Рэй Брэдбери
     
     Пять баллов по шкале Захарова-Рихтера
     
     В предрассветных сумерках здание выглядело совершенно заурядным, примерно как фермерский дом, где прошла его юность. Оно маячило в полумраке, среди пырея и кактусов, на пыльной земле, пересеченной заросшими тропами.
     Чарли Кроу оставил "роллс-ройс" у обочины, не заглушив двигатель, а сам зашагал, ни на минуту не умолкая, по едва различимой дорожке; поспевавший за ним Хэнк Гибсон оглянулся на мягко урчащий автомобиль.
     - Может, надо бы?...
     - Нет-нет, - перебил Чарли Кроу. - Кому придет в голову угонять "роллс-ройс"? На нем дальше первого светофора не уедешь. А там, глядишь, отнимут! Не отставай!
     - К чему такая спешка? У нас в распоряжении все утро!
     - Напрасно ты так думаешь, приятель. У нас в распоряжении... - Чарли Кроу посмотрел на часы. - Двадцать минут, если не пятнадцать, на все про все: на грядущую катастрофу, на откровения, так что мешкать не стоит.
     - Не тарахти как пулемет и не беги, ты меня до инфаркта доведешь.
     - Ничего с тобой не случится. Положи-ка вот это в карман.
     Хэнк Гибсон посмотрел на документ цвета денежных знаков.
     - Страховка?
     - На твой дом, по состоянию на вчерашний день.
     - Но нам не нужна...
     - Нет, нужна, просто вы об этом не подозреваете. Распишись на втором экземпляре. Вот здесь. Плохо видно? Держи мою ручку с фонариком. Молодчина. Давай один экземпляр сюда. Один тебе...
     - Черт побери...
     - Не чертыхайся. Ты теперь защищен на все случаи жизни. Лови момент.
     Хэнк Гибсон и ахнуть не успел, как его взяли за локоть и протолкнули в облезлую дверь, а там обнаружилась еще одна запертая дверь, которая открылась, когда Чарли Кроу посветил на нее лазерной указкой. За дверью оказался...
     - Лифт! Неужели здесь работает лифт, в этом сарае, на пустыре, в пять утра?...
     - Тише ты.
     Пол ушел из-под ног, и они спустились строго вниз футов этак на семьдесят, а то и восемьдесят, где перед ними с шепотом отъехала в сторону еще одна дверь, и они вошли в длинный коридор с добрым десятком дверей по обе стороны и несколькими десятками приветливо светящихся окошек поверху. Не дав Хэнку Гибсону опомниться, его подтолкнули вперед, мимо всех этих дверей, на которых читались названия городов и стран мира.
     - Проклятье! - вскричал Хэнк Гибсон. - Терпеть не могу, когда меня тащат черт знает куда да еще нагоняют туману! Мне нужно закончить книгу и статью для газеты. У меня нет времени...
     - На самую грандиозную историю в мире? Вздор! Мы с тобой ее напишем сообща и разделим гонорар! Ты не устоишь. Бедствия. Трагедии. Холокосты!
     - У тебя прямо страсть к гиперболам...
     - Спокойно. Настал мой черед показывать и рассказывать. - Чарли Кроу посмотрел на часы. - Теряем время. С чего начнем? - Он обвел жестом два десятка закрытых дверей с надписями у одного края: "Константинополь", "Мехико-Сити", "Лима", "Сан-Франциско". А у другого края - 1897, 1914, 1938,
     
     
     1963.
     
     Была там и приметная дверь с надписью "Оссманн, 1870".[1]
     - Место-год, год-место. Откуда я знаю, как тут выбирать?
     - Неужели эти города и даты ни о чем тебе не говорят, не будоражат мысль? Загляни-ка сюда. И вот туда. Теперь давай дальше.
     Хэнк Гибсон послушался.
     Заглянув сквозь стеклянное окошко за одну такую дверь, помеченную "1789", он увидел...
     - Вроде бы Париж.
     - Нажми на кнопку под окном.
     Хэнк Гибсон нажал на кнопку.
     - А теперь приглядись!
     Хэнк Гибсон пригляделся.
     - Господи, Париж. В огне. И гильотина!
     - Верно. Дальше. Следующая дверь. Следующее окошко.
     Хэнк Гибсон двигался вперед и смотрел.
     - Опять Париж, Богом клянусь. Нажимать на кнопку?
     - Не вижу препятствий.
     Он нажал на кнопку.
     - Ну и ну, так и полыхает. Только теперь это год тысяча восемьсот семидесятый. Парижская коммуна?
     - Париж сражается с немецкими наемниками за городской чертой, парижане убивают парижан в городской черте. Французы - уникальная нация, верно? Не задерживайся!
     Они подошли к третьему окну. Гибсон заглянул внутрь.
     - Париж. Уже не горит. А вот и такси, целый поток. Знаю-знаю. Тысяча девятьсот шестнадцатый. Париж спасли тысяча парижских такси, перевозивших солдат, чтобы остановить немцев на подступах к городу.
     - Пятерка! А дальше?
     Четвертое окно.
     - Париж в неприкосновенности. Зато неподалеку... Дрезден? Берлин? Лондон? Они в руинах.
     - Верно. Как тебе нравится трехмерная виртуальная реальность? Высший класс! Но хватит с нас городов и войн. Переходим на другую сторону. Движемся вдоль стены. Эти двери ведут ко всяческим разрушениям.
     - Мехико-Сити? Я там побывал, в сорок шестом.
     - Нажимай.
     Хэнк Гибсон нажал на кнопку.
     Город рухнул, задрожал и снова рухнул.
     - Землетрясение восемьдесят четвертого?
     - Восемьдесят пятого, если уж быть точным.
     - Боже, сколько нищих. Мало того что эти несчастные бедствуют: а ведь еще тысячи погибли, остались калеками, потеряли все. Но правительству...
     - На это наплевать. Двигайся дальше.
     Они остановились у двери с надписью "Армения, 1988".
     Гибсон заглянул внутрь и нажал на кнопку.
     - Армения, крупное государство. Крупное государство - и как не бывало.
     - Сильнейшее землетрясение за полвека в том регионе.
     Они остановились еще у двух окошек: "Токио, 1932" и "Сан-Франциско, 1905". На первый взгляд - целые и невредимые. Нажатие на кнопку - и все рушится!
     Гибсон побледнел и отвернулся; его била дрожь.
     - Ну? - спросил его друг Чарли. - Что в итоге?
     - Война и мир? Или мир, разрушающий себя без войны?
     - Точно!
     - Зачем ты мне это показываешь?
     - Ради твоего и моего будущего, ради несметных богатств, беспримерных открытий, поразительных истин. Andale! Vamoose![2]
     Чарли Кроу посветил лазерной указкой на самую внушительную дверь в дальнем конце коридора. Зашипели двойные замки, дверь ушла в сторону, а за ней открылся просторный зал заседаний, с огромным пятнадцатиметровым столом и двадцатью кожаными креслами с каждой стороны; в дальнем конце виднелся то ли трон, то ли какой-то помост.
     - Вот туда и садись, - сказал Чарли.
     Хэнк Гибсон медленно двинулся вперед.
     - Шевели ногами. До конца света остается семь минут.
     - До конца?...
     - Шучу, шучу. Ты готов?
     Хэнк Гибсон сел.
     - Выкладывай.
     Стол, кресла, зал - все задрожало.
     Гибсон вскочил.
     - Что это было?
     - Ничего особенного. - Чарли Кроу сверился с часами. - Время еще есть. Сиди пока. Что ты увидел?
     Гибсон нехотя опустился в кресло и стиснул подлокотники.
     - Черт его знает. Лики истории?
     - Да, но какие именно?
     - Война и мир. Мир и война. Мир, конечно, ни к черту не годится. Землетрясения, пожары.
     - Соображаешь! А теперь скажи, кто ответственен за эти разрушения, за оба лика?
     - За войну? Наверно, политики. Банды националистов, жадность. Зависть. Фабриканты оружия. Заводы Круппа в Германии. Захаров - так, кажется, его звали? Главный поставщик боевой техники, кумир поджигателей войны, герой документальных фильмов из времен моего детства. Захаров?
     - Верно! А что ты скажешь о другой стороне коридора? О землетрясениях?
     - Это от Бога.
     - Только от Бога? Без пособников?
     - Каким образом можно пособничать землетрясению?
     - Частично. Косвенно. Сообща.
     - Землетрясение и есть землетрясение. Город просто оказывается у него на пути. Под ногами.
     - Неправильно, Хэнк.
     - Неправильно?
     - А если я тебе скажу, что эти города не случайно были построены в тех местах? А если я тебе скажу, что мы задумали построить их именно там, с особой целью - чтобы они подверглись разрушению?
     - Идиотизм!
     - Нет, Хэнк, креативная аннигиляция. Мы занимались этим делом - по части землетрясений - еще в эпоху династии Тан.[3] Это с одной стороны. По части городов? Париж. Тысяча семьсот восемьдесят девятый год - по части войны.
     - Мы? Мы? Кто это "мы"?
     - Я, Хэнк, и мои когорты, только одетые не в пурпур и золото, а в добротное темное сукно, при элегантных галстуках, как подобает выпускникам престижных архитектурных факультетов. Это наших рук дело, Хэнк. Мы строили города, с тем чтобы их сносить. Разрушать с помощью землетрясений или уничтожать с помощью бомбардировок и войн, войн и бомбардировок.
     - Мы? Мы?
     - В этом зале, или в таких же залах по всему миру, в этих креслах сидели люди, по правую и по левую руку от верховного верховода всех зодчих, который возвышался там, где сейчас сидишь ты...
     - Зодчие?
     - Неужели ты думаешь, что все эти землетрясения, все войны начинались по воле случая, по чистому стечению обстоятельств? Их устраивали мы, Хэнк, проектировщики-градостроители всего мира. Не фабриканты оружия, не политики - о, для нас они были словно марионетки, куклы, услужливые дураки, тогда как мы, архитекторы высшей марки, планировали создание и последующее уничтожение наших детищ, наших зданий и городов!
     - Боже, какое безумие! Для чего?
     - Для того, чтобы каждые сорок, пятьдесят, шестьдесят, девяносто лет воплощать в жизнь новые проекты и новые замыслы, чтобы пробовать себя в другом деле, чтобы все были при деньгах - чертежники, дизайнеры, отделочники, строители, каменщики, землекопы, плотники, стекольщики, садовники. Все снести подчистую - и начать заново!
     - То есть ты?...
     - Изучал повадки землетрясений, сейсмические зоны, все швы, трещины и дефекты земной поверхности в каждом регионе, краю, уголке мира! Там-то мы и строили города! Почти все.
     - Вранье! Черта с два у вас бы это получилось. Тоже мне, проектировщики! От людей такого не утаишь!
     - Тем не менее никто не догадывался. Мы собирались тайно, заметали следы. Небольшой клан, горстка заговорщиков в каждой стране, в каждую эпоху. Прямо как масоны, да? Или секта католиков-инквизиторов. Или подпольная мусульманская группировка. Для такой организации многого не требуется. А средней руки политик, недальновидный или попросту глупый, верил нам на слово. Смотрите, вот оно, это место, вот оптимальное пятно застройки, заложите столицу здесь, а промышленный город - там. Опасности никакой. До ближайшего землетрясения, соображаешь, Хэнк?
     - Что за фигня?
     - Попрошу без грубостей!
     - Ни за что не поверю...
     Зал вздрогнул. Кресла задрожали. Хэнк Гибсон, собравшийся было встать, рухнул на сиденье. Кровь отхлынула от его лица.
     - Осталось две минуты, - сообщил Чарли Кроу. - Поневоле будешь тарахтеть как пулемет. Итак, ты по-прежнему считаешь, что судьбы мира вершит твой сельский политикан-скотовод? Ты когда-нибудь присутствовал на обеде в Ротарианском клубе,[4] общался с гладкими жеребцами из Торговой палаты? Сонные прожектеры! Ты бы согласился, чтобы мир плясал под дудку Захарова и его ракетчиков? Да ни за что. Они способны организовать только литье стали и упаковку взрывчатки. Вот поэтому наши люди - те, кто спроектировал города в сейсмоопасных зонах, чтобы обеспечить новые рабочие места на строительстве новых городов - они-то и планировали войны. Естественно, втайне. Мы подстрекали, направляли, использовали политиков, оказывали давление, не гнушались никакими средствами, чтобы добиться свободы действий, и получили Париж, потом тиранию, потом пришел Наполеон, а следом - Парижская коммуна, и тогда Оссманн под шумок разрушил и заново отстроил город - к ярости одних и радости других. Вспомни Дрезден, Лондон, Токио, Хиросиму. Это мы, зодчие, оплатили звонкой монетой освобождение Гитлера из тюрьмы в двадцать втором году! Это мы, зодчие, наседали, словно москиты, на японцев, чтобы вторгнуться в Маньчжурию, наладить импорт железной руды, довести Рузвельта до белого каления и сбросить бомбы на Пирл-Харбор. Естественно, император не возражал; естественно, генералы торжествовали, естественно, камикадзе с радостным воодушевлением отправлялись на тот свет. А за кулисами мы, зодчие, аплодировали и отсчитывали жалованье, чтобы поощрить статистов! Не политики, не военные, не торговцы оружием, а сыны Оссманна и будущие сыны Фрэнка Ллойда Райта[5] выталкивали их на сцену. Аллилуйя!
     Хэнк Гибсон, придавленный крупицей информации и гнетом недоумения, сделал резкий выдох и остался сидеть во главе стола. Потом измерил на глаз длину столешницы.
     - Здесь проходили заседания...
     - В тысяча девятьсот тридцать втором, тридцать шестом и тридцать девятом, чтобы Токио уже не мог без войны оправиться от гнойных ран, а Вашингтон - от расстройства желудка. Вместе с тем нужно было проследить, чтобы Сан-Франциско наилучшим образом отстраивался для следующего разрушения и чтобы калифорнийские города, построенные вдоль трещин и швов, подкормились за счет основного разлома в Сан-Андреасе - чтобы после "Большой тряски" сорок дней шел золотой дождь.
     - Сукин ты сын, - сказал Хэнк Гибсон.
     - Что правда, то правда! Да и все мы таковы, верно?
     - Сукин сын, - повторил Хэнк Гибсон шепотом. - Войны, значит, от человека, а землетрясения - от Бога.
     - Неплохое сотрудничество, а? Всем заправляет тайное правительство, правительство архиархитекторов, чья власть распространяется на весь мир и нацелена в грядущее столетие.
     Пол содрогнулся. А вместе с ним - стол, кресла и потолок.
     - Время? - спросил Хэнк Гибсон.
     Чарли Кроу, поглядев на часы, рассмеялся.
     - Время. Бежим.
     Они бросились к выходу, припустили по коридору, мимо дверей с надписями "Токио", "Лондон", "Дрезден", мимо дверей с надписями "Армения", "Мехико-Сити", "Сан-Франциско", и запрыгнули в лифт; тогда Хэнк Гибсон спросил:
     - И все-таки: зачем ты посвятил меня в эти дела?
     - Я собираюсь уйти на покой. Кого-то уже с нами нет. Мы больше не станем использовать эту базу. Она исчезнет. Возможно, прямо сейчас. Ты накропаешь книжку об этих поразительных явлениях, я отредактирую, срубим деньжат - и поминай как звали.
     - Да кто этому поверит?
     - Никто. Но книга произведет сенсацию и разойдется в мгновение ока. Миллионными тиражами. А докапываться до сути ни одна живая душа не станет, потому как все одним миром мазаны: городские власти, торговые палаты, риэлтеры, генералы - все, кто мнит, будто сами планируют и ведут войны или планируют и строят города! Самонадеянные болваны! Ну, наконец-то. Выбрались.
     Они вышли из лифта и уже были в дверях, когда произошел очередной толчок. Оба рухнули на землю и поднялись с нервным смехом.
     - Вот что значит Калифорния, да? Как там мой "роллс", на месте? Ага. Угонщики сюда не добрались. Залезай!
     Положив ладонь на дверцу автомобиля, Гибсон посмотрел в лицо другу:
     - Разлом Сан-Андреас проходит под этой местностью?
     - Считай, что так. Хочешь подъехать к своему дому?
     Гибсон закрыл глаза.
     - Черт, страшно.
     - Пусть тебя согревает страховой полис, который ты сунул в карман. Едем?
     - Одну минуту. - Гибсон проглотил застрявший в горле ком. - Как будет называться наша книга?
     - Который час? Какое сегодня число?
     Гибсон посмотрел на занимающийся восход.
     - Рано. Полседьмого. А число, если верить моим часам, пятое февраля.
     - Тысяча девятьсот девяносто четвертого?
     - Шесть тридцать утра пятого февраля тысяча девятьсот девяносто четвертого года.
     - Вот тебе и готовое заглавие для нашей книги. Или так: "Захаров", и Рихтера надо прицепить, в честь шкалы Рихтера. "Пять баллов по шкале Захарова-Рихтера". Пойдет?
     - Пойдет.
     Хлопнули автомобильные двери. Взревел двигатель.
     - К дому?
     - Гони. Умоляю. На предельной скорости.
     Они помчались.
     На предельной скорости.
     
     Примечания
     
     1
     
     Оссманн, Жорж-Эжен (1809-1891) - французский государственный деятель, префект департамента Сены. Разработал и претворил в жизнь план полной перестройки Парижа и придания ему современного вида.
     
     2
     
     Andale! Vamoose! - исп. "Давай! Шевелись!" Некоторые испанские слова и фразы стали популярны среди англоговорящих американцев в результате широкого распространения испанского языка в США. Наряду с этим, в разговорной речи бытуют также "квазииспанские" выражения, такие как "no problemo" ("нет проблем") и "el cheapo" ("дешевка").
     
     3
     
     Династия Тан - одна из пяти правящих династий средневекового Китая (618-907).
     
     4
     
     Ротарианский клуб - один из клубов международного Ротарианского движения, объединяющего деловую и профессиональную элиту и призванного поддерживать высокие этические принципы служения обществу.
     
     5
     
     Фрэнк Ллойд Райт (1869-1959) - крупнейший американский архитектор и теоретик архитектуры. Рассматривал здание как часть свободно развивающегося пространства, в неразрывном единстве с окружающей средой.