Чингиз Акифович Абдуллаев
     
     Выбери себе смерть
     
     
     "Не оскверняйте земли, на которой вы будете жить; ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровию пролившего ее".
     
     Четвертая книга Моисея. Числа, 35: 33
     
     
     ГЛАВА 1
     
     Он сидел на скамейке, по-стариковски уронив руки, и терпеливо ждал. Ему были неинтересны эти звонкие детские голоса вокруг, суета спешащих куда-то людей, урчание машин и скрежет тормозов. Он не замечал изумительного весеннего утра, когда солнце только пытается согреть окружающий мир. Он сидел один, словно отрезанный от всего мира, пребывая в том самом состоянии, в котором находятся практически все люди, когда они не пытаются что-то изобразить или кем-то притвориться.
     Все было ясно. В этом мире он был уже лишний. Он не понимал и не принимал происходивших вокруг перемен. Сначала отменили его партию. Просто утром один президент предложил это сделать другому. И партию закрыли, как закрывают какое-то учреждение по борьбе с крысами, когда угроза миновала. Это был страшный удар. Представить себе жизнь вне партии он не мог. Это было хуже самоубийства, ибо с потерей партии он терял основной нравственный стержень - тот самый, на котором держались все его убеждения и ценности. Затем, через несколько месяцев, прекратил свое существование Советский Союз. Уже подготовленный к этому событиями последних дней, он плакал всю ночь, не понимая, как теперь будет жить. Прекратила существование та самая страна, во имя которой он, собственно, и жил. Во имя этой великой страны он трижды был ранен, еще несколько раз был на волосок от смерти, но костлявая щадила его, словно зная, что в конце жизни он тысячекратно пожалеет о своем везении. Во имя этой страны он отдал все: свою семью, распавшуюся в результате его многочисленных командировок, своих друзей, не понимавших его фанатизма и целеустремленности, свою любовь, когда он отказался от женитьбы на Нине, уже зная, что его ждет командировка в Аргентину. Он отдал этой стране все: свою жизнь, свою молодость, даже свои мысли. И теперь этой страны больше не было. Даже когда в семьдесят пятом его избивали в Кельне фашиствующие молодчики, когда он попытался вступиться за женщину, боль была не такой страшной. Там была драка, и, даже когда его свалили пятеро, была надежда. Даже когда ему переломали ребра, была надежда. Даже когда он потерял сознание, была надежда. Надежда на то, что все это кончится. Теперь не оставалось ничего. Не было никакой надежды, а это оказалось самым страшным в его жизни.
     Он не стал вступать в новые, наспех сколачиваемые партии коммунистов, его не прельщали идеологи нового рабочего и большевистского движения. В душе у него растоптали костер, огонь которого поддерживал его все эти годы, и уже не оставалось никаких иллюзий.
     Когда два месяца назад он впервые встретился с этим обожженным полковником, он уже тогда все понял и рассчитал. Шансов не было никаких, и только поэтому он согласился работать. И удача, и неудача одинаково гарантировали верную смерть, ибо носителей таких секретов в живых не оставляют ни при каких обстоятельствах. Он это прекрасно знал, ибо умел просчитывать варианты. Оставалось покорно плыть по течению. Два месяца напряженной работы, когда приходилось вспоминать десятки имен, названий улиц, городов теперь уже независимых стран. Два месяца работы, во время которой боль и ненависть чуть остыли, продолжая терзать душу где-то глубоко внутри. Как настоящий профессионал, он представлял, для чего "они" затеяли все это. И радовался. Эта была первая радость, которую он испытывал после развала СССР и КПСС, это была нечаянная радость, словно судьба решила подарить ему напоследок ту самую надежду, от отсутствия которой он так страдал.
     Теперь все было кончено. Из него выжали все, что могли. Теперь оставалось только умереть. Он не знал, где это произойдет и каким образом. Но он не боялся. Более того, даже мечтал о мученической смерти, словно это могло послужить еще большему оправданию "их" действий.
     Свидание в парке ему назначили еще вчера. После пятидневного молчания. Очевидно, там, на высшем уровне, принималось решение о его судьбе. Наверное, вспомнили и его награды, и его заслуги. Долго колебались. Он усмехнулся: это было так на них похоже. Каждый раз, убирая своего человека, они долго и нудно доказывали друг другу необходимость этого тяжелого решения. Он однажды видел, как, стыдливо пряча друг от друга глаза, они принимали решение. Речь шла тогда о ликвидации Вали, его самого близкого и, пожалуй, единственного друга. Ликвидацию поручили ему как наиболее доверенному лицу предполагаемой жертвы. В этом было что-то изуверское: исполнение всегда поручали самым близким людям жертвы, словно еще раз проверяя их на крови ближнего. Ему было трудно, очень трудно. Но он знал, что машина запущена и остановить ее невозможно. Если он не сумеет ликвидировать агента, то следующий за ним по пятам еще один убийца уберет их обоих. Альтернативы в таких вопросах не бывало никогда. Он все сделал тогда чисто. Валя пошел купаться, а он подсыпал ему в стакан того самого белого порошка, после которого любой патологоанатом с уверенностью констатировал смерть от сердечного приступа. Валя, вернувшийся из ванной, тогда как-то странно посмотрел на него, словно догадываясь о его истинной роли. Но ничего не сказал, даже если догадывался. Валя был настоящим профессионалом. Просто взял стакан, чуть помедлил и, посмотрев другу в глаза, громко сказал: "Твое здоровье". Выпил все, до последнего глотка...
     На похороны он не пошел. Это было нарушением правил, но, кажется, его поняли и милостиво извинили. Хотя наверняка где-то в его личном деле психолог сделал отметку о некоторой психологической или психической неуравновешенности. Ибо в традициях их учреждения обязательным было присутствие на похоронах своего лучшего друга, убитого по твоему приказу или твоими руками. Это была самая омерзительная традиция, но она была, и ей полагалось следовать неукоснительно.
     На дорожке, ведущей к его скамейке, показался тот самый полковник. Сегодня он выглядел хуже обычного. Ему еще не было пятидесяти, и его еще, очевидно, мучает совесть. Он вздохнул: работа есть работа, и лишние эмоции здесь ни к чему. Полковник подошел к нему, сел на скамью, не здороваясь, закурил.
     - Что-нибудь случилось? - ласково спросил он у полковника. - Мы не виделись уже столько дней.
     - Да, - отрывисто сказал полковник, - просто мы уже закончили работу.
     - Я знаю, - кивнул старик, - это была славная работа.
     - Да. - Полковник выдохнул сигаретный дым, словно собираясь сказать что-то важное. Как перед прыжком в воду.
     - Не волнуйтесь, - вдруг мягко сказал старик, - я все знаю.
     - Что? - немного испугался полковник. - Что вы знаете?
     - Вернее, понимаю. Это ваша работа, и не нужно столько эмоций. Вы просто привыкли ко мне за последние дни. А у профессионалов не бывает друзей - только партнеры и враги. Больше никого. - Вы знаете, зачем я пришел?
     - Конечно. Иначе для чего вы меня вызывали? Я сорок лет провел на этой работе. Я пришел в наше учреждение тогда, когда вас еще не было на свете. И, уверяю вас, за эти годы я кое-чему научился. Все это суета. Итак, как вы меня будете убивать?
     Полковник вздрогнул, посмотрев на старика, как на сумасшедшего.
     - С чего вы решили? - заикаясь, спросил он.
     - Догадываюсь. Мавр сделал свое дело... - Он посмотрел на свои руки. - Вот этими руками, полковник, я убил столько людей, сколько вам лет. И самого лучшего друга тоже убил. Нет, я не чудовище, я профессиональный убийца. Просто работа есть работа, и ее нужно выполнять аккуратно и профессионально. Таким было мое правило на протяжении всей жизни. Это в последние десять-пятнадцать лет все вы размякли и стали добренькими, а при мне такого быть не могло.
     - Они приняли решение, - тихо произнес полковник. - Мы советовались с психоаналитиками.
     - Понимаю. Они подсказали вам мой психотип. Конечно, я совсем забыл. Вам нужно было узнать, буду ли я сопротивляться, или постараюсь избежать с вами встречи. Хотя по тем молодым людям, сидящим в "БМВ", я понимаю, что избежать с вами встречи было невозможно. Я прав?
     Полковник кивнул, уже не пытаясь что-либо ответить.
     Он достал из кармана небольшой пакетик, передал его старику. Тот был немного разочарован.
     - Белый порошок, - сказал он мрачно. - Впрочем, все правильно. От чего еще я могу умереть, если не от сердечного приступа. В моем-то возрасте. Этого я не учел.
     - Простите, что не учли? Я не понял, - спросил его полковник.
     - Нет, ничего. Это я по-стариковски просто думаю вслух. Спасибо вам.
     - За что? - изумился полковник. В его взгляде было невольное уважение к этому смертнику, так красиво державшемуся.
     - За все. За мою жизнь, за мою работу. Вы наполнили мои последние дни смыслом, подарили уже окончательно рухнувшую надежду, заставили вспомнить молодость. Что может быть лучше этого?
     Старик тяжело встал.
     - Не провожайте меня. И уберите ваших церберов. Они мне ни к чему. Я не собираюсь скрываться.
     - Мы знаем, - кивнул полковник.
     - Прощайте. - Старик повернулся, тяжело зашагал по дорожке.
     Полковник долго смотрел ему вслед. В конце аллеи трое молодых ребят, расположившись со своими скрипками, играли вальс Штрауса. Старик подошел к ним ближе, выгребая все деньги из кармана.
     - Что сыграть, дедуня? - спросил его один из подростков.
     - Гимн Советского Союза, - попросил старик.
     Ребята переглянулись, пожали плечами, заулыбались.
     - Давай Гимн.
     Полковник смотрел, как выпрямивший спину старик слушал Гимн последний раз в своей жизни.
     Он еще раз отметил, как мужественно держится этот старик. И невольно подумал, сумеет ли он сам так достойно уйти. Ответ на этот вопрос он получил уже через два часа в подъезде своего дома. Его застрелили пятью выстрелами в упор, не дав даже осознать происходящего. Его психоаналитики советовали сделать это быстро и без лишних разговоров. Что и было сделано.
     
     ГЛАВА 2
     
     Невыносимо болела голова. С раннего утра у него было плохое настроение. Сначала пришло сообщение о провале Беркута. Они возлагали такие большие надежды на этого агента. Затем неудача в Минске, когда посланный туда "ликвидатор" выпустил в жертву пять патронов, но агент, вопреки любой логике, остался жив. Правда, это была вина и "ликвидатора": по правилам он должен был сделать контрольный выстрел в голову или в сердце, но, видимо, увидев залитое кровью лицо жертвы, успокоился. А тому пуля просто поцарапала кожу. Теперь предстоял неприятный разговор с самим директором Службы внешней разведки. Тот никогда не прощал подобных неудач.
     Генерал Лукошин работал в разведке уже тридцать лет и хорошо знал степень допустимых провалов, после которых руководителя нужно либо менять, либо убирать. Сегодня, вызвав одного из самых лучших агентов в истории своей службы, он надеялся поправить положение. Дверь бесшумно открылась, и на пороге возник секретарь, молодой капитан лет тридцати:
     - Прибыл по вашему указанию полковник Рокотов.
     - Пусть войдет.
     Полковнику было уже много лет, очень много. Он начинал еще в те времена, когда название их учреждения вызывало панический страх, ибо всевластие органов было безграничным. Пять лет назад ушедший на пенсию полковник продолжал оставаться негласным советником службы, иногда давая исключительно ценные советы. Правда, справедливости ради стоило признать, что иногда он совершенно не учитывал реалии сегодняшней жизни и просто предлагал фантастические проекты, за решение которых никто не взялся бы в середине девяностых годов.
     - Как вы себя чувствуете, Матвей Николаевич? - серьезно спросил генерал.
     - Сейчас лучше, спасибо. Так, сердце немного побаливало.
     - В вашем возрасте вы выглядите великолепно. - Немного лирики генерал еще мог себе позволить. - Дай Бог и мне дожить до вашего.
     - Это не всегда счастье, - махнул рукой старик.
     - Да, - серьезно подтвердил генерал, - понимаю.
     Он помолчал немного и уже затем начал:
     - У нас проблемы, дорогой Матвей Николаевич.
     Старик кивнул головой.
     - Я уже догадался, - спокойно ответил он.
     - В Минске наш "ликвидатор" не сумел нормально выполнить задание. Он только ранил намеченного объекта, и тот сейчас в больнице. Мы предполагаем, что он выживет. А если выживет, то может заговорить. Нам пока не хотелось бы принимать никаких экстренных мер: все-таки Белоруссия - не Литва и не Польша. Но и сидеть сложа руки мы не имеем права. Повторная попытка ликвидации может вызвать к объекту повышенный интерес, а нам очень хотелось бы избежать ненужной огласки. Вы понимаете?
     - Что с "ликвидатором"? - спросил, подняв тяжелые глаза, Матвей Николаевич.
     - Он отозван в резерв, - немного смущенно пояснил генерал.
     - Ах, мать вашу! - разозлился старик. - Его нужно было кончать еще там, в Минске. Такие вещи нельзя прощать. Это его профессия, и он с ней не справляется. Значит, профессионально негодный мусор. А что делают с мусором? - жестко спросил он. - Отправляют на переработку, - зло добавил старик. - А вы еще говорите: проблемы.
     - Мы уже думали над этой проблемой. Просто я должен был получить согласие директора.
     - Так нельзя работать. Это закон всякой спецслужбы. Оступившегося убирают. Иначе нельзя, может потянуться вся цепочка.
     - Мы учтем ваши рекомендации, - разозлился генерал. "Этот старик забыл, что сейчас не тридцать седьмой год. И так просто убрать офицера никто не позволит". Но он усилием воли сдержал свой гнев. Этот старик был ему нужен. Очень нужен.
     - Да, - немного смягчился Матвей Николаевич, тоже вспомнив о сегодняшних реалиях, - когда в стране такой бардак... Ладно, эту минскую жертву возьму на себя. Срок исполнения - сутки. Устраивает?
     - Его охраняют в больнице, - пояснил генерал.
     - Хе... - почему-то улыбнулся старик, - это для дилетантов. Знаем, какая охрана бывает в больницах. Небось с утра до вечера думают только о том, как сбежать, пофлиртовать с медсестрами. И потом, у моего возраста есть преимущества. Меня трудно заподозрить. И трудно остановить, генерал. Ты ведь работал у меня в отделе. Забыл, что главное - найти объект? А подобраться к нему есть тысяча разных способов. Значит, плохо я тебя учил. А ведь ты уже генерал.
     - Да нет. Наверное, хорошо, раз генерал.
     - Тоже правильно, - засмеялся старик. - А теперь давай серьезно. Почему не посылаешь своих ребят? У тебя ведь есть такие асы.
     - Нельзя, - чуть понизив голос, сказал генерал, - не имею права. Мы и так можем завалить все дело. А ты формально не в моей службе. В случае чего мы от тебя можем отказаться.
     - Понимаю, - кивнул старик. - Нужное дело делаешь, генерал, ох нужное. Если все пройдет хорошо, поставят нам памятники по всей Руси великой. Только если не струсите в последний момент, если снова не дрогнете. Два раза уже не смогли.
     - Это не мы, - возразил генерал, - это они, - показал он куда-то наверх. - И в августе девяносто первого, и в октябре девяносто третьего они устраивали Олимпийские игры, клоунские забавы. Теперь такого не будет. Теперь все очень серьезно.
     Снова заболела голова. Он быстро принял таблетку, запивая водой.
     - Опять голова болит? - спросил Матвей Николаевич. - Это после Афгана, когда тебя там ранили?
     - Смотрели меня врачи, говорят, не от этого.
     - Ты их много слушай. Я ведь с тобой был на месте. Сколько лет с тех пор прошло? Пятнадцать? Даже не заметил. А взрывная волна была сильной. Я думал, тебе конец, а ты, гляжу, выжил. Ну, думаю, все, теперь до смерти не умрешь.
     - Дай Бог. Что-нибудь тебе нужно?
     - Конечно. Схожу в лабораторию, посмотрю, что там придумали нового твои эскулапы, да и документы нужно подобрать соответствующие. И потом, не надо меня больше сюда вызывать и еще обращаться "Матвей Николаевич". Просто позвони и скажи, что нужно. Твои ребята могут все объяснить и без тебя.
     - Договорились, - улыбнулся генерал.
     Старик тяжело встал, зашагал к выходу. У дверей он обернулся.
     - Только честно. "Ликвидатор" еще жив?
     Генерал засмеялся:
     - Старый черт, все ведь знаешь!
     - Я так и думал. Ты был мой лучший ученик, - кивнул старик. - В Минске я все сделаю как надо. А ты делай все на своем месте. Мало нас осталось, генерал, очень мало. Может, это наш последний шанс. Придут другие - новые, молодые - и решат, что все правильно, все так и должно быть.
     - Не придут, - убежденно сказал генерал, - не успеют.
     - Дай-то Бог. Только сплю я плохо, генерал, в последние ночи. Очень плохо. Все думаю, может, и я виноват в том, что произошло. Или мы все виноваты. Чего-то мы не доглядели, чего-то не поняли. Теперь нужно исправлять. Прощай.
     Когда за ушедшим закрылась дверь, генерал повернулся к селектору, нажал кнопку.
     - Викентий Александрович, это я. Проследите, чтобы в лаборатории никого не было, когда к вам зайдет полковник Рокотов. Да, сам. Специальное задание. Можете выдать любые препараты под мою ответственность. Спасибо.
     Он положил трубку. Голова продолжала нестерпимо болеть.
     
     ГЛАВА 3
     
     Выходные дни он любил проводить дома. В эти дни он отключал телефон, оставаясь наконец наедине со своими книгами. Это была его страсть, его безумие, которое доставляло ему такое удовольствие. Его близкий друг однажды неодобрительно пробурчал:
     - Ты не можешь пройти мимо книжного магазина, как алкоголик - мимо бутылки. Я тоже люблю книги, но до такой степени...
     Эта превосходная степень в полной мере реализовывалась только в выходные дни, когда из журнала, где он работал, никто не звонил, вернее, не мог позвонить. И тишина была наградой за его труды. Но в это утро звонок в дверь раздался уже в половине одиннадцатого. Он нахмурился. Дронго не любил неожиданных визитеров, тем более заявлявшихся рано утром в воскресенье.
     Посмотрев в "глазок", он огорчился еще больше. Перед дверью стоял откормленный молодец лет двадцати пяти - тридцати, видимо, бывший спортсмен, так как его нос был очень профессионально сломан. Конечно, он был не профессионал - это чувствовалось с первого взгляда. Дронго открыл дверь.
     - Доброе утро, - глухо проговорил незнакомец с чуть заметным акцентом.
     - Доброе утро. Вы, кажется, ошиблись адресом, - весело ответил Дронго.
     - Не ошибся, - возразил незнакомец, - это квартира сорок один?
     - Да. Но кто вам нужен?
     - Вы. - Этот нахал назвал его имя и фамилию. Неприятности только начинались. Но этот акцент, он явно не местный.
     - Что вам нужно? - еще раз спросил хозяин дома.
     - К вам гости, - сказал незнакомец.
     - До свидания, - сухо проговорил Дронго, - я не жду никаких гостей. Придете ко мне завтра в редакцию.
     Дронго попытался закрыть дверь, но парень подставил ногу, нагло улыбаясь. "Напрасно он так улыбнулся", - подумал Дронго. Рывком дернув дверь и чуть сбив равновесие этого спортсмена, он нанес сильный короткий удар ему в грудь. Не ожидавший такого нападения, парень охнул и полетел вниз по лестнице.
     Завершения этой сцены Дронго уже не увидел. Он просто закрыл дверь. Минут пять была тишина. На всякий случай он проверил оружие - газовый пистолет "вальтер", лежавший на одной из книжных полок. Боевое оружие он дома не хранил.
     В дверь снова позвонили. Осторожно посмотрев в "глазок", он увидел пожилого, лет шестидесяти, мужчину с запоминающейся аристократической внешностью. Такому можно было поверить. Он открыл дверь.
     - Доброе утро. - Этот тоже говорил с акцентом, только еще более сильным.
     "Грузинский акцент", - наконец понял Дронго.
     - Доброе утро, - улыбнулся Дронго. - Этот молодой человек пришел с вами?
     - Простите его, - показал назад респектабельный незнакомец, - он еще молодой, кровь играет. Я прошу у вас прощения.
     Молодой зло сопел носом, но молчал. Подавленно молчал. Внизу на лестничной клетке Дронго разглядел еще двоих. Становилось интересно.
     - Будем считать инцидент исчерпанным, - согласился хозяин дома. - Что вам угодно?
     - Я хотел бы с вами поговорить, - очень серьезно сказал пожилой незнакомец.
     - И для этого вы привели целую компанию плохо воспитанных молодых людей, - усмехнулся Дронго. - Заходите в дом. Только вы один. Остальные могут подождать на лестничной клетке.
     - Конечно, - согласился этот странный гость, громко сказав что-то на грузинском. Ребята покорно закивали в ответ.
     - Проходите в комнату, - сказал Дронго, тщательно закрывая дверь. - Извините за беспорядок. Я не думал, что у меня будут такие гости. Я вообще не жду гостей в выходные дни.
     - Я знаю, - серьезно ответил гость, проходя по коридору, заставленному книжными полками.
     - Что-нибудь будете пить? - спросил его Дронго, когда они уселись наконец в кресла.
     - Ничего, - покачал головой гость, - у меня к вам очень серьезное дело.
     - Слушаю вас. Но сначала представьтесь.
     - Меня зовут Давид, - сказал незнакомец. - Давид Гогия.
     - Очень приятно. Как меня зовут, вы уже знаете.
     - Я знаю. Я даже знаю вашу кличку - Дронго.
     Ах, как здорово, восхитился Дронго. Кажется, в российской разведке уже продают агентов пачками, за любую подходящую сумму. Он почувствовал невольное уважение к незнакомцу; узнать его адрес и кличку было делом нелегким даже для ЦРУ или МОССАДа, а тут просто сидел пожилой грузин, так спокойно произносивший все его имена.
     - Я не совсем понял, о чем вы говорите, - тем не менее сухо ответил он.
     - Не нужно, - махнул рукой Давид, - я пришел не для того, чтобы вас разоблачать. Я пришел за помощью.
     Это уже спектакль, раздраженно подумал Дронго. Или где-то в разведке решили таким образом на него воздействовать? Может, это новый трюк психоаналитиков?
     - Я не врач. Какую помощь я могу вам оказать? - осторожно спросил он.
     - Мне все известно, дорогой. Прости, я буду говорить на "ты", ведь я старше тебя на двадцать лет. Чтобы узнать твое имя, я дал миллион. Миллион долларов заплатил я, чтобы мне назвали самого лучшего, самого опытного, самого толкового специалиста.
     "Как просто! - немного разочарованно подумал Дронго. - Заплати деньги - и тебе назовут любое имя, любого агента. Для чего тогда в мире такие мощные разведцентры? Все решает в конечном итоге миллион долларов. И больше ничего не нужно".
     - Понимаю, дорогой, - сказал Давид, - ты думаешь, что я могу тебя выдать. Ради Бога, успокойся. Люди, сообщившие мне твое имя, меня строго предупредили. Если сегодня мы не договоримся, я уйду и больше никогда не вспомню твоего адреса и твоего имени. Но, ради всего святого, давай лучше договоримся.
     - Ничего не понимаю. О чем мы должны договариваться? Вы пришли ко мне утром в воскресенье, сначала пытались сломать мою дверь, потом назвали какую-то птицу и теперь говорите, что мы должны договориться.
     - Не надо смеяться, - поднял руку Давид, - у меня горе, дорогой. Большое горе. Я потерял своего единственного сына.
     - У нас в городе?
     - Я не знаю где. Но потерял. Скорее всего в Москве. Он полетел туда на встречу, и больше о нем никто не слышал. Я послал за ним двадцать человек. Они перевернули весь город, но моего Реваза не нашли. Не нашли.
     Только теперь Дронго заметил эти мешки под глазами, красные воспаленные веки и дрожащие руки. Старик не играл, у него действительно было огромное горе.
     Он принес воды из кухни, протянул стакан гостю.
     - Выпейте и успокойтесь. Почему вы считаете, что я могу вам помочь?
     - Я обращался везде. В милицию, в полицию, в частные бюро. Я просил помощи в разведке и контрразведке. Никто не смог найти моего Реваза. Но один человек сказал мне - есть такой специалист. Он найдет твоего сына из-под земли. От него невозможно что-нибудь спрятать. Он найдет Реваза, если... если... если не живым, то мертвым, - наконец выговорил Давид, и глаза его заблестели, - и назовет имя убийцы. Больше мне ничего не надо.
     - И вы решили, что я такой человек?
     - Ты лучший. Про тебя говорят, что ты великий профессионал. Ты можешь все. Найди мне моего сына.
     Такого развития событий он не ожидал. Чего угодно, но только не этого. Правильно он делает, что отключает телефон по выходным дням. Не нужно было даже подходить к дверям в этот день. Но у этого грузина действительно горе. Кроме того, он достаточно долго сидит без работы. Может, стоит рискнуть?
     - Проси у меня что хочешь, - неправильно понял его молчание Давид. - Я дал миллион долларов, чтобы узнать твое имя. Теперь я дам тебе еще один. Это все, что у меня есть. Только найди мне сына.
     Дронго по-прежнему молчал. Нужно было принимать решение. Такого необычного задания у него никогда не было.
     - Как исчез ваш сын? - наконец спросил он.
     - Я отправил его в Москву, к своему компаньону. А он пропал, словно сквозь землю провалился.
     - Отправили одного?
     - Конечно, нет. С тремя лучшими ребятами, лучшими. Но они ничего не знают о Ревазе, ничего не могут сказать. Он пропал из гостиницы, выйдя на минуту, и больше его никто не видел.
     - Он вез деньги вашему компаньону?
     - Небольшую сумму. Тысяч пятьдесят.
     - Его не могли убрать из-за этих денег?
     - Не могли. Во-первых, он успел передать всю сумму, во-вторых, мой компаньон - его родной дядя и мой брат. Правда, я все равно следил даже за братом, но здесь все чисто. Мой брат тоже переживает, не зная, что случилось с Ревазом.
     - Где теперь эти лучшие ребята? - спросил Дронго.
     - На дне Куры, - жестко ответил Давид. - Я предупреждал их по-честному, что они никогда не должны отходить от Реваза. Но перед тем, как отправить их в реку, я лично допросил всех троих. Мы нарезали их спины на ремни, но они ничего не знали. В этом я уверен.
     - Не нужно было их убирать, - покачал головой Дронго, - у меня может пропасть желание помогать вам.
     - Да? - искренне удивился Давид. - Ты смотри, какой чистенький. А мне говорили, что ты убил людей больше, чем я выпил стаканов вина.
     - Еще одно слово - и я не возьмусь за дело вашего сына даже под угрозой новых ремней, - холодно произнес Дронго.
     - Гордый, - покачал головой Давид. - Ладно, не обижайся. У вас свои правила, у нас - свои. Нельзя прощать людям плохую работу. Это урок и для других. Разве в вашем ведомстве не убирали провинившихся? Или вы всегда говорили друг другу "мерси"?
     - Во всяком случае, мы не нарезали ремней, - возразил Дронго. - Если бы вы знали, как мне хочется выставить вас за дверь.
     - Что-нибудь мешает? - поднял глаза Давид.
     - Уважение к вашему возрасту. И потом, как бы вы ни пыжились, я все вижу. У вас большое горе, а вы сидите здесь и строите из себя такого всезнающего пахана. Глупо.
     Он попал в цель. Лицо гостя как-то дернулось, обмякло.
     - Да, дорогой, да. У меня большое горе, - выговорил Давид, - ты меня прости за все. Такой характер дурной. Помоги мне найти сына. У меня было три дочери, когда он наконец родился. Ты знаешь, что такое сын в такой семье? Я сам смастерил ему люльку, сам учил его ходить. Сам срывал ему вишни с дерева.
     Он вдруг всхлипнул.
     - Найди мне его. Найди живым или мертвым. Чтобы мать хотя бы знала, где его могила. Чтобы было куда прийти. Я ведь не наивный человек, все понимаю: шансов почти нет. Но найди мне хотя бы его тело.
     - Мне понадобятся помощники.
     - Бери кого хочешь, - кивнул Давид, - хоть пятьдесят человек.
     - Одного. Который пытался сломать мою дверь. Мне он сразу понравился своей глупостью.
     - Манучар хороший парень, просто иногда срывается.
     - Не поэтому, я из своего опыта знаю - дураки редко предают. На то они и дураки.
     Впервые гость чуть улыбнулся.
     - Ты философ, дорогой. Что-нибудь еще?
     - Постарайтесь в подробностях рассказать, как именно исчез ваш сын.
     - Они жили в гостинице "Савой": он и двое его ребят. Третий находился у моего брата. Реваз вечером, примерно в пять, вышел из своего номера, постучал к ребятам и сказал, что спускается вниз и скоро придет. Ребятам он приказал, чтобы его не провожали. Мы опросили всех служащих отеля внизу, горничных, дежурных, швейцаров. Кто-то видел молодую девушку. Но больше ничего. Мои люди по одному говорили со всеми киоскерами вокруг "Савоя". Никто ничего не видел. Машина его не тронута, он даже шапку не взял, даже плащ. Спустился вниз в одном костюме. Мы узнали, кто жил в этой гостинице на его этаже в тот вечер. Мы проверяли всех, даже ездили в Польшу, Венгрию, Италию. Может, эти гости что-нибудь слышали. Никто ничего не знает, никто ничего не слышал.
     - У него были с собой наличные деньги?
     - Несколько тысяч, наверное, было. Но точно не знаю.
     - Вы привезли его фотографии?
     - Конечно. - Давид достал из кармана пачку фотографий, передал ее Дронго. - Только смотри потом, без меня. Мне очень плохо, когда я их вижу.
     - Пойдем дальше. На чем они приехали в Москву? На самолете?
     - Да, был коммерческий рейс. Мы проверяли и аэропорт. Там все чисто.
     - Ваш брат не говорил о каких-нибудь странностях Реваза?
     - Нет, все было в порядке. Он получил деньги, вечером они даже посидели в ресторане. Это в "Метрополе", совсем недалеко от "Савоя"... - Я знаю Москву хорошо, - чуть усмехнулся Дронго.
     - Там много выпили, закусили. Вечером, вернее, ночью пешком пришли в "Савой". К Ревазу никто не звонил, не приходил. А на следующий день он исчез.
     - Подождите. Давайте по порядку. Он пришел поздно ночью в отель. Они сильно выпили. Кавказский мужчина, кровь играет. У них не было женщин?
     Давид опустил голову.
     - Были. Брат клянется, что это проверенные шлюхи. С Ревазом были двое. Но мой брат уже уехал. Он просто видел, как женщины поднимались в номер Реваза.
     - Охрана подтвердила это сообщение?
     - У них тоже были девочки. Да, они все рассказали.
     - Вы нашли этих девочек?
     - Нашли. Они тоже ничего не знают. Напуганные очень. Они ушли утром, швейцар знает их в лицо.
     - Хорошо, пойдем дальше. Когда ваш сын проснулся?
     - В одиннадцать утра, они завтракали в номере. Потом поехали в автомобильный магазин, смотрели какие-то новые машины.
     - Магазин дорогих автомобилей. Может, на его след вышли рэкетиры?
     - Проверили и это. Магазин в этот день был закрыт. Они немного погуляли и вернулись к обеду. Обедали снова в "Метрополе". Реваз и двое его людей. Вернулись в "Савой" в четвертом часу, а в пять вечера это случилось... В "Метрополе" мы опросили всех официантов. Да, его там хорошо знали. Но они просто пообедали и уехали. И все. Он исчез, как сквозь землю провалился, - повторил Давид.
     - Если бы вы не поспешили с нарезанием ремней, я имел бы гораздо больше информации.
     - Мы искали уже столько дней, столько ночей! Я сходил с ума.
     - В любом случае это не оправдание.
     - Почти месяц. Ты не знаешь, какая это мука!
     - Кстати, я обратил внимание на ваш оборот речи: "как сквозь землю провалился". Вы сказали это дважды. Не совсем характерная речь для вас. Вы говорите с таким акцентом... Это выражение вашего брата?
     - Верно.
     - Он давно живет в Москве?
     - Почти двадцать лет.
     - Чем он занимается?.. Какая у него профессия?
     - Торговлей, - немного уклончиво ответил Давид, - экспортом разных товаров.
     - Если вы будете что-то скрывать, мы не договоримся.
     - У него большой объем работ, дорогой. Он вор в законе, большой авторитет в Москве. Даже он не смог найти своего племянника. Мы поставили на ноги всю Москву - всех, кого знали, но ничего не получилось.
     - Если я возьмусь за это дело, мне нужна будет помощь вашего брата.
     - Конечно, он тебя встретит, устроит, поможет.
     - Пока не нужно. Когда понадобится, я вам позвоню. Оставьте мне свои координаты. И его.
     - Ты берешь это дело?
     - Я еще не сказал свои условия.
     Давид обрадовался:
     - Проси, что хочешь.
     - Плата будет очень высокой. Миллион мне ваш не нужен, мне его просто некуда тратить. На расходы дадите сто тысяч и независимо от результата еще сто.
     - Согласен, - быстро сказал Давид.
     - Это первое, а еще есть самое главное условие - второе. Без которого я просто не буду работать.
     - Что такое? - насторожился Давид.
     - Вы подробно расскажете мне, каким образом на меня вышли, откуда узнали мои данные, имя, фамилию, адрес.
     - Не могу, - испугался Давид, - это не могу.
     - Тогда мы не договорились, - поднялся Дронго.
     - Зачем тебе это нужно, зачем? - спросил Давид.
     - Чтобы вы были последним, кто переступает порог моего дома. Иначе это может войти в привычку, а на заказ я не работаю. Здесь не ателье по пошиву брюк. Кроме того, это просто опасно.
     - Понимаю, дорогой. Хорошо, я расскажу все. Но напрасно ты настаиваешь. Это не очень хорошая информация.
     - Это уже мое дело. Рассказывайте поподробнее. Каким образом вам удалось выйти на меня?
     Давид, вздохнув, начал рассказывать.
     
     ГЛАВА 4
     
     Следователь Колчин имел общий стаж работы более двадцати лет. После окончания юридического факультета МГУ он был направлен в городок Плавск Тульской области, где проработал более пяти лет, последовательно: стажером, следователем, помощником прокурора. В 1980-м, когда по всем соседним с Московской областям мобилизовывали административных работников КГБ и МВД для "успешного проведения" Олимпийских игр, Колчину предложили работать в следственном управлении КГБ СССР.
     Проверяли его долго, очень долго. К тому времени Олимпийские игры уже закончились, а генерал Чурбанов даже получил орден за их образцовое проведение, когда наконец кто-то из решавших судьбу Колчина подписал его документы. Уже спустя много лет Колчин узнал, что кадровиков смущал дядя его жены, случайно отсидевший в немецком плену более двух месяцев. Дядя затем бежал и два года воевал в партизанском отряде Федорова, но в плену он все-таки был, и уже одно это вызывало серьезные возражения против кандидатуры Колчина, словно дядя должен был знать за сорок лет до этого, что его племянница выйдет замуж за работника прокуратуры, которого потом рекомендуют в Комитет государственной безопасности.
     Как бы там ни было, Колчина взяли, и уже спустя два года он получил трехкомнатную квартиру в Москве на свою семью из четырех человек. Перестройку он встретил уже капитаном, а когда начался августовский путч девяносто первого, Колчин имел звание подполковника. Как и многие другие честные офицеры, в душе он презирал Горбачева. Но не меньше презирал и дрожавшего Янаева. В августе они занимали нейтральную позицию, выполняя, однако, все приказы своего непосредственного начальника Крючкова.
     Общий бардак в стране к тому времени надоел уже всем. Кроме того, офицеры КГБ как нельзя лучше знали всю обстановку на местах, хорошо осведомленные, за счет каких источников финансируются местные национальные движения и сепаратистские фронты в республиках. Но все завершилось крахом. Августовский путч провалился, заговорщиков арестовали, а Коммунистическую партию запретили. Для Колчина, вступившего в партию еще в армии, это было неприятно, но не так обидно, как многим другим офицерам, пришедшим из комсомольских и партийных органов.
     Стоя рядом с Шебаршиным, они видели, как восторженная толпа сносила памятник Дзержинскому. Шебаршин, видевший подобные вакханалии во время иранской революции, был мрачен и задумчив. Колчину еще запомнился его осунувшийся вид и какие-то раненые глаза. На следующий день Шебаршина сняли и новым председателем стал Бакатин. Этот ничего не понимающий в КГБ строитель решил, что здесь могут понадобиться его методы по прежней работе в МВД. Он кричал на подчиненных, откровенно презирал старых офицеров, разогнал многие отделы. Триумфом его бесконтрольной глупости стала выдача абсолютно секретных документов американскому посольству, после чего даже прагматик Горбачев и популист Ельцин поняли, что Бакатина нельзя держать в КГБ. На этот раз выбор был более удачным. Правда, Баранников не был лишен многих недостатков, подозревался в коррупции. Но он хотя бы не разгонял кадры, бережно относился к ветеранам. КГБ сначала соединили с МВД, а затем, когда Конституционный суд признал это незаконным, просто переименовали в МНБ - Министерство национальной безопасности.
     Профессионалы, конечно, не любили "милиционера" Баранникова, но терпели его. Правда, довольно быстро и это закончилось. Баранникова убрали, затем убрали еще одного председателя. Потом вообще переименовали их службу в ФСК и закрыли следственное управление.
     Несколько месяцев Колчин даже просидел дома, пока наконец не получил назначение в следственный отдел УВД Москвы. Пока он пытался приспособиться к новым условиям работы и, соответственно, новой специфике, пришел еще один указ Ельцина о воссоздании следственных отделов в ФСК, и Колчина снова взяли на работу в привычное здание и даже посадили в прежний кабинет. Все это, конечно, не улучшило отношения прежних сослуживцев Колчина к Ельцину, считавшемуся разрушителем и анархистом в их консервативной среде.
     Дело полковника Бахтамова, которое поручили Колчину, удивляло своей легкостью. Бывший полковник КГБ был застрелен у своего дома неизвестными убийцами. Убийца выпустил в жертву сразу всю обойму, при этом пять выстрелов попали в цель, что указывало на непрофессионализм киллера. Спустя совсем немного времени удалось установить, что Бахтамов сотрудничал с различными коммерческими структурами, нашлось даже подтверждение его причастности к махинации с фальшивыми авизо. Все свидетели в один голос утверждали, что Бахтамова убрали чеченцы за его аферы при распределении денег. Вскоре удалось узнать и имя убийцы, уже отбывшего в Чечню и погибшего на своей родине в результате чьей-то кровавой мести. Двое свидетелей независимо друг от друга подтвердили, как убийца хвастался своей расправой над бывшим полковником КГБ. Дело можно было закрывать, если бы не...
     В этом мире даже идеальные расчеты, даже абсолютную логику, даже, казалось бы, незыблемые законы Ньютона может опрокинуть случайность. Или новый закон Эйнштейна, переворачивающий все представления об окружающем нас мире. Все дело перевернул Игорь Костюковский, давний товарищ Колчина, теперь гражданин соседнего государства - Белоруссии.
     Они подружились давно, еще на юридическом факультете МГУ, куда москвич Колчин и одессит Костюковский поступили сразу после армии. Костюковский работал следователем по особо важным делам прокуратуры Белоруссии. Если бы в этот день они не поговорили по телефону, ничего бы не произошло. Но их дружба, этот разговор как раз и были той самой случайностью, опрокидывавшей всю хорошо построенную схему.
     После взаимных приветствий Игорь коротко рассказал о своей дочери, которая должна приехать в Москву на будущей неделе. Колчин пообещал ее встретить и устроить у себя дома: девочка выросла у него на глазах. Просто Игорь женился, еще отбывая службу в армии.
     Он уже собирался положить трубку - междугородные и международные тарифы в этом году поднялись особенно высоко, - когда в ответ на традиционное: "На службе все в порядке?" - Игорь вдруг вздохнул:
     - Какой там порядок! Уже пятый день бьемся с убийством одного полковника, ничего не можем понять.
     - Какого полковника? - чисто машинально спросил Колчин.
     - Да был тут у нас один бывший полковник КГБ. Связан с коммерческими структурами. Подделывал фальшивые авизо. Чеченцы узнали, что он обманывает их при дележе, и убрали его.
     - Подожди, подожди, - вдруг начал волноваться Колчин, - как фамилия полковника?
     - Иванченко. Да нет, ты его не знаешь. Он работал в каком-то спецподразделении. Давно вышел на пенсию. Просто убийца выпустил в него всю обойму, а убить не сумел. Только ранил. И вот вчера он неожиданно умер от сердечного приступа. Ладно, это наши проблемы. До свидания.
     - До свидания. - Колчин положил трубку и минут пять просидел, обдумывая ситуацию. Затем, словно вспомнив что-то, быстро вскочил и заторопился к дверям.
     В аналитическом отделе сидел его знакомый - Боря Коробов. Показав удостоверение, Колчин прошел в отдел. На его счастье, Коробов был в кабинете. Он был уже майором, но сохранял детскую, чуть застенчивую улыбку и мальчишеские вихры, словно ножницы парикмахера упорно не брали его прическу. Правда, он был завидно молод, ему только исполнилось тридцать лет. Коллеги считали его гением в области компьютерной техники.
     - Здравствуйте, Федор Алексеевич, - приветствовал Колчина Коробов, - давно вы к нам не заходили.
     - Времени не было, работы много. Как папа?
     С отцом Коробова они работали вместе более десяти лет.
     - Все нормально. Ждет, когда вы с ним поедете на рыбалку.
     - Обязательно поедем.
     - Что-нибудь случилось?
     - Нужна твоя помощь. Я расследую дело об убийстве полковника Бахтамова, бывшего нашего сослуживца. Мне нужно узнать, был ли он знаком с полковником Иванченко. Не служили ли они вместе?
     - Ничего нет проще. Когда Бахтамов ушел из КГБ?
     - После августа девяносто первого. Он работал в отделе "С", спецподразделение "Рай".
     - "Ликвидаторы", - усмехнулся Коробов. - Ну и грязная у них работа, скажу я вам. Сейчас проверю.
     Еще в пятидесятые годы это спецподразделение кто-то из сталинских сатрапов назвал "Раем", и название с тех пор прочно закрепилось за особой группой "ликвидаторов". Сам отдел "С" занимался устранением нежелательных свидетелей, часто при помощи своего спецподразделения, если не мог использовать другие средства.
     Коробов долго возился на компьютере.
     - Ничего не понимаю, - растерянно сказал он. - Информация засекречена даже от нас. Сейчас попробую по-другому. - Он снова застучал по клавишам.
     - Так не пойдет. Нужно узнать код.
     Борис поднял трубку, набирая чей-то внутренний номер.
     - Майор Коробов говорит. По заданию подполковника Колчина мне нужно уточнить некоторые данные. Какой код для бывшего отдела "С"? Да, степень допуска соответствует. Нет, подполковник Колчин работал у нас много лет. Просто несколько месяцев у нас не было следственного управления. Какой? Спасибо.
     Он бросил трубку.
     - Что-нибудь со мной? - спросил Колчин.
     - Говорят, еще не успели полностью оформить вам спецдопуск. Вы считаетесь новичком в ФСК. Простите, Федор Алексеевич.
     Колчин усмехнулся:
     - Ладно, это пустяки. Код сказали?
     - Да, сейчас введу, проверю.
     Он снова застучал по клавишам компьютера.
     - Теперь все в порядке, - наконец сказал он, вчитываясь в текст. - Господи, ну и биография у вашего полковника! Он же просто патологический убийца! У него было обожженное лицо?
     - Да, всем говорил, что он обгорел в Афганистане.
     - Ничего подобного, - весело сказал Коробов, - он горел в Краснодаре. Там он был серьезно ранен. Есть справка.
     - Его подвиги сейчас меня мало интересуют. Проверь, не служил ли он вместе с Иванченко?
     - Сейчас установим. - Коробов снова набрал код. - Да, - наконец сказал он, - Иванченко работал вместе с Бахтамовым. Спецподразделение "Рай" - семь человек. Третья, четвертая фамилии - Бахтамов и Иванченко.
     - Можешь дать мне фамилии остальных?
     - Вообще-то запрещено, вы же новичок в ФСК, - засмеялся Коробов. - Конечно, дам. Сейчас напечатаю.
     Через минуту список был в кармане у Колчина.
     Еще через десять минут он звонил Игорю в Минск.
     - Послушай, Игорь, - немного взволнованно произнес Колчин, - мне очень важно в подробностях знать, как убили Иванченко. В него выпустили всю обойму, верно?
     - Откуда ты знаешь?
     - И несколько выстрелов даже попали в стену. Правильно?
     - Да, но откуда...
     - Подожди. А потом ты нашел свидетелей, подтвердивших, что убийца Иванченко был чеченец, который уже погиб у себя на родине.
     - Нет, он не погиб. Мы сейчас разыскиваем этого убийцу.
     - Не найдете, - устало сказал Колчин, - ни за что не найдете.
     - Не понял.
     - Ладно, я потом перезвоню, все объясню.
     Положив трубку, он сидел, обдумывая новую ситуацию.
     Уже готовое на доклад прокурору дело оказалось совсем не готовым. Таких совпадений не бывает. Почти одновременно убирают двух высших офицеров из одной группы. Практически одинаковым способом. В обоих случаях доказывается, что они были замешаны в связях с коммерческими структурами. В обоих случаях разгневанные убийцы "случайно" выпускают в жертву всю обойму. В обоих случаях пять из семи выстрелов или четыре из семи (здесь могут быть варианты) попадают в цель. В обоих случаях убийца известен, но не найден. Нет, таких совпадений не бывает. Это уже схема. И ее кто-то придумал. Значит, его, Колчина, просто провели, обманули, как стажера. Он почувствовал гнев и стыд. Все-таки несколько месяцев без работы сказываются. Он не должен был так легко поддаваться этой "чеченской" версии. На то он и профессионал. Придется все проверить заново. Он поднял трубку, позвонил в отдел баллистической экспертизы:
     - Подполковник Колчин. Можно к телефону Элеонору Васильевну? Да, я подожду, спасибо.
     Нужно успокоиться и все снова обдумать. Нужно найти ошибку.
     - Слушаю вас, - раздалось в трубке.
     - Элеонора Васильевна, это Колчин вас беспокоит. Вы проводили баллистическую экспертизу на месте убийства бывшего полковника Бахтамова, помните?
     - Конечно. А что произошло?
     - Как вы считаете, могли после убийства полковника выстрелить в стену или это было сделано во время стрельбы?
     - Практически это сказать невозможно. Стреляли из одного пистолета. Но это вполне могло быть. Только я не понимаю, для чего. Полковник был убит уже третьим выстрелом, остальные два пришлись на мертвое тело. Зачем еще два раза стрелять в стену?
     - А если убийца хотел просто обмануть нас, показав, что он неопытный стрелок: дважды промазал? - предположил Колчин.
     - Это больше похоже на правду. Я еще тогда обратила внимание, что один из выстрелов был точно в сердце, очень профессионально сделан, но решила, что это случайность. Подождите, у нас есть копия акта.
     Ждать пришлось недолго.
     - А вы знаете, - вдруг удивленно сказала женщина, - похоже, что вы правы. Как интересно! Первый выстрел пришелся в позвоночник, чтобы жертва не могла двинуться. Второй был в живот. Видимо, чтобы он помучился. Третьим выстрелом Бахтамова убили. Два следующих попали в руку и ногу. Да, похоже на правду. Странно, как это я сразу не обратила внимания. Два последних выстрела вполне могли быть в стену, просто для камуфляжа.
     - Вы все-таки думаете, что стрелял профессионал?
     - Точно сказать не могу, может, я ошибаюсь. Но третий выстрел очень профессиональный. Правда, он не согласуется с последними четырьмя.
     - Еще как согласуется, - подавленно пробормотал Колчин.
     - Что вы сказали?
     - Спасибо вам большое. - Он положил трубку.
     Его провели как мальчишку, подсунув липу. Эти выстрелы в стену в Москве и Минске должны убедить следователей, что стреляли непрофессионалы. Именно поэтому можно абсолютно точно сказать, что стреляли профессионалы, причем получившие уже разработанное задание.
     Конечно, никто не мог предполагать, что он случайно поговорит с Костюковским и случайно установит связь Бахтамова с Иванченко. Но, раз уж это произошло, теперь он не отступит. Он поднял трубку красного телефона начальника следственного управления.
     - Виктор Иванович, можно к вам на прием?
     - Через полчаса, - раздался бас начальника управления.
     "Нужно попросить еще несколько дней на завершение дела, - подумал Колчин. - Представляю, как будет кричать генерал". Он вчера доложил ему, что дело в принципе завершено. А этот главный свидетель - кажется, Магомедов, - ведь это он уверял, что разговаривал с убийцей. Нужно будет срочно допросить Магомедова еще раз. Пусть потренирует свою память. Потом фальшивые авизо. Их нашли в доме Бахтамова. Нужно еще раз проверить, как они могли попасть к нему в квартиру. Показания других свидетелей тоже нужно перепроверить. Всех до единого. Только теперь он вдруг начал вспоминать, как откровенно и охотно давали показания главные свидетели. Они уже знали, что говорить и как. Значит, сначала Магомедов, потом сожительница Бахтамова - Орлова, наконец еще один чеченец - Умаров. Этот, кажется, работает в какой-то коммерческой организации. Нужно будет сделать официальный запрос в Минск, чтобы прислали копию дела Иванченко. Это преступление нравилось ему все меньше и меньше, если преступления вообще могут нравиться. Просто до сегодняшнего дня он считал, что это обычное убийство, и даже гордился быстрым завершением дела. А его обманули. Нужно еще раз проверить, чем занимался Бахтамов последние три года. Он посмотрел на список группы "Рай". В который раз поднял трубку.
     - Боря, снова я. Проверь, пожалуйста, кто из группы "Рай" сегодня работает в ФСК или в службе внешней разведки.
     - Сейчас проверю, - раздался веселый голос, и через минуту Колчин услышал: - Никто, Федор Алексеевич, ни один человек. Все уволены из органов еще в девяносто первом, сразу после августовского мятежа.
     - Спасибо. - Он осторожно положил трубку. Чем все-таки занимались эти два полковника, если их решили убрать почти одновременно? Вдруг он вспомнил слова Костюковского о смерти Иванченко от "сердечного приступа". Странно, ему должно быть лет пятьдесят. В отдел "С" брали физически здоровых людей. Может, он умер в результате тяжелого ранения? Нет, Игорь четко сказал, что от "сердечного приступа". А если и это липа? Колчин вытер лоб. Как все запуталось!
     Зазвонил красный телефон.
     - Зайдите ко мне, - пригласил начальник управления.
     "Все, - обреченно подумал Колчин, - нужно идти докладывать".
     - Слушаюсь, - сказал он по привычке, собирая документы.
     В приемной генерала, как всегда, никого не было. Генерал не любил, чтобы его сотрудники ждали в приемной, и сам приглашал их по телефону. Приветливая секретарша, улыбнувшись, кивнула Колчину, показав на дверь кабинета.
     В большом просторном кабинете маленькая фигурка генерала Нефедова выглядела как-то несуразно, словно не соответствовала величию его руководящего кресла. Нефедов знал об этом и потому принимал своих сотрудников, сидя за небольшим столиком в кресле. Оба кресла были с короткими ножками, и посетитель, подогнув под себя ноги, оказывался на одном уровне с Нефедовым.
     - Что у вас произошло? - спросил генерал, когда Колчин сел за этот столик, подогнув колени. Ему было легче, чем остальным: он был чуть выше среднего роста. А вот Боря Коробов здесь явно не поместился бы.
     - Открылись новые обстоятельства дела по факту гибели бывшего полковника Бахтамова. Я прошу вашего разрешения подержать у себя дело еще неделю.
     - Вечно вы, Колчин, мудрите. Убийца известен, дело раскрыто. Передайте официальный запрос на розыски убийцы, если он еще жив, и закрывайте дело, как только получите сообщение о его смерти.
     - Здесь все не так просто, товарищ генерал.
     Колчин знал, что в их аппарате не терпели слова "господин".
     - Какие новые обстоятельства вы нашли? - спросил Нефедов.
     - В Минске убит бывший сослуживец Бахтамова полковник Иванченко.
     - Ну и что?
     - Они убиты почти одновременно. Одним и тем же способом. При этом в обоих случаях убийца как бы известен, но не найден. Кроме того, в Москве и Минске убийца выпустил в обоих полковников всю обойму и оба раза промазал несколько выстрелов.
     Нефедов был профессионал. Он понял все без дальнейших расспросов.
     - Сведения из Минска точные?
     - Там уголовное дело ведет прокуратура. Мой старый друг Игорь Костюковский. Он мне все и рассказал.
     У генерала испортилось настроение. Он не любил громких скандалов и запутанных уголовных дел.
     - Что думаете делать?
     - Установить настоящего убийцу. У меня есть версия, что чеченский след нам подбросили нарочно. Я постараюсь докопаться до истины.
     - Как долго?
     - Неделю, товарищ генерал.
     - Так мало? Можете не успеть. Берите две недели, - великодушно согласился Нефедов. - Я не люблю, когда убивают бывших сотрудников КГБ. Это всегда грязно и подло. Только постарайтесь не примешивать сюда политику. Вы же знаете, сколько наших бывших коллег работают на мафиозные круги. Будьте осторожны.
     - Постараюсь, - впервые чуть улыбнулся Колчин.
     - Кстати, забыл вам сообщить. Я подписал представление на вас, - добродушно сказал генерал, - теперь скоро получите еще одну звездочку, станете полковником. Мы засчитали вам весь стаж.
     - Спасибо. - Наконец можно было улыбнуться по-настоящему.
     Но, оказавшись в своем кабинете, Колчин сразу забыл о новой звездочке. Теперь нужно было искать настоящего убийцу.
     
     ГЛАВА 5
     
     Каждый раз, приезжая в Москву, он испытывал то непонятное волнение, которое бывает лишь при свидании с родным городом. Формально Москва уже несколько лет была столицей другого государства, находясь за рубежом. Но разум отказывался принимать происходящее. Для него, вовлеченного в стихию русского языка и российской культуры, были одинаково дороги два города: место, где он родился, и Москва, бывшая столицей его страны на протяжении более чем тридцати лет его жизни.
     Теперь в аэропортах стояли пограничники и таможенники, а прибывающие "гости столицы" вынуждены были заполнять таможенные декларации. Перемены были на каждом шагу. При поселении двоих гостей в гостинице "Россия" с них взяли деньги за принудительную регистрацию в городе, объявили, что справки о регистрации они должны всегда носить с собой и предъявлять по первому требованию милиции.
     Манучар настаивал, чтобы они жили в "Метрополе" или "Балчуге", уже успевших стать символами "дикого" русского капитализма, но Дронго предложил "Россию", заказав через людей Давида два одноместных номера. Узнав об этом, Манучар поморщился, однако спорить не посмел.
     К этому времени Дронго уже имел свою версию, немного отличную от версии Давида. Он не сомневался, что убитый горем отец проверил все возможные варианты, опросил всех людей, находившихся внизу, в вестибюле отеля, всех соседей по этажу. Объяснение в таком случае могло быть только одно: сам Реваз хотел исчезнуть, и искать его нужно было от противного. Этот вариант Давид, конечно, проверять не стал, он просто не пришел ему в голову.
     Весь первый день Дронго изучал подходы к "Савою", несколько раз заходя в отель. Наконец на него обратил внимание портье - молодой человек с аккуратно подстриженными усиками.
     - Вы кого-нибудь ищете? - спросил он.
     - Примерно месяц назад здесь должен был остановиться мой знакомый. Может, вы поможете мне его найти?
     - Имя знакомого вы помните?
     - К сожалению, нет.
     Молодой человек прищурился:
     - Это будет очень трудно.
     В руках Дронго появилась сотенная долларовая бумажка.
     - Но вполне возможно. Когда у нас остановился ваш друг?
     - В прошлом месяце, четырнадцатого числа. Мне нужны фамилии всех, кто остановился четырнадцатого.
     - Сейчас. - Молодой человек уверенно защелкал клавишами компьютера. - Вот список, - сказал он через минуту.
     - Еще один список гостей, прибывших пятнадцатого и шестнадцатого. - Дронго достал еще две бумажки. - Не очень много? - спросил он шепотом.
     - Вполне, - обрадовался портье, - в самый раз.
     - Вы проверяете паспорта прибывших?
     - Обязательно. Но иногда постоянным клиентам делается скидка.
     - Кто работал пятнадцатого на вашем месте?
     - Сейчас скажу. Коля, мой напарник.
     - А шестнадцатого?
     - Была моя смена.
     - Здесь пропал один молодой грузин. Может, вы помните? - спросил Дронго.
     - Конечно, помню, его друзья трижды спрашивали меня о нем. Реваз Гогия - он дважды останавливался у нас до этого. И дядю его, Арчила, я хорошо знаю. Да его вся Москва знает.
     Молодой человек вытащил из кармана три сотенные купюры и протянул их обратно.
     - Если Арчил узнает, мне конец.
     - Ничего не узнает. И потом, я его друг, а не враг. Бери деньги, они твои.
     Дронго, кивнув, вышел из отеля.
     Уже сидя в своем номере в "России", он внимательно изучил списки. После чего позвал Манучара.
     От безделья Манучар смотрел все видеопрограммы, которые транслировались по внутренним каналам гостиницы.
     Зайдя к Дронго, он развалился в кресле.
     - Зачем ты меня сюда привез? - обиженно спросил Манучар. - Чтобы я в гостинице сидел?
     - Ничего, немного отдохнешь, тебе на пользу пойдет. И потом, сядь нормально, не люблю, когда в кресле разваливаются. Ты же спортсмен.
     Манучар подобрался, но гневно засопел.
     - У меня списки гостей, останавливавшихся в "Савое". Четырнадцатого Реваз прибыл вместе со своими ребятами. Вот отметки об их регистрации. Смотри внимательно. В этот день вечером в гостинице зарегистрирован еще один грузин - его фамилия Урушадзе. Ты знаешь этого человека?
     - Кажется, нет, - подумав, ответил Манучар.
     - Не торопись, вспомни точнее. Может, кто-то из знакомых Давида или Реваза?
     - В первый раз слышу, - увереннее ответил Манучар, - никогда не знал про такого человека.
     - Хорошо, пойдем дальше. Пятнадцатого зарегистрирован еще один грузин. Его фамилия Пхаладзе. Он приехал с женой. Знаешь такого?
     - Какой Пхаладзе? - удивился Манучар. - Он давно умер, еще два года назад.
     - Кто умер? - быстро спросил Дронго.
     - Гиви Пхаладзе. Это дядя Реваза. Совсем молодым умер, бедняга. Младший брат жены Давида.
     - Ничего подобного, - улыбнулся Дронго, - он зарегистрировался в отеле "Савой" на следующий день после приезда Реваза с ребятами.
     - Быть такого не может, - испугался Манучар, - я сам был на его похоронах.
     - А его жена?
     - Он не был женат. Вай-вай, какой ужас! Кто-то воспользовался его документами, - понял наконец Манучар.
     - Не кто-то, а сам Реваз, - покачал головой Дронго. - Эх вы, сыщики! Парень просто хотел встречаться со своей подругой втайне от отца и дяди, а вы решили, что его похитили.
     - Тогда где он теперь?
     - Это уже следующий вопрос. Значит, ты точно знаешь, что Гиви Пхаладзе умер два года назад? Они были похожи с Ревазом?
     - Немного, - подумал еще раз Манучар. - Усы одинаковые, оба высокие, стройные. Да что там говорить - какой джигит не похож на своего дядю! Конечно, были похожи.
     - Отвечай более конкретно. То, что они были оба высокие, к делу не относится. На карточке в паспорте не видно, высокий человек или маленький. Научись отвечать четко и коротко. Ты когда думаешь, Манучар, я слышу, как ты думаешь, - с таким скрипом работают у тебя мозги.
     - Ладно, - кивнул обиженный Манучар, - не нужно издеваться, да. Я тебя задеваю?
     - Только не обижайся, я говорю для твоего блага. Пойдем дальше. Ревазу было двадцать семь. Сколько было его дяде Гиви?
     - Сорок три. У него было больное сердце.
     - Он жил в доме Давида?
     - Да, а откуда ты знаешь?
     - Вопросы потом. Ты когда-нибудь приезжал сюда, в Москву, с Ревазом?
     - Да, несколько раз.
     - У него были здесь знакомые девушки?
     - Вах! Конечно, были. Дурацкий вопрос задаешь, генацвале. Чтобы у богатого грузина в Москве не было знакомых девушек, - явно брал реванш обрадованный Манучар, - не понимаешь, да? Все девушки города его любили и ждали.
     - Все девушки города меня мало интересуют. У него была одна, с которой он встречался чаще других, любил сильнее?
     - Не знаю. Нина была, Тамара, Света... Не знаю, дорогой. Всех любил, тратил на них большие деньги. Свете шубу подарил норковую.
     - Ты знаешь адрес этой Светы?
     - Точно не знаю, но дом помню.
     - Сможешь найти?
     - Думаю, да.
     Манучар поискал глазами стакан. Открыл бутылку боржоми, принесенную с собой, налил воды, выпил.
     - Может, спустимся пообедаем, хотя уже время ужинать.
     - Позже. Давай работать. Нам платят деньги за работу.
     - А что я, против? Конечно, давай работать.
     - Вспомни, кто еще был у Реваза? Может быть, какая-нибудь девушка или женщина, с которой ему запрещали встречаться?
     - Кто запрещал? Вах, - даже подпрыгнул Манучар, - ты нашего Реваза не знал. Разве ему можно что-нибудь запретить, да? Он дикий был, нервный, сразу в драку бросался.
     - А если отец не разрешал?
     - Отец его любил и делал все, что он захочет.
     - Тем не менее он зачем-то взял паспорт своего умершего дяди и зарегистрировался под его фамилией в отеле. Рано утром, когда ребята еще спали. И с ним была женщина. Вот ее фамилия - Коновалова. Лариса Коновалова. Ты знал такую подругу Реваза?
     - Первый раз слышу. Какая Лариса? Хотя нет, была одна Лариса. Но ей было лет сорок, и она любила друзей Реваза, а не его самого. Других Ларис я не знаю.
     - Как это - любила друзей? Спала с ними, что ли?
     - Какой непонятливый! Конечно, спала. Нет, в люльки играла! Проститутка, да.
     - Нет, на наш вариант не подходит. Здесь есть ее номер паспорта. Нужно будет встретиться с Арчилом, пусть поможет нам установить, когда и кем выдан этот паспорт на имя Коноваловой. Хотя, судя по номеру, это заграничный паспорт. И дядин паспорт тоже заграничный. Он что, был дипломатом? Почему у него дипломатический номер паспорта?
     - Ай, дорогой, ничего ты не понимаешь! - с чувством понятного превосходства ответил Манучар. - Кем был Гиви Пхаладзе? Братом жены самого Давида Гогия. Знаешь, кто такой Давид? В Грузии еще три человека таких, как он. Шеварднадзе, Китовани и сам Иоселиани. И еще Давид Гогия. А ты спрашиваешь, был дипломатом или не был? Да он получил дипломатический паспорт раньше, чем министр иностранных дел Грузии. Понимаешь?
     - Эту лирику мне трудно понять, но постараюсь. Давид тоже вор в законе?
     - Он первый. Самый настоящий. А его брат Арчил - первый здесь, в Москве. Он все может - все что захочешь.
     - А Реваза найти не сумел. Или не захотел?
     - Думай, что говоришь. Арчил и Давид родные братья. Они все равно найдут Реваза. И, если мальчика кто-нибудь тронул, вся семья этого несчастного будет проклинать тот день, до последнего человека.
     - Как я не люблю ваш воровской жаргон! - поморщился Дронго. - Всю жизнь не любил вашей "малины". Нашли чем гордиться. Ладно, давай дальше работать. Значит, у Гиви мог быть дипломатический паспорт?
     - Точно был, - твердо заявил Манучар. - Слушай, пойдем поужинаем, а? Голова болит страшно.
     - Сейчас пойдем. Последний вопрос. Реваз не был женат - может, его хотели женить в Грузии, точно не знаешь?
     - Конечно, хотели. Но насильно - никогда. Разве можно грузина заставить жениться? Ни за что! - гордо заявил Манучар.
     - Все, идем обедать. Сейчас ты начнешь рассуждать о менталитете грузинского народа, а этого я уже не вынесу.
     - Обижаешь, да, - вскочил Манучар, - весь народ обижаешь, да?
     - Дурак ты, - спокойно ответил Дронго. - Я вырос на Кавказе. Среди моих друзей были грузины, армяне, азербайджанцы, русские, евреи, татары, лезгины. Разве я могу сказать что-то плохое в адрес твоего народа? Тебе сколько лет?
     - Двадцать девять.
     - Тебя еще не было на свете, когда я впервые увидел Тбилиси. И полюбил этот город на всю жизнь. Отец любил возить меня туда. А ты говоришь - обижаешь. Пошли ужинать.
     За ужином Манучар, выпив триста граммов водки, немного развеселился, глядя на танцующие пары. Дронго, не любивший водку и почти не употреблявший спиртного, только пригубил свою рюмку. Через час, когда они поднимались в свои номера, Манучар сказал немного заплетающимся языком:
     - Я должен провожать вас до самых дверей. У вас седьмой этаж, у меня пятый. Я поеду с вами.
     - В следующий раз. Тоже мне спортсмен, пьянеешь от трехсот граммов, - покачал головой Дронго, выталкивая Манучара из лифта.
     Он поднялся на свой этаж и, взяв ключи, прошел в свой номер. Открыл дверь и вошел внутрь. В кресле уже сидел пожилой господин лет пятидесяти. Худое запоминающееся лицо, быстрый цепкий взгляд, красивые руки. Он был слишком похож на Давида, чтобы можно было ошибиться.
     - Здравствуйте, Арчил, - спокойно сказал Дронго, проходя и усаживаясь на кровать.
     - Ты меня знаешь? - удивился Арчил.
     - Меня послал в Москву Давид, - просто ответил Дронго, - чтобы я помог с розысками его сына и вашего племянника.
     - Ага, теперь понятно, - кивнул Арчил, - ты тот самый профессионал, про которого нам говорили наши друзья в разведке. Кажется, Дронго, правильно?
     - Вашим друзьям я оторву головы, чтобы они больше ничего не говорили, - добродушно произнес Дронго. - Тоже мне разведчики.
     - Они друзья, а чего не сделаешь ради друга. Ты сегодня был в "Савое", - метнул на него быстрый взгляд Арчил. - Все знаю, дорогой. Мне уже рассказали. Все знают: я тоже ищу Реваза. Если что утаят - умрут страшной смертью. А умирать никто не хочет. Зачем тебе списки гостей? Мы проверили всех, кто был на одном этаже с Ревазом.
     - А по всей гостинице?
     - Зачем? Всех гостей, что ли?
     - Вот списки. Реваз зарегистрировался под именем своего дяди со стороны матери - Гиви Пхаладзе. С ним была еще какая-то женщина, Лариса Коновалова. Вы случайно не слышали такую фамилию?
     - Нет, - покачал головой Арчил, с удивлением глядя на списки. - Какой ты умный! Я такого даже не представлял. Ты действительно большой мастер.
     - Для этого как раз большого ума не нужно. Если человек исчез без всяких следов и нет никаких свидетелей, значит, человек сам хотел исчезнуть. Обычная логика.
     - Об этом мы не подумали, - признался Арчил, почесав голову. Дронго обратил внимание на его роскошный перстень. - Мы были в таком состоянии, что не сообразили этого.
     - Вы можете узнать, кем и когда был выдан паспорт Коноваловой?
     - Конечно. - Арчил пересел на стул рядом с телефоном и, взяв списки, набрал чей-то номер. - Слушай, Крысанов, это я, Арчил. Большая помощь нужна. Узнай, когда и кому был выдан паспорт на имя Ларисы Коноваловой. Паспорт заграничный. Ты не понял? Я сказал "кому", чтобы узнать ее адрес. Где она живет, понимаешь? Когда позвонишь? Я буду ждать. - Арчил положил трубку. - Завтра утром мне сообщат.
     - Есть еще один вариант. Пятнадцатого Реваза и его спутницу в отеле прописал некий Коля. Может, мы можем узнать подробности у него?
     - Слушай, - еще раз удивился Арчил, - ты откуда такой умный? Поехали быстрее. У меня машина с ребятами стоит у западного входа. - Со мной приехал Манучар, может, возьмем и его? - спросил Дронго.
     - Не надо. У меня есть своя охрана.
     - Я не для этого, - усмехнулся Дронго. "Ну и психология у этих ребят!" - подумал он.
     Через несколько минут они уже мчались на роскошном "Мерседесе" Арчила через весь город. Арчил, позвонив прямо из автомобиля, узнал адрес дежурившего в тот день Коли. За ними, не отставая, шел еще один "Мерседес" с тремя боевиками явно кавказского происхождения.
     Они добирались долго, почти целый час. Наконец оба автомобиля въехали во двор девятиэтажного дома.
     - Поднимемся вдвоем, - предложил Арчил.
     Они еще долго ждали, пока придет лифт, затем медленно поднимались на восьмой этаж. Потом долго стучались. Никто не отвечал.
     - Может, я позову кого-нибудь из ребят? - предложил Арчил.
     - Не нужно, - сказал, осматривая замок, Дронго, - я постараюсь открыть дверь.
     К своему удивлению, он возился долго - целых двадцать минут. Арчил терпеливо ждал, выкурив две сигареты "Кэмел". Он предложил их Дронго, но тот, никогда не куривший, отказался, обратив внимание на характерный прикус Арчила на окурках сигарет. Наконец дверь открылась. Всюду горел свет. Играла музыка.
     - Наверное, хозяин скоро придет, - предположил Дронго.
     Арчил, кивнув головой, прошел в одну из комнат. Дронго, осмотрев коридор, двинулся следом. На полу с разбитой головой лежал хозяин квартиры.
     Арчил достал еще одну сигарету.
     - Кажется, он мертв, - спокойно сказал он.
     Дронго осторожно наклонился над телом убитого, потрогал пульс.
     - Тело еще теплое, - озабоченно сказал он. - Его убили за несколько часов до нашего прихода, может, даже еще позже.
     - Кто-то знал, что мы приедем, - понял Арчил. - Интересно получается.
     - Кроме вас и меня, не знал никто, - возразил Дронго, поднимаясь.
     - А Манучар? - Арчил сохранял абсолютное спокойствие.
     - Он был весь вечер со мной. Мы расстались за минуту до того, как я вошел в номер.
     - Значит, это ты, - спокойно сказал Арчил.
     - А может, ты, - так же спокойно парировал Дронго.
     Между ними лежал еще не остывший труп.
     
     ГЛАВА 6
     
     В последнее время Колчин все чаще задумывался над семейными проблемами ветеранов КГБ. Как правило, у обычных офицеров, работавших в отделах и управлениях центрального и местных аппаратов, все было в полном порядке - у разведчиков, специалистов широкого профиля, курсировавших по странам мира, оперативников семейная жизнь не налаживалась. Они словно моряки уходили в плавание на долгие месяцы, оставляя семьи, и не все жены выдерживали такое изнурительное ожидание. Семьи распадались, а вновь и вновь отъезжающие офицеры не спешили заводить новые. Миф о верных супругах, ждущих своих мужей десятилетиями, оставался только мифом. В жизни все было мельче и грязнее.
     У погибшего Бахтамова тоже не удалась семейная жизнь. Жене надоели его частые отлучки, и она, хлопнув дверью, просто ушла к другому, уведя с собой пятилетнего сына. Другой был старшим продавцом комиссионного магазина этого островка капитализма в прежнем строго социалистическом мире.
     Уже выйдя на пенсию, Бахтамов нашел другую, еще не совсем опустившуюся, женщину, и поселился у нее. Клавдия Орлова была в молодости красивой женщиной, но с годами появился тяжелый подбородок, морщины под глазами, оплыла фигура. Кроме того, она почти двадцать лет одна растила двоих детей после смерти своего первого мужа, а это никогда не проходит бесследно для женского лица и характера. Вызвав ее утром по телефону, Колчин позвонил в УВД города, попросив обеспечить явку Магомедова и Умарова. Орлова пришла точно в назначенное время. Она была немного удивлена, зачем еще она могла понадобиться этому страшному учреждению, которого, несмотря на все демократизации, сильно побаивалась.
     Сначала разговор шел о пустяках. Колчин расспрашивал Орлову о ее жизни, обещал помочь с пенсией Бахтамова. Они, правда, не успели зарегистрироваться, но по еще бывшим советским законам при ведении совместного хозяйства можно было рассчитывать на пенсию погибшего друга.
     - Скажите, Клавдия Николаевна, - спросил вдруг Колчин, - в прошлый раз вы говорили мне, что знали о связях вашего мужа, - он называл Бахтамова все время только так, - и некоторых чеченцев. Вы сами присутствовали на их встречах?
     - Присутствовала, - подтвердила женщина низким голосом, - приходили. Я ему все время говорила: не доведут до добра эти азиаты. Уж я их, разбойников, знаю.
     - А вот эти бланки платежных поручений, которые мы у вас нашли, вы раньше видели?
     - Не помню, - удивилась Орлова. - Вы тогда спросили: это ваши? А я в бумагах его не разбиралась, царство ему небесное, строгий был человек, не любил, когда трогали его вещи. Ну, коли из моего дома вышли, стало быть, мои. Я и сказала, что наши.
     - А вы до этого таких бумаг не видели?
     Орлова снова внимательно посмотрела на бумаги.
     - Если подумать, нет, кажись, не видела.
     - У вас был кто-нибудь дома после смерти вашего мужа?
     - Все были, - удивилась женщина, - народу пришло немного, но люди были. Его друзья, мои родные, дети. Я от детей ничего не скрывала. Хороший человек был.
     Она уже готова была пустить слезу, когда Колчин выхватил фотографию, полученную утром из Минска.
     - А вот этот человек к вам не приходил?
     Орлова долго рассматривала фотографию Иванченко.
     - Нет, - убежденно сказала она, - никогда его не видела, никогда не приходил. Это точно.
     - В прошлый раз вы сказали, что ваш муж несколько раз встречался с Умаровым. Как они договаривались о встрече?
     - Звонили и договаривались, - удивилась женщина.
     - Кто звонил обычно первым? Ваш муж или Умаров?
     - Муж звонил. Этот чеченец не посмел бы звонить, да у него и нашего телефона не было. Просто он приезжал, когда муж его вызывал.
     - Вашего мужа убили прямо в подъезде дома. Простите, Клавдия Николаевна, вы убеждены, что это были чеченцы?
     - А кто же еще? - удивилась женщина. - Кто, кроме них, окаянных, решится на такое? Они, точно они.
     - Но соседи никого не видели, только слышали выстрелы.
     - Мне Умаров сказал еще на похоронах, - вспомнила вдруг женщина, - жаль, мол, Бахтамова, хороший был человек. А этот подлец Хаджиев кого хочешь может убить.
     - Он вам сказал, что это сделал Хаджиев? - насторожился Колчин.
     - А кто же еще? - спросила Орлова. - Вы ведь пистолет его нашли и пальцы, на нем оставленные. Его пальцы, Хаджиева?
     Оружие они действительно нашли, и довольно быстро. Экспертиза подтвердила, что именно из него был убит бывший полковник спецподразделения "Рай" Бахтамов. На оружии были отпечатки пальцев Хаджиева. Тогда это дало возможность сделать торжествующему Колчину окончательный вывод об убийце. Теперь он прекрасно понимал, почему они так быстро нашли оружие. Кому-то было выгодно свалить все это на чеченцев. Кто-то очень местный выпустил всю обойму, дважды выстрелив в стену, чтобы видели почерк дилетанта, кто-то подложил им Хаджиева и его оружие. Точно по такой же схеме убрали в Минске полковника Иванченко. Или он умер сам? Нет, теперь Колчин не верил в сердечные приступы бывших офицеров КГБ. Нужно будет затребовать и протоколы вскрытия. Пусть эксперты центрального аппарата посмотрят еще раз.
     Он сделал пометку у себя в блокноте.
     - Давайте пропуск, - сказал он женщине, - я отмечу его.
     Когда Орлова ушла, он снова позвонил в УВД. По прежнему месту жительства ни Магомедов, ни Умаров не значились. В самой Чечне сразу несколько группировок по-прежнему боролись за власть, ведя боевые действия друг против друга. Правда, боевые действия шли как-то вяло, но в них гибли десятки человек. Найти в таких условиях Хаджиева не представлялось возможным.
     Он поднял трубку, позвонив в оперативный отдел ФСК. Трубку взял майор Варламов, давний знакомый Колчина.
     - Слушаю вас, Федор Алексеевич, - обрадовался Варламов.
     - Просьба к вам есть, ребята. Срочно нужно найти двух чеченцев. Может, поищете по своим каналам? А то УВД будет искать целый год. Вы же знаете, как работает наша милиция.
     - Знаю, - засмеялся Варламов, - сейчас пришлю парня. Вы ему передайте все материалы. Поищем ваших подопечных. Только если опять этот Хаджиев, то не стоит его искать. У нас есть точные сведения о его смерти. Погиб он в Грозном.
     - Да нет, я хотел бы встретиться с его друзьями.
     - Сейчас пришлю нашего человека, - снова повторил Варламов.
     Не кладя трубку, Колчин попросил соединить его с Минском.
     Через полминуты трубку поднял Костюковский.
     - Что-нибудь произошло? Опять ты из-за этого Иванченко, - засмеялся Костюковский. - Я уже не рад, что сказал тебе.
     - Слушай, Игорь, это очень интересное дело, - убежденно ответил Колчин. - Вы не могли бы прислать нам протокол патологоанатомической экспертизы? Нам это может понадобиться.
     - Хорошо, сейчас передам по факсу. Он у вас остался прежний?
     - Тот же самый. Утром мне передали фотографию Иванченко.
     - Я и не знал. Здорово работаешь, следователь Колчин. Сейчас прикажу переслать тебе акт вскрытия тела. Только это ничего не даст. Сердечный приступ, тут все чисто.
     - Посмотрим, - не согласился Колчин.
     Он долго думал, оставшись один, пока очередной телефонный звонок не прервал его размышления.
     - Федор, ты? - Он не сразу узнал глухой голос своего друга.
     - Пашка, - удивился Колчин, - что произошло?
     - С Борей неладно, - ответили на другом конце провода, - его сегодня машина сбила.
     - Не может быть! - холодея, закричал Колчин, сжимая трубку.
     - Сейчас в больнице. Говорю отсюда. Врачи говорят, может... В общем, шансов мало.
     - Какая больница? Сейчас приеду.
     Колчин бросил трубку и уже побежал к дверям, когда случайно увидел на столе компьютерную распечатку группы "Рай", данную ему вчера Коробовым.
     Он тяжко опустился на стул.
     "Быстро очнулись", - с внезапной ненавистью подумал он.
     Долгие годы работы в аппарате КГБ научили его не верить случайностям. После вчерашней распечатки Коробова сшибла машина. Это был факт, пока ничем не опровергнутый. Разумеется, еще была возможность случая, но он, как опытный профессионал, начисто исключал такую возможность, чувствуя, что наконец выходит на след.
     К нему постучались.
     - Войдите! - крикнул он.
     Молодой лейтенант, получив фотографии Магомедова и Умарова с их адресами и данными, кивнул, попросив разрешения удалиться. После его ухода Колчин подошел к сейфу, достал свое оружие, проверил его, переложил в карман.
     - Ну, сукины дети, - громко сказал он, - вы мне ответите за Бориса, если он умрет. Все до единого.
     Выходя, он хлопнул дверью с такой силой, что в соседних кабинетах осыпалась на пол штукатурка.
     
     ГЛАВА 7
     
     Они стояли друг против друга, выразительно глядя в глаза. Первым не выдержал Арчил.
     - Кто же его мог убить? - спросил он.
     - Во всяком случае, не я, - просто ответил Дронго. - Тогда мне незачем было сообщать вам его имя.
     - И не я, - мрачно заявил Арчил, - я узнал о существовании этого парня только перед выездом.
     - Ничего подобного. Вы могли узнать об этом раньше. Когда получали информацию от своего человека в "Савое", - возразил Дронго.
     - Думай, что говоришь! - разозлился Арчил. - Я сам убил своего племянника, да? Соображаешь, с кем ты разговариваешь?
     - Только без глупых угроз. Испугать меня нельзя, а смерти я давно не боюсь. Давайте уйдем отсюда, чтобы нам не приписали это убийство. Дома у него вряд ли мы найдем что-нибудь интересное.
     Уже сидя в "Мерседесе", Арчил задумчиво произнес:
     - Значит, ты был прав. Этот Коля мог знать, где находится Реваз. Но почему такая спешка? И почему сразу убивают? Достаточно было пригрозить. Это не наши люди. Слушай, может, ты что-нибудь понимаешь?
     - По почерку на ваших действительно не похоже, - согласился Дронго. - И потом, в квартире все было в порядке. Это не обычный разбой. Преступники очень торопились, они явно опасались, что мы успеем раньше. Интересно, что такого страшного мог знать этот несчастный парень?
     - Думаешь, знали, что мы приедем? - понял Арчил. - Значит, этот сука портье работает сразу на две стороны?
     - Не обязательно. Могли просто обратить внимание на его компьютерный запрос. Это легко проверить. И сразу поняли, что кто-то ищет Реваза по второму кругу. А его нужно спрятать. Но вот почему? Если Реваз мертв, он уже ничего не скажет. Значит, он жив. А какую опасность он может представлять?
     - Не знаю. Сам думаю. - Арчил нахмурился.
     - Может, кто-то из ваших конкурентов-соперников решил просто пощекотать вам нервы?
     - Я им пощекочу, - мрачно пообещал Арчил. - Никто не посмеет такого сделать.
     - Тогда в чем дело? Куда исчез ваш племянник? В любом случае поиски нужно продолжать с гостиницы.
     - Договорились. А я узнаю утром, кто такая эта Коновалова.
     - Только с одним условием: ничего без меня не предпринимайте. Это и в ваших интересах.
     - Ладно, - нехотя буркнул Арчил.
     У гостиницы оба автомобиля резко затормозили, и Дронго вышел из машины.
     Спал он плохо. В гостинице топили с таким ожесточением, что термометр порой показывал более двадцати пяти градусов и ему приходилось часто открывать окно.
     Утром его разбудил звонок Арчила.
     - Я послал за тобой машину, - просто сказал он, - приезжай быстрее.
     Вчерашнее происшествие как-то сблизило их. Приехав в огромный офис Арчила, Дронго с удивлением узнал, что известную коммерческую фирму контролирует группа Давида - Арчила. Последний принял его в кабинете президента фирмы.
     - Мы выяснили, кто такая эта Коновалова. Она раньше работала у нас секретаршей. А я, старый дурак, совсем забыл. Ларисой звали.
     Арчилу принесли какую-то таблетку и стакан воды. Он, морщась, проглотил, отпустив парня, дежурившего у его кабинета.
     - Ведь я сразу подумал, что слышал такую фамилию. Эта девушка нравилась Ревазу, он одно время даже за ней ухаживал. Но почему, почему он ничего мне не рассказал?
     - Она была вашей секретаршей?
     - Нет, у вице-президента этой фирмы работала. У Кольчужкина. Его сейчас нет, он в командировке.
     - Она давно уволилась?
     - Полгода назад. Я и не думал, что она встречается с Ревазом.
     - Во всяком случае, он зарегистрировал ее как свою супругу. Где она живет, знаете?
     - Конечно, уже послал людей.
     - Я же просил, - укоризненно произнес Дронго, - не нужно суетиться. Это все так не стыкуется. Одно убийство уже произошло.
     Раздался телефонный звонок. Арчил поднял трубку.
     - Да, - раздраженно сказал он, - здесь твой напарник. Приезжай прямо сюда... Манучар звонил, - сказал он, положив трубку. - Совсем голову потерял. Тебя ищет. Сейчас приедет к нам.
     - Сколько лет было Ларисе Коноваловой?
     - Двадцать два.
     Девушка внесла два стакана чая, конфеты, печенье.
     - Ты завтракал? - спросил Арчил у гостя. - Принеси нам бутерброды и бутылку коньяка, - приказал он девушке.
     - Я не пью, - поморщился Дронго. - Тем более утром.
     - Ты странный какой-то. Обычно ваши разведчики пьют как лошади и курят всегда самые лучшие сигареты. А ты какой-то не такой.
     - Я не разведчик. Я был экспертом ООН.
     - Все знаю, - замахал руками Арчил, - каким экспертом ты был. Знаешь, сколько заплатил Давид, чтобы узнать твой адрес?
     - Знаю. К этому мы еще вернемся после нашей истории.
     Раздался еще один телефонный звонок.
     - Слушаю, - поднял трубку Арчил.
     Видимо, на том конце провода говорили что-то очень неприятное. Лицо его побагровело, он начал задыхаться.
     - Как это пропала! - закричал он наконец. - Куда пропала? Пусть узнают у матери, куда могла деться ее дочь. Соседей опросите. Переверните там все вверх дном, но найдите эту девушку.
     - Я же предупреждал, - разозлился Дронго. - Что случилось?
     - Пропала она, - зло ответил Арчил, - фраернула нас всех. Кто мог подумать, что она и Реваз... - Он ударил кулаком по столу так сильно, что его стакан подпрыгнул.
     - Давно пропала? - спокойно спросил Дронго.
     - Мать говорит, что дней двадцать - двадцать пять. Видимо, вместе с Ревазом. Но ее мать утверждает, что дочь уехала на юг, на курорт.
     - Как вариант - может быть, - задумался Дронго, произнеся эти слова вслух, - но нам не подходит. Реваз наверняка за эти дни мог бы позвонить, дать о себе знать. Кроме того, у него при себе было всего несколько тысяч долларов. А для его разгульной жизни этого мало.
     Арчил кивнул в ответ.
     - Значит, мое предположение было правильным. Парень намеренно оторвался от своих опекунов, зарегистрировался в соседнем номере под именем своего дяди и зарегистрировал девушку как свою жену. Причем он сделал ей заграничный паспорт. Куда они могли поехать? У нее могла быть виза в паспорте? Вы этого не узнали?
     В ответ его собеседник поднял телефонную трубку.
     - Крысанов, это снова я. Узнай, была ли в ее паспорте виза. И в какую страну. Да, срочно. Я жду. Правда всегда дорого стоит.
     Он положил трубку.
     - Сукин сын, - без гнева закончил Арчил, - еще денег хочет. Почему они все такие продажные, эти пираты?
     - Кто? - не понял Дронго.
     - Ну мусора эти, милиционеры. Раньше тоже встречались продажные, а теперь все поголовно. Все время просят денег. И все им мало.
     - Конкуренция, - пожал плечами Дронго. - Таких банд, как ваша, развелось слишком много. И все деньги дают. Вот они и привыкли.
     - Почему банда? - обиделся Арчил. - Мы серьезным делом занимаемся, коммерцией.
     - Вчера видел твоих охранников. С такими рожами коммерцией не занимаются. Это, правда, не мое дело, я всего лишь ищу твоего племянника, но, честно говоря, не люблю всех воров, тем более воров в законе.
     - Храбрый ты очень. Все в лицо говоришь. Мне еще таких слов никто не говорил. Нет, вру. Был один в камере, говорил громкие слова. Этой ночью его и кончили. А ты молодец, ничего не боишься. И голова у тебя здорово работает. Как это ты сразу вышел на Ларису? Мои дураки всю гостиницу обшарили, а такого придумать не смогли.
     Девушка принесла бутылку коньяка и большой поднос с бутербродами.
     - Оставь все и уходи, - приказал Арчил, сам разливая коньяк по фужерам. - Не брезгуй. Одну рюмку можно. Пью за тебя. Ты человек духовой, отчаянный. Мне такие нравятся. Найдешь Реваза или его похитителей - и я буду твоим должником на всю жизнь.
     Дронго заставил себя сделать несколько глотков. Коньяк был действительно отменным.
     Арчил выпил все залпом, крякнул и, не закусывая, налил себе еще один фужер.
     В этот момент раздался очередной телефонный звонок.
     На этот раз, видимо, сообщение было более приятным, и Арчил, спокойно его выслушав, просто положил трубку.
     - Коновалова брала визу в Турцию, разрешение на поездку ей дали два месяца назад.
     - Предположим, они улетели или уехали. Откуда они могли улететь? Из Шереметьева или есть еще чартерные рейсы? - спросил Дронго.
     - Это мы узнаем. Если она прошла границу, это легко узнать.
     - Границу Реваз мог пройти только под своей фамилией. Но почему он до сих пор ничего не сообщил? Здесь что-то не стыкуется. Вы займитесь границей, узнайте, прошла ли Коновалова где-нибудь границу. И заодно проверьте паспорт своего племянника Реваза Гогия. А я снова поеду в отель. Мне все-таки не нравится это исчезновение. Так не бывает. Он обязательно должен был хоть кого-то предупредить.
     - Тебе люди нужны?
     - У вас есть доверенный человек, которого хорошо знают в "Савое"?
     - Конечно.
     - Тогда пусть он поедет со мной. И Манучар тоже. Сегодня нужно быть очень осторожными. Милиция уже наверняка начала расследование убийства нашего знакомого. Как бы нам не привлечь ненужного внимания.
     - Это пусть тебя не волнует, - успокоил его, улыбаясь, Арчил, - вся московская милиция у меня в кулаке. Чтобы моего гостя арестовали за преступление, которое он к тому же не совершал? Быть такого никогда не может.
     - Будем считать, что вы меня успокоили, - ответил Дронго.
     Следующие четыре часа он провел в "Савое", стараясь не привлекать к себе внимания подозрительных швейцаров, уже наслышанных о вчерашнем убийстве. Все было тщетно. Он, правда, нашел один пожарный выход, откуда мог уйти незамеченным Реваз, но от этого было не легче. Дверь закрывалась обычно на замок, и ключи были только у персонала гостиницы. Как осторожно удалось узнать Дронго, у убитого Коли такие ключи были наверняка.
     Следовало предположить, что дежуривший в тот день портье выпустил через этот выход Реваза и его спутницу, так что они остались не замеченными для остальных. Последнюю ночь Реваз был в номере. Дронго вдруг вспомнил, что Давид рассказал ему о проститутках, с которыми Реваз провел эту последнюю ночь. Удивительная история, если учесть, что в нескольких метрах его ждала любимая девушка. Зачем ему нужны были эти проститутки, почему он просто не позвал к себе Коновалову? Или не спустился к ней. Ревазу нужно было иметь алиби - как же он этого не понял сразу! От огорчения Дронго даже стукнул кулаком по стене, вызвав удивленное восклицание своих сопровождающих. Он теряет свою квалификацию. Разве можно было верить рассказам Давида, методам его людей, если самый толковый среди них - идиот Манучар. Как он сразу этого не понял! Нужно будет еще раз допросить девушек, бывших в ту ночь с Ревазом. Обязательно их найти и допросить.
     Он обернулся к человеку Арчила.
     - Мне нужны те две девушки, которые были в последнюю ночь с Ревазом. Вы можете мне их найти?
     - Под землей найдем, - мрачно пообещал его спутник.
     Дронго вспомнил Давида. Как они все любят искать под землей, словно там действительно что-то можно найти, среди мертвых!
     
     ГЛАВА 8
     
     В больницу он ворвался прямо в плаще. Медсестра бежала за ним, напуганная его удостоверением из контрразведки, и умоляла накинуть на себя белый халат. У реанимационного отделения стояли бледные Коробовы. Рядом плакала их младшая дочь.
     - Он жив? - закричал сразу Колчин, обращаясь к отцу Бориса.
     Тот кивнул:
     - Пока жив, ему, кажется, делают операцию.
     - Как это случилось?
     - Он шел на стоянку, когда его сбила машина. Все слышали удар и видели отъезжающие "Жигули".
     - Милиция была на месте?
     - Приехали, - вздохнул Павел. Он, как и все офицеры КГБ, не очень любил и не очень доверял работникам МВД. - Сделали несколько обмеров и сразу уехали. Работнички! Небось даже искать не будут.
     - Он на вашу стоянку шел, - постарался вспомнить Колчин, - там же поворот. Где его могли сбить?
     - Уже на площади, когда он переходил дорогу.
     - Странно, там же все хорошо видно, - еще раз вспомнил Колчин. - Номера автомобиля никто не видел?
     - Не видели, водитель пьяный, наверное, был. Мне потом ребята сказали, что Борис прыгнуть успел в последний момент. Помнишь, он ведь одно время увлекался гимнастикой?
     - Кто ведет его дело, знаешь?
     - Какой-то следователь Салтанаев. Кажется, так его зовут. Из Сокольнического района. Точнее не знаю.
     - Я все выясню, - успокоил друга Колчин, - лишь бы Борька жив остался.
     К ним вышел врач.
     - Что с ним? - сразу бросились к врачу мать и сестра Бориса.
     - Будет жить, - вздохнул врач. - Слава Богу, организм молодой, здоровый. Кроме того, он успел изогнуться и смягчить удар. А того лихача наказать нужно. Средь бела дня на людей наезжать. Совсем беспредел!
     Мать, не выдержав, заплакала. Муж обнял ее, успокаивая. Поняв, что ему здесь больше делать нечего, Колчин поспешил вниз, на улицу.
     Позвонив из приемного отделения и предупредив, что задержится, Колчин поехал в Сокольнический УВД. Следователя Салтанаева ему пришлось ждать еще добрых полчаса, пока наконец в коридоре появился небритый, помятый, с каким-то потухшим взглядом старший лейтенант. Форма сидела на нем небрежно, китель был сильно помят.
     - Вы сегодня ночью дежурили? - спросил его Колчин.
     - Вы ко мне? - вместо ответа спросил Салтанаев, с неприязнью глядя на нового посетителя. - По какому вопросу?
     - Сегодня утром неизвестный автомобиль сбил майора Федеральной службы контрразведки Бориса Коробова, - напомнил следователю Колчин. - Я по этому вопросу.
     - Мне уже звонили из ФСК, - хмуро сказал следователь. - Ничего особенного не произошло. Обычный наезд. Сейчас устанавливаем автомобиль. С майором ФСК это могло произойти точно так же, как и с любым другим гражданином.
     Они зашли в кабинет.
     - Вот мое удостоверение, - показал свою книжку Колчин.
     У Салтанаева окончательно испортилось настроение, едва он увидел эту красную книжку. От подполковника ФСК ничего хорошего ждать не приходилось.
     - Может, пройдем к начальнику УВД? - спросил он.
     - Не нужно. Давайте просто поедем на место происшествия. У меня такое мнение, что там не все так просто.
     У следователя была масса работы, он очень устал после дежурства, но отказать подполковнику ФСК не посмел. Хотя ему очень хотелось послать своего старшего коллегу ко всем чертям. Колчин прочел это у него в глазах.
     - Не беспокойтесь, - мягко сказал он, - мы управимся быстро, и я вас отпущу. Представляю, как вам тяжело после дежурства.
     Они поехали на место происшествия в автомобиле Колчина. Уже отработавшие свое "Жигули" десятилетней давности исправно служили своему хозяину, а после начала экономических реформ Колчин понял, что еще долго будет ездить на своем старом автомобиле. У автомобильной стоянки он остановил машину, предложив Салтанаеву пройти оставшийся путь пешком.
     - Вы думаете, машина вылетела из-за того поворота? - показал на угол Колчин.
     - Видимо, да, она не могла появиться с другой стороны, - уверенно ответил следователь.
     - Но ведь там автомобиль обычно притормаживает, а уже затем, свернув, набирает скорость. Вам не кажутся нелогичными действия автомобилиста, сбившего Коробова?
     - У нас в практике бывает и не такое, - лениво возразил следователь. - Как напьются, так ездят, не соблюдая никаких правил.
     - Не поэтому, - возразил Колчин, - просто там водитель вынужден притормаживать, иначе он не впишется в поворот.
     - Может быть. - Салтанаев после дежурства готов был согласиться с чем угодно.
     - Вы нашли каких-нибудь свидетелей? - раздраженно спросил Колчин.
     - Рано утром какие свидетели? Все спешили на работу. Хорошо еще, успели оказать пострадавшему первую помощь и вызвать врачей.
     - Он ехал с той стороны, - снова настаивал Колчин. - Ведь водитель отлично все видел. Посмотрите, здесь даже нет тормозного следа, - наклонился он над асфальтом. - Вам не кажется, что Коробова сбили нарочно?
     - Только не надо шить политику, - устало произнес Салтанаев. - Кому он нужен был, ваш майор! Сейчас в России генералов покупают пачками и по дешевке. Простите, товарищ подполковник, но я привык говорить правду.
     - Только не с офицерами ФСК, - почему-то сказал Колчин. - Мне здесь все понятно. Я все-таки настаиваю на том, что Коробова сбили намеренно. И собираюсь это доказать.
     - Как вам будет угодно, - согласился следователь.
     Обратный путь они молчали. Салтанаев даже немного вздремнул: для него автомобильное происшествие было заурядным уголовным делом.
     На работе Колчина уже ждал факс, переданный из Минска. Здесь был подробный акт патологоанатомического исследования трупа Иванченко. Взяв бумаги, Колчин поспешил в лабораторию. В прежнем КГБ была своя большая патологоанатомическая лаборатория, был свой морг и свои многочисленные специалисты. Позднее, после демократизации, морг уже не нужен был в таком объеме, а после разделения КГБ на разведку и контрразведку в лаборатории вообще осталось несколько специалистов. Одним из старейших специалистов был Генрих Густавович Шварц, немец по национальности, взятый на работу еще в годы хрущевской "оттепели" и с тех пор работавший в лаборатории КГБ - ФСК.
     Колчин хорошо знал, что Шварц был одним из лучших специалистов и только поэтому начальство терпеливо сносило его национальность и беспартийность.
     На его счастье, Генрих Густавович был в своей лаборатории. Колчина он знал давно - еще по совместным делам в середине восьмидесятых.
     - Молодой человек, - для Шварца все моложе пятидесяти были молодыми людьми, - вы могли бы чаще заходить к нам, навестить старика, - укоризненно произнес Генрих Густавович, увидев Колчина.
     - Какой вы старик, Генрих Густавович! - польстил тому Колчин. - Вы еще совсем молодой человек. Вам ведь нет еще семидесяти.
     - Спасибо, что помните, Федор Алексеевич. А я всегда к вам хорошо относился. В вас есть нечто человеческое. В нашей прекрасной организации это много значит.
     Колчин улыбнулся.
     - А вы не улыбайтесь. Знаете, есть известный немецкий анекдот. Банкир вставил себе стеклянный глаз и ходит по банку, меняя стекляшку, вставляя ее поочередно то влево, то вправо. И никто не может угадать, где настоящий глаз, а где стеклянный. И только истопник всегда правильно угадывает. Наконец банкир спрашивает его, каким образом тот всегда угадывает? "В вашем стеклянном глазу, - отвечает истопник, - есть что-то человеческое". Смешно, правда?
     - У меня такие же стеклянные глаза? - не удержался Колчин.
     - У вас у всех такие глаза. Простите меня, Федор Алексеевич, вашим глазам я верю. А вот некоторые ваши коллеги вызывают даже у меня чувство страха. Представляю, каково их подследственным, - сделал страшные глаза Шварц и подмигнул Колчину. - Теперь рассказывайте, зачем пришли.
     - У меня есть один протокол вскрытия. Человек в возрасте пятидесяти трех лет умер от сердечного приступа после ранения. Я бы очень хотел, чтобы вы посмотрели акт.
     - По акту особенно не разгуляешься, - заметил Шварц, взяв бумаги, - здесь нужен сам покойник, чтобы квалифицированно дать заключение. Может быть, болевой шок? Не похоже, он умер через три дня после ранения. У него было больное сердце?
     - Кажется, нет, он был специалистом особого подразделения, а там больных не держат.
     - Любопытно. - Шварц продолжал читать сквозь свои знаменитые очки в роговой оправе. У него было минус восемь, и это спасло его когда-то от армии и принудительного обращения в офицера их службы. Он был хорошим специалистом, а бывшему КГБ нужны были именно такие люди.
     Шварц читал внимательно, минут двадцать. Колчин терпеливо ждал.
     - Нет, - наконец сказал Шварц, - так очень трудно составить заключение. Некоторые вещи могу только предположить. Ранение было серьезным, но не смертельным. Лечили правильно. Судя по всему, он должен был поправиться. Сердечный приступ был внезапным, и, если не считать больного сердца, все остальное было в порядке. Кстати, что он ел в последний день своей жизни?
     - Не знаю, - растерялся Колчин.
     - У него была язва - такое возможно?
     - Значит, он все-таки был болен?
     - Я спрашиваю, а не утверждаю. Ему давали молоко? Хотя да, вы же не знаете. Нет, Федор Алексеевич, ничего более конкретного по протоколу вскрытия я сказать не могу. Мне нужен сам покойник, иначе все это вздор.
     - Ничего более определенного вы мне сказать не можете? - разочарованно спросил Колчин.
     - По этим протоколам - нет, - твердо ответил Шварц. - В Минске тоже работают не дилетанты. Они очень тщательно провели вскрытие. Я не думаю, что они пропустили какие-то вторичные признаки.
     - Его могли убить? - просто спросил Колчин, уже не смотря на бумаги.
     - Конечно, могли, - удивился Шварц. - Могли просто задушить. Подушкой накрыть - и все. Правда, в этом случае остались бы явные признаки удушья и насильственной смерти. Могли дать ему какое-то лекарство. Стенки желудка немного раздражены, он принимал какое-то лекарство перед смертью. Так что это вполне возможно.
     - А есть такие лекарства, которые не оставляют видимых следов?
     - Сколько угодно. У нас в соседней лаборатории специалисты разработали целую дюжину совершенно смертельных лекарств и ядов, не оставляющих никаких следов.
     - А где сейчас эта лаборатория?
     - Закрыли, - громко ответил Шварц, снял очки, протер их платком и тихо добавил: - А вообще-то я слышал, что ее восстановили в Службе внешней разведки. Им такая лаборатория очень нужна.
     - Я могу туда обратиться официально?
     - Думаю, да, если они не полностью засекретили эти работы. Но у вас ведь есть все необходимые степени допуска. Они вам все и покажут.
     - Спасибо большое. - Колчин заторопился к выходу.
     У себя в кабинете он получил сообщение, что свидетель Магомедов уже не проживает по прежнему адресу. А вот Умарова работникам милиции найти удалось, и они вручили ему повестку на сегодняшнее число для явки в ФСК.
     До прихода Умарова было еще два часа, и Колчин отправился в столовую выпить кофе и успокоиться. Бахтамова и Иванченко убрали одним способом по заранее разработанному сценарию. Это не вызывало никаких сомнений. Борю Коробова попытались убрать за его вчерашнее проникновение в компьютер. Кому-то не понравилось его внимание к группе "Рай". Значит, нужно спокойно, методично изучить всех членов этой группы. Кто из них может представлять интерес, быть ключом к решению этой задачи? Там все профессионалы и все - без работы. Как странно, они ушли в отставку почти все вместе, с интервалами в несколько дней. Конечно, замученный своими проблемами, следователь Салтанаев никогда не найдет автомобиль, сбивший Коробова. Он наверняка был угнан за полчаса до совершения преступления. Но здесь, в ФСК, сам Колчин может найти тех, кто пытался убрать Коробова, если, конечно, все это не его домыслы. Бориса могла сбить случайная машина, какой-нибудь пьяный лихач, который просто испугался ответственности и трусливо скрылся. Но почему тогда он так профессионально действовал, словно хотел сбить именно Коробова? Нет, его версия правильная. За всем этим кто-то стоит.
     Подполковник Колчин не знал, что, пока он сидел в столовой, в его кабинете, в здании Федеральной службы контрразведки, двое неизвестных уже установили подслушивающие аппараты, вмонтировав их последовательно в телефоны и под столом следователя. Он еще больше удивился бы, если бы узнал, что эти двое были старыми проверенными сотрудниками ФСК, проработавшими в этом учреждении уже много лет.
     
     ГЛАВА 9
     
     Уже в шестом часу к Арчилу в офис привезли двух ярко накрашенных девиц. Их, видимо, предупредили, куда и зачем везут, потому что обеих била мелкая дрожь. Обе понимали: одно неосторожное слово, и они навсегда потеряют возможность работать по своей специальности из-за обезображенного лица или переломанных ног.
     Арчил невозмутимо и спокойно глядел на обеих, внушая им еще больший страх. Отпустив всех своих головорезов, он оставил только Манучара и Дронго. По просьбе последнего беседовать с девушками должен был только Дронго.
     - Мы все рассказали, Арчил, - испуганно произнесла старшая из девушек, высокая шатенка по имени Тамара, - клянусь тебе, все правда.
     Другая, стройная блондинка лет двадцати, которую все называли Ликой, просто молчала, испуганно озираясь.
     - Видимо, сказали не все, - веско произнес Арчил, - сейчас еще будете говорить.
     - Скажите, пожалуйста, - Дронго были противны и эти девицы, и покровительственный тон Арчила, - в ту ночь вы были вместе с Ревазом?
     - Да, - кивнули девушки, - мы же говорили.
     - Сколько он вам заплатил? - спросил Дронго, незаметно возвращая их на профессиональные темы.
     - По двести баксов, - ответила Тамара.
     - Вперед платил?
     - Вообще-то мы его хорошо знаем, но взяли вперед.
     - Вы что-нибудь пили в его номере?
     - Шампанское. - Отвечала пока только Тамара. Лика предпочитала наблюдать за говорившими.
     - Он взял вас из "Метрополя"?
     - Там наше место, - удивилась Тамара, - мы там всегда кантуемся, весь город об этом знает.
     - Вы до этого встречались с Ревазом Гогия?
     - Да, по-моему, два раза. - Она была удивлена идиотскими, на ее взгляд, вопросами, но спорить не смела, откровенно отвечая своему собеседнику.
     - Вас было пятеро. Правильно?
     - Сначала было четверо, потом нашли Лику, и стало пятеро. Ребята настаивали, чтобы Реваз увел нас двоих.
     - А он не хотел сразу двоих?
     - Откуда я знаю, наверное, не хотел. Просто один из ребят был с нами с двоими, он и кричал все время, чтобы Реваз взял нас двоих.
     - Что было потом?
     - Потом пошли к "Савою" пешком, всей компанией. Реваз еще швейцару деньги дал - кажется, полтинник "зелеными". После этого поднялись в его номер.
     - Дальше, - требовательно произнес Дронго.
     - Что дальше? - немного разозлилась Тамара. - Дальше было то, что обычно. Мы трахались, а утром ушли.
     - Когда вы ушли?
     - Часов в восемь, кажется. Он еще спал.
     - И больше ничего не было?
     Лика вздрогнула, но Тамара уверенно ответила:
     - Ничего.
     - Теперь послушайте меня внимательно. Дело в том, что Реваз Гогия был импотентом. Он приезжал лечиться в Москву, - спокойно начал Дронго.
     Арчил, которого он заранее предупредил, сидел спокойно, но Манучар, услышав такую весть, даже вскочил от стыда и гнева, но, повинуясь указательному пальцу Арчила, снова опустился на стул, весь красный от возмущения.
     - В тот день его смотрели врачи. Даже при всем желании он не мог провести с вами ночь. Значит, вы врали. А это нехорошо.
     Лика побледнела, облизывая пересохшие губы. Тамара все еще держалась.
     - Арчил, - обратилась она к дяде Реваза, - ну что он говорит? Ты же меня знаешь, Арчил.
     Тот сидел спокойно, глядя ей прямо в глаза. Она не выдержала этого страшного взгляда.
     - Я же знала, что он твой племянник, - укоризненно сказала она, отворачиваясь.
     - Тамара, у нас мало времени. Я понимаю благородные мотивы ваших поступков, - бросил спасательный круг девушкам Дронго, - вам не хотелось говорить отцу и дяде, что молодой человек, заплативший вам деньги, даже не спал с вами. Но мне важно услышать это из ваших уст. Лика, расскажите вы, как было на самом деле.
     Тамара резко обернулась к подруге.
     - Мы... мы... - Девушка разрыдалась, ничего более не сказав.
     - Кончайте комедию, - с вызовом и отчаянной храбростью произнесла Тамара. - Парня жалели, верно говорите. В общем, не было у нас ничего. Ничего такого.
     - Ах ты... - Арчил громко произнес грузинское ругательство, но остался сидеть в кресле.
     - Для вас старалась, - почувствовав неладное, произнесла Тамара, - чтобы не позорить вашего Реваза.
     - Это потом, - остановил ее Дронго. - Как все было, расскажите подробнее.
     - Как обычно. Поднялись в номер, выпили шампанского. Мы стали раздеваться, а тут он говорит, что ему пока не хочется. Предложил еще выпить. Так и пили до трех ночи. А потом пошли спать. - Все вместе?
     - Ну... вообще-то нет. Он заснул на диване, а мы - на его кровати.
     - Вы обе спали? - строго спросил Дронго.
     - Да, вместе.
     - Я спрашиваю, вы спали в смысле не любовном, а физиологическом.
     - Почему в любовном? - обиделась Тамара. - Мы же не лесбиянки какие-нибудь. Просто спали.
     - Вы не слышали, Реваз ночью никуда не уходил?
     - А куда он мог уйти? - удивилась Тамара.
     - Вопросы будете задавать потом, сначала отвечайте на мои вопросы.
     - Я ничего не слышала. Спала как убитая. Только в восемь утра проснулась: голова болела страшно.
     - Вы сказали только что, что пили до трех. В каком часу точно вы заснули? Это очень важно, постарайтесь вспомнить.
     - Может, в час ночи. Я вообще сказала "до трех". Может, половина второго была. Я на часы не смотрела.
     - Лика, а вы? - обратился к другой девушке Дронго.
     - Пятнадцать минут второго было, - уверенно сказала девушка. - Я всегда снимаю часы перед сном.
     - А почему вы так крепко спали?
     - Не знаю. Шампанское крепкое было. Какое-то французское. - Лика еще не разучилась краснеть. Дронго было даже жаль эту несчастную, памятуя о том, какая жизнь ей еще предстояла.
     - Вы тоже крепко спали, Тамара?
     - Честно говоря, да.
     - И ничего не слышали?
     - По-моему, Реваз один раз встал, прошел в ванную комнату, - неуверенно сказала Тамара, - но потом ничего не помню. Сразу вырубилась.
     - Шампанское он открывал при вас?
     - Нет, - удивилась Тамара, - он каждый раз уносил бутылку в ванную комнату, чтобы не залить ковер. Откуда вы знаете?
     - Догадался. - Дронго встал. - Спасибо вам большое. Вы молодцы, девушки, - так оберегаете честь своего клиента. - Последние слова он говорил, чтобы успокоить обеих проституток и уменьшить гнев Арчила.
     Девушек пошел провожать Манучар.
     Арчил долго не мог прийти в себя.
     - Шалавы! - гневно кричал он. - А мы так бортанулись с ними. На твоей исповеди они все выложили как миленькие. А мы, козлы, ничего не умеем делать. Слушай, поступай ко мне на работу консультантом. Сколько хочешь буду платить.
     - Интересное предложение. - Дронго встал, разминая затекшие руки.
     - Не хочешь - не надо. Найду кого-нибудь из ваших офицеров. Их сейчас полно безработных ходит. Здорово ты работаешь! Нет, правда, так этих лакшовок расколол за минуту.
     - Просто я сопоставил некоторые факты. Теперь нам уже ясно, что эти особы Ревазу нужны были для алиби. Куда он мог пойти той ночью, как ты думаешь?
     - Не знаю. Если бы что-нибудь серьезное, сказал бы мне. Почему сам пошел? - покачал головой Арчил. - Ничего не понимаю.
     - Когда от вас уволилась Коновалова?
     - Месяцев шесть-семь назад. Завтра приедет ее бывший начальник.
     - А где она работала потом?
     - В соседнем банке. Видимо, наш Кольчужкин к ней приставал, старый черт. Вот она и перешла туда. Я узнавал: там она тоже работала секретаршей.
     - Какой банк?
     - Какое это имеет значение?
     - Какой банк? - снова спросил Дронго.
     Арчил назвал.
     - Это, по-моему, самый крупный банк Москвы? - спросил Дронго. - И я даже слышал, что любимый банк городских властей. Все время пишут, что его контролирует мафия.
     - Наше какое дело, - уклончиво ответил Арчил, - банк как банк. Работают люди. Лариса работала там не президентом, а секретаршей. Что она могла решать? Это к нашему делу не относится.
     - А если она что-то узнала, после чего нужно было срочно вмешаться Ревазу? Такое возможно?
     - Не знаю, - почему-то начал злиться Арчил, - я не люблю говорить про этот банк. Не вмешиваюсь в чужие дела.
     - Понятно. Но теперь придется вмешаться. Нам важно установить, куда исчезла Коновалова, а с ней и твой племянник, Арчил. Другого выхода нет.
     Арчил побагровел, отвернулся, но ничего не сказал.
     - Это действительно нужно? - наконец произнес он.
     - Необходимо, - жестко отрезал Дронго.
     - Понимаешь, дорогой, у каждого своя сфера, своя специфика. Мое дело - автомобили, наркотики, экспорт-импорт. Их дело - строительство, продажа оружия, финансирование газет, журналов, партий. Нельзя вмешиваться в дела друг друга. Иначе будет общий беспредел. А это очень нехорошо.
     - У нас нет другого выхода. Исчезновение Коноваловой может быть напрямую связано с ее работой в этом банке. Я не говорю, что их руководителей нужно привозить сюда, как этих девушек, но проверить все обязательно нужно.
     - Привозить... - покачал головой Арчил. - Попробуй привези. Если я полезу в их дела, это война, понимаешь, настоящая война. Нужно как-то по-другому. Здесь я не могу тебе помочь.
     - Договорились. Тогда я буду действовать один. В случае моего прокола все шишки на меня. В конце концов, ты не обязан отвечать за мои действия.
     - Но они могут узнать, что ты ищешь моего племянника.
     - Они действительно так сильны?
     Арчил молчал.
     - Да, - наконец выдавил он, - очень сильны.
     - Тогда все ясно. С этой минуты я буду действовать один, стараясь не привлекать лишнего внимания. Обещаю не подводить вашу славную компанию. В конце концов, именно за это мне и платят деньги.
     - Я могу помочь в любом деле, но здесь - нельзя, - пожал плечами Арчил, - это чужая территория. А войну в Москве сейчас начинать тоже нельзя. Все другие группы узнают, что я зачинщик. И тогда нам конец. Мы не можем на такое пойти.
     - Это тоже кое-что. Спасибо. Я буду звонить в случае необходимости. Пока не сообщили, переходила границу Коновалова или нет?
     - Пока ничего нет. Если что-нибудь узнаем, тебе позвонят.
     Арчилу было немного не по себе: так реально очертились границы его могущества. На фоне дрожавших проституток это могущество обретало какие-то комические формы. Видимо, это почувствовал и сам Арчил.
     - Ты не очень зарывайся, - произнес он. - Если это они виноваты в исчезновении Реваза, я город переверну, но им устрою такой праздник - долго помнить будут.
     - Договорились. - Дронго вышел из кабинета, мягко закрыв дверь.
     В гостиницу он возвращался пешком. Нужно было обдумать новую ситуацию. Ревазу зачем-то нужно было иметь алиби, в том числе и для своих родных. Может, он заранее предвидел ситуацию, о которой говорил Арчил. И может, этот молодой человек осознал, к каким роковым последствиям приведет конфликт между двумя преступными группами в городе.
     Стояла удивительная весенняя погода. Все словно замерло в ожидании пробуждения солнца, которое постепенно, исподволь набирало сил для летнего наступления. Хотя лето в этом все-таки северном городе отличалось от привычного ему лета. Дронго любил солнце, когда жаркие лучи обжигают асфальт, делая его мягким и податливым. Выросший в южном городе, он не переносил даже малейшего холода, когда стрелка термометра опускалась ниже нуля. В эти дни в Москве стояла ясная сухая погода, в пределах того минимума, который бывает у него на родине весной. Именно поэтому он так любил ходить в весенние дни по Москве.
     Город неузнаваемо изменился за последние годы. В центре возникли новые валютные супермаркеты, престижные магазины, автосалоны. В начале перестройки, правда, по всему центру города стояли старушки и старики, предлагавшие свой незамысловатый товар. Он еще помнил те дни, когда от Большого театра до Тверской люди стояли плотными рядами, предлагая товары - от колбасы до колготок, от хлеба до новых рукавичек. Среди стоявших были уже не только старики: в основном стояли молодые люди. Затем и они исчезли, когда новая власть, стесняясь столь откровенного бедственного положения своих сограждан, убрала эти очереди на стадионы.
     Турецкие строители отреставрировали Петровский пассаж и ГУМ, после чего те стали центрами капитализма в Москве, вместив в себя самые дорогие и самые престижные западные шопы. На Арбате появился пионер капитализма - Ирландский дом, зато исчезли памятники Дзержинскому, Свердлову, Калинину. Советские люди с удивлением узнали, что все они были палачами и прислужниками тиранов, а воспевавшие их фильмы и книги делались услужливыми лакеями партократической машины. За несколько лет Москва стремительно догоняла многие города мира и наконец перегнала их, став одной из самых дорогих столиц постиндустриального мира. Самые дорогие автомобили продавались в считанные дни. При этом покупатели платили наличными. Роскошные норковые манто и шубы были нарасхват, новая буржуазия стремилась наверстать упущенное за годы советской власти. Отели предлагали свои номера за триста-четыреста долларов в сутки, умудряясь побить рекорды даже нью-йоркских и токийских гостиниц. Стремительно росли новые офисы, как грибы множились новые компании и банки. И как мыльные пузыри лопались, обворовывая своих доверчивых клиентов. Даже на Клондайке или в Сан-Франциско в годы "золотых лихорадок" не было такого бесстыдного вызова всем неимущим, такого откровенного кутежа и разврата. Не было такого наглого показа своего могущества и своих денег. Коррумпированность достигла своего предела, когда можно было купить практически все: от президента и премьера до любого клерка, любого милиционера на улице. Лучшие автомобильные компании мира продавали в Москве самые дорогие марки своих машин. И на фоне этого тысячи людей думали по утрам, как заработать на хлеб, многие, презрев стыд, выходили нищенствовать, поголовная проституция стала обычным явлением, а валютная проституция - символом мечты школьниц города. По вечерам уже нельзя было выйти в город: рэкетиры и грабители, вымогатели и бандиты устраивали свои разборки и шабаши прямо на центральных улицах. Такого контраста, такого предела человеческого падения не знал ни один город.
     Это была Москва середины девяностых. Это была столица некогда великой империи, погрязшая в пороках и преступлениях. Это был город, в котором человек только существовал - жить в нем уже не было никакой возможности.
     Вернувшись в номер гостиницы, Дронго еще в коридоре услышал телефонный звонок. Он быстро открыл дверь, бросаясь к телефону.
     - Это Арчил, - услышал он характерный голос. - Коновалова из страны никуда не выезжала.
     
     ГЛАВА 10
     
     Уже когда почти все сотрудники следственного управления покинули свои кабинеты, Колчин еще сидел, пытаясь что-либо сообразить. В который раз перечитывал он дело Бахтамова, стараясь найти какие-нибудь несоответствия. Все было тщетно. Появившийся наконец Умаров только подтвердил свои первоначальные показания, заявив, что лично слышал разговоры Хаджиева о его расправе над Бахтамовым. Он вполне мог быть добросовестным свидетелем, а не подставкой, и Колчин, помучив его с полчаса, отпустил: больше из Умарова ничего выжать было нельзя. Кроме того, он был осведомителем уголовного розыска, и не в его интересах было врать. Бахтамов знал об этом, вызывая Умарова обычно для мелких поручений. Никаких дел с фальшивыми авизо они не вели, да и не могли вести: у свидетеля Умарова не было даже десятиклассного образования. Он держал несколько киосков рядом с Курским вокзалом и этим зарабатывал себе на жизнь. Участковый его не трогал, зная о негласном сотрудничестве Умарова с правоохранительными органами. Смерть Бахтамова ничего, кроме неприятностей, Умарову не принесла: его несколько раз допрашивали в милиции и контрразведке. Он, по-видимому, искренне считал, что убийца - Хаджиев, имевший какие-то дела с покойным.
     Отпустив Умарова, Колчин еще раз позвонил в милицию, попросив обеспечить явку другого свидетеля - Магомедова, и снова сел за свои бумаги.
     Список группы "Рай" был все время перед его глазами. Семь фамилий, из которых две он зачеркнул. Четыре полковника и три подполковника, все старшие офицеры КГБ, все прошедшие очень жесткий отбор. И все уволены в девяносто первом. Полковники Бахтамов, Иванченко, Лукахин, Фогельсон и подполковники Ганиковский, Крымов, Скребнев. Его все время привлекала фамилия Фогельсона. Полковник КГБ с такой фамилией... Он знал о неприкрытом антисемитизме своих бывших руководителей, знал, как неохотно брали в школы КГБ лиц, имевших изъяны в пятой графе анкеты, знал, как не доверяли евреям. А здесь - полковник КГБ в одной из самых элитарных групп самого засекреченного отдела КГБ. Или этот человек был выдающийся специалист, или под этой фамилией скрывался другой.
     Такое иногда практиковалось в их ведомстве, когда агенту меняли фамилию, имя, отчество, всю биографию, словно создавая его заново. Единственным известным случаем, о котором КГБ разрешил рассказать, было перевоплощение Тойво Вяхи, командира пограничной заставы и финна по национальности, в русского офицера Ивана Петрова. Правда, это случилось спустя сорок лет после завершения операции, в ходе которой был арестован всемирно известный террорист и активный борец против советской власти Борис Савинков. А финский пограничник послужил приманкой для поимки английского супершпиона Сиднея Рейли. Колчин знал еще о нескольких агентах, в том числе о Конане Молодом, которому еще в молодости поменяли фамилию. В мире он был известен под именем Гордона Лонсдейла, когда был арестован и осужден английским судом.
     Но компьютерную распечатку Борис брал из аналитического управления, а там были только настоящие фамилии. Каким образом человек по фамилии Фогельсон прорвался в такую элитарную группу? Колчин думал над этим уже довольно долго, когда наконец, собрав документы, решил идти домой.
     Он уже выходил из кабинета, когда увидел идущего по коридору человека. Лет шестидесяти, с аккуратно подстриженной короткой бородкой и усами, он был похож на учителя физики или земского врача. Колчин невольно улыбнулся. Забавный человек подошел к нему и вдруг спросил:
     - Простите, я разговариваю с Федором Алексеевичем Колчиным? - Он не совсем четко выговаривал букву "р" и от этого казался еще забавнее.
     - Да, - весело подтвердил Колчин, - это я. Что вам нужно?
     - Я бы хотел с вами поговорить. Извините, что беспокою вас так поздно.
     - Пожалуйста. - Колчин вошел обратно в кабинет, пропуская вперед забавного посетителя.
     "Интересно, как он попал в наше здание?" - подумал Колчин.
     - Простите меня еще раз, что беспокою вас так поздно, - очень интеллигентно сказал этот господин. И, хотя на нем был галстук, Колчин вдруг подумал, что его гостю очень подойдет бабочка.
     - Ничего, я все равно засиживаюсь в кабинете допоздна. Какое у вас ко мне дело?
     - Разрешите представиться. Марк Абрамович Фогельсон.
     Это был удар. Еще какой! Он даже испугался.
     - Простите, как вас зовут? - немного заикаясь, спросил Колчин.
     - Марк Абрамович Фогельсон.
     Он ничего больше не спросил, глядя на своего коллегу. Это было как наваждение. Кто угодно, только не Фогельсон. Этот забавный толстячок, этот неуклюжий господин - полковник КГБ? Профессионал из группы "Рай"? Профессиональный убийца? В это невозможно было поверить. Но и не верить было нельзя. Колчин в душе даже восторгался маскировкой своего гостя. Заподозрить в нем хладнокровного "ликвидатора" было невозможно. Даже при самой буйной фантазии.
     - Слушаю вас. - Он даже не знал, как прозвучал его голос.
     - Вы, наверное, слышали обо мне, - продолжал гость, видимо, заметив эффект, произведенный его появлением. - Я полковник Фогельсон из бывшего отдела "С".
     - Немного, - кивнул Колчин. - Кажется, спецподразделение "Рай". - Притворяться не имело смысла. Фогельсон точно знал, к кому шел.
     - Совершенно верно. Группа "Рай". Вы в последнее время стали интересоваться нашей группой. Это профессиональное или из чистого любопытства?
     - Я должен отвечать на ваш вопрос? - спросил Колчин.
     - Как вам удобно. Просто мне самому стало любопытно, откуда такой повышенный интерес к нашей бывшей группе?
     - Как вы сюда вошли? - Колчин старался выиграть время, чтобы немного прийти в себя.
     - Странный вопрос, - удивился Фогельсон, - я ведь все-таки ваш коллега и, кстати, старше вас по званию. Почему бы мне не войти в мое бывшее учреждение?
     - Марк Фогельсон, полковник КГБ, заместитель начальника группы "Рай", - Колчин говорил четко, стараясь произвести впечатление, - вы были уволены из КГБ еще в сентябре девяносто первого. Вы вошли в здание ФСК по старому удостоверению КГБ. Никогда в это не поверю.
     - Нет, - улыбнулся Фогельсон. Улыбка у него была мягкая и добрая. - По новому удостоверению ФСК. Вы ведь тоже недавно вернулись на свое место. Вот и я решил вернуться на прежнее место службы. Вот мое новое удостоверение.
     Он протянул Колчину свою книжку.
     Тот, взяв удостоверение, внимательно изучил его.
     Все правильно. Полковник Фогельсон работает в их аппарате уже более месяца. Печать, подпись заместителя директора ФСК, право на ношение оружия. Все было правильно. И все было неправильно. Этот Фогельсон не должен был попасть на работу в обновленную ФСК.
     - Что вам нужно? - сухо спросил Колчин, возвращая удостоверение.
     - Ничего, просто ваше понимание. - Фогельсон улыбнулся. - Мы хорошо знаем, какой вы отличный профессионал.
     - Кто это - мы?
     - Не нужно ловить меня за язык. Мы - это мы. Вы настоящий профессионал, Колчин, один из лучших следователей в нашей ФСК. Таких людей очень мало, их очень недостает.
     - Вы пришли, чтобы сказать мне это? - Колчину удалось постепенно обрести равновесие.
     - Нет, - Фогельсон характерным жестом пригладил свою бородку, - просто нам не нравится ваша предубежденность.
     - Кому это - нам?
     - Опять вы спешите, Федор Алексеевич, - укоризненно произнес Фогельсон. - Вчера вы уже заканчивали дело моего бывшего коллеги полковника Бахтамова, царство ему небесное. А потом этот роковой звонок в Минск. И вы случайно узнаете о гибели другого нашего сотрудника - Иванченко. Как отличный специалист, вы сразу сопоставили эти два уголовных дела и получили искомый результат. Не спорю, результат интересный, но это только гипотеза. Доказательств нет никаких. Тогда вы обратились за помощью к майору Коробову, который в нарушение существующих правил выдал вам, лицу, еще не прошедшему спецконтроль и не имевшему допуска к информации подобного рода, интересующие вас сведения. Это серьезное нарушение, Федор Алексеевич, и вы это знаете.
     Колчин слушал, не перебивая.
     - Конечно, это формальности, у вас раньше был допуск, но на формальностях построен наш мир. Вы незаконно получили список сотрудников группы "Рай", после чего снова позвонили в Минск и попросили прислать вам протокол вскрытия. Хорошо еще, что Иванченко действительно умер от сердечного приступа, иначе вы могли заподозрить черт знает что. А тут еще нелепое ранение вашего друга Бориса Коробова - вернее, сына вашего друга. И вы сразу решили, что речь идет о крупном заговоре, о какой-то злой воле, приказавшей убрать вашего друга. Милый мой Федор Алексеевич, вы ведь столько лет работали в КГБ. Вы же отлично знаете: если нам нужно кого-то убрать, мы убираем. И делаем это без лишнего шума, спокойно и тихо. Поэтому выбросьте из головы все ваши домыслы и сдавайте дело Бахтамова. Там больше ничего нет, уверяю вас...
     - Поэтому вы ко мне и пришли, - не удержался Колчин. - Просто так, зашли на огонек, на чашку чая. Ваше появление здесь только укрепило меня в моих подозрениях.
     Фогельсона трудно было смутить.
     - Хорошо, предположим, что вы правы. И Бахтамова, и нашего минского друга Иванченко убрали по приказу свыше. Но тогда тем более вам не стоит вмешиваться в эту историю. Разве вы не знаете, что есть такое понятие - интересы страны?
     - Это когда убирают неугодных свидетелей? - в упор спросил Колчин.
     - В том числе и свидетелей, - согласился Фогельсон. - Это очень деликатная тема, мне не хотелось бы ее затрагивать.
     - Зачем вы пришли?
     - Предупредить вас. Завтра утром генерал Нефедов прикажет вам закрыть дело Бахтамова. Или передать его другому следователю. Я мог бы и не приходить сегодня вечером, но, зная ваш характер, ваше желание всегда добиваться правды, просто решил по-дружески вас предупредить. Выкиньте из головы это дело. Убийца найден, что вам еще нужно? Хаджиев действительно погиб в Чечне: у них такие нравы, кровная месть. На оружии его отпечатки пальцев. Все сходится. Не нужно мучить себя и других. Это не даст ничего хорошего.
     - Я не совсем понимаю, вы мне угрожаете или предупреждаете?
     - Бог с вами, Федор Алексеевич, - замахал руками Фогельсон, - разве я могу угрожать своему коллеге! Конечно, предупреждаю. У вас ведь семья, дети. Младшему вот все лекарство достать не можете. Да и у жены проблемы большие: перевели ее на полставки, а зарплата у вас не очень... И ведете вы не очень денежные дела: все убийства да теракты расследуете. А там взяток почти никаких. Конечно, все знают, что вы честный человек, но, согласитесь, несколько месяцев без работы больно ударили по семье. Хорошо еще, что вас взяли тогда в милицию. А если бы не взяли? Пришлось бы идти в охранники или телохранители к какому-нибудь банкиру или коммерсанту. А для вас это было бы очень некрасиво, вы бы наверняка отказались.
     - Уходите, - взорвался Колчин, - я больше не хочу с вами разговаривать.
     - Напрасно вы так, - поднялся Фогельсон, - я говорил в ваших интересах.
     - Подождите минуту, - вдруг остановил его Колчин, поднимая телефонную трубку. Фогельсон с любопытством следил за ним.
     Колчин набрал номер Коробовых.
     - Павел, это я, Федор. Сейчас у меня сидит здесь бывший полковник КГБ, сотрудник группы "Рай" Марк Фогельсон. И угрожает мне. Передай, пожалуйста, нашим ребятам, что, если со мной что-нибудь случится, пусть ищут господина Фогельсона. Его очень легко найти. Он является в настоящее время полковником ФСК. Не забудь: Марк Фогельсон.
     Колчин положил трубку.
     Фогельсон смотрел на него с каким-то сожалением.
     - Жаль, - сказал он на прощание, - очень жаль, что мы с вами не смогли договориться.
     - Если в больнице что-нибудь случится с Борисом... - Колчин не докончил свою угрозу.
     - Да что с ним может случиться? Это вы вбили себе в голову разные глупости. Эх, Федор Алексеевич, а я искренне считал вас нашим союзником. Не договорились, а жаль.
     Фогельсон взялся за ручку двери и, уже выходя, добавил:
     - Думаю, мы еще увидимся.
     - У директора ФСК в кабинете! - крикнул ему на прощание Колчин.
     Оставшись один, он позвонил жене:
     - Слушай, Лида, с сегодняшнего дня никогда не открывай дверь незнакомым людям. Нет, ничего не случилось, приеду, все объясню.
     В это время, сидя на другом этаже, в ста метрах от Колчина, Фогельсон раздраженно оправдывался:
     - Откуда я мог знать, что он такой принципиальный. Нужны были данные психоаналитиков. В любом случае теперь он очень опасен.
     
     ГЛАВА 11
     
     В этот день он впервые спросил, есть ли у Манучара оружие. Тот ответил утвердительно, показав пистолет Макарова.
     - Каким образом ты проносишь оружие в самолет? - спросил Дронго.
     - Не проношу, - гордо ответил Манучар, - просто здесь Арчил выдает его всем желающим. И мне тоже выдали, чтобы охранял тебя.
     - Сегодня мы пойдем в другой банк. Ты будь на улице. Мало ли что может случиться, - добавил Дронго, отлично зная, что именно в банке Манучар не понадобится.
     Но тот с важным видом согласился.
     В этот известный банк "М" они пришли в половине одиннадцатого. Дронго прошел внутрь, а Манучар остался на улице. Едва войдя, Дронго сразу обратил внимание на охрану банка. Высокие плечистые охранники были либо бывшими спортсменами, либо сотрудниками спецслужб. Чувствовалась их профессиональная выучка.
     - Кто вам нужен? - спросил один из них.
     - Желательно коммерческий директор, - попросил Дронго.
     Именно у коммерческого директора работала Лариса Коновалова.
     - По какому вопросу? - спросил старший из охранников.
     - Я принес деньги, - достал Дронго из кармана сразу несколько пачек стодолларовых бумажек, - хочу открыть у вас счет.
     Если бы он показал одну пачку, его отправили бы к дежурному кассиру, но сразу несколько пачек произвели на охранника впечатление, и он что-то сказал по своему телефону. Через несколько секунд Дронго разрешили подняться в лифте к коммерческому директору.
     "Русаков" - прочел табличку на его дверях Дронго, входя внутрь. Очаровательная секретарша, похожая на западную актрису, улыбнулась ему, приглашая войти к директору. Дронго сразу обратил внимание, что до кабинета директора его провожали сразу двое охранников.
     Русаков был молод - ему было никак не больше тридцати пяти лет. Стригся он у известных парикмахеров, придавая большое значение своей безукоризненно лежавшей шевелюре. На нем был дорогой шерстяной костюм и изысканный галстук от Версаче столь модной в этом году расцветки.
     - Слушаю вас, - весело сказал молодой человек, излучая оптимизм и надежность.
     У него был большой кабинет, оборудованный по последнему каталогу западной офисной мебели. Стиль "технополис" все увереннее вторгался в жизнь города.
     - Хочу стать вашим новым клиентом, - улыбнулся Дронго.
     - Будем рады. - Молодой человек показал на кресло у своего стола и подождал, пока гость сядет. Затем попросил секретаршу принести две чашечки кофе.
     - Я привез семьдесят тысяч долларов, - начал Дронго, доставая деньги из кармана. Сразу семь пачек. Это были деньги Давида, которые тот передал ему для текущих расходов. - Хотел бы открыть у вас счет. Потом перевести еще тысяч двести-триста.
     Молодой человек забеспокоился. Не каждый день в банк приходят люди, приносящие такую сумму наличными. А ведь Дронго говорит еще о двухстах тысячах.
     - Мы откроем вам счет, - уверенно сказал Русаков. - Вы не пожалеете, что открываете счет именно в нашем банке.
     - Конечно, я много слышал о вашем банке. Говорят, он лучший в городе.
     - В стране, - возразил директор, - в стране.
     Похожая на актрису девушка принесла две чашки кофе, конфеты, сахар. Приветливо улыбнулась Дронго.
     - У вас такие красивые девушки, что сразу можно влюбиться, - пошутил Дронго.
     - Полюбите лучше наш банк, - пошутил директор.
     - Поэтому я и пришел.
     Девушка вышла, покачивая бедрами.
     - Вы хотите открыть счет на свое имя или на имя организации? - спросил коммерческий директор. - Вообще-то я не занимаюсь этими вопросами, но для такого клиента можно сделать исключение.
     - Спасибо. Да, на свое имя.
     - Может, вы хотите, чтобы мы оформили вам кредитную карточку?
     - Нет, не стоит беспокоиться. У меня уже есть две.
     - Нет проблем. Мы откроем вам специальный счет. На него начисляются большие проценты, если он срочный, на определенное время.
     - Очень хорошо, - согласился Дронго, протягивая заранее взятый паспорт Манучара.
     Директор, взяв паспорт, даже не посмотрел в него. Его больше интересовали деньги.
     - Сейчас все оформят, - улыбнулся он. - На какой срок вы хотите положить деньги?
     - Давайте для начала на один год.
     - Хорошо. - Русаков вызвал по телефону кого-то из бухгалтерии. Через полминуты на пороге появилась другая, более зрелая, но не менее красивая женщина. Здесь явно умели подбирать кадры. Когда она ушла, Дронго восхищенно покачал головой.
     - Какие у вас красивые сотрудницы! - Он говорил искренне.
     - Это политика нашего банка, - заметил польщенный хозяин кабинета.
     - Я давно знаю ваш банк, бывал здесь несколько раз со своими друзьями, - продолжал Дронго. - У вас здесь действительно много красивых женщин. Прямо какой-то гарем или цветник.
     - Вы еще никого не видели, - возразил Русаков.
     - Почему? Видел многих. Я даже помню, что приходил в соседний с вами кабинет. Ждал в коридоре своего друга. Кстати, к вам приходила очень красивая девушка с длинными волосами.
     Каким бы безразличным голосом Дронго это ни сказал, он сам почувствовал, как напрягся его собеседник, старавшийся не выдать своего волнения.
     - Да, - сумел выдавить глухим голосом Русаков, пристально глядя на Дронго, - она была очень красивой женщиной.
     "Почему он так нервничает? - подумал Дронго. - Нужно продолжать давить до предела".
     - Кажется, ее звали Лариса. Она работала у вас секретарем.
     - Вы знали ее имя? - спросил тихо молодой человек. - Она уволилась месяц назад.
     - Да, я был у вас примерно месяцев пять назад. Просто я тогда слышал, как ее кто-то позвал.
     - Это была красивая девушка, - согласился Русаков. - А потом вы ее не видели? - как бы случайно спросил он.
     Дронго по его внезапно вспыхнувшему взгляду понял его интерес.
     - Нет, - разочаровал он своего собеседника, - больше я ее не видел. А вот ваша нынешняя секретарша даже лучше той, прежней.
     - Может быть. - Русаков потерял всякий интерес к этой теме. Минут через десять все было оформлено, и Дронго, провожаемый улыбающимся Русаковым, пошел к лифту.
     Входя в лифт, он оглянулся. Русаков спешил в свой кабинет. Выходя из банка, Дронго уже знал, что за ним будут наблюдать. Сделав незаметный знак Манучару, он неторопливо зашагал по улице. Один из охранников, ловкий, быстрый парень, ростом чуть ниже остальных, стараясь оставаться незамеченным, следовал за ним. За этим наблюдателем как тень шел Манучар.
     Это был обычный трюк разведчиков с подстраховкой, на который попался неопытный парень из охраны банка. Следить за Дронго он мог только при условии, что тот сам позволит это делать. При желании Дронго мог раствориться за несколько секунд. Для того чтобы плотно держать под контролем такого профессионала, как Дронго, нужно было минимум десять человек и несколько автомашин.
     Входя в один из переулков, Дронго сделал еще один условный знак Манучару и вошел в темный подъезд. Ринувшийся за ним парень получил сильный удар, и пока он мог что-либо сообразить, Манучар уже надел на него наручники, надежно приковав к какой-то трубе, проходившей через весь подъезд. Дом этот Дронго хорошо знал. Здесь был второй, запасной, выход и, что было самым важным, почти не было жильцов, уже выселенных из строения, предназначенного на снос.
     - Пришли в себя? - сочувственно спросил Дронго. - Голова не болит?
     - Ах ты! - рванулся парень, но цепь наручников надежно держала его.
     - Спокойно. - Манучар вытащил пистолет.
     Парень сразу обмяк, успокоился.
     - Как тебя зовут? - спросил Дронго.
     - Не твое дело.
     - Не хочешь - не говори. Так и умрешь безымянным. - Дронго встал, делая вид, что собирается уходить.
     - Нет, - закричал парень, - не надо!
     - Как тебя зовут?
     - Михаил. - Парень был явно напуган до нужной кондиции.
     И такого салагу послали за ним! Дронго почувствовал легкое презрение.
     - Напрасно ты следишь за мной, - покачал головой Дронго, - я не сделал ничего плохого. Возвращайся лучше домой или к себе на работу. Мне от тебя ничего не нужно.
     Парень, конечно, ничего не мог знать. Он выполнял простое задание - проследить за необычным клиентом.
     - Отпусти его, Манучар, - кивнул Дронго.
     Тот наклонился над наручниками.
     Хрясь! Удар был такой силы, что Манучар отлетел. Этот парень был подготовлен великолепно. Дронго почувствовал к нему невольное уважение. Манучар слабо стонал на полу. Парень достал из кармана кастет.
     - Сука, - гневно сказал он, - замочу!
     - Напрасно ты так, - постарался как можно спокойнее сказать Дронго, не сводивший глаз с кастета, - я просто просил не следить за мной.
     Парень сделал выпад, Дронго с трудом увернулся. Да, эти банкиры, похоже, набирали не только красивых девушек. Парень плохо соображал головой, но дрался великолепно. Еще один выпад. На этот раз он чуть не задел левую руку Дронго. Этот поединок с агрессивным молодым парнем, лет на двадцать моложе самого Дронго, может плохо кончиться. Дронго развернулся, доставая своего соперника ногой. Тот, не ожидавший подобного удара, не успел уклониться, выронил кастет. Не давая ему опомниться, Дронго нанес еще один удар в грудь. Парень поскользнулся, но успел сделать подсечку. Дронго полетел на пол, готовясь встретить соперника ногами.
     "Как здорово он дерется!" - еще раз подумал Дронго, нанеся сильный удар уже успевшему встать парню. Подняться во второй раз тот не сумел. Пришедший в себя Манучар рукояткой пистолета разбил ему голову. С залитым кровью лицом парень упал на лестнице подъезда.
     - Видимо, мы его недооценили, - переводя дыхание, произнес Дронго.
     - Кажется, я его знаю, - наклонился над упавшим Манучар, - он чемпион Москвы по карате. Я видел его на соревнованиях в прошлом году, когда он победил в легком весе.
     "Тогда неудивительно, что он так дерется", - подумал Дронго и вслух сказал:
     - Надеюсь, ты его не убил?
     - Нет, - наклонился еще ниже Манучар, - сердце бьется. Живой.
     - Бери его, понесем к врачу.
     - С ума сошел! - изумился Манучар. - Он тебя убить хотел, а ты - к врачу.
     - Надо быть милосердным. Во-первых, мы на него напали первыми. Во-вторых, нас было двое. И, в-третьих, у тебя был пистолет. Кстати, ты, кажется, тоже спортсмен, по-моему, был чемпионом Грузии по боксу - мог бы не подставляться.
     - Хорошо, - покраснел Манучар. - Вы тоже упали. - В тебе говорит комплекс неполноценности. Почему, когда ты говоришь о моем падении, употребляешь слово "вы", а в обычной жизни говоришь мне "ты"? - спросил Дронго и сам ответил: - Потому что ты так привык. Боишься обидеть хозяина даже словом. Эх ты, чемпион! Бери его и пошли. Я подгоню такси к подъезду.
     Автомобиль он ловил довольно долго. Только за сто долларов водитель согласился принять окровавленного раненого и доставить его в больницу. Сдав раненого в больницу, они поехали обедать. Дронго был мрачен и задумчив. Вернулись они в гостиницу позже обычного, часов в восемь, так как уже по привычке сделали круг вокруг "Савоя" и пришли оттуда пешком к "России". Оставив Манучара на его этаже, Дронго поднялся наверх, снял плащ, пиджак, стал развязывать галстук. По привычке полез в карман, доставая документы и деньги, чтобы переложить их на стол. И наткнулся на паспорт Манучара, который он предъявлял сегодня в банке. Нужно вернуть его, подумал Дронго. По гостинице ходили патрули, проверявшие документы и справки о временной регистрации.
     Он набрал номер Манучара. Телефон не отвечал. Странно, подумал Дронго, снова надевая пиджак. Лифта он ждать не стал, решив спуститься по лестнице. Выйдя на пятом этаже, он поспешил к номеру Манучара, который находился в самом дальнем углу от дежурной по этажу. Уже у дверей он услышал сдавленные крики. Там что-то было не в порядке. Он прошел к дежурной. Та читала книгу.
     - Добрый вечер, - постарался как можно бодрее сказать Дронго. - Мой друг у меня в номере просил взять его вещи. А ключ он забыл в номере. Вот его паспорт. Дайте мне, если можно, запасной ключ. Не беспокойтесь, я вам сейчас его принесу.
     Женщина, продолжая читать книгу, подняла голову.
     - Вы сами живете здесь?
     - Вот моя карточка.
     Дежурная молча протянула ему ключ. Подойдя к двери, он тихо вставил ключ и рывком открыл дверь, шагнул внутрь.
     На кровати душили Манучара. У него было уже багровое лицо, изо рта шла пена. Его допрашивали двое молодых парней одинакового с Манучаром телосложения. Один держал его ноги, просто усевшись на них. Другой набросил ремень на горло и затягивал его, лежа рядом на постели. Руки Манучара были в наручниках.
     Первым же ударом Дронго свалил сидевшего с краю громилу. Тут было не до сантиментов: он помнил, как дрался Михаил. В удар Дронго вложил всю свою злость. Второй успел вскочить, попытался что-то достать из кармана, но Манучар ударил его по ногам сзади, а Дронго нанес уже падающему сильный удар по шее. Через мгновение оба нападавших лежали на полу без движения.
     - Как ты? - спросил Дронго.
     Пытаясь отдышаться, Манучар только кивнул головой, показав, что все в порядке.
     - Я отдам твои ключи.
     Дронго вышел из номера и пошел к дежурной. Вернувшись, он увидел, что Манучар, не сдержавшись, несколько раз ударил ногой душившего его мучителя. У того было разбито все лицо, и он слабо стонал.
     - Напрасно, - разозлился Дронго. - Сколько раз я тебе говорил, что бесполезная жестокость очень вредна.
     Манучар ничего не ответил.
     - Теперь быстро уходим, - предложил Дронго, - иначе у нас будут еще гости. Что они у тебя спрашивали?
     - Что я знаю про Коновалову. Только о ней, - выдавил отдышавшийся наконец Манучар.
     - Как они тебя захватили?
     - Я дверь за собой не закрыл, - опустил голову напарник Дронго.
     - А если бы я случайно не оказался здесь? - Дронго вздохнул. - Тебе во время соревнований выбили все мозги. Давай собирай свои вещи.
     Через полчаса он уже звонил Арчилу домой.
     - Мы были правы, Арчил, - сообщил Дронго, - этот банк очень хочет узнать новости о Коноваловой или о ее друзьях. Куда нам приехать?
     - Вы подняли на ноги весь город, - недовольно сообщил Арчил. - Зачем ты полез в этот банк?
     - У меня не было другого выхода, Арчил. Они что-то знают о Коноваловой и о твоем племяннике. Это совершенно точно. Там какая-то тайна.
     - Что думаешь делать?
     - Сейчас нужно отдохнуть, потом решим.
     - Ладно, запиши адрес. Там хозяйка - надежный человек. Скажешь, что от меня. Ко мне не приезжайте. Завтра я сам позвоню.
     Дронго вышел из телефонной будки.
     - Вот мы и стали бомжами, Манучар, - невесело усмехнулся он. - Ладно, поедем к знакомой Арчила. Может, она даст нам приют на эту ночь.
     
     ГЛАВА 12
     
     Утром Колчин еще не успел разобрать бумаги, когда ему позвонил генерал Нефедов.
     - Доброе утро, Федор Алексеевич, - сказал генерал. - Зайдите, пожалуйста, ко мне.
     У него заныло сердце: неужели Фогельсон был прав?
     - Слушаюсь, - официально сказал он, положив трубку.
     Собрать свои бумаги, взять дело Бахтамова и дойти до кабинета Нефедова - все это заняло не более десяти минут. В приемной, как обычно, никого не было, кроме секретарши, которая молча показала на дверь.
     На этот раз Нефедов, вопреки обыкновению, принял его, сидя за своим столом, в глубине кабинета.
     - Садитесь, - негромко пригласил он Колчина.
     Видимо, у генерала было плохое настроение, потому что он долго не решался заговорить.
     - Осваиваетесь на новом месте работы? - вдруг спросил он. - Ведь перерыв был достаточно большой.
     - Да, товарищ генерал. - Казалось, нервное состояние Нефедова передалось и Колчину.
     - У вас много дел? - спросил Нефедов.
     - Не очень. В производстве четыре. Я веду сейчас дело Бахтамова, - решил немного подыграть своему начальнику Колчин. Нужно знать всю правду, какой бы горькой она ни была.
     Генерал не принял игру в поддавки.
     - Вчера вы мне докладывали об этом деле, - беспощадно сказал он, - и я давал вам две недели на его завершение. Сегодня утром я узнал, что обстоятельства изменились.
     Колчин вдруг вспомнил уверенное лицо Фогельсона.
     - В общем, так, - продолжал генерал, - дело можете сдать другому следователю, а сами занимайтесь расследованием оставшихся дел.
     - Кому я должен сдать дело? - очень спокойно спросил Колчин. - Вы не назвали фамилию.
     - Да, действительно. К вам зайдет майор Белякович, сдайте дело ему.
     - Почему? - спросил Колчин. Он не сказал больше ни одного слова, но даже этого вопроса оказалось достаточно, чтобы генерал вспыхнул.
     - Так нужно, подполковник Колчин, выполняйте указание. Здесь вам не милицейский бардак.
     Это было нечестно, и Нефедов знал, что это полный удар, но все-таки не удержался. Видимо, был очень раздосадован.
     - Я должен знать, - холодно и подчеркнуто официально произнес Колчин, - на каком основании у меня забирают уголовное дело? Если его прекращают, то по каким обстоятельствам? Если мне не доверяют, то почему?
     - Кто сказал, что вам не доверяют? - разозлился Нефедов. - Просто изменились обстоятельства дела. Так нужно, подполковник. Все, больше я ничего не скажу, выполняйте приказ.
     - Вы разрешите обратиться с рапортом к директору? - спросил Колчин, вставая.
     - По какому вопросу? - поднял на него глаза Нефедов.
     - Я считаю несправедливым и неправильным изъятие у меня уголовного дела. Более того, я убежден, что убийцы полковника Бахтамова имели непосредственную связь с убийцами полковника Иванченко в Минске, а также имеют отношение к вчерашней аварии, вернее, наезду, - он все-таки волновался, - на майора Бориса Коробова. В связи с этим прошу разрешить мне обратиться к директору ФСК лично.
     - Какой вы упрямый! - примирительно сказал Нефедов. - Ладно, садитесь, поговорим. При чем тут Коробов? Он ведь попал в простую аварию.
     - Это был умышленный наезд, товарищ генерал, - твердо произнес Колчин. - Я вчера сам побывал на месте происшествия.
     - Надо было хотя бы предупредить, - пробурчал генерал. - Что еще?
     - Майор Коробов передал мне списки сотрудников группы "Рай". Формально он нарушил какие-то правила, так как на меня нет еще полного допуска ко всем документам. Но этот допуск был, и вы, товарищ генерал, об этом знаете.
     Нефедов молчал. Он достал сигареты и сейчас дымил, слушая Колчина.
     - Вчера вечером ко мне пришел полковник Марк Фогельсон, - продолжал Колчин. - Он предупредил меня, чтобы я завершил это уголовное дело или закрыл его по любым признакам. Я отказался, и тогда он пригрозил мне, что дело все равно закроют или отберут. Он даже предупредил меня, что завтра утром вы вызовете меня к себе и потребуете закрыть это дело или передать его другому следователю. Что вы и сделали, товарищ генерал, - строго закончил Колчин.
     - Кто такой этот Фогельсон? - спросил Нефедов, не поднимая глаз.
     - Бывший сотрудник спецподразделения "Рай" отдела "С".
     - Он вам угрожал?
     - Скорее предупреждал.
     Нефедов помолчал, достал следующую сигарету.
     - Вы считаете, я с ними заодно? - спросил он.
     - Нет, товарищ генерал, я знаю вас много лет. Просто мне неприятно, что он оказался прав.
     Генерал промолчал. Затем встал и, показав рукой, чтобы Колчин не вставал, начал ходить по кабинету. Наконец вернулся к столу.
     - Давай еще раз подробно расскажи мне все, что там было. - Он впервые в жизни обратился к Колчину на "ты". Тот понял, что, во всяком случае, не проиграл.
     Рассказ занял около получаса. Генерал не перебивал, внимательно слушая Колчина, только его пепельница постепенно наполнялась окурками. Когда Колчин завершил свою историю, он еще минут пять дымил последней сигаретой, не задавая ни одного вопроса. Затем, резко повернувшись, поднял трубку внутреннего телефона.
     - Владимир Александрович, это говорит Нефедов. Мы тут посоветовались и решили, что дело должен заканчивать сам Колчин. Да, следователь Колчин. Под мою ответственность, товарищ генерал. Я понимаю. Но у Колчина был допуск, просто небольшой перерыв в работе. Хорошо, я согласен. Да, предупрежу. Обязательно. До свидания.
     Он положил трубку, хитро улыбнулся:
     - Настаивает, чтобы я у тебя отобрал дело. Говорит, ты еще не полностью прошел проверку.
     Это была обычная практика еще в старом КГБ. После того, как человека оформляли на работу, его еще в течение года выборочно проверяли, оформляя уже спецдопуск.
     Теперь, воспользовавшись формальным перерывом в работе, у Колчина могли отобрать уголовное дело.
     - В общем, иди и занимайся делом. Только очень осторожно, - поднял руку Нефедов. - Ты знаешь, что такое спецподразделение "Рай". Это убийцы, "ликвидаторы". Ты и пикнуть не успеешь. Поэтому будь очень осторожен. Хотя не думаю, что после твоих фокусов они посмеют тебя убрать, иначе будет грандиозный скандал.
     - А как Владимир Александрович? - спросил Колчин.
     - Ему, видимо, тоже кто-то подсказал эту идею. Я через два дня еду с ним на рыбалку. Узнаю, чья это была идея. А ты осторожно пощупай других членов группы "Рай".
     Колчин встал.
     - Разрешите идти?
     - Небось думал, что я с ними заодно? - снова спросил Нефедов. - А ты верь людям, Федор Алексеевич. В наше время только и остается, что верить друг другу. Сейчас и не разберешь, кто враг, а кто друг. Вчера одно уголовное дело завершили. Так там против нас работал бывший сотрудник эстонского КГБ, кстати, окончивший Московскую высшую школу КГБ. Вот такие дела. Будь очень осторожен, - сказал генерал в заключение.
     Когда Колчин ушел, он еще минут пять мерил свой кабинет шагами, потом подошел к селектору.
     - Майора Варламова ко мне.
     Появившемуся офицеру он коротко сказал:
     - Возьмите под наблюдение следователя Колчина. Дайте ему надежную охрану. И пусть будут осторожны. Против него могут действовать профессионалы.
     В другом кабинете Владимир Александрович, заместитель директора ФСК, звонил заместителю директора Службы внешней разведки генералу Лукошину. Он звонил по правительственной вертушке, исключавшей возможность подслушивания. На этих длинных желтых телефонах был еще герб Советского Союза.
     - Добрый день, генерал, - просто начал Владимир Александрович. - Как у тебя дела?
     - Все в порядке. Ты убрал своего следователя? - спросил Лукошин.
     - Не получилось.
     - Как это не получилось? - разозлился генерал-разведчик. - Прикажи, чтобы передал дело - и все.
     - Начальник следственного отдела заартачился. Отказывается менять следователя. Ты его знаешь. Генерал Нефедов, маленького роста, помнишь, я вас на приеме знакомил?
     - Может, он что-то заподозрил?
     - Да нет, ничего. Просто настаивает, чтобы его следователь завершил уголовное дело. Он вообще всегда поддерживает своих следователей, не любит их менять.
     - Смотри сам, Владимир Александрович. Группа "Рай" в твоем ведомстве. Всплывет что-нибудь наружу - и будет нехорошо.
     Лукошин больше ничего не сказал, но другой генерал его понял.
     - Не будет, - успокоил Лукошина его собеседник, - постараемся что-нибудь предпринять.
     - Может, я пришлю своего специалиста? - спросил Лукошин.
     - Ты думаешь, у меня плохие специалисты? - обиделся генерал из контрразведки.
     - Вижу, какие специалисты, если этот майор остался жив, - пробормотал Лукошин, зная, что их разговор невозможно подслушать.
     - Твои тоже один раз промазали. В Минске, - напомнил Владимир Александрович.
     - Сами ошиблись - сами и исправили, - веско заявил Лукошин.
     - Мы сделаем то же самое, - заключил разговор Владимир Александрович.
     Он положил трубку. Две больших звезды на его погонах тускло блестели. Первый заместитель директора ФСК Владимир Александрович Миронов был еще очень молод. По старым традициям КГБ - недопустимо молод. Ему шел всего пятьдесят второй год. Всю свою жизнь он работал в системе КГБ - МНБ - ФСК. И каждая перетряска органов выбрасывала его наверх. Иногда помогал случай, иногда - нужные люди, с которыми он умел дружить. Теперь от его умелых шагов зависело, займет ли он в своей организации высший пост, или так и останется первым заместителем. Он вызвал секретаря.
     - Полковника Фогельсона ко мне, срочно.
     
     ГЛАВА 13
     
     Знакомая Арчила оказалась немолодой женщиной лет шестидесяти. Правда, квартиру она содержала в идеальном порядке и без лишних разговоров предоставила каждому из гостей по комнате. Но спали они плохо, просыпаясь от любого постороннего звука. Квартира была расположена на втором этаже, и сюда долетали любые звуки с улицы.
     Рано утром они покинули квартиру без сожаления, взяв с собой свои вещи. Сдав их в камеру хранения Киевского вокзала, они неспешно наметили план на этот день, завтракая в одной из многочисленных закусочных, расположенных у вокзала.
     У банка "М" они появились около часа дня, когда Русаков, по их расчетам, должен был ехать домой на перерыв. К их удивлению, он вышел не один, а с женщиной, которую Дронго уже видел. Это была вторая женщина, заходившая в кабинет Русакова, - из бухгалтерии. Ей было лет тридцать пять - сорок. Дронго тогда обратил внимание на ее уверенную походку, умение держаться и красиво уложенные волосы.
     Русаков и женщина сели в его "Крайслер" и поехали в сторону центра. Поймав такси, Дронго и Манучар отправились следом. У ресторана "Парадиз", прямо в центре города, "Крайслер" остановился, и двое его пассажиров прошли обедать в этот один из самых дорогих ресторанов города.
     Дронго, взяв пистолет у Манучара, пошел за ними. Манучару он приказал оставаться у автомобиля. Русаков и понравившаяся Дронго женщина обедали в глубине маленького зала. Они не обращали никакого внимания на посетителя, пока он бесцеремонно не сел за их столик.
     Разгневанный Русаков повернулся к нему и узнал Дронго.
     - Вы? - спросил он, не зная, что сказать.
     - Как ваши ребята себя чувствуют? - очень участливо спросил Дронго. - Все в порядке?
     Русаков сделал какое-то нервное движение.
     - Спокойно, - произнес Дронго, чуть показывая оружие под пиджаком. Плащ он оставил Манучару. - Одно лишнее движение - и я буду стрелять.
     Русаков замер, не поднося вилку ко рту. Женщина с интересом посмотрела на Дронго.
     - Неужели вправду будете стрелять? - спросила она.
     - Обязательно, - улыбнулся он ей. - Вчера этот мерзавец сначала послал за нами одного громилу, а когда мы его убрали - еще двоих. Причем таких нахальных, что они чуть не задушили моего друга.
     - Вы дали не свой паспорт, - переводя дыхание, произнес Русаков.
     - Конечно, я же не настолько глуп, как вы.
     - Что вам нужно? - спросил Русаков.
     - Прежде всего чтобы вы вели себя спокойно. Даже если вам удастся сбежать отсюда от меня, на улице вас застрелят. Там стоят наши люди.
     - Я же ничего не сказал, - попытался оправдаться Русаков. Дронго подозвал официанта.
     - Счет, пожалуйста.
     Официант удивленно посмотрел на обедавших.
     - Разве вы платите наличными? - спросил он Русакова.
     - Сегодня плачу я, - поспешил сказать Дронго. - Это мои гости.
     - Сто сорок долларов, - пожал плечами официант.
     - Возьмите двести. Сдачи не надо, спасибо, - улыбнулся еще раз Дронго. В конце концов, он тратил деньги Давида.
     - Теперь очень медленно встаем, - приказал он обедавшим.
     На улице их уже ждал Манучар. Увидев его, Русаков окончательно пал духом, поняв, что Дронго не блефовал.
     За руль сел Манучар, рядом разместилась женщина. Сзади сели Русаков и Дронго.
     - У вас есть телефон в автомобиле? - спросил Дронго. - Позвоните и скажите, что вы сегодня не будете.
     - Это невозможно, - попытался возразить Русаков, весь покрывшийся бледными пятнами.
     - Возможно, - уверенно сказал Дронго, - звоните.
     Русаков дрожащими руками набрал номер.
     - Сегодня я не буду, - заикаясь, сказал он, - да, не приеду.
     Он вернул трубку Дронго.
     - Выедем за город, Манучар, - предложил Дронго.
     - Что вы собираетесь делать? - закричал Русаков.
     - Просто поговорить с вами. Кстати, кто эта женщина? Вы нас не представили друг другу.
     - Наша работница, - отрывисто произнес Русаков. - Татьяна Николаевна.
     - Очень приятно, - наклонил голову Дронго.
     - Мне тоже, - чуть улыбнулась женщина. Судя по всему, ее даже забавляла эта ситуация. Она совсем не боялась, и это все больше нравилось Дронго.
     - Вы всегда обедаете только со своими работницами? - спросил он, сознавая, что вопрос звучит несколько двусмысленно. Но сейчас ему важно было расставить некоторые акценты.
     - Не всегда, - отвернулся Русаков.
     Женщина молчала.
     - Зачем вы послали за нами наблюдение?
     - Я не посылал.
     - Лжете. Сначала послали одного, кстати, он оказался хорошим спортсменом. А потом послали в гостиницу сразу двоих. Догадываюсь, что, когда не вернулся ваш человек, вы просто обзвонили все центральные гостиницы, спрашивая по паспорту Манучара.
     Манучар впереди пробормотал какое-то грузинское ругательство.
     - А потом, - невозмутимо продолжал Дронго, - вы послали еще двух головорезов допросить меня. Но, так как паспорт был не мой, они попали в номер Манучара. Кстати, вы знаете, как это больно, когда вас душат ремнем? Вы никогда не пробовали?
     - Это не я их посылал, - мрачно заявил Русаков.
     - Может быть, - согласился Дронго, - но тогда вы скажите, кто их посылал, и мы будем считать инцидент исчерпанным.
     - Что вы собираетесь со мной делать? - спросил испуганный коммерческий директор, не заботясь даже о судьбе своей спутницы.
     - Вы читаете газеты? - спросил Дронго. - Наверняка читаете даже "Коммерсант". Тогда вы должны знать, сколько банкиров гибнет на улицах Москвы. Это сейчас самая рискованная профессия. Так что вы должны знать, что входите в группу риска наравне с пожарными и гомосексуалистами.
     - Перестаньте паясничать! - сорвался почти на крик Русаков. - При чем тут я? Что вы от меня хотите?
     - Прежде всего сообщения о вашей бывшей секретарше Ларисе Коноваловой. - Он обратил внимание, что при упоминании этого имени чуть дернулась голова впереди сидящей женщины. "А у нее красивые, очень своеобразные уши", - подумал Дронго.
     - Не знаю никакой Коноваловой, - заявил уже потерявший голову от страха Русаков.
     - Вы не знаете собственной секретарши? Она ведь работала у вас целых полгода, прежде чем бесследно исчезла.
     - Может, я ее не помню, - пробормотал Русаков.
     Женщина повернулась к нему.
     - Как ты можешь! - укоризненно произнесла она.
     - А ты молчи, молчи, дрянь такая! - заорал Русаков, обрадованный тем, что есть на ком сорвать свое раздражение и отчаяние. - Тебя никто не спрашивает! - бушевал он.
     - Успокойтесь, - поморщился Дронго, - и будьте повежливее с дамой. Я не люблю, когда в моем присутствии кричат на женщин.
     Русаков сразу успокоился.
     Манучар еще раз выругался, на этот раз чуть громче.
     - Вы можете только отвечать на мои вопросы. Я повторяю: мне нужно все знать о Ларисе Коноваловой. Вы можете мне помочь?
     - Зачем? Зачем вам эта потаскуха? - запричитал Русаков. - Она здесь совершенно ни при чем.
     - Настолько ни при чем, что после моего о ней вопроса вы послали ко мне сразу трех убийц? - саркастически сказал Дронго. - Не забывайте о своей опасной профессии.
     - Она работала у нас, - повернулась к ним женщина, - была секретаршей у этого, - кивнула она на Русакова.
     - Что было дальше?
     - Примерно месяц назад она уволилась. Так нам всем говорили. - Татьяна Николаевна рассказывала, повернувшись к Дронго и стараясь не глядеть на своего руководителя.
     - Почему она уволилась, вы знаете?
     - Никто об этом не знал. У нас в банке думали, что она уволилась из-за него. Считали, что он приставал к ней.
     - А вы еще и бабник... - поморщился Дронго. - В Америке за сексуальные домогательства руководства давно уже судят провинившихся мужчин, даже женщин. А вы решили, что власть вам дали и над женщинами?
     - Ничего я не решил. - Русаков тоже старался не смотреть на женщину. - А к этой Ларисе я не приставал.
     - Значит, вы ее знали?
     - Знал, конечно, - недовольно вымолвил Русаков, - но к ее исчезновению я не имею никакого отношения.
     - Скоро мы приедем на место, - вдруг сказал Дронго.
     - Куда? - не понял Русаков.
     - Туда, где вас убьют.
     От неожиданности Русаков не мог ничего сказать. Затем он вдруг заплакал.
     - Убьют? Зачем убьют? За что? Что я вам сделал?
     - Вы не говорите всей правды.
     - Какой правды? Я все расскажу, все что хотите.
     - Куда делась Лариса Коновалова?
     - Не знаю, правда не знаю. - От страха у него стучали зубы.
     - Знаете, - спокойно возразил Дронго. - Опять врете.
     - Нет... я... она... В общем, она видела наши документы, и мы... но это не я... честное слово.
     - Какие документы она видела?
     - Нашего банка. Там было финансирование некоторых партий, газет, особые статьи расходов. В общем, она увидела одну строчку и расплакалась. А потом и я узнал об этом.
     - Как узнали?
     - Она сама сказала мне, - уже обреченно говорил Русаков.
     - Что за строчка была?
     - Я не могу вам сказать... Это не мой секрет. Поймите, они меня убьют.
     - Что это был за документ?
     - Помните, погиб один журналист от взрыва бомбы?
     - Да, конечно, помню.
     - Там было финансирование этого проекта, - выдавил Русаков.
     - Так это был ваш банк. Я всегда вас подозревал, - покачал головой Дронго. - И поэтому вы решили убрать девушку.
     - Не я, - испугался Русаков, - честное слово, не я.
     - Предположим, я вам поверил. Кто отдал приказ о ее ликвидации?
     - Не знаю, честное слово, не знаю. Просто мне велели найти ее, но она больше не появлялась на работе.
     - Куда она исчезла?
     - У нее был знакомый парень, какой-то Реваз. Видимо, ушла к нему.
     - Откуда вы это знаете?
     - Нам сообщили. Нам сказали, что они остановились в "Савое". Мы послали туда группу ребят, но их там не нашли. Потом оказалось, что им помог бежать портье. Что было дальше, я не знаю. Но документы из кабинета у меня исчезли. Все решили, что это она. Ключи были только у меня и у нее. Кто-то влез ночью в мой кабинет и украл эти документы. Утром, когда наши люди приехали в "Савой", там уже не было ни этого грузина, ни Ларисы Коноваловой. Только недавно мы узнали, что им помогли бежать.
     - Поэтому вы убили этого портье?
     - Как убили? - испугался Русаков. - Разве его убили? Я ничего про это не знал.
     - У вас пропали документы пятнадцатого?
     - Верно. А откуда вы...
     - Ваша охрана ничего не заметила? - игнорировал его вопрос Дронго.
     - Ничего. Но потом мне сказали, что в мой кабинет кто-то лазил. У меня была целая проверка. Вызывали специалистов из МВД. Потом приказали искать Коновалову. Мне лично сказали, чтобы я следил за всеми, кто будет ее спрашивать. Вот поэтому я и обратил внимание на ваши слова.
     Они уже выезжали за город, мелькали деревья, машина шла по шоссе.
     - Куда мы едем? - снова спросил Русаков. - Я рассказал вам все, что знал. Клянусь вам.
     - Кто разрабатывает все эти мероприятия в вашем банке? Не может быть, чтобы сам президент. Он для этого недостаточно подготовлен. Может, он выдающийся финансист, но в любом случае он вряд ли будет заниматься устранением нежелательных свидетелей и планированием таких акций. Так кто?
     Русаков снова молчал.
     Женщина повернулась к нему.
     Он не выдержал ее взгляда:
     - Бывший полковник милиции Юрков. Он занимает у нас должность вице-президента по вопросам безопасности.
     - Где он работал раньше?
     - В органах БХСС и уголовного розыска. Его в Москве хорошо знают. Он только недавно перешел к нам из УВД Москвы.
     - А до этого был на вашем содержании, - кивнул Дронго. - Это похоже на правду. Манучар, здесь сверни направо. Мы едем в Орехово-Зуево. Там мы снимем номер в гостинице, и вы останетесь в нем вместе с Манучаром. Одно неверное движение, и он убьет вас. Чтобы вы чувствовали себя более комфортно, мы захватили наручники. А завтра утром мы вас отпустим. Договорились?
     Русаков часто закивал, на глазах у него снова появились слезы.
     - А что будет со мной? - спросила женщина, повернувшись к Дронго. - Я не могу оставаться до утра в такой компании. У меня дома сын один, он будет волноваться.
     - Сколько ему лет?
     - Двенадцать. Если вы разрешите, я хотя бы предупрежу дочь, чтобы она его забрала.
     - А дочери сколько лет?
     - Восемнадцать. Она уже замужем.
     "Сколько же лет моей собеседнице?" - изумился Дронго. И, словно услышав его вопрос, женщина сказала:
     - Мне тридцать девять лет, я очень рано вышла замуж. - Она даже улыбнулась.
     - Мы вернемся в город вместе, - согласился Дронго. - А там на месте решим.
     Все произошло так, как он планировал. В небольшой гостинице у них взяли паспорта и сразу выдали довольно просторный номер на двоих. Затем в номер прошли Русаков и Манучар. Дронго остался сидеть в автомобиле, пересев за руль. Он привык не доверять никому, не доверял и этой красивой немолодой женщине с такими голубыми глазами.
     Через минуту Манучар вернулся, протягивая оружие Дронго.
     - Я его приковал к батарее. Теперь не убежит.
     - Все равно смотри в оба. Там напротив магазин. Зайди купи ведро, чтобы не водить его в туалет.
     - Я еще должен убирать за ним его дерьмо! - обиделся Манучар. - Пусть делает под себя.
     - Тогда ты не сможешь сидеть с ним рядом. И постарайся его не трогать. Очень тебя прошу. Будь внимателен: тебе кажется, что ты спортсмен и он у тебя в руках, а он может оказаться, как тот парень, чемпионом по карате. Не снимай с него наручников ни в коем случае, - сказал напоследок Дронго.
     Манучар, ничего не ответив, пошел к магазину. Дронго переложил оружие в карман и завел мотор.
     В город они возвращались молча. Уже темнело. Наконец женщина не выдержала.
     - Мы возвращаемся в Москву?
     - Едем к вам домой, - мрачно сообщил Дронго.
     - Почему ко мне? - Впервые она немного встревожилась. - Что я скажу сыну?
     - Придумайте что-нибудь, - немного резко ответил Дронго. - У нас просто нет другого выхода. Я понял, что вы не замужем.
     - Мой муж погиб десять лет назад. Он был летчиком.
     - Простите. И с тех пор вы одна?
     - Одна. Чтобы удержаться на своем месте в нашем банке, где довольно хорошо платят, нужно принимать приглашение на обед этого кретина Русакова.
     Она произнесла это с неожиданной злостью, но Дронго сделал вид, что ничего не заметил.
     - Вы действительно ничего не можете придумать? - спустя несколько минут спросил Дронго.
     - Придумаю что-нибудь. Просто у нас дома никогда не было посторонних мужчин. Никогда, - твердо сказала она.
     - Одной, наверное, тяжело растить двух детей. - Дронго смотрел вперед, видя ее отражение в стекле.
     - Справилась, - улыбнулась она. - Вы бандит или сыщик?
     - И то и другое понемногу.
     - Знаете, я так и думала. Вы слишком интеллигентны для бандита и слишком смелы для милиционера.
     - Почему смел?
     - С нашим банком никто не связывается. Юркова все знают. У него такие связи в МВД и КГБ... как сейчас это называется?.. ФСК. Да и президент банка - самый близкий друг мэра Москвы. Не боитесь?
     - Немного, но думаю, ничего страшного, как-нибудь выкручусь.
     Женщина улыбнулась. Они молчали еще минут десять, пока наконец Дронго не спросил:
     - Куда ехать?
     - Сверните на Хорошевское шоссе, улица Розанова.
     - Показывайте дорогу, а то я могу ошибиться.
     - Это в Краснопресненском районе.
     - Все равно показывайте дорогу. И давайте договоримся, что мы будем говорить вашему сыну.
     - Вы хотите остаться у нас? - Я посижу на кухне.
     - Это необязательно. У меня три комнаты, я могу вам постелить. Да, совсем забыла, вы же мне не доверяете.
     Он впервые повернулся, посмотрев ей в глаза.
     - Так что мы скажем вашему сыну?
     - Что вы тоже летчик, товарищ моего мужа.
     Больше они не произнесли ни одного слова до самого дома. Только когда они въехали на шоссе, она указывала ему путь. Их автомобиль въехал во двор, когда было уже совсем темно.
     
     ГЛАВА 14
     
     После разговора с Нефедовым Колчин долго не мог успокоиться. Ему еще повезло, что начальник управления давно знал его и верил в его честность. Но почему Владимир Александрович так заинтересован отобрать у него уголовное дело по факту убийства Бахтамова? Или Фогельсону и его людям удалось выйти сразу на первого заместителя директора ФСК? За этим что-то стоит, понимал Колчин. И что-то очень серьезное, если подключены такие лица. Он снова посмотрел на список сотрудников группы "Рай". Во главе ее перед самым августом стоял полковник Лукахин. Фогельсон был его заместителем. Может, стоит поискать самого начальника, подумал Колчин.
     Соединившись с аналитическим управлением, он попросил выяснить, где сейчас находится полковник Лукахин. К его удивлению, ответ пришел довольно быстро. Бывший руководитель группы "Рай", бывший полковник КГБ получал пенсию и жил в своем доме в Подольске, под Москвой.
     Колчин, позвонив Нефедову, попросил разрешения съездить в Подольск, объяснив, что там проживает бывший руководитель спецподразделения, сотрудником которого был и Бахтамов. Генерал, выслушав его сообщение, ничего не сказал, посоветовав взять служебную машину.
     Колчин так и сделал, вызвав машину из гаража. Молодой водитель с удовольствием вел машину, радуясь возможности немного прокатиться. Все автомобили ФСК были на строгом учете и выезжали только по специальному разрешению. Были, правда, автомобили и для оперативной работы с пятью-шестью номерами. Но они выезжали из другого гаража, и там за рулем всегда сидели офицеры ФСК.
     В Подольск они прибыли без происшествий и довольно быстро нашли двухэтажный дом, где проживал полковник Лукахин. Колчин, выйдя из автомобиля и стараясь не залезть в грязь, громко постучал в калитку.
     - Вам кого? - раздался женский голос.
     - Лукахин Валентин Савельевич здесь живет? - спросил Колчин.
     - Здесь, здесь. Проходите, - ответил тот же голос, и Колчин вошел во двор.
     Две большие собаки проводили его равнодушным взглядом - повинуясь жесту хозяйки, они даже не встали. Колчин поднялся по лесенке и вошел в дом. Навстречу ему спешил высокий широкоплечий мужчина лет шестидесяти. У него были красивые седые волосы, мужественное лицо, которое портил шрам, изуродовавший подбородок.
     - Добрый день, - громко произнес хозяин дома. - Кто вам нужен?
     - Вы Валентин Савельевич Лукахин? - уточнил Колчин, уже зная, что разговаривает с хозяином дома: бывшего офицера выдавали бравая выправка и широкие плечи спортсмена.
     - Верно, - кивнул Лукахин, протягивая руку. - С кем имею честь?..
     - Подполковник Колчин из ФСК. Следователь следственного управления.
     - В общем, мой коллега. Не люблю я это название - ФСК, как будто свистит кто, - пожаловался Лукахин. - Все норовили у американцев перенять. Как будто у них все в порядке. Ну, проходите в дом.
     Хозяйка подала на стол ватрушки, калачи, сдобу. Чувствовалась неторопливая обстоятельность, размеренный быт жизни этого большого дома.
     Сначала пили чай, сидя втроем у самовара; позднее, когда хозяйка ушла, Лукахин положил обе ладони на стол.
     - Теперь рассказывайте, зачем пожаловали.
     - Валентин Савельевич, вы подали рапорт об увольнении тридцать первого августа девяносто первого года, - задал свой главный вопрос Колчин. - Позднее за вами последовала вся ваша группа. Почему вы так поступили?
     - Вы приехали из-за этого? - усмехнулся хозяин. - Я был коммунистом и всегда им буду. А когда увидел, как эти ребята рушат памятник Дзержинскому, когда услышал о запрете партии, получил известие об увольнении Шебаршина, я понял: мне не по пути с этими "демократами".
     - Значит, вы ушли из-за политических разногласий?
     - Нет, никаких разногласий не было. Просто собрал группу и предложил: пусть каждый поступает так, как велит ему совесть. Первыми вышли мы втроем: я и двое наших сотрудников. Потом остальные. У нас ведь группа особая была, вы, наверное, знаете. Так вот, в те августовские дни мы целыми днями документы уничтожали. Понимаете: в центре Москвы мы уничтожали документы, боялись, что демонстранты ворвутся к нам в комнаты. А у нас даже оружие отобрали, запретив его применять. Любая разведка мира за каждый наш документ золотом бы заплатила. Вот тогда я понял: все, баста. Не могу больше глядеть на весь этот бардак. В начале того года у меня тесть умер, царство ему небесное, ну вот этот домик и остался. Я и решил: переберусь сюда вместе с детьми и внуками. С тех пор здесь и живем. Поначалу трудно было, но постепенно привыкли, свой огород завели. Теперь даже нравится.
     - Вы возглавляли спецподразделение "Рай"?
     - Про это говорить не буду. Простите, товарищ подполковник, не имею права, даже вам. Существует срок давности.
     - Вы не поняли, я не спрашиваю вас о деятельности вашей группы, мне о ней известно. Я даже знаю, что в составе вашего подразделения было семь человек. Хотите, назову их фамилии, чтобы вы мне поверили?
     - Сейчас что хочешь может быть. Может, и фамилии скажешь. Только это ничего не изменит. Про группу я говорить не буду.
     - Я очень надеялся на вашу помощь, товарищ полковник. Убиты два члена вашей группы. Мы беспокоимся за остальных.
     - Так... - Лукахин встал, сделал несколько шагов. - Купили вы меня своим обращением. Я думал, вы теперь друг друга "господами" называете. А ты - "товарищ полковник". Сколько лет тебе?
     - Сорок.
     - В аккурат в сыновья годишься. Не обижайся на "ты", хорошо?
     - Договорились.
     - Давно работаешь в органах?
     - Всю жизнь. Сначала - в прокуратуре, последние четырнадцать лет - в КГБ. Был следователем, старшим следователем. Когда закрыли следственное управление, несколько месяцев был без работы, потом взяли в милицию. Теперь снова вернулся в ФСК.
     - Интересно. Значит, и ты вроде пострадавший от этих "демократов"?
     - Да нет, кажется, нет. Все нормально.
     - Кого убили?
     Только теперь Колчин вспомнил, что полковник Лукахин - профессионал. Узнав о гибели своих бывших товарищей, он не стал сразу горячиться, нервничать, перевел беседу на другую тему и, лишь успокоившись, спросил наконец.
     - Полковников Бахтамова и Иванченко.
     - Так... - Лукахин сел напротив, глядя Колчину в глаза. - Как это произошло?
     - Бахтамова застрелили в Москве у его дома, Иванченко убили в Минске. В обоих случаях действовали профессионалы, по одному и тому же почерку. Выстрел в сердце, несколько выстрелов в стену и в тело, чтобы мы поверили в неопытность нападавших.
     - Старый трюк, - кивнул Лукахин, - мы его практиковали еще двадцать лет назад. Кроме меня, с кем-нибудь говорили?
     - С полковником Фогельсоном.
     - Да? - очень удивился Лукахин и хитро прищурился. - Ну и что вам сказал Марк Абрамович?
     - Угрожал, предлагал прекратить расследование.
     - Прямо-таки угрожал? - не поверил Лукахин.
     - Предупреждал, что искать не в моих интересах.
     - Ах, даже так? - Лукахин тяжело задумался. - Знаешь, подполковник, у нас ведь работа была нелегкая, грязная, тяжелая. Знаешь, почему группу "Рай" назвали?
     - Слышал.
     - Вот именно. Мы в рай отправляли людей без задержки. Такая была у нас работа - своих ликвидировать. Больше я тебе про это ничего не скажу, но мы знали: один раз ошибемся, где-нибудь напортачим - и все. Следующий выстрел будет в твой затылок. Ошибаться нельзя было.
     - Вы хотите сказать, что они где-то допустили ошибку? - понял Колчин.
     - Ничего я не хочу сказать, - возразил Лукахин, - просто объясняю тебе. Как тебя зовут?
     - Федор.
     - Так вот, Федор, мои ребята были специалистами очень высокого класса. Может, кто использовать их захотел. Фогельсон, я слышал, вернулся на прежнюю работу. Еще один офицер, кажется, тоже?
     - Кто? - не выдержал Колчин.
     - Не Бахтамов, не Иванченко. Остальные фамилии я просто не помню.
     - Я могу их назвать.
     - Не надо, - жестко отрезал Лукахин. - Сказал, не помню - значит, не помню. Об убитых поговорим: им я уже навредить не могу. О живых говорить не буду. Пойми, это наше железное правило - иначе нельзя, можно подвести товарищей.
     - Понимаю.
     - Жалко ребят, - помолчав, произнес Лукахин. - Подожди минуту.
     Он вышел в другую комнату и вскоре вернулся с большой бутылкой в руках. По мутной жидкости Колчин понял, что это самогон. Лукахин подвинул два чистых стакана.
     - Армейская традиция. Помянуть надо погибших офицеров.
     Он разлил в стаканы жидкость и, продолжая стоять, протянул стакан Колчину.
     Тот встал и, не чокаясь, выпил эту обжигающую жидкость. К его удивлению, она оказалась приятной на вкус и не очень забойной.
     - Понимаешь, - вздохнул Лукахин, - мы ведь все смертники были. Сами выполняли приговоры - и сами ждали каждую секунду такого приговора себе. Когда нас отбирали в группу, мы уже все про это знали. Нужно скрыть какую-нибудь операцию, отрубить концы, сделать так, чтобы все забыли о ней, - и посылали нас. Причем мы убирали не агента, для этого ведь был отдел "С", мы убирали его "ликвидатора", который до этого убирал необходимый объект. Мы даже не знали, за что и кого. Так обрубались все концы, иначе в мире давно началась бы война. Ты же все понимаешь. И каждый из нас знал: если хвост обрублен недостаточно, новый "ликвидатор" может убрать любого из нас. Иногда, правда, начальство проявляло благородство. Тогда нам предлагали смерть на выбор. Или от инфаркта, или героически спасая людей, где-нибудь на Камчатке.
     - От инфаркта тоже? - не удержался Колчин.
     - Конечно, - усмехнулся Лукахин. - Был такой порошок. Ты в лаборатории узнай, тебе все расскажут. Хотя они сейчас, наверное, в разведке. Никак не могу привыкнуть к этому разделению КГБ. Я даже не знаю, какой я ветеран. Разведки или контрразведки? Смешно? Давай еще по маленькой.
     - И были случаи, когда ваши офицеры сами выбирали себе смерть? - спросил потрясенный Колчин. - Никогда про это не слышал.
     - Если твои психоаналитики указывали, что ты никуда не убежишь, тогда да, предлагали выбирать самому. Обычно даже не спрашивали. Убирали быстро и без лишнего шума. Думаешь, - продолжал Лукахин, - вышел полковник на пенсию, сидит в деревне, копается в огороде - и все?
     Он снова разлил по стаканам мутную жидкость из бутылки.
     - За встречу!
     На этот раз Колчин ощутил, что жидкость ударила-таки в голову.
     - В любой день, в любой момент, когда всплывет какая-нибудь давняя история, давняя операция, о которой нельзя знать, - и все. Приедут ко мне твои коллеги, подполковник, выпьют со мной чаю и уедут. А потом будут меня хоронить за казенный счет. - Он невесело усмехнулся. - Мы знали, на что шли. Это тогда называлось "долг перед родиной".
     - Нелюбимая была у вас родина, - пошутил Колчин.
     - Ты не понял, подполковник. В нашу группу попадали только добровольцы, только после строгого отбора. Было такое понятие - родина. Весь Советский Союз. Брали в группу в основном детдомовцев - тех, кого воспитала и вырастила страна. Вот за эту страну мы и дрались. За нее шли под пули, не боялись ни жизни, ни смерти. Знаешь, сколько раз я был ранен? Восемь. И горжусь этим, как своими наградами. Из них три раза в Афганистане. Когда мертвых офицеров шли доставать, чтобы не достались на поругание душманам. А ты говоришь: "нелюбимая". Когда Советский Союз развалился, я стреляться хотел, жена насилу ружье отобрала.
     Колчин молчал, не решаясь что-либо сказать.
     - Тебе ведь, наверное, Марк Фогельсон не понравился, - продолжал Лукахин. - И вид его не понравился. Такой интеллигентик с бородкой. Он, между прочим, восемь языков знает и за рубежом был неоценимым агентом. Но дело даже не в этом. Знаешь, какая у него судьба? Он из Львова. Во время войны в еврейском гетто убили всю его семью: отца, мать, брата, сестру. Перед тем как мать забрали, она успела спрятать его в канализационном люке. А потом два фашиста прямо на этом люке насиловали и убивали его мать. А он внизу сидел и все слышал. Взрослый уже был, семь лет было. Когда Красная Армия вошла в город, он три месяца говорить не мог. Его потом долго лечили, чтобы он снова говорить начал. В двадцать лет он в партию вступил. У него среди наград два ордена Ленина. А ведь еврей был. Чего там скрывать - не всем это нравилось.
     - Может, он вернулся к своей прежней работе? - очень тихо спросил Колчин.
     Лукахин кивнул:
     - Все может быть. Он моложе меня на пять лет. Мне уже поздно, поэтому я и отказался. Приходили от вас, предлагали. Я свое отработал. Сейчас вспомнили о профессионалах. А я с "демократами" не сработаюсь, не для меня это все.
     - Вам предлагали вернуться на службу?
     - Были тут разные, - уклончиво отвечал Лукахин. - Видишь, сколько информации я тебе отдал, - вдруг сказал он, подмигивая Колчину, - а ты думай. Для этого у тебя все есть. Ты ведь подполковник уже, а такой молодой.
     Они еще говорили минут двадцать, после чего Колчин, отказавшись от третьего стакана, попрощался с хозяином и, вернувшись к своей машине, разбудил водителя, предложил возвращаться в Москву.
     Было начало пятого, но уже темнело, и водитель включил ночное освещение. Минут через пять после того, как они выехали на шоссе, водитель повернулся к сидевшему сзади Колчину.
     - Простите, товарищ подполковник, по-моему, за нами следят.
     - Ты уверен? - сразу понял, в чем дело, Колчин.
     - Когда ехали в Подольск, не был уверен, а теперь уверен. Эту "Волгу" я заметил, еще когда мы туда ехали.
     - Проверь еще раз, сверни куда-нибудь. Мне важно установить точно, следят или нет, - попросил Колчин.
     Водитель кивнул головой. Через несколько минут он резко свернул направо. Вскоре послышался шум тормозов, следовавшая за ними машина также свернула в их сторону.
     - Номер их разглядел? - спросил Колчин, проверяя свое оружие.
     - Нет, просто заметил водителя. Кажется, их двое.
     - Не старайся оторваться, езжай спокойнее, - посоветовал Колчин. - Подпусти к себе: может, сумеем разглядеть их номер.
     Обе машины продолжали идти на скорости около восьмидесяти километров. Колчин, обернувшись, постарался сам разглядеть номер, но их преследователи благоразумно держались на некотором расстоянии.
     - По-моему, за нами следит даже не одна машина, - вдруг сказал водитель, - их две. Там еще одна, "Жигули".
     Положение становилось опасным.
     - Сверни куда-нибудь и останови, - предложил Колчин, доставая пистолет. - Оружие у тебя есть?
     - Нет, - покачал головой водитель, - нам не выдают, не положено.
     - Держи мотор включенным. В случае чего, пригнись, - посоветовал Колчин. - Я сойду, а ты езжай дальше. Когда приедешь, позвони генералу Нефедову и все расскажи. Но только ему одному, ясно?
     - Хорошо, - кивнул парень. Ему даже нравилась романтика этой погони. Он улыбался.
     Проехав километров пять, водитель резко свернул направо, мимо девятиэтажного дома, - так, что с улицы их автомобиля не было видно. Колчин, уже приготовившийся к этому маневру, быстро выскочил из машины почти на ходу и вбежал в подъезд.
     Водитель тут же поехал дальше. Он был счастлив, что принимает участие в настоящем деле.
     Почти сразу следом за ним промчалась "Волга", номер которой Колчин на этот раз сумел разглядеть. Правда, спустя еще несколько секунд пронеслись "Жигули", чей номер показался Колчину знакомым. Ему даже подумалось, что третья машина следит за второй, но он отбросил эту мысль как нелепую. Колчин привык мыслить трезво и не любил шпионских страстей в своей работе. Переждав минут десять, он вышел и зашагал к автобусной остановке. Начинался дождь, и он поднял воротник.
     Следовало осмыслить сегодняшний визит к Лукахину. Полковник оказался совсем не прост. Правда, он не сказал ничего лишнего, но дал много ключей. Кроме Фогельсона, в органы вернулся еще кто-то. Крымов, Скребнев, Ганиковский? Нужно будет с утра проверить всех троих.
     Домой он не поехал, решив переночевать в кабинете. Дежурный офицер, увидев его удостоверение, ничего не сказал. Он привык, что следователи любили работать по ночам. Кроме того, в их ведомстве любопытство было предосудительным качеством характера, от таких избавлялись сразу, и офицер лишь кивнул головой, пропуская Колчина.
     В своем кабинете он наконец разделся, стащил плащ, пиджак, галстук. Пистолет положил на стол. Достал кипятильник, чтобы заварить себе чай, когда в его кабинет постучали.
     Он взял пистолет, переложил его в задний карман брюк.
     - Войдите, - пригласил он.
     Дверь открылась, и в кабинет вошел генерал Нефедов. Ничего не говоря, прошел к столу и уселся в кресло Колчина.
     - Как дела? - наконец спросил генерал.
     - Все в порядке.
     - Твой водитель приехал, напугал тут всех. Прямо цирк-шапито.
     - Не совсем цирк, но нечто похожее - это точно, - пробормотал Колчин, устало опускаясь на стул. - Я был в Подольске у Лукахина.
     - Знаю, - Нефедов взял карандаш, рисуя круги на чистом листе бумаги, - дальше.
     - Оказалось, что за мной следили. Две машины. По дороге я сошел, чтобы проверить. Номера автомобилей я запомнил.
     - Лукахин что-нибудь сообщил?
     - Он на пенсии, но рассказал много интересного. Вы ведь знаете, что бывшие сотрудники отдела "С" обычно не любят предаваться воспоминаниям. Лукахин не исключение. Правда, некоторые вещи он мне разъяснил.
     - Хорошо разъяснил? - саркастически поинтересовался Нефедов.
     - Чтобы я понял нормально, он сказал все что нужно.
     - Что думаешь делать дальше?
     - Искать остальных членов группы "Рай". Кроме Фогельсона, кто-то еще вернулся на службу в ФСК. Нужно найти одного из троих.
     - Понятно. В общем, ничего конкретного по делу Бахтамова нет. Так прикажешь тебя понимать?
     - Верно, - согласился Колчин, - но этот разговор мне очень помог понять психологию Бахтамова, да и всех остальных тоже.
     - Пока ты занимаешься психологией, от меня требуют конкретных результатов, - проворчал Нефедов. - Напишешь подробный отчет о беседе. Ночевать здесь не нужно. Вот ключи от моего кабинета. Там есть комната отдыха, диван, уборная - в общем, все что нужно.
     - Спасибо, товарищ генерал.
     - Дверь закрой изнутри и никому не открывай. В приемной будет дежурить наш сотрудник, но ты все равно не открывай.
     Нефедов встал, бросил карандаш.
     - Столько неприятностей из-за твоего убитого полковника! Кстати, Коробова в больнице охраняют - я распорядился. У него все в порядке, будет жить. А Генриха Густавовича мы попросим выехать в Минск. Пусть еще раз посмотрит труп Иванченко. Может, действительно что-нибудь найдем. С белорусскими товарищами я уже договорился.
     - Вы знали что-нибудь о деятельности группы "Рай"? - не удержался Колчин.
     - Знал, - очень спокойно ответил генерал. - Понимаешь, Федор Алексеевич, шла война, а на войне как на войне. Сейчас они без дела, вот и маются, ваньку валяют.
     - Мне многое нужно переосмыслить, - прошептал Колчин.
     - Не стоит, - посоветовал Нефедов, - лучше занимайся своим делом. Знаешь, когда я пришел сюда впервые и узнал всю правду о тридцать седьмом годе, я заболел. На целых две недели, не мог даже думать о своей работе. Столько людей невиновных загубили, столько напрасных жертв! А потом ко мне пришел мой бывший начальник. Ты его не знал, он умер пятнадцать лет назад. И он мне очень доходчиво объяснил, что, если порядочные люди будут стесняться нашей работы, сюда будут попадать мерзавцы типа Ежова и Берии. И я пошел на службу. С тех пор и работаю. Всего хорошего.
     Его шаги долго раздавались в коридоре. Нефедов шел неторопливо, будто обдумывая только что сказанное. Или вспоминая свою жизнь.
     
     ГЛАВА 15
     
     Ничего особенного объяснять не пришлось. Мальчик уже спал, и Татьяна Николаевна, закрыв дверь его комнаты, пригласила Дронго на кухню.
     - Вы, наверное, проголодались, - тихо сказала она.
     - Немного. - Только сейчас он вспомнил, что ничего не ел с утра, после скромного завтрака на Киевском вокзале.
     Пока женщина была в комнате, он осмотрелся. Телефон стоял в коридоре, и он на всякий случай сел так, чтобы видеть телефонный аппарат. На кухне царил идеальный порядок, в посудомойке лежало несколько свежевымытых тарелок. Он усмехнулся. Видимо, Татьяна Николаевна приучила сына самого мыть посуду.
     Она пришла минут через пятнадцать, уже переодевшись в другое, более светлое и легкое, платье. Поставила на огонь кастрюлю с борщом, нарезала хлеба, соленых огурцов.
     - Вы что-нибудь будете пить? - спросила она. - Кажется, у меня есть где-то водка.
     - Нет, - засмеялся он.
     - Чему вы смеетесь? - удивилась она.
     - Я вообще не пью спиртного, а мне везде предлагают налить. Прямо какой-то синдром.
     - А вы действительно не пьете?
     - Почти нет.
     Она сняла кастрюлю с огня и разлила борщ в глубокие тарелки.
     - К сожалению, у меня нет второго, я не ждала гостей, - улыбнулась Татьяна Николаевна.
     - Вы извините, что я доставляю вам беспокойство, - немного смущенно произнес Дронго.
     Ели они в молчании, словно боясь спугнуть установившуюся тишину. Окно кухни выходило во двор, и сюда почти не долетали крики с улицы, шум проезжавших машин. Закончив ужинать, Татьяна Николаевна поднялась, так же молча собрала тарелки, не спрашивая, налила ему чаю.
     - Надеюсь, чай вы пьете? - спросила она.
     - Обязательно. Только без сахара.
     Спустя некоторое время, когда стаканы были уже пусты, он спросил:
     - Скажите, вы знали Ларису Коновалову?
     - Немного, - ответила женщина. - Она была красивая девушка.
     - Вы не обращали внимания, у нее были друзья?
     - Я видела только одного грузина, он несколько раз ждал ее у выхода. Высокий такой, красивый.
     - А с чего вы взяли, что он грузин?
     - Она обратилась однажды к нему при мне, назвав его то ли Вано, то ли Рева, не помню точно.
     Она вдруг резко встала, собрала стаканы, с шумом бросила их в мойку.
     - Вас что-нибудь смущает? - поинтересовался Дронго.
     - Вы решили теперь продолжить свои допросы, - разозлилась она. - Для этого вы приехали ко мне домой.
     - Сядьте, - почти приказал Дронго, - и выслушайте меня.
     Она повиновалась, не пытаясь спорить.
     - Мы разыскиваем этого парня. Его звали Реваз. Родители парня обратились ко мне, чтобы я помог им найти сына. Если хотите, я сейчас частный детектив. А Реваз исчез вместе с Ларисой. Вот, собственно, и вся история. Мне нужно найти либо девушку, либо ее парня, чтобы узнать, что с ними случилось. Никаких тайных намерений повредить вашему банку у меня нет. Вчера я зашел туда специально, чтобы узнать что-нибудь про Коновалову. Достаточно было мне упомянуть ее имя, как Русаков послал за мной какого-то парня. Потом, вечером, в нашей гостинице появились еще двое, которые стали душить Манучара, требуя известий о Коноваловой. В ответ сегодня мы допросили Русакова. Остальное вы знаете. Чем-то она вызвала гнев вашего вице-президента Юркова. И он теперь ищет ее, а заодно душит всех ее знакомых.
     - Юрков - страшный человек, - предупредила Дронго женщина, - его боятся в банке все, по-моему, даже президент опасается. Но терпит.
     - Ваш президент - очень известный в России человек. Раз он терпит Юркова, значит, он ему нужен.
     - Возможно, но Юрков имеет очень большую власть в банке, он единственный, кто имеет такую же охрану, как у президента банка.
     - Вы меня убедили. Завтра пойду к нему в гости. - Дронго посмотрел на часы. - Уже первый час ночи. Можете идти спать. А мне принесите какую-нибудь книгу.
     - Вы не будете спать? - спросила женщина.
     - Нет, я не хотел бы вас беспокоить. Мне и здесь совсем неплохо.
     - Как вам будет угодно. - Она поняла, что он все-таки не доверяет ей, решив дежурить на кухне. - Книжный шкаф в столовой - можете выбрать себе книгу сами, по вкусу. Спокойной ночи, - встала она.
     - Спокойной ночи, - поднялся и он. - Если разрешите, я пройду в столовую, выберу книгу.
     - Да-да, конечно. - Она уже протирала стол.
     В столовой действительно стоял большой книжный шкаф. Он начал смотреть книги. Они всегда говорили ему больше о хозяине квартиры, чем любые слова. Здесь были Боккаччо и Сервантес, Рабле и Золя. Дронго обратил внимание на потертые тома четырехтомного собрания Хемингуэя, несколько книг Франсуазы Саган, Эрве Базена, Поля Вилара, Робера Мерля. Он взял с полки неизвестного ему прежде Робера Андре и вернулся на кухню.
     Его взгляд наткнулся на блестящий эпиграф, который Андре взял к своей повести "Дитя-зеркало". Это были слова Марселя Пруста из "Узницы": "Когда мы достигаем определенного возраста, душа ребенка, которым мы прежде были, и души усопших, от которых мы происходим, принимаются щедро одаривать нас своими сокровищами и своей злою судьбой..."
     Заинтригованный изящной прозой знаменитого французского критика и писателя, он не услышал, как на кухне снова появилась Татьяна Николаевна. На этот раз она была в халате.
     - Что вы читаете? - улыбнулась она.
     - Робера Андре. Никогда не слышал про такого, - показал он книгу хозяйке. - Мне нравится его стиль, хотя я прочел еще совсем немного.
     - У меня дочь всерьез изучает французскую литературу, готовится стать переводчицей с французского языка, - пояснила Татьяна Николаевна. - А у вас хороший вкус.
     Только теперь она поверила в его рассказ про Реваза и Ларису. И поняла, что была не права, подозревая Дронго в недоверии.
     - Может, вы ляжете в столовой? Я постелю вам на диване, - шепотом сказала она: дверь в спальню и смежную с ней детскую комнату была открыта.
     - Мне действительно не хочется спать, - покачал он головой. - Если вас будут расспрашивать, расскажете все как было. Только добавьте, что я вам угрожал, привезя сюда.
     - Они не поверят. Все знают, что я ничего не боюсь.
     - Так уж ничего?
     - Русакова тоже не боюсь, - неправильно поняла его иронию женщина, - мы с ним только обедаем. Все его попытки сблизиться еще больше я отвергала.
     - Я не имел в виду этого болвана.
     - Я тоже.
     Они снова помолчали. Она встала и, закрыв дверь, вернулась на кухню. Громко тикали часы.
     - Кофе хотите? - спросила женщина чуть громче.
     - Лучше чаю, - попросил он.
     Она, кивнув, поставила чайник на огонь.
     - Сама я в молодости тоже мечтала стать переводчицей, самостоятельно изучала французский. Но вообще-то я экономист по профессии. Всю жизнь работала на оборонном заводе. Только в последние годы, когда стало совсем трудно, пошла в коммерческий банк. Там работает сестра нашей соседки. Она и рекомендовала меня. Сейчас работаю в ее отделе.
     Чайник начал потихоньку закипать. Она прибавила газа, усилив огонь, и зябко поежилась.
     - Мне стало ясно, что вы ничего не боитесь, еще тогда, в ресторане, - улыбнулся он. - А кого из французских писателей вы любите больше всего?
     - В молодости перечитывала Мопассана и Золя. Но больше всех нравилась Саган. Начало семидесятых годов, когда мы кончали школу, было временем ее триумфа. Мы зачитывались ее вещами. "Любите ли вы Брамса?" - тогда мне казалось, что ничего лучше написать нельзя. А из поэтов, конечно, Бодлер и Аполлинер. У меня даже есть томик Аполлинера. Десять лет назад я купила его за сумасшедшие деньги, отдав целых пятьдесят рублей. Мы чуть не остались голодными из-за Аполлинера, но дочери своей я читала его вслух; может, поэтому она полюбила французскую литературу.
     Она прошла в столовую и вернулась с небольшой книгой в руках. Дронго узнал этот изящный переплет. Книга действительно была редкостью и была издана в восемьдесят пятом тиражом всего десять тысяч экземпляров.
     Татьяна Николаевна наугад раскрыла книгу и прочла первые строчки:
     
     Под мостом Мирабо тихо катится Сена
     И уносит любовь,
     Лишь одно неизменно,
     Вслед за горем веселье идет непременно.
     
     Он слушал стихи хорошо знакомого Аполлинера, будто до этого не знал их. Женщина продолжала тихим голосом:
     
     Уплывает любовь, как текучие воды,
     Уплывает любовь.
     Как медлительны годы,
     Как пылает надежда в минуту невзгоды.
     
     На последнем абзаце она запнулась, и вдруг, к ее огромному удивлению, он закончил за нее:
     
     Вновь часов и недель повторяется смена,
     Не вернется любовь, Лишь одно неизменно.
     Под мостом Мирабо тихо катится Сена.
     Пробил час, наступает ночь,
     Я стою, дни уходят прочь![1]
     
     Она закрыла книгу, поднялась, подошла к нему, глядя в глаза.
     - Вы знаете это стихотворение?
     Он тоже встал.
     - "Мост Мирабо" - одно из самых известных стихотворений Аполлинера.
     Она глядела ему в глаза минуту, другую.
     - Поцелуйте меня, - попросила она.
     Он наклонился, касаясь губами ее щеки. Более целомудренный поцелуй трудно было представить.
     Она усмехнулась:
     - Спасибо.
     - Не обижайтесь. - Оправдываться в такой ситуации было глупо и как-то смешно. - Просто мне трудно решиться на что-то большее. В соседней комнате ваш сын. Но я и сам довольно нежданный визитер.
     Она чуть приподнялась на цыпочках и поцеловала его сама.
     - Ну, все, - сказала она, - будем пить кофе. Да, совсем забыла, вы же хотели чай.
     Томик Аполлинера так и остался лежать на столе. Она налила ему чаю, себе крепкого кофе. Пили они снова в молчании, но на этот раз тишина была более многозначительной.
     - Я все-таки постелю вам в столовой, - поднялась женщина.
     - Хорошо. - Он чувствовал себя неловко - как насильник, забравшийся в чужую квартиру.
     Она вышла в спальню, прошла в столовую, и несколько минут было слышно, как она раскладывала диван, стелила постель, взбивала подушку.
     Наконец она снова появилась на кухне.
     - Рано утром я уйду, - словно оправдываясь, сказал он.
     - Как вам будет угодно. - Про Аполлинера больше не было сказано ни слова.
     Она вернулась в свою комнату. Он прошел в столовую, снимая пиджак. Пистолет он оставил в кармане, решив вообще не вытаскивать его.
     Рано утром, в половине шестого, он ушел из дома, не оставив даже записки. Ее могли найти, и тогда женщину в лучшем случае уволили бы из банка, а с двумя детьми ей трудно было бы найти работу. Он хорошо знал, что не имеет права ее подводить. Поэтому он и ушел так, не прощаясь. Чтобы больше никогда не увидеть ее. А томик Аполлинера остался лежать на кухонном столе как воспоминание о том мгновении, когда они были вдвоем, одни на целом свете. Единственное, что он мог сделать, это оставить книгу открытой на том самом, так нравившемся ей, стихотворении.
     
     ГЛАВА 16
     
     Нефедов был прав: в его кабинете - точнее, в его комнате отдыха - было все, чтобы провести ночь с комфортом. Хорошо выспавшийся Колчин проснулся в половине восьмого и, достав свою бритву, принесенную из кабинета, начал водить ею по заросшим щекам. Когда в девять часов утра Нефедов появился в своем кабинете, Колчин уже ждал его в приемной, чтобы отдать ключи и поблагодарить.
     - Как спалось? - спросил генерал.
     - Нормально.
     - Призраки не беспокоили?
     - Не очень. Ягода только заходил, а так все было в порядке.
     В этом крыле одно время сидел заместитель Менжинского Генрих Ягода, позднее ставший первым палачом и первой жертвой сталинского молоха. Некоторые сотрудники шутили, что призрак Ягоды еще бродит по коридорам.
     - Он-то как раз безобидный человек был, аптекарь, и женщин, говорят, очень любил, - добавил Нефедов, входя в кабинет, и, уже закрывая дверь, сказал: - У твоего дома я тоже выставил охрану. Мало ли что. Ты нас всех так напугал. Прямо комиссар полиции... Как звали этого, из "Спрута"?
     - Не помню.
     - Напрасно. Хорошее кино, между прочим.
     Колчин вернулся в свой кабинет. На его запрос в аналитическое управление ему подтвердили, что Крымов, Скребнев и Ганиковский были уволены в девяносто первом году и с тех пор на службу не возвращались.
     Из этого ответа можно было сделать два вывода. Либо Лукахин врал, утверждая, что вместе с Фогельсоном на работу был принят еще один сотрудник группы "Рай", либо ошибалось аналитическое управление. Или, что еще хуже, утаивало часть информации.
     Все трое бывших сотрудников группы "Рай" жили в Москве, и после личного вмешательства Нефедова ему наконец выдали их адреса. Первым в списке значился Крымов. Колчин взял двух сотрудников оперативного отдела и поехал по указанному адресу. Там его ждало разочарование. Крымовы выехали из этой квартиры пять лет назад, и, где они теперь проживали, соседи не знали.
     По указанному адресу Скребнев вообще не проживал, а у Ганиковского никто не ответил, несмотря на частые звонки и даже удары кулаком. Колчин понял, что все это часть той дьявольской игры Фогельсона, о которой его предупреждали. Аналитическое управление, исходя из интересов неизвестных лиц, просто скрывало информацию или не давало ее полностью.
     Поверить в то, что Крымов работал последние два года в особо засекреченном отделе "С", а его адрес был указан неправильно и зарегистрирован в аналитическом управлении, было невозможно. К обеду они вернулись в основное здание ФСК. Наскоро пообедав, Колчин поднялся к себе, уставший и огорченный. Все складывалось не в его пользу. Он не сумел найти ни одного из бывших сотрудников Фогельсона, не сумел даже установить их нынешние адреса. Лукахин отвечать отказывался, а Фогельсон даже мешал. С этими весьма скромными результатами он должен был идти на доклад к Нефедову, сознавая, что его героическая борьба оказалась борьбой с ветряными мельницами.
     Оставалась иллюзорная надежда на Шварца. Тот вылетел утренним рейсом в Минск, чтобы принять участие в повторном вскрытии тела полковника Иванченко. По просьбе директора российской ФСК белорусская прокуратура дала на это согласие. Теперь оставалось ждать результатов вскрытия. Колчин не предполагал, что их вчерашний разговор записывался на пленку и о поездке Шварца в Минск знали те, кто не должен был этого знать.
     Оставался еще один, совсем крохотный, шанс, и Колчин решил его использовать. Он позвонил Коробовым, попросив старшего Коробова приехать к нему. Младший уже пришел в сознание, и врачи твердо ручались за его жизнь. В хорошем настроении Павел Коробов приехал к Колчину буквально через полчаса. Он понимал, что очень нужен Колчину, иначе тот не стал бы вызывать его так срочно.
     Когда Федор Колчин рассказал ему о своем замысле, Коробов пришел в восторг и немедленно сел за телефон. Через час к ним приехали еще двое ветеранов КГБ, бывших друзей самого Коробова. Еще через два часа у Колчина были новые адреса Крымова и Скребнева.
     Его расчеты оправдались. Среди ветеранов отдела "С" были те, кто лично знал и помнил сотрудников группы "Рай". Некоторые могли вспомнить и адреса бывших товарищей. Ветераны даже радовались, что могут еще принести пользу своему бывшему ведомству.
     Уже с новыми адресами Колчин снова, взяв двух сотрудников, поехал к подполковнику Крымову. На этот раз адрес был точный. Но и здесь его ждало разочарование. У Крымова две недели назад обострилась язва, и он был госпитализирован. Дочери подполковника Крымова, встревоженные визитом Колчина, долго расспрашивали следователя о здоровье своего отца.
     К Скребневу он ехал уже в скверном настроении, чувствуя, что и здесь его подстерегает неудача. И не ошибся. Супруга Скребнева радостно сообщила, что ее муж улетел в командировку почти месяц назад и звонил из Казахстана. Колчину с трудом удалось прервать словоохотливую женщину и выяснить, где работает ее муж. Как и следовало ожидать, на работе ничего не знали о командировке Скребнева. Он оформил двухнедельный отпуск и улетел. Вот и все, что удалось узнать Колчину.
     Разочарованный, он вернулся в свой кабинет. Там уже никого не было, кроме Павла Коробова. Тот без слов все понял, едва взглянув на Колчина. Только сочувственно пожал плечами и снова принялся крутить диск телефона, надеясь выяснить адрес Ганиковского. Колчин, усевшись напротив, вытянул ноги, пытаясь ни о чем не думать.
     Когда зазвонил прямой телефон Нефедова, он покачал головой, не разрешая Коробову поднимать трубку. Дав три звонка, телефон умолк и больше не подавал признаков жизни. Следовало признать, что Фогельсон все время опережал его по очкам. И это очень нервировало Колчина. Коробов с шумом в очередной раз положил трубку.
     - Никто не помнит. Ганиковского вообще мало знали, он был переведен к нам из Ленинграда. Может, там кто-нибудь его помнит?
     - Там я никого не знаю, - мрачно сообщил Колчин. - Где я теперь найду ветеранов ленинградского КГБ?
     Он подошел к телефону, вздохнул и вдруг набрал номер справочной внутреннего коммутатора.
     - Марк Фогельсон, будьте любезны.
     Девушка сказала номер. Он набрал его медленно, не торопясь. На другом конце провода сразу подняли трубку, словно ждали его звонка.
     - Марк Абрамович, - кивнул Колчин Коробову, - это я, Колчин. Да, хотелось бы встретиться, поговорить. Можно я зайду к вам? Какой кабинет? Спасибо.
     Он положил трубку.
     - Пойду нанесу визит этому типу. Может, он что-нибудь знает.
     - Думаешь, скажет? - засомневался Коробов, уже знающий о зловещей роли Фогельсона в расследованиях Колчина.
     - Конечно, нет. Просто интересно с ним увидеться еще раз. Знаешь, где он сидит? В кабинете первого помощника заместителя директора ФСК Миронова. А ты говоришь: "что-нибудь скажет". Скорее я должен докладывать ему о проделанной работе. А ты звони, ищи, может, кто-нибудь вспомнит.
     Колчин вышел из коридора и направился в другое здание, расположенное рядом, где находились руководители ФСК и аналитическое управление.
     Увидев табличку на кабинете Фогельсона, где значилось "Помощник заместителя директора", Колчин невесело усмехнулся. Он ведет неравную войну, заранее обрекая себя на поражение.
     Он постучался, услышав: "Войдите", зашел в кабинет.
     Фогельсон был в сером костюме с жилетом. Красный галстук и торчавший из нагрудного кармана красный платок делали его похожим на конферансье или метрдотеля.
     - Прошу вас, - показал рукой на стул Фогельсон. - Как ваши дела?
     - Не очень, - вздохнул Колчин, усевшись напротив Фогельсона, - вы были правы, расследование идет с большим трудом.
     - Вы просто теряете время, - вкрадчиво ответил Фогельсон.
     - Может быть. Но я буду вести это дело до конца, - упрямо ответил Колчин.
     - Смысл? Какую цель вы преследуете? Да, понимаю - торжество правосудия. Но какое торжество? Убийца известен, он уже погиб. Что вам нужно еще? Правосудие свершилось в чистом виде. Если хотите, почти божественное провидение.
     - Это вы-то божественное провидение? - не смог удержаться от усмешки Колчин.
     - А вы не ерничайте. - Фогельсон пригладил бородку. - Во всяком случае, я бы не пожалел убийцу Бахтамова.
     - Тогда почему вы сейчас пытаетесь помешать мне?
     - Да не пытаюсь, не пытаюсь, - с досадой несколько раз повторил Фогельсон. - Как вы не можете понять очевидных вещей!
     Он поднялся и возбужденно заходил по кабинету.
     - Не понимаю я вас, Федор Алексеевич, никак не понимаю. Все время пытаюсь понять ваши мотивы. Вы же солидный человек, подполковник, сюда пришли еще во времена Андропова. В чем дело? Что произошло? Что за, простите меня, дурацкая принципиальность? Что и кому вы хотите доказать? Что Иванченко убили так же, как и Бахтамова? Ну, предположим, так же. Что из этого? Какой в этом заговор вы видите? Просто похожие преступления.
     Он по-прежнему не выговаривал буквы "р" и как-то мягко употреблял слово "что", словно ставил после первой буквы мягкий знак.
     - Зачем вы поехали к Лукахину? - спросил Марк Абрамович, снова усаживаясь в кресло напротив Колчина. - Он постарел, давно уже не у дел. Валентин Савельевич в свое время был блестящим профессионалом. Вы знаете, каким снайпером он был? Брал все возможные призы. Просто ему не разрешали выступать на всесоюзных и международных соревнованиях. Его талант использовался в несколько другой сфере. Он вам понравился?
     - Честно говоря, да, - искренне ответил Колчин.
     - Вот видите. А мы работали с ним вместе много лет. И Бахтамов, и Иванченко были моими близкими, очень близкими, уверяю вас, друзьями. И об их гибели я сожалею куда больше вашего. Но в отличие от вас я принимаю этот факт как данность, а не бегаю по Москве с криками: где убийцы?
     - Я тоже не бегаю, - возразил уязвленный Колчин.
     - Вы делаете почти то же самое. А мы, если откровенно, считали вас одним из наших.
     - Кто это "мы"?
     - Вы спрашиваете меня уже второй раз, и я вынужден второй раз уклониться от ответа.
     Он снова пригладил бородку, достал платок, высморкался. Аккуратно сложив платок, убрал его обратно в карман. Потер указательным пальцем правой руки переносицу, испытующе посмотрел на Колчина.
     - Вы были в университете секретарем комсомольской организации факультета, - тихо начал он без всякого предупреждения, - а в партию вы вступили еще в армии, когда служили на флоте. В районной прокуратуре вы также были секретарем партийной организации, затем в КГБ даже были избраны в члены парткома. Из партии никогда не выходили, билет свой не выбрасывали. Как вы считаете, это не интересно?
     - Не очень: партии уже нет.
     - Здесь я с вами вынужден согласиться. Той партии, о которой мы говорим, действительно нет. Но это не значит, что ее больше никогда не будет.
     - Это имеет какое-нибудь отношение к убийствам Бахтамова и Иванченко? - спросил Колчин.
     - Я просто пытаюсь объяснить вам некоторые истины, - невозмутимо продолжал Фогельсон. - Вас действительно устраивает нынешнее положение дел в нашей стране?
     - Только без демагогии, - поморщился Колчин. - При чем здесь политика?
     - В нашем учреждении политика - стержень, вокруг которого мы все вертимся. Общий беспорядок в стране, неуправляемый больной президент, откровенная коррупция всех высших чиновников, рост преступности. И вы меня еще спрашиваете, при чем здесь политика? Тысячи офицеров остались без работы, по существу, разгромлены разведка и контрразведка, деморализована армия - вот наш сегодняшний день.
     - Все понятно, - вздохнул Колчин, - вы из тех, кого газеты называют "красно-коричневыми". И с такими взглядами вы вернулись на работу в ФСК?
     - Не говорите мне этого слова, - нервно дернулся Фогельсон. - Я могу принять, когда меня называют сионистом, согласен на коммуниста, партократа, жида - словом, весь спектр ругательств. Но только не это слово - "красно-коричневый". Это значит: немного коммунист, немного фашист. Таких гибридов не бывает. Это выдумка наших демократов, плод их буйной фантазии. Всю свою жизнь я ненавидел фашизм. Ненавидел с того самого дня, когда мать успела толкнуть меня в канализационный люк в горящем гетто Львова. У меня там погибла вся семья.
     - Мне это известно, - выговорил Колчин, глядя Фогельсону прямо в глаза.
     - Наверное, Валя Лукахин поведал, - сказал Фогельсон. - Тем более. И меня называют красно-коричневым. То есть немного фашистом. Вот этого я никогда не приму.
     - Тогда зачем нужны эти рассуждения о гибели армии, страны, спецслужб? Каждый просто должен профессионально делать свое дело, - сказал Колчин.
     - Вы так ничего и не поняли, - выдохнул Фогельсон. - Все время я пытаюсь вам помочь, а вы отталкиваете мою руку. Я ведь говорил вам, что мы еще увидимся. Видите, я оказался провидцем.
     - А сейчас вы что-нибудь можете спрогнозировать еще?
     - Я не гадалка, - спокойно сказал Фогельсон, - но иногда угадываю будущее. Сейчас у вас есть выбор. Или пойти с нами, или остаться в стороне. Третьего не дано. Бороться или что-то доказывать - глупо. И непродуктивно. Это вы сегодня должны были понять. Эх, Федор Алексеевич, неужели вы действительно думаете, что, когда вас возвращали сюда, здесь не учли вашего прошлого?
     - Плохо работают ваши аналитики, Марк Абрамович. На Бориса напрасно наехали. Парень ведь ничего плохого не сделал.
     - Согласен, иногда бывают ошибки. Если вам хочется думать, что этот несчастный случай - покушение на жизнь, думайте. Но при чем тут мы? Вы же человек общих с нами взглядов.
     - Это вы так считаете, - твердо возразил Колчин, вставая.
     - Опять мы не договорились, - встал, разведя руками, Фогельсон. - Вы, кстати, не сказали, зачем сюда приходили.
     - Мне нужен адрес вашего бывшего коллеги подполковника Ганиковского.
     - И вы пришли узнать его у меня?
     - Да.
     Минуту они смотрели друг другу в глаза. Затем Фогельсон, ни слова не говоря, наклонился над столом, размашисто написал адрес на листе бумаги и протянул его Колчину.
     - Это ничего не даст, - почти прошептал он.
     Колчин, забрав листок бумаги, вышел из кабинета.
     Вернувшись к себе, он наконец узнал, что Шварц звонил из Минска. Вскрытие подтвердило, что Иванченко умер своей смертью, от инфаркта. У него было больное сердце.
     
     ГЛАВА 17
     
     "Крайслер" Русакова стоял во дворе, и Дронго пришлось ехать в роскошном автомобиле в отель "Марко Поло", чтобы снять себе номер. Портье изумленно смотрел на его небритую щетину, успевшую вырасти за ночь, но наличные деньги оказали свое магическое действие, и ему предоставили большой просторный номер, доставив по первому требованию все необходимые бритвенные принадлежности.
     Манучару в Орехово-Зуево он позвонил из машины. Тот долго не брал трубку и наконец сонным голосом спросил, что нужно. Выяснив, что все в порядке, Дронго сразу отключился, посоветовав Манучару покормить своего пленника, обращаться с ним как можно бережнее и деликатнее.
     В гостинице он побрился, купил себе новую рубашку и, выбросив старую, почувствовал себя человеком. Грязные воротнички трехдневной давности ужасно раздражали его. В кармане у него оставалось более двадцати пяти тысяч долларов, и он добросовестно прошелся по магазинам, приобретая самые лучшие вещи для своего визита в банк. Всю старую одежду он просто выбросил.
     Оставив оружие в номере отеля, в "дипломате", который он запер на код, Дронго наконец отправился в банк "М". Приткнув автомобиль в неположенном месте, он с удовольствием представил, как будет ругаться Русаков, обнаружив, что его машину поставили на штрафную стоянку.
     В банк он вошел в половине третьего. Заметил среди охранников одного из нападавших на него в гостинице и приветливо улыбнулся ему. Тот грозно двинулся к Дронго.
     - Чего нужно? - Парень все-таки соображал. Нельзя устраивать драку в стенах банка.
     - Мне нужен вице-президент банка Юрков. - Дронго показал на шею: - Не беспокоит?
     Парень побледнел, но имя Юркова действовало магически. Драться он не посмел.
     - Тебя проводят, сука, - тихо проговорил он сквозь зубы, отходя в сторону. Один из охранников, кивнув, предложил Дронго следовать за ним в лифт. Пока они поднимались наверх, Дронго обратил внимание, что его "знакомый" из гостиницы, собрав нескольких охранников, что-то говорил им. Он сумел разглядеть это за мгновение до того, как сомкнулись створки дверей лифта.
     Кабинет Юркова был расположен недалеко от кабинета самого президента банка. Они вошли в приемную. Здесь тоже сидела симпатичная секретарша.
     - Сергей Васильевич вас ждет, - улыбнулась она, показывая на дверь.
     В кабинет Дронго попал лишь после того, как следовавший за ним охранник тщательно обыскал его. Но в кабинет за ним не вошел.
     В просторном красивом кабинете за столом сидел мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные, уже начинающие седеть волосы, резкие движения рук, немного приплюснутые уши, ровный прямой нос, волевой подбородок, тяжелый взгляд - таким был бывший полковник милиции Сергей Юрков, ныне занимающий пост вице-президента одного из самых крупных банков России. Он, не вставая, предложил Дронго садиться, внимательно рассматривая гостя.
     - Вы как будто меня знали раньше, - усмехнулся Дронго.
     - Теперь знаю. - Голос у Юркова был низкий, глухой. - Это вы сумели отправить в больницу Михаила. Затем вы избили двух наших охранников в "России". Наконец, именно вы похитили коммерческого директора банка Русакова. С таким человеком интересно разговаривать. Кроме всего прочего, вы еще и нахал, если посмели явиться ко мне.
     - Целый букет достоинств. - Дронго откинулся на спинку кресла. - Вы ничего не сказали о моих недостатках.
     Юрков улыбнулся, показывая редкие крупные зубы.
     - Значит, вы ничего не боитесь? - спросил он. - Как это я не знал вас раньше! Кажется, вы вчера положили в наш банк довольно крупную сумму. С почтенным клиентом всегда выгодно иметь дело. Можно узнать, откуда у вас такие деньги наличными? Или это секрет?
     - Никакого секрета нет. Мне заплатили их, чтобы я нашел вашу бывшую сотрудницу Ларису Коновалову и ее друга Реваза Гогия. Или хотя бы узнал, что с ними случилось.
     - Откровенно. - Юрков испытующе смотрел на него. - Что за игру ты начал?
     - Если вы перешли на "ты", давайте выпьем на брудершафт, - предложил Дронго. - Я тоже много о вас слышал, и не всегда только приятное. Поэтому пить с вами я отказываюсь, и, соответственно, говорите мне "вы".
     - Кто тебя послал? - Юрков игнорировал его колкости.
     - Глупый вопрос, - пожал плечами Дронго. - Я пришел поговорить с вами от своего имени, а не выслушивать ваши дурацкие вопросы.
     - А ты не боишься, что я пущу тебе пулю в лоб, а потом докажу, что ты пытался меня ограбить? - Юрков, кажется, не шутил.
     - И ничего не узнаете. - Дронго вздохнул. - Мне всегда трудно работать с бывшими милиционерами. У вас абсолютно нет фантазии. Вы все какие-то очень приземленные.
     - А что я должен узнать? - подозрительно спросил Юрков.
     - Во-первых, где Русаков, - Дронго заметил, что Юрков неуловимо усмехнулся, и это ему очень не понравилось, - во-вторых, что случилось с Коноваловой и Гогия. И, наконец, в-третьих, - тут он отчаянно блефовал, - где документы, которые Гогия похитил в вашем банке в ту роковую ночь.
     При упоминании о документах Юрков весь побагровел, стукнул кулаком по столу.
     - Сукины дети! - закричал он на весь кабинет. - Ничего у вас не выйдет! Не сможете доказать.
     - Сможем. - Дронго был так уверен потому, что не знал, о чем идет речь. Но, кажется, его блеф сработал. Он все рассчитал правильно. В ту последнюю ночь, напоив проституток в своем номере, Реваз приехал сюда, один или с Коноваловой, и похитил какие-то документы. Именно поэтому ему так важно было иметь алиби. Но почему он ничего не сказал своему дяде или отцу? Во всяком случае, после этого он исчез вместе с девушкой. И люди Юркова убили ни в чем не повинного портье, лишь хорошо выполнявшего свой долг. Но раз убили, значит, документы действительно были ценными. Теперь следовало осторожно узнать, кто именно убрал Гогия, если его убрали. И где может находиться Реваз, если он жив.
     - Что вы хотите? - Юрков достал сигареты, чиркнул спичкой.
     - Нет, это я пришел узнать у вас - чего вы хотите? Вы всегда посылаете убийц за своими клиентами? А потом душите их в гостинице? - сказал Дронго. - Мне важно знать все: может, мне лучше быть клиентом другого банка.
     - Никаких убийц мы не посылали. Вы ошиблись. - Юрков перешел на "вы", и это было уже маленькой победой.
     - Тогда зачем вы так ищете Коновалову и ее друга? Из-за этих документов?
     Он точно рассчитал удар. Юрков вздрогнул, потушил сигарету, встал, обошел стол и сел напротив Дронго.
     - Мне давно все было понятно. Ваша цена?
     - Откуда вы знаете, что они у меня? - Дронго действовал почти на грани фола, но другого выхода у него не было.
     - Вижу по физиономии. И потом, про них не знал никто. Где ребята? - спросил Юрков.
     Это был успех. Большой успех. Наконец Дронго знал совершенно точно, что Юрков, Русаков, весь банк "М" тоже не могут найти свою бывшую сотрудницу. Из этого следовало, что Юрков и его люди, по крайней мере, не убивали Коновалову, а заодно с ней и Гогия. И их поиски завершились на голове несчастного Коли из "Савоя".
     - Этого я действительно не знаю. У меня только документы.
     - Сколько вы за них хотите?
     - Предположим, вы добавите еще один нуль к моему счету в вашем банке, - осторожно предложил Дронго. Ему было важно знать, сколько они готовы заплатить. Это косвенно подтверждало бы важность пропавших документов. И отчасти делало понятным бегство Реваза с девушкой. Ему важно было спрятать Коновалову. "Но почему он ничего не сказал родным?" - в который раз подумал Дронго.
     - Не много? - усомнился Юрков. - Откуда они к вам попали?
     - Маленький секрет, - уклонился Дронго. - Так вы согласны?
     - Мы обговорим этот вопрос с руководством банка.
     - Вас не интересует, где находится Русаков? - спросил Дронго.
     Ему не понравилось лицо Юркова в тот момент, когда он упомянул имя Русакова. Не понравилось оно ему и теперь.
     - Нет. Он ничего не знает, совсем бесполезный материал. Можете делать с ним все что хотите.
     В этот момент зазвонил телефон. Юрков поднял трубку. Выслушав сообщение, коротко бросил: "Хорошо" - и положил трубку. В его взгляде опять мелькнуло нечто неуловимое. Но обстановка уже изменилась. Теперь он был хозяином в полном смысле этого слова. Дронго сразу почувствовал, как изменилась сама атмосфера в кабинете после столь неожиданного звонка.
     - О чем мы говорили? - спросил властно Юрков с видом победителя. - Да, об этом недоноске Русакове. Так, вы говорите, он у вас?
     "Кажется, Манучар ошибся, а я недооценил этого милиционера, - подумал Дронго. - Нужно уходить, пока не поздно".
     Он поднялся:
     - Думаю, одного дня вам хватит, чтобы обсудить все.
     Дронго заметил, как открылась позади него дверь и в кабинет вошли сразу трое охранников. Он определенно не сумел просчитать варианты. Кажется, этот просчет будет последним. Юрков ухмыльнулся.
     - Вы проиграли, - неприятно вибрирующим голосом сказал Юрков.
     В кабинет быстро вошел Русаков. Несмотря на помятый вид, он был возбужден и как-то особенно счастлив, словно пытался загладить вину за вчерашний день.
     - Схватили мерзавца, да? Убить бы тебя, негодяя! - Он кричал, благоразумно не подходя близко к Дронго. - Теперь все расскажешь.
     Дронго понял, что произошло, отвернулся и снова сел в кресло. "Как они могли выйти на Орехово-Зуево?" - лихорадочно думал он. Телефон, вспомнил Дронго. Он звонил из автомобиля Русакова. Видимо, после вчерашнего исчезновения они взяли под контроль его телефон. Утром он звонил Манучару. Это как раз то время, которое нужно для того, чтобы поехать в Орехово-Зуево и вернуться обратно. Но он не мог и представить, что у вице-президента банка, пусть даже известного, пусть даже бывшего полковника милиции, могут быть такие связи, позволяющие ему держать под контролем любой телефон в Москве.
     - Что теперь скажете? - Юрков смотрел на него испытующе, ожидая его реакции.
     - Вам же нужны документы, - пожал плечами Дронго, - а этот болван действительно никому не нужен.
     - Убью! - схватил стул Русаков, но опять не приблизился к Дронго. Он, видимо, знал про схватку с Михаилом, их признанным чемпионом, и справедливо опасался.
     - Они захватили тебя вчера в ресторане? - спросил Юрков.
     - Да, - тяжело дыша, ответил Русаков, - я там обедал.
     - Один? - уточнил Юрков.
     - Д-да, - Русаков метнул быстрый взгляд на Дронго, - их было двое, а я один.
     В душе Дронго понимал, почему соврал Русаков. Женщина могла рассказать о его вчерашних признаниях. И он был благодарен коммерческому директору за его ложь. Правда, его собственные признания не имели бы такой цены без показаний Татьяны Николаевны о вчерашнем поведении Русакова, но это было не самое главное в нынешней схватке.
     - И ты все рассказал? - презрительно спросил Юрков. - Поэтому они оставили тебя в живых?
     - Нет, - почти твердо заявил Русаков, - я им ничего не сказал. Они меня даже били.
     Юрков презрительно смотрел на Русакова.
     - Честное слово, били, - почти умоляюще произнес Русаков.
     - Поедешь вместе с ребятами в Загорск, - приказал Юрков и взглянул на Дронго.
     - Вы поедете с нами добровольно или нужно применить силу? - спросил он.
     - Лучше добровольно, - согласился Дронго, - но боюсь, вы окажетесь плохими хозяевами.
     - Возьмите его, - приказал Юрков. Теперь начиналось настоящее дело. Конечно, его схватят, но нужно продемонстрировать Юркову, что перед ним профессионал.
     Все трое парней бросились на него. Развернувшись, он ударил одного ногой в лицо, отбросил ударом кулака другого. Третий нападавший замахнулся, но он, увернувшись, успел оттолкнуть его. Когда-то он дрался с великим Миурой и, хотя проиграл ему ту схватку вчистую, помнил некоторые приемы.
     - Стойте, - приказал Юрков, решивший не продолжать этот спектакль. В руках у него блеснул пистолет.
     Дронго опустил руки. Его схватили, поволокли к лифту, по дороге несколько раз больно ударили по почкам. Они спустились в гараж все вместе: Юрков, Русаков, Дронго и трое сопровождающих. Юрков не убирал оружие до тех пор, пока его пленник не оказался в банковском автомобиле с решеткой.
     - На нашу базу в Загорск, - приказал Юрков водителю, и автомобиль выехал из гаража. За ним поехал темно-синий "Вольво", в котором сидели Русаков и еще один охранник. Двое первых разместились в фургоне, перевозившем Дронго. Юрков остался в банке, видимо, намереваясь приехать позднее.
     Дронго вытер пот, убрал платок. Он действительно не сумел просчитать этот вариант. Что они сделали с беднягой Манучаром? Нужно будет выяснить позже. Теперь, осмотревшись, он понял, что убежать из этого фургона невозможно. Оставалось ждать, пока они прибудут на базу. Его единственным шансом были исчезнувшие документы. За них Юрков и его друзья оставят ему жизнь. Но куда тогда делись Реваз и Лариса? Видимо, парень зарегистрировал Ларису в отеле и сам прописался под именем дяди. Вечером он привел в номер двух проституток и напоил их шампанским, подмешав в него снотворное. Его друзья и охранники считали, что Реваз весело проводит время. А он вместе с Ларисой каким-то одному ему известным способом проник в здание банка и выкрал очень важные документы. Но вот утром им пришлось бежать. Портье, помогавший им бежать, был убит, видно, по приказу Юркова. Самое главное, что нашелся благодетель, который предупредил Реваза и его девушку. Парочка исчезла. И до сих пор их не могут найти люди Юркова. Для человека, сумевшего за один вечер подключиться к телефону в "Крайслере" и содержавшего такой штат охраны, найти Реваза и Ларису не должно было стать проблемой. Но проблема возникла. И в ее решении не могли помочь ни Арчил - всесильный дядя Реваза, - ни сам Юрков, кажется, не имевший границ своего могущества в городе. Куда исчезли эти двое и документы? Ответ мог быть только один: если документы не всплыли до сих пор, если не найдены за это время ни Реваз, ни Лариса, значит, их похитили конкуренты, соперники банка. И решили придержать, чтобы использовать в нужный момент как козырную карту. Дронго понимал важность документов и невозможность их полного исчезновения. Если Русаков сказал даже часть правды и там материалы об убитом журналисте, то и тогда это сообщение способно взорвать весь банк, свалив заодно и всесильного мэра города, тесно связанного с правлением банка.
     Кто из конкурентов мог пойти на это? Он вспомнил названия крупнейших банков - "Инкомбанк", "Столичный", "Кредо-банк". Кто? Он для этого недостаточно разбирается в нынешней структуре банковских дел в городе. Здесь нужен специалист другого профиля. Нужно все обдумать. Достаточно опубликовать документы, и будет грандиозный скандал. Но кто-то их держит. Может, потому, что хочет держать Юркова и его компанию в узде. Может, это сам мэр города, решивший покончить с излишней самостоятельностью своего детища. Но тогда должны найтись хотя бы трупы Коноваловой и Гогия. А эти двое бесследно исчезли. Здесь что-то не стыкуется, понимал Дронго.
     Автомобиль затрясло на повороте. Он закрыл глаза, по-прежнему пытаясь сосредоточиться на какой-то ускользающей мысли. Затем попытался сформулировать три основных вопроса.
     Почему Реваз не прибег к помощи своих родных и охранников?
     Кому было выгодно похитить - не убрать, а именно похитить - Реваза и Ларису и все документы, оставив их у себя в качестве козыря?
     Почему Юрков и те, кто стоит за ним, не могут до сих пор найти двоих молодых людей? Или их слишком хорошо спрятали? Или они не хотят искать?
     От ответов на эти вопросы зависела и его собственная жизнь.
     
     ГЛАВА 18
     
     Поздно вечером они подъехали к дому Ганиковского. В окнах горел свет. Увидев этот свет на шестом этаже, Колчин почувствовал, что и здесь его подстерегает неудача. Лифт не работал, пришлось подниматься пешком. Сопровождающих он оставил внизу, в автомобиле.
     Дверь открыли сразу, словно ждали его звонка. Высокий мужчина с характерным волевым, жестким выражением лица и тяжелым подбородком пристально посмотрел на Колчина.
     - Кто вам нужен? - Хозяин не отличался разговорчивостью, он даже не поздоровался.
     - Подполковник Ганиковский? - спросил Колчин. - Я следователь Колчин из ФСК. Вот мое удостоверение.
     Хозяин посторонился, пропуская гостя. Молча закрыл дверь, жестом приглашая войти. Колчин сам снял плащ, сам повесил его на вешалку и прошел в столовую.
     Хозяин, не говоря ни слова, подошел к телевизору и выключил его. Затем вернулся к столу и сел напротив Колчина. Лишь тогда он наконец соизволил открыть рот:
     - Говорите, зачем пришли?
     - Вы знали полковника Бахтамова? - спросил Колчин, уже не обращая внимания на странности хозяина квартиры.
     - Не помню.
     - Он был вашим сотрудником в спецгруппе "Рай".
     - Может быть, я не всех помню по именам.
     - Он убит. - Напрасно Колчин рассчитывал хоть на какой-то эффект. Ганиковский не шелохнулся.
     - У вас нет других вопросов? - спросил он.
     - Есть. Вы знали полковника Иванченко?
     - Не помню.
     - Он тоже был сотрудником спецподразделения. И он тоже убит.
     Ганиковский все-таки сделал какое-то движение, но лицо его оставалось бесстрастным. Он посмотрел Колчину в глаза.
     - Вы пришли для того, чтобы сообщить мне все это?
     - Чтобы вы нам помогли.
     - Не хочу. И не буду. Сами разбирайтесь со своими проблемами.
     - Вы понимаете, что погибли два ваших товарища, - Колчин начал сознавать, почему Фогельсон так быстро согласился дать адрес Ганиковского, - а вы мешаете нам найти их убийц.
     - Никому я не мешаю, - пробормотал Ганиковский. - Оба погибших были офицерами, знали, на что шли.
     - Выбрали себе смерть? - спросил Колчин.
     - Может быть. А кто дал вам мой адрес? Наши данные тогда убирали из всех компьютеров.
     - Ваш бывший товарищ Марк Фогельсон. Он, кстати, вернулся на службу в ФСК.
     - Марк всегда умел приспосабливаться, - равнодушно заметил Ганиковский. - Значит, устроился теперь к вам. Передайте ему привет.
     - Бахтамова и Иванченко убили почти одновременно, одним и тем же способом. Кто это мог сделать? - Колчина уже возмущало равнодушие Ганиковского.
     - Значит, кому-то это было нужно. Конкретнее сказать не могу. С ребятами давно не имел связи.
     Колчин понял, что из этого истукана больше ничего выжать не удастся. Он поднялся, вышел в коридор, надел плащ.
     - Больше вы мне ничего не хотите сказать? - спросил он на прощание.
     - Где похоронен Бахтамов? - вдруг спросил Ганиковский.
     Колчин посмотрел на него, сказал название кладбища и вышел из дома, плотно закрыв дверь. Спускался он медленно, словно пытаясь осмыслить несостоявшийся разговор с Ганиковским. В автомобиле один из сопровождавших протянул ему телефон. Звонил Игорь Костюковский из Минска.
     - Что случилось? - крикнул Колчин, уже боявшийся неожиданных звонков.
     - Все было липой, - возбужденно говорил Костюковский, - в нашем морге КГБ Шварцу подсунули другой труп. Тот человек при жизни действительно имел больное сердце и из-за этого попал в автомобильную катастрофу, был ранен. А в больнице сердце отказало.
     - Так это был труп не Иванченко?
     - В том-то вся и соль. Подсунули другое тело. Только сегодня выяснили. Хорошо, что успели вернуть Шварца из аэропорта. Сейчас уточняем, где настоящий труп Иванченко. До утра сообщим, как дела. Скандал страшный. Прокурор республики хочет идти утром к Лукашенко. Говорит: расскажу все президенту, пусть знает, как работает наш КГБ - хотя сейчас у нас это министерство.
     - От перемены мест слагаемых сумма не меняется, - тихо сказал Колчин.
     - Что? - не понял Игорь. - Ничего не слышно.
     - Все в порядке. Спасибо за сообщение.
     Колчин положил трубку. Значит, они уже идут на подлог. Так важно им скрыть факты гибели Бахтамова и Иванченко. Чего они боятся, ведь оба офицера погибли? Лукахин говорил о четырех. Фогельсон не в счет, он открыто демонстрирует свою причастность к ФСК. Значит, один из троих - Крымов, Ганиковский, Скребнев. Хотя последнего можно отбросить. Его нет в городе уже почти месяц. Остаются лежащий в больнице Крымов и малосимпатичный Ганиковский. Кто из них двоих знает чуть больше о гибели товарищей, чем остальные?
     Он решил ехать в больницу. Оба офицера-оперативника сразу поскучнели. Они надеялись попасть сегодня в свои семьи чуть раньше обычного, но предстоящий визит оставлял им призрачные надежды. К больнице они подъехали в полной темноте: соседние улицы не были освещены. Колчин не знал, что в тот момент, когда он разговаривал с Костюковским, их разговор фиксировали сразу в двух местах - в Минске и в Москве. И в Минске, и в Москве решения были приняты сразу. И почти сразу начали исполняться. В Минске к зданию прокуратуры подъехал автомобиль, в котором сидели трое сотрудников бывшего КГБ Белоруссии. В Москве около больницы уже дежурил автомобиль с двумя "ликвидаторами". В Минске они вошли в здание прокуратуры, предъявив свои новенькие удостоверения. Дежурный сержант милиции хмуро кивнул, пропуская ночных гостей. Они прошли в лифт, поднялись на тот этаж, где сидели прокурор республики и следователи по особо важным делам. В Москве один из незнакомцев остался сидеть в машине, а второй, уже одетый в белый халат, вышел из автомобиля и проследовал в здание больницы. В Минске профессор Шварц начал исследование наконец предъявленного ему трупа Иванченко. В Москве незнакомец шел по коридору, неторопливо направляясь к лифту. Он даже пропустил спешившую по своим делам миловидную санитарку и улыбнулся ей. В Минске трое незнакомцев разделились. Двое направились к прокурору республики, один свернул направо, где в конце коридора висела табличка с надписью "Следователь по особо важным делам И. Костюковский". В Москве Колчин и его раздосадованные спутники подъезжали к больнице. Следователь, понимавший состояние офицеров сопровождения, предложил подождать его в машине. В Минске профессор Шварц осматривал сердце и желудок погибшего. Его что-то сильно смущало. В Москве незнакомец, поднявшийся на третий этаж, нашел наконец отдельную палату подполковника Крымова, где рядом с ним лежал еще один больной, бывший заместитель директора завода "Вторчермет". По правилам в таких палатах должны были лежать по одному, но мест не хватало, и приходилось превращать отдельные палаты в коммунальные квартиры со всеми вытекающими отсюда последствиями. В Минске один из троих резко открыл дверь в кабинет Костюковского. Ни слова не говоря, он вошел и закрыл дверь.
     - Вы ко мне, товарищ? - удивился Костюковский. - Что вам нужно?
     Незнакомец приложил палец к губам и мягко приблизился к следователю, сжимая в руках свое оружие.
     - Вы откуда пришли? - забеспокоился наконец Костюковский, когда убийца был совсем рядом.
     В Москве незнакомец открыл дверь и, не обращая внимания на спящего на своей койке заместителя директора, поднял пистолет. Все три выстрела были не слышны, так как убийца пользовался глушителем. Заместитель директора даже не проснулся. Незнакомец положил оружие в карман и закрыл дверь палаты. Костюковский поднял голову, пытаясь еще что-то сказать, когда незнакомец вскинул свое оружие. Глушитель был в сантиметре от его головы. Выстрел он еще услышал.
     Двое незнакомцев в другом конце коридора, войдя в приемную, улыбнулись секретарше, после чего один застрелил ее профессионально в голову, а второй, войдя в кабинет прокурора республики, терпеливо подождал, пока хозяин кабинета не сообразит, что случилось, пока не встанет и не получит сразу несколько ранений в лицо и в живот. Прокурор республики был еще жив, когда в кабинет принесли тело Костюковского и вложили ему в руки оружие, убившее прокурора.
     В Москве Колчин вошел в больницу и, столкнувшись с незнакомцем в дверях, уступил ему дорогу.
     В Минске все трое незнакомцев благополучно вышли из здания прокуратуры, сели в машину. Когда они выехали на соседнюю улицу, в следовавшей за ними машине сидевший рядом с водителем человек нажал кнопку радиоуправляемого устройства. Сильный взрыв потряс весь квартал. Все трое погибли.
     В Москве незнакомец сел рядом с шофером и почти сразу получил от него пулю в висок. Тело выбросили по дороге в какой-то водоем.
     В Минске профессор Шварц наконец закончил вскрытие.
     - Подставка, - громко произнес он. - Его убили, применив специальный порошок.
     В Москве Колчин вошел в палату и увидел бездыханное тело Крымова и спокойно храпящего соседа, который не проснулся и в этот раз.
     Колчин понял, что опоздал. Третьим был подполковник Крымов, которого застрелили за несколько минут до появления следователя в больнице. Из этого следовало, что все разговоры Колчина в автомобиле и в кабинете прослушивались. Он стоял над еще теплым телом, не зная, что предпринять. Они нанесли не просто сильный удар, они продемонстрировали, что не остановятся ни перед чем, ни перед какими жертвами. Он вспомнил о своем разговоре с Игорем Костюковским. "Нужно будет утром предупредить его", - мелькнула осторожная мысль.
     Он вышел в коридор, стараясь не шуметь. Подозвал дежурного врача и, кратко объяснив ситуацию, попросил никого не пускать в палату. Офицеры, сидевшие в машине, разозлились еще больше, узнав о гибели Крымова, ибо теперь вообще не могли попасть домой ни при каких обстоятельствах. Через двадцать минут из палаты удалили ничего не понимавшего заместителя директора завода, и комната наполнилась экспертами, оперативниками, врачами.
     Колчин наблюдал за этим безучастно, словно убийство Крымова было рядовым преступлением.
     Шла обычная в таких случаях работа: производились замеры, рассчитывались траектории полетов каждой пули, осматривались раны погибшего, составлялся протокол происшедшего. Словом, это было все, что видел Колчин десятки раз за время своей работы.
     Вернувшись к себе, Колчин, не раздеваясь, сел на свое место, пытаясь осмыслить происшедшее. Они нанесли упреждающий удар, сразу поставив крест на всех его розысках. В Минске они умудрились представить на экспертизу другое тело. Значит, Фогельсон был прав - "мы" существовали. Они не были плодом фантазии щеголеватого Фогельсона. Колчин впервые полностью осознал, с какой именно страшной машиной он столкнулся. Но, даже осознав это, он ни на мгновение не думал о капитуляции. Они были очень сильны, но они боялись его - следователя Колчина. Боялись его друзей - пенсионера Павку Коробова, минского товарища Игоря Костюковского, молодого Бориса Коробова, даже генерала Нефедова, сумевшего остаться честным и порядочным человеком в сложной системе карательных органов.
     Он позвонил жене домой, предупредил, что и сегодня не сможет приехать. Лида ничего не ответила, она привыкла к его ночным отлучкам и ночевкам в кабинете на стульях. Он встал, запер дверь, проверил свое оружие. Все патроны были на месте. Еще раз проверив дверь, он сел писать рапорт на имя директора ФСК. Колчин чувствовал, что некоторые его доказательства и утверждения притянуты за уши, но продолжал писать, надеясь попасть на утренний прием.
     В пятом часу он заснул прямо на столе в своем кабинете. Заснул, чтобы проснуться через четыре часа. Его разбудил звонок Нефедова.
     - Включи радио, - посоветовал генерал, - или телевизор.
     - Что случилось? - спросил ошеломленный Колчин.
     - Твой друг Игорь Костюковский сегодня ночью застрелил прокурора республики и его секретаршу. Прямо на рабочем месте. Об этом говорят все каналы телевидения. И сам застрелился.
     - Не может быть, - горько ответил Колчин.
     Это было все, что он мог сказать. Рапорт директору ФСК, так и не законченный, полетел в корзину.
     
     ГЛАВА 19
     
     Раньше в Загорске была база спортсменов, известная на весь мир. После развала Советского Союза базу с трудом удалось сохранить, сдавая в аренду некоторые соседние участки и малозначительные помещения. В одном из строений, где раньше размещалась какая-то контора по переработке, была оборудована "база" банка "М". Никто из непосвященных не мог даже представить себе, что в этом неказистом трехэтажном строении может разместиться столько помещений и людей. На несколько этажей здание уходило в землю своими подвалами, подземными хранилищами и невидимыми с улицы подземными этажами.
     Дронго привезли в это здание, провели по многочисленным коридорам и затем втолкнули в какое-то грязное подземное помещение с единственной тусклой лампочкой над дверью. Остро пахло мочой. По углам вообще ничего нельзя было рассмотреть. Слышались писк бегающих крыс, какие-то стоны. В углу что-то шевелилось. Дронго осторожно приблизился.
     - Ну что, генацвале, - услышал он вдруг, - будут убирать за нами наше дерьмо?
     Это был избитый Манучар, лежавший на земле весь в крови.
     - Живой! - обрадовался Дронго. - Молодец, Манучар!
     - Лучше бы я был мертвый. Ох как избили, мать их! Все тело болит, - донеслось из угла.
     - Это я виноват, Манучар, - Дронго подошел поближе, помог товарищу подняться, прислонил его к стене, - не учел некоторых обстоятельств.
     - Думаешь, мне от этого станет легче? - вздохнул Манучар. - Понимаешь, оружия у меня не было. Пистолет свой тебе отдал. А голыми руками ничего сделать нельзя.
     - Ничего, ничего. Успокойся. Кто это тебя так?
     - Русаков, мать его. Они ворвались в комнату, наставили оружие, я поднял руки. Потом меня приковали наручниками к батарее, и Русаков принес железный прут. Когда ударил по голове, я потерял сознание.
     - Ты смотри, какой он храбрый! - рассвирепел Дронго. - Ничего, вернем долги с процентами.
     - Да уж, вернем. Заставим его подбирать наше дерьмо, - проворчал Манучар.
     Манучар молчал. Дронго сел рядом прямо в своем костюме из "Ботани".
     - Испачкаешься ведь, - сказал Манучар наконец, - хоть подстелил бы под себя платок.
     - Ничего, куплю новый костюм. У меня деньги в отеле остались. Тысяч двадцать. И тебе купим новый костюм.
     - Мне скоро новый гроб заказывать придется. И тебе, генацвале, тоже. Они нас отсюда живыми не выпустят.
     - Уйдем сами, - твердо сказал Дронго, - только выясним, что и где, и сразу уйдем.
     - Думаешь, сумеем? - Манучар снова застонал.
     - Терпи, терпи, родной. Ты тоже спортсмен. Конечно, сумеем.
     Дверь с шумом открылась. На пороге стояли сразу трое парней с оружием в руках. Они настороженно вглядывались внутрь.
     - Выходи, - позвали они Дронго.
     Тот встал, подмигнул Манучару и вышел из этой своеобразной камеры. Закрыв дверь, все трое пошли вместе с ним. Видимо, их предупредили об особой опасности этого узника. Снова они долго петляли по коридорам, поднимались по лестницам, пока наконец не оказались в большой светлой комнате, где уже сидели сам Юрков и еще двое неизвестных Дронго мужчин. Один был помоложе, лет сорока, в изысканном костюме в полоску, с хорошо подобранным галстуком. Дронго обратил внимание на его туфли ручной работы. Он стоял у окна, поминутно кусая губы и нервно потирая нос. Другой, лет шестидесяти, солидный, полный, с большой теменной лысиной, спокойно сидел на диване с бокалом в руке. Юрков жестом отпустил охрану, не забыв достать пистолет. На него все-таки произвела впечатление физическая подготовка Дронго.
     - Садитесь. - Юрков показал на стул, стоявший в центре комнаты.
     Молодой человек устроился на подоконнике. Дронго сел на стул, обратив внимание на решетки, укрепленные на окнах.
     - Давайте поговорим начистоту, - предложил сразу Юрков. - Вы пришли к нам в банк, открыли счет, пытались выяснить, где находятся наша сотрудница и ее друг. Судя по вашей физической подготовке, по манере действовать, вы бывший офицер спецслужб или являетесь офицером и в настоящее время. Нас интересует, кто послал вас, с какой целью и где находятся документы? Ответьте на эти три вопроса и можете уходить.
     - Вы не представили мне своих коллег, - заметил Дронго.
     - Вы здорово держитесь. - Юрков даже не разозлился. - Никак не могу привыкнуть к вашему нахальству, хотя, казалось, столько разных урок повидал. Вы раньше работали в КГБ?
     - Это вопрос или утверждение?
     - У нас мало времени, - сказал пожилой господин, сидевший на диване. - Может, все остальные вопросы потом?
     - Кто его послал? - отрывисто спросил молодой. - Пусть скажет, у кого наши документы.
     - Действительно, у кого? - спросил Юрков.
     - Вы же все понимаете, господин полковник, - невозмутимо ответил Дронго, - я профессионал, это вы правильно заметили. А значит, я ничего вам не расскажу, даже если меня начнут по вашему приказу резать на куски. Поэтому не теряйте времени зря.
     - Может, это выход, - тяжело спросил пожилой, - прямо сейчас начать его резать на мелкие кусочки?
     - Только без меня, - возмутился молодой. - Сколько вы хотите за эти документы?
     - Я говорил свою цену вашему компаньону. - Дронго закрыл глаза. - Это же так просто. А вы устраиваете здесь спектакль времен инквизиции. Смешно, господа.
     - А вам не кажется, что мы можем сделать так, что отобьем у вас охоту смеяться? - спросил пожилой.
     - Убив меня, - открыл глаза Дронго. - Но, кроме удовольствия, да и то сомнительного, вы ничего не получите. А документы могут попасть в газеты.
     - Где документы? - заорал молодой, не выдержав этой спокойной беседы.
     - Вечно вы торопитесь, - покачал головой Юрков. - Куда исчезла наша сотрудница?
     - Этого я действительно не знаю. - Нужно было блефовать очень осторожно. Ставкой была его собственная жизнь. - Но подозреваю, что ее уже нет в живых. Как и ее друга. А вот документы нам, - Дронго особо подчеркнул последнее слово, - удалось спасти. Поэтому давайте кончать эти разговоры. - Он снова закрыл глаза.
     Наступило молчание. Юрков поднялся со своего места.
     - Витя! - крикнул он охранникам.
     Вошли вместе, все трое. Снова повторился неприятно длинный путь по плохо освещенным коридорам. Дронго обратил внимание, что его охранники несколько ослабили бдительность. Только Витя, идущий впереди, по-прежнему держал в руках оружие.
     Опять его втолкнули в грязную комнату, где вместе с крысами и тараканами сидел избитый Манучар.
     А наверху шел ожесточенный спор.
     - Он что-то недоговаривает, - задумчиво говорил Юрков.
     - Удивляюсь я вам, - возражал пожилой. - Он у вас в руках. Можно допросить его, как нужно, и все. Он расскажет обо всем и еще будет просить оставить его в живых. Есть столько способов заставить говорить человека. Я просто вам удивляюсь, Сергей Васильевич. Такое впечатление, что вы никогда не знали и не слышали про подобные методы дознания.
     - Он не обычный уголовник, - возразил Юрков. - Я видел, как он держится, как дерется. Тремя скупыми движениями он уложил троих наших ребят. Подготовленных ребят, заметьте. Он даже уложил в больницу нашего Михаила, того самого Чемпиона. Вы сегодня могли убедиться, как он держится. Грубые методы ничего не дадут, только все испортят.
     - Тогда нужно действовать другими методами, - разозлился пожилой. - У нас не так много времени. Эти бумаги могут вызвать скандал. Пострадаем не только мы. Загубим все дело. Документы могут попасть в газеты. Помните, в прошлом году какой был скандал, когда один журналист написал статью, кажется, про падавший снег? Хотите, чтобы все повторилось?
     - За вопросы безопасности отвечаю не только я. - Юрков поднялся. - Если хотите, я передам вам этого человека, сами допрашивайте его.
     - Во всяком случае, что-то надо делать, господа, решайте быстрее. Сегодня нужно наконец закончить со всем этим. Сейчас я поеду к нашим друзьям - что я им скажу? - спросил молодой человек. - Начну объяснять наши проблемы? Это никого не волнует. В общем, решайте сами.
     Он вышел из комнаты, мягко ступая в своих туфлях ручной работы. Президент банка "М" - один из богатейших людей России, сравнительно молодой банкир, сорока лет, мог позволить себе носить такие туфли известной фирмы "Боттичелли".
     Юрков и пожилой господин остались вдвоем.
     - Мне все это не нравится, - заявил Юрков, - но, если вы настаиваете, можете забирать обоих наших подопечных.
     - Я привезу своих людей, - кивнул пожилой, - у меня они быстро заговорят.
     - А что случилось с тем офицером? Он еще жив? - спросил Юрков.
     - Жив, - отвернулся пожилой, - наши ребята немного перестарались, но он жив. Кстати, насчет него вы меня тоже уверяли. А что получилось. Ведь заговорил ваш профессионал.
     - Вы делали ему инъекции. Он может остаться на всю жизнь инвалидом, - угрюмо произнес Юрков.
     - Не волнуйтесь, Сергей Васильевич, - успокоил его пожилой, - нам было важно знать, что они замышляют. После ухода нашего министра обороны все повернулось не в ту сторону[2].
     - Один раз у вас получилось, вы сумели добиться своего. А в этот раз можете свести человека с ума. Зачем нам сумасшедший? Что мы с ним будем делать?
     - Не волнуйтесь, - снова повторил пожилой, - у нас отличные специалисты. Сделаем все в лучшем виде.
     - Когда пришлете своих ребят?
     - Через два часа. Вы подготовьте ваших пленников. Думаю, уже к вечеру у меня будут результаты.
     - Хотел бы разделить вашу уверенность. - Юрков вздохнул. - В милиции все было куда чище, чем в ваших органах. У нас хотя бы не применялись разные грязные трюки. С уголовниками легче работать, чем с вашими "специалистами".
     Пожилой засмеялся, ничего больше не сказав. Он допил свой нарзан и заторопился к машине. У автомобиля стоял высокий капитан, предупредительно открывший дверцу.
     - Пожалуйста, товарищ генерал.
     Капитан сел впереди, и водитель включил мотор.
     Генерал из Главного разведывательного управления Министерства обороны России был немолод. По всем признакам пенсионное обеспечение сулило ему пенсионную книжку уже в этом году. Генерал знал об этом. Его должны были отправить на пенсию еще несколько лет назад, но, сделавшись известным "демократом", генерал сумел "выжить" в течение нескольких лет. Правда, в последний год не помогала и репутация "демократа". Пришедший к руководству Министерства обороны России молодой энергичный Николаев начал быстро освобождаться от старых, "застойных" генералов, невзирая на их демократическое прошлое. Одним из генералов, попавших в черный список, был и этот пожилой генерал. Он знал про это. И потому лихорадочно принялся искать варианты, пытаясь удержаться на плаву. Вариантов почти не было, если не считать дружбу с мэром столицы, который, не скрывая, готовился выдвинуть свою кандидатуру в президенты на будущих выборах. Это был последний шанс, и генерал ухватился за него.
     Иногда ночами он ругал себя за то, что ввязался в эту авантюру, позволил увлечь себя бредовыми планами. Но было поздно. Выходить из той игры, которую они начали, ему никто не позволил бы. И генерал, сознавая это, становился все более жестким, доходя в своих поступках до крайностей.
     Генерал работал в ГРУ более тридцати лет, имел ряд заслуженных наград, ранения, но впервые в жизни плохо спал по ночам, понимая, что пути назад не будет. Правда, дружба с мэром уже принесла определенные дивиденды в виде большого дачного участка в престижном месте, квартиры сыну вне очереди и даже получения приглашения на банкет во время визита английской королевы. Правда, кроме генерала ГРУ, пригласили руководителей ФСК и Службы внешней разведки, причем последних двоих посадили за первый стол, поближе к президенту и королеве. Позднее английская печать назвала этот обед "обедом с КГБ".
     Но платить приходилось дорогую цену. Бессонница была лишь сопутствующим фактором и далеко не самым страшным. Он потерял спокойную совесть, чувствовал себя почти предателем. А это было нелегко в его годы. Разоблачения он боялся не из страха потерять должность, тяжкого наказания или отсутствия благ. Он боялся потери чести, своего доброго имени, что в его годы было важнее всего. Таким образом, получение признания Дронго было для него просто необходимо. Речь шла о документах, где фигурировала его организация, спланировавшая покушение на известного журналиста. Он более всех остальных был заинтересован в возвращении исчезнувших из банка бумаг.
     Вернувшись в свой кабинет, он отдал приказ, и пять офицеров ГРУ выехали в микроавтобусе в Загорск. В это время Дронго осматривал свою "камеру". Он уже понял, что это помещение расположено глубоко под землей. Дежурившие у дверей двое вооруженных стражей исключали всякую мысль о побеге. Кроме всего прочего, во время "прогулок" по запутанным коридорам "базы" он понял, что в этих помещениях находится довольно много людей. Следовало придумать какой-нибудь выход.
     За свою бурную жизнь он несколько раз попадал в трудные ситуации. Однажды в Индонезии ему удалось убежать, используя психологию "стороннего наблюдателя", когда на идущего по двору человека с большой тяжелой трубой в руках никто не обратил внимания.
     В Англии, где его задержали, ему удалось вырваться благодаря помощи бывшего советского агента, не разоблаченного в постсоветское время. Ему чудом удалось избежать смерти в Парагвае, Колумбии, США, Бельгии.
     В Ираке убийца даже попытался выстрелить в него, но оказавшийся рядом агент ГРУ сумел сделать это на мгновение раньше. Такой была его сложная судьба, и в этот трудный момент он не собирался сдаваться.
     На все просьбы Дронго и Манучара вывести их в туалет охрана не отвечала, строго предупрежденная о хорошей физической подготовке обоих заключенных. Следовало придумать нечто более целесообразное. Дронго наклонился к Манучару.
     - Ты сумеешь идти?
     - Вах, если надо отсюда бежать, я полечу, - убежденно сказал Манучар. - Только как отсюда улететь?
     - Если бы мы могли поймать крысу, - задумался Дронго.
     - С ума сошел, - дернулся Манучар, - только не эту проклятую Богом тварь.
     - Мне нужна кровь. - Он подумал немного и встал. - Можешь сильно ударить меня в нос?
     - Слушай, если тебе нужен инвалид, здесь уже есть один, - взмолился Манучар, - зачем тебе второй? Видишь, я весь в крови.
     - Мне нужна свежая кровь. У меня сломан нос - если сильно ударить, пойдет кровь.
     - Зачем тебе нужна эта кровь?
     - Делай, как тебе говорят.
     - Давай руку порежу, дам тебе кровь, дорогой, только не надо экспериментов.
     - Это не эксперимент, Манучар. Там, наверху, решается наша судьба. Очень скоро они могут получить новые известия, и тогда нас пристрелят прямо в этой камере. Бей сильнее.
     Манучар, застонав, попытался приподняться. Дронго поддержал его, поставив товарища на ноги. Размахнувшись, Манучар сильно ударил по лицу Дронго. Боксерский удар профессионала сразу сказался. Кровь потекла тоненьким ручейком. Стараясь не испачкать рубашку, Дронго подставил ладонь, подождал, пока она наполнится, и, подойдя к дверям, просунул руку в небольшое отверстие. Кровь начала капать прямо на ручку двери.
     - Здесь раньше была тюрьма? - спросил Манучар.
     - Почему ты так решил? - Дронго уже вернулся на место, пытаясь остановить кровь, закинул назад голову.
     - А почему в дверях такое отверстие в несколько ладоней шириной? Для передачи еды, что ли?
     - Они сами сделали такой "глазок". Края неровно обрезаны. Чтобы следить за нами, - пояснил Дронго. - В общем, приспособили комнату в качестве камеры.
     Он подошел к лампочке и после третьего удара пиджаком разбил ее. В темноте вернулся к Манучару.
     - Я встану у дверей, а ты кричи, - пояснил он.
     Манучара не нужно было долго убеждать. Он начал орать так, что крысы, потревоженные его криками, попрятались по углам.
     Почти сразу оба сторожа оказались у дверей. Один посмотрел в своеобразный "глазок".
     - Там темно, ничего не видно, - виновато сказал он.
     - Пусть орет, - ответил другой. - А это что?
     - Черт его знает, я схватился за ручку. Здесь что-то липкое. Давай зажигалку. Я так и думал. Это кровь.
     - Там что-то серьезное, открывай дверь, - предложил второй.
     Заскрипели засовы, дверь с лязгом распахнулась, оба охранника, выставив оружие вперед, пытались разглядеть что-нибудь в темноте. Остальное было нетрудно. Сильным ударом ноги Дронго отбросил первого. Второй, подняв оружие, попытался выстрелить, но, получив страшный удар головой в лицо, упал на пол, теряя сознание. Первый, не выпустивший оружия, поднял пистолет, но Дронго уже успел наступить ему на ногу, а затем нанести удар в солнечное сплетение другой ногой. Охранник затих, а Дронго, не рассчитавший движения в темноте, свалился на него.
     Теперь в руках у них было два пистолета. Манучар вышел из камеры.
     - Хорошо придумал, - восхищенно сказал он. - Почему ты решил, что кровь на них подействует?
     - Кровь действует на всех. Ладно, потом объясню, пошли быстрее.
     Они бросились по коридору.
     Наверху во двор уже въезжал микроавтобус с сотрудниками ГРУ.
     - Быстрее, - торопил Манучара Дронго.
     Коридор закончился лестницей. Они начали осторожно подниматься по ней. Наверху слышались чьи-то голоса. Дронго прислушался: там было трое. Решение нужно было принимать быстро. Он показал Манучару наверх.
     - Я пойду вперед. Когда дам знак, ты брось что-нибудь или крикни. Только сразу.
     - Может, я пойду? - предложил Манучар.
     - Какой из тебя боец! Только все делай синхронно, иначе я могу промахнуться.
     Дронго начал медленно подниматься по лестнице, осторожно ступая, стараясь не шуметь. Манучар стоял у лестничного пролета, готовый крикнуть и спрятаться за угол.
     Дойдя до угла, где голоса раздавались громче, Дронго резко махнул рукой своему товарищу. Тот громко крикнул. Когда на лестнице показались двое охранников, Дронго уже в падении прострелил обоим ноги. Он не любил убивать людей без необходимости. А стрелял он отменно.
     Третий сторож, услышавший выстрелы, повел себя достаточно осмотрительно, не показываясь из-за угла. Более того, он даже сделал два выстрела. Приходилось действовать быстро, ибо время решало все.
     Манучар поднимался по лестнице. Дронго показал ему за угол, кивнул, и Манучар выстрелил. В этот момент Дронго прыгнул и, перевернувшись в падении, выстрелил в живот своего противника. Тот грузно осел на землю.
     На лестнице кричали двое раненых. Манучар выстрелил в пистолет одного из них, лежавший слишком близко к его владельцу. Они побежали дальше.
     - Странный ты человек, - задыхаясь, сказал Манучар.
     - Что случилось?
     - Не любишь убивать. Гуманист какой-то.
     - Поживешь с мое - тоже будешь гуманистом. Пошли быстрее.
     Они уже вышли на уровень первого этажа.
     Выстрелы разнеслись по всему зданию, и офицеры ГРУ, прибывшие забрать пленников, выхватили оружие. По всему зданию началась суета. Дронго заметил в окно стоявший микроавтобус. Около него никого не было, водитель бросился за остальными, надеясь принять участие в захватывающей погоне.
     - Быстро! - приказал Дронго.
     Они вылезли в окно, ползком пробрались к микроавтобусу. Дронго сел за руль. Манучар вполз сзади.
     - Держись крепче, - попросил Дронго, - я очень плохо вожу автомобили.
     От сильного удара ворота разлетелись, и машина выехала на улицу. По двору уже бежали люди, стрелявшие им вслед.
     Дронго знал, что автомобильные гонки не его стихия. И знал, как нужно действовать в подобных ситуациях. Здесь следовало не поддаваться общему ажиотажу, общей суматохе. Он резко свернул в переулок и затормозил.
     Рядом стоял какой-то "Москвич" с открытыми дверями. Видимо, водитель на минуту зашел погреться в кафе, расположенное напротив. "Москвич" был старенький, и водитель не думал всерьез о его угоне.
     - В этот автомобиль, быстрее! - приказал Дронго.
     - С ума сошел! - не понял Манучар, только успевший устроиться на сиденье.
     - Делай, как я говорю! - почти крикнул Дронго.
     Они перебрались в "Москвич", Манучар сел на заднее сиденье. Дронго завел машину и поехал... в сторону "базы".
     - Куда? - закричал испуганный Манучар, решивший, что его товарищ потерял голову.
     - Пригнись и молчи. - Дронго вел машину на скорости не более тридцати километров в час.
     Навстречу им буквально вылетели автомобили "базы". Ни в одной из них не обратили внимания на старый едва ползущий "Москвич". Психологическая атака Дронго полностью удалась. В общей горячке никто не мог даже представить себе, что едущий в сторону "базы" старенький помятый "Москвич" и есть автомобиль с бежавшими узниками.
     Они проехали еще несколько километров.
     - Выходи из автомобиля, - снова приказал Дронго.
     Манучар, уже понявший, что его старший товарищ знает, что делать, молча повиновался. Дронго загнал "Москвич" в какой-то сарай, вновь проломив ворота. Слышались крики женщин, громкий лай собак. Здесь были в основном старые дома.
     Мимо шел рейсовый автобус, выполнявший маршрут в центр города.
     - В автобус! - крикнул Дронго.
     Конечно, в автобусе обратили внимание на грязную, окровавленную одежду Манучара. Но никто не задал лишних вопросов. Их больше не задавали в Москве, ставшей центром всемирной мафии. Не доезжая до центра, они сошли, поймали частника, попросив довезти их до отеля "Марко Поло". Манучар сел сзади, а Дронго - рядом с водителем, и тот не мог видеть избитого пассажира. У самого отеля они вышли. Дронго отдал шоферу чудом сохранившиеся десять долларов.
     - Жди в том подъезде, - показал он Манучару.
     Ни Юрков, ни его люди не знали истинного имени Дронго. Русакову он предъявлял паспорт Манучара, а второй раз, идя в банк, вообще не взял с собой никаких документов.
     Теперь, войдя в отель, он попросил ключ, поднялся к себе в номер, переоделся и вновь спустился вниз. На его счастье, работали некоторые магазины. Зайдя в первый попавшийся, он купил широкий плащ. Позднее, рассматривая его, он понял, что купил женский плащ.
     Но этот женский плащ помог Манучару пройти в гостиницу незамеченным. Правда, портье заметил, что плащ был женский, а его обладатель - усатый мужчина. Но в последнее время гомосексуализм активно входил в моду, и портье ничему не удивился. А может, его внимание отвлекла стодолларовая бумажка, забытая Дронго на стойке.
     
     ГЛАВА 20
     
     Сенсационное сообщение из Минска передавали не только каналы российского телевидения. Об этом сообщили и зарубежные средства массовой информации. Си-эн-эн передало репортаж из столицы Белоруссии. По версии телекомментаторов получилась следующая картина. Костюковский вошел в приемную, застрелил секретаря, затем прошел в кабинет и убил прокурора республики, после чего застрелился сам. О мотивах не сообщалось. Показали даже гневно возмущавшегося Лукашенко, твердо обещавшего разобраться во всем случившемся.
     Колчин слушал этот репортаж несколько раз, вспоминая, как они с Игорем делили одну комнату в студенческом общежитии, как отдыхали вместе с женами на Алтае. Решил позвонить сейчас же.
     - Минск, пожалуйста, - попросил он оператора внутренней связи.
     В доме Костюковского долго не снимали трубку. Он уже отчаялся, когда наконец услышал голос Лены, дочери Игоря:
     - Слушаю вас.
     - Леночка, - закричал Колчин, - это я, Федор Алексеевич! Все это неправда. Слышишь, неправда! Твой отец никого не убивал. Все это подстроено. Я сегодня прилечу в Минск, ждите меня. Ваш папа честный человек.
     - Хорошо, - ответила измученная девушка. Обрушившееся на семью несчастье так потрясло ее, что она потеряла способность связно излагать мысли.
     Колчин представил себе, сколько корреспондентов и комментаторов теперь осаждают дом Костюковского в надежде на интервью, и содрогнулся. Снова зазвонил телефон. Он поднял трубку.
     - Какой ужас! - сказала ему жена. - Как мог Игорь пойти на такое!
     - Дура! - закричал на весь кабинет Колчин. - Это сделал не Игорь, его подставили!
     Жена, обидевшись, повесила трубку. Раздался еще один звонок.
     - Слушаю! - закричал он с каким-то ожесточением.
     - Федор Алексеевич... - Он хорошо знал этот ненавистный голос Фогельсона.
     - Идите к черту, - сказал Колчин и повесил трубку. Достал оружие, проверил обойму, убрал бумаги со стола и вышел из кабинета.
     У Нефедова в приемной было два сотрудника. Он попросил секретаря доложить генералу.
     Девушка, уже слышавшая новости из Белоруссии и знавшая, что погибший был другом Колчина, испуганно кивнула головой и скрылась в кабинете.
     Через несколько секунд оттуда торопливо вышли два сотрудника, не глядя на Колчина, поздоровались, и только затем вышедшая девушка разрешила ему войти.
     Нефедов что-то писал в своем блокноте. Не поднимая головы, он пригласил Колчина за свой стол.
     - Слушаю тебя, - сказал он, по-прежнему не поднимая головы.
     - Прошу разрешения выехать в Минск на похороны товарища, - как можно тверже попытался сказать Колчин. Нефедов наконец поднял глаза.
     - Похорон пока не будет. Ведется следствие, - тихо сказал он.
     - Это подставка, товарищ генерал, все подстроено. Костюковский не мог убить прокурора. Я знаю его много лет, могу поручиться за это. Вернее, мог бы, - горько добавил Колчин.
     - В любом случае похорон пока не будет. - Нефедов снова начал чертить что-то в своем блокноте.
     - Товарищ генерал, эти убийства связаны с моим уголовным делом. Все это звенья одной цепи - ликвидация Иванченко в Минске, Бахтамова в Москве, убийство Крымова, наконец, эта трагедия в Минске. Разрешите мне допросить по делу полковника Фогельсона.
     - Не разрешаю, - очень спокойно сказал Нефедов, - у вас нет никаких оснований.
     Колчин опустил голову. У него действительно не было никаких аргументов, кроме эмоций. А их нельзя было рассматривать в качестве доказательств.
     - Тогда мне остается взять пистолет и попытаться убить кого-нибудь, - невесело заключил он.
     - Это вы всегда успеете. - Нефедов встал из-за стола, жестом пригласил Колчина за собой в комнату отдыха.
     Только включив на полную мощность радио и проверив работу скэллера, исключавшего возможность работы записывающих устройств, Нефедов обратился к своему следователю.
     - Ты был прав, - тихо сказал он. - Сегодня звонил Генрих Густавович из Минска. Иванченко действительно убили, дав ему лекарство, разработанное в лаборатории наших разведчиков. Мы уже договорились с моим коллегой из Минска, что они будут охранять старика. Жалко, если и Шварца попытается кто-нибудь убить, - подмигнул он.
     Колчин все понял.
     - Спасибо, товарищ генерал.
     - Нужно выяснить, что за всем этим стоит, - продолжал Нефедов, - но очень осторожно. Понимаешь, не нравится мне эта активность Миронова и других. Может так получиться, что ничем тебе помочь не смогу.
     - Я знаю, - серьезно произнес Колчин.
     - И еще. Только для тебя. Кроме Фогельсона, на работу в последнее время был принят подполковник Скребнев. Никуда он не уезжал. Видимо, его убрали, как и остальных. Или спрятали. Но это не Крымов, я узнавал.
     - Тогда почему убрали Крымова?
     - Это уже задача для тебя. Ты и думай. Мы сделали фоторобот предполагаемого убийцы, но, думаю, его не найдем. Слишком четко и быстро все было сделано.
     Нефедов кивнул, и они вышли из комнаты.
     - В общем, товарищ подполковник, проявите благоразумие, - громко произнес Нефедов, - понимание ситуации. В связи с тем, что вчера был убит еще один сотрудник группы "Рай" подполковник Крымов, я думаю, будет правильно, если вы возьмете на себя расследование и этого дела. В милиции обо всем знают. Можете поехать туда и взять их протоколы. В конце концов, убитый был нашим сотрудником.
     - Слушаюсь. - Колчин выходил от генерала в хорошем настроении. Правда, сердце все равно болело за Игоря. И за его семью. Но он понимал: Нефедов прав, выезжать сейчас в Минск было не просто опасно, но и глупо. Это никак не могло помочь расследованию убийства прокурора республики, но осложнило бы его собственное положение и косвенно могло подтвердить вину убитого Костюковского. В Минске была возможность любой провокации, а его свидание с семьей погибшего могло создать некоторую непосредственную угрозу и для нее.
     И все равно он чувствовал себя подлецом, предающим память своего друга. Он понимал, как его семье нужна именно в эти минуты поддержка, доброе слово друга. И от бессилия готов был бросить все и ехать в Минск немедленно. Но это было невозможно, и Колчин осознавал это.
     Когда он уже выходил из кабинета, собираясь отправиться в милицию за материалами дела об убийстве Крымова, снова раздался звонок городского телефона. Подумав немного, он поднял трубку. Это была жена.
     - Ты извини меня, - печально сказала она. - Услышала по телевизору сообщение об Игоре и совсем потеряла голову. Конечно, он не мог этого сделать. Просто я не сразу все поняла.
     - Ладно, - перевел дыхание Колчин, - хорошо хоть теперь поняла. Спасибо.
     - Ты сегодня-то хоть придешь?
     - Приду. Рубашку нужно поменять. Да и душ принять необходимо.
     - Что тебе приготовить? Пельмени?
     Это было любимым блюдом Колчина. Он улыбнулся впервые за это утро.
     - Что хочешь. Спасибо тебе.
     - Федор, - позвала жена.
     - Да, - насторожился Колчин.
     - Эти убийства в Минске как-то касаются и тебя?
     Он хотел ее успокоить, сказать, что все в порядке, обмануть, но тяжелый ком, застрявший в горле, не давал ему возможности говорить. Обманывать не хотелось, говорить правду было невозможно.
     - Приеду - поговорим, - наконец выдавил он.
     - Будь осторожен, - очень тихо попросила жена и первая повесила трубку.
     Колчин устало опустил трубку и вышел из кабинета, закрыв дверь на ключ. "Может, попроситься на прием к директору ФСК? - подумал он. - А если директор в курсе всех дел? Может, Миронов и Фогельсон действуют с его благословения? Тогда я не сумею даже выйти из здания. И Нефедову достанется. В лучшем случае его отправят на пенсию. Неужели секреты, которые они оберегают, стоят стольких человеческих жизней? И нужно ли охранять государство, когда во имя его ценностей убивают граждан этого государства? И что может быть ценнее человеческой жизни?"
     Все эти невеселые мысли мелькали у него в голове, пока он шел по коридору. Можно взять оружие и застрелить мерзавца Фогельсона, можно даже убить Миронова, но вернуть Игоря уже нельзя. И быстрее вылечить Бориса тоже нельзя. Кроме того, Колчин прекрасно сознавал, что решение об устранении прокурора республики могло приниматься только на очень высоком уровне. На таком уровне, что об этом было страшно думать. И Миронов, и Фогельсон были лишь обычными исполнителями этих заказов. Кто-то более страшный и более грозный стоял в тени, отдавая столь быстрые и четкие приказы. Иванченко убили мастерски, подсыпав ему в еду какое-то специальное лекарство. Полковник Лукахин говорил ему об этом. Но кто мог получить разрешение на применение этого лекарства? Кто санкционировал убийство Иванченко?
     В дежурном автомобиле, кроме водителя, сидел еще один офицер из оперативного отдела, выделенный для охраны Колчина по личной просьбе генерала Нефедова. Колчин, уже ничему не удивлявшийся, сел на заднее сиденье и попросил отвезти его на Петровку, в здание УВД Москвы.
     Сидя в автомобиле, он по-прежнему пытался анализировать, стараясь понять логику неизвестного ему руководителя всей этой страшной машины. Убийства были совершены с хронологической точностью. Сначала в Москве и в Минске убрали Бахтамова и Иванченко, затем, также одновременно, убрали Крымова и Костюковского. Заодно убрали и прокурора республики, знавшего о мошеннической проделке белорусских спецслужб с телом покойного Иванченко.
     Налицо была координация действий сразу в обеих столицах. Из этого следовало, что неизвестные обладают размахом, распространяющимся по меньшей мере на весь СНГ. И это могли быть очень влиятельные люди.
     "МЫ!" - сказал Фогельсон. Кто стоит за этими буквами? Кто возглавляет это "МЫ"? Взгляды Фогельсона достаточно откровенны, он их и не скрывает. Колчин немного слышал о Миронове и знал, что назвать демократом первого заместителя директора ФСК можно было, только имея большое воображение.
     Из этого следовало, что следующей жертвой должен быть сам Колчин. Ему и так слишком много разрешили узнать. Он знал, что во имя интересов государства можно убрать любое лицо, любого неугодного. Это вбивали им в голову еще при Андропове. И этим неукоснительно руководствовались сотрудники всех спецслужб мира, когда им казалось, что только они могут определять "интересы государства" и уровень его защиты.
     Секретные службы в любом демократическом государстве изначально обречены на некоторую степень злоупотребления. Никакой самый надежный орган, самый лучший парламент, самые честные "избранники народа" не могут уследить за работой монстров, называемых секретными службами. В тоталитарном государстве, где все находится под жестким идеологическим контролем, работать с ними гораздо легче.
     Все понимают степень допустимого, и любой выход за рамки существующих нормативов жестоко карается диктатурой независимо от ранга чиновника и его заслуг.
     В демократическом государстве, где существующие нормы регламентируются не столь четко и жестко, имеется достаточно большой простор для трактовки этих норм, включающих понятие "свободы" и для самих сотрудников спецслужб.
     Обладающие большей свободой, спецслужбы демократических государств являются тоталитарными по своей сути и структуре, выполняя роль церберов демократии. Здесь очень важна направленность этих сторожевых псов, иногда пытающихся укусить и свою госпожу. Только наличие здоровых сил в аппаратах секретных спецслужб способно как-то удерживать эти организации в рамках закона, проявляя лояльность по отношению к государству.
     Оформление передачи уголовного дела заняло целых три часа и как-то отвлекло мысли Колчина, ни на минуту не забывавшего о вчерашнем преступлении в Минске. Протоколы допросов родных и близких Крымова он даже не смог читать: слишком тягостно было вспоминать голос Лены, дочери Игоря. К вечеру Колчин понял, что ничего не может с собой поделать. Все благие доводы были забыты. Он приехал домой, принял душ, переоделся в свежее хрустящее белье, поцеловал жену на прощание и поехал на вокзал.
     Завтра был выходной день - суббота, и, хотя по негласным правилам в ФСК они работали в этот день, он впервые решил использовать его по своему разумению.
     Даже понимание того обстоятельства, что он подводит Нефедова, Шварца, своих коллег, не могло остановить Колчина. Он купил билет в купейный вагон и через час уже сидел в поезде, следовавшем в Минск.
     Он не заметил, как вместе с ним в вагон сели трое неизвестных. Двое сидели в ближайшем купе, причем один все время выходил курить в тамбур. Третий оказался в конце вагона. Он следил скорее не за Колчиным, а за этими двумя неизвестными. Так они и ехали всей компанией в столицу суверенной Белоруссии - город Минск.
     На границе их почти не проверяли. Колчин, убедившись, что его пистолет не виден, просто задремал и, проснувшись, лишь протянул свой паспорт пограничникам. Отношения между Россией и Белоруссией, бывшие достаточно хорошими при Кебиче, после избрания Лукашенко вообще стали образцом для подражания для всех стран СНГ. В Минск поезд прибыл под утро, и Колчин сошел на немного подмерзшую землю. За ним вышли сначала двое неизвестных, затем третий.
     Когда Нефедову доложили о поездке Колчина в Минск, он ничего не сказал, просто положил трубку. Все-таки я не ошибся в этом следователе, удовлетворенно подумал Нефедов. Конечно, Колчин поступал неправильно как профессионал, но он был прав как порядочный человек. А это качество Нефедов ценил в людях гораздо больше.
     Когда генералу Миронову доложили о поездке Колчина в Минск, он просто выругался. Резко поднял трубку, решил позвонить Нефедову, отчитать его за самовольный отъезд из страны следователя ФСК. Затем, передумав, опустил трубку. Набрал другой номер и поднял трубку во второй раз.
     - Слушай, генерал, - просто сказал он, - мне, кажется, нужна твоя помощь.
     Еще через несколько минут он вызвал Фогельсона.
     - Колчин отправился в Минск. Что будем делать? - спросил Миронов, даже не предлагая присесть своему помощнику.
     - Вот упрямый парень! - покачал головой Фогельсон. - Такой должен быть с нами.
     - Я не спрашиваю, где он должен быть, - разозлился Миронов, - меня интересует, что с ним делать?
     - Может, нам нужно подумать и использовать его потенциал и энергию на пользу общему делу? - осторожно предложил Фогельсон. - Убрать мы его всегда успеем.
     - Какой-то добрый вы стали в последнее время, Марк Абрамович, - проворчал Миронов. - Говорите ваши предложения.
     - Мы могли бы дать ему какую-то часть информации и направить его поиски в нужное русло. Сейчас он разъярен убийством своего друга. Кстати, товарищ генерал, я всегда был против подобных методов. Они не имеют успеха, а приносят лишь временное затишье. Теперь Колчин наверняка знает, что его друга убили. Кроме того, Шварц произвел вскрытие тела Иванченко. И подтвердил, что Иванченко просто убрали.
     - Он не мог этого сделать, - возразил Миронов, - ему дали труп совсем другого человека.
     - В первый раз, - спокойно парировал Фогельсон. - Но потом Шварц вернулся и провел вскрытие второго тела. На этот раз самого Иванченко. Вы понимаете, что теперь получается?
     Миронов молчал, кусая губы.
     - Ваши предложения? - наконец сказал он.
     - Дать Колчину необходимую информацию и усилить поиски подполковника Скребнева. Пусть подключается к нашим розыскам.
     - А вам не кажется, что за этим Колчиным кто-то стоит? - вдруг спросил Миронов. - Может, Скребнев уже дает показания в Кремле или еще где? Может, его захватили люди Коржакова и теперь с нами только играют?
     - Не может быть. - Марк Абрамович пригладил бородку. - Вы же знаете нашего президента. Он способен на что угодно, но только не на такую тонкую игру. И его люди на это тоже не способны. Здесь действует какая-то третья сила, с которой мы попытаемся установить контакт. У нас уже есть небольшие наметки, но все это пока лишь наши предположения.
     - Ладно, - согласился Миронов, - действуйте, как считаете нужным. Эту молодую пару вы по-прежнему держите у себя?
     - Конечно. Они нам очень нужны.
     - Мне иногда бывает трудно следить за логикой ваших рассуждений, - пожаловался Миронов. - Вы считаете, что они могут нам пригодиться?
     - Конечно. У девушки были материалы по факту гибели того журналиста. Помните, какой был скандал? Мы почти уверены, что Скребнева похитили или убрали люди Юркова. Но доказать это пока невозможно. Когда у нас будут еще некоторые материалы, мы предъявим Юркову этого парня с девушкой, а заодно добавим все необходимые документы.
     - А он предъявит нам Скребнева, - проворчал Миронов.
     - Тогда мы совершим обмен, - улыбнулся Марк Абрамович. - Сейчас все решает время. Кто первым нанесет удар, тот и выиграет. Подозреваю, что наши соперники заняты схожими проблемами. Их люди ищут эту парочку по всему городу.
     - Дурацкая игра, - нервно произнес Миронов. - Могли бы просто поехать и перевернуть весь банк.
     - У них все чисто. А это вызовет скандал. Сразу вмешается президент их банка, мэр города, другие известные вам люди. Кроме неприятностей, это ничего не даст, - возразил Фогельсон.
     - Демократия, - фыркнул Миронов. - Похитили подполковника КГБ, а мы ничего не можем узнать.
     - Не КГБ, - напомнил Фогельсон, - а ФСК, и сейчас не семьдесят пятый, а девяносто пятый.
     - Это как раз и плохо, - совсем тихо сказал Миронов.
     Фогельсон встал.
     - Я вам больше не нужен?
     - Идите, - махнул рукой Миронов, - отдаю Колчина вам. Действуйте как хотите. Скребнева мы должны найти в течение ближайших пяти суток. Иначе потом будет поздно. Вы понимаете это лучше всех. Или хотя бы узнать, как он погиб.
     - Спасибо. - Фогельсон вышел из кабинета, мягко ступая. Закрыл дверь и уже в приемной подумал, как жалок и ничтожен Миронов. Поэтому все и развалилось, грустно подумал Фогельсон. С такими людьми революций не делают. Они не способны даже на хороший заговор. Ничего удивительного: сидели все время в своих кабинетах, разучились действовать. Поэтому и проиграли два раза - в девяносто первом и в девяносто третьем. Говорят, Бог любит троицу. Увидим, что будет на этот раз, в девяносто пятом.
     
     ГЛАВА 21
     
     После перенесенных страданий принимать ванну было настоящим наслаждением. Манучар, которому он уступил ванную первому, уже храпел на диване, забыв обо всем на свете. А он продолжал наслаждаться горячей водой, так приятно омывающей тело. Нужно было признать, спаслись они чудом. Но теперь он обладал некоторой информацией. Банк "М" имел широко разветвленную агентуру по всему городу. Они занимались финансированием различных партий, убирали неугодных им людей. Конечно, он узнал в молодом человеке президента этого банка. Второй, судя по выправке, был военным, но его лицо было незнакомым. Документы, исчезнувшие после визита Реваза и Ларисы в банк, представляли для них огромную ценность, и за эти документы они готовы были платить любую цену. Но ребят у них на самом деле не было. Отсюда следовал вывод об имевшихся конкурентах. Дронго позвонил портье, попросил достать ему справочник по Москве. Через минуту книгу принесли. Еще мокрый, в банном халате, он листал страницы справочника.
     Мелкие незначительные банки он пропускал. Первое, на что он обратил внимание, был "Альфа-банк". Затем "Инкомбанк", "Токо-банк" и "Столичный". Это были наиболее крупные банки России, которые могли составить конкуренцию банку "М". Или бросить вызов, что было одно и то же. Он довольно долго сидел над книгой, пока усталость окончательно не взяла свое.
     Проснувшись утром в прекрасном расположении духа, они отправились завтракать. Манучар, уже побрившийся, принявший ванну, переодевшийся, ничем не напоминал вчерашнего избитого и раненого узника. Но оружие они на всякий случай все время носили при себе. Второй раз попадаться не имело никакого смысла.
     В половине десятого Дронго позвонил Арчилу.
     - Где вы находитесь? - почти закричал Арчил. - Мы перевернули весь город, не можем вас найти.
     - В отеле "Марко Поло". Нам понадобится твоя помощь, Арчил. - Дронго уже имел план действий на сегодняшний день. - Скажи, где мы сможем увидеться?
     - В два часа я буду ждать вас в отеле "Олимпик-Пента", это на Олимпийском проспекте. Найдете? - спросил Арчил.
     - Не волнуйся. Главное, сам не опаздывай.
     Они еще немного посидели в номере, и Дронго предложил Манучару поехать в город.
     Они сошли вниз, сдали ключи от номера. Манучар остановил такси и уже сел в машину, когда Дронго вернулся назад. Он забыл взять носовой платок.
     Рядом с портье уже стояли трое мужчин в одинаковых ботинках. Ошибиться было невозможно. Они спрашивали его номер.
     Как быстро они появились, подумал Дронго. Теперь он, во всяком случае, знал, почему Реваз не обратился к родным и так спешно бежал из гостиницы "Савой"! Двадцать минут назад он сообщил Арчилу их местонахождение. Ошибиться было невозможно. Арчил вел двойную игру.
     Дронго потрогал карманы. Деньги и документы они взяли. Оружие при них. Остальные вещи пропали, но тут ничего не поделаешь. Он быстро вернулся к такси, где уже томился Манучар.
     - В парк Горького, - попросил Дронго, усаживаясь в машину. Манучар, привыкший не удивляться странностям своего напарника, промолчал.
     Через десять минут Дронго объяснял ошеломленному Манучару всю тяжесть ситуации. Для того такое известие было настоящим ударом.
     - Он убил своего племянника, да? - горячился Манучар. - Думай, что говоришь.
     - Я всегда сначала думаю, потом говорю, - невозмутимо парировал Дронго. - Он нас подставил. Хорошо еще, что я случайно вернулся за носовым платком. А если бы не вернулся? Мог он так подставить Реваза и Ларису? Мог!
     - О чем говоришь? Арчила знает весь город. Он настоящий вор, понимаешь, вор в законе. Такие люди не бывают стукачами у мусоров.
     - Почему обязательно стукач? - возразил Дронго. - Может, он всегда работал на спецслужбы. И необязательно на МВД, он мог быть агентом КГБ.
     - Арчил и КГБ? - схватился за голову Манучар. - Твое счастье, что он не слышит. Иначе мать твоя пела бы похоронную песню на твоих поминках. Разве можно такое даже подумать?
     - Все. Кончим дискуссию. Будем исходить из того, что Арчил нас сдал.
     - Сам убью его! - вскипел грузин, начинавший понимать, что это правда. - Вор в законе не может быть агентом мусоров.
     - Опять, - разозлился Дронго. - Я тебе уже объяснил, что никакой он не агент. Может, мусора сами на него работают?
     - Это да, - сразу согласился Манучар. - Знаешь, сколько кормится вокруг него людей?
     - Значит, так, - подвел мрачные итоги Дронго, - у нас остался только один шанс - взять Юркова.
     - Ворваться в банк? - испугался Манучар. - Там такая охрана! Не дадут уйти живыми, сразу порешат.
     - Прежде чем что-то говорить, нужно думать, - строго одернул его Дронго. - Сам советовал мне говорить, думая, а теперь несешь ерунду. Кстати, откуда это слово "порешат"? Ты не мог слышать его в Грузии.
     - Верно, - улыбнулся Манучар. - Пять лет назад я приехал на соревнования в Москву. Выпили, закусили. Там девушки красивые были, а какие-то ребята стали к ним приставать. Одна из девушек с моим знакомым была. Вмешался я в драку. Получил три года. Полгода сидел, по амнистии вышел. Тогда меня Давид и взял на работу. А говорить "порешат" научился у одного заключенного: вместе в камере сидели, его любимое слово было.
     - Солидная биография. Теперь ясно, что у вас общего с Давидом.
     - Перестань смеяться.
     - Плачу, плачу над твоей глупой судьбой. И сколько ты будешь у Давида в пешках ходить? Еще пять лет, десять? Ты же был спортсменом - иди преподавать, детей учи.
     - А платить будут? - горько спросил Манучар. - Я из тюрьмы вышел, думал: все, больше туда никогда не вернусь. Решил работать устроиться. Как раз началась эта... в общем, Гайдар начал свои реформы. И у нас Гамсахурдиа бежал. Шеварднадзе пришел. Где найти работу? Куда пойти? Давид платит сто долларов в месяц, наш министр внутренних дел получает три доллара. Спроси, как он живет, если я на сто не могу нормально жить.
     - Это бич кавказских республик - массовая коррупция, - тихо произнес Дронго. - Воруют все, все, кто может и хочет.
     - А раз знаешь, зачем спрашиваешь? Знаешь, сколько получал бы я в спортивной школе? По сегодняшнему курсу - пятнадцать центов. Нищим такие деньги давать стыдно. А я должен жить и семью кормить. Ты можешь прокормить семью на пятнадцать центов, если это три кило яблок? Ты говоришь, глупая судьба, - горячился Манучар, - а ты жил моей жизнью? Тебе за этого Реваза дали сто тысяч на расходы и еще сто дадут после. А мне - шиши. Может, хозяин пожалеет, накинет десятку-другую. А если я ошибусь, из моей спины нарежут ремни и спустят на дно Куры.
     - Можно открыть свое дело, - предложил Дронго.
     - А начальный капитал? А Давид и Арчил? А министр внутренних дел, а прокурор, а судьи, а политики? Все кушать хотят. Все сядут тебе на спину и скажут: давай, Манучар, работай, зарабатывай для нас. И никуда не убежишь.
     - Все так плохо? - Дронго был мало знаком с этой стороной жизни.
     - Это цветочки. Потом приедут рэкетиры и скажут: у тебя хорошая жена, Манучар. Она часто ходит одна. И дети такие красивые. Ты так все деньги и будешь на них тратить? Я скажу: нет. Мне улыбнутся и установят цену. И я буду платить каждый месяц, обязательно буду, иначе нельзя. Приедут пятеро таких, как я, и ночью подожгут твой дом. А потом скажут: мы тебя предупреждали.
     - А Шеварднадзе не борется с этими людьми?
     - Генацвале, с кем только он не борется! С абхазами, осетинами, русскими, своими грузинами. С Гамсахурдиа, с Китовани - со всеми, с кем можно и нельзя. Разве у него есть время защитить бедного Манучара? А ты говоришь, я глупый. Может, умный очень, что семью свою кормить могу.
     - Я был не прав, Манучар. - Дронго вздохнул. - Значит, нет выхода?
     - Есть, есть! - почти закричал Манучар. - Верни все, как было раньше. Когда сто семьдесят рублей - большие деньги. Когда никто не убивал на улицах Тбилиси, когда мы все братья были - русские, азербайджанцы, армяне, грузины, осетины, абхазы. Верни все, как раньше было.
     - Не могу, Манучар, - серьезно ответил Дронго, - и не хочу. Раньше тоже не все хорошо было.
     - Про Сталина говоришь, да? Он сколько людей убил? А сколько спас во время войны? Говорят, стрелял маршалов. Может, их нужно было стрелять, иначе не победили бы на войне. При Сталине люди как жили, мне дед рассказывал. Вах! Какая жизнь была! А при Брежневе! Теперь лучше, да? Не говори ничего, не могу слушать. - Манучар вскочил со скамейки, размахивая руками.
     - Час политбеседы закончился, - поднялся Дронго.
     - Что? - не понял Манучар.
     - Убедил. С Давидом, конечно, лучше. Только есть еще одна вещь, которая дорого стоит. Чтобы человек уважал себя.
     - Какая вещь? - обернулся к нему Манучар.
     - Совесть.
     Обратно из парка они шли молча, пока наконец Манучар не сказал:
     - И я не прав, и ты не прав. Договорились?
     - Чудак человек, это я не прав. Получаю сто тысяч долларов и лезу со своими советами. А ты прав, Манучар, абсолютно прав.
     Они нашли небольшое кафе у входа в парк, сели за столик.
     - Значит, так, - чертил схему Дронго. - Он выезжает из банка по вечерам один. Это я сумел установить. Юрков - бывший полковник милиции, его знает весь город. Он не возит с собой по вечерам охрану.
     - Почему?
     - Почему мужчина, да еще семейный, не берет охрану?
     - К подруге ездит, - догадался Манучар.
     - Ах, Манучар, жалко, тебя женщины не слышат. Только настоящий грузин может назвать женщину подругой. "Любовница" действительно слово нехорошее, но подходящее. Слушай дальше. Нам нужно выяснить, куда он поедет. Юрков считает, что после вчерашнего побега я давно убрался из города, а тут мы придем к нему в гости. Но учти: одно неправильное движение - и Юрков будет стрелять. После нашего побега он все правильно понимает. Нужно действовать очень синхронно. Полковник хорошо подготовлен.
     - Еще к Русакову нужно заехать, - мечтательно произнес Манучар, сжимая кулаки.
     - В другой раз. - Дронго разозлился. - Ты будешь слушать или будешь перебивать?
     - Не злись, я просто предложил.
     - Взять его нужно только в подъезде. Если в доме, куда он заедет, не будет домофона. Тогда, пока он будет ставить машину, ты забежишь в подъезд. И встретишь его где-нибудь на втором или третьем этаже. Все понял?
     - А если его знакомая живет на первом или в собственном доме? - спросил Манучар.
     - Резонно, но будем исходить пока из моего варианта. Если что-нибудь будет не так, сразу беги наверх. Не появляйся перед ним ни в коем случае. Если будет домофон, я успею раньше подойти к нему со спины. И тогда ты пойдешь вместе с нами. Если отдельный дом - тоже, пока будут открывать дверь, калитку, замок, я успею к нему приблизиться. Нужно обговорить все варианты. Если в доме будет засада, мало ли что - сразу уходим. Крикну "прыгай" - бери влево, крикну "давай" - бери вправо. Не перепутаешь?
     - Нет. Откуда ты так все знаешь?
     - В самом доме держи под наблюдением прежде всего Юркова. При малейшем его движении стреляй, не раздумывая. Он хороший специалист, Манучар, совсем как я, поэтому здесь шутить нельзя. Это не Русаков.
     - Будь он проклят!
     - Когда будем уходить, ты уходишь первым, все осматриваешь, затем выхожу я. Спускаешься по лестнице медленно, не торопясь. Не беги, можно нарваться на пулю.
     - Все понял, дорогой, - кивнул Манучар, - сделаю, как ты говоришь.
     Все произошло так, как предполагал Дронго. Они взяли такси, остановили его на соседней улице, где разворачивалась "Тойота" Юркова. Манучар, наблюдавший за машиной из-за угла, бросился к такси, размахивая руками. Пронырливому таксисту они объяснили, что преследуют любовника их жен, но, кажется, ушлый водитель им не поверил. Правда, сто долларов были слишком большой платой за понимание ситуации.
     "Тойота" въехала во двор по адресу: Новодевичий проезд, дом четыре. Пока Юрков парковал машину, Манучар нырнул в подъезд кирпичного восьмиэтажного дома. Дронго, расплатившись с таксистом, подождал, пока тот отъехал, и подошел вплотную к широкой спине Юркова. На всякий случай он запомнил номер таксомотора. Юрков неторопливо, как хозяин, хлопнул дверцей и, нагрузившись пакетами, вошел в подъезд. Это была несомненная удача. Едва Юрков вошел в подъезд, как Дронго бросился за ним. Юрков шел к лифту. Двери уже открылись. Нужно было успеть. Он может сделать шаг, и двери закроются. Дронго в длинном падении сбил массивного полковника с ног. Пакеты разлетелись по всему подъезду. Нужно отдать должное Юркову, он был настоящим профессионалом. Еще не успев подняться, бывший полковник уже держал в руках оружие. Но первое, что он увидел, было дуло пистолета, направленное на него.
     Юрков нервно дернулся.
     - Не думал, что у вас хватит наглости вернуться.
     - Как видите, - тяжело вздохнул Дронго, стараясь незаметно взять чуть левее, чтобы облегчить Манучару прицел.
     - Меня не так просто взять, - криво улыбнулся Юрков. - Напрасно вы сюда пришли.
     Он обращается на "вы", и это хороший признак, подумал Дронго. Полковник понимал, что имеет дело не с мелкой уголовной шушерой.
     - Опустите пистолет, - попросил Дронго, - я даю вам слово, что вы останетесь в живых.
     Юрков издевательски рассмеялся.
     - Я тоже даю вам слово, - нагло ответил он.
     - Не получится, - очень спокойно парировал Дронго, - ваше слово не принимается. Мы в разных условиях.
     Юрков все понял, услышав шорох за спиной.
     - Не блефуйте, - прохрипел полковник, не поворачиваясь.
     - Только не делайте глупостей, - сказал Дронго, - сзади стоит мой товарищ. И держит в руках оружие, направленное вам в спину. Вы не успеете обернуться.
     Юрков замер. Он умел просчитывать варианты. Он уже знал Дронго. Даже если допустить невероятное, что он сумеет выстрелить первым и убрать этого нахала, тот, кто стоит у него за спиной, выстрелит вторым. Это было настолько вероятно, что дуло его пистолета чуть дрогнуло.
     - Что вам нужно? - угрюмо спросил он, опуская пистолет.
     - Бросьте пистолет, Юрков, я дал вам слово, - холодно произнес Дронго. - Профессионалы никогда не нарушают своего слова.
     Эти слова оказались решающими. Юрков отбросил пистолет. Дронго ногой отшвырнул его в сторону.
     - Мне нужно знать только одно - где Лариса и Реваз?
     - Не говорите глупостей, - разозлился Юрков. - Их, разумеется, давно нет в живых.
     - Почему вы так решили?
     - Тогда где эти проклятые ублюдки? Где наши документы? - взорвался Юрков.
     - Их нет и у меня, - спокойно сказал Дронго.
     - Что-о-о-о? - Юркова, казалось, сейчас хватит удар.
     - Я просто блефовал, тянул время. Меня наняли родственники Реваза Гогия, чтобы я нашел парня, - объяснил Дронго.
     - Блефовал, блефовал... - Юрков начал смеяться, незаметно наклоняясь.
     - Спокойно, Юрков, - заметил Дронго, - это старый милицейский трюк. Вы или смеетесь, или плачете, или бьетесь в истерике. И незаметно достаете второй пистолет, когда наше внимание ослаблено. Кстати, он у вас в заднем кармане. Если можно, выбросьте и его.
     Юрков выпрямился, осторожно достал пистолет и, не поднимая руки, выбросил его.
     - Нехорошо вести нечестную игру, - укорил его Дронго. - Давайте уточним наши позиции. Мы оба ищем парня и девушку. Вы для того, чтобы найти свои документы, я для того, чтобы выручить парня, если это еще возможно. Они вряд ли ликвидированы, иначе документы давно бы всплыли. Но они не могли и сбежать, так как их достаточно хорошо искали ваши люди. Мне даже удалось увидеть на одной из досок объявлений в аэропорту сообщение о пропаже двух воров - Реваза Гогия и Ларисы Коноваловой. Думаю, вам было это нетрудно сделать, так как все московские власти во главе с руководством куплены вашим банком.
     Юрков молчал, не пытаясь возражать.
     - Хотите, я даже угадаю, кто был с вами на той "базе"? - спросил Дронго. - Если угадаю первого, вы скажете мне имя второго. Договорились?
     Юрков по-прежнему молчал, но внимательно слушал.
     - Первый был президентом вашего банка "М". Хотите, я скажу его фамилию?
     - Не стоит, - не выдержал Юрков.
     - Тогда называйте второго.
     - Это был вице-президент нашего банка. - Юрков назвал какую-то фамилию.
     - Мы же профессионалы, - покачал головой Дронго, - нельзя вести такую нечестную игру.
     - Почему вы решили, что я соврал?
     Сзади послышалось ругательство Манучара. Юрков нервно дернулся.
     - Если вы будете шельмовать, я начну играть по вашим правилам, - жестко произнес Дронго. - Я действительно не стану вас убирать, так как дал вам слово. Но его не давал мой верный друг. После того, как Русаков обработал его голову, он стал почти буйным и стреляет без предупреждения.
     Манучар передернул затвор. Юрков даже не шелохнулся. Только побледнел.
     - Что вы хотите?
     - Имя третьего - и мы уходим. Только не врите. Я сумел разглядеть номер его автомобиля, - решил еще раз сыграть Дронго, - и, кроме того, я знаю всех ваших вице-президентов. Господин Юрков, не считайте меня таким дилетантом.
     "Если он видел номер служебной машины, - обреченно и вместе с тем трезво подумал Юрков, - нужно говорить".
     - Это наш друг, - выдавил он. - Друг из коммерческих структур.
     - Опять врете. Он военный. Сказать вам, где он работает? Но, если я скажу первым, наш договор расторгается.
     - Это генерал Л. из Главного управления разведки, вернее, - поправился Юрков, все-таки немного волновавшийся, - из ГРУ Министерства обороны России.
     - Теперь все, - кивнул Дронго, опуская пистолет.
     - Вы действительно не знаете, где находятся документы? - спросил Юрков.
     - Правда, не знаю. Иначе зачем мне вас так преследовать? Подумайте сами. Это нелогично. Я давно должен был сбежать из города. При ваших связях мне здесь оставаться просто опасно. Кстати, как вам удалось выйти на Арчила Гогия?
     - При чем тут Арчил Гогия? - воскликнул Юрков.
     Изумление его было настолько естественным, что Дронго сразу понял - он ошибся.
     - Его люди тоже охотятся за нами. А ведь это странно. Я работаю на него.
     - Не знаю, - еще раз удивился Юрков, - разбирайтесь сами со своими ворами в законе.
     - Значит, вы знаете Арчила Гогия?
     - Конечно, знаю, - кивнул Юрков, - в Москве его все знают. Кличка Велосипедист.
     - Почему Велосипедист?
     - Он вставлял паклю, намоченную в бензине, между пальцами не нравившихся ему людей, когда они спали. Ну, а когда зажигал, они вертели ногами, как велосипедисты, - пояснил Юрков.
     - Вот гнида, - изумился Дронго, - а производит приятное впечатление. Такой респектабельный вор в законе, такой аристократ. Хорошо, мы разберемся.
     В подъезд вошла женщина. Дронго кивнул Юркову, чтобы тот не двигался, предупредительно нажал кнопку вызова лифта. Надо отдать должное Юркову: он не шевельнулся.
     Перед тем как войти в лифт, молодая женщина улыбнулась и подняла сумку. Выстрел прозвучал абсолютно неожиданно. Юрков с простреленной головой упал на пол. Женщина успела повернуться и выстрелить еще раз.
     На этот раз пуля попала Манучару в легкие.
     Он выронил пистолет, сделал два шага и покатился по лестнице. В подъезд вбежали сразу пятеро. Дронго понял, что сопротивляться бесполезно. Он отбросил пистолет и, не обращая внимания на окруживших его людей, бросился к Манучару. Тот хрипел, задыхаясь.
     - Правильно говорил, - прошептал Манучар, - глупый был очень, - и умер на руках у Дронго. Когда тот поднял голову, на него смотрели сразу шесть пар холодных глаз. Дронго обхватил руками голову Манучара и опустился на пол около лифта.
     
     ГЛАВА 22
     
     Рано утром поезд прибыл в Минск, опоздав, как обычно, на два часа. Колчин взял свой портфель и вышел из вагона одним из последних. Несмотря на субботний день, перрон был полон. Белоруссия, волею судеб оказавшаяся на стыке Европы и постсоветского пространства, превращалась постепенно в своеобразную транзитную базу, перевалочный пункт между Западом и Востоком. Наиболее сильно эти тенденции проявились в соседней Польше, где стабилизация была во многом достигнута повальной коммерциализацией всех граждан - от президента до школьника.
     Колчин, выйдя на вокзальную площадь, обнаружил, что не успел разменять свои российские деньги на "зайчики" белорусов. Но, к его удивлению, таксисты охотно принимали российские деньги, и уже через двадцать минут он был дома у Игоря. Вокруг стояла тишина. Корреспонденты и телекомментаторы, уже утолившие первый интерес, покинули небольшой дворик, а соседи еще не проснулись.
     Он поднимался по лестнице. На третьем этаже жил Игорь со своей семьей. У Колчина сильнее забилось сердце: он столько раз поднимался по этим лестницам, с этим подъездом были связаны самые теплые воспоминания.
     Теперь он шел в дом, куда пришла смерть. Ни секунды не сомневаясь в подлом убийстве Костюковского, он понимал, как трудно будет убедить остальных людей, если даже его жена, столько лет ездившая с ним в этот дом, могла усомниться в Игоре.
     На лестничной клетке горел свет. Он постучал в квартиру. Колчин знал, что тело еще не скоро выдадут обезумевшим от горя жене и детям, но он должен вести себя так, как будто это случайная смерть. Смерть от несчастного случая.
     На его повторный стук открыла Мила. Колчин чуть не ахнул от неожиданности. Жена Костюковского постарела за эту ночь на двадцать лет. Перед ним стояла старая женщина, неузнаваемо изменившаяся за несколько часов. Из веселой, жизнерадостной молодой женщины она превратилась в старуху, которой можно было дать шестьдесят и более лет.
     Увидев Колчина, она, ничуть не удивившись, посторонилась, пропуская гостя в квартиру. Зеркала были завешены белым. Мила была осетинкой. Оба сына Игоря смотрели на Колчина большими глазами, в которых одновременно были горе, боль и страх. Они не понимали, что случилось. Близнецам было по десять лет, и они знали лишь, что папа больше никогда не приедет домой. Из другой комнаты вышла Лена, дочь Костюковского.
     - Здравствуйте, дядя Федя, - это были первые слова, которые он услышал в этом доме.
     - Доброе утро, Лена. - Он знал, что это будет самый тяжелый день в его жизни.
     Перед домом Костюковского уже стоял автомобиль с двумя неизвестными. Другой автомобиль, из которого следили за первым, стоял чуть дальше, в пятидесяти метрах. Там тоже сидели двое оперативников. Обе пары переговаривались короткими замечаниями, стараясь не пропустить ничего из происходящего на улице.
     В Минске уже полным ходом шло расследование необыкновенного преступления. Скандал был грандиозный, и президент Белоруссии Лукашенко распорядился создать особую следственную комиссию из лучших профессионалов, включив в нее министра внутренних дел и руководителя местной службы безопасности. Нужно отдать должное следователям. Они не приняли версию об убийце Костюковском, а начали методичное и тщательное расследование всех обстоятельств дела. Колчин даже не подозревал, какие силы были брошены на расследование этого дела.
     Уже к полудню сотрудники патрульной службы - два сержанта - дали показания о трех неизвестных, вошедших в здание прокуратуры и предъявивших удостоверения госбезопасности. Одному из сержантов даже удалось запомнить одну фамилию. Скрупулезный анализ и проверка подтвердили: такой человек никогда не работал в органах госбезопасности Белоруссии.
     Назревал скандал. По указанию министра внутренних дел Минск был оцеплен особой системой полицейских кордонов. Решено было задействовать армейские части.
     Колчин не знал всего этого, сидя в опустевшей квартире Игоря и успокаивая его жену. Слова были бесполезны, и, после того как Мила расплакалась у него на плече, он просто сидел молча, обняв вдову и поглаживая ее по плечу.
     В пятом часу дня к Фогельсону в Москву позвонил один из высокопоставленных сотрудников госбезопасности соседнего государства. Звонок был по коммутатору спецсвязи и не мог быть прослушан третьей стороной.
     - Кажется, мы прокололись, - нервно сказал белорусский коллега. - Слишком большой скандал, вмешался даже президент.
     - Я был против подобных методов, - гневно произнес Фогельсон, - но разве этот идиот меня слушает? А вы пошли у него на поводу. Ему не терпится стать директором ФСК. Но, судя по его методам, он скоро попадет в Лефортово. Как вы могли решиться на подобную авантюру?
     - Уже поздно, дорогой Марк Абрамович, нужно что-то делать. День-два, и комиссия выйдет на наших сотрудников. На одного уже вышли. К счастью, сержант неправильно запомнил фамилию. Но он может вспомнить. И тогда нам конец.
     - Только не вздумайте убирать и сержанта. Это сразу вызовет еще больший скандал, и все все сразу поймут, - предупредил Фогельсон и, не сдержавшись, гневно добавил: - Такие люди, как вы, позорят всю нашу систему. Поэтому люди так боятся тридцать седьмого года и лагерей. Нужно было думать, генерал.
     - До свидания, - пробормотал ошеломленный белорусский генерал.
     Фогельсон, не прощаясь, положил трубку. У них оставалось всего четыре дня. Нужно суметь нанести упреждающий удар. Этот негодяй Юрков наверняка держит Скребнева у себя в качестве козырного туза. А на Миронова рассчитывать нельзя: слишком вспыльчив и глуп.
     Он позвонил заместителю директора Службы внешней разведки генералу Лукошину.
     - Добрый день, генерал, - начал он. - Марк Абрамович беспокоит. Нужна ваша помощь. Нет, я не стал докладывать генералу Миронову, а хотел бы встретиться с вами. Приеду прямо сейчас.
     Через полчаса он уже сидел в кабинете Лукошина, рассказывая ему о трудностях, возникших в Белоруссии.
     - Какие идиоты! - схватился за голову Лукошин. - Я слышал сообщение по радио, но даже подумать не мог, что они...
     - Кроме того, в Минск вылетел Шварц Генрих Густавович, это один из лучших патологоанатомов. Он установил, что смерть Иванченко была вызвана вмешательством извне и никакого инфаркта не было.
     - Черт! - ударил кулаком по столу Лукошин. - Там такой специалист работал. Один из лучших, мой учитель.
     - У нас осталось несколько дней. По нашим предположениям, ОНИ также готовятся нанести удар, - продолжал Фогельсон. - Мне нужна ваша помощь и "добро" на устранение Юркова.
     - Это вызовет еще больший скандал, - осторожно заметил Лукошин.
     - Не вызовет, - убежденно ответил Фогельсон, - если все сделаем правильно. У меня есть несколько идей.
     - Слушаю вас, - наклонился генерал.
     - По моим агентурным данным, недавно на "базе" банка "М" в Загорске произошло настоящее сражение. Было ранено четверо и убит один охранник. Двоим заключенным удалось бежать.
     - Подполковник Скребнев? - быстро спросил Лукошин.
     - Нет, но один из них в свое время активно сотрудничал с нами, будучи экспертом ООН. Ваш директор Евгений Максимович должен его знать, это достаточно легендарная личность. Кличка Дронго.
     - Как он попал на эту "базу"?
     - В том-то все и дело, - усмехнулся Фогельсон. - По нашим сведениям, Дронго был нанят известными главарями мафии Давидом и Арчилом Гогия для розыска их сына и племянника Реваза Гогия. Он согласился найти его и с тех пор занимается данным делом.
     - Реваз Гогия - это не тот парень, который сидит у вас? - спросил Лукошин. Он обладал хорошей памятью.
     - Точно, он. Мы иногда работаем с Арчилом Гогия, помогая ему выстоять против банкиров, причем особенно ему досаждает банк "М". Наши совместные усилия могут привести к розыску этого Дронго. По моим сведениям, он, отчаянно блефуя, сумел убедить руководство банка "М" в том, что документы у него. Вы понимаете, как это нам выгодно?
     Лукошин промолчал. Он обдумывал варианты.
     - Теперь, - продолжал Фогельсон, - мы подставляем Дронго вместо себя. Кого ищет этот Дронго? Реваза Гогия. Документы находятся у самого Дронго или у его покровителей - братьев Гогия. Московское правительство просто вынуждено будет начать войну против грузинской мафии, а это отвлечет их как раз на несколько дней.
     - Как вы все это узнали?
     - Президент банка "М" рассказывал обо всем в клубе вице-мэру города, а мои ребята записали их разговор. Про самого Дронго мы выяснили позже.
     - Хорошо, - медленно сказал Лукошин. - Это очень хорошо.
     - Теперь у нас две задачи: убрать Юркова и подставить Дронго так, чтобы в банке поверили в его блеф.
     - Что-нибудь вам нужно?
     - Несколько ваших людей. Недавно к вам перешла Екатерина Перевалова, одна из наших лучших снайперов. Я понимаю, в разведке она нужнее, но можно будет ее прикомандировать к моей группе.
     - Сделаем, - кивнул Лукошин. - Что еще?
     - Все, - вздохнул Фогельсон. - После исчезновения Скребнева ваши люди убрали Бахтамова, Иванченко, Крымова. Они все были моими товарищами. Мы работали в одной группе.
     - А что нам нужно было делать? - спросил Лукошин. - Ждать, пока за нами приедут люди Юркова или, еще хуже, Коржакова? Вы знаете, что наше ГРУ Минобороны полностью работает на этот банк и московские власти? А там сидят далеко не дилетанты.
     - Знаю, - тихо сказал Фогельсон и еще тише добавил: - Выбери себе смерть.
     - Что вы сказали? - спросил Лукошин.
     - Это был девиз нашей группы. Иногда мы давали право самим выбирать себе смерть.
     - Интересный обычай. И не было проколов? - улыбнулся Лукошин.
     - Ни одного, - встал Фогельсон. - Мы знали, как работать и для чего. Разрешите идти, товарищ генерал?
     - Что у вас там за проблемы с каким-то следователем? - спросил на прощание Лукошин, протягивая руку.
     - Он честный человек, - вздохнул Фогельсон. - В наше время это такая находка.
     Лукошин неприятно усмехнулся.
     Фогельсон вернулся к себе в кабинет в восьмом часу вечера. Телефон звонил, не умолкая. Он поднял трубку.
     - Он вспомнил, вспомнил фамилию, - кричал белорусский генерал, - за нашим офицером уже поехали! Мы ничего не сможем сделать.
     - Прекратите истерику, - почти приказал Фогельсон, - сейчас я позвоню генералу Миронову.
     Заместитель директора ФСК взял трубку не сразу. Видно было, что он уже выходил из кабинета, но звонок селектора внутренней связи заставил его вернуться.
     - Слушаю, - коротко сказал Миронов.
     - Владимир Александрович, у нас ЧП, - с торжеством сообщил Фогельсон. - Кажется, в Минске назревает провал.
     - Какой провал? - не понял Миронов. - Опять этот ваш следователь нам мешает?
     - Он сидит дома у вдовы и сирот, - возразил Марк Абрамович, - успокаивает семью друга.
     - Откуда вы знаете?
     - За ним следят наши люди. Он тут ни при чем, это сами белорусы проводят расследование. Кажется, версия с Костюковским скоро лопнет.
     Миронов долго молчал.
     - Вы могли бы меня остановить, - наконец сказал он, - вы предвидели последствия этих убийств.
     Фогельсон молчал. В данной ситуации возражать не имело смысла. Как молодой самолюбивый начальник, Владимир Александрович не любил подсказок. Он принимал решение самостоятельно, и не всегда это решение оказывалось наилучшим.
     - Он ждет у телефона, - напомнил Фогельсон.
     - Кто? - не понял Миронов.
     - Наш друг из Белоруссии. Что ему сказать?
     - Придумайте что-нибудь. Пусть как-нибудь продержится. Осталось всего несколько дней.
     - Я передам.
     Марк Абрамович взял другую трубку:
     - Генерал советует продержаться. Этот сотрудник знал, что вы отдали приказ о ликвидации прокурора республики?
     - Нет, но он знал начальника отдела.
     - Посоветуйте ему на время исчезнуть из Минска, - предложил Фогельсон. - Больше я ничего сказать не могу.
     Он положил трубку, когда раздался звонок селекторной связи.
     - Полковник, - он узнал требовательный голос Миронова, - что вы ему посоветовали?
     - Сотрудник не знал, что приказы отдает непосредственно наш друг. Но он получал их от начальника отдела. Я посоветовал нашему белорусскому коллеге отправить этого начальника отдела куда-нибудь на отдых или в отпуск.
     - Еще лучше в Москву, - зловеще предложил Миронов.
     "Идиот, - подумал Фогельсон, - какой идиот!"
     - Товарищ генерал... - вдруг решился он, сам не ожидая, что осмелится задать такой вопрос.
     - Да, - оживился Миронов.
     - Отдавая приказ об устранении полковников Бахтамова, Иванченко и подполковника Крымова, вы и генерал Лукошин знали, что они были сотрудниками подразделения "Рай" и работали со мной много лет?
     - Знали, - немного помолчав, ответил честно Миронов и, словно спохватившись, спросил: - А как бы вы поступили на нашем месте?
     - Так же. - Марк Абрамович положил трубку.
     
     ГЛАВА 23
     
     На этот раз его везли долго, очень долго. И не давали смотреть по сторонам, завязав глаза. После смерти Манучара Дронго даже не хотел гадать, кто именно мог убить его товарища и Юркова. Ему было все равно, он понял, что где-то не просчитал варианты и ошибся. Теперь следовало платить за ошибку. Но каково было его изумление, когда повязку сняли и он увидел сидевшего перед ним Арчила Гогия и пожилого господина, похожего на российского купчика начала века с аккуратно подстриженной бородкой и усами.
     На Арчила он даже не стал смотреть, отвернулся. А вот господинчик его очень заинтересовал. Что-то такое мелькало в его глазах, что заставляло Дронго внимательно к нему приглядеться. Он наконец понял, что улыбающееся лицо этого "купчика" и его почти декоративная бородка не соответствуют глазам этого человека. Внимательным, холодным, жестким.
     Его тщательно обыскали, очень тщательно, и оставили в комнате с двумя собеседниками.
     - Это он? - спросил господинчик у Арчила Гогия.
     Тот солидно кивнул головой.
     Господинчик сладко улыбнулся.
     - Давайте познакомимся, - сказал он. - Меня зовут Марк Абрамович.
     - Не очень приятно, - пробормотал Дронго. - Особенно учитывая, как вы меня сюда привезли.
     - Мы вас спасли, - всплеснул руками Марк Абрамович, - неужели вы этого не поняли?
     - Поэтому застрелили моего товарища? - отвернулся Дронго. - Не могу даже спокойно смотреть на вас.
     - Эмоции, дорогой, эмоции. А ведь совсем недавно в Багдаде вы вели себя куда хладнокровнее, - заметил Марк Абрамович.
     Дронго насторожился. Этот господинчик обладал солидной информацией. Но он промолчал.
     - Тебя спасли, - произнес Арчил, - а ты ничего не понял.
     - Там на лестнице лежал убитый Манучар, его вы тоже спасали? - спросил Дронго.
     - Какой Манучар? - удивился Марк Абрамович. - Что там случилось?
     - Просто ваши люди немного ошиблись, - невозмутимо заметил Арчил, словно речь шла о маленьком инциденте. - Они застрелили гниду Юркова и нашего человека. Его дал Давид как охранника для этого типа. А он обижается. Таких охранников сотню найдем, дорогой. Кто он был? Мразь, мелкая сошка, букашка. Плюнешь - его нет. Чего переживаешь? Все нормально, тебя привезли к нам.
     - Идите к черту, - грубо ответил Дронго, - с вами я вообще не хочу разговаривать. Вы типичный осведомитель, стукач.
     Только молниеносная реакция помогла ему увернуться. Арчил бросил в него резким движением руки тонкий нож.
     - Я стукач? - вскочил Велосипедист. - Жив не буду, тебя, суку, убью. Никто не говорил Арчилу Гогия такие слова.
     - В чем дело? - крикнул Марк Абрамович. - Что за дикие выходки? Если не можете вести себя прилично, подождите в соседней комнате. Мне нужно поговорить с Дронго наедине.
     Бормоча русские и грузинские ругательства, Арчил вышел из комнаты. Марк Абрамович подошел к стене, легко выдернул нож, положил его на стол и, сев напротив Дронго, улыбнулся.
     - Вы наверняка устали, - как-то очень просто сказал он.
     - Без лишних психологических деталей, - поморщился Дронго. - Что вам нужно?
     - Вы уже поняли, куда попали?
     - По тому, как стреляла ваш снайпер, кажется, понял. Она сделала два таких выстрела.
     - Правильно. Катенька у нас умница, - усмехнулся Марк Абрамович. - В свое время я переманил ее от Медведева, когда она служила в личной охране Горбачева. Вы могли ее видеть в США в восемьдесят восьмом. Вы тогда здорово отличились.
     - Все знает, мерзавец! - разозлился Дронго. - Вы из ФСК или из разведки? - спросил он прямо.
     - Немного оттуда и немного отсюда, - ответил Марк Абрамович. - Просто мы честные люди, озабоченные судьбой своего отечества. Я полковник ФСК, сотрудник особой группы "Рай". Может, слышал?
     - Тогда все понятно. Здорово вы стреляете.
     - Катя у нас пока только учится, - усмехнулся собеседник Дронго. - Раньше было управление "К" в контрразведке. Они занимались подобными операциями, затем решили создать еще отдел "С" и включили туда группу "Рай". Вы ничего не слышали об этом? Она возникла еще в начале пятидесятых.
     - Ничего. По-моему, был отдел "Т", занимавшийся активными действиями, но про вашу группу ничего не слышал, - признался Дронго.
     - Мы ваши коллеги, делаем одно и то же дело, - развел руками Марк Абрамович. - А вы, придя сюда, обвиняете нас в убийстве... как его, даже имя не знаю... какого-то мелкого уголовника. Что касается Юркова, то он и так долго пожил на свете. Пора было угомониться, а он все брыкался, хотел что-то доказать.
     - Что вам нужно? - устало спросил Дронго. - Зачем вы меня забрали? И как вы узнали, что я буду у Юркова?
     - Вас вспугнули в отеле "Марко Поло", - невозмутимо заметил Марк Абрамович. - Что поделаешь, время сейчас такое, кадры молодые, неопытные. Тогда мы дали нашим аналитикам задачу найти вас. И послали сразу несколько групп. Согласитесь, к Юркову вы должны были поехать в первую очередь. Остальное было несложно.
     - Зачем вам нужен этот Арчил Гогия, он ведь преступник, вор, а вы имеете с ним общее дело. Вы, элита правоохранительных органов!
     - Он вообще-то нам не нужен. Такой маленький червячок, который просто иногда оказывает нам мелкие услуги. А мы помогаем ему. Кстати, вы напрасно его обидели: он действительно не стукач - просто тварь. Злобная, визжащая тварь.
     Слушая Марка Абрамовича, Дронго вспоминал, что несколькими минутами раньше Арчил Гогия говорил о Манучаре. "Диалектика, - невесело подумал он. - Мелкие хищники поедаются средними, а те, в свою очередь, - крупными. Если кого-то называешь мелочью, не стоящей внимания, будь готов к тому, что однажды так назовут и тебя. Диалектика".
     - Просто Арчил Гогия, - продолжал журчать Марк Абрамович, - решил найти своего племянника, даже не рассчитывая на вас. Нам было известно с самого начала, что эти молодые люди решились на дерзкую операцию по изъятию части документов банка "М". Они вошли сбоку, из гаража. А у Ларисы Коноваловой были ключи. Мы подождали, пока они отправились в номер, затем устроили панику, и, когда молодые люди с документами пытались удрать, они оказались у нас. Вот и вся история.
     - Они живы? - хрипло спросил Дронго.
     - Конечно, - удивился Марк Абрамович, - мы же не палачи. Кроме того, - он подмигнул, - они могут понадобиться в торге с банком. Вы ведь знаете, кто стоит за этим банком?
     - Кажется, знаю.
     - Вот-вот. В такой ситуации нам выгодно было держать Реваза Гогия и Ларису Коновалову у себя. Только не говорите, что мы нарушаем закон, - я могу вас неправильно понять.
     "Вот мерзавец! - подумал Дронго. - Симпатичный мерзавец, будет точнее".
     - Тогда все, - сказал он, откидывая голову назад, - моя миссия завершена.
     - Нет, - услышал он почти над самым ухом, - ваша миссия еще не начиналась.
     Он открыл глаза.
     - Что вы хотите сказать?
     - Вы очень нужны нам, Дронго.
     - "Мы" - это кто?
     - Господи, только не это! - притворно взмолился Марк Абрамович. - У меня есть один знакомый следователь, который всегда меня спрашивает: "мы" - это кто? Теперь вот вы.
     - Что вам нужно? - Ему начало надоедать фиглярство собеседника. Дронго видел, что пока шла игра. Серьезного разговора еще не было.
     - Это другое дело, - подсел ближе к Дронго Марк Абрамович, перенеся стул и благоразумно поставив его в пяти метрах.
     - Нам нужны вы, - очень серьезно сказал Марк Абрамович, - ваш опыт, ваши знания, ваше умение. Скоро нам понадобятся все наши люди.
     Дронго слушал спокойно. Он понимал: чем больше скажет Марк Абрамович, тем меньше шансов остаться в живых у него. Обладателя больших секретов просто не выпустят из этой комнаты.
     - Опять переворот? - тихо спросил он. - Какой на этот раз?
     - Не иронизируйте, - серьезно оборвал его Марк Абрамович, - решается вопрос - МЫ или ОНИ. Подождите, не перебивайте меня, - поднял он руку, - я скажу вам, кто МЫ и кто ОНИ.
     Он поднялся, поправил бородку и зашагал по комнате.
     - МЫ - это настоящие патриоты Советского Союза, коммунисты, все честные люди. МЫ - это ФСК и Служба внешней разведки, МЫ - это большая часть офицерства в нашей армии, это миллионы рабочих, крестьян, интеллигентов. Все, кому этот режим уже смертельно надоел. Наша главная цель - восстановление бывшего СССР, восстановление Коммунистической партии, при наличии других партий, разумеется.
     Дронго обратил внимание, что его собеседник не выговаривает букву "р", от чего вся его речь становится немного комичной.
     - Общий бардак в стране, - продолжал Марк Абрамович, - больной, неуправляемый президент, коррумпированное правительство, временщик Коржаков. За последние четыре года нас четырежды реорганизовывали, а сколько раз меняли все руководство...
     "Напрасно они это делали, - искренне подумал Дронго, - таких, как этот тип, из органов не выкуришь. Они вечные стражи порядка".
     - Дважды мы пытались навести порядок в стране. Но первый раз это делал Янаев, который не мог даже унять свои руки, не говоря уже о стране. Во второй раз - Руцкой и Хасбулатов, которых назвать патриотами было бы трудно. И неправильно. Теперь к власти придут настоящие патриоты, любящие свою родину, - вдохновенно закончил Марк Абрамович.
     - Как ваша фамилия? - вдруг спросил Дронго.
     - Фогельсон, а что? - поднял брови его собеседник.
     - Еврей, спасающий Россию. Действительно смешно, - громко сказал Дронго.
     Марк Абрамович остановился.
     - Как вам не стыдно! - с неожиданной резкостью сказал он. - Никак не мог предположить, что вы антисемит.
     - При чем тут это? - разозлился Дронго. - Как раз некоторые русские патриоты считают, что во всем виноваты масоны и евреи. А вы лично помогаете им прийти к власти?
     - Какие патриоты? - сел на стул Фогельсон. - Это мишура. Разве они понимают, что мы потеряли? Разве они могут так болеть за страну? Разве они знают, что такое быть евреем в КГБ?
     Он обхватил голову руками.
     - Второй раз за последние несколько дней я вспоминаю эпизоды своего детства, - глухо сказал он, - и уверяю вас, делаю это не ради вас. У меня погибла вся семья во львовском гетто. Я лежал под канализационным люком и слышал, как на нем насиловали мою мать. Вы понимаете, что я пережил? А потом пришла Красная Армия. И уцелевшие узники гетто стали выходить на улицу. Знаете, чем для нас была Красная Армия? Чем был для нас Советский Союз? Я еврей, - поднял он голову, - и горжусь своими предками, своими корнями, своей древней религией. Но я вместе с тем был гражданином великой страны. Мне говорят: Марк, ты можешь уехать в Израиль. С твоим опытом работы в разведке, в контрразведке тебе не будет там цены. Но разве я могу забыть тот первый кусок черного хлеба, который мне дали советские солдаты? Разве я могу предать память о своей семье, о тысячах погибших во Львове? Разве я могу предать всю свою жизнь?
     Дронго молчал. Он не ожидал такого откровения от своего собеседника. Видимо, он действительно задел больную тему.
     - Простите меня, - пробормотал он, - я не хотел вас обидеть. Просто смерть моего товарища так на меня подействовала.
     - Закрываем тему, - махнул рукой Фогельсон. - Но вы подумайте над моими словами. А теперь самое важное. Вы нужны нам для встречи с представителями банка "М". Они уже знают, что вы заинтересованное лицо. Знают, что вы бывший эксперт ООН. Президент банка видел вас лично, поэтому другого мы послать не можем. Но блеф полностью удался, и они считают, что все документы у вас.
     - А погибший Юрков? - спросил Дронго. - Меня разорвут на куски.
     - Не разорвут, - успокоил его Фогельсон, - они не знают пока, что Юрков погиб. Мы вывели его из игры, чтобы нанести упреждающий удар. Иначе удар нанесут ОНИ.
     - Тогда внятно объясните мне, кто такие ОНИ? - Он уже устал. Все это было так далеко от него. Главное - Реваз был жив. И теперь нужно было его вырвать отсюда.
     - ОНИ, - терпеливо объяснил Фогельсон, - это московские власти, ГРУ Министерства обороны, все структуры МВД, руководители правительства и парламента, за исключением разве что осторожного Рыбкина, пытающегося усидеть сразу на двух стульях. ОНИ также готовятся к устранению президента и замене его подходящей фигурой. Кандидатуры сразу три.
     "Двоих я знаю, - подумал Дронго, - кто третий?"
     - Правильно, - кивнул Фогельсон. - Один держит город, другой - исполнительную власть всей страны. А третий... третий как раз тот, кто ненавидит президента более всего. Человек, которого однажды президент публично отстранил от исполнения своих обязанностей за участие в махинациях. Тот самый, который сумел затем не дрогнуть и занять один из высших постов в государстве. Главная ударная сила этих людей - банк "М" и руководители города, которые смогут в нужный момент взять под контроль всю систему жизнеобеспечения в Москве.
     - Что я должен делать? - Дронго было неприятно, что его втягивают в большую и грязную политику.
     - Встретиться с членами правления банка и обговорить некоторые условия. Они считают, что за вами стоит мафия - типа Велосипедиста Гогия. Они даже не догадываются, что в решающий момент в игру вступим мы.
     - А что будет после того, как вы победите? - вдруг спросил Дронго. - Опять ГУЛАГ, ссылки, аресты, преследования?
     - Не говорите штампами, - махнул рукой Фогельсон. - Это выдумки наших демократов. Достаточно восстановить сильную и единую страну.
     - А если республики не захотят снова идти в Союз?
     - Вы думаете, не захотят? - прищурился Фогельсон. - У меня другая информация. Кроме Прибалтики, где мы тоже работаем, все остальные рвутся в Союз. Это их единственное спасение. Вы знаете, как решить азербайджано-армянский конфликт из-за Карабаха? Или абхазскую проблему? Юго-осетинскую, ингушскую, приднестровскую, таджикскую? Как можно прекратить все эти войны, восстановить мир и дать народам спокойствие? Только - в единой стране, - закончил Фогельсон.
     - Хотите правду? - встал Дронго. - Мне омерзительны и МЫ, и ОНИ. Я отказываюсь с вами работать.
     - Зачем так резко? - развел руками Фогельсон. - Поймите, вы все равно должны сделать выбор. Другого выхода у вас нет. Или - с нами, или - с ними. Третьего не дано.
     Дронго посмотрел в глаза своему собеседнику.
     - Освободите ребят, - попросил он.
     - Если договоримся - освободим, - пообещал Фогельсон.
     - Вы даете слово?
     - Даю.
     Дронго сел на стул.
     - Во всяком случае, любую работу нужно доводить до конца, - громко сказал он. - Но учтите: игра будет на этот раз по моим правилам.
     
     ГЛАВА 24
     
     Колчин, проведя тяжкий день в доме Игоря, остался там ночевать. Утром, позвонив в Москву, он предупредил жену, что задержится еще на один день. Несмотря на общее горе, царившее в этом доме, и подавленное состояние, мозг его продолжал работать, анализируя всю информацию, пытаясь понять, кому было выгодно это преступление.
     В воскресенье днем он, не выдержав, поймал такси и отправился в прокуратуру. Следовавшие за ним на почтительном расстоянии два автомобиля он не заметил. В прокуратуре, несмотря на выходной день, царило оживление. Там был расположен штаб расследования. Колчину пришлось долго ждать, даже показав свое удостоверение следователя ФСК, чтобы пройти в здание. Всюду царила какая-то подавленная суматоха, словно люди искали применение своим силам. Все говорили тихо и готовы были прийти на помощь соседу.
     Колчин сознавал, что ничем конкретным он помочь не сможет. Но потребность появиться в здании прокуратуры, где произошла трагедия, была очень велика. Он прошел в кабинет Василия Лукашенко - однофамильца президента и близкого друга Игоря. Василий оказался на своем рабочем месте. Он уже давал показания, так как в тот роковой вечер оказался в здании прокуратуры, отправившись ужинать в столовую. Увидев Колчина, он искренне обрадовался.
     - Видишь, что у нас тут творится, - сказал Лукашенко после взаимных приветствий.
     - Подозревают Игоря? - спросил Колчин.
     - Какое к бисовой матери подозрение! - разозлился однофамилец президента. - Чтобы наш Игорек убил двоих людей? Да сказки это! - крикнул он на весь кабинет.
     - Ты думаешь, подстроено? - спросил Колчин.
     - Явно, - стукнул кулаком Василь. - Игорь любил девочку-секретаршу, конфеты ей дарил. А теперь пришел и убил? Не верю я в это.
     - Ты видел их трупы?
     - Видел, - помолчав, сказал Василь. - И все равно не верю. Не мог он этого сделать, не мог.
     - Что-нибудь удалось выяснить? - спросил Федор Алексеевич.
     - Работают, - неопределенно сказал Лукашенко. - А у тебя что? Спасибо, что приехал. Трудно будет теперь детишкам и жене, ох трудно!
     - Послушай, Василь. Костюковский не убивал никого. Ты лучше послушай, что я расскажу.
     И Колчин начал рассказывать об убийствах сотрудников группы "Рай", о загадочном исчезновении тела Иванченко, о своих подозрениях. Говорил он долго, сбивчиво, стараясь все объяснить Лукашенко. Тот слушал, не поднимая глаз, только чертил что-то на листке бумаги.
     - Значит, думаешь, убили его, - подвел итог Василь.
     - Конечно, - убежденно ответил Колчин. - И не просто убили, а подставили вместо убийцы.
     - А ну пошли, - встал Лукашенко, - расскажешь все новому прокурору. Он пока у нас исполняет обязанности, но мужик толковый.
     Снова начались формальности. Их долго не пускали к исполняющему обязанности прокурора республики, словно и они были на подозрении. Но наконец, закончив все формальности, они оказались в большом светлом кабинете. Молодому прокурору не исполнилось еще сорока, когда год назад его назначили заместителем прокурора республики по кадрам. Теперь автоматически он исполнял его обязанности. Ему было неприятно сидеть в этом кабинете, где был убит его предшественник, но менять кабинет было нельзя. Здесь стояли телефоны правительственной спецсвязи, коммутаторы.
     Он слушал молча, внимательно, заинтересованно. Колчин, работавший следователем много лет, вдруг понял, что все это напрасно. Прокурор определенно располагал другой, более свежей информацией, но как настоящий профессионал хотел сначала выслушать своего собеседника.
     Наконец Колчин замолчал. Он и Лукашенко испытующе глядели на молодого прокурора, словно пытаясь угадать его реакцию. Тот вдруг широко улыбнулся.
     - Вы, Федор Алексеевич, герой, даже не знаете, какой муравейник разворошили.
     - Не понял, - изумился Колчин. Но он изумился еще больше, когда из соседней комнаты отдыха показались генерал Нефедов и старик Шварц.
     - Мы решили тоже приехать, - улыбнулся Нефедов. - Ты здорово поработал. Знаешь, как они тебя боятся? Подойди к окну.
     Колчин повиновался.
     - Вон та коричневая "Волга" ждет, когда ты выйдешь. Там два твоих прилипалы.
     - Откуда вы знаете? - не удержался Колчин, глядя на машину.
     - А вон дальше, - невозмутимо продолжал Нефедов, - стоит еще одна, серая, машина. Это уже наши люди, которые следят за первым автомобилем.
     - Не замечал, - честно признался Колчин.
     - Напрасно, - покачал головой Нефедов. - Надо бы. А сейчас будет решающий акт всей драмы.
     Внезапно со всех сторон к коричневой "Волге" бросились люди. Скрипнули тормозами сразу две машины, преграждавшие пути к отступлению вперед и назад. Оба сотрудника, еще не понявшие, в чем дело, увидели полсотни пистолетов, направленных на них. Нужно было сдаваться, что они и сделали.
     Через минуту их доставили в кабинет прокурора. Вместе с ними пришел представитель Министерства внутренних дел, руководивший этой операцией. Он был счастлив, что сумел утереть нос заносчивым сотрудникам службы безопасности.
     Они сопротивлялись недолго. Поняв, что полностью проиграли, сотрудники ФСК России рассказали о задании, которое они получили, - следить за Колчиным. Была названа фамилия Фогельсона. Вскоре удалось выяснить, что сотрудники знают и об осведомленности Миронова. Нефедов позвонил в ФСК России, самому директору, попросил выслать специальный самолет для конвоирования. К тому времени был арестован и сотрудник белорусской службы безопасности, принимавший участие в налете на прокуратуру. Клубок начал стремительно разматываться. По личному указанию Нефедова, согласованному с директором ФСК, Марк Абрамович Фогельсон был взят под особый контроль. На просьбу установить оперативное наблюдение над Мироновым директор ответил решительным отказом. Миронов был ставленником самого президента, и здесь не следовало пороть горячку.
     Доклад Шварца произвел эффект разорвавшейся бомбы. Труп был заменен, и молодой исполняющий обязанности прокурора, немного волнуясь, позвонил президенту. Тот принял его через два часа. Когда он вышел из кабинета, был подписан указ о снятии всего руководства службы безопасности страны и предании их суду за измену и халатность в зависимости от тяжести совершенного преступления.
     Поздно ночью большой группой они вылетели в Москву. Там предстоял следующий раунд, еще более ответственный. Колчину было даже немного жаль Фогельсона, он испытывал к нему какую-то симпатию, зная, что она взаимна. Честный смелый офицер дал согласие участвовать в авантюре, и Колчин не понимал мотивов поступков Марка Абрамовича.
     Наблюдение за Фогельсоном помогло установить, что его группа базируется в районе Лефортово. Это было почти символично, но, занимая два трехэтажных домика, сотрудники ФСК и СВР могли входить и выходить в каждый из них незаметно с улицы. Домики были окружены высоким забором. Наблюдавшим за домами оперативникам пришлось даже влезть на крыши соседних домов, чтобы узнать, что происходит в квартирах этих домиков.
     На следующий день из дома выехали сразу три автомашины, в одной из которых сидел незнакомый человек, очевидно, задержанный в ходе какой-то внутренней операции. Колчин бросился в архивы. Нигде не было описания этого человека, но его охраняли почти как премьер-министра. Автомобили долго шли по шоссе, пока наконец не свернули с Кольцевой дороги. В редком лесу стояла небольшая охотничья избушка, куда подъехали сразу три автомобиля. Из них вышел только один незнакомец. Остальные продолжали стоять у машин. Сотрудники ФСК, проводившие наблюдение, вызвали дополнительные силы, взяв охотничью избушку в плотное кольцо. На всякий случай приготовили два вертолета.
     Дронго шел по лесу, вдыхая аромат утренней свежести. Он понимал, как ничтожны его шансы на возвращение, но он также понимал, что абсолютно нет шансов, если он не пойдет. И он шел по этому радостному весеннему лесу. Трава громко хрустела под ногами. Дронго подошел к избушке, и почти сразу появились двое горилл. Одного он узнал - это был охранник из банка.
     - Часто встречаемся, - хрипло сказал тот.
     Дронго кивнул, ничего не произнеся в ответ. В избушке его уже ждали. Был накрыт стол, за которым сидели его старые знакомые - генерал Л. из ГРУ, президент банка "М" и еще один, очень худой, начинающий лысеть подвижный человек.
     - Прямо как паханы, - пошутил Дронго, входя в комнату.
     Президент брезгливо отвернулся. Генерал Л. поморщился, но ничего не сказал.
     - Где документы? - сразу спросил президент.
     - У меня, - кивнул Дронго.
     - Вы принесли их? - На этот раз вопрос задал генерал.
     - Конечно, нет. Иначе вы меня тут же убьете.
     - Где Юрков? - спросил президент.
     - Откуда я знаю, - попытался удивиться Дронго, - я ему не сторож.
     Президент банка гадливо улыбнулся, отворачиваясь.
     - Позовите нашего нового друга, - попросил он генерала Л.
     В комнату вошел высокий красивый молодой человек с выправкой военного.
     - Познакомьтесь, - почти радостно сказал президент банка, - это генерал Миронов, первый заместитель директора ФСК и руководитель, непосредственный руководитель, - подчеркнул президент, - Фогельсона.
     Дронго сел на стул. Это был конец. В последний момент, узнав о белорусских событиях, Миронов решил переметнуться в другой лагерь. Он просчитал, что быть демократом становится выгодно, ибо в таком случае летел директор ФСК, не сумевший навести порядок в своем ведомстве.
     "И с этими людьми они хотят возрождать страну", - гневно и брезгливо подумал Дронго. Он понимал, что его собственная судьба окончательно решена. Миронов, переметнувшийся в решающий момент на сторону московских властей, выдал все планы. Люди, сидевшие сейчас в избушке, знали, что никаких документов у Дронго нет. Знали, что это блеф. Знали, что убит Юрков. Знали, что Реваз Гогия, Лариса Коновалова и документы находятся на "базе" в Лефортово. Они знали все.
     Теперь оставалось достойно умереть.
     Миронов достал длинные сигареты, закурил.
     - Блефует, - показал он на Дронго. - Мелкая сошка, нанятая уголовниками братьями Гогия. Ничего у него нет.
     - Меня прислали те, кто располагает этими документами. - Врать не было смысла, и на этот раз он говорил правду.
     - И это тоже ложь. Документы уже здесь, - радостно сказал президент банка, - генерал Миронов оказал нам такую любезность.
     Дронго понял, какой ценой было куплено предательство первого заместителя директора ФСК. Теперь ничто не могло его остановить у кресла директора.
     Он промолчал. Говорить было незачем.
     - Вы ничего не хотите сказать? - спросил военный разведчик. Как генерал, он уважал достойно державшегося противника.
     - Мне это поможет? - В такой момент Дронго даже улыбнулся.
     - Нет, - честно ответил генерал. - Сейчас Владимир Александрович отпустит ваших людей из сопровождения. И вы останетесь один. У вас нет ни одного шанса. Ни одного.
     Миронов, улыбнувшись, вышел из избушки. Очевидно, его знали в лицо. До Дронго долетели громкие голоса, некоторые возражали, помня строгий приказ Фогельсона. Но авторитет генерала Миронова оказался сильнее. Все три машины развернулись и направились в сторону города.
     - Вот и все, - сказал худой человек, улыбаясь, - вы проиграли.
     "Почему я не взял оружие? - вдруг пожалел Дронго. - Фогельсон сказал: оно тебе не понадобится. Жалко этого полковника, он, кажется, идейный, а погибнет, подставленный предателем - своим начальником. Как все это глупо!" - подумал он.
     Генерал Л., видимо, понял его состояние. Он был более порядочным, чем все остальные.
     Он встал, подошел к Дронго.
     - Знаешь, как говорили в разведке... кстати, у твоего знакомого Фогельсона. Он ведь раньше в группе "Рай" сотрудником был. - Дронго молчал. - Выбери себе смерть, - твердо произнес генерал. - Обещаю, что так и будет.
     Президент банка разозлился. Этот благородный генерал всегда все портил. Дурацкий девиз придумал, нужно кончать с формальностями.
     Он решительно встал.
     - Все, заканчиваем. Вы нас больше не интересуете. Ребята отведут вас в лес, а там... - Он махнул рукой.
     Генерал Л. решил не спорить, отвернулся.
     Дронго поднялся.
     - Я готов. - Теперь нужно было достойно умереть.
     Двое прежних охранников и среди них его знакомый, чему-то улыбаясь, повели его в лес.
     "Чему они радуются? - подумал Дронго. - Неужели возможности убить человека?"
     Он оглянулся: нет, идут достаточно далеко, не допрыгнет. А жаль, хочется тому парню морду набить.
     Дронго выбрал сам себе место и обернулся к своим палачам:
     - Давайте, ребята, только без возни.
     Его знакомый поднял пистолет и вдруг опустил, намереваясь, видимо, прострелить ногу Дронго. Палачи хотели доставить своей жертве максимальные мучения.
     Выстрела он не услышал. Парень, как-то странно посмотрев по сторонам, упал на землю с недоуменным лицом. Другой бросился бежать, но через пять метров и его настигла пуля. Из леса вышел Марк Абрамович Фогельсон.
     - Я давно подозревал этого подонка Миронова, - просто сказал он. - Здесь скоро будет так жарко, что страшно сказать. Сматываемся.
     Он подхватил ничего не понимающего Дронго и показал в сторону кустарника.
     Со всех сторон слышались выстрелы. Группа захвата пошла вперед. Смяв слабое сопротивление защитников избушки, сотрудники ФСК ворвались в комнаты. Колчин и Нефедов были рядом.
     В комнате сидели трое людей - президент банка "М", молодой самоуверенный человек, густо красневший, первый заместитель директора ФСК Миронов и какой-то незнакомец, похожий на воблу. Миронов тяжело посмотрел на Нефедова.
     - Все-таки добился своего, - сказал он. - Дурак ты, Нефедов. Всю жизнь так и просидишь в своем кабинете.
     Нефедов не ответил, брезгливо поморщившись. Наверху раздался громкий выстрел.
     - Кто это? - бросились наверх сразу несколько сотрудников. Там с простреленным виском лежал генерал Л. Потеря чести, которой он так боялся, состоялась, и он покончил счеты с жизнью.
     - Застрелился! - крикнул один из сотрудников ФСК.
     - Дурак, - поморщился президент банка "М". - Я могу быть свободным? - холодно спросил он Нефедова.
     Тот, отвернувшись, кивнул, стараясь не смотреть в глаза Колчину.
     Президент банка, собрав какие-то документы, вышел из комнаты решительным шагом.
     - Он депутат Государственной Думы, - пожал плечами Нефедов. - Формально он прав. Мы не имеем права его задерживать.
     - Но он главное лицо, организатор! - взорвался Колчин. - Через него идут все связи к московскому правительству.
     - Кончаем дискуссию, - твердо прервал его Нефедов, - будем действовать только по закону.
     Миронов встал, попытался улыбнуться, но улыбка получилась какая-то жалкая.
     - Я арестован? - спросил он.
     - Да, - строго ответил Колчин, - вы арестованы, генерал Миронов. А кто вы такой? - обратился он к третьему из хозяев этой комнаты.
     Тот показал свое удостоверение.
     - Из МВД, - кивнул Нефедов, - я так и думал. Замена Юркову. Он человек министра. Арестуйте его.
     Когда обоих арестованных увели, Колчин спросил:
     - А где тот самый незнакомец, который приехал сюда на трех машинах с такой охраной?
     - Разве его не нашли? - удивился Нефедов.
     - Не знаю, - растерялся Колчин.
     Но неизвестного так и не нашли.
     
     ГЛАВА 25
     
     Они сидели друг против друга в старом вагоне, стоявшем в тупике Курского вокзала. Фогельсон тихим голосом рассказывал обо всем.
     - С самого начала я подозревал Миронова. Он слишком суетился, слишком подставлялся. Эта глупая скандальная история в Минске прогремела на весь мир, а ему все до лампочки. В общем, сорвалось. А жаль. Могла бы хорошая "революция" получиться. - Он сказал "эволюция".
     - У тех тоже сорвалось, - заметил Дронго.
     - Не скажи, - возразил Фогельсон. - Президента банка они арестовать не смогут и мэра города тоже. Так что те сумели частично сохранить свои ряды. А у нас сорвалось.
     - Что думаешь делать? - После пережитого они были на "ты".
     - Придумаю что-нибудь, - улыбнулся Марк Абрамович, - я ведь в группе "Рай" был аналитиком, все разрабатывал. Командир наш Лукахин больше стрелял, чем думал. А меня командиром было делать нельзя. Сам понимаешь - пятая графа.
     За окном зажегся свет.
     - Ребят твоих я отпустил, сказал, что это ты добился их освобождения, - продолжал Фогельсон, - так что деньги с Давида получи. Они твои, честно заработанные. А с Арчилом помирись - чего тебе еще в Москве врагов наживать? К себе когда вернешься?
     - Прямо сегодня. Надоело здесь у вас. Политика, мафия, разведка. У нас хоть и война идет, но поспокойнее.
     - Верно. Всегда мечтал побывать в вашем городе. Везде был, а у вас не был. Жалко.
     - Может, поедешь? - несмело предложил Дронго.
     - С ума сошел? Кто меня выпустит? Сейчас ищут по всей Москве. И сразу пристрелят как бешеного пса, никто даже разговаривать не будет. Знаешь, какой я секретоноситель... А Колчин молодец. Это следователь наш, честный такой, порядочный. Он все-таки своего добился. А за друга твоего Манучара извини меня.
     - У меня еще долги есть в Москве. Вернуть нужно, - развел руками Дронго. - Пойду я.
     - Будь здоров. Жаль, мы не работали с тобой вместе. Хороший ты профессионал, парень.
     - Это я только вид делаю. - Он пожал руку Фогельсону. Ладонь была сухой и сильной.
     Дронго вышел из вагона и зашагал по направлению к вокзалу. Он старался не оборачиваться.
     А Фогельсон остался один, привычным движением пригладил бородку, расстегнул жилет. Закрыл глаза, словно вспоминая всю свою жизнь. Он впервые пожалел, что не женился. Осмотрелся вокруг. Затем быстрым движением вставил пистолет себе в рот.
     "Выбери себе смерть", - мелькнула последняя мысль.
     Раздался выстрел.
     В этот момент к генералу Лукошину зашел посетитель. Он сразу узнал своего учителя.
     - Явился, - недобро улыбаясь, сказал генерал. - Ведь всегда знал, что именно ты придешь ко мне.
     Старик грузно опустился в кресло, посмотрел в глаза генералу.
     - Молодой ты для этой должности, генерал, глупый. Учил я тебя, учил, да, видно, плохо учил.
     Генерал промолчал. Он собрал бумаги со стола, сложил их в ящик.
     - По мою душу пришел? - спросил он наконец.
     Старик молчал.
     - Знаешь ведь, - наконец сказал он, - выбери себе смерть. А я подсоблю.
     - Порошок тот у тебя? - спросил генерал.
     - Конечно. Ты ведь крови никогда не любил. И потом, семья, дети... А от инфаркта умереть почетно.
     - Хватит болтать, давай порошок, - протянул руку генерал.
     Старик передал ему маленький пакетик, встал, вытер нос и заспешил к дверям.
     - А если сбегу, Матвей Николаевич, - усмехнулся генерал, - не боишься?
     - Никуда ты не сбежишь, милый мой. Некуда. Да и самому хуже будет. Ты ведь не такой дурак. А так пенсию жене сохранят, детишки отцом гордиться будут.
     - Уходи! - взорвался генерал.
     После ухода старика он долго сидел один. Затем позвонил жене.
     - Тебя ждать к ужину? - спросила она.
     - Нет, - резко ответил он, - сердце что-то болит сильно. Поеду в нашу поликлинику.
     - Сердце? - удивилась жена. - У тебя же никогда не болело!
     - А теперь болит. - Он положил трубку.
     Еще раз набрал, теперь уже другой номер.
     - Слушай, Ира, я тут уеду ненадолго, месяца на три. Да, вернусь, обязательно позвоню. Конечно. Ну, целую.
     Он положил трубку, взглянул на пакетик, встал и прошел в комнату отдыха. Через минуту оттуда послышался звон падающего стакана и грузный стук упавшего тела.
     Старик, оставшийся сидеть в приемной, ждал минут двадцать, затем вошел в кабинет. Секретарь, знавший, что Матвей Николаевич был учителем генерала Лукошина и его другом, ничего ему не сказал.
     Старик прошел в комнату отдыха, подобрал пакетик с пола. Аккуратно положил его в карман. Затем подошел к аппарату правительственной связи, набрал номер и коротко доложил:
     - Все готово.
     И только после этого вышел из кабинета.
     - Сердце болит у генерала. Пусть полежит у себя в комнате, - сказал он на прощание.
     Министры обороны, внутренних дел, прокурор республики, директора ФСК и СВР были вызваны к президенту республики.
     - Это позор! - стучал кулаком по столу президент. - У нас заговорщики в самих аппаратах наших служб. Как такое могло случиться?
     Все молчали. Директор СВР, обычно садившийся с самого края, неприязненно глядел на министра внутренних дел, пытаясь угадать его настроение.
     Тот, в свою очередь, следил за директором ФСК. Министр обороны, бывший командующий пограничными войсками, только назначенный на эту должность, пытался конспектировать речь президента. Прокурор вообще не обращал на крики никакого внимания. Его служба была далека от этих расследований. В результате совещания президент вынес решение о разжаловании генерала Миронова и выдаче его под военный трибунал. Досталось и самому директору ФСК, проглядевшему у себя целый заговор.
     После совещания директор СВР взял директора ФСК за локоть.
     - Нам нужно поговорить, - осторожно сказал он.
     Директор ФСК согласно кивнул головой.
     А министр внутренних дел подошел к министру обороны.
     - Видишь, как эти двое держатся, - зло сказал он, - как будто знают все на свете. Нам бы поближе дружить нужно.
     Министр обороны согласно кивнул головой.
     Дронго приехал в банк и, дождавшись его закрытия, увидел, как из здания выходит Русаков. Он подошел к нему.
     - Это вы? - удивился Русаков. - А мне говорили, что вы погибли.
     - Нет, я пришел специально передать вам привет от Манучара.
     Он размахнулся и сильно ударил Русакова в живот, затем в лицо, ломая ему нос, затем в подбородок. Русаков уже лежал на земле, обхватив руками голову. Дронго продолжал избивать его ногами.
     - За железный прут, - кричал он, - за Манучара! За прут, за Манучара!
     Наконец его оттащили недоумевающие прохожие. Русаков стонал, лежа в грязи.
     Затем Дронго поехал к зданию Службы внешней разведки. Зайдя в дежурную часть, он попросил подполковника Солнцева. Через пять минут круглый улыбающийся Солнцев появился у входа. Дронго вплотную подошел к нему.
     - Если еще раз, сука, ты дашь мой адрес хоть кому-нибудь, - грозно сказал Дронго, - я приеду и убью тебя сам.
     - Я не давал, - даже покраснел Солнцев, - кто вам это сказал?
     - Кто надо, тот и сказал. А ты перестань рыться в архивах, - посоветовал Дронго. - Убьют ведь, дурака.
     Последним он позвонил Арчилу.
     - Я был не прав, Арчил, - сказал он, - извини меня. Твой племянник уже на свободе.
     - Знаю, дорогой, - ликуя, ответил Арчил, - Давид звонил. Говорит: такую свадьбу устрою, всю Грузию позову. Пусть женится на своей Ларисе.
     - Знаешь, я ведь думал, что ты его убрал, - признался Дронго.
     - Да, дорогой, - засмеялся Арчил, - этот Фогельсон мужик-человек, кремень. Позвонил ко мне. Говорит, благодари своего друга, иначе не видать тебе племянника живым. Приезжай ко мне, получи свои деньги. Сто тысяч дает Давид. И еще пятьдесят я. Это моя доля за Реваза.
     - Не нужно, - попросил Дронго, - все деньги отдайте семье Манучара. Обещай, что сделаешь это, Арчил.
     - Чудак-человек - такие деньги! Но раз хочешь - все, закон. Ты нам такое дело сделал. Завтра все деньги передадут семье Манучара. А себе почему не берешь?
     - Грязные это деньги, Арчил. Не обижайся, у меня свои принципы. Кстати, на имя Манучара в банке "М" есть еще семьдесят тысяч. И мне осталось около двадцати. На жизнь даже много. Что я один покупаю?
     - Слушай, - оживился Арчил, - давай поедем в Грузию. Женим тебя у нас. Знаешь, какие красавицы есть!
     - Будь здоров, Арчил. Привет Давиду и Ревазу.
     Он положил трубку и вышел из будки телефона-автомата. Все было кончено. Дронго посмотрел в сторону улицы. Там, взявшись за руки, шли Реваз и Лариса... Или это были не они? Он улыбнулся - все равно влюбленные.
     - Мир вашему дому, - прошептал он.
     
     Примечания
     
     1
     
     Перевод Н. Стрижевской.
     
     2
     
     Роман был написан летом 1994 года. По предположению автора, весной девяносто пятого П. Грачев будет заменен командующим пограничными войсками А. Николаевым.