Татьяна Витальевна Устинова            Третий четверг ноября                  "Но в том еще беда, и видно, неспроста,            Что не годятся мне другие поезда.      Мне нужен только тот, что мною был обжит.      Там мой настольный свет от скорости дрожит.      Там любят лечь - так лечь, а рубят - так сплеча.      Там речь гудит, как печь, красна и горяча.      Мне нужен только он, азарт его и пыл.      Я знаю тот вагон. Я номер не забыл".            Ю. Левитанский. "Сон об уходящем поезде".                  Конечно, она его не узнала, столько лет прошло!..      А сколько лет прошло?      Два года, что ли?.. Или уже больше? Нет, конечно, больше, больше, три с лишним! Расставались в апреле, а нынче уже ноябрь, значит, выходит три с половиной!      ...И когда они пролетели, эти три с половиной года?! Как успели?      Конечно, она его узнала.      Если бы прошло триста лет - ну, даже с половиной, - она бы все равно его узнала.      Нет ничего глупее вопросов, чем те, которые люди задают друг другу триста лет спустя.      - Ой, я тебя и не узнала! Ты как?      - Нормально, а ты как?      - И я нормально.      - А зачем ты к нам?..      - По делам. А ты все здесь?..      - А где же мне еще быть?..      - Да мало ли где...      - Нет, я здесь. Меня повысили, так что...      Про повышение было сказано не без умысла.      Умысел пропал втуне. Он не обратил внимания. Он никогда не обращал внимания на такие вещи.      Она с головой нырнула в сумку - за пропуском. А на самом деле, чтобы не таращиться на него во все глаза.      Он придержал перед ней дверь - чтобы она не стукнулась в нее лбом. А на самом деле, чтобы не рассматривать ее так уж откровенно!..      В вестибюле стало еще хуже, чем на тротуаре.      Во-первых, потому что голоса разносились по всему огромному и тихому помещению, отдавались от мраморной плитки. Во-вторых, здесь никого не было, кроме охранников за конторкой и нескольких опоздавших, маявшихся возле стеклянной коробки скоростного лифта.      Лека вынырнула из сумки. Пропуск зажат в руке, и вид растерянный.      Он вдруг рассердился из-за этого ее растерянного вида. В конце концов, столько лет прошло!.. И ничего же не происходит. Он не собирается немедленно тащить ее... в "свою пещеру", и вообще никуда тащить ее не собирается!      Он рассердился и немедленно сказал глупость:      - Ну, пока! До свидания.      Она кивнула, он повернулся, и вдвоем они двинули к лифтам - "путь наверх" здесь был только один, общий для всех.      В полном молчании, плечом к плечу, они подошли к раздвижным дверям и стали.      - Здрассти, Елена Сергеевна.      - Добрый день, Слава.      - Можно я к вам зайду после совещания? У меня вопрос.      - Да, конечно.      Слава стрельнул глазами в ее спутника, будто оценил, сделал странный жест, нечто среднее между кивком и поклоном, и отвернулся.      Хорошо, что половина сотрудников новенькие, подумала Лека. Никто ничего помнить не может.      Хотя и помнить-то нечего!..      - Здравствуйте, Елена Сергеевна! - у нее за плечом негромко сказал тот, перед которым ей было так неловко, и она с изумлением обернулась и посмотрела.      - Мы же здоровались!      - Да мы уж и прощались.      Да. Это точно. Они уже попрощались.      Столько лет прошло, она даже не узнала его там, на улице! Впрочем, она сразу его узнала.      Лифты пришли, как водится, все одновременно, и в просторном хромированном пространстве, увеличенном зеркалами и полировкой, она и он, конечно же, оказались вдвоем.      - Тебе какой?      - Шестой.      Он нажал две кнопки. Она не стала смотреть, какая вторая.      - Как ты живешь, Лека?      Она улыбнулась храброй независимой улыбкой.      - Я хорошо. А ты как живешь, Платон?..      Его звали Платон Легран, надо же такому быть!..      Была какая-то невразумительная история про петербургского дедушку-ресторатора, а может, и не дедушку вовсе, а прадедушку или прапрадедушку, оставившего в наследство такую фамилию. Платон никогда подробно не рассказывал, а то, что рассказывал, Лека слушала вполуха, из вежливости.      Слишком много в последнее время развелось потомков дедушек-рестораторов, дедушек-великих-князей, бабушек-балерин Мариинского театра, тетушек-фрейлин и дядюшек-камергеров.      Все вранье!..      Камергеры, князья и балерины - которых не успели расстрелять - отбыли в Париж, а остальные сгнили на каторге и "вольных поселениях".      Потомок ресторатора посмотрел на нее, усмехнулся загадочно и пожал плечами - видимо, таким образом отвечал на ее вопрос о том, как он живет.      Лифт тренькнул, кабина дрогнула и остановилась.      Вот и поговорили.      - Ну... пока. Да?      - Кофе пить со мной не пойдешь?      Лека засмеялась.      Если бы прошло триста лет - ну, даже с половиной, - она все равно узнала бы его по этому вопросу. Ни такта, ни деликатности, ни понимания, ничего!      - Не пойду, - сказала она и опять засмеялась, - а тебе что, делать нечего, среди бела дня кофе распивать с... - она поискала слово, не сразу сообразив, как себя поименовать.      С бывшей любовницей? Со старой знакомой? С давней подругой?      - С тобой, - подсказал Платон Легран. Двери лифта бесшумно закрылись, и кабина опять поехала, - я среди бела дня хочу распивать кофе с тобой. А что тут такого?      - Ничего, - проскрежетала Лека. Он увез ее на другой этаж!.. - Нет, Платон, у меня дел полно, я и так опоздала!..      Лифт остановился.      - Ну, - спросил ее спутник весело, - теперь на первый двинем?      Лека посмотрела на него почти с ненавистью.      Господи, она и забыла, какой он... противный. Самоуверенный, упрямый, привычно слушающий - и слышащий! - только себя.      - Точно не пойдешь?      Лифт опять дрогнул, и двери опять сошлись. Он наугад нажал какую-то кнопку, и они поехали.      - Слушай, - сказала Лека, - я хочу выйти. Выпусти меня, пожалуйста.      - Высадка пассажиров осуществляется только на остановке. Вот сейчас будет остановка, и ты выйдешь.      И она вышла. Оказалось, он привез ее на шестой этаж, собственно, как раз туда, куда надо.      Она кивнула, очень раздраженная, - он знал эту ее манеру кивать, снизу вверх, когда она сердилась или была недовольна, - и, изо всех сил стараясь не коснуться его ничем, ни пальто, ни сумкой, держась очень прямо, вышла из лифта и пошла по сверкающей плитке. Звук ее каблуков отдавался от мраморных стен.      ...Почему стены мраморные?.. Как в гробнице или турецкой бане! Ну, на черта здесь мраморные стены?!      Платон знал ответ на этот вопрос - потому что в последнее десятилетие нефть была очень дорогая, вот и вся премудрость! Потому и стены мраморные, и полы мозаичные, и фонтаны на каждом этаже, и "Лексус" у любого мелкого деляги. И ПТУ поэтому же называется "колледж", библиотечный институт "университетом управления культурой", а любая барышня, пишущая в эсэмэске "встретимся в понидельнек", именует себя "психолог-консультант".      Еще есть барышни-дизайнеры, барышни-телевизионные ведущие - никогда невозможно узнать, что именно они ведут и, собственно, куда, - есть барышни-продюсеры, барышни-журналистки, барышни-брендменеджеры.      Только барышень-крестьянок не осталось ни одной, все повывелись!..      Не ко времени она попалась ему на глаза, его бывшая барышня-начальник!..      Ему нужно было в офис адвоката Астахова, и, неожиданно для себя приехав опять на первый этаж, Платон некоторое время соображал, на каком же этаже этот самый астаховский офис. Сообразив, он опять погрузился в лифт и поехал.      Охранники проводили его изумленными взорами. Мало кто в этом шикарном здании на Поварской просто так развлекал себя катанием на лифте вверх-вниз!.. Платон помахал им рукой - из вредности.      Они не сталкивались... сколько? Года три наверное! А может, и больше. Впрочем, он всегда плохо помнил имена и даты, особенно такие, с которыми было связано что-то болезненное или неправильное.      Все, связанное с Лекой, было болезненным и неправильным!      Не все, услужливо подсказала ядовитая и подлая память. Не все, не все!..      А третий четверг ноября? Молодое божоле? Ночь, дорога? Ничего такого ты не помнишь, конечно, но я-то точно знаю, как было, и ты можешь притворяться сколько угодно, лихачить, потряхивать гривой, приглашать ее на кофеек - гадость какая! - но я, твоя память, сейчас все тебе покажу! Хочешь?..      Он не хотел. Ей-богу, он не хотел, но было уже поздно.      Даже в этом слове - "божоле" - было что-то Лекино, веселое, присущее только ей. По крайней мере, так ему когда-то казалось. Он не любил вино, и ничего в нем не понимал, и даже слегка гордился этим непониманием. В последнее время все до одного менеджеры средней руки, вчерашние выпускники все того же ПТУ, вдруг напропалую стали разбираться в винах, бриллиантах, марках одежды, в серфингах, дайвингах, флайфишингах, тест-драйвах, хорсингах, урожаях две тысячи пятого года, лакированных ботинках и "парфюмах с феромонами". Платон Легран пополнять собой легион разбирающихся и посвященных не желал решительно, а потому не разбирался и не посвящался.      Лека его посвятила.      Нет, конечно, он слышал о том, что в третий четверг ноября следует пробовать "молодое божоле", то есть красное вино нового урожая, и это вроде бы даже праздник там, где выращивают виноград и делают из него вино, то есть во Франции. К нему, Платону Леграну, этот праздник никакого отношения иметь не мог.      Он не выращивает виноград и не делает из него вино!..      - Ты что?! - сказала ему Лека, когда он изложил ей все, что думает по поводу "божоле", "феромонов" и лакированных ботинок. - Это же так здорово!      - Я не люблю красное вино. Ты же знаешь, я пью виски, и точка.      - Точка, точка, запятая, - пропела Лека, подняла ему на лоб очки и быстро поцеловала в губы. Она любила сделать что-нибудь неожиданное. - И твоя кривая рожа тут совершенно неуместна! И красное вино ни при чем!      - Как ни при чем, когда "божоле" - это и есть вино?!      - Третий четверг ноября, - торжественно объявила Лека, - это предчувствие праздника, понимаешь? Это красные рождественские цветы, которые ставят на стол, чтобы праздник уже поскорее приходил! Это свечи, белая скатерть, горячее мясо и молодое вино в пузатом стакане! Это значит, что год на исходе и что времени осталось всего ничего, только доделать дела, подвести итоги, в последний раз собраться с мыслями перед Новым годом! Ты же не знаешь, что там, впереди! - И она длинно присвистнула. - За далью даль!..      - Ты что, - спросил Платон, прищурившись, - романтическая особа?..      - Сам ты романтическая особа, - сказала Лека. - Мы немедленно едем в ресторан, ты оставляешь там машину, и мы надираемся красным вином. Согласен?      - Н-нет. У меня завтра с утра дела, и я не готов...      - Ты скучная, занудная, старая кляча, - объявила Лека. Она знала, что он поедет и будет проделывать все, что ей хочется, так было всегда, и ей казалось глупым в этом сомневаться. - Ты даже не знаешь, от чего отказываешься!..      Он и вправду не знал.      По дороге она передумала и велела ему ехать в магазин, а не в ресторан, и он был ей за это благодарен.      Кажется, он даже думал тогда о том, как именно он благодарен, ядовитая колючка-память, впившаяся в сознание, проткнула насквозь твердую и надежную защитную оболочку, и те бывшие, позабытые, утратившиеся эмоции теперь вырывались наружу с тонким протяжным тоскливым свистом. Среди этих эмоций совершенно точно была благодарность.      Он не потащила его в ресторан, потому что знала: он ни за что не бросит в центре Москвы свою обожаемую машину, и не станет пить "молодое божоле", и в ресторане у них не получится "предчувствия праздника"!..      Они поехали в магазин и купили там несколько темных бутылок, украшенных странными, непривычно яркими затейливыми этикетками - как на пластмассовых йогуртовых бутылочках. Должно быть, молодому божоле полагаются именно такие нелепые этикетки, кто его знает. Еще они купили мяса, сыра и, кажется, ореховый торт, так и оставшийся невостребованным.      Как-то моментально, в два счета, Лека соорудила ужин, и свечи были, и пузатые бокалы, и они тянули это самое божоле, как воду, и Платон все пытался его нюхать, объявив ей, что точно знает - в вине должны быть букет, аромат, послевкусие и еще "нотки", как же без них!.. Должны быть "нотки" красной смородины, горького ириса, сладкой черешни и немного жгучего перца!      Ничего не вынюхивалось - ни перец, ни черешня, ничего!.. Должно быть, он и вправду не понимал в вине.      Потом в голове зашумело, как-то приятно, успокоительно, как будто теплый ветер подул с того самого французского виноградника, где разливали в бутылки молодое вино, и свечи загорелись особенно ярко, и сквозь теплый ветер в голове Платон подумал, что у него на самом деле никогда не было такого праздника, что это только Лека и могла придумать!.. И еще он подумал, что дело вовсе не в божоле и не в том, что нынче третий четверг ноября, а в том, что им радостно и интересно вместе, как никогда не было поодиночке, и так теперь будет всегда!..      И так на самом деле было целую вечность - до самого апреля.      - Продолжать, - поинтересовалась ядовитая старуха-память. - Или хватит пока?..      Третий четверг ноября!..      А еще на кофе пригласил, и спрашивал, сделав специальный мужественный голос, пойдет ли она!..      Должно быть, память не только отравила сознание, но и что-то сделала с его лицом, потому что астаховская секретарша Маша, едва он вошел в офис, убралась от него за перегородку и оттуда тоненьким голоском спросила, чего Платон Алексеевич желает, чаю или кофе.      - Молодого божоле, - пробормотал Платон Алексеевич. - Ведро и половник. Взболтать, но не перемешивать.      - Простите, пожалуйста? Еще раз, пожалуйста?      Он никак не мог отделаться от мысли, что Лека где-то рядом. Всего несколько стен, какое-то количество мраморной плитки, мозаичных полов, пара фонтанов - и он ее увидит. Для этого ничего особенного не нужно, просто дойти до ее рабочего места. Он даже представил себе, как она выглядывает из-за стеклянной стены и какое у нее становится лицо.      За несколько прошедших лет они так ни разу и не встретились.      Странно - мы все время были в городе одном!..      Платон несколько раз заезжал к Павлу Астахову, и каждый раз думал, увидит он Леку или нет, и так ни разу и не увидел. А сегодня они столкнулись нос к носу.      Должно быть, от того, что ноябрь.                  * * *            Лека тоже думала про ноябрь и про то, что день начался неудачно, меньше всего на свете она хотела увидеть свою прошлую жизнь во всей красе! У "прошлой жизни" были очки, длинный нос, вечно скособоченный на сторону шарф, пристальный, даже какой-то прилипчивый взгляд, странная манера шутить, вечно грязная машина и нелепейший желтый портфель, всегда набитый бумагами.      Ужасный человек. Ужасный.      - Елена Сергеевна, генеральный просил зайти.      Лека сделала над собой усилие, чтобы вернуться в реальность.      Ах, да. Рабочий день. Сегодня совещание, от которого коллектив не ждет ничего хорошего, потому что всем было объявлено, что увольнения начнутся еще до Нового года и продолжатся после. А как же иначе, в Штатах кризис ипотечного кредитования, поэтому у нас в офисе увольнения!.. Что непонятно?!      - Елена Сергеевна!      - Так, - сказала Лека и провела рукой по лицу, словно стряхивая ненужное выражение, - значит, что? Совещание отменяется?      Помощница Даша - впрочем, у них в офисе в полном соответствии с велениями времени все помощники именовались "ассистентами" - округлила глаза, а заодно и губы, как будто собралась произнести букву "о".      - Ну, что-о-о вы, Елена Сергеевна! Совещание не отменяется. Партнеры уже приехали и ждут в зимнем саду. Но генеральный все равно просил вас зайти.      - Лучше бы ждали в Летнем саду.      - А?      - Даш, дайте мне кофе, только покрепче и прямо сейчас. Слава просил принять его после совещания, вы позвоните ему и скажите, что я пока не знаю, во сколько оно закончится. Если очень поздно, то лучше пусть зайдет завтра.      Даша помедлила, а потом сказала грустно:      - Он, наверное, боится, что его уволят. У него жену уже уволили, а они кредит взяли на квартиру...      Лека кивнула. А что ей оставалось делать?.. Она понятия не имела, уволят Славу или нет. Она даже как следует не знала, чем этот самый Слава занимается.      - Елена Сергеевна, - Даша вдруг закрыла за собой дверь и придвинулась поближе к ее столу, Лека посмотрела на нее. - Скажите, нас всех уволят, да? Всех?      Эти разговоры в последнее время стали постоянными. Про увольнения говорили в курилке, в буфете, на лестнице, где собирался "дамский клуб", просто так, поболтать. Больше болтать было решительно негде, ибо стеклянные стены были повсюду, кроме сортиров.      Кто-то из американцев времен Великой депрессии пошутил печально, что спад - это когда увольняют соседа, а кризис, когда тебя самого. Всех соседей медленно, но верно увольняли, и, как приговоренный ждет падения гильотины на собственную беззащитную шею, так, затаившись, закрыв глаза и прижав уши, все ждали, когда очередь дойдет "до нас". Но надежда - самое живучее, что есть в человеке, все-таки шептала упрямо - может, пронесет, может, обойдется, мы-то ведь другое дело, не то что наши соседи!..      - Елена Сергеевна, ведь если уволят, то я прямо не знаю, как жить!..      - Надеюсь, что не уволят, Даша. Или уволят, но не всех.      - А... меня, Елена Сергеевна?      Лека рассердилась.      Она всегда сердилась, когда не знала, что ответить.      - Даша, я даже не знаю, не уволят ли меня!.. Правда. Как только узнаю, сразу скажу, я вам обещаю. Пока я работаю, вам ничего не угрожает.      Даша шмыгнула носом, кажется, собиралась зареветь.      - Правда?      - Дайте кофе, а?      Платон Легран говорил ей, что она не умеет выстраивать отношения с подчиненными. Он говорил, что подчиненные непременно садятся ей на шею, и она не только делает за подчиненных всю работу, но еще разбирает их семейные проблемы, ссужает деньгами, рекомендует, в какую школу лучше всего определить детей, а заодно и решает за них контрольные работы, если тем приходит в голову фантазия пойти куда-нибудь учиться. При этом она сама же, как начальник, за эту учебу еще и платит, а потом дает прибавку к жалованью, ибо после учебы квалификация сотрудников необыкновенно повышается!..      Лека очень на Платона злилась, кричала, что он считает ее полной дурой, и доказывала, что ничего такого она не делает, просто людям нужно помогать. Он никогда ее не слушал, безнадежно махал рукой, и диспут захлебывался.      Телефон зазвонил, и Лека, даже не посмотрев, быстро сняла трубку, только чтобы не видеть Дашиной несчастной физиономии.      Звонил генеральный.      - Лен, ты чего не идешь?      - Куда?!      - Ко мне, - сказал генеральный, немного подумав, как будто не сразу сообразил, куда именно она должна идти. - А что такое? Я же твоей ассистентке сказал - срочно!      - Я иду, Андрей.      Лека поднялась со стула, нашаривая в кармане пиджака мобильный телефон, который следовало бы выложить, иначе он непременно зазвонит в самый разгар совещания. Переключать его на режим вибрации Лека не любила.      Во-первых, для этого следовало нажать десяток кнопок в строго определенном порядке, и к концу процедуры от нетерпения она всегда начинала рычать.      Во-вторых, Платона всегда очень развлекала эта самая "вибрация". Каких только шуток он про нее ни отпускал!..      Ужасный человек.      - Даша, почему вы мне не сказали, что генеральный вызывал срочно?!      Даша опять округлила глаза и губы, словно намереваясь произнести букву "о".      - А-а-а... я... не поняла, Елена Сергеевна... он как-то так сказал... вернее не он сказал, а его ассистентка...      Ну да, конечно. Ассистентка.      - Даша, иногда нужно слушать, что вам говорят. Особенно если говорит генеральный!..      - Я слушала...      Лека наконец вытряхнула телефон, подхватила со стола записную книжку, бросилась к двери, вернулась и стала копаться в бумагах.      - Дайте мне хоть какую-нибудь ручку! Быстро!..      - Вот, Елена Сергеевна. Вот ручка!..      Лека сунула ручку в карман, мимоходом подумав, что она непременно потечет и изгваздает пиджак. Ручки всегда так делают. Потом Лека захлопнула крышку ноутбука и сунула его под мышку. Генеральный очень любил, когда подчиненные являлись к нему в кабинет с компьютером, чтобы приступить к выполнению его указаний, так сказать, непосредственно у него на глазах.      - Зачем вы пишите ручками на бумаге?! - восклицал генеральный. - В наш век компьютерных технологий это просто варварство какое-то и позавчерашний день! Вы что, потом будете сами себя перепечатывать?!      Он даже мысли не допускал, что не все его указания годятся в дело, что иногда - и даже довольно часто, по правде говоря! - перепечатывать ничего не приходится, а конспектировать его умные и всегда своевременные мысли на компьютере не слишком удобно, особенно тем, кто не заканчивал курсов машинописи. Поэтому Лека брала на совещания и то, и другое - ручкой она варварски записывала в блокнот, а включенный компьютер самодовольно гудел рядышком, в соответствии с требованиями двадцать первого века.      Лека уже была за дверью, когда зазвонил мобильный, и она не стала отвечать.      Генеральный был озабочен.      Сам про себя он сказал бы - чертовски озабочен.      Генеральный любил не только ноутбуки и шагать семимильными шагами в двадцать первый век, но еще и красиво выражаться.      - Закрой дверь, - приказал чертовски озабоченный генеральный.      Лека закрыла, села на свое всегдашнее место слева от него, одним движением раскрыла компьютер, выложила блокнот и достала из кармана ручку, которая вроде бы пока не протекла.      - У нас проблемы, - сообщил генеральный и побарабанил пальцами по столу. - Боюсь, что очень серьезные.      Лека вдруг по-настоящему забеспокоилась. Как пить дать, он собирается сказать, что в период банковского и страхового кризиса в Штатах, их контору на Поварской в Москве придется закрыть.      Хорошо Даше, она может умоляюще смотреть в глаза и спрашивать жалобно: "А меня тоже уволят, да?" - а что делать ей, Елене Сергеевне?.. Умолять бессмысленно. Просить бесполезно. Рассказывать о своей тяжкой доле глупо и это ни к чему не приведет.      У генерального доля еще тяжелее, у него столько народу на руках!..      Гильотина дрогнула в пазах, пошла сначала медленно, а потом стала стремительно падать.      Лека выпрямилась, расправила плечи и начертила в ежедневнике длинную синюю линию.      Ну, как говорится, подведем черту!..      Генеральный обошел стол и сел рядом с ней, чего за ним отродясь не водилось.      - Слушай, Лен, у нас эта дура в Питере пропала, - сказал он ей в самое ухо, - и я не знаю, чего теперь делать. В милицию звонить глупо, да и не примут они заявление, я же не ее муж!.. И пропала она всего два дня назад, а в милиции, кажется, принимают только через три. А в Питере все ждут, понимаешь? Сегодня звонили уже три раза, а я даже не знаю, что отвечать!..      Лезвие гильотины замерло в двух сантиметрах от шеи казнимого.      - Подожди, Андрей Владимирович, - попросила Лека и опустила плечи, которые до этого держала чрезвычайно прямо, - я ничего не понимаю. Какая дура в Питере пропала?..      - Василькова. Жена этого твоего!.. Господи, - вдруг рассердился генеральный, - ну, что ты, правда никак не можешь сообразить?!      Она сообразила, конечно.      Анастасия Василькова, жена Артема Василькова - бывшая, бывшая, конечно, - работала у них в юридическом отделе. Артем возглавлял службу безопасности, и с Лекой у него был роман.      Даже, наверное, не роман, а любовь. По крайней мере, Леке хотелось на это надеяться.      - Вот я и решил с тобой посоветоваться, может, ты у него спросишь потихонечку, куда она могла деться в Питере, может, у нее там двоюродная тетя или бабушка по материнской линии!.. Ну, хоть где она может находиться вместе с нашими договорами!.. - Тут генеральный, человек во всех отношениях культурный и устремленный в двадцать первый век, вкрутил такое крепкое словцо, что Лека слегка отодвинувшись и быстро взглянула ему в глаза.      Глаза были несчастные.      Дело, как видно, и впрямь серьезное.      - Андрей Владимирович, ты мне толком бы объяснил что-нибудь.      Генеральный махнул рукой, чуть не задев Леку по носу, потом вскочил и стал бегать по кабинету у нее за спиной. Его отражение мелькало и пропадало в огромном черном омуте телевизионной панели, висевшей на противоположной стене.      - Да нечего объяснять, по большому счету!.. Эта Василькова повезла документы питерским партнерам. Должна была позавчера передать их на подпись, а вчера уже вернуться. Рассказов звонит - ни документов, ни Васильковой! Позавчера нет, вчера нет и сегодня тоже нет!.. Куда девалась - непонятно. Куда документы девались - тоже неясно. Телефон у нее не отвечает. В гостиницу звонили, там говорят, в номере ее нету, хотя она... как это называется... заселилась. Заселиться заселилась, а потом пропала. И чего делать? Шум поднимать?      - Шум? - переспросила Лека.      От мелькания генерального в телевизионной панели у нее вдруг заболела голова, а может, от того, что она подумала, как именно станет говорить Артему, что его бывшая жена... пропала!      - Ну да! Шум. В милицию сообщать и всякое такое. Нужно сначала у него узнать поделикатней, куда она могла в этом Питере провалиться! Ну, наверняка он знает ее родственников, знакомых, подруг!      - Наверняка знает, - повторила Лека. - А что за документы, Андрей Владимирович?      Генеральный с размаху, как будто у него кончился завод, кинул себя в кресло. Кресло закачалось.      - Да в том-то и дело, - сказал он раздраженно, - что документы не простые, а золотые!.. Юристы полгода согласовывали с финнами, а те все ни в какую! Наконец-то согласовали, подписали, осталось только питерцам подписать! Вот-вот деньги должны пойти, это по нынешним-то временам! А документов нет, да еще оригиналов, понимаешь?..      - Да это я понимаю, - согласилась Лека. - Я только одного не понимаю, эта Анастасия Василькова в юридической службе кем работает? Курьером? Рассыльной?      - Есть у нее какая-то должность, специалист первой категории, что ли! Какая тебе разница?      - А почему именно она документы в Питер повезла?      - Потому что курьера нельзя было посылать. Она же должна была с питерским начальством встречаться, чтоб оно подписало, а ты сама понимаешь - с начальством встречаться дело вовсе не курьерское, да и хорошенькая она, эта Василькова!.. Все от нее в восторге, а когда партнеры в восторге, они и документики быстрей подписывают!      Бывшая жена Артема на самом деле была очень хорошенькой, и Леку это всерьез огорчало.      Она сама никогда не была "хорошенькой"!      - Ну, спросишь у него, Лен? Наверняка он знает! И хорошо бы в Питер по-быстрому слетать, поискать ее. - Генеральный заглянул ей в лицо. - Лен, я тебя умоляю, возьми своего Василькова и слетайте, а?      - Я?!      - Ну а кто?      Лека не нашлась, что ответить.      - Если мы бумаг не найдем, придется всю канитель сначала заводить, а это значит, что никаких договоров не будет! Мы даже в прошлом году еле-еле наши условия протолкнули, а в этом!.. - Андрей Владимирович горестно махнул рукой и помолчал. - И там, в бумагах этих... много всяких таких сведений... в общем, не нужных третьим лицам!      - Секретных, что ли?! - язвительно спросила Лека.      - Да не секретных! Но там сроки, номера счетов, юридические адреса, ну, ты ж понимаешь!      - Слушай, Андрей Владимирович, - помолчав, начала Лека, - а тебе в голову не приходит, что ее там могли, я не знаю, убить, взять в заложники, переехать трамваем?! Тебя только бумаги интересуют, и больше ничего?! И как ты это себе представляешь? Вот прихожу я к Артему и говорю: твоя бывшая жена в Питере пропала, на связь не выходит уже который день. Но это все ерунда, главное, у нее документы были важные, и по ним питерские партнеры плачут. Поедем, найдем бумаги! Так, что ли?      - Я не знаю, как! - заорал генеральный тихим голосом, чтобы не услышали в приемной. - Я знаю, что кроме Василькова и тебя мне послать туда некого. Одного его я не могу, он там сгоряча чего-нибудь напортачит!      - В милицию надо заявлять, - твердо сказала Лека, - а то мы с тобой погорим на самодеятельных расследованиях.      - Не нужно никакого, боже сохрани, расследования! Нужно выяснить, где она, и передать по назначению бумаги, и дело с концом!      - Андрюш, - сказала Лека, дивясь его тупости, - ты понимаешь, что она может быть в морге?!      - Тьфу-тьфу-тьфу, - сплюнул через плечо генеральный, семимильными шагами направляющийся в двадцать первый век, - постучи по дереву!      - Да где тут у тебя дерево?! Стекло сплошное и пластик.      - Вон дерево. В кадке.      Лека посмотрела в сторону окна. Там действительно стояло дерево в кадке. Она поднялась, подошла и постучала по стволу. Жидкая крона заколыхалась, а с листьев, кажется, посыпалась пыль.      - Я тебе говорю, надо в милицию заявлять! - повторила она.      - А я тебе говорю, что заявить мы всегда успеем! Ты завтра все там разузнаешь, и если уж совсем никаких следов нет, значит, будем заявлять! Кстати сказать, мы и заявить не можем, только родные!.. Ты не в курсе, у нее есть муж, кроме этого бывшего, который теперь твой?      Лека вдруг оскорбилась:      - Андрей Владимирович, ты знаешь, что он мне пока не муж. И про его бывшую жену мне тоже почти ничего не известно.      Это прозвучало фальшиво, по крайней мере сама Лека расслышала в собственном голосе отчетливую ненатуральность.      Про бывшую жену она как раз знала очень много. Настолько много, что хотелось бы поменьше. Вот, например, кем Настя работает у них в компании, Лека никогда не интересовалась. Даже не просто не интересовалась, а несколько нарочито. Ну, чтобы не ставит Артема в двусмысленное положение. Получается, что бывшая жена никто, а новая подруга, считай, большой начальник. Какой нормальный мужик это переживет?!      Артем был совершенно нормальным мужиком и нежным мужем, покуда был женат, а после развода стал нежным бывшим мужем.      Когда у Насти начиналась ангина, или она ссорилась с мамой, или не могла управиться с дочерью, или заканчивались деньги, она звонила Артему. Впрочем, даже когда ничего этого не происходило, она все равно звонила Артему, и они разговаривали подолгу, тщательно, детально, со вкусом, и Лека эти их разговоры ненавидела! В конце концов, они давно развелись, и теперь главное место в жизни Артема принадлежит ей, Леке, а вовсе не бывшей жене!..      Собственно тогда, триста лет назад, она рассталась с Платоном, потому что появился Артем - настолько другой, настолько на него непохожий, настолько родной, понятный и милый, что даже сравнивать его с "ужасным человеком" было нелепо.      - Я заказываю билеты, - подвел итог генеральный. - Прямо на сегодня. Мой водитель отвезет тебя в Домодедово.      - Мне еще надо предупредить Артема.      - Значит, предупреди. На самом деле я уверен, что ничего там страшного не случилось! И не делай такое трагическое лицо, пожалуйста!      Лека оглянулась уже от двери.      - На самом деле мы не знаем, что именно там случилось, - сказала она, - а радостным свое лицо я сейчас сделать не могу!      Она вернулась в свой кабинет, уселась к столу, подперла подбородок кулачком и стала смотреть на крошечный глобус искусной работы, подарок Артема к прошлому Восьмому марта, а может, к седьмому ноября. Он любит дарить ей подарки.      - Мы же с тобой объедем весь мир, - сказал он тогда смущенно и сунул глобус ей в руку, - правда?      Лека с восторгом согласилась - правда, правда!.. - и водрузила глобус на стол. Теперь он сиял и переливался голубыми, серебристыми и зелеными извилистыми линиями у нее перед носом.      Вот океаны, синие-синие, и по ним пущены выпуклые бурунчики белой пены. Хорошо там, в океане, на клипере, под парусами!      Вот экваториальные леса, зеленые-зеленые, и по ним пущены извилистые дорожки голубых тропических речек. Хорошо там, на экваторе, макаки на деревьях, змеи на ветках и везде заросли, заросли!..      Вот пустыня, желтая-желтая, а по ней шагает караван верблюдов, и бедуины в белых платках, закрывающих лицо, идут, покачиваясь. Хорошо бедуинам!..      Так, что мы имеем?      Пропала бывшая жена нынешнего сердечного друга. Генеральному на нее наплевать - наплевать решительно! - но его волнуют документы, которые пропали вместе с ней. Задача Леки поехать в Питер, быстренько провести расследование, найти бумаги, попутно установить, где находится бывшая жена, не слишком обременяя начальство катаклизмами, которые могли с этой женой случиться. При этом она, Лека, должна еще прихватить с собой Артема, который впадает в панику, даже когда у его бывшей делается насморк.      Он уверен, что она, эта бывшая, совершенно не приспособленный к жизни человек. Не проследишь за ней, так она ложку мимо рта пронесет.      Впрочем, про ложку Лека сама придумала!      Вряд ли у неприспособленного к жизни человека есть в Питере удалые друзья, способные увлечь его, этого человека, в многодневный загул, так что он даже о своих служебных обязанностях позабыл!..      Значит, случилось что-то на самом деле серьезное, и генеральный просто не разрешает себе думать о том, насколько серьезное!                  * * *            - Елена Сергеевна, ассистент генерального просит ваши паспортные данные. Говорит, что это для билетов на самолет. А вы что, улетаете, Елена Сергеевна?      - Видимо, улетаю, Даша.      - Елена Сергеевна, а нас не увольняют?      - Даш, найдите Василькова и соедините меня с ним.      Почему-то звонить по мобильному ей не хотелось.      О ее связи с шефом службы безопасности, конечно, знали все сотрудники до единого, и все делали вид, что не знают.      Триста лет назад точно так же делали вид, что не знают о ее связи с Платоном Леграном. К счастью, тогда были другие сотрудники. Почти все.      - Это не организация, - как-то скорбел подвыпивший генеральный на новогодней вечеринке, когда за столом остались только он, пара замов, бухгалтерша, которую все звали Раиса Захаровна, хотя на самом деле она именовалась Татьяна Петровна, и в стельку пьяный благодушный финн, предполагаемый партнер. Финн остался только потому, что его совсем не держали ноги, и это его очень веселило. Все остальные разбрелись по темным углам - обжиматься, целоваться, миловаться, шептаться, обниматься, сливаться и качаться.      Такая форма досуга называется почему-то "корпоративная вечеринка".      - Это не организация, - скорбел генеральный, чокаясь с замами и финном, таращившим бессмысленные веселые глаза, - это публичный дом какой-то! Ведь знаю, знаю! - Тут он поднял палец. - Знаю, что бабам нельзя работать вместе с мужиками! А что делать?!..      А Лека, то есть в этом случае как раз не Лека, а Елена Сергеевна Беляева, начальник технического департамента, была уверена в обратном.      Елена Сергеевна была уверена в том, что только на работе можно встретить "главную любовь своей жизни" - звучит ужасно, но это правда! Тем не менее "главная" любовь тем и отличается от "второстепенной", что пролегает, так сказать, по самому центру жизненного, так сказать, пространства. А что там есть, в этом центре? Все правильно, работа! Самое главное, самое важное, самое интересное в жизни современного человека, и особенно современной женщины, происходит именно на работе. А где же еще этому важному происходить? Не у плиты же, не у стиральной машины, не в детской поликлинике с баночкой младенческих поделок, зажатой в руке, право слово! Взрослым людям нужны какие-то общие дела, и это не совместный просмотр сериалов или обсуждение тройки по природоведению у сына! Пары из разных миров, с разными интересами обречены на вымирание, такие пары, а вовсе не блокнот с ручкой вместо компьютера как раз и есть анахронизм и пережиток.      Вот, к примеру, они с Платоном Леграном так и вымерли - общих интересов-то не было! Пока он консультировал их проект, все шло хорошо, а потом стало плохо.      Его решительно не интересовало Лекино повышение и что именно сказала на совещании Алла Николаевна о ее новом предложении.      Ее абсолютно не касались его научные изыскания, и что именно сказал Михаил Наумович по поводу его статьи в американском журнале.      С Артемом у Леки как раз была "генеральная" любовь, или "главная" - она время от времени путалась в собственных терминах. Он все знал про ее работу, ликовал по поводу ее повышений, а она сочувствовала, когда у них в службе начинались "интриги" и некий Валера пытался Артема подсидеть, но он подрезал Валере крылышки на самом взлете. Артем знал начальников и подчиненных, знал, кто кому дышит в затылок, кто как себя ведет, когда напьется, у кого на дне рождения всегда скучно, а у кого весело, и темы для разговоров никогда не иссякали.      Если бы не бывшая жена - неприспособленная к жизни! - все было бы просто прекрасно.      И вот теперь она пропала, ищи ее!..      Ужаснувшись собственным мыслям, Лека быстро и воровато оглянулась, словно проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог бы их подслушать.      Никто не подслушивал.      Как же она ему скажет?..      Артем, твоя бывшая жена пропала. Артем, у нас неприятности. Артем, ты только не волнуйся, еще ничего не случилось. Или случилось?..      Ничего особенного, мадам, вашего мужа зарезали.      Тут Лека опять ужаснулась.      Должно быть, она плохой, злой, эгоистичный человек, и зря Платон упрекал ее в излишнем человеколюбии и редкостном умении взгромождать на себя чужие неприятности!..      Знает Артем или не знает?.. Вчера они не встречались, потому что Лека с подругой Маринкой "посещала премьеру". Лека не была заядлой театралкой, а Маринка была, но ходить одной ей было скучно, и время от времени, когда наставала Лекина очередь, Маринка брала ее с собой. Все Маринкины походы в театр были строго распределены между друзьями и знакомыми.      Культпоход вышел неудачным - свидание с Артемом Лека пропустила, и премьера ей не понравилась. Весь первый акт она чувствовала себя полной идиоткой, потому что зал реагировал - хохотал, хлопал, по нему, как по весеннему полю, пробегал легкий и приятный ветерок одобрения, - а Лека никак не реагировала. Шутки были не смешные, актеры играли плохо, принимали позы и говорили ненатуральными голосами. Впрочем, в программке было написано, что "подчеркнутая театральность, ломаность линий, странность не столько самой пьесы, сколько актерской игры, и есть основная концепция молодого, талантливого режиссера Б.Ш. Бузукова, его особое видение".      Игра действительно была странной, а пьеса вовсе нет.      Давали "Чайку".      Молодой и талантливый Б.Ш. Бузуков на фотографии выглядел представительным дядей лет сорока пяти с немного кривым носом. Должно быть, для того, чтобы подчеркнуть, что кривизна эта неспроста, на голову он нахлобучил бархатный испанский берет, и таким образом стал уж окончательно похож на режиссера.      В общем, всем нравилось, а Леке нет, и она никак не могла понять, нравится ли Маринке. Та все время как-то подозрительно закрывалась от нее программкой.      В антракте выяснилось, что и ей не нравится, и программкой она закрывалась, чтобы незаметно посмотреть на Леку и проверить, нравится той или нет.      На второе действие они не остались. Немного пристыженные, под строгими взглядами гардеробщиц - ку-уда?! А досматривать?! А аплодировать?! А кричать "браво-о-о"?! - они быстро оделись и выбежали на улицу, на театральное крыльцо, под яркий вечерний свет фонарей.      На крыльце лежал тонкий пушистый снег. Откуда он взялся? Когда они заходили в театр, в Москве была осень, непроглядная, мрачная, без всяких надежд на зиму, а когда выскочили, оказалось, что зима пришла. Весь бульвар был тихий и чистый, как будто обновленный. И деревья стояли не шелохнувшись, принимая первого снеговое омовение, и машины под этим тихим и ровным снегом шли какие-то торжественные и даже, казалось, не такие грязные, как всегда.      По поводу первого снега и премьеры "Чайки" решено было домой не ехать, а идти по бульвару до первого ресторана и там "засесть". Они пошли, поддерживая друг друга под руки, чтобы не упасть - скользко было! - хохоча и радуясь тому, что удалось смыться.      Короче, с Артемом Лека вчера так и не встретилась, а после ресторана и звонить не стала, поздно уже было, и она чувствовала себя виноватой, что бросила его под предлогом "Чайки", а сама потащилась в ресторан.      Кроме того, она была навеселе, и это ее тоже смущало.      Если вчера он звонил бывшей жене, значит, все уже знает. А может, та сама ему звонила, и он как раз знает "наоборот" - что все в порядке, просто у нее украли сумку с мобильным телефоном и всеми деньгами, и теперь она сидит в гостинице и даже не может из нее выйти, чтобы доехать до офиса питерских партнеров?!      С ней всякое может случиться!..      - Елена Сергеевна, Артем Валерьевич на второй линии.      - Лена, - быстро сказал он, и голос его был ужасен. - Настя пропала.      Фу-у ты, господи! Лека моментально вышла из себя. Хоть бы эта Настя совсем пропала!..      Нет, так нельзя, это нехорошо.      Должно быть, она, Лека, плохой, злой, эгоистичный человек!      - Я позавчера ей не дозвонился, - говорил между тем Артем, и трубка нервничала вместе с ним, Леке пришлось немного отодвинуть ее от уха, - хотя раз пять звонил, наверное! И вчера она тоже ни разу трубку не взяла. Лен, у нее там что-то случилось, я это чувствую! Зачем только ее отправили в эту командировку?! Сто раз я ей говорил - не езди, ты все равно одна никогда не справишься!..      - Тем, - перебила Лека, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. В учебнике по йоге, который они с Маринкой недавно купили, чтобы обучаться, было написано, что лучший способ успокоиться, это медленно дышать "подреберной частью". Лека положила руку на свой пиджак, чтобы определить подреберную часть, но так и не определила. - Темочка, скажи мне, а зачем ты ей звонил позавчера пять раз? Что-то случилось?      Он как будто споткнулся о ее вопрос, и некоторое время думал, прежде чем ответить.      - Как зачем? - растерянно спросил он, подумав. - Она же... одна, в чужом городе! С ней все, что угодно, может случиться... - Тут он нащупал привычную почву под ногами и заговорил уверенней: - Вот видишь, и случилось! Только бы ничего плохого не было, такого, чтоб совсем уж!.. Она же ничего не может...      Может, может, хотелось сказать Леке. Такого рода женщины виртуозно умеют убеждать мужчин, что ничего не умеют, и таким образом получают в свое распоряжение в одном лице носильщика портшезов, погонщика верблюдов, метателя кинжалов, глотателя огня, мойщика посуды, няньку для малютки, полотера, вахтера и шахтера.      Бедняжка мой! Как ты жил с ней так долго и остался в здравом уме и твердой памяти?! Конечно, ты беспокоишься, ты привык о ней беспокоиться, ты столько лет о ней беспокоился!      А кто все это время беспокоился о тебе?! Конечно же, никто! Никому ты был не нужен и не важен, мой хороший, мой бедный, мой несчастный мальчик. Зато сейчас появилась я - и я тебя спасу.      Я же сильная. И совершенно приспособленная к жизни.      - Темочка, - сказала Лека ласково, - ты не переживай так сильно. Мы с тобой поедем в Питер и ее найдем. Скажи мне, а у нее нет там родных, друзей, не знаешь?      - Знаю, конечно, - тут же ответил Артем. - Нет у нее там ни родных, ни друзей, и не было никогда. Говорю тебе, что-то случилось!..      - А... девочка с кем осталась?      Почему-то Лека никогда не называла дочку Артема по имени. Не получалось у нее.      Впрочем, эту манеру она подцепила когда-то у Платона, которого совершенно искренне и необидно не интересовали чужие дети, и он в них вечно путался.      - Это у него дочь Сережа? - заинтересованно и доброжелательно спрашивал он у Леки, когда она вела его в очередные гости. - Или, нет, нет, у него сын Лена? Я помню на прошлой неделе был какой-то лысый с сыном Леной!.. Помнишь, на вечеринке в память павшего народовольца Вучетича?      Таким макаром он демонстрировал Леке еще и собственную полную непригодность к светской жизни. Она сердилась и выговаривала ему за это.      Вообще он неприятный человек. Ужасный.      Из-за него девочку Артема пришлось звать просто девочкой. Ну, то есть дочку, дочку, да!..      - Артем, ты не слышишь? Ребенок с кем?      - Дашенька с Настиными родителями, - признался он как-то неохотно, будто девочку на время сдали в детский дом, - я ее к ним в Братеево отвез. Ну, перед Настиной командировкой.      Ну и что тут такого?! Ничего такого тут нет! Он нормальный мужик, ответственный, добросовестный, он выполняет свои отцовские обязанности, не чета другим, безответственным и бессовестным! Все же он ей достался не двадцати пяти лет, как-никак "мужчина с прошлым", и она должна с уважением к этому относиться. В конце концов, девочка навсегда останется его дочерью! И Лека, современная - может, и не такая, как шеф Андрей Владимирович с его компьютерами, но все же! - умная, раскрепощенная женщина должна с пониманием относиться к его обязанностям.      Хотя, конечно, иногда ей хотелось, чтобы ответственности и порядочности у него было поменьше. Ну, чтоб он работу хоть раз проспал - из-за бурного утреннего секса. Или неприспособленную бывшую супругу хоть раз на дачу на электричке отправил - ради выходного дня с Лекой. Или какую-нибудь смешную глупость сказал - просто чтобы Лека перестала раздражаться.      Но ни ответственности, ни порядочности у Артема не убывало. А говорить смешные глупости умел только Платон Легран, но он не был ни милым, ни порядочным, ни ответственным.      Он все путал, обо всем забывал, и ему ничего нельзя было поручить.      Когда Лека просила его заехать в магазин за кефиром и сельдереем, он или тут же забывал об этом, или привозил ореховый торт. Сельдерей его не интересовал решительно, и он нисколько этого не стеснялся.      Артем никогда ничего не забывал и не путал, и все Лекины просьбы всегда записывал на бумажку, чтобы исполнить в точности.      Он очень хороший человек, ее Артем.      Теперь этот хороший человек невыносимо страдал в трубке возле ее уха:      - Лена, я, наверное, должен в Питер полететь, чтобы постараться... Настю найти. Только я понятия не имею, как я буду ее искать и, самое главное, где!..      Голос у Артема дрогнул, и Лека, как охотничья собака, услыхав команду "Пиль!", вся навострилась, подтянулась, приготовилась - и бросилась вперед.      Утешать.      Утешала она довольно долго и, кажется, продуктивно, потому что истекающее из телефонной трубки предынфарктное состояние постепенно перешло просто в нервическое, а потом почти в стабильное.      - ...Все будет хорошо, я в этом уверена! Андрей Владимирович тоже обеспокоен, я как раз от него вернулась, он просил меня слетать с тобой, чтобы там чем-нибудь тебе помочь!      - Андрей Владимирович? Волнуется? Ни за что не поверю! Это, наверное, ты его уговорила, да, Лен?      Лека моментально сообразила, что надо соглашаться - да, да, конечно, именно она уговорила генерального отправить начальников двух разных служб в командировку спасать одного "специалиста первой категории"!.. Артем поверит, что это она, и будет ей за помощь как минимум благодарен. Отличный ход.      - И как тебе удалось его уговорить, а, Лен?..      Лека, покраснев - хорошо, он не видит! - сказала, что это было довольно трудно. Но она постаралась.      - Спасибо тебе, Лен. Ты... самая лучшая на свете. Никто меня не понимает так, как ты!      Никто меня не понимает, и молча гибнуть я должна, фальшиво пел Платон Легран, когда Лека кричала, что он ни черта не понимает в ее, Лекиной, тонкой натуре.      Господи-и, зачем он попался ей сегодня с утра пораньше?!.      Через час Лека была уже дома и задумчиво стояла над сумкой, в которую следовало бы что-нибудь положить. Впрочем, можно и не класть - она летит всего на один день, ну максимум на два, потому что, если в эти два дня ничего не прояснится, придется "подключать" милицию, а это уж решительно не Лекино дело!      Можно и не класть, но она так любила... наряжаться!.. Ей нравилось хорошо выглядеть. И нравилось, что теперь, когда она много зарабатывает, у нее есть такая возможность.      На завтрак в отеле надо в чем-то пойти? Надо!      Переодеться к ужину после целого дня беготни по городу надо? Надо!      Кроме того, она еще очень любила туфли на каблуках, и хотя как здравомыслящая женщина понимала, что на этих самых каблуках да по раздолбанным, залитым водой, а потом подмерзшим тротуарам ходить нельзя решительно, что каблуки годятся только для того, чтобы, выйдя из машины, донести себя до подъезда, что от них моментально устают ноги, а пальцы, на которых надо все время стоять, затекают и мерзнут - все равно предпочитала только каблуки!      Артем всегда очень беспокоился, когда она надевала шпильки.      - У тебя же ножки устанут, - говорил он, - давай возьмем с собой сменную обувь, чтоб ты в случае чего могла переодеть.      Но эта "сменная обувь" Леку приводила в бешенство, и она героически шкандыбала на шпильках!      Итак, туфли - на каблуках, конечно, - и еще одни на всякий случай, если от тех каблуки отваляться. Белый свитер с высоким горлом, мечта, а не свитер. Артем подарил на прошлый день рождения. Джинсы такие и сякие, и к ним пиджачок, чтобы более или менее соблюсти официоз в офисе у партнеров.      Хватит?.. Или еще?..      И тут позвонила сестрица.      - Ну, ты где? - спросила сестрица с ходу. - Не звонишь с самого утра! Обалдела совсем!..      - Я не обалдела, меня посылают в командировку.      - В Йоханнесбург?      У сестрицы все время были какие-то странные фантазии.      Лека моментально сбилась и некоторое время не могла сообразить, куда именно ее посылают в командировку.      - Почему в Йоханнесбург? Откуда ты его взяла?! Я лечу... Господи, в Питер я лечу!      - Только и всего? - протянула сестрица. - Возьми меня с собой! Мне скучно, ничего не пишется, надо сдавать, а я ни строчки не в состоянии из себя выжать!      - Я не могу.      - У тебя важное правительственное задание?      Лека засмеялась.      - Почти попала! У меня полицейское расследование.      - Как полицейское расследование? Тебя забрали в кутузку? Подозревают убийство?      - Как ты думаешь, взять с собой юбку или не брать?..      - А кого ты могла укокошить? Ты же смирная, законопослушная, мирно пасущаяся овца!      - Я не овца. Вроде всего на два дня, и один уже, считай, прошел! Хотя юбка может пригодиться.      - Кто прошел? Куда прошел? Дворник прошел с лопатой, и именно его подозревают в совершении убийства, потому что удар был нанесен лопатой! Следовательно, лопата должна быть приобщена к делу, как орудие преступления. А лопата деревянная или совковая?..      Лека окончательно запуталась.      Сестрица писала романы - детективные, разумеется. Мало того что она их писала, она еще как будто все время жила внутри того, о чем писала! Она постоянно придумывала. Еще в детстве она врала так вдохновенно, что родители не понимали, ругать девочку за гнусное вранье или хвалить за высокий полет фантазии. Пока они разбирались, ругать или хвалить Ника, выросла и стала писать романы.      Все вокруг утверждали, что "неплохие", а Леке казалось - чепуха какая-то! Как это серьезный человек тридцати лет от роду может сочинять такую ахинею? Ну, вроде только что явившегося дворника с лопатой?!      - Ну, Ле-ека! Ну, возьми меня с собой! Я буду сидеть тихо-тихо и нисколечко, ну, вот нисколечко тебе не помешаю!      - Да не могу я! - рявкнула Лека, застегивая сумку.      Про юбку-то она позабыла. Брать или не брать?..      - У тебя там свидание, что ли? А этого ты куда денешь, красавца-мужчину?      Красавцем-мужчиной она звала Артема.      Неизвестно почему Артем Нике не нравился. Ну, то есть совсем.      Лека, которой хотелось одобрения, скулила, что он замечательный - добрый, умный, интересный и правда красивый. В плечах косая сажень и все такое. Еще они работают вместе, и он все про нее, Леку, знает, им хорошо вдвоем. Еще он любит то же самое, что и она, - за город поехать, шашлыки пожарить, в баню сходить.      Ника утверждала, что кроме этой самой сажени, которая в плечах, никакого другого интересу в нем нету. А шашлыки и баню любят все - под настроение, кто больше, кто меньше.      Все? Больше никаких достоинств не наблюдается? Или еще есть?      Лека сердилась ужасно. Она доказывала, что он добрый, - "Собак не бьет!", тут же вставляла сестрица, - чуткий, ответственный, веселый и, самое главное, понимает ее, Леку!      - Да чего тебя понимать-то? - спрашивала Ника. - Ты что, на китайском языке все время излагаешь, и тебя никто понять не может?! Только он один, как китаец?!      Особенно Нику злило трепетное отношение Артема к бывшей жене и дочери.      Конечно, Лека не признавалась, что ей это тоже немного... странновато, но Ника просто буйствовала.      - Ты пойми, - говорила она очень убедительно, - он такой трепетный не от доброты, а от слабохарактерности! Да если б она его сама не выставила, эта бывшая, он бы никогда не ушел! Он просто надоел ей хуже горькой редьки, вот и все дела! А может, у нее роман посторонний случился, а эта твоя косая сажень ей мешалась все время, под ногами путалась!      - Ничего он не слабохарактерный. Просто он ответственный. Он столько лет ее любил! И девочку очень любит! Да это и правильно! Сколько мужиков-козлов детей бросают и знать потом не хотят, а он совсем не такой.      - Да я ж не призываю, чтоб он девочку бросил! Пусть себе любит на здоровье! Но он по первому свистку туда бежит и давай за девочкой ухаживать! То ее надо в школу, то у нее понос, то на дачу! А он знай, поворачивайся! Ему-то что теперь за дело, понос у нее или нет? Теперь у нее мамка и новый папка, а старый должен только красиво гулять с ней в парке по выходным!      - Ника, ты ничего не понимаешь в мужчинах!      - Ну, ясное дело! Я же выпускница Туринской католической школы и понятия никакого о них не имею! Всего только три раза замужем была!      Так они беседовали, но поссориться по-настоящему им никогда не удавалось, с тех самых пор, как морозным декабрьским утром их общая мама принесла на кухню увесистый сверток, похожий на гигантское печенье-трубочку, и объявила трехлетней Леке, что внутри трубочки - ее сестра Ника. Леке было страшно любопытно, она тянула нос вверх, чтобы посмотреть, что такое "сестра", и пахло от трубочки приятно - улицей, чистотой и еще чем-то хорошим.      Пахло хорошо, а ничего такого интересного внутри не оказалось. Просто какой-то ребенок, довольно уродливый, весь кривой. Он еще и извивался в разные стороны, сучил ручками и ножками.      - Ты ее очень любишь, - сказала мама уверенно. - Ты так ждала, когда у тебя появится сестра, и теперь ее очень-очень любишь! Поняла?      Если бы мама не стала повторять Леке каждый день, что та очень любит Нику, она бы, может, и догадалась об этом сама. Но мама повторяла, и как-то так получилось, что Лека правда очень любила Нику, а Ника Леку.      В данный момент Ника разорялась в трубке, а Лека с большим трудом запихнула юбку в сумку и потащила ее к двери.      Артем должен приехать с минуты на минуту.      Хорошо бы успеть сварить к его приходу кофе. Он любит крепкий кофе - сорт "Лавацца", - с ломтиком лимона, и тоненький гренок с листом салата и лепестком копченой утиной грудки.      Он вообще хорошо разбирается в дорогой одежде и правильной еде.      - Это ты его приучила, дура, - гундосила сестрица, когда им случалось вместе обедать. - До тебя, с супругой, он, небось, бутерброды с колбасой наворачивал и щи мясные из кислой капусты! А ты ради него все кулинарные шедевры изготавливаешь!      Но после Платона, которому было решительно все равно что есть, Леке нравилось кормить Артема, которому было не все равно. Ей хотелось, чтоб глаза у него блестели, чтоб ему было вкусно. И чтобы она была для него самой лучшей, самой заботливой, белочкой-умелочкой!..      - Короче, в Питер ты меня не берешь, - заключила сестрица. - И я тут хоть пропадай со своим романом, который не пишется!      - Как это не пишется? - спросила разумная Лека. - Ты сядь и пиши, вот он и напишется.      - Да ведь, когда "сядь и пиши", ерунду какую-нибудь напишешь, потом все равно придется переписывать. Надо хорошо писать-то! А писать хорошо - трудно, это еще Горький подметил, великий пролетарский писатель.      - Ты все равно не напишешь, как Горький, - возразила Лека. - Ты уж пиши, как бог на душу положит!      - Да мне надоел этот роман, сил нет!      - Ну, тогда напиши прямо сейчас, с красной строки "Все умерли". А внизу напиши "Конец". Будет концептуальная проза.      - Я с тобой как с человеком, а ты!.. Так чего тебя в Питер несет столь внезапно? Мы что-то отвлеклись.      - В командировку.      - А почему ты говорила про кутузку?      - Это ты говорила, Ника! Там у нас просто... человек пропал. Да еще с документами. Ну вот, шеф и попросил, чтобы я съездила, поискала его.      - Ты что, глава общества искателей?!      - Ника, отстань от меня. Я варю кофе. Сейчас уже Артем приедет, у нас времени нет совсем.      - А он с тобой летит?      - Ну да.      - Ну, это еще туда-сюда, - сказала сестрица задумчиво, - а то она одна поедет пропавших искать! А как он мог пропасть, этот ваш человек? Где? И что у него за бумаги?      - Ника, не приставай.      - Может, его похитила израильская разведка, а сам он палестинский боевик и теперь скрывается от ментов в коммунальной квартире на улице Шпалерной? Под матрацем у него прокламации, а спит он в поясе шахида!      - Ты мне надоела.      - Нет, а почему ты-то должна искать?! Если кто не знает, информирую, пропавших ищут менты и агент национальной безопасности Леха Николаев. Но он ищет в телевизоре, а менты взаправду.      Лека насыпала кофе в турку.      Какие менты? Какой... Леха Николаев?      - Ник, у нас одна сотрудница повезла в Питер документы на подпись. Документы серьезные, за них шеф весь прошлый год бился. Должна была подписать и вернуться. А у нее телефон не отвечает, и сама она непонятно где. А шеф, конечно, шум поднимать не хочет, ну, по крайней мере, пока ничего не понятно. И попросил нас с Артемом слетать. Может, ничего страшного там и нет. И даже скорее всего нет.      - А почему Артем не может один слетать? Он же у вас там за безопасность отвечает!      Леке не хотелось признаваться. Но в конце концов!.. Что тут такого?! И она, Лека, ни в чем не виновата. И Артем не виноват!.      - Потому что пропала его бывшая жена, - быстро сказала она. - Он один лететь не может. Ты же знаешь, какой он внима...      - Я-то знаю, - перебила Ника зловещим тоном. - Я все знаю! Я только одного не знаю, почему ты во все это ввязываешься?! Да еще так легко! Вот послал Бог сестру, ума нет, только красота!..      - Красоты тоже никакой, - тихо сказала Лека, но Ника пропустила это мимо ушей.      - Ты ж в него влюблена! Да или нет?      - Д-да.      - Ты же хочешь, чтоб он на тебе женился, да или нет?      - Да.      - Ты хочешь быть главной женщиной его жизни, нет или да?      - Нет. То есть да!      - А тогда зачем ты собираешься искать его бывшую супругу?! Сколько лет назад они развелись?!      - Года три, по-моему, - пробормотала Лека тоном уличенного в воровстве, - а может, и больше!      - Ну вот! Может, и больше! И он все три года с ней валандается, ухаживает, помогает! А ты с ним валандаешься, ухаживаешь, помогаешь! Тебе не надоело?      Лека хотела сказать, что - нет, не надоело и не надоест никогда, потому что у них с Артемом любовь, "правильная", "взрослая", "главная" или нет, нет, "генеральная".      Впрочем, она иногда путалась в собственных терминах!      - Ты ему кофеек варишь, телятину с грибами запекаешь, форель подаешь, а он тебя тащит в Питер искать свою бывшую жену?! Ну, знаешь, так даже в детективах не бывает, которые я сама и сочиняю!      - Да не он меня тащит, - взмолилась Лека. - Ты хоть что-нибудь слышишь, Ник? Меня Андрей отправляет! И Артема заодно, потому что Артему лучше знать, какие там у нее могут быть связи, друзья, подруги!      - Да тебе-то что за дело до ее связей, друзей и подруг?!      - Мне есть дело до Артема!      - А он что, такой идиот, не понимает, что тебе, может, неприятно его супругу искать? Или неинтересно? И это совсем не твое дело? Ему такое в голову не приходит? Или у него в голове тоже эта самая... косая сажень?      - Ника, мне некогда. Я тебе позвоню, когда смогу.      - Не когда сможешь, а позвони мне из Питера, - буркнула сестрица. - Как долетишь. Договорились?      Лека сказала, что договорились, и повесила трубку.      Пока они препирались, ржаные гренки у нее подгорели. Она выбросила их в мусорное ведро и быстренько принялась жарить другие.      Не права Ника, совершенно не права!.. Конечно, он ищет помощи и поддержки у нее, Леки, потому что она для него главный - генеральный! - человек в жизни, его единственная точка опоры!      Он столько лет жил без всякой опоры, бедный, несчастный мальчик, вынужденный ухаживать и за женой, и за дочерью, и за мамашей одновременно!      Как это еще он карьеру такую сделал, умница моя!      Осталось только прослезиться.      Лека вздрогнула - нет, нельзя так думать, все же она черствый, эгоистичный человек! - и быстро перевернула гренок на другую сторону.      Одно непонятно, почему ей все время приходится как будто убеждать себя в том, что Артем умница, красавец, косая сажень и вообще средоточие всех добродетелей, какие только есть в мужчине!      Платон Легран никогда не казался ей... средоточием.      Недостатков у него было примерно втрое больше, чем достоинств, и обо всех Лека отлично знала, и ей не приходилось убеждать себя, что это на самом деле... достоинства.      Он не умел слушать, и если разговор был ему неинтересен, мог встать и уйти, оставив собеседника в недоумении, а потом вернуться, как ни в чем не бывало, и больше к разговору не возвращаться.      Он не умел сочувствовать. Говорил неопределенным тоном "Ну да" и спрашивал, как и чем можно помочь. Если получалось - помогал, а если нет, никогда по этому поводу не убивался. Зачем страдать, говорил этот ужасный человек, если я ничем не могу помочь?      Он не умел читать. Читал только монографии и статьи, которые были нужны ему для работы. Над книжкой Лекиной сестрицы маялся, вздыхал, а потом потихоньку спроваживал ее с глаз долой. Не читал даже "из плезиру", как выражалась Ника.      Он не умел водить машину, на дороге вел себя кое-как, и Лека считала, что он не попадает то и дело в ДТП только потому, что у него здоровенный, тяжелый черный джип, и его на дороге побаиваются.      Он не умел ходить по магазинам. В супермаркете он сразу же терял Леку из виду и уныло шатался между полками, толкая впереди себя телегу. Он взбадривался, только завидев что-то знакомое, например коробки с яйцами. Тогда он хватал это знакомое и клал в телегу.      Он не умел одеваться, и Леке странно было, что ему все прощалось, все нарушения протокола. Он мог пойти на работу в пальто, костюме и солдатских ботинках на толстой подошве, если предполагалось, что после работы нужно поехать за город. Лека тогда страдала, маялась, стыдилась и делала вид, что она не с ним, не с этим ужасным человеком.      Он не умел... Мало ли чего он не умел, и слава Богу, что они расстались, и у нее теперь Артем, самый лучший человек на свете, и главная любовь ее жизни.                  * * *            Вечером в гостинице выяснилось, что ее "главная любовь" проживает в отдельном номере.      Ну конечно. Номера заказывали "ассистенты", которые соблюдали правила игры - о романе Беляевой и Василькова никто в конторе даже не подозревает, все пристойно, правильно и шито белыми нитками.      Пока они заполняли гостевые карточки возле полированной конторки, Лека все посматривала на Артема, как бы подавая ему знаки - может, не надо нам второго номера? Может, одним обойдемся? Заодно деньги сэкономим, по нынешним временам это важно! Да и деньги не маленькие - гостиница "Англия" на Исаакиевской площади была из дорогих!.. Артем никаких ее знаков не замечал, быстро писал в бумажке, и лицо у него было расстроенное.      Ну, конечно, ему сейчас не до нее. Неприспособленная пропала!..      - Простите, пожалуйста, - вежливо сказала Лека девушке за конторкой, - вы не могли бы нам подсказать?      - Да, конечно.      - Позавчера утром к вам приехала Анастасия Василькова. Вы не скажете, в каком она номере остановилась?      Артем бросил писать и весь подался к девушке за конторкой.      - Я могу попробовать соединить вас с ее номером по телефону, - предложила девушка. - А информация о том, где проживают наши гости, конфиденциальная, и, к сожалению, я не имею права...      - Я ее муж, - быстро сказал Артем. - Можете паспорт посмотреть.      Кажется, девушка удивилась.      Лека тоже удивилась.      Выходит, никакого развода нет? Или нет штампа о разводе?..      - ...и тем не менее я не имею права. Поговорите с начальником службы размещения, если она разрешит, я с удовольствием...      - Девушка, - грозно сказал Артем у Леки за плечом. - Вы что, не понимаете?! Человек пропал, давно пропал, не отвечает на звонки! И пропал он, между прочим, в этой вашей гостинице! Так что отвечайте на вопросы!      Девушка насупилась.      - К сожалению, - начала она гранитно-любезным тоном, - я вынуждена повторить, что информация эта конфиденциальная, и я не могу ее разглашать. Возможно, вам поможет начальник службы размещения. А о пропаже людей обычно заявляют в милицию!      Артем оперся обеими руками о конторку, весь подался вперед, будто собираясь ее перемахнуть, и, наверное, вышел бы скандал, если бы Лека его не остановила.      Остановила в прямом смысле слова, потянув за джинсы.      Он оглянулся. Глаза у него были бешеные.      - Извините нас. - Лека цепко ухватила его под локоть и поволокла прочь от конторки, в сторону круглого дивана, на котором сидел какой-то человек и читал газету. Еще кипа газет лежала рядом с ним. Лека, волоча Артема, задела газеты, и вся кипа с мягким шуршанием съехала на пол.      - Простите, пожалуйста!      Лека, не отпуская Артема, потянулась, чтобы поднять, и он неловко наклонился следом за ней, человек потянулся тоже, и получилась некая сумятица и свалка.      - Да не утруждайтесь вы так, я сам подниму!      И только когда он сказал "не утруждайтесь", Лека его узнала.      - Здрассти, - сказал Платон Легран и поднялся, опять свалив на пол только что водруженные на место газеты.      - Здравствуй... те, - пробормотала Лека. Шее стало жарко под шарфом и, кажется, щеки налились неприличным морковным румянцем.      - Добрый вечер, - мрачно поздоровался Артем.      Он все оглядывался на конторку и порывался туда, и Лека его придерживала.      - Артем, это Платон Алексеевич. Он физик и консультировал нас, когда, помнишь, мы строили мост в Белоярске.      Да, да очень глупо, а как прикажете его представлять?! Бывший любовник? Старый друг? С тех пор прошло триста лет и три года?..      Платон подумал и протянул руку. Видно было, что не сразу протянул, и Лека моментально вышла из себя.      - Платон, это Артем, начальник нашей службы безопасности и мой большой друг.      - Замечательно, - сказал Платон Легран таким тоном, каким говорят: "какой ужас".      Артем не обратил на него никакого внимания.      - Какими судьбами ты в Санкт-Петербурге? Да еще с охраной! - спросил Платон.      - У нас переговоры, - сквозь зубы выговорила Лека. - Извини нас, пожалуйста.      - Извиняю, - тут же любезно согласился Платон и посторонился, пропуская их, хотя сторониться было вовсе не обязательно. Круглый диван помещался в самом центре огромного холла.      Это он посторонился специально на мой счет, мрачно решила Лека.      Путь свободен, вперед и с песней, мне совершенно не хочется тебя задерживать, да я и не собирался!..      Фу, ерунда какая!..      Волоча Артема, который все упирался, решительным шагом она прошла в полукруглый уютный бар, выходивший окнами на сквер и на Большую Морскую. Там, в сквере и на Большой Морской, мела сумасшедшая питерская метель, качала фонари, рвала полы пальто у редких прохожих, и хотелось радоваться тому, что сидишь в тепле и никуда не надо выходить.      Но нынче радоваться было нельзя. Нужно тревожиться, переживать и трагически насупливаться, как Ален Делон в роли полицейского комиссара.      Лека пооглядывалась по сторонам, будто в поисках официанта, а на самом деле для того, чтобы проверить, не следит ли за ними Платон Легран. Все в порядке. Его вообще отсюда не видно.      - Тема, - начала она, усаживаясь и разматывая шарф, - не нервничай ты так! Ты все испортишь. Сейчас мы закажем кофе, ты будешь его пить, а я схожу к этому самому начальнику службы размещения и все выясню.      - Да как я могу пить кофе, когда мы про Настю так ничего и не узнали!..      - Да мы еще ничего и не могли узнать, - сочувственно глядя в его несчастные глаза, проговорила Лека, - мы только прилетели, еще не поселились даже. Кстати, Тем, ты что, будешь в отдельном номере жить?      Он посмотрел на нее, потом мотнул головой, как будто с трудом понял, о чем она говорит.      - Лена, ну, какая разница, как именно мы будем жить?! Сейчас самое главное выяснить, что с Настей!      Да и правда, устыдилась Лека. Какая разница, как именно они будут жить!.. Должно быть, она плохой, злой, эгоистичный человек, думает только о себе.      - Темочка, ты постарайся вспомнить. Может, у нее здесь какие-нибудь давние подруги, институтские друзья, ну, я не знаю, дальние родственники?      - Никого у нее здесь нет! Да мы в Питер ездили всего пару раз, Дашка тогда еще не родилась. Мы на машине ездили.      - Прекрасно, - пробормотала Лека, моментально представив себе Артема тех времен, когда еще не родилась Дашка, и их совместное с бывшей женой романтическое путешествие. - Прекрасно!..      А чего ты хотела-то? Ему не двадцать пять, тебе достался мужчина с прошлым, так что все правильно.      - Ну, может, с ней в институте кто-то вместе учился? Не знаешь?      - Она на заочном училась.      Лека вздохнула.      - И, главное, телефон не работает! - Артем в отчаянии выхватил мобильник, нажал кнопку, долго держал, а потом сунул Леке. - Слышишь? Все одно и то же. Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети!..      - А ее родители не в курсе?      - Ты что? - спросил Артем. - Разве я могу родителей так волновать? Они перепугаются до смерти, у отца сахарный диабет, а у матери с сердцем не очень.      - А Настя... часто выключает телефон просто так?      Он подумал немного.      - Вообще с ней бывает. Выключит, а потом забудет включить. Я ей сто раз говорил - смотри за своей трубкой! Зачем тебе мобильный, если он у тебя никогда не работает. Но она все равно забывает. Неприспособленная к жизни, понимаешь?      - Подожди, - удивленно сказала Лека, - то есть бывает, что у нее телефон подолгу не работает?!      Артем махнул рукой.      - Еще как! Ты даже представить себе не можешь, Лен! Выключит, и забывает. Или зарядить забудет напрочь. Если я ей не напомню...      - Так может, она просто его выключила, и все?! Если у нее привычка такая!      - Да ну какая привычка, Лена! - рассердился на Лекину непонятливость Артем. - Она просто за-бы-ва-ет! Я же говорю!      - Хорошо, а почему мы тогда так ужасно паникуем?      Артем уставился на нее.      - Как... почему? - спросил он оторопело. - Потому что Настя пропала и не отвечает на звонки.      - Но ты же сам только что сказал, что у нее это часто бывает!      - Но не в другом городе! - воскликнул он с жаром. - Где она совсем одна и никого и ничего не знает! Если бы с ней все было в порядке, она бы мне сто раз позвонила, Лена!      У-уф. Расследование идет нелегко. Если вообще идет.      Лека уговаривала себя не ревновать и не злиться.      Попеременно то уговаривала, то злилась и ревновала.      - Тема, ты только не волнуйся, хорошо? Ничего страшного пока не случилось.      - Тебе легко говорить - не случилось! - Артем мрачно смотрел в окно, за которым гуляла метель. - А я уверен, что ее могли обмануть, обокрасть, что угодно!.. Зачем только она согласилась в эту дурацкую командировку лететь!      - Подожди, я пойду, попробую выяснить про ее номер.      Он кивнул, глядя в окно, и Лека поднялась с плюшевого зеленого дивана.      Одернув пиджак и поправив на шее волосы - если Платон все еще сидит на круглом диванчике, она должна быть во всеоружии, - Лека деревянным шагом двинулась к полированной стойке.      Деревянным, потому что от шпилек ноги болели почти невыносимо.      Платона на диване не было.      Лека "во всеоружии", а его нет. Ну так всегда бывает!..      - Вот ваши ключи, - обиженно сказала давешняя девушка за стойкой. Глаз она не поднимала. - Вас сейчас проводят в номера.      Лека улыбнулась самой обворожительной улыбкой.      - Ольга, - начала она, глянув на прицепленную к девушке табличку с именем. Дежурная взглянула на нее, - вы извините, пожалуйста, меня и моего... - она хотела сказать "мужа", а потом вспомнила, что Артем уж отрекомендовался как чужой муж, - и моего спутника. Просто мы нервничаем, потому что наша коллега прилетела в Санкт-Петербург в командировку, и вот уже два дня от нее нет ни слуху ни духу.      Девушка подняла брови.      Лека заговорщицки понизила голос - прием, действующий безотказно. Называй человека по имени, вступай с ним в заговор, убеди его, что ты на его стороне, и он твой!..      - У нас никаких координат, ничего нет! А у нее еще и документы важные!      - В отеле с ней ничего не могло случиться, - сказала девушка убежденно. - У нас система безопасности, и охрана. "Англия" - место совершенно спокойное, уверяю вас.      - Ну, конечно, - горячо согласилась Лека, - мы и не сомневаемся! Но, может быть, вы что-то вспомните! Кто-нибудь к ней приходил? Или она кого-нибудь приглашала?      - Я бы рада вам помочь, - сказала Ольга довольно высокомерно, - но у нас очень много гостей, а эта ваша, - тут она заглянула в компьютер, - Василькова ничем не выделялась. К сожалению, ни ее гостей, ни посетителей я не помню. Впрочем, вы спросите у портье, может быть, они запомнили. Или у швейцара.      - Спасибо, - смиренно пробормотала Лека, - огромное вам спасибо.      Кажется, ее смирение подействовало, потому что девица за конторкой вдруг предложила:      - Я могу посмотреть, куда она звонила, если она звонила из своего номера. И что заказывала, если заказывала! Хотите?      - Конечно! - вскричала Лека горячо. - Конечно, хочу!..      Девушка подвигала "мышкой", отыскивая что-то в компьютере, подождала, пролистала какие-то страницы, и сказала негромко:      - Она просила записать ее в салон красоты, ближайший к отелю. Позавчера утром. У меня написано - на маникюр. Ее записали в салон на Большой Морской.      - Как он называется?      - "Галерея". Вот телефон, если хотите.      - Спасибо. Огромное вам спасибо!..      - А больше ничего нет, - с сожалением сказала девушка, которой уже хотелось изо всех сил помогать Леке и нравилось, что она участвует в расследовании. - Сейчас, одну секундочку!..      И она нажала латунную пупочку звонка, стоящего на конторке. Пупочка произвела мелодичный короткий звон, и на этот звон от высоких входных дверей моментально явился юноша в ливрее.      Он улыбался сладкой жуликоватой и обворожительной улыбкой.      - Петя, - спросила девушка из-за конторки, - твоя смена была позавчера?      - Так точно, - признался Петя, приложил руку к левой стороне груди и поклонился Леке.      - Петя, в двести семнадцатый ты провожал?      Шерлок Холмс острым взглядом посмотрел на доктора Ватсона.      Значит, двести семнадцатый! Не надо идти к начальнику службы размещения, да?..      Девушка за конторкой осталась совершенно невозмутимой, как будто и не думала выдавать "конфиденциальную информацию о наших гостях".      - Я провожал в двести семнадцатый. А в чем дело?      - Нет, нет, - успокоила его Лека, - ни в чем. Просто моя подруга потерялась, и вот мы пытаемся ее найти! Питер ведь такой романтический город!..      Если бы она была хорошенькой, если бы умела кокетничать, она бы сейчас как-нибудь подбодрила этого самого Петю улыбкой, что ли, или прошлась бы по нему обворожительным взором, или подмигнула, но ничего такого Лека не умела. Поэтому, чтобы подбодрить Петю, она сунула руку в сумку и открыла кошелек.      Значение этого жеста Петя отлично понял.      - Я не только встречал, я и провожал, - подбодрился он с готовностью.      - Провожали?      - Ну да. Она с утра заехала, я ей сумку поднес, а часа через... три, наверное, выехала. Я опять сумку поднес.      - Позвольте, - сказала ничего не понимающая Лека, - как - заехала и выехала?!      Петя переглянулся с девушкой за конторкой.      Та пожала плечами.      - У нее оплачены три дня и две ночи, - сказала она, заглянув в свой всесильный компьютер, как в китайскую Книгу судеб. - Три дня с завтраком.      - Три дня оплачены, а выехала она через три часа?! С багажом?!      - Точно вам говорю.      - Петя у нас очень наблюдательный, - похвалила швейцара девушка. - Если он так говорит, значит, ему можно верить.      - Да я верю, - растерянно сказала Лека, вытащила кошелек, а из него купюру. - Я только не очень понимаю... Она, выходит, с сумкой в салон красоты пошла, что ли?!      И сунула купюру Пете. Бумажка моментально исчезла, как и не было ее.      - А вы не помните случайно, она в какую сторону пошла? Или на такси уехала?      - Не-ет, - протянул довольный Петя. Гонорар даже превысил все его ожидания. - Ее машина ждала. Я отлично помню. Большая черная машина, очень грязная. Ну, я ее посадил, сумку в багажник поставил, она и укатила.      Тут он подумал немного и добавил обиженно:      - Ни копейки не дала! И этот ее не дал!      - Этот кто?      - Ну, кто за рулем сидел и багажник мне открывал. Представительный, в кожаной куртке. Воротник еще такой... меховой. Песец или лиса.      - Петя разбирается, - кивнула девушка за конторкой. - Ему можно верить.      - Да я верю! - повторила Лека нетерпеливо. - А вы не поняли, они были знакомы с этим, который... песец или лиса?      - Ну, к незнакомому бы она не села, - резонно возразил Петя.      - Да она вообще со странностями, - вдруг вступила девушка, - скандальная немного. То есть мы так про наших гостей не говорим, конечно...      - Конечно, конечно, - быстро согласилась Лека.      - ...но она тут такой шум подняла из-за ногтя своего! Начальница даже прибежала, у нас скандалы редко бывают, а она, эта ваша Василькова, чуть не в слезах! Начальница ей предложила маникюр у нас сделать, на шестом этаже в СПА-центре, а она наотрез отказалась! Ну, москвичи всегда так себя ведут...      Тут она сообразила, что ляпнула что-то не то, и уставилась на Леку. Лека ей покивала - ничего, мол, все нормально. Москвичи - они такие! С ними интеллигентному человеку дела лучше не иметь, или уж, по крайней мере, держать ухо востро.      Артем, которого Лека бросила на произвол судьбы, показался из-за угла. Вид у него был неважный, в одной руке он нес куртки, а в другой обе дорожных сумки, так, как будто это были носовые платки или газеты.      - Спасибо вам большое, - выпалила Лека, выхватила еще одну купюру, перегнулась через конторку и положила на компьютерную клавиатуру. - Вы очень мне помогли!      - Что вы, что вы, не надо!      - Олечка, и если мой... спутник будет у вас спрашивать о Васильковой, вы ему не рассказывайте, что она скандалила и на машине уехала, ладно? Он... переживает очень.      - Не расскажу, - пообещала девушка.      Артем был уже близко, и Лека быстро отошла от стойки, перехватила его на подходе и взяла у него свою куртку.      - Я замучился там сидеть. Ну что? Ты узнала что-нибудь?      - Ничего особенного, - лихо соврала Лека. - Но мне кажется, что все в порядке, Тема.      Взяв под руку, она повела его к лифту.      - Они говорят, что она здесь с кем-то встречалась, вроде с подругой. Близкой.      - У нее нет здесь никаких подруг! - вспылил Артем. - Я тебе уже сто раз сказал! А в каком номере она остановилась, ты узнала?      Он спрашивал очень требовательно, и Лека моментально почувствовала себя лейтенантом, вызванным для отчета к генералу.      - В двести семнадцатом.      Это ничего не означает, это вполне можно сказать. Если его бывшая пробыла в номере только три часа, значит, там нет ничего интересного! В смысле трагического, что могло бы расстроить Артема окончательно.      - Как тебе удалось?..      - Методом подкупа и посулов, - задумчиво сказала Лека. - Тем, а твоя бывшая жена... вообще любит скандалить?      Артем остановился и посмотрел на Леку сверху вниз.      Он был здорово выше и шире. Косая сажень и все такое.      - А почему ты спрашиваешь?      - Просто так.      - Лена, это какой-то странный вопрос.      - Ну, не отвечай, если странный.      - Нет, она никогда не скандалит. Она очень... мягкий человек.      - Неприспособленный к жизни, - Лека кивнула. - Я знаю.      - Лена!      Двери лифта разошлись, и они шагнули внутрь, рассерженные, недовольные, старающиеся держаться друг от друга подальше.      Кажется, сегодня она уже ехала в лифте с кем-то, от кого старалась держаться подальше.      Ах, да. С Платоном. Но это совсем другая история. История, которой триста лет, а может быть, даже больше!..      - Пойми меня правильно, - начал Артем очень серьезно. Лифт плавненько причалил, и они вышли, первая Лека, Артем за ней. - Я ничего от тебя не скрываю. Ты мой самый лучший друг.      Вот тебе на!.. Теперь она еще и друг!      - Я разве друг?      - Друг, - твердо повторил Артем.      - Я женщина твоей жизни, - поправила Лека с раздражением. - Я тебе не друг!      - Ты и друг, и женщина жизни. И я это очень ценю. И мне очень важна твоя поддержка! Без тебя я бы пропал, понимаешь?      С этим Лека была согласна, но промолчала.      - Но я не могу и не хочу обсуждать с тобой мою семейную жизнь! И тем более жену!      - Тема, сколько лет назад ты развелся?!      - Сколько бы лет назад я ни развелся, - сказал он твердо и твердой же рукой открыл дверь в свой номер. Лека волоклась за ним, как будто он тащил ее на аркане. - Все равно Настя и Дашенька были, есть и будут частью моей жизни!      - Да кто ж спорит... - пробормотала Лека.      Он кинул сумку на пол и аккуратно повесил на вешалку куртку.      - Настя хороший человек, - продолжал Артем. - Мягкий, добрый, не скандальный, - добавил он с нажимом. - И мне не нравится, что ты к ней предвзято относишься!      - Да я никак к ней не отношусь. - У Леки заболел висок. - Я просто спросила!      - Можно подумать, я не вижу! Тебе не нравится, что я ей звоню, не нравится, что я общаюсь с дочерью! Тебе ничего не нравится!      - Артем, если ты хочешь со мной поссориться, поссорься или завтра, или по какому-нибудь другому поводу! Из-за твоей бывшей жены, - это тоже было произнесено с нажимом, - я ссориться не хочу. Я в Питер поехала специально, чтобы ее искать, можно подумать, мне больше делать нечего!      - Как ты можешь, Лена?! Человек пропал, а ты говоришь - делать нечего!      - Но он же не из-за меня пропал! Если я могу помочь, я помогу, а если нет, то тогда какая от меня польза? Я бы лучше в Москве осталась!      - Лена, я никогда не думал, что ты такая черствая!      - Черствая бывает булка, - сказала Лека. Она вдруг очень устала. - Давай спать, а?      Он посмотрел на нее, и Лека вдруг отчетливо поняла, что ему хочется, чтобы она ушла.      Он не хочет с ней спать. Он хочет звонить на мобильный своей бывшей жене - аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - курить, смотреть в окно и предаваться отчаянию.      Предаваться ему хочется в одиночестве.      Деятельная Лека отчаянию как минимум помешала бы или, еще хуже, свела бы его на нет.      Как всегда, когда требовалось принять решение, Лека его приняла, освободив Артема от необходимости делать это самому.      - Темочка, - сказала она и улыбнулась фальшивой улыбкой, - я пойду к себе. Я что-то так устала, сил нет никаких.      Он, всегда такой внимательный к ее настроению, сделал вид, что фальши не заметил. В конце концов, это она сказала, что уходит, а не он выгоняет ее вон из своего номера!..      - Я тебя провожу.      Она кивнула, чуть не плача.      Он ничего не понял. Он, самый понимающий, самый тонкий, самый нежный и правильный из мужчин! Он, который всегда помнил, что нужно взять запасные туфли, потому что у нее "устанут ножки"! Он, который знал, что она любит салат "Цезарь" и очень много подливки! Он, который называл ее "киска" - никто и никогда не называл ее "киской"!      И он ничего не понял!      Ни ее ревности, ни огорчения, ни отчаянных попыток прийти на помощь и все взять на себя! Ничего...      - А ты посади его на шею и вези, - говорила бездушная Ника, - чего он на машине-то ездит, утруждается! На тебе гораздо удобней! Мягко, приятно, сидеть высоко! Ты ж у нас высоко летаешь, птичка моя! А он на тебе сверху полетит! Красота, и какой вид открывается!..      Лека открыла дверь в свой номер - точная копия того, из которого они только что вышли.      Уютный пятизвездочный гостиничный рай с мягким светом, широченной кроватью, льняными покрывальцами, наборным паркетом, мебелью в русском вкусе и ультрасовременной ванной. Возле кровати, приготовленные горничной, стояли одинокие тапочки.      Завидев эти тапочки, Лека чуть не зарыдала.      Почему, почему она должна ночевать здесь одна?! Что такое?! Какую она допустила промашку, что сделала не так?! Почему главный человек ее жизни собирается сейчас выйти и закрыть за собой дверь, оставив ее наедине с этими самыми тапочками?!      - Тема, - предпринимая последнюю попытку, проблеяла она, как овца. Кто-то сегодня, кажется, уже называл ее овцой, - Темочка, я так есть хочу!      - А я что-то совсем не хочу, - откликнулся он горестно. - Мне кусок в горло не лезет. Я как подумаю, что могло случиться с Настей!..      Лека кивнула.      - Ты прими ванну погорячее и спать ложись, - заботливо сказал Артем и поцеловал ее в щеку, около губ. - Хочешь, я тебе воду открою?      - Я сама, спасибо.      - И на ночь выключи кондиционер. Вот здесь, видишь? А то будет дуть, и ты к утру простынешь.      Лека кивнула.      Кажется, он понимал, что говорит и делает что-то не то, потому что на пороге вдруг остановился, еще посмотрел на нее и спросил:      - Что?      - Все в порядке, спокойной ночи.      - Нет, Лен, подожди. Я не хочу так с тобой расставаться. Ты обиделась, да?      - Я не обиделась.      - Лена!      - Тема, - Лека взялась за латунную ручку и потянула дверь, так чтобы не осталось никаких намеков на интимность.      Коридор так коридор. Спокойной ночи так спокойной ночи. Путь свободен.      Он стоял как вкопанный.      Стал богатырский конь как вкопанный. Ах, ты, волчья сыть, травяной мешок!..      Значит, сейчас ей придется его уговаривать. Чтобы совесть его была чиста и спокойна. Чтобы, стало быть, он не беспокоился на ее счет, а продолжал всласть переживать из-за Настеньки. Ему и без Леки забот хватает.      - Темочка, я правда очень устала, - сказала Лека. По коридору кто-то прошел, не взглянув на них. Артем проводил прошедшего глазами, а потом опять обернулся к ней. - Давай спать. Завтра обо всем поговорим. И не волнуйся ты так. Я уверена, что все хорошо, тем более, видишь, персонал говорит, что была какая-то подруга...      - Этого не может быть, - твердо сказал Артем, не принимая Лекиного легкомыслия, - я знаю всех ее подруг.      - Ну, и чудненько, - закруглилась Лека. - Давай, до завтра, мой хороший.      И она закрыла дверь.      И он ушел к себе в номер.      И больше не приходил.      Сначала она плакала в ванной. Потом перешла плакать в комнату - поплакала немного на кровати, а потом в кресле с видом на Исаакиевский собор.      Потом перестала, подтянула к подбородку замерзшие ноги - пальцы в свете уличного фонаря казались синими. А может, у нее гангрена случилась от шпилек?..      Поизучав немного синие пальцы, она вдруг вспомнила, что завтра четверг, третий четверг ноября.      Молодое "божоле", предчувствие праздника, красные цветы на белой скатерти, горячее мясо, пузатые бокалы.      Ничего этого не будет. Артем страдает, и она, Лека, должна страдать вместе с ним. Как женщина его жизни.      Нет, не просто женщина, а главная женщина его жизни. Или, может, генеральная. Впрочем, генеральной когда-то была линия партии.      - Ну да, - сказала Лека вслух, и ее голос, тихий и хриплый от слез, удивил ее саму, - я даже не могу с ним спать. Он страдает и спать со мной не хочет. А я-то как же?!      И она опять заплакала, только теперь в обратном порядке - в кресле, на кровати, а потом в ванной.      Проснувшись утром и увидев себя в зеркале, Лека решила, что, пожалуй, ничего, кроме пластической операции, ей не поможет.      С другой стороны, сделать операцию до завтрака она не успеет, значит, и так сойдет.      Она долго поливала себя из душа - сначала очень горячая вода, потом очень холодная, потом опять горячая и так далее. К концу процедуры все лицо и тело горели, как после бани, зато неожиданно выяснилось, что у нее на лице есть глаза. Они открылись и смотрели.      Нужно было применить к себе что-нибудь утешительное, и Лека применила белый свитер с высоким горлом - не свитер, а мечта! - длинную юбку тяжелого шелка и чулки.      Чулки были особенно хороши!..      Может, хоть сегодня ночью удастся что-нибудь такое, чему очень способствуют чулки?! Ну, это в том случае, если неприспособленная найдется. Если не найдется - вряд ли.      Высоко задрав подол, Лека рассматривала свои ноги в кружевных чулочных резинках, когда постучали.      Лека выпустила из рук подол, подбежала и распахнула дверь.      Артем был в куртке и с портфелем.      - Доброе утро.      Он зашел и аккуратно прикрыл за собой дверь Из коридора пахло кофе, доносились утренние голоса и какая-то музыка.      Лека подставила лицо, и Артем опять поцеловал ее в щеку, около губ.      - Ты хорошо пахнешь, - сказала она, рассматривая его. Он всегда любил дорогие одеколоны и разбирался в них.      - Лен, - сказал он озабоченно, - я уже позавтракал.      - Как?! Без меня?!      - Я не стал тебя ждать, - он улыбнулся смущенно, но в то же время озабоченно. - Ты не обижайся, зайка, но мне уже надо ехать.      - Куда?!      - К партнерам, на Петроградскую сторону. Я позвонил, заказал пропуск. Может, там кто-нибудь что-нибудь знает про Настю!      - А почему... такая спешка-то?! Я бы с тобой поехала. Да мне позавтракать всего двадцать минут, и я готова!      - Лена, - сказал Артем очень убедительно, - мы не можем терять времени. Я и так полночи не спал!      - Я тоже, - тихонько сказала Лека.      Он понял это по-своему.      - Ну, конечно! Я Дашеньке с утра позвонил, и теще с тестем что-то такое наплел, чтобы они не волновались, но так не может дальше продолжаться! Я должен ее найти, понимаешь?      - Понимаю, - кивнула Лека.      Музыкальная шкатулочка, внутри которой прекрасная танцовщица кружилась посреди зеркального озера, оловянный солдатик ее охранял, а их вырезанный из картона замок синел на заднем плане, вдруг стала хрипеть и фальшивить.      Или не вдруг?..      Или она все время играла фальшиво, только танцовщица, кружившаяся с упоением посреди зеркального озера, ничего не слышала, увлеченная своим кружением?      - Эта дура сказала, что в Настин номер мы не можем зайти, - продолжал он с ожесточением, - только с милицией!      - Какая дура?      - Начальник по гостям. К которой нас вчера отправляли, помнишь?      - Помню.      - Она сказала, что только в сопровождении милиции! А какая, к черту, милиция! Хотя, если я Настю не найду...      - Найде-ешь, - ласково уверила танцовщица своего оловянного солдатика, - конечно, найдешь!      - Ты тогда подъезжай тоже на Петроградку, - сказал он. - Только пусть тебе такси вызовут, сама на дороге не голосуй, ладно? И смотри, там снег выпал, не упади!      - Я не упаду.      - И звони мне, хорошо?      - Хорошо.      И он опять к ней приложился, все к тому же месту, очень озабоченный, по-утреннему деловой, ответственный, порядочный, милый, пахнущий дорогим одеколоном, сигаретами и кофе.      Лека закрыла за ним дверь и сказала сама себе:      - Отлично!      И пошла завтракать.      Пусть он ищет эту свою принцессу, где ему больше нравится, танцовщица все равно должна вовремя подкрепиться!      Она выбрала местечко с видом на Исаакиевскую площадь, заказала яичницу, кофе, потом подумала и попросила еще булок. Независимо поправила очки и положила ногу на ногу.      - Привет.      Она вздрогнула и оглянулась.      Некоторое время они просто смотрели друг на друга.      - Слушай, - быстро сказала Лека, позабыв поздороваться, - помоги мне, а?      Кажется, он не удивился. Он никогда ничему не удивлялся.      Конечно, он удивился. И просто не подал виду.      Он выдвинул стул, сел напротив, потом привстал и вынул из заднего кармана джинсов немного приплюснутую пачку сигарет и телефон.      Он всегда все носил в карманах, от чего те оттопыривались и рвались.      - Ты бы еще картошку в них таскал, - кричала Лека еще тогда, когда ей было дело до его карманов, - покупал бы в овощном картошку и ссыпал себе в карманы!      С тех пор прошло триста лет. Триста лет и три года. Может, даже с половиной.      - Чем тебе помочь?      - Вот смотри. Человек - женщина - приезжает в Питер в командировку.      - Молодая и прекрасная?      - Что? А, да. Молодая и прекрасная. У нее есть задание - передать документы и получить подпись. Ну, и сразу вернуться.      - Так.      - В Питере она пропадает.      - Как?! - неторопливо удивился Платон Легран. - Совсем?! Испаряется? Дематериализуется?      - Не перебивай меня. - Лека дернула плечом. - Никто не знает, как она пропадает. Но если она пропадает... криминально, это дело милиции.      - Безусловно.      - Но пока до милиции не дошло, мне хотелось бы ее найти.      - Зачем?      - Меня шеф попросил, - почти не соврала Лека, - Андрей Владимирович.      - Спятил твой Андрей Владимирович.      - Платон!      - Чего?      - Вчера мне удалось выяснить, что она приехала сюда, в "Англию", сломала ноготь, подняла бузу, почему-то отказалась идти на маникюр к здешней маникюрше, а потребовала, чтобы ее записали в салон красоты... в городе. А потом - фьють! Выехала из отеля. С тех пор ее никто не видел, и на связь она не выходит.      - То есть, сколько она здесь пробыла?      - Говорят, часа три, а потом все.      Платон Легран немного подумал.      - А отель у нее на какой срок забронирован?      - На две ночи и три дня.      Он еще подумал.      - Знаешь, Лека, - произнес он задумчиво и потянул из пачки сигарету, - я бы так сказал: если ее не увезли силой...      - Нет, сама уехала!      Он не обратил на нее никакого внимания.      - ...если не силой, значит, у нее была какая-то веская причина уехать. - Он покрутил рукой с зажатой в пальцах сигаретой. - Ну, я не знаю! Романтическое свидание, понимаешь? Она же не так чтобы принцесса датская, то и дело посещающая пятизвездочные отели! Вот ты бы отсюда по своей воле выехала до срока? Если у тебя здесь все оплачено?      - Пожалуй, нет, - сказала Лека задумчиво. - Пожалуй, ты прав.      - И поэтому она на маникюр здесь не согласилась. У нее было назначено свидание, и она не могла опоздать. Маникюр, как я понимаю, мог ее задержать. Очевидно, она ждала какого-то звонка, дождалась и уехала. Уж куда уехала, на маникюр, или, может, в загс, или еще куда, это установить сложно.      - Но можно?      - Лека, ты серьезно?      - Я совершенно серьезно, Платон!      - И поэтому этот начальник службы безопасности с тобой прилетел? Чтобы провести частное расследование?      И Лека опять соврала.      То есть не то чтобы соврала, но и всю правду не сказала.      Но если бы этот вопрос Платон Легран задал ей вчера, она совершенно иначе ответила бы.      Она сказала бы все наоборот.      Но он задал ей этот вопрос сегодня, как раз когда танцовщица, кружившаяся в центре зеркального озера на фоне голубого картонного замка, вдруг поняла, что кружиться больше не в состоянии. Что от кружения у нее болит голова, ноги ужасно устали и в глазах рябит.      Даже запах дорогого одеколона не проясняет сознание, а поцелуй в неопределенное место между щекой и губами, в точку "икс", кажется оскорбительным глумлением над ее женской сущностью и всеми ожиданиями.      А может, сущность ее за последние триста лет стала соответствующей - картонной. А может, целовавший оказался тем, кем оказался, - оловянным болваном. Хотя, может, и не болваном, но оловянным.      - Эта пропавшая, - твердо сказала Лека, думая о болване, - его бывшая жена. Он о ней очень беспокоится. Сейчас он ее ищет.      - А как он ее ищет? Бегает по городу?      Лека улыбнулась:      - Почти. Ты почти угадал. Он поехал к партнерам, которым она везла документы. Хочет что-то там выяснить, я не знаю!.. Она там не была. Они сами ее ищут, у нее же документы!..      Принесли яичницу, и Лека стала быстро есть.      Поев немного, она вдруг вспомнила правила хорошего тона и спросила:      - Хочешь яичницу?      - Да я уж ел.      Тем не менее он взял вилку, залез к ней в тарелку и подцепил кусок. Он всегда был ужасающе бесцеремонным.      Пока он жевал, сосредоточенно скосив глаза к носу, Лека его рассматривала.      Н-да.      - Что ты смотришь? - спросил он и подцепил еще кусок.      - Заказать тебе, что ли?      - Да нет, это я так, от жадности. Может, лучше тебе еще одну заказать, а эту я доем?      Фу-ты, ну-ты!..      - А кофе?      - И кофе.      Он быстро перетаскал из ее тарелки яичницу и сказал:      - Знаешь, я ем только потому, что твоя!.. Вот так просто ни за что бы не стал!      После чего он закурил, вытащил газету и углубился в чтение.      Ужасный человек.      - Простите, пожалуйста, - прошелестела рядом официантка, - у нас нельзя курить.      - Как?! - поразился Платон Легран. - Совсем?!      - Да, к сожалению, у нас запретили, после того как в Евросоюзе ужесточили правила борьбы с курильщиками. Извините, пожалуйста, но...      - Даже одну маленькую сигаретку? Одну-единственную? И нельзя?      Девушка улыбалась. Он говорил как-то так, что нельзя было не улыбаться.      - И потом я вам хочу сказать, как физик физику, - тут он выпрямился и зашептал официантке прямо в ухо, - дым отсюда точно не дотянет до Евросоюза!      Девушка прыснула.      - Ну, и бог тогда с ним, а?      - Я сейчас пепельницу подам, - сказала официантка весело.      - Вот спасибо вам большое!      - Ты ставишь ее в дурацкое положение, - заявила Лека недовольно. Ее всегда злила его клоунада. - Ей теперь от начальства влетит.      - Не влетит.      - Почем ты знаешь?      - Я занимаю номер люкс на шестом этаже. Кажется, это самый дорогой номер в отеле. Я могу курить даже лежа голым на конторке портье! - Лека вдруг громко захохотала. - Вряд ли его удастся сдать еще кому-то в ближайшие лет шесть. А может, восемь. Потом кризис минует, и в него вселится король Бахрейна, да и то, если нефть подорожает, а так нет!..      - Как ты попал в номер люкс?!      - Сам не знаю. - Тут он пожал плечами и опять углубился в свою газету.      Сигарета все дымилась.      Н-да.      - Платон?      - М-м-м?      - А у тебя здесь... дела?      - У меня здесь были дела, - ответил он не глядя и стряхнул пепел в подставленную пепельницу. - Я на здешнем физтехе докладывал.      - Доложил?      - М-м-м?      - Я спрашиваю, когда ты уезжаешь?      - Завтра вечером, а что?      - А сегодня у тебя какие дела?      - Разные, - ответил Платон Легран и перегнул газету на другую сторону. - Ты скажи словами, что ты хочешь!      "Скажи словами"! Ах, как она узнает его в этой фразе!..      Я прошу тебя, скажи мне словами! Не надо намеков, я ничего не понимаю в намеках, я все равно не догадаюсь, что ты имеешь в виду.      И еще так: если хочешь что-то мне сказать, скажи сейчас!      Не надо ждать до завтра, до понедельника, до вечера, до Нового года! Время уйдет, драгоценное стремительное невозвратное время.      Однажды он попросил ее - скажи сейчас, - и она сказала, что уходит от него.      Был апрель, лучшее время года. Лучшее время в жизни. Начало всего.      - Платон, я хочу найти эту женщину. Помоги мне. Ты же хорошо соображаешь!..      - Ну, во всяком случае лучше тебя. - Тут он подумал и добавил справедливости ради: - По крайней мере, в вопросах физики.      Ни тактом, ни деликатностью, ни скромностью он никогда не страдал.      - Мне не нужна твоя физика!      - Напрасно.      - Мне нужно твое умение соображать.      - Когда?      Лека смотрела на него, и он уточнил:      - Когда тебе понадобится мое умение соображать? Ну, через час, через два, когда?      - Лучше бы прямо сейчас. Мы бы сходили в этот салон на Большой Морской. Может, там кто-то ее запомнил. Или машину запомнил. Здешний швейцар мне сказал, что она села в большую темную машину, и за рулем был... этот самый... песец.      - Ты уверена, что именно песец? А не ондатр?      Лека опять захохотала.      Ондатр - это из сказки. Ондатр лежал в гамаке и размышлял о бренности всего сущего, в то время как все остальные радовались жизни и готовили шоколадный торт или картошку с мясом.      Эта книжка, про Ондатра, Снусмумрика и Муми-Тролля, попалась им как раз здесь, в Питере, в магазине на Невском.      Они купили ее, и потом все время читали друг другу вслух, и им казалось, что в детской сказке написано про них!..      - Платон, у него воротник был песцовый на куртке, или лисий, что ли. Мне так швейцар сказал.      - Песцовый воротник на куртке у мужика?!      - А что тут такого?      Платон Легран пожал плечами.      - Да ничего. Красиво, наверное.      - Ну вот. Может, этого песца запомнили в салоне. Но мне одной... неудобно. Сходи со мной, а?      - Схожу, - согласился он моментально. - Схожу, конечно.      Он всегда соглашался, что бы она ни предлагала - молодое "божоле" или детективное расследование. Все это доставляло ему удовольствие, тогда, давно.      Лека моментально приободрилась, вытащила у него из пачки сигарету, прикурила и быстро рассказала ему, как у них на работе всех поувольняли.      И как оставшиеся боятся, что их уволят тоже.      - А у вас как?      - Да у нас никак. Нас увольнять сложно, потому что мы все академики и доктора наук. Куда нас увольнять-то? Нам можно деньги перестать платить, но нам и так не платили!      - Ага, а номер люкс?!      - Ну, я же не со своего счета деньги снял! Это заказчики за меня заплатили.      - А им зачем, чтоб ты в номере люкс жил?      Он пожал плечами.      Странным образом его никогда не волновала... "внешняя сторона". Решительно ни в чем - ни в брюках, ни в машине, ни в месторасположении офиса. Брюки должны быть удобными и не слишком грязными. Машина должна возить. До офиса должно быть легко добраться.      - Там какие-то сложные протокольные интересы. Я же как бы на французов работаю. А у них свои дела с финнами, а у финнов с американцами.      - Ну и что?      - А проектом руковожу я, и гранты получаю тоже я. Финнам их не дадут никогда, потому что у них науки в принципе нет, а с американцами я делюсь. Ну, и они все приехали, и мне их надо было где-то принимать. Вот мне и сняли этот люкс. Там восемь комнат и четыре ванные.      - Быть не может!      - Ну, ладно, ладно, - согласился Платон Легран. - Три комнаты и две ванные. И большой стол для заседаний. Мы там как раз вчера заседали, после физтеха.      Когда он так говорил про работу, она начинала невыносимо его любить и страшно им гордиться. Она никогда не понимала, чем именно он занимается, и подозревала, что девяносто девять и девять процентов людей на планете Земля тоже не поняли бы, и за эту избранность, принадлежность к одной сотой процента, она его обожала.      Это было триста лет назад.      Никто не умел так думать, как он. Так быстро и так красиво чертить на любых клочках бумаги какие-то графики. Так моментально забывать обо всем, когда ему в голову приходила "мысль". Так стремительно переключаться на свое, внутреннее, то, что было у него в голове. Так насмешливо и с таким снисходительным добродушным превосходством относиться к тем, кто соображал хуже или медленней.      Никто не умел быть таким занудным, как он!..      Когда они вышли, оказалось, что на улице очень белый, до боли в глазах, странный сырой мороз. Снег перестал, и на ветвях деревьев лежали примерзшие толстые белые снеговые канаты. Под ногами там, где не посыпали, был деревенский проселок, а где успели посолить, мерзкое ледяное крошево.      - Как я люблю Питер.      Платон покосился на нее.      - Ты бы держалась за меня, Лек. Навернешься, костей не соберем.      Н-да.      Ужасный человек, ужасный.      - Ты знаешь адрес этого салона?      - Да мы там с тобой были! - опрометчиво воскликнула Лека. - Не помнишь? Ну, когда зимой приезжали! Господи, ну, когда в Константиновском дворце президент собирал всех, таких, как ты!.. А ты космы отрастил почти до пояса, и я тебя стригла! Не помнишь?      Он пожал плечами. Должно быть, не помнил.      - А... таких, как я - это каких?      - Полоумных, - пояснила Лека. - Ну, то есть больших ученых. Гордость отечества и надежду нации.      - А-а.      Они шли по деревенскому проселку, и снег поскрипывал у них под ногами.      Лека держала его под руку так, как кинозвезды на Каннской лестнице держат сопровождающих - невесомо положив ладонь на рукав смокинга. В данном случае - дубленки.      Ей хотелось взяться покрепче. За триста лет она совсем забыла руку Платона, и еще забыла, как это бывает, когда просто держишь его под руку, и понимаешь - он мой.      Все эти французы, американцы и обитатели Константиновского дворца, которые смотрят ему в рот, очевидно, как и Лека, не понимая ни слова из того, что он говорит, могут задавать ему вопросы, снимать ему шестикомнатные люксы, выслушивать его мнение, но все это не в счет.      Он принадлежит только Леке. Ну, то есть принадлежал когда-то. Она уже почти не помнила, как это было.      Он чихнул, шмыгнул носом и спросил:      - А какой сегодня день недели?      - Четверг.      Интересно, вспомнит или нет? Про божоле, белую скатерть, витые свечи, пузатые бокалы и предчувствие праздника? Про то, что сегодня день подведения итогов, последний шанс оглянуться и попытаться что-то исправить, а там - за далью даль, "не оглянешься - и святки, только промежуток краткий, смотришь, там и новый год!"[1]      Снег идет, снег идет.      - Как поживает твоя сестрица?      - Ника? Прекрасно. Ей не пишется. И она скулит, что ей нужен отдых и развлечения. А я не понимаю, как это, пишется, не пишется! Сиди, пиши, вот все и напишется.      - Конечно, ты не понимаешь, ты же глубоко творческая натура, - объяснил Платон Легран. - Ты попробуй. Сядь и пиши. А потом мы оценим, что напишется.      - Платон, мне не нравится, когда ты говоришь со мной таким тоном, как будто...      В это время в кармане ее короткой шубейки зазвонил мобильный, и Лека, не договорив, выхватила телефон.      Звонил Артем.      - Леночка, ты где?      - На Большой Морской, - призналась Лека честно.      - Ты что, такси ловишь? Я же тебе сказал, попроси, чтоб вызвали! Еще не хватало, чтобы ты тоже пропала! Или упала куда-нибудь. Ты же все время падаешь!      - Артем, ты до офиса доехал?      - Да, - сказал он с досадой. - Только здесь нет никого! Они все раньше одиннадцати на работу не приезжают!      Лека посмотрела на часы. Ну, этого следовало ожидать. Питер живет немного в другом ритме и немного по другим законам.      - Ты будешь ждать?      - Конечно! Мне же надо все как следует выяснить. А ты когда подъедешь?      - Вскоре, - туманно сказала Лека. - Если что-нибудь узнаешь, сообщи мне сразу же, ладно?      - Ну конечно, - пообещал Артем с жаром. - Я все утро Насте звонил, и никто не отвечает, представляешь?      Представляю. Вполне. Ты уж третий день звонишь, и никто не отвечает. Вот вопрос - зачем при этом звонить "все утро"?! Может, пару раз позвонил, и хватит?      - Будь осторожна, пожалуйста, - попросил Артем тихо. - Я очень тебя прошу. Я и так места себе не нахожу.      Раздраженная Лека пообещала быть осторожной, захлопнула крышечку телефона, сунула его в карман, независимо посмотрела в лицо Платону, сделала шаг и - фьють! Одна нога поехала в одну сторону, другая в другую, Платон схватил ее за шиворот, как кота, но не удержал. Лека хлопнулась на живот прямо в центр ледяного крошева, в которое перешел деревенский проселок.      - Елки-палки!..      Ей было больно, и обидно, и неловко, а он тащил ее вверх за руку, так что локоть еще и выворачивался под неправильным углом! Почему все мужики, пытаясь тебя поднять, тащат за руку?! Как будто куль с мякиной можно поднять за торчащую из него соломинку!..      - Отцепись от меня, Платон!      - Вставай.      - Я не могу! - На глазах у нее выступили слезы. - Ты так меня держишь, что встать я не могу!      Мимо пробегали прохожие, посматривали с интересом.      Он отпустил ее руку, Лека кое-как перевалилась на четвереньки и встала.      Слеза капнула на шубейку. Впрочем, с шубейки капали не только слезы, но еще грязная вода, мокрый снег и какая-то жижа.      - Господи, ну что это такое?!      - Больно, Лека? Покажи мне, где ты ушиблась!      - Везде, - процедила она сквозь зубы.      - А ноги? Целы?      Тут он присел на корточки и совершенно бесцеремонно задрал ее шикарную длинную юбку, надетую сегодня утром по поводу плохого настроения.      - Платон, черт тебя побери!      На чулки лучше было не смотреть, чтобы не расстраиваться. Тяжелый шелк юбки был насквозь мокрый. И еще ей почему-то было очень неудобно стоять, ее заваливало на сторону. Она переступила ногами, рукавом шубейки утерла нос и поняла, в чем дело.      Каблук от ее ботинка лежал вдалеке, как будто отторгнутый от Леки невидимой, но большой силой.      - Платон!.. Каблук! У меня отвалился каблук!      - Где?!      Она показала глазами. Он отошел, поднял и стал его рассматривать, словно был сапожником и намеревался немедленно его прибить.      - Ты знаешь, - сказал Платон оживленно и с интересом, - мне кажется, что это уже не лечится. Он не только оторвался, он, видишь, пополам треснул!..      - Вижу, - сквозь зубы процедила Лека.      Кое-как она доковыляла до серой вымороженной стены и взялась за нее рукой. Нужно возвращаться в гостиницу, переодеваться и начинать все сначала. Правда, непонятно, как удастся втиснуть подвернувшуюся ногу в следующие башмаки на шпильках, но она постарается.      Платон Легран ловко запустил каблук в урну, подошел и крепко взял ее под руку.      - Дура, - сказал он с каким-то очень понятным и очень мужским сочувствием, - разве можно по такой погоде и по нашим тротуарам ходить на таких... ходулях?!      - Зачем ты выбросил каблук?      - Ты можешь идти? Или везти тебя в травмопункт?      - Мне надо в гостиницу. У меня все мокрое, и чулки порвались!      И тут вдруг он сказал совершенно бесстыдно:      - У тебя сказочные чулки, хоть и порвались! Мечта любого мужчины. Только такие чулки нужно надевать... на ночь, а не среди бела дня! Чего добру пропадать!      Лека смутилась.      Вот так просто взяла и смутилась, стоя на одной ноге на улице Большой Морской, держась за серую вымороженную стену, от того, что человек, с которым она рассталась триста лет назад, сказал какую-то смешную глупость про ее чулки!..      - Держись за меня, и пойдем потихоньку.      Лека ухватилась за него основательно, а не как полагалось на Каннской лестнице, и они заковыляли. Проковыляв какое-то время, она вдруг сообразила, что он ведет ее вовсе не в гостиницу.      - Платон, куда мы идем? Я не могу в таком виде...      - Мы уже пришли.      И он толкнул перед ней узенькую сине-зеленую дверцу, на которой был вырезан всадник верхом на лошади.      В тесном помещении были темные полы и деревянные стены. Стояли какие-то сундуки, а на сундуках лежали почему-то ковбойские шляпы. На стене висело седло - Лека уставилась на седло во все глаза.      Из полумрака возникла девушка и тоже уставилась на них во все глаза.      - Здрасти, - сказал Платон Легран. - Мы прямо здесь, напротив вашего магазина, упали! Вы бы хоть песком посыпали, что ли!      - Посыплем, - пообещала девушка, переводя взгляд с одного на другого.      Лека доковыляла до сундука и уселась на него, потеснив шляпы.      Появилась дополнительная девушка, и теперь они таращились на них вдвоем.      - Нам нужно джинсы купить, - объявил Платон. - И ботинки. Вы продаете ботинки без шпилек?      Тут девушки разом засмеялись.      - У нас джинсовый магазин, здесь не бывает ботинок на шпильках!      - Слава богу.      - Сильно ударились? - сочувственно спросила у Леки первая девушка. - Зимой тут все то и дело падают. Хотите, я вам кофе сделаю, пока джинсы будут искать?      Лека не хотела никакого кофе, она хотела в одиночестве осмотреть масштаб разрушения и оценить свои раны.      - Она хочет, - ответил Платон. - Она всегда хочет кофе. Вот, знаете, среди ночи разбуди ее и спроси, хочешь кофе, и она как подско-очит, как побежи-ит!..      - Замолчи, - сказала Лека ледяным тоном. - Замолчи сейчас же.      - Сейчас будет кофе, - пообещала первая девушка. - А джинсы вам какие? Посветлее, потемнее? Поплотнее, потоньше?      Леке хотелось сказать, что никаких не надо, но продавщицы так сочувственно на нее смотрели, так хотели помочь, что она вздохнула и покорилась:      - Я люблю... светлые. Голубые. Можно рваные.      - Рваные нельзя, - вмешался Платон Легран. - Рваные надо сначала зашить, а потом носить!      - Ты думаешь, это смешно?!      Девушки куда-то скрылись, а он подошел и сел перед ее сундуком на корточки.      - Больно тебе, да?      - Нет, - огрызнулась Лека. - Мне жалко чулки и ботинки.      Он вдруг приподнял ее юбку, она подалась от него назад и посмотрела остановившимся взглядом, а он подул на ее холодные оцарапанные коленки, сначала на одну, потом на другую.      Дыхание было теплым.      От его дыхания стало жарко почему-то не коленкам, а спине, и еще затылку.      - Что ты делаешь? - шепотом спросила Лека.      - У кошки заболи, - скороговоркой выпалил он. - У собаки заболи. У Леки подживи.      И опять подул. А потом посмотрел ей в лицо.      Непонятно, что сделалось в этот момент.      Вроде бы молния не сверкнула. Вроде бы гром не грянул.      Нет, не грянул.      Платон наклонился и поцеловал сначала одну ее коленку, потом другую. А потом снова ту, и снова другую.      Лека закрыла глаза.      Стало жарко везде, и кожу стало покалывать, как будто Лека долго сидела слишком близко к огню.      К огню?.. Нет никакого огня. Есть зеркальное озерцо, посреди которого кружится на одной ноге танцовщица в голубой юбочке, рядом навытяжку стоит оловянный солдатик, а на заднем плане картонный замок с одними лишь окнами.      Двери забыли пририсовать.      Где-то что-то громко стукнуло, и Лека мигом открыла глаза. Платон и не подумал подниматься. Он только оторвался от ее коленок.      - Вот и кофе, - весело сказала материализовавшаяся из сумрака магазина девушка. - И джинсы мы нашли! Вы попейте, а потом померяем.      Лека моргнула.      Кофе был в огромной глиняной кружке, и пахло от него хорошо, настоящим кофе, без дураков. Девушку сунула кружку ей в руку, и Лека бы не удержала, пролила, если бы Платон не перехватил. Он перехватил, отхлебнул, с удовольствием промычал что-то, и сунул кружку ей ко рту.      Она тоже робко глотнула.      Непонятно, как это все вышло, но в глотке кофе тоже было что-то невыносимо эротическое, чувственное, интимное. Она как будто приворотного зелья хлебнула!..      В зелье было много сахара и, кажется, еще чего-то.      - Корица, - пояснила девушка, когда Лека на нее вопросительно посмотрела. - Для аромата. А примерочная здесь.      Платон как-то очень естественно расстегнул на ней ботинки и стащил один за одним. Теперь Лека сидела на сундуке еще и без ботинок.      Ну, это уж совсем неприлично!      Сунув Платону кружку, она поднялась и пошла в примерочную, а следом девушка втащила стопку джинсов.      - Давайте я заберу вашу шубу. Вам будет удобней.      Лека, как под наркозом, отдала ей шубейку.      Плотные шторы сомкнулись, и очень медленно Лека расстегнула юбку, которая разлилась вокруг ее ног озерцом черного шелка, и один за другим стащила чулки.      Ничего не случилось. Ничего не произошло. Он был твоим любовником. Он знает тебя как облупленную. Он сто раз видел твои коленки, локти, зрачки, груди!..      Лека быстро села на табуреточку, прямо на кипу джинсов, и тут сверху над ней нависла физиономия Платона Леграна.      - Ну что? Ни в одни не влезаешь?      - Уйди, пожалуйста!      - Может, другой размер попросить?      - Закрой штору немедленно!      Он вдруг протянул длинную ручищу, взял Леку за подбородок и заставил смотреть себе в лицо.      - Я и забыл, какая ты, - сказал он негромко.      - Какая я? - как завороженная повторила Лека.      - Красивая. Гладкая. Длинная.      Да. Это правда.      До превращения в картонную танцовщицу, Лека все время чувствовала себя... живой. Женщиной из плоти и крови. Из желаний и фантазий. Из невозможных мечтаний, которые оказывались возможными, как только она шептала ему о них на ушко.      У них даже игра была такая. На светском мероприятии, где было невыносимо скучно, невкусно, глупо и незачем, она вдруг говорила ему, что именно сделает с ним, как только они доберутся до дома.      Или он рассказывал, как именно планирует провести субботнее утро. И им становилось наплевать на мероприятие, и думали они об одном и том же, и самым главным становилось... перетерпеть оставшиеся два часа до того, как за ними закроется дверь их квартиры.      И он никогда не боялся. Ни себя, ни ее.      Леке казалось, что он воспринимает секс как еду или воду. Сколько-то можно протянуть... без, а потом все, помрешь.      Получив ее, он становился счастливым и гордым победителем, даже если он получал ее каждый день или через день, все равно - победа, гордость обладания!..      Картонная танцовщица со своим оловянным солдатиком ничего такого никогда не делали, и поначалу казалось - это к лучшему. В конце концов, любая зависимость опасна, а она начала впадать в зависимость, да еще как начала!      Оловянный солдатик рано вставал "по делам" - ему надо было навестить дочь, мать или бывшую супругу. Или съездить в магазин. Или отогнать машину на сервис. Или прочистить трубу в ванной. Шататься голым по замку ему даже в голову не приходило, как можно?! На людях они никогда не целовались - что за цирковые номера?! Полетом фантазии тоже не страдали - в этом есть нечто извращенное, а мы нормальные, нормальные!      Я называю тебя "зайка", а ты называешь меня "лапуля". Какие уж тут полеты!..      Собственно, вот и надпись "Конец". Во второй серии будут дети, но процесс их производства остается за кадром, ибо никого этот процесс особенно не интересует. Все от века известно, а нового ничего не изобретут!..      - Ну, как там? - услышала Лека сквозь легкий и приятный шум в голове.      Так потрескивает огонь в камине. А может, это ее картонный замок горит?..      - Как размер? Подошел?      Батюшки мои! Размер!..      Она вскочила, натянула джинсы и покрутила попой перед Платоном, который и не думал убраться за занавеску.      - Ну как?      - Прекрасно.      Но на него нечего было рассчитывать. Ему нравилось все, что она себе покупала, кроме, пожалуй, шпилек. Впрочем, шпильки он тоже готов был терпеть.      Потеснив его, Лека выскочила в зал, и обе продавщицы уставились на нее.      - Мне кажется, они вам великоваты. Завтра будут висеть здесь и здесь. Там есть размер поменьше, попробуйте!      Лека ворвалась в кабинку, выкопала из кипы самые голубые, самые потертые на коленках и карманах, самые хипповые на вид, и втиснулась в них, понимая, что это джинсы ее мечты, и что бы ей ни говорили продавщицы, она без них уже не уйдет.      - Ну, вот это другое дело! - сказала продавщица громко, когда Лека вернулась в зал и стала крутиться перед зеркалом.      - Сидят хорошо, - поддержала вторая тоже громко.      - Задница очень хороша, - добавил Платон, очень тихо, Леке в самое ухо. - Глаз не оторвать.      Еще они купили невыносимо желтые ботинки на толстенной рифленой подошве, носки в цветах американского флага, зачем-то черную коротенькую жилетку, про которую продавщица сказала, что она будет очень хорошо смотреться с голубыми джинсами и белым Лекиным свитером. Узкая жилетка подхватила Лекину грудь так, что Платон моментально на нее уставился, и ей пришлось пнуть его локтем в бок.      Потом Платон купил рюкзачок, чтобы нести в нем пострадавшую мокрую юбку и еще что-то.      - Заходите к нам! Мы вам еще что-нибудь подыщем! - приглашали девушки, и Платон с Лекой обещали, что непременно зайдут.      После полумрака волшебного магазина - как будто из табакерки вынырнули! - улица показалась ослепительной, сияющей, свежей, и Лека полной грудью вдохнула сырой мороз, которым дышал нынче Питер.      Во всех этих новых вещах ей было как-то на редкость весело ощущать себя всю, от макушки до пяток, - и ноги в голубых джинсах казались длинными, и ботинки не жали, и было не страшно, что вот-вот упадешь, и грудь, подхваченная черной суконной жилеткой как-то по-особенному выпирала из шубейки. По крайней мере, Леке так казалось.      - На. Это тоже тебе.      И он сунул ей перчатки. Лека тут же сняла мокрые, в которых она упала, и нацепила сухие, толстые, замшевые, да еще такого же невыносимо желтого цвета, что и башмаки!..      Они шли и молчали.      Как бы это спросить... половчее? Как бы спросить так, чтобы он ничего не заподозрил?      Вот, например, если спросить: "Как у тебя с личной жизнью, Платон?" - это будет достаточно ловко, или он все-таки что-нибудь заподозрит?      А можно так спросить: "У тебя есть герлфренд, Платон?" Это будет достаточно непринужденно, или он все же заподозрит?..      И какое прекрасное, звучное слово "герлфренд"! Очень в духе двадцать первого века, как выразился бы Андрей Владимирович.      - Слушай, - Платон Легран поправил на носу очки и посмотрел на Леку, - а этот, чью жену мы должны искать по всей Большой Морской, твой любовник, что ли?      Н-да.      Лека шагала и смотрела на носы своих невыносимо желтых, только что купленных ботинок.      А черт его знает, кто он!..      Он главный мужчина Лекиной жизни, ни больше ни меньше. Они вместе работают, вместе отдыхают, вместе ужинают - иногда. Они любят одно и то же - загород, баню, шашлыки и речку. Он очень нравится Леке, высокий, красивый, длинноногий, вкусно пахнущий! Ей нравится, что он умеет "ухаживать за собой", принимает душ, покупает одеколоны, разбирается в марках одежды и знает, кого из пары Дольче-Габбано зовут Стефано. Еще ей нравится, что он начальник службы безопасности, а мужчина с пушкой за ремнем испокон веку привлекает женщин, как свет керосиновой лампы мотыльков. Ей нравится, что с ним можно обсудить дела сослуживцев, что его не утомляют "гаремные" разговоры - кто на кого и сколько раз посмотрел, кто кому позвонил, кто кому изменил или только собирается изменить.      Да, конечно, голым по квартире он не шатается и не щиплет ее за попку на скучном вечере так, чтобы никто не видел, но все же с неким намеком на продолжение. Теорему Ферма тоже доказать не сумеет, да и вообще вряд ли знает о существовании этой теоремы, равно как и всех прочих. Ну, книг никаких не читал! Но по нынешним временам их никто не читал. Еще он всегда безропотно моет посуду и чистит картошку - то есть "помогает"! - а так же обожает свою дочь. Значит, будущих совместных детей он тоже будет обожать.      При мысли о том, что планируются совместные дети, Лека быстро втянула воздух, так что от холода заломило зубы.      - Лека?      - Что ты ко мне пристал, Платон?      - Я разве пристал?      - Какое тебе дело, сплю я с ним или нет?      - Я ревную, - выговорил он отчетливо. - По-моему, это понятно.      - Как?!      - Так.      - Ты... меня ревнуешь?!      - Ты из-за него меня бросила?      Честно сказать, так оно и было.      Артем начал ухаживать за ней - подвозить на машине, покупать шоколадки и игрушечных медвежат, приглашать в парк, и темная страсть Платона Леграна, в которой она утопала, показалась ей опасной.      Слишком опасной, а она всегда была осторожной девочкой. Не то что сестрица Ника.      - Я тебя не бросала.      - Ну да!      - Ты вел себя ужасно. Я тебя просила - не надо!.. А ты все продолжал.      - Что не надо? - осведомился он, и тут Лека поняла, что никак не может вспомнить, что именно было "не надо".      То, что вспоминалось, для объяснения причин разрыва не годилось.      Не надо ставить на батарею грязные ботинки, надо их сначала помыть? Не надо на корпоративной вечеринке рассказывать анекдоты про Василия Ивановича, а потом первому заливаться веселым смехом? Не надо разговаривать с директором по маркетингу, как с убогим, только потому, что он не понимает ни слова из того, о чем ты говоришь? Не надо класть в передний карман джинсов кошелек, потому что это выглядит недостаточно красиво? Не надо орать на весь дом "Витюся, давай!", когда по телевизору показывают футбол?!      - Платон, - сердясь, заговорила Лека, - ты же все помнишь! Мы расстались потому... потому... короче говоря, мы не можем быть вместе... нам это противопоказано!      - Это ты сейчас кино цитируешь? Или книгу?      - Платон!      Он остановился посреди улицы, взял ее за руку и повернул так, чтобы она смотрела ему в лицо.      - Я честно старался понять, - выговорил он четко, - почему я стал нехорош. Все время был хорош, а потом вдруг раз, и все. Я честно пытался это выяснить. Я даже звонил твоей сестре.      - Нике?!      - Она сказала, что тебе повстречался мужчина твоей мечты, и тебе сейчас лучше не мешать, потому что ты всегда идешь к цели как танк. В данном случае твоя цель - этот самый мужчина, нормальный во всех отношениях, в отличие от меня, во всех отношениях ненормального. Еще она сказала, что он быстро тебе наскучит.      - Ника?!      - Она сказала, что когда у людей любовь, как у нас с тобой, мелкие ошибки и недоразумения не идут в зачет. Она сказала, что ты в чем-то ошибаешься, но я так и не понял в чем именно.      - Ника?!      - Все бы ничего, но эти ошибки и недоразумения затянулись на несколько лет! Теперь ты ищешь в Питере его пропавшую жену! И я почему-то ищу ее вместе с тобой. Мы зачем все это проделываем? Может, нас надо в Кунсткамеру, в общую бочку со спиртом, как двух редких уродцев?      Тут он вдруг отошел от нее, зашел за угол троллейбусной остановки и стал открывать пачку сигарет, нетерпеливо бросая в урну бумажки и пленки.      Лека приблизилась к нему.      - Ты можешь никого не искать, если не хочешь, - робко сказала она.      - Ну, конечно!      Она перехватила его руку, и он посмотрел на нее.      - Сегодня третий четверг ноября, - сказала она быстро. - Я приглашаю тебя в ресторан. Мы будем есть мясо, салат "Цезарь" и пить молодое божоле.      - Я не люблю красное вино.      - Неужели? - надменно спросила Лека, вытащила из пачки сигарету, нашарила в кармане его дубленки зажигалку - он терпеливо и привычно повернулся боком - и закурила. - Придется полюбить.      - А этого, нормального, мы куда денем?      - Это уж моя забота. Давай только зайдем в салон красоты! Ну, чтобы довести дело до конца. А где мои ботинки? Ну, которые раньше на мне были?      - Я их выбросил в помойку.      - С ума сошел, что ли? - обиделась Лека.      Он пожал плечами.      - Сошел. Я давно сошел с ума.      Это было сказано совсем о другом, и так они стояли на остановке, курили и смотрели в разные стороны, как будто ничего не произошло, и как будто сегодня вовсе не третий четверг ноября.      День, когда пробуют молодое божоле.      Еще куда ни шло, если бы им было по семнадцать лет!.. А им больше, намного больше, вдвое больше! Еще куда ни шло, если бы они только приноравливались, приглядывались друг к другу, словно пробуя на разрыв прочность каната, которым они связаны раз и навсегда. Но они расстались триста лет назад, а до этого им казалось, что они знают друг друга еще тысячу, практически от сотворения мира!      Еще куда ни шло, если бы Лека на работе засмотрелась на завскладом, бывшего десантника, а Платон бы по этому поводу устроил скандал. Или он вдруг уставился бы на секретаршин бюст, и Лека закатила ему истерику.      Но ведь все не так.      Все всерьез. И давно всерьез!.. И разрыв, и новые "правильные" отношения, и ее поиски нового нормального мужчины, и абсолютная ненормальность мужчины старого - права сестрица Ника!      Впрочем, она права еще в одном. Пожалуй, раньше Леке это не приходило в голову.      "Нормальность" - это очень скучно. Невыносимо скучно. Чертовски скучно. Хоть удавись.      - Слушай, у тебя же были какие-то дела!      - Когда?      - За завтраком, - подумав, напомнила Лека. - Ты съел мою яичницу и сказал, что у тебя сегодня в Питере еще дела.      Он махнул рукой.      - В крайнем случае, я их улажу по телефону. А может, мне повезет, и про меня сегодня никто не вспомнит.      Салон красоты "Галерея" на самом деле оказался "салоном". Не забегаловкой, обитой сайдингом, с зеленым капроновым ковриком при входе, с зеленой же капроновой пальмой в углу, с разномастными креслами и позапрошлогодними журналами на пыльном стеклянном столике, а вполне респектабельным заведением с зеркальным потолком, черными плиточными полами, запахами кофе и дорогой парикмахерской.      Девушка за стойкой выглядела удручающе прекрасной.      Лека всегда боялась таких девушек. Ей казалось странным, что столь прекрасные красавицы должны ухаживать за ней, Лекой. Логичнее было бы наоборот.      И еще ей было неловко, что они пришли, а делать ничего не собираются - ни стричься, ни бриться, ни наращивать волосы, ни выщипывать брови! Всем нынче трудно, клиентов небось мало, надо как-то поддерживать друг друга!      Кроме красавицы за стойкой в сверкающем помещении не было ни единой живой души, только сочилась откуда-то сверху тихая "салонная" музыка.      - Вы по записи?      - Н-нет, - Лека сняла свои необыкновенные перчатки и покосилась на ничего не подозревающего Платона. - Но нам бы... подстричься. Вот молодой человек желал бы!      Платон уставился на нее:      - Я желаю стричься?!      - Ну конечно, конечно, - затараторила Лека, улыбаясь по очереди то ему, то прекрасной девушке, - тебе же на конференцию лететь, милый, а ты весь зарос, посмотри на себя!      - Куда мне... лететь?!      Лека стала расстегивать на нем дубленку и больно ущипнула за бок.      - Не хочу я стричься! И не щиплись!      Продолжая расстегивать на нем дубленку - любящая жена, ухаживающая за капризным мужем, - она послала девушке еще одну очаровательную извиняющуюся улыбку, означавшую: ну, что делать, ну, он у меня такой!..      Медведь, бурбон, монстр.      Девушка вышла из-за стойки и раскинула руки, чтобы принять дубленку Платона.      - Вы знаете, - стрекотала Лека, - его нужно подстричь очень коротко, ну, вот чтобы был такой ежик, знаете? Его уговорить пойти в парикмахерскую, ну, почти невозможно!      - Меня невозможно уговорить?!      - А у него такая ответственная работа! Он то с французами встречается, то с американцами, то с немцами!..      - Не встречаюсь я с немцами!      - Тогда, может быть, еще маникюр?      - Это было бы вообще замечательно! А у вас есть мастер?      - Яночка делает самый лучший маникюр во всем городе!      - Мне не нужен маникюр, - всерьез перепугался Платон Легран, доктор физико-математических наук, без пяти минут Нобелевский лауреат. - Лека, ты что, всерьез думаешь, что я стану делать маникюр?!      Лека, стащив с него дубленку, сунула ее в руки девушке, которая обняла ее со всех сторон, как младенца. Леке это не понравилось.      Тогда, триста лет назад, ей все время казалось, что разного рода барышни проявляют к нему повышенный интерес, несмотря на вечно скособоченный шарф, оттопыренные карманы и привычку кое-как бриться. Но ей казалось, что он настолько... блестящий мужик, что это всем сразу видно, и неудержимо притягивает к нему женский пол. Его джинсы, водолазки, твидовые британские пиджаки и профессорские очочки очень шли ему, а умение ни на что и ни на кого не обращать внимания, кроме того, что его действительно интересовало, словно возвышало его над всеми остальными.      Когда Лека объясняла себе, почему они должны расстаться, ревность шла в списке под одним из первых номеров.      - Все, что угодно, только не маникюр, - продолжал между тем скулить перепуганный доктор и профессор, - ну, хочешь, я схожу на сеанс в турбосолярий?!      - Почему-то мужчин особенно трудно уговорить именно на маникюр, - заметила девушка с милой улыбкой, - хотя сейчас многие поняли, что это важнейшая часть ухода за собой!      "Уход за собой" - это было что-то очень похожее на Артема Василькова.      - И потом, - продолжала девушка с воодушевлением, - ведь маникюр вовсе не означает покрытие лаком!      - Покрытие?! - совсем уж обессилел Платон Легран. - Лаком?!      - Да не будет никакого лака, - снова заспешила Лека, - видишь, как нам повезло! Полетишь на свою конференцию, как приличный человек, подстриженный и ухоженный.      - Лека, - сказал он угрожающим тоном, - я не стану делать маникюр.      - Ты посмотри на свои руки! - Она подняла его ладонь и покрутила ею в воздухе. Он покорно терпел. - Одни заусенцы! Можно подумать, что ты ногти грызешь!      - Грызу, - признался Платон, - время от времени.      - Значит, тебе нужно делать маникюр! Время от времени.      Он смотрел жалобно, и Лека точно знала, что он согласится.      Он всегда на все соглашался, что бы она ни предлагала - провести воскресенье, не вылезая из постели, ужинать с "божоле" или делать маникюр!      У нее в арсенале имелся прием, который всегда срабатывал - если ты не хочешь делать это для себя, сделай для меня.      И он соглашался.      Пока его стригли - на втором этаже, среди зеркал, сверкающих чаш, каких-то странных приборов и мелких розочек, расставленных на черных столах, - Лека сидела рядом в свободном кресле, качала ногой и рассматривала свои новые хипповые джинсы.      Надо бы уже приступить к расследованию, но ей было так лень и так наплевать на все!..      Платон, прикрытый черным капроновым покрывалом, время от времени строил ей рожи. Ножницы в руках мастерицы приятно позвякивали и посверкивали, а за окнами опять пошел валить снег.      Третий четверг ноября.      - Здесь оставить или тоже убрать?      Он пожал плечами под своей накидкой.      - Лек, здесь оставить или убрать?      Вот кто решительно не умел "ухаживать за собой"!..      Лека слезла с кресла, в котором крутилась, подошла и стала смотреть. Платон Легран в зеркале поднял брови.      - Что ты так смотришь?      Она смотрела, потому что он ей очень нравился, просто ужасно. И картинка была трехсотлетней давности. Тогда она затащила его в этот салон, и так же сидела рядом на какой-то табуреточке, потому что все места были заняты! Она сидела, смотрела и радовалась, что в Константиновский дворец он поедет "красивым"!      Когда со стрижкой было покончено, упирающегося клиента повлекли в маникюрный кабинет, к Яночке, и впрямь оказавшейся мастерицей своего дела.      В два счета она усадила Платона за шаткий столик, включила лампу, засунула его ладони в миску с горячей водой и сказала весело, чтобы он ни о чем не волновался. Она работает очень быстро, а руки его на самом деле в ужасном состоянии.      - Я на прошлой неделе отцу помогал машину чинить, - пояснил доктор наук и профессор, - вот ногти и того...      - Вообще говоря, для таких работ обязательно нужно надевать перчатки.      Платон зевнул, не разжимая челюстей.      Лека теперь сидела у него за спиной, испытывая невыносимое желание порыться носом у него между лопаток, а потом привалиться щекой и так сидеть.      Она бы сидела, и Платон бы сидел, и хорошо бы при этом, чтобы Яночка куда-нибудь делась.      - Может, вам тоже сделать маникюр?      - Да-да! - вскричал Платон, почуявший возможность отыграться. - Сделайте ей маникюр, педикюр и еще вот это... когда обдирают лишнюю шерсть!      - Платон!!      - Эпиляцию, - весело сказала Яночка, - только ее я не делаю, это вам надо к косметологу записаться.      - У тебя идиотские шутки, Платон!      - Я еще могу анекдот про поручика Ржевского рассказать.      Лека отвернулась и засопела.      Вовсе ей не хотелось прижиматься щекой к его водолазке и сидеть так всю оставшуюся жизнь!      Ужасный человек. Невыносимый.      Тут она вспомнила про расследование, про пропавшую супругу мужчины ее жизни и про то, что в данный момент она должна ее искать.      Это просто снег, Питер и третий четверг ноября закружили ей голову.      Ничего этого нет, все мираж, фантом. Она заглянула в прошлое, и оно показалось ей прекрасным, как идиллическая картинка. Так бывает с ним, с прошлым. За триста лет подзабылось все плохое, и теперь ей кажется, что в той жизни она шла по аллее Летнего сада под руку с милым человеком, и листья шуршали под ногами, и казалось, что все на свете можно ему сказать, и все это будет ему важно!..      Мираж, фантом.      Непонятно как, спиной, что ли, но он вдруг понял: что-то случилось.      Выдернув руку из ванночки - с пальцев капала мыльная пена, - он повернулся и посмотрел на нее.      Яночка ахнула.      - Осторожней, я могу вас поранить!      - Нет, - сказал Платон Легран, рассматривая Леку, - вы никак не можете меня поранить, Яночка.      Лека несчастными глазами посмотрела ему в лицо.      - Не переживай, - сказал он негромко. - Не переживай, как-нибудь все уладится.      Она кивнула.      Расследование, Артем, бывшая жена пропала. Как тут может что-нибудь уладиться?! Ну, хоть что-нибудь?      Он вернул руку в ванночку, и ниточка как будто оборвалась. А утром, когда она сказала ему "Помоги мне!", эта ниточка совершенно точно появилась снова!..      - Яночка, - сказала Лека тем самым голосом, которым говорила с подчиненными, - скажите, а два дня назад вы работали?      - А это какое было число?      Лека стала судорожно подсчитывать, какое это могло быть число.      - Восемнадцатое, - подсказал Платон Легран.      - Восемнадцатого я работала, да. Была моя смена.      - А к вам подруга моя не приходила? Ее зовут Настя, и она такая красивая, высокая! С длинными волосами.      Яночка насупилась.      - Это... ваша подруга?      - Ну, не совсем подруга, - заюлила Лека, сообразив, что дело, должно быть, нечисто. Должно быть, неприспособленная и тут наскандалила, - просто мы вместе работаем, и она где-то позабыла документы, а мы теперь их найти не можем!      - У нас она ничего не оставляла.      - Но вы ее помните, да?      Тут Яночка вынырнула у Платона из-за плеча и посмотрела на Леку настороженно:      - Помню, конечно. Такое не скоро забудешь.      - А что-то случилось?      Яночка пожала плечами.      - Ничего не случилась, но ваша... коллега довольно требовательный клиент.      - Это что означает? - спросил ужасный человек Платон Легран. - Она швырнула в вас ванночку для ногтей?      - До этого не дошло, но...      - Яночка, - сказал Платон, - говорите как есть! Нам, вот ей-богу, никакого дела нету до этой дуры...      - Платон!      - ...нам бы понять, где бумаги, и дело с концом. Мы вас не выдадим.      - Понимаете, у нас не принято обсуждать клиентов, за это могут наказать.      - Что нам ее обсуждать! Не будем мы ее обсуждать. Вы расскажите, что было, и точка.      - Она очень спешила, - выговорила Яночка неохотно, опять посмотрела на Леку и перевела взгляд на пальцы Платона. - А это всегда трудно. Когда клиент спешит, а процедура все-таки занимает какое-то время! Она не хотела ждать, а ноготь же должен приклеиться как следует, иначе это и вовсе никакого смысла не имеет.      - Как?! - поразился Платон. - Ногти приклеивают?!      Тут Яночка засмеялась, и Лека следом за ней.      - Не только ногти! Еще ресницы, волосы, да что только не приклеивают!      - Позвольте, а как жить с приклеенными ногтями?      Яночка развела руками.      - Многим нравится. Да это нестрашно, это просто такие силиконовые пластинки, они очень прочные, и лак на них хорошо держится.      - А... как отличить приклеенные от настоящих?      - А вам зачем?      - Ну как же?! Женщина с приклеенными ногтями - это...      - Платон!!      - Но чтобы ноготь приклеился, нужно время, - заспешила Яночка, - и, самое главное, поверхность надо подготовить, ногтевую пластину сточить...      - Так, - перебил ужасный человек, - пожалуйста, без подробностей. Или я упаду в обморок.      - Поду-умаешь, какой нежный! - возмутилась Лека.      - А она все время меня торопила и сердилась, а когда клиент так себя ведет, как назло, ничего не получается. Ну, она немного...      - Переколотила немного посуды? Разбила немного зеркал?      - Она немного вышла из себя. Ну, и все.      "Ничего себе, неприспособленная, - подумала Лека. - Артем уверяет, что она мухи не обидит, или как там говорится?.."      Все вранье?..      Яночка в последний раз взмахнула пилкой и промокнула салфеткой пальцы Платона.      - Ну, вот и все. А вы боялись!      Далеко отставив руку, Платон полюбовался на свои ногти. Лека видела, что он хочет что-то такое сказать, в духе "поручика Ржевского", и опередила его:      - Яночка, а вы не помните, она одна приходила или с ней кто-то был.      - Был, - небрежно сказала девушка. - Конечно, был. И тоже... шумел. Он даже жалобную книгу потребовал и написал на меня жалобу. Вы знаете, - тут она прижала к груди худенькие руки, как будто хотела принести клятву, - я столько лет работаю в этом салоне, и никогда в жизни на меня никто не писал никаких жалоб! Верите?      - Ну, конечно!      - И вдруг написали! Да еще такую... огромную, на несколько страниц. Я, конечно, стараюсь не переживать, но клиентов так мало, у нас персонал сократили почти вдвое, а тут жалоба! А я старалась. Но я правда не могу заставить силикон сохнуть быстрее!      - Яночка, - заявил Платон, поднимаясь. Лека потянулась за ним. - Скажу вам, как физик физику - никто не может заставить силикон сохнуть быстрее, ибо это химический процесс. Он как идет, так и идет, и по-другому идти не может. И пес с ней, с жалобой! Я вам сейчас благодарность напишу, еще длиннее, чем жалоба, и выйдет баш на баш.      - Правда?      - Пошли, - сказал Платон Легран решительно. - Где тут у вас жалобная книга?      Пока метались в поисках книги - девушка за конторкой при упоминании этой самой книги заметно взволновалась, - пока, поняв в чем дело, улыбались умиротворенно, пока предлагали кофе и выискивали место поудобнее, Лека спросила у Платона:      - Ты думаешь, там может быть телефон?..      - Заодно и посмотрим.      Принесли книгу - серые страницы в скверном переплете, сурово пронумерованные и как будто оприходованные. Жалоб, равно как и благодарностей, там было маловато. Исписано всего страниц шесть.      - Как это делается, я не знаю? - спросил Платон.      - Вот здесь ставите дату, пишите свою фамилию, имя и отчество. Вот здесь адрес и телефон.      - А у меня адрес в Москве.      - Это неважно. Надо указать обязательно, потому что без фамилии и координат никак нельзя, тогда получается анонимка. И просто пишите то, что хотите.      Платон перелистал тонкие странички.      - Да уж. Мне столько не осилить.      Жалоба и впрямь была длинной.      Яночка улыбалась смущенно, девушка-администратор все хлопотала, а Лека невыносимо гордилась Платоном, позабыв о том, что прошлого не воротишь, дважды в одну реку не войдешь, и вообще - не стой под стрелой.      Он все сообразил и все придумал, он еще и Яночке хочет помочь, и в этом он весь - великодушный, умный, ироничный, странный.      Как это она, Лека, его... упустила? На кого променяла?      Сестрица Ника утверждала, что Лека играет в людей, как в куклы. Что ей проще и понятней, когда все главные роли исполняет она сама, на разные лады меняя голос и давая реплики то за одного, то за другого персонажа.      Ника утверждала, что это хорошее качество для сочинения детективов, а для жизни - не годится.      Ника утверждала, что "давать реплики" за Платона у нее не получилось, и Лека выбрала более легкий и понятный путь. Она придумала себе Артема, и их большую любовь, и их понимание, и интерес друг к другу. А интереса-то никакого нет.      Какой может быть интерес, когда он все время занят то бывшей женой, то бывшей - настоящей! - дочерью, то вдумчивым выбором пиджака для корпоративной вечеринки.      Ника утверждала, что как только закончатся или наскучат вечеринки и пиджак станет не актуален, Леке будет значительно сложнее придумывать "сюжеты". Просто потому, что их тоже нет, как и интереса!..      - Не сопи мне в ухо, - попросил Платон Легран. - Мне надо сосредоточиться.      Из внутреннего кармана пиджака он достал ручку, отвергнув предложенную Яночкой, и стал быстро и коряво писать. Почерк у него был такой, что Лека поначалу думала, что он малограмотный.      Это еще когда не знала, что он доктор и профессор.      Он писал долго, не отрываясь и не отвлекаясь, а Лека все сидела, понурившись и уже без всякой радости рассматривая свои новые хипповые джинсы, голубые и вытертые на коленях.      ...А точно нельзя дважды войти в одну реку?..      ...А точно-преточно сделанного не воротишь?      Он дописал, закрыл гадкую книгу, подал Леке шубейку, и они вышли на улицу под снег, сопровождаемые поклонами и приглашениями заходить еще.      - Ты чего такая мрачная, Лека?      - Там не было телефона, да?      - Почему не было? Был.      - Как?! И ты его не записал?!      - Нет.      Она остановилась, и он остановился тоже.      Снег летел, попадал ему в очки, и он раздосадованно снял их и сунул в карман.      - Послушай меня!..      - Надо вернуться и записать телефон!      - Лека, послушай. Тебя правда ничего, кроме этого дурацкого расследования, не интересует?      - А что меня должно интересовать?! - крикнула она с раздражением, и какая-то питерская старушка, ковылявшая мимо, посмотрела на нее с неодобрением. - Ты мне помогаешь, и спасибо тебе большое! Что еще?!      - Да все!      - Что - все?!      - Вот, например, что сегодня третий четверг ноября. Молодое божоле. Снег пошел. Ты меня пригласила в ресторан... просто так? Потому что я тебе помогаю?      Лека молчала.      - Мы поужинаем и разойдемся по номерам? Я в свой люкс на шестом этаже, а ты к начальнику физкультурного техникума?!      - Он начальник службы безопасности.      - И больше ничего и никогда не будет?      - Чего не будет, Платон?..      - А, черт возьми!..      Он схватил ее в охапку, потряс немного и посмотрел, как ей показалось, с отвращением и поставил на место.      Она все ждала - поцелуя, конечно, - и не дождалась.      Сговорились они!..      С утра она получила один поцелуй, то ли в ухо, то ли в щеку, после бессонной одинокой ночи с видом на Исаакиевский собор!      Этот тоже меня не хочет? У того бывшая жена пропала, он не в себе, а у этого что?      Танцовщица в своей юбочке из голубого газа с блестками все кружилась на одной ноге посреди зеркального озера, а стойкий оловянный солдатик вообще куда-то подевался, и был только один способ проверить, превратилась она окончательно в плоскую выцветшую картонку, или нет.      Лека вздохнула, взяла его за дубленку, сильно притянула к себе, он переступил ногами, чтобы не упасть, и поцеловала в губы.      С оловянным солдатиком такие штуки никогда не проходили. Он соглашался, довольно равнодушно, и исполнял свой долг до конца - нет, нет, исключительно в смысле внезапных поцелуев! - и даже несколько старался в этом направлении, но как только Лека переставала настаивать, обо всем забывал и продолжал заниматься своими делами.      Платон Легран, когда Лека его поцеловала, охнул от удивления, и очень близко она увидела его веселые, изумленные глаза, и он моментально перехватил у нее инициативу, и как-то так получилось, что она прижимается к нему все теснее и теснее, как будто собирается влезть к нему в самое нутро, в душу, если душа находится именно там, где Лека себе представляла.      Чуть выше сердца, чуть ниже губ, которые она совсем позабыла.      Ты не умеешь целоваться всерьез, говорил он ей когда-то, цитируя то ли стихи, то ли песенку. Лека ее никогда не слышала.      Кажется, сейчас она целовалась абсолютно всерьез, посреди Большой Морской, под снегом, в третий четверг ноября.      - Ну что?      - Я тебя боюсь, - пожаловалась Лека. - Я тебя всегда боялась!      - Неправда. Ты никогда меня не боялась. Это ты такое оправдание придумала.      - Мне не в чем перед тобой оправдываться, Платон.      - Е-есть, - протянул он, глядя на ее губы. - Пожалуй, ты теперь будешь оправдываться всю оставшуюся жизнь. За то, что бросила меня так надолго!..      И поцеловал ее.      И это на самом деле получилось всерьез, без всяких "кажется", без Большой Морской и снега.      Ничего романтического. Только сила и страсть, о которых она совершенно позабыла за то время, что была танцовщицей в газовой юбочке с блестками и кружилась, стоя на одной ножке посреди зеркального озера!..      - Не смей больше меня бросать, - сказал он совершенно серьезно, когда им все же пришлось приостановиться на минутку.      - А вдруг как-нибудь само получится? - пискнула Лека.      - Не получится.      - Постыдились бы, - сказал совсем рядом разгневанный бас, и высунулось розовое мокрое от снега лицо. - Добро бы подростки, а то ведь взрослые люди, и так себя ведут!..      Они оглянулись с изумлением.      Лицо смотрело на них осуждающе, и было полным, щекастым и довольно молодым.      - Я давно наблюдаю, - продолжало лицо и потрясло в воздухе полиэтиленовым пакетом, - все думаю, долго это будет продолжаться?! А они все целуются и целуются! Тьфу!      - Шли бы вы по своим делам, - посоветовал Платон душевно. - Не смотрели бы.      - Да как же не смотреть, когда на каждом углу такое аморальное поведение демонстрируется, что сил нету никаких, а в телевизоре вообще одну порнографию гонят день и ночь, и еще песни поют двусмысленного содержания, а потом молодежь разлагается...      Платон взял Леку под руку, и они пошли под снегом в сторону Невского. Лицо продолжало разоряться им вслед.      Говорить не хотелось.      Хотелось молчать, думать и мечтать о том, как все будет вечером. Когда-то она каждый день мечтала о том, как все будет вечером.      С тех пор прошло триста лет.      Платон пальцем поглаживал ее ладонь, и время от времени она прихватывала его палец, а потом отпускала. У них была такая игра.      - Человека, приехавшего с твоей пропавшей, зовут Юрий Мефодин. Адрес Третья Советская, дом семь. Это в районе площади Восстания, если я не ошибаюсь. Телефон два, семь, один, восемь, два, восемь... - Лека смотрела на него во все глаза. Даже палец выпустила, - два. Так что мы можем ему позвонить и спросить, куда он подевал эту, как ее, Анастасию?      Лека кивнула.      - Или можем сдать его в милицию, как потенциального похитителя, но это, по-моему, бред. Если он ее в салон завозил, да еще торчал там, пока она свой силиконовый ноготь приделывала, значит, вряд ли он ее собирался сразу после ногтя прикончить.      - Платон!      - Давай перейдем дорогу, - предложил он. - Выйдем на набережную, там, наверное, сейчас красиво.      - Ты запомнил адрес и телефон?!      Он посмотрел на нее сверху и сунул ей свою руку, чтобы она опять погладила. Лека растерянно погладила.      - А чего там запоминать? На Третьей Советской пирожковая была, мы туда на трамвае ездили, когда я в школе учился. Я же в Питере жил! А два, семь, один, восемь, два, восемь, два - это экспонента от единицы, то есть что?..      - Что? - повторила Лека.      - То есть основание натурального логарифма. Никаких чудес.      - Платон, как ты думаешь, может, мне позвонить? Или пусть лучше... ее бывший муж звонит?      - Сейчас я позвоню. По крайней мере, все станет ясно.      И он позвонил, и все стало ясно!..      - Здрасти, - сказал в трубку Платон Легран, - меня зовут Андрей Владимирович, я начальник Анастасии. Позовите ее к телефону, пожалуйста.      И подмигнул Леке. Лека загримасничала, всем своим видом выражая нетерпение и любопытство, и он махнул на нее рукой.      Анастасия долго не подходила, очевидно, на том конце совещались, что же теперь делать. Платон, соскучившись ждать, поцеловал Леку в губы, в ухо, а потом опять в губы. Потом вдруг оторвался от нее и нажал на своем аппарате кнопку громкоговорителя.      - Алло?.. Андрей Владимирович, как вы меня нашли?      - Документики бы надо по адресу доставить, - сказал Платон. - Куда ж вы запропали вместе с документиками-то?      - Документики? - переспросила из трубки бывшая жена Артема. - Я и забыла про них!      - Молодец, - похвалил Платон.      - Андрей Владимирович, вас плохо слышно!      - Ничего, нормально! - приблизив аппарат к губам, прокричал Платон. - Вы их сами по адресу отвезете или прислать кого?!      - Нет, нет, я сама! - тоже закричали из трубки. - Я сейчас же отвезу, Андрей Владимирович! Просто у меня тут так получилось... Короче говоря... у меня подруга серьезно заболела, и я два дня... за ней ухаживала...      - Подруга Юрий заболела? - удивился Платон. - А говорят, была здорова!      - Андрей Владимирович, - простонали из трубки, - простите меня, простите! Ну, так получилось! Вы меня уволите, да?!      Платон молчал. Он не знал, уволит теперь Андрей Владимирович Анастасию или нет.      - Андрей Владимирович, я не хотела! Просто мы с Юрой... мы так редко видимся!.. Он в море ходит, и мы встречаемся, только когда он на берегу! Я приехала, он мне позвонил, и я, конечно... Андрей Владимирович, простите меня, простите!.. Я знаю, что виновата, но мы правда очень редко видимся!.. Мы еще со школы встречаемся!      - Позвольте, у вас же муж! - сказал Платон, и Лека посмотрела на него печально.      - Бывший, бывший!!! - закричали из трубки отчаянно. - Я с ним давно развелась, Андрей Владимирович, а с Юрой мы правда со школы друг друга любим! Мы раньше еще реже встречались, потому что у меня муж был, а у Юры жена, а теперь, когда он развелся и я развелась... И я приехала, и он в этот же день вернулся, такое совпадение! Вы меня простите. А документы я немедленно, немедленно отвезу!      - Хорошо, что мы в милицию не заявили, - сказал Платон. - И телефончик включите, уважаемая. Страсть страстью, но у вас дети, родители, бывший муж, работа! Как можно?.. Вы бы сначала документы отвезли, а потом уже того... страсти предавались.      - Андрей Владимирович!      - До свидания, - попрощался Платон.      В молчании они дошли до набережной, остановились у заметенного парапета и стали смотреть в темную, злую, взъерошенную воду.      Лека слепила снежок и неловко бросила его в Мойку. Снежок полетел, шлепнулся и стал быстро наполняться темной водой.      - Ни до кого ей дела нет, - сказала Лека задумчиво. - Ни до начальства, ни до родителей, ни до бывшего мужа. Кавалер нарисовался, и - готово дело! Нет ее.      - Ну да.      - А легенда такая, что она слабая, неприспособленная к жизни, нежная и трепетная. Абсолютно волшебное существо.      - Ну, в общем, что-то в этом есть. Так в нормальной жизни никто не делает, я имею в виду нормальных людей. Только волшебные, должно быть.      - Платон, - вдруг сказала Лека, рассматривая темную воду. Ее снежок давно унесло, должно быть, в Балтийское море. - Я хочу в Москву. Прямо сейчас.      Он посмотрел на нее. Помолчал и надел очки.      - Вот так... сразу? Ни мяса, ни белой скатерти, ни молодого "божоле"? Все отменяется?      - Я хочу в Москву, - повторила Лека упрямо. - Твой люкс на шестом этаже - это прекрасно, но он слишком близко...      - Да, я понял. К тренеру по дзюдо.      Лека хотела было завопить, что Артем не тренер, но потом передумала.      - Тогда давай быстрей смываться, - предложил Платон задумчиво. - Пока он не явился к очагу, усталый, но довольный.      - Я ему позвоню, - Лека взяла Платона за руку и поцеловала в ладонь. - А то его инфаркт хватит. Сначала бывшая жена пропала...      - Уже нашлась!      - Все равно позвоню, - решила Лека. - Как ты думаешь, нам удастся поменять билеты?      - Наверняка. Самолеты летают каждый час.      - Тогда в Москве мы успеем купить вина и мяса, - сказала Лека. - Здоровый кусок мяса и ящик молодого "божоле". Сегодня третий четверг ноября все-таки. А завтра проспим работу! Боже мой, как давно я не просыпала работу!..            Примечания            1            Цитата из стихотворения Б. Пастернака "Снег идет".