Борис Акунин
     
     Квест - LEVEL 4
     
     Level 4. ИНСТИТУТ
     
     Один шанс из четырех
     
     - это страшно только когда у тебя нет времени обдумать свой выбор. У доктора Норда, пока он сидел на пыльном "ложе разврата", времени для логических построений было более, чем достаточно. Поэтому сейчас, без колебаний схватив один из пузырьков и лихо, как рюмку водки, опрокинув его в горло, он - чего скрывать - красовался перед любимой женщиной. Она, как тому и следовало, вскрикнула и сделала порывистое движение, словно хотела его остановить, а Гальтон ободряюще подмигнул ей и мужественно улыбнулся.
     Со стороны геройский поступок выглядел просто потрясающе, но внутренне, несмотря на все логические выкладки, Норд весь съежился. А что если расчет ошибочен?
     Логика, собственно, была довольно простая.
     Пункт первый. Флаконы выглядят совершенно одинаково и отличаются друг от друга только запахом.
     Пункт второй. Из четырех доз желтой жидкости самсонитом является только одна, а в остальных, по всей видимости, яд.
     Пункт третий. Значит, один запах должен принципиально отличаться от остальных.
     Пункт четвертый. Три аромата сладкие, не ассоциирующиеся ни с какой опасностью, и только один будто кричит о себе: "Я - яд! Я - яд!" Ведь даже профан знает, что самый известный из ядов, цианид калия, пахнет горьким миндалем.
     Вывод: именно этот флакон, который единственный из всех прямо намекает на свою ядоносность, отравой не является.
     Но кроме логики решение определил еще один фактор - мистический или, если угодно, интуитивный. После того, как был раскрыт первый тайник и в сознании доктора впервые прозвучал молодой (или моложавый?) голос, тщательно выговаривающий загадочные слова, между Гальтоном и неведомым оракулом возникла хрупкая, необъяснимая связь. Норд все время думал об этом человеке и начал его чувствовать.
     Кто он? Чтобы поскорей получить ответ на этот вопрос, Гальтон пошел бы и на куда больший риск. Какой Нью-Йорк? Какие три недели? Да он бы умер от нетерпения, болтаясь туда-обратно по волнам Атлантического океана!
     В этой истории все было непонятно, но захватывающе интересно.
     Судя по слою пыли, скопившемуся в тайниках, оба они были устроены давно. Слово "ядъ" на бумажках написано с твердым знаком на конце. Так писали до орфографической реформы 1918 года. Однако до революции Сталин не был "великим человеком", а Громов не был его фармацевтом! Что ж это получается? Отправитель посланий умел проникать взором в будущее?
     Возможное решение загадки нашла Зоя. Она сказала, что многие люди старой закваски не приняли орфографическую реформу и продолжают писать по-старому: с ятями, ижицами и твердыми знаками. Наверняка таков и "Оракул". И пока это единственное, что о нем можно предположить с определенной степенью вероятности.
     Возможно, это какой-то старорежимный ученый, обладающий уникальным запасом знаний, но не желающий ими делиться с Громовым и его покровителями. Однако у этого человека есть (или была) возможность оставлять в самых неожиданных местах подсказки для тех, кто захочет его найти...
     Тут возникает масса вопросов, и ни на один пока нет ответа. Что может быть соблазнительней для исследователя?
     Ах, как будет обидно сейчас умереть, не разгадав тайны! Это было бы чудовищной несправедливостью, возмутительной нелепостью!
     Доктор Норд вытер губы, на которых остался легкий привкус аниса, и скрипнул зубами - не от страха, а от азарта и нетерпения.
     Ну же, голос! Давай, звучи!
     - Судороги не начинаются? Мышцы не деревенеют? - деловито спросил Айзенкопф.
     Зоя всхлипнула и отвернулась. Ее рука делала быстрые, мелкие движения - кажется, княжна крестилась. Вот тебе и передовая женщина.
     Биохимик взял Гальтона за кисть.
     - Что у нас с пульсом? Частит, частит... При первых же симптомах отравления, скорей суйте пальцы в горло. Рвота может ослабить эффект. Я приготовил тазик...
     - Тихо вы!!!
     Норд оттолкнул заботливого Сяо Линя с такой силой, что тот отлетел к стене.
     - Ручку, дайте ручку!
     Прохладная немота окутала голову Гальтона. Все внешние звуки отдалились, съежились, и в гулкой тишине зазвучал знакомый голос. Отчетливо выговаривая каждое слово, он произнес по-французски: "Все оказалось гораздо сложнее. Он очень опасен. Даже вы с вашим умом и целеустремленностью с ним не справитесь. Заручитесь поддержкой людей власти, без этого больше ничего не предпринимайте!"
     Гальтон был сосредоточен только на том, чтобы не упустить ни единого слова. О смысле послания он пока не задумывался. Карандаш лихорадочно строчил по бумаге. Но, уже дописав последнюю фразу "Faites en sorte que les gens du pouvoir vous assurent de leur assistance, sinon n'entreprenez plus rien", доктор вновь, как в прошлый раз, почувствовал, что никогда не забудет сказанного : слова, интонация, странноватый, без грассирования выговор останутся в его памяти навсегда. Таким уж свойством обладает самсонитный перенос информации.
     Коллеги рвали листок друг у друга, Гальтон же отвернулся к стене и схватился за виски.
     Айзенкопф прочитал запись вслух.
     - Главнокомандующий, что вы отвернулись? - бодро воскликнул немец. - Во-первых, поздравляю, вы остались живы. Меня это радует. Во-вторых, генерал, нам предстоит мозговой штурм и вы должны его возглавить!
     Когда доктор не ответил, Зоя подошла к нему и взяла за руку.
     - Молчи, молчи... - шепнула она. - Тебе нужно прийти в себя. Господи, у меня чуть не остановилось сердце... Я чувствую себя так же, как ты - будто заново родилась на свет.
     В ее глазах застыли слезы. Она нежно взяла Гальтона за плечи, повернула к себе.
     Выражение лица у доктора было не растроганное, не размягченное, не расчувствовавшееся, а ошеломленное.
     - Я не чувствую себя так, будто заново родился на свет. Я чувствую себя так, будто у меня поехала крыша ... Ты вчитайся в текст! - Норд растерянно моргал. - Он обращается персонально ко мне! "Даже вы с вашим умом и целеустремленностью"! Но пузырьки заложены под паркет бог знает когда! Возможно, десять лет назад! Или даже больше! Я в то время еще думать не думал, что попаду в Россию! Бред!
     - А если это была слуховая галлюцинация? - спросил Айзенкопф. - Послание действительно выглядит странно.
     - Не знаю... Но голос тот же самый, что в прошлый раз. А как мы знаем, это не была галлюцинация...
     Зоя снова схватила бумажку.
     - У меня кружится голова, - сказала она. - Все это слишком странно. Никак не приду в себя. Переволновалась... Извините, извините... - И быстро вышла за дверь.
     - Черт с ней, нам сейчас не до женских слабостей. - Биохимик остановил Гальтона, двинувшегося за княжной. - Давайте обсудим ситуацию. Если то, что вы услышали, не галлюцинация, нужно что-то решать! Вы правы, это полная чертовщина! Такое впечатление, что голос знал о вашем неудачном покушении на Громова. Голос вообще обо всем знает заранее! Он не обманул нас в прошлый раз. Значит, мы должны последовать его рекомендации и теперь. Очевидно, орешек нам не по зубам. Без подмоги с Громовым не справиться. Хочу напомнить, к тому же склонял вас и я, когда предлагал вернуться в Нью-Йорк. Вы зря рисковали жизнью. " Gens du pouvoir " это безусловно мистер Ротвеллер. Нужно отправляться к нему, доложить о проделанной работе и о возникших проблемах. Он найдет способ нам помочь.
     Наверное, Айзенкопф был прав. Однако возвращаться побитой собачонкой, поджав хвост? Ни за что! "Оракул", кто бы это ни был, звал Гальтона Норда, прокладывал ему фарватер через бурное море, освещал путь мерцанием дальнего маяка. Внутреннее чувство подсказывало доктору, что поворачивать назад ни в коем случае нельзя. По фарватеру может пройти кто-то другой. Или же маяк возьмет и погаснет.
     Излагать прагматичному Курту эти туманные, крайне неубедительные соображения было бы пустой тратой времени. Требовалась иная аргументация.
     - Нет, я не могу предстать перед мистером Ротвеллером, пока не нашел ответов на все вопросы. Я имею в виду папку из сейфа Громова. Уж она-то точно не галлюцинация. Там остается слишком много нерешенных загадок. Что за "Спас Преображенский"? Что за "черный пополон"?
     - Около этого слова на листке знак вопроса. Возможно, имеется в виду "поролон", - предположил Айзенкопф. - Это одно из названий пенополиуретана. Эластичный, мягкий, ячеистый материал, разработкой которого занимаются химики Германии. Поролону сулят большое будущее. Он обеспечивает хорошую виброзащиту и шумоизоляцию.
     Гальтон пожал плечами.
     - Может, и так. А может, и не так. Я думаю, мы должны поступить следующим образом. Попытки добраться до Громова временно прекратим - прислушаемся к совету "Оракула". Но прерывать миссию не будем. До тех пор, пока не выясним все, что удастся выяснить.
     Узенькие глазки поддельного китайца сощурились в две щелочки.
     - Вы полагаете, что в "Ответах" из папки содержатся указания еще на какие-то тайники?
     - Уверен в этом. Как же можно уезжать, не попытавшись их найти? ...Что-то они сегодня расплясались шумней обычного, - с досадой заметил Гальтон.
     Уже минуту или две снизу, из клуба, неслись крики и топот, которые мешали важному разговору. Приходилось повышать голос.
     В коридоре послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась.
     - Братва, шухер! - На пороге возник Витек. Его глаза были навыкате, смуглая физиономия перекошена. - Наши звонили! Облава!
     - Какая облава?
     - На цыган! В Ростокине, в Останкине - там большие таборы стоят! Легавые меня ищут! Картинку показывали, карандашную. Наши говорят, похож - сразу признали. Не выдали, конечно, но легавые всюду шмонать будут! В Марьину Рощу едут, и к нам сюда тоже! Уматывать надо!
     Гальтон выругался. Как это было некстати - снова бежать куда-то, срываться с места.
     - А хвастался! - напустился он на Витька. - "Сыскать меня начальникам будет трудно". Я говорил, что они твой словесный портрет составят. Немедленно уходим! Я скажу Зое.
     
     
     *
     
     Каждый со своим багажом (то есть Норд с Зоей почти налегке, а биохимик с тяжеленным "конструктором") они сбежали вниз, где происходило столпотворение. Мужчины волокли какие-то тюки и свертки, женщины бегали и голосили, дети путались у взрослых под ногами. Старый цыган тащил раскрытый мешок, в который женщины бросали, снимая с себя, мониста из золотых монет.
     - Зачем это они? - спросил доктор у Витька.
     - По-нашему, бабе без монист нельзя. А по-ихнему, по-теперешнему, золотые монеты - валютная спекуляция. Прятать надо, чтоб начальники не нашли.
     "Рено" рванулся, подняв тучу пыли, и укатил прочь из двора, куда вот-вот должны были нагрянуть "начальники". Витек гнал машину задворками, закоулками, мимо грязных фабрик, убогих домишек, через железнодорожные пути, через пустыри.
     - Куда ехала? Куда нас возила? - строго спросил Сяо Линь с китайским акцентом, вспомнив, что он "пахан".
     - В одно местечко, батя, - почтительно ответил Витек. - Там точно искать не будут. Отсидимся, а потом видно будет. Москва, она большая.
     - Какая-такая местеська?
     - "ЦыгЦИК".
     - Сево твоя мне цык-цык говолила? Я тебе дам цык-цык!
     Гальтон тоже удивился.
     - Витя, ты что сказал?
     - ЦыгЦик - это "Цыганский Центральный Исполнительный Комитет". Навроде цыганского наркомата.
     Айзенкопф схватил шофера цепкими пальцами за плечо:
     - Мальсик, твоя совсем ума теляль?
     - Ты сам говорил, что легавые шмонают по всем цыганским местам Москвы? - спросил Норд. - Объясни.
     Витек оскалился и подмигнул в зеркало.
     - По всем да не по всем. В ЦыгЦИКе цыгане-коммунисты заседают, они тоже начальники. Им от советской власти полное доверие. Они нас, несознательных, к новой жизни приучают. Откуда, по-твоему, нам про облаву позвонили? Из ЦыгЦИКа.
     - Ничего не понимаю. Они же коммунисты!
     - Э, Котовский, цыган совсем коммунистом никогда не будет. Мы люди вольные, легкие, нас гвоздем к земле тыщу лет приколачивают, никак не приколотят. В ЦыгЦИКе сидят мужики головастые, их туда старики с баронами назначили. Советская власть большие деньги дает, чтоб цыгане перековались. Чтоб в артели шли, в колхозы. Указ Совнаркома есть, называется "О помощи трудовым цыганам". Ай, хороший указ! Кто согласный в колхоз идти, тыщу рублей дают. У нас почитай все согласные. ЦыгЦИК деньги выдаст, а потом ищи цыгана свищи. Еще можно на кооператив ссуду получить, тоже дело хорошее. Три цыганских треста затеяли: "Цыгхимпром", "Цыгхимлабор" и "Цыгпищепром". Большими деньгами люди ворочают...
     Пока Витек рассказывал, как советская власть "перековывает" цыган, приобщая их к общественно полезному труду, машина въехала в город и понеслась по булыжной мостовой, обгоняя извозчиков и трамваи. Рабочий день был в разгаре.
     Такси остановилось у малоприметного дома с вывеской "Цыганский Центральный Исполнительный Комитет".
     - Приехали. Давай за мной!
     Для официального учреждения внутри было что-то слишком тихо и пусто. Ни вахтера, ни курьеров. Не звучали голоса, не стучали пишущие машинки.
     - Где сотрудники? - спросила Зоя, разглядывая транспарант с надписью "Цыгане всех стран, соединяйтесь!".
     - Наши за столом сидеть не любят.
     Они поднялись на второй этаж, пошли по коридору, куда выходили двери кабинетов.
     Гальтон читал таблички: "Комиссия по борьбе с кочевьем", "Отдел по борьбе с гаданьем", "Редакция журнала "Романы зоря". Особенно заинтересовала доктора стенная газета с интригующим заголовком "Ракитибе ваш ленинизмо ".
     - Это в каком смысле? - поразился Гальтон.
     - Газета-то? "Беседы о ленинизме". А журнал - "Цыганская заря".
     Витек остановился у кожаной двери с солидной черно-золотой вывеской "Приемная тов. Председателя".
     - Батя, к председателю ты пойдешь? Надо человеку уважение оказать. Он нам поможет.
     Сяо Линь понимающе кивнул.
     - Денезька нада давать?
     Цыган улыбнулся:
     - Само собой. Какое уважение без хорошего подарка.
     Айзенкопф и Норд переглянулись.
     - Он пойдет. Моя люський плехо говоли.
     В приемной тоже было пусто.
     - Секретарша, наверно, обедать пошла, - не слишком удивился Витек. - Ничего. Вы двое тут посидите, а ты, Котовский, заходи. Я за тобой. ... Заходи-заходи, у нас стучать не заведено.
     Дверь в председательский кабинет была двойная, тоже обитая кожей. Чтоб ее открыть, пришлось толкнуть обе створки.
     Гальтон вошел первым, Витек дышал ему в затылок.
     Слава богу, хоть руководитель этого удивительного заведения оказался на месте. Сидел он, правда, не в кресле, как полагается большому начальнику, а на столе, да еще побалтывал ногой.
     Это был наголо бритый мужчина в защитном френче, с орденом Красного Знамени на груди.
     - Хау ду ю ду, мистер Норд, - поздоровался он. - Наше вам с кисточкой. Оп-ля!
     По этой легкомысленной команде из-за распахнутых створок шагнули два молодца в штатском, крепко взяли Норда под руки и втащили внутрь. Дверь захлопнулась. Сзади в затылок доктору уткнулось дуло.
     Голос Витька произнес у самого уха Гальтона:
     - Стоять! Товарищ Октябрьский, у него за брючным ремнем "кольт". А в нагрудном кармане трубочка такая хитрая, иголками плюется.
     
     Дежа вю
     
     - вот первое, что пришло в голову остолбеневшему Гальтону. Все это уже было. Точно так же входил он в двери, не ожидая опасности. Точно так же хватали его с двух сторон крепкие парни. И незнакомый человек называл его "мистером Нордом", и обращался по-английски, а в глазах хозяина положения попрыгивали точь-в-точь такие же веселые, опасные искорки. Может быть, это все тот же Ян Христофорович, почему-то сбривший волосы и бородку?
     Нет, непохож. Товарищ Картусов имел внешность и манеры среднестатистического европейского интеллигента, а тот, кого назвали то ли фамилией, то ли кличкой "Октябрьский", был статен, мужественно красив, с безошибочно военной выправкой. Лишь руки с длинными и тонкими пальцами хирурга или пианиста несколько не соответствовали броненосному облику.
     - "Кольт" и трубочку выньте, - приказал незнакомец. Команда была немедленно выполнена. - Теперь отпустите заморского гостя. А то он подумает, что мы его боимся.
     Гальтона отпустили - и зря.
     Некоторое онемение мыслительных способностей (в данных обстоятельствах извинительное) никак не парализовало реакций и мышечной активности Норда. Скорее даже наоборот.
     Не думая о последствиях, а следуя единственно зову сердца, доктор в первое же мгновение свободы коротко, но очень убедительно двинул левого молодца локтем в солнечное сплетение, правому замечательно урезал в рыло (идиома из писателя Зощенко), но эти мелочи были не более чем прелюдией к главному хеппенингу. Развернувшись, Гальтон мощно, что называется, от всей души двинул подлого Витька носком ботинка в пах. Перескочил через сложившегося втрое шофера, рванул на себя створки и бросился к своим, в приемную.
     Только все это было напрасно.
     Приемная, где минуту назад было пусто, вся позеленела, как блеклый августовский луг, от кителей и гимнастерок. Военных туда набилось человек пятнадцать, а то и двадцать. Айзенкопф и Зоя стояли у стены, оперевшись о нее ладонями, и каждого обшаривали сразу по два чекиста.
     Бежать было некуда. Доктор Норд замер.
     Сзади его почти по-дружески потянули за рукав.
     - Молодец. Честное слово! Прямо не доктор медицины, а Нат Пинкертон.
     С веселым смехом, словно американец отмочил необычайно смешную шутку, "председатель ЦыгЦИКа" завел Гальтона обратно в кабинет и прикрыл двери.
     - Не будем мешать, там мои люди работают с вашими. Обыщут - приведут.
     Подчиненному, который держался за живот, весельчак посоветовал:
     - Дыши ртом, глубже. Так тебе, дураку, и надо. Не зевай.
     Чекисту с разбитым рылом кинул свой носовой платок:
     - Не капай юшкой на ковер. Цыганские товарищи обидятся. Они нам кабинет одолжили, а ты свинячишь.
     На корчащегося в муках Витька сочувственно поцокал:
     - Це-це-це. Будем надеяться, что до свадьбы заживет. А не заживет, переведу тебя, Витя, в женсостав. У них отпуск на 4 дня длиннее, и форма покрасивей. Ну все, все, страдальцы, уползайте отсюда. Мне с мистером поговорить надо.
     Побитые вышли, причем иуду Витька несли под мышки.
     - Витя не доносчик, - словно подслушав мысль Норда, сказал Октябрьский. - Это мой сотрудник, отличный парень. То есть, был парень, а там поглядим.
     Он снова засмеялся. У товарища начальника было превосходное настроение.
     
     Надо сказать, ход мыслей Гальтона тоже принял более позитивное направление. Особенно когда в кабинет были впущены его коллеги - пускай обысканные и обезоруженные, но в любом случае теперь их было трое против одного. Товарищ Картусов в аналогичной ситуации вел себя осторожней.
     Выяснить бы, кто таков этот Октябрьский. Какова его ценность в качестве заложника? Норд искоса взглянул на Айзенкопфа. Тот едва заметно кивнул и переместился влево от бритого. Поймать взгляд Зои доктору не удалось. Она напряженно, пожалуй, даже испуганно смотрела только на чекиста. Гальтон никогда еще не видел княжну такой... растерянной, что ли?
     Наконец, ее глаза встретились с глазами Норда. Зоя поняла смысл читавшегося в них предостережения и чуть качнула головой. Что это означало? Трогать Октябрьского не следует? Но почему? Это было не похоже на Зою. Ведь она одна, по собственному почину, напала на людей Картусова!
     Скорее всего, растерянность Зои объяснялась тем, что она не могла взять в толк, откуда взялись эти новые чекисты и кто они такие. В самом деле, лезть на рожон, не разобравшись в ситуации, будет глупо.
     Мысленно согласившись с княжной, Гальтон сел в одно из кресел. Курт, кажется, был удивлен внезапной сменой диспозиции, но тоже опустился на стул. Зоя осталась стоять, прислонившись к стене.
     - Вижу: удивлены, не ожидали. Объясняю, - сказал чекист (а может быть, не чекист?). Если он и заметил, как арестованные обменялись быстролетными взглядами, то не подал виду. - Я вас, ребята, с первого же дня срисовал. Вся территория вокруг ИПИ, то бишь Института пролетарской ингениологии, у меня на особом контроле. Почему - объясню чуть позже.
     - Это и так понятно, - обронил Гальтон.
     Октябрьский сдвинул густые брови:
     - Ни черта вам непонятно! Вы пока помалкивайте. Цените такую уникальную спецслужбу - которая диверсантов не допрашивает, а сама им все рассказывает.
     Товарищ Октябрьский опять присел на край стола. Правую руку как бы ненароком сунул в карман, левой оперся о сукно. Плечи у него были широкие, пластика движений мягкая, но упругая. А взять этого гуся будет не так просто, подумал Норд, даже и втроем. Еще подумал: ага, значит, все-таки спецслужба.
     - Картусов Ян Христофорович ваш начальник или подчиненный? - спросил доктор, не обращая внимание на окрик.
     - Прикидываете, не взять ли меня в заложники? - Бритый усмехнулся. Он был явно не дурак. - Глупости это. У нас, большевиков, ради личностей делом не жертвуют. Это во-первых. А во-вторых, как-нибудь на досуге предлагаю сеанс борьбы - хоть французской, хоть греческой, хоть китайской. Поглядим, чья возьмет. Так что вы, мистер Норд, не отвлекайтесь на ерундовские мысли. Лучше слушайте и не перебивайте... Итак, Картусов мне не начальник, не подчиненный и даже не коллега. Мы из разных ведомств. Он из ОГПУ, то есть чекист. Я же человек военный, из Разведупра Рабоче-крестьянской Красной армии. Фамилия моя, как уже было сказано, Октябрьский. Должность - начальник военной контрразведки. Хорошая должность, аккурат по моим талантам и интересам.
     - Не вижу большой разницы. Картусов тоже начальник контрразведки. Зачем Советскому Союзу две контрразведки?
     - Хороший вопрос. Отвечаю. Две контрразведки, равно как и две спецслужбы, нужны вождю нашего государства. Товарищ Сталин человек мудрый, он отлично понимает, что руководителю нужно два глаза и две руки. Для взаимоконтроля и конкуренции.
     - И чтобы не попасть в зависимость от собственной охраны, - кивнул Норд. - Обычная тактика всякого диктатора. Но почему только две? Можно завести три, четыре, десять. И чтобы все друг за другом следили, друг на друга доносили.
     - Это будет уже паранойя и разбазаривание народных денег. Но две спецслужбы - это целесообразно и даже необходимо. Мир, Гальтон Лоренсович, вообще двоичен, - как бы между делом помянул Октябрьский "отчество" собеседника. Дал понять, что многое о нем знает. И вдруг повернулся к Айзенкопфу. - Это открыли еще древние китайцы, сформулировав понятия "Инь" и "Ян".
     Дальше он спросил у биохимика что-то по-китайски.
     Проверяет, настоящий ли китаец, догадался Норд с невольным уважением.
     Однако застать Курта врасплох разведупровцу не удалось. Ни один мускул на бесстрастном лице липового азиата не дрогнул (да и нечему там было дрожать).
     Айзенкопф ответил на том же певучем наречии и перевел:
     - Насяльника сказяла "Твоя китайса откуда китайса?" Моя сказяла: "Моя отовсюду китайса". По-насему насяльника пальсиво-пальсиво говоли.
     Октябрьский захохотал:
     - Это правда, не успел толком выучить. Я в Китае советником всего год пробыл. Ну, это к делу не относится.
     - И все-таки, как вы на нас вышли? - спросил Гальтон про важное.
     - У нас возможности скромные. Но эффективные. Вы на Большой Никитской квартиру по фальшивым документам реквизировали? Управдом на всякий случай проверил, позвонил в райотдел ГПУ. А надо вам сказать, что в ГПУ у нас есть свои, скажем так, доброжелатели, и райуполномоченный оказался как раз из их числа. Звонит моему помощнику, докладывает: так, мол, и так, появились какие-то самозванцы. Говорят, что из ГПУ, но врут. Возможно, мазурики, но мазурики по нынешним временам побоялись бы себя за чекистов выдавать - это стопроцентная вышка. Вдруг, говорит, шпионы? Иностранные шпионы - это уже наша компетенция. Мой помощник за вами слежку установил. Прибегает ко мне: шпионы проявляют интерес к ИПИ. Все, что касается Института, у меня на личном контроле, это моим ребятам известно. Хотели мы вас в оборот взять, да поздно. Смежнички из ГПУ опередили. Тоже откуда-то пронюхали. Скорее всего, вы неосторожно повели себя возле Института или в Музее нового человечества. У Картусова там первоклассная охрана... Ладно, веду за вами наблюдение. Жду, что дальше будет. Когда вы от картусовских лопухов удрали и на крыше засели, я сразу сообразил, что вам колеса понадобятся. Подставил своего шофера, Витю Ром-Каурова, из новых советских цыган. Скажете, плохо он вам помогал?
     Все в рассказе Октябрьского выглядело правдоподобно и складно. Кроме самого главного.
     - Помогал он хорошо. Но зачем? Раз это ваш агент, то вы знаете, что я убил... или чуть не убил профессора Громова. Ваш Витек был соучастником.
     Этому известию военный контрразведчик нисколько не удивился.
     - Вы стреляли в драгоценного Петра Ивановича из вашего "кольта" 45 калибра?
     - Да.
     - Куда попали?
     - В сердце.
     Октябрьский пренебрежительно махнул рукой:
     - Это ему как слону дробина. Надо было в голову, и то не гарантия.
     Высказывание было в высшей степени странное. Гальтон ответил на него язвительно:
     - Жаль, вас рядом не было, а то подсказали бы.
     Очень серьезно, с ожесточением бритый ответил:
     - Не только подсказал бы, но и сам высадил бы в этого паука всю обойму. Громов - гнойная язва на теле моей страны. Даже не на теле, а прямо в мозге.
     - В мозге бывают не язвы, а опухоли, - пролепетал ошеломленный доктор. Синтетический человек Айзенкопф, и тот дернулся на стуле. Зоя же поежилась, словно от холода, и обхватила себя за плечи.
     - Ну пускай опухоль, - легко согласился Октябрьский. - Раковая. Громов - злой гений нашего вождя. Этот шарлатан, этот закулисный манипулятор приобретает все больше влияния на товарища Сталина, пичкает его какой-то химической дрянью! А товарищ Сталин не принадлежит себе, он выбран большевистской партией. Он - наша ставка в великой борьбе, он - наш таран. У вас, американцев, есть пословица про хвост, который вертит собакой. Именно это пытаются делать умники из ГПУ через своего новоявленного Распутина! Дело кончится тем, что с помощью этих гнусных инъекций он превратит Иосифа Виссарионовича в свое послушное орудие, а то и просто в психопата!
     Не так просто было вставить в эту гневную филиппику вопрос:
     - То есть вы не верите в существование так называемой "сыворотки гениальности"?
     - Я материалист. Как и мои старшие товарищи.
     - Кто они? - встрепенулся Гальтон. Разговор делался все интересней.
     Он думал, что прямого ответа не получит, но Октябрьский без колебаний объявил:
     - Командование Красной Армии. Мои начальники - а это блестящие стратеги, победители Гражданской войны - встревожены деятельностью ОГПУ и Коминтерна. Этим прожектерам и космополитам плевать на судьбы родины, им подавай всемирную революцию. "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем", даже если Россия первая сгорит в этом пожаре мелкой деревяшкой. "Всемирникам" выгодно взращивать в товарище Сталине манию величия - вот и весь секрет пресловутой "сыворотки". Громова надо истребить, как ядовитую гадину. В этом - и только в этом - наши цели совпадают. Давайте поможем друг другу.
     Доктор слушал и не верил собственным ушам.
     Он посмотрел на коллег. Айзенкопф возбужденно помигивал узкими глазками. Зоя схватилась за лоб рукой.
     Наверняка их поразила та же мысль. Вот они, "les gens du pouvoir", люди власти! Возникли сами по себе и предлагают помощь! Как мог голос из пыльного флакона это предвидеть?
     Спокойно, сказал себе Норд. Не сходить с ума. Здесь что-то не так.
     - Извините, но то, что вы говорите, абсурдно. "Разведупр" - это Разведывательное управление советского Генерального Штаба, мощная организация. Зачем мы вам? Если бы вы хотели избавиться от профессора Громова, отлично сделали бы это и без нас.
     Октябрьский сокрушенно тряхнул своей круглой башкой.
     - Пробовали. Дважды. Сначала, как вы - всадили ему в сердце пулю. Из снайперской винтовки. Вышло как в детской считалке: "Принесли его домой - оказался он живой". На следующий же день, как ни в чем не бывало, вышел на службу. Только охрана усилилась. Там есть какая-то хитрость. Громов, хоть и гнида, но действительно выдающийся медик. Он владеет способом моментального исцеления почти любых ран. Знаете, это как у ящерицы взамен оторванного хвоста вырастает новый. Уже одно то, что это сверхважное научное открытие Громов бережет исключительно для личного пользования, заслуживает самой суровой кары.
     - А не жалко отправлять в могилу человека, владеющего таким знанием?
     - Жалко. Но опасности в Громове гораздо больше, чем пользы. Ваш работодатель Ротвеллер, кажется, с этим согласен?
     Этот про Ротвеллера тоже знает, подумал Норд, но ничего не ответил.
     - Вы сказали, что пробовали дважды.
     - Так точно. Во второй раз участвовал лично. Возникла версия, что Громова можно убить, только если стрелять ему в голову, на поражение мозга. При мне Громову всадили пулю в затылок, в упор. Он, как видите, остался жив... Загадочный тип. Но слово Октябрьского: я сдохну, а загадку эту решу. Раз и навсегда!
     Что Громов - существо загадочное, для Норда была не новость. Однако и в рассказе большевистского генерала загадок хватало.
     - Позвольте вам не поверить. Вы пытались убить личного медика товарища Сталина, и это вам сошло с рук? Невозможно.
     - Еще как возможно. Товарищ Сталин - гений политического баланса. Он никогда не нарушает равновесия окружающих его силовых полей. И без необходимости не разбрасывается ценными кадрами. А я - очень ценный кадр, можете мне поверить. - Октябрьский сказал это без рисовки, как факт. - Если Сталин ослабил бы руководство Разведупра, это перекосило бы всю систему в пользу ОГПУ. Нет, под суд меня не отдали. Но по шапке я получил. Был у моего шефа разговор с Самим. Нервный. Сказано было с предельной ясностью: бодаться с чекистами можно, трогать Громова нельзя. Я получил от шефа соответствующее указание и сказал "Есть!". Но служу я не шефу и даже не товарищу Сталину. Я служу своему социалистическому отечеству. У меня на плечах собственная голова, а в ней идеальный локатор, обладающий исключительным нюхом на опасность. - Октябрьский постучал себя по точеному римскому носу. - Пусть хоть к стенке ставят, но я не дам упырю Громову превратить вождя моей страны в послушную куклу! Можете считать, что я красный Феликс Юсупов , который, желая спасти царя Николашку, прикончил Распутина.
     До сих пор беседа шла в форме диалога между контрразведчиком и доктором. Двое остальных участников экспедиции просто слушали. Но здесь Айзенкопф вставил вопрос - короткий, но существенный.
     - Сефа? Какая сефа?
     - Какой надо, такой и шеф, - буркнул Октябрьский. Но, немного подумав, махнул рукой. - Хотя что темнить? Все равно вычислите. Не квадратура круга. Нас называют " Военная фракция ". Недоброжелатели - "пруссаками", за приверженность армейским традициям. Мои старшие товарищи - верхушка Красной Армии, ее воля и мозг. Им не было и тридцати, когда они разгромили войска белых генералов и чужеземных интервентов. Это самые талантливые полководцы современного мира. Говорю объективно, как профессионал. Молодые, открытые новым идеям, целеустремленные. Товарищ Сталин - гений государственного строительства, а мои начальники - гении военного дела. Ворованные мозги им не нужны, своих хватает... Ну что, господа американцы. Вот я вам все и рассказал. Теперь ваша очередь. Что вам удалось выяснить? С какими трудностями вы столкнулись? Что намеревались предпринять? Если мы будем делать общее дело, я должен знать о вас как можно больше.
     Курт слегка наклонил голову - он был за сотрудничество. Зоя все переводила взгляд с Октябрьского на Гальтона и обратно. Внезапно доктор сообразил, что он и напористый контрразведчик очень похожи: оба наголо бритые, плечистые, искрящиеся энергией. Только у русского под носом чаплиновские усы - как затемненная десятка в центре мишени.
     "Ну что?" - спросил он ее глазами.
     "Да", - без слов ответила княжна.
     Гальтон и сам был того же мнения. Неизвестно, какая сила - Бог, дьявол или голос из пузырька - свела их с этим большевиком, но отказываться от его предложения было идиотизмом. Интересы "пруссаков" полностью совпадали с целью миссии. Во всяком случае, в том, что касалось неистребимого господина Громова.
     И доктор стал рассказывать о ходе экспедиции. Очень осторожно, с паузами. Все, о чем нежданному союзнику знать не полагалось, опускал. Например, вовсе не говорил о мистере Ротвеллере. Не упомянул ни о таинственном голосе, ни о тайнике. Умолчал и о папке, изъятой из громовского сейфа. Зато о происках агентов ГПУ и о товарище Картусове поведал очень подробно, ни упуская ни одной подробности.
     Октябрьский слушал, неотрывно глядя на говорившего своими синими, живыми глазами. Пару раз красивые брови контрразведчика взметнулись кверху, но, если у него и возникали вопросы, они были отложены на потом.
     Но задан был только один, в самом конце:
     - Это все?
     - Все.
     Должно быть, по твердости, с которой доктор произнес это короткое слово, Октябрьский понял, что расспросы ни к чему не приведут.
     - Ладно. Сообщили то, что сочли возможным. Принято. Я вижу, что вы не вербовочный материал. Да и незачем мне вас вербовать. Останемся временными союзниками. К тому же я узнал от вас одну очень важную вещь. Просто замечательную вещь! - Контрразведчик широко улыбнулся. - Вы сказали, что на пароходе вас пытался убить альбинос, утверждавший, что он сотрудник нашего Главупра. Молодой человек не соврал. Это один из моих оперативников, по фамилии Кролль. Теперь ясно, что он был агентом Картусова.
     - Ну и что тут замечательного?
     - А то, что в затылок директору стрелял именно Кролль. И раз Громов после этого остался жив, значит, выстрел был липовый. Какой-нибудь трюк с холостым патроном и красной краской. Выходит, пули в голову Громов все-таки боится! Значит, убить его очень даже можно. А то я после того случая, честно говоря, засомневался. Сердце - ерунда, обычный мотор для перекачки крови. Лет через десять вы, медики, научитесь его перебирать по клапанам, а то и заменять на новое. Но мозг, - Октябрьский постучал себя по блестящему черепу, - это штаб сознания. Засадим свинец в башку - и привет Кащею Бессмертному. Большевистское вам спасибо, мистер Норд. Вы спасли мое материалистическое мировоззрение. Нет никакой мистики, ура! Мир стопроцентно познаваем.
     Девяностодевятипроцентно, подумал Гальтон, вспомнив об оракуле из флакона, однако вслух, конечно, ничего не сказал.
     - Итак, я попробовал уничтожить Громова - не получилось. Вы попробовали - тоже без результата. Давайте теперь возьмемся за дело вместе. Я буду вам помогать в качестве сугубо частного лица. Но прямого соучастия от меня не ждите. Приказ начальства есть приказ начальства. После вашего приключения на даче меня и так взяли в оборот. Заподозрили, не моих ли рук дело. Однако в брошенном такси обнаружены пятна крови, соответствующие следам жизнедеятельности американца Г.Л. Норда, оставленным в квартире на Большой Никитской. Что вы делаете удивленные глаза? Вы на подушке спали? Окурки папирос в пепельнице оставляли? Чай на кухне пили? Эксперты ГПУ свое дело хорошо знают. Или вы думаете, мы тут лаптем щи хлебаем?
     - Оставим в покое следы моей жизнедеятельности. Сделав удивленные глаза, я не собирался поставить под сомнение профессионализм советской тайной полиции.
     Зоя улыбнулась, как будто Гальтон сказал что-то смешное, хотя он говорил совершенно серьезно.
     Усмехнулся и Октябрьский.
     - Ладно - или, как говорят у вас, окей. Едем дальше. Когда выяснилось, что товарища директора ИПИ продырявили американские диверсанты, тут уж на орехи досталось Картусову, который их упустил. Но он, конечно, вывернулся. Этот швейцарец даст сто очков вперед Великому Инквизитору . Его излюбленный метод - провокация. Он использует худшие приемы царской Охранки ! Искусственно создает подпольные организации, чтобы заманить в них всех потенциально недовольных советской властью, а потом рапортует о раскрытии заговора!
     Кажется, Иосиф Сталин действительно умел поддерживать высокий градус антагонизма между своими спецслужбами. О Картусове начальник военной контрразведки говорил почти с такой же ненавистью, как о Громове.
     - В общем, Картусов получил строгача. А меня просто пожурили на Реввоенсовете. Сам секретарь ЦК товарищ Каганович пальчиком грозил: "Гляди, как империалисты боятся нашего профессора Громова. А ты, дурень, его ликвидировать хотел. Задумайся, Октябрьский, на чью ты мельницу воду льешь". Я обещал задуматься. А после заседания наши мне другое сказали. Жаль, мол, что диверсанты дело до конца не довели. У "Военной фракции" позиция какая? Нечего попусту тратить миллионы на дурацкое фантазерство. Надо крепить индустрию и оборону. Через семь-восемь лет у нас будут лучшие бронетанковые войска, лучшая авиация в Европе! Тогда угроза вражеской агрессии отпадет сама собой, и можно будет заняться обустройством жизни.
     - А как же "пролетарии всех стран, объединяйтесь" и победа коммунизма во всем мире? - спросил Гальтон.
     - Объединятся пролетариии, будьте спокойны. И коммунизм тоже победит. Когда трудящиеся увидят, какую мы у себя замечательную жизнь построим, тут вашим Ротвеллерам и конец. Безо всякого Коминтерна.
     - Такая позиция Советской России наверняка устроит правительство моей страны, - сказал Норд тоном госсекретаря на дипломатических переговорах. - Однако давайте вернемся к делу. Какую помощь вы можете нам оказать?
     Товарищ Октябрьский засмеялся:
     - Сварю суп, налью в тарелочку, заправлю вам за воротник крахмальную салфетку, поднесу ко рту ложку, да еще скажу: "Кушай, деточка". Вам останется только ротик открыть.
     - А если без аллегорий?
     - А если без аллегорий, то положение, господа диверсанты, у вас на сегодняшний день такое. Вас разыскивают все службы ГПУ. На улицах и на дорогах патрули. Все больницы, медпункты и частные врачи предупреждены, что к ним может обратиться человек с поверхностным ранением кожных тканей головы и, возможно, сотрясением мозга. На случай, если группа попытается уйти из Москвы, на всех вокзалах установлен режим спецнаблюдения. Разумеется, всюду, куда нужно, разосланы ваши словесные портреты. По моим сведениям, за одни только последние сутки задержано для опознания 48 китайцев, корейцев, киргизов и прочих калмыков пожилого возраста - спасибо почтенному... Как вас зовут, дедушка? - поклонился он Айзенкопфу.
     - Сяо Линь.
     - ...Спасибо почтенному Сяо Линю. Общая ситуация понятна?
     - Понятна. Что же мы можем сделать, если нам даже на улице появляться опасно? - Норд тревожно переглянулся с коллегами.
     - Без меня ничего. Со мной - все.
     - Например?
     - Например, вы можете придавить гадину в ее собственном логове. - Октябрьский сделал руками жест, будто сворачивал кому-то шею.
     - Где? На даче?
     - Э, нет. Про дачу забудьте. Вокруг нее теперь зона "Три нуля", то есть тройное оцепление. По пути следования громовского кортежа меры безопасности тоже усилены: директору выделен броневик, по всему маршруту расставлены посты. Единственное звено, режим которого оставлен без изменений, - собственно Институт. Считается, что там все благополучно, мышонок не проскочит. Вот по Институту, где нас не ждут, мы и ударим. Логика ясна?
     Гальтона немного раздражала манера контрразведчика вести беседу - будто учитель втолковывает урок туповатому классу и все время проверяет, понятно ли недоумкам сказанное. Но предложение звучало аппетитно. Ведь кроме самого Громова в Институте находится и "сыворотка гениальности". Материалист Октябрьский в нее пускай не верит, однако очень хотелось бы заполучить ее для лабораторного исследования.
     - Логика ясна. Будем разрабатывать сценарий операции?
     - Да все уже разработано. - Орденоносный красавец подмигнул. - И роли распределены. Я буду Бертран, а вы Ратон.
     Доктор наморщил лоб.
     - В каком смысле?
     - Ну, я обезьяна, а вы - кот.
     Но Гальтон все равно не понял.
     Ему на помощь пришла Зоя.
     - Это из басни Лафонтена. " Bertrand avec Raton, l'un singe et l'autre chat, commensaux d'un logis, avaient un commun maitre ". Про кота, который таскал для обезьяны каштаны из огня.
     - А-а, - протянул Норд, уязвленный сконфуженностью, прозвучавшей в ее голосе. Она что, стесняется за своего предводителя перед этим большевистским позером? - Я знаю про каштаны из огня. Просто как-то не сопоставил...
     - На роль каштана в нашей басне назначен некто Громов, - все тем же шутливым тоном продолжил Октябрьский. - Вы мне его добудете. Обычно говорят "живым или мертвым", но я этого не прошу. Мертвым, только мертвым. Причем по-настоящему, с простреленной башкой. Я могу в этом смысле на вас рассчитывать?
     - Моя пловелит, - уверенно пообещал Айзенкопф. - Мудлый Кун-цзы сказала: "Хочешь убить клыса - убей ее тли лаза".
     - Вот-вот. Мудрый Кун-цзы прав. - Контрразведчик посерьезнел. - Ну а теперь шутки в сторону. Вы получите от меня самые точные данные, все необходимые инструкции. За приятной беседой время пролетит быстро. Не заметим, как ночь наступит. А там попьем чайку, и, как у вас говорится, Godspeed .
     
     Вскоре после полуночи
     
     в один из дворов университетского квартала, тихо пофыркивая мотором, въехал мотоциклет с коляской и уверенно подкатил к неприметному флигелю, что стоял сбоку от ярко освещенного Музея нового человечества.
     "Институт, граждане диверсанты, находится под землей, на смежной с музеем территории. Флигелек не более чем прикрытие. Под ним двухэтажный бункер. На минус первом уровне работают рядовые сотрудники, их ночью не будет. Минус второй уровень предназначен для одного Громова. Он попадает на службу прямиком через подземный гараж, который тоже расположен на этаже "минус 2". Но туда вы не полезете, потому что ворота гаража без шума не открыть, а проникнуть через Музей невозможно - слишком много охраны. Придется вам идти долгим, кружным путем, через проходную Института. Именно так попадают на работу обычные сотрудники. Ночью в проходной дежурят четыре охранника. С ними надо действовать вот как..."
     Из коляски мотоцикла вылез человек в шлеме и кожаном пальто. На плече у него висел планшет на длинном ремешке. Еще двое остались в седлах.
     Вокруг было тихо и безлюдно. Моросил мелкий дождь.
     Человек с планшетом подошел к двери, которая была подсвечена тусклой лампочкой, и позвонил в массивную дверь. Она осталась закрытой, но внутри что-то пискнуло.
     Тогда кожаный наклонился к филенке, в которую был вмонтирован микрофон.
     - Пакет от товарища Картусова. Должны были протелефонировать.
     - Фамилию назови, - проскрипела филенка.
     - Курьер Курманбаев.
     Дверь с тихим щелканьем приоткрылась.
     Курьер вошел и быстро оглядел помещение раскосыми азиатскими глазами.
     В проходной горел яркий свет, который не просачивался наружу, потому что металлические жалюзи были плотно закрыты. Довольно просторную комнату делил пополам деревянный барьер с дверцей. Проходная как проходная: голые стены с портретами вождей, стол с ободранной клеенкой, на столе телефон. Только ночных вахтеров многовато - четверо. И все как на подбор рослые, крепкие, в ладно подогнанной форме. Один сидел за столом, трое стояли у него за спиной, у каждого на поясе одинаковая кобура. " Маузер К-96 ", отметил курьер Курманбаев, 20-зарядный. Серьезное оружие.
     - Чего это вы втроем? - спросил сидящий. Из этого следовало, что хоть жалюзи и закрыты, но вести наблюдение за двором это не мешает.
     - Новая инструкция. Повышенные меры безопасности. Курьеру кроме водителя положен сопровождающий.
     Старший кивнул, новшество его не удивило.
     - Давай пакет. Запишу.
     Он раскрыл книгу, а Курманбаев полез в планшет, но хлопнул себя по лбу.
     - Я же его за пазуху перепрятал, чтоб дождиком не подмочило...
     Расстегнул свое широкое пальто, но вместо пакета вытащил оттуда пистолет-пулемет Томпсона с какой-то блямбой, прикрученной к стволу.
     "Оружие использовать только американского производства. Будете уходить - бросите, как говорится, на месте злодеяния".
     Дуло хищно заплевалось огнем и дымом, пули полетели вкривь и вкось, дырявя стены и мебель. Но очередь была такая щедрая, что хватило и на чекистов. Старшего швырнуло на пол вместе со стулом, остальные трое тоже были буквально изрешечены. Но курьеру этого показалось мало. Он переключил свое оружие в режим одиночных выстрелов и аккуратно прострелил каждому из упавших голову. Скуластое лицо педанта не выражало никаких эмоций. Выстрелы были негромкие, похожие на сочные плевки: плюм, плюм, плюм, плюм.
     Закончив свою кровавую работу, убийца нажал на столе кнопку. Входная дверь, щелкнув, приотворилась. В проходную быстро вошли двое остальных седоков мотоциклета, мужчина и женщина, причем он налегке, а она с тяжелым ранцем за спиной.
     - Боже! - женщина зажала нос.
     В комнате пахло порохом, кровью и потрохами.
     Мужчина, морщась, оглядел трупы.
     - Зачем было тратить столько патронов, Курт?
     - Попробовали бы сами палить из "томсона" с глушителем! Будто газон из шланга поливаешь. Эта штука годится только для чикагских гангстеров!
     Мужчины разговаривали, а женщина времени не теряла. Она вынула из ранца полевой телефон , подключила его к пульту коммутатора и повесила себе через плечо катушку.
     - Связь есть, - доложила она.
     "Из проходной спуститесь по лестнице на один уровень".
     - Туда, - показал Норд на дверь, расположенную напротив входа.
     Они гуськом спустились по бетонной лестнице: впереди Курт, на ходу вставлявший в автомат новый диск, вторым - Гальтон с "кольтом" в руке, сзади Зоя, на боку у которой крутилась катушка, отматывая телефонный провод.
     Длинный коридор, залитый ровным светом ламп; по обе стороны - двери с номерами.
     "На минус первом ночью никого нет, двери кабинетов и лабораторий заперты. Нужно пройти до конца. Там еще одна лестница..."
     - Я первый, здесь охраны нет.
     Доктор обогнал Айзенкопфа, посмотрел на часы. Ноль девятнадцать. Еще одиннадцать минут, можно не торопиться. Почему бы не посмотреть, как выглядит какая-нибудь из лабораторий.
     - Можете открыть? - спросил он биохимика, остановившись наугад у одной из дверей.
     Курт повозился с замком секунд десять, повернул ручку.
     - Прошу.
     За дверью находилась комната, вся выложенная белоснежным кафелем. Столы блеснули в луче фонарика полированными металлическими поверхностями. На одном из них был установлен громоздкий аппарат непонятного назначения. Гальтон подошел, осветил табличку с угловатыми готическими буковками.
     - А, это и есть знаменитый электрический супермикротом, - сказал Айзенкопф. - Наш, германский прибор. Позволяет делать срезы толщиной в один микрон. Изготовлен в единственном экземпляре по спецзаказу Москвы. Стоил двести тысяч рейхсмарок! Его используют для препарирования мозгового вещества.
     - Говорите, в единственном экземпляре?
     Гальтон поднял револьвер, к стволу которого был прикручен глушитель, и разрядил в супермикротом весь барабан. Двести тысяч рейхсмарок жалобно звякнули, разлетелись снопом золотых искр.
     - Идем, пора спускаться на минус второй.
     "В ноль тридцать вы должны быть у дверей минус второго уровня. Пока не позвоню, ничего не предпринимайте. Можете помолиться. In God we trust , и все такое. На директорском этаже без помощи Божьей вам будет худо..."
     Вторая лестница выглядела точно так же, как первая, но ее нижний пролет упирался в глухую стальную панель. Ни замка, ни ручки, лишь сбоку черная кнопка звонка.
     - Ровно половина, - посмотрел на часы Айзенкопф.
     - Он сказал, что, возможно, придется подождать... Интересно, откуда он будет звонить?
     - Из своего кабинета. Или из какого-нибудь другого тихого места, - покривила губы Зоя. - Он ведь Бертран, он рисковать не станет.
     Гальтон не отрываясь смотрел на циферблат. Было так тихо, что отчетливо слышался каждый шажок секундной стрелки.
     
     
     *
     
     Во время инструктажа товарищ Октябрьский сказал:
     - Вход на директорский этаж существует всего один - через дежурку, защищенную стальной дверью. Громов попадает туда прямо из гаража. Сотрудники, которых к нему вызывают, спускаются по лестнице. В любом случае нужно проходить через комнату, где сидят дежурные. Их только двое, зато оба первой категории. Охранник первой категории - это вроде ходячего броневика. Справиться с таким очень трудно. Только если напасть врасплох, а "расплохов" у них практически не бывает. Тем не менее, придется вам их обезвредить.
     - То есть убить, - с намеренной жесткостью уточнил Норд. - Не жалко вам своих товарищей?
     Вопрос был необязательный, но этот самоуверенный манипулятор здорово раздражал доктора своей насмешливой снисходительностью, а еще больше тем, как нагло поглядывал он на Зою.
     Стрела попала в цель. Усмешка пропала с чеканного лица контрразведчика. Брови насупились, голос зазвенел.
     - Еще как жалко! Они ни в чем не виноваты, лишь честно выполняют свою службу. Но революционная диалектика штука суровая. Всякий, кто оказывается препятствием на пути к цели, должен быть устранен. Времена не располагают к сантиментам. Жалость - проявление слабости, а кто слаб, проигрывает... - Он вдруг снова усмехнулся, глядя на Гальтона. - Ба, доктор, а может, это вы сами робеете? Боитесь руки кровью испачкать? Это ведь противоречит христианской морали. Вы подумайте. До Громова придется добираться по груде трупов.
     - Тлупы это нисево, - успокоил Октябрьского несентиментальный Сяо Линь. - Доктол луководи, моя стлеляй. Моя убивай сибко-сибко легко.
     Княжна хищно прибавила:
     - У меня тоже рука не дрогнет. Я чекистскую братию всю бы истребила, до последнего мерзавца.
     - Ой нет, прекрасная амазонка. - Русский погрозил ей пальцем. - Для вас я приготовил более мирное занятие. Будете телефонной барышней. Я за четверть часа научу вас управляться с полевым аппаратом.
     - Я такой же боец, как они!
     - Не такой же, а куда более важный, - ласково, будто капризничающему ребенку, сказал ей контрразведчик. - Без телефона ничего не получится. Во-первых, провод поможет вам, не путаясь и не теряя времени, найти обратную дорогу через лабиринт...
     - Какой еще лабиринт?
     - ...А во-вторых, без телефона вы не узнаете пароль.
     И Октябрьский рассказал следующее.
     На директорском этаже особый режим, там устроена беспрецедентная система многослойной защиты. Попасть в лабораторию Громова можно лишь по особому мандату, которым Октябрьский с Кроллем воспользовались во время неудачного покушения. Однако теперь и мандата недостаточно - пропуск должен сопровождаться звонком директору лично от Картусова. Еще существует пароль для нарочных и курьеров. Он дает допуск лишь в самую первую комнату, к дежурным, но иного способа проникнуть на "минус второй" не существует.
     Справиться с двумя охранниками первой категории непросто, однако это еще цветочки. Самое трудное - выбрать правильный путь через анфиладу смежных комнат. Дело в том, что этаж состоит из 25 совершенно идентичных квадратных отсеков, каждый площадью в 40 метров. Каждую смену маршрут, которым надлежит следовать, чтобы попасть в лабораторию, меняется. Неизменными остаются лишь исходная точка - дежурка и конечный пункт - лаборатория. Все промежуточные отсеки - не более чем дополнительные уровни защиты, ведь "минус второй" создан для одного-единственного человека, который сидит в этом лабиринте наподобие Минотавра .
     Схема этажа выглядит вот так:
     
     Три комнаты, непосредственно примыкающие к кабинету-лаборатории, выполняют функцию приемных-секретариатов. Каждый раз используется лишь одна из них, остальные две запираются.
     Для того чтобы добраться до лаборатории, нужно, во-первых, знать маршрут нынешней смены. Если сунуться не в ту дверь, сразу включится сигнал тревоги. Но этого мало. В каждом помещении по пути следования дежурит по часовому. Это охранники второй категории, что соответствует уровню подготовки армейского разведчика. Однако особых навыков от часового и не требуется. При стуке в дверь он, согласно инструкции, должен достать оружие и снять его с предохранителя. Входящий сразу оказывается на мушке. Тем не менее часовых одного за другим нужно снять, не дав ни одному из них выстрелить. Комнаты устроены по принципу водонепроницаемых отсеков подводной лодки и обладают высокой степенью звукоизоляции, но выстрел без глушителя будет услышан охранником в соседнем помещении.
     Методика продвижения по лабиринту следующая: постучать в дверь; снять часового: быстро просверлить дырку для телефонного шнура; закрыть переборку (она не может оставаться открытой долее трех минут - иначе сработает сигнализация); двигаться дальше.
     - Когда я гулял по лабиринту с лукавым Кроликом, фарватер был вот какой.
     Октябрьский положил на стол смятый листок.
     
     - Какая загогулина у них там сегодня, мне сообщат только в полпервого ночи. Вместе с паролем для дежурки. Стало быть к 00:30 вы должны быть перед стальной дверью. Я звоню, называю пароль, вы кидаетесь на штурм. Без криков "ура!". Молча. С этого момента вы все время будете со мной на связи. Если случится что-то непредвиденное у вас или меня, будем принимать решения на ходу. Сегодня день, когда Громов едет в Кремль вкалывать товарищу Сталину очередную порцию своей дряни. Это значит, что кортеж прибудет за ним в 2.00, а не в 2.15, как в те дни, когда профессор едет домой баиньки. У вас на все про все максимум 90 минут - надо еще успеть унести ноги. Мы ведь не хотим, чтобы чекисты вас зацапали?
     - 90 минут - вполне достаточно, - заметил Гальтон.
     - Я сказал: "на все про все". А в приемной-секретариате перед кабинетом Громова вы должны оказаться в 00:55 и ни секундой позднее. То есть на прорыв через лабиринт у вас не более 25 минут.
     - Почему в 00:55?
     - По кочану. Если вы, Норд, собираетесь задавать столько вопросов по телефону из бункера, давайте я вас лучше сразу пристрелю. Без лишних мучений.
     
     
     *
     
     - Уже ноль тридцать одна, - нервно сказала княжна, не сводя глаз с аппарата.
     В ту же секунду телефон заурчал, и она схватила трубку.
     - Бертран говорит: пароль " Сакко и Ванцетти ".
     Кто? Сначала Норд удивился, потом вспомнил: это двое анархистов, казненных в Массачусетсе за убийство инкассаторов. У коммунистов они считаются героями. Ванцетти так Ванцетти.
     - Хорошо. Что бы ни случилось, не рассоединяйся. Курт, давайте. Как договорились.
     Договорились так: Айзенкопф прямо с порога, не целясь (с "томпсоном" это все равно бесполезно), поливает дежурку сплошным огнем, пока не иссякнет магазин. Стрельбу он ведет, широко расставив ноги. Норд падает на пол и дублирует прицельными выстрелами из партера.
     Невозмутимо кивнув, немец подошел к двери и вдавил кнопку замка.
     - "Сакко и Ванцетти", - громко сказал он, и стальная перегородка отъехала.
     Еще до того как она раскрылась полностью, в зазор просунулось уродливое дуло автомата и начало изрыгать сердито шипящее пламя. Гальтон немного замешкался. Пришлось дождаться, когда биохимик шагнет через порог и встанет там перевернутой буквой Y. Как только это произошло, доктор упал, вытянув руку с "кольтом" вперед. Прицельная стрельба требует хотя бы минимального осмотра зоны огня.
     В зоне огня Норд увидел помещение, по устройству очень похожее на проходную верхнего этажа, но гораздо богаче обставленное. Мебель здесь была мореного дуба, стены задрапированы кумачом. Напротив входа висел портрет Иосифа Сталина в полный рост, а на стойке посверкивал начищенной бронзой небольшой бюст Ленина .
     Все эти детали были несущественны, да Гальтон к ним и не приглядывался. Значение имели только охранники.
     В момент, когда начала открываться дверь, они, должно быть, сидели за стойкой, но доктор застал их уже вскочившими. Увидел, как одного поперек груди вспарывает очередь. Второму пуля попала в правое плечо, но на этом выстрелы оборвались - "томпсон" заклинило.
     Не оглянувшись на упавшего напарника, даже не схватившись за простреленное плечо, раненый с непостижимой быстротой качнулся в сторону - пуля из "кольта" прошла мимо. Гальтон ожидал, что чекист схватится за кобуру, однако тот поступил совершенно неожиданным образом: левой рукой цапнул со стойки бюст и метнул в Курта, яростно дергавшего затвор.
     Сверкнув полированной лысиной, Ильич со свистом рассек воздух и ударил Айзенкопфу в середину лба. Немец без звука опрокинулся, придавив Гальтона.
     Все пропало, успел подумать доктор, отчаянно спихивая с себя тяжелое тело. Сейчас чекист откроет пальбу, на выстрелы набегут остальные, и конец!
     Но выстрел грянул приглушенный, чмокающий. Это Зоя, не выпуская телефонной трубки, выстрелила через головы своих поверженных коллег из "браунинга".
     Приподнявшись, Гальтон увидел, что она не промахнулась. Второй охранник, хоть и успел вытащить "маузер", стрелять уже не мог - прямо между глаз у него чернела дырка. За ней появилась и вторая, чуть выше. Убитый рухнул.
     - Что с Куртом? - спросила Зоя.
     Немец лежал, закатив глаза. У человека с нормальным лицом из рассеченного лба хлестала бы кровь, но у Айзенкопфа всего лишь отпечаталсь треугольная вмятина.
     - Жив... - Норд нащупал пульс. - Оглушен. Неудивительно - от такого удара. Придется оставить его здесь. Заберем на обратном пути.
     Доктор был потрясен. Вот так "первая категория"! Операция едва началась, а главная ударная сила отряда уже потеряна!
     - Он спрашивает, как дела. - Зоя прикрыла ладонью микрофон аппарата. - Что отвечать?
     - Дай... Мы внутри, - сказал доктор в трубку. - Сяо Линь выбыл. Но операция продолжается.
     - Уверены? - помолчав, спросил Октябрьский. - Впереди лабиринт. А за ним секретариат, где двое охранников не первой - высшей категории.
     Доктор раздраженно ответил:
     - Уверен, не уверен - какая разница. Сейчас лишние вопросы задаете вы. Давайте маршрут, время идет!
     - Ладно. Помечайте. Вы видите три двери. Правильная - та, что налево. Оттуда прямо. Потом направо. Успеваете?
     - Да.
     На листке заранее была нарисована схема этажа, и сейчас Гальтон лишь проставлял на ней стрелки.
     
     - Значит, восемь охранников второй категории и два высшей? - наскоро посчитал он. - До нуля пятидесяти пяти остается девятнадцать минут. Нужно спешить.
     - Вперед, Ратон. За каштаном! Стучаться в дверь сегодня нужно так. - Октябрьский пощелкал ногтем по микрофону: раз-два-три, потом еще два раза. - После каждого отсека докладывайте. Я все время на связи.
     
     
     *
     
     Очень не хотелось подвергать Зою опасности, но теперь их осталось только двое. К тому же княжна не раз доказала, что ее опекать не нужно. Еще неизвестно, кто из них двоих метче и быстрее стреляет.
     - Сними ранец и катушку. - Гальтон встал сбоку от левой двери, держа "кольт" наготове. Одернул на ней черную чекистскую кожанку, поправил фуражку со звездочкой. - Стучи в дверь. Когда он отопрет, будь вся на виду. Особенно руки. Как только он чуть-чуть расслабится, качни головой. И отскакивай.
     - Ясно. Ты готов?
     - Да.
     Она громко постучала: тук-тук-тук, тук-тук. Через несколько секунд в двери что-то звякнуло. Зоя взялась за ручку и медленно отодвинула перегородку.
     - С мандатом к товарищу директору, - сказал она.
     Мужской голос ответил:
     - Минуту, товарищ. Я должен позвонить на центральный пост. Такова новая инструкция.
     - Из дежурки уже звонили. Теперь что, из каждой комнаты будут телефонировать? - недовольно произнесла княжна. - За час не доберешься!
     - Особый режим. Иначе нельзя.
     Зоя качнула головой - должно быть, чекист опустил оружие или повернулся к телефону.
     Гальтон высунулся из-за двери, но Зоя, которая должна была освободить проем, не отскочила, и доктор ударился о нее плечом. Из-за этого пуля прошла мимо цели.
     Человек в военной форме, собиравшийся снять с аппарата трубку, изумленно уставился на стену, от которой отлетели крошки штукатурки. Потом быстро повернулся к двери, вскинул руку с "маузером", но три следующих выстрела - две из "кольта" и один из "браунинга" - смели его со стула.
     - Ты почему не отскочила?!
     - А если бы ты промахнулся? Я должна была тебя подстраховать.
     - Слушай, так не пойдет! - взбеленился Гальтон. - Делай, как я говорю. Иначе мы супа не сварим!
     - Каши не сварим. Ты забываешь поговорки. Скорей доставай дрель. Дверь нельзя держать открытой больше трех минут.
     Бормоча ругательства, доктор вынул маленькую, но мощную дрель, которой его снабдил Октябрьский.
     - Скорей! Что ты возишься? - торопила княжна, следя за секундной стрелкой.
     - Я не токарь, я ученый! ...Готово. Вынь штекер. Суй сюда. Закрываю.
     Еле успели. А впереди еще семь таких же отсеков. Не считая секретариата... Норд вытер со лба пот.
     Зоя совала ему трубку.
     - Нужно сообщить Ратону.
     Выслушав сообщение, Октябрьский недовольно заметил:
     - Долго провозились. Остается всего 14 минут. Живей, живей! Вы же кот, не черепаха!
     - And you are a...!
     Гальтон объяснил на простом и грубом английском, кем он считает телефонного подгонялу. Понял русский или нет, неизвестно.
     - Попробуй только не отскочить! - свирепо предупредил доктор княжну. - Так плечом толкну - полетишь вверх тормашками!
     И Зоя уяснила, что это не шутка.
     Постучала, отодвинула перегородку, обменялась с часовым парой фраз (все то же - про особый режим и звонок на центральный пост), а потом резво отпрыгнула в сторону. Норд высунулся и уложил чекиста одним точным выстрелом - можно сказать, реабилитировался за прежние конфузы.
     Дырку на сей раз тоже просверлил гораздо быстрее.
     - Две минуты десять секунд, - доложила Зоя.
     Октябрьский напомнил:
     - Остается двенадцать минут.
     Как будто Гальтон не мог вычесть два из четырнадцати.
     А дальше пошло еще быстрей.
     С третьей комнатой, третьим часовым и третьей дыркой управились за минуту сорок.
     Четвертый этап преодолели за 85 секунд. Правда, здесь на часового ушло две пули - после первой он еще шевелился и разевал рот.
     - Передохнем минуту, а? - попросил доктор, чувствуя, как снизу, от коленей, подступает нервная дрожь. - Я же не мясник. И не Айзенкопф. За несколько минут я убил четверых человек.
     Она предложила:
     - Давай дальше я. Для меня эти кирпичномордые не люди. Знаешь, что чекисты вытворяли во время Гражданской войны? Теперь ты открывай дверь и заговаривай зубы, а я буду стрелять. Отскакивать не нужно. Я скромнее тебя, мне много места не потребуется.
     
     Предыдущие охранники, увидев женщину, почти сразу же опускали пистолет. Пятый чекист держал Гальтона на мушке все время, пока они разговаривали. Трубку с аппарата он снял левой рукой, продолжая настороженно смотреть на вошедшего.
     - До чего вы мне все надоели, формалисты! - простонал Норд, мысленно проклиная себя за то, что послушал Зою. - Тыщу раз уже звонили. - Он обернулся, как бы взывая к охраннику из своей комнаты. - Ну скажи ты ему! Сунь нос! Как дети, честное слово!
     Вместо охранника "нос сунула" княжна. Вернее, не нос, а ствол "браунинга".
     - Минута двадцать, - сказал она, когда все было закончено. - Нормально. Говори то же самое, можешь не оборачиваться. Мне достаточно услышать по голосу, где именно он находится.
     - Идем в шестой, - сообщил Гальтон в телефон.
     - Молодцы. Ударники коммунистического труда.
     
     Шестую и седьмую комнаты преодолели чисто, отработав все действия почти до автоматизма. Это начинало напоминать тупую, однообразную игру. Бла-бла-бла, бэнг! Дрель: ж-ж-ж-ж. И снова. Бла-бла-бла, бэнг! Ж-ж-ж-ж. С тем же успехом отсеков могло быть не восемь, а двадцать восемь или пятьдесят восемь.
     Доктор был вынужден признать, что княжна владеет оружием лучше. Второй выстрел ей ни разу не понадобился. Она била наповал, при том что калибр у "браунинга" меньше, чем у "кольта".
     Но с последним часовым вышла небольшая накладка. Железная Зоя дала слабину. Может, все дело в том, что первые семь чекистов были как на подбор кряжистые, с квадратными физиономиями - по выражению княжны, "кирпичномордые", а восьмой оказался молоденьким белобрысым пареньком. Увидев высунувшуюся из-за двери руку с пистолетом, он как-то нелепо дернулся и подпрыгнул, отчего пуля угодила не в переносицу, а в горло.
     Эта смерть была не такая, как предыдущие. Игру она не напоминала.
     Умирающий с ужасом смотрел на убийц, пробовал отползти на спине и закрывался рукой. Зоя выпустила в него с трех метров остаток обоймы и ни разу не попала. Раненого добил Гальтон.
     После этого ему пришлось обнять трясущуюся Зою и крепко-крепко сжать. У него и у самого клацали зубы.
     - Сейчас возьму себя в руки, сейчас, - бормотала она. -Я что-то вдруг раскисла... Прости!
     В груди у доктора было горячо. "Раскисшей" Зоя нравилась ему еще больше. Но говорить ей этого ни в коем случае не следовало.
     Полевой телефон уже некоторое время издавал тревожное квохтанье.
     - ...поубивали вас, что ли? - услышал Норд голос Октябрьского, когда наконец приложил трубку к уху. - Эй там, в трюме! Вы живы?
     - Мы перед секретариатом. Время 00:52. Еще 3 минуты. Мы успели, - сквозь зубы процедил Норд.
     Манжет рубашки у него был весь в брызгах крови. Сам не заметил, когда испачкался.
     - Отлично. - Голос повеселел. - На самом деле у вас целых 7 минут. Я нарочно урезал вам время, чтоб вы не расхолаживались. Можете привести в порядок нервы. Как говорят в армии, покурить-оправиться. За минуту до часа ночи врываетесь в секретариат и грохаете обоих волкодавов. Раньше рискованно. Громов из своего логова может подглядывать в приемную через глазок. Заметит неладное - не вылезет. Тогда его из лаборатории не выкуришь. Там бронированная дверь.
     - А почему вы думаете, что Громов вылезет в час ночи?
     Раздался довольный смешок.
     - Петр Иваныч у нас сама пунктуальность. Ровно в час ему из секретариата подают чай с лимоном. На этом построен весь мой план. Ну, ковбой, готовься в бой. Падешь смертью храбрых - буду считать тебя коммунистом.
     Дать бы тебе в рожу, подумал Норд, шмякая трубку. Связь теперь понадобится нескоро.
     - Еще две минуты. Сейчас... Обещаю, я буду готова. - Но губы у Зои прыгали, руки дрожали. Она сердито смахнула с ресниц слезинку. - Проклятая бабья слабость! Сама не пойму, что со мной!
     - Нормальная человеческая реакция, - успокоил ее Гальтон. - Я тебе еще не говорил, что я тебя люблю?
     Эти слова он произнес впервые в жизни, а прозвучали они как-то легковесно, даже небрежно. Собственно, Норд не собирался ничего такого говорить. Само соскочило. Неудивительно, что Зоя пропустила несвоевременное признание мимо ушей. Она трясущимися пальцами засовывала в "браунинг" новый магазин и никак не могла попасть.
     Доктор придержал ее руку.
     - Не спеши. В секретариате ты мне все равно бы не понадобилась. Управлюсь один.
     - Не сходи с ума! Их двое, высшей категории! Нам и втроем было бы трудно!
     Перед выездом на операцию у членов экспедиции возник дурацкий спор. Как объяснил Октябрьский, в спецотряде ОГПУ, ведающем личной охраной высших должностных лиц государства, квалификационные разряды назначают по следующему принципу: чтобы заслужить право на третью категорию, сотрудник должен легко справляться с двумя крепкими мужчинами; вторую категорию получает тот, кто может одолеть двух охранников третьей категории; первую - кто побеждает двух второй категории; высшую - кто сильнее двух охранников первой категории. То есть теоретически ас высшего ранга способен в одиночку уложить шестнадцать обычных бойцов, не прошедших курс спецобучения.
     Немного поразмыслив, Айзенкопф заявил, что его боевые качества соответствуют первой категории, Норда - второй, а "ее сиятельства" - в лучшем случае третьей. Зоя вспыхнула и предложила немцу померяться силами в рукопашном бою, потому что в тире у него не будет против нее ни одного шанса. Доктор, хоть и обиделся на "вторую категорию", в склоке не участвовал. Он уже подсчитал, что по этой арифметике они с двумя чекистскими суперменами не справятся. Во всяком случае, в открытом столкновении. Нужно было искать иной путь. И Гальтон его, кажется, нашел.
     Он намеревался дать Айзенкопфу возможность прорваться через дежурку с ее двумя бойцами первой категории и через все последующие отсеки, где расставлены охранники послабее, а перед главным бастионом картинно заявить, что с головорезами высшей пробы управится без помощников. Но теперь не до эффектов. Курта они потеряли на первом же рубеже, перед Зоей в ее нынешнем состоянии красоваться тоже было незачем.
     - Не беспокойся, милая, у меня есть заготовка. Все будет хорошо. Отойди в сторону.
     Пора!
     Он мягко оттолкнул княжну и постучал в дверь условленным манером.
     В то же мгновение перегородка сама начала открываться.
     - Входите, - послышалось изнутри. - Побыстрее!
     - Гальтон! Что мне делать?! - истерически шепнула Зоя.
     Но доктор Норд уже шагнул через порог.
     
     
     *
     
     Двое мужчин, которых он увидел перед собой, выглядели иначе, чем остальные охранники. Они были не в военной форме, а в белых халатах, из-под которых, правда, виднелись сапоги. И вели себя они тоже по-другому. Не схватились за оружие, не впились в вошедшего цепким взглядом.
     - Вы к товарищу директору? - спросил темноволосый, что сидел за столом. - Предъявите, пожалуйста, мандат.
     Второй, рыжеватый, стоял возле самовара - должно быть, готовил для Громова чай.
     Не слишком ли я мудрю, подумал Норд, приметив, где у второго оттопыривается халат. Ребята, похоже, совсем обленились. Еще бы - сидят за столькими слоями охраны. Не выхватить ли попросту "кольт"?
     Однако отогнал опасную мысль. ОГПУ - организация серьезная, здесь на высшей категории остолопов держать не будут. Достаточно было понаблюдать за руками рыжеватого - как он резал лимон очень точными, по-кошачьи плавными движениями.
     - Нет у меня мандата, товарищи, - сказал Гальтон, подходя к столу и нарочно держа руки на виду. - Я не к товарищу Громову. Мне поручено передать в приемную-секретариат посылку особой важности от товарища Картусова. А там уж не мое дело.
     - Опять мозги? А где контейнер?- удивился брюнет.
     - Не мозги. Вот. - Норд очень осторожно, как величайшее сокровище, достал из кармана кожанки небольшую, вытянутую кверху коробочку, опечатанную сургучом. - Здесь препарат, огромной ценности.
     Стоило ему коснуться кармана, как рыжеватый показал фокус: у него в руке вместо лимона блеснул плоский пистолет. Откуда охранник его выхватил, Гальтон разглядеть не успел.
     - Инструкция, - объяснил ловкий фокусник. - Не обращайте внимания. Поставьте на стол и можете идти.
     - Ага, "идти". Сначала вы должны проверить, что препарат цел. Потом расписаться на документе. Тогда и уйду. - Он бережно поставил коробочку на стол. - Распечатывай, товарищ.
     Темноволосый взрезал сургуч, предварительно осмотрев печать с щитом и мечом. Открыл коробку.
     - Тихо ты. Там пузырек, хрупкий, - предупредил доктор. - Весь ватой проложен. Вату вынь, а бутылочку доставай потихоньку. Я пока бумажку достану.
     Он опустил руку в карман и отметил боковым зрением, что палец второго чекиста лег на спусковой крючок.
     Сидящий стал аккуратно вынимать клочки ваты. Вдруг чертыхнулся и выдернул руку. На пальце алела капелька крови.
     - Порезался?!- ахнул Гальтон. - Я ж ее, как царевну, нес! Неужто разбилась?!
     - Не я разбил. Вон Вася свидетель, - быстро сказал охранник и слизнул капельку.
     Молодец, похвалил его Норд. Так еще быстрей подействует.
     В нагрудном кармане лежал и янтарный мундштук - Октябрьский вернул американцу духовую трубку с иглами. Можно было смочить их не усыпляющим снадобьем, а смертельным ядом. Но при штурме от этого оружия пользы было бы мало. Одно дело - стрелять в альбиноса почти на авось, когда нет иного выхода, или не спеша целиться в неподвижного часового возле громовской дачи. Другое - выдувать жалкую колючку в натренированного охранника, который держит тебя на мушке "маузера". Не говоря уж о том, что в особой зоне нарочный с мундштуком в зубах смотрелся бы, мягко говоря, подозрительно.
     Вот смазать багряной смертью острые стеклянные осколки и пересыпать ими вату - это дело верное.
     Чекист схватился за воротник, дернул его и начал сползать со стула. Лицо прямо на глазах наливалось синевой.
     Неразбавленный охотничий яд индейцев племени чоко почти моментально парализует дыхательную систему и сердечную деятельность. Ягуар, раненый отравленной иглой, падает замертво через 5 секунд, а человек, какой он ни будь категории, не протянет и трех.
     - Саня, что с тобой?! - крикнул рыжеватый, срываясь с места. - Эй ты, а ну руки к ушам! И ни с места!
     Хоть чекист и был потрясен, но пистолета не опустил.
     Доктор послушно вскинул руки.
     - Там яд, трупно-мозговой, меня предупреждали! - закричал он. - Товарищу в ранку попало! Это ничего! Мне выдали шприц с антидотом! На всякий случай! Надо уколоть! Я достану?
     - Давай!
     Дуло смотрело Гальтону прямо в лоб.
     Увидев, что курьер достает из кармана металлическую коробочку, а из нее шприц, чекист оружие убрал.
     - Коли живей, дубина! Это ты виноват!
     - Брешешь! Он коробкой тряхнул, а в ней звякнуло, я слышал! - Норд выпустил из иглы пурпурную струйку. - Рукав ему задери, в локоть надо!
     Чтобы засучить напарнику рукав, охранник был вынужден спрятать оружие. Но нападать на него Гальтон поостерегся бы, даже если б не было иного выхода.
     Норд примерился и с размаху всадил шприц. Только не в руку мертвеца (зачем второй раз убивать покойника?) а в шею наклонившегося Васи. И с силой вдавил шток.
     Поразительно, но у обреченного чекиста еще хватило сил отпихнуть Норда и потянуться к красной кнопке, прикрепленной к краю стола. Однако Гальтон намертво вцепился в руку, судорожно дергавшую пальцами. Если б он не держал изо всей мочи и если б силы умирающего не ослабевали с каждой секундой, охранник наверняка сумел бы дать сигнал тревоги. Но колени его подогнулись, он сполз на пол. Все было кончено.
     Доктор взглянул на часы. Он пробыл в приемной чуть меньше минуты.
     Где тут открывается дверь?
     Рядом с красной кнопкой, до которой так и не дотянулся охранник Вася, торчала еще одна, черная.
     Колебаться было некогда. Норд нажал на черный пупырышек.
     Слава богу - перегородка поехала.
     В приемную ворвалась Зоя с пистолетом в руке. Ее лицо было белым.
     - Ты жив! Это была самая худшая минута в моей жизни!
     Следует ли понимать эти слова как ответное признание в любви, засомневался Гальтон. Надо будет хорошенько это обдумать. Потом.
     - Помоги усадить этого на стул! Второго задвинем... Прячься слева от двери, а я справа.
     Электрические часы на стене пискнули. Ровно час ночи.
     На гладкой поверхности двери, что вела в лабораторию, виднелся стеклянный кружок. Это несомненно и был глазок, через который директор мог заглядывать в секретариат. Гальтону показалось, что окуляр слегка потемнел, будто его окутала тень. Потом она исчезла.
     Несколько мгновений спустя на столе повелительно тренькнул один из телефонов - черный, без диска.
     Пригнувшись, доктор перебежал к столу.
     - Да, товарищ директор? - сказал он, держа трубку подальше от рта.
     Телефон проворчал знакомым голосом:
     - Спите вы, что ли? Где мой чай?
     - Готов.
     После паузы Громов буркнул:
     - Несите. Открываю.
     Норд метнулся обратно к двери, вынул револьвер.
     - Ты его... сразу? - шепнула Зоя.
     Он покачал головой.
     - Нет. Слишком много вопросов, которые требуют ответа.
     
     Дверь вздохнула
     
     , как большое, усталое животное, и сдвинулась с места. Она не убиралась в стену, как остальные перегородки, а отъезжала внутрь. Гальтон с Зоей разом навалились на приоткрывшуюся тяжелую створку, толкнули ее и чуть не сбили с ног сутулого человека в белом халате и черной матерчатой шапочке. Он вскрикнул, бойко отскочил назад. Лишь теперь, увидев прямо перед собой знакомое лицо с седой бородкой и выцветшими глазками, испуганно поблескивающими из-за пенсне, Норд окончательно поверил, что это именно Громов, а не какой-нибудь двойник.
     Директор тоже узнал американца.
     - Ай-ай-ай, - жалобно простонал он, продолжая пятиться, - снова вы! Mundus idioticus!
     Отступать дальше было некуда, он уперся в стол, уставленный колбами, пробирками, всякими банками-склянками и густо заваленный бумагами. Здоровенным черным яйцом посверкивал уже известный Гальтону шлем. Рука профессора нервно коснулась его.
     Норд качнул стволом "кольта" - будто пальцем пригрозил.
     - Не поможет. Два раза одну ошибку я не повторю. Высажу весь барабан прямо в голову. Сегодня никто не прибежит вам на помощь. Вся охрана уничтожена.
     Петр Иванович заморгал, его подвижная физиономия сбросила выражение испуга и сделалась озабоченной. Вот-вот, пусть поприкидывает, есть ли у него шанс на спасение. А Гальтон тем временем осмотрел лабораторию, в которую попал с такими неимоверными трудами.
     Здесь было очень много современнейшей аппаратуры, в том числе неизвестного доктору назначения. Некоторые агрегаты и устройства просто ставили в тупик. Какую функцию, например, могло выполнять стоявшее в углу кресло, утопленное внутрь алюминиевого кокона? Впереди зачем-то торчала тонкая пластина, а сбоку, соединенный с креслом множеством проводов, был установлен черный ящик, весь в лампочках и рычажках.
     Однако Норда сейчас занимали проблемы более насущные.
     - У вас только один способ сохранить жизнь - дать исчерпывающий ответ на вопросы, которые я вам задам.
     Громов прищурился.
     - Во-первых, позвольте вам не поверить - вы меня все равно убьете. Во-вторых, я, конечно, дорожу своей жизнью, но в определенных пределах. В-третьих, что за вопросы?
     Смелый все-таки человек был товарищ директор, с превосходным самообладанием.
     - Извольте. Первый вопрос: где сыворотка гениальности? Второй: почему вы остались живы после смертельного выстрела? Третий: откуда берутся ответы, содержащиеся в вашей папке? Это для начала.
     Профессор переваривал информацию секунды две. Потом парировал:
     - Не нужно так победительно сверкать глазами. Вы еще не выиграли. Если вы меня убьете, считайте, что игра закончилась не в вашу пользу. Останетесь без сыворотки. Вместо меня партия найдет другого исследователя. Через некоторое время работа будет продолжена. Тот, кто вас послал сюда, останется с носом. Предлагаю решить вопрос по-капиталистически, путем взаимовыгодной торговли.У вас есть вопросы ко мне, у меня есть вопросы к вам. Отвечаем по очереди.
     Кажется, Норд встретил оппонента, коэффициент "си-ди-эм" у которого не уступал его собственному. На что рассчитывает Громов? Зачем покойнику ответы на вопросы?
     А-а, понятно... В два ноль ноль, на четверть часа раньше обычного, прибудет кортеж, чтоб везти директора в Кремль. Громов не знает, что американцу об этом известно, и хочет потянуть время. Очень хорошо!
     - Идет. Но откуда мне знать, насколько правдивыми будут ваши ответы?
     - Правдивость гарантируется. Стопроцентно. - Глазки ученого сверкнули. Очевидно, он вообразил, будто перехитрил врагов. Надеется, что ему удастся выкрутиться. - И мне, и вам придется отвечать только правду, всю правду и ничего кроме правды. Взгляните-ка вот на это устройство. - Он показал на диковинное кресло, уже привлекшее внимание Норда. - Это моя авторская разработка. Сделано по заказу нашего славного ОГПУ. В свободное от работы время. Так сказать, для гимнастики ума. - Петр Иванович хихикнул собственной шутке. - Вам доводилось слышать о детекции лжи? Ваш соотечественник и мой коллега доктор Леонард Килер из Калифорнии первым изобрел аппарат для психофизиологической проверки искренности. Но в вашем американском "полиграфе" принцип действия основан на фиксировании перепадов артериального давления, пульса и дыхания. Я же присовокупил еще несколько параметров: невроспонтанные импульсы, кожно-гальванические реакции, изменение голоса, расширения-сужения зрачка, энцефалоактивность и прочее. Еще я ввел автоматический репрессор лжи. Всякая попытка солгать или что-то утаить немедленно карается болезненным ударом тока. Тут и захочешь соврать, не выйдет. Скажешь всю правду, как Господу Богу. Я так и назвал свое изобретение - "Исповедальня".
     
     Вслед за директором Гальтон и Зоя подошли к будкообразному устройству, которое действительно напоминало исповедальню в католическом храме.
     - Скажите, профессор, а как управлять этой машиной? - поинтересовалась Зоя тоном светской дамы.
     - Это очень просто, милая барышня, - с удовольствием принялся показывать Громов. - Следователи ОГПУ, entre nous soit dit , бывают туповаты. Со слишком мудреной техникой им не управиться. Я это учел. Глядите: человека сажают вот сюда. Подсоединяют датчики: беленький к левому виску, красненький к теменной области, зеленый к запястью, черный к щиколотке. На шею - манжет. Лучик окулоскопа наводим на правый глаз. И готово. Между спрашивающим и отвечающим, как видите, помещена мембрана. - Он показал на пластину. - Она реагирует на вопросительную интонацию и включает хронометр. Если ответ задерживается больше, чем на 10 секунд, сидящий получает весьма ощутимый разряд. Если машина регистрирует ложь или неполную искренность, то же самое. Это очень умный аппарат, он способен улавливать нюансы. Чем больше финтит вопрошаемый, тем сильнее кара.
     Княжна выслушала его с любезной улыбкой, поддакивая и кивая. А когда директор закончил объяснение, улыбку убрала и жестко сказала:
     - Незачем нам устраивать торговлю, Гальтон. Бери его за шиворот, сажай в эту пытошную. Ответит на все вопросы, как миленький.
     Ученый конфузливо прыснул, будто услышал не очень приличную шутку.
     - Прелестная барышня, я не так глуп. Допрос получится коротким. Я буду молчать. Через десять секунд заору от боли. Ничего, как-нибудь перетерплю. В меня, знаете ли, пулями стреляли, и то ничего. Через двадцать секунд молчания машина пропустит через меня максимальный заряд, я потеряю сознание и потом можете делать со мной, что хотите. Никаких ответов вы не получите. Сыворотки тоже. Поэтому предлагаю честную дуэль. Я отвечаю на один вопрос. Потом на мое место садитесь вы или ваш коллега. И отвечаете на мой вопрос. Лукавство, даже минимальное, скрыть не удастся, уж можете мне поверить.
     - Почему это я должна вам верить? С какой стати?
     - Обидно слышать... - Директор обиженно вздохнул. - Если не верите на слово, можете испытать действие "Исповедальни" на себе. Сами увидите.
     - Хорошо, я согласна.
     Пригнувшись, Зоя подлезла под мембрану и села.
     - Нет! Это может быть ловушка! - вскричал Гальтон. - Лучше проверим на мне.
     - Вот слова истинного рыцаря и джентльмена! - восхитился Петр Иванович. - Клянусь, прекрасная амазонка, он в вас влюблен!
     Зоя пропустила ехидное замечание мимо ушей. Она уже подсоединяла к себе провода.
     - Нет, я сама. А если со мной что-то случится, пристрели этого клоуна на месте.
     Директор встал перед княжной, наклонившись к пластине. К затылку профессора был приставлен "кольт", но Петр Иванович не обращал внимания на это маленькое неудобство. Глаза ученого весело поблескивали. Он ткнул пальцем:
     - Смотрите на шкалу вот в этом окошечке. Надеюсь, вам обоим хорошо видно. Чем больше сдвинется стрелка, тем искренней и полнее ответ. Градация от 0 до 10... Ну-с, начнем с простенького вопроса. Вы женщина?
     - Да.
     Стрелка качнулась в крайне правое положение.
     - Подумаешь. Что это доказывает? - дернула плечом Зоя, косясь на окошечко.
     - Если б вы ответили "мужчина", стрелка осталась бы на нуле, а вы, голубушка, скушали бы 500 вольт и потеряли сознание... Теперь поставим вопрос, допускающий частичную или неполную правду. Ну например: вам нравится заниматься сексом?
     - Не смейте задавать... - вскинулся доктор.
     - ...мне таких вопросов! - в унисон крикнула и Зоя.
     - Скорей отвечайте! Время идет! Пять секунд! Четыре! - замахал руками Громов.
     - Есть занятия и получше! - злобно рявкнула княжна прямо в мембрану.
     И подпрыгнула в кресле, издав громкий стон.
     Стрелка едва коснулась четверки.
     Залившись смехом, Громов сказал:
     - Сама слабо верит в то, что ляпнула. Процентов на сорок. До чего же приятно сбивать спесь с этих стальных женщин. Слишком много их развелось в наши времена.
     Мерзавец заслуживал хорошей взбучки, но Гальтон был занят Зоей. Она мелко дрожала, отсутствующий взгляд был устремлен в потолок, в уголках рта выступила слюна. Жаль, мешала проклятая мембрана, в которую Норд уперся лбом, не то он снял бы эти капельки поцелуями.
     - Зоя, Зоя! Очнись! - позвал доктор, а Громова предупредил. - Одно движение - и застрелю.
     Княжна оттолкнула его руку.
     - Алеша? Уйди! Пусти! С этим все, все...
     - Это я, Гальтон! Какой еще Алеша?
     Но она не слышала и лишь трясла головой.
     - Отвечайте, милочка! - воскликнул Петр Иванович. - Аппарат зарегистрировал вопросительную интонацию. Скорей, время идет!
     - Гальтон? Гальтон... - пролепетала Зоя. К ней возвращалось сознание.
     - Скажите ему скорей, что за Алеша вам примерещился, не то будет поздно!
     Норд схватил директора за ворот халата.
     - Скорей выключайте прибор! Видите, она не в себе!
     - Это не так просто...
     - Черт бы вас драл!
     Гальтон начал срывать с Зои провода, но было поздно - ударил новый разряд. Чудо, что именно в этот момент Норд не касался княжны, иначе его бы тоже парализовало. Возможно, именно на это Громов и рассчитывал.
     От второго удара княжна выгнулась дугой, на губах выступила пена. Потом Зоя безвольно обмякла. Она была в глубоком обмороке.
     - Я вас убью! - рычал доктор, вынимая неподвижное тело из кресла. - Вы это нарочно устроили!
     - Да в чем же я, батенька, виноват? - Петр Иванович закатывал глаза и разводил руками. - Дама не в себе, а вы ей - новый вопрос. Я ведь предупреждал про вопросительную интонацию... Не волнуйтесь вы так. Ничего страшного не случилось. Шок средневысокой силы наложился на предыдущий, только и всего. Через полчасика ваша красавица очнется. Ну, денек подрожат у нее руки и коленки... Скажите лучше, вы не передумали играть со мной в вопросы-ответы?
     Положив Зою на ковер и убедившись, что она жива, Норд поднялся и оценивающе посмотрел на директора. Пока в партии вел Громов. От одного противника он уже избавился. Наверняка у него в запасе есть и другие фокусы. Не проще ли раздавить гадину прямо сейчас?
     Но кто тогда ответит на вопросы?
     И кто скажет, где спрятана сыворотка гениальности?
     - Хорошо. Вы отвечаете первый. Садитесь.
     - Вообще-то на поединке обычно тянут жребий, - пожаловался профессор. - Но так и быть. В конце концов, вы гость...
     Он подлез под мембраной, сел в кресло и подключил датчики.
     - Посмотрите, молодой человек, горит ли желтая лампочка? Отлично. Можете спрашивать.
     - Где сыворотка? - чуть не крикнул Норд прямо в пластину.
     - Не надо так шуметь... Вон она, на дальнем столе. Видите пузырек? Там свежая доза.
     Индикатор правдивости показал 10. Гальтон и не ожидал, что заветный препарат достанется ему так легко. Очевидно, Громов приготовил пузырек, чтобы везти его в Кремль. Тем лучше!
     - Теперь моя очередь. Не вздумайте задавать следующий вопрос! Рта не раскрою, так и знайте! Унесу на тот свет все тайны. А их у меня ох как много! - вкрадчиво пропел Петр Иванович.
     Электрические часы показывали ноль десять. Можно было посражаться с директором в предложенную им игру еще полчаса, прикидываясь, будто ничего не знаешь о поездке в Кремль.
     - Что ж, ладно, - подыграл противнику Норд. - Я знаю, что эскорт увозит вас отсюда в два пятнадцать, сам это видел. Меняемся местами. Ваш выстрел, профессор. Но хочу вас предупредить: не вздумайте устроить какую-нибудь штуку с током. Револьвер все время будет направлен вам в лоб. Если что - нажать на спусковой крючок я успею. Реакция у меня хорошая, а от чересчур сильного разряда палец сожмется сам собой.
     Подсоединив все провода, он, действительно, наставил на Громова "кольт".
     Петр Иванович добродушно посоветовал:
     - А вы отвечайте, как на духу. Тогда никакого разряда не будет. - И безо всякого перехода, быстро спросил. - Чье задание вы выполняете?
     - Мистера Джей Пи Ротвеллера.
     По телу пробежало что-то вроде сильного озноба.
     - Девять баллов искренности, - задумчиво пробормотал директор. - Правда, но не вся. О чем-то умолчали. Хм.
     Не о "чем-то", а о "ком-то", подумал Гальтон, поднимаясь. О товарище Октябрьском. Хоть, строго говоря, он задания и не давал, но тоже к нему причастен. Однако с аппаратом нужно обращаться осторожней, он и в самом деле сверхчуток.
     - Теперь мой вопрос. - Норд начинал входить во вкус этой удивительной дуэли. - Как вам удается оставаться в живых, получая не совместимые с жизнью раны?
     - Для мыслящего существа, коим является homo sapiens, несовместимо с жизнью лишь полное разрушение центрального процессора - мозга, - менторским тоном объявил профессор. - Все прочие клетки организма способны довольно легко восстанавливаться. Некоторое время назад в мои руки попал препарат, который средневековые алхимики называли "Эликсиром Бессмертия", а русские сказки "Живой Водой". На самом деле это род клеточного регенератора. Сразу скажу: рецептура препарата мне неизвестна. Это был дар. Или, если угодно, трофей... Стоп-стоп! - повысил он голос, видя, что с уст американца готов сорваться следующий вопрос. - Видите стрелку? Я тоже ответил на "девятку". Следующий вопрос можете задать после моего.
     То, что сказал директор, было невероятно! Однако, судя по шкале искренности, а главное, по волшебной неуязвимости Петра Ивановича, это была правда - на 90 процентов! Коли так, заполучить клеточный регенератор для исследования еще важнее, чем добыть "сыворотку гениальности"! Воистину это подземелье - истинная пещера Аладдина!
     Нетерпеливо ерзая в кресле, доктор потребовал:
     - Поторапливайтесь!
     Ему не терпелось спрашивать дальше.
     Поменялись местами.
     - А нет ли у мистера Ротвеллера союзников в Москве? Кто они?
     Товарищ директор был куда как не глуп. Девять баллов в предыдущем ответе его не устроили.
     Шли секунды. Одна, вторая, третья, четвертая... Гальтон молчал. Отсоединить провода он не успевал. Выбор был такой: немедленно, пока не ударил ток, застрелить Громова и потом потерять сознание. Или же сказать всю правду. Почему бы и нет? Что это изменит?
     - Военная контрразведка РККА, - быстро сказал Норд. - Некто Октябрьский.
     - Ага, "пруссаки". - Петр Иванович вздохнул, и, как показалось Гальтону, с облегчением. - Мне следовало догадаться...
     О чем спросить теперь? Где "эликсир бессмертия"? Нет, сначала - задание Ротвеллера. Дополнительные бонусы можно оставить на потом.
     - Что, собственно, представляет собой "сыворотка гениальности"?
     Любая информация о загадочной вытяжке может сэкономить много часов, а то и дней лабораторной работы.
     - Кроме "Эликсира Бессмертия" с древних времен узкому кругу посвященных было известно еще одно снадобье - "Эликсир Власти". Это мощный мобилизатор воли и интеллектуальных способностей, но восприимчивы к нему лишь люди определенного склада. Формулы я не знаю, однако эксперименты показали, что из мозга людей, питавшихся мобилизатором, можно добывать некую экстракцию, которая является суррогатом Эликсира Власти. Процесс экстракции очень сложный, дорогостоящий. Для его обеспечения и создан мой институт. Видите, как полно и правдиво я отвечаю? На "десятку". Ну-ка, теперь вы.
     Сейчас Гальтон боялся только одного. Вдруг Громов спросит: "Вы твердо намерены меня убить?" Придется сказать правду, и тогда больше никаких ответов не будет, а доктора буквально распирало от вопросов, один насущней другого.
     "Питался" ли Владимир Ленин "мобилизатором", выяснять незачем - и так ясно. Зачем чекисты воруют мозги "великих" покойников, тоже можно не спрашивать. Надеются достать иной источник для производства вытяжки. Ленинского мозга надолго им не хватит...
     - Скажите, молодой человек...
     Профессор запнулся. Он явно волновался. Сейчас спросит о своей участи, и всему конец!
     - ...Скажите, а помимо того, чтоб прикончить меня и добыть сыворотку, нет ли у вас еще какого-то задания?
     - Нет, - удивился Гальтон. - А разве мало?
     В кожу будто впилась тысяча иголок, и он удивился еще больше. Почему бьет током, ведь он сказал правду? Ах да!
     - Еще мне было велено "действовать в соответствии с логикой событий", - припомнил он туманную фразу мистера Ротвеллера, которой тогда не придал особенного значения.
     Мерзкое иглоукалывание сразу прекратилось, а директор сделался мрачен.
     - Валяйте живей, что там у вас дальше, - пробурчал он, усаживаясь. - "Логика событий"! Я так сформулирую следующий вопрос, что не вывернетесь.
     Теперь про папку, решил Норд и мысленно перебрал ответы, накрепко засевшие в памяти:
     1) 11.04 Ломоносов
     2) 14.04 Я же говорю: Ломоносов
     3) 17.04 Черный пополон (второе слово неразборчиво)
     4) 20.04 Попробуй у Маригри ("Умаригри"? Нет, все-таки "У Маригри")
     5) 23.04 Как? Очень просто! Загорье, где кольца
     6) 26.04 Да око же, око!
     7) 29.04 Проще всего через Загорье. Спас Преображенский.
     8) 02.05 Где кольца. Не помнишь? Третья ступенька.
     9) 05.05 Маригри? Как это какая? Разумовская
     - Вы хранили в сейфе папку. Что означают эти записи? "Черный пополон", "Загорье", "Спас Преображенский", "кольца", "третья ступенька" - что это такое? Кто дает эти ответы?
     - Минуточку! Тут целый комплекс вопросов!
     - Не лгите, профессор. Это все про одно и то же.
     - Ну как же про одно?! Первый вопрос: "что?" Второй: "кто?"
     - Ладно. Остановимся пока на первом. У вас две секунды.
     Скороговоркой, пока не ударил ток, Громов выпалил:
     - Это коды. Ими обозначены какие-то тайники. Ой! - Он взвизгнул от боли и затараторил еще быстрей. - По ним, я уверен, можно добраться до настоящего Эликсира Власти. Но разгадать шифр не удается. Ай! ...Хорошо, хорошо, кое-что я, кажется, зацепил. Сопоставил ответы от 23-го апреля, 29-го апреля и 3-го мая. Есть такая деревня Загорье, около Малого Ярославца, а в ней Спас-Преображенский храм. Он трехъярусный - может быть, это имеется в виду под "ступеньками". Мы искали в третьем ярусе... Аааа! - заорал вдруг Петр Иванович, хотя стрелка вела себя прилично - подрагивала между девяткой и десяткой.
     Глаза директора смотрели куда-то мимо Гальтона.
     Голова ученого ударилась о спинку кресла. Черная шапочка соскочила, из пробитого черепа полетели красные брызги.
     Одновременно сзади, от двери, донесся чавкающий звук выстрела. За ним второй, третий, четвертый.
     К "Исповедальне", вытянув руку с пистолетом, шел Октябрьский и стрелял на ходу. Все пули, одна за одной, попадали Громову в лоб. От верхней части головы почти ничего не осталось - какое-то жуткое серо-багровое крошево.
     - Что вы наделали?! Зачем?! - крикнул Норд.
     Контрразведчик отрывисто проговорил, разглядывая труп:
     - На связь не выхудите. Время летит. А еще мне доложили, что из кремлевского гаража выехал кортеж. Оказывается, сегодняшний сеанс назначен на полчаса раньше обычного.
     Так вот на что рассчитывал Громов!
     - Откуда вы взялись?
     - Я был в соседнем дворе, в радиоавтомобиле. Что это у вас тут за посиделки?
     - Зачем вы его убили? - Доктор чуть не стонал от досады. - Он не сказал самого главного!
     - Вы глухой или тупой? У нас пять минут, чтоб унести ноги.
     Октябрьский вставил новую обойму и разрядил ее в то, что еще оставалось от головы Петра Ивановича. Не выдержав этого зрелища, Гальтон отвернулся.
     - Для верности, - хладнокровно заметил русский. - Что это вы берете? Сыворотку? Дайте-ка сюда.
     - Зачем она вам? Вы в нее все равно не верите.
     - Неважно. Эта дрянь - собственность государства рабочих и крестьян.
     Отобрав пузырек, Октябрьский шмякнул его об стену - от кафеля брызнули осколки.
     - Вот так. Теперь дело сделано. Что с красавицей? - Он склонился над Зоей, которая пыталась сесть, но у нее никак не получалось. - Ранена?
     - Током... Ударило... Ничего, - с трудом выговорила она. - Через минуту... Встану.
     - Нет у нас минуты, золотце. Ну-ка, обнимите меня за шею.
     Русский легко поднял княжну на руки, что доктору совсем не понравилось.
     - Дайте-ка сюда. Это собственность Соединенных Штатов! - И взял Зою сам.
     Она прижалась к его плечу. Ее била дрожь, сотрясала икота.
     - Все-все-все! На выход! Оружие бросьте на пол, только не забудьте оставить на нем пальчики. Я и так из-за вашей медлительности слишком подставился. - Октябрьский первым покинул кабинет и спросил кого-то в приемной. - Готово? Сюда тоже кинь парочку.
     В секретариате возился Витек, раскладывая по углам динамитные шашки, соединенные проводами. От Гальтона бывший шофер отвернулся. То ли испытывал неловкость за свое поведение, то ли (что вероятней) злился из-за пинка в причинное место. Впрочем, переживания этого субъекта Норду были безразличны.
     Они бегом миновали весь первый этаж, в каждой комнате которого лежало по покойнику.
     В дежурке задержались, чтобы прихватить Айзенкопфа. Тот еще не вполне оправился от удара бронзовым истуканом по голове, но все-таки уже стоял, опираясь о стену.
     - Возьмите Ляо Синя под руку! - крикнул доктор, задыхаясь. Зоя уже не казалась ему такой воздушной, как вначале.
     На второй лестнице их догнал Витек, закончивший расстановку зарядов.
     - 90 секунд, шеф, - доложил он Октябрьскому.
     Они выбежали из флигеля и помчались к подворотне: сначала Витек, за ним Октябрьский, волокущий за собой Айзенкопфа, сзади Гальтон с княжной на руках.
     В переулке ждал черный автомобиль, его дверцы сами собой распахнулись.
     - Быстрей ты, трудящийся Востока! - прикрикнул контрразведчик на Курта, который почему-то не желал лезть в машину.
     - Без сумки не поеду, - просипел биохимик с трудом ворочая языком, что отлично заменяло китайский акцент. - В мотоцикле осталась моя сумка.
     Октябрьский посетовал:
     - Вот оно - мурло частного собственника! Успокойтесь, Цинь Ши-хуанди, ваше имущество погружено.
     Земля слегка качнулась. В домах задребезжали стекла. Откуда-то снизу, издалека, донесся утробный рык взрыва.
     - " The Fall of the House of Usher ", - торжественно объявил контрразведчик (Гальтон не понял, о чем это он). - Полный газ! Ходу!
     
     В едущем на кладбище катафалке
     
     , и то, наверное, было бы оживленней, чем в длинном черном автомобиле, несшемся по улицам ночной Москвы.
     Впереди сидели двое: какой-то человек в кителе и фуражке, ни разу не обернувшийся, и, за рулем, Витек, который, сбросив маску разбитного шоферюги, сделался совершенно другим человеком. Не трепал языком, не вертелся, в зеркале отражались сурово прищуренные глаза. На двух промежуточных откидных сиденьях пристроились Октябрьский и Норд. Первого тоже будто подменили. То беспрестанно балагурил и скалил зубы, а теперь сидел с холодным, непроницаемым лицом. Его визави тоже не был расположен к веселью - с каждой секундой доктору становилось все тревожней. Ну а заднее сиденье вообще походило на реанимационное отделение. Там мычал ушибленный биохимик и беспрестанно икала травмированная электротоком княжна.
     По встречной полосе на бешеной скорости просвистели одна за другой несколько машин.
     - Это Картусов, шеф, - нарушил молчание Витек. - Его "паккард". И охрана.
     - Без тебя вижу. Гони.
     Снова наступила тишина.
     Положение, в котором очутились члены экспедиции, было катастрофическим. Еще тошней делалось от сознания собственной дурости. После уничтожения Громова и его лаборатории американцы превратились для "пруссаков" из полезных союзников в опасных свидетелей. Как можно было этого не сообразить! События развивались чересчур быстро, требовали слишком полной отдачи всех умственных сил. У Гальтона не было времени просчитать игру не на два, а на три хода вперед. Он думал только об успехе миссии. Теперь придется расплачиваться за недальновидность.
     Норд ощущал абсолютную беспомощность. Он был безоружен, один против троих. Даже хуже. Если б один, можно было бы попробовать на ходу выброситься из машины. Но Зоя, но Айзенкопф!
     А что если выкинуть из машины контрразведчика? Октябрьский сидел у противоположной дверцы, полуотвернувшись. "Чувствует себя хозяином положения", зло подумалось Норду.
     Двинуть кулаком в висок, вышвырнуть наружу. Водитель резко ударит по тормозам, все слетят со своих мест. Возможно, кто-то из противников будет оглушен ударом о ветровое стекло. В любом случае, возникнет куча-мала, в которой у Гальтона окажется преимущество, потому что он находится сзади и будет готов к заварухе.
     А что потом?
     Черт его знает. Шансы на успех минимальны, но лучше уж так, чем погибнуть без сопротивления!
     Доктор примерился к расстоянию, отделявшему его от Октябрьского. И вдруг заколебался.
     Что если русский вовсе не собирается их убивать? Оправдана ли будет немотивированная агрессия?
     Не зная, какое принять решение, Норд оглянулся на коллег - и зажмурился от яркого света. Из-за угла выехал автомобиль, светя фарами. За ним второй. Обе машины пристроились сзади.
     Витек сообщил:
     - Шеф, наши подключились.
     - Угу, - меланхолично промычал Октябрьский.
     Ну вот и все. Момент упущен. Теперь нет и минимального шанса.
     Может быть, арестуют?
     Исключено.
     Прикончат - и концы в воду.
     Стоило Гальтону мысленно произнести эти слова, как впереди заблестела черная маслянистая лента. Автомобиль свернул на набережную довольно широкой реки и почти сразу же съехал вниз, к самой воде.
     Остальные две машины остановились слева и справа. На бортах у них белели шашечки - по виду обычные таксомоторы.
     Октябрьский смотрел на доктора в упор. Дело шло к финалу.
     - По-грамотному, конечно, следовало бы вас, граждане американцы, прикончить, - со вздохом сказал русский. - Но, как у нас говорят, слово есть слово. Катитесь к чертям собачьим. На той стороне Москвы-реки, за мостом, Брянский вокзал. Вот вам билеты до Львова, это первый заграничный город.
     Не веря своим ушам, Гальтон взял конверт и зачем-то заглянул в него. Действительно, три картонки.
     - Держите документы, они вам понадобятся на границе. Вы теперь Прокоп Абрамович Колупайло, сотрудник Внешторга. Наша доблестная Электра - пани Агнешка-Катаржина Косятко, польскоподданная. Китайский паспорт подготовить не успели, придется дедушке Сяо Линю временно стать монголом. Он у нас большой начальник, член Народного Хурала товарищ Гомножардав, следует транзитом в Европу.
     Все эти несусветные имена Октябрьский выговаривал с явным удовольствием, особенно последнее.
     - Эй, гость из братской Монголии, вы на ногах-то держитесь? Пройдитесь-ка.
     Курт с трудом вылез из машины, сделал несколько шагов, закачался.
     - Хреновато. Витек, поможешь Гомножардаву погрузиться в вагон. Выпил с другом из социалистической Монголии, проводил - нормально. Отваливайте!
     - Слушаюсь!
     Витек взял Айзенкопфа под локоть, усадил в одно из такси, и машина отъехала.
     - Следующее авто ваше, мистер Норд. А я доставлю даму. Изображу мужа, который провожает на поезд любимую супругу.
     Зоя уже не икала и почти перестала дрожать. Голос ее, во всяком случае, звучал твердо:
     - Благодарю, но пани Косятко современная женщина и привыкла обходиться без провожатых. Кроме того, если я польскоподданная, мне ни к чему подъезжать к вокзалу на длинной черной машине официального вида. Лучше доеду на такси.
     Она вышла, не оглядываясь. Второй таксомотор тоже отъехал.
     - Сильная женщина, - мечтательно произнес Октябрьский. - И очень красивая. Настоящая русская порода. Вы уж берегите ее, мистер Норд... Люсин, а ну продемонстрируй класс вождения.
     - Слушаюсь, шеф.
     Человек, за все время так ни разу и не обернувшийся, пересел к рулю. Машина поднялась из приречной черноты на темную набережную и поехала через скудно освещенный мост к сияющему огнями вокзалу. Этот маршрут показался уже распрощавшемуся с жизнью доктору символическим возвращением из мрака небытия.
     На прощанье Октябрьский сказал вот что:
     - Выметайтесь из моей страны. И упаси вас американский бог задержаться в Советском Союзе. Тогда искать вас будет не только Картусов, но и я. И уж кто-нибудь из нас наверняка найдет. При этом я, сами понимаете, не заинтересован брать вас живьем. С другой стороны, лучше уж будет угодить ко мне, чем к Янчику. Он на вас страшно сердит, а этот интеллигент, если ему прищемить хвост, превращается в настоящего садиста.
     Помолчав, чтобы Гальтон как следует проникся сказанным, поразительный контрразведчик другим тоном, почти по-приятельски заметил:
     - Норд, вот мы с вами оба классические вожаки стаи, самцы-лидеры. Но, скажите, случается ли вам, как мне, ощущать внутри себя нечто чрезвычайно женское? Уверен, что случается. Это иррациональный, но очень важный для выживания инстинкт. Он называется "предчувствие". Так вот, мое внутреннее дамское предчувствие говорит мне, что мы с вами обязательно еще встретимся. Пожелаем же друг другу, чтоб это случилось не в ситуации лобового столкновения. Я понятно выразился?
     - Понятно.
     - Ну, тогда пока.
     Одинаково, по-бычьи склонив бритые головы, они пожали друг другу руку.
     
     
     *
     
     Очевидно для конспирации, билеты были в один вагон, но в разные купе. Соседями Гальтона оказались жизнерадостные молодожены и какой-то командировочный из Киева, тоже молодой и веселый. В СССР все старые и грустные, видимо, прятались по домам.
     С Зоей тоже ехали три попутчика. Зато Айзенкопфу как члену Народного Хурала полагалось персональное купе. Там члены экспедиции и собрались.
     Курт извлек из недр своего "универсального конструктора" аптечку, сделал себе какой-то укол и сразу же уснул, пообещав, что проснется совершенно здоровым и полным сил. Вмятина у него на лбу противоестественно порозовела и приняла форму сердечка, из-за чего княжна нарекла ее "поцелуем Ильича".
     Зоя уже полностью оправилась от электрического шока. Они с Нордом сидели рядом, касаясь друг друга плечами, и тихонько, чтоб не разбудить биохимика, разговаривали. Тем для обсуждения хватало.
     Итак, задание Ротвеллера выполнено. "Сыворотку гениальности" добыть не удалось, но это, строго говоря, и не входило в перечень обозначенных целей.
     Громов уничтожен? Да.
     Будут ли большевики вынуждены прекратить работы по экстракции сыворотки ? Безусловно.
     А все же Норд был не удовлетворен.
     Ему не давали покоя два эликсира, упомянутые покойным директором: Эликсир Власти и Эликсир Бессмертия. То, что эти таинственные препараты действительно существуют, представлялось несомненным. Во всяком случае, Громов безусловно в них верил, а он не был похож на романтика и фантазера.
     Недоразгаданная тайна папки с ответами томила Гальтону душу. У доктора было мучительное ощущение, что скорый поезд уносит его прочь не от чужого города с лягушачьим названием, а от величайшего открытия, о котором всякий ученый может лишь мечтать...
     Об этом он и говорил Зое глухим от разочарования голосом.
     Клеточный регенератор! Мобилизатор ума и воли! Подумать только! Сколько чудесных возможностей открылось бы перед человечеством, если вооружить его подобными инструментами!
     Ах, Громов, Громов... Этот человек унес с собой в могилу слишком много секретов.
     - Знаешь, - шептал доктор, - я уверен, что не стал бы его убивать. Я бы попытался вытащить его из бункера и увезти с собой. Нельзя было уничтожать человека, который обладает таким знанием!
     - Если бы я не подвела тебя, если б не валялась на полу тряпичной куклой, все было бы иначе, - виновато ответила Зоя, у которой имелся собственный повод для терзаний.
     Ее слова напомнили Норду об инциденте с электрошоком.
     - Почему ты назвала меня "Алеша"? Кто это - Алеша?
     Она долго молчала.
     - ...Мой маленький брат. Помнишь, я тебе рассказывала, как мы остались вдвоем, без родителей, в Константинополе? Алеша снится мне почти каждую ночь... Будто он мечется в тифу, один, заброшенный, грязный, голодный. Зовет меня, а я не иду. И он умирает... Я никому и никогда не рассказывала эту историю до конца. Пока я чистоплюйничала и блюла невинность, отказываясь идти к клиенту, Алеша умер от голода и отсутствия медицинского ухода. Когда я сбежала из борделя и примчалась к нему, было поздно. Как же я себя тогда ненавидела! Хотела швырнуть эту чертову невинность в канаву, первому встречному. Но Бог не принял от меня искупительной жертвы. Он послал мне ангела, в виде джентльмена из Ротвеллеровского фонда... Вот кто такой Алеша. Пожалуйста, никогда больше не произноси при мне этого имени.
     Зоя прижалась к его груди и безутешно, горько заплакала. Норд гладил ее по голове. Что тут было сказать? Только ждать, пока иссякнут слезы.
     Но в дверь постучали, и княжна сразу выпрямилась, вытерла глаза, а ее лицо приняло выражение безмятежного спокойствия. Все-таки воспитание есть воспитание.
     Это был проводник.
     - Граждане, чайку желаете?
     Норд вспомнил, что с самого утра ничего не ел, и почувствовал приступ лютого голода.
     - А пожрать чего-нибудь нету, папаша?
     - Три часа ночи, товарищ. Вагон-ресторан закрыт. - Проводник окинул опытным взглядом лица пассажиров, приметил солидный чемодан Айзенкопфа на багажной полке. - Скоро будет станция. Две минуты стоим. Могу сбегать в буфет, взять бутербродов или чего там у них. А пока чайку выпейте.
     Делать нечего. Гальтон положил в стакан побольше сахара. Стали пить чай.
     Теперь заговорили о листке из громовской папки - она не давала доктору покоя.
     - У нас есть список ответов на какой-то вопрос - скорее всего один и тот же. Это явствует из несколько раздраженного тона, словно отвечающий сердится на тупость или непонятливость. Вот, смотри.
     Он положил на столик листок и некоторые строчки перечеркнул карандашом.
     1) 11.04 Ломоносов
     2) 14.04 Я же говорю: Ломоносов
     3) 17.04 Черный пополон (второе слово неразборчиво)
     4) 20.04 Попробуй у Маригри ("Умаригри"? Нет, все-таки "У Маригри")
     5) 23.04 Как? Очень просто! Загорье, где кольца
     6) 26.04 Да око же, око!
     7) 29.04 Проще всего через Загорье. Спас Преображенский.
     8) 02.05 Где кольца. Не помнишь? Третья ступенька.
     9) 05.05 Маригри? Как это какая? Разумовская
     - Ответы номер один, два и шесть касаются тайника с Ломоносовым. Их можно вычеркнуть. Четвертый и девятый привели нас к секретной нише в бывшем доме графини Разумовской. Тоже вычеркиваем. Но что такое "черный пополон", да еще неразборчивый, абсолютно непонятно. Оставим третий ответ в покое. Пятый, седьмой и восьмой указывают на одно и то же место: какой-то храм в каком-то селе под каким-то Малоярославцем. Это вполне конкретное и довольно точное указание. Громов не врал, я видел это по шкале аппарата!
     - Ой, не напоминай мне про аппарат, - содрогнулась Зоя. - А то снова икать начну. И успокойся. Миссия выполнена. По нашему следу идет ОГПУ. Нам здорово повезет, если мы благополучно пересечем границу. Если не найденные тайники могут привести нас к эликсирам, о которых тебе рассказал директор, это очень-очень важно. Понадобится новая экспедиция. Мы как следует к ней подготовимся. Уверена, что Джей-Пи не пожалеет ни сил, ни средств.
     - Ты права, - уныло согласился Гальтон и стал смотреть в окно.
     Огоньки плыли в ночи редкими светлячками. Но вот они собрались в стаю, поезд начал замедлять ход. Приближался какой-то населенный пункт.
     В купе снова сунулся проводник.
     - Так я сбегаю? Если желаете, можно и винца достать, массандровского. Дорого, правда...
     - Хапай, папаша, все, что дадут. - Гальтон сунул ему ворох бумажек. - Давай. Одна нога здесь, другая там. Как станция называется?
     - Малоярославец!
     Проводник исчез в коридоре, а доктор Норд неэлегантно разинул рот и захлопал глазами.
     Судьба. Это судьба, подумал он.
     И быстро поднялся на ноги.
     - Я выхожу здесь. Отправляйся с Айзенкопфом в Нью-Йорк. Расскажите все Ротвеллеру. А потом возвращайтесь. Я оставлю тебе какой-нибудь мессидж в той самой церкви. Преображенский Спас, село Загорье. Мессидж, который будет понятен только тебе.
     Поезд уже притормаживал. Нельзя было терять ни минуты. Гальтон побежал в купе за курткой и саквояжем. Оглянулся - увидел спину княжны. Она ничего не сказала на прощанье и даже не оглянулась. Так, пожалуй, и лучше. Сантиментов на сегодня хватит.
     Но через секунду Зоя вынырнула обратно в коридор. В руке у нее была сумка, через локоть перекинута кожанка.
     - Наш монгол и один все кому надо расскажет. А я с тобой.
     Взявшись за руки, они пошли в сторону тамбура.
     В коридоре обнявшись стояли молодожены, соседи Норда по купе: вихрастый парень и славная конопатая девушка в красной косынке.
     - В буфет? - спросил парень.
     - Ага. Там, говорят, массандровское есть. Понимаешь, познакомился вот, - доктор подмигнул, показав на Зою.
     Вихрастый показал большой палец и шепнул:
     - Мировая гражданочка.
     Юная супруга хихикнула.
     На перроне пришлось остановиться, чтоб разобраться, куда идти. Фонари горели еле-еле, разглядеть что-либо было трудно.
     По лесенке с топотом скатился заспанный Айзенкопф.
     - Вы куда? Почему с вещами?
     - Так надо. Вы отправляйтесь в Нью-Йорк и обо всем доложите мистеру Ротвеллеру, - по-английски прошептал Гальтон и повторил про мессидж в Спас-Преображенском храме.
     - Какой к дьяволу мессидж! Подождите меня! Я только возьму конструктор.
     Молодожены, с любопытством наблюдавшие за разговором из тамбура, засмеялись - их развеселило, что косоглазый азиат бегает то туда, то сюда.
     От низенького станционного здания к вагону бежал проводник: в одной руке тарелка, в другой деньги.
     - А, вы тут? Вина нету. Вообще ничего нету, только хлеб с чесночным ливером . Взял десять штук. Будете?
     - Давай сюда. Сдачу оставь себе.
     Норд отобрал тарелку с пахучими бутербродами.
     - Полминуты осталось. Отстаньте, граждане!
     Проводник поднимался в вагон, пересчитывая деньги. Его чуть не сшиб чемоданом запыхавшийся монгол. Молодые супруги снова прыснули. Что ни случись - им все было смешно.
     - Гражданин, вы чего, сходите что ли?
     Айзенкопф в ответ выдал целую тираду на какой-то тарабарщине, которая, очевидно, должна была изображать монгольскую речь. Хотя бог его знает, полиглота. Может быть, Курт по какому-нибудь случаю выучил и язык Чингисхана.
     - Как вы себя чувствуете, Курт?
     - Словно заново родился. Куда это мы? Вы сказали про какой-то храм, но я ничего не понял.
     В самом деле - при дуэли на детекторе он не присутствовал, разговор в купе проспал.
     Гальтон ответил:
     - Где-то неподалеку должна быть деревня Загорье. Нам туда.
     
     
     *
     
     Найти деревню оказалось нетрудно. Железнодорожный сторож сказал доктору: "Ступай, мил человек, вона на ту звезду. Она тебя к реке-Протве выведет. А дальше все бережком, бережком. Килуметров восемь будет".
     Так и сделали. Взяли курс на звезду, которую Норд идентифицировал как Альдебаран , потом шли берегом идиллической речушки, где покачивался под ветром сухой камыш и квакали лягушки. Айзенкопф волок свой тяжелый чемодан, жалуясь, что никто ему не помогает. Но Гальтон, словно охотничий пес, который взял верный след, быстро шагал вперед и не оборачивался. Он даже не притронулся к станционным бутербродам. Они были завернуты в бумагу, положены в саквояж и забыты.
     - Скорей, скорей! - покрикивал доктор на спутников.
     Горизонт начинал сочиться светом. Первый же луч солнца, прочертив по долине идеальную прямую, зажег посреди темного поля искру.
     - Смотри, это колокольня! - воскликнула Зоя.
     Над укутанной в темноту землей сиял ало-золотой крест. Это несомненно и был Спас-Преображенский храм.
     
     В Загорье еще спали, что было кстати. Странная троица вызвала бы у деревенских любопытство, а то и настороженность. У околицы, правда, встретился пастух, выгонявший в луга десяток костистых коров. Он почтительно посмотрел на людей в кожаных доспехах.
     - Вы, извиняюсь, из района будете? Уполномоченные?
     - Иди куда шел, - грозно сказала Зоя.
     - Иду-иду.
     Мужичок снял кепку, поклонился и погнал свое маленькое стадо от греха подальше.
     Дальнее мерцание креста и предвкушение открытия взволновали Гальтона, он был заранее готов восхититься чудесным храмом, но вблизи церковь выглядела неказисто. Размерами не впечатляла, стены были грязно-белые, синие купола облезли, а на первом этаже висела большая жестяная вывеска "Колхозная столовая". Норд почувствовал разочарование.
     Но княжна рассматривала храм с восхищением.
     - Какой чистый образец допетровского зодчества ! - сказала она. - Какие строгие, изящные линии! Каноническое пятиглавие, шатровая колокольня! А как живописен лестничный всход!
     Каменная лестница , ведущая во второй ярус церкви, действительно, была самым парадным элементом постройки. Вероятно, в прежние времена по этим широким ступеням поднимались пышные свадьбы, а в престольные праздники златоризные попы торжественно начинали отсюда крестный ход, но теперь церковные врата были наглухо закрыты и покрыты ржавчиной, а из щелей меж камнями лезла трава.
     - К черту ваши архитектурные восторги. - Айзенкопф разглядывал компас. - Обращаю ваше внимание на то, что не только церковь состоит из трех "ступенек", но колокольня тоже трехъярусная, причем грани ее шатра точно ориентированы по сторонам света. Может быть, это имеет значение?
     По пути Гальтон рассказал немцу все, что узнал от Громова, и биохимик тоже преисполнился энтузиазма.
     - Давайте пошевеливаться, пока деревня не проснулась!
     Он моментально сковырнул с двери замок, и члены экспедиции вошли в так называемый "верхний храм", который, очевидно, давно уже был заброшен. С пыльного иконостаса печально смотрели бородатые святые, которые в новой жизни были никому не нужны. С "Царских врат" кто-то соскреб всю позолоту. От люстры остался крюк на потолке. Ни окладов, ни светильников, ни утвари. Грязь, надругательство, запустение.
     Айзенкопф деловито огляделся.
     - Предлагаю разделиться. Я осмотрю третий ярус церкви. В "конструкторе" у меня есть превосходный пустотоискатель, проверю полы и стены. А вы идите вон в ту дверь и поднимайтесь на колокольню, поищите там. Учтите, Норд, что под "третьей ступенью" может подразумеваться и третья сторона света, то есть запад. В христианской традиции начинают считать с востока.
     Честолюбивый немец рассчитывал найти тайник сам, поэтому и отправил остальных на поиски в бесперспективное место. Что искать там нечего, стало понятно, как только доктор с княжной поднялись по лесенке на самый верх. Тайнику здесь укрыться было негде. Сверху - сужающаяся кровля, колокола сняты, в стенах со всех сторон сторон зияют пустые проемы.
     - Встань мне на плечи и погляди, что под куполом, - для очистки совести велел Гальтон.
     Сняв башмаки, княжна вскарабкалась на него и долго всматривалась в сумрак. Норд тоже задрал голову, но обнаружил, что с его позиции подкуполье совсем не видно, зато открывается зрелище гораздо более волнующее.
     - Ничего там нет. Перекладина, и на ней ворона спит, - сообщила наконец Зоя и строго прибавила. - Перестань глазеть мне под юбку. Сейчас не место и не время! Нет, лучше уж воспользуюсь приставной лесенкой.
     Она спрыгнула на пол и взяла прислоненную к стене стремянку.
     - Иди отсюда, поищи где-нибудь еще. Ты меня только отвлекаешь!
     - Хорошо...
     Вздохнув, Гальтон спустился и сел внизу парадной лестницы. Оживление пропало. Он уже чувствовал, что никакого тайника они здесь не найдут. Громов с ОГПУ наверняка обшарили и третий ярус храма, и всю колокольню. Неужели импульсивная высадка на станции была ошибкой? А как же судьба?
     Он рассеянно смотрел, как луч восходящего солнца медленно ползет по каменным плитам: подобрался к лестнице, вызолотил нижнюю ступень, потом вторую, перебрался на третью, посверкал пылью на носке сапога...
     Что это вырезано на камне?!
     Доктор дернулся и наклонился.
     Ничего.
     Показалось?
     Он снова выпрямил спину - и отчетливо увидел процарапанные на третьей ступеньке буквы K S. Если б Гальтон не сидел там, где он сидит, а сбоку плиту не подсвечивал косой солнечный луч, разглядеть литеры было бы совершенно невозможно.
     Спокойно, спокойно, сказал себе Гальтон. Мало ли кто и зачем начертил здесь надпись. Может, какой-нибудь мальчишка, от безделья.
     Однако ступенька была третья, храм назывался Спас-Преображенским, деревня - Загорьем. А на тайнике в Английском клубе тоже были вырезаны буквы, хоть и другие.
     Сев на корточки, доктор принялся ощупывать ступеньку дюйм за дюймом.
     Сверху обнаружить что-нибудь примечательное не удалось.
     Стал смотреть сбоку.
     Слева обычный стык между плитами. Никакого зазора.
     Справа... Между стенкой и ступенью зачем-то проложен старый кирпич, словно узкая заплата. А нельзя ли его вынуть?
     Щели были плотно забиты слежавшейся пылью и грязью. Гальтон достал складной нож, начал прочищать пазы. Сначала дело шло со скрипом (и препротивным), но чем глубже проникало острие, тем легче оно двигалось. Кирпич то ли вовсе не был прихвачен раствором, то ли раствор давным-давно утратил цепкость. Через минуту-другую вставку уже можно было пошевелить. Норд замычал от нетерпения, заработал ножом с утроенной скоростью.
     Поддел лезвием кирпич, подцепил ногтями. Под ступенькой открылась прямоугольная впадина глубиной в полфута.
     - Сюда! Сюда-а-а-а!!! - закричал Гальтон. - Нашел!!!
     В деревне, словно откликаясь, закукарекал петух. Потом второй, третий.
     Сверху по лестнице сбежали Айзенкопф и Зоя.
     Дрожащим пальцем доктор указывал в отверстие. От возбуждения он не мог выговорить ни слова. Но все было понятно и так.
     Присыпанные кирпичной крошкой, в тайнике стояли три стеклянных пузырька, а рядом лежала плоская серебряная шкатулка.
     Какое-то время члены экспедиции в оцепенении разглядывали находку.
     Первым опомнился Айзенкопф. Оглянувшись на просыпающуюся деревню, он сказал:
     - Берите все, что там есть, и уходим! После разберемся.
     Так и сделали.
     Шкатулку взял Гальтон. Пузырьки, словно бесценное сокровище, прижала к груди княжна.
     Быстрой походкой они пошли прочь от церкви.
     - К реке! - показал доктор на зеленевшие вдали кусты.
     Не утерпев, он и Зоя побежали вперед. Сзади, обливаясь потом, волок свой конструктор Айзенкопф.
     
     Начали со шкатулки. В ней лежали два золотых кольца и старинные часы.
     - Венчальные, - сказала княжна, повертев кольца. - У моей бабушки было почти такое же.
     Гальтон разглядывал серебряную луковицу с циферблатом.
     - Хм, это не часы... Похоже на компас. Стрелка указывает все время в одном и том же направлении...
     - Нет, не компас, - сказал биохимик. - Север вон где, а эта стрелка показывает на юго-юго-восток.
     - Что же это за прибор?
     Зоя осторожно поставила рядом три флакона.
     - Может быть, ответ в одном из них?
     Бутылочки отличались цветом, и жидкость в них тоже была разная: в склянке обычного стекла - прозрачная, в склянке синего стекла - зеленая, в склянке красного стекла - красная.
     - Пробовать буду я, - заявила княжна. - Хватит Гальтону рисковать.
     - Нет я! - отрезал доктор.
     Оба посмотрели на биохимика. Тот рассудительно молвил:
     - До сих пор Норд ни разу не ошибся. Я за него. Два голоса против одного. Вы победили, Гальтон. Поздравляю. Мобилизуйте всю свою интуицию и логику. Обидно будет вас потерять, когда мы настолько приблизились к тайне.