Василий Шукшин.
     
     А поутру они проснулись...
     
     
     Copyright Василий Шукшин
     Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского
     
     
     Повесть для театра
     [*] Повесть осталась незавершенной.
     
     Рано-рано утром, во тьме, кто-то отчаянно закричал:
     - Где я?! Э-эй!.. Есть тут кто-нибудь?! Где я?..
     И во тьме же, рядом, заговорили недовольные голоса, сразу несколько.
     - На том свете. Чего орешь-то?
     - Где я? Где мы?..
     - На том свете. Чего орешь-то?
     - Ну чего зря пугать человека! Не на том свете, а в морге пока. У меня вон номерок на ноге... вот он - болтается, чую. Интересно, какой я по счету?
     - А где мы? Чего зубоскалите-то? Где, я спрашиваю?!
     - Не ори, а то я подумаю сдуру, что ты моя жена и полензу целоваться; она всегда орет с утра. Она орет, а я ей - раз - поцелуйчик: на, только не вопи.
     - Ну и как? - поинтересовался хриплый басок. - Понмогает?
     - Слабо...
     - Если б ты ей четвертным рот залепил, она бы замолкла.
     - Четвертного у меня с утра... Я за четвертной-то сам занреву не хуже слона... А ты мне лепи четвертные.
     - Где мы находимся, я вас спрашиваю?! - опять закринчал тот, истеричный.
     Тут вспыхнул свет... И видно стало, что это - вытрезвинтель. И лежат в кроватках под простынями восемь голубчинков... Смотрят друг на друга - век не виделись.
     Открылась железная дверь, и в комнату вошел дежурный старшина.
     - Чего кричите? - спросил он. - Кто кричал?
     - Я, - сказал человек довольно интеллигентного вида. Он хотел встать с кровати, но, обнаружив, что он почти гонлый, запахнулся простыней и тогда только встал. И подошел к старшине... - У меня к вам вопрос: скажите, пожалуйста, где я нахожусь? - он стоял перед старшиной, как древний римлянин, довольно знатный, но крепко с похмелья. - Я что-то не могу понять - что это здесь?
     - Санаторий "Светлые горы".
     - Что за шуточки! - повысил голос интеллигент. - Я вас серьезно спрашиваю.
     - Ложись, - показал старшина, - и жди команды. Серьезно он спрашивает... Это тебя счас будут серьезно спрашивать.
     Интеллигент струсил.
     - Простите... Вы в каком звании, я без очков не вижу? Где-то потерял очки, знаете...
     - Генерал-майор.
     Древний помятый римлянин стоял и смотрел на старншину.
     - Я вас не понимаю, - сказал он. - Вы всегда с утра остнрите?
     - Чтоб тишина была, - велел старшина. И пошел к двери.
     - Товарищ старшина!.. - вежливо позвал его здоровеннный детина, сосед очкарика по кровати. - У вас закурить не будет?
     - Не будет, - жестко сказал старшина. И вышел. И занкрыл дверь на ключ.
     - Опять по пятницам, - запел детина, качая голос; он был, наверно, урка, - пойдут х-свидания-а, и слезы горькие моей... Ложись, очкарь. Что ты волну поднял? Мы находимнся в медвытрезвителе... какого района, я, правда, не знаю. Кто знает, в каком мы районе?
     - Районе!.. - сказал мрачный человек. - Я город-то не знаю.
     Очкарик ринулся взволнованно ходить по комнате.
     - Слушай, ты мне действуешь на нервы, - зло сказал урнка, - сядь.
     - Что значит действую на нервы? Что значит сядь?
     - Значит, не мельтеши. А то я гляжу на тебя - и мне всянкие покойники в башку лезут.
     - Но что я мог такого сделать? - все не унимался очканрик. И все ходил и ходил, как маятник. - Почему меня... не домой, а куда-то... черт его знает куда? Что они, озверели?
     - Ты понял! - воскликнул урка. - Убил человека и еще ходит удивляется!.. Во, тип-то.
     Очкарик остановился... и даже рот у него открылся сам собой.
     - Как это? Вы что?..
     - Что?
     - Человека?..
     - Нет, шимпанзе. Что ты дурачка-то из себя строишь? Ты же не на следствии пока. Перед следователем потом ванляй ваньку, а перед нами нечего.
     - Да-а, милок, - сочувственно протянул маленький сунхонький человечек, - вляпают тебе... Но ты напирай, что - неумышленно. А то... это... как бы того... не это...
     - Он же выпимши был, - заспорил с сухоньким некто курносый, с женским голосом. - Чего ты намекаешь тут - "того", "не того"?.. Человек был выпимши. Вишь, он даже не помнит, как попал сюда.
     - Теперь это не считается, - приподнялся на локте сунхонький; видно, любитель был поспорить. - Теперь что был выпимши, что не был - один черт.
     - Наоборот! - воскликнул урка. - Отягчающее мешок обстоятельство. За что ты его под трамвай-то толкнул?
     Очкарик стоял белый, как простыня... И вертел головой то туда, то сюда, где говорили.
     - Вы что? - сказал он трагическим голосом, тихо.
     - Что?
     - Какого человека?
     - Это тебе лучше знать. Шли, спорили про какие-то уравнения... - стал рассказывать урка. - Как раз ехал трамнвай, этот - чух его под трамвай!.. Того - пополам. Жутко смотреть было. Народу сразу сбежалось!.. Седой такой ленжал... он головой к тротуару упал, а вторая половина под трамваем. И портфель так валяется...
     - Ты видел, что ли? - спросил сухонький.
     - Я видел!.. - повторил по-одесски урка. - А почему я здесь? А потому что я сзади шел. А когда стали свидетелей собирать, я заартачился... нагрубил милиционеру...
     - Тьфу!.. Из-за какого-то уравнения - человека под трамвай! - искренне и глубоко возмутился человек с женнским голосом; он был очень нервный человек, даже канкой-то сосредоточенно-нервный. - Что уж в том уравненнии? Сели на лавочку и решили...
     - Совсем одичал народ, - негромко, сам себе, промолнвил мрачный. - Убить - запросто.
     Парень крестьянского облика не принимал участия в этом страшном разговоре, лежал, смотрел в потолок...
     Вдруг он сел и с ужасом сказал:
     - А не убил ли и я кого?
     И так это у него простодушно вышло, с таким неподдельнным ужасом, что некоторые невольно - через силу - засменялись.
     - Ты откуда будешь-то? - спросил его сосед, весьма понтертый, весьма и весьма, видно, стреляный воробей, элекнтрик, как он впоследствии отрекомендовался.
     - Из Окладихи, - сказал парень. - Тракторист.
     - Ого! - удивились. - Куда тебя занесло.
     - Что, тоже кого-нибудь убил?
     - Нет, он, наверно, теще всыпал, - предположил элекнтрик. - Или соседа поджег.
     - У меня теща хорошая, - сказал парень.
     - Ну, соседа поджег.
     Парень мучительно вспоминал:
     - Неужели Мишке чего?.. Я, вообще-то, сулился его свинье глаз выбить: повадилась в огород, зараза, спасу нет. Говорю, да надень ты ей эту... крестовину, у нас такую нандевают свинешкам на шею, забыл, как называется, - чтоб они в дырки в городьбе не пролезали... Надень, ты, говорю, ей эту штуку, житья же нет от твоей свиньи! Он мне: "Сам надевай". - "Тогда, - говорю, - я ей глаз выбью, она бундет по кругу ходить - и в свой же огород придет".
     - Это ты точно рассчитал, - похвалил электрик. Ему очень понравилась техническая мысль тракториста, он данже стал показывать пальцем на простыне схему движения свиньи. - Значит, она вышла из дома и направилась в твой огород... Так? Но у ней же косинус, поэтому она загнет такой круг - от так от пойдет - пойдет - пойдет - и придет к себе же в огород. А сама будет думать, что она - в твоем огороде.
     - Да она-то!.. - воскликнул тракторист. - Пусть как хончет, так и думает, зараза, меня не волнует. Главное, Мишка бы задумался. Неужели я ей все же вышиб глаз?
     - Ну, особо-то не переживай: за глаз больше семи суток не дадут.
     - Или заставят стеклянный вставить, - хихикнул сунхонький.
     Остолбеневший очкарик сдвинулся наконец с места и подсел было к урке.
     - Слушайте, вы что...
     - Не садись ко мне! - закричал урка испуганно. - Я тенбя не знаю! Первый раз вижу!..
     Очкарик вскочил, как ошпаренный... И беспомощно понсмотрел на всех.
     Некоторое время все молчали.
     - У тя семья-то есть? - спросил его электрик.
     - А? Семья? - потерянно переспросил интеллигент. - Нет, вы что, разыгрываете меня, что ли?
     На него горестно и серьезно смотрели.
     - Ну что, что-о?! - чуть не заплакал очкарик. - Что смотрите-то?!
     - Молодой еще...
     - Может, и хорошо, что молодой: не такой старый выйндет.
     - Так-то оно так... если, конечно, не... это... не того... - это разговаривали между собой электрик и сухонький. - Могут ведь и... того... Как посмотрят.
     - Да, это уж какое примут решение.
     - Из-за какого-то уравнения!..
     - Да расстреляют, - открыто ляпнул нервный с женнским голосом. - Чего тут гадать-то? Ученого же толкнул...
     - А? - машинально спросил очкарик.
     - Кого толкнул под трамвай-то? Ученого?
     Вместо ответа очкарик бросился к двери и забарабанил в нее кулаками.
     - Откройте! Откройте, пожалуйста!.. Я хочу спросить!
     Дверь скоро открылась... Заглянул старшина.
     - Что такое?
     - Что я вчера сделал? Я не помню... Что я сделал? Поченму они про какое-то...
     Старшина захлопнул дверь и, запирая ее снаружи на ключ, сказал:
     - Скоро скажут, что сделал. Больше не стучать.
     - Товарищи, - взмолился очкарик, обращаясь ко всем, к урке в частности, - да вы что? Не мог я человека под трамнвай...
     - Крепись, - сказал ему мрачный человек.
     - Вот хуже нет этих!.. - с некоторой даже брезгливостью сказал урка. - Чего теперь психовать-то? Сделал - сделал, все. Нет, он будет окружающим кишки мотать, на нервы, падла, действовать. Ляжь - и жди.
     - Ученого толкнул или нет? - все хотел понять нервнный.
     - Ну а как же? Раз об уравнениях шли спорили... Это Иван вон ни с кем не спорил, а взял и рассчитал, как свинья будет ходить с одним глазом. И так точно рассчитал! - элекнтрику очень нравился расчет тракториста. - Это же надо так рассчитать. Вот же и Ванька!..
     - Вспомнил! - сказал тракторист. И сел. - Никакой свиньи не было: я выехал трактором на асфальт.
     - Ну? И что? - не понял электрик.
     - Что... Не положено, что. Я вижу: приближаются на конляске... А у меня с собой бутылка была, я домой ехал, в банню торопился, поэтому на асфальт выехал - угол срезать...
     - Ничего не понимаю: какой угол?
     - Чтоб сократить маленько. Если от Игренева на Окладиху идти проселком - это семь километров, а если маленьнко асфальта прихватить...
     - Ну, ну?
     - Ну, думаю, все равно они ее счас найдут... Пока они приближались, я ее всю осадил.
     - Бутылку?
     - Ну.
     Тут все даже привстали от удивления. Не все поверили.
     - Всю бутылку?
     - Всю.
     - С какой же скоростью они ехали? - опять живо заиннтересовался электрик. - На коляске-то.
     - Ты спроси, с какой скоростью он пил? Не верю, - заянвил сухонький. - Что, насос, что ли?
     - А далеко ты их увидел? - поинтересовался и урка.
     - За километр примерно. Оглянулся - догоняют...
     - Можно успеть, - авторитетно сказал урка. - Запронсто. С какой бы скоростью они ни ехали. Надо только бунтылку вот так вот раскрутить...
     Тут в комнату вошла - ее впустил старшина - тетя Нюра с ведром и тряпкой.
     - Всем лежать, - приказала тетя Нюра. - Курева не просить, в магазин не провоцировать - не положено.
     - Здравствуй, тетя Нюра, - ласково сказал электрик. - Доброе утречко! Чего это ты спозаранку не в настроении?
     - О, опять тут? - не очень удивилась тетя Нюра.
     - Тут, тут... Как поется: де-евушки, где вы? Тута, тута!..
     - И я тут, теть Нюр, - хихикнул сухонький. - Не узннаешь?
     Тетя Нюра пригляделась... И узнала.
     - Опять жена привела?
     Сухонький на это почему-то обиделся.
     - Что значит, жена? Что я, телок, что ли, бессловесный, что она каждый раз будет приводить меня к вам на веревочнке? - сухонький помолчал и сказал не без гордости: - Мення привезли.
     Тетя Нюра оглянулась на дверь... И скоренько полезла рукой куда-то под фартук себе.
     - По одному - у окошка вон, чтоб запаху не было... В порядке живой очереди.
     Первым вскочил шустрый электрик, взял у тети Нюры сигаретку, спички и пошел к окну курить.
     - Я за тобой, - застолбил сухонький.
     Но тут встал урка, запахнулся простыней, подошел к электрику и отнял у него сигарету.
     - После меня будете, - сказал он.
     - Ты чего тут? - возмутилась добрая тетя Нюра. - Ну-ка отдай сейчас же! А то огрею вот тряпкой, будешь знать, как отбирать. Здоровый?.. Иди в цирк гири поднимать, а обижать не смей!
     - Спокойно, тетя Нюра, - сказал урка, затягиваясь сигаретой. - Не поднимай волны.
     - Отдай, - кратко сказал мрачный человек, дядя решинтельный и еще более здоровый, чем урка.
     Урка значительно посмотрел на мрачного... И отдал сигаретку электрику. И лег.
     - Там будешь свои порядки устанавливать, - еще сканзал мрачный, - а здесь... пока рано.
     Урка опять значительно посмотрел на мрачного. Всем стало как-то не по себе.
     - Ну, ладно, - сказал сухонький урке, - так и быть - будешь за ним, а я за тобой.
     - Чего это? - уперся мрачный. - Будешь, как занял, я за тобой, а за мной... Ты куришь? - повернулся он к нервнному с тонким голосом.
     - Нет, - откликнулся тот. - Бросил. У меня язва луконвицы двенадцатиперстной кишки.
     - А ты? Кандидат?
     - Я? - очнулся очкарик. - Нет.
     - А я бы курнул, - с тоской молвил Иван-тракторист.
     - Ты за мной, - сказал ему мрачный. - А ты, - мрачнный небрежно глянул на урку - за Иваном.
     Урка лежал, закинув руки за голову... Свирепо смотрел в потолок.
     - Сколько у тебя, теть Нюр? - спросил электрик.
     - По одной всем хватит. Пускай дым-то повыше... а то мне опять на вид поставют. Жалеешь вас...
     Электрик вчастую докурил сигарету, старательно пуская дым к высокому зарешеченному окну, рамы которого, по летнему времени, были открыты.
     - Давай, - сказал он сухонькому. А сам лег опять в кронвать.
     Теперь сухонький пристроился к окну и с удовольствинем пошел затягиваться, и даже затараторил - от удовольстнвия же.
     - Как ты говоришь: луковица двенадцатиперстной кишнки? - поинтересовался он.
     - Да, - откликнулся нервный. - Ниша.
     - Ниша?
     - Ниша.
     Сухонький покачал головой... Но все равно на лице у ненго было одно сплошное удовольствие.
     - Ну язык выдумали! Я как-то был в поликлинике, чинтаю на двери: "Исследование моторной функции желудка". Совсем зарапортовались: мотор в желудке исследуют...
     - Ты не болтай, а кури, - посоветовал мрачный. - Легнко, думаешь, лежать смотреть на тебя.
     Очкарик сидел на своей кровати, тупо смотрел перед сонбой... Ничего, казалось, не видел и не слышал.
     - Подними-ка ноги-то, - попросила его тетя Нюра, подлезая с тряпкой под кровать.
     Очкарик поднял ноги и в этом неловком положении заговорил с ней.
     - Тетя Нюра... Анна... как вас по отчеству?
     - Анна Никитишна.
     - Анна Никитишна, вы не слышали, кого вчера под трамвай толкнули?
     - Под трамвай? - удивилась тетя Нюра. - Да кого же это? Когда?
     - Вчера вечером, - очкарик все держал ноги на весу, хонтя в этом не было теперь надобности. - В районе Садовой... Было там какое-нибудь движение?
     - Движение там всегда есть...
     - Я имею в виду - народ сбегался?
     - Да брось ты, чудак! - пожалел его мрачный. - Разынграли тебя. Вон лежит... соловей-разбойник с кондитернской, развлекается. Кого ты можешь под трамвай толкнуть? Хорошо самого не толкнули...
     Очкарик опустил ноги и встал... И долго, и внимательнно - очень долго, очень внимательно - смотрел на урку.
     - Что, очкарь? - повеселел тот. - Перетрухал? Хох, гнида!..
     - Сейчас подойду и дам пощечину, - сказал очкарик дрожащим от обиды голосом.
     Урка изумленно выпучил на него глаза... Смотрел ненкоторое время. Потом встал, шикарным жестом запахнулся простыней и медленно - очень медленно - пошел к очканрику.
     - Я вас прошу, синьор духарь, дайте мне пощечину. Умоляю... надо же держать слово. А то я обижусь и буду вас долго-долго метелить. Ну?.. Мы же с вами джельтмены, вы сказали слово, надо же держать слово.
     - Совершенно верно, слово надо держать. Я плохо винжу, где ваше лицо?
     - Вот мое лицо, вот... - урка показал пальцем. - Вот эта вот окружность - это моя личность, в такую луну нельзя промахнуться. Ну? Я же тебя оскорбил... Разыграл, как дунру, ты же кандидат...
     Все напряженно ждали, чем закончится эта сцена между двумя "джельтменами".
     - Могу еще оскорбить, вонючка ученая. Гнида. Как еще?..
     - Достаточно, - молвил очкарик. Он распрямился и донвольно торжественно, - то ли не чувствуя страха, то ли от театральности, свойственной ему, - произнес фразу: - От имени всех очкариков! - и залепил урке отчетливую пощенчину.
     - Вот как! - удивилась даже тетя Нюра; по простоте дуншевной она сперва не поняла, что готовится именно понщечина. - Ты што это, эй!
     - Мх-х, хорошо, - как-то даже сладострастно сквозь стиснутые зубы пропел урка. - Еще раз... Умоляю, с другой стороны.
     - Нет, этого вполне достаточно, - снисходительно сканзал очкарик; странно, неужели он так и не почувствовал опасности, или эта театральность так въелась в человека? Он хотел величаво отбыть в сторону своей койки, но урка пойнмал его за простыню и подтянул к себе.
     - Ну, гнидушка-а, ну умоляю - еще раз, с другой сторонны. Ох, как я счас буду метелить! - урка зажмурился и поканчал головой. - Как же я буду метелить, мама родимая!.. Умоляю, кинь еще одну - для напряжения, чтобы я о так от, о так - рразорвал сразу...
     Но тут встал мрачный со своей койки, подошел к ним и с усилием, решительно оторвал урку от очкарика.
     - Дальше будешь иметь дело со мной, - сказал он урке.
     Урка опять значительно и долго - в который уже раз он пускал свой взгляд в дело! - посмотрел на мрачного... Тот спокойно - тому кажется, даже доставляло удовольствие, что на него смотрят так значительно, - выдержал этот опаснный взгляд и лег на свою кровать. Урка тоже лег. Все проинзошло в полной тишине. И в тишине же урка вдруг рывком скорчился на своей кровати, заскрипел зубами, закрутил гонловой и - не то простонал, не то взмолился злорадно свонему жестокому богу - поклялся:
     - Ох, как же я буду метелить! Как я буду метелить!..
     - Благодарю вас, - сказал очкарик мрачному. - Если бы у меня были очки, я бы схватился с этим орангутангом: я когда-то занимался боксом. Но без очков я плохо вижу.
     Мрачный промолчал на это. А урка глубоко вздохнул и сказал негромко себе:
     - Только бы дожить до светлых дней.
     Сухонький между тем докурил свою сигарету, с кровати поднялся мрачный; тетя Нюра вынула из-под фартука сиганрету и уважительно дала ему.
     - Чего тут не поделили-то? - спросила она серьезного сильного человека, мрачного.
     - Да так... с похмелья, - сказал тот.
     - Ох, как же я буду метелить! - воскликнул опять урка, крутнулся под простыней и мучительно застонал. На него посмотрели, но никто ничего не сказал. Мрачный спокойнно курил у окна, старался тоже пускать дым повыше.
     - Любопытная вещь, - заговорил очкарик, - до опренделенного момента все отчетливо помню, дальше - полный провал: ничего не помню. Что за странный механизм памянти? По идее, я же ничего не должен помнить.
     - Не-ет, - авторитетно заговорил электрик, - тут так: пока ты свою меру не взял, ты помнишь, дальше - взял менру, но в душе думаешь: мало, надо еще - все, пошел перенбор. Дальше - рога в землю, и память автоматически отнключается.
     - Ни-че-го подобного, - тоже авторитетно и взволннованно возразил сухонький. - А как же бывает: домой пришел, а как пришел - не помнишь.
     - Ну и что?
     - Ну, по-твоему, я же не должен до дому дойти. А я доншел.
     - Это значит, тебя развезло уже дома...
     - Да где дома, где дома! - больше загорячился сухоньнкий. - Я же утром-то вижу какой я пришел.
     - Все зависит от нервной системы, - встрял в спор нервный. - У кого какая нервная система. Сколько ты монжешь выпить? - спросил он электрика.
     - Ну, это смотря как выпить. Я могу допустим...
     - До сшибачки. Сколько потребуется, чтобы ты упал и не поднялся?
     Электрик подумал:
     - Бутылку белой и бутылку чернил.
     - Смотря каких...
     - Три семерки.
     - Так. А я с двух стаканов под стол лезу - потому что нервы.
     - А вот я... Слушай сюда! Вот я, - затараторил сухоньнкий и постучал пальцем в тощую свою грудь, - несмотря, что у меня такая комплекция, засосу полторы бутылки бенлой и не лягу.
     - Ты?
     - Я.
     - Карлик с оглоблей, - непонятно сказал мрачный. И сам себе посмеялся.
     - Мы, бывает, соберемся на трех, - продолжал сухоньнкий, - по пять рваных на рыло - это получается...
     Тут скрежетнул ключ в двери - раз, другой... Мрачный бросил сигарету в окно и в два свободных прыжка очутился возле своей койки. И лег. Дверь открылась, вошел старшинна, а за ним еще некто, молодой, длинный, стеснительный, с портфелем.
     - Однако, курили? - остановился старшина.
     - Откуда! - воскликнул сухонький. - Где мы возьнмем-то?
     Старшина подозрительно посмотрел на тетю Нюру... Тентя Нюра старательно мыла пол. Домыла последнюю полонвицу и вышла.
     - Поговорите вот... с товарищем, - сказал старшина. - Да не врите: это для статистики надо, - и старшина ушел.
     - Товарищи, - подчеркнуто миролюбиво заговорил длинный с портфелем, - я не корреспондент, не из газеты... Я - социолог. Что я вас спрошу и что вы ответите - это нинкуда не пойдет, никаких фельетонов никто писать не будет. Я объясню, в чем дело. Группа социологов, я в том числе, исследует... мы исследуем вопрос происхождения... ну, пьянства, грубо говоря. Так сказать, причины и следствия. Для этого - на один-единственный вопрос, который я вам задам, - надо ответить... надо сказать всю правду. Вопрос такой: как вы здесь оказались? Еще раз повторяю: ваши отнветы дальше моего блокнота никуда не пойдут, в том смыснле, что никак вам не повредят. Начнем? - ближе всех к ненму оказался нервный. - Вот вы, например... Как вы здесь оказались? Расскажите, пожалуйста.
     Вместо подробного рассказа о том, как он здесь оказалнся, нервный вдруг устремил на социолога внимательный и тоже не лишенный значительности, как у урки, взгляд.
     - А попрошу документы, - сказал он сухо.
     Никто не ждал такого оборота. Притихли.
     - Зачем? - спросил социолог.
     - Рассказывай ему... А кто вы такой?
     - Да я же вам только что объяснил.
     - Документы.
     - Ну, слушайте... уж поверьте, если бы я не имел права спрашивать вас, наверно, меня бы сюда не пустили.
     - Документы.
     - Да нет у меня никаких документов, то есть, наверно, есть какие-то... нет, дома.
     В комнате откровенно засмеялись такому наиву... Нервный, хоть опасливо, но тут же обнаглел.
     - А голову, извиняюсь, вы не того... не это... Она не донма у вас?
     - Ну, дела!
     Социолог встал.
     - Хорошо, - сказал он, - я попрошу начальника отденления, он объяснит вам... Не обманываю же я вас! Зачем мне это надо?
     - Да, да, - согласился нервный, - зачем вам это надо? Вы наденьте форму и спрашивайте.
     - Да нет, товарищи!.. Да действительно же я ученый! Ну, как вам?.. Хорошо, сейчас начальник скажет то же самое.
     Социолог пошел к двери, постучал... Старшина открыл дверь и выпустил его.
     - Понял?! - воскликнул нервный хвастливо. - Какую штуку удумали, а? Во, деятели...
     - Да нет, друзья, - сказал очкарик, - это действительнно ученый. Вы думаете, переодетый следователь? Нет.
     Тут с койки рывком вскочил урка и мягко прошелся меж кроватей.
     - Колонулся мальчик! - урка радостно засмеялся. - Ученый... Я бы не хотел с таким ученым за одной партой синдеть, умоляю. Наоборот, я бы хотел, чтобы он сидел под партой. Ну, Петя, ну, подрулил!..
     - Да чушь это! - воскликнул очкарик. - Никакой он не следователь. Я знаю эти группы социологов...
     - И его знаешь? - спросил нервный.
     - Его не знаю, но знаю, чем они занимаются. Заниманются изучением серьезнейших вопросов...
     - В вытрезвителях?
     - И в вытрезвителях. А где же еще ему расскажут, поченму человек напился, какие причины побудили...
     - А если их нету, причин-то? - закипятился нервный. - Чего их искать, если их нету?
     - Причины всегда есть. Просто они не всегда ясны нам самим...
     - Ну, это уж тоже... лишь бы с портфелями бегать - ученных из себя изображать, - недовольно сказал мрачный. - Чего вот мне рассказать? Нечего. Напился, и все.
     - Что же, без всякой причины? - поинтересовался очнкарик.
     - Без всякой причины.
     - Но какая-то же должна быть причина...
     - Да никакой причины. Взял две бутылки водки и вынпил.
     - И часто вы так?
     - Раз в месяц напьюсь обязательно.
     - Но почему? Тоска, что ли, какая?
     - Никакой тоски, - убежденно сказал мрачный. - Нанпьюсь, и все.
     Очкарик был в затруднении.
     - Я не понимаю, - сказал он.
     - Я сам не понимаю, - искренне сказал мрачный. - Не хочу понимать.
     - Ну, может, ты фронт вспомнил, боевых товарищей, - подсказал сухонький; все как-то обнаружили вдруг, что, казалось бы, пустой разговор имеет некий скрытый смысл.
     - Никаких товарищей... Вообще не люблю войну вспонминать.
     - А что вы читали до этого момента? Или смотрели по телевизору?
     - До какого момента?
     - Как пойти в магазин.
     - Ничего не смотрел. Я люблю "В мире животных" смотнреть, но она вечером бывает...
     - Вы кто по профессии? - стал невольно входить в поднробности очкарик.
     - Крановщик.
     - Может, тебе с высоты грустно на людей смотреть? - опять выскочил с подсказкой сухонький.
     - Да ну!.. - мрачному надоело отвечать. - С высоты... Это тогда все летчики давно уже должны с круга спиться: там высота-то вон какая.
     - А что ты думаешь? Ты знаешь... - кинулся было спонрить электрик, но открылась дверь - вошли социолог и начальник отделения. Старшина тоже вошел и стал сзади них.
     - Здравствуйте! - громко приветствовал всех начальнник.
     С ним поздоровались. Может быть, не так громко, но почти все.
     - Кто тут самый бдительный? - начальник посмотрел на социолога. - Кто потребовал документы?
     - Да нет, тут не в том дело, кто... Вы просто объясните.
     - А чего тут объяснять-то? Спрашивайте, и все, - нанчальник сел на стул. - А я посижу пока.
     - Лучше бы вы объяснили...
     - Вы спрашивайте, спрашивайте.
     - Итак, - обратился социолог к нервному, - что же с вами вчера получилось?
     - Это ученый разговор? - уточнил нервный.
     - Абсолютно ученый, никакой больше. Просто рассканжите...
     - Я погожу пока, - сказал нервный.
     - То есть? - не понял социолог.
     - Я малость подзабыл... Я пока сосредоточусь.
     - Что значит "пока сосредоточусь"? - заговорил было начальник. - Что значит...
     Но социолог тут же запротестовал.
     - Товарищ начальник... Я боюсь, мы так не поговорим.
     - Почему? - удивился начальник.
     - Не поговорим. Это надо иначе.
     - Да у нас же тут есть духари! - воскликнул урка. - Вон у нас... духарь номер один - ничего не боится, - урка понказал на мрачного.
     Мрачный внимательно посмотрел на урку... Опустив голову, подумал... И согласился.
     - Я расскажу, если надо. Мне один черт, - он сел на койке, посмотрел на социолога. - Про вчерашний случай?
     - Да именно: как было с вами вчера.
     - Жена у меня, - сразу начал мрачный, - как бы это вам сказать... вечно у ней какие-то гости, мужики какие-то подозрительные, бабенки... Они мне надоели.
     - А говоришь, причины нету, - сказал нервный.
     - Это не причина, это тянется уже лет семь, - возразил мрачный. - И напился я вчера не из-за этого. Но они мне тоже сильно надоели.
     - Жена где работает? - спросил социолог, поспевая пинсать в блокнот.
     - Кассиршей в магазине. Не надо меня перебивать, я сам все расскажу Радости мне тут... от этого рассказа - не шибко. Я не знаю, чего они делают: я прихожу, они уходят. Я ее много раз предупреждал, она не вникает. Вчера прихонжу - опять два мужика сидят и какая-то женщина. Коньяк на столе... Я их выкинул из квартиры. Один в трусах был. Жена где-то спряталась: все перерыл - нету. Может, раньнше вышла куда, черт ее знает, не нашел. Все перерыл - ненту. Я лег спать. Только заснул, пришла милиция...
     Тут начальник милиции почему-то засмеялся. На него посмотрели с недоумением.
     - Ничего, ничего, - сказал начальник, - продолжай. Я потом объясню.
     - Вы выпивши были, когда пришли? - спросил соционлог.
     - Крепко.
     - Это все?
     - Все. Который в трусах был, сильно визжал: я его хотел в мусоропровод затолкать, он уперся...
     - Плечи пролезли? - выскочил с вопросом любопытнный электрик.
     - Куда? - не понял мрачный.
     - В мусоропровод-то. Лишь бы плечи пролезли, а там весь пройдет.
     - Ну все? - спросил начальник мрачного. И спросил как-то непросто, с каким-то значением. - На этом конец?
     - Все, - ответил мрачный. - А что еще?
     - А то, что ты не из своей квартиры людей выкинул, вот что. Они вон у меня как раз сидят, эти люди.
     Мрачного как стулом в лоб ударили, он аж назад качнулнся на койке.
     - Как? - спросил.
     - Не знаю. В двенадцатом часу ночи заявляется вот танкой верзила и начинает выкидывать людей с их собственной жилплощади... Я представляю, как люди заволновались: вынселяют.
     - Вот это дал, - молвил электрик. - Как же ты так? Пенрепутал, что ли?
     Мрачный долго скорбно молчал, глядя себе под ноги... потом вдруг вскинул голову и крепко стукнул кулаком по колену.
     - Не на тот троллейбус сел, - понял он. - Мне надо бынло на семнадцатый, а я, наверно, на девятку сел... или на четырнадцатый.
     - О!.. В другой район приехал. Ничего себе! - электрик возбужденно хихикнул. - И дом, наверно, похожий попалнся...
     - Похожий, - откликнулся мрачный. - И в квартире все так же... Даже попугай в клетке.
     - Это бывает, - сказал начальник. - То и дело такие случаи.
     - И что ему теперь будет, товарищ начальник? - спронсил нервный. Он как-то странно притих и задумался. - Он же неумышленно...
     - Посмотрим, посмотрим, - неопределенно сказал начальник. И встал. - Что значит "неумышленно"? Ну и что? Вы же знаете последние постановления... Поблажек никаких никому не будет. Ну, продолжайте, - велел он. И ушел.
     - Продолжим, - сказал социолог. И посмотрел на нервнного. - Вы?..
     - А? - очнулся тот. - Так а чего продолжать-то?.. Тоже сплошное недоразумение. Провожал, знаете, друга... У мення друг живет в Хабаровске, приезжал в командировку... ну, погуляли малость: давно не виделись, а у него на производнстве со спиртом связано. Потом, знаете, эти сибиряки: наскучают там, приезжают и давай ферверки пускать. Кошнмар! Я уж говорю: "Коля, тормози, я не выдюжу", он только рукой машет. Ну, пришла пора ему ехать... И тут-то мы и нанскочили с ним на мину. Такое вышло недоразумение, такое недоразумение!.. Но и люди тоже, знаете... Вот кого еще изучать да изучать, просто поголовный опрос устроить: такие, знаете, недотроги, такие психованные все, прямо... это... черт знает, какие мимозы. Главное, мы же... это... по-хорошему! Я уж мысленно допрашиваю себя: "Соколов, может, что не так было?" Нет, все проверил, все изучил до последнего слова - все было на высшем уровне.
     
     
     ИСТОРИЯ НА ПЕРРОНЕ,
     РАССКАЗАННАЯ СОКОЛОВЫМ
     
     Соколов и его друг Коля, хихикая и отпуская невинные шунточки, прошли с чемоданом в вагон поезда дальнего следования. Прошли в вагон, отыскали свое купе и, продолжая культурно хихикать, постучали в дверь. Им ответили из купе, что - "да, можно". Вошли они в купе, а там как раз четверо - все места заняты.
     - Здравствуйте!- сказали Коля и Соколов. - А вы что, тоже все едете?
     - Да, едем, - ответили им.
     - Как это "едете"! - удивился сибиряк Коля. - А как же я? Что это еще за штучки!
     - Тихо, тихо, Коля, - сказал Соколов, - только тихо. Сейчас все выясним, все проверим... Тут кто-то третий лишнний. Попрошу билеты!
     Четыре пассажира показали свои билеты - все правильно: они совершенно законно сидели на своих местах, они едут донмой.
     - Мне эти штучки сильно не нравятся!- воскликнул синбиряк Коля. - А как же я ?
     - Ну-ка, а ваш билет?- спросили его.
     Коля показал свой билет... Один дотошный надел очки и долго крутил билет перед носом... Потом посмотрел его на пронсвет и сказал:
     - Вы едете вчера, уважаемый, - и вернул билет.
     Тут сибиряк Коля заволновался и стал показывать, что он в полном отчаянии и что необходимо срочно кого-то одного вынкинуть из купе, ибо ему срочно надо ехать. Однако вежливый и корректный Соколов решил, что надо не так.
     - Тихо, тихо, тихо, - сказал он, - сейчас мы установим, кто не едет. Не надо шума... Кому не так срочно?- спросил Соколов четверых. Четверо заволновались и стали показынвать, что им тоже надо срочно.
     - Тихо, тихо, тихо, - сказал им Соколов, - вы что, намекаете, что Николай Иваныч пойдет пешком? Вы ошибаентесь. Предлагаю жребий...
     Эти четверо как все равно взбесились.
     - Какой жребий?!- стали они кричать.
     - Это нахальство!..
     Кто-то даже крикнул:
     - Позовите кондуктора!
     Тут Коля-сибиряк вконец осердился.
     - Закрывай дверь! - закричал он. - Они у меня под лавкой поедут, зайцами!
     Но терпеливый Соколов не терял надежды решить все минром.
     - Тихо, тихо, тихо, - опять воззвал он, - не надо шума. Вот вы, - обратился он к дотошному, который проверял у Конли билет, - вы сунулись к чемодану... Почему?
     - Потому что, я смотрю, какие-то бандиты пришли... - заговорил было дотошный.
     - Стоп! - осадил его Соколов. - Можете брать свой ченмодан и выходить, нечего с бандитами в одном купе ездить. Верно, товарищи?
     Николай Иваныч его поддержал и даже изъявил желание понмочь вынести чемодан.
     - Где его чемодан? Где твой чемодан?.. Который? Этот? Принимай, а то он на голову кому-нибудь упадет. Это назынвается едет человек в командировку - целую квартиру с собой везет. Что там у тебя ?
     Дотошный вцепился в свой чемодан, как в мелкую собстнвенность... И всех рассмешил. Он закричал громко:
     - Грабят!
     Николай Иваныч так смеялся, что нечаянно сел женщине на колени; тогда мужчина, ее муж, нажал какую-то кнопку вознле двери... А Николай Иваныч посидел маленько, потом встал и выкинул чемодан этого дотошного в окно.
     - Кому он нужен, ваш чемодан! - сказал он. - И не ввондите людей в заблуждение, что вас, дескать, грабят.
     Тут прибежали кондуктор с милиционером...
     - Вот и вся история, - закончил нервный. - Такое вот... недоразумение. И что вот?.. Что теперь? - нервный сорвался с койки и стремительно стал ходить по комнате, простыня разлеталась на нем в стороны, видны были его чрезвычайно хундые ноги. - Что вот теперь?
     
     - А где тот? - спросил электрик. - Сибиряк-то.
     - А не знаю! Его куда-то в другое место повезли. Он, коннечно, вообще-то неправильно сделал: взял выкинул этого гражданина тоже... с чемоданом вместе.
     - В окно?
     - Ну да, на перрон. А тот, по-моему, иностранец.
     - О-о!.. - сказал сухонький. - Ничего себе!
     - Худо дело, - сказал и электрик.
     - Хорошо еще, там как раз почту везли, мешки... на этих... на тележках-то...
     - На электрокаре.
     - Он на них упал, а то бы...
     - Только одно может спасти, - сказал сухонький.
     - Что? - нервный сбавил свой стремительный шаг. - Что именно?
     - Если... - сухонький опасливо глянул на социолога и вскочил тоже с койки. - Иди сюда, - позвал он нервного. И пошел в угол. - Иди сюда.
     - Ну?
     - Только одно может спасти, - быстро и негромко загонворил сухонький, - если этот, с чемоданом, окажется канкой-нибудь шпион. Понял? Если бы его разоблачили...
     - Ну, жди, когда его там разоблачат! - тоже негромко воскликнул нервный. - Пока его...
     - Слушай сюда! - зашипел сухонький. - Послушай сперва, потом паникуй. Вы - так: мол, этот человек поканзался нам подозрительным - разглядывает, мол, все, всем интересуется... Чемодан у него какой-то... Говорил же твой друг: "Что это у тебя там?" У него фотоаппарата не было?
     - Что же теперь, показался человек подозрительным - давай его из окна выкидывать?
     - Ну, сидите тогда, - обиделся сухонький. И пошел на свое место. - Им хочешь, как лучше, а они... Сидите! Охота сидеть - сидите.
     - Так, - сказал социолог заканчивая записывать истонрию нервного. - Ну, а вы? - это он к электрику.
     - Да у меня тоже... с гостями связано, - стал охотно раснсказывать электрик. Сперва он несколько сбивался, но сконро наладился, и все пошло гладко, и тон он обрел - сниснходительно-грустный, но не безысходный. - Теща пришла и дочь ее с мужем. Мужа этого, свояка-то мово, фамилия - Назаров. Этот Назаров всячески распространяет про меня, что я часто выпиваю. Такой тоже склочный мужик, просто... это... не знаю. Я просто измучился с ним. "Назаров, - гонворю, - ну что ты, ей богу? Ну что? Вот же какой ты челонвек, ей-богу! Вот же ведь какой ты". Морда, как на витринне, - весь... такой... только распоряжаться: долдонит и долдонит свое. "Да брось ты, - говорю, - Назаров, чего ты? Ну какой же ты, ей-богу! Не надо, Назаров, не надо. Ну ченго ты?" А тут он кандидатскую диссертацию защитил... Ну, приходят вчера. А я за кефиром как раз ходил... Выпили, правда, на углу с мужиками по кружке пива. Я даже свою не допил: придет, думаю, этот Назаров, начнет опять... Мужинки еще посмеялись. "Чего ты? - говорят. - Брось ты, - гонворят, - Пахомов, ерунду-то говорить: свояк какой-то. Брось, Пахомов, не надо". Э, думаю, не знаете вы Назарова. Нет, думаю, не буду. И вот прихожу я домой...
     
     
     ИСТОРИЯ В ДОМЕ ПАХОМОВА,
     РАССКАЗАННАЯ ПАХОМОВЫМ
     
     Приходит электрик к себе домой, а у него гости: теща его с дочерью и Назаров.
     - Здравствуйте, - вежливо сказал электрик. - Ну что, Назаров, тебя можно поздравить?
     - Можно поздравить, - сказал Назаров. - Можно понздравить.
     - Поздравляю, - сказал электрик.
     - Кто же на сухую поздравляет!- удивился Назаров.
     И теща тоже удивилась:
     - Ты что это, Пахомов, завязал, что ли?
     Электрик ничего не сказал на это.
     - Завязал, что ли?- еще раз спросила теща. - А?
     - Нет, почему завязал, - молвил электрик после неконторого молчания. - Наоборот, я сейчас кружку пива выпил. А больше нет настроения.
     - Что значит "нет настроения"? У людей такое собынтие... - это вступила жена электрика. - Сядьте и выпейте.
     - Ну и что же, что у людей событие? А у меня нет настронения. Если желаете, могу сыграть в шахматы с кем-нибудь. Давай, Назаров?
     - Ерунда какая-то получается, - возмутился Назаров. - К нему пришли как к человеку, а он - в шахматы. Фишер наншелся. Ты что, смеешься над нами?
     - Никто над вами не смеется, а пить не буду. Я уже выпил сегодня кружку пива, хватит.
     - Но так же тоже нельзя, - обиделась и жена Назарова, Назариха. - Зачем же нас в смешном виде-то выставлять?
     - Никто вас в смешном виде не выставляет, - спокойно, с достоинством сказал электрик. - Наоборот, будьте как донма... Предлагаю в шахматы.
     - Да при чем тут шахматы?! - закричал Назаров. - Я - ученый человек теперь, я столько трудов положил, а ты не сонизволишь даже за столом со мной посидеть! У меня сейчас кринзис после такого напряжения, а ты мне шахматы в нос суешь. Бессовестный ты после этого! У тебя никакого уважения ненту к ученым. Как был электрик, так электрик и есть.
     - Я ученых уважаю, - парировал эту бестактную выходнку электрик, - но я не уважаю тех ученых, которые начинанют сразу зазнаваться. Вот таких ученых я не уважаю, это ты точно заметил, Назаров! Смотри, Назаров, ох, смотри... занзнайство до добра не доводит. Смотри, Назаров.
     - Нахал!- закричал опять Назаров. - А еще родственник! Ну давай хоть шампанского выпьем?
     - Нет, - стоял электрик. - Ни шампанского, ни сухого - ничего.
     - Пахом, - обратилась к электрику жена его, - людей нандо уважать. Ну чего ты? Садись за стол... у меня всего полно: водки всякой, даже твоя любимая перцовка есть. Нельзя же так, в самом деле.
     - Как? - спросил ее электрик.
     - Да вот так-то вот: люди тебя упрашивают, а ты не хончешь свою гордость побороть. Может, тебя обидел кто?
     - Никто меня не обидел. Но только я пить не буду. Ясно? Пусть я электрик, но по принуждению пить не буду.
     - Но, Пахом...
     - Что "Пахом"? Что "Пахом"? Я пятьдесят лет Пахом. Я сказал - нет. Все.
     - Но почему? Почему-у?!
     - Не буду, и все. И хватит на эту тему. Давайте лучше в шахматы.
     - Да пошел ты к чертовой матери со своими шахматанми! - вышел из себя Назаров. - Чего ты привязался со своими шахматами. Я тебя последний раз спрашиваю: будешь пить?
     - Нет.
     Все некоторое время смотрели на упрямого электрика.
     - Знаешь, кто ты после этого?- спросил Назаров.
     - Не знаю, ну-ка ?
     - Верблюд. Те тоже подолгу не пьют в пустыне. Вот тебя тоже надо в пустыню...
     - Куда, куда? - спросил электрик. - Куда меня надо?
     - В пустыню, к верблюдам...
     Электрик встал и дал Назарову шахматами в лоб. Фигурки разлетелись по полу... Электрик пополз их собирать.
     - Извини, Назаров, - сказал он. - Я не хотел... Черт его знает, затемнение какое-то... Может, все же сыграем в шахнматы? Или ты сильно обиделся?
     
     - Обиделся? - спросил нервный электрика.
     - Обиделся, - вздохнул электрик.
     - Вот они все так. Ну до того обидчивые, до того обидчинвые - спасу нет!
     - Что же ему, спасибо говорить - в лоб засветили?.. - подал голос мрачный.
     - Он же извинился.
     - Я же извинился.
     - Не могу! - взревел вдруг урка. - Не могу!.. Счас буду метелить обоих - за вранье. Да хоть бы врали, пала, как люнди, а то врут, как... - урка сел в кровати и смотрел злыми глазами на электрика и нервного, которые сидели рядышнком. - Христосики! Фишера! До того культурные, пала, до того вежливые - аж зубы ломит. Шмакодявки... шкуру спансать кинулись. Никакой гордости у людей!
     - Ты! - крикнул электрик Пахомов. - Ну-ка, закрой сифон! Смелый... Смелый? Ну-ка расскажи, как ты здесь очутился? Ну-ка?
     - А чего мне скрывать-то? Напугал, пала. Я те все без науки скажу: взял часы у одного... Выпить не хватило, я выншел на улицу и попросил у какой-то пьяной шляпы часы в долг.
     - Вона - часы в долг! - вконец обозлился электрик. - А костюм в долг не попросил? Часы он в долг попросил. Это и есть твоя гордость? Это об этом ты шумишь?
     - Это называется - ограбил, а не попросил, - поддернжал электрика нервный, тоже оскорбленный выкриками урнки. - Интеллигент нашелся.
     - Нет, это называется - по-про-сил, - настаивал урнка. - Ты мне чужую статью не шей. Поал? Не шей. Я подоншел и по-про-сил: "Гражданин, одолжи мне свои бока". Я не сказал: "отдай", я сказал: "о-дол-жи". Поал?
     - Как? - спросил вдруг очкарик. - Как?
     - Чего "как"?
     - Как вы сказали: "бока"?
     - Ну, бока - часы... Некоторые называют часы - бока. Еще называют - бочата. Если часы золотые, тогда - рыжие.
     Очкарик встал и подошел к социологу.
     - У вас какие очки? - спросил он. - Я не в том смысле, рыжие или нет, - с какой диоптрией?
     - Минус четыре.
     - Разрешите? - попросил очкарик.
     Социолог снял очки и подал очкарику. Тот надел их... огнляделся... Сказал:
     - Неплохо.
     Затем он подошел к урке и внимательно всмотрелся в него.
     - Да, - сказал он. - Совершенно точно! Встать!
     - Ша... - заговорил было урка.
     - Встать! - опять скомандовал очкарик довольно властно.
     - Ша, - сказал урка, поднимаясь. - В щем дело?
     Очкарик развернулся и влепил ему такую же звонкую, танкую же отчетливую пощечину, как и давеча. Урка кинулся было на очкарика, но тот умело уклонился и правой в ченлюсть свалил урку на кровать.
     - Это был я, - сказал очкарик спокойно. - Я вспомнил это идиотское "бока".
     Урка хотел опять вскочить и вскочил, но очкарик спонкойно стоял и ждал, так профессионально стоял и ждал, что урка... остался стоять.
     - Та пьяная шляпа - это был я, - пояснил очкарик. - Я вспомнил слово "бока"... и узнал вас. Что вы отняли чансы - это я готов понять: с такой рожей дарить, например, часы - нелепо. Но за что вы меня еще и ударили?
     - Да що ты ко мне пришился?! - заорал урка истеричнно. - Какие щасы?
     Открылась дверь, и вошел старшина. Он заглянул в бунмажку с трудом прочитал:
     - Гриши... Гриша-ков и Ковалев, к дежурному. В проснтынях прямо, там переоденетесь.
     Урка и очкарик пошли на выход.
     - Товарищ... - сказал социолог. - Очки-то.
     - О! - спохватился очкарик. - Извините. Спасибо.
     - Пожалуйста. Вы еще вернетесь?
     Очкарик пожал плечами:
     - Не знаю.
     Старшина и двое в простынях вышли.
     - Надавал он ему, - с восхищением сказал сухонький.
     - Хилый-хилый, а двинул хорошо, правда, - Соколов нервно потер руки. - В челюсть красивый был удар.
     - Сейчас вас, наверно, будут вызывать, - заговорил сонциолог. - Я бы хотел, чтобы еще кто-нибудь... Может быть, вы? - обратился он к сухонькому.
     - Нет, - твердо сказал сухонький. - Я не буду.
     - Почему?
     - Не буду... Все, - у сухонького отчеканилась на лице непреклонность. Он пояснил: - Пусть наука занимается своим делом, а не бегает по вытрезвителям. Нашли тоже... Делать, что ли, больше нечего?
     - Да почему вы так?
     - Да потому! До сих пор на луну не высадились, а по вынтрезвителям бегаете. На луну лететь надо, вот что! - сухоньнкий чего-то осмелел и стал кричать на социолога. - Взяли моду - рису-уют, высмеивают... А на луну кто полетит?! Пушкин? Чем рисованием-то заниматься, на луну бы летенли. А то на луну вас не загонишь, а по вытрезвителям бенгать - это вы рады без ума. Чего тут хорошего? - бегаете... Чего тут интересного? Ничего тут интересного нет - хворанют люди, и все. Тяжело людям, а вы бегаете с вопросами. На луну надо лететь!
     Социолог очень изумился... Он пооглядывался кругом, - полагая, что и все тоже изумились, - все внимательно слушали сухонького, и он тоже стал слушать. Сухонький враз как-то устал, лег на кровать и закрылся простыней.
     - Последние силы растратишь тут, - сказал он. - У мення никаких историй не было, - еще сказал он, помолчав. - Я ручной. Причин никаких нету... Тоски тоже. И грусти нет. Я сам по себе... Независимый.
     Социолог пожал плечами, посидел, уткнувшись в блокннотик, что-то записал. Потом повернулся к Ивану-трактонристу.
     - Я тоже, - сразу отрубил Иван.
     - Что "тоже"? - не понял социолог.
     - У меня тоже тоски нет.
     - А при чем здесь тоска?
     - Ну, вы же причину ищите.
     - Да...
     - Вот. Я ее не знаю. Но тоски никакой не было. Ехал в баню... Наоборот, хорошо на душе было.
     - Нет, они этого не понимают! - вскричал вдруг сухоньнкий и сел в кровати. - Ты им дай тоску какую-то - печаль! А так просто не может человек выпить! Просто - взял и...
     Тут вошел старшина и объявил:
     - Собирайтесь. Поедем в суд.
     - Вот, - сказал сухонький, - а мы тут причину ищем. Счас нам найдут причину... помогут.
     
     СУД
     
     И грянул суд.
     Судили три строгие женщины. Они сидели за столом, однна, похоже, главная, - в центре, две - по бокам, пожилая и молодая.
     Подсудимые сидели в коридоре. Урки среди них не было.
     Первого вызвали очкарика.
     - Григорьев, - позвал старшина.
     Подсудимые все пошевелились... Очкарик встал и пошел к двери, которая вела в комнату судей.
     - Гришаков, - поправил он старшину.
     - Чего? - не понял тот.
     - Моя фамилия Гришаков, а не Григорьев.
     - Какая разница, - мирно сказал старшина.
     - Разница большая, - заметил сухонький. - Одно денло...
     - Ждите! - велел старшина. Сухонький замолк.
     - Здравствуйте, - сказал очкарик женщинам-судьям. С ним тоже поздоровались. И сказали:
     - Садитесь.
     - Мы ознакомились с вашим делом, - заговорила главнная женщина. - Здесь - показания свидетелей... Заявление заведующего магазином...
     - Надо же - дело! - усмехнулся очкарик. Но он рано стал усмехаться, он это скоро понял.
     - Вы пока не улыбайтесь, - сказала пожилая женщинна. - Не надо пока.
     - Да нет, я... но не очень ли это громко - дело? Там денла-то нет.
     - Есть дело, - говорила дальше главная женщина. - И вам действительно рано улыбаться.
     - А в чем дело-то?
     - Мы хотим услышать это от вас.
     - Я плохо помню. С утра вообще ничего не помнил... С мясником что-то? В магазине? Мне в милиции сказали сейнчас...
     - Вы оскорбили продавца мясного отдела Завалихина Геннадия Николаевича...
     - О-о, - простонал очкарик. - Он же обвешивает покунпателей! Этот лоб нахально обвешивает всех покупателей, я ему сказал это...
     - Минуточку, минуточку, - прервала его главная женнщина, - давайте по порядку: вы сделали замечание продавнцу. И выражайтесь... точнее: фамилия продавца Завалихин, никакой он не лоб.
     - Он самый настоящий лоб, лоботряс, жулик...
     - Сейчас не о нем речь, мы говорим о вас.
     - Хорошо. Что вас интересует?
     - Как было дело?
     - Я не помню.
     - Напомню. Двадцать пятого сентября сего года вы приншли в продовольственный магазин номер двадцать вонсемь, - стала рассказывать с бумажки женщина, - и сденлали замечание продавцу мясного отдела Завалихину Генннадию Николаевичу, что он обвешивает покупателей. Заванлихин вышел из-за прилавка и вывел вас на улицу...
     Очкарик поежился, качнул головой. Сказал негромко и горько:
     - Кошмар.
     - Кошмар не в этом. Кошмар дальше: вы пошли, где-то напились и пришли в таком состоянии выяснять отношения с Завалихиным. Вас попытались остановить...
     - Хорошо... дальше не нужно: я что-то такое припоминнаю. А где у меня часы отняли?
     - Это вы должны вспомнить, здесь происшествие в мангазине...
     - Хорошо... черт с ним, с часами. Что я теперь должен делать?
     Три женщины выразительно посмотрели на него. Очканрик занервничал.
     - Я не понимаю, - сказал он. - Ну, случилось... что дальше?
     - Вы должны объяснить, почему вы устроили дебош в магазине. Почему напились? Часто это у вас?
     - Я напился с отчаяния. Когда этот лоб выставил меня из магазина, я решил, что наступило светопреставление, коннец.
     - Не надо острить, - попросила молодая женщина. - Вы не уголовник, вы научный сотрудник, не забывайте об этом.
     - Я не острю, - заволновался очкарик. - И, пожалуйнста, не напоминайте, кто я такой - это не имеет никакого значения.
     - Это имеет значение.
     - Это не имеет никакого значения, - уперся очкарик. - Это абсолютно все равно. Я решил, что дальше жить беснсмысленно. У вас было когда-нибудь такое чувство?
     - Здесь мы спрашиваем, Гришаков, - заметила главная женщина.
     - Я и отвечаю: я отчетливо понял, что наступил конец света. Конец... - Гришаков мучительно поискал, как еще обозначить "конец", не нашел. - Конец, понимаете? Дальнше я буду притворяться, что живу, чувствую, работаю...
     - Он ударил вас?
     - Нет, просто выкинул из магазина... И закрыл дверь. Я думал, он будет драться... я приготовился драться, поэтому покорно шел из магазина. Это ужасно... Это катастрофа.
     - В чем катастрофа? - спросила пожилая женщина. - Уточните, пожалуйста.
     - В том, что меня выкинули из магазина. Даже так: катастрофа в том, что... Не знаю, - вдруг резко сказал Гришаков. - Неужели вы сами не понимаете? В магазине орундует скотина... Черт, не знаю. Противно мне об этом говонрить.
     
     
     2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского