Василий Григорьевич ЯН
     
     ВОЗВРАЩЕНИЕ МЕЧТЫ
     
     Рассказ
     
     
     Два воина в блестящих латах и высоких ботфортах с медными шпорами освещали пылающими факелами вход в каменную башню. Тюремщик, гремя большими ключами, отворял ржавую железную дверь, ведущую в страшное подземелье, откуда узникам не было возврата.
     Император вошел в мрачную каменную пасть. Там начинался спуск. Он вспомнил, что должно быть тринадцать ступеней. Повеяло холодом и сыростью. Впереди шел факельщик, за ним тюремщик. Красное пламя трепетало, и тени прыгали по стенам и сводчатому потолку, с которого свешивались мокрые известковые сталактиты и густая серая паутина.
     За императором следовал второй воин с факелом, камергер Иоахим и слуга-араб с корзиной, в которой находились кисти винограда, апельсины, кувшин вина и серебряная кружка. Сегодня император хотел проявить милость к заключенным.
     За поворотом открылся темный коридор с несколькими низкими дверями по обе стороны. В одной из них, в "глазке", императору почудился чей-то тревожный взгляд.
     - Которую камеру прикажешь открыть? - спросил тюремщик, толстый, с опухшим красным лицом и узкими глазами-щелками под нависшими щетинистыми бровями.
     - Где находится Пьетро де ла Винья?*
     _______________
     * П ь е т р о  д е  л а  В и н ь я - выдающийся итальянский
     государственный деятель, философ и поэт XIII века, вышедший из
     бедной, незнатной семьи и своими выдающимися способностями
     проложивший себе дорогу; достиг высокого положения, став канцлером
     (первым министром) царствовавшего в то время в Сицилии наследника
     Великой Германской империи - Фридриха II Гогенштауфена.
     Фридрих II сам был поэтом, покровителем ремесел и искусств,
     основателем Поэтической академии в Палермо и Неаполитанского
     университета и непримиримым врагом папства, в борьбе с которым прошла
     вся его жизнь. Однако, когда завистливые придворные, оклеветав,
     обвинили Пьетро де ла Винья в измене, Фридрих вверг того в темницу и
     ослепил. Историки не колеблясь утверждают, что де ла Винья был
     невиновен и погиб в тюрьме, покончив с собой в порыве отчаяния.
     Данте в своей поэме "Ад" (песнь 13) встречается с Пьетро де ла
     Винья. Когда Данте с Вергилием вступают во второй пояс Ада, где
     караются причинившие себе вред и где самоубийцы превращены в
     узловатые древесные стволы, на которых гнездятся гарпии, Пьетро
     отвечает на вопрос Вергилия:
     
     ...Я тот, кто оба сберегал ключа
     От сердца Фредерика и вращал их
     К затвору и отвору, не звуча.
     
     Хранитель тайн его, больших и малых,
     Неся мой долг, который был мне свят,
     Я не щадил ни сна, ни сил усталых.
     
     Развратница, от кесарских палат
     Не отводящая очей тлетворных, - Зависть,
     Чума народов и дворцовый яд, -
     
     Так воспалила на меня придворных,
     Что Август, их пыланьем воспылав,
     Низверг мой блеск в пучину бедствий черных.
     
     Смятенный дух мой, вознегодовав,
     Замыслил смертью помешать злословью,
     И правый - стал перед собой не прав.
     
     Моих корней клянусь ужасной кровью,
     Я жил и умер, свой обет храня,
     И господину я служил любовью!
     
     И тот из вас, кто выйдет к свету дня,
     Пусть честь мою излечит от извета,
     Которым зависть ранила меня!
     
     - Имена заключенных мне неведомы. Мне говорят только их номера.
     - В девятой камере, - сказал камергер Иоахим.
     - Она в конце второго коридора.
     Все двинулись дальше, в боковой узкий проход, еще более сырой и темный. Глухой шум раздался впереди в темноте. Большие рыжие крысы, прыгая одна через другую, с писком метнулись навстречу, под ноги шедшим, и быстро разбежались, исчезая в щелях между плитами, метнув черными голыми хвостами.
     - Бесовское отродье! - проворчал тюремщик. - Я приносил несколько котов, так проклятые крысы их загрызли и сожрали.
     Небольшая низкая дверь в девятую камеру подалась с визгом после сильного нажима плечом угрюмого тюремщика. Узкий подвал, сложенный из каменных плит. На стенах еще кое-где сохранилась штукатурка, густо покрытая зеленоватой плесенью.
     Вдоль стен повисли восемь заржавленных железных цепей с кандалами. В дальнем углу сидел на соломе человек. Он поднялся, зазвенев цепью, которой одна его нога была прикована к стене. Шатаясь, он ухватился за стену худой, костлявой рукой. Старик с длинными, седыми, пожелтевшими космами, ниспадавшими на плечи, полуприкрытые отрепьями истлевшей одежды, он застыл, как бы прислушиваясь. Вместо глаз зияли две гноящиеся красные впадины.
     Все с ужасом и жалостью смотрели на изможденного старика, похожего на выходца из могилы. В воцарившейся тишине слышалось только потрескивание горящих факелов и шипение капель смолы, падавших на сырой пол.
     - Здравствуй, Пьетро де ла Винья! - с трудом выговорил император.
     - Кто вы? - хрипло спросил узник. - Зачем пришли? Неужели, чтобы привести в исполнение последнюю милость августейшего императора? Я давно всеми забыт, даже смерть не приходит за мной, чтобы увести в царство теней.
     - Он безумный... - прошептал тюремщик. - Уж столько лет каждый раз, как я приносил ему пищу и воду, он все время разговаривает один, воображая, что у него полная камера людей.
     - А помнишь ли ты свое имя? - спросил император.
     - Теперь я только девятый узник, единственный оставшийся в живых в этой каменной щели, безымянный мечтатель...
     Император, взволнованный, прикрыл глаза рукой, сделал знак камергеру, чтобы тот продолжал разговор с узником.
     - Наш великий августейший император, как всегда, захотел проявить свою милость. Он прислал тебе вина и плодов.
     - Я до глубины души признателен моему августейшему владыке за его новую милость, хотя время сделало меня безразличным к мирским радостям.
     - Почему ты говоришь: "Новую милость"? - спросил император. - Какие же раньше ты видел его милости?
     Старик вздрогнул и как-то насторожился, ему послышалось что-то знакомое в услышанном голосе.
     - Самая великая милость, мне оказанная, - та, что император разрешил мне пребывать в этом приюте чудесных встреч.
     - Каких встреч? С кем?
     - Когда судьба сыграла со мной горькую шутку и после того, как я занимал одно из первых мест в империи, я был ввергнут в мрачную клоаку, я сказал себе: "Все к лучшему. Это испытание моего мужества. Я не покорюсь судьбе и не впаду в уныние, которого ожидают мои враги..." И тогда я создал себе собственный прекрасный, сказочный мир, в котором начал жить, не зная границ между веками, странами, народами.
     - Я же сказал, что он безумный, - пробормотал тюремщик.
     - Говори, говори дальше, - приказал, задыхаясь от волнения, император.
     - Со мною вместе к этой стене были прикованы восемь человек: один патер, провозгласивший в церкви, что наш великий император трижды проклят его святейшеством папой Григорием, и призывавший богомольцев также проклинать нашего благодетеля Фридриха Второго. Затем два удальца, в пьяном виде бранившие в таверне нашего милостивого покровителя. Один морской пират, два купца, обманывавшие народ, аптекарь, продававший зелье для вызывания дьявола, и, наконец, монах, ходивший по базарам, проповедуя, что настали последние времена, и в мир явился антихрист в лице императора Фридриха.
     - И все они были казнены?
     - Нет. Хуже. Они умерли здесь от уныния, от слез, оттого, что разучились смеяться, постепенно видя смерть одного за другим, а я, ослепленный по милости императора, от этих ужасов был избавлен. Все они бранили и проклинали того, кто посадил их на цепь в подземелье, а я его восхвалял и благодарил за щедрость, сочиняя и записывая радостные песни.
     - Записывал? - удивился император. - На чем же ты писал их?
     - Я их записывал осколком кремня на заплесневелой стене. Теперь я знаю, что они не умрут, что они останутся жить после моей смерти, и юноши и девушки будут повторять их.
     С удивлением слушал император речь старика. Он приказал факельщику подойти поближе и пытался прочесть каракули, выцарапанные на стене дрожащей рукой слепого. Записей было много, но известковые капли, медленно стекавшие по стене, смывали драгоценные строки.
     - Мне трудно прочесть твои песни, - сказал император. - Время их быстро смывает. Может быть, ты их помнишь? Скажи нам ту, в которой ты восхваляешь императора Фридриха за милость, оказанную тебе. Как все это необычайно! - шепотом промолвил он, обращаясь к камергеру.
     - Конечно, я помню многие свои песни. Слушай! - И старик с глубокой взволнованностью и страстью прочел:
     
     Великим ты себя считаешь, император.
     А слышен ли тебе насмешки тонкой свист?
     Безжалостный тиран, надменный триумфатор,
     В народе шепчутся: "Он дьявол, антихрист".
     
     В исканьях же твоих заслуги несомненны:
     Востока дивный мир открыл ты для веков,
     Переведя "Канон" бессмертный Авиценны
     И в школы пригласив арабских мудрецов.
     
     Ты выжег мне глаза, замкнув в темнице тесной,
     Меня послал ты в мир незримый и чудесный,
     Куда пришли Гомер, Анакреон, Спартак...
     
     В безумстве грез моих они, приняв участье,
     Беседами со мной давали столько счастья,
     Что стал лазурным днем мой долголетний мрак.
     
     Изумленный пламенной речью узника, Фридрих прошептал:
     - Я "безжалостный тиран, надменный триумфатор"? Однако! Он говорит со мной и непочтительно, и дерзко... Правильно я наказал его! - И, обращаясь к старику, он сказал: - Прочти мне еще твои стихи.
     - Хорошо. Слушай:
     
     Она вошла ко мне... Светился нимб волос
     Вокруг лица ее с алмазными глазами,
     Меня коснулся шелк благоуханных кос,
     И грязный, влажный пол покрылся вдруг цветами...
     
     Я осязал тепло ее атласных рук,
     И жарких, жадных уст к устам прикосновенье,
     И не было в тот миг на свете страшных мук,
     Каких не принял бы, чтоб удержать виденье.
     
     Я снова молод был, беспечен, полон сил,
     Свободен, как орел, и я ее просил:
     "Не уходи, побудь, желанная, со мною!"
     
     Но, тая медленно, как тучка в вышине,
     Она с улыбкою шепнула нежно мне:
     "Я снова возвращусь. Ведь я зовусь мечтою"...
     
     - Какой неукротимый, несгибаемый старик, - проворчал император и сказал узнику: - Ты больше не останешься в этой сырой яме. Камергер Иоахим, прикажи расковать Пьетро де ла Винья. Приставь к нему писца, которому он продиктует свои песни. Затем принеси их мне. Я тебя прощаю, Пьетро де ла Винья! Твоя волшебница мечта снова к тебе прилетела и широко открыла двери в новую, счастливую жизнь. Я возвращаю тебе свободу!
     
     
     * * *
     
     Через день Фридрих получил первую часть песен, записанных усердным секретарем со слов ослепленного канцлера-поэта.
     А еще через день император призвал камергера Иоахима и сказал:
     - Я прочел все песни, сочиненные Пьетро де ла Винья. Это непокорный, слишком самостоятельный ум. Такие песни мне не нужны, и они опасны, волнуя простой народ. Но я обещал ему свободу и не откажусь от своих слов.
     
     
     * * *
     
     Согласно повелению императора, в подземную темницу отправились камергер Иоахим с письменным приказом смотрителю дворцовой охраны, опытный кузнец с клещами и молотом для того, чтобы расклепать кандалы, брадобрей, слуга-араб с ведром теплой воды, мылом и мочалкой и второй слуга с чистым бельем, одеждой и башмаками.
     Слепой узник встретил гостей спокойно и покорно предоставил себя в их распоряжение для мытья, стрижки и переодевания. Когда Пьетро де ла Винья был уже в нарядной бархатной одежде, вымытый, красиво обстриженный и, главное, свободный, без цепей на ногах, он попросил на короткое время оставить его одного, чтобы он мог подумать и прочесть необходимые молитвы перед вступлением в новый, счастливый период своей жизни.
     Все вышли из камеры и ждали в коридоре, тихо переговариваясь. Ждать, однако, пришлось долго. Наконец Иоахим приоткрыл дверь и с криком бросился в камеру. Все последовали за ним и увидели, что бывший великий канцлер лежал на полу с разбитой головой: он сам размозжил ее о каменную стену. Кровь залила все его лицо. Он сжимал в руке обломок камня, а на стене, на плесени, появилась новая нацарапанная надпись:
     "Я не хочу получить из рук злобного, несправедливого императора Фридриха никакой милости, никакого дара, хотя бы даже это была моя желанная свобода..."
     
     
     1944 (?)
     
     
     ИСТОЧНИК ПОЛУЧЕНИЯ ТЕКСТА И ИЛЛЮСТРАЦИЙ
     
     Ян В.
     Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Исторические романы:
     Батый; К "Последнему морю". Рассказы: В орлином гнезде "Старца Горы";
     Возвращение мечты; Три счастливейших дня Бухары; Что лучше? / От
     составит. М. В. Янчевецкого. - М.: Правда, 1989. - 528 с, 4 л. ил.
     (Библиотека "Огонек")
     84 Р7 Я60
     Собрание сочинений выходит под редакцией председателя Комиссии по
     литературному наследию В. Яна Н. Т. Федоренко.
     Составление и подготовка текста М. В. Янчевецкого.
     
     
     ИБ 1970
     
     Редактор тома Е. А. Ромашкина.
     Оформление художника А. А. Шпакова.
     Технический редактор В. Н. Веселовская.
     Индекс 70579
     
     __________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 20.04.2001
     О найденных в тексте ошибках сообщать: mailto:vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно получить на: http://lib.ru/~vgershov