судей,      Глупцов, всегда злодейству близких.      Пред боязливой их толпой,      [Жестокой], суетной, холодной,      [Смешон] [глас] правды благо<родны>й,      Напрасен опыт вековой.      Вы правы, мудрые народы,      К чему свободы воль<ный> клич!      Стадам не нужен дар свободы,      [Их должно резать или стричь],      Наследство их из рода в роды      Ярмо с гремушками <да бич>.                  * * *            Бывало в сладком ослепленье      Я верил избр.<анным> душам,      Я мнил - их тай<ное> рожденье      Угодно (властным) небесам,      На них указывало мненье -      Едва приближился я к ним                  * * *            Надеждой сладостной младенчески дыша,      Когда бы верил я, что некогда душа,      От тленья убежав, уносит мысли вечны,      И память, и любовь в пучины бесконечны, -      Клянусь! давно бы я оставил этот мир:      Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,      И улетел в страну свободы, наслаждений,      В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений,      Где мысль одна плывет в небесной чистоте...            Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;      Мой ум упорствует, надежду презирает...      Ничтожество меня за гробом ожидает...      Как, ничего! Ни мысль, ни первая любовь!      Мне страшно!... И на жизнь гляжу печален вновь,      И долго жить хочу, чтоб долго образ милый      Таился и пылал в душе моей унылой.                  * * *            Придет ужасный [час]... твои небесны очи      Покроются, мой друг, туманом вечной ночи,      Молчанье вечное твои сомкнет уста,      Ты навсегда сойдешь в те мрачные места,      Где прадедов твоих почиют мощи хладны.      Но я, дотоле твой поклонник безот<радный>,      В обитель скорбную сойду [я] за тобой      И сяду близ тебя, печальный и немой,      У милых ног твоих - себе их на колена      Сложу - и буду ждать [печаль<но>]... [но чего?]      Чтоб силою мечтанья моего                  * * *            Вечерня отошла давно,      [Но в кельях тихо и] темно.      Уже и сам игумен строгой      Свои молитвы прекратил      И кости ветхие склонил,      Перекрестись, на одр убогой.      Кругом и сон и тишина,      Но церкви дверь отворена;      Трепе<щет> луч лампады      И тускло озаряет он      И темну живопись икон      И позлащенные оклады.            И раздается в тишине      То тяжкой вздох, <то> шопот важный,      И мрачно дремлет в вышине      Старинный свод, глухой и влажный.            Стоят за клиросом <чернец>      И грешник - неподвижны оба -      И шопот их, как глас <из> <гроба,      И грешник бледен, как мертвец.            М.<онах>.      Несчастный - полно, перестань,      Ужасна исповедь злодея!      Заплачена тобою дань      Тому, кто в мщеньи свирепея      Лукаво грешника блюдет -      И к вечной гибели ведет.      Смирись! опомнись! [время, время],      покров      Я разрешу тебя - грехов      Сложи мучительное <бремя>.                  ДЕМОН            В те дни, когда мне были новы      Все впечатленья бытия -      И взоры дев, и шум дубровы,      И ночью пенье соловья -      Когда возвышенные чувства,      Свобода, слава и любовь      И вдохновенные искусства      Так сильно волновали кровь, -      Часы надежд и наслаждений      Тоской внезапной осеня,      Тогда какой-то злобный гений      Стал тайно навещать меня.      Печальны были наши встречи:      Его улыбка, чудный взгляд,      Его язвительные речи      Вливали в душу хладный яд.      Неистощимой клеветою      Он провиденье искушал;      Он звал прекрасное мечтою;      Он вдохновенье презирал;      Не верил он любви, свободе;      На жизнь насмешливо глядел -      И ничего во всей природе      Благословить он не хотел.                  * * *            Простишь ли мне ревнивые мечты,      Моей любви безумное волненье?      Ты мне верна: зачем же любишь ты      Всегда пугать мое воображенье?      Окружена поклонников толпой,      Зачем для всех казаться хочешь милой,      И всех дарит надеждою пустой      Твой чудный взор, то нежный, то унылый?      Мной овладев, мне разум омрачив,      Уверена в любви моей несчастной,      Не видишь ты, когда, в толпе их страстной,      Беседы чужд, один и молчалив,      Терзаюсь я досадой одинокой;      Ни слова мне, ни взгляда... друг жестокой!      Хочу ль бежать: с боязнью и мольбой      Твои глаза не следуют за мной.      Заводит ли красавица другая      Двусмысленный со мною разговор:      Спокойна ты; веселый твой укор      Меня мертвит, любви не выражая.      Скажи еще: соперник вечный мой,      На едине застав меня с тобой,      Зачем тебя приветствует лукаво?...      Что ж он тебе? Скажи, какое право      Имеет он бледнеть и ревновать?...      В нескромный час меж вечера и света,      Без матери, одна, полу-одета,      Зачем его должна ты принимать?...      Но я любим.... На едине со мною      Ты так нежна! Лобзания твои      Так пламенны! Слова твоей любви      Так искренно полны твоей душою!      Тебе смешны мучения мои;      Но я любим, тебя я понимаю.      Мой милый друг, не мучь меня, молю:      Не знаешь ты, как сильно я люблю,      Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.                  * * *            Изыде сеятель сеяти семена своя.            Свободы сеятель пустынный,      Я вышел рано, до звезды;      Рукою чистой и безвинной      В порабощенные бразды      Бросал живительное семя -      Но потерял я только время,      Благие мысли и труды.....            Паситесь, мирные народы!      Вас не разбудит чести клич.      К чему стадам дары свободы?      Их должно резать или стричь.      Наследство их из рода в роды      Ярмо с гремушками да бич.                  Кн. М. А. ГОЛИЦЫНОЙ.            Давно об ней воспоминанье      Ношу в сердечной глубине,      Ее минутное вниманье      Отрадой долго было мне.      Твердил я стих обвороженный,      Мой стих, унынья звук живой,      Так мило ею повторенный,      Замечанный ее душой.      Вновь лире слез и тайной муки      Она с участием вняла -      И ныне ей передала      Свои пленительные звуки...      Довольно! в гордости моей      Я мыслить буду с умиленьем:      Я славой был обязан ей -      А может быть и вдохновеньем.                  * * *            Как наше сердце своенравно!      томимый вновь,      Я умолял тебя недавно      Обманывать мою любовь,      Участьем, нежностью притворной      Одушевлять свой дивный взгляд,      Играть душой моей покорной,      В нее вливать огонь и яд.      Ты согласилась, негой влажной      Наполнился твой томный взор;      Твой вид задумчивый и важный,      Твой сладострастный разговор      И то, что дозволяешь нежно,      И то, что запрещаешь мне,      Вс° впечатлелось неизбежно      В моей сердечной глубине.                  * * *            Т<уманский>, Фебу и Фемиде      Полезно посвящая дни,      Дозором ездит по Тавриде      И проповедует Парни.                  ТЕЛЕГА ЖИЗНИ.            Хоть тяжело под час в ней бремя,      Телега на ходу легка;      Ямщик лихой, седое время,      Везет, не слезит с облучка.            С утра садимся мы в телегу;      Мы рады голову сломать      И, презирая лень и негу,      Кричим: пошел!......            Но в полдень нет уж той отваги;      Порастрясло нас; нам страшней      И косогоры и овраги;      Кричим: полегче, дуралей!            Катит по прежнему телега;      Под вечер мы привыкли к ней      И дремля едем до ночлега -      А время гонит лошадей.