Далия Трускиновская            Предок            Отродясь не задумывались домовые, от кого они ведут свой род. Спокон веку живут при людях, порядок блюдут, понемногу плодятся и размножаются, а для долгих размышлений у них просто времени не остается.      Но иногда задуматься все же приходится - и не от хорошей жизни!      Вдовую деревенскую домовиху Таисью Федотовну всем миром решили пристроить в хорошую семью. И семью долго искать не пришлось - это была та самая, которую бросил и бежал в неизвестном направлении домовой дедушка Тимофей Игнатьевич. Хозяйство у него было крепкое, налаженное, и бабе, да еще обремененной маленьким, на первых порах управиться было бы несложно. А хозяевам ведь все равно, кто за порядком следит, домовой или домовиха.      Таисья Федотовна вселилась в трехкомнатную квартиру.      На первых порах у нее дневали и ночевали кумушки, Матрена Даниловна и Степанида Прокопьевна, все облазили, все тайнички беглого Тимофея Игнатьича сыскали. А их, тайников, было столько, что домовихи просто диву дались. Туалетная дырка - раз, в самом низу, у пола, откуда тянуло холодом. Там домовой держал веревочки, гвоздики, полиэтилен. Склад за кухонным гарнитуром - два. На складе были мешочки и фунтики с крупами - гречкой, перловкой, пшенкой, манкой, а также отдельно - сухарики из хлебных корок. Еще за газовой плитой - но оттуда пришлось выскочить, зажимая носы. Неизвестно для чего Тимофей Игнатьич приберегал в маленьких баночках зловредный крысиный яд. Казалось бы, его, яд, не хранить, как сокровище, а в крысиную дырку заложить надобно! Была такая дырка в квартире, ее заделывай не заделывай - все равно зубастые твари прогрызут. Так нет же! Именно в крысиной дырке Тимофей Игнатьевич тоже завел тайник - там у него моток проволоки обнаружился. И в прихожей, за полкой с обувью, он какие-то мелкие железки держал, а какие - бабам не понять. И в гостиной, под диваном, а точнее сказать - внутри дивана, хранил неизвестно где добытый сухой собачий корм - на черный день, не иначе!      Матрена Даниловна только ругалась - всю душу вложил беглец в устройство тайников, а она, душа, и для чего иного пригодилась бы. Степанида же Прокопьевна только вздыхала - она имела трех дочек на выданье, и из-за старшенькой-то, девицы Маремьяны, и подался в бега нашкодивший Тимофей Игнатьевич. Не пожелал приводить Маремьянку законной женой в хозяйство с восемнадцатью, кабы не более, тайниками!      Хозяева же, не зная, что обихаживать их будет совсем неумелая деревенская домовиха, взяли да и увеличили семейство. Они имели в далеком городе дочку и внуков - так вот, старшего внука к ним и прислали на лето - а, может, и не только на лето.      Внук Димка, двенадцатилетний парень ростом чуть пониже взрослого мужика, приехал с клеткой, клетку поставил на стол в отведенной ему комнате, и вскоре по дому пронеслась весть: в Таисьином хозяйстве завелось диво!      - Что это там у нее? - спросил домовой дедушка Лукьян Пафнутьевич супругу Матрену Даниловну, когда она, запустив собственное хозяйство, вся взмокшая вернулась из Таисьиного. - Сказывали, вроде белки?      - И вовсе на белку непохоже, - отвечала домовиха. - А ростом тебя чуть пониже, мохнатое, косматое, нечесанное, пегое, без хвоста, с лапами, с мордой, глазки круглые, черные...      - Постой, не трещи! Как это - пегое?      - Рыжее с черным, по рыжему - черные пятна вкривь и вкось, - объяснила Матрена Даниловна. - И прожорливое - страсть! Намается с ним Таисья Федотовна! И жадное, все в рот прибирает, а что не в рот - то прячет.      - Хозяйственное, стало быть, - одобрил Лукьян Пафнутьевич. И потом, встретившись в межэтажных перекрытиях с супругом Степаниды Прокопьевны, Ферапонтом Киприановичем, сам первый заговорил про диковинное существо, причем, в пику своей Матрене Даниловне, - с одобрением. И разве мог домовой молвить гнилое слово про существо со столь явно выраженной хозяйственностью?      Тут же случился домовой дедушка Лукулл Аристархович.      Этот любил блеснуть диковинным словом, а от хозяев нахватался блажных идей. Непременно ему чьи-то права нужно было защищать. Как-то даже за крыс вступился. Как уцелел - до сих пор понять не может.      Лукулл Аристархович, вопреки обыкновению, слушал неспешный разговор двух домовых дедушек молча. Что-то у него этакое в голове зрело. А потом на ночь глядя и отправился навестить Таисью Федотовну.      Как домовихи умеют визжать - знает всякий. Домовые визжат от возмущения или же настраиваясь на драку, а домовихи - по разным поводам. И чем не повод - молодая годами домовиха, спозаранку, по-деревенски, улегшись спать, вдруг обнаруживает рядом с собой совершенно с ней не повенчанного мужика?!      Население квартиры подскочило, как ошпаренное. Сам хозяин, Николай Ильич Платов, и супруга, Вера Борисовна, и их незамужняя дочка Инесса, и внук Илья - все проснулись и стали друг дружку спрашивать, что стряслось. Погрешили на крыс, хотя такой голосистой крысы природа еще не создавала.      А вот домовые-соседи, прибежавшие на шум, как раз и застукали Лукулла Аристарховича. Таисья Федотовна как с перепугу в него вцепилась, так и не отпускала, да еще ее маленький суеты добавил.      - Ты что же это, охальник, делаешь?! - напустилась на бедолагу Степанида Прокопьевна. - Ты, коли глаз на бабу положил, сваху засылай! А не тихомолком под бочок подваливайся!      - Нехорошо, нехорошо! - добавил Ферапонт Киприанович. - Не по правилам! Ты что, совсем порядок забыл? Ну так я тебе напомню!      - Какая баба, какая сваха?! - заголосил прихваченный Ферапонтом Киприановичем за ухо Лукулл Аристархович. - На что мне баба?! Я по другому делу шел!      - Да к бабе попал? - продолжила умная Степанида Прокопьевна. - Уж не позорился бы, говорил, как есть! Дело у него!      - Врет, врет! - выкрикнула Таисья Федотовна.      - Еще бы он не врал! Знаю я ваше дело! Мне ли не знать - сама трех девок родила!      И она была права - в семьях у домовых редко бывает такой приплод. Одно дитя, ну, два, но чтобы три, и все - девки, это раз в сто лет случается, не чаще.      Ферапонт Киприанович меж тем волок непрошенного гостя прочь, к выходу, а выход из квартиры был в ванной.      - Да постой ты! - взмолился Лукулл Аристархович. - Я же не просто так! Ну, сам посуди - в тех ли я годах, чтобы свататься?      - Вон поганец Тимофей Игнатьевич тоже вроде не в тех годах был, - огрызнулся Ферапонт Киприанович, - а чего учудил? Стыд и срам! Иди уж, иди!      - Постой, тебе говорят! Вот те святая истина - не к бабе шел!      - А к кому?      - К тому, кто в клетке сидит!      - В клетке? А к Таисье Федотовне как попал?      - Заблудился!      Тут в квартире появилось еще одно лицо - норовистый домовой Евсей Карпович.      Он был ведомый полуночник - когда хозяин Дениска проводил ночь на дежурстве, Евсей Карпович, прстрастившийся к Интернету, лазил по сайтам и узнавал много любопытного. К тому же, и жил он через стенку от Платовых.      - Что за шум, а драки нет? - осведомился Евсей Карпович.      - Хоть ты выслушай! - взмолился Лукулл Аристархович. - Я только и хотел, что на того, который в клетке, посмотреть!      Евсей Карпович задумался.      - А что, Ферапонт Киприаныч! Давай доведем его до клетки - и пусть смотрит! И нам объяснит, что он там чаял увидеть.      Степанида Прокопьевна осталась утешать Таисью Федотовну, вообразившую, что ее доброй славе пришел конец, а мужики пробрались в комнату, где жил Илья, дождались, пока мальчик заснул, и забрались на стол.      Там стояла довольно большая клетка, а в ней спал меховой комок.      - Ну, гляди! - приказал Евсей Карпович.      - Ничего не понять... Его бы растолкать, что ли?      Нашли фломастер, сунули концом в клетку. Комок, не разворачиваясь, ухватил фломастер передними лапами и стал заталкивать в пасть.      - Ишь ты, умный! - восхитился Ферапонт Киприанович.      - И во сне соображает, - подтвердил Евсей Карпович.      - А неспроста он такой... - и Лукулл Аристархович опять тяжко задумался. - И мастью нашего Аникея Фролыча напоминает...      - Как это оно тебе Аникея Фролыча напоминает?! - вызверились домовые. - Скотина тебе домового дедушку напоминает?!      - Так ведь он тоже уже пятнами пошел, от старости...      - Да? - тут и Ферапонт Киприанович задумался, а потом еще пошевелил фломастером и вдруг воскликнул: - Гляньте, а ведь у него пальцы!      - Евсей Карпович, ты когда-нибудь такого зверя видывал? - спросил Лукулл Аристархович.      - Не доводилось, - буркнул домовой.      - А скажи еще, Евсей Карпович... Вот ты целыми ночами в этой, как ее... в Паутине сидишь, - блеснул словечком Лукулл Аристархович. - Много чего про людей знаешь. А верно ли, что они от обезьяны произошли?      Тут надо сказать, что ни один домовой отродясь не видывал живой обезьяны. И ее величины себе, естественно, не представляет. Кто-то судит об этом животном по детским мультикам, которые иногда удается подсмотреть. Кто-то - по людским разговорам. И идея происхождения человека от обезьяны была Лукуллом Аристарховичем подслушана у хозяев - те как-то чуть не поссорились из-за теории Дарвина. Тогда он, помнится, даже возмущался - у хозяйки белье не стирано, мусор не вынесен, хозяин неделю как ванну не принимал, и когти на ногах забыл уже, когда и стриг, а сидят и про обезьян спорят! Но сейчас он вдруг начал все припоминать.      - Точно не скажу, однако такая версия есть, - туманно выразился Евсей Карпович. Ему и в голову не приходило добираться, откуда хозяева происходят.      - Труд сделал из обезьяны человека! - вдруг выпалил Лукулл Аристархович.      - Ну и что?      - А то! Мы-то все время в трудах! Стало быть, и нас труд из кого-то сделал?!      - Не ори, опять всех перебудим, - одернул его Ферапонт Киприанович. - Надо же, тварь мохнатая, а с пальцами...      - У крысы вон тоже пальцы... - задумчиво произнес Евсей Карпович.      - Не такие! - и Ферапонт Киприянович надолго уставился на свои собственные мохнатые лапы.      Лапы были для домового вполне обычные - и все же, все же...                  * * *            Дальнейшие изыскания дали вот какой результат.      Во-первых, узнали имя. Илья звал своего любимца Васькой. Стало быть, зверь был мужского пола. А снаружи и не догадаться - уж больно лохмат.      Во-вторых, Васька питался тем же, что и домовые. У него был пакет с магазинным кормом, и из пакета было выкрадено достаточно, чтобы получить представление о рационе загадочного животного. Пробовали давать ему собачий и кошачий сухой корм - подбирал и прятал. Пробовали подбрасывать любимое лакомство, картофельные чипсы, - и от них не отказывался. Матрена Даниловна собственноручно скормила обжоре два кружка полукопченой колбасы. Степанида Прокопьевна добежала до универсама, где ее племянник магазинным служил, и притащила всего понемногу. Отказался Васька только от удивительно прочных карамелек, хотя оберточную бумажку исправно сгрыз.      - Вот! А я что говорил! - воскликнул, узнав о этих подвигах животного, Лукулл Аристархович.      Он тоже времени не терял - на пару с Евсеем Карповичем лазил в Интернет. Для такого случая Евсей Карпович временно простил соседу его завиральные идеи. Подтвердилось: люди произошли от обезьян, но при этом почему-то телом облысели, оставив шерсть на голове и еще кое-где. И более того - ученые проводят опыты с человекообразными обезьянами в надежде, что те заговорят, хоть бы и знаками, и примутся трудиться.      - Ну вот, стало быть, одновременно могут жить и люди, и их предки. А мы чем хуже? Их предки вон в лесах живут, в джунглях, по деревьям лазят, а мы чем хуже? И наши предки тоже где-то сохранились. Их, бедненьких, там ловят и за деньги продают, чтобы по клеткам сидели, - так складно изложил суть дела Лукулл Аристархович.      Евсей Карпович только в затылке поскреб.      По многим приметам Васька действительно был предком, но предком весьма странным.      Домовые изначально обладают многими умениями. Они, хотя все сплошь кругленькие и упитанные, проскальзывают в любую щелку. Расстояние между прутьями клетки для них - ерунда, хотя, скажем, крупный Лукьян Пафнутьевич, скорее всего, застрял бы. Затем, домовые умеют отводить глаза - то есть, при нужде показаться в ином облике, кошачьем, к примеру, или слиться цветом с мебелью, но ненадолго. Васька этих способностей никак не проявлял. Ел да спал, спал да ел, и еще гадил...      - А чем обезьяны лучше? - вопрошал Лукулл Аристархович. - Вон и у человека предок совсем безмозглый!      Разумеется, во всем доме только и было разговору о Ваське: одни домовые признавали мохнатого за свежеобретенного предка, другие - нет.      - За что же люди своих предков в таком разе уважали? - полюбопытствовал однажды Евсей Карпович в беседе с Матреной Даниловной. Беседа велась наедине, и вопрос вышел риторический. Матрена Даниловна до того полюбила своенравного соседа, что лишнее словечко при нем брякнуть боялась.      - Вот я в Паутине вычитал - спокон веку люди приносили жертвы предкам, чтобы предки о них заботились, охраняли, хороший урожай посылали, - продолжал рассуждать Евсей Карпович. - А обезьяну проси не проси - урожая не прибавится. Вот и наш тоже...      - А пробовали? - осторожненько спросила Матрена Даниловна.      - А чего пробовать? И так же видно.      Матрена Даниловна возражать не стала. Не первый год баба замужем была...      Домовые относятся к своим женам и дочкам свысока. Бабий ум им доверия не внушает. Они в свое время нахватались от людей поговорок о том, что у бабы-де волос долог, а ум короток, а еще - бабьи умы разоряют домы. И плевать, что у иного матерого домового шерстка по полу мела! Из поговорок они составили то, что Лукулл Аристархович назвал однажды мудрым словом "концепция". И держались ее неукоснительно.      А домовихи, соответственно, не придают большого значения таким концепциям и при нужде умеют заставить мужей поступить по-своему. Или же действуют, вовсе их не спросясь.      Так что вскоре Лукьян Пафнутьевич застукал супругу за нехорошим делом - она утаскивала из дому узелок с печеньем и кусочком дорогого сыра.      - Куда поволокла?! - осведомился он.      - А нужно!      - На что?      - В гости иду, без гостинца нехорошо!      - К кому это в гости ты наладилась?!      Не то чтобы Лукьян Пафнутьевич был шибко бдителен, но ведь мог же пронюхать про хождения к Евсею Карповичу. И Матрена Даниловна, засуетившись, стала путать след.      - А к соседке, к Таисье Федотовне! Давно обещалась! Я только к ней и хожу, да еще к куме, к Степаниде...      - Не великоват ли гостинец? - Лукьян Пафнутьевич бесцеремонно отнял узелок и вскрыл. - Ого! Вот же бесстыжая баба! Сыр-то ты еще совсем свежий уволокла! Не поплохеет ли твоей Таисье Федотовне от такого сыра?      - Так иного ж не берет! - выпалила домовиха.      - Как это - не берет?      - Ой...      - За что это она у тебя сыр и печенье берет?!      - А она, она... Деревенским делам учит, заговорам, наговорам, шепоткам...      - Тьфу! - только и сказал на это Лукьян Пафнутьевич. А сам в тот же день полюбопытствовал у Ферапонта Киприановича, не случилось ли у того в хозяйстве пропаж.      - А ты откуда знаешь? - удивился сосед. - Хозяева блюдечко со сливками нам с женой выставили - половины блюдечка как не бывало. Я уж девок своих тряс - не признаются!      - Сдается мне, эта деревенская Таисья Федотовна воду мутит...      Пошли разбираться.      Деревенская домовиха, как обжилась в городской квартире, стала зубки показывать.      - Скажите спасибо, что еще деньгами не беру!      Тут Ферапонт Киприанович с Лукьяном Пафнутьевичем и вовсе обалдели.      - За что?!. - только и спросили в ужасе.      - А это уж наши бабьи дела, - туманно отвечала Таисья Федотовна. С тем незваных гостей и выпроводила.      Тогда пошли к Евсею Карповичу.      - Может, она их лечит? - предположил было Лукьян Пафнутьевич. - Но от какой такой хвори? Моя дура отродясь даже соплей не утирала, на ней пахать можно!      - И моя дура точно такова.      - Разберусь, - пообещал Евсей Карпович. - Посмотрю в Паутине.      На Интернет он ссылался всякий раз, когда хотел уйти от ненужного разговора, так что соседям в конце концов стало казаться, что именно там можно найти ответы на все вопросы.      Разумеется, шариться в Паутине Евсей Карпович не стал, а учредил некоторый надзор за Матреной Даниловной. Оказалось, что ходят они с кумой Степанидой к Таисье Федотовне поочередно и в трудные минуты жизни. Остальное уже было делом техники.      Евсей Карпович прокрался вслед за Степанидой Прокопьевной и сам видел, как она передала Таисье Федотовне немалый узелок.      - Тут и орешки для твоего младенчика, как ты просила.      - Орешки, это хорошо.      - И для предка тоже...      - Ну, тогда, - ознакомившись с содержимым узелка, сказала Таисья Федотовна, - пошли, но ненадолго. Тут у тебя гостинцев на пять минут.      - Да мне хватит!      Далее домовихи выпали из поля зрения Евсея Карповича, потому что скрылись в Илюшиной комнате. Он подкрался к дверям, заглянул в щелку и увидел такую картину.      - Милый ты наш предок! Солнышко наше ясное! - нараспев заговорила Степанида Прокопьевна, стоя на коленках перед клеткой. - Помоги ты нам сыскать беглого охальника Тимофея Игнатьича, чтобы он на дочке Маремьянке женился! И чтобы ей в богатом хозяйстве домовой бабушкой быть! А еще, предок миленький, сделай так, чтобы сантехник Валерка из запоя вышел! Мой-то старик в этих новомодных унитазных бачках все никак не разберется!      Евсей Карпович так и разинул рот.      Он полагал провести серию экспериментов, чтобы доказать происхождение домовых и Васьки от одного-единого предка, а тут вон что вышло!      Поразмыслив, он решил, что на бабьи глупости обращать внимания не стоит, и постарался выкинуть их из головы.      Но, когда домовые дедушки собрались, как это стало входить в привычку, потолковать о предках, Лукьян Пафнутьевич огорошил честное собрание новостью: Матрена Даниловна раздобыла где-то картинку, на картинке - мохнатая рожа вроде Васькиной, и повесила в укромном уголке их апартаментов на антресолях. Теперь вот, как возникнет в жизни сложность, на эту рожу поглядывает - ответа ждет, не иначе.      - Знать бы, как предки в таком случае с бабами управлялись... - пожелал Ферапонт Киприанович.      - Вот, помню, при государе императоре вольностей не было, - встрял домовой дедушка Аникей Фролыч, про которого думали, что он приходит в мужскую компанию подремать. - Смолоду и детишек, и баб к порядку приучали. Упустил ты время, Лукьян Пафнутьевич.      - А вот если бы предка Ваську смолоду к труду и порядку приучать - был бы прок? - вдруг спросил Евсей Карпович, но как спросил!      - Может, и речи бы удалось обучить! Мы же вот научились! - Лукьян Пафнутьевич подхватил мысль на лету.      - Так нас - сколько поколений было? - начал было критику мысли Ферапонт Киприанович, но тут вылез Лукулл Аристархович. Давно не вылезал - а тут свой шанс учуял.      Он неожиданно быстро сообразил, как ответить на вопрос Евсея Карповича.      - Предок имеет право на личную жизнь! - воскликнул Лукулл Аристархович. - Теперь это, правда, называется "секс", но разницы никакой! И предок имеет право на потомство!      - Ишь, до чего договорился! - возмутился Ферапонт Киприанович. - Кто же ему то потомство рожать будет? Я своей бабе не позволю!      Лукулл Аристархович задумался, и тут ему на помощь неожиданно пришел Евсей Карпович.      - А что? Все верно! Родится детеныш, а мы его сразу начнем к труду приучать. Вот и будет разумный...      - Точно! - Лукулл Аристархович взвизгнул и высоко подпрыгнул. - Надо искать ему бабу!      - ГДЕ?!? - не столь спросил, сколь прорычал Ферапонт Киприанович.      - Ну... Водятся же они где-то...      Ещше несколько дней домовые так и сяк поворачивали этот важный вопрос. С бабами его не обсуждали - зачем?      Но бабы не дремали.                  * * *            Собственно, связь с окружающим миром идет у домовых исключительно через баб. Домовой дедушка свою работу выполнит - и вздремнуть приляжет, или же идет потолковать с соседом. В плохую погоду заберутся соседи в теплое местечко и сидят себе, грызут сухарики и обсуждают, почему люди в телевизоре иной раз с домового, а иной - совсем крошечные. В хорошую - выходят на свежий воздух, устраиваются под кустом, а то еще можно вылезть на крышу.      Домовихи же не видят разницы между плохой погодой и хорошей - подхватится баба и несется к куме за три или даже за четыре дома. Поэтому домовой знает меньше мелочей, но мыслит основательнее, а домовиха как нахватается всего - так для добротной мысли уже и места в головенке не останется.      Опять же, свахи. Эти вообще весь город знают. Как забежит сваха в дом, исправляя свое ремесло, так тут же бабы ее ловят. Вроде и дела у свахи было на пять минут, вручить родителям жениха роспись приданого да и откланяться, а на два дня застрянет.      Вот так-то заглянула к Степаниде Прокопьевне ведомая сваха Неонила Игнатьевна. Вроде бы на пару слов - но и той паре слов Ферапонт Киприанович мешать не стал, уплелся смотреть телевизор. Когда три дочки на выданье - лучше со свахой не ссориться.      А дня четыре спустя он вернулся домой от соседа Аникея Фролыча, таща взятую напрокат точилку для ножей, и увидел, что дома пусто - ни жены, ни дочек. Очень этим недовольный домовой дедушка пошел на поиски - время, опять же, позднее, мало ли что.      Обходя вокруг дома, он столкнулся с Якушкой и Акимкой. Их Лукьян Пафнутьевич послал искать хозяйку, Матрену Даниловну. Вообще-то подручные подозревали, где она прячется, но решили не выдавать. Евсей Карпович обоим очень нравился. Вот они и слонялись просто так.      Но тут же обнаружился и еще один сосед - сильно обеспокоенный молодой домовой дедушка Ефим Патрикеевич из шестнадцатой квартиры. Он недавно женился и супругу Василису Назаровну от себя ни на минутку не отпускал. Так надо же - и эта как-то улизнула и сгинула!      - Так они же у Таисьи! - вдруг воскликнул Ферапонт Киприанович. - Наши дуры давно уж туда повадились!      - Такого не бывало, чтобы все разом, - вставил Акимка, который иногда сопровождал к предку Ваське Матрену Даниловну.      Пошли к Таисье Федотовне.      И уже на подступах к ее жилищу услышали громкую возню. Опознали даже голоса всех пропавших домових.      - Что это они там затеяли? Аким Варлаамович, ты моложе всех, добеги, взгляни! - велел Ферапонт Киприанович.      Акимка слетал и тут же вернулся, выпучив от изумления глаза.      - Там предок!      - Какой еще предок? Васька, что ли?      - Предок в дырке застрял, они его пихают!      - Так я и знал, что он когда-нибудь из клетки удерет, - сообщил Ферапонт Киприанович. - Дура Таисья упустила, а ловить всем миром приходится!      Но когда мужики, ругаясь, двинулись на помощь женам, обнаружили они на входе в квартиру, где обитала Таисья Федотовна, кое-кого совершенно неожиданного. Во-первых, там был Лукулл Аристархович - а ему, как старому холостяку, с бабами общаться было даже неприятно. Во-вторых, совершенно незнакомый домовой, с красивой коричневой шерсткой и довольно крупного сложения. Шерстка была такова, что даже в области шеи образовала длинные и вьющиеся бакенбарды, а сзади - гривку на манер львиной. Очень позавидовали Якушка с Акимкой этой ухоженной шерстке!      Увидев сердитых соседей, Лукулл Аристархович спрятался за угол, а гость и не шелохнулся.      - А ты кто таков? - сурово спросил Ферапонт Киприанович. - Вроде новоселов в доме нет. Зачем пожаловал?      - Зовусь я Ириней Севастьянович, - отвечал гость. - Прибыл по своему дельцу. И мне за то уплачено.      - Кем это уплачено? - чуть ли не хором спросили местные домовые.      - Домовыми бабушками... - и тут Ириней Севастьяновисч перечислил все женское население дома.      - А коли так - за что уплачено? - не унимался Ферапонт Киприанович.      - За доставку и, ой... как ее...      - За амортизацию, - подсказал Лукулл Аристархович. - Пользование то есть.      - Чего пользование?      И тут Лукулл Аристархович вышел вперед.      - За доставку и амортизацию невестушки нашей драгоценной! - сладким голоском произнес он и даже глазки кверху воздел.      - Какой невесты? Это ты, старый сморчок, жениться вздумал?! - загремел Ферапонт Киприянович. - Акимка, живо за Лукьяном! И до Евсея добеги! Он там со своей Паутиной живмя живет и ведать не ведает, что тут творится!      - Почему вдруг я? Мы для предка невесту сговорили!      - Для Васьки, что ли?      - Не Васька он, а предок, и имеет право на брак!      - Тьфу! - сказал на это Ферапонт Киприанович. - Эй, Степанида Прокопьевна! Вылезай да растолкуй, что тут у вас за свадьба!      - Не могу! - отозвалась супруга. - Невеста застряла! Погоди, пропихнем - выйду!      - Да что за невеста такая? - спросил, заранее радуясь веселью, Ефим Патрикеевич. - Объясни, сделай милость!      Это относилось к гостю, и гость усмехнулся.      - Коли добром просишь, то объясню. Живем мы на Мичуринском проспекте, дом третий, и у нас в двенадцатой квартире в клетке той же породы зверь живет, только самочка, и пришла к нам сваха Неонила Игнатьевна, и мы сговорились на двадцати рублях, мешке гречки и...      - Ахти мне! У баб деньги завелись! - воскликнул Ферапонт Киприанович. - Ахти мне, они хозяев обокрали!      Тут за углом раздались радостные крики.      - Пропихнули, поди, - заметил Ириней Севастьянович. - Сейчас к жениху в клетку заводить будут. Мы ее на ночь только уступили, а то хозяева утром хватятся.      Из-за угла вышла Степанида Прокопьевна.      - Ну, старый, доброе дело мы сделали! Предку угодили!      - Как додумались? - грозно спросил супруг.      - Ох, и не говори! Таисье Федотовне сонное виденье было! Явился ей предок - на задних лапах стоял, и весь в сиянии! И говорит: я, говорит, хочу потомство произвести, и то потомство по семьям раздать, чтобы в каждой семье своего предка имели и содержали! И желаю я невесту! Вот как!      Ферапонт Киприанович был далеко не дурак, и восторженность супруги его не сбила с толку. Он решительно повернулся к Лукуллу Аристарховичу и такой взгляд метнул, что правозащитник съежился.      - Видение?! Знаю я это видение! Ща я его!      - Да уймись ты! - Степанида Прокопьевна повисла на муже.      - Ты меня не держи! Это он про право на секс толковал! Это он вас, дурных баб, воровками сделал!      - Да нет же, Таисья это! Она утром примчалась, как оглашенная, шерстка дыбом! И стоял, говорит, весь в сиянии, каждая волосинка - с искоркой! А тут и Неонила Игнатьевна стучится! Ясно же, что неспроста! Это ее предок в наш дом позвал, чтобы она ему невесту сыскала!      - Опять же тьфу, - проворчал Ферапонт Киприанович. - Лапу на отсечение, что без этого мудрилы не обошлось! Куда же Лукьян запропал? Ведь и Матрена Даниловна, поди, там, у клетки?      Однако вместо Лукьяна Пафнутьевича явился Евсей Карпович, но сразу не подошел, а встал в сторонке, наблюдая.      - Где ж ей еще быть? И еще в видении предок сказал: детей своих хочу по семьям раздать, а одно дитя непременно супруге оставлю, чтобы меня вспоминала. И пусть, говорит, в каждом доме предков чтят и лелеют!      - Мы вообще-то не настаиваем, - сказал Ириней Севастьянович. - Можем и весь приплод вам отдать, если в цене сладимся.      Очевидно, на Мичуринском проспекте еще не успели уверовать в предка.      - Ну, что Таисье брачные дела мерещатся - так оно неудивительно, бабе без мужика еще и не то на ум взбредет, - проворчал Ферапонт Киприанович. - А ты хорош! С кем в союз вступил?! С бабами! Дорассуждался!      Лукулл Аристархович попятился на него и налетел на Евсея Карповича.      - Потише ты, - и Евсей Карпович отодвинул его в сторонку.      - Ага! Вылез-таки из Паутины! - приветствовал Ферапонт Киприанович соседа. - Тут все вверх дном, а он в Паутине дурью мается! Новость знаешь?      - А в Паутине, между прочим, много полезного, - миролюбиво сообщил Евсей Карпович. - Я вот выяснил наконец, как наш Васька называется и какого он роду-племени.      - И как же?      - А зовется он... - Евсей Карпович выдержал паузу. - А зовется он - хомяк!                  * * *            Домовые вообще большое значение придают звучанию слова. Поэтому они, кстати, и старинные имена предпочитают. Они полагают, что у имени "Терентий" или "Анфиса" не только благозвучие достойное, но и аромат имеется. Нюх у них острый - так что им виднее.      Слово "хомяк" Ферапонту Киприановичу страх как не понравилось. Было в нечто уничижительно-презрительное, да и со словом "дурак" созвучно.      - Стало быть, мой предок - хомяк? - уточнил он. - Ну, такой предок мне сто лет не нужен! Я уж как-нибудь вовсе без предка!..      Ириней Севастьянович фыркнул.      - Смеешься?! - вызверился на него Ферапонт Киприанович.      - Угомонись, сосед, - и Евсей Карпович этак незаметненько встал между ними. - Выбирать не приходится, должно быть, мы и впрямь от хомяков род ведем. Люди - от обезьяны, а чем она лучше? Ее вот труд человеком сделал, и нас, видно, тоже.      Но уверенности в голосе не было.      - А ты ничего не напутал Евсей Карпович? Не может наш предок хомяком быть! - воскликнула Степанида Прокопьевна. - Мы ему дары носим, он наши просьбы исполняет! Вон Матрена Даниловна просила, чтобы у мужа сон наладился, а то с боку на бок ворочался и невнятицу бормотал. Предок и позаботился! Да еще Таисья Федотовна ей наговор дала - спит теперь без задних лап!      Евсей Карпович только хмыкнул. Он сам не далее как позавчера вручил своей приятельнице снотворную таблетку, которую выменял у Лукулла Аристарховича на карманный календарик с английскими словами. Но признаваться в этом никак не мог.      - Пойду-ка взгляну, как там у них, - сказал Лукулл Аристарзович. - А то бабы-дуры непременно чьи-нибудь права нарушат.      И скрылся за углом, где была дырка, ведущая в ванную. Степанида Прокопьевна молча поспешила следом.      - И нам, что ли, сходить поглядеть? - спросил Ефим Патрикеевич.      - Была охота на хомяка таращиться!      Ферапонт Киприанович так решительно разжаловал Ваську из предков в банальные хомяки, что молодой домовой фыркнул.      - А, может, все не так плохо? - спросил Евсей Карпович. - Я в английском словаре посмотрю, может, по-английски оно благозвучнее будет? Чтобы и впрямь на предка похоже?      - Ты тоже детеныша возьмешь? - полюбопытствовал Ферапонт Киприанович. - Уж ты-то из него истинного домового вырастишь, у тебя-то он заговорит! Ты же грамотный!      - А тебе кто мешает?      - Долго они там что-то, - вдруг сказал Ириней Севастьянович. - Хозяева как-то говорили, что у хомяков это дело быстро делается. А мне же хомячиху еще на Мичуринский проспект вести. А она - балованная, без подкормки не пойдет.      - Насчет двадцати рублей ты с кем сговаривался, с Таисьей? - спросил Ферапонт Киприанович.      - Редкая сквалыга! - пожаловался гость. - Ей же бабы по рублику, по два на хомячиху собрали, а она еще себе что-то выгадать норовит. И помяните мое слово - хомячат она не просто так по семьям раздаст, а покупать заставит.      - Видение, стало быть?! - Ферапонт Киприанович стал наливаться злобой.      - Вот те и деревенская дурочка, - молвил Евсей Карпович. - На предке бизнес делает!      - Лопнуло мое терпение, - сообщил Ферапонт Киприанович. - Пойду разбираться!      И неожиданно быстро исчез.      - Доигралась Таисья, - без избыточного сочувствия сказал Евсей Карпович. - Ты-то хоть свое получить успел?      - Ахти мне! - опомнился гость.      - Пошли скорее, пока сосед там всех не переколотил!      И они черед полторы секунды уже были в ванной комнате Платовых, а оттуда проскользнули в Илюшину комнату.      Но то, что они увидели, взобравшись на стол, вообще не лезло ни в какие ворота.      Домовихи, окружив клетку, тыкали туда и фломастерами, и чайной ложкой, и какими-то прутьями, стараясь разнять мохнатую пару. А пара сбилась в ком, и только визг, который более смахивал на скрип, прямо-таки висел в воздухе, вызывая в ушах боль. Илья сквозь сон догадался заползти с головой под одеяло - и то, еще немного - и проснется.      Вдруг визг окончился, ком распался. Черно-рыжый зверь под угрозой прутьев со скрипом отошел в другой угол клетки. А второй, коричневый, так и остался лежать.      - Машка, Машка! - позвал Ириней Севастьянович. - Ням-ням, Машка! Не встает, дура. Орешка ни у кого не найднтся?      Струхнувшая Таисья Федотовна достала из своих запасов очищенный орех, и его пропихнули к самому носу хомячихи. Но она даже не открыла глаз.      - Ну, ты, баба, допрыгалась, - неодобрительно сказал Евсей Карпович. - Задавил наш Васька эту Машку. Нет больше Машки.      - Как это - задавил? Не мог задавить! - окрысилась Таисья Федотовна. - У них сперва все на лад шло! Это она... это она отдыхает! Отдохнет да и пойдет!      - Шустра ты больно. А расхлебывать - всему дому, - Евсей Карпович забрал у нее прутик и принялся щекотать хомячихе нос и рот. - Видишь, не шевелится.      - На лад шло? - тут над незадачливой бизнес-домовихой навис огромный Ферапонт Киприанович. - Что ты тут врешь? Нешто я не знаю, как это бывает, когда у мужика с бабой на лад идет!      Тут народу на столе прибавилось - явились и Матрена Даниловна, и Лукьян Пафнутьевич, и Якушка с Акимкой.      Домовые, галдя, окружили клетку предка.      - Точно - сдохла! - подтвердил Лукьян Пафнутьевич. - Я дохлятину за версту чую! Эй, Лукулл Аристархович, а ты что скажешь?      Правозащитник как раз собирался втихаря смотаться со стола и вообще из квартиры.      - Нет, ты постой! - Ириней Севастьянович ухватил его за шиворот и даже приподнял. - Такого уговора не было, чтобы ваш хомяк нашу хомячиху до смерти задавил!      - Имеет право!.. - пискнул, защищая предка, Лукулл Аристархович.      - Какое такое право?!      - Он... он... он на своей территории!..      Тут несколько опомнилась и Таисья Федотовна. Будучи домовихой деревенской, а деревенским в наше время тяжко приходится, нажила она знание простого закона: лучший способ защиты - это нападение.      - А откуда мы знаем, хомячиха это или другой хомяк?! - закричала она. - Ты, дяденька, нам к нашему предку другого мужика подвел, вот они и схватились!      - Верно! - заорал и Лукулл Аристархович. - Имеет право!      - Так! - рявкнул Ферапонт Киприанович. - На свою же породу нападать имеет право?!      - У них так заведено, - залопотала Таисья Федотовна. - Вы городские, вы не знаете, а мы, деревенские, знаем! И петухи драться схватываются, и кобели, и вообще!      - И предки?      - И предки!      - Так от этой злыдни мы, стало быть, происходим? - нехорошо спросил Ферапонт Киприанович. - От этого ирода? От этого кровопийцы?      Лукулл Аристархович несколько смутился.      - Эволюция, понимаете ли... - забормотал он. - Естественный отбор, и вообще...      - Понятно! - Ферапонт Киприанович был грозен и неумолим. - А коли эволюция, так полезай сейчас же в клетку и вынимай оттуда покойника!      - Кто, я?      - Ты, разгильдяй! Надо же - двух мужиков сосватал!      - Это она! - правозащитник указал лапой на Таисью Федотовну.      - Это он! Он вот все переврал! Говорил - Машка! А это и не Машка вовсе! - Таисия Федотовна вцепилась в Иринея Севастьяновича. - Сам свою дохлятину теперь вытаскивай!      - А ведь ты баба сварливая, - вдруг сказал Евсей Карпович. - Не уживешься ты у нас, ой, не уживешься...      - Цыц! - приказал Ферапонт Киприанович открывшей было рот супруге.      - Цыц! - сказал и Лукьян Пафнутьевич своей Матрене Даниловне.      - Цыц! - не так громко, но все же внушительно молвил Ефим Патрикеевич молодой жене Василисе Назаровне.      - Да маленький же у нее! - пискнула Матрена Даниловна.      - Не пропадет! Пусть вон к магазинным катится! - постановил Лукьян Пафнутьтевич. - Больно ловка! Там ей самое место!      - Только сперва пусть со мной рассчитается, - подал голос Ириней Севастьянович. - Двадцать рублей, да мешок гречки, да цыганскую иглу еще обещала, да угощение выставить...      Стали разбиратьчся с оплатой и долго не могли сосчитать, сколько выплатить за гибель Машки. Ириней Севастьянович на то напирал, что хозяева будут в великом недоумении: с вечера хомячиха была в клетке, а утром ее вдруг нет!      - А вы дверцу оставьте открытой - вроде бы ваш предок как-то ненароком сбежал, - посоветовала Матрена Даниловна. У нее уже просто не получалось звать мохнатого зверя хомяком, а только - предком.      Ириней Севастьянович умом понял, что иного пути нет, но несколько покочевряжился, выбивая побольше отступного.      Когда он пообещал поднять шум на весь город, домовые дедушки пошли навстречу и отрядили тащить плату на Мичуринский проспект Лукулла Аристарховича. А Акимке с Якушкой велели вытащить из клетки и выкинуть на мусорку дохлую Машку, или не Машку - теперь уже не имело смысла менять животному имя. Прожил хомяк под бабьей кличкой весь свой век - не устраивать же крестины заместо похорон!                  * * *            Домовые дедушки увели супруг по квартирам, не дав даже проститься с Таисьей Федотовной. Один Евсей Карпович остался. Он какое-то время глядел на Ваську - и все больше убеждался, что Васькина рожа не выражает ни малейшего раскаяния.      Таисья Федотовна пробовала было подольститься, но он только махнул лапой, помог Якушке с Акимкой дотащить мертвое тело до ванной, пропихнуть в дырку, и направился к себе.      Дома он уселся возле компьютерной клавиатуры и затосковал.      Так было бы здорово получить в дом маленького хомячонка и научить его труду и речи! Если бы получилось - вот доказательство, что Васька - таки предок. Даже кровожадный, даже тупой, даже не разделяющий своих и чужих... Должен же быть хоть какой-то...      Евсей Карпович даже не заметил, как подошли Акимка с Якушкой.      - Выкинули? - спросил только.      - Еле доволокли, - признался Якушка. - А мы ведь почему пришли?..      - А знаешь что, Евсей Карпович? - подхватил Акимка. - Все ведь не так. Он - баба. Думали, тебе нужно бы знать.      - Кто - баба?      - Покойный хомяк. Мы с Яковом Поликарповичем когда его на помойку тащили, догадались.      - Как это - догадались?      - Ну... Шерсть разгребли... посмотрели...      - Так это что же? Васька бабу загрыз? - до Евсея Карповича наконец дошла несообразность положения. - Как же это можно - загрызть бабу?! Ничего себе предок!      Якушка с Акимкой ничего не ответили.      Потом уже, в зрелых годах, домовой дедушка Аким Варлаамович оказался в семье, где для детей купили хомячка. Тут он и узнал, что сводить самца с самочкой нужно, когда оба в юном возрасте, не старше полугода, и чтобы самочка непременно моложе самца была. Если же окажутся в одной клетке старый хомяк-холостяк и матерая хомячиха, будет побоище, потому что этот зверь только выглядит милым и мохнатым, а на самом деле от природы весьма сердит. Но даже такие биологические подробности не заставили Акима Варлаамовича отнестись к хомяку благожелательно.      Но тогда он был еще совсем молоденьким домовым, подручным домового дедушки Лукьяна Пафнутьевича. И многого в этой жизни пока не знал и не понимал. Но, поскольку был приучен полагаться на мудрость старших, то и смотрел с надеждой на Евсея Карповича - может, еще чего мудрого молвит?      Но старый домовой лишь пригорюнился. А потом с силой грохнул кулачком по компьютерной клавиатуре.      - Так мать-перемать! От кого-то же мы должны происходить! Откуда-то же мы взялись! Кто-то нас на этот свет выпустил?!      И взвизгнул Евсей Карпович, и затопал, и зашипел, и побольше воздуху набрал - но вдруг успокоился и тот воздух выпустил, отчего получился глубокий и печальный вздох.      - И люди, выходит, не от обезьян произошли? - совсем тихо спросил он. - Ну что за жизнь пошла! Никому верить нельзя, даже компьютеру!      И сел он на дискетницу, и пригорюнился, глядя на кнопки с буквами. А Акимка с Якушкой подпихнули друг дружку локотками и на цыпочках убрались.      - Надо же, старшие - а чем у них головы забиты, - прошептал Якушка.      - Погоди, войдешь в возраст - неизвестно еще, что у тебя в голове образуется... А я что слышал! Матрена Даниловна говорила, пока ты ванну чистил! В дом напротив жильцы въехали, и с ними домовые, большая семья! Сам домовой дедушка, его баба, сын и дочка! И еще подручный!      - Дочка тоже есть? На выданье? Не врешь?!      И они, напрочь забыв, что откуда-то должны происходить, понеслись к Матрене Даниловне - узнавать подробности.            Рига                  2004