Рэй Брэдбери
     
     Помнишь Сашу?
     
     Помнишь? Ну как же можно забыть! Хотя знакомство было кратким, годы спустя его имя возникло не раз, и они улыбались, и даже смеялись, и тянулись друг к другу, чтобы взяться за руки, предаваясь воспоминаниям.
     Саша. Такой милый, веселый дружок, такой лукавый, таинственный проказник, такой талантливый ребенок, выдумщик, егоза, неутомимый собеседник в ночной тиши, неугасимый лучик в тумане дня.
     Саша!
     Тот, кого они никогда не видели воочию, но с кем часто вели разговоры у себя в тесной спальне в три часа ночи, когда рядом не было посторонних, которые стали бы закатывать глаза и, заслышав его имя, высказывать сомнения в их здравомыслии.
     Ну ладно, кем и чем был для них Саша, как они познакомились, а может, просто его придумали, и, наконец, кто такие они сами?
     Вкратце: они - это Мэгги и Дуглас Сполдинги, жители тех мест, где шумное море, теплый песок и шаткие мостики над почти пересохшими каналами Венеции, что в штате Калифорния. Несмотря на отсутствие солидного банковского счета и дорогой мебели, они были несказанно счастливы в своей крошечной двухкомнатной квартирке. Он занимался писательским трудом, а она зарабатывала на жизнь, чтобы дать ему возможность закончить великий американский роман.
     У них было заведено так: по вечерам она возвращалась домой из делового центра Лос-Анджелеса, а он покупал к ее приходу гамбургеры, или же они вместе шли на пляж, где можно было съесть булочку с сосиской и оставить центов десять-двадцать в павильоне игровых автоматов, потом возвращались домой, занимались любовью, засыпали, а следующим вечером наслаждались все тем же восхитительным распорядком: хот-доги, игровые автоматы, близость, сон, работа и так далее. Тот год, исполненные любви и молодости, ощущался как блаженство, а значит, должен был длиться вечно...
     Пока не появился он.
     Безымянный. Да-да, у него еще не было имени. Он грозил вторгнуться в их жизнь считанные месяцы спустя после свадьбы, нарушить заведенный уклад, спугнуть писательское вдохновение; но потом он как-то растворился, оставив лишь слабый отголосок тревоги.
     Однако теперь коллизия замаячила всерьез.
     Как-то вечером, когда на журнальном столике красовались яичница с ветчиной и бутылка дешевого красного вина, они завели негромкий разговор о том о сем, каждый предрекал другому великое и славное будущее, а Мэгги вдруг сказала:
     - Мне нездоровится.
     - Что такое? - встревожился Дуглас Сполдинг.
     - Весь день как-то не по себе. А утром немного подташнивало.
     - Господи, что же это? - Он встал, обошел вокруг журнального столика, обхватил руками ее голову и прижал лбом к своему боку, а потом посмотрел сверху вниз на безупречный пробор и вдруг заулыбался.
     - Так-так, - произнес он, - не иначе как возвращается Саша.
     - Саша? Это кто такой?
     - Он сам расскажет, когда появится.
     - Откуда такое имя?
     - Понятия не имею. Весь год крутилось в голове.
     - Саша. - Она прижала его ладони к своим щекам и засмеялась. - Саша!
     - Завтра к доктору, - распорядился он.
     - Доктор говорит, Саша пока будет жить с нами, не требуя довольствия, - сообщила она по телефону на следующий день.
     - Здорово! - Тут он осекся. - Наверно. - Он прикинул сумму их накоплений. - Нет, первое слово дороже второго. Здорово! Когда же мы познакомимся с этим пришельцем?
     - В октябре. Сейчас он микроскопический, крошечный, я едва различаю его голос. Но потому что у него есть имя, я его слышу. Он обещает вырасти большим, если мы окружим его заботой.
     - "Мнимый больной",[1] честное слово! К какому сроку мне закупать морковку, шпинат, брокколи?
     - На Хэллоуин.
     - Не может быть!
     - Правда, правда!
     - Все будут болтать, что мы специально приурочили его появление к окончанию моего романа, который пьет из меня кровь. Оба требуют внимания и не дают спать по ночам.
     - Ну, в этом-то Саше не будет равных! Ты счастлив?
     - Честно сказать, побаиваюсь, но счастлив. Да что там говорить, конечно счастлив. Приезжайте домой, госпожа Крольчиха, и привозите его с собой!
     Здесь необходимо пояснить, что Мэгги и Дуглас Сполдинги относились к числу неисправимых романтиков. Еще до заочного именования Саши, они, увлеченные Лорелом и Гарди, прозвали друг друга Стэном и Олли.[2] Каждый электроприбор, коврик и штопор получил у них свое имя, не говоря уже о различных частях тела, но это держалось в секрете от посторонних.
     Потому-то Саша, как сущность, как присутствие, готовое перерасти в привязанность, в этом смысле не был исключением. И когда он стал заявлять о себе по-настоящему, они ничуть не удивились. В их браке, где мерилом всех вещей была любовь, а не твердая валюта, просто не могло быть иначе.
     Если когда-нибудь мы купим машину, говорили они, ей тоже будет дано имя.
     Они обсудили этот вопрос, и еще сорок дюжин других, уже поздней ночью. Взахлеб рассуждая о жизни, они уселись в постели, подложив под спину подушки, словно караулили будущее, которое могло нагрянуть прямо сейчас. Они ждали, воображали, будто загипнотизированные, что молчаливый малыш произнесет свои первые слова еще до рассвета.
     - Мне нравится так жить, - сказала Мэгги, вытягиваясь на кровати. - У нас все превращается в игру. Хочу, чтобы так было всегда. Ты не такой, как другие мужчины: у тех на уме только пиво да карты. Интересно, много ли есть на свете таких семей, у которых вся жизнь - игра?
     - Таких больше нет. Ты помнишь?
     - Что?
     Он перевернулся на спину, чтобы прочертить взглядом на потолке цепочку воспоминаний.
     - В тот день, когда мы поженились...
     - Ну?
     - Друзья подбросили нас сюда на машине, и мы пошли в аптеку на пристани, чтобы сделать крупную покупку в честь медового месяца: две зубные щетки и тюбик пасты... Одна щетка красная, другая зеленая, для украшения пустой ванной комнаты. А когда мы возвращались по берегу домой, держась за руки, позади нас две девчушки и мальчуган вдруг затянули:
     
     Совет да любовь,
     Совет да любовь,
     Жениху и невесте
     Совет да любовь...
     
     Она тихонько запела. Он подтянул, вспоминая, как они зарделись от удовольствия, слыша детские голоса, но постеснялись остановиться, хотя были горды и счастливы.
     - Неужели у нас был новобрачный вид? Как они догадались?
     - Уж точно не по одежке! Может, по лицам? От улыбок у нас занемели скулы. Мы просто лопались от восторга. А их задело ударной волной.
     - Славные ребятишки. До сих пор слышу их голоса.
     - Прошло полтора года, а у нас все по-прежнему. - Одной рукой обняв ее за плечи, он читал их будущее на темном потолке.
     - Теперь есть я, - раздался чей-то шепот.
     - Кто? - спросил Дуглас.
     - Я, - ответил шепот. - Саша.
     Дуглас сверху следил за губами жены, но не заметил и шевеления.
     - Ага, наконец-то можно поговорить? - произнес Дуглас.
     - Можно, - ответил тот же голосок.
     - А мы думали-гадали, - сказал Дуглас, - когда же ты дашь о себе знать. - Он мягко привлек к себе жену.
     - Настал срок, - отозвался шепот, - я тут как тут.
     - Здравствуй, Саша, - вырвалось у обоих.
     - А почему ты раньше молчал? - поинтересовался Дуглас Сполдинг.
     - Было боязно: вдруг вы мне не обрадуетесь, - прошептал голосок.
     - Откуда такие мысли?
     - Они возникли в самом начале, но потом ушли. Когда-то у меня было только имя. Помните, в прошлом году. Можно было уже тогда появиться. Но вы испугались.
     - Мы тогда сидели на мели, - негромко сказал Дуглас. - Жили в постоянном страхе.
     - Разве жить страшно? - спросил Саша. У Мэгги дрогнули губы. - Страшно другое. Не жить. Быть ненужным.
     - Погоди. - Дуглас Сполдинг опустился на подушку, чтобы видеть профиль жены, лежащей с закрытыми глазами, и чувствовать ее неслышное дыхание. - Мы тебя любим. Но в прошлом году был неподходящий момент. Понимаешь?
     - Нет, не понимаю, - ответил шепот. - Вы меня не хотели, вот и все. А теперь захотели. Мне тут делать нечего.
     - Но ты уже здесь!
     - А теперь уйду.
     - Не смей, Саша! Останься с нами!
     - Прощайте, - голосок совсем затих. - Все, прощайте.
     Повисло молчание.
     Мэгги в безмолвном ужасе открыла глаза.
     - Саша пропал, - сказала она.
     - Быть такого не может!
     В спальне стояла тишина.
     - Не может быть! - повторил он. - Это просто игра.
     - Это уже не игра. О боже, как холодно. Согрей меня.
     Он подвинулся ближе и привлек ее к себе.
     - Все хорошо.
     - Нет. У меня сейчас возникло странное чувство, будто это все взаправду.
     - Так оно и есть. Он никуда не денется.
     - Если мы постараемся. Помоги-ка мне.
     - Помочь? - Он еще сильнее сжал объятия, потом зажмурился и позвал: - Саша?
     Молчание.
     - Я знаю, что ты здесь. Не прячься.
     Его рука скользнула туда, где мог находиться Саша.
     - Послушай-ка. Отзовись. Не пугай нас, Саша. Мы и сами не хотим бояться, и тебя не хотим пугать. Мы нужны друг другу. Мы втроем - против целого мира. Саша?
     Молчание.
     - Ну, что? - прошептал Дуглас.
     Мэгги сделала вдох и выдох.
     Они подождали.
     - Есть?
     В ночном воздухе пробежал едва ощутимый трепет, не более чем излучение.
     - Есть.
     - Ты здесь! - воскликнули оба.
     Опять молчание.
     - Вы мне рады? - спросил Саша.
     - Рады! - ответили они в один голос.
     Минула ночь, за ней настал день, потом опять ночь и еще один день, многие сутки выстроились длинной чередой, но самыми главными были полночные часы, когда он заявлял о себе, выражал собственное мнение: полуразличимые фразы становились все более уверенными, четкими и развернутыми, а Дуглас и Мэгги замирали в ожидании: то она шевелила губами, то он приходил ей на смену, каждый излучал тепло, искренность и превращался в живой рупор. Слабый голосок переходил с одних уст на другие, то и дело прерываясь тихим смехом, потому что все это было несуразно и в то же время любовно, ни один из них не знал, какой будет очередная Сашина фраза - они всего лишь внимали его речам, а потом с улыбкой погружались в рассветный сон.
     - Что вы там говорили про Хэллоуин? - спросил он где-то на шестом месяце.
     - Про Хэллоуин? - удивились они.
     - Ведь это праздник смерти? - прошептал Саша.
     - Ну, в общем...
     - Не слишком приятно появляться на свет в такую ночь.
     - Допустим. А какая ночь для тебя предпочтительнее?
     Саша какое-то время парил в молчании.
     - Ночь Гая Фокса, - решил он наконец.
     - Ночь Гая Фокса?!
     - Ну, да, фейерверки, пороховой заговор, Парламент, верно? "Запомни, запомни: ноябрьской ночью..."
     - По-твоему, ты сможешь так долго терпеть?
     - Постараюсь. Зачем начинать свой путь среди черепов и костей? Порох мне больше по нраву. Потом можно будет об этом написать.
     - Значит, ты решил стать писателем?
     - Купите мне пишущую машинку и пачку бумаги.
     - Чтобы ты долбил у нас над ухом и мешал спать?
     - Тогда хотя бы ручку, карандаш и блокнот.
     - Договорились!
     На этом и порешили; между тем ночи выстроились в неделю, недели соединили лето и раннюю осень, а Сашин голос набирал силу вместе с биением сердца и мягкими толчками рук и ног. Когда Мэгги засыпала, его голос подчас будил ее, и она подносила руку к губам, которые вещали о причудливых фантазиях.
     - Тихо, тихо, Саша. Отдохни. Надо спать.
     - Спать, - шептал он сквозь дремоту, - спать. - И затихал.
     - На ужин, пожалуйста, свиные отбивные.
     - А как же соленые огурцы с мороженым? - спросили они почти в один голос.
     - Свиные отбивные, - повторил он; прошла вереница других дней, занялись другие рассветы, и тогда он попросил: - Гамбургеры!
     - На завтрак?
     - С луком, - подтвердил он.
     Октябрь простоял без движения только сутки, а там...
     Хэллоуин благополучно миновал.
     - Спасибо, - сказал Саша, - что помогли мне перевалить за эту дату. А что там у нас через пять суток?
     - Ночь Гая Факса!
     - То, что надо!
     И через пять суток Мэгги поднялась за минуту до полуночи, дошла до ванной и вернулась в полной растерянности.
     - Дорогой, - позвала она, присаживаясь на краешек постели.
     Полусонный Дуглас Сполдинг повернулся на бок.
     - А?
     - Что у нас сегодня? - зашептал Саша.
     - Гай Фокс. Наконец-то. А в чем дело?
     - Мне как-то не по себе, - сказал Саша. - Нет, ничего не болит. Сил хоть отбавляй. Собираюсь в путь. Пора прощаться. Или здороваться? Как будет правильнее?
     - Выкладывай, что у тебя на уме.
     - Кажется, соседи предлагали обращаться к ним в любое время, если понадобится ехать в больницу?
     - Предлагали.
     - Звоните соседям, - сказал Саша.
     Они позвонили соседям.
     В больнице Дуглас поцеловал жену в лоб и прислушался.
     - Здесь было неплохо, - сказал Саша.
     - Для тебя - все самое лучшее.
     - Нашим беседам пришел конец. Счастливо, - сказал Саша.
     - Счастливо, - ответили они дуэтом.
     На рассвете где-то прозвучал негромкий, но явственный крик.
     Вскоре после этого Дуглас вошел в палату к жене. Встретившись с ним глазами, она произнесла:
     - Саша исчез.
     - Я знаю, - тихо ответил он.
     - Но он распорядился, чтобы его заменил кое-кто другой. Гляди.
     Когда он подошел к кровати, она откинула уголок одеяльца.
     - С ума сойти.
     Он увидел маленькое розовое личико и глаза, которые на мгновение полыхнули ярко-голубым и тут же закрылись.
     - Кто это? - спросил он.
     - Твоя дочь. Знакомься: Александра.
     - Привет, Александра, - сказал он.
     - Тебе известно, как сокращенно зовут Александру?
     - Как?
     - Саша.
     Он с величайшей осторожностью коснулся круглой щечки.
     - Здравствуй, Саша, - сказал он.
     
     Примечания
     
     1
     
     "Мнимый больной" - название пьесы Ж.-Б. Мольера (1674).
     
     2
     
     ...они, увлеченные Лорелом и Гарди, прозвали друг друга Стэном и Олли - Стэнли Лорел и Оливер Гарди - псевдонимы популярнейших американских актеров-комиков Артура-Стэнли Джефферсона (1890-1965) и Норвелла Гарди (1892-1957).