Василий Звягинцев
     
     Ловите конский топот. Том 1.
     
     Исхода нет, есть только выходы...
     
     
     Пять лет описывал не пестрядь быта,
     
     Не короля, что неизменно гол,
     Не слезы у разбитого корыта,
     Не ловкачей, что забивают гол.
     Нет, вспоминая прошлое, хотел постичь я
     Ходы еще не конченной игры.
     Хоть Янус и двулик, в нем нет двуличья,
     Он видит в гору путь и путь с горы.
     Меня корили - я не знаю правил,
     Болтлив, труслив - про многое молчу.
     Костра я не разжег, а лишь поставил
     У гроба лет грошовую свечу.
     На кладбище друзей, на свалке века
     Я понял: пусть принижен и поник,
     Он все ж оправдывает человека,
     Истоптанный, но мыслящий тростник.
     
     И. Эренбург
     
     
     Глава первая
     
     Из записок Андрея Новикова
     ...Не так уж давно, пару месяцев назад по времени Югороссии, я глубоко, но непродуктивно задумывался о так называемом "кризисе среднего возраста". Вообразил, что он и ко мне подобрался внезапно, как настигает нормальных мужиков, независимо от общественного, финансового, семейного положения. Просто организм (и психика) подходят к некоему рубежу, определенному, может быть, еще на уровне кистеперых рыб. Появляются у человека мысли, что дошел он до грани, разделяющей жизнь на две принципиально разные части. До того - "на ярмарку", после - "с ярмарки". "Фаза надлома", как формулировал Лев Гумилев. Все, что казалось важным, - достигнуто или уже не будет достигнуто никогда. Время упущено, и энтузиазм повыветрился. "Крейсер под моей командой никогда не войдет в нейтральные воды..." Но впереди добрая половина или треть отпущенного срока, и непонятно, какой жизни следует придать смысл в рамках оставшихся возможностей.
     Если сложить все прошедшие с начала нашей эпопеи годы, со всеми межвременными переходами, так и получится, что мне совсем недалеко до сорока. Самое время затосковать и либо смириться с вплотную подступающей старостью и перспективой инерционного угасания, либо попытаться кардинально изменить свою жизнь. Сменить профессию, жену, страну обитания, а то и просто запить. Тоже способ. Приходилось наблюдать и те, и другие варианты.
     Но ведь ко мне вся эта теория отношения не имеет? Нет никаких объективных оснований для депрессии, утренней адреналиновой тоски, не нужно думать, что на работе мало платят, начальники - гады, общественный строй - невыносимое дерьмо. А все равно - вкус к жизни словно потерян, и думается не о хорошем, а преимущественно о разных пакостях, которые даже и в нашем положении непременно присутствуют.
     Ирина косо взглянула, не то сказала, в газетах, особенно зарубежных, печатают всякую ерунду о Югороссии и ее правителях. Обывательская среда неумолимо теснит былой героизм и романтизм, боевые капитаны и полковники нанимаются в маклеры, вообще все вокруг происходит не так, как задумывалось и представлялось. Душу обуревают мысли о тщетности и бренности. Чистый декаданс, не иначе. Только декаденты маялись в предвкушении эпохи ужасных перемен, а я - после...
     Войны, сражения, сложные комбинации на мировой шахматной доске, где кое-чего удалось добиться, сердце больше не греют. Ну, хорошо, ну сделали мы вот это - а толку-то?
     Поблистали, можно сказать, перед людьми из прошлого и будущего, кого-то от чего-то спасли, а они все равно ничего по-настоящему не поняли. Не смогли оценить "красоту игры". В той мере, чтобы сказать лично мне: "Андрей Дмитриевич, как мы вам благодарны! Вы единственный человек в этом мире, который все знает, все понимает и все может... Мы вас обожаем и готовы ставить вам памятники на каждом перекрестке!"
     А я бы ответил: "Да, все так и есть. Ставьте. Я же буду приходить к ним ранним утром, когда солнце только-только собирается подняться над горизонтом, проспекты пусты и чисты, только дворники шаркают метлами, воздух свеж и прозрачен, и искренне хочется верить, что простокваша действительно вкуснее и полезнее белого хлебного вина. В этот самый час, смущенно оглядываясь по сторонам, буду натирать своих бронзовых истуканов солдатским асидолом, чтобы ярче блестели..."
     Сумрачно у меня было на душе. Ничего не хотелось. Во время приступов сплина в голову приходили самые дурацкие мысли.
     Что же, действительно прав Александр Блок? "Ночь, улица, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века, все будет так. Исхода нет". Да он ведь и сам по-крупному ошибся. Горевал, что нудная, застойная, бессмысленная (по общему тогдашнему настроению) дореволюционная жизнь будет длиться бесконечно. Но не прошло и года, как все вдруг так завертелось, что воспетая им "очистительная революция" уволокла его своим водоворотом. Не в эмиграцию, не к стенке, как Гумилева, а заморила голодом и депрессией. Где-то я читал, что его большевики отравили, потому и за границу не выпустили для лечения. По-моему, это чистый вздор. Кому он нужен был, в то бешеное время, чтобы специально такие многоходовки затевать? Мешал - шлепнули бы в подворотне, и концы в воду. Нет - отпустили бы или выслали за границу, как тех же философов, Алексея Толстого (тоже был - не последняя литературная фигура) и других-прочих.
     Что-то меня опять в дебри занесло...
     
     Иногда, листая газеты и глядя на огромный, двухметровый, изумительно подробный глобус, что я завел себе в подражание Гитлеру и Сталину, воображалось разное. Учинить, скажем, англо-германо-французский конфликт. Подсказать немцам, с нашей помощью почти восстановившим боевой потенциал, что пора бы отнятые у них союзниками колонии обратно себе вернуть. Фон Мюкке канцлером сделать, а самим к нему консультантами и военными советниками устроиться. И мне развлечение, и реваншистские настроения будущих нацистов в безопасную сторону перенаправить, на африканский фронт сплавить всех арийских пассионариев...
     Или, что гораздо забавнее, договориться с Ростокиным и Суздалевым, устроиться волонтером в очередную межзвездную экспедицию, слетать в систему Антареса, посмотреть, где ж там все-таки прячутся не известные ни агграм, ни форзейлям пришельцы, интересующиеся человеческой психоэнергией... Глядишь, о чем-нибудь с ними и договорились бы.
     Слегка развлекли появившиеся на нашем горизонте бравые ребята из новой параллели - 2005, Ляхов, Тарханов, Великий князь и прочие. От них открылась дорога в наше родное "будущее" - прямое, через двадцать лет ровно, продолжение Главной исторической последовательности. Мы, как положено, в чужие разборки влезли, на короткое время снова стало шумно и весело. Настолько весело, что едва удалось удержаться на самом краешке, едва-едва не попасть в лапы жаждущей реванша Дайяны и ее верного паладина Лихарева [1]. С совершенно непредсказуемыми последствиями. Вплоть до развоплощения...
     Однако и тут выкрутились. Я давно перестал удивляться подобным вещам. Двести с лишним лет назад один армейский лекарь сказал по поводу Кутузова, выжившего после двух сквозных ранений в голову (тогдашними круглыми свинцовыми пулями), без антибиотиков, анестезии, асептических и антисептических методик: "Несомненно, этому полковнику суждены великие дела".
     Наверное, нам тоже кое-что еще суждено, для чего и берегут нас высшие силы или непознанные законы мироздания.
     Как всегда после участия в крупномасштабных операциях, требующих соединения всех сил нашего "Комитета по защите реальности" и Братства целиком, персонажи вновь разбежались по миру, кто поодиночке, кто сбившись в очередные "кружки по интересам".
     Шульгин с Анной, Воронцов с Натальей, Ростокин с Аллой, лейтенант Белли и какое-то число "соратников и кандидатов" возвратились в новозеландский Форт Росс. Отдыхать, заниматься текущими делами, продолжать исследования загадочного тоннеля, ведущего в "боковое время". Братья-аналоги Ляховы и Тарханов со своими подругами никак не хотели оставлять эту перспективную тему, да и воинский долг не позволял им дезертировать в иные миры, пока Отечество в опасности. А что опасность сохранялась, никаких сомнений не было.
     Только мне это вдруг стало не слишком интересно. Что бы я делал хоть в одном 2005 году, хоть в другом? Возглавить "Черную метку" и в качестве какого-нибудь глубоко законспирированного "сионского мудреца" наводить порядок в новой России? Для чего? Это означало бы принять на себя функции Ирины, Сильвии, Антона. Равновесие мира поддерживать...
     Так я от этого отказался шестьюдесятью годами позже. Пусть сами разбираются, с меня хватит и Югороссии. Здесь я себя чувствую не в пример уютнее. Осмысленнее, по крайней мере. Люди интереснее, исторические перспективы понятнее, и имеется определенный общественный статус, вполне меня устраивающий.
     Старым приятелям, сумевшим дожить в Главной реальности до реставрации капитализма и хорошо меня встретившим, я помогать, конечно, буду. И советом, и деньгами, и вооруженной силой, если потребуется. Но жить предпочитаю здесь.
     Лариса с Олегом, наоборот, решили, что им интереснее в "ноль пятом", теперь, впрочем, уже "шестом". Лариса настолько вжилась в роль богатой вдовы, госпожи Эймонт, приобрела недвижимость, обзавелась знакомствами, что возвращаться ни в Москву, ни в Харьков примитивных, на ее вкус, времен не пожелала. Цивилизация эпохи возрожденной монархии ее полностью устраивала. Ну и слава богу. Придется, мы к ним подскочим в Кисловодск, иначе сложиться - у них есть надежное убежище. Тут мы друг другу тылы прикрыли.
     
     ...Я стоял на широкой веранде нашей с Ириной виллы в Гурзуфе, смотрел, поеживаясь от утреннего бриза, на облако странной формы вроде усеченного конуса, обмотанного топологически непредставимой тороидальной конструкцией. Оно выплывало из-за гор, одно-единственное на чистом зеленоватом небе, похожее на тот космический корабль, что обнаружили на коричневой планете герои "Туманности Андромеды". Я с самого пятьдесят седьмого года жалел, что Иван Антонович оставил эту тему ради никому не нужных попыток изобразить коммунистическую утопию на Земле. Как бы интересно было узнать, что там внутри "спираледиска" и откуда взялся ужасный "крест". Хорошая книга могла получиться!
     
     Из всего вышесказанного следует, что никаких комплексов и кризисов лично у меня не имеется. Обычная скука, настигающая человека, привыкшего (или созданного для) к постоянному балансированию на грани жизни и смерти, а раньше, в нормальной советской жизни - на грани дозволенного и запрещенного.
     Хорошо по этому поводу сказано одним известным поэтом в память о куда более известном страннике и первооткрывателе.
     
     ...Все подвиги его давно известны,
     К бессмертной славе он приговорен,
     И ни одной душе не интересно,
     Что этой славой недоволен он.
     Она не стоит одного ночлега
     Под спальным, шерстью пахнущим мешком,
     Одной щепотки тающего снега,
     Одной затяжки крепким табаком... [2].
     
     Так и есть. Слава тебе, Господи, если ты есть, что сделал нас именно такими. На сто рублей в месяц жили и не скулили, готовые отдать десятку и больше за хорошую книжку барыгам на Кузнецком Мосту, от души гульнуть на последнюю копейку, не заботясь о дне грядущем. И теперь, получив возможность распоряжаться миллиардами, не скурвились, сохранили заложенную изначально тягу к возвышенному.
     Может быть, каждому ребенку следует лет в 8 - 10 прочитать "Таинственный остров", "Приключения бура в Южной Африке", и сразу за ними - "Граф Монте-Кристо"? Ну и "Смок Белью", разумеется. Прочесть, проникнуться, а потом вся остальная жизнь сама собой начнет выстраиваться в нужном направлении. Я, по крайней мере, не видел ни одного человека, который в начальной школе знал бы эти книжки наизусть, а потом вдруг стал убежденной сволочью.
     
     Вот и все мы, заскучав в устроенной нами и для себя жизни, услышав звук боевой трубы, немедленно стянулись в кулак, немного встряхнулись, свершили кое-что, казавшееся нам нужным, полезным или просто соответствующее обстоятельствам и так называемому "чувству долга", - сразу и полегчало.
     Знаете ли, к этой данной, или ощущенной нами, жизни я вообще отношусь очень своеобразно. Она, разумеется, есть, и прожить ее можно по-всякому. Особенно - получив некое подобие "бессмертия" и почти неограниченные возможности. Отчего-то подавляющее большинство людей, выделившихся из гигантской аморфной массы "мыслящего тростника", страдают болезнью властолюбия, изначально, хронически, или заболевают ее в острой форме по достижении некоего критического уровня.
     Был-был человек младшим научным сотрудником, жил себе и работал, ни на что особо не замахиваясь, лишь мечтая в глубине души защитить докторскую и стать завлабом или завкафедрой. А тут случилось то, что мы увидели в своем последнем путешествии в Москву. Стал он вдруг миллионером или миллиардером, получил возможность исполнить любое свое физическое желание, и - взыграло! Денег, дворцов, яхт, молодых жен и стаи любовниц уже мало, нужна власть, причем побольше той, что уже имеется в пределах собственной корпорации. Кому в губернаторы хочется, кому в президенты, иным же - и сверх того. Совершенно по Пушкину - "владычицей морскою...".
     Так вот мне этого совершенно не нужно. Я вообще предпочитаю уклоняться от всякой ответственности за кого-то или что-то, кроме самого себя. Разве что совсем уже выхода никакого нет...
     
     Прошлепав босыми ногами по полу и на память выдернув с полки книгу в черном переплете, вернулся на веранду, по пути прихватив из бара плоскую бутылочку коньяка "КС" и пачку сигарет.
     - Ты что подскочил, чего там ходишь? - окликнула меня Ирина из своей спальни. Дверь в нее почему-то оказалась полуоткрытой.
     - Да так, на восход захотелось посмотреть... Спи дальше.
     Я слегка испугался, что она сейчас выйдет из комнаты, поломает мой философический минор. Мне же хотелось сохранить за собой это подлинное настроение.
     Но, к счастью, моя женщина удовлетворилась ответом и снова заснула. И очень правильно, что может быть лучше двух-трех утренних часов в собственной постели, самых сладких и безмятежных? Ей пока что деморализующих мыслей в голову не приходило, насколько я мог судить.
     Море под обрывом и за узкой полосой галечного пляжа лежало гладким и неподвижным. Часа через два появятся здесь немногие (в отличие от советских времен) отдыхающие, а еще точнее - люди, которым нравится проводить свободное время именно здесь. Отдыхать им особенно не от чего. Как и мне.
     Я, по обычной привычке, открыл книгу, где придется. И вот вам, пожалуйста. "Тоска", страница 38.
     
     - Что ты затосковал?
     - Она ушла.
     - Кто?
     - Женщина. И не вернется.
     Не сядет рядом у стола,
     Не разольет нам чай, не улыбнется.
     Пока не отыщу ее следа -
     Ни есть, ни спать спокойно не смогу я...
     - Брось тосковать!
     Что за беда?
     Поищем -
     И найдем другую.
     .......................................
     - Что ты затосковал?
     - Она ушла!
     - Кто?
     - Муза.
     Все сидела рядом.
     И вдруг ушла и даже не могла
     Предупредить хоть словом или взглядом.
     Что ни пишу с тех пор - все бестолочь, вода,
     Чернильные расплывчатые пятна...
     - Брось тосковать!
     Что за беда?
     Догоним, приведем обратно.
     ..................................................
     - Что ты затосковал?
     - Да так...
     Вот фотография прибита косо.
     Дождь во дворе,
     Забыл купить табак,
     Обшарил стол - нигде ни папиросы.
     Ни день, ни ночь -
     Какой-то средний час.
     И скучно, и не знаешь, что такое...
     - Ну что ж, тоскуй,
     На этот раз
     Ты пойман настоящею тоскою...
     
     Вот именно! Как верно ощущено и написано двадцатичетырехлетним парнем, воспитанником первых пятилеток. Ему бы воспевать дороги, мосты и гидростанции, а он вдруг - про такое! Мне на его фоне - стыдно впадать в уныние. Займемся чем-нибудь другим.
     Впрочем, вскоре после написания "Тоски" Симонов отправился на Халхин-Гол и следующие семь лет не вылезал с фронтов, отличаясь как раз завидным оптимизмом и личным мужеством. Так отчего бы этот опыт не позаимствовать?
     Войн на своем веку я повидал достаточно, личный опыт имеется богатейший, так не пора ли, предоставив мир его собственной судьбе, уединиться на этой самой вилле здесь, в Крыму, отъехать в Форт Росс или завертеть на "Призраке" полную кругосветку, не развлечения ради, а чтобы в покое и комфорте написать, наконец, полноценный автобиографический роман? По типу "Повести о жизни" Паустовского, "Людей, годов, жизни" Эренбурга, а то и "Поисков утраченного времени" Пруста. Жалко, что хорошие названия они уже расхватали. Последнее для моего труда подошло бы идеально. Да и "В начале неведомого века" или "Время больших ожиданий" тоже звучит неплохо.
     Ну да не беда, сам что-нибудь придумаю. А в принципе идея неплохая, полновесная и плодотворная. Пусть другие продолжают творить историю, а я стану ее воспевать, растолковывать и препарировать. Всем от этого будет только лучше. Мир отдохнет от меня, я - от него. Ирина же возьмет на себя роль Софьи Андреевны Толстой. Редактировать, критиковать и переписывать от руки...
     Эта, в общем-то, не такая уж свежая идея настолько меня увлекла, что прихлебывая маленькими глотками коньяк и дымя сигаретой, придвинув кресло-качалку вплотную к балюстраде, я начал воображать не содержание будущего текста, а именно сам процесс творчества.
     На полном серьезе отрекшись от текущих забот, я стану просыпаться на рассвете, как Джек Лондон, раскладывать перед собой письменные принадлежности - солидную стопочку веленевой бумаги, плотной и гладкой, с легким кремовым оттенком, ручку "Паркер" с настоящим золотым пером, пишущую легко и мягко, пузырек черных (непременно) чернил. Никаких компьютеров. Между рукой и бумагой не должно быть механических посредников. Работать, скажем, до полудня, пока не напишутся пять урочных страниц, после чего завтракать и предаваться простым радостям жизни.
     Плавать в море, с аквалангом или без, ловить с кормы рыбу (подобно Хемингуэю), придумать еще какое-нибудь неутомительное и успокаивающее занятие. Пасьянсы раскладывать, например, или папироски набивать специальной машинкой.
     После ужина читать Ирине вслух очередные страницы и обсуждать написанное. Сходить на берег в тихих, выпавших из потока цивилизации портах, где большинство туземцев, да и многие одичавшие европейцы до сих пор не в курсе, кончилась ли мировая война и с каким результатом, бродить по окрестностям, покупать изделия местных умельцев, поющие раковины, шкуры экзотических зверей. Для украшения будущего музея моего же имени.
     Научиться, наконец, у могучих бронзовотелых канаков настоящему серфингу в десятиметровых волнах гавайских прибоев, на любовно выстроганных три поколения назад плавательных досках.
     Разумеется, не читать никаких газет, за исключением тех, что попадутся в никому здесь не нужном кафе, устроенном изможденным малярией французом, застрявшим на Папеэте с тысяча девятьсот десятого года. Варящем кофе скорее для собственного удовольствия, потому что его единственный клиент - дезертировавший с немецкого рейдера "Эмден" лейтенант эльзасского происхождения, проживающий последние золотые марки, полученные у судового ревизора под честное слово на полгода вперед.
     На этих островах, естественно, на одну такую монету можно безбедно жить несколько месяцев. А еще он единственный (назовем его лейтенант Рихтер), кто в радиусе тысячи километров умеет чинить часы, от карманных до "ходиков", и ружейные замки, хотя бы и кремневых мушкетов. Все это пользуется спросом, лейтенант, само собой, в достаточной мере одичавший, бреется тем не менее каждый день и рисует на картах прошлого века фантастические планы операций "Хохзеефлотте" [3] в грядущей войне.
     Книг у него в хижине только две: "Справочник по военным флотам мира" за 1913 год и роман Карла Мая. Ту и другую он давно выучил наизусть и может цитировать с любой строчки любой страницы.
     А газеты, да, от газет я отвлекся, получены последний раз пять месяцев назад. Француз, назовем его мсье Гоше, с дикой ностальгией перечитывает рекламы парижских борделей (хотя малярия лишила его всяких способностей по этой части) и курсы валют на мировом рынке в отношении к золоту. Я так подозреваю, что они вместе с лейтенантом сумели разыскать в горах и на речках сотню-другую фунтов этого желтого металла и никак не могут сообразить, кому его продать, где и за сколько. А главное - что потом делать с вырученными раскрашенными бумажками - порождением совсем другого, послевоенного мира... Предложат мне...
     Ох, как здорово меня понесло! И не сто грамм коньяка здесь причина и повод - я, кажется, на самом деле переключился на врожденную, Богом данную способность. Ничего же ведь мне, честно сказать, не нужно было от той жизни, кроме как возможности писать. Не "информашки" в газету, а полноценную прозу. Любая прочая деятельность была лишь досадной необходимостью и источником впечатлений для будущих книг. Берестин, если коснуться прочего, наоборот, проявил себя талантливым художником, а хотел быть только полководцем. Что и получил, в итоге. Ну, теперь и я свое получу. Может быть...
     Запомнить бы, что сейчас в мыслях крутилось. А если и не запомню, что-нибудь похожее не раз еще придумаю...
     
     Ветер вдруг резко подул, несколько десятков желто-бордовых виноградных листьев оторвались от заплетавших веранду лоз, упали на пол и начали с тихим шуршанием ползать по выскобленному добела тиковому настилу. Я на них засмотрелся, настроение неуловимым образом, то ли под влиянием коньяка, то ли - прилива творческой энергии изменилось. Правильно Ремарк писал, насчет способа переводить грусть обыкновенную - в грусть сладкую, и при этом плодотворную...
     Да ведь и действительно, какие наши годы? Это обычному человеку рубеж сорокалетия должен казаться именно рубежом, а мне-то? Если я рассчитываю и надеюсь (не поймав шальной пули или не наскочив на болтающуюся в морях древнюю мину заграждения, сорванную с якоря) прожить еще лет пятьдесят-сто в полном здравии и не старея, к чему мне обывательские комплексы?
     Жизнь, признаться, по самым строгим критериям, течет неплохо. "И мы с ею", как говорил, перекладывая на язык родных осин чеканную латынь, знакомый иеромонах [4].
     После завтрака, чтобы поддержать набежавший оптимистический настрой, хорошо бы приказать заложить четверку лошадей в фаэтон или самому сесть за руль последней модели двухдверного кабриолета "Рысь", съездить в Ялту или даже Севастополь, пощекотать нервы игрой в рулетку. Инкогнито, разумеется. Проверить, действительно ли ставка на проигрыш выгоднее противоположного? Или лучше в стрелковый клуб, потешить руку на траншейном стенде? В грязный притон, где сомнительные элементы всего Крыма и прилегающих областей гоняют бильярдные шары, предварительно засовывая крупные купюры в лузы, тоже можно закатиться. Позабавимся. А уж как-нибудь потом подумаем о прочем.
     
     Только я почти окончательно решил, что, не откладывая в долгий ящик, сообщу друзьям об уходе в длительный творческий отпуск, определюсь с местоположением "башни из слоновой кости" и - вперед, за Нобелевской или хотя бы Гонкуровской премией, как вновь вмешалась непреодолимая сила. Или, если угодно, пресловутая, с утомительной постоянностью вмешивавшаяся в наши дела "неизбежная на море случайность".
     
     У нас с Антоном контакты происходили по-разному. Бывало, он проявлял несанкционированную инициативу, то требуя от нас чего-то нужного ему то, якобы спасая нас. Бывало, и мы сами его вызывали, вмешиваясь в тайны высших миров. Чем дальше, тем чаще я (и Сашка, само собой), объясняли другу-форзейлю, кто есть кто и что почем. Он, последние разы, кажется, понял, насколько изменились наши "привходящие обстоятельства". И все же продолжал оставаться для нас существом, в некотором смысле высшим. Как твой бывший начальник, вышедший в отставку полковником, когда ты уже давно генерал, все равно при встрече пробуждает в душе лейтенантские эмоции.
     Сейчас он появился не "во плоти", как Воронцову в Сухуме, и не в виде ментальной проекции через Сеть, как чаще всего нам с Сашкой, а промежуточным образом.
     Веранду ровно посередине перерезала мерцающая завеса, тут же ставшая совершенно прозрачной. При этом ощущение преграды сохранялось. Не возникало желания подняться и шагнуть на ту сторону.
     Антон, одетый в самые обычные джинсы, голубую рубашку и светло-серую замшевую куртку, стоял, опираясь левой рукой о край письменного стола, на котором, кроме какой-то книги, не было больше ничего. Меблировка комнаты деловая и скромная, как в рабочем кабинете небольшого начальника. Это могла быть одна из бесчисленных комнат Замка или любое его тайное обиталище в пределах Земли. Никаких намеков на инопланетность в окружающих предметах не просматривалось. Когда однажды он явился мне в интерьерах дворцовых помещений планеты, где он трудился Тайным послом, там все выглядело абсолютно нечеловечески.
     Мы обменялись обычными приветствиями, как будто расстались только вчера, на самом же деле прошло гораздо больше месяца после странной, какой-то очень ненастоящей встречи в Замке, скорее в "сфере чистого разума", нежели "в реале". Тогда он очевидным образом бодрился, но выглядел весьма чем-то угнетенным. И дал нам свой последний совет - раз и навсегда завязать с выходами в Сеть. Дал таким тоном, будто работал под контролем или собрался умирать.
     Учтя его совет, или собственным разумением, мы и не лазили туда больше, обходились подручными средствами.
     - И что же вновь свело нас на этом перекрестке, друг мой? - спросил я с некоторой надменностью, которой пытался замаскировать неготовность к тому, что наверняка предстоит. Антон зря не приходит. Потрепаться на возвышенные темы он и без нас найдет с кем. Там у них неограниченное количество философских систем и подшабашивающих ими мудрецов.
     Но дать предварительную ориентировку все равно следует. Поможет, не поможет - другое дело. Однако сообразит, что мы тут тоже не в носу ковыряемся.
     - Я тебя не вызывал, проблем на сей момент у нас не имеется, все остались в далеких будущих временах. В здешнем двадцать пятом мы совершенно никаких акций не замышляем, две тысячи пятые и пятьдесят шестой на ближайшее столетие нас не интересуют. Там тоже люди взрослые собрались, в собственных реалиях по-всякому лучше нас разберутся. Помогли им, чем сумели, ну и хватит. А мы сами собрались в форте, очередной раз посоветовались и на самом деле, без всяких шуток и задних мыслей, решили "лечь на дно и позывных не передавать". Может быть, кого-то такой эскапизм разочарует, но "такова наша монаршая воля"...
     - Здраво, ничего не скажешь... - кивнул он.
     Не стану утверждать, что я сумел сильно осадить форзейля, но кое-какой предварительный настрой я с него сбил.
     Антон усмехнулся. Кажется - грустновато.
     - Вам бы с этого начать, ребята. А то ведь, вот беда, некоторые процессы заднего хода не имеют. Будучи раз запущены, развиваются в соответствии с собственной логикой и внутренними законами...
     Выглядел сейчас Антон как-то не так. Понятно, что почти полностью отстранившись от земных дел, преобразившись в "Тайного посла" на одном из вверенных ему миров, или заняв ответственный пост в центральном аппарате, он не мог не измениться. В гораздо большей степени, чем мои приятели из восемьдесят четвертого - в две тысячи пятом. Он-то и человеком в моем понимании был весьма относительным. Так, некое существо, а то и функция, оснащенная вторичными половыми признаками.
     И все же он оставался нашим другом, как бы ни толковать этот термин.
     - Знаешь, командор, ты слегка изменился, и не в лучшую сторону. Не заболел ли чем? Или неприятности личного плана? - сказал я, временно игнорируя его слова, очевидным образом подводящие к очередному событию.
     Совершенно как в цикле рассказов о Шерлоке Холмсе, а вернее - об Эдварде Мелоуне, профессоре Челленджере и прочих. В том и в другом случае приключения могли продолжаться бесконечно, причем без всякой связи с предыдущими. "Затерянный мир" - одно, "Ядовитый пояс" - совсем другое. Только герои общие. Мне никогда не приходило в голову анализировать названные книги всерьез, но предполагаю, что особой внутренней логики в этих произведениях нет. Да она там и не нужна. Как не нужна и нам.
     Если жизнь протекает, в ней непременно должно что-нибудь происходить. А знакомство с красивой женщиной, автомобильная авария, призыв из запаса на военную службу и выигрыш в казино ста тысяч долларов, даже следуя подряд с одним и тем же человеком, могут никаким образом не находиться в прямой причинно-следственной связи. С тем же успехом каждое из названных событий может оказаться неразрывным звеном единой цепи. И даже - скорее всего.
     Мои слова о внешнем виде Антона были констатацией не совсем очевидного факта. Выглядел он, на обычный взгляд, нормально, по стандартным меркам. На фотографиях, сделанных тогда и сейчас, он бы вряд ли чем-то отличался. А наяву... Складывалось впечатление, будто некая несущая конструкция в нем надломилась, в силу чего бравый форзейль утратил возможность поддерживать себя в должной форме. Или - та система, которая обеспечивала неизменность его облика, начала давать сбои. Что вполне вероятно - особенно с учетом изменившихся обстоятельств его жизни.
     Вроде как актер, давно выведенный из основного состава, внезапно приглашен сыграть одну из своих прежних ролей, в которых он блистал перед публикой.
     Текст-то он помнит, и кураж сохранился, а режиссер другой, извлеченный из запасника костюм не совсем подходит к фигуре, грим лег не совсем так, как прежде...
     Да, в конце концов, все мы стареем в том или другом смысле, только не всегда есть кому это заметить.
     - С этого и начнем, если хочешь, - сказал форзейль, оторвал руку от стола и шагнул на мою сторону. Я машинально прикрыл глаза. В памяти зафиксировались его же слова, что подобные перемещения иногда могут соответствовать очень большому тротиловому эквиваленту. Впрочем, кажется, Антон тот раз имел в виду случаи перемещения материальной массы между темпорально не согласованными пространствами.
     В данном случае - обошлось. Да и не стал бы он... Это уже у меня другие рефлексы начали работать.
     Перейдя ко мне на веранду, Антон подвинул плетенный из ротанга стул, сел напротив. Тут же я почувствовал себя несколько неловко. Гость одет со всей возможной элегантностью, а я неумыт, небрит, в домашнем халате практически на голое тело, еще и босиком. С другой стороны, я его к себе не приглашал в такой час. Мог бы и в розовых шелковых подштанниках оказаться. Или с женой в постели...
     - Вы, конечно, последнее время приутихли. Наигрались, перебаламутили еще несколько миров, где вас совсем не ждали, и, наконец, решили, будто теперь можете успокоиться и коротать остаток дней, разводя пчел или орхидеи, никак не нарушая внутренней логики внешнего мира...
     Он, похоже, задумался над сорвавшейся с его губ фразой, оценивая ее на предмет семантической допустимости. Решил, что сойдет, и продолжил:
     - А внешний мир тем не менее продолжает ей следовать. То, что меня посадили в тюрьму, которой я, на мой взгляд, совершенно не заслужил, является хорошим подтверждением этой мысли...
     - Тебя? В тюрьму? - Я искренне удивился услышанному. В моем представлении, форзейль, ловко маневрировавший между реальностями, до недавнего времени вообще всемогущий, по сравнению с нами, короткоживущими[5] землянами, из любого узилища мог освободиться легче, чем я - из нарисованного не искушенными в магии туземцами мелового круга.
     - Что тебя так шокировало? Любая цивилизация имеет соразмерную ей и качеству своих подданных пенитенциарную систему. Из любой земной тюрьмы я, и ты тоже, освободились бы свободно. Из нашей - аусгешлессен [6].
     - Спорить трудно, - согласился я. - Иначе и вправду, куда ж вас, таких прытких, девать в случае чего?
     - В моем клане понятие "наказание" отсутствует вообще. Каждый сам оценивает свои поступки. Никто другой сделать лучше этого не сможет, поскольку непременно будет в той или иной мере пристрастен.
     - Оригинальная практика, - вежливо одобрил я. - Японическое влияние здесь чувствуется, самурайское, точнее. Монахи тоже сами на себя епитимью накладывают... - В то же время я соображал, не кликнуть ли домоправителя и распорядиться накрыть достойный дорогого гостя завтрак? Ирину заодно разбудить, и посидели бы, как встарь.
     Потом решил, что пока не стоит. Пусть сначала выскажется.
     - К сожалению, в тех кругах, где мне приходится делать карьеру, взгляды несколько иные...
     - То есть в своих глазах ты невиновен, а высокий трибунал решил иначе?
     - Типа того...
     - И сколько дали? - В России подобная тема вызывает неизменный и живой интерес окружающих.
     - Пожизненное без права переписки и апелляции... - Мне показалось, что произнес он это с некоторой иронией. Хотя - какие уж тут шуточки?
     - Круто, - искренне я ему посочувствовал. - Ну, хоть не вышку. У вас там небось зоны поприличнее наших?
     - Как сказать. Из ваших - шансов сбежать или освободиться больше.
     - Но ведь сбежал, раз здесь присутствуешь. Из-под следствия или с этапа?
     - Не сам. У нас сбежать невозможно, я же сказал. Шульгин выручил...
     - Когда? - поразился я. - Мы с Сашкой надолго не расставались последний год, да и сказал бы он мне, если бы что-то такое случилось.
     - Не этот, другой, из тридцать восьмого года. Который наркомом стал...
     - Стоп, стоп... - Тут я заинтересовался по-настоящему, вызвал-таки дворецкого, отдал необходимые распоряжения, велел проводить гостя в малую гостиную, откуда открывался вид на горы и сад, не столь отвлекающий внимание, как морская даль. А сам пошел переодеться подобающим образом. И перенастроиться тоже. Возникло ощущение, что книжки писать придется по-прежнему в свободное от основной работы время. Не сказать чтобы эта перспектива меня расстроила. Есть поговорка: "Привыкла собака за возом бегать..."
     Интересно, за Антоном не гонятся специально на то поставленные службы? Иначе станет совсем уже интересно. Те, которых послали за Иркой, были совсем непрофессиональны. Нынешние могут оказаться более серьезными противниками. Отчего бы и нет? Сражаться с одиночками куда интереснее, чем с законами истории. Но тут, пожалуй, до такого не дойдет. Упоминание о Шульгине-38 выводит на несколько другой уровень.
     Ирину я будить не стал, ни к чему третий, излишне эмоциональный персонаж в сюжете о двух спокойных мужчинах себе на уме. Иначе они начнут говорить не о себе и для себя, а ориентируясь на слушательницу, тем более - кое к чему причастную...
     Никогда мне не приходило в голову подумать вот так об Ирине, даже мельком, а сейчас вдруг пришло. Может быть, под влиянием истории с Татьяной?
     А, ерунда, сейчас - тем более. Однако, что касается Сашки - интересно. Третья матричная копия, выходит? Да, разгулялся паренек... И что же он там опять натворил? Форзейли просто так визиты вежливости не наносят. Как и аггрианские резидентки тоже.
     Стол нам накрыли подходящий, по времени суток и по сезону. Самое же главное - окна моей гостиной выходили на единственную дорогу, которая вела к вилле из поселка и просматривалась вся, с самого начала, на четыре с лишним километра. Если кто-нибудь соберется к нам в гости, успеем увидеть и подготовиться. С моря неприметно высадиться тоже нельзя, есть на обозримом пространстве береговой черты разные хитрости, природного и рукотворного характера.
     Само собой, на этой Земле мне бояться было некого. Личный друг Верховного Правителя, да и сам по себе фигура известная, внушающая кому уважение, кому страх, зависимо от обстановки. Что в общественном смысле, что в личном.
     Если, конечно, предполагаемые сотрудники занимавшегося Антоном "Управления исполнения наказаний" решат в погоне за беглецом проникнуть в мое уединение тем же, что и он сам, внепространственным способом, тогда уж ничего не поделаешь, останется полагаться на грубую силу и достижения нашего неспокойного века. Гранаты типа "Ф-1", ручные огнестрельные приспособления и пулеметы калибрами вплоть до 14,5 мм оказывают хорошее поражающее действие на любые белковые и многие кремнийорганические структуры.
     - Тебя во всегалактический розыск не объявили? - спросил я на всякий случай.
     - Не бери в голову. Там я умер...
     - Эдмон Дантес тоже рассчитывал на такую отмазку. Не сработало.
     - Но его ведь все равно не поймали, - возразил Антон, и спорить было не с чем.
     Тут же меня отвлекла следующая мысль (они, как правило, приходят мне в голову по одной, и думать каждую приходится отдельно).
     - Так ты ж, по раскладам, едва успел только в СИЗО покантоваться, мы с тобой месяца два от силы назад виделись... Это что же, у вас и арест, и следствие, и приговор, и этап - в такие сроки укладываются?
     Соответствующей тематикой я с детства интересовался и был в курсе, потому как в наших дворах сидел каждый второй взрослый, а каждый третий пацан или таких родственников имел, или туда собирался с тем же чувством предопределенности, как я - в институт. Оставаясь при этом уважаемым членом "прайда". Каждому своя дорога, хотя курирующие наш двор авторитеты деликатно, но настойчиво советовали мне идти на юридический. Мол, ларьки подламывать тебя никто не пошлет и не посылал, если ты в десять лет "рьманы тискать" умел, как не каждый артист по радио в "Театре у микрофона". Была такая передача, неплохая, кстати, только не в то время и не для того контингента. А я, спокойно, сидя у костерка, пересказывал двадцатилетним, от задницы до шеи покрытым наколками парням сокровища мировой литературы, от Апулея до Честертона и Колбасьева. С купюрами и собственными дополнениями. Шло на ура. Какое, казалось бы, дело вору с несколькими ходками до забав царских гардемаринов, а вот слушали же...
     - У меня - уложились. Да еще и три полновесных года я отсидел там, где тебе даже по самой крайней злобе не пожелал бы...
     Оно понятно, время штука гибкая, а все равно странно. До сих пор странно, поскольку мы с ребятами каким-то образом собственные соотношения времен регулировали.
     Нет, ерунда. Все не так. С друзьями в "настоящем" 2005 году как вышло? "Для них года, а мне - единый миг". Искаженная цитата, но суть отражает.
     А что, если слова Антона - очередная туфта? Еще один способ возвратить нас в Игру, от которой мы отказались радикально, передав все козыри тем, кому она еще в охотку. Причем нам Антон лично или те, кто за ним стояли, настоятельно рекомендовали укрыться в своем двадцать пятом и никуда не высовываться, прежде всего - не лезть в Сеть. Мы этим советом сначала пренебрегли, вволю порезвились на стыке две тысячи пятых годов, кому-то очень сильно испортили настроение и планы. Не только Дайяне и Лихареву, пожалуй, а и фигурам на несколько порядков более тяжелым. И опять удалились "в себя", договорившись по возможности вообще забыть о случившемся, в надежде что мало-помалу временнбя ткань как-нибудь срастется. А за нашей спиной, оказывается, интрига продолжалась и развивалась. Сашка вот, получается, опять вмешался... И до меня очередь дошла, в самый неподходящий момент и в невыгодной позиции...
     - Все! - сказал я, прерывая поток собственных фантазий. - Я молчу, а ты четко и конкретно излагаешь. После чего станем снова думать и рассуждать...
     
     Глава вторая
     
     Есть люди, которые к своим жизненным бедам относятся легко. Пока плохое не случилось - нечего переживать. Случилось и пока еще длится - надо делать то, что в силах, выкручиваться или сводить к минимуму возможные негативные последствия. Прошло с каким угодно результатом - ненужное забыть, из остального сделать приличествующие выводы и двигаться дальше. А есть другие. Постоянно терзаются прошлым, изменению уже не подлежащим, боятся будущего, не того, что произойдет, а того, которое сами себе придумали.
     Я, смею надеяться, отношусь к первому типу. А вот Антон, к моему глубокому изумлению, оказался из вторых. Вроде писателя Варлама Шаламова, так и не сумевшего за двадцать послелагерных лет найти себя в свободной жизни.
     Свобода, конечно, и на воле оказалась относительной, однако немало людей, отсидевших побольше его, сумели адаптироваться и даже извлечь из прошлых страданий рациональное зерно. Но Антон как-то скис. Закалка не та. Полтораста лет в роли "хозяина жизни" и "сверхчеловека" серьезно его расслабили. Похоже, доставшиеся испытания и нравственные муки ударили его тяжелее, чем узников сталинских и гитлеровских концлагерей. Я имею в виду выживших, естественно.
     Вот его рассказ в моем переложении.
     
     "...Антон действительно после завершения своей земной миссии был удостоен титула Тайного посла первого ранга, что любители систематики и геральдики могут считать аналогом российского генерал-лейтенанта по военному ведомству, камергера по придворному, тайного советника по гражданскому, архиепископа по церковному. Чин вполне солидный, дающий право на занятие целого спектра должностей, дипломатических и научных. Ему теперь ничто не препятствовало принять кафедру у своего учителя и наставника Бандар-Бегавана, получить когда-то столь чаемый им пост Брата-советника при правителе одной из наиболее развитых и культурных планет и даже целой планетной системы Конфедерации.
     Этот пост давал возможность, при желании, не делать совершенно ничего, посвящая бесконечный досуг научным занятиям, развлечениям и медитации. Или же, в случае наличия должных амбиций, взять в свои руки все незримые ниточки, они же - приводные ремни, организующие (обеспечивающие) образ жизни миллиардов подданных и внешнюю политику отданной ему "в кормление" [7] цивилизации.
     Этакий "вице-король Индии" или губернатор Восточной Сибири начала XIX века, до которого инструкции и указы из Метрополии доходят раз в полгода, если не реже, и ответ идет столько же. То есть основной массив решений он принимает самостоятельно, а его отчеты о проделанной работе по большей части имеют для вышестоящего начальства лишь исторический интерес.
     В Конфедерации, естественно, система связи действовала мгновенно на любое расстояние, зато в недрах Департаментов рассмотрение поступающих "бумаг" занимало те же полгода-год, по причине особого устройства бюрократических структур. Что, по большому счету, устраивало всех.
     Принадлежность к клану форзейлей позволяла Антону работать в галактической разведке, психологических (в том числе и ксенопсихологических) службах, областях, связанных с тамошней мистикой и эзотерикой. Конечно, все это относилось только к мирам, населенным гуманоидами. Для связи с негуманоидами любых родов и классов имелись свои специалисты.
     В то же время любому форзейлю, именно в силу их архаичной клановой системы, своеобразно понимаемой "рыцарской чести" и собственной философии и этики, плохо вписывающейся в рамки господствующей идеологии, путь в такие ведомства, как Внутренняя Администрация или тем более Департамент Соответствия, был заказан раз и навсегда. Как немецкому еврею в гестапо.
     Да никто из них туда и сам не стремился, как боевой гусар Денис Давыдов ни за какие коврижки не пошел бы в жандармский корпус или интендантское управление.
     В итоге Антон, уже постигший, в том числе и с помощью своих земных друзей, многие тонкости устройства Конфедерации, согласился на не сулящий особых неприятностей и нравственных проблем пост. Планета в самом деле была крайне цивилизованной, богатой, с роскошным климатом и населением, тратившим все свое время и душевные силы на интеллектуальное самосовершенствование и гедонизм.
     Предполагалось, что все действительно серьезные проблемы там были якобы решены и никакой другой разумной цели, кроме как заниматься познанием тайн природы ради самого познания, не существовало. Сам же процесс являлся столь бесконечным, сколь и бессмысленным, поскольку границ его все равно не существует. А в силу давно достигнутого предела в удовлетворении телесных потребностей не осталось и промежуточных рубежей, к которым стоило бы стремиться.
     Земные фантасты вообще, как давным-давно убедился Антон, ухитрились вообразить и описать почти все, что на самом деле существовало во Вселенной "первого порядка". Ничего подобного человеческой фантастике в мирах Конфедерации места не имело. Именно по причине самодостаточности их обитателей и отсутствия разрыва между воображаемым и возможным. Антиутопии занимали их воображение еще меньше. Потому Антону так нравилась Земля и раздражало все остальное.
     Какое-то время он честно пытался вживаться в новое состояние. Любых качеств, кроме желания, у него хватало, чтобы "соответствовать". А вот желания и не было. В том числе оттого, что он в очередной раз сумел уклониться от процедуры рекондиционирования. Слишком жаль ему было терять свой ставший привычным характер и все приобретенные на Земле навыки.
     Кем бы он стал без всего этого? Да никем, очередным чиновником высокого ранга, и не более. Правильно как-то сказал Бандар-Бегаван, "ноосфера Земли очень ядовита, разумный человек, желающий сохранить ясность мышления, не должен подвергаться ее воздействию сверх необходимого". А Антон, получается, эту меру превысил.
     Только зря он рассчитывал, что его уловки смогут обмануть настоящих специалистов. Это стандартную, довольно примитивную аппаратуру, на которой обычно проходили проверку и перенастройку чиновники его уровня, прибывающие с планет, не входящих в Конфедерацию, и убывающие туда, он обманывать научился. И не столько "железо", как обслуживавших его техников.
     В его распоряжении было огромное количество всяких специальных методик, и наложенная поверх базового психотипа сетка подмены давным-давно известных ему характеристик, позволяла проходить Испытание без всяких проблем. Испытатели просто не видели несоответствий.
     Об этом когда-то догадался Бандар-Бегаван, но не выдал своего ученика, потому что потерял бы от такого шага куда больше, чем мог приобрести. Да, кроме всего прочего, Антон еще в начале ХХ века, когда это было модно в кругах эстетов, испытал на себе несколько религиозно-эзотерических практик. Сознательно расширил, выражаясь слогом того же профессора, сферу соприкосновения внутреннего мира с внешней средой в окружении принципиально иной ноосферы. Впустил чужое в глубины личности.
     И оказался в роли одного из тех наследников туземных владык, которых направляли на обучение в Кембридж, Итон или Петербургский Пажеский корпус и которые ухитрились усвоить не только курс обучения, но и психологически осознали себя британскими аристократами и русскими гвардейскими офицерами. Такое случалось, не часто, но все же. В России было проще, там образованного инородца довольно легко принимали в "общество", судьба же "энглизированного" индуса или кафра складывалась куда печальнее. Что в Метрополии, что после возвращения к родным пенатам.
     
     Скука и разочарование охватили Антона в первые же дни его новой работы, и сопротивлялся он им недолго. Слишком уж манила Земля, на которой он был счастлив. Там его жизнь имела смысл, пускай в экзистенциальном смысле очень относительный. Мелькала мысль, что перестроить личность и начать жить в согласии с господствующими в обществе императивами было бы куда легче и удобнее, но не хотелось.
     Человеком быть пусть и трудно, но интересно. А здесь, исполняя протокольные функции своей должности, он зачастую едва сдерживал смех, а чаще - раздражение. Как рафинированный офицер Российского Генштаба, вынужденный соблюдать церемониалы, принятые при дворах абиссинского негуса или мандарина маньчжурской провинции.
     Часто (что не возбранялось), отбывая в высокогорную резиденцию (вроде Лхасы), где следовало созерцать десятикилометровые ледяные пики или предаваться сексуальным утехам со специально воспитанными и обученными девушками, он вместо этого выходил в доступные ему по должности уровни Информария, разыскивая свежие документы, касающиеся Земли.
     Их было не слишком много после ликвидации операционной базы и постоянного кураторства. Этот "затерянный мир" интересовал только немногочисленных историков из Академии, но все равно Антон не мог избавиться от ощущения, что настоящая жизнь осталась там. А здесь лишь влачится ее жалкое подобие.
     Синтанга в его распоряжении было сколько угодно, как и иных стимулирующих, успокаивающих и разжигающих воображение напитков и веществ. Но он сумел настроить обслуживающую автоматику так, что она синтезировала продукцию на базе этилового спирта, в любых вариациях, от "Столичной" водки до хересов и портвейнов высших сортов.
     Разницы вроде бы никакой, важно ли, чем воздействовать на соответствующие области мозга, чтобы впасть в измененное состояние? Однако она тем не менее имелась. Все употребляемые в мирах Конфедерации (по крайней мере - в высших слоях их обществ) вещества тем или иным способом ориентировали организм в сторону усиления поощряемых здесь настроений и качеств - созерцательности, покоя, возвышенных размышлений. Если и фантазий, то побуждающих к самоуглублению, благорастворению, отнюдь не к внешней активности или агрессивности, упаси бог.
     Так англичане культивировали в Китае употребление опиума, отнюдь не виски, хотя его экспорт (или производство на месте) мог бы принести куда большую прибыль.
     Кроме привычных напитков, поддержанию должного тонуса способствовали физические упражнения и тренировки в боевых искусствах, земных и практикуемых представителями иных культур, еще не утративших пассионарность.
     Время от времени Антону приходило в голову, что Игроки отнюдь не списали его в тираж, а просто перевели в "действующий резерв", поддерживая с ним одностороннюю связь. Иначе почему же, на самом деле, он никак не может успокоиться, лезет в дела, которые теперь его совсем не касаются, рискуя, между прочим, достигнутым статусом.
     Полученную одновременно с титулом "Особо Важную Инструкцию" никто не отменял, а она предписывала свернуть операционную базу (Замок в просторечии), и прекратить всякие контакты с Землей. Единственной зацепкой (формально-бюрократической, естественно, а других здесь и не бывало), которая в случае чего могла его хоть как-то оправдать, было то, что в Инструкции речь шла о Главной исторической последовательности, только! Псевдореальности любого порядка в виду не имелись, составители инструкции, что вполне вероятно, в силу своей однобокой специализации могли вообще не иметь понятия о таком феномене.
     Так что, казалось ему, он всегда сможет сослаться на то, что приватным образом продолжает научное исследование хронополитических парадоксов. Всего лишь.
     Парадоксов же на пересечении ГИП [8] с развивающимися и латентными альтернативами хватало.
     Пользуясь положенным ему по должности "ключом" для межпространственных переходов, Антон через множество пересадочных станций, запутывая следы, несколько раз проникал туда, где обстановка слишком уж накалялась, и его земные друзья, пока еще не понимая этого, слишком близко приближались к опасному краю. То есть - продолжал исполнять давным-давно заявленную роль "светлого Даймона-хранителя".
     Моментами у него возникало ощущение некоего "дежавю": он снова ощущал, что не сам предпринимает рискованные, а главное - бессмысленные в его положении эскапады. Откуда-то возникали в сознании "руководящие и направляющие" импульсы Высшей воли Игроков или Держателей, и он им подчинялся, передавая землянам рекомендации и советы. Сам не в силах оценить, что же станет результатом подсказанного шага. И чем это отольется парням, которым старался покровительствовать. Да и ему тоже.
     В то же время он был не в силах противостоять побуждениям: пробирался в Замок или непосредственно в одну из реальностей, где оперировали его подопечные, вмешивался в естественный ход событий и ощущал физическое удовлетворение и радость, едва ли не сексуальной интенсивности, а также уверенность, что "все к лучшему в этом лучшем из миров".
     Зря вот только Антон проявил такую самонадеянность, вообразив, что умнее или хотя бы хитрее специалистов Департамента Соответствия. Или все же надеялся, что "Высшие силы" знают, что делают, и в обиду его не дадут? Мелких канцелярских сошек он обманывал легко, но любая служба состоит не только из них. Начиная с какой-то ступеньки, там сидели ребята не глупее его. Только иначе ориентированные и лишенные неуместных эмоций. Особенно - земного типа. Это может показать удивительным, но возвышенные чувства дээсники просчитывали легко, хотя сами им не были подвержены, а вот перед настоящими земными пакостями, подлостями, интригами, основанными на использовании логик высших порядков, они терялись.
     Почему и удалась в свое время Антону его интрига против Совета Конфедерации и синклита Облеченных доверием. Просто никто из тех, кто был причастен к делу, вовремя не сумел сообразить и определить, в каком направлении вздумает действовать атташе, на судьбе и карьере которого был поставлен жирный крест [9].
     Однако с первого раза устранить его не удалось. Как и в каждой бюрократической системе, поступившая информация нашла заинтересованных лиц. Очень многие, воспользовавшись, сумели решить свои вопросы: устранив конкурентов, продвинувшись по карьерной лестнице, завертев новые интересные комбинации. В результате и Бандар-Бегаван был прощен и вознагражден, и Антону кое-что досталось.
     Их общая беда заключалась в том, что ведомства Метрополии обладали гораздо большей автономностью, чем земные. Чего Антон не понял, слишком очеловечившись, а много просто не знал, весьма далекий по должности и образованию от специфических служб.
     В России (что в царское время, что в сталинское), должностное лицо, пусть и допустившее какую-то промашку, но прощенное Высшей властью и вдобавок получившее повышение, автоматически избавлялось от преследований по "предыдущим обстоятельствам", разве что сохранило бы некоторое количество недоброжелателей из стана проигравших. А там уж - чья возьмет, причем скорее всего не ранее чем при смене сюзерена.
     Здесь же было несколько иначе. Единожды обратив на себя внимание сотрудников Департамента Соответствия, Антон уже никуда не мог деться. Ни заслуги, ни чины и должности, стань он хоть одним из Облеченных Доверием, никоим образом избавить от разработки не могли. И разрабатывали его там с полным тщанием.
     Понятно, что некоторые приемы и способы действия форзейля дээсникам были недоступны по причине той же структурированности жизни и системы управления Конфедерации, но хватало и косвенных доказательств.
     "Игроки", если мы по-прежнему согласимся считать их значимыми личностями в процессах, охватывающих представимую нами Вселенную, обращали внимание на Антона как на солидную фигуру только в их "геоцентрической" партии. Там они использовали его возможности и личные качества, его обладание Замком. Воспринимали форзейля, скажем, как "ладью". Двигали произвольно, вдоль и поперек горизонталей доски, оставляя при этом ощущение свободы воли. Но только именно на этой доске, другие их не интересовали.
     А когда он оказывался в другом секторе Галактики и в ином качестве, они выпускали его из наблюдаемой зоны. То есть он оказался предоставлен самому себе, но совсем не так, как привык раньше.
     Не сумев правильно понять происходящее, Антон вообразил себя независимым игроком, поступающим по собственному усмотрению. Здесь, предположим, у него служба и офис, а неподалеку есть поле для гольфа, куда можно съездить в свободное время и погонять шарики между лунками.
     Взбодрившийся, получивший удовольствие от новых степеней свободы, он совершенно утратил бдительность вместе с чувством самосохранения. Сразу две такие ошибки совершать не позволено даже на Земле.
     А ведь Бандар-Бегаван намекал ему на грядущую угрозу для них обоих. Намекал не столько даже словами, как известными "посвященным" жестами, умолчаниями и стилем поведения. Но Антон, твердо уверенный, что Процедуры такого человека коснуться не могут, предпочел вообразить, будто аггрианские агенты сумели добраться до Метрополии, осуществили инвазию, проникли в структуры, имеющие отношение к ходу войны. Организовали интригу с целью дискредитации видного дипломата и его верных сотрудников.
     И сыграл против них в привычном стиле.
     Теперь пришло время асимметричного ответа с другой стороны.
     Взяли его точно так же, как это могло быть сделано и на Земле в отношении чиновника высокого ранга, когда нет намерения сразу его засветить и вывести в тираж. Может ведь случиться, что он еще пригодится в том или ином качестве, да и чужую структуру не следует без специальной команды подставлять.
     Дождались, когда он окажется в хорошо замотивированной длительной отлучке из своей официальной резиденции, в очередной раз переместится на Землю, естественно, без санкции своего Департамента. Уже серьезное правонарушение. Вздумай он посетить любой из миров Конфедерации, претензий к нему не было бы, напротив, согласно рангу он имел право на соответствующий Протокол.
     Земля же, как, кстати, и Таорэра-Валгалла, относилась к "закрытым территориям", выведенным из юрисдикции Департамента активной дипломатии.
     Поэтому вошедший в апартаменты Тайного посла чиновник, согласно положениям Церемониала состоящий в одном с ним ранге, в крайне уважительном стиле попросил всего лишь объяснений. Если таковые имеются, вопрос снимается сам собой и почтеннейшему Послу будут немедленно принесены все положенные извинения.
     Антон поначалу не оценил серьезности положения, в котором оказался, и сослался на тему своей научной работы, которая велась строго в пределах его специализации и, естественно, предполагала постоянный сбор и обновление фактологической базы. Чем он и занимался в свободное время, никак не выходя за пределы исследования.
     На Земле подобного объяснения хватило бы, и настырного ученого или журналиста, проникшего, скажем, в район военных действий или зону, находящуюся под международным эмбарго, просто выдворили бы к месту постоянного проживания, если бы соответствующие службы не уличили его в прямом шпионаже или пособничестве мировому терроризму. Да и то почти наверняка вмешались бы международные организации, правозащитники, пресса, общественное мнение. Хорошие адвокаты, в конце концов. Могли бы, конечно, и убить из-за угла, и взять в заложники, но это уже был бы эксцесс исполнителя.
     Здесь - не прошло.
     Вопрос о шпионаже (в том смысле, как это понимается у них) тоже всплыл, по поводу контактов с аггрианскими представителями, происходивших уже после того, как Инструкцией Антон был лишен таких полномочий.
     Нашлось и еще несколько пунктов, по преимуществу касавшихся именно нарушений принципов Соответствия. Если попытаться подобрать им земные (еще точнее - советские аналогии времен Отечественной войны), то получилось бы нечто вроде ненадлежащего исполнения долга, сознательного введения в заблуждение высшего руководства с корыстными намерениями, преступного малодушия, попустительства врагу, преступной же халатности, трусости, граничащей с изменой Родине. Хорошо еще, что лишь граничащей!
     В СССР такие обвинения тянули для офицеров и генералов в лучшем случае на разжалование и штрафбат (пока не смоешь вину кровью или особым героизмом). Но могли дать и вышку, под горячую руку, а скорее - из особых соображений, как генералу армии Павлову со всем его штабом.
     В Конфедерации нравы были ничуть не мягче, и много сотен лет действовала судебная система, удивительно напоминающая практику сталинских "Особых совещаний", где решения принимались без участия прокуроров и адвокатов, на основании мнения[10]. Апелляции, кассационные жалобы и просьбы о помиловании не принимались, приговоры приводились в исполнение немедленно.
     Здесь то же. И приговор был написан заранее, и все подготовительные мероприятия проведены, просто церемониал соблюдался тщательнее. Как писал Конфуций: "Откровенность без церемониала - это хамство".
     Со всеми положенными рангу Антона почестями его препроводили в парадные покои Особоуполномоченного Департамента Соответствия по этой планете, где Облеченный Доверием второго класса (чиновник на два ранга выше подсудимого) собственноустно зачитал формулу обвинения и приговор, после чего осужденному предоставилось "последнее слово". Такая юридическая тонкость.
     Не до приговора, а после. Чтобы, значит, объект правосудия мог высказать свою позицию максимально свободно и в полном объеме, не стесненный мыслью, что его слова могут как-то повлиять на позицию суда, в ту или другую сторону. Более того, речь можно вообще не произносить, а изложить ее на бумаге, любым объемом, не второпях, под влиянием негативных эмоций, а хорошенько все обдумав и осмыслив. Временем осужденный тоже не ограничен, пиши хоть до конца срока, хоть до конца жизни. Затем собственноручно переплетенный автором труд (брошюра или толстый том) будет передан на хранение в специальную библиотеку, где с ним смогут ознакомиться все желающие, имеющие специальный допуск.
     За тысячелетия, говорят, там накопилось громадное собрание весьма любопытных материалов.
     Антон обошелся тем, что в нескольких емких фразах сообщил Высокому суду все, что он думает о нем лично, Департаменте в целом и самой Конфедерации. Закон действительно был мудр, слова, которые в ином случае потянули бы еще на несколько серьезных статей, в данный момент, после оглашения приговора, как бы теряли свой "подрывной" характер.
     Вердиктом было "пожизненное просветление", но и только. Ни титула, ни иных прав и привилегий осужденный не лишался, тем более - его наследники и родственники, если бы таковые обнаружились. Режим содержания более всего походил на "домашний арест", а не на тюрьму или каторгу. Но - заключение строго одиночное, никаких свиданий и тому подобного. Все каналы связи с внешним миром переключались строго на прием, то есть, грубо говоря, Антон отныне и навеки оказывался внутри некоей "сферы Шварцшильда", за пределы которой никакое материальное тело и даже пакет информации вырваться не может...
     И это - навсегда.
     Его даже не стали принудительно рекондиционировать. Зачем? Наказание не предполагало вмешательства во внутренний мир осужденного. В противном случае это получилась бы уже другая личность, не несущая ответственности за деяния "оригинала". Он оставлен таким, каким был в момент появления преступного умысла, в процессе его осуществления, и в таком же качестве должен осмысливать его последствия...
     
     ...Все, что думал, переживал, анализировал и записывал Антон, сообщать здесь и сейчас не имеет смысла. В отличие от Эдмона Дантеса он прекрасно знал, за что пострадал, потому был избавлен хотя бы от терзаний неведением. В остальном же все было очень и очень плохо.
     Если Учитель в свое время опасался, что его направят на "путь просветления", так тот вариант - детские игрушки. "Путь" - это всего лишь аналог ссылки провинившегося священника в отдаленный монастырь, где он терял часть физической свободы и возможность общения с паствой и привычным окружением. А "глубокое просветление" - вроде заточения джинна в кувшин с последующим выбрасыванием в Марианскую впадину.
     "Кувшин", конечно, был побольше стандартного, вполне приличная вилла, снабженная всей необходимой для поддержания жизни бытовой автоматикой и доступом в Информарий. Имелась и территория для прогулок, садик в половину футбольного поля, где он мог заниматься огородничеством, цветоводством или конструировать собственный "Сад камней" с любым количеством элементов и самой невероятной геометрией.
     А главное - цель наказания достигалась с первых же минут или часов. Ничем иным, как размышлениями о своей горькой участи, допущенных ошибках и вариантах "более правильного поведения", узник заниматься просто не мог. Даже отвлечь себя разработкой планов побега не получалось, так как вариантов просто не существовало. С тем же успехом Робинзон, за отсутствием материалов для постройки лодки, мог сосредоточиться на отращивании у себя крыльев или жабер.
     Конечно, эффект наказания был бы куда большим, думал временами Антон, любуясь закатом, рассветом или покачивающейся под движением ветерка травинкой, если достигший "истинного просветления" все же получал в точно рассчитанный момент свободу. Тогда система могла получить особь, пригодную к дальнейшему и весьма полезному использованию. А так понапрасну растрачивается ценный материал...
     Дальше в голову приходили самоуспокоительные мысли, что так скорее всего и обстоит дело, рано или поздно узника освобождают и направляют на какую-нибудь работу, скорее всего под другим именем. Мало ли в Конфедерации систем и планет, нуждающихся в хороших специалистах?
     Нужно только вычислить оптимальный срок наказания - год это, три или пять? Больше вряд ли, серьезные исследования давным-давно установили, что после пяти лет одиночки (настоящей одиночки) наступают необратимые нарушения психики. Тот же граф Монте-Кристо, разве был он во втором томе нормален, пригоден к любой осмысленной созидательной деятельности, кроме изощренной мести?
     После того как истек первый год, Антон еще держался.
     Ухаживал за садом, по несколько часов в день занимался физическими упражнениями. Вспомнив таланты Шульгина, увлекся метанием ножей в цель и постепенно достиг значительных результатов.
     Ночами он обычно писал. Не "последнее слово", конечно, а подобие мемуаров, где анализировал преимущественно земной отрезок своей жизни, с самой Русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Вдаваясь во всякие интересные подробности, общеполитические и из личной жизни. Нечто вроде "50 лет в строю" графа Игнатьева. И в какой-то момент его вдруг озарило - век ему свободы не видать, если в этом и не заключается цель подобной меры наказания. Никому он сам по себе не нужен. В масштабе Конфедерации - не более чем песчинка на океанском берегу. Выпускать его на волю ни через пять, ни через сто лет никто не собирается, и единственная польза, которую из него собираются извлечь, - это как раз записки, мемуары, слова, которые он произносит вслух, потому что не может же человек круглосуточно молчать.
     Вот из всего этого специальные люди, а может быть, целые институты добывают и концентрируют информацию, пригодную для дальнейшего совершенствования системы поддержания Соответствия.
     После постижения истины он неделю с утра до вечера "под пробку" наливался синтангом.
     Синтанг, может быть, самое гениальное изобретение родной планеты Антона, распространившееся по большинству гуманоидных миров Конфедерации. Исходный материал - обычное растение, наподобие земной коки, употреблявшееся древними аборигенами аналогичным способом, то есть - жеванием. Однако в процессе прогресса и развития наук из него начали делать не банальный кокаин или что-то в этом роде, а изобрели методику особого рода ферментации. В итоге получился продукт совершенно уникальных качеств и широчайшего спектра действия. Из него производился "чай", обладающий общеоздоравливающим и тонизирующим действием, по мере повышения концентрации дающий успокоение и навевающий сладкие грезы. Другие технологии превращали экстракт в мощный стимулятор нервной и психической деятельности, наподобие фенамина. Он вполне сгодился бы десантникам, покорителям горных вершин и работникам экстремальных аварийно-спасательных служб.
     Мог, при желании потребителя, служить достаточно сильным галлюциногеном, при этом не разрушающим, а все так же укрепляющим и оздоравливающим организм.
     Еще одно свойство, незаменимое для таких, как Антон, узников, - синтанг вполне заменял женское общество, которого они были лишены окончательно и навсегда. Только если гашиш, который "горный старик" давал своим "ассасинам", чтобы продемонстрировать им мусульманский рай с гуриями и шербетом, был все-таки наркотиком, до "слега" далеко не дотягивающим, синтанг в нужной пропорции и концентрации мог обеспечить полное впечатление близкого общения с девушкой "твоей" и чьей угодно еще мечты. То есть любой фактически существующей и с любой степенью достоверности придуманной. И - главное, данная иллюзия сопровождалась необходимыми физиологическими последствиями, так что узник от нарушений на этой почве не страдал.
     Хорошо зная русскую литературу, Антон внезапно вспомнил абзац из "Записных книжек" Ильфа.
     "Экстракт против мышей, бородавок и пота ног. Капля этого же экстракта, налитая в стакан воды, превращает его в водку, а две капли - в коньяк "Три звездочки". Этот же экстракт излечивает от облысения и тайных пороков. Он же лучшее средство для чистки столовых ножей".
     - Совершенно про синтанг написано. Наверное, Илья Арнольдович где-то тут у нас побывал, - бормотал форзейль, обнимая очередную пассию, которой придал облик и темперамент Софи Лорен времен ее участия в фильме "Брак по-итальянски".
     Реально знакомых ему женщин он в свои забавы втягивать избегал. Может быть, оттого, что лемовский "Солярис", не фильм, а книгу, помнил хорошо даже в нынешнем раздерганном состоянии. Не маньяк же он и не извращенец.
     
     Выйдя "из запоя", попытался взять себя в руки. Да, узник, да, пожизненный, да, возврата и пути к спасению нет. Но это не повод умереть в объятиях придуманной красавицы, пуская слюни, как последний деградант. Уж лучше сделать что-нибудь вроде обряда "сеппуку", написав изящное предсмертное стихотворение. Холодного оружия у него полно. Вот любых огнестрелов, лазерного, пучкового, гравитационного и прочего высокотехнологического оружия ему иметь не позволялось. А в чем смысл запрета? Все равно ограды нет, охраны на вышках нет, воевать не с кем, пресловутую сферу и бортовым залпом космического линкора не пробьешь. Но - ход мыслей судей и тюремщиков простому узнику понять не дано.
     Тем не менее - наложить на себя руки совесть не позволила. И гордость. Дать возможность этим сволочам и гадам торжествовать - извините. Погибнуть в бою, пусть и заведомо проигрышном, - пожалуйста, но самому... Пошли вы все на...
     Тут же вспомнились совсем давние (по нормальной шкале), годы, когда носил темно-зеленый мундир с золотыми капитанскими погонами и, несмотря на малый чин, беседовал в палатке за накрытым по-походному столом с Великими князьями, будущим царем Александром Александровичем и главкомом Николаем Николаевичем. Он пытался им внушить, что не стоит затевать Плевенско-Шипкинскую операцию, куда лучше, оставив демонстративные заслоны, предпринять, в стиле Шлиффена, глубокий обход правым флангом от Бухареста через Видин и Софию прямо на Константинополь, оставляя Балканы и главные силы турок в тылу. Чем предвосхитил стратегическую идею немцев в войне против Франции в сороковом году следующего века.
     Его не послушались и получили то, что получили, а Антон, довольно успешно покомандовав передовым отрядом Скобелева, в нужный момент отбыл к Главной квартире турецкого полководца Осман-паши, где в роли английского инструктора принес русской армии гораздо больше пользы.
     Этот давний опыт слегка его воодушевил, в том смысле, что безвыходных (совсем уж безвыходных) положений не бывает. Иногда достаточно просто взглянуть на жизнь под другим углом.
     Следующие месяцы он изнурял себя физическими упражнениями всех известных ему методик - земных и форзелианских. Как будто ему предстояло, с боем вырвавшись из тюрьмы, пешком пересечь пустыню Калахари, сражаясь с аборигенами и дикими животными. Не пил синтанга, ничего вообще, кроме чистой воды из родника, ел невкусную, но полезную пищу. Сжег на костре свой труд, старательно развеяв пепел по ветру, и начал писать новый. Издевательский по отношению к своей Конфедерации настолько, как "Похождения бравого солдата Швейка" - к австрийской империи.
     Практического толка и от этой акции немного, ущерба достоинству неприятеля - еще меньше, но хоть позабавиться...
     На третьем году прискучило и это. Все чаще стали повторяться приступы депрессии, мучительной, особенно по утрам. Снова появились мысли о добровольном уходе из бессмысленной жизни, и Антон возвратился к синтангу.
     Ему оставалось только экспериментировать с этим гранулированным порошком, который поступал по линии доставки, в надежде нащупать такую концентрацию отвара и температурный режим, которые позволили бы ему исполнить замысел.
     Не самоубийства, его он оставил на крайний случай, причем способ придумал эффектный, в стиле римлян-сибаритов эпохи упадка.
     Сейчас он убедил себя, что если удастся привести мозг, всю нервную систему в особое состояние, по тому типу, как это ухитрялся делать профессор Удолин, кое-какой шанс у него появится. Сам Антон врожденными способностями медиума не располагал, "не на то учился", однако уверовал, что годы "просветления" не прошли даром. Одиночество, размышления и медитации, похожие на те, что выводили на тропу сверхчувственных способностей земных йогов, должны были повлиять на структуру его личности в нужном направлении. Плюс воздействие синтанга, всех свойств которого по-настоящему не знал никто, но мудрецы его клана добились куда большей глубины постижения, чем прочие расы миров Конфедерации.
     Сфера, или куб непроницаемости, которые заменяли тюремные стены, не могли быть непроницаемыми абсолютно. Каким-то образом ведь функционировала линия доставки, канал связи с Информарием, откуда-то брались свет и воздух, удалялись продукты метаболизма? И энергия. Не вечный же двигатель вкупе с тотальным синтезатором здесь установлен. Да и слежка за его поведением непременно осуществляется. Значит, герметичность сферы - фикция. Раз так - следует хотя бы эманацией мысли попробовать нащупать ее слабые места.
     Самостоятельно выскочить в Гиперсеть эфирным или квантовым "телом" он не надеялся, а вот послать ментальный сигнал тем, кто на это способен, - отчего бы и нет?
     Можно сказать, что узник одиночки начал учиться тюремной азбуке перестукивания, не зная толком, сидит ли кто-нибудь в соседних камерах. Ему хотелось верить, что внешний мир существует, совпадает по времени с его узилищем и в нем еще живут люди, которым его судьба не безразлична. Которые захотят и смогут помочь.
     Подобно Серафиму Саровскому, круглосуточно, на автопилоте, независимо от того, что еще говорил и чем занимался, повторявшему "молитву Иисусову" [11], Антон "на разных волнах", используя все известные ему формулы, посылал в мировой эфир сигнал бедствия и пытался уловить какой-нибудь отклик. Ведь когда таким же образом взывали к нему Новиков или Шульгин, он принимал их сигнал, даже находясь очень далеко пространственно и хронологически...
     К входным терминалам Замка он тоже пытался апеллировать, рассчитывая на то, что, недобросовестно выполнив приказ руководства, оставил ему достаточно степеней свободы и объемов памяти, чтобы тот уловил обращенный к нему вызов-запрос.
     Но отклика все не было, ниоткуда, и дух Антона постепенно начал хиреть, вырождаться, теряя последнюю волю к сопротивлению. Форзейль не имел возможности узнать, что тоскливо тянущиеся для него годы - на Земле уложились в неполные две недели, а его призыв достиг цели уже на третий день...
     О неравномерности хронополя он, естественно, знал достаточно, просто не было способа выяснить его нынешнее состояние относительно иных реперных точек. С тем же успехом все могло обстоять полностью наоборот, и его сутки - соответствовать земному году. Тогда друзей просто нет уже в живых и надеяться не на кого, разве что в Замке поселились и освоили его их потомки...
     
     ...Пребывая в глубоком упадке духа, перебирая в уме тексты древних мудрецов своего клана, способные окончательно погасить деятельные эмоции, оставив только смирение перед неизбежностью, выведя разум за пределы длящегося физического настоящего, Антон не сразу понял, что "прорыв блокады" только что состоялся.
     Ощущение походило на то, что испытал Дантес, очутившийся после своей вонючей одиночки (кстати, Дюма нигде не указал, имелась ли в его камере параша или же какая-то система канализации, а это существенный момент) в морских волнах и вдохнувший соленого ветра. Только это случилось в ментальной сфере и воздух свободы наполнил не легкие, а мозг.
     Не прошло и минуты, как он увидел в возникшем перед ним "окне" знакомое лицо Шульгина.
     Какое-то время мысли Антона еще путались, реальности налагались друг на друга, он то нес прежнюю околесицу, то начинал говорить разумно, едва-едва сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Слишком долго ждал...
     Параллельно в мозгу открылся второй канал связи, по которому он начал получать четкие инструкции, часть из которых оставлял для внутреннего употребления, часть передавал Сашке, будто исходящие от себя лично.
     Времени у них на организацию и совершение побега было немного, минут пять-десять локальных, а потом или канал не выдержит, или его засекут охранно-следящие системы "сферы".
     Антону пришлось пережить момент смерти его здешнего тела, чтобы высвободить "дух" и оставить врагам неопровержимое доказательство завершения жизненного пути "просветляемого", чего не получилось у будущего графа.
     В то же мгновение свернутая в волновой пакет матрица, примерно таким же образом, как некогда Шульгин был внедрен в тело наркома, преодолев сколько-то парсек и лет, оказалась в февральской Москве тридцать восьмого года, в квартире и в теле Юрия, бывшего аггрианского резидента, ныне дезертира, скрывающегося под личиной писателя-неудачника.
     Утвердилась на новом месте, развернулась и начала обживаться.
     Дальнейшее известно" [12].
     
     Глава третья
     
     Завершив свое повествование, которое, как я заметил, стоило ему немалых нравственных усилий (это только у нас в послевоенных дворах парни, отсидевшие год или три, рассказывали о тюремном житье-бытье с такой бравадой и подъемом, что многие малолетки легко поддавались этой "профориентации"), Антон выпил коньяка, который явно теперь был ему милее, чем пресловутый синтанг. А что - приятель-пограничник рассказывал, как пристрастие к анаше в Средней Азии сбивали обыкновенной водкой. Вполне успешно.
     - Потом я еще немного покрутился между Замком, Лондоном, Москвой и Барселоной, сменил три тела (при этих словах на лице его мелькнула кривая усмешка, совершенно человеческая), встретился с так называемыми "дуггурами"...
     Уловив мое недоумение, пояснил:
     - Это представители побочной расы, в незапамятные времена вытеснившие с Земли в своей альтернативной ветке неандертальцев и кроманьонцев (книжки Саймака и Толкина про прежних хозяев планеты читал? Так в том же роде, только для нас хуже), и мы с Замком (о Замке - скажу отдельно), получив в свое распоряжение пленных, захваченных Шульгиным, задумались. Хочешь верь, хочешь - не верь, но даже на нашем уровне - противник это страшный и опасный...
     Он в нескольких емких фразах обрисовал мне ситуацию, как он ее успел оценить сам. В самом деле - сюжет для добротного фантастического сериала. Земного происхождения, но несколько десятков тысяч лет (если не миллионов) развивающаяся по непостижимым биологическим и социологическим законам двухуровневая цивилизация. Такие вещи я схватываю быстро и тут же начинаю строить в воображении полноразмерную модель. Как и любую другую мыслеформу.
     Так что мы имеем, если Антон достоверно изложил вводную? Каким-то образом, в естественном порядке или, что куда вероятнее, с помощью внешнего воздействия (целенаправленный эксперимент Держателей Мира или непредусмотренная мутация?), случилась такая вот хохмочка. Часть млекопитающих (?) гоминидов каким-то образом свернула на путь высших насекомых коллективного типа.
     По крайней мере, из описания действий так называемых "монстров" следовало, что они этологически ничем не отличаются от обычных муравьев. Носят одежду, пользуются огнестрельным оружием, имеют, судя по всему, гораздо больше степеней свободы - ну и что? Это непринципиально. Важна суть. За счет миллионократно большего, чем у насекомых, объема и сложности нервной системы они могут имитировать гуманоидный стиль поведения, оставаясь в сути своей теми же муравьями. Только над инстинктами, любой степени сложности, пристроен еще один механизм, позволяющий вводить управляющие и стимулирующие сигналы, считывать информацию и так далее. Совсем грубо говоря, образовался этакий симбиоз муравейника, состоящего из теплокровных особей двухметрового роста и свободномыслящего вида "управляющих", избавленных от грязной работы и физического труда как такового.
     Догадаться о форме и технологии существования такого общества не сложно, мы-то особи свободномыслящие, но понять, зачем оно возникло, и разобраться в деталях его устройства - может и жизни не хватить. Особенно если кто-то вознамерится ее насильственно укоротить. Вопросов, естественно, у меня возникла масса, но я их пока что решил оставить при себе. Пусть Антон продолжает "подход к снаряду". А что речь идет именно об этом, я не сомневался.
     - С десятком "монстров" справиться может Шульгин, ну и ты, разумеется. Да почти любой мужественный, подготовленный, должным образом вооруженный человек. С сотней, даже тысячей повоевали успешно, но уже с напряжением сил, привлечением танкового батальона и порядочными потерями. Победили за счет внезапности сопротивления, в некотором роде, и кое-каких не учтенных противником личных способностей. А вот со всей их цивилизацией мы, опираясь на ресурсы и технологический уровень двадцать пятого и даже тридцать восьмого года, не совладаем ни в коем случае. Это тебе понятно?
     Чего не понять? Если все обстоит подобным образом, то кисло. Разве, как в "Войне миров" марсиане, новые агрессоры вымрут от гриппа или ветряной оспы. В ином случае - что им можно противопоставить? Еще не созданные механизированные корпуса? Поршневые истребители и бомбардировщики? Атомного оружия нет, если только не притащить несколько зарядов из будущего. Что остается? Замок в качестве неприступной крепости, "альпийского редута", плюс "Валгалла", вышедшая в открытое море, - достойная база сопротивления. Установка СПВ позволит наносить врагу чувствительные, в каждом данном месте даже и смертельные удары, но у двух десятков человек элементарно не хватит времени и объема внимания, чтобы отразить тотальное, планетарного масштаба нашествие.
     Что касается остального человечества, надежд на него мало. Антон прав, и дело даже не в несопоставимости чисто военных возможностей. Главный вопрос опять в психологии, ну и в геополитике тоже. То положение, в котором сегодня находится мир, ни за что не позволит ему мобилизоваться для отражения тотальной угрозы. Этот мир просто не успеет понять ее масштабы и суть. Стоит одновременно в десятке ведущих стран объявиться многотысячным ордам странного врага, как системы государственного управления рухнут. Потому что одновременно с "монстрами" придут "дуггуры" второго порядка. Кто может исключить, что они легко сумеют взять на себя управление человеческими мозгами?
     И коллаборационисты в высших слоях европейских обществ непременно найдутся. По тем или иным причинам. Допустим, Югороссия с нашей помощью продержится дольше других. Но это уже будет непринципиально.
     Перейдя к "партизанской войне" мы, Братство, сможем какое-то время причинять им массу неприятностей, но... Снова пресловутое "но"! Как можно сражаться с противником, ничего не зная о структуре его общества, истинных технических возможностях, мобилизационном потенциале, уровне "сверхъестественности" и прочих важных вещах?
     Рота современного для конца ХХ века спецназа ГРУ без потерь способна разделаться с полком вермахта образца сорок первого. А вот с корпусом или армией - отнюдь. В рассматриваемом случае соотношение сил может оказаться еще более несопоставимым. Кроме того, нельзя исключать, что в какой-то момент большая часть человечества перебежит на сторону противника. Своей волей или под гипнозом - не важно.
     Лично мы в случае чего в Замке сумеем отсидеться, но Земля будет потеряна наверняка. Хорошо, если только в одной реальности...
     Тут я сообразил, что мы говорим не о том. Поначалу, от изумления, что ли, я совершенно выпустил из вида очевидный факт. Да и не слишком мне такую рассеянность можно поставить в упрек. Запутался я во временах и их пересечениях. Услышав Сашкино имя и слова о его участии в спасении Антона, я чисто автоматически подумал, что они пересеклись в астрале здесь. Сам Шульгин просто не успел из Новой Зеландии сообщить мне об этом эпизоде. Но сражения с монстрами и Барселона?
     - Подожди, Антон! - Я нервно щелкнул зажигалкой и только сейчас заметил, что пепельница почти полна окурками. Плохо - начинаю терять контроль за динамическим стереотипом. - Мы говорим о чем? О тридцать восьмом, причем какой-то побочной ветки. Шульгин, ты сказал. Но он ведь завязал с наркомовскими делами уже давненько... И благополучно воссоединился... Теперь же выходит... Что?
     - Так вот получилось. Откуда ему знать, здешнему, и тем более - тебе? Остался он там, понимаешь? Третьей копией матрицы. Даже мне это понять не слишком легко. Опять какие-то силы вмешались, или?.. Мы с ним обсуждали его возвращение домой, и он таки вернулся вполне благополучно. И все же опять остался. Дайяна ли к этому руку приложила, законы природы, свойства матрицы как таковой или Шульгина персонально... Не знаю. В общем, неожиданно для меня он продолжил руководить Шестаковым, да вдобавок творить такое... Испанскую войну выигрывать, в астрал лезть напролом, сразу все методики использовать, о которых самое отдаленное представление имел: и мои, и аггрианские, и от Удолина подхваченные. Черт его знает, может, эти безобразия косвенным, а то и прямым образом на мою судьбу и повлияли. Внимание этих самых дуггуров привлекли. Могу даже вообразить, что их специально на него навели, чтобы укорот дать... За неимением других способов, раз он в Сети сумел короткое замыкание устроить!
     У меня там прошло три года, даже немного больше, а у него, со всеми прямыми действиями и побочными отвлечениями... - Антон, как первоклассник, загнул пальцы на руке, - три месяца, от силы...
     
     ...Вы не поверите, но страшно мне вдруг стало, я не скажу, как. На настоящих фронтах так страшно не было. Это ведь начинается нечто совсем уже непостижимое. Сашка множится в бесконечность, как отражения в напротив поставленных зеркалах. Мир теряет последние черты осмысленности. То, что я увидел в музее провинциального города, - не случайный сбой программы, а знак... Знак чего? Полной деструкции мироздания? То, чего мы опасались, но всерьез не верили, - пресловутое "расползание ткани"?
     - Подожди, - повторил я. Интересно, остаток коньяка, несколько длинных затяжек и минута созерцания безмятежного солнечного утра помогут возвращению в меридиан? - Пусть все так, как ты сказал. Но ведь... По всем схемам, которыми мы руководствовались, как раз тридцать восьмой и наш с Алексеем сорок первый считались абсолютно тупиковыми псевдореальностями. Никуда не ведущими, существующими только потому, что мы согласились поиграть в этих декорациях...
     - Рад, что ты сохраняешь ясность мышления и почти все понял правильно, - кивнул Антон удовлетворенно. - В этом наша единственная надежда. Реальность там действительно пока что "псевдо". Но по своим характеристикам приближается к настоящей. Сам факт, что в нее просочились дуггуры, о чем-то говорит? Слишком уж Саша старался ее материализовать. И получилось у него гораздо лучше, чем у вашего Ростокина...
     - У него? - Я едва не стукнул кулаком по столу. - У него? Придумать мы с ним можем чертову уйму забавных для нас вариантиков. Но уж никак не новую, совершенно дурацкую цивилизацию. В Испании он бы занимался войной. В Москве разыгрывал с детства любимые вариации на тему Арамиса, Ришелье, графа Монте-Кристо, само собой, но уж никак не изобретал никчемные сущности. Кто-то его заставил остаться в Шестакове? Но у него ведь, здесь присутствующего, спрашивать об этом бессмысленно?
     - Само собой. Интересная цепочка выстраивается. Сейчас я странным образом не могу вспомнить: зачем я вышел с ним на связь в тридцать восьмом? Попросил, чтобы он от лица Шестакова подкинул Сталину докладик насчет дальнейших перспектив руководимого им государства, после чего возвратился, предоставив дальнейшим событиям развиваться естественным образом. Шульгин, согласившись со мной, вдруг взял и остался. Причем даже предупредил: "Тут у меня интересный вариант наклевывается. Они будут думать, что я ушел, а я..."
     Мне не хватило времени вникнуть в суть идеи, связь с Сашкой прервалась. Почти сразу "мне в дверь постучали". Об остальном я узнал уже после того, как... Очень похоже, что эти события между собой связаны.
     - Но он же вернулся очень давно, после этого мы с ним и с тобой не один раз встречались...
     Антон развел руками:
     - С тобой и с ним мы встречались в двадцать пятом году этой линии, а с тем Шульгиным я встречался в тридцать восьмом! После того как он из него два раза ушел. Неужели непонятно? Мог ты, исходный, в восемьдесят третьем или восемьдесят четвертом что-нибудь сказать о своем поведении в другой реальности до и после?
     - Закончим друг другу мозги компостировать? - предложил я. - Толку все равно ноль, на разных языках сейчас говорим. С огромным наслаждением я бы попросил тебя удалиться туда, откуда пришел, только врожденное любопытство удерживает меня от подобной бестактности. Слишком уж хреново оборачиваются твои посещения...
     - Не от меня зависит, Андрей, - вздохнул форзейль. - Я такой же раб обстоятельств, как ты, как все...
     - Тогда продолжим, если ничего не поделаешь... Значит, мы пришли к тому, что Шульгин скорее всего находясь под контролем в своей третьей реинкарнации, каким-то образом послужил катализатором проникновения дуггуров в тридцать восьмой и, по логике, должен открыть им дорожку в иные параллели?
     - Не исключаю. Замысел мог быть именно такой. Но в силу неучтенных факторов личного характера и/или вмешательства чего-нибудь еще Александр сумел переломить ситуацию. Вплоть до того, что кукловоды поймались в свою же ловушку...
     - Теперь по возможности коротко и четко изложи, что тебе нужно лично от меня... - Я понимал, что веду себя слишком уж грубо, но ничего не мог с собой поделать. Реванш так реванш. Нечто подобное, кстати, я Антону обещал. Давненько. Мол, имею желание рассчитаться с тобой за кое-какие моменты, но не сейчас, при случае.
     Форзейль сделал вид, что не уловил моей интонации.
     - От тебя? Сейчас я договорю, потом вместе и подумаем... Вот мы с Замком (он, к слову сказать, за мое отсутствие, не желая развоплощаться, или демонтироваться, как предписывала Инструкция, вообразил себя полноценной личностью, за что вам отдельное спасибо, и оказался неплохим парнем) крутили ситуацию так и этак и додумались...
     - До чего? - взяв себя в руки, пришлось мне сказать дежурную фразу, чтобы поддержать разговор "в тонусе".
     - Просто нужно отмотать пленку чуть-чуть назад, и только. Не довести до ситуации, когда дуггуры к нам полезут...
     - Это, простите, как? Мне вспоминается некто из древних, заявивший: "Даже боги не могут бывшее сделать не бывшим". Да и ты нечто вроде того говорил...
     - Сейчас другой случай. Развилка между несуществующими мирами не пройдена, она еще висит. Знакомый тебе случай. Ни одно реальное действие на ГИП не совершилось. Наша встреча и разговор - в том числе. Вообрази - мы с тобой сейчас нигде. До тех пор, пока эта веранда и комната состыкованы с Замком. Легко можно все отыграть назад, точнее - вперед. До Шульгина и наших с ним забав целых тринадцать лет, до вторжения дуггуров - тоже.
     - Перестань меня грузить,- сказал я и выпил из рюмки, которую минут пятнадцать грел в руке. - Все это я понимаю ровно в той мере, как принцип работы компьютера. Будучи человеком культурным и цивилизованным, соглашаюсь, что если при нажатии кнопок клавиатуры на экране происходит то-то и то-то, значит, действительно маленькие пластиночки с проводками на такое способны. Под влиянием поступающего из розетки электротока. Материализм и диалектика. Думать иначе - это уже поповщина, как выражался товарищ Ленин в своих бессмертных трудах...
     - Снова понесло, - одобрительно сказал Антон. - Я начинаю верить в успех своей миссии...
     - То есть? - спросил я со всей возможной степенью подозрительности.
     - То есть - нам придется перехватить Шульгина в одном из ключевых, а равно и роковых моментов. Убедить его вернуться "домой" именно из этой точки, потому что дальше процесс с большой степенью вероятности может стать неуправляемым. То есть фиксация все-таки произойдет...
     - Неужели это так сложно, что потребовалось мое непосредственное вмешательство? Вы на пару с Замком сделать этого не можете? Взять под белы руки, и все. Как он приволок Сильвию тебе на расправу...
     - В том и беда, что не можем, - вздохнул Антон. - Главная проблема - он сейчас телесно находится в условно материальном мире тридцать восьмого года, а психически - в Узле, более того, под воздействием Ловушки. Она его еще окончательно не скрутила, но к тому идет. Как только его сознание воспримет навязываемую мыслеформу подлинной реальностью, она сама вернет его в мир, но... Мир этот будет другим, и я далеко не уверен, что в нем найдется место для вашего двадцать пятого. Откуда, в самом деле, возьмется белая Югороссия, если в тридцать восьмом единым и могучим Советским Союзом по-прежнему правит Сталин? Значит, никакой Гражданской вы не выиграли, и ты, сейчас передо мной сидящий, находиться здесь не имеешь права. Пока ты здесь - невозможен тот мир. Пока Шульгин там - превращаешься в химеру ты. Уловил?
     Кто-то придумал и разыгрывает блестящую комбинацию. Все позиции обнуляются. В самом лучшем варианте те из вас, кто успеет, смогут укрыться в Замке, и все мы окажемся в положении, что было до ухода "Валгаллы" в двадцатый год. ГИП снова выпрямляется, а то, что успел натворить Шестаков-Шульгин, постепенно сойдет на нет. Да ничего он, по большому счету, еще и не сумел (не сумеет). Шестаков без него в лучшем случае приведет испанскую войну к ничейному счету. Из чего следует, что раньше, позже, но мировая война все равно начнется, с тем же приблизительно соотношением противоборствующих сил и с похожим итогом. Частности не в счет...
     - И кто все это учинил? Ты, по-моему, в этой колеснице истории не последняя спица...
     Антон развел руками.
     - Теперь я не уверен ни в чем. Готов даже поверить, что ни Игроки, ни Держатели к этому не причастны или причастны лишь косвенно. Замок даже высказал гипотезу, что они сами могли оказаться жертвой Ловушки, а то и Суперловушки, рассчитанной специально на них...
     - Угу, - согласился я. - На кого липкая бумага, на кого мышеловка, а бывают еще медвежьи капканы и ловчие ямы на мамонтов...
     - Не стал бы отрицать...
     
     - Такие, значит, дела, - сказал я, когда мы некоторое время дружно помолчали. Просто чтобы что-нибудь сказать. Дела-то и вправду интересные. Глупость ситуации заключается в том, что все приходится, как и раньше, принимать на веру. Полагаясь исключительно на собственную интуицию. По правде, Антон нас никогда не обманывал внаглую, но и степень зазора между тем, что говорилось и что получалось на самом деле, иногда оказывалась достаточно велика. Так ведь и наша вина в подобных случаях была не последней. Как известно, в любом серьезном предприятии лишь тридцать процентов результата зависит от точного расчета, остальное - воля случая и обстоятельств, возникающих в процессе практической реализации.
     Кроме того, наше положение сравнимо с таковым у ответственного лица, получившего информацию о готовящемся против него теракте. Можно не поверить и сидеть спокойно, утешаясь тем, что в девяноста процентах такая информация оказывается "дезой". Или все-таки начинать действовать по стандартным схемам, по принципу "береженого бог бережет"?
     Антон понял источник моих сомнений.
     - Знаю, что в строгом смысле доказать тебе собственную правоту не смогу никаким способом, ибо в нашем случае любое доказательство и документ ты при желании назовешь сфабрикованным и будешь по-своему прав: с нашими возможностями сфабриковать что угодно - не проблема. Но тем не менее... Я снова пришел к тебе, мы говорим, как равные, и ты не можешь обвинить меня, что я хоть когда-нибудь поступил не по чести. Возрази, если я не прав. Посмотри своими глазами, что там происходило с Шульгиным, и попробуй сделать непредвзятые выводы...
     Он, как уже проделывал это раньше, движением руки подвесил над столом сгустившуюся из пустоты сферу трехмерного видеоэкрана, на котором с немыслимой быстротой, может быть, несколько сотен кадров в минуту, замелькали картинки, сопровождаемые весьма конкретными и достаточно пространными комментариями. Нормальный человек вряд ли успел бы что-нибудь осмысленное уловить в этом мельтешении, но у меня возможностей восприятия хватало. Те самые спящие мозговые структуры, до функций и механизма действия которых современные физиологи не докопались до сих пор, у меня могли включаться автоматически, по потребности.
     За несколько минут я увидел и постиг все, что произошло (и продолжает происходить) с третьей реинкарнацией Шульгина после того, как Антон с Лихаревым подвели его к Сталину, с самим Антоном после освобождения и с прочими близко знакомыми мне персонажами. Вплоть до завершения битвы с дуггурами и реанимации Замка в новом качестве [13].
     Признаться, я Сашке позавидовал. Были бы мы там с ним вдвоем... Совсем иначе можно было дела закрутить. В Испании вообще, и с необъясненными, а может быть, и необъяснимыми дуггурами. Но последнее время неназванные силы нас старательно разводят. Что взять мою историю с попаданием в город на разломе времен, что его похождения. 2005 год не берем, там иная конфигурация.
     - Хорошо, допустим, я тебе в очередной раз поверил. И что из всего этого вытекает? Что делать будем? Практически?
     Я поймал взгляд Антона и обернулся. В проеме двери стояла Ирина, кутаясь в халат. Она успела привести себя в порядок в той мере, чтобы появиться перед пусть и знакомым, но посторонним мужчиной.
     Антон проворно вскочил, поклонился, изобразив искреннюю радость и положенное восхищение. Наигрыша тут не было: по самым строгим канонам Ирина оставалась красавицей высшего разбора. Вот интересно, а как у форзейля (форзейлей) обстоят дела в этом плане? Как-то они, разумеется, размножаются, но вот никаких разговоров на амурные темы я от него никогда не слышал. Охотно допускаю, что при их ориентированности на феодально-конфуцианские принципы женщины в том обществе существуют подобно отдельной касте и даже расе, безотносительно к внешнему миру. Значит, тогда эти ребята отстают даже от аггров, где женщины в роли начальниц - обычное дело.
     Однако еще и в такие дебри ксенопсихологии мне вдаваться не с руки. В своих бы разобраться.
     Нормальная жена из современных произведений и фильмов, застав мужиков за утренней выпивкой и обсуждением очередных военизированных мероприятий, непременно бы изобразила одну из двух женских реакций - возмущение, или отчаяние: "Вы, мол, гады, с ранья глаза заливаете, так вас и так!" - или же: "Опять за свои дела взялись, а меня на кого покидаете, вдовой оставить хотите..."
     Но Ирина, как я уже отмечал, во время нашей последней акции удивительным образом преобразилась из тихой домашней женщины в подобие Валькирии. Надоела ей домашняя жизнь, или гены взыграли.
     Вот и сейчас она возникла именно в названной ипостаси. Наверняка успела усвоить ту информацию, что Антоном только для меня предназначалась, и сделала свои выводы.
     Села, закинула ногу на ногу до крайних пределов приличия, не стесняясь того, что и край трусиков просматривался. Не знаю, Антона она собралась этим зрелищем из равновесия вывести? Меня вроде удивлять нечем и незачем. Долго, наверное, слушала наш предыдущий разговор, раз включилась в него с ходу.
     - Вот именно. Кино ты показал интересное. А дальше? Кого лично мы теперь спасать будем, с кем драться?
     Взяла из моей пачки сигарету, дождалась, пока я поднес ей огоньку. Медленно выпустила дым уголком рта. Взгляд у нее был жесткий. Посмотреть со стороны, так еще чуть-чуть, и можно представить, что она, преобразившись, работает на тех ребят, что Антона в тюрягу законопатили.
     И где-то ее понять можно.
     - Ни с кем, Ира, ни с кем, - ответствовал Антон. - Навоевались, кажется, по самое некуда. Я - тем более ни о чем, кроме покоя, не мечтаю. Поселился бы рядом с вами, чай с вареньем по вечерам пить приходил. И все на этом. Вы хоть все вместе и до сих пор на свободе, уберегла судьба, а мне отмерила полною мерою... Совсем о другом у нас с Андреем речь идет...
     - Ну да, "наш последний решительный" - и все.
     - Смеешься? А так и есть. Сейчас я прошу Андрея об очень маленьком одолжении. Да, черт, при чем тут одолжение? - с досадой одернул он сам себя. - Мне уже ничего не нужно. Я прямо сейчас могу превратиться в совершенно частное лицо вроде твоего предшественника, Юрия, затеряться в дебрях этого мира, ни вы меня не найдете, ни другие.
     - Инда побредем дале, - к слову припомнилась цитата из протопопа Аввакума.
     Антон иронии не уловил. Глянул с недоумением, продолжил:
     - О вас я беспокоюсь. Последний, можно сказать, шанс. Всего дел - перехватить Шульгина в "точке перегиба", убедить вернуться к нам полностью и окончательно, и все проблемы кончатся...
     - Так ты думаешь, - глядя поверх его головы, сказала Ирина.
     - Так я думаю, - в тон ей ответил Антон.
     Их взгляды скрестились.
     "А вы ведь до сих пор врагами себя чувствуете, - подумал я. - Как бывший участник восстания Варшавского гетто и бывший немецкий солдат, пусть и не носивший эсэсовских рун на петлицах".
     Захотелось вмешаться. Но - для чего? Пусть посоревнуются. "Брожение жизненной закваски", любил повторять в подобных случаях Волк Ларсен. Не мой капитан "Призрака", а настоящий, джеклондоновский.
     Но соревнования не вышло. Оба разом отвели глаза. Сообразили, что нечего им теперь делить. Разве что - меня? Так смешно.
     (Если подумать - не так уж и смешно, только нужно чуть-чуть поменять точку зрения.)
     - Работа несложная, но ответственная, - продолжил Антон. - Тот Шульгин, что окажется там, где ты его перехватишь, не совсем тот. Психика у него сильно сдвинута. Сумеешь нащупать "несущую частоту", убедить вернуться - все последующее не случится. В Испании останется, как было, в СССР - тоже. Картинка замрет. Навсегда или "до особого распоряжения". И дуггуры, пробив стенку, окажутся не более чем в "соседней камере". Бетонированной и не имеющей выхода вовне.
     - Считаешь - удастся? - с интересом спросила Ирина. - А куда уже случившееся денешь?
     Значит, из-за двери она наш разговор не подслушивала, вошла сразу, к началу "киносеанса".
     - Тебе ли объяснять? - спросил Антон с легким сожалением. - Бывшее и будущее - вроде как противоположные категории, но есть у них существенная общая черта. То и другое - функция от наших представлений о них, и только. Будущее станет или не станет таким, каким мы хотим его видеть. Нечто бывшее может быть подлинностью для тебя, а я о нем ничего не знаю, и для меня его просто нет. Шульгин и кое-кто еще вообразили себе свое прошлое и наше будущее таким вот образом. Мы - можем это передумать. Вот то, что случилось со мной, передумать нельзя.
     - Забавно, - включился я в научный спор, под шумок плеснув себе еще коньячку. Как говорил мой дед, в таком деле без бутылки не разберешься. - Передумать нельзя, а вытащить тебя из тюрьмы человеку, которого нужно предварительно отговорить от того, чтобы это он сделал, - можно?
     - Удивляюсь, - глянул на меня Антон, словно институтский преподаватель, внезапно сообразивший, что я и на неполное среднее не тяну, посещая его высокоумные семинары. - Ты на самом деле не понимаешь, что если я здесь - это свершившийся факт, к предыстории вопроса отношения не имеющий? Остальное остается в рамках гипотез. Проще объясняю - один из персонажей выдернут из плоскости киноэкрана и реальной истории, как Василий Иванович Чапаев полста лет влачит отдельное существование в качестве персонажа анекдотов, в то время как пленка истлела, а изображенные на ней события признаны недостоверными. Вот так и я. Моя реальная биография, откуда нам знать, может быть, закончилась до того, как построены Пирамиды. От того, что в письмах Сенеки к Луцилию постоянно встречаются слова автора: "Завтра, может быть...", ты ведь не думаешь, что его и твое "завтра" имеют хоть что-то общее. Пора бы привыкнуть...
     - Так, может быть, - сказала Ирина, - лучше мне сходить туда, куда ты хочешь послать Андрея? Шульгин меня послушается быстрее, чем его...
     Она улыбнулась этак, фривольно, я бы сказал, и никакого сомнения ни у кого не могло возникнуть, что не только Сашку, любого мужика она сможет убедить в чем угодно, увлечь хоть в ад...
     Какая-то неграмотная цыганка, в реальной жизни (если она у нее вообще была) XIV века наверняка страшная, грязная и беззубая, заставила одного из поклонников провозгласить: "Я б душу дьяволу отдал за ночь с тобой!" Та же Эсмеральда в исполнении Лоллобриджиды получилась вполне очаровательной девушкой, но Ирина все равно несравненно лучше. Только я оказался непроходимо устойчив к ее чарам, отчего и случилось все последующее. Не оказался бы - история могла сложиться, как в случае, когда Антоний прошел мимо Клеопатры, пожав плечами: "И что в этой бабе находят?"
     - Нет, Ира, твой вариант... ну, не тянет, - скрывая смущение, ответил Антон. - Начиная такую игру, ты должна будешь довести ее до результата. Думаешь, Шульгин удовлетворится твоими подмигиваниями и приоткрытой коленкой? Он с самой первой встречи, когда вы только познакомились с Андреем, а он представил тебя ему, мечтает совсем о другом. Я ясно выражаюсь? Он ведь, некоторыми частями своей личности, понимает, что происходящее вокруг - не совсем настоящее. Так он воспринимал придуманную реальность Ростокина. От последнего пребывания на Валгалле тоже остался привкус недостоверности. Твое появление он с удовольствием воспримет как еще одну составную часть галлюцинации и хотя бы в ней постарается реализовать свою мечту... Если этого не произойдет, ты окажешь сопротивление - а ты ведь окажешь, - реакция Шульгина будет крайне негативной, с непредсказуемыми последствиями.
     Ирина кашлянула и опустила глаза. Да чего уж тут. Я это знал отлично, и все, кому нужно, тоже. Левашов - первый. Они оба на Ирку запали с момента, когда я привел ее на наше студенческое сборище. Хотя, вот убей, не пойму - что тут за хитрость такая? Своих девчонок им не хватало? Проблемами этого сорта никто из них не мучился. Скорее наоборот, в смысле донжуанства я прилично отставал. Наверное, в данном смысле - человек недоразвитый.
     Нет, в том, что другая девушка может показаться интереснее - умом, юмором, кокетством даже, про ноги, лицо и фигуру я не говорю, у всех наших подружек с этим всегда было в порядке, - сомнений нет. Но так уж страдать, дергаться, быть готовым совершить непоправимые глупости, при том, что не о всепоглощающей любви идет речь, а только о телесном влечении, это дело мне непонятно.
     - Все же, - неожиданно продолжила Ирина, - ты ведь сам сказал, что это будет происходить в неопределенном месте и времени, как бы даже во сне. В его, в моем... Кто помешает довести флирт до известной грани, а там остановиться, намекнув, что остальное - позже...
     Тут уже я хмыкнул, с явным неудовольствием. Интриги интригами, психологические игры, цель оправдывает средства и так далее, но тут уже перебор.
     Ладно, Ирке захотелось поиграть в леди Винтер - нет возражений. Но край нужно чувствовать. Без всякого ханжества, в ее варианте психический срыв у Сашки может быть такой силы, что черт знает куда полетят все планы и расчеты... Да и на "потом" он не купится, не дурак, сообразит, что его именно выманивают из реальности, где желаемое возможно, в совсем другую, где шансов соблазнить Ирину у него ноль целых хрен десятых. Пробовал, ручаюсь, только ни он, ни она мне об этом не рассказывали.
     Одним словом, идея продолжения не получила. Ирка сказала, что в крайнем случае можно сходить к нему вдвоем, по той же самой причине, для большей убедительности, но и эта мысль была отвергнута мною и Антоном. Ненужная, как он выразился, концентрация сил. Если Шульгин вдруг окажется настолько невосприимчивым к доводам разума, то что двое, что один его станут убеждать - без разницы. Двое даже хуже, исходя из обычной психологии - вольно или невольно будут друг другу мешать, не имея возможности на глазах у оппонента согласовывать свои позиции и доводы.
     - Вы ведь не сумеете с ходу поставить безупречную пьесу, где все реплики распределены так, что у третьего не останется возможности для маневра?
     Я согласился, что так и есть. Даже диалоги Сократа, если в них ввести третьего собеседника, много потеряют в убедительности, если не рассыплются вообще.
     - А тебе, Ира, на случай, если у Андрея все же не получится, лучше всего заняться организацией эвакуации. Свяжись с друзьями, теми, кто здесь, вкратце объясни ситуацию, и я вас всех переправлю в Замок. Проведете вместе очередной отпуск. Дела, если они на самом деле есть, - тут он слегка усмехнулся, - пару недель потерпят. А вы восстановите рассыпающиеся связи... Не так?
     - Так, так! Но все равно происходящее мне активно не нравится, - агрессивно ответила Ирина.
     - Да о чем речь? - Антон изъявил полное согласие. - Жизненный опыт и приличное знание истории мне подсказывают, что за последние три-четыре тысячи лет большинству людей окружающая их жизнь тоже не слишком нравилась. За отдельными исключениями мир вокруг и то, что в нем происходило, вызывало у населения массу нареканий, как личного, так и мировоззренческого характера. Я, например, почти не знаю эпох, в которых не были бы в ходу выражения типа: "в наш подлый век", "в это невыносимо тяжелое время" и тому подобное. Хоть на глиняных шумерских табличках такие сетования можно прочитать, хоть в газетах того две тысячи пятого, куда вас занесло...
     - Зато в две ноль пятьдесят шестом, где мы тоже побывали, я таких настроений не встречала. Мне показалось, что по крайней мере в той России большинство своей жизнью вполне довольно...
     Антон пренебрежительно махнул рукой:
     - Так на то она и химера. Человечества сон золотой. Причем я не уверен, что камрад Ростокин в своей исходной жизни был абсолютно счастлив и всем доволен. Иначе не сбежал бы в вашу компанию... Но мы опять отвлекаемся, по-моему. Я вот на своем месте от всей души радуюсь, что больше не сижу в тюрьме, а наслаждаюсь вашим обществом. Вам тем паче грех жаловаться. Варианты и перспективы у всех есть, в отличие, скажем, от блокадников Ленинграда. Тем, ни в чем не виноватым, не имевшим ни малейшего права выбора своей судьбы, никто не предлагает (не предлагал, не предложит) никаких вариантов. Даже лишней буханки хлеба с банкой тушенки, не говоря о возможности сменить промороженную квартиру на багамскую виллу...
     Я подумал, что слово он выбрал верно. Именно Багамы в сорок втором году, в разгар войны мировой, и Ленинградской блокады в частности, были самым спокойным местом для тех, кто имел единственную заботу - найти тихий курорт у теплого моря. Все остальные, от Сочи, Дубровника, Кипра, вплоть до Фиджи с Гавайями, - в зоне беспощадных военных действий. И захотелось мне вообразить обычного доходягу, персонажа "Балтийского неба" Н. Чуковского или "Блокады" А. Чаковского, внезапно получившего такое предложение.
     Мы, само собой, пока еще не в том положении, а там кто его знает, если по-настоящему прижмет...
     - Впрочем, - уловив мою мысль, или под влиянием собственных слов, вдруг решил вспомнить форзейль, - у меня подобный случай был. Именно в Ленинграде и именно в сорок втором году, в феврале, если не ошибаюсь. Появилось у меня там дело, потребовалось встретиться с ближним сотрудником Жданова, вторым секретарем горкома ВКП(б) товарищем Кузнецовым, впоследствии расстрелянным. Дело прошлое, суть не в нем, но попутно, случайным штрихом, такая история приключилась... - Лицо у него стало печальное.
     - Иду я пешком от "Астории" в направлении Смольного, все документы в порядке, и форма на мне старшего майора НКГБ [14] (самая удобная по тем временам, поскольку комиссара [15] даже и третьего ранга там встретить было маловероятно, а на прочих я плевать хотел). Мог и на машине поехать, хоть на "эмке", хоть на "ЗиСе", с этим проблем не было, а вздумалось - пешком. Для впечатлений, наверное. После Лондона, там пусть и бомбили каждый день, но совсем иная жизнь. Вечер, часов семь, пожалуй, так там и в четыре уже темно. Рассказывать, как на улицах все выглядело, - не хочется. У нас, Ира, психика чуть другая, - неизвестно почему решил он опять задеть мою подругу, может быть - в воспитательных целях, - мы, форзейли, народ чувствительный, моментами - на слезу слабее, чем земляне.
     За спиной я вещмешок нес - собирался одному человеку подарок сделать, чтобы разговор легче пошел.
     И вдруг, на перекрестке Литейного и Пестеля, кажется, или совсем рядом, идет мне навстречу девчонка, лет двенадцати-четырнадцати, как мне показалось. Еле идет... Впечатление - через десяток шагов может упасть и больше не подняться. Мороз был градусов пятнадцать, если не ниже. И пуржило прилично.
     Я ей путь загораживаю, спрашиваю - куда это ты, зачем по такому времени и такой погоде? Она меня не испугалась, нет, тогда военных не боялись, наоборот.
     - Домой иду, дядя, товарищ командир, от бабушки. С Фурштатской. Ей совсем плохо, и дома тоже. Холодно, папа без вести пропал, аттестат на него отменили. Маминых карточек совсем не хватает. Ну, я пойду, можно?
     Антон замолчал, мы тоже. Я в том блокадном городе не был, только книжки читал, Ирина - тем более. А он был, оказывается.
     В несколько ином виде предстал он после этих слов. Дальнейшее я примерно представлял, зная Антона, но послушать было интересно.
     - Хвастаться нечем, конечно, - вздохнув, сказал он, - однако для фильма или романа сцена вышла бы душещипательная. Лучше всего - для рождественской сказки, только Рождество к тому времени прошло. Проводил я полумертвую девочку до квартиры, промерзшей насквозь. Женщина, встретившая дочку в темной прихожей, в тогдашних знаках различия понимавшая, испугалась, меня увидев. Хотя уж чего в их положении пугаться? В тюрьме накормят. Ну, я успокоил, как мог. Вышел на площадку, оторвал с двух маршей лестницы деревянные накладки перил, поломал на подходящие поленья, буржуйку им растопил. Во всей десятикомнатной квартире только мать с девочкой и оставались...
     Он опустил глаза, и остальное мне стало понятно. Хорошо еще, если замерзшие трупы в соседних комнатах не лежали.
     - У меня в мешке банок шесть американской тушенки было, копченой колбасы много, кольцами, две головки сыру, хлеба три буханки, шоколад в брикетах для летчиков, витаминизированный, сгущенка. Все я им оставил. Даже папиросы. Не курит - продаст на базаре. На мать смотреть сил не было, а девочка кусочек шоколада отломила, за щеку положила и плачет... Эх!
     Антон замолчал и отвернулся.
     - И что потом? - взволнованным голосом спросила Ирина.
     - Не знаю, не проверял. Не ангел я, слетающий с неба. Брать под свою опеку двухмиллионное голодающее население у меня возможности не было, а выделить из них произвольно двух-трех человек... - Он пожал плечами. - Надеюсь, того, что я им оставил, на месяц-другой продержаться хватило. А там весна, пайки прибавили... Не знаю...
     Каким-то образом этот частный эпизод из прошлого/будущего отбил у Ирины дальнейшее желание спорить.
     Да и на самом деле, о чем спорить? Задача мне предстояла самая, пожалуй, легкая из тех, что возникали раньше. Всего-то - доходчиво и убедительно поговорить со старым другом... Не зная, впрочем, его истинного психического состояния, всей глубины мотивации, импровизируя на ходу, без права на малейшую ошибку. Много лет назад мне не хватило сил и способностей убедить Сашку не жениться, вследствие чего вся его последующая жизнь (в одном из вариантов) пошла под откос. У кого-то из мудрых я читал: "За каждым успешным мужчиной стоит талантливая женщина". И наоборот, разумеется.
     Зато в планируемой акции не ожидалось никаких боестолкновений, опасных политических игр, контактов с потусторонними силами или инопланетной агентурой. Все это, упаси бог, еще впереди, если не удастся доставить сюда потерявшегося товарища в целости и душевной сохранности.
     Впрочем, если и удастся, никакого грядущего "благорастворения воздухов" я тоже не ожидал. Не та у нас участь, судьба или карма. Правильно писал Симонов:
     
     Как будто есть последние дела,
     Как будто можно, кончив все заботы,
     В кругу семьи усесться у стола
     И отдыхать под старость от работы...
     
     Если даже мы сделаем все как надо, отменим само существование дуггуров, будь они неладны, надумаем укрыться в Замке или возвратиться на Валгаллу, непременно и очень скоро приключится очередное событие, тревожно запоет кавалерийская труба, и придется, наскоро оседлав коней, снова нестись, сломя голову, за чем-то или от чего-то. Как карта ляжет.
     Поэтому, забыв о предутренней хандре, о недовольстве Ирины, о том, что дело может не выгореть и тогда начнутся совсем другие варианты, я встал и сказал Антону:
     - Подожди минут с десяток. Я соберусь. Каким образом предпочтительно одеться? Где состоится встреча?
     - На вашей яхте, ты разве еще не догадался?
     Как, интересно, я мог догадаться? Кадров просмотрено было достаточно, и мне показалось, что на роль ключевых моментов могли с наибольшей достоверностью претендовать два: ночь в московской забегаловке, где Шульгин, на краткий миг внедрившийся в шкуру энкэвэдэшного филера, собирался роковым для себя образом проникнуть в Гиперсеть, или хижина в горах, до того, как Сашка ввязался в бой с гориллоидами. Эта точка казалась мне наиболее вероятной - не начни Шульгин стрелять по приспешникам дуггуров, они, может быть, не зафиксировали бы его в своей памяти, потеряли бы след... Для чего-то ведь была введена в его похождения именно эта мизансцена. Так сказать - взаимное представление героев начинающегося трагифарса...
     Причем я помнил, что в нашем с Антоном разговоре промелькнула мысль о том, что Сашку долженствует изъять из сюжета до того, как он выручит форзейля. Не уверен, что это было непременным условием, но сам факт такого парадокса присутствовал.
     А вот на сценку с "Призраком" я внимания, признаться, не обратил, а ведь должен был. Старею, что ли?
     На самом деле, пропустил я ее поверху просто по причине навязчивой повторяемости.
     Не говоря о прямой перекличке с молодостью, когда все было придумано, имел в изначальном прошлом место наш разговор на яхте в Севастополе, когда я ушел в дальнее плавание, а Роман остался. Вдруг в новом сценарии зачем-то его опять вернули в ту же точку, в нашу кают-компанию, и, подержав там недолгий срок, без всяких видимых причин отправили дальше "по тропе войны".
     Очередная "пересадочная станция" между реальностями, или все же именно там, на "Призраке", Шульгин принял, или наоборот, должен был принять, но не принял роковое решение?
     Очень вероятно. Выглядит вполне логично. Где же, как не там? Подходящая психологическая аура... Пардон, для чего подходящая? Для выбора "за" или выбора "против"?
     Мне бы вдобавок еще узнать, что в данном случае означает то и другое.
     Но бог с ним. На "Призраке" мне будет легче ориентироваться.
     - Почему не догадался? - сблефовал я. - Где же еще нам мировые проблемы решать? Только ты переправь меня туда хоть на полчаса раньше, чем Сашка появится. Я тогда переоденусь по форме, нужное настроение успею создать. С учетом всех предыдущих вариантов...
     - Так и сделаем. Пошли?
     - Сейчас. Оставь нас ненадолго одних...
     Антон кивнул и с достоинством отошел в глубину своей половины совмещенных пространств.
     - На самом деле ничего сложного я в этой миссии не вижу, - сказал я, положив ладонь Ирине на плечо. - Надеюсь, почти уверен, что Сашку я выдерну. Слишком много у меня с ним контактных точек. Если не сумею, тогда это не он. Вернусь, и станем жить дальше. Нам и того Шульгина, что здесь имеется, выше головы хватит...
     - А ты уверен, что яхта, на которую пойдешь, - настоящая, а не очередной фантом?
     - Кто же в таком может быть уверен? В универе на семинарах я от всей души обличал субъективных идеалистов и солипсистов, а теперь, с течением жизни, убедился, что именно они и правы, а весь наш марксизм-материализм - тьфу! Плюнуть и растереть... До тех пор, пока палуба под ногами не провалится и напитки в баре будут доставать, - сочту, что яхта настоящая. У тебя, кстати, никакой в каюте хитрой детальки нет, чтобы только ты о ней знала? Глядишь, для меня еще один "маячок"...
     - Без толку, - спокойно ответила подруга. - Если "Призрак" скопирован, сдублирован - все на месте будет, о чем ты знаешь и не знаешь... Просто сделай, что сможешь, и возвращайся. Никакого "погружения в сюжет", не поставив меня в известность. Обещаешь? Иначе не пущу...
     - Обещаю, - ответил я со всей искренностью. На самом деле, ничего другого я делать не собирался. Даже если сильно попросят.
     - Ладно, верю. Пошли. - Она потянула меня за руку.
     - Сколько времени займет это дело? - требовательно спросила Ирина у Антона, остановившись перед ним и приняв несколько вызывающую позу.
     - Кто бы знал, - безмятежно ответил форзейль, гася окурок в серебряной, похожей на старинные часы карманной пепельнице. - Если мы примем за факт, что после встречи Андрея с Шульгиным все станет на свои места, - в пределах ныне существующей реальности часа два, может - три, как у них разговор пойдет. Сложности начнутся позже...
     - Какие? - Глаза у Ирины сузились, и она, при всем несходстве фенотипов, напомнила мне сиамскую кошку перед броском.
     - Обычные. Из неопределенного нигде они вместе с яхтой окажутся где-то в здешнем мире. Надеюсь, поблизости от Замка, который, в свою очередь, совсем не в текущем времени. Зато - в пределах нашей досягаемости и системы связи. Короче, сделав свое дело, Андрей с Шульгиным скорее всего смогут позвонить тебе оттуда, где окажутся. И уже после этого мы начнем решать следующий вопрос - где и как встретиться...
     - Учти, Антон, - неприятно улыбаясь, сказала Ирина, - если что-нибудь пойдет не так, с тобой-то я сумею свести счеты. Пусть и без всякой пользы, но сумею. Ты у меня где нужно зафиксирован. Достану и превращу тебя в мезонное облачко. Есть средство, и ты это знаешь...
     - Знаю, знаю... Только зря ты нервничаешь. Сколько раз повторять - в благополучном исходе я заинтересован, пожалуй, больше вашего. Риска, для Андрея, во всяком случае, на этом этапе - ноль. Для всех остальных, если у него не получится - поровну. И хватит меня взглядами испепелять, а то, надо же, боевую молодость вспомнила... Валькирия наша ненаглядная...
     Тут в его словах, человека, на полторы сотни лет старше Ирины и со специфическим жизненным опытом, я уловил и искреннюю симпатию, и намек на то, что Валькирия, ввязавшаяся в человеческие дела и отдавшая предпочтение любви, теряет свою сверхъестественность... К благу своему или наоборот - никто не скажет, кроме нее самой.
     - Хорошо, Антон. Деваться мне некуда, но мои слова ты запомнил, да?
     - Эх, Ира... Знала бы ты... Да ладно... - Он каким-то затуманенным взглядом посмотрел на нее, на меня, на море далеко внизу. - Может, еще проще сделаем? Чтобы тебе не бегать, меня не искать, я до завершения миссии с тобой останусь? Вместе посидим, по парку вашему погуляем. Хороший у вас парк... А для связи - вот. - Он достал из кармана очередную капсулу мгновенной межпространственной связи, она же - переходник. С помощью такой Воронцов попал из Сухума в Замок, потом на войну, потом обратно.
     На том мы и расстались, после еще некоторого количества дежурных фраз.
     Прощальное объятие с моей Валькирией, прощальный взгляд, гагаринское, для лихости, "Поехали!", и я уже там.
     
     Глава четвертая
     
     "Призрак" прилично покачивала мертвая зыбь. Ветра почти что и не было, но волна поднимала яхту метров на шесть вверх и так же плавно опускала. Если вестибулярный аппарат не в порядке, то плохо. Желудок и нервы выходят из-под контроля. Тест, можно сказать, на профессиональную пригодность.
     Но мне было все равно. В физиологическом смысле. Организм выносил и не такое. Межпространственные и межвременные переносы, невероятная невесомость Сети - что на этом фоне килевая качка маленькой яхты?
     Я испытывал очередной прилив душевного подъема, не оттого, что мне предстояло, - совсем от другого. Не важно, что скоро произойдет или уже происходит. Я снова дома, если так можно выразиться. В том смысле, что полчаса или час, как получится, я имею возможность верить, что ничего не случилось во внешнем мире, что мне снова и по-прежнему восемнадцать лет и все мои друзья, и старший брат, относившийся к моим фантазиям со снисходительным интересом, живы и будут жить еще долго-долго. Хорошо бы - дольше меня.
     Кормовой балкон возвышался над уровнем воды едва на два метра. Когда яхта идет под парусом, узлов по десять, и море спокойное - на него приятно выйти, покурить, любуясь кильватерной струей, воображая что-нибудь романтическое, стряхивая пепел сигары в то серые, то пронзительно-синие волны.
     Когда шторм попутный и десятибалльная волна догоняет, угрожающе изгибая нависающий пенный гребень - тогда не то! Тогда следует молиться, чтобы не накрыла, не вышибла стекла и не слизнула, как корова языком, надстройки и мачты. Бывали случаи. Говорят, так случилось со знаменитым клипером "Ариель", выигравшим немало "чайных гонок" и погибшим в волнах Индийского океана в 1872 году. Океану ведь все равно, что там болтается на его поверхности: круизный лайнер в сто тысяч тонн, линейный корабль или посудинка четырехсоттонная.
     С левого края балкона, где я рефлексировал и готовился к предстоящему, мне хорошо видна освещенная сумрачным светом дождливого и туманного дня кают-компания яхты "Призрак", в последнем его, каноническом, если так можно выразиться, варианте. Основная конструкция была придумана нами - Сашкой, Олегом и мною, в том числе в незабвенные шестидесятые годы. Когда даже вообразить нельзя было, чтобы граждане Страны Советов стали владельцами океанской яхты и беспрепятственно ходили на ней по морям и океанам, даже не подразумевая текущих обстоятельств, экономических и политических. "Холодной войны", борьбы с космополитизмом, вещизмом, ревизионизмом и тому подобных идеологических извращений загнивающего социализма.
     С тем бьльшим вкусом и азартом мы на уроках в последнем классе школы, потом в студенческих аудиториях чертили проекции корпуса, рисовали интерьеры кают, составляли списки нужных в дальнем плавании припасов... Разрабатывали маршруты... Все это обсуждали, бродя по вечерним улицам, заполненным подобной нам молодежью, пусть и озабоченной иными проблемами.
     Подслушай кто-нибудь наши тогдашние споры о бриллиантах, способах их добычи и продажи на черных рынках Африки и обеих Америк, о долларах и фунтах, о том, какого оружия и сколько нам потребно для реализации очередного сценария, - мы могли бы иметь серьезные неприятности. В струе тогдашнего отношения партии к "низкопоклонству" и фарцовщикам. Совсем недавно были с большим шумом арестованы и расстреляны по личному указанию Хрущева ныне забытые Рокотов и Файбишенко, наши почти ровесники, составившие немыслимый по советским временам капитал на перепродаже импортных жвачек, сигарет и галстуков с попугаями. Но, слава богу, для нас - обошлось. В наших кругах "стукачи" если и были, то убедительных доносов составить не смогли, или - адресаты тех доносов не сообразили, как подшить к делу цитаты из только что вышедшего и вполне разрешенного собрания сочинений Джека Лондона.
     А я все наши фантазии записывал, дословно или преломляя определенным образом, рисовал карты походов, сопровождаемые собственными же иллюстрациями. Они были неплохи, но Берестин, к примеру, нарисовал бы лучше. Только не было тогда никакого Берестина. Да и есть ли он на самом деле или его я тоже придумал?
     
     Потом тем не менее эта детская мечта стала реальностью. Слишком, наверное, сильно и отчетливо все это было "визуализировано" молодыми мозгами, свободными от воздействия отупляющей реальности и более приземленных эмоций. Не так, разумеется, как воображалось, с совершенно избыточными издержками, но все же...
     Сильвия, преследуя собственные цели, подарила мне яхту "Камелот", и в октябре двадцать первого года, когда почти все намеченное в области большой политики было сделано, мы с Сашкой решили уйти со своими девушками в дальнее плавание, предоставив прочим "братьям" разбираться с Югороссией, а главное - с тем тупиком, в который мы сами себя загнали.
     Тупик, может быть, слишком сильно сказано, но в моем понимании идея себя изжила. Да и намек поступил весьма недвусмысленный, с двух сторон сразу, что лучше бы нам на долгий срок избавить цивилизованный мир от своего присутствия. Ставшего, очевидно, слишком назойливым.
     Подготовили мы "Призрак" к походу, в меру сил и способностей приблизив оригинал к идеалу, распрощались с друзьями, согласовали важные и не очень моменты, и вдруг, в последний момент, Шульгин вообразил, что уйти не может. Не должен. Слишком интересная и непонятная (по его словам) интрига начала раскручиваться в Севастополе, в Москве, в Берлине.
     "Так прощаемся мы с серебристой, самою заветною мечтой, флибустьеры и авантюристы, братья по крови, горячей и густой?"
     Таким же образом, как недавно в квартире Лихарева Сашка решил "уйти, чтобы остаться". Так и сделал. Случилось после этого решительного шага много интересного [16], а итог каков? После всех приключений и коловращений жизни он опять оказался здесь, на яхте, в точке принятия очередного судьбоносного решения и в совершенно непонятном узле скрещения нескольких мировых линий. Во многом друг друга взаимоисключающих.
     Значит, что? Весь гигантский круг через века, реальности и страны - коту под хвост? Астрал в ответ на отчаянный бросок Шульгина отшвырнул его к точке, где все мы совершили главную ошибку? И все вокруг стало точно таким, как было тогда, когда я еще во что-то верил и надеялся?
     "Стоп, - сказал я себе. - Тогда - это когда? В девятьсот двадцать первом, двадцать пятом или... В шестьдесят шестом, когда на желтоватых листах студенческой общей тетради был зафиксирован именно этот вариант? А то и "инвариант". То есть по-прежнему мы кружимся вокруг (или внутри) одной и той же картинки. Почему бы и нет, кстати?"
     Дождь, что косо захлестывает под крылья ходового мостика, туман, что висит над морем, разве не те, что я придумал и описал? Не та на мне одежда, не те мысли крутятся в голове? А сама яхта? Вот я сейчас снова заглядываю с балкона внутрь нашей кают-компании...
     Слегка заваленные внутрь, обшитые светлым деревом борта, бронзовая отделка иллюминаторов, старинные лампы в карданных подвесах под подволоком. Имитация адмиральского салона на парусном фрегате ХIХ века.
     О несколько большей современности судна говорит многоярусная полка, на которой рядами выстроились бутылки с самыми изысканными и экзотическими напитками, которые мы только сумели найти во всевозможных каталогах. Перед ней стойка бара темного дерева, по краю окантованная латунью, ряды стаканов, бокалов, рюмок и пивных кружек в штормовых решетках. Винтовые табуреты, как положено.
     Все, что нужно, чтобы посидеть с товарищем или подругой, отвлечься после утомительной вахты. Вокруг обеденного стола и внутри выделенных книжными стеллажами зон отдыха - кожаные кресла и диваны. На небольшом возвышении комбинированный музыкальный центр с клавиатурой электрооргана, по переборкам развешаны молекулярные копии любимых картин вроде "Бульвара Капуцинов" и "Оперного проезда". Сквозь толстые стекла иллюминаторов, покрытые извилистыми дождевыми струйками, на стойку падает унылый сероватый свет.
     Антон перебросил меня сюда, как и обещал, за час до встречи. Я обошел жилые помещения и технические отсеки "Призрака", заглянул в свою каюту. Там все было как прежде. Переоделся по погоде, сунул в карман плаща пистолет. Тогда, в шестьдесят шестом, лучшей машинкой я считал "08" [17], по ряду причин. Так он и лежал в правом верхнем ящике, хорошо смазанный и протертый. Коленчатые рычаги затвора ходили мягко, патронов в косом магазине было доверху. Не для дела я его взял, исключительно для антуража.
     Успел заодно создать и другие подходящие условия для встречи друга, который сегодня, может, уже и не друг...
     От этой мысли неприятный холодок пробежал между лопаток.
     "Солярис" здесь, что ли? Да ну, ерунда!
     А почему ерунда, почему не "Солярис"? Лем небось не глупее нас был, и вряд ли все просто "из головы придумал". Может, ему тоже соответствующие "видения" были, и все такое прочее...
     Нет, вы понимаете, прошел я по яхте, которую знал, как слепой - свою однокомнатную квартиру. Это был не тот "Призрак", перестроенный из бывшего "Камелота", на котором мы с Ириной провели больше двух месяцев, успели обойти полмира. Это был настоящий, то есть изначально придуманный нами, от киля до клотиков.
     А кто в силах меня убедить, что Шульгин не окажется вымышленным в переплетениях Сети "кадавром", ориентированным на единственную, очень для меня неприятную функцию?
     Короче говоря - приехали...
     
     А вот и Сашка. Как и было сначала описано мной, а потом случилось на самом деле (минимум два раза), он спустился по трапу с верхней палубы, осмотрелся несколько недоуменно. Подошел к большому, в полстены зеркалу, специально предназначенному, чтобы офицер мог привести себя в порядок, после вахты входя в уголок "нормальной жизни". Зная, что его никто не видит, слегка порисовался, молодой и бравый, в новом, необношенном флотском светло-синем кителе, с эмблемой "Призрака" на левом рукаве. Состроил возвышенную мину, потом улыбнулся простодушно, одернул полу, щелчком сбил воображаемую пушинку с плеча.
     Ну, хорош, хорош, кто же спорит? Именно таков, как в приснопамятном Н-ском году... Значит, его сюда вставили не в реальном на момент акции облике, а таким, каким он сам хотел выглядеть в минуты релаксаций, намаявшись в шкуре наркома.
     Не покажусь ли я ему слишком старым для равноправного общения?
     
     Только ситуация сейчас подается в зеркальном отражении. В моем "каноническом" тексте, потом и в реальности выглядело все ровно наоборот. Не он здесь сидел - я, первым придя на палубу готового к походу "Призрака", а сам Сашка появился уже потом. Ладно, посмотрим, как будет дальше.
     Шульгин боком присел на привинченный к палубе табурет у стойки, на соседний бросил красиво обмятую фуражку с широким, окованным по краю медью козырьком. Не глядя протянул руку, взял первую попавшуюся бутылку, до которой достал. Наудачу.
     Опять совпало! Джин "Бифитер", которым в набросках "того" романа и в подлинном Севастополе двадцать первого года мы отмечали начало кругосветного плаванья.
     Сашка выпил, но как-то неуверенно. Похоже, ждал, что, по логике сюжета, скрипнут новые, не приработавшиеся пока петли двери за спиной и появлюсь я, кто же еще? По его воспоминаниям, других персонажей не предусматривалось. И завяжется та самая, историческая беседа, в которой, пожалуй, он мог бы согласиться с моими доводами и отправиться в дальний поход на другую сторону шарика.
     Подождал минуту, другую, с глубоким разочарованием плеснул еще пару унций джина, в одиночку сделал основательный глоток из тяжелого, как артиллерийская гильза, "штормового" стакана. И пригорюнился. Ничего и никого вокруг, способного рассеять его "вельтшмерц" [18].
     У меня с этим не лучше. Сомнения вдруг навалились, иррациональный страх перед очередным, как бы не окончательным сломом сюжета и судьбы, усталость, такая, будто я на самом деле, день в день прожил все эти годы, с шестьдесят четвертого до восемьдесят четвертого, с двадцатого (тысяча девятьсот) до пятьдесят шестого (две тысячи), и обратно... Со всеми привходящими обстоятельствами.
     
     "...Может быть, через некоторое время друг найдет способ возникнуть здесь? - думал Сашка, прислушиваясь, как алкоголь, проникнув сквозь гематоэнцефалический барьер, распространяется по синапсам, нейронам и аксонам. - Без него сцена никак не тянет на достоверность. А как бы хорошо было! Андрей войдет, мы поговорим, как встарь, вместе признаем право Игроков забавляться в меру сил и возможностей. Те взамен вернут нам зря потерянное время, молодость, яркость чувств и сильно помятый об углы жизни оптимизм, "и полные трюмы, и влажные сети, и шелест сухих парусов. И ласковый, теплый, целующий ветер далеких прибрежных лесов"...
     Может быть, такую форму и формулу капитуляции стоит принять? Снимается масса парадоксов. Всем становится легко и весело. Правда, непонятно, куда девать собственную память и массу документальных свидетельств, что все мы жили и после нынешнего момента? Каждый по-разному, но ведь жили же...
     Тут возникает вопрос, собственный или опять наведенный: "А если действительно все стереть прямо с этого момента, взамен сейчас в салон войдет Новиков, с ним Ирина и Аня - согласен? Обрадуетесь, обнимитесь после долгой разлуки - и вперед?!"
     Вот так нас, дураков, и ловят, - продолжал эмоционировать Шульгин, глядя на свое отражение в зеркале над стойкой. - Какая разлука? Мы же все виделись, с кем вчера ночью, с кем - сегодняшним утром. Они настоящие - со мной тамошним. Но даже если предположить... Приобретя душевный покой и океанский круиз, что я отдам взамен? Четыре года жизни, всего лишь. Исчезнут из ноосферы Ростокин, реальность-2056, наши разборки с англичанами, веселые дела двадцать четвертого, Сталин с Шестаковым... Да много чего еще... В том числе главное - осознание того, что действительно получил очередную порцию счастья взамен... Если удалось не попасть под колеса машины, которую ты даже не заметил, разве возможно радоваться этому везению? Вот если бы рядом выставить две картинки - твоих собственных похорон и праздничного вечера, на который ты спешил и успел, - тогда да, тогда бы оценил..."
     Значит, опять кому-то это надо! Чтобы забылось и исчезло.
     И все равно соблазн был почти непреодолим.
     "Ну, забудешь, и забудешь. Это же только лучше. Для всех. Были ошибки, так сотрем их, и - с чистого листа".
     Шульгин одним глотком осушил стакан. Еще раз оглянулся. Теперь - чтобы посмотреть, не скрывается ли за высокими спинками кресел у обеденного стола некто, похожий на Мефистофеля.
     Вроде нет.
     Но искушение поддаться навязываемым мыслям и решениям сильно, сильно! Пусть он не святой Антоний, но занимаются им плотно. Практически неверующий, Сашка, благо никто не смотрит, старательно перекрестился, вспомнив, что надо справа налево...
     
     Я, может быть, и не дословно, но по смыслу достаточно точно представлял сейчас ход его мыслей. Мог предвидеть некоторые следующие поступки. Не телепатия, просто синтонность и знание обстоятельств. Особенных трудностей в предстоящем разговоре теперь не ожидал.
     Тот раз я ему сказал:
     - Не думаешь ли ты, что как раз Держателям захотелось нас с тобой разлучить? В каких-то собственных целях. Не зря же идея (не ходить в плавание, а остаться в Севастополе) возникла у тебя только что?
     - Нет, - ответил Шульгин. - Ни на твое, ни на мое мышление они впрямую воздействовать не могут. Отчего и изобретают всякие окольные ходы. Чтобы принудить нас к тем или иным "добровольным" поступкам... Если бы умели - все наши приключения не имеют смысла.
     - Для нас не имеют, - возразил я. - Для них - очень даже могут...
     
     Сашка встал с табурета. Подошел к шкафу и с трудом вытащил с одной из полок толстую книгу в потертом зеленом переплете с золотым тиснением на корешке. Мне и смотреть не надо - "Конфуций. Уроки мудрости", не что иное.
     Он полистал ее, навскидку открыл в одном месте, в другом. Прочитал выпавшую гексаграмму, про себя, но автоматически шевеля губами. Покрутил головой, со смутной улыбкой поставил книгу на место. Пожал плечами и не спеша направился к двери балкона.
     Мне осталось только принять небрежную позу, облокотившись на планширь, и, когда щелкнул замок, не спеша обернуться.
     - Привет, - сказал я, протягивая руку. - Место встречи изменить нельзя, как бы банально это ни звучало...
     Сашка фыркнул со всей доступной степенью презрительности. Протянутую руку пожал, но более сильных чувств изображать не стал. К чему мы только не привыкли, но человеческая составляющая в нас до сих пор превалировала, и в глазах его я заметил тень смятения.
     Он стал рядом со мной, точно так же положив локти на полированный мореный дуб, зубами достал из пачки сигарету, прикурил.
     - Не рад, что ли? - осведомился я, тоже беря у него "Кэмел" без фильтра. - А мне показалось, ты все время ждал чего-то именно в этом роде...
     - Ну да. "Поезд в ад". Сейчас подтянутся остальные, и покатимся мы... Гулянка продлится вечно и бесконечно. Я уже один раз умер, ты, думаю, тоже, и никаких проблем у нас впредь не возникнет...
     Настроение Сашкино мне совсем не понравилось. Да, со всяким может случиться приступ депрессии, ранее называемой "черной меланхолией". Большая часть его приключений "тела и духа", совершившихся в "третьей ипостаси", мне уже была известна. И тем не менее... К реанимации и интенсивной терапии следует приступать немедленно.
     - А где это мы сейчас? - неожиданно спросил Сашка. - За туманом ни черта не видно. Когда меня сюда переместили, показалось, что опять Севастополь, только на палубе и в низах ни души, и легкое ощущение не до конца отреагированного бреда...
     - Джин хоть подействовал?
     - Кажется, да, - ответил Шульгин, прислушавшись к своим ощущениям.
     - Это утешает. Есть в мире хоть что-то настоящее. Пойдем в каюту, сыровато здесь и холодно, а там - лепота. Разговор, прерванный бог знает когда, закончим, да и к тематике текущего момента плавно перейдем...
     
     Шизофрения, как известно даже таким дилетантам, как я, - нечто вроде расщепления сознания, причем не всегда сопряженное с деградацией личности. Бывает и наоборот. Горизонты мышления раскрываются. Вот, скажем, психиатр спрашивает у нормального человека: "Что общего между карандашом и ботинком?" Тот, естественно, отвечает: "Ничего". И по-своему прав. Шизофреник же уверенно говорит: "И тот и другой оставляет след". Вполне изящная ассоциация, для нас далековатая, но в должных обстоятельствах могущая оказаться полезнее прочих.
     Сашка сейчас был раздерган между двумя телами, причем в одном тоже ощущал некоторую двойственность. Короче - "един в трех лицах", как принято выражаться по определенному поводу. Не было в этом большой проблемы, если бы через неизвестно какие каналы и струны Гиперсети не поддерживалась между личностями определенная сверхчувственная связь. Мистические Сашкины силы от этого естественным образом возрастали, и последнее время он уже начал творить разные мелкие чудеса. Только вот что касается последствий...
     Моей нынешней миссией, незначительной в сравнении со всеми предыдущими, было восстановление исходного статус-кво. Слишком много Сашка успел организовать парадоксов самого сомнительного свойства, ни в коей мере этого не желая. Рок событий нес его, как волна серфингиста. Как было верно замечено кем-то, кто выше нас: "Не он играл, его играли, и им играли".
     Одну безусловно полезную вещь он сделал, никто не спорит, - изолировал пучок наших реальностей от постоянного внимания и влияния Гиперсети. Побочным следствием его бессознательных эскапад явилось спасение Антона, что для нашего дела крайне ценно. Замок вновь активизировался, тоже якобы в наших интересах. Впрочем, для меня это пока не факт, но и выбирать, по большому счету, не из чего.
     Сейчас я должен убедить Сашку (именно убедить, а не заставить) согласиться на воссоединение в единой личности.
     Хорошо хоть, что момент выбран до чрезвычайности выигрышный: он (вот этот) еще не знает (или все-таки знает?), что случилось с ним позже...
     "Так это ж получается, что на какой-то момент возникает уже четвертая копия? - подумал я. - При условии, что он продолжил свое существование и позже: спас Антона, довоевал в Испании и так далее... Хотя, если мы с ним сейчас договоримся, того, что там случилось, просто не произойдет. Кинопленка остановится, как в нашем с Берестиным случае сорок первого года. Но кто тогда вытащит Антона и вступит в конструктивный диалог с Замком?"
     "Шифер на крыше" в очередной раз медленно зашевелился, готовясь начать движение в известном направлении. Ну и ладно. Теперь уже мы сами создаем очередную "ловушку сознания" для кого-то другого. Замку, в конце концов, виднее. Он, со своими непостижимыми возможностями, определил, что именно здесь, на "Призраке", Шульгин более всего готов отказаться от навязанной ему миссии, и сам почти криком кричал в ментальном диапазоне: "Ничего мне не нужно, пусть все станет, как было!" Правда, это его "как было" распространялось вплоть до самого начала нашей истории и даже за ее пределы. Но с этим мы как-нибудь справимся...
     Но мне-то... Очередной раз требуется напрячь остаток сил, чтобы заставить друга правильно отнестись к моим словам. Ничего, кроме слов, я не могу ему предложить. И если не получится - значит, все. Разойдемся по разным орбитам. У каждого она своя. При этом ничем я не могу доказать, что моя лучше и правильней...
     Единственное очень и очень негуманное действие, которое напрашивается, - еще раз показать Сашке (в самый крайний момент, конечно) до ужаса натуралистический момент его жалкой смерти. Пятнадцать лет назад объяснять ему за рюмкой, насколько не подходит ему та женщина, которую он вздумал назвать своей женой, - это одно. Знающие люди меня поймут. А вот наглядно предъявить результат никчемной связи в ее логическом и всеобъемлющем развитии - совсем и совсем другое. Федор Михайлович Достоевский такими штучками баловался. Я - не хочу. Но если придется...
     Интересно, кстати, взглянуть одним глазком, чем мог завершиться для меня один переломный, но тоже нереализованный вариант моей собственной биографии. Хотя нет, лучше даже не думать в ту сторону, а то вдруг да и мне покажут...
     Сашка, попадая, кажется, в унисон моему настроению, тоже тянул время. Вернулся к стойке, кивнул на табурет рядом со своим.
     - И где мы сейчас находимся, как ты считаешь?
     - Есть мнение, что в близких окрестностях Замка. Вряд ли есть смысл устраивать рандеву в Черном море или Индийском океане. Долгонько до места добираться, если договоримся...
     - О чем договоримся? Я тут недавно с Дайяной пообщался, обменялись мнениями... Догадываюсь, ты хочешь предложить прямо противоположное?
     Теперь спросил я:
     - С какой из них?
     - Хрен разберет. По ее словам - со средней, из тридцать восьмого, но проскакивают и более поздние моментики. Да что мы вокруг да около крутимся? - Голос у него чуть заметно, но дрогнул. Он плеснул в стаканы, сделал движение в сторону рта, но неожиданно прервал его, стукнул дном стакана о стойку. - Каким образом ты снова с Замком связался? Мне один персонаж тоже намекнул, что в случае чего дорога туда не закрыта. А у тебя как?
     - Я в Замке не был. Антон от его имени говорил. Появился, как черт из табакерки, весьма потертый и потасканный черт, должен заметить, и предложил с тобой повидаться. Поспорили, естественно, как водится, на разные мировоззренческие темы. А потом - сюда. Без всяких астралов, тем самым способом переправил, что Воронцова когда-то. Объяснил текущий расклад и попросил, без всякого напора, заметь, несколько жалобно даже...
     - Антон? Жалобно? Ну, не знаю даже, что с ним случиться должно было... - перебил меня Сашка. - Ты не ошибся случаем? Актер-то он хороший...
     - Актеров я не видел! В тюряге наш дружок посидел, в настоящей, нам такие и не снились, вот и поплыл, поскольку никаких жизненных целей и внутренних опор в нем не осталось...
     - Бывает, - протянул Шульгин. - А попросил о чем на этот раз?
     - С тобой вот встретиться и убедить тебя завязывать с операцией. С того момента, как вы с ним последний разговор на Столешниковом имели, все пошло настолько не так и не туда, что... Одним словом, игры и игрушки кончились. Вопрос стоит просто и прямо, как телеграфный столб, - "хватай мешки, вокзал отходит". Иначе всем нам, вкупе с наштампованными реальностями, быстрый и окончательный абзац...
     Сашка не слишком удивился моим словам. Опыта самого разного, рационального и мистического, поднакопил побольше моего. Не знал только заключительного этапа своей собственной, нынешней эпопеи, в ключевой точке которой мы сейчас находились.
     - Так Антон ровно то же самое говорил, когда взашей выталкивал нас из Замка прошлый раз...
     - Ты помнишь? - удивился я. По моим расчетам, этот Сашка вышел из команды значительно раньше, чем возникла необходимость поспешной эвакуации на "Валгалле" в иные миры и измерения. И Антон утверждал, что, кроме того, что Шульгину говорил он сам, Сильвия и Дайяна (тридцать восьмые), никакими иными сведениями о последующем он располагать не мог. По определению. Иначе не стоило и затевать нынешнюю акцию.
     - Знаешь, так - штрих-пунктиром. Иные моменты всплывают очень ярко, будто я на самом деле был там, иные - будто в книжке читал или в чужом пересказе слышал, а чаще - словно воспоминания о не слишком связном, полуабсурдном сне. Единственное, что сознаю вполне отчетливо, - то, что прожито, - прожито, что жил я же, но другой - и воспоминания - не совсем мои, пусть и случилось со мной же...
     Он наконец залпом выпил, не предложив поддержать.
     Я искренне пытался наложить его нынешние ощущения на себя. Разумом получалось, душевно - нет. И все же...
     В крайне сжатой форме я пересказал ему канву всей истории нашего Братства, все случившееся после его ухода в "автономное плавание", делая упор не столько на голые факты, как на духовно-эмоциональную составляющую деятельности его "оригинала".
     - Следует понимать, что я по-прежнему сохраняю свободу воли? Сам выбираю линию поведения. Антону, как обычно, приходится просить и убеждать сделать то, что ему хочется? Я же, соответственно, могу снизойти или проигнорировать?
     - Именно так. Насколько мне известно, ты уже стоял перед выбором - уйти или остаться, и не один раз. И - оставался. Из страха потерять индивидуальность, пусть и мотивировал это каждый раз более возвышенными целями и побуждениями. Не захотел вернуться из наркомов, хотя еще мы с Алексеем доказали, что сталинский вариант тупиковый в любых обстоятельствах и декорациях...
     - Не я не захотел, Антон уговорил, - слабо возразил Сашка.
     - Не так уж он тебя и уговаривал, тем более - сам он тогда уже находился под контролем, не слишком отдавал себе отчет, что впоследствии с блеском подтвердилось... Сам он попал в зону просветления, а ты наконец вплотную познакомился с Ловушкой. Все, что с тобой происходило с момента прорыва в астрал после встречи с "Юрием", - великолепное тому подтверждение... Вернемся в Замок - получишь возможность убедиться. Причем Ловушка тебе досталась какая-то хитрая, нестандартная, специально под тебя заточенная. Тебе внушала, что мир вокруг вполне реален, ты тоже настоящий и действуешь вполне свободно. На самом деле все было куда сложнее...
     
     Главное сейчас было говорить, не останавливаясь, закручивая интригу, чтобы та часть Сашкиной личности, которая еще сохраняла автономность и, так сказать, природное здравомыслие, начала воспринимать меня как прежде, верить моим словам больше, чем наведенным иллюзиям. Дело в том, как объяснил мне Антон, а ему - Замок, Ловушка создала для Шульгина особую, индивидуальную псевдореальность, а существовать он продолжал в подлинных мирах, пусть и альтернативных. Грубо говоря, Сашка стал в определенном смысле сумасшедшим, параноиком скорее всего, и все происходящее вокруг воспринимал сквозь призму тщательно выстроенного бреда. Себя осознавал нормальным (за исключением редких моментов ремиссии), со стороны поступки его тоже выглядели вполне логичными и осознанными, моментами - на грани гениальности и даже за этой гранью. Мы с подобным до сих пор не сталкивались, если, конечно, не допустить, что каждый из нас находился в подобном состоянии с самого начала. Я, к примеру, с момента знакомства с Ириной, все остальные - по мере включения в предложенные обстоятельства.
     Время от времени я на эту тему задумывался, но каждый раз убеждал себя и других в никчемности данной гипотезы. Строго по Лему, доказавшему, что находящийся внутри хорошо сделанного фантомата индивид не имеет ни малейшего шанса однозначно решить вопрос о подлинности или мнимости своего существования в ту или другую сторону.
     Предыдущий раз, как вычислил Замок, момент проникновения Шульгина в астрал из московской забегаловки оказался критическим [19]. То, что он осознал себя находящимся на "Призраке", а не где-нибудь еще, было последней попыткой его надличности (единой для оригинала и копий) сохранить свою идентичность. Вот она и зацепилась за наиболее глубокое, архетипичное[20], можно сказать, воспоминание. Но не сумела удержаться, мотивации не хватило противостоять давлению извне.
     Дальше все покатилось так, как требовалось Ловушке, помимо целей и намерений Игроков или самой Гиперсети. Только Замок (согласимся в это поверить) сумел вмешаться, организовав Шульгину еще один краткий момент отрезвления и вывел его на Антона.
     Но все слишком заумно, не сейчас об этом рассуждать. Сейчас цель конкретна и проста - помочь Сашке захотеть остаться здесь. Соединить усилия, его и мои, чтобы разорвать силовое поле Ловушки, пока оно не стало непробиваемым.
     Я говорил, говорил, перескакивая с темы на тему, как бы между прочим активизируя в Сашкином подсознании наиболее яркие и эмоционально окрашенные воспоминания настоящей жизни, одновременно ненавязчиво демонтируя систему стимулов, заставлявших его стремится к продолжению миссии наркома.
     Это было не так трудно - Шульгин и сам, даже при измененном сознании, не раз задавал себе аналогичные вопросы. Человек с зачатками способностей Держателя подобен тому интеллигенту, выпившему "больше, чем мог, но меньше, чем хотел", который все же сохраняет возможность самоконтроля и осознает нынешнюю свою неадекватность.
     Он выцедил остаток джина, разгрыз не успевший растаять кубик льда, размял сигарету, слегка подергивая щекой. Хороший, кстати, признак, фантомы и роботы тику не подвержены. На губах появилась знакомая усмешечка, могущая предвещать все, что угодно.
     - А с чего ты взял, что я не хочу возвращаться? Так горячо меня убеждаешь, что странно становится...
     Упаси бог, если сейчас в нем сработает механизм, свойственный именно параноикам, которые моментами проявляют нечеловеческую хитрость в ситуациях, когда им кажется, что их собираются обмануть или развести. Сталин, говорят, затеял "дело врачей", когда один из них осторожно посоветовал ему, в связи с возрастом и общим состоянием, поменьше работать и побольше отдыхать. Тот же переосмыслил рекомендацию в соответствии с "установкой" и начал махать топором направо и налево. Самому министру госбезопасности Абакумову пришлось сменить лубянский кабинет на камеру в том же здании. Не проявил, мол, должной бдительности в разоблачении очередного изощренного умысла...
     - Чего же странного? - ответил я как можно спокойнее. - Вижу, как обстоят дела, знаю обо всех твоих сомнениях, даже кое в чем их разделяю... Одновременно по ряду причин уверен, что иного достойного выхода у нас с тобой просто нет. Мы без тебя вот этого в прагматическом смысле обойтись можем и обходимся, имея полноценный оригинал. В то же время ты для меня все тот же "ты", и оставить тебя на произвол судьбы я не могу по понятным причинам. Факт наличия аналога ничего не меняет в наших с тобой отношениях... Соображаешь, о чем я? Я знаю о картинке твоей вероятностной кончины и даже в этом гипотетическом, слава богу, неосуществившемся варианте чувствую собственную вину. Думаю, знаешь какую.
     Сейчас - еще хуже. Оставить старого друга навсегда в чужом мире, без помощи и поддержки - выше моих сил. Если бы я знал, что этого будет достаточно, просто изолировал бы тебя в каюте до прихода на базу - и все! Однако - увы. Не уверен, что поможет, если даже врежу тебе сейчас до полного нокаута. Тело останется, а ты - упорхнешь...
     - И так может случиться, - кивнул Сашка, что подтверждало его сиюминутную вменяемость.
     Меня внезапно озарило. Я знал, чего Шульгин боится больше всего - утраты нынешней идентичности. И я бы боялся, чего лицемерить.
     - Хочешь интересный вариант? Мы совместим того Сашку с тобой, а не ты сольешься с ним. Фактически, твоя нынешняя память и личность просто обогатится дополнительным блоком воспоминаний... По сей момент включительно.
     - А он как к потере себя отнесется?
     - А мы ему не скажем, - заговорщицки подмигнул я. - Щелк - и вы снова одно, и никто ни на кого не в обиде.
     Он явным образом задумался.
     Антон мне гарантировал, что здесь и сейчас мы изолированы от любого внешнего воздействия. От Гиперсети по известной причине, да вдобавок дополнительным блоком от просочившихся в ноосферу ГИП и сопряженных с нею реальностей чужих мыслеформ, целенаправленных или паразитных.
     - Пить еще будем? - спросил он меня, демонстрируя собственную адекватность и вменяемость. - Давай как тогда, в Кисловодске...
     - В шестьдесят восьмом, что ли?
     - Вот-вот...
     Я хорошо представил себе душную ночь, едва-едва потянувший к полуночи с гор прохладный ветерок, последние аккорды и такты завершающего концерт духового оркестра в раковине у Нарзанной галереи, теплое железо крыши, на которую мы вылезли через окно мансардного номера гостиницы. Едва начатую бутылку импортного вина "Промантор" (типа портвейн), которая требовалась больше для антуража, чем по прямому назначению. Разговор, начавшийся со сравнительной оценки девушек, с которыми мы накануне познакомились, и плавно скатившийся к спору, вписались бы они в состав экипажа "Призрака", если бы их туда пригласили, или же нет...
     - Давай. - Для полного правдоподобия я сделал глоток из горлышка и передал посудину Сашке. - В тот раз, сдается мне, речь шла о походе в Южную Африку?
     - Под явным влиянием "Лезвия бритвы". Мы даже прикидывали, кто из них будет Сандра, а кто - Леа...
     - Точно. Хорошо тогда поговорили... А что, если... - Меня осенила на первый взгляд дурацкая, на второй - гениальная идея. - Если плюнуть на все и воспроизвести...
     - Как-как? - не сразу понял Сашка.
     - Впрямую! Мы двадцатилетние, девушки, "Призрак" и Южная Африка... И пошло оно все прочее...
     Глаза Сашки загорелись непритворным интересом.
     - Слушай, эту мысль стоит притереть по месту...
     - Так точно. Тогда мы тешились мыслью, заведомо зная, что подобное невозможно, однако юным азартом и винцом заставляя себя верить, хоть на час-другой, что сможем... Пожелаешь хоть чуть-чуть сильнее, чем обычные жалкие людишки, - и выйдет...
     - Ага. И я еще сказал, что исполнение мечты - на дне этой бутылки...
     Мы сделали еще по доброму глотку, дружно засмеялись, хлопая друг друга по плечам и коленям. Кажется, дело пошло.
     Но он внезапно, разом помрачнел. Что вдруг не так?
     - Считай, мы договорились, - медленно и словно через силу выговорил он. - При одном условии...
     - Давай!
     - Если вы с Антоном меня не покупаете, дурака не лепите... Хоть ты, так похожий на живого Андрея, хоть еще кто угодно... Доказательство! Мне нужно доказательство. Неубиваемое. Я пришел на "Призрак" прямо из Москвы. Из тридцать восьмого. Так?
     - Ну? - осторожно согласился я.
     - Там до последнего момента я знал, что я - подлинный!
     - Никто и не спорит... - Я не понимал, куда он клонит.
     - Так вот пусть кто-то, не важно кто, хоть Антон, хоть ты, сходит в тот самый вечер и принесет вещь, которую я спрятал. Что за вещь - не скажу. Нужно ее взять, не открывая упаковки, принести сюда. Тогда я поверю, что я человек и ты - человек. Тогда можно и в Африку. Фальшивку и подделку я сразу угадаю. Подходит мое условие?
     Я был не уверен, что Антон сможет это сделать, а самое главное - ничего бы это не доказало. Как бы Сашка догадался, что доставленная ему вещь - именно та, что он имеет в виду, а не очередная иллюзия? Хотя, с другой стороны... Если бы у меня, у Антона, Игроков имелась возможность такого внушения, то мы бы ее уже использовали, не затрудняясь психологическими изысками...
     Но если он такое доказательство считает убедительным, отчего не попробовать?
     - Хорошо. Я попробую связаться с Антоном и сказать ему... Надеюсь, все будет, как надо...
     
     Глава пятая
     
     Незаметно опустилась ночь, и океан был черен абсолютно. Небо наглухо забито тучами, в воде ни малейшей фосфоресценции, даже ходовые огни яхты не отражались в волнах. Если бы не равномерный плеск рассекаемой форштевнем воды и журчание кильватерной струи, можно было бы вообразить, что мы повисли в межгалактическом пространстве.
     Понятно, что навигационных спутников в здешнем мире не имелось, отчего установить свое местонахождение собственными силами мы не имели никакой возможности, ни обсервацией звезд, ни по счислению, поскольку не известна исходная точка маршрута, путевая скорость, время и курс, которым двигалась яхта, пока мы с Шульгиным вели свою полубредовую беседу.
     Ветер посвистывал в снастях, все две с половиной тысячи квадратных метров дакроновой "парусины" тянули "Призрак" в неизвестность крутым бейдевиндом. Через дверь, открытую на крыло мостика, тянуло холодной соленой сыростью.
     Помаргивали лампочки на пульте управления, подсвеченная зеленоватым "гнилушечным" светом, подрагивала в нактоузе картушка магнитного компаса. По сути - декоративного, но какой же парусник без компбса и массивного деревянного штурвала, оправленного надраенной медью?
     Случись что с автоматикой, электрикой и прочей гидравликой, проверенные веками штуртросы, шкоты и брасы, секстан, хронометр и магнитная стрелка не подведут. Не мы первые, не мы последние, до какой-нибудь земли всегда доплывем. Даже вдвоем, хоть и помучиться придется изрядно.
     Сейчас, к счастью, вопрос так не стоял.
     Работал приводной радиомаяк Замка, сорокадюймовый экран изображал в цвете карту северо-западного угла Атлантики, накрытую координатной сеткой. Яркая алая звездочка обозначала наше место, зеленая тонкая линия - рекомендованный курс, розовая - истинный. По нижней кромке дисплея высвечивались все потребные навигатору данные: показания лага, лота, скорость и направление ветра и тому подобное. До места оставалось меньше ста миль. Шесть часов под парусами при теперешнем ветре или три - на движках крейсерским ходом. Ветер практически попутный, не требующий никаких чрезвычайных усилий вроде частой смены галсов, а уж тем более поворотов оверштаг или через фордевинд, что на трехмачтовой гафельной шхуне выполнять далеко не просто даже с полным экипажем.
     Милое дело штурманить на таком корабле, особенно когда в наличии комплект именно для службы на "Призраке" запрограммированных биороботов. Сейчас их отчего-то не видно, может быть, специально отключены и заперты под полубаком, чтобы не нарушали торжественность момента.
     Слева от командирского пульта, ближе к корме размещался "штурманский стол", так это называется, на самом деле - небольшая выгородка по типу отсека общего вагона, где в настенных шкафчиках располагались карты, атласы, лоции, справочники всякого рода, инструменты для ручной прокладки курса и прочие приспособления, в том числе и весьма раритетные. Опять-таки в память о тех временах, когда мы, "проектировщики", понятия не имели о достижениях будущей интеллектроники и высшим проявлением технической мысли почитали механический курсограф, сопряженный с гирокомпасом.
     Там же имелся отдельный щит с тумблерами и кнопками, дублирующими, а то и блокирующими основные цепи управления. А также и секретный, недоступный для роботов блок управления ими же. На всякий случай. "Три закона роботехники" - хорошо, а бдительность - лучше.
     Но сейчас мне было нужно не это. Я по памяти нашел кнопку магнитофона, и рубка наполнилась звуками увертюры к фильму "Дети капитана Гранта" Дунаевского, которую мы в свое время определили в качестве гимна нашего "Призрака". Волнующая, должен сказать, музыка. Романтическая и духоподъемная. Сашке должна прийтись в самый раз.
     - Слушай, а правда здорово, - сказал он, шагнув из рубки на крыло мостика, полной грудью вдохнув соленый ветер.
     - А я о чем?
     
     Свистит пассат, как флейта в такелаже,
     Гудит, как контрабас в надутых парусах,
     И облаков янтарные плюмажи
     Мелькают по луне и тают в небесах.
     Чуть-чуть кренясь, скользит, как привиденье,
     Красавец клипер, залитый луной,
     И взрезанных пучин сварливое шипенье,
     Смирясь, сливается с ночною тишиной.
     Вертится лаг, считая жадно мили,
     Под скрытой в тьме рукой скрипит слегка штурвал.
     Чу! Мелодично склянки прозвонили,
     И голос с бака что-то прокричал...
     
     - Но это - сон, - тут же продолжил Шульгин, - волны веселой пену давным-давно не режут клипера, и парусам давно несут на смену дым тысяч труб соленые ветра...
     Помолчал и закончил стих старого капитана:
     
     Но отчего ж, забывшись сном в каюте,
     Под шум поршней и мерный стук винта,
     Я вижу вновь себя среди снастей на юте,
     И к милым парусам несет меня мечта... [21].
     
     Кажется, лечебный процесс протекает "ин леге артис" [22].
     - Как ты думаешь, - тут же спросил Сашка, - мы из Ловушки выскочили? Как-то мне вдруг так полегчало...
     - Раз мы вдвоем, на "Призраке", идем в базу, пьем джин и цитируем текст, который, клянусь, никто на этом свете, кроме Левашова, наизусть не помнит, с осторожностью можно предположить...
     - Тогда сделай то, о чем договорились. Пока этого нет, я продолжу упражнения с джином и сохраню свой природный пессимизм...
     - Сколько угодно, - с плохо скрытой радостью воскликнул я. Джина и прочих изысканных напитков только в баре кают-компании было запасено из расчета двухмесячной автономки. Правда, когда я описывал комплектацию яхты, наличия у членов экипажа гомеостатов не предполагалось. С их помощью весь ассортимент мог быть употреблен за неделю, без всяких вредных последствий. В виду имелись нормальные человеческие потребности и возможности при условии тяжелой физической работы и вахт "четыре часа через восемь".
     Но если сейчас Шульгин подавит высшие функции своего головного мозга, то станет невосприимчив к постороннему воздействию. Чего мне и нужно. Даст бог, успею довести яхту до гавани, а там уж как-нибудь...
     
     Он продиктовал мне временны#е и пространственные координаты места, где спрятал артефакт, после чего развалился в моем штурманском кресле и начал крутить верньер магнитофонного поисковика. Я пытался угадать, что именно ему требуется, но не сумел. Думал, он хочет услышать "Маленький цветок" или "Серебряную гитару" с оборота той же пластинки - "сорокапятки". Сашка же отыскал совсем уже всеми забытую мелодию "Не уходи", которую я последний раз слушал на открытой площадке третьего этажа ныне не существующего кафе "Юность" в Пятигорске. Больше полужизни назад.
     Томительная, ностальгическая, разрывающая душу, если помнишь, с чем она связана, музыка. Ночь, переломная между июлем и августом, яркий фонарь на венчающей вершину Машука телевизионной башне. Шампанское, апельсины и кофе на столике, две милые девушки, с которыми прощаемся навсегда (тогда об этом не говорилось вслух, но подсознательно все это понимали). И эта польская мелодия, которую вдруг вздумал исполнить оркестрик подшабашивающих студентов музыкального училища. А на той веранде, кроме нас четверых, никого и не было. Неужели так четко ребята просекли ситуацию и решили... Сделать приятное? Или наоборот, предостеречь? Кто теперь скажет? Помню только, что я совсем затосковал, у подруги, сидевшей напротив, навернулись слезы на глаза, а Сашка твердым, отработанным юлбриннеровским шагом прошел к эстраде и положил на рампу все, что у нас оставалось, - два желтых, "хрущевских" рубля. Могло бы хватить еще на бутылку "Розового шипучего". Компот, конечно, девятиградусный газированный, но тогда ж смысл был не в градусах, а в процессе...
     
     Сашка погрузился в глубину давних эмоций, а я вышел на связь с Антоном. Получилось, хоть были определенные сомнения: все же слишком сложен путь сигнала из доисторического безвременья к нам в двадцать пятый.
     
     Антон коротал время, рассматривая в установленную на штативе у края веранды мощную стереотрубу скользящие вблизи горизонта прогулочные яхты. Пользуясь чудесной погодой, местный бомонд едва ли не в полном составе отправился подышать морским воздухом. Дамы, за три года нашей цивилизаторской деятельности утратившие инстинктивный страх перед оголением своих прелестей и отважно щеголявшие в разноцветных бикини. Мужчины в плавках. Научили мы их загорать, что до мировой войны никому из "приличных людей" и в голову не приходило.
     Ирины рядом с ним не было, да это и к лучшему.
     Я сообщил Антону условие, поставленное Шульгиным.
     - Настроен он категорически, никаких отговорок не примет. Так что придется тебе...
     Я не знал, нужно ли Антону предварительно совмещаться с самим собой, пребывающем относительно текущего момента в далеком, недооформленном будущем, или он сможет попасть, куда надо, прямо отсюда.
     Да какая мне разница, как именно он выйдет из положения, лишь бы такая операция вообще оказалась возможной. Для него ведь тоже соотношение времен начало меняться, исходя из смысла наладившихся у нас с Сашкой отношений.
     - Дел-то - перескочить на десять минут в столицу, в глухой проходной двор, никак себя не проявляя, избегая контактов даже с запоздавшим случайным прохожим. Риск минимальный. - Мы с ним как бы поменялись ролями, и теперь я убеждал его в легкости и безопасности задания. - По Сашкиным словам, он там, пока устраивал свою закладку, никого не встретил. Да и то, тридцатые годы - не нэповские двадцатые и не веселые шестидесятые. Тогда народ зря по улицам не бродил "в поисках приключений". Нужно будет - они сами тебя найдут. Да такие - не обрадуешься. А пока не нашли - побыстрее домой - и в койку, до неумолимо скорого подъема на работу. Проспишь - тюрьма [23].
     Против ожиданий, форзейль к моему поручению отнесся спокойно.
     - Сделаю, конечно. Консервная банка, говоришь? Шестой сверху ряд в колодце? Найду, если есть...
     Странно все это было по-прежнему. Невзирая на минувшие годы - странно. К такому не привыкают, такое принимают как данность, пока нравственного здоровья хватает. Яхта сейчас бороздила простор океана в веке, приблизительно, восьмом-девятом. Когда по морям плавать финикийцы и греки давно перестали, а викинги еще не научились. На суше индейские племена предпочитали кочевать в глубине континента, холодное, неуютное побережье их не привлекало. Не Полинезия, чай, на солнышке не поваляешься и серфинг изобретать не станешь.
     При этом я говорил, удерживая канал связи, с человекоподобным существом, собирающимся проникнуть в место, расположенное на тысячу лет позже от меня и тринадцать от него, строго говоря - "нигде". Найти там вещь, которая, фактически, не существует в принципе. По той простой причине, что в том мире еще (или уже) не существует как факт или биологический объект человек, туда ее положивший.
     И одновременно все происходит именно так, как происходит. Потому что - законы природы...
     
     ...Ситуация, если вдуматься как следует, образовалась более чем сложная. Имела место закольцованная, хотя и не до конца, псевдореальность совершенно особого типа. Мы с Сашкой сейчас находились в рубке "Призрака" и одновременно относительно всего прочего - тоже нигде. Мало того, что Замок как архитектурный объект существовал в глубоком прошлом ГИП, он в то же "время" взаимодействовал с тридцать восьмым годом в той его точке, которая одновременно являлась истинной и мнимой. Значит, в определенном смысле и сам он был воплощением некоего дуализма - не то волна, не то частица, одно и другое одновременно или, с той же степенью достоверности, - не то и не другое. Абстракция, присутствующая лишь в сознании неких индивидуумов, которые, в свою очередь, могут функционировать только по причине наличия этой самой абстракции.
     Вот как закручено. Куда там самым крутым солипсистам и неокантианцам, труды которых я изучал по курсу "Критика современных буржуазных философский теорий". К дзен-буддизму наш вариант ближе будет. "Философ, которому снится, что он бабочка, которой снится, что она философ".
     Если попытаться рассмотреть наш случай пошагово, с позиций самой обычной логики, получается вот что.
     
     1. В феврале 1938 года Шульгин-Шестаков существовал реально, в "вещном мире", работая по испанской теме. Этот мир, вполне возможно, принадлежал к Главной исторической последовательности, продолжавшей развиваться независимо от факта возникновения Югороссии и случившихся после того событий.
     2. Он же в нематериальном качестве взаимодействовал с Гиперсетью на нескольких уровнях, причем, руководимый "кем-то" или "чем-то", сумел извлечь "откуда-то" форзейля Антона, существо безусловно материальное, но пребывавшее в иных измерениях с иным ходом времени по отношению к ГИП. В чем, возможно, и заключался главный смысл ситуации.
     3. Физические Антон и Шульгин вступили в контакт с "духом Замка", реально существующем в виде какой-то волновой структуры, имеющей возможность осуществлять целенаправленные действия в отношении материальных объектов. Здесь можно приравнять названный "дух" к подобию того, что принято называть "богом", но не обладающего всемогуществом и всеведением в терминах христианской теологии. Скорее его можно сравнить с античными богами.
     4. Указанный "дух" обеспечил Шульгину возвращение в его "телесную оболочку", но - не окончательно, поскольку где-то имелся Шульгин-исходный и совмещения этих ипостасей пока еще не произошло, так как очередная точка бифуркации (сцена на "Призраке") по каким-то причинам не зафиксировалась. Целенаправленно, в результате сбоя в Сети или влияния Ловушки. То есть все, что случилось после возвращения Шульгина в реальность-38, не может рассматриваться как факт, а только в виде гипотетической конструкции. Аналогично тому, как в случае "растянутого настоящего" ни одно событие не является таковым до завершения "процесса". Следовательно - не является безусловным факт контакта ГИП-реальности с миром дуггуров. Несмотря на то что некоторое количество оных было взято в плен и передано в распоряжение Замка "для опытов".
     5. Единственный способ возвращения статус-кво, фиксации ГИП, предотвращения грядущей тотальной войны между миром людей и дуггуров, найденный Замком, - изъятие Шульгина из точки бифуркации (кают-компании "Призрака"), что, образно выражаясь, навеки инкапсулирует реальность-38, превратит ее в "несостоявшийся вариант". Механик остановил демонстрацию фильма, вложил его в коробку и отправил в "спецхран" до лучших времен или - навсегда.
     6. В данный момент реальность-38 пока еще существует, ибо внутри ее находятся Антон, Сильвия, Лихарев - личности вполне материальные и многими нитями связанные с ГИП. Их задача - до последней возможности "держать оборону плацдарма". Если у меня не выйдет "изъять Сашку из сюжета" - защищать Землю от вторжения дуггуров, пока Замок не придумает еще какой-нибудь способ спасения.
     7. Задача Замка и всех нас осложняется тем, что Шульгин надежно, скорее всего - необратимо отключил ГИП от Гиперсети. Мы больше не подвержены ее влиянию, но зато и сами лишились возможности использовать ее для устранения дуггурской опасности.
     Из всего вышесказанного с очевидностью следует - именно я сейчас оказался в положении циркача, пытающегося на глазах восхищенного зала удержать на кончике носа бамбуковый шест с водруженным на нем фарфоровым сервизом. А вся мировая история - как раз этот самый сервиз. Либо - "Оп ля!" и гром аплодисментов, либо - грохот бьющегося фарфора и мелкие дребезги по всей арене...
     Может, и отобьемся, конечно, от порождений очень чуждого мира, а может, и нет, если даже Замок понятия не имеет об их боевых возможностях и о том, кто ими руководит и направляет.
     А помочь мне удержать шест может только Антон. Не принесет он "то, не знаю что", и Сашка, вполне возможно, ускользнет. Не туда, куда ушел с "Призрака" прошлый раз, совсем в другое место. Не пройдет подземным лабиринтом, не выручит Антона, не встретятся они с духом Замка...
     В книжке "Смерть Вазир-Мухтара" Тынянов написал, а после него Пикуль неоднократно в своих романах повторил роковую фразу: "Еще ничего не было решено".
     Так и на самом деле...
     
     В то же время странным было и положение Антона. В любом месте, кроме нашего с Ириной дома, он сейчас будет существовать фактически, но как бы и "понарошку". И да и нет. Не случись изобретенная Замком схема выхода из "дурной бесконечности", они бы сейчас с Шульгиным, получившим искусственное, но никак не отличимое от настоящего тело, были бы вполне материальными субъектами реальности-38, со всеми вытекающими последствиями. Готовили на даче Сталина план отражения близкого и неизбежного вторжения дуггуров. Но там время тоже пока стояло, как в дни нашего первого появления в Замке, или остановилось в октябре 1941 года.
     Это достаточно сложно объяснить, но суть процесса была именно такова. Незафиксированные на ГИП реальности до поры до времени оставались по теории Канта "вещью в себе", и требовались определенные целенаправленные действия или стечение обстоятельств, чтобы они приобрели полноценный вид. Вот наши двадцатые или мир Ростокина уже были настоящими, хотя 2056-й - с некоторыми оговорками. Тот 2005-й, где я встретил старых приятелей, тоже выглядел достаточно убедительно, хотя условием его существования был пространственно-временньй парадокс, который все еще длился...
     А теперешний тридцать восьмой, именно потому, что Замок решил переиграть сюжет, таковым не был. И тот Шульгин, с которым Антон явился в Лондон к Сильвии, тоже сейчас не являлся полноценной личностью. Форзейль же, леди Спенсер и ее помощник - являлись. И находились в положении живых актеров, проговаривающих написанные для них реплики в окружении фанерных и картонных декораций, но в меру своего таланта и законов жанра вызывающих у зрителей эмоции, даже превосходящие естественные по качеству и степени воздействия. Но только до тех пор, пока не упадет занавес.
     Все названные персонажи продолжали восседать в гостиной Сильвии за поздним ужином и только что закончили расписывать диспозицию предстоящих действий. Лихарев выразил желание вернуться в Москву, встретиться с бывшим, дореволюционным еще координатором, своим предшественником, и поднять войска московского гарнизона для защиты дачи Сталина и его самого от возможного вторжения дуггуров. Непосредственного, по барселонскому типу, или оформленного как-то иначе. Остальные должны были немедленно переместиться на кунцевскую дачу, где хранились тела убитых монстров.
     А вот Антон, получается, находился одновременно и там, и в Крыму? Или там его теперь не было? Время остановлено, вернее - приостановлено, и он полностью здесь. И мы с ним нормально общаемся.
     Хорошо, что рядом нет Ирины. Кто знает, вдруг, вмешавшись в наш разговор, она непроизвольно нарушит длящуюся паузу "ничего посередине нигде". Сказано же было, что любое непредусмотренное, вообще не совпадающее с уже случившимся действие могло сломать хрупкое равновесие.
     - А как остальное происходит? Шульгин нормально выглядит? Никаких у тебя сомнений? - Антона, похоже, волновали те же мысли, что и меня. Не фантом ли на самом деле Сашка, подсунутый нам именно дуггурами или преследующим собственные, непостижимые цели Замком?
     - Насколько я его чувствую - настоящий, только капитально выбитый из колеи. На грани срыва. Да, вот именно так. Или - или! Ирине, кстати, скажи, что дело практически сделано. Пусть не переживает, если тебе сейчас отлучиться придется. Со мной согласовано.
     - Она сама говорить хочет...
     Ну, вот еще забота.
     Ирина показалась из-за левой рамки "окна", уже должным образом одетая, причесанная, подкрашенная. Спокойная.
     - У тебя действительно все в порядке? Разрешаешь Антону уйти?
     - Да, Ира, да. Антону нужно принести из той Москвы одну вещицу, иначе Сашка просто не поверит, а тогда - сама понимаешь. Я же в полной норме. Сижу, как видишь, в рубке и наслаждаюсь океаническими красотами. Чем быстрее Антон обернется, тем лучше...
     - Мне очень хочется перешагнуть сейчас к тебе. Может быть, уже можно? Сам ведь сказал, что с Шульгиным ты фактически договорился. Антон принесет, что нужно, и мое присутствие Александра еще больше подбодрит...
     - Я бы твое прибытие только приветствовал. Но лучше все-таки после Антона. Доходит? Все настолько на грани... Лишнее слово, лишний жест могут сорвать лавину. Кто знает, какие настроения в нем твое появление пробудит? Потерпи совсем немного. Христос терпел и нам велел... Пока собирайся в дорогу, если что, я тебе из Замка проход открою, когда мы туда доберемся. А сейчас я с Антоном договорю...
     Ирина исчезла из кадра. На шаг отошла или поднялась в комнаты, мне из рубки видно не было.
     
     С форзейлем я поделился частью своих размышлений по поводу текущих событий. В частности, меня интересовал очередной парадокс, вернее, то, что мне таковым представлялось, а именно - судьба Валентина Лихарева. Сбежав из своего времени в две тысячи пятый, там он не сохранил никаких воспоминаний о событиях, участником которых является сейчас. Следует ли из этого вывод, что наша миссия заведомо завершилась успешно и развилка пройдена?
     - Забавный вопрос, - тонко улыбнулся Антон. - Жаль только, ответить на него я не в состоянии. Теоретик из меня никакой. Формально выглядит именно так. Шульгин, встретившись с тобой, уже принял решение, повлияв тем самым на свое и наше будущее. И мне теперь можно никуда не ходить и ничего не приносить. Заманчиво. На самом же деле в нашем положении надежнее будет предположить, что мгновенье продолжает длиться. Один неверный шаг, и уже у всех нас исчезнут воспоминания о встрече с Лихаревым, как и многие другие... Вот тогда нас, охваченных амнезией, можно будет брать голыми руками. Так что давай все-таки сделаем, как Александр просит.
     Что ж, в логике, если здесь вообще стоит употреблять этот термин, ему не откажешь.
     - Второй вопрос, - продолжил я, - ты собираешься снова заскочить к Сильвии в Лондон или сразу в Москву?
     - Это имеет значение?
     - Не знаю. Просто в голову пришло. Мне показалось, если у тебя что-нибудь сорвется или пойдет не так, Лихарева нужно предупредить. Он ведь не строевой командир, только в придворных интригах натаскан, никак не в кризисном управлении войсками. И Сталин пока что военного опыта не имеет, кроме легендарной Царицынской операции, да и то его роль в ней сильно преувеличена. А я все ж таки полгода вместе с Берестиным большой войной руководил. Ты ему вот что скажи...
     - Зачем? Если сорвется, на ту реальность останется только махнуть рукой.
     - Не согласен. Противника лучше связать боем на самом отдаленном плацдарме. Просто так наши не сдадутся, сражаться в любом случае будут. А мы здесь успеем подготовиться, изучить стратегию и тактику врага, его боевые возможности. В том числе анатомию с физиологией...
     - Резонно.
     
     Глава шестая
     
     Ирина, поговорив со мной, некоторое время размышляла, куря уже третью за это раннее утро сигарету, чего обычно себе не позволяла.
     - Знаешь, коллега, - сказала она Антону, поправляя совсем не нуждающуюся в этом прическу - просто рефлекторный жест. - Еще раз скажу: если Андрей не вернется, мне терять нечего...
     Антон не то чтобы напуганный, но несколько выведенный из себя угрозой Ирины (аггрианка, если бы пришла в боевое неистовство, как истинная Валькирия (баба-берсерк), вполне могла устроить то, что обещала, не заботясь о последствиях), решил поскорее откланяться.
     Начал, натянуто улыбаясь, прощаться, сказал, что, безусловно, все договоренности остаются в силе и он готов добровольно, по первому слову явиться на расправу. Как человек чести.
     - Первый выстрел, безусловно, за тобой. На шести шагах, если желаешь...
     - Да я и на ста тебе в лоб попаду, из трехлинейки... - мило улыбнулась Ирина, и сомневаться, что так оно и будет, не стоило.
     - А сейчас подожди минутку...
     Она ушла в комнату, и тотчас же вернулась, неся в руке пресловутый золотой портсигар. Но не свой, с другой эмблемой на крышке, отобранный у Дайяны в последней стычке. Она его подрегулировала определенным способом и вручала Антону без опаски. Если потребуется, нейтрализует на любом расстоянии или банальным образом взорвет, приведя свою угрозу в исполнение. Попусту болтать Ирина не любила. Обещала - выполняй. Вместе с тем и формулу "умеешь считать до десяти, остановись на семи" никто не отменял. В разных вариациях у любых мыслящих существ такая идея должна присутствовать в базовой идеологии. Иначе - никак!
     - Возьми. Если вдруг возникнут затруднения - может пригодиться. У тебя своего настоящего оружия нет? Ведь правда?
     Антон кивнул. Все она знает.
     - И я о том же. Оружия нет, одни методики, а здесь есть кое-что такое, к чему враг точно не готов. Зря вы недооценивали нас...
     - О чем говоришь! До конца воевали с полным взаимным уважением.
     Ирина сделал отстраняющий жест. Не о том, мол, речь.
     - Смотри внимательно. Я тебе такие настройки покажу...
     Этот подарок окончательно убедил Антона (инстинктивно он все время их знакомства аггрианке-перебежчице до конца не верил), что Ирину опасаться не следует и что находятся они в совершенно материальном мире, вне воздействия любых Ловушек. Блок-универсалы, по природному свойству, с Гиперсетью не совмещались, как порох с огнем.
     Он испытал острый прилив благодарности, не только за доверенное оружие - вообще. После пережитого открытость и благородство друзей-партнеров восхищала его куда сильнее, чем прежде. На фоне бесчувственной жестокости соотечественников...
     
     Перепрыгнув из Крыма в Лондон-38, Антон сообщил Сильвии и Шульгину, что в связи с некоторыми обстоятельствами им придется несколько подзадержаться здесь. Ненадолго, что, впрочем, никакого значения для общей задачи не имеет. Все равно все окажутся в нужное время в нужном месте.
     - А вы, Валентин, действуйте, как договорились. Только я вот что вспомнил - откуда у вас в Москве танковая дивизия? Нет ее там. Ближайшая - за сто километров и разбросана полками по нескольким точкам. За полсуток дойти не успеет, разве только передовыми отрядами. Да и то если приказ поступит с самого верха, минуя инстанции. Значит, сначала Иосифа Виссарионовича нужно убедить. Хотя, надеюсь, сделать это будет несложно, он и так в подходящем настрое. К тому же я скажу вам одну формулу, произнесете в нужный момент. Должно повлиять на товарища Сталина в желательном направлении.
     Лихарев досадливо поморщился: не любил он, когда начинают вмешиваться в вопросы его компетенции, тем более - столь сомнительные личности, пусть и приходится им быть сейчас союзниками.
     - Дивизия Дзержинского в городе расквартирована, с нее начну. Училище имени ВЦИК прямо в Кремле, полторы тысячи человек за полчаса в ружье поставлю...
     - Хорошо, допустим. Дивизия есть дивизия. Танковый батальон у них есть и артиллерийский полк. Восемь тысяч личного состава, кажется? Хорошая сила. По моим представлениям, смогут подойти к даче через два часа. Двадцать минут на подъем по тревоге, час на сборы, полчаса марша. Я правильно считаю?
     Лихарев мельком удивился профессионализму гражданина, в истинной принадлежности которого он уже запутался. То он Шульгин, то форзейлианский резидент, а на самом деле кто - без бутылки не разберешься. Но в военных делах и дислокации частей МВО разбирался досконально.
     - Главное, паники там не устраивайте. Замотивируйте поаккуратнее. Наркому обороны сошлитесь на личный приказ Сталина, а уж он пусть подает комдивам как угодно. Внеплановая проверка мобготовности, окружные учения с боевой стрельбой или внезапный мятеж Белорусского округа - сейчас все равно. Полки выдвигайте по разным дорогам, бронечасти прямо к даче, но не ближе трех, скажем, километров, для обеспечения свободы маневра. Пехоту веером, побатальонно, с севера на юг, с расчетом создания двойного кольца окружения, внешнее фронтом наружу, внутреннее, естественно, внутрь. Шоссе и проселочные дороги перекройте на дальних подходах, и с востока, и с запада. Командный пункт разместите в Филях, стрелковый полк и роту-другую бронеавтомобилей - в личный резерв...
     Антон за руку увлек Лихарева к дальнему окну. Пришедшая голову мысль вытекала из того, что он успел понять после связи со мной и Замком. Очень может быть, что им с Валентином не придется больше увидеться в нынешнем качестве, а то и вообще. И тому придется возглавить полномасштабную войну с дуггурами на всей советской территории и за ее пределами.
     - Слушай меня внимательно. Положение настолько поганое... Что с нами всеми через полчаса будет, не готов угадать. Как бы не пришлось тебе в Главкомы выскочить. Всякое случалось. Так вот, если... Пехота, танки - это хорошо, кто спорит. Только война может случиться совсем нетрадиционная. Я тебе советую... В округе сейчас две кавдивизии имеются. Вот их тоже экстренным порядком поднимай и добейся у Сталина передачи их в твое личное подчинение. Пусть с полным боевым снаряжением, как для глубокого рейда по вражеским тылам, выдвигаются, ну хоть в район Битцева, лесными дорогами...
     Поначалу эта идея показалась Лихареву совершенно неуместной, если не откровенно бредовой. Что такое кавдивизия, пусть и штатного состава? Три полка по шесть сабельных эскадронов и по одному пулеметному, шесть батарей трехдюймовок на конной тяге. Едва три тысячи человек, слабо вооруженных. И посаженных на животных, которым нужно много корма, воды, постоянный уход, подковы, масса других специфических условий, несовместимых с той войной, которую, может быть, придется вести.
     Так он и сказал, добавив, что если исходить из случившегося в Барселоне... Тут бы лучше на Таорэру выскочить, вдруг да удастся найти на Базе гравиконцентраторы в рабочем состоянии...
     - Попробуй, если сумеешь, я же не против. А если из нашей текущей обстановки исходить... Прими во внимание, что за обе мировых войны, не считая Гражданской, только кавалерийские части и соединения ни разу не были разгромлены "в ноль". Гвардейские, пехотные и танковые, неоднократно теряли свой состав полностью, бывало, что и знамена, а кавалерийские - из любых сражений, окружений и прочего выходили хоть и потрепанные, но всегда боеспособные. Не было ни одного, подчеркиваю, случая, чтобы кавдивизия была расформирована по причине катастрофических потерь личного состава или полностью сгорела в боях. Тут дело не столько в материальной оснащенности, как в особенностях тактики и психологии...
     Но это все теория, пока сам не убедишься, можешь не верить, что в здешних лесах и оврагах кавалерия сможет разобраться с гориллоподобными монстрами лучше, чем путающаяся в полах своих шинелей пехота или застревающие в любой канаве танки. Вообще лошадь плюс человек - это совсем особая боевая единица, в психологическом плане...
     
     Антон увидел - Лихарев заметно помрачнел, что и неудивительно. Тяжесть на него сваливается неимоверная, к такой он не готовился. За десять с лишним лет научился виртуозно ориентироваться в коридорах власти, конструировать свои и распутывать чужие интриги, но не руководить крупномасштабными и физически опасными предприятиями. Большая часть жизни протекала у него в закрытых помещениях, в треугольнике Кремль - Старая площадь [24] - Ближняя дача. Он забыл уже, когда по собственной инициативе выбирался за пределы Москвы, разве что сопровождая вождя в отпуск или все более редкие выезды "на места".
     - Да ты особенно не напрягайся. Все мои советы только на тот случай, если я не вернусь. Это маловероятно, однако... Постараюсь за час управиться, так что тебе, глядишь, вообще ничего делать не придется.
     - Прошу прощения, я чего-то не понял? По известным причинам вы должны возвратиться к нам максимум через одну-две минуты. Так что при чем здесь час, год, столетие? Живите там хоть сто двадцать лет. А я после вашего ухода рюмку выпью, папироску выкурю и могу считать, что вы, не появившись, тем самым исчезли навсегда и мы абсолютно вольны в своих дальнейших действиях?
     - Умозрительно получается именно так. Но опыт подсказывает, что на практике случается по-разному. Сбои всякие, вмешательство неучтенных факторов, включая хрономагнитную бурю, чью-то некомпетентность или злую волю. Я свободно могу не попасть к вам тик-в-тик. Оставляю себе запасец. Скажем, вы ждете до утра по этим часам, - указал он на массивный напольный агрегат девятнадцатого века, отсчитывавший именно внутреннее время особняка. - После чего - действуйте по моему или собственному плану. Когда и где придется встретиться следующий раз... - Антон развел руками. - Живы будем - свидимся.
     В гостевой комнате форзейль переоделся в подходящую для вылазки в Москву одежду. Бобриковое полупальто, почти непременные для ответственных работников любого ранга галифе и сапоги, "финскую" шапку с козырьком. Проверил, есть ли патрон в стволе пистолета.
     Ну, с богом!
     
     Антон не зря затеял с Лихаревым "прощальный" разговор. Он на самом деле не полностью представлял всех ближайших и отдаленных последствий проводимой акции.
     Люди в доме Сильвии находились, как сказано, в зоне "нулевого времени". И могли там пребывать сколь угодно долго, не беспокоясь о том, что без них что-то может случиться во "внешнем мире". Однако, стоит любому из них выбраться наружу, время начнет двигаться в обычном ритме, унося их, как течение щепку от островка, где оставался особняк леди Спенсер. Вернуться обратно будет так же невозможно, как подняться по горной реке на лодке без мотора. Дело не только в непреодолимости давления времени, сам факт возвращения в исходную точку будет означать "отмену" уже совершенных действий, то есть создание очередной новой микрореальности, которая непременно и стремительно начнет расширяться, как трещина в плотине.
     Эти теоретические построения в свое время мы подробно разбирали с Берестиным, Ириной, Левашовым. Антон не мог не знать азов хронофизики и, значит, на самом деле возвращаться не собирался? Именно так. Если его миссия завершится успешно, делать в доме Сильвии и в реальности, приговоренной к консервации, ему совершенно нечего. Но он все же допускал вероятность неудачи, пусть и не хотел в это верить. Скажем, не окажется на месте шульгинской закладки, по какой угодно причине. Тогда придется вернуться, чтобы с исходной позиции, посоветовавшись с Замком, предпринять вторую попытку.
     Но такое возможно только в том случае, если в Москве с ним не случится какого-нибудь значимого события. Если же оно произойдет, останется одно - возвращаться в Крым, к Ирине, предоставив реальность-38 собственной участи.
     Думать о неудаче, еще не приступив к работе, - последнее дело, и он выбросил контрпродуктивные мысли из головы. Верно сказал некий германский полководец: "Как ты можешь утверждать, что приказ невыполним, до тех пор, пока не сделал все, что в твоих силах, чтобы его выполнить?"
     
     Внутри любой реальности, не исключая и эту, Антон перемещался не создаваемым установкой СПВ каналом, а собственным способом, напоминающим перенос материального тела через эфирные сферы тонкого мира по баллистической траектории. Этим он создавал ощутимое возмущение пространственно-временного континуума, которое дуггуры, если располагают подходящей аппаратурой, вполне могли засечь, как вспышку молнии, след стартовавшей ракеты или круги на воде от брошенного в пруд камня. А могли и прозевать. Как повезет.
     Снова в Москве была ночь. Несколько раньше того момента, когда Шульгин после встречи с Антоном забрал из тайника изъятый у бывшего резидента Юрия гомеостат. После чего прибор остался на руке его тела, переданного во временное пользование Антону (какому-то). И, по нормальной логике, должен был и сейчас находиться там же, на левом запястье, но его не было, потому что фактически еще не случилось ничего, следующего по времени после появления Шульгина, а вслед за ним и Новикова на "Призраке". Если и случилось, то не там. Опять "вилка", не столовая, а шахматная.
     Мир вокруг был не тот, что прошлый раз. Москва, но какая-то другая. Это ощущалось не разумом, а как бы кожей или иными сверхчувственными способами. Да и Антон был не тот, еще не случившийся. Ему бы сейчас полагалось сидеть в лондонском особняке Сильвии, позже этого момента, и думать о том, что будет до.
     Так бывает во сне, когда все якобы правильно, но даже внутри его понятно, что на самом деле это не явь.
     
     Антон в своих делах был профессионалом высокого градуса [25]. Но до кандидата в Держатели, как ранее отмечалось, недотягивал. Иначе черта с два его сумели бы поймать свои дээсники. Мне хватило времени, слушая Антона, составить собственный план, импровизированный, авантюрный и тем не менее в должной мере подкрепленный способностью создать нужную мыслеформу. Локальную, одноразового действия, как фаустпатрон, но, по всем прикидкам, вполне работоспособную.
     Как только он исчез с веранды, мы с Ириной начали работать согласованно, синхронно и синфазно, будто и не разделяла нас бездна пространств и времен. Я на борту "Призрака" тоже на полную мощность врубил функцию "растянутого настоящего". Ирина, прощаясь, сунула мне в ладонь свой портсигар, подлинный, с некоторыми тонкими настройками, сделанными Левашовым. Да еще и "фишка" Антона у меня была. А уж каким образом очередные вмешательства повлияют на тонкие, толстые и среднего качества временные ткани - сейчас рассуждать без толку. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!
     Я решил убедиться, честно ли станет играть Антон или снова варианты подсовывать? Если первое - невредно подстраховать парня. Потому как - что он один сможет, если его отслеживают дуггуры, обладающие будто бы невероятной мощи психолокацией и умением создавать защитные поля, которые только лишенный тонкой душевной организации чекист сумел пробить? Убедительнейшее подтверждение расхожей присказки насчет отсутствия приемов против лома.
     Опять же, "Единица - ноль, единица - вздор, один, даже если очень важный, не поднимет простое пятивершковое бревно, тем более - дом пятиэтажный!" - и так далее, вспоминая Маяковского.
     А если Антон темнит, так лучше всего убедиться в сей истине немедленно и действовать сообразно "вновь открывшимся обстоятельствам".
     У себя в Гурзуфе Ирина через личный терминал СПВ разыскала Левашова, Берестина и Басманова. Каждого по отдельности ввела в курс дела и объяснила, чего от них хочет.
     Не более чем на сутки отставить самые неотложные дела, потому что теперь не абстрактные, возвышенно-галактические интересы на кону, а ее собственные. И жизнь Новикова с Шульгиным.
     - Я ничего наверняка не знаю, ребята, но чувствую, что крайний случай. Сама я в любом случае пойду, но с вами будет легче...
     Прием, в общем-то, чересчур мелодраматический, зато полностью исключающий необходимость рациональных доводов. Ирина знала, что делала.
     Алексей, оторванный ею от приятного отдыха на диване, с книгой в руке, сказал только:
     - Предупреждать надо. Звонком будильника или еще чем, а то мало ли... Ладно, сейчас буду.
     Басманов, напротив, занимался в 2005 году разбором темы "Философия и тактика уличных боев в городе" со слушателями Академии Генерального штаба, где он по просьбе лично Олега Константиновича вел курс оперативного искусства. На сравнительных примерах Екатеринослава, Одессы, Стамбула двадцать первого года и недавних событий в Москве.
     - Переходите ко мне прямо сейчас, Михаил Федорович, - попросила она, - здесь экипируемся, свяжемся с Андреем - и вперед!
     - Так точно, Ирина Владимировна. Минут двадцать мне дайте, чтобы я поаккуратнее закончил семинар, извинился за внезапную отлучку и покинул здание? И еще столько же, чтобы я успел взять с собой двух-трех офицеров, наилучшим образом приспособившихся к подобным упражнениям. Они, по счастью, тут, недалеко, младший курс на плацу муштруют. И снаряжение при них...
     - Возьмите, Михаил Федорович, в таких делах лишние стволы не помешают! - Ирина снова ощутила себя средневековой княгиней, в отсутствие ушедшего в дальний поход мужа берущей управление уделом и ближней дружиной в свои железные ручки. В сравнении с которыми и длань князя может показаться тяжелой, но ласковой. - О снаряжении не заботьтесь, у меня всего хватит.
     Левашов не задал ни единого вопроса. Ему было достаточно взгляда Ирины и интонаций голоса.
     
     Антон сумел попасть почти точно - плюс-минус пятьдесят метров от тайника, на перегибе Кривоарбатского переулка. Так же, как в миг закладки, задувал сухой морозный ветер, нес жесткую, как дробь, снежную крупу. Антона охватило непонятное ему самому чувство. Словно нравилось ему тут, в чуждом мире, опасном по всем параметрам, от чисто обывательских до мистических. Может, тем и нравилось, словами поэта выражаясь - "у бездны мрачной на краю". Как альпинисту посередине скальной стены, где на самом деле нет совершенно ничего хорошего.
     Совсем рядом - квартира Юрия, к которому можно зайти и с глазу на глаз обсудить кое-какие непроясненные моменты его биографии, и до Столешникова не так далеко, и еще есть места...
     Так не зайдешь. А зайдешь - завязнешь в очередном сгущении хронополя. И все же тянуло на какие-то странные в его положении поступки. Он ведь, пожалуй, в первый раз очутился в столь наглядной псевдореальности, неотличимой от обычной. Будто Мэлоун из "Затерянного мира", рискнувший углубиться в кишащий первобытными тварями ночной лес.
     Антон подумал, что таким образом продолжается в нем процесс "очеловечивания". Как десятилетием назад превращалась в нормальную земную женщину аггрианка Ирина, так и он, порвавший с исходной сущностью, только сейчас начал ощущать себя землянином без всяких оговорок. Не стоит за спиной Конфедерация. И он давно никакой не "Тайный посол". Замок теперь не послушный инструмент резидента, а самостоятельная фигура на доске или карта в колоде. Помогает, исходя из собственных представлений о добре и зле. Неизвестно, кто для него сейчас авторитетнее, он, бывший хозяин, или Шульгин с Новиковым.
     
     "Забавно, да?" - к случаю вспомнил Антон страничку из моих дневников. Я давал их читать всем подряд, от Альбы до Антона.
     "Мы с ребятами всеми силами старались остаться людьми, по возможности - самыми обыкновенными, не давали себя захватить стихии "перерождения" в высших существ, делали все мыслимое и немыслимое, чтобы не стать "держателями" или кем угодно похожим. Да я даже в самом начале с негодованием отверг предложение Ирины, тогда казавшееся гарантией "супервеличия". На самом же деле - жалкой подачкой со стола, условно говоря, "шестой фрейлины четвертой наследницы". Мы с этими соблазнами справились. Вот такие мы мужественные и самодостаточные. Нам что красненькая советская десятка, оставшаяся до зарплаты и лихо потраченная на загул с друзьями и подругами, что миллионы царских золотых, подаренных Врангелю, - все едино. Кто-то скорее всего не поверит. Как это, мол, так? Невозможно в принципе. А вот - возможно. Думаете, я зря себя и своих друзей анализировал и тестировал в столь юном возрасте, когда многим ровесникам, кроме стакана портвейна в кафе "Отдых" и девушку за задницу потрогать, - никаких рациональных мыслей в голову не приходило?"
     
     Сейчас Антон прикладывал эту мерку к себе. От былого всемогущества осталось очень мало. Так хватит ему оставшегося, чтобы начать новую жизнь и удержаться на заданном его друзьями и партнерами уровне, или начнется неудержимое скольжение по наклонной плоскости? Просто не хватит характера и воли продолжить потерявшее высший смысл существование.
     В процессе "просветления" он многократно пересматривал все вероятные и невероятные варианты своей прошлой биографии, выискивал точки роковых решений, размышлял, как жизнь могла сложиться.
     Само собой, мелькали мысли и о том, что путь Ирины и Сильвии был бы не самым худшим выбором и для него. Но, увы, "никто не знает своего часа" и своего будущего даже на несколько шагов вперед. Даже умеющий прыгать из прошлого в будущее и обратно по бесконечному числу мировых линий. Увы - не своих личных. Твое будущее всегда будет впереди тебя, как морковка перед ослом.
     Это нужно родиться пресловутым "старцем Федором Кузьмичом" (он же, по легенде, Александр Первый, Благословенный), чтобы поменять мантию, трон и корону на лапти, котомку и посох странника.
     У Ирины - у той была большая любовь, у Сильвии - отчетливый факт поражения и отсутствие любой приемлемой альтернативы, а Антон пребывал на пике карьеры и в зените успеха. Что, казалось бы, ему участь землянина, пусть безмерно богатого и практически (по человеческим меркам) бессмертного?
     Как бы в насмешку судьба, кто же еще (Замок и Шульгин всего лишь ее орудия), дала ему очередной шанс, причем предварительно опустив по ноздри в дерьмо. Из князей да в грязь. Плыви, если хочешь. Кому, как не агенту, проработавшему в России с царствования Александра Второго, следовало помнить основополагающую, базовую национальную мудрость: "От сумы да тюрьмы не зарекайся"? Сам Император полумира, Николай Александрович, вместе со своей семьей ее правоту изведал в полной мере. Чин святого является достойной компенсацией нравственных мучений и смерти в подвале Ипатьевского дома? Не знаю, не знаю...
     
     В лабиринте внутренних дворов, соединяющихся друг с другом длинными гулкими подворотнями и узкими щелями между грязными двух- и трехэтажными флигелями, было темно, мрачно и уныло. Несмотря на мороз, ощутимо воняло кошками, давно не чищенными помойками, еще какой-то гадостью из подвалов и подъездов. Не скажешь, что буквально в нескольких шагах, по ту сторону бывших некогда роскошными дореволюционных "доходных домов", протянулась правительственная трасса, щеголеватый Арбат. Не светилось ни одного окна в выходящих во дворы квартирах, только сквозь грязные стекла лестничных площадок пробивался тусклый свет сорокасвечевых лампочек. Поскрипывал от порывов ветра жестяной абажур на кронштейне под аркой ворот, не столько освещая выщербленный асфальт и стены в грязных потеках, как просто обозначая направление.
     Нынешняя советская жизнь и так невеселая штука, а если еще ежедневно видеть и обонять здешние "прелести", так вообще в уме повредиться можно. Не случайно увидеть на московских улицах улыбающиеся или просто благожелательные лица практически невозможно. Как-то не доходит до граждан, что жить им стало "лучше и веселее" [26].
     Антон передернул плечами. Как бы не в самом мрачном периоде русско-советской истории довелось ему оказаться. Бог с ним, с "большим террором", обывателя он не так уж и касается, репрессировано, по любым подсчетам, не больше пяти процентов из общего количества населения. А такой урон практически заметить невозможно (за исключением тех, кого это лично касается).
     Дело в другом - для большинства людей нынешняя жизнь - полная безнадега, что бы там ни писали газеты и бубнило радио. С момента ликвидации НЭПа с каждым годом становится только хуже. Почти десять лет, как исчезли из продажи доступные продукты, введены паспорта для горожан и крепостное право в колхозах. Запрещено бесконтрольное перемещение в поездах, а иных средств транспорта практически нет. Шансов на улучшение жизни для большинства трудящихся - никаких, ни в квартирном вопросе, ни в продовольственно-вещевом. А из будущего отбрасывает свою тень великая и страшная война, пережить которую не суждено слишком многим...
     Раньше Антону не приходило в голову задумываться о таких вещах, они его просто не касались, как не касаются Сильвии в ее особняке проблемы обитателей лондонских трущоб. А сейчас что вдруг случилось? Что за аура в этих дворах? Эманация "коллективного бессознательного" спящих в своих коммунальных ячейках десятков тысяч людей или что-то другое, непосредственно связанное с его теперешней миссией? Шутка подсознания, вдруг вообразившего, что из-за нелепой случайности или, наоборот, не случайности ему предстоит остаться здесь, в таком СССР навсегда, в нелепом для него качестве "рядового гражданина". Без связи, без друзей, без выхода.
     А что? В шкуре просветляемого он себя тоже никогда не представлял, а вот пришлось же...
     Да все это ерунда! Сделать по-быстрому свое дело - и назад.
     
     Он сдвинул на всякий случай в боевое положение предохранитель "браунинга" "Хай пауэр", прихваченного из Замка перед визитом в Лондон, а оттуда - в Крым. Первое, что подвернулось под руку в собственном кабинете. Кто-то из парней оставил. По забывчивости или - чтобы карман не оттягивал. Тяжелая машинка.
     Раньше, на протяжении всей своей службы на Земле, он не носил оружия, за исключением моментов пребывания на театре военных действий. Не было необходимости. Но после тюрьмы оценил привычку и склонность своих друзей-землян. Пусть в девяноста процентах случаев пистолет не пригождается, но гораздо хуже, если его не окажется в действительно критический момент. Будь он вооружен, когда его арестовывали, все сложилось бы совсем иначе. Он мог прорваться, уложить дээсника и его сопровождение, как Шульгин чекистов, выиграть несколько решающих минут, уйти на Землю. В другую сторону тогда история имела шанс покатиться. Для него лично и всех причастных тоже...
     Но здесь ему, похоже, ничего не угрожало. Режимный Арбат охранялся пуще прежнего, во дворах даже собаки не лаяли, да тогда, кстати, бродячих собак в Москве, пожалуй, совсем не было. Строгости режима плюс практически полное отсутствие продовольственной базы. Ничего мало-мальски съедобного даже для самых непритязательных дворняжек в мусорники не выбрасывалось, люди все съедали подчистую.
     Он определил местоположение люка, еще раз огляделся по сторонам. Кажется, в одном из дальних окон приземистого флигеля что-то мигнуло. Может, жилец на темной кухне папироску у форточки прикурил?
     Антон попытался поднять крышку. Не тут-то было. Проушины, куда следовало вставлять специальный крючок, а за отсутствием такового и палец годился, при должной крепости оного, сейчас были забиты смерзшимся снегом. И вся круговая щель между крышкой и отбортовкой тоже. Абсолютно ему такая подлянка в голову не могла прийти. Он шепотом выругался, как умел.
     "А чего ж ты, аристократ, хочешь? - мелькнула самокритичная мысль. - Канализационным делам тебя не обучали. Да и когда последний раз вообще своими руками что-то делать приходилось?" - наверняка уроки просветления не прошли даром. Только лучше, если б ему не пришлось три года сидеть в хижине-одиночке, читая древние рукописи и накачиваясь синтангом, а послали его на производство, аналог Беломорканала строить или слесарить в цехах военного завода. А теперь выполнение плевой задачки на глазах превращалось в проблему, едва ли разрешимую. Что значит отсутствие практического опыта в реальных делах!
     Пистолетом начать лед долбить, побегать по окрестностям в поисках подходящей железки, а то дворника здешнего разыскать, за приличную плату попросить помощи? Или - стволом пригрозить, выдавая себя за сотрудника? Пожалуй, это - проще всего, не имеет значения, поверит он или нет. Когда дело будет сделано - какая разница? Пусть хоть сразу бросается участковому или прикрепленному оперу звонить. Да как его, дворника, сейчас, за полночь, найдешь? В каком из подъездов или флигелей он ютится? Не старое время, когда стукни легонько в ворота, и вот он, с нашим удовольствием за двугривенный загулявшему барину калитку отопрет, и какую закажешь работу, ту немедленно и исполнит.
     Проще всего, конечно, к Юрию заявиться, подходящий инструмент у него наверняка найдется, так снова придется что-то изобретать...
     Неладно все, неладно. Не зря тревога его с самого начала не оставляла. Дело, пожалуй, не только в неожиданном препятствии, вызванном силами природы. Прошлый раз Шульгин и спрятал закладку, и изъял ее без всяких сложностей, а тут вдруг на тебе!
     Получается, день в день он в нужную точку не попал. Хорошо еще, если "недолет": полежит вещичка, никуда не денется. Пока Шульгин на яхте, он ее "в здешнем качестве" не изымет. А вот если "перелет" - тогда очень плохо. Без прибора возвращаться нельзя - вся конструкция рушится. Есть запасной вариант - проскочить по времени чуть назад, еще раз отобрать гомеостат непосредственно у Юрия и принести его заказчику, но это уже будет не то. Условие было поставлено четко - доставить вещь в нетронутом виде, иначе...
     Так, может, и не гомеостат там вообще, нечто совсем другое, подобранное Сашкой в скитаниях между мирами?
     "Да думай же, думай, - велел он себе, отступив в совсем уже темную нишу между двумя подъездами, - за сотню лет и не такие задачки решали... Сделаешь, потом сам смеяться станешь над своей растерянностью..."
     Действительно, сколь велика роль случайностей в этом, по преимуществу рациональном, мире. То насморк (а другие считают - диарея Наполеона при Ватерлоо), то шальной снаряд по "Цесаревичу" в Желтом море, и последствия - грандиознее, чем многолетняя творческая деятельность правительств, партий, сотен тысяч простых людей.
     Видно, судьба, или что там ее заменяет у существ рода форзейлей, решила преподать Антону небольшой урок.
     Наступившая ни с того ни с сего однодневная вчерашняя оттепель, тут же сменившаяся еще более крепким морозом, поставила под угрозу существование целой Вселенной. В нынешнем ее варианте.
     Вдобавок мелькнул в одном из сотен окон, глядящих во двор, слабый огонек. Кто знает, вдруг бдительный гражданин, а то сотрудник органов, поселенный сюда за специальные заслуги или для обеспечения общего надзора, заметил смутную фигуру, совершающую непонятные действия в непосредственной близости от режимного объекта?
     Если даже просто пьяный по двору шатается - и то нечего ему здесь делать, а если не пьяный? За сигнал не упрекнут, а в случае обоснованности как-нибудь да поощрят. Нынче и грамотка почетная дорогого стоит, а если еще денежная премия с талоном на дефицит...
     Вот и набрал товарищ нужный телефонный номер.
     
     Антон успел разыскать в углу двора под пожарной лестницей щит с положенным по номенклатуре инвентарем и начал ковырять шилом перочинного ножа замок, чтобы добыть топор или багор. Почти получилось, и тут одновременно вспыхнуло несколько сильных аккумуляторных фонарей, скрестившись на его фигуре, а сквозь длинную арку с включенным дальним светом вкатился черный "Паккард" или плохо отличимый от него навскидку "ЗиС-101".
     - Стоять! Руки за голову! Не двигаться! ГУГБ!
     В подобной ситуации затевать стрельбу на поражение с решительным результатом мог бы Сашка, мог бы и я, имея при себе достаточный запас патронов и сильную мотивацию. У Антона не было ни того ни другого. Да и походя убивать людей, кем бы они ни были, он так и не успел научиться. Руководствовался другими схемами и методиками. Сражение на Сомме или Брусиловский прорыв организовать с полумиллионом убитых - это пожалуйста, а самому колоть штыком набегающего вражеского пехотинца, даже стрелять в человека из хорошего пистолета с десяти шагов - увольте.
     "Наши руки должны быть чисты, как и наши помыслы, непосредственные же исполнители обязаны сами озаботиться своим моральным уровнем. Право выбора между добром и злом есть у каждого". Таким примерно образом он просвещал своих земных друзей и помощников, когда представлялся случай.
     Добраться до портсигара во внутреннем кармане куртки он тоже никак не успевал. Если в тебя целятся сразу с нескольких направлений...
     Сообразив, что происходит, Антон демонстративно бросил пистолет на землю. И пошел, заложив руки за спину, прямо на яркий свет фар, сквозь и мимо него, к приоткрывшейся задней дверце лимузина.
     Ночным зрением он отчетливо, как днем, видел в глубине машины человека лет сорока в коричневом кожаном пальто и надвинутой на глаза фуражке с обычной солдатской звездочкой на околыше васильковой фуражки. Худого, с нездоровыми кругами под глазами. Знакомый типаж.
     - Вам так спокойнее? Я стою, стою, что мне еще делать? - Голосом Антон выражал такую степень спокойствия и безмятежности, что любой исполнитель, не лишенный положенных должностью инстинктов, обязан был немедленно напрячься. - А вы кто? Правда ГУГБ, а не бандиты какие-то? Если да - прямо сейчас с товарищем Заковским свяжитесь. Для него я - "нарком". С Лихаревым тоже можно, если он сейчас свободен. Знаете таких? Должны знать. В крайнем случае - напрямую с товарищем Сталиным. Он ждет сейчас у себя на даче моего сообщения. Псевдоним - "англичанин". Имейте в виду - промедление обойдется вам очень дорого, и потеряете вы гораздо больше, чем надеетесь выиграть. А ты сам-то кто?!
     Убивать людей просто так Антон не привык, но подавлять эмоционально, если они не "держатели", - входило в число основополагающих профессиональных навыков. Тон, названные имена и резкий переход на "ты" мог сбить с настроя любого функционера, особенно занимающего не слишком высокое место в здешней партийно-феодальной иерархии, но более-менее информированного. Попадись Антону обычный участковый, с ним подобный стиль не сработал бы. Так простые участковые на таких машинах и не ездят.
     - Капитан госбезопасности Ермилов...
     Чин немалый, и то, что он лично явился "на задержание", кое-что значило.
     - Отлично, Ермилов. Четко работаешь. Только вот что я тебе скажу... Нет, ты давай, звони, чтобы недоразумений не было. Людей своих, быстренько, пошли, чтоб ворота закрыли и оружие - на изготовку. Есть серьезные основания...
     Антон подумал, а что, если на этой "петле", которую он прожил всю и перебрался в Крым уже после Лондона и предыдущих событий, покушение на "отца народов" произошло вчера-позавчера? Отсюда и такая бдительность... Проверить?
     - Помнишь, что недавно именно здесь случилось? - спросил он чекиста. - Вот то-то же. Я по этому делу и работаю.
     Игра практически была сыграна. К такому напору капитан не готовился. Но все равно, то, что он со своей гвардией оказался именно здесь и сейчас, настораживало. Снаряд два раза в ту же воронку не падает, и держать засаду на месте уже случившегося неудачного покушения - бессмысленно. Значит, здесь нечто другое.
     - Эй, ты, - крикнул Антон ближайшему чекисту. - Пистолетик мой подними и подай. Рукояткой вперед. Можешь на предохранитель поставить.
     Опять обратился к Ермилову:
     - Да ты выйди из машины, выйди. Или боишься чего?
     Форзейль, предлагая гугэбэшнику позвонить куда следует, не блефовал. Он сразу увидел, что машина оснащена редким по тем временам радиотелефоном. В полста килограммов весом и берущим километров на десять максимум, но все же - прогрессивная техника.
     Для смягчения настроя Антон вынул из кармана портсигар, сам взял папиросу и протянул капитану.
     - Курнем пока. До ответа Заковского никаких резких движений не делаем, ни ты, ни я. Договорились? Или ты до сих пор на Ежова работаешь? Тогда рискуешь ошибиться...
     - О чем вы? У меня задание независимое...
     - Тогда я могу свой пистолет забрать? Он мне дорог. Тем более - на предохранителе...
     Взял оружие из рук сотрудника, небрежно сунул в карман, но предохранитель по пути снова сдернул. Мало ли как повернется... Убирая портсигар под поясной ремень, тоже перевел его в ждущий режим. В случае чего - только кнопку нажать, тычком большого пальца.
     И тут же вдруг почувствовал, что издалека, пока еще издалека, потянуло тем же запахом, ментальным, но не физическим, предвещавшим появление монстров или теперь уже чего-нибудь похуже.
     А не от пассажиров ли черного автомобиля, их мелькающих по двору теней?
     Время не ждет!
     - Еще, капитан, слушай сюда! - со всей доступной ему степенью резкости и убедительности почти выкрикнул Антон. - Связь связью, но свою операцию я тебе сорвать не позволю... Водитель, быстро, давай сюда монтировку. Я сказал - быстро!
     Дисциплинированный сотрудник вопросительно глянул на начальника. Тот кивнул и одновременно жестом приказал остальным людям подтянуться поближе.
     Антон поддел удобным инструментом крышку, почти отбросил ее в сторону, скользнул по ржавым шершавым скобам вниз, нащупал ту самую щель, отковырнул не успевшую в тепле окаменеть или смерзнуться грязь. Наткнулся пальцами на банку, на зубцы неаккуратно взрезанной крышки. Значит - оно!
     Сунул добычу во внутренний карман. Проверять, что там внутри, гомеостат или нечто другое, записные книжки чьи-то, а то и бриллианты испанской короны, не было ни времени, ни желания. Условие четкое: принести, не вскрывая. "Не мое дело. Воронцов за Книгой в сорок первый ходил, я за банкой - в тридцать восьмой. Параллелизм, однако. Или - тенденция..."
     Воняло внутри колодца мерзостно. Особенно противно потому, что наверху был сухой мороз. На таком контрасте теплые липкие миазмы, казалось, обжимают лицо, как резина противогазной маски, в которую на марш-броске пару раз стошнило. Скорее бы наверх, и сразу блок-универсалом остановить время, секунд на десять, чтобы рвануть проходными дворами через Сивцев Вражек, в следующий дворовый лабиринт, а там, переведя дух, раствориться.
     За естественной вонью как-то потерялась ментальная.
     Он положил руку на кромку люка и собрался вымахнуть наружу, но чуть-чуть не успел. Высунув голову, вместе со вкусом свежего воздуха ощутил ставший невыносимым фон злобных, нечеловеческих эмоций и намерений, успел заметить громадную черную кляксу над головой и смутное движение в глубине подворотни. Первая мысль - снова монстры "а натюрель". Самому начать стрелять, тем самым предупредить и дать целеуказание чекистам, или бежать, не думая о посторонних?
     На месте автомобиля вдруг вспухло большое, переливающееся, как мыльный пузырь, яйцо. Полностью скрывшее в себе длинную машину. Видимые даже простым глазом звуко-световые волны прокатились по двору, сметая все на своем пути.
     Антон присел в колодце, поднял над головой руку с портсигаром и ответил. Предельные возможности аггрианских блок-универсалов он знал, но не до конца был уверен, вручила ли ему Ирина прибор, действительно полностью заряженный и послушный. Сможет ли он в его руках отразить именно этот тип поражающего средства?
     По счастью - сработало. Плазменно-ментальная вспышка погасла, наткнувшись на стенку вырожденного хронополя. Того самого, что создавало зону "растянутого настоящего".
     Желанные десять секунд теперь у Антона были. Чтобы сбежать. Но бежать не хотелось. Хотелось сражаться, заставить бежать врага. Естественный порыв человека, слишком долго терпевшего унижение беспомощности.
     Помня уроки Ирины, он переключил блок-универсал на следующий режим. Атомный гриб мы в центре Москвы вздымать не будем, а вот мини-нейтронную бомбу вы, ненужные соперники, получите. Живых людей во дворе наверняка не осталось, граждане за метровыми каменными стенами не пострадают, прочая же протоплазма, вообразившая себя мыслящей, наверняка превратится в нейтральный материал вроде свинцовой пыли.
     Еще раз высунулся и выстрелил, если это можно так назвать.
     Вокруг все окрасилось приятным (в другой ситуации) сиреневым сиянием. Утром дворникам будет работа, мельком подумал он, и тут к нему из самого центра вспышки метнулось нечто непредставимое.
     Не гориллоподобные монстры, не их маленькие хозяева-элои, а именно что персонажи легенд о "прошлых временах", как у Саймака. Тоже, наверное, что-то такое знал сэр Клиффорд. "Нечистая сила", по-нашему. Мелкая, но на вид и по психофону невероятно злобная. Что-то такое, чего не стал детализировать в "Вие" Гоголь.
     Был у Антона в запасе еще один шанс. Тем же блок-универсалом он нанес по врагу мощный гравиудар. Которым аггры едва не расплющили танк "Леопард" на Валгалле, вместе с экипажем... Не то, конечно, что стационарные гравипушки на тяжелых бронеходах, но метров на двадцать силы должно было хватить, чтобы слона раскатать в тонкий блин.
     Получилось. Момент он выиграл. Непосредственные враги исчезли, сметенные и размазанные по стенам, вот только проход, откуда они сыпались, оставался открытым. Очень может быть, что машина капитана госбезопасности, испарившись, создала некий вакуум-терминал от соседей - сюда. И сам чекист был макетом, к беде дуггуров - слишком убедительным. С лишней степенью свободы. Немного дольше, чем нужно, исполнял предписанную ему функцию.
     Если б сразу все на него кинулись, приобретя подлинное обличье, Антон бы не устоял, пожалуй.
     Форзейль рывком надвинул на горловину тяжелую, пронзительно холодную крышку и спрыгнул вниз, в громко хлюпнувшее густое месиво. Мельком вспомнились рассказы Гиляровского о странствованиях по подземной Москве. В следующее мгновение внутри двора с грохотом лопнул еще один разрыв, и внутренность колодца через узкую щель осветилось оранжевым пламенем с яркостью близко ударившей молнии.
     Чтобы это могло такое быть? Короткое замыкание между несовместимыми полями?
     Он пощупал внутренний карман. Банка на месте. Еще не все потеряно... Сохранить бы голову, и дело можно считать сделанным.
     Постепенно привыкая дышать тем, что для дыхания, за счет избытка сероводорода и аммиака, изначально не предназначалось, он пробежал метров пятнадцать по тоннелю коллектора и остановился. Уйти можно хоть сейчас, но хотелось на прощание учинить противнику "внезапную конфузию", как Суворов выражался, чтоб основательно отбить желание впредь помериться силами. Вдруг опять полезут? Хорошо бы...
     Зря он беспокоился - полезли. Именно потому, решил он, что просчитали все его действия, кроме истинных. Возможно, считая его местным жителем, перекрыли своими полями все пути отхода из колодца.
     Использованное им оружие, для нынешней Земли не совсем характерное, врагов, видимо, не напугало и даже не озадачило. На уровне интеллекта и степеней свободы исполнителей не смогло отменить приоритета основного задания.
     Вполне нормально, если задуматься. У нас тоже дисциплинированные и стойкие солдаты не откажутся от выполнения боевой задачи оттого, что у неприятеля вдруг появился ранее неизвестный тип танка или если атакующие цепи вместо винтовочного огня наткнулись вдруг на пулеметный.
     Легкое замешательство и перестроение порядков допустимо, паника же и бегство с поля боя грозит трибуналом или децимацией [27]. Не говоря уже о понятиях воинской чести и верности присяге.
     Тем более если живые хозяева погибли от его ударов, а эти - обычные роботы, продолжающие выполнять программу.
     Существа размерами от крупной кошки до камчатского краба целой толпой, а то и потоком хлынули в сноровисто раскупоренный ими люк и помчались к Антону с намерениями вполне очевидными. С равной скоростью и ловкостью они перемещались по полуметровому слою грязной жижи, изогнутым стенам и потолку тоннеля.
     Да, с одним пистолетом он бы крепко пролетел. Новиков с Сашкой тот раз, укрепившись на высоком трапе, еле-еле отстрелялись от пауков из двух автоматических карабинов. А здесь... Пистолет и есть пистолет. Пускай "Хай" и еще раз "Хай пауэр". Пальнул тринадцать раз, а дальше? Их - десятки, если не сотни. Накатились бы, сожрали или, спеленав, уволокли в свои застенки. Куда там прежней тюрьме! Ох и спасибо Ирине, ох и спасибо!
     Слава богу, памяти и реакции Антону хватило, чтобы в очередной раз правильно нажать три кнопки блок-универсала.
     Все ядовитые, горючие и негорючие газы, прочая органика, заполнявшая трубу, импульсом гигантского напряжения обратились в низкотемпературную плазму, которой оказалось достаточно, чтобы с жутким гулом продуть канализацию едва ли не на всем ее протяжении. Одновременно превратив кирпичную облицовку в доисторический обсидиан. Но перед Антоном в момент выстрела возник непроницаемый для всего этого буйства энергии щит. Как же иначе?!
     Его даже не шатнуло отдачей. А чугунные крышки сотен люков взметнулись в метельное небо. Какие до Новодевичьего кладбища долетели, какие - до Воробьевых гор и Курского вокзала.
     Перед тем как вернуться на веранду к Ирине, Антон присел на выступ стены, не обращая внимания на вспененное дерьмо, только здесь, под прикрытием энергетического щита, и сохранившееся. Зато острый запах озона перекрывал недавнюю вонь. Будто весенняя гроза пронеслась над холерным бараком.
     Чисто по-русски закурил, сам не понимая, зачем именно здесь. Нельзя, что ли, подождать до выхода в более подходящее пространство? А вот, поди ж ты...
     Он несколько раз затянулся крепковатым, на его вкус, табачным дымом, настороженно поводя глазами по сторонам, понимая при этом, что в ближайшие, да и последующие минуты опасаться нечего.
     Посмотрел на догоревшую до середины папиросу.
     "Еще три затяжки, и можно уходить..."
     
     Глава седьмая
     
     ...Басманов появился последним и привел с собой отличившегося в московских боях бывшего поручика Ненадо, получившего наконец вместе с очередным Георгиевским крестом столь долго чаемый им чин капитана, да еще одного штабс-капитана первого призыва, Давыдова, тоже героя всевозможных сражений. Глотнувшего немецкого хлора в боях под Сморгонью в пятнадцатом, да так и воевавшего, где придется, от двадцатого до две тысячи пятого. Куда пошлют. Заработавшего за девяносто календарных лет три звездочки на погоны сверх первой, исходной, от царя-батюшки, штук шесть разных орденов и массу впечатлений. Это он, кстати, намного раньше других сообразил, что его наниматели, Шульгин и Новиков, намечают учинить кампанию всемирного масштаба, обладая невозможным по тому времени оружием и амбициями, охватывающими тогдашний мир от Трансвааля до Петрограда.
     Умный человек, слишком умный, чтобы сделать нормальную карьеру. Зато никак этим не расстроенный, радующийся самой возможности наблюдать необыкновенное и жить внутри его. До сих пор надеющийся, вместе с закадычным дружком Эльснером, попасть в ту самую Южную Африку, куда их вербовал Шульгин в голодном и страшном Стамбуле двадцатого года. К чинам и званиям он относился, как рекомендовала известная армейская поговорка: "Чем чище погон, тем спокойнее совесть", и довольствовался необременительной в мирное время должностью помначштаба батальона по разведке. Войсковой, естественно, никак не агентурной. Вот Басманов и взял его с собой, решив, что предстоящее задание как раз по профилю штабс-капитану.
     К моменту их прибытия Ирина, Берестин и Левашов уже переоделись в подходящую для намеченных действий форму одежды. Олег щелкал клавишами ноутбука, вычисляя параметры настройки СПВ. Алексей, несмотря на то что все, казалось, давно забылось, испытывал своеобразный эмоциональный подъем. Новиков где-то очень далеко, зато сам он рядом с некогда любимой женщиной. После пресловутой поездки в Ленинград, где он испытывал муки Тантала от близости и одновременно недоступности Ирины, ни разу больше они не оказывались настолько наедине. В возвышенном, разумеется, смысле.
     Он с полузабытой печалью ловил запах ее духов, гнал и не мог прогнать мыслей о том, что был ведь, был и упущен шанс. Пусть не в Ленинграде, в Москве, когда она пришла вытаскивать его из самого первого провала в безвременье. Совсем немного больше настойчивости и агрессивности, и она бы сдалась, почти наверняка.
     И тогда его жизнь, и ее, и вся мировая история ничего общего не имели бы с тем, что есть в наличии. Лучше, хуже - "не играет рояли".
     Отвлекая себя, он объяснял Ирине, что исходя из доложенного Антоном опыта предыдущих боестолкновений Шульгина с дуггурами лучше всего основную ставку сделать на крупнокалиберные помповые гладкостволки, с патронами, снаряженными картечью и разрывными пулями. В отличие от трехлинеек, достанет как следует. Для огневой поддержки подойдут "АКМСы" с подствольниками. Само собой, пистолеты, сорок пятого калибра непременно, ручные гранаты тоже не помешают, мгновенного ударного действия. Взрыватели с замедлителем не годятся: противник, по имеющимся разведданным, отличается нечеловеческой подвижностью.
     - Как некая порода пауков, якобы способная отскочить даже от револьверной пули, выпущенной с пяти шагов...
     - Ерунда, - бросил через плечо Левашов, - быть не может...
     - Сам читал у Акимушкина, в книжке "Первопоселенцы суши"...
     Готовый завязаться научный спор был прерван появлением Басманова и офицеров. Несмотря на слова Ирины, они были экипированы по полной. Одеты в зимние городские камуфляжи, вооружены на полдня хорошего боя. Капитан Ненадо, кроме пулемета "ПК" и двух коробок лент, притащил три плазменных огнемета "Шмель", очень ему понравившихся по прошлым делам. Мало ли, как бой сложится...
     - Перестарались, господа, - прокомментировал их снаряжение Берестин. - Мы ж всерьез пока воевать не собираемся. Выйдем, посмотрим, что Антон делает. Если враг объявится - шквальный отсечный огонь - и сматываемся, убедившись, что прикрываемый объект отступил, выполнив задачу. Это главное. Если он не вернется, тогда и нам почти незачем... Господин Левашов будет держать окошко в непосредственной близости...
     - Предпочитаю рассчитывать на худший вариант, - буркнул капитан, не желая вступать в спор с генералом. Аккуратно опустил на пол свой арсенал.
     Левашов, выставив только ему одному понятные показания и символы на шкалах пульта СПВ, разогнул спину, облокотился на перила веранды, закурил.
     - Нет, господа. Не будем мы изображать из себя спецназ ГРУ во дворце Хафизуллы Амина. Вообще нечего нам там делать...
     - Это как? - возмущенно вскинулась Ирина, и Берестин изобразил на лице удивление.
     - Элементарно. Ты, Ира, сказала, что цель операции - отработка назад от истока недовоплощенной ветки. Не хуже меня знаешь, при каких условиях это возможно. Зачем Андрей сейчас Сашку перевоспитывает? И мы, значит, ломанемся "шумною толпой" в эти пока еще картонные декорации? А они вдруг возьмут и превратятся в гранитные... Помогут нам тогда гранатометы и пулеметы! Точнее, помочь-то помогут, только радости это нам не принесет...
     - Так что же мы тогда?..
     - К чему и подвожу. Не люблю я таких вещей, а сейчас придется. Окно куда нужно я открою. Только мы остаемся здесь. В ложе бенуара... Игнат Борисович, - обратился он к Ненадо, - можешь прямо сюда хоть спарку "КПВ" ставить. Придется - стреляй в свое удовольствие по всему, что на людей не похоже. И вы тоже, камрады. Отработаем упражнение: "Стрельба по фарфоровым тарелкам на траншейном стенде".
     - Не совсем понимаю, Олег, - морща лоб, сказала Ирина. - Смысл в чем и какая разница?
     Левашов, как молодой гимнаст, подпрыгнул с поворотом на сто восемьдесят градусов, уселся на перила, свесив ноги над головокружительной высоты обрывом. Ирина непроизвольно ахнула.
     - Могем пока кое-что, могем, - довольно хохотнул Олег. - Коньячку принесешь, объясню...
     Пока она ходила, капитан спросил недоверчиво:
     - Правда пулемет поставим? А где взять?
     - Сейчас будет, - успокоил его Берестин, знавший, что Левашов, при всех особенностях своего характера, зря никогда не болтает. Шутит временами непонятно, но рано или поздно шутки его приобретают вполне определенный смысл.
     Ирина вернулась с подносом, на котором стояла темная бутылка очень старого коньяка с рукописной этикеткой и подходящие рюмки. Лимон, сыр и холодный язык с горчицей, как заведено.
     - За успех очередного безнадежного предприятия! - провозгласил Олег, выпил и швырнул рюмку в пропасть.
     - Суть и смысл вот в чем, - начал он объяснять с быстро наступившим душевным подъемом. Сидеть мы будем здесь, наблюдать за действиями Антона через одностороннее окно. На тот мир это никоим образом не повлияет. Не должно, в пределах доступной мне информации. Если вдруг что случится, прикрывать огнем его будем тоже отсюда. Приоткрыв "амбразуру". Процесс, как вы понимаете, будет осуществляться опять же здесь...
     Он откровенно веселился, растолковывая друзьям вроде бы очевидные вещи.
     - ...В нормальной, никого не волнующей реальности. Туда полетят только пули. Индивидуальности не имеющие. Килограмм-другой инертного металла влияния на мировую ткань оказать не может. Как регулярно выпадающие на Землю метеориты. Это понятно?
     - Металл не может, - согласился Берестин. - А последствия его взаимодействия с обитателями того мира? - Когда требовалось, он тоже умел изъясняться изящно.
     - Есть мнение, что цели, по которым мы собираемся стрелять, к тому миру особого отношения тоже не имеют. Последствия должны проявиться совсем в другом месте. Главное, в Москве-38 ничего связанного с мировой стабильностью не испортить. Ву компрене?
     - Же компран бьен, но не все. А если не мы, а Антон или дуггуры что-нибудь испортят?
     - Вот это - не ко мне. Испытываю сильное подозрение, что они, со своей стороны, какой-никакой теорией тоже располагают. И подстраховываются, чтобы не влипнуть...
     - А ты уверен, что им не нужно, как раз поперек нашего мнения, именно эту реальность зафиксировать, чтобы использовать ее в собственных целях? - спросила Ирина.
     - Конечно, нет. О них я знаю много меньше тебя, все ваши с Андреем и Антоном пересказы друг другу - классический испорченный телефон. Поэтому вперед, а там видно будет.
     Офицеры дружно кивнули, их диспозиция устраивала. Рассчитывать отдаленные последствия они не были приучены. Какие могут быть последствия, когда выскакиваешь с "наганом" или винтовкой на бруствер и единственная цель - добежать до первой линии вражеских окопов. Штыковой, рукопашный бой, и кто выживет, тогда начнет соображать, атаковать ли следующую позицию или закрепляться на достигнутой.
     - Значит, начинаем. Господа капитаны, вытащите заказанную вами штуку и приведите ее в боевое положение.
     Левашов, не сбивая главных настроек, открыл проход в ближайший крымский арсенал, где имелись не только пулеметы разных типов, но и "Васильки", "Пламя" [28], другие интересные изделия.
     Несмотря на богатый выбор, Ненадо с Давыдовым решили, что рассеивать внимание не следует. Спаренного КПВ на турели, способного поражать бронированные цели на километр и больше, вполне достаточно. Вдвоем они с ним управятся, а о высоких материях пусть начальство думает.
     Офицеры установили пулемет напротив места раскрытия межпространственного окна, начали продергивать тяжелые ленты в приемники, крутить маховики горизонтальной и вертикальной наводки.
     Олег, тоже занимаясь своим делом, краем сознания решил, что и сейчас прав. Если вмешивается интуиция, то инерция жизненных обстоятельств минимальна. Мы отсекаем этот бесконечный ряд существенных факторов, окружающих нас, убедительных, но неплодотворных. Учитывая их, мы принимаем на себя страшную силу трения рассудка о почву общепринятых мнений и знаний. Давим на газ, при этом не снимая ноги с прижатой до пола педали тормоза.
     "Знаешь, папа, а мама лучший водитель, чем ты! - говорит сын.
     - ...?
     - Ты говорил, что на ручнике ездить нельзя, а мама двадцать километров проехала..."
     
     ... - Ну ни хера себе, - ошеломленно пробормотал не обученный деликатности капитан Ненадо, увидев, как после взрыва автомобиля, не оставившего после себя, кстати, даже закопченного пятна на асфальте двора, на то же место плавно опустилось, а скорее - образовалось ниоткуда нечто вроде пульсирующей медузы огромного диаметра. Метров пять минимум. И четыре в высоту.
     Двухуровневый венец студнеобразных, переливающихся и неприятно целенаправленных, ищущих щупалец у этого наблюдался вполне отчетливо. Зависнув в метре над поверхностью, штука тремя судорожными схватками выбросила из-под мантии десант. Чертову уйму отвратительных на вид, но все же совместимых с земной эволюцией существ. И все они ринулись к люку, в который скрылся Антон.
     - Огонь! - во всю мощь генеральского баса рявкнул Берестин, и тут же по собственному командирскому рефлексу его продублировал Басманов.
     Чем хороши были в Гражданскую чисто офицерские Добровольческие полки, что их личному составу, получившему приказ, в ходе боя ничего не нужно было объяснять и уточнять.
     Сам Алексей, и Басманов тоже, ударили из "Шмелей" по краю колодца. Попасть - нечего делать. В упор практически. А температура в точке попадания в долю секунд подскочила до нескольких тысяч градусов. Ударная волна наружу и почти тут же обратная волна всей земной атмосферы извне, хлынувшей в образовавшийся вакуум, добавили поражающих факторов. Будь те существа сделаны даже из кремнийуглерода подходящей толщины, деваться им было некуда. Кроме тех, что все-таки успели проскочить в люк.
     А по "медузе" хлестал уничтожающим потоком бронебойно-зажигательных пуль капитан Ненадо, не собиравшийся отпускать гашетку до самого конца. Медузы, стволов или патронов.
     Из чего она состояла, на какие характеристики внешнего воздействия была рассчитана - пока что спросить не у кого. Выглядела, пожалуй, живым существом. Но двухсот с лишним тяжеленных пуль, пробивающих броню легкого танка, выпущенных за десять секунд практически в упор и в одну точку - кому хочешь хватит. Если оно не прикрыто защитным полем иных порядков. А для высадки десанта хоть какое поле снимать или приоткрывать приходится.
     Лохмотья от "медузы" полетели, и радужные лучи кругами, как от брошенного в залитую бензином болотную ряску камня. И уж в самом конце бабахнуло! Очень правильно сообразил Левашов, решив работать из-за "окна".
     
     Берестин, когда снаружи воцарилась мертвая тишина, несколько, впрочем, нервно, напел куплет из рассказа Джека Лондона:
     
     ...Как аргонавты в старину,
     Покинув отчий дом,
     Поплыли мы, тирям-пам-пам,
     За Золотым руном...
     
     - Это они, что ли? - с пренебрежением спросил Басманов, который, по душевной склонности, прочел до четырнадцатого и после двадцатого года очень много всяких книг. А в долгом историческом промежутке - как случалось. Все больше газеты да боевые приказы. Однажды, задержавшись по ранению в безымянной деревушке, пролистал от корки до корки затрепанный настольный календарь на тысяча восемьсот девяностый год, одолженный у приходского священника.
     - Кто же еще? Зачем, как не за Руном, они к нам двинулись? Дом покинув? Безусловно. А Тирям-пам-пам мы изобразили только что. Я прямо и не знаю, господа офицеры, куда вам еще ордена вешать! Как это сформулировать? "За беспримерный героизм и мастерство, проявленное при ликвидации вражеской медузы..."?
     - Ну, вы и скажете, господин генерал-лейтенант, - засмущался Ненадо, а Давыдов, наоборот, с хитрой усмешкой вставил:
     - А также за непреклонный материализм, не позволивший убояться нечистой силы, награждаются медалью имени Хомы Брута... С мечами и бантом!
     - Язык, вроде вашего, никого до добра не доводил, - зная, о чем говорит, ответил Берестин. - Помолчали бы и к высадке приготовились. Надо ведь узнать, что там с господином Антоном... Худших нарушений реальности, чем мы уже учинили, ждать не приходится.
     - Это я сейчас. - Давыдов подхватил автомат, на правое плечо стволом вниз повесил пятизарядный дробомет Браунинга двенадцатого калибра. Если придется, сможет стрелять пулями, гранатами и волчьей картечью. - Откройте окошко и присматривайте, а я мигом... Что теперь эти аргонавты надумают делать? Если вторая медуза появится, ты, Игнат, сади ей под купол, там она помягче будет. И в меня не попади, не люблю...
     - Я с вами, - сказал Берестин, тоже беря помповое ружье специального образца, в просторечии именуемое "окопная метла". - Один осматривает территорию, другой прикрывает. Дистанция десять метров, мой сектор левый, ваш правый.
     - Тогда и я пойду, - заявил Басманов.
     - Останетесь, - отрезал Алексей. - Вторым номером при пулемете и в качестве резерва. Вместе с Ириной Владимировной. Случись что, кому-то придется очередные решения принимать? Ты, Олег, продвинь окошко через подворотню и выгляни, что на Арбате делается. Если все тихо, сразу назад. А мы в люк заглянем, на земле посмотрим, вдруг что интересное осталось...
     - Не вижу смысла, - возразила Ирина, - отсюда тоже все можно увидеть. Стрельнет кто-то из окна, и что тогда? А вдруг там радиация?
     - Радиации нет, - подал голос Левашов, - я уже проверил. А если разведку провести решаемся, выходить так и так придется. Окном маневрировать не получится...
     - На Валгалле же получалось, - удивился Берестин.
     - То на Валгалле. Там я базовой установкой работал, со всем обеспечением. Здесь же так, приставка легонькая. Основная из Москвы с нами канал держит. Туда возвращаться, перенастраивать - свеч не стоит. Мы вас с места прикроем, а вы - одна нога здесь, другая там, и обратно...
     Алексей, держа ружье прикладом у бедра, скользнул в окно, за ним, поводя автоматом с взведенным подствольником, спрыгнул Давыдов.
     - Ты - к воротам, - указал на подворотню Берестин. В боевой обстановке он сразу перешел на "ты". - По безоружным людям без крайней нужды не стрелять. Калитку приоткрой, осмотрись, и сразу назад. Я до люка...
     Что удивило Алексея, никаких особых запахов во дворе он не ощутил. О ментальной вони понятия не имел, но и обычной, считай, не было. А ведь здесь только что целиком сгорел большой автомобиль с людьми, испепелилась "медуза" и не меньше десятка прочих существ или механизмов...
     Вторая несообразность - целые оконные стекла. Ударной волны в замкнутом пространстве хватило бы вырвать рамы из проемов, вышибить двери. А тут все целехонько. И тишина! В нормальных обстоятельствах мы имели бы классическую картину массовой паники. Крики женщин, ругань мужчин, свистки постовых и дворников этого и окрестных домов, бессмысленная беготня и все такое прочее.
     Непонятно и слегка пугающе.
     Давыдов от ворот жестом показал, что "за бортом" все спокойно.
     Лучше всего было бы сейчас вернуться, и пусть Левашов с Ириной разбираются. Похоже, что время здесь уже остановилось. Может быть, Антон успел вернуться, предъявил Сашке требуемый предмет, и они там сделали, что собирались? Совершенно не подозревая о вылазке друзей. Как бы не застрять тут навеки...
     Алексей подавил инстинктивное побуждение бежать сломя голову к спасительному выходу. Такое с ним уже было, когда у газетного киоска на Комсомольской площади он увидел под заголовком "Известий" дату - "6 июля 1966 года, среда".
     Обошлось тогда, даст бог, обойдется и сейчас. Если что и случилось, так уже! Несколько минут ничего не изменят, а вот заглянуть в колодец, убедиться, что Антон ушел, - стоит. Вдруг лежит там, раненый или контуженный?
     - Постой здесь, - приказал он подошедшему Давыдову, - крути головой на триста шестьдесят градусов. Я мигом...
     - Что-то здесь не так, - тихо ответил штабс-капитан. - На душе сумно...
     - Я сейчас, - повторил Берестин.
     Очутившись на дне коллектора, осмотрелся. Полыхнуло здорово. Даже камень местами подплавился, но жара не ощущалось. Потрогал рукой - стены холодные.
     Он пожалел, что нет с собой хорошего фонаря, только совсем крошечный, в зажигалке. Однако метров на пять светит.
     Берестин прошел несколько шагов, увидел впереди огонек папиросы и уловил запах табачного дыма. Первый нормальный запах. До половины выбрал спуск, потом спросил:
     - Антон, ты, что ли?
     - Я, кто ж еще? А ты откуда взялся? - Форзейль шагнул навстречу.
     - За тобой присмотреть вышел. Чтоб не обидел кто...
     - Зря это вы...
     - Как сказать. Там наверху такая пакость по твою душу прилетела! Если б мы ее не покромсали, не знаю, где б ты сейчас был...
     - Что за пакость?
     Алексей тоже закурил, заметил, что пальцы чуть подрагивают. Наверное, просто от напряжения. Скобы колодца частью погнуло, частью просто вывернуло из стены, так что спускаться было не слишком легко. Коротко сообщил, что именно они видели и как уничтожили.
     - Медуза? Интересно... Я ничего такого не разглядел. Просто черное пятно, и из него посыпались... твари.
     - Может, дело в том, что мы через "окно" смотрели? Из другого времени и под другим углом?
     - Все может быть. Но с этим ладно, тут проблемка посущественнее... Я - уйти не могу!
     - То есть? Отсюда? - сразу не понял Берестин. - И что тебя держит? Чувство долга? Или ждешь кого?
     - Шутник. Переместиться не могу, астрально. Ни в Замок, ни на "Призрак". Вообще никуда. Когда ты появился, я третью попытку сделал, эффекта ноль.
     Алексея снова щекотнуло страхом. О чем-то подобном он ведь сам думал только что. Как у них с Ириной тогда получилось - сбой по фазе от чисто механического и не слишком сильного воздействия. А здесь-то воздействие было - будь здоров!
     - Может, своды экранируют? - предположил он. - Вишь, как блестит? Молекулярная перестройка после взрыва. Ты сам как вообще уцелел? В стволе стреляющей пушки, считай, побывал...
     - Защитное поле. Ну давай, двинулись, разбираться после будем. Ты с Левашовым пришел, по СПВ? Ирина вызвала? Эх, мать его, не нравятся мне такие хохмочки с яйцами!
     Помогая друг другу, вылезли наверх. Здесь ничего не изменилось, да и не могло, наверное, измениться. Сколько там времени "прошло", пока Берестин с Антоном разговаривал, если оно все равно стоит?
     Давыдов бдительно нес караульную службу, мерным шагом кружа вокруг люка. Доложил, с прежними интонациями, что на вверенном ему объекте за время отсутствия командира происшествий не случилось.
     - Тогда - отходим. Порядок движения - я, Антон, Давыдов. Бдительности не терять...
     Двадцать метров до места фиксации "окна" прошли демонстративно ровным шагом, причем штаб-капитан - спиной вперед, прямым и боковым зрением обшаривая пространство двора, выходы из подворотни и подъездов.
     То, что Левашов до сих пор не открыл проход, несколько нервировало. А вдруг...
     Но в последний момент спасительная сиреневая рамка возникла там, где ей и полагалось, на фоне закопченной кирпичной стены. За ней - синее южное небо и фигуры друзей.
     - Вперед, и быстро! - непривычно резко скомандовал Левашов.
     Перешагнуть через порог на ту сторону - секундное дело, и подозрительного вокруг ничего, однако диафрагма окна схлопнулось так стремительно, что едва не срезала ствол давыдовского ружья.
     - Опасно работаете, господин инженер, - хохотнул тот. - Предупреждать же надо...
     - Случилось что? - спросил Берестин, больше для порядка. Главное, вернуться удалось, без потерь и даже с прибавлением. Остальное не столь уж важно. Крым, море, вилла, установка, пулемет, люди - все на месте. Никаких изменений. Правда, вид у Левашова и Ирины уж очень встревоженный.
     - Более чем, - ответил Олег, вытирая рукавом вспотевший лоб. Явно не от солнечных лучей намокший, на веранде не жарко, и ветерок с моря тянет прохладный. Походил он сейчас на водителя, чудом избежавшего лобового столкновения. - Энтропия, волна энтропии, нуль-время и вырождение материи. Только вы вышли, и началось... Причем скачкообразно. Особенно когда ты в люк полез. Думал, все! Накроет, там вы и остались...
     Ирина выглядела несколько бодрее, но у нее и квалификация, и генотип другие. С малых лет к подобным коллизиям готовилась. Берестин, словно это было только вчера, помнил ее появление на пороге мастерской через три месяца после того, как их разнесло во времени и он отчаялся когда-нибудь вновь увидеть эту странную девушку. Свою сумасшедшую радость и ее удивительную выдержку, особенно удивительную, если учесть, что отправлялась она искать Алексея при шансе на удачу меньше пятидесяти процентов. Рискуя навек исчезнуть в дебрях времен или вообще аннигилировать при помощи того же Левашова, кстати. Как все удивительно повторяется...
     Она, будто вспомнив, что, кроме всего прочего, является женщиной и хозяйкой, всплеснула руками.
     - Ребята, да вы на себя-то посмотрите! - Это относилось к Антону и Берестину. Те посмотрели, и остальные посмотрели на них. Да, тот еще вид. У форзейля сапоги по колено в жидком, извиняюсь, дерьме, полупальто измазано грязью, ржавчиной и чем-то вроде сажи, лицо и руки тоже чистотой не блещут. Алексей выглядел немногим лучше, только что ботинки чистые.
     - Бегом в гараж, - показала она рукой на лестницу в дальнем углу веранды, - побросайте эту гадость в контейнер, потом под душ, он там рядом, халаты накиньте, одежду после подберем. А я насчет перекусить соображу. Одиннадцать часов уже. Длинноватое у нас утро, и без завтрака...
     - Если к вам пришли гости, а у вас ничего нет... - мрачно процитировал Берестин. Ему стало стыдно за вид, в котором он предстал перед женщиной своей мечты. Хотя чего стыдиться, война есть война, она видела, куда он ходил и что делал. И все же...
     - Всего одиннадцать, - дернул щекой Антон, - а мне показалось, сутки прошли. Ну да, я к Андрею около семи заглянул. Прости, Ира, мы быстро...
     Минут через пятнадцать они вернулись, чистые, побрившиеся, пахнущие хорошим одеколоном. Наряженные, будто римские патриции, в махровые халаты до щиколоток, и в сандалиях.
     Левашов и офицеры их ждали, причем аккуратист Ненадо, кое-что из слов хозяйки принявший на свой счет, успел сгрести с веранды россыпи пулеметных гильз и протереть бархоткой и без того чистые ботинки.
     - Давайте, господа. - Алексей, ощущая прилив бодрости, указал на ротанговый стол, где так и стояла принесенная Ириной перед вылазкой литровая коньячная бутылка.
     Расселись по креслам.
     Олег, в отсутствие настоящего хозяина, взял на себя его функции. По праву. Разлил драгоценный напиток, подержал перед глазами рюмку.
     - Какие могут быть тосты? - спросил словно сам у себя. - Даст бог, и эта не последняя...
     Физический смысл происходящего не понимал только бравый капитан, он лишь интуитивно чувствовал, что миновавшая опасность была действительно очень серьезна. Так что за беда? Обошлось, и ладно. Начальства вокруг много, им и думать. Вот рюмочка маловата, это куда важнее. Во время французской экспедиции шестнадцатого года благодарное население быстро привыкло, что русские солдаты и выдержанный коньяк предпочитают употреблять винными фужерами, за отсутствием нормальных стаканов.
     Поняв смысл его взгляда, Берестин махнул рукой, не стесняйся, мол, действуй, заслужил.
     - Так что у нас с энтропией? - спросил он у Левашова, раскурив сигару из оставленной Новиковым коробки. Совсем другое удовольствие, чем в канализационном тоннеле. Солнышко, птички поют, пейзаж вокруг восхитительный, тепло от желудка побежало по организму. Благодать...
     - Пойдемте, я покажу кое-какие документы, - пригласил Олег его и Антона, вставая. - Извините, господа, мы ненадолго вас оставим. - Штатские привычки Олега были неистребимы. Чего бы один из магистров ордена стал извиняться перед младшими офицерами?
     Они поднялись на второй этаж, в гостиную перед кабинетом Новикова.
     - Ну? - повторил Берестин, - такая тайна, что парням слышать нельзя?
     - Не нельзя, а незачем. Не вводи во искушение малых сих. Поймут меньше половины, зато какой простор для превратных толкований. Пока что они не узнали ничего, выходящего за пределы имеющегося опыта, ну и достаточно.
     - Басманов, между прочим, имеет допуск, - заметил Берестин.
     - Потребуется - проинформируем. Ничего, им втроем, да с Ириной, скучно не будет. У них своя компания, у нас своя...
     - Давай к сути, - предложил Антон. Ему соображения корпоративной этики были неинтересны.
     - Суть проста до чрезвычайности. И по идее это ты бы должен отвечать на мои вопросы, а не я на твои. Время здесь, то есть там, - он указал большим пальцем через плечо, в сторону веранды с установкой, - тридцать восьмой. Никто из нас, кроме Шульгина, в нем не был. Но допустим. Ты дело, за которым ходил, сделал?
     - Что заказали, то и принес.
     Завернутая уже в гараже Новикова в кусок чистой ветоши и обмотанная для верности изолентой закладка Шульгина покоилась в кармане халата.
     - Это хорошо. А что можешь сказать по обстановке в целом? Как лично ты ее воспринимаешь на текущий момент?
     - Не хотел бы никого огорчать, но - хреново. Самое главное, я не сумел переместиться из тоннеля в намеченное место. А должен был. На этом и строился расчет. Из Лондона сюда, потом обратно, оттуда в Москву и сразу на "Призрак". Быстрее, чем враг успеет опомниться, даже если он держит реальность под контролем. Так на "Призрак" меня - не пустило. Элементарным образом. Словно в резину головой ткнулся. Я туда - меня обратно. С Замком, обеспечивающим операцию, я тоже связаться не смог. Ничего сверх этого добавить не имею. Вывод - дуггуры начали контригру. Москва у них под колпаком, и им потребовалось не более пятнадцати минут, чтобы бросить "группу быстрого реагирования" в точку моей высадки. Завидная оперативность. Враг сильнее, чем мы думали, и с тем, что я взял, выпускать меня не хочет.
     - Смешно, - сказал Берестин. - Примитивно рассуждаешь. "Враг", как ты выразился, имел неограниченное время и неограниченные возможности, чтобы творить все, что в голову взбредет. Хоть от Рождества Христова. На равных с вами и агграми. Располагая, как я догадываюсь, силами, не уступающими вашим, а по степени беспринципности значительно превосходя. И вот именно в тридцать восьмом году псевдореальности ему взбрело в голову учинить вторжение! В разных точках Земли и по похожей схеме. Плюс внутри Сашкиного бреда. И настолько глупо все организовали, что простенький пулемет в руках поручика царской службы разнес в лохмотья невообразимое существо или летающую биоморфную тарелку. Не понимаю...
     В голосе его прозвучали нотки, наводящие на размышление.
     - Ребята, бросьте, - примиряюще поднял руки Левашов. - Выберемся - успеем потрепаться. Сейчас обстоит так. Время в Москве остановилось, секунда в секунду, как только я открыл окно для выхода. Пока Антон делал свое дело, Ненадо стрелял - шло, как положено. А тут бах, и точка! Ты, Леша, вышел уже в никуда... А я вовремя этого не заметил.
     - Порожняк гонишь, - вспомнил Берестин жаргон своего детства. - Мы - в никуда, а Антон в тоннеле тепленький сидел, папироску курил, по-французски говорил...
     - Потому что в тоннеле и портсигар в кармане. Локальная зона.
     - Дальше...
     - Могу предположить, что расстрелянная "медуза" несла в себе экипаж из пресловутых дуггуров, имеющих механизм если не самоликвидации, то самоконсервации. При ее взрыве от не предусмотренного бортовой защитой оружия (КПВ, стреляющего в упор, они и вправду могли не учесть) вся локальная зона вторжения отскочила на сколько-то секунд назад. Ихняя - хрен бы с ней. Но и наша тоже. Я не летчик-истребитель, не знаю, каким чудом сумел режим удержать. Вы меня до конца дней, что нам отпущены, должны кормить, поить, обувать и одевать...
     - А если проще?
     - Куда проще. Застряли бы вы там, и все. В самом лучшем случае сумели как-нибудь соединиться с тамошним Шульгиным и продолжить свое никчемное существование в безвыходной, тупиковой ветке. Скорее всего как тритоны в аквариуме или Антон в своей тюряге. В худшем - те ребята свою блокировку рано или поздно сняли бы, и вы - в их полном распоряжении. Языки, подопытные существа, генетический материал - это я не знаю. По своей специальности одно могу сказать - я пеленга на их мир не успел взять, а они на тот, где вы только что были, - имеют. И не могу утверждать, но сильно опасаюсь, что и включение "окна" могли зафиксировать. Что медуза? Десантная шлюпка в нашем понимании, или вертолет. А те, кто ее направлял, сидят на крейсере или авианосце, крестик на карте поставили, позицию неприятеля обозначили и готовят адекватный ответ. Нормально?
     - Куда нормальнее, - согласился Антон. - Только какого черта вы вообще сюда поперлись? Обо всем было договорено, у меня своя задача, я ее хорошо спланировал. Делать вам нечего? Мне не верили?
     - Подстраховать хотели, - вздохнул Левашов.
     - Спасибо за доброе намерение. И что в итоге? Я бы, надеюсь, выскочил. Обходными путями, но как-нибудь. Тут на тебе! Очередной пробой из ранее скрытой реальности. Полная демаскировка, никчемная демонстрация агрессивности и технических возможностей. Ну, другой раз они прилетят на бронированной машине прямо к вам, сюда. Зенитно-ракетные комплексы вокруг дачи развернете? Неладно сделали, парни, совсем неладно.
     Берестину и Левашову совершенно нечего было возразить. Сказать попросту, действительно заигрались. И втравила их в эту дурацкую ситуацию не кто иная, как Ирина. Что уж она себе вообразила, взревновав Андрея к его склонности принимать самостоятельные решения, ощутив невнятную угрозу своему семейному благополучию или получив неведомо откуда команду продолжить имманентную конфронтацию с форзейлем? Ответить на этот вопрос сейчас было некому.
     - Пусть так, - сказал Берестин. Он перешел на другой уровень восприятия действительности. Как подобает настоящему полководцу. Да, фронт прорван, вражеские танковые клинья наматывают на гусеницы десятки километров оперативного простора. Товарищи Сталин и Жуков в подобном случае начинали искать крайних и ставить к стенке исполнителей своих же предыдущих приказов. Он сам в должности комфронта делал прямо противоположное. Спасал все, что можно спасти, изобретал тактические приемы, несовместимые с марксистско-ленинской военной наукой и неожиданные для командиров группы Центр, учеников обоих Мольтке, старшего и младшего, Шлиффена и Гинденбурга с Людендорфом. Прочее оставляя на потом.
     - В данный момент кто-нибудь в состоянии доложить реальную обстановку? Фактическое положение сторон, соотношение сил и средств, направление предполагаемого главного удара? Сопли жевать будем в свободное время. После победы или в плену. Ты, Антон?
     - Мне в любом случае нужно к Андрею и Шульгину на "Призрак". Пожалуй, не все потеряно. Если успею и Александр решится - того, что сейчас было, не случится...
     - В той Москве - не случится, - согласился Левашов. - Иди, а мы через окошко понаблюдаем. Если картинка сменится, значит, у тебя получилось.
     - А вы?
     - Понятия не имею. Для нас вот этих, то, что случилось, несомненно, случилось. Безвариантно. Если для дуггуров - тоже и они взяли надежный пеленг, имеют возможность внедряться в параллели помимо тридцать восьмой, нас ждут неприятности. Но и мы не погулять вышли. Попробуем вообразить это компьютерной игрой.
     
     - Двумя играми, - уточнил Берестин. - У тебя своя, у нас своя. Что дает нам лишний шанс.
     - Какой шанс?
     - Элементарный. Мне представляется, что Олег сумеет... Чуток отыграть назад в том, остановившемся времени. Ты уходишь в свой "ноль", а мы в своем вместо стрельбы ловим эту "медузу" "окном" и запираем... Ну, где-то запираем. Как в "Туманности Андромеды". Там - в баке с азотом. Мы можем - во временньм просвете между "ноль плюс" и "ноль минус"... После чего устроим клетку в Новой Зеландии пятьдесят шестого и допросим... Допросим с применением самых антигуманных средств, которые только придут нам на досуге в голову...
     - Нет, парни, ваши фантазии с каждым днем приобретают... Превосходят мои самые смелые планы и расчеты... - Антон старался держаться не на исходном уровне восемьдесят четвертого года, просто на уровне взаимного соответствия.
     - Нет, братец, не наши. Если хорошо помнишь, фантазий ни у кого из нас не имелось. Воронцов загорал на пляже и мечтал только о том, как из Северного пароходства перевестись на Черноморское. Ко мне в компанию, - сказал свое слово Левашов. - Ты к нему привязался со своими идеями. Он не сумел послать тебя по всем по трем. Потом - сам знаешь. И всегда тебе что-то от нас было нужно, нам от тебя - ничего. Спорить будешь?
     - Зачем нам сейчас спорить? - Антон начал смягчать накал разговора. - Давайте сделаем, как наметили. Я пойду на "Призрак", постараюсь завершить нашу интересную встречу к общей пользе и удовольствию...
     Повисла непонятная тишина. Для каждого из собеседников означающая нечто свое. Неизвестно, во что бы эта пауза вылилась, если бы не поднялась к ним Ирина. Берестин поднял руку ладонью вперед, пресекая возможные слова товарищей. Любое из них могло вызвать неконтролируемый поток ассоциаций с трудно предсказуемыми последствиями. Не для истории, бог с ней, с историей, для личных отношений.
     Ирина, руки в карманах платья цвета хаки, остановилась на пороге. Глаза посверкивали слишком уж решительно. Могла бы всех троих собеседников-собутыльников поставить по команде "смирно". И наверняка подчинились бы. Куда им деваться?
     - Поговорили? Я считаю - хватит. Вам только дай возможность, сутками будете трепаться, и никто никого ни в чем не убедит. По причине того, что каждый хочет выглядеть "альфой" и никто "омегой". Без рефери не обойтись. Рефери для вас я, поскольку все ваши понты, начиная с раннего палеолита, подразумевают наличие поблизости женщины. Которой нужно мамонта предъявить, в надежде на соответствующие выводы. А иначе - зачем по тундре бегать? Зайца в одиночку съел, и хватит...
     Из троих присутствующих моральное право возразить ей имел только Левашов.
     - Да кто же спорит, Ирок? Ты нам пожрать сготовила, из остатков мамонта? На чем тебе и спасибо. Коньяк тоже не сам собой в твоей пещере появился. Его же и монахи приемлют. Мы - тем более. А по делу чего-нибудь скажешь?
     - Скажу. Я на Таорэре зачеты по обращению с блок-универсалом сдавала на три уровня выше своего. В расчете на возможные обстоятельства. Сейчас, похоже, случилась предусмотренная теорией накладка. Два одновременно включенных в одном режиме блока могут вызвать подобный парадокс. В земной математике ноль на ноль дает что?
     - Умноженный - тоже ноль, деленный - бесконечную неопределенность, - машинально ответил Левашов.
     - Я о том же. Вот Антон и устроил то самое. И никаких козней пришельцев здесь можно не усматривать. Так что, не мучая нас ожиданием неизвестно чего, ему и вправду пора отправляться.
     - Так и сделаю.
     - Да, - вдруг спохватилась Ирина, переходя из образа Валькирии в роль нормальной хозяйки дома, - завтракать будешь? Все готово.
     - Спасибо. Без еды я и месяц могу обойтись. Что нужно, сказано, а вилкой зря махать... Захочу, с ребятами на яхте перекушу.
     - Тогда - счастливого пути. Только портсигарчик положи вот сюда. - Она указала пальцем, куда именно. - Там он тебе не понадобится, а помешать может. Нам - наоборот.
     Похоже, что Антон положил прибор на сервировочный столик с большой долей сожаления.
     - Я бы тебе что еще посоветовала - снова переоденься в гараже в свои засранные шмотки, в таком виде и предстань. Для Сашки чрезвычайно убедительно получится... И не забывай о моем предупреждении!
     
     ...Когда Антон исчез, Берестин мрачно смотрел в свою рюмку, Левашов же, напротив, лучился радостью и смехом.
     - Ох ты и молодец, Ирок! Ох и молодец. Такую сцену разыграла! Мейерхольд с Вахтанговым плачут. Станиславский тем более. Ладно, веди на завтрак. Можно и строем.
     Ирина посмотрела на него очень пристально. Умела она делать такой взгляд в те еще времена, когда была просто подругой Новикова, ничем не проявив свою истинную сущность, а Олег каждый раз обмирал от вожделения, встречаясь в компаниях.
     - Сцена, говоришь? На Юлию Борисову тяну? Уже хорошо. Значит, на завтрак, колонной по одному. Хорошо бы с песней, но на первый случай можно и так. А чтобы дальше недоразумений не возникало, вспомните слова любимого персонажа. "Командовать парадом буду я!" Отныне и до особого распоряжения.
     
     Глава восьмая
     
     Антон явился в рубку "Призрака" меньше чем через час после последнего с ним разговора (по судовым часам). Выглядел он довольным и одновременно слегка встревоженным. Я такие нюансы настроений давно научился различать и классифицировать. Следовало понимать, что основная акция ему удалась, но при этом имели место непредвиденные осложнения, не носящие, впрочем фатального характера.
     Сейчас он был отвратительно (по корабельным меркам, где чистоту принято проверять носовым платочком или белыми перчатками) грязный, испачканный всем, что можно нацеплять на себя в канализационных коллекторах тех еще времен, когда они исполнялись в виде уменьшенной копии метрополитена. Только - куда более разветвленного. Да еще, пожалуй, его достала контузия неизвестного мне происхождения.
     Я по природе не грубиян, а все же не отказал себе в удовольствии.
     - Время теперь уже терпит, коллега, так не сходить ли тебе предварительно привести себя в порядок? Прямо по трапу вниз, и любая мужская каюта в твоем распоряжении. Ванна, душ, свежее исподнее и судовая форма. После чего и побеседуем. Не против?
     Он кивнул и исчез, а я почувствовал легкое удовлетворение. Не все же нас мордой в пол, можем иногда и мы. Тем более - никто не придерется, исключительно - забота о ближнем. Да и с точки зрения старой флотской службы, на боевых кораблях в "прогарной робе" из низов на мостик вылезти без особых причин - уже потрясение основ. А в подобном виде?!
     Прямо как в анекдоте: "Все в дерьме, а я весь в белом!"
     Мундир, правда, на мне был не белый, а светло-синий, это мы тоже придумали в молодости, все "сроки" формы на все случаи жизни на "Призраке". Белые китель, брюки, туфли и рубашка при голубом галстуке - парадная для южного европейского климата, а вот темно-голубая, или светло-синяя, как кому нравится, при белой же рубашке и черных туфлях - для не совсем парадных случаев в умеренных широтах. Для самых парадных - традиционно черная с золотыми нашивками. Но это все детали, к случаю вспомнившиеся.
     А вот палубу за ним мне сейчас веревочной шваброй прибирать придется, больше некому. "У нищих слуг нет".
     Зато я понял главное - то, что требовалось, Антон принес.
     Я обернулся к креслу, где сидел Сашка. Он спал. Удобно устроившись в кресле, подложив ладонь под щеку и слегка похрапывая. Обычным сном, наведенным или провидческим - я не знал. Но от появления Антона он не проснулся. Хорошо это, плохо ли - пока непонятно.
     Лично мне - удобнее, само собой. Диалог всегда проще триалога.
     Курс я чуть-чуть поправил, теперь яхта шла точно к базе. Манипуляторы можно не трогать. Автопилот работает. Антону, чтоб помыться и переодеться, - даем минут двадцать. С запасом. Управится скорее всего, если опять не исчезнет в безвременье.
     Ожидая Антона, дал себе честное слово, что на этом варианте завяжу окончательно и навсегда. Как раздумавший пить алкоголик. С понедельника.
     - Так что скажешь, друг старинный? - осведомился я, когда он возвратился в рубку по внешнему палубному трапу. Не пошел низами, через кают-компанию и тамбур верхнего салона. По свежему воздуху прогуляться захотел. Одет был в синий рабочий китель.
     Да и то, парадка здесь ни к чему. Лично я не одобрил бы.
     Из специального капитанского бара, который был оборудован тоже по старым, вычитанным из книг обычаям, я извлек бутылочку хорошего ямайского рома, разлил по стаканам в тяжелых, с широкими основаниями подстаканниках специальным способом заваренный китайский чай. Тот, что пили в эпоху чайных же клиперов.
     - Присаживайся. - Я указал ему на соседнее с моим кресло. - Плывем, значит? И проблем у нас отныне - ноль? Чайку испробуй. Хочешь - так, а хочешь - по-адмиральски.
     При этих словах я демонстративно плеснул в свой стакан грамм пятьдесят рома.
     - И мне, пожалуй...
     Сигары, естественно, были тут же, чтобы скрашивать тяжелый флотский быт. Думаете - шучу? Совсем нет. Плавание на паруснике, пусть и столь усовершенствованном, оснащенном всеми достижениями технического прогресса, если вы не абсолютно отключенный от реальности пассажир, - работа сложная. Признаки романтики ощущаешь больше на берегу, бросив якорь в лагуне атолла с кокосовыми пальмами и голыми гогеновскими туземками... А так - качка (иногда - почти невыносимая), сырость, проникающая во все щели, штормовая волна, нередко накрывающая с головой и вызывающая первобытный ужас. Невзирая на то, что ты надежно принайтовлен страховочным концом. Хорошая волна способна снести на палубе абсолютно все, включая рубку и мачты. И людей, естественно. Работа со снастями, пусть и механизированная, но изнурительная, до последней секунды не гарантирующая, что все выйдет так, как задумано.
     Потому и отдыхать в те моменты, когда погода и обстановка располагают, нужно с максимальным вкусом, мы ведь все же не наемные матросы, мы - эстеты, ведущие рассеянный образ жизни. К услугам роботов, конечно, прибегаем, но не в той мере, чтобы выродиться в расслабленных сибаритов. Риск - настоящее прибежище негодяев, а отнюдь не патриотизм.
     Впрочем, об этом мы поговорим в другой раз.
     - Значит, сначала демонстрируй, что именно ты доставил, а потом, с подробностями, изложи, что произошло с тобой лично.
     - Демонстрировать, как условлено, будем непосредственно хозяину, поэтому лучше его разбуди. Рассказывать одно и то же два раза я не собираюсь. Да и обсудить кое-что требуется, до возвращения...
     Сашка проснулся легко, одномоментно придя в рабочее состояние.
     - Вернулся? Ну, показывай...
     Антон протянул ему сверток ветоши с консервной банкой внутри.
     - Точно, та самая...
     Шульгин отогнул крышку, извлек не слишком чистый носовой платок, развернул. Взорам явился стандартный, совершенно такой же, как остальные, гомеостат "универсальный полупортативный". Вернее, наоборот. Давно я собирался выяснить у знатоков, каков же должен быть, если вообще существует, "не портативный и полностью универсальный". Но Ирина по скромности чина и должности этого не знала, а Сильвия сказала, что предназначен для обслуживания любых существ, гуманоидных и прочих, и располагает гораздо большим быстродействием, эффективностью и спектром возможностей. Вплоть до кардинального изменения фенотипа.
     - Это, значит, теперь у нас четвертый будет, - удовлетворенно сказал Сашка, пристегивая прибор на руку. Посмотрел на экранчик, почти сплошь зеленый. Ну да, организм у него свеженький, попортиться не успел, машинка среагировала на недавно введенные алкалоиды и спиртосодержащие продукты, которые немедленно примется вычищать. Перевод добра, одним словом, хорошо, что нам эти товары в магазинах покупать не приходится, а то и разориться недолго.
     - Что ж, вы свое слово сдержали, и я не хуже. Предыдущую страницу считаем перевернутой и забытой, так?
     - Очевидно. Значит, ты снова в команде и "война продолжается"? - спросил я, стараясь не выказать волнения.
     - Значит... А с остальным как?
     - Вот товарищ Антон все нам и расскажет, пока к месту будем подходить.
     Мы сколько уже лет, встречаясь с форзейлем эпизодически, по его, как правило, инициативе, обходились только именем, а я вдруг заинтересовался, думая о будущем: как у него обстоит дело с отчеством и фамилией? Имеются ли какие-нибудь в запасе или придется с нуля придумывать? А зачем, собственно? Для общения с властями у него всегда подходящие документы были, а в нашем маленьком сообществе, словно в древнем полисе, и одного имени хватит.
     - Расскажу, как же иначе, и в подробностях будем разбираться вместе, и в последствиях.
     Сейчас Антон больше всего напоминал того, с которым нас познакомил Воронцов. Крепкий, уверенный в себе мужик, с хорошей перчинкой ницшеанства, причем в его джеклондоновской трактовке. Это ж он (Лондон, а не Антон) вывел на арену "большой литературы" столь понятный массам персонаж - Волка Ларсена. И мы, семнадцатилетние пацаны, на этот образ купились, вполне понимая, что данный Ларсен - сволочь, каких мало, и в то же время испытывая перед ним специфическое (скептическое) восхищение. Кто впервые прочел "Морского волка" в десятом классе да на изломе "оттепели" - меня поймет. Отчего и яхта была названа "Призраком", никак иначе.
     Антон явился в подобном облике сначала Воронцову, учитывая его профессию и характер, а потом и нам. Просчитал, наверное, какой типаж вызовет максимальное доверие и уважение. Слегка ошибся, вследствие не совсем человеческого все же происхождения, но не настолько, чтобы мы расхотели с ним дружить.
     - Рассказывать нечего, по сути, - начал Антон свое повествование, аккуратно раскурив сигару. - Если отстраниться от сложностей временны#х переплетений, ничего особенного. Я получил от тебя, Андрей, поручение доставить Александру данный гомеостат, немедленно отправился в указанное место, извлек его оттуда, где он был спрятан, и принес сюда. Правда, попутно пришлось выдержать бой за твой, Саша, колодец с закладкой. Наслали на меня враги рода человеческого вероятно, все, что в тот момент имели. И материализованного капитана НКГБ, и собственных боевиков, и нечисть, из старых сказок выдернутую. Как вам тогда, в Замке. И все равно промазали они. Нашего брата так не возьмешь. Мы им тоже устроили. Хотя, я вам скажу...
     Антона явственно передернуло.
     - Если бы не Иринин подарок... Я и не знал, что у них в блоках такие возможности спрятаны...
     - Так и не знал? - удивился я. - Мы обычно технические средства вероятного противника назубок знали...
     Я не стал говорить Антону, что успел уже получить от Ирины полное описание происшедшего, плюс дополнительную информацию, предназначенную пока только для нас двоих. Надо будет, Сашку тоже в курс введу, но, пожалуй, позже.
     - То вы, то мы, - не стал развивать тему форзейль. - В общем, без ее портсигара мне бы полный абзац. И вам тоже, в ходе развития процесса...
     - Это, опять же, как сказать, - усмехнулся Сашка своей негодяйской улыбкой номер три, глядя на которую "становилось очень неясно, кто же кого распнет" [29]. - Но сейчас все довольны, все смеются. Верно?
     - Нет, брат-герой, - серьезно ответил Антон, не обратив внимания. - И вам и нам в случае вторжения этой публики крайне хреново придется. Ирин "портсигар" при последнем издыхании. Аккумуляторы сели. Подзарядить? Так ей придется сдернуть энергию, наверное, с половины электростанций Югороссии. А где ее еще взять? Раньше их "расходными материалами" централизованно снабжали, а теперь? Опять на Таорэру лететь, в руинах базы запасные искать? Таких батареек, чтобы на второй плазменно-гравитационный бой хватило, и аггры не придумали. И что мы поимеем, если с учетом случившейся разведки боем вторжение повторится массированно и в десятках мест одновременно? На полчаса боя нас хватит. Как погранзаставы в сорок первом... А больше нам рассчитывать не на что. Если бы речь шла только о монстрах - еще так-сяк. Но от того, с чем я столкнулся, побежит любая, самая стойкая пехота. Танки и те не помогут, меловой круг - тоже. Непереносимо такое для нормального человека. Гоголь был прав...
     - Так если мы с нашими делами благополучно разобрались, чего теперь заморачиваться? Или, как у вас принято, очередные пакости сообщают по мере их поступления? - лениво поинтересовался Шульгин. Я с профессиональным интересом наблюдал за этой партией. Их взаимное соперничество давно известно, но сейчас оба пребывали в иных позициях и иных "весовых категориях", чем раньше.
     А у меня в запасе было несколько мыслей, стоило только подумать, сразу их выдавать или по мере крайней необходимости.
     - ...? - вскинул подбородок Антон. - Какие пакости? Суть я вам сообщил. Все вроде бы складывается неплохо в сравнении с тем, что прогнозировалось. Ты, Саша, считай, в последний момент выскочил оттуда, откуда не возвращаются. Я, к слову сказать, тоже. Это мы Замок должны благодарить, что у него хватило возможностей и желания такую для нас комбинацию придумать... Считаю, теперь следует нанести ему визит вежливости и обсудить дальнейшие планы... Нужный сигнал я передал. "Обратной дороги нет" - так назывался старый интересный фильм.
     - Чего теперь обсуждать? Дело сделано - можно и по домам.
     - Можно и по домам. Только с Замком встретиться придется, хотя бы для того, чтобы "привести тебя к одному знаменателю". Без него - никак. А там все произойдет безболезненно и мгновенно...
     Я незаметно для спорящих вышел на крыло мостика и снова связался с Ириной. Доложил об успехе главного дела, о сути ныне текущего разговора, ну и предупредил, что до прибытия в Замок связи больше может не состояться. Придется ей немного поскучать.
     Отнеслась она к моим словам спокойно, добавив, что скучать вряд ли получится. Есть другие заботы. Заодно мы сверили часы. Ход физического времени у нас дома и здесь, на "Призраке", пока совпадал. Значит, в зону нулевого времени Замка мы пока не вошли, но насколько она распространялась за пределы стен, я не знал.
     Когда с чувством исполненного долга и понятного облегчения я вернулся в рубку, дискуссия между Антоном и Сашкой продолжалась, снова с уклоном в мировоззренческие и метафизические вопросы.
     
     - ...Ты, Саша, в Шестакове добровольно остался и в Испанию добровольно поехал, так?
     - Ну, так, - мрачно ответил Сашка, напряженно соображая, к чему это и что будет дальше.
     - Свою работу в Испании хорошо помнишь?
     Шульгин снова кивнул.
     - Как тебе там вдруг хреново стало - не забыл?
     - Такое не забудешь. Едва сил хватило, чтобы с балкона не прыгнуть.
     - Не прыгнул же? Выдержки хватило, а ума - не очень. И куда полез? Тебе бы вернуться "домой", а ты опять начал умножать сущности. Ради чего? Пусть бы действительно возжелал добыть себе личный гомеостат, отняв его у вышедшего в тираж персонажа. Рисковое дело, но хоть цель стоящая, с мещанской точки зрения, но ты ведь и ее исходно не имел. А все остальное зачем?
     - Подожди, - сказал Сашка. - До того момента я все помню: Юрий, Москва, зима, Арбат, "топтун-чекист". Гомеостат я действительно изъял и спрятал. В чайную зашел, водки выпил, чтобы расслабиться, и - опять в Сеть. Очнулся - "Призрак", кают-компания, мысли о том, что надо бы со всем завязывать и вернуться к самым истокам... Раньше, чем Андрей с Ириной познакомился. Одновременно - осознание того, что эта мысль подсунута мне извне, именно чтобы соблазнить и заставить отказаться от миссии. А я терпеть не могу, когда мне навязывают... Тем более сколько раз мы между собой и с тобой тоже обсуждали стратегию и тактику Игроков и собственное поведение. Я ведь совершенно свободно принял решение не сдаваться, закончить дела, а уж потом... Не зря ведь меня так жестоко оттуда выталкивали... Начал размышлять, как бы мне с яхты соскочить, обратно вернуться, в Москву, потом в Испанию. И тут появляется Андрей.
     Я до последнего был уверен, что ты - фантом, оттого и вел себя... - повернулся он ко мне. - А с браслетом я неплохо придумал, ничем иным ты меня не убедил бы...
     - Да как сказать... Неужто при таких возможностях не смогли бы тебе внушить, что ты получил искомое? Для Ростокина, к примеру, целую "микровселенную" создали, и он в нее поверил...
     - Вот-вот, - кивнул Шульгин. - Поверил. Сначала он тот мир сам для себя придумал и хотел в нем жить, как в подлинном. И то все время сбои наблюдались: не держал его мозг "мыслеформу". Уж о теориях бреда, галлюцинаций и тому подобного я поболее твоего знаю, со штучками Сети встречался... Прежнее правило остается в силе - пока ты не веришь, ничего с тобой не сделают, а я тебе верить не собирался, все силы напрягал, чтобы под видом настоящего гомеостата мне какую-нибудь туфту не заправили....
     Еще одна идея пришла мне в голову.
     - Постой, а откуда ты про Ростокина знаешь? Вы же с ним "встретились" после твоего появления на "Призраке"? Разве нет?
     - Да помню. Вернее, вспомнил только что, когда гомеостат увидел и окончательно все для себя решил...
     - Петля замкнулась, - кивнул Антон. - Из Ловушки ты окончательно выбрался, сохранив, в виде компенсации, память о несбывшемся...
     - То есть?..
     - Вот тебе и "то есть". "Демоны истории", если они существуют, Сеть в собственном виде, Ловушки независимо от нее, пресловутые дуггуры, не важно, кто именно, - добились своей цели. Как от тебя захотели избавиться в самом начале испанской эпопеи, так и избавились. Сам-то по себе ты извернулся, с балкона прыгать или стреляться не стал, ускользнул в Сеть. Бродил-бродил лесами да перелесками, впечатлениями обогащался и пришел в исходную точку. В полном соответствии с теорией - без карты, компаса и надежных ориентиров ходить можно только по кругу...
     - Значит...
     - Значит, теперь проще всего считать шестаковскую линию несостоявшейся. Скажем, после первой встречи со Сталиным. Как у Ильфа в "Записных книжках" - "Из трех золотых с трудом сделали один и получили бессрочные каторжные работы". Титаническими усилиями ты, да и не только ты, продлили вариант-38 от силы на две недели. И - стоп!
     - Видать, состоявшийся ГИП-вариант настолько объективен, что никакой Гиперсети с ним не справиться, - вставил и я свое слово.
     Сашка вдруг начал смеяться, отнюдь не истерически, весело и раскованно, словно человек, вместо смертного приговора услышавший от судьи остроумный анекдот и пожелание идти домой, впредь не попадаясь. Нет, нормальный человек рассмеялся бы (если вообще не упал в обморок) как раз истерически, но мы ж тут все давно уже не нормальные.
     Оборвав смех и не обращая внимания на наши недоуменные взгляды, Шульгин потянулся к бару, щедро налил всем. Опять же, чего под руку попалось. Да в нынешней обстановке никого, по большому счету, этикетки на бутылках не интересовали.
     - Ну и идиоты же мы, господа, даже вообразить невозможно! Сколь времени дурью мучаемся, забыв простейший постулат. Давайте дружно сдвинем бокалы за "момент просветления"...
     При слове "просветление" Антон сморщился, будто больной зуб остро заныл.
     Но бокалы мы сдвинули. Раз Сашка интригует, наверняка не зря.
     - С самого начала всем было известно, что на ГИП нельзя вернуться в прошлое, без того чтобы не учинить развилки. А здесь я упражнялся именно на ней...
     - И что из этого? - спросил Антон. - Каждый раз мы на ней что-то начинали и получали когда нормальную реальность, когда химеру...
     - Ничего ты не понял пока, - махнул Сашка рукой с зажатым в ней стаканом. - Меня Сильвия в наркома в ментальном виде внедрила, и то... Если б моя матрица за него не зацепилась, Шестакова в тот же день поймали бы, отвезли, куда собирались, в положенный срок шлепнули... Мельчайшей деформации, произведенной мною, никто бы и не заметил. Что такое несколько лишних трупов мелких функционеров на фоне "большого террора"? А мы ж не прекратили, мы дальше полезли! Государственные дела начали вершить. Антон вмешался, непонятно, с какого хрена! Да я и сам хорош! Сильвию, Дайяну, Лихарева сюда приплели... В общем, пошла писать губерния! Короче, мы взялись менять ГИП внутри ее самой, потому что возможность возникновения развилок кто-то старательно заблокировал. И я этого не понял, хотя видел в Сети явные указания... Как плохой врач на кардиограмму смотрит, а понять, инфаркт там или просто нарушения проводимости, не может.
     - Игроки? - спросил я.
     - Скорее всего. Великолепную комбинацию принялись разыгрывать. Гроссмейстерского уровня, а мы на уровне пенсионеров из скверика на их ходы смотрели...
     - Зачем это им?
     - А проверить захотели, нельзя ли пресловутый "парадокс дедушки" обойти. И если все-таки нельзя, как именно этот запрет в таком раскладе проявится...
     Все верно. Молодец Сашка! Практически все недоумения и непонятности его догадка снимала. На самом деле! Один Игрок старательно вел партию к тому, чтобы изменением реальности ГИП исключить появление на свет нашей троицы. Для того и копию его матрицы у наркома оставили. Решили, что такой диверсии никто не заметит. Почти преуспели.
     Совершенно очевидно, что в случае успеха первого этапа миссии Шульгина-Шестакова ни один из нас в положенный день и час не родится. А если вдруг и "да" (крайне маловероятно, но вдруг!), измененные политические, экономические и географические условия ни за что не позволят нам встретиться. Поодиночке же каждый из нас - способный, на многое способный парень, не больше.
     Соответственно, не случается ничего из случившегося, аггры и форзейли остаются "при своих", база на Таорэре цветет и расширяется, поскольку квангам уже никто не поможет, и т. д. и т. п.
     Это был бы эффектный мат партнеру.
     А партнер, в свою очередь, заиграл так, что сначала поставил в известность и Сильвию и Антона о том, что одна из ипостасей Шульгина продолжает автономное существование. Потом вот этим последним гамбитом, введя в Игру и Ловушку, обеспечил спасение Сашкой Антона из узилища, помог (или позволил) активироваться Замку, подключил меня на роль "координатора" - и что? Пат? Об этом следует подумать отдельно.
     - Сходится, похоже - сходится, - согласился Антон, когда мы закончили торопливо, перебивая друг друга, разбирать все доводы и контрдоводы. Действительно, при таком раскладе все сходилось. За исключением одного - с самого начала абсолютно все наши соображения и доводы можно было поменять местами и расставить совершенно в другом порядке. С тем же результатом.
     - И еще - отчего же эти простые, прямо-таки - простейшие мысли не приходили нам в голову с самого начала? Не дураки ведь, книжки разные читали, опыт кой-какой личный накопили, а путались в фактах, причинах и следствиях, как слепые котята? - спросил Сашка. - Вспомнить только, сколько раз мы пытались разобраться в происходящем, привлекая не только логику, но и компьютерную мощь? Антон со своей стороны, Сильвия - со своей. Игроки, если они вообще существуют, с третьей, подсовывали нам каждый раз новые объяснения - тут вопроса нет. Но как же мы каждый раз покупались? Ты только вспомни, Андрей... Каждый сюжет вроде с нуля начинался, будто мы все предыдущее старательно забывали. Да вот и совсем недавно...
     "Ловушка, она и есть", - хотелось мне сказать тоном опытного врача, ставящего пациенту не слишком приятный диагноз. То есть я сам для себя уже решил, что весь наш бесконечный сериал протекал так, если бы Ловушка сработала сразу и окончательно. Например, в момент встречи Антона с Воронцовым, тогда ведь случился первый взлом межвременной границы.
     Или - когда Ирина с Берестиным устроили вилку, механизм входа в которую и выход из нее мне до сих пор непонятен. Но развивать эту тему эту я пока не собирался. Какая, в конце концов, мне, нам, им - разница? Либо живем, либо нет. Антураж значения не имеет. А фактор Ловушки, если он вообще имеет место, тоже нельзя недооценивать или относиться к нему как к заведомо враждебной силе. Иммунная система, бывает, начинает бороться с собственными клетками, но в основном все же несет полезную охранительную функцию. Так, может, Ловушка (или Ловушки во множественном числе) своими средствами парировали наши глупости и злокозненные действия чужаков, тем самым нас прежде всего и спасая? Они ведь, по замыслу, настроены главным образом на сохранение той реальности, которую призваны охранять изначально?
     Представить себе организм, который атакуют микробы, вирусы, еще какая-то дрянь, раковые клетки возникают там и тут, разрастаются, пытаются давать метастазы, то в мозг, то в легкие... А эти самые фагоциты, лейкоциты, бог знает что еще, мечутся, как аварийная команда на ведущем бой крейсере. И он, несмотря на вражеские снаряды, торпеды, пожары, растерянность и некомпетентность собственного командования, держится на воде и в меру сил выполняет задачу...
     Неужели все эти четко выстроившиеся доводы являются следствием того, что мы все - и я, и Сашка, и Антон, и сам Замок вследствие последнего шульгинского захода в Сеть действительно освободились от всяких внешних давлений и обрели интеллектуальную и физическую свободу? Или опять получили, по неизвестным нам каналам, по-новому замотивированную вводную?
     Лучше, пожалуй, оставить тему вообще, хотя бы до встречи с Замком, кем бы он теперь ни был.
     Поговорим о другом.
     - Как хотите, а пресловутые дуггуры меня до сих пор беспокоят, - сказал я. - Ты, Антон, поминал о них еще в самом начале, когда просвещал о сущности аггров. Значит, кое-что знал? Но если так, отчего мы должны слепо уверовать, что дорога к нам для них навсегда закрыта? Они ведь проникали на ГИП задолго до нашего включения в Игру, и даже до рождения...
     - Когда поминал, имел в виду некую абстракцию, символ зла в сферах Миров Возмездия. Отзвук давних легенд, можно сказать, или даже просто некая, принятая у нас, форзейлей, фигура речи. Мне кажется, детали сейчас особого значения не имеют, если мы предположили, что та линия закрыта раз и навсегда, на нас выхода не имеет, так что о ней и говорить? - с отстраненным видом ответил форзейль. Его понять можно, но у нас с ним разные взгляды.
     - Закрыта, может, и закрыта, но на ней остались люди, в том числе и лично знакомые. С которыми меня кое-что связывает... - сказал Шульгин.
     - И что из этого? К ним ко всем скоро придет Вторая мировая, которая так или иначе состоялась. Не уверен, что это будет лучше нашествия дуггуров. Может быть, как раз наоборот. Человечество сплотится, как-то из ситуации выпутается, заодно и без войны обойдется, и последствия будут в итоге менее катастрофическими, - ответил Антон.
     - Цинично звучит...
     - Ничуть не более цинично, чем рассуждение о дальнейшей судьбе персонажей только что просмотренного фильма. С ними может случиться абсолютно все, что угодно, только это не имеет никакого отношения к реалиям жизни за дверями кинозала...
     - Ну-ну, - с весьма двусмысленной интонацией ответил Сашка.
     А я, прослушав эти разговоры, с чем-то соглашаясь, чего-то категорически не приемля, перед тем как пришвартоваться к пирсу Замка, где нас в очередной раз ждет неведомое, решил просто так, для самоутверждения, ткнуть форзейля носом в самоочевидное. Чего он не просек. Пусть не самое важное в длящихся обстоятельствах, но...
     - Умный ты у нас, брат-храбрец, - сказал я со всей доступной мне язвительностью, - но не пойму я кой-чего. Безоружные мы теперь перед дуггурами, говоришь? Иркин блок разрядился, и теперь - ружье без патронов? Голыми руками нас брать будут. Тебя же в твоем культурно-просветительном санатории прикладами по зубам не били, в рудники на сорокаградусном морозе не гоняли, как нормальных людей. Что ж ты забыл о тобою же нарисованной для Левашова схеме дубликатора? Незачем Ирине за батарейками на Таорэру бегать. У нас подобного добра - как грязи. Если мы патроны и банки тушенки миллионами шлепали, как о такой ерунде забыть могли? Для "Виллисов" и "Доджей" аккумуляторы запасли на "Валгалле" на весь срок возможной жизни, а для жизненно важной штучки - нет? Ты меня разочаровываешь... Да Олег завтра не то чтоб батареек, он самих "портсигаров" может на всю Белую, а также и Красную армию сделать. Из расчета мобилизационных возможностей!
     Тут я слегка блефовал, понятия не имея, поддается ли блок-универсал дубликации, не как объект вообще, а как прибор с вполне индивидуальными и специфическими свойствами. Да какая разница? Цели я достиг.
     - Ага, - только и ответил в нужной мере ошеломленный форзейль.
     
     Глава девятая
     
     Швартовка сложностей не составила, мне приходилось управляться с "Призраком" в гораздо более сложных условиях. А здесь что же - почти штилевое море, рассвело достаточно, чтобы невооруженным глазом видеть все необходимые ориентиры. На внешнем рейде и в самой бухте нет ни мелей, ни рифов.
     С должным флотским шиком, будто рисуясь перед взыскательными, знающими толк в хорошей морской практике зрителями, я, не сбавляя хода, проскочил мимо первого брекватера. Причальная стенка приближалась с пугающей быстротой. Чуть зазевается при таком разгоне инертной массы неопытный командир, и извольте получать - треск, звон, мачты отдельно, палуба отдельно, на берегу общее веселье. Многие карьеры, а то и жизни на подобном и кончались. Но я маневренные элементы "Призрака" знаю не хуже таблицы умножения и явно лучше "Отче наш".
     В точно рассчитанный момент дал обеим машинам "полный назад", прикинул степень выбега, отработал "самый полный" и тут же сбросил рукоятку телеграфа на "стоп", положил руль "лево на борт".
     Яхта точненько, почти без толчка коснулась скулой того звена кранцев, в которые я целил. Все, очередной судьбоносный поход закончен. Сашка, напряженно и даже с определенной тревогой следивший за моими маневрами (ему-то стоять у манипуляторов доводилось только эпизодически и под присмотром), облегченно вздохнул и показал большой палец.
     - Мастерство не пропьешь, - подмигнул я в ответ. - Будет и на твоей улице праздник...
     Шульгин с Антоном, подчиняясь команде "первого после Бога", меня в данном случае, ибо таковым я и являлся до спуска брейд-вымпела и разрешения команде сойти на берег, посыпались по трапу, чтобы сбросить на пирс концы и закрепить их восьмерками на причальных кнехтах.
     Выводя на нули многочисленные тумблеры командирской панели, краем глаза присматривая за работой моих матросов (во время службы, тем более морской, друзей не бывает, если жить хочешь), я подумал - почему Антон с Замком (или наоборот) не позволили в этом походе воспользоваться помощью роботов? Но какой-то смысл в этом наверняка был. Едва ли они решили проверить, не утратил ли я судоводительских навыков, им это ни к чему, а вот предположить, что в том безвременье, где мы некоторое время пребывали, наши искусственные помощники существовать не в состоянии физически или нравственно, вполне возможно.
     И тут же совершенно несущественный на общем фоне выплеск банального любопытства обрел материальное воплощение. Реализация побочной мыслеформы или просто логика процесса?
     Слегка опоздав и чувствуя от этого глубокую степень вины, из-за пакгауза выбежали мои ребята. Даже "капитан Ларсен", забыв свое ницшеанство, мчался впереди, словно услышав одновременно все существующие на флотах "тревоги": боевую, пожарную, водяную, а также и команду "срочное погружение".
     И успели построиться на стенке напротив выкаченных сходней, пока мы чинно сходили на берег.
     Я со странным умилением смотрел на этих симпатичных, проверенных в делах парней, самого "капитана", верного "Джонсона" и остальных, включая личного слугу Шульгина по имени Джо. И не только с умилением: увидев их, я ощутил прилив уверенности, в себе лично и в том, что вообще все тем или иным способом обойдется. Имея рядом таких помощников, вряд ли стоит бояться каких-то монстров.
     Интересно, отчего Антон, живописуя надвигающуюся угрозу, словом не обмолвился о возможности создания мобильных групп роботов. Судя по технологическим возможностям Замка - в неограниченных количествах.
     Может, опять какое-то табу?
     Шульгин с Антоном, правильно понимая службу, поскольку оба были в форме, поднесли руки к фуражкам, пока я величественно сходил на берег и выслушивал рапорт робота.
     И не нужно в этом месте смеяться, мой предполагаемый читатель.
     Такие штуки, как ритуал, церемониал, традиции, соблюдение не нами придуманных и, с интеллигентской точки зрения, подавляющих свободу личности уставов и уложений способствуют одному - поддержанию в социуме, из кого бы он ни состоял, всем понятных и обеспечивающих равновесие отношений. Вполне боеспособные Российские армия и флот мгновенно развалились и погрузились в пучину кровавого хаоса весны семнадцатого года именно после опубликования печально известного "Приказа № 1", отменившего чинопочитание, давшего право нижним чинам обсуждать приказы и выбирать командиров. И кончилась армия. Остался бандитский сброд, грабящий все, что можно, убивающий офицеров кувалдой по затылку или штыком в спину.
     Немцы, совершившие свою революцию восемнадцатого года, до такого не дошли. И обошлись без своей гражданской войны, а винтовок на руках у демобилизованных и дезертиров было не меньше.
     
     Я отдал команду "Вольно".
     Ларсен понял ее правильно. Мой это был капитан или очередной дубликат, изготовленный Замком, велика ли разница? "Призрак" тоже должен был стоять в одной из севастопольских бухт, а находится здесь. Перемещен в воображаемую точку пространства в своем подлинном виде или тоже сдублирован, мне-то что? Я уже в оригиналах и копиях живых людей запутался до полной потери любопытства, стоит ли на очередном артефакте внимание заострять. В свое время выяснится. Или нет. Неотличим от настоящего, на воде держится, руля слушается, ну и ладно.
     - Рейс прошел успешно, сэр? - деликатно осведомился капитан после рапорта. Мы обменялись рукопожатиями. - Яхта вела себя хорошо? На ней все в порядке?
     Ларсен по внешности полностью соответствовал своему прототипу, только без тех резкости, грубости и агрессивности, что присущи были джеклондоновскому "Волку", которые хоть и скрывались временами за напускной любезностью, но ощущались, по словам "Хэмпа" Ван-Вейдена, постоянно. Впрочем, трудно сказать, как повел бы себя этот персонаж, случись ему оказаться не хозяином полупиратской шхуны, а наемным капитаном у не уступающего ему характером босса. Вполне возможно, что "на цырлах" бегал бы, вымещая комплексы на безответных матросах.
     Тщательно сделанная программа пришлась вполне стандартному роботу номер такой-то настолько впору, что он на самом деле беспокоился о вверенном ему судне, как о собственной дочери, любил его, можно сказать, от всей души. Я подумал о душе и усмехнулся. А почему бы и нет, в конце концов? По количеству вложенной в его "мозг" информации он превосходит любого нормального человека, числу связей между "нейронами" - тоже, скорость прохождения "нервных импульсов" приближается к световой. Считается, что эти псевдолюди просто с немыслимой быстротой и эффективностью анализируют обстановку и в каждый данный момент подбирают оптимально подходящие к случаю слова и действия, ну так и что за беда?
     Идеальная "машина Тьюринга" тем и характеризуется, что при любом, сколь угодно долгом общении с ней невозможно определить, человек это или машина. Проще говоря - количество известных ей правильных ответов превосходит возможность человека придумать достаточное количество вытекающих друг из друга вопросов. Душа, говорят, предполагает способность к сопереживанию, руководству некими "высшими", "боговдохновенными" принципами, а равно и к творчеству. Допустим.
     А много ли вы встречали живых людей, вполне удовлетворяющих названным требованиям? Не думаю. Кроме всего прочего, в наших роботов встроен особый предохранитель, гораздо более эффективный, чем так называемая "совесть" вкупе с "законопослушанием".
     Азимовские "три закона" по сравнению с этим примитивны, как самодельный самокат рядом с мотороллером хотя бы.
     - Все просто отлично, Ларсен, - ответил я. - Вступайте в командование. В следующий поход мы отправимся вместе, поэтому наведите на яхте порядок и ждите дальнейших приказаний.
     Вот еще одно достоинство моего экипажа - они сделают все, что надо, в полном объеме, вплоть до диагностики мельчайших, обычными способами не определяемых дефектов и повреждений корпуса, двигателей, рангоута и такелажа. Немедленно их устранят, произведут "большую приборку", после чего автоматически перейдут в ждущий режим, реагируя только на изменения окружающей среды, имеющие отношение к их службе. И ждать приказа будут хоть месяц, хоть год, не страдая от скуки и не обременяя себя излишними вопросами и мыслями. Сейчас вот, например, я не услышал от капитана вполне естественного вопроса: "Каким образом и почему яхта пришла сюда без него и экипажа, а он, в свою очередь, очутился в незнакомом порту без своего судна?"
     Впрочем, очень может быть, что в свое время он получил от меня же вполне исчерпывающие разъяснения и инструкции, которым и следовал.
     
     В конце пирса, в боксе с открытыми воротами нас ждал автомобиль, тот самый "Виллис", на котором мы прошлый раз подъехали, этим же составом, кстати, к трапу "Валгаллы".
     Сашка ностальгически похлопал машину по капоту. Встретились, мол, а ведь никто и не думал, что доведется. Шульгин № 1 ту ночную сцену помнить не мог, значит, память у него продолжает расширяться. Но как бы активно этот процесс ни развивался, без процедуры "слияния" не обойтись. Зачем нам два Шульгина? Одного хватает с избытком. И все же предстоящего я ждал с интересом и значительной опаской. Сам механизм воссоединения тоже трудно было представить.
     "Наш" Шульгин после завершения "Битвы при Рагнаради" [30] сейчас отдыхал с Анной в новозеландском форте, где я его оставил месяц назад, уехав с Ириной в Крым. Там он занимался совершенно прозаическими делами, пообещав мне, что не станет до поры совершать ничего выходящего за рамки образа жизни "нормального" лендлорда. Ни в астрал, ни в тоннель бокового времени не полезет без предварительного согласования. В этом я не сомневался. И если подобная идея и придет ему в голову, супруга и Воронцов сумеют его действенным образом предостеречь.
     При прощании Сашка выглядел совершенно материальной личностью, полностью довольной жизнью. Как и этот, впрочем. Я бы не удивился и не испытал никаких нравственных терзаний, если бы Антон с Замком просто скинули психоматрицу Шульгина из шестаковского или любого другого тела, пока он прыгал из одного в другое. Такая процедура несложна и хорошо отработана, как следовало из предыдущего опыта. Но они снабдили его абсолютной копией "исходного организма", пусть только на время все еще длящейся операции. Значит, один из Шульгиных, "первый" и одновременно "третий", был все же прав в своих опасениях. Физической структуре, несущей в себе полноценное человеческое сознание, тем или иным образом придется исчезнуть. Умереть, проще говоря. Другое дело, что оставшийся не испытает (не должен испытать) никакого дискомфорта или сомнений в собственной подлинности и идентичности. Очередное расширение памяти и личного жизненного опыта, всего лишь!
     Так ведь и человек, умерший или убитый внезапно и мгновенно, тоже остается в полном неведении о своей судьбе, если отвлечься от возможности загробного существования.
     - Поехали, что ли? - спросил Сашка, привычно усаживаясь за руль и поворачивая ключ зажигания. Нажал кнопку стартера, мотор, дважды чихнув, стрельнул глушителем и завелся. Ну да, долго простоял, хорошо, что для полноты реализма вода в отстойнике и карбюраторе не сконденсировалась, а то пришлось бы повозиться.
     - Поехали. Прямо к парадному подъезду...
     
     Сейчас возвращение в Замок выглядело совсем иначе, чем через астрал. Естественнее, что ли. И само сооружение выглядело "живым" - я бы так сказал. Дым из многочисленных труб, конечно, не вился к синему утреннему небу, не гремели во внутренних дворах подковы лошадей, не перекликались обитатели: рабочие, стражники и дружинники, как полагалось бы в цитадели владетельного сеньора. Но ощущение было именно такое: буквально минуту назад весь этот антураж здесь присутствовал. Каким образом достигалась такая иллюзия, я не знаю.
     Шульгин, по-моему, чувствовал то же самое. Словами мы не обменивались, мешала торжественность момента, но мимики вполне достаточно, чтобы судить о настроении близкого друга.
     В контакт с Замком я вступил одновременно с тем, как начал подниматься по широкой гранитной лестнице. Чувство было интересное. Присутствие разлитой вокруг мыслящей субстанции воспринималось всеми органами чувств сразу, хотя объяснить это доступным образом трудно. Я не видел вокруг ничего особенного, не слышал звучащих внутри черепа голосов, не обонял запахов, кроме самых обычных и естественных, памятных с самого первого дня. Однако все вокруг было пропитано чем-то совершенно необычным и в то же время конкретным, вызывающим особого рода эмоциональный настрой. Ну, вроде как в детстве ощущение предновогоднего утра до того, как полностью проснулся и открыл глаза.
     А сколько же это времени прошло с моего самого первого появления здесь? Да пятый год уже, в "прямом исчислении".
     - Ну что, ребята, - сказал Антон, когда перед нами открылась дверь хитроумного лифта, - давайте по своим каютам, приведем себя в порядок и через полчаса встречаемся в моем кабинете.
     Я не видел в этом особой необходимости, но возражать не стал. Просто хотелось вновь оказаться в своем уютном, просторном номере, ставшим за проведенные в нем дни привычным, родным, тем более что настраивался я в нем жить неопределенно долгий срок, не имея понятия о своей будущей судьбе. Отсюда я торопливо бежал, "не простившись", на пароход к Воронцову, никак не рассчитывая не только вернуться, но и живым добраться до "Валгаллы". Однако вот вернулся, а здесь все совершенно так же, как было. Недочитанная книжка лежит на тумбочке корешком вверх, бритва, зубная щетка и тюбик пасты на своем месте в ванной. Пыль везде вытерта, пепельницы вытряхнуты и вымыты, будто горничная только что отсюда испарилась, заслышав мои шаги в коридоре.
     В шкафу висели забытые одежды, и я, приняв душ и побрившись, повинуясь вдруг возникшему желанию, переоделся в легкий костюм, как бы более соответствующий нынешней роли и месту. В этом есть свой смысл, не зря аристократы в золотые века своего существования строго следовали указанному принципу.
     В ящиках стола у меня хранилось с десяток разных пистолетов и револьверов, позаимствованных в оружейном музее Шульгина, для подробного изучения и ежедневных тренировок руки и глаза из машинок разного калибра, веса и баллистических характеристик, не привыкая к одной конкретной. С точки зрения профессионального спортсмена, может, и неправильно, но для практической жизни как раз то, что надо.
     На этот раз мое внимание привлек австрийский "Манлихер" 1905 года. Весьма необычного, на современный взгляд, дизайна, но прикладистый, удобный в обращении, размерами и весом почти одинаковый с "ТТ", под тот же патрон, но десятизарядный. "Австрийский маузер", как его в свое время называли.
     Здесь, внутри Замка, он мне вряд ли мог пригодиться, так кто сказал, что я через минуту или час не окажусь бог знает где? Бывали, как известно, прецеденты. Пистолет же является вполне эффективным средством выживания в цивилизованных (и не очень) странах, особенно в том случае, если нет у тебя местной валюты, документов и иных способов первоначальной легализации. Он даже в доисторическом мире и на необитаемом острове может сыграть свою роль. Как альтернатива смерти от голода или холода.
     Кроме того, огнестрельные устройства давно уже стали у нас символом статуса по-настоящему свободного человека. Как шпаги у дворян.
     Повинуясь в очередной раз возникшему "дежавю", я снял трубку телефона, не набирая никого номера, просто вообразив, кого хочу услышать. Антон ответил после третьего гудка. Реализм, мать твою!
     - У тебя все в порядке? - участливо спросил форзейль.
     - Более чем...
     Да и в самом деле. Настроение прямо-таки отличное. Возвратились удачно, утреннее солнышко поднялось над океаном, прохладный соленый ветерок сквозь открытую форточку чуть шевелит занавеску, непременный в люксовом номере классного отеля мини-бар готов поделиться своим содержимым... Будто первые минуты прибытия на курорт, куда страстно стремился нудной слякотной зимой.
     - Возникли вопросы?
     - Догадливый ты у нас. Всего один, но существенный. Как вы собираетесь с тем, настоящим Сашкой поступить? Технически? Срыва не будет?
     - Надеюсь, нет. Сейчас ты ему позвонишь, по этому же телефону. Скажешь, что необходимо немедленно встретиться, причем не где-нибудь, а в Замке. Через час примерно по его времени. Проход ему открою я. Он, пожалуй удивится, но ты в детали не вдавайся, все, мол, объяснишь на месте. Жене пусть скажет, что покидает ее на сутки, не больше. А то и раньше обернется. Я надеюсь, он и сам лишних вопросов задавать не будет, человек привычный. Главное, ты держись совершенно ровно и безмятежно, чтобы он пришел сюда без внутреннего напряжения... Договорились?
     - И все же... Кто из них останется? - Мне отчего-то казалось это важным.
     - Андрей, ты меня удивляешь. Не институтка, кажется. Он и останется. А если тебя волнует судьба эфирного сгустка, временно преобразованного в семьдесят пять килограммов биомассы...
     - Достаточно...
     Как будто я ожидал иного ответа.
     - Как только совмещение произойдет, ему это тоже станет абсолютно безразлично. - Антон будто пытался меня успокоить. Я и сам это знал, и тем не менее... Как ни крути, а тот, с которым я разговаривал на яхте, с кем встречусь сейчас, будет распылен на атомы в непредставимо короткий миг. "Грустно, девицы..."
     
     Шульгин-новозеландский на самом деле отнесся к приглашению не просто спокойно - с ощутимой радостью. Похоже, пребывание в Форте Росс начало ему надоедать, а визит в Замок сулил очередную порцию впечатлений и адреналина. Поскольку Шульгин понятия не имел о своем длящемся параллельном существовании, оснований для тревоги не было никаких.
     Он только поинтересовался с обычным коротким смешком:
     - Что, настоящий Антон? Не астральный фантом? Каким его ветром занесло?
     - Не берусь утверждать точно, однако сдается, что в новой должности у него сложилось не очень... Типа, снова ему помощь требуется...
     - За отдельную плату, - фыркнул Сашка и отключился.
     
     Закончив свои дела, я заглянул к Шульгину-"этому". С тяжелым, нужно сказать, чувством. Не то чтобы я считал себя предателем, знающим, что товарища вот-вот схватит гестапо, и приложившим к этому руку, но... Сами понимаете.
     Он тоже был готов, но остался в той же форме офицера "Призрака". Наверное, после всех эскапад со сменой костюмов, мундиров и тел она ощущалась им некоей константой, неизменной с молодости.
     - С Замком не беседовал? - спросил я его.
     - Пока нет. Присматривается он, что ли?
     - Вполне возможно. Или - настраивается...
     Лифт, умевший перемещаться по всем пространственным осям и любым траекториям, в мгновение ока доставил нас к адмиральскому кабинету, где по традиции происходили наши встречи с партнерами, что в реальности, что в потусторонних сферах. А начало всему положил Воронцов, нашедший здесь свою Наталью.
     Антон нас ждал, предусмотрительно включив гейзерную кофеварку. За высокими окнами безмятежно отсвечивал сероватой голубизной океан, пустой, как карман в день перед зарплатой. По отливной полосе берега лениво бродили крупные чайки, предвещая скорое ненастье.
     - Итак, рассмотрим диспозицию? - предложил я, располагаясь в глубоком кресле напротив стола. Шульгин сел в соседнее. В точности повторилась мизансцена нашей последней встречи перед "Исходом". Сашка рукой указал на тумбу стола. Антон понял, выдвинул ящик, протянул коробку с сигарами. Не просто обычные гаванские, своего рода индикаторные: по факту их наличия в известном месте, количеству и вкусу мы уже несколько раз, попадая в Замок через астрал, контролировали степень достоверности предлагаемых обстоятельств. Сейчас в коробке их было ровно столько, сколько должно было остаться с учетом предыдущих посещений. Без нас на сигары никто не посягал, и, что важнее, кабинет не создавался каждый раз заново по старому лекалу, иначе коробка тоже воспроизводилась бы полной.
     В принципе, конечно, ничего не стоило в любой наведенной галлюцинации учитывать и такую деталь, но на практике - вряд ли. В слишком разных состояниях, психических и психологических, нам доводилось сюда попадать и абсолютно разными способами. Неужели инвариантом оказывалась именно эта неприметная, неизмеримо ничтожная в масштабах событий, явлений, количества прочих материальных объектов коробка ценой в какую-то сотню долларов по курсу восьмидесятых годов? Если, конечно, на протяжении всех этих лет Замок сканировал и фиксировал абсолютно каждую мысль каждого посетителя, причем точно определяя ее место и роль в массиве нашей ноосферы, - тогда да. Только такое непредставимо даже в виде гипотезы, исходя из нашего понимания самой сущности Гиперсети.
     Короче, вывод тот же, что мы сделали с момента возникновения первых неясностей в общении с инопланетным разумом в любом его воплощении, - истины нам не постичь в любом случае. Как не в силах марксизм-ленинизм даже в его высшем воплощении - труде В.И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" - объяснить простейшую вещь: каким образом Вселенная бесконечна во времени и пространстве. А если это не так, что было до того?
     Следовательно - никакой разницы между любым материализмом и самым дремучим субъективным идеализмом нет ни малейшей. Ибо исходная точка у всех одна - "сначала не было ничего, а потом что-то вдруг появилось". Зачем, почему, каким образом - без разницы. Не зря ведь отцы церкви предостерегали мирян от самостоятельного чтения Библии, а нам, аспирантам-философам-марксистам, не самым глупым людям в тогдашнем социуме, к изучению предлагались лишь выбранные места из творений классиков, основоположников и т. д. Толковать же их запрещалось под страхом лишения должности, партбилета, свободы, жизни. Смотря по обстоятельствам и текущему моменту.
     Следствие из указанного выше вывода - существуй применительно к "реальности, данной нам в ощущениях", исходи из собственного понимания добра и зла, пытайся жить, стараясь, чтобы твои поступки соответствовали твоим личным убеждениям. А это уже чистой воды экзистенциализм [31].
     Сколько лет мы, понимая это и неоднократно проговаривая друг другу вслух, а еще чаще "про себя", все же силились доискаться некоего "высшего смысла" происходящего.
     И к чему пришли? К исходной точке. К тому же месту и той же теме разговора между основными фигурантами. Как говорил один хороший знакомый, выливая кружку пива в унитаз: "К чему этот долгий и утомительный процесс?"
     А я ему ответил: "Жизненный опыт плюс сопутствующее удовольствие тоже ведь чего-то стоит?"
     Крепко выпивший приятель сфокусировал глаза на пустой кружке, покачал ее в руке и с некоторым сомнением сказал: "Об этом тоже можно подумать..."
     
     Подобно ему, и Антон охотно согласился обсудить диспозицию и вытекающие из нее действия.
     - Только в отсутствие главного действующего лица - стоит ли?
     - Главное лицо - Замок, нужно понимать? - приподнял бровь Шульгин.
     - Сейчас - пожалуй, да.
     - Чего же он молчит?
     - А мы его спросим...
     Антон вновь поднялся, обогнул стол и вошел в неприметную дверь, за которой помещалась комната отдыха.
     Мы с Сашкой успели приложиться к рюмочкам настоящего, прямо из подвалов Фекамского монастыря, "Бенедиктина", позволяя нектару всасываться через слизистые щек и языка... Только что Шульгин блаженно улыбался, наслаждаясь вкусом и ароматом, - и вдруг изменился в лице, дернулся, как бы пытаясь встать, в горле у него, мне показалось, раздался короткий хрип. Выронил из пальцев сигару и начал заваливаться на подлокотник.
     Будто глотнул вместо ликера смертельную дозу цианида.
     Не успев понять, что происходит, слишком уж несовместимо было это с нашим мирным кейфом, я чисто машинально, проявив хорошую реакцию, сначала подхватил у самого пола падающую огнем вниз сигару. Чтобы ковер не загорелся. Наверное, подумал - выскользнула, бывает. И только потом вскочил, чтобы помочь явно теряющему сознание другу. Обморок? С чего бы вдруг у здоровяка Сашки?
     Да, воспринял я происходящее, точнее - уже происшедшее, именно так. О том, что так выглядит то самое, подумать не успел, сам почувствовал мгновенную дурноту, головокружение, уходящий из-под ног пол и звон в ушах. Что за черт?! Замок, что ли, внезапно изменил свое положение в пространстве-времени? Будто самолет, делающий бочку...
     Еще через секунду все прошло. Завершая движение, я попытался удержать Шульгина за плечо, не дать ему упасть, но рука провалилась в пустоту. В кресле никого не было. Рюмки и чашки на столе, дымящаяся сигара у меня в пальцах - и все.
     Выругавшись обычным в подобном случае образом, испытывая одновременно ярость, растерянность, непривычную пустоту в душе, я резко выпрямился, поворачиваясь к приоткрытой двери.
     Еще не зная, что делать дальше, я стоял и смотрел секунд пять, наверное, пока она не распахнулась и через порог не шагнул Сашка. Лицо его выражало такое же недоумение, как, наверное, и мое. Потом на нем появилась обычная кривоватая усмешка.
     - Таким, значит, образом... И больше ни у кого никаких проблем...
     Не здороваясь подошел, взял у меня свою недокуренную сигару. Против всех правил, назло им, сделал из горлышка большой черной бутылки несколько крупных и шумных глотков. Глубоко затянулся, словно махорочным бычком напоследок, когда он уже начал жечь пальцы, после чего сел на свое прежнее место.
     - Одно могу сказать. - Он медленно-медленно выпустил дым. - Ушел я красиво. Дай бог каждому. Изысканный вкус "последнего глотка", приятная беседа, обостренный интерес к процессу бытия... И больше ничего. Вернее, все то же самое. Крутнулся мир перед глазами, мгновенная смена ракурса, и только. Смотрел на дверь отсюда, и тут же из нее - сюда.
     - Это... Это понятно. И никаких... - Я затруднился подобрать подходящее слово.
     - Эмоций? Сожалений? Ответить пока не готов. Раз надо, значит, надо. И я ведь вправду ничего не потерял. Не первый раз такое, привычка есть. Он, пожалуй, тоже при своих. Я уже вспомнил все, что с нами было. Просто теперь нужно по полочкам растасовать, что не к спеху. Жизнь продолжается. Эй, страдалец, вали сюда, составь компанию!
     Из комнаты отдыха появился Антон.
     Хрен его знает, может, ему сейчас на душе паскуднее, чем мне.
     
     Сколько лет живу и работаю, а к некоторым вещам все равно привыкнуть трудно. Наверное, потому, что в свободное время стараюсь забывать обо всем потустороннем, воображаю себя обычным человеком в особых обстоятельствах. Как очутившись в тридцатилетнем возрасте в дебрях и джунглях "свободного мира", причем, не в переносном, а в самом прямом смысле, то есть в центральноамериканской сельве, в охваченных революционной войной странах "Перешейка". По сравнению с Москвой начала восьмидесятых это было что-то... Словно окунулся в мир романов Грэма Грина или Юрия Слепухина [32], которыми тогда очень увлекался. Проблем и опасностей было ничуть не меньше, чем в нынешнем положении, а вот ответственности и, не боюсь этого слова, страха - больше. По многим причинам.
     У форзейля я спросил, довольно грубо: "Ну и как, доволен, нет?"
     - Думал, будет хуже. Только не нужно воображать меня... Тем, кем ты собрался вообразить. - В голосе Антона звучали печальные ноты. Очень печальные.
     Он сел напротив нас, помолчал немного.
     - Не так давно ты заявлял, что не стоит воображать тебя туземцем с Кокосовых островов, а сейчас вдруг ему уподобляешься, - сказал, обращаясь к Сашке. - Это они верят, что отражение в зеркале забирает с собой душу. Кто-то из вас двоих был таким вот отражением. Зеркало унесли, и только. Чувствуешь от этого в себе какую-то разницу?
     - Как прошлый раз в Нерубаевских катакомбах, - добавил я. - Кажется, тогда ты отнесся к случившемуся совмещению куда спокойнее...
     - Нет, пожалуй. А все же... Там и обстоятельства и настроение были несколько другими... - ответил Шульгин, пожав плечами, и снова задумался.
     Антон взял из шкафчика хрустальный графин с виски, кем-то когда-то наполовину опустошенный, разлил по стаканам на два пальца, подвинул к краю стола в нашу сторону.
     - Как принято говорить - с возвращением. И за встречу. Два или три тела одному человеку - многовато. Мы с тобой, прошу заметить, сейчас в одинаковом положении, я ведь тоже понятия не имею, что за оболочку сейчас ношу. Наверняка ведь при переходах из Москвы к себе в созвездие Лиры, оттуда в лагерь просветляемых, потом в личину Юрия, в твою и снова в собственную меня (и тебя тоже) несколько раз разбирали на атомы, перекомпоновывали и снова собирали. Из тех же самых атомов или других, раньше содержащихся в веществе Тунгусского метеорита. Андрея, кстати, тоже. Любая телепортация, как следует из рассуждений Станислава Лема, является полной и окончательной гибелью исходного организма, хотя между распылением и воскресением - доли секунды...
     
     Шульгин в очередной раз усмехнулся.
     - Тогда - за воскресение! - Залпом выпил, ни с кем не чокнувшись. Значит, в уме наверняка добавил: "И за помин души - тоже".
     Хорошо, если на этом он поставил точку. Жирную.
     Вообще Антон совершенно прав - пережив несколько рекомбинаций и реинкарнаций, все мы структурно совсем не те, что были вначале. Так ведь и о любом вообще человеке можно сказать то же самое. Организм полностью обновляется за семь лет, принято считать...
     - Вот и слава богу, - умиротворенно произнес Антон, медленно выцеживая свою порцию. Я присоединился, почмокал губами, будто дегустатор, желающий убедиться в подлинности исследуемого образца.
     - Теперь, может быть, перейдем к делу? Все предыдущее, как я понимаю, было лишь преамбулой к чему-то? Мы свои роли сыграли, как могли, теперь, по замыслу, должен появиться режиссер и вынести свою оценку?
     Режиссер немедленно и появился, будто до этого стоял за кулисами и, не вмешиваясь, наблюдал за ходом прогона.
     Тяжелая, украшенная барельефами на морские темы дверь бесшумно раскрылась, в кабинет вошел человек чрезвычайно примечательной наружности. Высокий и широкоплечий, с заметной сединой в темных волосах. Мужественное, будто вырезанное из твердого дерева лицо, украшенное густыми, но соразмерными усами, выражало не только силу характера, но и спокойную доброжелательность. Глаза цвета ружейной стали смотрели внимательно, с едва уловимой хитрецой. Фигуру, стройную, как у кадрового кавалерийского офицера, облекал темно-синий, великолепно сшитый и подогнанный костюм, в стиле ранних шестидесятых, но с ощутимым намеком на тридцатые, а где-то и десятые годы двадцатого века. В целом при взгляде на гостя становилось ясно, что персона это явно неординарная, из старых фамилий, нечто среднее между наследственным пэром Англии, одним из русских великих князей в изгнании или знаменитым Шоном О'Коннори, явившимся для получения "Оскара" или ордена Подвязки.
     Мне-то, и Сашке тоже, очевидна нарочитость образа, а в целом - очень хорошо. На Земле среди женщин в возрасте за тридцать он непременно вызвал бы острый интерес, сопровождаемый практическими действиями.
     - День добрый, господа, - произнес он великолепно интонированным баритоном, сопроводив слова легким, но величественным наклоном головы, - позволите присоединиться?
     В принципе появление столь почтенной личности следовало бы поприветствовать вставанием, но мы изобразили лишь телодвижение в этом направлении, оставшись сидеть в прежних позах.
     - Присоединяйтесь, о чем речь, - радушно сказал я. - За столом никто у нас не лишний. Как прикажете величать?
     - Арчибальд Арчибальдович, если вы ничего не имеете против, - сообщил гость, занимая свободное кресло.
     - Это ты, сволочь, Булгакова недавно перечитывал? - суфлерским шепотом осведомился я у Сашки, одновременно продолжая лучезарно улыбаться джентльмену.
     - Не перечитывал. Просто, когда был в Москве, с Юрием, мельком подумал, что можно бы к Булгакову зайти, поддержать от имени партии и правительства, вылечить...
     Жаль, что не успел он этого сделать, пользы б наверняка больше было, чем от номенклатурных игрищ. А в память, однако, запало, настолько, что и Замок сумел эту информацию считать...
     По-хорошему, нам бы вообще, чем ратными делами и политикой забавляться, следовало, по первоначальной легенде Антона, заняться исключительно гуманитарными акциями. Тот же Сашка действительно, чем с Буданцевым и Лихаревым лясы точить, заглянул бы к Михаилу Афанасьевичу, гомеостат на руку надел, в процессе лечения на разные культурные темы поговорил. Прояснил бы кое-какие неясности в тексте, не до конца нами расшифрованные в процессе чтения журнального варианта "Мастера", который я в библиотеке циничным образом украл в шестьдесят девятом еще году...
     А с другой стороны - сделай он это... И остался бы сейчас здоровый Мастер в приторможенной реальности, без всякого выхода во внешний мир. Забрать его, да со всеми любимыми женщинами, к нам в Югороссию? Какой смысл имели бы его антисоветские памфлеты в тамошних условиях? "Собачье сердце", "Роковые яйца" и прочее? В качестве сатир на гримасы троцкистской РСФСР? Не потянуло бы, не сошлось. А весь пафос Великого романа? Опять мимо. Каково, проживая в роскошной квартире, на вилле в любимом Киеве, а хоть бы и в Ялте, перечитывать собственные страницы о той Москве, "Массолите", критиках латунских, и прочем, прочем, прочем...
     Осталось бы ему, наподобие Мережковского, апокриф о Христе писать или же на чисто юмористическую линию переключиться. И что? Человека с той же фамилией, именем-отчеством мы бы спасли, а великого писателя? Вопрос...
     Тем более что один Булгаков здесь, в Югороссии, уже имелся, писал рассказы о Гражданской войне и своем врачебном прошлом, но чем-то феерическим себя пока не прославил. Наверное, размеренная и сытая жизнь не давала достаточной пищи его таланту. Впрочем, все еще впереди.
     С Гумилевым проще получилось. Тот на подобные "вечные вопросы" не завязан. Еще в двадцать первом году, оказавшись в Петрограде в качестве вполне официального лица, я к нему заглянул на квартиру, представился, предложил покровительство, Югоросский паспорт и исполнение любых разумных желаний.
     Николай Степанович, в тайны параллельных миров не посвященный, принял меня весьма любезно. А как иначе - он поручик, я - генерал-лейтенант, мало что прославленный в боях, так еще и удостоенный высочайшей из наград, ордена Святого Николая Чудотворца. И еще - наизусть знающий полный корпус его текстов, даже и не написанных еще. О последнем я, разумеется, умолчал.
     Точно как в "Моих читателях":
     
     ...Лейтенант, водивший канонерки
     Под огнем неприятельских батарей,
     Целую ночь над южным морем
     Читал мне на память мои стихи.
     Человек, среди толпы народа
     Застреливший императорского посла,
     Подошел пожать мне руку,
     Поблагодарить за мои стихи...
     
     Он меня великолепно понял, на все предложения согласился, и вскоре, получив почетное гражданство, перебрался в Харьков и принял ни к чему не обязывающий пост директора "института по изучению Африки и сопредельных территорий", с правом самостоятельно определять штаты, цели исследований и объем финансирования. Самое забавное - вся ситуация в целом и придуманная специально для него синекура его нисколько не удивили.
     Во мне он увидел прежде всего близкого по духу поэта, тем более что я изложил ему, с некоторыми коррективами, легенду, на которую купились и Врангель, и Колчак. Поверил он в нее искренне или просто согласился поверить - его дело. Обустроился, отдохнул от реалий жизни в стране большевиков и через непродолжительное время выписал себе командировку в Кейптаун. Захотел, наверное, лично убедиться, так ли там интересно, как в моих рассказах и романах Майн Рида и Буссенара. С некоторой стеснительностью спросил, не будет ли сто тысяч золотом чрезмерной суммой на основание и содержание миссии, а также организацию ряда этнографических экспедиций. Я изобразил задумчивость, потом подвинул к себе докладную записку, молча пририсовал к испрашиваемой сумме нолик и подвинул бумагу обратно.
     - Чеки направляйте на Русско-Азиатский банк, где они будут учитываться немедленно и беспрекословно...
     
     Но я, как всегда, отвлекся. Не хочу выглядеть лучше, чем есть. Если б мой жест чего-нибудь стоил мне лично, тогда конечно. А так я без всякого ущерба и усилий мог бы и три нуля приписать.
     Главное, что Мефистофеля я из себя не изображал, не предлагал нормальному мужику выбор между посмертной легендарной славой и приличной жизнью в свое удовольствие. Что ставлю себе в заслугу.
     
     ...Получается, что Замок, изобретая себе "интерфейс" для удобства общения с нами, обратил внимание на Сашкины воспоминания о романе, ознакомился с ним и таким вот образом тонко пошутил. А нам-то что? Будем обращаться, как предложено.
     - Ну, тот ваш тезка был ресторатором, а вы себе какую здесь должность придумали? - спросил я.
     - Вы сразу догадались? - с долей разочарования спросил Арчибальд. Будем отныне так его и именовать.
     - Подумаешь, бином Ньютона, - фыркнул Шульгин, - кем же вы еще могли оказаться? Безвизовый режим, насколько мне известно, у вас пока не введен. Даже для членов нашего Братства. Я теперь снова стал полностью самим собой, помню все три линейки своего бытия. И рад этому, а в особенности благодарен тебе за доброе отношение и высокую оценку наших скромных персон. Ничего, что я перешел на "ты" без брудершафта? Среди друзей так принято.
     - Конечно, конечно, мне это лестно...
     - Вот и славно. И все же хотелось бы уточнить, в каком качестве ты сам себя видишь сейчас? "Замок" - это слишком обще, и большинство его функций для нас просто недоступны, непостижимы... Общаться мы можем только в адаптированном варианте...
     - Совершенно верно. Я сам решил так же и определил себе роль мажордома [33].
     - В обоих смыслах? - спросил я.
     - Если вы не против, то да. Хотя бы на подконтрольной мне территории...
     - Кем же в таком случае нам следует считать себя?
     - Для полноты ассоциаций - владетельными баронами, союзниками, почтившими меня своим посещением... На чьи мечи и умную беседу я всегда могу рассчитывать, вьюжной ночью сидя у жаркого камина.
     Что ж, можно и так. Мы могли бы оказались поставленными в куда более жесткие рамки. Владетельный барон - он и на короля в определенных обстоятельствах плевать хотел, не то что на его визиря. Учитывая, конечно, каждый раз обстоятельства и соотношение сил.
     Однако до чего же навострился механический разум в тонкостях человеческих взаимоотношений и субординаций разбираться!
     - Согласны, - за нас обоих ответил Шульгин. Мнения Антона он не спрашивал, даже и не посмотрел в его сторону. - Ну и давай, если назвался, к камину и беседе нас пригласи...
     - Не составит труда...
     Арчибальд указал на стеновую панель между книжными шкафами. Присмотревшись, можно было различить узкую щель, очерчивающую контур потайной двери. Как-то прежде она не бросалась мне в глаза, а может быть, раньше там ее и не было.
     В приличных замках так положено: на каждом шагу замаскированные двери, прозрачные изнутри зеркала, гобелены с дырками для подсматривания, акустические трубы для подслушивания, лестницы и переходы, по которым с равным успехом любовники могут навещать любовниц, а убийцы - жертв.
     В нашем случае за дверью оказался типичный, в моем представлении, каминный зал рыцарского, а то и королевского замка, скорее английского, чем французского, века примерно пятнадцатого или даже четырнадцатого.
     Аскетизма побольше, голые каменные стены украшены исключительно холодным оружием, щитами с геральдическими знаками неведомых кланов, железными, тронутыми ржавчиной держаками для факелов в простенках. Никаких ковров и прочих излишеств. Грубая, массивная, на вид очень надежная и прочная мебель, пятиметровый сводчатый потолок. Хорошо хоть, пол не каменный, а выложенный деревянными плахами, с разбросанными по ним шкурами, медвежьими по преимуществу.
     Камин в полтора человеческих роста был разожжен заблаговременно, потому что часть дров уже превратилась в алые, изнутри светящиеся головни, сохраняющие исходную форму, а верхние еще горели высокими языками пламени, временами громко потрескивая и стреляя фонтанами искр. Но тепло распространялось не более чем на два-три метра от ограждающей огонь решетки, в остальном пространстве зала температура держалась градусов около десяти-двенадцати. Да еще и сквозняки тянули со всех сторон. Вот они, бытовые прелести романтической эпохи феодализма в их реальном выражении.
     Для защиты от сквозняков и сбережения тепла в зоне комфорта вокруг камина и обеденного стола были расставлены высокие ширмы из плотной ткани. Кое-какая польза от них была, но не помешала бы и одежда поплотнее, кожаная или домотканого шинельного сукна.
     Погода за окнами тоже была под стать эпохе. Как там это называлось - большой климатический минимум или малый ледниковый период? Тогда снега на Альбионе валили, как в Якутии, Темза замерзала, голландские каналы и даже Черное море от Одессы до Констанцы.
     В окна хлестала полноценная метель, и я представляю, как тогдашние путники, не имеющие должной генетической памяти, пробирались по дорогам от таверны к таверне и от замка к замку, кутаясь в не слишком приспособленные к этому климату суконные плащи. До бараньих полушубков и бобровых шуб они так и не додумались, невзирая на то что овец в Англии было побольше, чем в России той же эпохи.
     - Хорошо, - протянул Сашка, ногой подвигая кресло ближе к огню. - Чем угощать изволите, Арчибальд Арчибальдович? По такому случаю и избранному облику. Что в вашем ресторане подают? И с напитками как? Грог, ром, виски?
     - Да что пожелаете! Порционные судачки "а натюрель", стерлядь в серебристой кастрюльке, переложенная раковыми шейками и свежей икрой. Яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках. Филейчики из дроздов с трюфелями. Перепела по-генуэзски. Суп-прентаньер. Дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы, перепела, кулики? - ответил Арчибальд, хлопнув в ладоши.
     Цитата была почти дословно точной, аж слюна начала собираться во рту и ладони зачесались, требуя, чтобы их потерли в предвкушении.
     
     Немедленно появились соответственно одетые слуги, ловко несущие серебряные (не иначе) подносы с многими из объявленных яств, корзины с бутылками, кувшины, бочоночки, столовые приборы и салфетки, приближающиеся размерами к полотенцам.
     Мы в нашей европейской, на четыреста с лишним лет опережающей моду одежде выглядели здесь не совсем уместно.
     Но это несущественно. Слушая свист ветра в дымоходах, жестяной шелест снежинок по стеклам, наслаждаясь атавистическим чувством защищенности от буйства стихий и враждебного мира, начинающегося сразу за стенами, мы, сдвинув бокалы с по-настоящему горячим грогом (теперь понятно, отчего англичане его придумали), начали наконец говорить о главном.
     Арчибальд вкратце повторил ту оценку обстановки, которую излагал Антону, когда они встретились и вступили в контакт после его освобождения из узилища [34]. В общих чертах мы ее знали от Антона. На нашу Землю пытается проторить дорогу возникшая давным-давно на параллельной "Земле-икс" двуединая симбионтная цивилизация двух рас. Генетически те и другие были гуманоидами, но одни - мыслящими, пусть и весьма своеобразно, а другие ("монстры") по своей нервно-психической структуре больше походили на насекомых. Инстинкты им заменяли разум. Изучая разрозненную, часто противоречивую информацию и выстраивая на этой шаткой базе сравнительно непротиворечивую гипотезу, Арчибальд решил, что конечной целью "дуггуров" является тотальная оккупация всего веера "наших" реальностей. Ближайшей, обеспечивающей задачей - устранение тех, кто может возглавить сопротивление. Нашего Братства, Антона, само собой, и немногочисленных аггрианских агентов, еще оставшихся на Главной исторической последовательности и в ее окрестностях.
     Кое-что, естественно, с момента первой после освобождения встречи друга-форзейля с Замком, изменилось. Образовалась своеобразная петля гистерезиса [35], возникшая вследствие учиненного нами замыкания Шульгина будущего на себя же предыдущего, да и Антона тоже в какой-то мере.
     У них сохранились воспоминания о том, что могло бы случиться при ином (однажды уже случившемся) развитии событий. Это как тогда, в Москве, мы фактически попали ночью на Иркиной машине под удар мчавшегося без огней грузовика, и тут же она за долю секунды отыграла этот момент назад, мы отделались только выбитой фарой. И поехали дальше по своим делам, хотя по сути и смыслу процесса должны были бы лежать в морге на обитых цинком столах. А может, где-то и лежали...
     Сейчас же фактически получалось так, что касающаяся нас развилка тридцать восьмого года устранена. Шестаков остался в Барселоне в своем естественном качестве, и сумеет ли он, руководствуясь только своим здравым смыслом и способностями, самостоятельно выиграть испанскую кампанию - большой вопрос. Но нас это заботить не должно. Важнее то, что Шульгин больше не странствовал по узлам Сети и порожденным частично Ловушкой, частично волею Замка квазиподлинным мирам, и Ростокин, соответственно, тоже вернулся домой до того, как вместе с княжной поучаствовал в боях с татаро-монголами, и в 2056-м никакой встречи его и Шульгина с Маркиным и Суздалевым не состоялось.
     Самое же главное - есть все основания надеяться, что пресловутые и загадочные дуггуры теперь не смогут просочиться в наши реальности, ибо никаких данных о случаях их вторжения раньше начала шульгинских безобразий в Сети не имеется. Вот такой фокус, парадокс или просто антиномия [36].
     - И что же из этого вытекает? - безмятежно спросил я, дожевав кусок душистой и нежной баранины, приготовленной по ныне забытому рецепту. Вытер руки и губы полотняной салфеткой. - Ке фер? Фер-то - ке? [37]
     Антон, к моему и Сашкиному удивлению, держался очень скованно. В разговоре почти не участвовал, ел и пил так только, для вида. Мысли его тяжкие гнели, не было в происходящем для него собственного интереса или предусмотренной сценарием самостоятельной роли?
     Арчибальд же, наоборот, был весел и оживлен, насколько это возможно при избранном образе. Непринужденно веселящийся Джеймс Бонд - трудно представить? Причем разговаривающий по-русски, с таким количеством нарочитых отступлений от академичности, которое себе может позволить только коренной и великолепно образованный "носитель языка". А что ему? Он всю русскую литературу с древнейших времен мог от корки до корки прочитать и наизусть выучить, со всеми последующими комментариями. Другое дело - насколько именно понять и понять ли вообще. Все равно ведь машина...
     - Да вот мы как раз к сути и подъехали. Что пожелаем, то и сделаем. В пределах моей юрисдикции с вами ничего плохого случиться больше не может, живите на здоровье сто двадцать лет.
     - Уточни, что именно включают себя эти пределы? - вежливо попросил Шульгин.
     - Сам Замок и прилегающие территории в том временном континууме, в котором мы сейчас находимся. Здесь совсем безопасно. В остальной части Ойкумены я таких гарантий дать не могу, но возможность проникновения врагов именно сюда достаточно мала...
     - Угу, - кивнул я. - А наш двадцать пятый год, с того момента как Антон посетил меня для конфиденциальной и взаимоинтересной беседы? С ним все в порядке? Перемыкание с тридцать восьмым непосредственно в момент очередного визита дуггуров и славная над ними виктория не может возыметь нежелательных последствий?
     - Надеюсь, - с едва уловимой ноткой сомнения ответил Арчибальд. - Тут одна маленькая хитрость безоблачную картину портит... О чем я и хочу с вами поговорить.
     
     Глава десятая
     
     - Ну, как обычно, - сказал я, вложив в голос всю доступную мне иронию. - Непременно в самый интересный момент появляется какая-нибудь маленькая загвоздочка, и все начинается по новой. Разве не так, коллега? - обратился я к Антону. - Хоть раз бывало, чтобы мы сделали какое-нибудь дело, к которому у тебя возникал внезапный интерес, подвели черту и благополучно разошлись?
     - А чего же ты хочешь, брат? Несколько даже странно слышать столь наивный вопрос из уст взрослого, по общему мнению - неглупого человека. Вы же не в скиту сибирском от мирской жизни и козней дьявола спасаетесь. Да и там, по-моему, третий закон Ньютона никто не отменял. Любой шаг вверх открывает новые горизонты с соответствующими последствиями.
     Тут он, безусловно, прав, я и сам прекрасно понимал, что до тех пор, пока ты жив, любое твое действие (ход на шахматной доске) вызывает целый спектр новых возможностей, вариантов и противодействий. Только отчего-то у нас сплошной цугцванг все время получается. Однако, с другой стороны, каким-то образом мы все время выпутываемся. С постоянным риском проходим по самому краешку, получаем массу новых впечатлений, да и жизнь на подконтрольных нам территориях складывается вполне благополучно. То есть в каждом предыдущем случае цугцванг каким-то образом оборачивался выигранной партией. Ну, совершенно по Алехину.
     И все равно манера Антона вместе с его Замком порядочно меня раздражала, и чем дальше, тем больше.
     - Да мы-то в ваших делах при чем? Спасли мы соединенными усилиями в очередной раз мироздание, ну и давайте на сем успокоимся. Или хотя бы нас оставьте в покое. Неужели со своими "загвоздочками", "закавыками" и прочими "загогулинами" такие крутые парни, как вы, сами разобраться не могут? А я бы предпочел немедленно в сопровождении жены и вновь обретенного друга отбыть в Новую Зеландию, морем, на "Призраке", что, кстати, состояло главным условием нашей "сделки", и заняться там игрой в гольф и охотой на вальдшнепов. (Черт его знает, водятся на островах на самом деле вальдшнепы или нет, но звучит красиво, вполне подходящее занятие для потомственного аристократа.)
     - И чтобы роботы остались в нашем полном распоряжении, старые, и еще штук тридцать добавить неплохо. Неудобно каждый раз у Воронцова "батраков" выпрашивать, - добавил Сашка.
     - Никаких возражений. - Арчибальд выражал на лице полное согласие с моими словами и всемерную готовность споспешествовать. - Мы на самом деле можем только приветствовать ваше желание удалиться от дел и посвятить себя тихим радостям жизни. Что может быть лучше - отдыхать, ничем не омрачаясь, перечитать на досуге что-нибудь вроде "Записок об ужении рыбы" и "Записок ружейного охотника" господина Аксакова. Сбор грибов также много способствует восстановлению пошатнувшейся нервной системы...
     Издеваться изволит! Чересчур очеловечился, Арчибальд Тьюрингович, так бы ему правильнее было называться. Только вот к чему он клонит?
     А тот продолжал:
     - И никаких препятствий к этому нет, я без всякой задней мысли говорю. Ты, Александр, свою часть задачи выполнил выше всяческих похвал. В узлах Сети талантливо поработал, "лабиринт" прошел, друга нашего Антона к нормальной жизни вернул. Главное же - вы с ним дуггурам достойный отпор дали...
     - Как там они, кстати? - вмешался Сашка, интерес которого к окружающей жизни возвращался на глазах. - Начали давать показания?
     - Увы, к глубочайшему сожалению, мои успехи в изучении этих интересных существ исчезающе малы. Я только-только начал подбирать ключи к их странной психике, ни с чем подобным раньше сталкиваться не приходилось. В очень сильном приближении подобное устройство мозга и нервной системы можно сравнить с тем, что отмечалось исследователями у псевдогуманоидов одной отдаленной Галактики. Но те не поднялись выше примитивной, чисто биологической, на уровне земных ос "цивилизации". Здесь иное, здесь полноценная, техно-магическая, я бы так выразился, культура, использующая наряду с огнестрельным оружием межфазовые переходы и психотронику пока неизвестного нам механизма действия. Люди и дуггуры в области мыслительных процессов совместимы примерно так же, как армейский полевой телефон с мобильным двадцать первого века.
     - Мне показалось, что они, со своей стороны, постигли нас гораздо лучше. По крайней мере, ориентируются в человеческом мире достаточно свободно, - заметил Шульгин, и мы с Антоном дружно кивнули. Впечатление совпало. Чтобы организовать правильный штурм здания, защищаемого войсками очень развитой в военном отношении армии, нужно разбираться в достаточно широком спектре земных реалий. Включая знание топографии, архитектуры, тактики и анатомии.
     - Убедительного капитана НКГБ вместе с машиной и говорящими по-русски сотрудниками сотворить - тоже нужно уметь, - сказал Антон, почувствовав исходящий от меня импульс. - Мы, пожалуй, командира "летающей медузы" изобразить не сможем...
     - Командира кайзеровской подводной лодки - тоже, - добавил Сашка.
     - А кто тебе сказал, что тот капитан - произведение дуггуров? - вскинулся Арчибальд. - Вполне мог оказаться настоящим, приехавшим по своему делу... Совпало так.
     - Святое дело. - Шульгин откровенно веселился. - За мной - наркомом лейтенанта прислали, а за бродягой, в канализацию лезущим, - капитана.
     Тут уже я вступил:
     - Свободно так и могло быть. Курирующему Арбат капитану проще появиться на объекте, чем творению даже вам непонятных существ... Мне уже надоело всуе поминать бедного монаха Оккама.
     Шульгин постепенно восстанавливал лучшие черты своих личностей.
     - Как бы там ни было, факт одновременного появления в одном месте и в одно время Антона, неизвестно откуда и зачем выдернутого, наряда НКГБ, дуггуровской "медузы" плюс белогвардейцев с пулеметом очень тянет на перебор, - сказал он. - У вас это не вызывает легкого удивления?
     Показалось, наши хозяева и собеседники не то чтобы смешались, а отчетливо потеряли кураж.
     Я давным-давно отработанным жестом пальцев, сейчас опущенных ниже подлокотника кресла, показал Сашке, что - хватит. Тема обозначена, пусть теперь наши партнеры сами развивают свои онтологические проблемы.
     Он понял.
     Стараясь выглядеть грубым, слегка жестоким, как и полагается офицеру воюющей армии, я предложил Арчибальду:
     - Давай пленников, поговорю. Ни разу не случалось, чтобы мне не отвечали, когда я спрашивал. Непреклонные герои только в сказках соцреализма водятся. Какие бы у них ни были мозги, кристаллические, гидрофильные, пластмассовые - в обычной жизни способы есть. Паяльником, электротоком, химией, убеждением, наконец... Проводи меня к ним. Александр Иванович тоже не против выяснить, что же они в Барселоне делали...
     - Я очень тебя понимаю, - сказал Арчибальд, и по его лицу было видно, что не прочь бы он войти со мной в расстрельный подвал с "наганом" в руке, но чтобы я шел первым и в наручниках. - Только разговаривать не с кем. В том смысле, что исчезли они. Как только вы парадокс устранили, пленники немедленно... исчезли.
     Здесь и Антон слегка опешил.
     - Но ты же говорил, что из силовых коконов и через барьер нулевого времени им не выбраться...
     - Говорил. А они и не выбирались. Их здесь теперь просто не было. Еще не было.
     Ход мысли Арчибальда, которую он нам вкручивал, понятен. Раз мы действительно "отмотали пленку назад", дуггуров здесь (там) и вправду быть не должно. Но появиться могут. Тем или иным способом. Возможности их якобы неведомы ни Замку, ни Антону. Единственный приемлемый для нас и всей Земли вариант и надежда - что они не смогут выбраться из той самой, теперь - гипотетической, закукленной реальности. Захотят и дальше резвиться - пожалуйста, но в строго отведенном месте...
     
     Беда в том, мы с Сашкой это четко понимали - Арчибальд как таковой и весь Замок в целом лишены главного - творческой интуиции и полета фантазии. Просчитывать развитие процессов по экспоненте и перебирать варианты - сколько угодно, а вот догадаться, на что способна многотысячелетняя цивилизация, живущая по неизвестным нам законам и руководствующаяся даже приблизительно не изученными логиками, - они пас.
     Это как с самым совершенным шахматным автоматом. Одного гроссмейстера, самого чемпиона мира стиля Ботвинника или Ласкера, он, теоретически, обыграть может, но если против него выставить команду из десятка (я не говорю о тысячах) гроссмейстеров, мыслящих подобно Капабланке, Талю и Фишеру (если бы они были способны к командной игре), - ему труба.
     Мы, в свою очередь, вообразить можем все, что угодно, но информационно - слепцы в темной комнате. Единственный наш шанс - изобрести какую-нибудь хитрейшую мыслеформу...
     
     Мыслеформа тут же и появилась. У меня, а Сашке и объяснять не нужно, сам догадается, как догадывался, кого бить первым в драке против десятка молодых оболтусов на перроне станции Бирюлево-товарная.
     Ловят нас, как я догадался, на дешевую туфту. За Антона не скажу, а Арчибальд-Замок явно придумал остроумную, на его взгляд, комбинацию. Чтобы доказать (нам - не знаю, а себе - наверняка), что превзошел он человеческие и потусторонние замыслы и способности. Что теперь он - "Король горы", а мы так, по нужде в степь вышли.
     Ну-ну...
     
     Параллельно я подумал, а не собирается ли Арчибальд предложить нам нечто вроде рейда в мир дуггуров? С него станется, ибо он, по определению, знает, что такое нравственность и гуманизм, но целесообразность для него наверняка приоритетнее...
     Ну уж нет, на такое я подписываться не собираюсь!
     Так я и сказал, а Шульгин, промолчав, кивнул согласно.
     - Нет, нет и нет! Даже мысли подобной мне в голову не приходило, - всплеснул Арчибальд руками, но в глазах мелькнуло нечто.
     Вот именно, "не приходило", по той же самой причине, а теперь, с моей подсказки, глядишь, и пришло.
     - Все обстоит совершенно наоборот. Ни о каком привлечении вас к активным действиям и речи нет. Просто, проанализировав все имевшие место, хотя пока и не случившиеся факты с участием дуггуров...
     - Так уж совсем не случившиеся? - снова перебил его Сашка. - А сегодня Антон с кем сражался, чуть не устроил в Москве тектоническую катастрофу, а может, и устроил? Как же быть с очень давним, до всякого разделения временных линий приключением "Юрия"? Он тогда был полноценным резидентом аггров и жил в самом нормальном мире...
     Арчибальд снисходительно усмехнулся.
     - Ты и Антон встретились с ним где? А главное - когда? На той самой ветке, где ты существовал в качестве Шестакова после того, как посредством матрицы успел деформировать реальность. И с леди Спенсер обошелся известным образом...
     - Это, между прочим, ничего не доказывает, - не уступал Шульгин. Согласен, Антон в том своем качестве и в настоящем времени о приключении Юрия в энном году знать не мог. Это нормально. Лично ему монстры во плоти не являлись. О причине судить не берусь. Сильвия, Дайяна, Ирина и прочие из их клана тоже ни с чем таким на протяжении пятидесяти лет не сталкивались. Но ведь все равно...
     "Юрий" - аггрианин, или Юрий "З-О", существовал в нашем настоящем, книжки я его читал, не будучи еще никаким Шестаковым. Определенная сумасшедшинка в тех книгах чувствовалась. Да и подлинная биография... Врагу не пожелаешь. Вполне можно вообразить, что он как раз тот, за кого себя выдает. Так, может быть, дуггуры после первой попытки его устранить просто тайм-аут взяли? Особенно если принять, что в наших (их) обстоятельствах час, год, век - все едино? И повторяю - последний бой Антона случился, когда уже я и Андрей на "Призраке" были. Это - куда пристроишь?
     - Так, да не совсем, - вместо Арчибальда ответил Антон. - Когда я за гомеостатом ушел, Александр решения еще не принял, реальность оставалась подвешенной, и внутри ее у Юрия могли иметься воспоминания, не совсем совпадающие с действительностью. Пусть лишь только именно в этом вопросе...
     Так же и дуггуры - могу вообразить: дали нам свой последний бой, уже зная о предстоящем изменении, в отчаянной надежде его не допустить. Очень ведь складно выходит! Персонажи означенной истории каким-то образом друг с другом связаны. И связь прослеживается интересная. Если вообразить, что дуггуры в состоянии видеть прошлое и будущее или даже воспринимать в качестве настоящего гораздо большие временны#е отрезки, чем мы, они могли попытаться захватить в плен Юрия. Не знаю, в чем именно его ценность для них, но факт имел место. Что это не вымысел - очевидно. Он очень похоже их обрисовал, какими они были до того, как мы с ними лично повидались. Вплоть до ментального запаха.
     Получается, они собирались его использовать, чтобы не допустить появления на Земле Ирины, ее контакта с вами, со мной, внедрения Александра в Шестакова и так далее... Будем считать, что вся эта цепь событий непонятным образом нарушала крайне важные для них планы...
     - Плохо сходится, - возразил я. - Единственный раз они показались Юрию в четырнадцатом году (случайно ли, кстати, перед самой войной?) и исчезли на двадцать с лишним лет. К Лихареву никакого интереса не проявляли. Активизировались только с появлением Шульгина. И немедленно развили бешеную активность. Почему так?
     - Если бы я мог представить логику их поведения, у нас бы вообще не было темы для разговора... Хочешь, я навскидку придумаю десяток объяснений, только все они останутся в кругу именно наших представлений. Мы даже не в силах сообразить, какой вопрос нужно задавать: "почему" или "зачем"...
     Более-менее очевидно одно - они активизировались после того, как Александр вплотную занялся Испанией...
     - Или - последний раз залез в Сеть и что-то там перемкнул, - предположил я. - Объяснение не хуже прочих. Скажем, Игроки заблокировали некую ячейку, не позволявшую дуггурам проникать на Главную историческую, а сейчас стопор соскочил, вот они и полезли... А ты, Антон, им совершенно не нужен. Ты тоже влез в чужую игру...
     - Или я стал им нужен, засветившись при встрече. Или они охотились не за мной, а за гомеостатом. Или реальность открывается им, только когда в ней находится кто-то из вас, кандидатов... Гипотезы можно множить до бесконечности. Оттого сейчас и предлагается вам...
     - "Никого не будить..." - Это я процитировал слова подполковника Исмаил-хана Нахичеванского из романа Пикуля "Баязет". По-моему - очень к месту. Только, кроме Шульгина, никто тонкости ассоциации не понял. И Арчибальд и Антон взглянули на меня с долей недоумения. Чего это, мол, с ним?
     Но вникать и задавать лишних вопросов не стали.
     - Предлагается вам, - принял эстафету у Антона Арчибальд, - провести нечто вроде натурного эксперимента. Всем, кто тем или иным образом помечен причастностью к делу, - скрыться из всех миров, где вы наследили, на достаточно продолжительное время. В том, что дуггуры очень быстро разберутся (или уже разобрались) в подлинной, тупиковой сущности реальности-38, которую вы с таким шумом покинули, лично у меня сомнений нет. После чего непременно двинутся по вашим следам, откроют на вас охоту. Чтобы отомстить, если понятие мести им вообще известно, а вернее всего - чтобы устранить как единственную силу, способную им противостоять.
     - Не совсем очевидно, - возразил я. - В предложенной версии. Я так понимаю, ты заявил, что, несмотря на принятые меры, они в состоянии выбраться из изолята, проникнуть и на ГИП, и в любую из освоенных нами параллелей. Это слегка расходится с предыдущими рассуждениями. Или ты знаешь больше, чем говоришь, или - просто запутался в собственных силлогизмах...
     - Я просто учусь у вас. Вы ведь любите подстраховываться. Антон столько лет прожил на Земле, а сделать этого не догадался и попал туда, куда попал. Вот бы ему заблаговременно пригласить вас двоих поприсутствовать в соседней комнате при беседе с чиновником Департамента... - Он искренне рассмеялся. - Могло бы получиться очень интересно. Для всех.
     Мы с Сашкой тоже вежливо улыбнулись. И в самом деле, пригласил бы - не отказались. С вытекающими последствиями для Департамента, а то и Конфедерации как таковой, если грамотно все обставить.
     - Рад, что вы со мной согласны. Итак, возможность появления дуггуров в наших временах и пространствах больше нуля. Это первое. Опыт предыдущих встреч наверняка ими изучен и принят во внимание. Это второе. Из чего вытекает третье - у них имеется реальная возможность, не повторяя прежних ошибок, разделаться с каждым из вас поодиночке или, выбрав подходящий момент, со всеми сразу.
     Учтите, мы даже не разобрались в сущности "бокового времени". Если они его создали или просто научились владеть им лучше нас, последствия кажутся мне печальными...
     - Значит, там имеются специалисты или устройства, намного превосходящие тебя в объеме знаний и аналитических способностей, - без всякой подначки констатировал Шульгин.
     - Не исключаю, - спокойно согласился Арчибальд. - И до тех пор, пока не достигнуто объективное знание, предпочитаю принять все доступные меры предосторожности. Пусть они могут показаться избыточными...
     - Предположим, мы спрячемся в надежном месте. А что они? Поищут немного, убедятся, что опасные враги исчезли, и вернутся восвояси... Где будет нанесен следующий удар, мы не знаем. Какой он будет мощности - тоже. В их распоряжении весь веер реальностей. Зачем они им - другой вопрос. Не умнее ли будет, наоборот, держать наши "ударные силы", материальные и мистические, в кулаке, базируясь хотя бы и в Замке. Будем готовиться к битве, изучать вопрос, ведя параллельно поисковые, а то и провоцирующие операции. Мы же можем рассчитывать, что эта крепость действительно неприступна? Во всех смыслах? - спросил я.
     - Абсолютно, - с законной гордостью ответил Арчибальд. - Мы для стороннего наблюдателя, если таковой имеется где-то там, - он указал пальцем на теряющийся в полумраке потолок, - существуем в пределах одного-единственного кванта времени, затерянного среди бесконечного количества подобных. Информационный пакет, замаскированный под песчинку в Сахаре, без всяких отличительных признаков. Проход "наружу" можем открыть только мы сами, когда и куда потребуется, причем со всеми предосторожностями. Мышь не проскользнет, не говоря о прочих объектах...
     - Хорошо, коли так. Приятно чувствовать себя в полной безопасности, - сказал Шульгин, снова посмотрел в окно. Крупные снежинки бились о стекло, как мотыльки, летящие на свет фонаря.
     - А относительно тактики... Я все-таки кое-что успел выяснить касательно нравов, повадок и обычаев нашего нынешнего неприятеля. Увы, очень и очень мало, чтобы делать основательные выводы и строить на них долговременную политику, но тем не менее. Есть основания предполагать, что они предпочитают методику инвазии [38], отнюдь не массированного вооруженного вторжения...
     - А Барселона? - вскинулся Сашка. - А их атака на Антона?
     - Думаю - особый случай. Может быть, разведка боем, может быть - эксперимент, отработка новой для них стратегии. Или же действия в условиях крайней необходимости. Откуда я знаю, вдруг твой огневой контакт на планете "Зима" был воспринят как наша агрессия на их исконную территорию? Или ты показался им (а то и был на самом деле) нашим разведчиком, добывавшим жизненно важную информацию... Мы ведь не знаем предыстории. Что ты там успел натворить...
     - Так "показался" или "был"? Это ведь ты сам устроил мне веселенькую прогулку...
     - Не я! - Арчибальд сделал протестующий жест. - Сеть, Ловушка, Игроки... Я вмешался, когда эпизод уже разыгрывался. Перехватил управление фабулой действа, подправил сюжет в нужном мне направлении, вывел тебя на Антона... Завязка этой увлекательной истории мне до сих пор неизвестна. Я ведь на самом деле всего лишь интеллектронный механизм, счетно-решающее устройство, не Бог, не Держатель. Мыслители у нас - вы, вам и карты в руки...
     - А вариант моего "экзитуса" [39] тоже ты подкинул? - Эта тема продолжала Сашку волновать, хотя чего бы, казалось? Именно такая смерть ему теперь не грозит ни в коем случае...
     Впрочем! Мне подумалось, что приключись сейчас или в обозримом будущем возвращение в "исходную точку"... Только что мы проделали нечто подобное, на меньшую, правда, дистанцию... А если бы там, внутри своего бреда или Ловушки, ему удалось выйти на ночную ессентукскую улицу, а не на планету дуггуров? Она и привела бы его к показанной картинке собственной кончины. Другое дело, своей ли волей он сумел сделать выбор, подсознательно держа в памяти предсказание "Книги перемен", или его подтолкнул к выигрышной развилке кто-то внешний? Нельзя исключить и того, что его просто припугнули.
     - Нет, Александр, тоже не я. Сказал же - я вообще обнаружил тебя почти случайно. Как радиолюбитель на сигнал SOS, поданный Нобиле [40], наткнулся... (Надо же, какое сравнение подобрал. Впрочем, в тридцатые годы эта тема была очень свежа. И, по отечественной традиции, немедленно обросла анекдотами. Например, по причине слабости тогдашних систем связи, в Ленинграде какое-то время было запрещено передавать телеграммы, не связанные с поисками пропавшей экспедиции. Народ тут же отреагировал. "Приходит нэпман на телеграф, подает девушке бланк. Там написано - "В Одессу. Мойша, срочно ищи Нобиле. Не найдешь Нобиле, ищи муку".)
     - Ладно, оставим это, - кивнул Сашка, очевидно, пришедший к мысли, аналогичной моей. - Продолжай...
     - Продолжаю, - кивнул Арчибальд. - В известной нам истории Барселона - первый и единственный случай массированного вооруженного вторжения. Все остальные, если и были, прошли незамеченными...
     - В две тысячи пятом не они руку приложили к московскому путчу? - заинтересовался я. Мы ведь так и не сумели докопаться до первоисточника той авантюры. По вершкам прошлись. И - "боковое время"? Отнюдь не выглядит глупостью мысль о том, что оно как раз и есть порождение дуггуров или используется ими с гораздо большей эффективностью и пониманием сути процессов.
     - Так далеко я не забирался, я все больше в двадцатом веке, - извиняющимся тоном ответил Арчибальд. - Другое дело, не надо было мне спешить, еще бы день-другой Антона с Александром в Лондоне подержать, тебя - в Крыму. Я бы за это время наверняка значащую информацию из пленников вытащил...
     Совершенно по-человечески это у него получилось. Ну, не сообразил, маху дал, два фактора не сопоставил, "не проинтуичил", как мы в студенческие годы говорили, вот "языки" и смылись. У серьезных разведчиков и не такие промахи бывают, а тут - машина бесчувственная, едва-едва начавшая социализироваться.
     А там, конечно, кто его знает? Где ошибка, где свой расчет...
     Арчибальд тем временем продолжил развивать свой стратегический план.
     - Прошлый раз, когда Антону поступил приказ на вашу ликвидацию и мое отключение, мы с ним нашли выход. Вы согласились уйти на другую линию и сидеть там тихо. В чужие дела не соваться. Так?
     Что тут возразишь?
     - Вы этого условия не выполнили... Пока просто с красными воевали и новый белый режим устанавливали, все было относительно нормально. Но вы ведь и там самостоятельно в Сеть влезать начали, созданием мыслеформ упражняться. В тоге временнэю ткань раздергали, последующие большие и малые беспорядки спровоцировали...
     - А то мы сами все это делали! У него вон спроси. - Сашка пальцем указал на Антона.
     - Было, всяко было, - согласился тот. - Иногда вас выручал, иногда свои задачи с вашей помощью решал. Тоже ведь не всегда знал, куда все оборачивается. Надеялся: и там свое положение поддержать и упрочить смогу, и здесь запасной аэродром сохраню. Очень тебя, Замок, бросать не хотелось. Другого на всех Ста мирах мне больше не полагалось...
     Арчибальд легким наклоном головы изобразил признательность.
     - Да, наверное, и Игроки под руку подталкивали, не так ли? Ты же часто от их имени говорил и действовал, - то ли поддержал, то ли упрекнул форзейля Шульгин.
     - Куда денешься, мы люди подневольные...
     - Небось они же тебя и сдали, - констатировал я.
     - Сомневаюсь. Впрямую меня сдавать им смысла не было. Скорее в какой-то момент я перестал представлять для них интерес. Игра вступила в какую-то новую фазу. Они просто перестали меня защищать, как оставляют хорошо укрепленные, но при сокращении линии фронта бесполезные позиции. Тут меня и сцапали подручные кого-то из Облеченных Доверием... Слишком многим я сумел досадить.
     - Оставим это, дело прошлое, - предложил я, - слишком мы долго на месте топчемся, а дело не двигается.
     - Куда нам спешить, - пожал плечами Арчибальд. - Наша беседа сама по себе доставляет мне огромное удовольствие. Я обогащаюсь вашими мыслями и идеями. Вы уточняет для себя многие неясности, оттачиваете разум, и все мы наслаждаемся роскошью человеческого общения...
     Во до каких высот поднялся за несколько независимых часов бывший "вспомогательный инструмент"!
     - Что же касается идеи Андрея, то я ее предвидел. Только зачем нам проявлять активность, организуя время от времени провоцирующие операции, если мы о враге ничего не знаем как следует? Зачем подставляться, рискуя попасть под удар неизвестной силы с неизвестного направления? Несколько раз вы вовремя среагировали на локальные покушения, как минимум дважды отбились от массированной атаки. Кто поручится, что атака Барселонского типа, но куда большей мощности не будет нанесена по новозеландскому форту? Ну и московские события 2005-го не станем со счетов сбрасывать. Я не зря говорил о "разведке боем". Это очень распространенный на Земле тактический прием. Допустим, дуггуры именно ее и провели. Получили полноценную информацию о ваших боевых возможностях и принципах действий. Учли все это в своих планах и следующий раз поступят неожиданным для нас способом...
     - Не лишено, - согласился Шульгин.
     - Спасибо. Вот я и решил устроить для них ловушку второго порядка. Приняв как данность, что главным раздражающим или, наоборот, привлекающим фактором являетесь именно вы. Не только вы трое, - широким жестом он указал на нас с Сашкой и Антона, - вообще все люди, причастные к тайнам Сети и иным цивилизациям Вселенной. Круг слегка расширяется, но он все равно... по пальцам посчитать. Вы являетесь достаточно мощной силой, препятствующей экспансии, - как же, мировыми линиями играете, реальности создаете и ликвидируете, по временам прыгаете, как вши на аркане...
     (В самом деле, ни одного факта появления дуггуров или иной силы неизвестного происхождения и свойств за пределами зоны нашего непосредственного влияния, не отмечалось в человеческих анналах. Тридцать восьмой - тут все на блюдечке. 2005-й - есть основания предполагать. А если сюда же подверстать так и не объясненный эпизод с нападением на "Призрак" торпедных катеров? Есть о чем поразмыслить!)
     Шульгин на слова Арчибальда громко фыркнул, а я, сдержавшись, деликатно поправил:
     - Вши не прыгают, тем более на аркане, прыгают, и довольно неплохо, исключительно блохи. С помощью пружинящего вещества ризелин, играющего роль накопителя энергии и одновременно амортизатора. Нам бы так. Сравнение же с вошью - русским менталитетом почитается за оскорбление...
     - И за козла ответишь, - добавил Сашка.
     - Ах, простите, простите. Это у меня несколько пословиц и поговорок перепуталось. Исключительно по неопытности. Я ведь только учусь...
     Точно - изобилие информации при неотлаженных фидерах вполне может проявляться в таких эффектах. А если то же повторится в критических ситуациях? Моя б воля, завязывать нужно с такими друзьями-приятелями. Скажут при случае в пустой след: "Ах, простите, мы как-то упустили, что для существа вашего биологического типа воздействие разряда электричества в десять киловольт/сто ампер выходит за пределы зоны комфорта! Следующий раз не ошибемся..."
     Но слушать, что Арчибальд дальше набуровит, все равно надо. Многие наши беды происходили оттого, что слова и предложения Антона мы воспринимали через призму собственной, сформировавшейся именно в советские времена психологии.
     Сейчас мы, конечно, слегка поумнели.
     - Как бы там ни было, есть идея - реальность-"38 прим" временно, а то и навсегда с обсуждения снять. Очень жаль, что ваши друзья успели там так грубо отметиться. Боюсь, как бы след их канала не стал путеводной нитью. Реальности-2005 и 2056 пока предоставить собственной судьбе, организовав, там, однако, постоянное наблюдение. А вот на ГИП от 1920-го до 1984-го расставить ваши маячки. Те самые, что некогда Антон передал вам для отвлечения внимания аггров. Теперь мы используем их для привлечения...
     - Смысл?
     - Приманка. Никого из вас в обозримых реальностях не останется, а все маячки будут со страшной силой кричать: "Мы здесь, мы здесь!" - из зон, которые мы плотно возьмем под контроль. Очень надеюсь, что кто-то непременно на этот зов придет. Вот тут мы их и... По-настоящему!
     Взгляд и весь облик Арчибальда изображал неприкрытый азарт.
     - Хорошо, - сказал Шульгин.
     Я видел, что он давно уже устал от бесконечных разговоров, пережив серию труднейших для психики упражнений, и при всем его мужестве и упорстве, наверняка мечтает лишь об одном: закрыть тему, завершить ужин подобающим антуражу образом. Потребовать музыки, барышень, исполняющих танец живота или половецкие пляски, напиться как следует, отключив гомеостат, потом, может, еще и партийку в бильярд сгонять на деньги, а совсем потом - спать часов двадцать без сновидений в комнате, сугубо изолированной от всего.
     Вот пробудившись и умывшись, он сочтет себя в готовности принимать ответственные решения, я его знаю...
     Себя я чувствовал пободрее, но и мне осточертело.
     - Короче - что требуется лично от нас, здесь присутствующих? - вяло спросил я Арчибальда. - Пока улавливается только черновик идеи. Лечь на дно. Спрятаться так, чтобы никакими средствами не нашли. Мы бы и не против - давно пора отдохнуть. Вопрос - куда и как? Что, всем кагалом снова в Замок перебираться? Или форт в Зеландии колпаком накроете? А то - на Валгаллу? Ты уже определил?
     - Можете своих друзей вызвать в Замок - в любой момент. Только смысла никакого. Хоть сто лет здесь просидите - на Земле ничего не успеет произойти. И дуггуры не появятся. Включившись же в поток времени в его нормальном темпе, мы станем видны и уязвимы. Я, как вы понимаете, не могу допустить, чтобы враг напал, не имея гарантий, что хватит сил с ним справиться. Вдруг его соединенная мощь в реале превышает мои и ваши возможности?
     - "Мы не можем дать врагу ни одного шанса!" Знакомая песня. Шансы, что они атакуют именно Замок, исчезающе малы, на мой взгляд, но - допустим.
     - Изолировать ваш форт тоже бессмысленно. По аналогичной причине. Вдобавок установленный над ним времязащитный колпак будет фонить на всю Вселенную. Как здоровенная куча обогащенного урана. Они возьмут да накроют его еще одним, своим? Предоставив вам право спокойно вымирать... Да вдобавок вы сами убедились, что туда выходит канал из "бокового времени". Про один вы знаете, а сколько их на самом деле?
     Убедительно излагает, ничего не скажешь. Я бы мог поспорить о деталях, но внутри предложенной логики возразить трудно.
     Сам я с дуггурами в обеих ипостасях (или так называть следует только "мелких", "элоев", а "монстры" - это нечто иное?) лично не сталкивался, Сашка же - четырежды за недолгий срок, и у него сложилось мнение, что живым ему удалось уйти только случайно. Другое дело, если предположить, что на нашей Земле они могут действовать лишь соразмерными нашей же цивилизации методами... Не важно, по какой причине. Казалось бы, битва в Барселоне и московский путч-2005 это косвенно подтверждают, но рисковать я бы не стал.
     Шульгин молчал и пока не вмешивался.
     - Тебе осталось сказать, что Валгалла тоже не может служить надежным убежищем, - подыграл я собеседнику, - если даже мы, совсем тогда еще "зеленые", сумели аггрианскую базу грохнуть. Правильно? И вся дилемма (точнее - трилемма) сводится к выбору между двумя более-менее комфортабельными клетками и бивуаком в чистом поле, защищать который невозможно, и тактически и психологически.
     - Видишь, как ты сам хорошо все понимаешь, - одобрительно улыбнулся Арчибальд, а Антон за его спиной изобразил некую гримасу, которую я истолковал как рекомендацию держаться той же линии и не нервничать, все, мол, будет нормально.
     - Стараюсь. Опыт общения с вами, слава богу, имеется. Потому готов предположить, что раз предложенные варианты очередной кампании более-менее неприемлемы, наверняка должен быть четвертый. Иначе к чему огород городить? И я этот вариант знаю. Спорим, что с одного раза угадаю?
     - Как интересно с вами разговаривать, - снова польстил Арчибальд. - Мне еще долго учиться...
     - Была в старое время такая категория - "вечные студенты", - смутно буркнул Сашка. Арчибальд, похоже, иронии не понял. А то и сарказма.
     - Одним словом, вы хотите предложить дубль к тому, что уже было прошлый раз? "Исход-2". Я угадал? Вновь исчезнуть из любого ныне существующего мира до особого приглашения?
     - Или - призыва! - добавил Антон.
     - Призывы военкомат проводит, а мы теперь - отставники. Свое отслужили, - опять съязвил Шульгин.
     - Слово "призыв" имеет не только это значение, - решил просветить нас Арчибальд.
     - Спасибо, в курсе. Интереснее - далеко ли исчезать? - спросил я. - На Средневековье однозначно не согласен. Ты, Антон, наши вкусы знаешь...
     - На ваше усмотрение. Схему возможностей вы в общих чертах представляете...
     Точно! Я правильно определил степень Сашкиной утомленности, но не успел определить ее грани.
     Он вскочил, резким движением (преувеличенно резким, но это только на мой взгляд) отшвырнул пустой стакан, который давно вертел в руке.
     - На хер! Все ваши идеи -... (дальше пошел пресловутый загиб Петра Великого, переходящий в производные. Не пришлось тревожить прах Леонида Соболева. В Севастополе начала двадцатых мы в изобилии встречали специалистов этого жанра).
     Что психануть человек в таком состоянии может, это безусловно. Не совсем понятно, зачем Шульгину это именно сейчас. Надавить на партнера, демонстрируя свою неуравновешенность и готовность к безрассудным действиям? Так Антона он вряд ли обманет. Неужели на самом деле элементарный срыв?
     - Не хочу больше никаких ваших гениальных планов слушать! Нажрались досыта! К чертовой матери. Сами уйдем, куда захотим...
     - И адреса не оставим, - негромко добавил я.
     Сашка глянул на меня бешеными глазами. Сейчас и мне что-нибудь выдаст. Причем - с полным основанием. Кто, как не я, виновник всех его проблем и терзаний? Как бы до взаимного мордобоя не дошло, чтобы окончательно убедить партнеров в нашей невменяемости и полной непригодности для дальнейших игрищ. Подеремся, рассоримся, разбежимся по разным углам света, предоставив Антону с Замком самим разбираться с придуманными ими "ужастиками".
     Жаль, что заранее мы с Шульгиным подобную сцену не отрепетировали. Да еще бы Ирину сюда запустить, чтобы тоже свое веское женское слово сказала. С битьем фарфоровой посуды. И все! Навсегда освободимся от "наркотической зависимости", и вправду попробуем выживать в одиночку.
     Глядишь, на наш век покоя хватит. Оборудуем Форт Росс в виде неприступной крепости, а если что, будем перепрыгивать из 1925-го в 2056-й и обратно, если, конечно, тот механизм сопряжения миров на местности сохранился после размыкания Гиперсети. Так у нас еще и Олегова CПВ есть.
     - Не оставим, - неожиданно мирным тоном повторил Сашка мои слова и сел.
     - Но об этом же идет речь с самого начала, - недоумевающим, слегка даже обиженным тоном ответил Арчибальд. - Уйти на любое удобное время и адреса не оставлять...
     - А также следов, по которым опытный детектив может разыскать безвестно пропавшего, - поддержал его Антон. - Ты взял себя в руки? Ну и хорошо. Я сам человек горячий. Попался бы мне сейчас кто-нибудь из Стражей или Облеченных, я бы им такое устроил... А на сегодня, пожалуй, действительно хватит. В баньку желаете? Ты, Саша, когда последний раз как следует парился?
     - Да черт его знает! Кто б подсказал... Ну, пошли, что ли... Но предупреждаю, ни о каких делах - ни слова. А то в шайке утоплю. Любого.
     
     Глава одиннадцатая
     
     Мне не очень хотелось обращаться к Антону с просьбой переправить меня в Крым-25. Я не имел оснований ему не доверять, и тем не менее... Что-то в его личном поведении, в их новых отношениях с Замком настораживало. Как говорится - даже если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят. С другой стороны, другого способа вернуться домой у меня не было. Да в чем, собственно, проблема? Что может быть естественнее, чем желание, перед тем как принимать какое-нибудь решение, о бегстве в неизвестность или игнорировании вовсе не безусловной опасности, провести ряд консультаций с "заинтересованными лицами"?
     Шульгина я тревожить не стал. Часов двенадцать-пятнадцать здорового сна ему в самом деле необходимы. За это время я управлюсь.
     
     Я успел как раз к тому моменту, когда офицеры во главе с Басмановым решили, что хозяева их стесняют. Им позволено было ни в чем себе не отказывать, они и не отказывали. Что нужно военному человеку после успешно выигранного боя? Все это и присутствовало, да вдобавок и общество красивой женщины, что на фронте случается реже, чем хотелось бы. Беда заключалась в том, что факт ее присутствия имел раздражающее значение. Смотреть на красивое лицо, длинные открытые ноги, прочие абрисы и формы, не имея права мимикой или жестом выразить столь естественные чувства! Мучительно, господа, почти непереносимо! А рядом Ялта, чуть дальше Севастополь, и подходящие адреса имеются.
     По телефону вызвали три таксомотора, чтобы каждый чувствовал себя вполне самостоятельно, откланялись, приложившись к ручке. Потребуется, явятся по вызову полковой трубы, как Сивки-бурки. Нравы в нашем войске были свободные, но и строгие одновременно. Делай что хочешь, как в Телемской обители, но службу правь неукоснительно. Пока, за редким исключением, политика себя оправдывала.
     
     Зато сама Ирина, Олег и Алексей были настроены не столь оптимистически. Не имея от меня оперативной информации, исходя лишь из собственных впечатлений и мыслей, они пребывали в достаточно растрепанных чувствах. Иркина решительность, опыт Берестина и технические возможности Левашова стоили многого, но все равно ощущения у них были такие, приблизительно, как у гарнизона ДОТа, оставшегося в далеком тылу наступающего врага. Снаряды, патроны, продовольствие - в избытке. Позиция прочная, моральный дух и желание сражаться - на уровне, но отсутствует связь, знание обстановки и перспективы.
     Встретили меня со сдержанной радостью, да и мне было приятно оказаться здесь. Что ни говори, мистика, даже вполне объясняемая в категориях материализма, утомляет.
     Естественно, меня тут же пригласили к заново накрытому столу, но я замахал руками.
     - Простите, ребята, я пас. На ближайшие сутки пищеварительные мощности исчерпаны. Разве только зеленого чая...
     В полном объеме и с подробными комментариями я изложил почти все, что узнал от Сашки, Антона, Замка, а также свои соображения по теме. И пожелал узнать, как то же самое видится с их стороны.
     Одновременно я оценивал дачу и окрестности с учетом новых знаний и новой позиции, если угодно.
     Пулемет, исполнивший свою функцию, уставился стволами в сторону гор, куда стрелять ему вряд ли придется, из приемников торчали хвостики лент, совсем короткие. Мало, стоило бы перезарядить на всякий на случай.
     У балюстрады валялись пустые трубы гранатометов. Поблизости аккуратно прислонены к перилам ружья и автоматы. Это ничего, сгодится. Тут же вскрытый ящик с красными картечными патронами, несколько сумок со снаряженными автоматными магазинами и гранатами для подствольников.
     Выключенная установка СПВ почти посередине террасы. Невредно бы вывести ее в ждущий режим, чтобы не терять драгоценного времени, если вторжение произойдет прямо сейчас.
     Опасность такого развития событий крайне мала, как мною ощущалось, и тем не менее. Наводка по следу, пусть и отключенного прохода, теоретически возможна, Сашка говорил, что такой след держится некоторое время даже между Землей и Валгаллой, а это полсотни парсек, побольше, чем тысяча километров до Москвы.
     Будто желая размяться, обошел веранду по периметру, попутно поднял один из дробовиков, повертел в руках, убедился, что заряжен. Ладно, сойдет на первый случай.
     - У кого-нибудь имеются идеи и предложения? - спросил я, опуская приклад к ноге.
     - Идей, прямо скажем, немного, - ответил Берестин. - У тебя тоже, иначе зачем ты с "браунингом" играешься?
     - Боюсь, - честно ответил я. - Вы тут такого наработали, что поневоле с Антоном согласишься и захочется бежать куда глаза глядят. Вы Сашкиных воспоминаний не видели, на зимней планете, и в Барселоне. Тяжелое зрелище. Триста штук, конечно, у нас на веранде сразу не поместятся, а если даже десяток выскочит? В ближнем бою у нас шансов нет. - Я пренебрежительно подкинул дробовик и поймал его левой рукой за цевье. - Так монстры хоть человекообразные, а то, о чем Антон мне рассказал, вообще... Да вы их сами видели.
     - Видели. И справились, - с вызовом в голосе ответила Ирина, вынимая из кармана свой портсигар.
     - Ты его хоть перезарядила? Антон сказал - аккумулятор на нулях...
     - Ой, забыла. Я сейчас. - С действительно испуганным лицом она метнулась к лестнице.
     - На самом деле не все так страшно, - сказал я друзьям, - хотя ситуация действительно напряженная. Придется нам какое-то время дурака повалять, пока не догадаемся, шутят Антон и Замок или всерьез... Ты как, Олег, считаешь, возможно было им в той обстановке тебе на хвост сесть? Ты ж канал едва на пару секунд открыл. А у них в это время "броня горела" и "товарищи" в пар превращались...
     - Любишь ты дурацкие вопросы задавать. - Левашов не старался скрыть раздражения, если не чего-то большего. - Откуда мне такое знать? Если вся аппаратура на "медузе" была - конечно, нет. Если внешние станции наведения и контроля их рейд сопровождали - безусловно, да. Ты что-нибудь новое сейчас услышал?
     - Не о том говорим, - перебил нас Берестин. - Поздно пить боржом. Олег, принимая нас оттуда, с достаточно перепуганным видом доложил, что там началось расширение энтропии. На физический смысл выражения мне плевать, у меня другое образование, а чем нам это грозит непосредственно, я пока не понял.
     Да, действительно, по-разному текущее время - штука малоприятная, раздражающая. У меня на размышления и разговоры в Замке ушло около суток, у них - не больше двух часов, занятых куда более практическими вещами.
     - Согласен. Об энтропии как таковой я знаю немногим больше тебя. Вот и послушаем, не снимая пальцев со спусков. Или можно оружие на время отложить, Олег, как считаешь?
     Пропустивший мимо ушей наши колкости, Левашов начал объяснять. То, что он называл "энтропией", обрушившейся на мир-38 при их там появлении, немногим отличалось от процесса "выгорания реальности" аггров после взрыва нашей информационной бомбы. Та, "сталинско-шульгинская", начала сворачиваться сама на себя, попутно омертвляя все, что оказывалось в охваченной явлением зоне. Чудом не накрыла людей из другого мира, Антона, Берестина и Давыдова. Не успей Олег поставить блок, элементарно словчилась бы забросить свое щупальце и в дырку нового пространства. Ей все равно, как воде, рвущейся в корабельную пробоину.
     - А не забросила, хоть на столечко? - показал я пальцами сантиметровый зазор.
     - Думаю, что нет. Наш экран обладает собственной степенью защиты. Вернее - энергией противодавления. Целенаправленно ее проломить, конечно, можно. Но именно этой цели с той стороны я не заметил. Нагрузка была допустимой.
     Интонация Олега, при произнесении последнего слова, показалась мне чересчур эмоциональной. Грубо говоря, нервишки поигрывали.
     - А еще бы минуты две-три, - продолжал я, - окно оставалось бы открытым, и "рука тьмы" просунулась. Результат?
     - Какой хочешь. На выбор. Я не знаю скорости распространения процесса, вряд ли его можно считать мгновенным, но порядочный кусок нашего пространства мог бы превратиться в анклав того. Аналогично зоне "бокового времени", которую создавал прибор Маштакова. И мы могли застрять так же, как Леша однажды в тупичке восемьдесят четвертого. Тебе там хорошо было? - наставил он палец на Берестина.
     - Нормально, - ответил тот. Спасибо, что не добавил: "Только Ирины не хватало". Я-то знал - так оно и было. Очень хорошо помнил, как мы метельной ночью вышли отправлять Ирину ему на выручку и Олег мне сказал насчет интерференции. Наложимся, если не повезет, сами на себя, и - "Митькой звали".
     - А за нами сходить не нашлось бы кому. Только об Антоне не поминай...
     Я понял, что заход сделал правильный. Еще один верный союзник у меня есть. Наш человек форзейль, не наш - мало существенно. Главное, не я один буду "в противостоянии", если мои худшие мысли оправдаются.
     - Можно дурацкую идею? - спросил я.
     - Это - ради бога, - почти радостно ответил Левашов. - Насчет умной я бы еще подумал...
     - Надо вернуться в то же место. Сразу, через полчаса, через час...
     - За каким...? - удивился Берестин, а Олег уже понял.
     - Здорово. Всегда уважал дилетантов. А как профессионал, немедленно вношу корректив. Вернемся, только я сначала, - он показал на свой аппарат, - выскочу в Москву, настрою Большую машину, через нее сюда снова, а уж потом... Только мне помощник нужен. Кто согласен? Ты или Ира?
     - Конечно, Ира, - не дал я возможности ответить ей, только что вернувшейся с перезаряженным блоком. - Она в технике соображает лучше, а здесь мы с Лешей подежурим. Если что: "Кончен, кончен день забав, стреляй, мой маленький зуав..."
     На самом деле, отправляя Ирину в Москву, я руководствовался не только неоспоримым фактом, что она с Левашовым лучше меня разберется с межвременными переходами. Всем известно, после нашего с ней визита на Селигер именно Ирина, отбросив принципы и правила своей "конторы", оказывала Олегу техническую помощь и научную поддержку при отладке его первой действующей модели СПВ. Я хотел вот в этот неопределенно-опасный момент вывести ее из-под возможного удара, к которому мы не готовы. В той же мере, как были готовы-неготовы мы с Берестиным в достопамятном июне сорок первого.
     За суетой и мельтешением лет, миров, событий слегка подзабылась та душевная общность, что связала нас, друзей-соперников в навязанной нам альтернативе: "Хочешь - живи, хочешь - умирай". Не только в качестве политических деятелей, чисто физически. Не сумел бы Берестин правильно командовать фронтом, и конец ему, пусть не такой, как у Павлова, как у Кирпоноса [41]. Не у расстрельной стенки, а с трехлинейкой на опушке не обозначенного на карте лесочка. Красиво, но для генерал-полковника невместно.
     - Что, командир, делать будем? - спросил я его, когда Олег с Ириной ушли.
     - Объяснишь мне запутанный ход своих мыслей, тогда и отвечу.
     - Объясню. Видишь ли, с какого-то момента я стал или очень хитрым, или законченным психом. Мне перестал нравиться мир, в котором мы вынуждены существовать. Поэтому, чтобы сказать то, что я хочу, нужно воспользоваться машинкой, которую Олег оставил в нашем распоряжении. - Я указал на СПВ-приставку. - Видишь, судя по этим вот стрелкам и лампочкам, Олег с Ириной уже в Москве. И я даже не знаю, в какой. На Столешниковом - это точно, а в двадцать пятом или две тысячи пятом - хрен его знает. Вернутся сюда, когда сумеют. Минут через пять или через час, не важно. Я немножко умею с этой аппаратурой обращаться. Сдвинем время совсем чуть-чуть, на несколько секунд, не важно в какую сторону, и нас никто не успеет засечь и услышать, если даже и пытаются отслеживать...
     Говоря "никто", я подразумевал конкретно Антона с Замком. Дуггуры сейчас волновали меня гораздо меньше.
     Алексей посмотрел на меня с заметными сожалением и тревогой.
     - Псих не псих, но переутомился ты точно...
     Я кивнул и на несколько делений сдвинул верньер, назначение которого было мне точно известно. Мы совсем немного сместились по оси времени, вышли из зоны контроля, как будто из комнаты, где установлены подслушивающие устройства. Олег, вернувшись, едва ли заметит мелкое рассогласование. А если и заметит - что с того?
     
     ...Вокруг ничего не изменилось. Да и как могло измениться? Природе и вещному миру пять секунд туда или обратно - без разницы.
     - Кто бы спорил. И все же... До тех пор, пока мы с полной достоверностью не убедимся, что Антон не пытается нами манипулировать, нам остается единственное - сопротивляться навязываемым поступкам, равно как внезапно приходящим в голову "светлым" мыслям и "озарениям".
     - Даже если они выглядят правильными?
     - В этом случае - тем более. Останемся при гипотезе, что Ловушки никуда не делись, просто приобрели особую изощренность. Мутировали, как вирус. Я тебя прошу об одном - верить мне, сколь бы странными мои слова и действия моментами ни казались. Игроков над нами больше нет, попробуем поиграть сами. Пока мне больше не на кого положиться...
     - А Шульгин, а Ирина?
     - Не из той оперы. Мне нужна именно твоя поддержка. Я бы хотел, чтобы ты понимал меня без слов. Иногда нам придется спорить, иногда ссориться, грубо и резко, так убедительно, чтобы все, вплоть до Ирины, верили. Чуть бы не кидались нас разнимать.
     - Сложновато будет, без повода...
     - Поводы найдутся, это я тебе обещаю. Дойдем до того, что каждый вздумает создавать свою "партию". Кто на чью сторону станет, тоже посмотрим... А мы будем пользоваться своего рода масонскими знаками. Ну, хоть такими...
     Я изобразил пальцами и руками несколько фигур, объясняя, что каждая из них должна означать.
     - Договорились?
     - О чем речь. Но все равно до конца не понимаю...
     - Дуггуры, - сказал я, таинственно понизив голос. - Опасность непостижимая пока, оттого и страшная. Столько всего случилось за последнее время, с Сашкой, с Антоном, с Замком, что из наших по ряду причин могу безоговорочно верить только тебе и Ирине...
     - Прям уж так?
     - Увы! Только вы двое странным образом оказались непричастными ни к каким деформациям... Да разве еще Удолин.
     Сказав это, я тут же подумал: вот еще один "резерв главного командования".
     - Удолин - бог с ним. - Берестин на профессоре внимания не зафиксировал, что меня обрадовало. - А Воронцов, а Олег, Сильвия, Ростокин? Наталья, Лариса?
     - Я сказал - из наших! Исходные "три товарища" плюс Ирина и ты. Это все на момент начала. Шульгин, как я его ни люблю, запутан не знаю в скольких непонятках. Левашов настолько глубоко завязан на хронотеории и хронопрактике, что, сам не подозревая этого, может быть "на крючке". Не знаю, как точнее выразить то, что чувствую. Нет-нет, я никого не обвиняю и не подозреваю в предательстве, упаси бог, но ты же читал Юлиана Семенова и "Мгновения" не раз смотрел. Это я для наглядности сказал, есть и более солидные источники. Люди подставляются, людей подставляют, играют с ними "втемную" и их "втемную"... Такая вот беда...
     - А ты сам? - Берестин посмотрел на меня с пристальным интересом и впервые за наш странный разговор потянулся к бутылке. Самое время, по логике.
     Выцедив меньше половины рюмки, я сделал единственное, что мог сделать русский человек в таком раскладе, - развел руками.
     - Тут уж сам смотри. Доказать, что я не Азеф или не марионетка, у меня нет никакой возможности. Это, как говорится, вопрос веры или, наоборот, особой проницательности. Единственное, что могу заявить в свое оправдание, господин судья, в моих словах и поступках вы не найдете ни малейшего намека на личную корысть! Всего, что может только взбрести в голову людям любого пошиба, мы добились давным-давно. Включая то, что в паре с тобой побывали на таких вершинах, где не бывал никто, и властью наигрались всласть. Еще могу добавить в свое оправдание - мои нынешние планы не подразумевают никакой позитивной программы. Единственно - желание не попасть в окончательный просак [42]. Отсюда и предложение - до прояснения обстановки не верить больше никому, сохраняя при этом заинтересованное и благожелательное покерное лицо. Решайте, товарищ командарм. Жаль, что я вас в маршалы произвести не успел...
     Хорошая получилась тирада. В меру страстная, в меру убедительная.
     Алексею просто нечего было возразить. По сути.
     - Ладно, товарищ председатель Совета народных комиссаров. Давайте попробуем еще раз. А рюмку свою допейте. И наполните по новой. Кто с нами не пьет - або хворый, або подлюка...
     В целом взаимопонимания мы с Алексеем достигли. Он поверил, что никаких интриг я не затеваю и не составляю комплота, направленного против кого бы то ни было. Всего лишь призываю к бдительности и солидарным действиям, когда (и если) это потребуется.
     А потом я рискнул пойти еще чуточку дальше, чем требовал здравый смысл. Будучи достаточно уверенным в своих способностях и возможностях, я предложил, не теряя времени даром - мало ли когда Ирина с Олегом управятся, - вызвать к нам Удолина. Раз он вдруг вспомнился, то не просто так, наверное. Вдруг сам контакта искал, а я его зов услышал благодаря уже выстроенной мыслеформе? Должная синтонность между нами давно существовала. Только в его астрал я самостоятельно ходить не умел пока. Зато аппарат - вот он! Базовой настройки я касаться не буду, она держит несущую частоту, но есть и другие, более тонкие регулировки. В блоке памяти имеются координаты любой личности, с которой ранее устанавливалась связь, и найти ее не составит труда, в какой бы точке пространства она ни находилась. Лезть через межфазовые барьеры я не собирался, не мой уровень квалификации, а в пределах этой реальности и этого года - не сложнее, чем поймать радиоприемником давно известную станцию.
     
     ...Константина Васильевича на этот раз я разыскал в маленьком французском городке Этрета на побережье Атлантики, прославленном импрессионистами, где они писали свои никому тогда не интересные картины. Профессор как раз прогуливался по набережной, откуда открывался вид на колоссальные арочные скалы белого камня, многократно запечатленные великим Клодом Моне (или Эдуардом Мане, вечно их путаю).
     Места там, конечно великолепные. Серый океан, пасмурное небо, густой соленый бриз, и - безлюдье. Совсем не то что в конце двадцатого века. Одинокий парус рыбачьей лодки в паре миль от берега, фигуры мужчины и женщины в темных одеждах на краю обшитого досками пирса - больше никого в поле зрения.
     Черепичные крыши нескольких древних домов размыто рисовались на фоне дождевых туч в полукилометре слева. Я подавил желание выйти из "окна" наружу и пригласить Удолина обсудить вновь возникшие проблемы мироздания в уютном кабачке, беспроблемно функционирующем со времен какого-нибудь Людовика, хоть тринадцатого, хоть шестнадцатого. Ну их, лишние эксперименты, не вызываемые крайней необходимостью.
     Проще позвать коллегу, не появляясь в реальности, благо - ничьего внимания это не привлечет.
     Удолин был сосредоточен, погружен в себя, как и подобает ученому его ранга и авторитетности. От близящегося дождя его плечи укрывал широкий плащ-крылатка, скрепленный у горла солидной бронзовой, а может, и золотой пряжкой в виде двух S-образно изогнутых кобр, на голове - стетсоновская шляпа, обут в крепкие, шнурованные до колен ботинки модного фасона "бульдо". В правой руке зонт-трость, размерами лишь слегка уступающий пляжному, в левой - походная, оплетенная кожаными ремешками фляга, чтобы прямо на ходу прояснять и стимулировать ход мыслительного процесса.
     Одним словом, гармонический гибрид прославленных ученых "золотого века": Паганеля, Челленджера, Аронакса и прочих, имя им легион, без которых не обходился ни один приличный научно-приключенческий роман.
     Увидев его, я испытал не просто радость встречи с хорошим человеком. Куда большее - прилив уверенности и оптимизма. Чувство, сравнимое с тем, что охватило колонистов острова Линкольн, когда они нашли Сайреса Смита. Дескать, физическая сила и готовность к любым испытаниям у нас имеется, а вот силы руководящей и направляющей не хватало. Теперь она с нами.
     Главное, в моих словах почти нет преувеличения. Раз мы столкнулись с таким уровнем неведомого, что полагаться на привычные навыки, стереотипы и мощь доступной техники как минимум опрометчиво, отчего бы не зайти с другого конца?
     
     Одностороннее "окно" открылось в двух десятках метров по курсу его движения, а поскольку он шел не торопясь, то отбрасывая стальным острием трости камешки со своего пути, то поднося к губам горлышко фляги, я имел время рассмотреть его как следует и обдумать завязку разговора. Вот профессор поравнялся, прошел мимо. Я переключил тумблер, открывая проход, и окликнул его. Он обернулся, увидел уже знакомую рамку и едва заметное дрожание воздуха на границе разделения сред, мою персону и Алексея чуть в глубине, с автоматом в руках.
     Не проявив малейшего замешательства, поприветствовал нас одновременным взмахом зонта и фляги, развернулся полным фасом.
     - О, друзья мои! До чрезвычайности рад встрече! Выходите, составьте компанию. Не поверите, я буквально только что думал именно о вас... Одиночество, конечно, приятно, но моментами становится утомительным. Сейчас, наверное, именно такой момент...
     Надо же - он думал! Напряженно, наверное, думал, если до меня достало. А скорее всего - очередное совпадение.
     - Нет, Константин Васильевич, лучше вы к нам. Поговорить надо. Надеюсь, вы не настолько заняты, чтобы не уделить нам хотя бы час-другой. Настоятельно нуждаемся в вашей консультации. Потом я вас доставлю на это же самое место или куда прикажете. Беспокойство и все прочее, разумеется, будет оплачено по высшим ставкам...
     - Можно и так. Почему нет? Только подождите буквально минуточку...
     Очевидно, причудливый ход его мыслей не мог быть сразу остановлен посторонним вмешательством. Инерция чистого разума, так сказать.
     Он не спеша окинул взглядом простиравшийся вокруг, пока еще французский пейзаж, запрокинув голову, как следует приложился к своей фляге, аккуратно завинтил крышку, постоял, прочувствовал и бодрым шагом подошел к окну.
     - Я готов. Только позвольте мне дойти до отеля и собрать вещи. Там есть слишком ценные документы, они могут пригодиться в разных обстоятельствах. Полчаса, не больше. Потерпите?
     - Потерпим, куда деваться. Приходите на это самое место. Я отсюда сдвинуться не могу и не совсем уверен, что меня не потревожат. Не встретимся, любым доступным вам способом немедленно удалитесь в наиболее надежное, на ваш взгляд, убежище. Хоть в Шамбалу...
     - Даже так, Андрей? Тем более интересно. Я быстро обернусь, ждите...
     А что оставалось? Я сбросил с машины напряжение, начал объяснять Алексею, какие интересные схемы мы сможем выстроить, используя каждого из нас по отдельному плану. Антон при всех его связях, сложившихся между нами, и Замок, обладающий гигантским информационным потенциалом, наверняка не смогут затеваемую мною комбинацию просчитать. А то мы их не знаем! Подумаешь, владыки мира! Немцы в сорок первом тоже понимали о себе намного больше, чем имели право.
     - Что хочешь обо мне думай, Леша. Может, накопилось - так пожалуйста. Я сейчас, своей волей, не своей, утверждать не берусь, один в один товарищ Сталин к маю известного года. Какого числа ты ко мне на собеседование в Кремль пришел, трясясь в поджилках? Трясся ведь?
     - Пятого мая тысяча девятьсот сорок первого года. Я в поджилках не трясся. Марков тоже. Он терпеть не мог Сталина как личность, но стоял перед ним, как сторонником, защитником и опорой олицетворяемой им власти трудового народа. Улавливаешь разницу? Марков, не я, готов был принять любое решение Вождя как неизбежность! Понял? Марков был очень независимым и смелым человеком. Смерти он не боялся и вообще ничего не боялся, что касалось лично его. Это Жуков не постеснялся написать в мемуарах прославленных, что даже в роли начальника Генштаба боялся возражать Сталину в присутствии Берии.
     "Берия меня гипнотизировал. Я понимал: скажу сейчас не то, и через полчаса окажусь в лубянских подвалах".
     Это позиция пятиклассника, застигнутого директором школы за курением под лестницей. Какой же ты, на хрен, генерал, если недрогнувшей рукой посылаешь миллионы солдат на бессмысленный убой, а лично сам боишься не пули даже, косого взгляда вышестоящего начальника?!
     - Марков был хорош, не спорю. А он плюс ты - еще более надежная конструкция. И я с вами. Я то время к чему вспомнил? Сталин не мог (по стилю характера) доверять никому. Ни западным союзникам, ни соратникам по Политбюро. Тебе он решил довериться. Я в этом только поучаствовал, а выбор все равно был за ним. Сейчас я не Сталин, ты не Марков, а обстановка почти аналогичная, и вопрос веры стоит в повестке дня.
     
     Зачем тебе святая цель,
     Когда пробитая шинель
     От выстрела дымится на спине? -
     
     привел я слова из песни Городницкого. - Ты мне в спину не стрелял, независимо, что и причины и возможности имелись. Будем и дальше так. Согласен?
     Берестин, пожалуй, мог мне возразить, и возражение было бы достаточно логичным, оправданным по любым параметрам. Старше меня он был на три с лишним года, и я в тот момент, когда поломал его надежды на личное счастье, выглядел хуже, чем пресловутая "собака на сене". Но мудрости и порядочности ему хватило, чтобы погасить свою неприязнь, если не сказать резче. И сделал он это хорошо, благородно.
     Только по этой причине я предложил именно ему стать партнером в очень сложной, эмоционально и комбинационно, игре.
     Как мне надоело это слово - "игра". Пишу - и самому противно, а ничего другого в голову не приходит. Может быть, когда-нибудь позже я в своих "записках" подберу достойные синонимы. А сейчас что есть, то есть. Если не игра, так что? Реальная жизнь? Еще глупее звучит.
     Уходя из Замка в Крым, я, как толковый диверсант-подрывник, оставил "на растяжке" некую локальную мыслеформу, ограниченную во времени и пространстве. Как гранату в городской квартире. Не трогай, и она тебя не тронет, поскольку "ручная". Ну а если что - не взыщи. Тебя в гости не приглашали.
     В обсуждении темы назначенное время прошло быстро. Ирина с Олегом из Москвы до сих пор не вернулись, я нажал кнопку "повтор", которая вернула меня в исходную точку. Удолин тоже был точен, прибыв к выезду на набережную пароконным фаэтоном.
     Извозчик попросту, ибо не помню, как здесь у них называется "водитель кобылы", был слегка удивлен. Что солидному господину с тремя чемоданами делать на берегу, к которому рейсовые пароходы сроду не причаливали и даже сколько-нибудь приличный парусник рискует разбить борта о пирс при таком накате? Не на рыбацкой же лодке он собирается отправиться в бурную Атлантику?
     Любопытство возницы было погашено франковой монетой сверх оговоренной цены и предложением не терять напрасно времени. Вон господа на том краю набережной, кажется, желают ехать в город...
     Фаэтон заскрипел рессорами, удаляясь, и Константин Васильевич потащил свои кофры и саквояжи к условленному месту. Хотелось помочь профессору, но нельзя. Чем черт не шутит - выйти выйдешь, а вернуться что-то не позволит!
     Он остановился, сдвинул шляпу на затылок и вытер лоб клетчатым фуляровым [43] платком.
     - Приличные люди сами свой багаж не носят, - раздраженно сообщил он мне, когда я открыл проход прямо перед носками его ботинок и ответил извиняющимся тоном:
     - Рад бы услужить, но обстановка не позволяет. Так что давайте сюда барахло, а мы прикроем вас огнем, если потребуется...
     Удолин хорошо усвоил опыт выпавших на его век войн и революций, чтобы спорить по пустякам. Насмотрелся, как оно бывает. Подал чемоданы и шагнул из своего французского далека в нашу неопределенность.
     Я закрыл дырку в пространстве. Теперь мы все в Крыму. В одном месте и в одном положении, если не решим иначе.
     
     ...До возвращения Ирины с Олегом я успел изложить профессору причину и повод нашей встречи, вкупе с наиболее существенными деталями недавних событий. Чем хорош Удолин: ему не надо ничего разжевывать. С самого первого дня нашего знакомства я оценил его главное качество (независимо от всех прочих) - он сразу схватывает суть любого вопроса и, не теряя времени на второстепенные частности, активно включается в мозговой штурм. Коллективный, если ему это предложено, или индивидуальный, не важно. Лишь бы счел тему вообще достойной затрат своей драгоценной умственной энергии. Выводы, к которым он приходил, иногда ставили нас в тупик, но я не помню случая, чтобы они, в той или иной мере, не оказывались верными. Пускай и по прошествии времени или применительно к совсем другому случаю. Этими же качествами отличались Кассандра и Дельфийский оракул. Просто у их слушателей было меньше жизненного опыта и отсутствовало альтернативно-абстрактное мышление, чтобы сообразить, к чему пристроить полученное предсказание. Как говорил мой постоянно попадавший в идеологические капканы советской власти университетский преподаватель: "Высший пилотаж философа - это уметь находить аналогии между аналогиями".
     - Прелестно, просто прелестно, - повторял Константин Васильевич, отдавая должное коньяку из голицинских подвалов, собственную фляжку предусмотрительно сохраняя на другой случай. А был там у него всего лишь банальный кальвадос, незаслуженно прославленный Ремарком.
     - Я с абсолютной ответственностью могу утверждать, что наличие подобных существ предварено моими давними умопостроениями. Когда, вы сказали, вашему товарищу они явились впервые?
     - Накануне мировой войны...
     - Великолепно! В России взлет мистицизма, многочисленные кружки теософов, распутинщина, хлыстовство, предощущение конца света (небезосновательное, кстати). Я тогда тщательно изучал все эти течения и направления, совершенно самостоятельно пришел к выводу, что первопричина - проникновение в наш мир давно известных, но подзабытых в эпоху рационализма сил. Вы вспомните: бесы, о которых упоминается в Евангелиях, средневековый расцвет ведьмовства, простонародные легенды, перенесенные в литературу гением Гоголя... Все очень и очень сходится. Жаль, что я тогда не имел случая и возможности встретиться с вашим приятелем и побеседовать с ним поподробнее. Но сейчас у вас факты гораздо более весомые. А не могли бы мы как-нибудь поближе познакомиться? Ну, с этими самыми... Даже мертвые мне они могут сказать о многом.
     "Вот именно, - подумал я. - Когда мы выручили профессора из узилища Агранова, он в числе прочих своих званий и титулов представился еще и некромантом. Тогда я счел это за фигуру речи, не придал значения. И ростокинским Артуром он особым образом интересовался. Так что не зря, очень не зря мы с ним сегодня встретились..."
     - Значит, вот что, друзья мои, - сказал он нам с Алексеем. - Без обиды, я считал вас людьми, не всегда понимающими, где они находятся и что делают... Как вы любили выражаться, используя термины будущих времен, "не совсем адекватными"...
     - Да, крайне интересно было, со всей нашей неадекватностью, посмотреть, как бы вы, уважаемый, до сих пор сидели у Агранова под замком или валялись на Донском кладбище в качестве "невостребованного праха", на два метра ниже уровня поверхности... - сказал я резче, чем следовало в разговоре интеллигентных людей.
     Обращенная в прошлое перспектива показалась Удолину настолько неприятной, что он скривил лицо и выпил рюмку коньяка, не сделав попытки пригласить нас.
     Это я понимаю. Нервы у всех не железные. Тем более тональность моих слов была такова, что при желании ее можно было счесть не только ретроспективной.
     Господин профессор потянулся к сигарной коробке. Берестин предупредительно щелкнул зажигалкой. Я сидел спокойно, безразлично даже. Чтобы знал, кто в доме хозяин.
     Константин Васильевич несколько раз пыхнул, разок затянулся. Нормальному человеку достаточно, чтобы вернуться в горизонт текущих реальностей.
     - Вы ведь меня не дослушали, - сказал он примирительным тоном. - Было время, сказал я, когда мне казалось... Готов признать, что моментами слегка ошибался. Вот и сейчас. В действительно критический, может быть - судьбоносный момент вы нашли правильную линию поведения...
     Это он наверняка к тому, что наша главная заслуга - обратиться к нему за советом и помощью.
     - Так давайте же со всей серьезностью обсудим вставшую перед нами угрозу. Она действительно такова, что даже я сразу не представляю, как к ней подступиться. Но носа вешать не следует. Ни в коем случае...
     
     Глава двенадцатая
     
     Легенду, оправдывающую появление Удолина в Замке, мы придумали простейшую, на девяносто процентов она и легендой-то не являлась. Братство, мол, настолько обеспокоено душевным здоровьем Шульгина, пережившего целую серию психических травм, что решило вызвать профессора для консультаций. Поскольку Братство пока еще не собралось в полном составе, я воспользовался прерогативой и сделал это лично.
     Профессор владеет собственными, несовместимыми с нашим материалистическим мировоззрением методиками психоанализа, и, если в самых глубинах Сашкиной души образовались какие-то деформации, паразитные связи и очаги застойного возбуждения, никто не сможет ему помочь лучше Константина Васильевича. Это было правдой. То, что с его помощью мы надеемся попытаться выяснить, чем является "планета Зима" и является ли вообще чем-нибудь, - тоже соответствовало действительности. По крайней мере, меня эта загадка волновала до чрезвычайности.
     А вот то, что я рассчитывал использовать мистика и некроманта для контроля над тайными, если они есть, замыслами Антона и Арчибальда, должно было, разумеется, оставаться нашей тайной. Как и то, что определенный контроль мы с Берестиным решили установить и над нашими друзьями. Для предупреждения возможного вторжения в их личности, не важно, с чьей стороны. По крайней мере, Удолин, разобравшись в обстановке, заявил, что для него такой контроль труда не составит.
     - Еще ничего не зная о вас, с большого расстояния я сумел уловить исходящие флюиды и предостерег Агранова от попыток обращаться с вами, как с обыкновенными белогвардейскими агентами... Он меня не послушал, от чего поимел, как известно, серьезные неприятности. А ведь умнейший человек, сам не чужд некоторых тайн.
     - Это еще как сказать, - возразил я. - Не сцепись он с нами, судьба его могла оказаться намного печальнее, вплоть до прекращения физического существования в результате внутриведомственных разборок. Пуля в затылок из "нагана" - и амбец котеночку! Что в реальности и случилось. А сейчас он благоденствует, пользуясь нашим покровительством. Глядишь, доживет до глубокой старости...
     - Не стану спорить. Надеюсь, моя работа в Замке будет не менее плодотворной и взаимополезной (очень двусмысленно прозвучало). Признаться, мне не терпится попасть туда и познакомиться с ним в нынешнем качестве. В прошлом личный контакт получился несколько неопределенным.
     - Дождемся возвращения Ирины с Олегом, тут же и отправимся.
     
     ...Только мы успели приступить к обсуждению некоторых деталей предстоящего, как открылось "окно", поддерживаемое московским "стационаром". Теперь мы были прочно связаны с базовой столешниковской квартирой, фиксироваyно пребывающей в двадцать пятом году, а через соседнюю, нами не так давно приобретенную и дооборудованную, имелись выходы в оба варианта недавно там наступившего две тысячи пятого/шестого годов. "Нашего" и "монархического".
     Пространство для маневра расширилось, и я предложил крымскую нашу дачу временно законсервировать, все нужное отсюда забрать, оставив взамен несколько следящих устройств, и до эвакуации в Замок переместиться в Москву. Если дуггуры все ж таки нас засекли и предпримут ответные действия, то явятся непременно сюда, а мы получим солидную фору. Не говоря о том, что "столешниковская позиция" не в пример оборонопригоднее отдельно стоящей дачи.
     - А как же Басманов с ребятами? - спросил Берестин.
     - Не пропадут. Сообщим Михаилу, что дела потребовали нашего немедленного отъезда и они могут поступать по собственному усмотрению. До очередного особого распоряжения.
     
     Конечно, чувство безопасности и защищенности на Столешниковом проявляется неизмеримо ярче. Пока мы внутри, нас не достать никакими силами: если дверь заперта изнутри, ее не открыть и аггрианскими блок-универсалами. Возможность без использования аппаратуры, оставляющей след в континууме, выйти в другие реальности тем более прибавляет уверенности.
     Тот факт, что на Главной исторической за семьдесят миновавших после стычки с "медузой" лет ничего, в сравнении с прошлым нашим посещением, не изменилось, успокаивал. Я в этом убедился, выйдя наружу в "настоящий" две тысячи шестой и купив несколько газет, российских и иностранных.
     Ни малейших следов нестыковок. Все политические фигуры на местах, международные конфликты продолжаются там, где и раньше, и с прежней интенсивностью.
     Захотелось поверить, что эпизод с дуггурами на самом деле локальный эксцесс в латентной параллели и к любому из нас больше не имеет ни малейшего отношения.
     Увы, думать так было приятно, но неосмотрительно. По крайней мере, до тех пор, пока мы не получим сколько-нибудь убедительной информации в пользу любой из версий.
     
     Пока Удолин раскладывал свое имущество на новом месте (как истинный уроженец XIX века, он привык даже в снятом на сутки номере гостиницы устраиваться основательно), Олег предложил вызвать сюда Ларису. Он считал, что при любом раскладе она может оказаться нам полезной, что уже неоднократно доказывала. И Ирине будет веселее. Тут спорить было не с чем, двум девицам в мужской компании будет веселее безусловно, они смогут немедленно заняться исконно женскими делами, особенно если одна из них такая любительница интриг и всяческих сравнительно безобидных мелких пакостей, как наша младшая подружка. В стратегическом смысле я тоже был полностью с Левашовым согласен: в Замке Лариса будет нам весьма полезна, пусть даже используемая втемную.
     На самом же деле, конечно, Олег нашел подходящий повод, чтобы воссоединиться со своей вздорной половиной.
     Просто так сделать это у него не получалось. С самого момента заключения "брачного союза" жить вместе долго им не удавалось. Такие вот связались друг с другом типажи, с оригинальными, плохо совместимыми жизненными циклами.
     Недели через две очередного "медового месяца" Лариса начинала утомлять Олега своей высокой сексуальной и общественной активностью. Рестораны, приемы, встречи, театры, концерты, пикники и многое другое, что постоянно и непрерывно влекло ее из дома туда, где кипит хоть какая-нибудь жизнь. А ему хотелось заниматься чистой наукой или возиться с железками в своей мастерской. Такая женщина становилась невыносима. Естественно - ты в час ночи затеялся паять железки, а она, вернувшись из кабака, требует совсем другого.
     Тогда они разъезжались до начала следующего цикла. Тем, изменяет ли ему Лариса, Левашов ни сколечко не интересовался. Как будто это он философ, а не я. Олег считал, что нет абсолютно никакой разницы между изменой физической и эмоциональной. Смотрит она на досуге эротические фильмы или проделывает то, что там показывают, наяву, с живым партнером - что толку задумываться, сожалеть или ревновать? Ни от него, ни от нее не убудет, особенно если доброжелатели не станут надоедать никчемной информацией. Девочкой она и до него отнюдь не была, так что невелика разница.
     В настоящее время у нее все еще длился период увлечения своей кисловодской ипостасью, и возвращаться в скучную, почти доисторическую Москву двадцать пятого, троцкистского года Лариса категорически отказывалась. На бывшей даче Матильды Кшесинской ей жилось неизмеримо интереснее. В компании Майи Ляховой и ее подружки - особенно.
     Что может быть увлекательнее для девушки с таким, как у нее, советским прошлым? В сравнении с нашей компанией, где все старше ее лет на десять и постоянно озабочены собственными делами и мировоззренческими проблемами. А там - роль молодой, веселой вдовы со шведской фамилией и громадным капиталом в русских банках, собственная вилла на холме над железнодорожным вокзалом, приятное общение с местным бомондом, а главное, с семейством Лихаревых. С Эвелин она очень сдружилась, и Валентин, получив последний и окончательный, как хотелось думать, урок, демилитаризованный, вроде Японии после Второй мировой, полностью смирился с жизнью нормального, не стесненного в средствах, обывателя и даже, по слухам, собирался баллотироваться на очередное трехлетие на пост окружного предводителя дворянства.
     Левашов "сбегал" за ней и настолько четко сумел все объяснить, что она явилась незамедлительно, в чем была. А была она хорошо одета для очередного "суаре" [44], оживлена и явно настроена на новые приключения. Наверняка более интересные, чем вечер в Курзале с танцами и последующим бриджем до утра.
     Как водится, они расцеловались с Ириной и допустимое приличиями время щебетали за пределами звуковой досягаемости на гендерные [45] темы.
     Затем я нарушил их милое уединение.
     Лариса, приятно улыбаясь, стрельнула глазками на меня, на Ирину, замедленно-демонстративно поменяла положение предназначенных для вдумчивого созерцания ножек, правую перекинула через колено левой. До сих пор наивно уверенная, что такие приемы на меня действуют. На многих других - безусловно, а на меня - нет. Или это у нее инстинктивное?
     - Ира, может быть, шампанского? - с ноткой капризности спросила она, закуривая модную в теперь уже ее мире длинную тонкую сигаретку, толщиной и вкусом напоминающую обычную солому.
     Ирина неопределенно пожала плечами. Я-то, мол, при чем? У нищих слуг нет, как говорил Высоцкий в известном фильме.
     Слуг в доме действительно не было, но мне не составило труда сходить и принести. Зачем же обострять отношения перед деловым разговором?
     - Ну, девочки, со встречей! - Бокалы зазвенели романтически, будто в новогоднюю ночь.
     - Ты мне вот что скажи, Лариса, с Лихаревым давно встречалась?
     Взгляд у нее неожиданным образом ушел в сторону. Она что, недавно с ним спала и сейчас испугалась, что я об этом знаю? Какая глупость! В том смысле, что подобных вещей в нашей команде давно перестали опасаться. Всем известно, что при должной сноровке установку СПВ или блок-универсал всегда можно сфокусировать на любой точке и, следовательно, поймать каждого на чем угодно не составит труда. Потому одним из пунктов кодекса Братства предписывалось ничем подобным в отношении друг друга не заниматься. Категорически. Ну и, в виде "обратной теоремы" - избегать моментов, за которые в случае чего может быть стыдно. По большому счету. Естественные амурные приключения к данной категории не относились, тоже по определению.
     - Недавно, а в чем вопрос?
     - Он ничем не отличался от прежнего?
     - А чем он мог отличаться?
     - Лариса, я тебя сейчас спрашиваю не как репортер светской хроники. Ты наши принципы знаешь. Любопытством не страдаю. Спрашиваю, как следователь, ведущий серьезное дело. Ты - не какой-то там свидетель, ты одна из нас. После разборки в Кисловодске и на Валгалле мы Лихарева простили? Простили. С Эвелин ты работу провела? Провела. Нормально все было? Нормально - я в курсе. Теперь ответь, ты за ним последнее время никаких странностей не замечала? Каких угодно. Необычного поведения, проговорок, чего угодно касающихся, воспоминаний о предыдущей жизни, в чем-то отличающихся от прежних. Нет?
     - Что нет - то нет, клянусь! С тех пор как возвратился, выглядит чуток пришибленным, а так - один в один. Что я, в людях не разбираюсь? О прошлом, сами понимаете, старается не вспоминать. Собственно, именно к такой жизни он и стремился, сбегая из тридцать восьмого. А что бес (то есть Дайяна) попутал, так с кем не бывает? Осознал и дал победителям честное благородное слово ничего подобного впредь не допускать. Вы ж его опустили, прости за грубость, отняли все, только женщину и деньги оставили. Он и притих. На меня и то, бывало, пугливо оглядывается...
     
     Из дальнейшего разговора я выяснил, что никакой "корректировки памяти" у нашего Лихарева не случилось, да и не могло, конечно же, случиться. Для него "реальность-38/3", с наркомом Шестаковым - победителем в испанской войне, с дуггурами и всем прочим, не сформировалась. Дожил он в той, "38/2", до лета, уехал по приказу Сталина в Ворошиловск, откуда бежал в две тысячи пятый. О чем он уже подробно рассказывал Шульгину при встрече в Пятигорске, включая детали и подробности Сашкиного исчезновения из тела Шестакова.
     Значит, еще одно подтверждение того, что "вставной эпизод" успешно вырезан из кинопленки и концы ее после изъятия и совмещения Шульгина склеились "без шва". Для здешнего Лихарева "отыгрыш" осуществился в момент первого снятия матрицы, а для "другого" микроразвилка образовалась на Валгалле, куда он кинулся вслед за "сбежавшим" наркомом и встретился с Сашкой и Дайяной.
     Мозги сломаешь, пытаясь слепить в непротиворечивую картину вроде бы достоверные факты. Значит, не стоит и пытаться. Так вышло - и хватит об этом.
     А вот практический вопрос остается - можно ли теперь считать год 2006/2 зоной "дьюти фри", свободной от таможенного и любого другого контроля? Кисловодский Валентин в эпизоде с московскими монстрами не подставился, хвост за ним не потянулся. "Материальный не потянулся, - одернул я себя. - Что касается ментального или еще более неуловимого нашими чувствами, отчего бы и нет? Причины и методика межвременной агрессии против Великого княжества Московского так ведь и остались до конца не проясненными..."
     
     Выяснив еще кое-какие интересующие нас детали, мы с Ириной объяснили Ларисе, в чем причины ее срочного приглашения, и обрисовали, как видим предназначенную ей ближайшую задачу. Она отнеслась с пониманием и откровенным интересом.
     - Вообще ваш Антон мне никогда особенно не нравился. Кто его знает, может, на самом деле все, что он успел наплести, - грандиозная туфта. Никакого побега на самом деле не было, отпустили его "под подписку", чтобы он в организацию внедрился, а потом всех сдал. Обычное дело. Тут и архивы изучать не надо, одного "Места встречи..." достаточно.
     - Вот и будем себя вести соответственно. Я ему, скажем, верю, ты - категорически нет и не скрываешь враждебности. Ира, Олег, Алексей тоже будут проявлять искренние чувства и отношения. У кого какие есть. И упаси бог пытаться что-то играть. Все должно быть от души. Партнеры наши совсем не дураки и в человеческих настроениях разбираются. Сашке, был случай, захотелось Антону в морду дать, и он это проделал, красиво и без вредных последствий...
     - Про последствия я не стала бы так категорически-оптимистично. Все может быть как раз наоборот. - Девушка улыбнулась настолько очаровательно, что захотелось перекреститься.
     - И это не исключается, - согласился я.
     Лариса встала, повела плечами, как бы разминая затекшие мышцы, грудь ее соблазнительно колыхнулась под кружевной блузкой. Одернула юбку. Привычно-автоматические движения. Не собиралась же она охмурять меня в присутствии Ирины. Просто стиль такой, наверняка убойный для аборигенов и гостей кавказских Минеральных Вод.
     - Короче, договорились, - сказала она. - Если совсем честно, я вовсе не против отправиться куда-нибудь подальше... Приедается на одном месте. И с монстрами вашими встречаться совсем не хочется. Но если придется...
     Втянулась барышня. Гражданской войны, наместничества в Красной Москве, нынешнего роскошного житья ей мало - новых приключений подавай. И винтовку в руки.
     - О чем и речь, дорогая. Постараемся что-нибудь подобрать, лично для тебя. Совсем-совсем нескучное...
     Не знаю, восприняла она мои слова за правду или уловила содержавшуюся в них едкую иронию.
     
     Глава тринадцатая
     
     - Ну что, господа, - спросил я, оставив дам заниматься своими делами, - будем еще одну попытку рекогносцировки предпринимать или сразу в Замок двинемся? Лично я смысла в дополнительных изысканиях не вижу никакого, результат в лучшем случае будет нулевой, а худший нам зачем? Лариса только что дала мне окончательное подтверждение.
     - В Замок так в Замок, - согласился Берестин, а Олег предложил:
     - Так давай сразу и Сильвию прихватим, до полного комплекта. Чтоб два раза не бегать... Она сейчас где?
     - "Вчера" была в Париже. На открытии сезона в "Мулен руж". Общество там, говорят, особо изысканное собирается. - В голосе Алексея прозвучала не слишком маскируемая ирония.
     - Хорошо хоть не в Лондоне, - усмехнулся я, а то бы копии сейчас там локтями цеплялись. - Вызывай, спроси, в команде она или позже подъедет. Тут, мол, транспорт попутный ожидается, а потом билет покупать придется...
     Не слишком я и пошутил. На самом деле предпочтительнее, чтобы Антон забрал нас собственными средствами, за одну ходку, чем поодиночке пробираться через дебри пространства-времени, как офицеру-добровольцу на Дон через Совдепию и чересполосицу бандитских анклавов.
     
     В Замок мы прибыли всемером, как толпа родственников из Кзыл-Орды, нагрянувших к столичному дяде в начале шестидесятых годов - "культурки взять", дефицитом отовариться. Чтобы за гостиницу не платить, согласны и на газетах в прихожей спать, не впервой, чай.
     По крайней мере, мне показалось, что в глазах Антона мелькнуло что-то похожее на эмоцию владельца столичной жилплощади. Хорошо, если просто тоска, происходящая от неприязни к утомительной суете чуждых тебе по духу людей. А если от другого?
     Слава богу, Антону вместе с камрадом Арчибальдом, который на сей раз встретить гостей не вышел, не было необходимости размещать нас в прихожей.
     За каждым из нас сохранились прежние комнаты, но с тех пор вкусы у большинства значительно изменились и потребности выросли. Вполне приличные гостиничные номера европейского четырехзвездочного класса наших дам больше не устраивали. Привыкли к совсем другим категориям сервиса и комфорта. А я вдруг оказался в давно забытой роли ответственного за размещение членов делегации Советских защитников мира, прибывших в Манагуа на Конгресс сторонников Движения неприсоединения. Такими делами тоже приходилось заниматься. До седьмого пота я тогда решал вариант пресловутой задачки про перевозку волка, козла и капусты, чтобы исходя из фиксированного количества номеров удовлетворить запросы каждого делегата, с учетом их заслуг, статуса, половой и национальной принадлежности.
     С задачей я справился, только после окончания конгресса советник посольства предъявил мне пачку письменных жалоб, где меня обвиняли во всех смертных грехах, от грубости до тайного антисоветизма. Один только делегат от Узбекистана, секретарь какого-то глухого обкома с непроизносимым названием по фамилии Муллокандов (запомнил из благодарности), ничего не написал, да и то потому, что всю неделю просидел у себя в номере на ковре, дегустируя текилу и запивая ее зеленым чаем.
     Сейчас, конечно, было попроще. По моей просьбе Антон отвел нам для компактного поселения верхний этаж корпуса, соединявшего две древние, сильно выщербленные ветровой эрозией башни. Это не имело никакого значения, на самом деле. Можно было жить в комнатах, разнесенных на километры по горизонтали и вертикали, и все равно не испытывать транспортных затруднений, навещая друг друга. Но тут дамы захотели, а мы не стали возражать, чтобы все комнаты были в одном коридоре, рядом. И даже с внутренними, соединяющими номера дверями.
     Что касается площадей и интерьеров апартаментов, каждый по-прежнему оставался в полном своем праве. Достаточно было сосредоточиться и вслух или мысленно, но обязательно словами объяснить, что именно требуется. Приблизительно или детально - как у кого получится. Примечательно, что самого процесса трансформации воочию никто не наблюдал. То есть сказал: "Хочу, чтобы как в президентском номере "Уолдорф Астории", подожди несколько секунд, потом входи и радуйся. А если сначала войдешь и только потом желание изъявишь, ничего не получится, стой хоть до завтрашнего дня. В присутствии живого человека процесс не идет. Техника безопасности своего рода.
     Когда все разошлись по своим помещениям, я подумал, что следует облагородить и сам коридор. Не слишком он уютно выглядел, стометровый, с высоченными потолками, голыми каменными стенами и вымощенным плитами розоватого гранита полом. Крикнешь - долго будет разноситься многотональное эхо.
     Я подошел к Антону, скучавшему в круглом холле на лестничной площадке башни. Влево тянулся еще один такой же коридор, но вообще без всяких признаков присутствия разумной жизни. Вспомнилась "библиотека" и встреча с тамошним монстром. Шевельнулось в душе нечто вроде иррационального, архетипического страха.
     Обращаться за помощью пришлось оттого, что на конструкцию собственно Замка мои (и чьи угодно другие) возможности к трансформации не распространялись. Комнаты, бары, спортзалы и прочее мы "творили" легко, но что касается несущих стен, внутренней архитектуры и топографии - отнюдь.
     - Ты бы не затруднился вот здесь надежную дверь поставить? - указал я на ведущую в коридор арку. - С самым примитивным засовом в руку толщиной. А вон там, за дверью крайнего номера и лифтовой площадкой, стеночку соорудить. Агорафобия, понимаешь, кое-кого мучает. Ну и антураж посовременнее хотелось бы... Зачем нам эти декорации к готическому фильму ужасов? Люди хотят мещанского уюта и покоя...
     - Нет проблем. А как желательно - в стиле гостиницы "Москва", "Метрополь", "Астория", "Англетер"? Изобразим немедленно.
     - В стиле дореволюционной "Астории". В самый раз будет.
     Кажется, Антон имел в кармане пиджака что-то вроде пульта управления, потому что через секунду в указанных местах появились двери и стены, а интерьер за ними, внутри коридорной секции, стал таким, как я заказывал. Сейчас почему-то мое присутствие трансформации не помешало.
     Полы покрылись узорным, тщательно навощенным паркетом, стены и потолок украсила позолоченная лепнина, хрустальные люстры и бра. Протянулась ковровая, гасящая звук шагов дорожка, в простенках воздвигнулись кадки с пальмами, ну и так далее...
     - Спасибо, камрад, это уже на что-то похоже. Господам постояльцам непременно понравится. Теперь мы немного отдохнем, промеж собой кое-что порешаем, а завтра встретимся. Если у тебя, конечно, нет других предложений.
     - Какие там предложения? Завтра так завтра.
     Я сделал ему ручкой и направился к себе.
     
     Шульгин, как я и рассчитывал, проспал наше появление и был даже несколько удивлен, увидев общество в полном сборе. Держался он спокойно и вполне адекватно, как будто действительно прибыл из Новой Зеландии и никаких иных происшествий с ним не случилось. Говорить об этом, конечно, придется, но у наших хватит деликатности не акцентировать и не касаться моментов, не имеющих непосредственного отношения к делу.
     Фактически ведь ничего слишком особенного и не стряслось. Как бывало неоднократно, и не с ним одним, очутился человек в не предусмотренных ранее обстоятельствах, так или иначе их преодолел и возвратился все-таки со щитом, а не на нем. Как Воронцов, как мы с Берестиным или потом с Ириной, Шульгиным и Анной в мире Ростокина. Специфика профессии, не более того.
     Сейчас нужно было думать о ближайшем будущем, а не зацикливаться на прошлом, хотя без опоры на него - тоже никуда.
     Общее собрание решили отложить на потом. Длящийся бог знает сколько часов день и так оказался перенасыщен событиями. Дамы, пока их не сморит сон, найдут чем заняться, Удолин тем более. Остальным я предложил прогуляться до оружейного музея, посмотреть, что там и как, в рассуждении грядущего.
     Ну и попутно, теперь уже сообща, квартетом "отцов-основателей", никуда не торопясь и не отвлекаясь на злобу дня обсудить "международное положение и вопросы текущего момента", как принято было писать в повестках дня партийных собраний и пленумов.
     
     До музея мы, впрочем, не дошли. Передумали. Оружием мы сможем заняться и позже, а сейчас обилие увлекательных экспонатов будет только отвлекать от главного. Завернули в другое, заранее присмотренное мною местечко.
     Здесь я сообщил Олегу и Берестину о предложении Антона: до полного прояснения сути дуггуров и степени исходящей от них опасности эвакуироваться из всех помеченных нами реальностей куда подальше, то есть за пределы даже теоретической досягаемости неприятеля. А также добавил собственную, вытекающую из предыдущей, идею: независимо от степени подлинной опасности - с Антоном согласиться. Убыть куда глаза глядят, но не просто так, а на "Призраке", в лучших традициях и стиле девятнадцатого века.
     Тогда ведь как было? Судно покидает родимый порт, и до самого возвращения узнать о его маршруте и судьбе не существует технических возможностей. Кроме весточки, переданной со случайно встреченным в море кораблем или заключенной в отправленную на волю волн бутылку.
     Точка зрения Шульгина мне уже была известна, а Левашов, услышав мои слова, сразу загорелся. Я этого ждал, но в более сдержанных тонах.
     - Да что, мужики, класс! Мне нынешняя жизнь до чертиков надоела. Вершить судьбы мира - тьфу! - и сплюнул вполне натурально. - На Валгалле не удалось зацепиться, так хоть сейчас! О чем мы с детства мечтали? В гробу я видал и наши особняки, и все такое прочее. Развлечемся по полной. И никто нам во всем мире не указ...
     Олегов энтузиазм меня даже слегка удивил. Казалось, за последние годы лучшие черты его личности слегка деформировались, как и у каждого из нас, чего греха таить. У всех по-разному, но на примере Левашова - нагляднее. А что вы хотите - тридцать семь лет - не восемнадцать и не двадцать пять даже. Да душевный раздрай по политическим мотивам, да подруга, которая в гораздо большей мере леди Винтер, чем мадам Бонасье.
     Но сейчас я снова увидел перед собой того самого Олега, с которым мы уединялись в двух теплых, с дровяными голландками комнатах его квартиры, где окна высокого второго этажа выходили в глухой заснеженный двор. Паяли с ним детекторные [46] приемники, взахлеб обменивались мнениями о "Туманности Андромеды", печатавшейся в "Технике молодежи", которую оба выписывали. Чуть позже дошли и до идеи "Призрака", когда его отец сумел приобрести полное собрание сочинений Джека Лондона (самое первое, восьмитомник в серой обложке).
     Кто б тогда мог вообразить, во что эти невинные забавы выльются? Никто, естественно. Как никто не угадал бы перспектив, кроющихся в рыжем истеричном первокласснике Володе Ульянове, мрачном семинаристе Сосо Джугашвили и параноидальном кандидате в художники Адольфе Гитлере.
     Равняться с ними не будем, но тенденция просматривается.
     Голубые глаза у Олега сияли, русый чубчик растрепался на лбу, знаменитая, почти забытая улыбка "до ушей" озаряла лицо. Мне совсем тепло на душе стало. Ну вот, былые трения, глядишь, исчезли в прошлом, сложном для всех. И бабский вопрос, слава богу, нечувствительно ушел на задние планы...
     - А как пойдем? Только мы или еще кого прихватим? По мне бы и так хорошо...
     Он вообразил, по восторженной наивности, что если я собрал нас четверых, то так и задумано.
     Оно конечно, к той идее, что я втайне лелеял, - это было бы оптимально: без женщин, чтобы не отягощали необходимостью заботиться о них и защищать. С другой стороны - месяца на три-четыре планируйся экспедиция, тогда конечно. А если на годы? Впрочем, и на такой вариант у меня имелись свои соображения. Пока мы рассуждаем в принципе.
     - Четверо - маловато, - сказал Шульгин. - Даже по нашим детским воззрениям экипаж из пяти главных героев - в самый раз. О роботах мы тогда не задумывались, наемных матросов и слуг в виду не имели, рассчитывали только на себя. Помните, в моду как раз вошли одиночные кругосветки, что наполняло нас оптимизмом. Если шестидесятилетний, хилый на вид Чичестер справился, то уж мы-то, крепкие парни с массой разрядов по всевозможным видам спорта, - без вопросов!
     Начиналось то, к чему я и стремился. Друзья, будто и не было ничего между давними годами и нынешним мгновением, стремительно возвращались к исходным сущностям. Эмоциональный, быстро загорающийся Олег, не по годам рассудительный Сашка, я, как и тогда, где-то посередине. Генератор идей и по совместительству дежурный скептик, чтобы осаживать порывы до планки, условно разумной.
     Берестин, не намного старше нас годами, но проведший молодость совсем иначе. Военное училище и лейтенантские погоны в двадцать два года - не совсем то, что отвязанная студенческая вольница "оттепельных лет". Он смотрел на нас с легким налетом печали и зависти. Как писал Паустовский, "легче пережить несбыточное, чем несбывшееся". Вот что-то "несбывшееся" он сейчас и старался адаптировать к действительности.
     Честно признаться, и в те времена наша азартная увлеченность даже ровесникам казалась обычным инфантилизмом, если не глупостью. Какие яхты, какие путешествия при тогдашней скудной жизни и общей политической обстановке? А кое-кто отнесся к забаве посерьезнее. Что, если под нарочито дурацким антуражем кроется какое-нибудь очередное тайное общество антисоветской (естественно) направленности? Да еще псевдонимы мы себе выдумали - Дик, Билл, Майк и т. д. Неудивительно, что кое-кого из нас даже приглашали в кабинет директора школы для "профилактической беседы" с представителем "конторы". Хорошо хоть прямо в "Большой дом" не доставили "приводом". Тут отдельное спасибо нужно сказать директору школы, до срока уволенному в отставку полковнику Николаю Васильевичу. Он нас со всей убедительностью и авторитетом "отмазал", хотя потом, наедине, в доступных матерных выражениях изложил, что о нас думает. Отечески подчеркивая, что в нашей школе чуть не у половины учеников отцы в той самой конторе служат (по причине того, что в непосредственной близости располагалось несколько ведомственных многоэтажек) и все наши забавы, шалости и болтовня в тот же день становятся известны "кому следует". Сам же он, что нам, несмышленым, сразу стало очевидно, "чекистов" не выносил, по каким-то своим причинам.
     - А кто о четверых говорил? Я - нет. На "Призраке" шесть двухместных кают. Если поднять откидные койки, вдвое больше людей поместится, но будет уже не прогулочная яхта, а подводная лодка. Так что идеально шесть мужиков, или четыре семейные пары и еще двое, - ответил я.
     - Все равно тесновато будет, - усмехнулся Берестин. - Как в спальном вагоне. И скрипа коек за переборкой я не люблю... Особенно с двух сторон сразу.
     Мысль, не лишенная смысла. Попробуй такое вытерпи на протяжении трансокеанского перехода.
     - Значит, в идеале шесть. А кого еще? - включился Сашка. - Предложения принимаются. Воронцов нужен на "Валгалле", без судна обеспечения не обойдешься. Припасы, огневая поддержка, девушек, опять же, транспортировать. Чтоб было куда в увольнение сходить.
     Мы с Олегом согласно кивнули, переглянувшись при этом.
     Но выбор-то невелик.
     - Ростокин сгодится, если захочет...
     Тут спорить не с чем. Салага, родившийся на семьдесят с лишним лет позже нас, однако поклонник всеми в его мире забытого Стенли. Здоровенный парень, повидавший в жизни не меньше (а пожалуй, и больше, если считать космические полеты) нашего, в разных делах проверенный, для избранного дела сгодится, без вопроса.
     - Я бы еще и Кирсанова взял, - мечтательно сказал Левашов.
     И здесь не поспоришь. Специалист, единственный, кроме Басманова, настоящий уроженец этих времен, четко попадающий в "легенду". Кроме того - человек исключительных для начала двадцатого века качеств. Профессиональный жандарм, что у либералов всех мастей всегда вызывает страх пополам с презрением, или наоборот. Мы же ставим этот факт Павлу Васильевичу в заслугу. Побольше бы таких ребят было в свое время, глядишь, без нашей помощи история в нужном направлении повернулась. В две тысячи пятом попалась мне на глаза пародия на хрестоматийный стих: "Бежит ОМОН, бежит спецназ, стреляет на ходу. Ах, как нам не хватало вас в семнадцатом году!" Как раз к таким, как Кирсанов, относится. Вдобавок языки знает по-настоящему, собственными мозгами постиг, не инопланетными подсадками. Соображать умеет не хуже сыщика Порфирия Петровича.
     Мы сидели в совсем небольшой комнате, на предпоследнем этаже далеко выдвинутой в сторону прерий башни. Форпост, можно сказать. Крепкий, неприступный, из тесаных блоков серого гранита. А все равно ощущение то самое - форпост, передовой рубеж. Если вообразить, что начнется классический штурм, первый удар придется именно сюда. Орды гориллоидов, допустим, бросятся на приступ с канатами, крючьями, длинными гибкими лестницами. Поддержанные гаубицами калибра сто пятьдесят два или инфразвуковыми излучателями. Но нам - плевать! Мы сейчас, как каре тузов в покере, настоящем, "длинном", а в кармане джокер. Любой банк снимем, и сомневаться не в чем.
     Камин здесь был нестандартный. Не у стены. Посередине комнаты возвышался кольцевой каменный барбет, а над ним - полусферический колпак из металлокерамики, с уходящей в потолок широкой вытяжной трубой. Под колпаком жарко горели хорошие бревна: высушенный бук, метр длиной, десять дюймов диаметром. На расстоянии комфортной температуры - низкий столик, накрытый по обстановке.
     - Кирсанова можно, - благодушно кивнул я головой. - Тогда и господина Гумилева чего не взять? Большой специалист по Африке. И будет воспевать наши подвиги в стихах...
     - Лучше - канцонах [47], - блеснул эрудицией Сашка, хотя наверняка в точности не понимал, о чем говорит. Слышал где-то, что старинные трубадуры такими формами увлекались.
     - Вы трепаться будете или о деле говорить? - спросил Олег, успевший за прошедшие минуты подогреть в медном луженом ковшике, поставленном на специальную решетку, терпкое вино, бросив в него несколько кусочков корицы. - Не хватало еще посторонних в наши тайны посвящать. И своих-то не всех берем.
     - Я не понял, - осторожно спросил Берестин. - Африка тут при чем? Мы разве в Африку собираемся? В какую?
     Проговорился я под влиянием настроения. Придется назад отыгрывать.
     - Африка - чистая условность. Про Африку мы в детстве больше читали. Про Кохинхину и Бирму - меньше. Сам сообрази, куда тебе интереснее - в район копей царя Соломона или черт знает какую дельту Меконга? Ну?
     Этот раунд я выиграл, свою мысль замаскировал, не от Алексея, от посторонних, кого бы к ним ни причислять.
     - А если о деле, то перед тем, как экспедицию комплектовать и слугу посылать за покупками в дорогу, нужна квалифицированная оценка ситуации.
     Не зря мы забрались в эту отдаленную, расположенную вне нашей обычной зоны обитания башню. Мне казалось, что здесь я сумею выставить мысленный блок против аудио- и видеоконтроля с гораздо большей легкостью, чем в других помещениях.
     Замок как таковой, тем более - увлекшийся ролью Арчибальда, совсем не всемогущ. Проверено. И на час-другой мы сможем выйти из зоны его внимания так, что он этого даже не заметит. Четырех лет хватило, чтобы и нам кое-каким мелким хитростям научиться.
     
     Только мы успели распить ковшик глинтвейна, как Шульгин, ставя на стол стакан, отодвинул вверх и в сторону мизинец. Абсолютно невинный жест, купчихи, "гоняющие чаи", так для политеса делали, но по нашей криптографии это означало знак опасности, требующий особого внимания.
     Здесь одному из нас следовало взять на себя инициативу, предложить нечто не лезущее ни в какие ворота предполагаемого противника. Кем бы он ни был. При этом я пока не понимал, что на самом встревожило Сашку. Однако раздумывать потом станем.
     - Нет, братцы, чего мы тут сидим? - спросил я со всей возможной степенью расслабленной горячим вином наивности. - Мы же где? В Замке! Бабы спят, а нам в самый раз что? Запросто изображу сейчас для вас Лас-Вегас с ансамблем танцующих канкан фей. Думайте и предлагайте пропорции - сколько блондинок, брюнеток, негритянок и азиаток. Хоть сто, хоть двести. Поднялись. Мы только идем, а они уже в ряды и колонны выстраиваются, подтягивая чулочки...
     Надеюсь, прозвучало это вполне убедительно, поскольку все остальные мысли я надежно заблокировал. А те, что транслировались, тоже были безусловно мои, на канканирующих девушек я всегда смотрел с искренним удовольствием.
     По дороге в якобы подготовленное мной место, в длинных коридорах Замка, похожих на переходы с кольцевых на радиальные станции метро вроде "Павелецкой", мы вели себя полностью соответственно студенческим манерам и привычкам наших лет. Пытались петь бардовские песни, друг друга перебивая. Выясняли, где ближе всего взять пива или чего покрепче, вспоминали давно забытые политические анекдоты...
     В общем, создали достаточный напор и объем "белого шума", чтобы у логически мыслящего устройства, не являющегося генетически русским человеком, выбило пробки. Тем более что по пути, вообразив тот самый тоннель к "Павелецкой" со всеми торговыми заведениями, Сашка выхватил с прилавка возникшего за поворотом магазинчика бутылку наверняка "паленой" водки, рассчитавшись столь же виртуальной сторублевкой без сдачи. И мы тут же начали ее распивать, благо милиции в перспективе не просматривалось.
     Это, как я понимаю, относилось уже к постсоветским реалиям двухтысячных годов.
     И хорошо - Замку лишняя нагрузка на мозговые ячейки. Не помню имени, но был в свое время советский писатель-фантаст, в рассказе которого герои вырвались из плена планетарного электронного супермозга, именно забив ему оперативную память неразрешимыми логически задачами, перемежаемыми ерундой вроде: "Последнее дело - запивать шашлык лимонадом".
     
     В нужный момент Шульгин толкнул нас в сторону, и тут же мы оказались на омерзительно грязной и вонючей площадке перед "черным ходом" той самой коммуналки, где мы с Сашкой заседали еще "до исхода". Предполагалось, что она защищена от любого постороннего проникновения, ментального или физического. Туда не смог в критический момент послать тревожный сигнал даже сам Замок. Точнее, послать-то послал, а вот защиту его сигнал не пробил.
     Здесь Сашка прямо на глазах отмяк, не просто успокоился, а перешел в совсем другое психологическое состояние. Будто фронтовик, внезапно получивший отпуск или длительную командировку в глубокий тыл после года, проведенного на самом переднем крае.
     Огляделся с доброй улыбкой, предложил располагаться, чувствовать себя как дома, указал рукой на квадратный дубовый стол с пузатыми резными ножками, явно сохранившийся "от раньшего времени".
     Стол был безусловно отличный, на каком-нибудь аукционе, даже и Сотби, за него наверняка дали бы хорошие деньги, соразмерные с ценой всей квартиры, но покрывала его жалкая, местами облезшая до тканевой основы клеенка в бледных цветочках. На ней стояло именно то, что я помнил по первому посещению и что походя воспроизвел Сашка. Применительно к другому составу компании.
     Четыре толстых фаянсовых тарелки с надписью "Нарпит НКТ" [48], рядом с ними бывшие в употреблении алюминиевые ложки и вилки. В центре - две бутылки зеленого стекла с залитыми красным сургучом пробками, граненые стаканы, три банки кильки в томате (вскрытые), литровая банка баклажанной икры. На двух тарелках побольше - малосольные огурцы и небрежно, но от души нарезанное сало. Домашнее, как бы родственниками из деревни привезенное или на колхозном рынке купленное. Хлеб круглый, ржаной, в хрущевские времена стоивший 16 копеек, а до того - кто его знает. На газовой плите древнего образца белела кастрюля, которой раньше не было, и от нее явственно тянуло запахом свежесваренной картошки в мундирах.
     - Ни хрена себе!.. - восхитился Берестин и добавил еще пару крепких выражений.
     - Осталось только убедиться, что перед нами не муляжи из папье-маше, - щелкнул языком Левашов, направляясь к столу и протягивая руку к бутылке. - Ну да, именно "Особая Московская", Главспиртпром НКТ. Не траванемся?
     - Ну, в пятидесятые годы люди это пили и ели. Мы с Андреем прошлый раз выжили. Если за время нашего отсутствия сюда кто-нибудь яда сыпанул - тогда не знаю. "Но аппаратура - при ем!" Шульгин достал из кармана и подкинул на ладони гомеостат.
     - Тогда разливай, и продолжим. Становится интересно.
     Я откупорил бутылку и разлил точно, грамм в грамм, как в станционном буфете.
     - Надо же, - беря в руки стакан, сказал Алексей. - Сто лет за таким столом не сидел. Разве что в лейтенантах еще. Хорошая у тебя память, Саша.
     - Дай бог, чтобы не только память, - в виде тоста произнес я, и все выпили, каждый со своими мыслями и своим настроением.
     - А ничего. - Левашов внимательно прислушался к себе, как прошло и каково послевкусие. Зацепил полную ложку кильки. - Тоже ничего. Не хуже омаров... Жили же люди.
     Почти сразу все растормозились, начали активно закусывать, будто все прочие заботы исчезли или отодвинулись в несущественную сейчас даль.
     - Только, Саш, с памятью у тебя не совсем, - сообщил я, наливая по второй. Указал на стоявшую перед ним тарелку. - Я абсолютно убежден - прошлый раз было написано: "Общепит". То есть сдвинул ты лет на десять назад, а то и на двадцать.
     - Свободно. Я последнее время где провел? В тридцатых. Вот и запало. Но это же несущественно?
     
     - Не понимаю, для чего все, - спросил Левашов, - если мы имеем дело с нашими единственными союзниками? В лучшем случае - посеем недоверие... Не проще ли все решать напрямую? Чего ты сейчас тревогу объявил?
     Олегово пристрастие к этически безупречным позициям и поступкам меня иногда развлекало, иногда раздражало.
     - Союзниками... Кто бы спорил. А ты знаешь в российской истории союзников, которые в тот или иной момент ее не предавали? Грубо или мягко, из давно копившейся злобы или сиюминутного интереса. Я - не знаю. Очередной завет Козьмы Пруткова: "Возлюби своего ближнего, но не давайся ему в обман". А в башне мне показалось, что у меня в мозгах что-то зашевелилось. Или зонд для подслушки просовывают, или лишние мысли внедряют...
     - Это у тебя очередная матрица зашевелилась, - усмехнулся Олег. - Устраивается поудобнее. А если без шуток, по "гамбургскому счету", в результате наших взаимодействий с Антоном мы всегда оказывались в выигрыше, не так? Что имели на "входе" и что имеем "на выходе"? До знакомства с ним мы были уважающие себя, но, в общем, вполне рядовые, если не никчемные "эстеты". Попавшие в затруднительное, если не безвыходное положение Здесь... - Он не стал уточнять, что мы имеем здесь.
     - Правда, белке приходится бежать все быстрее и быстрее, чтобы колесо не переломало ноги, - меланхолично заметил Сашка. - Боюсь, скоро дыхания может не хватить...
     - И тогда? - с сократовской интонацией поинтересовался Олег.
     - А я знаю? Может, наши недоброжелатели сломают не ноги, а шеи, а то, наоборот, вздохнут с облегчением...
     - Как Антон, сидя в бессрочной тюряге...
     - Кстати, господа, - вмешался я, - сидел ли он там на самом деле - отдельный вопрос. Мы что, не знаем, как настоящую дезу оформить можно? А тут ерунда, картиночка и трогательный рассказ невинно пострадавшего сидельца...
     - Хм, - со значением произнес Левашов. - Ты у нас, разумеется, знаток. Но безграничный скептицизм ведет к полному отрицанию всего. Таким образом, не имеет смысла и наша нынешняя ассамблея...
     - Смысл она в любом случае имеет, - возразил до того молчавший и с интересом изучавший почти забытый коммунальный антураж Берестин. - Другое дело, что если не верить Антону совершенно, то предприятие лучше не затевать. Как идти в горы, подозревая, что напарник в любой момент может обрезать страховку...
     - Я же не это имею в виду. Просто перед шагом, который может стать окончательным, нужно проиграть все варианты. И совсем не в Антоне дело. Фактор Замка, это, знаете ли... - Олег сделал значительное лицо.
     - Это мы понимаем, я - в особенности, - согласился Шульгин. - Думаю, надо вот что сделать. Пусть Олег притащит сюда собственный компьютер, проверит его на наличие всяких вирусов или следов посторонних вмешательств, после чего просчитает те хронологические точки, что нам Антон подкинул. Ему виднее, какие программы использовать. Что-то подобное ты, Олег, делал, когда Андрея с Ириной обратно домой послать хотел, а попал в девяносто первый. А машинка у тебя была, в сравнении с современными, вроде ручного арифмометра. Тот, что ты в "нашей" Москве-пять прихватил, раз в тысячу, наверное, мощнее. Верно?
     - Ну, это постановка не совсем корректная, но грубо - примерно так. Если на первые расчеты при конструировании СПВ у меня уходили недели и месяцы, то сейчас то же самое я сделал бы за час... - Научная добросовестность заставила его тут же уточнить: - Если бы знал, в какую сторону думать и что считать. Кстати, о каких именно точках идет речь?
     - Сейчас объясню, на примере "Великолепной семерки" [49]: "Он говорит, что ты говорил, а я говорю, что ты врешь! А ты что скажешь?" Вот и Антон "говорил". И теперь надо бы посмотреть, врал он или нет. Факт доказанного вранья - повод поставить под сомнения и многое другое. Если все чисто - найти приемлемый для нас лично оптимум. О'кей? Увидим, что нас кидают, вспомним твоего друга Троцкого: "На всякую принципиальность нужно отвечать полной беспринципностью". Или, еще доходчивее он же формулировал в Гражданскую войну: "В транду друзей..."
     - Машину притащить не проблема, прямо сейчас и сбегаем. Но сначала все-таки поподробнее, что и про какие точки он вам докладывал?
     
     Для полноты и точности изложения приходится мне вернуться к недавним событиям.
     ...Антон пригласил нас с Сашкой в баню. В релаксации нуждались все, а лично он к тому же никак не мог избавиться от впечатлений, полученных в канализации. Несмотря на то что и душ он дважды принимал, и переоделся в чистое, все ему чудились специфические запахи, и казалось, что кожа зудит, и под бельем что-то шевелится, то ли микробы, то ли блохи и иные паразиты.
     "Почесуха обыкновенная", - поставил диагноз Сашка.
     Мы договорились не касаться на отдыхе вопросов, выходящих за рамки теории и практики банных процедур, да разве удержишься? После нескольких заходов в парилку, чередующихся с прыжками в ледяной бассейн, наполненный пузырящейся минеральной водой с легким запахом серы (что послужило поводом для соответствующих шуток), в комнате отдыха, где мы освежались пивом "ручной работы", разговор сам собой вернулся на накатанную колею.
     Вроде бы между прочим я начал вспоминать когда-то выстроенную Антоном таблицу доступных для "колонизации" точек на мировой линии Главной исторической последовательности.
     Напомню некоторые положения теории, если она таковой является. То, что нам удавалось высаживаться в самые разные моменты прошлого и будущего, проводить там когда часы, когда дни и месяцы, никоим образом не означает, что в этом деле наличествует спектр неограниченных возможностей. Всякого рода химеры, полухимеры, тупиковые и латентные псевдореальности вполне можно сравнить с непонятной непосвященному путаницей подъездных и маневровых путей на крупной узловой станции. Рельсы, шпалы, насыпи, путевое оборудование вроде бы неотличимы от того же на Главном ходу, за небольшим исключением - приехать по ним без специальных ухищрений никуда нельзя. Даже за пределы станции выбраться и то вряд ли получится.
     Если же вообразить себя пассажиром трансконтинентального экспресса, то заранее известно, на каких станциях вам будет позволено выйти на перрон, подышать, размять ноги. Можно сойти совсем, остаться там навсегда или на любой потребный срок. Только на "свой" поезд вы уже больше никогда не попадете... Впрочем, остается шанс догнать его на автомобиле или самолете, но ваше место может оказаться занятым другим пассажиром. А то и весь вагон по известным только железнодорожникам причинам может быть отцеплен, поставлен на запасной путь, на сортировке включен в состав совсем другого поезда, идущего, скажем, не в Сочи, а в Воркуту.
     Так вот, о станциях. На Мировой линии тоже есть особые точки, где "поезд" останавливается гарантированно, где созданы для этого все необходимые условия. Стоп-кран, конечно, можно дернуть в любой точке маршрута, выпрыгнуть в неизвестность там, где тебе вдруг потребовалось или захотелось оказаться. Естественно, на свой абсолютный страх и риск. Другой поезд на этом самом месте случайно не остановится никогда: элементарная теория вероятностей не позволит.
     А еще бывает, за неоправданный срыв стоп-крана штрафуют.
     Обсуждая место нашей "пересидки", мы сошлись на том, что, с одной стороны, следует, как подводникам, погрузиться на такую глубину, что никакой гидрофон не возьмет и глубинная бомба не достанет. А с другой - условия существования должны быть приемлемыми для культурного человека. Средневековье заведомо исключается, пусть там спокойно можно выиграть пару крестовых походов и организовать собственное княжество в провинции Палестина. Но ведь скучно, согласитесь, даже если построишь некую аналогию дворца миллиардера Херста над лазурью Средиземного моря.
     В этом зазоре между необходимым и достаточным и следует искать себе место.
     
     Как разъяснял нам еще в "первом замковом сидении" Антон, в двадцатом веке таких оборудованных "остановочных пунктов" не слишком много, и все они каким-то образом совпадают с моментами, когда ход истории готов измениться от того самого азимовского МНВ. Практически в каждой из таких точек мы уже побывали, но самой надежной, комфортной и соответствующей нашим планам оказался пресловутый 1920-й, где мы и обосновались, бежав из Замка.
     Теперь на шкале ХХ века оставались только две не использованных нами "станции" - годы 1903 и 1993. Но нас они не привлекали. Японскую войну мы переигрывать не собирались, тем более что кто-то там и без нас поковырялся, в результате чего возникла реальность Ростокина, колеблющаяся на грани... Никакое новое вмешательство, даже самое деликатное там недопустимо, только тронь - так может посыпаться! Вместо благостного 2056-го возникнет монструозная Империя в стиле Ивана Грозного, а то и конгломерат новорусских удельных княжеств и всевозможных ханств и эмиратов, образовавшихся на обломках "Единой и неделимой" после столетней Гражданской войны. Не зря я Ростокину упоминал про карточный домик в натуральную величину.
     Кстати, Шульгин по этому поводу высказался в том же духе, что и раньше неоднократно, - уйти всем именно в 2056-й и забыть про все. Он, исходя из своих ощущений, предполагал, что мы своим там неоднократным присутствием, в том числе и постройкой форта на линии межвременного терминатора [50], в достаточной мере стабилизировали реальность - из разряда чистой химеры перевели ее в иное качество. В подтверждение он приводил феномен Ростокина и его Аллы. Они ведь совершенно нормально вписались в наш мир, за полтора года никак не проявив своей "химеричности". Да и мы болтались там достаточно долго, чтобы успеть убедиться в несокрушимой материальности тамошних людей и предметов. В том числе и собственными боками. Ведь буквально только что Сашка побывал там снова, лично общался с начальником галактической контрразведки и сохранил ощущение абсолютной подлинности окружающего мира [51].
     Антон, в свою очередь, категорически возражал. В очередной раз сославшись на то, что если эта реальность так доступна для нас, то для дуггуров - тем более. Просочиться туда им раз плюнуть, в том числе и потому, что имеет место тот самый загадочный "терминатор". Не стоит упускать из внимания, что сам Шульгин попал туда в промежутке между инцидентами на "Зиме" и в Барселоне, что наводит на определенные подозрения. Кроме того, им, если они обладают хотя бы сравнимыми с нашими возможностями (а они у них явно больше), ничего не стоит обрушить ту реальность у самого ее основания. Погребя нас под ее обломками...
     - Оставьте Суздалева и его Криптократию в покое, - увещевал он нас. - Она нам всем еще может пригодиться на другой случай. Вы, Саша, с Ростокиным и так последний раз шорох навели и опять сбежали. А я даже не знаю, стерлись ли там следы незапланированного визита или нет. Черт его знает, как в том мире наши дела отражаются...
     Подумав, мы решили, что он, может быть, и прав. Для окончательного выяснения нужно будет разыскать Ростокина и выяснить досконально - что он успел запомнить, а какие воспоминания стерлись вместе с изоляцией от Сети и отыгрышем назад сразу нескольких ходов в остановленной навсегда партии. Но это не срочно.
     
     С вариантом-93 было еще хуже. Он возник как бы ниоткуда, потому что в прошлом "обзоре" его не было. Может быть, появился уже после того, как мы ухитрились побывать в 2005-м (это уже ХХI век) и опосредствованно способствовали созданию этого "полустанка". А может быть, имел значение "заход с другого конца" - из ледяного декабрьского вечера 1991-го, в котором мне пришлось совершить кое-какие насильственные действия и, значит, тоже потревожить "ткань". Не важно. Это тема для Олега, чтобы от скуки написать наконец докторскую диссертацию по хронофизике или сразу - "Всеобщую теорию всего".
     Именно - теорию, а на практике я под страхом насильственного депортирования на планету "Зима" не соглашусь прожить в постсоветском мире двенадцать лет до эпохи "относительной стабилизации" первых двухтысячных. Насмотрелся, начитался... Жить там "просто так" - бессмысленно и неинтересно, затевать очередные крупномасштабные "перемены" - увольте, надоело. Да и в остальной части "цивилизованного мира" в те годы я не видел ни одного места, где стоило бы жить просто так, в качестве "частного лица". Самое же главное - разговор о любой дате после тридцать восьмого года бессмыслен как раз потому, что везде мы уже засвечены и даже наш обжитой двадцать пятый представляет опасность, раз вообще возник вопрос о необходимости эвакуации.
     Зато в ХIХ веке пригодных к высадке и освоению годов почти второе больше, чем в ХХ. Почему так - трудно сказать. Возможно - в связи с бурным техническим и политическим прогрессом, что создавало массу возможностей для силового создания развилок. Придумай кто двигатель внутреннего сгорания, магазинную винтовку или телефон на тридцать лет раньше, особого удивления это ни у кого бы не вызвало: человечество ко всему было готово и ждало новых изобретений с нетерпением и восторгом. А вот ход истории изменился бы кардинально. Представьте Крымскую войну, где русские армии выступили бы против коалиции, вооруженные трехлинейками...
     Так же легко там было вводить в обращение и изымать из него значащих исторических деятелей. Очень мир тогда был лабильным, а роль жестко детерминированных факторов, наоборот, крайне низка.
     Золотой, одним словом, век для политических и научных авантюристов, особенно - знающих, как с открывающимися возможностями обращаться.
     Другое дело, что оседлая жизнь где-либо раньше начала царствования Александра Третьего не слишком комфортна для нас, привыкших к совсем другим стандартам. Совершенно во всем, начиная от отсутствия даже в столицах мировых держав централизованной канализации, электричества и так далее и тому подобное.
     Соорудить себе очередное уединенное, "экстемпоральное" пристанище или основную часть времени проводить на пароходе, эпизодически сходя на берег, конечно, можно, но - бессмысленно. Не намного лучше, чем просто отсиживаться в Замке.
     Одним словом, Антон представил нам всю "дорожную карту" девятнадцатого века с указанием прямо-таки с нетерпением ждущих нашего появления "станций". Этакий межвременной Бедекер [52].
     Кутаясь в банные простыни и отхлебывая из кружек отличное пиво, мы с Сашкой, подобно богатым клиентам туристического бюро, перебирали годы и страны, торговались и капризничали. То одно нас не устраивало, то другое, потом и третье. И все же мы, надеюсь, что самостоятельно, а не под подсознательным давлением Антона с Замком, пришли к удовлетворившему всех решению. Этого они хотели или совсем иного, сказать не берусь. Умело разведенный человек понять, что с ним делают, не в состоянии. Надеюсь только, что мы к сословию лохов не относимся. Наши контакты в Москве с авторитетами уголовного мира это в какой-то мере подтвердили.
     Мы с Сашкой, чуть раньше Антона выскочив из парилки в бассейн, обменявшись буквально несколькими никому постороннему не понятными словами, условились, если получится, сделать то, о чем мечтали в детстве и о чем врали генералу Врангелю. Я уже определил искомую точку. Но, к глубокому разочарованию, как раз ее в предложенном "маршрутном листе" не было! Тогда я и решил, не полагаясь на чужие слова, привлечь к делу Олега. Вдруг он сумеет поподробнее разобраться?
     А пока, обсуждая варианты с Антоном, мы прикинулись, что из десятка предложенных, со сложными, на логарифмической линейке не вычисляемыми сдвигами, дат, не можем сделать выбор, рациональный и в равной мере способный удовлетворить не только нас, а и всю подлежащую депортации компанию. И требуются дополнительные консультации.
     Неприятно признать, но мы тщательно выстраивали схему дезинформации нашего "Даймона-хранителя". Впрочем, кто чей хранитель сейчас - еще разбираться и разбираться. Зато я как бы нутром ощущал, что в планах Антона и Замка кроется какая-то хитрость, тщательно замаскированная несколькими слоями разумно выглядящих, вытекающих друг из друга доводов.
     
     ...Как полагается при серьезном анализе, я предложил Олегу рассмотреть две "гипотезы исследования". Первая - оптимистическая. Антон и Замок абсолютно искренни в своих мыслях и поступках, они действительно заинтересованы в предотвращении вражеского вторжения и обеспечении нашей безопасности. Вторая - скептическая. Наши друзья преследуют собственные, пока не выясненные цели, и мы для них - по-прежнему только инструмент или, что хуже, - расходный материал.
     Левашову предстояло, используя все имеющиеся заготовки, наработки и базу данных, охватывающую весь период нашего с Антоном сотрудничества, проиграть полный спектр вариантов "про эт контра"...
     Олег сказал, что это ему по силам и не займет много времени. Поболтаем немного на общие темы, пока есть настроение, а там и приступит.
     - Начинать будем со второй гипотезы, ибо, если она будет подтверждена или опровергнута, рассматривать первую просто ни к чему.
     Некоторые предварительные соображения Олегу я высказал сразу.
     Все предложенные Антоном точки внедрения следует рассмотреть, ориентируясь на его личные интересы. То есть что он бы мог выгадать для себя или для своего "дела", если оно у него по-прежнему есть. То же и относительно Замка, у которого могли появиться собственные "жизненные цели". Разгадывать же их нам придется опосредованно, опираясь на имеющиеся факты и собственное воображение.
     Так, нам известно, что результатом любых предыдущих действий, предпринятых по подсказке Антона, являлась непременная деформация текущей реальности. Глобальная, как в двадцатом и тридцать восьмом, или же "с ограниченными целями", как в сорок первом, две тысячи пятом/шестом, две тысячи пятьдесят шестом.
     Что при этом выигрывал лично он - пока непонятно, очень может быть, что, исполняя указания Игроков, сам просто повышал свой личный рейтинг и статус. И доповышался. Так бы и загнулся в тюряге от передозировки синтанга...
     Но теперь-то он снова свободен, причем во всех смыслах, и от узилища, и от власти Игроков. Чтобы в комплоте с Замком стать полновластным правителем любого из интересующих их миров, мы помехой не являемся. Даже в двадцать пятом могли бы договориться о разделе сфер влияния. Не более. Условий для учреждения Мирового Правительства, хоть тайного, хоть явного, в послевоенных Европе и Америке нет. Подозрения вызывает его отношение к 2056-му. Слишком он настойчиво нас отговаривает от переселения туда. Как раз там стать диктатором у него шансы минимальные. Вот внедриться в ряды Криптократов - это можно хоть сейчас, без всяких интриг и особых усилий.
     Другое дело, если (пусть это сравнительно маловероятно) ему предписано свыше довести до конца незавершенную задачу и "гуманно, без пролития крови" устранить нас с шахматной доски окончательно и бесповоротно. Была ведь у него подобная инструкция, и если он ее тот раз не выполнил, так с ним могли "поработать и переубедить". Как будто мы с подобными случаями не сталкивались что в нормальной, что в полувымышленной жизни.
     Таким образом, просто для собственного спокойствия все-таки необходимо рассчитать вееры альтернатив. Нейтральных, пригодных исключительно на "пересидку", и активных, внедрившись в которые мы способны инициировать безразличные нам, но интересующие Антона процессы.
     Заодно выявить, нет ли иных мест, не названных Антоном, проникновение куда возможно и обещает некие забавные неожиданности. Хороший, кстати, тест на его научную и этическую добросовестность. И тут же я назвал Олегу год, который лично меня интересовал больше других.
     - Посмотри с особым тщанием. Интуиция мне подсказывает, что там весьма перспективное "расположение звезд"...
     
     Глава четырнадцатая
     
     Тайными ходами, то есть тем же лифтом, каким Сашка доставил меня после встречи с монстром из оружейного музея в этот "схрон", мы без проблем доехали до нашей жилой секции. И так же вернулись, после того, как Олег нагрузил нас десятком плоских, как обычный ноутбук, процессоров, плазменным монитором и еще какими-то коробками. По моим представлениям, в этом "железе" пряталась интеллектуальная мощь, достаточная, чтобы организовать "междупланетный шахматный турнир", о котором пророчествовал Остап, со всеми гроссмейстерами сразу. По пятьдесят копеек за игру, вход со своими досками.
     
     - Ребята, - сказал Левашов, когда мы сложили принесенное имущество на тумбочки рядом с плитой, присели к столу, повторили и закурили. - А что там, дальше, по ту сторону? - и указал на дверь, противоположную той, через которую мы вошли.
     - Что и положено, предполагаю, - ответил Сашка. - Сначала - обычная квартира приличного доходного дома постройки начала двадцатого века. Где-нибудь на Петровке или поблизости. В пределах Бульварного кольца, думаю. Затем, естественно, коммуналка, которой эта кухня и принадлежит. В каком качестве существует сейчас - не проверял, некогда было.
     - Еще один вариант Столешникова?
     - Не задумывался, - повторил он. - Цель была совсем другая. А это так - форма. Содержания ведь без формы не бывает, скажи, философ? - Он изобразил вилкой в воздухе несколько причудливых пассов, отчего килька соскользнула с зубцов и упала на стол.
     - Зато формы без содержания - сколько угодно, - вместо меня ответил Берестин, показывая на опустевшую бутылку. - Диалектический материализм с такой точки зрения к вопросу не подходил?
     - Постой, постой, - снова оживился Левашов. - Сам ведь сказал - не проверял. А вдруг? Ты это место нашел в готовом виде, вместе с... - Он обвел рукой кухню, подразумевая скудную меблировку в стиле ранних пятидесятых, копоть и паутину на стенах и потолке, четыре газовых плиты и единственный водопроводный кран над облупленной раковиной.
     - Сначала вообразил, вернее, извлек из памяти с максимальной достоверностью, а уже потом Замок или автопилот меня сюда привел. А я - Андрея...
     - И все же - почему так мрачно? - удивился Алексей. - Мог бы...
     - Настроение такое было. Черт его знает. Извращенная ностальгия. Вспомнил, как однажды сидел вот так же, за скудно накрытым столом, снаружи - гнилой февраль, ноги промочил, перемерз... И по работе крупные неприятности, настроение хуже губернаторского. А здесь меня приняли хорошо, подогрели. Удивительное такое ощущение отключенности от внешнего мира... Да какая разница?
     - Какая-то, возможно, есть... - У Олега опять начался мыслительный процесс, сопряженный с исследовательским азартом. - Давай возьмем и проверим. Если так и обстоит, как ты воспроизвел, мне это начинает нравиться. Сначала хоть в окно выглянем, мы ведь и до этого еще не додумались. - Жестом он предложил всем встать и переместиться в нужном направлении.
     За окном были поздние сумерки, обшарпанные задние фасады, выходящие во двор, похожий на тюремный, темные окна всех семи этажей. Протоптанные между сугробами тропки от "черных" дверей нескольких подъездов, веером сходящиеся к ведущим на улицу железным воротам. Что интересно, тропинок, соединяющих подъезды, не наблюдалось. Четкая, кстати, очень реалистическая деталь, вряд ли могущая прийти в "голову" Арчибальду или Замку в целом.
     - Осталось посмотреть, что же нас ждет за стеночкой... - Олег направился к двери, по идее ведущей в парадные комнаты квартиры.
     Я вспомнил о том, что было в прошлый раз, когда опрометчиво открыл входную дверь настойчивому зову, мельком пожалел, что нет сейчас в руках Сашкиного карабина, и вытащил из-под ремня "Манлихер", который так и таскал с собой. Бог его знает, поможет, не поможет, но в неизвестность лучше входить с оружием, чем без.
     Не знаю, под влиянием какого импульса, но мне захотелось, чтобы дверь была просто макетом. Толкнешь - и глухо. Зато опыт подсказывал, что здесь скорее холст с нарисованным очагом в каморке папы Карло. Ну, если и так? Чем рискуем? Скорее всего ничем. Сильно не повезет - так и не узнаем, что с нами случилось. Жалеть будет некому и не о чем.
     - Открывай, - сказал я, держа пистолет стволом вверх у правого плеча. Прислушался к себе. Вроде - ничего. Никаких ощущений и предчувствий. Оглянулся на Сашку. Тот кивнул. Чисто, мол.
     Как в кино, на самом-то деле.
     Левашов дернул на себя высокую дверь, покрытую чешуйками облупившейся краски "слоновая кость". Я опустил ствол горизонтально, рассчитывая в случае чего ногой отбросить Олега вбок, под прикрытие капитальной, в три кирпича, стены и стрелять, хотя бы для шума, как в прошлый раз. Ни у Алексея, ни у Сашки оружия при себе не было. Расслабились ребята.
     Дверь открылась, и ничего не произошло. Тишина, пустота впереди, застоявшийся воздух нежилых помещений.
     - Свет? - спросил я, поводя перед собой стволом и надеясь, что инженер выполнит свою часть работы.
     - Найдем, - ответил Олег, нащупывая на стене старинный выключатель под медным полусферическим колпаком с двумя рычажками, увенчанными блестящими шариками. Какая же точность реквизита, неужели Арчибальд знает и учитывает такие мелочи? Или действительно все по правде? Мы успели застать такую арматуру в детстве - и дверные ручки, идентичные тем, что имелись здесь, и внутренние почтовые ящики с выпуклыми буквами "Для писемъ и газетъ" на подпружиненных крышках. И механические звонки с указующей надписью: "Крутить".
     Левашов включил освещение.
     Большая квартира. Размахнулся Сашка. А почему бы и нет? Память - штука мало управляемая. И ведь наверняка он в тот момент думал совсем не о "полезной площади".
     - Ребята, пошли, если интересно, - крикнул я, начиная движение.
     Интересная планировка. От кухни к обширной прихожей, даже скорее вестибюлю, тянулись два параллельных коридора. В левом располагалась "приватная половина", четыре сравнительно небольших комнаты, подходящие для спален и хозяйского кабинета, окнами во двор. В правом - "публичная", залы метров по тридцать-сорок, пригодные для большой столовой, музыкального салона, библиотеки или картинной галереи. Сквозь стрельчатые окна - вид на площадь Никитских ворот, Тверской и Никитский бульвары. И везде - абсолютная, гулкая пустота.
     Чисто, красиво, на потолках люстры не из дешевых, на стенах где гобеленовые обои, где деревянные панели, паркет будто вчера натирали. Но ни малейшего намека на то, что когда-нибудь здесь жили люди. Какие угодно, царского времени респектабельные профессора вроде булгаковского Преображенского, пролетарии "в порядке уплотнения" или коммунистические вельможи рангом повыше наркома Шестакова, который ютился всего лишь в трех комнатах.
     - Странно как-то, - сказал Левашов, - кухня, замызганная до предела, а здесь - будто вчера строители ушли...
     - Так Сашка ее по конкретному образцу воспроизвел, а до комнат руки, вернее, мысли не дошли, вот и получилось бесплатное приложение согласно архитектурному проекту. Кстати, насчет строителей. Как я помню, дома в этом районе примерно конца девяностых... Прошлого века, естественно. Могли и не заселить еще.
     - А люстры и бра откуда?
     - Допустим, понятие "под ключ" здесь включало осветительную технику...
     - Чертовщина продолжается, - хмыкнул Олег. - Он же, когда придумывал, соотносил себя с нашими годами, шестидесятыми, а здесь...
     Ребята и как бы прикрывавший их с тыла Шульгин присоединились к "исследовательскому отряду", когда я дошел до парадной двери.
     - Шикарное место, - сказал Берестин, остановившись в глубоком трапециевидном эркере. - Сколько раз мимо этого дома ходил и не догадывался, как оно там, внутри.
     - Мне на Столешниковом все равно больше нравится, - возразил Олег. - Уютнее.
     Потом он выбрал комнату, чем-то ему приглянувшуюся больше остальных, попросил Сашку сделать ее пригодной для работы, в смысле установить там кое-какую мебель и переключить электросеть с тогдашних вольт на нормальные
     220. Мы помогли Левашову развернуть и подключить всю его аппаратуру, принесли кофейник и прочее. Вдобавок я положил на стол рядом с клавиатурой и мышью свой пистолет.
     - Так спокойнее будет. Если что - стреляй, услышим, прибежим. А сами пока пулечку распишем. В классику, чтоб в любой момент остановиться...
     Пока Алексей расчерчивал лист веленевой бумаги, а я распечатывал и тасовал колоду, неугомонный Шульгин сбегал в оружейку, вернулся, нагруженный, как мул. Странная, на мой взгляд и вкус, метафора. Вьючного коня или верблюда, думаю, можно нагрузить куда большим весом, чем мула. Впрочем, точно не знаю их сравнительной грузоподъемности.
     Он (Сашка, а не мул), принес четыре своих пресловутых карабина с гроздьями подсумков и четыре "девяносто вторых" "Береты" в мягких светло-желтых кобурах с запасными магазинами в пеналах.
     - Мне, братцы так спокойнее будет над мизерами думать...
     Кто бы спорил, мне - тоже. Иметь за спиной неизвестно куда открывающиеся двери, ощущая себя безоружным, как линяющий рак, - удовольствие ниже среднего.
     - Думаете - поможет? - спросил Алексей, передергивая тем не менее с явным удовольствием винтовочный затвор и опоясываясь пистолетным ремнем.
     - Бывает - помогает, - ответил Шульгин, - когда выжить, а когда - умереть с достоинством.
     - Нормальные, в меру удачливые люди с простой пятизарядкой проходили Африку вдоль и Южную Америку поперек к собственному удовольствию и вящей славе науки географии, - добавил я.
     
     - "Там, где мы бывали, нам танков не давали,
     Но мы не унывали никогда.
     И на "эмке" дранной мы с одним наганом
     Первыми врывались в города..." -
     
     к случаю процитировал Сашка "Репортерскую застольную", хотя это полагалось бы раньше сделать мне.
     - Тогда я - семь первых втемную. - Берестин пощелкал пальцами по лежащими перед ним рубашками вверх картами. - Играть так играть...
     
     "Гьры" не успели достичь заоблачных высот, игра как-то не шла, и мы больше крутились на распасах, когда Олег вернулся.
     - Наливаем? - плотоядно спросил Шульгин, потянувшись к бутылке. За преферансом у нас действует железное правило, по рюмочке за сыгранный мизер, и никак иначе. А мизеров не вышло до сих пор ни одного. Что называется - "тайный ход карты".
     - Почему бы и нет? - Создатель теории и практики пространственно-временных перемещений выглядел несколько ошарашенным. Бог знает сколько времен и реальностей со всеми производными он пропустил сквозь свои мозги, через логарифм Лагранжа, анализ бесконечно малых, алгебру Буля и прямо в центр мирового равновесия... И вернулся в момент, когда друзья еще и по сигаре не успели выкурить, поллитру не тронули - для психики человека патриархальной эпохи тяжелое испытание. Не приспособлена она к такому, как и к полетам на аппаратах тяжелее воздуха. Многие хоть и летают всю жизнь, а привыкнуть не могут.
     
     - Рассматривать первую половину века я вообще не стал, - сказал Левашов, взбодрив себя добрым глотком. - Возни очень много, любой значащий поступок порождает совершенно не алгоритмизируемый каскад последствий. Бабочка не бабочка, но около того. Что выйдет в случае спасения Павла Первого, изменения хода войны двенадцатого года, ликвидации малолетнего Шамиля, недопущения дуэлей Пушкина и Лермонтова - далее чем на десять-двадцать лет не просчитывается. Как минимум нынешнюю русскую литературу в ее нынешнем виде мы потеряем. Историю - тем более.
     Напугаешь или насторожишь в частном разговоре какого-нибудь Пестеля, восстание декабристов будет отменено или отложено - и понеслась... Некому будет "разбудить" Герцена, тот не начнет "революционную агитацию", вместо Ленина создателем партии "нового типа" станет Бакунин, технический прогресс тоже двинет куда-то не туда, а в итоге мы получим не привычный ХХ век со всеми его плюсами и минусами, а вообще неизвестно что. Сомневаюсь, что Антон с этого что-нибудь выгадает...
     - Это понятно, возражений нет, - согласился Шульгин. - Мы тут и сами кой-чего обсуждали, не вдаваясь в глубины... Не касаясь возвышенных материй, убедили друг друга, что там просто жить неинтересно. Чересчур узкий круг "светского общества". Ни в России, ни в Европе нормально легализоваться в нем просто невозможно. Даже в одиночку, а уж нашим кагалом...
     Тут Сашка немного сам себе противоречил. Граф Монте-Кристо, например, легко сумел легализоваться, с достаточным успехом, в самом что ни на есть околодекабристском времени. Впрочем, на то и роман, а мы вынуждены существовать в суровой действительности, не прощающей вольностей...
     Левашов кивнул, продолжая думать о своем, наверняка приспосабливая высокий полет своих теорий к нашему приземленному мышлению.
     - Перешагнув середину века, мы, последовательно, имеем 1853-й. В смысле жизненного и психологического комфорта ничего нового. Ни у нас, ни в Европе. Зато есть зацепка для роскошной альтернативы. Здесь можно сравнительно легко не допустить Крымской войны в случившемся варианте, а заодно и на несколько лет приблизить отмену крепостного права, да еще одновременно наложить на освобождение крестьян реформу Столыпина. Всего и делов - на три года раньше устранить Николая Павловича и нескольких одиозных особ в его близком окружении. С воцарившимся Александром Николаевичем провести соответствующую работу...
     - И что? - спросил я.
     - Абсолютно ничего. Докладываю результаты. Нам в этом году ловить нечего, Антону скорее всего тоже...
     - Если только не вообразить, что он имеет в виду подготовить более комфортные условия для своего последующего внедрения, - заметил Шульгин.
     - Вряд ли. Слишком далеко. Следующий -1866-й. Почти точная интеллектуальная копия нашей "оттепели". Либерализм и свободы. Кому Тургенев, кому Чернышевский, Салтыков-Щедрин опять же. В Америке недавно закончилась война Севера против Юга. Серия мелких европейских войн. Единственное значащее, "роковое" событие - неудачное покушение Каракозова на Александра Второго. При желании можно разыграть эту карту. Последствия трудно предсказуемы, но картину грядущего ХХ века тоже меняют кардинально. Особой пользы ни для кого не просматривается...
     Так же мы проскочили еще несколько дат. Из них только одна меня заинтересовала. В 1877 году, по его словам, Антон приступил к своим обязанностям на Земле, внедрившись в окружение царя Александра. Очень может быть, что он хотел бы получить в свое распоряжение такую опытную и сплоченную команду, как наша. На его месте я бы сделал все возможное, чтобы убедить нас отправиться именно туда, если он придает хоть какое-нибудь значение тому давно забытому, наверное, отрезку собственной жизни. Что-то переделывать в ней - все равно, что пожелать, чтобы в пятилетнем возрасте родители отдали меня не в тот детский сад, а другой. С непредсказуемыми последствиями.
     Но, с другой стороны, он ведь может не о себе лично заботиться, а продолжать выполнять ранее заложенную программу, пусть и отключил Шульгин наш жгут реальностей от "внешнего" источника питания. Указанные в списке 1881-й и 1894-й, с точки зрения "теории Фолсома", выглядели уж слишком нарочито. Как неумелая "наводка в козыря". Я же не первокурсник исторического факультета. Что годы переломные - никто не спорит, но нас-то зачем туда вводить? Тоже мне, Энгельс нашелся!
     - Вот и все, - сказал Левашов, завершая доклад. - Трактуйте, как хотите. С имеющейся теорией схема Антона совпадает, никаких "паразитных" реальностей на отрезке 1837-1901 годы я не обнаружил. То есть можно сказать, что ни мы, ни кто-нибудь другой за наблюдаемый период в естественное течение вещей не вмешивались...
     - Глупость говоришь, тебе не кажется? - с прежней блуждающей улыбкой спросил Сашка. - Как же не вмешивался, если и Антон, и Сильвия с Дайяной и прочими там только этим и занимались...
     Левашов заметным образом оживился.
     - В этом-то и суть, братец ты мой, именно в этом... Сколько мы ни занимались "практической" хронофизикой, а в ее теорию погружался только я, да и то время от времени и неглубоко. Запомните, братья мои, что Главная историческая последовательность, она же несущая частота аналогичной мировой линии, такая штука... - Он снова потянулся к бутылке, и мы его дружно поддержали. Слишком уж крутая пурга разыгралась за окном. Совсем такая, как была в Москве в день встречи с Ириной, когда мы с Олегом отправляли ее на поиски Берестина.
     До чего все-таки совершенная фантоматика в Замке. Если уж воспроизводится какой-то элемент любой реальности, так с мельчайшими подробностями.
     - ...Такая штука, что существует именно и безусловно, как результирующая всех имевших место вмешательств, начиная с Древнего Египта, а то и раньше. То есть на ней все возможные варианты развилок уже состоялись, отторгнуты или вплетены в общую структуру. Короче - она именно такова, какова...
     Слов ему явно не хватило. Не то образование. Трепаться на любую тему умеем мы, а у Олега весь пар уходит на изобретательство и создание заумных теорий, плохо вербализируемых.
     - Согласны, - ответил я. - Ты со всей понятной нам убедительностью доказал, что бояться нам нечего, коварные планы Антона не просматриваются и мы можем отправляться, куда нам в голову взбредет. А куда конкретно? Предложения есть? Что касается меня, я при прочих равных выбрал бы время, самое близкое к рубежу веков, и предпочел бы обосноваться не в России: там, во-первых, скучно будет и непременно захочется во что-нибудь вмешаться...
     Левашов, как опытный покерист, выдержал паузу с непроницаемым лицом. Всем своим видом показывая, что как свои, так и чужие карты его нимало не интересуют. Просто компанию сел поддержать.
     Но нас с Сашкой не обманешь. Нам, что называется, много лет по краю пришлось ходить, где от случайного зевка головы легко лишиться можно. Уже сам факт его бесстрастного хладнокровия говорил о том, что на самом деле он внутренне подпрыгивает от желания выдать эффектную транспозицию [53] наших гипотез и расчетов.
     - Ладно, давай, не томи, что ты в итоге накопал?
     - Так, мелочь, пустячок, но забавный, - ответил Олег с долей разочарования. - По странной забывчивости или намеренно, Антон в своей таблице пропустил 1899 год, который, по всем расчетам, и технически наиболее доступен, переход в него требует минимальных затрат по всем параметрам, и твоим пожеланиям наилучшим образом отвечает. А самое главное - из него мы при самом неблагоприятном варианте легко сможем дожить до своего двадцатого естественным образом и совсем без всяких вмешательств в континуум. Просто не делая резких движений и регулярно следя за своим здоровьем... Будет нам под шестьдесят, что такое в сравнении с Антоновыми или Сильвии годами?
     - Хорошо, - сказал Шульгин. - Это очень хорошо, что ты отыскал такой штришок... Осталось спросить Антона, что почем. Действительно упустил сей момент из внимания, память от наркоты ослабела, или, как мы и предполагали, ему надо засунуть нас, куда ему надо, а не нам хочется?
     Год 1899, ничем большинству людей не интересный. По крайней мере - в России. Ну вот, навскидку, кто из моих возможных читателей готов назвать, чем знаменит этот год? Ну, КВЖД с городом Харбином строилась, Транссибирская магистраль была почти готова, спешно сооружался новый океанский флот... И все, пожалуй. "Развитие капитализма в России", как озаглавил свою книжку Ленин. Хороший, мирный год, преддверие еще более хорошего, прогрессивного века... Так все тогда думали.
     А Антон его спрятал. И у нас появилась возможность для легкого, деликатного опускания Антона. Не корысти ради, а воспитания для.
     Но я-то, человек чрезмерно образованный, держал в уме и еще кое-что. Именно этот год наилучшим образом пригоден для воплощения не только детских мечтаний, но и для приведения в соответствие нашей легенды, придуманной для того, чтобы вручить генералу Врангелю добровольный взнос в миллиард золотых рублей, не считая оружия, техники, здоровья и моральной поддержки в международных делах. Как я ему вкручивал, сидя в кабинете его крымской резиденции: "...В самом конце девяносто девятого мы с друзьями, четыре гимназиста последнего класса, юноши с романтическими настроениями, сбежали из дома. Поездом до Одессы, пароходом до Каира, оттуда в Кейптаун. Великолепное путешествие... Англо-бурская война, всеобщий подъем сочувствия к бурам. Песня "Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне...". Шарманки под эту мелодию массовыми партиями выпускали. Да, повоевали. Мой друг Алексей Берестин до фельдкорнета дослужился. Это у нас корнет - обер-офицерский чин, а у буров фельдкорнет - почти генерал..."
     Дальше я вдохновенно фантазировал, как мы с местными кафрами сдружились, поскольку по своему русскому характеру, в отличие от англичан, а уж тем более буров, никогда расистами не были. И они нам в благодарность за дружбу, медицинскую помощь и огневую поддержку показали тайные золотые жилы и алмазные трубки, которые для них самих не имели почти никакой пользы, по причине отсутствия навыков и принципов современной торговли...
     Стоп, это я уже начал несколько увлекаться, расширяя сферу воображения. Подобную мыслеформу будем создавать позже, по месту.
     Друзья, может, обо всем этом забыли за минувшие годы, наполненные совсем другими приключениями, физическими и психическими травмами и всякой астральной ерундой, которая на мозги непременно влияет, но я - нет! Я автоматической ручкой в блокноты все заносил, важное и не очень, происходящее и придуманное, не делая большой разницы между тем и другим, как любимый мною Паустовский. У того тоже факты и воображение сплетались самым причудливым образом, придавая его книгам особую привлекательность.
     Другой вопрос, помнил ли о подобном эксцессе Антон и учел ли он его в своих расчетах, в том или ином смысле?
     Одним словом, закончив наши более-менее научные разборы ситуации, я предложил ребятам именно этот вариант, специально оговорив, что предварительно, причем без их присутствия, задам форзейлю, хоть лично, хоть в компании Арчибальда, несколько вопросов.
     Почему наедине? Исключительно для чистоты результата.
     А в том, что надо попробовать воплотить в жизнь именно эту фантазию, ни у Олега, ни у Сашки не возникло даже малейших сомнений. Левашов, кстати, исходя из собственного разумения, сообщил, что таким образом реальность-1920 будет значительно подкреплена "снизу", и тем, что легенда станет правдой, и тем, что вброшенные нами в мировую экономику тонны золота и ведра алмазов получат материальное оправдание.
     - А какая разница? - по обычной привычке спросил Сашка. - Мы же их сдублировали из совсем другой реальности, и они были ничуть не менее материальны, чем винтовки и патроны... Вполне, так сказать, работоспособны.
     - Именно поэтому. Как в арифметике решение примеров в столбик. Оттуда занимаем, сюда переносим, в итоге все сходится.
     - Ага, - с умным лицом согласился Шульгин. - Закон Ломоносова - Лавуазье.
     - Примерно в этом смысле.
     - Меня это, ты не поверишь, ну вот на столько не интересует, - ответствовал Сашка, показывая половину первой фаланги указательного пальца. - А все остальное - весьма и весьма. Поэтому - боевая задача и распределение ролей выглядит сейчас так...
     Он повернулся к Берестину, тем самым подчеркивая, что считает его мнение очень важным, если не определяющим.
     - Андрей решает с Антоном все дипломатические вопросы. Я - по старой памяти, как бывший "старший офицер" занимаюсь "Призраком", материальным снабжением, подгонкой по месту роботов, чтобы наша экспедиция, которая может затянуться не на один год, была обеспечена наилучшим образом. Ты, господин генерал (это - Алексею), на своих тренажерах и просто в бумажных книжках просмотри, как там все на самом деле было. У меня-то информация на уровне "Капитана Сорвиголова"...
     - Я и без книжек и компьютеров историю войн знаю. Фельдкорнетом там стать - нечего делать. Две тысячи трехлинеек с патронами, чтобы свое "коммандо" [54] вооружить, плюс комендантский взвод с автоматами, чтобы буров порядку научить. Как я помню, там в разгар боя какой-нибудь придурок в чине вспомнит, что у них буйволы не напоены, и дивизия по этой причине снимается с позиций. И командиров слушались, пока нравилось. Хо-орошая война была. Мечта демократов.
     - Заградотряды, что ли? - вскинулся сторонник развитого социализма и одновременно крутой либерал Левашов.
     - Так точно, друг мой и брат, - ответил Берестин, в сердце которого сорок первый год оставил не изгладимые никаким гомеостатом рубцы.
     А вы сами попробуйте посылать на верную смерть сотни тысяч человек, отстраненно рассчитывая, что зато другие сотни тысяч выживут и победят. Предыдущих забыть сумеете, если вы не Жуков?
     - В Кейптаун, ты уж прости, мы не пойдем. Здесь ты ерунду спорол - какой, на хрен, Кейптаун в начале войны? Интернируют нас, и - с концами. Чего-нибудь лучше придумай.
     - Кто говорил о Кейптауне? - с удовольствием ввязался я в плодотворную дискуссию. - При чем Кейптаун? Если война начнется, в Каокавельде высадимся, оттуда до приисков ближе, или в Дурбане. До начала - кто нам, под американским флагом, в заходе откажет? Фритрейд [55], как говорилось. Любые документы мы себе выправим. Пушек тоже хватит. Старые псевдонимы еще не забыл?
     Это я уже к Шульгину обратился.
     - Забудешь... Может, ты и прав - под янки косить станем, намного интереснее может получиться. Но с этим отдельно разберемся. Олег занимается теоретическим обеспечением экспедиции и соответствующей техникой, не зря "флагинженером" числился. С кандидатами в экспедицию тоже я предварительную работу проведу. Нормально?
     - Пока - да...
     - Тогда, господа авантюристы и землепроходимцы, за работу. Глядишь, впервые поработаем только на себя и для собственного удовольствия... - Сашка хищно потер руки и немедленно выпил.
     
     Оставив друзей развлекаться и спорить в меру сил и желания, я, подчиняясь внезапно возникшей потребности, решил разыскать Антона. Состояние у меня было как раз подходящее. Форзейля я разыскал через полчаса. Никаких вопросов по поводу нашего краткосрочного выпадения из "зоны контроля" он не задал. Вполне возможно, что на самом деле его это и не интересовало. Мы сами себя запугивали, воображая, что нас отслеживают постоянно и непрерывно.
     Мне же, как исследователю, было просто интересно, чем он теперь может заниматься, не имеющим отношения к текущим событиям? Взглянув с "холодным вниманьем вокруг", невозможно представить, есть ли у этого втершегося к нам в доверие существа какие-то осмысленные цели и интересы. Я, поставив себя на его место, таковых не находил. И подумал, что как раз здесь имеется у меня в дубраве "засадный полк". Но на самый крайний случай.
     На мой взгляд, Антону правильнее всего было бы начать по бабам бегать, используя имеющиеся возможности (по чужим, конечно, не по нашим!), компенсируя трехлетнее вынужденное воздержание. Или - лелеять планы мести своим бывшим коллегам и соотечественникам, пригласив нас в помощники. Тогда я бы его дополнительно зауважал. И, к слову, перебравшись в давно нам обещанные "Сто миров", мы из поля зрения дуггуров наверняка бы выскочили. А что? Можно предложить при случае, если все другие варианты зайдут в тупик!
     Сразу беря инициативу в свои руки, чтобы не оставались непроясненными даже незаданные вопросы, я сказал, что мы нашли очень уютный уголок в западной форштадтской башне, и предложил ему туда прогуляться.
     - А зачем? Здесь что, плохо или других уютных уголков нет? Хоть и ваш любимый бар с витражами?
     Это он вспомнил действительно приятное заведение, рядом с фехтовальным залом, где Шульгин сначала показал ему, как можно голой рукой остановить рубящую со всего замаха шашку, что привело якобы привычного ко всему Антона в изумление, а потом пригласил рассеяться и отдохнуть. Я мельком подумал, отчего форзейль вдруг отказался идти в названное мной место, а предложил свое? Тоже схему особого режима безопасности включил? Или сам собирался меня (или любого из нас) для конфиденциальной беседы пригласить, для чего заблаговременно оборудовал место, не могущее вызвать у нас негативных эмоций, а только положительные?
     Но заведение и на самом деле было миленькое, посидеть там - одно удовольствие. Сашка, при первом посещении без внутренних и внешних ограничителей пользуясь только что осознанными возможностями, оформил интерьер помещения рядом со спортзалом по собственному вкусу, в виде "бара для избранных".
     - Ладно, туда тоже можно, - согласился я.
     Все свободные вертикали стен он украсил вызывающе эротическими "ню" на стеклянных слайдах с подсветкой, в натуральную величину изображенных объектов. Особенно Сашке удалась картинка со смуглой красавицей, весьма похожей на одну его подружку старых лет, которая мчалась на зрителя верхом на караковом [56] жеребце великолепных статей. Почему-то "Н.И.", назовем ее лишь инициалами, решила прокатиться верхом в одних лишь кружевных чулках, пристегнутых к стянутому на талии офицерскому ремню, и лакированных туфельках на умопомрачительных шпильках.
     Длинные волосы развевались на ветру, глаза сверкали, лицо озаряла торжествующая улыбка... Только шашки или, лучше, кавалергардского палаша в руке не хватало.
     Покрутив в пальцах бокал с шампанским, волею теперь уже Антона поставленный передо мной, я, как старый скептик, не отрицая качества статей и коня и девушки, задумчиво спросил, а каково же это ей, бедняжке, голой-то попочкой и всем прочим контактировать с кожей строевого драгунского седла? Лично мне, мужику в кавалерийских галифе с леями, и то после пары часов полевого галопа не так, чтобы уж очень комфортно было... Шенкеля [57], особенно поначалу, до крови стирал.
     Ирина, помню, увидев эти картинки, брезгливо дернула щекой: "Еще один Вальехо с комплексами", - но самому Шульгину ничего не сказала.
     Женщины вообще почему-то к подобного рода искусству относятся скептически. А чего, казалось бы? Небось переживают, что не они изображены. Но попробуй, предложи запечатлеться в аналогичном виде! Больше половины откажутся, и не из скромности, совсем наоборот. Из страха, что аналогичного восхищения не вызовут.
     - Правда, хорошее место, - сказал я, полюбовавшись картинками. - Хотел бы я рядом скакать. Эта девочка, должен тебе доложить, еще та штучка была. Да, наверное, и сейчас есть, в ином, конечно, качестве. За пятьдесят ей теперь...
     Сделал вид, что сентиментальность меня пробила и смотреть на подружек юных игр мне тоскливо.
     - ...А в башне все равно лучше, грешные мысли и ностальгия не отвлекают. Слушай, - сделал я вид, будто только что меня озарило. - А такую вот барышню ты бы смог с помощью Замка синтезировать?
     Антон внимательно посмотрел на вызывающе-прелестную амазонку. Усмехнулся снисходительно.
     - Сам не догадываешься? К чему тогда спрашиваешь? Неотреагированные эмоции захотелось снять? Тот раз девушку не поделили? Вам тогда по сколько лет было? По двадцать?
     А ты тоже брат-храбрец, гадости говорить умеешь! Только не на того напал.
     - По двадцать два, - и с иезуитскими нотками в голосе добавил: - Только я ведь не о себе. Мне никогда делить не приходилось. Я исключительно о тебе забочусь. Без хорошей девчонки, причем на пределе твоих физиологических возможностей, ты ощутимо социально деградируешь. А попробуешь - и снова на коне!
     Интересная двусмысленность сама собой произнеслась.
     - Ей-богу, тебе понравится. Мы с Сашкой для нее оказались слишком пресными...
     Удалось мне его достать. Хотя бы его человеческую составляющую. Лицо перекривилось. Никогда я его таким не видел. Даже когда Шульгин его публично в нокдаун послал, он веселее выглядел. Так оно и задумывалось.
     - Хорошо, пошли в твою башню, - ответил он, проигнорировав остальное. - Послушаю, что ты опять придумал... Теплую куртку прихвати на всякий случай.
     - И автомат системы Томпсон, - продолжая развлекаться, добавил я.
     На самом деле что мне, что ему на погоду и соответствующую ей одежду было практически наплевать. Я мог на любом среднеевропейском морозе два-три часа выдержать в рубашке и джинсах, в движении, разумеется, Антон, наверное, больше. Дело только в комфорте. Ветер со снегом, пурга, по Далю, радует душу, но при условии, что ты от нее надежно защищен.
     Поэтому куртки по пути мы прихватили.
     Вышли к парапету башни, полюбовались несколько минут разгулом стихии, захватившей весь север континента, начиная от Гренландии. Щурясь и прикрывая ладонью глаза, сдвинулись под прикрытие "ласточкина гнезда". Здесь было потише. Покурить можно, но спокойно разговаривать затруднительно. Слишком уж ветер свистит. Пришлось спуститься вниз, пошевелить кочергой не успевшие догореть поленья в камине.
     - И что же ты мне желаешь сообщить? В чем намек? - с известной долей раздражения спросил Антон. Вполне логичный вопрос, если тебя вдруг зачем-то вытаскивают из теплого бара в такое вот место. Попутно деликатно оскорбив.
     - Интересно, на что именно можно намекнуть подобным образом? - в свою очередь я ответил вопросом на вопрос. Это полезно, с точки зрения практической психологии, чтобы сбить собеседника с подготовленных позиций. Одесские евреи, придумав этот прием, дураками отнюдь не были, даже не имея психологического образования.
     - Но ведь что-то ты хотел мне сказать, пользуясь этим, а не каким-нибудь другим антуражем? Истинного хода твоих мыслей мне никогда не понять, признаюсь. Это не комплимент, только констатация. На самом деле, в уединенном баре, за бутылочкой любимого тобой коньяка с пристойными закусками разве хуже удалось бы поговорить?
     - Кто же спорит? Но главное ты уже сказал. Рад, что все понимаешь правильно. Не помнишь, откуда эта цитата: "Эх..., насекомое ты существо! Ты..., супротив человека, что плотник супротив столяра!"
     Антон рассмеялся, но коротко и не слишком весело.
     - Русскую литературу я читал и изучал намного раньше тебя. С Антоном Павловичем лично виделся. Признаться, впечатления он на меня не произвел...
     - Куда уж! Блестящий гвардейский полковник, или кем ты там был, и провинциальный лекарь, балующийся рассказиками. Так?
     - Можешь тоже смеяться, но он не только лекарем и рассказчиком был. Жуткий, на грани патологии, любитель баб. В бордели ходил, как ты на работу. Вас в школе этому не учили?
     - Меня чужие пристрастия мало интересуют. Помимо творческой составляющей.
     - Меня тоже. Так о чем ты хотел поговорить?
     Я снял с решетки заново подогретые остатки глинтвейна, плеснул ему и себе, закурил и только потом задал необходимый вопрос.
     - Действительно не врубаешься? Удивительное дело. Девяносто девятый год! У Гюго был "Девяносто третий". Не будем проводить аналогий, но... Левашов пробежался по "реперным" точкам, которые ты нам предложил, и сказал, что он самый близкий и технически доступный. А в твоем списке его не оказалось...
     Антон на мои слова отреагировал спокойно.
     - Неужели? Мне вспоминается, что тысяча восемьсот девяносто девятого и в самом первом списке не было, когда мы перебирали варианты. Черт его знает! Я ж, как ты понимаешь, сам ничего не придумываю. Проще всего предположить, что в силу своей пограничности затерялся он как-то. Тогдашний компьютер, на котором я работал, без помощи всей мощности Замка, просто не сообразил - то ли туда его отнести, то ли сюда... Проблема двух нулей.
     В искренности тона форзейля сомневаться не приходилось, но мы ведь и сами умеем не хуже пиджачком прикидываться. О прочих своих сомнениях я упоминать не стал, в том числе и о том, что этот год на самом деле мог стать доступным именно и только после моей с Врангелем интриги.
     - Вот и славно. Значит, техническую ошибку мы благополучно вычеркиваем. И ты не возражаешь, чтобы мы отправились именно туда? Вам с Арчибальдом без разницы, а нам интересно...
     - Да о чем речь, Андрей! И слава богу, если вас это устраивает. Тем более я совершенно уверен, что всего одного года хватит и вам, и нам. Вы развлечетесь, мы тут с дуггурской проблемой на интеллектуальном уровне, без вооруженных конфликтов как-то разберемся. И воссоединимся к взаимному удовольствию...
     - Да-да, конечно. - Возможно, все именно так и будет. Воссоединимся, только когда, как и в каких качествах?
     - Однако, понимаешь, Андрей, какая штука выходит... Сразу о ней речи не зашло...
     Тон Антона мне не понравился. Сейчас наверняка предложит очередную вводную, как посредник из вышестоящего штаба, имеющий поручение непременно тебя закопать. Предвидеть которую ты не в состоянии, поскольку все маневры мыслил в другом направлении.
     - Мы тоже зря не сидели - считали, думали, - веско произнес он.
     - Вариантов сто, наверное, перебрали, с учетом всех известных и предполагаемых фактов и моментов. Устранение всех следов вашего присутствия в ХХ веке действительно должно привести дуггуров в изумление. Не знаю, как у них обстоят дела с футурологией и ретроспективным анализом, но в любом случае они - гуманоиды. Возникли и развивались на Земле. Пытаются лезть в человеческие дела - следовательно, общие точки соприкосновения в логике и психологии у нас с ними есть. Как бы они ни отличались по факту.
     Спорить не с чем.
     - Таким образом, полное исчезновение объектов, с которыми они вынуждены были считаться, непременно их насторожит. Скорее всего, они вообразят, что вы ушли в некую до сих пор не известную альтернативу. И займутся ее поисками. Это дает нам солидный выигрыш темпа и расширяет окно возможностей...
     Тоже вполне здраво.
     - Вообразить, что вы просто сбежали в прошлое, может прийти им в голову в самом крайнем случае. Не ваш стиль, как они его представляют...
     Продолжение мысли было мне уже очевидно, хотя последний тезис оспорить я мог. "Как они его представляют!" Ты-то откуда знать можешь, как они представляют? Вполне возможно - совсем наоборот...
     - И все же, если есть у них мудрец или специальный институт, способный творчески мыслить, такой вариант они рано или поздно (если мы их не прихватим раньше) примут к рассмотрению... - Антон рассуждал в не свойственной ему манере.
     - Если их познания не слишком превосходят наши, они будут оперировать тем же набором узлов, или точек коротких замыканий в жгуте реальностей, так? - осведомился я.
     - На это - единственная надежда. В ином случае...
     - Понятно. И ты хочешь нам предложить...
     - Приятно все-таки с тобой работать, Андрей...
     Спасибо за комплимент, мысленно поблагодарил я.
     - Спланировать наши предстоящие действия так, чтобы обнаружить их путем своеобразного сканирования прошлого было невозможно никаким образом. Я правильно понимаю?
     - Совершенно.
     - Хорошо. Значит, светиться нельзя нигде и никаким образом. Абсолютно частная жизнь людей, ничем не выдающихся на фоне остальных полутора миллиардов тогдашнего человечества. - Мне нравилось произносить те слова, которые только собирался предложить для обсуждения собеседник. Это его слегка дезориентировало.
     - Не обязательно всех полутора миллиардов. Хотя бы верхнего миллиона цивилизованных людей. Не делать ничего, что может показаться странным в этих кругах. Экстравагантность - пожалуйста, но чтобы она не становилась темой массированных газетных кампаний или предметом слишком громких судебных разбирательств.
     - За все последние годы я только один раз попал в поле зрения прессы, да и то американской и до начала эпопеи. Все прочие выходки не привлекли ни малейшего внимания...
     - Кроме как у меня, у аггров разных чинов и званий, Игроков, Держателей, а потом и дуггуров... Также у контрразведок Великого Князя и господина Суздалева. Мало?
     Здесь Антон был прав. Так не зря же он жил в пять раз больше меня и имел многократно превосходящие мои профессиональные навыки.
     - Не стоит скромничать, Андрей, засвечиваться и подставляться вы умеете по полной программе. Такого уровня разведчики ни в гитлеровском рейхе, ни в СССР долго бы не протянули. Без моего прикрытия...
     Утер меня товарищ, хорошо утер! Так ведь оно и было, я, со своей стороны, мог бы добавить еще несколько случаев, при воспоминании о которых хочется залиться краской, как гимназистке, услышавшей матерное слово.
     Он, судя по всему, был доволен, что наконец я не ввязался в спор, что-то доказывая и пытаясь подавить информативным и интеллектуальным превосходством.
     Скромненько, глазки в пол, дополнил ковшик доверху, снова поставил на огонь. Ничего крепче глинтвейна мне сейчас пить не хотелось. От головешки прикурил не знаю которую за день сигару. Впрочем, сэр Уинстон, с которым я вскоре надеялся встретиться лично, с полным основанием утверждал, что коньяк и сигары лучше для здоровья, чем любая физкультура.
     - Поэтому было бы очень желательно, чтобы вы, согласившись соблюдать определенные правила конспирации, отправились в свой круиз без единого предмета, который может создать в избранном вами году хоть малейший посторонний фон. Понимаешь, о чем я?
     Хороший ход. Атака прикрытой пешкой на короля, которая, объявляя шах, следующим ходом выходит в ферзи.
     - Значит - отправляться без всего?
     - Почему? Со всем, что возьмете с собой. "Валгалла" - большой пароход. На два десятка человек - двадцать пять тысяч тонн грузоподъемности...
     Тут он проявил неграмотность. Двадцать пять тысяч - это водоизмещение "Валгаллы", а не дедвейт. Но я не стал ничего говорить.
     - ...У Робинзона сколько было, не говоря о колонистах острова Линкольн? Берите все, что в голову придет, кроме аппаратуры СПВ, блок-универсалов, шаров... Радиолокаторы, УКВ-приемопередатчики тоже желательно исключить.
     - Тут ты зря. Как раз УКВ вреда не принесут. У них дальности - на два десятка километров по прямой. Не то что у длинноволновых.
     - Огонек сигареты в лесу больше внимания привлечет, чем уличные фонари в большом городе...
     И снова правильно.
     - А про гомеостаты ты ничего не сказал... - Это у меня была последняя надежда прихватить что-то, выводящее нас из разряда жалких, целиком погруженных в обыденность человечков.
     - Гомеостаты - можно, я думаю. Да и то не наверняка. Черт знает, как они устроены, но ни нашей, ни аггрианской техникой дистанционно не наблюдаются. Касательно же дуггуров... Ты уверен, что они за мной на Арбат приехали, а не за этой штучкой?
     - Как я могу быть уверен? Только предположение выскажу: за тобой лично, товарищ Тайный посол! Закладку они в любой день и час могли извлечь, без шума и пыли. Тебя ловили, единственного, кто в Москве в тот момент проявился. Как раз на сломе эпохи. Сильвия, Лихарев - те в Лондоне, под нулевой крышей были. Я - с Шульгиным разбирался. А ты - туда пришел. Ну и, пожалте бриться!
     - Скорее всего так. И в тот момент, добавлю, их ребята еще в плену у нас находились...
     - Точненько. Грубо говоря, ночь полнолуния, которая бывает раз в сто сорок четыре года...
     Глинтвейн только-только собрался закипеть, как я сдернул ковшик с решетки и разлил парящий напиток по кружкам.
     - Хорошо мне с тобой, Андрей, - сказал Антон, подув на напиток, и сделав маленький глоток. - Вот даже не скажу почему, а хорошо...
     - Наверное, потому, что я умный и в самую меру порядочный. Похоже?
     - Ну да. А главное - ты относишься к тому редкому типу людей, которые всю жизнь делают только то, что хотят, не слишком задумываясь о собственной пользе.
     Можно еще раз посчитать за комплимент. Не многовато ли для одного разговора? Я ведь не девушка, которую хотят заманить в койку.
     Но истина в его словах есть. Личная польза и выгода меня с детства интересовали в последнюю очередь. Если просто пересчитать деньги, пропитые в барах Манагуа, Сан-Сальвадора и Гватемала-сити в японские двухкассетные магнитофоны, я бы смог стать в московских комиссионках королем рынка. Но не стал...
     - Итого - мы отправляемся в путешествие, снабженные и вооруженные только тем, что не вызовет никаких вопросов и сомнений в конце девятнадцатого века. Верно?
     - Куда вернее.
     - Делаем там, что хотим, не выходя, допустим, за пределы стиля поведения героев Буссенара и Джека Лондона?
     - Это будет самое правильное.
     - А когда мы разыщем и вскроем копи Соломона и многое сверх того?
     - Постарайтесь, чтобы и это не привлекло излишнего внимания.
     - Значит - договорились. Последний вопрос - твои роботы фонить не будут? Без них мы никуда не пойдем. Лучше погибнем на баррикадах с оружием в руках. Ни пароход, ни яхту нашими силами обслужить невозможно. Вернее - "Призрак" можно, если все там соберемся, а толку ли в нем, без плавучей базы?
     - Сделаю так, чтобы не фонили. В наших силах.
     - Тогда - все. Как товарищ Сухов говаривал: "Вопросы есть? Вопросов нет!" Нам на сборы нужно неделю, вам за это время желательно узнать что-нибудь дополнительно про наших партнеров. На всякий случай. По хозяйственным вопросам к тебе обращаться, к Арчибальду или низовую структуру создадите? Мне все равно, а вы подумайте, как удобнее...
     - Да разницы никакой! Хочешь, ко мне, хочешь - выйди на крылечко и возгласи: "По щучьему веленью, по моему хотенью..." - Антон стал легок и весел, словно решил свои проблемы благополучно и никаких темных облачков на его горизонте не наблюдалось.
     Вот и хорошо. Приятно, когда человеку хорошо. А когда совсем хорошо - еще лучше.
     Мы вышли из башни на стену, опять вдохнули ледяной воздух свирепеющего бурана. Не перестарался ли Арчибальд с антуражем или это здесь так принято? Мы здешней зимы не видали, наше первое сидение в Замке пришлось на "индейское лето".
     - Слышь, Антон, - тронул я его за локоть, когда мы начали спускаться по лестнице в несокрушимые глубины стен. - Тебе ни разу не пришло в голову, что не дуггуры тебя в Москве "медузой" ловили, а приехал за тобой "спецназ службы исполнения наказаний". Или - те и другие сразу. Капитан ГУГБ - от твоих, остальное - настоящие дуггуры. Не думал? А ты подумай. Мой вариант многое проясняет. И спокойной тебе ночи.
     
     Глава пятнадцатая
     
     Ровно половина Братства уже сосредоточилась в Замке, хотя не все имели полное представление о смысле и целях очередного Собрания. Оставалось доставить сюда еще восьмерых, и тогда уже, при полном кворуме, сделать доклад, внести предложения и выслушать возражения.
     Не так уж часто официально трубился Большой Сбор. Только в специальных случаях. Для поддержания связности организации обычно хватало личных контактов и регулярных съездов в Форте Росс, напоминавших традиционные встречи членов аристократических клубов или тайных масонских лож.
     Транспортные проблемы взял на себя Антон. С Басмановым, Кирсановым и Ростокиными сложностей не было никаких, а вот для перемещения на рейд Замка "Валгаллы" и "Изумруда" пришлось предварительно вывести их в открытое море. Переброска кораблей общим водоизмещением больше тридцати тысяч тонн непосредственно из ограниченной высокими скалами бухты могла вызвать разрушительный гидропневматический удар по поселку. По той же причине и приняли нашу флотилию милях в десяти от берега, во избежание локального цунами.
     Мы с Шульгиным сотворили в примыкающих к жилой зоне коридорах почти стопроцентно точную имитацию загородного дворца Павла Первого, давным-давно очаровавшего меня неким особым шармом. Может быть, потому, что я впервые побывал там в обществе эрудированной девушки, теплым майским днем, туманным, с моросящим дождем. Окна первого этажа заслоняли кустарники, лишенные пристального внимания ландшафтных дизайнеров. Они росли буйно и неуправляемо, и в помещениях царил зеленоватый полумрак. Впечатление усиливали исторические реминисценции - тень несчастного наследника престола, бродящего по лестницам и коридорам захолустного дворца и мечтающего когда-нибудь хозяином войти в Зимний...
     Бесконечные анфилады сравнительно небольших залов и комнат выглядели гораздо уютнее и приватнее, чем подавляющая роскошь Царскосельских, Петергофских дворцов и того же Зимнего. Одновременно там все было устроено для достойного приема друзей и подруг, чтобы ощутили необычность и важность момента. Должным образом меблированы и украшены столовые для завтраков, обедов и ужинов (отдельно), курительные комнаты для мужчин и уютные будуары для женщин, где они могли расслабиться и поболтать в обществе себе подобных, избавленные от напрягающего психику внимания представителей противоположного пола. Туалетные комнаты приведены в соответствие с последними достижениями культуры этого дела.
     Эстетические запросы удовлетворяли библиотека, музыкальный салон, картинные галереи, выставки скульптур, посуды, старинного оружия и так далее, и тому подобное. Даже запахи удалось синтезировать, живые и раритетные одновременно. Впрочем, об особенностях и возможностях Замка я уже писал. Просто сейчас нужно было продемонстрировать его (и наши) возможности лицам, которые до сих пор ни с чем подобным не сталкивались. Наверное, пора.
     Все-таки и Форт Росс, и "Валгалла", тем более - квартира на Столешниковом мало отличались от того, что можно увидеть в "обычной жизни". Настоящих чудес некоторые соратники до сих пор не видели.
     Сразу скажу, что ничего подобного балу у Воланда мы учинять не собирались, хотя препятствий к этому не было никаких. Арчибальд охотно испробовал бы себя в качестве Хозяина. Подобная мысль, кстати, мне в голову приходила. Должным образом оформленная, она могла произвести желаемое впечатление даже на кадровых членов Братства. Все дело только в режиссуре.
     Та самая лестница, наверху Антон с Арчибальдом, кто в какой роли - сами бы договорились. Или биороботов к делу пристроить: те и Маргариту с Геллой могут изобразить. Только наших девушек уговорить явиться на бал обнаженными было бы затруднительно. У нас не та власть, у них - иной статус.
     Это шутка, конечно, но вообще хотелось чего-то необычного, неожиданного, резко смазывающего "карту будней", говоря словами Маяковского. Но мы с Шульгиным и Олегом решили не переигрывать. Все же не передвижной цирк, а серьезное мероприятие. Разве что потом поразвлечься, под занавес.
     Из небольшого, но отлично оборудованного порта "Валгалла" прошлый раз ушла своим ходом, всей мощью турбин преодолевая страшный шторм, шедший с востока. Чуток бы не хватило мощности, и нас свободно могло выбросить на берег с непредсказуемыми (на самом деле) последствиями. История мореплавания знает массу подобных случаев. Океан всегда сильнее человека со всей его техникой. Спасает только везение да сугубый [58] профессионализм. Иногда это называют "хорошей морской практикой", но тут у меня есть некоторые сомнения. Вроде как у Баха одно из произведений называется - "Хорошо темперированный клавир". А откуда он сам знает, хорошо или не очень хорошо? Не присутствует ли здесь некоторая нескромность? Вот принес бы я редакцию текст с заголовком: "Хорошо написанный рассказ". И что?
     Сейчас "Валгалла" вернулась обратно, к месту своего создания и первой стоянки. Намотавшая на лаг многие тысячи миль, опаленная огнем сражений. Два боя с английским, сильнейшем на то время флотом она выиграла с блеском. Многим адмиралам Гранд-флита до сих пор икается, а один вообще от горя застрелился. Самый, кстати, перспективный из клонящейся к закату плеяды наследников Нельсона.
     
     За появлением "Валгаллы" мы наблюдали в бинокли с вершины башни. Со стороны я такую картину видел впервые. Пароход возник на пустынной глади океана мгновенно, но без потрясения континуума, сопровождавшегося громовым ударом, которое всегда учиняли левашовская СПВ или аггрианские блок-универсалы.
     Здесь канал был пробит из восьмого, допустим, века. До или после Рождества - непринципиально. Ни к двадцатому, ни к двадцать первому веку эта акция отношения не имела. Если, конечно, и в пресловутой "Вавилонской библиотеке" Борхеса не сидели "радиометристы" дуггуров, отслеживающие, с кем в данный момент организует внепространственную связь ныне царствующий Тиглатпалассар, или другой самодержец с похожим именем.
     Одновременно или секундой позже мы увидели, что позади "Валгаллы" материализовался крейсер "Изумруд". Изумительно изящный кораблик. Хоть и пишут некоторые умники, что русское кораблестроение тогда отставало от западного, - не верю. Наши "Россия", "Громобой", те же "Жемчуг" с "Изумрудом", "Новики", само собой - отличались особым корабельным шармом, в сравнении с ними немецкие и английские крейсера выглядели несколько топорно.
     Когда они стали на место, шестым, а то и седьмым чувством я ощутил, что возвращение "Валгаллы" к месту и времени своего создания особым образом уплотнило, или сгустило, структуру мирового эфира. Точнее объяснить не берусь. При случае - подумаю отдельно.
     На обоих кораблях в Замок прибыли Воронцовы, Сашкина Анна и Владимир Белли, так и не нашедший себе постоянной подруги. А где ее взять? Для коротких необременительных связей лишенных предрассудков дам из лучших фамилий России ему хватало, а такой, чтобы ввести ее в Братство, - не встретилось. Разве что специально этим вопросом заняться на досуге?
     Не совсем понимая, зачем вдруг такая спешка с перелетом на пароходе через Тихий океан и североамериканский континент, Наташа с Аней тем не менее успели приодеться. Естественно, каждая в своем стиле и сообразно пониманию предстоящего.
     Встретил я их у нижней площадки трапа, приложился к ручкам, осведомился, как прошло путешествие. Наталья на это только усмехнулась, а Аня, до сих пор сохраняющая долю вынесенной из прошлой жизни наивности, на полном серьезе ответила, что никакого путешествия и не было. Хлоп - и все! Разве что, пока к берегу подплывали, успели полюбоваться окрестностями.
     - Красиво, - указала она затянутой в лайковую перчатку рукой на заснеженные холмы, громаду замка и окаймленную кружевом прибоя береговую черту. - Много слышала про это место, а увидела впервые. А Саша где? Почему он не встречает?
     - Встречает, вон от ворот поспешает. Он твои апартаменты обустраивал, вот, видать, не успел добежать. Пароход сильно быстро подплыл...
     - Ты же вот успел...
     Анна поджала губы. Будет у них сегодня тема для отдельного разговора. Везет Сашке, все ему барышни с гонором попадаются. А эта по началу такой тихой и кроткой казалась, сама по себе, да подружки наши своим дурным примером на нее повлияли. С кем поведешься...
     В залах уже звучала музыка и призывно сияли огнями окна и обрамленные гирляндами иллюминации двери. Тут с корабля на бал попасть беспроблемно.
     Последними со своих мостиков спустились командиры - Воронцов и Белли, оставив суда на попечение роботов-старпомов.
     С ребятами я не виделся довольно давно, и мы со всей искренностью обменялись рукопожатиями и приобнялись. Приятно, что ни говори, когда снова вся команда в сборе и корабли стоят у стенки, полностью оснащенные, готовые защищать нашу свободу и экстерриториальность всей своей огневой мощью. Совсем другое дело, чем пятачок плацдарма перед отрытыми на урезе воды окопами и пустое, как карман пропойцы, море за спиной.
     Дмитрий сообщил мне по дороге к воротам замка, что маячок с указанными Олегом характеристиками установлен на противоположной от форта стене фьорда. А также произведено несколько направленных в никуда перебросов инертных масс (мешков с песком) через корабельную установку СПВ. Тут у нас тоже был свой замысел. Если дуггуры усекут веер вдруг возникших межпространственных тоннелей, это их наверняка насторожит, а может быть, вынудит к каким-то активным действиям.
     Они, даже добравшись до Новой Зеландии, прежде всего не обнаружат никаких следов, указывающих на предыдущее наличие, способ и направление исчезновения самой установки и причастных к ней "персонажей". И тут же, что удивит их еще больше, попадут в специально для них подготовленную ловушку, не ту, "сетевую", а самую обыкновенную, фронтовую, в которой потеряют, надеюсь, десяток-другой бойцов, а то и всех, если нам повезет, а им, соответственно, - наоборот.
     
     Собственно, весь организационный Сбор я сначала планировал провести буквально за несколько часов. Доложить братьям и сестрам об очередном изменении обстановки и согласовать распределение ролей в данном сюжете. Грубо говоря, поставить сообщество перед фактом, в достаточно жесткой форме дав понять, что обсуждать, собственно, нечего. Так надо, и на этом почти все.
     Однако все пошло по иному сценарию. Прежде всего, соскучившийся по близкому общению народ сразу начал ломать предусмотренную программу. Шестнадцать самодостаточных, имеющих четкое представление о собственном статусе личностей - это довольно много, чтобы ухитриться удержать всех в поле внимания, да еще и навязать им общий стереотип поведения. Такая же разница, как между польским сеймом семнадцатого века и полковым отчетно-выборным партсобранием.
     Например, Ирина сразу мне шепнула, еще до прибытия "Валгаллы", что не желает, чтобы я затевал хоть какие-то деловые разговоры с Ларисой, Сильвией, Натальей и Анной раньше, чем она сама с ними "поработает"... А до того - исключительно банкет, и если он будет плохо организован, спросится ни с кого-нибудь, а именно с меня. Пришлось согласиться.
     В качестве злобного "паре" [59] я предложил ей взять на себя руководство столом, лакеями и размещением гостей. Мне, ты уж прости, совсем сейчас не до этого.
     Посмотрим, что у нее получится.
     Следующая проблема - капитан Воронцов, который, конечно, давно уже адмирал, по числу спланированных операций, выигранных сражений, да и просто так, за красивые глаза. Нашивки на черном кителе у него скромные, одна широкая, одна средняя. А мог бы от обшлагов до плеч украситься, как муж королевы Елизаветы Английской. Вроде царем Николаем наш Дмитрий себя воображает, которого некому было произвести в следующий чин.
     На подходе к банкетному залу он придержал меня за руку, пропустив Белли вперед.
     - Что скажешь, командир, опять война начинается? - спросил Воронцов скучающим тоном. Мог бы и другим, наши отношения предполагали разные варианты. Слишком близки мы не были, если вспомнить и времена настоящей Валгаллы, и кое-что после. Но уважали друг друга безусловно. Возможно, сильнее, чем это складывалось в других мужских контаминациях [60] нашего общества. О Левашове не говорю, там у них свои отношения, мне не совсем понятные.
     Наилучшим способом разрядить эмоциональный напряг во все времена считалось достать из кармана портсигар и протянуть его собеседнику. Нет, нет, самый обычный, другими мы баловались в иных ситуациях.
     - Что, окончательно на сигары перешел? - спросил Воронцов, вынимая из кармана кителя пачку сигарет. Как хочешь этот жест понимай. У меня одолжаться не захотел или действительно считает сигару вне должного антуража моветоном.
     - Не окончательно. Обстановка последнее время так складывается. Вроде моментами солиднее выглядит, моментами легче внимание отвлекать изящными манипуляциями. А сигареты, конечно, удобнее. Дай-ка твою...
     Закурили, убедившись, что прочая публика веселой толпой движется в нужном направлении.
     - Войны, Дим, честно, в ближайшее время не обещаю. Если, конечно, прямо сейчас нам на головы чужой десант высаживаться не начнет. Но это уже будет совсем из другой оперы. В мои же намерения входит совершенно противоположное. Да что мы тут стоим? Пошли помаленьку. Все, что нужно, узнаешь в ближайшее время. Со старым корешем повстречаешься. А что скучать не придется - почти наверняка могу гарантировать. Ты ведь там у себя засиделся, или застоялся, как и твой пароход?
     - Застоялся - еще и про лошадей говорят...
     - Ну, сам смотри, что к истине ближе. Разминку предложить могу, а уж примешь предложение или воздержишься - тебе решать.
     Признаться, острого желания собрать всю нашу достаточно разношерстную команду в единое подразделение и, изображая Моисея, повести ее на поиски безопасности и Земли обетованной я не испытывал. Но и оставить кого-нибудь из них на растерзание монстрам в качестве приманки или по причине излишней самонадеянности я тоже не был готов.
     И дело не в том, что пробудился во мне дух товарища Сталина и захотелось мне стать идеальным вождем "всего прогрессивного человечества", в данный момент насчитывающего около полувзвода. Я просто ощущал, что опасность разлита вокруг, и не так уж важно, откуда она исходит. По этой причине я обязан был хотя бы предупредить каждого и предложить вариант защиты. А уж если мои доводы не подействуют - выбор у каждого свой. Делай, что хочешь, и выкручивайся сам.
     
     Из новоприбывших в Замке раньше бывали только Воронцов с Натальей, для прочих это выглядело сказками "Тысячи и одной ночи", с поправкой на прогресс цивилизации. Мужчин встречали и размещали мы с Шульгиным и Берестиным, женщин - Лариса с Ириной. Олег самоустранился, занятый подготовкой "культурной программы". Антон и Арчибальд решили раньше времени не показываться, по вполне естественным соображениям. Хотя с форзейлем были знакомы почти все, свое участие в деле он решил пока не афишировать.
     Правильно, наверное, понимая, что у многих из наших он инициирует своего рода идиосинкразию, а то и обычную человеческую неприязнь. Вызванную разными причинами, не всегда справедливую, но имеющую место быть.
     Так что его мы введем на следующем этапе.
     Если кто помнит, однажды, в двадцать первом году, после взятия Царьграда, я уже пытался "свернуть проект" и предложил братьям и сестрам тогдашнего состава предоставить созданный нами "новый мир" естественному ходу вещей. Хотя бы на год отойти от дел, предавшись путешествиям и вообще личной жизни. Тогда эта идея не прошла, почти у каждого нашлись веские доводы и причины, не позволявшие отказаться от избранных ролей.
     Кого-то в России и окрестностях держало "чувство долга", как Берестина и Воронцова, кто-то просто не успел наиграться в "большую политику" и не хотел расстаться с внезапно свалившимся на голову "статусом", как Лариса... В общем, не важно, но тот раз меня не поддержал никто, кроме Ирины с Анной да леди Спенсер, которая подарила мне королевскую яхту и более всего на свете желала помахать нам платочком с берега, после чего надолго забыть о нашем существовании.
     За прошедшие годы случилось много всякого, водоворот каждый раз неожиданных, но вытекающих одно из другого событий завертел каждого из нас так, что удивляюсь, как вообще действующие лица ухитрились вынырнуть, поодиночке и все вместе.
     И вот теперь, на новом совершенно витке, когда все мы стали совсем другими людьми, но каждый - по-разному, я собрался повторить свое предложение.
     Предварительный расклад, на который мы с Шульгиным ориентировались, затевая встречу, у нас получался такой: наши с Сашкой женщины поддержат нас по-любому. Да и Олег с Ларисой теперь были на нашей стороне, что радовало.
     Воронцов - особая статья. В переделках последних времен он участвовал мало, избрав свою нишу и уютно в ней устроившись. С Натальей ему было хорошо, пароход оставался в его полном распоряжении, да и в Форте Росс он главенствовал, как старморнач [61] и командир над портом. В отличие от нас он был человек спокойный, выдержанный, все свои былые комплексы и неотреагированные эмоции сумел свернуть. По его меркам, иных райских кущ, помимо уже достигнутых, искать было бы глупо.
     Наше предложение, как мне казалось, он должен принять без возражений и протестов, просто потому, что для него ничего существенно не менялось, наоборот, роль его значительно возрастала. Кое-что поймет сам, остальное я объясню позже. Значит, еще плюс два в нашу пользу.
     С Берестиным тоже согласовано. Ему именно сейчас терять совершенно нечего. Он навоевался, достиг возможных пределов карьерного взлета, ни в двадцать пятом, ни в две тысячи пятом ничего ему не светит. Новопомазанный Государь Император Олег, безусловно, благодарен ему за спасение Трона и Державы, но официальный пост ни в коем случае не предложит. Своих генералов хватает. А вот начать очередной раз с нуля и вновь достичь вершины в совершенно новом качестве ему определенно по душе.
     Сильвия, сколь бы независимой персоной себя ни считала, узнав о последних событиях, просто обязана нас поддержать, ибо лучше многих других должна представлять возможные перспективы. Общие и свои личные. Негативные и позитивные. Однако в истории с Дайяной она повела себя... не совсем по-нашему.
     Мне казалось немаловажным и то, что наш план позволит ей вернуться во времена своей молодости, где по исходной легенде она числилась этакой "Наследницей из Калькутты", девушкой хорошего старинного рода, возвратившейся в Англию из колоний. Вот пусть и попробует прожить этот вариант еще раз, не отягощенная обязанностями инопланетной резидентки. А Алексея лордом, членом палаты пэров назначит, если обратной дороги не будет.
     Кирсанову и Басманову возвращение на рубеж веков тоже, несомненно, должно показаться привлекательным. Для них девяносто девятый - время осмысленного детства. Первому тогда было уже двенадцать, второму семь. Есть что вспомнить. А кроме того, при вербовке в наш отряд рейнджеров им первоначально предлагалась именно служба, условно говоря, в "иностранном легионе", личной гвардии авантюристов, созидающих собственное феодальное княжество в африканских дебрях. Подписку давали? Вот теперь пусть исполняют.
     Анна и Владимир Белли тогда пребывали в пеленках, но все же.
     Есть такое понятие - "тяга времени". Не путать с "одержимостью временем", описанной Азимовым. "Тяга" - это совсем другое. Человека мыслящего и чувствующего - когда сознательно, когда и нет - особым образом манит аура тех лет, когда он был ребенком, пусть эти времена объективно были не столь уж благополучны. Какую-то щемящую тоску (у меня лично) вызывают кинофильмы, журналы, газеты начала пятидесятых годов. Как-то в музее увидел экспозицию: "Типичный интерьер городской квартиры послевоенных лет". Так поверите - оторваться не мог, настолько здорово музейщики подобрали реквизит. Наверняка по собственным воспоминаниям. Хотелось перешагнуть ограждение и перетрогать все своими руками. Пусть и было все там, по нынешним меркам, примитивно, бедненько, а вот поди ж ты...
     Одним словом, с этой публикой у меня сложностей не предвиделось.
     
     Сложностей я поначалу ждал от разговора с Ларисой, девушкой крайне "своеобычной", как одно время принято было выражаться. Что она авантюристка и готова к самым неожиданным эскападам - известно с самого начала. То есть вопрос только в том, попадет ли ей очередная вожжа под хвост или нет. Но она, на удивление, приняла нашу идею мгновенно и почти с восторгом. Так что теперь можно использовать ее для работы среди другого "женского персонала", и не только женского, если потребуется. А уж как она сможет развернуться в том обществе, куда нам предстоит попасть! Заведомо воображаю, какая может получиться тема для небольшого романа.
     Игорь Ростокин тоже относится к неопределенным величинам. Прежде всего, мы до сих пор не знаем, что он собой представляет в нынешний момент. Сколько памяти он сохранил из "ловушечного" периода, не всажена ли ему специальная, подлежащая активизации в нужный момент подпрограмма? Насколько его личные планы совпадут с нашими? Это тогда, в своей реальности, ему без моей с Ириной помощи и поддержки не удалось бы элементарно выжить, а теперь он фигура самостоятельная, и с амбициями.
     Вот вроде и вся диспозиция, не такая сложная, но требующая филигранной работы, одними декларациями и угрозами вражеского вторжения тут не отделаешься. Пожалуй, всю дипломатию нужно построить "от противного". Никому ничего не навязывать и никого не вербовать. Даже подчеркнуть, где в лоб, где "из-за угла", что из поля зрения неприятеля безусловно необходимо вывести только восьмерых: меня, Сашку, Олега, Берестина с Воронцовым, Ирину, Сильвию и Наталью. Каждый из этой команды наверняка несет на себе определенную "черную метку". Причем разного диапазона и мощности - за неимением другого термина.
     Все остальные в принципе могут не беспокоиться. Мы просто отберем у них все технические устройства, выходящие своими характеристиками за норму для двадцать пятого года, и пусть себе живут, "не высовываясь". Если же и эти предосторожности окажутся недостаточными или дуггуры вторгнутся в наш мир согласно собственным стратегическим конструктам, "неспровоцированно", тогда те, кому повезет, укроются в Замке. Где мы когда-нибудь встретимся.
     
     ...Как обычно после достаточно долгой разлуки, некоторое время ушло на сбивчивые, перескакивающие с одной темы на другую взаимные расспросы: с кем что случилось за последнее время и как все складывается на "подведомственных территориях". Не обошлось, разумеется, без сентиментальных "охов и вздохов", связанных с воспоминаниями о прошлой жизни в Замке, когда те, кому довелось в нем побывать, были так молоды и понятия не имели, что готовит им судьба.
     Наталья, разумеется, захотела навестить свои бывшие апартаменты, что совершенно естественно, и вообще пройти "по местам боевой славы". Прочие дамы составили ей компанию, а Сильвия предпочла остаться в залах. Похоже, пристальные, не слишком скромные взгляды Кирсанова и мальчишки Белли ее интересовали больше, чем перспектива поучаствовать на третьих ролях в дамском междусобойчике. Мужская часть, разбавленная леди Спенсер, на какое-то время оказалась предоставлена самим себе, сгруппировавшись в буфетной.
     Легкого намека Сашки, адресованного Кирсанову, оказалось достаточно, чтобы тот, особым образом, недоступным нам, родившимся в другое время, изогнулся, предложил Сильвии локоть калачиком, начал что-то нашептывать и повлек вдоль по анфиладе, едва ли не "ируканские ковры" осматривать. Впрочем, до ковров вряд ли дойдет, поскольку Павел сделал знак старшему лейтенанту, облаченному в белый китель с орденами, при кортике, сопровождать их.
     Мне показалось забавным, что с Сильвией, полностью обрусевшей, оба старательно разговаривали по-английски. Кирсанов свободно, а Владимир правильно, но выученно, без приличной языковой практики.
     Остались в полуциркульном зале с фуршетными столиками шестеро наших и Удолин, трезвый до изумления.
     Опрокинули по рюмке, тоже в лучших традициях светской жизни, дружно закурили у приоткрытого венецианского окна.
     - Дело у нас следующего рода, - обратился я ко всем сразу, но преимущественно к Воронцову с Ростокиным, считая, что Басманов частично, но в курсе, профессор тем более. - В технические детали сейчас вдаваться не будем, подождем, когда вернутся дамы, тогда мы прокрутим один любопытный фильм с необходимыми комментариями, и всем все станет окончательно ясно...
     Подготовленного Левашовым фильма, кроме меня и Сашки, не видел никто, даже Алексей не успел.
     - Пока же просто хочу согласовать позиции. Магистрам и иным чинам Ордена не пристало в обществе женщин затевать диспуты и демонстрировать разброд и шатания в мыслях, словах и поступках... - В такой, несколько ернической форме я решил задать подходящее настроение.
     Получилось, но не совсем.
     - Значит, ты сейчас должен быть очень убедителен, - заметил Воронцов, скользя цепким взглядом по нашим с Олегом и Сашкой лицам. Наверняка ему не слишком нравилось, что мы предварительно втроем о чем-то сговорились, а теперь темним. Пожалуй, ему сейчас вспомнилась "тайная вечеря" в мастерской у Берестина, где к нему отнеслись без должного пиетета.
     Сам Алексей вертел в пальцах сигарету и смотрел не прямо на меня, а на мое отражение в оконном стекле. Но молчал, выжидая дальнейшего развития событий.
     Ростокин, заинтригованный, весь обратился в слух, как писали авторы в девятнадцатом веке.
     - Сделаю все возможное. Новости у меня, как обычно, две. Хорошая и плохая. Беда в том, что никак не получается сообразить - какая есть какая. Вот, Александр наш Иванович, сам почти того не желая, влез в Сеть и что-то там переключил. В результате, по заслуживающим доверия данным, мы, то есть вся наша реальность, теперь от нее изолированы. От Игроков, от Держателей, от всего... Хорошая это новость или плохая - сказать пока затрудняюсь.
     При этом я указал папиросой на Левашова. Мол, я сказал и сказал, а Олег должен объяснить если не физический, то психологический смысл происшедшего. Затем Сашка вставил несколько слов, не затрагивая пока, как мы и договорились, прочих имевших место событий. Касающихся его лично, но не только.
     Впрочем, дискутировать слишком долго я товарищам не дал. О факте поставлены в известность, ну и все пока.
     - Новость вторая - свято место, как известно, пусто не бывает, и если где чего отнимется, то в другом непременно прибавится. Вот у нас на Земле и прибавилось... Незваные гости, родственнички с какой-то очень далекой мировой линии, ответвившейся, может быть, еще до появления кроманьонцев...
     Кто-то негромко присвистнул.
     - Сами увидите, на пальцах объяснять долго и неубедительно. Мы тут предварительно проконсультировались с другом Антоном...
     - Он снова объявился? - спросил Воронцов, который действительно мог считаться его самым старым другом-приятелем. Дмитрий, по большому счету, и заварил всю эту кашу. Если б не он, одной половины Братства давным-давно не было бы на этом свете, а остальные либо и сейчас существовали по определенным им от рождения схемам, как Наталья и Лариса, либо покоились в земле, отжив отпущенный естественный срок. Это Басманов, Кирсанов, Белли, Анна. Либо, наконец, только собирались бы родиться лет так через полсотни от "контрольной точки" - Ростокин с Аллой.
     - И при весьма странных обстоятельствах. Так вот, даже он пока не сумел выяснить, откуда у всего этого дела ноги растут. Но настроен крайне мрачно. Сам увидишь, время будет. Чего-чего, а времени у нас теперь навалом, - успокоил Дмитрия Сашка.
     Чье поведение мне нравилось, так это Михаила Федоровича. Выбрали мы его среди тысяч таких же, вроде бы, людей "темного", оно же - "проклятое", прошлого - и так хорошо выбрали, что ни разу не пожалели. Даже наоборот - временами казалось, что без него у нас очень многое просто не получилось бы.
     Правда, как-то мне пришло в голову, что и здесь все обстоит совершенно наоборот. Ничего мы не выбирали, а просто, бродя с Сашкой по Стамбулу, визуализировали такую мыслеформу, как капитан Басманов, смонтировав его из многих известных по литературе и истории, симпатичных лично нам персонажей. Соответственно, был придуман и Кирсанов как идеальный образ просвещенного и умного жандарма, а потом и гардемарин Белли, гибрид Юры Ливитина из "Капремонта", Бахметьева и Лобачевского из "Арсена Люпена".
     Всего-то!
     И сейчас они держались, как подобает офицерам. Вопросов не задавали, мимику контролировали, вообще в основном отдавали дань напиткам и холодным закускам, с интересом разглядывали дворцовые интерьеры, наверняка вспоминая что-то свое. Чем их удивишь после того, как, удивившись раз и навсегда, они любую новую невероятность воспринимали как должное.
     - Но главное, ради чего я разговор затеял, заключается вот в чем: выбор у нас небольшой. Оставаясь здесь, рано или поздно придется ввязаться в очередную войну с непонятным и намного превосходящим врагом, а то и спровоцировать ее именно фактом нашего здесь присутствия. Взамен можно уйти за пределы "опасной зоны", целиком занявшись частной и личной жизнью, предоставив Антону и его "соратникам" разобраться самим, а нам вмешаться уже на заключительном этапе. Как Сталину в японо-американскую войну...
     - Как-то странно ты ставишь вопрос, - первым ответил Воронцов. - Что за враг, какой, зачем мы ему и он нам - не сказано. А решение принимать требуешь уже сейчас. Разобъяснил бы как-нибудь... подоступнее. Я "втемную" даже в преферанс не люблю...
     - Насчет врага ты узнаешь в ближайшие полчаса. Если он тебя заинтересует... - Шульгин подергал щекой, - сможешь поупражняться. В частном порядке. Речь же совершенно о другом. Из здесь присутствующих пятеро уже стояли однажды перед похожим выбором и согласились уйти из Замка в двадцатый год, потому что здесь стало "горячо"...
     - Ну, тогда нас особенно и не спрашивали, - вставил Воронцов.
     - Отнюдь. Выбор был и тогда, ты просто подзабыл... Сейчас нас здесь восемь человек. Проблема выбора - аналогичная, но в чем-то легче. Тогда мы сами о себе почти ничего не знали, сейчас - знаем. Уйти нам предлагается в достаточно спокойное время, где никаких катаклизмов не ожидается. Не очень надолго...
     Тут у меня были некоторые сомнения, но высказывать вслух я их не стал.
     - Или война с неизвестным врагом и непредсказуемым исходом, к которой именно сейчас я не расположен...
     - Горячих сторонников любой войны среди нас не так много, - вставил свое слово и Ростокин. - Видели, знаем, но сама постановка, признайтесь, странная, Александр Иванович... Раньше так не бывало, насколько я в курсе.
     - Мало чего раньше не было. Но если таково общее мнение - давайте на этом пока закончим. Кино посмотрите - поговорим еще раз. Только, поверьте, у нас с Андреем и Олегом были основания поставить вопрос именно так. Чтобы перед женщинами выступить с единой позицией. Ты вот, Игорь, из нашей последней встречи на Селигере и в Москве что-нибудь помнишь? Монастырь, генерал Суздалев, ресторан, "чекист" Маркин, ночь в твоей квартире...
     Лицо Ростокина выразило мучительную работу мысли. Опять же, как при попытке вспомнить недавний сон. Вроде что-то такое ощущается, эмоционально, а подробностей - ноль. И от этого - тяжелый дискомфорт.
     - Мы разве встречались? Что-то я не припомню. Последние месяцы я ни в Москве, ни на Селигере не бывал. Тут у меня железное алиби... Уточнить можете?
     - Ну, для тебя же лучше. Не был и не был. Это, значит, у меня индивидуальный глюк приключился. Сон в летнюю ночь. Но до того убедительный... Вроде как у тебя прошлый раз с княжной и татаро-монгольским нашествием. Не бери в голову. Да вон, кажется, и наши дамы возвращаются. Так что, сначала кино, а потом ужин или наоборот?
     Вопрос был задан исключительно "pro forma" [62]. Какой ужин после всего сказанного?
     Все вместе, дождавшись возвращения женщин, направились в небольшой просмотровый зал, приготовленный неподалеку. Точнее - некий гибрид домашнего кинотеатра и ресторанчика на два десятка персон. Столики амфитеатром, удобные кресла, чтобы зрители не заскучали или, наоборот, в самые волнующие моменты могли промочить пересохшее горло. В ассортименте были выставлены прохладительные напитки и легкие вина в качестве аперитивов к предстоящему ужину. Он-то состоится независимо от художественных достоинств предлагаемого фильма.
     
     Глава шестнадцатая
     
     Чтобы не утомлять зрителей, мы с помощью Антона и аппаратуры Замка смонтировали фильм ровно на час. Для придания произведению художественной целостности, а главное, убедительности, кое-где пришлось использовать вставки из позднейших, уже здешних воспоминаний Шульгина и Антона, видеозапись боя с медузой, незначительную режиссуру подлинных эпизодов, элементы компьютерной графики. Сюжет тоже слегка переделали, по тем же самым причинам.
     Возможностей у Замка было предостаточно, что он и продемонстрировал в своих прежних "произведениях" из жизни Натальи и наших с Олегом и Воронцовым приключений в сорок первом году.
     Изображение, разумеется, трехмерное, великолепного качества, с использованием всех положенных в высокохудожественном кино режиссерских и операторских приемов. Действие сопровождалось закадровым голосом Шульгина. Единственное, без чего мы обошлись, так это без музыки, иначе получился бы перебор. Эстетический.
     Вообще вначале была идея показать все как есть - в виде стопроцентно подлинных, но не слишком связных отрывков ментаграмм, стилизованных под черно-белую фронтовую кинохронику. Но все же остановились на втором варианте.
     Начиналась картина сценой покушения на Сталина, которая подавалась как бы с точки зрения стороннего наблюдателя, находящегося, однако, в центре событий. В кадрах мелькнули и Лихарев, немедленно большинством зрителей узнанный, и Антон в облике Шульгина, и никому здесь не известный Юрий. Кадр остановился в момент, когда трупы монстров грузили в машины.
     - Дальше "объекты" были доставлены на дачу Сталина, где, наверное, и пребывают до сего времени в ожидании вскрытия и научного заключения. А также результатов оперативно-служебного расследования по факту акции, - сообщил заэкранный Шульгин, пытаясь подражать артисту Копеляну. - Очень надеюсь, что там сейчас развитие "линии" все-таки остановлено, иначе трудно представить, во что все может вылиться.
     Следующий эпизод, на "планете Зима", включал короткую сцену Сашкиной пробежки от начала ущелья до избушки, после чего сразу начинался бой с преследующими его гоминоидами. Все лишние моменты были вырезаны, картинки подавалась исключительно с его точки зрения, как если бы камера была закреплена у него на голове. Весь сюжет уложился в десять минут, что по кинематографическим меркам достаточно много.
     - Способ и причина моего попадания в это мрачное место мне неизвестны, но есть мнение, что сделано это было просто для того, чтобы поближе познакомить персонажей друг с другом, заодно беспристрастно оценив их боевые качества, - сообщил Шульгин, когда его экранный двойник скрылся в лазе, ведущем в пещеры. - Или с той же степенью убедительности - кое-кому потребовалось любой ценой не пропустить теперь знакомых вам монстров в эти самые пещеры...
     - Не очень и любой, - вмешался Берестин. - Один человек с винтовкой - это не оборона. Шальная пуля - и конец замыслу...
     - Имелся и запасной рубеж. Многослойное минирование пещер, в принципе непреодолимое... - ответил Шульгин, снова приостанавливая показ.
     - Тогда нечего было и огород городить, тебя подставляя. Первый вариант - провокация или рекогносцировка - куда убедительней.
     - Все это мы будем специально обсуждать, а пока продолжим. Пещеры, кстати, заслуживают самого пристального внимания, жаль только, что мы не знаем, где и когда они находятся. Но мне кажется, что отнюдь не в дальнем космосе, а на Земле. Очень может быть - в эпоху Великого оледенения...
     Над подиумом появилось изображение интерьеров избушек, "входной" и "выходной". "Камера" подробно задерживалась на каждой детали обстановки и реквизита.
     - Думаю, никому не покажется смелым предположение, что все это оборудовали специалисты с психологией и жизненным опытом, идентичным нашим. Точнее, знатоки двадцатого века, всего сразу, взятого в странном разрезе. Винтовки, обращаю внимание знатоков, натуральные, не "дробь тридцатого" [63], вещь достаточно раритетная. А гранаты, напротив, образца семидесятых. Ничего более позднего предложено не было, возможно, из опасения, что этот товарищ из фильма с ходу не разберется с другими. Учли, значит, что с техникой, придуманной после восемьдесят четвертого, знаком слабо.
     - Я бы предположил, - вновь перебивая комментатора, провозгласил Берестин, - что это мы сами и устроили. Или мы - параллельные, или просто позже текущего момента.
     - Не смею спорить, - ответил Шульгин, - мы, не мы, но явно "под нас". И хочу заметить, предваряя следующие бестактные вопросы, что демонстрируются вам только факты. Никаких гипотез и тем более законченной точки зрения у меня нет.
     Сашка потянулся к бокалу красного вина, стоящему перед ним, в последний момент отдернул руку.
     - Человек! Виски со льдом! Много льда!
     На фоне только что всеми нами увиденного слова "много льда" прозвучали несколько двусмысленно. А в принципе правильный выбор. Ему еще предстоит "пресс-конференция", так сказать, и удобнее отвечать на многочисленные вопросы, не спеша отхлебывая именно разбавленный виски. Не водку же глушить рюмку за рюмкой!
     Лакей-робот немедленно возник из-за портьеры и подал на подносе требуемое.
     - Но все же скорее всего это устроили отнюдь не мы. Разве что - из той реальности, где вместо Валгаллы направились вот сюда...
     - А может, это именно Валгалла? С которой мы не ушли? - подкинул свежую идейку Воронцов. - Монстры, соответственно, еще одна разумная раса, помимо квангов, или биороботы... Не ваши, Сильвия?
     Аггрианка в ответ лишь презрительно фыркнула.
     - Ну, нет так нет. А по климату вполне похоже. Мы ведь и доли процента территории планеты не обследовали. Бушмены из Калахари в восемнадцатом веке тоже едва ли могли вообразить, что на Земле имеется что-то еще, кроме их пустыни и травяных хижин...
     - И это не лишено смысла. Однако продолжим просмотр. Дальше будет еще интереснее...
     Да уж! Следующие двадцать минут народ получил возможность в деталях и подробностях, под разнообразными ракурсами обозреть "Барселонское побоище". Из переулков, с крыш домов, из окон отеля и примыкающих зданий. Ружейной и артиллерийской стрельбы, взрывов, огня, дыма, крови хватило бы на целую серию киноэпопеи "Освобождение". Только в отличие от творения Озерова здесь все было настоящее.
     Немцев, Буданцева и многое другое мы тоже вырезали, как не имеющее отношения к сути, зато в финале показали пленных дуггуров-элоев крупным планом.
     На чем демонстрация закончилась.
     Впечатление получилось сильное, у всех без исключения. И, по счастью, никто не выразил претензий к качеству фильма, его достоверности и стилю подачи материала.
     - Таким вот образом, господа, - подвел я итог показа. - Есть информация, пусть пока и не стопроцентно подтвержденная, что подобное вторжение может состояться и в нашем мире. Разумеется, если оно случится где-нибудь в восьмидесятые годы, объединенные силы СССР, Штатов и прочей НАТО наверняка смогут дать отпор прямой вооруженной агрессии...
     - Что, во-первых, не факт, - снова начал спор Берестин, - а во-вторых, они ведь тоже могут обладать методиками внедрения матриц и тому подобными...
     - Могут, - согласился я. - Но до восьмидесятых в любом случае далеко, лично нас теперь это не слишком касается, а вот если агрессия начнется здесь, я имею в виду двадцать пятый и следующие годы...
     - Тогда - абзац! - закончил за меня мысль Воронцов.
     Алексей и Басманов, весь фильм просидевшие молча, не отрывая при этом глаз от экрана, принялись обсуждать реальные возможности противодействия такому противнику в современных условиях.
     - Огнеметные танки - то, что нужно. Куда эффективнее пушечных, - предложил Алексей. - При достаточной эшелонированности боевых порядков и хорошем качестве огнесмеси даже тысячные массы этих монстров могут быть рассеяны, а главное - деморализованы... Напалм и его производные куда страшнее пуль и снарядов...
     - Вы упускаете из виду существенный момент, - возразил Басманов. - То, что мы сейчас увидели, никак не раскрывает настоящей степени боеспособности противника. Даже в Барселоне имела место всего лишь диверсионная операция едва ли батальонного масштаба, проведенная в весьма специфических условиях. В поле даже те монстровские гранатометы, что мы видели, могут нанести танкам тяжелейший урон, особенно с учетом того, что дальнобойность ракет куда больше, чем у огнеметов. Я бы хотел представить, каковы их действительные возможности. Цивилизация намного древнее нашей, как я понял, должна располагать соответствующим уровнем развития средств и способов уничтожения... Если уж между моим и вашим временем такая разница, так о чем говорить?
     - А мне вот кажется, - не согласился Алексей, - что нам продемонстрирован именно предел их боевых технических возможностей. Иначе странно было бы... Ну вот я, располагая снайперской винтовкой, условно говоря, чего ради пошел бы на противника с мечом и щитом? А мы видели три разнесенных по месту и времени эпизода, и в каждом вооружение и тактика практически однотипны...
     - Может, им просто поразмяться захотелось - раз. У нас тоже есть любители охотиться на крупного зверя с луком и рогатиной, - с улыбкой сказал Ростокин, - что не отменяет существования плазменных карабинов и многого другого. Или у них существует закон, обычай, требующий в каждом конкретном случае использовать оружие, соответствующее эпохе, - два. Мы сами стараемся поступать так же, не правда ли? И, наконец, нам подсунули тщательно спланированную дезинформацию стратегического уровня - три. Никого не удивляет, что ее объектом и одновременно субъектом выбрали именно уважаемого Александра Ивановича? Для этого ведь надо очень тонко разбираться в структуре и отношениях внутри нашего Братства...
     - Согласен, - поддержал его Кирсанов, человек не просто умный, но квалифицированный как раз в этой области. - Объект выбран со знанием дела. Другой в предложенных обстоятельствах скорее всего был бы убит, если не с первого раза, то со второго - точно. Здесь же расчет был именно на то, что он выиграет, на пределе своих возможностей, но почти наверняка. Третий эпизод самый масштабный, в нем Александр Иванович победил уже не за счет физических и моральных качеств, а скорее - организаторских. Кроме того, тема развивалась по нарастающей. Вначале - экспозиция, нам показали вероятного противника, но сама задачка была несложная. Обычная трехходовка. Исполнители посланы на убой, но если бы, паче чаяния, покушение на диктатора удалось, эффект получился бы поразительный. На фоне непременно возникшей паники, которая легко могла перерасти в общую в смуту, мог быть введен следующий вариант. Какой именно - гадать не берусь...
     В картине номер два Александру Ивановичу был предложен уровень посложнее. Шесть к одному, вдобавок при ощутимом огневом перевесе неприятеля. Я смотрел очень внимательно. Большинство из нас в этой стычке шансов на победу не имели. Никого не хочу обидеть - но факт.
     Желаемый для противника вывод: "Я сильнее, умнее и хитрее, я вас не боюсь", - Александром Ивановичем был сделан. Правильно?
     Шульгин молча кивнул.
     Нет, что ни говорите, талантливый человек Павел Васильевич. Быть бы ему в положенное время шефом Корпуса Жандармов, если б, конечно, раньше себе шею не сломал в бюрократических интригах.
     - И, наконец, - продолжил Кирсанов, - в Барселоне ему была дана возможность сразиться с организованным боевым подразделением в качестве уже не боевика-индивидуала, а старшего воинского начальника. И он снова выходит победителем. Уровень самооценки еще более поднимается, уверенность, что враг страшен, но не слишком опасен, становится доминирующей...
     Он сделал паузу, видимо, соображая, не слишком ли разболтался.
     - Продолжайте, Павел Васильевич, - поощрил я жандарма. - Вы очень четко все формулируете.
     - Извольте. При всем своем остроумии и названных частных успехах стратегическую ошибку неприятель допустил. Даже две. Он не догадался, что мы умеем думать быстрее и оригинальнее его. Если верны слова о том, что в их мире много тысячелетий существует единое общество и единая мыслящая раса, у них давно уже нет стимулов оттачивать разум в решении настоящих военно-политических задач, дипломатических интригах, политическом и уголовном сыске. Поэтому здесь мы их уже переиграли. Я ведь не думаю, что, собирая всех нас здесь, Александр Иванович и Андрей Дмитриевич сами исходно не пришли к тем же выводам, что я позволил себе огласить...
     - А зачем тогда вообще об этом заговорили, если и так все очевидно? - с долей яда в голосе спросила Лариса. До этого никто из женщин не произнес ни слова, за исключением междометий, которыми выражали свои эмоции по ходу фильма.
     Кирсанов с достоинством наклонил голову с великолепным пробором в ее сторону. Чуть прищурился, его выразительные синие глаза опасно сверкнули.
     - Прошу прощения, очевидно - из карьерных соображений. Увидел, что руководству по только ему известной причине не хочется растолковывать некоторые факты и соображения, вот и взял на себя труд. Глядишь, думаю, и зачтется при случае...
     Все, кроме Ларисы, дружно рассмеялись, снимая накопившееся напряжение. Да уж, из Кирсанова карьерист еще тот! Единственный, пожалуй, в нашей компании человек, у которого полностью отсутствуют какие-либо амбиции, кроме чисто профессиональных. Своего рода аналог Шерлока Холмса или, если угодно, Бобби Фишера, который, убедившись, что играет в шахматы лучше всех в мире, не стал дальше защищать свой титул. То же и Павел Васильевич, вольный стрелок в мире тайных операций. А мог бы...
     - Если же серьезно, то все это я говорю исключительно с целью экономии времени. Чтобы избежать долгих, не уверен, что плодотворных, дискуссий и сразу перейти к сути вопроса...
     - А если мы именно подискутировать хотим и прийти к самостоятельным выводам, а не к тем, что нам, предположительно, собираются навязать? - не сдавалась Лариса, исключительно из вредности.
     - Уж это я никаким образом не смогу вам запретить, даже если бы и имел такое право. Но вы позволите закруглить мысль? Вторая ошибка неприятеля заключается в том, что он настолько переоценил тонкость своего замысла и недооценил уровень подготовки объекта, что подставился... Я так понимаю, они были совершенно уверены в результате, причем, заметьте, их одинаково устраивали и победа и поражение своей ударной группы. Захватят Александра Ивановича живым - великолепно. Сумеет он отбиться - немногим хуже. Они настолько обнаглели, что послали на поле боя своих наблюдателей...
     - А я думаю - координаторов, - вставил Шульгин, - или - корректировщиков.
     - Вам виднее. Я не в курсе. Но если бы не это, партию они могли выиграть вчистую. Потери "пушечного мяса" для них наверняка несущественны. Зато сам факт, что мы узнали о существовании этих "элоев", а уж тем более их пленения, для них катастрофичен. Теперь мы информированы, мы настолько настороже, что стратегических перспектив для них я не вижу. Они же, в свою очередь, должны быть напуганы столь явным превосходством противника. Там ведь не только вы были, там нормальные солдаты сражались. И потому согласен с Андреем Дмитриевичем - нам нужно немедленно исчезнуть с театра военных действий, оставив противнику стратегическую пустоту.
     Жандарм промокнул салфеткой слегка вспотевший лоб, поклонился, благодаря за внимание, сел.
     - Парадокс, - сказал Берестин, - но - хороший парадокс. Самоочевидно, что захват территории как таковой для дуггуров ничего не решает. До тех пор пока существуем мы, здесь присутствующие, ну и наши союзники, конечно. Жаль, что на совещании не присутствует Антон.
     - Уже присутствует, - сообщил форзейль, появляясь из боковой двери.
     - Наконец-то, - вполголоса сказал Сильвия, когда остальные, лично с ним знакомые, различным образом, кто словами, кто жестами, его приветствовали.
     - Теперь, можно сказать, компания в полном сборе, - констатировал он, садясь за столик так, чтобы оказаться ко всем лицом. - Обсуждение у вас идет вполне плодотворно, а я, в свою очередь, готов ответить на вопросы, могущие прояснить до сих пор не ясные моменты. Не знаю, успел ли Андрей или Александр сообщить, что с некоторого времени я - тоже один из вас, и не более. Лишен чинов и прав состояния, навсегда покинул возлюбленную родину и нахожусь в качестве политического эмигранта, как Ирина и Сильвия...
     Реакция на его слова не была бурной, но вызвала неподдельный интерес, у каждого - своего рода.
     После десятка дежурных вопросов и ответов, неизбежных при встрече давно не видевшихся людей, Антон перешел к сути интересующего всех вопроса. В достаточно упрощенной форме, не вникая в те тонкости, которые мы с ним обсудили раньше, он подтвердил начавшее складываться у специалистов мнение. Да, действительно, доступные сейчас способы анализа подтверждают, что цель цивилизации дуггуров именно в том и заключается, чтобы предварительно очистить нашу и примыкающие к ней реальности от сил, способных оказать им действенное сопротивление, и лишь потом начать, если можно так выразиться, "хозяйственное освоение" территории.
     - Есть также мнение, что они достаточно много знают о деятельности тех сил, в поле воздействия которых долгое время находилась наша ГИП и "окрестности".
     Он не стал называть конкретно ни аггров, ни своих соотечественников, ни даже Игроков. Из деликатности, наверное, чтобы не возбуждать дополнительных эмоций.
     - А что показали пленные? - Этот вопрос Кирсанова, похоже, интересовал больше всего. Да и правильно.
     Антон ответил уклончиво. Работа, мол, над расшифровкой полученной информации продолжается, но слишком уж велико несоответствие между нашими техническими возможностями и их ментальными структурами.
     - Примерно то же самое, что пытаться расшифровать телевизионный сигнал с помощью армейской коротковолновой радиостанции. Мы на подобное никогда не рассчитывали. Вы ведь тоже? - обратился он к Сильвии.
     Та в ответ просто развела руками.
     - Но кое-чего мы все же достигли. К примеру, есть основание полагать, что к гибели нашей первой экспедиции, за Книгой-отчетом которой ходил Дмитрий, дуггуры наверняка причастны. Я обратил внимание на темные места, раньше не поддававшиеся разумной трактовке, а под новым углом рассмотрения многое сходится...
     Мы получили характеристики психополей, которыми дуггуры пользуются при своих визитах на Землю, и теперь можем их достаточно успешно нейтрализовать. Более того, мы убедились, что не только личности уровня Александра могут сопротивляться их воздействию, но и простые люди, как, например, те несколько бойцов спецотряда, сумевшие захватить "языков"...
     - Не совсем они, наверное, простые, - заметила Ирина.
     - Проще некуда, - ответил ей Шульгин. - Выбирал из предложенного, никакими верископами не пользовался. Солдаты как солдаты, для своего времени прилично подготовленные, но и не более того. Правда, у командира, старшего лейтенанта Гришина, какие-то паранормальные задатки ощущались, но это скорее по ведомству профессора Удолина...
     - Если мне будут предоставлены нужные материалы, то... - ответил профессор, настолько тихо сидевший в своем углу, что многие даже забыли о его существовании.
     - Самое главное и обнадеживающее, - продолжал Антон, - в том, что мы не только скопировали часть психоматриц пленников (которую в состоянии оказались расшифровать наши сканеры), но и внедрили им кое-какую свою информацию. Не вербальную, я уже говорил, нам это пока недоступно, но эмоционально-фоновую, и это уже достижение. Мы посеяли в них страх и некое подобие комплекса неполноценности...
     - Я не понимаю, - вновь вмешалась Лариса, - как такое может быть? Вполне гуманоидного облика существа, земного происхождения, способные к целенаправленной и, судя по тому, что нам было показано, вписывающейся в рамки наших стереотипов деятельности, в то же время оказываются непостижимыми для тебя, Антон, умеющего создавать из ничего вполне жизнеспособные фантомы!
     Когда наша "анфан террибль" [64] хотела, она вспоминала свое весьма приличное образование и начинала выражаться четко и даже рафинированно. Оставаясь при этом той же природной стервой. Как такое можно говорить в присутствии якобы лучшей и якобы единственной подруги?
     Наталья, конечно, была и осталась человеком, но о ее воплощении (и реконструкции) в Замке при ней и Воронцове лучше было бы не вспоминать.
     Я предпочел отвернуться, чтобы не видеть Натальину реакцию, однако, кроме меня, кажется, этой грубой бестактности никто и не заметил. Или сделали вид. "Если ваш сосед облил скатерть соусом...", и так далее.
     Зато Антон уловил все, что следовало, и ответил так, что я бы ему пожал руку, пусть и за кулисами.
     - Видеть многое и помнить - это в знании второстепенно, как говорил Конфуций. Он же говорил о том, чем является откровенность без церемониала...
     "Хамством", - продолжил я в уме. Похоже, Лариса тоже поняла, о чем идет речь.
     Антон продолжать не стал. Счел, что сказано достаточно, да и обострять отношения ему было ни к чему. Вернулся к теме.
     - Как-то нам уже приходилось обращаться к вопросу, каким образом способны понимать друг друга мы - присутствующие здесь люди, бывшие аггры и настолько же бывший форзейль. Кажется, Андрей тогда провел ассоциацию между всеми нами и муравьями. Биологи здесь присутствуют? - задал он риторический вопрос в стиле Цицерона. Сам же и ответил: - Нет, не присутствуют, если не считать Александра, около года изучавшего эту науку на первом курсе. Но каждый из вас способен понять, что на нынешнем уровне нашего с вами развития ни допросами, ни ментаскопированием, ни другими доступными нам методиками мы ни с рядовым "формика руфа", ни с их маткой о чем-то конструктивном договориться не в состоянии. Если даже муравей будет ростом с медведя и одет в некое подобие фрачной пары. Вы со мной согласны, Лариса? Или продолжить цепь ассоциаций и силлогизмов?
     Молодец, Антон. Он сказал это таким тоном и смотрел на нее так, что она просто вынуждена была, пусть и сквозь зубы, ответить положительно. Иначе просто потеряла бы лицо.
     А у нас на это обращают пристальное внимание. Как же - шестнадцать самодостаточных личностей, и никто не согласен на подчинение иерархии тюремной камеры или крысиной стаи. Все "альфы", пусть и в собственных нишах.
     - Простите, Антон, - меняя тему, сказал Кирсанов, - а можно ли хоть издалека посмотреть на ваших пленников? Из фильма мне показалось, что, когда их бьют прикладами или сапогами, они реагируют как-то очень по-человечески...
     - Сожалею, но сейчас это невозможно. Как бы это правильнее выразиться... - Антон явно испытывал затруднение, общаясь с человеком, которому по определению полагалось мыслить в рамках начала двадцатого века, не зная ничего о последующих достижениях человеческой (и не только) мысли.
     Здесь он здорово ошибался, находясь в рамках (или тенетах) прошлых представлений. Ему не приходилось, прожив много десятилетий в конце девятнадцатого века и почти весь двадцатый, общаться с людьми, столь резко сменившими "среду обитания", как Кирсанов или Басманов. Мы - совсем другой контингент. Тем более они оба успели очень многому научиться, читая книги, работая с компьютерами и путешествуя между мирами. Мозги у них были правильно устроены, это главное, а информационное наполнение - дело наживное.
     - Да вы не стесняйтесь, выражайтесь, - поощрил его жандарм, как если бы разговаривал с арестованным эсером-террористом. - Поймем как-нибудь.
     - Хорошо, - сказал Антон, оглянувшись именно на меня. Будто спрашивая, как быть. Я сделал разрешающий жест.
     - Сейчас этих дуггуров-элоев у нас нет...
     - Сбежали, что ли? - с профессиональным интересом спросил Кирсанов. - И как же вы так... промухали? У меня что из "Крестов", что из Константиновского равелина ни один... временно задержанный или подследственный не сбежал. В худшем случае случались "неудачные попытки"... А я слышал, вы еще при обоих Александрах служили...
     Лицо и тон Кирсанова выражали горестное недоумение, легкое сочувствие и не слишком тщательно маскируемый сарказм.
     - Я по другому ведомству служил, - с неожиданной гордостью ответил Антон, и я вдруг со странным чувством отметил - сколь же сильна та самая "одержимость временем". Казалось бы, ну что Антону, дожившему как минимум до встречи с Воронцовым (1984 год, Сухум), старые счеты между давно канувшими в Лету учреждениями монархии, уже семьдесят лет как не существующей.
     Нет, с другой стороны, как говорил еще мой дед: "В армии, если без войны, три года служишь, а воспоминаний потом у мужиков на всю жизнь хватает".
     - Об этом, надеюсь, у нас будет время отдельно поговорить, а по данному факту? - не поддался на провокацию Кирсанов.
     Видя, что Антон слегка потерялся в непривычной для него ситуации (а чего вы хотите, из князей да в грязи), слово взял я.
     - Павел Васильевич, никто ни в чем и ни при чем... Примем за данность, что пленники были захвачены несколько позже момента нашей текущей встречи и не могут быть предъявлены, потому что, с одной стороны, их здесь еще нет, а с другой - здесь они уже побывали и исчезли именно потому, что мы решили встретиться в данный, а не какой-нибудь другой момент. Допускаю, что это было нашей ошибкой, но теперь ничего не поделаешь. Времена, как сказал поэт, не выбирают...
     - Благодарю за разъяснение, господин генерал-лейтенант! - Кирсанов щелкнул каблуками и опустился в кресло, выбрав наилучший выход из положения. Любому жандармскому офицеру, даже такому умному и прожившему с нами более четырех лет, подобные объяснения казались примерно тем же самым, что рассуждения Фомы Аквинского. Разве что с обратным знаком. Но на веру он многое принимать соглашался, опять же чисто эмпирически, наблюдая происходящее и не пытаясь подвергать его "Критике чистого разума" [65].
     
     Мы втроем, Сашка, Олег и я, снабдив товарищей всей значащей информацией - но знающие больше и имеющие собственный план, который еще предстояло довести до стадии реализации, - сочли первый этап своей миссии выполненным. В неизбежно вспыхнувшей дискуссии участвовать не собирались. Запал был дан подходящий, а теперь пусть выговорятся и решают, исходя из собственных настроений и предпочтений.
     В общем и целом стихийно сформировались три точки зрения, почти в точности совпадающие с теми, что мы обсуждали в узком кругу. Только вот с персоналиями мы ошиблись.
     В зависимости от возраста, опыта и темперамента нашлись как сторонники невмешательства и немедленной эвакуации, так и "ястребы", непременно желающие учинить нечто вроде "разведки боем". "Военную партию", как и следовало ожидать, составили Берестин, Басманов, Белли и примкнувшая к ним Лариса. Понять ее можно: кипучая, эмоциональная натура, давно уже почувствовавшая вкус к рискованным предприятиям. Плюс старательно маскируемые комплексы, требующие постоянного самоутверждения, что в отношениях с мужчинами, что на полях сражений. Клеопатра, Жанна д'Арк и императрица Екатерина Великая в одном лице. Да и в двадцатом веке таких натур хватало. То, что она оказалась в разных лагерях с Олегом, могло удивить кого угодно, только не нас. Так с самого начала и задумывалось.
     Укрыться в Замке и отсюда спокойно понаблюдать за развитием событий, одновременно продолжая всеми доступными способами изучение дуггурской цивилизации, выразили желание лишь трое - Сильвия, Ростокин, Алла. В принципе их мотивация тоже вполне прозрачна. Игорю с его подругой нет никаких резонов проваливаться еще глубже в засасывающую топь времени. Они и так слишком далеко ушли от дома. Как журналиста и, скажем деликатно, эмиссара своей реальности и ее криптократов, Ростокина не может не привлекать возможность ближе познакомиться с Антоном, сутью и устройством Замка, да и собрать эксклюзивную информацию о дуггурах. Хоть для серии статей, хоть для книги, а заодно и для блага Отечества, которое для него таковым и оставалось.
     Членство в Братстве никак не отменяло лояльности собственным Родинам, скорее это даже приветствовалось. Тем более "настоящая" только у них с Аллой и осталась. В том смысле, что осталась неизменной и, с их точки зрения, подлинной, невзирая на то, что мы обзывали ее "химерой".
     Что же касается Сильвии... Тут сложнее, конечно. Скорее всего, ей захотелось покоя и независимости. Перспектива тайной или явной войны с очередными порождениями неизвестно чего ее явно не прельщала. По понятным причинам. Присоединяться к большинству, где по-любому придется оставаться на вторых ролях, - тоже. А вот в третьем варианте она получала все, чего могла желать.
     Оставаясь в Замке в качестве нашего представителя, она вновь уравнивалась в правах и должности с Антоном. Получала полную свободу рук именно в той области, к которой была лучше всего приспособлена, рассчитывая при этом, что Ростокин с Аллой, хотят они этого или нет, окажутся "ступенькой ниже" в заново складывающейся иерархии. Ну и не могу утверждать наверняка, но предполагаю, что при самом неблагоприятном развитии событий она рассчитывает вместе с Ростокиными сбежать в две тысячи пятьдесят шестой год, где и натурализоваться. Из Замка это будет сделать проще, чем из любого другого места.
     Если это и так, осуждать ее я не имею ни права, ни оснований. Принципы братьев-основоположников на нее не распространяются.
     Кресла в этом зале-баре были снабжены колесиками, и, почти не привлекая ничьего внимания, мы втроем переместились на самую периферию зала, окружили столик, ближайший к задней входной двери. Щелчком пальцев Сашка привлек внимание лакея и без слов объяснил, что нам требуется.
     - Слушай, давно мы такой бучи не устраивали, - от всей души улыбаясь, сказал Олег.
     - Пожалуй, что и никогда, - согласился я. - Непосредственная демократия в действии. Шестнадцать человек впервые получили возможность высказать свое мнение, не находясь в цейтноте, вне непосредственной опасности и не рискуя своим "шифгретором", так, кажется, называется общественный статус + дворянская честь + шляхетский гонор в романе Ле Гуин [66].
     - Это точно, - подтвердил Сашка. - Смотрю, и душа радуется. Новгородское вече "а натюрель". Пусть выговорятся, до донышка, а потом станем итоги подводить...
     - Слушай, не надо, - вдруг сказал Олег, поднимая полный бокал хереса и взглядом предлагая присоединиться. - Как хочешь, а меня такой вот расклад полностью устраивает. Ты, Андрей, возьми сейчас слово и скажи - так решили, так пусть и будет. Оно ведь и в самом деле...
     - О! - поднял палец левой руки Шульгин, правой опрокидывая бокал. - Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон. Мы одновременно перекрываем весь спектр проблемы, при этом каждый получает возможность действовать исключительно по собственному разумению. Раньше у нас обязательно кто-то был чем-то недоволен, сознательно или подсознательно. Собой, нами, судьбой, Игроками... А теперь - свобода, и никто из обиженных не уйдет...
     - Живым, - для полноты юмора добавил я.
     Поднявшись к нам по ступеням амфитеатра, пока внизу еще продолжались споры и громогласные филиппики [67], Ирина с подчеркнутой деликатностью спросила, не помешает ли.
     - Ты - да помешаешь? - галантно ответил Левашов. Рядом с Ириной он всегда чувствовал себя комфортно, даже когда остыли его юношеские к ней чувства.
     - Довольны?
     - Более чем. Честно, мы готовились к несколько другому, а сейчас получается даже лучше, - ответил я. - На самом деле чтобы мы делали там, куда собрались, со всей этой командой? На Валгалле было вдвое меньше, и то...
     - Так, может, ты мне наконец скажешь, куда мы все-таки собрались, - спросила она, присаживаясь на подлокотник кресла, так, чтобы Олегу и Сашке стали видны ее ножки, облитые переливчатым шелком, вплоть до золотистых застежек у края чулок. Невинное кокетство молодой дамы, знающей, что ей есть чем похвастаться. При каждом удобном случае, невзирая на то, что друзья неоднократно созерцали ее и топлесс.
     - Складывается так, что в Южную Африку времен Англо-бурской войны. За теми бриллиантами и золотом, какими расплачивались с Врангелем...
     - Совсем хорошо, - улыбнулась Ирина. Левашов, будто опомнившись, вскочил и наполнил ее бокал. И наши заодно.
     Она благодарно кивнула.
     - За успех! Вас не забавляет, что Берестин и Лариса, не прилагая никаких специальных усилий, оказались предводителями "партии войны", которая без их участия не имела бы никакого смысла? Словно в романе Честертона "Человек, который был четвергом". Вообще нормально, только любой мало-мальски проницательный сторонний наблюдатель немедленно бы усомнился: "А как они при таком раскладе свою личную жизнь представляют? Олег здесь, Лариса там, Алексей тоже там. А Сильвия где и с кем? Не с Антоном же?" Не рядом выходит, зная все предыдущее. Извини, Олег, если я не так сказала...
     - Ничего, я понимаю. Но ведь никто же не говорил, что это - окончательный вариант. Скорее - обозначение позиций. А если кто в том же, что ты, направлении думать начнет - тоже полезно.
     Ирина убрала прядь волос, упавшую на глаза.
     - Согласимся, для начала сойдет. А вот отчего наш господин Кирсанов своей позиции не обозначил?
     - Сильно умный. Готов поставить свой гомеостат против бутылки водки, что он раздумывает, как бы войти в специальный комплот с Удолиным. У них есть опыт совместной работы. По Агранову, - заявил Шульгин.
     - Не стану спорить, - снова улыбнулась Ирина. - Второй гомеостат мне не нужен, а до ближайшего магазина за бутылкой далеко бежать... Так вы, ребята, постарайтесь, чтобы хоть сегодня каждый из диспутантов остался при своем мнении. Так всем будет лучше. Для намеченной операции - тоже.
     Признаться, даже я не понял, из каких именно соображений она это сказала. Неужто придумала нечто собственное? Интересно.
     Впрочем, я ведь ее тоже не во все свои замыслы посвящал...
     
     Глава семнадцатая
     
     Спираль нашей стратегической дезинформации продолжала закручиваться. На что мы и рассчитывали. Процесс должен войти в фазу саморазвития. Тогда от него будет толк.
     Честно сказать, без всяких интриг я в любом случае предпочел бы отправиться в дальний поход весьма узким кругом друзей-единомышленников. На самом деле даже обычная воскресная рыбалка превратится черт знает во что, если на нее двинуться такой толпой, да еще и с женщинами!
     В то же время в предвидении возможного вторжения дуггуров оставлять заведомо слабейшую часть команды на растерзание врагу - не по-нашему.
     Хорошо, пусть не на "растерзание" в буквальном смысле, просто в ситуации войны и связанного с ней хаоса. Это как самому своевременно эмигрировать в теплые и мирные края, а членов своего клана оставить на оккупированной территории, выживать по способности.
     В критический момент мы, конечно, примем оптимальное решение, а до того пусть все идет, как идет. И друзья выскажут свои истинные взгляды и интересы, и противодействующие силы, откуда бы они ни исходили, тем или иным образом проявятся, если вообще существуют в природе. Принципа "разделяй и властвуй" никто не отменял. У меня иногда мелькала мысль, что и Дайяна может (могла) работать в сговоре или под контролем дуггуров, и все вообще прежде непонятные события можно списать на них. Как раньше удалось пересмотреть земную историю последних полутора веков, узнав о противостоянии аггров и форзейлей.
     Мы же будем просто наблюдать через призму принятой гипотезы исследования, и отслеживать не укладывающиеся в нее явления.
     
     ...На данный момент мы имеем что?
     Наших друзей-конфидентов, как мне кажется, слегка удивило единодушие "великих магистров". И тех, с кем мы затевали предварительный разговор, и тех, кто ничего об этом не зная, просто пытались самоутвердиться, ориентируясь на известную степень нашей несговорчивости и, как говорится, авторитаризма. Еще одной неожиданностью для ряда товарищей стало полное взаимопонимание у меня с Шульгиным (что привычно), и Левашова, который последние четыре года регулярно демонстрировал не всегда логичную, но последовательную конфронтацию по многим принципиальным вопросам.
     Причина же его сговорчивости проста, как апельсин, используя сравнение В.П. Рощина, хотя чем же он так прост - не совсем понятно.
     Результат свободного волеизъявления оказался лучше и практичнее того варианта, который мы себе вообразили умозрительно. Можно представить, что моя и Сашкина способность к созданию жизнеспособных мыслеформ здесь, в Замке, не сработала. Очень возможно, что она каким-то образом блокируется собственной аурой Арчибальда или - инструментальным способом. Нечто вроде генератора вихревых полей, сдувающих выходящие за пределы черепной коробки посторонние эманации.
     Возникали же в недрах Замка вполне материальные и враждебные нам артефакты, значит, и обратные процессы вполне возможны.
     Но дело не в этом. Коллективный эгрегор Братства начал вести себя самостоятельно и, получается, оказался мудрее двух или трех его элементов, возомнивших себя носителями единственно верной истины. И это хорошо, даже в том смысле, что нам не придется в дальнейшем укорять себя за навязанное и оказавшееся роковым решение. "Бачили очи, що купувалы" [68], вот и весь ответ будущим критикам.
     Жаль, конечно, что нам не удастся оттуда следить за процессами, которые будут происходить здесь, так оно, пожалуй, и к лучшему. Впрочем, не все так однозначно. Кое-какой способ, опять-таки нестандартный, у нас в запасе имеется.
     Я говорю о профессоре Удолине.
     С момента прибытия в Замок он находился в великолепнейшем расположении духа. Одно дело, что перед ним замаячила возможность наконец-то продемонстрировать всю мощь своего интеллекта, превосходство своих знаний и методик над нашими, проникнуть в ранее ускользавшие от его внимания области эзотерики. Тут он мало чем отличался от пресловутого профессора Челленджера, разве что не был столь демонстративно агрессивен. Но его, и отнюдь не в малой степени, восхищали чисто житейские моменты. Что ни говорите, а в царское время материальные возможности экстраординарного профессора к роскошной жизни не располагали. После революции вообще хлебнул лиха, разве что спичками поштучно на Сухаревке не торговал. В лапах Агранова тоже было не сладко. Кормили получше, зато постоянно пугали лубянскими подвалами и расстрелом. Только прибившись к Братству, он познал вкус настоящей жизни.
     Вот и сейчас. Льняная скатерть, столовое серебро и фарфор с императорскими, Павла Первого, вензелями и мальтийской символикой. Хорошо сбалансированное меню, вышколенные слуги, электрическое, но стилизованное под XVIII век освещение. Для окончательного уюта - исступленная метель за окнами и завывание ветра в каминных трубах. Такие уж у нас вкусы, ничего с этим не поделаешь. Допускаю, что теплый летний вечер, стол, накрытый на веранде, ароматы сирени и полевых цветов, трели соловьев - тоже неплохо, но буйство стихий снаружи, когда ты сам в тепле и сухости, - предпочтительнее.
     Константин Васильевич с этим согласился. Мы удобно посадили его между мной и Ириной слева, Шульгиным и Анной справа. Напротив - Левашов с Ларисой и Кирсанов. Остальные, кто хотел бы затеять очередной круг дискуссии, без решающего смысла, но для самоутверждения или самоубеждения, расселись подальше, с учетом симпатий и антипатий.
     Само собой, я умею быть всяким: перед собой в зеркале до бритья и после, перед женщинами, перед друзьями, перед начальством (но это давно пройденный этап), и записки мои не претендуют на литературные достоинства, но лишь отражают суть происходящего вернее, чем могла бы оказаться запись моих монологов стенографисткой. Ибо за этими текстами стоит настоящая правда, какое бы отношение она ни имела к так называемой истине.
     Сложно? Согласен. Так я пишу на тот случай, когда я умру, что обязательно и необходимо (желательно - попозже), но не исключается, что и в любую ближайшую минуту, а кто-нибудь захочет узнать, что же там у них происходило на самом деле. Поэтому изо всех сил стараюсь не лицемерить и не "лакировать действительность".
     Удолин, выпив три необходимые рюмки, которые приводили его в норму, наклонился ко мне и шепотом спросил:
     - Вы - в порядке?
     - Смотря что вы имеете в виду. Интеллектуально и эмоционально - в порядке. Не хуже, чем всегда. Глядя на обстановку - не совсем уверен. Без вас, Константин Васильевич, тут плоховато получается...
     - Я это и так вижу. Вы, Андрей Дмитриевич, человек очень здравомыслящий. И если вы сейчас не совсем в настроении веселиться, так, может, незаметно удалимся для приватной беседы?
     - Именно это я и вам хотел предложить. Только давайте действительно незаметно...
     Это нетрудно, когда застолье в разгаре. Любой человек имеет право выйти освежиться. Хоть в туалет, хоть на балкон.
     По пути я совсем незаметно кивнул Кирсанову. Уж сообразит, как, не привлекая внимания, последовать за нами. Тем более веселье было в самом разгаре. Антон, изображая из себя радушного хозяина, знающего, кому что нужно, вызвал на небольшой подиум в левом углу зала цыганский хор. А что? Хоть негритянский диксиленд мог обеспечить, хоть камерный квартет "Метрополитен оперы". Лишь бы попросили. Это, может, еще старший лейтенант Белли мог удивиться, да и то если б ему не сказали, что это то же кино, только иного уровня.
     Сашка и Левашов остались прикрывать тылы. Не самая простая задача. Иногда - смертельная, но не сейчас, надеюсь.
     В десятке метров от царской анфилады, в конце малозаметного бокового коридора, скрытого портьерами, нашлось подходящее место. В ином стиле и из других времен. Если уметь - оно всегда найдется. Где захочешь.
     Мы подождали, пока нас догонит подполковник Кирсанов, по непонятной для меня причине не захотевший принять полковничий чин, предложенный ему еще два года назад. Отговорился тем, что погоны с тремя звездочками ему "с младых ногтей" нравятся больше, чем гладкие. Однако, подозреваю, дело в другом. Как пел бард двухтысячных годов Трофим: "Не по душе мне звездочки по блату". У всех свои принципы, особенно если хранящиеся в ящике стола погоны не влияют на "оклад жалованья".
     Затворили за собой тяжелую дверь и все трое, я это заметил, испытали своеобразное облегчение. Не нужно больше скрывать своих мыслей и подстраиваться под общее настроение.
     Тем не менее, заняв наиболее выигрышное место в "буфетной", так, наверное, называлось это помещение во времена "до исторического материализма" я вытащил из-под ремня тяжелый пистолет и положил его по правую руку, стволом в сторону двери.
     - Зачем, Андрей? - спросил Удолин. Его смертоносное железо отчего-то нервировало. Некромант все-таки. Личные ассоциации...
     - Мешает сидеть. Рукояткой в ребра упирается...
     - Я не в этом смысле. Зачем вообще с собой оружие носить? Особенно здесь. Ни от чего ведь, если такой момент настанет, не спасет.
     - Кто бы говорил, Константин Васильевич. Вас мы как раз с помощью примитивного стрелкового оружия спасли, чем, кстати, повернули вашу жизнь совершенно в другую сторону. Помните. Разве не польза?
     - Нет, Андрей, мне вас никогда не понять. Там был совершенно другой случай. Но стреляли вы изумительно, если для вас это комплимент...
     Да уж, пострелять тогда пришлось!
     - Ну и что непонятного? Вы вот не сумели силой духа заставить Агранова с почестями отвезти вас в лучший номер "Националя", а мы смогли сделать намного больше... Знаете, попался мне в той, двадцать первого века Москве старый друг, литератор-интеллектуал. И под пол-литра очищенной прочел творение, заслуживающее внесения в антологии:
     
     На исходе века взял и ниспроверг
     Злого человека добрый человек.
     Из гранатомета шлеп его, козла!
     Стало быть, добро-то посильнее зла! [69]
     
     Кирсанов рассмеялся от души, а Удолин развел руками. На таком уровне, мол, я не разговариваю.
     - Как хотите, - обращаясь только к профессору и мгновенно вернув холодно-отстраненное выражения лица, сказал Кирсанов, - я Андрея Дмитриевича великолепно понимаю. - И тут же достал из кобуры, прикрытой полой пиджака, самый обыкновенный "наган". Положил его напротив моего "Манлихера". - На самом деле - ремень оттягивает. Пусть здесь полежит. Я, Константин Васильевич, в отличие от вас никогда не занимался чернокнижием и другими вещами, выходящими за пределы казенного православия. Да и православие для меня только форма, содержание заключается совсем в другом...
     - Это бесспорно. Официальная религия к реалиям жизни особого отношения не имеет. Но ваше преклонение перед оружием как может сочетаться с упражнениями в развитии силы духа? А вы ведь на этой стезе за то время, что мы знакомы, достигли существенного прогресса...
     - Эх, Константин Васильевич, как же такую простую вещь вы понять не можете? - Кирсанов словно и в самом деле расстроился. - Мы с Андреем Дмитриевичем в разных переделках бывали. Тут никто нас не упрекнет. И вот эта штучка, - он взял со стола "наган", полученный, может быть, еще в царское время, и даже до начала мировой войны, крутанул барабан, оттянул пальцем до половины хода спицу курка, - делает нас свободными. С двадцати метров шесть пуль врагу, седьмую, если без выхода, - себе. И никто нам не хозяин...
     Хорошо сказал жандарм.
     Но собрались мы ведь не для обсуждения таких эсхатологических проблем. Совсем для другого.
     Константин Васильевич, удивив меня, не стал сосредотачиваться на содержании стоящего в углу старинного буфета, сплошь покрытого снаружи резными виноградными кистями, гирляндами листвы и многочисленными фигурными столбиками, несущими как опорные, так и декоративные функции. Сколько же человеко-часов кропотливого труда было потрачено, чтобы потом столетиями служанки вытирали пыль с этих творческих изысков!
     А ведь и здесь, пусть в стиле павловской эпохи, функционировала пресловутая "линия доставки". Что захочешь увидеть и продегустировать, то и появится через секунду после оформленного желания. Велика ли разница - на стойке бара "хай-тек" или за дверцами, остекленными зеленоватыми, с пузырьками внутри, ромбиками размером в ладонь?
     Но профессор задумался как-то, глядя на нас, молодых циничных агностиков, с печалью. А ведь не знал еще почти ничего, что стоило знать. Или - не стоило изначально. Да, с другой стороны, откуда нам знать, что известно ему? Мы в двадцать первом году были полными лопухами, а он и тогда проникал силой ума в "высшие миры".
     - Принесите чего-нибудь, на ваше усмотрение, - все-таки попросил Константин Васильевич Кирсанова, как младшего, не вынеся отвратительного ему вида пустых чарок и бокалов. - А вы, Андрей, излагайте. В дебри не углубляйтесь, я уже много успел уловить из нашего предварительного разговора. Кроме того, наши друзья умеют очень громко чувствовать... Ну и фильм ваш дает достаточно пищи для размышлений.
     Я постарался, именно не углубляясь, обрисовать картину, как она представлялась лично мне на непосредственно текущий момент, со всеми значащими штрихами и мазками. Также и с колоритом. Дополнив ее подходящими соображениями и выводами.
     - Интересно, крайне интересно. И теперь, следовательно, остается только разобраться, имеем мы дело с обыкновенной цивилизацией, пусть и не нашего пошиба, или все-таки - теми самыми порождениями Миров Просветления и Возмездия, о которых писал мой коллега Вадим Андреев. Жаль, что не довелось нам с ним лично встретиться, развело время. Однако книгу я его со всем тщанием прочитал. Антон меня ею снабдил еще в двадцать втором году, когда я в Царьграде научными изысканиями занимался. Прелюбопытный труд, но трагедия автора в чем? Не нашлось человека, подобного вам, чтобы его вовремя из тюремного затвора освободить, и подобного мне, чтобы совместными беседами и размышлениями на истинный путь направить...
     Становилось интересно.
     - А сам он, - продолжал Удолин, - не на то мысль свою нацелил. Вместо пустого теоретизирования ему бы силой духа свою телесную оболочку преобразовать и в иные миры переместиться...
     - Не каждому дано, - фаталистически заметил я, - и нам бы сейчас не судьбу ныне не существующего человека обсуждать, а о себе подумать. Мне хочется, чтобы вы с Павлом Васильевичем прикинули: как видите свое место в сложившейся обстановке? Я лично представляю дело так. Наше общество расслоилось на три группы по-разному воспринимающих ситуацию людей. Вы сам по себе (пока), господин полковник - тоже. В этой ситуации очень бы хотелось, чтобы вы поработали в связке. Со стороны оцениваете происходящее, настроения и ауру нашей компании, не исключая и меня с Александром Ивановичем. Все, что сочтете заслуживающим специального внимания, сообщаете Павлу Васильевичу. А он, обладая особенными, до предела материалистическими знаниями и навыками, посмотрит на это под своим углом. Глядишь, в итоге мы получим достаточно независимую от всего прочего точку отсчета.
     Имейте также в виду, что есть здесь бывший форзейль Антон и совершенно независимая структура в виде самостоятельно очеловечившегося Замка.
     - То есть как? - удивился Удолин. - Мы с ним не слишком давно общались, он был достаточно далек от того, что вы называете "очеловечиванием".
     - Тем не менее, любезнейший Константин Васильевич, - мягко произнес Арчибальд, входя в комнату. - Рад с вами познакомиться, это я и есть...
     Нет, его учить и учить хорошим манерам. Разве можно так вот вваливаться без приглашения, если люди специально уединились?
     Профессор откинулся на спинку кресла, воззрившись на неожиданного гостя через наполненную золотистым напитком рюмку. И стал удивительно похож на Филиппова в "Карнавальной ночи". В роли лектора.
     - Понимаю и чувствую. В таком случае давайте по-настоящему определяться.
     
     ...Они определялись настолько долго, что мы с Кирсановым успели покурить в сторонке, потом он вернулся к ним, а я отправился в банкетный зал.
     Что меня занимало сейчас - подслушивал он наш разговор или нет? Однозначного ответа не было. С точки зрения этики, которой Арчибальд старательно обучался, не должен бы был. С точки зрения своих механических свойств - обязательно. Но если и так - моей психологической конструкции это не мешало. Просто вводило в нее дополнительный параметр, еще более запутывающий дело. По той же логике высших порядков: "Я знаю, что ты знаешь, что я знаю о том, что ты хочешь узнать, потому говорю тебе правду, в которую ты не поверишь, потому что..." И так далее. Кто первый оборвет эту цепочку силлогизмов, тот и выиграл, причем совершенно не важно, как он после этого поступит. Главное, что поступит хоть как-то, пока партнер все еще будет размышлять...
     Надеюсь, оставив Арчибальда в обществе столь своеобразных собеседников, я совершил еще одну небольшую диверсию. Манера мышления и стиль речи профессора сами по себе способны порядочно заморочить процессоры рационально организованной машины. А в сочетании с иезуитскими построениями Кирсанова, привыкшего использовать методику Сократа для раскалывания и перевербовки доселе убежденных в своей правоте революционеров любых толков, эффект мог получиться интересным.
     
     ...В общем зале я выпил бокал шампанского, непрерывно разносимого лакеями, потанцевал с Ириной, Наташей и Сильвией, поскольку веселье дошло именно до градуса, когда танцевали все.
     Дискуссия дискуссией, политика политикой, а народ-то гулял по-прежнему молодой, соскучившийся по компании себе подобных, разогретый напитками, запахом женских духов и блеском глаз. Соответственно, и девушки, умело выглядящие лет на двадцать пять, своих мужчин предпочитали тем, которые оказывали им внимание в "мирах пребывания". В согласии с известным правилом - на институтских вечерах пятикурсницы могли танцевать с первокурсниками, но без серьезных намерений. Редчайшие исключения только подтверждали правило.
     - Ну и что у вас там? - спросила Ирина, когда мы на несколько минут уединились в глубине эркера, наслаждаясь льющейся из-за открытых створок прохладой.
     - Не берусь сказать. Похоже, дед увлекся. Из чего могут проистечь самые неожиданные последствия. Но мы ведь уходим в любом случае, так? Зачем нам лишние, не наши заботы? Годик отдохнем, а здесь все, глядишь, само собой образуется.
     - Давай на сегодня ни о чем таком больше говорить не будем? С утра - пожалуйста, а сейчас - разнузданный бал. Давно я так не веселилась. И неизвестно, когда снова все соберемся...
     Тут она была совершенно права.
     - Минут за двадцать до твоего возвращения здесь появился удивительно колоритный типаж, назвался управляющим замка, пожелал нам именно этого - веселиться и ни в чем себе не отказывать. Все в наших возможностях, стоит только приказать. Концертные программы, лучшие танцовщицы из самых знаменитых гаремов тысячелетия, стриптиз женский и мужской, для любительниц, в отдельном помещении... Оргии в стиле Калигулы и Каракаллы, можно посмотреть, можно поучаствовать... Напитки и алкалоиды всех стран и народов, если угодно - и планет...
     Ирина смотрела на меня веселыми, но как-то чересчур веселыми глазами. По ним явно читалось, что она совершенно не против любого из предложенных пунктов.
     - Что, прямо так и сказал?
     - Приблизительно. За каждое конкретное слово я не поручусь, но по сути - верно.
     - Вот сволочь Арчибальд! Это он сам так своеобразно развлекается...
     - Ты с ним уже знаком?
     - Иногда мне кажется, что знаком всю жизнь. Что и неудивительно. Если мы, условно, первый раз попали в Замок в восемьдесят четвертом, сейчас здешнее большинство - из двадцать пятого и дальше, внутри этого шестидесятилетнего зазора он мог делать что угодно. В том числе - соблазнять меня абсолютно ненужными в конце пятидесятых и начале шестидесятых мыслями, когда я в библиотеке, где моя тетушка была директором, с утра до вечера лазил по десятиэтажным полкам и читал черт знает что...
     - И дочитался, - хихикнула Ирина, подхватила меня под локоть и снова потащила танцевать.
     Хрен его знает, Арчибальда, может, он сюда веселящего газа напустил? Да у него и более эффективные средства есть, кто бы сомневался. Только меня отчего-то они не берут. Видать, нервный напряг дошел до точки срыва. А ребятам, может, и вправду стоит расслабиться как следует, отряхнуть, так сказать, со своих ног прах условностей? Завтра с ними легче разговаривать будет...
     Стоп, стоп, братец, не берут, говоришь? Очень похоже, что берут, только по-своему!
     Не вернуться ли сейчас в буфет, тряхнуть соблазнителя за лацканы смокинга и наглядно объяснить, чем человек отличается от...
     От кого? Вдруг пришла отрезвляющая мысль. Жизнь, писал товарищ Энгельс, не более чем способ существования белковых тел. Если Арчибальд сейчас белковый, то - живой? А если кремнийорганический - то нет? Чушь собачья.
     Вот "Манлихер" я оставил на столике, это напрасно.
     Хотите, чтобы я потанцевал, да еще и вызывая восторг почтеннейшей, начавшей слетать с нарезов публики? Извольте!
     - Танцуем "Семь-сорок"! Оркестр - урежьте!
     Неизвестно откуда появившийся, натуральный оркестр Утесова тридцатых годов урезал. Не так мерзко и развязно, как в ранее упоминавшейся книге, но лихо и отвязано.
     Наплясался я вволю, обучившись в двадцатилетнем возрасте в Одессе многим коленцам. Гибкости и дыхания хватало и сейчас, азарта, специальным образом перенаправленного - тем более.
     Ирина мне не уступала, словно на Молдаванке родилась.
     Провожаемые аплодисментами и восторженными криками, мы вернулись в тот же эркер. Я подвинул Ирине кресло, сел рядом, снова тормознул лакея. Брют из ведерка со льдом на мгновение перехватил глотку.
     - И как?
     - Великолепно. Давно я тебя таким беззаботным и раскованным не видела.
     - Значит, на самом деле все заботы позади... Сейчас еще на несколько минут отлучусь - и все...
     Ирина расцвела улыбкой и помахала мне рукой.
     "Плохо, ох, плохо", - подумал я, ответно улыбнувшись.
     Бывали и раньше такие моменты в жизни, хотя бы и в Никарагуа. Русские, кубинские, местные товарищи обожрались рома сверх человеческих возможностей, а у меня сторожевой пункт в мозгу бдит. Щеки уже почти парализованы, а если надо - строевой шаг могу изобразить и нагрянувшему начальству доложить как положено. Язык работает, мозги тоже. Разве что запах никуда не скроешь...
     Наверняка Арчибальд с Антоном или Арчибальд персонально учинили такую волну беззаботности, накрывшую всех с головой.
     Прощальный подарок или?..
     Я было хотел сосредоточить имевшиеся у меня возможности, чтобы хоть Ирину вывести из странной "зоны поражения", а потом внезапно решил - зачем? Вдруг именно такого ей не хватало много-много лет?
     Были в жизни случаи, когда кому-нибудь надо оставаться трезвым, отнюдь этого момента не демонстрируя. Пусть пока бал длится. Потребуется, свечи погасить успеем.
     Я заодно подумал, что так же, как мы устранили один парадокс, Арчибальд, наверное, исходя из самых лучших побуждений, устраняет другой.
     Огромное наслоение проблем, эмоциональных перегрузок, не по себе взятых тяжестей. Бывало, подрабатывал я грузчиком на вокзалах, в студенческие времена. Стипендия - двадцать восемь рублей, а здесь за полдня столько же. Таскал сорокакилограммовые мешки с рассвета и до заката. Шестидесятитонный вагон на четверых. Надрывался, ноги дрожали, и спина разламывалась, а таскал. С первого и до последнего. И ничего!
     Вымывшись в душе, сидя в скверике с напарниками, глотая из горлышка "Портвейн-15", заедая шоколадом и смоля "Шипку", рассуждая на всем интересные темы, оклемывался довольно быстро. Сил хватало на другой день идти на первую пару к восьми утра и с гордостью вспоминать собственный героизм, особенно когда в кармане еще остаются две нерастраченные десятки. Месяц жизни...
     Ну да, все верно. Я бы, затевая такую хохмочку (если действительно здесь присутствует некий злой умысел), знаете что сделал? То же самое. Идеально - вызвать у Ирины и Берестина непреодолимое желание совершить то, что у них, кажется, ни разу не получилось. Или получилось, только я не знаю. Опять свести Сашку с Ларисой. С кем Басманова? А если с Натальей Воронцовой? Белли - с Анной, тем более я уже несколько раз обращал внимание, что он на нее посматривает. И ничего странного - девушка красивая и единственная для него здесь ровесница и современница.
     Остальное можно варьировать в любых соотношениях. Совсем немного постараться, и "свальной грех" в общем помещении всех со всеми можно организовать, и всем, уверен, до утра понравится. А что случится после этого... Мне понятно. В той глубочайшей депрессии и адреналиновой тоске почти любого бери голыми руками. Пообещав, например, стереть у кого нужно ненужные воспоминания. Или хотя бы подкорректировать. Воспоминания и кое-что другое.
     
     ...Вообще сейчас атмосфера напоминала таковую в большой студенческой компании при встрече Нового года. Часов после двух-трех иногда начиналось... Лично мне известен случай, когда весьма приличная девушка наглоталась таблеток после того, как жених, не вовремя протрезвевший, совершенно случайно застал ее в непотребном виде за еще более непотребным занятием.
     - Только ты никуда не уходи. Подожди меня здесь, - попросил я Ирину, вспомнив, как она почти поддалась на гипноз Дайяны. И напрягся, изо всех сил стараясь не переубедить даже, просто ввести ее в состояние безразличия и усталости от шумного веселья. Мне бы очень не хотелось, чтобы она сейчас растормозились сверх приемлемых мною пределов. Ох, как жаль, что нет у меня при себе Сашкиных препаратов.
     Зато есть сам Сашка!
     А ну, сюда его. Вон, устроился в уголке, благодушно улыбаясь, потягивая винцо из бокала. К счастью - в полном порядке. Происходящее его только забавляло, не более.
     - Как тебе все это нравится? - осведомился я, когда он поймал взглядом мой жест и вышел в коридор.
     - До поры вроде ничего, но теперь, кажется, начинается перебор. Игры Диониса, он же Вакх. Оттянуться народу полезно, но не до такой степени! Нечто подобное я наблюдал в харьковских богемных салонах, так там публика, по довоенной питерской моде, кокаинчиком баловалась.
     - Арчибальд?
     - Хорошо, если он. А если что-нибудь другое?
     - Пошли!
     По дороге мы прихватили и Антона.
     Арчибальд с профессором продолжали беседу, которой оба были искренне увлечены. Кирсанов при ней присутствовал "за болвана", слушая, далеко не все понимая, но, в пределах своей компетенции, мотая на ус. Ему в любом случае с ними работать, так нужно разобраться в теории, пусть и в общих чертах. Маркса он тоже от корки до корки не читал, но с эсерами и эсдеками на понятном всем языке говорить легко научился.
     Наше появление, резкое и демонстративно шумное, нарушило душевную атмосферу.
     Антон остановился у двери, опершись спиной на косяк, по его виду мне показалось, что сейчас он будет на моей стороне. Хотя бы тактически.
     Кирсанов, нюхом уловив, что в воздухе искрит, сразу подобрался. Удолин взглянул на нас с неудовольствием, помешали, мол, конструктивному и увлекательному разговору.
     Один Арчибальд сохранял безмятежность.
     - Вы чем-то недовольны? - спросил он, ни к кому специально не обращаясь.
     - Есть маленько. Что за цирк ты устроил? Химические средства или прямое мозговое воздействие? Советую прекратить прямо сейчас, - сказал я, как мог решительно и даже слегка угрожающе.
     - А что вам не понравилось? Ваши друзья хотели веселиться, мне показалось - именно так. Отбросив условности. Я говорил вам, что не читаю прямых мыслей, если не сканирую личность целиком, как было с вашей Натальей, но уж в искусстве чувствовать настроения мне нет равных! Поверьте, никто из гостей не испытывает внутреннего протеста. Наоборот, общепринятые условности оказывают негативное давление на подсознание. Помните, ваш поэт писал: "Хочу быть сильным, хочу быть смелым, хочу одежды с тебя сорвать..."? К женщинам это тоже относится. Беретесь утверждать, что и вы с Александром в глубине души не имеете подобных желаний? Да, конечно, понимаю, у вас мощная самодисциплина, подкрепленная чувством ответственности за Братство в целом и каждого его члена. И тем не менее... Если ваши женщины только и мечтают - с себя сорвать... А, вот, одна уже начинает...
     ...Я был гораздо менее опытен, когда мы с Антоном реконструировали личность Натальи Андреевны, и все равно правильно угадали ее глубинные комплексы и желания. Она мечтала о встрече с Воронцовым, и мы помогли, чтобы в реальности их встреча произошла наилучшим для нее и его образом. Никто ни о чем не пожалел.
     - Пусть ваши друзья, перед тем как вновь расстанутся и займутся каждый своим делом, ни в чем себе не отказывают. Обещаю, что завтра никто не испытает ни раскаяния, ни сомнений в том, что вел себя неподобающим образом...
     Слова Арчибальда звучали настолько убедительно и, я бы сказал, "правильно", что на мгновение мне показалось, что это мы с Сашкой сгущаем краски. Как будто раньше каждый из нас не поступал сообразно своим желаниям и побуждениям? Не так наглядно, но все же. В конце концов, произойдет некоторое переформатирование отношений, и не более...
     Нет, братец, на такой крючок ты меня не поймаешь. Я из тех рыб, которых динамитом глушить надо. У тебя, Арчибальд, его под рукой не оказалось.
     Я только не понимал пока, от врожденной глупости Замок вздумал таким образом нас порадовать или имел далеко идущий расчет.
     Но офицерская ярость моя была настоящей. Не советую нарываться. Как говорил подпоручик Дуб: "Вы знаете меня с хорошей стороны, вы узнаете меня с плохой стороны!"
     Вот я свою плохую сторону и предъявил.
     - Повторяю - не-мед-лен-но прекратить! - выкрикнул я скрежещущим голосом. - Антон, твое слово для него что-нибудь значит или ты сам тоже слюни распустил? Давай, по-доброму сбрасывай пар в котле, иначе мы с Александром займемся этим сами. Грубо, но эффективно!
     - Ну что вы так сразу? - Арчибальд очень по-настоящему выглядел расстроенным. Помешали мальчику-дауну поиграть с котятами. - Не хотите, не надо, сейчас все сделаю...
     - Только не сразу, а то есть дураки - когда мотор закипит, они пробку радиатора отвинчивают. Плавненько, плавненько, - проявил профессиональную подготовку Шульгин. - Пусть натанцуются и напьются, вплоть до отключки, а прочие "положительные эмоции" убирай, до исходного уровня и даже ниже. Фригидность и ситуационная импотенция. У всех сразу. Доходчиво?
     Антон отвернулся к окну и нервно курил. Пожалуй, его тоже хоть краешком, но задело. Я уже писал - после "просветления" слишком быстро очеловечиваться начал. Интересно, а на кого из наших дам он лично запал? Еще полчаса такого разгула, ни одна бы ему не отказала.
     - Хорошо, Андрей, так сейчас и сделаю. Гормональный фон плавно опущу, здравомыслия прибавлю. Тебе виднее, конечно, а я... Я старался как лучше: помню, как всем моим гостям-людям нравилось "любить друг друга". Но не у всех получалась, как у вас называется - "взаимность". Вот я и захотел сделать этот маленький подарок всем сразу. Чтобы сегодня каждый был счастлив...
     - Следующий раз, когда вздумаешь осчастливить "всех и сразу", предварительно посоветуйся...
     - С тобой, с Александром?
     - Лучше с обоими сразу. Для снижения статистической погрешности. А остальное - нормально, не бери в голову. И покруче тебя люди ошибались.
     Но момент представился уж больно удобный: противник деморализован, сбит с позиций. Если в душе еще и верит, что остается великим полководцем, так конкретно сейчас, когда Старая гвардия бежит, а артиллеристы рубят постромки, бросая пушки, он готов поверить в то, что ты умнее и сильнее его. Тут его и брать голыми руками. Что я и сделал, сам почти не веря, что получится.
     - Да, кстати, Арчибальд! Помнишь антиномию про Бога, который то ли может создать камень, который не в силах поднять, то ли нет?
     - Помню, и все толкования этой темы христианскими и иудейскими мудрецами. Процитировать?
     Пока он напрягал свои мозговые ячейки в этом направлении, поскольку подобие приказа на их активизацию якобы поступило, я опять резко сломал тему.
     - При случае. Пока у меня вопрос попроще. На самом ли деле ты по просьбе Шульгина перед нашей эвакуацией создал ему убежище, непроницаемое для любых ментальных и материальных сил ваших хозяев? Я помню, как это выглядело с моей непросвещенной точки зрения, а по-правде?
     - Да, было так. Я не осознавал себя личностью, такой, как сейчас. Услышал отчаянный призыв человека, нравящегося мне больше, чем "хозяева". Догадался, что ему, всем вам, Антону грозит большая опасность. И сделал так, как просил человек Александр. Ты знаешь, что защита получилась непроницаемой?
     - Спасибо. Молодец! - словно кусочек сахара умной собаке бросил за правильный поступок. - А теперь ты снять ее можешь? С того места, где организовал?
     Оцените тонкость игры. Я сосредоточил возможную в этой обстановке душевную энергию, чтобы дать понять Замку, будто лично заинтересован в снятии блока. Одновременно якобы маскируя истинную причину такого желания. То ли некое внутреннее соперничество мною двигало, то ли желание использовать обозначившиеся внутри Братства противоречия в собственных корыстных целях. Например, получить возможность наблюдать и подслушивать то, чем Шульгин станет заниматься в своем якобы неприступном убежище.
     Даже очень образованного и культурного человека обмануть не трудно, если превосходишь его силой характера, цинизмом, а главное - мотивацией, что же говорить о железке, сколько бы терабайт его псевдомозг не умел обрабатывать в текущие секунды?
     - Прости, Андрей, - с ощутимой долей вины и сожаления сказал Арчибальд. - Что сделано, то сделано. Задача была такая, я ее исполнил. Теперь та область, подвластная Александру, мне недоступна. Императив был категорическим. Отменить я его не в силах. По той же причине, что я не стал подчиняться приказам из Департамента соответствия. Любой намек на готовность к компромиссу ведет к поражению. Лучше уж сразу взорвать крышки кингстонов...
     Ишь ты, и в этом разбирается.
     - Очень и очень жаль, - сказал я, протянул в сторону Арчибальда новую сигару, и он мне ее тут же поджег выхваченной из жилетного кармана зажигалкой. Нет, ну, в общем, правильно, кто он, и кто я!
     - Почему жаль?
     - Теоретически. Иногда может возникнуть необходимость связаться с другом "поверх барьеров"...
     Шульгин курил у окна с таким видом, будто находится в совершенно пустой комнате. Не слышал разговора и не хотел слышать.
     - Извини, Андрей, это за пределом моих возможностей. Что сделано, то сделано. Зато, - оживился он, - я могу устроить тебе такое же...
     - Зачем? - спросил я. - Александр от враждебных веяний скрывался, а мне от кого? Тут сейчас только друзья. Особенно ты! Никогда не видел столь всемогущего и бескорыстного друга. Мне от тебя прятаться за непроницаемой стенкой?
     - Ну, тебе может захотеться провести время с другой женщиной, - осторожно сказал Арчибальд. - И чтобы никто не увидел...
     - Кроме тебя, и так никто не увидит. За обычной каменной стенкой и деревянной дверью. Ты сам от себя хочешь мне защиту поставить? - мстительно ответил я.
     - Андрей, зачем же так?.. - Господин в смокинге определенно расстроился. - Я могу увидеть абсолютно все, что захочу. От совокуплений питекантропов до возвышенной любви Тристана и Изольды... Мне нет нужды подглядывать за кем-то из вас!
     - Хреновая возвышенность, - ответил я. - Если у них что и было, то на грязных покрывалах затруханного замка, по которым толпами ходили блохи, а под кроватью шныряли крысы... Простыней и прочей гигиены тогда еще не придумали.
     - Нет, ну ваш цинизм...
     - Какой цинизм! В чем? Простые реалии жизни.
     Хорошо я сумел загнать Арчибальда в дебри рассуждений никчемных, но требующих массы интеллектуальных, плохо алгоритмируемых усилий.
     - Значит, не можешь снять защиту с того убежища?
     - Значит, да. Вот ответ на задачу о камне. Сотворить смог, а поднять не могу. Ты, пожалуй, первый подвел меня к мысли о границах могущества и воли...
     Мне показалось, что он опечалился.
     - Александр Иванович, - позвал я Шульгина. - Мы тут только что разрешили одну нерешаемую задачку, по поводу чего необходимо расслабиться. Присоединяйся, а то стоишь, как Каменный гость...
     Я похлопал по плечу Арчибальда, как старший товарищ.
     - Ладно, не грусти. Тебе предстоит узнать много еще более разочаровывающих истин. А пока свободен, если с нами выпить не хочешь.
     - Спасибо, без меня. Я лучше прослежу, чтобы вечер завершился согласно вашим пожеланиям.
     - Ну и давай, не обижайся, если что не так...
     
     - А что, собственно, произошло? - спросил Удолин, когда мы с Сашкой подсели к ним и я вылил большую рюмку коньяка в свою чашку кофе.
     - Да ничего особенного. Ошибочка вышла, хрестоматийная. Была в мое время такая детская сказочка, "Старик Хоттабыч". Там добрый джинн все время старался сделать как лучше, а выходило наоборот. К примеру, во время ответственного футбольного матча решил каждому игроку дать по личному мячику, чтоб не бегали по всему полю и не дрались за один на всех...
     - Забавно, - усмехнулся профессор и потерял интерес к теме. Что-то другое его сейчас занимало.
     А я подумал, что, располагай я необходимой мерой цинизма, вместе с Арчибальдом мог бы провести классный эксперимент. На самом деле, устроить этой ночью так, чтобы каждый получил себе вожделенного партнера-дубля, и понаблюдать со стороны за результатом. Как в социологии - рейтинговое голосование. Очень возможно, что кое-кому пришлось бы предстать в нескольких ипостасях, зависимо от числа претендентов. И наоборот, разумеется. Сократ, если не ошибаюсь, или Платон заявлял: "Истинно целомудренна та женщина, которую никто не пожелал". Вот и узнал бы, как у нас с этим делом обстоит.
     Технически устроить такой перформанс труда бы не составило, только следовало продумать вопрос, как быть с "оригиналами".
     Нет, к черту такие эксперименты и даже мысли о них. Это будет намного хуже "Соляриса", даже если задокументированные результаты останутся известны только мне одному. Я ведь тоже, по условию, должен оказаться объектом эксперимента, оставаясь, одновременно, его единственным субъектом.
     А что еще может прийти в "голову" Арчибальда в любой из следующих моментов? Особенно в свете последнего разговора. Черт знает, вдруг методикой контент-анализа он сообразит, что на самом деле между нами сейчас произошло?
     Мотать нужно из Замка, и поскорее, - вот единственный разумный выход. Если у меня раньше и имелись обоснованные сомнения, они прямо сейчас и исчезли, как с летних яблонь дым.
     А тем, кто решил перехватить у Игроков эстафетную палочку, я не судья и не сенсей.
     Но вот признание, из Арчибальда добытое, что над Сашкиным убежищем Замок не властен абсолютно, дорогого стоит.
     
     Глава восемнадцатая
     
     В чем Арчибальд не обманул, так в том, что женщинам он отбил всякий вкус к личным взаимоотношениям. Я под его воздействие не попал, по известной причине, и под утро, уводя из "дворца" Ирину, видел, что самые крепкие расходились, в достаточной мере пьяные и слегка контуженные. Тем самым. В общем - все нормально. Хороший Новый год, не говорю про другие праздники, так и должен завершаться.
     Я, трезвый до отвращения, старательно и ласково раздел подругу, уложил в мною же расстеленную постель, налил бокальчик минералки, слегка сдобренной вермутом. Выпить она выпила, с благодарностью, но мои притязания отвергла. Значит, точно Замок постарался, напуганный моими угрозами. В противном случае какая же дама откажется от самых невинных объятий после всего ранее случившегося? А тут было почти болезненное неприятие.
     Ну и хорошо. Держим, значит, ситуацию под контролем.
     
     - "Чудны дела твои, Господи", - сказал Шульгин, благодушно улыбнувшись, расправив затвердевшие за последнее время черты лица, и тут же выдал ссылку: - Как любил повторять один мой приятель, священник-модернист еще советского времени, регулярно получавший затрещины и угрозы то от церковного, то от лубянского начальства. А я ему, по доброте душевной и вследствие развитого чувства абстрактного гуманизма, время от времени оформлял справки, что гражданин имярек отличается некоторыми акцентуациями на религиозной почве, но психически больным не является и на учетах не состоит. Вы будете смеяться, но этих бумажек хватало, чтобы мужика не обижали ни те, ни другие.
     - И к чему ты это? - спросила Лариса, постоянно пытавшаяся уловить подвох в любой непонятной ей ситуации.
     Мы сейчас вшестером снова сидели в кухне той самой, придуманной Сашкой коммунальной квартиры в недрах коридоров и переходов Замка. После признания Арчибальда здесь спокойно можно было уединяться для обсуждения волнующих нас вопросов.
     Сегодня Шульгин, кроме меня и Левашова, пригласил сюда Ирину, Ларису и Удолина. Ирина восприняла окружающий интерьер спокойно, а Лариса оглядывалась с изрядной долей недоумения. Слишком давно не видела ничего подобного, а то и забыла о существовании таких человеческих обиталищ. Начиная с "первой" Валгаллы привыкла совсем к другому: мраморным дворцам, причудливым особнякам, многокомнатным апартаментам лучших мировых отелей, собственной каюте на пароходе, роскошью и оригинальностью превосходящей любой "Шератон" или "Риц". При том, что поначалу даже сравнительно скромная обстановка нашего терема на Валгалле, поданного тогда в качестве "дачи Новикова, известного писателя", вызвала у нее неприкрытое возмущение и неприязнь к хозяину и его гостям. Именно "разнузданной роскошью", как на дачах высших партийных бонз.
     - Исключительно к тому, что подобную справку я без всяких сомнений выдал бы Антону и Арчибальду...
     - Снова не поняла, - жестяным голосом ответила Лариса. А это был нехороший признак. Впрочем, смотря по обстоятельствам...
     - Да понимать особенно нечего. Неужели ты, да и ряд других товарищей до сих пор не сообразили, что означенные субъекты пребывают сейчас на самой грани нормы и патологии, а кое-где ее уже перешагнули. Мне, например, это вполне очевидно. Андрею - тоже...
     - Не боишься вслух об этом говорить? - спросила Ирина. Ее волновал только вопрос сохранения тайны шульгинского диагноза, а с его выводом она была вполне согласна.
     - Для чего я и пригласил вас именно сюда. Видите ли, давным-давно, в доисторические времена, я поставил перед Замком задачу, вполне сравнимую с известным парадоксом "Всемогущество". Сможет ли какой угодно бог сотворить камень, который сам не сможет поднять? А я попросил устроить внутри Замка изолированное помещение, в которое даже он сам не сможет проникнуть, ни ментально, ни физически. Это после того, как здесь начались всякие малоприятные странности.
     - И что, получилось? - приподняла бровь Лариса.
     - Как ни странно - получилось. Арчибальд вчера проболтался Андрею, что моя просьба полностью совпала с его, так сказать, "интересами", пусть и был он тогда достаточно неразумной псевдоживой конструкцией. Однако, сообразив, что "хозяева" планируют избавиться сначала от нас, а потом и его самого деактивировать, создал это вот убежище. Специально оснастив его такими уровнями защиты, чтобы и сам, получив прямое указание приступить к "окончательному решению вопроса", не смог бы преступный приказ выполнить. Причем оформил дело, подстраховавшись от обвинений в неповиновении или саботаже. Техническая невозможность, не более...
     - Сильно б ему такая отмазка помогла, - хмыкнул я, вспомнив что посадку Антона, что московские процессы "врагов народа".
     - Значит, ты считаешь, что здесь мы в безопасности? - продолжала Лариса.
     - Я считаю, в безопасности, чисто физической, мы на всей территории Замка. Нас сейчас должна волновать безопасность психологическая. Я ведь сказал, и Арчибальд и сам Антон с точки зрения клинической психиатрии личности не вполне адекватные. Замок, добровольно и по собственному генплану очеловечивающийся, может быть отнесен к параноидальному типу. Как бы он себя ни вел внешне, как бы ни утверждал, что мы для него учителя и образцы для подражания, в глубине души он руководствуется собственными представлениями, собственной картиной мира. Соответственно, считает или воображает, будто лучше нас знает, в чем наше благо и наше счастье. Как всякий великий революционер и преобразователь мира. Накануне он уже предпринял робкую попытку доставить нам толику счастья, а заодно и расширить свой непосредственный эмоциональный опыт... Андрей, расскажи.
     Я рассказал, опять же в основном для Ларисы, какую вакханалию, если по-гречески, или оргию, если по-древнеримски, подготовил и почти реализовал Арчибальд.
     Ларису, когда до нее дошло, явственным образом передернуло. Примерила на себя, на свою натуру и ужаснулась, заодно вспомнив свое комсомольское прошлое.
     - Причем, повторяю, он считал, что действует ради нашего же блага. И боюсь, что следующий раз изобретет что-нибудь похлеще, возможности у него имеются. Все тот же "Солярис", одним словом. (Сколько раз уже его приходилось поминать, а куда денешься, если обстоятельства как раз таковы. Велика ли разница - мыслящий океан или начавший мыслить Замок?)
     - А на тебя, выходит, не подействовало? - Девушка прищурила глаза, бросила косой взгляд на Ирину. - Или мысли твои и подсознание абсолютно безупречны?
     - Подействовало, подействовало, не бойся. Просто я в тот момент был занят несколько другим, вот Арчибальд невольно и активизировал не эротическую, а аналитическую функцию. Кирсанов, кстати, тоже не поддался, поскольку считал себя на работе. А толковый жандарм никогда не позволит поступиться интересами службы даже в обстановке всеобщего веселья и разгула. Скорее, наоборот...
     - А может, он просто импотент или гомик? Никогда не замечала за ним интереса к женскому полу...
     - Скорее он предпочитает проявлять его где-то на стороне...
     - Еще проще - в нашей компании не нашлось подходящего объекта, вы просто не в его вкусе, - с удовольствием съязвил Левашов, до этого молчавший. Похоже, мысль показалась ему стоящей.
     - А вот и неправда, - усмехнулась Ирина. - Сильвия его очень и очень привлекает. Я наблюдала, как он, при всей его сдержанности, глазами ее раздевал. Причем до того, как Замок начал подготовку к вакханалии. Не удивлюсь, если...
     - Ладно, ладно, не о нем сейчас речь. Про Арчибальда тоже пока все. Переходим к Антону. Он у нас сейчас ближе к циклотимии, проще говоря - к маниакально-депрессивному психозу. То впадает в глубокую задумчивость и тоску, наверное, вспоминая о годах заключения, - продолжил лекцию Шульгин, - то проявляет чрезмерную активность и раскованность, чего раньше за ним не замечалось. Многие, кстати, после тюрьмы здорово меняются...
     - И чем это может грозить лично нам? - заинтересовалась наконец и Ирина.
     - Очень может быть, что ничем. Я даже допускаю, что нам такое на пользу. Ему наверняка не доставляет никакого удовольствия смена ролей. Когда твой автомобиль, к примеру, начинает сам выбирать, куда ехать, да вдобавок поучает, критикует твой стиль вождения и так далее, что тебе захочется сделать? Правильно. Так что Антон, сознательно или нет, должен стремиться к возвращению статус-кво...
     - Или полностью перейти на нашу сторону?
     - Не обязательно. В нашем обществе он сильно проигрывает в статусе, а кому такое понравится? Из полковников - в капитаны, причем в своей же воинской части... Так что происходящий в нем раздрай может привести к стратегическим ошибкам, именно ошибкам, без всякого злого умысла.
     Константин Васильевич, погруженный в собственные мысли, но одновременно успевавший следить и за нашим разговором, подтвердил, что медицинская оценка не слишком расходится с магической.
     - Наличия злой воли я не усматриваю, однако и сколько-нибудь далеко проследить директрису их эмоционально-нравственных устремлений не в состоянии. В переводе на доступный вам язык мое заключение означает, что пока отсутствует возможность с должной степенью достоверности предугадать поведение рассматриваемых объектов в условиях, сколько-нибудь значительно отличающихся от заданных...
     - Спасибо за весьма доступное разъяснение, - с серьезным лицом поблагодарила Лариса. - Совсем просто говоря, вы ни хера не представляете, как наш хозяин и его замок поведут себя в ближайшее время и куда нас заведут? - И добавила еще пару крепких выражений, никому специально не адресованных.
     С первых дней знакомства я отметил, что она относилась к тому редкому типу девушек, в устах которых грубые выражения звучали пикантно и даже привлекательно, но если - по месту. Там, где у других подобное получалось бы просто отвратительно. Она, очевидно, сама это понимала и малоцензурной лексикой пользовалась аккуратно. Но сейчас боцманские слова, сорвавшиеся с изящно накрашенных губ, свидетельствовали о ее полной ошеломленности, когда об имидже думать не приходится.
     Наверное, она надеялась услышать от нас или от Удолина нечто более успокоительное.
     - Ну, вы слишком уж примитивизируете. - Удолин к ее эксцессу отнесся академично. - Я хотел довести до вашего сведения, что не могу сказать, как Антон и Замок поведут себя завтра, если обстановка вокруг резким и непредсказуемым образом изменится. О любом из вас могу, о них пока, я подчеркиваю, пока - нет. Не исключаю, что они со всей своей мощью окажутся на нашей стороне, но с тем же успехом - на противоположной. Будет зависеть, какой именно окажется та сторона. Если силой, имеющей над ними власть, то, сами понимаете...
     - А что там, дальше, по ту сторону? - вдруг спросила Лариса, как бы снимая тему, и указала на дверь, противоположную той, через которую мы вошли.
     - Хорошая пустая квартира. Большая. Необставленная, только в одной комнате Олег себе уголок для компьютерных игр оборудовал, - ответил Сашка.
     Как часто бывало, меня удивила резкая смена настроя Ирины. Не настроения, а именно настроя. Из вполне домашней, озабоченной текущими интересами, удовольствиями и душевным комфортом женщины она умела превращаться в собственный вариант. В ту Ирину, какой должна была оставаться, если бы не встреча со мной и все последующее. "Бывших разведчиков не бывает", любят повторять авторы шпионских боевиков, а в две тысячи пятом мне очень часто попадалась эта максима[70], высказываемая журналистами и политологами в адрес тогдашнего президента России.
     Так же и она, когда возникала угрожающая ее личному благополучию или общему делу ситуация, немедленно переходила в боевой режим. И тогда не уступала своей бывшей начальнице Сильвии, а то и превосходила ее, преимущественно за счет того, что по исходному психотипу относилась не к британским аристократкам, а к "женщинам русских селений", специализирующимся на конноспортивной и противопожарной деятельности.
     - Показывайте, - довольно резко сказала она, подходя к ведущей в недра квартиры двери.
     Даже я удивился: ничего вроде бы не предвещало обострения. Или почувствовала там такое, чего не уловил ни я, ни Удолин?
     В руке ее блеснул перезаряженный и готовый к бою портсигар.
     Черт его знает, вдруг по ту сторону уже сосредоточились пресловутые, не к ночи будь помянуты...
     Настроение Ирины подействовало и на нас. Все, кроме профессора, вооружились развешанными прошлый раз на крючках одежной вешалки карабинами "ШСМ-84" [71]. Надо же их как-то именовать.
     Пользоваться этими штуками давно умел каждый, а Лариса, бывшая биатлонистка, в бою с напавшими на поезд бандитами вообще показала такой класс прицельной стрельбы, что Шульгин до сих пор вспоминал об этом с восхищением.
     К легкому разочарованию (и одновременно облегчению), за дверью не оказалось совершенно ничего опасного и даже интересного, сверх того, что наша троица уже видела. Тараканы и те не бегали по навощенному паркету.
     Под предводительством Ирины, держащей блок-универсал в обращенной вперед ладони, мы обошли все помещения, включая ватерклозеты, ванную, чуланы и прихожую. Чисто.
     - Да, если здесь все как следует обставить, - сказала Ирина, пряча портсигар в широкий карман юбки, - получится очень неплохо...
     - А чего ты вдруг всполошилась? - спросила у нее Лариса, садясь на подоконник в обширной гостиной, двустворчатой дверью выходящей в парадную прихожую, и закуривая.
     Ох, не люблю я таких позиций - в освещенном помещении спиной к выходящему на улицу окну. Инстинктивно не люблю. Пусть там и безлюдная Москва якобы конца прошлого века, где опытных киллеров на одно цареубийство днем с огнем не сыскать. И сдернул ее за руку, предложив сесть просто на пол, если хочется. Или - перейти в соседнее помещение, где Шульгин уже создал меблировку по своему вкусу.
     Ирина скользнула взглядом по фигуре Ларисы, снизу вверх, не более чем на секунду задержавшись глаза в глаза.
     - Я, - в голосе Ирины прозвучало искреннее изумление, - всполошилась? Ты меня когда-нибудь видела всполошившейся? Я только подумала, для чего и кто приглашает нас войти туда, где нам делать совершенно нечего...
     - Но пошла?
     - Вы захотели - я пошла, приняв обычные меры предосторожности. Мне не хотелось, чтобы тебя сожрали или утащили в свои норы монстры... - издевка в голосе моей подруги достигла крайнего предела вежливости, - в качестве генетического материала.
     - Как видишь - ошиблась...
     - Хотела бы я так быть в этом уверена. Не допускаешь, что они здесь были, но своевременно сбежали?
     - Милые дамы, прекратите, пожалуйста, - с мольбой произнес Удолин. - Я неоднократно видел, чем кончаются подобные споры...
     И Ирина, и Лариса дружно рассмеялись. Наверное, профессор четко оттранслировал им картинку бабской склоки, переходящей в классический "бой без правил". Бесспорно, Лариса в таком бою не имела бы ни единого шанса, но поначалу, выйди они на ринг хоть в бальных платьях, хоть в одних кожаных шортах, сторонние зрители растерялись бы - на кого из двух разъяренных красоток делать ставки.
     - Брэк, девочки, брэк, - сказал Левашов, великолепно уловивший глубинную суть конфликта, - не за этим собрались. Вернемся - спортзал к вашим услугам. Вы, кстати, давненько спортом не занимались. А нам предстоят сложные времена. Фехтование, рукопашный бой, силовые тренажеры - непременно. Аня в отличие от вас каждый день качается и в бассейне километр проплывает, берите пример...
     - Молодая, вот и забавляется, - довольная, что можно сменить тему, ответила Лариса.
     - Ты ее намного старше? - оставляя за собой последнее слово, как бы в сторону бросила Ирина.
     А и правда, Лариса старше Анны всего на пять лет, только годы эти, как на фронте, один за три.
     
     - Что, попробуем выйти? - прервал дамское противостояние Шульгин, протягивая руку к задвижке входной двери. Карабин он повесил на плечо стволом вниз, но привести его в боевое положение хватит и полусекунды.
     - Я бы не советовал, - мягко сказал Удолин. - Выйти, может и выйдем, а войдем ли обратно? Смотрите, снаружи - ни души. И окна не светятся, и даже ветки на деревьях не шевелятся...
     - Зато уличные фонари - горят. Тот же самый эффект невключенности, - пояснил Левашов. - А стоит нам включиться, попросту - дверь открыть, жизнь и потечет...
     - Давайте действительно не будем, - поддержала профессора Лариса. - Мало нам других забот...
     - Мы откроем, а оно ка-ак выскочит! - замогильным голосом продолжил Сашка. - Только этого и ждет...
     - Кто - оно? - Лариса сделала большие глаза.
     - Не оно, а она. Монстра, - пояснил я. - Затаилась там... Пока мы по комнатам бродили.
     - Все, все, хватит, пошли обратно, исследователи... - предложила Ирина, а Левашов продолжил:
     - Да. Вы возвращаетесь, а мы буквально на полчаса вас оставим, имеется мужской разговор...
     
     Мы вчетвером переместились в одну из комнат, которую Шульгин специально выбрал для предстоящего эксперимента. Здесь - никаких излишеств - прямоугольный стол посередине, четыре деревянных полукресла, шкафы и полки вдоль стен, где в нужный момент может появиться все необходимое.
     Суть дела была проста, ничем особенно не отличалась от тех вещей, что мы вместе с Удолиным уже проделывали. В любом случае его мистические опыты казались мне менее опасными, чем прямые, "инструментальные" проникновения в Сеть по методике Замка.
     Перед тем как принять окончательное решение о "втором исходе", за рубеж ХХ века, следовало все же выяснить "основополагающий", как любил выражаться В.И. Ленин, "вопрос нашей политической борьбы". Проще - стоит ли огород городить?
     Удолин, проведший ночь в размышлениях и составлении подходящих к случаю магических формул и заклинаний, утром сообщил нам, что придумал совершенно блестящий план. Достаточно "развернуть в N-мерном эфирном пространстве определенные структуры матрицы Александра, чтобы выяснить степень материальности самой идеи присутствия так называемых дуггуров в пределах Главной исторической последовательности. Тот факт, что они достаточно убедительно проявили себя в предъявленных нашему вниманию эпизодах, никаким образом не свидетельствует в пользу их "подлинного" существования. Необходимым и достаточным доказательством соотнесенности идеи подобной цивилизации с вещным континуумом [72] может явиться осуществившийся непосредственный контакт между нами и ними в некоей среде, которая должна быть эквипотенциальна для всех... э-э... фигурантов..."
     На язык сами собой просилась бессмертная фраза: "Хорошо излагает, собака!"
     Левашов слушал, сдержанно усмехаясь, а Шульгин довольно грубо прервал плавное течение профессорской мысли:
     - Короче! Я так понимаю, вы намереваетесь организовать дружескую встречу заинтересованных сторон на нейтральной территории, где мы и они (если они вообще существуют), должны оказаться в равных условиях. В качестве фантомов, как Ростокин в тринадцатом веке, или - живьем. Верно?
     - Если до предела примитивизировать, то приблизительно так, - поджал губы на скаку остановленный Удолин. - Мы прозондируем глубинные уровни вашего бессознательного, оно иллюзиям не подвержено. Если вы на самом деле встретились с дуггурами в мирах, чьи свойства допускают транспонирование до степени вещности, мы постараемся произвести рематериализацию ваших тонких сущностей и наконец-то сможем решить мучающую вас загадку "изъятой памяти". Меня она тоже весьма занимает. Мы ведь столкнулись с единственным за годы нашего плодотворного сотрудничества случаем столь избирательной ретроградной амнезии после выхода в астрал.
     Вернувшись к точке ее возникновения, мы сможем выяснить, кто, зачем и как это сделал, но и не только! Я очень надеюсь, что удастся попутно разобраться с феноменом возникновения и функционирования столь странного межвидового симбиоза высших гоминидов "ин виво"...
     - Если это симбиоз, а не обычное рабовладение, - вставил Левашов.
     - Или одомашнивание, - продолжил я.
     - В данный момент это не имеет принципиального значения, - огрызнулся Удолин. Мы ему мешали. Он охотно предпочел бы более почтительную аудиторию, но тут уж увы...
     - В идеале хорошо было бы доставить сюда парочку образцов для изучения и попытки установления контакта на наших условиях, - мечтательно произнес профессор. - Уж мы бы не повторили ошибки наших "союзников"...
     Да, в масштабности замыслов профессору не откажешь. А там кто его знает, вдруг да удастся выдернуть оттуда языка. Чем мы хуже фронтовых разведчиков? Потом допрос третьей степени с ментальной вивисекцией...
     - Что же, давай, Константин Васильевич, попробуем отсюда мои мозги провентилировать, - согласился Сашка. - Посторонних влияний никаких не чувствуете, магических полей и прочего?
     Удолин отрицательно помотал головой, указал на стол, характерным образом щелкнул пальцами.
     Сашка понимающе кивнул, достал из ближайшего шкафчика и выставил на стол необходимый профессору продукт, освобождающий дух от цепей обыденности.
     - Итак, наша цель, - начал он тоном медицинского светила, объясняющего студентам цель и ход предстоящей операции, когда пациент уже лежит на столе, лампы включены и ассистенты с инструментами наготове, - вскрыть глубинные слои памяти Александра Ивановича, выяснить, существуют ли в них сведения о том, произошло ли случившееся с ним на самом деле и сохранился ли хотя бы набросок маршрута, способный привести нас к цели. Я понятно объясняю?
     - Куда уж, - ответил Шульгин. - И если маршрут этот сохранился, мы придем к исходной точке, во времени и пространстве? В материальном мире?
     - Это от самого мира зависит, насколько его психологическая убедительность близка к материальности. Помните, как с Ростокиным получилось?
     Как такое забудешь! Мир, куда его послали, был наполовину вымышлен им самим, наполовину представлял собой так называемую "серую зону", пограничье, где скитаются духи, души людей и, так сказать, автохтонные обитатели иных по отношению к ноосфере Земли астральных конструктов. Однако Игорь не только сумел там выжить, полностью сохраняя ощущение собственной подлинности, но и доставил оттуда Артура и Веру, в момент перехода вновь обретших свои исходные материальные тела. Кстати, интересно, где они сейчас? После их возвращения в реальность-56 встречаться не приходилось.
     Удолин тогда долго и подробно рассказывал об уровнях: вещном, тонком, эфирном, астральном, ментальном и высшем, о взаимоотношениях между ними и способах их перекомбинаций и трансмутаций - волевых и самопроизвольных.
     Кое-каким простейшим манипуляциям он меня с Сашкой обучил, остальные оказались к этой отрасли знаний невосприимчивы. У Левашова, при всех его талантах и достоинствах, слишком развита рациональная часть личности, не позволяющая оперировать эфемерными категориями. Прочих братьев и сестер, не в обиду будь сказано, не умудрил Господь. Не каждый ведь, при самом горячем желании, может научиться виртуозно играть на скрипке или брать интегралы. Я вот - не умею.
     - Если поиск увенчается, советую держаться там, как внутри самой настоящей реальности. Никаких попыток выхода за пределы ваших естественных, человеческих возможностей. Точно так, как при попадании в Ловушку. Не принимаешь ее условий - шансы остаются. В тонком мире - то же самое. Вздумаете использовать что-то из магического арсенала, одну-единственную, ни к месту произнесенную сутру, - вас может занести так далеко, что я не найду и следа. То, что удалось при поисках Артура, - один шанс на миллион. Да и то потому, что не мы его нашли, его нам отдали. Зачем - не ведаю. Очень возможно, что их с Верой возвращение каким-то образом аукнется. Если не уже...
     Инструктаж затягивался, плавно переходя в очередную лекцию-импровизацию. Такие экспромты Константин Васильевич умел произносить часами, как Фидель Кастро свои речи, при этом удерживая заинтересованное внимание слушателей. Нечто вроде разновидности массового гипноза.
     Главное нам было ясно. Оставалось полагаться на удачу. Удолин сейчас сконцентрирует все свои духовные силы на прорыве в высшие сферы. Шульгин должен напрячь память и воображение, отсекая все лишнее, чтобы ощутить именно тот душевный настрой, который имел в мгновение переключения из предыдущего состояния на реальность "Зимы". Я же выступал в роли ретранслятора-усилителя между ним и профессором, одновременно по заданной схеме срочно выстраивая новую мыслеформу, внутри которой не было места никаким враждебным или просто мешающим воздействиям извне.
     А Левашову предстояло исполнить функцию того самого катализатора, в процессе якобы не участвующего, но ускоряющего протекание химических и каких угодно еще реакций. Так всегда и было, с самого детства, отчего нашей троице совместно удавались вещи, на которые поодиночке и попарно мы и не пробовали замахиваться.
     
     Осталось очистить мысли от суетного и приступить к сосредоточению.
     - Я бы посоветовал вам экипироваться с учетом обстановки, в которой вы можете оказаться. Одеться потеплее, вооружиться не хуже, чем Александр прошлый раз, - вдруг предложил Удолин, начиная премедикацию, проще говоря, опрокидывая в себя стакан.
     - А что, наши эфирные копии нуждаются в одежде и карабинах? - удивился Левашов. Он так до конца и не врубился в суть извилистых построений профессора. Наверное, думал в этот момент о чем-то своем.
     - Олег, но я же сказал... По-разному может получиться! Я ничего не гарантирую. Тень событий нам явится, или произойдет полная реконструкция. Прошлый раз сгущение было абсолютным...
     То есть Удолин имел в виду, что при предыдущей совместной медитации и моем, случайном или нет, забросе в город Ворошиловск, где позже обосновался Лихарев, я прошел сквозь эфир туда и обратно вполне материальным. Потом несколько дней следы от сыромятных ремешков на моих запястьях были видны. Да и подаренный офицерами училища пистолет не растворился, работал и в подлинной реальности, как настоящий.
     - Я это несколько иначе себе представлял, - с сомнением сказал Олег. Он вообще был достаточно далек от наших упражнений с астралом. И в Замок, и в другие места мы ходили без него. Понятно, что он немного взволновался. Ему ведь вообразилось, что физические наши тела останутся здесь, под контролем профессора, и в нужный момент он лишь вернет в них сознание. Через достаточно недолгий срок. Как это происходило с Даррелом Стэндингом, героем романа Джека Лондона "Смирительная рубашка" (Странник по звездам). И после слов Удолина слегка занервничал.
     Зато Шульгин был спокон абсолютно. Ему хотелось восстановить утраченный кусок памяти и выяснить окончательно, в фантомате он пережил ту увлекательную сцену или в реале, остальное его не волновало.
     - Оденемся, о чем речь, - ровным тоном ответил он, снова вставая и направляясь к шкафу.
     Там уже ждала вся необходимая амуниция, аналогичная той, что была на нем на планете "Зима". Мы продолжали употреблять это название, заимствованное из книги Ле Гуин, за неимением лучшего.
     Одеяние, судя по тому, что Сашка в нем выжил и сохранил боеспособность, вполне подходило к заполярным условиям. Наши казаки и прочие землепроходцы времен царя Алексея Михайловича в своей обмундировке, сконструированной явно без учета современных достижений науки и практики, добрались до Якутска и Берингового пролива.
     В необходимости снарядиться как следует я тоже не сомневался. Однажды упустил из внимания этот момент и оказался в охваченном хроносдвигами и предчувствием гражданской войны городе с пустыми карманами. Джинсы, рубашка и неполная пачка сигарет - чересчур скудный комплект выживания. Ладно, тот раз обошлось, но повторять собственные ошибки - увольте. Лучше в тулупе и валенках на экватор, чем в плавках на полюс.
     Теплоизолирующее и влагопоглощающее белье, шерстяные спортивные костюмы, почти не стесняющие движений штаны и куртки из хорошо выделанной кожи с меховым подбоем. Меховые сапоги типа унтов, снабженные рантами для крепления охотничьих лыж. Короткие легкие полушубки, водо- и ветронепроницаемые. На голову - шлемы с встроенными слуховыми приборами, позволяющими разобрать человеческий шепот за полкилометра, да еще и имеющие специальные фильтры для срезания помех, от свиста ветра до звуков полноценного огневого боя. Имелись на них также защитные пуленепробиваемые щитки-забрала, фотохромные вдобавок.
     И лыжи взяли. Не понадобятся - выбросим.
     Одним словом, оснащены мы для похода и боя были гораздо лучше Сашки в той картине, вооружены почти аналогично - карабины, пистолеты, гранаты, сигнально-осветительные ракеты, десантные ножи. Боеприпасов с повышенной убойностью - больше. Сколько может нести на плечах, ремнях и разгрузках тренированный боец - килограммов сорок. Припасов всех видов должно было хватить на недельный, примерно, рейд по вражеским тылам. А главное - мы знали, к чему следует быть готовыми. И нас было трое.
     - Собрались, господа? - спросил Удолин.
     - Как видишь. А когда ты нас оттуда выдернешь, некромант? - спросил Шульгин, застегивая последний ремешок.
     - Если перенос окажется неполный и ваши тела останутся здесь, вы сможете вернуться собственным волевым усилием, как только возникнет острый момент... Или вы сами сочтете свою миссию выполненной.
     Но если уйдете целиком, я буду держать ментальную связь и скорее всего видеть тот мир вашими глазами... Тогда сам приму решение о моменте выхода.
     - Нет уж, - возразил я. - Критерии оценки обстановки у нас с вами сильно разные. Решать будем мы. Сигнал к экстренной эвакуации - "Алярм" [73]. Коротко, понятно, и случайно это слово не произнесешь. Если любой из нас крикнет, вслух или мысленно, - тут же и извлекайте. Всех и в любом состоянии. Даже мертвых.
     - И за женщинами нашими присматривайте. Отвлеките их, если что... - добавил Левашов.
     - Да о чем вы, господа! Как бы ни сложилось, время возврата подберем по текущему. Даст бог, в полчаса по-любому уложимся. Не перегружайте посторонними мыслями свои чувства. - Мне показалось, что Удолин сам несколько встревожился.
     - Само собой, - кивнул Шульгин. - Но тебе же сказали - "если что"! По-моему, достаточно внятная мысль.
     А мне как-то сразу стало приятно и хорошо. Никаких сомнений, никаких рефлексий типа "стоит ли снова связываться? Ты ж себе и Ирине слово давал...". Я молча подтягивал ремни снаряжения, размещал на поясном и портупейных ремнях подсумки, что-то раскладывал по карманам.
     В голове крутились стихи:
     
     ...Дождь бьет по стеклам мокрою листвой.
     В резиновый карман - табак и спички,
     Револьвер - в задний, компас - в боковой.
     
     Уже с огнем забегали по дому,
     Но, заревев и прыгнув из ворот,
     Машина на пути к аэродрому
     Давно ушла за первый поворот.
     
     В лесу дубы, под молнией, как свечи,
     Над головой сгибаются, треща.
     И дождь, ломаясь на лету о плечи,
     Стекает в черный капюшон плаща...
     
     Это опять Симонов, последнее время - часто стал вспоминаться. Вот и сейчас, вроде бы - к месту. Амундсен, которому эти строки посвящены, после долгих лет скучного покоя узнал об исчезновении дирижабля "Италия" в окрестностях полюса и, вспомнив молодость, сбежал из дома, чтобы лично участвовать в поисках... Совсем как мы сейчас - никому ничего не сказав, суемся незнамо куда, и чем это кончится?
     Единственное, что я успел бросить Удолину, когда мы плотно, касаясь друг друга плечами, подчинились его сосредоточенному и в то же время уплывающему взгляду:
     - Василич, ты хоть осмотрись поначалу, куда высаживать будешь...
     В самый последний момент я внезапно ощутил прилив провидческой тревоги. Дело, пусть и не Восток, а явный Север, все равно тонкое.
     Вдруг, с ходу не сориентировавшись, он воплотит нас прямо посередине становища монстров, голов этак в сто, и все при взведенных митральезах? В том месте, которое Сашка сумел обойти стороной, а мы вляпаемся по самое некуда... Вернуться-то вернемся, если каким-нибудь ментазащитным колпаком не накроют, но ощущение пронзающих тебя пуль - совершенно никчемный жизненный опыт.
     
     Уходя в астрал, мы крепко вцепились в поясные ремни друг друга. Я точно не знаю, какое усилие требуется, чтобы такой ремень разорвать. На практике с подобным не сталкивался. Да и сжатую кисть у живого человека разжать просто так мало кому удастся, особенно если альтернатива - падение в пропасть "не знаю чего".
     Полет, перелет, переформатирование наших личностей во что-то другое длилось, по субъективному ощущению, дольше, чем когда-либо. Причем именно как перемещение между точками А и Б это не воспринималось. Объяснить такое столь же сложно, как разницу в поцелуях с любимой девушкой и случайной подругой.
     Мне хватило времени подумать даже о том, что совсем неясно, как же мы можем попасть в то время и место, которые давно стерты. В подлинном мире мы все отыграли назад, Шульгин вернулся к нам до того, как начала твориться вся эта несуразица.
     Однако если в его памяти нужные воспоминания остались, то, независимо от соотношения воображаемого и сущего, Удолин в состоянии реставрировать их до уровня, пригодного к чувственному восприятию. Как, наверное, смог бы материализовать мои детские впечатления от впервые увиденного моря.
     
     - Приехали, - такими словами, продолжая гагаринскую традицию, мог бы объявить о посадке на Луну Нейл Армстронг. Но сказал это Шульгин, когда мы куда-то "прилетели" и ощутили под ногами твердую почву. Я почувствовал, что друзья с двух сторон отцепились от моего ремня, и открыл глаза.
     Мы стояли на опушке густого елового леса, старого, столетнего, наверное. В глубину скорее всего непроходимого. Широченные, как самолетные крылья, лапы низко склонялись к полуметровым сугробам. Впереди простирался широкий распадок, его противоположный склон тоже покрывал скрывающийся за горизонт ельник. Этот пейзаж и вправду напомнил мне ландшафты зимней Валгаллы, попадавшиеся по пути нашей экспедиции на поиски города квангов. А также одну из картин Верещагина из жизни партизан войны двенадцатого года. И мы сейчас, вроде тех мужиков в армяках, с топорами и вилами, выглядывали из мрачных дебрей, ожидая приближающегося неприятеля.
     Однако распадок был первозданно пустынен, что и к лучшему, пока мы не сориентировались, ментально и географически.
     Самочувствие после реинкарнации было не хуже, чем в любой из предыдущих разов, настроение - тоже.
     Автоматически произвели над собой несколько известных тестов, удостоверивших, что никаких отклонений от нормы не наблюдается и материальная идентичность - полная.
     - Раз так, отойдем на пару шагов назад, - предложил я, - обмозгуем, что дальше...
     Разгребли и утоптали площадочку у самого древесного ствола, почти не потревожив снеговые шапки на ветвях. Здесь нас ни с вертолета не заметить, ни с поля.
     Первым делом проверили и взвели карабины.
     - Приехали, значит, - повторил Сашкины слова Олег. - А куда? Соображай, что там с памятью твоей стало...
     Пока он соображал, закурили.
     Мороз стоял так себе, вполне терпимый, градусов около пятнадцати Цельсия. Ветер присутствовал, но не тот почти ураганный, что встретил Шульгина прошлый раз, а так - "умеренный до сильного", гнувший мерзлые кусты и завивавший вдоль распадка вихри поземки.
     Слева довольно далеко едва просматривались сквозь муть приличной высоты горные отроги. По виду - скорее предгорья Кавказа, чем Урал или Альпы. А может, и Кордильеры, чем черт не шутит. Был у Сашки связанный с ними эпизод, только там убежище в горах было с латиноамериканско-партизанским колоритом.
     На Валгалле заслуживающих внимания гор мы в пределах обследованной территории не видели.
     - Кое-что начинает шевелиться, - сказал наконец Шульгин, затушив в снегу окурок и спрятав его в карман, как положено в разведке. - Тот раз память о том, кто я есть, вернулась ко мне уже после боя с монстрами, во второй избушке, когда потребовалось Антона спасать. Но никакой ясности, зачем и когда я тут оказался, не прибавилось. Зато сейчас появилось вполне дурацкое, но внутренне не противоречивое объяснение. Я туда попал потому, что захотел выяснить, куда и зачем я попал циклом раньше...
     - А что, объяснение не хуже прочих. Если вообще принять концепцию петель времени, подобных той, из которой мы только-только выкарабкались, давайте продолжим. Я сейчас скажу глупость, Олег меня дезавуирует, и побредем потихоньку на поиски дальнейших приключений на свою задницу...
     - Ну-ка, - заинтересованно спросил Левашов.
     - Кольцо Мебиуса видел? - Вопрос был настолько идиотским, что Олег даже удивляться не стал. Тем более - отвечать.
     - А если мы два, три и более колец склеим в виде елочной гирлянды, обеспечив возможность контактов между их поверхностями в любой произвольной точке? Это будет одна и та же односторонняя поверхность или несколько разных, каждая извращенная по-своему?
     - Не уловил идеи, честно сказать, - признался Олег.
     - И не надо. Это я просто в качестве примера, как малограмотный человек может поставить в тупик дипломированного математика-тополога [74]...
     - Топология-то здесь при чем?
     - Ты мне сам рассказывал. Любую объемную фигуру, от одномерной до N-мерной, можно коверкать как угодно, придавать ей любую форму, но только без разрывов. И она будет в принципе оставаться тем же самым, как бы ни отличалась внешне...
     - Тебя стоило бы к нам в институт на лекции к первокурсникам водить, в качестве наглядного отрицательного примера, - засмеялся Олег.
     - Поздно уже. А идея моя вот в чем: Сашка прошел несколько таких петель, с момента ухода в Сеть из Барселоны, а то и раньше. Побывал в том числе и на "Зиме", одно из колец разорвал, когда вытаскивал Антона. Затем оказался опять в Испании и после боя с монстрами вступил в непосредственный контакт с дуггурами-элоями...
     Ты далеко от них находился, когда их вязали и в машину грузили? - обратился я к Шульгину.
     - Метра три, пожалуй, может - четыре... Нет, был момент, что меньше. Вот так я, тут Антон, тут немец. А потом я стал на подножку, заглянул, наклонился... Постарался их мысленно пощупать. По нулям. Спрыгнул на землю и захлопнул дверцу. Сантиметров семьдесят, выходит...
     - И было их там около десятка... Так какого же хрена мы?! - от избытка чувств я даже вскочил, задел головой ветку, и на нас обрушился целый пласт легкого снега. - Ладно, нам глупость по уровню эволюции положена, а Антон с Замком? На пальцах же все просчитать можно было. Если они владеют хронофизикой, а то у них, может, и хроноалхимия какая есть, они (вдесятером-то) в твой мозг или в другой подходящий орган проникли и включили эту самую дурную бесконечность. Петля за петлей... Сначала ты встретился с ними в Барселоне - с пленными. От злобы и страха они, желая спастись, напрягли свои силы, отыграли насколько-то назад по времени, благо место было то же самое, тот же отель, где и попытались ликвидировать тебя до того, как... Ты после ментального или инфразвукового удара сбежал в Сеть. А если они в Сети не хуже нас разбираются? Да лучше, конечно, в сто раз лучше, за сотни веков-то... Нашли подходящий разъем, втолкнули тебя в те лабиринты... Больше им ничего самим делать и не нужно было. Минотавр-ловушка без них справится... Ты, допустим, опять вывернулся, Антон сам собой нашелся, телеологически [75].
     Ты послонялся по предложенным или просто так возникшим векторам, с Ростокиным развлекся в роли странствующего воеводы; в пятьдесят шестом году, теша самолюбие, тамошнего начальника СГБ [76] нагнул, без смысла, для собственного удовольствия. И вернулся, чтобы тебя мы с Антоном еще раз на исходную точку маршрута вернули. Не смешно ли?
     Чем-то мои слова Шульгина здорово задели. Неужели тем, что я изобразил его марионеткой в чужих руках и замыслах? Так и все мы такие, что же тут обидного? Обижаться нужно было раньше.
     Да, конечно, один раз он обиделся всерьез, так ему и показали, чем такие гоноровые понты кончаются. Другого раза не потребуется.
     - Ты б такой умный был раньше, чем моя жена потом. Чего в Замке все это не сказал?
     - Знал бы - сказал. А здесь, наверное, атмосфера подходящая. Мысли пробуждает. Предсмертные. Какого, например, хрена ты один по ущелью к хижине бежал, если нас пока трое? Пали в неравной борьбе, твой отход прикрывая?
     - Да хватит вам, парни, ну что вы завелись? - не выдержал Левашов. - Сейчас наверняка другая раскрутка пошла....
     - Хорошо бы, - ответил я. - А где собака?
     Мысль о собаке отбила у Шульгина все прочие. Он начал громко ее звать, то выбегая на склон лощины, то углубляясь в лес. И вы мне не поверите - минут через пять мы услышали вдалеке громкий, срывающийся на визг лай. Пробивая грудью дорогу в рыхлом снегу, к нашему укрытию вынесся пес, о котором мы говорили. Породы лично мне не известной, хотя кое-что в кинологии я соображал издавна. Нечто вроде специально выведенной помеси сибирской лайки и сенбернара. Размеры от второго, а стати и манеры поведения - от первой. Естественнее было бы увидеть здесь одного из наших псов с Валгаллы. Интересно, как они там? Бросили мы их, как последние сволочи. Впрочем, при последней встрече они обиженными и захиревшими не выглядели. Может, еще и встретимся.
     - Лорд, Лорд! - Таким сентиментально взволнованным я Сашку давно не видел. Пес прыгал, лизал его в лицо, клал мощные лапы на плечи, при этом поглядывая на нас, как на людей безусловно хороших, но к его отношениям с вновь обретенным хозяином посторонних. Так и должно быть в принципе. Но где они с этой псиной могли подружиться? Тут и года не хватит, тут с рук нужно такого друга выкормить.
     Опять загадки. Но о них я до поры вопросов задавать не буду, а Олег, похоже, этой тонкости не уловил. Собака и собака.
     - Нашелся, и слава богу, - сказал я, погладив Лорда по загривку. - А он нас сможет привести, куда следует?
     - Пристегивайте лыжи, и пойдем по следу, - ответил Шульгин. - Туда, откуда прибежал, точно приведет...
     "Приведет, без всяких вопросов, - подумал я. - А где же он жил и чем питался все это время? И как очутился здесь и сейчас, на расстоянии голосовой связи? Прямо тебе Топ из "Таинственного острова".
     
     Глава девятнадцатая
     
     Лорд уверенно бежал назад по собственному следу, время от времени оборачиваясь, словно желая удостовериться, что мы не отстаем, и заодно успокоить, мол, никакой опасности по курсу не имеется. Пес был уверен в себе и явно счастлив.
     Что же это за поворотик сюжета такой? Все больше и больше я укреплялся в мысли, что нам просто-напросто подсунули "имитационную" реальность по типу компьютерной игры. Без всякой "настоящей" предыстории. Нет необходимости, а главное - смысла пытаться выяснить, что это за планета, откуда на ней хорошо укрепленные хижины у входов в пещеры, какое ко всему этому отношение имел Сашка.
     Разработчик нарисовал вот такую данность, и все! Шульгину было предложено пройти уровень, он его прошел, и перед ним загорелась табличка "Exit". Зачем и для чего игра была оформлена так, а не иначе - отдельный вопрос. Но сделано все добротно, тут не поспоришь. Если бы все было только Сашкиной персональной иллюзией, локализованным в мозгу очагом ложных воспоминаний, Удолин выявил бы это сразу же. Да и никакого физического переброса не получилось бы, поскольку - некуда. Значит, мир, или "мирок", ограниченный некими границами, как таковой существует. И мы уже включены, встроены в него.
     Какие сложности? Взяли за основу настоящую, от роду принадлежащую дуггурам планету (Земля это или не Земля, не суть важно), поставили, где захотели, домики, в нашем вкусе исполненные. Что им стоит, как нам в доколумбовой Америке блокгауз сгородить посередине прерий?
     А теперь действуйте.
     Для чего, зачем, как нам догадаться?
     Но ведь если так, кто-то предусмотрел и ту возможность, что мы захотим сюда прийти, оставил реальность "открытой" и функционирующей? Даже собаку сохранил во всей ее убедительности, только какую? "До" или "после"?
     Сашка шел на лыжах хорошо, на уровне первого разряда, от Лорда не отставал и на нас поглядывал. Держите ли темп, салаги? Ну, твой стиль и гонор мы знаем, обижать не станем. Олег, я видел, двигал ногами и толкался палками с излишним напряжением: слишком давно не тренировался.
     Сам я шел замыкающим, скользил легко и с удовольствием. За полгода зимы на Валгалле мы с Берестиным, соперничая друг с другом, достигли выдающихся, без ложной скромности, успехов в зимних видах спорта. На олимпийцев, может, и не тянули, но по полсотни километров с винтовкой за плечами пробегали с хорошим временем. Со всех обрывов и склонов скатывались, куражась бесстрашием. Слаломом между вековыми деревьями вместо пластиковых палочек развлекались, разгоняясь на двадцатиградусном уклоне под шестьдесят километров в час. На неподготовленной трассе. И до сей поры живы, как ни странно.
     Сейчас я, исполняя функции тыловой и обеих боковых походных застав, совершал челночные броски вправо и влево, выскакивая на свободные от леса высотки. Осматривал в бинокль окрестности, в надежде вовремя заметить хоть какие-нибудь следы присутствия разумных существ. Моментами обгонял даже Лорда, и тогда пес на меня скалился. Беззлобно, но с намеком. "Не лезь, дядя, не в свою епархию! Я тут лидер!"
     Были бы мы с ним равноценными сапиенсами, я бы извинился, а так только рукой махнул. "Потом, типа, сочтемся славою. Свои ведь все же люди..."
     Куда же это он нас ведет? Верст десять уже отмахали по белому безмолвию. Тучи над головой неторопливо сгущались и темнели, намекая на близкий снегопад, а то и что-нибудь похуже. Ни к чему нам это - ночевать в заснеженном лесу я не расположен, даже и возле костра.
     Но раз ведет, так, наверное, знает.
     Расстояние, в пределах которого Лорд мог услышать Сашкин зов, мы давно прошли, но ровная полоска собачьих следов все тянулась и тянулась вдоль кромки леса. Наверняка этот пес обладал телепатическими способностями и узнал о нашей высадке задолго до того, как мы приступили к ее подготовке.
     Вот наконец при очередном взгляде в бинокль я заметил на опушке сугроб, формой и размерами отличающийся от других, естественного происхождения, попадавшихся раньше. Лорд заметно оживился и прибавил хода.
     Не прошло и пятнадцати минут, как мы достигли промежуточной, но на сегодня явно окончательной цели. Сумерки сгущались неудержимо. На полянке, к лесу задом, к нам передом, стояла невысокая избушка с крутой, как у швейцарских шале, крышей. На укрепленный, пригодный для упорной обороны бункер она явно не тянула, но в качестве укрытия от буйства стихий и опорного пункта в дальних охотничьих и исследовательских походах годилась вполне.
     Собственно, зимуя на Валгалле, еще до того, как узнали о существовании аггрианской базы и цивилизации квангов, мы так и планировали. По весне развернуть "эпоху великих географических открытий", начать продвижение на юг и на запад, потому что на север мы уже ходили, а восток на всем видимом протяжении заречных далей представлял собой унылую, местами заболоченную тундру.
     По примеру первооткрывателей Северной Америки мы намеревались ставить блокгаузы на расстоянии примерно полусотни километров друг от друга, желательно по берегам рек или вдоль таких вот распадков. Пятьдесят километров - оптимальный "шаг", в случае чего от форпоста к форпосту можно за сутки добраться пешком, а по воде или верхом еще быстрее. (Лошадей мы планировали непременно завезти на Валгаллу, не все же бронетранспортерами природу травмировать и оскорблять!)
     Предварительно осмотрев подходы к домику по всем азимутам и не обнаружив ничего подозрительного, от следов живых существ до замаскированных минно-взрывных устройств, мы наконец вошли в помещение.
     Ничего особенного, неожиданного, тем более - изысканного. Все так, как сделали бы мы сами, исходя из целесообразности и тогдашних технических возможностей: стол и лавки, изготовленные с помощью пилы, топора и рубанка. Из импортных, с Земли, стройматериалов лишь шестимиллиметровые оконные стекла и железные трубы для печки. На полках обычный комплект выживания - недели на две консервов, соль, спички, патроны. В углу на вбитых в стену крючьях трехлинейный карабин 38-го года - обычное оружие лесников и геологов, и вертикалка 12-го калибра. Достаточно и от волков отбиться, и прокормиться охотой до возвращения домой.
     - Ну да, всюду одно и то же, - сказал Шульгин, когда мы разожгли огонь и засветили лампу. - Все для человека, все на благо человека. Только там было поосновательней...
     - Так и задача предлагалась другая: защита особо важного объекта до последней капли крови. А это так - место для комфортного привала, - ответил я, по обычаю северян раздеваясь до исподнего, как только в комнате достаточно потеплело. Нерационально тратить время и энергию на предварительное согревание промерзшей верхней одежды.
     - С Константином связи не ощущаете? - спросил Олег, вытягиваясь на покрытой несколькими верблюжьими одеялами лавке. Выложился он сегодня основательно. До последнего держал заданный темп движения, но, похоже, почти на пределе. Ничего, к утру восстановится. Высококалорийный ужин, полстакана этанола, лучше неразведенного, и спать, если не помешают.
     - Связь если и есть, то односторонняя. Попробуй мы сейчас его поискать, вышибет нас отсюда, как шампанскую пробку, - пояснил Сашка, шевеля кочергой поленья в приоткрытой топке. По его лицу и стенам избушки скользили багровые блики.
     Хорошо, уютно. Давненько я не сидел у горящей буржуйки. Да с времен Валгаллы, наверное, и не сидел. Камин - это другое дело и другое настроение.
     - А если нас не вышибает и пристанище подготовлено, завтра наверняка что-нибудь случится. Иначе зачем мы здесь? Не думаю, что в планы организаторов аттракциона входит лыжный марафон с тотализатором...
     - Ага. Ставки сделаны. Как в гонке до Доусона [77]. Приз - миллион долларов.
     - Или наоборот. Гонка в пустоту. Приз тому, кто угадает, кто из нас дольше протянет...
     - Да ну вас к черту, ребята, с вашим юмором. - Левашову тема не понравилась даже как повод потрепаться. - Я о другом сейчас подумал. Недавно Солженицына перечитывал, "В круге первом". Жизнь наша наподобие той шарашки устроена...
     - В смысле?
     - В самом прямом. Организационно. Собрали нас в кучу, обеспечивают всем необходимым: жильем, питанием, одеждой, культурный досуг организуют, а за все за это требуют думать, работать, изобретать совершенно ненужные лично нам вещи, и уж тем более не посвящают в тайны, связанные с практическим применением изделий, и в тонкости функционирования механизма, который эту шарашку создал...
     - Не лишено, - согласился я. - Как там сказано: "Хлеб на столах!" Что по меркам обычных, лагерных зэков означало невиданную степень изобилия. Бери, сколько хочешь! У нас фактически то же самое. В экзистенциальном, разумеется, смысле. За эту пайку, то есть возможность жить, с общечеловеческой точки зрения, в райских условиях, исполняем непонятную и ненужную нам задачу. Вообразить не можем, что сейчас тамошний, - я показал пальцем в потолок, - Сталин требует от тамошнего Абакумова, ну а тот от своих шестерок, по нисходящей. И не черкнет ли в случае неправильного поведения тамошний Яконов карандашиком в календаре: "Этих - списать!"? Очень все хорошо у тебя выстраивается. За одним минусом...
     - Это каким же? - заинтересовался Олег.
     - А ничего ты нового не сказал. Хоть со времен фараонов, хоть с сотворения Адама всегда только так и было. Никто и никогда не был свободен по-настоящему. Разница только во внешней наглядности степени несвободы и мотивациях тех или иных действий...
     Удолина с нами не было, так чего же за него не порезонерствовать, пока в сон не потянуло? Я этим в нашей компании сызмальства занимался, иногда по делу, чаще - в виде развлечения. Вот и сейчас...
     - Да, мы считали, что, втянувшись в "большую игру", сохраняем самоуважение, независимость, что-то там вершим и даже кого-то переигрываем. И вдобавок бесплатно имеем неограниченные жизненные блага, удовлетворяя к тому же интеллектуальные потребности в пределах своего разумения. А по сути... Раб, крепостной крестьянин, зэк сталинских времен, ты, Сашка, я - все мы делаем лишь то, что нам предписано. Можно нести свое ярмо с ненавистью и отвращением, можно - с осознанием неизбежности, но спокойно, можно - найти высший смысл и ежедневно благодарить бога за ниспосланные испытания, очищающие душу. Но суть всегда одна и та же...
     Шульгин курил и посмеивался в усы, а Олег начал заводиться. Спирт не только пригасил усталость в его натруженных мышцах, но и растормозил воображение.
     - Ты неправильно говоришь. Человек может быть свободен. Хотя бы в том смысле, что может против рабства, физического или духовного, восстать...
     Нет, сколько живем, а так и не сумели привить Левашову элементарные основы софистики.
     - Это ты марксизма-ленинизма начитался в институте. Нас на философском хоть в какой-то мере учили размышлять над изучаемыми текстами, а вам, технарям, загрузили в башку мелкую нарезку цитат, и все на этом. Восстать! Красиво звучит. Навосставались за писаные пять тысяч лет истории... А что же такое "восстание", как не эпифеномен [78]...
     - То есть как?
     - Элементарно, Ватсон! Тот, кто затеял "восстание", даже революцию, берем по максимуму, точно так же является рабом. Пусть не рабовладельца - рабом ложных представлений или чужих идей. Спартак (условный, книжно-киношный) воевал с римлянами, чтобы, в идеале, приблизить феодализм, "светлое будущее человечества". Догадывался он или нет, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется, - другой вопрос. Марксизм внушил "пролетариям", что, "экспроприировав экспроприаторов", они тут же вознесутся к "сияющим вершинам". Вершины оказались "зияющими", а страна "победившего социализма" превратила "гегемона" в раба еще более бесправного, чем при Николае Первом, условно говоря.
     И Ленин был несвободен, реализуя ложно понятые идеи Маркса, Сталин, владыка полумира, - тридцать лет трудился без выходных над построением социализма "в отдельно взятой за горло стране", воображая, будто делает нечто полезное. Так что мы с тобой, друг мой любезный, в том же самом положении. Свободно вроде бы сидим и лежим сейчас, выпиваем и закусываем, понятия не имея, что нас завтра ждет и чей социальный заказ выполнять придется. На "Призраке" собрались детскую мечту осуществить, но так нас к этой мечте подталкивают, едва ли не прикладами, что уже и не знаю! Будто насильно женят на девушке, с которой ты бы и сам не прочь, но не из-под палки же...
     - Знаешь, пошел ты, - неожиданным для меня образом свернул Олег дискуссию. - Я лучше спать буду, пока ты меня окончательно не разагитировал. А то плюну на все и вернусь в Москву смиренно ждать своего часа... Раз итог тот же самый, чего суетиться?
     - Один - один, - подвел счет Шульгин и задул лампу. Нас накрыла беззвездная ночь и оглушительная тишина.
     
     ...Дальше избушки Лорд дорогу не знал, и мы пошли по компасу. Не важно, где именно мы находились, на Земле или любой другой планете, но магнитные полюса тут имелись, и, если нас прихватит в пути пурга, обратно мы сумеем вернуться по азимуту.
     Но одновременно мы дружно ощущали, что особенно далеко идти не придется. Цель, какой бы она ни была, находится неподалеку. Час, два нормального хода, едва ли больше.
     Привели оружие в боевое положение, лишний груз оставили на месте. С собой взяли сухпаек на сутки и половину боеприпасов. За остальными - живы будем, вернемся. Придется отступать, так только сюда, больше некуда.
     Шульгин почти окончательно уверовал, что именно от этой точки он пробивался к опорному пункту у входа в пещеру.
     - Узнаю местность. Вот так вдоль распадка, - он показал рукой, - забирая вправо. Там будет перпендикулярно несколько оврагов, по третьему - пара километров вверх, и откроется ущелье. Если я в сильную встречную метель добрался, так сейчас без проблем добежим.
     - Для полной достоверности метель свободно может начаться... - ответил Левашов.
     - Пока вроде не похоже, а там кто его знает. Вдруг тут климат, как в Заполярье. Ничего-ничего - и сразу снеговой заряд...
     - Не беда, - проявил я дежурный оптимизм. - Давно в хорошую пургу не гулял. Помню, как наших звездоплавателей нашел. Еле-еле в тот раз успели домой добраться.
     - Интересно, как они там? Сколько раз по разным параллелям шастали, а к ним даже не попробовали наведаться.
     - Значит, именно туда нам семафор закрыт. Это к вчерашнему разговору о свободе личности и вообще...
     Так, перебрасываясь фразами, мы поднимались по длинному, покрытому косыми снеговыми застругами склону, поверху тоже ограниченному стеной хвойного леса. Скатываться здесь вниз было бы чистым удовольствием, а подниматься - достаточно нудно. Тягун - он и есть тягун. Как всегда при длительном и монотонном физическом напряжении, в голове крутился обрывок песни, очень подходящий к случаю: "И вперед за цыганской звездой кочевой, хоть на край земли, хоть за край..." К "краю" мы наверняка приближались, потому что подъем, как все подъемы в жизни, рано или поздно кончаются, кончился и этот.
     Остановились между редко расставленными сосновыми стволами, чтобы перевести дух, поправить амуницию, вытереть пот с лица, перекурить, пока обстановка позволяет. Отсюда горы на северо-западе виделись гораздо отчетливее, различалось, что представляют они собой несколько параллельно идущих гряд в полторы-две тысячи метров высотой, достаточно сглаженных минувшими геологическими эпохами. И было до них по прямой километров пятнадцать.
     
     - Что это с ним? - спросил Левашов, указывая на пса.
     Лорд был явно встревожен. Он челноком сновал между деревьями, словно искал что-то: след зайца или медвежью берлогу. При этом ни разу не подал голоса и не выбегал за пределы зрительной связи.
     - Лорд, ко мне! - крикнул Шульгин, но пес не послушался, старательно разрывая снег передними лапами.
     - Ну, что у тебя здесь? - Сашка подъехал к нему, и мы с Олегом услышали, как он изумленно выматерился. От души. Пришлось и мне оттолкнуться палками, с полуповорта скользнув туда же. На дне ямы, вырытой до прошлогодней жухлой травы, лежала хорошо сохранившаяся светло-коричневая пистолетная кобура! Из добротной толстой кожи, почти правильной треугольной формы. Парабеллумная, то есть от "ноль-восьмого" "борхарт-люгера". Одно время, именно на Валгалле, и я, и Шульгин с Берестиным носили на поясе такие же. Нравилось нам отчего-то рисоваться перед девушками подобным образом.
     Приехали, в очередной раз! Или снова фрагмент Отечественной войны, или...
     Кобура, не пострадавшая от погодных условий, несла на себе следы механического воздействия. Конкретно - разорвана почти пополам. Не разрезана ножом и не распорота, скажем, осколком, а разорвана, как тряпка. Вдобавок и прочные поясные петли тоже оторваны. Полное впечатление, что мощный зверь (суперкот?), с маху ударил владельца пистолета лапой с выпущенными когтями, только чуть промахнулся. Следов крови не видно. Зато полный магазин так и остался в предназначенном ему торцевом карманчике.
     Я не успел взять у Сашки находку для ближайшего рассмотрения, как он выматерился снова, с другой интонацией.
     - Держи...
     Я увидел на внутренней стороне крышки жирно выведенные шариковой ручкой, едва-едва размытые влагой буквы: "А.Ш. - 84".
     Тоже армейская привычка, помечать личное имущество, подумал я, и только тут до меня дошло по-настоящему.
     - Так это же - твоя!
     - А я о чем? Больше скажу - я ее подарил, вместе с пистолетом, естественно, Сехмету, когда мы отправлялись в последний бой. Сам "беретку" взял, с ней в танке удобнее, а "восьмерку" ему отдал. Типа - на память. Вот же угадал...
     Левашов присоединился к нам и тоже стал с задумчивым вниманием вертеть кобуру в руках. Он с нами в городе квангов не был, Сехмета, офицера дирижабельно-пограничного отряда, не знал, но наслышан был во всех подробностях и вместе с Сашкой и Ларисой отстреливался от напавших на форт после "танкового погрома" аггров - "недочеловеков". Не в смысле нацистской расовой теории юбер- и унтерменьшей я здесь этот термин употребил, а только чтобы подчеркнуть, что основной персонал Таорэрской базы и солдаты их "армии вторжения" до специально выведенных копий людей, как Ирина и Сильвия, сильно недотягивали. И внешне, и по умственным качествам.
     - Подарил, значит. По нашему счету - пять биологических лет назад ровно. За этот срок, если б он ее тогда потерял, сам знаешь во что кожа бы превратилась. Значит, ваш дружок расстался с ней месяц, два назад. Так?
     Да кто бы спорил, только академические рассуждения Олега звучали... Ну, не по месту, что ли. Эмоций не хватало. Тут бы всплеснуть руками, ужаснуться или восхититься, зависимо от точки зрения на открывшуюся истину. На Валгалле мы, значит. Вернулись. Четвертым, получается, способом. Два первых - "механические": через СПВ и блок-универсалом, третий - через Сеть, четвертый - вот он, волевым усилием сумасшедшего профессора из прошлого века. Накатанная дорожка.
     - Братцы, нас старательно сводят к нулям, - продолжил Левашов. Подсунули нам ту еще Валгаллу, очень может быть, чтобы мы с радостным визгом не кинулись, не думая больше ни о чем, уходить на "Призраке" за пределы всей этой конструкции...
     - Мы все равно уйдем, - ответил Шульгин, - для себя я давно все решил. Не нужны они мне. И миры их тоже, хоть сто, хоть двести. Уйдем со своими бабами, и катись оно туда и дальше!
     - Согласен, - сказал Олег. - Если выпустят. Харчи, как говорил мой дед, отрабатывать придется. Кому кобура с пистолетом последний раз принадлежала, я не знаю. Могла много раз из рук в руки переходить. По известным причинам. Важно другое. Трупа здесь нет, костей тоже. Ничьих. Прямо как в кино. Махнул зверь лапой, срубил кобуру с ювелирной точностью, и дальше что? Разошлись, довольные друг другом?
     - И не такое бывало, - с долей сомнения в голосе ответил Сашка. - Один махнул, другой выстрелил, и побежали в разные стороны...
     А я, пока они рассуждали, через головные телефоны услышал отдаленные звуки, до чрезвычайности знакомые. У ребят аппаратура, наверное, была с ночи выключена, моя же работала. О чем я им и сообщил.
     - С загадкой кобуры и прочего позже разберемся, а сейчас не до того. "Стреляли", - как говорил Саид.
     
     Гребень мы перевалили, соблюдая при этом все положенные тактические приемы. Не высовываться, наблюдать из-за укрытия и не с той стороны, на которую может обратить внимание неприятель, биноклем и оптическим прицелом пользоваться по солнцу, а не против, и так далее.
     Километром ниже, в глубокой чашеобразной долине кипел настоящий полевой бой. То есть не стычка двух случайно встретившихся разведгрупп или нападение ватаги грабителей на купеческий обоз, а как минимум - рота на роту регулярных войск.
     Атакующих мы узнали сразу, да и как ошибешься? Сашка их в натуре насмотрелся, мы - в кино крупным планом. Те самые черно-бурые Сашкины йети, ломаной цепью наступающие на жидкую линию стрелковых ячеек обороняющихся. Монстры, за неимением другого термина продолжим их так называть, перли через глубокий, по пояс и выше снег, оставляя позади отчетливые вспаханные борозды... Только это не давало им развить спринтерскую скорость, в противном случае они взяли бы позицию противника в минуту. Двигаясь со скоростью нашей пехоты в Финскую войну, они вели беглый огонь из своих многоствольных митральез.
     В чем заключалась их главная беда - в отсутствии опыта даже Первой мировой, не говоря о Второй. Если бы они наступали перекатами - половина стреляет с места, прижимая к дну ячеек и окопов обороняющихся, другая делает бросок, залегает и бьет по выявленным огневым точкам, пропуская через себя вторую линию, - эффект был бы куда большим. И ведь огневая мощь монстров была подавляющей, при грамотном использовании, конечно.
     Оборонялись же наши друзья кванги. Какой хрен их сюда занес, непонятно. Без дирижаблей, в чисто пехотном варианте.
     Об этом я и спросил Сашку, пока мы, маскируясь складками местности, бежали к намеченному отсечному рубежу. О том, вмешиваться нам или нет, - вопроса не возникло. Хороши мы или плохи в историческом смысле нашего существования, но друзей в беде не бросаем, невзирая на высшие соображения. Вроде цены собственной шкуры.
     - Спроси - какой хрен нас?! А с этими что? Вдруг у них как раз аэродром поблизости, его они и обороняют. Чтоб кто-нибудь взлетел и прикрыл с воздуха. Бросят оборону - всем полная труба.
     Уж это точно. Полсотни крупнокалиберных подобий пулеметов за несколько минут разнесут в клочья стандартный кванговский авиаотряд, состоящий из пяти дирижаблей, да, пожалуй, и целую эскадру, если ловить ее на взлете или расстреливать в процессе предполетной подготовки.
     Но наши друзья, вояки пусть и слабые тактически в сравнении с нами, но отважные до самоотречения, сопротивлялись достойно. С короткими интервалами с их стороны взлетали магниево-термитные бомбы по крутой минометной траектории. Они что же, сообразили снять с кораблей и установить на переносных станках свои катапульты? Молодцы, ребята. Совершенно как при обороне Порт-Артура мичман Пустошкин и лейтенант Власьев использовали против японцев на сухопутном фронте шаровые мины заграждения и торпедные аппараты миноносцев.
     Вдобавок не прошли для квангов даром уроки военного дела, которые мы им давали. В частности, ознакомившись с ТТХ имевшегося у них оружия, Алексей предложил, для усиления поражающих свойств, снабдить бомбы дополнительным разрывным зарядом в чугунной или керамической рубашке. И сейчас в бинокль было видно, что совету они последовали. По осколочно-фугасному действию бомбы примерно соответствовали нашим батальонным минометам.
     Поэтому оборона еще держалась. Одиночек, прорывавшихся вперед в интервалах между разрывами, кванги встречали метким "огнем" своих пружинных самострелов, представлявших некий гибрид подводного ружья и мощного арбалета. На пятьсот метров (я лично проверял) килограммовым стальным болтом они прошибали пятидюймовую доску ростовой мишени. Весьма прицельно, на уровне хорошей винтовки.
     К сожалению, чудовища, йети, алмас-ты, называй, как угодно, к потерям товарищей по оружию были абсолютно нечувствительны. Как комары, которых бей, не бей - осторожности не научишь. Их следует уничтожить всех, потому что единственный уцелевший все равно будет стрелять до последнего патрона, кусаться и махать когтями, длиннее и острее, чем медвежьи.
     Тот печальный случай, когда критерии гуманизма неприменимы в принципе.
     Значит, пора вступать в дело нам. Через недолгое время расстреляют кванги свои бомбы, стрелы тоже кончатся, и дело дойдет до рукопашной, где шансов у них круглый и абсолютный ноль. Любой из нас мог справиться с десятком квангов голыми руками, что же говорить о гоминоидах, против которых выйти один на один, имея в руках рогатину или бердыш, я решился бы только в самом крайнем случае.
     Однако была в этом сражении некая странность, для нас, привыкших последнее время только и делать, что анализировать странности и непонятности, вполне очевидная. Словно бы оно разыгрывалось не само по себе, а в расчете на заинтересованного зрителя. И началось буквально за десять-пятнадцать минут до того, как мы подтянулись к театру военных действий и мои микрофоны уловили звуки боя.
     Случись это часом раньше - оборона квангов уже была бы прорвана, а сами они перебиты. Шульгин, пока мы продвигались с ним к намеченному рубежу, оставив Олега в резерве, сказал, что монстры ведут себя необычно вяло. Не заметно в них той сумасшедшей ярости, с которой они штурмовали отель, и скорости, продемонстрированной при попытках прорыва через мост.
     - Снег глубокий, - возразил я.
     - В которых я стрелял, под снегом, как кроты-олимпийцы, шныряли! А эти - словно бы ими кто-то руководит, специально придерживает. Залегают часто, перебегают лениво...
     - Ты, может, имел дело с ихним спецназом, а это какие-нибудь обозники, рядовые необученные, ограниченно годные...
     - Или здесь - отвлекающая операция, а главные силы совершают сейчас фланговый обход...
     - Все может быть. Давай чуть правее примем, вон к той высотке. Оттуда и обзор хороший, и к позиции квангов ближе. Если отступать начнут, мы их косоприцельным прикроем...
     Как заправские биатлонисты, рванулись мы с Сашкой на крайний рубеж, добежали, сдергивая через голову ремни карабинов, распластались по обе стороны обледенелого куста. Иного укрытия не было на узкой, наклоненной в сторону фронта площадке. Снайпер, если он у врагов имеется, хоть один, снимет нас за два выстрела. Будем надеяться, что хотя бы здесь - нет.
     Зато отсюда до правого фланга монстровской цепи было ровно четыреста метров, по делениям прицельной сетки. До крайнего окопчика квангов - чуть больше. Их катапульты располагались тактически грамотно, за обратным скатом гребня, огонь велся с корректировкой.
     Один за одним в небо поднялись шесть дымных хвостов, неторопливо добрались до верхней точки траектории, и черные точки бомб посыпались вниз. Два разрыва легли хорошо, по скучившейся группе монстров, остальные с недолетом. Будем считать - заградительный огонь. Да к тому же несколько гоминоидов из середины цепи повалились ничком и навзничь, сраженные осколками.
     Ладно, друзья, продолжайте, как умеете, а мы начинаем собственную партию.
     Кто-то из будущих читателей моих записок наверняка скажет, что наше поведение не укладывается в цивилизованные рамки. Стреляете, "чувств никаких не изведав", по живым существам, имеющим какие-то там собственные права. Как в тире. А я бы пригласил любого гуманиста в тир, где мишени имеют право и возможность отвечать стрелку адекватным образом. Причем входная дверь заперта и обратной дороги нет, пока жив ты и цела хотя бы одна мишень! Жалобы и призывы к общечеловеческим ценностям априорно не принимаются.
     Поскольку людей в этой забаве вокруг нас нет.
     Мы с Сашкой имели при себе по восемьдесят патронов, столько же у Левашова. Остальные оставили в хижине, о чем сейчас пожалели. С другой стороны, на всю войну 1877-1878 гг. русскому солдату было отпущено военным министерством по сто восемьдесят два патрона. Точно, как в аптеке, ни больше, ни меньше. Из них половина хранилась на тыловых складах в глубине страны. Довезут вовремя, не довезут...
     Так что мы в гораздо лучшем положении. На полчаса боя, глядишь, хватит.
     Распределили цели и огневые рубежи, чтобы не мешать друг другу, и начали.
     Чтобы стрелять из Сашкиного карабина, нужна определенная привычка. Отдача, невзирая на эффективный дульный тормоз, сильная, и звук выстрела отдается болью в барабанных перепонках. Зато точность боя выше всяческих похвал, за счет скорости пули и отличного прицела.
     По два полных магазина мы расстреляли в минуту и не меньше тридцати монстров навек упокоили ртутными пулями. От них не выживают, и чем массивнее мышцы и прочнее кости, тем надежнее не выживают.
     За эту минуту рисунок боя изменился кардинально. Правого фланга монстров практически не существовало больше. Но остальные (или те, кто командовал) среагировали на первый взгляд верно, а на второй - крайне глупо. Не солдаты, я же говорил.
     Начиная от середины цепи они начали, все так же утопая в снегу, разворачиваться в сторону новой, внезапно возникшей опасности. Сосредоточив массированный, однако бесприцельный огонь по нашей позиции. Мы с Шульгиным оттянулись за скат, достали сигареты. Даже броском со всей дури и силы полкилометра в данных условиях меньше чем за пятнадцать минут им не пробежать. А нам, чтобы не спеша покурить, пяти минут достаточно. Потом посмотрим.
     Издалека захлопал карабин Левашова. Целясь с упора и не торопясь, он с предельной дистанции штук пять самых прытких положит носом в снег, без вопросов. Так что беспокоиться нам совершенно не о чем. И кванги получили долгожданную передышку.
     - Нет настроения самим учинить рейд по тылам? - спросил Шульгин, показывая рукой направление. - Вдруг там в блиндажике самые затейники и сидят? Свободно можем успеть...
     - Я бы не стал. Хрен знает, на что нарваться можно. Давай лучше еще отсюда стрельнем и вон той кромочкой проскочим прямо к квангам. Баталию мы уже выиграли, а насчет продолжения на месте узнаем...
     - Если позволят, - вздохнул Сашка. - Тот раз не позволили, мать их...
     Да, после первой победы над массированными танковыми силами аггров воспользоваться ее плодами нам не позволили. Нас с Алексеем утащили в свое логово, а Шульгина с Левашовым и Ларисой вышибли из форта.
     - Ну и поглядим. Нам что так, что так - терять совершенно нечего.
     За время нашего перекура не больше взвода монстров продолжало движение в сторону высоты. И прошли они только половину пути. Снега на склон навалило много, а под ним скрывались овраги и естественные эскарпы, так что местами атакующие проваливались по грудь и по плечи. В оптику прицела я наконец рассмотрел их морды. Фильм такого впечатления не давал.
     Натуральные йети: гибрид горилл с неандертальцами, может, чуть выше поднявшиеся по ступеням эволюции, но настолько далекие от нас, что ни малейших моральных сомнений по поводу правомочности их отстрела я не ощутил даже в глубине души. Тем более - они все время палили в нашем направлении, и пули жужжащими роями пролетали слева, справа, поверху. Их "пулеметы" на вид весили килограммов по двадцать, не меньше. С руки и на ходу стрелять из таких штук почти бессмысленно, независимо от физической силы "солдата".
     Мы ответили десятком точных пуль и, пристегнув лыжи, по широкой дуге рванули к позициям квангов. Для Олега я выпустил зеленую ракету, указывая направление движения. Оставаться на прежнем месте ему смысла больше не было.
     Пилоты-пограничники успели разобраться в обстановке, сообразить, что на помощь неожиданно пришла если и не дружественная лично им, то безусловно враждебная монстрам сила.
     Они тут же прекратили стрельбу из своих катапульт, разумно решив подождать дальнейшего развития событий и поберечь боеприпас. Одновременно между их окопами началось активное движение. Нормальная перегруппировка потрепанного подразделения, раз выдалась спасительная пауза. Раненых подобрать, боевой порядок уплотнить, командирам уточнить обстановку и обсудить последующую задачу. Все как у нас.
     До места мы добежали раньше, чем самые прыткие из монстров вскарабкались на вершину высоты. Не только с тактической подготовкой, но и с обычным здравым смыслом у них обстояло отвратительно. За каким чертом прерывать удачно развивающуюся атаку и на девяносто градусов разворачивать направление удара? Подумаешь, внезапно заработала фланкирующая огневая точка! Перенацель на нее двух-трех ближайших стрелков, но ни в коем случае не теряй темпа, если основная позиция неприятеля вот она, на расстоянии последнего броска...
     Так ведут себя существа, руководствующиеся не разумом, а инстинктами: реакция на ближайший и сильнейший раздражитель.
     Если только... Если главная цель не кванги, а как раз мы? Стоило "объекту № 1" демаскировать себя, обо всем прочем тут же забыли. Что до потерь и цены успеха, им на них столь же глубоко плевать, как любым, даже самым высокоразвитым насекомым, поскольку считать и задумываться о ближайших последствиях не обучены.
     Навстречу нам из ложемента, устроенного за валуном размером с "Запорожец" поднялись два кванга в знакомых комбинезонах летчиков, словами и жестами выражая почтительную радость от встречи с "досточтимыми".
     Еще в первых своих тетрадях я подробно описал систему устройства тамошнего общества, а также то положение, которое нам было предоставлено в рамках их военно-феодальной империи.
     Мы тогда получили статус "амбинантасиндрану", что уравнивало нас с довольно высокородными "дворянами" воинского сословия, в чинах не ниже полковничьих. Впрочем, можно предполагать, что, если бы нам удалось вернуться в город после разгрома аггрианских бронесил, нас возвели бы в ранг не меньше, чем "ранхаги", а это уже высший комсостав, причем титулованный, графского, приблизительно, уровня.
     Встретившие нас офицеры принадлежали к тому же роду войск, что и наш первый здешний друг Сехмет, и, безусловно, сразу сообразили, кто мы такие. Уж наверняка рассказов о наших подвигах ходило среди них не меньше, чем о Козьме Крючкове в Первую мировую.
     Оттого наше внезапное вмешательство в битву было воспринято как совершенно естественное и, может быть, необходимое и обязательное.
     Я языком квангов за краткий срок жизни в их городе не овладел, другими делами занимался, общаясь с высшим руководством через переводчика. Шульгин успел выучить несколько десятков ходовых фраз, а главное - принципы лингвистики усвоил. Он тут же начал объясняться, используя свою титаническую память, наравне с выразительными жестами.
     Меня в этот момент отвлекло совсем другое. Я наблюдал за Олегом, четко воспринявшим сигнал и начавшим движение в нашу сторону. Но он был на удивление невоенным человеком, хотя возможности обучиться самому элементарному, на уровне младшего лейтенанта военного времени, имел неограниченные.
     Как ракета показала, так он и пошел. По кратчайшему расстоянию, впритык к подошве высоты, которую мы только что покинули. А что при этом ему придется оказаться в зоне досягаемости взобравшихся на вершину монстров, он не подумал совершенно.
     Однако мне то, что случится через минуту-другую, высветилось в сознании, как на экране игрового компьютера. С двух сотен метров его одиночным выстрелом можно положить, не говоря о массированном пулеметном...
     - Сашка, скажи им - беглый огонь бомбами по высоте, - закричал я, - немедленно! А я сейчас! Олег там...
     Двумя красными, горизонтально выпущенными ракетами я указал Левашову направление маневра, категорический приказ, можно сказать.
     
     Не такой уж я самоотверженный герой, готовый кинуться грудью на амбразуру. Просто чувствовал, что имею возможность прикрыть товарища и что мой час еще не пришел. Убить меня пока не должны, а если должны, так все равно. Посмотрим, как в очередной партии это будет выглядеть. Райские кущи, ад или "серая зона", где Артур обретался...
     Дольше жизни жить не будешь, раньше смерти не помрешь.
     Зато Олега убить могут запросто, в этом я не сомневался. Он - из "нормальных" людей. Несколько попаданий в грудь, голову - и гомеостат помочь не успеет. К эфирному существованию Левашов не приспособлен. Разве только Удолин с помощью Замка сумеют по остаткам информации макет слепить, нам в утешение...
     Работая ногами и палками на пределе возможностей, я выскочил на склон вразрез между курсом Олега и вершиной. Увидел мелькнувшие на белом фоне черные пятна, услышал первую гулкую очередь и начал стрелять снизу вверх, не особенно целясь. Их там пока двое-трое. Засвистят пули мимо ушей, заденут кого-то, и они просто обязаны, учитывая их "логику", обратить внимание на непосредственную опасность, а не на бегущего вдали человека.
     Так и вышло. Я выбросил расстрелянную обойму, вставляя следующую, метнулся влево с возможной линии огня, зная о том, что у любого человекообразного стрелка, если он не левша, перенос прицела вправо занимает больше времени. Мелочь, но полсекунды-секунду выиграть можно. Упал на бок, несколько раз перекатился вниз по склону. Опрокинувшись на спину, открытой мушкой, помимо оптики, поймал еще одну "поясную мишень". Вот придурок, захотел посмотреть, куда я вдруг делся. Ну, держи!
     Попал, конечно. Если консервные банки на сто метров навскидку сбивали, что же в такую тушу промахнуться?
     И тут вершину накрыли сразу две кванговские бомбы. Нормально легли. Пока я поднимался, цеплял отстегнувшуюся лыжу и стряхивал снег с глаз и щек, никто там больше не шевельнулся.
     Олег уже проскочил опасную зону и "елочкой" взбирался к указанному месту.
     Я прибежал туда же, когда Сашка, сидя на дне окопчика, еще не закончил материть его всеми известными словесными конструкциями.
     - Ладно, кончай, обошлось, и слава богу, - пресек я шульгинскую тираду. - На войне как на войне...
     Однако, доставая сигарету из портсигара, я заметил, что руки у меня подрагивают. Мышечное напряжение - это само собой, но и мандраж запоздалый имеет место. Мы ведь не железные...
     - А ребята молодцы, вовремя стрельнули. Тютелька в тютельку по цели. Где они, кстати?
     - Сейчас будут. Я им, пока ты геройствовал, шороху навел! Забегали, как при внезапном появлении Главкома на полковом смотру. Помнят силу русского оружия...
     - А то! Раньше с одним танком против полусотни, сейчас с тремя винтарями против роты пулеметчиков - и враг бежит, бежит, бежит!
     Шульгин протянул мне фляжку. Как будто у меня своей не было. Но кто считается? Отхлебнули по кругу, и сразу вспомнилось, как я лечил от шока спиртом Корнеева, Альбу и Айера. Вроде бы совсем недавно. На этой же, специально предназначенной для дружеских встреч планете.
     Стрельба со стороны монстров неожиданно стихла. Доносились только редкие разрывы бомб, сильно отдалившиеся. Я не знал предельной досягаемости поставленных на полевые лафеты катапульт, но, судя по звуку - километра на три перенесли огонь. Неужели монстры отступили, не оставив даже прикрытия? Или мы их всех перебили? Я встал и поднял к глазам бинокль. Точно. Среди испятнанного ожогами склона видны были лишь отдельные фигуры, торопливо, гораздо быстрее, чем до того шли в атаку, скрывающиеся в лесу на дальней стороне котловины. Очень похоже на деморализованную стаю павианов, ретирующуюся после неудачного набега на кукурузные поля кафров.
     - Не то, опять не то, - подтвердил мою мысль Шульгин. - Неправильно они себя ведут...
     - Это для кого как, - не согласился Левашов. - Много ты о них знаешь! Поступила команда - и смотались. Кто-то счел задачу выполненной...
     Очередной "разбор полетов" прервало появление сразу целой компании квангов-офицеров, предводительствуемых, что меня совершенно не удивило, другом Сехметом, державшим себя среди подчиненных, как большой начальник. Почему бы и нет? Вполне мог и, более того, должен был возвыситься, единственный из своих соотечественников, за отсутствием людей, причастный к великой победе, последней и окончательной, поскольку после взрыва информационной бомбы на аггрианской базе воевать с ними было просто некому. До сего дня?
     Насколько я вник в местную психологию, "справедливость" у них была понятием почти абсолютным. Никто из соображения карьеры или самолюбия не стал бы лишать офицера заслуженных привилегий и наград, приписывать себе чужие подвиги. Само собой, высшие командиры свои награды тоже получили, но не так, как у нас было принято в годы Афганской, скажем, войны. Героям переднего края - медали "ЗБЗ" [79] да "За отвагу", а полковникам, генералам, включая прилетевших из Москвы отметиться "на фронте", - от "Красного Знамени" и выше.
     Увидеть его я был искренне рад, да и он нас, судя по его виду, тоже. Кванги - народ понятливый и переимчивый, талантливый, я бы сказал. Не зря Сехмет за месяц усвоил русский почти в совершенстве. И обычаи наши он помнил. Чисто по уставу подкинул ладонь к виску, за ним это приветствие повторили его товарищи. Затем мы крепко пожали друг другу руки, без всяких местных церемоний, моментами превосходящих по сложности и запутанности средневековые китайские и японские.
     - Я очень рад вас видеть снова, - сказал Сехмет. - Вы всегда приходите, когда нам надо? И уходите, ничего не сказав? Вы опять спасли нас, сделав то, чему не учили...
     - Как не учили? - продолжая держать в своей руке его руку, удивился Шульгин. - Чему не учили? Только тем и занимались, что учили вас воевать как положено. Другое дело, вы винтовки и пулеметы делать не стали. А я ведь говорил... Слушай, кстати, а мой пистолет ты куда девал?
     - Вот твой подарок, дорогой друг. - Сехмет достал из кармана "восьмерку", протянул Сашке на открытой ладони. - Но выстрелить я могу теперь только один раз. Себе в голову.
     Вместо Шульгина пистолет взял я, оттянул затвор до половины хода рычагов. И вправду, магазин пустой, единственный патрон в патроннике. Самурай, бля! Натурально, через летный комбинезон харакири делать сложно, а застрелиться - запросто.
     - И для чего тебе такая идея в голову пришла? - поинтересовался я. Странно и смешно моментами, но я говорил с единственно понимающим меня и помнящим прошлое квангом так, будто мы расстались неделю назад, как если бы меня не утащила Дайяна с поля боя и не начались совсем другие жизненные коллизии. А ведь по моим жизненным переходам и случаям после нашего последнего разговора, когда я запрыгнул на лобовой лист танка, хлопнув прощально Сехмета по плечу, прошло намного больше пяти лет. И не только хронологических.
     - Ты, Андрей, совсем ничего не понимаешь? Если бы вы не пришли сейчас, нас, выживших в бою, просто бы съели... Тебе нравится, когда тебя едят живым?
     Вот тут меня слегка достало чувство, подходящее постоянному и малообразованному читателю книжек Стивена Кинга. Напугать любого из нашей команды трудно. Всякое видели. Перевороты, гражданские войны, пришельцев разного уровня разумности и агрессивности. Стояли под чужими пулями и сами стреляли, но чтобы кого-то из нас пытались есть живьем... Именно живьем! Тут, не имея иного выхода, естественно, предпочтешь застрелиться.
     - Не нравится, - нисколько не кривя душой, ответил я. - Но неужели так действительно было?
     - Мы врага отогнали, - без всякой связи с предыдущим ответил Сехмет. - Весь наш народ с неизбывным восторгом узнает, что спасти нас вернулись лучшие в мире "странствующие рыцари"...
     Степень владения русским, и не просто языком, а свойственными ему смысловыми полями, которой достиг "лейтенант" захолустного гарнизона, просто поражала. Причем я видел, что сейчас он говорил и думал по-нашему лучше, чем тогда. Или он в своих краях непризнанный гений, или все они такие, только не затруднились ненужным по должности делом.
     - Сехмет, - спросил я, - у нас не найдется другого места, чтобы поговорить всерьез? Ты понимаешь, что такое - "всерьез"?
     - Товарищ Андрей, я понимаю. Мы немедленно поедем в такое место.
     Обращению "товарищ" мы его тоже научили. Иной формы обращения между военнослужащими у нас тогда просто не было.
     На своем совершенно невозможном для восприятия языке он отдал несколько команд. Командами они звучали чисто интонационно.
     Пока офицеры, не имеющие подобия даже старых раций "Р-126", лично бегали передавать распоряжения по команде, Сашка протянул Сехмету рваную кобуру. И полный запасной магазин отдельно.
     - Заряди в пистолет. Пригодится. Восемь шагов назад от смерти. И расскажи - что все это значит...
     
     Глава двадцатая
     
     Нам подали паровые аэросани, устроенные по тому же принципу, что и дирижабли. Машина размером с автобус "ПАЗ", в которой пассажирских мест было только восемь, в передней кабине. Остальное - двигатель и, по-нашему, машинное отделение. Системы, управляющие подачей топлива, контейнеры с горючим, четверо квангов низкого ранга, всем этим распоряжающихся. Движители - два трехлопастных винта, толкавших с приличной скоростью устройство на шести широких лыжах, каждая с независимой подвеской.
     Им еще башенный пулемет сверху поставить, совсем хорошая машина бы получилась. Но и без этого до своего лагеря они нас довезли за полчаса.
     Здесь мы ошиблись, думая, что кванги обороняются на последнем рубеже. Ан нет: они встретили врага на дальних подступах. За первым гребнем, на обратном скате которого размещались орудийные дворики катапульт, простиралась широкая долина, покрытая глубоким снегом. И только следующая гряда, идущая с севера на юг, с куда более крутыми откосами, прикрывала настоящим образом оборудованную базу. Там были ангары, утепленные палатки для личного состава, склады боеприпасов, топлива и газовых баллонов, несколько причальных мачт. Два дирижабля, полностью готовые к взлету, еще шесть неторопливо надувались под вой компрессоров.
     Серьезный опорный пункт. Цепь таких баз, согласно кванговской стратегической концепции, тянулась по периметру их страны, состоящей из столицы, Юуонжлосс-сити, как мы называли ее для простоты, поскольку коверкать язык сорокасложными словами не было ни охоты, ни необходимости, и нескольких городов поменьше. А уже с этих баз осуществлялись патрульные полеты в заданных секторах ответственности.
     Пока мы ехали, Сехмет, польщенный нашими похвалами в адрес героических бойцов и квалифицированного командования, извлек из полевой сумки затрепанную книжку и с гордостью нам предъявил. Мы дружно рассмеялись, не имея в виду обидеть коллегу, а от души, развлекаясь комизмом ситуации.
     "Тактика в боевых примерах. Часть вторая. Рота-батальон. Москва, Воениздат, 1973 г.". Это и несколько других справочных изданий Берестин подарил Сехмету, в знак дружбы и как бы компенсации за нечаянно нанесенный ущерб. Бегло разговаривать на русском воздухоплаватель научился за месяц, после чего овладение грамотой заняло меньше недели. Я думаю, если отправить его на учебу в Военно-воздушную академию имени Жуковского, он бы легко окончил ее с красным дипломом. Да и сама цивилизация квангов, установись у них с Землей полноценные дипломатические отношения, догнала бы нашу в ближайшие полвека, а там, глядишь, и вырвалась вперед. Единственные сдерживающие факторы: численность населения, всего около десяти миллионов, и абсолютное нежелание развивать врожденные способности. Так мало ли на Земле высокоразвитых государств с гораздо меньшим количеством жителей? И с природной ленью есть способы бороться. Так что напрасно аггры считали расу квангов тупиковой ветвью, не имеющей смысла существования и, соответственно, права на него.
     - Пользуешься, значит? - одобрительно спросил Шульгин. - На свой язык не перевел для курсов усовершенствования комсостава?
     - Еще не перевел, времени не было. Да и не думал, что в наших условиях это может быть полезно. После того как вы исчезли, "ракообразные" исчезли тоже. Совсем. Не с кем стало воевать. Сухопутной армии с организацией, подобной вашей, у нас нет, вы знаете. Я читал книги просто так, вспоминая друзей. И вдруг пригодилось. Когда неизвестно откуда появились "ахамбовомбе". В боях с ними мудрые уроки этой великой книги очень пригодились... Ты, Андрей, в беседе с ранхаги Разафитриму однажды сказал: "Не бывает бесполезных знаний". Очень правильно. Достойнейший ранхаги часто повторяет эту истину.
     - "Ахамбовомбе". Это вы так монстров назвали? Что означает? - перебил его Сашка. Язык квангов отличается цветистой, на наш взгляд, избыточной описательностью, вроде как у североамериканских индейцев.
     - Можно перевести - "неразумно свирепые" или "бессмысленно жестокие", что-то так, но не точно. Нужно много работать, сделать большой толковый словарь. Опять нет времени, и нужен не один, несколько людей-помощников. Я сам не справлюсь, мало слов знаю...
     - Ты все время говоришь "не успел", "времени не было", - задал я сильно интересующий всех нас вопрос. - Мы ведь ушли довольно давно. Когда, по вашему счету?
     Сехмет посмотрел на меня удивленно. Идеей разнотекущего времени он пока не овладел, поэтому воспринял мои слова так же, как нормальный человек, у которого психиатр вкрадчиво спрашивает: "А какой у нас сегодня день?" Но субординация есть субординация - вышестоящему положено отвечать, каким бы идиотом он ни выглядел.
     Сосредоточившись, начал шевелить губами и пальцами. Неужели так трудно ответить с ходу на простейший вопрос? Но он был человек обстоятельный и в итоге выдал точный подсчет: "Двести одиннадцать дней". Считая, что местный, валгалльский день не намного длиннее земного, выходило, что физически мы отсутствовали здесь не более восьми месяцев. Те краткосрочные посещения, что случались у меня и у Шульгина через Гиперсеть и не по своей воле, к реальному времени отношения вообще не имели. Впрочем, нынешнее здесь пребывание к реальности отнести тоже трудно. Если раз и навсегда не заставить себя считать за подлинную реальность все, что с тобой происходит в данный момент. Хотелось бы, но трудно.
     Я только собрался приступить к обстоятельному выяснению событий, случившихся за наше отсутствие, как мы приехали.
     Пока Сехмет проводил инструктаж с личным составом базы, отправлял в воздух первую пару дирижаблей для поиска отступившего неприятеля, занимался другими командирскими делами, мы с удобством разместились в его штабной палатке. Удивительное дело, насколько правы были древние философы, в античные времена разрабатывающие теории о соотношении формы и содержания. Очень мало отличался походный быт воинов цивилизации, возникшей и существующей чуть ли не в другом рукаве Галактики, от такого же у наших авиаторов, хоть Отечественной, хоть Афганской войны. Поневоле поверишь Ивану Антоновичу Ефремову, что в своих высших проявлениях разум негуманоидным быть не может. Отсюда и все остальное.
     Олегу, естественно, сейчас было гораздо интереснее, чем нам с Сашкой. Ему не довелось побывать у квангов тогда, а наши рассказы, просто в силу обстоятельств, затянувших нас в пучину куда более увлекательных приключений, не отличались последовательностью и тонкой деталировкой.
     Мы, в ожидании Сехмета, решили приготовить товарищеский обед, для него лично или для группы офицеров его штаба, если он захочет кого-то пригласить. У нас, в Белой армии, по случаю успешно закончившегося боя плюс прибытия высоких гостей, сейчас без вопросов накрыли бы столы всему комсоставу, до подпоручиков включительно. Но здесь же кастово структурированное общество...
     Известно, что кванги с удовольствием употребляли любую нашу пищу, за исключением мясной тушенки, пили, что нальем, хотя и в меньших дозах. Мы тоже за проведенный среди них месяц от голода и желудочно-кишечных расстройств не страдали.
     Разложили и выставили все, что у нас с собой было, закурили и стали ждать хозяина, обсуждая "текущий момент". А обсудить было что. Самое главное - дуггуры гоняются за нами или мы за ними? Такое ведь тоже нельзя исключить. Занимаются существа своими делами, в наши не влезают, а мы им - все время напоперек. И их акция в Барселоне - не более чем естественная реакция на возникший раздражающий фактор. А что по времени эти события соотносятся самым необычным способом, так Олег к случаю вспомнил рассказ автора, фамилию которого мы не смогли вспомнить. Ну, тот, где один из главных героев слегка перепутал измерения. То есть мог свободно перемещаться во времени, но был жестко связан пространством, и оно для него сокращалось, как для нас время, по мере течения жизни. В юности ему была открыта, предположим, вся Европа, а к старости остался лишь один квартал города, но на миллионы лет в любую сторону.
     - Что и есть "последний довод короля" - линять нужно к чертовой матери, пока нас в похожую позицию не поставили. Буквой "зю", как говорил дедушка моего однокурсника, - благодушно произнес разомлевший в тепле Шульгин, испытывающий, как и я, глубокую релаксацию после физического и эмоционального напряжения. Не верьте, что мысль о грядущем перевоплощении способна нейтрализовать у человека европейской ориентации естественный страх перед конкретной, здесь и сейчас, смертью. А смертей вокруг нас сегодня полетало ровно столько же, сколько чужих пуль.
     Тема развития не получила, поскольку явился Сехмет, с восхищением уставившийся на накрытый стол. Подружиться-то мы с ним успели и вели себя всегда на равных, учили, чему могли, испытывая подсознательное уважение к инопланетянину, выучившему наш язык. Да ведь и дома, встречая иностранца, хорошо говорящего по-русски, россияне склонны проникаться к нему симпатией, даже если это агент ЦРУ. Особенность национального менталитета.
     А Сехмету до сих пор было странно, после долгой разлуки - особенно, как это генералы стараются угодить майору, или даже полковнику, не важно. Другой на его месте немедленно начал бы наглеть, есть примеры, он же, наоборот, проникся еще большим почтением.
     Увидев наши фляжки и помня, что в них содержится, он немедленно притащил кожаную, литра на три, посудину местного вина. По стилю и качеству ближе всего к портвейну, только не из винограда оно производилось, а из неизвестных нам гидропонных растений. Чуть ли не из особого рода грибов.
     Достаточно быстро мы его и собственное настроение привели к нужному знаменателю и потребовали подробностей. О потерях среди их бойцов не расспрашивали, нас интересовали вопросы стратегические. В применении к местным условиям.
     Сашку, впрочем, сильно заинтересовала судьба нашего танка, брошенного в дикой степи.
     - Мы его отбуксировали в город. Заводить мотор я не позволил, подвели под гусеницы лыжи и так дотянули.
     - Почему не позволил? - удивился Шульгин.
     - Ты говорил - моторесурс нельзя расходовать зря. И горючее. У нас солярки нет...
     Чудо, что за человек. Нам бы таких побольше. Случайно услышанное руководящее указание превращается в завет. Именно так!
     - И что?
     - Стоит в специально построенном помещении. Доступа к нему нет никому, кроме меня, "знающего".
     - И что же ты, брат, "знаешь"?
     - Когда придет последний час, я смогу его завести и поехать. Снарядов в нем осталось только пять, но мощь их превосходна. А потом, как говорил амбинантасиндрану Алексей, "броней и гусеницами", до победы или славного конца.
     - Совсем молодец, - восхитился Сашка. - На таких, как ты, держится любая держава. Эрго - бибамус! А насчет снарядов нужно подумать. Ты к нам в форт с тех пор не летал?
     - Нет.
     - А почему?
     - Я не смею. Это - ваше. Нельзя.
     Вот опять ксенопсихология. Нельзя, и точка! А снаряды к пушке "Леопарда" у нас на складе были. С полтысячи разных типов. И коробок с пулеметными лентами десятка три. Шульгин, заполучив боевую единицу, не мог не позаботиться о "ЗиПах" и боекомплектах. Руководствуясь здравой мыслью: "Вдруг машинка у Олега сломается, и нам что, к натуральному хозяйству возвращаться?"
     Но это опять же сейчас не важно.
     Я предложил перестать отвлекаться на частности и послушать рассказ Сехмета с самого начала. Или конца нашей эпопеи, что однозначно.
     
     ...После того как мы с Берестиным исчезли, похищенные с поля боя Дайяной и ее сотрудниками, Сехмет доставил Шульгина на своем дирижабле в форт. Высадил и, слава богу, не задержавшись, улетел обратно, что избавило его от встречи с десантом аггров. Они бы его летательный аппарат сбили, не почесавшись. Походя. Но он успел. Вернулся, доложил по команде обо всех подробностях дела. Вариант с назначением его "переводчиком по Генеральному штабу" отпал сам собой, по причине исчезновения необходимости в такой должности.
     Исследование поля последнего сражения не дало ничего. Аггрианские бронеходы, как ранее сжигаемые бомбами с воздуха, так и расстрелянные тяжелыми танковыми снарядами, никакой полезной информации дать не могли. От них просто ничего не оставалось, кроме в той или иной мере раздолбанных корпусов. Ни малейшей пищи для размышлений.
     Кванговский генералитет, по-прежнему осторожный, дал команду исследовать с воздуха прилегающую территорию километров на триста во все стороны, но и там врага обнаружено не было. На этом, кстати, заканчивался радиус дальности полета дирижаблей. Дальше кванги проникать не захотели, подобно китайцам, предпочитавшим не вылезать за пределы исторических границ Срединного царства.
     Война была сочтена выигранной. Впервые за всю историю. И снова у них началась монотонная, непонятная нам жизнь. Не зря я бился, пытаясь выяснить, по марксистским канонам, способ производства и производственные отношения этой странной цивилизации. То есть, конечно, наоборот, бился я зря, потому что выяснить не удалось ничего. Их мирок существовал исключительно для поддержания неведомо когда достигнутого уровня, и ничто другое их просто не интересовало. Как в нашем Древнем мире и раннем Средневековье. Тысячи лет ездили на телегах, не сообразив, что можно не то чтобы подшипники изобрести, а просто салом или дегтем втулки осей смазывать. И ничего, обходились. Кванги продвинулись чуть дальше, до эпохи пара, на чем и успокоились.
     А может, именно так и надо - жить, чтобы жить, остальное - от лукавого.
     Такой парень, как Сехмет, среди своих был исключением. Психологически. Прочие руководящие чины, с какими нам пришлось общаться, тоже отличались развитым интеллектом, но желания выходить мыслью за пределы давным-давно очерченного круга у них не возникало. И невозможно посчитать, какие тысячные доли процента вероятности свели его с нами, чтобы он получил необходимый для своих мозгов стимулирующий заряд. Его цивилизации, увы, ненужный и неинтересный.
     Повышенный в чине, назначенный, в пересчете на нашу терминологию, командующим округом (в благодарность за заслуги и одновременно чтобы в столице голову своими идеями не морочил серьезным людям), он целых полгода готовил вверенные ему части к войне неизвестно с кем. Читая по ночам, при свете ацетиленовой лампы (до электричества кванги додуматься не успели), наши справочники и боевые уставы.
     "О, воин, службою живущий, читай Устав на сон грядущий, а также, ото сна восстав, читай усиленно Устав". Я представить не мог, что и этот шутливый стишок, написанный то ли Денисом Давыдовым, то ли еще кем-то из его современников, Сехмет запомнил, как один из библейских заветов.
     И, по нашим понятиям, обиженный ссылкой в дальние края (а по их, возможно, и нет), муштровал своих подчиненных со всем усердием. Что всем прочим командирам могло показаться ненужной блажью.
     Однако неожиданно пригодилось, более того - спасло.
     Появились пресловутые "ахамбовомбе". Как положено - ниоткуда. Точнее - оттуда же, откуда приходили аггрианские "бронеходы", на самом деле бывшие всего лишь передвижными установками для перемещения межвременной границы. Но об этом я уже писал раньше.
     Причем появление их повергло мирных, по своей натуре, квангов в шоковое состояние. Если "ракообразные" аггры оперировали на границах страны и, кроме отважных пилотов, никто с ними в огневой контакт не вступал, то эти вели себя намного хуже, чем немцы на оккупированных территориях. Те, по крайней мере, людей не ели, обходились стандартными "кура, млеко, яйки". А эти ели, ели живьем! Сехмет, не меняясь в лице, просто передавая заслуживающую внимания информацию, достаточно подробно рассказал, где, когда, как и сколько.
     Шульгин, иногда бывающий слишком эмоциональным, на этот раз не сказал ничего, просто посмотрел на Олега очень выразительным взглядом.
     - Когда же они появились? - спросил я.
     - Примерно месяц назад. Стаями в сто и более голов они, не пользуясь никакими машинами, стали прибегать с юга и юго-запада. Это было очень страшно. Очень похоже на нападения "сахамбовонге" (это они так наших "суперкотов" именовали), но тех никогда не было больше десятка, и они не имели страшного оружия. Огнестрельного!
     С огнестрельным мы Сехмета познакомили, и с артиллерийским, и с ручным. Нарушив, естественно, все законы прогрессорства, усвоенные в ранней юности и тогда же признанные дурацкими. На примере "Трудно быть богом". Неужто, с точки зрения земных координаторов проекта, мечи, которыми рубят людей в капусту, или топоры "серых штурмовиков" гуманнее хорошего пистолета?
     Вот и подошел момент, чтобы Шульгин, выпив очередную стопку, спросил у Сехмета о пистолете и разорванной кобуре. Загадка ведь, пусть и не из главных.
     - Это было так. После первых набегов мы решили развернуть здесь еще одну передовую базу. На этом направлении их у нас не было. Когда мы только подбирали для нее место, осматривали, ре-ко-гно-сци-ровали (Сехмет медленно, но правильно произнес это слово), я послал в разведку небольшой отряд во главе с...
     На своем языке Сехмет проговаривал бесконечно длинные слова очень быстро и невнятно, потому имя (или звание) офицера я с ходу не воспринял на слух.
     - Я дал ему с собой твой пистолет. Чтобы в случае чего он смог стрелять по-настоящему. Восемь патронов - больше, чем одна стрела ружья.
     Наивная вера инопланетянина в мощь человеческого оружия. Он видел в деле танковую пушку и вообразил, что пистолет может нечто подобное. Тем более что мы, как выяснилось, по глупости, иногда называли пистолеты жаргонным термином "пушка". "Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется..."
     - Дальше... - холодным тоном спросил Шульгин.
     - Там, где вы нашли "это", - ответил Сехмет, доставая из своей полевой сумки кобуру, - мои солдаты встретили трех "ахамбовомбе". Странно, потому что мало. Но они все равно напали первыми. Любой, кто видел их лицом к лицу, говорит, что ужаснее ничего не бывает в жизни...
     - Почему? - вмешался Олег. - Чем же они страшнее "сахамбовонге"? Я видел тех и других. "Суперкот", по-моему, злее и агрессивнее.
     - Не знаю, не могу сказать. Сахамбовонге - просто звери, мы их знаем много тысяч лет. "Ахамбовомбе" - по виду люди, но от них исходит страшный дух...
     То, о чем говорил Шульгин, Антон и прочие, - "отвратительный запах мысли".
     - Продолжай, - попросил я.
     - Наших было семеро, - сказал Сехмет. - Они выстрелили все, но наповал убили только одного "монстра", как вы их называете. Двое растерзали остальных, будучи пробиты стрелами. Но, наверное, не в те места, что нужно. Фиоранцаниора (теперь он повторил имя медленнее) выстрелил из пистолета семь раз прямо в лоб напавшему на него. И убил, но тот успел ударить его два раза. По голове и сбоку. Поэтому там кобура и осталась. Третий монстр тоже издох, а офицер вернулся. Доложил о том, что было, и вернул мне "восьмерку". С одним патроном, как вы видели. Теперь у меня есть еще, спасибо, Александр, умирать подождем...
     - "Так помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела", - не слишком музыкально пропел Сашка, - этих патронов я тебе мешок привезу. Заводи свой аппарат, и рванем в форт. Заодно и посмотрим, что там и как. Не добрались ли и туда монстеры...
     - Успеем, - охладил я его азарт. - Пусть Сехмет закончит доклад. Мы услышали, что монстры появились внезапно, месяц назад и с южного направления. Дальше... Что случилось за месяц в вашем общем военно-политическом положении?
     - Могу сказать то, что известно мне. Совет ранхаги, возможно, обладает более обширной информацией, они должны изучать положение во всей широте, но до таких, как я, доходят только прямые приказы, иногда - сообщения об успешных действиях других гарнизонов.
     Ну да, закрытая феодальная структура, при полном отсутствии средств массовой информации. Приказы и слухи, передаваемые при случайных личных встречах офицеров соседних гарнизонов. А обычные горожане скорее всего вообще понятия не имеют, что идет очередная война.
     - Они продолжают появляться едва не каждый день. Это напоминает набеги диких животных, я уже говорил. Разумной цели в их поведении не видно. Скрываются в лесах, нападают оттуда на пути перевозки гражданских грузов, на небольшие гарнизоны. Из своих огнестрельных устройств иногда сбивают одиночные дирижабли, если экипажи теряют осторожность и летят низко. Мы тоже стараемся их выслеживать и уничтожать. По вашему опыту для охраны городов и коммуникаций начали создавать "ополчение". Инженеры приступили к изготовлению стреляющих с помощью пороха орудий. Самых простых, гладкоствольных картечниц. Такую пушку, как на танке, воспроизвести пока не могут.
     - Долго еще не смогут, - вставил Левашов, - целый этап технологической революции...
     Одним словом, совершенно никакого стратегического замысла в действиях монстров не просматривалось, исходя из слов Сехмета. Почему бы и нет? Какой может быть общий замысел у стай хищников, гонимых природным катаклизмом или нашествием более сильного противника? Сейчас они оказались на населенной территории, которую восприняли не в виде "объекта колонизации", а просто пищевого ареала.
     Эта же мысль пришла в голову и Сашке.
     - То есть вы не наблюдали случаев, чтобы они как-то использовали захваченную технику или пытались закрепиться на захваченных территориях?
     - Нет. Но как раз сегодня в их действиях обнаружилось новое. Раньше они не пытались с такой яростью и упорством штурмовать укрепленную базу. Той обороны, что я построил, получив сообщение, что в нашу сторону движется большая "орда", хватило бы, чтобы остановить их на дальних подступах. Но они не остановились, и я потерял почти половину бойцов первой линии. Не подоспей вы, я отдал бы приказ на эвакуацию...
     - Мы всегда успеваем вовремя, - не то констатируя факт, не то недоумевая по этому поводу, ответил Шульгин. - Знать бы только, зачем и почему.
     
     Не вдаваясь в мировоззренческие вопросы, Сехмет предложил нам осмотреть образцы трофейного оружия.
     - Обычно после бомбовых ударов оно сгорает вместе с владельцами, но несколько раз мы захватывали эти "пулеметы" неповрежденными. Только использовать его не смогли. В наших руках оно не работает. Сегодня оружия захвачено много, вы поможете понять, как оно действует?
     - Да запросто! - возгласил Шульгин. - И не в таком разбирались...
     - Тогда пойдемте.
     В ангаре на длинном верстаке было свалено десятка три митральез, примерно однотипных. Издали можно принять за старые "Льюисы", но еще массивнее и тяжелее, около двадцати килограммов. Отличались они количеством стволов, у большинства - шесть, у некоторых семь. Сошек нет, то есть предназначены для стрельбы с рук или с упором на окружающие предметы. Для переноски снабжены своеобразной сбруей из широких, синтетических на вид ремней, охватывающих шею и оба плеча. На ходу, конечно, стрелять с таким приспособлением удобно, но в критической ситуации быстро от нее не избавишься. Приклад сделан по форме деревенского ухвата, горизонтально, чтобы упирать в бицепс, а не в плечо.
     Задача сложной не казалась, что тут особенного? Два квалифицированных оружейника-любителя и инженер-универсал любое механическое стреляющее устройство земного происхождения должны разобрать и собрать с завязанными глазами. Ну, пусть оно - продукт неизвестного разума, значит, придется работать с открытыми. Однако самонадеянность наша оказалась чрезмерной. Только на первый взгляд предложенный нашему вниманию "пулемет" показался достаточно простым и даже примитивным. Вроде бы все понятно. Связка из шести стволов калибром восемь с десятыми миллиметров, внутри ее - цилиндрический магазин шнекового типа с поочередной подачей в каждый ствол. Патроны чуть меньше наших промежуточных, безгильзовые. Ударный механизм отсутствует, воспламенение электрическое, от размещенной в прикладе не слишком большой батареи. Автоматика - без всяких газоотводов, по принципу использования энергии отдачи с коротким ходом ствола. В целом уровень конструкторской мысли примерно соответствует двадцатым годам ХХ века.
     Хитрость заключалась в том, что ни один из осмотренных нами образцов действительно не работал. Даже и в наших опытных якобы руках. Поначалу мы грешили на батареи. Но не могли они разрядиться все сразу! Только что монстры вели огонь, а как выпустили из рук - абзац. Не стрелковое оружие, а дубина.
     - Это теперь к тебе вопрос, - сказал Сашка Левашову, раздраженно отодвигая очередной "машингевер". - Ясно, что они придумали некий предохранитель. Какой? На биотоках, телепатический, электронный?
     - Будем искать. Не исключено, что в каждого монстра вживлен какой-нибудь датчик, активизирующий систему. Допустим, только когда хозяин держит пулемет в руках. Индивидуальный для каждого или однотипный, что скорее. В бою должна быть возможность взаимозаменяемости стрелков и оружия...
     - Вот и ищи.
     Олегу долго искать не пришлось. С помощью не совсем подходящих для тонких манипуляций кванговских инструментов он скорее разломал, чем разобрал приклад, и в специальном гнезде, рядом с аккумулятором, обнаружил то, что нужно. Штучка в половину спичечной коробки, заделанная намертво, в момент изготовления. Замены ее и обслуживания не предполагалось.
     - Увы, это наш последний успех. Выяснить, каким образом это действует, - возможности не имею. Может быть, в Замке, с его методиками...
     - А неглупо, совсем неглупо, - сказал Шульгин, вертя в руках "предохранитель". - Очень похоже, что дуггуры-морлоки надежно подстраховались. С одной стороны, отобранное у монстра оружие автоматически инактивируется, противник им не воспользуется, а с другой - его наверняка можно отключать дистанционно. На случай бунта, например...
     Мы расковыряли еще несколько пулеметов, и все "предохранители" Олег упрятал во внутренний карман.
     - Удастся притащить домой, помаракуем на досуге.
     - Будь у квангов хоть какая электротехника, можно б эту хрень запросто обойти, - выдал я на поверхности лежащую идею. - Не так уж трудно подобрать напряжение и ток, чтобы патрон воспламенить...
     - Если бы у бабушки были колеса... Чем возиться, проще перекинуть сюда с тыщонку обычных "АКМ".
     Спорить не с чем.
     Убедившись, что даже мы ничего с трофейным оружием поделать не можем, Сехмет не расстроился. Может быть, в глубине души ему претила мысль принять на вооружение вражеские устройства.
     
     Раз мы продолжаем находиться на Валгалле, скорее реальной, чем вымышленной, и Удолин нас не вытаскивает обратно, значит, все идет по плану. Свою миссию мы пока не выполнили или - функцию не исчерпали. Будем продолжать.
     - Ты можешь выделить нам двойку дирижаблей? - спросил я Сехмета. - Надо заняться серьезной разведкой. Не понимаю: почему вы до сих пор этого не сделали? Не крутиться вокруг собственных баз, а сесть на хвост одной конкретной стае и наблюдать. Следы ведь на снегу издалека видны. Не прекращать поиска, пока не установите, куда уходят и откуда приходят. Параллельно организовать преследование по земле. Широким фронтом, загоном. Десять, пятнадцать тысяч солдат привлечь, дивизию дирижаблей, пару сотен снегоходов. Гнаться за ними до самого главного логова, есть же оно у них! Где патронами снабжаются, где раны зализывают... Не с неба они, черт возьми, падают... - в запале сказал я и тут же осекся.
     Да вот так оно скорее всего и есть. Не с неба, конечно, а способом, аналогичным нашему. Сквозь какое угодно число произвольно открываемых тоннелей. Только зачем? Какой смысл? Где Земля и где Валгалла? Сафари себе устроили? Между прочим, мысль дурацкая, как раз для американских фантфильмов, но объясняющая почти все.
     Для существ с другим устройством мозгов и психики, тех же и квангов, привычка богатых землян лететь самолетом (а раньше плыть пароходом) на другую сторону планеты, чтобы, подвергаясь смертельным опасностям и бытовым лишениям, пострелять антилоп или львов, которых они даже есть не будут, ничем иным, как абсолютной глупостью, выглядеть не может.
     Сехмет немедленно это и подтвердил. Мы знали, что они до предела пассивно относились к той войне, что им приходилось вести против аггрианской ползучей экспансии, и сейчас ничего у них не изменилось.
     - Я научился понимать людей намного лучше, чем другие, язык выучил, книги читаю, но и я понимаю вас не до конца. Мы никогда не идем навстречу опасности, предпочитаем ждать на месте. По-своему вы правы, да. Прошлый раз и сегодня вы сражались так, как на пороге своего дома. Вы не боитесь делать риск, не боитесь умереть за чужих. Если есть много сил, много привычки к войне, готовность к "самопожертвованию", правильно? У нас все не так. Начальники не разрешат мне посылать дирижабли искать врага неизвестно где, пока он сам не нападает. Если он нападет в другом месте, когда мы тоже будем в другом, кто станет виноватым? Я. Зачем это? Если нужно, мы погибнем там, где назначено, и никто не обвинит...
     - Ладно, бросаем старые разговоры. Вам не нужно, нам - тем более, - с досадой махнул рукой Шульгин. - На Земле тоже было достаточно наций и народов, которые на все забили и до сих пор существуют. Не изведав славы, но выжившие без особых душевных терзаний. Я, если выйдет, привезу тебе пачку книг по истории. Ты уже дозрел. Затворишься в келье и займешься созданием собственной философии...
     - Нет, так тоже не верно говоришь, - начал горячиться Сехмет. - Я буду помогать вам. Я знаю, обществу пора меняться. Я не один такой. Только вы останьтесь, помогите...
     - Декабрист, блин, - суфлерским, только мне слышным шепотом, скорее одобрительно, чем иронически, прокомментировал Шульгин.
     - Смотри, вот карта... - Сехмет протянул лист, охватывающий вверенный его корпусу сектор и прилегающую местность километров на двести окрест. - Здесь я могу решать, не спрашивая ранхаги. Куда полетим, покажи...
     Поводив аналогом нашего карандаша над своеобразно изображенной местностью, Шульгин чуть было не ткнул в место, которое нас влекло, но я его остановил:
     - Обождем немного.
     - Давай, мы сейчас поедем к себе, отдохнем, посоветуемся, с утра и решим все. У тебя наверняка сейчас своих дел выше головы. Ты наш дом видел, он тут не далеко?
     - Не видел. Где?
     Сашка указал расположение избушки.
     - Нет, туда мы не дошли. В стороне от полосы контроля. Интересно, совсем рядом. Если бы знали, там базу начали ставить, тоже место хорошее. Вы там жили? Давно?
     Как ему ответить? Сказать - вчера, еще больше удивится. Сказать - давно, не поверит. Ответил обтекаемо.
     - Построили давно, а вчера вдруг показалось - надо посмотреть, что здесь творится.
     Уклончиво выстроенная фраза, в расчете, что не во всех нюансах языка и психологии Сехмет разбирается, как надо.
     Он кивнул.
     - Прикажу, отвезут. Можно машину оставить с вами, чтобы утром сразу приехали.
     - Договорились.
     
     В своем, пусть и не нами построенном домике ночевать гораздо спокойнее, чем в палатке инопланетян. Не та степень приватности, проще говоря. Храпят они или нет, меня не волнует. А вот мысль, что в глубоком сне может когтистая лапа разорвать брезент рядом с твоей койкой, и не успеешь вскинуть ствол - эта вероятность (немалая, кстати) полноценно отдохнуть не позволит.
     А здесь - достаточно прочные стены и верный, разумный сверх обычного пес, охраняющий подходы.
     Я лежал, закинув руки за голову, когда Сашка с Олегом уже задышали легко и медленно. Немножко я им помог, вовремя переведя обычный по сложившейся ситуации разговор в плавную мысленную глиссаду, уводящую в спокойные, наполненные романтическими воспоминаниями сны.
     Еще одно, решающее подтверждение, что все в реале происходит. Эфирные проекции в сне не нуждаются.
     Нащупал в темноте пачку сигарет на столе, прикурил от "Зиппо", коснулся краем ладони лежащего рядом пистолета. Хоть что мне говорите - успокаивает.
     Успели мы кое о чем поговорить, остерегаясь при этом сказать лишнее. Что считать лишним - отдельная тема.
     Мог бы и я сейчас уснуть с полным удовольствием, но что-то не дает. Чувство долга или обостренное чувство тотальной опасности.
     Что мы пытались уяснить для себя или транслировать вовне?
     Я попробовал, не касаясь тех сфер сознания, которые могут вольно или невольно соединиться с полем мыслей Удолина, выстроить очередную мыслеформу. Рельефную модель происходящего сейчас на Валгалле. Совсем локальную, касающуюся текущего момента. Причем - текущего только для меня.
     
     Самой первой мыслью и самым первым побуждением было - погрузившись в летательный аппарат, за пять-шесть часов добраться прямо до нашего форта. Радиуса хватит, еще и останется. Снова увидеть знакомые, почти родные места. Запастись оружием для себя, загрузить снаряды и солярку для танка... Просто разобраться, в какой временньй нише мы сейчас пребываем.
     
     ...Сильвия заманила меня из своей английской виллы на Таорэру в конце двадцатого года, и когда мы с ней прилетели в форт, там прошло меньше месяца после его эвакуации, состоявшейся, условно говоря, зимой тысяча девятьсот восемьдесят пятого. Да почему условно? Последний свободный переход в Москву Левашов организовал незадолго до Нового года. А вот следующий раз уходили ребята уже не в нашу Москву, а прямо в Замок при помощи Антона. После этого была произведена диверсия с взрывом информационной бомбы, вследствие чего аггрианская Вселенная была оторвана от "нормальной". Наше перемещение из Замка в Крым, произведенное там изменение реальности тоже каким-то образом отразилось на "синхронизации" времени Земли и Валгаллы. Далее, чтобы помочь мне выбраться из сплетенной Дайяной и Игроками паутины, на Валгаллу снова отправился Сашка, и мы с трудом, но пробились.
     После этого Шульгин еще трижды побывал в форте, один раз в собственном облике и два - в шестаковском. Эти перемещения совершались из тридцать восьмого года, но, как и прежние, приводили практически в одну и ту же точку тамошнего времени, с разбросом максимум месяц.
     И, наконец, совсем недавно мы почти в точности повторили первый рейд на Главную базу Таорэры, преследуя Дайяну с Лихаревым. Вот там, судя по экспансии нормальной растительности в бывшую "зону обратного времени", наверняка прошло не меньше года...
     Мы выдержали почти невозможную ментальную схватку с Дайяной, использовавшей уцелевшую психотронику. Даже Сашка с Олегом поплыли, а Ирина фактически сломалась.
     Без доли остаточного ужаса я не могу вспоминать картинку, когда Шульгин бессмысленно улыбался, Левашов сцепил зубы, не понимая, что с ним происходит, но инстинктивно сопротивляясь давлению, а Ирина (моя Ирина, в которую я верил беззаветно) начала опускаться на колени, протягивая руки к Дайяне, и просить у нее прощения...
     Не знаю, как мне удалось это пережить. Очень хотелось отпустить поводья, и - будь, что будет. Спасла только "белая обезьяна".
     Никто потом не хотел вспоминать финал абсолютно неприятной для всех (кроме меня) истории, но и я, последний герой, не хотел вспоминать тем более. Весь в белом, и так далее... А чего сохранение фрака в чистоте стоило мне, кто-нибудь знает? Что такое чувство спускового крючка под пальцем, если сердце сжимает страх и обида и невыносимо тянет сделать единственное, полусантиметровое движение! Все, все вокруг предатели, включая любимую женщину и самого старого друга! Еще бы совсем чуть-чуть, и Дайяна моими руками решила бы все проблемы! Нет, не передать...
     
     Очередное переплетение лент Мебиуса.
     Сейчас мы, исходя из слов Сехмета, угодили на полгода, примерно, позже того, как Шульгин-Шестаков переправил в форт семью наркома и Власьева.
     Что из этого следует? Считая время условно-линейным, Шестаков без матрицы, но с унаследованной от "драйвера" памятью за прожитое здесь время вместе с лейтенантом и еще с кем-то (здесь немедленно всплыл образ Дайяны, зачем-то организовавшей "тройственное совещание" с псевдо-Шульгиным и настоящим Лихаревым) вполне могли создать загадочную инфраструктуру. Не построить, это вряд ли, а именно создать.
     И вот теперь что-то нас привело сюда. Мои мысли чисты, действительно. Словно снежное поле, простирающееся до горизонта. Что мы сделали? Мы оставили Дайяну на их базе, как Айртона на острове Марии-Терезии. В целях воспитания. Лорд Гленарван приплыл за пиратом через семь лет. Мы решили, для начала, дать ей год. Пусть, мол, поживет на своей Таорэре, где мы уничтожили по указаниям Ирины и Сильвии все механизмы, подходящие для внепространственных перемещений. Соберет своих уцелевших "курсантов", устроит "коммуну имени Антона Макаренко".
     А что мы знали и знаем на самом деле?
     Объявленное намерение разыскать и ликвидировать "инкубаторы", где выводилось и воспитывалось до двадцатилетнего, по нашему, возраста, около двухсот аналогов Ирины, Сильвии, Валентина, осталось, естественно, просто угрозой. Сильвия заверила, что, разрушив все, включая самодельную "машину времени" Лихарева, мы полностью устранили возможность возвращения Дайяны на Землю. Этой Дайяны. Лихарев из тридцать восьмого тоже остался там, скорее всего - навсегда, раз стерта даже возможность предыдущей развилки. И все же, все же... Отпущенный год, очень может быть, как раз и прошел, и некто направил нас сюда, чтобы не забыли случайно.
     Потолок казался очень низким, давящим, печка источала чрезмерное тепло. Захотелось встать, выйти на крыльцо, глотнуть морозного воздуха. Что я и сделал немедленно. В сенях подскочил со своей подстилки Лорд, ткнулся носом мне в бедро, совсем тихонько гавкнул. Куда, мол, ты и зачем?
     Я потрепал его мохнатый загривок.
     - Ты, парень, что? Неужели разумный, как мы раньше для себя собак придумывали? Слова понимаешь или мысли?
     Пес сделал вид, что не понял вопроса, подтолкнул меня к двери. "Собрался идти - иди".
     Я вышел. Снова начинался ветер, несущий густую поземку. Если так пойдет, через час-другой мы получим ту самую пургу, которая гнала Шульгина с Лордом к пресловутой хижине-доту.
     Но пока ничего, просто приятно смотреть на полосами летящий мимо снег.
     - Расскажи мне, Лорд, - спросил я, почесывая его за ухом, - откуда ты взялся, что здесь делаешь? Ты вообще собака, или робот, или воплощение не знаю чего?
     Пес потерся о мою ногу, сбежал с крыльца, осмотрелся, принюхался, вернулся. Ни по-русски, ни на ином языке, включая телепатию, не ответил. Но по его уверенному виду чувствовалось, что опасности поблизости он не ощущает и что за второго хозяина меня признает. Уже приятно. Тем более всей доступной мне силой психолокации я не мог уловить ни одной исходящей от Лорда негативной эмоции.
     
     Глава двадцать первая
     
     Нам повезло тогда, в самом начале, когда Левашов нащупал своей установкой в безбрежности пространств нашу Валгаллу. Проход на нее открылся летом, которое в широтах, где мы оказались и где построили форт, ничем не отличалось от лета в Костромской или Вологодской областях. Но длилось едва ли больше четырех месяцев. Весна и осень - по две-три недели. Остальное - зима. С морозами до минус сорока и очень частыми снежными бурями. Одним словом, не райский уголок в духе картин Шишкина, а натуральная Якутия.
     Просто мы не успели прожить здесь полного года, да и проблемами планетографии с метеорологией заниматься было некогда. Рассчитали продолжительность суток и угол наклона оси к плоскости эклиптики, на этом и успокоились.
     Отчего я удивился, осознав, что вьюжной зимой мы встретились с Сехметом (допустим, в местном январе) и в ту самую погоду попали через семь месяцев, хотя это должен был быть август. Но выглядел февралем, в лучшем случае - северным мартом.
     Пока мы летели в сторону аггрианской базы, до которой по прямой было около четырехсот километров, кванг разъяснил нам эти и некоторые другие тонкости климата территории, где обитали кванги. Вообще настолько пассивного и нелюбопытного народа я раньше и представить не мог. Располагая техникой, во многом превосходящей уровень середины XIX века, они о Валгалле знали немногим больше древних иудеев, освоивших только пустыни и кусочек побережья Средиземного моря.
     Их государство более-менее контролировало территорию, площадью меньше Франции, а дальше простиралась "Терра инкогнита", где вполне могли располагаться десятки других изолированных и замкнутых на себя "полисов" той же самой или совершенно иных рас. А то и грандиозные империи, на других континентах, если они есть. А если нет? Человеку трудно вообразить планету, лишенную морей и океанов, но ведь теоретически такое возможно?
     Смешнее всего, что и аггры, устроившие здесь свою базу, происходившим за пределами завесы "обратного времени" особенно не интересовались. Раздвигали понемножку границу своего "купола" в целях расширения ресурсного пространства, и все. Земля их интересовала больше, чем громадная неосвоенная планета. Впрочем, это можно объяснить тем, что им просто не хватало мощностей для создания защитной сферы по верхним границам атмосферы.
     Но сейчас это тоже не важно.
     
     Мы летели над бескрайними заснеженными лесами, просторными долинами, где могли бы разместиться многочисленные города и поселки, замерзшими реками и пока не видели внизу никаких следов деятельности, просто присутствия монстров или их хозяев-партнеров.
     - Вот, - говорил Сехмет как бы в свое оправдание. - Ничего нет. Мы много раз так летали. Кто знает, вдруг они, услышав звук наших моторов, закапываются в снег и так пережидают?
     - Так ваши турбины почти бесшумные, - ответил Шульгин.
     - Для вас, привыкших ездить на танках. В зимней тишине я могу услышать летящий дирижабль раньше, чем увидеть. У ахамбовомбе слух, наверное, не хуже.
     - Все может быть, - согласился Левашов. - Если потребуется, подкинем сюда инфракрасные масс-детекторы. Это такой прибор, позволяет хоть под снегом, хоть ночью в лесу различить за несколько километров живое существо, узнать его размеры и вес. Зайца с кабаном не спутаешь.
     - Тогда уж сразу ракеты с тепловыми головками наведения, чего мелочиться... - сказал Шульгин.
     - Нам это пригодится, - подтвердил Сехмет.
     - Больше всего вам пригодился бы наш, человеческий общевойсковой корпус со средствами усиления. Тогда б спокойно еще лет двести прожили по формуле Емели: "На дворе мороз, на печи тепло".
     - Кто такой Емеля? - заинтересовался Сехмет.
     - Это у нас такой национальный герой. Очень возможно - ваш отдаленный предок...
     
     За нескучными разговорами четыре часа пролетели незаметно. Дирижабль гораздо более комфортабельное средство передвижения, отметил Сашка, хорошо помнящий условия трансъевропейского перелета на старинном бомбардировщике. И посетовал, что после гибели "Гинденбурга" земные цеппелины сошли со сцены.
     - Историческая ошибка, пожалуй. Летали бы себе не спеша и не тратились на всякие "Боинги" и "ТУ-144". Часом раньше, неделей позже - какая разница...
     Километров за тридцать до расчетной точки Шульгин предложил подняться на предельную высоту и до предела приглушить движки, раз они такие шумные. К цели по ветру подтянемся.
     - Что для вас - предельная? - спросил командир дирижабля, которому Сехмет перевел его слова.
     - Для нас, в смысле возможности нормально дышать, тысяч пять метров, в крайности - шесть. А по техническим возможностям?
     - В этих же пределах, но мы так высоко не летаем. Незачем.
     - Ну, давай хоть на четыре. Если там локаторов кругового обзора нет, подползем незаметно, тогда и сориентируемся.
     Судя по прошлому опыту, когда наша диверсионная группа без помех проникла на функционирующую в штатном режиме базу, никакими средствами дальнего обнаружения "настоящие" аггры не обладали. Если сейчас там окопались Дайяна и, как я предполагал - "другой" Лихарев, их технические возможности лучше прежних быть не могут. А вот если они вступили в союз с дуггурами или те подчинили их своей воле - кто его знает.
     Но Удолин по-прежнему себя никак не проявлял, значит, тревожную черту мы не перешли. И могли забавляться дальше.
     Погода благоприятствовала. Небо затягивали мрачные тучи, достаточно высокие, потолком около трех километров. Раскраска дирижаблей идеально им соответствовала, а если войти в нижний ярус, то для нас видимость вниз сохранится, пусть и не слишком четкая, мы же станем визуально неразличимы.
     Ветер гнал дирижабль со скоростью километров в тридцать. Второй, ведомый, держался метров на сто выше и сзади, в пределах зрительной связи. Поскольку радио кванги не придумали, то обходились, как раньше на земных флотах, сигнальными фонарями типа ратьеровских, с ацетиленовыми горелками и системой линз, концентрирующих и направляющих луч достаточно далеко.
     В случае чего поддержит огнем или постарается подобрать с земли уцелевших. Это дело у них отработано.
     Наши бинокли с регулируемой кратностью, от шести до двадцати, были неизмеримо лучше кванговских зрительных труб, и Левашов, увидев что-то, предостерегающе поднял руку.
     - Ложись в дрейф...
     Манипулируя винтами, горизонтальными и вертикальными рулями, пилот почти остановил свой летательный аппарат.
     Я тоже высунулся по пояс наружу, сдвинув панель бортового окна. Щеки сразу обожгло ледяным воздухом. На ходу вытерпеть его дольше нескольких минут было бы затруднительно.
     Сквозь широкие разрывы в нижнем облачном ярусе отчетливо обозначилась гигантская наклонная шестеренка главного корпуса базы. А вокруг нее, как раз между грядами моренных [80] валунов и основанием здания - шевеление, если не сказать - кишение множества существ. Тех самых, естественно. Их там было несколько сотен, и перемещались они наверняка целенаправленно, но не по-человечески. Нормальные люди ходят либо строем, если принадлежат к вооруженным силам и находятся в расположении части, либо - по собственному усмотрению. А здесь не то и не другое.
     - Вот и пожалуйста, приходи, кума, любоваться, - вспомнил Шульгин старинное присловье. - Давай вверх, - скомандовал он Сехмету.
     Дирижабль легко взмыл в непроницаемую толщу туч. Я торопливо задвинул стекло.
     - Что, господа, какое будет решение? Бомбовой удар с пикирования или?..
     - Какой там удар? - дернул щекой Сашка. - Чего мы тогда вообще сюда перлись? Оптимально так - высаживаемся километрах в пяти, с той стороны, что и раньше подходили, там рельеф удобный. И потихоньку вперед. Понаблюдаем. Чем черт не шутит, по третьему разу внутрь заберемся. Чует сердце, эту пакость сюда Дайяна пригласила. В Москве-пять мы им рога пообломали, они теперь с другого конца пробуют...
     Я думал точно так же.
     - Сехмет сажает дирижабль вот здесь, на поляне. Против ветра, на корпус, тут же якорь в землю и швартоваться тросами к деревьям. Спокойно без мачты удержится. Второй продолжает барраж. Ждут нас часа три, предел - четыре. Выйдет по-нашему - ракету дадим. Не вернемся - пусть взлетают, бомбят по площади и мотают домой. Бог поможет...
     - А как же вы? - возмутился кванг.
     - Ерунда. Не бери в голову. Как-нибудь вывернемся. Есть способы. Лорда береги. Мы его с собой не возьмем. Будет тебе верный дружок и память о нас... А скорее всего, я за ним все равно вернусь. Хоть с того света...
     Понятие о "том свете" для Сехмета заключалось в мире, из которого мы приходим и куда уходим, чтобы снова появиться в самый нужный момент. Поэтому он молча кивнул, смиряясь с неизбежным.
     Пес, весь полет проспавший под задними сиденьями, насторожился и поднял голову. Намеченный расклад ему не нравился. А как иначе? Там, куда мы собираемся лезть, собаке, даже почти разумной, делать нечего. По скобтрапам и отвесным стенкам лазить природа не приспособила.
     Шульгин присел возле него, обнял за шею и начал что-то шептать ему в высокое, настороженно пошевеливающееся ухо. Телепатией успокаивал или просто доходчивыми словами, не важно, но Лорд тяжело, почти по-человечески вздохнул, махнул хвостом и снова заполз в дальний угол гондолы. Видно было, что его переполняет чувство протеста, но - хозяин лучше знает, кому и что делать.
     
     Патронов и гранат у нас снова был полный носимый комплект. Все, что имелось в хижине, забрали. Двадцатимиллиметровых сигнальных ракет по пять штук. Они хоть и сигнальные, но при выстреле по горизонтали шагов на пятьдесят убойность стопроцентная.
     Дирижабль аккуратно, без толчка, коснулся днищем гондолы гладкого и глубокого снегового покрова.
     - Пошли...
     Уже пристегнув лыжи, я протянул Сехмету свой бинокль.
     - Держи. Опять же - на память. Тем более, большому начальнику полагается. Раздолбаем это осиное гнездо, тебе еще пару звездочек подкинут. Генерал станешь. И - при бинокле. Такого ни у кого больше нет. Верно?
     - Вы лучше возвращайтесь. Я без бинокля проживу.
     - Вернемся, нет - он все равно твой. И кобуру почини. Красота ж ведь - на пузе "парабеллум", на шее бинокль. Местные дамы штабелями попадают... Мы тебе еще камуфляж и лаковые сапоги со шпорами подарим.
     
     С неба снова густо повалил снег крупными хлопьями. Как по заказу. Нам прикрытие, и дирижабль скоро присыплет так, что за километр от холма не отличишь.
     Пробежав половину расстояния до первого намеченного рубежа, остановились.
     - Диспозицию, братцы, предлагаю такую: мы с Сашкой впереди, интервал двадцать шагов, Олег сзади, на той же дистанции. Сейчас сосредоточимся, постараемся создать "шапку-невидимку"...
     Шульгин это умел, и у меня не раз получалось. Снова мыслеформа, но обращенная вовне. Ничего сложного - окружающая среда и свойства пространства деформируются совсем немного. Ровно в той мере, чтобы внешний наблюдатель, если он не биоробот, просто не мог фиксировать в сознании ни зрительных, ни каких-либо иных сенсорных ощущений, каким-то образом нас касающихся. Смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. Как поглощенный собственными мыслями человек не замечает тысячу раз виденных деталей уличного пейзажа в своем квартале. А если вдруг и захочет сосредоточиться, должна у него в мозгах произойти некая интерференция, или же - психологическая сшибка. Свежая информация будет погашена всем объемом предыдущей, не пробьется через фильтры.
     И не более. Ни малейших активных посылов, способных насторожить неприятеля усилением даже "белого шума". Ну а Шульгин вдобавок внесет совсем незначительный корректив в "логику случайного", как делал это в Испании.
     Конечно, мы понятия не имеем о ментальных структурах дуггуров, даже Замок не сумел в них разобраться, но то, что рассказывал Шульгин о барселонских делах, обнадеживало. Их психическая защита (и агрессия) совпадала по частотам с теми, на которых работал человеческий мозг. Она была ощутима, временами сильна, но достаточным усилием воли преодолевалась. Вот и поглядим, что у нас сейчас выйдет.
     Маршрут мы избрали прежний. Во-первых, другого мы все равно не знали, а во-вторых, Дайяне, Лихареву, или кто там всем распоряжается, просто в голову не придет такая степень нахальства. Третий раз идти тем же фарватером!
     Нефритовые валуны - последняя опорная позиция, где в случае обнаружения нас монстрами можно обороняться с шансами на успех. Дальше - вытоптанное пространство, воняющее не только ментально, но и физически. Идея самых примитивных групповых отхожих мест в местах дислокации явно не входила у дуггуров в число базовых. Гадили эти ребята немедленно по потребности, как обезьяны, и вы себе можете представить общую картину. По минным полям идти страшнее, но не так противно.
     Олег подтянулся к нам, и мы укрыли его защитной завесой.
     Закурили. Мы с Левашовым по сигаре, а Сашка трубку. Спешить совсем некуда, а думается, пока ароматный, насыщенный никотином и его близкими синергистами дым согревает душу, намного лучше. Чего обычно человек просит перед расстрелом, если ему дают такую возможность? Закурить напоследок. Мы почти в том же положении.
     До ближайших монстров было не больше сотни метров, и мы впервые могли наблюдать их "а натюрель". Во встречном бою - это совсем другое дело. Там - голая (в буквальном смысле, поскольку штанов они не носили) функция, настроенная исключительно на убийство. А тут, вне боя, совсем непонятно, что они такое и чем занимаются.
     Справа, не очень далеко, возвышалось подобие купола, мерцающего и подрагивающего, будто кастрюля холодца, вываленного на вибростенд.
     - Опять "медуза", - прошептал Левашов, - только раз в десять больше...
     - Межвременной транспортер? - предположил Шульгин.
     - Похоже...
     Монстры сновали между "медузой" и парадным входом в аггрианскую базу, которым нам ни разу не довелось воспользоваться. Обходились вентиляционными каналами и технологическими отверстиями.
     Самое же интересное - от "медузы" они отправлялись налегке, а из "шайбы" возвращались тяжело нагруженными. Неизвестного назначения контейнерами различной формы и цвета. Монотонное, ритмичное движение этих существ напоминало механический бег муравьев, добравшихся до сахарницы. Или же - китайских кули, обслуживающих зашедший в Шанхай европейский пароход.
     - Грабят, что ли? - удивился Левашов. - А что грабить? Мы ж там были - нечего...
     - Кому как. Кому и кобыла невеста. Но факт налицо...
     Факт действительно имел место. Вдобавок сотни монстров, ничем внешне не отличающихся от тех, с которыми мы вчера сражались, были безоружны. Рабочие отряды, значит? А те, с пулеметами, - фуражиры? Сами на подножном корму и этим приносят...
     - Хватит, покурили, - сказал Шульгин, выбивая трубку о ладонь. - Похоже, нас ждут впереди большие неожиданности...
     - Был бы сейчас под руками обычный "Василек", дать по этой "медузе" на весь боекомплект и посмотреть, что запоют... - с необычной для него кровожадностью мечтательно произнес Олег.
     - Чего мелочиться, "Василек"... Он скорее не пробьет. Вот из "Леопарда" осколочно-фугасным! - возразил я.
     - Успеется, - обнадежил нас Сашка, и мы двинулись вперед, к неизвестной цели.
     Но что же все-таки можно в подобном количестве таскать с аггрианской базы? Разве что...
     Я отогнал эту мысль как временно неуместную.
     Стараясь не сближаться с колоннами монстров и не ступать на загаженную ими территорию, мы уклонились сильно влево и вышли к основанию базы там, где снег намело косыми застругами и его девственная белизна не была нарушена ни единым следом.
     Сейчас подниматься вверх Шульгину было куда труднее, чем летом. Мало что пальцы мерзли, так и швы между плитами местами забило снегом, местами - ледяными натеками. Но не зря же он не просто альпинист-скалолаз, а еще и ниндзя, обученный перемещаться по вертикальным поверхностям. Вдобавок время не ограничивало, и имелись при себе три десантных ножа из лучшей, не уступающей легендарным булатам стали. И маршрут как-никак - знакомый, дважды пройденный. Мыслеформа, наверное, тоже оберегала, страховала от ненужных случайностей.
     За ним, с помощью позаимствованного у Сехмета шнура с ввязанными через полметра деревянными перекладинами в ладонь шириной (аналог наших штормтрапов), поднялись и мы с Олегом.
     На крыше базы стало гораздо легче. Ветер пытался сдуть непрошеных гостей со скользкой наклонной плоскости, но это все же не отвесная стена, тем более там и тут торчали многочисленные трубы, прямые, дугообразные, коленчатые.
     Предводительствуемые Сашкой, добрались до цилиндрического тамбура, с так и заклиненной прошлый раз в полуоткрытом положении входной диафрагмой. (Реализм просто потрясающий. Или мы все-таки в реале.) Спустились в просторную камеру, из которой вниз вели сразу три овальных окна. После резкого ледяного ветра здесь было тепло и почти уютно. Дальнейший путь известен, неприятных неожиданностей на двух первых третях не сулит.
     Сделали по доброму глотку из фляжек, закурили перед последним броском, чего по правилам внутри занятого врагом помещения делать не полагалось. Но уж больно хотелось, нервы у всех не железные. Да и дым мощной тягой сразу уносило наружу, где он рассеивался без следа в пошедших волнами снеговых зарядах. Будто по заказу.
     - А вовремя мы, - сказал Левашов, - погодка то - о-го-го какая затевается. Задуло, как в Мурманске. Сейчас бы хрен ты, Саша, по стенке залез...
     - Не берусь спорить, - умиротворенно ответил Шульгин и сделал еще глоток. - Отдыхаем полчаса - и вперед, за орденами...
     
     Вышли на верхнюю площадку пандуса, спиралью вьющегося вдоль внутренней стены центрального ствола станции. С этой частью базы мы были достаточно хорошо знакомы по прошлым посещениям, а вот внутренняя планировка самого шестиэтажного "барабана", общей площадью своих помещений не уступавшего исследованной нами части Замка, оставалась неизвестной. Операция по спасению наших с Берестиным тел разворачивалась на нижних уровнях громадного зала, "машинного", как его условно назвали. О месте расположения комнат, где нас вербовала Дайяна после пленения и где потом принимала меня с Сильвией, догадаться было невозможно даже приблизительно. "Ничто посередине нигде".
     Единственное, куда мы сейчас могли уверенно направиться, не боясь заблудиться, это тот командный пункт тире оранжерея, в котором разыгрался заключительный акт драмы "последних аггриан". Или трагикомедии - как кому посмотреть.
     Об этом же сказал Шульгин, пока мы стояли, как витязи на распутье, направив вперед и вниз стволы карабинов.
     - Вроде все нормально, привыкли уже, а сейчас вдруг вспомнил, как здесь с Дайяной и Лихаревым схлестнулись и как с ним же в Москве работал. Снова ощущение хорошо темперированного бреда накатило. Вам проще, у вас все достаточно линейно, хоть и с зигзагами, а вот мне... Не соображу теперь, что на самом деле раньше было. По времени, конечно, сначала тридцать восьмой, а потом КМВ-2005, а я помню как бы наоборот. Сначала мы здесь с ним разделались, а уже после этого - Москва, Кисловодск, Сталин, Испания и дуггуры...
     - Ничего, утрясется, - пообещал я Сашке. - Конвергенция памяти сама все по местам расставит. Сейчас, пожалуй, по свежести восприятия тридцать восьмой действительно ближе... А вот Лихарев... Того, кто поучаствовал в деле с дуггурами в Москве, скорее всего просто нет. Когда мы отыграли назад, остался единственный, сбежавший от Сталина. И так далее...
     - Я на досуге сам все переклассифицирую... Теперь предлагаю направить стопы в сторону командного пункта. Найдем что, не найдем - будет от чего плясать.
     - Пошли. Ребятам внизу явно не до нас...
     Монстры, шевелящиеся на первых уровнях, избытком любопытства не страдали. Даже не поднимали вверх голов, целиком поглощенные демонтажем нужных им конструкций и транспортировкой добычи наружу. Хотелось бы знать, где расположились руководители процесса. Мы их ауры пока не ощущали.
     Как в детстве бывало, появлялось недостойное желание плюнуть кому-нибудь на лысину с балкона театра, так сейчас мучительно хотелось бросить вниз несколько "Ф-1", посмотреть, что дальше будет. А лучше, конечно, еще одну информационную бомбу, чтобы и эту публику вычеркнуть из текущей реальности.
     Но - пока рано. Да и бомбы у нас нет.
     
     На всякий случай держась у внутреннего края пандуса, чтобы даже случайно не попасть кому-нибудь на глаза, мы спустились на четыре полных витка вниз. Вот он, тот самый коридор, ведущий к последнему убежищу Дайяны.
     Вошли, отодвинув дверь, прошлый раз сломанную Олегом. Сейчас она была целой. Починить ее ничего не стоило, это так, но нужно, чтобы нашлось, кому чинить. Или чтобы ее вообще никто не ломал. То есть мы пришли сейчас раньше, чем уже приходили?
     В зале тоже мало что изменилось. Бездействовали экраны и подобия компьютеров, вились по стенам и колоннам лианы и прочие декоративные растения. Как стояли, так и стоят столики, кресла, кушетки, секретеры, иная меблировка и изделия народного творчества аггрианской или любой другой из подконтрольных им цивилизаций.
     Следов недавнего пребывания Дайяны и Лихарева не видно. Для постоянного проживания они могли избрать гораздо более комфортабельные и привлекательные места, тот же тренировочно-воспитательный лагерь для будущих координаторов. Но и особого запустения не чувствуется. Все в той же поре.
     - А вот мы проверочку сейчас и произведем... - со странной интонацией сказал Шульгин. - Ничего она скорее всего не докажет, но все-таки...
     Он раздвинул густую завесу подобия земного плюща, разделяющего "зону отдыха" пополам, повозился там, издал возглас, то ли торжествующий, то ли удивленный, и возвратился, неся за ствол лихаревский "маузер-96". На магазинной коробке глубокая косая борозда, след пули.
     - Совсем ничего не доказывает, - откомментировал находку Олег. - Разве что экранизация произведена чрезвычайно близко к тексту. "Настоящего" Валентина мы на Землю отпустили, при нас он пистолет не подбирал, а если тут "другой" появился, он о нем знать не знал...
     - Это верно, - согласился я. - Другой бы не знал. Но так у меня в мозгах все перепуталось, что я сейчас сообразить затрудняюсь, о ком вообще мы речь ведем. Отчего не предположить, будто с Валентином та же история случилась, как прежде с Сашкой? С нами вернулся "подменыш", дубль, а исходный так при Дайяне и остался. Помнишь, Лариса говорила, что он стал какой-то не такой? Кураж потерял, всего опасается...
     - Очень может быть, - кивнул Шульгин. - Зачем меня и его Дайяна в форте свела, без всякой осмысленной цели, до того, как я со Сталиным Испанией занялся? Меня это вопрос тогда еще мучил. Сошлись втроем, поболтали ни о чем и разбежались. Что-то она для себя важное решала... Искусственную развилку организовывала? Тогда и двойная подмена нормально выглядит. Один Лихарев бежит из тридцать восьмого в ноль шестой, легализуется, второй остается при ней, здесь, на базе. Потом с первым она затевает московскую интригу, второй по-прежнему в резерве. А когда мы их здесь прищучили, она запасного "сдала", он вернулся в Кисловодск, а с первым продолжает...
     - Или наоборот, - прекратил я совсем ненужный сейчас ретроанализ. Сказал Олегу: - Ты лучше на электронику посмотри, вдруг она на ходу? Подозреваю, сии экраны могут иметь отношение к внутренним системам слежения...
     - Посмотрю...
     Шульгин, присев на пуфик, сосредоточенно ковырялся в начинке пистолета. Это уже как болезнь - какой бы огнестрел ни попал в руки, первым делом разобрать-собрать, убедиться в исправности, при необходимости и возможности - починить. А эта вещица по-своему историческая.
     - Ничего страшного, - объявил он вскоре. - Рабочий. Только коробку подрихтовать, пружину с подавателем клинит...
     Он спрятал пистолет в боковой карман ранца.
     Мы сидели, курили, наблюдая, как Олег возится перед длинным пультом управления, что-то бормоча себе под нос. Явно что-то получалось: несколько экранов уже засветилось. На наше счастье, основные принципы совпадали с теми, что Лихарев использовал в самодельном хроногенераторе, да и с полученной от Ирины техникой Левашов научился обращаться в незапамятные времена. Как известно, разнообразием инженерных решений аггры не блистали, прогресс у них (как и у квангов, кстати) не входил в перечень актуальных понятий. Это, пожалуй, только мы, земляне-европейцы, такие неуемные! Не наигрались еще...
     - Есть... - удовлетворенно выдохнул Олег, - нашел, похоже!
     Но не успели мы к нему подойти, чтобы убедиться, что именно "есть", как голос его изменился.
     - Кранты нам приходят, ребята! К бою!
     Вскочил, подхватывая карабин, щелкнул предохранителем.
     Мы повторили его движение, разворачивая стволы к дверям. Краем глаза на одном из экранов я увидел перспективу коридора и мчащуюся, явно в нашу сторону, дружную толпу монстров. Вооруженных. Числом не менее десятка.
     Черт его знает, что случилось! Расслабились мы и ментальную защиту отпустили, или включение компьютеров где-то немедленно зафиксировалось, отозвавшись сигналом тревоги, но факт остается фактом. Недолго пришлось ждать, чтобы реализовать абстрактный душевный порыв.
     - Гранаты к бою!
     Шульгин автоматически принял командование на себя, имея на то полное право и опыт обороны отеля "Альфонс".
     Страха как такового не было, Удолин нас выдернет даже из мертвых тел. За одним исключением - если базу не накроет или уже не накрыло непроницаемым колпаком. Можно попробовать катапультироваться прямо сейчас, да вроде недостойно. Если бы пресловутые гумилевские капитаны и конквистадоры при первой опасности бросали пистолеты и шпаги, обращаясь в бегство...
     Мы привыкли руководствоваться несколько другими принципами.
     
     ...Когда вокруг свищут пули,
     Когда волны ломают борта,
     Я учу их, как не бояться,
     Не бояться и делать что надо.
     
     ...А когда придет их последний час,
     Ровный красный туман застелет взоры,
     Я научу их сразу припомнить
     Всю жестокую, милую жизнь,
     Всю родную, странную землю
     И, представ перед ликом Бога
     С простыми и мудрыми словами,
     Ждать спокойно Его суда.
     
     Никому наше геройство не нужно, кроме как лично себе, для самоуважения. А там кто его знает...
     Стены и двери для обороны здесь явно не приспособлены. Ударом обычной человеческой ноги вышибить можно.
     - Ребята, задержите их немного, а я сейчас, тут где-то запасной выход. На схеме вижу, - крикнул Левашов.
     Мы с Сашкой приоткрыли дверь, слегка, на полметра. Нормально. Времени в обрез, но хватит. Кольцо из гранаты долой, и "ноль раз, ноль два" - вдоль пола, как шар в кегельбане, под ноги набегающим монстрам. Следом другую, третью, четвертую. Рывком назад и на пол, под прикрытие силовых щитов.
     Рвануло в коридоре мощно, слитно, почти единым залпом. Четыре тяжелых металло-керамических "ФГ-44" (из арсенала 2056 года), с разлетом осколков в поле до двухсот метров, наверняка учинили в тесном коридоре хорошую мясорубку. Да и ударная концентрированная волна, впятеро превышающая по мощности родной тротил, кое-что может. Как любил говаривать дед: "Это вам не у Проньки!"
     На всякий случай Шульгин выбросил в дверной просвет пятую. Вдруг кому не хватило.
     Ударило еще раз, шальной осколок свистнул над головой, зазвенел металл подвесного потолка. Накинуло тошнотворным запахом, и не только взрывчатки.
     - Ребята, сюда! - донесся из глубины зала голос Олега.
     - Давай, Андрей, я за тобой. - Сашка, никогда не упускавший лишнего шанса, торопливо пристраивал к двери гранату, установленную на мгновенное натяжное действие. Глядишь, лишнюю минуты выиграем, а то и больше.
     Видеокамеры или иного типа датчики в коридоре от взрывов тоже пострадали, но не все. Экран продолжал давать картинку, перекошенную, мутную, но главное он сообщил. Я не бывал на чикагских скотобойнях времен Драйзера, однако общее представление имелось. Стены в крови, лужи крови на полу и горы только что забитых, полуободранных туш. Хорошо, запахи телевизор Дайяны не передавал.
     Времени у нас теперь навалом. Видать, у дуггуров под руками оказалось только это "отделение", брошенное в бессмысленно-отчаянную атаку на противника, успевшего доказать свои боевые качества. Закрадывалась мысль, что нет у них между собой никакой связи и о вчерашнем бое перед аэродромом они сведений не получили, а барселонское побоище - вообще из другой оперы.
     Нам же лучше.
     На императорской трибуне Колизея сидит какая-то сволочь и за всеми игрищами с удовольствием наблюдает. Слава богу, непосредственно не вмешивается. Или - вмешалась, когда захотела, вчера или пять минут назад, а все ныне происходящее - только последствия.
     
     Олег стремительно перемещался вдоль задней стены зала, ощупывая ее обеими руками. Иначе обнаружить искомое было бы затруднительно. Вся она была выложена изломанными металлическими панелями, отполированными до уровня венецианских зеркал. В целом выглядело, как фасеточный глаз стрекозы, составленный из разной кривизны элементов. Уродливые отражения наших фигур, ставших до отвращения похожими на коренных, "неочеловеченных" аггров из прежнего персонала станции, мелькали и кривлялись от пола до потолка. Вдобавок за счет их мультиплицирования в обращенных друг к другу под разными углами гранях число перекошенных рож, раздутых или, наоборот, извилисто-тонких тел самой невероятной геометрии конечностей стремилось к бесконечности. От этого рябило в глазах, к горлу подкатывалась тошнота.
     Что это за хреновина, и какой в ней смысл?
     После будем разбираться.
     Левашов пытался найти врезанные в это безобразие потайные двери, обнаруженные на схеме. Точнее, сенсорные панели, управляющие их механизмами.
     Мы с Шульгиным повернулись к зеркальному хаосу спинами, держа карабины на изготовку.
     - Слушай, а неплохо придумано, - сказал вдруг Сашка. - Маскировка - класс. Мы же сейчас - кусочки загадочной картинки. С десяти шагов не различишь, кто есть кто. Особенно если самим скакать и дергаться. Водопад впечатлений. Хрен угадаешь, в кого целиться...
     - Для человеческого глаза, - уточнил я. - Инфракрасным зрением очень даже угадаешь...
     - Все! - крикнул Олег.
     Он стоял у раскрывшегося в стене многоугольного темного отверстия, два на два метра, если считать по крайним точкам. Сама дверь на тонких коленчатых рычагах поднялась вверх, подобно птичьему крылу.
     - Заходим?
     - А разве есть другие предложения? - и тут не удержался от уточняющего вопроса Шульгин.
     - Ты схему с компьютера убрал? - озаботился я.
     - И убрал, и запомнил. Так пошли?
     Напоследок я прислушался. В коридоре по-прежнему было тихо. Кто его знает, действительно нас обнаружили "элои" или "морлоки-стражи" взяли наш след самостоятельно и кинулись преследовать чужаков инстинктивно. Проголодались на посту, а мы вкусно пахнем. Квангами, например. Или - "человечий дух" сам по себе обладает для них гастрономической привлекательностью, а то, напротив, вызывает слепую, нерассуждающую ярость, как запах спиртного у пчел.
     Мы от интеллектуалов ментальным полем прикрывались, а чтобы подходящими дезодорантами запастись - в голову не пришло.
     Дверь бесшумно стала на свое место, и в коридоре тут же загорелся свет. Слава богу, здесь стены были нормальные, светло-серые, покрытые чем-то вроде земного, слегка пупырчатого линкруста.
     - Знаешь, куда пойдем и куда придем?
     - По схеме это один из радиальных коридоров, пересекающий пять равноудаленных кольцевых, по всей окружности барабана. В узлах пересечений должны быть лифты или междуэтажные пандусы.
     - А что на этажах?
     - Простите, господа, их системе легендирования планов и карт не обучен. По аналогии могу судить, что залы, подобные вон тому, - он указал большим пальцем за спину, - имеются на каждом. И еще несколько объектов показались мне заслуживающими интереса...
     - Как ты вообще на эту схему так быстро выскочил?
     - Объяснять дольше, чем сделать... Методом научного тыка, если угодно.
     - Ага, - кивнул Шульгин, забрасывая ремень карабина на плечо. - Обезьяна с первого раза напечатала "Войну и мир".
     - Это точно, - согласился я. - Не пришло в голову, что она тебя, эта схема, именно тебя ждала? Ты подошел, она и включилась. Первый раз, что ли? Дорожка на Валгаллу самый первый раз не так открылась? Воронцов тогда намекнул, что, если б ты для самопального СПВ не микросхемы от компьютера, а старый ламповый "ВЭФ" использовал, эффект был бы аналогичный...
     - Не исключено. - Разговор на эту тему Олегу удовольствия не доставлял. Как бы принижал его инженерный гений. Это он зря, конечно. Машинку он придумал самостоятельно, и она определенным образом работала задолго до того, как началась история с Ириной. Но и с тем, что, как только она взялась его консультировать и поделилась секретами Шара и прочего, нам стали доступны бездны пространства и времени, тоже не поспоришь.
     - По железной дороге, в какую сторону ни поедешь, обязательно окажешься на следующей станции и, как правило, с буфетом, - процитировал Сашка еще одно высказывание Дмитрия. - Сейчас нам тоже не остается ничего другого...
     
     Перебрасываясь остротами и колкостями, мы шли вдоль коридора, в стенах которого не наблюдалось дверей или люков. На перекрестке остановились. В центре снизу доверху тянулась шахта очередного спирального пандуса, огражденного тонкими двойными перилами. Вправо и влево круто изгибалась овальная труба первого внутреннего кольца. Прямо - продолжение коридора, казавшегося чересчур длинным, сравнительно с внешними размерами станции.
     - Все направления к нашим услугам. Куда? - вежливо спросил Шульгин.
     - Я бы предложил на пару этажей вверх и вернуться в центральный зал, - сказал Олег. - Посмотрим, что там. А без толку кружить - не вижу резона. Принимается?
     Принимай, не принимай, все будет так, как должно быть. Пойдешь в Багдад, окажешься в Басре. И наоборот, соответственно. Если даже смерть помашет тебе рукой совсем в другом месте.
     
     Сенсоры, безусловно, были настроены на Олегову ладонь. Неужели компьютер с одного раза запомнил его характеристики, признал за "своего"?
     Дверь из коридора в новый зал открылась мгновенно. Мы вошли. Здесь интерьер был несколько другим. Стена без зеркал, никакой декоративной растительности. Зато панели с экранами, бессмысленно перегруженные тумблерами и кнопками пульты стояли аж в три ряда.
     Чисто функциональный центр управления неизвестно чем.
     Первым делом мы снова выглянули в коридор с противоположной стороны. Тихо и пусто. Оставшимися у нас гранатами Сашка заминировал его с обеих сторон самым хитрым, надежным, обеспечивающим неизвлекаемость способом.
     А я, отпустив его в зал к Олегу, присел на пол, прислонился спиной к стене, от которой исходило легкое, но приятное тепло, и решил немного помедитировать. По собственной методике. Если общепринятая не приносит желаемых результатов, придумай что-нибудь другое.
     Будто забыв, что Удолин от таких экспериментов настойчиво предостерегал.
     Сначала, отталкиваясь от общеизвестной "алмазной сутры", начал медленно расширять круг восприятия, одновременно заслоняясь специальной завесой. Мыслей монстров я не чувствовал, в доступной мне сфере их не существовало. Или - не существовало как таковых. Если там не мысли в общепринятом понимании, а потоки импульсов, инстинктивно циркулирующих по замкнутым на себя нервным цепочкам и узлам, выход вовне им просто не нужен.
     Несколько дальше фон становился чуть более внятным. Не вербально, перевести уловленное в слова или иероглифические символы все равно не получалось. Но кое-что я воспринимал. Приблизительно как знаток Вагнера, изучивший всю систему его лейтмотивов и контрапунктов, которыми новатор мечтал перевернуть и заменить не только музыкальный, но и общечеловеческий словарь, обозначить комбинациями звуков чувства и взаимоотношения, даже такие философские и отвлеченные понятия, как судьба, коварство, жажда власти, обреченность року, неистовая ненависть и столь же глубокая трусость... Все это и многое другое проникало сквозь меня, не задевая, но отражаясь...
     Безусловно, я зацепил отзвуки совсем чужой интеллектуальной практики. "Элоев" скорее всего. Но с тем же успехом - "настоящих", не прошедших "гуманоидного кондиционирования" аггров, укрывшихся, допустим, в недоступных чужакам убежищах станции, не только внутри ее надземной части, а в разветвленных подземельях.
     Почему бы и нет?
     Под Одессой тысячи километров катакомб обыкновенные люди прорезали в толщах белого камня за сотню-другую лет, пользуясь только ручными пилами, зубилами и клиньями, а аггры с совершеннейшей техникой упражнялись здесь сотни веков, быть может. Имели время всю планету источить своими ходами...
     А теперь они в полном ауте. Сначала Антон с нашей помощью достал их информационной бомбой, а теперь за оставшимися пришли куда худшие враги...
     Да нет, не может быть. Я имею в виду не постройку катакомб, а наличие нестыкуемого с человеческим разума. Как бы они тогда программировали своих агентов? Дайяна, к примеру, сохраняя облик земной женщины, ухитрялась руководить персоналом станции...
     Я попытался сузить и уточнить настройку на перехваченной частоте.
     Что-то получилось. Внятного ответа я по-прежнему не услышал, зато отчетливее стал лейтмотив агрессии. Типа "кто бы вы ни были, мы все равно до вас доберемся и уничтожим!".
     Я нашел хороший ответ. Вспомнил далекое послевоенное детство, то настроение юного берсерка из окрестностей Марьиной Рощи, с которым только и можно было бросаться на прорыв окружения местной шпаны. Сначала убеди себя, что готов швырять обломками кирпичей в головы, драться попавшейся под руку доской или обрезком трубы, вцепляться ногтями в глаза и зубами в горло - убеди яростью взгляда, визгом пополам с матом, вырвавшимся из горла. Тогда тебе поверят и побегут. Или молча расступятся. "Духарик, не связываемся!" И потом больше никогда не тронут.
     Как можно отчетливее реконструировал то состояние, усилил его до последней крайности своими новыми способностями. Представил внутренним взором дуггуров-элоев в виде жалких, беснующихся трусливых существ, бандерлогов, и себя, сильного и свирепого, как проголодавшийся леопард. И - прыгнул со свирепым рычанием вдоль оси сигнала!
     Вы не поверите - пришел немедленный отклик. На том же уровне смутных ощущений, но читаемый. Они не столько испугались и бросились с визгом врассыпную, как обезьяны, но здорово оторопели. Рассчитывали на что-нибудь другое, исходя из предыдущего опыта? Помнили о том, что наше оружие и умение им владеть уже нарушило кое-какие расчеты, но были уверены в своем сверхчувственном превосходстве?
     А вам не приходилось слышать, как самые сильные маги Средневековья неожиданно для себя осознавали, с большим опозданием, что не только серебро и ветки омелы, но и рыцарский меч, стрела, веревки и кандалы, "испанский сапог", "железная дева" и в финале - костер оказывались сильнее чар и заклинаний. Эту идею я выбросил в пространство духа со всей страстью и напором.
     Есть много средств борьбы населяющих мир существ и сущностей, однако опыт тысячелетий показал, что, как это ни прискорбно для высокого интеллекта, грубая сила и солому ломит. А бронебойная пуля летит быстрее, чем срабатывает заклинание, придуманное в другом мире, для совсем другого случая. Тротил, не говоря об эластите, детонирует со скоростью, тысячекратно превышающей темп передачи импульса от мозга к мышцам...
     Ответный всплеск с той стороны показался мне отзвуком глубокого уныния. Или - разочарования.
     Я, конечно, очень многое додумывал и трактовал в соответствии с присущими мне установками. Но ведь и любой человек, не впадающий в панику от тени опасности, сумеет, хоть в первом приближении, сообразить, глядя на облаивающую его собаку, что она имеет в виду.
     Сейчас стало ясно - эта "собака" немедленно не бросится. Но перегибать палку, переступать некую незримую грань тоже не стоит. Если я выиграл пару темпов или качество, шанс отступить на свою территорию, не теряя лица, - уже победа.
     Теперь бы хорошо очертить мысленный меловой круг, мол, я за него пока не выйду, но и вы не суйтесь, а то хуже будет...
     
     Глава двадцать вторая
     
     Я закрыл за собой дверь. Перед тем как приблизиться к терминалу, где Олег колдовал над пультом управления, а Шульгин с карабином на изготовку прикрывал его с тыла, обошел зал по периметру. Для меня - ничего интересного. То есть - никаких признаков повседневной жизни тех, кто трудился за этими машинами. Как это бывает у нас - там фотография жены или детей в рамочке возле монитора, там фривольная переводная картинка на ящике процессора, пепельница, полная окурков, следы от чашек кофе на столике, и тому подобное.
     Здесь ничего, стерильная пустота. Скучный народ, нехристи, одно слово. А ведь отсюда наверняка осуществлялось слежение за работой сотен координаторов вроде Ирины и Сильвии, принимались сигналы с Шаров, выдавались рекомендации и задания. Разрабатывались миллионы комбинаций вроде той, что пришлось исполнять Берестину. "Не допустить в июле шестьдесят шестого года посадку в самолет старшего лейтенанта медслужбы Тихоокеанского флота", - это сколько нужно было вариантов протекавших на Земле событий просчитать, чтобы придумать именно такое МНВ?
     А поддерживать границу "обратного времени", сформировать псевдореальность сорок первого года, перебросить Сашкину матрицу в древнюю Ниневию, обеспечивать функционирование столешниковской и неизвестного количества подобных ей квартир в разных веках и странах и так далее и тому подобное...
     Невероятные мощности построены и задействованы. Ради чего, в итоге? Вмешались мы, и что теперь значит и стоит эта База?
     Я усмехнулся, присел в не для людей сделанное кресло, достал сигарету. А ради чего люди строят гигантские, допустим, синхрофазотроны, отвлекающие от реальных дел сотни тысяч лучших специалистов, и энергии, достаточные, чтобы электрифицировать половину деревень Экваториальной Африки или зауральской России? Посмотреть, на какие части распадется какое-нибудь нейтрино, если вообще удастся его поймать?
     Строят, работают, радуются, тратят немыслимые деньги, а появится вдруг полдюжины придурков с автоматами и запасом толовых шашек - и нету больше чуда науки и техники, остается огонь, дым, завалы покореженного железа...
     И никакой, по большому счету, разницы, геростратов комплекс двигал разрушителями, возвышенная идея или хороший гонорар...
     Э-хе-хе, грехи наши тяжкие!
     Самое время глотнуть из фляжки.
     Может, это контакт с горизонтом "элоев" так на меня подействовал?
     
     Левашов наблюдал сразу за тремя экранами, по которым сверху вниз струились потоки ничего не говорящих ни мне, ни Сашке значков и символов. Уж хоть бы картинки какие, что ли. Однако Олег кое-что в них, кажется, понимал. Все ж таки любая аггрианская интеллектроника, которую он изучал целых пять лет, фактически полный институтский курс, устроена на базе одной с нами логики.
     Чтобы не мешать, мы отошли в сторонку, и я рассказал Шульгину о состоявшемся "обмене любезностями". Он не слишком удивился, только высказал сомнение, дуггуры ли были "на той стороне провода".
     - Ну а кто?
     - Конь в пальто. При здравом размышлении, они такой же инструмент, как и все мы. Жаба хитра, но маленький хрущ с винтом много хитрее ее. Замок, допустим, считает, что моими руками оборвал связи с Сетью. На своем уровне "мышления". Как Наполеон и Гитлер считали, что после взятия Москвы Россия капитулирует автоматически. Один взял, другой - почти. А результат? Русские в том и другом случае пришли в Париж и Берлин, после падения которых капитуляция и состоялась. Вот и здесь...
     Я понял. Сеть - это, в конце концов, механика. Невероятно сложная электронная машина, не один ли черт! А Удолин за много десятилетий до встречи с нами разработал собственные методики, позволяющие достигать сходных результатов, но абсолютно другим путем. Можно приехать из А в Б по автостраде на автомобиле или на танке, а можно - верхом на коне или велосипеде по лесным тропинкам. Зачастую выходит быстрее, и всегда - тише и дешевле.
     Свободно укладывается в ту же логику вариант, что те, кто за нами наблюдает и нас использует, немедленно нашли свой обходной путь, через реальность дуггуров, в известных узлах Сети не обозначенную, но с нашей сопряженную. Сначала, по линии наименьшего сопротивления, в тридцать восьмой, оттуда в "отраженные мыслесферы", где скитался Шульгин...
     Теперь тем же путем повел нас Константин Васильевич, и в предназначенной точке мы встретились. Для чего? Вопреки замыслу Игроков или следуя ему?
     - Что там Олег нащупывает, - спросил я, отвлекаясь от надоевшей до оскомины темы.
     - Ищет хозяев, конкретно Дайяну или хотя бы след...
     Мне такая затея показалась безнадежной. На чужом компьютере, с чужим языком, не имея ни малейшей зацепки... И все же! Скажи мне кто-то раньше, что за несколько дней возможно по карандашному наброску Антона изготовить из подручных средств так называемый "дубликатор", который, став достоянием человечества, скорее привел бы к всемирной катастрофе, чем к всеобщему коммунизму, я бы долго смеялся.
     Но когда сделали, никто не смеялся, восприняли как должное. Очень возможно, что именно в силу нашей тогдашней наивности и веры во всесилие инопланетного разума, взявшего нас под свое покровительство.
     - Найдет, не найдет, мне, честно, почти все равно, - продолжал Сашка. - Основное я уловил, в смысле - ловить тут нечего. Неплохо бы и вернуться. Гори оно все огнем, а мы - на моря...
     - Не помнишь, что нам Дайяна вкручивала? Как здорово будет всем погрузиться на "Призрак" и предаться круизным радостям жизни...
     - Ну?
     - Помимо нее, в третьей ипостаси Шестакова, не то ли самое тебе явилось?
     - Ну! - с некоторым вызовом повторил он.
     - И я самостоятельно, до того, как встретить тебя-третьего, думал о том же...
     - А в десятом классе мы все трое думали только об этом, подчас забывая, что завтра контрольная...
     - Осталось разобраться, с тех самых лет Игроки нам эту идею подсунули или сейчас архетипические воспоминания используют...
     - Разберемся, если сначала с нами не разберутся, - ответил Сашка, странно меняясь в лице. - Напрасно ты им подраскрылся, ей-богу, напрасно. Кастет или велосипедную цепь в рукаве нужно держать до последней крайности...
     За стеной, с обоих концов коридора сразу, бабахнули его минно-взрывные ловушки.
     "...Слышишь взрыв на заре? Значит, снова товарищ ошибся", - мелькнула цитата из Анчарова. В его песне речь шла о нашем сапере, вообще о нас, в широком смысле, здесь - о чужаках. Туда им и дорога.
     - Начали, - прокомментировал Шульгин, - отвлекающий маневр. Мы не поддаемся. Видели, знаем... Держись! - Раскрытой ладонью он указал, что держаться надо отнюдь не физически. - Держись, я Олега прикрою, - и метнулся назад, к пультам.
     Ох, и ударило по мозгам, ох и ударило!
     Завертелся весь окружающий мирок, с его компьютерами, стенами, потолками, внезапно увиденным извне гигантским корпусом станции, почти неотличимой от спираледиска на планете Железной звезды, который так и не сумели исследовать Эрг Ноор с товарищами. Не хватало, чтобы появился из-за нее зловещий Черный Крест.
     Я вспомнил, как однажды ощутил себя пилотом сбитого истребителя, беспорядочно падающего к земле. Отвратительные впечатления - когда горит мотор, не реагируют элероны, рули высоты и направления, а главное, не удается сдвинуть фонарь! Злость, отчаяние, ненависть, все, кроме банального страха, и параллельно - успокоительная мысль, "потерпи еще минуту, и дальше - никаких проблем"...
     Ага, ждите! Тогда вывернулся, сейчас - тем более!
     Зал, со всеми его конструкциями, изгибало, скручивало, пыталось сломать, свернуть по осям иных измерений. Ушами или просто внутренностями я чувствовал треск, стоны страдающего металла, отдаленный торжествующий вой сонма врагов. Любых, всех сразу: того пацана, вернувшегося из малолетней колонии, с которым мы дрались едва не насмерть за статус, который он хотел обрести, а я удерживал в наших дворах; секретаря парткома посольства; чекистов Агранова; расстрелянных вчера монстров и других, потусторонних, запредельных, кому я перешел дорогу.
     С тем же, наверное, лишенным и инстинкта самосохранения, и любых других рациональных чувств настроем, с которым Гастелло повел свой "ДБ-3ф" на немецкую колонну, я ответил.
     Хорошо, остались в памяти частота и длина волны, на которой недавно имел последнюю ментасвязь. Вдоль этой волны я снова ударил, чем мог. Собственной психической силой, концентрированной по технике Удолина мощью "эгрегора", или... Я не знаю. Как учил меня давным-давно тренер: "Бей от плеча всей массой тела, но раскрытой рукой. Пальцы в кулак сжимай перед самым касанием..."
     Так я и сделал.
     Умей я что-то подобное в восемьдесят втором - за один раз вымел бы из джунглей всех "контрас", сколько их там было, вместе с советниками ЦРУ и прочими "добровольцами". Стал бы великим героем Сандинистской революции.
     Сейчас я на окончательную победу не рассчитывал, понимал, что не по силам, но как следует дать "по мозгам" надеялся. Вообразил, что те, сидящие у генерирующих установок или без всяких машин излучающие шоковые импульсы, - нечто вроде подводных диверсантов, приближающихся к кораблю с подрывными зарядами. И я бросаю с борта глубинную бомбу. Глушу их, как рыбу, гидродинамическим ударом в несжимаемой среде...
     Кого не убило сразу, всплывает вверх брюхом с порванными барабанными перепонками, лопнувшими от компрессионного перепада легкими...
     Кажется, получилось. В ментальном пространстве воцарилась тишина. Тишина не та, что на лесной полянке жарким августовским полднем, совсем другая, как внутри затонувшего батискафа.
     Мне показалось, что по краю сознания прошелестел довольный смешок Удолина. Отчего бы и нет? Держащий контакт некромант добавил к моей расторможенной ярости парочку изысканных заклинаний из арсенала "старых мастеров". Не зря же он собрал целую коллекцию эзотерических папирусов и пергаментов из хранилищ пресловутой Александрийской библиотеки, о содержании которых неоднократно пытался нам рассказать. Только вникать в тонкости "криптотеорий" египетских жрецов и иудейских каббалистов было недосуг. Слишком "довлело собственной злобы" [81].
     Что тоже, несомненно, сыграло нужную роль. Мы вовремя продемонстрировали поражающую силу земной (и не только) техники. В Барселоне, Антоном при изъятии гомеостата, пулеметным огнем по первой "медузе", вчера в чистом поле и сегодня здесь. Иначе неприятель, не прибегая к агрессии в "сфере чистого разума", выпустил бы на нас сонмы тех жутких "ракопауков" и прочей агрессивной мелочи.
     Но, к счастью, дуггуры руководствовались конфуцианской мудростью: "Воистину глуп тот, кто трижды спотыкается на одном месте". Они и решили не повторять прежних ошибок.
     Посмотрим, что дальше будет...
     Не хотел бы я "посмотреть" на случившееся в следующую секунду еще раз!
     Прежней ошибки они не повторили, а, сосредоточившись или подключив иные интеллектронные мощности, врезали в ответ. По аналогу с боксером, вложившим всю силу в нокаутирующий удар, я от восторга на мгновение расслабился и пропустил встречный, в солнечное сплетение.
     В глазах помутилось, пронзительная боль рванулась и вверх по позвоночнику, и вниз, в ноги, которые сложились, как пластилиновые. Это были чисто физические ощущения. Горячие железные пальцы сжали сердце и печень. Давясь рвотными спазмами, чувствуя, что толчки пульса то отдаются внутри черепа в темпе отбойного молотка, то прекращаются совсем, я уперся лбом и локтями в пол, из последних сил пытаясь сохранить сознание. Если потеряю - мне конец!
     Едва не выдавил из глотки спасительное слово "Алярм", но что-то меня удержало. Собственная воля или посланный Удолиным импульс психической энергии.
     Медленно, слишком медленно, однако начало отпускать. Интересно, закончил рефери считать до десяти или я успеваю?
     Наверное, успел. Перевалился на бок, сел, опершись спиною о стенку.
     Жив, опять и снова жив, мать их всех, братьев по планете и по разуму!
     Физически я был слаб, как почти никогда в предыдущей жизни, как больной новорожденный младенец, но меня переполняла ненависть совершенно нечеловеческой силы. Куда там ярости при встрече с бандитами на углу Столешникова и Петровки в декабре девяносто первого! Там я был в хорошей форме, у меня был пистолет, Ирина, которую нужно было защищать, и совсем рядом - надежнейшее укрытие. Сейчас ярость и ненависть были иного плана - предсмертного. Победить я, может быть, уже не смогу, но задушить, а лучше перегрызть зубами глотку врага, захлебываясь его и своей кровью, - в состоянии...
     
     Вся эта "война в эфире", похоже, оказалась моей личной войной. Кто первый высунулся, по тому и стукнули. Шульгин выглядел молодцом, что и подтвердил старинным жестом, сложив кольцом большой и указательный пальцы.
     - Легкая зыбь, не больше, - сообщил он. - Я ждал Coup de maitre [82], а они - чижика съели! Ничего впечатляющего. В Испании куда хуже было, там они меня врасплох подловили. А ты как?
     Я на доступных примерах объяснил, что произошло, не вдаваясь в подробности, как отвратительно себя чувствую. Жалуйся, не жалуйся - никакого толка. Помочь мне никто не сможет, даже и Сашка. От его специальности мне пользы не будет. Может быть, потом, в Замке что-то удастся придумать...
     Дело в том, что я испытывал невероятную депрессию. Во много раз худшую, чем в молодости, когда случалось перебирать с друзьями лишку и утром просыпался в мучительной адреналиновой тоске. Знаешь, что причин для нее - никаких, безобразий вечером не совершал, в вытрезвитель не попадал, напротив, все было легко и весело, только вовремя не остановился...
     Вот и сейчас, жизнь представляется омерзительной до невозможности, все вокруг окрашено в мрачные тона. Собственные поступки - бессмысленны, проводимая нами акция - глупа, жизненных перспектив - никаких, и лучше всего - разыскать бы укромное, уединенное помещение вроде охотничьей избушки, запереться в нем, выглушить пару стаканов водки, укрыться с головой одеялом и раствориться в гулком колышущемся безвременье, не просыпаться очень долго, лучше всего - никогда.
     Спасением было лишь то, что я понимал происхождение депрессии и механизм ее воздействия на психику. Не раскисать, не поддаваться, намотать нервы на кулак и терпеть... Но, боже мой, как тяжело жить на этом свете! Зачем нам все это, за что мне все это?
     
     - Ну-ну. Отбились, и ладно, - сказал Шульгин достаточно небрежно.
     Значит, внешне я все-таки держусь прилично.
     - Олег говорит, ему осталось дел на полчаса, от силы... Его эта атака совсем не зацепила. Не на него рассчитана...
     
     Раньше чем через полчаса Левашов отодвинулся от пульта. Видно было, что он получил своеобразное удовольствие, как человек, удачно разложивший пасьянс. Никогда не понимал, что в этом интересного, в пасьянсах.
     - Прошу: что мог, то и сделал, - сказал он. - Здесь было тщательно спрятанное послание, адресованное лично нам. Ничего сложного. Несколько мегабайт мусора, сквозь который нужно было продраться, просто не принимая во внимание. Элементарно. Толстая книга на чужом языке, а в середине, в расчете, что никто досюда не долистает, пара вполне понятных страниц...
     - Но ты долистал? Другие могли сделать то же самое...
     - Не могли. Для каждого свой путь. Там были только мне понятные намеки вставлены...
     Вдаваться в подобные тонкости не было ни времени, ни, главное, желания. Сехмет, не дождавшись нашего сигнала, совсем скоро начнет выполнять приказ. А это было лишнее. Мы живы и здоровы, а он, не зная об этом, кинется в бой, и собьют его, к чертовой матери, без всякой пользы... И не останется у нас единственного здесь друга, на которого в случае чего можно рассчитывать.
     - Что у нас в запасе?
     - Минут сорок. Надо ему просигналить, чтобы улетал...
     - Я вылезу на крышу, дам ракету, - предложил Сашка.
     - Не гони лошадей. Успеем. - Олег встал, потянулся, прижал пальцами уставшие глаза. - Вот, читайте. - Он выделил нужный текст.
     Письмо было от имени Лихарева и адресовалось всем нам, без персонального обращения. Написано достаточно давно, никак не меньше месяца назад. Тем Валентином, который должен был "сейчас" предаваться радостям жизни на своих Кавминводских виллах, без всякой привязки к своей иной реинкарнации. "Московской второй или Ворошиловской первой".
     Не касаясь предыстории и эмоций, которые он мог и должен был в нашем отношении испытывать, чисто деловым тоном коллеги, связанного общим делом, Лихарев ставил Братство в известность, что, пользуясь существующими между Землей и Таорэрой "эфирными мостами", способными открываться для "проезда" в обе стороны не только аггрианскими блок-универсалами и нашей СПВ, на базу начали просачиваться ранее неизвестные существа. Дайяне, потом и ему, экстренно вызванному сюда, идентифицировать их не удалось, но появились они именно с Земли, не с какой-нибудь другой планетной или звездной системы. Ни в мирах Конфедерации, ни в аггрианской Вселенной подобная разновидность разумной жизни не зафиксирована.
     Далее сообщались кое-какие сведения о био- и психологии монстров, нам уже известные, а также кое-что новенькое насчет "медуз", пилотами которых были как раз "элои", отнюдь не монстры.
     Сами же "медузы" - вооруженные транспорты, каждый перевозит около двух сотен "солдат" и "рабочих". О "мелких гадах" Валентин не упоминал, зато предупреждал о необыкновенной мощи психотронного оружия, о которой они с Дайяной узнали "окольными методами", сумели поставить превентивную защиту, оставшись при этом вообще не замеченными.
     Лихарев выражал надежду, что мы тоже в состоянии закрыть свой разум от агрессии, так же, как сумели устоять против атаки Дайяны.
     Если мы это послание читаем, значит, так оно и есть.
     С базы они перебрались в отдаленное и вполне безопасное место, где рады будут встретиться с нами и обсудить дальнейшие действия.
     В постскриптуме он добавил, что имевшие между нами место недоразумения считает оставшимися в прошлом. Мы вновь союзники, иного варианта просто нет. Тут же указал способ, каким мы можем с ними связаться. В любое время дня и ночи.
     Это уже чисто советская формула, из тех еще годов, которую можно было принять в качестве дополнительного пароля. Типа того, что никакие дуггуры, сумей они глубоко проникнуть в мозг автора и составить подобный текст, до этой фразы не додумались бы.
     - И что будем делать, как реагировать? - видимо, чисто машинально спросил Левашов.
     - Как будто у нас есть варианты... - равнодушно ответил я.
     - Целых три. Прямо сейчас вернуться домой, добираться до дирижабля и дальше действовать по обстановке или - это... - сказал Олег.
     Шульгин пожал плечами:
     - Смешно. Когда мы с полдороги возвращались?
     - А шагать, возможно, прямо в открытую мышеловку?
     - Смешно, - повторил Сашка. - Хуже в любом случае не будет! Выходи на связь...
     Олег посмотрел на меня.
     - Другого выхода нет. Уйти мы и оттуда уйдем, коль живы будем...
     
     Левашов повернулся к пульту. Перекинул, согласно инструкции, несколько тумблеров, запорхал ладонью над сенсорами странными, прерывистыми, похожими на судорожные, движениями. Расположенный прямо перед ним неправильно-овальный экран засветился. Прошло не больше минуты, и его передняя поверхность стремительно провалилась внутрь самой себя, открыв невероятно черную воронку, тут же заполнившуюся нежно-лимонным свечением.
     Раньше внепространственные переходы через блок-универсал оформлялись иначе. Но и техника здесь другая, и свойства пространства-времени тоже. Или, может, это особая, защищенная от дуггуров линия?
     У самой рамки экрана возник Лихарев, сидевший за таким же, как у нас здесь, пультом. Выглядел он, как при последней встрече, только одет в отливающую бронзой куртку с легким изумрудным оттенком, покроем напоминающую парадные генеральские кителя послевоенных лет.
     - Привет, - радушно улыбнулся он, - добрались, значит?
     - А что нам сделается? На земле, в небесах и на море...
     - По-прежнему рад. Обстановка вокруг спокойная?
     - В пределах допустимого. Только что отбили психическую атаку, - подпустил я двусмысленность. - Патроны еще остались, но задерживаться здесь не хочется. Гранаты кончаются. "Гости" продолжают старательно грабить базу, как вандалы Рим. Что они отсюда таскают?
     - Это потом...
     - А сейчас какие предложения?
     - Прежние. Мы в нашем учебно-тренировочном лагере, это километров двести от вас. Место хорошо оснащенное и практически безопасное. Через внепространство вам пройти не удастся, мы его теперь не используем: враг тут же засечет. Решите к нам - придется лететь на нашем флигере. Это несложно, проще, чем на автомобиле. Я объясню... Ангары под станцией, спуститься можно лифтом, минуя открытые пандусы и машинные залы. Вас не заметят... Если пришельцы сами до ангаров уже не добрались.
     - А если?
     - Придется своим ходом, координаты я укажу...
     - Двести, говоришь? Приличный марш-бросок, за сутки не успеем...
     - Других способов не имеете, что ли?
     Лихарев знал, что кое-какими приемами перемещений, не связанных с использованием "портсигаров", мы владеем. Но не стану же я говорить, что мы вряд ли сумеем совершить дальнейшее перевоплощение, второго порядка, не разорвав окончательно связи с держащим канал Удолиным.
     - Увы, так и есть. Разве что у квангов дирижабль попросить придется...
     - Вот этого - ни в коем случае.
     Снова он прав. За дирижаблем дуггурам проследить - раз плюнуть. Да и перед квангами раскрывать местоположение последнего, может быть, укрепрайона на планете крайне опрометчиво. Точнее - глупо.
     - Хорошо, если с флигером не получится, тогда будем дальше думать... Излагай.
     
     В расположенный на глубине нескольких десятков метров под станцией ангар (я не ошибся насчет предполагаемых катакомб) мы спустились беспрепятственно.
     Как положено, после остановки лифта в нижней точке всюду вспыхнул достаточно яркий, но неприятный по спектру свет. Не вдаваясь в подробности, все вокруг напоминало обычную, рассчитанную на ядерный удар подземную военно-воздушную базу. В функциональном смысле, я имею в виду, интерьерно-технологических отличий масса.
     Большую часть стояночных мест занимали те самые, не имевшие внешних движителей бронеходы, оснащенные гравипушками, по которым нам довелось вволю пострелять.
     Но было с десяток флигеров, именно на таком Сильвия везла меня отсюда в наш форт.
     Олег имел с собой краткую, на листке желтого пластика, тонкого, как рисовая бумага, распечатку инструкции по управлению.
     Действительно, все на уровне старшей группы детского сада.
     Неизменные сенсоры, стандартный набор команд: вперед-назад, вверх-вниз, вправо-влево, быстрее-медленнее. При достаточной практике можно выполнять фигуры высшего пилотажа. Чтобы добраться до места, вполне достаточно. Кресла, пилотское и пассажирские, не очень удобные и чересчур просторные, рассчитанные на аггров, одетых в хронозащитные скафандры, чтобы летать за пределами зоны обратного времени. Проектный потолок флигера - десять километров, скорость до шестисот (примерно) километров в час.
     Оружия, правда, никакого. Воздушное такси.
     Шульгин по неудержимой привычке уже полез в бронеход. Очень он его интересовал, раньше виденный только сквозь линзы прицела или в виде никчемной кучи металлолома.
     - Олег, иди сюда. Схема управления совпадает?
     Левашов заглянул в широкий бортовой люк.
     - Один в один. Только он не летающий. А вот здесь, наверное, пост оператора гравипушки... Так, так, ага, нормально. Это, значит, блок наведения, это спуск, это, как бы, реостат интенсивности... Пустяки. "Леопард" в двадцать раз сложнее...
     - Слышь, ребята, а давайте на прощание монстров пугнем? Чтоб знали!
     "Почему нет?" - подумал я. Обещания надо исполнять, тоже старое правило. Замахнулся - бей, обнажил клинок - руби. Иначе уважать перестанут.
     Тем более вдруг после уничтожения противника исчезнет эта изматывающая, ноющая боль в сердце и почти предсмертная тоска? Так, говорят, бывает при острых приступах стенокардии. Так откуда вдруг у меня - и стенокардия?
     - Годится. Только доложите, ваше превосходительство, план боя...
     
     Бронеход, показавшийся нам при первой встрече чрезвычайно медлительной машиной, на самом деле способен был развивать скорость под сотню километров. Просто в цепи они ползли, как морские минные заградители, расставляя на захватываемой территории что-то вроде антенных комплексов, для будущего развертывания межвременной завесы. Отчего их и легко было расстреливать, а так аппарат вполне мобильный.
     Его подняли до внешних ворот на специальной грузовой площадке, по типу тех, что используются на авианосцах, а флигеры взлетели сами. На одном я, на втором Олег. Шульгин, конечно, вновь преобразился в танкиста. Тот раз ему пришлось работать за механика-водителя, и он остро завидовал Берестину, вволю настрелявшемуся.
     Пора бы и забыть давнюю битву, мало ли после нее было других, однако - первый бой, как первая любовь. И вражеский танк - вот он, связка меж прошлым и будущим, а посередке словно ничего и не случилось... Как будто вчера...
     Я чувствовал нечто очень близкое по тональности, но не в такой острой форме. Не до этого мне сейчас было.
     Решили так. Судя по схеме, выход на поверхность находится за пределами базы, причем в нужном направлении, и монстры нас скорее всего не заметят. Заметят - им же хуже. Умрут на полчаса раньше.
     Флигеры вместе с бронеходом отгоняем за ближайшее скальное прикрытие. Тут неподалеку сидит и Сехмет со своим дирижаблем. Устроились как положено, обозначили на всякий случай оборону по трем азимутам.
     Я, как старший по званию (условно, конечно, но для квангов очень важно), подлетел на флигере к нужному месту. Поначалу ребята испугались. Слишком знакомая, неприятно знакомая машина. Я такую реакцию предвидел и подлетал, по пояс высунувшись в лобовой люк.
     Увидели, сообразили.
     Поболтали немного, исходя из правил приличий. Кванг поверил всему, что я захотел ему рассказать. Согласился улететь, приняв мои наилучшие пожелания и обещание встретится.
     Возможно, это окажется правдой.
     Вернулся, когда Олег и Сашка весело препирались, сидя на лобовом листе бронехода, передавая друг другу фляжку. Теперь-то что, теперь гулять можно, заслужили.
     - Интересно, а как у них насчет баб-с? - спрашивал Шульгин, непроизвольно поглаживая лежащий рядом карабин.
     - Даст бог, узнаем, - ответил Левашов, - но мне кажется, бабы в их реальном выражении - чисто наша, земная выдумка. Прочие, вот эти, - широкий круг рукой, - нашли более рациональное решение полового вопроса. И аггры, и форзейли - они без этого... Скажем так, обходятся...
     "Не совсем чтобы так, - подумал я, подходя вплотную. - У аггров скорее насчет мужиков проблемы, а бабы - вполне себе..."
     Но говорить ничего не стал. Невзначай заденешь тонкие чувства. Сказал другое:
     - Братцы, по глотку, и кончай! Мы или пьем, или воюем. Может, вас прав на управление бронетехникой лишить?
     - Да кончай, Андрей! - вскинулся Сашка. - Когда нам сто грамм фронтовых мешали? Поехали!
     Он завинтил крышку и сунул солдатскую фляжку в чехол.
     Чтобы вправду мешали - я такого не видел, однако...
     
     Договорились так. Олег остается в резерве (как всегда), а мы с Сашкой предпринимаем внезапную танковую атаку. Он это попробовал с бригкомиссаром Попелем - получилось. Сейчас - повторим здесь. Если не сгорим в бою, оттянемся назад, бронеход взорвем и на двух флигерах улетим в гости к Дайяне.
     Спорить с нами обоими Олег никогда не любил. Не выходило. Предпочел согласиться, рассчитывая, что кривая все равно вывезет. Как всегда вывозила.
     Шульгин еще раз осмотрел пульт управления машиной, подвигался в кресле, привыкая к незнакомой системе.
     - Ты - за стрелка-оператора, а я за управлением... - Мне казалось, так будет вернее.
     - Давай. - Сашку распределение должностей устроило.
     Ох, что сейчас будет...
     
     Бронеход, подчиняясь командам, приподнялся над землей и плавно поплыл. От той стороны, где суетились монстры, нас отделяла полуокружность основания станции.
     На самой малой скорости, почти ползком я обогнул осевой цилиндр. Внутри машины отчетливо воняло. Не сказать чтобы неприятно, но не по-нашему. Хлорка пополам с духами "Лориган", что-то в этом роде.
     Выдвигаясь на оперативное пространство, я дал "по газам". Пять секунд на разгон, еще десять, с крутым заносом корпуса по снежному покрытию - до главного входа в Базу. Прямо впереди - "медуза" и две противонаправленных цепочки рабочих-монстров. Монстры-охранники торчали по внешнему фасу, направляя свои митральезы в вихрящуюся снежными смерчами тундру. Лыжников-квангов ждали, или дошла уже до них весть о "заморских дьяволах", умеющих убивать на немыслимом расстоянии, неуязвимых и, по их понятиям, жестоких.
     Нет, конечно, муравьи муравьями, инстинкты - тем более. Но чтобы сформировался инстинкт, сначала, пусть миллион лет назад, должны были быть для него предпосылки? Откуда взяться "солдатам", охраняющим муравейник? Значит, приходили, приползали враги, сольпуги, тараканы, ламехузы, для борьбы с которыми потребовалась стройная организация? Другое дело, что в известный момент она окостенела в заданных рамках.
     - Мочи их всех, Сашка!
     Если кто-то считает меня гуманистом, то зря. Особенно в данной ситуации. При чем здесь "гуманизм", если "гомо" мы перед собой не видим?
     Так и работника санэпидемслужбы, прыскающего дихлофосом в заселенном всякой нечистью подвале, можно назвать фашистом.
     Шульгин врубил гравипушку сразу на полную мощность. Мы помним, как нас сгибало, заливало сердце и артерии отяжелевшей до ртутной густоты кровью. Как ломались вокруг вековые сосны, а гусеницы танка вязли в промерзшей земле, как в торфяном болоте. Тогда мы попали под двенадцать "же", сейчас прямой наводкой вышло едва ли не пятьдесят.
     Полторы сотни "рабочих" монстров растерло по земле сразу. Их мощные костяки стали ломаться быстрее, чем гибкие кости людей, случись им тут оказаться. Нет, люди тоже не выжили бы.
     А тяжелая, громадная "медуза", отличающаяся от той, что Левашов с ребятами расстреляли в Москве, как линкор от эсминца, попыталась взлететь. И не только взлететь, развернуться к нам своим нижним краем, мантией, щупальцами, между которыми, наверное, таилось убийственное для нас оружие. Или десантные люки для высадки сонма жутких "ракопауков".
     Туда Сашка и воткнул очередную порцию гравитонов из перезарядившейся пушки. Все! Это походило на то, как если бы "медузу" сунули в гидравлический пресс. Нормальный звездолет или даже обычный танк, хоть "Леопард", хоть "Т-72", подобный удар бы выдержал. Экипаж, разумеется, нет, а сама бронекоробка - свободно, с незначительными внешними повреждениями. Здесь же - нечто похожее на выброшенный из банки китайский чайный гриб. Или на гигантского кальмара, случайно оказавшегося на Юпитере.
     - Амбец, - констатировал Шульгин. - Поехали. Похоронной команды не требуется.
     Искать руководящих "элоев" некогда, да и бессмысленно. Их на планете, может, и не было, руководство осуществлялось дистанционно. Или они могли находиться на борту "медузы". В тепле и комфорте.
     Мы совершили круг почета по прилегающей к станции территории, включив пушку на двадцать "же" при максимальном растворе луча. Если кто-то случайно и выжил, что сомнительно, долго еще не очухается, подобно живому существу, полежавшему под двухтонной бетонной плитой.
     - Не понимаю, почему Лихарев не оборонялся тем же способом на этой позиции?
     - Встретимся - спросишь...
     
     Глава двадцать третья
     
     Учебно-тренировочный лагерь аггров, предназначенный для выращивания и специализации "курсантов", готовящихся работать на Земле, располагался в прелестном местечке. Значительно южнее Главной Базы, в со вкусом подобранной горной долине, отделенной от господствующей вокруг лесостепи несколькими рядами возвышенностей. Поначалу это были типичные сопки по триста-четыреста метров высотой, за ними шли горки посерьезнее, ближе к километру, заросшие аналогами наших дубов, буков, каштанов и тому подобного. В ботанике я не силен. А последний "рубеж обороны" представляли уже настоящие скальные хребты, покрытые хвойными лесами, переходящими в альпийские луга. Даже снеговые шапки на некоторых пиках имелись.
     Сама же долина, площадью не меньше ста квадратных километров, являла собой нерукотворный рай. Защищенная от регулярных ураганов, зимних и летних, с собственным микроклиматом, аналогичным, скажем, Кисловодскому, пересеченная речками и ручьями, мирно текущими среди лугов и рощ, она, несомненно, могла соперничать с лучшими курортами Европы и обеих Америк. Все, что угодно, здесь имелось, за исключением моря.
     Для того ее и выбрали основоположники, чтобы переведенные в выпускной класс курсанты после тесных помещений и мрачного колорита станции немедленно прониклись любовью и восхищением к своей будущей "родине", то есть - "территории внедрения". Для поживших здесь несколько месяцев не было страшнее наказания за нерадивость и нарушение правил внутреннего распорядка, чем отчисление с переводом в рабочий персонал Базы. Это много хуже, чем из Императорского Морского корпуса - на флот рядовым матросом.
     Сильвия и Ирина нам кое-что рассказывали о своем "кадетско-юнкерском" прошлом. Но не так уж много. То, что захотели, а главное - что смогли вспомнить. Память им после выпуска прилично подсократили, для пользы дела...
     Парой флигеров, идущих классическим боевым порядком, мы облетели долину по периметру, убедились, что за исключением двух условно-проходимых в летнее время перевалов она полностью отрезана от внешнего мира. Сужающейся спиралью вышли к центру, заметив по пути несколько коттеджных поселков, выстроенных по единому плану - два-три десятка домиков, сосредоточенных вокруг многоэтажного корпуса. Архитектура построек - абсолютно земная, но стилистически и хронологически в каждом селении разная.
     То место, куда мы направлялись, напомнило мне одновременно Домбай и Гран-Каньон-вилледж, штат Аризона, чудесный городок над всемирно известным шрамом на теле Северной Америки. Только чересчур тихо, безлюдно здесь было, словно поступило тревожное предупреждение и все живое спряталось в ожидании бомбежки.
     Автопилоты флигеров вывели к площадке, где следовало приземляться, и ведущий Левашов сделал это с шиком. Заход на высокой скорости, торможение и вертикальная посадка на "три точки", метр в метр, едва не задев хвостом вышедшего встречать Лихарева. Мы посадили свои аппараты рядом.
     Вытащили из салона оружие и амуницию, обменялись с Валентином рукопожатиями, пошли вслед за ним по вымощенной желтым кирпичом дорожке между низкими, но чрезвычайно развесистыми японскими соснами.
     Ощущение было, как у пассажиров поезда Новосибирск - Сочи, вышедших на перроне конечной станции в январе, из домашних минус двадцати внезапно попав в такой же плюс. Причем впервые в жизни! По профсоюзной путевке. Жарко, со всех сторон овевают запахи субтропических растений. Все, что надето на тебе и что тащишь в руках, кажется тяжелым, неудобным и каким-то бессмысленным.
     Валентин, на мой взгляд, в нынешней роли слегка недотягивал. До отведенного нам домика вел молча. Как всегда стройный, твердо ступающий по земле, с выразительным, мужественным лицом, уверенный в себе и старающийся показать - что было, то прошло, а сейчас мы на равных. В лучшем для нас случае. Но все - очень слишком. Дефект подготовки, если он "второй", или - последствия перенесенной душевной травмы, если - "тот самый". Оно ведь давным-давно понятно, что почем и кто есть кто. Так зачем сейчас то ли незабытую обиду демонстрировать, то ли цену себе набивать? И как такой человек в окружении Сталина много лет удерживался?
     Ему бы нас встретить раскованно, весело, с излишним, может быть, радушием и балагурством. Как же, старые друзья-товарищи, сто лет не виделись, если и было что не так - наплевать и забыть, а сейчас-то! Вы мои гости, и враг у нас общий, так что же делить теперь? Живы все, вот главное, и поживем дальше, и с размахом...
     Коттедж, к которому мы пришли, был хороший. Далеко не хижина Айртона, где несчастному пирату пришлось коротать (или - мотать) отмеренный срок.
     Двухэтажный, с очень высоким, обложенным диким камнем цоколем. Внизу - прихожая и хозяйственные помещения. Наверху просторный холл, три спальни, все удобства и глубокая лоджия. Вышел я на нее, свалив тяжелые военные доспехи посреди комнаты, осмотрелся. Темно-зеленые лапы сосен достают почти до перил, редко расставленные чешуйчатые стволы покрывают крутой склон, нисходящий к отблескивающей голубым серебром речке, птички всякие верещат, чирикают и посвистывают вокруг. И запахи! В ином состоянии и настроении я ощутил бы всю прелесть этого местечка. Но сейчас и курортный пейзаж вызывал раздражение, если не отвращение. От всего: от красот природы, от разговоров с друзьями, от любой мысли меня отчетливо мутило. Наверное, так может себя ощущать человек, очутившийся в бурном море на утлом суденышке. Ко всем прелестям морской болезни добавляется животный страх перед волнами, каждая из которых может оказаться пресловутым "девятым валом".
     Другое дело, что как раз страха я не испытывал. Жизнь - копейка, и цепляться за нее нет никаких веских оснований. Похожее настроение бывает, когда тебя в демонстративно-оскорбительной форме посылает куда подальше твоя первая любовь... Кто не пережил, не поймет, и передать такое невозможно.
     Но и на этот безнадежный случай есть лекарство:
     
     ...Когда вокруг свищут пули,
     Когда волны ломают борта,
     Я учу их, как не бояться,
     Не бояться и делать что надо.
     И когда женщина с прекрасным лицом,
     Единственно дорогим во вселенной,
     Скажет: "Я не люблю вас",
     Я учу их, как улыбнуться,
     И уйти, и не возвращаться больше... [83].
     
     Была надежда, что после уничтожения "медузы" наведенная дуггурами порча пройдет, но - не случилось. Потом я стал уговаривать себя, что психическая контузия так быстро не проходит. Вот освоимся здесь немного, отдохнем, выпьем как следует, тогда и отпустит.
     Час, два, сутки потерпеть, наверное, можно, раз все равно деваться некуда...
     Подышал, закурил, само собой. Легким движением руки подозвал стоявшего у двери между холлом и спальнями Лихарева.
     Ребята в тот момент стягивали надоевшие унты, неуместные здесь кожаные штаны и куртки. Спорили, кто первый отправится в душ.
     - Что скажешь по делу, товарищ начальник?
     - Смотря что вы хотите услышать, Андрей Дмитриевич...
     - Тебе не кажется, что... дурака валять больше не нужно?
     Чуть было не сказал вместо паузы: "Вам здесь", - но вовремя сдержался и даже изменил тональность. На самом деле, в таком чудесном месте, вырвавшись из тяжелого боя, начинать резкий разговор с непонятно кем, являющимся в данный момент подобием человека? Мои проблемы - мои, а на людях нужно держать фасон.
     - Как вы были правы, Андрей Дмитриевич, - сказал Валентин, садясь в плетеное кресло и любезно подвигая мне такое же.
     - Не берусь спорить. А в чем же конкретно?
     - Последний мой умный поступок - это побег из тридцать восьмого! Все остальное действительно было лишнее!
     - Не берусь спорить... - демонстративно повторил я.
     Знал бы этот красавец-герой, любимец звезд немого, а потом и звукового советского кино, а также актрис московских театров, что никуда он не убежал, а продолжает где-то там влачить предписанное существование. Как и я, поступивший не на филфак, а в Институт Советской армии (была такая мысль), не встретивший Ирину, получивший удар финкой между ребер, а не поперек (тоже было). Как Сашка, умерший в грязной палате районного стационара для бедных...
     Ну и какая нам разница?
     - Прикажете заказать ужин? Вы, наверное, очень устали? - спросил Валентин, как положено хозяину.
     - Устали - не то слово. Остолбенело все! А физических сил еще на две полноценных войны хватит.
     - Горжусь, что встретил таких мужчин, как вы...
     - Не перебирай, товарищ военинженер и сотрудник Особого сектора. Незачем. Имеешь что по делу сказать - говори. Нет - приглашай к столам. Кроме мадам Дайяны, девочки будут, с выпускного курса?
     - Интересуетесь?
     Ужасно захотелось послать его по всем предусмотренным большим флотским загибом местам. Кем бы он ни был, но проговориться - проговорился.
     Слегка кашлянув, словно прочищая горло перед нужными словами, я медленно взял очередную сигарету, не спеша размял, поднес к губам, пристально глядя на собеседника.
     Он торопливо похлопал по карманам, нашел в брючном зажигалку, чиркнул и поднес огонька.
     Пару затяжек я сделал молча, глядя на зелень за ограждением лоджии, с таким видом, будто вообще никакого Лихарева напротив меня не было. Хорошо, что Сашка с Олегом душем, а то и джакузи увлеклись. Лишние при нашем странном разговоре не требовались.
     - Вот теперь верю, что это вы, Андрей Дмитриевич, - сказал наконец Валентин. - Не представляете, как нам здесь трудно...
     - Так и не хрена было затеваться, - без улыбки ответил я. - А то не знал, с кем дело имеешь...
     - Так откуда же, Андрей Дмитриевич? - только что не прижал он руки к груди театральным жестом. - С Шульгиным-Шестаковым вашим конфликт счел за неудачный эпизод, бывает ведь? В Пятигорске чуть посложнее, но тоже в пределах допустимого. Если в очко играть - у меня на руке двадцать, кто пасовать станет? А у вас не двадцать одно даже оказалось, а два туза...
     - Не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз, - назидательно сказал я.
     - Согласен, - кивнул Лихарев. - Так ужинать будем?
     - Всенепременно. Сейчас тоже душ приму, потом расстарайся насчет приличной одежды, можно и смокинги. И позовешь. Думаю, есть о чем поговорить... Хозяйка будет?
     - Как же без нее?
     - Тогда ответь на последний вопрос. Имея в виду, что ответ я на него почти наверняка знаю. Просто окончательную ясность внести... Как ты здесь очутился раньше нас, если Лариса тебя всего три дня назад в Пятигорске видела? И каким образом? Или ты - не ты, а тот, кто встречался с Шульгиным в форте прошлый раз. Вместе с Дайяной?
     Лихарев рассмеялся. С облегчением, как мне показалось. Он ждал чего-то более сложного или опасного?
     - Да я это, я, Андрей Дмитриевич. Я тоже Ларису Юрьевну видел и могу рассказать: где, при каких обстоятельствах, о чем говорили, с кем был я и с кем она. Проверяйте... Насчет способа - тем же самым, что я и Александр Иванович попали в форт на встречу с "хозяйкой". Не моя компетенция. Она меня вызвала ввиду чрезвычайных обстоятельств. Думаю, нарушением прежней договоренности с вами это не является. Тем более если бы не наша неожиданная сегодняшняя встреча, моя "самоволка"...
     - Достаточно. После договорим...
     Мне опять все стало безразлично. Так оно, не так - какая разница. А стилистикой Валентин владеет. "Самоволка" - хорошо сказано. За самоволку положено максимум несколько дней "губы", а вот за побег из-под подписки о невыезде можно и в СИЗО загреметь, на срок, ограниченный только волей следователя и прокурора.
     
     Ужин нам накрыли хороший, с любой точки зрения. По месту - на плоской крыше соседнего здания, где вертикальные завесы из потоков теплого воздуха надежно защищали от леденящих порывов с гор, не мешая наслаждаться ощущением открытого пространства. И меню лежало под рукой, потолще телефонной книги. Да нам, суровым солдатам, никаких излишеств давно не требуется. Зачем нам сычуаньские салаты и рыба фугу в собственном соку? Что может быть лучше классно приготовленного бефстроганова с густым соусом и хрустящей картофельной соломкой на отдельной тарелочке? К нему - соленые рыжики и красные помидоры бочкового засола, по-дальневосточному, переложенные всеми там произрастающими специями.
     Мадам Дайяна, как всегда прелестная и соблазнительная своими формами, опять одетая в сари из семи метров прозрачного алого шелка, сидела во главе стола, спиной к долине. Наверное, ее все-таки некогда готовили к работе в Индии, а уже потом перебросили на другое направление. Но привычка осталась.
     Девочки-курсантки присутствовали во всей красе, выполняя обязанности официанток. Одетые, как стюардессы семидесятых годов, только не в синих костюмчиках, а почему-то в ярко-оранжевых. Но тоже! Юбки - мини, жакеты, обтягивающие впечатляющие формы, ноги - посмотри, и можно умирать! Блондинки, шатенки - и у всех роскошные волосы ниже плеч. А лица... Любая из них на Земле без проблем стала бы суперзвездой хоть кино, хоть подиума. Аггры в своем репертуаре! Так и не сообразили, что агентессы могут быть и невзрачными серыми мышками. Впрочем, это смотря на что ставка делается.
     Бесшумно мелькая вокруг нас, подавая, убирая, с изящным полупоклоном наполняя бокалы, ни одна из них не произнесла ни слова, не улыбнулась даже. А зря...
     Предварительные фразы застольного разговора опускаем. Сплошная банальщина. Шутили, исходя из степени подготовленности собеседников к нашему юмору, с живописными подробностями рассказывали о боях с монстрами. В нашем изложении эти эпизоды тоже выглядели скорее забавными, чем страшными. Совершенно в стиле кавказских офицеров, приезжавших на Кислые Воды после совсем не романтических стычек с горцами и позерствующих перед дочками генерала Верзилина, княгинями Верами и княжнами Мэри... О том, как там все было на самом деле, читайте "Валерик" Лермонтова или труды генерала Потто. Это не для салонов.
     Дошло и до дела. Позже, когда милые девушки полностью обновили сервировку и накрыли положенное к вечернему чаю. Их очевидным образом воспитывали по схемам конца девятнадцатого - начала двадцатого века. К чему бы? Впрочем, догадался. То самое "встречное время". Уцелевшие элементы Станции продолжали скользить в прошлое, наше прошлое. Ирина готовилась в условно шестидесятые к работе в семидесятых. Лихарев в десятые, рассчитывая стать "особой, приближенной к новому императору" - в двадцатых. Сильвия - ту совсем учили для золотых десятилетий Викторианской эпохи. А этих, значит, рассчитывали внедрять между ними, Сильвией и Валентином. До того, как мы, с подачи Антона, разрушили всю конструкцию. И Дайяна теперь спешно переориентирует имеющиеся кадры для работы в иную эпоху, о чем свидетельствуют хотя бы наряды. Но базовые привычки тоже пока не изжиты. Только для какой работы? Что, если коллаборационистками при власти дуггуров, если они таки захватят какую-нибудь реальность? Почему и нет, раз она осталась последней посвященной, владеющей тайнами и способами управления Станцией, заветами Великого проекта.
     Никому, кроме нее, уже не нужного.
     
     Перед нами появились тарелки с многочисленными сортами сыров, колбас, иных холодных закусок, сладкие блюда и фрукты. Чай, кофе, прохладительные напитки и напитки крепкие, что тоже полагалось, - коньяки, ликеры от шестидесяти градусов до двадцати, пресловутый лафит, стакан которого любил предлагать всем желающим капитан Штоквич, комендант крепости Баязет. Сигары в ассортименте - наши вкусы хозяйка знала. Она и сама, следуя последней европейской моде, взяла солидных размеров "Гуантанамеру".
     Пора было переходить к нелицеприятной сути.
     - Зачем вы снова сюда пришли? - спросила аггрианка.
     - А зачем вы нас ждали? - немедленно ответил Левашов. - Записочки писали. Сами бутылку в море бросили или капитан Немо за вас?
     - Мы знали, что вы обязательно вернетесь, - примирительно ответил Лихарев. - Вы обещали. Но никто не ожидал, что вдруг совпадет... что начнется - такое...
     - Ты нам писал, когда "такое" уже началось, - возразил Шульгин. - И у меня есть сильные подозрения, что твой аналог в тридцать восьмом ручку к этому приложил.
     - Когда? - Лихарев явно не играл, он был откровенно удивлен.
     - Будет случай - расскажу. Не я придумал все ваши "альтернативки".
     - Зачем вы сегодня устроили бойню на Станции? - вмешалась Дайяна. - Мы изо всех сил старались не допустить ничего подобного...
     - Чемберлен, Мюнхенское соглашение и так далее, - со всей доступной иронией ответил я. - Умиротворение агрессора. Не нужно лицемерить, мадам! Это неприятное твое качество я отметил при самой первой встрече. С вашими силами вы свободно могли пресечь агрессию в первый же час! Мы втроем навешали им от души, долго будут красными соплями отхаркиваться. А вы со всеми оборонительно-наступательными способностями сбежали в этот райский уголок. Да растерли бы их, как дерьмо сапогом, и вся забава... Бронеходы, флигеры, еще что-нибудь. Девочек своих в бой ввели! Хорошие ведь девочки, тренированные...
     Я прихватил рукой за талию ближайшую, только что поставившую перед нами очередной, пыхающий паром кофейник. Она удивительно походила на встреченную мной в Гватемала-Сити кинооператоршу из малоизвестной миланской компании. Северные итальянки иногда бывают чрезвычайно хороши. Не то что всякие сицилианки, калабрийки и даже неаполитанки.
     Правда, та Франческа (или - Франциска), подзабыл уже, была лет двадцати шести-семи, этой - от силы девятнадцать. На вид. Сколько на самом деле - не нам судить.
     - Тебя как зовут? - спросил.
     Девушка не то чтобы испуганным, но вопрошающе-настороженным взглядом обратилась к Дайяне. Я, внимательно наблюдавший, уловил чуть заметное движение ресниц "хозяйки". Мэм-саиб, если учитывать ее наряд.
     - Анастасия, - ответила красотка.
     "Уж не на роль будущей наследницы престола ее прочили?" - мельком подумал я. Почему и нет?
     - Из пулемета стрелять умеешь?
     - Умею, - приятным, в меру низковатым голосом ответила девушка.
     Я убрал руку с плавного закругления бедра. Сквозь ткань юбки отчетливо прощупывались застежки и прочие элементы нижнего белья. Ну, совершенно как на танцах двадцать лет назад. Ради этого на них и ходили. Сволочь ты, старая бандерша, беззлобно подумал я, опять поворачиваясь к Дайяне.
     - Видишь - умеет. И бронеходы водить наверняка умеет. У вас таких не меньше сотни наберется, я правильно считаю?
     - Даже несколько больше...
     - Ну вот, а мы - втроем...
     - Я должна была прежде всего спасти Базу и своих воспитанниц. Вы убили... - Она замялась, не зная, как понятным образом обозначить пришельцев.
     - Кванги называют их ахамбовомбе, мы - для простоты - монстрами. Они начали первые. Дальше...
     - Нам хватило и вашего вторжения. Больше не надо. Этих... может нахлынуть тысяча, много тысяч. А ты видел, какие еще исполнительные механизмы у них имеются?
     - Видел, мадам, видел. В том числе и такое, что вам никогда не захочется увидеть, при всей вашей искушенности...
     "И почувствовать", - добавил я про себя, изнывая от необходимости сохранять позу и кураж. Тоска сжимала сердце и пыталась свести судорогой лицевые мышцы. Сейчас совершенно к месту было завести пластинку с записью "Танго смерти" ("Маленький цветок" в советском издании). Саундтрек к фильму пятидесятых годов. Под эту музыку герой фильма пьет коньяк и танцует в баре с девушкой, получив телеграмму, что в больнице далекого города умирает его мать. Сделать ничего нельзя. Поездом ехать трое суток, а самолеты туда не летают. Осталось клин клином вышибать.
     Глазами я показал Дайяне, что неплохо бы выйти, вдохнуть холодного воздуха. На лоджию или дальше. Эта "генеральша" с первой встречи вызывала у меня, кроме настороженности и чувства постоянной опасности, определенный личный интерес. Согласен, слегка извращенный. В сравнении с весьма одаренной в этом отношении Ириной и Сильвией даже в ней имелся едва ли не запредельный эротический заряд. На меня он не подействовал раньше, когда она его включила, сейчас - тем более, но ощущать я его ощущал. Как электрик - напряжение в кабеле, с которым работает.
     Я, слава богу, и до нынешней депрессии не был сексуально озабоченным. Скорее наоборот. Работая на Перешейке, где агентессы ЦРУ, других разведок и обычные беспартийные шлюхи: белые, креолки, мулатки и иные, стоило зазеваться - нагло лезли руками в штаны и сами раздвигали ножки, как в фильме "Основной инстинкт", я ухитрялся сохранять презрительное самообладание. Помню - Первый советник посольства, человек ужасно компетентный, выкатив нольседьмую бутылку "Столичной", старательно добивался, не гомик ли я.
     - Николай Макарыч, - отвечал я ему, довольный, что хоть за пьянство меня не привлекают, опрокидывая пятую бесконтрольную и бесплатную рюмку. - Делу партии и правительства я настолько предан, что известный предмет готов завязать узлом. Как отец поверьте (а он по возрасту как раз в отцы мне и годился), с молодых лет умел внутренний блок ставить. Дочка завотделом ЦК нашего КПСС (фамилию не скажу) в новогоднюю позднюю ночь и даже ближе к утру (при этих словах я плеснул в глотку еще рюмку. Надо же соответствовать!) платьице снимала и остальное хотела...
     - Ну и? - с загоревшимся взглядом спросил советник.
     - Отринул!
     - Да ты что? Дочка завотделом? Красивая хоть?
     Для пожилого человека, дотягивающего предпенсионный срок в затруханном посольстве никчемной страны, мои слова пробудили нечто вроде гумилевского:
     
     ...Мне снятся королевские алмазы
     И весь в крови широкий ятаган".
     
     Усталому от дурацкой службы советнику это то же самое. Алмазов ему не досталось, и вместо ятагана только авторучкой размахивал.
     - Страшила, Николай Макарович, непроходимая. Ужас, летящий на крыльях ночи. Даже непонятно, откуда у настоящего коммуниста такое могло родиться...
     Сарказма он не понял. Да ему и незачем.
     Выпили еще.
     - Если б такое нормальный человек сказал, я бы удивился. А вот тебе - верю.
     - Почему я и сижу тут с вами, а не в большом кабинете с видом на Смоленскую площадь.
     Он сглотнул сразу грамм двести - служба, что поделаешь. Вдруг за компанию на чем другом расколюсь.
     - Только, Андрей, гусей дразнить не нужно. Веди себя, как все. А то, на хрен, майоры из Москвы первым делом мулаток трахают, будто за тем и приехали, и мне же на тебя доносят, что Маркса по ночам читаешь и имеешь наглость не к месту цитировать... Ты лучше на жену посла внимание обрати... Она красивых парней любит.
     Женой посла я заняться не успел, пусть она тоже была не в моем вкусе, меня раньше выслали.
     
     ...Однако, стоя на лоджии и любуясь природой, я очень неправильно думал о стоящей рядом даме. Мы с ней пересекались четыре раза. Сначала она меня нагнула через колено. Как пацана. Второй раз покончили вроде как вничью. Третий и четвертый я выиграл вчистую. Именно я один! И все равно никак не могу забыть очертаний ее полуобнаженного тела. Черт, есть в ней нечто непреодолимо влекущее. С самого первого раза, когда она нас с Берестиным вербовала. И потом тоже. Представьте - бьешь женщину пистолетом по голове и одновременно думаешь совсем о другом.
     Мало сказать, что даже уложенная лицом в грязь, в разодранной до пояса юбке, с измазанными травяной зеленью локтями и коленями она была красива. Она выглядела, будто тридцатипятилетняя Софи Лорен в сравнении с рядовой девчонкой из параллельной группы.
     Но сейчас, стоя рядом с ней, никаких грешных чувств я не испытывал. Скорее - наоборот!
     - Мадам Дайяна, мы с вами, как и раньше, враги или у вас появились другие ощущения?
     - Нет, Андрей, сегодня о вражде говорить не следует. Но повторяю - зачем вы пришли и так жестоко воюете? Я приказала Валентину оставить Станцию без сопротивления...
     - Как Париж...
     - Можно и так. Брошенная Станция - кусок мяса бешеной собаке. Зато мы здесь в безопасности. Были. Сейчас снова появились вы, и я не знаю, как начнут развиваться события.
     - Знаешь, тетушка (это я специально придумал), свистни вон той Насте, пусть сюда кой-чего подаст. Мы с тобой вздрогнем, кофейку с коньяком посмакуем, и ты медленно, не отвлекаясь, расскажешь мне, как все случилось на самом деле... Веришь, нет - но я единственный человек, готовый тебя выслушать "без гнева и пристрастия". Прочим девушкам поручи развести гостей по номерам. Парни устали...
     
     Выглянув в комнату, я очередным незаметным знаком дал Сашке понять, что сейчас им нужно уйти. Так, мол, обстановка требует. Похоже, этот сигнал был принят с удовольствием. Дипломатию они оставляли мне, радости жизни - себе. Тем более что понимали - разговор с глазу на глаз неизмеримо продуктивнее, чем в формате два плюс три. Знали бы они, чего мне это сейчас стоит - дипломатией заниматься!
     Лихарева Дайяна тоже куда-то отослала.
     Оставшись с ней вдвоем, я почувствовал себя намного свободнее. И совсем чуть-чуть легче.
     Словно довелось познакомиться с соблазнительной женщиной на горном курорте. Так, случайно, "встретились два одиночества". Никто еще не знает, как станут развиваться дальнейшие отношения, но взаимный интерес нарастает. А то, что она, допустим, штандартенфюрер СД, а я - полковник НКГБ или помощник Аллена Даллеса, в данный момент несущественно.
     - Кофе - с Земли завозите? - вежливо осведомился я, пригубливая на самом деле хорошо заваренный напиток.
     - Давно уже здесь синтезируем.
     - Все равно неплохо. Итак, мы остановились на том, что вы впервые в жизни по-настоящему испугались. Монстры и все такое. Вам с Валентином вдвоем не выстоять, бросать девочек в штыковые атаки жалко... Одна надежда - на таких, как мы. Лишь бы вовремя появились. И вот - как по заказу. Не странно? А кто их сюда, вот этих, приманил изначально?
     Для разговора я избрал тактику, не слишком часто применяемую. Имеет возможность Дайяна контролировать мои мысли и настроение, не имеет - не важно. Я буду с ней стопроцентно искренним, любой специалист такие вещи чувствует нутром и подсознанием. А уже потом, когда мы выйдем на сравнительно конструктивный диалог, можно будет сообразить, куда и как гнуть дальше. Честность ведь - лучшая политика, не так ли?
     - Это - производные единственной, совершенной давным-давно ошибки. Я не знаю, кем конкретно, так далеко мои познания не простираются. В незапамятные, как у вас принято говорить, времена некие мудрецы ухитрились привязать Таорэру к Земле, получилось подобие гантели, шарики которой находятся в разных Вселенных и одновременно составляют неразрывное целое. Попросту говоря, все имеющиеся у нас, у вас, у форзейля Антона приборы фактически не что иное, как ключ, отпирающий дверь между двумя комнатами. Никаких десятков парсеков... Вы не пробовали с помощью своего СПВ или нашего блок-универсала попасть хотя бы на Марс?
     - Постой, - без всякого удивления спросил я, - но ведь в пределах Земли эта техника работает не только в межпространственном, но и межвременном режиме...
     - Это уже из другой оперы. А мы все, - она изобразила рукой округлый жест, - оказались настолько недальновидны, такую за последние перепутанные времена дорожку протоптали, что нашлись желающие тоже по ней прогуляться...
     - Кто? - с напором спросил я.
     Она поднесла к губам крошечную рюмочку зверски крепкого миндального ликера.
     - Теперь твоя очередь отвечать...
     - Охотно, если смогу. Но все же, как ты назовешь тех, что пришли?
     - Я не знаю их имени...
     - Дуггуры - тебя устроит?
     Дайяна поморщилась, будто ликер был настоян на хине.
     - Опять ваш Антон! Признаться, я до сих пор не понимаю, что вы в нем нашли...
     - Почтеннейшая, - я с трудом отвел глаза от груди, едва не выскользнувшей из-под ослабшей (случайно или намеренно) складки сари, - стоило вашим оперативникам, охотившимся за Ириной, сесть с нами за стол и поговорить, как цивилизованным людям, а не изображать из себя приблатненных хамов, мировая история двинулась бы совершенно в другом направлении...
     - Что теперь говорить. - Она сделала отстраняющий жест. - А что вы учинили такое, после нашего не совсем приятного прощания здесь, позволившее этим... существам выйти на Таорэру? Наверняка ведь вы что-то сделали...
     - Слушай, дорогая, я настолько далек от всяких теорий... С самого первого вторжения ваших агентов в нашу жизнь мы поступали исключительно ситуативно. Реагировали на вызовы доступными способами - "здесь и сейчас", не имея никакого понятия о глобальной геополитике. Очень было бы здорово, если б мы сумели составить сейчас четырехмерную схему всех наших контактов, взаимодействий и пересечений. Я в отличие от тебя простой земной человек с обычным гуманитарным советским образованием. Как какой-нибудь готтентот или папуас научился водить джип и стрелять из автомата. Но это не делает меня равным выпускнику Оксфорда с десятью поколениями предков, учившихся там же...
     - Анастасия, - позвала она привлекшую мое внимание девушку, которая незримо присутствовала поблизости.
     Через несколько минут та принесла подобие ноутбука, придуманного земляками за время нашего двадцатилетнего отсутствия. В восемьдесят четвертом хилый "Атари" казался недостижимой вершиной человеческой мысли. А потом люди, наплевав даже на лунную программу, не говоря о межпланетных полетах, увлеклись никчемной, по большому счету, бытовой электроникой.
     Этот, Дайянин, был, конечно, намного лучше тех, что продавались в магазинах Москвы-2005. Он умел создавать минимум трехмерные проекции на месте плоского экрана.
     - Давай, Андрей, посмотрим, как нам выстроить единую и непротиворечивую, компаративную [84] таблицу...
     Мы посмотрели.
     Кое-что получилось. По крайней мере, удалось соотнести, свести в одну группу события последнего года. Независимо от места их протекания. О Сашкиных приключениях в Сети я говорить ей не стал. Да этого и не требовалось. Картинка складывалась сама собой.
     Реальное время горизонта событий для всех параллелей сжималось в несколько значащих месяцев.
     Роковой ошибкой Валентина была постройка "машины времени". Образовался хитрый горизонтальный пробой, объединивший линии "бокового времени" 2005-дубль, новозеландский форт, построенный как раз на линии разлома 1925-2005, сразу два варианта реальности-38, и, конечно, очень повлияла шульгинская блокада Сети. Предпринятая, в свою очередь, после грубой, впрямую не спровоцированной агрессии.
     В результате всех этих деяний, по отдельности не слишком значительных (как незначительно выглядели действия европейских политиков между Первой и Второй мировыми войнами), для дуггуров сложилась великолепная возможность вторжения для захвата лебенсраум[85], как для Гитлера в тридцать девятом.
     Дайяна была хорошим аналитиком. Гораздо лучшим, чем Антон, что не отменяет факта ее проигрыша и его выигрыша. У нас в общаге говорили - "как карта ляжет".
     За три месяца (настоящих, физических), составляющих две с лишним тысячи часов, сто тридцать тысяч минут и около восьми миллионов секунд, она, не имея других занятий, занималась исключительно размышлениями. Если умножить предыдущие числа на скорость мыслительного процесса, подкрепленного сохранившейся в ее распоряжении техникой, итоги получились интересные.
     
     Пользуясь методом обратной экстраполяции, Дайяна проникла в сферу дуггурского эгрегора. Проникла и ужаснулась, гораздо сильнее, чем ужаснулись мы. Нас было много, мы были победителями по внутреннему самоощущению, опирались на непревзойденные (с нашей точки зрения) технические возможности трех цивилизаций. А ей оставалось только выживать. Шаг влево, шаг вправо - пропасть; впереди тьма и ужас, позади - ничего!
     И дуггуров уловила своими сенсорами именно она. Сначала как раздражающий мыслефон там, где ничего подобного быть не должно, потом, сосредоточившись и напрягшись, - как нечто конкретное.
     Она проникла в совершенно чуждую ноосферу. И сильно испугалась. Аггры, что о них ни воображай, вполне приличные гуманоиды. Со своими заморочками, но если умеют создавать таких девчат, как Ирина, Сильвия, сама Дайяна и сейчас здесь суетящихся, - абсолютно "наши люди".
     Те же... Не хотел бы я, даже по хорошей пьянке, слиться сознанием с обычным домашним пауком. Тараканом тоже. За остальным - к Кафке и его персонажу, Грегору Замзе, кажется?
     - А не ты ли, уважаемая, им наводку дала?
     Глоток кофе из чашечки, глубокая затяжка прочищающим мозги вирджинским табачком.
     - Я вот здесь вижу, на схемке нашей, что они влезли к вам одновременно с заходом в Москву-38. Нет? И единственный объединяющий фактор - твой Лихарев.
     - Твой Шульгин - тоже...
     - Не-а! Шульгин пусть чуток, но позже. А еще был Юрий, твой координатор, дореволюционный предшественник Валентина! Он первый попал под удар. И в тридцать восьмом к его дому явились. Это вы их притягиваете! Запахом или не знаю чем.
     - Нет, вы! - Дайяна чуть не выскочила из трусов, если они на ней были, так дернулась.
     - В холодный душ сходить не желаешь? - спросил я. - Нервничаешь сильно. Тем более вопрос не кардинальный. Вы, мы как-то разбирались между собой, а тут - они пришли. Дальше говори.
     Дальше выходило так, что по следу дуггуры двинули свои разведотряды. Мало что зная о наших реальностях фактически, они осознали открывшиеся возможности ментально. Этот термин я употребляю крайне приблизительно, за отсутствием более точного. Причем здесь сразу же проявилась роковая (пока что для дуггуров) ошибка.
     Ну вот, предположим, руководствуясь какими-то своими справочниками, вы вообразили, что определенной формы след на снегу принадлежит пушному животному, дающему ценный мех и обладающему вкусным и нежным мясом. Прочие его свойства в книге не оговорены как якобы несущественные. Вы азартно идете по следу и приходите - куда? Правильно, к берлоге. Суете туда палку. Остальное объяснять? Так и у дуггуров. Не хватило лишней строчки в справочнике, всего лишь.
     Не смогли они оценить готовность людей к сопротивлению. А когда оценили, не по количеству своих потерь в предварительных, прощупывающих стычках, а по зафиксированным эмоциональным всплескам бойцов, с которыми им пришлось встретиться, задумались. Доступным им образом.
     Так же одновременно нащупали они и выход на Валгаллу. Каким-то образом установили, что это фактически одно и то же. Избы одной деревни или комнаты одной квартиры. Только населенные другими жильцами, к сопротивлению не готовыми, а в благоприятной обстановке готовыми к сотрудничеству. Вот и двинулись сюда, оставив на потом Землю с ее злобными, жестокими (в свободное от потусторонних вторжений время), азартно уничтожающими друг друга обитателями.
     Дайяна рассчитала, что, отступив в горы, оставив дуггурам на растерзание квангов, за людей не считающихся, она сумеет выиграть необходимое время.
     - Для чего необходимое?
     - Я закончила бы подготовку курсантов по полному циклу и вернулась с ними на Землю. Нет, нет, не думай, больше никаких авантюр против вас я затевать не намеревалась. Мы же тогда на Базе обо всем договорились... Я вернулась бы с ними к Лихареву, в его две тысячи шестой, вам ведь совсем ненужный, и начала действительно спокойную, мирную жизнь...
     Я посмотрел на нее, на прелестную Анастасию, по легкому движению моей руки подавшую бокал ледяной минеральной воды, и расхохотался. Искренне, от всей души. Впервые за этот ужасно долгий день. Девушка взглянула на меня испуганно (бьют их здесь, что ли, или на самом деле "белых варваров", кроме Лихарева, никогда не видела?), а Дайяна - недоуменно.
     - Ох, уморила! Я представляю: прибытие курьерского поезда на Пятигорский вокзал, и из вагонов - десант. Ты и полторы сотни немыслимых красавиц в одинаковой униформе! Курорт, лето, войска Гвардии по региону развернуты, на случай новой войны с турками. Это ж, получается, как бы передвижной бордель на заработки прибыл...
     Она сдержанно усмехнулась.
     - Отдаю должное твоему воображению и чувству юмора. Но представь: даже для такой роскошной сцены у меня нашлось бы объяснение. По приглашению баронессы Э*, известной меценатки, и господина Лихарева, тоже мецената и покровителя всех униженных и оскорбленных, - на Воды для поправки здоровья приглашен пансион благородных девиц в полном составе из города N*, во главе с директрисой, кавалерственной дамой Д*...
     - Недурно. - Я поощрительно похлопал Дайяну по круглому, словно специально для этого выставленному колену. Хамить так хамить. - В течение года-двух ты раздаешь своих девочек замуж в лучшие фамилии России, благо, после реставрации монархии там наверняка имеется ажиотажный спрос на титулованных невест. Титулы ведь всем сумеешь оформить? И дальше совсем ничего не придется делать, сиди хоть в Кисловодске, хоть в собственном особняке на Дворцовой набережной в Питере и стриги купоны. Королеву Викторию называли "бабушкой всей Европы", а ты?! Отлично придумано...
     - С каждой встречей ты тоже открываешь мне все новые и новые свои таланты, - без намека на лесть сообщила Дайяна. - Можешь не верить, но замысел у меня был именно такой. Жить, ни во что не вмешиваясь, но быть уверенной, что этой, окончательной жизни ничто больше не угрожает...
     - Так и мы не против. Разобраться бы только, что с дуггурами делать...
     - Я подумала. Лучший выход, мне кажется, - ничего. Урок вы им преподали. Страшный. К потерям рабочего скота, "монстров", они нечувствительны, но на гибель "мыслящих" реагируют очень болезненно. Вы уничтожили один их экипаж в Москве-38, гораздо более многочисленный - здесь. В их понимании - это неприемлемый ущерб. И, как я успела зафиксировать, вы обменялись крайне серьезными психическими ударами. С точки зрения ксенодипломатии, как я ее понимаю, это не только формальное объявление войны, но и предварительный обмен ядерными ударами.
     - Ну и что? - спросил я.
     - Поднимается ветер, - не в тему ответила Дайяна. - Через час или около того на долину обрушится снеговой шторм огромной силы...
     - Опять дуггуры?
     - На этот раз нет. Природа. Вы прожили на Таорэре меньше годового цикла, причем в удивительно мягкое предзимье. Повезло, наверное. Захватили бы вас настоящие морозы с ураганами...
     - Когда строили форт, мы подобное предполагали. Морозы за пятьдесят, подходящие бураны. Не дураки - в России выросли. Если вокруг растет вековой сосновый лес, то ветров, способных разрушить бревенчатый терем, прикрытый крепостной стеной, быть не может в природе. Иначе вместо мачтовых сосен остался бы тундровый стланик...
     - Правильно. Но несколько месяцев вы сидели бы взаперти. Я тут прожила почти двести лет, все причуды погоды знаю. Базу защищала стена времени, кванги прятались в подземельях своих гор, как гномы...
     - Но ваш поселок стоит, никуда не делся...
     - Раньше мы его тоже умели прикрывать, сейчас - нечем. До сих пор у нас почти лето. Посмотришь, что скоро будет твориться...
     - Выживем? - с ироническим испугом спросил я.
     - Должны, только снега до крыш нанесет...
     - Люблю катаклизмы, - сказал я мечтательно. И это было правдой. - А что дуггуры?
     - Надеюсь, где-нибудь через год они приведут свои мысли в порядок, и вернутся. Чтобы отомстить и восстановить "утерянное лицо".
     - Сюда, на Валгаллу?
     - Скорее всего. Про Землю-2006 они, видимо, не знают. "Тридцать восьмая" реальность грозит войной, которую выиграть проблематично... И знаешь почему?
     Глоток ликера, потом кофе, минералки, и затяжка крепкой сигарой. Великолепно, на душе немного полегчало. Может, от Дайяны своя аура исходит, нейтрализующая? Первые порывы ветра, как и обещано, засвистели в кронах сосен. "Пусть скорее грянет буря!" - писал не сильно умный Буревестник революции.
     - Просвети...
     - Эмоциональный фон планеты переполнен невероятной готовностью убивать. Всех подряд...
     - Вот об этом можешь не рассказывать, что такое тридцать восьмой и следующие семь лет - и так знаю! Наш советский Гумилев пополам с Киплингом, Константин Симонов писал: "Война такой вдавила след и стольких наземь положила, что двадцать лет, и тридцать лет живым не верится, что живы..."
     Я подумал - а ведь все верно! Существам, трепетно относящимся к своей психике и реагирующим на ментальные посылы, как мы на прожекторный свет, выдержать суммарную ауру миллиона человек, рвущих друг другу глотки под Курском или в Сталинграде, - невозможно. Любые нейроны сгорят, как горсть лучин в доменной печи.
     Есть китайская поговорка: "Нельзя завернуть огонь в бумагу".
     - Тогда что им остается?
     - Или оставить свою затею, или изобрести новые способы защиты. И вернуться готовыми...
     - Нет, нет, милейшая, ты, кажется, чуть раньше слегка проговорилась. Давай, выпей еще. Я смотрю, гомеостата на твоей прелестной ручке нет. Почему?
     - Невозобновляемый ресурс. С тех пор как связь с материнской планетой утрачена. Я его спрятала. Ваши манеры мы знаем, могли и отнять...
     Это точно - могли. Почему не отняли в свое время - отдельный разговор.
     - Тогда выпивай и закусывай. Люблю разговаривать с в меру поддавшими женщинами...
     Ураган ударил по долине еще раньше, чем предсказывала Дайяна. Будто в Новороссийске, с окружающих горных хребтов хлынул ледяной ветер, перемешанный с тучами снега. Все затянула белая муть. Но воздушно-тепловая завеса лоджии пока держала.
     Странным образом, этот природный катаклизм принес мне еще толику облегчения. Или - отвлечения.
     - Давай опустим рамы, - предложила хозяйка. - Вентиляторы скоро пойдут вразнос.
     - Тебе виднее, я в вашей машинерии не секу...
     Оправленные в металл блоки стекла, похожего на флинтглас [86], надежно отделили нас от буйства стихий.
     - Отдадим дуггурам Таорэру? - спросил я. - Эта мысль в твоих речах прозвучала.
     - А ничего другого просто не остается. Мне кажется, в нашем положении идеальный вариант - мне увести свой "выводок" в две тысячи шестой, дорога туда пока еще открыта, заблокироваться с той стороны, не оставив "запаха мысли", вам - куда-нибудь еще. Тоже за пределы разведанных ими реальностей. И тихо ждать. Я смогу разбросать здесь кое-какие приманки. И когда они придут...
     - Мы им ка-ак вмажем...
     - Примерно так. Главное - оттянуть их внимание от Земли, пока они не нашли других реальностей. От вашего двадцать пятого года в том числе. Видишь, тут все взаимосвязано. - Она ткнула пальцем с длинным алым ногтем в экран ноутбука. - У вас есть куда отступить?
     Вот черт, удивительно совпадают ее предложения с тем, что говорили Антон и Замок. Есть поговорка: "Если трое говорят тебе, что ты пьян, не спорь и иди спать".
     Я бы согласился, не присутствуй сомнение, что совет исходит из одного источника.
     Да если и так?
     Если чужой совет совпадает с твоим собственным интересом, не признак ли это его правильности?
     А теперь перестанем спорить. Сделаем вид, что удовлетворены беседой, что набрались под самую завязку, пойдем отдыхать, воины, утомленные битвой, наслаждаясь воем ветра в каминных трубах и картечными снеговыми ударами в окна. До чего здорово спится в такую погоду...
     Особенно мне и сейчас! Когда просто для того, чтобы жить, требуется невероятное усилие.
     - Поищем, любезная мадам, поищем, - ответил я заплетающимся языком. - Наступать иногда некуда, а отступить - запросто...
     
     Глава двадцать четвертая
     
     Вообще можно было отваливать домой прямо сейчас. Я узнал все, что хотел, вернее - все, во что меня сочли нужным посвятить. Дайяна ни разу не обратилась в ретранслятор Игроков, как случалось раньше. Это могло служить подтверждением того, что Сашка действительно отсек нас от Сети, а могло и нет, с тем же успехом. Например, если Валгалла по ряду причин осталась вне того Узла. Или - еще не пришло время.
     На заданный впрямую вопрос, со ссылкой на наши с ней "дружеские" беседы на катере "Ермак Тимофеевич", не чувствует ли она присутствия поблизости Игроков или Держателей, не случались ли у нее с ними за последнее время какие-нибудь контакты, она ответила отрицательно. Ничего подобного с момента того "прощания" с ней не случалось. Все, что она делала, включая встречу с Шульгиным и Лихаревым в нашем форте и авантюру по захвату "реальности-2005/06", творилось по ее собственному желанию и разумению. Она сама думала, что неплохо бы посоветоваться со всемогущими и всезнающими демиургами, но - увы. Они, пожалуй, действительно утратили интерес к человеческим делам. Как и обещали...
     Ну и не надо. Очень возможно, что общая Игра на самом деле закончилась и теперь - каждый за себя. К окончательному выводу я пришел, и формулировался он крайне просто, пусть и не очень деликатно: "А катитесь вы все!"
     В чем был смысл предыдущих Сашкиных похождений здесь - тоже понятно. "Демоверсия" компьютерной игры, сработанная Игроками, чтобы заинтересовать, привлечь внимание. Получилось. Мы купились, немного развлеклись, немного поучаствовали в развитии интриги, показали, что шашки еще не заржавели и в случае необходимости способны, как те "немногие", доставить крупные неприятности "очень многим" [87].
     Но теперь - точка. Существуют до сих пор высшие по отношению к нам силы в обозримой Вселенной, нет - не важно. Уйдем, если выпустят, и начнем заниматься только собственными делами.
     
     В первом часу ночи, наговорившись с Дайяной и придя к определенным соглашениям, я выразил желание направиться в отведенную мне спальню. Поддержание внешнего спокойствия, рассудительности, прекрасного самочувствия далось мне неимоверно тяжело. Как Штирлицу, находящемуся на грани провала, у которого вдобавок разболелись сразу все тридцать два зуба, обострилась язва желудка и сердце жмет стенокардия, пришлось бы небрежно беседовать с Шелленбергом, разыгрывая очередную остроумную комбинацию.
     Сашка и Олег ушли к себе намного раньше. Каждый - в сопровождении своей "стюардессы".
     Дайяна мне сказала: "Зачем ты удивляешься или ревнуешь? Эти девушки продолжают обучение. У нас большие сложности с практическими занятиями, а сейчас есть случай поработать с реальными объектами. Пусть попробуют..."
     - Мы с тобой не попробуем? - из последних сил осведомился я, одновременно прикидывая, каким образом и способом стану отыгрывать назад, если она вдруг согласится. Деликатным или унизительным - вот в чем вопрос.
     Самое лучшее в любых похожих обстоятельствах - изображать из себя смертельно пьяного. Люди, прежде всего женщины, ужасно легко ловятся на такой примитивный прием. Резко, неконтролируемо теряешь ориентацию в пространстве, плетешь непослушным языком незнамо что, выпучиваешь глаза, неспособные сосредоточиться на цели... Про остальное не говорю.
     Эти дамочки, жрицы партеногенеза, в глубине души презирали мужиков настолько, что проглатывали простейшую наживку. Не требовалось быть Смоктуновским или Михаилом Чеховым, чтобы сыграть то, чего они в глубине души ждут. Даже с точки зрения Дайяны человек, выхрюкавший литр-полтора смеси всего со всем, должен выглядеть именно так. Если не хуже. Я хоть на ногах держался.
     - Не сегодня, хорошо? - ответила Дайяна, глядя, как я пытаюсь сохранить равновесие, цепляясь за дверные косяки. - Тебя проводят. День был очень трудный, я понимаю. Почти бесконечный. Выспись как следует...
     Кроме будущей царевны Насти, проводить меня было некому. Не хозяйке же! Я крепко вцепился в ее локоть, и мы побрели. Причем привела она меня совсем не в ту комнату, что я наметил себе в час прибытия. Думают - забыл? Ну и ладно.
     Пришлось, спотыкаясь, забраться по крутой лестнице в мансарду, тоже уютно обставленную.
     Опираясь на руку и талию девушки, я чувствовал мощную упругость ее мышц. Сам изображая вялость и слабость. С первых дней близкого знакомства с Ириной я отметил такое же свойство моей подружки. Сначала не понял, думал, просто классная спортсменка. Были у меня знакомые мастерши спорта, которых за задницу хрен ущипнешь!
     Потом разобрался, узнал, что у аггрианских антропоморфов мышцы, как у представителей вида кошачьих. При одинаковой массе - эффективность каждого волокна вчетверо выше.
     - Настя? Да, Настя, я помню, - сев на пуфик рядом с койкой, заплетающимся языком вымолвил я. Начал стаскивать тесные туфли, прилагавшиеся к смокингу. - Ты, Настюша, кофейку спроворь, коньячку стакан, на утро приготовь минералочки, раздень, ублажи и спать уложи...
     Как здорово действуют не предусмотренные программой формулы! Настя точно не успела в курсе обучения дойти до не канонического фольклора. Канонический тоже изучить не успела. Троечница или второгодница? Но красива, чертовка, до остолбенения.
     Насчет кофе и коньяка она управилась мигом - линии доставки здесь действовали не хуже, чем в Замке. Вышла в коридор и тут же вернулась с запрошенным. Отказывать гостю в просьбах инструкции наверняка запрещали, и все же она спросила, по доброте душевной:
     - Стакан - не много ли будет?
     - Как будто я его пить собираюсь, - перешел я на жесткий и совершенно трезвый тон. - Присядь-ка вот сюда. - Я указал на край кровати, перед столиком, куда она поставила мельхиоровый поднос. - Выпей сама. - И протянул ей хрустальный стакан с коньяком.
     - Да что вы, Андрей Дмитриевич? - Это сработала предыдущая программа. Повинуясь следующей, она сделала два неуверенных глотка. Я сунул ей в руку чашку действительно хорошо заваренной "робусты".
     Ее светло-каштановые прямые волосы до плеч, спереди падающие на лоб, почти закрывающие большие грустные глаза, вытянутые до середины ковра изящные, длинные, идеальных пропорций ножки должны были привести меня в должный настрой. Но зачем это Дайяне? Неужели действительно производственная практика для курсантки? Не шантажировать же она меня собралась? Ирине фотографии или видеозапись предъявить? Начальства надо мной нет, общественное мнение Югороссии таким образом возмутить тоже не удастся, личность я там давно уже неофициальная, широкими слоями населения практически забытая. Что еще? Попытаться выведать у меня в постели некие тайны? Глупость. Дайяна знает, что я не по зубам даже ей самой, куда там девчонке недоученной...
     Конечно, не терзай меня сейчас изнутри огненные когти, я, наверное, не стал бы корчить из себя невинность. Что такого? Ирине я не изменял и не изменил бы. Всерьез. А слегка развлечься после смертного боя - ничуть не хуже, чем эротический фильм посмотреть. Или просто пофантазировать насчет чужой жены...
     Уловив мой взгляд, Настя, будто бы смутившись, встала и отошла к окну. Сзади она смотрелась еще лучше.
     Опять же, подобное в моей жизни уже было. Очень, очень давно. Девушка в облегающем костюме, ноги в золотистых чулках, туфельки на десятисантиметровых шпильках... Она, помнится, на вечеринке в чужой квартире, на пятнадцатом этаже дома на Котельнической, опершись о подоконник, выглянула в окно, чтобы полюбоваться Москвой с птичьего полета. Ей - огни ночного города, а мне приоткрылись кружевные оборочки трусиков и незагорелая кожа между ними и краями чулок. Ох, как это взволновало тогда!
     Нет, у Анастасии ничего такого видно не было. Только натянувшаяся на тугих полушариях юбка и ноги, приоткрывшиеся чуть выше подколенных ямок.
     Ураган завывал и встряхивал коттедж. Завтра, если он утихнет, девчатам, как нормальным солдатам-первогодкам, придется брать фанерные лопаты, расчищать линейку, дорожки и плац. Весьма оздоровительная процедура.
     
     - Настасья, тебе что было приказано? - спросил я командирским голосом, изгнав из организма последнюю молекулу алкоголя. Мне было просто интересно, как вымуштрованы девушки Дайяны.
     - Свет - потушите... - услышал я едва ли не шепот.
     - Свободно...
     Дернул за шнурок - торшер погас. Однако в окно проникало достаточно света уличных фонарей, пробивавшегося сквозь вьюжную круговерть.
     Настя, не оборачиваясь, сняла жакет, бросила его на пол. За ним - форменную блузку. На этом замялась. Зябко повела плечами, перечеркнутыми узкими бретельками.
     Это мы тоже понимаем, схема - "гимназистка". Эмансипированная девушка вроде и пришла к мужчине в комнату, решилась отринуть предрассудки, а они не пускают. Хочется ей познать неведомое и манящее, о чем так заманчиво пишут Гиппиус и Арцыбашев, а в то же время и стыдно раздеваться, как в бане, и страшит предстоящее, окончательное...
     Интересно, а сколько у нее других "подпрограмм" в запасе, почему избрала именно эту? Или так в задании записано?
     Наконец преодолела себя, повернулась, по-прежнему смущаясь, отворачивая лицо и неловко прикрывая маленькую грудь под полупрозрачным розовым бюстгальтером, неуверенными шагами подошла, остановилась в трех шагах, расстегнула пряжку поясе, переступила через упавшую юбку.
     Все правильно, Дайяна знает, как стажерок перед зачетом одевать. Колготки - не комильфо. Чулки, ажурный поясок и пристойного покроя трусики.
     Вздохнула, присела на пуфик возле тумбочки, сжав колени. Надеясь, что остальное сделаю сам.
     - А если я скажу тебе - уходи? Думаешь, я таких девчонок не видел? Собирай свои шмотки и уходи. Ты мне в дочки годишься...
     А что? Мне, по последним расчетам, около тридцати восьми, ей - ну, не знаю. Девятнадцать, двадцать. Теоретически допустимо.
     Она вдруг подалась вперед, опустившись на колени, одной рукой обняла меня за плечо, прижалась мягкими и жаркими губами к щеке.
     - Уйти? Уйду, прямо сейчас. Вам все равно? Вы жесткий, хитрый человек, изображали пьяного, а сами совсем трезвый. Зачем? Хозяйку обмануть? Вам трудно поучить девушку? Я именно девушка. Все зачеты я сдала, а практики нет. Не с кем. Вам что, трудно помочь? Иначе меня на Землю не пустят...
     Ни хрена себе теория и практика! Ирину тоже так тренировали?
     Мелькнула мысль, а вдруг мне это - поможет? Бурная ночь с юной красавицей, взрыв положительных эмоций оборвет вливающийся в мою душу поток черной энергии?
     Увы, нет. Я настолько раздавлен, что ничего не смогу. Поведение девушки, вид ее полуобнаженного тела вызывают не вожделение, а неприязнь. Сашка рассказывал, нечто подобное с ним случилось в институте во время прохождения курса гинекологии.
     Я слегка отстранился, указав глазами, чтобы села, где сидела. Анастасия повиновалась, только колени больше не сжимала. Наоборот.
     Взял сигарету, она тут же поднесла зажигалку. Теперь можно и самому сделать глоток: совсем чуть-чуть, но помогает.
     - Если вопрос только в этом... А тебе самой действительно этого хочется? Бывает, в таких делах не стоит торопиться. Мне ничего не стоит сделать так, чтобы и Дайяна и ты сама остались в полной уверенности, что все произошло, как надо. Ложись лучше, спи, кровать широкая. На Землю ты попадешь в числе лучших выпускниц, золотых медалисток. Запомни код, по которому сможешь меня отыскать. Я с гораздо большим удовольствием приму на себя роль доброго дядюшки-покровителя, чем престарелого любовника. Ей-богу...
     Мне показалось, невзирая на полумрак, что глаза ее блеснули благодарностью. Но вполне мог и ошибиться, откуда мне знать, по каким принципам Дайяна их воспитывала? С тем же успехом я мог нанести сейчас девушке глубокое оскорбление. Да нет, не должно, она ведь олицетворяет русский типаж... Бедная Лиза, княжна Мэри, Маша и Дубровский... Ирина, по крайней мере, к осознанному и добровольному выбору подошла почти через полтора года романтических отношений...
     - Вам, конечно, виднее, Андрей Дмитриевич, - спокойным мягким голосом ответила Настя. Не вставая, отщелкнула застежки пояса, стянула его вместе с чулками, бросила поверх юбки. - Если сможете сделать так, чтобы мадам поверила, - пожалуйста. Хотя все же интересно было бы узнать, что при этом чувствуешь...
     - Успеешь, - повторил я. - Ложись, и давай поговорим просто так...
     Как только девушка начала раздеваться, я поставил вокруг комнаты ментальный блок, по рецепту Удолина. Даже если здесь установлены оптические камеры слежения, Дайяна не увидит и не услышит ничего. Только, если сумеет, прочтет адресованное лично ей послание о том, что я в порнофильмах не снимался и сниматься не собираюсь.
     Крайне осторожно я расспрашивал Настю о том, как им здесь живется, чему учат, какие обещают перспективы жизни и карьерного роста. Пожалуй, Дайяна меня не обманывала. Даже используя все известные мне методики растормаживания личности, я не смог вытянуть из курсантки ничего, касающегося возможного участия в программах разведывательно-диверсионной деятельности.
     В пределах ее неокортекса [88] содержались сведения, необходимые для успешной адаптации на Земле, причем действительно в районе две тысячи пятых годов (обеих реальностей), довольно приличный информационный блок нескольких университетских курсов, свободное владение языками романо-германской группы, не считая славянских, конечно. С такой подготовкой девушка свободно могла за несколько лет достичь вершин в почти любой избранной профессии или стать незаменимой помощницей и добрым гением стремящегося в высшим государственным постам мужа.
     Ни малейших намеков на нелояльность будущей Родине или ориентацию координатора, подобного Ирине или Сильвии.
     Конечно, Дайяна с тем же успехом могла подчистить сознание и подсознание девушки перед тем, как отправить ее в мою постель, но это вряд ли. Слишком глубокий процесс, тем более что она не могла быть уверена, что я выберу именно эту.
     Из книжек и общения с Константином Васильевичем, Сильвией, Антоном я знал, что теоретически есть способы внедрять сверхзащищенные, многослойно прикрытые установки, срабатывающие через годы автоматически или по особому сигналу, но это такая экзотика, на грани легенд... Как использование участковым Анискиным полиграфа и пентоталовой сыворотки при расследовании кражи аккордеона из сельского клуба.
     Зато я, кандидат в Держатели, подкрепленный некоторыми антинаучными методиками Удолина, умел делать с психикой не готовых к такой внезапной агрессии людей нечто такое, что и Дайяне не под силу. Там, где она действовала, грубо говоря, ломом, я обходился отмычкой из дамской шпильки.
     Настю я перевербовал, не коснувшись сути ее личности. Если нам доведется когда-нибудь встретиться на Земле, она будет меня слушаться, как любящая дочка обожаемого папу. Дайяна же останется деспотичной теткой, почитать которую необходимо, но лишь до поры... Ни в коем случае не демонстрируя непокорности и неприязни.
     Это я сделал. Потом навеял сладкий сон. Что может быть лучше - заснуть в мягкой постели, под вой и рев сотрясающего дом урагана, в полной уверенности, что стены надежны и печь тепла, а рядом человек, способный защитить от любой мыслимой опасности. Я аккуратно поправил ей одеяло, спел колыбельную, пусть и мысленно. Ушел по узкой деревянной лестнице наверх, в совсем маленькую комнатку, с косыми скатами потолка, где распрямиться в рост можно только под центральной балкой, зато окошки - на все четыре стороны света.
     Ох и пурга, ох и ветер. Не знаю, сам по себе он пришел или напустил кто, но моментами возникало сомнение - выдержит ли дом. Кажется, при ста метрах в секунду никакие строения, кроме каменных замков, устоять не могут. Вспомним азиатские тайфуны и американские торнадо. Тем интереснее...
     Курил не знаю какую по счету сигарету, с огромным уважением к себе думал, что остаюсь приличным человеком, "шестидесятником" в советском варианте, "аристократом духа" по понятиям "серебряного века". Какой молодец, а? Не набросился на восхитительную девушку, поддавшись гнусным инстинктам. Сделал все наоборот...
     Тут же вспомнился давнишний роман, где такому вот благородному герою вроде меня слишком поздно стало известно, что, "пожалев" предлагавшую ему любовь юную девушку, он обрек ее на унизительную смерть. Слишком уж в нашем мире множества цивилизаций и этик несовпадающих понятий. А в не нашем, нечеловеческом?
     Вернулся и еще раз, преодолевая огромную усталость, послал крепко спящей Насте роскошный эротический сон. Самый настоящий. Утром она будет абсолютна уверена, что я ее разбудил и мы с ней творили такое...
     Пусть верит. И Дайяна не сможет не поверить... Пусть только попробует! Моя мыслеформа и ее достанет.
     А теперь и сам постараюсь заснуть. Очередным волевым усилием, пусть воли оставалось совсем ничего. Заснуть, как смертнику перед казнью...
     Это мне удалось, хотя спал я отвратительно. Снились громадные ватные шары, катящиеся со всех сторон, наваливающиеся, душащие. Всю ночь я отталкивал их от себя непослушными, невероятно распухшими и уродливыми руками. Какой-то тифозный бред...
     Настасья разбудила меня своим шуршанием в комнате. Вновь одетая по полной форме, свеженькая, она смотрела на меня с обожанием и, упаси бог, с любовью. А что еще нужно молодой девушке, впервые испытавшей... Во сне или наяву - невелика разница. Скажи я сейчас - пойдет за мной на край света. Наверное...
     Очень неприятное, должен отметить, ощущение, тоже следствие ничуть не ослабевшей за ночь депрессии. Интересно, а обычной земной химией, препаратами из Сашкиной аптечки вылечиться можно?
     Я поцеловал девушку в щечку, погладил по руке и попросил "отбыть в место расположения". Одеваться, бриться и так далее я люблю в одиночестве. Ей же следует доложиться по начальству. Когда будет нужно, мы встретимся...
     
     Завтракали вчетвером. Мы и Дайяна. Лихарев не появился. Спрашивать о причине не стали. Значит, так нужно.
     Ураган немного поутих, но оставался достаточно сильным, чтобы желания выйти на улицу не возникало. Разрушений он не принес, однако действительно засыпал поселок снегом по окна вторых этажей.
     После ночи, проведенной с курсантками, и вряд ли столь целомудренно, как вышло у меня, Олег выглядел слегка смущенно, Сашка, напротив, весело.
     - Одним словом, уважаемая, - сказал я хозяйке, - свою миссию считаем выполненной. И готовы откланяться. Как только сочтешь, что у тебя все готово, перебирайся на Землю. Устроиться поможем в меру возможностей. Даже лично представим новому Государю. Ты на него произведешь неизгладимое впечатление, а уж как этим воспользуешься... Он насчет дамских прелестей полный аналог державного предка Александра Второго. Был бы мусульманином, всех твоих девчат в гарем взял. А так - изредка и по одной будешь ему предлагать. Каждая получит мужа, титул и имения... Если сумеет соответствовать державным вкусам.
     - А вы что решили?
     - Не имеет абсолютно никакого значения...
     Это я вспомнил давнюю историю с Воронцовым. Тогда он, опасаясь, что мы можем попасть в плен к агграм, заправил мне такую изящную дезу насчет своих планов, что я проглотил "крючок без наживки". Поверил и если не возненавидел бравого капитана, то проникся к нему снисходительным презрением. Но прав оказался он, а не я. Мы действительно оказались в плену, вот у этой самой Дайяны, и ничего, кроме эмоций плюс легенды она из меня вытащить не смогла. Что и помогло нашему последующему спасению.
     Вот теперь и Дайяне не нужно знать ничего лишнего.
     - Вернемся домой, в Югороссию-25. Обустроишься в окрестностях Машука и Бештау, заходи в гости. Ждем-с. Подумаем насчет отражения агрессии дуггуров, если таковое последует. Догадаешься, как организовать контртеррористическую операцию, - обсудим. Пугнем врага на его территории...
     - Ну, вы разошлись, ребята, - с простецкой, мало соответствующей ее облику улыбкой ответила Дайяна. Впрочем, сегодня она явилась не в сари, а в нормальном джинсовом костюме, с невысокими разрезами по бокам юбки.
     - Да что же нам, дорогая, остается? - спросил Шульгин, пропустивший большую часть вчерашнего ночного разговора, однако легко встроившийся в тему.
     - Возможно, и ничего, - вздохнула она. - Я послала Валентина и еще несколько девушек, чтобы они перегнали сюда танки с гравипушками, другую пригодную для обороны технику. После того перепуга, что вы агрессорам устроили, сразу они не полезут. До нужного момента мы продержимся.
     Что она считает "нужным моментом", я спрашивать не стал. Наверное - выпускные экзамены.
     - Вот и хорошо. Ответь еще на один вопрос, перед тем как распрощаться, - почему у тебя остались одни девушки? Раньше были ведь и мужики, мы сами видели. Тот же и Лихарев...
     - Не стоит касаться этой темы, - поморщилась Дайяна. - Деталей вам все равно не понять...
     - Как же, как же, - шутовски ухмыльнулся и развел руками Сашка. - Биологию не учили. Только тема эта нам неинтересна. Сейчас. Скажи спасибо, что мы транспортную "медузу" грохнули. Ты уверена, что она была первая и последняя?
     - Уверена, - напряглась Дайяна.
     - Вот и хорошо. А то бы они ваши контейнеры с зародышами плюс обучающие программы к себе вывезли, и получили б мы все через некоторое время инвазию хорошо обученной человекоподобной агентуры. Лови их потом по всему свету, будто у нас своих дел мало...
     - Вы знали?.. - Дайяна выглядела ошеломленной. А с чего бы?
     - Подумаешь, бином Ньютона! В Пятигорске встретимся - расскажу. Давай прощаться.
     Для эвакуации нам нужна была отдельная комната с хорошо запирающейся дверью, чтобы случайно никто не помешал настройке.
     Входя в нее последним, я придержал Дайяну за локоть.
     - Ты Настасью больше никому не предлагай. У меня на нее свои планы. Договорились?
     - Понравилась? - улыбнулась Дайяна.
     - Очень. Я из нее сделаю человека. Но ты - просто имей в виду... Тебе ведь особого труда не составит? - Я постарался, чтобы слова мои прозвучали не иначе как просьба, но такая, в которой отказать - себе дороже выйдет.
     - Обещаю...
     - Тогда - до скорого свидания...
     
     Оставшись втроем, мы приготовились к медитации. И вдруг Сашка спросил:
     - Ребята, а с Сехметом - как же? Опять исчезнем, как без вести пропавшие? Нехорошо.
     - Что предлагаешь? - осведомился Левашова, которого эта коллизия не слишком интересовала. - Снова туда лететь? По-моему, наигрались под завязку...
     Я тоже так считал. В другом состоянии я бы непременно полетел, объяснил кое-что, свозил в форт, снабдил оружием, но сейчас - сил не было никаких.
     - Жил без нас и еще проживет. Мы ему сказали, что запасами нашими он может пользоваться и что в нужное время опять вернемся. Будет у парня надежда в жизни. Как у евреев на пришествие мессии...
     Шульгин засмеялся.
     - Ты чего?
     - Анекдот вспомнил. На эту же тему. Мессия, наконец, явился в Иерусалим. Все собрались на торжественную встречу. Одного Рабиновича нет. Послали за ним. Тот бухгалтерские книги в порядок приводит. Говорит: "Скоро буду". Опять ждут - нету. Мессия не выдержал, сам пошел. "Ну, сколько же тебя можно ждать?" Рабинович всплеснул руками: "Ах, кто бы говорил!"
     Может, и смешно, но не мне и не сейчас.
     - Поехали домой. Олег прав - наигрались...
     
     Примечания
     
     1
     
     См. роман "Хлопок одной ладонью".
     
     2
     
     К. Симонов. "Старик". Посвящено памяти Р. Амундсена (1872-1928), знаменитого полярного исследователя, первым достигшего Южного полюса в 1911 г.
     
     3
     
     "Флот открытого моря" - наименование морских сил кайзеровской Германии.
     
     4
     
     Имеется в виду латинское выражение: "Темпора мутантур эт нос мутамур ин иллис", в переводе - "Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними". Отче же излагал так: "Время текет, и мы с ею".
     
     5
     
     См. "Час быка" И. Ефремова.
     
     6
     
     Совершенно исключено (нем.).
     
     7
     
     "Кормление" в средневековой Руси - не только способ обеспечить себе пропитание, но и "руководство", производное от слов "кормчий", "кормщик", т. е. "управляющий" морским или речным судном, волостью и т. д.
     
     8
     
     Главная историческая последовательность.
     
     9
     
     См. роман "Одиссей покидает Итаку".
     
     10
     
     В 30-е - 50-е годы имела хождение поговорка: "На нет и суда нет, есть Особое совещание".
     
     11
     
     "Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного".
     
     12
     
     См. роман "Скорпион в янтаре".
     
     13
     
     См. роман "Скорпион в янтаре".
     
     14
     
     Старший майор - спецзвание НКВД и НКГБ до 1943 года, обозначалось двумя ромбами, что примерно соответствовало комдиву (генерал-лейтенанту) армии или дивизионному комиссару, но с несравненно большими полномочиями.
     
     15
     
     Комиссар НКВД (НКГБ) третьего, второго и первого ранга - высшие спецзвания этих ведомств, обозначавшиеся тремя и четырьмя ромбами, по своему положению их носители несравненно превосходили обладателей всех прочих чинов и званий СССР. Расстреливались или арестовывались только по особому распоряжению лично т. Сталина.
     
     16
     
     См. роман "Время игры".
     
     17
     
     Пистолет "борхард-люгер" образца 1902/08 г., известный под названием "Парабеллум".
     
     18
     
     Вельтшмерц - мировая тоска (нем.).
     
     19
     
     См. роман "Скорпион в янтаре".
     
     20
     
     Архетип - изначальные, врожденные психические структуры, образы, мотивы, составляющие содержание индивидуального или коллективного бессознательного и лежащие в основе любых созданий фантазии, в т. ч. художественной.
     
     21
     
     Стихи Д. Лухманова.
     
     22
     
     "По всем правилам искусства" (лат.).
     
     23
     
     За прогул и даже опоздание на работу полагалось до 5 лет заключения или ссылка, как кому повезет.
     
     24
     
     Старая площадь - место расположения комплекса зданий ЦК ВКП(б).
     
     25
     
     Имеются в виду не температурные и не водочные градусы, а степени посвящения в масонском сообществе.
     
     26
     
     Цитата из одного из докладов Сталина в разгар голода и репрессий тридцатых годов. "Жить стало лучше, товарищи, лучше и веселее".
     
     27
     
     Децимация - в римские времена, а также в Красной Армии при командовании Троцкого обычай в струсившей части казнить каждого десятого в строю.
     
     28
     
     Разные образцы станковых автоматических гранатометов.
     
     29
     
     См. "Записные книжки Ильфа".
     
     30
     
     См. роман "Хлопок одной ладонью", т. 2.
     
     31
     
     Разновидность субъективного идеализма, где основным предметом философии считается индивид и его личное представление об окружающем мире.
     
     32
     
     Имеются в виду Г. Грин "Наш человек в Гаване", "Комедианты", Ю. Слепухин "У черты заката", "Ступи за ограду", "Джоанна Аларика", посвященные тайным и явным войнам в Центральной Америке в 50 - 60-е годы ХХ века.
     
     33
     
     Мажордом (майордом) (лат.) - во франкском государстве V-VIII вв. первоначально - управитель королевского дворца, затем нечто вроде 1-го министра.
     
     34
     
     См. роман "Скорпион в янтаре", т. 2.
     
     35
     
     Гистерезис (греч.) - отставание, запаздывание
     
     36
     
     Антиномия (греч.) - неразрешимое противоречие между положениями, каждое из которых признается логически доказуемым.
     
     37
     
     Нарочитая смесь французского и русского. "Ке фер" - что делать? Соответственно - "Делать-то - что?".
     
     38
     
     Инвазия - заражение организма болезнетворными факторами биологического происхождения (вирусами, бактериями, глистами, личинками насекомых и т. п.).
     
     39
     
     "Экзитус" - у медиков употребляется в смысле упрощения полного термина "экзитус леталис", т. е. - "смертельный исход".
     
     40
     
     Нобиле, Умберто, итальянский генерал, руководитель экспедиции на дирижабле "Италия" к Северному полюсу (1928 г.). Потерпел аварию, найден и спасен советскими полярниками.
     
     41
     
     Кирпонос М.П. - командующий Юго-Западным фронтом. Погиб в сентябре 1941 г. при прорыве из окружения.
     
     42
     
     Просак (устар.) - крутильный стан, на котором изготовляются канаты. Попасть в него во время работы частью тела или одеждой означало почти неминуемую смерть или увечье. Отсюда поговорка: "попасть впросак" - "оказаться в безвыходном положении".
     
     43
     
     Фуляр - шелковая ткань полотняного переплетения, широко использовавшаяся в XIX - начале ХХ века.
     
     44
     
     Вечерняя светская вечеринка, проводимая по особым, в каждом обществе своим правилам.
     
     45
     
     Гендер - психокультурная составляющая половых различий в либерально ориентированном обществе.
     
     46
     
     Детекторный приемник - устройство, способное принимать радиосигнал на специальный, легко изготавливаемый в домашних условиях кристалл без всякого источника внешней энергии, за счет самих радиоволн. При должном умении ловилось несколько станций, довольно слабый звук легко воспринимался обычными головными телефонами (наушниками).
     
     47
     
     Канцона - средневековое стихотворение размером до семи строф со сквозной рифмовкой.
     
     48
     
     Управление народного питания Народного комиссариата торговли (существовал до 1946 года), т. е. посуда была в свое время кем-то украдена из государственной или ведомственной столовой.
     
     49
     
     "Великолепная семерка" - культовый, как сейчас говорят, ковбойский фильм с Юлом Бриннером в главной роли, выпущенный на советские экраны в 1962 году по личному распоряжению Н. Хрущева. Через полгода снят с проката и до начала девяностых не демонстрировался, кроме как в плохих копиях на видеопленке. Персонажи романа, как и их ровесники, успели его посмотреть раз по десять и разобрали на цитаты, подобно романам Ильфа и Петрова.
     
     50
     
     Терминатор, в данном контексте, не герой популярного фильма, а граница. В астрономии - света и тьмы на поверхности луны, в более широком смысле - вообще разнородных явлений, в т. ч. и времен.
     
     51
     
     См. роман "Скорпион в янтаре".
     
     52
     
     Бедекер, Карл, автор и издатель крайне популярных в ХIХ веке подробных путеводителей по странам мира, так и называвшихся - "бедекеры".
     
     53
     
     Транспозициия: в математике - перестановка заданных элементов, меняющая значение числового выражения, в музыке - перенос звуков вверх или вниз, отчего меняется тональность произведения.
     
     54
     
     Коммандо - отряд непостоянного состава бурских вооруженных сил во время войны, нечто еще более не организованное в строевом смысле, чем формирования Махно. Численность - от ста до тысячи человек.
     
     55
     
     Фритрейд, фритрейдерство - политическое и экономическое течение середины ХIХ века, подразумевавшее полное невмешательство правительств "цивилизованных" государств в свободу торговли собственных корпораций и частных лиц с менее развитыми странами и, одновременно, вооруженное государственное противодействие тем, кто этому препятствовал.
     
     56
     
     Караковый - темно-гнедой, почти вороной, с желтыми подпалинами на морде и в пахах.
     
     57
     
     Шенкель - внутренняя, обращенная к лошади, нижняя треть бедра и голень до щиколотки, с помощью которой всадник и управляет ездой. А на галопе и карьере только ими и держится. Особенно когда надо стрелять, рубить и колоть пикой. Поводья, стремена, шпоры, хлыст - уже вспомогательные инструменты.
     
     58
     
     Умноженный, усиленный, превосходящий обычный (старорусск.).
     
     59
     
     Паре - фехтовальный термин, означающий отражение удара, предполагающее переход в контратаку.
     
     60
     
     Контаминация - в данном случае смешение, пересечение разных идей и смыслов, часто приводящих к возникновению парадоксальных и даже вообще невозможных смысловых сочетаний.
     
     61
     
     Старший морской начальник, аббревиатура времен Первой мировой и, далее, советского времени.
     
     62
     
     Для соблюдения ритуала (лат.).
     
     63
     
     Имеется в виду винтовка Мосина первоначальной модели 1891 г. до модернизации 1930-го. Имела некоторые конструктивные отличия. Известное обозначение - 1891/30.
     
     64
     
     Enfant terrible - букв. "ужасный ребенок", человек, смущающий окружающих своим поведением, бестактной непосредственностью (франц.).
     
     65
     
     "Критика чистого разума" - один из основополагающих трудов философа И. Канта (1724-1804), доказывавшего непознаваемость "вещи в себе" и познаваемость явлений, образующих сферу бесконечного возможного опыта.
     
     66
     
     См. роман "Левая рука тьмы".
     
     67
     
     Азартные, зачастую обличительные речи ораторов против кого-то или чего-то (древнегреч.).
     
     68
     
     Видели глаза, что покупали (укр.).
     
     69
     
     Стихотворение Е. Лукина.
     
     70
     
     Максима - логический или этический принцип, выраженный в афористической форме, правило, норма поведения (лат.).
     
     71
     
     Шульгина сверхмощный, образца 84-го года.
     
     72
     
     В данном случае под континуумом подразумевается сплошная материальная среда, свойства которой непрерывно изменяются в пространстве и времени.
     
     73
     
     Тревога (нем.).
     
     74
     
     Топология - раздел математики, изучающий наиболее общие свойства геометрических фигур, не меняющиеся при любых производимых с ними непрерывных преобразованиях.
     
     75
     
     Телеология - идеалистическое учение о том, что любое явление и событие в природе (и в обществе), является осуществлением заранее предопределенных целей. Об источнике предопределения в известной мне литературе ничего не сказано (примечание А.Н.).
     
     76
     
     Служба Галактической безопасности.
     
     77
     
     См. Дж. Лондон. "Смок Белью".
     
     78
     
     Эпифеномен - придаток к явлению (феномену), побочное явление, сопутствующее другим явлениям, но не оказывающее на них существенного влияния. В некоторых философских учениях само человеческое сознание рассматривается как эпифеномен.
     
     79
     
     "За боевые заслуги".
     
     80
     
     Т. е. принесенных когда-то проходившими здесь ледниками.
     
     81
     
     Т. е. "хватало своих забот" (старославянск.).
     
     82
     
     "Ку де метр" - мастерский прием, имеется в виду - фехтовальный (фр.).
     
     83
     
     Н. Гумилев. "Мои читатели".
     
     84
     
     Компаративистика - методика установления сходства, подобия между явлениями, фактами в самых различных отраслях гуманитарных и естественных наук.
     
     85
     
     Жизненное пространство (нем.).
     
     86
     
     Особо закаленное, со специальными добавками, пуленепробиваемое стекло.
     
     87
     
     Парафраз известного спича Черчилля в адрес летчиков британских ВВС, выигравших "Битву за Англию" в 1940 г. "Немногим, которым обязаны очень многие!"
     
     88
     
     Часть мозга, ведающая сознательными мыслительными процессами и высшими эмоциями.