Фридрих Евсеевич Незнанский
     
     Дорогие девушки
     
     ПРОЛОГ
     
     "Сегодня ночью мне в голову пришла забавная мысль. Индуисты верят в переселение душ. Так? Так. Получается, что тысячелетиями на свете живут практически одни и те же люди, но в разных обличиях. "Пускай живешь ты дворником - родишься вновь прорабом. А после из прораба и до министра дорастешь". Примерно так. Но ведь население земли растет! Что при неизменном количестве душ выглядит странновато. Количество душ неизменно, а количество тел с каждым годом увеличивается. Дураку понятно, что душ на всех не хватит.
     Но ведь мы живем, плодимся и неплохо размножаемся. Напрашиваются два вывода. Либо половина жителей земли живет без душ. Что в принципе объясняет все безобразия, которые творятся на земном шаре. Либо кто-то там наверху вынужден резать каждую душу на куски, как именинный торт, чтобы каждому досталось хотя бы по кусочку. Это тоже многое объясняет.
     В любом случае, ситуация с душами довольно поганая. А значит, Царства Божьего на земле нам не видать как собственных ушей. Да ладно царство. Самое обидное, что такие псы, как я, никогда не останутся без работы. Более того - чем мельче будут душонки, тем больше у нас будет работы.
     За ужином поделился этой мыслью с Ириной. Объяснял долго, путано, сбиваясь с мысли. В общем, очень долго объяснял. Пару раз приложился к стакану, чтобы перевести дух и поднабраться сил. Ирина слушала молча, но при этом смотрела на меня как на полного идиота. А потом притащила из книжного шкафа книжонку какого-то поэта из современных. Раскрыла и ткнула пальцем в строки. Вот в эти вот:
     
     "Но ведь растет народонаселенье.
     Твои индусы, брат, не замечают?
     Вот наши души - новые творенья?
     Иль это прежние, дробясь, мельчают?"
     
     Всего четыре строки. А я пыхтел десять минут, чтобы объяснить. До чего все-таки удивительная вещь эта поэзия. Каждое слово стоит двадцати.
     Не знаю почему, но мне стало обидно. Вероятно, это из-за того, что за ужином я принял грамм триста водки, а после водки я всегда становлюсь болтливым, обидчивым и сентиментальным.
     С Ириной у нас по-прежнему швах. Как две половинки одного куска. Только один из них свежий, ароматный, смазанный бутербродным маслом, а второй - засохший, черствый, грязный, несъедобный. Который из этих двух кусков я? Ответ очевиден.
     Вообще, забавный у нас с ней был разговор.
     - Ир, - говорю, - может, сходим куда-нибудь? Развеемся.
     - Куда? - спрашивает, а сама смотрит так холодно, не глаза, а две замерзшие лужицы.
     - В кино, - отвечаю. - Мы с тобой сто лет не были в кино.
     - Турецкий, но ты ведь на самом деле этого не хочешь.
     - Может быть, - отвечаю. - А может быть, хочу.
     - Если и хочешь, то не со мной.
     - А с кем?
     - С кем-нибудь другим. Помоложе да поярче меня и другого пола.
     Хотел возразить, а потом махнул рукой. Что тут скажешь? "Может, да. А может, нет". Хорош ответ.
     - Ладно, - говорю. - Тогда ты, наверно, не будешь возражать, если я проведу остаток вечера в баре?
     - Что ты, - говорит, - милый. В последнее время бар тебе - дом родной. Разве я могу лишить человека дома?
     - Не можешь, - отвечаю с кривой ухмылкой.
     Она пожимает плечами:
     - Тогда к чему эти вопросы? Иди куда хочешь.
     Встала, собрала тарелки, бросила их в раковину и ушла в спальню. Вот и поговорили.
     Ладно, я не в обиде. Бар так бар. Но на душе осадочек. И эти дурацкие вопросы в голове... Все время крутится - "Что же с нами, черт возьми, происходит? И когда это началось? И что такое "это"?
     Кстати... вернее, совсем некстати, но... сегодня вечером позвонил Плетнев. Говорит, утром в "Глорию" заедет какая-то барышня. Барышня "жутко волнительная". Позвонила и раскудахталась в трубку: "Подруга пропала! Убили, зарезали, утопили! Жуть! Кошмар!" В чем там суть я так и не понял. Не до того было. Вообще, надо завязывать с "Глорией". Надо, Саня, надо. Чувствую себя детсадовским полицейским. Скоро буду подряжаться на поиски детских подгузников.
     Частный детектив, специалист по поиску украденных подгузников Александр Турецкий! Звучит неплохо. Может быть, даже прославлюсь на этом поприще, и мою физиономию напечатают на обложке журнала "Работница". Чем не слава?"
     Александр Борисович усмехнулся, пару секунд помедлил, потом закрыл тетрадь, бросил ее в верхний ящик стола и запер его на ключ.
     Рука потянулась за сигаретами, однако пачка была пуста. "Черт!" - сказал Александр Борисович, смял пачку в кулаке и яростно швырнул ее в урну для бумаг.
     На кухне Турецкий долго рылся в шкафах, затем пошарил на антресолях, однако сигарет нигде не нашел. На улицу идти не хотелось. Александр Борисович потихоньку прошел в спальню и прислушался к дыханию жены. Ему показалось, что дышит она неровно, прерывисто.
     - Ир, - тихо позвал Турецкий.
     Ответа не последовало.
     - Ир, ты не спишь?
     - Сплю, - ответила жена.
     - Слушай, ты не видела мои сигареты? Целый блок где-то оставался.
     Ирина протянула руку и включила лампу. Сонно поморгала, привыкая к свету, затем посмотрела на часы.
     - Турецкий, ты разбудил меня в два часа ночи, чтобы спросить про сигареты? - спросила она с металлом в голосе. - У тебя совесть есть?
     - Если бы не было, я бы дождался четырех часов утра, - ответил Александр Борисович, стараясь сохранить "хорошую мину при плохой игре".
     - Что ж, ты всегда был эгоистом. Твои сигареты на балконе. В красной тумбочке. Это все?
     - Слушай, Ир, чего мы все время ссоримся, а?
     - Посмотри на часы и поймешь.
     - Да я не про сейчас говорю. Я вообще.
     - Насчет "вообще" спросишь в другой раз. Когда будешь чуточку потрезвее. Спокойной ночи, гражданин начальник.
     - И вам того же.
     Ирина выключила лампу, и Турецкий вышел из спальни. Настроение было окончательно испорчено.
     
     ГЛАВА ПЕРВАЯ
     
     ЛЮБОВЬ
     
     1
     
     - Не знаю, Марина, мне кажется, что ты сильно преувеличиваешь. - Хрупкая, коротко стриженная и очень ухоженная брюнетка отпила из бокала глоток коктейля и облизнула губы быстрым красным язычком. - Все не так уж и плохо.
     - А я и не говорю, что плохо, - пожала плечами ее собеседница, стройная, смазливая блондинка, из тех, про кого обычно говорят "ноги от ушей" и "девяносто-шестьдесят на девяносто". - Просто мне все надоело, понимаешь? Год идет за годом, а в жизни ничего нового.
     Брюнетку звали Люда Шилова, она была владелицей фитнес-клуба и пары салонов красоты на севере столицы. Блондинку - Марина Соловьева. Она нигде не работала, жила на то, что оставил ей при разводе бывший супруг (и, судя по ухоженному виду, очень даже неплохо жила), и обожала экстремальные виды отдыха.
     Вот уже десять минут Марина рассказывала Люде о том, какой пресной стала ее жизнь, пытаясь вызвать в подруге сочувствие и получить от нее моральную поддержку. Однако Люда не готова была поддержать подругу. Самой-то ей скучать было некогда, салоны и фитнес-клуб отнимали слишком много времени.
     Люда была убеждена, что для Марининой хандры люди давным-давно придумали определение, и звучало оно так: "Девка с жиру бесится".
     Марина закурила, а Люда посмотрела на ее тонкое, томное, капризное лицо и сказала:
     - Тебе нужно сменить обстановку. Съезди куда-нибудь, развейся.
     - Куда? - насмешливо прищурив зеленые глаза, поинтересовалась Марина.
     Люда пожала плечами:
     - Ну, не знаю. Если надоел юг, смотайся на север. В тундру, на Аляску. Покатайся на оленьих упряжках, поешь строганину, поохотся на белых медведей.
     Марина усмехнулась.
     - Ага. И потрахайся с моржами, так что ли?
     - Почему обязательно с моржами. Там ведь есть эти... как их... чукчи. Или эскимосы. Наверняка среди них есть настоящие самцы. Они ведь живут как первобытные люди - все добывают своими руками.
     Марина хрипло засмеялась.
     - Хороший совет, ничего не скажешь. Может, мне еще в угольную шахту спуститься? Там тоже самцов хоть отбавляй. Все здоровые, черные и с отбойными молотками наперевес!
     Тут рассмеялась и Люда.
     - А вообще тебе нужен хороший роман.
     - У меня недавно был роман.
     - У тебя была постель, - возразила Люда. - А я говорю про настоящий роман. С цветами, стихами, влюбленностью и ревностью.
     Марина удивленно-насмешливо уставилась на Люду.
     - Подруга, мне тридцать один год, - сказала она. - Какая к черту влюбленность?
     Люда нахмурила лоб и кивнула:
     - Да, ты права. В нашем возрасте влюбиться трудно. Практически невозможно. Но, с другой стороны, можно поиграть в любовь. Вообразить, что все это по-настоящему. Найти мужика посимпатичнее, с бицепсами и мозгами и...
     - Где ты такого найдешь?
     - Ну, иногда встречаются.
     - Где? В голливудских фильмах?
     Люда отхлебнула коктейль, почмокала губами и сказала:
     - Знаешь что: тебе нужен мужик, который бы не знал, что у тебя полно денег. Кто-нибудь совсем посторонний, не из нашей тусовки.
     Марина выпустила изо рта тонкую струйку дыма и дернула уголком губ.
     - Где ж я такого возьму?
     - Над этим нужно подумать. Я бы предложила тебе кого-нибудь из своих знакомых, но ты же мой "контингент" знаешь. Либо козлы, либо женатики.
     - Женатика не хочу, - поморщилась Марина. - Я этого добра нахлебалась.
     - А я тебе и не предлагаю. Я просто размышляю вслух. - Люда допила коктейль, взяла со стола сигареты и откинулась на спинку стула.
     Закуривая, она наморщила лоб, усиленно соображая, где же найти подруге "совсем постороннего" мужика. Однако ответ нашла сама Марина.
     - Знаю! - сказала она вдруг. - Знаю, где такого найти!
     - И где? - с любопытством спросила Люда.
     - В Интернете!
     - Ты с ума сошла. Женщины нашего круга в Интернете не знакомятся.
     - Я тебе про то и говорю. Как ты правильно заметила - это "совсем другая тусовка".
     В глазах Люды читалось сомнение.
     - Ну, не знаю, - медленно проговорила она. - Как-то все это странно.
     - А заниматься сексом с незнакомцем в туалете самолета - это, по-твоему, не странно?
     Люда дернула плечом.
     - Это было всего раз, - весело ответила она. - И потом, мне в голову ударило шампанское, а он был такой красавчик. Я бы никогда не поступила так снова.
     - Ой ли? - насмешливо прищурилась Марина.
     - Конечно, нет. Я стала старше и умней.
     - А тот грузин из автосалона?
     - Какой грузин?... А, ты про того. Ну, это была случайность. Я не собиралась с ним спать. Все как-то само собой получилось. - Люда стряхнула с сигареты пепел и улыбнулась приятным воспоминаниям. - А он был хорош. Настоящий горячий кавказец. Нечасто найдется мужчина, который сможет меня совершенно вымотать за ночь. А ему это удалось.
     Глядя на довольную физиономию подруги, Марина рассмеялась.
     - И после всех этих "случайностей" ты говоришь, что знакомство по Интернету - это странно? - со смехом сказала она.
     Люда, однако, не совсем избавилась от скепсиса. Она лениво пожала плечами и сказала:
     - Что ж, подруга, поступай как знаешь. В конце концов, это твоя жизнь. Да и потом, никогда ведь не знаешь, где встретишь свою судьбу. Может, найдешь себе по переписке молодого арабского шейха, и он увезет тебя отсюда куда-нибудь на Луну. Но ведь ты и на Луне не успокоишься, вот в чем проблема. Кстати, тут недалеко есть Интернет-кафе. Если хочешь, зайдем. Там подают неплохое мороженое.
     
     
     2
     
     - Да нет же, не сюда! Сразу видно, что среди твоих мужчин не было президента компьютерной фирмы. - Люда забрала у Марины "мышку", навела курсор на нужную ссылку и легонько щелкнула.
     На экране появился маленький забавный купидончик с луком и стрелами в руках.
     - Вот, теперь смотри, - комментировала свои действия Люда. - Если хочешь найти себе заграничного мужа, жмешь на левую кнопку...
     - А если нашего, доморощенного? - спросила Марина, с любопытством глядя на экран монитора.
     - Тогда - на правую.
     - Жми на правую!
     Люда щелкнула правой кнопкой мыши, и на экране появилась галерея цветных фотографий.
     - Ого! - улыбнулась Марина. - Сколько красавцев, жаждущих надеть на шею хомут! И откуда только они берутся. Среди наших с тобой знакомых таких днем с огнем не сыщешь.
     - Просто мы общаемся не с теми мужчинами, - сказала Люда.
     Девушки принялись разглядывать фотографии.
     - Вот этот вроде ничего, - сказала Люда, наведя курсор на светловолосого, румяного мужчину. - Прямо кровь с молоком.
     - Ага. Настоящий деревенский пахарь. Я, конечно, жажду разнообразия, но не настолько. Тем более ему всего двадцать восемь. Совсем ребенок, мне с ним и поговорить-то будет не о чем.
     - Зато в постели должен быть горяч. Ну а рядом с ним? Вот этот - с боксерским носом. По-моему, ничего.
     Марина, прищурившись, посмотрела на фотографию.
     - Да ты что, у него же рожа уголовника! Меня с ним ни в один приличный ночной клуб не пустят.
     - У человека с такой физиономией должен быть свой ночной клуб, - насмешливо заметила Люда. - Ладно, не хочешь, как хочешь. Смотри сама.
     Марина еще раз окинула взглядом галерею фотографий и наморщила нос.
     - А это все? - спросила она.
     - Те, что с фотками, да. Тут еще без фотографий есть. Рубрика "Свидание вслепую". Хочешь посмотреть?
     - Давай.
     Люда внимательно посмотрела на подругу, покачала головой и открыла следующую страницу.
     - Ну вот. Смотри, - сказала она, брюзгливо скривив губу. - Наверняка тут собрались одни уроды, которым даже физиономию показать стыдно.
     - Ну, может быть, они просто стеснительные, - предположила Марина. - Не хотят, чтобы их коллеги по работе увидели, или еще что-нибудь.
     - Боятся, что их засмеют?
     - Угу.
     - Ну, значит, не просто уроды, а к тому же еще и закомплексованные извращенцы.
     - Всю жизнь мечтала познакомиться с извращенцем, - пошутила Марина. - Может, он научит меня паре-тройке экзотических штучек.
     - Ага, напялит на член носок и будет бегать с тобой по квартире с граблями, - усмехнулась Люда. - Или захочет, чтобы ты в момент оргазма надела противогаз. Кстати, с противогазом я уже пробовала - ничего особенного.
     - А с граблями? - со смехом спросила Марина.
     - До граблей дело еще не дошло!
     Девушки переглянулись и засмеялись.
     - Ой, подруга, уморишь ты меня, - сказала Люда, аккуратно смахивая пальцем слезы с накрашенных век. - Ну, что? Нашла что-нибудь интересное?
     - Ага. Вот этот - под номером семь. Описание мне нравится.
     - Ну-ка, дай прочту.
     И Люда прочла вслух.
     ...
     "Дорогие девушки! Рад, что вы читаете мою анкету. Раз это так, значит, для меня не все потеряно;)
     Прежде всего опишу себя. Высокий, как семафор, широкоплечий, как коромысло, с умом Ботвинника и внешностью Жана Габена. Живу на свете тридцать три года, и до сих пор не надоело. Люблю жизнь, поэзию, кино, вино и красивых девушек. Но своей избраннице верен - практически однолюб. Обручальные кольца меня не пугают. Цены в ювелирных магазинах - тоже. Готов познакомиться с высокой блондинкой, обладающей бюстом седьмого размера (Шутка! Согласен и на второй). Безвредных привычек не имею, вредные - тщательно скрываю. Холост, морально и психически устойчив, истинный ариец. Зовут Родион, коротко - Родя".
     Люда закончила читать и повернулась к Марине.
     - Слушай, не хочу показаться дурой, но кто такой Ботвинник?
     - По-моему, какой-то спортсмен, - ответила Марина.
     - Значит, этот Родя умен, как спортсмен? Довольно самокритично, тебе не кажется?
     - Зато у парня есть чувство юмора.
     - Было бы чувство юмора, он бы еще длину пениса указал. Ведь про номер груди написать не забыл. Кстати, у тебя какой?
     - Полторашка, - со вздохом ответила Марина.
     - Ну и нормально, - весело сказала Люда. - Мужики любят, когда грудь умещается в ладони. У меня вон единичка, но еще ни один не жаловался. Тэк-с... Насчет Ботвинника я выяснила. А Жан Габен кто такой?
     - Актер.
     - Красивый?
     - Маленький, толстый, седой и страшный.
     Люда посмотрела на подругу с сомнением:
     - Что, серьезно?
     - Угу. Но зато у него есть харизма, а для мужиков это главное.
     - Сколько сантиметров?
     Марина прыснула.
     - Да ну тебя!
     - Напиши ему - меньше пятнадцати не предлагать!
     - В диаметре?
     Девушки снова расхохотались. На этот раз Люде пришлось промокнуть глаза уголком носового платка.
     - У меня с тобой вся тушь потечет, - пожаловалась она. - Кстати, мне больше всего понравилось начало письма. "Дорогие девушки!" Самонадеянный мужик. Как будто ко всем девушкам земного шара обращается!
     - Не ко всем, а к "дорогим", - скаламбурила Марина.
     - А мы с тобой какие - "дорогие"?
     - Ему не по карману, это точно!
     Подруги снова засмеялись.
     - Кто там у тебя еще? - поинтересовалась Люда. - Случайно, нет мужика с мозгами Путина, лицом Касьянова и миллиардами Абрамовича?
     - Увы. Сплошные "Жан Габены".
     - И все с харизмой? - поинтересовалась Люда и едва сдержалась, чтобы снова не рассмеяться.
     - А вот есть один! - сказала вдруг Марина, щурясь на экран. - Слушай. "Сильный, страстный, харизматичный. Размер харизмы назову при встрече. Недоверчивым - предъявлю. Неудовлетворенным - предъявлю вторично. Зовут - Павел Козлов".
     Люда поморщилась.
     - Ну, это полный придурок.
     - И не говори. И фамилия соответствующая. Верни наверх! Хочу еще раз прочесть анкету Родиона.
     - Пожалуйста.
     Люда крутанула колесико "мышки".
     Марина, близоруко сощурив голубые глаза, еще раз прочла анкету.
     - А что - мне нравится, - резюмировала она. - Парень с чувством юмора и вроде не пошляк, а это главное.
     - Напишешь ему? - поинтересовалась Люда.
     - А можно?
     - Ну, ты совсем темная. Конечно! У тебя есть электронный адрес?
     Марина покачала головой:
     - Нет. Никогда ничего не понимала в этих штуках.
     - Главное, чтобы в других "штуках" разбиралась, - сострила Люда. - Ладно, адрес мы тебе сейчас сделаем. Это минутное дело.
     Люда бодро защелкала по клавишам компьютера, и вскоре адрес был готов.
     - Ну вот, - сказала она. - Можешь написать ему письмо.
     - Давай ты сама, - предложила Марина. - Я с компьютером на "вы". Пока настучу текст, два часа пройдет.
     - Ох, подруга, эксплуатируешь ты меня.
     - А ты мне предъяви счет.
     - Обязательно предъявлю. Ты передо мной в неоплатном долгу. Ладно, давай состряпаем письмецо. - Людины пальцы снова зависли над клавиатурой. Она повернулась к Марине и вопросительно на нее посмотрела: - С чего начнем?
     - Ну... напиши... Здравствуй, далекий, незнакомый друг.
     - Далекий... незнакомый... - Пальцы Люды забегали по клавишам.
     - Пишет тебе высокая блондинка с интеллектом Софьи Ковалевской и внешностью Шарлиз Терон...
     Люда насмешливо вскинула черную бровь:
     - Думаешь, этот валенок знает, кто такая Шарлиз Терон?
     - Если не знает, наведет справки. Не отвлекайся. Пиши дальше. Я прочла твое письмо и поняла - ты тот, кого я ждала долгих двадцать пять лет.
     - Тебе же тридцать один, - напомнила Люда.
     Марина пожала плечами:
     - Ну, значит, я жду его с шести лет. Пиши... В поэзии мой Бог - Тютчев.
     - Ты не перебарщиваешь?
     - Ничего, сойдет. Ты давай пиши. Друг мой, с тех пор, как я прочла твое объявление, я каждый вечер засыпаю в своей постели с томиков Тютчева в руках и с мыслями о тебе. Ты мне снишься каждую ночь. Фигура семафора, плечи коромыслом - это мой идеал мужчины. Если мое письмо заинтересовало тебя - ответь мне. Буду ждать ответа, как соловей лета. Написала?
     - Угу, почти, - кивнула Люда, бегая пальцами по клавиатуре.
     - А в конце прибавь постскриптум...
     - Пэ-эс... Готово. Что написать?
     - Напиши: "Кстати, зовут меня Марина. А что касается груди - она наличествует и входит в комплектацию".
     Люда фыркнула.
     - Прямо инструкция по применению!
     - Припиши еще один постскриптум. М-м... - Марина задумчиво сдвинула брови, взгляд у нее при этом был лукавый. - Напиши так: "Люблю бриллианты в любом виде, но особенно красиво они смотрятся на моей шее".
     - Вот это молодец! - похвалила Люда. - Пусть знает, с кем имеет дело... Все, готово. Можно отправлять?
     Марина кивнула:
     - Давай!
     Люда щелкнула мышкой по кнопке "отправить" и торжественно произнесла:
     - Готово! Теперь жди ответа.
     - Думаешь, клюнет?
     - Если не дурак, то да. А если не клюнет, значит, он дурак и на фиг тебе не нужен. Логично?
     - Вполне.
     Люда откинулась на спинку кресла, помассировала пальцы и насмешливо произнесла:
     - Теперь ты просто обязана угостить меня чашечкой крепкого кофе и рюмкой "хеннеси-икс-о". Как знать - возможно, я только что устроила твою судьбу.
     
     
     3
     
     ...
     "Здравствуйте, Марина!
     Спасибо за письмо. Оно обеспечило мне полторы минуты здорового смеха, что, как известно, продлевает жизнь на три секунды. Так вот, этими тремя секундами жизни я обязан вам! То, что вы любите Тютчева, - замечательно. А Шарлиз Терон - вообще моя любимая актриса. Хотелось бы сказать, что Софья Ковалевская - мой любимый математик, но, увы, я не силен в математике. Во всем остальном мы с вами сходимся на сто процентов.
     P.S. Имя Марина бесподобно. То же касается и наличия груди. Не люблю, когда в комплекте чего-либо не хватает.
     P.P.S. Уверен, что бриллианты отлично смотрятся на вашей шейке. Возможно, у вас будет шанс продемонстрировать мне это, а у меня - оценить, так ли это на самом деле.
     Искренне Ваш
     Родион (Не Раскольников;)"
     - Ну как тебе? - повернулась Марина к подруге.
     Люда улыбнулась.
     - Ничего. По крайней мере, не дурак. И приписка про бриллианты мне понравилась. Правда, она какая-то двусмысленная. То ли он обещает тебе их подарить. А то ли хочет полюбоваться на твои "исконные" брюлики.
     - Двусмысленность говорит о том, что "котелок" у него варит хорошо, - заметила Марина. - Тупые люди всегда однозначны.
     - Ого! - Люда взглянула на подругу с удивлением. - Тебе бы афоризмы для учебников психологии сочинять.
     Марина слегка смутилась.
     - Да брось ты. Лучше давай писать ответ.
     - Отве-ет? - протянула Люда. - Ты что, решила вступить с ним в переписку? Я думала это у тебя просто так - шутка дня.
     - Я тоже так думала. А теперь мне интересно. Давай, пиши... Родион...
     - Подожди, не части... Так, теперь диктуй.
     - Родион, - повторила Марина, - ваше письмо внушило мне уверенность в том, что вы не дурак и не зануда. Думаю, при встрече "у вас будет шанс продемонстрировать мне это, а у меня - оценить, так ли это на самом деле".
     Люда тряхнула темной челкой и хихикнула.
     - Здорово ты его... Это все?
     Марина покачала головой:
     - Нет. Напиши ему мой телефон.
     Люда удивленно посмотрела на Марину.
     - Ты что, подруга, сдурела? Пусть он сам тебе оставляет. А вдруг это какой-нибудь маньяк? Начнет терроризировать тебя звонками, выяснит по номеру, как тебя зовут. Проблем не оберешься!
     - Не нагнетай, - возразила Марина. - Я могу за себя постоять. Это во-первых.
     - А во-вторых?
     - А во-вторых, я хотела приключение, и я его получу.
     - Знаю я таких искательниц приключений... - Люда вздохнула. - Надеюсь, этот тип не задушит тебя подушкой в первую же ночь и не подсыпет тебе в "Маргариту" клофелина. Впрочем, если он так сделает, я ему буду только благодарна.
     - Это почему же?
     - На земле будет меньше одной дурочкой, позорящей женский род.
     
     
     * * *
     
     Через десять минут после того, как Люда отправила письмо, у Марины в сумочке запиликал телефон.
     - Незнакомый номер, - заговорщицки прошептала Марина подруге, глядя на дисплей телефона. Она включила громкую связь, приложила трубку к уху и деловито произнесла:
     - Я вас слушаю.
     - Добрый день! - поприветствовал ее мужской голос. - Могу я поговорить с Мариной?
     - А кто ее спрашивает?
     - Ее заочный друг по имени Родион.
     - Тот, который "не Раскольников"?
     - Именно так. Марина, если это вы, то у вас очень красивый голос.
     Марина подмигнула Люде и сказала нарочито хриплым, "эротичным", голосом:
     - Мужчина, вы дозвонились в службу "Секс по телефону". Если хотите поговорить, вы должны оплатить разговор. Знаете нашу таксу?
     - Вообще-то я...
     - Сорок рублей минута. Вы готовы заплатить?
     - Вполне.
     - Сколько времени будете заказывать?
     - Если повезет - всю жизнь.
     Марина перевела дух и посмотрела на Люду. Та сделала круглые глаза и покачала головой, как бы говоря - "вот это да!" Марина улыбнулась и проговорила в трубку, на этот раз без тени насмешки:
     - Родион, это Марина. Простите, что я вас разыграла.
     - Ничего. Мне даже понравилось. Марина, мы можем с вами встретиться?
     - Когда?
     - Сегодня. Через час, максимум - через два. Потом мне нужно будет уехать на пару дней в командировку. Не хочу откладывать наше знакомство в долгий ящик.
     - К чему такая спешка?
     - Не терпится увидеть "полную комплектацию" и посмотреть, как смотрятся бриллианты на вашей шее, - шутливо ответил Родион. - Причина уважительная?
     - Вполне. Что ж... думаю, мы можем сегодня встретиться.
     Люда вновь вытаращила глаза и покрутила пальцем у виска. Однако Марина от нее отмахнулась.
     - В таком случае, - бодро проговорил Родион, - позвольте пригласить вас в ресторан. Вы любите морскую кухню?
     - Кушать люблю, а так нет, - пошутила Марина.
     - Значит, устрицы и лобстеры не вызывают у вас антипатии?
     - Что вы, Родион, они мне глубоко симпатичны.
     - Тогда я закажу столик в "Морском черте". Это на проспекте Мира, недалеко от Рижской...
     - Спасибо, я найду.
     - В девять часов вас устроит?
     Марину это устроило. На том и распрощались.
     - Ты, в самом деле, туда пойдешь? - спросила Люда, когда Марина убрала телефон в сумку.
     - А что?
     - Ничего. Он может оказаться кем угодно. Какой-то "Морской черт"... Ты хоть слышала что-нибудь об этом ресторанчике?
     Марина пожала плечами:
     - Обычная забегаловка средней руки. Кофе там отвратительный, но надеюсь, что креветки они варить умеют.
     - Но... - начала было Люда, но Марина предостерегающе подняла руку.
     - Без возражений. Я все равно пойду. Умираю от любопытства.
     Люда вздохнула.
     - Как хочешь, подруга. Вижу, что спорить с тобой бесполезно. У меня к тебе одна только просьба.
     - Какая?
     - Запомни номер его машины и позвони мне из туалета. Мало ли что - а тут хоть номер буду знать.
     - Ну ты даешь, - усмехнулась Марина. - Ты мне еще радиомаяк к бюстгальтеру прилепи.
     - Был бы - прилепила бы.
     - Вот так?
     - Вот так, - кивнула Люда и, насупившись, демонстративно отвернулась от строптивой и неразумной подруги.
     
     
     4
     
     Войдя в зал ресторана, Марина остановилась и огляделась. "Интересно, смогу я его вычислить или нет?" - подумала она. Марина специально не стала спрашивать, за каким столиком он сидит. И настояла, чтобы он не окликал ее и не махал руками.
     - Я вас узнаю сама, - сказала она Родиону по телефону.
     - А если не узнаете? - спросил он.
     - Значит, не судьба. Я доверяюсь своей интуиция.
     И вот теперь она стояла у входа, оглядывала зал, а интуиция молчала, словно воды в рот набрала. Ни намека, ни искорки, ни сердцебиения.
     "Неужто придется уйти", - с досадой подумала Марина. Уходить, не познакомившись с Родионом, не хотелось. Слишком уж любопытно было на него посмотреть. Но ведь принцип есть принцип.
     И вдруг Марина его увидела. Он сидел за столиком у окна и просматривал газету. Он был строен, чисто выбрит, темноволос и очень недурен собой. Судя по всему, и роста в нем было не меньше метра восьмидесяти. Марина вдруг как-то сразу и твердо поверила в то, что этот мужчина - Родион. Несмотря на то, что в зале ресторана сидел еще, как минимум, десяток мужчин разной масти и разного возраста.
     Марина улыбнулась, поправила рукой прическу и двинулась к столику, гоняя по кругу только одну мысль: "Только бы это был он, только бы это был он".
     - Родион? - окликнула мужчину Марина, останавливаясь возле столика.
     Брюнет оторвал взгляд от газеты и недоуменно посмотрел на Марину.
     - Что? - строго спросил он.
     Марина почувствовала досаду. Надо же так ошибиться. Ах, как жаль. А такой красавчик.
     - Простите, я ошиблась, - понуро сказала она и повернулась, чтобы уйти.
     - Марина, - тихо окликнул ее мужчина.
     Она обернулась. Брюнет поднялся на ноги.
     - Простите за розыгрыш, не смог удержаться! - виновато-веселым голосом сказал он. - Присаживайтесь!
     Он вежливо пододвинул ей стул. Марина в нерешительности посмотрела на стул. В ее дуле боролись два желания - обидеться и уйти, либо оценить "шутку", улыбнуться и сесть за стол.
     - Пожалуйста, не обижайтесь, - проговорил брюнет, словно угадав ее мысли. Он легонько коснулся пальцами ее предплечья. - Я не всегда веду себя как веселый идиот. Иногда я бываю жутко занудлив и рассудителен.
     - Часто? - поинтересовалась Марина.
     - К счастью, нет. Только по понедельникам.
     - Ну что ж... Тогда я вас, пожалуй, прощу, - сказала Марина и, сменив, наконец, гнев на милость, села за стол.
     Положив сумочку на соседний стул, она внимательно посмотрела на брюнета и спросила:
     - А вы точно Родион?
     - Только если вы - Марина, - весло ответил он.
     - Процитируйте мне ваше письмо, - потребовала Марина.
     - Ну... - Брюнет усмехнулся. - В точности я уже не помню. Кажется, я писал, что я сутулый блондин с рыжей бородой и кольцом в ухе. И что ищу толстую, беременную брюнетку с кривыми ногами. Так?
     Марина улыбнулась.
     - Примерно, - сказала она, а про себя подумала: "А он забавный". - Только вот боюсь, что с ногами у меня все в порядке.
     - Ничего страшного. Я готов закрыть на это глаза. - Он пристально посмотрел на Марину и тихо проговорил: - Марина... Какое красивое имя. Если не ошибаюсь, оно означает "морская"?
     - Родион тоже ничего имечко, - сказала Марина, тоже, в свою очередь, разглядывая интересного брюнета. Он ей нравился все больше. Открытое, загорелое лицо. Белоснежные зубы. Широкие плечи. Сильные руки с красивыми пальцами.
     "Интересно, что же с ним не так? - подумала Марина. - Почему такой красавец вынужден знакомиться с женщинами через Интернет?" - И вдруг ее объял ужас. - "А может быть, он импотент? Только этого мне не хватало. Утешать мужчину в постели - это не для моих нервов!"
     К столику подошел официант.
     - Вы готовы заказать? - вежливо поинтересовался он.
     - М-м... - Марина вопросительно посмотрела на Родиона. - Посоветуете что-нибудь, чтобы я не копалась в меню?
     - Я не знаю ваших вкусов, - резонно заметил Родион.
     - Да, в самом деле. - Марина повернулась к официанту: - У вас есть жареные креветки?
     - Конечно, - с легким оттенком обиды в голосе ответил официант. - У нас ведь ресторан морской кухни.
     - Хорошо. Дайте мне две порции. Только поменьше чеснока и побольше специй.
     Официант кивнул.
     - Что-нибудь из спиртного? - осведомился он.
     - Мне белого вина. А вам? - спросила она у Родиона.
     Родион улыбнулся.
     - Мне все то же самое. Только три порции и без чеснока.
     Официант кивнул и удалился.
     - Любите креветки? - поинтересовалась Марина у Родиона.
     - Вареные да, а жареные никогда не пробовал.
     - Тогда зачем взяли три порции. Вдруг не понравятся?
     - У такой утонченной девушки, как вы, должен быть утонченный вкус. И потом, съев ваше любимое блюдо, я лучше вас пойму.
     - Какая-то людоедская у вас философия, - заметила Марина, доставая из сумочки сигареты и с любопытством поглядывая на Родиона. - Что-то вроде "хочешь быть храбрым, как твой враг, съешь его сердце".
     - Почему бы и нет? - пожал плечами Родион. - Дикари намного умнее цивилизованных людей. Им приходится выживать в трудных условиях. И глупость тут чревата гибелью.
     Марина закурила. Помахала рукой перед лицом, отгоняя дым.
     - А вы не курите?
     Родион покачал головой:
     - Нет. А вас это шокирует?
     - Да нет. Сейчас многие мужчины берегут здоровье.
     - Здоровьем меня Бог не обидел, - сказал Родион. - А не курю я просто потому, что в юности не приобрел такой привычки, а сейчас вроде уже поздновато. Да и глупо.
     "Значит, со здоровьем у него все в порядке, - подумала Марина, прищуриваясь. - Что же все-таки с ним не так? Можем, он псих? Сейчас выпьет вина и трахнет меня бокалом по темечку".
     - Послушайте, Родион, а вы случайно...
     - Что?
     - Как у вас с психическим здоровьем?
     - Не сумасшедший ли я? Правильный вопрос. И очень своевременный. Вижу, вы привыкли с ходу брать быка за рога. Так вот, со всей ответственностью заявляю вам, что бык здоров - как физически, так и психически. Помните, что я писал в анкете? "Морально и психически устойчив".
     - И я должна вам верить? - насмешливо прищурилась Марина.
     - А у вас нет другого выхода, - улыбнулся Родион. - О! Кажется, нам несут наш ужин!
     Спустя полчаса в ресторане заиграла "живая музыка", и Родион пригласил Марину на танец. Танцевал он немного неуклюже, но зато был тактичен и деликатен - рукам волю не давал. Пахло от него, конечно, недорогим, но не таким уж противным парфюмом. "Средний уровень", - подумала Марина, вдохнув аромат парфюма Родиона и посмотрев на его туфли. - Но не безвкусно. Совсем не безвкусно".
     - О чем вы задумались? - спросил Родион.
     - Так, ни о чем.
     - Вы как-то странно посмотрели на мои туфли. Они недостаточно ярко блестят? Между прочим, я чистил их целый час. Хотел произвести на вас впечатление.
     - Это вам удалось, - с кокетливой улыбкой сказала Марина.
     - Значит, я вам понравился?
     - В целом вы ничего, - уклончиво ответила Марина. - А как вам я?
     - Вы просто красавица.
     - Я должна открыть вам страшную тайну, - насмешливо зашептала Марина. - Моя грудь не дотягивает не то что до седьмого, но даже до третьего размера.
     - Я это заметил. - В полумраке ресторана блеснула полоска белоснежных зубов Родиона. - Но хорошо, что вы признались сами. Не хорошо начинать знакомство с вранья.
     - Видите, какая я честная. А теперь вы.
     - Что - я? - не понял Родион.
     - Теперь признайтесь вы.
     - Признаться? Но я никогда не говорил, что у меня грудь седьмого размера.
     Марина фыркнула.
     - Причем тут грудь! Признайтесь - что с вами не так? Почему вы знакомитесь через Интернет?
     - А вы?
     - Я первая спросила.
     - Гм... - Родион нахмурился. - Я знакомлюсь не только через Интернет. Это всего лишь один из способов, не лучше и не хуже прочих.
     - Один из способов чего?
     - Один из способов найти хорошего человека, - серьезно ответил Родион. - Никогда ведь не знаешь, где встретишь свою судьбу.
     - А вы так верите в судьбу?
     - Конечно. Вы же здесь. А значит, все было не зря.
     - Но я...
     Договорить Марина не успела. Родион нагнулся и нежно поцеловал ее в губы.
     
     
     5
     
     Люда глядела на подругу изумленно.
     - И даже не поволок тебя в постель? - не веря собственным ушам, переспросила она.
     - Не поволок, - с улыбкой ответила Марина.
     - Чем же вы занимались?
     - У нас было романтическое свидание. Мы поужинали, потанцевали, потом погуляли по городу.
     - И он даже не делал попыток к тебе приставать? - не переставала удивляться Люда.
     Марина покачала головой:
     - Нет. Только поцеловались два раза. Прямо как подростки на первом свидании.
     Люда покачала головой:
     - Да-а... Случаются на свете чудеса. Слушай, а может, он импотент?
     - Нет. С этим делом у него все в порядке.
     - Откуда ты знаешь? Прищурилась на подругу Люда.
     - Мы танцевали, - улыбаясь, пояснила Марина. - И я почувствовала, что у него... в общем, что у него все в порядке.
     - Вау! - воскликнула Люда, и глаза у нее блеснули. - Почувствовала во время танца? А он горячий парень! Хотела бы я с ним познакомиться.
     - Он бы тебе не понравился, - сказала Марина.
     - Почему это?
     - Слишком интеллигентный.
     - Здрасьте, приехали! По-твоему, мне нравятся одни хамы? Ну, спасибо тебе, подруга. Не думала, что ты обо мне такого мнения.
     Люда обиженно поджала губы. Марина почувствовала себя виноватой.
     - Ладно, подруга, не обижайся, - примирительно сказала она. - Просто он не в твоем вкусе. Хотя я могу и ошибаться.
     Люда вздохнула:
     - Да нет, ты права. Он бы мне, и в самом деле, не понравился. Если мужик на первом же свидании не пытается залезть мне под юбку, я ставлю на нем крест. Слушай, а может, я нимфоманка? - встревоженно спросила Люда.
     - А разве нет? - насмешливо сказала Марина.
     Подруги рассмеялись, и мир, таким образом, был восстановлен.
     - Ну? - спросила Люда, отсмеявшись. - И что ты теперь намерена делать?
     - В каком смысле?
     - Будешь продолжать отношения или нет?
     Марина хотела ответить, но неожиданно задумалась. Люда смотрела на нее выжидающе. Честно говоря, она немного завидовала подруге. Самой Люде пару недель назад стукнуло тридцать два года. Она два раза была замужем, и оба раза неудачно. Первый муж оказался тихим алкоголиком, второй - таким же тихим бабником. Но если первого мужа Люда уличила на третий месяц брака, то второго удалось разоблачить лишь после полутора лет совместной жизни. Все эти полтора года он изменял Люде с двумя ее лучшими подругами. Удар был настолько сильным, что Люда не могла после него оправиться до сих пор. До сих пор она с подозрением относилась ко всякому субъекту мужского пола, пусть даже с виду он выглядел как вполне приличный человек.
     Не далее как на прошлой неделе Люда тоже познакомилась с мужчиной. Виктору было всего двадцать восемь. Он был бизнесменом весьма средней, если не сказать хуже, руки (держал несколько магазинчиков на ВВЦ), отличался богатырским здоровьем и с первых минут знакомства стал говорить Люде "малышка".
     Люда легла с ним в постель в первый же день знакомства. А почему бы нет? Он был весел, щедр, холост и притом далеко не урод. Роман продолжался несколько дней, после чего выяснилось, что Виктор женат, беден как церковная мышь, болен гонореей и к тому же - совсем не Виктор, а Степан. Степан был игрок, в ресторане он с Людой гулял на последние гроши, оставшиеся после продажи квартиры.
     К счастью, Люда не заразилась неприличной болезнью (Бог миловал), но в душе все равно осталась незаживающая рана. Ну, и как после этого верить мужикам? Нет, верить им решительно невозможно.
     И все-таки Люда немного завидовала Марине. По ее рассказу получалось, что Родион - очень даже недурная партия. Хоть для постели, хоть для загса. Однако Люда не одобряла легкомыслия подруги. Для начала нужно было нанять хорошего частного детектива и разузнать об этом Родионе как можно больше. Слишком уж положительным он получался. Вдруг он, и в самом деле, маньяк? Чем черт не шутит!
     - А вдруг он маньяк? - сказала Люда вслух.
     Марина фыркнула.
     - Да никакой он не маньяк! Что я, нормального мужика от извращенца не отличу?
     - Маньяки все обаятельные, - возразила Люда. - Потому к ним бабы и липнут.
     - Это Чикатило-то обаятельный? - усмехнулась Марина.
     Люда поняла, что сморозила глупость, но сдаваться не собиралась.
     - Все равно, - упрямо проговорила она. - Слушай, а давай наведем о нем справки? У меня есть один знакомый... бывший друг. Так у него детективное агентство. Может, озадачим его? Думаю, он не откажется - по старой памяти. Через два дня будем знать о твоем Родионе всю "подноготную".
     - Не надо мне никакой "подноготной". Не хочу ничего про него знать. Чем он загадочней, тем интереснее.
     Люда пристально посмотрела на подругу, потом вздохнула и осуждающе проговорила:
     - Не понимаю, как можно быть такой легкомысленной? Имей в виду: если что, я на твое опознание в морге не поеду. С детства боюсь покойников.
     - Типун тебе на язык, - поморщилась Марина. - Что ты несешь?
     - Извини, - виновато проговорила Люда. - Что-то я, в самом деле, зарапортовалась. Слушай, а может, он и в самом деле хороший мужик? Должен же на свете быть хоть один приличный парень?
     - И я тебе о том же, - кивнула Марина.
     - Хорошо, если так. Но если ты ошибаешься...
     - Опять завела старую песню! В любом случае, пока не попробую - не узнаю.
     Люда вздохнула.
     - И то верно. Извини, что я тебя задергала. Больше не полезу.
     
     
     6
     
     Вторая встреча оказалась еще прекраснее первой. На этот раз Родион не повел Марину в ресторан. Он повел ее... в зоопарк! Марина не была здесь с детства, и ее здорово поразили перемены, произошедшие с зоопарком за последние лет пятнадцать.
     Сначала они долги любовались на розовых фламинго, затем прошли к медведю, и Марина хотела покормить его сладкой ватой, но Родион вовремя ее остановил. Рассказ о жертвах медведя-людоеда поверг Марину в ужас. Она, на всякий случай, отошла от клетки с хищником подальше.
     К вольеру с тигром Марина приблизилась с большой опаской, для начала выяснив, сколько человеческих жертв на счету у полосатой кошки.
     - Не знаю, сколько их было в неволе, - смеясь, ответил Родион, - но здесь тигры еще никого не трогали.
     - Почему?
     - Видимо, потому, что никому еще не приходило в голову перелазить через ров с водой и кормить их сладкой ватой.
     - Хотите, чтобы я была первой? - насмешливо наморщив нос, поинтересовалась Марина.
     - Ни за что! Мне бы не хотелось терять сладкую вату, ведь она куплена за мой счет!
     Марина засмеялась. Поглазела на сонного тигра и спросила - прямо как в детстве у отца:
     - А кто сильнее - тигр или лев?
     - Смотря какой тигр, и смотря какой лев, - ответил Родион.
     - Средний лев и средний тигр.
     - Ну тогда... пожалуй, тигр.
     - Почему? - с любопытством поинтересовалась Марина.
     - Средний лев весит сто пятьдесят килограммов. А средний тигр - сто восемьдесят. Тридцать килограмм - это большое преимущество.
     - А если тигр просто толстый, а лев - сухопарый, но мускулистый? - не унималась Марина. - Может тогда лев победить тигра?
     Родион подумал и ответил:
     - Безусловно.
     - Я так и знала, - самодовольно сказала Марина, уплетая сладкую вату и чувствуя себя так, словно она снова попала в детство.
     Родион, едва скрывая улыбку, покосился на нее и спросил:
     - Простите, Марина, а кем вы работаете?
     - По образованию я экономист, - ответила Марина.
     - Вы не правильно выбрали профессию.
     - Правда? По-вашему, что мне нужно было стать зоологом?
     Родион покачал головой:
     - Нет. Вам нужно было стать психологом и работать на детекторе лжи. Тогда бы вы с утра до вечера задавали людям вопросы.
     - "Глупые вопросы" - так вы хотели сказать?
     Родион насмешливо пожал плечами. Марина нахмурилась.
     - Если будете издеваться, я брошу вас в клетку к тигру, - пригрозила она. - И он сделает из вас отбивную.
     - Маловероятно, - сказал Родион. - Для отбивной я слишком костляв.
     - Тогда шашлык на косточке.
     - Вот это уже ближе к правде, - сказал Родион.
     Они переглянулись и рассмеялись.
     "Как же с ним хорошо! - подумала Марина. - Хорошо и легко. Как будто я, в самом деле, выбралась в зоопарк с отцом".
     После зоопарка они долго бродили по городу. И это тоже было Марине в новинку. Она давным-давно не бродила по улицам Москвы пешком. Она вообще забыла, что значит быть простым пешеходом. Не стоять в пробках, изнывая от скуки, нетерпения и ярости. Не видеть, как водители подрезанных тобой "жигулят" крутят тебе вслед пальцем у виска.
     Оказалось, что быть пешеходом здорово. В городе было полно тихих улочек, и что самое странное - все они находились недалеко от центра. Патриарший пруд привел Марину в щенячий восторг. Она с удовольствием кидала кусочки хлеба двум белым лебедям и заглядывала в бидоны к рыбакам.
     Родион поглядывал на нее с удивлением.
     - Вы как будто с другой планеты сюда прилетели, - заметил он.
     Марина кивнула:
     - Так и есть! Я всегда думала, что знаю Москву, как свои пять пальцев, а оказалось, что я ее совсем не знаю. Гоголевский бульвар, Патриаршие пруды, переулки рядом со Старым Арбатом - это так чудесно!
     - Гм... - удивленно проговорил Родион. - В самом деле, чудесно. А знаете, что в этом городе самое чудесное?
     Марина покачала головой:
     - Нет. А что?
     - Вы, - с улыбкой сказал Родион. - Без вас для меня больше нет этого города. Вернее сказать - после встречи с вами Москва стала для меня другим городом. Теперь, где бы я ни был, я буду знать, что на одной из улиц столицы - вы.
     - Вы говорите, как поэт, - засмеялась Марина. - У вас, наверное, большая библиотека дома?
     - Не маленькая. Кстати, хотите взглянуть?
     Марина пристально на него посмотрела.
     - Вы что, приглашаете меня к себе домой? - спросила она, прищурившись.
     - Приглашаю, - кивнул Родион. - У меня холодильник забит пиццей. Мы славно поужинаем.
     - Я не ем пиццу.
     - Правда? Вы первый человек в моей жизни, который не любит пиццу. А как насчет сочных ломтиков копченого мяса, оливок и бутылки красного вина?
     Марина улыбнулась.
     - Звучит аппетитно. А вы далеко живете?
     - Да нет, не очень. В Марьиной Роще. У нас там хорошо, тихо. Вам понравится. Правда, из-за нашей пешеходной прогулки я сегодня не на колесах. Но это не страшно, тут легко поймать попутку. Так как, поехали?
     Марина немного помедлила, подумала, прикинула и кивнула:
     - Давайте.
     
     
     * * *
     
     Ужинали они уже в спальне. Марина сидела в постели, закутавшись в простыню, с бокалом красного вина в руке. Родион расположился рядом. Он был отлично сложен и почти не волосат - как раз во вкусе Марины.
     Последние полтора часа здорово их измотали. Родион оказался хорошим любовником, а Марина всегда была жадной до мужских ласк. Все эти полтора часа они почти не размыкали объятий и отвлекались от ласк только тогда, когда Марине нужно было перекурить.
     - А ты хорош, - с улыбкой сказала Марина, глядя на сильное смуглое плечо Родиона. - Я даже не ожидала.
     - Это все потому, что я не курю, - пошутил он. - У меня крепкие легкие, и я никогда не устаю.
     - У тебя не только легкие крепкие, - заметила Марина и отхлебнула вина.
     - Правда? - Родион пожал плечами и насмешливо добавил: - Спасибо за комплимент. Но если ты думаешь, что мы закончили, ты очень сильно ошибаешься.
     - Ты еще можешь? - удивленно спросила Марина, отрываясь от бокала.
     - Но ведь ночь только началась!
     - Ты со всеми женщинами такой? Или это я так на тебя действую?
     Родион наклонился к Марине и поцеловал ее в ключицу. Потом провел губами по шее, легонько коснулся мочки уха и прошептал:
     - С другими я простой похотливый щен, а с тобой я просто дьявол.
     Марина улыбнулась и поежилась.
     - Щекотно. Слушай, а у тебя телек здесь работает?
     - Зачем тебе телек?
     - Люблю поваляться в постели и посмотреть кино.
     - Правда? Я тоже обожаю валяться в постели и глазеть на экран телевизора. Это мое любимое занятие. После секса и поэзии, конечно.
     Он снова поцеловал ее в ключицу, взял с тумбочки пульт и включил телевизор. На экране замелькали какие-то яркие, бессмысленные картинки, сопровождающиеся ни к чему не обязывающей музыкой.
     - Ну вот, сразу нарвались на рекламу, - недовольно проговорил Родион.
     - Это не реклама, это видеоклипы.
     - Правда? - Родион почесал затылок. - А разве это не одно и то же?
     - Темный ты, дикий ты человек! - со смехом сказала Марина.
     - Сегодня днем ты то же самое говорила о себе, - напомнил Родион. - Помнишь, когда я водил тебя по московским бульварам, а ты удивлялась каждому дереву и голубю так, будто первый раз в жизни их увидела.
     - Это другое, - возразила Марина. - Не все ходят по Москве пешком, но все смотрят телевизор.
     - Вовсе нет. Я, например, включаю его только по утрам. Пока пью кофе.
     - Тогда почему у тебя телевизор в спальне? - подозрительно спросила Марина. - Ты пьешь кофе в спальне?
     - Я пью кофе везде, - ответил Родион. - Кроме ванны и туалета. Ты ведь там уже была и видела - никаких телевизоров там нет.
     - С этим не поспоришь, - улыбнулась Марина. - Уж что-что, а болтать ты умеешь, черт языкатый.
     - Это мое главное оружие в борьбе с неприятностями! - весело сказал Родион и полез к Марине целоваться.
     Марина со смехом увернулась.
     - Подожди, - сказала она. - Я хочу еще вина. Налей мне!
     - Девушка, вы испытываете мое терпение, - насмешливо сказал Родион, но послушно потянулся за бутылкой.
     Марина взяла пульт и стала прыгать по каналам. На одном из них она задержалась. Показывали криминальные новости. Моложавый ведущий сосредоточенно бубнил:
     - Уже полтора года оперативники тщетно пытаются выследить маньяка, орудующего в Москве. Маньяк меняет места преступлений и умело запутывает следы. Но почерк преступлений остается постоянным. Он заманивает жертву домой, убивает ее и уродует ей лицо, затем расчленяет тело и развозит его по мусорным бакам. Последней жертвой маньяка стала двадцатипятилетняя женщина из Люблино. Маньяк разделался с ней всего две недели назад. Известно, что маньяк выбирает свои жертвы среди обеспеченных, красивых, одиноких женщин. Чаще всего это, так называемые, бизнес-леди. Хотя не брезгует он и элитными проститутками.
     Мы обратились за комментариями в пресс-службу МУРа.
     На экране появилась молодая девушка в деловом костюме.
     - Анна, - обратился к ней корреспондент, - откуда такая уверенность, что в городе действует один маньяк, а не два или три? Ведь все тела найдены в разных местах города. А маньяки предпочитают охотиться в одном районе.
     - Наши аналитики пришли к выводу, что это один человек, - ответила девушка в деловом костюме. - Мы имеем дело не просто с маньяком. Этот человек очень умен, хладнокровен и коварен. И, судя по всему, он очень обаятелен, так как все женщины сами приходили к нему домой. Конечно, все это лишь наши предположения, но мы провели большую работу, прежде чем сделать такие выводы.
     - У вас уже есть подозреваемые?
     - Подозреваемые есть, и мы с ними работаем. Но опасность еще остается. Я хочу обратиться ко всем женщинам, которые меня сейчас видят. Если вы познакомились с мужчиной, прежде всего обратите внимания на его...
     Родион выключил у телевизора звук и протянул Марине бокал.
     - Может, ты оторвешься от телевизора и пообщаешься со мной? - с напускной обидой произнес он. - Я уже пять минут пытаюсь привлечь твое внимание.
     - Подожди. Дай я дослушаю!
     Марина потянулась за пультом, но Родион отвел руку.
     - Перестань дурачиться! - сердито воскликнула Марина. - Включи звук!
     - А что мне за это будет? - игриво поинтересовался Родион.
     - Все, что захочешь, но включи звук!
     - Будет исполнено, моя госпожа. - Родион нажал на кнопку пульта, и телевизор снова забормотал.
     - А теперь к другими криминальным новостям. Банда сатанистов, устраивающая шабаши на кладбищах...
     - Ну, вот, - с досадой проговорила Марина. - Из-за тебя все прослушала. Теперь встречусь с маньяком и даже его не узнаю.
     - Не бойся, милая. Я не подпущу к тебе маньяка. А если он все-таки приблизится, хорошенько надаю ему по шее.
     Марина посмотрела на Родиона, подозрительно прищурив глаза.
     - А что, если маньяк - это ты? - спросила она вдруг. - Ты обаятелен, и я сама к тебе пришла. Ты очень сильный и у тебя есть машина.
     - А еще у меня есть огромный нож, - поддакнул Родион. - В основном, я режу им хлеб, но если мне попадаются аппетитные пухленькие девушки, то...
     - Фу! - поморщилась Марина. - Никакой ты не маньяк. Среди его жертв не было пухленьких девушек. Все жертвы стройные.
     - Правда? У него хороший вкус. Прости за каламбур.
     Марина снова поморщилась.
     - Не говорит так. Мне не нравится.
     - Прости, милая, - необычайно серьезно проговорил Родион и нежно поцеловал Марину в плечо. - Допивай вино и продолжим. Я сгораю от нетерпения.
     - У тебя просто звериный темперамент!
     - Конечно! Я ведь художник.
     - Художник? Кажется, раньше ты говорил, что ты инженер-конструктор.
     - С девяти утра до шести вечера я инженер, - подтвердил Родион. - А после этого - художник.
     - Так это твое хобби?
     - Нет, милая, это моя жизнь. Вот погоди, я еще напишу твой портрет. Ты будешь Венерой Московской!
     - Звучит неплохо. Кстати, я допила вино... Только, пожалуйста, будь со мной нежнее.
     
     
     7
     
     Утро было солнечным и теплым. Марина вышла из душа, кутаясь в махровый халат Родиона. Он как раз разливал кофе по чашкам.
     - А есть что-нибудь к кофе? - поинтересовалась Марина.
     - Увы, кроме пиццы, ничего.
     Марина поцеловала Родиона и жалобно проговорила:
     - Я умираю с голоду. Давай зайдем куда-нибудь и перекусим.
     - Хочешь, сходим в "Макдоналдс"?
     Ресницы Марины дрогнули.
     - А он еще работает? - восторженно спросила она. - И в нем до сих пор продают гамбургеры?
     - Ты удивишься, но да.
     - Так что же мы стоим? Пошли скорее!
     В "Макдоналдсе" на Пушкинской царила обычная предвечерняя толчея. За кассами стояли девушки и парни и периодически вздергивали руки со словами: "Свободная касса!" За столами сидели почтенные семейства - мамы, папы, дети, пили кофе с чизбургерами командированные, жевали пирожки с вишневым джемом туристы, глотали литрами кока-колу подростки.
     Пока Марина дожидалась Родиона, она с любопытством разглядывала всю эту публику. А Родион, стоя в маленькой очереди у кассы, все время поглядывал на нее. В его глазах застыло удивление, на губах играла смутная улыбка. Ему все больше нравилась эта девушка - странная, как инопланетянка, и непосредственная, как ребенок.
     Наконец, Родион подошел к столику и поставил перед Мариной поднос с покупками.
     - Гамбургер, - с придыханием проговорила Марина, вдыхая запах гамбургера. Затем схватила его двумя руками и откусила кусок. Прикрыла от наслаждения глаза и улыбнулась. - М-м... Вкус из юности. Боже, как я обожала гамбургеры!
     - Что тебе мешает обожать его сейчас?
     Марина посмотрела на него с укором.
     - Ты с ума сошел! Они ведь жутко калорийные! Я уже не говорю о том, из какого мусора их делают.
     - Но тебе нравится, - напомнил Родион.
     - Ну и что? Знаешь, как сказала одна умная женщина? "Все, что мне нравится, либо вредно для здоровья, либо от этого полнеют".
     - Точно подмечено! - засмеялся Родион.
     Марина покачала пальцем на сверток:
     - А это что?
     - Пирожок.
     - А вот это?
     - Мороженое.
     Марина посмотрела на яства с сожалением и вздохнула.
     - Если я все это съем, я поправлюсь килограмм на пять. Или просто лопну от обжорства.
     - Но перед этим ты вволю наешься, - сказал Родион. - Возможно, это того стоит!
     - Ты прав. Один раз можно, - сказала Марина и в последующие десять минут лихо расправилась и с гамбургером, и с пирожком, и с мороженым.
     - Марина, я отлучусь минут на десять, - сказал вдруг Родион. - Ты меня дождешься?
     - А куда ж я денусь, - усмехнулась Марина. - Тем более что у меня еще есть молочный коктейль.
     Родион поднялся из-за стола и быстрым шагом направился к выходу. Марина проследила за ним взглядом и удивленно хмыкнула. "Куда это он, интересно, направился? Явно не в туалет. Может, ему сделалось дурно от моего обжорства и он решил глотнуть свежего воздуха?"
     Но у Марины еще был молочный коктейль, и она решила не забивать себе голову загадками. "Ровно через десять минут я отсюда уйду, - решила она. - Не успеет - сам виноват".
     Однако Родион успел.
     Он прошел через зал и сел за стол.
     - Вижу, с молочным коктейлем уже покончено, - с улыбкой сказал Родион.
     - Давно уже. Сижу тут только из-за тебя.
     Родион как-то странно посмотрел на Марину, потом полез в карман, достал что-то и положил на стол. Это была небольшая коробочка, обтянутая красным бархатом.
     Марина вопросительно посмотрела на Родиона. Он, словно спохватившись, взял коробочку, раскрыл ее и протянул Марине.
     - Это тебе, - мягко проговорил он.
     Марина опустила взгляд на коробочку и ресницы ее дрогнули.
     - Но ведь это... кольцо?
     - Угадала. Золото семьсот пятидесятой пробы, бриллиант - треть карата.
     - Что-то я не понимаю.
     - Что же тут непонятного? Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.
     - У тебя тепловой удар? Или тебе ударила в голову кока-кола?
     - Ничего мне никуда не ударило. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
     - И давно ты это понял?
     Родион кивнул:
     - Да. Сегодня ночью. Когда ты спала, я смотрел на тебя и размышлял. Ты удивительно красива, когда спишь. А когда не спишь - еще красивее.
     - Бред какой-то, - тихо проговорила Марина. - Мы знакомы всего несколько дней. Я даже фамилии твоей не знаю. И отчества, кстати, тоже.
     - Борисович.
     Марина усмехнулась.
     - Очень приятно. Но это ничего не меняет. Ты хоть понимаешь, что поступаешь как сумасшедший?
     - Почему? Я делаю предложение женщине, в которую влюблен и с которой хочу прожить свою жизнь. По-моему, все логично.
     - А по-моему, все это бред! - рассердилась Марина.
     Родион улыбнулся.
     - Извини, я не успел объяснить. Я вовсе не настаиваю, чтобы ты дала ответ прямо сейчас. Ты можешь думать, сколько тебе заблагорассудится. По крайней мере, дня три-четыре точно. Но я не хочу, чтобы ты с ходу отказывалась. Возьми кольцо, походи с ним, представь себя в роли моей жены. Если тебе понравится - мы поженимся.
     - А если нет?
     - Тогда ты пойдешь по жизни своей дорогой, а я стану самым несчастным человеком на земле. Только и всего. Видишь - ничего страшного в этом нет. Итак, ты берешь кольцо?
     - Нет!
     - А если подумать?
     Марина хмыкнула.
     - Ну, хорошо. Если тебе так хочется, я поношу его пару дней. Но это ничего не изменит и ни к чему меня не обязывает, ты понял?
     - Разумеется.
     - И нечего так ухмыляться!
     
     ГЛАВА ВТОРАЯ
     
     ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
     
     1
     
     Александр Борисович толкнул тяжелую дверь и вошел в кабинет Плетнева.
     - А вот и наш главный специалист, Александр Борисович Турецкий! - крутанулся в кресле Плетнев. - Входи, Александр Борисыч.
     Турецкий пожал руку Плетневу, перевел взгляд на девушку, сидящую напротив него.
     - Доброе утро, - поприветствовал он ее.
     Девушка прищурила черные глаза и кивнула. В движении этом было больше вальяжности и высокомерия, чем приветливости.
     - Это Людмила Шилова, - представил девушку Плетнев. - Я говорил тебе про нее по телефону.
     - Да, я помню.
     Турецкий уселся в кресло и сунул в рот сигарету. Потом вынул ее и вопросительно посмотрел на девушку.
     - Не возражаете?
     - Нисколько. Я сама курю.
     Голос у Людмилы был хрипловатый, и такой же неприязненно-высокомерный, как и ее манеры.
     - Людмила, расскажите, пожалуйста, Александру Борисовичу все, что рассказали мне.
     - Что, с самого начала? - без всякого энтузиазма отозвалась девушка.
     Плетнев кивнул:
     - С самого начала.
     Турецкий смотрел на Шилову внимательно, но словно бы вскользь и старался не встречаться с девушкой взглядом, чтобы не смущать ее. Впрочем, судя по всему, эту барышню трудно было чем-нибудь смутить.
     Людмила была довольно привлекательна. Тонкое, бледное лицо, черные, коротко стриженные волосы с изящной челкой, падающей на глаза. Сами глаза, кстати говоря, тоже недурные - чуть раскосые, темные, выразительные. При этом в лице девушки было что-то порочное, распущенное, словно ей пришлось пройти через такие горнила похоти и страсти, которые Турецкому даже и не снились.
     "По виду - стопроцентная московская б..." - подумал Турецкий, скептически щуря глаза. Он уже давно привык называть вещи своими именами, без "экивоков" и эвфемизмов.
     - Мне обязательно это делать? - с вызовом поинтересовалась Людмила, неприязненно глядя на Александра Борисовича. Видимо, она сумела прочесть в его взгляде сухой скептицизм, привычно и холодно расставляющий все точки над "и", и поняла, какое определение дал ей про себя Турецкий.
     - Обязательно, - сказал Плетнев. - И желательно со всеми деталями.
     - Ладно, слушайте, - пожала Людмила плечами. Она приступила к рассказу лениво, нехотя, но чем дальше продвигалась, тем эмоциональнее делался ее рассказ.
     "Похоже, она и в самом деле любила... то есть, любит свою подругу", - с удивлением подумал Александр Борисович.
     - Я еще тогда, перед первой встречей, пыталась ее отговорить, - рассказывала Людмила, нервно теребя в пальцах ручку сумочки. - Но разве она послушает! Вдолбила себе в голову, что хочет экзотических отношений. Я ей говорю: хоть имя его спроси! А она в ответ: не хочу, так интересней!
     - Прямо "Последнее танго в Париже", - тихо проговорил Александр Борисович.
     - Что? - не поняла Людмила.
     - Был такой фильм, - ответил Турецкий. - Не обращайте внимания. Продолжайте.
     - Ну вот. В общем, пыталась я ее отговорить, но у меня ничего не получилось. А во вторую встречу они...
     Турецкий слушал Людмилу с видимым интересом, но мыслями он был далеко отсюда. Если честно, ему было глубоко плевать на судьбу очередной московской дамочки, ощипавшей парочку мужей-бизнесменов, и теперь - от безделья и пресыщенности - выдумывавшей себе все новые и новые развлечения.
     Бессмысленная жизнь со страшным и таким же бессмысленным концом.
     - Вы меня не слушаете, - сказала вдруг Людмила.
     - Напротив, я внимательно вас слушаю, - возразил Александр Борисович. - Значит, этот Родион предложил вашей подруге выйти за него замуж. Как вы думаете, это было серьезное предложение?
     - Он подарил ей кольцо! - сказала Людмила.
     Турецкий кивнул и уточнил:
     - Дорогое?
     - Да нет, простая безделушка - не дороже тысячи баксов. А то и меньше.
     "Хорошо живем", - насмешливо подумал Александр Борисович, вспомнив, что сам он пять лет назад подарил жене кольцо, стоимостью пятьсот баксов, и ужасно этим гордился. А оказывается, это был даже и не подарок, а так, ничего не стоящая безделушка.
     - И согласилась? - спросил он вслух.
     - Нет, но готова была согласиться. Этот Родион... или кто он там на самом деле... дал ей три дня на размышление. Сначала она подумала, что это дикость, но потом... Потом стала убеждать и себя, и меня, что это неплохая идея.
     - Скажите, Людмила, а этот Родион... он что, в самом деле, представлял собой хорошую партию для такой девушки, как Марина?
     - Что вы! - округлила глаза Людмила. - Голодранец из подворотни. Ездил на убитой "мазде" девятьсот лохматого года. Квартирка в панельной девятиэтажке! И на ужин ее пригласил в какой-то заштатный ресторанчик, где даже не умеют готовить лангустов.
     - Н-да, - проговорил Турецкий, обменявшись с Плетневым выразительными взглядами. - Действительно, голодранец.
     Внезапно зрачки девушки сузились.
     - Мне показалось или вы надсмехаетесь? - с вызовом спросила она.
     Александр Борисович лениво пожал плечами:
     - А какая разница? Вам главное, чтобы мы нашли вашу подругу, верно? При этом мы может надсмехаться сколько хотим. Даже колесом можем ходить вокруг вас, если это понадобится нам для работы.
     Александру Борисовичу не нравилось дерзкое выражение лица девушки и он был не прочь чуть-чуть сбить с нее спесь. Однако Турецкий не думал, что его пустая, в общем-то, тирада произведет на девушку такое впечатление. Плечи ее вдруг ссутулились, по лицу пробежало что-то вроде тени, она отвела взгляд и грустно вздохнула.
     - Вы правы, - проговорила она тихим, несчастным голосом. - Главное, чтобы вы ее нашли. Я бы все за это отдала.
     Турецкого тронули слова женщины.
     - Вы были очень близки? - мягко спросил он.
     - Она мне была ближе, чем сестра. Если вы ее не найдете, я никогда себе не прощу.
     - Но вы ни в чем не виноваты. Вы пытались остановить ее.
     - Значит, плохо пыталась, - со вздохом ответила Людмила.
     Турецкий с Плетневым вновь переглянулись.
     - Людмила, - снова заговорил Александр Борисович, - попытайтесь вспомнить, Марина не упоминала при вас о чем-нибудь, что помогло бы разыскать этого Родиона?
     Женщина покачала головой:
     - Нет.
     - Фамилия, отчество, улица, на которой он живет, номер машины...
     - Есть! - сказала вдруг Люда. - Номер машины! Она посылала мне его по смс! Как я могла забыть? - Людмила полезла в сумочку за телефоном, приговаривая: - Господи, лишь бы сообщение все еще было в памяти.
     Пока она доставала телефон и щелкала пальцем по кнопкам, Турецкий молча курил. А Плетнев следил за ее суетливыми движениями спокойным, даже чуть рассеянным взглядом.
     - Вот! - сказала Людмила, поднимая кверху телефон. - Есть номер! Первое в списке сохраненных. Завтра оно бы уже было стерто. Тут марка машины - "мазда" и номер. Правда, не весь, - добавила она вдруг и снова приуныла. - Черт, первой цифры не хватает. Видимо, она осталась в предыдущем сообщении.
     - Вы уверены, что оно стерто? - уточнил Александр Борисович.
     - Да, - уныло ответила Людмила.
     - Продиктуйте, пожалуйста, те цифры, что сохранились.
     Людмила поднесла телефон к глазам и четко, чуть ли не по слогам, продиктовала номер.
     Турецкий быстро записал их в блокнот.
     - Как думаете, можно будет разыскать эту машину? - взволнованно спросила Людмила.
     - Попробуем, - ответил Александр Борисович. - У вас есть фотография Марины Соловьевой?
     - Конечно! Я уже отдала ее вашему начальнику.
     При слове "начальник" уголки губ Турецкого слегка дрогнули, а Плетнев едва заметно покраснел. Он поспешно достал из ящика стола снимок и протянул его Александру Борисовичу.
     - Благодарю вас, господин начальник, - с улыбкой сказал Турецкий.
     - Не стоит благодарности, товарищ подчиненный, - в тон ему ответил Плетнев.
     Турецкий, прищурившись, взглянул на снимок, некоторое время изучал его, затем перевел взгляд на Людмилу и спросил:
     - Это вы в тренажерном зале?
     - Да, - кивнула Людмила. - Мы вместе занимались фитнесом. Там и познакомились.
     - Давно?
     - Месяца три назад.
     Лица Турецкого и Плетнева вытянулись от удивления.
     - То есть, вы с Мариной знакомы всего три месяца? - уточнил Александр Борисович.
     - Ну да. А что? Вам кажется, что это мало?
     - Для такой крепкой дружбы, как у вас, маловато, - заметил Турецкий. - Я думал, вы дружите с детства. В крайнем случае, с юных лет.
     - Иногда люди дружат всю жизнь, а потом с легкостью предают друг друга, - сухо сказала Людмила. - А иногда людям хватает и одного дня, чтобы почувствовать необыкновенное душевное родство.
     - Да-да, конечно, - кивнул Александр Борисович, не желая обижать девушку.
     - В жизни всякое бывает, - поспешно поддакнул и Плетнев. - Мы вот с Александром Борисовичем тоже дружим не с детства и не с юности, а случись что - встанем друг за друга горой. Так ведь, Александр Борисович?
     - Безусловно, - усмехнулся Турецкий. - Людмила, - снова обратился он к девушке, - скажите, а вы знакомы с родственниками Марины?
     Шилова покачала головой:
     - Нет. Я никогда не видела никого из ее родственников.
     - А вы знаете, как с ними связаться?
     Девушка снова покачала головой:
     - Нет. Она вроде говорила, что родителей у нее нет. Я не стала уточнять, потому что видела, что это для нее неприятная тема.
     - Так. Ясно. Ну а... где она работает, эта Марина Соловьева?
     - Работает? - удивленно переспросила Людмила. - Она нигде не работает. Муж при разводе оставил ей неплохое наследство, поэтому Марине незачем работать.
     - А вы знали ее мужа? - уточнил Турецкий.
     Однако Людмила и на этот раз покачала головой:
     - Нет. Она с ним развелась еще до знакомства со мной.
     Плетнев кашлянул в кулак и спросил:
     - Расскажите, при каких обстоятельства вы с ней познакомились?
     - Познакомились? - Людмила пожала плечами. - Да как все знакомятся, так и мы. Она записалась к нам в клуб на фитнес, и мы стали встречаться три раза в неделю. Потом пару раз зашли после фитнеса в кафе. Вот так и подружились.
     - А дома вы у нее были?
     - Конечно, была! И не раз. Однажды даже переночевала у нее. Вот только...
     - Что? - прищурился Плетнев.
     - Это не совсем ее квартира. Вернее - совсем не ее.
     - Как это?
     - В ее настоящей квартире уже полгода идет ремонт, а эту... ну, ту, в которой я была... Марина снимает.
     - А других ее подруг вы знаете?
     - У Марины не было... то есть, нет других подруг. Она очень трудно сходится с людьми, она сама мне об этом рассказывала. Даже удивлялась, что мы с ней так быстро подружились. А почему вы спрашиваете?
     Плетнев посмотрел на Турецкого, ища поддержки. И поддержка пришла.
     - Видите ли, Людмила, - довольно сухо заговорил Александр Борисович. - Вы познакомились с Мариной всего три месяца назад. Вы ничего не знаете о ее родственниках, не видели ни ее бывшего мужа, ни других ее подруг. Вы даже не знаете, где она прописана. Вы ведь не заглядывали в ее паспорт?
     - Нет, конечно! - возмущенно воскликнула Людмила.
     - Значит, вы даже не знаете, настоящее ли это имя - Марина Соловьева. Она с таким же успехом может быть и Авдотьей Смирновой. Или, скажем, Викторией Кац.
     - Что вы мне голову пудрите, - возмутилась Людмила. - Какая еще Кац? Я точно знаю, что она - Марина Соловьева.
     Турецкий вздохнул.
     - Людмила, ну вы ведь взрослый человек. Неужели вы сами не видите абсурда ситуации. Ваша Марина могла просто съехать с квартиры и вернуться туда, откуда она приехала.
     - Но я была у нее в квартире! Квартирная хозяйка сказала, что Марина никуда не съезжала. И вещи ее там!
     - Это несколько меняет дело, - неохотно заметил Александр Борисович. - Но ненамного.
     Людмила некоторое время молча смотрела на Турецкого. Затем прищурила глаза и резко спросила:
     - Значит, вы не будете ее искать?
     - Почему бы вам не обратиться в милицию? - ответил Александр Борисович вопросом на вопрос.
     - Она туда уже обращалась, - сказал Плетнев. - Ей отказали.
     - На каких основаниях? - поинтересовался Турецкий без всякого любопытства, поскольку и так знал ответ.
     - На тех же самых, - усмехнулся Плетнев.
     Турецкий развел руками, насмешливо глядя на девушку.
     - Вот видите, - сказал он. - Даже милиция не взялась за это дело. Чего же вы хотите от нас?
     - Милиция? - Лицо Людмила перекосила ядовитая усмешка. - Милиция работает бесплатно. А вы за деньги.
     - А вам мама в детстве не говорила, что не все можно купить за деньги? - поинтересовался Александр Борисович.
     - Говорила. Значит, вы приняли решение и не собираетесь его изменять?
     Турецкий посмотрел на Плетнева, тот пожал плечами. Девушка заметила это движение и снова усмехнулась.
     - У меня есть еще один довод. Очень сильный довод. Довод, к которому вы не сможете не прислушаться, - сказала она.
     - Любопытно узнать, какой, - флегматично отозвался Александр Борисович.
     Людмила раскрыла сумочку, достала из нее конверт и швырнула его на стол.
     - Вот мой довод. Потрудитесь ознакомиться.
     Плетнев протянул руку и взял конверт. Турецкий даже не посмотрел в сторону конверта. Он просто сидел и курил, меланхолично поглядывая в окно.
     Плетнев, между тем, раскрыл конверт, пересчитал его содержимое и сказал:
     - Это и впрямь очень веский довод.
     - Насколько? - насмешливо приподнял бровь Турецкий.
     Плетнев что-то прикинул в голове и ответил:
     - Ну... примерно на пятнадцать месячных зарплат старшего оперативника МУРа.
     Александр Борисович взглянул на девушку.
     - Вижу, вы действительно любите ее и скучаете по ней. Но что, если мы не сможем найти вашу подругу? Зацепок слишком мало.
     - Ну, значит, не сможете, - пожала плечами Людмила. - Я ведь понимаю, что ваши возможности небезграничны. Кстати, я забыла сказать, что это аванс. Если вы найдете Марину, я заплачу вам еще столько же.
     При этих словах щеки у Плетнева слегка порозовели, хотя лицо его сохранило бесстрастное выражение. Турецкий покосился на коллегу и едва заметно усмехнулся. Он знал, что Антон сейчас страшно нуждается в деньгах. Он собрался покупать квартиру, но цены росли так стремительно, что Плетнев никак не мог накопить деньги на первоначальный взнос. Содержимое конверта могло здорово ему помочь.
     - Ну? - спросила Людмила. - Что вы решите? Вы возьметесь за это дело?
     Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и спокойно сказал:
     - В принципе дело не такое уж безнадежное. И если вы готовы потратить деньги, то мы, в свою очередь, готовы честно их отработать. Как думаешь, Антон?
     - Думаю, мы за это возьмемся, - ответил Плетнев, глядя на Людмилу.
     - Значит, договорились, - кивнула девушка и закрыла сумочку, словно поставила точку в деловых переговорах.
     - Вы никуда не собираетесь уезжать из Москвы в ближайшее время? - спросил у нее Турецкий.
     Людмила подумала и покачала головой:
     - Вроде не собиралась. А что?
     - Вы нам можете понадобиться. Похоже, вы тут единственный человек, которого интересует судьба Марины. И кто знал... то есть, знает Марину близко. Было бы неплохо, если бы ближайшую неделю вы провели в Москве.
     - Значит, так и будет, - сказала Людмила. - Когда вы возьметесь за поиски?
     - Сразу после того, как заключим с вами договор, - ответил Антон Плетнев и достал из ящика стола готовый бланк договора.
     - Кстати, я вспомнила ее отчество! - выпалила вдруг Людмила. - Оно было в ее абонементе. Отчество редкое - Аристарховна!
     - Это очень ценная информация, - кивнул Плетнев, хотя вовсе не был в этом уверен.
     
     
     2
     
     - Ну что там? - поинтересовался Александр Борисович у Плетнева, когда тот положил трубку на рычаг.
     - Дело дрянь, - ответил Плетнев. - В Москве проживает три Марины Аристарховны Соловьевы. Но нашей среди них, похоже, нет. Первая - старушка-пенсионерка, вторая - маленькая девочка, а третья работает в издательском бизнесе, имеет мужа, ребенка и живет с семьей недалеко от метро "Савеловская".
     - По возрасту подходит?
     - Более-менее.
     - Надо ее проверить. На всякий случай.
     Плетнев посмотрел на часы.
     - Я могу только через пару часов. Мне еще нужно докрутить дело о любовнике этой балерины.
     Турецкий кивнул, он знал, что Антон уже почти неделю пытается вывести на чистую воду мужа известной балерины (которая, надо сказать, довольно щедро за это заплатила), но муж - умен, изворотлив и богат, поэтому "прищучить" его удалось только вчера вечером. А сегодня Антон собрался подстраховаться и сделать еще пару-тройку снимков. Работка не из приятных.
     - Поганая работа, - проговорил Плетнев, словно прочел мысли Турецкого. - Слава Богу, сегодня закончу, - со вздохом добавил он.
     - Заканчивай, - кивнул Александр Борисович. - Третью Марину я "пробью" сам. Данные-то они пришлют?
     - Да, по электронной почте. Думаю, должны уже прийти.
     Плетнев пощелкал по кнопкам клавиатуры.
     - Ага, есть, - проговорил он и послал текст в печать. Тихо заработал принтер, и несколько секунд спустя из него выползли два листка.
     - О, тут и портретец имеется, - усмехнулся Турецкий, вынимая листки. - В принципе определенное сходство с нашей Мраиной есть. Но тут совсем еще девочка. Взгляни! - Александр Борисович передал портрет Плетневу.
     Тот взял листок, бросил взгляд на портрет и, сдвинув брови, сказал:
     - Да, похожа. Нашей Марине тридцать один, Марине из списка - двадцать шесть. А тут совсем еще ребенок. Снимок очень старый.
     - Откуда он вообще?
     - Из уголовного дела, - усмехнулся Антон.
     - Что ты говоришь! И за что ее?
     - Угнала с дружком машину десять лет назад. По малолетке судить их не стали. Провели воспитательную работу и отпустили. А снимочек вот остался.
     - Значит, девица боевая, - тихо проговорил Александр Борисович, задумчиво почесывая ногтем переносицу.
     - Выходит, так. Кстати, что будем делать, если это она?
     - Ну ты спросил, - усмехнулся Турецкий. - Попросим ее подъехать в "Глорию" и устроим очную ставку с Людмилой Шиловой. Если эта Марина - "та самая", то свою работу мы сделали.
     - А если она не захочет?
     - Чего не захочет?
     - Не захочет ехать. Пошлет нас куда подальше и захлопнет дверь перед носом.
     - Ну, думаю, в этом случае достаточно будет и фотографии, - пожал плечами Турецкий. Достал из кармана сигареты и недовольно пробормотал: - Занимаюсь черт знает чем. Просто детский сад какой-то.
     - Да, но Шилова неплохо заплатила, - заметил Плетнев, несколько виновато поглядывая на своего старшего коллегу. Он понимал, насколько это глупо, когда такой человек, как Александр Борисович Турецкий, вынужден делать работу, с которой справился бы и простой участковый.
     - Думаю, за пару дней мы это дело закроем, - добавил Плетнев, глядя на то, как Турецкий прикуривает. И, не зная, что еще сказать, вяло поинтересовался: - Как твоя нога?
     - Нормально нога, - ответил Александр Борисович.
     - А как... Ирина Генриховна?
     - Еще лучше, чем нога, - съязвил Турецкий. - Заезжай на чай с плюшками, пообщаешься. Кстати, чего это ты ее называешь по отчеству? Вы ведь, кажется, давно по-простому.
     - Не знаю, как-то машинально получилось, - пробубнил Плетнев. - По старой памяти.
     - Бывает. - Турецкий глянул на коллегу быстрым, внимательным взглядом. - А у тебя как с личной жизнью? Жениться не собираешься?
     - Нет пока. Да и не тянет. После всей той грязи, с которой нам приходится иметь дело... Обманутые мужья, брошенные жены, подложные брачные контракты.
     - А ты не забивай себе этим голову, - посоветовал Турецкий.
     - Да, наверно, так и надо. Ведь есть же и нормальные браки. Такие, как у вас с Ириной.
     Лицо Турецкого похолодело, серые глаза недобро сверкнули из-под нахмуренных бровей.
     - Да, ты прав, - сказал он. - У нас с Ириной просто идеальный брак. Когда тебе надоест идти по жизни одному - приходи к нам, усыновим. Всю жизнь мечтал о взрослом сыне.
     Турецкий посмотрел на Плетнева и хрипло засмеялся. Антон тоже улыбнулся, хотя ему было совсем не до смеха. Он смотрел на холодное, веселое лицо Александр Борисовича, и в голове у него крутилась одна только мысль: "Знает? Не знает?"
     Александр Борисович резко оборвал смех, вмял окурок в пепельницу и поднялся с кресла.
     - Ладно, займусь "третьей из списка". Дай Бог, чтобы это была наша Марина. Не хочется тратить на это дело два дня. Ты Родиона когда "пробьешь"?
     - Я уже разослал запросы, - сказал Плетнев. - Жду ответа с минуты на минуту.
     - Как только что-нибудь узнаешь, звони мне.
     - Разумеется.
     
     
     3
     
     День был облачный и душный. Небо угрожающе хмурилось на землю с самого утра, но никак не могла "разродиться" хотя бы самым маленьким дождем. Пыльная листва на деревьях была неподвижна и темна.
     В предчувствии дождя у Александра Борисовича с ночи ныло больное колено. Боль была несильная, но отвратительная в своем постоянстве. Лекарства Турецкий принципиально не пил уже пару месяцев, предоставив природе полную свободу действий. Нога уже почти не болела, но к непогоде ныла, словно кость мяли и гнули чьи-то невидимые руки.
     В духоте улицы рубашка намокла от пота и неприятно липла к телу, и Турецкий с наслаждением нырнул в темную прохладу подъезда, радуясь тому, что электронный замок сломан и ему не пришлось стоять на солнцепеке у двери, ожидая пока Марина или кто-нибудь из ее родных подойдет к домофону.
     Дом был совсем не элитный. Подъезд - самый заурядный, если не сказать хуже. Дверь квартиры по-старомодному обшита дерматином.
     Александр Борисович вытер носовым платком потный лоб и нажал на кнопку звонка. Тотчас же за дверью послышались шаги, а несколько секунд спустя замок щелкнул и дерматиновая дверь приоткрылась.
     Турецкий приветливо улыбнулся блондинке.
     - Добрый день! Вы Марина Соловьева?
     - Да. Здравствуйте. А вы...
     - Александр Борисович Турецкий. Сотрудник частного детективно-охранного агентства. Я вам звонил.
     - Проходите, - без всяких обиняков сказала девушка и распахнула дверь.
     Прихожая была небольшая, гостиная - чуть больше прихожей. Ничто в доме не говорило о роскоши.
     - Присаживайтесь, куда хотите, - сказала Марина. - Приготовить вам кофе?
     - Нет, спасибо.
     - Тогда, может быть, чего-нибудь выпить? - Марина улыбнулась. - Водки хотите?
     - Спасибо, воздержусь, - вежливо ответил Александр Борисович.
     - Зря. Мой муж каждый день выпивает по сто грамм. Он уверен, что водка в ограниченных количествах полезна для организма.
     - Я тоже об этом слышал.
     - Она выводит из организма всякую гадость, - сообщила с важным видом Марина. - Я сама пробовала пить, но не могу. Слишком противно. Уж лучше чай, кофе или вино.
     Турецкий, сидя на диванчике, огляделся. На стенах висели фотографии в медных и деревянных рамках. На подсервантнике стоял бронзовый канделябр.
     - Вы одна дома? - осведомился Александр Борисович.
     - Да. Муж на работе, дитя в садике. А сама я малость захворала, поэтому уже третий день торчу дома.
     Марина села на диван и поджала под себя ноги.
     Турецкий незаметно вгляделся в ее лицо. Она? Не она? В принципе похожа. Тот же овал лица, большой рот, темные, аккуратные брови.
     - Чего это вы меня разглядываете? - подозрительно прищурилась Марина.
     - Я не разглядывал.
     - Да ладно, я же видела. Я очень наблюдательная. Муж меня из-за этого даже побаивается. Так почему вы меня разглядывали?
     Турецкий пожал плечами:
     - Просто вы очень симпатичная девушка, - мягко сказал Турецкий.
     Марина улыбнулась.
     - Вы тоже ничего. Но не вздумайте за мной ухаживать. У моего мужа разряд по боксу. Если что - он может здорово вам накостылять.
     - Спасибо, что предупредили. Постараюсь держаться от вас как можно дальше.
     - Итак, Александр... забыла, как вас по отчеству?
     - Борисович.
     - Итак, Александр Борисович, о чем вы хотели со мной поговорить?
     - Видите ли, Марина... - Турецкий чувствовал себя ужасно глупо, но делать было нечего. - Мы разыскивает девушку, которую зовут так же, как вас, - Марина Соловьева. И внешне она тоже на вас похожа.
     - Вот как? - Марина улыбнулась. - Интересно. Значит, у меня есть двойник? Кто она? Кем работает?
     - Никем, - ответил Александр Борисович. - Она домохозяйка.
     Девушка вздохнула:
     - Везет же некоторым. А я тут кручусь с утра до вечера, как белка в колесе. С утра встань, приготовь завтрак семейству, потом - на работу, а вечером - снова к плите. Отдыхаю только на больничном. Так что вы хотели от меня, Александр Борисович? Чем я-то могу помочь?
     Турецкий открыл рот для ответа, но Марина его опередила. Глаза ее лукаво блеснули, и она весело произнесла:
     - А, понимаю, понимаю. Вы пришли убедиться, что я - это не она. Так?
     - Так, - кивнула Турецкий.
     - Ну и как? Убедились?
     - Да. Но, если вы позволите, я хотел бы вас сфотографировать.
     Марина нахмурилась.
     - Для чего это?
     - У девушки, которая пропала, есть очень ретивая подруга. Пока она не увидит вашу фотографию, она не успокоится.
     - Ясно. Она что, сумасшедшая?
     - Может быть, но я не психиатр, чтобы выносить диагнозы, - сказал Турецкий. - Так как, Марина? Позволите вас сфотографировать?
     Женщина пристально посмотрела на Турецкого и томно улыбнулась.
     - А что, если я откажусь, Александр Борисович?
     - Тогда я вынужден буду привезти эту женщину сюда, и мы будем караулить вас у подъезда.
     - И все это лишь затем, чтобы взглянуть на меня?
     Турецкий кивнул:
     - Именно.
     Некоторое время Марина с любопытством разглядывала его, потом положила ему руку на колено и с усмешкой заметила:
     - Поганая у вас работа, Александр Борисович.
     - Я сам от нее не в восторге, - ответил Турецкий, бросив взгляд на руку девушки, лежащую у него на колене.
     - В каком же ракурсе вы хотите меня... сфотографировать, - хрипло спросила Марина, чуть-чуть приближаясь к Турецкому. Ее рука скользнула выше по его бедру.
     - Ракурс у нас будет самый простой, - сказал Александр Борисович. - Анфас.
     - Лицом к лицу? - уточнила с улыбкой девушка. - Мне это нравится. Это мой любимый ракурс.
     Она еще ближе пододвинулась к Турецкому.
     - Александр Борисович, вам кто-нибудь говорил, что вы очень эффектный мужчина? - тихо спросила Марина.
     - Говорили, и не раз. Но это было давно. Слишком давно.
     - Хотите сказать, что вы уже старый?
     - Мне под пятьдесят, - ответил Турецкий.
     - Для мужчины это не возраст, - сказала Марина, приближая свои губы к его губам и переместив руку еще выше.
     Турецкий медлил. Полы халата девушки слегка разошлись, открыв часть груди и живот.
     - Ну, что же вы? - прошептала Марина, почти касаясь губами его щеки. - Не можете решиться? Если вы боитесь моего мужа, то он вернется с работы только вечером. Да и не такой он страшный.
     - Дело не в нем, - сказал Турецкий.
     - А в чем? Со здоровьем у вас все в порядке - я это чувствую. Что же вас останавливает?
     - Я женат, - сказал Александр Турецкий.
     - Ну и что? Думаете, ее это останавливает? Или ваша жена святая?
     Внезапно Турецкий почувствовал злость. Он легонько оттолкнул от себя девушку и поднялся с дивана.
     - Мне нужно идти, - сказал он довольно холодно. Затем достал из кармана пиджака телефон и включил режим фотосъемки.
     - Вот вы как? - удивленно проговорила Марина. Затем неприятно усмехнулась. - Видать, у вас, и впрямь, большие проблемы. Стойте! Не фотографируйте! Я вам не разрешала!
     Однако Турецкий успел сделать несколько снимков. Он спрятал телефон в карман и направился к выходу.
     - Я расскажу мужу, что вы ко мне приставали! - крикнула ему вслед Марина, вскакивая с дивана. - Он очень ревнивый! Он вас из-под земли найдет, слышите!
     Турецкий молча прошел в прихожую.
     - Я запомнила ваше имя, Турецкий! - продолжала яростно кричать женщина. - Вам конец, слышите! Вас уже нет!
     "Нет в мире никого страшнее обиженной женщины", - с усмешкой подумал Турецкий, припомнив какой-то афоризм.
     Он распахнул дверь и вышел в подъезд, не обращая внимания на несущиеся ему вслед проклятия.
     На улице он снова достал телефон и просмотрел снимки. В принципе неплохо. Лицо видно вполне четко.
     "Это вполне может быть она, - подумал Александр Борисович. - Девчонка явно не дружит с головой. Характер авантюрный. Комплексов - ноль. Никаких сдерживающих факторов. Явная искательница приключений. Скорей бы показать фотографии Шиловой и закрыть дело".
     На душе у Александра Борисовича было довольно погано. Но, так или иначе, а работа была сделана.
     
     
     4
     
     Из дневника Турецкого
     "Что-то в последнее время меня не отпускает хандра. Живу словно во сне. И не просто во сне, а в противном сне, почти в кошмаре. Лица людей вызывают раздражения, даже лица тех, кого люблю.
     Ирина ходит с лицом мрачнее тучи. Все косится на мою бутылку. Не знаю, почему, но эти ее взгляды еще больше подстегивают меня к выпивке. (Интересно, правильно ли так говорить - "подстегивает к выпивке"? Наверняка неправильно, но плевать.)
     В принципе "не такой уж горький я пропойца", как писал Есенин. А без рюмки-другой уснуть не могу. В голове теснятся мысли. Даже не мысли, а так, какие-то хвосты мыслей, какие-то недоговоренности и недодуманности. Как будто ленивый мозг не может додумать ни одну мысль до конца.
     Сегодня пообщался с "третьей Мариной". Элементарная нимфоманка, каких я встречал в своей жизни десятки раз. Совершенно без царя в голове, но для женщины это норма. Нарывалась на ласки - но я отказал. И сам себе удивился. В сущности, что меня сдерживает? Совесть? Нет на свете никакой совести, все это выдумка для молодых людей. Жена? Но о ней я даже не подумал, даже не вспомнил. Честь? Какая еще к черту честь?
     В общем, абсолютно непонятная ситуация. Ничто меня не держит, ничто мне не мешает, а я поступаю как высокоморальное животное. Отвергаю красивую самку и спешу скрыться от нее бегством. Наверное, просто не хочу наживать себе проблем. Хотя своим отказом я, кажется, проблемку себе все же нажил. Если она расскажет мужу о том, что я ее "домогался", и он припрется в "Глорию" выяснять отношения - пожалуй, будет конфликт.
     А плевать.
     Показал фотографии Марины заказчице - Людмиле Шиловой. С ходу заявила, что это "не та Марина". И взгляд при этом был такой, словно вот-вот спросит:
     - Чем вы вообще занимаетесь, господа сыщики? За что я плачу вам деньги?
     Плетнев, кажется, слегка расстроен. Он, как и я, рассчитывал, что мы раскрутим это дельце за день. Но не получается.
     - Как продвигается расследование? - поинтересовалась Шилова.
     - Успешно, - на голубом глазу ответил ей Плетнев. - У нас уже есть пара хороших зацепок.
     А ведь раньше абсолютно не умел врать. Похоже, и его испортила работа.
     - Денег хватает? - поинтересовалась Шилова с усмешкой. - Если нужно, я могу добавить на расходы.
     А вид такой, как будто богатая купчиха полицейского-будочника отчитывает.
     Плетнев тоже эту нотку в ее голосе уловил. Побагровел, зубами скрипнул.
     - Спасибо, - отвечает. - Средств вполне хватит. По крайней мере, пока.
     Тертый мужик. Наверняка руки чесались задушить эту раскрашенную, высокомерную куклу. Не задушил.
     Номер машины таинственного плейбоя Родиона "пробили". Если ничто не помешает, завтра с ним встречусь. Сегодня звонил ему. По голосу вроде вполне нормальный мужик. Сильно удивился, когда узнал, что я из детективного агентства, потом разволновался...
     Только что в комнату входила Ирина. Сказала всего два слова - "иди ужинать". Но сколько холода, сколько презрения в этих двух словах. Посмотрела на бутылку, нахмурилась, но ничего не сказала.
     Хорошо, что Нинка сейчас с нами не живет. Ей было бы неприятно наблюдать, как папа и мама постепенно сходят с ума. И как отращивают клыки, чтобы когда-нибудь (думаю, это время уже не за горами) перегрызть друг другу глотки.
     Тут я ставлю точку, и записи конец".
     
     
     5
     
     Плетнев и Ирина стояли у ворот музыкальной школы. Плетнев терпеливо ждал, пока она, прикрыв ладонью огонек зажигалки, прикурит. Огонек, однако, едва вспыхнув, тут же гас, и Ирине приходилось снова вертеть колесико зажигалки. Пальцы у нее слегка подрагивали.
     - Давай я, - сказал Плетнев и хотел забрать зажигалку, но Ирина не дала.
     Она мучилась еще несколько секунд, и, наконец, прикурила. Спрятала зажигалку в карман куртки, посмотрела на Плетнева и улыбнулась.
     - Видишь, справилась сама. Ты, Антон, меня явно не дооцениваешь.
     Плетнев тоже улыбнулся. Из окна музыкальной школы послышались детские голоса, затем кто-то бряцнул по клавишам пианино и весело засмеялся. Остальные дети подхватили его смех. Взгляд Ирины стал теплым, облачным и задумчивым.
     Плетнев смотрел не на окна, он смотрел на Ирину. Видно было, что он хочет что-то сказать, но не знает, как начать. Наконец, Антон решился.
     - Мой сын любит тебя больше, чем любил свою мать, - сказал он.
     - Он тянется ко мне, - сказала Ирина. - Обычно в таких ситуациях говорят, что ребенку не достает женской ласки. Возможно, это и так.
     - Я все жду, когда же он назовет тебя "мама", - сказал Плетнев.
     - Он пытался. Но я сделала ему внушение.
     - Правда?
     - Правда. Он очень ласковый мальчик. Даже моя Нина не была в его возрасте такой.
     Плетнев усмехнулся. Ирина посмотрела не него и заметила:
     - Тебе, Антон, пора жениться. Ребенку нужна мать. И не чужая тетя, как я, а настоящая. Такая, чтобы всегда была рядом.
     - Ближе тебя у него никого нет, и вряд ли когда-нибудь будет, - возразил Плетнев. Он помолчал, о чем-то напряженно думая, потом сказал: - Я, конечно, могу ошибаться, но... По-моему, Александр Борисович этого не одобряет.
     Ирина подняла на него удивленный взгляд:
     - Чего не одобряет?
     - Того, что ты так много времени проводишь с моим сорванцом. Вы ведь с ним и по вечерам, и на выходные.
     Ирина фыркнула.
     - Чепуха. Саня прекрасно относится к твоему сыну. Он любит его так же, как я. Просто он сдержан в проявлении эмоций, но мужчина ведь и должен быть таким.
     - Вовсе не обязательно, - сказал Плетнев. - В последнее время Турецкий уж слишком суров. Я даже забыл, когда он в последний раз улыбался.
     - У него сейчас трудный период.
     - Может быть, - согласился Плетнев. - Но это "трудный период" слишком сильно затянулся.
     Ирина выпустила облако дыма, затушила сигарету о железную стойку ворот и бросила ее в урну. Порыв ветра разметал ее волосы. Плетнев все это время смотрел не нее и вдруг не выдержал, схватил руки Ирины, поднес их к своим губам и принялся целовать.
     Ирина не возражала и не пыталась вырвать руки. Она молча и удивленно смотрела на Плетнева.
     - Тебе с ним плохо, - хрипло говорил Плетнев. - Он мучает тебя. Ты должна от него уйти.
     Ирина покачала головой и тихо сказала:
     - Нет. Не должна.
     - Он не любит тебя, - продолжал хрипло шептать Плетнев. - Он тебя не ценит. Он вообще никого не любит. Брось его.
     Ирина высвободила руки и сунула их в карман летней куртки.
     - Я не хочу об этом говорить, - сказала она.
     - А я хочу! Я хочу, потому что...
     И снова Плетнева качнуло к Ирине, словно притянуло магнитом. На этот раз он поцеловал ее в губы. Попытался обнять, но Ирина высвободилась.
     - Не надо, Антон. Только не здесь.
     - Почему?
     - Нас могут увидеть.
     - Пускай! Пускай видят. Мне нечего скрывать.
     Губы Ирины тронула едва заметная, почти невесомая полуусмешка.
     - Мужчине всегда нечего скрывать, - сказала она. - Его ведь никто не осудит. Осудят женщину.
     - Да плевать мне на эти осуждения. Почему я должен скрываться, юлить, хитрить?
     - Потому что я замужем, - сухо ответила Ирина.
     - Замужем за человеком, который и в грош тебя не ставит! За человеком, которому бутылка водки дороже, чем ты! Еще год, и он превратится в пропойцу.
     - Не говорит так, Антон. Это несправедливо.
     - Турецкий - эгоист. Он лелеет свое маленькое личное горе, как будто это вселенская трагедия. И не замечает, как страдают его ближние. Если ты уйдешь от него, он этого даже не заметит.
     - Ему плохо, - снова возразила Ирина.
     Плетнев осклабил зубы в усмешке.
     - Если ему так плохо, взял бы пистолет, прижал дуло к виску и спустил курок. Это был бы мужской поступок.
     Ирина пристально посмотрела на Плетнева, затем небрежно проговорила "прощай", повернулась и пошла к метро.
     - Ира! - окликнул ее Плетнев. - Ты сама знаешь, что я прав!
     Однако она не остановилась.
     Плетнев постоял еще немного, глядя ей вслед, затем повернулся и направился в другую сторону.
     - Если он и дальше будет ее так мучить, я его убью, - тихо проговорил он.
     
     
     6
     
     - Боже мой! Боже мой! - Плотников взъерошил руками волосы. - А я все думал - почему она не пришла? Знаете, я ведь даже номер ее телефона не знаю. Я спрашивал, но она не дала. Сказала, что так интереснее.
     Турецкий молча разглядывал Родиона Плотникова. Это был рослый, сильный мужчина с темными волосами и добродушным, мужественным лицом, из тех, что так нравятся женщинам. Даже ямочка на подбородке присутствовала.
     Они сидели во дворе дома, в котором жил Родион. Турецкий предложил подняться, но Родион не захотел, сославшись на то, что к нему в гости приехали родственники из провинции и теперь там "не квартира, а настоящий цирк".
     Переживал он вполне искренне. Лицо побледнело, губы слегка подрагивали.
     "Либо он хороший актер, либо и впрямь сильно запал на эту девчонку", - подумал Александр Борисович.
     - Вы встречались с ней всего несколько раз, - сказал Турецкий. - А переживаете так, словно Марина - ваша жена или сестра. Неужели, она так глубоко запала вам в душу?
     Родион вскинул голову и пристально посмотрел на Турецкого.
     - Какая разница, сколько раз мы встречались? - сказал он довольно резко. - Иногда достаточно и одной встречи, чтобы понять, что перед тобой человек, которого ты искал всю жизнь.
     - Вот как, - неопределенно проговорил Турецкий, которого почти насмешил нешуточный пафос Плотникова. От улыбки он, однако, воздержался.
     - Вы, в самом деле, сделали Марине предложение? - поинтересовался Александр Борисович, закуривая.
     - Да? А вас это удивляет?
     - Конечно.
     - Потому что мы с ней встречались всего несколько раз?
     Александр Борисович выпустил облако дыма и покачал головой:
     - Нет. Главным образом, потому, что вы уже женаты.
     Плотников замер.
     - Откуда вы знаете? - неприязненно спросил он.
     - Навел справки, - спокойно ответил Турецкий. - У вас есть жена и дочь. Получается, что вы просто пудрили девушке мозги. Не понимаю, зачем вам это понадобилось.
     - Вы что, никогда не были влюблены?
     - Был-не был, какая разница? Вам не кажется, что делать предложение девушке, будучи женатым человеком, как-то... некрасиво?
     - Мы женаты только номинально, а фактически уже давно в разводе, - горячо сказал Плотников. - Мы даже не живем вместе! Она еще полгода назад уехала к теще в Ростов.
     - Правда? - Тут Турецкий усмехнулся. - А гости из провинции, о которых вы давеча говорили, это случайно не жена и теща?
     В груди Родиона что-то забулькало, как в глотке у рассерженного зверя.
     - Перестаньте ухмыляться, - прорычал он, глядя на Турецкого пылающими от ярости глазами. - Иначе мне придется стереть эту ухмылку с вашего лица.
     - Вот уж не подумал бы, что вы такой чувствительный, - небрежно сказал Александр Борисович, тоже чувствуя, как в груди у него поднимается глухая ярость. - Интересно, а если бы Марина согласилась? Что бы вы делали дальше? Познакомили бы ее с женой и дочерью и зажили бы все вместе - одной счастливой семьей?
     Плотников вскочил со скамейки. Он навис над Турецким, сжимая кулаки, и прорычал:
     - А ну встань!
     - Зачем? - поинтересовался Александр Борисович, с любопытством разглядывая Плотникова, как энтомолог разглядывает интересный экземпляр насекомого.
     - Встань, чтобы я смог набить тебе рожу, - гневно прохрипел Родион.
     - Что вам мешает набить мне рожу в сидячем положении? - насмешливо поинтересовался Турецкий.
     - Я не бью сидячих.
     - Правда? В таком случае, это ваша проблема. Послушайте, Плотников, хватит валять дурака. Девушка, с которой вы встречались, пропала. Вы - главный подозреваемый. Не в вашем положении изображать из себя Майка Тайсона.
     Родион молчал, хрипло дыша и сжимая кулаки.
     - Ну, хорошо, - кивнул Александр Борисович. - Допустим, мы набьем друг другу физиономии. И что это изменит?
     - Для меня кое-что изменит, - сказал Родион и зловеще улыбнулся. - По крайней мере, я получу от этого удовольствие.
     Турецкий покачал головой:
     - Вряд ли. Я неплохой боец, уверяю вас. У меня была сложная жизнь, и я кое-чему научился. А к вам я пришел не драться, а выяснить истину. Истину, Плотников. А вы ведете себе как несмышленый ребенок. Если вы не хотите разговаривать, мне придется побеседовать с вашей женой и расспросить обо всем ее.
     - Думаешь, я тебя к ней пущу?
     - Думаю, я в любом случае найду способ с ней встретиться, - спокойно сказал Турецкий. - Потому что мне платят за мою работу, и я обязан делать ее хорошо. Так что кончайте паясничать и садитесь. Мы должны закончить разговор.
     Плотников еще несколько секунд постоял, затем нехотя опустился на скамейку.
     - Рад, что вы приняли правильное решение, - сказал Александр Борисович.
     - Просто я решил, что набить вам рожу всегда успею, - огрызнулся Родион.
     - И это правда, - кивнул Турецкий. - Итак, я хочу знать, какие у вас были планы относительно Марины? Только отвечайте честно и серьезно, без ваших пафосных выкрутасов.
     - Планы были серьезные, - угрюмо ответил Плотников. - Я собирался развестись с женой и жениться на Марине.
     - Вы ведь о ней почти ничего не знаете.
     - Я знаю, что люблю ее. Этого достаточно.
     - Что она вам о себе рассказывала?
     Плотников мрачно покосился на Турецкого:
     - А вам не кажется, что вы лезете не в свои...
     - Не кажется, - перебил его Александр Борисович. - Пока девушка не нашлась, это мои дела. Итак, что она вам о себе рассказывала?
     Плотников отвернулся, вздохнул и ответил:
     - Да почти ничего. Ей казалось, что чем меньше мы друг о друге знаем, тем интереснее. Я догадывался, что она не бедствует. У нее были дорогие вещи. И в ресторане, в который я ее привел, она смотрела на еду брезгливо, как дворянка на крестьянскую еду. Поначалу меня это даже встревожило. Но потом я понял, что с Мариной все в порядке. Даже если у нее есть деньги, они абсолютно ее не испортили.
     - Она не говорила вам, оттуда родом?
     Плотников покачал взлохмаченной головой:
     - Нет.
     - А о родственниках не рассказывала?
     - Не рассказывала.
     - О друзьях, знакомых?
     - Я же вам говорю - нет.
     - О чем же вы говорили? - слегка удивленно поинтересовался Турецкий.
     - О всякой всячине. Думаете, кроме родственников, людям и поговорить не о чем.
     - Но должна же она была хоть что-то о себе рассказать! - гнул свою линию Турецкий.
     - Да ничего она не рассказывала! - снова вспылил Плотников. - Мы просто болтали. Шутили, смешили друг друга, гуляли. Я рассказывал ей про Москву. А она... - В кармане у Плотникова зазвонил телефон. - Извините...
     Он достал трубку, клацнул по кнопке и приложил к уху.
     - Алло... Да-да, заказывал... Да, рамы. Пришлите по тому же адресу, что и раньше... - Плотников покосился на Турецкого и сказал: - Ну, примерно через час... Хорошо. Спасибо!
     Он отключил связь и убрал телефон в карман.
     - Что, решили поменять рамы на окнах? - поинтересовался Александр Борисович.
     - Да, пора бы уже, - неохотно ответил Плотников.
     - Я бы мог посоветовать хорошую фирму, но вижу, вы уже обо всем договорились.
     Плотников ничего на это не ответил.
     - Вернемся к нашему разговору, - сказал Александр Борисович. - Итак, вы рассказывали Марине про Москву? Выходит, она плохо знала столицу?
     - Нет, не то. Насколько я понял, она передвигалась по Москве только в автомобиле, - объяснил Плотников. - А я научил ее ходить по городу пешком. Шляться по бульварам и площадям, глазеть на прохожих, есть мороженое в парках.
     - И это все? - снова спросил Александр Борисович. - Это все, что вы делали?
     - Почти.
     - Но, кроме прогулок, у вас был еще и секс, - сказал Турецкий.
     Плотников снова вскочил со скамейки.
     - Знаете что... - глухо проговорил он. - Скажите спасибо, что вы сыщик, и что ищите Марину. Если бы я не думал, что вы можете принести ей пользу, я бы выбил вам мозги.
     "Похоже, я его по-настоящему достал, - удовлетворенно подумал Турецкий. - Надавить бы на него еще посильнее, да видно уже не получится. А жаль - раскололся бы, как гнилой орешек".
     - Спасибо, что были терпеливы, - сказал Турецкий, на этот раз без тени насмешки. - Вы правы, если Марина попала в беду, я могу быть ей полезен. Надеюсь, что с ней все в порядке. Но я хочу, чтобы вы помнили: если вдруг милиции случится найти труп Марины, вы будете первым, к кому они заявятся. И разговаривать они с вами будут не так, как я.
     Говоря это, Турецкий внимательно разглядывал лицо Плотникова. Когда он произнес слова "труп Марины", лицо Родиона исказилось, словно его стянула болезненная судорога, а веки дрогнули.
     "Похоже, он все-таки ни при чем", - подумал Александр Борисович.
     Он тоже поднялся со скамейки.
     - Но я надеюсь, что с Мариной все в порядке, - повторил Турецкий и протянул Плотникову руку. - Всего доброго.
     Плотников посмотрел на протянутую руку, помедлил несколько секунд, потом хоть и нехотя, но пожал ее.
     - Если что-нибудь узнаете, позвоните мне, хорошо?
     - Хорошо, - кивнул Турецкий.
     - И не думайте, что я хотел посмеяться над Мариной или как-то использовать ее. Все, что я вам сказал про отношения с женой, правда.
     - Надеюсь, что так.
     Плотников повернулся и зашагал к подъезду, но, сделав всего пару шагов, вдруг остановился. Медленно повернулся к Турецкому и сказал:
     - Не хотел вам говорить... Но вдруг это пригодится.
     - Что? - спокойно спросил Александр Борисович.
     - Ночью... пока я спал... Марина рылась в моих вещах.
     - То есть? - прищурился Турецкий.
     - То и есть. Обыскала мою одежду и шкафы. Причем сделала это аккуратно. Я бы даже сказал - профессионально. Дело в том, что жена... когда мы еще жили вместе... постоянно искала у меня "заначки". И я научился нескольким фокусам... В общем, я умею определять, когда трогают мои вещи.
     - Что она искала?
     Плотников пожал плечами:
     - Понятия не имею. Я ей ничего не сказал. Мало ли, какие у нее могли быть причины? Может, она хотела убедиться, что я не женат, и для этого искала мой паспорт.
     - Нашла? - поинтересовался Александр Борисович.
     Плотников усмехнулся и покачал головой:
     - Нет.
     Затем отвернулся и снова зашагал к подъезду. На этот раз он больше не останавливался.
     
     
     * * *
     
     Звонок телефона разбудил Турецкого в час ночи.
     
     - Алло, Александр Борисыч, это Плетнев!
     
     - Да, Антон. Привет. - Рука потянулась за сигаретой. - Что случилось?
     - Недалеко от дома Родиона Плотникова есть пруд.
     - Ну да, есть. Я проходил мимо.
     Турецкий вставил сигарету в губы и взял со столика зажигалку.
     - Так вот, час назад в этом пруду нашли труп!
     Зажигалка замерла в пальцах Турецкого.
     - Как труп? Какой труп?
     - Труп женщины. Молодой женщины.
     Турецкий ошалело тряхнул головой и крутанул колесико зажигалки.
     - Александр Борисыч, ты меня слышал?
     - Слышал, Антон, слышал. - Турецкий махнул рукой, отгоняя от лица табачный дым. - Его уже...
     - Труп нашли мальчишки! - выпалил Плетнев. - Гоняли по пруду плоты, ну и нарвались.
     - Ясно. Его уже опознали?
     - Нет. Дело в том, что труп этот... без головы.
     Лицо Турецкого оцепенело.
     - Без головы? - тупо произнес он.
     - Да. Без головы и кистей рук. Голова и руки отпилены.
     - Черт... - выдохнул Александр Борисович вместе с дымом. - За Плотниковым уже выехали?
     - Да, его уже взяли. Сейчас с ним беседует следователь.
     - Да, дела, - тихо проговорил Турецкий.
     - Не хочу показаться циником, но нам это на руку, - сказал Плетнев. - Нашу работу можно считать выполненной. Вот только не знаю, как теперь поступить с гонораром. Нужно, наверно, его вернуть Шиловой. Как ты считаешь?
     - Это ты у нее спросишь. Ты ей уже звонил?
     - Да. Завтра утром она поедет на опознание. В восемь часов.
     - Н-да... - хмуро проговорил Турецкий.
     - Может быть, это еще и не Соловьева, - предположил Плетнев.
     - Все может быть. - Турецкий глянул на часы. - В общем, план действий у нас с тобой будет следующий. Если будут еще какие-нибудь новости - тут же позвони мне. Если нет, то поговорим обо всем утром.
     - Хорошо. А что ты предпримешь сейчас?
     - Сейчас? Сейчас, Антон, я лягу спать. День был тяжелый. Постарайся не будить меня без повода. Договорились?
     - Договорились, - запнувшись, ответил Плетнев.
     - Ну, бывай.
     Турецкий брякнул трубку на рычаг.
     Он докурил сигарету, затем вмял ее в пепельницу, как вдруг услышал у двери какое-то движение. Александр Борисович поднял голову и увидел, что в дверях, кутаясь в халат, стоит Ирина.
     - Что-то случилось? - спросила она.
     - Нет, ничего, - ответил Турецкий.
     - Но у тебя был взволнованный голос.
     - Тебе показалось.
     - Правда?
     - Правда. Иди спать.
     - А ты... так и будешь здесь... на этом диванчике?
     - Так и буду. Мне рано вставать, не хочу тебя будить утром.
     - Что ж... спокойной ночи.
     Ирина повернулась и вышла из комнаты.
     
     
     7
     
     Комната была небольшая и отвратительная. Старый письменный стол, пара стульев с потертой обивкой. Тумбочка с двухконфорочной плиткой. Электрочайник.
     Худощавый молодой оперативник, сидящий напротив Шиловой, сделал постную мину и сказал тихим, словно придушенным голосом:
     - Людмила, есть два способа опознания. Либо мы покажем вам фотографии, либо...
     - Я не хочу смотреть на фотографии, - резко сказала Шилова. - Я должна быть уверена.
     - Что ж, тогда вам придется пройти с нами.
     - Я сделаю, как вы скажете.
     - Тогда - идемте.
     Молодой человек поднялся со стула. Шилова и Плетнев последовали за ним. Они вышли из комнатки, прошли по неприятно пахнущему коридору, толкнули отвратительную железную дверь и оказались в небольшом зале. Неприятный запах усилился.
     Шилова увидела стоящую посреди зала железную каталку, накрытую белой простыней, и машинальным движением схватила Плетнева за руку. Тонкие, теплые пальцы девушки больно сжали его кисть. Он посмотрел на Шилову с удивлением.
     - Простите, я не нарочно, - хрипло проговорила она и выпустила его руку.
     Оперативник обернулся и глухо проговорил:
     - Нужно подойти к столу. Людмила, вы хорошо себя чувствуете?
     - А по-вашему, я могу чувствовать себя хорошо?
     - Нет, но...
     - Я готова подойти, - отрезала Шилова.
     - Вы уверены?
     - Не знаю. Но я подойду и посмотрю.
     К ним подошел пожилой человек в белом халате и протянул Шиловой флакон.
     - Станет дурно - понюхайте это, - спокойно сказал он.
     Женщина безропотно взяла флакон и сжала его в кулаке. Помедлила еще пару секунд, потом решительно произнесла:
     - Идемте.
     И первая шагнула к столу.
     Когда все приблизились к столу, вернее сказать - сгрудились возле стола, оперативник взялся за край простыни и немного откинул ее, открыв часть обнаженного женского тела - груди, живот, бедра.
     Шилова отвернулась и ткнулась лицом Плетневу в плечо. Оперативник недовольно нахмурился.
     - Я предупреждал, что это будет неприятно. Если хотите, мы вернемся к варианту с фотографиями.
     Шилова качнула головой:
     - Нет. - Затем медленно повернулась и уставилась застывшими глазами на труп.
     - Ну? - выждав несколько секунд, поинтересовался оперативник.
     - Это она, - тихо ответила Шилова.
     - Почему вы так решили?
     - Родинка... У нее на левой груди родинка. Видите - возле соска? Я видела эту родинку, когда мы были в душевой.
     - Вы уверены?
     - Да, я уверена.
     - Значит, вы подтверждаете, что это - Марина Аристарховна Соловьева?
     - Да... Я подтверждаю. Это она.
     Шилова снова отвернулась и поднесла к носу флакон. Вдохнула и передернула плечами.
     Оперативник снова накрыл труп простынею.
     - Что ж, - сказал он, - сейчас подпишите пару бумаг, и опознание можно считать законченным.
     
     
     * * *
     
     - Вам, наверно, очень тяжело сейчас. - Плетнев смущенно посмотрел на Людмилу. Он терпеть не мог утешать женщин и сейчас был благодарен судьбе за то, что Шилова хотя бы не плакала. Пусти она слезу, и он бы совсем потерялся.
     - Не легко, - так же тихо ответила Людмила. - Но я сильная, я справлюсь.
     Они сидели в летнем кафе. Ветер трепал темные волосы девушки, играл оборками рукавов ее белой кофточки. Плетнев пил кофе, Людмила - крепкий коктейль. Она была бледна, под глазами пролегли тени, побелели даже губы, несмотря на то, что Людмила постоянно нервно их покусывала.
     Она отхлебнула коктейля, откинула с глаз темную челку и внятно и раздельно произнесла:
     - Это я во всем виновата. Одна только я.
     - В чем? - не понял Плетнев.
     - Я должна была ее отговорить.
     - Вы думаете, что ее убил Родион Плотников?
     - А разве есть другие варианты? Вы ведь сами сказали, что Марину нашли недалеко от его дома. Господи, я чувствовала... Нет, я знала, что с ним что-то не так. Поняла еще по его анкете на сайте знакомств. Поняла не умом, а сердцем.
     Людмила отпила из стакана и прикрыла веки.
     - Следствие еще не закончено, - сказал Плетнев. - Возможно, Плотников не виноват.
     Женщина открыла глаза и с холодной пристальностью посмотрела на Плетнева.
     - Вы сами-то этому верите? - жестко сказала она. - Ваш Плотников - маньяк. Это он убивал девушек в Москве. Теперь его посадят. Благодаря Марине. - Шилова сжала пальцы в кулаки и гневно добавила: - Я бы сама выцарапала ему глаза. Убила бы его. Размозжила бы ему голову камнем.
     - Убить человека не так-то просто, - сказал Плетнев, чтобы хоть что-нибудь сказать. Чувствовал он себя паршиво. Помимо жалости к Людмиле, в голове, где-то на самой изнанке сознания, все время крутилась подлая мыслишка - нужно возвращать деньги или нет?
     Людмила продолжала пристально его разглядывать.
     - Антон, а вы женаты? - спросила она вдруг.
     Он покачал головой:
     - Нет.
     - А были?
     - Был.
     Людмила усмехнулась.
     - На свете не существует прочных браков. Все они рано или поздно разваливаются. Мужчина и женщина слишком разные животные, чтобы ужиться вместе.
     - Я неплохо уживался со своей женой, - возразил Плетнев.
     - Вот как? И вы, должно быть, любили друг друга?
     - Любили.
     - И тем не менее, вы не вместе, - насмешливо заметила Шилова.
     - Были бы вместе, но...
     - Но что? - На губах девушки четко обозначилась усмешка. - Она встретила другого? Или вы решили "тряхнуть стариной"? Кто развалил ваш брак - вы или она?
     - Никто, - ответил Плетнев спокойно. - Моя жена умерла.
     Шилова хотела что-то сказать, но осеклась. Усмешка медленно сползла с ее губ.
     - Простите, - медленно выговорила она. - Я не знала.
     - Ничего. - Плетнев допил кофе, повертел в пальцах пустую чашку.
     - Можно узнать, как это случилось?
     - Ее убили.
     - Кто?
     - Обычная подвыпившая шпана.
     Лицо Людмилы стало еще бледнее.
     - Они... в тюрьме?
     Плетнев усмехнулся и покачал головой:
     - Нет.
     - Значит, избежали наказания?
     - Не избежали.
     - Так что с ними?
     Плетнев криво усмехнулся.
     - Они мертвы, - сказал он. - Я убил их.
     Лицо Людмилы вытянулось от изумления.
     - Убили?
     - Да, убил.
     - А вы...
     - Это не тайна, - сказал Плетнев. - Я уже за это ответил перед судом.
     Некоторое время Людмила разглядывала лицо Плетнева, словно обнаружила в нем новые, необычные черты, потом положила ему на руку ладонь и сказала с чувством:
     - Вы правильно сделали. Я бы на вашем месте поступила так же. Убийцы должны платить за отнятую жизнь своей собственной жизнью. Только такой и может быть справедливость. Черт... - Она улыбнулась. - Я и не думала, что между нами столько общего. Я думала вы обычный шкуродер. Легавый пес с одной извилиной и одной мыслью в голове - как бы выжать из меня побольше денег.
     - Кстати, насчет денег, - заговорил о неприятной теме Плетнев. - Вы можете...
     Людмила дернула щекой:
     - Ах, оставьте. Я заплатила вам за то, чтобы вы нашли Марину. Марина в морге. Деньги вы заработали.
     - Но мы не...
     - Я сказала: оставьте деньги себе, - повторила Людмила, слегка повысив голос. - У меня никаких претензий. - Она сдвинула брови, нервно пожевала губы и вдруг выпалила: - Антон, можно задать вам личный вопрос?
     - Последние двадцать минут вы только и делаете, что задаете мне личные вопросы, - с улыбкой сказал Плетнев. - С чего вдруг такие церемонии?
     - Вы правы. Эти церемонии не вяжутся с моим характером. Я не привыкла спрашивать разрешения, и я абсолютно не умею извиняться. Не знаю, хорошо это или плохо, но я такая и меняться мне уже поздно.
     Плетнев приподнял бровь.
     - Так о чем вы хотели спросить? Постойте... Пожалуй, я могу угадать.
     - Давайте, - улыбнулась Людмила.
     - Вы хотите спросить - есть ли у меня девушка, так?
     - Так, - кивнула Людмила.
     Плетнев качнул головой:
     - Ответ отрицательный. Девушки у меня в данный момент нет.
     - Значит, как пишут в романах, "ваше сердце свободно"?
     - Сложный вопрос. Не знаю даже, как на него ответить.
     Людмила пожала плечами:
     - Отвечайте как есть. Да или нет.
     Плетнев подумал и ответил:
     - Пожалуй, нет.
     - Значит, вы не откажитесь поужинать со мной в ресторане?
     - Звучит как приглашение, - усмехнулся Плетнев.
     - Так и есть. Я не привыкла ждать у моря погоды. Либо вы говорите да - и мы продолжаем знакомство. Либо - нет, тогда мы закрываем тему и забываем об этом разговоре. Так как?
     Карие теплые глаза девушки смотрели на Плетнева выжидательно.
     - Вы действительно не ждете у моря погоды, - иронично заметил он. - В таком случае я скажу да.
     
     
     8
     
     - Я закрыл дело, - сказал Плетнев и, словно в подтверждение своих слов, захлопнул папку.
     Турецкий сидел за столом, закинув ногу на ногу, и, прищурив серые глаза, смотрел на коллегу.
     - Значит, ты считаешь, что мы свою работу сделали, - сказал он полувопросительно, полуутвердительно.
     Плетнев пригладил ладонью волосы и заметил:
     - Это легкие деньги. Но нам с тобой не в чем себя упрекнуть.
     - Женщина убита, - напомнил ему Александр Борисович.
     - Это не наша вина. Мы ничего не смогли бы сделать. Я читал заключение эксперта. Труп находился в воде дольше, чем мы ее искали. Когда мы приступили к работе, она уже была мертва.
     Турецкий молчал, о чем-то размышляя и хмуря брови. Плетнев с полминуты смотрел не него, затем сказала с легким оттенком досады.
     - Не понимаю я тебя, Александр Борисович. Дело сделано, деньги уплачены, убийца пойман. Что ты еще хочешь? Хочешь вернуть твою часть гонорара? Пожалуйста. Лично моя совесть на этот счет совершенно спокойна. И незачем накручивать.
     Александр Борисович посмотрел на коллегу холодным взглядом и сухо произнес:
     - Значит, ты считаешь, что убийца - Плотников?
     - А кто еще? Он заманил к себе Соловьеву, задушил ее, потом расчленил и выбросил в пруд. А голову и руки где-нибудь закопал. Ему ведь не впервой.
     - Что? - вскинул голову Турецкий. - Что ты сказал?
     - Я сказал, что ему не впервой. Судя по всему, Плотников - тот самый маньяк, который лютует в Москве уже полтора года. И кстати, это мы с тобой его нашли. Нам не в чем себя винить.
     - Зато есть за что хвалить, - усмехнулся Александр Борисович. - Ты еще грамоту почетную себе выпиши.
     Плетневу это замечание не понравилось.
     - Знаешь что, Александр Борисович... Я давно тебе хотел сказать...
     - Подожди, - осадил его Турецкий.
     - Чего? - не понял Плетнев.
     - Подумай, прежде чем что-нибудь скажешь. Слово не воробей, и сказанного обратно не вернешь.
     - Я и не собираюсь. Я всегда отвечаю за свои слова.
     Турецкий кивнул:
     - Хорошо. Теперь можешь сказать.
     По лицу Плетнева пробежала тень.
     - Александр Борисович, ты знаешь, как я тебя уважаю. Ты много для меня сделал, и я тебе обязан жизнью. Но сейчас ты не тот Турецкий, которого я знал и любил.
     Плетнев замолчал, угрюмо глядя на коллегу. Александр Борисович сделал рукой едва заметное движение и сказал:
     - Продолжай.
     - И продолжу. Я не хотел тебе говорить, но, видимо, пришло время сказать. Раньше ты был для меня настоящим примером для подражания. Асом! Сенсеем! А теперь ты, извини меня...
     - Ну, кто? - поторопил Турецкий. - Говори.
     - Никто, - угрюмо ответил Плетнев. - Или, говоря жестче, ничто. Такое ощущение, что ты давно умер, и только по инерции еще ходишь по свету. Тебя нет. Есть только оболочка. Кстати говоря, порядком изношенная. Посмотри на себя, Александр Борисыч. Ты выпиваешь больше, чем нужно, бреешься два раза в неделю, у тебя мятая рубашка и тебе давно пора зайти в парикмахерскую. От твоего былого блеска ничего не осталось. Из тебя словно бы выпустили воздух. Ты больше не живешь, а существуешь.
     - А ты, я вижу, психолог, - язвительно проговорил Турецкий.
     - А тут и психологом не нужно быть. У тебя все на лице написано.
     - На небритом, помятом лице?
     - На небритом, помятом лице, - кивнул Плетнев. - Извини, что я так резко, но мягко тут не скажешь. Даже Ирина...
     Плетнев осекся, наткнувшись на ледяной взгляд Турецкого.
     - Что Ирина? - сухо спросил тот.
     - Ничего.
     - Договаривай, - потребовал Александр Борисович.
     Плетнев сжал пальцы в кулаки и сказал угрюмым, непримиримым голосом:
     - Посмотри, до чего ты ее довел. Она сама стала похожа на призрак. За последний год она постарела на пять лет. И все это из-за тебя!
     - Вот это ты сказал зря, - глухо проговорил Турецкий, глядя на коллегу немигающим, тяжелым взглядом.
     - Я не мог этого не сказать. Это было бы не по-товарищески.
     Александр Борисович помолчал, потом отвернулся и тихо пропел:
     А может быть, в притонах Сан-Франциско...
     Он побарабанил пальцами по столу и глухо проговорил:
     - Значит, вы с Ириной меня обсуждали.
     - Да ничего мы не обсуждали. Это все мои собственные мысли. Ирину Генриховну сюда не вмешивай.
     - Кажется, ты сам ее только что сюда вмешал, - напомнил Турецкий. Усмехнулся и задумчиво довел:
     Лиловый негр вам подава-а-ал манто...
     Плетнев сидел темнее тучи. По его лицу было видно, что он уже сожалеет о том, что начал этот разговор. Но что сказано, то сказано. Слово не воробей, как мудро изрек десять минут назад Турецкий.
     - Ладно, - сказал Турецкий. - Хватит нам семейных трагедий и пасторалей. Давай к делу. Значит, ты твердо уверен в том, что Плотников - маньяк, который лютует в Москве полтора года, и что именно он убил Марину.
     - Голову ставлю на отсечение, что это он, - твердо сказал Плетнев. - А у тебя есть сомнения?
     - Да, видишь ли, не похож он на идиота. Назвать девушке свое настоящее имя, привести ее домой - а после этого убить, расчленить и бросить труп недалеко от своего дома. Если бы наш маньяк действовал именно так, его бы взяли еще на первом убийстве - тогда, полтора года назад.
     - И на старуху бывает проруха, - возразил Плетнев. - Может, он и не собирался ее убивать. Пытался встать на путь исправления, и все такое. Может, даже действительно ее полюбил. Но потом она ему что-нибудь не то сказала, он и взбеленился. Психи - народ непредсказуемый.
     Александр Борисович посмотрел на Плетнева насмешливым взглядом, словно тирада коллеги здорово его позабавила. Плетнев смутился.
     - Я, конечно, не такой опытный сыскарь, как ты, - сказал он. - Но, по-моему, здесь случай очевидный.
     - Не знаю, не знаю, - тихо проговорил Александр Борисович, задумчиво подергивая мочку уха.
     - Так или иначе, но дело я закрыл, - твердо сказал Плетнев. - И больше слышать ничего не хочу о Марине Соловьевой.
     - Что ж, дай Бог, чтобы мы о ней ничего не услышали, - задумчиво отозвался Турецкий.
     
     
     9
     
     Из дневника Турецкого
     "Сегодня вечером встретился с женой Родиона Плотникова. Женщина нервная и сильно измотанная. Видать, много кровушки попил ей муженек. Хотя и у нее характер не сахар. Встретила холодно и настороженно. Провела на кухню. И произошел между нами следующий разговорец.
     - Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я сотрудник частного детективного агентства "Глория".
     - Частного? Вы-то мне и нужны! Мой муж ни в чем не виноват! Вы должны доказать это!
     - Вообще-то, я пришел, чтобы...
     - Ах, да! Вам ведь нужно заплатить. Вы ведь работаете за деньги. Хорошо, я согласна. Сколько вы берете?
     - Вообще-то, я не...
     - Тысячу долларов? А может быть, две? Или три? Я готова, слышите? Если понадобится, я готова продать квартиру! Родион ни в чем не виноват, и если вы это докажете, я отдам вам все, что у нас есть!
     - Да, но я...
     - Вы должны согласиться, обязаны! Сейчас я не могу вам заплатить. Но когда продам квартиру...
     Тут моему терпению пришел конец.
     - Стоп-стоп-стоп. Анна Львовна, не частите. Я могу взяться за это дело, и уверен, что продавать квартиру вам не придется. Но вы должны ответить на мои вопросы. Вы можете выслушать меня, не перебивая?
     Сухие, блестящие глаза, худое лицо. Выглядит Анна Львовна не важно. Наверняка не спала минувшую ночь. Да уж, ее можно понять. Узнать, что твой муж - маньяк, на котором висит десяток трупов - большой удар даже для самой сильной женщины. А ее сильной явно не назовешь.
     Ну, думаю, Анна Львовна не в том состоянии, чтобы рассуждать здраво. Но делать нечего, приходится попробовать.
     - Анна Львовна, вы давно не живете с мужем?
     На лице женщины удивление.
     - Кто вам сказал, что мы с ним не живем?
     - Он и сказал. Я встречался с ним недавно. Еще до того, как его арестовали.
     Лицо делается еще удивленнее.
     - Так вы с ним... знакомы?
     - Да, - отвечаю я, - мы с ним приятели. Поэтому я и пришел к вам. Я хочу помочь ему, но для этого вы должны отвечать на мои вопросы искренне и спокойно.
     - Вот оно что. Значит, вы его приятель. Я сразу это поняла. С чего бы это вдруг какому-то частному следователю интересоваться моим мужем.
     - Теперь, когда мы выяснили, кто я и зачем пришел, мы можем приступить к разговору. Итак, вы с мужем живете вместе. Но последние две недели вы в этой квартире не жили.
     - Я ездила к маме, в Днепропетровск.
     - Зачем?
     - Просто в гости.
     - Вы нигде не работаете?
     - Я воспитываю дочь.
     - И, надо полагать, часто уезжаете к маме?
     - Да. Довольно часто.
     - И подолгу там гостите?
     - Когда как. Бывает и по месяцу. У меня больная мама, и живет она одна. Поэтому мы с дочерью часто ее навещаем. У нее свой дом на окраине города. Знаете, в шестьдесят пять лет человеку тяжело хлопотать одной по хозяйству. А у нее большой огород.
     - Понятно. А Родион часто к вам приезжал - туда, в Днепропетровск?
     - Нет. Он не ладит с моей мамой.
     - Значит, он на целые месяцы остается в Москве один?
     - Ну да. А что тут такого? Он ведь не маленький ребенок, может и сам о себе позаботиться.
     - И вы по нему не скучаете?
     - Мне там некогда скучать. Я ведь не сижу сложа руки. Целый день в делах.
     - А как дочка? Она не скучает по папе? Чем она там занимается?
     - Ей тоже скучать не приходится. Бабушка занимается с ней живописью. У меня мама - заслуженный художник СССР. Кстати, Родион ведь тоже художник. Правда, самодеятельный. Он все выходные проводит с кистью в руке. Обожает Тициана и Рембрандта. Хотя зачем я вам это рассказываю? Вы ведь и без меня все знаете. Вы ведь его приятель.
     - Да, - говорю, - знаю.
     Хотя на самом деле ни черта не знаю. Выходит, Плотников - любитель живописи. Никогда бы не подумал. Инженер-конструктор, который обожает Тициана и Рембрандта. Такое не часто встретишь.
     - Видели бы вы его в эти моменты, - с улыбкой продолжает Плотникова. - Глаза горят, стоит перед холстом весь расхристанный, перепачканный краской. Настоящий художник.
     - Да-да, - говорю, - натурально художник. Трудно, наверно, с таким жить? Повсюду краски и мольберты, одежда вечно перепачкана.
     - Да что вы, - говорит. - Родион краски дома отродясь не держал.
     Тут она вдруг начинает рыдать, а я как мог успокаиваю ее, чувствуя себя полным идиотом. Потом, как только слезы на глазах Анны Львовны высыхают, поспешно прощаюсь и убираюсь восвояси. На сегодня концертов хватит.
     Итак, подводим итоги. Родион Плотников месяцами живет один. Времени и возможности для самых мрачных приключений у него вагон и маленькая тележка. Он вполне может привозить девушек к себе и делать с ними все, что ему заблагорассудится. К тому же Плотников - художник-любитель. И, как у каждого художника, психика у него должна быть неустойчивая. Для следствия он - просто подарок. Лучшей кандидатуры на роль маньяка и не найдешь.
     - Анна Львовна, простите за дурацкий вопрос, но я должен его задать. Когда вы возвращались от мамы домой - вы не находили дома какие-нибудь странные вещи?
     - Вроде окровавленного ножа или топора? - усмехнулась Плотникова. - Нет, ничего подобного я не находила.
     - Ну, а чужие вещи? Что-нибудь, чего до вашего отъезда в квартире не было.
     - Никаких чужих вещей, - отрезала Анна Львовна. - Да я и не могла ничего найти. Мой муж не делал ничего дурного. Он любит меня, и у нас прекрасная семья.
     - В этом я не сомневаюсь.
     Тут Плотникова понесла какую-то околесицу о святости семейных уз, о том, что пять лет назад они обвенчались в церкви, что для Родиона семья была превыше всего, ну и тому подобное. Я посидел еще полчаса, надеясь услышать что-нибудь полезное, но не услышал. Вскоре я ретировался в полной уверенности, что если кто-то в этой семье и мог быть маньяком, то совсем не Родион, а его благоверная женушка.
     Перед уходом заглянул в туалет и ванную. В ванной действительно нашел рубашку, испачканную красками. Странно, как это криминалисты ее проглядели.
     Вообще, все это дело представляется мне чрезвычайно странным. Марина Соловьева нигде не зарегистрирована, кроме фитнес-клуба, в котором она познакомилась с Людмилой Шиловой. Этот же клуб посещали две девушки, убитые московским маньяком, роль которого с таким успехом сыграл Плотников.
     Марина, таким образом, третья.
     Идем дальше. У Марины Соловьевой нет ни родных, ни близких. Никто, кроме подруг по фитнес-клубу и сотрудниц этого клуба, Марину не знает. Она появилась в клубе несколько месяцев назад. Тогда же сняла и квартиру. Откуда она приехала - неизвестно.
     Эта девушка похожа на призрак.
     Я бы и считал ее призраком, если бы не фотография, на которой она запечатлена в обнимку с Людмилой Шиловой. Я говорил с ребятами из МУРа - они только разводят руками. С подобным делом им сталкиваться еще не приходилось".
     
     
     10
     
     Голос у начальника МУРа, генерал-лейтенанта Владимира Михайловича Яковлева был взволнованный и жутко недовольный.
     - Александр Борисыч, это просто чертовщина какая-то! - кричал он. - За всю мою практику ничего подобного не было!
     Турецкий, которого звонок старого друга поднял с постели, все еще не мог толком проснуться. Вечером Александр Борисович в очередной раз поссорился с Ириной, наговорил ей кучу вздора, потом бывшего "важняка" стала мучить совесть, и на сон грядущий он вынужден был выпить стакан водки, чтобы хоть как-то успокоить расшалившиеся нервы и уснуть.
     Теперь он сидел в постели, невыспавшийся, злой, с больной головой и никак не мог "въехать" в то, что говорил Яковлев.
     - Тише, Володь, не разоряйся, - прервал его Турецкий. - Повтори, что случилось? А то ты так быстро говорил, что я ни черта не разобрал.
     - Не разобрал? Ты что, с вечера накатил граммов сто пятьдесят?
     Александр Борисович потер лоб ладонью и нехотя ответил:
     - Было дело.
     - То-то я смотрю, у тебя голос такой странный. Хорошо, повторяю по слогам. Барышню, про которую мы с тобой вчера говорили, - помнишь? Труп которой нашли в пруду, и которая не оставила после себя никаких следов, кроме одной-единственной фотографии и обезглавленного трупа.
     - Марина Соловьева, - хрипло проговорил Турецкий. - Ну и?
     - Так вот я тебе и говорю: теперь от нее осталась одна только фотография. Потому что трупа больше нет.
     - Нет трупа? - Александр Борисович посмотрел на пустую бутылку и снова с усилием потер пальцами лоб. - Ничего не понимаю. Что значит "нет"? Еще вчера он был в морге.
     - Правильно - был. А сейчас его там нет. Исчез! Испарился! Отправился искать пропавшую голову!
     - Черт, Володь, чего ты так тараторишь? У меня голова раскалывается от твоего голоса.
     - Думаю, дело не в моем голосе, а в твоей голове. Ты бы завязывал с этим делом, Саня. Я недавно говорил с Ириной, и она считает, что ты...
     - Володь, - предостерегающе проговорил Турецкий.
     - Ладно, молчу. В конце концов, это твоя жизнь, и ты волен делать с ней все, что хочешь. Тем более что я...
     - Давай вернемся к трупу девушки, - поморщившись, сказал Турецкий.
     - К трупу? Похоже, ты меня не понял. Не к чему возвращаться! Трупа нет! Сегодня ночью кто-то проник в морг и похитил труп. Сторож был мертвецки пьян. Оперативники нашли его в том же состоянии, что и его клиентуру. Насилу добудились.
     - А кто вызвал милицию?
     - Патологоанатом.
     - Он и обнаружил, что труп исчез?
     - Ну, да! Я тебе об этом и толкую. Что за дело ты подкинул моим парням, Турецкий? Это даже не "висяк", это вообще черт знает что такое!
     Александр Борисович чувствовал себя так, словно его только что ударили обухом по голове, но он, по какой-то странной случайности, не до конца потерял сознание. И теперь все происходящее казалось ему чудным, жутковатым, лишенным даже мимолетного сходства с реальностью сном.
     Сначала исчезла Марина Соловьева. Потом выяснилось, что ее практически не было в природе, а единственным доказательством ее существования был фотоснимок. Потом нашелся труп Марины, но без головы и рук. И вот теперь исчез даже труп. "Испарился", как сказал Яковлев.
     Все это походило на какой-то дурацкий розыгрыш.
     - Значит, трупа нет, - тихо и задумчиво проговорил Турецкий, пытаясь нащупать в событиях последних дней хоть какую-то логику.
     - Ну, наконец-то, ты понял.
     - Что со следами? - деловито осведомился Александр Борисович.
     - Никаких следов. Ни единого отпечатка. Сторож утверждает, что напиваться не собирался, но вечером нашел в тумбочке бутылку водки. Удивился, конечно, но, поразмысли, решил - не пропадать же добру. Ну и вылакал ее в гордом одиночестве. Бутылку эксперты уже проверили. Следов снотворного или клофелина не обнаружено.
     Владимир Михайлович замолчал. Турецкий тоже не спешил говорить.
     - Дело теперь, конечно, закроют? - сказал после паузы Александр Борисович.
     - Думаю, да, - ответил Яковлев. - Ты ведь понимаешь - никто не будет искать труп. Но труп - это полбеды. Беда в другом. Плотникова теперь, скорей всего, придется отпустить. У нас на него ничего нет. Мы ведь не можетм обвинить человека в убийстве призрака.
     - Да, дела, - хрипло проговорил Турецкий.
     - Если Плотников невиновен, то и дело в шляпе. Пусть катится на все четыре стороны. Но вдруг он - тот самый маньяк?
     - Он не маньяк, - сказал Александр Борисович.
     - Почему ты так уверенно об этом говоришь?
     - Я беседовал с Плотниковым еще до того, как его взяли. Он не похож на маньяка. Хотя... - Турецкий снова с усилием потер лоб. - Теперь я уже ни в чем не уверен.
     На последней фразе голос у Турецкого дрогнул.
     - Ладно, Сань, не парься, - мягко отозвался Яковлев. - Забудь про это дело, выбрось его из головы. И приходи ко мне в гости. Выпьем с тобой хорошего коньяку с хорошей закуской. Жена приготовит мясо по-неаполитански. Помнишь, тебе когда-то нравилось?
     - Помню, Володь. И обязательно приду.
     - Вот и молодец. А теперь ложись в постель и поспи еще пару часов. Потом прими ледяной душ и выпей крепкого кофе. Тебе не помешает.
     - Это что - наставления старшего товарища неразумному юноше.
     Яковлев усмехнулся.
     - Боюсь, что в твоем случае это инструкция по выживанию, - весело проговорил он. - Ну все, Сань. Передавай привет Ирине. Пока!
     Турецкий отключил связь и швырнул телефон на тумбочку. Потом взял с тумбочки пачку сигарет, вытряхнул одну на ладонь, вставил в рот и закурил. Все это он проделал медленно, болезненно поморщиваясь при каждом резком движении.
     Закурив, бывший "важняк" погрузился в размышления.
     Что же это за дело такое? И где та ниточка, ухватившись за которую можно размотать весь клубок? Если бы о Марине рассказала только Людмила Шилова, можно было бы счесть ее рассказ бредом сумасшедшей. Но ведь Плотников все подтвердил. "Я знаю одно - я люблю Марину" - так он сказал.
     Может, Шилова сговорилась с Плотниковым, и они просто дурят нам головы?
     Александр Борисович усмехнулся и покачал головой.
     Да нет, чепуха. Марину видели в фитнес-клубе. И потом этот труп. Откуда-то ведь он взялся. Похоже, в этом деле "плясать" нужно с самого начала. Откуда возникла Марина Соловьева? И для чего она возникла? Призраки не появляются без причины. Вот и у ее появления была своя цель. Своя "сверхзадача".
     Может быть, ее целью был Родион Плотников?
     Но нет, опять не сходится. Она нашла Плотникова случайно, в присутствии подруги. Хотя - при желании любую "случайность" можно подстроить.
     Турецкий глубоко затянулся сигаретой и сосредоточенно сдвинул брови. Ему вдруг показалось, что он вот-вот ухватит какую-то мысль. Мысль эта забрезжила где-то на периферии сознания - туманная, почти неосязаемая. Однако ухватить эту мысль Турецкий не успел. Она ушла так же быстро, как и появилась, оставив после себя неприятное ощущение - словно из головного мозга вынули извилину, и теперь на ее месте зияет дыра. Вакуум. Пустое место.
     Александр Борисович с ненавистью посмотрел на пустую бутылку водки.
     - Пора завязывать, - тихо проговорил он и, холодно прищурившись, сшиб бутылку ногой.
     
     
     11
     
     Александр Борисович блуждал по городу полчаса, прежде чем ноги сами собой привели его в бар. Остановившись перед баром, Турецкий поднял удивленный взгляд на вывеску, которая гласила:
     
     БАР "ФОРТУНА"
     
     Турецкий улыбнулся. Он увидел в этом знак судьбы. "Вот фортуны-то мне сейчас и не хватает", - пронеслось в голове. Заходить - не заходить - такой вопрос перед бывшим "важняком" не стоял. Конечно, заходить! Нужно с уважением относиться к подсказкам, которые подбрасывает тебе судьба.
     Тяжелая дверь бара глухо хлопнула у Турецкого за спиной. Он прошел в зал, в котором царили прохлада и полумрак и играла ненавязчивая музыка. Остановился перед крайним столиком, раздумывая - сесть здесь или пройти дальше, поближе к барной стойке?
     Народу в зале было немного. А компания всего одна - в самом глухом углу бара за прямоугольным дубовым столиком сидели четверо мужчин. Турецкий, у которого глаза еще не совсем привыкли к полумраку, опустился за крайний столик и взял в руки меню. Он вдруг вспомнил, что не ел со вчерашнего обеда, и почувствовал зверский голод.
     - Тэк-с... Что нам тут предложат... - пробормотал Александр Борисович, изучая меню.
     Взгляд его скользнул по строчкам и остановился на блюде под названием "айсберг". После жары, которая царила на улице, это обжигающе ледяное название ласкало слух.
     Александр Борисович прищурил глаза и прочитал в разъяснении, что "айсберг" - это всего-навсего копченая и пропеченная на углях свиная рулька.
     "С холодным пивом самое оно", - подумал Турецкий и поискал глазами официанта. Тот не заставил себя долго ждать.
     - Прошу прощения, вас зовут Александр Борисович? - спросил официант, едва подойдя к столику.
     - В точку, - кивнул Турецкий, удивленно глядя на официанта. - Вот уж не думал, что меня знают в этом баре. Тем более что я здесь впервые. Я что, стал знаменитостью?
     Официант улыбнулся и поставил на стол бутылку грузинского вина.
     - Это вам от компании, которая расположилась в нише, - сказал официант и показал на дальний столик, за которым сидели четверо мужчин.
     Турецкий посмотрел туда, но густая тень от арки ниши мешала разглядеть их лица.
     "Что еще за чудеса", - с неудовольствием подумал Александр Борисович, а вслух поинтересовался:
     - Они что-нибудь просили передать?
     - Да, - с улыбкой кивнул официант. - Они просили передать, что если вам наскучит сидеть одному, вы можете присоединиться к их компании.
     - С чего это они решили, что мне интересна их компания, - ухмыльнулся Александр Борисович.
     - Они просили передать вам одно слово.
     - Какое?
     Официант глянул в блокнот и, наморщив лоб, прочел:
     - Гармиш-Партенкирхен. Не знаю, правильно ли я произнес.
     - Правильно, - сказал Турецкий. Сердце у него забилось. - Отнесите бутылку обратно и скажите, что я принимаю приглашение.
     
     
     * * *
     
     Все четверо с улыбкой глядела на Турецкого. Он смотрел на них с изумлением. Глянул на первого, на второго, на третьего, на четвертого, затем выдохнул:
     - Вот это да.
     - Да, Александр Борисыч, да!
     Тот, что сидел ближе всего - чернявый, кудлатый, смуглый и очень ухоженный, поднялся со стула и шагнул к Турецкому. Мужчины крепко пожали друг другу руки и обнялись.
     - Бон джорно, дружище! - сказал чернявый.
     Он похлопал Турецкого по плечу и, пока Александр Борисович жал руки остальным мужчинам, глядел на него с улыбкой.
     - Привет, коллега!
     - Здравствуй, Турецкий!
     - Александр Борисович, наше вам!
     Турецкого усадили за стул, придвинули к нему рюмку и тут же наполнили холодной водкой из графина.
     Александр Борисович обвел четверку радостным взглядом, в котором все еще читались удивление и недоверчивость, словно он никак не мог поверить в то, что это явь, а не сон.
     - Ну, ребята, вот уж чего не ожидал... Виктор, Марио, Джонни, Артем... Как вы здесь? Почему все вместе? Какими судьбами?
     - Тебя ждали, Александр, - весело сказал один из мужчин. - А ты все не шел и не шел.
     Мужчины засмеялись, глядя на растерянность Турецкого.
     - Шутки шутками, но если вы все не расскажите, я продолжу думать, что вы - мой сон, - сказал Александр Борисович.
     - Александр, мы все тебе расскажем, но для начала выпей штрафную, - сказал Турецкому высокий, сухопарый блондин с жестким, словно вырезанным из дерева лицом.
     - Слушаюсь, товарищ полковник, - весело сказал Александр Борисович.
     Он взял рюмку, выдохнул через плечо и опрокинул ее в рот.
     Чернявый надел на вилку кусок жареного мяса и протянул ее Турецкому.
     - Полковник Солани, вы, кажется, забыли, что русские генералы после первой не закусывают! - важно проговорил Турецкий.
     Мужчины снова засмеялись.
     - Черт, как же я рад всех вас видеть, - с улыбкой сказал Александр Борисович, обводя лица бывших коллег по Гармишу и "Пятому уровню" довольным взглядом.
     Все четверо были в звании полковников. Когда-то все они служили в армиях разных стран, но несколько лет назад их свела вместе работа в Антитеррористическом центре.
     - Так, господа, водка выпита. Теперь колитесь - что вы здесь делаете? Марио, ты ведь, если мне не изменяет память, был в Югославии?
     - Был. Вернулся оттуда с полгода назад.
     - А ты, Артур. Ты ведь...
     Худой блондин приставил палец к губам.
     - Т-с-с, - насмешливо сказал он. - Не будет распространяться. - Что было, то было.
     Турецкий кивнул на графин.
     - Налейте-ка мне еще рюмку. Никак не могу прийти в себя.
     Как только рюмка была наполнена, Александр Борисович опустошил ее единым махом и на этот раз закусил куском жареного мяса.
     - Ну? - спросил он, работая челюстями. - Кто начнет?
     Полковники переглянулись. Кивнули друг другу. Первым заговорил Артур.
     - Видишь ли, Александр... Я слышал, что ты сейчас работаешь в частном агентстве.
     - Работаю, - кивнул Турецкий.
     - И как? Работа интересная?
     - Всякая бывает, - уклончиво ответил Александр Борисович. - Бывает и интересная.
     - И много ее у тебя - этой интересной работы?
     - Тоже раз на раз не приходится.
     На лицах коллег появились улыбки.
     - Александр, а тебе никогда не казалось, что работа в частном детективном слишком... ну, что ли, мелковата для тебя?
     Турецкий глянул на полковника искоса. Усмехнулся.
     - Не бывает плохой работы, Артур.
     Тот кивнул:
     - Да-да, это я знаю. И все же, это немного не твой уровень. С твоими мозгами и с твоим опытом тебе нужно ловить...
     - Кого? - иронично поинтересовался Турецкий.
     - Бен Ладена, - весело сказал итальянец Марио, отрываясь от бокала с вином.
     Коллеги засмеялись.
     - Боюсь, что для этого я уже не гожусь, - ответил Александр Борисович, улыбаясь. Он спокойно глядел на коллег и ничем не выказывал своего нетерпения, хотя сгорал от любопытства. Увидеть столько мастером экстра-класса в одном месте - и причем в таком неожиданном месте - это было поистине чудом. И, конечно, требовало объяснения. Турецкий терпеливо ждал, когда же ему все объяснят, и предпочитал не задавать лишних вопросов, чтобы не ставить бывших коллег в неудобное положение. Захотят - расскажут сами. Ну а нет... значит, нет. Александр Борисович прекрасно знал, что такое профессиональные тайны.
     - Артур, хватит темнить, - сказал итальянец Солани. - Выкладывай все начистоту. И без этих твоих долгих предисловий.
     - Если без предисловий, то Александр, боюсь, не поверит, - возразил Артур.
     - Я поверю во все, что вы мне скажите, - заметил Александр Борисович. - Поверю даже в чудо. В принципе чудо видеть вас здесь всех вместе. Я достаточно подготовлен к любой информации.
     - Хорошо, - кивнул полковник Артур Маршалл. - В общем, Александр Борисович, есть новое дело. Дело с неограниченными возможностями. - Он выдержал паузу, внимательно наблюдая за Турецким, и продолжил: - Люди, с которыми ты знаком по Гармишу, организовали новую интернациональную службу. Служба эта называется "Зеро". Догадываешься, почему "Зеро"?
     - Полагаю, потому что официально ее не существует?
     - Именно так, - кивнул полковник Маршалл. - Служба глубоко законспирирована. Но она есть. И уже успешно работает.
     - Думаю, это так, раз вы вместе, - заметил Александр Борисович. - Чем занимается служба?
     - Разными вещами. В основном борьба с криминалом. Киднеппинг, кражи произведений искусства, ликвидация наркосетей и так далее. Это, как ты понимаешь, в самых общих чертах.
     - Ясно. - Турецкий взял рюмку, которую ему предусмотрительно наполнил полковник Солани, и посмотрел на Маршалла. - Ты сказал, что у вас неограниченные возможности. Насколько они неограниченные?
     И вновь коллеги переглянулись, и вновь на их лицах появились улыбки.
     - Очень неограниченные, - спокойно сказал полковник Маршалл. - Скажем так: если нам понадобится, чтобы взвод парашютистов высадился на крышу московской мэрии, - он на нее высадится.
     Турецкий залпом выпил водку, поставил рюмку на стол и достал из кармана сигареты. Он прикурил в полном молчании, убрал зажигалку в карман, повернулся к Маршаллу и, прищурив серые глаза, спросил:
     - Что же вы хотите от меня?
     - Мы хотим, чтобы ты работал с нами, - также прямо ответил полковник Маршалл. - Неразумно, что ты растрачиваешь свои способности по пустякам.
     - Это не пустяки, - возразил Турецкий.
     - Это пустяки, - твердо повторил Маршалл. - В сравнении с тем, чем занимаемся мы. И ты нам нужен.
     Турецкий затянулся сигаретой, выпустил облако дыма, посмотрел, как оно расплывается в воздухе, затем снова перевел взгляд на Маршалла и задумчиво произнес:
     - Интересно. А если бы мы не встретились в этом баре? Тогда бы я не был вам нужен?
     - В ближайшие три дня полковник Солани должен был выйти с тобой на контакт. Ты был прав, когда сказал, что чудеса случаются. Разве это не чудо - что ты зашел именно в этот бар? Мы выбирали для встречи заведение скромное и незаметное. И уж никак не ожидали тебя здесь увидеть. Впрочем, Александр, у тебя всегда была гениальная интуиция.
     Маршалл замолчал. Его коллеги также молчали, глядя на Турецкого.
     "Странно все это, - думал Александр Борисович, покручивая в пальцах пустую рюмку. - И сильно смахивает на шутку. Но, насколько я знаю этих ребят, они не склонны шутить. По крайней мере, с такими вещами".
     - Ну? - спросил полковник Маршалл. - Что ты решишь, Александр?
     Турецкий вздохнул:
     - Не знаю, ребята. Предложение, конечно, заманчивое, но... я должен подумать. В любом случае, у меня еще осталась пара незавершенных дел.
     - Мы не торопим тебя с ответом, - сказал Маршалл, глядя на Турецкого своими голубыми, почти бесцветными, жесткими глазами. - Вакансия для тебя всегда открыта. Можешь связаться с нами в любое время. Вот, держи. Здесь только мой оперативный псевдоним и телефон.
     Он протянул Турецкому визитную карточку. Александр Борисович взял карточку, скользнул по ней взглядом и сунул в карман пиджака.
     - Как только что-нибудь решишь - звони, - сказал Маршалл. - Я надеюсь, что ответ будет положительный.
     - Мы все на это надеемся, - поддакнул итальянец и подмигнул Турецкому. - Твоя кандидатура, Александр, даже не ставилась на голосование. Ты вне конкуренции.
     - Спасибо за комплимент, - улыбнулся Турецкий.
     Теперь, когда предложение было озвучено, лица бывших коллег Турецкого изменились. Было видно, что теперь он в этой компании лишний. По крайней мере, до тех пор, пока не сказал "да". Лишний человек за столом, лишние уши и лишние глаза.
     - Ладно, ребята, - сказал Александр Борисович. - Давайте выпьем на посошок, да я пойду.
     Возражать никто не стал. Итальянец разлил по рюмкам и бокалам спиртное, поднял свой бокал и провозгласил тост:
     - За то, чтобы мы поскорее увидели тебя в наших рядах!
     - За тебя, Александр!
     - Будь здоров, Саня!
     - И будь с нами!
     Выпив залпом свою водку, Александр Борисович поднялся из-за стола, пожал по очереди коллегам руки и направился к выходу. За столиком царила тишина. Никто ничего не говорил. Он снова стал для них посторонним, лишними ушами и лишними глазами.
     Когда Турецкий вышел из бара, они заговорили - тихими, приглушенными голосами.
     - Как думаете, согласится?
     - Конечно, согласится. Эта работа создана для него, а он - для нее.
     - Я слышал, у Турецкого сейчас тяжелый период. Он много пьет.
     - Правильно делает. А чем ему еще заняться? Я бы на его месте колоться начал или дрянь какую-нибудь нюхать.
     - Ну, ты тоже не утрируй.
     - А я и не утрирую. Он сейчас как слон в лошадином загоне. Сил много, а развернуться негде.
     - Ничего. Придет к нам - развернется.
     Против этого никто возражать не стал.
     
     
     12
     
     Ирина искала на стеллажах какую-то книгу. На носу у нее поблескивали очки. Стройная фигура была закутана в белый банный халат. От влажных волос пахло душистым шампунем.
     Пытаясь снять книгу с верхней полки, Ирина встала на цыпочки; Турецкий посмотрел на ее стройные лодыжки, улыбнулся и сказал:
     - Ир, ты знаешь, я сегодня встретил... одного бывшего коллегу по Гармишу.
     - Правда? Кого?
     - Ты его не знаешь. Один полковник.
     Ирина достала, наконец, книгу и повернулась к Турецкому.
     - И как? Вы поговорили?
     - Угу. Он сейчас снова при деле.
     - Ну, хоть кто-то при деле, - усмехнулась Ирина.
     Турецкому не понравился тон жены. Бывший "важняк" почувствовал, что его настроение, до сих пор довольно благодушное, начало стремительно портиться.
     - Что это за ирония? - осведомился он. - Намекаешь на то, что я бездельничаю?
     - Что ты, милый. Я ни на что не намекаю. Это не в моих правилах, ты ведь знаешь.
     - Надеюсь, что так, - сказал Турецкий угрюмо.
     - Так что там с твоим коллегой? Что ты хотел про него рассказать?
     - Ничего. Все, что хотел, уже рассказал.
     Ирина пристально на него посмотрела.
     - Эге, да ты обиделся, - иронично сказала она. - Что тебе не понравилось на этот раз? Моя прическа? Или мое лицо? А может, тебя раздражает мой халат?
     Турецкий поморщился. "Какого черта я с ней вообще заговорил?" - раздраженно подумал он.
     - Ир, не заводись.
     - Я ведь вижу, что ты хочешь мне что-то рассказать, - сказала Ирина, тоже начиная раздражаться. - Почему бы тебе не сделать этого? Ты давно мне ничего не рассказывал. Все последние недели, даже месяцы... Ты целыми вечерами молчишь. Пьешь - молчишь, не пьешь - молчишь. Я не знаю, чем ты живешь. Я даже не знаю, что ты теперь за человек, Турецкий.
     - Я тот же, каким был, - мрачно ответил Александр Борисович.
     "А вот ты изменилась, стала настоящей стервой", - хотел добавить он, но сдержался.
     - Что? - прищурилась Ирина. - Ты хотел что-то добавить?
     - Да. Я хотел сказать, что ужин сегодня был великолепный.
     Александр Борисович сделал над собой усилие и улыбнулся. Ирина несколько секунд смотрела ему в глаза - напряженно, недоверчиво. Потом на губах ее тоже появилась улыбка, слабая, вымученная, почти незаметная.
     - Тебе правда понравилось? - недоверчиво спросила она.
     Александр Борисович кивнул:
     - Конечно! Ты ведь знаешь, как я обожаю твои рулеты.
     Ирина сделала шаг по направлению к нему.
     - Турецкий, если ты врешь, я тебя убью, - насмешливо пригрозила она.
     - Хочешь проверить меня на детекторе лжи? Валяй, проверяй. Но если я говорю правду - ты извинишься и выполнишь три моих желания!
     Турецкий ухватил жену за пояс халата. Она посмотрела на его руку и усмехнулась.
     - Целых три? А ты для этого не староват?
     - Ты это о чем? - поинтересовался Александр Борисович.
     - А ты? - хрипло спросила Ирина.
     Они посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Турецкий взял жену за руку.
     - Иди ко мне, - тихо проговорил он.
     Ирина прищурилась:
     - С какой стати?
     - Я твой муж.
     - Правда? И ты еще помнишь об этом?
     - Я никогда об этом не забывал.
     Турецкий привлек Ирину к себе. Она поддалась и через мгновение сидела у него на коленях. Турецкий нежно поцеловал жену в губы. Потом провел губами по ее щеке и прошептал ей на ухо:
     - Дорогая, ты еще помнишь, как это делается?
     - Смутно, - игриво ответила Ирина. - А ты?
     - Совсем забыл. Думал, ты напомнишь.
     - Ну кое-что я еще помню... Если ты не будешь мне мешать, я тебе покажу. Хочешь?
     Турецкий улыбнулся.
     - Даже не знаю. Пожалуй, попробовать стоит.
     - Тогда закрой глаза и ни о чем не думай. Просто плыви по течению.
     - А ты? - прошептал Турецкий.
     - А я напомню тебе кое-что из нашей прошлой жизни. - Ирина положила руки мужу на шею. - Надеюсь, инфаркт не свалит тебя в самый ответственный момент?
     - Когда ты рядом, ему со мной не совладать, - пообещал Александр Борисович и закрыл глаза.
     - Ну, держись! - услышал он глубокий и хриплый голос жены.
     Турецкий вдохнул ее запах и почувствовал, как все тревоги и неприятности последних дней становятся далекими и нереальными. Вскоре все они ушли, не оставив и следа.
     
     
     * * *
     
     Утро выдалось солнечным и свежим. Турецкий открыл глаза, прищурился на окно, вспомнил про ночные утехи и улыбнулся. Потом повернул голову, посмотрел на свое отражение в трюмо, подмигнул ему и весело произнес:
     - Похоже, жизнь начала налаживаться, приятель.
     С кухни до него донесся аромат жареной ветчины и кофе. Ирина готовила завтрак. Замечательно! При мысли о яичнице с ветчиной и чашке крепкого горячего кофе у Турецкого потекли слюнки. В голову пришла еще одна мыслишка - о рюмке водки - но Александр Борисович прогнал ее, как ничтожную и вредную.
     "Надо не забыть надеть сегодня свежую рубашку, - подумал Турецкий. - И туфли бы почистить. Да и в парикмахерскую давно пора заглянуть. Оброс львиной гривой - хоть по саванне бегай".
     Александр представил себе, как мчится голышом по саванне, и тихо засмеялся. Зрелище было то еще.
     Он встал с кровати, надел халат, слегка пригладил волосы ладонью, глянув на себя в зеркало, поморщился, провел пальцами по щекам и подумал: "Нужно срочно бриться. С такой рожей не только к женщине, к собаке подходить стыдно".
     Он зашагал к ванной, но по пути споткнулся об тапок и чуть не растянулся на полу во весь свой весьма немалый рост. Чтобы не упасть, ухватился за тумбочку и - вот незадача! - смахнул с тумбочки мобильный телефон.
     Турецкий поднял телефон и убедился, что тот работает.
     - Хорошо начинается утро, ничего не скажешь, - усмехнулся Александр Борисович, с удовольствием ощущая, что все эти мелкие неприятности никак не сказались на его настроении. Оно по-прежнему было безоблачным.
     Проверяя, все ли в порядке с телефоном, Турецкий машинально нажал пальцем на кнопку последних вызовов. И также машинально посмотрел на окошечко дисплея.
     Улыбка медленно сползла с его губ. Он еще несколько раз нажал на кнопку, и с каждым нажатием лицо его становилось все мрачнее и мрачнее.
     ...
     Плетнев 18.05
     Плетнев 20. 03
     Плетнев 21. 10
     Плетнев 8.01
     Три звонка вчера вечером, один - сегодня утром. Что все это значит? Какого черта?
     Прощай, цыганка Сэ-эра...
     Были твои губы
     Сладкими, как вино...
     - донесся с кухни мягкий голос жены. Она любила напевать, хлопоча у плиты.
     Турецкий хмуро смотрел на телефон. Потом вызвал окно смс-сообщений. И снова Плетнев. Александр Борисович пару секунд раздумывал, стоит ли раскрывать сообщение. Потом решительно нажал на кнопку.
     Ира, подумай над моим предложением. Я буду ждать.
     Александр Борисович перечитал сообщение несколько раз. Пальцы его словно свело судорогой, губы побелели. Он повернул голову в сторону кухни. Жена продолжала напевать, и голос ее звучал прекрасно:
     Прощай, цыганка Сэ-эра...
     Были твои губы...
     - Сладкими, как вино, - машинально повторил Турецкий и снова посмотрел на окошечко дисплея. Ему нестерпимо захотелось разбить телефон о стену, но он сдержался. На сердце снова лег камень, и тень от этого камня упала на лицо бывшего "важняка". Губы его презрительно искривились. В серых глазах заполыхал огонек злобы.
     - Саня! Ты уже встал? Иди скорей завтракать! - позвала с кухни Ирина.
     - Сейчас, - хмуро отозвался Александр Борисович.
     Он заблокировал телефон и швырнул его на тумбочку.
     Есть не хотелось. Разговаривать не хотелось. Жить не хотелось. В душе опять заворочалась тяжкая и уже привычная тоска.
     Александр Борисович шагнул к бару, взял с полки бутылку водки, отвинтил крышку и сделал пару глотком прямо из горла.
     - Саня, что ты делаешь? - раздался у него за спиной голос жены.
     Турецкий обернулся, посмотрел на нее тяжелым взглядом, отвернулся и снова отхлебнул.
     - Зачем? - тихо спросила она.
     Александр Борисович пожал плечами.
     - Хочется.
     - Но ведь мы...
     - Что мы? - грубовато осведомился он.
     - Ничего. Значит, все возвращается на круги своя? - также тихо сказала Ирина. - А я думала...
     Она нервно закусила губу.
     - Что? - тем же грубоватым голосом осведомился Александр Борисович, держа бутылку в руке. - Что ты думала? Кстати, хочешь, и тебе налью? Опохмелимся вместе. Ты ведь вчера тоже пила вино.
     - Я не понимаю.
     - Не понимаешь? Странно. Всегда была понятливой, а тут...
     - Ладно, Турецкий, поступай, как знаешь.
     Ирина повернулась и ушла на кухню.
     Александр Борисович усмехнулся и тихо проговорил:
     - Прощай, цыганка Сэра. - Дернул губой и брезгливо добавил: - Скатертью дорога. Плетнев, поди, уже заждался. Молод, силен, красив и коварен, как бог!
     Александр Борисович сделал из бутылки еще пару глотков, поставил ее обратно на полку и пошел одеваться. Дел у него на сегодня никаких не было, но оставаться дома он не собирался.
     Однако Ирина его опередила.
     Турецкий услышал, как хлопнула дверь в прихожей. Он прошел в кухню. Потом заглянул в ванную, прошелся неспешно по квартире, размышляя, куда же это она отправилась в воскресное утро. Много разных мыслей было в голове у бывшего "важняка", и ни одной светлой.
     "Может, я зря все это? - подумал он вдруг. - Мало ли зачем он мог ей звонить? Может, сынишка захворал. Ирина ведь мальчишке как мать".
     Сердце Турецкого дрогнуло, но тут он вспомнил смс-сообщение. "Подумай над моим предложением. Я буду ждать". Ждать он будет, а! Здорово устроились у меня за спиной. То-то этот паршивец мораль мне читал. И Ирку упомянул. Спелись у меня за спиной. Интересно, как далеко у них это зашло?
     Думать об этом Турецкому было неприятно.
     Он прошел в комнату Нины, которую в отсутствии дочери превратил в свой кабинет. Постоял немного у окна, задумчиво хмуря брови, затем подошел к шкафу. Остановился перед ним в нерешительности. Куда пойти? Чем заняться?
     И вдруг Турецкий отчетливо почувствовал, что кто-то смотрит ему в спину. Он резко обернулся, но, разумеется, в комнате никого не было. Однако неприятное чувство никуда не девалось.
     "Кто-то наблюдает за тобой, - сказал Александру Борисовичу внутренний голос. - В окно".
     Чувство было таким сильным, что Турецкий даже поежился. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Окно находилось на высоте четвертого этажа и, конечно, заглянуть в него никто не мог. Да и двор внизу был пуст. Напротив сверкала на солнце окнами белоснежная высотка, но и до нее было не меньше трехсот метров, а то и больше.
     Турецкий поморщился: "Глупости какие. Похоже, у меня начинается паранойя".
     Он повернулся к окну спиной, шагнул к шкафу и вдруг снова это почувствовал. Чей-то пристальный взгляд на своей спине. Александр Борисович едва поборол желание оглянуться. Он открыл дверцу шкафа и снял с вешалки рубашку.
     И в этот момент за спиной у Турецкого звякнуло разбитое стекло, что-то влетело в комнату, стукнулось о стол и с грохотом упало на пол. Что-то темное и круглое покатилось по полу прямо к ногам бывшего "важняка".
     
     
     ГРАНАТА!
     
     - вспыхнуло в мозгу у Турецкого.
     Раздумывал он лишь долю мгновения. Потом подхватил с пола гранату, вышвырнул из комнаты, одним прыжком перемахнул через стол и упал в угол, за кровать, используя ее как защиту.
     Турецкий всем телом вжался в пол, ожидая взрыва. Стук сердца громко отдавался у него в ушах. Один-два-три-четыре...
     Раздался легкий хлопок. И все. Ни грохота, ни огня. Ничего.
     Выждав еще с полминуты, Александр Борисович осторожно выглянул из-за кровати.
     Турецкий сидел на кухне и курил. Чувствовал он себя скверно. Снова заныл сустав на ноге. Жутко болело ушибленное плечо. Полная развалина. Хорошо хоть сердце не подвело.
     Граната лежала на столе. Обманка. Простая детская игрушка с легким шумовым эффектом. Как она попала в окно? Бог весть. Сделана их хорошего пластика, полная внешняя имитация лимонки, явно импортного производства.
     Время от времени Александр Борисович поглядывал в окно. Двор по-прежнему был пустынен. В песочнице возилась пара малышей, пожилая женщина сидела на скамейке с журналом в руках. Подросток в отглаженных брюках и белоснежной рубахе томился под деревом с букетиком чахлых роз в руке. Явно ждал подружку. И больше никого.
     Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. А между тем - вот она, красавица, лежит на столе. Лежит и смотрит черным рифленым боком.
     Что это? Розыгрыш? Предупреждение? Но что оно значит?
     Турецкий усмехнулся. Вроде бы давным-давно отошел от серьезных дел. И вдруг нате вам - подарочек.
     Чертовщина какая-то.
     Александр Борисович взял со стола Иринину чашку с невыпитым, остывшим кофе и в несколько глотков опустошил ее.
     
     
     13
     
     Из дневника Турецкого
     "Одиннадцать часов утра. Прекрасное начало прекрасного дня. Солнце светит, как сумасшедшее. Даже шторы от него не спасают. Впору покупать кондиционер.
     Мозги, у кого они есть, плавятся, как пластилин. Но у меня в голове, похоже, давно уже пусто. Все что могло расплавиться и испариться - испарилось. Осталась только головная боль.
     Ирина ушла. Боюсь, что с концами. Вещи она не забрала, но это ни о чем не говорит. В любую минуту может заявиться какая-нибудь из ее подруг и забрать чемоданы со всем шмотьем. Так и вижу эту сцену.
     - Саша, добрый день! Ирина послала меня за своими вещами.
     - Вы хотите, чтобы я вам их собрал?
     - Я могу и сама. Ира объяснила мне, где что лежит.
     - Валяйте. Топайте в спальню и ройтесь в нашем белье.
     Тут подруга захлопает глазками, подожмет губу и пробубнит с упреком:
     - Саша, ну зачем вы так? Никогда не видела вас таким грубым. Но теперь... теперь я понимаю вашу жену.
     И смех, и грех. Но, в сущности, все, что ни делается, делается к лучшему. Рано или поздно это должно было случиться. По крайней мере, теперь никто не будет ловить меня за руку, когда я тянусь за бутылкой. Вот только не знаю, хорошо ли это...
     Ладно, забыли. Как сказал один мудрец, "нужно смеясь расставаться со своим прошлым". Лучше подумает о более актуальных вещах. Сегодня около десяти часов в окно влетела граната. Звучит, как начало пошлого анекдота. Первым моим порывом было вышвырнуть ее обратно в окно. Но там двор. Детишки возятся в песочнице. Не знаю, когда я успел сообразить, но вместо окна запустил лимонку в прихожую. Смешно, но при этом в голове мелькнула одна только мысль: "Что я скажу Ирине?"
     Однако обошлось. Граната оказалась детской игрушкой, а вот поволновался я вполне по-взрослому. До сих пор в руках мандраж. Но самое неприятное, что, несмотря на довольно удачное приземление на пол, чувствую, как все тело болит и ломит. Как будто по мне КамАЗ прокатился. О чем это говорит? О том, что тело свое я потерял. Рефлексы ни к черту, реакция замедлена, группироваться разучился. Не боец, а тыловая развалина.
     Еще год-два и от меня совсем ничего не останется, кроме скверного характера и светлых воспоминаний.
     Откуда эта игрушка прилетела в дом?
     Об этом даже рассуждать не хочется. Хотя... Я знаю, чьих это рук дело. Понял еще в то мгновение, когда взял "лимонку" в руки. Но вот об этом писать не стану. Потрепаться языком приятно, но жизнь и репутация дороже.
     Итак, подобьем итоги трех последних дней. Что мы имеем на данный момент.
     1) Труп Марины испарился из морга.
     2) Существовала ли она когда-нибудь в живом виде - доподлинно неизвестно.
     3) Подруга Марины - Людмила Шилова - заплатила нам с Плетневым щедрый гонорар. Отработали ли мы его? Вопрос!
     4) Родион Плотников - "официально признанный маньяк-потрошитель", но уже сегодня его отпустят на свободу. Если уже не отпустили.
     5) От меня ушла жена.
     6) Ушла, потому что изменяет мне с моим другом и коллегой.
     7) В окно влетела граната.
     8) Происхождение гранаты и смысл "послания" (если это действительно "послание") неизвестны.
     Это на одной чаше весов. А на другой:
     1) Приглашение на новое место работы.
     2) Что за работа - доподлинно неизвестно.
     3) Все это похоже на дурную шутку или чей-то злой розыгрыш.
     4) От меня ушла жена.
     Итог: Александр Борисович Турецкий в полном дерьме, и выбраться из этой кучи дерьма у него нет никаких шансов.
     Теперь вопрос: что делать дальше? С личной жизнью, похоже, ничего уже не сделаешь. Треснула по швам и лопнула, как гнилой бурдюк. О, кей. Остается профессиональная жизнь. Вот здесь еще можно кое-что наладить, было бы желание.
     Значит, самое время заняться профессиональной жизнью.
     Итог: с сегодняшнего дня сажусь на диету, завязываю с выпивкой и начинаю заниматься спортом. В разумных пределах, конечно.
     Кто знает, что еще ждет впереди. Предчувствия у меня самые мрачные. А до сих пор они меня ни разу ни обманывали".
     
     
     14
     
     Едва Турецкий убрал тетрадь в стол и закрыл ящик на ключ, как в дверь позвонили. Где-то в глубине сознания забрезжила надежда на то, что это вернулась Ирина. Но Турецкий тут же одернул себя: у Ирины есть свой ключ.
     До прихожей Александр Борисович шел прихрамывая. Прыжок на пол все еще давал о себе знать. Открыв дверь, Турецкий удивленно посмотрел на гостя.
     - Антон?
     - Здравствуй, Александр Борисович.
     Плетнев стоял на пороге, сунув руки в карманы брюк, и смотрел на Турецкого исподлобья.
     - Проходи.
     Турецкий посторонился, давая коллеге войти. Однако дальше прихожей Антон Плетнев почему-то не пошел.
     - Ты по делу или так? - поинтересовался Турецкий, окидывая взглядом коренастую фигуру гостя.
     - По делу, - ответил Плетнев, как показалось Александру Борисовичу, немного смущенно.
     Турецкий усмехнулся - зло и презрительно (и это не укрылось от быстрого взгляда Плетнева).
     - Ну, давай, выкладывай. Или сначала выпьешь кофейку?
     - Спасибо, не буду. - Плетнев вынул руку из кармана, посмотрел на ладонь и снова сунул руку в карман, словно не знал, с чего начать, и теперь бестолково и растерянно тянул время. Наконец он поднял на Турецкого мрачный взгляд и сказал:
     - Помнишь наш последний разговор?
     - Конечно.
     - Я тогда хотел позвонить тебе и сказать, что был не прав. Хотел извиниться за все, что наговорил.
     - Но потом решил прийти и высказать все лично? - сухо поинтересовался Турецкий.
     Плетнев покачал головой.
     - Нет. Теперь я знаю, что был прав. Ты не тот Турецкий, которого я когда-то знал. Ты сломался. Неприятности сломами тебя. Ты чувствуешь себя неудачником и отыгрываешься за все беды на Ирине.
     - С чего ты решил, что можешь приплетать к разговору мою жену? - поинтересовался Турецкий, и голос его угрожающе заклокотал.
     - Имею. Потому что пришел сюда по ее просьбе.
     Несколько секунд Александр Борисович молчал, потом сказал:
     - Вот как?
     Плетнев вынул руки из карманов. Руки у него были мускулистые, костяшки на кулаках мозолистые.
     - Ирина просила передать, что не хочет с тобой жить, - спокойно сказал он. - Она подаст документы на развод.
     Зрачки Турецкого сузились.
     - А ты-то какого черта суешься в наши дела? - сухо спросил он.
     Плетнев дернул уголком губ.
     - Полегче. Я уже сказал, что пришел сюда по поручению Ирины.
     Турецкий сжал кулаки и двинулся на Плетнева.
     - Еще раз произнесешь ее имя, и я сверну тебе шею, - предупредил он.
     Плетнев окинул Турецкого оценивающим взглядом профессионального бойца и отрицательно качнул головой:
     - Это вряд ли. Ты не в той форме.
     - Да мне и форма не нужна, чтобы выбить из тебя дух.
     - Это вряд ли, - повторил Плетнев. Он сверкнул на Турецкого угрюмыми глазами и добавил. - На войне мне приходилось убивать людей. Пару раз я делал это голыми руками. Не искушай судьбу, Александр Борисович.
     Мужчины стояли друг против друга и с напряженным вниманием вглядывались друг другу в лица.
     - Александр Борисович, - снова заговорил Плетнев. - Я не хочу с тобой драться. Я слишком сильно тебя уважаю. Но ты должен меня понять. Я...
     - Ты закроешь рот или хочешь, чтобы это сделал я? - осведомился Турецкий, тяжело дыша.
     - Вот это ты зря сказал, - прорычал Плетнев.
     Мужчины сжали кулаки и двинулись друг на друга.
     
     
     * * *
     
     Схватка была недолгой. Через минуту оба бойца сидели на полу. Турецкий держался правой рукой за левое плечо. Левая рука висела у него как плеть. На губе запекся комочек крови. Волосы на голове тоже были окровавлены.
     Плетнев сидел в другом углу прихожей. Сидел, мрачно поглядывая на Турецкого и потирая пальцами ушибленную челюсть.
     - Неплохой удар, - проговорил он.
     Александр Борисович ничего не ответил. Тогда Плетнев снова заговорил:
     - Сейчас я поднимусь на ноги и выйду из квартиры. Не советую тебе мне мешать.
     - Ты никуда отсюда не уйдешь, - с ледяным спокойствием в голосе сообщил Плетневу Александр Борисович. - Пока я тебе не разрешу.
     - У тебя не действует левая рука. Если ты не образумишься, не будет действовать и правая.
     - Ничего. У тебя не действует голова, и это нисколько тебе не мешает.
     - Насчет головы я бы на твоем месте молчал, - ухмыльнулся Плетнев, посмотрел на окровавленные волосы Турецкого, затем перевел взгляд на окровавленный дверной косяк.
     - Еще слово, и я доломаю тебе челюсть, - сказал Турецкий. - Месяц будешь есть через соломинку.
     Плетнев усмехнулся и покачал головой.
     - Это смешно. Два взрослых мужика, а ведем себя, как уличная шпана. Неужели тебе нужен второй раунд?
     Турецкий молчал, сверля противника холодным, гневным взглядом.
     - Ну, хорошо, - сказал Плетнев. - Видимо, нужно объясниться. Я и Ирина...
     - Ты с ней спал? - сухо спросил Александр Борисович.
     Плетнев осекся. Изумленно уставился на Турецкого.
     - Что?
     - Оглох? Я спрашиваю: ты с ней спал?
     Брови Плетнева сошлись на переносице.
     - Не думаю, что этот вопрос...
     - Мне плевать, что ты думаешь, - брезгливо осадил его Александр Борисович. - Отвечай: ты с ней спал или нет?
     Плетнев молча поднялся на ноги. Турецкий последовал его примеру. И снова противники стояли друг против друга, тяжело дыша и до хруста сжимая кулаки. Второй раунд был бы неминуем, но тут Плетнев сделал шаг назад и опустил руки.
     - Нет, - сказал он. - Никаких больше драк. Я обещал Ир... твоей жене, что не буду тебя провоцировать. Если ты думаешь, что она ушла ко мне, ты ошибаешься. Она у своей подруги.
     - У какой? - угрюмо спросил Турецкий.
     - Она не хочет, чтоб ты знал. Поэтому за ее вещами пришел я. А что касается твоего вопроса... Мы с Ириной Генриховной просто друзья. Хорошие друзья. И я никогда и ничем не позволю себе...
     - Ну, ладно, ладно, - устало сказал Александр Борисович. - Я услышал то, что хотел. Можешь не распространяться. Подожди здесь, я принесу чемодан с вещами. Можешь, кстати, пройти на кухню и сделать себе кофе.
     Плетнев неуверенно переминался с ноги на ногу. Турецкий усмехнулся:
     - Не бойся, бить больше не буду.
     Лицо Плетнева слега покраснело.
     - Кто кого бил - это спорный вопрос, - сдержанно заметил он. - Тебе бы не мешало привести лицо в порядок. И еще твоя рука... Боюсь, не было бы перелома.
     Александр Борисович приподнял ушибленную руку, подвигал пальцами и поморщился.
     - Перелома нет, - сказал он. - Сустав вроде тоже цел. - Он посмотрел исподлобья на Плетнева. - Что это за хитрый прием?
     - Из арсенала кубинского спецназа, - ответил Плетнев. - У нас в роте был инструктор кубинец. Он знал много подобных фокусов. Кое-что показал. У него была присказка: бить надо первым и побеждать одним ударом.
     Александр Борисович криво усмехнулся.
     - Ты плохо выполнил его завет, - сказал он.
     Плетнев пожал плечами.
     - Просто не хотел серьезно тебя травмировать. Если захочешь, могу показать пару приемов.
     - Как-нибудь потом, - сказал Турецкий, повернулся и направился в спальню собирать вещи жены.
     
     
     15
     
     Выпроводив Плетнева из квартиры с чемоданом Ирининых вещей, Турецкий прошел к бару и достал недопитую бутылку водки. Настроение было паршивое. А собственно, каким оно еще должно быть?
     Александр Борисович наполнил стакан наполовину, подержал его несколько секунд в руке, потом резко выпил. Водка обожгла гортань, отозвалась острой болью в разбитой губе.
     Александр Борисович поставил стакан на стол. Тронул пальцем губу и поморщился. Потом вынул из пачки сигарету и закурил. Вкус у сигареты был резиновый. Турецкого едва не стошнило. Левая рука помаленьку разрабатывалась. Сустав и кость были целы, опухоль почти сошла, но нерв еще пульсировал.
     Все-таки Плетнев мастер своего дела, даром что бывший спецназовец. Дымя сигаретой, Александр Борисович вспомнил первый день знакомства с Плетневым. Тогда это был молодой, угрюмый человек с осунувшимся лицом и пустыми глазами. Человек, прошедший через страшное горе, потерявший жену и отомстивший ее убийцам.
     В свое время Турецкому пришлось упечь парня в "психушку", чтобы спасти его от пожизненного заключения. Потом он помог Плетневу начать новую жизнь, а Меркулов нашел для него работу. И вот чем это кончилось. Впрочем... может, не стоит нагнетать? Плетнев парень честный, он не стал бы врать. И они действительно дружны с Ириной.
     Ладно. Что сделано, то сделано. И хватит об этом думать.
     Турецкий протянул руку к бутылке, когда вдруг услышал, как где-то в прихожей запел телефон. Звонок был чужой, незнакомый.
     Александр Борисович поднялся со стула и нехотя побрел в прихожую. Телефон лежал на полу, издавая рулады и мерцая голубоватым светом.
     Турецкий поднял телефон и взглянул на окошечко дисплея.
     
     
     ЛЮДА ШИЛОВА
     
     Несколько секунд Александр Борисович раздумывал - брать, не брать. Взял.
     - Алло, Антон? - услышал он в трубке хрипловатый голос Шиловой.
     "Она к нему по имени", - подумал Александр Борисович и усмехнулся. В голосе Шиловой ему послышалась теплота близкого человека. Когда успели?
     - Нет, Людмила, не Антон, - сказал Александр Борисович. - Это его коллега Турецкий.
     - Ой, извините. - Шилова, видимо, слегка растерялась. - А я думала, что звоню Антону на мобильник.
     - Так и есть. Просто он позабыл трубку у меня дома. Что-то случилось?
     - Да.
     - Я вас слушаю.
     - Даже не знаю, как сказать... Дело в том, что... Черт, боюсь, что вы примите меня за сумасшедшую.
     - На счет этого можете не волноваться.
     - Правда? Спасибо. Тогда я скажу. Час назад я видела Марину Соловьеву.
     Турецкий подумал, что ослышался.
     - Простите? Мне показалось, что вы сказали...
     - Я сказала, что видела Марину Соловьеву, - повторила Шилова на этот раз твердым голосом.
     "Без головы?" - хотел было спросить Турецкий, но вовремя сдержался.
     - Где видели? Как она?
     - Жива и здорова. А видела я ее на шоссе недалеко от Химок.
     - Вы с ней говорили?
     - Нет. Я проехала мимо.
     - Но почему?
     - Я... - Шилова замялась. - Боюсь, это прозвучит как бред. Во-первых, у меня не было полной уверенности, что это она. А во-вторых... Вы точно не считаете меня сумасшедшей?
     Александр Борисович улыбнулся.
     - Абсолютно. На своем веку я перевидал много сумасшедших женщин, вы не похожи ни на одну из них.
     - Ну, хорошо, - облегченно проговорила Шилова. - Тогда я, пожалуй, скажу. Дело в том, что Марина стояла не одна. С ней было еще несколько девушек. Таких... ну, знаете... которые обычно...
     И вновь она запнулась, не зная, как договорить. И вновь Александр Борисович пришел ей на помощь.
     - Вы хотите сказать, что Марина Соловьева стояла в толпе проституток? - деловито уточнил Турецкий.
     Шилова хмыкнула в трубку.
     - Как ни странно, да. Именно это я и хотела сказать. И сама она была одета... так же, как они. Безобразно, безвкусно.
     - Она и раньше так одевалась?
     - Что вы! У Марины было безупречное чувство стиля. Мы с ней много раз ходили по магазинам - она всегда помогала мне выбирать одежду. И не разу не ошиблась. Уверяю вас, я не стану носить всякую дрянь.
     - Это хороший довод. Дайте мне подумать секунду.
     Турецкий помолчал, обдумывая все услышанное. Потом сказал:
     - А теперь еще раз, но отвечайте только на мои вопросы, хорошо?
     - Хорошо.
     - Первый вопрос: вы все же не уверены, что это была Марина, так?
     - Уверена на девяносто девять процентов, - отрезала Людмила.
     - Она вас заметила?
     - Нет. Она смотрела в другую сторону.
     - Беседовала с "товарками"? - уточнил Александр Борисович.
     - Да.
     Турецкий подумал и спросил:
     - Она хорошо выглядела?
     - Ужасно! Один макияж чего стоил!
     - Я уже понял, что макияж ужасен. Она выглядела здоровой?
     - Абсолютно. Стояла, разговаривала с этими... девушками. Улыбалась, смеялась. В общем, вела себя так, будто всю жизнь стояла на шоссе в толпе шлюх. Нашла себе подружек!
     Шилова нервно хихикнула.
     - Еще вопрос: как вы сами все это объясните?
     - Я? - И снова слух Александра Борисовича покоробил неприятный смешок. - А как я могу это объяснить? Да никак не могу! Хотя... Может быть, ее похитили цыгане, подмешали ей что-нибудь или сделали укол... У нее отшибло память. А может быть, она сама сошла с ума. Такое ведь тоже случается. Знакомый одного моего знакомого распродал имущество, выбросил паспорт и ушел в секту. Теперь бродит по Москве с посохом и просит милостыню.
     - Звучит не очень правдоподобно, - заметил Александр Борисович.
     - Да что вы? - усмехнулась Людмила. - А то, что Марина трахается с шоферней на трассе - это правдоподобно? Или вы думаете, что я тоже рехнулась?
     - Вы сами сказали, что до конца не уве...
     - А, перестаньте. Не надо ловить меня на слове. Собственно, почему я звоню: я ведь заплатила вам деньги за то, чтобы вы нашли Марину. Если Марина мертва, значит, поиски не имеют смысла. Но если есть хоть один шанс, что она жива, вы обязаны отыскать ее.
     Турецкий помолчал, поиграл желваками. Вся эта история с Мариной Соловьевой порядком ему осточертела.
     - Почему вы молчите, Александр Борисович? Разве я не права?
     - Правы. Конечно, правы.
     - И что вы намерены делать?
     Турецкий вздохнул.
     - Поеду и посмотрю сам. Хотите, прихвачу с собой и вас?
     - Нет уж! Избавьте меня от этого.
     - Как хотите. В таком случае я сделаю несколько снимков и покажу их вам. Если вы опознаете Марину Соловьеву - я буду считать свою работу законченной.
     - Как? И вы ничего не сделаете, чтобы вытащить ее оттуда?
     - Вы заплатили за то, чтобы мы нашли Марину. Вмешиваться в ее жизнь я не собираюсь. Максимум, что я могу сделать, это сообщить о ней милиции. Это все.
     - Это настоящее свинство! - выпалила Шилова.
     - Это не свинство, это наша работа, - усмехнулся в ответ Александр Борисович.
     Женщина вздохнула:
     - Жаль, что на вас некому пожаловаться.
     - Это преимущество работы в частном агентстве. Уточните, где именно вы видели Марину Соловьеву.
     Шилова подробно описала расположение "точки". Затем попросила:
     - Александр Борисович, может быть, вы все-таки попробуете с ней поговорить? В крайнем случае, наберите мой номер и дайте ей телефон.
     - Там будет видно, - сказал Турецкий. - Ну все, до связи.
     Он выключил телефон и положил его в карман. Затем повернулся и рассеянно посмотрел на себя в зеркало. Из зеркала на Турецкого глянуло осунувшееся, бледное лицо. Всклокоченные, давно не стриженные, испачканные засохшей кровью волосы, кровоподтек на губе. Тот еще видок. Нужно срочно привести себя в порядок!
     И прежде чем взяться за работу, Турецкий отправился в душ.
     
     
     16
     
     Да, это была она. Высокая, стройная, с густыми платиновыми волосами и тонким лицом, "породистость" которого не мог скрыть даже вульгарный макияж, свойственный представительницам древнейшей из профессий.
     Александру Борисовичу достаточно было одного мимоходом брошенного взгляда, чтобы понять, что это - она. Марина Соловьева, или как там ее зовут на самом деле.
     Турецкий проехал мимо "точки", не останавливаясь. Сначала он собирался остановиться и "снять" таинственную блондинку. Но в самый последний момент решил изменить план. Проститутка не станет откровенничать с клиентом - это во-первых. А во-вторых, причину для следующей встречи (кроме того же банального "съема") придумать будет очень сложно.
     Итак, он проехал мимо. Проехав чуть меньше километра, Александр Борисович развернул машину, съехал на обочину и остановился. Затем заглушил мотор и достал из бардачка сверхмощный бинокль - подарок одного американского генерала.
     Наблюдательный пункт был отличный. "Точка" просматривалась во всех подробностях. Марина была в красном платье, что тоже было на руку Турецкому.
     Ждать ему пришлось минут двадцать. Наконец, возле "точки" притормозила очередная иномарка - "ауди S6"; хозяин машины - после недолгих переговоров со сводней - поманил пальцем Марину. Та с развязной усмешкой подошла к машине, склонилась к окошку, что-то спросила, запрокинула голову и рассмеялась. Затем забралась в машину.
     Турецкий завел мотор. Как только иномарка с Мариной тронулась, Александр Борисович направил машину за ней. Он снова был в роли преследователя, и это здорово бодрило.
     Преследуя "ауди", Александр Борисович достал телефон и набрал номер "Глории".
     - Слушаю, - отозвался в трубке суровый голос Плетнева.
     - Антон, это Турецкий. Ты забыл у меня свой телефон.
     - Да, я знаю.
     - Шилова тебе дозвонилась?
     - Нет. - Голос Плетнева напрягся. - А что случилось?
     - Марина Соловьева нашлась. У тебя ручка под рукой?
     - Да.
     - Тогда записывай. Сейчас она сидит в машине "ауди S6" бежевого цвета. Номер машины... - Александр Борисович продиктовал номер. - Записал?
     - Да. Но я не понимаю, как она...
     - Это долгая история, - оборвал коллегу Турецкий. - Дозвонись Шиловой, она все тебе расскажет.
     - А вы сейчас где?
     - Еду за "ауди". Как только что-нибудь прояснится, я тебе позвоню.
     Турецкий выключил связь.
     И снова ожидание. На этот раз возле элитного дома на Тимирязевской. Минуты текли утомительно медленно. На улице стемнело, начал накрапывать дождь. Александр Борисович сидел в машине и курил. За два часа ожидания он успел выкурить полпачки сигарет, сжевать два хот-дога, выпить литровый флакон кока-колы, прослушать весь репертуар "Дорожного радио" и успел прокрутить в голове всю свою жизнь.
     Наконец дверь подъезда открылась, и на улицу выпорхнула знакомая стройная фигурка в красном костюмчике.
     - Ну, наконец-то, - проворчал Турецкий и завел машину.
     Блондинка несколько секунд постояла у подъезда, словно никак не могла сообразить, куда ей двинуться дальше. Затем обернулась по сторонам и решительно направилась в сторону вьетнамского ресторанчика с ярко пылающим неоновым драконом на фасаде здания.
     Турецкий медленно повел машину вдоль обочины. Походка у блондинки была быстрая, летящая. Александр Борисович невольно залюбовался ее ладной фигуркой.
     Наконец девушка вошла в ресторан, и Турецкий остановил машину.
     "Пойти - не пойти", - размышлял он.
     Двухчасовое сидение в машине здорово утомило Александра Борисовича. В конце концов, он решил покинуть "внешний наблюдательный пост" и перейти к "непосредственной слежке". В ресторане наверняка царит полумрак, и девушка не обратит на него внимания.
     Александр Борисович выбрался на улицу, поставил машину на сигнализацию и неспешно зашагал к ресторану. Дождь прекратился, в воздухе пахло прибитой пылью и свежими листьями. Вдыхать этот воздух было необычайно приятно.
     Перед тем как войти в ресторан, Александр Борисович смахнул с рукава пиджака соринку, заправил в брюки выбившуюся рубашку и тщательно себя оглядел. Одежда была безупречна, равно как и гладко выбритое лицо. Турецкий посмотрел на свое отражение в темной витрине ресторана, щелкнул пальцами и тихо проговорил:
     - Бонд. Джеймс Бонд. - Улыбнулся и добавил. - Теперь ты всегда будешь выглядеть так.
     В ресторан он вошел легкой, расслабленной походкой.
     
     
     17
     
     - Ай! - вскрикнула женщина, отпрянула, вздернула руку и, зашипев от боли, потерла ушибленный лоб. - Извините!
     - Это вы извините! - растерянно и смущенно воскликнул Турецкий. - Ей-Богу, простите, я вас не заметил!
     - Я сама виновата, - сказала девушка и вымученно улыбнулась. - Летела к выходу очертя голову. Не заметила, что вы входите.
     Они посмотрели друг на друга и тихо засмеялись.
     - Вы-то как? - спросила девушка. - Кажется, я забодала ваш подбородок. Ой, у вас кровь!
     Турецкий тронул пальцем губу и подумал: "Весьма кстати". А вслух сказал:
     - Пустяки.
     - Да нет же - это кровь! О Господи, я разбила вам губу!
     - Не обращайте внимания.
     - Нет-нет, вам нужно срочно промыть рану холодной водой. - Девушка достала из сумочки платок. - Дайте-ка я вам вытру, пока не капнуло на рубашку.
     Турецкий попробовал возразить, но сопротивляться было бесполезно. Женщина промокнула ему губу платком и строго сказала:
     - Держите так, чтобы остановить кровь.
     Александр Борисович прижал платок к губе. От платка доносился чуть слышный аромат духов. Турецкий, неожиданно для себя, почувствовал легкое возбуждение.
     - Знаете что... - заговорил он. - Простите, как вас зовут?
     - Меня? Марина. То есть...
     - У вас есть и второе имя? - поинтересовался Турецкий.
     Девушка досадливо дернула бровью. Видимо, имя Марина выскочило у нее случайно, а возможности "переиграть" знакомство уже не было.
     "По-прежнему, Марина, - с улыбкой подумал Александр Борисович. - Что ж, это приятно".
     - Знаете что, Марина, вы пожертвовали платком, спасая мою губу. И я буду чувствовать себя последним негодяем, если не накормлю вас ужином.
     На лбу женщины проступили едва заметные морщинки. По всей вероятности, предложение Турецкого застало ее врасплох.
     - Но я...
     - Уже поужинали?
     Она покачала головой:
     - Нет. Просто я...
     - Даже не думайте отказываться, - строго сказал Александр Борисович. - Я ведь не отказался от платка.
     Марина внимательно посмотрела на Турецкого. "Ну, давай же, - подумал он. - Соглашайся. Я еще не так плох и не так стар, чтобы девушка не захотела со мной поужинать. К тому же на мне пиджак от "Армане", я выбрит и причесан и выгляжу опрятнее, чем Шерлок Холмс!"
     - Вообще-то, у меня были планы на этот вечер, - раздумчиво проговорила Марина.
     - У меня тоже, - сказал Турецкий, "включая" обаяние на полную. - Но ради вас я собираюсь их отложить. Неожиданные знакомства бывают самыми важными в жизни.
     - Правда? - неуверенно проговорила Марина.
     - Конечно. Только представьте, сколько раз мы проходили мимо своей судьбы из-за дурацкой спешки. Сколько потерь у нас за плечами! Потерь, о которых мы даже не догадываемся.
     Глаза женщины блеснули.
     - Вы красиво говорите, - с улыбкой сказала она. - И чертовски убедительно.
     - Значит, вы согласны?
     Девушка еще колебалась.
     - У вас шишка на лбу, - сказал Александр Борисович. - Если не выпить бокал обезболивающего, к вечеру она может разболеться. Итак?
     - Только если не долго, - неуверенно проговорила Марина. - И еще я должна буду позвонить и отменить встречу.
     - Это уж как вы пожелаете. - Александр Борисович сделал широкий жест рукой: - Прошу к столу!
     - Сначала скажите мне, как вас зовут. Не могу же я принять приглашение от незнакомца.
     - Александр, - представился Турецкий, склонив голову в насмешливом поклоне. - Для вас просто Саша.
     
     
     18
     
     - Итак? - спросил Александр Борисович, когда девушка пролистала меню.
     - Даже не знаю, - сказала Марина. - Тут все такое экзотическое. Что я точно не захочу пробовать, так это змею.
     Турецкий засмеялся. Пока девушка разглядывала меню, он разглядывал девушку. Она была весьма привлекательна. Даже чертовски привлекательна. Изящные черты лица, столь же изящные движения, изысканные манеры. Сейчас она была совершенно не похожа на ту вульгарную девицу, какой была на шоссе, в толпе товарок.
     "Просто чудеса преображения, - думал Турецкий, с любопытством глядя на Марину. - Кто же ты такая на самом деле, красавица?"
     - Здесь очень вкусные рисовые блинчики, - сказал он вслух. - Если возьмете - не пожалеете.
     - Правда? - Она посмотрела на Турецкого и улыбнулась - ясно, открыто, приветливо. - Тогда я, конечно, возьму блинчики.
     - Но если они вам не понравятся, чур не бить меня ногами.
     - Поздно отступать, - смеясь, сказала девушка. - Я уже сделала выбор. Теперь вы за все в ответе.
     - Хорошо. Тогда, чтобы скрасить минуты ожидания блинчиков, выпьем по бокалу сливового вина. Вы не против?
     - Никогда не пила сливовое вино. Но если вы рекомендуете, попробую и его.
     Турецкий сделал официанту знак рукой.
     Вскоре пузатый бутыль из темного стекла был на столе. Александр Борисович разлил вино по бокалам.
     - Выпьем за нашу встречу и за то, чтобы эта встреча имела приятные последствия! - провозгласил с улыбкой Турецкий.
     - Замечательно! - поддержала Марина, глядя на Турецкого мягким взглядом. - За это я выпью с удовольствием.
     Они выпили.
     - Ну а теперь, - сказал Александр Борисович, - расскажите мне о себе. Вы, должно быть, студентка?
     - Почему вы так решили?
     Турецкий пожал плечами:
     - Не знаю. Есть в вас что-то... юное и свежее. Что-то незамутненное бытом.
     Девушка прыснула от смеха.
     - Во мне-то? Что вы, Саша, я совсем старуха. За свои тридцать лет я прошла огонь и воду.
     - А как насчет медных труб?
     - Вот с медными трубами у меня не сложилось, - со вздохом ответила Марина. - Все больше огонь и вода.
     - Ну, все еще впереди, - заметил Александр Борисович.
     - Я тоже так думаю, - с улыбкой согласилась Марина.
     - Так кто вы, Марина? Кем работаете? Чем занимаетесь по жизни?
     - Я... - Женщина на мгновение задумалась, потом договорила совершенно спокойным голосом. - Я архитектор.
     - Вот как? - "Врет мастерски, - подумал Александр Борисович. - Я бы, пожалуй, так не смог".
     - Да, - кивнула девушка и добавила, не моргнув глазом: - Проектирую дома и все такое.
     - Я мог видеть что-нибудь из ваших работ? - поинтересовался Турецкий.
     - Вряд ли. - Марина отпила глоток вина и вздохнула. - Знаете же, какая сейчас жизнь. Архитекторы проектируют либо банки, либо дома для нуворишей.
     - А вы?
     - Дома, - грустно ответила Марина. - На самом деле это не так уж плохо. Иногда попадаются клиенты, у которых есть хоть какой-то вкус. Правда, в весьма зачаточном состоянии. Моя задача - угадать, чего хочет клиент, и попытаться сделать проект не слишком вульгарным.
     - Получается? - осведомился Александр Борисович.
     - Редко, - ответила Марина. - Быстро разбогатевшие люди, как правило, очень упрямы. Они считают себя чуть ли не финансовыми гениями, и уверены, что отлично разбираются не только в денежных делах, но и в искусстве. Переубедить их в чем-то очень трудно.
     - И что тогда?
     - Когда?
     - Ну, если не удалось переубедить. Вы бросаете работу?
     Марина со смехом покачала головой:
     - Нет, конечно.
     Турецкий смотрел на девушку и не переставал удивляться. Он думал, что придется вытягивать из нее информацию чуть ли не клещами, и совершенно не ожидал с ее стороны такой раскованности и разговорчивости.
     "И ведь не боится, что могу разоблачить, - с удивлением, граничащим с восхищением, думал Турецкий. - Удивительная самоуверенность. А какой артистизм. Ну-ка, красавица, попробуем тебя "достать".
     - А какой стиль нынче в моде у нуворишей? Барокко? Рококо?
     - Скорее, ампир! - со смехом сказала Марина. - Они ведь считают себя маленькими императорами своих маленьких империй. Этакие Наполеоны-недомерки.
     - Наполеон тоже был недомерком, - заметил Александр Борисович.
     - Ну тогда Наполеоны-гномы! - засмеялась девушка. - Гномы, которые тащат к себе в норы все, что блестит. Если колонны, то из мрамора. Если бассейны, то из малахита. А уже если взбредет в голову повесить куда-нибудь пару ангелочков, то будьте уверены - они будут отлиты из настоящего золота.
     Александр Борисович разглядывал девушку, едва скрывая изумление.
     "А может, это вовсе не она? Я ведь мог ошибиться. Хотя Шилова ее тоже узнала. Но ведь и она могла ошибиться! Бывает, что люди очень похожи, хотя... А черт, кого ты обманываешь, Турецкий!"
     - Вы что-то сказали? - спросила Марина.
     - Я? Нет. Просто задумался. Вы очень интересно рассказываете про свою работу. Я даже представил себе эти дома - с мраморными колоннами, золотыми ангелочками!
     - Завидуете? - насмешливо прищурилась Марина.
     - Есть немного, - с улыбкой ответил Турецкий.
     - Зря. В этих домах невозможно жить. В них можно только...
     Однако, что можно делать в этих домах, Турецкий так и не узнал, поскольку к столику подошел официант, и девушка замолчала.
     Марина дождалась, пока официант уйдет, взяла в руки нож и вилку и с любопытством уставилась на тарелку.
     - Значит, вот какие они - ваши рисовые блинчики, - проговорила она. - Что ж, попробуем!
     Попробовав, она прикрыла глаза и с наслаждением проговорила:
     - Вкуснятина. У меня с мясом, а у вас с чем?
     - Тоже с мясом, - ответил Турецкий, с неменьшим удовольствием, чем Марина, уплетая свои блинчики.
     Некоторое время оба были заняты блинчиками, потом Марина заговорила снова.
     - Извините, Саша, я все болтаю и болтаю. А вы про себя так ничего и не рассказали. Кем вы работаете?
     - Я инженер, - сказал Александр Борисович.
     Девушка недоверчиво прищурилась.
     - Вы не похожи на инженера. У вас для этого слишком строгое лицо и проницательные глаза.
     - Кто же я, по-вашему? Милиционер?
     Как ни вглядывался Турецкий, но при слове "милиционер" лицо у девушки даже не дрогнуло.
     - Вовсе нет! - со смехом сказала она. - На милиционера вы не тянете. Скорее, какой-нибудь начальник. Допустим, начальник отдела планирования какой-нибудь крупной фирмы.
     - Звучит неплохо, - усмехнулся Александр Борисович. - И все-таки я инженер. Хотя был бы не прочь возглавить какой-нибудь отдел.
     - У вас тоже все впереди, - бодро сказала Марина.
     - Думаете? - Турецкий грустно покачал головой. - Мне не тридцать лет, мне намного больше.
     - Вам лет сорок пять или около того, - сказала Марина. - А для мужчины это не возраст. И пятьдесят лет не возраст. У мужчины, если он за собой следит, вообще нет возраста.
     - Вы думаете, я из тех, кто следит за собой?
     Женщина внимательно посмотрела на Александра Борисовича и качнула головой:
     - Не совсем. В последнее время вам на голову свалилось много неприятностей, и вы почти плюнули на себя. Стали попивать водочку на сон грядущий. Да и с утра иногда пропускали стопку-другую. Но думаю, что все ваши неприятности уже позади. И сегодня вы выглядите если и не на миллион, то на пару сотен тысяч точно!
     Марина снова занялась своим блинчиком.
     - Вы очень проницательная девушка, - искренне сказал Турецкий, оправившись от легкого шока.
     - Правда? - Она улыбнулась. - Неужели что-то угадала?
     - Почти все, - сказал Александр Борисович.
     Марина пожала плечами.
     - Это не удивительно. Дело в том, что я вижу людей насквозь. Да-да, не смейтесь. Это правда.
     - И каким же образом? - поинтересовался Турецкий.
     - Не знаю. Просто вижу, и все. У меня бабка была цыганкой. Она гадала людям за деньги. И ни разу не ошиблась, представляете? Прямо как Нострадамус.
     - Полезный талант, - заметил Александр Борисович, все больше удивляясь тем "дебрям", в которые заводило девушку вранье, а также тому - как ловко у нее получалось врать.
     - Полезный? - переспросила Марина. - Да, возможно. Но ей он, к сожалению, не помог. Ох, какие блинчики! Как же я раньше их не пробовала!
     - В смысле "не помог"?
     - В прямом. Моя бабка плохо кончила. Ее зарезал муж женщины, которой она "открыла глаза" на измены благоверного. Отомстил.
     - И она не смогла предсказать свою смерть?
     Марина покачала головой:
     - Нет. Ее талант распространялся только на других. По отношению к себе любимой он не действовал.
     Александр Борисович достал из кармана пачку "Кента", вставил в рот сигарету и осведомился:
     - Ну а вы?
     - Что - я?
     - Вы можете предсказывать будущее?
     - Немного. Но в основном я читаю прошлое.
     - Может, прочтете мое?
     - Запросто! Дайте ладонь. Да нет, не эту, другую!
     Марина уставилась в ладонь Александр Борисовича, нахмурила брови и заговорила голосом восточной прорицательницы.
     - Как я и говорила, у вас позади много бед. Вот здесь линия жизни слегка обрывается. Вы должны были умереть, но не умерли. Вас спасло какое-то чудо.
     - Гм... - проговорил Турецкий, вспомнив взрыв, который едва не лишил его жизни.
     - Вы спаслись, но сильно покалечились, - продолжила Марина. - А вот тут... тут я вижу большую личную потерю. - Лицо девушки дрогнуло. - Большое несчастье. Погиб кто-то из ваших близких...
     Сердце у Турецкого сжалось.
     - Если хотите, я не буду продолжать, - тихо сказала Марина.
     - Нет-нет, продолжайте, - сказал Александр Борисович и через силу улыбнулся.
     - Потом у вас были неприятности на работе. Из-за этого вы стали переживать еще больше. Ну а потом... - Марина подняла взгляд на Турецкого. - У вас проблемы в личной жизни, да?
     Александр Борисович высвободил руку. Это уже было чересчур. Девушка казалось ему ведьмой. Ему даже стало немного жутковато, как бывает жутковато и самому смелому из людей, когда он сталкивается с чем-то, хотя бы отдаленно напоминающим сверхъестественную силу.
     - Марина, вы страшный человек, - сказал Александр Борисович.
     - Неужели? - Она пристально смотрела на Турецкого. - Я не делаю судьбу, я всего лишь читаю ее знаки. И я часто ошибаюсь.
     - Выходит, у вас получается не так хорошо, как у вашей бабки?
     - Выходит, так, - улыбнулась Марина и снова взяла в руки нож и вилку. - Пока я вас пугала, блинчики почти совсем остыли, - посетовала она.
     - Так давайте скорей доедать, - поддержал девушку Турецкий и тоже взялся за вилку. Он был рад возможности прекратить этот невольный сеанс хиромантии. Однако есть совершенно расхотелось, и Александр Борисович снова достал сигареты.
     - Вы много курите? - спросила Марина.
     - Да нет. Изредка. Да и то собираюсь бросать.
     Она покачала головой:
     - Не обязательно. Вы умрете не от сигарет, так что можете курить сколько вам заблагорассудится.
     Турецкий прищурил серые глаза и усмехнулся.
     - Вы знаете, отчего я умру?
     - Конечно, - кивнула Марина, уплетая румяный блинчик.
     Александр Борисович помолчал, потом не выдержал, спросил:
     - И отчего же?
     - Вас убьют, - просто ответила Марина.
     - Вот как? Интересно. И каким же образом со мной разделаются? Меня застрелят? Или кирпич упадет мне на голову?
     - Кирпичи просто так никому на голову не падают, - назидательно сказала Марина. - Вам отрежут голову.
     Турецкий сглотнул слюну.
     - Как отрежут? Кто? Бандиты?
     Марина покачала головой и ответила с набитым ртом:
     - Вовсе нет. Это будет девушка. Комсомолка. - Она прожевала блинчик и добавила зловещим голосом: - Аннушка уже разлила масло!
     На лице Турецкого отобразилось замешательство. Марина посмотрела на него и расхохоталась.
     - Господи, Саша! Видели бы вы свое лицо!
     - Булгаков, - облегченно вздохнул Александр Борисович и улыбнулся. - "Мастер и Маргарита"!
     - Ну, конечно же! Простите, что разыграла вас. Но сдержаться было невозможно! Вы так серьезно слушали всю эту ахинею!
     Теперь засмеялся и Турецкий.
     - Надо же! Не думал, что меня так легко "развести". Ну а если серьезно? Вы можете сказать, когда и как я умру?
     - Нет, конечно. Я не дельфийский оракул, и моих скромных способностей на это просто не хватает.
     - Слава Богу, - насмешливо вздохнул Александр Борисович. - Здорово же вы меня напугали.
     - Могу себе представить! Кстати, курить вам все-таки лучше бросить. Сигареты - яд.
     - Знаю, - сказал Турецкий и чиркнул колесиком зажигалки.
     
     
     19
     
     Они шли по ночной Москве, пешком. Шли и болтали о всякой всячине. Турецкий чувствовал, что ему удивительно легко с этой девушкой.
     - Саш, а у вас есть дети?
     - Да. Дочь.
     - Большая?
     Александр Борисович усмехнулся:
     - Слишком большая и слишком самостоятельная.
     - Ну вот - уже и забрюзжали. В вас проснулся сварливый папаша.
     - А бывают другие?
     - Не знаю. Мой отец умер, когда я была совсем маленькая, а других я в семейной жизни не наблюдала.
     Они шли по темной аллее бульвара, вдыхая свежий запах листвы.
     - Как же здорово гулять по Москве, - радостно проговорила Марина.
     - Вы говорите это так, словно только недавно об этом узнали, - заметил Турецкий.
     - Так и есть! Я вообще недавно в Москве. С год или чуть больше. Никак не могу привыкнуть к этой красоте.
     - А откуда вы приехали?
     - Ой, и не спрашивайте. Издалека. С той стороны Вселенной, из других миров!
     Марина засмеялась и машинально взяла его за руку. Но тут же, словно одумавшись, выпустила ее.
     - Извините.
     - Да ничего страшного, - заверил ее Александр Борисович. - Если хотите, можете смело брать меня за руку. Я буду играть роль сварливого папаши, а вы - роль дочери-шалуньи.
     - О! Эта роль как раз для меня! - весело сказала Марина.
     - И все-таки, откуда вы приехали?
     Марина остановилась и пристально посмотрела на Турецкого, силясь разглядеть его лицо в полумраке бульвара.
     - А вы настойчивый, - сказала она. - Не знаю даже, хорошо это или плохо.
     - Настойчивость здорово помогает мне в работе, - сказал Александр Борисович.
     - Могу себе представить, - хмыкнула Марина. - Значит, хотите знать, откуда я приехала?
     - Очень хочу.
     Женщина задумалась на несколько секунд, словно размышляла - говорить или не говорить. Наконец, улыбнулась и сказала, а вернее даже - прошептала:
     - Хорошо, я скажу. Нагнитесь сюда.
     Турецкий слегка нагнулся.
     - Ниже! - потребовала Марина.
     Александр Борисович нагнулся еще ниже. Его лицо оказалось рядом с лицом женщины. Она вдруг обхватила его ладонями за щеки и жарко поцеловала в губы. Слегка отстранилась и тихо сказала:
     - Вы испуганы?
     - Нет, - также тихо ответил Турецкий.
     - Значит, вы...
     - Значит, я...
     Он обнял женщину за талию и притянул к себе.
     
     
     * * *
     
     Потом они лежали в темноте и курили. Номер отеля был так себе, но тут было чисто, а постель была настоящим "сексодромом" (как сразу же окрестила ее Марина). А большего нельзя было и желать.
     Марина держала сигарету в пальцах неумело. Вспыхивая при затяжках, сигарета освещала ее сосредоточенное, серьезное лицо. Александр Борисович смотрел на ее четкий, нежный профиль и размышлял. Он так и не успел до конца понять, как оказался в этом номере - с Мариной. Все это было похоже на наваждение.
     "Схожу с ума на старости лет, - думал Турецкий, усмехаясь. - Раньше я не позволял себе спать с фигурантами дела. Скоро стану таким лояльным, что меня будут приглашать в подельники самые отвратительные головорезы Москвы".
     - Ты не жалеешь? - спросила вдруг Марина.
     - Что?
     - Я спрашиваю: ты не жалеешь?
     - О чем?
     - О том, что ты здесь, со мной. О том, что мы занимались любовью.
     - А почему я должен об этом жалеть? - спросил Турецкий.
     - Не знаю. Но у тебя такое лицо... Будто ты ищешь себе оправдание.
     - Глупости, - сказал Турецкий. - Никакие оправдания мне не нужны. И потом, откуда ты знаешь, какое у меня лицо? Здесь ведь темно.
     - Я вижу. Я чувствую.
     - Глупости, - повторил Александр Борисович, нагнулся и поцеловал девушку в губы. От нее пахло табаком, и Турецкому это почему-то не понравилось.
     Марина помолчала немного, потом снова заговорила, голос ее звучал приглушенно и хрипло:
     - Значит, все это было не зря?
     - Нет, не зря, - сказал Турецкий.
     Марина бросила окурок в пепельницу, перевернулась на живот, подперла подбородок ладонями и улыбнулась.
     - Знаешь, а я верю в судьбу. Мы не зря столкнулись в дверях.
     - Конечно, не зря, - подтвердил Турецкий, хотя сам очень сильно в этом сомневался.
     - Нет, правда. Это ведь была чистая случайность! Представь себе: два человека абсолютно случайно сталкиваются в одной точке планеты! Встретиться у них - один шанс на миллион, нет - на миллиард! Даже на несколько миллиардов! Как подумаешь - голова начинает кружиться!
     - Да, все это странно, - подтвердил Александр Борисович, чувствуя что-то вроде неловкости за свою ложь. - Кстати, ты так и не сказала, откуда ты?
     - С улицы, - смеясь, ответила Марина. - Откуда же еще?
     - Нет, откуда ты приехала?
     - Саш, давай не будем об этом говорить, ладно?
     - Почему?
     - Ну, я ведь не лезу в твою жизнь и не заставляю тебя копаться в прошлом. Хотя у тебя там тоже много тайн и "скелетов".
     Александр Борисович покосился на Марину.
     - С чего ты решила?
     - Я ведь видела твою ладонь, забыл?
     - Ах да. Ты ведь внучка дельфийского оракула.
     Марина засмеялась.
     - О, да! И ты должен бояться меня! У-у-у! Я самое страшное в мире привидение с мотором!
     Марина вскочила с постели и вздернула над собой одеяло, изображая привидение. Луна осветила ее нагое тело - тонкую талию, высокую грудь с темными пятнышками сосков. И снова Турецкий подумал о том, как сильно девушка напоминает ему ведьму. Не хватало только метлы, чтобы Марина оседлала ее и унеслась в окно.
     - А сейчас я тебя съем! - насмешливо прорычала Марина и бросилась Турецкому на грудь, накрыв себя и его покрывалом.
     Когда Турецкий снова закурил, луна уже ушла далеко в сторону, и в небе светили только звезды. Марина лежала на спине, отбросив покрывало и тяжело дыша.
     - Здорово, - хрипло проговорила она.
     - Что?
     - Да все это. Эта ночь, это темное небо в окне, твой запах, дым твоей сигареты. Жаль, что это больше никогда не повторится.
     - Если хочешь, можем и повторить, - сказал Турецкий.
     - Когда?
     - Когда захочешь. Хоть завтра, хоть послезавтра.
     - Но ведь ты... женат, - тихо сказала Марина, не поворачивая головы.
     - Ты видела это на моей ладони? - слегка напрягся Александр Борисович.
     Марина засмеялась и покачала головой:
     - Какие же вы, мужики, глупые! Я видела это на твоем пальце! Обручальное кольцо - ты ведь так и не снял его.
     Турецкий глянул на палец. Золотое кольцо тускло мерцало в полумраке комнаты. "Вот черт", - только и подумал он.
     - Значит, ты с самого начала это знала, - сказал Александр Борисович с досадой. - А я все думал, почему ты не спрашиваешь - женат или нет.
     - А мне без разницы, - просто и даже как-то небрежно проговорила Марина. - Я ведь спала не с твоим кольцом, а с тобой.
     - Так мы встретимся завтра? - спросил Александр Борисович.
     Она покачала головой:
     - Нет. Если только опять не столкнемся где-нибудь случайно.
     - Слишком мало шансов, - усмехнулся Турецкий.
     - Мы должны быть уверены, что наша встреча не простая случайность. Если нас свела судьба, то она не позволит нам долго быть врозь. Она обязательно что-нибудь придумает, чтобы снова свести нас.
     - Я бы на твоем месте не доверялся так сильно судьбе, - заметил Александр Борисович, поглядывая на распростертую на покрывале нагую нимфу. При мысли о том, что они могут больше никогда не увидеться, в душе Турецкого вдруг зашевелилась тоска - черная, беспросветная, застарелая. Александр Борисович вдруг со всей очевидностью осознал, что влюбился в Марину. Осознал, что не хочет с ней расставаться. Что если она исчезнет из его жизни, он снова почувствует себя одиноким, ненужным, старым. Бессмысленность жизни снова навалится ему на грудь каменной плитой и вдавит его в землю - туда, на самое дно, где его давно заждались "скелеты", о которых говорила Марина.
     Турецкому стало страшно.
     - Что с тобой? - спросила девушка. - Ты дрожишь или мне показалось?
     - Тебе показалось, - угрюмо ответил Александр Борисович.
     - С тобой, правда, все в порядке? - встревоженно проговорила Марина.
     - Да говорю же - все нормально, - раздраженно сказал Турецкий.
     Собственная слабость неприятно удивила его. Он-то думал, что его не так просто превратить в "кашу", что он еще ого-го, а на самом деле...
     - На самом деле тебе плохо, - сказала Марина. - Ты злишься на самого себя.
     Марина перевернулась на живот и поцеловала его в предплечье.
     - Ты не должен ругать себя. И меня тоже. Просто ты соскучился по женской ласке, это бывает. Тем более...
     - Тем более в моем возрасте? - усмехнулся Турецкий.
     - Тем более в твоем возрасте, - спокойно подтвердила Марина.
     Турецкого удивило, насколько безобидно прозвучала эта фраза в ее устах. Вообще, все, что говорила или делала Марина, удивляло и поражало бывшего "важняка". Она была словно инопланетянка. Она удивительно точно угадывала все нюансы его настроения. И всегда действовала "на опережения", не давая ему впасть в столь привычную за последние месяцы депрессию.
     "Как на приеме у психотерапевта", - подумал Турецкий. Хотя те несколько раз, что он бывал у настоящего психотерапевта, не принесли ему ничего, кроме разочарования и злости. Дипломированные "человековеды" выковыривали из души дерьмо, а потом препарировали саму душу; препарировали, как труп, разлагая ее на составные части и пытаясь снова составить из этих частей живое, чувствующее, страдающее. Пустой номер!
     - Ты о чем? - снова окликнула Турецкого Марина. - Какой номер?
     - Просто мысли вслух, - сказал Александр Борисович, испытывая досаду из-за того, что вновь распустил язык.
     "А может, и не распускал? - подумал он. - Может, она просто читает мои мысли?"
     - Я скоро уйду, - заявила вдруг Марина.
     - Скоро? - удивленно переспросил Александр Борисович. - Но на часах пять часов утра.
     - Ничего. Я люблю уходить от мужчин рано утром. Мне нравятся утренние сумерки, нравятся пустынные улицы и легкий озноб. Меня все это бодрит. Я чувствую себя такой живой.
     Турецкий припомнил, как часто ему приходилось подыматься ни свет ни заря и ехать по делам, и передернул плечами.
     - Ты очень странная девушка, - заметил он.
     Марина улыбнулась и сказала:
     - Я знаю. Пойду, сполоснусь в душе. А ты не засыпай, обязательно меня дождись!
     Она легко, как гимнастка, вскочила с кровати, набросила на плечи рубашку Турецкого и направилась в душ. Александр Борисович дождался, пока в душе польется вода, взял телефон и набрал номер Плетнева. После пятого звонка Плетнев взял трубку.
     - Слушаю, - сонно проговорил он.
     - Алло, Антон, есть срочное дело.
     - Александр Борисыч? Что случилось?
     - Нужно кое за кем проследить.
     - Прямо сейчас?
     - Да. Записывай адрес... - Александр Борисович продиктовал адрес. - Записал?
     - Угу. А за кем следить-то?
     Турецкий сообщил за кем. Плетнев несколько секунд молчал, потом сказал:
     - Похоже на бред. Но раз вы просите...
     - Выезжай сейчас же. Мне не звони. Если что - позвоню сам. Все, пока. - Турецкий отключил связь.
     Шум воды прекратился. Вскоре Марина вернулась.
     - Соскучился? - весело спросила она.
     - Очень, - ответил Турецкий. И не соврал. К собственному удивлению, он и впрямь успел по ней соскучиться.
     Марина сняла полотенце и бросила его на кресло. Подняла руки и откинула с лица влажные волосы. Александр Борисович смотрел на нее, не отрываясь.
     - Что, хороша? - весело спросила Марина.
     - Очень, - выдохнул Турецкий.
     - В принципе я собиралась идти, - задумчиво проговорила девушка. - Но если ты хочешь...
     - Очень, - повторил Турецкий и улыбнулся.
     - Что ж... - Голос Марины стал глубоким и волнующим. - Тогда я еще немного задержусь...
     
     
     20
     
     Антон Плетнев подъехал к гостинице двадцать минут спустя. Он был хмур и недоволен. Поспать удалось не больше получаса. Время от времени Плетнев зевал и тер пальцами красные, воспаленные веки.
     По телефону Турецкий сказал, что из гостиницы должна выйти девушка, похожая на Марину Соловьеву. На ней будет красный костюм. Волосы - мелированные. В руке красная лаковая сумочка. Антон пытался выяснить у Турецкого, откуда тот знает такие подробности, однако ответа не получил. Турецкий темнил, и Плетневу это не нравилось.
     Заглушив машину неподалеку от входа в гостиницу, Антон собрался ждать.
     - Сдается мне, что зря я сюда притащился, - тихо проворчал он, откручивая крышку термоса с холодным кофе.
     Кофе взбодрил, но не сильно. Спать хотелось просто дьявольски. Если бы Плетнев хоть немного верил во все эти бредни с "девушкой, похожей на Марину Соловьеву", он бы не был так хмур и зол. И уж, конечно, не чувствовал бы себя таким идиотом.
     В течение следующего часа Плетнев успел помянуть недобрым словом и Турецкого, и всех его предков до пятнадцатого колена включительно. Лежит, небось, сейчас дома в постели и потешается над своим молодым, доверчивым коллегой. Хотя какой там лежит - спит, как сурок! В теплой, мягкой постели, накатив грамм сто коньячку... Уют и покой. А тут торчи до утра, жди у моря погоды.
     Антон зевнул, да так, что скрипнули скулы.
     - Так, жду еще полчаса, и если ничего не произойдет, еду домой, - решил он, хмуря брови.
     Однако ждать полчаса ему не пришлось. Минут через десять двери гостиницы открылись, и на тихую, сонную улицу вышла женщина. Плетнев ахнул, увидев ее. Это была вылитая Марина Соловьева.
     - А старик не ошибся, - пробормотал, усмехнувшись, Плетнев. - Как он ее нашел - не знаю. Но уж я ее теперь не упущу.
     Он завел машину. Девушка оглянулась и, завидев приближающуюся машину Плетнева, подняла руку.
     - Повезло, - тихо проговорил Плетнев.
     Он притормозил возле девушки.
     - Улица Удальцова, - сказала она в окошко.
     - Это недалеко от проспекта Вернадского? - деловито уточнил Плетнев.
     Женщина улыбнулась.
     - Да. Совсем рядом с метро. Довезете?
     - Садитесь.
     - А сколько?
     - Триста рублей.
     - Идет, - кивнула девушка, открыла дверцу и забралась в салон.
     Плетнев тронул машину.
     - Откуда в такой ранний час? - поинтересовался он.
     - Из гостей, - ответила девушка.
     Плетнев покосился на нее. "Вылитая Марина Соловьева, - решил он. - Только эта попроще на вид".
     - Вы всегда так поздно возвращаетесь из гостей?
     Женщина прищурила глаза.
     - Так рано, вы хотели сказать?
     Плетнев улыбнулся.
     - Ну, пусть так.
     - Да, всегда. Я люблю возвращаться домой под утро.
     - Веселая, должно быть, у вас была ночь, - заметил Плетнев.
     Женщина поморщилась:
     - Давайте без пошлых намеков.
     - Я и не думал пошлить. Я сам часто возвращаюсь домой под утро.
     Женщина вставила в губы сигарету и прикурила от позолоченной зажигалки. Выдохнула дым в открытое окно и спросила без всякого интереса:
     - Тоже любите ходить по гостям?
     Плетнев покачал головой:
     - Нет. Просто по субботам мы с друзьями играем в преферанс. Начинаем вечером, а заканчиваем уже под утро.
     - Вот как? - Девушка затянулась сигаретой. - Значит, любите расписывать "пульку". Часто выигрываете?
     - Да нет. Слишком рисково играю.
     - Мизер, распасы?
     - Случается, - кивнул Плетнев, слегка удивленно поглядывая на свою пассажирку. - Мизерую почем зря и ухожу с пустыми карманами.
     Женщина усмехнулась.
     - Сразу видно холостяка. Женитесь - охота рисковать пропадет. Будете над каждой копейкой дрожать. А перед тем, как объявить мизер, три раза задумаетесь.
     - Вы слишком мрачно смотрите на брак, - заметил Плетнев.
     - Правда? - Она пожала плечами. - Значит, у нас с вами разный опыт.
     Обручального кольца на пальцы у женщины не было, и Плетнев осторожно поинтересовался:
     - А вы, значит, не спешите выйти замуж?
     - Я там уже была, - усмехнулась в ответ пассажирка. - Правда, всего полгода. Но мне хватило и этого.
     - И как?
     Женщина брезгливо дернула уголком губ:
     - Да ничего хорошего.
     - Обычно девушки так не рассуждают, - сказал Плетнев. - Может быть, вам просто не повезло? Мужчины-то ведь разные. Не понравилось с одним, понравится с другим.
     - Вот это вряд ли, - тихо сказала женщина, и в голосе ее было столько презрения и ненависти, что Плетнев удивился.
     "Такая молодая, и такая злая, - подумал он. - Видать, ей и впрямь, пришлось хлебнуть горя с ее бывшим".
     - Ладно, дело ваше, - небрежно сказал он. - У меня-то на этот счет другое мнение.
     Женщина промолчала. Она курила, рассеянно глядя на дорогу. Плетнев невольно залюбовался ее точеным профилем.
     "Кто же ты такая, красавица? - подумал он. - И почему одета, как проститутка? Или нынче у богатых так модно?" Плетнев вспомнил, что где-то читал о странном развлечении богатых. Плюнув на наскучившие Багамы, Канары и Куршавели, мужики-олигархи переодевались бомжами и спускались в метро - просить милостыню. Кто больше насобирал - тот и победитель в игре. Что касается жен толстосумов, так те наряжались в проституток и выходили на трассу - под ненавязчивым присмотром телохранителей, конечно. За какую клиент назначит большую цену - та и победила.
     "Может, и здесь то же самое? - подумал Плетнев, незаметно разглядывая женщину. - Да нет, не похоже. Во-первых, жены толстосумов не едут с клиентом в гостиницу. Игра заканчивается на этапе торговли. Во-вторых..."
     - Вы на мне дырку протрете, уважаемый, - сказала вдруг женщина.
     - Что?
     - Я говорю - хватит меня разглядывать. Я не витрина охотничьего магазина и не шедевр Врубеля.
     - Да я и не думал, - пожал плечами Плетнев.
     - Значит, мне показалось.
     - Наверно.
     С минуту они ехали молча. Потом девушка спросила:
     - А вы сами почему так рано на улице? Едите на работу? Или "бомбите"?
     - Ни то и ни другое, - ответил Плетнев. - Просто возвращаюсь с работы. Я охранник.
     Женщина окинула его любопытным взглядом.
     - Похож, - улыбнулась она. - Сильные плечи, мускулистая шея, набитые кулаки. Занимаетесь боксом?
     - Что-то вроде этого, - кивнул Плетнев, поражаясь наблюдательности пассажирки. "Этак она меня всего раскусит", - подумал он.
     - Но вы ведь не простой охранник? - снова заговорила она. - Для простого охранника у вас слишком умное лицо. А этот шрамик у вас на шее - он от пули?
     Плетнев чуть не вписался в фонарный столб. Шрам был действительно от пули. Прошла по касательной, чуть оцарапав шею. Заметить оставшийся след было трудно. Да никто никогда и не замечал. А эта заметила.
     "Да что ж это такое? - в изумлении подумал Плетнев. - Она что, гадалка?"
     - Ладно, не хотите - не говорите, - пожала плечами женщина, вынула из губ окурок и вышвырнула его в окно.
     Плетнев снова покосился на девушку и решил, что нужно попытаться выпытать у нее как можно больше.
     - Вы ведь не москвичка? - сказал он.
     - Почему вы так решили?
     - У вас говор не московский.
     - Правда? Забавно. Я родилась в Москве и провела здесь всю жизнь. Почти безвылазно.
     "Врет", - понял Плетнев.
     - Ну, может быть, - пожал он плечами.
     - А какой, по-вашему, у меня говор? - неожиданно заинтересовалась незнакомка.
     - Ну... Даже не знаю. Похоже говорят в Сибири... Где-нибудь в Новосибирске или Барнауле.
     - А вы там были?
     - Приходилось.
     - И как они говорят? Растягивают гласные? Картавят, пришепетывают?
     Плетнев понял, что попал впросак и замялся.
     - А почему вам так интересно? - спросил он, пытаясь уйти от неприятной темы.
     - Диалекты - моя профессия, - ответила женщина.
     - В каком смысле? - не понял Плетнев.
     - В прямом. Я лингвист.
     "Вот так, приехали", - изумился Плетнев.
     - Значит, лингвист? А я думал, вы специализируетесь на преферансе. И что, интересно быть лингвистом?
     - Очень. Моя специализация - флексии. Хотя диплом я писала по феноменологической редукции. Это, конечно, философская тема, но я сумела обыграть ее по-своему.
     Плетнев долго молчал. Он уже понял, что женщина морочит ему голову, но его удивляло, насколько ловко и непринужденно она это делает. Как будто ее специально этому учили.
     - Скоро приедем, - сказала женщина. - Через пару минут увидим мой дом.
     - Да, подъезжаем, - подтвердил Плетнев. - Знаете, мы проболтали обо всем на свете, но так и не познакомились.
     - А это необходимо? - спросила девушка.
     - Почему бы и нет? - пожал плечами Плетнев. - Лично меня зовут Антон. А вас?
     - Матильда, - абсолютно серьезно ответила женщина. - Сокращенно - Мотя.
     - Красивое имя, - хмыкнув, произнес Плетнев.
     - Вам ведь так не кажется. Тем не менее, меня правда зовут Матильда. Как любовницу императора Николая - Матильду Кшесинскую. Хочется вам этого или нет. Вон мой дом! Видите, пятиэтажка?
     - Вижу.
     Плетнев притормозил и свернул во двор.
     - Третий подъезд, - распорядилась женщина.
     Плетнев послушно остановил машину возле третьего подъезда.
     - Ну вот мы и приехали, - улыбнулась женщина. Она вынула из сумочки деньги и протянула Плетневу. - Вот, держите.
     Плетнев посмотрел на деньги, нахмурился и покачал головой:
     - Нет, не надо.
     - Но ведь мы договаривались.
     - За время нашей поездки мы с вами успели подружиться, а с друзей я деньги не беру, - отрезал Плетнев.
     Женщина взглянула на него с любопытством.
     - Вы что, серьезно?
     - Конечно.
     - Как же мне вас отблагодарить?
     Плетнев усмехнулся.
     - Не знаю, но от чашки кофе я бы не отказался.
     Женщина нахмурилась.
     - Даже не знаю... Сейчас шесть утра...
     - Почти полседьмого, - поправил Плетнев.
     Она улыбнулась:
     - Ну, тогда это все меняет! Хорошо, вытряхивайтесь из машины и айда со мной. Так и быть, напою вас кофе. Но только одна чашка и - по домам. Я страшно хочу спать. Идет?
     Она протянула Плетневу ладонь.
     - Заметано! - насмешливо сказал Плетнев и хлопнул по протянутой ладони.
     Они засмеялись.
     
     
     21
     
     "Матильда, - думал Плетнев, наблюдая, как она готовит кофе. - Имя-то какое дурацкое придумала. По принципу - чем нелепее, тем правдоподобнее. Ну хорошо, Матильда так Матильда, так и будем тебя называть, красавица".
     - Матильда, а у вас здесь уютно, - сказал он, обводя взглядом стены, увешанные пожелтевшими гравюрами.
     - Вы так думаете? - держа в руке кофеварку, Матильда (ну или как там ее зовут) проследила за взглядом Плетнева. - Мне кажется, не очень. А если да, то это не моя заслуга. Эту квартиру я снимаю. Я ничего здесь не меняла.
     - И давно снимаете?
     - Давно.
     Кухня наполнилась ароматом свежесваренного кофе.
     - Ну все, готово, - сказала Матильда. Она разлила кофе по чашкам. Убрала кофеварку и всучила Плетневу серебряную чайную ложечку. - Держите, Антон. Эта ложка у меня специально для гостей.
     - О! - сказал Плетнев. - Может, у вас и конфеты найдутся? Не держите для гостей?
     - А вы наглец, - усмехнулась Матильда. - Увы, с конфетами у меня туго. Сама я их не ем.
     - Бережете фигуру?
     - Просто не люблю. Если мне предоставят на выбор - конфеты или хороший говяжий бифштекс, я выберу второе.
     - А я возьму и то и другое, - засмеялся Плетнев.
     - А если не дадут?
     - Тогда - отниму!
     Матильда посмотрела на мускулистые руки Плетнева и улыбнулась.
     - Охотно верю.
     Плетнев отхлебнул кофе. Напиток был изумительный. Плетнев сделал еще глоток и восторженно проговорил:
     - Это самый вкусный кофе, какой мне приходилось пить в жизни. Как вы его готовите?
     - Просто. Главное, не скупиться, побольше сыпать в турку.
     - У него какой-то интересный привкус, - сказал Плетнев. - Отдает какими-то восточными травами.
     - Правда? - Матильда пожала плечами. - Не знаю, я не чувствую.
     - Потому что не пьете. Кстати, почему вы сами не пьете?
     - Боюсь, что после кофе не усну. А мне сегодня нужно выспаться.
     - Ах, да, - кивнул Плетнев и смущенно добавил: - Что-то я засиделся. Вам ведь нужно спать. Мало того что вломился к вам в квартиру и потребовал себе кофе, так еще и...
     - Не оправдывайтесь, Антон, - с улыбкой сказала Матильда. - Я люблю новые знакомства. Но знакомиться предпочитаю по вечерам.
     - Прекрасно вас понимаю. - Плетнев чуть прищурил глаза. - Как насчет того, чтобы продолжить знакомство сегодня вечером?
     - Сегодня? - Матильда задумалась. Покачала головой: - Нет, сегодня не получится. Сегодня у меня много работы.
     - А разве лингвисты работают по вечерам? - насмешливо осведомился Плетнев.
     - А как же, - ничуть не смутившись, ответила Матильда. - Лингвистам нынче нелегко. Чтобы выжить, им приходится работать круглые сутки. Лекции, конференции, коллоквиумы... Крутимся как белки в колесе.
     "Она образованна - это определенно, - подумал Плетнев. - И умна. И находчива. И психологически устойчива. Легко завязывает знакомства, также легко поддерживает любую беседу. К тому же красива и обаятельна. Просто суперженщина! Интересно, на какой планете таких делают?"
     Плетнев допил остатки кофе и зевнул.
     - Ой, простите, - смущенно проговорил он. - Что-то меня неудержимо потянуло в сон.
     - Ничего страшного. Сейчас поедите домой и выспитесь.
     Плетнева и впрямь сморило. Он прямо за столом заклевал носом. Возможно, сказывалось напряжение последних дней. А возможно...
     - Вам незачем куда-то ехать, - прозвучал голос Матильды откуда-то издалека. - Вы можете прилечь на диван. Мягкий, уютный диван...
     Голос женщины все больше отдалялся. Ее лицо вдруг дрогнуло и покачнулось, по нему пробежала рябь, как по экрану телевизора, потом пошли волны, лицо расплылось и подернулось дымкой.
     - Я... - силясь подняться на ноги, проговорил Плетнев. Но закончить фразу не смог - как-то сразу потерял нить фразы.
     - Я...
     Матильда протянула руку и положила ему пальцы на губы.
     - Не надо. Не напрягайтесь. Расслабьте тело, расслабьте разум. Слушайте мой голос и отвечайте на мои вопросы. Вас зовут Антон?
     - Да.
     - А фамилия?
     - Плетнев.
     - Где вы работаете, Антон?
     - В охранно-детективном агентстве "Глория".
     Женщина улыбнулась.
     - Так вы частный детектив?
     "Частный детектив, - подумал Плетнев. - Звучит неплохо. Прямо как в том фильме... Кто же там играл? Ален Делон?... Нет... Бельмондо?"
     - Антон, не отвлекайтесь, - насмешливо сказала Матильда. - Вы частный детектив?
     Плетнев кивнул:
     - Да. Я частный детектив.
     Ему вдруг сделалось необычайно приятно в компании этой удивительной женщины. Он нее словно бы исходило какое-то тепло. Это тепло обволакивало Плетнева, как теплая морская вода, качало его на волнах, убаюкивало, делало счастливым.
     - Наша встреча была не случайной? - снова спросила женщина, щуря на Плетнева голубые глаза.
     - Нет, - глупо улыбаясь, сказал Плетнев. - Но это не имеет значения. Главное, что мы встретились.
     - Я тоже так думаю, - сказала Матильда. - И все-таки интересно: вы что, специально за мной следили?
     - Может быть, - уклончиво ответил Плетнев.
     Матильда тихо засмеялась.
     - Надо же, прямо как в шпионском детективе. Вы что, в чем-то меня подозреваете?
     - Конечно.
     - И в чем же?
     - В том, что вы - никакая не Матильда. И не лингвист! - добавил Плетнев и хихикнул над смешным словом.
     - Вот как? - Матильда еще больше прищурилась и придвинулась к Плетневу почти вплотную. - И кто же я, по-вашему?
     - Вы - Марина Соловьева, - торжественно проговорил Плетнев. - И вы не лингвист. Вы домохозяйка. У вас куча денег и вам незачем работать. Вы перепробовали в жизни все и заскучали.
     - Это кто вам рассказал? - поинтересовалась женщина.
     - Ваша подруга Люда Шилова, - честно, как на духу, ответил Плетнев. И подумал: "Правду говорить легко и приятно... Где же я это читал? А, неважно".
     - Вы давно с ней беседовали? - продолжила расспросы Матильда.
     - Несколько дней назад. Она пришла к нам в "Глорию".
     - Зачем?
     Плетневу этот вопрос показался ужасно нелепым, и он рассмеялся.
     - Ну вы и спросили! Да ведь она же волнуется за вас! Вы так внезапно исчезли. Она хотела найти вас и, между прочим, отвалила за поиски круглую сумму!
     Плетнев все больше веселился, и Матильду это, похоже, стало напрягать.
     - Что-то вы разошлись, - недовольно проговорила она. - Пора бы вам на покой.
     - В каком смысле? - не понял Плетнев, и вдруг почувствовал, как на него накатила страшная усталость. Веки отяжелели, плечи обмякли. Он захотел спать. - Что-то я... Что-то меня...
     - Хотите спать? Не сопротивляйтесь.
     - Мне надо... домой, - через силу проговорил Плетнев и опять попытался встать.
     Однако это оказалось не так-то просто. Словно что-то давило ему на плечи.
     - Да что же это... - досадливо морщась, проговорил Плетнев и попытался встать рывком, но тут же тяжело брякнулся на стул, как мешок с картошкой.
     Глаза его закрылись, и он потерял сознание.
     
     
     22
     
     Первое, что почувствовал Плетнев, проснувшись, это страшную головную боль. Виски словно бы сдавило железным обручем, в затылке заухал колокол, к горлу подкатила тошнота.
     Плетнев застонал и сжал виски ладонями. Это было самое страшное похмелье в его жизни. Приоткрыв глаза, Плетнев огляделся и обнаружил себя лежащим на узком плюшевом диванчике. На стенах висели пожелтевшие гравюры в деревянных рамках. На столе стояла пустая чашка из-под кофе. Его чашка.
     Плетнев попытался припомнить, где он и что с ним произошло. В голове что-то застучало, но Плетнев не сдался и, морщась от боли, напряг память. Сначала из глубины сознания всплыло женское лицо.
     - Ма... тильда, - хрипло прошептал Плетнев.
     Спустя минуту он вспомнил почти все. Как сидел за столом и спокойно выкладывал девушке секретную информацию, как идиотски хохотал, как легко и приятно ему было говорить правду.
     - Ой, е... - прохрипел Плетнев и снова сжал голову ладонями. Но теперь уже не от боли, а от жгучего стыда. - Позор, - шептал он чуть ли не со слезами на глазах. - Позор... Что теперь скажет Александр Борисыч...
     Вдруг Плетнев убрал руки от головы и завертел головой.
     - Матильда, - тихо сказал он. И тут же повторил громким голосом: - Матильда! Ты здесь?
     Ответом ему была тишина.
     - О, черт! - Плетнев, превозмогая головокружение и тошноту, поднялся с дивана и медленной, пошатывающейся походкой двинулся по коридорчику. Он заглянул в туалет и ванную, потом прошел в комнату, выглянул на балкон. Матильды нигде не было.
     Дверцы шкафов были открыты, на балках болтались пустые вешалки. На диване и кресле валялись какие-то вещицы, не то трусики, не то маечки. Все говорило о том, что квартиру покидали в страшной спешке. Проходя к шкафу, Плетнев обо что-то споткнулся. Он посмотрел себе под ноги. На полу лежал искореженный компьютер-ноутбук. Монитор оторвался, стекло было разбито. Несколько клавиш отлетели, и на их месте зияли дыры. Видимо, собираясь, женщина смахнула ноутбук со стола, да так и оставила лежать.
     Это было все, что удалось обнаружить Плетневу.
     Он устало опустился на диван, подпер подбородок ладонями и задумался. Баба сбежала - это ясно как Божий день. Опоила его какой-то дрянью, подмешав ее в кофе (а он-то удивлялся, почему у кофе такой странный привкус!), выудила из него всю информацию, а потом смылась.
     Теперь ищи-свищи ее по всей Москве.
     - Но как она меня вычислила? - проговорил Плетнев вслух. - Как она поняла, что я не простой охранник? Ведь не каждому ухажеру она подсыпает в кофе эту дрянь, развязывающую язык?
     Плетневу казалось, что он вел себя безупречно и ничем себя не выдал. И все же где-то он прокололся. Где?... Впрочем, уже не важно. Все, что можно было выложить, он выложил. Опозорился по полной программе.
     Рассеянный взгляд Плетнева упал на разбитый ноутбук.
     "Вот что нужно забрать с собой! Если хард уцелел, мы можем посмотреть ее файлы. Господи, сделай так, чтобы хард-диск уцелел!"
     В кармане брюк Плетнева завибрировал телефон.
     Увидев на дисплее фамилию "Турецкий", Плетнев вновь почувствовал жгучий стыд. Однако деваться было некуда. Он нажал на кнопку соединения.
     - Алло.
     - Ну наконец-то! - бодро проговорил из трубки голос Турецкого. - Я звонил тебе раз пять! Что-то случилось?
     - Случилось, Александр Борисович, - смущенно сказал Плетнев. - Я упустил Марину.
     - До куда проследил? - уточнил Турецкий.
     - Да в том-то и дело, что... до самой квартиры. Можно даже сказать, до самой кухни, - с горькой усмешкой добавил Плетнев.
     - Так, - сказал Александр Борисович. - Значит, ты был у нее в квартире. Как ты там оказался?
     - Подбросил ее до дома. Напросился на кофе.
     - Ясно. - Турецкий помолчал. - И что было дальше?
     - Дальше мы пили кофе... Вернее, я пил. Она сказала, что после кофе не может уснуть, поэтому она... - Плетнев осекся. Помолчал, вздохнул и сказал: - В общем, она подсыпала мне в кофе какую-то дрянь. Что-то вроде "сыворотки правды". Ну, я и...
     - Что ты ей рассказал? - быстро спросил Турецкий.
     - Да практически все. Я не очень хорошо это помню, но помню, что был страшно болтлив.
     - Рассказал ей о наших поисках?
     - Да. И о Шиловой.
     - А о трупе, найденном в пруду?
     - Вот это я смутно... - сказал Плетнев и мучительно потер пальцами лоб. - Скорей всего, рассказал. Понимаешь, эта дрянь... Я даже не знаю, что это было... Вероятно, какая-то трава...
     - Ты сейчас где? - перебил излияния Плетнева Турецкий.
     - Да здесь, в квартире.
     - А она?
     - Я же говорю: смылась. Пока я был в отрубе, собрала вещички и поминай как звали. Черт, не могу понять, как она меня раскусила!
     - Теперь уже поздно ломать над этим голову, - сухо сказал Турецкий. - Виноват я. Забыл предупредить тебя, чтобы ты не входил с ней в непосредственный контакт. Кстати... как насчет контакта?
     - В каком смысле? - не понял Плетнев.
     - В прямом. Как далеко зашло ваше... общение?
     - Да никуда не зашло. Потрепались на кухне, и все. Вернее, я трепался, а она слушала.
     - Ясно, - с непонятным облегчением в голосе отозвался Турецкий. - Чашка, из которой пил, осталась?
     - Да, стоит на столе.
     - Девушка оставила что-нибудь из вещей?
     - Нет. То есть, да. Кое-что из одежды, по мелочи, и самое главное - ноутбук. Правда, он разбит, но думаю, можно попытаться восстановить информацию.
     - Хорошо. Ничего там не трогай. Я позвоню ребятам в МУР, попрошу прислать оперативно-следственную группу. Ноутбук пусть тоже лежит там, где лежит. Женщина что-нибудь рассказывала о себе?
     - Так кое-что. Сказала, что работает лингвистом. Но, по-моему, все это туфта. Она меня разводила, но слышали бы вы, как технично она это делала.
     - Ты что, восхищаешься ею?
     Плетнев вновь смутился.
     - Похоже, что да, - нехотя признался он. - Так ловко меня еще никто никогда не уделывал. Эта баба - настоящий дьявол. Когда она смотрит на тебя, такое ощущение, что она... ну, как будто видит тебя насквозь. Не знаю даже, как это объяснить. А когда начинает говорить, то... Ну, в общем, не человек, а сканер. Я никогда не верил в ведьм, но теперь, кажется, начинаю верить.
     - Ладно, не раскисай. Главное, что она жива. И мы можем с чистой совестью предъявить ее снимки Шиловой. Мы нашли Марину и установили, что она жива, а это главное. К тому же я знаю, где ее искать.
     - Где? - выпалил Плетнев.
     - На трассе. Недалеко от Химок.
     - Подожди... - Плетнев не поверил своим ушам. - Она что, проститутка?
     - Вроде того. По крайней мере, я видел ее там.
     - Вот оно что, - выдохнул Плетнев. - Поэтому она так ловко умеет ковыряться в мужской душе! Что ж, опыт не пропьешь. Но подождите... А как же рассказ Шиловой о том, что Марина - состоятельная женщина? Выходит, это все враки?
     - Спроси чего полегче, - тихо сказал Турецкий. - В этом деле куча неясного. А вернее сказать - неясно все. Взять хотя бы безголовый труп. Откуда он взялся и куда исчез? И какое отношение имеет ко всему этому Марина Соловьева? И какую роль во всем этом деле играет Родион Плотников?
     - Да, мистика, - пробурчал Плетнев. - Плотникова уже выпустили?
     - Сегодня утром. Пока ты хлебал кофе и трепался с красоткой за жизнь. Кстати, как она тебе представилась?
     Плетнев усмехнулся и ответил:
     - Матильдой. Коротко - Мотя.
     - Красивое имя, - хмыкнул Александр Борисович.
     - Главное, что редкое, - в тон ему поддакнул Плетнев.
     Они помолчали, каждый думая о своем.
     - Ладно, - сказал, вздохнув, Александр Борисович, - сиди и жди оперов. Возможно, я приеду раньше них.
     - Хорошо.
     Плетнев хотел отключить связь, но Турецкий его окликнул:
     - Подожди!
     - Что? - спросил Плетнев хмуро.
     - Ты Ирину давно видел?
     На скулах Плетнева заиграли желваки. Лоб прорезали глубокие морщины. Ответил он сухо и неохотно:
     - Вчера вечером звонил ей.
     - Как она?
     - Нормально.
     - На развод уже подала?
     Плетнев поморщился. "Нашел о чем спросить. Что я ему - справочное бюро?"
     - Александр Борисыч, позвони ей и спроси сам.
     - Она меня заблокировала, - сказал Турецкий. - А когда звоню с "левых" телефонов, просто не берет трубку.
     Плетнев подумал и сказал:
     - Думаю, когда Ирина подаст на развод, ты узнаешь об этом первым.
     - Логично, - холодно отозвался Турецкий. - Ну бывай.
     Он положил трубку.
     Плетнев сунул телефон в карман и снова сжал виски ладонями. Голова еще болела, хотя уже и не так сильно. Плетнев подумал о том, что неплохо было бы выпить горячего, сладкого чаю.
     Он даже приподнялся с дивана, намереваясь пройти на кухню. Но тут в ушах у него прозвучал грозный голос Турецкого - "ничего там не трогай!"
     - Не буду, не буду, - с досадой проговорил Плетнев.
     Он вздохнул и снова сел на диван. Заняться было нечем. За стеклянной дверцей шкафа Плетнев увидел початую бутылку водки, а рядом с ней - бутылку чилийского вина, вскрытую и закупоренную пробкой.
     - Только не здесь и не сейчас, - строго сказал себе Плетнев и отвернулся от шкафа.
     
     
     23
     
     Погода испортилась. С ночи задул северо-западный ветер и нагнал сизых, бесформенных облаков, которые набухали весь день, чтобы к вечеру обрушиться на землю дождем. Но пока дождя не было.
     Александр Борисович увидел ее сразу. Она шла, сжав пальцами поднятый ворот светлого летнего плаща. Волосы ее были зачесаны назад, глаза спрятаны за темными стеклами солнцезащитных очков, которые в сумерках смотрелись нелепо. И тем не менее выглядела она очень стильно.
     - Ты все-таки пришла?
     Турецкий поднялся со скамейки.
     - Я должна была тебя увидеть, - сказала Марина, останавливаясь. Она приподнялась на цыпочках и поцеловала Турецкого в губы.
     - Прости, что опоздала.
     - Ничего страшного. Главное, что ты пришла. Кстати, откуда ты узнала мой телефон?
     Марина рассеянно улыбнулась.
     - Ты сам мне дал визитку. Вот она...
     Она достала из кармана визитную карточку, ту, на которой было написано лишь имя Турецкого и номер его мобильного, без места работы и должности. Александр Борисович глянул на визитную карточку и стушевался.
     - Гм... Действительно... А я даже не помню, как тебе ее давал.
     - Такие вещи часто забываются, - сказала Марина. - Вероятно, ты сделал это машинально. - Она спрятала визитку в карман летнего пальто.
     - Да, наверное, - тихо проговорил Турецкий.
     "А что, если она и со мной проделала такой же фокус, как с Плетневым? - тревожно подумал он. - Только в отличие от него я ни черта не помню".
     - О чем ты задумался? - спросила Марина, вглядываясь в его лицо.
     Александр Борисович качнул головой:
     - Так, ни о чем. Так зачем ты хотела со мной встретиться?
     Марина опустила взгляд и поежилась, словно ей стало зябко.
     - Видишь ли, Саша, я должна ненадолго уехать.
     - Куда?
     - Неважно. Но в Москве меня не будет... недели две.
     Турецкий вставил в губы сигарету и пожал плечами:
     - Что ж, нужно так нужно.
     Он заслонил зажигалку ладонями и прикурил.
     Марина легонько тронула его за локоть, словно искала его взгляда. Турецкий посмотрел на девушку.
     - Помнишь, ты говорил, что хочешь, чтобы мы снова встретились?
     - Помню. Ты сказала, что встреча может быть только случайной, потому что ты веришь в судьбу.
     Александр Борисович усмехнулся.
     - Ты смеешься? - спросила Марина. - Глупый довод, я согласна. Поэтому я тебе и позвонила. Я поняла, что не могу без тебя. Поняла, что если не увижу тебя перед отъездом, мне будет очень... очень плохо. Пожалуйста, не отворачивайся. Я хочу видеть твои глаза.
     - После твоих пророчеств я просто боюсь смотреть тебе в глаза, - насмешливо сказал Александр Борисович. Однако, несмотря на кажущееся безразличие, голос у него был слишком нервный и натянутый. Турецкий понял, что не может справиться со своим голосом, и еще больше разозлился на себя.
     - Ты обижен, я вижу, - со вздохом сказала Марина. - Вот только не понимаю, за что.
     - А что тут понимать? - в сердцах проговорил Турецкий. - У тебя какая-то тайная жизнь, в которой для меня нет места.
     Лицо Марины стало грустным.
     - Все не так, как тебе кажется, - сказала она, нервно покусывая губы. - Когда-нибудь... очень скоро... я все тебе расскажу. А сейчас не могу.
     - У тебя проблемы?
     Марина покачала головой:
     - Нет. Просто моя работа... она отнимает у меня слишком много времени и сил.
     - Много заказов на строительство домов? Откажись от половины, - небрежно сказал Турецкий.
     - Не могу. Это от меня не зависит.
     Турецкий снова отвернулся. Лицо женщины притягивало его, как магнит, и Турецкому было досадно, что это так. Он чувствовал себя под ее взглядом слабым и беспомощным.
     - Ты по-прежнему прячешь от меня глаза, - сказала Марина. - Что ж, я сказала тебе все, что хотела. Теперь мне пора. - Она выждала несколько секунд и спросила: - Ты даже не хочешь поцеловать меня на прощание?
     - Нет, не хочу, - ответил Турецкий.
     - Ладно. Тогда прощай. - Она повернулась, чтобы идти, но вдруг остановилась и обернулась. - Можно я позвоню тебе, когда вернусь в Москву?
     - Как хочешь, - пожал плечами Александр Борисович.
     - Тогда позвоню. - Она улыбнулась, неловко махнула ему рукой, повернулась и зашагала в сторону метро.
     
     
     * * *
     
     - Ну? - нетерпеливо спросил Турецкий, прижимая трубку к уху.
     - Ничего не получилось, - уныло ответил Плетнев. - Она свернула в переулок и как в воду канула. Словно растворилась в воздухе. Я ничего не смог поделать.
     - Черт, - проворчал Александр Борисович. - Или эта девушка призрак, или у тебя профессиональные проблемы.
     - Александр Борисыч, ты же знаешь, что "наружка" - мой конек, - обиженно проговорил в трубку Плетнев. - Она не простая девушка. Готов поклясться чем угодно, что ее учили уходить от слежки.
     - Кто же она, по-твоему? Секретный агент? Шпион?
     - Не знаю, но думаю - что-то вроде этого. Она появляется ниоткуда и исчезает в никуда. Она не оставляет следов. Она меняет имена и личности, разбирается в архитектуре, философии и преферансе. Уверен, что если бы речь зашла о ядерной физике, ей бы и тут нашлось, что сказать. Попахивает спецподготовкой, тебе не кажется? Да еще эта гадость, которую она подсыпала мне в кофе!
     - Ты, кстати, позвонил в лабораторию?
     - В том-то и дело. Эксперты ничего не нашли. Но там точно что-то было. Какая-то психотропная дрянь.
     - Ты уверен, что это была та самая чашка?
     - Конечно! Хотя... В принципе она легко могла подменить чашку, пока я был в отключке. Точно! Она специально так сделала, чтобы сбить нас с толку и выставить меня дураком!
     Турецкий подумал и сказал:
     - В принципе это возможно. Ладно, я попробую что-нибудь разузнать о ней по своим каналам. А насчет того, что ты ее упустил... Особо не парься. Это со всеми бывает. Ты с Ириной давно говорил?
     - Недавно. С ней все в порядке.
     - Ну-ну. Будешь с ней говорить, передавай привет от "бывшего".
     
     
     24
     
     Александр Борисович вошел в кафе и поискал глазами Яковлева. Тот заметил Турецкого первый и махнул ему рукой. В кофейне было сильно накурено и шумно, но генерала Яковлева это, похоже, не смущало. Выглядел он довольным.
     - Саня, привет!
     Владимир Михайлович приподнялся со стула и пожал Турецкому руку.
     - Поешь со мной?
     - Нет, Володь, я сыт.
     - Ну смотри. Тебя не смутит, если я во время разговора буду есть? Я сегодня не завтракал, так что...
     - Что за церемонии, Володь? - сказал Турецкий, усаживаясь. - Когда это меня смущало?
     - Ну отлично!
     Яковлев подцепил с тарелки кусок бифштекса и отправил его в рот.
     - В общем, дело такое, - начал он, усердно работая челюстями. - Я направил пару толковых ребят в ГИЦ, но они не нашли там никого похожего на твою Марину Соловьеву. Зеро. Пусто. Никакого следа.
     - Это все? - осведомился Александр Борисович, прищуривая глаза.
     Яковлев тряхнул головой:
     - Нет. Ты говорил, что видел ее в толпе проституток на трассе, так?
     - Да. Я тебе даже точные координаты указал.
     - Да-да, помню. Так вот, вчера вечером одну из проституток убили недалеко от этой точки. Сначала задушили, потом расчленили.
     Сигарета застыла в руке у Турецкого.
     - И это не в первый раз, - продолжил Владимир Михайлович, уминая бифштекс. - Три месяца назад еще одна из проституток была убита. И таким же точно образом. Задушили, расчленили, разбросали. Тело в одном месте, голову - в другом, руки - в третьем. Искали части тела с собакой.
     Александр Борисович сидел мрачнее тучи.
     - С сутенершей уже беседовали?
     - Конечно. И в прошлый раз, и в этот. Но информации никакой. "Ничего не видела, ничего не знаю, я честная женщина, и оставьте меня в покое". Примерно так.
     - Гм... - Турецкий наконец закурил и задумчиво скосил глаза на пылающий кончик сигареты. - Так-так. За Плотниковым кто-нибудь следил?
     Начальник МУРа покачал головой:
     - Нет. Не смогли "изыскать ресурсов".
     - Черт знает что такое, - проворчал Александр Борисович.
     - Ну, ты же знаешь, какая напряженка у нас с людьми. Парни из оперативного с ним уже встречались. Плотников утверждает, что провел весь день на даче с семьей.
     - Семья подтверждает?
     Яковлев хмыкнул.
     - А куда ж она денется. После того как Плотникова выпустили из СИЗО, у них в семье мир и покой. Супруга с него пылинки сдувает, а он с нее. Идеальная семья.
     - Ясно.
     Турецкий задумался. Лицо у него было недовольным, почти злым. "Не хотел бы я быть его врагом, - подумал Яковлев, искоса поглядывая на друга. - Особенно когда у него такое лицо".
     Сигарета медленно тлела в пальцах Турецкого, но он, казалось, забыл про ее существование.
     Владимир Михайлович доел бифштекс, вытер рот салфеткой и спросил:
     - Что думаешь делать?
     Турецкий ответил не сразу. Он пристально посмотрел на Яковлева, прищурил слегка опухшие веки и ответил сухим, скрежещущим голосом:
     - Съезжу поговорю со сводней и ее нимфами. Я знаю, где она их выпасает, и запомнил некоторых в лицо.
     В лице Владимира Михайловича читалось сомнение.
     - Думаешь, тетка пойдет на контакт? - недоверчиво спросил он.
     - Посмотрим, - ответил Турецкий и зловеще усмехнулся.
     Яковлев смотрел на него с тревогой.
     - Ты там главное, не переборщи, - сказал он. - Ты, конечно, лицо неофициальное, но все-таки...
     - Не бойся, я буду нежен и предупредителен, - заверил друга Александр Борисович и с еще более зловещей ухмылкой вдавил окурок в пепельницу. - Кто ее "крышует".
     - Некий Штырь. Он проходил свидетелем по делу об ограблении ювелирного лет пять назад.
     Турецкий кивнул:
     - Да, я помню. Гонорной, но трусливый. С этим я разберусь.
     
     
     * * *
     
     Александр Борисович остановил машину у обочины. "Мамка" тут же засеменила к машине и сунула голову в открывшееся окно.
     - Чего желаете? - сверкнув в улыбке золотыми зубами, осведомилась она.
     - Сядь в машину, - спокойно сказал ей Турецкий.
     - Чего?
     - В машину сядь, - спокойно повторил он, повернул голову и одарил златозубую сутенершу таким взглядом, что та невольно поежилась.
     - А вы кто? - недоуменно спросила она.
     - Если через пять секунд, - тем же ледяным голосом проговорил Александр Борисович, - не сядешь в машину, я тебя закрою со всем твоих клоповником.
     Сводня явно колебалась. С одной стороны, на милиционера незнакомец вроде не походил. Бандит? Но у сводни была неплохая крыша, и бандитов ей опасаться не приходилось.
     - Часики тикают, - сказал Турецкий скрежещущим голосом.
     Сводня недовольно хмыкнула, но открыла дверцу и забралась в машину.
     - Ну? - спросила она. - Чего вам?
     Турецкий посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом и сказал:
     - Заработать хочешь?
     - В смысле? - нахмурилась сводня.
     - В прямом. Могу щедро набашлять.
     - Спасибо, у меня хорошая зарплата, - презрительно ответила сутенерша и взялась за ручку двери.
     Турецкий спокойно взял ее за плечо и с силой сдавил его.
     - А-а, - тихо застонала сводня. - Ты че делаешь, козел?
     - Ш-ш-ш... - зашипел на сводню Турецкий, приближая к ней холодное лицо с ледяными глазами. - Заткнись, или я тебя заткну.
     Сутенерша глянула в лицо Турецкому и тут же замолчала. В глазах ее стоял страх.
     - Молодец, - похвалил Александр Борисович и отпустил жирное плечо женщины. - Я работаю в частном агентстве. Мне заплатили, чтобы я кое-кого нашел. Если поможешь - я с тобой поделюсь.
     - А если нет?
     - А если нет... - Турецкий спокойно взял сутенершу за волосы, намотал длинный локон на кулак и притянул ее голову к себе. - Если нет, я тебя закрою, - пообещал он зловещим голосом. - Навсегда. Ясно выражаюсь?
     - Да уж куда яснее, - хрипло ответила сводня и поморщилась от боли.
     Александр Борисович отпустил ее, взял с панели сигареты, вынул одну сигарету зубами, потом протянул пачку сводне:
     - Угощайся.
     - Спасибо, не курю, - ответила та севшим от страха и негодования голосом.
     - Хочешь умереть здоровой? - осклабился Александр Борисович. - Могу посодействовать.
     Лицо сутенерши дернулось, как от удара.
     - Слушайте... как вас там... Я не знаю, кто вы такой, но не нужно мне угрожать. Если вы хотели меня напугать, то я уже напугана.
     - Меня это устраивает, - сказал Турецкий, попыхивая сигаретой. - Значит, можем приступить к разговору?
     - Можете, если вам есть что сказать.
     - Убита уже вторая девочка, - медленно проговорил Александр Борисович. - И я хочу найти того, кто это сделал.
     Сутенерша искоса посмотрела на Турецкого.
     - Я тоже хочу, - сказала она.
     - Значит, мы друг друга поймем. У тебя с памятью все в порядке? Склерозом не страдаешь?
     - До сих пор не жаловалась, - сказала сводня настороженным голосом.
     - Значит, должна помнить, с кем девчонки уезжали в "последний рейд". Это ведь был один и тот же человек, правда?
     Сводня молчала.
     - Ну? - поторопил ее с ответом Александр Борисович.
     - У меня все в порядке с памятью, но с чувством самосохранения тоже неплохо, - сказала та. - И с ментами я не сотрудничаю. Даже с частными сыщи... - Сводня наткнулась на колючий взгляд Турецкого и осеклась. - Я ничего не знаю, - слегка повысив голос, проговорила она. - Совсем ничего. Машины останавливаются каждые десять минут, разве всех упомнишь?
     - Но ты ведь баба наблюдательная. И с чувством самосохранения у тебя все хорошо. - Турецкий зловеще прищурил серые глаза. - Хочешь, чтобы он распотрошил всех твоих девчонок, а потом взялся и за тебя?
     - Я для него старовата, - усмехнулась сводня.
     - Для него может быть. А я, случись что, не побрезгую.
     Последовала пауза.
     - Опять угрожаете? - хрипло и недовольно проговорила златозубая. - Может, обсудите это с моей "крышей"? - злобно прищурившись, проговорила сводня.
     - Уже. Штырь отдал мне тебя с потрохами. Попросил только зубы не трогать. Говорит: самому пригодятся, для коллекции.
     - Так вы...
     - Не веришь позвони ему, - отрезал Александр Борисович.
     Сводня задумалась. С полминуты она сидела молча, злобно сверкая на Турецкого крысиными глазками. Потом сказала:
     - Ладно. Сама я, правда, ничего не знаю. Но познакомлю вас с самой наблюдательной из своих девчонок. Возможно, она что-то видела. Это все?
     Турецкий покачал головой:
     - Нет. Есть еще кое-что.
     Он достал из кармана фотографию и показал "мамке".
     - Эта блондинка работает у тебя. Где она сейчас?
     Сутенерша покосилась на снимок, недоверчиво нахмурила брови.
     - Вот это фифа, - процедила она сквозь зубы. - Ходят в норковых шубах, а все прибедняются. Креста на них нет.
     - На тебе я его тоже не вижу, - спокойно сказал Турецкий. - Так где она?
     - Я ее два дня не видела, - сухо сказала сутенерша. - На звонки не отвечает. Она у меня приходящая. Работает недавно.
     - И как работает?
     - Плохо. Двух клиентов обломала. Я как раз собиралась Штырю пожаловаться, когда она исчезла.
     - А что ж сама - не могла справиться с какой-то девчонкой?
     Сутенерша хмыкнула.
     - Справишься с ними, ага. А этой хотела как-то по физиономии съездить, так она на меня так глазами зыркнула, что я чуть задом в лужу не села. Нет, уж пусть с ней лучше Штырь разбирается. Если, конечно, она еще вернется.
     
     
     25
     
     "Самая наблюдательная" оказалась вертлявой, ярко накрашенной, рыжеволосой девицей с неправильным прикусом. Звали ее Нина. К началу беседы подоспел Плетнев, и разговор происходил в его машине.
     Для начала Турецкий отвесил Нине пару-тройку комплиментов, а когда лед был растоплен, сразу взял быка за рога.
     - Маньяк убил уже двух твоих товарок, - сказал он, скорбно приподняв брови. - Ты ведь об этом знаешь?
     - Конечно. Ангелину и Венеру. - Рыжеволосая вздохнула. - Жалко девчонок, никому ведь зла не сделали. Но что делать, придурков в мире полно.
     - Придурок и маньяк - не одно и то же, - заметил Плетнев.
     Нина посмотрела на него насмешливо.
     - Сегодня придурок, а завтра маньяк. Подвернись только подходящий случай.
     Плетнев хотел было возразить, но Александр Борисович остановил его жестом - времени на психиатрические прения не было.
     - С кем они уезжали? Вспомни, это очень важно.
     Нина усмехнулась и развязно заявила:
     - Отлично это помню. Первый раз мужик был в джинсовой куртке с поднятым воротом и в надвинутой на глаза бейсболке. Во второй - в темной куртке, тоже с поднятым воротом. И тоже в бейсболке.
     - Это был один и тот же человек? - спросил Плетнев.
     Нина задумалась.
     - Пожалуй, да. Хотя черт его знает. Он оба раза был в темных очках.
     - А машина? - поинтересовался Турецкий. - Это была одна и та же машина?
     Нина наморщила конопатый лоб, пытаясь припомнить, но не смогла и отрицательно покачала головой:
     - Не знаю. Первого не помню, а второй приезжал на светлом "японце". Но я тоже могу путать. Я на машины обращаю внимание, только если это "бентли" или там "мерс". На "японцев" даже не смотрю - они мне все на одно лицо.
     - Ну ты хоть что-нибудь помнишь? - начал горячиться Плетнев. - Брюнет он был или блондин?
     Нина посмотрела на него уничижительным взглядом.
     - Я ж говорю: в кепке он был. Че непонятного?
     Турецкий достал из кармана фотографию Марины, протянул ее Нине.
     - Вы знакомы с этой девушкой?
     Нина взяла снимок, посмотрела, прищурив голубые глаза, вскинула взгляд на Турецкого и тревожно спросила:
     - А что она натворила?
     - Ничего, - ответил Александр Борисович.
     - Тогда почему вы показываете мне ее фотографию? - подозрительно спросила Нина.
     - Ей грозит беда, - сказал Турецкий. - Но с вашей помощью мы можем попытаться ее спасти.
     - Спасти? От кого? - Нина вдруг догадливо вскинула брови. - Подождите... За ней охотится маньяк? Тот самый, который укокошил Ангелину и Венеру?
     - Вполне возможно, что это так, - сдержанно ответил Александр Борисович.
     Взгляд Нины потеплел. Она посмотрела на фотографию и кивнула:
     - Да, я ее знаю. Ее зовут Матильда.
     - А фамилия?
     - В нашей работе нет фамилий.
     - Матильда... - повторил Александр Борисович и посмотрел на покрасневшего Плетнева - Глупость какая-то. Вы уверены, что это ее настоящее имя?
     - А кто сказал, что оно настоящее? Она называла себя Матильда, а правда это или нет... - Нина пожала плечами.
     - Но, может быть, она рассказывала что-нибудь о своей жизни?
     - Лично мне - нет. Мы с ней не были близки. - Нина хихикнула. - Ни в прямом, ни в переносном смысле.
     - А с кем она была близка?
     - Если в прямом, то обычно с тем, кто платил.
     - А в переносном?
     - Гм... Дайте подумать... - Нина задумчиво подергала себя за нижнюю губу. - Да вроде особо ни с кем. Хотя... Несколько раз они выезжали на "вызов" с Нелькой Сосединой. Но Нелька от нас ушла, она теперь "индюшка".
     - В каком смысле?
     - Инди, - пояснила Нина. - Ну, то есть работает индивидуально. Сама на себя, понимаете?
     - Как мне ее найти?
     - Просто. Ее анкет полно в Интернете.
     - Ого! Выходит, жрицы любви стали продвинутыми пользователями?
     - Мы не пользователи, "пользуют" обычно нас, - со смехом пояснила Нина. - А в Интернет - да, входим. И выходим! - снова скаламбурила Нина.
     - Как разыскать ее анкеты?
     - Господи, ну вы прямо как будто вчера родились. Есть такой сайт - называется "Дорогие девушки". Ну это такая игра слов, понимаете? "Дорогие" в смысле - "дорогие девушки, поздравляем вас с Восьмым марта!" Ну и намек на цену. Девчонки там все сплошь красавицы. Элитный персонал, как сейчас говорят! - Нина хихикнула.
     - Какой адрес у сайта? - спросил Турецкий.
     - Адрес простой - дорогие-точка-ру. Входите, вбиваете в браузер имя Нелли. Одно мгновение - и Нелька перед вами.
     - А если там будет несколько девушек по имени Нелли?
     - Выбирайте ту, у которой грудь пятого размера - не ошибетесь!
     - А если там будет несколько...
     - Несколько девушек с грудью пятого размера? - Нина хмыкнула. - Не бойтесь, не будет. Этого сокровища в Москве наперечет. Нелька у нас эксклюзив.
     - Красивая?
     - На любителя. Но это без разницы. Главное у Нельки не физиономия, главное у нее - грудь.
     - А почему она ушла с трассы?
     - А зачем ей тут торчать? У нее теперь постоянные клиенты.
     - Много?
     - Человек пять, но ей больше и не надо. Эти пятеро за десятерых башляют. Да и Интернет ей клиентуру исправно поставляет. В общем, Нелька сейчас в шоколаде. - Нина лукаво прищурилась и насмешливо добавила: - Ставлю сто баксов, что вы тоже на нее западете!
     
     
     26
     
     Дверь Александру Борисовичу открыла полногрудая блондинка лет тридцати пяти, ярко накрашенная, с тонкой талией и стройными ногами. Тонкая талия и большая грудь - сочетание что надо, усмехнулся Турецкий.
     - Нелли? - поинтересовался он, вежливо улыбнувшись.
     - Она самая, - грудастая оглядела Турецкого с ног до головы, улыбнулась. - Вы заходите или как?
     - Зайду, если впустите.
     Нелли посторонилась, давая гостю пройти. Стены просторной прихожей были отделаны декоративной штукатуркой. В углу стоял резной шкафчик для одежды, на нем - какая-то скульптура, не то бронзовая, не то крашеная под бронзу.
     - А у вас тут мило, - похвалил Александр Борисович. - Тапочки дадите?
     - Конечно! У вас какой размер?
     - Давайте сорок третий - не ошибетесь.
     Нелли достала из шкафчика пляжные тапки, поставила их перед Турецким.
     - Кстати, обращайтесь ко мне на "ты", - сказала она. - Так я быстрее к вам привыкну.
     - А нужно привыкать?
     - А как же. - Нелли ослепительно улыбнулась. - Я ведь не автомат. Вас, кажется, Александр, зовут?
     - Да, но можете звать меня Саша.
     - Ну уж нет, я буду звать вас Александр! Как Александра Великого. В этом имени большая мужская сила!
     Турецкий натянул тапки и встал со скамьи.
     - Ну? Куда теперь?
     - Пойдемте в комнату, Александр. Там вы разденетесь, и я дам вам полотенце. У вас это первый раз?
     - В каком смысле? - опешил Александр Борисович.
     - Ну, за деньги, - с улыбкой пояснила полногрудая Нелли.
     - Ах это. - Турецкий кивнул. - Да, в первый. В плане продажной любви я стопроцентный девственник.
     Нелли поморщилась.
     - Не люблю, когда так называют - "продажная любовь". Любовь не может быть продажной. Продается только секс, и в этом нет ничего плохого.
     - А вы, я вижу, философ, - усмехнулся Александр Борисович.
     - Я просто давно живу на свете, - с мягкой улыбкой сказала Нелли. - И много чего перевидала. Ну вот - это спальня! Недавно сделала евроремонт.
     Турецкий огляделся.
     - Как вам? - поинтересовалась Нелли.
     - Вполне, - ответил Александр Борисович. - И ваша страсть к резной мебели мне тоже нравится. Жаль только, что я в этом плохо разбираюсь.
     Нелли тихо засмеялась.
     - Я тоже. Просто покупаю то, что мне кажется красивым, и все.
     - В таком случае, у вас отличный вкус.
     - У тебя отличный вкус, - поправила Турецкого Нелли. - Говорите мне "ты".
     Александр Борисович кивнул:
     - О,кей. У тебя отличный вкус.
     Девушка открыла шкаф, достала чистое банное полотенце и протянула Турецкому:
     - Держите. Раздеться можете прямо здесь или в ванной.
     - Прям как в бане, - ухмыльнулся Александр Борисович. - Может, сначала поговорим? Выпьем вина или кофе?
     Нелли лучезарно улыбнулась:
     - Конечно. Но отсчет времени пошел с того момента, как вы перешагнули порог квартиры. Я предупреждаю сразу, чтобы потом не было претензий.
     - Претензий не будет, - заверил "жрицу любви" Александр Борисович.
     - Тогда пойдемте на кухню? У меня есть бутылка отличного коньяка. Мне мама иногда из-за границы присылает.
     Кухня у Нелли была сделана в "русском стиле". Резные полочки, глиняные крынки, веселые занавесочки на окнах.
     - Забавно, - сказал Александр Борисович, оглядев кухню.
     - Присаживайтесь! Это я в память о детстве. Я, когда была маленькая, летом постоянно жила у бабушки. У ней там все было так. Ну или примерно так. Вот я и решила сделать.
     Нелли взяла с полки бутылку коньяку и два бокала и поставила на стол. К коньяку она подала тонко нарезанный лимон и такие же тонкие ломтики копченого мяса.
     Александр Борисович взял бутылку и глянул на этикетку.
     - Украинский? - удивленно проговорил он.
     Нелли кивнула:
     - Да. С моей родины - Днепропетровска. Между прочим, зря кривитесь. Коньяк отличный. Сейчас сами убедитесь.
     Александр Борисович разлил коньяк по бокалам. Взял свой бокал, поднес его к лицу и осторожно понюхал.
     - Не бойтесь, не отравитесь! - рассмеялась Нелли. - Это, конечно, не "Хеннеси", но тоже ничего. Попробуйте, вам понравится.
     - Хорошо. Давайте, за знакомство!
     Они чокнулись. Турецкий дождался, пока Нелли пригубит из своего бокала ("убийственный кофе" Плетнева прочно засел у него в голове), и отпил сам.
     - Гм... Действительно, пить можно.
     - То-то же! - торжествующе проговорила Нелли. - Я когда бываю дома, постоянно с собой привожу пару бутылок. Ну и мама иногда присылает со знакомыми.
     - Она знает, кем ты работаешь? - поинтересовался Александр Борисович.
     Нелли сделала круглые глаза.
     - Нет, что ты! Она думает, что я секретарь-референт на крупной фирме. Ну а ты? Где ты работаешь?
     - В охранном агентстве, - сказал Турецкий.
     Нелли внимательно посмотрела на Турецкого и прищурила карие глаза:
     - И кем ты там?
     - Замдиректора агентства, - ответил Александр Борисович.
     Нелли пребывала в легком замешательстве.
     - Но ведь это не связано с милицией? - осторожно спросила она.
     - Нет, не связано. Давай еще по коньячку.
     - Давай! - с облегчением кивнула Нелли.
     Турецкий "освежил" бокалы.
     - За что выпьем? - поинтересовалась Нелли.
     - За тех, кого с нами нет. За Венеру, Ангелину и Матильду!
     Александр Борисович коснулся бокала девушки своим бокалом и сделал большой глоток.
     Нелли сидела, оцепенев. Она пристально и холодно смотрела на Александра Борисовича. Потом сглотнула слюну и напряженно спросила:
     - Мужчина, вы кто?
     - Я же тебе сказал - я из охранного агентства.
     - Так, - сухо проговорила Нелли и поставила бокал на стол. - Значит, вы сюда не сексом пришли заниматься, а мозги мне е...ть?
     - Ну зачем же так грубо, - дернул уголком рта Александр Борисович. - Твои мозги я трогать не собираюсь. Так же, как и все остальное. А сюда я пришел поговорить о Матильде.
     - Что с ней? - тревожно спросила Нелли, нервно сжав пальцами край скатерти. - Она жива?
     Александр Борисович пожал плечами:
     - Не знаю. Пару дней назад она обратилась ко мне в агентство и попросила поприсматривать за ней.
     - Как это - "поприсматривать"?
     - Просто. Что-то вроде скрытой охраны.
     - А зачем? - растерянно спросила Нелли.
     - Видимо, чего-то боялась, - пожимая плечами, сказал Александр Борисович.
     Нелли сдвинула брови.
     - И что теперь?
     - Теперь она исчезла. И я себя чувствую из-за этого паршиво. - Турецкий залпом выпил коньяк и брякнул бокал на стол. - Не доглядел, - мрачно сказал он. - Упустил.
     - Хм... - Нелли все еще выглядела растерянной. - Значит, вы за ней следили по ее просьбе, а она взяла и пропала?
     - Именно так, - кивнул Александр Борисович и вставил в губы сигарету. - У тебя курить можно?
     - Можно. Я сама иногда балуюсь.
     Нелли посмотрела, как Турецкий прикуривает, потом спросила:
     - И что же теперь делать?
     - Понятия не имею, - ответил Александр Борисович. - Вероятно, нужно попробовать ее найти. Если еще не поздно.
     Веки Нелли дрогнули, она инстинктивным жестом прижала руки к груди.
     - Думаете, она... Думаете, ее...
     - Все может быть, - кивнул Александр Борисович. - Она чего-то боялась. Верней - кого-то. Поэтому и наняла меня. Могу предположить, что боялась она маньяка, который убил Венеру и Ангелину.
     - О, Боже! - тихо воскликнула Нелли. - Но... почему вы пришли ко мне? Откуда вы вообще обо мне узнали?
     - Ваш телефон и адрес мне дала Матильда. Она сказала, что я всегда смогу рассчитывать на вашу помощь.
     - Так и есть, - с чувством произнесла Нелли. - Но только чем же я могу помочь?
     Турецкий напустил на себя деловой вид.
     - Нелли, дорогая, - начал он, - попытайтесь, пожалуйста, вспомнить: чего или кого боялась Матильда? Может быть, она вам что-нибудь рассказывала? Вспомните хоть что-нибудь.
     - Даже не знаю... - Нелли задумалась. - Да нет, ничего такого я не помню. Правда... - Она вскинула на Турецкого взволнованные глаза. - Была странность!
     - Какая? - насторожился Александр Борисович.
     - Несколько дней назад я приезжала к ней домой. Попить чайку, поболтать за жизнь. А на стуле у нее стояла сумочка. Я заглянула... чисто случайно... и увидела там пистолет!
     - Пистолет? - повторил Александр Борисович, хмуря брови. - Вы уверены?
     - Конечно! Я даже потрогала его пальцем, пока она не видела. А потом, уже на кухне, я внимательно к ней приглядывалась, и вдруг поняла, что она не из наших.
     - В каком смысле?
     - Ну, знаете, некоторые девочки попадают в наш бизнес случайно. Приходят и после первого же раза понимают, что это не для них. Другие держатся чуть дольше, но тоже, в конце концов, понимают, что в нашей "конторе" им делать нечего. Некоторые приходят к нам временно, чтобы заработать денег на машину или там на шубу. А потом остаются навсегда, потому что понимают, что такой бизнес им по душе. Для нашей работы нужен особый склад характера, понимаете?
     - Догадываюсь, - кивнул Турецкий.
     - Я говорю серьезно. Проститутка должна быть не брезглива, но опрятна и осторожна. Она должна быть вынослива. Всегда нужно уметь "держать улыбку", даже если клиент тебе отвратителен. Да с точки зрения физиологии тоже не все так просто. Нужно уметь проделывать кое-какие "фокусы". И им не всегда можно научиться.
     - И что же такого "чужого" вы разглядели в Матильде?
     Нелли задумчиво повертела в пальцах бокал, потом подняла на Турецкого теплые, карие глаза и сказала:
     - Мне показалось, что она не любит мужчин.
     Александр Борисович усмехнулся.
     - Вы намекаете на то, что Матильда лесбиянка?
     - Да нет же! - Нелли поморщилась. - Она нормальная. Но она не любит мужчин. Таким, как она, нужен один мужик. Всего один! Если она нашла своего "дорогого и единственного", она будет предана ему, как кошка, и никогда не изменит.
     Турецкий насмешливо прищурился:
     - Вот как?
     - Не смейтесь, я говорю правду. Таким, как она, трудно в нашем бизнесе. Трудно, потому что она не может разглядеть в мужчине человека, личность. Он для нее всего-навсего очередной пенис. А с таким подходом никогда не сможешь сделать мужчине приятное, и он никогда не придет к тебе снова. Но это еще не все! В повадках Матильды есть что-то... что-то неженское. Неделю назад мы с ней зашли после "вызова" в кофейню - отдохнуть и потрепаться. И к нам пристали два хачика. Мы шли к дороге через сквер, а они увязались за нами.
     - И что? - заинтересовался Александр Борисович.
     - Да ничего. Одному из них Матильда засветила по кумполу зонтиком, а второму ударила каблуком по голени. Когда мы уходили, оба они лежали на дороге и скулили, как побитые собаки. Представляете? Она уделала двух крепких мужиков! И притом играючи, без всякого напряга! Не знаю, как вы, а меня это...
     На тумбочке стола запел мобильный телефон. Нелли извинилась и взяла трубку.
     - Алло... Привет! Боже мой, куда ты подевалась?... Конечно! Конечно, соскучилась! - Нелли прикрыла трубку ладонью, сделала страшное лицо и взволнованно прошептала Турецкому: - Это она! Да, - снова сказала она в трубку. - Нет, что ты! Ты же знаешь, ты можешь приехать ко мне в любой момент!.. Что?
     Взгляд Нелли остановился. Она медленно повернулась к Александру Борисовичу, протянула ему телефон и проговорила полным изумления голосом:
     - Это... вас.
     Турецкий взял трубку и прижал к уху.
     - Я слушаю.
     - Саша, - услышал он мягкий голос Марины. - Здравствуй!
     - Здравствуй! Ты где?
     - Господи, как я рада слышать твой голос! Мы не виделись всего ничего, а у меня ощущение, что со времени последней нашей встречи прошло полгода.
     - Как ты узнала, что я здесь? - спросил Александр Борисович напряженным голосом.
     - Узнала. А как - не важно. И давай не будем об этом. Лучше расскажи: как ты? Не помирился с женой?
     - Откуда ты...
     - Знаю, Саша, знаю. Я много о тебе знаю. Но ты не бойся, я не причиню тебе зла.
     - Где ты? - резко спросил Турецкий. - Мы с Нелли волнуемся за тебя!
     - Напрасно ты пришел к Нелли, - тихо сказала Марина. - Она здесь ни при чем. И она абсолютно не в курсе того, что происходит.
     - И не она одна, - сухо сказал Александр Борисович. - Ты так внезапно исчезла...
     - Да-да, я видела твоего парня. - (Судя по голосу, Марина улыбнулась.) - Как там его зовут? Антон Плетнев? Он очень любезный молодой человек. Но очень доверчивый. Нельзя доверяться первой встречной, так ему и передай.
     - Что ты подмешала ему в кофе? - строго спросил Александр Борисович.
     - Ничего. Это был не кофе.
     - Тогда что?
     - Неважно. Я не хочу об этом говорить. Не ищи меня, Саша. Не ищи, слышишь? Это опасно.
     Лицо Турецкого потемнело.
     - Для кого? - холодно спросил он.
     - Для всех. Желая мне помочь, ты только мешаешь.
     - Мешаю в чем? Марина, объясни толком, что все это значит? Почему ты то появляешься, то снова исчезаешь? - В голосе Турецкого проскользнули нотки настоящего страдания. - Что это за игра? - глухо спросил он.
     Марина молчала.
     - Ну! - потребовал Александр Борисович.
     - Я сказала тебе все, что нужно было сказать. И даже больше. Теперь прощай.
     Марина отключила связь. Александр Борисович протянул телефон Нелли и усмехнулся:
     - Вот и все. Разговор окончен.
     Нелли взяла трубку и, удивленно глядя на Турецкого, положила ее на тумбочку.
     - Марина? - проговорила она, удивленно приподняв брови.
     - Это долгая история, - устало сказал Александр Борисович. - Спасибо за разговор, Нелли. Вы хорошая девушка. Да, кстати...
     Турецкий достал из кармана бумажник.
     - Вот еще! - обиженно фыркнула Нелли. - Оставьте это, слышите! Вы друг Матильды, а значит - мой друг. А с друзей я денег не беру.
     - Но вы потратили на меня время.
     - Ничего. Сегодня все равно "мертвый день", с утра ни одного звонка от клиентов. А так я хоть развеялась. Поговорила с хорошим человеком. Это нынче дорогого стоит.
     - Ну как хотите, - неохотно сказал Александр Борисович и убрал бумажник в карман. - Еще раз спасибо! А коньяк у вас действительно замечательный. Передавайте привет семье и берегите грудь!
     Лицо "жрицы любви" осветила улыбка.
     - Спасибо. Приятно, что вы обратили на нее внимание.
     - Такую красоту нельзя не заметить.
     Внезапно Нелли о чем-то задумалась, потом посмотрела на Александра Борисовича томно заблестевшими глазами и медленно проговорила:
     - У меня еще есть час до парикмахерской. Если хотите, мы с вами можем...
     Она оставила фразу незаконченной.
     - Что? - не понял Александр Борисович.
     Нелли показала глазами на свой роскошный бюст и лукаво прищурилась.
     - А, вы про это. - Турецкий улыбнулся. - Нет, не стоит. Мы ведь с вами теперь друзья, а я не сплю с друзьями. Но за предложение спасибо!
     - Вы правы, - неожиданно согласилась Нелли. - С друзьями нельзя ложиться в постель. Любовника приобретаешь на ночь или чуть больше, а друга теряешь навсегда.
     Турецкий поднялся из-за стола, девушка последовала его примеру.
     - Будете поблизости, звоните и заходите, - предложила Нелли. - Можете вместе с Матильдой. Или - с Мариной?
     Турецкий ничего не ответил, лишь приветливо улыбнулся в ответ и пожал мягкую, теплую кисть девушки, которую она ему "по-дружески" протянула.
     
     
     27
     
     Ирина Генриховна Турецкая сидела на диване с бокалом мартини в руке. Волосы ее были распущены, лицо не накрашено. Однако глаза блестели кошачьим мягким блеском, да так ярко, что любой, кто увидел бы ее в этот момент, решил бы, что она - настоящая красавица. Но вокруг не было никого, кроме подруги Ларисы, у которой Ирина жила уже два дня.
     Лариса сидела тут же, на диване. В руке она держала такой же матовый бокал, но пила она гораздо усерднее подруги, и мартини в ее бокале было меньше.
     Если у Ирины настроение было элегическое и незлобливое, то Лариса была настроена более решительно.
     - Ты не должна ему прощать, - твердо сказала она и грозно нахмурила брови.
     Ирина пожала плечами:
     - Я и не думаю.
     Однако Лариса усмехнулась.
     - Я же вижу, что думаешь, - с убийственной иронией произнесла она. - Мне-то не ври. И не вздумай ему звонить, поняла? Он тебе скажет пару ласковых слов, ты и раскиснешь, потечешь, как кисель. Мало что вернешься к нему, так ведь еще и извинишься.
     Ирина удивленно посмотрела на подругу.
     - Да с чего ты решила, что я хочу к нему вернуться?
     - А разве нет? - ответила та вопросом на вопрос.
     "Нет!" - хотела сказать Ирина, но что-то ее остановило.
     - Та-ак, - протянула Лариса, заметив нерешительность подруги. - Тревожный симптом. Ирка, ну будь же ты умной бабой. Сколько можно терпеть эти издевательства? Ты посмотри на себя! Ты ведь за последние месяцы постарела лет на десять!
     Ирина метнула на подругу удивленно-гневный взгляд и та нехотя поправилась:
     - Ну, на пять. И все благодаря этому чудовищу.
     Ирина покачала головой:
     - Турецкий не чудовище.
     - А я говорю - чудовище! Я к вам заходила с месяц назад. Он на меня так глазами зыркнул, что я чуть не обуглилась. А за что? Видите ли, я осмелилась сказать ему "Здравствуй, Саша". Да я его уже два года Сашей называю.
     - Он вовсе не из-за этого на тебя "зыркнул".
     - А из-за чего?
     - Просто он... - Ирина осеклась, не зная, что сказать.
     - Заурядный хам, - закончила за нее подруга. - Смотрит на окружающих так, словно это они виноваты в его неприятностях. Да еще эта его водка... Он же у тебя почти алкоголик.
     Ирина поморщилась.
     - Не выдумывай. Не так уж и много он пьет. И потом мужик, когда ему плохо, не может не пить. Это у них в генах. Зато когда "отпустит", то и бутылку отодвинет. Я ведь его знаю.
     - В том-то и дело, - вздохнула Лариса. - "Отпустит" ли?
     - Отпустит. Такое с ним не в первый раз. На моей памяти у него бывали депрессии и похуже.
     - Да, но не такие продолжительные. Вообще, я не понимаю, Ир - ты что, его оправдываешь?
     - Просто объясняю.
     - Ну, спасибо. А я еще ей сочувствую. Что ж ты тогда от него ушла, если он такой хороший?
     - Ушла, потому что он повел себя, как хам.
     - Вот именно! Об этом я тебе и толкую. Так что брось себя мучить, и пойдем пошляемся по магазинам. Когда у женщины трудный период, она должна покупать себе новую одежду. Шопинг - лучшая профилактика от стресса, я это в одном умном журнале прочла.
     - Знаю я твои "умные журналы", - усмехнулась Ирина.
     Лариса вспыхнула.
     - Да ничего ты не знаешь! Я ведь тебе не чужой человек. И если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.
     - Да с чего ты взяла, что со мной что-нибудь случится?
     Лариса гневно нахмурилась. Ее злило легкомыслие подруги. Несколько недель назад у нее действительно случилась "стычка" с Турецким. С тех пор Лариса просто боялась заходить к ним в дом, предпочитая принимать подругу у себя. Когда Ирина позвонила и сказала, что собирается развестись с Турецким, Лариса втайне обрадовалась. "Давно пора!" - сказала она себе тогда. Но если тогда Ирина выглядела уверенно, а голос ее звучал твердо, то теперь от былой твердости не осталось и следа.
     Ирина тосковала по мужу, это было ясно как день!
     - Напрасно ты усмехаешься, подруга. Твой Турецкий опасен. И для тебя, и для общества. Кстати, у него еще есть пистолет? - озабоченно поинтересовалась Лариса.
     - Нет. Откуда. Он его сдал, когда увольнялся.
     - Ну хоть одна приятная новость, - облегченно вздохнула Лариса. - Хотя я бы на твоем месте ему не верила. Такие, как он, нелегко расстаются с оружием. Не удивлюсь, если Турецкий припрятал свой пистолет перед увольнением, а своим начальникам сказал, что просто его потерял.
     - Не говори глупости, - поморщилась Ирина. - У них с этим строго, ты ведь знаешь.
     - Все равно, - не сдавалась Лариса. - Если ты к нему вернешься, я тебе не завидую. В один прекрасный момент он тебя просто убьет. Не застрелит, так задушит. Ручищи-то у него - будь здоров.
     - Не сочиняй, - небрежно сказала Ирина. - Турецкий любит меня. Хоть и ведет себя как полный дурак.
     - Любит? Да если даже любит... думаешь, это его остановит? Вот, послушай-ка, одну историю. Лет восемь назад, мы с тобой тогда еще не были знакомы, у меня была подруга. Муж ее промышлял рэкетом, а сама она занималась домашним хозяйством. Любили они друг друга страшно. Муж с нее буквально пылинки сдувал. И вот однажды притащил он с работы сумку. Поставил ее в угол и строго-настрого приказал жене не заглядывать.
     - Прямо как в сказке про Синюю Бороду, - усмехнулась Ирина.
     - Ты не смейся, а слушай. И вот моя подруга дождалась, пока муженек ляжет спать, потом потихоньку прокралась к сумке и заглянула в нее. И знаешь, что она там увидела?
     Ирина пожала плечами.
     - Голову! - выпалила Лариса. - Настоящую человеческую голову! Она закрыла сумку и хотела вернуться в спальню. Обернулась - глядь, а муженек стоит в дверях и хмурит брови! И говорит: "Я же просил тебя не заглядывать в сумку. Теперь мне придется тебя убить". Она ему - "но ты ведь меня любишь!" А он ей: "Люблю. Но если я тебя не убью, то убьют меня". Схватил ее за горло и, натурально, задушил.
     Ирина смотрела на подругу с подозрительной усмешкой.
     - Это ты сейчас придумала? - поинтересовалась она.
     Та покрутила головой:
     - Нет.
     - А если честно?
     Лариса вздохнула.
     - Ну только самую малость. В целом все было так, как я рассказала.
     Ирина насмешливо посмотрела на подругу и покачала головой. Лариса нахмурила брови.
     - Ты хочешь быть объективной? - с вызовом спросила она. - Пожалуйста. Давай будем действовать математически.
     - Как это? - не поняла Ирина.
     - Просто. Нарисуем на листе бумаги два столбика. Один назовем "Плюсы Турецкого". Второй - "Минусы Турецкого". И посмотрим, что перевесит. Если "минусы", то смело подавай на развод. Если "плюсы"... - Лариса пожала плечами. - Что ж, тогда тебе стоит еще раз все обдумать.
     Ирина устало улыбнулась.
     - Хорошо, давай свой листок.
     Лариса сходила в спальню и вернулась с тетрадкой и ручкой. Она провела посреди тетрадного листа линию и озаглавила левую колонку - "Плюсы", а правую "Минусы". Посмотрела на Ирину:
     - Ну, поехали. Какие у Турецкого плюсы?
     Ирина на секунду задумалась, потом улыбнулась и сказала:
     - Он меня любит.
     - Первый плюс. Дальше.
     - У нас с ним дочь.
     - Второй плюс! Дальше.
     - Гм... - Ирина задумчиво нахмурилась. - Даже не знаю, что еще... Хотя... - Она слегка покраснела. - Турецкий хороший любовник. Это ведь плюс?
     - Еще какой! Ставим третий плюс - самый жирный! - Лариса трижды обвела третий плюсик. - Давай дальше.
     - Ну... он сильный. Я чувствую себя за ним, как за каменной стеной.
     Лариса с сомнением посмотрела на подругу.
     - Ты уверена?
     - Но он правда сильный. Даже сейчас, когда жизнь так больно его ударила.
     - А как насчет этого? - Лариса легонько стукнула себя пальцем по шее.
     - Другой бы на его месте давно уже спился, - сказала Ирина. - А он ничего, еще держится.
     - Хорошо. Поставлю это и в минус, и в плюс, - сказала Лариса. И так и поступила. - Еще плюсы имеются? Может, по финансовой части?
     - Ну... - Ирина пожала плечами. - Его постоянно зовут читать лекции в Америку. Сулят большие деньги.
     - А он?
     - Он пока не хочет. Но предложение остается в силе.
     - Пятый плюс! - резюмировала Лариса. - Еще что-нибудь вспомнишь?
     Ирина усмехнулась.
     - Давай займемся минусами, - сказала она.
     - Хорошо. Первый минус уже есть - это алкоголь, и все, что с ним связано. Второй?
     - Второй... - Ирина вновь задумалась. - У Сани сильно испортился характер. Он стал невыносим.
     - Второй минус, - удовлетворенно резюмировала Лариса и нарисовала на листке минус, при это она так усердно давила на ручку, что чуть бумагу не продырявила. Затем подняла взгляд на подругу и спросила: - Еще?
     Ирина задумалась. Попыталась вспомнить плохое, но в голову лезли только светлые воспоминания. Их юность в арбатской коммунальной квартире, поездки на море, их ночи. Долгие разговоры на ночном пляже, под огромным звездным небом. Смеющаяся дочь на плечах у мужа. Семейные ужины, во время которых Турецкий был неистощим на истории и байки.
     "Он всегда умел меня рассмешить", - с улыбкой подумала Ирина.
     - Так как? - снова спросила Лариса.
     Ирина ответила честно:
     - Это все. Минусов больше нет.
     - Ты уверена?
     - Абсолютно. Больше просто ничего не приходит в голову.
     Лариса вздохнула.
     - Жаль. Ну что ж, мы имеем четыре плюса и два минуса. Выходит, тебе не стоит пока разводиться. Обдумай, обмозгуй, взвесь все "за" и "против". И может быть, у вас еще все сложится. Знаешь, Ир, если честно, мне твой Саня всегда нравился. Как ни крути, а он классный мужик. Я даже тебе немного завидовала. Нет, правда, я уверена, что у вас все сложится. Пройдем время, он образумится, и заживете по-прежнему. Все будет хорошо, я в этом уверена.
     Ирина остановила на подруге задумчивый взгляд и тихо проговорила:
     - И тем не менее, я развожусь.
     
     
     28
     
     Едва Александр Борисович вышел на улицу, у него зазвонил телефон. Звонил Антон Плетнев.
     - Александр Борисович, есть! Мы сумели восстановить пару файлов!
     - Погоди-погоди, о чем ты? - не сразу сообразил Турецкий.
     - Компьютер Марина Соловьевой. Хард-диск убитый, но Макс сумел кое-что восстановить. Ты можешь сейчас подъехать в "Глорию"?
     - Хорошо.
     - Тогда мы вас ждем.
     Когда Турецкий вошел в кабинет Плетнева, тот встретил его возбужденным возгласом:
     - Ага, приехали!
     Бородатый, тучный компьютерщик Макс повернулся, покосился на вошедшего одним глазом и прогудел:
     - Добрый день, Александр Борисыч. Добро пожаловать к нашему столу.
     Турецкий подошел к столу и, опершись рукой о край столешницы, завис над ноутбуком большой хищной птицей.
     - Ну показывайте, что тут у вас?
     - Хард восстановлению не подлежит, - ответил бородатый Макс. - Думаю, муровские компьютерные "зубры" обломали бы себе рога. Мне тоже пришлось повозиться, но возился не зря, - не без гордости прибавил он.
     - И что ты нашел?
     - Мелочь, - ответил Макс и клацнул по клавише компьютера. - Вот, смотрите. Это несколько интернетовских закладок.
     - Мы с Максом уже пробежались, - заговорил Плетнев, - в основном, конечно, всякая женская чушь. Где купить крем, где подкорректировать размер кольца, женские сплетни и так далее. Но среди прочего мы обнаружили один забавный адресок. Макс, покажи!
     - Айн момент! - Бородатый компьютерщик пробежался пальцами по клавишам и на экране компьютера возникла Интернет-страничка - по розовому фону пробежали ярко-красные буквы, рассыпались на маленькие сердечки, потом снова "материализовались".
     
     
     ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА САЙТ "ДОРОГИЕ ДЕВУШКИ"!
     
     - Так-так, - тихо проговорил Александр Борисович. Он уже видел этот сайт, когда искал координаты "полногрудой Нелли". - И что же тут забавного? - поинтересовался он.
     - Макс, сделай! - ухмыляясь, попросил Плетнев.
     - Цвайн момент, - пробормотал Макс и снова пробежал пальцами по клавиатуре компьютера.
     - Вот черт, - тихо ахнул Турецкий.
     На этот раз на экране появилась большая цветная фотография. Обнаженная блондинка, выставляющая напоказ крепкую грудь великолепной формы. Блондинкой была Марина Соловьева.
     - Ну и что? - сухо поинтересовался Турецкий.
     - Видишь строчку внизу? - спросил Макс. - Называется "отзывы". Так вот, там всего один отзыв. Посмотри.
     Макс стукнул пальцем по клавише, и Александр Борисович, скрепя сердце, прочел:
     "Все великолепно. Девочка соответствует заявленным параметрам. За технику - пять с плюсом! Аграрий".
     - Аграрий? - дернул щекой Турецкий.
     - Никнейм. Прозвище, - объяснил Макс.
     Александр Борисович сдвинул брови.
     - И все равно не понимаю, что тут интересного?
     - Кроме закладок в компьютере Марины сохранился еще один вордовский файл, - ответил Макс. - Сейчас покажу.
     Снова щелчок по клавише, и на смену цветной фотографии в стиле ню пришла страничка с текстом.
     - Что это? - поинтересовался Александр Борисович, доставая из кармана очки.
     - Письма Марины некоему мужчине по прозвищу Аграрий, - сказал Плетнев. - Видимо, перед тем, как отправить ему письмо по электронной почте, она набирала черновик письма в "ворде". Поэтому тут только ее письма, но очевидно, что Аграрий тоже ей писал. Почитайте, возможно, найдете что-нибудь полезное.
     Александр Борисович водрузил наконец на нос очки и снова склонился над экраном компьютера.
     ...
     "Дорогой Аграрий! Было очень забавно получить от тебя письмо. Спасибо тебе за отзыв на моей Интернет-страничке. Правда, обычно отзывы оставляют после встречи, а не перед ней. Откуда ты знаешь, все ли у меня в порядке с техникой, если никогда не видел меня "вживую". А на меня стоит посмотреть, можешь мне поверить!
     Ты пишешь, что любишь "повозиться в земле" - я тоже это обожаю. И у меня тоже есть дача, правда, не в Абрамовке, а чуть ближе.
     Насчет того, чтобы стать моим постоянным клиентом, - у меня возражений нет. Но для начала надо хотя бы встретиться. Ты пишешь, что повредил ногу, - ничего страшного, я могу сама приехать к тебе. Кинь мне свой номер телефона и жди звонка!
     Твоя
     Матильда".
     Прочитав первое письмо, Турецкий снял очки и хмуро посмотрел на Макса.
     - Это все, что ты сумел восстановить?
     - Все, - кивнул бородатый компьютерщик. - В принципе и это не подлежало восстановлению, но... - Макс красноречиво оставил фразу незаконченной, предоставив Турецкому самому догадываться, каких трудов ему стоило восстановит эту "мелочь".
     - Александр Борисыч, ты дальше читай! - возбужденно проговорил Плетнев. - Там еще два письма.
     Турецкий снова водрузил очки на нос. Второе письмо было чуть длиннее предыдущего.
     ...
     "Дорогой Аграрий, была рада получить от тебя очередное письмо! Насчет твоей внешности скажу одно: зря ты комплексуешь. В мужчине главное не внешняя красота. Главное для мужчины - надежность, доброта, чувство юмора и обаяние. Уверена, что все это у тебя есть.
     Так что, зря ты отказываешься от встречи.
     То, что ты называешь своими "странностями", тоже совсем не странности. Мне приходилось встречать разных мужчин, и у каждого из них были особенности. Это как в еде - один любил арбуз, а другой свиной хрящик.
     Если ты хочешь видеть меня "госпожой" - я с удовольствием исполню эту роль. Хочешь, чтобы я была "рабыней", - мне и это доставит радость.
     Да что там говорить, у меня и у самой есть кое-какие чудачества. В письме я о них писать не буду, но при встрече обязательно тебе их покажу;)
     Что касается моих фотографий, то их много в Интернете. Среди них есть и такая, как ты просишь. Посмотри внимательней! Ну а если не найдешь, я - так и быть - пошлю тебе фотку персонально. Правда, у меня почти нет времени для переписки. Поэтому будет лучше, если ты приедешь ко мне в гости. Тогда и фотография не понадобится, потому что ты увидишь "вживую" все то, что хотел увидеть на снимках;)
     Насчет денег не волнуйся. Той суммы, на которую ты рассчитываешь, вполне хватит. По крайней мере, для начала. Ну а там, как говорится, посмотрим;)
     А извращенцем тебя могут называть только идиоты, те, у кого плоховато с фантазией. Ты думай о них так - "они мне просто завидуют". И все будет о, кей.
     В общем, мой номер телефона ты знаешь. Захочешь позвонить и поговорить - буду рада твоему звонку. Возможно, мы договоримся о встрече, и наше заочное знакомство перерастет в очное.
     Твоя
     Матильда".
     - Бред какой-то, - сказал Александр Борисович, отрывая взгляд от экрана монитора.
     - А по-моему, все вполне разумно, - сказал Плетнев. - Парень явный извращенец. Вместо того, чтобы приехать к барышне в гости и весело потратить деньги, он вступил с ней в переписку. Бывают такие извращенцы, которых переписка возбуждает больше живого общения.
     - Да уж, - хмыкнул Макс. - Но какого черта она ему отвечает? Она что - тоже извращенка?
     - Видимо, у нее тоже есть свой интерес, - пожал плечами Плетнев. - Может быть, этот тип пообещал ей отвалить при встрече кругленькую сумму. А для начала "зондирует почву". Типа - как ты отнесешься к моим маленьким странностям? Вот она ему и показывает, что ко всем "странностям" относится лояльно. А он все упрямится. Александр Борисыч, ты все три письма прочел?
     - Нет еще. Два.
     - Ну так читай скорей третье. Там много интересного.
     ...
     "Дорогой Аграрий!
     То, что ты описал в письме, нисколько не испугало меня. Немного удивило - это да. Нечасто встретишь мужчин с такой богатой фантазией, как у тебя. А твои письма похожи на маленькие романы. Да-да, я не шучу. Я перечитываю каждое твое письмо по несколько раз.
     Кстати, кое-какие из твоих фантазий меня здорово возбудили - говорю тебе это на полном серьезе. Например, фантазия с плеткой и иглой. Вспоминаю, и аж мурашки по телу начинают бежать, а в внизу у меня... ну, ты сам понимаешь;)
     И фильмы Пазолини я тоже люблю. Но твой любимый - про Содом, не смотрела. Думаю, мы посмотрим его вместе. Тем более что ты не пропускаешь ни одного показа.
     Это хорошо, что ты надумал-таки встретиться. Прогулки и рестораны нам с тобой ни к чему, это ты правильно написал. Я тоже не люблю тянуть да ходить "вокруг да около".
     Как ты пишешь: познакомились, поговорили и тут же к делу. Вот это по мне! J
     Так что, давай звони, не тяни.
     Буду ужасно рада звонку.
     Твоя Матильда".
     Александр Борисович дочитал третье письмо до конца, снял очки и сунул их в карман пиджака.
     - Ну как? - поинтересовался Плетнев.
     - Забавно, - ответил Турецкий, хотя по голосу бывшего "важняка" не было заметно, чтобы чтение писем хоть как-то позабавило его.
     Лицо Турецкого словно окаменело.
     - Как тебе "фантазия с плеткой и иглой"? - снова спросил Плетнев.
     - Мне нравится, но сам практиковать не собираюсь, - неудачно съязвил Александр Борисович, и лицо его сделалось еще пасмурнее.
     Макс и Антон Плетнев переглянулись.
     - Ну я, пожалуй, пойду к себе, - сказал Макс и неуклюже выбрался из-за стола. - Если понадоблюсь - зовите.
     Когда дверь за Максом закрылась, Плетнев неловко кашлянул в кулак и глухо произнес:
     - Твоя жена подала на развод. Бумаги она отправила тебе по почте.
     - Спасибо за информацию. Нинке она не звонила, не знаешь?
     - Не знаю, - также глухо ответил Плетнев.
     Турецкий помолчал, потом спросил:
     - Ты ее видел или по телефону с ней говорил?
     - Видел. Отводил к ней сына.
     - Ясно, - сказал Александр Борисович, нахмурил брови и вздохнул: - Ну ладно... Давай вернемся к нашему делу. Что там Шилова - не объявлялась?
     - Да, я как раз хотел тебе об этом сказать, - выпалил Плетнев как-то странно просветлев лицом. - Она хочет поговорить с Мариной Соловьевой здесь, у нас - в "Глории". И если мы сумеем это организовать, Шилова удвоит сумму гонорара.
     - Приятно слышать, - усмехнулся Александр Борисович, доставая из пачки сигарету. Он кивнул на экран монитора. - Что думаешь об этом?
     - Да я, собственно, все свои мысли уже изложил. Думаю, это один из потенциальных клиентов Марины Соловьевой. На первый взгляд, какой-нибудь закомплексованный паренек с необузданной фантазией. Но Марина вступила с ним в переписку, значит, дело тут сложней, чем кажется на первый взгляд.
     - Паренек, - усмехнулся Турецкий. - Это, Антон, не простой паренек. Простые пареньки про иглы и плетки не фантазируют. И судя по письму Марины, это лишь одна из фантазий, которыми он с ней поделился.
     Александр Борисович протянул руку и открыл окно. В кабинет ворвались звуки улицы.
     - Я тоже подумал о чем-то подобном, - задумчиво произнес Плетнев.
     - Подобьем итоги, - сказал Турецкий. - Марина Соловьева вступила в переписку с извращенцем. Возможно, хотела вытряхнуть из него побольше денег. А может быть, руководствовалась другими целями.
     - Какими, например? - поинтересовался Плетнев.
     Александр Борисович пожал плечами:
     - Поди знай.
     - А по-моему, Марина Соловьева... или как там ее зовут на самом деле... заурядная аферистка. Вернее - незаурядная, но все равно аферистка. Либо она хотела выкачать из этого Агрария денег через постель, либо...
     Турецкий с любопытством посмотрел на Плетнева.
     - Либо что?
     - Либо она хотела его шантажировать, - сказал Плетнев. Допустим, она подыгрывает ему в постели, провоцирует его на грубость. Аграрий входит в раж, наносит Марине побои. Она снимает это на видеокамеру. Потом фиксирует побои у врача. И все - дело сделано! Можно доить парня сколько душе угодно. А если он еще и женат, то это вообще "золотое дно".
     Александр Борисович смотрел на коллегу с сомнением.
     - Что, разве плохая версия? - спросил, пожимая плечами, Плетнев.
     - Версия хорошая, но как-то плохо вяжется с образом Марины Соловьевой.
     Плетнев усмехнулся.
     - А ты какой образ имеешь в виду? У нее ведь их множество. Помните, как лихо она обвела меня вокруг пальца? А ведь я, в некотором роде, профессионал. Что уж говорить про этого извращенца.
     - Если все так, как ты говоришь, то жизнь девушки в опасности, - мрачно дымя сигаретой, произнес Александр Борисович.
     Плетнев покачал головой.
     - Не думаю. Если она будет вести себя разумно, то ничего страшного не случится. Мужику всегда легче откупиться, чем... - Плетнев замолчал, увидев, как побледнело лицо Турецкого.
     - Дай-то Бог, Антон, дай-то Бог, - тихо проговорил Александр Борисович.
     Плетнев искоса поглядывал на коллегу и недоумевал. Турецкий вел себя более чем странно. Он явно что-то утаивал или, как минимум, не договаривал. К тому же Антона поражало отношение Александра Борисовича к делу Соловьевой. Слишком уж близко к сердцу он его принимал, слишком уж лично к нему относился. Тогда как для самого Плетнева это был "бизнесе и ничего лишнего". Если бы Шилова не заплатила за поиски Марины, он бы, ясное дело, пальцем о палец не ударил.
     Странный человек этот Турецкий. У него жена подала на развод, а он озабочен судьбой какой-то проститутки. Пусть даже она не совсем проститутка. Да черт ее знает, кто она вообще такая! Плетнев понял, что опять зол на Турецкого.
     Он натянуто усмехнулся и спросил:
     - Ну? Что будем делать?
     - Искать, - коротко ответил Александр Борисович.
     Плетнев свернул картинку, и на экране монитора появилась страничка под названием "Личный журнал пилота Пирса".
     Турецкий бросил рассеянный взгляд на экран, прищурился, пробежал глазами по тексту и мрачно усмехнулся.
     - Забавно, - проворчал он. - И все-таки не понимаю я нынешних "хакеров" да "юзеров".
     - Ты о ком? - не понял Плетнев.
     - Да вот об этом. - Турецкий кивнул на экран. - К примеру, что это за "пилот Пирс"?
     Плетнев повернулся к компьютеру.
     - Не знаю. Просто просматривал "живые журналы" и наткнулся на этот. Надо же знать, чем живет нынешняя молодежь.
     - Молодежь? Да, судя по анкете, этот парень - готовый маньяк. Посмотри, какие обширные у него интересы.
     Турецкий ткнул пальцем в монитор, где в графе "Интересы пользователя" значилось следующее:
     "Розенкрейцеры, инцест, национализм, антиглобализм, тьма, гибель, извращения, любовь, фантастика, арийцы, некрофилия, оргии, вера, неверие, астрология, порнографические истории, садизм, "Армия любовников", эротические темы, оккультный тантризм, рок, орки, мания, антропология, Ницше".
     - Ну и что? - пожал плечами Плетнев.
     - По-твоему, это нормально? - удивился Александр Борисович. - Только посмотри, какая каша царит в головах у этих "юзеров". Тут тебе и инцест, и Ницше, и даже какой-то оккультный тантризм. Кстати, что такое орки?
     - Не что, а кто. Это из фильма "Властелин колец" - чудовища, порожденные тьмой.
     - Так я и думал, - кивнул Александр Борисович. - Извини за резкость, но все-таки Интернет - это огромная помойная яма. Рай для извращенцев всех мастей.
     - Ты слишком серьезно на это смотришь, - возразил Плетнев. - Ребята просто развлекаются. Играют.
     - Может быть, - пробормотал Турецкий. - Боюсь показаться стариком, но мне все эти "вольные игры на свежем воздухе" кажутся довольно опасными.
     Александр Борисович вздохнул и с силой вмял окурок в пепельницу.
     
     ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     
     ЧЕРВЬ
     
     1
     
     "Непорядок. Это непорядок. Нужно срочно все исправить. Срочно расставить предметы по местам. Беспорядок ужасен. Ужасен!
     Но с чего начать? Сначала нужно разложить и расставить вещи, а потом пропылесосить и вытереть пол. Нет! Сначала нужно убрать с ковра осколки стекла. Да, сперва осколки, потом вещи, а уже потом... Но чем убрать стекла? Неужели веником? Нет, сначала нужно собрать крупные осколки руками, а мелкие смести веником. Потом нужно тщательно пропылесосить ковер. Да, тщательно! Чтобы ни одного осколка не осталось.
     Стоп. А вещи? Не лучше ли начать с вещей?"
     Он мучительно потер лоб пальцами.
     "Хватит гонять по кругу! Остановись уже хоть на чем-нибудь. Иначе голова может лопнуть, взорваться!"
     Он на мгновение представил себе, как голова взрывается, как куски черепа и кровавые ошметки летят по сторонам - падают на пол, на стены, на шкаф, на окно. Ужас! Непорядок!
     - Непорядок, - хрипло проговорил он вслух разбитыми губами. - Катастрофа.
     Он снова мучительно поморщился. Он старался не смотреть на разбросанные по комнате вещи, на поблескивающие осколки стеклянного графина, на расколотую пепельницу... Беспорядок всегда вызывал в его душе чувство, схожее с паникой.
     Не в силах больше смотреть на эту катастрофу, он вышел из гостиной и прошел в спальню. Там он остановился в дверях, посмотрел на странное деревянное сооружение, собранное из двух детских манежей, и громко сказал:
     - Это плохо! Это очень плохо! Ты слышишь меня?
     Он замолчал и напряг слух, словно хотел услышать ответ на свои слова. Однако ответа не последовало, да и не могло последовать.
     - Этот графин подарила мне мама! - громко, почти истерично сказал он. - На двадцатилетие! Слышишь? Это была память о маме! О моей маме!
     Последнюю фразу он почти выкрикнул. Его плечи затряслись, он взмахнул в воздухе сжатыми кулаками и сдавленно повторил:
     - О моей маме.
     Ответа и на этот раз не последовало. Он еще немного постоял в дверях, размышляя, чем заняться дальше: подойди к деревянной клетке и заглянуть внутрь или сходить в чулан за пылесосом и начать уборку. Мысль о комнате, заваленной вещами и осколками стекла, вызывала у него омерзение.
     Но когда-то же надо начинать.
     Поразмыслив еще несколько секунд, он вздохнул и пошел к чулану, тихонько напевая себе под нос.
     
     Надо, надо умываться
     По утрам и вечерам.
     А немытым поросятам
     Стыд и срам, стыд и срам...
     
     Открыв дверь чулана, он нашарил рукой выключатель и зажег свет. В отличие от гостиной, в чулане царил идеальный порядок. Все вещи были разложены по своим местам. Он мог бы, не глядя, найти любую. И все же он смотрел - смотрел с любовью и благодарностью. Он любил свои вещи. Причем любил их не как бездушные предметы, а как живые существа. У каждой вещи был свой характер, каждая требовала своего особенного ухода. Иногда он даже разговаривал с ними.
     Вот и сейчас он протянул руку, с улыбкой погладил металлические щипцы и прошептал:
     - Все хорошо... Все в порядке... Отдыхайте... Сегодня вечером у вас будет много работы.
     Он замолчал и напряг слух, как несколько минут назад в спальне, словно надеялся услышать ответ. И на какую-то долю мгновения ему показалось, что он слышит чей-то тихий голос. Слов было не разобрать, но интонацию он уловил - это была интонация благодарности.
     Он снова погладил щипцы. Потом перевел взгляд на кожаный бандаж, украшенный металлическими клепками. Выглядел бандаж устрашающе. Этот бандаж был одной из самых любимых вещей в его коллекции. Прекрасная вещь. Зловещая и опасная. И чрезвычайно удобная.
     - Прекрасно, - прошептал он. - Прекрасно.
     Теперь ему стало легче. Паника ушла. Он словно поговорил со старым, добрым другом.
     Пылесос - со всей его бытовой функциональностью, правильностью, обыденностью - выглядел среди этих вещей лишним. Как громоздкий, нежеланный, утомительный гость.
     Усмехнувшись, он протянул руку и взял пылесос.
     
     
     * * *
     
     Ну вот. Теперь комната приобрела прежний ухоженный вид. Правда, не хватало стеклянного кувшина и хрустальной пепельницы, но тут уж ничего не поделаешь. Вещи не вечны так же, как и люди. Нужно стойко переносить потери.
     Он убрал пылесос в чулан и тихо, на цыпочках, прошел в спальню. Постоял, прислушиваясь, у дверного косяка. Потом тихо позвал:
     - Эй!
     Подождал, не будет ли ответа, и повторил:
     - Эй! Все в порядке? Я убрался в гостиной. Осколки я выбросил. Теперь можно снова ходить по ковру, не опасаясь порезов.
     Из-под покрывала, которым была накрыта клетка, послышалось что-то вроде тихого рычания.
     Он улыбнулся. Слава Богу, клетка снова не пуста. Пустота невыносима. Она еще хуже беспорядка. Он всегда радовался, как ребенок, когда ему удавалось в очередной раз заселить клетку. Обычно все продолжалось недолго. Но на этот раз он решил растянуть удовольствие дня на два. А может, даже больше. Тут уж как повезет - заранее предсказать абсолютно невозможно.
     Одних хватает часов на восемь, другие не протягивают и часа. Причем физические данные не имеют никакого значения. Предмет может быть тощ и жилист с виду, но чрезвычайно живуч. А крепкое с виду существо загибается после первого же сеанса.
     - Рычишь? - спросил он с улыбкой. - Ну, рычи, рычи. Я люблю, когда рычат. Хуже, когда молчат.
     Рычание тотчас же стихло. Он понял, что допустил ошибку, и досадливо поморщился.
     - Вообще-то, тишину я тоже люблю, - попробовал он исправить ситуацию. - Я наслаждаюсь тишиной, а посторонние звуки меня раздражают. Слышишь?
     Ответа не последовало. Он понял, что врал слишком неубедительно, и снова поморщился. "Ну ничего, - сказал он себе. - Ничего, пусть помолчит". А вслух произнес, стараясь, чтобы голос звучал мягко и доброжелательно:
     - Ну, ладно, помолчи. Набирайся сил. Они тебе скоро понадобятся. Впереди у нас много работы, очень много. Если что-нибудь понадобится, дай знать. Я рядом. Знаешь песню?
     
     Дай мне этот день,
     Дай мне эту ночь,
     Дай мне хоть один шанс, ты не уснешь,
     Пока я рядом...
     
     Он пропел это очень тихо и с чувством. Потом еще немного постоял в дверях - уходить страшно не хотелось. Однако всему свое время. Сейчас нужно заняться приготовлениями. Он сделал над собой усилие и вышел из спальни.
     На кухне он для начала сварил себе крепкого кофе. После обеда его всегда клонило в сон, но спать было нельзя. Слишком много работы, слишком много.
     Он выпил две чашки крепкого, сладкого кофе. Потом выкурил сигарету. Вообще-то, он не курил, но перед работой всегда выкуривал одну хорошую сигарету. Это было похоже на ритуал, а он с детства уважал ритуалы.
     Дымя сигаретой, он посмотрел в окно. Погода за окном стояла тихая, безветренная, на небе - ни облачка. Глядя в окно, он вспомнил, как лет двадцать назад сидел вот также в грязном сарае и смотрел в маленькое окошко. Сидел, как загнанный зверек. По лицу его текли слезы, а он тер их рукой, растирал по опухшему лицу.
     Вдруг за спиной у него скрипнула дверь. Он вздрогнул и притих, побоялся даже оглядываться. Кто-то тихо подошел к нему сзади (он слышал, как скрипнули доски под ногой незваного гостя).
     - Эй! - окликнул его тихий голос. - Эй, ты живой?
     - Живой, - ответил он, потому что боялся не ответить, и тут же съежился, ожидая удара. Никогда не знаешь, что лучше, - ответить или промолчать. Ударить могут и за то, и за другое.
     Однако на этот раз удара не последовало. Последовал вопрос.
     - Чего ты здесь сидишь?
     Теперь он узнал голос спрашивающего. Это был Виктор, самый сильный мальчик в отряде. Добродушного Виктора можно было не бояться.
     И тем не менее, прежде чем ответить, он на всякий случай вжал голову в плечи. Голос его прозвучал тонко и слабо:
     - Просто так.
     - Чего просто так?
     - Просто так сижу.
     Виктор помолчал, потом сплюнул себе под ноги и небрежно поинтересовался:
     - Плохо тебе здесь, да?
     - Почему? Хорошо.
     - Чего ж хорошего, когда тебя каждый день лупцуют?
     - Я привык, - тихо и безропотно ответил он.
     - Привык? Да разве ж к такому можно привыкнуть?
     - Не знаю. Я привык.
     Виктор снова помолчал, что-то обдумывая.
     - Знаешь что, - снова заговорил он, - ты не должен себя так вести. У тебя всегда такой вид... такой, что не хочешь ударить - а ударишь. Почему ты всегда смотришь в землю?
     - Не знаю.
     - Смотреть надо прямо и ходить прямо, а не так, как ты. Знаешь, как ты ходишь?
     Он качнул головой и тихо ответил:
     - Нет.
     - Как крыса! - сказал Виктор. - Вот, посмотри!
     Он обернулся и с испугом посмотрел на Виктора, все еще ожидая побоев. Виктор скрючился, ссутулился, опустив руки почти до земли, и нелепо заковылял по сараю, все время испуганно оглядываясь назад.
     - Видишь? Вот так ты и ходишь.
     Виктор улыбнулся ему, и он улыбнулся Виктору в ответ.
     - Ого! А ты, оказывается, и улыбаться умеешь!
     Он тут же стер улыбку с губ и испуганно проговорил:
     - Я не хотел.
     - Да ладно тебе, не бойся. Просто я никогда раньше не видел, как ты улыбаешься. У тебя все время такое кислое лицо. - Виктор помолчал, с брезгливым интересом разглядывая своего собеседника, так обычно дети разглядывают какое-нибудь странное насекомое, нестрашное, но противное.
     Пауза затянулась. Глядя на Виктора, он снова почувствовал страх. После таких пауз всегда следовало что-нибудь страшное, какое-нибудь особо изощренное издевательство.
     - Ладно, не парься, - сказал, наконец, Виктор. - Я вижу, ты пацан хороший. Не знаю, за что тебя остальные не любят. Может, ты сделал им какую-нибудь гадость?
     Он покачал головой и слабо проговорил:
     - Нет, не делал.
     - Тогда за что?
     - Я не знаю.
     Виктор подумал и сказал:
     - Наверно, ты просто не умеешь себя поставить. Такое бывает. Как себя сразу поставишь, так к тебе потом и будут относиться.
     "А ведь действительно, - подумал он. - Виктор прав. Мне нужно было в самом начале с кем-нибудь подраться. Пусть даже меня бы побили, это не имеет значения. Надо было показать, что я пацан, что я могу за себя постоять. Если бы показал, меня бы сразу зауважали. И стали бы издеваться над кем-нибудь другим. А меня бы оставили в покое".
     - Слушай, - снова заговорил Виктор, - а хочешь я тебе помогу?
     Он не поверил своим ушам. Сам Виктор предложил ему помощь! Все-таки есть на свете хорошие люди. А Виктор понравился ему с самого начала. Да-да, понравился. Виктор один над ним не издевался. Не дразнил, не бил, не пытался унизить. Виктор просто не замечал его существования, как слон не замечает существования какого-нибудь крота.
     - Ну? Чего ты молчишь? Так хочешь или нет?
     - Я... Конечно, хочу.
     - Молодец. Знаешь, как я сделаю?
     - Как?
     - Я скажу всем, что ты мой друг, и они от тебя отстанут. Как тебе такая идея? Согласен?
     - Я?
     Виктор засмеялся.
     - Ну не я же!
     - Я... согласен, - кивнул он, улыбаясь от счастья и не веря своим ушам. - Я согласен с тобой дружить.
     - Вот и хорошо. Знаешь, почему я так делаю?
     Он покачал головой:
     - Нет.
     - Потому что люди должны помогать друг другу. Это написано в Библии. Знаешь, что такое Библия?
     - Да. Это такие рассказы... старинные... Про Бога... Для стариков.
     - "Для стариков", - передразнил Виктор. - Вот и видно, что ты деревня. Библия не только для стариков, она для всех. В ней написано, как люди должны жить. Приедешь домой - прочитай, понял?
     - Угу.
     - Вот и молодец. Там написано, что человек должен относиться к другому человеку так, как хочет, чтобы к нему самому относились. Например, если человек не хочет, чтобы его били, он сам не должен никого бить. Понимаешь?
     - Да. Я не бью.
     - И правильно делаешь, - одобрительно кивнул Виктор. - Ты, я вижу, толковый пацан. Ну, держи пять!
     Виктор протянул ему руку, и он пугливо ее пожал.
     - Кто же так жмет? - засмеялся Виктор. - Жать нужно сильно, по-мужски. Ну-ка, попробуй еще раз!
     Он снова пожал, на этот раз чуть сильнее.
     - Вот, это уже другое дело. Теперь мы друзья. Скажи это вслух!
     - Мы друзья, - послушно повторил он, не веря своему счастью.
     - Верно, - кивнул Виктор. - Мы друзья, а друзья должны всегда помогать друг другу и приходить друг другу на помощь. Если ты меня о чем-нибудь попросишь, я обязательно это сделаю, понял?
     - Понял. И я. Я тоже сделаю, - с чувством сказал он и чуть не заплакал от благодарности. Теперь у него есть друг. И не просто друг, а самый классный друг на свете!
     Виктор весело прищурился:
     - Что сделаешь?
     - Все!
     - Все, что я попрошу?
     Он кивнул:
     - Да. Все, что попросишь!
     - Дай-ка подумаю... - Виктор задумчиво почесал ногтем нос. - Нет, мне тебя просить не о чем. Хотя... Есть одна вещь. Так, мелочь. Если хочешь, я попрошу кого-нибудь другого.
     - Нет! Попроси меня!
     - А ты точно сделаешь?
     Он кивнул:
     - Да!
     - Не врешь?
     - Не вру.
     Виктор смотрел на него с сомнением.
     - Даже не знаю... Ну хорошо. Дай слово, что сделаешь то, о чем я попрошу.
     - Даю слово!
     - Поклянись жизнью матери.
     - Клянусь!
     Виктор строго сдвинул брови и серьезно произнес:
     - Запомни: это страшная клятва. Ее нельзя нарушать, иначе твоя мама умрет. Ты это понимаешь?
     - Да.
     - Ну хорошо. Тогда давай - расстегни мне штаны.
     Виктор стоял перед ним во весь рост, а он сидел на каком-то старом ящике, изумленно глядя на Виктора снизу вверх.
     - Как это? - запинаясь, переспросил он, не веря своим ушам.
     Виктор добродушно улыбнулся:
     - Просто. Как себе расстегиваешь.
     - Зачем?
     - Кажется, у меня там клещ. А сам я все равно ничего не увижу. Ты ведь не хочешь, чтобы клещ пил мою кровь?
     Он покачал головой:
     - Нет.
     - Тогда действуй.
     Он протянул руку и, стараясь не смотреть, расстегнул Виктору молнию на ширинке и тут же отдернул руку.
     - Молодец, - похвалил Виктор. - Теперь давай дальше.
     - Что дальше? - понизив голос от ужаса, спросил он.
     - Дальше смотри! Клещ ведь не ползает по трусам, он впивается в кожу. Давай, посмотри, не бойся.
     - Но я не...
     - Ты поклялся жизнью матери, помнишь? А такую клятву нельзя нарушать. Давай, не робей.
     И он сделал это - глядя в сторону, предоставив всю работу одним только пальцам.
     - Вот, молодец, - хрипло проговорил Виктор. - А теперь посмотри, нет ли на нем клеща. Я сказал: смотри на него. Да не бойся, он тебя не съест!
     Он медленно повернул голову и посмотрел.
     - Ну как? - спросил Виктор. - Не видишь клеща?
     Он сглотнул слюну и, едва сдерживая отвращение, ответил:
     - Нет.
     - Посмотри поближе. Ну, давай, мы же друзья! Ты обещал мне помочь, помнишь?
     - Я не могу.
     - Но ты поклялся жизнью матери. Если ты не выполнишь клятву, она умрет. Ну, давай же. Я твой друг, помнишь?... Вот, молодец. Еще ближе... Еще... Держи его в руке, чтобы лучше было видно... Вот так...
     Вдруг Виктор повернулся к двери и негромко свистнул. Дверь распахнулась и в сарай ввалилась ватага ребят. В руках у одного из них был фотоаппарат и, прежде чем он успел отвести лицо от ширинки Виктора, фотоаппарат успел щелкнуть, осветив гнилые, затхлые внутренности сарая яркой молнией.
     Пацаны захохотали. Вместе с ними засмеялся и Виктор.
     - Ну как? - кричал он, заливаясь смехом. - Нашел клеща?
     - И у меня поищи! - крикнул кто-то.
     - И у меня!
     - И мне посмотри!
     Темные тени надвигались на него, гогоча и расстегивая ширинки. А он сидел, оцепенев от ужаса, и смотрел на них широко раскрытыми глазами. В этот миг мир перестал для него существовать, и он понял, что больше в его жизни не будет ничего хорошего. Один только ужас. Черные, хохочущие тени, надвигающиеся со всех сторон и заслоняющие свет.
     
     
     2
     
     Беспорядок. Главное, не наделать беспорядка. Все должно быть аккуратно. Для начала постелем везде целлофан. Вот так.
     Как славно целлофан шуршит в руках. Это просто музыка какая-то. И на душе от этой музыки так спокойно и хорошо. Как будто это море шумит за окном, бросая на берег клочья влажной, пахнущей водорослями пены.
     С целлофаном он управился умело и быстро. На кухонном полу не осталось ни одного места, не покрытого прозрачной шуршащей пленкой. И ни единой складки не было на этом шуршащем покрытии.
     - Главное, чтобы не было беспорядка, - тихо сказал он сам себе. Окинул пол внимательным взглядом и кивнул: - Порядок.
     Еще полчаса ушло на то, чтобы покрыть пленкой стол и шкафы. Он делал это неторопливо и старательно, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться проделанной работой. Шурша полиэтиленом, он тихо напевал себе под нос свое любимое:
     
     Надо, надо умываться
     По утрам и вечерам.
     А немытым поросятам
     Стыд и срам, стыд и срам...
     
     Наконец работа была закончена. Тогда он прошел в спальню. Как всегда, постоял немного в дверях, прислушиваясь. Потом тихо окликнул:
     - Эй!
     Ответа он не дожидался, заговорил сам:
     - Ну как ты там? Все в порядке?
     Из клетки не доносилось ни звука. Тогда он спросил и голос его отечески дрогнул:
     - Тебе ничего не хочется? Может быть, чего-нибудь особенного? Может, хочешь в туалет?
     На этот раз из клетки послышались шорохи, словно какой-то зверек копошился в груде тряпья. Он прислушался к этому звуку и тихо засмеялся.
     - Копошись, копошись, - проговорил он, щуря глаза от удовольствия. - Я люблю, когда копошатся. А то сидишь сутки, и ни звука от тебя, ни шороха. Ну кому это может понравиться? - Он помолчал и добавил, усмехаясь: - Уж точно не мне. Вот погоди, достану тебя из клетки, помою, причешу. Будешь просто загляденье. Знаешь песенку?
     
     Надо, надо умываться
     По утрам и вечерам.
     А немытым поросятам
     Стыд и срам, стыд и срам...
     
     Он снова засмеялся.
     - А потом, - продолжил он, - ты будешь моей моделью. Это большая честь, ты знаешь? Немногие удостаивались такой чести. Так что, можешь собой гордиться. Да-да, я не шучу! Ты должна быть очень горда.
     Он еще немного послушал, потом вышел из спальни. Он был абсолютно счастлив. Все-таки самое лучшее в его работе - предвкушение. Приготовление! Ожидание праздника! Как в детстве...
     И снова воспоминания детства нахлынули на него волной. Но теперь это были приятные воспоминания. Он вспомнил праздник - тот, самый первый. Боже, как давно все это было. Как будто и не в этой жизни. Но все-таки было. Было!
     
     
     * * *
     
     Он крался по ночному лесу, стараясь ступать как можно тише. И у него это неплохо получалось. Он вообразил себя охотником-индейцем, выслеживающим зверя. Он знал, что по ночам они ходят купаться. Вдвоем. Виктор и Вероника. Тихонько выскальзывают из корпуса и идут к забору. Там две штакетины выломаны, так что им не приходится перелазить через забор.
     Потом они идут через лес к реке. Стараясь не шуметь и почти не разговаривая. Но когда лагерь остается далеко позади, они начинают потихоньку переговариваться. Они говорят о всякой всячине. О том, что скоро кончается сезон, и все разъедутся по домам. О том, как это грустно - жить так далеко друг от друга. Потом они останавливались, чтобы поцеловаться, а вдоволь нацеловавшись, принимались клясться друг другу в вечной любви.
     Со стороны это звучало очень забавно. Да и выглядело так же. Прямо как эпизод из какого-нибудь слюнявого индийского фильма. И тем не менее, наблюдать за ними было интересно.
     - Ты будешь писать мне? - спрашивала Вероника, пытаясь разглядеть в темноте лицо Виктора.
     - Конечно! Я буду писать тебе каждый день!
     "И ведь будет, - думал он, вслушиваясь в каждое слово, ловя интонацию, дыхание, наслаждаясь всем этим. - Конечно, будет. Он так ее любит! Прямо удивительно".
     - И я тоже! Я тоже буду писать тебе! Каждый день. Ты хочешь этого?
     - Больше всего на свете.
     - Вить, я так тебя люблю. Просто до ужаса люблю. Если ты не будешь мне писать, я покончу жизнь самоубийством.
     - Не говори глупости.
     - Нет, правда! У нас одна девочка из класса повесилась.
     - Зачем?
     - Как зачем? От любви! Она любила одного мальчика, а он ее не очень. Тогда она вышла ночью во двор, а он жил на первом этаже. И повесилась прямо перед его окном, на дереве. Представляешь!
     - Она что, была ненормальная?
     - Наоборот!
     - Ну, не знаю. По-моему, это глупо. Тем более что я тебя люблю, да и живу я на седьмом этаже.
     Он засмеялся. Она тоже. Потом они снова начали целоваться.
     - Я тебя люблю, - шептала Вероника. - Как же я тебя люблю!
     Слушая горячие, захлебывающиеся слова Вероники, он представлял себя на месте Виктора. Это было приятно и здорово возбуждало. Но вместе с этим на душе начинало потихоньку ныть, словно это давала о себе знать старая, почти забытая заноза.
     "Никогда, - думал он тогда с тоской. - Никогда я не буду на его месте. Господи, неужели в мире есть девушка, которая сможет меня полюбить - так же крепко, как Вероника этого урода Виктора?"
     Он пытался представить себе эту девушку, но не мог. Он просто не верил, что такая когда-нибудь найдется.
     "Это потому, что я такой мерзкий, - со злостью думал он. - И почему я не родился таким же, как Виктор? За что мне досталось это тело? Ни на что не годное, омерзительное тело".
     - Хочешь, прямо здесь? - прерывисто дыша, спросила Вероника.
     Виктор растерянно оглянулся.
     - Здесь как-то не очень, - неуверенно проговорил он. - Тут и травы нормальной нет, одни сухие ветки да колючие кусты.
     - А мне все равно, - шептала она, вглядываясь в лицо Виктора. - Для тебя я готова везде. Везде, где ты захочешь!
     - Пойдем лучше к реке, - сказал Виктор. - Там удобнее. А потом можно искупаться. Я люблю после этого купаться.
     - Я тоже! Я как будто заново рождаюсь. Знаешь, кем я себя чувствую?
     - Кем?
     - Русалкой! Ты взял полотенце?
     - Угу, в кармане ветровки. Пошли!
     Виктор обнял ее за плечи и повлек дальше в лес. Вьющаяся, неразличимая в темноте тропка вела их к реке. Он следовал за ними, стараясь не шуметь. И у него получалось. Наверное, это тоже был талант - ходить вот так бесшумно. К тому же он обнаружил, что неплохо видит в темноте. По крайней мере, он крался шагах в десяти-пятнадцати от них, но ни разу не потерял их из виду.
     Наконец, деревья расступились, и впереди замерцала река.
     - Мы пришли, - сказал Виктор, вынул из кармана полотенце и бросил на траву.
     Ночь была безлунная и теплая.
     - Душно, - сказал Виктор.
     - Да, очень, - кивнула Вероника.
     Она начала раздеваться. Сняла сначала кофточку, потом брюки. Потом трусики. А Виктор все смотрел на нее.
     - Ну что же ты! - со смехом сказала она. - Раздевайся! Или ты передумал?
     Виктор тоже стал раздеваться. Очень быстро, почти яростно. Было видно, что ему уже невтерпеж. Наконец, он остался голый. Он хотел обнять Веронику, но она со смехом увернулась и побежала к реке. Несколько секунд Виктор стоял, наблюдая за ней, затем побежал следом.
     Вероника вбежала в воду и сразу нырнула. Потом вынырнула и с хохотом стала брызгать на Виктора водой. Он рычал, как зверь, передергивал могучими плечами, но никак не решался войти в воду.
     - Ну, давай! - звала его Вероника. - Не будь таким трусишкой!
     - Что-то мне не хочется, - сказал Виктор, поеживаясь. - Вода холодная.
     - Ничего не холодная. Это только кажется. Иди ко мне!
     Она стояла по пояс в воде, голая, и протягивала к Виктору руки.
     Наблюдать за этим из кустов было почти невмоготу.
     "Иди же к ней, кретин, - подумал он, скрипя зубами. - Иди, придурок! Если б только она звала меня - я бы ни секунды не раздумывал".
     И Виктор пошел. Сперва нехотя зашел по колено, а потом вдруг с гоготом рухнул в воду, поднял целую кучу брызг.
     Потом они купались и смеялись. Им было очень хорошо.
     А он смотрел на них из кустов и тосковал. О, Господи, что это была за тоска. Чтобы хоть как-то погасить пылающий в душе огонь, он даже укусил себя за руку, сильно, до крови.
     Наконец, им надоело купаться. А может, они просто замерзли. Все-таки была ночь, да и ветерок поднялся - не то чтобы холодный, но и не слишком теплый.
     Виктор и Вероника выбрались из воды - голые, мокрые, красивые. Что ни говори, а фигура у Виктора была великолепна. Широченные плечи, сильный живот, мускулистые руки. Про Веронику и говорить не стоило. Она была прекрасна, ослепительно прекрасна даже в темноте. Ее тело мерцало, словно внутри ее тела горел маленький голубоватый фонарик.
     "Когда-нибудь и я стану таким, как Виктор", - подумал он вдруг. И это была не праздная мысль. На полу в его комнате, в Москве, уже несколько лет пылились отцовские гантели, а на стене висел пружинный эспандер, к которому за все эти годы он ни разу так и не прикоснулся. Но теперь-то все будет по-другому. Теперь он собой займется.
     Он мысленно подставил свою голову к телу Виктора и блаженно улыбнулся. Ну, погодите... Будет и на моей улице праздник.
     Между тем Виктор и Вероника легли на траву и стали целоваться. Их поцелуи становились все неистовее. Они стали кататься по траве, как два диких зверя.
     Он уже видел один раз, как они это делают. Две ночи назад. Но и теперь наблюдал за ними, не отрываясь. Рука сама собой спустилась к джинсам. Он хрипло задышал, помогая себе рукой.
     Кончил он раньше, чем они. Вытер руку о траву и снова уставился на Веронику и Виктора. Вероника стала громко охать, почти кричать, а Виктор зажимал ей ладонью рот и хрипло говорил:
     - Тише... Тише...
     Но она не хотела тише. Наоборот, она кричала и охала все громче и громче. Виктор убрал руку с ее губ, видимо, теперь ему стало все равно. Потому что он сам стал охать.
     Наконец, тело Вероники выгнулось дугой и она тихонько взвыла. А несколько секунд спустя, они расцепила объятия. Потом они лежали молча, глядя на небо. Распростертое на траве девичье тело было прекрасно. Грудь Вероники часто-часто вздымалась. Она лежала бесстыже - раскинув ноги и разбросав в стороны руки.
     Он продолжал за ними наблюдать и снова начал возбуждаться. Он потянул было руку к ширинке, но вдруг заметил, что рука его сжимает конец сучковатой палки. Он посмотрел на палку удивленно, словно не мог взять в толк, откуда она взялась?
     Виктор достал из кармана брюк сигареты и зажигалку и закурил. Сделал несколько затяжек и передал сигарету Веронике. Она тоже затянулась. Повернулась и посмотрела на Виктора.
     - Это было здорово, - сказала она.
     Виктор хмыкнул. Потом повернулся к Виктории и спросил:
     - Ты не замерзла?
     - Нет, - ответила она. - Наоборот, жарко.
     Потом они молча курили, передавая сигарету друг другу и пуская дым в небо. Наконец, Виктор отшвырнул окурок в сторону, перевернулся на живот и стал целовать Веронику - ключицы, грудь, живот. Она обхватила голову Виктора руками и прижала ее к животу.
     "Как это, должно быть, хорошо, - думал он, наблюдая за парой из кустов и все больше возбуждаясь. Он даже задрожал от любовной истомы.
     Виктор и Вероника снова занялись ЭТИМ.
     Смотреть на них не было больше никаких сил. Он сам не заметил, как оказался на ногах. Теперь он стоял открыто, не таясь, тяжело дыша и сжимая в руке сучковатую палку.
     Виктор и Вероника, поглощенные ласками, не замечали его. Тогда он пошел к ним, по-прежнему сжимая в руке палку. Он обошел их по кругу и зашел со стороны реки. Так ему было лучше их видно. Остановившись метрах в трех, он стоял и смотрел, как они занимаются любовью. Занимаются громко, неистово. Он видел, как вздымаются мышцы на спине Виктора, видел раскинутые ноги Вероники - стройные, белые, соблазнительные.
     От возбуждения он почти не сознавал, что делает. Правая рука сжимала палку, а левая расстегнула ширинку брюк. Он стал мастурбировать, хрипло дыша и не сводя глаз с извивающейся на траве пары.
     - Витя! - крикнула вдруг Вероника.
     Виктор не отреагировал.
     - Витя! Там кто-то стоит! Под деревом!
     Она попыталась сбросить Виктора с себя, но он по-прежнему ничего не соображал, двигая белой задницей и хрипло бормоча что-то себе под нос.
     - Витя! - завопила Вероника, с ужасом глядя на темную фигуру, нависшую над ними. На этот раз Виктор услышал. Он быстро поднял голову и обернулся. Но было уже поздно.
     Тяжелый конец палки обрушился ему на голову. Виктор скатился с Вероники, не успев даже застонать.
     Девушка принялась кричать, не сводя с него расширенных от ужаса глаз и пытаясь отползти назад. Тогда он снова взмахнул палкой. Вероника прижала ладони к лицу, как это делают дети, и затихла. Он постоял несколько секунд с поднятой палкой, но так и не решился ударить.
     - Не бойся, - сказал он. - Я тебя не трону.
     Вероника убрала ладони с лица. Он стоял и смотрел на ее обнаженное тело. А она смотрела на его живот. Тогда он проследил за ее взглядом и увидел, что так и не застегнул ширинку брюк.
     Он усмехнулся и спросил:
     - Тебе нравится?
     Девушка молчала.
     Внезапно ему в голову пришла отличная идея.
     - Я сделаю с тобой то, что со мной сделал твой парень! - торжествующе произнес он. - Он унизил меня, а я унижу тебя. Хотя какое тут унижение? Тебе ведь, наверно, понравится. Ты ведь это любишь, правда, сучка?
     - Я тебя знаю, - прошептала она вдруг. - Ты из соседнего отряда.
     Он вдруг смутился. До сих пор он не думал, что делать дальше, потом - когда все будет позади. Но ведь она может его узнать. Она может его выдать, и тогда...
     - Ты еще можешь уйти, - сказала она твердо, взяв себя в руки и почти не дрожа. - Ты пока ничего не сделал.
     - Правда? - осклабился он.
     - Да. Ты всего лишь ударил Виктора. Он придет в себя и даже не сможет вспомнить, что произошло. Витя не видел твоего лица.
     Он подумал и кивнул:
     - Ты права. - Ему в голову пришла новая идея, еще лучше прежней, и он улыбнулся. - Ты не только красивая, но и очень умная.
     - Ты можешь уйти, - повторила она. - Я никому не расскажу о том, что здесь произошло. Честное слово!
     - Я знаю, что не расскажешь.
     Он замахнулся и ударил ее палкой по лицу. Потом еще раз. И еще. Потом стал бить - методично, сильно, превращая это красивое лицо в кровавую кашу, равняя его с землей. Остановился он лишь тогда, когда от лица девушки ничего не осталось, кроме темного бесформенного комка с торчащими волосами.
     И тогда на смену пьянящему восторгу пришел страх.
     - Господи, что ж я сделал, - прошептал он в ужасе и выронил палку из разжавшихся пальцев.
     Однако чувствовал он не только ужас. В нем снова просыпалось возбуждение. Дикое, неудержимое. Ему казалось, что внизу живота заработал огненный вулкан. С минуту он стоял, глядя на голое мертвое тело девушки, потом воровато оглянулся, скользнул взглядом по неподвижному телу Виктора, облизнул губы и опустился пред девушкой на колени, на ходу приспуская брюки.
     Через минуту все было кончено. Он снова поднялся на ноги и надел брюки. Он уже знал, что будет делать дальше, и нисколько не волновался. Приведя одежду в порядок, он поднял палку и подошел к Виктору. Тот уже начал постанывать, постепенно приходя в себя.
     Он присел перед Виктором на корточки и вложил палку ему в руку. Потом поднялся, бросил прощальный взгляд на тело девушки, повернулся и, сгорбившись, по-волчьи тихо, нырнул в кусты. Внутри него все ликовало.
     Дорога в лагерь заняла не больше десяти минут.
     Когда он входил в корпус, все спали. Невидимой и неслышной тенью проскользнул он к своей постели и быстро, не скрипнув ни одной пружиной, забрался под одеяло.
     Лежа в постели, он улыбнулся. Пожалуй, это был самый лучший день в его недолгой пятнадцатилетней жизни. Это был праздник!
     
     
     3
     
     Надо, надо умываться
     По утрам и вечерам.
     А немытым поросятам
     Стыд и срам, стыд и срам...
     
     Эта песенка весь день вертелась у него в голове, пока он готовился к "делу". Теперь все было готово.
     Вся кухня была покрыта сверкающим целлофаном. На столе лежали аккуратно разложенные инструменты - кусачки, щипцы, иглы, пара остро отточенных ножей. В специальной вазочке лежали презервативы. С некоторых пор он стал брезглив и всегда пользовался презервативами, боясь подхватить "трупный яд", о котором он прочел в какой-то книжке. (Он не слишком-то верил в существования трупного яда, но береженого Бог бережет.)
     На соседнем столе были разложены краски и растворители. В углу стоял мольберт с готовым холстом. Он посмотрел на холст и с удовольствием подумал: "Это будет шедевр! Я сделаю все не так, как обычно. Я устрою здесь настоящий анатомический театр. И я буду не единственным зрителем!"
     Он достал из кармана халата шприц и несколько ампул с антибиотиками и анестетиками и положил все это на стол, словно клал на картину последний штрих. С удовлетворением оглядел столы и кивнул. Теперь все было на месте. Пора браться за работу.
     На этот раз он не остановился в дверях, а прошел прямо к клетке. Решительно сдернул рукой покрывало и сказал:
     - Пора начинать!
     Женщина, лежащая на полу, была связана по рукам и ногам, так, что не могла пошевелиться. Рот ее был заклеен скотчем. Глаза были полны ужаса.
     - Ничего, ничего, - сказал он с мягкой улыбкой. - Мы ведь давно знакомы. Раньше ты меня не боялась, помнишь? Знаешь, я даже подумал, что у нас что-то получится. Думал, что мы с тобой... - Он дернул щекой. - А, неважно. В конце концов, ты сама во всем виновата. Ты все испортила.
     Внезапно его взгляд похолодел.
     - С чего ты решила, что ты умней меня? - спросил он резко. - Неужели я похож на кретина? Нет? Тогда почему ты решила, что я кретин? Сучка... Все вы сучки...
     Он страдальчески поморщился.
     - Это из-за вас я стал таким. Ну, ничего. У нас впереди куча времени. Я не стану убивать тебя быстро. Я буду колоть тебе обезболивающее, чтобы ты подольше протянула. Вот увидишь, я сотворю из твоего тела шедевр!
     Он ободряюще улыбнулся женщине, достал из кармана халата ножницы и наклонился к ней. Она по-прежнему смотрела на него с ужасом. Из опухших глаз пленницы брызнули слезы.
     - Ну-ну, - успокаивающе проговорил он. - Я не сделаю тебе больно. Просто приведу тебя в порядок.
     С этими словами он ловко, в два приема, разрезал памперс, который несколько часов назад заботливо надел на женщину, стянул его с ее влажных бедер и, брезгливо сморщившись, бросил в мусорное ведро, стоявшее тут же.
     - Ну вот, - сказал он. - Теперь порядок. А сейчас я тебя помою, чтобы ты была чистая. А потом попрыскаю духами. Я еще не говорил? Я купил для тебя отличные духи! Сто долларов за флакон! Ты любишь запах пачули? По глазам вижу, что любишь. А если нет... Это не важно. Главное, что я его люблю. Ну, давай, иди ко мне!
     Он протянул к пленнице загорелые, мускулистые руки, подхватил ее под мышки и выволок из клетки.
     
     
     4
     
     ...
     "И фильмы Пазолини я тоже люблю. Но твой любимый - про Содом, не смотрела. Думаю, мы посмотрим его вместе. Тем более что ты не пропускаешь ни одного показа".
     Плетнев щелкнул по клавише компьютера и свернул картинку.
     - Ну и как - нашел? - спросил он у Турецкого.
     - Угу, - ответил тот.
     Турецкий сидел за столом и внимательно просматривал фотографии. Плетнев, сидевший по другую сторону стола, старался на них не смотреть, а когда взгляд его невольно падал на снимки, он тут же отводил его и, вздыхая, думал: "Это не для моих нервов. Определенно".
     На снимках были изображены жертвы московского маньяка, который лютовал в столице уже почти полтора года. Расчлененные тела, отрезанные руки и головы... Плетнев хмурил лоб и думал: "Бывают же на свете мерзавцы".
     - Интересно, - произнес между тем Александр Борисович, задумчиво щуря серые глаза.
     "Что там может быть интересного? Сплошное мясо", - подумал Плетнев, но все же спросил вслух:
     - Что именно?
     - Вот, посмотри - здесь и здесь.
     Турецкий протянул Плетневу два снимка.
     - Ты уверен, что я должен на это смотреть? - недовольно поинтересовался Плетнев.
     - Уверен, - сухо, без всяких эмоций ответил Александр Борисович.
     Плетнев был в этом отнюдь не уверен, но вздохнул и взял фотографии. Бегло на них посмотрел, отложил и спросил:
     - Ну и что? Тела как тела.
     - Да, но обрати внимание на то, как они лежат.
     Плетнев снова взял в руки снимки. Однако, как он ни вглядывался, а ничего интересного в расположении частей тел так и не заметил.
     - Все равно не понимаю, - сказал он. - Что тебя так привлекло в этих фотографиях?
     - А то, что убийца не просто бросил их рядом с мусорными баками. Он словно пытался придать им определенную... - Турецкий замялся, не находя подходящего слова. - ...Ну форму, что ли. Посмотри, какие странные позы. И как лежат руки возле тела на этой фотографии.
     Турецкий ткнул пальцем в один из снимков.
     Плетнев снова посмотрел, на этот раз гораздо тщательнее. На этот раз ему тоже показалось, что тела лежат не просто так, а со смыслом. Вот только понять этого "смысла" было нельзя.
     - Ну как? - нетерпеливо спросил Александр Борисович. - Что ты думаешь?
     - Не знаю, - сказал Плетнев. - Может быть, ты и прав. А может быть, и нет. Я не силен в композициях.
     Лицо Турецкого словно оцепенело.
     - Что? - спросил он. - Что ты сказал?
     - Я сказал, что не знаю.
     - Нет, потом!
     - Потом? - Плетнев пожал плечами. - Да не помню я. Сказал, что не разбираюсь в этих позах.
     - Нет, ты сказал не так, ты сказал - "не разбираюсь в композициях"!
     - А какая разница?
     - Большая. - Александр Борисович поднялся из-за стола. - Я отлучусь часа на полтора. Мне нужно срочно заехать домой.
     Плетнев смотрел на коллегу удивленно.
     - Что-то случилось? - спросил он.
     - Не знаю, - ответил Турецкий. И весело добавил, передразнивая предыдущие слова Плетнева: - Может быть, да. А может быть, и нет. Все зависит от "композиции".
     Турецкий смахнул со стола в карман пачку сигарет и стремительно зашагал к выходу.
     Домой он спешил, чтобы заглянуть в дневник.
     
     
     * * *
     
     ...
     "Сегодня вечером встретился с женой Родиона Плотникова. Женщина нервная и сильно измотанная. Видать, много кровушки попил ей муженек. Хотя и у нее характер не сахар. Встретила холодно и настороженно. Провела на кухню. И произошел между нами следующий разговорец".
     Нет-нет, ниже. Турецкий перевернул страницу и провел пальцем по строчкам. Ага, вот!
     ...
     "- А как дочка? Она не скучает по папе? Чем она там занимается?
     - Ей тоже скучать не приходится. Бабушка занимается с ней живописью. У меня мама - заслуженный художник СССР. Кстати, Родион ведь тоже художник. Правда, самодеятельный. Он все выходные проводит с кистью в руке. Обожает Тициана и Рембрандта. Хотя зачем я вам это рассказываю? Вы ведь и без меня все знаете. Вы ведь его приятель.
     - Да, - говорю, - знаю.
     Хотя на самом деле ни черта не знаю. Выходит, Плотников - любитель живописи. Никогда бы не подумал. Инженер-конструктор, который обожает Тициана и Рембрандта. Такое не часто встретишь.
     - Видели бы вы его в эти моменты, - с улыбкой продолжает Плотникова. - Глаза горят, стоит перед холстом весь расхристанный, перепачканный краской. Настоящий художник.
     - Да-да, - говорю, - натурально художник".
     Александр Борисович скользнул взглядом еще ниже и прочел, от волнения с трудом разбирая собственные каракули.
     ...
     "Плотников - художник-любитель. И, как у каждого художника, психика у него должна быть неустойчивая. Для следствия он - просто подарок. Лучшей кандидатуры на роль маньяка и не найдешь".
     Турецкий встал из-за стола и прошел к стеллажам с книгами. Он провел пальцем по корешкам книг и остановился на нужной. "Тициан" - гласила надпись на корешке.
     Александр Борисович вынул книгу, сел с ней в кресло и принялся листать, внимательно разглядывая репродукции, в левой руке он держал фотографии расчлененных женских тел. Время от времени Турецкий задерживал взгляд на репродукции, переводил его на снимок, хмурил брови и отрицательно покачивал головой - не то.
     И вдруг лицо его словно бы осветилось.
     - О, черт, - тихо воскликнул Александр Борисович и потер пальцами лоб. - Она. Точно она!
     Поза обнаженной фигуры была очень похожа на позу изувеченной девушки на снимке. Да что там - это была одна и та же поза!
     - Никаких сомнений, - тихо проговорил Александр Борисович. И холодно добавил: - Художник, мать его...
     Отложив альбом и снимки, Турецкий достал из кармана телефон и, отыскав в справочнике нужный номер, нажал на кнопку вызова.
     Один гудок... Второй... Третий... Четвертый...
     Трубку на домашнем телефоне никто не брал.
     Александр Борисович попробовал "пробить" мобильный, но с тем же результатом.
     Тогда Турецкий набрал номер начальника МУРа Яковлева.
     - Слушаю, - почти сразу же отозвался тот.
     - Володь, это Турецкий. Срочно нужна твоя помощь.
     - Насколько срочно?
     - Прямо сейчас.
     - Вообще-то, я немного занят. Может, перезвонишь попозже?
     - Нет, сейчас, - твердо сказал Александр Борисович. - Это вопрос жизни и смерти.
     Яковлев вздохнул.
     - Ты из меня веревки вьешь. Ладно, излагай.
     - Нужно срочно отправить пару парней к Родиону Плотникову.
     - Зачем?
     - Девушка пропала. Есть подозрение, что к этому делу причастен Плотников.
     - Ох, Сань, достал ты меня со своим Плотниковым.
     - Я бы тебя не тревожил, если б дело было пустяковым, - сухо сказал Александр Борисович.
     - Да знаю, знаю... Ладно, свяжусь с оперативным отделом. Хочешь, чтобы они его взяли?
     - Было бы неплохо.
     - Это будет сложно, - недовольно сказал Яковлев.
     - Ну, тогда осмотреться в квартире и установить наружное наблюдение.
     - Предлагаешь мне устроить обыск? Без санкции суда?
     - Не обыск, а беглый осмотр, - поправил Турецкий.
     - Легко тебе говорить, - пробурчал Владимир Михайлович. - Под каким соусом я это сделаю?
     - Ну, придумай что-нибудь. Организуй звонок соседа - наркотики, бомба, притон... Да что угодно. Лишь бы осмотреть квартиру.
     На этот раз Яковлев вздохнул тяжелее, чем прежде.
     - Дело довольно геморройное, - резюмировал он. - Но так и быть попробую. С тебя причитается, Александр Борисыч.
     - Накрою тебе шикарную поляну, когда все будет позади, - с улыбкой сказал Турецкий. - Ладно, когда сделаешь, - позвони. Буду ждать звонка. Пока!
     Убрав телефон в карман, Турецкий около минуты сидел, размышляя. Потом поднял руку и глянул на циферблат своего "юбилейного" "Патек Филиппа".
     Пару часов назад Турецкий обзвонил все кинотеатры Москвы, пытаясь узнать, не идет ли где-нибудь фильм режиссера Пазолини. Его поиски увенчались успехом. Он уже заказал по телефону билет, и времени до начала сеанса оставалось в обрез.
     
     
     5
     
     Александр Борисович Турецкий не был здесь лет десять. И за эти десять лет здание "Киноцентра" здорово изменилось. Теперь здесь был не только кинотеатр, но и казино, рестораны, бары. В сумерках большое темное здание сверкало и переливалось разноцветными огнями.
     Пытаясь разобраться в обстановке, Александр Борисович остановил какого-то паренька в очках и поинтересовался:
     - Не подскажете, где здесь "Музей кино"?
     Очкарик посмотрел на Турецкого насмешливо.
     - Что, в первый раз? - спросил он, поправив очки.
     - В первый, - кивнул Турецкий, чувствуя неловкость.
     Паренек ткнул рукой в темноту арки:
     - Идите туда. "Музей кино" будет слева. Если будете внимательно смотреть, увидите вывеску.
     - Благодарю.
     Александр Борисович повернулся, чтобы идти, но тут паренек окликнул его.
     - Эй, погодите! А что там сегодня?
     - Пазолини, - ответил Турецкий.
     - А какая вещь?
     - "Сало, или Сто двадцать дней Содома".
     - Классный фильм, - одобрил паренек. - А в каком зале?
     - Э-э... - Турецкий снова был сбит с толку. - А там что, несколько залов?
     Очкарик ухмыльнулся.
     - Ну дает. Конечно, несколько!
     - Я это учту, - вежливо сказала Александр Борисович, повернулся и поспешил скрыться в темноте арки. "Совсем отстал от жизни, - досадливо думал он. - Уже молокососы надо мной смеются".
     Зал под номером семь Турецкий нашел быстро. Даже не зал, а зальчик - десять на десять. Народу практически не было. Человек семь или восемь сидели в мягких креслах там и тут в ожидании начала сеанса.
     Турецкий присоединился к ним. Минут через пять в зал вошел маленький человек в замшевом, затертом чуть ли не до дыр пиджаке. На шее у мужчины был повязан шелковый платок, тоже изрядно заношенный.
     Мужчина уверенно прошел на последний ряд, сел за пульт, которым было оборудовано крайнее кресло, и извлек откуда-то большой серебристый микрофон.
     - Раз, два, три, - произнес он в микрофон. Покрутил какие-то ручки на пульте и повторил, на этот раз громче и яснее. - Раз, два, три! Хорошо. - Мужчина запрокинул голову и сказал куда-то наверх. - Механик, выключайте свет!
     И, словно по мановению волшебной палочки, свет в зале мягко потух.
     - Добрый вечер, уважаемые зрители, - заговорил мужчина в микрофон. - Сегодня я рад представить вашему вниманию один из лучших фильмов Пьетро Паоло Пазолини "Сало, или Сто двадцать дней Содома". Фильм идет на итальянском языке, я буду переводить. Итак - приступим, помолясь!..
     
     
     * * *
     
     После сеанса Александр Борисович подошел к переводчику.
     - Извините, можно задать вам пару вопросов?
     - А вы кто?
     - Зритель.
     Переводчик подозрительно прищурил отекшие с похмелья веки.
     - И что вам не понравилось? - грубовато спросил он. - Я плохо переводил?
     - Да нет, я...
     - Еще скажите, что я пьян! - проворчал переводчик.
     - Да нет, вы меня...
     - Подумаешь, дернул стопочку-другую, - продолжал нудить он. - В чем проблема-то? Голос у меня от выпивки не садится. А фильм этот я наизусть знаю. Могу с закрытыми глазами озвучить. - Переводчик сделал паузу, чтобы перевести дыхание.
     - Об этом я и хотел с вами поговорить, - сказал Александр Борисович, воспользовавшись паузой. - Этот фильм часто у вас идет?
     - Чего? Фильм? "Сало"-то? - Переводчик почесал встрепанную голову. - Ну, раз в два-три месяца бывает. А что?
     - И вы один озвучиваете этот фильм? Или у вас есть сменщик?
     Переводчик грустно усмехнулся.
     - Один. Как есть один. Я тут вообще по переводам с итальянского один. Раньше нас трое было, но зарплата-то знаете какая? Вот остальные двое и разбежались. А я вот остался. Я, видите ли, искусство люблю, - патетически добавил он.
     "Кирнуть ты любишь, а не искусство, - подумал Александр Борисович. - А руководство музея смотрит на твои выкрутасы сквозь пальцы, потому что ты у них единственный и незаменимый".
     - Это какие-нибудь прочие в посольства или в богатые фирмы устраиваются, - продолжал разглагольствовать переводчик. - А я не такой. Это для них бизнес пуще неволи, а для меня деньги не главное. Деньги, вообще, тьфу! А искусство... Знаете, как говорили древние римляне? "Арс Лонга" - вот как! Что в переводе на русский означает - искусство вечно! Так-то. А вы говорите - бизнес.
     Александр Борисович терпеливо ждал, пока переводчик выговорится, не перебивая и не поддакивая, чтобы не раззадорить его еще больше.
     Наконец, тот прервал свою пафосную речь, и Турецкий решил поскорее взять инициативу в свои руки.
     - В зале всегда немного народу? - спросил он.
     - В зале-то? Ну да, немного. Такие фильмы вообще немногие смотрят. Это же классика! Искусство для элиты!
     - Понимаю, - кивнул Александр Борисович. - Наверное, в зал приходят одни и те же люди?
     Переводчик наморщил лоб.
     - Я бы так не сказал, - строго проговорил он. - Искусство все шире шагает в массы. Его смотрят все новые и новые тысячи людей. Каждое поколение открывает для себя в этих фильмах что-то новое! Сегодня классику смотрят миллионы, если не миллиарды!
     - Но вы ведь сами сказали, что кино - элитарное искусство, то есть - искусство для избранных, - напомнил, скрывая улыбку, Турецкий.
     Переводчик подвигал бровями, соображая и борясь с противоречием, после чего вынужден был признать:
     - Да. Пожалуй, так.
     - Значит, вы видите в зале одни и те же лица? Ну в основном?
     - В основном? - Переводчик подумал и кивнул: - В основном, конечно, да.
     - Некоторые из них должны были вам примелькаться.
     - Кто? - не понял переводчик.
     - Лица, - пояснил Александр Борисович. - Зрители.
     - Зрители-то? А, ну конечно. Зрители здесь одни и те же, - сообразил, наконец, переводчик. - Ну в основном те же. Хотя бывают и новые лица. Видите ли, в последнее время все больше и больше молодых людей...
     - Это ясно, - нетерпеливо оборвал переводчика Турецкий. - Но меня больше интересуют постоянные зрители. Завсегдатаи.
     - Я понял, понял, - кивнул переводчик, промокая потную шею носовым платком. - И что именно вас интересует?
     Александр Борисович достал из кармана фотографию и показал ее переводчику.
     - Посмотрите внимательно на этого человека. Вы видели его в зале?
     Переводчик взял фотографию, долго ее разглядывал, потом вернул Турецкому и сказал:
     - Нет. Не видел.
     - Вы в этом уверены?
     Переводчик снисходительно улыбнулся.
     - Конечно, уверен. Я ведь не слепой.
     - Что ж, тогда извините. - Александр Борисович спрятал снимок в карман. - Спасибо за беседу. Всего доброго.
     Он повернулся, чтобы идти, и тут переводчик негромко произнес у него за спиной, как бы говоря сам с собой.
     - Сегодня его не было. Даже странно.
     Турецкий остановился. Резко обернулся и спросил:
     - Что вы сказали?
     - Я-то? - Переводчик добродушно улыбнулся. - Я говорю: сегодня его в зале не было. Обычно он всегда ходит на Пазолини. Особенно на этот фильм. Мы с ним даже как-то обсуждали творчество итальянского мастера. Вы знаете, у него неплохие познания в области киноискусства. И удивительное чувство композиции. Прямо как у художника.
     - Вы уверены?
     - Насчет композиции?
     - Насчет этого человека, - пояснил Турецкий.
     - В том, что у него отличное чувство композиции?
     - В том, что на фотографии именно он! - начиная понемногу выходить из себя, сказал Александр Борисович.
     - Ах, Боже мой - ну, конечно, уверен. Я ведь не слепой и не склеротик. Этот парень обожает Пазолини. За последние пару лет он не пропустил ни одного его фильма. Ну или почти не одного. В общем, старается ходить на все, - закончил переводчик, переходя на более правдивый и спокойный тон.
     - Он ничего вам про себя не рассказывал? - поинтересовался Турецкий, чувствуя приятное волнение, как охотник, вышедший на след дикого зверя.
     Переводчик подумал немного, пожал плечами и ответил:
     - Да нет, ничего. Мы ведь все больше об искусстве.
     - И ничего странного вы в нем не заметили?
     - Странного?
     Турецкий скользнул взглядом по нелепой фигуре переводчика и мягко сказал:
     - Извините, видимо, вопрос не по адресу. Ладно, мне пора идти. Еще раз спасибо за беседу! И извините, если отвлек вас от дел.
     - Да ничего. Всегда приятно поговорить с хорошим человеком. Да и какие у меня могут быть дела вечером.
     Турецкий уже шел к выходу, а переводчик все бормотал ему вслед:
     - Никаких дел... Абсолютно никаких... Вечер - время отдыха после трудов праведных, которыми нагружает нас день. Для людей искусства вечер - это...
     Турецкий вышел из зала, изрядно утомленный болтовней переводчика, но и обрадованный тем, что не зря просидел в зале два часа. Его предположение оказалось верным. Если, конечно, переводчик не врал и не выдумывал.
     
     
     * * *
     
     Оказалось, что телефон выключен. Когда, спрашивается, успел?
     Ругая себя на чем свет стоит, Турецкий включил телефон и быстро набрал номер генерала Яковлева.
     - Александр Борисыч! - услышал он в трубке недовольный голос Владимира Михайловича. - Я тебе три раза звонил. Какого черта происходит?
     - У меня телефон вырубился. Ну, что там с Плотниковым?
     - Ребята съездили к нему на квартиру. Там только его жена и дочь. Жена сказала, что Плотников уехал в командировку. Я вызвонил его начальника - кстати, оцени мое усердие! - и выяснил, что никакой командировки нет. Твой Родион просто исчез.
     - Когда?
     - Вчера.
     - Черт... - Турецкий сдвинул брови и нервно покусал губу, размышляя. - А как насчет дачи? - быстро спросил он. - У Плотниковых есть дача?
     - Спрашивал. Жена говорит - нет.
     - А какая-нибудь квартира в Москве? Может, друзья оставили им ключи... цветы поливать, за кошкой ухаживать? Об этом ты не спросил?
     - Спросил, Саня, обо всем расспросил. Ничего такого. Ни дачи, ни цветов, ни кошки. Куда он отбыл - неизвестно.
     - Гм... - "Думай, Турецкий, думай". Александр Борисович нахмурил лоб.
     - Сань, ты еще здесь?
     - Здесь.
     - Что будешь делать?
     - Не знаю, Володь. Нужно хорошенько подумать.
     - Давай. Если понадоблюсь - звони.
     
     
     6
     
     Он купал женщину, не развязывая ей рук и не вынимая кляп изо рта. Срезал с нее всю одежду (одежду он тут же выбросил в мусорное ведро), потом усадил девушку в ванне, включил душ и минут десять поливал ее теплой водой, тщательно протирая тело намыленной губкой.
     Мыло он на этот раз выбрал земляничное.
     Женщина сидела в ванне, оцепенев от ужаса. Она не старалась освободиться, за несколько часом руки у нее просто затекли и онемели.
     - Вот и молодец, - тихо приговаривал он, намыливая ей живот. - Будешь чистенькая, как кукла. И мы с тобой поиграем. Кстати. Забыл спросить - тебе нравится Тициан? А Рембрандт?
     Женщина замычала и дернула головой.
     - Что? Нет? - Он усмехнулся. - Хорошо. На этот раз мы, пожалуй, выберем что-нибудь другое. Как ты относишься... м-м... к Микеланджело да Караваджо?
     Женщина молчала, с ужасом глядя на то, как страшная мускулистая рука намыливает ей груди.
     - У тебя красивая грудь, - улыбнулся он. - Впрочем, я тебе, наверно, об этом уже говорил. Говорил?
     Женщина снова замычала и отдернула лицо от струи воды.
     - Ой, прости. Должно быть, вода попала тебе в нос? Ничего, чище будет. Так на чем мы остановились? Ах да - Караваджо. Караваджо был отличный художник. Родился он ровно на четыреста лет раньше меня - в тысяча пятьсот семьдесят втором году. Знаешь, в чем была его особенность? Нет? Караваджо всегда писал картины с натуры. С натуры, и только с натуры! Он не любил рисовать по памяти. Для работы ему нужна была плоть. Живая человеческая плоть! Ты меня слушаешь?
     Женщина сидела в ванне ни жива, ни мертва. Мокрые волосы прилипли к лицу и ключицам. Тогда он заботливо откинул их с лица и пристально посмотрел девушке в глаза.
     - Ты очень красивая. Пожалуй, самая красивая из всех, кого мне довелось... С кем мне довелось работать, - нашел он нужную формулировку. - Давай помоем тебе волосы. Обычно я их отрезаю, чтобы не мешали. Но ты - особый случай. У меня есть отличный шампунь от перхоти. У тебя нет перхоти? Неважно. Вот, посмотри!
     Он взял с полочки флакон и показал девушке.
     - Шампунь и ополаскиватель в одном флаконе! - торжественно произнес он. - Покупал в фирменном магазине. Видишь, я на тебе не экономлю. Давай сюда волосы... Да не бойся, я буду осторожен. Но глаза тебе лучше закрыть.
     Продолжая бормотать себе под нос, он тщательно помыл женщине волосы шампунем. Потом зачесал волосы назад и сполоснул ей лицо. Оглядел лицо и удовлетворенно кивнул:
     - Ну вот. Теперь полный порядок. Кажется, я рассказывал тебе о Караваджо? Так вот, этот парень был отличным негодяем. Он постоянно нарывался на драки. Однажды ему не понравилось, как официант подал ему блюдо с едой, и он надел это блюдо официанту на голову. Представляешь? - Продолжая натирать тело девушки мочалкой, он тихо засмеялся. - Думаю, это было очень забавно. В другой раз Караваджо напал на своего врага из-за угла, поздно ночью, со спины. Напал и ударил его в затылок шпагой. Как видишь, этот парень не церемонился и не заморачивался по поводу чести и морали. Отъявленный был подонок, но при этом - гениальный художник! Вообще, ты никогда не обращала внимания на то, что все гении были большими мерзавцами? Микеланджело убивал людей, чтобы правдиво изобразить на холсте трупы. Поэт Некрасов проигрывал крестьян в карты. Пушкин наставлял рога друзьям. Лермонтов пускал про приятелей сплетни и высмеивал их "за глаза" перед дамами. Цветаева сдала дочерей в детский дом, где одна из них умерла от голода. Брюсов заставил любовницу - молоденькую студентку - покончить жизнь самоубийством. Впрочем, что это я все про писателей и поэтов... Художники тоже были хороши. Ван Гог стрелял в Гогена. Между прочим, стрелял в спину. Поль Верлен стрелял в Артюра Рембо. Прострелил ему руку и сел за это в тюрьму. Как видишь, гении - лютые мерзавцы.
     Женщина вдруг закатила глаза и задергалась в ванной, словно ее забила судорога. Он испуганно посмотрел на нее и взволнованно спросил:
     - Что случилось?
     Она замычала и задергала головой из стороны в сторону.
     - Да что случилось! - повторил он с испугом. - Тебе нечем дышать? Ты задыхаешься?
     Она судорожно закивала головой.
     - О, Господи! Сейчас!
     Он швырнул мочалку в ванну, протянул руку и сорвал с губ пленницы скотч, затем вынул у нее изо рта кляп. Из раскрытых губ женщины слетел страшный хрип. А в следующее мгновение она, как хищная кошка, с ревом впилась ему зубами в руку.
     - А-а-а! - закричал он, пробуя вырвать руку. Однако зубы впились крепко, по руке заструилась кровь.
     Одновременно пленница попыталась ударить его ногами в грудь, но из этого ничего не вышло.
     - С-сука! - крикнул он и наотмашь ударил ее по лицу свободной рукой.
     Женщина расцепила зубы.
     - Вот зараза... - простонал он, сцепив от боли зубы, поднес покалеченную руку к глазам, и глаза его наполнились ужасом. Рука была прокушена насквозь. Более того - на ошметке кожи болтался кусочек плоти. Кровь закапала ему на фартук, а с него - на пол.
     При виде льющейся на кафель крови он пришел в еще большую ярость.
     - Сука, сука, сука... - рычал он.
     Бросив взгляд на пленницу, он хотел было снова ее ударить, но сдержался. Он боялся забить ее в ярости насмерть, а это не входило в его планы. Нет, она будет умирать долго и мучительно, в полном сознании. Он заставит ее сожрать куски собственного тела. Заставит ее пить собственную кровь.
     Он вскочил со стула и кинулся к аптечке.
     Перевязка заняла минут пять. Все это время пленница не приходила в сознание. Занимаясь рукой, он время от времени поглядывал на нее с опаской и ненавистью. "Вот ведь стерва. Всего на секунду освободил рот, а она едва не перекусила мне артерию. Еще немного, и я бы мог сдохнуть от потери крови. Пришлось бы вызывать "скорую"...
     При мысли о "скорой" он пришел в еще большую ярость и снова едва сдержался, чтобы не размозжить пленнице голову душем.
     Наконец рана была обработана антисептиком, а рука - крепко перевязана бинтом.
     Он снова вставил в рот пленнице кляп и заклеил ей губы скотчем. Потом включил холодную воду, подождал, пока она протечет, чтобы стала ледяной, и направил струю женщине в лицо.
     
     
     7
     
     - Ну что? Очухалась?
     Женщина открыла глаза и поморщилась от боли.
     - Ты плохо себя вела, - сказал он. - И ты будешь наказана.
     Пленница увидела, что в руке он держит кусачки, и ее зрачки расширились от страха. Он улыбнулся, довольный произведенным эффектом.
     - Боишься? Правильно делаешь. У тебя очень красивые пальцы. Я бы даже сказал - музыкальные. Очень жаль будет лишиться их, правда?
     Женщина глухо замычала. Он сделал вид, что прислушивается.
     - Что ты сказала? Что-что? - Он вздохнул и покачал головой. - Прости, но я ничего не понимаю. Ты слишком невнятно говоришь. Итак, ты пришла в себя. Теперь мы немножко потренируемся.
     Он отложил кусачки и достал из кармана халата шприц. Затем рывком перевернул женщину набок и всадил иглу ей в запястье.
     - Это новокаин, - объяснил он. - Теперь тебе не будет больно. Видишь, какой я заботливый?
     Он вынул иглу и положил шприц на полку.
     - Вот так. Теперь немного подождем... - Он сложил руки на груди и с улыбкой уставился на пленницу. - Вот так. Теперь новокаин должен подействовать.
     Он взял с полки кусачки и нагнулся к рукам пленницы. Девушка замычала и забилась.
     - Ну-ну-ну, - успокаивающе сказал он. - Не бойся, ты ничего не почувствуешь.
     Кусачки отвратительно щелкнули. Он распрямился и поднес к лицу женщины откушенный палец.
     - Видишь, это мизинец. Красивый, правда? Сейчас я его съем.
     Он поднес палец ко рту и сделал вид, что хочет съесть его. По лицу пленницы потекли слезы.
     Он засмеялся.
     - Не бойся. Я не людоед. Изувер - да. Садист - возможно. Но не людоед.
     С этими словами он швырнул палец в ванну. Затем снова взял кусачки наизготовку.
     - Наказание еще не закончилось, - холодно оповестил он свою пленницу. - У тебя на руках еще девять пальцев, и я намерен лишить тебя их всех.
     Пленница заскользила ногами по дну ванны. Он удивленно посмотрел не ее ноги, перевел взгляд на лицо и спросил:
     - Думаешь, тебе это как-то поможет? - Затем покачал головой и сказал: - Не поможет. Лежи смирно, иначе у меня может дрогнуть рука, и я перекушу тебе не палец, а руку. Ты же не хочешь, чтобы я оставил тебя без руки?
     Женщина глухо замычала, пытаясь что-то показать глазами.
     - Хочешь что-то сказать? - спросил он.
     Пленница закивала. Он насмешливо погрозил ей пальцем.
     - Тебе не удастся снова меня провести. Даже не думай. Я теперь воробушек стреляный.
     И он снова склонился над ее руками. Женщина зарыдала почти в голос. Это вызвало у него смех.
     - Испугалась? - смеясь, поинтересовался он. - Дурочка! Не бойся, я ведь пошутил! Это был всего лишь розыгрыш.
     Он поднял со дна ванны палец и показал его пленнице.
     - Это всего лишь пластиковый муляж. Я купил его в магазине "Смешные товары". Забавно, правда? У меня еще много таких. Однако нам пора. Работа ждет.
     Он с большой осторожностью, стараясь не сильно напрягать перебинтованную руку, поднял женщину из ванны, перетянул ее через борт и, когда она упала на пол, схватил рукой за ногу и грубо потащил на кухню, как хищный жук, схвативший жертву и торопливо утаскивающий ее в нору.
     На линолеуме остался мокрый след, ведущий до самой кухни.
     - Ну вот, - проговорил он, выпуская ступню пленницы из сильных пальцев. - Теперь милости прошу на стол.
     Он нагнулся и, действуя только здоровой рукой, кряхтя и обливаясь потом, затащил женщину на покрытый пластиковой пленкой стол. Здесь он закрепил ее ноги специальным ремнем, потом занялся руками. Нужно было вставить кисти пленницы в кожаные зажимы и хорошенько их там закрепить. На этот раз он был осторожен, хотя и уверен, что руки у пленницы так затекли, что она не сможет даже пошевелить пальцем.
     Наконец, женщина оказалась распятой на столе, как препарированная бабочка.
     - Уф, - сказал он, справившись с работой, и вытер рукой потный лоб. - Устал же я с тобой. Ну, ничего. Тем приятнее будет закончить работу. Закончить работу... - тихо повторил он, и взгляд у него снова стал рассеянным.
     Когда-то же он стал называть праздник работой? Откуда взялось это дурацкое слово "работа"? Он напряг память и... вспомнил.
     
     
     8
     
     В тот вечер он чувствовал себя скверно. С утра болела голова. Мигрени мучили его часто, но обычно к вечеру они проходили. Но в тот день боль лишь усилилась с закатом.
     Сначала он просто ходил по квартире из угла в угол, не находя себе места. Потом, не в силах больше терпеть боль, надел куртку и вышел на улицу.
     Здесь он увидел причину своей затяжной мигрени - мелкий, противно моросящий дождь. Он натянул на голову капюшон и пошел по тротуару, диковато поглядывая на редких прохожих, лица которых казались ему отвратительными. Он сам не заметил, как дошел до парка.
     Здесь он свернул в аллею и побрел дальше. Ему было все равно, куда идти. Лишь бы не стоять на месте и хоть немного отвлечься от головной боли, притупить ее движением.
     Он несколько раз пересек парк из конца в конец. Потом прошел его по кругу. Людей здесь почти не было. Даже выносливых бабок, которые сутками напролет сидят на скамейках, обмывая косточки родным и знакомым, омерзительный, зарядивший с самого утра холодный дождь разогнал по домам.
     Парк был темен, мокр и пуст. Он бродил по нему кругами уже минут сорок, а боль все не утихала. Наконец, он почувствовал себя уставшим и решил присесть и передохнуть. Остановившись посреди детской площадки, он повертел головой, выискивая подходящее укрытие. Такое укрытие здесь было всего одно - маленький сказочный домик с треугольной крышей, декоративной трубой и резным крылечком.
     Он направился к домику, вжав голову в плечи.
     Подойдя к домику, он вдруг увидел, что внутри горит едва заметный огонек.
     - Что за черт, - с досадой пробормотал он. Болезненно поморщился и добавил: - Неужели и здесь не будет покоя?
     Некоторое время он стоял перед домиком, не зная, на что решиться - войти или убраться восвояси. Наконец, сказал себе - "а, будь что будет" и шагнул на крыльцо.
     - Эй, - окликнул он, остановившись на пороге. - Кто здесь?
     - Я, - ответил ему чей-то слабый голос.
     Голос был явно женский, и он почувствовал некоторое облегчение. Нарваться на агрессию какого-нибудь подвыпившего амбала ему не хотелось, хотя после многолетних тренировок и упражнений с "железом" он мог бы совладать и с самым крепким амбалом.
     - Я хочу укрыться от дождя, - сказал он как можно дружелюбнее. - Не помешаю?
     - Нет, входите.
     Он вошел в домик, прошел к темному окошку и сел на скамейку. В нос ему ударил запах сигаретного дыма, и он поморщился.
     - Что вы здесь делаете? - спросил он.
     - Думаю, - ответил женский голос.
     - О чем?
     - Как лучше это сделать.
     - Сделать что?
     Последовала пауза, и вслед за тем спокойный голос произнес:
     - Покончить собой.
     На миг он забыл даже о головной боли.
     - То есть... вы хотите умереть? - удивленно спросил он.
     - Хочу, - ответила девушка. - За этим я сюда и пришла. А вы мне помешали.
     - И как вы собирались это сделать? - спросил он с любопытством (в нем проснулся профессиональный интерес).
     Тогда девушка наклонилась к нему и протянула руку. В руке ее был какой-то предмет. Он хотел прикоснуться к предмету, но она отдернула руку.
     - Не трогайте, можете порезаться!
     - А что это?
     - Бритва, - ответила она. И пояснила: - Опасная бритва. Трофейная. Когда-то она принадлежала моему деду. Сегодня днем я наточила ее. Теперь она очень острая.
     Он почувствовал что-то вроде страха. А что, если эта сумасшедшая, ударит его бритвой? В темноте он даже не сможет увернуться. Нужно встать и убраться подальше от домика, но как это сделать? Если она поймет, что он встает, она может ударить его бритвой. В живот... А может быть, в бедро...
     Он поежился.
     - Не понимаю, зачем вам это? - спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
     - Я собиралась забраться в домик и перерезать себе вены, - ответила девушка. Помолчала и добавила: - Мне больше незачем жить.
     Он подумал, что она шутит, но на всякий случай слегка придвинулся к выходу и, чтобы заглушить звук движения, сказал:
     - Резать вены нужно в теплой ванне, неужели вы этого не знали?
     - Зачем? - поинтересовалась девушка.
     - Чтобы кровь не свернулась.
     - Спасибо, - сказала она абсолютно серьезным голосом. - Теперь буду знать. Может быть, есть еще какие-нибудь нюансы?
     - Есть. Резать запястье нужно не поперек, а вдоль. Там располагается артерия. Если вы порежете поперек, ничего не получится. Кровь немного покапает и остановится. Потом ваши порезы увидит какой-нибудь милиционер и отвезет вас в психушку. Этим все и кончится.
     Девушка молчала. Должно быть, она была удивлена.
     - А... откуда вы все это знаете?
     - Я думал, что это все знают, - ответил он. - Об этом же в каждом фильме говорят.
     - Я не смотрю кино.
     Он еще немного продвинулся к выходу.
     - Почему?
     - Просто не люблю, и все. В кино все врут.
     Он попробовал разглядеть в темноте ее лицо, но у него ничего не вышло.
     - Я и записку в карман положила. Хотите прочту? - И она процитировала по памяти, не дожидаясь разрешения: - В моей смерти прошу никого не винить. Я ухожу из жизни добровольно, потому что меня все задолбало. Всем привет!" Ну как вам?
     - Лаконично, - ответил он. - А почему вы решили убить себя? У вас что-то случилось?
     - Случилось, - ответила она. - Меня бросил парень. Ушел к моей лучшей подруге.
     Он усмехнулся, но тут же, боясь, что девушка расценит усмешку по-своему, сказал абсолютно серьезным голосом:
     - Но ведь можно найти другого парня.
     - Можно, - неожиданно легко согласилась она. - А также подругу и родителей. А в придачу и квартиру.
     - А ваши родители, они...
     - Погибли, - договорила за него девушка. - В автокатастрофе полтора месяца назад. А после похорон ко мне домой заявилась тетка и объявила, что квартира, в которой я жила с рождения, принадлежит ей. И показала бумаги. С ней были судебные приставы.
     - Да, дело дрянь, - сказал он, одновременно еще чуть-чуть придвинувшись к выходу.
     Он по-прежнему не мог разглядеть в темноте лица девушки.
     - Ну а вы? - спросила девушка. - Вы что здесь делаете?
     - Просто шел мимо.
     - Шли мимо? В темноте, через парк? - Она нервно хихикнула. - Да вы здесь уже час ходите. Это ведь вы бродили под фонарями - там, возле киосков?
     - Может быть, - сказал он, едва скрывая досаду. Ему неприятна была сама мысль о том, что кто-то может за ним незаметно наблюдать. Он даже передернул плечами.
     - Вам холодно? - быстро спросила девушка.
     - Нет. А вам?
     - А мне все равно. Я ведь собралась покончить жизнь самоубийством или вы забыли?
     Она швырнула окурок в окно и зашуршала пачкой, доставая новую сигарету.
     - Если вы хотите убить себя, то почему же вы медлите? - поинтересовался он. - Так вся решимость пройдет.
     - У меня ее и не было.
     - Но как же вы...
     - Очень просто, - перебила она. - Я хочу умереть, очень хочу. Но у меня не хватает смелости перерезать себе вены. Видите ли, дело в том, что я боюсь боли. Кстати, вы не знаете, это будет очень больно?
     - Думаю, нет.
     - Ну, тогда... - Из темноты раздалось шуршание.
     - Эй, - встревоженно спросил он. - Эй, вы что там делаете?
     - Пробую сделать, как вы сказали - разрезать запястье вдоль руки.
     - Но ведь кровь свернется! Нужна ванна с теплой водой.
     - Ах, да. Черт... Что же делать. Кроме бритвы, у меня ничего нет.
     - А вы... - Договорить он не смог, во лбу запульсировала мигрень, да так сильно, что его едва не стошнило. Он тихонько застонал.
     - Что с вами? - спросила девушка встревоженно. - Да что происходит-то?
     - Мигрень, - сдавленно выговорил он. - Голова... болит.
     - Вы поэтому ходили по парку? - догадалась она. - Чтобы заглушить боль?
     - Да, - сипло ответил он, сжимая голову ладонями.
     - Но ведь есть таблетки от боли. Анальгин... я не знаю... аспирин.
     - Мне они не помогают, - ответил он. Выждал несколько секунд и облегченно вздохнул - боль слегка отпустила. - Простите, если отвлек вас, - усмехнулся он. - Но вам, действительно, не удастся покончить жизнь самоубийством. По крайней мере, с помощью бритвы.
     - Что же мне делать? - спросила она растерянно. - Мне некуда идти.
     - Но где-то ведь вы жили.
     - У своего парня. Но сегодня я от него ушла. - Она снова нервно хихикнула. - Дожилась. Уже негде покончить самоубийством. Что за поганая жизнь!
     - По крайней мере, у вас нет мигрени, - шутливо сказал он, потирая пальцами лоб. - Это уже что-то.
     - А, бросьте, - небрежно сказала она. - Ваша мигрень пустяк. Я могу избавить вас от нее раз и навсегда.
     - Как это? - не понял он.
     - Да просто. У меня, в некотором роде, талант. Открылся после смерти родителей. Наклонитесь сюда.
     - Зачем?
     - Делайте, что вам говорят!
     Он помедлил несколько секунд, потом попросил, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче:
     - Дайте мне бритву.
     - Зачем?
     - Я же не спрашиваю вас, что вы хотите сделать с моей головой. Дайте и все!
     - Что ж, это справедливо. Держите.
     Он увидел, как в темноте к нему протянулась рука, еще более темная, чем сама тьма. Бритву он взял осторожно, опасаясь, что она все еще может быть раскрыта. Взял, на секунду задержал в руке, убедился, что это действительно бритва, и быстро сунул ее в карман.
     - Отлично, - сказал он, снова обретя уверенность.
     - Я отдала вам бритву. Теперь давайте сюда вашу голову.
     "А вдруг у нее еще что-нибудь есть? - подумал он. - Бритва или нож... Наклоню голову, а она мне перережет глотку. Ну или..." Новый приступ мигрени не дал ему додумать мысль до конца. Он снова обхватил голову руками и застонал.
     - Ну, это уже ни в какие ворота, - сердито сказала девушка. - Давайте сюда голову или идите отсюда к чертовой матери!
     Он послушно наклонил голову.
     - Уберите руки, - потребовала девушка.
     Он безропотно выполнил приказание. Девушка положила одну ладонь ему на лоб, вторую - на затылок.
     - Теперь постарайтесь расслабиться, - сказала она. - Чувствуете тепло?
     - Нет.
     - Значит, вы недостаточно расслабились. Представьте себе, что ваша мигрень - это червь. Червь, который пожирает ваши мозги.
     - О, черт... Сейчас я сблевну.
     - Терпите. - Она сильнее сжала лоб и затылок ладонями, и он почувствовал, какие они горячие. Словно распаренные полотенца. - Итак, представьте себе, что боль - это червь. Заставьте этого червя выползти из мозга. У вас с какой стороны лба больше болит?
     - С левой.
     - Правильно. Потому что там у вас дыра. Выгоните червя вон. Заставьте его вылезти наружу через эту дыру. Сделайте усилие.
     - Чушь какая-то, - простонал он и попытался высвободить голову. Но девушка держала крепко.
     - Не будьте ребенком. И слушайтесь меня. Выгоняйте червя! Повторяйте за мной - червь, убирайся вон!
     - Червь... Бред какой-то.
     Девушка легонько шлепнула его ладонью по пылающему лбу.
     - Не отвлекайтесь. Повторяйте: червь, убирайся вон.
     У него не было больше сил протестовать. Боль измотала и доконала его. Он тихонько заскулил, как раненый пес, потом послушно произнес:
     - Червь, убирайся вон.
     - Еще раз! - потребовала незнакомка.
     - Червь, убирайся вон.
     - Он вас послушался. Он уже выходит. Я его чувствую. Давайте, давайте, гоните его вон.
     - Червь, убирайся, - чуть не плача, повторил он. Голова готова была взорваться от боли.
     И вдруг - все кончилось. Он почувствовал в черепе странную пустоту. Но боли больше не было. Не в силах поверить в чудо, он легонько подвигал головой влево и вправо. Боли не было.
     Мигрень преследовала его уже лет тридцать. Бывало, что она не трогала его по два месяца подряд, так, что он почти забывал о ней. Порою боли повторялись каждую неделю. От легкой мигрени он спасался с помощью цитрамона. С сильной же не было никакого сладу. Если приходила такая боль, оставалось только одно - стиснуть зубы и терпеть.
     В такие часы он едва удерживался, чтобы не застонать и тихо шептал:
     "Господи, почему именно со мной?... За что ты меня наказываешь?... Неужели это никогда не кончится".
     Но проходило несколько часов, и боль уходила. Это было самое блаженное время - он чувствовал себя словно заново родившимся. Каждая мелочь доставляла радость. Свежий ветер, запах деревьев, вид проплывающих по небу облаков. И тогда он думал: какого черта мы мечемся по земле, ищем чего-то? Ведь у нас все уже есть! Как мало человеку нужно, чтобы почувствовать себя счастливым. Главное счастье, это когда у тебя ничего не болит".
     Так проходили годы. Боль то уходила, то возвращалась, а он учился с нею жить. И никак не мог научиться.
     - Ну, как? - спросила девушка, убирая ладони с его головы.
     - Не болит, - только и смог ответить он.
     - Ну и слава Богу.
     Он выпрямился, осторожно покрутил головой, потер пальцами лоб, снова покрутил. Боль не возвращалась.
     - Больше у вас никогда не будет мигреней, - сказала незнакомка.
     - Но как вы это...
     - А, просто. Я убила червя.
     В темноте ее голос прозвучал несколько зловеще, словно это был голос Черной Феи из сказки, которую на ночь рассказывала ему мать.
     - Убили червя? - переспросил он.
     - Угу. Ох, и силен же он у вас был. Видать, давно жрал ваши мозги. Мигрени-то у вас, наверно, с детства?
     - С шести лет. После солнечного удара.
     - Ну, я так и знала. Вот он за столько лет и отъелся. Но теперь все будет в порядке. Я его прикончила.
     Он сидел на скамейке, как громом пораженный, все еще не силах поверить в сказочное избавление от боли.
     - Это невероятно, - проговорил он хриплым от пережитого потрясения голосом.
     - Согласна, - ответил ему из темноты голос девушки. - Я сама не знаю, как это происходит. Просто получается, и все.
     - И этот дар появился у вас после гибели родителей?
     - Угу. Но я бы не назвала это даром. Так, небольшая способность. Тем более что у меня не всегда получается. Некоторые люди не поддаются. Просто не идут на контакт. А с вами все было просто.
     Он помолчал, приходя в себя. Потом осторожно спросил:
     - И боли больше не будет?
     - Я же сказала: нет.
     - Никогда?
     - Никогда.
     - Откуда вы это знаете?
     - О, Господи! Я ведь уже сказала вам: понятия не имею. А теперь верните мне мою бритву.
     Однако он не спешил возвращать бритву. Он на несколько секунд задержал дыхание, чтобы услышать, как дышит девушка. Дышала она судорожно и хрипло, словно была простужена. Теперь он мог бы с точностью до сантиметра сказать, где именно находится ее голова, хоть совершенно ее не видел.
     Внезапно он учуял легкий аромат ее духов и почувствовал возбуждение. Внизу живота прокатилась жаркая волна. Возбуждение стремительно нарастало и, наконец, стало столь сильным, что он даже растерялся. Вероятно, это произошло из-за внезапного избавления от боли. Организм пережил встряску и теперь сам вытворял чудеса.
     "Словно заново родился", - с усмешкой подумал он, вдыхая запах девушки.
     Он вдруг представил себе, как срывает с нее одежду, как режет на куски ее молодое жаркое тело. Он даже почувствовал, как входит в нее... И при одной мысли об этом едва не кончил.
     "Нет, - сказал он себе строго. - Нельзя! Только не с ней". Однако воображение продолжило рисовать ему картины одну соблазнительнее другой.
     - Так вы вернете мне бритву? - снова заговорила девушка, и он вздрогнул.
     Он напряг всю волю и даже заскрежетал зубами, подавляя дикое желание. И ему это удалось. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно:
     - Вы все еще хотите умереть? - спросил он.
     - Да, - без промедления ответила девушка.
     - И не знаете, как это сделать?
     - Не знаю.
     - А что если бы нашелся человек, который помог бы вам это сделать?
     - В каком смысле?
     - Ну проделал бы за вас эту работу.
     Он понял, что она улыбается в темноте.
     - Вы это серьезно?
     - Да.
     - Я бы сказала этому человеку огромное спасибо. Но, к сожалению, такого человека не...
     Он действовал быстро и спокойно, без лишних движений. Достал из кармана бритву, бесшумно раскрыл ее, схватил девушку за волосы и ловким, отточенным движением перерезал ей горло - от левого уха до правого.
     - Я... не... зачем... - успела проговорить девушка, и слова ее потонули в бульканье крови.
     Он дождался, пока она затихнет, отодвинувшись как можно дальше. Потом достал платок, вытер рукоять бритвы и вложил ее в руку девушки. Все будет выглядеть так, словно она сама перерезала себе горло. Он точно рассчитал направление движения бритвы. К тому же в кармане у нее лежит записка. Так что, и с этим проблем не будет.
     Он протянул руку, чтобы коснуться глаз девушки, но пальцы его остановились в сантиметре от ее лица.
     - Я сделал эту работу за тебя, - сказал он. - Ты помогла мне, я - тебе. Я умею быть благодарным. Спи спокойно, я больше тебя не трону.
     Он убрал руку и бесшумно, как тень, выскользнул из сказочного домика. Ночь была безлунная и черная. А дождь все лил и лил, смывая с крыльца его следы.
     
     
     9
     
     Всю ночь Турецкий провел в размышлениях. К утру он задремал, но, проспав всего пару часов, вдруг проснулся - разом, как от удара током. Он сел на кровати и уставился в окно. С минуту сидел, уставившись в одну точку, потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и тихо воскликнул:
     - Ну конечно!
     А вспомнил он один разговор, который произошел несколько дней назад между ним и Родионом Плотниковым. Тогда в кармане у Плотникова зазвонил телефон, он взял его и сказал... Что же он сказал? А буквально вот что:
     ...
     - Алло... Да-да, заказывал... Да, рамы. Пришлите по тому же адресу, что и раньше... Ну, примерно через час... Хорошо. Спасибо!
     - Что, решили поменять рамы на окнах? - поинтересовался тогда Турецкий.
     А Плотников ответил:
     - Да, пора бы уже.
     - Я бы мог посоветовать хорошую фирму, но вижу, вы уже обо всем договорились, - сказал ему Турецкий.
     "Вот оно - рамы! Никакие это не оконные рамы. Это рамы для картин". Александр Борисович почувствовал приятное волнение.
     - Идем дальше, - сказал он вслух. - Жена Плотникова сказала, что дома он красок отроду не держал. А он просил прислать рамы по тому же адресу "что и раньше". Возможно, он у них постоянный клиент.
     Турецкий взял с тумбочки телефон и набрал номер Анны Плотниковой.
     - Алло, - тут же отозвалась она.
     - Анна Львовна, добрый день! Это Александр Борисович Турецкий. Приятель вашего мужа из агентства "Глория".
     - Глория? А, помню-помню... Добрый день! Только мужа сейчас нет дома.
     - А где он?
     - В командировке. Домой вернется не раньше завтрашнего дня. На мобильный звонить не пробуйте, муж забыл его дома.
     - Ясно. Анна Львовна, вы не могли бы ответить на пару моих вопросов? Это очень важно.
     - Конечно. А что случилось?
     - Ничего, но... Помните, вы говорили, что Родион красок дома отродясь не держал. Значит, он пишет картины не дома, так? Скажите, у вашего мужа есть мастерская или что-нибудь в этом роде?
     Анна Львовна помолчала, соображая. Потом смущенно ответила:
     - Вообще-то, должна быть. Но я не знаю, где. В последнее время мы с ним редко разговариваем, и он почти ничего мне не рассказывает. Он вообще не любит ни с кем говорить о своем хобби. Так что, ничем не смогу вам помочь.
     Турецкий немного расстроился, но решил использовать последний шанс.
     - Тогда, может быть, вы знаете, где он обычно покупает краски и подрамники? Знаете, художники обычно делают покупки в одном и том же магазине.
     - Дайте соображу... Да, Родион всегда отоваривается в магазине для художников... Как же его... "Пикассо". По-моему, так. Я как-то заезжала туда вместе с ним.
     - Вы помните адрес?
     - Где-то на Выхино. Неподалеку от Лермонтовского проспекта. Точно не помню.
     - Хорошо, спасибо!
     - Да не за что. Если что-нибудь понадобится, звоните. Хотя Родион скоро и сам приедет.
     - Всего доброго!
     Поговорив с женой Плотникова, Александр Борисович тут же позвонил Плетневу.
     - Алло, Антон! Есть дело.
     - Что за дело? - сонно ответил Плетнев.
     - Мне нужен адрес магазина для художников под названием "Пикассо". Расположен в районе Выхино-Жулебино. Недалеко от Лермонтовского проспекта.
     - Ясно. Как срочно?
     - Очень срочно. Я пока приведу себя в порядок, а ты поищи. Как только найдешь - тут же позвони мне.
     - Хорошо, - ответил Плетнев, но голос у него при этом был жутко недовольный.
     Минут через двадцать он перезвонил. Александр Борисович успел принять холодный душ, и теперь чувствовал себя бодрым и посвежевшим.
     - Александр Борисович, магазин такой есть, - вяло доложил Плетнев. - Запиши адрес и телефон...
     Плетнев продиктовал, Турецкий записал на сигаретной пачке.
     - Они начинают работать через сорок минут, - продолжил Плетнев. - Так что, если тронешься сейчас, подъедешь к самому открытию.
     - Хорошо, Антон. Спасибо!
     Турецкий хотел положить трубку, но Плетнев быстро спросил:
     - А зачем тебе этот магазин? Это как-то связано с Мариной Соловьевой?
     - Возможно, - ответил Турецкий. - Но сначала мне нужно кое-что проверить.
     - Ох, Александр Борисович, не доведет тебя до добра привычка так много сообщать своим коллегам, - недовольно сказал Плетнев и повесил трубку.
     
     
     * * *
     
     Магазин "Пикассо - товары для художников" располагался на тихой улочке в районе Жулебинского бульвара.
     Внутри было прохладно и тихо. По небольшому залу, присматриваясь к холстам и краскам, слонялись двое бородатых, небрежно одетых мужчин. За прилавком стояла очень полная, но моложавая и еще довольно привлекательная женщина с высокой прической.
     Когда Турецкий подошел к прилавку, она приветливо ему улыбнулась. Турецкий улыбнулся в ответ.
     - Здравствуйте! - приветливо сказал он. - Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я старший следователь прокуратуры. Вы не могли бы ответить на пару вопросов.
     - Да, конечно, - ответила продавщица и поправила рукою волосы. - Что вас интересует?
     - Дело в том, - вежливо начал Турецкий, - что человек, которого мы ищем, покупает краски и холсты в вашем магазине.
     - Вы думаете я помню всех клиентов? - усмехнулась продавщица.
     - Обычно он заказывал их по электронной почте.
     Выщипанные бровки продавщицы приподнялись.
     - Вон оно что. Если по почте, то вопросы нужно задавать не мне, а нашему сисадмину.
     - Сисадмину, - повторил Александр Борисович. - Ясно. А где я могу с ним встретиться?
     - Да прямо здесь. Сейчас я его позову.
     Женщина вышла из-за прилавка, величественно проплыла мимо Турецкого, улыбнувшись ему на ходу, и вошла в боковую дверцу, которую Александр Борисович сразу и не заметил.
     - Вася! - донесся из-за двери бархатистый, раскатистый голос продавщицы. - Тут тебя спрашивают. Будь добр, выйди на минутку.
     - Кто спрашивает? - спросил грубый голос.
     - Следователь из прокуратуры.
     - Какого черта ему надо?
     - А это, Вася, ты спросишь у него сам. - Она приоткрыла дверь, подмигнула Турецкому и бросила через плечо. - Лучше выйди поскорее. У этого следователя очень строгий вид.
     Сисадмин Василий вышел почти тотчас за продавщицей. Это был рослый парень с недовольным лицом и стриженной под машинку круглой головой.
     Он бросил на Александра Борисовича подозрительный взгляд и спросил:
     - Вы, что ли, следователь?
     - Угадали. Я вас надолго не задержу.
     Парень ухмыльнулся.
     - А такое бывает? Последний раз меня задерживали на два года.
     - За что?
     - Угон машины, - небрежно ответил Василий. - Но если вы из-за этого, то я давно в завязке. Теперь меня интересует другое "железо". Я торчу здесь с раннего утра до позднего вечера. Так что, если у кого-то угнали тачку, то на меня вам свалить не удастся.
     - У меня и в мыслях не было, - пожал плечами Александр Борисович.
     - Да? Тогда зачем я вам?
     - Вы ведь торгуете товарами через Интернет?
     Василий помедлил, словно размышлял - куда клонит этот следователь и не стоит ли сразу пойти в "отказку". Затем нехотя ответил:
     - Ну, случается.
     - И много заказов бывает?
     Василий задумчиво потер пальцами небритый подбородок.
     - Да когда как. Бывает несколько за день, а бывает и вообще ничего.
     - Меня интересуют ваши постоянные клиенты, - сказал Александр Борисович. - Наверняка информация о них хранится в базе данных?
     - Если покопаться, то можно найти, - ответил сисадмин, и в глазах его появился живой интерес. - А что именно вам нужно?
     - Мне нужен адрес человека, который пятнадцатого числа этого месяца заказывал у вас рамы. Вернее - адрес, по которому вы доставляли заказ.
     - Что ж, пойдемте в мой кабинет, поищем.
     Кабинет у бывшего угонщика оказался размером чуть больше кладовки, узкий и длинный. Зато у дальней стены кабинета стоял стол с "навороченным" компьютером со всеми "примочками" и "прибамбасами", как тут же доложил Турецкому сисадмин.
     - На обстановку не смотрите, - слегка смущенно сказал Василий. - Тут главное - техника.
     - Значит, на технику владельцы магазина денег не жалеют?
     - Владельцы-то? Да они третий месяц обновить вывеску не могут - жалеют денег на краску, а вы говорите "техника". Нет, комп я упаковал сам. Покупал все "примочки" на свои кровные. Правда, если уволят, я все заберу с собой. Я сразу договорился.
     Сисадмин сел за стол и тут же забегал пальцами по клавишам.
     - Какое число, вы сказали, вас интересует?
     - Пятнадцатое.
     - Пятнадцатое, - медленно, врастяжку повторил сисадмин, постукивая по клавиатуре. - Тэк-с... Посмотрим, что у нас было пятнадцатого числа... Анна, вот. Есть!
     - Что там? - Александр Борисович склонился над монитором.
     - Было четыре заказа. Один купил краски и грунтовку... Трое других - подрамники и рамы. Итак, у вас три возможных варианта. Какой из троих выберете?
     - А что, имен тут нет?
     - Есть - Саша, Дэн и Михаил. Фамилий мы не спрашиваем. Нам достаточно знать номер домашнего телефона и адрес.
     Турецкий недовольно нахмурился.
     - Мне нужен постоянный клиент, - сказал он.
     - Сейчас посмотрим. - Сисадмин снова застучал по клавишам. - А-га, - проговорил он, таращась в экран. - А они все трое - постоянные.
     - Мне нужны адреса и телефоны.
     - Пожалуйста, я вам распечатаю.
     Сисадмин ударил пальцем по клавише и послал страничку в печать.
     
     
     10
     
     Луч солнца медленно переползал с щеки на глаз. Когда он коснулся краешка глаза, глаз открылся. Снова закрылся и снова открылся. Хриплый со сна голос произнес:
     - Вот черт... Кажется, я заснул.
     Он поднял голову и зевнул, затем огляделся по сторонам, не сразу вспомнив, где находится. Затем увидел распятую на столе обнаженную женщину и улыбнулся.
     - Прости, малышка, я заснул, - сказал он и протянул руку, чтобы погладить пленницу по голове, но тут же отдернул руку и зашипел от боли. Он совсем забыл про прокушенную кисть. По бинту расползлось темно-красное пятно.
     - Срань Господня... - в сердцах прошептал он. - Ну, посмотри, что ты наделала, дрянь. Эй! Ты жива?
     Он встал со стула и склонился над лицом пленницы. Глаза ее были закрыты. Он приложил здоровую руку к ее шее, выждал несколько секунд и облегченно вздохнул:
     - Жива. А ну-ка, открой глаза и скажи папочке "доброе утро!"
     Он пальцами раскрыл ей веки, женщина дернула головой и застонала.
     Он засмеялся.
     - Вот и хорошо. Прости, малышка, я уснул, не закончив работу. Слишком сильно устал. Но теперь мы все исправим. - Он посмотрел в окно и удовлетворенно кивнул. - Хороший свет. Я сделаю тебя богиней любви. А картину назову... "Пробуждение Венеры", - торжественно проговорил он.
     Он выбрался из-за стола и подошел к крану. Открыл воду, набрал пригоршню воды и брызнул себе на лицо.
     - Уф... Хорошо. Чувствую себя отдохнувшим. Ну а ты? Ты хорошо поспала?
     Пленница что-то тихо замычала в ответ.
     - Если не выспалась, можешь еще вздремнуть, - милостиво разрешил он. - А я пока займусь приготовлениями. Люблю работать с утра.
     Он прошел к мольберту. Солнце ярко освещало лежащее на столе тело. Несколько минут он возился с тюбиками красок и растворителями, все это время с губ его не сходила улыбка. "Это будет самое лучшее из моих произведений, - думал он, смешивая краски. - И на этот раз мы обойдемся без Тициана и Караваджо".
     - Ты хорошо освещена, - сказал он вслух. - Ты знаешь, раньше я писал только мертвые тела. Мне это казалось интересным. Но сегодня я изменю традиции.
     Пленница молчала. Она снова закрыла глаза.
     - Спи, родная, - ласково сказал он, чувствуя, как в его душе поднимается нежность к этому живому, гибкому, великолепному телу. - Спи и ни о чем не волнуйся. Я работаю быстро. Часа через два все будет закончено. И когда я отставлю в сторону мольберт, нам уже ничто не помешает. А пока постарайся не двигаться, - пошутил он. - Я начинаю.
     
     
     * * *
     
     Первый раз он взял в руки кисть года в двадцать три. Перед этим он ходил на выставку Сальвадора Дали в Центральный дом художника. Полотна испанца поразили его воображение.
     Домой он вернулся взволнованный и возбужденный. Всю ночь ему снились живописные полотна, но в его снах они оживали. Тела были настолько реальны, что он мог коснуться их пальцами и ощутить их прохладу или тепло.
     На следующий день, возвращаясь домой из университета, он увидел маленький магазинчик художественных принадлежностей и не смог побороть искушение - зашел. В кармане у него лежала стипендия. Полчаса он бродил по магазинчику, а когда вышел оттуда, в кармане остались деньги только на метро. Зато в руках он нес пакет с небольшим холстом, красками и альбомом репродукций. Он хотел купить Сальвадора Дали, но денег хватило только на Тициана.
     Дома мать устроила ему скандал, и он вынужден был оправдываться.
     - Ма, это же искусство! Ты не понимаешь! Это же красиво!
     - Дома жрать нечего, а ты потратил всю стипендию на идиотскую книжку и дурацкие краски.
     - Это не идиотская книжка. Это альбом Тициана. А краски мне нужны, чтобы рисовать. Я хочу быть художником.
     - Да будь хоть чертом лысым, но если еще раз разбазаришь деньги, я выставлю тебя из дома. Будешь ночевать во дворе и жрать отходы с помойки.
     Мать стояла перед ним - толстая, гневная, с распущенными сальными волосами, в старом халате, сквозь дыры которого было видно ее бледное, жирное тело. Внезапно он почувствовал такое омерзение, что даже подумал: "Хорошо бы ее убить!"
     Он заперся у себя в комнате и достал из пакета холст, натянутый на подрамник. Подумав, как бы его получше приспособить, он поставил холст на стул. Потом занялся красками.
     И вот - все было готово.
     И вот тут-то он задумался. Оказалось, что он понятия не имеет, что рисовать. Сначала хотел перенести на холст антураж своей комнаты. Но это было как-то скучно. Тогда он решил нарисовать натюрморт - принес из гостиной кувшин, из кухни - несколько яблок, взгромоздил все это на письменный стол и взялся за кисть.
     Но и тут остановился. Как-то все это было обыденно и неинтересно. Тут ему в голову пришло, что слово натюрморт означает в переводе с латинского "мертвая природа". Это он помнил еще со школы. "Мертвая природа" звучало забавно и... зловеще. Ему это понравилось. Он стал фантазировать на эту тему, и вскоре обнаружил, что его рука сама собой рисует на холсте графитовым карандашом фигуру лежащей обнаженной девушки.
     "Вот что я буду рисовать!" - понял он.
     И напряг память.
     Он трудился весь вечер и половину ночи. Потом, когда глаза уже слипались, а кисть падала из пальцев, отложил работу и побрел к кровати. Едва коснувшись щекой подушки, он уснул.
     Сон ему снился замечательный. Была тихая летняя ночь. Полная луна освещала небольшой песчаный пляжик, расположившийся среди зарослей травы. На песке лежала голая девушка с разметавшимися волосами.
     Услышав его шаги, она приподняла голову и тихо позвала:
     - Иди ко мне!
     - Сейчас, - ответил он и заспешил к девушке. Но чем быстрее он шел, тем дальше от нее становился. Тогда он побежал, но и это не помогло. Теперь до девушки было так далеко, что он не видел ее лица. Только очертания ее фигуры на фоне синего сумеречного неба.
     Тогда он побежал еще сильнее, и пространство поддалось его упорству. Он был все ближе и ближе к своей цели. И наконец, между ним и девушкой осталось не больше двух метров. Тогда вдруг девушка легко, словно была куклой-марионеткой, которую дернули за нити, поднялась на ноги и медленно повернулась к нему лицом. И тогда он увидел, что на месте лица у нее черная дыра, окруженная ореолом серебрящихся в лунном свете волос.
     Девушка протянула руки ему навстречу, и из дыры донесся далекий, девичий голос:
     - Иди ко мне-е-е! Я жду тебя-я-я!
     Зрелище было настолько завораживающим, что он остановился, как вкопанный.
     - Ну же! - позвала девушка, по-прежнему протягивая к нему руки. - Вставай! Хватит спать! Ты встанешь, маленький гаденыш! Вставай, пока я не переломала тебе кости!
     Голос был ужасный, пропитый, прокуренный, по-базарному наглый. И вдруг он понял, что голос этот принадлежит его матери.
     Что-то ударило его по лицу, и он проснулся.
     Он открыл глаза, и тут мать ударила его второй раз - хлестко, наотмашь, всей ладонью. Голова его мотнулась в сторону, а в черепе зазвенело.
     - Вставай, маленький гаденыш! - орала мать. - Я тебе покажу, как рисовать похабство!
     - За что! - крикнул он в ответ, заслоняясь руками от сыплющихся на него ударов. - За что ты меня?!
     - Он еще спрашивает за что! - Мать повернулась и схватила со стула холст. Ткнула этим холстом ему в лицо и заорала: - Что это ты тут намалевал! Это же голая баба! А что у нее с лицом? Ах ты, больной маленький ублюдок!
     Она принялась лупцевать его холстом по голове. Некоторое время он защищался, но потом в мозгу со всей отчетливостью запульсировала мысль: "Пора с этим кончать!"
     Он вырвал холст из рук матери и отбросил его в сторону. Потом вскочил с кровати и ударил мать кулаком по лицу. Она вскрикнула и отшатнулась. Тогда он ударил еще. А потом еще, входя в раж и не в силах остановиться.
     - Вот тебе, старая стерва, - глухо и негромко, с холодной, отчетливой яростью приговаривал он. - Вот тебе краски. А вот тебе холсты.
     Мать упала на пол, и он еще пару раз пнул ее ногой по жирному боку. Она перевернулась на живот, прикрыла разбитое лицо ладонями и отвратительно захрюкала, тряся жирными плечами. Он хотел пнуть еще раз, но сделал над собой усилие и остановился. Он смотрел на рыдающую на полу женщину и не мог поверить, что это его мать, настолько отвратительным существом она ему казалась. Ему даже захотелось помыть руки, которые прикасались к ее физиономии. Он усмехнулся и злобно проговорил:
     - Ладно, живи, старая карга. Но помни: еще раз сунешься в мою комнату - убью.
     - Ублюдок... - всхрюкивала женщина. - Твареныш... На мать... Руку... Дрянь...
     - Какая ты мне мать, - брезгливо произнес он. - Ты животное. Алкоголичка. Грязная свинья. С сегодняшнего дня будем жить по-другому. Пока я дома, сиди у себя в комнате, чтобы я не видел твою похабную рожу. Высунешь нос - я тебе его оторву.
     - В милицию, - бормотала она, всхлипывая. - Обращусь... Посадят... Тебя...
     - Только попробуй, - гневно пригрозил он. - Я тебе намну твои жирные бока, а потом спалю вместе с этой чертовой халупой. А теперь... поднимай жирную задницу и выметайся из моей комнаты. Ну! - И он еще раз, для острастки, пнул лежащую на полу женщину.
     Она тяжело, упираясь руками в пол, поднялась на ноги. Ухватилась рукой за дверной косяк и, пошатываясь, двинулась вон из комнаты.
     Дождавшись, пока она выйдет, он с силой захлопнул за ней дверь. Потом посмотрел на пол. Ковер был забрызган кровью. Глядя на кровавые пятнышки, он поморщился от отвращения. Потом поискал, чем бы их вытереть, но ничего не нашел. Тогда он просто наклонился и скатал ковер с одного конца.
     Потом поднял с пола холст и тщательно его осмотрел. Деревянные планки подрамника были сломаны, но в принципе их несложно было починить. Сам холст практически не пострадал, лишь был чуть-чуть порван в одном месте. Изображение осталось, а это главное.
     Он повернул стул к окну и поставил на него холст. Потом сел на кровать и стал смотреть на него. На холсте была изображена обнаженная девушка, лежавшая на земле, раскинув руки, в позе распятого на кресте Иисуса. Светлые волосы девушки разметались по земле подобием ореола или нимба. Вместо лица зияла черная, кровавая дыра.
     
     
     * * *
     
     Он и впрямь работал быстро. Как Ван Гог. Через час картина в общих чертах была готова. Он занялся лессировкой.
     Вдруг пленница застонала и заметалась на своем жестком "ложе". Он в сердцах бросил кисть.
     - Ну, что еще такое?
     Женщина продолжала метаться, дергая головой из стороны в сторону. Досадливо хмуря брови, он подошел к ней и сказал - строго, как учитель, делающий выговор нерадивому ученику:
     - Если ты не перестанешь дергаться, я займусь твоим личиком.
     Пленница продолжала метаться. Лицо у нее было потным и бледным, как полотно.
     - Ну, хорошо, хорошо... - с неудовольствием проговорил он. - Только не вздумай кусаться, иначе я вырву тебе все зубы.
     Он протянул руку и сдернул с губ женщины скотч. Потом ухватил кляп и быстро выдернул его. Пленница тяжело, с хрипом втянула воздух ртом. Потом тяжело задышала. Некоторое время он молча наблюдал за ней. Потом сказал:
     - Ну хватит притворяться. Тебе ведь стало лучше?
     - Во... воды... - прохрипела пленница.
     - Ах, да. - Он кивнул. - Про воду я совсем забыл. Просто вылетело из головы. Прости.
     Он прошел к раковине, открыл воду, набрал немного в пригоршню, вернулся к столу и вылил воду женщине на лицо. Она попыталась слизать капли с губ распухшим языком, но не смогла и застонала от боли.
     - Что, мало? - удивленно спросил он. - Да ты настоящая водохлебка! Ну, хорошо, дам еще немного.
     Он снова принес пригоршню воды и сказал:
     - Раскрой рот.
     Пленница послушно раскрыла рот. Губы у нее были опухшие и потрескавшиеся. На них запеклась черная кровь.
     - Лови! - весело сказал он и выплеснул воду женщине в рот. Она сглотнула воду и закашлялась.
     - Ну-ну-ну, - успокаивающе сказал он и погладил девушку по потным, спутанным волосам. - Потерпи еще немного, скоро все кончится.
     - Не... могу... - хрипела пленница. - Плохо... Больно...
     - Если тебя это успокоит, мне тоже не сладко. Посмотри на мою руку. - Он поднял перед собой забинтованную кисть. - Видишь? Ты отхватила мне здоровенный кусок мяса. Я чуть не помер от болевого шока. Ну все-все, хватит скулить. Пора работать.
     Он сжал пальцами нос женщины, она судорожно открыла рот и он сунул ей в рот кляп. Затем снова заклеил губы скотчем.
     - Ну вот. Теперь мы закончим картину, а потом как следует развлечемся. Ты не против? Вот и хорошо.
     Он вернулся к мольберту.
     Пленница снова задергала головой. И в унисон этим судорожным, резким движениям у него задергался глаз.
     - Дрянь, - выдохнул он. - Ты перестанешь дергаться или нет?... - Он схватил флакон с растворителем и замахнулся на женщину. Однако сдержался и холодно проговорил: - Прости, я на секунду выйду.
     Он быстро вышел из кухни, затворил за собой дверь, быстро пошел по коридорчику, размахнулся и яростно швырнул флакон в дверь. Флакон ударился о железную ручку двери и разлетелся на куски.
     - Сука! - рявкнул он. - Сука! Сука! Сука!
     Он весь трясся от ярости, лицо его налилось кровью, губы мелко подрагивали. С минуту он стоял так, с хрустом сжимая кулаки и стараясь успокоиться. Наконец ему это удалось. Вспышка ярости постепенна прошла.
     Тогда он пошел в ванную, умыл лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало.
     - Спокойно, приятель, спокойно... Ты должен закончить работу.
     Когда он вернулся на кухню, на лице его не осталось и следа былого гнева.
     - Ну что, - весело сказал он своей пленнице. - Ты готова продолжить? Тогда за работу! - И он снова взялся за кисть.
     
     
     11
     
     "Все-таки Турецкий гений. Как ни обидно это признавать... в свете текущих событий... Но это так".
     Плетнев остановился возле двери, поднял руку и нажал на кнопку звонка.
     - Кто там? - послышался из-за двери гортанный мужской голос.
     Плетнев сделал знак одному из оперативников, стоявших рядом с ним.
     - Ваш сосед снизу! - рявкнул он. - Вы меня залили!
     - Убирайтесь к черту!
     Оперативник посмотрел на Антона Плетнева, тот кивнул. Оперативник вдарил по двери кулаком и закричал:
     - Я сейчас милицию вызову! Совсем совесть потеряли! А ну, открывай, если не хочешь говорить с участковым!
     - Клал я на твоего участкового! - рявкнули в ответ из-за двери. - Иди к черту, скотина!
     Оперативник снова посмотрел на Плетнева. Тот показал глазами на дверь. Оперативник усмехнулся и что есть мочи загрохотал кулаками по хлипкой двери.
     - Откройте, или я вызову милицию!
     - Ну все, - проревели из-за двери. - Сейчас я тебе, скотина, мозги вышибу!
     Послышались тяжелые шаги, затем щелкнул замок, и дверь распахнулась. Огромный рыжеволосый верзила, возникший на пороге, сгреб оперативника за грудки. Но тот ткнул ему в лицо раскрытой ксивой и холодно произнес:
     - Уголовный розыск. Убери от меня лапы.
     Верзила растерянно опустил руки.
     - А что такое? Я никого не заливал. У меня краны закрыты.
     Из-за угла вышел Плетнев.
     - В доме есть еще кто-нибудь? - быстро спросил он.
     - Никого, - ответил верзила, удивленно глядя на Плетнева. - Я один.
     - Вы художник?
     - Ну да. А что?
     - Можно осмотреть вашу квартиру?
     Верзила пожал широкими плечами:
     - Валяйте, осматривайте.
     Он посторонился, впуская незваных гостей в прихожую. Плетнев разочарованно вздохнул. Он понял, что "облажался". Оставалось надеяться, что Турецкому, который поехал проверять второй адрес, повезет больше.
     
     
     * * *
     
     На другом конце Москвы бывший "важняк" Александр Борисович Турецкий стоял перед точно такой же дверью. Стоял и жал на кнопку электрического звонка, надеясь, что из этого выйдет какой-то толк. Однако звонок, судя по всему, не работал. Звонка, по крайней мере, слышно не было.
     Александр Борисович занес уж было кулак, чтобы долбануть по двери костяшками пальцев, но тут дверь распахнулась сама собой.
     - А, сам пришел! - проревел в лицо Александру Борисовичу кряжистый, чернявый, небритый мужик с совершенно бандитской физиономией, одетый в трико и майку.
     Не успел Турецкий ответить, как мужик схватил его за ворот пиджака и вволок в прихожую. Силища у него была непомерная.
     - Попался! - торжествовал хозяин квартиры.
     Александр Борисович попробовал высвободиться от хватки незнакомца, но тот вдруг легко, почти без усилий, швырнул Турецкого на пол и захлопнул за ним дверь.
     - Давно тебя жду, - зловеще ухмыляясь, заявил небритый.
     - Вы меня с кем-то спу...
     Небритый монстр наклонился, быстро схватил Турецкого за руку и легко, как куклу, швырнул его в другой конец прихожей. Александр Борисович даже опомниться не успел.
     - Теперь поговорим, - с кавказским акцентом произнес хозяин квартиры.
     В закрытую кухонную дверь кто-то ударился с той стороны, и женский голос визгливо прокричал:
     - Вахтанг, не смей! Я вызову милицию!
     - Не вызовешь! - проревел в ответ Вахтанг. - Я оторвал трубку от телефона!
     Воспользовавшись заминкой, Турецкий вскочил на ноги и бросился на незнакомца. Однако тот легко увернулся и, не прилагая никаких усилий, использовав лишь инерцию Турецкого, вновь повалил его на пол. Затем сел Турецкому на спину и заломил ему руку.
     - Ну вот, - удовлетворенно сказал он. - Теперь отвечай. Ты - Саша?
     - Александр... Борисович, - морщась от боли, ответил Турецкий. - Какого черта здесь... происходит?
     - Ты ходишь к моей Верке?
     - Вахтанг! - снова крикнули из-за кухонной двери. - Вахтанг, немедленно отопри дверь, или я выброшусь в окно!
     - Выбрасывайся, пожалуйста! - заорал в ответ небритый мужик. Потом повернулся к поверженному Турецкому и, коварно усмехаясь, пояснил: - Не выбросится. Я заклинил окна.
     - Черт... - прорычал Александр Борисович. - Не знаю, что здесь происходит, но ты за это ответишь. Я следователь прокуратуры.
     - Следователь? А я думал римский папа! Отвечай, если не хочешь смерти: давно это у вас?
     - Что?
     - С Веркой! - грозно рявкнул Вахтанг.
     - Не знаю никакой Верки.
     - Это я Верка! - крикнули из-за двери. - Вахтанг, болван, ты не того схватил! Я не знаю этого человека!
     - Как же - не знаешь, - презрительно усмехнулся небритый. - Лучше сама признайся, если не хочешь, чтобы я оторвал ему руку!
     Услышав про руку, Турецкий вновь предпринял отчаянную попытку вырваться, но снова безуспешно. Небритый монстр лишь усилил нажим.
     - Не дергайся, не поможет, - небрежно сказал он. - Я чемпион России по вольной борьбе.
     "Это многое объясняет, - с некоторым облегчением подумал Турецкий. - Вот откуда у него эта мертвая хватка. А я думал, что это я - полная развалина. А это он - герой. Поди совладай с таким медведем".
     - Чего это ты там бормочешь? - подозрительно спросил Вахтанг.
     - Я говорю, права твоя подруга. Болван ты, Вахтанг.
     - Не подруга - жена!
     - Тем более, - усмехнулся Александр Борисович. - Я пришел сюда не просто так. Я выполняю важное задание. И если из-за тебя мы упустим опасного преступника, ты, дурак, за это ответишь. Получишь по полной катушке за противодействие властям. Ясно выражаюсь, генацвале, или тебе по-грузински повторить?
     Уверенный тон Турецкого, похоже, привел неистового грузина в недоумение.
     - Гм... Так говоришь, следователь?
     - Старший следователь прокуратуры по особо важным делам, - сказал Александр Борисович таким холодным голосом, что даже чемпион России по вольной борьбе невольно поежился.
     - Вахтанг, он говорит правду! - прокричала из-за двери жена. - Я не знаю этого человека!
     Небритый монстр явно колебался.
     - Решай, - сказал ему Александр Борисович. - Либо отправишься на нары, либо извинишься, и я обо всем забуду.
     - Ну... Тогда извини.
     Вахтанг выпустил руку Турецкого и слез с его спины. Александр Борисович медленно поднялся на ноги, повернулся к борцу и коротко, без замаха, ударил его кулаком в челюсть. Вахтанг рухнул на пол, будто его срезали. Приподнялся и обалдело тряхнул головой.
     - Чистый нокаут, - сказал Турецкий насмешливо. - Этому вас в борьбе не учили?
     Прошло с полминуты, прежде чем борец пришел в себя. Александр Борисович помог ему подняться. Вахтанг смотрел на него угрюмо.
     - Я просто не ожидал, - буркнул он.
     - Я тоже, - ответил ему Турецкий.
     Чемпион подумал, усмехнулся и кивнул:
     - Это правда. Так ты правда не любовник моей жены?
     - Не могу утверждать этого точно, пока не взгляну на твою жену, - усмехнувшись, ответил Турецкий. Однако по потемневшему лицу Вахтанга он понял, что шутка не прошла, и поспешно пояснил: - Это была шутка. Нет, я не любовник твоей жены. Я пришел сюда по делу.
     - Тогда помиримся, - резюмировал Вахтанг. - Пойдем в комнату, дорогой, угощу тебя настоящим грузинским вином!
     - Эй! - крикнула из-за двери женщина. - Куда это "пойдем"? Ишь, умный какой нашелся, пойдет он! А ну-ка, быстро выпусти меня отсюда!
     Вахтанг презрительно фыркнул и произнес несколько слов по-грузински.
     - А за это ты мне еще ответишь! - крикнула из-за двери жена. - И ты, и твой дружок-алкаш!
     Вахтанг повернулся к Турецкому:
     - Не обращай внимания, дорогой. И не слушай эту глупую женщину. В этом доме всегда рады гостям.
     Александр Борисович потер вывихнутое запястье и ответил:
     - Я это понял. Извини, генацвале, но я сюда не вино пить пришел. Кто из вас художник - ты или жена?
     - Я художник, - ответил Вахтанг. - Хочешь, нарисую твой портрет? Бесплатно!
     - Хочу, но не сейчас. Скажи, в каком магазине ты покупаешь краски и холсты?
     - В "Пикассо". Это в Жулебино. Но я обычно не сам езжу, а заказываю по Интернету. Это удобнее и дешевле. А что?
     - Могу я осмотреть квартиру?
     Вахтанг подозрительно прищурился:
     - Это зачем?
     - Нужно для дела. Ты сам сказал, что я твой гость. А разве гостям принято отказывать?
     - Нет, не принято, - смирился Вахтанг. - Что ж, смотри. У меня тайн нет.
     И он широким жестом пригласил Александра Борисовича в гостиную.
     
     
     12
     
     Оставался еще один адрес. Дом располагался всего в нескольких кварталах от дома, в котором жили неистовый Вахтанг и его сумасшедшая жена.
     Плетнев в компании оперативников медленно пробирался по перегруженной транспортом Москве, скача от пробки к пробке, о чем и сообщил Турецкому по телефону. Впрочем, Александр Борисович не расстроился.
     - Сам зайду, - сказал он Плетневу. - Мне тут пешком минут пятнадцать.
     - Но что, если он - там? - тревожно спросил Плетнев.
     - Ничего, справлюсь как-нибудь. Тем более что вы вполне можете добраться раньше меня.
     - Что-то голос у тебя кисловат, - заметил Плетнев. - Ты что, уже не веришь в свою версию?
     - Скажем так - она вызывает у меня все больше сомнений, - сухо сказал Александр Борисович.
     - А мне она кажется идеальной, - возразил Плетнев. - О, мы, кажется, тронулись! Если больше не будет заминок, минут через десять-пятнадцать будет на месте.
     Дверь как дверь. Деревянная. Почти новая. Старый "сталинский" дом, третий этаж. Лифта, понятное дело, не было и в помине. Пришлось Турецкому одолеть несколько пролетов пешком, попутно благодаря судьбу за то, что не нужно ползти на самый верх.
     Остановившись перед дверью, Александр Борисович машинальным жестом оправил одежду, выждал с полминуты, чтобы успокоить дыхание, и лишь после этого нажал на кнопку звонка.
     Пара аккордов из "Подмосковных вечеров" эхом прокатилась по квартире. Александр Борисович прислушался. Ни шагов, ни покашливания, ни бормотания под нос, ничего...
     Турецкий позвонил еще раз. И еще. Результата не было.
     "Надо было сперва послушать, а потом уже жать на звонок", - с досадой подумал Турецкий и обозвал себя идиотом. Он хотел еще раз позвонить, но передумал. Вместо этого он повернулся и, громко топоча ногами, стал спускаться вниз. Дойдя до первого этажа, он прикинул, куда выходят окна квартиры. Получалось, что не во двор. И на том спасибо.
     Александр Борисович заспешил обратно, на третий этаж, стараясь ступать как можно тише. Остановившись перед квартирой, он осторожно приложил ухо к двери и прислушался. В какой-то момент ему показалось, что он слышит женский голос, но секундой спустя Турецкий понял, что это лишь отголосок какой-то фразы, долетевшей со двора (окна подъезда по случаю жары были открыты настежь).
     Турецкий вслушивался минуты две. Но так ничего и не услышал. В подъезде чем-то сильно воняло. Вероятно, где-то поблизости делали ремонт (время от времени не то наверху, не то внизу начинала противно жужжать дрель). Продолжая вслушиваться, Турецкий поднял руку и нажал на кнопку звонка, надеясь, что "эффект внезапности" даст свои результаты.
     Но в квартире и на этот раз никто не отозвался. Александр Борисович выпрямился и подумал - не попробовать ли взломать дверь? Он уже готов был решиться на это безрассудство, но телефонный звонок отвлек его от отчаянных мыслей.
     - Алло, - сказал в трубку Турецкий.
     - Александр Борисович? - молодой мужской голос.
     - Да.
     - Это Василий. Системный администратор из магазина "Пикассо". Тут у меня был сбой в программке, но сейчас я все отладил.
     - И что?
     - Помните, вы спрашивали про пятнадцатое число?
     - Ну да.
     - Так вот, был еще один заказ. Из-за сбоя он "выпал". Но теперь я все восстановил. Один мужчина заказывал несколько рам. Он тоже наш постоянный клиент.
     У Турецкого вспотела ладонь.
     - Как зовут этого мужчину? - спросил он, скрывая волнение.
     - Имени нет. Клиент числится у нас под кликухой Художник. Продиктовать вам его адрес и телефон?
     - Давай!
     Сисадмин продиктовал и поинтересовался:
     - Записали?
     - Запомнил. Если что, я могу позвонить тебе на этот телефон?
     - Запросто. Труба постоянно при мне. Понадоблюсь - сигнальте.
     Поговорив с Василием, Александр Борисович быстро набрал номер Плетнева.
     - Алло, Антон! Ты где?
     - Подъезжаю к дому. Минут через пять-семь буду на месте. Ты уже там?
     - Поворачивай оглобли! - приказал Турецкий. - Сисадмин накопал еще одного клиента, который отоваривался у них пятнадцатого числа. Пиши адрес и номер.
     Записав, Плетнев скомандовал оперативникам:
     - Парни, поворачиваем назад. Наш адрес на Сущевке. - И снова обратился к Турецкому: - А ты как же? Может, забрать тебя?
     - Нет времени, Антон. Гони туда! Только будь осторожен, мерзавец наверняка вооружен.
     - А если не отзовется?
     - Ломай дверь!
     - Да, но... последствия?
     - Плюнь! - жестко сказал Александр Борисович. - Для нас сейчас главное - спасти женщину. Я всю ответственность возьму на себя.
     - Ох, не знаю, Александр Борисыч... Подведешь ты себя под монастырь. И меня заодно.
     - Не тушуйся, все будет хорошо, - сказал, бодрясь, Турецкий. Но голос его, несмотря на все усилия, прозвучал не слишком бодро.
     - Ладно, - нехотя, ответил Антон. - Сделаю.
     
     
     * * *
     
     Поговорив с Плетневым, Александр Борисович сел на скамейку и достал из кармана сигареты. Спешить больше было некуда. До Сущевки он в лучшем случае доберется минут через сорок. Парни домчат быстрее.
     Турецкий вставил сигарету в рот и чиркнул колесиком зажигалки. Некоторое время он наблюдал за тем, как дым расплывается в воздухе, и ни о чем не думал. Ноги после пробежки по этажам немного ныли, но в голове была приятная пустота. Как будто все проблемы остались за плечами.
     "От меня больше ничего не зависит", - с мертвым спокойствием подумал Александр Борисович и тихо прошептал одними губами:
     - Полный штиль.
     Он даже прикрыл глаза, наслаждаясь абсолютным бездействием. Перед глазами возникло лицо Марины Соловьевой. Такое, каким Турецкий в первый раз увидел его "вживую", в тот миг, когда они столкнулись в темном зале вьетнамского ресторанчика. Растерянное, смешливое...
     Потом он вспомнил ночь, которую они провели вместе. Ее гибкое, стройное тело, негромкий, хрипловатый голос. Ее глаза, тихо мерцающие в полумраке комнаты.
     Турецкий ощутил в сердце укол тоски. Все-таки он здорово привязался к этой девчонке. Если бы Александр Борисович был посмелее и пооткровеннее с собой, он бы, пожалуй, сказал иначе. И вместо глагола "привязался" использовал бы другой. Возможно, ему в голову пришли бы мысли о поздней любви или еще что-нибудь в этом роде.
     Однако Турецкий был Турецким. Как только нахлынули теплые воспоминания, он лишь плотнее сжал зубы, и на переносице его четко прорезалась суровая вертикальная складка. Больше всего он сейчас боялся расслабиться и предаться сантиментам.
     Он швырнул окурок на ступеньки и закурил новую сигарету. Теперь Александр Борисович вспомнил другое лицо. Лицо жены. И новая тоска засаднила в его сердце. До сих пор у него просто не было времени обдумать эту ситуации. Да и желания особого не было. Но теперь...
     Турецкий сидел на ступеньках, хмурил брови и думал. Мысли ворочались в голове тяжело, как железки.
     "Неужели придется развестись? - думал он. - После стольких лет... А как же Нинка? Как ей сказать об этом?... Да она с ума сойдет от горя. И не захочет слушать никакие объяснения. Посмотрит на нас своими яркими глазами и скажет: "Ну что же вы, родители? А обо мне вы подумали?"... И что мы ей ответим? "Прости, дочка, папе с мамой было не до тебя. Как всегда".
     Александр Борисович невесело усмехнулся.
     "Н-да, ситуация... И самое неприятное, что это только начало грядущих бед".
     В этот самый момент на другом конце Москвы, в квартире подруги Ларисы, сидела Ирина Генриховна Турецкая. И мысли у нее были еще тяжелее и тревожнее, чем у Александра Борисовича.
     И так же, как Турецкий, Ирина пыталась выдумать слова, которые она скажет дочери. Ей было горько и мучительно стыдно за то, что она довела ситуация до такой отвратительной развязки. Она всегда была уверена, что забота о крепости брачного союза лежит целиком и полностью на плечах жены. Долгие годы Ирина ставила дела мужа выше своих собственных дел. При внешней независимости и даже строгости у нее и в мыслях не было сравнивать все то, чем она занималась до сих пор, с работой мужа.
     Вот он - работал. Вот он - делал важное дело. А она была чем-то... вспомогательным, что ли. Глупое слово, но другое на ум не приходило. Она чувствовала себя кем-то вроде подмастерья при великом мастере.
     И вот мастер оказался не у дел. И выяснилось, что он больше не мастер. А кто? Такой же смертный, как другие, со скучными буднями, типовой квартирой, стареющей женой и с этим вечным русским желанием утопить грусть в стакане с водкой.
     Как такое вынести? После всего, что было, после нескольких десятилетий опасных и захватывающих приключений, после того, как достиг в своем ремесле головокружительного мастерства... И вдруг оказаться просто выброшенным на улицу...
     Ирине вдруг стало мучительно жаль мужа. Хотя она понимала, что жалостью лишь унижает его, но ничего не могла с собой поделать. Из глаз ее катились слезы, и она понимала, что никуда не сможет от него уйти. Никуда и никогда. Что бы ни случилось, и в какую бы развалину он не превратился.
     - Знаешь, чего я хочу больше всего на свете? - сказал ей как-то муж.
     - Чего? - спросила она.
     Он провел ладонью по ее густым волосам и ответил:
     - Состариться вместе с тобой и умереть в один день.
     Когда же это было? Лет пять назад? Или меньше?... Не важно. Важно лишь то, что она на всю жизнь запомнила эти слова. Тогда муж открылся ей с новой стороны, и это было неожиданно. Неожиданно и приятно.
     - А знаешь, чего больше всего хочу я? - спросила она тогда.
     Турецкий весело на нее посмотрел и предположил:
     - Молодого любовника?
     Ирина легонько стукнула его ладонью по лбу и насмешливо проговорила:
     - Дурень. Я хочу, чтобы когда мы с тобой умирали, нас окружали бы внуки. Много внуков! Человек десять! Маленькие такие "Александры Борисычи Турецкие". И чтобы у всех у них были такие же серые глаза, как у тебя, и такая же улыбка.
     - Десять маленьких "турчат"? - усмехнулся Александр Борисович. - Да они бы с ума тебя свели.
     Ирина вздохнула.
     - Это точно. Хотя, с другой стороны, не сошла же я с ума от одного большого Турецкого! А это дорогого стоит.
     И они рассмеялись, глядя друг другу в глаза и наслаждаясь этим трогательным моментом.
     И вот теперь они врозь. Ненавидят друг друга и хотят развестись. Хотя...
     - Кого я обманываю? - тихо проговорила Ирина Генриховна. - Ведь я знаю, что он меня любит. И знаю, что он скорее даст отрубить себе руку, чем захочет разводиться. Тогда какого черта я делаю?
     Ирина Генриховна вскочила с дивана и подошла к зеркалу. Из зеркала на нее глянуло худощавое, заплаканное лицо. Веки слегка припухли, волосы были растрепаны. Но если привести это лицо в порядок, то оно еще вполне и вполне...
     Ирина улыбнулась и отправилась в ванную.
     
     
     13
     
     - Ну вот, - сказал он, откладывая кисть. - Наш с тобой шедевр готов! Хочешь посмотреть?
     Пленница не пошевелилась. Он насмешливо вскинул брови:
     - Не хочешь? Ну я все равно тебе покажу.
     Он снял картину с мольберта и прошел с ней к столу, на котором лежала распятая девушка. Повернул холст к ней и сказал:
     - Полюбуйся! Я назвал картину "Пробуждение Венеры"! По-моему, получилось неплохо. И название классное. Как ты считаешь?
     Пленница приоткрыла опухшие глаза и посмотрела на полотно безразличным взглядом.
     - Эге, да тебе пора вколоть витаминов, - тихо воскликнул он и отнес картину обратно на мольберт.
     Затем достал из шкафчика шприц и пару флаконов. Заправив шприц витаминами и глюкозой, он подошел к женщине и сделал ей укол в руку. Рука пленница слегка дернулась.
     - Ну-ну-ну, - мягко произнес он. - Не выдумывай, это совсем не больно. Больно будет потом. Больно так, что ты позабудешь, кто ты и как тебя зовут. В твоем теле, в твоем мозгу не останется ничего, кроме дикой, невыносимой боли. Это будет настоящий ад, я тебе обещаю! - Он вынул иглу и швырнул одноразовый шприц в мусорное ведро. Затем склонился над женщиной и приподнял ей пальцами веко.
     - Ничего, ничего, - сказал он. - Часа два-три ты еще протянешь. Мне этого хватит с лихвой.
     Он вынул из стола маленькую аккумуляторную дрель и нажал на кнопку. Дрель тихо и тонко взвизгнула в его руке. Лицо его осветилось довольной улыбкой.
     - Ну, приступим! - радостно произнес он и склонился над пленницей.
     Пленница застонала и забилась, словно через ее тело пропустили разряд электрического тока. И в этот момент в дверь снова позвонили. Он выключил дрель и на всякий случай зажал женщине рот ладонью.
     
     
     14
     
     Несколькими минутами раньше Антон Плетнев прижал ухо к двери и прислушался. Теперь он четко это услышал - тихий, отвратительный звук, словно кто-то работал бормашиной и тихое, приглушенное постанывание. Так стонет человек, рот которому заклеили скотчем.
     Ждать больше было нельзя. Плетнев нажал на кнопку звонка. Механический звук за дверью прекратился. Но открывать никто не спешил.
     - Не хочет, - напряженно усмехнулся стоящий рядом оперативник.
     Плетнев снова нажал на кнопку звонка, а потом забарабанил по двери кулаками и крикнул:
     - Откройте! Вы нас залили!
     Он надеялся, что прием с "сердитым соседом" сработает и на этот раз, и убийцу удастся взять без стрельбы.
     Дверь никто не открывал.
     - Откройте, или я вызову милицию! - гневно закричал Плетнев, начиная уже волноваться.
     Но и на этот раз никто не откликнулся. Плетнев повернулся к операм.
     - Ну что, парни, надо ломать.
     Оперативники переглянулись.
     - Нас за это по головке не погладят, - сказал один из них. - Надо бы согласовать.
     Плетнев дернул щекой.
     - Нет времени согласовывать. Если будут проблемы - валите все на меня. Я ломал дверь один, ясно? Вы даже не успели понять, что я собираюсь сделать. А теперь давайте, парни! Девчонка может умереть из-за нашей медлительности.
     Оперативники нехотя подтянулись к двери, но тут раздался щелчок открываемого замка и дверь слегка приоткрылась. Плетнев сделал знак рукой, и опера успели спрятаться за угол.
     - Что такое? - раздался негромкий, испуганный мужской голос.
     Плетнев заглянул в щель и увидел худое носатое лицо и огромные "булькатые" глаза, с тоской взирающие на окружающий мир.
     - Вы меня залили, - выпалил Плетнев.
     - Как залил? Почему залил? Кто вы?
     - Сосед снизу. У меня из-за вас штукатурка с потолка сыпется! На полу лужа размером с Тихий океан!
     - Позвольте, - пробормотал носатый мужчина. - Но у меня ничего не капает. Голову даю на отсечение. Это, должно быть, у соседей за стеной.
     - Нормальное кино, - саркастически хмыкнул Плетнев. - У него не капает, а у меня капает. Давай, мужик, открывай, если не хочешь проблем. К соседям я уже заходил, у них все в порядке.
     - Но позвольте...
     - Ты откроешь или нет?
     - Да не собираюсь я вам ничего открывать! - сердито произнес носатый и попытался закрыть дверь, но Плетнев ему не дал.
     - Или ты меня впустишь в квартиру, или я туда въеду на тебе верхом, - свирепо сказал он. - Ну!
     - Убирайтесь! - воскликнул носатый. - Убирайтесь, или я сам вызову милицию.
     Он снова попытался закрыть дверь, но тут у Плетнева сдали нервы и он что было мочи вдарил по двери плечом. Цепочка порвалась и дверь распахнулась, сбив носатого с ног.
     - Берите его за жабры, парни! - крикнул Плетнев и ринулся в квартиру.
     Оперативники ввалились в прихожую следом за ним. Носатый попытался встать, но один из оперов положил мужчине ладонь на голову, толкнул его на пол и, покачав головой, произнес:
     - Не стоит.
     - Я буду жаловаться, - тихо и испуганно пробормотал носатый. - Я дойду до самого верха!
     - Дойдешь, - согласился с ним оперативник. - Если ноги по пути не обломаешь.
     Вбежав в квартиру, Плетнев огляделся по сторонам и рванул в одну из комнат. Однако комната была пуста. На стенах висели картины в основном в стиле "ню". Причем некоторые из них были настолько откровенны, что больше годились для какого-нибудь порнографического журнала, чем для музейного каталога.
     Плетнев побежал в другую комнату, но и здесь не нашел ничего подозрительного.
     - Антон! - услышал он голос одного из оперов. - Иди сюда!
     Плетнев метнулся на голос. Он вбежал в небольшую комнатку и замер на пороге. На резном, обтянутом красным атласом диванчике сидели две девушки и испуганно кутались в красные шелковые простыни. Судя по их голым бедрам и плечам, а также по стоявшему рядом с диваном фотоаппарату на высоком штативе, девушки были моделями.
     - Мы здесь ни при чем, - испуганно пробормотала одна из девушек. - Мы только позировали.
     - С вами все в порядке? - спросил на всякий случай Плетнев, хотя уже предвидел ответ.
     - Д-да, - ответила дрогнувшим голосом вторая девушка. И так же, как несколько секунд назад ее подруга, пробормотала: - Мы здесь ни при чем. Честное слово! Он сказал, что позировать нужно для картины. Мы не знали, что он будет фотографировать.
     Плетнев посмотрел на зеркальный фотоаппарат и протянул к нему руку. Помедлив секунду, нажал на кнопку, и фотоаппарат с тихим жужжанием сделал несколько снимков.
     - Вот тебе и бормашина, - тихо пробормотал он.
     - Антон, ты только посмотри на это, - сказал оперативник, протягивая Плетневу несколько фотографий. Посмотреть тут, и впрямь, было на что. Сцены соитий были сняты беззастенчиво, в самых немыслимых ракурсах и позах.
     Плетнев чертыхнулся и вышел из комнаты.
     Носатый мужчина все еще сидел на полу в прихожей.
     - Что это значит? - визгливо спросил он. - Какого черта здесь происходит?
     - Мы накрыли порнопритон, вот что здесь происходит, - со злостью в голосе ответил Плетнев.
     - Какой к черту порнопритон! Я художник! Это - мои модели. Имейте в виду, у вас всех будут больши проблемы!
     Плетнев и оперативник, караулящий художника, переглянулись. На физиономии оперативника появилась грустная усмешка, как бы говорящая, - "ну вот, нарвались".
     Плетнев перевел взгляд на хозяина квартиры, и взгляд его стал недобрым и угрожающим.
     - Соседи сообщили, что у вас в квартире публичный дом, - сухо сказал он. - То, что мы здесь увидели, подтверждает эту информацию.
     - Да какая к черту информация! - продолжил возмущаться носатый художник. - Это просто сплетни! Я...
     - Пойдешь по статье, как сутенер и притоносодержатель, - холодно перебил его Плетнев. - И за распространение порнографии получишь по полной катушке.
     Взгляд носатого художника стал испуганным.
     - Господа... Товарищи... Но я не сутенер. Честное слово! Просто у меня нет денег, чтобы работать с моделями сутки напролет. Я фотографирую, а потом использую эти снимки в качестве натуры. Это мой метод!
     - То есть? - не понял оперативник.
     - Он сперва фотографирует, а потом копирует фотографии на холсты, - пояснил Плетнев.
     - Ловко, - похвалил оперативник, с интересом разглядывая носатого художника. - Что будем делать с этим Врубелем?
     - Даже не знаю. - Плетнев задумчиво нахмурил брови. - По-хорошему, его нужно забирать, но возиться не хочется.
     В глазах художника мелькнула догадка. Он быстро и цепко глянул по сторонам, затем перевел взгляд на Плетнева и, понизив голос до хриплого шепота, сказал:
     - Я все понял. Сколько?
     - Чего сколько?
     - Ну сколько я вам должен?
     Плетнев посмотрел на оперативника, тот пожал плечами. Плетнев вздохнул.
     - Ладно, Врубель. На первый раз прощаем. Но если от соседей поступит еще хоть один сигнал...
     - Не поступит, - заверил его художник. - Я съеду отсюда. Сниму под мастерскую другую квартиру! Честное слово, друзья мои! Меня завтра же здесь не будет!
     Плетнев и оперативник снова переглянулись.
     - Что ж, - сказал Плетнев. - Это разумно. А сейчас, милый друг, дай-ка мне свой паспорт. Я лично буду за тобой следить.
     
     
     15
     
     Александр Борисович поднялся со ступенек и отряхнул брюки. На душе у него было беспокойно. Успеет ли Плетнев предотвратить страшное? А может, они уже опоздали, и Марины Соловьевой давно нет в живых?
     Турецкий старался об этом не думать. Однако, несмотря на то, что Александр Борисович гнал от себя жуткие мысли, перед глазами у него начали вставать фотографии изуродованных девушек. Тициан, Рембрандт... Что этот ублюдок придумает на этот раз? Перенесет с холста в реальность картину Пикассо? Или Рубенса?
     Надо позвонить Плетневу и узнать, как дела!
     Александр Борисович достал из кармана телефон, да вдруг остановился. Внезапно он понял, что за запах витал в подъезде. Более того, он понял, откуда этот запах исходил. Не сверху и не снизу - запах шел из квартиры. Из той самой квартиры!
     Это был запах растворителя для красок. Запах сильный и свежий. Сегодняшний запах! - со всей отчетливостью понял Александр Борисович. Будто в прихожей разлили банку с растворителем.
     Он повернулся к двери. Запах растворителя для красок... И еще этот тихий звук дрели, который он слышал. Да ведь это же... Турецкого прошиб пот.
     Александр Борисович одним прыжком перепрыгнул через три ступеньки и нажал на кнопку звонка.
     
     
     * * *
     
     Он повернулся к двери, потом перевел взгляд на пленницу и тихо спросил:
     - Ты это слышала? Кому же там неймется?
     И снова по квартире прокатился перезвон на мелодию "Подмосковных вечеров". Он посмотрел на женщину и приложил палец к губам.
     - Лежи тихо, - прошептал он пленнице на ухо. - Будешь лежать тихо - останешься жить. Обещаю.
     В дверь снова позвонили.
     - Черт, - досадливо поморщился он и стянул с рук перчатки. Затем снял испачканный кровью фартук и повесил его на спинку стула. Пригладил ладонью волосы и двинулся в прихожую. Кухонную дверь он плотно прикрыл за собой.
     В дверь опять позвонили.
     - Кто же это у нас там такой настойчивый? - тихо пробормотал он, шагая к двери. Страха у него не было. Он был абсолютно уверен в собственной безопасности. Об этой квартире не знала даже жена, не говоря уже про всех остальных. Тихий островок независимости и покоя посреди бушующего океана столичной суеты.
     Это сравнение показалось ему удачным и он улыбнулся.
     Он подошел к двери и выглянул в глазок. Лица стоящего перед дверью человека было не разобрать. Только темные очертания фигуры. Дверной глазок был препоганый и давно нуждался в замене.
     - Кто там? - спросил он, слегка изменив голос.
     - Я из МГЖТ, - откликнулся хрипловатый мужской голос. - Снимаю показания счетчиков.
     Счетчиков! Да разве счетчики находятся не в коридоре?
     Прежде чем ответить незваному гостю, он завертел головой и увидел, что в углу прихожей действительно висит счетчик. Черт бы побрал эти старые квартиры!
     Неужели придется открывать?
     Он приник губами к двери и на всякий случай уточнил:
     - Я сейчас очень занят. Вы не могли бы прийти завтра?
     - Могу, - ответил хрипатый голос. - Но только с начальником ЖЭУ и бланками для составления акта. Вы этого хотите?
     "Черт!.. Неужели от этого парня не отделаться? Но, с другой стороны, он же не пройдет дальше прихожей. Запишет показания счетчика и уйдет. Может все-таки впустить?"
     - Ну! - поторопили из-за двери. - Вы открываете или нет? Мне еще полдома обходить, а у меня скоро обед!
     - Ладно, ладно, - проговорил он и протянул руку к ручке замка. Щелкнул раз, щелкнул другой.
     В это время из кухни донесся едва различимый стон. Он отдернул руку от замка и испуганно оглянулся. Стон повторился. Чертова кукла! Просил же не возникать! Нет, этим женщинам решительно нельзя доверять! Ни в чем!
     - Приходите завтра! - рявкнул он в дверь, повернулся и зашагал на кухню.
     Незваный гость еще что-то возмущенно кричал из коридора, но он его уже не слушал. Он шел к кухне, гневно бормоча под нос:
     - Сука... Дрянь... Я тебе покажу, как не слушаться...
     Он открыл дверь и замер на пороге кухни. Пленница каким-то образом сумела высвободить руку и теперь пыталась негнущимися пальцами ослабить ремень, стягивающий вторую руку. Кляп валялся на полу.
     Он не верил собственным глазам. Ее пальцы давно должны были омертветь, но они шевелились. Шевелились! Эта баба была вынослива, как зверь.
     За спиной у него загрохотала, затряслась под ударами дверь.
     Опомнившись, он прыгнул к столу и, чтобы оглушить пленницу, ударил ее кулаком по голове. Потом схватил ее свободную, окровавленную руку и прижал к столу. Женщина попыталась приподнять голову. Он поискал глазами, чем бы воспользоваться, и взгляд его упал на шило.
     Судорожным движением выхватил он шило из брезентового "патронташа" и занес его над головой пленницы.
     
     
     16
     
     - Откройте! - кричал Турецкий, уже не пытаясь изменить голос. - Открой!
     Он принялся молотить руками и ногами по двери, и дверь затряслась под его ударами. На мгновение он остановился, чтобы прислушаться, и услышал тихий женский вскрик. Медлить нельзя было ни секунды.
     Он выхватил из кармана швейцарский перочинный нож, который всегда носил с собой, выщелкнул лезвие и склонился над замком. Замок был закрыт на "собачку". Александр Борисович вставил лезвие в зазор между дверью и косяком, поддел "собачку" и дернул дверь на себя. И дверь приоткрылась!
     Теперь уже Турецкий отчетливо слышал голос девушки. Если это можно было назвать голосом. Он ворвался в квартиру и побежал на голос. Пробежал узким коридорчиком, распахнул дверь кухни, и в этот момент что-то больно ужалило его в шею, словно неведомая рука ткнула ему в шею горящей головней.
     Однако это не остановило Турецкого. Увидев краем глаза окровавленную женщину, он бросился на высокую фигуру, стоящую на фоне окна. Оба мужчины повалились на пол. Турецкий бил кулаками и рвал зубами, как дикий разъяренный зверь. Кровь лилась из раны на шее, он чувствовал ее запах, и этот запах приводил его в еще большую ярость. Боли он уже не чувствовал.
     Противник еще несколько раз ударил его шилом. Один раз в плечо, два раза в грудь, но удары прошли по касательной и не остановили Турецкого. Он почувствовал, как его зубы впились в запястье противника. Тот с воплем выронил нож, сбросил с себя Турецкого и попытался откатиться, но Турецкий схватил его за горло и сжал что было сил. Огромное, мускулистое тело забилось в его руках, удары градом посыпались на его лицо и грудь, но Турецкий продолжал сжимать горло врага, и сжимал до тех пор, пока тот не перестал биться и не затих.
     Александр Борисович тяжело поднялся на ноги и повернулся к столу, на котором лежала женщина. Лицо ее было залито кровью. Турецкий высвободил ее руку и ее ступни из кожаных оков. Затем прижал ухо к ее груди. Некоторое время он молча слушал.
     Потом выпрямился, заглянул женщине в лицо, силясь различить ее черты. Но лицо женщины было похоже на кровавую маску, и Турецкий ничего не разглядел. Он прижал пальцы к ее шее, простоял с минуту молча, потом убрал руку и опустился на стул.
     Марина Соловьева была мертва.
     Александр Борисович почувствовал такую нечеловеческую тоску, что готов был завыть волком. Слезы покатились по его испачканным кровью щекам. Он посмотрел на Плотникова. Тот лежал на полу без сознания. Однако был жив. На полу была разбросана груда никелированных инструментов. Турецкий наклонился и поднял небольшой разделочный топорик.
     Этот урод не должен жить на свете. Не должен, и все.
     
     
     17
     
     Больничная палата была небольшая, но чистая и комфортно обставленная. Турецкий сидел в кровати. Выглядел он скверно - опухший, с зашитой щекой.
     - Значит, она работала в группе "Зеро", - не столько спросил, сколько задумчиво повторил Александр Борисович.
     Шея бывшего "важняка" была перевязана бинтом. Говорил он сипло и тихо.
     Полковник Маршалл, сидевший на стуле возле кровати, кивнул.
     - Да, Александр. Марина Соловьева работала на нас. Мы несколько месяцев пытались выйти на след московского маньяка, но он чертовски умело заметал следы. За все время ни одного отпечатка пальца, ни одного образчика спермы или слюны. Он вычищал свои жертвы до стерильности. Пять месяцев назад Марина заявила, что больше не хочет "возиться в этой грязи", и написала рапорт об уходе. Мы некоторое время следили за ней, потом оставили в покое. Посчитали, что девушка просто устала.
     - Просто устала, - вновь тихим эхом отозвался Турецкий.
     Маршалл кивнул:
     - Да. Ты ведь знаешь, такое случается. После ухода она недели две провела в итальянском городке Иджея-Марина. На берегу Адриатики. Потом перебралась на Лазурный Берег. Там у нее закрутился роман с одним английским букинистом. Дело шло к счастливому браку. Даже помолвка была. Ну и мы решили больше ее не дергать. В общем, девушка целиком и полностью отошла от дел.
     - Отошла, - снова повторил Турецкий.
     Полковник взглянул на него с тревогой.
     - Александр, с тобой все в порядке?
     Турецкий усмехнулся.
     - Не бойся, с ума я не сошел. Выходит, расследование Марины было чистой воды "самодеятельностью"? Она больше не выходила с вами на связь?
     Полковник покачал головой:
     - Нет.
     Взгляд Александра Борисовича стал сухим и колючим.
     - Тогда объясни мне, ради Бога, почему она этим занималась? Какого черта ей понадобился этот урод?
     Маршалл отвел взгляд.
     - Я не...
     - Ведь понятно же, что это личные счеты, - перебил его Александр Борисович.
     Маршалл некоторое время молчал, потом сказал:
     - Ты прав. Мы допустили ошибку. Мы... - Голос полковника дрогнул. - Мы кое-что упустили.
     Турецкий молчал, выжидательно глядя на полковника.
     - Одна из жертв Плотникова была подругой Марины, - сказал полковник Маршалл.
     Турецкий смотрел на него с нескрываемым изумлением.
     - И вы этого не знали? Как такое может быть!
     - Видишь ли, - вновь замялся Маршалл, - они дружили, но дружили в детстве. - Полковник помолчал и нехотя добавил: - Нельзя знать про человека все, Александр. У каждого человека есть свои тайны, скелеты в шкафу, о которых он никому не сообщает.
     Александр Борисович холодно и пристально смотрел на Маршалла, и тот поморщился. Полковник не привык к таким взглядам.
     - Об университетских связях и знакомствах Марины Соловьевой мы знали все или почти все, - спокойно продолжил он. - Но что касается детских лет... Подруга Марины еще в шестом классе перевелась в другую школу. Потом вышла замуж, сменила фамилию. Потом развелась и снова вышла замуж... - Полковник поморщился. Он терпеть не мог оправдываться, даже тогда, когда считал себя виноватым. - Да что я тебе объясняю? - закончил он, слегка повысив голос. - От ошибок никто не застрахован, даже мы.
     Взгляд Турецкого не потеплел ни на градус.
     - Грубая ошибка, тебе не кажется? - холодно спросил он.
     - Согласен, - признал полковник. - Если хочешь правду, то... Ну, в общем, я себе этого никогда не прощу.
     - Ты себе этого не простишь, - вновь тихо повторил Турецкий, продолжая смотреть на полковника. - А она мертва.
     На лице полковника проступили красные пятна. Губы сжались в тонкую полоску.
     - Александр, я...
     - Ладно, - сказал Александр Борисович. - Чего уж теперь. - Турецкий отвел взгляд от лица собеседника, подумал о чем-то и болезненно усмехнулся. - Надо полагать, граната, влетевшая в комнату, это тоже вы? - сухо осведомился он.
     - Мы хотели проверить твои реакции, - объяснил полковник. - Проверить, не потерял ли ты прежнее чутье. Что-то вроде тестирования, - добавил он слегка смущенно.
     - Проверили? - сухо осведомился Александр Борисович.
     Маршалл кивнул:
     - Да. По пятибалльной шкале ты выполнил все на крепкую четверку.
     Турецкий помолчал.
     - Как ее звали? - хрипло спросил он, но слишком сильно повысил голос и, болезненно поморщившись, прижал руку к перевязанному горлу. - Ее... настоящее имя?
     - Анна, - ответил полковник. - Капитан Анна Кержнер.
     - Анна, - эхом отозвался Александр Борисович. - А что... с этим?
     - С Плотниковым? Да ничего, оклемался. Сейчас врачи проводят освидетельствование насчет его вменяемости. Мы держим это дело под контролем. Александр... могу я узнать, как ты на него вышел?
     - Как вышел? - Александр Борисович улыбнулся побелевшими губами. - Через Интернет. Есть такой сайт "Дорогие девушки". Слыхал?
     Маршалл покачал головой.
     - Нет.
     - То-то и оно.
     Турецкий хотел что-то добавить, но лицо его исказила гримаса боли, и он снова прижал руку к повязке. По белому полю бинта стало расползаться красное пятнышко.
     - Я позову врача! - взволнованно сказал полковник и вскочил со стула.
     Он вышел из палаты, и через минуту вернулся с врачом, маленьким, пожилым человеком с седой профессорской бородкой.
     - А вы куда? - сказал полковнику врач, закрывая дверь перед его носом. - Поговорили, и хватит. Больному нужен отдых. Идите-идите. Потом придете, завтра!
     - Бай, Александр! - сказал Маршалл и махнул Турецкому рукой.
     Турецкий отвернулся. Врач подошел к постели и присел на стул.
     - Ну вот, - недовольно сказал он. - Я же предупреждал, что громко говорить нельзя. Вы что, хотите, чтобы швы разошлись? Ну-ка, дайте посмотрю.
     Он слегка приподнял голову Турецкого за подбородок.
     - Думаю, все не так страшно, - пробубнил врач себе под нос. - Кстати, Александр Борисович, ваша жена сидит в холле уже два часа. Она просила меня ничего вам не говорить, но... Похоже, она боится к вам войти? Вы что, поссорились?
     Турецкий хотел было ответить, но врач положил ему пальцы на губы и усмехнулся:
     - Э, нет, голубчик. Сегодня вам лучше помолчать. Просто кивните, если хотите, чтобы я ее позвал. А если не хотите...
     Александр Борисович усиленно закивал.
     - Вижу, вижу, - улыбнулся врач. - Хорошо. Сейчас займусь вашим горлом, а когда закончу, позову сюда вашу супругу. Только это будет молчаливое свидание. Как в "Штирлице", помните? Кафе "Элефант". Идет?
     Турецкий улыбнулся и кивнул.
     - Вот и славно, - сказал врач. - А за горло не беспокойтесь. Все будет хорошо. - Он вздохнул и повторил: - Все будет хорошо.