Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.
     
     Дикий помещик
     
     
     OCR: Константин Александров
     
     
     В некотором царстве, в некотором государстве жил был помещик, жил и на свет глядючи радовался. Всего у него было довольно: и крестьян, и хлеба, и скота, и земли, и садов. И был тот помещик глупый, читал газету "Весть" и тело имел мягкое, белое и рассыпчатое.
     Только и взмолился однажды богу этот помещик:
     - Господи! всем я от тебя доволен, всем награжден! Одно только сердцу моему непереносно: очень уж много развелось в нашем царстве мужика!
     Но бог знал, что помещик тот глупый, и прошению его не внял.
     Видит помещик, что мужика с каждым днем не убывает, а все прибывает, - видит и опасается: а ну, как он у меня все добро приест?
     Заглянет помещик в газету "Весть", как в сем случае поступать должно, и прочитает: старайся!
     - Одно только слово написано,- молвит глупый помещик: - а золотое это слово!
     И начал он стараться, и не то, что6 как-нибудь, а все по правилу. Курица ли крестьянская в господские овсы забредет-сейчас ее, по правилу, в cyп; дровец ли крестьянин нарубить, по секрету, в господском лесу соберется - сейчас эти самые дрова на господский двор, а с порубщика, по правилу, штраф.
     - Больше я нынче этими штрафами на них действую! - говорит помещик соседям своим:-потому что для них это понятнее. Видят мужики: хоть и глупый у них помещик, а разум ему дан большой. Сократил он их так, что некуда носа высунуть; куда ни глянут - все нельзя, да не позволено, да не ваше! Скотинка на водопойвыйдет-помещик кричит: моя вода! курица за околицу выбредет - помещик кричит: моя земля! И земля, и вода, и воздух-все его стало! Лучины не стало мужику в светец зажечь, прута не стало, чем избу вымести. Вот и взмолились крестьяне всем миром к господу богу:
     - Господи! легче нам пропасть и с детьми с малыми, нежели всю жизнь так маяться!
     Услышал милостивый бог слезную молитву сиротскую, и не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика. Куда девался мужик-никто того не заметил, а только видели люди, как вдруг поднялся мякинный вихрь и, словно туча Черная, пронеслись в воздухе посконные мужицкие портки. Вышел помещик на балкон, потянул носом и чует: чистый-пречистый во всех его владениях воздух сделался. Натурально, остался доволен. Думает: теперь-то я понежу свое тело белое, тело белое, рыхлое, рассыпчатое! И начал он жить да поживать и стал думать, чем бы ему свою душу утешить.
     "Заведу, думает, театр у себя! напишу к актеру Садовскому: приезжай, мол, любезный друг! и актерок с собой привози!"
     Послушался его актер Садовский; сам приехал и актерок привез. Только видит, что в доме у помещика пусто, и ставить
     театр и занавес поднимать некому.
     - Куда же ты крестьян своих девал?- спрашивает Садовский у помещика.
     - А вот бог, по молитве моей, все мои владения от мужика очистил!
     - Однако, брат, глупый ты помещик! кто же тебе, глупому, умываться подает? -Да я уж и то сколько дней немытый хожу!
     - Стало быть, шампиньоны на лице ростить собрался? - сказал Садовский, и с этим словом и сам уехал, и актерок увез.
     Вспомнил помещик, что есть у него поблизости четыре генерала '- *.,ke; думает: что это я все гран-пасьянс да гранпасьянс раскладываю! Попробую-ко я с генералами впятером пульку- другую сыграть!
     Сказано - сделано; написал приглашения, назначил день и отправил письма по адресу. Генералы были хоть и настоящие, но голодные, а потому очень скоро приехали. Приехали - и не могут надивиться, отчего такой у помещика чистый воздух стал.
     - А оттого это, - хвастается помещик: - что бог, по молитве моей, все владения мои от мужика очистил!
     - Ах, как это хорошо!-хвалят помещика генералы: - стало быть, теперь у вас этого холопьего запаху нисколько не будет?
     - Нисколько, - отвечает помещик. Сыграли пульку, сыграли другую; чувствуют генералы, что пришел их час водку пить, приходят в беспокойство, озираются.
     - Должно быть, вам, господа генералы, закусить захотелось?. - спрашивает помещик.
     - Не худо бы, господин помещик! Встал он из-за стола, подошел к шкапу и вынимает оттуда по леденцу да по печатному прянику на каждого человека.
     - Что ж это такое? - спрашивают генералы, вытаращив на него глаза.
     - А вот, закусите, чем бог послал!
     - Да нам бы говядинки! говядинки бы нам!
     - Ну, говядинки у меня про вас нет, господа генералы, потому что с тех пор, как меня бог от мужика избавил, и печка на кухне стоит нетоплена!
     Рассердились на него генералы, так что зубы у них застучали.
     - Да ведь жрешь же ты что-нибудь сам-то? - накинулись они на него.
     - Сырьем кой-каким питаюсь, да вот пряники еще покуда есть...
     - Однако, брат, глупый же ты помещик! - сказали генералы и, не докончив пульки, разбрелись по домам.
     Видит помещик, что его уж в другой раз дураком чествуют, и хотел было уж задуматься, но так как в это время на глаза попалась колода карт, то махнул на все рукою и начал раскладывать гранпасьянс.
     - Посмотрим,-говорит,-господа либералы, кто кого одолеет! Докажу я вам, что может сделать истинная твердость души!
     Раскладывает он "дамский каприз" и думает: ежели сряду три раза выйдет, стало быть, надо не взирать. И как на зло, сколько раз ни разложит - все у него выходит, все выходит! Не осталось в нем даже сомнения никакого.
     - Уж если, - говорит, - сама фортуна указывает, стало быть, надо оставаться твердым до конца. А теперь, покуда, довольно гран-пасьянс раскладывать, пойду, позаймусь!
     И вот ходит он, ходит по комнатам, потом сядет и посидит. И все думает. Думает, какие он машины из Англии выпишет, чтобы все паром да паром, а холопского духу чтоб нисколько не было. Думает, какой он плодовитый сад разведет: вот тут будут груши, сливы; вот тут - персики, тут-Грецкий орех! Посмотрит в окошко
     - ан там все, как он задумал, все точно так уж и есть! Ломятся, по щучьему велению, под грузом плодов деревья грушевые, персиковые, абрикосовые, а он только знай фрукты машинами собирает да в рот кладет? Думает, каких он коров разведет, что ни кожи, ни мяса, а все одно молоко, все молоко! Думает, какой он клубники насадит, все двойной да тройной, по пяти ягод на фунт, и сколько он этой клубники в Москве продаст. Наконец, устанет думать, пойдет к зеркалу посмотреться - ан там уж пыли на вершок насело...
     - Сенька! - крикнет он вдруг, забывшись, но потом спохватится ( скажет: - ну, пускай себе до поры, до времени так постоит! а уж докажу же я этим либералам, что может сделать твердость души!
     Промаячит таким манером, покуда стемнеет, - и спать!
     А во сне сны еще веселее, нежели на яву, снятся. Снится ему, что сам губернатор о такой его помещичьей непреклонности узнал и спрашивает у исправника: "ка-кой-такой твердый курицын сын у вас в уезде завелся?" Потом снится, что его за эту самую непреклонность министром сделали, и ходит он в лентах, и пишет циркуляры: быть твердым и не взирать! Потом снится, что он ходит по берегам Евфрата и Тигра... *
     - Ева, мой друг! - говорит он. Но вот и сны все пересмотрел: надо вставать.
     -Сенька!-опять кричит он. Забывшись, но вдруг вспомнит... и поникнет головою.
     - Чем бы, однако, заняться? - спрашивает он себя: - хоть бы лешего какого-нибудь нелегкая занесла!
     И вот по этому его слову вдруг приезжает сам капитан- исправник. Обрадовался ему глупый помещик несказанно; побежал в шкап, вынул два печатных пряника и думает: ну, этот, кажется, останется доволен!
     - Скажите, пожалуйста, господин помещик, каким это чудом все ваши временно-обязанные вдруг исчезли? - спрашивает исправник.
     - А вот так и так, бог, по молитве моей, все владения мои от мужика совершенно очистил.
     - Так-с; а не известно ли вам, господин помещик, кто подати за них платить будет?
     - Подати?.. это они! это они сами! это их священнейший долг и обязанность!
     - Так-с; а каким манером эту подать с них взыскать можно, коли они, по вашей молитве, по лицу земли рассеяны?
     - Уж это... не знаю... я, с своей стороны, платить не согласен!
     - А известно ли вам, господин помещик, что казначейство без податей и повинностей, а тем паче без винной и соляной регалий, существовать не может?
     - Я что ж... я готов! рюмку водки... я заплачу!
     - Да вы знаете ли, что, по милости вашей, у нас на базаре ни куска мяса, ни фунта хлеба купить нельзя? знаете ли вы, чем это пахнет?
     - Помилуйте! я, с своей стороны, готов пожертвовать! вот целых два пряника!
     - Глупый же вы, господин помещик! - молвил исправник, повернулся и уехал, не взглянув даже на печатные пряники.
     Задумался на этот раз помещик не на шутку. Вот уж третий человек его дураком чествует, третий человек посмотрит- посмотрит на него, плюнет и отойдет. Неужто он в самом деле дурак? неужто та непреклонность, которую он так лелеял в душе своей, в переводе на обыкновенный язык, означает только глупость и безумие? и неужто, вследствие одной его непреклонности, остановились и подати, и регалии, и не стало возможности достать на базаре ни фунта муки, ни куска мяса?
     И как был он помещик глупый, то сначала даже фыркнул от удовольствия при мысли, какую он штуку сыграл, но потом вспомнил слова исправника: "а знаете ли, чем это пахнет?" и струсил не на шутку. Стал он, по обыкновению, ходить взад да вперед по комнатам и все думает: - чемже это пахнет? уж не пахнет ли водворением каким? например, Чебоксарами? или, быть может, Варнавиным?
     - Хоть бы в Чебоксары, что ли! по крайней мере, убедился бы мир, что значит твердость души! - говорит помещик, а сам по a%*'%bc от себя уж думает: в Чебоксарах-то я, может быть, мужика бы моего милого увидал! Походит помещик, и посидит, и опять походит. К чему ни подойдет, все, кажется, так и говорит: а глупый ты, господин помещик! Видит он, бежит через комнату мышонок и крадется к картам, которыми он гран-пасьянс делал и достаточно уже замаслил, чтоб возбудить ими мышиный аппетит.
     - Кшш... - бросился он на мышонка. Но мышонок был умный и понимал, что помещик без Сеньки никакого вреда ему сделать не может. Он только хвостом вильнул в ответ на грозное восклицание помещика и через мгновение уже выглядывал на него из-под дивана, как будто говоря: погоди, глупый помещик! то ли еще будет! я не только карты, .а и халат твой съем, как ты его позамаслишь как следует!
     Много ли, мало ли времени прошло, только видит Помещик, что в саду у него дорожки репейником поросли, в кустах змеи да гады всякие кишмя-кишат, а в парке звери дикие, воют. Однажды к самой усадьбе подошел медведь, сел на корточках, поглядывает в окошки на помещика и облизывается.
     -.Сенька!-вскрикнул помещик, но вдруг спохватился... и заплакал.
     Однако, твердость души все еще не покидала его. Несколько раз он ослабевал, но как только почувствует, что сердце у него начнет растворяться, сейчас бросится к газете "Весть" и в одну минуту ожесточится опять.
     - Нет, лучше совсем одичаю, лучше пусть буду с дикими зверьми по лесам скитаться, но да не скажет никто, что российский дворянин, князь Урус-Кучум-Кильди-баев, от принципов отступил!
     И вот он одичал. Хоть в это время наступила уже осень, и морозцы стояли порядочные, но он не чувствовал даже холода. Весь он, с головы до ног, оброс волосами, словно древний Исав, а ногти у него сделались, как железные. Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ прогулки есть самый приличный и самый удобный. Утратил даже способность произносить членораздельные звуки и усвоил себе какой-то особенный победный клик, среднее между свистом, шипеньем и рявканьем. Но хвоста еще не приобрел.
     Выйдет он в свой парк, в котором он когда-то нежил свое тело рыхлое, белое, рассыпчатое, как кошка, в один миг, взлезет на самую вершину дерева и стережет оттуДа. Прибежит это заяц, встанет на задние лапки и прислушивается, нет ли откуда опасности, - а он уж тут как тут. Словно стрела соскочит с дерева, вцепится в свою добычу, разорвет ее ногтями, да так со всеми внутренностями, даже со шкурой, и съест.
     И сделался он силен ужасно, до того силен, что даже счел себя в праве войти в дружеские сношения с тем самым медведем, который некогда посматривал на него в окошко.
     - Хочешь, Михаила Иваныч, походы вместе на зайцев будем делать? - сказал он медведю.
     - Хотеть - отчего не хотеть! - отвечал медведь: - только, брат, ты напрасно мужика этого уничтожил.
     - А почему так?
     - А потому, что мужика этого есть не в пример способнее было, нежели вашего брата дворянина. И потому скажу тебе Прямо: глупый ты помещик, хоть мне и друг!
     Между тем капитан-исправник хоть и покровительствовал помещикам, но в виду такого факта, как исчезновение с лица земли мужика, смолчать не посмел. Ветре-" божилось его донесением и губернское начальство, пишет к нему: а как вы думаете, Кто теперь подати будет вносить? кто будет вино по * ! * , пить? кто будет невинными занятиями заниматься? Отвечает капитан-исправник: казначейство-де теперь упразднить следует, а невинные-де занятия и сами собой упразднились, вместо же них распространились в уезде грабежи, разбой и убийства. На днях-де и его, исправника, какой-то медведь не медведь, человек не человек едва не задрал, в каковом человеко- медведе .и подозревает он того самого глупого помещика, который всей смуте зачинщик.
     Обеспокоились начальники и собрали совет. Решили: мужика изловить и водворить, а глупому помещику, который всей смуте зачинщик, наиделикатнейше внушить, дабы он фанфаронства свои прекратил и поступлению в казначейство податей препятствия не чинил.
     Как нарочно, в это время чрез губернский город летел отроившийся рой мужиков и осыпал всю базарную площадь. Сейчас эту благодать обрали, посадили в плетушку и послали в уезд.
     И вдруг опять запахло в том уезде мякиной и овчинами; но в то же время на базаре появились и мука, и мясо, и живность всякая, а податей в один день поступило столько, что казначей, увидав такую груду денег, только всплеснул руками от удивления и вскрикнул:
     - И откуда вы, шельмы, берете!! Что же сделалось, однако, с помещиком? - спросят меня читатели. На это я могу сказать, что хотя и с большим трудом, но и его изловили. Изловивши, сейчас же высморкали, вымыли и обстригли ногти. Затем капитан-исправник сделал ему надлежащее внушение, отобрал газету "Весть" и, поручив его надзору Сеньки, уехал.
     Он жив и доныне. Раскладывает гранпасьянс, тоскует по прежней своей жизни в лесах, умывается лишь по принуждению. и по временам мычит.