Агата Кристи
     
     Икс или игрек?
     
     Глава 1
     
     1
     
     У себя в передней Томми Бересфорд снял пальто. Бережно, не торопясь, повесил на вешалку. Рядом, на соседний крюк, аккуратно прицепил шляпу.
     И расправив плечи, с решительной улыбкой на губах, прошел в гостиную, где сидела его жена и вязала армейский подшлемник из шерсти защитного цвета.
     Была весна 1940 года.
     Миссис Бересфорд только кинула на мужа короткий взгляд и сразу же снова со страшной быстротой заработала спицами. Промолчав минуту или две, она спросила:
     - Что нового в газетах?
     Томми доложил:
     - Со дня на день ожидается начало блицкрига[1], гип-гип-ура! Во Франции дела идут паршиво.
     Таппенс сказала:
     - Да, действительно невесело.
     Снова молчание. Наконец Томми не выдержал:
     - Что же ты не спрашиваешь? К чему эта дурацкая тактичность?
     - Я знаю, тактичное молчание иногда страшно действует на нервы, - ответила Таппенс. - Но, с другой стороны, когда я спрашиваю, тебя это тоже раздражает. Да и незачем спрашивать. У тебя на лице все написано.
     - Вот не думал, что похож на Печального Пьеро.
     - Куда там, милый, - сказала Таппенс. - У тебя на губах застыла отчаянная улыбка висельника, и ничего более душераздирающего я не видела в жизни.
     Томми усмехнулся.
     - Неужели даже так?
     - Больше, чем так. Ну, довольно, выкладывай! Ничего не выходит?
     - Ничего не выходит. Я им не нужен ни в каком качестве. Ей-богу, Таппенс, ну разве не обидно, когда с сорокашестилетним мужчиной разговаривают как со слабоумным дряхлым дедом? Армия, флот, министерство иностранных дел - все твердят одно: вы слишком стары, может быть, понадобитесь позднее.
     Таппенс вздохнула:
     - Со мной то же самое. Медсестры моего возраста? Нет, спасибо, не нужны. А на любую другую работу? Тоже не требуется. Они лучше возьмут дурочку с кудряшками, которая в жизни не видела ни одной раны и не простерилизовала ни одного бинта, чем меня, проработавшую три года, с пятнадцатого по восемнадцатый, сначала палатной и хирургической медсестрой, потом за баранкой грузового фургона, а потом личным шофером, возила на легковом автомобиле генерала. И на том, и на другом, и на третьем месте, смею утверждать, не ударила в грязь лицом. А теперь я, оказывается, никому не нужная надоедливая дамочка в годах, которая не желает сидеть тихо у себя дома и заниматься вязанием, как ей положено.
     Томми мрачно заключил:
     - Не война, а сущий ад.
     - Мало того, что идет война, так еще не дают принять в ней участие. Это уж совсем безобразие.
     - Зато, по крайней мере, для Деборы нашлась работа, - попробовал утешить ее Томми.
     - Она-то устроилась, - отозвалась мать Деборы. - И конечно, со своей работой справляется хорошо. Но я лично думаю, Томми, что смогла бы работать не хуже Деборы.
     Томми ухмыльнулся.
     - А она, наверно, так не считает.
     - С дочерьми иногда бывает очень трудно, - покачала головой Таппенс. - Особенно когда они стараются проявлять сочувствие.
     - А уж как Дерек снисходит к моим слабостям, это просто невыносимо, - проворчал Томми. - Так и читаешь в его взгляде: "Бедный старый папаша!"
     - Честно признаться, - кивнула Таппенс, - наши детки, конечно, замечательные, но все-таки от них можно с ума сойти.
     Однако при упоминании о близнецах Дереке и Деборе лицо матери сразу смягчилось.
     - Должно быть, людям всегда трудно самим почувствовать, что они стареют и ни к чему не пригодны, - задумчиво проговорил Томми.
     Таппенс сердито фыркнула, высоко вскинула темную, гладко причесанную голову и выпрямилась в кресле, так что зеленовато-серый шерстяной клубок покатился на пол.
     - Это мы-то ни к чему не пригодны? - возмутилась она. - Ты и я? Или просто все кому не лень стараются нам это внушить? Может быть, от нас и вообще никогда не было проку?
     - Может, и так, - вздохнул Томми.
     - Не знаю. По крайней мере, в прежние времена мы чувствовали себя нужными. А теперь я, кажется, готова поверить, что на самом деле ничего этого не было. Было или не было, Томми? Было это, что немецкие агенты оглушили тебя ударом по голове и похитили? Было, что как-то раз мы с тобой выследили опасного преступника и схватили его? Что мы спасли одну девушку и завладели важными секретными документами и за это родина, можно сказать, выразила нам благодарность?[2] Нам! Тебе и мне! Ныне презираемым и никому не нужным мистеру и миссис Бересфорд.
     - Ну, ну! Умерь свой пыл, дорогая. Ни к чему это.
     - Все равно, - сказала Таппенс, сморгнув непрошеную слезу. - Я разочарована в нашем мистере Картере.
     - Он прислал нам очень хорошее письмо.
     - Но ничего не предложил. Даже не обнадежил.
     - Он ведь теперь не у дел. Как мы с тобой. Он уже совсем старый. Живет себе на покое в Шотландии и удит рыбу.
     Таппенс не унималась.
     - Могли бы поручить нам что-нибудь для Интеллидженс сервис[3], - мечтательно проговорила она.
     - А может быть, мы бы не справились. Может быть, теперь бы у нас пороху не хватило.
     - Не знаю, - покачала головой Таппенс. - Я чувствую себя такой же, какой была раньше. Но, возможно, ты прав, возможно, когда дошло бы до дела... - Она вздохнула. - Надо бы нам все-таки найти хоть какую-нибудь работу. Так тяжело, когда сколько угодно свободного времени, сиди и думай целый день.
     Взгляд ее скользнул по фотографии очень молодого человека в авиационной форме с широкой, как у Томми, ухмылкой на губах.
     - Мужчине еще труднее, - сказал Томми. - Женщины хоть могут вязать, или паковать посылки, или работать в столовых.
     - Это все я могла бы делать и через двадцать лет, - возразила Таппенс - А сейчас я еще не настолько стара, и мне этого мало. Получается ни то ни се.
     У входной двери позвонили. Таппенс встала, прошла через тесную квартирку и отперла. На коврике за порогом стоял широкоплечий мужчина с пышными светлыми усами на румяном лице.
     Он окинул ее быстрым, зорким взглядом и вежливо осведомился:
     - Вы - миссис Бересфорд?
     - Да.
     - Моя фамилия Грант. Я друг лорда Истгемптона. Он посоветовал мне познакомиться с вами и вашим мужем.
     - Очень приятно. Заходите, пожалуйста.
     Она провела его в гостиную.
     - Знакомьтесь. Мой муж - капитан... э-э-э...
     - Мистер.
     - ...мистер Грант. Он - друг мистера Кар... лорда Истгемптона.
     Рабочая кличка прежнего шефа Секретной службы, мистер Картер, была ей привычнее, чем настоящий титул их старого друга.
     Несколько минут они оживленно разговаривали втроем. Грант держался очень мило и вообще оказался симпатичным человеком. Потом Таппенс вышла и вскоре вернулась с хересом и стаканами. Когда возникла пауза в разговоре, мистер Грант сказал:
     - Я слышал, вы ищете работу, Бересфорд?
     В глазах Томми зажегся алчный огонек.
     - Совершенно верно. А вы... Неужели вы могли бы?..
     Грант рассмеялся и покачал головой.
     - Да нет, что вы. Боюсь, прежние дела придется уступить молодым и деятельным. Или тем, кто занимался ими все эти годы. Единственное, что я мог бы вам предложить, - к сожалению - это скучную сидячую работу. Канцелярскую. Складывать листы в стопки, перевязывать красным шнурком и рассовывать по ящикам. В таком духе.
     У Томми вытянулось лицо.
     - Понимаю.
     - А все же лучше, чем ничего, а? - попытался приободрить его Грант. - Словом, загляните как-нибудь в мою контору. Министерство потребностей, комната двадцать два. Подберем вам что-нибудь.
     Зазвонил телефон. Таппенс взяла трубку:
     - Алло? Да. Что-о? - На том конце провода взволнованно зачастил пронзительный женский голос. Лицо Таппенс выразило тревогу. - О боже!.. Ну, конечно, дорогая... Буду у тебя сию же минуту. - Она положила трубку и сказала мужу: - Это звонила Морин.
     - Я так и подумал. Узнал ее голос даже отсюда.
     Таппенс взволнованно объяснила гостю:
     - Мне очень жаль, мистер Грант, но я должна бежать к соседке. Она упала и подвернула ногу, а в доме никого нет, только она и ее маленькая дочурка, так что мне придется сбегать, все там уладить и пригласить какую-нибудь женщину ей в помощь. Вы уж меня извините.
     - Конечно, конечно, миссис Бересфорд. Я понимаю.
     Таппенс улыбнулась ему, подхватила валявшийся на диване жакет, сунула руки в рукава и бросилась вон. Хлопнула входная дверь.
     Томми налил Гранту стаканчик хереса.
     - Посидите еще, - пригласил он.
     - Благодарю. - Грант взял стакан, молча пригубил, задумался, потом сказал: - А знаете, в некотором смысле вашу жену вызвали очень кстати. Это сэкономит нам время.
     Томми удивленно вздернул брови.
     - Не понял, о чем вы.
     Грант многозначительно произнес в ответ:
     - Видите ли, Бересфорд, я был уполномочен, если бы вы зашли ко мне в министерство, сделать вам некое предложение.
     Веснушчатое лицо Томми медленно залила краска.
     - Вы хотите сказать?..
     Грант кивнул.
     - Истгемптон предложил вашу кандидатуру. По его словам, вы как раз тот человек, который нам нужен.
     - Я вас слушаю, - сказал Томми, волнуясь.
     - Это, разумеется, все строго конфиденциально.
     Томми кивнул.
     - Даже ваша жена не должна ничего знать. Вы понимаете?
     - Хорошо - если вы так считаете. Но до сих пор мы работали вместе.
     - Да, знаю. Но данное предложение касается вас одного.
     - Понял. Будет выполнено.
     - Вам якобы будет предложена работа, канцелярская, как я уже говорил, в шотландском отделе министерства, в запретной зоне, куда ваша жена не может последовать за вами. Но на самом деле вы отправитесь совсем в другое место.
     Томми молча ждал продолжения.
     - Вы читали в газетах про пятую колонну?[4] Представляете хотя бы в общих чертах, что это такое?
     Томми тихо ответил:
     - Враги среди нас.
     - Именно. Когда начиналась эта война, Бересфорд, в обществе преобладало оптимистическое настроение. О, не у всех, разумеется, я не имею в виду тех, кто был по-настоящему в курсе дела. Мы-то ясно представляли себе, какие силы нам противостоят, - организованность противника, его превосходство в воздухе, его собранная в кулак воля, скоординированная работа его отлаженной военной машины. Но люди в массе об этом не догадывались, наши простые, наивные, добросердечные граждане. Они верили в то, во что им хотелось верить, - что Германия вот-вот развалится, что там произойдет революция, что немецкое оружие сделано из жести, а солдаты от плохого питания все повалятся штабелями, как только выступят в поход. Ну и тому подобную чепуху. Принимали, как говорится, желаемое за действительное.
     Но война приняла другой оборот. Она плохо началась и продолжается чем дальше, тем хуже. Солдаты делают свое дело нормально - на флоте, в авиации, в окопах. Но командование оказалось не на высоте, и подготовка к военным действиям была недостаточной. Возможно, эти недостатки - продолжение наших достоинств. Нам не нужна война, мы не относились к перспективе войны всерьез и не сумели к ней по-настоящему подготовиться.
     Однако худшее позади. Мы осознали свои ошибки и постепенно, понемногу, ставим нужных людей на нужные места. Мы учимся вести войну так, как надо, и мы ее выиграем, можете не сомневаться, - если только прежде не успеем ее проиграть. И опасность поражения грозит нам не извне, не от того, что у немцев такие мощные бомбардировщики и что немцы оккупируют нейтральные страны и получают удобные плацдармы для новых ударов. Нет, опасность грозит изнутри. Нам, как древней Трое, угрожает деревянный конь[5] - в наших собственных стенах. Можете называть эту силу пятой колонной, если угодно. Она здесь, среди нас. Это люди, мужчины и женщины, иногда высокопоставленные, иногда затаившиеся, неприметные, но в любом случае всей душой разделяющие нацистские идеи и цели, желающие внедрить здесь у нас твердый порядок нацизма взамен бестолкового, по их мнению, легкомысленного либерализма наших демократических институтов.
     Грант наклонился к самому лицу Томми, но тон, которым он заключил свою речь, оставался все таким же любезным и ровным:
     - И кто они, мы не знаем...
     - Но вы ведь наверняка следите... - попробовал возразить Томми.
     - Разумеется, мы можем в одночасье захватить мелкую рыбешку, - отмахнулся Грант. - Нет ничего проще. Но есть другие. Нам это точно известно. Как минимум двое среди видных сотрудников Адмиралтейства[6], один - в штабе генерала Г., трое, если не больше, в авиации и по меньшей мере двое работают в разведке, где имеют доступ к секретным материалам кабинета министров. Мы судим на основании того, что происходит. Утечки, утечки информации с самого верха, неоспоримо свидетельствуют о том, что мы не ошибаемся.
     Томми недоуменно и обескураженно пробормотал:
     - Но какой вам будет прок от меня? Я не знаю никого из этих людей.
     Грант кивнул.
     - Вот именно. Вы не знаете их, и они не знают вас.
     Он помолчал, давая Томми время прочувствовать смысл последней фразы. А затем продолжил:
     - Эти люди, эти важные начальники, знакомы почти с каждым из нас. Утаить от них что-либо будет практически невозможно. У меня просто голова пухнет. И я обратился к Истгемптону. Он уже полностью отошел от дел, больной человек, но голова работает по-прежнему, умнее я в своей жизни никого не встречал. Он вспомнил про вас. Вы уже двадцать лет как не работаете в нашем ведомстве. Фамилия ваша в списках не значится. В лицо вас никто не знает. Что вы на это скажете? Возьметесь?
     Широкая, восторженная улыбка осветила лицо Томми.
     - Возьмусь ли я? И вы еще спрашиваете? Хотя не вижу, чем я могу быть полезен. Я же, черт подери, только любитель.
     - Дорогой Бересфорд, именно любитель здесь и нужен. У профессионала будут руки связаны. Вы будете двигаться оттуда, где остановился человек, лучше которого у нас никогда не было и, по-видимому, никогда не будет.
     Томми бросил на Гранта вопросительный взгляд.
     - Да, - кивнул Грант. - Он умер. В прошлый вторник в больнице Святой Бригитты. Его сбил грузовик. Умер через несколько часов в отделении несчастных случаев. Но только это не был несчастный случай.
     - Понятно, - тихо сказал Томми.
     - И поэтому мы считаем, что Фаркер вышел на след, что-то наконец нащупал. Он доказал это своей смертью.
     Томми ждал продолжения.
     Грант пояснил:
     - Что именно он разузнал, об этом нам, к сожалению, почти совсем ничего не известно. Он методично расследовал одну версию за другой. Но они никуда не вели. Фаркер не приходил в сознание почти до самого конца. Но за несколько минут до смерти он пытался что-то сказать. То, что он произнес, звучало так: "Икс или Игрек. Сонг Сюзи".
     - Не очень-то информативно, по-моему, - заметил Томми.
     Грант усмехнулся.
     - Не скажите. Кое-какая информация тут все-таки содержится. "Икс или Игрек" - эта формула нам уже знакома. Таким обозначением закодированы два самых главных и доверенных немецких агента. Мы наталкивались на их деятельность в других странах. Их задача - создавать пятые колонны за рубежом и осуществлять связь этих пронацистских организаций с Германией. "Икс", как нам известно, - мужчина. "Игрек" - женщина. Мы знаем, что эти двое пользуются самым высоким доверием Гитлера и что в зашифрованной инструкции, которую удалось расшифровать перед самым началом войны, содержалась такая фраза: "Для Англии предлагается Икс или Игрек. Полномочия не ограничены".
     - Теперь ясно. И Фаркер...
     - Как я себе это представляю, Фаркер вышел на след одного из них. А вот на чей именно, мы, к сожалению, не знаем. "Сонг Сюзи" звучит очень загадочно, но французский выговор у Фаркера был не особенно аристократический. В кармане его пальто обнаружен обратный билет в Лигемптон, и это уже кое-что. Лигемптон находится на южном побережье, скоро это будет второй Борнмут[7] или Торки[8]. Там много гостиниц и пансионов. И среди них есть один под названием "Сан-Суси"[9].
     Томми задумчиво повторил:
     - Сонг Сюзи - "Сан-Суси"... Я вас понял.
     - Вы уверены?
     - Замысел такой: я должен отправиться туда и... и порыться на месте.
     - Да, именно так.
     Лицо Томми снова расплылось в улыбке.
     - Довольно туманно сформулировано, а? - сказал он. - Я даже не знаю, что конкретно мне надо искать.
     - Этого я вам сказать не могу. Потому что и сам не знаю. На ваше разумение.
     Томми вздохнул. И расправил плечи.
     - Что ж, можно попробовать. Только я не очень силен по части разумения.
     - Когда-то вы очень даже неплохо делали свою работу, как я слышал.
     - Просто везло, - поспешил уточнить Томми.
     - Везение - это как раз то, в чем мы сейчас нуждаемся.
     Томми задумался, затем спросил:
     - Это заведение, "Сан-Суси", что о нем известно?
     Грант пожал плечами.
     - Ничего интересного. Очень возможно, что тут мы попали пальцем в небо. Фаркер мог иметь в виду песенку про "сестрицу Сюзи, что шьет сорочки для солдат". Все это одни лишь предположения.
     - А про сам Лигемптон?
     - Город как город. Таких там по всему побережью десятки. Старушки, отставные полковники, старые девы безупречной репутации, кое-какие сомнительные и темные личности, два-три иностранца для общего счета. Словом, всякой твари по паре.
     - И Икс или Игрек в их числе?
     - Не обязательно. Возможно, это не они, а кто-то, кто поддерживает с ними контакт. Но вполне может быть, что и лично Икс или Игрек. Место скромное, не на виду, обыкновенный приморский пансион.
     - И вы совершенно не имеете представления, мужчину или женщину я должен там искать?
     Грант отрицательно покачал головой.
     - Ну что ж, - сказал Томми. - Попробовать можно.
     - Желаю вам удачи, Бересфорд. А теперь обратимся к деталям...
     
     2
     
     Когда спустя полчаса Таппенс, отдуваясь и умирая от любопытства, примчалась домой, Томми был уже в квартире один. Он сидел в кресле и тихо насвистывал. Выражение лица у него было неопределенное.
     - Ну? - потребовала отчета Таппенс, вкладывая в этот единственный слог бездну эмоций.
     - Да вот, - с сомнением в голосе ответил Томми. - Вроде как работу предлагают.
     - Что за работа?
     Томми состроил соответствующую гримасу.
     - Возиться с бумагами среди пустынных холмов Шотландии. Секретная и всякое такое, но похоже, что скукотища.
     - Берут нас обоих или только тебя?
     - К сожалению, только меня.
     - Черт бы вас всех драл! Ну как мог наш мистер Картер пойти на такую низость?
     - Насколько я понял, у них там разделение полов. Чтобы добиться полной сосредоточенности.
     - Шифровать или расшифровывать? Вроде Дебориной конторы? Смотри, Томми, будь осторожней, от такой работы люди трогаются умом, теряют сон и бродят всю ночь напролет, стеная и охая, и твердят девятизначные числа, что-нибудь вроде: девятьсот семьдесят восемь миллионов триста сорок пять тысяч двести восемьдесят шесть - в таком духе. А кончают нервным срывом и попадают в психлечебницу.
     - Я не попаду.
     Таппенс мрачно покачала головой.
     - Не скажи. Рано или поздно и ты можешь сорваться. А можно мне поехать с тобой - не работать, а просто в качестве жены? Приносить туфли к креслу перед камином, подавать горячий ужин после рабочего дня?
     Томми сокрушенно ответил:
     - К сожалению, нет, старушка. Мне, честное слово, очень жаль, что приходится оставлять тебя здесь одну, но...
     - ...но долг велит, - договорила за него Таппенс, припомнив былые времена.
     - В конце концов, ты же можешь вязать, верно?
     - Вязать? - с негодованием произнесла Таппенс. Она схватила недовязанный подшлемник и швырнула на пол. - Я терпеть не могу пехотный защитный цвет. И синий флотский тоже. И голубой авиационный. Вязать так только малиновое, причем оттенок маджента![10]
     - Вот это по-боевому! - одобрил Томми. - Наводит на мысли о блицкриге.
     На самом деле Томми огорчился. Впрочем, Таппенс, как настоящая спартанка[11], держалась молодцом, сказала, что, конечно, ему ни в коем случае нельзя отказываться и вообще ничего страшного, она слышала, что требуется человек мыть полы в пункте первой медицинской помощи, может быть, там и она подойдет.
     Через три дня Томми уезжал в Абердин[12]. Таппенс отправилась с ним на вокзал - провожать. Глаза ее красноречиво блестели, и раза два ей пришлось незаметно сморгнуть, но держалась она с неколебимой жизнерадостностью. Только когда поезд уже отъехал от перрона и Томми увидел одиноко спускающуюся с платформы грустную худенькую фигурку жены, к горлу у него подкатил комок. Война войной, но по отношению к Таппенс он ощущал себя предателем...
     Томми с трудом, но все же взял себя в руки. Приказ есть приказ.
     На следующий день он из Шотландии выехал на поезде в Манчестер[13]. А еще через день, уже на третьем поезде, прибыл в Лигемптон. Остановился он в центральном городском отеле и с утра отправился обходить разные гостиницы и пансионы, осматривая номера и выясняя условия долговременного пребывания.
     "Сан-Суси" оказался викторианской[14] виллой из темно-красного кирпича, расположенной на подъеме к высокому берегу, с прекрасным видом на море из окон верхнего этажа. В коридоре слегка попахивало пылью и стряпней, и ковровая дорожка была заметно вытерта, но в целом этот пансион выигрывал при сравнении с некоторыми другими, которые Томми уже успел обойти. Он потолковал с хозяйкой по имени миссис Перенья у нее в рабочем кабинете - тесной неприбранной комнатке, где стоял большой письменный стол, заваленный ворохом бумаг.
     Миссис Перенья и сама имела вид слегка неприбранный. Это была женщина средних лет с копной густых курчавых черных волос, на ее кое-как подкрашенных губах застыла решительная улыбка, приоткрывавшая два ряда крупных и очень белых зубов.
     В разговоре Томми упомянул свою пожилую кузину мисс Медоуз, которая останавливалась в "Сан-Суси" в позапрошлом году. Миссис Перенья ее без труда вспомнила - а как же, мисс Медоуз, очень симпатичная старая леди, вернее даже и не старая, у нее столько энергии и такое замечательное чувство юмора.
     Томми с ней осторожно согласился. Вообще-то какая-то мисс Медоуз существовала на самом деле, в таких вещах департамент промашек не допускал.
     - А как сейчас поживает милая мисс Медоуз?
     Томми с прискорбием сообщил, что мисс Медоуз уже нет на свете, а миссис Перенья сочувственно поцокала языком, произнесла полагающиеся слова и придала своему лицу траурное выражение.
     Вскоре, однако, к ней снова вернулась первоначальная говорливость. У нее есть именно такая комната, которая, она уверена, как раз подойдет мистеру Медоузу. Чудесный вид на море. Мистер Медоуз очень разумно, на ее взгляд, принял решение выбраться из Лондона. Там сейчас, рассказывают, ужасно тяжелая жизнь, и, конечно, после перенесенной инфлюэнцы...
     Не переставая рассуждать, миссис Перенья повела Томми на второй этаж и стала показывать ему комнату за комнатой. Попутно назвала недельную сумму. Томми сокрушенно развел руками. Миссис Перенья стала объяснять, что цены так выросли! Томми со вздохом сказал, что его доходы, к несчастью, сократились, да еще налоги, да то, да се...
     Миссис Перенья тоже вздохнула и сказала:
     - Все это проклятая война...
     Томми с ней полностью согласился. По его мнению, этому типу Гитлеру место на виселице. Он просто психопат, одно слово, совершенный психопат.
     Миссис Перенья и тут была с ним согласна. Она сказала, что теперь, когда ввели продуктовые карточки, да еще мясники не могут получать достаточно мяса, какого нужно, а печенка и телятина вообще почти пропали из продажи, - из-за всех этих неудобств вести хозяйство стало страшно трудно, но поскольку мистер Медоуз - родня милой мисс Медоуз, она готова сбавить цену на полгинеи.
     После этого Томми попрощался, пообещав, что подумает. Миссис Перенья сопровождала его до самых ворот и всю дорогу говорила, не закрывая рта, и всячески кокетничала, нагнав на Томми страху. Вообще-то она была на свой лад недурна собой. Интересно, какой она национальности? Не англичанка, это ясно. Фамилия испанская или португальская, но это, должно быть, по мужу. Возможно, что она ирландка, правда, по выговору не скажешь, но тогда хоть понятно, откуда эта горячность и говорливость.
     В конце концов условились, что мистер Медоуз завтра же въезжает.
     Свой приезд Томми подгадал к шести часам. Миссис Перенья вышла встречать его в переднюю, быстро отдала ряд распоряжений насчет его багажа прислуге, которая, по-идиотски разинув рот, глазела на нового постояльца, а его повела в общую комнату, именуемую салоном.
     - У меня правило - всегда представлять друг другу моих гостей, - улыбаясь во весь рот, твердо объявила миссис Перенья собравшимся там пяти постояльцам. - Это наш новый жилец мистер Медоуз. А это - миссис О'Рурк.
     Женщина-гора с черными усами и блестящими глазками одарила его любезной улыбкой.
     - Майор Блетчли.
     Майор оценивающе оглядел Томми и слегка наклонил голову.
     - Мистер фон Дейним.
     Молодой голубоглазый блондин встал и чопорно поклонился.
     - Мисс Минтон.
     Старушка с крупными бусами на шее и с вязанием в руках улыбнулась и хихикнула.
     - И миссис Бленкенсоп.
     И эта вяжет. Она подняла темноволосую дурно причесанную голову от полуготового серо-зеленого подшлемника.
     У Томми перехватило дух. Комната поплыла перед глазами.
     Какая там миссис Бленкенсоп? Да это же Таппенс! Невероятно, быть не может, но это точно она, Таппенс, сидит в салоне "Сан-Суси" и как ни в чем не бывало вяжет свой подшлемник!
     Она посмотрела ему в глаза вежливым, равнодушным взглядом незнакомого человека.
     Томми восхитился.
     Ну, Таппенс!
     
     Глава 2
     
     Томми сам не знал, как перетерпел тот вечер. На миссис Бленкенсоп он изо всех сил старался не смотреть. К ужину появились еще трое обитателей "Сан-Суси": пожилая супружеская чета, мистер и миссис Кейли, и молодая мать, миссис Спрот, приехавшая со своей маленькой дочуркой из Лондона и явно тяготившаяся лигемптонской ссылкой. Ее место за столом оказалось рядом с Томми, и время от времени, взглядывая на него круглыми бесцветными глазами и слегка гнусавя, она спрашивала его мнения:
     - Как по-вашему, ведь теперь уже не опасно, правда? Кажется, все уже едут обратно?
     Прежде чем Томми смог ответить на ее бесхитростные вопросы, вмешалась старушка с бусами:
     - А я считаю, когда у тебя ребенок, нельзя подвергать его опасности. Ваша миленькая Бетти. Да вы же никогда себе не простите, и ведь знаете, Гитлер сказал, что блицкриг против Англии вот-вот начнется, у них какой-то совершенно новый ядовитый газ, я слышала.
     Майор Блетчли резко оборвал ее:
     - Чепуху болтают насчет газов. Не станут они терять время на газы. Мощные фугасы и зажигательные бомбы. Так было и в Испании.
     За столом завязался общий жаркий спор. Выделился высокий и самоуверенный голос Таппенс:
     - Мой сын Дуглас считает...
     "Дуглас, видите ли, - подумал Томми. - Что еще за Дуглас, хотелось бы мне знать?"
     После ужина, торжественной трапезы из нескольких скудных и одинаково безвкусных блюд, все потянулись обратно в салон. Снова заработали спицы, и Томми был принужден выслушать длинный и невыносимо скучный рассказ майора Блетчли о жизни на северо-западной окраине Индии.
     Молодой голубоглазый блондин, отвесив с порога небольшой общий поклон, удалился. Майор Блетчли тут же прервал свое повествование и многозначительно ткнул Томми в бок.
     - Этот парень, что сейчас вышел. Видали? Беженец. Выбрался из Германии за месяц до начала войны.
     - Так он немец?
     - Да. И даже не еврей. Его отец схлопотал неприятности за критику нацистского режима. Двое братьев сидят там сейчас в концентрационных лагерях. А этот малый улизнул в последнюю минуту.
     Тут новым постояльцем единолично завладел мистер Кейли и долго, подробно рассказывал ему о состоянии своего здоровья. Тема эта оказалась так увлекательна для самого рассказчика, что Томми удалось вырваться, только когда пора уже было идти спать.
     На следующее утро Томми поднялся пораньше и вышел прогуляться по набережной. Он бодрым шагом дошел до мола и на обратном пути издалека увидел движущуюся навстречу знакомую фигуру. Когда они поровнялись, Томми приподнял шляпу.
     - Доброе утро, - любезно проговорил он, - э-э... миссис Бленкенсоп, я не ошибся?
     Поблизости никого не было, и Таппенс ответила:
     - Доктор Ливингстон, с вашего позволения[15].
     - Как, черт возьми, ты здесь очутилась, Таппенс? - недоуменно произнес Томми. - Чудеса, да и только, настоящие чудеса.
     - Никакие не чудеса, а просто мозги.
     - Твои мозги, ты имеешь в виду?
     - Угадал. Ты и твой зазнайка мистер Грант! Будет он теперь у меня знать.
     - Еще бы, - согласился Томми. - Нет, правда, Таппенс, объясни, пожалуйста, как это тебе удалось? Я умираю от любопытства.
     - Очень просто. Как только Грант назвал мистера Картера, я сразу догадалась, о чем пойдет речь. Скучная канцелярская работа тут совершенно ни при чем. Но по его тону я поняла, что меня не пригласят. И тогда я решила взять дело в свои руки. Пошла за хересом, а сама забежала к Браунам и позвонила от них Морин. Велела ей позвонить нам, объяснила, что сказать. Она все выполнила точно - а голос у нее такой тонкий, пронзительный, на другом конце комнаты было слышно. Я тоже все представила как надо - изобразила досаду, озабоченность, что тут поделаешь, подруга в беде - и убежала. Вернее, громко хлопнула входной дверью, но осталась дома, пробралась на цыпочках в спальню и чуть-чуть приоткрыла дверь гостиной, ту, что за шкафом.
     - И все слышала?
     - До единого слова, - самодовольно подтвердила Таппенс.
     Томми сказал с укоризной:
     - А ведь и виду не подала.
     - Еще чего. Хотела вас проучить. Тебя с этим твоим мистером Грантом.
     - Я бы не сказал, что он мой мистер Грант, ну а проучить ты его конечно проучила.
     - Мистер Картер никогда бы со мной так подло не обошелся. Я вижу, разведка теперь совсем не та, что была в наше время.
     Томми торжественно предрек:
     - Теперь, когда за дело снова взялись мы, она обретет прежнюю отличную форму. Но почему Бленкенсоп?
     - А тебе что, не нравится?
     - Странный какой-то выбор.
     - Первое, что пришло в голову. И удобно для белья.
     - Таппенс, что ты такое говоришь?
     - Начинается на Б., дурень ты. Бересфорд на Б., и Бленкенсоп на Б. У меня на всем носильном белье вышита метка: "Б". Пруденс Бересфорд, или Патрисия Бленкенсоп. А вот ты почему выбрал Медоуз? Дурацкая фамилия.
     - Ну, во-первых, у меня на кальсонах, слава богу, никаких букв нет. А во-вторых, не я выбирал. Мне было так сказано. Мистер Медоуз - почтенный джентльмен с безупречной биографией. Которую я выучил наизусть.
     - Очень мило. Ну, и как, ты женат или холостой?
     - Вдовец, - важно ответил Томми. - Моя жена умерла десять лет назад в Сингапуре[16].
     - Почему в Сингапуре?
     - Всем нам надо где-то умереть, и Сингапур - место не хуже прочих.
     - Твоя правда. Вполне подходящее место для смерти. Я тоже вдова.
     - А твой муж где умер?
     - Какая разница? Наверно, в инвалидном доме. У меня такое подозрение, что он скончался от цирроза печени.
     - Понятно. Больная тема. А как насчет твоего сына Дугласа?
     - Дуглас служит во флоте.
     - Это я вчера уже слышал.
     - И у меня есть еще два сына: Реймонд в авиации и младшенький, Сирил, в территориальных войсках.
     - А что, если кто-нибудь даст себе труд проверить всех этих воображаемых Бленкенсопов?
     - Они не Бленкенсопы. Бленкенсоп - фамилия моего второго мужа. А первый был Хилл. В телефонной книге одними Хиллами заняты три страницы. Всех Хиллов проверить невозможно, даже если очень захочется.
     Томми вздохнул.
     - Твой всегдашний недостаток, Таппенс: ты обязательно перебарщиваешь. Два мужа, три сына. Слишком много. Ты запутаешься в мелочах и заврешься.
     - Не заврусь. А сыновья, я думаю, мне могут пригодиться. Я же не на службе, как ты знаешь, я свободный художник. В это дело я ввязалась ради удовольствия и постараюсь получить его как можно больше.
     - Понятно. - Томми мрачно добавил: - На мой взгляд, вся эта операция - вообще балаган.
     - Почему это?
     - Ну вот ты приехала в "Сан-Суси" раньше, чем я. Положа руку на сердце, ты можешь представить себе, что кто-нибудь из здешних постояльцев - на самом деле опасный вражеский агент?
     Таппенс подумала и ответила:
     - Да, действительно, в это трудно поверить. Конечно, есть этот молодой человек...
     - Карл фон Дейним? Но ведь полиция проверяет всех беженцев?
     - Наверно. Но как-то все же можно замаскироваться. Привлекательный молодой человек, между прочим.
     - То есть, по-твоему, девушки будут выбалтывать ему секреты? Но какие девушки? Тут что-то не видно на горизонте генеральских и адмиральских дочек. Разве что он закрутит роман с командиром роты в Женском вспомогательном корпусе.
     - Не надо так громко, Томми. Мы должны относиться к этому серьезно.
     - Я и отношусь серьезно. Просто у меня такое ощущение, что мы ломимся не в ту дверь.
     - Делать такой вывод пока рано, - решительно возразила Таппенс. - Тут вообще не может быть ничего само собой разумеющегося. Как насчет миссис Переньи?
     - М-да, - немного подумав, отозвался Томми. - Миссис Перенья представляет интерес, я согласен.
     - А как будет у нас с тобой? - спросила практичная Таппенс. - Как мы будем сотрудничать?
     - Нас не должны слишком часто видеть вместе, - нахмурившись, сказал Томми.
     - Да, нельзя показывать, что мы знакомы ближе, чем представляемся. Это будет провал. Нам необходимо выработать подходящий характер отношений. И по-моему, - да, я думаю, так: лучше всего подойдет преследование.
     - Какое еще преследование?
     - Как какое? Я преследую тебя. Ты всячески стараешься увильнуть, но как вежливому мужчине тебе это не всегда удается. У меня было два мужа, и теперь я подыскиваю третьего. А ты играешь роль вдовца, за которым идет охота. Время от времени я тебя где-нибудь настигаю: то ловлю в кафе, то встречаю на набережной. Все кругом хихикают и находят это очень забавным.
     - Да, пожалуй, это подойдет, - согласился Томми.
     Таппенс продолжала развивать свою мысль:
     - Мужчина, за которым гоняется женщина, спокон веку служит предметом шуток. Так что грех этим не воспользоваться. Кто бы нас ни увидел вместе, всякий только ухмыльнется и скажет: "Посмотрите на этого горемыку Медоуза".
     Томми вдруг сжал локоть жены.
     - Смотри. Прямо впереди тебя.
     У выхода с эспланады[17] стояли и разговаривали молодой человек и девушка. Оба казались поглощены разговором и никого не замечали вокруг. Таппенс тихо проговорила:
     - Карл фон Дейним. А девушка, интересно, кто?
     - Не знаю кто, но хороша, - отозвался Томми.
     Таппенс кивнула. Ее внимательный взгляд скользнул по смуглому взволнованному лицу, по свитеру, плотно обтягивающему фигуру. Девушка горячо доказывала что-то. Карл фон Дейним главным образом слушал.
     Таппенс пробормотала, не разжимая губ:
     - Здесь, я думаю, мы с тобой расстанемся.
     - Слушаюсь! - ответил Томми, повернулся и зашагал в обратном направлении.
     В дальнем конце набережной ему повстречался майор Блетчли, посмотрел на него с подозрением и только потом буркнул:
     - Доброе утро.
     - Доброе утро.
     - Вижу, вы как я, ранняя пташка, - заметил Блетчли.
     - Привык за время службы на Востоке, - пояснил Томми. - Хоть и много лет прошло с той поры, но я по-прежнему встаю чуть свет.
     - И правильно делаете, - похвалил его майор Блетчли. - Эти современные мужчины, глаза бы мои на них не смотрели, с утра горячая ванна, к завтраку спускаются в десять, если не позже. Не приходится удивляться, что немцы нас обставляют. Слабаки, мягкотелые, будто цуцики. Армия теперь совсем не та, что раньше. Солдат балуют и нежат, как малых детей, - грелку в постель, одеяльце подоткнуть. Безобразие! Черт знает что!
     Томми прочувствованно покачал головой, и, ободренный этим, майор продолжал рассуждать:
     - Дисциплина, вот что нам нужно! Дис-цип-лина. Без дисциплины невозможно победить в войне. А вы знаете, что некоторые из наших офицеров выходят на утреннюю поверку в пижамах? Так мне рассказывали. О какой победе может идти речь? В пижамах! Бог ты мой!
     Мистер Медоуз, со своей стороны, позволил себе заметить, что да, теперь вообще гораздо хуже, чем было раньше.
     - А все эта демократия, - мрачно отозвался Блетчли. - Надо же и меру знать. На мой взгляд, с демократией перегнули палку. Офицеры панибратствуют с солдатами, посещают одни и те же рестораны - куда это годится? И солдатам такое положение не нравится, Медоуз. Армия, она понимает. Армию не обманешь.
     - Конечно, я сам в армейских делах не очень-то разбираюсь, - попытался было ввернуть мистер Медоуз, - я вообще-то...
     Но майор Блетчли не дал договорить. Он быстро обернулся к нему и спросил:
     - Участвовали в прошлой войне?
     - Ну а как же.
     - Я догадался. Выправку видно. Плечи развернуты. В каком полку?
     - Пятый Корфуширский, - отчеканил Томми, вспомнив послужной список Медоуза.
     - А-а, да-да, Салоники![18]
     - Да.
     - А я в Месопотамии[19].
     Блетчли предался воспоминаниям. Томми вежливо слушал. Кончил Блетчли на гневной ноте:
     - И думаете, они теперь намерены воспользоваться моим опытом? Нет, сэр. Я, видите ли, стар. Стар! Слышали вы что-нибудь подобное? Да я еще мог бы преподать кое-кому из этих щенков урок-другой.
     - Например, чего на войне следует избегать, а? - сострил Томми.
     - То есть как это?
     По-видимому, чувство юмора не входило в число достоинств майора Блетчли. Он посмотрел на собеседника с подозрением. Томми поторопился сменить тему:
     - Вы знаете что-нибудь про эту даму, как бишь ее?.. миссис... Бленкенсоп, кажется?
     - Да, Бленкенсоп. Недурна собой, зубы крупноваты, а так ничего. Разговаривает слишком много. Хорошая женщина, но глупа. Нет, ничего о ней не знаю. Она всего два дня как поселилась в "Сан-Суси". А почему вы спрашиваете? - под конец осведомился майор.
     Томми объяснил:
     - Сейчас встретилась мне. Она что, всегда так рано выходит гулять?
     - Понятия не имею. Женщины, как правило, не склонны к прогулкам до завтрака, слава богу.
     - Аминь, - отозвался Томми. - Я не мастер вести до завтрака любезные беседы. Надеюсь, она не сочла меня грубым. Но мне было необходимо немного размяться.
     Майор Блетчли полностью разделял такой взгляд.
     - Я на вашей стороне, Медоуз. Вы совершенно правы. Женское общество хорошо на своем месте и в свое время, но никак не перед завтраком. - Тут он хихикнул. - Смотрите остерегитесь, старина. Она ведь вдова, имейте в виду.
     - Вот как?
     Майор игриво ткнул его локтем в бок.
     - Мы-то с вами знаем, каковы они, вдовы. Двоих мужей она похоронила и теперь, по-моему, высматривает номер третий. Так что будьте начеку, Медоуз. Не теряйте бдительности. Мой вам совет.
     В отличнейшем расположении духа майор сделал поворот кругом и энергично зашагал навстречу завтраку в пансионе "Сан-Суси".
     
     
     * * *
     
     А Таппенс между тем, продолжая неспешно прогуливаться по эспланаде, прошла совсем близко от разговаривающей пары. И успела расслышать обрывок фразы.
     Говорила девушка:
     - Будь осторожен, Карл. Малейшее неверное движение, и...
     Больше ничего услышать не удалось. Подозрительная фраза? Да. Но поддается и вполне невинному толкованию. Таппенс тихонько повернула и прошла мимо них еще раз. И снова до нее долетели слова:
     - Эти самодовольные, подлые англичане...
     Миссис Бленкенсоп чуть-чуть, самую малость вздернула брови. Карл фон Дейним - беженец, нашедший убежище и кров у англичан. Неразумно и неблагородно с его стороны слушать подобные речи и соглашаться.
     Таппенс в третий раз повернула назад. Но молодые люди вдруг расстались, девушка перешла через улицу и углубилась внутрь квартала, а Карл фон Дейним зашагал навстречу Таппенс. Он, наверно, прошел бы мимо, не узнав ее, но она остановилась, показывая своим видом, что ожидает от него приветствия. Тогда он поспешно сдвинул каблуки и поклонился.
     - Ах, доброе утро, мистер фон Дейним, я не ошиблась? - защебетала Таппенс. - Чудесная погода, правда?
     - О да. Прекрасная.
     Таппенс этим не ограничилась.
     - Я не утерпела и вышла, - продолжала она лепетать. - Вообще я редко выхожу до завтрака, но в такое утро и когда неважно проведешь ночь, ведь на новом месте, бывает, плохо спится, я всегда говорю, нужно день-два, чтобы привыкнуть.
     - Да, несомненно.
     - И представьте, эта небольшая прогулка вернула мне аппетит. Я иду завтракать!
     - Вы возвращаетесь в "Сан-Суси"? Если позволите, я пойду вместе с вами. - И он с серьезным видом зашагал подле Таппенс.
     Она спросила:
     - А вы тоже решили нагулять аппетит перед завтраком?
     Он хмуро покачал головой.
     - Нет, мой завтрак, я его уже съел. Сейчас я иду на работу.
     - На работу?
     - Я химик-исследователь.
     "Ах, вот, оказывается, кто ты!" - подумала Таппенс, искоса бросив на него быстрый взгляд.
     А Карл фон Дейним продолжал слегка надменным тоном:
     - Я приехал в эту страну, спасаясь от нацистских преследований. У меня было мало денег и ни одного друга. Я стараюсь делать, что умею, чтобы приносить пользу.
     Он не повернул к ней голову, а смотрел прямо перед собой, но чувствовалось, что он сильно взволнован. Таппенс неопределенно пробормотала:
     - Конечно, конечно. Очень похвальное желание.
     - Два моих брата находятся в концентрационных лагерях. Отец в лагере умер. Мать скончалась от горя и страха, - продолжал Карл фон Дейним.
     "Каким ровным голосом он все это произносит, - подумала Таппенс, - словно выучил наизусть". Она еще раз украдкой покосилась на него - он смотрел прямо перед собой, и лицо его было бесстрастно.
     Несколько шагов они прошли молча. Навстречу попались двое мужчин, один из них задержал взгляд на Карле, и Таппенс услышала, как он сказал своему спутнику:
     - Видал? Ручаюсь, что этот парень - немец.
     Лицо Карла фон Дейнима залила краска. Он вдруг потерял самообладание, сдерживаемые чувства вырвались наружу:
     - Вы... Вы слышали? Вот они что говорят... Я...
     - Милый мальчик, - Таппенс, сама не заметив, заговорила своим настоящим голосом, убежденно и сочувственно. - Не будьте глупцом. А чего бы вы хотели?
     - То есть как? - обернулся он к ней с недоуменным видом.
     - Вы беженец. Так принимайте все, что связано с этим положением. Вы остались живы, и это главное. Живы и на свободе. Что же до прочего, то поймите, это неизбежно. Наша страна воюет с Германией. А вы немец. - Таппенс неожиданно улыбнулась. - Нельзя же ожидать от каждого встречного и поперечного, вроде того, что сейчас прошел, чтобы он отличал, примитивно говоря, плохих немцев от хороших.
     Их взгляды встретились. Ярко-голубые глаза Карла смотрели страдальчески. Но вот он тоже улыбнулся и сказал:
     - Про индейцев когда-то, кажется, говорили, что хороший индеец - это мертвый индеец. - Он засмеялся. - А мне, чтобы быть хорошим немцем, надо не опоздать на работу. Извините. Позвольте откланяться.
     И опять этот чопорный поклон. Таппенс смотрела вслед его удаляющейся фигуре. А потом сказала себе:
     - Миссис Бленкенсоп, вы чуть было не дали большого маху. Впредь думайте, пожалуйста, только о деле. А теперь марш завтракать.
     Входная дверь в пансион была открыта. Внутри миссис Перенья вела с кем-то пламенный разговор:
     - И передай ему мое мнение насчет того маргарина, что он продал нам в прошлый раз. Ветчину возьмешь у Квиллерса, у них цена была на два пенса ниже. И смотри в оба, когда будешь выбирать капусту...
     При виде входящей Таппенс, миссис Перенья прервала свои наставления.
     - Ах, миссис Бленкенсоп, доброе утро, ранняя вы пташка! Вы еще не завтракали? Завтрак на столе. - И указала на свою собеседницу: - Моя дочь Шейла, вы ведь еще не знакомы? Она была в отъезде и возвратилась только вчера вечером.
     Таппенс с любопытством взглянула вблизи на красивое, полное жизни девичье лицо. Лишенное давешнего трагизма, оно сейчас выражало лишь скуку и раздражение. "Моя дочь Шейла". Шейла Перенья, стало быть.
     Пробормотав несколько любезных слов, Таппенс прошла в столовую. За столом до сих пор засиделись трое: миссис Спрот с дочуркой и широкоплечая миссис О'Рурк. Таппенс поздоровалась, и в ответ прозвучало громогласное, по-ирландски цветистое приветствие миссис О'Рурк, совершенно заглушившее тихий отклик миссис Спрот.
     Старшая дама с жадным любопытством разглядывала Таппенс.
     - Надо же, в такую рань, а вы уже с прогулки. Ничего нет лучше. Поди аппетит нагуляли чудесный.
     Миссис Спрот кормила дочь.
     - Попробуй, какой вкусный хлебушек с молочком, - приговаривала она, пытаясь просунуть ложку в ротик Бетти Спрот.
     Та ловко уклонялась и вертела головой, устремив на Таппенс большие круглые глаза. Потом указала на новую тетю перемазанным в молоке пальчиком и произнесла нечто гортанное:
     - Га-га, боч!
     - Вы ей понравились! - объяснила миссис Спрот, с восхищением глядя на Таппенс, удостоившуюся такой монаршей милости. - Обычно она так дичится при посторонних.
     - Боч! - повторила Бетти Спрот. - Каду... мехок, - торжественно объявила она.
     - Что бы это такое могло значить? - поинтересовалась миссис О'Рурк.
     - Она еще не очень понятно говорит, - оправдываясь, сказала миссис Спрот. - Ей ведь только-только пошел третий годок. Сейчас она все подряд называет "бош". Но зато она умеет говорить "мама", верно, моя хорошая?
     Бетти обернулась к матери и произнесла, словно вынесла окончательный приговор:
     - Кагл-бик.
     - Они придумывают свой язык, милые малютки, - прогудела миссис О'Рурк. - Бетти, милочка, ну, теперь скажи "мама".
     Бетти нахмурила лобик и с огромным усилием произнесла:
     - На-тси[20].
     - Ну, смотрите, как она старается! Ах ты моя хорошая!
     Миссис О'Рурк встала из-за стола, свирепо улыбнулась малышке и тяжело, вперевалку пошла из столовой.
     - Га-га-га! - довольно проговорила Бетти и стукнула ложкой по столу.
     Таппенс с улыбкой спросила:
     - А на самом деле что у нее значит "на-тси"?
     Миссис Спрот покраснела и призналась:
     - Боюсь, что так она говорит, когда ей кто-то или что-то не по вкусу.
     - Я так и подумала, - кивнула Таппенс.
     И обе женщины рассмеялись.
     - Понимаете, - сказала миссис Спрот, - у миссис О'Рурк доброе сердце, но она производит довольно устрашающее впечатление, - этот ее бас, и борода, ну и вообще.
     Бетти, склонив головку, промурлыкала новой тете что-то ласковое.
     - А вы, миссис Бленкенсоп, ей понравились, - с легким ревнивым холодком в голосе повторила миссис Спрот.
     Таппенс поторопилась сгладить неловкость.
     - Маленьких всегда привлекает новое лицо, кто же этого не знает, - с улыбкой заметила она.
     Дверь столовой отворилась, вошли майор Блетчли и Томми.
     - Ах, мистер Медоуз, - сразу оживившись, кокетливо сказала Таппенс. - Видите, я вас обогнала. Первая пришла к финишу. Но кое-что от завтрака я для вас оставила.
     И пальчиком указала ему на стул рядом с собой. Однако Томми, пробормотав какие-то невнятные слова благодарности, уселся у противоположного конца стола.
     Бетти Спрот произнесла: "Пуфф!" - и обрызгала молоком майора Блетчли. На лице у него сразу появилось до глупости довольное выражение.
     - А как сегодня поживает наша маленькая мисс Ку-ку? - просюсюкал он и выглянул из-за газеты.
     Бетти зашлась от восторга.
     Таппенс одолевали серьезные сомнения. "Наверно, какая-то ошибка, - думала она. - Не может быть, чтобы здесь, среди этих людей, творились черные дела. Это просто невозможно!"
     Поверить, что в "Сан-Суси" располагается штаб пятой колонны, можно только имея вывернутые мозги, как у Белой королевы из "Алисы"[21].
     
     Глава 3
     
     1
     
     На террасе в углу сидела мисс Минтон и усердно работала спицами.
     Мисс Минтон была худощава и угловата, носила голубые свитера и вешала на шею разные цепочки или ожерелья из крупных бусин. Юбки у нее были из твида, но вытянутые и обвисшие сзади. Появлению Таппенс она откровенно обрадовалась.
     - Доброе утро, миссис Бленкенсоп! Надеюсь, вы хорошо спали?
     Миссис Бленкенсоп призналась, что первые две-три ночи на новом месте всегда спит неважно. Мисс Минтон сказала, что вот совпадение, и она тоже.
     Миссис Бленкенсоп подивилась этому совпадению и восхитилась узорам на вязанье у мисс Минтон. Та, покраснев от удовольствия, разложила на столе свою работу. Да, действительно, это довольно редкая вязка, но, в сущности, очень простая. Если миссис Бленкенсоп захочет, мисс Минтон ее научит. Ах, это так любезно со стороны мисс Минтон, но миссис Бленкенсоп такая бездарная ученица, она вообще вяжет довольно плохо, а узорная вязка ей тем более не по зубам. Вот что-нибудь несложное, например, подшлемники вязать - это она может. Хотя она, видимо, и сейчас уже где-то напутала. Похоже, что-то не так, как вам кажется?
     Мисс Минтон бросила взгляд специалиста на серо-зеленую работу Таппенс. И сразу же тактично указала на ошибку, Таппенс протянула ей свое вязанье, та привела его в порядок и вернула.
     Не стоит благодарности, с покровительной любезностью сказала она. Ей это не составило ни малейшего труда. Она уже столько лет вяжет.
     - А я занялась вязаньем, только когда началась эта ужасная война, - призналась Таппенс. - Но теперь нет сил сидеть сложа руки, не правда ли? Надо хоть что-то делать.
     - Да, да, конечно. У вас ведь сын во флоте, кажется, я слышала, вы вчера говорили?
     - Да, мой старший. Чудесный мальчик, хоть и не подобает матери хватить своих детей. А второй мой сын в авиации, ну а третий, меньшенький, Сирил, воюет во Франции.
     - Ах, господи! Как же вы, должно быть, изводитесь от беспокойства!
     А Таппенс подумала: "Дерек, родной мой! Где-то там, в аду и хаосе... А я здесь строю из себя дурочку, изображая на публике то, что чувствую в самом деле".
     Вслух она напыщенно произнесла:
     - Мы все обязаны сейчас быть храбрыми. Будем надеяться, что скоро это все кончится. Я на днях слышала из весьма авторитетного источника, что больше двух-трех месяцев немцам не продержаться.
     Мисс Минтон так горячо закивала, что бусы забрякали у нее на шее.
     - Да, да! А мне еще говорили, - она таинственно понизила голос, - что Гитлер болен неизлечимой болезнью и к осени он полностью потеряет рассудок.
     Таппенс живо подхватила:
     - И блицкриг - их последнее усилие. В Германии, говорят, кошмарная нехватка всего. Рабочие на заводах ропщут. Вся эта их затея скоро провалится.
     - Что? Что такое?
     На террасу вышли супруги Кейли, и мистер Кейли брюзгливо поинтересовался, о чем идет речь. Он расположился в шезлонге, жена укутала ему колени пледом. И он еще раз сердито спросил:
     - Что вы тут такое говорили?
     - Мы говорили, - ответила мисс Минтон, - что война к осени кончится.
     - Вздор, - буркнул мистер Кейли. - Эта война продлится по меньшей мере шесть лет.
     - Ой, мистер Кейли, - испугалась миссис Бленкенсоп, - неужели вы в самом деле такого мнения?
     Мистер Кейли опасливо огляделся.
     - Боюсь, нет ли тут сквозняка, - проворчал он. - Пожалуй, мне лучше отодвинуться в угол.
     Состоялось перемещение мистера Кейли. Его жена, женщина с постоянно озабоченным выражением лица, по-видимому не имевшая в жизни другой цели, помимо обслуживания мужа, подкладывала ему подушечки и подтыкала плед, то и дело справляясь:
     - Так будет хорошо, Элфред? Тебе так удобно? Может, дать тебе темные очки? Сегодня слишком яркое солнце.
     - Нет, нет, - с раздражением отвечал мистер Кейли. - Сделай милость, не суетись, Элизабет. Мое кашне у тебя? Да нет же, шелковое! Ну, хорошо, не важно. Один раз сойдет и это. Но я не хочу перегревать горло, а шерсть на таком солнце... нет, пожалуй, все-таки тебе лучше сходить за шелковым. - После чего мистер Кейли вновь удостоил вниманием проблемы, представляющие общественный интерес. - Да, - подтвердил он. - По моей оценке, не менее шести.
     И с удовольствием выслушал испуганные возгласы обеих собеседниц.
     - Вы, уважаемые дамы, попросту принимаете желаемое за действительное. Лично я знаю Германию. Смею сказать даже, что знаю Германию очень хорошо. До выхода на пенсию я, занимаясь своим бизнесом, постоянно разъезжал туда-сюда. Берлин, Гамбург, Мюнхен - я знаю их как свои пять пальцев. И могу заверить вас, что Германия способна продержаться бесконечно долго. Имея за спиной такого союзника, как Россия...
     Мистер Кейли продолжал с упоением разглагольствовать, то возвышая голос, то переходя на драматический полушепот, и сделал небольшой перерыв только на то, чтобы взять из рук у жены шелковое кашне и обмотать им шею.
     На террасу вышла миссис Спрот с Бетти на руках, посадила дочурку на пол и дала ей лохматую собачку с оторванным ухом и кукольную курточку.
     - Вот, Бетти, одень Бонзо на прогулку, - распорядилась миссис Спорт, - а мама пока тоже пойдет оденется.
     Мистер Кейли по-прежнему бубнил, приводя статистические данные и цифры, нагонявшие мрак на душу, но теперь его монолог перемежался жизнерадостным лепетом Бетти, деловито разговаривавшей с Бонзо на своем особом детском языке. Потом, увидев птичку, севшую рядом на перила, она обрадованно протянула к ней руки и издала какой-то гортанный звук, птица улетела, а девочка обвела взглядом присутствующих и отчетливо произнесла:
     - Дики.
     - Это дитя очень своеобразно учится говорить, - заметила мисс Минтон. - Скажи: - Пока, Бетти, милочка. Пока!
     Бетти холодно посмотрела на нее и выговорила:
     - Бук!
     Наконец она просунула одну лапу Бонзо в рукав курточки, доковыляла до свободного кресла и запихнула лохматого песика под подушку на сиденье. И очень старательно произнесла:
     - Плятать! Гав-гав. Плятать.
     Мисс Минтон в роли самозваной переводчицы гордо пояснила:
     - Она любит играть в прятки. Все время что-то прячет. - А затем с наигранным преувеличенным недоумением спросила: - Где же у нас Бонзо? Где он? Куда он мог подеваться?
     Бетти шлепнулась на пол и зашлась восторженным смехом.
     Мистер Кейли, убедившись, что его рассуждения о германских методах замены сырья эрзацами никто больше не слушает, принял оскорбленный вид и воинственно закашлялся.
     Вернулась миссис Спрот в шляпке и подхватила Бетти на руки. Общее внимание снова обратилось к мистеру Кейли.
     - Так что вы говорили, мистер Кейли? - спросила Таппенс.
     Однако мистер Кейли был обижен. Он только холодно заметил:
     - Эта женщина вечно оставляет ребенка на других. Дорогая, я, пожалуй, все-таки лучше надену шерстяное кашне. Солнце прячется.
     - Но, пожалуйста, мистер Кейли, рассказывайте дальше, это так интересно, - попросила мисс Минтон.
     Смягчившись, мистер Кейли торжественно возобновил свою лекцию, поправляя и затягивая на тощей шее шерстяное кашне:
     - Как я уже объяснял, в Германии разработаны такие совершенные методы...
     Таппенс обернулась к миссис Кейли и спросила:
     - А вы что думаете насчет войны, миссис Кейли?
     Та даже подскочила.
     - То есть... что я думаю?
     - По-вашему тоже, война продлится шесть лет?
     Миссис Кейли неуверенно ответила:
     - О, надеюсь, что нет. Это ведь так долго, правда?
     - Да. Очень долго. И каково же ваше мнение?
     Миссис Кейли испуганно забормотала:
     - Я... Я не знаю. Откуда же мне знать. Элфред говорит, что да.
     - Но вы так не считаете?
     - Ах, ну, я не знаю. Трудно сказать, вы согласны?
     Таппенс почувствовала раздражение. Эта пигалица мисс Минтон и деспотичный мистер Кейли с его безмозглой половиной - неужели все они типичные представители ее народа? Или миссис Спрот с водянистыми выпуклыми глазами и слегка отсутствующим выражением лица? Что может Таппенс у них выведать? Уж конечно, никто из этих людей...
     Течение ее мыслей было прервано. Сзади на нее упала тень. Кто-то встал между нею и солнцем. Она повернула голову.
     На террасе стояла миссис Перенья, рассматривая своих постояльцев. И что-то такое было в ее глазах, не презрение ли? Или высокомерная, надменная враждебность?
     Надо побольше разузнать про миссис Перенью, сказала себе Таппенс.
     
     2
     
     Томми завел самые дружеские отношения с майором Блетчли.
     - Вы ведь захватили с собой сюда клюшки для гольфа, а, Медоуз? - спросил майор.
     Томми признался, что захватил.
     - Ага! Меня не проведешь. Я сразу определил. Превосходно. Мы должны как-нибудь сыграть с вами. Играли на здешнем поле?
     Томми помотал головой.
     - Неплохое, совсем даже неплохое поле. Коротковато, может, но зато отличный вид на море и все такое. И всегда есть место для желающих. Слушайте, а не пойти ли нам туда прямо сегодня утром? Поиграли бы.
     - Спасибо большое. С удовольствием.
     - Должен признаться, я очень рад вашему приезду, - сказал Блетчли, когда они шли вверх по склону. - Слишком много женщин в нашем пансионе. Действует на нервы. Хорошо, что у меня появился товарищ, от которого можно ждать поддержки. Кейли не в счет, это не мужчина, а ходячий фармацевтический склад. Говорит исключительно о своих болезнях: как его лечат, как лечили, какие лекарства он пьет. Выбросил бы все эти коробочки с пилюлями и ходил бы по десять миль каждый божий день, стал бы другим человеком. Кроме него в пансионе есть еще только один мужчина - фон Дейним, но, сказать вам по правде, Медоуз, я ему не особенно доверяю.
     - Вот как?
     - Да. Попомните мое слово, опасная это затея - принимать беженцев. Будь моя воля, я бы их всех интернировал[22]. Безопасность - прежде всего.
     - Ну, это уж вы хватили чересчур.
     - Нисколько не чересчур. Война есть война. А насчет мастера[23] Карла у меня имеются особые подозрения. Начать с того, что он, бесспорно, не еврей. И потом, он перебрался сюда всего за месяц - заметьте, всего месяц - до начала войны. Это наводит на подозрения.
     - Значит, вы полагаете?..
     - Шпионить, вот зачем он сюда прибыл.
     - Но тут же нет никаких важных армейских и военно-морских объектов.
     - То-то и оно, старина. В этом вся хитрость. Если бы он жил где-нибудь в окрестностях Плимута или Портсмута[24], за ним был бы установлен надзор. А в таком сонном местечке, как здесь, никому до него дела нет. Хотя ведь Лигемптон тоже на побережье, верно? Надо прямо признать, правительство слишком легкомысленно относится к иностранцам из вражеских стран. Любой, кому вздумается, может приехать сюда, ходить с кислой миной и толковать про братьев в концентрационном лагере. Вы приглядитесь к этому малому: какое высокомерие в каждом жесте. Наци[25], вот он кто такой, типичный наци.
     - Кто бы нам здесь очень пришелся кстати, так это пара-тройка колдунов, - дружелюбно заметил Томми.
     - То есть как это?
     - Шпионов вынюхивать, - с серьезным видом объяснил Томми.
     - Ха-ха. Остроумно, очень остроумно. Вынюхивать, это вы верно сказали.
     Томми внесли в списки как временного члена гольф-клуба, он был представлен секретарю, заплатил взнос. После чего они с майором вышли на поле.
     Томми играл в гольф неважно. Но он с радостью убедился, что его уровень как раз соответствует возможностям его нового приятеля. Майор выигрывал три очка за одну лунку до конца и был очень доволен собой.
     - Браво, Медоуз, молодцом! - похвалил он своего нового партнера. - А с тем ударом вам просто не повезло, в последний момент клюшка в руке повернулась. Нам надо будет почаще тут сражаться. А сейчас пойдемте, я познакомлю вас кое с кем из членов клуба. В целом народ неплохой, хотя некоторые больше походят на старых баб, если вы меня понимаете. Вон Хейдок, он вам должен понравиться. Отставной моряк. Владелец дома над береговым обрывом, это следующий за нашим пансионом. Он, кстати, наш местный начальник бригады противовоздушной обороны.
     Капитан-лейтенант Хейдок оказался крупным, полнокровным мужчиной с обветренным лицом и ярко-голубыми глазами. Он отличался привычкой по всякому поводу высказываться зычно, во всеуслышанье.
     К Томми он отнесся благосклонно.
     - Значит, теперь в "Сан-Суси" у Блетчли будет моральная поддержка? То-то он, должно быть, обрадовался, что его мужского полку прибыло! А то женское общество его совсем подавило, правда, Блетчли?
     - Я не гожусь в дамские угодники, - ответил майор.
     - Вздор, - возразил Хейдок. - Просто тамошние дамы не в вашем вкусе, приятель, только и всего. Старые грымзы, которые водятся в приморских пансионах. Целыми днями ничего не делают, только сплетничают да вяжут.
     - Вы забываете мисс Перенью, - возразил Блетчли.
     - А, Шейла! Шейла - девушка высший класс, это точно. Настоящая красавица, если хотите знать мое мнение.
     - Она меня немного беспокоит, - сказал Блетчли.
     - Из-за чего? Выпьете, Медоуз? А вам что заказать, майор?
     Заказали выпивку, и новоявленные приятели расположились за столиком на веранде. Хейдок повторил вопрос.
     - Из-за этого немчика, - злобно ответил майор. - Она слишком много с ним видится.
     - Влюбилась, вы считаете? Гм, это плохо. Правда, он парень из себя хоть куда, на свой лад. Но все-таки это ни к черту не годится. Совсем не годится, Блетчли. Нельзя терпеть такие вещи. Связь с врагом, вот что это, в сущности, такое. Девицы! Где их патриотизм? Ведь кругом сколько угодно приличных молодых англичан!
     Блетчли сказал:
     - Шейла - вообще девушка со странностями, на нее иногда находит, так она целыми днями ходит мрачная, никому слова не скажет.
     - Испанская кровь, - кивнул капитан-лейтенант. - У нее ведь отец был наполовину испанец?
     - Не знаю. Фамилия вроде бы испанская.
     Хейдок взглянул на часы.
     - Сейчас будут последние известия. Может, пойдем в помещение, послушаем?
     Новости в тот день были скудные, в общем все то же, что содержалось в утренних газетных сообщениях. Капитан-лейтенант выразил одобрение геройству летчиков - отличные ребята, храбрые, как львы, - а затем стал развивать собственную любимую теорию о том, что рано или поздно немцы попытаются высадиться в Лигемптоне, поскольку это очень важный стратегический пункт.
     - И ни единой зенитной пушки! - негодовал он. - Безобразие!
     Но прения по этому вопросу развернуть не удалось, так как Томми и майору пора было возвращаться в "Сан-Суси" к обеду. Хейдок любезно пригласил Томми заглянуть и осмотреть его "убогое жилище", как он выразился, - виллу на высоком морском берегу, носившую имя "Привал контрабандистов".
     - Вид у меня там сказочный, и свой отдельный пляж, а в доме все современные удобства. Приводите его, Блетчли.
     Они условились, что Томми с майором придут к нему пропустить по стаканчику вечером следующего дня.
     
     3
     
     После обеда в "Сан-Суси" бывал тихий час. Мистер Кейли в сопровождении самоотверженной миссис Кейли отправился к себе "немного отдохнуть". Мисс Минтон повела миссис Бленкенсоп на почту паковать и надписывать посылки на фронт.
     Мистер Медоуз, прогуливаясь, спустился в город и пошел по набережной. По пути он купил сигарет, потом задержался у газетного киоска и приобрел свежий номер "Панча", после чего, постояв в нерешительности, вошел в автобус, направлявшийся, как значилось на лобовом стекле, до Старого пирса.
     Старый пирс выступал в море у дальнего конца набережной. Этот район Лигемптона считался у агентов по недвижимости наименее престижным. Он назывался Вест-Лигемптон и котировался невысоко. Томми заплатил два шиллинга[26] за вход и очутился на пирсе. Это было старое, шаткое сооружение, с редко расставленными облезлыми игральными автоматами. На пирсе никого не было, если не считать нескольких мальчишек, бегавших взад-вперед и галдевших совсем как чайки, и одинокого рыболова, сидевшего с удочкой на самом краю над водой.
     Мистер Медоуз гуляючи приблизился к нему, постоял, посмотрел на воду. Потом спросил:
     - Ну, как улов?
     Рыболов вздохнул.
     - Не клюет, - мистер Грант немного смотал леску и проговорил, не поворачивая головы: - А что у вас, Медоуз?
     Томми ответил:
     - Пока докладывать особенно не о чем, сэр. Окапываюсь.
     - Прекрасно. Расскажите подробнее.
     Томми уселся на торчавшую рядом причальную тумбу, так чтобы ему был виден весь пирс, и приступил к рассказу:
     - Затесался я туда, по-моему, вполне успешно. Список жильцов у вас, конечно, есть? - Грант кивнул. - Материала для доклада пока не видно. Завязал дружбу с майором Блетчли. Сегодня утром играли с ним в гольф. На вид он типичный отставной офицер, каких много. Может быть, разве что чуточку слишком типичный. Кейли - тоже как будто бы настоящий инвалид, сосредоточенный исключительно на собственных болезнях. Опять же, такую роль нетрудно сыграть. В последние годы, по его же словам, часто бывал в Германии.
     - На заметку, - лаконично произнес Грант.
     - Затем фон Дейним.
     - Да. Не нужно объяснять вам, Медоуз, что фон Дейним меня интересует в первую очередь.
     - Думаете, он Икс?
     Грант покачал головой:
     - Нет, не думаю. По моим представлениям, Икс не может себе позволить быть немцем.
     - Даже беженцем, спасающимся от нацистских преследований?
     - Даже беженцем. Мы держим под надзором всех переселенцев из вражеских стран, и это хорошо известно. Более того - но только это строго между нами, Бересфорд, - почти все беженцы из вражеских стран в возрасте от шестнадцати и до шестидесяти будут в скором времени интернированы. Знает об этом противник или нет еще, но такой оборот нетрудно предвидеть. Они никогда не пойдут на такой риск, чтобы глава всей их организации оказался интернирован. Следовательно, Икс может быть либо нейтралом, либо англичанином. То же самое справедливо и для Игрека. Что же до фон Дейнима, то я имел в виду, что он может служить передаточным звеном. Икс или Игрек совсем не обязательно сами находятся в "Сан-Суси", там живет, скажем, Карл фон Дейним и осуществляет связь, и тогда через него мы можем выйти на тех, кто нам нужен. Это мне кажется вполне вероятным, тем более что ни в ком из остальных обитателей "Сан-Суси" не заподозришь интересующее нас лицо.
     - Вы их всех, конечно, проверили, сэр?
     Грант коротко и досадливо вздохнул.
     - В том-то и дело, что нет. Я мог бы без особых сложностей проверить их через департамент, но я не могу рисковать, Бересфорд. Потому что прогнило-то как раз где-то на самом верху. Стоит только показать, что меня по какой-то причине интересует "Сан-Суси", и об этом может стать известно их агентам. Потому-то мы и ввели в игру вас, частное постороннее лицо. И по той же причине вам придется работать вслепую, без нашей помощи. Это наш единственный шанс. Риск спугнуть их недопустим. Я смог навести справки только об одном постояльце "Сан-Суси".
     - И кто же это, сэр?
     - Сам Карл фон Дейним. Тут все проще простого. Обычная процедура. Проверка безо всякой связи с "Сан-Суси", просто как иностранца из вражеской страны.
     - Ну и что? - поинтересовался Томми.
     Его собеседник усмехнулся и пожал плечами.
     - А то, что мастер Карл оказался именно тем, за кого себя выдает. Его отец вел себя неосмотрительно, был схвачен и погиб в концентрационном лагере. Старшие братья сидят в концентрационных лагерях. Мать год назад умерла от горя. Сам он сбежал в Англию за месяц до начала войны. Он выразил желание помочь нашей стране. И все это время прекрасно и продуктивно работает на химическом предприятии над обезвреживанием некоторых ядовитых газов и вообще над проблемой обеззараживания.
     Томми сказал:
     - Так, значит, с ним все в порядке?
     - Необязательно. Наши немецкие друзья славятся своей основательностью. Если фон Дейним заслан сюда в качестве агента, то они уж постараются, чтобы в его легенде по возможности все совпадало с реальностью. Тогда относительно него можно сделать два предположения. Либо тут задействована вся семья фон Дейнимов, что при всесилии нацистского режима не так уж невероятно. Либо этот человек на самом деле не Карл фон Дейним, а лишь играет роль Карла фон Дейнима.
     - Понятно, - задумчиво протянул Томми. И ни с того ни с сего добавил: - Он кажется чертовски симпатичным малым.
     Грант со вздохом ответил:
     - Они и есть по большей части симпатичные ребята. Такая это странная штука - наша работа. Мы уважаем нашего противника, и он уважает нас. Обычно проникаешься симпатией к тому, с кем ведешь поединок, даже когда делаешь все, чтобы его уничтожить.
     Они оба помолчали. Томми задумался над странными превратностями войны. Голос Гранта отвлек его от этих мыслей:
     - Но есть другие, кого мы не можем уважать и не можем им симпатизировать, и это - предатели в наших собственных рядах, люди, готовые продать свою страну за чины и почет от врага, покорившего их родину.
     Томми с чувством отозвался:
     - Разумеется, сэр, тут я с вами полностью согласен. Это низость, подлее которой нет.
     - И которая заслуживает позорной смерти.
     - Неужели действительно есть такие... такие гады?
     - Повсеместно, как я вам уже говорил. В нашем департаменте. В армии. На парламентских скамьях. В высших правительственных кругах. Мы должны все прочесать и выловить их. Сделать это необходимо! И притом как можно скорее. Начинать приходится не снизу, не с мелкой рыбешки - людишки, которые ораторствуют в парках или торгуют грязными газетенками, даже не знают, кто ими манипулирует. А нам нужны сами заправилы, способные причинить неисчислимый вред, - и причинят, если мы не успеем помешать.
     Томми убежденно сказал:
     - Мы успеем, сэр.
     - Что дает вам такую уверенность? - спросил Грант.
     - Но вы же сами сказали, сэр, сделать это необходимо.
     Удильщик на конце пирса обернулся и задержал взгляд на своем подчиненном, как бы заново разглядывая твердую, решительную линию его подбородка. Разглядывая с одобрением и удовольствием. Помолчав, он тихо сказал:
     - Вы молодец, Бересфорд.
     И, стряхнув с себя задумчивость, спросил:
     - А что вы можете сказать о женщинах в пансионе? Никаких настораживающих моментов?
     - Мне показалось, что есть что-то странное в хозяйке.
     - В миссис Перенье?
     - Да. Вам ничего... такого... о ней не известно?
     Грант, подумав, ответил:
     - Я мог бы навести справки о ее прошлом, хотя, повторяю, это сопряжено с риском.
     - Не надо, сэр. Не будем рисковать. Она там единственная, кто внушает хоть какие-то подозрения. Еще есть молодая мать с ребенком, суетливая старая дева, безмозглая жена мужа-ипохондрика[27] и пожилая ирландка довольно устрашающей наружности. Все дамы, на мой взгляд, - народ вполне безобидный.
     - Вы всех перечислили?
     - Нет. Имеется еще миссис Бленкенсоп, прибывшая три дня назад.
     - Ну, и как?
     Томми сказал:
     - Миссис Бленкенсоп - это моя жена.
     - Что-что?
     От удивления Грант забыл понизить голос. Сердито обернувшись к Томми, он с упреком произнес:
     - Но ведь вам было сказано, Бересфорд: ни слова вашей жене!
     - Совершенно верно, сэр. Я и не обмолвился ни словом. Вы только выслушайте меня...
     И Томми красочно живописал, как было дело, при этом не решаясь поднять на шефа глаза, чтобы не показать ему своей тайной гордости.
     Он кончил рассказывать. Наступило молчание. И вдруг Томми услышал какой-то странный звук. Шеф смеялся. Он смеялся довольно долго.
     - Я снимаю шляпу перед этой женщиной, - давясь от смеха, проговорил Грант. - Такие встречаются одна на тысячу.
     - Не спорю, - сказал Томми.
     - То-то Истгемптон повеселится, когда услышит эту историю! Он предупреждал, что вашу жену надо подключить к работе, что иначе она задаст мне жару. А я не послушал. Но это, кстати, лишний раз показывает, какая во всем нужна строжайшая осторожность. Я считал, что принял все меры, чтобы нас никто не подслушал. Заранее удостоверился, что вы с женой одни в квартире. Собственными ушами слышал, как голос в телефоне просит вашу жену срочно прийти и помочь, и вот, пожалуйста, клюнул на такой простой прием, как звук захлопнутой двери! Да, ничего не скажешь, ловко она меня провела, ваша благоверная.
     Он опять немного помолчал и сказал в заключение:
     - Передайте ей, что я снимаю перед ней шляпу, ладно?
     - Я так понимаю, что теперь она участник нашей операции? - уточнил Томми.
     Грант беспомощно пожал плечами.
     - Куда ж теперь деваться? Передайте ей, что департамент почтет за честь, если она соизволит принять участие в данной операции.
     - Передам, - ухмыльнулся Томми.
     Грант, оставив шутливый тон, озабоченно спросил:
     - Вы ведь не сумеете ее уговорить, чтобы она вернулась домой и сидела там смирно?
     Томми отрицательно потряс головой.
     - Вы не знаете Таппенс, сэр.
     - Кажется, начинаю узнавать. Я спросил это, потому что... вы же понимаете, дело это опасное. Если они вас - или ее - разоблачат...
     Томми серьезно ответил:
     - Я понимаю, сэр.
     - Но, по-видимому, даже вы бессильны уломать жену, чтобы она не лезла на рожон?
     Томми, прикинув, ответил:
     - Я бы, пожалуй, не стал и пытаться. Видите ли, у нас с Таппенс не такие отношения, мы на все идем - вместе.
     "Совместное предприятие", - вспомнились ему при этом слова, сказанные давным-давно, в конце прошлой войны... Такой и была их с Таппенс общая жизнь, была и останется Совместным Предприятием...
     
     Глава 4
     
     1
     
     Перед ужином, войдя в "салон" пансиона "Сан-Суси", Таппенс застала там одну миссис О'Рурк - та сидела у окна, возвышаясь как огромная статуя Будды[28].
     Миссис О'Рурк приветствовала Таппенс радостно и любезно:
     - Вы посмотрите, кто пришел! Наша милая миссис Бленкенсоп. Вы вроде меня, любите спуститься заблаговременно и посидеть спокойно минутку-другую, прежде чем идти в столовую. В хорошую погоду, когда открыто окно, так что не слышишь запахов с кухни, тут очень даже приятно. Ужасная вещь эти запахи в пансионах, особенно если на плите лук или капуста. Садитесь вот здесь, миссис Бленкенсоп, и расскажите, что вы делали весь этот погожий денек и как вам понравился Лигемптон.
     Миссис О'Рурк оказывала на Таппенс слегка гипнотическое действие. Она напоминала ей страшную великаншу из сказок времен почти забытого детства. Крупная, басовитая, с бородой и усами, беззастенчиво черневшими вокруг рта, со смешинками в глубоко посаженных глазах, она казалась каким-то порождением детской фантазии.
     На ее вопрос Таппенс ответила, что Лигемптон ей нравится и, наверно, она получит от пребывания здесь большое удовольствие. То есть, конечно, печально оговорилась Таппенс, насколько это вообще для нее возможно, когда на сердце давит и давит постоянное беспокойство.
     - Не надо бы вам так уж все время изводиться, - благодушно посоветовала ей миссис О'Рурк. - Возвратятся к вам ваши сыны, целые и невредимые, даже не сомневайтесь. Один у вас в авиации, вы как будто говорили?
     - Да, Реймонд.
     - И где же он сейчас, во Франции или в Англии?
     - В настоящее время он в Египте, но из того, что он написал в последнем письме, - не то чтобы прямо написал, но у нас свой условный язык, вы меня понимаете? - некоторые фразы имеют определенное значение, по-моему, в этом нет ничего предосудительного, вы согласны?
     - Ну конечно, согласна. У матери свои права, - немедленно заверила ее миссис О'Рурк.
     - Да, да. Мне только и надо знать, где он в данную минуту находится. Без этого я не могу.
     Миссис О'Рурк понимающе наклонила свою голову восточного истукана.
     - Я полностью, ну совершенно полностью разделяю ваши чувства. Если бы у меня был сын в действующей армии, я бы точно так же обходила цензуру, даже не сомневайтесь. А второй ваш мальчик, тот, что во флоте?
     Таппенс с готовностью приступила к саге[29] о Дугласе.
     - Понимаете, - заключила она, - я чувствую себя такой одинокой и всеми покинутой без моих мальчиков! Они никогда раньше не уезжали от меня вот так, все трое разом. Мои сыновья ко мне относятся изумительно. Я вообще даже сказала бы, что они видят во мне скорее близкого друга, чем мать. - Она застенчиво улыбнулась. - Иногда мне приходится прямо бранить их за то, что они никуда не хотят без меня пойти.
     ("Какая зануда!" - мысленно выругала себя Таппенс.)
     А вслух продолжала:
     - И теперь я сначала совсем растерялась, не знала, куда деться, чем себя занять. Срок аренды нашего лондонского дома кончался, мне казалось, нет смысла ее возобновлять, вот я и подумала: хорошо бы пока поселиться в каком-нибудь тихом городке, но чтобы было надежное железнодорожное сообщение...
     Восточное божество в образе миссис О'Рурк опять понимающе кивнуло.
     - Вполне, вполне с вами согласна. Лондон сейчас неподходящее место для житья. Ах, там такой мрак и ужас! Я и сама прожила в Лондоне немало лет. Вообще я, знаете ли, занимаюсь торговлей антиквариатом. У меня лавочка на Корнаби-стрит в Челси[30], может, случалось мимо проезжать? "Кейт Келли" значится на вывеске. Чудесные вещицы у меня там были. Главным образом стекло - Уотерфорд[31], Корк[32] - прелесть! Светильники, люстры, вазы для пунша, - в таком роде. И заграничное стекло тоже. И небольшие предметы мебели, ничего крупного, - просто кое-какая старинная мелочь, все больше орех и дуб. Чудесные вещицы! У меня и покупатели были постоянные. Но куда денешься - война. Все пошло прахом. Еще повезло, что отделалась без особых убытков.
     У Таппенс шевельнулось смутное воспоминание: магазинчик, весь заставленный стеклом, - не проберешься, и крупная, могучая хозяйка, говорившая низким, вкрадчивым голосом. Да, безусловно, она когда-то бывала в этой "лавочке".
     Миссис О'Рурк продолжала рассуждать:
     - Я не из тех, кто только и знает что жалуется, как иные в этом пансионе. Взять, к примеру, мистера Кейли с его кашне и пледами и вечными стонами, что он терпит убытки. Еще бы не терпеть убытки, ведь война идет. Или жена его, которая боится словечко поперек молвить. Или молоденькая миссис Спрот, которая все время охает насчет своего мужа.
     - А он у нее что, на фронте?
     - Как бы не так. Мелкий служащий в страховой конторе, только-то и всего, и до того боится воздушных налетов, что с первых же дней войны отправил жену сюда. Я хочу сказать, для ребенка, для милой крошки Бетти, оно и вправду так лучше, а миссис Спрот сидит тут и куксится, хотя муж и наезжает при всякой возможности. Она все стонет, что Артур очень по ней скучает. Если спросите меня, так я считаю, не особенно-то он небось по ней тоскует, нашел, поди, себе утешение.
     Таппенс вздохнула.
     - Бедняжки они, молодые матери! Если отправить детей одних, то изведешься от беспокойства: как они там? А уехать вместе с детьми - мужей брошенных жалко.
     - Да, да. Жить на два дома - дорогое удовольствие.
     - А в этом пансионе цены, мне кажется, умеренные, - заметила Таппенс.
     - Ваша правда. Лишних с тебя не тянут. Миссис Перенья - умелая хозяйка. Вот уж кто действительно загадочная женщина.
     - Чем загадочная? - удивилась Таппенс.
     Миссис О'Рурк прищурила один глаз и сказала:
     - Вы, поди, считаете меня сплетницей? Оно и верно, люблю обсуждать ближних. Я вообще любопытная. Вот и просиживаю часами в этом кресле, смотрю, кто пришел, кто ушел, кто на веранде сидит да что в саду делается. Так о чем бишь мы? Да, про загадочную миссис Перенью. В жизни этой женщины, если я умею разбираться в людях, произошла какая-то большая драма.
     - Вы так думаете?
     - Да. Я так думаю. Вы посмотрите, какую таинственность она на себя напускает. Я у нее спрашиваю: вы из какой местности в Ирландии, дорогая? И можете себе представить? Она вздумала отпираться! Что она, мол, вовсе и не из Ирландии.
     - А по-вашему, она ирландка?
     - Конечно, ирландка. Неужто я свою соотечественницу не признаю? Могу и графство назвать, откуда она родом. А она меня зачем-то морочить вздумала. Я, говорит, англичанка, а муж мой был испанец...
     Миссис О'Рурк вдруг замолчала, так как в "салон" вошла миссис Спрот, и сразу вслед за ней - Томми.
     Таппенс немедленно приняла кокетливый вид.
     - Добрый вечер, мистер Медоуз. Вы сегодня такой оживленный.
     - Упражнения на свежем воздухе, в этом весь секрет, - ответил Томми. - Партия в гольф с утра, и прогулка по набережной после обеда.
     Милисент Спрот подхватила:
     - Я сегодня ходила с маленькой на пляж. Она хотела побегать ножками по воде, но я все-таки решила, что слишком холодно. Мы стали с ней строить песочный замок, и представляете, прибежала какая-то собака, утащила мое вязание и распустила чуть не полработы. Такая досада. Я с большим трудом подобрала петли. Я никудышная вязальщица.
     - А вы, миссис Бленкенсоп, очень подвинулись со своим подшлемником, - вдруг сказала миссис О'Рурк, обернувшись к Таппенс. - Вы, оказывается, быстро вяжете. А мисс Минтон вроде говорила, что вы будто бы только начинающая.
     Таппенс покраснела - ну и зоркий же глаз у этой миссис О'Рурк! - и с досадой пояснила:
     - Я на самом деле давно вяжу. Я мисс Минтон так и сказала. Но она обожает учить других.
     Все присутствующие рассмеялись в знак согласия. А еще через несколько минут явились остальные и прозвучал гонг к ужину.
     За ужином зашел разговор на самую животрепещущую тему дня: о шпионах. Были в который уже раз пересказаны известные страшные истории - про монахиню, протянувшую из-под рясы мускулистую мужскую руку; про пастора-парашютиста, который неудачно приземлился и выругался слишком уж крепко для святого отца; про кухарку-австриячку, у которой в комнате оказался спрятанный в печную трубу радиопередатчик, и тому подобные происшествия, случившиеся или едва не случившиеся с родной теткой или двоюродной кузиной кого-то из присутствующих. Отсюда естественно перешли на пятую колонну. Ругали английских фашистов, коммунистов, пацифистов и непротивленцев. Словом, обычная застольная беседа, какие можно было услышать всякий день. Однако Таппенс внимательно следила за лицами и тоном говорящих - не мелькнет ли какой-то особенный взгляд, не проскользнет ли разоблачительное слово. Но ничего примечательного она не заметила. Одна только Шейла Перенья не принимала участия в разговоре, но, может быть, у нее такой замкнутый характер? Она сидела за столом с мрачным, воинственным выражением на смуглом лице и молчала.
     Карла фон Дейнима сегодня за ужином не было, так что языки постепенно развязались. И под конец Шейла все-таки произнесла одну реплику. Это было после того, как миссис Спрот сказала своим пронзительным писклявым голосом:
     - По-моему, немцы в ту войну допустили большую ошибку, что расстреляли сестру Кэвелл[33]. Это всех против них настроило.
     И тогда Шейла, вскинув черноволосую голову, спросила:
     - Почему бы им было ее не расстрелять? Она ведь была шпионка, разве нет?
     - Нет, нет! Шпионкой она не была.
     - Ну все равно, помогала англичанам бежать с вражеской территории, какая разница. И поэтому заслуживала расстрела.
     - Но расстрелять женщину!.. И медсестру!..
     Шейла встала из-за стола.
     - А по-моему, немцы поступили правильно, - проговорила она и вышла через открытую дверь в сад.
     Десерт из недозрелых бананов и вялых апельсинов уже давно дожидался на столе. Кончив ужинать, все поднялись и вместе перешли в "салон" пить кофе. Только Томми, не привлекая ничьего внимания, выскользнул на веранду. Шейла Перенья стояла, облокотившись о перила, и смотрела на море. Томми подошел и встал рядом.
     По частому, неровному дыханию девушки было ясно, что она чем-то сильно взволнована. Он протянул ей сигареты. Она взяла одну.
     - Чудесная ночь, - заговорил Томми.
     Она тихо, с чувством ответила:
     - Была бы чудесная, если бы...
     Томми вопросительно взглянул на нее. Он только теперь до конца оценил своеобразную привлекательность этого молодого существа, полного бурных чувств и жизни, бьющей через край. Из-за такой, подумал он, недолго голову потерять.
     - Если бы не война, хотели вы сказать? - спросил Томми.
     - Вовсе нет. Войну я терпеть не могу.
     - Как и все мы.
     - Иначе, чем я. Я не выношу все эти разглагольствования о войне, и самодовольство, и этот отвратительный, подлый патриотизм.
     - Патриотизм? - не понял Томми.
     - Да. Я ненавижу патриотизм, вы слышите? Всю эту демагогию: "родина", "за родину", "во имя родины". "Предатель родины - умер за родину - служил родине". Почему это страна, в которой живешь, должна иметь такое значение?
     Томми ответил:
     - Нипочему. Имеет, и все.
     - А для меня нет! Вам хорошо - разъезжаете по всей Британской империи, покупаете и продаете товары, а потом возвращаетесь, загорелый и набитый всякими пошлостями, разговорами про туземцев, про бремя белого человека и прочее.
     Томми мягко заметил:
     - Я не такой уж, надеюсь, беспросветный болван, моя милая.
     - Конечно, я слегка преувеличиваю. Но вы ведь меня поняли? Вы верите в Британскую империю и в эту дурацкую идею смерти за отечество.
     - Мое отечество, - с горечью сказал Томми, - кажется, не особенно жаждет, чтобы я за него умирал.
     - Возможно. Но вы этого хотите, хотите умереть за отечество! А это глупо! Нет ничего, за что стоит умереть. Это только так говорится, болтовня одна, пена на губах - высокопарный идиотизм. Для меня мое отечество не значит ровным счетом ничего.
     - В один прекрасный день, поверьте, вы еще убедитесь, сами того не подозревая, что и для вас оно очень даже много значит.
     - Нет. Никогда. Я столько приняла горя... Я такое пережила... - Она было замолчала, но затем вдруг повернулась к Томми и взволнованно спросила: - Вы знаете, кто был мой отец?
     - Нет.
     - Его звали Патрик Магуайр. Он... он был сообщником Кейсмента[34] во время прошлой войны. И был расстрелян как предатель. Он погиб ни за что! За идею! Они друг друга распаляли разговорами, он и все те ирландцы. Почему бы ему не сидеть тихо дома и не заниматься своими делами. Он умер мучеником для одних и предателем для других. А по-моему, это было просто идиотство!
     В ее голосе звучал вызов, долго сдерживаемое негодование.
     Томми сказал:
     - Так вот какая тень омрачала вашу жизнь с самых ранних лет?
     - Еще как омрачала! Мать сменила фамилию. Несколько лет мы жили в Испании, и она всем говорит, что мой отец был наполовину испанец. Мы всюду должны лгать, где бы ни очутились. Мы изъездили всю Европу. Наконец вот заехали сюда и открыли пансион. По-моему, ничего отвратительнее нельзя придумать.
     Томми спросил:
     - А ваша мать, как она ко всему этому относится?
     - К тому, как умер мой отец? - Шейла немного помолчала, нахмурив брови. Потом неуверенно ответила: - На самом деле я даже не знаю... Она никогда со мной об этом не говорила. У моей матери не так-то просто разобрать, что она чувствует или думает.
     Томми кивнул.
     Шейла вдруг сказала:
     - Я... я не знаю, почему я вам все это наговорила. Разнервничалась, наверно. С чего вообще это началось?
     - Со спора про Эдит Кэвелл.
     - А, ну да. Патриотизм. Я сказала, что ненавижу патриотизм.
     - А вы не помните, что сказала сама сестра Кэвелл?
     - Она что-то сказала?
     - Да. Перед смертью. Вы не знаете?
     И Томми повторил предсмертные слова Эдит Кэвелл:
     - "Патриотизм - это еще не все... Мне надо, чтобы у меня в сердце не было ненависти".
     Шейла охнула. Прикусила губу. И, резко повернувшись, убежала в темноту сада.
     
     2
     
     - Так что, как видишь, Таппенс, все сходится одно к одному.
     Таппенс задумалась, кивнула. Они разговаривали с глазу на глаз у воды. Таппенс стояла, облокотясь о стену волнолома, Томми сидел на парапете, возвышаясь над нею, и ему был бы виден оттуда всякий, кто вздумал бы двинуться от набережной в их сторону. Впрочем, он не особенно опасался появления соглядатаев, так как загодя выяснил у обитателей пансиона, кто куда собирается после завтрака. К тому же их встреча с Таппенс имела вид вполне случайный - эдакая приятная неожиданность для дамы и некоторая неловкость для него самого.
     - Значит, миссис Перенья? - уточнила Таппенс.
     - Да. Не Икс, а Игрек. Она отвечает всем требованиям.
     Таппенс опять озабоченно кивнула.
     - Да. Ирландка, по определению наблюдательной миссис О'Рурк, но скрывает это. Много ездила по Европе. Сменила фамилию на Перенья, приехала сюда и открыла пансион. Отличная маскировка - жизнь в окружении безобидных пансионеров. Муж ее был казнен за измену, так что у нее есть свои основания возглавить здесь деятельность пятой колонны. Да, все сходится. А как по-твоему, дочь тоже замешана?
     Томми еще раз все прикинул и твердо ответил:
     - Определенно - нет. Иначе бы она ни за что не стала мне о себе рассказывать. Я, честно сказать, чувствую себя подлецом.
     Таппенс это было понятно. Она кивнула:
     - Бывает. В некотором отношении работа наша довольно грязная.
     - Но необходимая.
     - О да.
     Томми смущенно признался:
     - Мне не меньше, чем всякому, противно лгать...
     Но Таппенс его перебила:
     - А мне это совершенно безразлично. Честно говоря, я даже получаю удовольствие от удачного, артистического обмана. Меня угнетают те моменты, когда забываешься и перестаешь притворяться, когда вдруг оказываешься собой, настоящей, и именно это, свое, дает результат, которого не получить иначе. - Она помолчала, а потом еще пояснила свою мысль: - Как, например, случилось с тобой вчера вечером, в разговоре с этой девушкой. Она откликнулась тебе настоящему, такому, какой ты на самом деле, - и поэтому у тебя так пакостно на душе.
     - Должно быть, ты права, Таппенс.
     - Я знаю по себе. У меня было то же самое, когда я разговаривала с молодым немцем.
     - А что ты думаешь о нем?
     Таппенс сразу ответила:
     - Если хочешь знать мое мнение, по-моему, он ни во что не замешан.
     - А Грант считает иначе.
     - Уж этот твой Грант! - Таппенс вдруг развеселилась и хихикнула. - Воображаю, какое у него было лицо, когда ты ему рассказал про меня!
     - Во всяком случае, он признал свою ошибку и исправил ее. Теперь ты полноправный участник нашей операции.
     Таппенс кивнула, но немного рассеянно.
     - Помнишь, после той войны, когда мы с тобой выслеживали мистера Брауна, как весело было? - сказала она. - Как мы увлеченно работали?
     - Еще бы не помнить, - весь просветлев, ответил Томми.
     - Но почему же теперь иначе, Томми?
     Томми подумал, нахмурив веснушчатый лоб. И серьезно ответил:
     - Я думаю, все дело в возрасте.
     - Ты что же, считаешь, что мы стары для такой работы? - взвилась Таппенс.
     - Нет. Конечно, нет. Просто теперь она уже не так нас веселит. И во всем то же самое. Это наша с тобой вторая война. Мы ее воспринимаем совсем по-другому.
     - Верно. Мы сознаем, какая это страшная и бессмысленная вещь - война. Сколько она несет бед и страданий. А по молодости лет мы ничего этого не понимали.
     - Вот именно. В ту войну я, случалось, отчаянно боялся, случалось, оказывался на волосок от смерти и прошел раза два сквозь ад - но бывал так же весел и счастлив.
     - Наверно, все это испытывает теперь Дерек, - вздохнула Таппенс.
     - Не будем думать об этом, старушка.
     - Ты прав. - Таппенс сурово сжала зубы. - Нам поручено важное дело. И мы обязаны его выполнить. Так что давай не отвлекаться. Итак, нашли ли мы то, что искали, в миссис Перенье?
     - Скажем так, есть ряд признаков, что это она. Больше ведь никто не привлек твое внимание?
     Таппенс еще раз подумала.
     - Больше никто. Поначалу, когда я только приехала, я, естественно, первым делом всех оценила и прикинула, так сказать, потенциальные возможности каждого. Некоторые, как показалось мне, сразу исключаются.
     - Например?
     - Ну, например, мисс Минтон, эта типичная английская старая дева, или миссис Спрот со своей малюткой Бетти, или скудоумная миссис Кейли.
     - Да, но скудоумной можно прикинуться.
     - Безусловно. А вот в роли суетливой старой девы или любящей молодой мамаши слишком легко переиграть и оказаться неубедительной. А эти две особы совершенно естественны. К тому же у миссис Спрот ребенок.
     - Мне кажется, даже у тайных агентов могут быть дети, - сказал Томми.
     - Но не на руках, - горячо возразила Таппенс. - На такое дело ребенка с собой не возьмешь. В этом я совершенно уверена, Томми. Потому что знаю по собственному опыту. Детей постараешься держать как можно дальше от всего этого.
     - Беру свои слова обратно, - согласился Томми. - Миссис Спрот и мисс Минтон я тебе уступаю. Но насчет миссис Кейли не уверен.
     - Пожалуй. Она остается в списке. Потому что она бесспорно переигрывает. Таких идиоток, какой представляется она, нечасто встретишь.
     - Я замечал, что жизнь преданной жены ослабляет интеллект, - вкрадчиво заметил Томми.
     - По кому же это ты судишь, мой милый? - поинтересовалась Таппенс.
     - Не по тебе, дорогая. Твоя преданность мужу никогда не достигала таких высот.
     - А ты для мужчины на редкость спокойно относишься к своим болезням.
     Томми вернулся к смотру кандидатур.
     - Кейли, - задумчиво произнес он. - Пожалуй, в Кейли есть что-то подозрительное.
     - Да. Согласна. И потом еще миссис О'Рурк.
     - Как она тебе кажется?
     - Сама не знаю. У меня от нее мороз по коже. Как будто в ней есть что-то людоедское. Если я понятно выражаюсь.
     - Не очень понятно. Но я, кажется, понимаю. Может быть, это в ней просто жадность на людей. Очень уж ее интересуют люди.
     - У нее приметливый глаз, - сказала Таппенс, припомнив случай с вязанием.
     - И наконец, Блетчли, - заключил Томми.
     - Блетчли - это твой объект. Я с ним и двух слов не сказала.
     - Я считаю, что он обыкновенный отставной офицер старой закалки. Так мне кажется.
     - То-то и оно, - отозвалась Таппенс скорее на интонацию, чем на слова. - Самое плохое в нашем деле - это что каждого обыкновенного человека начинаешь выворачивать так, чтобы он соответствовал твоим самым мрачным предположениям.
     - Я устроил Блетчли несколько испытаний.
     - В каком роде? Я и сама кое-что задумала.
     - Просто расставил обыкновенные небольшие ловушечки по части дат и мест - в таком роде.
     - Нельзя ли снизойти от общего к частностям?
     - Ну, скажем, мы разговаривали про утиную охоту. Он упомянул Файюм[35], какая там была отличная охота в таком-то году и в таком-то месяце. Через какое-то время я совсем в другой связи упоминаю Египет: мумии, Тутанхамон[36], и все такое прочее, случалось ему это видеть? Когда он там был? И сопоставляю ответы. Или пароходная линия "П. и О."[37]. Я называю два-три судна, говорю, что вот такой-то пароход особенно хорош. Он говорит, что плавал на нем тогда-то в такой-то порт, я потом проверяю. Такие вот мелочи, ничего серьезного, чтобы не насторожить, - просто проверка на точность.
     - И до сих пор он ни на чем не споткнулся?
     - Ни на чем. А это очень надежный тест, можешь мне поверить, Таппенс.
     - Но ведь если он - Икс, он бы вызубрил свою легенду[38], хоть среди ночи разбуди.
     - Конечно. В общем и целом. А вот не попасться на второстепенных подробностях - это уже потруднее. Или случается наоборот, кто-то помнит слишком многое, чего просто так человек в голове бы не держал. Обычный человек затруднится сразу ответить, в двадцать шестом году он ездил куда-то на сафари[39] или в двадцать седьмом. Он задумается, начнет прикидывать, вспоминать.
     - Но ты до сих пор Блетчли ни на чем не поймал?
     - До сих пор он давал самые нормальные ответы.
     - И результат отрицательный?
     - Именно.
     - Ну так вот, теперь я тебе расскажу, что я задумала.
     И Таппенс поделилась с ним своим замыслом.
     
     3
     
     На обратном пути в "Сан-Суси" миссис Бленкенсоп заглянула на почту, купила марки, а потом зашла в телефонную будку. Набрала некий номер и попросила к телефону "мистера Фарадея". Это был условленный способ связи с мистером Грантом. Вышла она из телефонной будки улыбаясь и неспешно пошла дальше, да еще остановилась по дороге прикупить шерстяной пряжи для вязания.
     Погода весь день была хорошая, с моря дул приятный ветерок. Таппенс постаралась умерить свою природную прыть и брела праздной, медленной походкой, какой, по ее представлениям, должна была ходить миссис Бленкенсоп. Миссис Бленкенсоп ведь совершенно нечего делать, разве что вязать (плоховато) да писать письма своим мальчикам. Она постоянно писала сыновьям письма и часто оставляла их недописанными на всяких видных местах.
     Таппенс медленно поднималась по крутой улице в гору к пансиону "Сан-Суси". Поскольку улица кончалась у следующего за пансионом дома, то есть у "Привала контрабандистов", принадлежавшего капитан-лейтенанту Хейдоку, движения на ней почти не было - всего-то проедет с утра несколько фургонов с продуктами, и все. Таппенс брела не спеша, забавляясь попутно тем, что прочитывала прихотливые названия домов, мимо которых проходила. "Белла Виста"[40] (не совсем верно названо: так как моря отсюда почти не видно, а весь обзор заслоняет массивный дом постройки конца прошлого века тоже с довольно претенциозным именем: "Эденхольм"). Следующий дом - "Карачи"[41]. За ним - "Шерли Тауэр". Затем - "Вид на море" (на этот раз в соответствии с истиной), "Замок Клэр" (преувеличение: на самом деле домик довольно скромных размеров), "Трелони" - еще один пансион, конкурент "Сан-Суси", и, наконец, большое кирпичное здание пансиона миссис Переньи.
     Подходя, Таппенс обратила внимание на женщину, стоящую у ворот и заглядывающую в сад. Вид ее и напряженная поза выдавали настороженность, тревогу.
     Таппенс почти непроизвольно стала ступать на цыпочки, смягчая звук своих шагов. Женщина ее не заметила. Только когда Таппенс уже почти поравнялась с нею, та вздрогнула и обернулась.
     Женщина была рослая и бедно, чуть ли не нищенски одетая. Лицо ее показалось Таппенс примечательным. Немолодое, - ей было, по-видимому, под сорок, - широкоскулое, в обрамлении белокурых волос, оно резко контрастировало с ее жалким одеянием. Несомненно, она когда-то была, да и теперь оставалась замечательно красива. На миг у Таппенс возникло ощущение, будто она эти черты уже где-то видела. Ощущение мелькнуло и пропало. Лицо из таких, какие увидишь - не скоро забудешь, подумалось ей.
     Женщина явно перепугалась, во взгляде ее выразилась тревога (просто от неожиданности?).
     - Простите, вы кого-то ищете? - спросила Таппенс.
     Та ответила с иностранным акцентом, медленно и старательно произнося как будто заранее выученные слова:
     - Этот дом - пансион "Сан-Суси"?
     - Да. Я здесь живу. Позвать вам кого-нибудь?
     Женщина замялась на одно кратчайшее мгновение, а потом спросила:
     - Может быть, вы скажете мне, не живет ли здесь мистер Розенштейн?
     - Розенштейн? - Таппенс покачала головой. - Боюсь, что нет. Возможно, жил, но уехал. Я могу сходить справиться, если хотите.
     Но женщина сделала торопливый отрицательный жест.
     - Нет, нет. Я делаю ошибку. Прошу извинения.
     И, отвернувшись от Таппенс, она быстро зашагала по улице обратно под гору.
     Таппенс постояла, глядя ей вслед. Чем-то эта встреча показалась ей подозрительной. Между словами и обликом неизвестной было какое-то противоречие. И "Розенштейн" скорее всего был выдуман ею, женщина просто назвала первую пришедшую в голову фамилию.
     Таппенс минуту поколебалась и тоже пустилась под гору следом за странной женщиной, побуждаемая тем, что называется "шестым чувством". Но через несколько шагов остановилась. Идти сейчас за ней означает привлечь к себе внимание. Возвращалась в пансион и вдруг, поговорив с какой-то женщиной, развернулась и пошла обратно? Это может вызвать подозрение, что миссис Бленкенсоп на самом деле не совсем то, чем кажется на первый взгляд, - если эта женщина действительно имеет отношение к вражеской организации.
     Нет, миссис Бленкенсоп должна оставаться собой.
     Таппенс пошла обратно. В холле "Сан-Суси" она на минуту задержалась. Здесь стояла тишина, как всегда в послеобеденное время. Маленькая Бетти спала, взрослые либо отдыхали, либо разбрелись кто куда.
     Внезапно, когда Таппенс все еще стояла посреди холла, обдумывая странную встречу, до нее донесся слабый звук. Он был ей хорошо знаком: это тихо звякнул телефон. Телефонный аппарат в "Сан-Суси" находился тут же в холле, и звяканье означало, что где-то еще сняли или повесили вторую трубку. Другой аппарат в "Сан-Суси" имелся только в комнате миссис Переньи.
     Томми бы на ее месте, наверно, колебался. Таппенс действовала без промедления. Тихонечко, осторожно она сняла трубку и приложила к уху.
     Кто-то говорил по второму телефону. Мужской голос. Таппенс услышала:
     - ...все идет по плану. Значит, четвертое, как условлено.
     Ответил женский голос:
     - Да. Действуйте.
     Щелчок. Повесили трубку.
     Таппенс стояла и напряженно размышляла. Чей это был голос? Миссис Переньи? Трудно определить по двум словам. Если бы они хоть еще что-нибудь сказали. Разумеется, это мог быть заурядный бытовой разговор - в том, что она подслушала, ничто не давало оснований предположить иное.
     С улицы от дверного проема на пол упала тень. Таппенс вздрогнула и едва успела повесить трубку, как голос миссис Переньи произнес:
     - Так славно на воздухе! Вы собрались выйти, миссис Бленкенсоп, или, наоборот, возвращаетесь?
     Значит, по телефону из хозяйкиной комнаты говорила не сама миссис Перенья, а кто-то еще. Таппенс промямлила что-то насчет приятной прогулки, с которой она только что вернулась, и направилась к лестнице. Миссис Перенья двинулась за ней. Она казалась сейчас как будто выше ростом. Какая она крепкая, мускулистая женщина, подумала Таппенс. А вслух сказала:
     - Пойду к себе сниму пальто.
     Она заторопилась вверх по лестнице. Но сворачивая на площадку, чуть не уткнулась в миссис О'Рурк, которая возвышалась горой, перегородив ей путь.
     - Ай-яй-яй, миссис Бленкенсоп, куда это вы так спешите?
     И ведь не посторонилась, стоит себе улыбается и смотрит на Таппенс сверху вниз. И, как всегда, в ее улыбке чувствуется что-то зловещее.
     Внезапно, невесть отчего, Таппенс стало страшно.
     Наверху загородила путь огромная ухмыляющаяся ирландка, говорящая мужским басом. А снизу по ступеням поднимается таинственная миссис Перенья. Таппенс бросила взгляд через плечо. Действительно ли запрокинутое лицо хозяйки выражает угрозу или ей это примерещилось? Вздор, мысленно сказала она себе, глупости. Среди бела дня, в заурядном приморском пансионе? Но во всем доме так тихо. Нигде ни звука. И она одна стоит на лестнице между этими двумя страшными женщинами. Ведь правда же, миссис О'Рурк улыбается как-то странно, даже свирепо, - будто кошка играет с мышью, мелькнуло у Таппенс паническое сравнение.
     Но вдруг напряженное безмолвие нарушилось - на верхнюю площадку, звонко, радостно смеясь, выбежал кто-то маленький в рубашечке и панталончиках. Бетти Спрот. Она проскользнула мимо монументальной миссис О'Рурк и с веселыми возгласами бросилась к Таппенс.
     Атмосфера сразу переменилась.
     Миссис О'Рурк, большая, добрая тетя, умиленно воскликнула:
     - Ах, ты моя милашечка! Смотрите, какая она большая стала!
     А внизу миссис Перенья свернула от лестницы к двери, ведущей в кухню. Держась за ручку Бетти, Таппенс непринужденно обогнула миссис О'Рурк и пошла с девочкой к маме, с сердитым видом поджидавшей на пороге сбежавшую дочурку. Втроем они вошли в их комнату.
     Таппенс с облегчением вздохнула, очутившись среди уютного домашнего беспорядка - неубранная детская одежда, раскиданные мягкие игрушки, деревянная раскрашенная колыбелька, на туалетном столике фотография носатого и малосимпатичного мистера Спрота, и неназойливо, непрерывно звучит воркотня миссис Спрот, что-де прачечная берет слишком дорого, а хозяйка, она считает, все-таки неправа, что запрещает постояльцам пользоваться собственными электрическими утюгами.
     Все такое нормальное, будничное, нестрашное.
     И однако же, только что там, на лестнице...
     "Нервы, - сказала себе Таппенс. - Нервы, и больше ничего".
     Но так ли это? Ведь кто-то действительно разговаривал по телефону из хозяйской комнаты. Миссис О'Рурк? Довольно странный поступок, когда есть телефон в холле. Но если никто в доме не должен слышать? В таком случае, размышляла Таппенс, разговор, очевидно, был очень короткий. Только обменялись несколькими словами.
     Все идет по плану. Четвертое, как условлено.
     Это может не значить ровным счетом ничего - а может значить очень много.
     Четвертое. Это что, дата? Четвертое число такого-то месяца.
     Или четвертое кресло в зале. Четвертое дерево. Четвертое предложение. Поди угадай.
     С натяжкой можно себе представить, что речь шла о Четвертом мосте - в ту войну была пресечена попытка его взорвать.
     Или это вообще ничего не означает? Просто подтверждение какого-то предварительного уговора о чем-то несерьезном. Миссис Перенья могла разрешить миссис О'Рурк в любое время, когда ей понадобится, пользоваться телефонным аппаратом в своей комнате.
     А сцена на лестнице, тот напряженный момент - возможно, это действительно натянутые нервы, и только.
     Замерший дом - ощущение чего-то зловещего - чего-то угрожающего...
     "Придерживайтесь фактов, миссис Бленкенсоп, - сказала себе Таппенс. - И делайте свое дело".
     
     Глава 5
     
     1
     
     Капитан-лейтенант Хейдок оказался чрезвычайно радушным хозяином. Он приветливо встретил мистера Медоуза и майора Блетчли и пожелал непременно показать новому знакомцу "все свое хозяйство".
     "Привал контрабандистов" был когда-то постом береговой охраны, он состоял из двух домиков, приютившихся над самым обрывом фасадом к морю. Глубоко внизу находилась небольшая бухта, но спускаться туда было трудно и опасно, на это могли отважиться только самые отчаянные мальчишки.
     Позднее два домика были приобретены лондонским дельцом, который соединил их и перестроил в одну довольно большую виллу и даже сделал попытку разбить вокруг сад и огород. Впрочем, наезжал он сюда изредка и ненадолго.
     После него вилла несколько лет стояла пустая, бывшие домики, скупо меблированные, сдавались на лето приезжим.
     - А некоторое время назад, - рассказывал Хейдок, - виллу купил господин по фамилии Ханн. Он был немец и, если хотите знать мое мнение, ни много ни мало как германский шпион.
     Томми навострил уши.
     - Вот это интересно, - произнес он и поставил стакан, из которого небольшими глотками потягивал херес.
     - О, эти ребята работают аккуратно, черт бы их драл, - продолжал Хейдок. - Я так считаю: они уже тогда готовились к теперешней войне. Вы посмотрите, какое тут местоположение! Чтобы подавать сигналы на море, лучше не придумаешь. Внизу бухта, огражденная отвесными утесами, туда может пристать катер. Полная изоляция благодаря изгибу береговой линии. Нет, нет, не убеждайте меня, что этот парень Ханн не был германским агентом.
     - Ясное дело, был, - кивнул майор Блетчли.
     - А что с ним сталось? - спросил Томми.
     - А-а, в этом-то и вся штука! - ответил Хейдок. - Ханн затратил на "Привал контрабандистов" немалые деньги. Начать с того, что пробил и забетонировал ступени в скале, спуск в бухту, представляете, во сколько это обошлось? Потом переоборудовал все внутри дома - ванны, канализация, всяческие современные приспособления. И кому же он поручил эти работы? Думаете, кому-то из местных? Нет, подрядил как будто бы лондонскую фирму, но во всяком случае, многие рабочие, которых прислали, были иностранцы. Иные даже вообще не говорили по-английски. Согласитесь, что это выглядит подозрительно.
     - Да, странновато, пожалуй, - подтвердил Томми.
     - Я в то время жил по соседству, снимал летний домик, ну и заинтересовался деятельностью этого малого. Бывал на стройке, наблюдал за рабочими. И вот что я вам скажу: это им не нравилось, ох, как не нравилось. Случалось, они мне даже угрожали. С чего бы это, если бы там все было чисто?
     Блетчли кивнул в знак согласия.
     - Вам бы следовало обратиться к местным властям, - сказал он.
     - Именно так я и поступил, дружище! Без конца обращался в полицию, жить им спокойно не давал. - Он подлил себе вина. - А что я получил за свои усилия? Вежливое невнимание. Мы все тогда были слепы и глухи в этой стране. О новой войне с Германией и речи быть не могло - мирная Европа, у нас с немцами отношения самые дружественные. Нас, видите ли, связывает естественная взаимная симпатия. На меня смотрели как на ископаемое, как на помешанного вояку, на выжившего из ума старого моряка. Бесполезно было доказывать, что Германия строит лучший в Европе военно-воздушный флот, и вовсе не для того только, чтобы совершать кругосветные перелеты и устраивать пикники.
     Майор Блетчли горячо подхватил:
     - Не верили! Болваны! "Мир в наше время", "Политика умиротворения". Дурацкая болтовня!
     Хейдок, весь раскрасневшись, негодовал:
     - Поджигатель войны, вот как они меня называли! Из-за таких, как я, говорили мне, трудно поддерживать мир. Мир! Я-то понимал, что готовят нам наши друзья-гунны[42]. И заметьте, готовят загодя, на многие годы вперед. Я был убежден, что мистер Ханн затевает что-то недоброе. Не нравились мне его иностранные рабочие, не нравилось, что он так много денег тратит на этот дом. И я продолжал протестовать.
     - Борец! - похвалил его Блетчли.
     - В конце концов, - продолжал капитан-лейтенант, - на мои слова стали обращать внимание. Сюда был назначен новый начальник полиции, армейский отставник. У него хватило ума ко мне прислушаться. Его люди занялись слежкой. И, как вы понимаете, Ханн задал стрекача. В одну прекрасную ночь снялся с места - и исчез. Полиция с ордером на обыск тут все обшарила. В сейфе, встроенном в стену в столовой, нашли радиопередатчик и кое-какие изобличающие документы. А также бензохранилище под гаражом, огромные баки. Я, понятное дело, торжествовал. В клубе сначала пытались сделать из меня посмешище - у него, мол, шпиономания. Ну, а после того случая прикусили языки. Беда наша, что мы в этой стране - все простаки - живем и никого и ничего не подозреваем.
     - Это безобразие! Болваны, вот кто мы такие. Болваны! Почему мы не интернируем беженцев? - Майор Блетчли попытался расширить круг обсуждаемых вопросов.
     - А кончилось тем, - заключил свой рассказ Хейдок, не позволяя сбить себя с колеи, - что эту недвижимость, когда ее поставили на продажу, приобрел я. Хотите осмотреть мои владения, Медоуз?
     - Спасибо. С удовольствием, - ответил Томми.
     Капитан-лейтенант Хейдок водил Томми по своему дому, как мальчишка, не скрывая распиравшей его гордости. В столовой он распахнул дверцу сейфа, в котором был найден спрятанный радиопередатчик Ханна. В гараже показал место под полом, где у того находились бензиновые баки. И наконец, походя продемонстрировав две великолепные ванные комнаты, скрытое потолочное освещение и разные кухонные хитрости, повел нового гостя вниз по крутым, вырубленным в известняке ступеням в небольшую не видную с берега бухточку, по пути не переставая объяснять, какое это было бы удобное место для высадки противника.
     Внизу, почти у самой воды, оказался грот, где, очевидно, некогда прятались контрабандисты, и здесь Хейдок тоже с увлечением распространялся о том, как этот грот мог бы быть использован для десанта.
     Майор Блетчли с ними не пошел. Он остался сидеть на веранде, мирно попивая херес. Насколько Томми мог понять, удачная охота на германских шпионов, принесшая капитан-лейтенанту такие материальные выгоды, служила излюбленной темой всех его разговоров и знакомые со стажем уже слышали все это помногу раз.
     Действительно, майор Блетчли подтвердил догадку Томми, когда несколько позже они вдвоем возвращались в "Сан-Суси".
     - Славный малый этот Хейдок, - сказал он. - Но все никак не может успокоиться. Мы тут уже столько раз слышали эту его историю, прямо из ушей обратно лезет. Уж так он гордится, так бахвалится своими уловками, будто кошка котятами.
     Действительно, похоже. Томми ухмыльнулся в ответ.
     Затем разговор перешел на случай из жизни самого майора Блетчли - как он в тысяча девятьсот двадцать третьем году поймал за руку нечестного слугу-туземца, и Томми мог свободно предаваться своим мыслям, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы пробормотать: "Неужели?", "Не может быть!" или "Надо же, какая удивительная история!" - а майору Блетчли больше ничего и не требовалось.
     Сейчас Томми особенно ясно чувствовал, что покойный Фаркер не зря, умирая, назвал "Сан-Суси". Судя по всему, он был на верном пути. Здесь, в этом заштатном городке, в стороне от всего, давно уже шли вражеские приготовления. Приезд сюда немца Ханна, его широкомасштабное строительство красноречиво свидетельствовали о том, что этот участок побережья был избран под штаб агентурной деятельности противника, центр подрывной работы.
     Предыдущий тур состязания сторон окончился благодаря бдительности капитан-лейтенанта Хейдока в пользу Британии. Но что, если "Привал контрабандистов" - всего лишь один из опорных постов в сложной схеме запланированной вражеской высадки на побережье? Например, он мог служить пунктом связи с морем. Здешняя бухта, практически не доступная с суши, подходит для таких целей как нельзя лучше. Но это еще не все. Когда Хейдок сорвал тут их планы, что должен был бы предпринять противник в ответ? Перебазироваться, естественно, на менее удобное, но более безопасное место по соседству - в "Сан-Суси". Разоблачение Ханна произошло около четырех лет назад. И, судя по рассказу Шейлы, вскоре после этого миссис Перенья перебралась сюда с континента и открыла пансион. Каков может быть следующий ход?
     Словом, все указывает на то, что Лигемптону уготована роль вражеского центра, что здесь уже произведены подготовительные работы к приему десанта и, возможно, имеются поблизости также другие вспомогательные пункты.
     Томми воспрял духом. Уныние, вызванное затхлой, сонной обстановкой в "Сан-Суси", как рукой сняло. Выходит, это безобидное на первый взгляд заведение в действительности далеко не безобидно. Под мирной поверхностью творятся темные дела. И похоже, заправляет всем миссис Перенья. Прежде всего необходимо разузнать о ней как можно больше, выведать, что прячется за нехитрой личиной хозяйки пансиона. Ее переписка, знакомства, общественная работа в помощь фронту, - где-то среди всего этого замаскирована ее истинная деятельность. Если миссис Перенья и есть знаменитая немецкая шпионка Игрек, то, значит, она руководит всей пятой колонной в Англии. Ее истинное лицо известно немногим, притом лишь на самом верху. Но со своим руководством она не может не поддерживать связей, и эти-то связи они с Таппенс обязаны вскрыть.
     В удобный момент, как это сейчас виделось Томми, горстка злоумышленников по указке из "Сан-Суси" должна будет захватить "Привал контрабандистов" и закрепиться там. Момент этот еще не настал, но, возможно, он уже близок. Германия, завладев французскими и бельгийскими портами в Ла-Манше, сможет сосредоточить силы на захвате и покорении Англии, а военное положение во Франции сейчас очень скверное. Правда, на море властвует британский флот. Так что вторжение будет осуществляться сверху, с воздуха, и изнутри, через предательство, - и если нити внутреннего заговора находятся в руках миссис Переньи, тогда, значит, нельзя терять ни минуты.
     - ...и я понял, что нельзя терять ни минуты, - донеслись до Томми слова майора, как бы повторяющие его мысли. - Я позвал Абдула, это мой слуга, надежный малый...
     Майор Блетчли продолжал бубнить свое.
     А Томми думал:
     "Но почему именно Лигемптон? Какие тут могут быть соображения? Ну, во-первых, он немного в стороне, провинциальная глубинка, так сказать, консервативная, старомодная. В этом его преимущество. Что еще? За Лигемптоном тянется равнина, сельскохозяйственные угодья, пастбища. Большие луга. То есть подходящие места для посадки транспортных самолетов и для приземления парашютных десантов. Но такое же местоположение имеют и другие прибрежные города. Зато тут расположен крупный химический комбинат, где, кстати сказать, работает Карл фон Дейним.
     Карл фон Дейним. Как он вписывается в эту картину? Вписывается вполне. Не в качестве главы организации, как правильно заметил Грант. На него в первую голову падет подозрение, и его в любой момент могут интернировать. Но пока что, на свободе, он делает то, что ему поручено. Он сказал Таппенс, что занимается проблемами обезвреживания и разложения ядовитых газов. Ну, а с этим связаны разные неприятные возможности, о которых лучше не думать. Да, Карл, конечно, тоже участвует, вынужден был признать Томми. А жаль, симпатичный юноша. Впрочем, что ж. Он тоже работает на свою родину и рискует собственной жизнью. Такого противника Томми уважает. Он приложит все усилия, чтобы его обезвредить, и, если это получится, того ждет расстрел. Но человек знал, на что шел.
     Другое дело - те, кто предают свою страну, кто наносит удар изнутри, их Томми глухо, мстительно ненавидит. С этими, видит бог, он сумеет справиться!
     - ...и так я с ними расправился! - победно заключил майор Блетчли свой рассказ. - Здорово, а?
     Томми, без краски стыда, подтвердил:
     - Да, майор, я в жизни не слышал ничего хитроумнее!
     
     2
     
     Миссис Бленкенсоп читала письмо, написанное на тонкой заграничной бумаге, с цензорским штампом с наружной стороны, - явившееся, кстати сказать, непосредственным результатом ее телефонного разговора с "мистером Фарадеем".
     - Ах ты, мой дорогой Реймонд! - пробормотала она якобы себе под нос - Я так радовалась, что он в Египте, и вот теперь все должно перемениться! Конечно, это - военная тайна и совершенно секретно, прямо он ничего такого написать, разумеется, не может, а только намекает, что принят один чудесный план и что я должна быть готова к большому приятному сюрпризу в ближайшем будущем. Я, конечно, рада узнать, куда его отправляют, но мне, право же, не совсем понятно, как же...
     Блетчли крякнул.
     - Но ведь такие вещи, по-моему, писать не разрешается?
     Таппенс презрительно усмехнулась и сложила драгоценное письмо, победно оглядывая завтракающих.
     - У нас, майор, свои приемы. - Она лукаво подняла брови. - Дорогой Реймонд знает, что, если только я знаю, где он находится или куда его перебрасывают, тогда я уже не так волнуюсь. А прием очень простой. После одного условленного слова по первым буквам идущих за ним слов прочитывается название нового места. Правда, фразы иногда получаются очень забавные. Но Реймонд так изобретателен! И я уверена, никто не догадается.
     За столом поднялся негромкий ропот. Время было выбрано точно: в кои-то веки за завтраком собрались все.
     Блетчли, побагровев, произнес:
     - Прошу прощения, миссис Бленкенсоп, но то, что вы делаете, в высшей степени глупо. Маршруты военных эшелонов и эскадрилий - это немцы как раз и пытаются узнать.
     - Но я ведь никому не рассказываю, - возразила Таппенс. - Я очень, очень осторожна.
     - Все равно так нельзя. И у вашего сына рано или поздно будут из-за этого неприятности.
     - О, надеюсь, что нет. Ведь я же его мать! Матери должны знать такие вещи.
     - Ваша правда, я тоже так считаю, - прогудела миссис О'Рурк. - Мы тут все можем подтвердить: из вас эти сведения клещами не вытянешь.
     - Письма могут прочесть, - не согласился Блетчли.
     - Я очень осмотрительна и нигде их не оставляю, - тоном оскорбленного достоинства произнесла Таппенс. - Эти письма я всегда запираю.
     Майор Блетчли с сомнением покачал головой.
     
     3
     
     Утро было хмурое, с моря дул холодный ветер. Таппенс одна дошла до конца пляжа.
     Она вынула из сумочки два письма, за которыми зашла в газетный киоск по дороге.
     Письма шли довольно долго, в Лигемптон их переадресовали на фамилию миссис Спендер. Таппенс предпочитала запутывать следы. Ее дети считали, что она гостит в Корнуолле у старой тетки.
     Она распечатала первое письмо.
     "Дорогая мамочка!
     Я мог бы порассказать тебе уйму забавных вещей, но нельзя. По-моему, мы тут проявили себя недурственно. Пять немецких самолетов сегодня перед завтраком - неплохая биржевая котировка. Сейчас, правда, еще не все в ажуре, но в конце концов мы добьемся успеха.
     Не могу им простить, что они расстреливают из пулеметов мирных людей на дорогах. Это всех наших приводит в бешенство. Гас и Трандлс просят тебе кланяться. У них по-прежнему дела идут отлично.
     Не волнуйся обо мне. Я в порядке. Ни за что на свете не согласился бы остаться в стороне. Привет Рыжему. Дали ему наконец какую-нибудь работу?
     Твой Дерек".
     Глаза Таппенс, когда она читала, а затем перечитывала это письмо, влажно блестели.
     Потом она вскрыла второе письмо.
     "Дорогая мамуся!
     Как поживает старенькая тетя Грейси? Надеюсь, держится молодцом? По-моему, вы герои, что все это терпите. Я бы не смогла.
     Новостей никаких. Работа у меня интересная, но такая засекреченная, что ничего не могу про нее рассказать. Все-таки приятно сознавать, что делаешь полезное дело. Не огорчайся, что тебе не удалось получить военную работу, - право же, это совершеннейшая глупость, что пожилые женщины так хлопочут, чтобы им что-нибудь поручили. Сейчас нужны молодые и надежные работники. А как Рыжий справляется со своей работой в Шотландии? Заполняет бланки и подшивает бумаги, бедняжка. Но все-таки доволен, наверно, что при деле.
     Обнимаю и целую,
     Дебора".
     Таппенс усмехнулась.
     Она сложила оба письма, любовно погладила, а потом, укрывшись от ветра под стеной мола, чиркнула спичкой, подожгла листки и выждала, пока они рассыпятся в пепел.
     Затем, достав авторучку и блокнот, торопливо настрочила ответы:
     "Лангерн, Корнуолл.
     Дорогая Деб!
     Мы так удалены здесь от войны, даже не верится, что где-то она все-таки идет. Очень рада была получить от тебя письмо. Хорошо, что у тебя интересная работа.
     Тетя Грейси сильно одряхлела и не совсем хорошо соображает. По-моему, она мне рада. Она много рассказывает о прежней жизни, но иногда, кажется, путает меня с моей матерью. У них здесь теперь выращивают гораздо больше овощей, чем раньше, бывший сад превратили в картофельное поле. Я понемногу помогаю старику Сайксу. Это дает мне ощущение, будто я тоже делаю что-то для войны. Ваш папа, кажется, не вполне удовлетворен своими теперешними обязанностями, но все-таки, как ты правильно пишешь, по-моему, ему тоже приятно делать хоть что-то полезное.
     Нежно целую,
     твоя мама за два пенса".
     Таппенс перевернула чистый листок.
     "Родной мой Дерек!
     Твое письмо очень меня ободрило. Присылай почаще армейские открытки с приветами, если некогда писать письма.
     Я приехала погостить к тете Грейси. Она сильно одряхлела, о тебе говорит как о семилетнем мальчике, а вчера дала мне десять шиллингов, чтобы я послала тебе от нее в подарок.
     Я по-прежнему не у дел - никому не требуются мои бесценные услуги. Поразительно! Папа, как я уже сообщала, получил работу в Министерстве Потребностей. Его отправили куда-то на север. Лучше, чем ничего, конечно, но все же не то, чего бы ему, бедному, хотелось, рыжему старикашке. Хотя я считаю, мы должны держаться скромно, не лезть на рожон и предоставить воевать вам, молодым дуралеям.
     Не прошу тебя беречься, поскольку понимаю, что сейчас от тебя требуется как раз противоположное. Но смотри не делай глупостей.
     Нежно целую,
     Таппенс".
     Оба своих письма Таппенс вложила в конверты, надписала адреса, приклеила марки и на обратном пути в "Сан-Суси" опустила в почтовый ящик.
     Идя по улице вверх, она вдруг заметила впереди двух человек, мужчину и женщину, занятых разговором. Таппенс остановилась как вкопанная: женщина была та же, что вчера справлялась у нее о "мистере Розенштейне", а ее собеседник - не кто иной, как Карл фон Дейним.
     Никакого укрытия на улице не было, незаметно подобраться к ним и подслушать их разговор не представлялось возможным. Мало того, в эту минуту молодой немец повернул голову и увидел ее. И тут же разговаривающие вдруг расстались, женщина перешла через улицу и торопливо прошла мимо Таппенс по другой стороне. А Карл фон Дейним остался поджидать миссис Бленкенсоп. И когда она с ним поравнялась, учтиво пожелал ей доброго утра.
     Таппенс сразу же сказала:
     - Какое необычное лицо у дамы, которая сейчас с вами разговаривала, мистер Дейним.
     - Да. Она из Центральной Европы. Полька.
     - Вот как? Ваша знакомая? - поинтересовалась Таппенс, довольно похоже подражая тете Грейс, когда та приставала к ней в молодости с неуместными расспросами.
     - Отнюдь, - сухо ответил Карл. - Никогда ее раньше не видел.
     - О, неужели? А мне показалось... - Таппенс сделала красноречивую выжидательную паузу.
     - Она только спросила дорогу. Я говорил с ней по-немецки, потому что она плохо владеет английским.
     - А-а, понятно. Ей нужен был какой-то адрес?
     - Нет, она спрашивала, не знаю ли я тут поблизости некой миссис Готлиб. Я не знаю, и тогда она говорила, что, по-видимому, неверно записала название дома.
     - Ах, так.
     Мистер Розенштейн. Миссис Готлиб.
     Таппенс искоса взглянула на Карла фон Дейнима, шагавшего бок о бок с нею. Лицо его было неподвижно, спокойно.
     Но эта странная женщина определенно внушала Таппенс подозрение. И когда она их заметила, они уже какое-то время беседовали, это факт.
     Карл фон Дейним?
     Разговор Карла и Шейлы в то утро. "Будь осторожен, Карл".
     Таппенс подумала: "Я надеюсь... я очень надеюсь, что эти молодые люди не замешаны в заговоре!"
     Слюнтяйство, тут же упрекнула она себя. Постарела и рассиропилась. В этом-то и дело. Нацистская идеология - это идеология молодых. Нацистские агенты и должны быть молодыми. Карл и Шейла. Правда, Томми утверждает, что Шейла не замешана. Но Томми - мужчина, а Шейла красива необычной, поразительной красотой.
     Карл и Шейла. А за ними прячется эта загадочная фигура - миссис Перенья. Миссис Перенья - то заурядная болтливая хозяйка гостиницы, то вдруг в ней промелькнет на миг сильная трагическая личность.
     Таппенс медленным шагом поднялась к себе в комнату.
     Вечером, перед самым сном, она выдвинула длинный ящик бюро. Сбоку в глубине лежала маленькая лакированная шкатулка, запертая на слабый дешевый замочек. Таппенс натянула перчатки и отперла шкатулку. Здесь она хранила письма, сверху - полученное сегодня от "Реймонда". Соблюдая все предосторожности, она достала и развернула его. И тут же сурово поджала губы: утром в сгибе листа была положена ресница - сейчас ее там не было.
     Таппенс подошла к умывальнику. Взяла пузырек с безобидной наклейкой: "Серый порошок"[43] - с указанием дозы.
     Умело посыпав им лакированную крышку шкатулки и письмо, Таппенс присмотрелась - отпечатков пальцев ни там, ни там не было. Она еще раз удовлетворенно кивнула.
     А должны были быть отпечатки - ее собственные!
     Письмо из любопытства могла прочесть прислуга, хотя это и маловероятно. Еще менее вероятно, что она для утоления своего любопытства подобрала ключик, отпирающий шкатулку.
     Ну а уж стереть с крышки отпечатки пальцев - это какой-нибудь служанке не могло прийти в голову...
     Миссис Перенья? Шейла? Еще кто-то? Кто-то, кого как минимум интересовали передвижения британских войск...
     
     4
     
     План Таппенс в общих чертах был прост. Сначала прикинуть на глазок и оценить вероятности и возможности. Затем поставить эксперимент, чтобы установить, присутствует ли в "Сан-Суси" некто интересующийся передвижениями армейских частей, но скрывающий свой интерес. И в-третьих, определить, кто это.
     Именно третий шаг Таппенс и обдумывала наутро, еще лежа в постели. Ход ее мыслей несколько потревожила Бетти Спрот, прискакавшая к ней в номер ни свет ни заря, еще до прибытия чашки с тепловатой жидкостью чернильного цвета, долженствующей изображать "утренний чай в постели".
     Бетти была бодра и говорлива. К Таппенс она явно испытывала расположение. Вскарабкавшись на кровать, она сунула ей в лицо растрепанную книжку с картинками и кратко скомандовала:
     - Читать.
     Таппенс послушно прочитала:
     
     Гуси, гуси, вы куда,
     Белые, идете?
     По лесенке вверх,
     По лесенке вниз,
     В гости к вашей тете![44]
     
     Бетти закатывалась от хохота, повторяя в восторге:
     - Ввех, ввех - и внис!
     И со стуком скатывалась с кровати на пол.
     Этот номер она повторяла еще и еще, пока он ей не прискучил. А потом принялась ползать по полу, играть туфлями Таппенс и что-то невнятно-младенческое при этом приговаривать.
     Предоставленная самой себе, Таппенс снова погрузилась в размышления и забыла про девочку. "Гуси, гуси, гусики, куда же вы теперь?" - дразнили ее слова из детской книжицы. Действительно, куда теперь? Гуси, гуси - это они с Томми. Глупые гуси. Миссис Бленкенсоп она всей душой презирала. Да и мистер Медоуз, может быть, разве что на самую чуточку лучше - типичный англичанин, флегматичный, недалекий, попросту говоря, тупой как пень. Таким, как они, самое место в "Сан-Суси". И он и она словно созданы для такого пансиона.
     Но все равно надо постоянно быть начеку, слишком легко оступиться. Как, например, она оступилась с вязанием. Ничего серьезного, слава богу, но может служить предостережением. Казалось бы, прямой путь к установлению близких отношений - начинающая вязальщица просит помощи у опытной. Но один раз забылась, и пальцы сами с привычной сноровкой, быстро и ловко, заработали спицами. И миссис О'Рурк обратила на это внимание. После того случая Таппенс неизменно придерживалась середины и орудовала спицами не так беспомощно, как пыталась изображать вначале, но и не так ловко, как умела на самом деле.
     - Пупать! - раздался снизу требовательный голосок Бетти. - Пупать!
     - Очень мило, дорогая, - рассеянно отозвалась Таппенс. - Замечательно.
     Бетти, довольная, снова что-то замурлыкала.
     Следующий шаг, размышляла Таппенс, будет несложен. Конечно, потребуется содействие Томми. Что именно надо сделать, ей совершенно ясно...
     Таппенс лежала в постели и строила планы. А время летело. Совершенно неожиданно явилась запыхавшаяся миссис Спрот в поисках беглянки-дочери.
     - Ах, вот она где! А я-то думаю, куда она подевалась? Ай-яй-яй, Бетти, ну что ты натворила? Господи, миссис Бленкенсоп, простите, ради бога!
     Таппенс приподнялась и села. Бетти с ангельским выражением на личике любовалась делом своих рук: она вытянула из всех башмаков Таппенс шнурки, сложила их в стаканчик для чистки зубов и залила водой. И теперь, очень довольная, помешивала воду пальчиком.
     Таппенс рассмеялась и пресекла извинения миссис Спрот.
     - Боже, как это уморительно! Не беспокойтесь, миссис Спрот, высохнут, ничего с ними не сделается. Я сама виновата: когда малышка притихла, надо было посмотреть, чем она занялась.
     - Я знаю, - вздохнула миссис Спрот. - Когда они умолкают, это дурной знак. Я сегодня же куплю вам новые шнурки, миссис Бленкенсоп.
     - Не хлопочите, - успокоила ее Таппенс. - Высохнут эти и будут как новые.
     Миссис Спрот унесла Бетти, и Таппенс встала, готовая приступить к осуществлению своего плана.
     
     Глава 6
     
     1
     
     Томми с опаской посмотрел на пакет, который вручила ему Таппенс.
     - Это оно и есть?
     - Да. Ты поосторожнее, смотри, чтобы на тебя не попало.
     Томми потянул носом и заверил жену:
     - Да уж приложу все старания. Что это за пакость?
     - Асафетида, - ответила Таппенс. - Одна щепоть, и вы будете недоумевать, как говорится в рекламах, отчего ваш поклонник не оказывает вам прежних знаков внимания.
     - Ну и вонища, - проворчал Томми.
     Вскоре после этого произошел ряд событий.
     Во-первых, в комнате мистера Медоуза появился запах.
     Мистер Медоуз, по натуре не скандалист, заявил об этом сначала мягко, но затем проявил настойчивость.
     Для обсуждения пригласили миссис Перенью. При всей ее готовности отстаивать свои интересы, она была вынуждена признать, что запах, безусловно, есть. И весьма неприятный. Может быть, предположила она, газовый кран протекает?
     Томми наклонился к горелке, понюхал и заявил, что, по его мнению, пахнет не оттуда. Возможно, из-под пола. Он лично полагает, что это определенно дохлая крыса.
     Миссис Перенья слышала, что такие случаи бывают. Но в "Сан-Суси" крыс, она ручается, нет. Разве что мышка какая-нибудь. Хотя она лично и мышей никогда не видала.
     Мистер Медоуз выразил твердое убеждение, что, судя по крепости запаха, это по меньшей мере крыса. И еще тверже высказался в том смысле, что ночевать в этой комнате, пока не будет устранен запах, не намерен. Он вынужден просить миссис Перенью, чтобы она переместила его на время в другую комнату.
     Миссис Перенья сказала, что, конечно, она как раз и собиралась ему это предложить. Правда, единственная свободная комната довольно мала и без вида на море, но если мистер Медоуз согласен...
     Мистер Медоуз был согласен. Его единственное желание - избавиться от вони. Миссис Перенья препроводила его в тесную комнатушку, оказавшуюся как раз дверь в дверь против комнаты миссис Бленкенсоп. Была призвана страдающая аденоидами придурковатая служанка Беатриса, которая получила распоряжение перенести вещи мистера Медоуза. Миссис Перенья сказала, что немедленно вызовет "человека", чтобы он поднял половицы и отыскал источник запаха.
     Так все устроилось.
     
     2
     
     Вторым событием был приступ "сенной лихорадки" у мистера Медоуза. Такой диагноз он сам себе поначалу поставил, но позднее вынужден был признать, что, пожалуй, это все-таки простуда. В носу щекотало, глаза слезились. А то, что от большого шелкового носового платка, который мистер Медоуз то и дело подносил к лицу, слегка попахивало сырым луком, никто не заметил, да и крепкий одеколон, конечно, перебивал любой запах.
     В конце концов совсем расчихавшись, мистер Медоуз сдался и слег в постель.
     С утра миссис Бленкенсоп получила письмо от своего сына Дугласа. Она так обрадовалась и разволновалась, что об этом приятном событии тут же узнали в "Сан-Суси" абсолютно все. Письмо вообще не подвергалось военной цензуре, объясняла мать. Его лично привез один из приятелей сына, получивший отпуск, поэтому милый Дуглас смог, в кои-то веки раз, свободно написать все, что хотел.
     - Вот и видно, - говорила миссис Бленкенсоп, умудренно качая головой, - как мало мы знаем о том, что творится на самом деле.
     После завтрака она поднялась к себе и положила письмо в лаковую шкатулку. Между листами было насыпано несколько незаметных крупиц рисовой муки. Запирая шкатулку, миссис Бленкенсоп отпечатала на крышке каждый палец.
     Уходя, она громко кашлянула, и в ответ за дверью напротив оглушительно, театрально чихнули.
     Таппенс усмехнулась и пошла по коридору.
     В пансионе все уже знали, что она собирается на целый день в Лондон - ей надо побывать у своего адвоката и сделать кое-какие покупки. Постояльцы собрались внизу проводить ее и надавали ей кучу поручений - "если, понятно, у вас найдется время".
     Майор Блетчли держался в стороне, не слушая "дамского квохтанья". Он сидел, читал газету и отпускал вслух сердитые комментарии: "Свиньи эти чертовы немцы. На дорогах расстреливают из пулеметов мирных граждан. Звери. Если бы я был на месте нашего командования..."
     Таппенс ушла, так и не дослушав, что бы он сделал, если бы ему доверили командовать военными действиями. Она заглянула в сад - спросить у Бетти Спрот, какой подарок привезти ей из Лондона.
     Бетти радостно курлыкала, держа в обеих ладошках живую улитку. На вопрос Таппенс, что ей привезти: кошечку? книжку? цветные мелки для рисования? - Бетти ответила: "Исовать!" И Таппенс внесла в список цветные мелки.
     Возвращаясь по дорожке на главную аллею, Таппенс неожиданно натолкнулась на Карла фон Дейнима. Он стоял у стены, кулаки его были судорожно сжаты. И черты лица, всегда такого невозмутимого, искажало мучительное волнение.
     Таппенс невольно остановилась и спросила:
     - У вас что-то случилось?
     - Ах да. Случилось. - Голос его звучал неестественно хрипло. - У вас тут есть поговорка: ни рыба ни мясо, ни курица, ни красная селедка.
     Таппенс кивнула.
     Карл с горечью пояснил:
     - Вот это как раз про меня. Так не может продолжаться, говорю я! Не может. Лучше положить всему конец.
     - В каком смысле?
     - Вы отнеслись ко мне по-доброму, - сказал молодой человек. - Я думаю, вы поймете. Я покинул мою родину из-за беззакония и жестокостей. Приехал сюда в поисках свободы. Нацистскую Германию я ненавидел. Но, увы, я все-таки немец. Это невозможно изменить.
     Таппенс тихо проговорила:
     - Конечно, вы сталкиваетесь с трудностями. Но...
     - Не в этом дело! Я немец, говорю вам. В душе. В сердце. Германия - моя родина. Когда я читаю про бомбардировки немецких городов, про убитых немецких солдат, про сбитые немецкие аэропланы, мне горько - это ведь гибнут мои соотечественники. Когда старый майор с пеной у рта вычитывает из газеты разные пакости, когда он говорит "немецкие свиньи", я... меня душит гнев, я не могу этого терпеть.
     Он тихо повторил в заключение:
     - Вот я и думаю, что будет лучше кончить все это. Да, положить конец.
     Таппенс крепко сдавила ему руку выше локтя.
     - Глупости, - убежденно произнесла она. - Совершенно естественное чувство. Любой на вашем месте испытывал бы то же самое. Вы должны набраться терпения и сдерживаться.
     - Хорошо бы меня интернировали. Было бы много легче.
     - Возможно. Но вы тут, как я слышала, делаете полезную работу. Полезную не только для Англии, но и для человечества в целом. Вы ведь работаете над проблемой обеззараживания, я правильно поняла?
     Лицо Карла чуть-чуть посветлело.
     - О да. И уже начал получать хорошие результаты. Очень простая реакция, не требует сложной технологии, и продукт прост в употреблении.
     - Вот видите. Стоит потрудиться. Все, что уменьшает страдания, стоит труда. Что созидает, а не разрушает. Мы честим противника дурными словами, но ведь это же естественно. Они нас тоже честят. Сотни таких майоров Блетчли с пеной у рта. Я, например, тоже ненавижу немцев. Я произношу: "Немцы", и на меня накатывает волна злобы. Но когда я думаю об отдельных людях в Германии, о матерях, ждущих вести от сына, о мальчиках, покидающих родной дом и уходящих на войну, о крестьянах, убирающих урожай, о простых лавочниках и о некоторых моих славных, добрых знакомых, - тогда у меня возникают совсем другие чувства. Тогда я понимаю, что они - такие же люди и испытывают такие же чувства, как и мы. Это главное. А все другое - поверхностное, боевая маска, которую надевают, когда воюют. Для войны она нужна, может быть, даже необходима, но она ненадолго.
     Таппенс говорила все это, а сама, как раньше Томми, думала о словах сестры Кэвелл: "Патриотизм - это еще не все. Мне нужно, чтобы в моем сердце не было ненависти".
     Эти слова в устах женщины, которая воистину была настоящей патриоткой, они с Томми всегда считали высшим проявлением самопожертвования.
     Карл фон Дейним наклонился и поцеловал ей руку.
     - Спасибо вам за добрые и верные слова. Я наберусь терпения.
     "Господи, - думала Таппенс, идя под гору в город. - Как некстати, что самый симпатичный, на мой взгляд, человек в пансионе "Сан-Суси" - немец. Из-за этого все наперекосяк".
     
     3
     
     Таппенс была человек исключительно дотошный. Поначалу она на самом деле не собиралась ехать в Лондон, но потом решила выполнить все, о чем говорила обитателям пансиона. А то если бы она просто уехала до вечера куда-нибудь из города, - кто знает, а вдруг бы ее там кто-то заметил, и это стало бы известно в "Сан-Суси"?
     Нет, миссис Бленкенсоп объявила, что едет в Лондон, значит, так тому и быть.
     Она купила обратный билет третьего класса и, отходя от кассы, столкнулась лицом к лицу с Шейлой.
     - О, куда это вы собрались? - спросила девушка. - Я заехала за посылкой, она у них тут куда-то запропастилась.
     Таппенс объяснила ей свои планы.
     - А, ну да, - кивнула Шейла. - Вспомнила, вы об этом уже говорили. Я просто не поняла, что вы едете сегодня. Я выйду с вами на перрон и посажу вас в поезд.
     Шейла была оживленней обычного. Исчезло хмурое, раздраженное выражение лица. Она вполне весело обсуждала с Таппенс мелочи повседневной жизни в "Сан-Суси" и оставалась на платформе до самого отхода поезда.
     Помахав на прощание в окошко и проводив взглядом ее удаляющуюся фигурку, Таппенс уселась на свое место в углу и принялась размышлять. Случайно ли Шейла оказалась на станции именно в это время? Может быть, миссис Перенье понадобилось удостовериться, что словоохотливая миссис Бленкенсоп действительно отбыла в Лондон?
     Очень даже похоже на то.
     
     4
     
     Совещание между Таппенс и Томми состоялось только на следующий день. Они условились не предпринимать никаких попыток контакта в стенах "Сан-Суси".
     Миссис Бленкенсоп встретила мистера Медоуза на набережной, где он неспешно прогуливался, поскольку сенная лихорадка его наконец немного отпустила. Они сели на одну из скамеек над морем.
     - Ну? - спросила Таппенс.
     Томми медленно кивнул в ответ. Вид у него был какой-то огорченный.
     - Да, - произнес он. - Результаты получены. Ну и денек у меня был, надо сказать. С утра до вечера подсматривал в дверную щель. Прямо шею свело.
     - Бог с ней, с твоей шеей, - сказала бесчувственная Таппенс. - Говори кто.
     - Ну, сначала, естественно, зашли горничные убрать в комнате. Входила миссис Перенья, но в то время там как раз были горничные, она им задала жару за какие-то провинности. Девочка забежала, Бетти, и вынесла свою шерстяную собачку.
     - Да, да. А еще кто?
     - Еще один человек, - со вздохом сказал Томми.
     - Кто?
     - Карл фон Дейним.
     - Вот значит как.
     У Таппенс екнуло под ложечкой. Стало быть, все-таки...
     - Когда? - уточнила она.
     - Во время обеда. Он раньше других вышел из столовой, поднялся к себе, украдкой скользнул через коридор и прямо в твою комнату. Пробыл там с четверть часа.
     Томми замолчал, а потом спросил:
     - Так что, надо понимать, вопрос ясен?
     Таппенс кивнула. Разумеется, ясен. У Карла фон Дейнима могло быть только одно дело в комнате миссис Бленкенсоп. Больше ему незачем было входить и оставаться там целых четверть часа. Его участие в заговоре доказано. Но какой же он тогда великолепный актер, с горечью думала Таппенс. Он так искренне говорил с нею накануне утром. А впрочем, что ж. Возможно, он и был искренен, на свой лад. В умении к месту использовать правду - секрет успешного обмана. Карл фон Дейним - патриот, вражеский агент, работающий на свою страну. За это его можно уважать. И за это его надо уничтожить.
     - Жаль, - тихо сказала она.
     - Мне тоже, - признался Томми. - Он славный малый.
     - Мы с тобой могли бы делать то же самое, если бы находились в Германии, - заметила Таппенс.
     Томми кивнул. Она продолжала:
     - Теперь мы более или менее знаем, на каком мы свете. Карл фон Дейним работает совместно с Шейлой и ее матерью. Возможно, миссис Перенья у них главная. И потом, имеется еще та иностранка, с которой разговаривал Карл. Она тоже как-то со всем этим связана.
     - Что мы предпримем дальше?
     - Необходимо найти способ обыскать комнату миссис Переньи. Там может оказаться какой-то след. И придется последить за ней - куда она ходит, с кем встречается. Томми, по-моему, надо вызвать Альберта.
     Томми задумался.
     Много лет назад Альберт - в ту пору он служил лифтером и ему было всего пятнадцать - объединил силы с молодыми Бересфордами и долго делил с ним опасности их работы. Позднее он поступил к ним в услужение и в их доме на нем держалось все хозяйство. А лет шесть назад он женился и в настоящее время являлся гордым владельцем питейного заведения "Пес и Гусь", расположенного в южной части Лондона.
     Таппенс стала развивать свою мысль:
     - Альберт будет в восторге. Мы пригласим его сюда. Он может остановиться в привокзальной гостинице и висеть на хвосте у дам Перенья - или еще у кого-нибудь.
     - А как насчет миссис Альберт?
     - Она собиралась в минувший понедельник уехать с детьми к матери в Уэльс[45]. Из-за налетов. Все устраивается как нельзя лучше.
     - Да, пожалуй, это идея. Ни ты, ни я не можем следить за миссис Переньей, это было бы слишком заметно. Альберт же тут как раз подходит. И еще одно. Я думаю, нам надо присмотреться к этой так называемой польке, которая разговаривала с Карлом и постоянно слоняется поблизости. Сдается мне, что через нее они, возможно, осуществляют связь с вражеской стороной, и было бы очень важно нащупать этот канал.
     - Правильно! Она появляется здесь, чтобы передать инструкции или получить сведения. В следующий раз, как она покажется, одному из нас надо будет пойти за ней и все про нее проведать.
     - Ну, а как насчет обыска в комнате миссис Переньи? И у Карла, кстати, тоже?
     - У него-то вряд ли, мне кажется, можно будет что-нибудь найти. Им же как немцем наверняка интересуется полиция, и он, конечно, не станет держать у себя в комнате ничего компрометирующего. Другое дело - Перенья. Но это будет непросто. В ее отсутствие в доме обычно остается Шейла, да еще эта миссис Спрот со своей Бетти шныряют туда-сюда по коридору. И миссис О'Рурк часто заглядывает в хозяйскую комнату.
     Таппенс помолчала.
     - Лучше всего - во время обеда, - проговорила она наконец.
     - В тот же час, что и мастер Карл?
     - Именно. У меня разболится голова, и я уйду к себе прилечь... Хотя нет, кто-нибудь еще вздумает подняться следом, поухаживать за мной. Знаю. Я приду с прогулки перед обедом и тихонько, никому не сказавшись, поднимусь к себе. Тогда после обеда я смогу объяснить, что у меня началась мигрень.
     - Не лучше ли мне? У меня может снова разыграться сенная лихорадка.
     - По-моему, лучше все-таки, чтобы это сделала я. Если меня застанут, я всегда могу сказать, что искала аспирин или какое-нибудь другое лекарство. А мужчина, застигнутый в комнате у миссис Переньи, - это уже пища для разговоров.
     - Пикантного свойства, - ухмыльнулся Томми.
     Но ухмылка тут же пропала. Выражение его лица сделалось серьезным и озабоченным.
     - Хорошо, старушка, при первом же удобном случае. Новости сегодня дурные. Надо действовать.
     
     5
     
     Томми продолжил свой моцион и заглянул в почтовое отделение, где заказал разговор с "мистером Грантом", которому рассказал, что "недавняя операция прошла успешно, и наш друг К. определенно участвует". Затем он написал и отправил письмо. Оно было адресовано "мистеру Альберту Батту, "Пес и Гусь", Гламорган-стрит, Кеннингтон"[46].
     И в заключение Томми купил еженедельную газету, претендующую на роль "провозвестника" для всего английского мира, и гуляючи, беспечно зашагал в гору по направлению к "Сан-Суси".
     Неожиданно его окликнул зычный голос капитан-лейтенанта Хейдока:
     - Привет, Медоуз! Давайте подвезу!
     Томми с благодарностью принял приглашение и забрался к нему в машину.
     - Вы читаете эту пакость? - заметил Хейдок, кивнув на красный разворот "Новостей из первых рук".
     Мистер Медоуз, как все читатели одиозного еженедельника, застигнутые с уликой в руках, слегка смутился.
     - Да, дешевая газетенка, - признал он. - Но, иногда, знаете ли, они действительно получают, похоже, доступ к засекреченной информации.
     - А иногда попадают пальцем в небо.
     - О да, несомненно.
     - На самом-то деле хитрость в том, - принялся рассуждать Хейдок, небрежно выруливая на круговой поворот и едва не налетев на огромный фургон, - что когда их прорицания сбываются - это запоминаешь, а когда врут - нет.
     - Как вы думаете, есть хоть какая-то толика правды в слухах, что будто бы Сталин ищет с нами контакта?
     - Желаемое за действительное, милейший, они выдают желаемое за действительное. Русские - мошенники и всегда такими были. Нельзя им верить, я так считаю. Вы, я слышал, приболели?
     - Пустяки. Приступ сенной лихорадки. Всегда у меня бывает в это время года.
     - А-а, ну понятно. Сам я этим никогда не страдал, но один мой друг был подвержен. Каждый год в июне заболевал как миленький. А сейчас ничего себя чувствуете? Хватит сил на одну партию в гольф?
     Томми ответил, что был бы очень рад.
     - Решено. А если прямо завтра? Вот что я вам скажу. Мне завтра надо на собрание насчет того, чтобы сколотить местный корпус самообороны на случай воздушного десанта. Отличная идея, если хотите знать мое мнение, пора нам каждому внести свой вклад. Так что, может быть, часов в шесть?
     - Спасибо. С удовольствием.
     - Прекрасно. Значит, договорились.
     Капитан-лейтенант резко затормозил у ворот "Сан-Суси".
     - Как поживает очаровательная Шейла? - спросил он.
     - По-моему, хорошо. Я ее мало видел эти дни.
     Хейдок разразился громким лающим хохотом.
     - А хотелось бы побольше, а? Красивая девушка, но чертовски нелюбезна. Завела дружбу с этим немецким парнем. Непатриотично, я так считаю. Можно понять, что ее не интересуют старые пни вроде нас с вами, но мало у нас разве своих прекрасных парней на военной службе? Зачем ей этот чертов немец? Меня такие вещи бесят.
     Мистер Медоуз проговорил:
     - Остерегитесь. Он как раз поднимается сюда вслед за нами.
     - Пусть слышит, мне дела нет. Даже рад буду. С удовольствием бы дал мастеру Карлу пинок под зад. Каждый порядочный немец сейчас сражается за свое отечество, а этот отсиживается здесь!
     - Зато, по крайней мере, у немцев будет одним солдатом меньше, когда они начнут высадку у нас.
     - То есть один уже здесь, вы хотите сказать? Ха-ха! Остроумно, Медоуз! Не то чтобы я верил в эту чепуху насчет вторжения. На наши берега никогда не ступал враг и никогда не ступит. У нас есть флот, слава тебе господи!
     С этим патриотическим возгласом капитан-лейтенант Хейдок дал газ и рванул во весь опор вверх по склону к "Привалу контрабандистов".
     
     6
     
     Таппенс подошла к воротам "Сан-Суси" без двадцати минут два. Она свернула с подъездной аллеи, прошла по саду и вошла в пансион через открытую садовую дверь гостиной. Из глубины дома доносились запахи ирландского жаркого[47], звон посуды и приглушенные голоса. В "Сан-Суси" были заняты ответственным делом - обедали.
     Таппенс выждала за дверью гостиной, пока горничная Марта не прошла через холл в столовую, а тогда, сняв туфли, взбежала на второй этаж. Зайдя на минуту к себе, она сунула ноги в мягкие фетровые тапочки, вышла на площадку и проскользнула в комнату миссис Переньи.
     Оказавшись внутри, Таппенс огляделась. Ей было противно. Малоприятное занятие - лезть в чужую жизнь. Совсем непростительное, если миссис Перенья на самом деле - просто миссис Перенья.
     Таппенс нетерпеливо, по-собачьи встряхнулась, как, бывало, когда-то в молодости. Война же идет. Чего тут раздумывать?
     Она подошла к туалетному столику. Быстро и ловко просмотрела содержимое ящиков. Занялась высоким бюро. Здесь один ящик оказался заперт. Это уже кое-что. Томми получил в свое распоряжение некоторые специальные инструменты вместе с инструкцией по их применению. От него все это досталось и Таппенс. Два-три ловких поворота кисти, и ящик открылся.
     Внутри оказались: шкатулка с деньгами, сумма - двадцать фунтов бумажками и еще сколько-то серебром; коробочка с драгоценностями; и пачки разных бумаг. Они-то и представляли для Таппенс главный интерес. Она стала их проглядывать, быстро, по диагонали, - приходилось торопиться. Читать подряд не было времени.
     Закладные на "Сан-Суси", банковский счет, письма. Время летит. Таппенс перебирала письма, отчаянно напрягая внимание: не мелькнет ли что-нибудь подозрительное, похожее на шифр?
     Два письма от "друга из Италии", с многословными рассуждениями, как будто бы вполне невинные. Но так ли это на самом деле? Письмо от некоего Саймона Мортимера из Лондона, деловое, формальное, почти не содержащее информации, - непонятно, почему его хранят. Может быть, мистер Мортимер в действительности - кто-то другой? Нижнее в стопке письмо подписано: Пат. Выцветшие чернила. Пишу тебе последний раз, Эйлин, моя любимая...
     Нет, только не это! Этого письма Таппенс читать не станет! Она сложила его, подсунула вниз, но вдруг, встрепенувшись, едва успела задвинуть ящик - запереть уже некогда, - и когда дверь открылась и на пороге появилась миссис Перенья, миссис Бленкенсоп рассеянно перебирала флаконы на умывальнике.
     Миссис Бленкенсоп повернула навстречу хозяйке глупую, испуганную физиономию.
     - Ах, миссис Перенья, ради бога, простите меня! Я возвратилась из Лондона со страшной головной болью, мне необходимо принять аспирину и лечь, но мой аспирин куда-то запропастился, и я подумала, вы не рассердитесь, я знаю, что у вас он есть, вы на днях предлагали таблетку мисс Минтон.
     Миссис Перенья ринулась в комнату. Она с явным неудовольствием в голосе ответила непрошеной гостье:
     - Разумеется, миссис Бленкенсоп, какой может быть разговор. Почему вы не обратились прямо ко мне?
     - Да, конечно, на самом деле надо было попросить у вас, я знаю, но вы все сидели за столом, а я ужасно не люблю, вы понимаете, привлекать к себе общее внимание...
     Миссис Перенья, чуть ли не оттолкнув Таппенс, схватила с умывальника пузырек с таблетками.
     - Сколько вам? - довольно нелюбезно спросила она.
     Миссис Бленкенсоп решила взять три. В сопровождении миссис Переньи она возвратилась к себе и не стала отказываться, когда та предложила ей грелку к ногам.
     Уже в дверях миссис Перенья сделала последний выстрел:
     - У вас ведь есть свой аспирин, миссис Бленкенсоп. Я видела.
     Таппенс поспешно ответила:
     - Ах да! Конечно. Я знаю, что он где-то тут есть. Но, так глупо с моей стороны, когда понадобилось, я ну никак не могла вспомнить, где он.
     Миссис Перенья, обнажив в улыбке крупные белые зубы, пожелала ей хорошенько отдохнуть до чая и удалилась. Таппенс облегченно вздохнула, но еще некоторое время лежала, замерев, - на случай если та вдруг спохватится и вернется. Заподозрила ли хозяйка что-нибудь? Какие у нее большие белые зубы - чтобы съесть тебя, дорогая[48]. Таппенс всегда вспоминала эти слова при виде ее зубов. И руки тоже - какие у миссис Переньи большие, страшные руки.
     К присутствию миссис Бленкенсоп у себя в комнате она, кажется, отнеслась вполне спокойно. Но позже, когда она обнаружит, что ящик в бюро отперт, не возникнут ли у нее подозрения? Или она подумает, что сама забыла его запереть по рассеянности? С кем не случается. Удалось ли Таппенс сложить бумаги в том же порядке, как они лежали? Но если миссис Перенья и заметит, что кто-то в них рылся, разве не естественнее ей будет подумать на кого-нибудь из прислуги? А если ее подозрения все же падут на миссис Бленкенсоп, она, вернее всего, решит, что дамочка проявила непомерное любопытство. Бывают, как знала Таппенс по собственному опыту, люди, которые не способны удержаться и норовят все разнюхать и подсмотреть.
     Но, с другой стороны, если миссис Перенья и есть немецкий агент Игрек, тогда она будет опасаться контршпионажа. Были ли в ее поведении хоть какие-то признаки настороженности? Она держалась как будто бы вполне естественно - вот только это язвительное замечание под занавес насчет своего аспирина.
     И тут Таппенс вдруг села на кровати. Она вспомнила, что ее аспирин вместе с йодом и мятными лепешками лежит у нее в ящике письменного стола, куда она сунула все это хозяйство с глаз долой, когда только устраивалась в этой комнате.
     Похоже, не она одна в "Сан-Суси" роется в чужих вещах. Миссис Перенья ее в этом опередила.
     
     Глава 7
     
     1
     
     На следующий день в Лондон уехала миссис Спрот. В ответ на ее робкие намеки несколько обитателей "Сан-Суси" немедленно вызвались в порядке очереди присматривать за Бетти.
     Когда миссис Спрот, с последними наставлениями дочери вести себя очень-очень хорошо, покинула пансион, Бетти сразу же прилепилась к Таппенс, которая взяла на себя утреннее дежурство.
     - Иглать, - заявила Бетти. - Плятки.
     Она с каждым днем говорила все лучше и к тому же усвоила один верный прием: склонив набок головку и награждая собеседника обворожительной улыбкой, она заключала просьбы волшебным словом "позалуста".
     Таппенс думала выйти с ней на прогулку, но лил дождь, поэтому они вдвоем отправились в номер Спротов, и Бетти сразу подошла к комоду, где хранились ее игрушки.
     - Будем прятать Бонзо? - спросила Таппенс.
     Но Бетти уже передумала и потребовала, чтобы ей почитали.
     Таппенс вытянула с конца книжной полки довольно потрепанную книжку. И сразу же была остановлена воплем Бетти:
     - Нет, низзя! Похой!.. Гадкий!
     Таппенс с недоумением перевела взгляд с девочки на книжку. Это был "Джек Хорнер"[49] с цветными иллюстрациями.
     - Разве Джек - плохой мальчик? - спросила Таппенс. - Оттого что выковырнул сливу?
     - Похой, - убежденно повторила Бетти. И с нечеловеческим усилием: - Гр-р-рязный.
     Она выхватила книжку у Таппенс из рук и засунула обратно на прежнее место, а с другого конца полки вытащила точно такую же и, сияя, объявила:
     - Чистый, рахоший Дже-кор-р-нер!
     Оказалось, что потрепанные, испачканные книги у Бетти изымались и заменялись новыми экземплярами того же самого издания. Таппенс усмехнулась. "Гигиеническая мамаша" эта миссис Спрот, из тех, что панически боятся микробов и недоброкачественной пищи и следят, чтобы ребенок не потянул в рот нечистую игрушку.
     Таппенс, выросшая в деревне, среди непринужденной обстановки в доме приходского священника, относилась к такому сверхгигиеническому чистоплюйству с изрядной долей презрения и своих детей воспитала, как она шутила, "иммунизированными против грязи". Однако тут она покорно раскрыла новенького "Джека Хорнера" и стала читать девочке, сопровождая текст пояснениями. Бетти тоже лепетала: "Вот Джек - вот слива - в пироге!" - и тыкала в картинки липким пальчиком, явно обрекая и эту книжку на скорое изгнание из своего гигиенического обихода. Потом они прочли "Гуси, гуси, гусики" и "Жила-была старушка в дырявом башмаке", а потом Бетти прятала книжки одну за другой, а Таппенс их долго-долго искала, к вящему ликованию малышки. За этими занятиями часы утреннего дежурства пролетели быстро.
     После обеда Бетти уложили спать, а Таппенс была зазвана в гости к миссис О'Рурк.
     В комнате у миссис О'Рурк был беспорядок, пахло мятой и черствым печевом с небольшой, но ощутимой примесью нафталина. Везде стояли в рамочках фотографии детей и внуков, а также родных и двоюродных племянников и племянниц миссис О'Рурк. Их было так много, что у Таппенс появилось ощущение, будто она смотрит театральную постановку пьесы поздневикторианского периода, со множеством реалистических деталей.
     - У вас такой умелый подход к детям, миссис Бленкенсоп, - сердечно сказала миссис О'Рурк.
     - Ничего удивительного, - отозвалась Таппенс. - Когда своих двое...
     - Двое? - сразу встрепенулась миссис О'Рурк. - У вас же трое сыновей, вы говорили?
     - О да, конечно. Но двое погодки и росли, можно сказать, вместе, вот я про них сейчас и подумала. С двоими, знаете, хочешь не хочешь, а научишься правильно управляться.
     - А-а, понятно. Вы присядьте, миссис Бленкенсоп. Будьте как дома.
     Таппенс послушно села. Почему в присутствие миссис О'Рурк ей всегда как-то не по себе? Вот и сейчас она чувствует себя словно Гензель и Гретель[50], получившие приглашение ведьмы.
     - Скажите мне, милая, какого вы мнения о "Сан-Суси"?
     Таппенс начала было красноречивые восхваления, но миссис О'Рурк бесцеремонно перебила ее:
     - Я к чему спрашиваю, вы не чувствуете тут ничего странного?
     - Странного? Да нет как будто бы.
     - И в миссис Перенье ничего такого не замечаете? Я же вижу, вы ею интересуетесь. Все время за ней глазами водите.
     Таппенс покраснела.
     - Она... она интересный человек.
     - Нисколько не интересный. Самая обыкновенная тетка - если только она и вправду та, кем кажется. Но та ли? У вас это на уме?
     - Право, миссис О'Рурк, о чем вы? Я вас совершенно не понимаю.
     - Вы никогда не задумывались о том, что среди нас многие вот так - не то, чем кажутся с виду? Взять, к примеру, мистера Медоуза. Непонятный человек. Иногда посмотришь - типичный англичанин, дуб дубом. А иной раз скажет что-нибудь или взглянет, и видно, что совсем даже не дуб. Ну, разве не странно, как вы считаете?
     Таппенс твердо ответила:
     - Нет, на мой взгляд, мистер Медоуз очень даже типичный.
     - Есть и другие, вы, поди, знаете, о ком я?
     Таппенс замотала головой.
     - Имя начинается с буквы "S", - подсказала миссис О'Рурк и многозначительно кивнула.
     Таппенс неожиданно разозлилась и ринулась на защиту молодых и ранимых. Она резко возразила:
     - Шейла[51] просто бунтарка. Это у многих бывает в ее возрасте.
     Миссис О'Рурк снова закивала, как фарфоровый китайский мандарин[52], который когда-то стоял на каминной полке у тети Грейси. По лицу ее расплылась широкая улыбка.
     - Вы небось не знаете, что мисс Минтон зовут Софией!
     - Ах, так это вы ее имеете в виду? - растерялась Таппенс.
     - Нет. Не ее, - ответила миссис О'Рурк.
     Таппенс отвернулась и посмотрела в окно. Удивительно, как эта женщина влияет на нее, заряжая все вокруг беспокойством и страхом. "Я словно мышь в лапах у кошки, - думала Таппенс. - Сидит эта большая старуха, ухмыляется и чуть ли не мурлычет, а на самом деле зорко следит, и чуть что, сразу лапкой, лапкой, хоть и мурлычет, а уйти не дает..."
     Вздор! Вздор все это! Просто мерещится, сказала себе Таппенс, глядя через окно в сад. Дождь перестал. С ветвей срывались и мирно падали последние капли.
     "Нет, не мерещится, - мелькнуло в мыслях у Таппенс. - У меня не такое богатое воображение. Тут что-то есть. Какое-то средоточие зла. Если бы только понять..."
     Мысль ее внезапно оборвалась.
     Кусты в дальнем конце сада чуть-чуть раздвинулись. Среди листвы показалось лицо, застывшее, нечеловечески бледное, глаза, не мигая, смотрят на окна пансиона. Таппенс узнала иностранку, с которой тогда на улице разговаривал Карл фон Дейним. Закинув голову, она смотрела, смотрела на окна пансиона. Лицо ее было лишено всякого выражения. Хотя нет, в нем все же было что-то угрожающее, неумолимое. Словно это ведет наблюдение некий дух, тайная сила, чуждая пансиону "Сан-Суси" и вообще обыденной жизни в английской приморской гостинице. Вот так, подумала Таппенс, могла бы выглядеть Иаиль[53], ждущая, когда можно будет вонзить колышек в висок спящего Сисары.
     Мысли эти пронеслись у Таппенс в голове за какие-то несколько мгновений. Отвернувшись от окна, она торопливо пробормотала какое-то извинение, вышла из комнаты, сбежала по лестнице и выскочила в сад. Впопыхах оглядевшись, бросилась со всех ног в конец сада, где только что видела то лицо. Там уже никого не было. Продравшись сквозь живую изгородь, Таппенс выбралась на дорогу - ни с правой стороны, ни с левой - никого! Куда же девалась эта женщина?
     Раздосадованная, Таппенс возвратилась в сад. Неужели это была игра воображения? Нет, иностранка была здесь.
     Таппенс упрямо ходила по дорожкам, заглядывала за кусты. Она промокла насквозь, но никаких следов той женщины так и не нашла. Наконец она вернулась в помещение. На душе было тяжело, давило смутное дурное предчувствие, как будто вот-вот должно было случиться что-то плохое.
     Что именно, она не догадывалась, и ни за что бы, конечно, не догадалась...
     
     2
     
     К этому времени распогодилось, и мисс Минтон одевала Бетти, чтобы выйти с ней погулять. Они собирались спуститься в город и купить целлулоидную утку, чтобы пускать в ванне.
     Захваченная предвкушением, Бетти ни минуты не могла стоять спокойно, мисс Минтон все никак не удавалось просунуть ее ручки в рукава вязаной кофточки. Наконец они отправились.
     Две спички крест-накрест, "случайно" оставленные кем-то по неаккуратности на мраморном столике в холле, уведомили Таппенс, что мистер Медоуз ушел после обеда по следу миссис Переньи. Таппенс расположилась в гостиной в обществе мистера и миссис Кейли.
     Мистер Кейли был не в духе. Он жаловался, что приехал в Лигемптон, надеясь на полнейшую тишину и спокойствие, а какое же спокойствие в доме, где маленький ребенок? Целый день, с утра до вечера, визг, беготня, прыжки.
     Его жена промурлыкала умиротворяюще, что Бетти вообще-то очень славная малютка, но понимания у мужа не нашла.
     - Несомненно, - буркнул он, поводя длинной шеей. - Но ее мать обязана следить, чтобы ребенок не шумел. Надо же и других людей уважать. Тут есть инвалиды, люди с больными нервами, нуждающиеся в покое.
     Таппенс возразила:
     - От ребенка в таком возрасте трудно добиться, чтобы он не шумел. Это противно их природе. Если маленький ребенок сидит тихо, значит, с ним что-то не так.
     Мистер Кейли продолжал ворчать:
     - Вздор! Все это чистый вздор, дурацкие современные взгляды! Пусть, видите ли, дети делают что хотят. От детей надо требовать, чтобы сидели смирно, играли тихо в куклы, или читали, или еще чем-нибудь спокойным занимались.
     - Но Бетти только третий годик, - с улыбкой напомнила Таппенс. - Такие малыши еще не умеют читать.
     - Не знаю, не знаю. Что-нибудь надо придумать. Я буду разговаривать об этом с миссис Переньей. Сегодня утром девочка, проснувшись, пела, когда еще не было и семи часов. Я плохо провел ночь, забылся дремотой только к утру, и она меня, конечно, разбудила.
     - Мистеру Кейли очень важно как можно больше спать, так ему велел доктор, - озабоченно произнесла его супруга.
     - Надо было бы вам поехать в санаторий, где больничная обстановка, - сказала Таппенс.
     - Там, дорогая леди, да будет вам известно, разорительные цены, и к тому же больничная обстановка мне совершенно не подходит. Идея болезни витает в воздухе и неблагоприятно воздействует на мое подсознание.
     - Доктор предписал веселое, жизнерадостное общество, - пояснила миссис Кейли. - Нормальный, здоровый образ жизни. Он сказал, что пансион - это лучше, чем снимать отдельный дом. Мистер Кейли будет реже предаваться мрачным мыслям, и обмен мнениями с другими людьми придаст ему бодрости.
     У мистера Кейли обмен мнениями сводился, насколько понимала Таппенс, к подробному перечислению своих недомоганий, а другим людям полагалось только слушать и проявлять - или не проявлять - сочувствие.
     Таппенс ловким маневром сменила тему.
     - Мне бы очень хотелось, - сказала она, - услышать ваше мнение о Германии. Вы говорили, что часто там бывали в последние годы. Интересно, что думает такой осведомленный, бывалый человек, как вы? Я ведь вижу, вы не из тех, кто поддается распространенным предубеждениям, уж вы-то можете объективно описать, какие там сейчас условия.
     "Когда разговариваешь с мужчиной, наваливай лесть лопатой - много не покажется" - так считала Таппенс. Мистер Кейли сразу же попался на приманку.
     - Как вы справедливо заметили, дорогая леди, я способен судить объективно и непредубежденно. Так вот, по моему мнению...
     Последовал продолжительный монолог. Таппенс только вставляла по временам восклицания вроде: "Ах, как интересно!" или "Какой же вы проницательный человек!" - но слушала на этот раз с непритворным интересом. Мистер Кейли, вдохновляемый живым вниманием слушательницы, разоткровенничался... и оказался горячим поклонником нацизма. Гораздо лучше было бы, не стесняясь, рассуждал он, если бы Англия в союзе с Германией заодно выступили против остальной Европы.
     Конец этому монологу, длившемуся добрых два часа, положило возвращение мисс Минтон и Бетти с только что приобретенной целлулоидной уткой. Таппенс, оглянувшись, заметила на лице миссис Кейли какое-то странное выражение - то ли это была простительная супружеская ревность к даме, завладевшей вниманием ее мужа, то ли опаска, как бы он не наговорил лишнего, развивая перед ней свои политические взгляды. Как бы то ни было, миссис Кейли была недовольна.
     Потом пили пятичасовой чай, а вскоре вслед за тем возвратилась из Лондона миссис Спрот.
     - Надеюсь, Бетти была хорошей девочкой и слушалась? - сразу же громко осведомилась она.
     На что ее малолетняя дочь односложно ответила:
     - Дам!
     Но это не было угрозой, а означало всего лишь просьбу, чтобы ей положили еще ежевичного джема.
     Миссис О'Рурк хмыкнула в кулак, а молодая мамаша с укоризной произнесла:
     - Бетти, дорогая!
     Миссис Спрот тоже уселась за стол, выпила несколько чашек чая и принялась возбужденно рассказывать о том, что ей удалось купить в Лондоне, и как был переполнен поезд, и что рассказал ее соседям по купе недавно вернувшийся из Франции военный, и как продавщица в галантерейном отделе ее предупредила, что чулки скоро исчезнут из продажи.
     Словом, самый нормальный разговор. Он еще продолжался потом на террасе, куда все перебрались, поскольку дождь прошел и сияло солнце.
     Среди сидящих на воздухе жильцов жизнерадостно сновала Бетти, спускалась по ступенькам в сад, забиралась зачем-то в кусты и возвращалась то с лавровым листиком, то с горстью камешков, которые клала кому-нибудь на колени, горячо и неразборчиво объясняя, что они должны собой изображать. От взрослых участия не требовалось, кто-нибудь время от времени только скажет: "Правда, дорогая? Очень мило!" - и этого с нее было довольно.
     Обычный вечер в приморском пансионе. Разговоры, сплетни, пересуды о войне - сможет ли Франция теперь собраться с силами? Удастся ли Вейгану[54] навести порядок? Как дальше поведет себя Россия? Хватит ли сил у Гитлера, чтобы завоевать Британские острова? Падет ли Париж, если линия фронта останется не выровненной? А правда ли, что?.. Говорят, будто... Ходят слухи...
     Обычная болтовня на политические и военные темы.
     Таппенс сидела и думала: "Вот говорят, болтуны - пособники врага. Неправда, они - предохранительный клапан. Люди получают от болтовни удовольствие. Она придает силы сносить тяготы и тревоги".
     Сама Таппенс тоже внесла ценный вклад в это пиршество болтунов.
     - Мой сын говорит... - начала она. - Это, конечно, сугубо между нами, вы понимаете...
     Миссис Спрот вдруг спохватилась, взглянула на часы.
     - Ах ты боже мой! Уже почти семь! Ребенка давно пора укладывать. Бетти! Бетти!
     Бетти уже некоторое время не показывалась на террасе, но до сих пор никто ее не хватился.
     Миссис Спрот крикнула громче, теряя терпение:
     - Бе-е-ети-и-и! Куда она подевалась?
     Миссис О'Рурк с усмешкой ответила:
     - Бедокурит, поди, в укромном уголке. С ними всегда так: раз притихли - добра не жди.
     - Бетти! Ты что, не слышишь?
     Девочка не отзывалась. Миссис Спрот поднялась.
     - Придется пойти за ней, - раздраженно сказала она. - Куда она могла деться, непонятно.
     Мисс Минтон высказала предположение, что она где-нибудь прячется, и Таппенс, по воспоминаниям собственного детства, предложила заглянуть в кухню. Однако Бетти нигде не было, ни в доме, ни снаружи. Дамы исходили весь сад, посмотрели во всех комнатах. Девочка исчезла.
     Миссис Спрот начала сердиться.
     - Ах, какая скверная девчонка! Неужели она могла выйти на улицу?
     Они вдвоем с Таппенс подошли к воротам и посмотрели вдоль улицы - в гору и под гору. Ни живой души. Только у дверей гостиницы "Святой Люциан", что напротив через улицу, - мальчик-посыльный, держа велосипед, разговаривал со служанкой.
     Таппенс потянула миссис Спрот на ту сторону, и миссис Спрот спросила, не видели ли они маленькую девочку. Оба отрицательно покачали головой, но потом служанка вдруг припомнила:
     - Совсем маленькая, в зеленом клетчатом платьице?
     - Да, да! - взволнованно подтвердила мать.
     - Я видела, с полчаса тому. Ее вела вниз женщина.
     Миссис Спрот с недоумением переспросила:
     - Женщина? Какая женщина?
     Девушка замялась.
     - Н-ну... Странноватая такая из себя. Иностранка, наверно. Одета не по-нашему. Без шляпы, на голове вроде платок, и лицо необычное, тоже, как бы сказать, странноватое. Я уже раньше ее здесь раза два видела в последнее время, и, если по-честному, мне показалось, что у нее не все дома... если вы меня понимаете, - добавила девушка для полной ясности.
     А Таппенс вдруг вспомнила лицо, выглядывавшее из кустов, и охватившее ее тогда невесть откуда взявшееся дурное предчувствие. Но какая связь между той женщиной и Бетти?
     Впрочем, задумываться было некогда - миссис Спрот чуть не повалилась ей на руки.
     - О-о, Бетти! Моя маленькая Бетти! Ее похитили! Она... Какая с виду была та женщина? Вроде цыганки?
     Таппенс убежденно покачала головой.
     - Нет, она блондинка, очень светлая блондинка, с крупным скуластым лицом и голубыми, широко расставленными глазами. - И, видя недоумение миссис Спрот, поспешила объяснить: - Я тоже видела эту женщину, сегодня днем она выглядывала из-за кустов в нашем саду. И раньше я ее замечала. Один раз она разговаривала с Карлом фон Дейнимом. Видимо, это она и есть.
     Служанка подтвердила:
     - Точно! Светлая блондинка. И придурковатая немного с виду, ничего не понимала, что ей говорят.
     - О боже, - стонала миссис Спрот. - Что мне делать?
     Таппенс обняла ее за плечи.
     - Пойдемте вернемся в дом, вам надо выпить глоток чего-нибудь крепкого, а потом позвоним в полицию.
     Миссис Спрот покорно пошла с ней, потерянно бормоча на ходу:
     - Не представляю себе, как Бетти могла пойти с незнакомой тетей?
     - Она еще совсем крошка. Не научилась бояться незнакомых людей, - объяснила ей Таппенс.
     - Наверно, какая-то ужасная немка! - слабым голосом сказала миссис Спрот. - Она убьет мою Бетти!
     - Вздор, - твердо возразила Таппенс. - Все будет хорошо. Должно быть, она просто немного не в своем уме.
     Но сама не верила в то, что говорила, ни на минуту не верила, что та женщина со светлыми волосами и неподвижным лицом - просто невменяемая.
     Карл! Может быть, Карл что-то знает. А вдруг он тоже как-то с этим связан? Но несколько минут спустя она уже в это не могла поверить. Карл фон Дейним не меньше других был обескуражен и потрясен случившимся.
     Как только положение стало ясным, командование взял на себя майор Блетчли.
     - Итак, милая дама, прошу вас сесть, - распорядился он. - Вот, выпейте пару глотков, это бренди, вам не повредит. А я немедленно звоню в полицию.
     Миссис Спрот остановила его:
     - Подождите, может быть, что-нибудь... - и побежала вверх по лестнице в свою и Беттину комнату.
     Через минуту раздались ее шаги. Она с безумным видом сбежала по ступеням и схватила майора Блетчли за руку, в которой он уже держал телефонную трубку.
     - Нет, нет! - задыхаясь выговорила она. - Нельзя... Ни в коем случае...
     И, разрыдавшись, упала в кресло. Все окружили ее.
     Через минуту или две миссис Спрот овладела собой, села ровнее, поддерживаемая миссис Кейли, и протянула им то, что было у нее в руке.
     - Я нашла эту бумагу на полу у себя в комнате. В нее был завернут камень, заброшенный в окно. Вы только посмотрите.
     Томми взял у нее листок, развернул. Это оказалась записка, написанная необычным, явно не английским почерком, жирными, крупными буквами:
     
     ВАШ РЕБЕНОК У НАС. ОН В БЕЗОПАСНОСТИ. СО ВРЕМЕНЕМ ВЫ ПОЛУЧИТЕ ИНСТРУКЦИЮ, КАК ВАМ СЛЕДУЕТ ПОСТУПИТЬ. ЕСЛИ ОБРАТИТЕСЬ В ПОЛИЦИЮ, РЕБЕНОК БУДЕТ УБИТ. НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЕ, ЖДИТЕ РАСПОРЯЖЕНИЙ. А НЕ ТО...
     
     И вместо подписи череп и скрещенные кости.
     Миссис Спрот тихо стонала:
     - Бетти... Бетти...
     И тут все разом заговорили.
     Миссис О'Рурк: "Грязные убийцы!" - Шейла Перенья: "Подлецы!" - Мистер Кейли: "Немыслимо! Невероятно! Не могу поверить! Какая-то дурацкая шутка". - Мисс Минтон: "Ах, бедная милая крошка!" - Карл фон Дейним: "Не понимаю. Не может быть".
     И все эти голоса перекрывал зычный баритон майора Блетчли:
     - Бред собачий. Попытка запугать. Надо немедленно уведомить полицию. Они там быстро разберутся.
     Он снова потянулся к телефону. И снова был остановлен отчаянным материнским воплем миссис Спрот.
     Он попробовал прикрикнуть на нее:
     - Но позвольте, многоуважаемая! Мы обязаны. Это всего лишь жалкая попытка сбить нас со следа негодяев!
     - Ее убьют!
     - Вздор. Они никогда не посмеют.
     - Говорю вам, я этого не допущу! Я - мать, и решать мне.
     - Разумеется, разумеется. Именно на это они и рассчитывают. Ваши чувства вполне естественны. Но поверьте мне, солдату и бывалому человеку: полиция, вот что нам сейчас нужно!
     - Нет!
     Блетчли обвел глазами стоящих вокруг, ища поддержки.
     - Медоуз, вы согласны со мной?
     Томми, подумав, кивнул.
     - Кейли? Вот видите, миссис Спрот, Медоуз и Кейли думают как я.
     Миссис Спрот возразила с неожиданной убежденностью:
     - Мужчины! Что вы понимаете? Вы спросите у женщин!
     Томми встретился взглядом с Таппенс. Таппенс тихим, дрожащим голосом проговорила:
     - Я... я согласна с миссис Спрот.
     А про себя она думала: "Дебора! Дерек! Если бы речь шла о них, я была бы того же мнения, что и она. Томми и другие, конечно, правы, я знаю, но все равно, я бы не смогла. Не могла бы пойти на такой риск".
     Миссис О'Рурк сказала:
     - Ни одна бы мать на свете не согласилась так рисковать, тут и спрашивать нечего.
     Миссис Кейли невразумительно пробормотала:
     - Да, по-моему, все-таки, знаете ли... - и, не договорив, смолкла совсем.
     Мисс Минтон с придыханием произнесла:
     - Ах, известны такие ужасные случаи. Мы в жизни не простим себе, если с дорогой малюткой Бетти произойдет несчастье.
     Таппенс обернулась и спросила:
     - А вы, мистер фон Дейним? Вы молчите?
     Голубые глаза Карла блестели, лицо застыло, словно маска. Он медленно, с трудом проговорил:
     - Я иностранец. Я не знаком с английской полицией - насколько надежно, оперативно там работают.
     Открылась входная дверь, появилось еще одно заинтересованное лицо - раскрасневшаяся миссис Перенья. Она, видно, спешила по улице в гору.
     - Что случилось? - спросила она строго. Это говорила уже не услужливая, любезная хозяйка приморского пансиона, а властная женщина-командирша.
     Ей принялись рассказывать - вразнобой, в несколько голосов сразу, но она быстро схватила суть.
     И в то же мгновенье стало очевидно, что впредь распоряжаться будет она, и никто другой. Ей принадлежит здесь верховная власть.
     Миссис Перенья взяла записку. Повертела. Отдала назад. Суд ее был твердым и окончательным:
     - Звонить в полицию? Бесполезно. Наломают дров, нельзя рисковать. Возьмем это дело в собственные руки. Сами будем искать девочку.
     Блетчли пожал плечами:
     - Ладно, давайте. Коль скоро вы отказываетесь звать полицию, нам только это и остается.
     Томми сказал:
     - Они нас не намного опередили.
     С полчаса, по словам служанки, вспомнила Таппенс.
     - Хейдок! - оживился Блетчли. - Вот человек, который нам нужен! У него есть машина. Женщина с примечательной наружностью, говорите вы? Иностранка? За ней наверняка тянется след, по которому мы сможем ее настичь. Пошли, нельзя терять ни мгновенья. Вы с нами, Медоуз?
     Миссис Спрот поднялась с кресла.
     - Я тоже с вами, - проговорила она.
     - Но, уважаемая дама, предоставьте нам...
     - Я с вами.
     - Что ж. Ладно.
     Он уступил, пробурчав себе под нос что-то насчет непобедимости слабого пола.
     
     3
     
     В результате, когда капитан-лейтенант Хейдок, с достохвальной флотской смекалкой разобравшись в ситуации, уселся за руль, рядом с ним на переднем сиденье поместился Томми, а сзади - майор Блетчли, миссис Спрот и - Таппенс; ее не отпускала от себя миссис Спрот, она к тому же была единственным человеком (не считая Карла фон Дейнима), видевшим воочию таинственную похитительницу.
     Капитан-лейтенант оказался отличным организатором и сам действовал быстро и точно. В два счета наполнил автомобильный бак бензином и швырнул майору на колени карту района и план города Лигемптона в более крупном масштабе. И можно было отправляться.
     Миссис Спрот сбегала еще раз наверх, как будто бы за пальто, но на самом деле, когда машина тронулась, она открыла сумочку и показала Таппенс предмет, который оказался небольшим револьвером. И шепнула:
     - Я взяла его в комнате у майора Блетчли. Вспомнила, он как-то говорил, что у него есть.
     Таппенс с сомнением спросила:
     - Неужели вы думаете, что?..
     Миссис Спрот сжала рот в ниточку.
     - Может пригодиться, - сказала она.
     Таппенс ехала и размышляла о том, какие удивительные силы способен пробудить материнский инстинкт в самой заурядной женщине. Миссис Спрот, дамочка из таких, что в обычных условиях боятся одного вида оружия, сейчас, похоже, готова хладнокровно застрелить того, кто поднял руку на ее ребенка.
     Прежде всего они, по предложению Хейдока, поехали на железнодорожную станцию. Двадцать минут назад из Лигемптона отправился поезд, похитители могли уехать на нем.
     На станции разделились. Хейдок взял на себя контролера, Томми - билетную кассу, Блетчли - носильщиков на перроне. Таппенс с миссис Спрот пошли в дамскую комнату разузнать, не успела ли злоумышленница перед посадкой на поезд побывать там и изменить внешность?
     Результат всюду оказался отрицательный. Наметить дальнейший маршрут было уже не так просто. Вполне вероятно, предположил капитан-лейтенант, что похитителей ждал наготове автомобиль, и когда женщина сманила Бетти, они сели и уехали. Тут, снова заметил Блетчли, необходима помощь полиции. Требуется участие учреждения, которое в состоянии разослать уведомление по всем дорогам страны.
     Но миссис Спрот только сжала губы и покачала головой.
     Таппенс сказала:
     - Попробуем поставить себя на место похитителей. Где бы они стали ждать? Как можно ближе к "Сан-Суси", верно? Но так, чтобы автомобиль не привлек внимания. Давайте подумаем. Женщина с Бетти спускается по улице под гору. Внизу проходит эспланада. Автомобиль могли бы поставить на ней. Там позволяется стоять довольно долго, если в машине кто-нибудь есть. Потом имеется еще автомобильная стоянка на Джеймс-сквер, тоже близко, и те переулки, что отходят от эспланады.
     Но тут к ним робко приблизился какой-то низкорослый человечек в пенсне и, слегка заикаясь, сказал:
     - Простите, пожалуйста... Не хочу быть навязчивым, но... Я невольно услышал, как вы расспрашивали носильщика. - Теперь он обращался непосредственно к майору Блетчли. - Не то чтобы я подслушивал, не подумайте худого, просто пришел выяснить насчет посылки, теперь так медленно все доставляют, ссылаются на переброску войск, но это очень неудобно, когда она скоропортящаяся, - посылка, я имею в виду, - вот и вышло, что я хоть и не хотел, да слышал, и как раз так удивительно совпало...
     Миссис Спрот рванулась к нему, вцепилась в рукав.
     - Вы ее видели? Вы видели мою дочурку?
     - Так это, выходит, ваша дочурка? Ай-яй-яй, подумать только...
     - Говорите скорее! - Пальцы миссис Спрот с такой силой впились в руку человека в пенсне, что он даже поморщился.
     Таппенс поспешила вмешаться:
     - Будьте добры, сообщите нам все, что вам известно, и по возможности скорее. Мы будем вам очень признательны.
     - Я, право, даже и не знаю, может, это вообще не имеет значения. Но описание так точно совпало...
     Таппенс чувствовала, что стоящая рядом миссис Спрот вся дрожит, и тем более постаралась сохранить внешнее спокойствие и говорить медленно и раздельно. Она хорошо знала таких людей, как этот, - пугливые, застенчивые, легко теряющие нить, они не способны сразу перейти к делу, а ходят вокруг да около, и если их торопить, то и вовсе не добьешься толку.
     - Расскажите нам, пожалуйста.
     - Я только... Моя фамилия Роббинс, Эдвард Роббинс, честь имею...
     - Так что же, мистер Роббинс?
     - Живу на Эрнс-Клифф-роуд, в одном из новых домов, знаете, со всеми удобствами, все по последнему слову техники, вид живописный, и совсем рядом начинаются холмы...
     Таппенс взглядом заставила майора Блетчли сохранять молчание, она вовремя заметила, что он уже готов взорваться.
     - И вы видели девочку, которую мы разыскиваем? - терпеливо подсказала она.
     - Да, мне кажется, это, похоже, была она. Маленькая такая, с какой-то женщиной, по виду иностранка, так ведь вы говорили? Я больше на женщину обратил внимание, мы же теперь все начеку, высматриваем пятую колонну. Нас всех призывают к бдительности, ну, я и стараюсь смотреть в оба. Вот я ее и приметил. Думаю, няня, наверно, или горничная, - к нам сюда на побережье много шпионов перебралось под такой личиной, - собой очень даже необычная с виду и шагает по дороге в ту сторону, где начинаются холмы, ребенка за ручку тянет, а девочка, видно, приустала, еле тащится, время было - полвосьмого, детишкам спать пора, и я к этой женщине стал приглядываться. Ее это, похоже, встревожило. Она прибавила ходу, волочит за собой малютку, а потом подняла ее на руки и понесла дальше, на высокий берег. Мне это показалось странно, ведь там никто не живет, и домов нет до самого Уайтхейвена, это милях в пяти, туда только на дальние прогулки народ ходит. Вот я и думаю, как, однако, странно! Может, она хочет сигнал подать на море? Рассказывают про такие случаи вражеской деятельности, а она явно всполошилась, когда заметила, что я за ней наблюдаю.
     Капитан-лейтенант Хейдок мгновенно очутился за рулем своего автомобиля и включил мотор.
     - Эрнс-Клифф-роуд, вы сказали? - переспросил он. - Это на другом конце города?
     - Да, поезжайте по эспланаде, мимо старого центра, а потом вверх, там начинается подъем...
     Но все уже забрались в автомобиль, не слушая дальнейших разъяснений мистера Роббинса.
     Таппенс крикнула ему:
     - Спасибо, мистер Роббинс! - И они рванули с места, а он остался стоять с разинутым ртом.
     Они промчались через весь город, избегнув столкновений больше по счастливой случайности, чем благодаря искусству водителя. Однако как бы то ни было, но обошлось без жертв.
     Вот и новый квартал, широко разбросанные красивые дома - хороший район, если не считать соседства газового завода. Улочки, превращаясь в дороги, уходили вверх на холмы. Эрнс-Клифф-роуд оказалась за третьим поворотом.
     Капитан-лейтенант Хейдок с ходу ловко завернул за угол и покатил вверх по склону холма. Дорога скоро кончилась, дальше шла, петляя, пешеходная тропа.
     - Тут лучше, наверно, выйти из машины и идти пешком, - предложил Блетчли.
     Хейдок неуверенно ответил:
     - Попробуем все-таки на колесах. Почва твердая, потрясет, правда, но, я думаю, подъем возьмем.
     - Да, да, пожалуйста! - попросила миссис Спрот. - Главное - скорее.
     Капитан-лейтенант буркнул себе под нос:
     - Будем надеяться, что мы идем по верному следу. Мало ли какую женщину с ребенком мог приметить тот недомерок.
     Автомобиль, кряхтя, пополз вверх по неровному склону холма. Подъем оказался крутым, но низкорослая трава надежно пружинила под колесами. Они благополучно въехали на вершину. Отсюда открывался широкий вид на все побережье до самой излучины Уайтхейвенской бухты.
     Блетчли сказал:
     - Неплохо придумано. Они смогут, если понадобится, переночевать тут наверху, а утром спуститься в Уайтхейвен и оттуда уехать на поезде.
     - Что-то их не видно, - доложил Хейдок, разглядывая холмы в полевой бинокль, предусмотрительно захваченный им из дому.
     Он поймал в бинокль какие-то две движущиеся точки и сразу насторожился.
     - Вижу! Они, чтоб мне провалиться!
     И, плюхнувшись на водительское сиденье, рванул машину с места вперед. Погоня была краткой. Подлетая кверху, заваливаясь то вправо, то влево, они быстро настигали беглецов. Вот уже можно различить две фигуры, высокую и маленькую. Ближе - видно, что женщина ведет за руку ребенка; еще ближе - все верно, ребенок в зеленом клетчатом платьице, Бетти. Миссис Спрот сдавленно вскрикнула.
     - Ну, ну, теперь все в порядке, моя милая. - Майор Блетчли ласково похлопал ее по руке. - Мы их настигли.
     Погоня продолжалась. Вдруг женщина оглянулась и увидела преследующий ее автомобиль. Вскрикнув, она подхватила девочку на руки и пустилась бежать. Но не по тропе, а вбок, к обрыву над морем.
     Дальше автомобиль уже не мог за ней ехать: путь преграждали неровности почвы и обломки скалы. Хейдок остановился, и все выскочили из машины. Впереди со всех ног неслась миссис Спрот. Остальные бежали за нею следом.
     Когда расстояние между ними сократилось до двадцати ярдов, женщина остановилась и обернулась к своим преследователям. Дальше бежать ей было некуда, она уже стояла на самом краю обрыва. С хриплым возгласом она судорожно прижала девочку к себе. Хейдок вскрикнул:
     - Бог мой, она сейчас швырнет ее в море!
     Женщина стояла, крепко держа Бетти. Лицо ее было искажено безумной ненавистью. Она хрипло выговорила какую-то длинную, никому не понятную фразу и, не выпуская ребенка, оглянулась назад: там белый утес круто уходил далеко вниз.
     Ее преследователи остановились и замерли, боясь сделать еще хоть шаг, чтобы не подтолкнуть ее к ужасному поступку. Хейдок сунул руку в карман и вытащил револьвер военного образца.
     - Поставьте девочку на землю, или я стреляю! - крикнул он.
     Иностранка рассмеялась им в лицо и еще крепче прижала к груди Бетти. Большая и маленькая, они казались вытесанными из одного куска скалы.
     Хейдок тихо проговорил:
     - Я не могу выстрелить, велика опасность попасть в ребенка.
     Томми сказал:
     - Женщина не в своем уме. Еще мгновенье - и она прыгнет с обрыва вместе с девочкой.
     - Я не могу выстрелить, - растерянно повторил Хейдок.
     Но в это мгновенье все же прозвучал выстрел. Иностранка, не выпуская девочку, покачнулась и рухнула на землю, где стояла. Мужчины бросились к ним. Миссис Спрот не двигалась с места, только смотрела широко раскрытыми глазами, сжимая в руке дымящийся револьвер. Потом сделала несколько неловких шагов вперед.
     Томми опустился на колени и осторожно повернул женщину кверху лицом. Только теперь он оценил ее своеобразную красоту. Глаза ее открылись, посмотрели на него - и потухли. Она коротко вздохнула и умерла. Миссис Спрот прострелила ей голову.
     А Бетти Спрот выбралась из ее объятий и заковыляла к матери. И тогда наконец миссис Спрот словно оттаяла: отбросив револьвер, нагнулась и вцепилась в дочь.
     - Спасена! - закричала она - Спасена! Бетти! О, моя Бетти! - И тихим, испуганным шепотом спросила: - Я... я ее убила?
     Таппенс твердо ответила:
     - Не думайте об этом. Думайте о Бетти. Думайте только о Бетти.
     Миссис Спрот прижала к груди девочку и зарыдала.
     Таппенс отошла к мужчинам. Хейдок недоуменно проговорил:
     - Просто чудеса, да и только. Я бы не сумел так метко выстрелить. А она небось прежде оружия в руках не держала. На одном инстинкте. Чудо, да и только.
     Таппенс произнесла:
     - Слава богу! Висело на волоске...
     Она заглянула в пропасть и содрогнулась.
     
     Глава 8
     
     1
     
     Дознание происходило несколькими днями позже. Оно было отложено на некоторое время, пока полиция устанавливала личность убитой женщины. Это оказалась некая Ванда Полонская, беженка из Польши.
     После драматических событий на береговом обрыве Бетти и миссис Спрот, последняя в полуобморочном состоянии, были доставлены на автомобиле в "Сан-Суси", где героическая мать получила горячую грелку, чашку крепкого, свежезаваренного чая и, в заключение, несколько глотков спиртного.
     Капитан-лейтенант Хейдок не откладывая связался с полицией, и под его командованием они отправились на место происшествия у обрыва над морем.
     Если бы не тревожные вести с фронта, газеты наверняка уделили бы этой трагедии больше внимания. А так ей была посвящена лишь короткая заметка в один столбец.
     Оба, и Таппенс и Томми, были призваны давать свидетельские показания. И на случай если кто-нибудь из репортеров вздумает иллюстрировать свой материал портретами даже самых незначительных свидетелей, у бедного мистера Медоуза вдруг что-то случилось с глазами, так что ему пришлось надеть и надвинуть на самые брови скрывающий пол-лица темный козырек. А миссис Бленкенсоп вообще не было видно под шляпой с широченными полями.
     Впрочем, все внимание немногочисленных зевак было поглощено миссис Спрот и капитан-лейтенантом Хейдоком. Мистер Спрот, вызванный истерической телеграммой, примчался к жене со всех ног, но вынужден был в тот же вечер возвратиться в Лондон. Он произвел впечатление любезного, но, впрочем, довольно неинтересного молодого человека.
     Дознание началось с формального установления личности погибшей. Показания давала некая миссис Кэлфонт, узкогубая, востроглазая дамочка, которая последние месяцы занималась приемом и устройством беженцев.
     Полонская, по ее словам, приехала в Англию вместе со своим двоюродным братом и его женой, других родственников, насколько известно миссис Кэлфонт, она не имела. Была, судя по всему, слегка не в себе. Кажется, она пережила в Польше какие-то ужасы, вся ее семья, включая нескольких детей, погибла. Она как будто бы не испытывала ни малейшей благодарности, что бы для нее ни делали, была молчалива и подозрительна. Часто разговаривала сама с собой, и вообще вела себя как полоумная. Ей подобрали место домашней прислуги, но несколько недель назад она его ни с того ни с сего оставила, даже не оповестив полицию.
     Коронер спросил, почему при дознании не присутствуют ее родственники. По этому поводу дал разъяснения инспектор Брасси. Супружеская чета, о которой идет речь, была по закону "О защите государства" задержана в военно-морских доках. Эти двое иностранцев проникли в Англию под видом беженцев и сразу же по прибытии попытались устроиться на работу поблизости от военной базы. Они с самого начала вызывали подозрение. У них было на руках больше денег, чем естественно для людей их статуса. Против погибшей Полонской никаких конкретных данных не имеется, но не исключено, что и у нее были антибританские настроения. Вполне возможно, что она тоже была вражеским агентом, а слабоумной лишь прикидывалась.
     Миссис Спрот, будучи вызвана, сразу разразилась потоком слез. Коронер допрашивал ее тактично, постепенно подводя к тому, что произошло над обрывом.
     - Это такой ужас, - давясь рыданиями, говорила миссис Спрот. - Ужас! Я убила человека. Я не хотела... У меня и в мыслях не было... Но ради Бетти... Мне показалось, что та женщина сейчас бросит ее с обрыва, и надо во что бы то ни стало помешать ей... и я... боже мой! Я сама не знаю, как это вышло.
     - У вас есть практика обращения с огнестрельным оружием?
     - Нет, что вы! Только в тирах... на ярмарках, регатах... Но и там я никогда не попадала. Господи! У меня такое чувство, будто я кого-то сознательно уничтожила...
     Коронер постарался ее успокоить и спросил, не приходилось ли ей прежде иметь дело с убитой?
     - Ах, нет конечно! Я никогда в жизни ее не видела. Думаю, она была не в своем уме, иначе зачем ей было это делать? Ведь она не знала ни меня, ни Бетти.
     В ответ на дальнейшие расспросы миссис Спрот сообщила, что ей приходилось принимать участие в вечерах рукоделия в помощь польским беженцам, но помимо этого никаких контактов с поляками в Англии у нее не было.
     Следующим свидетелем пригласили Хейдока. Он четко перечислил все меры, которые он принял для обнаружения похитительницы, и описал последовавшие события.
     - Вы совершенно убеждены, что убитая намеревалась прыгнуть с обрыва в море?
     - Либо так, либо же бросить вниз ребенка. Я видел, что она вне себя от ненависти. Взывать к ее рассудку было бесполезно. Требовалось немедленное действие. Я сам собирался выстрелить и ранить ее, но она держала перед собой девочку, как щит. Я побоялся подстрелить ребенка. Миссис Спрот взяла риск на себя, и ей удалось спасти дочь.
     Миссис Спрот опять разрыдалась.
     Показания миссис Бленкенсоп были кратки - она просто подтвердила слова капитан-лейтенанта.
     Затем вышел мистер Медоуз.
     - Вы согласны с тем, что показали по поводу случившегося капитан-лейтенант Хейдок и миссис Бленкенсоп?
     - Да. Женщина, бесспорно, находилась в таком состоянии, что к ней невозможно было подступиться. Еще мгновенье, и она бы бросилась с девочкой с обрыва.
     На этом свидетельские показания были исчерпаны. Коронер объяснил присяжным, что Ванда Полонская погибла от руки миссис Спрот, но что на последней вины нет. Какие чувства двигали погибшей, неизвестно. Возможно, ненависть к Англии. На некоторых подарках, получаемых польскими беженцами, указываются имена английских отправительниц, может быть, Полонская узнала имя и адрес миссис Спрот именно таким способом, но что толкнуло ее на похищение девочки, представить себе гораздо труднее - возможно, это была какая-то совсем уж безумная мысль, невообразимая для человека в здравом уме. Полонская, по ее собственным словам, перенесла на родине тяжелую утрату, из-за этого она вполне могла повредиться умом. С другой стороны, не исключено, что она была вражеским агентом.
     Присяжные вынесли вердикт в полном согласии с речью коронера.
     
     2
     
     Назавтра после дознания миссис Бленкенсоп и мистер Медоуз встретились, чтобы обменяться впечатлениями.
     - Ванда Полонская уходит, и концы, как всегда, в воду, - мрачно сказал Томми.
     Таппенс кивнула.
     - Да. Глухая стена. Никаких документов, неизвестно, откуда к ней и ее брату поступали деньги, с кем они имели контакты.
     - Ловкачи, черт их дери, - вздохнул Томми и потом сказал: - Знаешь, Таппенс, не нравится мне создавшееся положение.
     Таппенс оно тоже не нравилось. Известия с войны поступали довольно мрачные. Французская армия отступала, и что-то не похоже было, что военная удача еще может перевернуться. Шла эвакуация из Дюнкерка[55]. Еще день-другой, и Париж падет, в этом не приходилось сомневаться. Выяснилось, ко всеобщему ужасу, что не хватает снаряжения, чтобы противостоять напору механизированных немецких колонн.
     Томми сказал:
     - Что это, наши обычные головотяпство и нерасторопность? Или за всем этим еще стоит чья-то работа?
     - Думаю, что второе. Но доказательств никаких нет и не будет.
     - О да, черт подери. Наши противники слишком хитры.
     - В последнее время мы выловили немало предателей.
     - Верно. Но все мелкая сошка. Самоочевидная публика. До центра, который всем руководит, нам, похоже, не добраться. Там - мозг, организация, тщательно продуманный план, в котором учтены и наша нерасторопность, и наши внутренние распри, и наша привычка долго раскачиваться.
     Таппенс сказала:
     - Это - наша задача. А мы не получили никаких результатов.
     - Кое-что получили, - возразил Томми.
     - Карл фон Дейним и Ванда Полонская. Незначительные люди.
     - Думаешь, они работали вместе?
     - Скорее всего, - нахмурив брови, ответила Таппенс. - Не забудь, я видела, как они совещались.
     - Тогда, выходит, Карл фон Дейним организовал похищение девочки?
     - По-видимому.
     - Но для чего?
     - Вот именно, - кивнула Таппенс. - Я все время об этом думаю. Не видно смысла.
     - Зачем было похищать именно этого ребенка? Кто такие Спроты? Люди скромного достатка - значит, не ради выкупа. И ни он, ни она не состоят на службе в правительстве.
     - Верно, верно, Томми. Бессмыслица какая-то.
     - А самой миссис Спрот ничего не приходит в голову?
     - У этой женщины в голове мозгов меньше, чем у курицы, - презрительно отозвалась Таппенс. - Она вообще не способна думать. Считает, что именно таких злодейств и следует ожидать от гадких немцев.
     - Вот дура, - рассердился Томми. - Немцы - прежде всего прагматики. Если они шлют своего агента выкрасть ребенка, значит, им это зачем-то надо.
     - Знаешь, у меня такое чувство, что миссис Спрот могла бы сообразить зачем, - проговорила Таппенс, - если бы хорошенько подумала. Что-то должно быть, какая-то информация, которой она завладела случайно, возможно, сама не понимая ей цену.
     - "Ничего не говорите. Ждите указаний", - процитировал Томми записку, найденную на полу у миссис Спрот. - Да, черт побери, это ведь что-то означает!
     - Наверняка. Не может не означать. Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, это что миссис Спрот или ее мужу доверено на хранение что-то ценное, доверено именно потому, что они такие ничтожные, заурядные люди и никому в голову не придет, что это может храниться у них.
     - А что, это мысль.
     - Мысль-то мысль. Но слишком уж похоже на шпионский роман. Неубедительно как-то.
     - А ты просила миссис Спрот порыться в памяти?
     - Да. Но трудность в том, что ее это не особенно интересует. Бетти с ней, а до остального ей дела нет. И еще закатывает истерики, из-за того что, видите ли, застрелила человека.
     - Удивительные существа - женщины, - сказал Томми. - Взять, например, эту. Рвалась в бой, как настоящая фурия, перестреляла бы, не моргнув глазом, хоть целый полк, лишь бы вернуть свое дитятко. А потом, всадив поразительным образом пулю прямо в лоб похитительнице, теряет самообладание и проливает ручьи слез.
     - Коронер с нее вину, во всяком случае, снял, - заметила Таппенс.
     - Еще бы. Я бы, ей-богу, не решился бы выстрелить на ее месте.
     - Она и сама бы, наверно, не решилась, если бы соображала, что делает. Она выстрелила просто потому, что не представляла себе, чем рискует.
     Томми кивнул.
     - Прямо как в Библии: Давид и Голиаф[56].
     - Постой, постой... - проговорила Таппенс.
     - Ты о чем, старушка?
     - Сама не знаю. Сейчас, когда ты сказал про Библию, у меня мелькнула какая-то мысль. Мелькнула - и забылась.
     - Ничего не скажешь, ценное подспорье.
     - А ты не язви. Так бывает.
     - Что-нибудь в связи со стрельбой не целясь?
     - Нет, скорее с... Погоди, погоди... По-моему, это было как-то связано с царем Соломоном[57].
     - Кедры, храмы, сотни жен и наложниц?
     - Замолчи, - попросила Таппенс. - Ты только мешаешь.
     - Евреи? - продолжал гадать Томми. - Колена Израилевы?
     Но Таппенс качала головой. Немного спустя она сдалась.
     - Не могу вспомнить, кого же она мне напоминала?
     - Кто? Убитая Ванда Полонская?
     - Да. Когда я ее первый раз увидела, ее лицо показалось мне немного знакомым.
     - Думаешь, ты ее где-то встречала?
     - Нет. Определенно нет.
     - У миссис Переньи и Шейлы наружность совсем в другом роде.
     - Да, конечно. На них она не похожа. А знаешь, Томми, я много думала об этих двух женщинах.
     - И что-нибудь надумала?
     - Сама не знаю. Насчет той записки, которую миссис Спрот нашла у себя на полу, когда хватились Бетти.
     - И что же?
     - Будто бы ее забросили в окно, и в ней был завернут камень, - все это вздор. Ее просто кто-то положил на пол у порога, чтобы миссис Спрот сразу увидела. Я думаю, это миссис Перенья положила.
     - Тогда, выходит, миссис Перенья, Карл, Ванда Полонская работали втроем?
     - Да. Ты обратил внимание, как миссис Перенья вошла в самый ответственный момент и сразу решила все по-своему: в полицию не звонить! Она взяла дело в свои руки.
     - Значит, ты по-прежнему думаешь, что она - Игрек?
     - Да. А по-твоему, нет?
     - Наверно, да, - с сомнением ответил Томми.
     - Томми! У тебя что, есть другая гипотеза?
     - Глупость, вернее всего.
     - Расскажи!
     - Нет. Лучше не буду. У меня нет никаких фактов. Абсолютно никаких. Но если я прав, то мы имеем дело не с Игреком, а с Иксом.
     Томми принялся размышлять вслух:
     - Блетчли. Он вроде бы вне подозрений. Против него ничего нет. Типичный отставной моряк, даже, может быть, чересчур типичный. И в конце концов, это ведь он хотел непременно звонить в полицию. С другой стороны, он знал, что мать девочки ни за что не согласится. Угроза, содержащаяся в записке, это гарантировала. Так что он мог без опасений настаивать на своем...
     И они снова вернулись к вопросу, который вертелся в голове и не давал покоя.
     Зачем кому-то понадобилось похищать Бетти Спрот?
     
     3
     
     У ворот "Сан-Суси" стояла автомашина с надписью "Полиция".
     Таппенс, занятая своими мыслями, не обратила на нее внимания, а поспешила в дом и по ступеням - наверх к себе в комнату. Отворив дверь, она оторопело остановилась на пороге: у окна темнела высокая женская фигура.
     - Господи, - недоуменно проговорила Таппенс. - Шейла?
     Девушка шагнула ей навстречу. Вблизи Таппенс разглядела ее яснее, увидела, как горят ее глубоко посаженные глаза на трагическом, белом как мел лице.
     Шейла произнесла:
     - Я рада, что вы пришли. Я ждала вас.
     - Что случилось?
     Голос Шейлы прозвучал ровно, без выражения:
     - Арестовали Карла.
     - Кто? Полиция?
     - Да.
     - О господи!
     Таппенс с горечью ощутила собственную беспомощность. Как ни тих был голос Шейлы, Таппенс отчетливо понимала, что делается у той в душе. Заговорщики они или нет, но эта девушка любит Карла фон Дейнима, и от сострадания к этому юному существу у Таппенс больно сжалось сердце.
     Шейла спросила у нее:
     - Что мне делать?
     Вопрос прозвучал так простодушно и безнадежно! Что могла Таппенс ей ответить?
     - Дорогая моя, - вздохнула она.
     Шейла проговорила медленно, врастяжку, будто запела погребальную кельтскую песнь:
     - Его увезли. Я больше никогда его не увижу. - И тут же перешла на верхний регистр: - Что мне делать? Что мне делать?
     Она упала на колени у кровати и горько зарыдала.
     Таппенс погладила ее по темным волосам, потом сглотнула и слабым голосом произнесла:
     - Может быть... может быть, это не так. Возможно, его просто решено интернировать. Ведь он же все-таки иностранец, приехал из вражеской страны.
     - Они этого не говорили. Сейчас они обыскивают его комнату.
     Таппенс неуверенно сказала:
     - Ну что ж. Если там ничего не найдут...
     - Конечно не найдут! Что они могут там найти?
     - Откуда мне знать. Я думала, может быть, вы знаете?
     - Я?
     В этом единственном слове прозвучало такое искреннее, неподдельное, высокомерное недоумение, что Таппенс сразу отбросила мысль о том, что Шейла Перенья может быть его соучастницей. Эта девушка ничего не знает. И никогда не знала.
     Таппенс сказала:
     - Если он невиновен...
     Шейла перебила ее:
     - Какая разница? В полиции ему состряпают дело.
     Таппенс возразила:
     - Что за вздор, моя милая? Это совершенная неправда.
     - Английская полиция способна на все. Так говорит мама.
     - Ваша мама может так говорить, но она неправа. Уверяю вас, что это неправда.
     Шейла взглянула на нее с сомнением, но, помолчав, сказала:
     - Ну хорошо. Раз вы так считаете. Я вам доверяю.
     Таппенс стало неловко. Она сказала с упреком:
     - Вы слишком легко доверяете людям, Шейла. Может быть, вы напрасно доверяли Карлу.
     - Значит, вы тоже против него? Я-то думала, вы к нему хорошо относитесь. И он так считал.
     Трогательные юные создания, полагающиеся на симпатию других людей! К тому же это правда, Таппенс действительно симпатизировала Карлу. И продолжает симпатизировать.
     Она устало произнесла:
     - Поймите меня, Шейла, хорошее или плохое отношение тут ни при чем. Наша страна воюет с Германией. Есть много способов служить своей стране. Один из них - сбор информации, работа в тылу врага. Эта работа требует отваги, потому что, когда ты пойман, - голос Таппенс дрогнул, - тебе конец.
     - Вы думаете, что Карл?.. - не договорила Шейла.
     - ...служит таким образом своей стране? Разве этого не может быть?
     - Нет, - ответила Шейла.
     - Понимаете, тогда он должен был приехать сюда под видом беженца, выказывать резко-антинацистские настроения, ну и собирать информацию.
     Шейла сказала тихо и убежденно:
     - Это неправда. Я знаю Карла. Я знаю его мысли и чувства. Он предан науке, предан своей работе, ценит знания и правду. И он благодарен Англии за то, что ему дали возможность работать здесь. Иногда, слыша, как о Германии говорят с ненавистью, он страдает. Но нацистов он сам ненавидит и не приемлет их идеи, их отрицание свободы.
     Таппенс возразила:
     - Естественно, он должен был так говорить.
     Шейла посмотрела на нее с укоризной.
     - Значит, вы верите, что он - шпион?
     - Я считаю, что... - Таппенс затруднилась сразу найти верные слова, - что этого нельзя исключить.
     Шейла пошла к двери.
     - Понимаю. Я сожалею, что пришла просить вас о помощи.
     - Но что, по-вашему, я могла бы для вас сделать, дитя мое?
     - У вас есть знакомые. Ваши сыновья служат в армии и во флоте, и я не один раз слышала, как вы говорили, что они связаны с влиятельными людьми. Я думала, может быть, они могли бы как-то похлопотать?
     Эти мифические Дуглас, Реймонд и Сирил.
     - Боюсь, что они бы ничего не могли сделать, - сказала Таппенс.
     Шейла вскинула голову. И со страстной горечью проговорила:
     - В таком случае для нас нет никакой надежды. Его увезут, посадят в тюрьму и в один прекрасный день придут рано утром, поставят его к стенке и расстреляют - и конец всему.
     Она вышла, плотно закрыв за собой дверь.
     "Черт бы драл этих проклятых ирландцев! - подумала Таппенс. - Умеют так все повернуть, что и сама уже не знаешь, что думать. Если Карл фон Дейним немецкий шпион, он заслуживает расстрела. Надо твердо держаться за эту мысль и не позволять, чтобы чары этой юной ирландки превращали простую ситуацию в трагедию героя и мученика"[58].
     И тут же еще подумала: "Господи! Если бы это было неправдой! Если бы только это было неправдой!"
     Но, зная то, что знала она, разве можно было сомневаться?
     
     4
     
     Рыбак на дальнем конце Старого пирса забросил удочку и стал аккуратно сматывать лесу на катушку.
     - Боюсь, что ни малейших сомнений, - сказал он.
     - А знаете, меня это огорчает, - вздохнул Томми. - Потому что он... как бы сказать... славный малый.
     - Естественно, мой друг. Они, как правило, славные ребята. Крысы и землеройки не вызываются работать в тылу у врага. Мы имеем дело с храбрыми людьми. И сознаем это. Но тут все ясно, доказательства налицо.
     - И ни малейших сомнений, вы говорите?
     - Ни малейших. Среди его бумаг с химическими формулами найден список сотрудников, с которыми рекомендуется наладить контакты ввиду их возможных профашистских симпатий. А также план саботажа и запись некой химической реакции, если ее применить к удобрениям, то можно обесплодить большие площади сельскохозяйственных угодий. И все - в сфере деятельности мастера Карла.
     Кляня себя в душе за то, что обещал Таппенс задать именно такой вопрос, Томми спросил:
     - И наверно, исключено, что ему это могли подкинуть?
     Мистер Грант язвительно усмехнулся.
     - О! Мысль, конечно принадлежащая вашей супруге?
     - М-м, собственно, вообще-то да.
     - Обаятельный юноша, - снисходительно заметил мистер Грант. А затем продолжал уже вполне серьезно: - Не думаю, что стоит рассматривать такую возможность. У него имелся запас симпатических чернил[59], а это уже окончательное доказательство. И не обычных симпатических чернил, которые подбрасывают в таких случаях. Не аптечный пузырек на умывальнике с наклейкой "Принимать по показаниям" или еще что-нибудь в таком роде. А довольно хитрое изобретение, я только один раз до сих пор с ним сталкивался, но тогда это были жилетные пуговицы. Пропитанные нужным веществом, понятное дело. Хочешь что-нибудь тайно написать - размочи пуговицу в воде. Но у Карла фон Дейнима были не пуговицы, а шнурки для ботинок. Остроумно придумано.
     - Д-да. - Что-то шевельнулось в памяти Томми, неясное, как бы туманное...
     Реакция Таппенс оказалась более быстрой. Как только Томми пересказал ей свой разговор с шефом, она сразу уловила самое главное:
     - Шнурки? Тогда все понятно!
     - Что тебе понятно?
     - Ты помнишь, садовая голова, как Бетти почему-то вытянула шнурки из моих ботинок и затолкала в стакан с водой? Тогда я просто удивилась: надо же было ребенку придумать такое! А теперь понятно, что она просто видела, как это делал Карл, ну, и вздумала ему подражать. А он, опасаясь, как бы она не начала болтать о том, что видела, устроил так, чтобы та женщина ее похитила.
     Томми сказал:
     - Стало быть, тут все ясно.
     - Да. Хорошо, когда ситуация обретает осмысленные очертания. Можно больше об этом не думать и продвигаться дальше.
     - Нам необходимо двигаться дальше.
     Таппенс кивнула.
     Положение действительно становилось все напряженнее. Франция всем на удивление неожиданно капитулировала - посеяв растерянность и отчаяние в сердцах своих граждан. Что станется с французским флотом, оставалось неясным. Все берега Франции оказались в руках немцев, и угроза вторжения сделалась вполне реальной.
     Томми сказал:
     - Карл фон Дейним был всего лишь одним звеном в цепи. А центром является миссис Перенья.
     - Да, и мы должны следить за ней. Но это будет непросто.
     - Куда там. В конце концов, если она мозговой центр всей организации, ее так легко вокруг пальца не обведешь.
     - Значит, миссис Перенья - Игрек?
     Томми полагал, что да. Он еще раз уточнил:
     - А ты убеждена, что дочь не замешана?
     - Абсолютно.
     Томми вздохнул.
     - Что ж. Тебе виднее. Но если так, то бедняге здорово не повезло. Человек, которого она полюбила, полюбила первый раз в жизни, - и мало того, еще и мать. Что же у нее остается?
     - Мы ничего не можем тут поделать.
     - Конечно. Ну, а вдруг мы ошибаемся? Вдруг все-таки Икс - или Игрек - это какой-то другой человек?
     Таппенс холодно произнесла:
     - Ты все еще цепляешься за эту мысль? Не просто ли потому, что тебе так хочется?
     - Что мне хочется? О чем ты?
     - О Шейле Перенье, вот о чем.
     - Тебе не кажется, что ты плетешь совершенный вздор, Таппенс?
     - Ничего я не плету. Ты попал под действие ее чар, как и любой другой мужчина.
     Томми сердито возразил:
     - Ничего подобного! Просто у меня есть своя версия.
     - И какая же это версия?
     - Я пока еще не хочу ее излагать. Посмотрим, кто из нас прав.
     - Лично я считаю, что надо вплотную заняться миссис Переньей. Проследить, куда она ходит, с кем видится. Выяснить все. Где-то должна обнаружиться связь. Сегодня же вечером приставь к ней Альберта.
     - Займись этим сама. Я занят.
     - А ты что будешь делать?
     - Я? Пойду играть в гольф, - ответил Томми.
     
     Глава 9
     
     1
     
     - Совсем как в старые добрые времена, хозяйка, - сказал Альберт. Он весь лучился радостью. Хотя теперь, в годах, он нарастил жирок, однако в душе его сохранился молодой романтический задор, который в свое время свел его с Томми и Таппенс в годы их изобиловавшей приключениями юности. - Помните, как вы первый раз дали мне задание? Я тогда с утра до ночи плевательницы драил в шикарном доходном доме. Швейцар там был - настоящая скотина, постоянно ко мне придирался. Однажды вы ко мне подошли и такого наговорили! Наврали с три короба... Насчет аферистки по прозвищу Рыжая Рита. И что интересно, многое потом оказалось правдой. С тех пор я, как говорится, ни разу не оглянулся назад. Много у нас было с вами приключений, прежде чем мы, так сказать, ушли на покой.
     Альберт испустил глубокий вздох, и Таппенс по естественной ассоциации справилась о здоровье миссис Альберт.
     - Миссис Альберт в порядке. Только вот никак не привыкнет к валлийцам[60]. Считает, что им надо выучиться правильно говорить по-английски. А налеты - что ж, у них уже два было, такие ямы остались в поле, она пишет, грузовик войдет. Вот тебе и безопасность. Сидела бы у себя в Кенништоне, по крайней мере, не торчали бы перед глазами эти унылые деревья и можно было бы получать по утрам чистое цельное молоко в бутылке, так она считает.
     - Право, не знаю, - вдруг расчувствовалась Таппенс, - может, не стоит нам втягивать тебя в это дело, Альберт.
     - Пустяки, хозяйка, - ответил он. - Я ведь пытался вступить в армию, да со мной там так свысока разговаривали... Подождите, говорят, пока дойдет очередь до вашей возрастной группы и вас призовут. А я силен и здоров, как бык, и жду не дождусь, когда смогу добраться до этих сволочных немцев, простите мне грубое слово. Вы только скажите, что я должен делать, чтобы всунуть им палку в колеса и не дать им ходу, и я с вами. В газетах пишут про пятую колонну, надо, мол, вести с ней борьбу, правда, где остальные четыре, не сообщают. Одним словом, я готов помогать вам и капитану Бересфорду всем, чем потребуется, только скажите.
     - Хорошо. Сейчас объясню, что от тебя требуется.
     
     2
     
     - Вы давно знаете Блетчли? - спросил Томми, ударив по мячу и с удовлетворением следя за тем, как он вприпрыжку понесся по расчищенной дорожке.
     Капитан-лейтенант Хейдок, который тоже начал с неплохого удара, с довольным выражением лица взвалил на плечо сумку с клюшками и ответил:
     - Блетчли? Дайте-ка сообразить. Месяцев девять, по-моему. Он поселился здесь прошлой осенью.
     - Он знакомый ваших знакомых, вы говорили? - хитро соврал Томми.
     - Я так говорил? - удивился капитан-лейтенант. - Нет, едва ли. Кажется, мы познакомились в здешнем клубе.
     - Таинственная личность, а?
     Тут уж капитан-лейтенант и вовсе захлопал глазами.
     - Старина Блетчли - таинственная личность?
     В голосе его прозвучало искреннее недоумение. Томми тайно вздохнул. По-видимому, все это его фантазии.
     Он ударил еще раз и поднял мяч высоко в воздух. Хейдок удачно ударил клюшкой с железным наконечником, и его мяч докатился чуть ли не до самой лунки.
     Возвратившись к партнеру, он спросил:
     - Почему вы считаете Блетчли таинственной личностью, ума не приложу. Я бы сказал, он, наоборот, до невыносимости прозаичен. Типичный армейский служака. Немного узколобый, может быть, заскорузлый - армейская жизнь не располагает к широте взглядов - но таинственный?!
     Томми туманно намекнул:
     - Да нет, это я просто так, слышал о нем кое-что...
     Они стали забрасывать. Выиграл лунку капитан-лейтенант.
     - Веду три очка, и остались всего две лунки - победно констатировал он.
     После чего, успокоившись насчет исхода игры, он, как и ожидал Томми, вернулся к начатому разговору.
     - О какой такой таинственности вы говорили? - спросил он.
     Томми пожал плечами.
     - Я слышал чье-то замечание, что о нем никто ничего не знает.
     - Почему же. Он служил в Регбиширском полку.
     - Да? Вы это точно знаете?
     - Н-ну... В общем-то нет. Сам я не знаю. Послушайте, Медоуз, к чему вы клоните? С ним что, не все в порядке?
     - Нет, что вы! Разумеется, нет, - поспешил отговориться Томми. Он поднял зайца, и теперь оставалось сидеть и следить за тем, как его будут гнать мысли Хейдока.
     - До абсурда типичная фигура, так мне всегда казалось, - заметил капитан-лейтенант.
     - Вот именно.
     - Ну, да. Понятно, что вы имеете в виду. Может быть, слишком типичная, так?
     "Я задаю свидетелю наводящие вопросы, - сказал себе Томми. - Но все-таки, может быть, старый морской волк обронит какое-нибудь ценное замечание".
     - М-да. Я понял вас, - продолжал рассуждать капитан-лейтенант. - Я, кстати, действительно не встречал никого, кто был бы знаком с Блетчли до его приезда сюда. Ни сослуживца, которого бы он навещал, ни старого приятеля.
     - Вот видите, - откликнулся Томми. - Ну как? Сыграем по оставшимся лункам? Еще немного физической нагрузки - как раз то, что надо. И вечер такой погожий.
     Они снова начали со старта, потом разошлись и погнали мячи. Когда сошлись перед лункой, Хейдок попросил:
     - Расскажите мне, что вы о нем слышали.
     - Уверяю вас, абсолютно ничего.
     - Можете со мной не осторожничать, Медоуз. Мне много чего приходится слышать, вы меня понимаете? Люди, если что, обращаются ко мне, считается, что я разбираюсь в таких делах. Есть подозрение, что Блетчли - не тот, кем кажется?
     - Так только, легкий намек.
     - Кто же он, по их мнению? Немец? Совершенный вздор, он такой же англичанин, как вы или я.
     - Конечно! Я уверен, что с ним все в порядке.
     - Он же сам первый кричит, что всех иностранцев надо интернировать. Вспомните, с каким подозрением он относился к этому молодому немцу в пансионе. И ведь прав оказался, кажется? Я слышал - неофициально - от начальника полиции, что против фон Дейнима обнаружено столько улик, хватит на то, чтобы десять раз его повесить. У него был план, как отравить воду в водопроводах всей страны, и он работал над созданием нового ядовитого газа, представляете? На одном из наших же заводов! Надо же! Администрация не видит ничего даже у себя под носом. Как можно было вообще допустить этого парня на секретное производство? Наши власти готовы поверить всему, что им ни наговорят. Молодой парень приехал в нашу страну перед самой войной, пожаловался на преследования, которым он якобы подвергался, и пожалуйста, они на все закрывают глаза и дают ему доступ к нашим секретам. Такое же скудоумие они проявили и тогда, в отношении того немца, Ханна...
     Но у Томми не было намерения выслушивать от капитан-лейтенанта эту хорошо известную историю. Он размахнулся и нарочно промазал.
     - Не повезло, - посочувствовал ему Хейдок, ударил сам и аккуратно загнал мяч в лунку.
     - Есть! Вы, я вижу, сегодня не в форме. Так о чем мы говорили?
     Томми твердо ответил:
     - О том, что с Блетчли все в полном порядке.
     - Разумеется, разумеется. Я вот подумал... Я в самом деле слышал одну забавную историю, связанную с ним... Тогда-то я не придал ей значения...
     Но тут, к досаде Томми, подошли двое других игроков. Вчетвером они вернулись в здание клуба и пропустили по стаканчику. Потом Хейдок взглянул на часы и сказал, что им с Медоузом пора двигаться. Томми еще раньше принял приглашение капитан-лейтенанта поужинать у него.
     "Приют контрабандистов", как всегда, сиял флотской чистотой. За столом с проворством профессионального официанта прислуживал престарелый слуга. Такое обслуживание можно встретить разве что в лондонском ресторане, отпустил Томми хозяину комплимент, как только они остались с глазу на глаз.
     - Да, мне повезло с Эпплдором, - сказал Хейдок.
     - Как вы его раздобыли?
     - Пришел по объявлению, вообразите. Представил отличные рекомендации, был явно на голову выше, чем любой другой из отозвавшихся, и запросил на редкость умеренное жалованье. Я нанял его не колеблясь.
     Томми рассмеялся.
     - Да, война лишила нас самого лучшего ресторанного обслуживания. Почти все хорошие официанты были иностранцами. Видно, это занятие не в английском характере.
     - Тут требуется раболепие. А кланяться и шаркать ножкой не в характере нашего английского бульдога.
     На веранде за чашкой кофе Томми тактично поинтересовался:
     - А что вы собирались мне рассказать на площадке? Какую-то забавную историю в связи с Блетчли?
     - Сейчас попробую припомнить... Ого! Заметили? Световые сигналы с моря. Где мой телескоп?
     Томми опять вздохнул. Не везет! Капитан-лейтенант Хейдок заторопился в дом, возвратился с подзорной трубой и принялся обшаривать глазами горизонт, попутно описывая систему вражеской сигнализации, направляемой в определенные точки побережья, - это бесспорный факт, только у него доказательств нет. Затем он нарисовал мрачную картину предстоящего в ближайшем будущем вражеского вторжения.
     - Негодная организация, никакого взаимодействия. Вы сами член добровольной береговой охраны, Медоуз, вам не надо рассказывать, что из всего этого получается. Под началом такого человека, как старик Эндрюс...
     И пошло-поехало по накатанной дорожке. Это была главная обида капитан-лейтенанта Хейдока: командиром надо было поставить его, и он был твердо намерен во что бы то ни стало выжить полковника Эндрюса с этого поста.
     Он еще продолжал распространяться все на ту же тему, когда слуга вынес на веранду поднос с виски и ликерами.
     - ...и среди нас по-прежнему кишмя кишат шпионы... гниль все проела. Так было и в ту войну - парикмахеры, официанты...
     Томми, откинувшись на спинку кресла, мельком взглянул на профиль Эпплдора, хлопотавшего у стола, и подумал: "Официанты? Гм. Этот тип гораздо больше похож на какого-нибудь Макса или Морица, чем на Эпплдора..."
     А что, почему бы нет? Он, правда, безупречно говорит по-английски, но мало ли немцев владеют английским языком? Выучились за годы работы в ресторанах. И внешность у него подходящая. Белобрысый, голубоглазый... Их часто выдает форма черепа... да, форма головы... Где Томми видел недавно такую голову?..
     Хейдок как раз в это время негодовал:
     - И все эти дурацкие формы, которые требуется заполнять! Никуда не годится, Медоуз. Бессмысленные вопросы...
     - Верно, - подхватил Томми. - Ваша фамилия? Поставьте галочку: Икс или Игрек?
     Раздался звон упавшего графина - Эпплдор, безупречный виночерпий, оступился, и струя creme de menthe[61] пролилась Томми на руку и манжету.
     Слуга, запинаясь, пробормотал:
     - Прошу прощения, сэр.
     Хейдок рассвирепел:
     - Это что такое? Растяпа! Безобразие!
     Его и без того румяная физиономия побагровела от барского гнева. Томми подумал: "А еще говорят, в армии глотку дерут. Армии до флота далеко".
     Хейдок продолжал изрыгать потоки брани. Эпплдор рассыпался в извинениях. Томми почувствовал неловкость. И вдруг, словно по волшебству, ярость капитан-лейтенанта как рукой сняло, и он с прежней сердечностью позвал:
     - Пойдемте, провожу вас в ванную, попробуете смыть. Он чертовски липкий, этот crиme de menthe. He повезло.
     Томми последовал за хозяином в дом и был препровожден в роскошную ванную комнату, оснащенную всевозможными новейшими приспособлениями. Он принялся смывать липкий сладкий ликер. Капитан-лейтенант из-за двери спальни выразил сожаление:
     - Не сдержался, прошу меня простить. Бедняга Эпплдор, он знает, я иной раз сгоряча нашумлю больше, чем следовало бы.
     Томми повернулся от раковины к полотенцу. Он не заметил, что уронил при этом на пол кусок мыла, наступил на него и, чувствуя, что теряет равновесие, широко взмахнул руками. Словно балетный танцор, он проехался по натертому линолеуму, одной рукой ударил по правому крану над ванной, другой стукнул по дверце шкафчика - такая размашистая жестикуляция возможна только, когда падаешь. Нога его подлетела в воздух и пнула в крайнюю доску обшивки ванны.
     И тут, как в представлении фокусника, ванна повернулась вокруг скрытой оси набок, и глазам Томми представилось затемненное углубление в стене. Что находится в этом углублении, ему было совершенно ясно. Там стоял радиопередатчик.
     Голос за дверью смолк. Капитан-лейтенант появился на пороге ванной комнаты. В голове у Томми вдруг будто щелкнул выключатель, и все встало на свои места.
     Слеп он, что ли, был до этой минуты? Это румяное, благодушное лицо англичанина-спортсмена было просто маской. Как он мог сразу не увидеть за ней то, что в нем выражалось на самом деле, - надменную брюзгливость прусского[62] офицера? Конечно, ему помог эпизод с пролитым ликером. Он вспомнил, как однажды при нем прусский юнкер[63] нагло орал на подчиненного. И точно так же капитан-лейтенант Хейдок орал сегодня на своего нечаянно провинившегося слугу.
     Словно по волшебству, все сложилось в общую логическую картину. Двойной обман. Сначала вражеский агент Ханн, засланный первым, подготовил почву, нанимая иностранных рабочих и всячески привлекая к себе внимание, чтобы потом сыграть финальную роль в собственном разоблачении бдительным английским моряком капитан-лейтенантом Хейдоком. Вполне естественно, что после этого дом купил сам доблестный разоблачитель и каждому в своем клубе без конца рассказывал эту историю, так что всем надоел до смерти. А в результате глава заговора агент Икс преспокойно расположился в назначенном месте, с выходом на море, у него есть секретный радиопередатчик, рядом, в "Сан-Суси", помощники, и все готово к осуществлению немецкого плана высадки на английский берег.
     Томми на миг испытал искреннее восхищение: здорово они все это придумали. Ему, например, и в голову не пришло заподозрить Хейдока, он все в нем принял за чистую монету, и только совершенно случайное происшествие открыло ему глаза.
     Мысли эти мгновенно пронеслись в голове у Томми. Он слишком хорошо понимал, что теперь ему грозит смертельная опасность. Сумеет ли он достаточно убедительно сыграть роль доверчивого тупого англичанина?
     С веселым, как он надеялся, смехом Томми обернулся к Хейдоку:
     - Вот это да! В вашем доме каждый раз наталкиваешься на сюрпризы. Еще одно хитроумное приспособление, оставшееся в наследство после Ханна? В прошлый раз вы мне его не показывали.
     Хейдок не двигался с места. Его напружившееся крупное тело загораживало выход из ванной.
     "Не моя весовая категория, - мигом прикинул Томми. - Да еще этот чертов слуга в придачу".
     Хейдок сначала стоял, как скала, но потом расслабился и со смехом отозвался:
     - А вы, Медоуз, так забавно проехались по полу, ну просто балетный танцор! Надо же было такому стрястись, ей-богу! Вытирайте руки, и пошли в комнату.
     Томми вслед за ним вышел из ванной. Каждый его нерв был натянут, каждый мускул напряжен. Любым способом ему необходимо уйти живым из этого дома и вынести с собой добытую информацию. Сможет ли он обмануть проницательность Хейдока? Тот держался как будто бы с непритворным благодушием. Дружелюбно - или только изображая дружелюбие - он обнял Томми за плечи и ввел его в гостиную. А затем обернулся и плотно прикрыл дверь.
     - Послушайте, старина. Я должен вам кое-что объяснить.
     Тон естественный, доброжелательный, может быть, только самую малость смущенный. Жестом он пригласил Томми сесть.
     - Неудачно получилось, видит бог! Я этого не хотел. Но ничего не поделаешь, приходится доверить вам мою тайну. Только смотрите, никому ни полслова, Медоуз! Вы меня поняли?
     Томми постарался изобразить на своем лице горячую заинтересованность. Хейдок сел и доверительно придвинулся к Томми.
     - Видите ли, Медоуз, дело вот какого рода. Никто не должен этого знать, но я работаю на контрразведку, отдел эм ай один сорок два би икс - слышали когда-нибудь?
     Томми отрицательно мотнул головой и состроил еще более воодушевленную мину.
     - Работа, естественно, секретная. Для сугубо внутреннего круга, если вы меня понимаете. Мы переправляем отсюда кое-какую информацию - но если об этом станет известно, тогда всему конец. Вам понятно?
     - Ну конечно! - поспешил с заверениями мистер Медоуз. - Потрясающе! Можете на меня полностью положиться, разумеется, я никому ни гу-гу.
     - Вот именно. Это жизненно важно. Секрет за семью печатями.
     - Еще бы! Я вполне понимаю. Какая же у вас увлекательная работа! Просто дух замирает. Хотелось бы, конечно, побольше о ней узнать, но я не должен расспрашивать, верно?
     - К сожалению, верно. Дело глубоко засекреченное.
     - Ну конечно, конечно. Приношу свои искренние извинения - надо же было такому приключиться...
     А про себя Томми подумал: "Не может быть, чтобы он на это клюнул! Не может он считать меня таким болваном!"
     В это просто не верилось. Впрочем, тщеславие сгубило многих. Он, капитан-лейтенант Хейдок - человек умный, крепкий, здоровый, а тут это ничтожество Медоуз - всего лишь тупоголовый англичанин, им что ни расскажи, все проглотят. Только бы Хейдок и дальше так думал!
     Томми продолжал разглагольствовать. Он не скрывал живейшего интереса и любопытства. Спрашивать, конечно, нельзя, он это понимает, но... а что, работа мистера Хейдока, поди, чрезвычайно опасная? В самой Германии-то ему тоже небось приходилось работать?
     Хейдок отвечал вполне по-дружески - типичный самодовольный британский моряк, от прусского офицера в нем не осталось и следа. Но Томми, вооруженный знанием, только диву давался, как он мог обмануться? Форма черепа, линия подбородка! В них же не было ничего английского!
     Наконец Медоуз поднялся. Последняя проверка: сойдет или нет?
     - К сожалению, мне уже пора. Поздно. Тысячу раз прошу прощения, но не обмолвлюсь ни полсловом, можете быть совершенно спокойны.
     ("Сейчас или никогда. Даст он мне уйти или нет? Надо быть готовым: прямой в подбородок лучше всего...")
     Не прерывая оживленной дружеской беседы, мистер Медоуз двинулся к двери. Вот он уже в прихожей... открывает дверь на улицу...
     В открытую дверь справа ему был виден краем глаза Эпплдор, укладывающий на поднос прибор к завтраку. (Эти идиоты, кажется, собираются его выпустить отсюда!)
     Хозяин и гость еще задержались на крыльце, уславливаясь насчет игры в следующую субботу. Томми грозно подумал: "Не будет тебе следующей субботы, приятель".
     С дороги, проходящей по краю берегового обрыва, донеслись голоса - двое прохожих возвращались с дальней прогулки. И Хейдок и Томми были с ними немного знакомы. Томми окликнул их. Они остановились. Перекинулись парой слов у открытых ворот, и Томми, дружески помахав капитан-лейтенанту на прощанье, присоединился к возвращающимся в город.
     Он одержал победу. Перехитрил Хейдока!
     Слышно было, как Хейдок вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Томми бодро зашагал под гору в обществе новообретенных приятелей.
     Похоже, дело идет к перемене погоды. Старик Монро опять приболел и не играет. Эшби отказывается вступить в отряд самообороны. Говорит, пустое дело. Ишь какой! А младший кэдди[64] в клубе, молодой Марш - знаете его? - непротивленец и пацифист. Это надо бы обсудить на заседании правления, как считаете, Медоуз? Позавчера ночью был большой налет на Саутгемптон[65], очень много разрушений. А что Медоуз думает об Испании? Она, кажется, начинает вести себя враждебно. Ну, понятно, после того как Франция капитулировала...
     Томми готов был издать торжествующий клич. Надо же! Ведется такой обыкновенный, нормальный попутный разговорчик. Удачно получилось, что эти два приятеля проходили мимо, как раз когда он прощался с Хейдоком.
     У ворот "Сан-Суси" он пожелал им всего наилучшего и зашагал по аллее, удовлетворенно насвистывая себе под нос.
     Дошел до поворота у темных кустов рододендрона[66]. Вдруг что-то тяжелое ударило его по голове.
     Томми пошатнулся и упал ничком в темноту и беспамятство.
     
     Глава 10
     
     - Вы сказали, три на пиках, миссис Бленкенсоп?
     Да, миссис Бленкенсоп сказала, три на пиках. Миссис Спрот вернулась взволнованная от телефона - "Представляете, опять изменили расписание экзаменов по гражданской обороне. Надо же!" - и попросила начать торг сначала.
     Мисс Минтон, как всегда, застопорила игру, снова и снова припоминая, кто что назначал:
     - Я разве говорила две на трефах? Вы уверены? Мне вообще-то кажется, я сказала, одна без козыря... Ах, ну да, конечно! Теперь вспомнила! Миссис Кейли сказала, одна на червях, ведь так? Я собиралась заявить одну без козырей, хотя я немного запуталась в счете, но, по-моему, играть надо рискованно, знаете ли, но миссис Кейли первая сказала: одна на червях, и мне осталось только объявить две на трефах. Я всегда говорю, что когда у тебя две короткие масти...
     Таппенс подумала, что можно было бы сберечь время, если бы мисс Минтон просто положила на стол свои карты - и пусть все смотрят. Все равно она способна не разболтать, что у нее на руках.
     - Ну вот. Теперь мы разобрались, - радостно заключила мисс Минтон. - Одна на червях, две на трефах.
     - Две на пиках, - назначила Таппенс.
     - Я ведь спасовала, по-моему, - сказала миссис Спрот.
     Партнерши посмотрели на миссис Кейли, но та молчала, подавшись вперед и прислушиваясь.
     - Потом миссис Кейли сказала, две на червях, а я - три на бубнах, - снова принялась перебирать события мисс Минтон.
     - А я - три на пиках, - вздохнула Таппенс.
     - Пас, - объявила миссис Спрот.
     Миссис Кейли молчала. Но вот она словно бы очнулась и спохватилась, что все на нее смотрят.
     - Ах, простите, - пролепетала она, покраснев. - Мне показалось, как будто мистер Кейли меня зовет. Он там на террасе. Надеюсь, что с ним все в порядке. - Она обвела взглядом сидящих за столом. - Может быть, если вы позволите, я выйду взгляну. Мне послышался какой-то странный звук, как будто у него упала книга.
     Она торопливо выбежала на террасу.
     - Ей-богу, привязала бы веревочку к запястью, - потеряв терпение, проворчала Таппенс. - А он бы дергал, когда ему нужно.
     - Преданная жена, - возразила мисс Минтон. - Разве не приятно это наблюдать?
     - Да уж куда как приятно, - раздраженно отозвалась Таппенс.
     Три оставшиеся дамы некоторое время посидели молча.
     - А где у нас сегодня Шейла? - полюбопытствовала мисс Минтон.
     - В кино пошла, - сказала миссис Спрот.
     - А миссис Перенья? - спросила Таппенс.
     - Она говорила, что будет весь вечер проверять счета у себя в комнате, - ответила мисс Минтон. - Бедняжка! Это такая утомительная работа.
     - Она не весь вечер просидела за счетами, - заметила миссис Спрот. - Сейчас, когда я звонила в холле, она вошла с улицы.
     - Интересно, куда это она ходила? - проговорила мисс Минтон, чью жизнь целиком заполняли подобные маленькие интересы. - Во всяком случае, не в кино, сеанс еще не кончился.
     - Она была без пальто и без шляпы, - сообщила миссис Спрот. - И прическа у нее была в беспорядке. Мне кажется, она очень торопилась, наверно, даже бежала. Совсем запыхалась. Взбежала по лестнице, ни слова мне не сказав, только взглянула с такой злобой, как будто я в чем-то провинилась.
     С террасы вошла миссис Кейли.
     - Подумайте только, - сказала она. - Мистер Кейли самостоятельно обошел весь сад. Говорит, что получил большое удовольствие. Такой приятный погожий вечер.
     Она снова села к столу.
     - Постойте-ка, дайте я вспомню, на чем мы остановились? А нельзя ли... может быть, начнем торг сначала?
     Таппенс едва сдержала негодующий вздох. Стали торговаться заново, и она купила на три в пиках.
     Когда уже тасовали карты для следующей раздачи, вошла миссис Перенья.
     - Приятно прогулялись? - спросила ее мисс Минтон.
     Миссис Перенья злобно выпучила на нее глаза.
     - Я не выходила, - хмуро ответила она.
     - Ах, а я думала... Миссис Спрот сказала, что вы только что пришли с улицы.
     - Я выходила взглянуть, какая погода.
     Тон ее был неприязнен. Она с ненавистью посмотрела на кроткую миссис Спрот, та вздрогнула и залилась краской.
     - Вообразите, - сообщила миссис Кейли хозяйке свою потрясающую новость, - мистер Кейли обошел весь сад!
     Миссис Перенья сердито спросила:
     - Это еще зачем?
     - Вечер такой погожий, - пояснила миссис Кейли, - мистер Кейли даже не стал обматывать шею вторым кашне. И до сих пор не хочет вернуться в дом. Я очень надеюсь, что он не простудится.
     - Есть вещи похуже простуды, - мрачно сказала миссис Перенья. - В любую минуту нам на голову может упасть бомба и разнести нас всех на куски.
     - Боже мой! Будем надеяться, что этого не случится.
     - Я лично надеюсь, что так и будет.
     Миссис Перенья распахнула дверь в сад и вышла. Четыре дамы, играющие в бридж, проводили ее недоуменными взглядами.
     - Она сегодня в каком-то странном настроении, - заметила миссис Спрот.
     Мисс Минтон наклонилась через стол.
     - Вам не показалось... - Она обвела глазами партнерш, дамы сблизили головы, и мисс Минтон свистящим шепотом договорила: - Вы не думаете, что она, может быть... выпивает?
     - Ах, боже мой, вполне возможно, - тихо сказала миссис Кейли. - Этим все объясняется. Она иногда так... непонятно себя ведет. А вы как считаете, миссис Бленкенсоп?
     - Нет, я не думаю. Вернее всего, она чем-то очень обеспокоена. Ваша очередь, миссис Спрот.
     - Ах ты господи, что же мне заявить? - вздохнула миссис Спрот, разглядывая свои карты.
     Ей никто не подсказал, хотя мисс Минтон, с откровенным любопытством заглядывавшая ей в карты, вполне могла бы дать дельный совет.
     - Кажется, Бетти проснулась? - вскинула голову миссис Спрот.
     - Нет, не проснулась, - твердо осадила ее Таппенс. Терпение ее было на пределе. Она чувствовала, что сейчас закричит, если не возобновят игру.
     Миссис Спрот все так же рассеянно смотрела в карты, озабоченная благом своего дитяти.
     - Н-ну, пожалуй, одна на бубнах, - произнесла наконец она.
     Торг прошел по кругу. Первая рука досталась миссис Кейли.
     - Говорят, если не знаешь, с чего пойти, ходи козырем, - прочирикала она и положила девятку бубен.
     - Прямо с бубновой девяточки, - проговорил низкий женский голос.
     Все оглянулись. На пороге двери в сад стояла миссис О'Рурк. Она шумно дышала, глазки ее хитро, злорадно поблескивали.
     Она прошествовала к столу.
     - Вы тут мирно играете в бридж, как я погляжу?
     - Что это у вас в руке? - поинтересовалась миссис Спрот.
     - Молоток, - любезно ответила миссис О'Рурк. - Нашла на дорожке в саду. Кто-то его, похоже, там оставил.
     - Кто бы мог оставить молоток в таком неподходящем месте? - усомнилась миссис Спрот.
     - Вот именно, - согласилась миссис О'Рурк.
     Она была, судя по всему, в необычно хорошем настроении. Держа молоток за конец длинной ручки, она вышла в холл.
     - Погодите-ка, - вдруг опять спохватилась мисс Минтон. - А что же у нас козыри?
     Минут пять игра шла без помех. Затем явился майор Блетчли. Он ходил в кино и сразу же принялся пересказывать присутствующим содержание фильма "Странствующий менестрель"[67], действие которого происходит во времена Ричарда Львиное Сердце[68]. Прежде всего майор, как человек военный, подверг критическому разбору батальные сцены.
     Роббер[69] так и остался не доигранным, поскольку миссис Кейли, взглянув на часы, вдруг обнаружила, что уже очень поздно, ужаснулась и с жалобными возгласами бросилась на террасу к мистеру Кейли, а заброшенный инвалид, получив уйму удовольствия, звучно кашляя и картинно дрожа от холода, похоронным голосом приговаривал:
     - Пустяки, дорогая. Надеюсь, тебя развлекла карточная игра? А что будет со мной, совершенно не важно. Даже если я насмерть простудился, какое это имеет значение, когда идет война?
     
     2
     
     На следующее утро, сойдя к завтраку, Таппенс сразу ощутила в воздухе какую-то натянутость.
     Миссис Перенья сидела, поджав губы и отпуская редкие язвительные реплики. А потом вообще встала и вышла вон, явно в сердцах.
     Майор Блетчли, густо намазывая джем на кусочек поджаренного хлеба, позволил себе хихикнуть.
     - Мороз крепчает, - произнес он. - Что ж, вполне естественно, я бы сказал.
     - А что такое случилось? - заинтересовалась мисс Минтон и от любопытства вся подалась вперед, крутя жилистой шеей.
     - Не уверен, что я вправе выдавать чужие секреты, - стал отнекиваться безжалостный майор.
     - О, майор Блетчли! Ну пожалуйста.
     - Да, расскажите нам, - попросила и Таппенс.
     Майор обвел глазами аудиторию. Мисс Минтон, миссис Бленкенсоп, миссис Кейли и миссис О'Рурк. Миссис Спрот с Бетти уже удалились. Пожалуй, можно и сказать.
     - Это из-за Медоуза, - объявил он. - Не ночевал дома, повеса. До сих пор не вернулся.
     - Что? - вскрикнула миссис Бленкенсоп.
     Майор злорадно покосился на нее. Что, хитрая вдовица, рухнули твои планы?
     - Гуляка-парень наш Медоуз, - усмехнулся он. - Вот мадам Перенья и гневается. Естественно.
     - Ах, боже мой, - жарко покраснев, пробормотала мисс Минтон.
     Миссис Кейли не находила слов от возмущения. Миссис О'Рурк только хмыкнула в кулак и сказала:
     - Мне миссис Перенья уже сообщила. Конечно, чего же еще от вас, холостяков, ждать.
     - Ну а вдруг... ведь с мистером Медоузом могло случиться несчастье? - предположила мисс Минтон. - Фонари не горят. Затемнение.
     - Хорошая штука - затемнение, - отозвался майор Блетчли. - Что только под его покровом не совершается. Можете мне поверить. Во время дежурства по линии местной обороны я в патрулях такого понавидался! Останавливаешь автомашины, а там сплошь и рядом "жена везет мужа домой". Но фамилии на удостоверениях, между прочим, разные! А часа через два-три так называемая жена - или так называемый муж - едут обратно, и уже в единственном числе, ха-ха! - Он захихикал было, но тут же состроил озабоченную мину, встретив осуждающий взгляд миссис Бленкенсоп. - Человеческая натура имеет свои забавные стороны, вы согласны? - примирительно заключил он.
     - Но как же так... мистер Медоуз... с ним же действительно могло случиться несчастье? - проблеяла мисс Минтон. - Что, если его сбила машина?
     - Именно это, я полагаю, он и расскажет в свое оправдание. Налетела машина, сбила с ног, и он пришел в себя уже утром.
     - Его могли увезти в больницу.
     - Сообщили бы сюда. Удостоверение личности ведь при нем, верно?
     - Ах, боже мой! - вздохнула миссис Кейли. - Что скажет мистер Кейли?
     Этот риторический вопрос остался без ответа. Таппенс с оскорбленным видом встала и удалилась из столовой.
     Когда дверь за ней закрылась, майор Блетчли снова развеселился.
     - Бедняга Медоуз, - хмыкнул он. - Прекрасная вдовушка на него всерьез осерчала. Думала, он у нее уже на крючке.
     - Как вы можете, майор Блетчли, - укоризненно пролепетала мисс Минтон.
     - Вспомните Диккенса: "Остерегайся вдов, Сэмми, мой мальчик!"[70] - сказал майор Блетчли и подмигнул.
     
     3
     
     Таппенс была немного обеспокоена непонятным исчезновением Томми, но уговаривала себя, что, по-видимому, он вышел на след и не может прервать преследование. Трудность связи в таких случаях они предусмотрели, и уговор был: зря не волноваться. Придуманы были и способы, как дать о себе знать, когда представится возможность.
     Вчера вечером, по словам миссис Спрот, миссис Перенья куда-то уходила. А раз сама она это с такой горячностью отрицала, тем любопытнее было бы выяснить, как обстояло дело в действительности.
     Может быть, Томми заметил ее, пошел следом и обнаружил что-то важное. Он наверняка скоро свяжется с Таппенс или же объявится сам.
     Но тем не менее совсем избавиться от неприятного беспокойства ей никак не удавалось. Таппенс рассудила, что будет вполне естественно, если она в качестве миссис Бленкенсоп проявит любопытство и даже некоторую озабоченность, и, ничтоже сумняшеся, отправилась на розыски миссис Переньи.
     Но миссис Перенья была не склонна распространяться на тему о мистере Медоузе. А только высказалась в том духе, что подобного поведения своих постояльцев ни терпеть, ни извинять не намерена.
     Таппенс испуганно возразила:
     - Но ведь с ним могло произойти несчастье! Я уверена, что так и было. Он не из тех мужчин, которые... у него строгие взгляды, и это совсем не в его духе. Мало ли что. Он мог попасть под автомобиль.
     - Скоро, я думаю, нам все станет известно, тогда посмотрим, - строго сказала миссис Перенья.
     Но день прошел, а о мистере Медоузе все не было ни слуху ни духу. Ближе к ночи миссис Перенья под давлением встревоженных постояльцев с большой неохотой, но все же согласилась позвонить в полицию.
     На звонок приехал молодой сержант с блокнотом и стал уточнять обстоятельства. Вышли наружу кое-какие подробности. Оказалось, что мистер Медоуз вышел от капитан-лейтенанта Хейдока в половине десятого и в компании неких мистера Уолтерса и доктора Кертиса дошел до ворот "Сан-Суси", где простился и свернул на аллею.
     С этой минуты мистер Медоуз как в воздухе растворился. Из чего, по мнению, Таппенс, следовало одно из двух.
     Либо, шагая по аллее, Томми заметил идущую ему навстречу миссис Перенью, спрятался за кустом, а когда она прошла, последовал за нею. Став свидетелем ее встречи с каким-то лицом, он, возможно, дальше пошел уже за ним, а миссис Перенья возвратилась домой. Если так, то он, скорее всего, жив и здоров, но не имеет возможности ни на минуту прервать преследование. А добросовестное вмешательство полиции может ему только помешать.
     Вторая вероятность выглядит не так благоприятно. Она представлялась Таппенс в виде двух картин: одна - это возвращение миссис Переньи, "запыхавшейся и с растрепанной прической"; вторая, которая все не шла у Таппенс из головы, - это миссис О'Рурк в дверях с тяжелым молотком в руке.
     Этот молоток наводил на страшные мысли.
     Действительно, как молоток очутился на дорожке в саду? И чья рука могла им замахнуться? Тут важно было бы выяснить точно, в котором часу возвратилась в дом миссис Перенья. Где-то в районе половины десятого, это бесспорно, но ни одна из занятых картами дам на часы не посмотрела. Миссис Перенья запальчиво сказала, что из дому не уходила, а только выглянула узнать, какая погода. По оттого, что выглянешь узнать, какая на дворе погода, не запыхаешься. И к тому же она была явно раздосадована тем, что миссис Спрот оказалась свидетельницей ее возвращения. У нее были все основания надеяться, что все четыре дамы прочно сидят за бриджем.
     Так который же был час?
     Таппенс попробовала спросить у других, но никто не смог ей толком ответить.
     Если бы время совпадало, первой под подозрением, естественно, оказывалась миссис Перенья. Но возможны и другие варианты. Троих постояльцев "Сан-Суси" не было на месте в то время, когда возвращался Томми. Майор Блетчли ходил в кино - но в одиночестве, и тот факт, что он захотел непременно пересказать содержание фильма, хотя никто его не просил, при придирчивом рассмотрении может натолкнуть на мысль, что он заботился о своем алиби.
     Затем есть болящий мистер Кейли, неожиданно отправившийся на прогулку по саду. Если бы миссис Кейли не забеспокоилась о своем супруге и не выбежала его проведать, никто бы об этом и не знал и считалось бы, что он все это время, закутанный, как мумия, сидел в кресле на террасе.
     Ну, и наконец, миссис О'Рурк, помахивающая молотком и ухмыляющаяся...
     
     4
     
     - Что с тобой, Деб? Ты какая-то озабоченная, дитя мое.
     Дебора очнулась от задумчивости и рассмеялась, доверчиво глядя в добрые карие глаза Тони Марсдона. Тони славный. И умница. Один из самых способных молодых шифровальщиков в отделе. По общему мнению, он далеко пойдет.
     Деборе нравилась ее работа, хотя она была весьма утомительна: требовалась постоянная концентрация внимания. Но не важно, что утомительная, зато нужная. Приятно чувствовать, что делаешь важное дело. Это тебе не то что бездельничать в госпитале, дожидаясь, пока кому-нибудь понадобится твоя помощь.
     Дебора ответила:
     - Ничего, пустяки. Семейные проблемы. Ну, ты понимаешь.
     - Родичи - это такой народ. С ними не соскучишься. Что там твои учинили?
     - Честно сказать, меня беспокоит мама.
     - А что такое? С ней что-то случилось?
     - Понимаешь, поехала в Корнуолл погостить у старой и ужасно нудной тетки. Семьдесят лет старушенции и совершенно выжила из ума.
     - Перспектива не сказать чтобы заманчивая, - сочувственно заметил молодой человек.
     - Да, очень благородно с маминой стороны. Она и без того была в дурном настроении из-за того, что ей не дают принять участие в этой войне. В прошлую-то она служила, ухаживала за ранеными и всякое такое, но теперь все иначе, теперь пожилые не нужны, нужна молодежь, энергичные люди. Ну, и вот, мама была немного подавлена из-за всего этого и поехала в Корнуолл к тете Грейси, пожить у нее, помочь немного с огородом, чтобы выращивать побольше овощей, ну и так далее.
     - Разумно, - одобрил Тони.
     - Самое подходящее для нее сейчас занятие, она ведь у нас еще вполне ничего, в форме, - снисходительно отозвалась о матери Дебора.
     - Значит, все в порядке?
     - Да, конечно. Речь не о том. Я очень радовалась за нее, на днях письмо от нее получила, вполне бодрое вроде бы.
     - Ну, а в чем же дело?
     - А в том, что я попросила Чарлза, он как раз ехал в те края навестить своих, чтобы заглянул к ней. И он заглянул. А ее там нет.
     - То есть как - нет?
     - А так. Нет. И не было. Она и не приезжала, оказывается.
     На лице Тони выразилось смущение.
     - Да, непонятно, - пробормотал он. - А где, я извиняюсь, твой отец?
     - Рыжий? Где-то в Шотландии. Работает в одной из этих унылых контор, где с утра до вечера заполняют какие-то бланки в трех экземплярах.
     - А твоя мать не могла отправиться к нему?
     - Не могла. Жен туда не пускают. Запретная зона.
     - Да? Ну, она, наверно, решила просто куда-то смотаться, пока есть время.
     Он совсем смутился, тем более - под жалобным взглядом больших, встревоженных Дебориных глаз.
     - Наверно. Но почему? И вообще, это все так странно. Писала письма про огород и тетю Грейси...
     - Ну, понятно, она хотела, чтобы вы думали, будто она... ты ведь знаешь, теперь люди сплошь и рядом сматываются с кем-нибудь... обычное дело...
     Взгляд Деборы из жалобного превратился в гневный.
     - Если ты намекаешь, что мама могла смыться, чтобы приятно провести время с кем-то, то ты ошибаешься. Глубоко ошибаешься. Наши мать с отцом очень преданы друг другу, преданы по-настоящему. Все в семье над ними даже смеются. Да она бы никогда в жизни...
     Тони поспешил откреститься:
     - Да, да, конечно. Прости. Я не имел в виду...
     Деборин гнев улегся, и, наморщив лоб, она проговорила:
     - Поразительно то, что один человек, мне передали, недавно видел ее не где-нибудь, а в Лигемптоне. Я тогда, естественно, сказала, что этого не может быть, моя мама в Корнуолле. Но теперь уж и не знаю...
     Тони, поднесший в эту минуту горящую спичку к сигарете, вдруг замер. Спичка выгорела и погасла.
     - В Лигемптоне? - резко переспросил он.
     - Да. Казалось бы, уж где-где, а там ей совершенно незачем быть. Дел никаких, и все общество - одни старые девы да полковники в отставке.
     - Действительно, не слишком привлекательное место, - согласился Тони. Он наконец прикурил сигарету и невзначай поинтересовался: - А что твоя мать делала в ту войну?
     Дебора привычно ответила:
     - Немного в госпитале работала, водителем - возила генерала. Обычные вещи.
     - А-а. Я думал, она как ты была - в контрразведке.
     - Что ты! У мамы бы ума не хватило для такой работы. Но, кажется, они с отцом что-то такое делали по сыщицкой части. Секретные документы, международные шпионы - в таком духе. Послушаешь их, миляг, они, понятно, норовят раздуть свою роль - мы, мол, были важные птицы. Но мы в семье не поощряем такие разговоры, потому что, ты же понимаешь, приходится помногу раз выслушивать одно и то же.
     - О да, - с сочувствием произнес Тони. - Это я понимаю.
     
     
     * * *
     
     На следующий день, вернувшись с работы, Дебора с удивлением заметила, что в доме что-то не так. Прошло несколько минут, прежде чем она поняла, что именно. Она позвонила и потребовала у хозяйки ответа, куда девался большой фотопортрет, всегда стоявший на комоде?
     Миссис Роули была оскорблена до глубины души. Откуда ей знать? Она лично до него пальцем не дотронулась Может быть, Глэдис...
     Глэдис тоже утверждала, что портрета не трогала. Приходил газовщик, рискнула она высказать предположение. Но Дебора не могла себе представить, чтобы служащему газовой компании так приглянулся портрет незнакомой пожилой дамы, что он его присвоил. Гораздо правдоподобнее, решила она, что Глэдис просто разбила стекло, а обломки и фото выкинула в мусорный ящик, чтобы замести следы.
     Однако шум поднимать она не стала. Просто надо будет попросить при случае, чтобы мама прислала новую фотографию.
     А на сердце по-прежнему кошки скребли: что такое затеяла старушка? Хотя бы с дочерью поделилась. Дебора и мысли не допускала, что мать, как намекал Тони, могла закатиться куда-нибудь в чужом обществе, но все-таки странная какая-то история...
     
     Глава 11
     
     1
     
     Пришла очередь Таппенс беседовать с рыбаком на конце пирса.
     Почему-то она все-таки надеялась, что у мистера Гранта окажутся для нее утешительные известия. Надежды эти не оправдались. Он определенно ответил, что от Томми не поступало никаких сообщений.
     Таппенс сказала, прилагая все старания, чтобы голос ее звучал естественно и деловито:
     - Но ведь нет никаких причин предполагать, что с ним... что-то случилось?
     - Никаких. Но допустим, что случилось.
     - Что?
     - Я говорю, допустим, что случилось. Как насчет вас?
     - А, вы вот о чем. Ну, как... Естественно, я буду продолжать.
     - Отлично. "Будет время для слез после битвы". Наша битва сейчас в самом разгаре. Время поджимает. Одно из полученных от вас сведений подтвердилось: вы слышали разговор о "четвертом"; так вот, имелось в виду четвертое число предстоящего месяца. На эту дату намечено начало вражеского вторжения в нашу страну.
     - Это точно?
     - В общем, да. Немцы - методичный народ. Составляют планы четко и прорабатывают тщательно. Хорошо бы и про нас можно было сказать то же. Планы - не самая сильная наша сторона. Да, так вот, четвертое - день высадки десанта противника. Теперешние налеты - это еще главным образом рекогносцировка, испытание на прочность нашей обороны, проверка нашей реакции на нападение с воздуха. Настоящий бой начнется четвертого.
     - Но если вы это знаете...
     - Мы знаем дату. Знаем - или думаем, что знаем, - приблизительно, где это будет (хотя не исключено, что ошибаемся). Мы приготовились, собрались с силами. Но получается опять старая история, как при осаде Трои. Они знали, как знаем и мы, каковы вражеские силы снаружи. Но необходимо узнать их силы внутри, найти воинов, спрятанных в деревянном коне! Ибо они могут передать врагу ключи от крепости. С десяток начальников на высоких постах, в жизненно важных точках, могут, издавая противоречивые приказы, ввергнуть страну в состояние хаоса, необходимое для осуществления немецких планов. Мы должны успеть вовремя добыть эту информацию.
     Таппенс испуганно проговорила:
     - Но я чувствую себя такой слабой, такой неопытной.
     - Насчет этого можете не беспокоиться. У нас работают классные специалисты, опыта и таланта в нашем распоряжении довольно. Но когда есть измена в своих рядах, неизвестно, кому можно доверять, а кому нет. Вы и Бересфорд - наша иррегулярная армия. О вашей деятельности никто не знает. Благодаря этому у вас есть шансы добиться успеха. Благодаря этому вы уже кое-чего добились.
     - Нельзя ли приставить кого-нибудь из ваших людей к миссис Перенье? Есть же у вас кто-то, кому вы полностью доверяете.
     - Уже приставили. Формально - на основании информации, что миссис Перенья - член ИРА и у нее антибританские настроения. Что, кстати сказать, правда. Но сверх того у нас никаких данных нет. Нет данных по самым важным вопросам, решающим для судьбы страны. Так что все зависит от вас, миссис Бересфорд, не отступайтесь. Вперед - и сделайте все возможное.
     - Четвертое, - сказала Таппенс. - Осталась едва ли неделя.
     - Ровно неделя.
     Таппенс сжала кулаки.
     - Мы должны все разузнать! Я говорю "мы", потому что верю: Томми напал на след, из-за этого и не вернулся. Он идет по следу. Если бы мне тоже удалось за что-нибудь ухватиться!.. Ну, скажем, я...
     Таппенс наморщила лоб, обдумывая новый план атаки.
     
     2
     
     - Так что сам видишь, Альберт, это осуществимо.
     - Конечно, я понимаю, мэм. Но, должен признаться, эта мысль мне не особенно нравится.
     - А по-моему, может получиться.
     - Возможно, мэм, но подставлять вас под удар мне совсем не по душе. И хозяин, я уверен, тоже бы не одобрил.
     - Мы испробовали все обычные способы. То есть сделали все, что можно, не раскрываясь. И по-моему, остался единственный шанс - сыграть в открытую.
     - Но вы сознаете, мэм, что тем самым вы жертвуете важными преимуществами?
     - Что это ты сегодня так витиевато выражаешься, Альберт? Прямо как диктор на радио, - сердито заметила Таппенс.
     Альберт виновато хмыкнул и объяснил:
     - Я вчера слушал интересную передачу про формы жизни в прудах.
     - У нас нет времени думать о формах жизни в прудах!
     - Где сейчас капитан Бересфорд, вот что мне хотелось бы знать.
     - Мне тоже, - отозвалась Таппенс, и сердце у нее защемило.
     - Как-то это неестественно, чтобы он вот так, без единого слова, исчез. Должен был бы уже мигнуть вам как-нибудь. Вот потому-то я...
     - Что, Альберт?
     - То есть я хочу сказать, если он раскрыт, может, вам бы лучше не раскрываться? - Он помолчал, собираясь с мыслями, а потом продолжил: - Допустим, его разоблачили, но ведь про вас-то им неизвестно. Вы могли бы и дальше действовать тайно.
     - Прямо не знаю, как лучше, - вздохнула Таппенс.
     - А что вы хотели предпринять, мэм?
     Таппенс неуверенно объяснила:
     - Ну, например, у меня бы потерялось письмо, которое я написала, я стала бы всем об этом говорить, охать, огорчаться. А потом оно бы нашлось в холле на полу, и Беатриса бы его подняла и положила на столик. Ну, и искомое лицо непременно захочет с ним ознакомиться.
     - А что будет в письме?
     - Что-нибудь в таком роде, что, мол, мне удалось выяснить личность интересующей нас особы и я собираюсь собственноручно передать эти сведения завтра. Тогда, вы же понимаете, Икс - или Игрек - должен будет волей-неволей сбросить маску и попытаться меня убрать.
     - Да, и может быть, попытка окажется успешной.
     - Не окажется. Я ведь буду настороже. Меня, наверно, захотят заманить куда-нибудь в глухое безлюдное место. И тут уже дело за тобой, потому что про тебя уж, во всяком случае, никому не известно.
     - А я буду двигаться по вашему следу и схвачу их за руку, так сказать?
     Таппенс кивнула.
     - Ну да. Мне только надо все тщательно продумать. До завтра!
     
     3
     
     Таппенс сменила книгу в городской библиотеке и как раз выходила на улицу, держа под мышкой рекомендованный томик, когда ее окликнул незнакомый голос:
     - Миссис Бересфорд!
     Она удивленно обернулась и увидела долговязого чернявого молодого человека с приятной, слегка смущенной улыбкой на губах. Молодой человек проговорил:
     - Вы... вы меня не узнаете?
     Привычная формула. Таппенс могла точно предсказать, что последует дальше.
     - Я был у вас... как-то... с Деборой.
     Уж эти Деборины приятели! Их столько, и все, по мнению Таппенс, на одно лицо. Брюнеты, как вот этот молодой человек, блондины, бывают и рыжие, - но все более или менее одного образца: милые, с хорошими манерами и чуточку длинными волосами. (Но когда Таппенс высказывала свое мнение на этот счет, Дебора отвечала: "Мама, нельзя же всю жизнь пользоваться мерками шестнадцатого года. Я, например, терпеть не могу короткую стрижку".)
     Совсем некстати сейчас эта встреча с Дебориным знакомым. Ну да от него можно будет скоро отвязаться.
     - Я - Энтони Марсдон, - назвался молодой человек.
     - Ну как же, как же, - пробормотала Таппенс, бессовестно кривя душой, и протянула ему руку.
     Но Тони Марсдон не отстал.
     - Я ужасно рад, что нашел вас, миссис Бересфорд, - сказал он. - Я ведь работаю вместе с Деборой. И вот, понимаете ли, вышла одна небольшая неловкость.
     - Да? Какая же?
     - Видите ли, Дебора узнала, что вы находитесь вовсе не в Корнуолле, как она считала, а это, видимо, ставит вас в затруднительное положение, верно?
     - Ах ты, неприятность какая! - покачала головой Таппенс. - Как же она проведала?
     Тони Марсдон объяснил. И скромно добавил:
     - Дебора, разумеется, не знает о настоящем характере вашей деятельности. - Он уважительно помолчал. - Это ведь важно, я думаю, чтобы она ничего не знала. Я на самом деле тоже занимаюсь кое-чем в этом же роде. Числюсь начинающим сотрудником шифровального отдела. А в действительности в мои обязанности входит выражать слегка профашистские взгляды - восхищаться немецкой государственной системой, намекать, что было бы неплохо вступить с Гитлером в рабочий союз, - и смотреть, кто как реагирует. По стране гуляет измена, и наша задача - выяснить, откуда она исходит.
     "Изменники всюду", - подумала Таппенс.
     - И когда Дебора рассказала мне про вас, я сразу же подумал, что надо поехать и предупредить вас, чтобы вы успели сочинить какое-нибудь правдоподобное объяснение. Мне, как вы понимаете, известно, чем вы занимаетесь и насколько важна ваша работа. Если просочится хоть какая-то информация о том, кто вы, тогда все пропало. Я подумал, можно представить дело так, будто бы вы поехали к капитану Бересфорду в Шотландию, или где он там еще окопался. Будто вы получили разрешение работать с ним вместе.
     - Да, пожалуй. Мысль неплохая, - вдумчиво произнесла Таппенс.
     Тони Марсдон забеспокоился:
     - Вы ведь не считаете, что я суюсь не в свое дело?
     - Нет, что вы. Я вам очень признательна.
     Тони сказал, вроде бы совсем не к месту:
     - Я... Понимаете, я... Мне очень нравится Дебора.
     Таппенс бросила на него иронический взгляд.
     Как далек был сейчас от нее этот мир заискивающих молодых людей, которых Дебора так возмутительно грубо отваживала, и все без толку. Этот юноша, например, вполне симпатичный.
     Но Таппенс тут же отбросила "мысли мирного времени", как она их называла, и сосредоточилась на настоящем моменте.
     Помолчав несколько секунд, она осторожно произнесла:
     - Мой муж не в Шотландии.
     - Вот как?
     - Он здесь вместе со мной. Вернее, был здесь все время. Но теперь исчез.
     - Ух ты! Это плохо. Или я ошибаюсь? Может быть, он вышел на след?
     Таппенс кивнула.
     - Я думаю, да. И поэтому не считаю, что его внезапное исчезновение - дурной знак. Рано или поздно он даст мне знать о себе - условным способом.
     Она хитровато усмехнулась.
     Тони смущенно проговорил:
     - Вы, конечно, лучше, чем кто-либо, знаете правила игры, но все-таки будьте осторожны.
     Таппенс кивнула.
     - Я понимаю, о чем вы. Юные красавицы в книжках легко попадают в ловушку. Но у нас с Томми свои приемы. Наш девиз: "Пенни за штуку, два пенса за науку".
     - Как, как? - Молодой человек смотрел на нее будто на сумасшедшую.
     - Я должна объяснить, что мое семейное прозвище - Таппенс[71].
     - Ах, вот оно что. - Лицо Тони Марсдона просветлело - Очень остроумно, ничего не скажешь.
     - Я тоже так считаю.
     - Не хочу навязываться, но не могу ли я быть чем-нибудь полезен?
     - Пожалуй, - подумав, ответила Таппенс. - Я думаю, что можете.
     
     Глава 12
     
     1
     
     Протекли тысячелетия беспамятства, и постепенно Томми начал воспринимать висящий в пространстве огненный шар. В центре огненного шара располагалось ядро боли. Вселенная стала уменьшаться, огненный шар замедлил качания - и Томми внезапно понял, что ядро боли - это его голова.
     Медленно, постепенно он стал сознавать и другие вещи: холодные, затекшие руки и ноги, чувство голода и невозможность пошевелить губами.
     Все медленнее и медленнее раскачивался огненный шар... Это уже была голова Томаса Бересфорда, и она упиралась в твердый пол. Даже очень твердый, подозрительно похожий на камень.
     Да, он лежал на голых каменных плитах, испытывал боль, острый голод, холод, не мог двигаться, и лежать так было очень неудобно.
     Кровати миссис Переньи, правда, не отличались комфортом, но все-таки не может быть, чтобы...
     Ну да, конечно! Хейдок. Радиопередатчик. Немец-официант. Поворот на аллею "Сан-Суси"...
     Кто-то крался за ним по пятам и ударил его по голове. Вот отчего такая боль.
     А он-то вообразил, что сумел ускользнуть! Значит, Хейдок все-таки оказался не такой уж дурак?
     Хейдок? Но Хейдок вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Как он мог раньше Томми спуститься в "Сан-Суси" и поджидать его за воротами? Нет, это невозможно, Томми бы его заметил.
     Тогда слуга? Слуга был послан вперед и сидел в засаде. Но ведь, проходя через холл, Томми видел Эпплдора в приоткрытую дверь кухни. Или ему это только померещилось? Может быть, так все и объясняется? Впрочем, сейчас это все не важно. Сейчас надо выяснить, где он находится.
     Глаза Томми, привыкнув к темноте, различили тусклый квадрат слабого света. Оконце или отдушина. В воздухе чувствовалась пыль и сырость. По-видимому, он лежит на дне подвала. Ноги и руки у него связаны, и во рту кляп, примотанный бинтом.
     "Похоже, я прочно влип", - подумал Томми.
     Он попробовал пошевелиться - безуспешно.
     В это время послышалось слабое мерное поскрипывание, и сзади, у Томми за головой, открылась дверь. Вошел человек с зажженной свечой. Томми узнал Эпплдора. Тот, установив свечу на полу, удалился и вошел снова - с подносом, на котором были кувшин с водой, стакан и немного хлеба с сыром.
     Наклонившись над Томми, Эпплдор сначала проверил прочность пут у него на руках и на ногах, а затем взялся за кляп. При этом он ровным голосом проговорил:
     - Я сейчас выну его. Вы сможете есть и пить. Но предупреждаю, если вы попытаетесь издать хотя бы тихий возглас, я тут же снова заткну вам рот.
     Томми хотел было кивнуть, но не смог и лишь несколько раз поднял и опустил веки. Эпплдор понял это как знак согласия и стал аккуратно сматывать бинт.
     Освобожденный от кляпа, Томми несколько минут разрабатывал челюсть. Эпплдор поднес к его губам стакан с водой. Первый глоток получился с трудом, дальше пошло легче. Напившись, Томми сразу почувствовал себя гораздо лучше. Медленно ворочая языком, он произнес:
     - Совсем другое дело. Я уже не так молод, как в прежние времена. А теперь поедим, Фриц, - или как вас, Франц?
     Тот спокойно ответил:
     - Мое имя здесь - Эпплдор.
     Он поднес ко рту Томми кусок хлеба с сыром. Томми с жадностью откусил.
     Поев, он выпил еще один стакан воды и спросил:
     - Каков будет следующий номер программы?
     Вместо ответа Эпплдор снова взялся за кляп. Томми быстро проговорил:
     - Я хочу видеть капитан-лейтенанта Хейдока.
     Эпплдор покачал головой, ловко приладил кляп и ушел. Томми остался один размышлять в темноте.
     Он очнулся от беспокойного, путаного сна под звук снова открываемой двери. Теперь они пришли вдвоем - и Хейдок и Эпплдор. Кляп был вынут, веревки ослабили, так что Томми смог сесть и немного расправить плечи. У Хейдока при себе был пистолет.
     Без особой надежды на успех Томми снова принялся играть давешнюю роль. Он с негодованием произнес:
     - Послушайте, Хейдок, что все это значит? На меня напали... меня похитили...
     Капитан-лейтенант покачал головой.
     - Не трудитесь, - сказал он. - Бесполезно.
     - Вы думаете, если вы сотрудник нашей секретной службы, значит, вам можно...
     Тот снова покачал головой.
     - Нет, нет, Медоуз, вы не попались на эту удочку. И незачем притворяться.
     Но Томми не сдавался. Хейдок не может быть уверен на все сто процентов, и если не отступаться от своей роли...
     - Вы кем себя воображаете, черт подери? - вознегодовал он. - Какие бы у вас ни были полномочия, вы не имеете права так со мной обращаться! Я прекрасно могу хранить военную тайну!
     Хейдок холодно ответил:
     - Вы превосходно играете роль, но могу вас заверить, мне безразлично, состоите ли вы в британской разведке или просто сунули нос в эти дела на свой страх и риск...
     - Какая наглость!
     - Бросьте, Медоуз.
     - А я вам говорю, что...
     Хейдок злобно прошипел:
     - Молчать, черт вас возьми! Раньше еще, может быть, стоило выяснять, кто вы такой и кем подосланы. Но теперь это не имеет никакого значения. Время поджимает. И у вас не было возможности сообщить кому-либо о том, что вы здесь разузнали.
     - Меня будет искать полиция.
     Зубы Хейдока блеснули в ухмылке.
     - Полицейские уже были здесь вчера вечером. Славные ребята, мы с ними друзья. Расспрашивали меня про мистера Медоуза. Очень обеспокоены его исчезновением. Каким он мне показался вчера? Что говорил? Они и вообразить не могли - с чего бы? - что человек, которым они интересуются, находится прямо у них под ногами. Ведь известно, что вы покинули мой дом живой и невредимый. Так что искать вас здесь им и в голову не придет.
     - Вы не сможете держать меня здесь всегда, - хмуро возразил Томми.
     Хейдок ответил, снова играя британца:
     - Это и не понадобится, приятель. Всего лишь до завтрашнего вечера. В мою маленькую бухточку придет катер, и мы думаем отправить вас в плаванье для поправки здоровья, хотя я сомневаюсь, что вы будете живы и на борту к тому времени, когда катер прибудет в порт назначения.
     - Почему же вы сразу меня не прикончили?
     - Погода слишком жаркая, милейший. Иногда бывает, что наше морское сообщение ненадолго прерывается, и если это случится - увы, мертвое тело может дать о себе знать, сами понимаете.
     - Понимаю, - сказал Томми.
     Все было ясно. Он останется в живых до прихода катера. А тогда его убьют или одурманят и тело вывезут в открытое море. И ничто не будет указывать на его связь с "Привалом контрабандистов", если его потом и выловят.
     - Я зашел просто для того, - непринужденно продолжал Хейдок, - чтобы спросить, не можем ли мы для вас что-нибудь сделать... э-э... впоследствии?
     Томми задумался. И немного спустя ответил:
     - Благодарю. Но я не буду просить о том, чтобы милой женушке доставили прядь моих волос. И вообще ни о чем таком. Она пожалеет обо мне, когда придет день получки, но надо думать, скоро найдет себе другого.
     Необходимо было любой ценой убедить их, что он ведет игру в одиночку. Если удастся добиться, чтобы на Таппенс не пало подозрение, тогда можно еще надеяться на выигрыш, хотя доводить игру до конца уже будут без него.
     - Как вам угодно, - пожал плечами Хейдок. - Если бы вы захотели передать весточку... э-э... милому другу, мы бы позаботились о том, чтобы она дошла по назначению.
     Значит, ему все-таки хочется разузнать что-нибудь о никому не ведомом Медоузе. Ну что ж. Пусть поломает голову.
     Томми покачал головой.
     - Не выйдет, - сказал он.
     - Ну что ж. - Хейдок равнодушно кивнул Эпплдору. Тот снова затянул узлы и запихнул кляп. Посетители ушли и заперли за собой дверь.
     Томми остался наедине со своими далеко не радужными мыслями. Будущее сулило ему лишь близкую смерть, и не было видно никакого способа оставить после себя след, который навел бы своих на то, что ему удалось здесь обнаружить.
     Тело его было совершенно беспомощно, голова почти не работала. Может быть, надо было бы все-таки воспользоваться предложением Хейдока и послать весточку? Если бы он лучше соображал... Но ничего дельного не приходило в голову.
     Конечно, на воле оставалась Таппенс. Но что она может? Как справедливо заметил Хейдок, нет никаких нитей, связывающих пропажу Медоуза с "Привалом контрабандистов". Томми вышел отсюда живой и невредимый. Это подтвердят два независимых свидетеля. Таппенс может подозревать кого угодно, но не Хейдока. А может и вообще никого не подозревать, а думать, что Томми идет по следу.
     Черт! Был бы он хоть немного осторожнее...
     В подвале было не совсем темно, слабый свет проникал сквозь забранную решеткой отдушину под самым потолком. Если бы освободиться от кляпа, можно было бы крикнуть, позвать на помощь. Кто-нибудь бы, глядишь, и услышал, хотя вряд ли.
     Последующие полчаса Томми провел в попытках расслабить веревки и перекусить кляп у себя во рту. Само собой, безрезультатно. Тот, кто его связал, был мастер своего дела.
     День, судя по всему, уже клонился к вечеру. Хейдок, должно быть, уехал - сверху не доносилось ни звука. Поди, играет сейчас в гольф, гадина, и рассуждает в клубе о том, куда мог подеваться Медоуз. "Ужинал у меня накануне - вид был вполне нормальный. И вот, надо же, исчез, как сквозь землю провалился!"
     Томми так и покорежило от бешенства. Эта его напускная английская сердечность! Ослепли, что ли, все, не видят его прусского затылка? Томми и сам не видел. Поразительно, какого эффекта способен добиться первоклассный актер!
     И в результате Томми глупейшим образом попался и лежит тут, разделанный, как цыпленок для жарки, и никому невдомек, где он находится.
     Вот если бы Таппенс была экстрасенсом! Тогда бы она могла что-то почувствовать. Бывало же, что у нее обнаруживалось поразительное чутье...
     Что это за звуки?
     Томми напряг слух.
     Мужской голос что-то напевает вдалеке.
     А Томми тут не в состоянии крикнуть и привлечь внимание.
     Пение приблизилось. На редкость фальшиво поет человек. Но, даже искаженный, мотив все-таки можно узнать. Песенка времен прошлой войны, теперь ее опять вспомнили:
     
     Ты - моя единственная,
     Других для меня нет,
     И я твой единственный
     На весь белый свет.
     
     Как часто он пел ее в семнадцатом году!
     Ну что за певец негодный! Чего он так фальшивит? И вдруг Томми замер. У него перехватило дыхание. Только один-единственный на свете человек мог всякий раз именно так не дотягивать именно в этом месте!
     "Это Альберт, ей-богу!" - подумал Томми.
     Альберт рыщет поблизости от "Привала контрабандистов"! Альберт в двух шагах от него, а он тут лежит, связанный по рукам и ногам, и не может издать ни звука...
     Стоп! Минуточку. Так ли уж и не может?
     Кое-что может, хоть и с заткнутым ртом.
     Томми принялся во все горло храпеть. Глаза он закрыл, прикидываясь крепко спящим на случай, если поинтересуется Эпплдор. И громко, прерывисто храпел и храпел...
     Краткий всхрап, еще один краткий всхрап, еще один - остановка - и долгий, протяжный раскат, еще один и еще один - остановка - и снова краткий всхрап и еще один и еще...
     
     2
     
     Таппенс оставила Альберта в большой тревоге. С возрастом он стал медленнее соображать, но сообразив, твердо стоял на своем. Теперешнее положение вещей он считал неправильным.
     Начать с того, что война - это никуда не годится.
     Ох уж эти немцы, думал Альберт огорченно, но без особой злости. Кричат Гитлеру "Хайль!", маршируют гусиным шагом и расползлись по всему миру, бомбят, расстреливают мирных жителей из пулеметов и вообще всячески отравляют людям существование. Их, конечно, надо остановить, тут двух мнений быть не может - но до сих пор что-то ни у кого не получается.
     Или взять миссис Бересфорд - такая прекрасная женщина, другой ей подобной не сыщешь, а ввязалась в опасное дело, да еще мало ей, затеяла такое, что еще того опаснее. Как ее остановишь? Ему, Альберту, это не под силу. Вздумала схватиться с пятой колонной, хотя они, видно по всему, злодеи без стыда и совести. И среди них есть даже урожденные англичане, подумать только. Позор!
     А шеф, который один умел ее осадить, когда она уж очень зарвется, куда-то, невесть куда подевался.
     Нет, это Альберту совсем не нравилось. Не иначе как и тут эти немцы подгадили.
     Альберт не был склонен к глубокомыслию. Как большинство англичан, он, проникшись одной какой-то мыслью, упрямо держался ее и копал, копал, покуда не докапывался так или иначе до сути. Вот и теперь, придя к выводу, что необходимо отыскать шефа, он принялся за поиски с неотступностью, характерной разве что для верного пса, разыскивающего хозяина.
     Определенного плана действий у него не было. Он просто начал с того, с чего всегда начинал, когда требовалось отыскать куда-то запропастившуюся женину сумку или свои очки. А именно, вернулся к тому месту, где видел потерявшийся предмет последний раз.
     В данном случае про Томми было известно, что он ужинал у капитан-лейтенанта Хейдока в "Привале контрабандистов" и возвратился оттуда: последний раз его видели входящим в ворота "Сан-Суси". Поэтому Альберт поднялся в гору до пансиона и постоял минут пять, выжидательно разглядывая ворота, но, поскольку никакая догадка в голове у него так и не блеснула, он вздохнул и побрел дальше вверх по косогору к "Привалу контрабандистов".
     А раньше на неделе Альберт посетил кинотеатр "Узорный" и находился под сильным впечатлением от фильма "Странствующий менестрель". Вот это романтика так романтика! Его поразило сходство сюжета с его собственной судьбой. Он ведь тоже, как тот верный Блондель в исполнении Ларри Купера, блуждает в поисках своего плененного господина[72]. Как Блондель, он в прежние времена бился с врагами плечом к плечу с господином. И теперь, когда господина изменнически предали, кроме него, верного Блонделя, некому его отыскать и возвратить в любящие объятия королевы Беренгарии.
     Альберт вздохнул, вспомнив чувствительную песню "О Ричард, mon roi[73]", которую верный трубадур[74] с таким чувством исполнял под стенами замков. Жаль, что сам Альберт не мастер схватывать мотивы. Сто раз должен прослушать, пока запомнит. Он сложил губы трубочкой. Что бы такое попробовать насвистеть? Последнее время в моду опять вошли старые песни.
     
     Ты - моя единственная,
     Других для меня нет.
     И я твой единственный
     На весь белый свет.
     
     Альберт остановился перед белыми воротами "Привала контрабандистов". Вот сюда зашел шеф, приглашенный к ужину.
     Он прошел еще немного вверх по косогору и завернул на голую вершину холма. Ничего тут нет. Только трава, и пасутся овцы...
     Внизу под ним раскрылись белые створки ворот, и на дорогу выехал автомобиль. За руль сел крупный мужчина в брюках-гольф. Рядом с собой он положил сумку с клюшками, развернулся и покатил под гору. Это, надо полагать, сам капитан-лейтенант Хейдок и есть, сказал себе Альберт.
     Он снова спустился с холма и стал осматривать "Привал контрабандистов". Неплохой домик. Хороший сад. Вид на море. Альберт поглядывал с одобрением, напевая под нос: "Я бы столько тебе сказал..."
     Из боковой двери вышел человек с тяпкой и скрылся, нырнув в калитку. Альберт сразу заинтересовался - он тоже выращивает у себя за домом настурции и немного салата. Он подошел ближе и проскользнул в открытую калитку. Да, ухоженный садик, ничего не скажешь. Он не спеша пошел в обход. Несколько ступеней вели вниз на ровную площадку. Там был разбит огород. В огороде копался тот тип с тяпкой. Альберт постоял, глядя сверху, что он делает. Потом обернулся посмотреть на дом. Неплохой домик, еще раз сказал он себе. Для морского офицера в отставке лучше не придумаешь. Значит, в этом доме вчера ужинал хозяин...
     Альберт не спеша обошел здание. Он разглядывал его, как раньше ворота "Сан-Суси", выжидательно, словно рассчитывал получить подсказку.
     Альберт шел вдоль стены и тихонько напевал - современный Блондель в поисках своего господина.
     "Я бы так тебя обнимал-целовал, я бы столько тебе всего сказал, - напевал себе под нос Альберт. - Я бы столько тебе всего сказал, я бы так тебя обнимал-целовал..."
     Опять сбился, этот припев он уже пел вроде.
     Эге, надо же! Капитан-лейтенант, оказывается, держит свиней. До Альберта донеслось протяжное хрюканье. Странно, кажется, будто идет из-под земли. Ну кто же содержит свиней в подвале?
     Нет, это не свиньи. Это, похоже, кто-то задает храпака. Человек вздремнул в подвале. Время как раз подходящее. Но вот место? Странное место для сна. Гудит что твой шмель. Альберт пошел на звук. Вот он откуда раздается, этот храп. Из оконца, забранного решеткой. Хр, хр, хр, хрююююю, хрююююю, хрююююю, хр, хр, хр. Странный какой-то храп, что-то он напоминает...
     - Эге! - сказал Альберт. - Да это морзянка, вот что это такое! "SOS". Точка, точка, точка, тире, тире, тире, точка, точка, точка.
     Он быстро огляделся. И, встав на колени, по чугунной решетке на подвальном оконце тихонько отстукал ответ.
     
     Глава 13
     
     1
     
     Хотя спать Таппенс легла в приподнятом настроении, пробудившись в предрассветный час, когда бодрость нашего духа бывает на спаде, она почувствовала на сердце невыразимую тоску.
     Однако, спустившись к завтраку, она снова приободрилась, так как увидела у своего прибора письмо. Адрес на конверте был выведен нарочито неуклюжим почерком. Это не было сыновним посланием от Дугласа, Реймонда или Сирила, которые она регулярно получала заботами Департамента вместе с остальной сфабрикованной корреспонденцией - сегодня утром, кроме письма, пришла только цветная открытка с изображением песика и с краткой надписью: "Прости, что долго не писала. Все благополучно. - Моди". Таппенс ее отложила и вскрыла конверт. В письме было написано:
     "Дорогая Патриция!
     Здоровье тети Грейс, к сожалению, резко ухудшилось. Врачи не говорят прямо, что дни ее сочтены, но, боюсь, надежды никакой. Если ты хочешь успеть с ней повидаться, я думаю, тебе лучше всего приехать сегодня же. Если ты приедешь поездом 10.20 до Ярроу, тебя будет встречать друг с машиной.
     Будет приятно снова увидеться с тобой, дорогая, хотя и по грустному поводу.
     Твоя Пенелопа Плейн".
     Таппенс едва удалось скрыть радость. Вот спасибо, милая Пенни! Придав своему лицу траурное выражение, Таппенс тяжко вздохнула и положила письмо на стол. Двум присутствующим за завтраком соседкам, миссис О'Рурк и мисс Минтон, она передала содержание письма, подробно рассказала про тетю Грейси, какая она мужественная, как спокойно относится к бомбежкам и к приближению смерти от тяжелой болезни. Мисс Минтон полюбопытствовала, что у нее за болезнь и каковы симптомы, и с воодушевлением привела в пример болезни своей кузины Селины. Таппенс слегка смутилась, поколебалась между водянкой и диабетом, но в конце концов все-таки выбрала "неприятности с почками". А миссис О'Рурк живо поинтересовалась, не принесет ли ей кончина старой родственницы каких-нибудь материальных благ, и услышала в ответ, что ее меньшенький, Сирил, всегда был у тети Грейси любимым внучатым племянником, и к тому же он ее крестник.
     После завтрака Таппенс позвонила портнихе и отменила назначенную на сегодня примерку юбки и жакета, а затем разыскала миссис Перенью и предупредила, что, возможно, ближайшую ночь или две не будет ночевать дома.
     Миссис Перенья выразила принятые в таких случаях соболезнования. Вид у нее был усталый, озабоченный и подавленный.
     - Все еще никаких известий о мистере Медоузе, - поделилась она с Таппенс. - Как это все странно, не правда ли?
     - Наверняка с ним произошел несчастный случай, - вздохнула миссис Бленкенсоп. - Я с самого начала это говорила.
     - Но о несчастном случае уже было бы известно, миссис Бленкенсоп.
     - Ну а вы что предполагаете?
     Миссис Перенья покачала головой.
     - Я, право уж, и не знаю, что вам сказать. Чтобы он просто так вдруг сам надумал и уехал по своей воле, я считаю, не может быть. Он бы уже нашел время известить нас.
     - Действительно, такое предположение лишено всяких оснований. Его выдвинул майор Блетчли, и как ему не стыдно! - горячо сказала миссис Бленкенсоп. - Нет, если не несчастный случай, тогда, значит, потеря памяти. Такие вещи происходят с людьми гораздо чаще, чем принято думать, особенно в трудные времена, вроде теперешних.
     Миссис Перенья кивнула. Но при этом с сомнением поджала губы. Искоса бросив взгляд на Таппенс, она проговорила:
     - Но ведь, знаете, миссис Бленкенсоп, нам мало что известно о мистере Медоузе, вы согласны?
     - Что вы имеете в виду? - строго спросила Таппенс.
     - Ах, пожалуйста, не сердитесь. Я лично совершенно этому не верю. И никогда не верила.
     - Не верите - чему?
     - Ну, всем этим разговорам.
     - Каким разговорам? Я ничего не слышала.
     - Понятно, вам не стали передавать. Откуда это пошло, даже и не знаю. По-моему, мистер Кейли первый предположил. Он, правда, вообще человек подозрительный, вы меня понимаете?
     Таппенс разбирало любопытство.
     - Прошу вас, объясните, о чем вы?
     - Просто было высказано мнение, что, может быть, мистер Медоуз... понимаете... вражеский агент из этой ужасной пятой колонны.
     Таппенс постаралась вложить в свою реплику весь гнев возмущенной миссис Бленкенсоп:
     - Ну, знаете, ничего абсурднее я в жизни не слышала!
     - Ваша правда, я тоже ничего такого не думаю. Хотя, с другой стороны, мистера Медоуза часто видели за разговором с тем парнем из Германии - он его расспрашивал про химическое производство, про завод, - и тут у нас решили, что, наверно, они действовали заодно.
     Таппенс спросила:
     - А вы, миссис Перенья, не допускаете мысли, что относительно Карла допущена ошибка?
     По лицу миссис Переньи пробежала судорога.
     - Я бы рада была думать, что все это неправда.
     - Бедняжка Шейла, - вздохнула Таппенс.
     Глаза миссис Переньи сверкнули.
     - Почему бедная девочка должна страдать? Почему с ней должно было случиться такое горе? Разве не мог кто-нибудь другой ей понравиться?
     Таппенс покачала головой.
     - Такая судьба. Мы не выбираем.
     - Вы правы, - глухо, горестно проговорила миссис Перенья. - Такая судьба. Нам на роду написаны слезы и обиды, прах и пепел. На роду написано, что нам будут душу рвать и мучить. Довольно я насмотрелась на жестокость и несправедливость этого мира. По мне, так я бы его разрушила и уничтожила, и начали бы снова, ближе к земле, безо всех этих законов и правил и без владычества одного народа над другим. Я бы...
     Ее прервал кашель. Гортанный, звучный. На пороге, заполняя крупным торсом весь дверной проем, стояла миссис О'Рурк.
     - Я не помешала?
     С лица миссис Переньи - словно мокрой губкой провели по грифельной доске - мгновенно сошли следы только что бушевавших чувств, осталась только озабоченность хозяйки пансиона, чьи постояльцы причиняют беспокойство.
     - Нет, что вы, миссис О'Рурк, - ответила она. - Мы тут обсуждали, что могло приключиться с мистером Медоузом? Удивительно, как это полиция до сих пор ничего не разузнала.
     - Полиция, - презрительно хмыкнула миссис О'Рурк. - Какой от нее прок? Никакого, ни на грош. Они на то только и годятся, что автомашины штрафовать да преследовать бедняков, которые не выправили лицензию на содержание собаки.
     - А вы какого мнения о нем, миссис О'Рурк? - спросила Таппенс.
     - Что люди поговаривают, вы слышали?
     - Насчет того, что он фашист и вражеский агент? Слышала, - холодно ответила Таппенс.
     - Может, и так, - рассудительно сказала миссис О'Рурк. - В этом господине с самого начала кое-что меня настораживало. Я ведь, знаете, за ним наблюдала. - Она улыбнулась, глядя прямо в глаза Таппенс, и как все ее улыбки, эта тоже получилась слегка устрашающей - улыбка людоедки. - Непохож он был на мужчину, отошедшего от дел, которому нечем заняться. На мой взгляд, если хотите знать, он приехал сюда не просто так, а с какой-то целью.
     - И когда полиция вышла на его след, скрылся? - подхватила Таппенс.
     - Очень даже возможно. А вы как считаете, миссис Перенья?
     - Не знаю, - вздохнула миссис Перенья. - Ужасно неприятное происшествие. Столько разговоров!
     - Ну и что? Разговоры вам не повредят. Ваши постояльцы все так увлечены, сидят вон на террасе, гадают да головы ломают. Договорятся до того, что-де этот тихий безобидный господин собирался нас всех тепленьких в постелях взорвать и бомбами разбомбить.
     - Вы нам не сказали, что вы-то сами думаете? - напомнила Таппенс.
     Миссис О'Рурк опять улыбнулась своей свирепой улыбкой.
     - Думаю, что он сейчас сидит где-то живой и невредимый и в полной безопасности...
     "Говорит так, как будто знает, - подумала Таппенс. - Но он не там, где ей представляется!"
     Таппенс поднялась к себе в комнату. Пора было готовиться. Из комнаты супругов Кейли выбежала Бетти Спрот с радостной озорной ухмылкой на мордочке.
     - Ты что там натворила, проказница? - спросила Таппенс.
     Бетти протянула к ней ручки:
     - Гуси, гуси, вы куда?
     Таппенс подхватила:
     - Белые, идете? По лесенке вверх... - Она вскинула Бетти высоко над головой. - По лесенке вниз... - Она повалила девчушку на пол.
     Но тут появилась миссис Спрот и увела Бетти одеваться на прогулку.
     - Прятать? - уходя, с надеждой предложила Бетти. - Прятать?
     - Нет, сейчас нельзя играть ни в какие игры, - решительно сказала ей мать.
     Таппенс зашла к себе в комнату, надела шляпу (какая досада, Таппенс Бересфорд шляп никогда не носила, но Патриция Бленкенсоп, по ее глубокому убеждению, без шляпы обойтись не могла).
     Она заметила, что кто-то переложил шляпы у нее в стенном шкафу. Обыскивали комнату? На здоровье! Все равно не найдут ничего, что бросало бы тень на безупречную миссис Бленкенсоп.
     Письмо Пенелопы Плейн она в рассеянности оставила на туалетном столике, спустилась вниз и вышла из пансиона.
     Было ровно десять часов, когда Таппенс завернула за ворота "Сан-Суси". Времени вдоволь. Она посмотрела на небо и при этом случайно наступила одной ногой в темную лужу. Но, не обратив на это внимания, пошла своим путем.
     Сердце у нее в груди отплясывало веселую джигу[75]. Успех - успех - все получается!
     
     2
     
     В Ярроу была маленькая железнодорожная станция на некотором отдалении от самого городка. У выхода со станции ждал автомобиль, за рулем его сидел молодой человек приятной наружности. Он вежливо приложил руку к высокой фуражке, но Таппенс почудилось в этом жесте что-то неестественное.
     Она с сомнением пнула шину одного колеса.
     - По-моему, она слабо надута, вам не кажется?
     - Ехать недалеко, мадам.
     Таппенс успокоенно кивнула и села в автомобиль.
     Но поехали они не в сторону городка, а по направлению к холмам. Петляя, въехали на вершину, свернули вбок и спустились в глубокий овраг. Из тени под купой деревьев им навстречу вышел человек. Автомашина остановилась, Таппенс вылезла и оказалась лицом к лицу с Тони Марсдоном.
     - Бересфорд в порядке, - сразу же сообщил он. - Мы отыскали его еще вчера. Он в плену у противной стороны, и по важным соображениям мы оставили его там еще на полсуток. Дело в том, что в некий пункт должен пристать катер, который нам непременно нужно захватить. Поэтому Бересфорд пока сидит тихо, чтобы не выдать раньше времени наши планы. - Он вопросительно заглянул Таппенс в лицо: - Вы меня поняли?
     - Да, конечно.
     За деревьями виднелся какой-то непонятный ворох парусины, и он привлек внимание Таппенс.
     - Так что с ним все будет в порядке, - заверил ее Марсдон.
     - С Томми безусловно все будет в порядке, кто в этом сомневается, - отмахнулась Таппенс. - Зачем вы разговариваете со мной как с малым ребенком? Мы с ним оба не побоимся рискнуть, если надо. А что это там такое лежит?
     - Это... м-м-м... Об этом как раз и пойдет речь. Мне поручено сделать вам одно предложение. Но только... честно говоря, мне оно не по сердцу. Понимаете ли...
     Таппенс надменно посмотрела на него.
     - Почему же не по сердцу?
     - Но ведь... поймите меня правильно... вы мать Деборы. Ну и... что скажет мне Дебора, если...
     - Если я схлопочу пулю в затылок? - уточнила Таппенс. - Лично я бы посоветовала вам ничего ей об этом не говорить. Человек, сказавший, что объясняться не имеет смысла, был совершенно прав.
     Потом она приветливо улыбнулась и сказала:
     - Дорогой мой, я отлично понимаю ваши чувства. Вы считаете, что одно дело, когда вы или Дебора, вообще кто-нибудь из молодого поколения, идете на риск, это нормально, а вот людей пожилых надо ограждать от опасностей. И все это совершенная чушь, потому что, если кто-то должен погибнуть, гораздо лучше, чтобы это был человек пожилой, уже проживший лучшую часть своей жизни. И вообще, перестаньте смотреть на меня как на святыню, то есть мать Деборы, и просто расскажите, какую опасную и неприятную работу мне предстоит выполнить?
     - Знаете что? - восторженно проговорил ее молодой собеседник. - По-моему, вы великолепны, просто великолепны!
     - Обойдемся без комплиментов, - сказала Таппенс. - Я и сама о себе высокого мнения, поэтому нет надобности меня расхваливать. Так что, собственно, требуется?
     Тони указал на ворох ткани.
     - Это остатки парашюта, - пояснил он.
     - Ага, - произнесла Таппенс. Глаза ее заблестели.
     - Был сброшен одиночный парашютист, - продолжал Марсдон. - По счастью, дежурные добровольцы проявили себя дельными ребятами, они вовремя заметили парашют и по приземлении ее схватили.
     - Ее?
     - Это была женщина в форме медицинской сестры.
     - Жаль, что не монахиня, - сказала Таппенс. - Тут столько рассказывают про монахинь, протягивающих в автобусе деньги на билет в мускулистом волосатом кулаке.
     - Нет, это была не монахиня и не переодетый мужчина. А женщина средних лет, небольшого роста и миниатюрного телосложения.
     - То есть вроде меня.
     - Вы угадали.
     - Ну, и что дальше?
     Марсдон медленно произнес:
     - А дальше зависит от вас.
     Таппенс улыбнулась.
     - Я согласна, дело решенное. Куда я должна отправиться и что сделать?
     - Миссис Бересфорд, вы просто героиня. Вы потрясающе отважная женщина!
     - Куда мне отправиться и что сделать? - нетерпеливо повторила Таппенс.
     - Инструкции, к сожалению, очень скупы. В кармане у парашютистки оказался листок, на котором по-немецки написано следующее: "Дойти пешком до Ледербэрроу, направление на восток от каменного креста. Асальф-роуд, 14, доктор Биньян".
     Таппенс подняла глаза - на вершине холма виднелся каменный крест.
     - Он самый, - сказал Марсдон. - Дорожные знаки, понятно, сняты, но Ледербэрроу - довольно большой населенный пункт, и, двигаясь на восток, вы мимо не пройдете.
     - Далеко?
     - Не меньше пяти миль.
     Таппенс слегка поморщилась.
     - Полезная предобеденная прогулка, - сказала она. - Надеюсь, доктор Биньян пригласит меня отобедать, когда я до него доберусь.
     - Вы говорите по-немецки, миссис Бересфорд?
     - Лишь настолько, чтобы объясняться в гостиницах. Придется сказать, что у меня строжайшие инструкции: говорить только по-английски.
     - Это очень рискованно.
     - Вздор. Кому может прийти в голову, что произвели подмену? Или на мили кругом все знают, что спустился парашютист?
     - Те двое добровольных охранников задержаны начальником полиции, чтобы они не вздумали хвастаться своим подвигом перед знакомыми.
     - Может, кто-нибудь еще это наблюдал. Или слышал разговоры.
     - Моя дорогая миссис Бересфорд, здесь каждый божий день ходят разговоры, что кто-то видел, как спустился один парашютист, или два парашютиста, или три, четыре и так далее вплоть до ста.
     - Да, пожалуй, - согласилась Таппенс. - Ну что ж. Ведите меня.
     Тони сказал:
     - Костюм у нас здесь. И наготове женщина из полиции, специалистка по гриму. Идемте.
     Под сенью деревьев оказалась наскоро сколоченная лачужка. У входа стояла немолодая женщина весьма деловитого вида. Она быстро оглядела Таппенс и одобрительно кивнула.
     Таппенс вошла под крышу, уселась на деревянный ящик и отдалась в профессиональные руки. Наконец гримерша отступила на шаг, поглядела на свою работу и сказала:
     - Ну вот. По-моему, у нас получилось очень даже недурно. А ваше мнение, сэр?
     - Превосходно, - подтвердил Тони.
     Таппенс протянула руку и взяла у гримерши зеркало. При виде своего лица она чуть не вскрикнула от изумления.
     Выщипанным бровям был придан новый рисунок, отчего выражение лица стало совершенно другим. Маленькие кусочки липкого пластыря, прикрытые начесанными на уши волосами, подтянули кожу и изменили контур лица. На носу появилась небольшая нашлепка, так что у Таппенс вдруг стал орлиный профиль. Умело наложенный грим прибавил ей несколько лет, по обе стороны рта шли вниз выразительные глубокие складки. А в целом лицо приобрело вид покладистый и слегка глуповатый.
     - Вот это мастерство! - восхитилась Таппенс и потрогала нашлепку у себя на носу.
     - Осторожнее, - предостерегла ее гримерша. Она достала две каучуковые полоски. - Вы сможете держать это за щеками?
     - Ничего не поделаешь, по-видимому, придется, - поморщившись, ответила Таппенс.
     Она заложила прокладки за щеки, подвигала челюстями. Они особенно не мешали.
     - Ничего страшного, - вынуждена была признать она.
     После этого Тони скромно вышел за дверь, а Таппенс скинула свою одежду и облачилась в форму медсестры. Форма оказалась более или менее впору, только чуть тесновата в плечах. И довершила ее новый облик синяя санитарная шапочка. Только переобуться в туфли с квадратными носами Таппенс наотрез отказалась.
     - Если я должна пройти пять миль пешком, - решительно сказала она, - я могу это сделать только в собственной обуви.
     И Тони и гримерша признали ее резоны, тем более что ее собственная обувь, синие же уличные башмаки, вполне подходили к сестринской форме. Таппенс поинтересовалась содержимым синей сумки. Пудреница, губная помада, два фунта четырнадцать шиллингов и шесть пенсов английских денег, носовой платок и удостоверение личности на имя Фриды Элтон, Манчестер-роуд, 4, Шеффилд. Она переложила туда же и свою пудреницу с помадой и встала, готовая в путь.
     Тони Марсдон отвернул голову и хрипло проговорил:
     - Я ощущаю себя последней свиньей, что отпускаю вас на это дело.
     - Сочувствую вам.
     - Но, понимаете, нам жизненно необходимо получить хоть какую-то информацию о том, где и как будет производиться высадка.
     Таппенс похлопала его по плечу.
     - Не казнитесь, мой мальчик. Хотите верьте, хотите нет, но я получаю большое удовольствие.
     И Тони опять сказал:
     - Вы просто героиня!
     
     3
     
     Немного усталая, Таппенс остановилась перед домом номер 14 по Асальф-роуд и прочла на дверной дощечке, что доктор Биньян, оказывается, не врач, а хирург-стоматолог. Краем глаза она заметила Тони Марсдона - он сидел за рулем спортивного автомобиля чуть дальше по той же улице.
     Они договорились, что Таппенс дойдет до Ледербэрроу пешком, как было сказано в инструкции, потому что если она приедет в автомобиле, кто-нибудь может это заметить. И действительно, когда она шла, над холмами пролетели два вражеских самолета, снизились, описали круг и скрылись. Они вполне могли разглядеть одинокую женщину, шагающую по направлению к городу.
     Тони вдвоем с полицейской гримершей выехал из оврага в другую сторону, сделал большой крюк и остановил машину дальше по Асальф-роуд. Теперь все было готово.
     "Ворота на арену распахиваются, - сказала себе Таппенс. - Выходит христианка и отправляется на свидание со львами[76]. Что ж. Зато, по крайней мере, никто не скажет, что у меня скучная жизнь".
     Она перешла через улицу и позвонила у двери. Интересно, очень ли нравится на самом деле Деборе этот молодой человек, Марсдон? Дверь отворила пожилая женщина. У нее было невыразительное крестьянское лицо - не английское лицо.
     - Я к доктору Биньяну, - сказала Таппенс. Женщина неторопливо оглядела ее с ног до головы.
     - Вы, наверно, будете сестра Элтон?
     - Да.
     - Тогда будьте добры подняться в кабинет доктора.
     Она посторонилась, закрыла за Таппенс дверь и пошла впереди по застланному линолеумом коридору. Они поднялись на второй этаж. Женщина открыла дверь в кабинет и сказала:
     - Будьте добры подождать здесь. Доктор к вам скоро выйдет.
     И удалилась, закрыв за собой дверь.
     Обычный стоматологический кабинет, довольно бедно оборудованный и обставленный. Таппенс взглянула на зубоврачебное кресло - в кои-то веки оно ей ничем не грозит! Правда, она все же волновалась, но по совсем другим причинам. Сейчас дверь откроется и войдет "доктор Биньян". Кем он окажется? Незнакомым человеком или кем-то, с кем она уже встречалась раньше? Если это будет тот человек, которого она, можно сказать, почти ожидает...
     Дверь отворилась.
     Вошедший оказался вовсе не тем, кого Таппенс почти ожидала увидеть! Это был человек, мысль о котором ей и в голову не приходила.
     Это был капитан-лейтенант Хейдок.
     
     Глава 14
     
     1
     
     Целая вереница предположений о возможном участии капитан-лейтенанта Хейдока в исчезновении Томми пронеслась у Таппенс в голове. Но она от них решительно отмахнулась, пока что. Сейчас надо сосредоточиться.
     Узнает ее Хейдок или не узнает, вот интересный вопрос. Она заранее подготовила себя к тому, чтобы не выказать ни малейших признаков удивления или узнавания, с кем бы ни довелось столкнуться, и за себя была практически уверена: она не показала виду, что знает его.
     Она встала и приняла почтительную позу, какая приличествует простой немецкой женщине перед властелином Вселенной.
     - Итак, вы здесь, - сказал капитан-лейтенант.
     Он говорил по-английски и держался совершенно так же, как обычно.
     - Да, - ответила Таппенс и добавила, представляясь: - Сестра Элтон.
     Хейдок улыбнулся, как будто она пошутила.
     - Сестра Элтон! Превосходно.
     Он одобрительно посмотрел на нее.
     - Вид у вас безупречный.
     Таппенс наклонила голову, но промолчала. Инициативу она предоставляла ему.
     - Вам, я думаю, известно, что от вас потребуется? - продолжал он. - Садитесь, пожалуйста.
     Таппенс послушно села. И ответила:
     - Я должна получить от вас подробные инструкции.
     - Очень верно, - кивнул Хейдок. Ей почудилась в его голосе легкая издевка. - Вам известен день? - спросил он.
     - Четвертое число.
     Хейдок удивленно вздернул брови. На лбу у него образовались глубокие складки.
     - Гм, так, значит, вы знаете?
     Таппенс помолчала, а потом произнесла:
     - Пожалуйста, сообщите мне, что я должна сделать?
     - В свое время, моя милая, - ответил Хейдок. Выдержав паузу, он спросил: - Вы, конечно, слышали про "Сан-Суси"?
     - Нет, - ответила Таппенс.
     - Не слышали?
     - Нет, - твердо сказала Таппенс. "Посмотрим, как ты разберешься с этим", - подумала она.
     На лице капитан-лейтенанта Хейдока появилась кривая усмешка. Он раздельно проговорил:
     - Значит, вы не слышали про "Сан-Суси"? Это меня удивляет, весьма, ибо у меня было такое впечатление, что вы там жили весь прошедший месяц... - Наступила мертвая тишина. - Так как же, миссис Бленкенсоп?
     - Не знаю, о чем вы, доктор Биньян. Я прибыла сюда только сегодня утром. Спустилась на парашюте.
     И снова эта усмешка, на сей раз определенно злобная.
     - Несколькими ярдами[77] материи в кустах легко можно создать нужную иллюзию, - проговорил он. - И я вовсе не доктор Биньян, уважаемая. Доктор Биньян по официальному статусу - мой дантист, и время от времени любезно предоставляет мне свой кабинет.
     - В самом деле? - пробормотала Таппенс.
     - В самом деле, миссис Бленкенсоп. Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас вашим настоящим именем - миссис Бересфорд?
     Опять установилась напряженная тишина. Таппенс глубоко вздохнула. Хейдок кивнул.
     - Как видите, игра проиграна. "Ты вошла в мою светелку, молвил Мушке Паучок"[78].
     Таппенс услышала легкий щелчок, и в руке у Хейдока блеснуло стальное лезвие. Он продолжал, но теперь уже угрожающим тоном:
     - И не советую вам кричать и звать на помощь соседей. Не успеете вякнуть, как распроститесь с жизнью, а если и вскрикнете, никто не обратит внимания, вы ведь в зубоврачебном кабинете, здесь часто, бывает, кричат.
     Таппенс сдержанно заметила:
     - Вы, я вижу, все предусмотрели. А вам не приходило в голову, что у меня могут быть друзья, которым известно, где я?
     - О, все еще надеетесь на голубоглазого героя? В данном случае, впрочем, кареглазого... Сожалею, миссис Бересфорд, но Энтони Марсдон - один из наших самых верных приверженцев в этой стране. Как я уже сказал, несколько ярдов парусины способны создать полную иллюзию. Вы легко клюнули на историю с парашютом.
     - Не понимаю, к чему весь этот цирк?
     - Ах, не понимаете! Мы хотели, чтобы вашим дружкам было труднее вас выследить. Если бы даже кто-нибудь сумел выйти на ваш след, он привел бы его в Ярроу и к человеку, встречавшему вас в машине. А тот факт, что где-то между часом и двумя в Ледербэрроу пришла пешком медицинская сестра, лицом совершенно на вас не похожая, едва ли кто-нибудь свяжет с вашим исчезновением.
     - Сложный расчет, - заметила Таппенс.
     - Меня восхищает ваша выдержка, - сказал Хейдок. - Весьма восхищает. Сожалею, что принужден буду, гм, оказать на вас давление, но нам необходимо знать, что вам удалось разведать в "Сан-Суси".
     Таппенс не ответила.
     Хейдок вполголоса произнес:
     - Советую вам не запираться. Зубоврачебное кресло и инструментарий открывают, знаете ли, кое-какие возможности.
     Таппенс бросила на него презрительный взгляд.
     Хейдок подался вперед. И раздельно проговорил:
     - Да, я вижу, вы обладаете изрядной твердостью духа, людям вашего склада это свойственно. Но как насчет второй половины картинки?
     - О чем вы?
     - О Томасе Бересфорде, вашем муже, проживавшем последние недели в "Сан-Суси" под именем мистера Медоуза, а в настоящее время лежащем наготове в подвале моего дома.
     Таппенс резко возразила:
     - Я в это не верю!
     - Потому что получили письмо от Пенни Плейн? Неужели вы не догадываетесь, что это была ловкая работа молодого Марсдона? Вы ему прекрасно подыграли, открыв код.
     Голос Таппенс дрогнул:
     - Значит, Томми?..
     - Ваш Томми, - провозгласил капитан-лейтенант Хейдок, - находится сейчас, как, впрочем, с самого начала, в моих руках. И теперь дело за вами. Если вы дадите мне требуемые ответы, у него появится шанс. Если же нет, - что ж, сработает первоначальный план. Он получит удар по голове, будет вывезен в море и выброшен за борт.
     Некоторое время Таппенс просидела молча. Потом спросила:
     - Что вы хотите знать?
     - Я хочу знать, кто вас послал, как вы осуществляете связь с этим лицом или этими лицами, какую информацию они от вас уже получили и что именно вам известно?
     Таппенс пожала плечами.
     - Я могу наговорить вам что мне вздумается, - заметила она.
     - Э, нет, потому что я немедленно подвергну ваши показания строгой проверке. - Он пододвинул свой стул ближе к ней. И заговорил совсем иначе, настойчиво и даже вкрадчиво: - Уверяю вас, уважаемая, мне вполне понятны ваши чувства. Я действительно восхищен и вами, и вашим мужем. Уважаю вашу отвагу и твердость духа. Такие люди, как вы, будут нужны в новом государстве, которое воздвигнется на обломках вашего теперешнего безмозглого строя. Мы хотим, чтобы кое-кто из наших нынешних врагов, те, кто достоин, стали нашими союзниками. Если я вынужден буду отдать приказ о лишении вашего мужа жизни, я это сделаю, так велит мне долг, но буду, право же, очень огорчен, что долг велит мне это сделать. Он славный малый, спокойный, скромный, толковый. Позвольте мне объяснить вам то, что, по-видимому, мало кто в этой стране понимает. Наш фюрер не имеет намерения завоевывать вашу страну - в том смысле, как вы все думаете. Его цель - создать новую Британию, Британию сильную собственной силой, где будут править не немцы, а сами англичане. Лучшие из англичан, люди высокого ума, чистых кровей и большого мужества. "Прекрасный новый мир", говоря словами Шекспира[79].
     Он подался еще ближе.
     - Мы хотим покончить с бездарностью и бестолковщиной. Со взяточничеством и коррупцией. С корыстью и стяжательством. И в этом новом государстве нам понадобятся такие люди, как вы и ваш муж, - храбрые, предприимчивые, еще недавно наши враги, но в будущем - союзники. Вы бы удивились, если бы узнали, как много народу в этой стране, да и в других тоже, сочувствуют нам и разделяют наши взгляды. Вместе мы создадим новую Европу, - Европу мира и прогресса. Постарайтесь взглянуть на вещи так, потому что, уверяю вас, именно так оно все и есть...
     Голос его давил, гипнотизировал. И это говорил человек, с виду такой типичный честный английский моряк...
     Таппенс смотрела на него и старалась подыскать подходящий ответ. Пришел в голову только один, детский и в то же время издевательский.
     - Гуси, гуси, вы куда? - произнесла Таппенс.
     
     2
     
     Эффект получился ошарашивающий.
     Хейдок подскочил, лицо его стало пунцовым от ярости, и в одно мгновение от сходства с добродушным английским моряком не осталось и следа. Она увидела перед собой, как раньше Томми, разъяренного прусского офицера.
     Он разразился целым потоком немецких ругательств. Потом перешел опять на английский и грубо заорал:
     - Дура! Чертова идиотка! Ты что, не понимаешь, что выдала себя с головой? Теперь прощайся с жизнью, и ты, и твой драгоценный муж. - Он позвал: - Анна!
     Вошла женщина, которая раньше открыла Таппенс дверь. Хейдок сунул ей револьвер.
     - Сторожи ее. Если что - стреляй.
     И, топая, выбежал вон.
     Таппенс вопросительно посмотрела на Анну. Та стояла с револьвером в руке, устремив на Таппенс бесстрастный взор.
     - Неужели вы вправду меня застрелите? - спросила Таппенс.
     Анна ровным голосом ответила:
     - Напрасно стараетесь меня разжалобить. В прошлую войну ваши убили моего сына, моего Отто. Мне было тогда тридцать восемь лет, а теперь шестьдесят два, но я не забыла.
     Ее широкоскулое неподвижное лицо напомнило Таппенс лицо несчастной полячки Ванды Полонской - та же пугающая ненависть и одержимость. Материнство беспощадно. Такие же чувства наверняка испытывает и в Англии не одна скромная миссис Джонс и миссис Смит. С женским полом бесполезно спорить, мать, потерявшую дитя, не убедишь.
     В памяти у Таппенс что-то шевельнулось, толкнулось, просясь наружу, - что-то, о чем она в глубине души все время знала, но никак не могла облечь в отчетливую форму. Соломон... какую-то роль тут играл царь Соломон...
     Дверь распахнулась. Вернулся капитан-лейтенант Хейдок. И заорал на нее, вне себя от ярости:
     - Где они? Куда ты их запрятала?
     Таппенс посмотрела на него с недоумением. О чем это он? Что ему надо? Она ничего не брала и не прятала.
     Хейдок приказал Анне:
     - Уходи.
     Женщина возвратила ему револьвер и немедленно вышла.
     Хейдок упал в кресло, и видно было, что он старается взять себя в руки. Наконец он проговорил:
     - У вас из этого ничего не выйдет, любезнейшая. Вы в моей власти, и я умею заставить людей говорить. Располагаю средствами, знаете ли, и не очень приятными. Так или иначе, но в конце концов вы скажете правду. Ну, так куда же вы их дели?
     Таппенс сразу сообразила, что тут, по крайней мере, есть возможность поторговаться. Только как бы узнать, о чем он спрашивает. Она рискнула задать вопрос:
     - А откуда вы знаете, что это у меня?
     - Из ваших же слов, несчастная вы дура. При себе у вас их нет, это мы знаем, вы переоделись во все сестринское.
     - Что, если я отправила по почте?
     - Не валяйте дурака. Со вчерашнего дня все, что вы доверяли почте, подвергалось нашему контролю. По почте вы их не посылали. Единственное, что вы могли, быть может, сделать, так это сегодня утром перед уходом спрятать их где-то в "Сан-Суси". Я даю вам ровно три минуты на то, чтобы сказать мне, куда именно вы их спрятали.
     Он положил перед собою на столик часы.
     - Три минуты, миссис Томас Бересфорд.
     Стало слышно, как тикают большие часы на каминной полке. Таппенс сидела неподвижно, с каменным лицом. По нему нельзя было догадаться о мыслях, которые проносились у нее в голове.
     Только теперь для нее вдруг словно полыхнула молния, и все стало совершенно ясно. Она отчетливо поняла, кто является центром и средоточием всей организации.
     Она вздрогнула от неожиданности, когда раздался голос Хейдока:
     - Осталось десять секунд...
     Будто во сне, она наблюдала за ним, видела, как поднимается его рука с револьвером, слышала, как он считает:
     - Одна, две, три, четыре, пять...
     Он дошел до восьми, когда прозвучал выстрел, и он повалился грудью на столик. На его крупном румяном лице застыло недоуменное выражение. Он так внимательно следил за своей жертвой, что не услышал, когда за его спиной тихо приоткрылась дверь.
     В одно мгновение Таппенс вскочила с зубоврачебного кресла, растолкала военных, толпившихся в дверях, и ухватила рукав твидового пиджака.
     - Мистер Грант.
     - Да-да, мой друг, все уже позади, вы молодчина...
     Таппенс не стала выслушивать похвалы.
     - Скорее! Нельзя терять ни минуты. У вас тут машина?
     - Да, - еще не понимая, ответил он.
     - Быстрая? Надо немедленно вернуться в "Сан-Суси". Только бы не опоздать. Прежде чем сюда позвонят и телефон не ответит.
     Через две минуты они уже сидели в автомобиле, пробиравшемся по улочкам Ледербэрроу. Наконец выехали на открытое место, и стрелка спидометра поползла вверх.
     Мистер Грант не задавал вопросов. Он сидел спокойно. Зато Таппенс в мучительном нетерпении то и дело бросала взгляд на спидометр. Шофер получил соответствующие указания и гнал машину на полной скорости.
     Только один раз Таппенс отвлеклась и спросила:
     - Томми?
     - В порядке. Освобожден полчаса назад.
     Она кивнула.
     Вот наконец Лигемптон. Автомобиль пронесся, срезая углы, по улицам и вверх по склону холма, на котором стоял пансион "Сан-Суси".
     Таппенс выскочила из машины, мистер Грант за нею, и они побежали по подъездной аллее. Парадная дверь, как всегда, открыта. В холле никого. Таппенс легко взбежала по лестнице на второй этаж. На ходу заглянула в распахнутую дверь своей комнаты, заметила разгром, выдвинутые ящики, перевернутую постель. Кивнула и заторопилась дальше по коридору.
     Она вошла в комнату, где жили мистер и миссис Кейли. Сейчас их тут не было. Мирная комната, слабый лекарственный запах.
     Таппенс подбежала к кровати и стянула постель на пол. Пошарила под матрасом. И с торжествующим видом обернулась к мистеру Гранту, протягивая ему потрепанную детскую книжку с картинками.
     - Вот вам. Тут все...
     - Что тут такое?.. - Они оглянулись: в дверях стояла недоумевающая миссис Спрот.
     - А теперь разрешите вам представить миссис Игрек, - произнесла Таппенс. - Да, да. Это миссис Спрот. Мне бы сразу надо было догадаться.
     Забавный финал этой сцены исполнила миссис Кейли, появившаяся на пороге в следующую минуту.
     - Ах, боже мой! - проговорила она, увидев разоренную постель своего супруга. - Что теперь скажет мистер Кейли?
     
     Глава 15
     
     - Мне бы сразу надо было догадаться, - сказала Таппенс.
     Она укрепляла расстроенные нервы щедрой порцией старого бренди и переводила любящий взгляд с Томми на мистера Гранта и обратно. А потом и на Альберта, который сидел с кружкой пива, ухмыляясь от уха до уха.
     - Расскажи, как все было, Таппенс, - попросил Томми.
     - Ты первый, - возразила Таппенс.
     - А мне нечего особенно рассказывать, - сказал Томми. - По чистой случайности я открыл секрет радиопередатчика. Думал, что выкрутился, но Хейдока перехитрить не удалось.
     Таппенс кивнула:
     - Он, конечно, сразу позвонил миссис Спрот. Она выбежала в сад и устроилась поджидать тебя в аллее с молотком в руке. Она отсутствовала за карточным столом всего три минуты. Я обратила внимание, что она вернулась запыхавшаяся, но ее я вообще не подозревала.
     - Ну а дальше вся заслуга принадлежит Альберту, - продолжал Томми. - Он пошел по моему следу, как верный пес, я стал громко храпеть морзянкой, а он услышал, догадался, разобрал. И явился с докладом к мистеру Гранту. В ту же ночь они вдвоем туда вернулись, я снова давай храпеть! Ну, и в результате мы сговорились, что я еще немного там побуду, чтобы не спугнуть ожидавшийся морской десант.
     Мистер Грант добавил от себя:
     - Когда Хейдок сегодня утром уехал, наши люди завладели "Привалом контрабандистов". И вечером мы захватили катер.
     - Теперь, Таппенс, твоя очередь, - сказал Томми.
     - Ну, ладно. Начну с того, что я была последней дурой. Подозревала в "Сан-Суси" всех, кроме миссис Спрот. Правда, был один момент, когда я почувствовала тревогу, как будто бы мне что-то угрожало - я тогда случайно подслушала по телефону разговор про четвертое число. Рядом со мной при этом были три человека, и я решила, что опасность исходит либо от миссис Переньи, либо от миссис О'Рурк. И ошиблась: на самом деле источником опасности была бесцветная миссис Спрот.
     Этого дурацкого убеждения я держалась, Томми знает, до того самого времени, как он исчез. Мы с Альбертом стали вырабатывать план действий, и вдруг, нежданно-негаданно, мне на голову сваливается Тони Марсдон. Поначалу все выглядело убедительно - обычный молодой человек, какие ходят хвостом за Деборой. Но две вещи меня насторожили. Во-первых, разговаривая с ним, я все больше убеждалась, что вижу его впервые, что у нас дома он никогда не бывал. А во-вторых, хотя он и был осведомлен о моей работе в Лигемптоне, он при этом считал, что Томми в Шотландии. И тут что-то было не так. Ведь знать-то он мог как раз только о Томми, я присоединилась, вообще говоря, неофициально. Это мне показалось странным.
     Мистер Грант говорил, что пятая колонна проникла всюду - в самые неожиданные места. Почему бы в таком случае одному из их людей не работать в Деборином ведомстве? И я решила устроить ему ловушку. Рассказала, что у нас с Томми есть свой код для связи. Настоящий-то условный знак у нас один: открытка с песиком, но Марсдону я наплела, что будто бы мы пользуемся поговоркой: "Пенни - за штуку, два пенса - за науку". Как я и надеялась, он на это клюнул! Сегодня утром я получила письмо, которое выдало его с потрохами.
     У нас все было заранее продумано и условлено. От меня требовалось только позвонить портнихе и отменить примерку. Это означало, что рыба на крючке.
     - У меня-то сердце ох как было не на месте! - ввернул от себя Альберт. - Я подъехал к воротам в фургоне булочника и вылил там большую лужу пахучего вещества. Анисовое масло[80] это было, должно быть, - по крайности, запах шел анисовый.
     - Ну, а потом, - снова повела рассказ Таппенс, - вышла я и прямо ногой в эту лужу, так что фургону не составило труда проехать по моему следу до железнодорожной станции. У кассы кто-то, ставший в очередь за мной, услышал, что у меня билет до Ярроу. А вот уж там могли возникнуть проблемы.
     - Да нет, почему же, - сказал мистер Грант. - Собаки отлично взяли след на станции в Ярроу и повели за колесом, об которое вы обтерли подошву. След привел нас в рощицу, оттуда на вершину холма, где стоит каменный крест, и дальше по тропе, которой вы шли через луга. Вражеская сторона не предполагала, что мы можем идти по вашему следу, они убедились, что вы идете, куда они вам указали, и преспокойно уехали.
     - Но все равно у меня сердце было не на месте, - покачал головой Альберт. - Шутка ли, знать, что вы находитесь в том доме, и не иметь понятия, как там с вами обращаются. Ну, мы пролезли в заднее окно и скрутили ту иностранку, когда она спускалась по лестнице. В последнюю минуту поспели.
     - Я знала, что вы придете, - сказала Таппенс. - Моя задача состояла в том, чтобы затянуть разговор подольше. Я уже готова была притвориться, будто соглашаюсь, если бы не заметила, как приоткрывается дверь. Но самое замечательное было то, что я вдруг все поняла и убедилась, какая же я была страшная дура.
     - А что тебя натолкнуло на эту догадку? - спросил Томми.
     - Гуси, гуси, вы куда? - не задумываясь, ответила Таппенс. - Хейдок как только услышал это, прямо позеленел от бешенства. И вовсе не оттого, что это была просто дурь и грубость. Я видела, что эти слова для него значат что-то очень важное. А потом лицо его прислужницы, Анны, - оно напомнило мне лицо погибшей полячки, ну, и тут я подумала про Соломона, и все стало совершенно ясно.
     Томми возмутился:
     - Таппенс, если ты еще раз это повторишь, я застрелюсь, ей-богу! Что тебе стало совершенно ясно? Не говори загадками. И при чем здесь Соломон?
     - Помнишь, к нему пришли две женщины с ребенком, и каждая утверждала, что это ее ребенок?[81] А Соломон сказал: "Хорошо, давайте разрубим его пополам", и ненастоящая мать сказала: "Давайте", а настоящая сказала: "Нет, пусть лучше уж та женщина его возьмет". Потому что не могла согласиться, чтобы ее ребенка убили. Так вот, в тот вечер, когда миссис Спрот застрелила полячку, вы все говорили, какое это чудо, она же могла попасть в ребенка. Уже тогда следовало догадаться. Если бы ребенок был ее, она бы не способна была пойти на такой риск. Очевидно, это был не ее ребенок. Именно поэтому ей необходимо было застрелить ту женщину.
     - Почему?
     - Да потому что та была настоящей матерью девочки! - Голос Таппенс слегка дрогнул.
     - Бедная женщина, бедная гонимая мать! Она прибыла сюда беженкой, без единого гроша, и с готовностью согласилась, чтобы миссис Спрот удочерила ее девочку.
     - Но зачем ей был ребенок?
     - Для маскировки! Тут тонкий психологический расчет. Просто невозможно вообразить, чтобы иностранная шпионка потянула с собой на дело свое дитя. Именно поэтому я и не подозревала миссис Спрот. Как можно, женщина с ребенком! Но настоящая мать Бетти стала ужасно тосковать по своему дитяти, она разыскала адрес миссис Спрот и явилась сюда, высматривала, ждала удобной минуты, дождалась и увела девочку.
     Миссис Спрот, естественно, была в отчаянии. Самое главное для нее было - чтобы не обращались в полицию. Поэтому она написала записку и представила дело так, будто нашла ее у себя в комнате. Вместо полиции привлекли к поискам капитан-лейтенанта Хейдока. Когда же мы настигли бедную женщину, шпионка, не заводя разговоров, сразу же ее застрелила... Она отнюдь не новичок в обращении с огнестрельным оружием, а наоборот, превосходный стрелок. Да, она убила ту несчастную женщину, и поэтому у меня нет к ней ни малейшей жалости. Она злодейка.
     Таппенс помолчала, а потом добавила:
     - Были и еще некоторые обстоятельства, которые должны были открыть мне глаза. Например, сходство между Вандой Полонской и Бетти. Она мне кого-то напоминала, и этот кто-то была Бетти. И потом странная игра девочки с моими шнурками. Гораздо естественнее было предположить, что она наблюдала, как это делала ее так называемая мать, а не Карл фон Дейним. Но миссис Спрот, увидев, что натворила девочка, поспешила подбросить в комнату Карла всевозможные улики, в том числе и шнурок с симпатическими чернилами.
     - Я рад, что Карл не был замешан в это дело, - сказал Томми. - Мне он нравился.
     - Нравился? - испуганно переспросила Таппенс. - Его что, расстреляли?
     Мистер Грант покачал головой.
     - С ним все в порядке. У меня даже есть для вас один небольшой сюрприз.
     - Я ужасно рада, особенно за Шейлу! - посветлев лицом, воскликнула Таппенс. - Какие же мы были дураки, что сделали стойку на миссис Перенью!
     - Да, она была замешана только в деятельности ИРА, не более, - сказал мистер Грант.
     - Я и миссис О'Рурк немного подозревала. А иногда и супругов Кейли...
     - А я подозревал Блетчли, - вставил Томми.
     - Тогда как на самом деле все зло было в этой безмозглой особе, которую мы считали матерью Бетти.
     - Не такая уж безмозглая, - возразил мистер Грант. - Она опасная преступница и очень умелая актриса. И к большому моему сожалению, урожденная англичанка.
     - Раз так, она не заслуживает ни жалости, ни восхищения, - сказала Таппенс. - Ею двигала даже не любовь к родине. - Она обернулась к мистеру Гранту: - Вы нашли что хотели, сэр?
     Он кивнул.
     - Все содержалось в потрепанных детских книжках, которые были подменены новенькими.
     - В тех, что Бетти называла "гадкими"? - всплеснула руками Таппенс.
     - Они и вправду гадкие, - сухо сказал мистер Грант. - "Джек Хорнер" оказался весьма детальным описанием наших береговых укреплений. "Джонни задрал к небу нос" содержит данные по военно-воздушным силам. А сведения о боевом вооружении, понятно, помещены в книжицу "Жил человечек с ружьецом в руке".
     - А "Гуси, гуси, вы куда?" - поинтересовалась Таппенс.
     Мистер Грант ответил:
     - Когда ее обработали соответствующими реагентами, обнаружился полный список влиятельных лиц, выразивших готовность содействовать вражескому вторжению на наши острова. Среди них два начальника полиции, один вице-маршал авиации, два генерала, управляющий военным заводом, министр, несколько полицейских инспекторов, главы местных добровольных оборонных дружин, ну и разная мелкая армейская и флотская сошка, и даже сотрудники нашего родного разведывательного управления.
     Томми и Таппенс слушали и не верили своим ушам.
     - Не может быть! - проговорил Томми.
     Грант печально покачал головой.
     - Вы не представляете себе силу немецкой пропаганды. Она обращена к таящейся в душе у человека жажде власти над другими людьми. Лица, значащиеся в этом списке, были готовы предать свою страну, но не за деньги, а из чудовищной гордыни, они воображали себя, лично себя, благодетелями родины. И так в каждой стране. Своего рода культ Люцифера[82] - сына Утренней звезды. Гордыня и жажда личной славы. Вы можете себе представить, - заключил он, - что при содействии этих людей, которые давали бы несогласованные приказы и распоряжения, в стране должен был воцариться хаос и запланированное вторжение имело бы много шансов на успех.
     - А теперь? - спросила Таппенс.
     Мистер Грант улыбнулся.
     - Теперь, - сказал он, - пусть попробуют, милости просим! Мы готовы к встрече.
     
     Глава 16
     
     - А знаешь, дорогая, - сказала матери Дебора, - я ведь чуть было не подумала про тебя бог знает что.
     - Ну? - удивилась Таппенс. - Это когда же?
     Она задержала любящий взгляд на темной головке дочери.
     - Да вот, когда ты улизнула в Шотландию к папе, а я считала, что ты гостишь у тети Грейси. Я уже готова была вообразить, что ты завела роман на стороне.
     - Неужели, Деб?
     - Конечно, всерьез я в это не верила, не в твоем же возрасте. И потом, я знаю, как вы с Рыжим преданы друг другу. Это один дурень по имени Тони Марсдон закинул мне такую мысль. И знаешь, ма, - я думаю, тебе можно сказать, - потом оказалось, что он был в Пятой колонне. Действительно, он всегда как-то странно рассуждал - что, мол, если Гитлер и победит, ничего страшного, все останется по-прежнему, а то и лучше будет.
     - А он... тебе нравился?
     - Кто? Тони? Нет, конечно. Такой зануда. Этот танец я пойду танцевать.
     И уплыла в объятиях светловолосого молодого офицера, с веселой улыбкой глядя в лицо своему кавалеру. Несколько минут Таппенс наблюдала за ними, потом перевела взгляд на долговязого молодого летчика, танцующего в паре с тоненькой блондинкой.
     - По-моему, Томми, - обратилась она к мужу, - у нас славные дети.
     - А вот и Шейла, - сказал Томми и встал навстречу девушке.
     Она подошла к их столику. На ней было вечернее платье изумрудного цвета, оттеняющего ее смуглую красоту. Сегодня ее красота казалась сумрачной, и слова, с которыми Шейла обратилась к тем, кто ее сюда пригласил, прозвучали довольно нелюбезно:
     - Как видите, я пришла, раз обещала. Но почему вы меня позвали, не представляю себе.
     - Потому что мы вам очень симпатизируем, - с улыбкой ответил Томми.
     - Правда? Но с какой стати? Я вела себя просто ужасно по отношению к вам обоим. - Она помолчала и тихо добавила: - Спасибо вам.
     Таппенс сказала:
     - Надо подобрать вам хорошего кавалера для танцев.
     - Я не хочу танцевать. Ненавижу танцы. Я пришла просто повидаться с вами.
     - Кавалер, которого мы для вас пригласили, вам понравится, - улыбнулась Таппенс.
     - Но я... - начала было Шейла. Но не договорила: через зал к ней пробирался Карл фон Дейним.
     Шейла стояла как зачарованная.
     - Ты... - еле слышно произнесла она.
     - Я, собственной персоной, - подтвердил Карл.
     В нем произошла какая-то перемена. Шейла смотрела на него, недоумевая. Яркий горячий румянец заливал ее щеки.
     - Я знала, что с тобой все в порядке, - чуть дрогнувшим голосом проговорила она. - Но я думала, ты интернирован...
     Карл покачал головой.
     - Нет причины меня интернировать. Ты должна меня простить, Шейла. Понимаешь ли, я не Карл фон Дейним. Я просто принял его имя, потому что так было нужно.
     Он вопросительно оглянулся на Таппенс. Она сказала:
     - Продолжайте. Расскажите ей все.
     - Карл фон Дейним был моим другом. Мы познакомились в Англии за несколько лет до того. А перед самой войной я возобновил знакомство. Я прибыл тогда в Германию по специальному поручению, связанному с безопасностью нашей страны.
     - Ты работал в разведке? - спросила Шейла.
     - Да. И вот, когда я там находился, со мной стали происходить странные вещи. Несколько раз мне едва удалось избежать гибели. О моих планах становилось известно там, где это никак не предусматривалось. Я понял, что тут что-то не так, что "гниль", как они это называют, проникла в учреждение, где я работал. Меня предали свои. Мы с Карлом немного походили друг на друга внешне - у меня одна бабка была немка, поэтому я как раз годился для работы в Германии. Карл не был наци. Его интересовала только его работа - химические исследования. И я тоже этим немного занимался. Незадолго до войны он принял решение эмигрировать в Англию. Его братьев посадили в концентрационные лагеря. Он был готов к тому, что на пути в эмиграцию его будут ожидать большие трудности, но все препятствия чудесным образом устранялись. Мне это показалось подозрительным - он делился со мной. С чего бы это властям открывать фон Дейниму дорогу за границу, когда братья его и другие родственники сидят в концлагерях, да и сам он всегда подозревался в антинацистских настроениях? Было похоже, что для чего-то он им нужен в Англии. Между тем мое положение становилось все опаснее. Карл жил в одном доме со мной. Однажды я зашел к нему и, к моему большому огорчению, увидел, что он лежит у себя на кровати мертвый. Он не выдержал обстановки, впал в депрессию и покончил с собой, оставив письмо, которое я прочел и положил себе в карман. Я решил произвести подмену. Мне нужно было выбираться из Германии, а заодно неплохо было бы узнать, почему это Карла так легко выпускали из фатерланда[83]. Я надел на него свою одежду и положил тело на свою кровать. Лицо его было изуродовано, так как он убил себя выстрелом в голову. А наша квартирная хозяйка, я знал, была подслеповата.
     С документами на имя Карла фон Дейнима я приехал в Англию и отправился по адресу, который ему дали. Это был пансион "Сан-Суси".
     Живя там, я все время играл роль, ни на минуту не забываясь. Оказалось, что для меня было готово место на химическом заводе. Сначала я решил, что меня планируется постепенно опутать и сделать нацистским агентом... Но позднее стало ясно, что моему другу была уготована роль козла отпущения. Когда меня арестовали по подложным уликам, я ничего не сказал. Я считал, что открыть, кто я, надо как можно позже, чтобы успеть побольше проведать. А несколько дней назад меня узнал один из наших людей, и так правда вышла наружу.
     Шейла с укором проговорила:
     - Мне ты должен был сказать.
     Он мягко ответил:
     - Если ты в самом деле так думаешь, мне очень жаль.
     Он заглянул ей в глаза. Ее взгляд выражал гордость и гнев. Но постепенно гнев ушел, и она согласилась:
     - Да, наверно, ты поступил так, как и следовало...
     - Милая... - Он не дал себе воли и только предложил: - Пошли потанцуем?
     Они ушли. Таппенс вздохнула.
     - Ты о чем? - спросил ее Томми.
     - Будем надеяться, что Шейла не перестанет его любить, оттого что он больше не отверженный и всеми гонимый беженец.
     - На мой взгляд, она любит всерьез, - сказал Томми.
     - Да, но у ирландцев всегда все шиворот-навыворот. А Шейла прирожденная бунтарка.
     - Но зачем он обыскивал твою комнату? Из-за этого мы с тобой и дали такого маху.
     Томми, смеясь, потряс головой.
     - По-видимому, он считал, что миссис Бленкенсоп - сомнительная личность. Мы с тобой подозревали его, а он в это же самое время подозревал нас.
     - Ау! - окликнул их Дерек Бересфорд, проплывая со своей дамой в танце мимо их столика. - Вы чего не танцуете?
     И улыбнулся, чтобы подбодрить своих стариков.
     - Они к нам так внимательны, золотые мои, - сказала Таппенс.
     Потом близнецы со своими партнерами уселись за столик к родителям. Дерек сказал отцу:
     - Рад, что тебе в конце концов дали работу. Не особенно интересную, правда, но все-таки.
     - Да, в основном бумаги перебирать, - подтвердил Томми.
     - Не важно. Главное, что ты делаешь полезное дело.
     - А я рада за маму, что ей все-таки разрешили тоже принять участие, - подхватила Дебора. - У нее и вид совсем другой, довольный. Тебе не очень там скучно, ма?
     - Нисколько не скучно, - ответила Таппенс.
     - Ну и отлично. - Дебора помолчала и прибавила: - Когда кончится война, я смогу тебе рассказать кое-что про мою работу. Она очень увлекательная, только страшно секретная.
     - Как интересно! - сказала Таппенс.
     - Еще бы! Но, конечно, летать на самолете еще гораздо интереснее... - Она с завистью взглянула на брата. - Его собираются представить...
     Дерек перебил сестру:
     - Не болтай, Деб.
     - Постой, постой. Что ты такое учинил, Дерек? - спросил Томми.
     - Да ничего особенного, делал свое дело, как все мы. Понятия не имею, почему именно меня выбрали, - заливаясь краской, буркнул молодой пилот. Он смутился так, будто его уличили в самом черном грехе.
     Он встал. С ним вместе встала и тоненькая блондинка.
     - Нельзя пропускать этот танец, - сказал Дерек. - Как-никак, последний вечер моего отпуска.
     - Пойдем и мы, Чарлз, - позвала Дебора.
     Обе пары ушли.
     Таппенс про себя молила бога: "Только бы они были живы-здоровы, только бы с ними ничего не случилось!"
     Она подняла глаза и встретила взгляд Томми. Он проговорил:
     - Я насчет девочки. Может, нам?..
     - Насчет Бетти? Ах, Томми, я так рада, что тебе пришло в голову то же самое! Я боялась, что это только мой материнский инстинкт. Ты в самом деле думаешь?..
     - Насчет того, чтобы нам удочерить ее? А почему бы нет? Ей пришлось несладко, а нам будет радостно, что у нас в доме кто-то маленький растет.
     - Милый Томми!
     Она потянулась через стол и сжала руку мужа. Они сидели и смотрели друг на друга.
     - Мы всегда хотим одного и того же, - сказала Таппенс, счастливая.
     Дебора, танцуя, поравнялась с Дереком и кивком указала ему на родителей:
     - Ты только посмотри на эту пару! Сидят - и за руки держатся. Прелесть, правда? Мы обязаны как-то утешить их, чтобы им не слишком обидно было, что так проскучали всю эту войну...
     
     Примечания
     
     1
     
     Блицкриг (нем.) - молниеносная война.
     
     2
     
     Об упомянутых событиях рассказывается в романе А. Кристи "Таинственный противник".
     
     3
     
     Интеллидженс сервис - служба разведки и контрразведки Великобритании.
     
     4
     
     Пятая колонна - выражение, возникшее во время гражданской войны в Испании 1936 - 1939 годов; так говорили про тайных сторонников генерала Франко и осажденном Мадриде; франкисты наступали на город с четырех сторон ("четырьмя колоннами"). Более широко - группа людей, тайно помогающая внешнему врагу.
     
     5
     
     Согласно древнегреческому мифу, во время Троянской войны греки, чтобы овладеть неприступным городом, пошли на хитрость: построили большого деревянного коня, внутри которого спрятались 300 греческих воинов, и оставили его у ворот Трои. Троянцы втащили коня в город, а ночью вышедшие наружу враги напали на спящий город и после кровопролитной битвы овладели им.
     
     6
     
     Адмиралтейство - военно-морское министерство Великобритании.
     
     7
     
     Борнмут - крупный курорт на южном побережье Англии.
     
     8
     
     Торки - приморский курорт с минеральными водами в графстве Девоншир на юго-западе Англии.
     
     9
     
     "Сан-Суси" (фр.) - "беззаботный, беспечный", широко распространенное название пансионов, вилл и т.п.
     
     10
     
     Маджента - имеется в виду ярко-малиновый оттенок. Краситель, дающий его, изобретен в 1859 году, вскоре после битвы под Маджентой (в честь которой и назван) между Австрией и союзным войском Франции и Сардиния, причем победили союзники. Таппенс явно имеет в виду современную Францию.
     
     11
     
     Спартанцы - жители древнегреческого государства Спарта, граждане которого, по преданию, отличались суровым образом жизни, выносливостью и терпеливостью.
     
     12
     
     Абердин - город и порт на северо-востоке Шотландии на побережье Северного моря.
     
     13
     
     Манчестер - крупный промышленный центр в графстве Ланкашир.
     
     14
     
     Викторианский - в стиле эпохи царствования английской королевы Виктории (1837 - 1901).
     
     15
     
     Обыгрывается легенда о том, как известный журналист, путешественник и политический авантюрист Генри Стенли (1841 - 1904), разыскав в 1871 голу затерявшегося в дебрях тропической Африки ослабевшего от болезни Дэвида Ливингстона (1813 - 1873), знаменитого естествоиспытателя, врача и миссионера, снял шляпу и вежливо сказал: "Доктор Ливингстон, я полагаю?"
     
     16
     
     Сингапур - остров у южной оконечности Малайского полуострова, а также государство на этом острове и его главный город. До Второй мировой войны был британской колонией, во время войны оккупирован Японией, сейчас независимая республика.
     
     17
     
     Эспланада - широкая улица с аллеями посередине, а также ровное открытое место для прогулок.
     
     18
     
     Салоники - крупный город и порт в Греции, в Македонии. Здесь во время Первой мировой войны 1914 - 1918 годов действовала Восточная армия союзников, разгромившая союзные Германии болгарские и турецкие войска.
     
     19
     
     Месопотамия - область между реками Тигр и Евфрат, которая к концу Первой мировой войны была завоевана англичанами.
     
     20
     
     В оригинале романа восклицания Бетти представляют собой искаженные немецкие слова: Putch "путч", Nazi "нацисты" и т. д.
     
     21
     
     Белая королева - персонаж книги "Алиса в Зазеркалье" (1871) английского писателя, математика и священника Льюиса Кэрролла (настоящее имя Чарлз Доджсон 1832 - 1898).
     
     22
     
     Интернирование - лишение свободы передвижения граждан и судов воюющей страны до окончания войны.
     
     23
     
     Мастер - титулование молодого человека, сейчас обычно шутливое или ироническое.
     
     24
     
     Портсмут - крупный порт на юге Англии на побережье пролива Ла-Манш.
     
     25
     
     Наци - сокращенное обозначение нациста, члена национал-социалистической немецкой рабочей партии.
     
     26
     
     Шиллинг - денежная единица Великобритании до перехода на десятичную денежную систему; шиллинговые монеты и банкноты выпускались до 1971 года и равнялась 12 пенсам или одной двадцатой фунта стерлингов.
     
     27
     
     Ипохондрик - чрезмерно мнительный человек, подверженный нервным страданиям и мрачному настроению.
     
     28
     
     Будда (санскр. "Просвещенный", около 563 - между 486 и 473 годах до н.э.) - Сиддхартха Гаутама, сын вождя шакьев, маленького племени в предгорьях Гималаев; в зрелом возрасте стал аскетом, проповедуя основы нового учения, ниспосланного ему - согласно признаваемой его последователями легенде - богами; это учение, позднее названное буддизмом, стало одной из вселенских религий.
     
     29
     
     Сага - древнескандинавское и древнекельтское народно-героическое сказание.
     
     30
     
     Челси - фешенебельный район в западной части Лондона, известный как район художников.
     
     31
     
     Уотерфорд - город и область на юге Ирландской республики на побережье Атлантического океана, где издавна было развито производство стекла и изделий из него.
     
     32
     
     Корк - город и графство на юге Ирландской Республики на Атлантическом побережье, также известен производством изделий из стекла.
     
     33
     
     Кэвелл Эдит (1865 - 1915) - английская медицинская сестра, прятавшая в госпитале Красного креста в Брюсселе раненых английских и французских солдат и помогавшая им бежать из страны. Была схвачена немцами и расстреляна.
     
     34
     
     Сэр Роджер Кейсмент (1864 - 1916) - один из руководителей ирландского национально-освободительного движения, бывший известное время на британской дипломатической службе. Стремился использовать помощь Германии в борьбе против Великобритании. Вез оружие для участников Дублинского восстания 1916 года, был схвачен и казнен по обвинению в государственной измене.
     
     35
     
     Файюм - оазис в Западной пустыне (Египет), к юго-западу от Каира, с древности славившийся плодородием почвы и прекрасными садами.
     
     36
     
     Тутанхамон - египетский фараон, царствовавший в XIV веке до нашей эры и умерший в юном возрасте, имя которого стало известным благодаря тому, что в 1922 году была найдена почти не разграбленной его усыпальница.
     
     37
     
     "П. и О." - крупная судоходная компания, осуществляющая рейсы в Индию, Австралию и на Дальний Восток.
     
     38
     
     Легенда - вымышленные сведения о разведчике, предопределяющие его поведение, поступки.
     
     39
     
     Сафари - охотничья экспедиция в Восточной Африке.
     
     40
     
     "Прекрасный вид" (ит.).
     
     41
     
     Карачи - крупный город и порт в Пакистане на берегу Аравийского моря.
     
     42
     
     Гунны - древний народ Центральной Азии, откочевавший сначала в приазовско-черноморские степи, а в V веке н.э., после объединения с рядом других народов и племен, вторгшийся в Западную Европу, неся гибель и разрушение оседлому населению; переносно "дикие, свирепые, разрушители".
     
     43
     
     Серый порошок - легкое слабительное.
     
     44
     
     Детское народное стихотворение.
     
     45
     
     Уэльс - составная часть Великобритании, расположенная на западе страны.
     
     46
     
     Кеннингтон - город на южном берегу реки Темзы.
     
     47
     
     Ирландское жаркое - блюдо из тушеной баранины с луком и картофелем.
     
     48
     
     Литературная аллюзия - волк, переодетый бабушкой, из "Сказки о Красной Шапочке", впервые обработанной французским писателем Шарлем Перро (1628 - 1703).
     
     49
     
     "Джек Хорнер" - детский народный стишок.
     
     50
     
     Гензель и Гретель - дети бедного дровосека, по настоянию мачехи оставленные на съедение зверям в лесу, персонажи немецкой народной сказки, опубликованной в сборнике сказок братьев Гримм 1812 года.
     
     51
     
     В английском языке звук "ш" передается двумя буквами: SH.
     
     52
     
     Мандарин - европейское название государственных чиновников феодального Китая.
     
     53
     
     Иаиль - библейский персонаж, женщина, убившая военачальника Сисару, которого хананейский царь послал против израильтян (Книга Судей, гл. 4, ст. 18 - 22).
     
     54
     
     Максим Вейган (1867 - 1965) - французский генерал, назначенный в 1940 году главнокомандующим войсками союзников во Франции.
     
     55
     
     Дюнкерк - город и порт на севере Франции на берегу Северного моря, через который в 1940 году эвакуировалась английская экспедиционная армия.
     
     56
     
     В Первой книге Царств (гл. 17, ст. 55 - 58) рассказывается о том, как во время войны израильтян с филистимлянами юный пастух Давид, вооруженный только посохом и пращой с камушками, победил великана-филистимлянина Голиафа, попав ему камнем прямо в лоб.
     
     57
     
     Царь Соломон - царь единого Израильско-Иудейского царства в 965 - 928 годах до нашей эры, прославившийся своей мудростью и богатством.
     
     58
     
     Имеется в виду пьеса "Стремящиеся к морю" (1904) ирландского писателя Эдмунда Синджа (1871 - 1909).
     
     59
     
     Симпатические чернила - используемые для тайнописи чернила, которые становятся видимыми только после нагревания или обработки специальными химическими веществами.
     
     60
     
     Валлийцы - коренное кельтское население Уэльса, сохранившее в определенной степени родной язык, но являющееся в большинстве своем двуязычным.
     
     61
     
     Мятный ликер (фр).
     
     62
     
     Пруссия - одно из наиболее значительных и сильных немецких государств, отличавшееся агрессивной политикой и вставшее во главе объединения Германии в конце XIX века; прусский - в переносном смысле - ограниченный солдафон, пронемецки настроенный националист.
     
     63
     
     Юнкер - крупный немецкий помещик, землевладелец в феодальной Пруссии.
     
     64
     
     Кэдди - в гольфе человек, нанятый для того, чтобы носить клюшки игроков, находить и приносить их затерявшиеся мячи и т.п.
     
     65
     
     Саутгемптон - город и порт на юге Англии, на побережье пролива Ла-Манш.
     
     66
     
     Рододендрон - альпийская роза, кустарник с неопадающими листьями и красными цветами, произрастающий в горных местностях, но разводимый также как декоративное растение.
     
     67
     
     Менестрель - в Средние века странствующий поэт или музыкант в Англии и Франции.
     
     68
     
     Ричард Львиное Сердце - английский король Ричард I (1157 - 1199), один из инициаторов Третьего крестового похода.
     
     69
     
     Роббер - в некоторых карточных играх законченный цикл, состоящий обычно из трех партий.
     
     70
     
     Одно из наставлений, которые давал Сэмюэль Уэллер-старший своему сыну Сэму, слуге мистера Пиквика, из романа "Посмертные записки Пиквикского клуба" (1837) великого английского писателя Чарлза Диккенса (1812 - 1870).
     
     71
     
     Таппенс - так по-английски называется монетка в два пенса.
     
     72
     
     Сюжет фильма "Странствующий менестрель" повторяет известную историческую легенду о том, как, возвращаясь из Палестины, Ричард Львиное Сердце был схвачен врагами и заключен в замок, откуда его спас верный Блондель.
     
     73
     
     Мой король (фр.).
     
     74
     
     Трубадур - средневековый провансальский поэт-певец.
     
     75
     
     Джига - быстрый подвижный танец с резкими движениями, на трехдольный счет.
     
     76
     
     Намек на исторический факт - в первые века нашей эры, когда христиане подвергались жестоким преследованиям, по приказу римских императоров их сжигали заживо, травили дикими зверями и т.д.
     
     77
     
     Ярд - английская мера длины, равная 91,44 см.
     
     78
     
     Обыгрывается строка из стихотворения "Паук и муха" английской писательницы Мэри Хоуитт (1799 - 1888).
     
     79
     
     Слова Миранды, дочери Просперо в трагикомедии Шекспира "Буря" (1612 - 1613, акт V, сцена 1).
     
     80
     
     Анисовое масло - вещество с резким пряным запахом, получаемое из семян аниса, травянистого эфирно-масляничного растения семейства зонтичных.
     
     81
     
     О суде Соломона рассказывается в Библии (Третья книга Царств, гл. 3, ст.16 - 28).
     
     82
     
     Люцифер (лат. "светоносный") - одно из названий дьявола в христианской литературе.
     
     83
     
     Фатерланд (нем.) - родина, отечество.