И.ЕФРЕМОВ.            Телевизор капитана Ганешина.                  Рисунки К.АРЦЕУЛОВА                  [Image001]                  Научно-фантастический рассказ                  Мелкий дождь, разгоняемый ветром, порывами налетал на корабль. Сумерки сгущались, приближалась ночь. Вверху ярко вспыхнул топовый огонь...      Ганешин, изредка обтирая платком лицо, медленно расхаживал по мостику. Головная боль отходила, словно растворяясь в сыром и холодном океанском ветре. Эти головные боли - последствие ранения в Великую отечественную войну - теперь, спустя несколько лет, повторялись все реже и быстро проходили. Ганешин прислонился к поручням, вглядываясь в темноту, кое-где прорезанную лучами судовых огней.      Стукнула дверь. Настил мостика рассекла широкая полоса света и исчезла. Вышедший из рубки человек нашел в темноте Ганешина.      - Товарищ капитан первого ранга, опять острая зазубрина! Хотите посмотреть?- - спросил он.      - Слушай, Федор, Григорьевич, - сказал Ганешин, - не величай ты меня по всем чинам, не раз уж я тебя просил!      - Верно, Леонид Степанович, - рассмеялся пришедший. - Все еще живы привычки военного времени!      - Ладно, пойдем посмотрим на новую зазубринку! - И Ганешин взял под руку собеседника, командира корабля, на котором плыл.      Они вошли в ярко освещенную рубку, блестевшую полированным деревом, приборами, зеркальными стеклами окон. Мичман, стоявший перед большим циферблатом эхолота, вздрогнул, оглянулся на входивших и при виде Ганеишна почтительно вытянулся. Ганешин усмехнулся.      - Продолжайте ваше дело, мичман, - сказал он, сбрасывая дождевик, зюйдвестку и доставая трубку. - Как вам нравится наш новый эхолот?      - О, я просто любуюсь им!      - Вот как? А чем, по-вашему, он лучше Хьюзовского, последней модели?      - Чем лучше? Да как же можно сравнивать! - несколько восторженно воскликнул мичман. - Во-первых, диапазон глуин: наш берет любую без всяких угловых смещений, во-вторых, огромная чувствительность, очень точная автоматическая выборка поправок, а главное - сухая запись эхографа, в тут же, на ленте, курсовые отметка.      - Очень хорошо... Я вижу, вы вполне ознакомились с нашим прибором.      - Соколов - энтузиаст глубоководных измерений, - вмешался капитан Щитов. - Однако зубчик-то нужно посмотреть, а то лента уйдет.      Ганешин вынул трубку то рта и подошел к большому диску, в центре которого горел оранжевый глазок и дрожала тонкая стрелка, окруженная тройным кольцом деления и цифр. Это был указатель глубин эхолота. Под ним в черной прямоугольной рамке, за блестящим стеклом, медленно, почти                  [Image002]                  незаметно ползла голубоватая лента эхографа - прибора, вычерчивающего непрерывный профиль дна на пути корабля.      Звуковые колебания высокой частоты, излучаемые под днищем судна, летели вниз, в недоступные глубины океана, и, возвращаясь обратно, через сложную систему усилителей заставляли стрелку колебаться, вычерчивая профильную линию. Ганешин увидел на ленте, что между толстой чертой, обозначавшей дно корабля, и косыми отметками пройденного расстояния и изменений курса шла плавная линия пологого дна, вдруг прерывавшаяся резким изломом: заостренная подводная вершина поднималась почти на два километра из четырехкилометровой впадины океана. Ганешин удовлетворенно улыбнулся.      - За рейс четырнадцать "зубчиков" нашли, - сказал он. - Не зря я пошел с вами...      - Признайся, Леонид Степанович, по чистой совести, - спросил Щитов, - эти подводные "зубчики" тебе нужны для нового прибора?      - Угадал. - Ганешин взял Щитова за руку. - Сядем-ка, я расскажу тебе о моем приборе. Скоро мы с тобой будем испытывать его... - Ганешин раскурил трубку и продолжал: - Мой прибор приспособлен для того, чтобы видеть под водой, на самых больших глубинах, по принципу телевизора. Главная трудность задачи заключалась в освещении достаточно больших пространств, чтобы из-за огромного поглощения световых лучей в богатой кислородом глубинной воде телевизор не был подобен глазу очень близорукого человека. Я добился хороших результатов благодаря тому, что создал "ночной глаз" - прибор, который настолько чувствителен к световым лучам, что самых ничтожных количеств света ему достаточно для получения изображения. Далее, я применил двойной прожектор с двумя совпадающими пучками лучей: одним - богатым красными и инфракрасными лучами, другим - синими и ультрафиолетовыми. Ты знаешь, что вода быстрее всего поглощает красные длинноволновые лучи. Лучи коротковолновые идут дальше всего: ультрафиолетовые доходят до глубины в тысячу метров от поверхности океана. Но зато в мутной воде коротковолновые лучи легко поглощаются, в то время как длинноволновые лучше пробивают толщу мутной воды. Разные комбинация содержания самых коротких и самых длинноволновых лучей в пучке света моего прожектора пригодны для разных условий, могущих встретиться на глубине. Мой аппарат, опу-ценный в глубину, передает по кабелю электрическими волнами изображение наверх, где оно превращается в видимое на специальном экране. Угол освещения и угол зрения моего аппарата очень широк. Двойные объективы, широко раздвигаемые, как в дальномере, дают глубокое стереоскопическое изображение. Прибор видит шире и отчетливее человеческих глаз...      - Очень интересно, - сказал Щитов подумав. - Я только не совсем понимаю, что можно сделать этим аппаратом в больших глубинах? Для спасательных работ такой глаз, разумеется, нужен, ио ведь в этих случаях глубины невелики, и такой сложный аппарат ни к чему... А на больших глубинах - ну, опустили, ну, посмотрели скалу какую-нибудь или неизвестную рыбину - и все!      - Для начала и это много, Федор Григорьевич, - сказал Ганешии. - Вот сейчас мне вспомнилось, как несколько лет назад, еще во время войны, мне пришлось быть в Москве, на морской сессии Академии наук. На сессии выступал... - И Ганешин назвал знаменитого океанографа, прославив-шего русскую науку о море по всему миру. - Его речь произвела на меня огромное впечатление, больше того, она стала для меня своего рода путеводной нитью в моей научной работе. У меня есть стенографическая запись этой речи. Я всегда вожу ее с собой. Вот, разреши, я прочитаю тебе небольшой отрывок.      Ганешии принес из своей каюты толстую тетрадь, переплетенную в кожу, и, полистав ее, стал читать вслух: - "...Многие думают, что мы знаем море. Конечно, мы хорошо изучили его поверхность. Тысячи умных людей несколько сот лет наблюдали самые различные участки мирового океана. Мы знаем распределение течений, ветров, температур, соленость, даже характер волн в различных морях... Но как только от поверхности океана мы обращаемся к его глубине, сразу же чувствуется наша слабость.                  [Image003]                  Представьте себе океан в виде каменной чаши, налитой водой, с осадком на дне. Так вот самую чашу мы совершенно не знаем и не в силах осуществить ее изучение. Моря и океаны занимают семьдесят один процент всей поверхности нашей планеты. Поэтому геология в своем познании земной коры вынуждена ограничиться только двадцатью девятью процентами этой поверхности. Неудивительно, что первейшие основные вопросы геологии, познание которых даст нам подлинную власть над богатствами земных недр, не могут быть решены без исследования геологии морского дна. А мы до сих пор можем только черпать осевшую на твердое морское дно иловую муть или изредка загребать тралом обломки твердых пород, в большинстве случаев принесенных издалека на льдинах...      Нам нужна настоящая победа над пучинами океанов, нам нужны глаза и руки в самых страшных глубинах морей. Со времени открытия того, что Земля кругла, нет проблемы, которая имела бы большее значение для всех наук, изучающих нашу планету, чем исследование коренных пород морского дна. И если мы успеем в этом, снова русская наука, как и не раз до этого, проделает огромнейшей важности работу.      В центре Тихого океана, к северу от островов Самоа, есть группа коралловых островов Токелау, часть которых представлена низкими атоллами - кольцеобразными коралловыми островами, с лагуной в центре. Низкий атолл, то есть остров, очень мало выступающий над поверхностью моря, - это незабываемое зрелище. Как метко выразился один из старых капитанов, низкий атолл - это кольцо беспрерывного грохота, тумана и пены от волн, неистово бьющихся вокруг.      Так вот, среди низких атоллов Токелау есть атолл Факаофо - небольшой остров, около трехсот метров в диаметре. Живет на нем шестьсот человек, то есть гораздо больше, чем на соседних атоллах. Атолл Факаофо лежит в девяти градусах к северу от экватора, на пути постоянных ураганов. В то время как жестокие ураганы затопляют соседние островки, обитатели Факаофо чувствуют себя в безопасности. Бронзовокожие, прирожденные моряки, полинезийцы обнесли остров стеной из крупных кусков кораллового рифа и сделали насыпь в середине, подняв поверхность своего острова почти на пять метров над уровнем прилива. Таким образом, туземцы, совершенно не вооруженные техникой, сами создали себе безопасный приют в ураганном поясе тропического Тихого океана. Какое бесстрашие и глубокое вековое знание океана нужно было иметь, чтобы противопоставить бесконечной его мощи силу простых человеческих рук!..      Атолл Факаофо всегда служит для меня примером могущества человека и его власти над морем. Я рассказал об этом атолле, чтобы показать, чего можно добиться самыми простыми средствами. Неужели же мы, вооруженные всей мощью современной науки и техники, не добьемся окончательной победы над океаном, власти над его глубинами? По сравнению с голыми полинезийцами Факаофо наше могущество прямо безгранично!      Смело задуманная и смело осуществленная идея может сразу по-новому повернуть все неразрешимые пока вопросы исследования коренных пород океанского дна.      Мне хотелось бы верить, что некоторые из вас унесут в себе хотя бы мечту о покорении глубины океана. А мечта умного и сильного человека - это ведь очень много!.."      Ганешин закрыл тетрадь. Глаза его блестели. Некоторое время никто не нарушал молчания,      - Ну, хорошо, - сказал Щитов, - твой аппарат - это пока еще только глаз...      Ганешин кивнул головой.      - Да. А потом будут н руки... Они уже есть в чертежах. - Он встает. - Однако я устал и спать хочу...      - Минутку, Леонид Степанович, - остановил его командир. - Скоро Ближние Острова, а ты хотел захватить западный край Алеутской пучины. Остров Агатту уже близко. Где будем поворачивать?      - Далеко мы сейчас от Агатту? - спросил Ганешин.      - Почти семьдесят миль, - отозвался мичман.      - Так. Ления нашего курса западнее - значит, до поворотной точки миль сорок... Как придем к повороту, разбудите...      Дверь за Ганешиным захлопнулась. Щитов я мячман остались вдвоем.      - Это замечательно, что такой человек, такой изобретатель, как Ганешин, взялся за океанские глубины! - мечтательно проговорил мичман, наклоняясь над курсовой картой.      Щитов вышел на мостик. Дождь все еще не унимался; порывы ветра попрежнему вспенивали гребни волн. Вдруг Щитову показалось, что далеко впереди, прямо перед носом его корабля, что-то блеснуло. Послышался хриплый голос вахтенного: "Огонь прямо на носу". Понадобилось добрых пять минут, чтобы слабое мерцание превратилось в белую звездочку: шло встречное судно.      Помощник взялся за цепочку. Два коротких низких гудка пронеслись над темным морем. Рулевой привод застучал, и нос корабля покатился влево.      Стоя на мостике, Щитов и помощник увидели вдали красный бортовой огонь и выше топового огня еще сильный красный свет.      - Тралящее судно, - негромко оказал помощник.      - Вижу, - проговорил Щитов. - Вахтенный, сигнальщика ко мне!      На борту неизвестного судна замелькал огонек: короткие вспышки чередовались с острыми долгими лучами.      - Вызывают нас, - буркнул Щитов. - Поговорим... Эге, вот оно в чем дело!      Три короткие вспышки сменились одной долгой. В темноту ночи летели призывы о помощи. На мостике появился запыхавшийся сигнальщик с ратьеровским фонарем и одновременно с ним Ганешин. Два корабля в океанской ночи некоторое время перемигивались световыми вспышками. Прежде всего они назвали себя: "Риковери" - Сан-Франциско, "Аметист" - Владивосток. Потом начался длинный разговор.      - Они просят трос. Что же, у меня есть километр троса кабельной свивки, - сказал Ганешину Щитов, - можно им одолжить... - Прожектор! - крикнул он.      По палубе затопали проворные ноги. Секундой раньше неизвестный пароход бросил последние световые сигналы: "Научная океанографическая экспедиция". Мощный прожектор "Аметиста" пробил в темноте широкую светящуюся дорогу. В конце ее более далекое, чем казалось вначале, возникло черное широкое судно с далеко отнесенной назад трубой. "Аметист" начал медленно сближаться с неуклюжим на вид "американцем".      - Тоже океанографы, как и мы, - оживленно проговорил Ганешин. - Любопытно, что у них стряслось?      "Аметист" подошел к американскому кораблю, насколько позволяло волнение, развернулся лагом, и хорошо говоривший по-английски Ганешин взялся за рупор. Из отрывистых слов, заглушаемых плескам воды в борта и свистом ветра, советские моряки быстро уясняли трагическую суть происшедшего. Батисфера - стальной шар, недавно построенный в Америке для изучения больших глубин, с успехом сделала несколько спусков. Но при последнем спуске оборвался подъемный канат вместе с электрическим кабелем, и стальной шар остался на глубине около трех тысяч метров. Батисфера снабжена парафиновым поплавком к должна была всплыть самостоятельно при обрыве кабеля, как только прекратится ток, питающий электромагниты, притягивающие тяжелый железный груз. Но батисфера не всплыла... В ней два человека - инженер, построивший батисферу, Джон Миллс и ученый-зоолог Норман Нурс. У них был запас воздуха на шестьдесят часов. Уже сорок восемь часов идут безуспешные попытки нащупать батисферу и зацепить гаками за специально сделанные на ней скобы. Если шар цел и исследователи в нем живы, то им осталось воздуха только на двенадцать-пят-надцать часов...      Моряки молча выслушали эти сообщения.      - Похоже, их дело труба, Леонид Степанович, - тихо сказал Щитов. - Разве нащупаешь на глубине в три километра, в открытом море, без берегов: пеленговаться не на что.      Ганешин, не отвечая, поглядывал, на "Риковери".      - Дайте мне шлюпку, - сказал он.      Щнтов поспешно распорядился.      Американцы заметали пляшущую на волнах шлюпку и быстро спустили трап. На крыше низкой надстройки, служившей просторным нижним мостиком, Ганешина окружили люди. Его спокойные властные глаза, смотревшие из-под окаймленного золотом козырька военной фуражки, прикрытой желтым капюшоном, невольно подбадривали измученных бесплодной борьбой людей.      - Кто начальник? - спросил Ганешин.      - Я помощник начальника, капитан судна Пенланд, - ответил стоявший! против Ганешина . моряк. - Начальник там. - И Пенланд указал на море.      - Разрешите задать вам несколько вопросов, - продолжал Ганешин.      - Вы хотите помочь нам? - звонким голосом спросил кто-то,      - Да, но не перебивайте меня, - сухо сказал Ганешин: - я говорю с командиром. Какой длины трос остался на батисфере?      - В том и несчастье, сэр, что канат оборвался около самого места своего прикрепления на шаре. Захватить за него нечего рассчитывать - разве только за скобы...      - На батисфере есть радио?      - Есть, но, очевидно, не работает. Питание было только от кабеля.      - По вашим расчетам, у них воздуха еще на двенадцать часов?      - На двенадцатъ-пятнадпатъ при самой жесткой экономии.      - Да... Положение серьезное. Что вы думаете делать дальше?      - Продолжать поиски теми же средствами... В бухту Макдональда на Агатту прилетят два самолета. Утром они будут здесь. Они привезут усовершенствованные захватные приспособления. В день катастрофы по радио вызвано военное судно, оборудованное тралом-индикатором для отыскания батисферы электромагниитным способом. Оно идет со всей возможной скоростью и может быть здесь завтра. Это, собственно, наша последняя надежда, - сказал капитан Пенланд, понижая голос, - Вместе с нами тралили еще два военных судна, пришедшие на помощь; сейчас они ушли в бухту Макдональд...      - Благодарю вас, капитан. Надеюсь, нам удастся помочь вам. Будьте любезны показать ваши лебедке и подъемные приспособления.      Ганешин и Пенланд спустились на обширную палубу, загроможденную бухтами тросов, с огромной лебедкой в центре.      - Мне кажется, положение безнадежно, сэр! - быстро оказал капитан Пенланд, едва они удалились от мостика. - Посудите сами: чудовищная глубина, открытое море, никакой возможности ни пеленговать, ни бросить буек... Я делаю, что могу. Двое суток не уходил с палубы... Там, на мостике, жена Миллса - гидрохимик нашей экспедиции. Она держится молодцом... Я не хотел при ней высказывать свое мнение...      Ганешин вспомнил торопливый вопрос, заданный ему на мостике, и пожалел о резкости, с которой оборвал спрашивавшего.      - Еще вопрос, капитан, - помолчав, сказал Ганешин: - зачем вашим исследователям понадобилось спускаться здесь, в открытом море? Есть более удобные места...      - Здесь одно из редких мест, оно изобилует крупными скалами, и коренные породы здесь совершенно обнажены от наносов. Одной иэ задач наших исследований является изучение коренных пород в глубинах океана...      - Вот как? - Ганешин легко взбежал по ступенькам. - Будем искать: поставим буек...      - Как буек? - послышалось несколько голосов.      Ганешин улыбнулся. Кто-то притронулся к его рукаву. Моряк обернулся и увидел большие блестящие глаза, в глубине которых чувствовалось сдержанное напряжение.      - Сэр, скажите мне прямо: есть надежда спасти их?      - Если батисфера цела, надежда есть, - ответил Ганешин. - Простите меня, время не ждет... - Ои обратился ко всем стоявшим на мостике: - Советское гидрографическое судно "Аметист" немедленно примет меры для спасения. Это, разумеется, не исключает вашей работы, но сейчас, если вы согласны довериться нам, я прошу на время отойти от места погружений батисферы. Я располагаю приборами, крайне важными для настоящего случая, однако основной аппарат находится во Владивостоке. Я вызову скоростной самолет, но раньше, чем через пять-шесть часов, он не сможет прибыть. За это время попытаемся найти батисферу и отметить ее местоположение буйком. Поднимать батисферу придется вам: у нас нет таких мощных лебедок и тросов. Дайте сигнал нашему судну, чтобы погасили прожектор, и зажгите свой. Я возвращаюсь на корабль.      В луче прожектора "Риковери" невидимый раньше "Аметист" вдруг показался во всем своем белоснежном великолепии. Острый очерк корпуса, легкость надстроек сочетались с мощью отогнутых назад труб - признаком силы машины.      - Это гидрографическое судно?! - вскричал капитан Пенланд. - Да это лебедь!      Действительно, белый, блестевший огнями корабль был похож на громадного лебедя, распростершегося на воде перед взлетом.      Вернувшись на "Аметист", Ганешин, не теряя на минуты, направился в радиорубку. Взвыл умформер, замелькали огоньки неоновых ламп, Над тысячами километров океана понеслись условные позывные. Долго-долго стучал ключ, пока радист не повернул к Ганешину вспотевшее лицо: "Владивосток отвечает"... Но в штабе сообщили, что адмирал в море, на своем корабле. Опять в безмерную даль полетели позывные мощного нового линкора. Где-то в пространстве они нашли антенны могучего корабля. "Маршал отвечает", сообщил радист, привычно сокращая название линкора. "Наконец-то!" облегченно вздохнул Ганешин. Ключ коротко, точно и ясно простучал просьбу. Несколько минут напряженного ожидания - и в треске тире и точек моряки услышали: "Даю распоряжение, желаю успеха..."      Щитов повел "Аметист" на противоположный край района предполагаемого нахождения батисферы.      - Приготовить глубоководный буй, две тысячи семьсот метров, - скомандовал помощник.      Мгновенно эацепили гак и вывалили за борт тускло блестевший снаряд похожий на авиационную бомбу. Матрос дернул линь, гак выложился, и бомба почти без всплеска исчезла в зеленоватой черноте воды. Через четверть часа и пятьдесят секунд, по секундомеру помощника, из волн в свете прожектора "Аметиста" выскочил слегка дымящийся предмет и раскрылся подобно зонту. Маленький белый купол лег на воду и заколебался в волнах. Советский корабль просигналил американцам просьбу держаться на пловучем якоре и застопорнтъ машину.      - Я хочу. избежать малейшего резонанса их винтов, - пояснил Ганешик мичману, становясь сам у эхолота и неторопливо поворачивая различные верньеры регулировки.      - Разрешите спросить, - робко начал мичман и, ободренный дружеским взглядом Ганешина, закончил: - неужели вы думаете эхолотом нащупать батисферу?      - Конечно! Разве вы не знаете, что еще довоенные чувствительные эхолоты обна-руживали потонувшие корабли? Например, Хьюзовсхий эхолот вычертил эхографом контур "Лузитании", даже вышло расположение надстроек. И это на глубине в пятьдесят фатомов!.. Размеры батисферы, сообщенные мне американцами, конечно, несравнимы с "Лузитанией": шар три метра в диаметре, сверху - грибовидный поплавок двухметровой высоты, но ведь и наш эхолот несравненно чувствительнее.      Американцы, непрерывно следившие эа советским кораблем, видели, как "Аметист" то появлялся в полосе света, то снова исчезал, показывая то красный, то зеленый огонь.                  [Image004]                  Вдруг едва слышный шум машины советского корабля прекратился. В безмолвии ночи было слышно, как прозвенел телеграф. Донесся громкий голос капитана, отдающего какую-то команду. В незнакомой плавности русской речи было понятно одно слово: "буй".      - Нашли, они нашли! - вскрикнула жена инженера.      На судне поднялся шум спорящих голосов, в то время как "Аметист" разворачивался правым бортом. С него послышался спокойный голос, сообщивший в мегафон, что батисфера найдена. Полсотни человек с палубы "Риковери" ответил" радостным криком.      В штурманской рубке "Аметиста" Ганешин набивал трубку, полузакрыв усталые глаза.      В отворенную дверь заглянул помощник.      - Американцы спрашивают, "можно ли им попытаться зацепить батисферу сейчас же?      Ганешин, не открывая глаз, ответил:      - Конечно, пусть работают. В таком положении нельзя пренебрегать и одним шансом.      "Аметист" уступил свое место у буя американскому судну. Отойдя на несколько кабельтовых, он плавно покачивался, словно отдыхая после работы. Со стороны американского судна доносились лязг лебедок, свист пара и скрежет тросов: люди бодрствовали и упорно работали, зараженные удачей советских моряков.      Туманное утро сулило хорошую погоду. Ганешин и Щитов проснулись в рубке одновременно от шума самолетов.      - Нет, не наши, - определил Щитов. Когда, они вышли на мостик, у бортов.      "Риковери" качались на волнах два гидросамолета, а немного поодаль стояло два военных судна:                  [Image005]                  длинный, серый, высоконосый крейсер и приземистый сторожевой корабль Ганешин взял шлюпку и поехал к американцам.      При подходе шлюпки с борта "Риковери" раздались приветственные крики. Лица встретивших Ганешина людей были измучены и невеселы.      - За трехчасовую работу нам ни разу не удалось даже задеть батисферу тросом, - сказал Ганешину капитан Пенланд. - Да и как захватить батисферу из этой проклятой немыслимой глубины? Тросы, должно быть, отклоняются, - ведь возможно какое-нибудь течение в глубоких слоях воды...      - Да и буек не дает абсолютно точного места, - заметил Ганешяя, покосившись на подходившую к нему жену Миллса.      - Мы работали все это время! - Слезы и боль звучали в голосе молодой женщины. - Но ужасная глубина сильнее нас. Теперь я надеюсь только на ваше вмешательство, - Она с трудом перевела дыхание. - Когда вы ждете ваш самолет?      - Самолет? - Ганешин прислушался и вдруг громко и весело сказал: - Он здесь!      Все подняли вверх головы. Самолет, вначале неслышный за грохотом работавшей лебедки, снижался, потрясая ревом небо и море.      - Пикирует для скорости! - сказал Ганешин, гордясь лихими соотечественниками.      Узкое рыбообразное тело самолета, несшее высокие крылья, взбило водяную пыль, повернулось и вскоре, смирное и безмолвное, покачивалось возле "Аметиста"...      Ганешин, улыбаясь, сказал американцам:      - Ну, теперь мы вскоре увидим батисферу.      Американка, подавив радостное восклицание, невольно сделала шаг к Ганешину. Тот, угадывая ее мысли, предложил:      - Если хотите, поедемте к нам... Посоветовавшись с капитаном Пенландом,      который хотел опускать усовершенствованные захваты, доставленные американскими самолетами, Ганешин попросил его подождать с этой работой до установки телевизора,      В это время на "Аметисте" старший механик держал короткую речь к машинистам и монтерам.      - От скорости установки привезенного аппарата, - говорил он, - -зависит спасение людей, у которых осталось кислорода на шесть часов. Если мы их спасем, это будет чудо - чудо, сделанное руками советских моряков!      Капитан Щитов не удивился появлению гостьи на борту "Аметиста". Он провел ее в рубку и прикомандировал к ней мичмана, хорошо владевшего английским языком. Жена инженера рассеянно слушала объяснения хода работ и то и дело смотрела в окно рубки. Из него была видна кипевшая на корабле работа: свинчивали какие-то станины, тянули провода, выгружали из самолета ящики...      Когда в рубку заглянул Ганешин, молодая женщина бросилась к нему:      - О, простите, но мне кажется, что ваш прибор очень сложен. Его могут не успеть собрать! - И она выразительно взглянула на большие часы, ввинченные в переборку.      - Еще шесть с половиной часов в нашем распоряжении, - спокойно ответил Ганешин. - Прибор действительно сложен, но наши моряки сделают эту, не скрою, трудную работу. Вы можете им довериться, миссис Миллс!      И для молодой женщины снова потянулись часы ожидания, еще более мучительного от вынужденного бездействания. Если бы она могла помогать русским в установке их таинственного аппарата, участвовать в борьбе за жизнь любимого человека!.. Ей стало казаться, что она задыхается в рубке, как, наверное, задыхаются там, в батисфере... Внезапно раздался низкий громкий гудок.      - Боже мой, что это? - воскликнула она.      - Это "Аметист" дает сигнал, что аппарат готов и поиски начинаются, - пояснил мичман.      В рубку вошел Щитов к предложил миссис Миллс спуститься вниз. Телевизор был установлен в темной лаборатории, с левого борта судна. Глубоководная часть аппарата раскачивалась на вынесенной за борт стреле. Огромная катушка троса и кабеля была вставлена в лебедку. Белый корабль медленно шел к буйку, обозначавшему место нахождения батисферы.      - Опускать? - обратился Щитов к вышедшему на палубу Ганешину.      - Пожалуй, пора...      - А ты не боишься?      - Нет, не боюсь, - спокойно ответил Ганешин.      Телевизор быстро скрылся в волнах, а кабель н трос еще долго бежали через счетчик катушки, пока чудесный глаз не достиг наконец нужной глубины. Трос присоединился к амортизатору, смягчавшему качку судна, и в тот же момент в темноте лаборатории Ганешин включил ток. Жена американского инженера, вне себя от волнения, смотрела на овальную пластинку экрана, которая вдруг из черной стала светлой, пронизанной голубоватым сиянием. Ганешин бросал не понятные ей отрывистые слова Щитову, от того команда передавалась на палубу, к лебедке. Как только телевизор был установлен на высоте пятнадцати метров над поверхностью дна, Ганешин нажал две белые кнопки справа от экрана. Там, внизу, в страшной глубине заработали маленькие винты, поворачивая аппарат. В голубом свете показалась черная тень, н сразу стало ясно, что светящаяся голубизна - прозрачная глубинная вода, в которой тончайшая муть осадка носилась роем крошечных серебристых точек. Вид океанского дна в экране телевизора был настолько непривычным, необыкновенным, что смотревшим на него людям все казалось призрачным и непонятным. Один Ганешин, освоившийся с видом пучин при прежних пробах своего "глаза", понимал все, что видел на экране. Черный, слегка клубящийся от мути горб слева был плоским выступом скалистого дна. Дальше к северу дно чуть-чуть понижалось.      Манипулируя разными рычажками, Ганешин менял границу резкого изображения. В глубине экрана показались туманные острые зубцы подводной каменной гряды. Они смотрели грозно н мрачно, едва выделяясь среди вечной тьмы и холода подводного мира.      Батисферы нигде не было видно.      "Неужели так сильно промахнулись буи? - подумал Ганешин. - На полкилометра!.. Если нет, то она должна лежать в этой впадине..."      Ганешин стал наклонять объективы аппарата вниз. Смутное темное пятно появилось у края рамки. Ганешин вздрогнул, быстро повернул рычажок. Пятно передвинулось в середину, приблизилось и вытянулось. Неясные края его стали резкими, и молодая женщина за спиной Ганешина слабо вскрикнула. В центре рамки стоял яйцеобразный аппарат. Четкость изображения была настолько велика, что смотревшие на экран отчетливо видели свисавший сверху кусок оборванного троса, толстые петли спасательных скоб и отсвет на круглом иллюминаторе, смотревшем на моряков, как блестящий загадочный глаз, гра-натово-красный и прозрачный.      - Иллюминаторы батисферы со всех четырех сторон, значит они уже видят наш аппарат, - сказал Ганешин. - Сейчас узнаем, живы ли... - Ганешин поспешно поправился: - попробуем поговорить с ними..      Изобретатель положим пальцы на кнопку. Соответственно их движениям экран гас и вспыхивал снова. Все присутствующие сразу поняли, что, гася в вновь зажигая осветитель, Ганешин посылал в окно батисферы световые сигналы Морзе. Много раз повторив один н тот же вопрос, Ганешин выключил свет в замер в ожидании перед глубокой чернотой погасшего экрана. Все собравшиеся в тесной каюте затаили дыхание. Прошла минута - экран оставался черным... И вдруг в черном экране возник яркий, бирюзовый огонек, исчез, вспыхнул ярче и разлился широким синим кругом: безмолвный ответ, принесенный светом со дна пучины.      - Они живы! - В голосе Ганешина звучала радость победы. - Передайте на "Ри-ковери": пусть подходит зацеплять батисферу.      В это время синий свет замигал подобно сигнальному фонарю.      - Они говорят... - обернулся Ганешин к миссис Миллс, но услышал в темноте тихий вздох и затем мягкое падение тела...      - Отнесите ее в рубку, вызовите врача, - приказал Щитов подбежавшим людям. - Не выдержала, бедняжка!.. Ну, что там? - обратился он к Ганешину.      - Передают, что оба живы, экономят кислород, как могут, но больше двух часов не протянут. Батисфера в порядке, не отделился груз... - читал он мелькавшие на экране вспышки.      Ганешин передал запертым в батисфере людям несколько слов о предпринятых мерах спасения.                  Свистки, крики в мегафон, шум машины американского судна, шипение пара и грохот лебедок разносились над спокойным морем: мелодия борьбы за жизнь двух смелых исследователей. А там, внизу, в их распоряжении оставался еще час жизни, всего шестьдесят коротких минут...      Незаметно и внезапно подошла победа: огромные храпцы, опускавшиеся по указаниям Ганешина, ухватили батисферу за боковую скобу. Громко рявкнул гудок "Аметиста", и в тот же миг машинист на "Риковери" переключил муфту лебедки на обратный ход. Медленно вышла слабина громадного, в руку толщиной, троса. Барабан заскрипел от напряжения: гибкий стальной канат, сплетенный из 222 проволок, вместе с батисферой имел вес в 60 тонн - в три раза больше допустимой рабочей нагрузки.      Трос выдержал. В голубом сиянии экрана телевизора батисфера качнулась, выпрямилась, дернулась вверх и медленно начала подниматься. Ганешин, вращая объективы, некоторое время следил за ней, пока она не скрылась в чернеющей синеве глубины экрана. Тогда Ганешин выключил ток, зажег свет в лаборатории и вышел на палубу. Телевизор был уже не нужен. Внимание всех сосредоточилось на огромной лебедке "Риковери", медленно тащившей из глубины непомерную тяжесть. Капитан Пенланд безотрывно смотрел на аккуратно ложившиеся на барабан витки и вычислял в уме скорость подъема: оставалось сорок минут до рокового срока.      "Не успеем, задохнутся!" мелькнула у него мысль. Стиснув руками поручни, Пенланд приказал ускорить подъем. Это был смертельный риск. В напряженном молчании лебедка застучала чаще, барабан стал вращаться быстрее. Прошло еще несколько минут, и однообразный шум вдруг рассекся острым свистом пара. Лебедка, сделала несколько быстрых оборотов, и побледневший машинист остановил ее.      - Лопнул трос!.. - испуганно выкрикнул кто-то.      Ужас приковал людей к месту на обоих судах. Все, как один, молча смотрели на поверхность моря... Но в ту же минуту из медленно колыхавшейся воды выскочил огромный ярко-красный яйцеобразный предмет, снова исчез в столбе брызг и через секунду плавно закачался в белом кольце пены.      Все с облегчением вздохнули: внезапно оторвался груз батисферы, она рванулась кверху, и храпцы автоматически раскрылись, освободив шар от тяжелого троса. Люди разразились криками радости, покрывшими могучий рев четырех гудков: суда бросили в простор океана весть о новой победе разума и воли людей.      Ганешин стоял на мостике я пристально смотрел на спасенную им батисферу. Он вздрогнул, когда Щитов положил руку на его плечо.      - Леонид Степанович, адмирал спрашивает о результатах.      - Сейчас иду. А ты распорядись поднимать телевизор Да, а как наша гостья?      - Я уже отправил ее на шлюпке, там она нужнее! - улыбнулся Щитов. - Она искала тебя, хотела благодарить!      Ганешин махнул рукой и направился в радиорубку. Батисферу уже буксировали к "Риковери".      - Что дальше? - -спросил Щитов, когда Ганешин вернулся на мостик.      - Закончим подъем телевизора и пойдем своей дорогой.      - А разве ты к ним не поедешь? - с недоумением воскликнул капитан. - Я приказал шлюпку не поднимать.      - Нет, не поеду.      - Почему? Разве не интересно посмотреть на спасенных, расспросить их: они ведь тоже изучают дно.      - Конечно, интересно, но, понимаешь ли, - Ганешин поморщился: - ведь будут благодарить, а я не люблю этого. Лучше давай удерем! А об их исследованиях все равно скоро узнаем...      На судне американской экспедиции были заняты подъемом и открыванием батисферы и не заметили, что белый советский корабль быстро поднял шлюпку и телевизор. "Аметист" запросил о здоровье спасенных, получил ответ: "Слабы, но вне опасности", развернулся и начал набирать ход. Американцы не сразу догадались о намерениях "Аметиста", и только когда на нем взвился сигнал традиционного прощания, они поняли, в чем дело. Сигнальщик с "Риковери" отчаянно замахал флажками, но "Аметист" увеличил ход. Спасенные исследователи, офицеры и матросы, как один человек, смотрели вслед белому кораблю, становившемуся все меньше в солнечной дали. Внезапно гулкий грохот орудий раскатился над зелеными волнами: крейсер салютовал удалявшемуся "Аметисту".      Ганешин наблюдал за уборкой телевизора, когда с мостика послышался голос Щитова:      - Леонид Степанович, иди-ка к радио, вызывают американцы! - В голосе капитана звучала дружеская насмешка. - Техника все равно поймает тебя, даже в глубине океана!..      Радиоаппарат застучал отрывистые слова благодарности, просьбу сообщить фамилию командира, руководившего спасением. Американцы выражали восхищение беспримерной работой русских моряков, чудесным изобретением... В потрескивание радио с "Риковери" вдруг вмешалось резкое щелканье позывных "Аметиста", характерное для мощной радиостанции нового линкора.      Радист простучал ответ, и Ганешин выслушал четкие сигналы, славшие от имени адмирала привет американской экспедиции и поздравления личному составу "Аметиста". Особенное удовольствие адмирал выражал Гаиешину. Ответив командующему, Ганешин приказал радисту:                  [Image006]                  - Передайте "Риковери", начальнику американской океанографической экспедиции Миллсу. Командующий советским Тихоокеанским флотом только что передал вам поздравление со спасением и пожелания дальнейших успехов в вашей отважной работе. - Ганешин умолк. Радист держал руку на ключе и выжидательно смотрел на изобретателя. - Все! - коротко бросил Ганешин.      Через пять минут он крепко спал у себя в каюте.      Осенний владивостокский дождь хлестал в высокое окно кабинета Ганешина. Моряк перечитывал письмо от спасенных им полтора месяца назад американских ученых.      "Только тот, кто провел в безнадежности и отчаянии шестьдесят часов на недоступном дне океана, может понять, что сделали вы, - писали ученые. - Нельзя передать, что пережили мы, уже впавшие в тупое безразличие смерти, когда увидели свет в окнах и поняли ваши сигналы. С этой незабываемой минуты мы живем с твердой верой в безграничную силу человека, в его светлое будущее, в то, что нет одиночества даже в самых смелых, еще не понятых миром исканиях..."      Перечитав письмо, Ганешин начал, писать ответ. "Я считаю, что ваша благодарность должна быть направлена не ко мне лично, а к моей стране, моему народу. Что такое я и вообще любой человек без родины, без поддержки большого числа людей? Я достиг известных вам результатов в завоевании океанских глубин прежде всего благодаря точной направленности поставленных задач и, конечно, благодаря огромным материальным возможностям. Первое дал мне наш старый ученый, который несколько лет назад призвал нас, моряков, дать науке глаза и руки, которые могли бы достать океанское дно. Он же показал нам, на что способен человек в борьбе с морем, рассказав о замечательном атолле Факаофо... Второе дала мне родная страна... Поддержка, внимательная помощь правительства, огромного коллектива флота, разных людей - от ученого до слесаря - всего, что является для меня моей родиной, привели к тем достижениям, которые показались вам почти сверхъестественным могуществом. И это только начало. Мы будем продолжать!.."                  Журнал "Техника - молодежи" 1944 №7-8 с. 21-25            --------------------------------------------------------------------      "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 01.05.2009 10:37