Борис Акунин
     
     Квест - PROFILE
     
     Представьте себе,
     
     что вас зовут Гальтон Норд, что вам тридцатый год от роду и что вы занимаетесь самой интересной профессией на свете - экспериментальной фармакологией. У вас три докторских степени: по медицине, химии и биологии, вы на отличном счету на службе, в Этнофармацевтическом Центре знаменитого нью-йоркского Института Ротвеллера, но при всем при этом вы, в сущности, довольно скромный винтик огромного и сложного механизма, настоящего улья, в различных отсеках которого, разбросанных по всему миру, трудятся десятки тысяч людей.
     И вдруг вас срочно вызывают Наверх, к самому высокому начальству. Не к заведующему Центром, даже не к директору Института, а к самому Джей-Пи Ротвеллеру, владельцу транснациональной корпорации, над которой никогда не заходит солнце, к царю царей, выше которого на земле, наверное, лишь президент США и папа римский, да и то не факт, потому что на долгом веку великого Ротвеллера сменилось множество президентов и пап, причем некоторых Джей-Пи, как говорится, создал собственными руками.
     Прибавьте к этому, что за восемь лет работы в Институте вы ни разу вживую не видели своего работодателя и не были уверены, что Небожитель вообще знает о вашем существовании.
     "Небожитель" - одно из прозвищ Джей-Пи, потому что его офис находится в пентхаусе ротвеллерского небоскреба, под самыми облаками. Немногих избранных, кого приглашают Наверх, возносит под крышу особый скоростной лифт.
     Заведующий Центром, который ни разу не был удостоен подобной чести, о причине внезапного вызова не извещен и поражен не меньше вашего.
     Итак:
     1. Великий Человек лично вас не знает.
     2. Начальство о вас Наверх не докладывало.
     Вывод?
     Только один: мистера Ротвеллера чем-то заинтересовал ваш личный файл - персональное досье, которое в корпорации заведено на каждого сотрудника. Заглянуть туда - заветная и совершенно неосуществимая мечта всякого мало-мальски честолюбивого работника огромной научно-индустриально-филантропической империи, кадровая политика которой работает, как часы, и никогда не дает сбоев. Все служебные повышения, понижения и перемещения - в том числе неожиданные - оправданны, резонны и идут на пользу делу. Значит, сведения, содержащиеся в персональных файлах, безукоризненно полны и достоверны.
     Чем же мог ваш файл заинтересовать господина Ротвеллера?
     Тем, что вы родились 1 января 1901 года, одновременно с новым веком? Вряд ли. Джей-Пи - крупнейший в мире филантроп и, как утверждают некоторые, неисправимый идеалист, но в склонности к мистицизму не замечен.
     Быть может, тем, что в семнадцать лет вы пошли добровольцем на войну? Эка невидаль! В Америке счет пылким юнцам, жаждавшим крови коварных тевтонов, шел на многие тысячи. А про основной урок, почерпнутый вами в результате этого мальчишеского приключения, из вездесущего досье Небожителю узнать не удастся. Вы отправились за море стрелять и убивать, а вместо этого поняли, что ваше призвание - спасать и врачевать.
     В файле наверняка отмечено, что Гальтон Норд прошел шестилетний курс университета за три с половиной года, но опять-таки упущено главное: после фронтовой мясорубки обучение самой гуманной из профессий показалось вам милой и трогательной игрой.
     Зато все, что произошло после окончания медицинского факультета, в досье зарегистрировано в мельчайших подробностях, можно не сомневаться.
     И то, как блестящему студенту предложили захватывающе интересную работу в Этнофармацевтическом Центре - в ботаническом отделе, который исследует экзотические практики знахарства, используемые колдунами диких племен Африки, Южной Америки и Океании.
     И то, как вы проявили себя в многочисленных экспедициях.
     Какие вы имеете публикации.
     Сколько у вас на счету научных разработок.
     Сколько заявленных патентов на новые лекарства.
     Ну а еще в файле, конечно же, есть фотография, с которой на мистера Ротвеллера смотрит молодой мужчина исключительно позитивной наружности: с чистым лбом, чуть вздернутым носом, твердой линией рта и упрямым подбородком, увенчанным ямочкой.
     Настоящий американец, хоть сейчас на рекламу "Кока-Колы".
     "За каким же хреном ты понадобился Небожителю?" - спросил Гальтон Норд, разглядывая в зеркале свое образцово-показательное отражение. Отражение ответило сосредоточенным, немного настороженным взглядом.
     Лифт плавно, почти бесшумно возносился все выше и выше. Шестьдесят четвертый этаж, где восседал великий и ужасный Ротвеллер, неотвратимо приближался, а загадка оставалась неразрешенной.
     Обычно Гальтон не соблюдал формальностей в одежде, отвергая все бессмысленное или неудобное: галстуки, крахмальные воротнички, узкие туфли. Но тут вдруг засомневался - удобно ли будет заявиться к такому человеку в льняной паре, рубашке с открытым воротом и парусиновых туфлях? Хорошо еще, не настал май, когда доктор Норд переходил на летний режим волосяного покрова: снимал со скальпа отросшие за зиму волосы, сбривал бороду и до октября дышал кожей , раз в неделю убирая растительность опасным лезвием.
     До первого мая оставалось еще восемь дней. Лицо этноботаника, загорелое после недавней экспедиции во французскую Африку, заросло светлой бородкой, на лоб свисал золотистый чуб. Общее впечатление классической англосаксонскости нарушали лишь черные глаза - по преданию, доставшиеся Нордам от индейской принцессы. Правда, их обладатель, любивший точные формулировки, утверждал, что корректнее говорить о "сильно пигментированной радужной оболочке", поскольку черной радужной оболочки в природе не бывает. Некоторые коллеги нордовское пристрастие к точности называли занудством, а самого его считали скучным. Он действительно плохо понимал, зачем люди все время шутят, да и улыбался крайне редко. Зато если уж улыбался, к ямочке на подбородке прибавлялись еще две, на щеках, - очень симпатичные.
     Что еще сказать о внешности доктора Норда? Высокий, широкоплечий, с эластичными, будто насилу сдерживаемыми движениями.
     Ах да! Когда Гальтон о чем-нибудь всерьез задумывался (как, например, сейчас), на чистом лбу проступала резкая продольная морщина.
     Пока лифт несся в поднебесье, Норд педантично перебирал варианты (см. адресованный зеркалу вопрос).
     Волнения Гальтон не испытывал. Из-за вызова к высокому начальству волнуются лишь карьеристы или лузеры а ни к одной из этих категорий молодой ученый не принадлежал.
     Любопытства тоже не было. Одно из жизненных правил, которыми он руководствовался, гласило, что любопытство несовместимо с любознательностью. Тот, кто ломает себе голову над необязательной ерундой, важных открытий не сделает и поставленных целей не достигнет. А в личных планах доктора Норда важным открытиям и достижению целей отводилось очень большое, можно сказать, ведущее место.
     Пожалуй, о правилах Гальтона имеет смысл рассказать чуть подробнее.
     За не столь долгую, но богатую событиями - а главное, наблюдениями и размышлениями, - жизнь Норд обзавелся некоторым количеством принципов, на которых держался столь же незыблемо, как во время oно Земля на трех китах.
     Когда в семнадцать лет он сбежал из дому на войну, мироздание мнилось ему простым и ясным, ни по каким вопросам бытия сомнений не возникало. К тридцатому году ясности поубавилось; набор истин, представляющихся очевидными, оказался пугающе невелик. Зато за любую из них доктор ручался головой, потому что их правота была проверена на собственной шкуре - или, выражаясь научно, доказана экспериментально. Некоторые из принципов были сформулированы великими предшественниками, до остального Гальтон дошел сам.
     Со временем правила составились в небольшой свод, который постепенно обрастал новыми пунктами, но медленно, очень медленно. Ведь основополагающих законов много не бывает.
     
     Свод основополагающих жизненных правил по версии д-ра Г. Норда
     
     Семь железных правил. Для двадцати девяти лет не так уж и мало. Тем более что на подходе было Правило № 8, находившееся в стадии финальной проверки: "Любая необъяснимая загадка представляется таковой лишь до тех пор, пока не разработан механизм ее исследования".
     Отсюда вытекало, что загадка внезапного вызова Наверх может и должна быть разъяснена немедленно, потому что механизм исследования наличествовал - голова на плечах. Доктор интенсифицировал работу механизма и получил немедленный результат: три возможных варианта, из которых один был неприятный и два приятных.
     Неприятный вариант (чрезмерно затянувшееся исследование секреций мадагаскарского таракана gromphadorhina portentosa) представлялся все же маловероятным. Получить нагоняй за срыв сроков можно от заведующего Центром, максимум от директора Института, но не от самого же Небожителя?
     Второй вариант (присуждение доктору Норду Малой золотой медали Фармацевтического общества за серию публикаций по аллергенности плесневого гриба Aspergillus fumigatus) тоже выглядел не очень убедительно. Будь золотая медаль Большой - еще куда ни шло.
     Пожалуй, фаворитным следовало признать третий вариант: прошлогоднюю экспедицию в джунгли Новой Гвинеи, где Гальтону пришлось выручать одного молодого антрополога, имевшего неосторожность попасть в плен к охотникам за головами. Дело в том, что недотепу звали "Ротвеллер Шестой" и Небожителю он приходился младшим внуком. Правда, с тех пор миновало уже полгода - поздновато для благодарности, но кто их знает, небожителей, на каком уровне срочности числятся у них родственные чувства?
     На этой версии Гальтон и остановился.
     Так или иначе, время для размышлений иссякло. Двери лифта, благоговейно выдохнув, разъехались.
     Посетитель оказался в просторной приемной, которая (высший шик, доступный лишь миллиардерам) выглядела нисколько не шикарной. Ни ковров, ни скульптур, ни даже картин. Письменный стол, телефоны, телеграф, маленькая радиостанция, терминал пневмопочты.
     - Пришел мистер Норд, - сказал секретарь в микрофон и лишь после этого поздоровался. - Здравствуйте, мистер Норд. Вы можете войти. Он вас ждет.
     А все-таки немного волнуюсь, с неудовольствием отметил Гальтон.