Далия Трускиновская
     
     Командирское огниво
     
     Мы поняли это на берегу обманного озера - с ним, с Лосем, неладно.
     Что такое обманное озеро для отряда, который тащится, как вошь по шубе, вымотанный и уже проклинающий свою добычу, объяснять, наверно, не надо. Переправившись в начале похода, мы оставили на берегу лодки, мы спрятали их в камышах и рассчитывали, что теперь потихоньку-полегоньку поплывем домой, не прикладывая ни малейших усилий. То есть кто-то, конечно, сядет на весла, но прочие-то отдохнут!
     Мы вышли к берегу, мы увидели камыши, увидели и лодки, вот только озера не было. Снялось и улетело, проклятое. За ним такие штучки водились. Осталось черное илистое дно, засосавшее немало всякого добра. Может, завтра прилетит, может, через два года - спросить некому. Наш отрядный ведун-гадатель в озерах мало смыслил.
     Так что все призадумались - а не оставить ли тут часть добычи, прикопав, разумеется, и сделав знаки? А потом по зимнему времени взять сани и забрать? Тем более что ведун жег свои ветки и по дыму сказал, что за нами погоня. А погоня псоглавцев - дело неприятное. Они способны сутками не лаять, а перекликаются какими-то непонятными знаками - птиц, видно, передразнивают.
     Тут Лось и взбеленился. Вот чтоб вся добыча была немедленно доставлена к нему в замок! Сейчас же! Без пререканий!
     Я никогда еще не видел, чтобы командир так изгалялся из-за трех чугунных котлов, мешка с бабьими стеклянными бусами, десяти связок хороших стрел... Ну, допустим, были еще и дорогие седла с прочей конской снастью, был еще кувшин с серебряными арабскими дирхемами, оружие было неплохое, тюки с тканями, из которых женщины сошьют зимние плащи... Но чтобы так орать, грозиться кулаком и хвататься за рукоять ножа?
     Очень нас огорчил Лось. То есть настолько, что мы задумались - а нужен ли такой командир? А потом все-таки послушались, поволокли добычу берегом, а потом много чего еще было - как-то оно и забылось. Вспомнилось на сходке - старики как-то очень толково вынудили нас разболтаться.
     То, что Лось называл своим замком, тоже нам не больно нравилось. Делаешь на холме укрепление - ставь такое, чтобы при нужде там спрятать всех женщин, детей, стариков и скотину, чтобы амбары, навесы, теплый зимний дом. А Лось выстроил из хороших толстых бревен что-то совсем несообразное - на одну семью. Правда, с высокой сторожевой вышкой, от которой было немало пользы. Но вообще - зря древесину перевел. Бревна-то мы всем селом зимой рубили, обидно.
     Все, что приходилось из добычи на его долю, он тащил туда, на холм. И понемногу становился скупердяем - хуже чем в сказках. Добро валялось у него в неразвязанных мешках и тихо тлело. Как-то девушки туда забрались - смеху было! Тронули мешок - а внутри уже не мех, а во-от такое облако моли!
     Это, значит, первое горе. Второе - жениться Лось не хотел. То есть наотрез отказался. Наши девушки посмеялись - им-то что, за ними из других сел женихи понаедут. А вот сваты, что тащились издалека, уезжали недовольные, кое-кто и потрепанный. Если Лось возьмет за грудки и встряхнет - мало не покажется.
     Так что мы свели все вместе и заподозрили неладное. Человек в здравом уме так себя не ведет. А тут и вопрос подоспел - нужен ли нам командир, который не в своем уме?
     Старики его трижды предупреждали - кончай ты из-за добычи дураком себя выставлять, без отряда останешься. Ну и остался...
     После он засел на своей вышке и высматривал - что там делается на море.
     А море - это наш кормилец... или кормилица? С моря нам идет все.
     Сейчас нарисую. Вот так - залив, вот тут - устье Большой реки, тут в устье город. Но довольно далеко от моря, умаешься на веслах вверх по течению шлепать. Это - чтобы морские грабители до него не добрались. Конечно, приятно посмотреть, как они ходко идут на своих длинных и узких ладьях, а вдоль бортов вывешены щиты. Но когда сходят на землю - лучше не ждать этого часа, а уходить в лес. Берут все, что гвоздями не приколочено, - у Бобра вон тещу увели.
     А вот тут - маяк. Его поставили горожане на мысу, потому что купеческие корабли не раз и не два забирали слишком влево и садились на мель. Маяк охраняется, и это правильно. Но если какой-нибудь растяпа все-таки не справится с парусами и, проскочив длинную мель, застрянет на нашей, - это тоже правильно. Тогда мы идем вызволять и получаем плату. Это мы их так называем - длинная и наша. До длинной только на лодках доберешься, а до нашей можно и вброд, если места знать.
     Я эти события люблю, потому что и новых людей видишь, и новую речь слышишь. У нас - одна речь, наша, у соседей с юга похожа, понять их можно, у соседей с востока много наших слов, только они их на иной лад выговаривают, а соседа с севера только Перкон-громовержец поймет. Язык морских грабителей - и тот проще.
     Откуда я знаю? А мальчишкой в плену побывал. Потом нас отбили. Поневоле поймешь, когда каждый день попросить пожрать надо! Налетчики пленников делили так - крепких мужчин и женщин отправляли в свои хозяйства, делали рабами, детей - по выбору. Если видели, что девочка вырастет красавицей или что мальчишка - волчонок, таких оставляли себе. Прочих подержат немного и за выкуп возвращают. Если вдуматься - мы уже с ними все перероднились за эти годы.
     На войну они тоже занятно плыли.
     У них, налетчиков с ладей, так было заведено - если у кого есть жена с детьми, то они живут на хуторе, в глубинке, с берега не достать, и видят кормильца даже не всякую зиму. А поскольку нам, дуракам, без баб нельзя, сами боги нас такими изготовили, что бабу подавай, то брали налетчики с собой молодых девок. Где они их добывали - не скажу, потому что не знаю. Иная - пленница, а иная, может, сама за парнями увязалась. Эти девки тоже были обучены бою в пешем строю, но в драку лезли не часто, а только когда мужикам туго приходилось. А так - кашеварили, лечили, по любовной части служили.
     Но вот кто про них плохо подумает, тому я вот что скажу. Бывало, так налетчика с девкой спаяет - кузнец крепче не скует, чем их любовная тяга сковала. И если мужик гибнет в бою, она за ним следом уходит - понимаете? Никто не заставляет, а сама с его друзьями уговорится, они ее дурманным зельем подпоят и - следом за дружком... И жгут на одном костре...
     Так что в один милый денек на Лосевой башне дым вверх пошел. Значит, Лось высмотрел, что по морю к нам бегут ладьи. Тут же к нему отрядили глазастых ребят. Спускаются они - и бегом к старикам.
     Старики решили все быстро.
     - Ладей две дюжины, бойцов, стало быть, триста человек. Могут сразу с нескольких сторон окружить. А потому - вязать добро в узлы и гнать баб с детьми к озеру!
     С нашим озером у ведунов уговор - если захочет вдруг сняться и полетать, как-то их предупреждает. Бежать до него столько, сколько нужно, чтобы дважды большой воинский загиб прочитать. А это, доложу я вам, хитрая штука. Всякую часть своего тела особо заговариваешь, и все свое оружие поименно, и такими словами, что - бр-р! Но действует.
     На озере стоят лодки и плоты. Немного, но хватит, чтобы вывезти имущество и баб с детьми на середину. Налетчики свои ладьи в такую даль на плечах не понесут - выйдут на берег, покричат и уходят. На плоту-то можно хоть неделю просидеть, от жажды не помрешь, а поголодать никому не вредно.
     Вот мы и говорим Лосю - давай, увязывай все самое ценное, потому что налетчикам твой деревнный замок уже давно не нравится. Первым делом его сожгут. А Лось уперся - отсижусь, говорит, отобьюсь, и не для того я все это копил, чтобы им оставлять! Ну, что с дурака возьмешь. Ни шкурки уступить не пожелал, ни бусинки. Или все мое, говорит, к озеру тащите, или я запираюсь со своим добром в замке - и не трогайте меня!
     Времени не было его вразумлять. Старики сказали ведунам, что могут приступать к похоронному обряду, - один покойник у нас, считай, уже есть. И не хорошей смертью в бою погиб, а изжарен.
     Оказалось - мы налетчикам на сей раз не нужны, а входят они в устье Большой реки, бегут к городу. И не две дюжины ладей, а побольше. Хотели на город с воды напасть.
     Что там вышло, как горожане сопротивлялись - это мы уже потом узнали. Пропустили мимо себя эту флотилию - и богам спасибо сказали. Однако мудрый дед Заяц заглянул в будущее, это у него ловко получалось, и сказал:
     - Не спешите радоваться, им еще возвращаться. Если возьмут город - то на обратном пути могут и к нам заглянуть, продать кое-что из добычи. Но вот если не возьмут - тогда точно нам на головы свалятся, чтобы не с пустыми руками домой плыть.
     Так и вышло, и даже хуже, чем предположил дед Заяц. Горожане во время вылазки сожгли несколько ладей. И налетчики хотели отнять наши лодки. А без лодок нам нельзя. Мы ведь не только урожай с нашей мели собираем, мы еще и рыбу ловим, солим, в городе продаем.
     В общем, началась небольшая война. И примерно посередке нее мы ночью захватили их обоз. Не весь - впотьмах мы не поняли, где стоят телеги с продовольствием. А частично - и только утром обнаружили, что за мешками на телеге лежит без сознания раненая девка.
     Из тех самых.
     Отрядный ведун осмотрел ее и сказал, что выживет.
     Решили оставить себе - девка красивая, косы длинные, темные, а как там моя бабка пела?
     
     Длинногривая кобыла нарожает жеребцов,
     Длиннокосая молодка нарожает сыновей.
     
     Девка видная - ну так пусть кому-либо из нас и рожает.
     Значит, нужно ее имя узнавать, чтобы на имя привязку сделать, а то убежит. Послали меня - я умею с налетчиками объясняться. Девку ведун в чувство привел, и стал я с ней договариваться. Имя не сказала - умная! А попросила дать ей дурманного зелья и, пока будет в блаженном состоянии, удавить. Дружок у нее как раз перед нашим нападением от раны умер, так что ей нужно догонять.
     - У нас так не заведено, - сказал я ей.
     - А ты мне окажи услугу, - отвечает она. - Я после смерти буду в чертоге воинам пиво подавать и над землей летать. Может, когда-либо тебе и пригожусь.
     Я задумался - что-то ни одной девки, летающей над землей, отродясь не видел. Но кто их знает - может, они невидимками летают?
     Стали торговаться.
     И тут слышим шум. Что такое? А это Лось безобразничает.
     Дело в том, что он придумал новый способ добычу делить. Раньше мы сперва все доставляли домой, сваливали в кучу, и потом уже старики разбирались, что к чему. А то если без стариков делить - одна ругань. Лось же додумался это делать сразу, как только станет ясно, чего и сколько взяли. Кое-кому понравилось - тем, у кого кулаки покрепче и глотка помощнее. Так что впотьмах Лось взял какие-то меха, какие-то горшки, я так и не понял, чего он там нахватал. А при свете солнышка он вгляделся и понял - не то! Пошел менять, а менять и не на что, каждый уже при своей добыче. Ругань, галдеж, переполох!
     - Погоди, - говорю я девке, - как бы в этой суматохе тебя кто не потребовал заместо добычи. Лось сейчас там все вверх дном перевернет, наверняка обиженные будут, а тут ты лежишь бесхозная.
     - Послушай, парень, - говорит девка. - Или кончай меня скорее, или спрячь хоть где-нибудь. Мне с другим мужем жить нельзя, если мой помер.
     - Ну, - говорю, - разве что на другую телегу, где мое добро. Чем-нибудь тебя завалю - авось пронесет.
     Помог я ей сползти, поставил на ноги и в обнимку потащил, там всего-то шагов десять было, телеги плотно стояли. И вроде только что Лось в толпе орал, а тут - на тебе, перед нами оказался и глядит сердито.
     - Это что у тебя? - спрашивает.
     - Это, - отвечаю, - моя доля добычи.
     - Когда же ее делили? Я не припомню!
     - А она в телеге раненая лежала, ты ее и не мог видеть, - говорю. - Может, удастся вылечить, женой сделаю.
     Вот и весь разговор. Лось даже толком девку не разглядел, так, краем глаза. Не хотелось ему на девок смотреть с некоторого времени.
     Он ушел, я девку уложил вместе со своим добром.
     - Спасибо тебе, - говорит она, - что меня ему не выдал. А что, это и есть ваш командир?
     - Он самый, - отвечаю. - Хороший был командир, четыре зимы нас водил, а теперь - как тетка, которой десяти дочкам приданое давать надо, всякую веревочку и всякий клочок меха к себе тащит.
     - Командир-то он и теперь хороший, - задумчиво так говорит девка. - А эту дурь из него выбить можно.
     - А ты можешь? - обрадовался было я.
     - Знаю старый дедовский способ. Да только задаром не сделаю.
     - А плата?
     - А отправь меня вдогонку за мужем. Только сперва дурмана дай, а то немного боязно.
     Опять стали торговаться. Потом отрядный ведун пришел, дал еще еще своего отвара. Потом мы стали собираться - нужно было поскорее захваченный обоз к озеру гнать и вывозить добычу на середину. Чего доброго, захватчики опомнятся и следом кинутся. Не до девки было.
     К озеру мы подошли вечером, отыскали лодки, стали налаживать плоты. И тут слышим - в лесу такой тоненький голосок заводит: "Ау-у-у!.." Совсем детский жалобный голосишко. Выждал чуточку, снова затянул, а к нему вдруг еще и еще голоса с разных сторон присоединяются! И такое "Вау-у-у-у!" над лесом стоит - мороз по коже! Псоглавцы, Перкон их разрази!
     У нас и руки опустились. Эти твари плавать умеют не хуже выдры, а сейчас, как на грех, лето, и теплое лето, им в воду залезть - одно удовольствие.
     Выходит, придется в темноте бой принимать. На суше мы еще можем дать отпор, в воде не получится.
     - Кто это? - спрашивает девка.
     - Псоглавцы, - говорю. - Они вроде людей, только головы собачьи, загривок меховой, лапы тоже, а что под рубахами - не знаю, я их не раздевал.
     - В рубахах, что ли, ходят?
     - В длинных, по колено. Говорить не умеют, лают и воют. Кусаются крепко - ты ведуна спроси, он перегрызенную руку однажды лечил.
     - Только ли кусаются?
     - Дубинки у них есть, где-то мечи и щиты воруют, наловчились орудовать. Камни метко кидают.
     - А едят что?
     - А кто их разберет. Может, и сырое мясо. В плен они не берут, так что никто у них еще не бывал и домой не возвращался.
     - И женщины у них есть?
     - Может, и есть, только морды у всех одинаковые, - подумав, сказал я. - Ты вот по собачьей морде берешься определить, кобель или сучка? Я - нет.
     - А я берусь, - преспокойно ответила девка. - И еще вопрос - щенят ты видел?
     - Тоже не доводилось. А что, у вас за морем такие не попадаются?
     - У нас за морем кое-что похуже - ночные псы, внуки Гарма. Я одного убила. Потом когти ему выдрали, сделали шесть ожерелий.
     - Так много?
     - Лап-то восемь.
     Тут меня позвали - в строй становиться. А как девку одну оставлять? Я задержался - на дерево ее, что ли, подсадить?
     - Ступай, - говорит она. - Я не боюсь. Мне же лучше - сразу вдогонку полечу.
     Ну что ты с ней станешь делать?
     А она села на озерный берег, пальцами до воды дотянулась - и вдруг пальцы себе облизнула.
     - Хорошее у вас озеро. Не злое.
     - У нас с ним уговор - если вздумает сняться и улететь, заранее предупреждает.
     - Это хорошо. Послушай, скажи командиру - говорить с ним хочу.
     - Ты?! С Лосем?!
     Я представил себе, как передаю ему это приглашение, и поежился.
     - Раз так - помоги мне до командира дойти.
     Мне опять кричат - бросай девку, занимай свое место! А она в плечо вцепилась. Ну, доволок.
     - Ты дурак? - спрашивает Лось.
     - Сам дурак, - тут же отвечает девка, - а сейчас слушай. Каждый миг дорог. Скажи двум или трем бойцам - пусть лодки и плот в озеро выводят. Пусть веревкой связывают и оттаскивают от берега хоть на дюжину шагов. Тогда псоглавцы за ними полезут.
     - Как полезут, так и вылезут, лодки-то пустые. Уходи, девка, мешаешь, - не глядя ей в лицо, буркнул Лось.
     - Не вылезут. Я так сделаю, что озеро снимется. Они и увязнут.
     - Умеешь, что ли? - без особого удивления спросил Лось.
     - С озером договориться нетрудно. Я еще не то умею.
     Тут же потребовала отрядного ведуна, он дал ей нужных травок, быстро развели костер - и стала она кидать на дым уговоры и обещания, только не на привычном мне языке, а на ином, на котором захватчики раньше говорили. Отдельные слова понять еще можно, а все целиком - не получается. Дым поплыл к середине озера и понес на себе все ее колдовство.
     Все получилось так, что лучше не бывает. Цепочка наших пустых лодок только-только отошла от берега, как из леса в воду кинулись псоглавцы и поплыли наперехват. Замысел у них был просто прекрасный - перебить тех, кто в лодках, и отогнать из к другому берегу. Не тут-то было. Мы услышали гул, знакомый гул, шел он из-под земли, это озеро так в дорогу собирается. А потом я впервые в жизни увидел, как это происходит.
     Сперва встали отдельные водяные столбы, потянулись вверх, словно бы озеро искало, за что там, в небесах, зацепиться. Потом они сделались толще, еще толще, совсем толстыми, а наверху словно бы ветви у них выросли, соединились между собой, и вся вода перетекла в образовавшийся над озером потолок. Некоторое время оно стояло на водяных столбах, потом их в себя втянуло и начало подниматься.
     А внизу-то что было!
     Псоглавцы по колено застряли в илистом дне! Перепугались, конечно, до полусмерти, завыли вразнобой. Когда они к бою готовятся - воют слаженно, а тут - жуть!
     Мы окружили их, выбраться не даем, стреляем из луков, гоним от берега прочь. Загнали чуть ли не на середину и там оставили. Потом младшие забрались на дерево, доложили - они к другому берегу побрели, чтобы с нами больше не связываться. Проучили мы их, значит.
     - Ну, девка, выручила ты нас! - говорю. - Не хочется мне тебя убивать, но раз уж просишь - пошли к ведуну, он тебе самого лучшего дурманного настоя изготовит, ты ничего и не почувствуешь.
     А она сидит, к камню привалившись, глаза у нее закрыты - плохо ей. Всю душу, видно, в колдовство вложила. Вот такую, в беспамятстве сидящую, ее, пожалуй, лучше всего было бы удавить, только у меня рука не поднялась.
     Позвал отрядного ведуна, он ее осмотрел, подтвердил - да, это через колдовство. И говорит так:
     - Ты, Барсук, постарайся выбить ей эту дурь из головы. Хорошо, если бы она у нас тут навсегда осталась. Сам ни о чем не напоминай, если она вспомнит - разговор на другое своди. И, между нами говоря, как только она немного в себя придет, расстарайся - сделай ей ребеночка. Тогда она точно никуда не денется.
     Я даже крякнул. Конечно, невесты у меня пока нет, глаза мне за этого ребеночка никто не выцарапает, но уж больно диковинный способ.
     - Нет, - говорю, - не получится. Она меня не подпустит.
     - Подпустит, - возражает ведун. - Она уже с мужем жила, ей без этого дела нельзя. А если не хочешь ребеночка - вызнай, как ее зовут, я сделаю привязку на имя.
     И намучался же я, вызнавая имя! Врал, как последняя скотина. Ведун вроде бы не может лечить, пока имени не знает. И в поселок незьзя привозить человека без имени - духи предков обидятся. И еще чего-то нагородил. Наконец сказала - звать ее Сигрид.
     Ведун тут же чего надо наговорил и получилась хорошая привязка, девка об удавке не заговаривает, никуда не бежит, выходит - сработало.
     Мы вернулись в поселок и взялись за хозяйство. Война, хоть и маленькая, немало урону нам нанесла. И опять с Лосем суматоха и околесица! У него в доме одежды теплой - на три таких поселка хватит, а уперся и не дает! А у нас многие без имущества из-за этой войны остались. Эти поганцы на длинных лодках немало добра все же увезли к себе за море. Мать меня чуть не убила - чем вы, говорит, там в отряде занимались, если позволили врагу мой большой котел и совсем новое корыто утащить?! И шубу свою очень жалела.
     Сигрид вместе с ведунами лечить людей стала. У нас народ не хворый, но всякое случается. Вон с Лосем драка из-за тряпья случилась - так мы командиру наваляли в хвост и в гриву, что месяц потом кряхтел. В походе он, может, и годится командовать, а в мирное время на это старики есть.
     Притащили Лося к ведунам, те его велят в баню нести, а Сигрид является, руки в бока, сердитая и говорит:
     - У него ребра сломаны, ему пока о бане придется забыть.
     Повздорила с ведунами. Те ей - ну и лечи сама, коли такая умная. Она не против, возилась с ним, пеленала по-своему, вылечила. И тут опять неувязка! Ну, не может Лось с добром своим расставаться! Если по-хорошему - он должен был бы за такое удачное лечение полушубок Сигрид подарить, или холста четыре свертка, или пару хороших шкур, или телку ей пригнать.
     А он тащит ей сверху, из своего дома, решето гороха!
     Старики позвали его к судебному дубу и говорят: парень, с тобой неладно. Сигрид длиннокосая и возле озера тебя с отрядом из большой беды выручила, и сейчас вот исцелила. А ты что творишь? Забирай свое поганое решето гороха, неси настоящий подарок!
     - Не могу, - бурчит Лось, - мне все это самому нужно.
     - А на кой? - разумно спрашивают старики. - Живешь ты один, ну, не один - так с мышами.
     - Я жениться думаю, - заявляет вдруг он. - Не могу жену в нищий дом привезти!
     Уперся - и все тут. Но у нас в поселке народ не совсем простой. Старики отступились для вида, а бабы взялись за дело. Стали докапываться, что за женитьба такая. И моя мать, разумеется, в первых рядах этой разведки!
     Бабы приняли Сигрид длиннокосую, как родную. Поскольку у нее своего хозяйства не было, то одна, то другая хозяйка ей корзину с едой посылала или же к столу звала. Вот мать вручает мне корзину и велит отдать, а там - и вареный сыр, и кровяная колбаса, и сала кусок, и дырявые пироги. Это только у нас я видел - круглые пироги пекут, потом надевают на шесты и сушат на ветру. Хорошо с собой в поход брать.
     Принес я Сигрид корзину.
     - Ну, как там мать, отыскала невесту Лося? - спрашивает она.
     - Темное дело, - отвечаю. - Ездил он, оказывается, чуть ли не три года назад свататься, ему отказали, девица другого хотела. Ну, посватался, ну, отказали, с кем не бывает! Он же не знал, что у нее другой на примете. Такие дела быстро забываются. Я видел жениха, которому за осень четыре невесты отказали, и что ты думаешь? Уже снег пал, когда он сговорился с пятой и женился. И живут просто замечательно. Ты его знаешь, это Медведик.
     У нас часто крупных мальчишек Медведями называют, а когда они вырастают, нужно же как-то различать. Вот в поселке живут Большой Медведь, Медведь-горбун, Медведик и даже Гуляй-Медведь, этот очень поздно женился, уже под тридцать ему было.
     - А что, Барсук, - спрашивает Сигрид, - больше ни к кому не сватался?
     - Так он и туда, к той девке, оказывается, тайком ездил, только теперь это узналось.
     Она задумалась.
     - Слушай, - говорит, - может, его жадность - от порчи? Принеси мне хоть щепку от его дома, что на холме, я погляжу.
     
     
     * * *
     
     - Много, - согласилась она. - Вот он сидит на этом добре и душу себе травит: я-де богатый, я-де и в это и в то ее наряжу, а она, дура, упирается!
     - Дура и есть, - согласился я.
     - Нет, не дура. Дурак Лось, что на добро свое столько надежд возложил. Ну так надо его от этой блажи избавить.
     - А что, - спрашиваю, - есть способ?
     - Есть, - говорит.
     - Колдовской?
     - Какой же еще!
     Я вспомнил, каким он хорошим был командиром, и даже затосковал по тем временам.
     - А что, есть ли у вашего командира огниво? - спросила Сигрид.
     - Как не быть.
     - Раздобудь-ка мне его.
     
     
     * * *
     
     - Чтобы некуда твоему дураку было возвращаться, - сказала она. И нож, нацеленный в мое брюхо, не опустила.
     - Там же добра сколько! - прямо взвыл я.
     
     
     * * *
     
     Так что вот оно, командирское огниво. Всюду с собой таскаю. И когда начинается всякая лишняя суета насчет добычи - я его достаю, выкладываю и рассказываю, как Лосевый домина полыхал.
     А Лось? Что Лось? Уцелел, конечно! Бегал, ругался, чуть не плакал, потом к ведуну жить пошел, потом вообще исчез. Ведун сказал - как перелетное озеро вернется, так и Лося ждать.
     И что бы вы думали? С весной, как последний лед сошел, дороги просохли, побежали мы за добычей. То есть зимой, по снегу, соседи к нам за добычей были, а лето - наше время, тут уж мы к ним жалуем. Бежим, значит, привал делаем. Ночью - завыло в небе, загудело и - плюх! Озеро, стало быть, на прежнее место шлепнулось. Погуляло и домой вернулось.
     А немного погодя, как вернулись мы с добычей, глядим: в устье ладьи входят. И хорошо идут, сразу видно - рулевой знает, где мели, и длинная, и наша. По бортам щиты вывешены, копья кое-где торчат, однако входят ладьи в устье открыто. Подошли поближе - ну, все ясно!
     На передней, на носу, Лось стоит. А с ним - Сигрид длиннокосая. Как там моя бабка пела?
     
     Длинногривая кобыла нарожает жеребцов,
     Длиннокосая молодка нарожает сыновей?
     
     И ведь нарожала!